Аннотация: Отрывок из романа "Полоз и Белокрылка". ТРЕТЬЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "ОТРАЖЕНИЯ-2021", НОМИНАЦИЯ "ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ"
- Гула! Гула! - кричал безусый всадник, правил коня босыми заскорузлыми пятами и мчался во весь опор, объезжая окрестные хутора и селища.
За ним, не успевая угнаться за породистой лошадкой на отцовских крестьянских клячах, с разбойничьим криком неслись дикой ратью тощие мосластые выростки: и кричали, и свистели, и улюлюкали. В прорехи старых латаных-перелатанных одёжин выпирали их острые коленки и локти, но шеи уже были недетские - по бокам от скул к плечам начинали натягиваться тяжи крепких жил. Такие же жилы, ещё слабо различимые под кожей, оплетали руки и цепкие пальцы с обкусанными ногтями. Эти пальцы, привычные к любой работе, крепко держали вожжи, глаза хлопцев сияли, а икрами худых ног они сжимали бока лошади, не давая тощему своему заду биться на скаку о конский хребет.
- Гула! Гула!
Выбегали из домов всполошившиеся бабы и девки, глядели им вслед. Старухи разгибали закостеневшие над грядками спины.
- Речицкие вызывают на гулу! - орали во дворах друг другу мелкие ребята и одним махом перелетали через огородные плетни - спешили поскорее разнести новость.
Мужчины остановили работу; деды и те поднимались с завалинок, бросали недоплетеные корзины, недоколотую щепу. Маленькие мальчонки нетерпеливо прыгали перед матерями, дёргали за фартук, просили разрешения мчаться вслед за старшими братьями. Всем захотелось в место Речицу, всем надо было успеть туда, где яростно будут соперничать мужские ватаги.
В Речице чуть не передрались мужчины.
А начиналось всё так: казаки князя Полозовича, - сытые, бесшабашные, - вмешались в игру выростков на околице, оттеснили ребят, разделились на две ватаги, и чем дольше забавлялись, тем злее, яростнее бросали биту. Сила играла в телах мужчин, ходуном ходили, надувались буграми мышцы на предплечьях и желваки на лицах, спины мерно сгибались-разгибались в красивом широком замахе. Мещане сбежались смотреть; не выдержали, тоже стали ладить рядом свою игру. Подзадоривали сосед соседа, кум кума, молодые мастера и подмастерья закатывали рукава, поддёргивали пояса. И вот вскоре получились две ватаги гульцов и две ватаги стали друг напротив друга. Да только нашёлся кто-то из казаков, кто крикнул непотребное про мещан, те отозвались, называя всадников вороновой добычей. В другое время такое говорить никто не смел, но сейчас у мужиков развязался язык - в гуле все равны, и каждый доказывает свою доблесть сам: хоть ты лихой казак, хоть простой подмастерье. До драки дело не дошло: сотник следил строго, живо остановил. Угрожающе крутил по-татарски и хлестал о землю длинной тяжелой плетью, не давая сойтись ватагам, собиравшимся уже пойти стенка на стенку.
Обошлось.
Парни ярились, но, потрясая кулаками в сторону соперников, понося друг друга за трусость, всё-таки сговорились перенести встречу на завтра.
Тут же послали на поклон к княжескому наместнику нескольких человек - просили объявить начало игрищ и назначить награду победителям. Сивый Голуб в отсутствие Семёна Полозовича решил не срамиться и распорядился варить крепкое пиво в честь состязаний, для чего пустил в расход ячмень из крепостных припасов.
В княжеской броварне живо заварили пиво - липкое, пенное. Пахло праздником, шумной удалью, диким молодецким разгулом - до солёного пота, до горячей крови. И на этот запах, словно пчёлы на мёд, потянулся окрестный народ.
С утра под частоколом предместья на зелёном лугу уже полно было выростков и ребят, даже маленьких: сбежали из домов все, кто только мог бегать. С окрестных селений шли и ехали, густо сидя на пустых не по-ярмарочному возках девушки. Тут же были и молодухи, да и бабы: этим повод потолочься среди людей. Первым - себя показать, вторым - хоть на других посмотреть.
В Озерцах остались плакать две переспелые сестры, дочки богобоязненной тётки Матруны. Матруна не пустила их на игрища; сказала, что русалочья неделя вся сплошь бесовские забавы и распутства. И, сграбастав косы своих девок в ладонь, скрутила их в один жгут, усадила рядом. Злая, заставила читать подряд все молитвы и перебирать старый горох. Девки её изревелись, представляя, как под берёзами без них станут играть в жутки парни с девушками: по секрету будут под коленками ловко передавать друг другу скрученный платочек жутку, а самые лукавые успеют ощупать ноги девушек...
В городе баба Базылиха заперла в клуне-кладовой невестку, но ту выручила младшая Базылихина дочка, весёлая Настасья. И молодки вместе сбежали, да только никто вроде бы не видел их на лугу... И тогда хитрая Базылиха постаралась забыть, да никому случайно не ввести в уши то, что русалочья неделя - самое ярилово время, и об эту-то пору и делаются умычки молодых жён. Соблазнителю сказать нечего - древнее право, от старых времён досталось. "Эх, только бы не вылезло всё на люди!"
Начать игрище решили с гулы. Для этой забавы специально от мещан ездили приглашать кузнеца Матея с далёкого села на место Великого гульца. И Матей встал ни свет, ни заря, чтобы успеть добраться до города к утру.
Слепой Алексей тоже был в толпе зевак, потребовал привезти и его на игрища. Теперь он вслушивался в шум вокруг, ловил разговоры, ноздри его подрагивали и раздувались от волнения. А ведь было время: за ним посылали на хутор, звали быть в гуле Великим!
И вот началось.
Парни из мещан вышли играть в одной дружине; ребята князя Полозовича составили вторую дружину. От казаков Великим гульцом выбрали тяжёлого всадника Федота. Договорились играть с колесом. С ядром гула шла легче, но парням легче не хотелось.
Бабы испуганно загалдели; сколько мужиков покалечило себе руки такой забавой!
- Ядро! Ядро берите, хлопцы! Ай! - высокими голосами кричали тётки. Но их никто не слушал.
Подходили к князю Голубу, тянули жребий, чья дружина будет первой. Бросать колесо выпало Федоту. Дружина мещан побежала по лугу прочь - колесо, брошенное Федотом, упадёт не близко. Стражник Егорий копьём провёл на земле полосу на середине луга и зычным голосом объявил начало игры. Федот поднял тяжкое дубовое колесо, развернулся, широко расставив ступни могучих ног. Лопатки выделились под сукном сорочки, штаны-ноговицы напряглись, обтянули широкий торс, обозначились круглые литые ягодицы.
- Гляди, Федот, не завейся вокруг себя, не обернись волколаком! Из ноговиц выпрыгнешь! - шутили мещане.
Федот ухмыльнулся, зашвырнул колесо в поле, да так сильно, что городские, ставшие на пути колеса, едва успели увернуться. Куда там остановить! Колесо со свистом пролетело десять саженей, дальше юзом по траве, пока его не остановила дружина местичей. Зрители волновались, толпа гудела. Стражник Егорий подошёл, отметил бороздой место, где легло колесо. Теперь предстояло бросать до тех пор, пока не забросишь за черту в середине. А чтобы этого не случилось, дружине соперников надо перехватить и остановить колесо на лету как можно скорее.
Настал черёд бросать Великому от местичей - приглашенному Матею.
Матей-кузнец - высокий, большеглазый, с чёрными кудрями, смоляной бородкой, вышел без сорочки. Его стан был высоко перевязан длинным широким кушаком. У баб сладко замерло сердце, когда они увидели, как ладно слепил Бог молодого кузнеца. Матей раскрутил колесо над головой, показав кусты густого волоса под мышками. Девушки смутились; мужчины одобрительно загудели, тыкали пальцем в сторону Великого. Дружина Матея за его спиной кричала: "А-га! А-га!", и парни стучали плоскими битами по земле, гордясь своим великим гульцом. Матей неожиданно, не примеряясь, швырнул колесо в дружину противника.
"Х-ха!" - выдохнул.
Казаки не ожидали такой силищи - старых игроков в дружине не было, Матея в деле они не видели. Ивану помешал стоявший рядом товарищ, Иван не успел увернуться, колесо на лету задело его по плечу. Тут и остановили колесо казаки, а неудачника пришлось увести. Нет большей засады воину, чем вот так, бесславно выйти из игры да с помятой костью.
На лугу о неудачнике Иване сейчас же забыли: казаки, рассвирепев, ждали нового броска своего Великого - Федота. Зрители только успевали поворачивать головы, женщины закрывали ладошкой рот: играли яростно. Раскраснелись и взмокли гульцы, казаки рвали на себе рубахи от ворота и до пояса, оголяя грудь. Забросить колесо через черту противника не получалось. Наконец, кузнец Матей разозлился и, поднатужившись, послал колесо с подкруткой. Уставшие казаки не успели подставить палки-биты - слишком сильным был бросок.
Колесо легло за их чертой.
Слепой Алексей услышал общий радостный ор: так же радовалась бы толпа, если бы победили казаки. Но теперь все болели за Матея и его дружину.
"Го! Го! Го!" - кричали люди.
А казаки потребовали у соперников отыграться. Все поддержали казаков.
- В озерод! - предложил кто-то новую забаву.
- В потяг! - загудела толпа. - Давайте в потяг!
Алексей заволновался, привстал с места, снова сел, и Софья заметила, как поползли из незрячих глаз по щекам брата мокрые дорожки. Она оглянулась, выискивая деда Карпа, но тот куда-то скрутился, оставив её со слепым братом и княжичем. Лицо Алексея кривилось, грудь высоко вздымалась, он тянул шею, словно мог увидеть то, что происходит на лугу.
В потяг тем временем выстроились две цепочки и мужчины спелись предплечьями: одной дружине предстояло перетянуть соперников через черту на свою сторону. Великие - Матей и Федот - соединили руки, замерли в ожидании. Девушке Ганне, дочке пана старосты, доверили махнуть платочком. Глупая девка вскинула платок и так медленно его опустила, что мужчины, напрягшись в ожидании, рванули не в лад. Цепь порвалась, но Матей с Федотом, не в силах сразу вот так расцепить напрягшиеся руки, боролись до тех пор, пока краска не пошла на лица, вены вздулись на предплечьях и шеях. Сдался Федот. Позволил себя перетянуть. Падали на сторону Матея, друг на дружку, и откатились, разметавшись по траве. Лежали - грудь колесом у каждого, пыхтели, дышали тяжко, косились на соперника. Потом Федот встал, насупившись, отошёл к казакам. Мял руку - он потянул себе жилу.
Дружина Полозовича снова не отыгралась. А на место богатыря Федота им поставить некого. Тогда Софья приказала княжичу бежать к казакам и кричать что есть силы, чтобы взяли в потяг Алексея Песоцкого.
Михайло понёсся быстрее ветра.
Подбежал и со всего опора боднул воина, стоявшего к нему спиной. И, не обращая внимания на ладонь казака, взлетевшую для увесистой затрещины, яростно закричал тому в лицо:
- Песоцкого Лексея берите в потяг!
Слова услышали.
Люди показывали пальцем на мальчишку. В толпе понеслось:
- Слепого Лексея в потяг заместо Федота!
- Песоцкого к нам! - согласились воины Полозовича.
Княжич Михайло вывел слепого и поставил на черту в середине луга. Тут же казаки подхватили Алексея под локти, выстроились цепью и позволили нахаленку остаться рядом, чтобы подать слепому сигнал к началу, потому что хитрый Михаил заявил, что "У дядьки Лексея другим голосам веры нет".
Песоцкий не подвёл. То ли звонкий голос княжича вселял в него веру в нерастраченную силушку, то ли ступня соседа по потягу, плотно приставленная к его, Алексеевой, ступне, вовремя дрогнула, подсказав тянуть что есть мочи, - но Алексей выдюжил и перетянул за черту дружину речицких гульцов.
Казаки отыгрались.
Михайло, чувствуя себя героем дня, стал кувыркаться по траве. Заразившись весельем, пошли ходить на руках и выкидывать коленца гульцы обеих дружин. Жаль, ни дудок, ни охотничьих рожков ни у кого не было под рукой, но у одного пастушка оказалась с собой сопилка, и пастушок, как сумел, выдул из своей дудочки весёлые трели. Зрители были довольны. Расходились с неохотой, обсуждали всё, чему были свидетелями.
На луговине остались стайки девушек и дети. Парни поспешили в придорожную корчму, а гульцы - в посад, где их ждало дармовое княжеское пиво, вдоволь пива и сухих чуть подсоленных коржиков.
Казаки увели за собой Песоцкого.
Положив руки на плечи слепому, говорили громкими голосами ему сразу в оба уха, хлопали по спине; Алексей пожимал им предплечья и был счастлив. А Софья велела деду Карпу оставаться на возу возле корчмы и ждать, сколько понадобится, чтобы доставить домой брата. А сама под охраной Михаила пошла в Озерцы пешком. Мальчишка мечтал тоже задержаться с дедом в Речице, где все ребята знали его, а он знал их, но других мужчин провожать Софью не было. Он вздохнул и поплёлся следом за ней: такое оно, мужское дело.