Святой мог избавить страждущих от любой хвори, но давались ему эти чудесные исцеления непросто. Поначалу-то, как уразумели все, что Святой принимает хвори на себя, а не так запросто рукой стряхивает, люди подходить к нему не решались. Вроде как совестливо на другого свои беды перекладывать, а уж при народе особенно: исцелитель сидел на площади день-деньской, да и спал там же.
Одним из первых прибежал отец с сынишкой на руках, малютка горит весь и язвами покрыт - смотреть жутко. Отец рухнул в пыль перед Святым, исцели, мол, родную кровинушку. Тот на ребятёнка дунул, руку ко лбу ему приложил и молвил: "уйди всякая зараза прочь, оставь малого сына, да слабую дочь". И враз с малютки вся зараза сошла, но сам исцелитель вдруг в пыль повалился, скрючило его сильно, язвы повыскакивали; на него, значится, перешли. И такие страшные, что отец про всякую благодарность забыл, схватил сынишку своего в охапку и быстренько убрался восвояси. Народ перепугался очень, но ненадолго.
Вскоре, вернув какому-то бедняге зрение, Святой лишился одного глаза. Хорошо ещё, что слепой успел произнести: "...хочу вновь узреть красоту мира, молю, верни мне глаза, хотя бы один, хватит и этого", иначе пришлось бы к Святому поводыря приставлять. А других слепых в городе не было. И это хорошо, особенно для Святого.
Но других много нашлось хворых, да увечных, ну и потянулись они все на площадь - кто за парой зубов молодых, а кто и за ногой. Всё больше ночью, словно прятались от кого-то, а кто по-наглее - те уже и днём приходили. Наступил день, когда здесь побывал каждый. Тут и астрологом быть не надо, чтобы понять, сколь недолго Святому осталось исцелениями заниматься. Круглая луна не успела месяцем смениться, как он уже не мог ни ходить, ни разговаривать, дышал и то еле-еле. Стал Святой похож не на святого, а на нечисть ужасную, какую нынешний молодняк любит на стенах малевать. Вчерашние немощные дорогу на площадь забыли, некому было даже наполнить деревянную чашу целителя водой; все уже просто ждали, когда он отправится в свой лучший мир. Где ему, если подумать, самое место.
Город тот хоть и небольшой был, но и там свой мудрец проживал. Так себе мудрец, ничего особенного, из пыльных книг непонятных слов понабрался, из-за чего среди простолюдинов мудрецом и прослыл. Забил голову метафизиками разными, которые человеку нормальному ни к чему и даже мешают. Однако, Святой и его история мудреца заинтересовали. Не как всех остальных, а по-своему - мудрёно.
Когда площадь стала совершенно пуста днём и ночью, а весь город ожидал благополучного избавления от ноши, мудрец пришёл к Святому. Лечить ему было нечего, но "не ухватить свою крупицу благодати глупо, от исцелителя уже не убудет", - подумал мудрец. "Я стар и скоро умру", - произнёс он, аккуратно присев рядом с циновкой Святого. "Жизнь человеку даруется небом, а болезнь и старость отнимают её, - продолжал мудрец, - я не хочу умирать, смерть несправедлива, я ещё столько должен успеть. Исцели меня от старости и смерти, дай мне жизнь вечную", - не очень скромно попросил он. В ответ Святой вытаращил свой единственный глаз, зашевелил мертвенно бледными губами, захрипел, но дар речи уже покинул его. "Я не так много прошу", - слукавил мудрец. "Я люблю людей и буду приносить им добро", - беззастенчиво врал он. На губах Святого лопались кровавые пузыри, он уже различал дорогу наверх и влажные листья небесных садов, но у него оставалось ещё несколько вздохов. Мудрец это заметил и понял, что и у него самого времени осталось немного. "Я буду исцелять людей, буду делать всё, что делал ты, кто-то ведь должен это делать", - выпалил он чудовищную ложь...
Святой уже миновал охрану и наслаждался ароматами невиданных на земле цветов, когда мудрец поднялся, отряхнул колени и зашагал прочь. "Печально, я ведь мог успеть, ещё немного и я бы его уговорил", - думал он. Старик шёл по узкой улочке, смотрел себе под ноги и не замечал, что город вымирает. Исцелённые лишались совсем недавно обретённых конечностей, задыхались, слепли, покрывались моровыми язвами и умирали. Все - и стар, и млад. Мимо шёл человек, который мог исцелить их всех одним взглядом, но он шёл мимо. Он думал о святости, вечности, метафизике и прочих странных вещах. Он перешагивал через тела и шёл домой. У мудреца впереди была целая вечность для переворачивания пожелтевших страниц. В мёртвом городе, среди истлевших тел, но он об этом ещё не знал.
- Ты должен был выбрать человека заранее. Нельзя передавать Дар случайным людям, не каждый может нести его. Я всегда тебе говорил, что каждому - своё.
- Отец, мне кажется, что я поступил справедливо. На этот раз все получили именно то, что их.
- Неужели?
- Я не могу ошибаться, отец, ведь я сын твой. И отправь, наконец, кого-нибудь за нектаром, уже который день от жажды умираю. - Сказал бывший Святой, повертел в руках пыльную деревянную чашу и чему-то улыбнулся.
На земле пошёл снег и северный ветер затянул свою печальную песню. Мудрецу же пришлось отложить книги, чтобы заняться ставнями и дровами.