Аннотация: Воспоминания о НИИ строительства и архитектуры
Светлой памяти Ивана Георгиевича Савелова (1928-2018)
1. Ефрем Кириллович Калашников
С 1985 по 1988 год я работал в городе Фрунзе, ныне Бишкек в НИИСА - НИИ строительства и архитектуры при Госстрое Киргизской ССР старшим научным сотрудником первой лаборатории, лаборатории стройматериалов. Руководил лабораторией к.т.н. Ефрем Кириллович Калашников. В свое время он работал в стройлаборатории, занимался растворами для кирпичной кладки, собрал материал и защитил кандидатскую диссертацию. Когда весной 1985 года я устроился на работу, мне была предложена тема: ' Применение живой воды для затворения бетонных смесей'. В те годы была в моде живая и мертвая вода, во многих отраслях народного хозяйства Союза велись научные исследования по применению живой воды. Потом выяснилось, что всё это, в общем - туфта, но тогда... Для исследовательских целей был изготовлен прибор, который производил живую (ощелоченную) и мертвую (окисленную) воду. Прибор был изготовлен руками Саши Карстена. Помните Гошу из фильма 'Москва слезам не верит'? Саша Карстен был своим, местным Гошей, умельцем на все руки.
В комнате, где было моё рабочее место, работали ещё 5 человек. Обеденный перерыв в институте начинался очень рано, с 10:30. Это было связано с тем, что на одной территории с институтами был УПТК фрунзенского ДСК, а столовая была одна на всех, поэтому надо было успеть пообедать до того, как придут рабочие, иначе работникам институтов ничего не достанется. После обеда я неожиданно для себя обнаружил, что остался в комнате один. На столе завлаба лежал журнал посещения сотрудников, заглянув в который я увидел, что завлаб записал, что после обеда он будет в министерстве, остальные работники записались в РНТБ (республиканская научно-техническая библиотека). До конца работы (17:00) было еще далеко. За несколько часов до конца работы я почувствовал, что проголодался. В комнате стоял холодильник. Открыв его, я обнаружил, что он был пуст, но наверху на дверце было много яиц. Они оказались вареными и я съел два яйца. Наутро я принес из дома два вареных яйца и положил на место съеденных. Об этом я рассказал сотруднице Лене Субботиной. Она выслушала меня с широко раскрытыми глазами и ртом и в конце тихо произнесла:
- Вам не было плохо?
- Отчего? - спросил я.
- Эти яйца очень давно там лежат...
- Не волнуйтесь, всё нормально,- сказал я.
Калашников числился завлабом, но он совершенно не руководил людьми, поскольку не мог и не хотел быть руководителем. Свободный ученый, он приходил на работу и уходил с работы, когда хотел, в обеденный перерыв мог часами играть с индусами в настольный теннис на третьем этаже (индусами называли работников института Индустройпроект, находившегося на третьем этаже здания). От своих подчиненных Калашников ничего не требовал - ни работы, ни порядка. Удивительно, как лаборатория выполняла план, но каким-то непонятным образом в конце квартала процентовки подписывались и жизнь в лаборатории шла своим ходом. Потом я разобрался, как это работало. В то время в первой лаборатории разрабатывались три темы. Одна - моя, вторая - довольно серьезная тема, связанная со строительными конструкциями, ее вел руксектора к.т.н. Кузнецов Петр Семенович, умный, крутой мужик, бывший работник института союзного значения 'Киргизовцепром', в его подчинении были два старших научных сотрудника и несколько инженеров. Официальным руководителем темы был директор института, заслуженный строитель Киргизской ССР, к.т.н. Иван Георгиевич Савелов.
Ефрем Кириллович Калашников был увлечен одной идеей. Будучи специалистом по стройматериалам, он пришел к оригинальному заключению, что самой оптимальной формой заполнителя для бетона при изготовлении всех без исключения железобетонных конструкций является правильный тетраэдр с размерами ребер 10 мм. Только тетраэдр и только 10 мм. Не тщательно подобранный состав из щебня, гравия, всевозможных песков, как учили нас, бывших студентов, и что было во всех учебниках и методичках, в составлении которых Калашников, кстати, принимал участие, а правильный тетраэдр. Он показывал мне многостраничные выкладки, так называемые рекогносцировочные расчеты, доказывающие колоссальную эффективность применения нового строительного материала. Экономическая эффективнось, впрочем, как я убедился позже, во многом зависела от того, как ее считать, а считать можно по-разному. Ладно, Б-г с ними, с расчетами, но где же взять такой заполнитель? Ответ был простой - его надо изготовить! Для начала был изготовлен небольшой станок, руками того же Саши Карстена. Прибор представлял собой нечто похожее на ручную мясорубку, в которую засыпали сырье, надо было вручную вращать рукоятку, к которой был присоединен внутренний вал. На валу были треугольные вогнутости, а на станине - такие же выпуклости, на выходе должны были получаться правильные тетраэдры нужных размеров.
- Всё хорошо,- говорил Ефрем Кириллович, станок хорошо формует, но проблема в том, что подвижный вал забивается тетраэдрами и никак их оттуда не извлечь.
- Что я только ни пробовал надевать на вал,- говорил Калашников,- ткани всевозможные, различные виды бумаги - ничего не помогает.
И действительно, все материалы были недостаточно гибкими, а если тетраэдры выходили, то выходили с поломанными углами или вообще непонятной формы. И тут я ему сказал:
- А давайте, попробуем презервативы! Материал тонкий и, если хорошо натянуть презерватив на вал, будет именно то, что надо - гибкий, упругий, прочный.
- А ты можешь их достать? - спросил Ефрем Кириллович, как будто в стране был страшный дефицит резиновых изделий ?2. Наутро я принес на работу несколько презервативов. Было любо дорого смотреть со стороны, как двое работников, один инженер, другой завлаб, кандидат технических наук, в рабочее время старательно напяливают презерватив на внутренний вал. Но что вы думаете, несколько оборотов вала, и станок Саши Карстена выбросил на гора несколько десятков вполне приличных заполнителей для бетона! Потом, правда, презерватив порвался, бедный, он не был рассчитан на подобные нагрузки. Надели второй презерватив - тот порвался еще быстрее. Третий порвался во время надевания на вал. Короче говоря, идея с изделиями ?2 оказалась экономически нецелесообразной. Жаль, что в те далекие времена не было супертонких и суперпрочных изделий, которые продаются сейчас в любом Суперфарме...
2. Людмила Григорьевна Матвеева
Третья тема первой лаборатории называлась 'Применение отходов аминокислотного производства при изготовлении бетонов и растворов'. Вела тему старший научный сотрудник без ученой степени Людмила Григорьевна Матвеева, талантливый и опытный инженер. Она в конце 60-х - начале 70-х годов прошлого века руководила заводской лабораторией на КПП треста 'Сельстройиндустрия'. С Людмилой Григорьевной работали два научных сотрудника и три инженера. Также на теме 'антибиотики' числилась завхимлабораторией Касымова Цунжар Момузовна.
Яркой, видной женщиной была Людмила Матвеева. Часто она 'приносила' на работу где-то добытые факты, которые она подавала так, что ни у кого не могло остаться и капли сомнений, что это истина. От нее я услышал о вреде крупнопанельного домостроения. Матвеева где-то вычитала, что проводились опыты на мышах, которых заставляли жить в крупнопанельных домиках. Оказалось, что седьмое поколение мышей, живших в этих условиях, не давало потомства. Правда, как я ни пытался найти где бы то ни было подтверждение этому факту - найти не мог. Не смог и сейчас, после основательного 'прогугливания' этого тезиса.
Рядом, в полукилометре от НИИСА был завод антибиотиков. Основной его продукцией был биомицин в качестве добавки для корма скота. Тогда я жил в городке Строителей, немного севернее от этого завода. Очень часто вечерами, когда с гор спускался приятный свежий ветерок, одновременно с ним с завода антибиотиков шел противный, тошнотворный запах - это завод выпаривал биомицин и из его заводской трубы шел мерзкий дым на наш городок. Завод антибиотиков был закрытым заводом, без пропуска туда было не пройти, но как-то раз, когда Матвеевой понадобилась моя помощь, т.е. банальная физическая сила, потребовалось что-то принести или отнести, я попал на этот завод. Мы имели дело с главным технологом завода, женщиной, и я, набравшись смелости, спросил ее, почему именно вечером, когда люди в городке Строителей отдыхают, они травят нас этим дымом. На что главный технолог с обидой в голосе ответила, что ни я, ни подобные мне жители городка ничего не понимают, подумаешь, запах! На самом то деле он, завод антибиотиков, даёт нам возможность бесплатно дышать крайне полезным антибиотиком, так что, оказывается, мы должны были быть им еще и благодарны. Недавно я смотрел по каналу ОРТ интервью Владимира Познера с экспертом ООН по химической безопасности Валерием Петросяном. Эксперт сказал буквально следующее: 'Неприятный запах - это токсичное для организма вещество. Это однозначная вещь. Люди должны понимать, что когда они ощущают неприятный запах, это означает, что они должны срочно покинуть это местоположение. Это отравление'. Главный технолог завода антибитиков, ау-у!!
На заводе антибиотиков была выпущена опытная партия искусственных аминокислот: лейцина, изолейцина, триптофана. При постоянном производстве аминокислот должно было быть огромное количество отходов, которые пришлось бы где-то 'хоронить', на что ушли бы многие-многие гектары пахотных земель. Матвеева предлагала 'хоронить' отходы в бетонах. Согласно ее исследованиям, химдобавки, получаемые при простой обработке отходов аминокислот, имели пластифицирующий эффект, т.е. позволяли при их добавлении в бетонную смесь сократить расход цемента, идущего на изготовление бетонов. Более того, как оказалось, добавка оказалась суперпластификатором, т.е. позволяла экономить цемент в действительно ощутимых количествах. Таким образом, одним ударом сразу убивалось несколько зайцев: цемент экономили, пахотные земли не гробили, отход (очень вредный и вонючий) утилизировался, 'хоронился'. На время моего прихода в институт и до конца истории с этой работой, работа считалась самой блестящей, самой перспективной, самой экономически эффективной работой НИИСА. Это неоднократно отмечалось Госстроем республики, о работе писали в газетах, показывали по телевидению и.т.д.
Ну, и конечно, надо было отдать должное самой Матвеевой. Условия для нее и работников группы были просто потрясаюшими. Сама Людмила Григорьевна приходила на работу, как Калашников, когда хотела, кроме того, когда наступало время квартальных отчетов, она вообще не приходила на работу, т.к. 'работала дома'. Кроме того, что она была талантливым инженером, у нее был на редкость пробивной характер. Ей удалось доказать в соответствующих инстанциях, что те материалы, с которыми работала ее группа, очень вредные и опасные, более того, поскольку это были отходы микробиологического производства, ее работа была приравнена к работе 'с трупными материалами'. А отсюда - льготы: сокращенный на на 10% рабочий день, 10% надбавка к зарплате, увеличенный на 10% отпуск, молоко за вредность и, в конце концов, более ранний уход на пенсию, которая, естественно, была бы на 10% больше обычной. Ну, и конечно, премии Госстроя республики. Сама Людмила Григорьевна раз в квартал летала в командировки в г.Ереван, где находился головной институт Союзного значения по аминокислотам.
А кто же был научным руководителем этой блистательной работы? Читатель, конечно же, догадался: Иван Георгиевич Савелов.
3. Ким Григорьевич Манаенко
Ким Григорьевич Манаенко появился в НИИСА в конце 1985 года. Двадцать лет он проработал на строительстве андижанской плотины в Узбекистане. Будучи завлабом, он защитил кандидатскую диссертацию по теме 'Применение лещадных заполнителей для изготовления бетонов'. Строительство закончилось, Манаенко переехал во Фрунзе и купил дом на севере города. На работу он устроился в НИИСА в лабораторию, которая занималась вопросами экономики.
В 1986 году Госстрой решил освободить Калашникова от должности заведующего первой лаборатории. Савелов назначил Матвееву и.о.завлаба. Но должность завлаба выборная, нужно объявить конкурс на замещение вакантной должности, опубликовать соответствующее объявление в республиканской газете 'Советская Киргизия'. Делать нечего, написали объявление. Кто же подал заявление на конкурс? Первой была, конечно, Матвеева Л.Г. Опытный инженер, ведущий исполнитель самой блистательной работы института. Второй кандидатурой был доктор хим. наук, если я не ошибаюсь, по фамилии Такырбашев. Третьм был Ким Григорьевич Манаенко.
Вроде бы, по всем параметрам должен был пройти Такырбашев: доктор наук, киргиз... Но было одно 'но'. Доктор был исключенным из партии. Не беспартийным, а исключенным. То ли за пьянство, то ли по какой-то другой причине - но исключенным из КПСС, а это было нехорошо. Матвеева была очень хороша - самая молодая из трех, блистательный инженер. Но не член КПСС и без ученой степени. Таким образом, Манаенко прошел 'на ура' - кандидат наук, член партии, бывший производственник - одни плюсы, ни одного минуса! Итак, Ким Григорьевич Манаенко был избран заведующим первой лаборатории.
Первым делом, Ким Григорьевич занялся моей работой. Работа с живой водой за несколько месяцев до этого была отставлена в сторону, я уже занимался золой ТЭЦ, т.е. примененим золы-унос Фрунзенской ТЭЦ в приготовлении бетонов и растворов. И сразу же, благодаря Манаенко, тема раскрылась и засверкала новыми гранями, работа пошла легко, продуктивно. С Манаенко было приятно и легко работать. Очень опытный, умный, грамотный специалист, работа с ним была сплошным удовольствием! Спустя несколько лет, я перешел на другую работу, но работая на новом месте, я сохранил дружеские и творческие отношения с К.Г.Манаенко и мы еще несколько лет, практически до самого моего отъезда в Израиль, плодотворно сотрудничали.
Разобравшись с моей темой, Манаенко занялся работой Л.Г. Матвеевой, для чего попросил ее предоставить ему все наработанные материалы, в чем ему было тут же категорически отказано.
- Кто Вы такой, чтобы давать Вам разработки?- сказала Матвеева.
- Я руководитель лаборатории и я должен знать, чем занимаются мои работники,- ответил Манаенко.
- Извините, Ким Григорьевич, но мой руководитель - Савелов И.Г., так что я Вам ничего не дам без его разрешения, - ответила Матвеева.
Манаенко пошел к Савелову и, естественно, все разработки группы Матвеевой вскоре были уже на столе завлаба. Что сделал Манаенко? Он проверил составы бетонов с химдобавкой на практике и обнаружил, что... добавка - никакой не суперпластификатор, даже не пластификатор. Никакого эффекта не подтвердилось. Манаенко снова проверил составы и убедился в абсолютной бесполезности добавки. После этого (Манаенко в таких случаях действовал точно и методично), была создана компетентная группа из специалистов Института, во главе с Татьяной Глушаковой, умной и принципиальной молодой женщиной, которая проверила составы и тоже подтвердила полную бесполезность добавки, и как следствие, всей работы группы Матвеевой. В конце концов пришлось вынести мусор из избы, об этом узнали в Госстрое республики. Оказалось, что группа Матвевой годами занималась как бы помягче выразиться, мошенничеством.
Госстрой потребовал разобрать это дело на открытом партсобрании института. И тут грянуло новое время, которое потом назвали перестройкой. Это было время, когда простое отчетно-перевыборное профсоюзное собрание продолжалось не 20 минут, как обычно, а двое суток. Это было время, когда народ, опьяненный невесть откуда-то сверху упавшей на него гласностью, свободой буквально опьянел, как пьянеют от вдыхания перенасыщенного озоном воздуха. Настал день открытого партсобрания. На нем было два вопроса. Первый - обсуждение Екатерины, крановщицы института, решившей с семьей переехать на пмж в Германию и второй - обсуждение работы Л.Г. Матвеевой, связанной с утилизацией отходов аминокислотного производства. Вела собрание Марина Михайловна Деглина, секретарь парторганизации института. Марина Деглина - высокая, стройная, худощавая, красивая женщина, в то время была заведующей третьей, сейсмологической лабораторией. Марина была из тех редких женщин, при общении с которыми хотелось поправить прическу, одежду, чтобы выглядеть лучше и хоть как-то соответствовать тому возвышенному образу, который являла Марина. Марина Михайловна - дочь бывшего председателя Госстроя Республики Хохлачева Михаила Егоровича. Марина рано овдовела. Я хорошо помню, как Марина читала нам, инженерам смежных лабораторий лекцию о причинах разрушения зданий во время армянского землетрясения 1988 года, куда она выезжала в составе группы специалистов республики. Лекция была исключительно интересной, иллюстрировалась фотографиями и слайдами.
Подняли крановщицу.
- Есть вопросы к Екатерине?- спросила Марина Михайловна.
- Почему вы решили уехать в Германию? - спросил ее Петр Семенович Кузнецов.
- Потому, что мой муж немец и в Германии у него много родственников,- ответила Екатерина.
- Вы уедете в Германию, а кто будет заботиться о ваших родителях? - не унимался Петр Семенович.
- Мои родители умерли,- ответила Екатерина.
- А кто будет ухаживать за их могилами?
- Здесь, во Фрунзе остается моя сестра, она будет ухаживать за могилами.
- Я против!- заявил Кузнецов.
- Против чего? - это уже спросила у Кузнецова Деглина Марина Михайловна.
- Против того, чтобы Екатерина уезжала в Германию.
- Петр Семеныч, поймите,- сказала Деглина, - мы здесь на собрании не можем решать, ехать или не ехать Екатерине.
- А для чего мы это обуждаем?- спросил Кузнецов
- Для того, чтобы... ну, просто райком партии просил формально обсудить этот вопрос на партсобрании. Но мы здесь не можем решать за Екатерину, как ей вести себя в этой ситуации,- пыталась объяснить Деглина.
Короче, говоря, с грехом пополам, замяли это вопрос и перешли к следующему.
Матвеева на собрании отсутствовала, тем не менее, ей крепко попало. Немного, как бы рикошетом, досталось и Ивану Георгиевичу. В результате всего, вся вина была возложена на Матвееву. В результате всего, Матвеевой позволили тихо уйти из НИИСА по собственному желанию. Савелова немного пожурили в Госстрое и тихо замяли дело. Видимо, не впервой Госстрой занимался такими делами. Так бесславно окончилась история темы по применению отходов аминокислотного производства. Потом, помнится, я встретил Матвееву и она уверяла меня, что был, был тот самый суперпластифицирующий эффект и ей непонятно до сих пор самой, как так получилось, что этот эффект не подтвердился.
4. Иван Георгиевич Савелов
Заслуженный строитель республики, к.т.н. И.Г.Савелов был первым директором НИИСА.
Савелов Иван Григорьевич был легендарной личностью. Яркий, опытнейший специалист по строительству, в особенности по технологии бетона и железобетона. В свое время он закончил Ростовский институт и получил направление в Киргизию, в г.Фрунзе. Савелов работал начальником цеха, главным инженером, директором завода ЖБИ-1, первого и самого крупного железобетонного завода республики. Потом он долгое время работал в Политехническом Институте, был первым деканом инженерно-строительного факультета. Лекции его были такими же яркими и интересными, как сам Иван Георгиевич. Его лекции изобиловали множеством примеров из его богатейшей производственной практики, перемежались примерами, шутками, анекдотами. И, конечно же, сам предмет он знал как Б-г. Вот один пример, который не могу забыть.
Мы были уже на последнем, четвертом курсе. Савелов пишет на доске формулу:
Б = Ц + П + Щ + В + М
- Как вы думаете, что означает эта формула?- задает Савелов вопрос аудитории. Студенты отвечают, что это формула бетона.
- Правильно! -А что означает каждая буква?- спрашивает Иван Георгиевич. Студенты отвечают: Ц - цемент, П - песок, Щ - щебень, В - вода.
- Верно. А что такое М?- задает Савелов свой коварный вопрос. И тут посыпались неуверенные ответы: - модуль крупности - нет! местные добавки - нет! модуль упругости - нет! Всё что ни скажут - нет! Савелов намекает, что это очень-очень важный компонент! - Никто не знает. И тут Савелов, выдержав многозначительную паузу, произносит:
-МОЗГИ!-(имелся в виду грамотный подбор состава бетона). Букву "Г" он всегда произносил на украинский манер. Такое не забывается!
На его экзаменах по технологии бетона и железобетона двоек и троек не было. Только четверки и пятерки. Студенты любили, обожали Ивана Георгиевича, а также предмет, который он вел. Незабвенный Иван Георгиевич! Помню, как он рассказывал о технике безопасности.
- И вот, в пропарочную камеру мостовым краном уложены все изговленные за вечернюю смену изделия. На дворе ноябрь-месяц, вечерами уже холодно. Двое рабочих, Вася и Гриша, спустились в пропарочную камеру, там сухо и тепло! На дне камеры они прилегли и... уснули. Вечерняя смена, в открытом цеху света мало, два фонаря и прожектор на кране. Крановщица мостового крана Маша видит, что камера заполнена, бригадир Федя слышит ее команду о закрытии камеры, берет стропы с крюками, каждый из 4-х крюков заводит по очереди в строповочные петли крышки пропарочной камеры весом в две тонны. Никто не проверяет содержимое камеры, крановщица Маша не видит ничего особенного, в камере темно, Вася и Гриша мирно спят в камере. Крышка поднимается, бригадир устанавливает ее аккуратно, чтобы каждая сторона крышки попала в песчанный затвор камеры и освобождает крюки крана.
Камера закрыта, бригадир Федя открывает вентиль и острый пар медленно поступает в камеру... Жуткое зрелище было утром, когда открыли пропарочную камеру и увидели два сварившихся безжизненных тела. Это тяжелое зрелище усугубляла небольшая деталь, на которую обратили внимание позже, когда извлекли изделия. В камере для распределения пара имелись перфорированные металлические трубы, так вот, в отверстиях этих труб было натыкано много-много спичек. Отчаявшиеся рабочие пытались как-то спастись... Криков этих несчастных никто, естественно, не слышал.
Яркая творческая личность, Савелов написал много трудов по специальности. Кроме всего он, будучи греком по национальности, написал книгу 'Греки', в которой описал историю греческой цивилизации а также рассказал об ярких представителях - греках Киргизской ССР. Эта книжка есть и в нашей семье, Иван Георгиевич прислал ее моим родителям в Израиль, я читал ее. Интересная книжка, не обошлось, правда, без казусов. В конце книги автор делает вывод о том, что во всем мире существует всего лишь три великих народа, имеющих монументальные эпические произведения: 1 - русские со своим 'Словом о полку Игореве', 2 - киргизы со своими 'Семетеем' и 'Манасом' и, естественно, 3 - греки с их 'Илиадой' и 'Одисеей'. То, что автор не упомянул ни карело-финов с их "Калевалой", ни французов с их 'Песнью о Роланде', ни евреев с их 'Исходом' из Ветхого Завета - ну что тут поделаешь!
В прошлом, 2018 году Савелов ушел из жизни в возрасте 90 лет. Да будет земля тебе пухом, незабвенный Иван Георгиевич! Большой души был человек!
Я помню, как видел Савелова последний раз во Фрунзе. Это уже был Бишкек. Декабрь 1990 года. Мои родители уже попрощались с немногочисленными провожающими, сели в вагон поезда, едущего в Москву. Из Москвы они летели через Будапешт до Тель-Авива. Я тогда еще не уезжал в Израиль, но ехал вместе с ними, для того, чтобы проводить их до вылета из Шереметьева. Время было неспокойное, смутное. Было рискованно лететь на самолете, потому что в любой момент рейсы Аэрофлота могли отменить без объяснения причин. Когда по громкоговорящей связи объявили о том, что поезд Фрунзе - Москва отправляется, рассеялась немногочисленная горсть людей, провожавшая родителей и вдруг на перроне появился Савелов в сером пальто. Он пришел проводить двух старых друзей, моих родителей, с которыми был дружен всю свою жизнь в Киргизии. Он немного опоздал... Родители уже прошли в вагон. Я всё еще стоял в тамбуре вагона. Иван Георгиевич был один, необычно одинокий, потерянный. В холодном воздухе декабря стояла тоска, она была материально ощутима. Савелов подошел к вагону. Поезд тронулся, я несколько раз окликнул его, но он меня не услышал. Поезд медленно набирал ход...