Как-то раз под Новый Год мы сели в кружок и стали обсуждать будущую елку. Каждый раз наряжать одно и то же страшно надоело, а новое в голову не приходило. Точнее, приходило, но как-то так. Не очень выполнимое или не очень стоящее.
- А давайте вообще наряжать не будем! - предложила Ольга.
Она была у нас в гостях и планировала отмечать новый год в другом месте, поэтому ей было все равно. Она хотела заняться чем-нибудь более интересным. Например, прогуляться. Погода на улице и правда стояла чудесная - легкий морозец, пушистый снежок. Одним словом, самая новогодняя погода. Жаль только, что на сам Новый Год обещали дождь. Что ж, как всегда...
Ну уж нет, - возразил Мелкий, который, мало того, что был самым мелким, так еще и жил у нас уже целую неделю. - Елка у нас будет. Вот только какая?
Он стал чесать в затылке. А что он еще мог? В обычной квартире сложно устроить феерию, это известно всем. У Мелкого родители, например, укатили в Швейцарию на все каникулы, а его не взяли. Он на них был не в обиде. Знал, что они бы его с удовольствием взяли, но он сказал, что уже с нами договорился. А его слово, сопливого второклашки, да еще единственного в семье, закон.
- Что мне там делать, в Швейцарии-то? - сказал он. - На лыжах кататься я не умею, и нога у меня больная. С вами веселее.
Ясно, что с нами веселее - народ собрался от пятнадцати до двадцати пяти. Но восьмилетнего Мелкого мы уважали - уж очень он был едок на язык и не по возрасту сообразителен. Что же касается ноги Мелкого - то он растянул сухожилие пару недель назад. Мы его в связи с этим очень жалели, тем более, что он был двоюродным братом обожаемого всеми Папы Джона.
О Папе стоит сказать пару слов отдельно. Когда о нем говоришь друзьям, они предполагают, что он этакий здоровенный добродушный негр преклонного возраста. На самом деле Папа Джон - тщедушный очкарик двадцати двух лет от роду. Он настолько открыт и обаятелен, что ему всегда хочется дать в долг без отдачи. Делать этого не следует, потому что Папа Джон будет мучиться и не спать ночами до тех пор, пока не отдаст вам все до копейки. Волосы Папы закручены природой в такие тугие колечки, что один новый член нашей команды осмелился предложить переименовать Папу в Барана, за что в ту же секунду превратился в Барана сам, и называется так по сей день.
Кстати, Баран тоже присутствовал на этом обсуждении елки. Да не один присутствовал, а с любимой молодой женой по имени Юлия, с которые многие из нас были почти незнакомы. На самом деле в жизни Барана зовут Юлий, поэтому сочетание у них очень красивое.
Малика, моя младшая сестра, идею Мелкого поддержала обеими руками, да и мне, признаться, очень хотелось чего-нибудь праздничного и необычного.
Наш главный алкоголик, доктор бухологических наук и вообще самый страшный человек в нашем обществе сидел чуть поодаль от всех на диване с бутылкой темного пива в руках. Он не принимал участия в дискуссии, потому что ему, грубо говоря, было глубоко плевать, будет ли елка, или сосна, или еще что-нибудь подобное. Он хотел выпить, а слово с делом у него никогда не расходилось. Он назывался в нашей милой компании Длинношерстным Приматом за обилие редких рыжих волос не только на голове, но и на подбородке и шее. Со временем неудобное слово Длинношерстный как-то само собой сократилось, и Примат стал Приматом.
Примат отличался редкостно паршивым отношением ко всему, что помогает жить другим людям, но зато он был кристально честен, иногда даже слишком, и очень добр. Но самым главным козырем Примата было, конечно же, его остроумие. Никто лучше него не умел прокомментировать ситуацию так, что все вокруг катались от смеха. Притом сам Примат не смеялся никогда. Если про кого-то можно сказать, что он за словом в карман не лезет, то у Примата нужные афоризмы вертятся где-то на кончике языка.
- Какая нафиг елка, - грозно проговорил Примат. - Меня гортанобесие замучило, и я не собираюсь здесь долго гнить!
Когда-то он служил алтарником в одном богатом храме, но его выгнали за пьянство. С тех пор в арсенале рыжего беса множество словечек из церковного обихода, и просто церковнославянских выражений. Он интерпретирует их по-своему. Например, гортанобесие - это нестерпимое желание выпить. Когда Примат долго находится в трезвом состоянии, его поросшая огненным волосом гортань начинает беситься. Ну, в общем, что-то в этом роде.
- Примат, возьми в холодильнике бутылку и заткнись, - отрезала Малинка. - Раз ты пришел на праздник, значит, будешь веселиться вместе со всеми. И не возникай.
Я - лев, - тихо сказал Примат и пошел на кухню.
- Итак, - слово взял Папа Джон, а говорил он только тогда, когда ему было что сказать, - я предлагаю подумать как следует, что мы хотим от этого Нового Года.
- Романтики, - сказала я, вспомнив, что скоро должен прийти с работы муж.
- Позитива,- крикнула Малика.
- Бухать, - буркнул Примат.
- Домашнего уюта и тепла, - попросила Юля.
Баран, которого мы из уважения к ней называли теперь Юликом, радостно закивал.
- Дискотеку до утра в каком-нибудь улетном клубе, - заорал Мелкий.
Папа Джон погрозил ему кулаком.
- А твое слово, Папа Джон? - спросила Малика.
- Думаю, нужен креатив.
С ним все согласились.
- Елка - всегда центральный момент новогоднего праздника, коллеги, - так начал свою речь Папа, негласно выбранный председателем, - поэтому предлагаю плясать от нее. Я, как давний противник издевательств над живой природой, ни за что не приду в тот дом, где стоит несчастное дохлое дерево, обреченное закончить свои дни на помойке. Поэтому вариантов остается два: либо мы как-то оформляем елочные ветки, с которыми я еще могу смириться, либо находим то, что елку может успешно заменить.
- Ветки - все-таки более приятный вариант, - сказала Юля, - но что с ними делать после того, как мы поставим их в вазу или в банку?
- Для того, чтобы это решить, мы должны видеть перед собой исходный материал. Кто со мной на рынок? - бодро воззвал Папа Джон.
Примат вскочил с дивана и стал незаметно пробираться в коридор, где стояли его потрепанные ботинки. Он знал, что сегодня никто ему не даст толком напиться, и давно уже под любым предлогом пытался выбраться на улицу, чтобы добежать до палатки.
- Примат, ты куда? - пискнул Мелкий.
Чудовище обернулось. Его желто-зеленые козьи глаза с рыжими ресницами выражали тихий ужас и непоколебимую решимость.
- Как куда? За елкой.
Общество пыталось протестовать, но Примат уже надел шапку и заматывал вокруг глотки клетчатый шарф.
- Я хочу помочь Папцу выбрать дерево.
Не дожидаясь одобрительных возгласов, Примат выпрыгнул в подъезд.
С ними пошла Ольга, которая с утра хотела прогуляться, и увязался вездесущий Мелкий. Хоть он и сильно хромал, но пропустить такой момент не мог.
Мы остались дома и стали размышлять, что делать дальше. Влюбленные Юлики тихо ворковали в уголке, полностью от нас абстрагировавшись, а мы с сестрой пошли готовить ужин. Наши мужья должны были вот-вот прийти. На самом деле, у нас не всегда такой содом. Мы живем вдвоем с Булатом, а Малика и Женька - наши частые гости. Остальная часть пестрого общества гостит у нас периодически и в розницу, потому что вместе их собирать нельзя - все разнесут или съедят друг друга.
Но на этих каникулах в головы к Булату и Жене постучалась одна гениальная идея на двоих - собрать у нас всех возможных доверенных лиц и бурно веселиться.
Мы с Маликой идею гениальной не считали - правда, каждая из своих соображений: мне хотелось провести первый в нашей с Булатом семейной жизни совместный новый год либо вдвоем дома, либо поехать в какой-нибудь приличный отель на неделю.
Малика же опасалась непосредственно теплой компании - Женька, встретившись с таким приятным человеком, как Папа Джон, или, что гораздо страшнее, с таким чудовищем, как Примат, обязательно впал бы в запой, потому что был патологически зависим от чудесных компаний и милых людей.
- Что мне делать? - сразу же, как только мы остались вдвоем, спросила сестра. - Я устала от Женькиных выходок. Представь, в субботу ему позвонил Вадим...
- Малика, - терпеливо прервала ее я, - если ты не помнишь, мы обсуждали это вчера целый вечер.
- Да? Ах, ну да... - Малика растерянно покачала головой. - Прости, я совсем выжила из ума с моим заинькой. Итак, что мы будем делать с ужином? В холодильнике я видела мясо и сладкий перец.
Вот за что я обожаю свою сестру - она никогда не унывает дольше пяти минут. И когда она ноет - кстати, всегда с юмором, - я жду этого неожиданного перехода к бодрости и действиям.
Через сорок минут ужин был готов. Мы сели друг напротив друга за кухонным столом и стали, как обычно, вспоминать прошлые празднования нового года. Самым неприятным было воспоминание о Новом годе с Приматом, когда мы, чтобы не замерзнуть ночью на Никитском бульваре, хватили по его совету перцовки. Остальное прошло как в тумане - вокруг бесновался Примат, набив рот мандаринами, сестра качалась на скрипучих качелях, отчего ей становилось еще хуже, вокруг то и дело ездили ментовские машины с мигалками, и откуда-то издалека, очень издалека, слышались отзвуки новогоднего салюта. Потом Примат упал в сугроб, и мы поняли, что надо ползти домой. Дома стало еще хуже. Малика и Примат улеглись на полу и принялись горланить "Сектор Газа" под старый магнитофон. Я была трезвее их обоих, и совершенно не знала чем заняться. Лежала себе в другой комнате на диване, звонила друзьям или принимала поздравления. Наутро все жадно пили "Миринду" прямо из бутылки, отчего вода приняла стойкий запах перегара...
Ужасно.
- Да уж, - сказала Малика. - Прикольно было, но такого что-то больше не хочется.
- Теперь у нас респектабельные мужья...
- У кого как, - вздохнула Малика. - Мой спит и видит, только бы с кем-нибудь выпить на брудершафт. Да и вообще, хоть он и не алкоголик, но ведь годам к сорока он таким станет обязательно.
- Не паникуй, - сказала я, - мы его исправим. Брат поможет.
Малика усмехнулась:
- Он тогда помог... До сих пор не знаю, когда у Женьки глаз пройдет. Нет, такой метод тоже не метод. Ну ладно, не будем об этом.
Раздался звонок в дверь. На пороге стоял припорошенный снежком Примат. От него пахло свежестью и алкоголем. Он был очень доволен. Из-за его плеча выглядывали запотевшие очки Папы Джона, который держал в руках пышные зеленые ветки.
- Как же хорошо на улице! - сказала Ольга. - Настоящая русская зима.
- А что у тебя с пальто? - спросила Малика. - Ты упала в сугроб?
- Мелкий обкидал снежками, шпана.
В ответ Мелкий достал из обледеневшего кармана большой, подло заготовленный заранее снежок, размял его в распухших красных лапах и сунул Ольге за шиворот. Положительно, он был к ней неравнодушен. Раздался визг, в прихожей началась суматоха, и в итоге Мелкий был изъят из кучи-малы крепкой рукой Папы Джона и препровожден в ванную - отогревать руки.
Вся компания вновь переместилась в гостиную - на этот раз, исходный материал был перед глазами. По идее, должно было стать проще. Мы смотрели на ветки, и думали, что с ними можно сделать.
- Просто в вазе на столе они смотреться не будут.
Ага, заработало правило исключения.
- Надо их как-то поднять над толпой, - предложила Юля.
- Нашел! Нашел! - сдавленный крик Мелкого раздался из дальней комнаты - дедушкиной мастерской. Через пару секунд в дверях показался он сам, сгибаясь под тяжестью треноги, которую дедушка использовал как подставку, когда лепил небольшие гипсовые фигуры. Как это точно называется, я не знаю, но она была размером примерно в три четверти человеческого роста.
Мы поставили на нее ветки, но беда оказалась в том, что тренога за давностью лет успела покрыться ржавчиной и выглядела очень непрезентабельно.
- Надо ее чем-то прикрыть, какой-нибудь драпировкой, - предложил Папа Джон.
Под руку как раз подвернулся небольшой плед. Его хватило только на нижнюю часть треноги.
- Прямо как юбка, - сказала Ольга.
После этих слов дальнейшие действия придумывать не пришлось. На верхнюю часть мы нацепили старую блузку, прикрыв неровности шалью, а вместо головы установили вазу с торчащими ветками. Несколько штрихов - и перед нами стояла обворожительная зеленая ведьмочка. Мелкий притащил офисные туфли Малики и пристроил их так, чтобы они элегантно торчали из-под юбки.
Все это время Примат смотрел телевизор в другой комнате, но любопытство взяло верх, когда суетня в комнате стала очень громкой.
Он вошел в гостиную, дал пинка Мелкому, вертевшемуся под ногами, оперся о шкаф и взглядом художника окинул нашу красавицу.
- Новогоднее пугало, - изрек он и удалился.
Позже мы притащили Примата обратно, заставили сфотографироваться в объятиях елки, но прозвище, согласно традиции, въелось намертво.
Как бы шумно в квартире ни было, сколько бы народу в ней ни толпилось, я всегда слышу поворот ключа в замке, когда любимый муж возвращается с работы.
Так случилось и сейчас. А какая, в сущности, разница, какая будет елка, сколько гостей придет в ваш дом, и кто из них будет вести себя буйно, если рядом человек, который каждую твою минуту стремится сделать праздником?
И Новый год - это всего лишь повод, чтобы побыть вдвоем среди близких и далеких людей.