Авиакатастрофы бывают трех видов: на взлете, при посадке и в воздухе. Чаще всего неполадки возникают в первых двух случаях, но и вероятность остаться в живых тут сравнительно высока. А вот если самолет падает хотя бы с километровой высоты, процент выживших составит ноль целых, ноль-ноль-ноль...
Правда, лично мне бояться нечего.
- Решай, - говорит Габриэль.
Его голос бьется в моей черепной коробке, словно металлический язык по стенкам колокола. Крылья упираются в потолок, загибаются прозрачным мерцающим полотном. Сквозь Габриэля я вижу иллюминатор, а за ним - застывшие клубы черного дыма, пунцово-желтые цветы огня на фоне небесной синевы. И заломанную линию горизонта.
- Ты рановато, - вслух отвечаю я.
- Мы всегда приходим вовремя. - Речь ангела рождается в моей голове, выбивает мелодию и растворяется, щекоча напоследок в затылке. - Ты же знаешь, в таких делах ошибок не бывает. Твоя воронка достигла максимума. Решай. Пока самолет не вошел в штопор.
Я отворачиваюсь и смотрю в перекошенное лицо соседа. Габриэль остановил время в тот момент, когда вена на шее немолодого уже мужчины предательски вздыбилась, обнажая его панический страх. Глаза большие, стеклянные, словно елочные игрушки.
Конечно, никакой воронки за моей спиной нет. Ангелы так называют искажения, которые мы вносим в божественный план своим присутствием среди людей. Мы. Падшие. Спустившиеся с небес, натянувшие на себя тщедушные тела. Променявшие всемогущество на шанс узнать, что же такое собственная воля.
- Я могу подумать? - спрашиваю, не поворачиваясь.
- Думай, - соглашается ангел. - Только не слишком долго.
Люди бывают трех видов. Слабые, сильные и середнячки. Первые ломаются, стоит забрать у них хорошее, и слишком цепляются за счастье, стоит забрать плохое. Вторые не пускают в свою душу, пружинят. Можно, конечно, пробить их защиту, но столько сил потратишь... себе дороже выйдет. А вот середнячки - самое то. Возьми у них хорошее событие - они и не расстроятся особо, а плохое отними - так и радость чрезмерная их на колени не поставит. У таких мы и воруем карму, будущее. Ведь одно дело - нацепить на себя тело, пусть и бессмертное, это мы умеем. И совершенно другое - получить разрешение принимать собственные решения. Тут без искушений и испытаний - никуда.
Небо за иллюминатором синее, бездонное. И косого горизонта не видно - с этой стороны море. Хочется сидеть вот так целую вечность, смотреть, смотреть... И ничего не отвечать Габриэлю.
- Время, - читает он мои мысли. - Решай.
Я поворачиваюсь и вглядываюсь в размытую фигуру. Бесстрастное лицо, маячащее на уровне багажных полок. Ангелов не волнуют радость и боль. Они не верят в добро и зло. Все, что они считают существенным, - это божественная воля. Один большой план, расписанный еще в начале начал, охватывающий всю вселенную. План, в который мы, падшие, можем вносить свои коррективы. Рано или поздно каждого из нас ожидает своя воронка, критическая масса, искажение, влияющее на дальнейшее развитие мироздания. В какой-то момент рядом не оказывается середнячка, способного быстро восстановиться. И мы начинаем тянуть со слабых, существенно вторгаясь в их жизнь, а значит - и в общее направление. Сначала понемногу, а потом... Вот тогда за нами и приходят. Как за малыми детьми, заигравшимися в песочнице.
- Ты когда-нибудь спускался сюда, Габриэль? - спрашиваю я.
- Нет. Никогда, - отвечает ангел.
- Тогда тебе не понять.
Вздыхаю.
- Ты прав, не понять. - Его голос звучит особенно громко. Начинает звенеть в ушах. - Решай, у меня еще много дел.
Не все возвращаются, не все готовы расстаться с таким вот видом бессмертия. Кто-то остается, позволяя воронке закрутиться до предела, впиться веретеном в кружево божественной воли, разорвать узор. Такие становятся демонами, путь на небеса им заказан. Они так и продолжают жить среди людей. Могут даже менять тела при желании. И делают, что хотят.
Мда... упавший самолет - веретено достаточно большое...
Габриэля не волнует, чью сторону я выберу. Демоны, как процент погрешности, учтены при написании плана. Ему просто надо знать, какое решение я принял.
Ангелы бывают трех видов. Творцы, хранители и наблюдатели. Первые закручивают космическую пыль, лепят реальность, их не особо интересует, что там творится в мире людей. Вторые, напротив, так вовлечены в людские проблемы, что практически живут. А вот нам, наблюдателям, на небесах крайне скучно.
Я пытаюсь представить, как распустится кружево, как нити-жизни выбьются из узора, начнут чернеть и плавиться.
- Знаешь...
Габриэль подается вперед, прислушиваясь.
Реши я сейчас вернуться на небо - и самолет выправится, как и божественный план. Воронка крутанется напоследок, сорвется в болтанку, выплеснется безопасной турбулентностью.
- Знаешь, я, пожалуй, останусь.
Ангел лишь пожимает плечами и растворяется. Самолет клюет носом, а потом срывается в штопор. Я зажимаю ладонями уши...
Говорят, смерть бывает трех видов.
Правда, я об этом ничего не знаю.
Я же бессмертен.