Бабушка была маленькая, кругленькая, и от нее пахло ватрушками. "Дочек у меня четверо, внучек - пятеро, но ты будешь самой лучшей стряпухой", - говорила она мне, третьеклаcснице, и строго смотрела поверх очков.
Мы с вечера замешивали кислое тесто в кастрюле и ставили его к батарее. Пока оно подходило, чаевничали и делились новостями ("Кошка-то опять сегодня приходила, голубей гоняла под окном", "Юрку-то снова к директору вызывали - подрался на перемене"). "Ну-ка, загляни в кастрюлю, - говорила бабушка, - подросло?" - и я открывала огромную крышку и радостно тыкала пальцем в тесто, дошедшее почти до краев. И получала за это по рукам.
Кастрюлю выносили на мороз, на балкон, и ложились спать.
Утром бабушка вставала часов в пять, а то и раньше. Пока дом спал, умывалась холодной водой из-под крана, приглаживала седые волосы, душилась "бабушкиным" одеколоном. Заваривала чай, высыпала на стол муку и будила меня. Я шлепала в ванную, шумно брызгала водой, вытиралась полотенцем и выходила на свет в растрепанных со сна бантиках.
Собака уже дежурила между плитой и столом. Оттуда ей было удобнее всего хватать нечаянно оброненные лепешки и уносить в свой угол.
Мы разделывали тесто на всей поверхности стола. Я просыпала муку на пол и тихонько растирала ее тапочком под столом. Бабушка ставила чашку с водой, мочила в воде ладони и доставала сочни. Мы валяли их в муке и выкладывали на горячее масло. Дым стоял коромыслом ("Ничего, главное - чтоб дым, а не смог", - говорила она, смеялась и потирала ладони).
Домашние просыпались и потихоньку стекались на запах к столу. Пока они ели, бабушка внимательно следила, все ли довольны, потом удовлетворенно кивала и чуть громче обычного сообщала: "Женик-то лепешек напек с утра пораньше, пока вы все дрыхли!". Я от удовольствия ерзала на табуретке, а взрослые перемигивались между собой и улыбались.
Давно уже нет бабушки, от третьего класса осталась в памяти только цифра, скандалист Юрка вырос и стал летчиком, хитрую собаку три года как схоронили. Вставать до восхода солнца никто пока не набирается смелости, и на кухне теперь главнокомандующей стала мама - еще не бабушка, но уже не та молодая женщина, которая ходила на родительские собрания к дочкам в начальную школу. Но иногда я перешагиваю порог кухни, и будто дежа вю пахнет бабушкиным сладким одеколоном, и снятся - теперь уже совсем редко - ее старенькие сухие ладони, тяжелые очки, мучной фартук и маленькие светлые глаза. И никто, конечно, никогда в жизни уже не назовет меня "Женик".
Но теперь я сама пеку по утрам вкусные, воздушные лепешки. Когда-нибудь очень нескоро в моей кухне появится мелкая проворная девчушка в цветных резиночках на косах - или что там они будут носить к тому времени - и будет смеяться и ронять кусочки теста на кухонный ковер.
А потом вдруг неожиданно вырастет, и когда-нибудь займет мое место.