Братья "Бамбины" были очень похожи, хотя старший, Володя родился на три года раньше Игоря.
Окончив МАИ, Вова получил звание лейтенанта запаса, и, по рекомендации отца, устроился в "Комитет Глубинного Бурения", но ещё не прошёл аттестацию и служил пока вольнонаёмным. В институте Вова проучился на два года дольше положенного, так как дважды уходил в академический отпуск избавляться от сильного заикания. Лечение прошло не очень успешно, но академки всё-таки пошли на пользу и к окончанию института он заработал звание мастера спорта по горным лыжам. Среди своих друзей Володя проходил под прозвищем "Это самое!", так как это были два самых употребляемых слова его лексикона.
Однажды зимой в субботу мы с соседом нарезали круги по нашему двору - сталинскому колодцу, прогуливая в колясках своих детишек. Резко открыв дверь, из подъезда вышел Вова "Бамбина", одетый нестандартно -в форменный железнодорожный бушлат и ондатровую шапку. Сделав нам знак остановиться, он выпалил на одном дыхании: "Ну, я, это самое, от Борьки. Ну что, это самое, может того, это самое?". Ополоумевший от тирады сосед стоял как вкопанный. Я ответил: "Нет, Володь. Мы не пьём!". "Я, это самое, тоже!", - подытожил Вова и залихватски подмигнул, что сразу придало сказанному противоположный смысл, и убыл. Сосед долго приходил в себя - таких персонажей он ещё не встречал.
В студенческие каникулы и в периоды академки Вова трудился в ССО "Проводник-80, 81, 82, ...", где сумел отлично наладить работу: водку и пиво к нему в вагон подвозили ящиками. В силу хорошей физподготовки и весёлого нрава Вова подмял под себя даже самых "прожжённых" кадровых проводников: все спорные вопросы он решал, руководствуясь любимым и так подходящим ему принципом "К чему слова, когда руки есть!"
Младшенький из "Бамбин", Игорь институтов не заканчивал, выполнять "почетную обязанность" не спешил, поэтому постоянно находился в бегах от офицеров РВК. Дважды им удалось его прищучить, но один раз он просто удрал из здания Военкомата, а второй раз подключил отца, и тот пробил ему отсрочку. После этого районный Военком объявил Игорю "вендетту" и торжественно заявил, что тот пойдёт служить как "медный котелок".
Погожим сентябрьским днём мы с Мишкой "Рыбой" и Шурой "Портосом" познакомились с замечательными крепкими девчатами с Очаковского молокозавода и пригласили их вечером к Володе, который на тот момент проживал один. Вечером девушки пришли с богатыми припасами (чувствовался опыт): молоко, сметана, сливочное масло. В общем, всё, что нужно для укрепления мужского организма в контексте продолжительности таинства любви. И естественно - вволю крепких алкогольных напитков, для преодоления девичьей застенчивости и мужской робости.
В семь следующего утра в квартире раздалась продолжительная и невыносимо заливистая трель звонка. Пробуждение вышло не самым радостным. Я услышал, как Вова пошкрябал к входной двери. Сильное желание посмотреть, кто ломится в такую рань, всё-таки не пересилило настойчивую теплоту сразу прижавшейся крепышки, и я отбросил эту несвоевременную мысль. "Портос" же, выбравшись из тесных объятий своей "молочницы", сквозь приоткрытую дверь наблюдал весь разыгравшийся спектакль.
В открытую Вовой дверь квартиры ворвались два сотрудника милиции и один армейский офицер: "Гражданин Колчев?" "Он, он, я его по прошлому разу помню!" "Собирайтесь, поедете с нами!". Бедный Вова с пересохшим горлом не успел промолвить даже своё "Это самое!", как его уволокли под белы руки, практически в чём был.
Дома он появился около трёх дня злобный, но весёлый: "Я, это самое, им полвоенкомата разнёс! А, это самое, военкома, засажу теперь, это самое! Налейте, это самое, опохмелиться!"
Володин пересказ событий длился часа полтора, прерываясь только на употребление напитков и "Это самое!".
Ещё в милицейском ГАЗике старший "Бамбина" пытался объяснить, что он не тот из братьев, который им нужен, но из-за сушняка даже возмущённое "Это самое!" получалось невразумительно. Тем более, что офицер из Военкомата твердил, как заведённый: "Я его по прошлому разу хорошо запомнил! Это точно он!". По приезде в Военкомат Вове наконец удалось выговорить более-менее членораздельно, что он является офицером и служит в КГБ. Это утверждение вызвало просто гомерический хохот. Разделить радость победы выскочил лично Военком: "Ну что, попался, наконец!", - после чего повторил свою угрозу про "медный котелок" и предупредил остальных сотрудников, чтобы этого Колчева до отправки следующей команды новобранцев на сборный пункт в Угрешку заперли в кабинете, но не на первом этаже и без телефона: "А то он опять или сбежит или отцу на Лубянку звонить будет!". "Бамбину" заперли в кабинете на третьем этаже без телефона, только что без решёток на окнах. Вова очень неважно себя чувствовал с похмелья и, хотя понимал, что, в конце концов, разберутся даже эти дуболомы из военкомата - ждать очень не хотелось.
Первым делом он сорвал со стен все портреты, затем повалил оба шкафа с документацией, при этом он регулярно ломился в запертую дверь и стучал в стены. Когда и это не возымело никакого действия, "Бамбина" один за другим выкинул из окон три стола, предварительно обломав им ножки. Когда озверевшие от его "беспредела" три офицера военкомата ворвались в кабинет с целью проучить зарвавшегося призывника, Володя быстро и умело, "без разговоров", отработал двоих одной из отломанных ножек. Третий, не дожидаясь расправы, стремглав вылетел из кабинета, не закрыв дверь. Володя проследовал непосредственно к запертому кабинету отсутствующего, к своему счастью, Военкома, вышиб накачанной "горнолыжной" ногой дверь и сделал два звонка: отцу на Лубянку и себе на службу. После чего покинул негостеприимное заведение. Задержать его уже никто не пытался.
Мы хохотали до колик, дважды сгоняли за напитками и слушали рассказ Вовы ещё раза три.
После произошедшего "конфуза" Военком лично приходил к Вове на дом приносить свои искренние извинения, а работники военкомата не напоминали о себе Игорю "Бамбине" ещё два года.