Аннотация: С трудом верится, но я представляю всеобщему вниманию мой новый рассказ. Лично для меня он открыл, что жизнь возможна только в движении. Приятного чтения!
Пробуждение
Тут-тук-тук.
Сергей Петрович не сразу смог определить, кто его разбудил, но желание врезать этому человеку подавляло желание похмелиться.
Тук-тук-тук.
Он обернулся в сторону окна занимавшего всю стену. Белый голубь, бешено взмахивая крыльями, стучал клювом в окно. Сергей Петрович с трудом встал и подошел поближе. Это был не простой голубь, каких подкармливают старушки. Это была чистая ухоженная птица с изящным оперением, видимо выпущенная во время свадебной церемонии, но не пожелавшая возвращаться к хозяину. Про себя мужчина отметил, что наверное так выглядит свобода: голубь, живший в заточении, и прежде не знавший о своем порабощении, случайным образом узнал, что такое воля.
Голубь еще раз ударил клювом в окно и скрылся, оставив на стекле несколько царапин.
Сергей Петрович ощущал себя отвратительно. Дело тут было не только в том, что он изрядно перебрал ночью, но и в чем-то другом, чего он никак не мог понять.
Внезапно раздался телефонный звонок, что вынудило Сергея Петровича схватиться за висок. Больше всего в своей огромной квартире он ненавидел акустику. Болезненно звонкий сигнал отбивался от каменных панелей на стенах, рикошетил в мраморный пол, затем в бетонный потолок, откуда со всей силы бил по барабанным перепонкам отравленного алкоголем организма. Организм поспешил ответить на звонок. Это был Хиреев.
-Ал-ло-о! - простонал он.
-Здарова, Гонтарев! - Голос Хиреева был басовитым и низким. Подобные частоты плохо воспринимались слухом Сергея Петровича - Не спишь?
-Уже нет...
-Ты уже слышал новость? Про Ласточкина?
-Грм-х. - Прозвучало вместо ответа.
-Преставился он. Пулю в лоб пустил.
-Что-о?
Ласточкин был одним из компаньонов Гонтарева. Его смерть означала потерю значительной части инвесторов и прибыли. Кроме того, он ощутил внезапную жалость к человеку, который всю свою жизнь трясся из-за своих денег и страдал от паранойи похищения. Деньги не сделали его счастливым. Впрочем, от этой мысли Сергей Петрович быстро избавился.
-Как? Это самоубийство?
-Я сам в шоке! Чего, спрашивается, ему не хватало?! Такое бабло вокруг него вертелось, нам с тобой и не снилось. Квартир у него сколько было? И это в одной только Испании! А бабенку он себе какую нарыл! Жопа охрененная! Сиськи правда силиконовые, но в наше время сисястые от природы бабы - удовольствие дорогое.
-Это... Ужасно... - скорбно произнес Сергей Петрович.
-И не говори. Он ведь и часть нашего бабла с собой забрал. Надо же таким эгоистом быть! Хоть бы завещание какое написал. Так нет же! - Внезапно возмущение в голосе Хиреева сменилось обыденным тоном. - Кстати, о бабках. Жду тебя сегодня в моем офисе в четыре часа. Тут пришли твои комиссионные от вооруженных сил.
-Комиссионные?
-Так, Сергей Петрович, ты меня уже бесишь! Похмелись, умойся и заезжай ко мне, когда будешь готов говорить о делах. Заодно усопшего помянем. Все! Целую.
В комнате повисла пугающая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием самого Гонтарева. Он решил последовать совету компаньона.
Не одеваясь, в одних трусах он прошел по бездушному мраморному коридору в не менее бездушную гостиную. Впрочем, семантическое значение названия этого помещения себя не оправдывало - гостей здесь никогда не было. Остановившись у бара, он столкнулся с дилеммой выбора напитка. Решив, что в его случае не может быть ничего лучше водки, он наполнил стопку "Абсолютом" и тут же осушил её. Однако в тот же момент все содержимое его желудка оказалось на медвежьей шкуре у камина. В рвоте оказались и его лицо и руки.
В ванной Гонтарев умылся, а затем пристально вгляделся в свое отражение в зеркале. Увиденное так его ошеломило, словно он впервые себя увидел. Он воспринимал себя, как все того же молодого парня, подтянутого и прекрасно боксирующего. Однако из-за помутневшей зеркальной пелены на него смотрел совершенно другой человек. Макушка было полностью облысевшей (только на висках ютились редкие седеющие волоски). Мешки под глазами не были последствиями вчерашней попойки, а были уже давно сформированы нездоровым образом жизни. Бёдра были гораздо шире плеч, а на огромном животе образовались глубокие растяжки. При этом тощие руки с атрофированными мышцами болтались, словно чужие.
Но самое страшное таилось в глазах: неприкрытая тоска и абсолютное отсутствие желания жить.
Гонтарев совершенно не понимал, почему он внезапно пересмотрел свое отношение к себе. Он даже не думал, что способен испытывать такие болезненные чувства.
Совершив все утренние процедуры, Сергей Петрович спустился на паркинг, где его уже ожидал водитель, почтенно открывший перед ним дверь лимузина.
-Доброе утро, Сергей Петрович.
-Здравствуй, эм-м... - Гонтарев вдруг понял, что не знает имени человека, который работал на него уже десять лет.
-Михаил. - Смущенно произнес водитель.
-Прости, Михаил. Как... Как поживаешь?
Подобное обращение смутило Михаила еще больше. Прежде начальник изредка обращался к нему, повелевая открыть окно или включить музыку.
-Нормально.
Повисла неловкая пауза.
-Ну, ладно. Поехали.
Гонтарев уселся в машину, и Михаил повез его в офис.
Сергею Петровичу Гонтареву принадлежала крупная компания по добыче и поставкам угля. Было бы неприлично называть суммы прибыли. Достаточно сказать, что денег ему хватало, и не было особой нужды заниматься руководством предприятия. Кроме того были у него и другие пассивные пути дохода. Он был теневым "владельцем" нескольких популярных газет и журналов.
В целом в офис он приехал только для того, чтобы развеяться и отвлечься от мрачных мыслей. Он любил иногда присесть в свое роскошное кресло, в полумраке своего кабинета, за стенами которого тряслись его подчиненные, зная, что шеф не в настроении. Ощущение собственной значимости успокаивали его, и делало в какой-то степени счастливее.
Однако сегодня это не подействовало. Он метался по кабинету не находя себе места. Все вокруг казалось чужим. Тогда еще он не мог понять, что за чувство так жестоко гложет его, поскольку был не знаком с ним.
В кабинет вошла секретарша Татьяна. Это была уверенная и красивая девушка, однако при общении с Сергеем Петровичем она казалась зажатой и постоянно отводила взгляд. Гонтарев долго рассматривал ее, пока она доставала из папки документы.
-Вы сегодня неотразимы, Танечка. - Это был не столько комплимент, сколько простая констатация факта.
Вместо ответа девушка неловко улыбнулась и тщетно попыталась опустить юбку, чтобы она хоть немного прикрывала колени. Гонтарев вспомнил, что на собеседовании настоял, чтобы она носила на работе только мини, и внезапно его осенило. Татьяна работала на него чуть больше месяца, но прекрасно знала об отношениях шефа с предыдущими секретаршами. Она не была к этому готова и всякий раз, заходя к нему в кабинет, боялась, что он вот-вот на нее набросится. Не говоря уже о том, что Гонтарев сам делал недвусмысленные намеки.
Сергею Петровичу стало стыдно. Он впервые взглянул на нее так, как никогда прежде. Как-то по-отечески. И спросил, неловко закашлявшись:
-Что там у Вас?
-Все как обычно. Месячная статистика, отчеты руководителей шахт и несколько документов на подписание: об увольнении и...
-Об увольнении? - Почему-то Гонтарев ощутил острую необходимость уточнить этот момент. - Что за увольнение?
-Увольнение шахтеров. - Татьяну удивило такое замешательство шефа.
-Каких шахтеров?
-Вам все имена перечислить?
-Это сложно? - Отрезал Гонтарев.
-Будет сложно перечислить по именам около трех тысяч человек.
Три тысячи. Три тысяч человек остались без работы. Притом, что шахты в большинстве своем находятся в регионах, где другой работы просто нет.
-Зачем? ЗАЧЕМ? - Сергей Петрович был возмущен. - В этом нет необходимости, наше предприятие в этом не нуждается!
-Я могу процитировать Вам Вас же, - похоже, секретаршу начинало раздражать неожиданное поведение Гонтарева, - если позволите.
Тяжело вздохнув, он кивнул Татьяне, разрешая говорить.
-На собрании директоров Вы сами сказали, что нечего этим... Извините... Мудакам зажираться, и что оставшиеся работники вполне спокойно могут поработать сверхурочно. - Внезапно она поняла, что напрасно так откровенно всё выложила, ведь это грозило ей увольнением. Однако начальник схватился за голову. Воцарилось молчание.
Сергей Петрович прекрасно помнил эту свою речь. Но почему-то казалось, что это был совсем другой человек, какой-то "злой дядя" из детских воспоминаний, который когда-то давно тебя обидел. Это он был инициатором увольнений, на него легла ответственность за столько сломанных судеб. Три тысячи.
-Я не буду это подписывать. - Сказал он потупившись.
-Сергей Петрович, - голос Тани стал успокаивающе нежным, - приказ уже вступил в силу. Подпись - простая формальность.
-Тогда я отменяю свой приказ. Пусть все возвращаются на свои рабочие места!
-Это не в моей компетенции, извините. В таком случае, Вам нужно снова собрать директоров. Но Вы же знаете, на рассмотрение этого вопроса уйдет не меньше трех месяцев.
От бессилия Гонтарев горько рассмеялся.
-Танечка, эта работа Вас не достойна. Знаете что, идите домой, отдохните. Чувствую, Вы от меня за сегодня уже устали.
Секретарша посмотрела на шефа с недоверием, но затем добродушно улыбнулась. Эта прекрасная улыбка почему-то обожгла Гонтарева жгучей болью. Это был словно луч солнца, который был предназначен не для него.
-До свидания, Сергей Петрович. - Она направилась к выходу, но шеф её остановил.
-И еще кое-что. Не надевайте больше эту юбку. Я вижу, что Вам в ней не комфортно.
Таня напоследок улыбнулась и оставила Гонтарева в полном одиночестве. Сам же он решил, что больше не в силах томиться в этой коробке и решил принять предложение Хиреева. Сорвавшись с кресла, он покинул офис, не сказав подчиненным ни слова. Ему казалось, что ничего, кроме хорошей выпивки и компании единственного друга, не сможет вернуть ему душевное равновесие.
Гонтарев с Хиреевым были связаны слишком многим. Они вместе "поднялись" в достаточно тяжелые времена, их связывали прочные деловые отношения и достаточно поверхностные дружеские. И хотя они работали в одной сфере, между ними были фундаментальные различия. К примеру, Сергей Петрович предпочитал открыто заявлять о своем статусе. Это выражалось во всем: в женщинах, в машинах, мероприятиях и. конечно же, в жилище. Он жил в пентхаусе самого высокого небоскреба в центре города. И любой местный житель, хоть изредка читающий новости, мог из любой точки города указать пальцем на верхний этаж и сказать: "Вон там живет Гонтарев. Известный миллиардер."
Хиреев был из другой категории людей. Он жил в загородном доме, при взгляде на который никто бы не догадался, что это владение миллиардера. Максимум миллионера. Он так боялся потерять свои деньги, что был готов навечно запереться с ними в одной комнате. Впрочем, такая комната была у него в подвале, но туда была помещена только малая толика его денег. Это был его "маленький бзик". С самого детства Хиреев мечтал о комнате с целыми горами денег, прямо как в мультфильме.
Но при всей внешней неприглядности, внутри этот дом был перенасыщен объектами роскоши. Самым броским элементом декора тут была коллекция шумерской утвари и древних фаллических символик.
Вот и сейчас, войдя в огромный холл дома, Гонтарев не смог не обратить внимание на пополнение коллекции. Огромная, с человеческий рост, статуя обезьяны, держащей себя за пенис такой же длины, стояла прямо посреди помещения. Больше поставить её было некуда, поскольку все углы и стены уже были увешаны подобными произведениями искусства.
Прислуга провела гостя в кабинет Хиреева. По площади он не особо уступал небольшой университетской аудитории, но был так плотно заставлен различными декоративными элементами, что Сергею Петровичу пришлось буквально пробираться между двумя одинаковыми статуями, одна из которых была 'на подарок', обойти вокруг фонтана с прудиком, где плавали золотые рыбки. Затем он неловко переступил через бронзовую статую черепахи, уклонился от нескольких фаллических символов, свисающих с потолка, и лишь тогда обнаружил Хиреева, сидящего в огромном кожаном кресле и пьющего дорогой коньяк.
-Сережа! - Радостно воскликнул тот, заключая друга в объятия. - Как твоя семья?
Это вопрос они задавали друг другу всякий раз при встрече, чтобы как-то нарочито подчеркнуть искренность их дружеских отношений. Над ответом обычно никто не задумывался, но в этот раз Гонтарев ощутил неприятное жжение в груди. Только сейчас он понял, что семьи у него нет. Супруга, которая была младше его в два раза, особо не блистала интеллектом. Общение с мужем ограничивалось краткими и лаконичными просьбами о вполне конкретной сумме, а добившись желаемого, она задабривала его своим особым способом. При этом она прекрасно знала обо всех его отношениях на стороне, но её это не волновало. Её и так всё устраивало. Она всегда прекрасно выглядела и больше походила на аксессуар, чем на хранительницу очага. На данный момент она развлекалась на Гоа.
Воспоминание о ней Гонтарев мог легко смахнуть, словно пепел со штанины. Гораздо навязчивей были воспоминания о настоящей семье, которую он когда-то потерял. У него была и любящая жена и двое детей, о которых он мог бы сейчас рассказывать Хирееву, если бы сам не разрушил эту идиллию много лет назад. Оказавшись на "вершине", он вскоре стал поддаваться соблазнам новой жизни. Жена была готова простить даже измену, но Сергей Петрович считал, что это только из-за его денег. Не говоря уже о том, что она ему попросту надоела. Поэтому он сам от них отделался. С тех пор он ни разу с ними не общался. Лишь изредка просыпался в холодном поту ото сна, в котором дети приходили к нему и заявляли о правах на наследство.
-Все хорошо. - Бегло ответил Гонтарев, хотя Хиреев особо в этом и не нуждался. - Как сам, Валерий Иванович?
-Потихоньку-потихоньку. - Произнес он с излишней скромностью. Его предприятие набирало такие сумасшедшие обороты и так стремительно разрасталось, что слово "потихоньку' явно не соответствовало действительности. - Выпьешь?
-Да, чего-нибудь покрепче.
Они выглядели очень контрастно. Пухлый и отекший Гонтарев на фоне тощего, несмотря на постоянное чревоугодие, Хиреева. При этом первый, в связи с последними событиями, все время трусился и выглядел нервным, а второй сохранял задумчивую неподвижность.
-Ну и видок у тебя, Сергей Петрович, - философски произнес Хиреев, разливая коньяк, - как из...
-Да-да. Что-то я сегодня сам не свой. Хреново мне, Валера...
-Конечно, хреново! Ты вчера бухал, как конь! Алкоголь тебя погубит... О! У меня родился тост. За здоровый образ жизни!
Они выпили, и Валерий Петрович налил снова.
-Не хочется об усопшем плохо говорить, но Ласточкин, конечно, гавно. Денежки наши на тот свет забрал, да и грех на душу взял. А ведь каждое воскресенье в церковь ходил, был глубоко верующим.
-Это не показатель. То, что человек верит в Бога, еще не значит, что он не гавно. - Нервно сказал Гонтарев. - А впрочем, не будем о нем дурно говорить. Лучше давай помянем его, несчастного.
-Так я же к этому и подвожу! - Возмутился Хиреев. - Издалека. Люблю пофилософствовать.
-Да уж...
Они выпили, как положено, не чокаясь. После чего Хиреев подошел к столу, откуда извлек небольшой, но увесистый черный кейс.
-Ну, а теперь давай поговорим о комиссионных. Тут вся твоя доля. - Он небрежно поставил кейс рядом с креслом, в котором сидел Гонтарев. И добавил: - Свою долю я уже забрал и вычел из твоей суммы процент за посредничество. Ты же знаешь, я ненавижу это банальную фразу, но "бизнес есть бизнес".
Сергей Петрович замялся.
-Я... Я не... - Собравшись с духом, он резко спросил. - Что это за комиссионные?
-Сережа, ты что заболел?
-Ответь на мой вопрос! - Закричал Гонтарев внезапно для самого себя. - Извини, я действительно не в себе. Мне очень плохо, а если ты не ответишь, то мне станет еще хуже.
-Ладно-ладно. Но вообще-то это была твоя идея. Стабильный пассивный доход. Ты сам говорил, что больше всего бабла можно скосить на войне. Куча лазеек в законе и полно неразберихи.
-Я говорил?
-Ну да... Слушай, я тебе больше не наливаю! Ты правда ничего не помнишь?
Сергей Петрович помнил каждое свое слово, но что-то внутри подсказывало ему, что нужно услышать это всё со стороны.
-Продолжай.
-Ну, ты наверное должен помнить, что ситуация в стране неспокойная. Война и всё такое. Я не стал бы вникать, если бы на этом нельзя было заработать. Мы с тобой внесли свой вклад, "проспонсировали" нужных людей, которым выгодна вся эта войнушка, и теперь получаем нехилые проценты. Так что наш взнос уже давно окупился. - Последнее предложение он произнес с непередаваемой гордостью. - Идея была отличная!
Хиреев сделал попытку похлопать Гонтарева по плечу, но тот поспешил отстраниться.
-Откуда берутся эти проценты?
-А, об этом ты мне тоже рассказывал. Я не смогу рассказать слово в слово. - Валерий Иванович невинно улыбнулся. - Говорю же, я бы не стал вникать во всю эту чушь.
Одного взгляда было достаточно, чтобы Хиреев незамедлительно вернулся к теме разговора. Он продолжил.
-Насколько я понял, проценты начислялись как раз благодаря лазейкам в законе: сбыт оружия обеим сторонам, "крышевание" контрабандистов в зоне боевых действий, затерянные выплаты военным. - Он вдруг засмеялся. - О последнем ты так смешно рассказывал, такие словечки подбирал, да простит тебя Господь. Я даже так не расскажу.
-А ты постарайся.
-Система такая: допустим, контузило какого-то вояку в бою - шрапнель в спину попала, или руки-ноги оторвало. Ему полагаются соответствующие выплаты. Но, так как путаница ужасная, не всегда эти бабки доходят по назначению. Они "где-то" теряются. - Хиреев бегло постучал пальцами по кейсу. - Человека задним числом во всех документах оформляют, как пострадавшего от несчастного случая, а денежки идут по рукам. Пока конфликт не закончится, никто этой бумажной волокитой заниматься не будет. Уж мы-то с тобой не дадим ему закончиться.
Гонтарев издал звук, похожий на тихий вопль отчаяния. Валерий Иванович не видел причины для такого расстройства, Поэтому в утешение добавил:
-Но ты же понимаешь, что с этого мы имеем лишь малую часть общей суммы.
Сергей Петрович со всей силы ударил кулаком по столу.
-Слушай, Сережа. Я, конечно, все понимаю... Хотя я нихрена не понимаю. Но зачем ты мне мебель портишь! Это красное дерево, к твоему сведению!
Но друг его не слушал. В его голове эхом отдавались услышанные слова, смешиваясь со словами, сказанными когда-то им же. Неужели он действительно мог пойти на такое? Сергей Петрович был не молод, но сейчас он ощутил себя дряхлым стариком, не питающим надежды на спасение своей души. Все было потеряно.
Шаркающей походкой он подошел к окну.
-Что же мы с тобой за мрази, Валерий Иванович?
-Говори за себя...
-ЧТО ЖЕ МЫ ЗА МРАЗИ!
-Ну, заработали немного. Все так делают. Такова человеческая природа. - Хиреев в силу своей сущности не мог понять терзаний друга. - Просто есть, как бы это сказать... Выдающиеся люди, а есть плебеи, которые не знают, чего хотят.
-Эти плебеи - люди. Люди, которых мы попросту... - Для иллюстрации он совершил несколько резких поступательных движений, схватив руками воображаемые седалища. - А мы с тобой выдающиеся люди?! Не-ет! Два жалких скользких червя!
-Да пошел ты! Кто ты такой, чтобы меня отчитывать?! И вообще, это была твоя идея.
Воцарилось напряженное молчание. Затем Гонтарев рухнул на диван и заплакал.
-Ты прав... Я... Я сам виноват. - В этот момент он ощутил резкое отторжение своей физической оболочки. Ему захотелось себя ударить. Он сделал это. Потом снова и снова. - Что я за кусок ДЕРЬМА!
-Эй, эй! Что ты творишь, Сережа? Прекрати ты, наконец! - Хиреев обнял его за плечи, чтобы тот не смог больше наносить себе увечья. - Никто ни в чем не виноват. Мы так поступаем, потому что общество нам позволяет. Никто не бунтует, не протестует. Все смирились, мол: "Так и так, они воруют. С ними все ясно." Но никто ничего не предпринимает. Таково положение вещей.
Сергей Петрович нервно подорвался и стал пробираться к выходу.
-Я пойду... Не могу тут находиться. У меня такое ощущение, будто твои письки сейчас свалятся на меня с потолка.
Он быстро удалился, не забрав кейс с деньгами. А озадаченный Хиреев остался в одиночестве и продолжил пить, пока не заснул со стаканом в руке.
Сумерки сгущались. Как всегда, у лимузина Гонтарева ожидал преданный водитель Михаил. Этот простой улыбчивый человек, который всегда казался невидимкой, теперь стал для Сергея Петровича образцовым человеком. Человеком, которым ему не суждено было стать.
-Куда едем, Сергей Петрович?
-Давай просто прокатимся по городу. Не возражаешь?
-Как скажете...
Автомобиль тронулся, и Гонтарев впал в глубокую задумчивость. Только сейчас он сумел взглянуть на себя со стороны и осознал весь паразитизм своей сущности. Он, как клещ, цепко впился в тело человечества и паразитировал на нем. Хотя в этом и не было особой нужды. Болезненнее всего было понимать, что он ничего не может исправить. Сергей Петрович мог бы отказаться от всего этого, даже удариться в аскезы, но это не исправило бы того, что он уже сделал. Обществу было бы проще, если бы его попросту не стало.
Последняя мысль не давала ему покоя, поэтому миллиардер решил отвлечься.
-Миша, включи радио.
Водитель нажал на кнопку, и в салоне резко заиграла тревожная музыка, а новостной диктор так же тревожно продекламировал: "Из зоны боевых действий было доставлено более пятидесяти раненных бойцов, из которых девятнадцать в особо тяжелом состоянии. Медицинский персонал оказывает помощь раненным бойцам. А теперь о погоде..."
-Миша! - Сергей Петрович бросился к окошку, на границе между салоном и местом водителя. - Миша, отвези меня в центральную больницу.
Водитель хотел было спросить зачем, но вовремя понял, что не имеет таких полномочий. Поэтому он молча исполнил приказ начальника.
Однако внутрь его не пустили. В приемном отделении пахло спиртом, потом и обожженной кожей. Видимо раненных завезли совсем недавно. Женщина на посту попросила его удалиться, чтобы не нарушать покой пациентов.
Вновь оказавшись снаружи, Сергей Петрович попытался понять, что же его так сюда влекло. Так и не найдя ответа, он стал рассматривать темные окна больницы, ощущая душой боль, которую испытывали люди по другую сторону стен и по другую сторону жизни.
Вдруг в одном из окон загорелся свет, и к нему подошел человек лицо которого освещалось фонарным столбом снаружи. От одного его вида Гонтареву захотелось убежать. Лица не было. Были лишь его жалкие остатки. Ни волос, ни ушей, ни губ, ни носа. Только тяжелый взгляд, выражавший эмоции, которые остальные части лица выразить больше не могли. Он смотрел прямо на Сергея Петровича, который ощутил себя пригвожденным. Он не мог сдвинуться с места, хотя с трудом переносил этот взгляд. Казалось, тот видел его душу насквозь и осуждал всю его жизнь, каждый его поступок.
-Прости. - Произнес Гонтарев еле слышно и попятился к машине. - Прости...
Человек в окне скрылся из виду, свет погас. А избалованный жизнью миллиардер уже ехал домой, четко осознавая свою задачу.
Оказавшись в склепе, который он называл своим домом, Гонтарев первым же делом написал завещание. Затем он позвонил своему юристу, который за определенную плату согласился оформить документ задним числом. Согласно завещанию, Сергей Петрович перечислял все свое состояние в фонд помощи пострадавшим в ходе боевых действий. Разумеется, он прекрасно осознавал, что по назначению дойдет не вся сумма. Он не видел в себе ни сил, ни возможности бороться с системой, частью которой был он сам. Все чего он хотел, это поскорее завершить всё это. На нем был слишком тяжкий груз ответственности за сломанные судьбы, жить с которым он не мог.
Пистолет уже был готов и заряжен. Он терпеливо ожидал Гонтарева в сейфе, куда тот положил его на случай проникновения грабителей. Тогда он и не подозревал, какой цели послужит это оружие.
-Господи... Господи, прости меня. - Сказал он, не решаясь поднести пистолет к подбородку. - Я не знаю, что меня ждет сейчас. Для меня нет шанса на прощение. Если существует реинкарнация, то я скорее всего стану навозным жуком и принесу миру хоть какую-то пользу. Я... Я...
Сергей Петрович хотел сказать еще что-нибудь, но посчитал это смешным и ненужным. Он залпом выпил стакан коньяка, дал ему время затуманить рассудок и направил ствол оружия на подбородок.
Раздался выстрел.
Спустя пару мгновений, на ночном небосводе слабо засияла тусклая звезда, обреченная на скорое угасание. И была лишь крошечная надежда, что когда-нибудь она возродится в более ярком обличье.
***
Тук-тук-тук.
На следующее утро друг Гонтарева - Валерий Иванович Хиреев проснулся от внезапного стука. Голова раскалывалась с похмелья. Посмотрев на источник звука, он увидел ухоженного белого голубя, бьющего клювом в окно.