Первое, о чём вспоминали жители Бонтоса, если речь заходила о королевстве Пуленти, были Каулон и академия Ванат Теника. Больше говорить было вроде бы и не о чем, ведь Пуленти было на редкость тихим и спокойным местом - ни войн, ни мало-мальски серьёзных заговоров там не случалось уже десятки лет. Объяснялось это благолепие достаточно просто: никто из соседей не хотел связываться с королевством, которое было домом для множества магов и влиятельного Верховного Хранителя, способного обрушить на наглецов весь гнев церкви (фос Скифесты решали свои вопросы с помощью золота, но это была уже другая история).
Многолетняя мирная жизнь сама по себе способствовала развитию торговли и ремёсел, в не меньшей степени этому помогал и протекающий через территорию страны полноводный Елеонир - приток Велитара, по которому плыли товары из Ракверата, Тайрота и Ватиласа. На пользу королевству шла и лишённая амбиций политика правящей династии фос Висольтов, издавна стремившейся решать все проблемы путём переговоров. Оборотной стороной подобной сдержанности была уверенность множества людей в том, что правителем Пуленти были не кто иной, как Верховный Хранитель, а его столицей являлся Каулон, а не какой-то там провинциальной Дилькар.
Но если даже столичный город и казался кому-то тенью величественного Каулона, в нём всё же имелось одно примечательное место, известность которого простиралась от виноградников Лиштоина до Рамшайских гор и холодных берегов Обвелира. Знали его, правда, обладатели весьма своеобразных профессий - стражники, шпионы, наёмники и наиболее успешные и известные преступники. Этой необычной достопримечательностью Дилькора был стоявший на берегу Елеонира большой каменный трактир, известный последние два десятка лет как "Рогатый конь".
Все эти годы хозяином трактира являлся некий Хиндулаф - крепкий одноногий старик с проницательным взглядом тёмно-серых глаз. Достоверных сведений о его прошлой жизни практически не было, однако никто не сомневался, что Хиндулаф был удачливым уритофорским наёмником, которому после тяжёлого ранения хватило ума и денег для обустройства в тихом и спокойном месте. В какой-то степени всё это соответствовало действительности, например, имя, былое наёмничество и рождение на севере Бонтоса (вообще-то родиной трактирщика был Харашхеб, но на правом берегу Велитара такие тонкости мало кого интересовали).
С двенадцати лет Хиндулаф уже участвовал в межплеменных стычках, в пятнадцать отчаянного парнишку взял с собой в отряд прославленный Сухейл, быстро оценивший его способность планировать атаки и находить выход из самых сложных ситуаций. Когда дьярностский лучник отправил Сухейла на встречу с богами, большинство отряда назвали своим новым командиром двадцатипятилетнего Хиндулафа, заслужившего к тому времени прозвище Ажеле-везунок.
Молодой командир не раз оправдывал свою репутацию, заказчики не обходили отряд стороной, и у многих его бойцов появилась привычка одеваться не хуже провинциальных дворян и платить золотом в дорогих борделях. Хиндулаф не одобрял подобного расточительства, но никогда по этому поводу не высказывался, хорошо понимая своих земляков, для которых каждый новый день мог оказаться последним. Так или иначе, но среди молодых уритофорцев популярность отряда Ажеле росла с каждым годом, и многие умелые бойцы считали службу в его рядах очередным шагом в своей карьере. Часть из них со временем создавали свои собственные отряды наёмников (наиболее известными из них стали Кабгайту и Направер), другие становились доверенными помощниками командира (Кибок и Штусарт).
Мало кто понимал, что успешность Хиндулафа определялась не только его военными талантами, но и знаниями о том, с кем следовало поддерживать хорошие отношения, а у кого нельзя становиться на пути. Чтобы избежать ненужных конфликтов, Ажеле сумел договориться с вольными стрелками и главарями ряда преступных кланов, не связываясь, однако, с чёрной рыбой и торговлей детьми. Точно так же он определил для себя круг опасных ведомств, столкновение с которыми могло стоить головы. Их было в общем-то не так много - в те времена достаточным количеством шпионов, опытных душегубов и золота обладали Небрис, Ракверат, Тивар и Дьярност. К этому списку Хиндулав добавил неистовых коренжарцев (связываться с этой драчливой ордой было себе дороже) и могущественную церковь с её защитниками и вездесущими видящими.
По большому счёту все эти ограничения означали, что Ажеле и его люди не брались за работу, которую они считали слишком опасной, если им предлагали обычную плату. Полторы цены быстро переводили разговор с заказчиком в деловое русло, а готовность удвоить стоимость контракта обычно снимала все вопросы.
Отряду долго сопутствовала удача, но Хиндулаф хорошо понимал, что одной ошибки может оказаться достаточно, чтобы их везенью пришёл конец. Именно это и произошло в захолустном Кейканту, куда они нанялись для подавления мятежа, устроенного младшим братом короля. Прошла неделя после решающего сражения, когда в их лагере появился некий барон, предложивший Ажеле хорошие деньги за участие в междоусобице двух ватиласских герцогов. Избегая необдуманных действий, командир послал Штусарта на разведку, однако утративший чутьё лейтенант вместо изучения обстановки недурно провёл время в герцогском замке.
Беспечность Штусарта дорого обошлась уритофорцам. Спалив дотла восемь посёлков, наёмники неожиданно для себя встретились с эскадроном раквератских драгун и двумя боевыми магами, оставившими лежать на земле почти половину отряда. Лишившийся головы лейтенант так и не узнал, что женой герцога, владения которого они так опрометчиво принялись разорять, была племянница короля соседнего Ракверата. Фос Сгорцат счёл подобную дерзость оскорблением, поручив брату обиженной родственницы поучить хамов хорошим манерам.
Метко пущенный файербол лишил Хиндулафа коня и стопы левой ноги. Выплюнув набившуюся в рот землю, он потянулся к выпавшему из рук мечу, желая умереть с оружием в руках, как и подобает настоящему уритофорскому наёмнику. Его спасли младший брат Надечи и десятник Гоцоль, отразившие атаку нескольких всадников в бордовых мундирах. Подоспей сюда ещё с десяток раквератских бойцов, всё бы там и кончилось, но ревевший подобно вискуту Кибок повёл остатки отряда на прорыв. Честолюбивый командир эскадрона бросился вдогонку, не обращая внимания на кучку людей, копошившихся на краю поля. Усадив брата в седло, Надечи двинулся в сторону Чаамайли - место небезопасное, но привычное к крови и оружию.
Месяц спустя бывший Ажеле с братом и тремя другими бойцами переправился на левый берег Велитара, наконец-то добравшись до безопасного Уритофора. Время для правильного лечения было упущено, поэтому пострадавшую ногу пришлось укоротить ещё на ладонь, что, впрочем, упростило изготовление приличного деревянного протеза. Пропьянствовав пару недель, Хиндулаф задумался о завтрашнем дне, ведь кто пойдёт за командиром, мало чего стоящим в ближнем бою? Единственным светлым пятном в последующие полгода стала встреча с неким Кайком, который не так давно крышевал прибрежную торговлю в южной части Досама, но был вынужден бежать после острого конфликта со своим старым партнёром. Старые связи позволили Кайку выяснить, что их столкнул лбами хитроумный сержант портовой стражи, расчищавший таким образом место для своих подельников. Матёрый бандит не сомневался, что смог бы поладить со своим старым корешем, если бы ему далось встретиться и поговорить с ним, не опасаясь арбалетного болта или ножа в спину.
С громким стуком поставив на стол оловянную кружку, Хиндулаф неожиданно для самого себя предложил навестить бывшего партнёра Кайка, чтобы изложить иную версию печальных событий. Поперхнувшись вином, громила долго кашлял, наливаясь нездоровой краснотой, прежде чем смог спросить, всё ли в порядке с головой у его собутыльника. Убедившись, что этот тронутый уритофорец действительно хочет отправиться в Досам, Кайк заказал кувшин самого дорогого вина и пообещал оплатить все дорожные расходы. Две пятидневки спустя Хиндулаф уже сидел напротив долговязого Яранкура, который очень кстати был наслышан о лихом наёмнике Ажеле. Выслушав уритофорца, громила в очередной раз потёр свою лоснящуюся лысину и заявил, что ему надо кое-что проверить. Десяток сломанных костей и два перерезанных горла помогли Яранкуру убедиться в справедливости переданного ему послания, после чего молва об авторитетном посреднике стала быстро растекаться по обоим берегами Велитара.
Прошло не так много времени, и к Хиндулафу потянулись люди, стремившиеся как-то разрешить потенциально опасную ситуацию, найти исполнителей для некоего щекотливого дела либо напротив - предложить свои услуги состоятельным людям, желавшим кое-что поправить в окружавшем их мире. Его услугами заинтересовались даже коренжарские пираты, которым для получения выкупа надо было как-то договариваться с родственниками своих пленников. Объездив за три года половину Бонтоса, Ажеле (под этим именем его знали многие заказчики и клиенты), пришёл к выводу, что проще и доходнее будет обосноваться в каком-нибудь спокойном месте, где можно было бы без помех обсуждать любые вопросы.
Выбор пал на Дилькар - столицу королевства Пуленти, расположенного на правом берегу Елеонира в полутора центудах от его впадения в главную реку континента. Строго говоря, никакой границы между самим городом и портом на берегу Велитара не существовало, просто все короли из династии фос Висольтов предпочитали жить подальше от портового шума и суеты. Дела у тогдашнего хозяина трактира шли не слишком хорошо, и когда один из местных главарей предложил ему выбирать между увесистым кошельком с золотом и будущими неприятностями, догадливый трактирщик быстро принял правильное решение.
Здание ещё продолжали ремонтировать, когда с Хиндулафом встретился начальник городской стражи барон рит Вортанон. Майор был прекрасно осведомлён о прошлом Ажеле и его планах создать в Дилькаре нечто среднее между клубом и конторой по найму для громил, контрабандистов и наёмников. Проявив незаурядное понимание ситуации, рит Вортанон выразил уверенность, что подобного рода занятие предполагает определённую сдержанность и тем более - отсутствие каких-либо преступных проявлений в столице и её ближайших окрестностях. Почти искренне извинившись, майор сообщил Хиндулафу, что в случае явных нарушений этих разумных и необременительных договорённостей он будет вынужден доложить его величеству о случившемся. Не менее вежливо начальник городской стражи уведомил Ажеле, что повторное пренебрежение гостеприимством может привести короля к мысли обратиться за помощью к магистрам Ванат Теники, ученики которых иногда ошибаются в расчётах своих магических действий.
Внимательно слушая барона, Хиндулаф вспомнил местного контрабандиста, предупредившего его о том, что к словам рит Вортанона следует относиться со всей серьёзностью, ведь этого красавчика с манерами дамского угодника опасались самые крутые бандиты Пуленти. Показав Ажеле левую руку без двух пальцев, самолично отрезанных майором, он с кривой усмешкой добавил, что тогда ему удалось на редкость легко отделаться, оплатив карету и четвёрку лошадей очередной любовницы упыря.
Хиндулафу не нужны были лишние проблемы, поэтому он с большим вниманием отнёсся к "дружеским" советам барона. Сначала по-хорошему, а затем и по-плохому он сумел объяснить местным ворам и грабителям, что на прилегающих к "Рогатому коню" улицах должно быть тихо как на кладбище. Чтобы навести надлежащий порядок, потребовалось не так уж много времени, ведь его бойцы во главе с верным Гоцолем умели быть убедительными, к тому же Ажеле поддержали самые известные главари Дилькара, надеявшиеся завести полезные знакомства с влиятельными гостями трактирщика. Пока бывший десятник ломал руки и крушил челюсти недоумков, Надечи занялся наймом хороших поваров и опытных людей, знающих толк в обслуживании состоятельных посетителей. Тогда же в трактире появилась и черноволосая Мерти, прошедшая выучку в лучших борделях Тильодана (менять профиль заведения Ажеле, разумеется, не собирался, но считал полезным иметь в хозяйстве несколько смазливых девиц для ублажения особо значимых посетителей).
Сложнее всего оказалось удержать амбициозных гостей от нападения на своих врагов во время случайных встреч или неудовлетворительного исхода переговоров. Подобные стычки время от времени случались, ведь эти люди привыкли решать проблемы с помощью насилия, и им даже в голову не приходило, что в "Рогатом коне" следовало вести себя как-то иначе. Слова не производили на громил особого впечатления, поэтому Хиндулаф предпочёл действовать доступными их пониманию методами - любое нападение внутри трактира и на ведущей к нему улице приравнивалось к оскорблению хозяина, что по уритофорским понятиям следовало смывать кровью (по доброте душевной хозяин мог ограничиться отсечением какой-нибудь части тела). Внутри трактира за порядком следили бойцы Гоцоля и похожий на анера Аргсот, округу контролировали люди хромого Гунурта, с утра до вечера сидевшего возле своей сырной лавки. Если дело приобретало серьёзный оборот, на сцену выходил живший в трактире Мантеш рит Рапнок - бывший боевой маг армии Ватиласа, заказ на убийство которого Ажеле перекупил ещё лет пятнадцать назад.
Несмотря на приятые меры, на Бонтосе ещё долго находились отчаянные головы, уверенные в том, что для них не существует никаких писаных и неписаных правил. Часть этих смельчаков со временем упокоилась в саду на берегу Елеонира, других заставили замолчать наронги, по старой дружбе выполнявшие просьбы Ажеле за минимальную плату (зря, что ли, винным погребом в трактире заведовал седой улыбчивый Ракунто, бывший вторым человеком в братстве вольных стрелков).
После всех этих хлопот, затрат и смертей Хиндулаф наконец-то получил то, что хотел: благопристойный трактир с вышколенной обслугой, в котором можно было хорошо провести время, обсудить сделку и заказать убийство, набег или небольшую войну. При этом в "Рогатый конь" могли заглянуть все желающие, если, конечно, они могли это себе позволить - вина и закуски стоили здесь весьма недёшево. Высокие цены не смущали, однако, многих дворян и торговцев, для которых обед в этом необычном трактире был средством потешить своё самолюбие (впечатлительные барышни прямо-таки млели от подобных рассказов), либо продемонстрировать свою значимость и причастность к неким опасным, но притягательным тайнам. Всё это вместе взятое и делало трактир "Рогатый конь" третьей достопримечательностью Пуленти, мало чем уступающей в значимости резиденции Верховного Хранителя и академии Ванат Теника.
Все эти годы Хиндулаф внимательно следил за событиями вокруг Пуленти, стараясь не упускать из виду тлеющие и нарождающиеся конфликты, каждый из которых со временем мог стать источником заработка для множества наёмников. После того как на тиварских трон взошёл молодой и никому не известный Локлир, он поспорил с Надечи и Ракунто по поводу того, с кем первым придётся воевать этому неопытному парнишке - с бестолковым, но неугомонным Тангесоком, жаждавшими реванша коренжарцами или самоуверенным фос Скифестом, которого подзуживала королева Ночери, ненавидевшая своего сводного брата.
Ажеле ставил на Тильодан и был немало удивлён, когда голубые мундиры не появились на полуострове даже после поражения тиварцев в Междуречье. Ещё больше его поразила ожесточённость сражений, во время которых обе стороны использовали невиданное магическое оружие, оставлявшее на поле боя горы трупов. Хиндулаф ещё мог понять, откуда эта смертоносная жуть появилась у Тивара (кто знает, над чем работали в загадочном Вирамаре?), однако не представлял, где всему этому могли научиться немногочисленные маги Фур-Утиджи.
У этой загадки было одно-единственное достойное внимания объяснение - у тангесокцев и коренжарцев появился некий таинственный союзник, познания которого в боевой магии намного превосходили привычные формулы. Надечи как-то высказал предположение, что зеленомундирникам помогает Серый орден, но много чего знающий Ракунто только покачал головой, добавив, что тени никогда не станут поддерживать врагов фос Контанденов, с которыми они когда-то спасали пекотов. Воцарившуюся в комнате тишину неожиданно нарушил Гоцоль, с усмешкой заявивший, что в таком случае за старое взялся восставший из могилы Маршеск. Эту невесёлую шутку никто не стал комментировать, но Хиндулафу хватило и того, что старый наронг медленно опустил веки.
Следующим утром он отправил в Каулон неприметного и пользующегося особым доверием Падкета, который должен был передать письмо старому знакомому трактирщика - викарию Ордена защитников. Без малого тридцать лет назад охранявший караван контрабандистов Ажеле наткнулся на изувеченного защитника, сумевшего каким-то чудом доползти до лесной дороги. Пожалев истекающего кровью молодого красавца, наёмник влил в него особое уритофорское снадобье, позволившее бойцу дожить до встречи с целителем. Прошло немало времени, прежде чем Хиндулаф узнал, что изменившийся до неузнаваемости Улабир сумел выжить и сейчас служит в какой-то канцелярии Флеонского замка - главной цитадели Ордена защитников (Гоцоль не преминул тогда сказать, что наконец-то нашёлся человек, который сможет замолвить за них словечко перед Альфиром).
Основательно обжившись в Дилькаре, Ажеле счёл полезным возобновить старое знакомство, справедливо полагая, что при его ремесле сохранить голову может помочь всего один намёк защитника из Флеона. Узнать Улабира в этом лысом толстяке оказалось непросто, зато монах не только сразу же вспомнил своего спасителя, но и немало подивил его своими познаниями о двойном дне хитрого трактира (насторожившийся Хиндулаф тогда ещё не знал, что эта "канцелярия" была чем-то вроде тайной стражи ордена).
Как бы там ни было, на спасение жизни на всём Бонтосе считалось долгом чести, поэтому после нескольких бокалов вина монах и трактирщик договорились о порядке дальнейшего общения. Не прошло и года, как Улабир предупредил Хиндулафа, что его отказ посодействовать доставке партии детей в Дьярност вызвал гнев неких влиятельных людей, решивших наказать не по чину самоуверенного уритофорца. Узнав, что для этого были наняты какие-то дешёвые бандиты, Ажеле счёл себя оскорблённым, самолично поучаствовав в превращении "гостей" в кучу рубленого мяса. Хорошо зная традиции преступного мира, он ожидал продолжения, но утративший разум король Дьярноста ввязался в войну с соседями, которые не упустили возможности с ним разобраться с ним по полной программе, после чего угроза исчезла как бы сама собой.
Хиндулаф имел обширные связи и множество источников информации, которые не раз позволяли ему принимать верные решения. Он неплохо представлял себе ситуацию в Пуленти и соседних странах и с интересом наблюдал, как растёт влияние Улабира, на удивление быстро ставшего в ордене весьма значимой фигурой. Когда его старого знакомого всё чаще стали называть Флеонским пауком, трактирщик понял, что в интересах обеих сторон следует свести до минимума и без того редкую переписку, позаботившись к тому же о шифровании информации (о личных встречах он давно уже даже не заикался).
Его предложения были встречены с пониманием, и теперь каждое послание представляло собой малопонятный набор слов, цифр и символов. Этим правилам вполне соответствовало короткое письмо в рукаве Падкета, скакавшего в Каулон по обсаженной деревьями дороге. Вместо адреса на нём было написано единственного слово "Итерслу", означавшее название забытого богами городка в Ватиласе, куда уритофорец когда-то доставил израненного Улабира. Не менее странным могло показаться случайному человеку само послание, в котором было всего три слова: "анга, фитак, жертувато". Для тех, кто имел возможность и желание читать книги, первые два слова ещё могли что-то напомнить, ведь возле озера Анга когда-то состоялось сражение с армией Маршеска, а регулярно задающий странные вопросы Фитак был постоянным персонажем множества комедий. Сложнее было понять смысл уритофорского выражения "жертувато", что на жаргоне наёмников могло означать "всё ещё может измениться", либо "всё не так, как выглядит". Хиндулаф, однако, не сомневался, что изощрённый ум викария поймёт его вопрос о реальности возвращения танкисов.
В полдень следующего дня доверенный служка Улабира передал Падкету свёрнутый в трубочку лоскут кожи, незамедлительно упрятанный в полую рукоять кинжала. Велено было поторопиться, и Падкет заранее попросил прощения у своей серой кобылы, которой предстоял трудный день. Выросшая в раквератских степях лошадка не подвела, и утром Хиндулаф уже смог увидеть ответ викария, состоявший из одного хорошо знакомого ему слова "верта". Ещё не получив своего меча, он не раз слышал его от ушедших на покой бойцов, рассказывавших о былых схватках. Каждый раз, когда уритофорцы бросались в атаку, целью которых было полное уничтожение врагов, над полем сражения звучал именно этот боевой клич, не оставлявший врагам надежды на пощаду.
"Верта" на куске белёсой кожи было ответом на все вопросы: да, танкисы вернулись, да, их жуткая магия уже убивает, да, все адепты Танкилоо должны быть истреблены. Но и это было ещё не всё. Под аккуратно выписанным руническим шрифтом словом находились три серых отпечатка пальцев, наискось перечёркнутые тонкой красной линией. Ажеле поскрёб покрытую седой щетиной щёку и удовлетворённо хмыкнул - что и говорить, викарий умел разъяснять ситуацию, не прибегая к помощи букв. Отпечатки пальцев означали участие Серого ордена в войне с танкисами, при этом красная линия, явно намекающая на флаг Тивара, не оставляла сомнений в том, кто является их главным союзником (Ракунто оказался прав: тени вновь действовали вместе с герцогством).
Мысленно поблагодарив Улабира за исчерпывающий ответ, Хиндулаф подумал, что теперь следует удвоить, а то и утроить осторожность, дабы ненароком не перейти дорогу одной из враждующих сторон. Случись нечто подобное, трактир в считанные мгновения превратится в склеп, заполненный скрюченными телами. . Или в выгоревшую каменную коробку, внутри которой будут лужи расплавленного стекла и железа. И на то, и на другое могущества хватило бы и теням, и танкисам. Всё это не вызывало сомнений, но не в характере Ажеле было отсиживаться в норе, не рискуя высунуть из неё нос. Отсыпав Падкету и другим надёжным людям по горсти золотых и серебряных монет, он отправил их в Каулон и правобережные порты, поручив высматривать и вынюхивать всё, что хоть как-то отличалось от обычного хода вещей.
Первая заслуживающая особого внимания весть пришла из Сальдивата - небольшого порта на севере Небриса, который оказался битком набит солдатами и кораблями. Единственной разумной целью подобного скопления могла быть только высадка в Ферире, но это означало не просто вступление Тильодана в войну, но и ответные действия со стороны тиварцев и теней. В таком случае Серый орден наверняка постарался бы обратить в прах желание фос Скифеста посадить на Престол Отелетера своего человека. Не сомневаясь в том, что ненавидевшие Травиаса защитники охотно помогут серым в этом богоугодном деле (устав ордена не позволял им самим разобраться с наглой тварью, зато они могли вовремя отвести глаза в сторону), Хиндулаф тут же послал в Каулон Надечи и верного Гоцоля. Расчёт был прост, но проверен временем: вовремя оказав услугу новым хозяевам Стабура, можно рассчитывать на их благосклонное отношение и молчаливое прощение кое-каких старых прегрешений.
Как и ожидал Ажеле, высадка небрисских войск в Ферире не заставила себя долго ждать. Зная упрямство и стойкость тиварцев, он предполагал, что Тильодан заплатит за свой успех немалую цену, но развитие событий превзошло все его ожидания. Мало того, что голубые мундиры увязли в ожесточённых уличных боях, так ещё и королевский флот неожиданно для себя понёс тяжёлые потери. Примчавшийся из Сальдивата гонец с суеверным страхом в глазах рассказывал о стене огня, пришедшей в порт вместе с приливом. Отправив парня отсыпаться, Хиндулаф обсудил новость с рит Рапнаком и Ракунто. Беглый маг считал этот кошмар зримым воплощением энергии Ванат, старый наронг восхищался смелостью тиварских моряков, но все было согласны с тем, что это только начало, и со дня на день короля Шината вновь ткнут носом в кучу кровавого дерьма.
Подтверждение правильности этого вывода не заставило себя долго ждать. Находившийся в Каулоне Надечи чётко выполнил поручение старшего брата, отправляя сообщение после каждого значимого события. Выслушав насквозь мокрого и заляпанного дорожной грязью гонца, трактирщик не сразу нашёлся, что сказать, ведь епископы режут друг друга не каждый день. К тому же это были не просто обладатели жёлтых плащей, а высшая церковная аристократия - члены Совета двадцати пяти. Если же к этому прибавить, что уже арестованный защитниками Сараспун был одним из подручных Травиаса, то ни о какой случайности или недоразумении не могло быть и речи. Теперь Хиндулаф не сомневался, что тени уже вступили в игру, и ему оставалось только дождаться их следующего шага.
Погрузившись в размышления, он не сразу вновь обратил внимание на гонца, который по-прежнему стоял в луже натёкшей с него дождевой воды.
- Парих, что ты тут топчешься? Ступай вниз, выпей рому да одежду смени. Утром в Каулон ехать надо будет, - увидев, что гонец всё ещё остаётся стоять на месте, трактирщик подошёл к нему поближе. - Ты что, чего-то не договорил?
- Ясное дело, не всё. Я когда про епископов рассказал, ты к окну повернулся. Подумать, значит. Я ж не селянин какой, понимаю, что когда Ажеле думает, мешать нельзя. Стою, жду.
- Ну ты, Парих, даёшь! Я голову ломаю, как всё дальше повернётся, а он в луже затаился. Давай, выкладывай!
- Так это, я уже в седле сидел, когда к Надечи какой-то хмырь запёрся. Вечером, говорит, на Соборной площади общая молитва будет. Он ещё про Первую скамью говорил.
- Вот это самое то. Давай, вспоминай!
- А я и не забывал. Так вот, этих епископов прямо в домах охраняют. Чтоб, значит, их тоже не кончили.
- Охраняет-то их кто?
- Известно кто, защитники. Вот теперь, кажись, всё сказал.
- Защитники... Флеон под себя, значит, всех подмял... - достав из шкафа бутылку дорогого раквератского рома, трактирщик вручил её Париху вместе с парой золотых монет. - Молодец, сынок. Позови Ракунто и иди обсыхай.
События неслись подобно коренжарской орде - молитва на Соборной площади, судя по всему, уже началась, и одному Молкоту было известно, сколько людей расстанутся с жизнью до завтрашнего утра. Тени и защитники выложили на стол свои козыри, инициатива была в их руках, и Хиндулаф не представлял, что им могли противопоставить шпионы Шината и продажные церковники. Думать о том, как помочь вероятным победителям, было уже поздно, зато следовало позаботиться о том, чтобы его деловые партнёры не попали под раздачу в силу незнания или непонимания ситуации.
Проще всего было предупредить хромого Гунурта и двух других главарей, присматривающих за причалами и складами речного порта. Но был ещё и начальник столичной стражи, с которым у Ажеле было достигнуто полное взаимопонимание. Нет, это был уже не самоуверенный барон рит Вортанон, вздумавший семь лет назад предложить королеве Бусти некую сделку: графский титул в обмен на прекращение распространения слухов о её симпатиях к капитану дворцовой стражи. Уверенный в своей незаменимости наглец с гордостью носил перстень с голубым брильянтом, подаренный ему небрисским послом, поэтому не счёл нужным обратить внимание на целый ряд тонкостей и нюансов.
Прежде всего ему стоило бы вспомнить, что почти три десятка лет назад дочь раквератского короля появилась в Дилькаре прежде всего потому, что Пуленти надо было как-то уравновесить растущее влияние Тильодана, а Ракверату очень хотелось обеспечить себе свободу торгового судоходства по Елеониру. Несмотря на все эти обстоятельства, брак оказался достаточно удачным, и уважающие друг друга супруги быстро пришли к единому мнению: зарвавшийся барон должен исчезнуть. Чтобы не бросить тень подозрения на своего младшего брата Юверту, сидевшего на троне в Волшвеле, Бусти нашла способ обратиться с этой просьбой к таинственному хозяину "Рогатого коня". Отказать королеве было невозможно, но и подставлять кого-то из своих, будь то наёмники, стрелки или местная братва, Хиндулаф не собирался - кто знает, как мстительный Шинат воспримет безвременную кончину своего влиятельного сторонника?
Изрядно поломав голову, Ажеле вспомнил рассказанную кем-то историю о меднокожей девочке, около года прожившей в доме рит Вортанона (барон был известным сластолюбцем, весьма охочим до всякой экзотики). Выкравсив лица и кисти рук Падкета и Гоцоля в красный цвет, Хиндулаф вечером отвёз из в район порта, велев попасться на глаза ночным гулякам, стражникам или ворам. Через пару дней весь город судачил о двух меднолицых, неизвестно откуда и зачем появившихся в Дилькаре. Через неделю о них все забыли, благо появились новые темы для разговоров: задушенный в собственной постели начальник городской стражи и непонтяные знаки на стене его спальни. Потребовалось меньше суток, чтобы какая-то любительница романов вспомнила, что в одной из книг фос Саканхаза именно такие знаки оставляли отомстившие своим врагам меднолицые.
Почва была подготовлена, и стоило людям Гунурта напомнить о сгинувшей без следа чужеземной девчонке, как весь город ещё до заката знал, кто и за что прикончил заносчивого майора. Всё сложилось настолько удачно, что Хиндулафу пришлось объяснять доверенному лицу королевы, что никаких меднолицых мстителей в Дилькаре нет и не было.
Устроив рит Вартанону пышные похороны, король назначил на его место отставного капитана береговой стражи, отец которого многие годы был лучшим другом наследника престола. У молодого графа не было изрядной части левой руки, зато имелась светлая голова и немалый опыт охоты на контрабандистов и коренжарских пиратов. Фос Лесенде был не в восторге от Хиндулафа и его трактира, однако понимал всю выгоду сложившейся ситуации и всегда выполнял свою часть негласных доворённостей. Теперь пришло время отвечать взаимностью, и ещё до рассвета граф уже знал весь закулисный расклад последних событий в Каулоне.
Ожидая новых сообщений от брата, Ажеле не находил себе места. Он выпил три чашки душистого фандрака, зачем-то спустился к реке, после чего дошёл до лавки Гунурта, изрядно удивив толкавшихся там мордоворотов. Вернувшись в свой небольшой кабинет, Хиндулаф неожиданно увидел там Мерти, которая посоветовала ему снять напряжение с помощью одной из её девиц. Идея показалась Ажеле вполне разумной, и он тут же задрал ей подол платья, предпочтя богатый опыт Мерти чьей-то молодости и стройности. Средство оказалось весьма действенным, и, закрепив желаемый результат бокалом хорошего вина, Хиндулаф уже смог думать о чём-то ином, кроме Каулона. Он уже начал вновь поглядывать на раскрасневшуюся Мерти, когда с улицы донёсся долгожданный стук копыт.
В мгновение ока оказавшись перед трактиром, Ажеле увидел Гоцоля на взмыленной лошади, которая с трудом держалась на ногах. Обрадовавшись возможности узнать последние новости, он тут же пожалел, что Надечи послал именно десятника, среди достоинств которого не наблюдалось дара умелого рассказчика. Перебросив ногу через седло, Гоцоль спрыгнул на мостовую и опёрся руками о колени.
- Что, досталось? Ладно, не томи, давай рассказывай. Молитва была?
- Была, была... Толпа была охрененная, не продохнуть.
- Проповедь кто читал?
-Как кто, епископ, ясное дело.
- Понятно, что не мусорщик, - только что выпитое вино ударило в голову, и Хиндулаф почувствовал растущее раздражение. - Кто именно из епископов?
- Так я их не знаю, да и народ шумел.
- А Надечи что сказал? Кто именно?
- Адольгор какой-то.
- Адольгор, значит. Герцог снова на коне, а Ракверат с прикупом... Говорил-то он что?
- Ну, про войну говорил, про танкисов, что против бога пошли. Кончать, мол, надо их вместе с союзниками. Он ещё онелитвер объявил.
- Что?! Божий суд: Ох ни хрена себе замах! - поражённый услышанным, Ажеле попытался вспомнить, когда кто-либо решался поставить на кон свою жизнь, объявляя онелитвер.
- И что люди говорили?
- У-у, вопили как резаные! Орут и руками машут, обнимаются. Кто на колени стал, кто плакать начал. Как рёхнутые...
- Дальше что было?
- Там вроде как главный защитник вышел. Давайте, говорит, этого Адольгора Рукой Альфира сделаем. Тут вообще все с ума посходили.
- Рукой Альфира, значит... - прикинув последствия этого решения (если вопли толпы можно было считать решением), трактирщик прикрыл глаза и покачал головой. - Теперь серых ничто не остановит. Всем дадут просраться. Да, попёрли Тивару козыри...
- Ажеле, а нам-то что теперь делать?
- Сидеть тихо и не рыпаться, а то хоронить будет нечего. Разве что мослы горелые...
Два следующих дня все обитатели "Рогатого коня" откровенно скучали и шептались по углам - посетителей было мало, как, впрочем, и людей на улицах притихшего Дилькара. Слушая приезжавших из Каулона гонцов, Хиндулаф только кивал головой, ведь пока там не происходило ничего, что можно было назвать неожиданным или внушающим опасения.
Поздно вечером к сидевшему на галерее трактирщику подошёл вроде бы смущённый Аргсот, вежливо кашлянув для привлечения внимания.
- Ажеле, там в малом зале один тип дорогое лиштоинское цедит.
- И что с того? Деньги есть, имеет право.
- Оно конечно, только это вроде как Нимгин тосу.
- Что?! Длинные пальцы в зале? Ты что, шутить вздумал?
- Да не, в натуре он. Сидит, ухмыляется, к девкам цепляется.
- Твою мать, Нимгин тосу в трактире, - откинувшись на спинку стула, Ажеле попытался сообразить, что могло понадобиться легендарному шпиону в Дилькаре в это неспокойное время. - А-а, всё равно хрен угадаешь. Ладно, пошли посмотрим.
Хиндулаф до последнего мгновения не верил, что Длинные пальцы, смерти которого желали многие влиятельные особы, осмелится заявиться в его трактир просто так, без магической личины и внушительной охраны. Хватило, однако, одного взгляда, чтобы развеять все сомнения - второй такой пары умных и холодных глаз уритофорец ещё не встречал.
- О, Ажеле, пужад лисе! - фос Подельван улыбнулся и встал из-за стола. - Рад тебя видеть в добром здравии.
- Тебе тоже тёплого неба, Длинные пальцы. Вот уж кого не ожидал сейчас увидеть, так это тебя.
- Ну, Ажеле, пока в Каулоне делят власть, самое время разобраться со старыми долгами. Ты же знаешь, в мутной воде наши дела легче делаются. Ракунто, кстати, жив-здоров? У меня для него работёнка имеется.
- Опять какого-то наследника замочить хочешь?
- Нет, ставки выросли. Пришло время убивать королей.