МАЛЕНЬКИЕ СОБАКИ ТОЖЕ ЛЮБЯТ БОГА
Мне трудно поверить в то, что со мной произошло, тем более рассказывать. Это фантастическое происшествие случилось на фоне трагического события, когда разум был особенно возбуждён и раним, поэтому я до сих пор не могу ответить на многие вопросы.
Однажды я столкнулся со своим старшим двойником...
Прошу не путать это с похожими на вас людьми. Такие раза два попадались за мою жизнь. Правда, когда подходишь к ним совсем близко, то начинаешь замечать всякие прыщи, не тот разрез глаз или слишком толстые губы.
Один такой случай был в метро. Я протиснулся к тому парню поближе, мы пристально посмотрели друг на друга, как на недоразумение или насмешку природы, и развернулись в стороны.
Так вот, мне "посчастливилось" встретиться с настоящим двойником. Это не столько внешнее сходство, сколько ощущение психической близости: он знает о тебе больше, чем ты сам, когда говоришь с ним, кажется, это говорит не он, а твой внутренний голос, порой хочется его убить, чтобы он не сболтнул лишнего при посторонних.
Этот двойник был гораздо полнее и, как мне показалось, старше меня. Тучноватый, даже обрюзгший, одет как-то странно: замызганный кожаный плащ, местами полопавшийся от старости, с серой паутиной трещин, с приплюснутыми нижними краями, словно их специально отдавливали утюгами или чем-то тяжёлым, чтобы эти самые края не заворачивались в трубочку от иссушения временем...
Сейчас мне почему-то важно копаться в мелочах, а не махнуть сразу, с главного - я как будто ещё раз доказываю себе, что я был в здравом уме и твёрдой памяти. Но, к чёрту, все недостойные мелочи!
Так вот - ещё раз с самого начала.
В тот вечер я шёл по тускло освещённой аллее Родо?пского бульвара в Махачкале, тупо смотрел на пушистые желтушные цветы без названия и жевал какую-то дешёвую жвачку с ароматом резины... Давно бросил курить, но от этой ерунды так и не избавился.
Слева, в чернильной темноте южного вечера плескалось море, лениво шурша ракушечным песком и освежая лёгкие запахом морской воды.
Я, как обычно, сел на парковую скамейку с изломанной спинкой из деревянных брусьев. Именно там я с Максом часто пил баночное пиво с копчёными куриными крылышками из вакуумной упаковки. Естественно, ему доставались кончики крылышек с сочными суставами, а мне ароматная мякоть и крепкое пойло.
Сегодня я был один. Я похоронил Макса несколько дней назад.
Макс - это мой гладкошёрстный чёрный ягдтерьер с рыжим галстуком на шее и такими же рыжими чулочками на лапах, мой любимый и верный друг. Собственно, я понимал это всегда, но не представлял, как эта цена подскочит, когда Макса не станет.
Он убрался мгновенно, всего-то за три дня...
Три безумных дня!
Мы, как всегда, ездили на машине к морю, загорали, играли в мяч...
Но вдруг, среди бела дня, у него начался приступ страшной жажды прямо на пляже. В первый день я не придал этому значения - до сих пор не могу простить себе эту беспечность - мне казалось, он просто перегрелся на солнце. Бывает, подумал я.
На второй день мне стало тревожно, и я повёз Макса к ветеринару. Ветеринар оказался местным пенсионером-самоучкой с суетливыми глазами и вечно седой щетиной, растущей аж от самых глаз. Он оттянул Максу кожу на холке и быстрым движением всадил туда шприц. "Ловкач!" - восхитился я с затаённой надеждой. Он вкачал под кожу глюкозу, так что на спине образовался волдырь с кулак, влил ему в пасть водки "для настроения" и пообещал, что всё будет "гхарашо". Я готов был молиться на этого лезгина или аварца, лишь бы он помог моему другу!
На третий день Максу стало ещё хуже, и я уже с остервенением стал искать в мусульманской Махачкале профессиональную ветеринарную лечебницу! Адреса, на которые я приезжал, оказывались фиктивными, лечебницы были давно заброшены. Один врач (наверное, врач, раз он был в белом халате!), совсем плохо говоря на русском, звонил по телефону и кому-то долго объяснял про мою собаку. Оказалось, он думал, что я привёз мёртвую псину, чтобы проверить, нет ли у неё чумы. О, боже, и на это я убил столько драгоценного времени!
- Я эта... одному звонить... он туда-сюда... После намаз сюда придёт!.. - кричал он мне вслед, когда я злой бежал к машине, где меня ждал изнемогающий Макс.
Макс лежал на заднем сиденье автомобиля и испуганно-озабоченными глазами смотрел на меня: казалось, он понимал, что я хочу его спасти, но не могу, чёрт возьми! Наверное, он не мог поверить, что хозяин может быть таким беспомощным...
Я не знал, кого мне винить: себя за легкомысленность, мусульман за то, что они мусульмане и их мало интересуют умирающие собаки, этот медленный Интернет на моём планшете с картой города и липовыми адресами лечебниц?!
Наконец-то на экране андроида нарисовалась ещё одна вет.клиника на другом конце города - я молнией туда!
Металлическая дверь была наглухо закрыта!
Я готов был вдариться башкой об эту исписанную гнусностями, грязную дверь, припорошённую строительной пылью и мусором. Казалось, здесь никто не работает уже лет десять - металлическое гнездо для ключа махрилось ржавчиной, словно в заброшенном бункере от ядерной бомбёжки.
Слава богу, через планшет я случайно наткнулся на телефон врача этой клиники, и созвонился с ним. Он тоже оказался на дневном намазе, но, услышав мой дрожащий и перепуганный голос, обещал подъехать через десять минут.
Я воскликнул про себя: "Да святится имя твоё, Интернет!"
Врач подъехал только через тридцать минут. За это время я успел стать расистом, националистом, человеконенавистником и атеистом. Когда же дверь лечебницы открылась, мои подлые мысли развеялись.
Максу тут же сделали капельницу, несколько уколов. Молодой врач почти не разговаривал, выписывал рецепты, брал анализы, щупал у собаки живот. Стёклышки, баночки, пробирочки...
Пока Макс лежал под капельницей, а это было часа три не меньше, в лечебнице побывало около десяти посетителей, в основном женщины. Все они приходили с котами и с кошками: кто-то объелся, кому-то надо было подстричь коготки, а кто-то сильно чесался, в общем, - ни одной псины. Мусульмане считают собак "грязными" существами, хотя в Коране об этом ничего не сказано. В каком-то из священных хадисов говорится, что собака испачкала слюнями руки одного из последователей Пророка, когда тот готовился к молитве, и несчастному пришлось мыть их несколько раз. С таким же успехом на её месте могла бы оказаться корова или кошка, или лошадь...
Что это, чрезмерная брезгливость? Или желание чем-то выделиться среди остальных народов? Никто из мусульман не мог мне сказать ничего вразумительного, что это за грязь и с чем она связана. Вот тогда я понял: предрассудки объяснить сложнее, чем веру в Бога.
Но все эти предрассудки и брезгливость исчезали, как ночной туман, лишь стоило Максу начать игру в его любимые мячи-попрыгуньчики - здесь ему не было равных! Большинство прохожих в парке замирало и с удивлением смотрело, как он самозабвенно гоняет резвые, как пули, мячи, как он мастерски снимает их в воздухе, летая, как вратарь бразильской сборной на чемпионате мира. Мимо этого зрелища невозможно было пройти равнодушно! Благочестивые мусульмане цокали языками и качали головами: "Слушай, какой умный собака! Такой дрессированный собака!" Я, конечно, подливал масла в огонь и заявлял, что он всему научился сам, без какой-либо дрессировки, чем многих приводил в полный восторг и изумление. Я ни капли не врал, для Макса это было просто любимой игрой, которая возникла однажды сама собой безо всяких тренировок. Просто однажды ранним утром мы вместе её придумали...
Дети Макса обожали, как льва Бонифация из известного мультфильма, сразу же окружали его плотным кольцом и тянулись к нему руками. Макс, зажав в пасти мяч, тяжело дышал и терпеливо стоял, как музейный экспонат перед любопытными туристами. И даже те из детей, которым родители запрещали даже приближаться к собакам, скоро забывали об этом и тянулись ручками, чтобы прикоснуться к его вздымающимся от частого дыхания бокам.
Со временем у Макса среди детей появились верные друзья. Больше остальных я запомнил двоих: русского белобрысого мальчика по имени Родик и чернявого коренастого мальчишку Шахми?ра. Им я позволял водить его на поводке и купаться с ним в море. Вернее, Макс позволял им это делать...
И вот теперь этот любимец детей и другой взрослой публики беспомощно лежал на железном столе под капельницей.
Я наклонился над ухом Макса и прошептал:
- Прости, что я привёз тебя в город, где не очень-то любят собак.
Макс посмотрел на меня преданными глазами, словно хотел сказать: "Ничего, ведь главное, мы вместе, и ты меня любишь".
Доктор наказал на следующее утро сделать уколы дома или же привезти его сюда, если вдруг станет хуже. Мой страх стал понемногу отступать.
От раствора из капельницы Максу, видимо, полегчало: лёжа, он пошевелил хвостиком и потянулся ко мне мордочкой.
Я достал телефон и сделал несколько снимков Макса под капельницей, чтобы потом показать жене и друзьям, как мы с Максом выкарабкивались с того Света, чтобы они охали, удивлялись и с умилением трепали его по загривку...
Если бы я знал, что это были последние фотографии живого Макса!
Боже мой!..
Я смотрел на эти прозрачные капли, стекающие в вену Макса по пластиковой трубке, как заколдованный. Я готов был сидеть так целый день или даже два дня, три - лишь бы это помогло моему другу. Я прислонился щекой к его уху и стал шептать что-то ласковое и бодрящее, я говорил, что очень-очень скоро мы вернёмся на родину в наш любимый Светлозёрск, где над лугами и полями воздух от душистого разнотравья такой густой и пьянящий, - его собачий нос просто сойдёт с ума! А сколько там непроходимых лесов с зайцами, ежами, ужами, ящерками и прочей живностью, которая снуёт везде и ждёт не дождётся Макса. Да-да, только он, великий охотник и следопыт всех лиственных и хвойных лесов, может догнать самых быстрых зайцев и отыскать в прелой листве самых хитроумных ежей...
Иногда его хвост слабо двигался по железному столу в знак согласия и благодарности... Макс уехал из Светлозёрска в три года, поэтому прекрасно помнил его густые леса и поляны, где мы часто собирали грибы или просто валялись в траве.
Потом была безумная ночь дома, когда я вливал Максу через толстые шприцы обеззараживающий гель, вливал куриный бульон с протёртой курицей, вливал питьевую воду... Я всё делал так, как наказал доктор, но почему-то ловил себя на мысли, что стою над слабеньким телом Макса, как гестаповец в камере пыток над невинным ребёнком: в его взгляде была и мольба, и усталость... Он будто бы знал, что я ему уже ничем не помогу, он словно просил оставить его в покое...
У меня тряслись руки, я не желал сдаваться, я перепачкал гелем и куриным бульоном себя, Макса и простыни...
За окном послышались шумные голоса мальчишек - Макс тут же поднял голову и навострил уши. О чём он думал? Вспоминал, как гоняет с ними мячи-попрыгуньчики по парку, вызывая восхищённые крики и радостный шум?..
"Слава богу, - подумал я, - значит, дело пойдёт на поправку".
Мне показалось, я сделал всё что мог: я улёгся на пол, рядом с диваном, где лежало моё бесценное существо, включил тихо радио на планшете и незаметно для себя уснул.
Потом я много раз задавал себе вопрос, почему я не почувствовал тогда приближение смерти? Может быть, Высшие силы специально дали мне надежду и успокоенность, чтобы я не мешал его уставшей собачьей душе улететь отсюда?
Я резко проснулся где-то пол третьего ночи, и мгновенно протянул руку к Максу - его лапки уже были холодные и затвердели!.. Из маленького тела неслышно утекало ещё остававшееся тепло, словно что-то ускользало через мои ладони безвозвратно...
Всё это длилось буквально одно мгновение - я подскочил как ошпаренный!
Дальше я действовал с механической быстротой и тупостью: я завернул Макса в простыни, на которых он лежал, собрал в доме все игрушки, мячики, заводного мишку с новогодней песенкой, все его поводки и ошейники, положил туда же его цветную подстилку из поролона, все его миски, собачьи консервы из холодильника - всё, что имело хотя бы малейшее отношение к Максу. Всё это вместе с маленьким одеревеневшим тельцем я засунул в огромный пакет La Moda, оставшийся от жены, положил на заднее сиденье своего авто и поехал в парк. Там в сумерках я топором вырубил что-то наподобие могилы глубиной сантиметров сорок, положил туда пакет и присыпал землёй. На дереве я сделал две зарубки, чтобы не забыть место. На всё это, начиная с моего пробуждения, ушло не больше тридцати минут!
Куда я торопился? - не могу понять!..
В этот парк я поехал не колеблясь. Почему? Потому что Макс обожал живой шумящий лес. Я специально схоронил его среди деревьев. Мы частенько гуляли в этом месте. Когда жена была с нами, мы всей семьёй любили болтаться по этому парку в выходные. Брали с собой еду, газировку, Макс бегал за мячиком или палкой... О тех днях остались трепетные воспоминания, словно об ушедшем детстве.
Прожив три года в Махачкале, жена не выдержала непривычного климата, убогую растительность и вернулась в Светлозёрск.
Возле Махачкалы не найдёшь леса, в лучшем случае искорявленные низкие деревца на склонах, кругом горы и степь, или бесконечное море, часто мутное, с песком из раздробленных ракушек и длинными плоскими водорослями.
Парк был единственным местом, где собачья душа Макса могла бы чувствовать себя вольготно. Мне казалось, она до сих пор находится где-то рядом...
На третий или на четвёртый день после смерти Макса - не помню точно - произошло событие, которое впоследствии изменило мою внутреннюю жизнь. Мне приснился Макс: стоит он на каком-то возвышении, вокруг редкий серый туман, а глаза его с глубокой тоской и испугом смотрят на меня, словно спрашивают: "хозяин, что со мной случилось, что это?.." Я опустил глаза на собачий живот, и с ужасом заметил, что его нет! Вместо этого там торчали рёбра, окутанные кое-где клочками шерсти; и сквозь эти клочки я заметил маленькое собачье сердце, которое уже не билось и лишь чудом держалось внутри этих рёбер, ненужное и тихое...
Мне показалось, я чуть не задохнулся во сне от неземной жалости, которая разрывала душу! Я вскочил с постели, наскоро ополоснул лицо и побежал в парк, где была "норка" Макса - мой язык не поворачивался назвать это могилой.
Чем я мог ему помочь? Что было в моих силах?.. Я не знал ответа на вопросы, моя душа рвалась другу на помощь, поступки не имели никакой земной логики, я даже не задумывался, что я делаю - это был внутренний порыв, иррациональный и мгновенный.
Раннее утреннее солнышко пробивалось сквозь радостную листву; на свежем холмике, кое-где зацепившись за комья земли, ворочались шапки тополиного пуха; где-то над головой шумно крикнула ворона, поздравляя всех с новым днём; издалека вороне кто-то ответил и снова всё умолкло; утро было на редкость тихим и ясным...
Я помню, как стоял около земляного холмика и бормотал что-то успокоительное, то ли себе, то ли Максу...
Неожиданно я увидел, что через тропинку, мною же протоптанную к могилке Макса, идёт кошка. Она увидела меня и остановилась, глядя прямо в глаза. И вдруг кошка начала мяукать. Да, да, именно, что вдруг! Кошка нарочно исподлобья глядела на меня, остановившись в своём намерении идти куда-то дальше, и настойчиво мяукала.
- Ну, что тебе? - заговорил я с кошкой. - Ты пришла попрощаться с Максом?.. Или ты хочешь что-то передать от него?.. Правда, у тебя есть кое-что важное для меня?..
Что за глупость ты несёшь? Это неестественно! Нормальные люди так себя не ведут!.. Мой разум наблюдал за мной со стороны и одновременно давал свои трезвые оценки. Я старался не обращать внимание на этого сварливого судью.
Мой разговор с кошкой продолжался несколько минут. Потом, да простят меня верующие люди, внутри проросла свежим стеблем потребность в молитве. Разум стал возмущаться, обзывать богохульником, но я не сдержался: чувства и слёзы нахлынули на меня и с губ слетел "Отче наш"...
Я просил за своего друга, я просил за эту маленькую преданную душу, и мне совсем было неважно собачья она или какая-то ещё.
Господи, избавь его от страха и мучений! Даруй ему покой и радость! Пусть душа его не знает печали и всегда чувствует твою любовь и свет!..
Я страстно желал помочь своему любимому существу, которое теперь растворилось в этой зелени, в этом воздухе, в этих солнечных лучиках, пляшущих на резной листве...
Очень скоро я увидел двух синичек, которые прилетели откуда-то и уселись на ветку прямо передо мной. Они радостно чирикали, прыгали по тонкому прутику и вертели головами... Вдруг одна из них спорхнула вниз, прямо на земляной холмик, схватила какого-то светлячка - в тени кустов мигнул изумрудом его крохотный панцирь - и мгновенно взмыла ввысь!..
Я задрал голову, но увидел лишь тёмную тень, быстро растворившуюся в ослепительном небе... "Он принял душу Макса на небеса", - подумалось мне тогда.
У меня словно камень упал с души, стало легче дышать, и моя неизбывная горечь размывалась в окружившей меня зелени, смешанной с божественно чистым солнцем.
Я развернулся и быстро пошёл прочь, словно опасаясь утерять то чувство умиротворения и радости, которое снизошло на меня.
Потом в этом парке я часто гулял, вспоминал Макса, и надеялся, что умиротворение будет вечным, что со временем моя тоска и боль совсем угаснут.
Да, они угасали, но порой вдруг что-то находило и с новой силой воспоминания закручивали меня в хоровод мыслей и настроений, для этого было достаточно бросить взгляд на куст, в котором прятался Макс, когда мы играли в прятки, или увидеть изодранный его клыками ясень...
Вот и сейчас я сел на сломанную скамейку, где так любил пить пиво, гуляя вместе с Максом.
Я откупорил банку и почувствовал, что кто-то присел на другой конец лавки, слышно захрустел кожаный плащ.
Махачкала мусульманский город, поэтому увидеть пьющего человека в парке -большая редкость. Мужчины здесь на скамейках играют в шахматы или просто обсуждают то, что недавно прочитали в газетах. Мамаши толкают перед собой карапузов, которые неуклюже перебирают кривыми ножками, а другой рукой катят пустые коляски...
Полагаю, тебе никто не возразит, если ты начнёшь прилюдно пить пиво, но почему-то не поднималась рука, хрустнуть крышкой, откуда с предательским шипением вдруг поползёт снежная пена, и быстро опрокинуть банку в рот.
Хотя, думаю, возразили бы... Если не сразу, то потом.
Поэтому я предпочитаю сумерки и эту сломанную скамейку в тупике парка, куда не забредают мамочки с карапузами и не чахнут над клетчатыми досками седые любители шахмат.
На этот раз на скамейке я был не один.
Я проигнорировал упитанного незнакомца, который развалился на лавке, и сделал глоток горького пива. В конце концов это моё старое место, почему я должен бежать отсюда.
- Не самое лучшее пиво, - заметил мой сосед. - Крепкое, конечно, да.
Я был расслаблен и миролюбив. И сделав ещё глоток, ответил:
- Цена. Три банки пива - почти бутылка водки. Вкус, конечно, спиртяжный... Но бюджет не страдает.
- Вы скрытый пьяница? - поинтересовался собеседник.
Я ответил так же бесцеремонно:
- Лучше быть скрытым пьяницей, чем скрытым идиотом.
Собеседник тяжело привстал с лавки, сел на краешек всей тушей, и повернулся ко мне: шляпа с полями, надвинутая на глаза, скрывала его лицо.
- Не хорохорьтесь, - сказал незнакомец. - Вы потеряли друга и вам кажется, что вы имеете право плевать во все стороны. Вы сейчас очень жалеете себя, а это прямой путь к агрессии, к саморазрушению.
- О чём это вы? - спросил я как можно безразличнее. Но внутри меня что-то зашевелилось... Что-то похожее на испуг.
- У вас умерла любимая собака. Я часто видел вас в этом парке - очень милая ласковая собачонка... - он замолчал, будто решая, куда двинуть наш разговор. - Я хочу сделать для вас кое-что. Это важно для вас. Я так думаю... Просто сейчас вы можете неправильно понять мои слова. Вам даже может показаться, что я шучу.
Я отхлебнул ещё пива и попытался уловить подвох в его словах. Посмотрел повнимательнее, но лица так и не разглядел, только край щеки и ухо смутно высвечивались от тусклого фонаря.
- Не бойтесь, я ещё не сошёл с ума от горя, - ответил я и ухмыльнулся. - Если вы мне станете неприятны, я просто встану и уйду. Вот так! - я вытряс себе в рот остатки пива, со скрежетом смял в кулаке алюминиевую пустышку и швырнул в урну.
Незнакомец безучастно посмотрел в урну, на меня и покачал головой:
- Больше не пейте, вам нужны свежие мозги и хорошее владение телом. Ваш вестибулярный аппарат и ощущение окружающего пространства должны быть близки к идеальным. Или хотя бы нормальными, - его губы растянулись в какой-то старой, знакомой улыбке.
На этих словах толстяк как будто бы специально повернулся лицом к фонарю - и я увидел СОБСТВЕННОЕ ЛИЦО! Несколько секунд я вглядывался, очевидно, пытаясь разгадать чью-то злую шутку, кто смог так мастерски загримировать лицо... Но чем больше я вглядывался, тем яснее понимал, что это моё лицо!.. Единственное, что я заметил, это лицо было старше оригинала лет на пятнадцать: из ноздрей торчали волосы, под глазами висели морщинистые мешки, второй подбородок, как тесто, лез наружу воротника, из ушей торчали длинные седые волосы, как у старого чёрта, - мерзость!
Незнакомец будто прочитал моё "восхищение" его внешним видом, и снова ушёл на край скамьи в тень.
- Что это было? - спросил я, то ли его, то самого себя.
- Ваше лицо. Лет через десять-пятнадцать, - незнакомец вытаскивал свой плащ из-под толстых ляжек. - Только не думайте, что вы - это я. Или наоборот. Мы с вами вероятностные двойники, хотя и составляем одно целое.
Последнюю фразу он произнёс очень просто и дружелюбно, и протянул мне яблоко:
- Если мы будем кушать это яблоко, каждый свою часть, то это значит, каждый будет кушать именно это яблоко, - с этими словами он разломил с хрустом спелый шафран и протянул мне половину. - Если это яблоко разделить на тысячу кусков и раздать тысяче голодным, то все они будут есть одно и то же яблоко - представляете!
- Гениально! - я саркастично скривил рот, но яблоко есть не стал. - А вы не задумывались, что сейчас на Земле семь миллиардов человек вдыхают один и тот же воздух.
- Вот именно, - подхватил мой двойник, хрустя сочной мякотью, - поэтому все мы являемся единым целым. Наши лица, пол, одежда, религия, физические отличия друг от друга - это всего лишь условность... - он на секунду задумался. - Даже не условность, мы все являемся вероятностью одного и того же. Множеством вероятностей.
- Спасибо, я где-то уже читал об этом... Мы все являемся сном Будды, а Будда, сон Кришны, - пытался я достать из памяти что-то теософское и наукообразное, дабы не ударить в грязь лицом. - Всё - пустота!
- И да, и нет, - ответил незнакомец. - Мне впору эти брюки, но это не значит, что они часть моего тела. Я наслаждаюсь вкусом этого горького пива, но разве это пойло часть меня? Всё вокруг: одежда, люди, секс, мой пенис, пиво, копчёные крылышки - всё это позволяет мне быть самим собой! Благодаря этому, из вероятности я становлюсь реальностью. Да, да, не обязательно сочинять "Yesterday" - плевать! Можно просто обжираться салом с водкой и жареной картошкой, бить морду соседу и требовать от жены секс с небольшой дозой здорового извращения. Самое главное, ты существуешь!..
- Это вы серьёзно или издеваетесь?
- Серьёзнее некуда. Вот как вы считаете, из каких видов материи состоит Вселенная, а?.. Это вам не хухры-мухры, это научный вопрос, - важно заметил он, пьяно оттопырив нижнюю влажную губу.
- Я творческий человек, наука не мой конёк.
- Так вот, слушайте. Все считают, что мир состоит из энергии и вещества. А я вам скажу - существует третье состояние мира... Это информация! - заявил он и торжествующе взглянул на меня. - Одна и та же информация может находиться везде и одновременно. Скорость света - просто черепашьи бега! Времени и расстояния для информации - нет!
От возбуждения мой двойник не смог усидеть на месте и встал возле скамьи, широко расставив ноги:
- Вся информация о нашей Вселенной может поместиться в одной точке, так это и было до большого взрыва. Информация может воссоздать материю: вещество и энергию. Информация о Вселенной живёт вечно, а так же о всех тварях, которые её когда-то населяли. Так что информация о вас и вашей собаке будет храниться вечно. Эта информация везде, - он распахнул руки, словно приглашал кого-то в свои объятия.
- Чья это идиотская теория? Из женского журнала?
- Это наша идиотская теория. Все теории со временем рассыпаются в труху. Постоянно только непостоянство! - он театрально развёл руки и сплюнул в сторону, но неудачно - прямо себе на плащ.
- Вам виднее! - я собрался встать, чтобы уйти от этого пьяного толстяка.
- Вашего друга звали Макс? - спросил он, оттирая плащ.
- Вы очень проницательный человек, - ответил я, нащупав в кармане вторую банку пива. - Если вы назовёте кличку его матери, я поверю, что вы великий маг с настоящим сертификатом оттуда! - и показал пальцем в тёмное небо.
- Не злитесь! - остановил он меня. - Что вы как обиженный двоечник, ей-богу!.. Я больной усталый человек, хоть и ваш двойник... Ну, или одномордник! Считайте меня кем хотите, в конце концов!.. Я хочу вам помочь. А вы как будто против... Да, я не ангел, к сожалению... Но... Неужели вы не хотите встретиться с вашим другом?
- То есть? - теперь я посмотрел на этого сумасброда с настороженностью.
Он это почувствовал, засуетился, зачем-то хлопнул полами своего толстого кожаного плаща:
- Видите, я даже специально надел ваш кожаный плащ. Помните? Ну, в юности! Ваша первая жена купила его за две бутылки пшеничной водки. У Сим-Симыча... Ну, первая жена, вы её называли Томчик. Я не прав, что ли?
Он специально вышел под фонарь, чтобы я лучше разглядел его одеяние...
Чёрт возьми! Я вспомнил!
Это же точь-в-точь мой первый кожаный плащ из юности, моя первая жена Тома выменяла его у алкашей за две бутылки водки. О, я никогда не забуду эти чёртовы края, которые загибались вверх, словно волосы с бигуди. Жена ставила на закрутившиеся края утюги, кастрюли с водой и вёдра с картошкой... Хоть ты тресни!
Соседка посоветовала вынести плащ на мороз, расстелить на снегу и облить водой - так, чтобы вся кожа стала колом.
Я так и сделал. Потом задеревеневший плащ, будто выпиленный из фанеры, повесили на карниз, подальше от окна. Несколько дней он громыхал на морозном ветру, пока не высох. К моему удивлению соседкин рецепт помог...
- Узковат уж теперь, конечно, - толстяк специально повернулся спиной и обхватил себя руками - кожа плаща угрожающе натянулась. - Пришлось тут местами распороть...
Я ничего не понимал, и смотрел на него, как на доисторическое животное, которое сейчас стоит передо мной и разговаривает на человеческом языке. Я бессильно опустился на парковую скамейку:
- Что вам надо от меня?
Видимо, я показался в это мгновение таким жалким и беспомощным, что он всплеснул руками и как-то хлопотливо, по-свойски произнёс:
- Ну, ей-богу!.. Прямо уж сделали из меня монстра! Батюшки мои!.. Из толстого старого идиота... Я же говорю, я помочь хочу. Только с теорией слабовато... - он переминался с ноги на ногу возле скамейки. - Как можно объяснить, что мы с вами одно целое, и в то же время каждый существует сам по себе?
- Целое? - спросил я, громко хлопнув пальцами по выцветшим брусам скамейки. - А я вот пива хочу - а вы?
- А с чего вы взяли, что я не хочу? - незнакомец сел рядом, и откинулся на сломанную спинку скамейки, та жалобно хрустнула. - Дорогой Алексей Сергеич. Надеюсь, вас уже не удивляет, что я знаю ваше отчество и кое-что из биографии?..
- Собирали сплетни обо мне?
- Зачем? Я вас чувствую как самого себя: вот вы думаете, а хорошо бы заглотить ещё две банки пива с куриной ляжкой! А бедный мочевой пузырь трещит!.. Кстати, на вашей левой ноге растёт экзема, чёрт знает, куда это может привести... Будьте осторожней!.. Я ведь знаю, вы планируете заработать денег на старенький крепенький "хундай" и там на заднем сиденье... Ну, Аллочку после работы... Можно будет иногда... Она уже давно вам намекает...
Откуда он узнал про Аллочку с моей работы?! Я как-то неубедительно рассмеялся и плюнул жвачкой в акацию - она застряла на ветках белой бусиной.
- А если не бросите пить пиво, то разжиреете как я и станете импотентом. Уж поверьте, это говорит ваше вероятное будущее! - мой толстяк-близнец достал из бокового кармана плоскую фляжку с коньком и отхлебнул немного. - И тогда уж точно, на заднем сиденье вы будете возить только свою жену, а там - сухая вагина, старческий кольпит, цистит и ещё чёрт знает что!.. И Бог вам не поможет.
- Потому что Богу плевать - верю я в него или нет! - гаркнул я.
Лицо у незнакомца осунулось, словно он вспомнил о чём-то неприятном. Он стянул со своей головы шляпу, подставив лицо под свет фонаря, и спросил:
- Мерзкая рожа, чем-то напоминает сдувшуюся жабу?.. Вы испугались, что это ваше будущее? И бросились в истерику... Успокойтесь, я всего лишь одна из вероятностей вашего будущего. Где-то вас уже нет в живых, где-то вы на больничной койке... Вероятностей бесчисленное множество, Господь даёт нашей душе реализовать все прихоти, потому что душа стремиться стать свободной. В этом его любовь к людям, он не хочет никого ни к чему принуждать.
Я взглянул на свою копию со злобным презрением:
- Честно говоря, не припомню, что хотел реализоваться вот до такого состояния.
Незнакомец замотал головой, словно бодался с кем-то невидимым:
- Э нет, вы не можете знать, что хочет ваша душа, вы можете угадывать её стремления... И то лишь иногда. Вашему телу только кажется, что оно может управлять душой, как водитель автомобилем. Бред! Душа свободна, а тело может скакать за ней вдогонку или упираться и пыхтеть, продвигаясь в другую сторону.
- И это называется свобода? - его ход мыслей мне показался пьяным бредом. - Если тело постоянно воюет с душой, в чём же здесь свобода? Если человек воюет со сном, то у него только два пути - уснуть или страдать от бессонницы.
- Вот поэтому, - не унимался толстяк, - поэтому вашей душе даётся множество вероятностей будущего, поэтому она чувствует себя свободной, когда понимает, что является неразрывной частью целого, а не одинокой пылинкой в огромном космосе. Если вы поймёте, что ваша душа и моя - это в принципе одно и то же, вы поймёте, насколько свободны.
- А как же тело? - спросил я иронично.
- Что тело?
- Почему оно должно быть несвободно? Я ведь не могу представить, что ваше и моё тело являются чем-то единым. Нет, я, конечно, могу себе доказать, что все мы состоим из одних и тех же атомов... Но их комбинация, увы, доказывает обратное.
Незнакомец вздохнул и встал. Он стоял, покачиваясь на месте, будто решая, говорить или нет.
- Если бы вы дали свободу своему Максу, много бы он прожил в мусульманском городе? - спросил он, не поднимая глаз.
Мне было нечего ответить, и я только многозначительно цокнул языком.
- Вот так же и ваше тело, - он заложил руки за спину и стал покачиваться вперёд-назад. - Его свобода только в том, подчиниться вашей душе или идти ей наперекор. Кстати, результат этой борьбы перед вами, - он как-то цинично улыбнулся и ткнул большим пальцем себя в бочкообразный живот.
- Скажите, зачем Бог разрешает нам сдирать со свиней кожу и шить такие дерьмовые плащи? - сказал мой собеседник, приподняв его тяжёлую полу.
- Для нашего удобства, - ответил я. - А вот смерть маленькой невинной собачки никому не нужна. Или вы хотите сказать, что это нужно Богу? - спросил я и злорадно прищурился.
- Кощунственную вещь скажу: это нужно, чтобы человек почувствовал себя ответственным за свободу. Плата за свободу - даже больше, чем плата за неверие. Если верующий станет атеистом, Бог его простит и даст наставления, а вот если свободный человек захочет вновь стать рабом, Бог его не простит и не даст наставления, и не уменьшит тяготы. А если человек будет двигаться к свободе, Бог оставит его, он исчезнет, как туман ранним утром. Человек впадёт в ярость, в уныние, он будет умирать от одиночества... но Бог не должен ему указывать как жить... Да, это страшно!.. Наедине с собой человек начинает творить мерзости, бесы рвут его душу!.. А Бог растворяется. Он уходит, как вода после отлива с берега. Бог дарит этот мир человеку и оставляет его. Бог из реальности превращается всего лишь в вероятность, в свою возможность - он может быть, а может и не быть...
Незнакомец задумался на мгновение.
- Наверное, вы правы... - сказал я примирительно. - Вы идеалист или романтик. Но даже вы не в состоянии сказать мне, где сейчас находится мой друг. Как я понял из разговора, вы верите в переселение душ?.. Где его собачья душа, которая так преданно любила хозяина, которая обожала гречневую кашу с курицей, любила нырять и вылавливать под водой всякие водоросли, любила искать ежей под старыми пнями, любила гонять котов, и до рыка, до визга ненавидела, когда кто-нибудь замахивался на него палкой. Где эта преданная чистая душа?.. Что, она растворилась в некой Всемирной Чаше и теперь стала не больше, чем кусок сахара в стакане с чаем?.. И чем, по-вашему, я должен довольствоваться? Тем что атомы, из которых состоял мой пёс, кружатся вокруг меня дружным хороводом? А может быть, я должен радоваться, что когда-нибудь он переселится в другое тело, например, в тело верблюда и будет возить пьяных туристов где-нибудь в Шарм-эль-Шейхе?!
- Вот-вот! - закричал незнакомец, тыкая в меня пальцем. - Я знал, что из вас полезет эта бредятина! Вы же несвободны. Вы думаете, что наша Вселенная состоит из каких-то атомов, частиц, кусочков материи, газов, ультразвуков и всякой прочей хрени, которую вы представляете, как кучу нарезанных овощей в кипящем супе, то есть в космосе. Так я вам скажу - вы ни черта не знаете! Весь мир состоит только из одной энергии, и не просто энергии, а психической энергии!.. Да-да, не смотрите на меня такими ошалелыми глазами, я в своём уме. Если бы это была просто энергия, то она бы походила на огромную лужу в безветренную погоду, она бы равномерно растекалась по всей Вселенной и триллионы вероятностей так бы и оставались вероятностями. Купите себе тюбики с красками, чистые холсты и любуйтесь ими, представляя, что там могут быть картины Клода Моне или Ренуара, даже Рембрандта... Скучновато что-то глазеть на пустые стены, правда?.. - Незнакомец перевёл дух, потому что выпалил мне всё это за несколько секунд. - Если бы ваш мозг был свободен, вы бы легче поверили, что Бог - это старик с седой бородой на облаке, а не Бозон Хиггса или тёмная энергия вокруг нас. Вселенная творит символами и эмоциями, Вселенная совсем не бездушные куски материи. Пигмей, который верит в духа умершего родственника, усаживает его за стол, чтобы он покушал вместе с ним, он ближе всех к единому целому, о котором мы только что говорили!
- Ну конечно! - меня этот разговор тоже зацепил не на шутку. - Весь мир состоит из русалок, домовых, духов, привидений, ангелов, демонов - кого там ещё я забыл? - из дюймовочек, эльфов, соловьёв-разбойников... Сюда ещё надо собрать мифы всех народов мира, Атлантиду, Гиперборею и ещё бог знает каких чебурашек! Свалить в эту кучу Кастанеду, Рериха, Блавадскую, Розу мира!... - я захлебнулся от негодования. - Это же чистая шизофрения!
- Так оно и есть! - ответил незнакомец. - Вселенная - это огромная сцена, где одни актёры сменяют других! Вы знаете, почему в Библии написано, что вначале было Слово?.. И Слово было Бог?.. Ну, ну!.. Я вижу, что вы начинаете допетривать, просто боитесь собственных догадок. А вы не бойтесь - ну!
- Это значит, что... - я пожал плечами, подбирая в уме подходящее слово. - Значит, Вселенная взялась не из материи, не из взрыва, а из какой-то сказки... Из какого-то бредового образа.
- Правильно, из образа! Вся Вселенная состоит из символов и образов, и они плавают в этой психической энергии, как ваша пена в банке пива. Мы говорим, что мы становимся умнее, расщепляя эти образы на молекулы и атомы, но это ложный путь! Рано или поздно мы придём в тупик.
- Ладно, - сдался я. - У меня уже голова кругом от твоих "паукообразных" умностей... Ничего, что я на "ты"?
Незнакомец хмыкнул:
- Давно пора. Я бы даже предложил тебе коньку, но тогда ты уж точно ничего не сможешь понять. А у нас впереди ещё долгая дорога.
- Дорога?! - удивился я. - Куда я пойду на ночь глядя?.. Мы хорошо поговорили, каждый узнал что-то новое... Я думаю, на этом мы можем разойтись... Скажу честно, я первый раз в жизни разговаривал со своим двойником... Честно?.. Очень неприятное ощущение, - я взглянул на часы. - Да и время сейчас не детское...
- Что, жена со сковородой ждёт у порога? - усмехнулся незнакомец.
- Жена уехала. И слава Богу. Не всем "юга?" рай, за три года аж, двадцать четыре килограмма скинула. Я прямо так и сказал: "Бросай к чёртовой матери свою денежную работу и уезжай! А не то тебя вперёд ногами отсюда..." Она даже ни звука. Купила билет и ту-ту... Я тоже думал - через полгодика к жене в Светлозёрск. Будем с Максом по лесам бродить, в озёрах купаться, ежей ловить, грибы собирать, землянику... Макс был со мной всегда, как привязанный. Тоже ждал этого переезда, чувствовал, что родиной запахло!.. И всего-то три недели осталось... Ох, как жалко! - сказал я с досадой, и стукнул себя кулаком по колену. - Уж лучше бы там похоронил! - я почувствовал в горле ком, дальше не смог говорить.
Незнакомец оттопырил нижнюю губу, словно решал, сказать мне или нет.
- Я понимаю, тебе сейчас тяжело, - он старался не смотреть мне в лицо. - Но, пожалуйста, выслушай меня внимательно. Будь хладнокровен, ничему не удивляйся и ничего не анализируй, принимай всё как есть. Согласен?
Я кивнул головой.
- Я хочу, чтобы вы снова встретились, - выговорил мой двойник. - Но ты должен понимать, твой друг сейчас совсем не похож на того Макса, которого ты знал. Душа может менять тело, свои очертания, она может менять миры, в которых живёт, но она помнит всё, что с ней случилось... Я не буду углубляться в объяснения... просто ты должен мне довериться и успокоиться.
- В общем-то, я спокоен, - ответил я, особо не раздумывая. - Что мне нужно сделать? Мы куда-то идём? Надо прочитать какое-то заклинание?.. Собственно, ещё не полночь... - я осёкся, поймав себя на том, что стал нести чушь.
- Никуда идти не надо, - уверенно сказал мой приятель, - просто дай мне руку.
Он сел на скамью и придвинулся ко мне. Затем протянул руку. Я протянул свою... Я почувствовал его шероховатую и холодную ладонь.
- Мы сейчас взлетим? - почему-то спросил я и улыбнулся собственной шутке.
- Что-то в этом роде, - улыбнулся он в ответ. - Это здорово, когда при встрече с чем-то непонятным, люди не теряют чувства юмора. Сколько бы конфликтов и ненужных войн можно было избежать, если бы люди не теряли чувства юмора... Особенно, по отношению к самим себе...
Пока мой напарник что-то говорил, я почувствовал в теле приятную лёгкость, веки мои сделались тяжёлыми, мне даже показалось, что я заваливаюсь набок и вот-вот растянусь на лавке... Но мой спутник одёрнул меня, и я снова сел прямо.
Тусклый свет фонаря растворился где-то сбоку, словно его кто отодвинул... Но темнее не стало, наоборот, южный тёмный вечер стал светлеть, превращаясь сначала в сумерки, затем в утренний свет...
Я почувствовал лёгкий ветерок, и обнаружил, что листва, которая шелестела вокруг, над моей головой, кусты акации - уже издают другой, более мягкий, звук, и постепенно прямо на глазах превращаются в прозрачные лоскутья, в какой-то слюдяной туман...
Этот туман рассыпа?лся прямо на глазах. Успокаивало меня только моё неверие. "Ты спишь, старый пьяница, - говорил я себе. - Ничего страшного быть не может. Хоть ты окажись в открытом космосе, всё равно будешь плавать в нём, как дерьмо в проруби... Ничего, поплаваешь и вернёшься на место".
Я случайно опустил глаза и ошалел!
Подо мной клубились тёмно-синие облака: внизу, в просветах между облаками, я не видел никакой земли, там тоже были облака, только нежно-розового цвета, будто бы их окрасила утренняя заря. В самом глубоком просвете не было земли - небеса царили повсюду!..
Вверху тоже были облака, только более тёмные, с оттенком старых школьных чернил.
Нет, я сидел не на облаке, как герой в сказках, а всё на той же скамейке, которая теперь парила в воздухе, а облачный холодный пар обдавал меня со всех сторон.
Я был так потрясён увиденным, что напрочь забыл про своего двойника. Он сам напомнил о себе, крепко сжав мою руку.
- Как?.. - спросил он, то ли о моём самочувствии, то ли о происходящем вокруг.
- Честно сказать, я не привык летать. Даже в самолётах. Во сне летал только в детстве. Наверное, рос... - я пытался казаться беспечным. А что ещё оставалось делать - не биться же в истерике!
- Не бойтесь, ничего дурного здесь не случится! - он почему-то опять перешёл на "вы", и вытянул лицо вперёд, подставляя его лёгкому ветерку и полупрозрачным клочкам тумана.
- У меня с собой ещё банка пива, если что, - как-то неуклюже добавил я и заткнулся. Пространство впереди очистилось от облаков, образуя большую небесную лагуну. Свежесть воздуха поразила меня, слова про банку пива прозвучали здесь вульгарно, даже по?шло.
В этой огромной небесной лагуне, окружённой со всех сторон облаками, летали звёздочки, маленькие сверкающие точки. Сами звёздочки становились разных оттенков, испуская тонкие лучи. Двигались они хаотично, словно мотыльки над огромным лугом, хотя некоторые пролетали довольно быстро и целенаправленно. Так могли себя вести только живые существа.
Когда наша летающая скамейка оказалась посреди этой безбрежной лагуны, мне стало страшновато.
- Вообще-то я боюсь высоты, - крикнул я своему напарнику.
- Не?чего! - прикрикнул он на меня, снова перейдя на "ты". - Никто здесь тебе не позволит погибнуть.
Мне не позволят погибнуть - прекрасно!.. Остаётся только верить на слово. Бурдюк с пивом в стратосфере на скамейке с Родопского бульвара - ха-ха-ха!.. Надо было взять фотоаппарат и сделать селфи...
Скоро я заметил, что наш "воздухоплавательный аппарат" приближается к плотной стене из облаков. Стена была неровная: где округлые, а где обтёсанные, будто камни, мегалиты из облаков напоминали слежавшийся арктический снег. На уступе некоторых таких мегалитов вполне могла уместится гидроэлектростанция со всей строительной техникой и рабочим пригородом.
К одному из таких уступов и направилась наша скамейка.
В самой стене зияли два гигантских отверстия, как в фантастических фильмах, где плавали планеты-корабли. В этих провалах было темно по сравнению с лагуной, но достаточно, чтобы можно было различить какие-то боковые отверстия на стенах этих монстроподобных тоннелей.
Скамейка приземлилась на один из больших уступов около гигантского отверстия. Мой двойник лихо спрыгнул со скамейки и предложил то же самое сделать и мне. Я встал сначала на одну ногу, затем на другую... Не сказать, что под ногами ощущалось что-то твёрдое, но нельзя было и сказать, что я висел в воздухе. Это можно было сравнить с хождением по ковру, который лежит на воде, но не тонет. Очень приблизительно.
Я старался не подходить к краю уступа, держался от него как можно дальше. Наверное, поэтому я пошёл вглубь, поближе к этой "облачной" стене.
- Извините, - вдруг сказал мой компаньон, - я должен вас оставить ненадолго.
Он лихо запрыгнул на скамейку и так же мгновенно умчался куда-то вдаль, сделав резкий разворот в воздухе.
Слишком просто было бы назвать это состояние шоком. Я был в ужасе, абсолютно не представляя, что мне делать дальше. Если это сон, то пусть он уже кончится к чёртовой матери!
Я щипал себя, стучал кулаком по лбу - но сон не испарялся! Я стоял на уступе этой бесконечной стены из слежавшихся многовековых айсбергов, словно муравей, и кричал от страха!.. Мне казалось, что во мне кричит всё, от кишок, до кончиков волос!.. Я превратился в сплошной крик, моё тело растворилось в звуковой вибрации!..
А-а-а-а!!!
Когда я готов был исчезнуть в этом нечеловеческом крике, я вдруг почувствовал, что сердце моё сжалось, будто кто-то схватил его ледяной рукой!.. Я вдруг услышал со стороны, как оборвался мой истошный вопль...
Я взглянул перед собой и увидел маленькую звёздочку. Одна из тех звёздочек, из небесной лагуны, подлетела ко мне и остановилась прямо перед глазами.
У меня по спине пробежал мороз.
Звёздочка пролетела вокруг туловища, опустилась вниз и остановилась около правой ноги, чуть ниже колена - боже мой! Меня будто ударило током! Это же был рост моего Макса, именно он любил стоять возле моей правой ноги! Мой Макс...
Я опустился на колени и взял светящуюся точку себе в ладони.
- Ты стал звёздочкой? - мне казалось, это разговаривал не я, а кто-то другой, который всё понимал и чувствовал гораздо острее и тоньше меня, но я не покушался на его свободу и даже хотел, чтобы он говорил дальше. - Вот как... Это необычно, дружище-максище!.. (Так ласково я называл его при жизни, когда валялся с ним в траве или трепал за шкуру.) Ты ведь не забыл меня?.. Своего дурного хозяина, который кормил тебя солёными сухариками к пиву, хотя знал, что это вредно для твоих малышковских почек. Прости, я очень многое хотел рассказать тебе, о том, как я скучал по тебе, как я купил новый мячик и поставил его в центр стола, и теперь каждое утро смотрю на него и представляю, как мы идём на утреннюю прогулку, и ты играешь с ним, тявкаешь от удовольствия, а я всё хочу схватить тебя за хвост. Ты помнишь?.. А потом я прыгаю на тебя сверху, мы валимся в траву, и ты, негодяй, делаешь вид, что сейчас меня больно укусишь - помнишь?.. Только я тебе ничуть не верю, и лезу рукой прямо в пасть. Ты злишься и легонько прихватываешь меня за щеку или за ухо. Я кричу как будто бы от боли - ой-ёй, спасите-помогите! Тебя это заводит ещё больше, ты просто визжишь от азарта!.. А потом я кручу тебя на палке - это же твоё самое любимое развлечение! Я беру самую большую палку двумя руками, ты впиваешься в неё зубами - и я кружусь с этой палкой и с тобой, словно с маленькой чёрной бомбочкой, приделанной к этой палке-металке. Потом со всего размаху, подбежав к берегу, я бросаю тебя в реку! Твои уши развеваются на лету, как детские флажки, пасть растягивается в улыбке - и тысячи брызг взрываются в воздух! Я бегу и со всего маха прыгаю к тебе с берега!.. Только сейчас я понял, какое это было счастье! Максик, милый мой!.. Прости за всё, что я сделал тебе плохого, за то что иногда хлестал поводком, за то что ленился менять тебе чистую воду в миске... За то что не спас тебя... тогда... Прошляпил, дурак!.. Прости!..
Дальше я говорить, конечно, не смог, я просто зарыдал, как ребёнок...
Звёздочка села на мой носок левого ботинка, и мне показалось, что это Макс положил свою голову. Я очень любил, когда Макс, видя, что я занят и сижу за компьютером, подходил неслышно и клал голову мне на тапочки. Обычно он это делал, слегка покряхтывая или вздыхая, сочувствовал - ведь это же надо столько часов сидеть без движения!
Затем звёздочка подлетела к моему левому плечу, и я почувствовал необычайную лёгкость во всём теле. Моя любимая звёздочка будто предлагала мне взлететь вместе с ней, я не знаю, как я понимал её - это были не слова, даже не мысли, это были какие-то чувства, которые заставляли им подчиняться. Я приподнялся на цыпочках и - неведомая сила приподняла меня вверх. Звёздочка была рядом с моим плечом, и я понимал, что своей способностью летать я обязан именно ей... Так и хочется сказать, ему, Максу. Что ж, буду говорить "он", мне так привычнее.
Когда мы взлетели, я испытал такой прилив радости, который невозможно описать, наши души словно сплелись тонкими нитями, мы понимали чувства друг друга без слов. Я увидел, что мы сворачиваем в мегатоннель, из которого вылетают другие звёздочки и столько же влетает туда.
Страшновато!
Макс тут же успокоил меня, мол, он всего лишь хочет сделать для меня экскурсию. Я согласился.
Мы влетели под своды огромного тоннеля, где не было такого яркого света, как снаружи.
Было видно, что тоннель был не прямой, а изгибался по кругу, по очень большому кругу. В облачных стенах темнели кротовые норы, уходя внутрь.
Я ещё подумал: "Наверняка, там живут все эти маленькие звёздочки". Макс тут же поправил меня, это не жилище звёзд, это...
Но не стал дальше объяснять, видимо, захотел показать на примере, и - мой маленький "моторчик" свернул в сторону стены...
Издалека эти кротовые норы казались маленькими дырочками, но вблизи оказались довольно большими, туда мог спокойно залететь вертолёт.
Мы полетели вдоль стены с очень большой скоростью, у меня даже захватило дух от восторга. Я заметил, что в мелькавших "норах" было гораздо темнее, я бы даже сказал сумрачнее. Мне показалось, там виднелись какие-то тёмные силуэты людей... "Странно, откуда здесь люди, - подумал я тогда. - Неужели такие же случайные гости, как и я?"
Так прошло несколько минут, пока я вдруг не ощутил непонятный трепет в груди. Макс тут же свернул в одну из нор, и мне стало тревожно и любопытно.
К удивлению, тоннель неизвестным образом сузился, словно чувствуя свою неуютность, и превратился в узкий коридор, который быстро закончился и вывел нас в город на незнакомую улицу...
Нет, это была не улица, это больше походило на двор посреди городских многоэтажек: каждый дом окружали длинные клумбы, огороженные невысоким металлическим заборчиком, а вдоль заборчика шёл тротуар. Неподалёку стояло трое мужчин: они пыхтели папиросами и как-то угрюмо молчали, не вынимая рук из карманов своих штанов.
Её-богу, у меня возникло дежа-вю, эти лица показались мне знакомыми, да и сама местность... Я здесь когда-то уже бывал. "Хотя, - подумал я, - у нас такие однотипные дома, Воронеж ничем не отличается от Мурманска или Магадана".
Пока размышлял, я не заметил, как оказался рядом с этой компанией, а Макс куда-то испарился. Один из троицы, что был постарше, обернулся ко мне и я увидел его рябое лицо с рыжими усами.
- Тебя только за смертью посылать, баклан, - сказал он мне, как-то криво и ехидно ухмыляясь. - Принёс?
Я обернулся назад, думая, что это говорят не мне, а тому, кто стоит за моей спиной - позади никого не было!
Долговязый мужик в кепке с серым невзрачным лицом как-то икающе засмеялся:
- Дурачка включил. Типа не врубается... Сюда иди! - он ткнул указательным пальцем в землю, приказывая оказаться рядом с ним, как по мановению волшебной палочки.
- Вы это мне? - спросил я, стараясь не смотреть ему в глаза, как хищнику, который от прямого взгляда может впасть в агрессию.
- Не, слушай, он в натуре где-то уже нашты?рился, - долговязый явно невзлюбил меня. - У тебя человечьим языком спрашивают, ты принёс?
- Скажите, что я должен был принести? - спросил я простодушно.
Мою простоту они почему-то приняли за бесстрашие и это серьёзно задело их самолюбие.
Рябой с рыжими усами подошёл ко мне совсем близко и пропыхтел в лицо, оттопырив нижнюю челюсть и показывая жёлтые прокуренные зубы:
- Ты в натуре совсем охренел, баклан. Если сейчас же не отдашь, я тебя на немецкий крест порву, понял!.. - он кивнул своим приятелям головой, указывая на меня. - Он, сука, чё - свалить хотел?!
В это время третий из них, короткий плотненький мужичок, чем-то похожий на лесовика, в смешной дачной шапке, вразвалочку подошёл ко мне и отодвинул в сторону рябого.
- Ты это, дурью-то не майся, - сказал лесовик рябому. - Что ж пацана теперь убивать за это?.. Всё он принесёт, я обещаю. А если не принесёт, я сам свои деньги вложу.
- Жёлудь, ты чё, совсем мозги пропил? - долговязый даже вытянул шею в сторону короткого.
- Ничего я не пропил, - Жёлудь упрямо стоял на своём и подталкивал меня в сторону. - У всех у вас или есть дети, или будут, зачем же пацану жизнь ломать, пугать его... Вы бы лучше другое что-нибудь придумали...
Жёлудь толкал меня довольно сильно и шёл рядом, пока я не оказался в приличном отдалении от его дружков. Напоследок он дал мне хороший тычок в спину и тихо сказал:
- Давай беги отсюда и больше никогда здесь не появляйся! Я их попробую задержать. Иди домой и не выходи на улицу дней десять. Понял?
Я кивнул головой и бросился бежать.
Я не знаю, что произошло там дальше, потому что всё вокруг померкло и я увидел впереди себя большую чёрную воронку, которая всосала меня внутрь, словно пылинку в хобот пылесоса. Я не успел испугаться, как тут же рядом возникла моя драгоценная звёздочка, она опять была наравне с моим левым плечом.
Мы вылетели из нашего коридора в мегатоннель очень быстро, обратный путь был раза в три короче.
"Что я должен был принести для них?" - мысленно спросил я Макса.
"Какая разница, - ответил он. - Самое главное, что бы потом ты с ними никогда не встречался".
"Что это, моё будущее или прошлое?"
"Как тебе сказать, - Макс горел, как светлячок, испуская тонкие лучики в моём боковом ракурсе. - Это уже происходит с тобой где-то в другом мире. Только не спрашивай в каком, я всё равно не смогу это объяснить!"
"Параллельная реальность?"
"Фух, я не люблю умные слова. Называй как хочешь".
"Почему этот Жёлудь отпустил меня? Кто он такой? Он ведь спас меня. Зачем?" - не унимался я.
Макс ничего не ответил, но я почувствовал, что он ужасно доволен, его радость просто физически горела в моей груди.
"Это был ты? - вдруг спросил я, сам не понимая себя. - Неужели такое возможно?!"
Моя драгоценная звёздочка, мой Максик, видимо, застеснялся и не стал отвечать. Его скромное молчание для меня было красноречивее слов.
"Прости, что я тогда не спас тебя", - мысленно сказал я.
"Не переживай, - ответил он. - Всё равно я люблю тебя".
"Я знаю... Извини... Я думал, что ты относишься ко мне как к Богу, когда смотрел на меня там, под капельницей. Ты думал, я обязательно спасу тебя".
"Да, я очень надеялся, - ответил Макс. - Маленькие собачки тоже любят Бога и эта любовь, как ниточки связывает нас всех. Чем больше я люблю тебя, тем больше я люблю Бога - это всё одно".
Чем больше он любит меня, тем больше любит Бога...
Я тотчас вспомнил женщину из своего родного города, она всегда ходила с потрёпанной старомодной сумкой, из которой подкармливала бродячих собак и кошек, кормила голубей, рассыпая мокрый хлеб на канализационных люках. По её поведению быстро становилось понятно, что она была психически нездорова, она могла подойти к незнакомому человеку и заговорить с ним о чём угодно. Она любила юного Макса и, хотя он был не бродячий пёс, иногда при мне давала ему какую-нибудь дешёвую сосиску и ворчала мне на нерадивую молодёжь, которая обижает собак и кошек и умеет лишь "гло?хтать вино". Она часто перескакивала с одной мысли на другую, путалась, но я терпеливо выслушивал её и согласно кивал головой.
Мне было жаль эту одинокую больную женщину, хотелось как-то помочь.
- Тебе бы надо в церковь ходить, молиться, - посоветовал я однажды.
Она взглянула на меня снизу сверлящим взглядом, копаясь в своей сумке, и твёрдо произнесла:
- Зачем мне в церковь, я голубей кормлю.
Эта фраза меня пронзила, как стрела! Она не просто кормит голубей, это её молитва, которая, может быть, быстрее дойдёт до Господа с этой заброшенной улочки, чем из позолоченного храма.
Я голубей кормлю...
Макс вдруг опять свернул в одно из отверстий в стене тоннеля, которое вынесло нас в ночной город под одинокий тусклый фонарь. Я оказался рядом со знакомой скамейкой и увидел себя, пьющего пиво из алюминиевой банки.
Макс растворился в воздухе, он решил оставить нас наедине друг с другом, дабы не мешать моим мыслям упорядочиться без посторонней помощи.
Трудно передать словами, какие ощущения и мысли овладели тогда мной! Во-первых, я ужасно испугался, что я именно и есть тот самый толстяк с обрюзгшим лицом в кожаном плаще от моей первой жены, который возник сегодня рядом на этой скамейке. О, нет, только не это! Я не хочу быть спившимся неудачником!
Я даже развернулся, чтобы уйти, прежде чем меня заметят.
Но моё отражение даже не пошевелилось в мою сторону. Я помахал рукой - опять никакой реакции. "Неужели так надрался?" - подумал я и подошёл поближе. Опять никакой реакции. Тогда я сел на край скамейки.
Не поворачиваясь ко мне, мой двойник пробормотал что-то себе под нос и всхлипнул. Я разобрал только "попрыгуньчик" и "куда пойти".
Что ж, надо было набраться смелости и как-то утешить себя самого, то есть его.
- Вы напрасно плачете, - сказал я негромко. - Мы очень часто плачем от обиды как дети, из-за того, что не можем понять чего-то в нашей жизни.
Он чуть приподнял голову и, не поворачиваясь ко мне, грубым тоном произнёс:
- Я ничего не хочу понять. Я просто кое с чем не хочу согласиться.
- Да, это ужасно - потерять своё любимое маленькое существо... Тем более, если оно было твоим единственным другом.
- Вот-вот, именно этого я и не хочу! - он шумно отхлебнул из банки.
- Я вас прекрасно понимаю, - сказал я как можно осторожнее. - Но если у него есть другие дела? Может быть, эта разлука неизбежность чего-то?
Наконец-то моё отражение повернуло голову и уставилось на меня как на идиота. Я отвернулся, предчувствуя его изумление близкое к шоку, которое сам испытал при встрече с двойником...
Как ни странно, он нисколько не удивился и безразлично произнёс:
- Слишком молод, чтобы говорить мне всякие глупости.
Позвольте, позвольте, мне уже пятьдесят! Мы же ровесники.
Я подошёл к рекламному щиту, который закрывало стекло, и стал вглядываться в своё отражение... Нет, ничего подобного, в стекле на меня смотрел такой же пятидесятилетний мужик с уставшим взглядом.
"Ты видишь себя таким, каким ты себя ощущаешь, - кто-то ответил мне в голове. - Они видят тебя таким, каким ты им кажешься".
"Прекрасно, - подумал я, - у меня шизофрения и раздвоение личности. Не удивлюсь, если очнусь, привязанный к больничной койке".
- Вот доживёшь до моих лет, может, поймёшь меня, - он швырнул пустую банку в урну, но промазал, и та полетела, громыхаясь по плиточному тротуару.
Я не мог смолчать, его горе мне показалось смешным и даже немного наигранным:
- Скажите, вы плачете, когда видите, что корабль скрылся за горизонтом?
- Это ты к чему? - недобро спросил двойник и оттопырил нижнюю губу.
Я продолжил:
- Конечно, вы не плачете, потому что знаете, корабль никуда не делся, он просто исчез за горизонтом, потому что земля круглая и это нормальный ход вещей. Но маленький ребёнок этого не знает, он плачет, он думает, что кораблик утонул вместе с пассажирами.
Мой двойник злорадно усмехнулся:
- Это всё поэзия, красивые слова. В реальности я вижу грязь, смерть, потери, глупость... Ты мне чем-то напомнил моего друга Генку Оздоева, он тоже был такой весь романтический и поэтический, пел на конкурсах бардов, сам писал стихи... А потом сдулся. Жена ушла к другому, он запил, бросил все эти стишки и песенки, пропил всю мебель и одежду. Даже в тюрьму попал за воровство... - он обречённо вздохнул. - Так что не надо мне тут ежа лохматить. Весь мир - клоака, мы ничего не можем здесь изменить.
- Да, многое мы не можем изменить, - согласился я. - Но мы в силах изменить своё отношение к тому, что происходит. Когда актёр выходит играть спектакль, он, конечно, не может изменить свою роль, мизансцены, выученный текст - его просто снимут с роли или же выкинут с работы. Но ведь он может хорошо сыграть свою роль, а может из рук вон плохо.
- Ну-ну, конечно, - криво усмехнулся двойник. - Даже если он играет маньяка, он должен убивать красиво и аккуратно. Так что ли?
- Надо молить Бога, чтобы не докатиться до этого.
- Философия! В детстве я со злости убил котёнка - к кому я должен был обращаться? К психиатру? К милиционеру? О Боге я тогда вообще даже не подозревал.
- Наверняка, вы плакали и сильно переживали, это и было вашим покаянием.
- Ладно, я пойду, - сказал мой двойник. - А то ты начинаешь меня раздражать своими сервильными разговорчиками. Боюсь, как бы не разлилась желчь и не испортила мне настроение на весь вечер.
Он грузно поднялся и зашагал, не оборачиваясь, вдоль длинной аллеи.
Я сидел на той же самой скамейке, где встретил своего толстяка час назад, и вдыхал прохладный морской воздух. Только сейчас я понял, самое трудное - это переубедить человека, изменить вектор его пути.
Как странно, мне не удалось переубедить самого себя! А ведь я старался. Чего мне не хватило: мозгов, терпения, доброты, напора, уверенности?.. Не знаю!
Вдруг я ощутил в груди какую-то радость и тепло. Я почему-то сразу же подумал, что рядом появился Макс, хотя его и не было видно. "Интересно, - рассуждал я. - Если я докажу себе, что рядом никого нет, что всё это лишь моя разболевшаяся фантазия, ощущение этой радости исчезнет? Но что я от этого выиграю? Снова камень на сердце и паскудное настроение? Если же я поверю в присутствие Макса, я сберегу свою душу и ум от новых потрясений, от озлобленности?.."
Мне показалось, что Макс загрустил, он позвал меня встать и идти вперёд, куда-то в темноту...
Потом я снова ощутил воронку, которая меня засосала внутрь.
И вот мы снова мчимся в громадном тоннеле из неподвижных облаков. Я уже не испытываю ни малейшего страха от высоты, я знаю, что моя звёздочка меня никогда не покинет...
Мимо летят такие же звёздочки, то обгоняя нас, то нам навстречу. На душе необыкновенно легко и радостно, я начинаю понимать, что, наверное, в нашем непростом мире есть места веры и радости, а есть места боли, скорби и горького одиночества. Есть время надежд и устремления вперёд, а есть время покоя и тишины...
Всё имеет свой час и своё место. Как жить в то время, которое вам не нравится? Терпеть? Страдать и нести свой крест? Надеяться на лучшее?..
А разве у человека есть выбор?.. Тем более выбора нет у такого маленького существа как Макс. Единственное, что он мог делать, это вилять хвостиком и весело играть в мяч. Но ведь зачем-то он жил со мной и моей женой - зачем?..
Наверное, он должен был научать нас дарить любовь. С этой задачей он прекрасно справился. Теперь он навсегда в нашей памяти, он скрасил нашу серую жизнь в далёком мусульманском городе, вдали от родины. Я понял, он уже при жизни стал той самой звёздочкой, которая сейчас летела рядом со мной. Бог мой! Почему я не понял этого раньше?!
Я не заметил, как мы быстро выскочили из тоннеля и оказались в открытом пространстве с дальними розовеющими облаками. Казалось, что наступает вечер. Макс приземлил меня на край облака и заискрился перед моими глазами голубоватыми лучиками.
- Тебе надо улетать? - спросил я вслух.
"Надо", - ответил он где-то внутри меня.
- Ну что ж, иди... А мы ещё встретимся?
Он задумался ненадолго, потом ответил:
"У меня много дел, но иногда я смогу появляться у тебя. Правда, ты не будешь меня видеть. Совсем не будешь. По-другому никак нельзя".
- Что ж, я согласен. Но ты хотя бы дай мне знать, что ты рядом.
"Обязательно", - он закружился вокруг моей головы, резко отпрянул в сторону и умчался вдаль, затерявшись среди таких же звёздочек, порхающих, снующих в безбрежном небе.
Я понимал, для него расставание тоже было нелёгким.
Я был под огромным впечатлением от нашей встречи и нашего расставания, поэтому даже не задумывался о том, как я снова могу оказаться дома... Просто в какой-то момент я вдруг ощутил, что задняя сторона моих ног упирается во что-то твёрдое. Я оглянулся и увидел знакомую скамейку.
"Интересно, а где же толстяк? - эта мысль возникла машинально. - Наверное, устал от моего занудства, а может быть, вернулся к себе?"
Я опустился на скамью, откинулся назад и закрыл глаза, вспоминая, как летел совсем недавно со своей любимой звёздочкой, как чувствовал его близость и его радость. Лёгкий ветерок овевал мои волосы и лицо...
Когда я очнулся и открыл глаза, то увидел знакомый бульвар с тусклыми фонарями и серым плиточным тротуаром. С моря дул прохладный морской бриз, и я отправился домой.
Навстречу мне из темноты под тусклый свет фонаря вынырнули две собаки: низенькая сука с болтающимися сосками, видимо, она не так давно ощенилась, а рядом с ней пружинисто бежала высокая дворняга. Дворняга вертела мордой по сторонам, будто в поисках незримой опасности, чтобы в нужный момент защитить старую собаку. Может быть, это был её сын, чудом уцелевший от предыдущего помёта? А может быть, просто друг?..
Я машинально присел на корточки и вытянул вперёд руки, тихо посвистывая. Собаки остановились на мгновение, но тут же продолжили свой бег мне навстречу. Шершавыми языками они принялись облизывать мне руки, пытаясь дотянуться до лица. Я с удивлением заметил, что собаки перестали бояться меня, а я ни на мгновение не боялся их. Словно вокруг меня была та самая информация, о которой говорил толстяк, о моей любви к Максу и его сородичам, своим звериным чутьём они читали эту информацию и сразу же принимали за своего друга... Я тоже теперь понимал их как никогда раньше.
Я не знаю, что произошло в тот вечер: сон, галлюцинация, больное воображение, пьяный бред или что-то ещё. Почему я должен решать - верить мне в это или нет?.. Это просто было. Пусть даже у меня в мозгу. Это ведь не значит, что я должен сделать ревизию всем своим мыслям, ощущениям, отсортировать их и поделить на "правильные" и "неправильные". Пусть это живёт во мне и помогает переживать моё одиночество и разлуку.
А дальше жизнь сама разберётся, что с этим делать... Или не разберётся... Всему свой час и своё место.
Кружнов Андрей Эдуардович
e-mail: [email protected];
site: www.a6202.ru
Вся информация охраняется законом об авторских правах и может быть использована только с разрешения автора и с указанием на источник.