Самая невыносимая привычка Старика - вытаскивать своих сотрудников на работу на второй день их честно заработанного отпуска. Не успеваю я растянуться на шелковистых, лимонного цвета пляжных песчинках и пристреляться глазами к кудрявенькой, словно овечка, блондинке в полосатом купальнике, как на моей правой руке уже требовательно попискивает биометаллический браслет специального назначения.
Эх, зашвырнуть бы этот браслет еще вчера куда-нибудь подальше в море! Но от судьбы, как, впрочем, и от начальства, не уйдёшь. Я решительно поднимаюсь с песка и, бросившись в теплую, как парное молоко, воду, неторопливыми, но сильными гребками плыву к середине бухты - туда, где поменьше любопытных ушей. И только здесь нажимаю на браслете кнопку 'Прием'.
На связи Старик и отнюдь не за тем, чтобы узнать температуру воды в Андриатике.
- У нас ЧП, Ридли, - говорит он, до предела понизив голос - В городе Спотыкач со служебного космодрома местного филиала треста 'Галактикастрой' сегодня ночью исчез строительный звездолёт типа СЗ-16. Это неподалеку от тебя, Ридли, и ты сам знаешь, что делать.
Понижать голос в тот момент, когда тебя никто, хоть тресни, подслушать не может - ещё одна отнюдь не лучшая привычка Старика. Я мысленно чертыхаюсь и не удерживаюсь от вопроса:
- А почему этим делом занялись мы?
В моем вопросе сквозит досада и не только из-за того, что срывается знакомство с кудрявенькой блондинкой в полосатом купальнике. Мы ведь не кто-нибудь, мы СББ - Секретное Бюро Безопасности Восточного Полушария. А такими пустяками, как пропажа звездолётов, с успехом занимается Космическая Инспекция.
- Потому, что кончается на 'у', - сердито отвечает Старик.- У меня интуиция, Ридли, а ты мою интуицию знаешь. Это наше дело, как раз для сотрудника с тремя 'С' и точка. А насчёт отпуска не дрейфь - отгуляешь ещё свой отпуск.
Браслет замолкает, превратившись из средства спецсвязи в обычный биостимулятор, который болтается на запястье каждого второго отдыхающего. Только этот каждый второй может спокойно забыть свой биостимулятор где-нибудь в столовой-автомате или даже утопить в Марианской впадине. А я - нет, я не могу. Я ССС - специальный секретный сотрудник, и мне таскать свой крест, то есть браслет, и зимой, и летом, и в сауне, и в постели - одним словом круглосуточно, пока, как говорится, не уйду на заслуженный отдых. Если, конечно, до тех пор меня не ухлопают где-нибудь в перестрелке. И последнее - скорее всего.
Выбравшись обратно на берег, я быстро одеваюсь и, помахав на прощание рукой полосатому купальнику (Прости, кудрявенькая, такая у нас работа!), бегу в сторону курортных коттеджей. А через каких-нибудь полчаса уже вхожу в кабинет, на двери которого с совершенно неуместной весёлостью мигает надпись: 'НАЧАЛЬНИК СПОТЫКАЧСКОГО ФИЛИАЛА ТРЕСТА 'ГАЛАКТИКАСТРОЙ' О.А. КОЛБАСЮК'.
- Джон Федоренко, Космическая Инспекция, - представляюсь я, протягивая пластиковый прямоугольничек со свежеоттиснутым квадрионическим фото. Дело щекотливое и сообщать о том, что я - Михаил Ридли из СББ каждому встречному-поперечному явно излишне. - По поводу пропажи звездолёта типа СЗ-16.
Начальник филиала - краснощёкий здоровяк в белой капитанской фуражке - щурится на мои документы и растерянно говорит:
- А у нас сегодня уже была одна гражданка из Космической Инспекции. Может, знаете такую - Илона Выхухольская, инспектор местного отделения?
- Так то местного, и просто инспектор, - снисходительно улыбаюсь я. - А я старший инспектор, и из Главного управления.
- Значит, что-то не так, раз старшего прислали? - не то спрашивает, не то предполагает здоровяк.
Значит, - коротко бросаю я. - Будьте добры, изложите ещё раз обстоятельства дела.
- А чего излагать - простые обстоятельства. Вечером уходили с работы - звездолёт был. Утром пришли - а его уже нет.
Верно, простые обстоятельства. Даже очень простые. И это мне не нравится больше всего.
- Хорошо, с обстоятельствами пока всё. А теперь пройдёмте на место происшествия.
Сказав это, я поворачиваюсь к выходу. Здоровяк-начальник, то и дело вытирая огромным, как парашют, клетчатым платком вспотевшие щёки, топает следом. Космодром расположен почти вплотную с конторой филиала и вскоре мы уже стоим посреди широкой - с три или четыре футбольных поляны - бетонной площадке.
С первого взгляда и не скажешь, что здесь произошло ЧП. За невысокой керамической оградой беззаботно машет ветвями стайка нарядных, как невесты, белых акаций. Метрах в ста от нас буднично стартует неуклюжий, похожий на краба, космический корабль. Рядом, раскинув толстые крабьи лапы-опоры, так же буднично стоят ещё два. О происшедшем напоминает только вспотевшая физиономия начальника филиала.
- Вот тут вчера и находилась 'Экскаваторная звезда', - говорит он, тыча пальцем в бетонные плиты, присыпанные то ли пылью, то ли манной кашей.
- Что? - переспрашиваю я.
- 'Экскаваторная звезда'. Так называется пропавший звездолёт.
- А-а, понятно. 'Экскаваторная звезда'. Странное название.
Я молчу, осторожно ковыряя носком ботинка бетон. Нет всё-таки не манная каша, обыкновенный дюзовый шлак.
- Какого у вас типа система электронной охраны? 'Глаз-117' или 'Глаз-118'?
Если у них 'Глаз-118', то, конечно, хорошо. Но ещё лучше, если 'Глаз-119'. 'Глаз-119' всегда накручивает на компьютер уйму полезной информации.
- А у нас вообще такой системы нет.
- Как нет?!
- А от кого здесь охранять, мы ж на своей планете, не на чужой, - разводит руками здоровяк. - Разве что мальчишки из озорства набегут.
- Так, - говорю я, бросая на начальника филиала неприязненный взгляд. - Значит, ни точное время исчезновения звездолёта, ни характер движения по космодрому, ни другие полезные сведения в памяти системы электронной охраны не зафиксированы? И всё по одной пустяковой причине - из-за отсутствия этой системы?
- Кто ж мог знать, что такое случится?
- Надо было знать, - сурово заявляю я.
Может, я чуть переигрываю с суровостью, потому что со здоровяка пот начинает литься, как из водопровода - непрерывным потоком. Но ничего, это ему на пользу.
- А время исчезновения зафиксировано, - бормочет он. - Половина первого ночи.
- Откуда вам известно точное время? - быстро говорю я и окидываю начальника филиала таким взглядом, что он явственно начинает заикаться.
- Так мы это ... Чтоб мальчишкам неповадней было, чтоб уши им надрать или ещё чего ... Короче, старичка тут одного упросили. Ему всё равно по ночам не спится, так лучше пусть у нас дежурит: мальчишек хворостиной гоняет ... Вот Гаврилыч про время и сообщил.
- Ага, ещё одно нарушение, - злорадно объявляю я. - В частности, двести сорок шестого положения трудового законодательства Восточного Полушария, которое ясно и недвусмысленно гласит: категорически запрещается создавать рабочие места с тяжёлым немеханическим трудом. Так, где ваш Гаврилыч ?
По дороге начальник филиала забегает ко мне то с правой, то с левой стороны и, тщетно пытаясь унять промокшим насквозь платком водопроводные потоки на своих щеках, тараторит:
- Вы не думайте, гражданин инспектор, мы Гаврилычу условия по последнему слову техники создали, он не в обиде, даже днём отдыхать домой уходить отказывается. Квадровидео в будочке оборудовали, горячее питание всю ночь напролёт, ванная с роботом-массажёром ...
- Разберёмся, - цежу я сквозь зубы и шагаю дальше. Ничего, можно немного и переиграть. Зато будет в следующий раз знать, как вытаскивать специальных секретных сотрудников из законного отпуска. Если бы не его безалаберность, сидел бы я сейчас с кудрявенькой где-нибудь в музыкальном кафе и травил отчаянные байки из жизни космических разведчиков. Так что пускай и ему кисло будет.
Гаврилыч оказывается обыкновенным бородатеньким старичком, только одетым в синий лётный комбинезон и форменное кепи с длинным утиным козырьком, что придаёт ему несколько лихой вид. И, судя по всему, не очень огорчён по поводу ночной пропажи. Со старичками не стоит ходить вокруг да около, поэтому я спрашиваю его об этом прямо в лоб.
- А чего огорчаться? - просто отвечает Гаврилыч. - Андрюшка поваляет дурака, да вернётся. Куда ему ещё, стервецу, деться?
- Какой Андрюшка?
- Как какой - Крякин Андрюшка, прораб наш. Пришёл ко мне вчера ночью и говорит: 'Бессонница меня что-то, Гаврилыч, одолела, пойду посмотрю, как там мой 'Экскаватор' поживает'. А мне что, иди, своим не запрещено. Он и ушёл, а я через минут пять гляжу - 'Экскаватор' уже и тю-тю.
- Так чего ж вы молчали? - со злостью говорю я. - Сколько времени зря потеряно!
- Почему это молчал? - возмущается Гаврилыч. - Сразу с утра всё начальству и доложил, как положено.
- А вы чего молчали?! - набрасываюсь я на начальника филиала.
- А вы спрашивали? - с неожиданной грубостью отвечает тот. - И, вообще, потеря небольшая. Что 'Экскаваторная звезда' - давно в металлолом сдать пора, что Крякин - тот ещё, кстати, экземпляр.
- Почему 'экземпляр'?
- Потому что экземпляр. Ходит, нос задрав, и всё сам по себе. С приветом, одним словом. Сидит сейчас где-нибудь на Планете Тридцати Трёх Удовольствий, чаи с инопланетянками гоняет. А нам из-за него - неприятности. Инспектора, вот, нервы мотают.
В настроении здоровяка-начальника произошла какая-то качественная перемена, но мне уже не до него. Итак, Андрей Крякин, прораб 'Галактикастроя' и вроде бы с приветом. Да, возможно, дело действительно для СББ. Хорошо, если этот Крякин просто куда в гости на служебном транспорте намылился, а, вдруг, какой фокус выкинет? Да ещё не у нас, а на планете какой-нибудь особо гордой цивилизации из Галактического Содружества?
- А он, Крякин ваш, что - умеет водить звездолёты или не очень ?
- А как же, умеет. Он хоть и прораб, а без прав на тип 'СЗ' мы в космос никого не пускаем. На 'Экскаваторной звезде' экипаж шесть человек и все шесть с правами.
Вот и всё, здесь мне делать больше нечего.
- Ну ладно, гражданин Колбасюк, извините, если что не так, - говорю я напоследок начальнику филиала. - А систему электронной охраны всё-таки установите. Лучше всего - 'Глаз-119'.
Я забегаю ещё на минутку в отдел кадров, чтобы записать домашний адрес Крякина, и быстро шагаю в сторону автостоянки, где оставил взятое напрокат гравитационное такси.
2.
Он сидел возле иллюминатора и торжествующе улыбался. Всё шло так, как было задумано. Гравитационные ускорители работали на полном пределе, автопилот уверенно вычерчивал среди звезд заданную кривую. Гаденькая голубенькая планетка с каждой секундой отдалялась от него всё дальше и дальше, навсегда исчезая в глубинах Галактики.
Он не любил голубенькую планету, а в особенности её обитателей. Они были слишком серы и ничтожны, чтобы распознать в нём того, кем он был на самом деле - Гения с большой буквы.
О том, что он Гений и с большой буквы он знал давно - ещё с детского садика, где как-то по ускоренному методу чтения проглотил за один присест штук триста брошюрок из серии 'Жизнеописание исторических личностей'. Уже в подготовительной группе он мог подносить ко лбу указательный палец и изрекать многозначительные слова. И уже тогда серые и ничтожные однокашники не обращали на него абсолютно никакого внимания.
Да что детский сад, что школа, что институт! Окончив строительный факультет, он ни минуты не сомневался, что основательно прогремит на многообещающей архитектурной ниве. Для этого у него было всё: и яркий неповторимый талант, и целая кипа восхитительных проектов супергородов, которые он выстрадал бессонными ночами. Но люди, сидящие в Главном управлении зодчества, тоже оказались серы, как полевые мыши, и ничтожны, словно инфузории. Они безжалостно поставили крест на всех его гениальных проектах, ссылаясь на, якобы, имеющуюся в них вычурность и претенциозность. И он был вынужден в итоге стать обыкновенным прорабом, строить серые и ничтожные дома по указке серых и ничтожных архитекторов.
Нет, конечно, над ним никто не смеялся, его даже уважали. Но уважали не больше, чем кого-либо другого. Не больше, чем, к примеру, серое ничтожество, живущее с ним на одной лестничной площадке под именем Анна Ивановна и работающее обыкновенным контролёром за уличной мусороуборочной техникой. Он был одним из серых членов серого понятия 'коллектив'. И это огорчало его, как незаслуженная пощёчина. Он до глубины души возненавидел слово 'коллектив' и без всяких объяснений перестал здороваться с соседкой Анной Ивановной. Она ответила ему тем же. На этом, собственно, выпад против коллектива и завершился, не внеся в метущуюся душу никакого успокоения.
Тогда он плюнул на всё и перевёлся в космические строители. Покидая глупую Землю, он рассчитывал на признание в масштабах Вселенной. Но ему упорно не везло. Оказалось, что тупоголовые гуманоиды и негуманоиды, засевшие в Галактическом Совете, запрещают возводить какие-либо сооружения на планетах других цивилизаций. Исключение составляли лишь ненаселённые планеты, где можно было строить маленькие городки для научных экспедиций. И то лишь при условии, что после свёртывания экспедиции, этот городок будет разобран по кирпичикам, а местности возвращён первозданный ландшафт.
И опять, хоть он до виртуозности освоил технику возвращения первозданного ландшафта, его уважали не больше водителя Иогансена или механика Дрейка. Серое понятие давило на него, как пресс, цепляло зубами, словно кошмарный дракон с планеты Троглодитовая Дыра. Он не мог больше дышать одним воздухом с ничтожными обитателями Восточного Полушария. Взяв очередной отпуск, он в тайне от жены и детей сел на рейсовый аэробус и вылетел в стан непримиримых врагов коллективизма - буржуйское Западное Полушарие.
- Я знаю из газет, - вы очень заботитесь о своём престиже, - сказал он, добившись встречи с Артуром Клайдом, владельцем строительной фирмы 'Железнопластиковая анаконда'. - И можете повысить этот престиж втрое, если возьмёте меня к себе главным архитектором. Я гениален, в этом легко убедиться.
Клайд внимательно просмотрел альбом со всеми его козырными проектами, а потом осторожно, без особого нажима, ответил:
- Как вы, наверное, знаете из тех же газет, у нас главное - это кредитки. А гениальность и кредитки, увы, не всегда одно и тоже. Не спорю, проекты ваши весьма оригинальны. Если уж очень хотите их реализовать, могу дать один бесплатный совет: откройте своё дело и стройте за свой счёт. А я, простите, своими деньгами рисковать не берусь.
Он ушёл от владельца 'Железнопластиковая анаконда', рассерженно пнув магнитную дверь. И здесь, в Западном Полушарии, тоже безраздельно царствовали серость и ничтожество. Только дома эту серость олицетворяло понятие 'коллектив', а на другой стороне Земли такое же отвратительное понятие 'владелец'.
Вернувшись обратно, он несколько дней не находил себе места, метаясь по квартире, как запертый в клетку лев. А потом его озарила идея. Она была настолько гениальна, что он в восторге вскричал 'Эврика!' и даже попытался отплясать какой-то первобытный танец, чуть не до смерти перепугав этим домашних. А затем стал разрабатывать план, тщательно обдумывая все детали ...
Ну что ж, жребий брошен, Рубикон перейден. Теперь можно не сомневаться, что даже самая распоследняя серость в Галактике навсегда запомнит его имя.
Он ехидно хихикнул и сверил по электронной карте курс корабля. Корабль, рассекая фиолетовую бездну космоса, уверенно шёл к намеченной цели.
3.
Крякин живёт или по крайней мере жил до недавнего времени на шестьсот третьем этаже и, томясь несколько минут в скоростном лифте, я успеваю ещё раз обдумать всё, что мне о нём известно. Тридцать семь лет, женат, трое детей, ни в чём предосудительном замечен не был. Правда, на последнем месте работы отмечают некоторую замкнутость и заносчивость. И это уже кое-что, это уже зацепка.
Дверь крякинской квартиры открывает полная гражданка с добрым курносым лицом и заплаканными глазами.
- Серж Чезарини, - представляюсь я, - командир патрульной космической эскадрильи, которая отправлена на поиски вашего мужа.
- Ох! - хватается за пышную грудь Крякина и, даже не взглянув на мои новенькие пластиковые документы, приглашает войти.
Мы проходим в гостиную и усаживаемся в широкие шерстяные кресла, стоящие вокруг фигурного журнального столика. По дороге я цепким профессиональным взглядом окидываю окружающую обстановку - часто даже самая незначительная деталь может много сказать о своих хозяевах. Впрочем, обстановка, как обстановка, ничего особенного. Квадрионическая видеосистема, электронные чепуховины, мебель фирменного объединения 'От зари до зари'. По полу с лёгким скрипом катается робот-уборщик, который без особого успеха ловит разбегающихся во все стороны игрушечных триодных зайцев.
- Он ... нашёлся? - замирая, спрашивает Крякина.
- Нет, пока нет, - с показной бодростью отвечаю я. - Но уверен: обязательно найдётся в самое ближайшее время. Только для этого я должен вам задать несколько вопросов. Разрешите?
Крякина согласно кивает головой, и я прошу её рассказать всё достойное внимания о своём муже.
- Хороший муж, не хуже других, - всхлипывает хозяйка. - Познакомились в доме отдыха на Курильских островах и поженились, как положено. Детишек вот завели. Лёшеньке девять, Леночке семь, а Люсеньке всего пять ...
Последние слова Крякина произносит с надрывом, а потом завывает на тягучей трагической ноте: 'Андрюшенька, родной, на кого ж ты нас всех покинул?!' И начинает разводить такую сырость, как будто у неё внутри находится небольшой филиал Ниагарского водопада.
Чтобы успокоить несчастную женщину мне приходиться сбегать на кухню и выудить из автомата прохладительных напитков большой бокал с холодным валериановым тоником. Наконец, Крякина приходит в себя, и я могу со спокойной совестью продолжать задавать вопросы.
- Вы не замечали ничего странного в его поведении?
- Да нет, вроде не замечала, - наморщив лоб, отвечает хозяйка. - Только задумчивый больно был. Выйдет на балкон и думает. Часа три напролёт может думать. Или за обедом. Сидит, ест гречневую кашу с фисташками, а глаза далеко-далеко, как на другой планете. Опять, значит, думает.
Так, выходит, Крякин много думал. Это тоже хорошо, это ещё одна зацепка. Есть люди, которым много думать вредно. И не ошибусь, если буду держать пари на весь опыт своей работы в СББ, что пропавший прораб 'Галактикастроя' относится к категории именно таких граждан.
- Вы не берите ничего такого в голову, - как бы подслушав мои мысли, говорит Крякина. - Он умный!
Вслед за чем, с неожиданной резвостью выскочив из кресла, скрывается в глубине квартиры. Обратно она возвращается с гордым выражением на лице и увесистым альбомом на микросхемах.
- Вот, Андрюшенька на десятилетие нашей свадьбы подарил! - объявляет она торжественным голосом.
Я осторожно беру альбом в руки. На розовой бархатной обложке через равные промежутки времени вспыхивает ослепительная неоновая надпись: 'КОПИИ ПРОЕКТОВ СУПЕРГОРОДОВ А.Т. КРЯКИНА'.
Любопытно, вот это уже действительно любопытно. Я нетерпеливо щёлкаю тумблером, и на экране альбома возникают чертежи и эскизы к проекту 'Город-треугольник'.
'Город-треугольник' - это не просто название. Здесь всё запроектировано треугольным: парки, озёра, фонтаны, театры, клубы, жилые дома. В домах треугольные комнаты, треугольная мебель и треугольные двери. А сам город в целом, благодаря чётким треугольным границам и тому, что самые высокие здания находятся в центре, а самые низкие на окраинах, больше напоминает не город, а какую-то фантастическую пирамиду.
Оригинально, ничего не скажешь. Не всякому такое в голову стукнет, мне бы, например, хоть я и три 'С', ни за что. Нет, недаром этот Крякин ходил в 'Галактикастрое', задрав до потолка нос.
Остальные проекты также во всю развивают геометрические вариации: 'Город-пятиугольник', 'Город-шестиугольник', 'Город-стоугольник' и так далее. Исключение составляет только 'Город-паук', но это, пожалуй, уже на самого отъявленного любителя экстрамодернизма.
- Это ... построено где-нибудь? - спрашиваю я, внутренне содрогаясь.
- Не знаю, - хлопает глазами хозяйка. - Но ведь он умный, правда?
Моё откровенное мнение вряд ли обрадует бедняжку Крякину. Поэтому я поспешно соглашаюсь и снова возвращаюсь к вопросам.
- А в последнее время, неделю - две, в поведении вашего мужа не было ничего необычного? Может, предметы в квартире какие необычные появились или ещё чего?
- Да нет, вроде не появилось. Ни предметов, ни другого чего, - хозяйка мгновение молчит, приложив ко лбу пухлые пальцы. - Вот только звёздный атлас всё последнее время смотрел. Загонит в квадрик и что-то сверяет по галактическим каталогам.
Я чувствую в теле лёгкий озноб. Вот он, след, ССС Ридли! Самая пустяковая экспертиза в пять минут вытряхнет из этих каталогов всё, что нужно.
- А где эти каталоги? - спрашиваю я как можно спокойней. - Разрешите взглянуть?
- Нет уже никаких каталогов, - вздыхает Крякина. - Он как вчера вечером на работу собрался, так все свои бумажки и кассеты в портфель сложил и с собой унёс.
Озноб пропадает, сменившись ощущением, которое в знаменитой сказке охватывает старуху, стоящую перед разбитым корытом. Но особенно расстраиваться не стоит, в нашей работе такое сплошь и рядом.
- Ладно, бог с ними, с каталогами, - говорю я. - А не известно ли вам, случайно, в какой он школе учился?
- Нет, - огорчённо пожимает плечами хозяйка. - Он номера школы как-то не говорил, а я не спрашивала.
- Может, у него сохранились какие-нибудь документы того времени? - настаиваю я. - Понимаете, в личном деле у него никаких данных про школу нет, а делать специальный запрос - значит, тратить драгоценное время.
- Ох, - спохватывается Крякина, - есть документы !
А затем с такой поспешностью бросается в соседнюю комнату, что чуть не сбивает с шарнирных конечностей робота-уборщика, продолжающего охоту за триодными зайцами.
Через минуту на журнальном столике уже лежит объёмистая коробка со слайдами и широкоугольный проектор. Я вставляю в прорезь первую попавшуюся кассету, и на желтоватом экране возникает виньетка за третий класс, густо усыпанная физиономиями ребятишек.
- Повезло, - сдержанно констатирую я.
- Вот это Андрюша, - поясняет хозяйка, указывая пальцем на карапуза с рыбьими глазами и закушенной от напряжения нижней губой. - А вот это его первая учительница, Марья Степановна Козодой.
Вот и отлично, большего мне не надо. Вверху на виньетке чётко написано: 'Средняя школа ? 1 города Подосиновики'.
- Ну ладно, мне пора, - поднимаюсь я с кресла. - Спасибо за помощь и не расстраивайтесь: мужа мы вашего обязательно найдём. Из под земли достанем, будьте уверены.
Когда я берусь за ручку входной двери, на лестничной площадке с характерным щёлканьем открывается лифт и, судя по звонким беззаботным голосам, высаживается молодое поколение Крякиных.
- Только ребятишкам моим ничего не говорите, ладно? - испуганно шепчет хозяйка. - Я им сказала, что папа опять улетел в командировку и скоро вернётся.
- Само собой, - весело отвечаю я. - Только так: в командировку и скоро вернётся.
Хотя на самом деле я теперь уже не очень уверен, что скоро вернётся. По крайней мере так, как он сам на это рассчитывает.
4.
Теннисный мячик, появившийся в иллюминаторе полчаса назад, постепенно увеличивался в размерах, превращаясь в огромный синий шар. Расстояние до синей планеты можно было преодолеть быстро, за какие-то секунды, но он не торопился. На душе было тепло и радостно, как у Наполеона, выигравшего сражение под Аустерлицем. В ушах победно гремели старинные медные литавры, гудели взахлёб саксофоны и надрывался сияющий геликон. Целый оркестр приветствовал эту минуту.
Он легонько тронул штурвал, выводя звездолёт на ближайшую к планете орбиту, и заскользил над непроницаемой синей поверхностью. Поверхность взлохмачивалась яркими ультрамариновыми клочками, оставляя невидимым, что творится внизу.
Он долго ждал встречи с этой планетой. Планетой, где облака круглый год и при всём желании ничего не увидишь со случайного корабля.
Он отжал от себя руль высоты, и облака расступились, накрыв звездолёт тугими струями необычного синего дождя. Внизу, в мутной водяной пелене, виднелся красноватый лес из невысоких деревьев с круглыми мясистыми листьями, большая голубая поляна, а на поляне - кучка хижин, покрытых конусообразными, похожими на шутовские колпаки, крышами.
Сделав круг над голубой поляной, он решил не привередничать и понадеяться на судьбу.
- Для начала сойдёт и это, - вслух сказал он и, оставив звездолёт висеть над самой кромкой красноватого леса, стал тщательно готовиться к спуску.
5.
Подосиновики как были ещё лет триста назад маленьким городком, так маленьким и остались. Переселить всех его жителей в современный семисотэтажный дом - едва заполнится и половина. Но здесь, видимо, особенно не задумываются над достижениями авангардного градостроительства и предпочитают жить в дачных коттеджах с собственными садами и огородиками.
Марью Степановну Козодой я обнаруживаю на самой окраине Подосиновиков, в старинного типа домике, окружённого с трёх сторон чистеньким сосновым лесом. Резные деревянные ставни открыты настежь, и в окно при желании можно увидеть румяную, как пирожок, гражданку в белой косыночке. Гражданка в окружении внуков смотрит по квадрику новую серию космических похождений скорпиончика Васи и так заразительно хохочет, что от заливистых звуков её голоса даже легонько позвякивают стёкла.
'Ничего себе бабулька!' - отмечаю я про себя и решительно нажимаю кнопку звонка.
- Входите, не заперто! - слышится из-за двери.
Я перешагиваю порог и попадаю на просторную веранду, обставленную самой что ни на есть допотопной мебелью. А у стены стоит старинная печка - такая старинная, что её собратьев сейчас можно увидеть разве что в музее.
Румяная гражданка в белой косыночке оказывается ко всему прочему ещё и гренадёрского роста - чуть ли не вровень со мной. Она появляется из комнаты, где продолжает во всю проказничать квадриковый скорпиончик Вася, и вопросительно смотрит на меня лукавыми, с хитринкой глазами.
- Извините, что помешал вашему отдыху, Марья Степановна, - говорю я, ныряя в карман за очередной пластиковой липой. - Но я к вам по делу, не терпящему отлагательства. Моя фамилия Попандопулос, Никос Попандопулос, доцент кафедры нетрадиционной астрономической диагностики.
- Ага, интересуетесь отчего я такая крепкая? - расцветает бабулька. - Охотно проконсультирую. Ответ простой - движение, движение и ещё раз движение. Встаю в пять утра, два часа лёгкий кросс вокруг города и каждый день обязательно не менее трёх часов в спортзале. Никаких современных штучек-дрючек вроде роботов-уборщиков и кухонных автоматов, всё своими руками. И ещё - дети. Я ведь на пенсию не тороплюсь, а наоборот, физкультуру даже взялась вести в младших классах. Вот и получается: двадцать сорванцов в школе и ещё шестеро дома. Такой набор если не загонит в первую неделю в гроб, то укрепит лучше любой нетрадиционной медицины.
В подтверждение своих слов Марья Степановна снимает с музейной печки такую же музейную кочергу и - кряк! - одним махом скручивает её в морской узел.
- Вот так-то, гражданин Попандопулос! - усмехается она, с победным видом грохая кочергу на стол.
Да, не хотелось бы иметь такую бабульку во врагах СББ! Но, впрочем, я ССС, а три 'С' тоже ни за что ни про что не даются.
- Ну-ка, давайте теперь проверим, на что годны нетрадиционные методы астрономической диагностики, - скромно улыбаюсь я и, взяв кочергу в руки, с адским скрежетом расправляю обратно.
- Силён, доцент! - одобрительно хлопает меня по плечу бабулька. - Давай-ка вот чаёк с вареньем выпей. Такого варенья больше нигде не попробуешь, сама ягоды в лесу собирала.
Усевшись на скрипучую деревянную табуретку, я украдкой бросаю взгляд в соседнюю комнату, откуда то и дело доносится радостный детский смех. В открытую дверь хорошо виден скорпиончик Вася, который уже успел попасть в плен к злодеям из недружественной галактики и теперь устраивает этим злодеям весёлую жизнь. Бабулька, разливая чай по большим фарфоровым чашкам, тоже нет-нет, да и поворачивает голову в сторону открытой двери. Жаль, конечно, отрывать её от таких увлекательных космических приключений. Но, увы, сотрудники СББ не имеют права на сентиментальность. По крайней мере до тех пор, пока в мире не останутся только те злодеи, которые придуманы изобретательными киношниками.
Я выдаю бабульке ряд цветистых комплиментов по поводу её здоровья и варенья, а затем, как бы невзначай прикрыв дверь в соседнюю комнату, приступаю к делу.
- Я просто потрясён, Марья Степановна, нет, я обязательно сообщу о вас своим коллегам из секции долгожителей! - отчаянно вру я (интересно, есть ли такая секция вообще?) - Только на этот раз, к сожалению, я не по поводу вашего феномена. Я по поводу одного из ваших бывших учеников. Может, помните: Андрей Крякин, двадцать семь лет назад учился у вас в третьем 'б' классе?
- Крякин? Андрей? - бабулька на мгновение прищуривается и тут же расцветает в довольной улыбке. - Светленький такой, ещё в оригинальном костюмчике из крокодиловой кожи любил ходить. Конечно, помню - у меня память не хуже, чем у любого компьютера, это вы тоже, кстати, своим коллегам скажите. С первого класса по восьмой у меня учился. Неплохо учился, на призовой аттестат даже тянул, да на шпаргалках засыпался. А что?
Я, не торопясь, отхлёбываю из чашки и, состроив заговорщическую мину, понижаю голос - совсем так, как это делает Старик.
- Я расскажу, Марья Степановна, но только это должно остаться между нами. Крякин долгое время работал в космосе и слегка подорвал своё здоровье. Внешне это ничем не проявляется, но аппаратура при контрольной проверке зафиксировала серьёзные отклонения от нормы в области головного мозга. Обратно в космос его с такими отклонениями выпускать нельзя, но в тоже время нельзя и говорить о наличии болезни, чтобы ещё больше не травмировать психику. Понимаете, Марья Степановна?
Бабулька, с самым серьёзным видом проглотив выданную мной галиматью, кивает верхушкой белой косыночки.
- Так вот, - с вдохновением продолжаю я, - мой руководитель академии Хун Ху - вы, наверное, слышали о нём, он недавно прилетел с созвездия Рыб - утверждает, что к каждой психической болезни есть ключ, и этот ключ надо искать не в настоящем времени, а в глубоком детстве. Поэтому мы и приняли такое решение: встретиться с вами, как с его первой учительницей, и задать несколько вопросов.
- Задавайте, - охотно соглашается бабулька.
- Вообще-то вопрос только один. Не замечали ли вы за ним чего-нибудь странного?
- Да ничего особенного в Андрюше не было. Правда, в стороне как-то от всех держался. Другие ребята нет-нет, да обязательно набедокурят чего-нибудь: окно в школе расколошматят или с синяком домой придут. Оно и понятно, дело молодое. А Андрюша ни-ни, всё сам по себе. Тихоня, одним словом. Но я не волновалась по этому поводу - с другой стороны и ничего страшного, что тихоня. У каждого свой склад характера. Один, может, футболистом мечтает стать и после школы шишки на стадионе зарабатывает, а другой, наоборот, в учёные метит, книжки читает.
- Ну а всё-таки, - упорствую я. - Может, случай какой необычный был или ещё чего. Припомните, Марья Степановна, очень нужно.
- Да не было ничего такого. Хотя .., - бабулька делает паузу, чтобы разлить по чашкам очередную порцию ароматного, как духи, чая, - ... хотя вру, был один такой случай. Как раз в третьем классе. Правда, ерунда это всё, что-то вроде школьного анекдота, мне бы и рассказывать вам не стоило.
- Ну а все-таки?
Со стороны я сейчас, наверное, похож на охотничьего пса, делающего стойку над зайцем. Нет, не зря ССС Ридли мчался в это захолустье на гравитационном такси и гнул музейную кочергу рядом с музейной печкой!
- Ах, ладно, расскажу, - махает рукой бабулька. - Может, действительно, это вам поможет. Так вот, во второй четверти я дала классу задание написать сочинение на тему: 'Кем я хочу стать?' Сами знаете, как дети пишут эти сочинения. Кто доктором хочет стать, кто учителем, кто хоккеистом. Большинство из мальчиков, конечно, звездолётчиками, девочек - артистками. А вот Андрюша меня удивил. Он написал, что хочет стать ... догадайтесь кем?
- Прорабом? - глупо улыбаясь, говорю я совсем не то, что думаю.
- Нет, императором.
- Кем?!
- Императором. Одним из тех, что в древней истории. Я после уроков его оставила, спросила: 'Ты почему, Андрюша, хочешь стать императором? Они же нехорошие были, трудовой народ обижали'. А он насупился и говорит: 'А я хорошим императором буду. И обижать никого не стану, наоборот, помогать всем буду. Только пусть меня слушаются'.
Бабулька опять замолкает, на этот раз занявшись баллоном с вареньем. Я нетерпеливо соскакиваю с табуретки.
- Ну и что же дальше?
- А ничего. Я ему сказала, что всё равно император не может быть хорошим, и пусть он, когда вырастет, станет кем-нибудь другим, например, космическим разведчиком. Он ушёл домой, а через год в таком же сочинении написал, что хочет стать строителем. Вот и всё. Помогла я вам, нет?
- Помогла, ещё как помогла, Марья Степановна! Спасибо за чай и варенье!
Это я уже кричу на ходу, перепрыгивая через грядки с помидорами. Итак, Крякин - император. Что-то именно в этом роде я и ожидал. Детские сдвиги - они самые стойкие. Это уже горячо, очень горячо, ССС Ридли. Мне нужна срочная связь со Стариком. Срочная до невозможности. Надо торопиться, пока этот доморощенный император из Подосиновиков не наломал дров.
Где-то высоко в небе ухают одна за другой две петарды, а затем на землю опускаются трепещущие нити дождя. Не обращая на них никакого внимания, я забираюсь подальше в лес и, прислонившись спиной к разлапистой, как пальма, столетней сосне, щёлкаю кнопками браслета специального назначения.
6.
Жрец Ту-Па вышел из своей хижины и угрюмо огляделся по сторонам. Синие облака слегка подсвечивались светилом Тулу, и только поэтому вокруг не царила непроглядная тьма. А Туну - другое светило - взойдёт лишь под утро, чтобы ненадолго озарить блеклым водяным светом мокрую землю и вновь скрыться в мрачном чёрном сарае, где его держит всесильный Бог.
Бог не жалует Ситуму - Землю Синих Дождей. И чтобы он был хоть немножко добрее, надо каждую пятую ночь приносить ему жертву. Сегодня как раз пятая ночь, опять нужно задабривать Бога. Ту-Па вздохнул, взял за хвост двух сушёных ящериц укукуку и неохотно потащил их на край поляны, где гигантским корявым пальцем одиноко торчал Священный Столб.
Священный Столб был украшен оскаленной физиономией опасного животного мракокосика, призванного внушать жителям деревни кошмар и ужас. Правда, от времени физиономия основательно потрескалась, растеряла большую часть острых каменных зубов и уже не казалась такой зловещей, как было задумано.
Ту-Па встал возле Священного Столба и, засунув палец в трещину, покачал головой. Вот уже тысячу лет каждую пятую ночь жрец их деревни таскает сюда вкусных ящериц укукуку. Всякий раз стучит по пустой тыкве буму, до седьмого пота отплясывает священные танцы и молит Бога дать его соплеменникам хорошей весёлой жизни.
И что же? Мужчины всё так же, как и тысячу лет назад, каждый день уходят на охоту, а женщины собирают плоды дерева бубу и варят из них набившую оскомину бубутовую кашу. Ничего не меняется, как будто Бога на самом деле нет и никогда не было.
Может, его действительно нет? Если б был, разве бы не надоело ему за тысячу лет лить с небес синюю влагу и метать белые молнии, поджигая деревья? Тем более, что деревья не загораются, потому что насквозь пропитались водой.
Но с другой стороны, куда деваются сушёные ящерицы, которые он, Ту-Па, каждую пятую ночь кладёт к подножию Священного Столба? Злые языки в деревне, правда, болтают, что их потихоньку таскают дикие мракокосики, прибегающие из леса. Но это враньё, тут и думать нечего. Разве Бог допустит, чтобы у него из под носа стащили такой лакомый кусочек? Да он лопнет, но возьмёт его сам.
- Тыщу лет жрёт наших ящериц и хоть бы что, - вполголоса проворчал Ту-Па. - И ведь не подавится, паразит !
Такие богохульные слова Ту-Па не произносил никогда, но на этот раз на него подействовала то ли погода, то ли ссора с Лу-Му, третьей женой, которая требовала построить ей индивидуальную хижину. И Ту-Па произнёс эти слова вслух, отчего тут же вжал голову в плечи, ожидая, что Священный Столб незамедлительно изогнётся и треснет его каменной харей по затылку.
Но Столб даже не шелохнулся. Ту-Па засмеялся тихим довольным смешком. 'Раз такое дело, - подумал он, - то сегодня можно отдать ему только одну ящерицу. Авось не обеднеет.' А потом неожиданно почувствовал на себе чей-то взгляд, обернулся и увидел Бога.
Бог стоял у подножья невиданного камня, отливающего сине-зелёным огнём. На голове сверкала жёлтыми бликами странная шапочка с острыми кончиками наверху, которые очень напоминали зубы мракокосиков, а за спиной, изрядно намокнув, висело, как тряпка, длинное красное покрывало.
За то, что это именно Бог, а не кто-нибудь другой, говорило многое. Во-первых, лицо у него был не треугольным, как у всех нормальных ситумайцев, а круглым, словно Туну или Тулу. Во-вторых, он был на голову выше любого из жителей его деревни. В-третьих, ноги были неповоротливыми и гнулись только назад, а не во все стороны, как положено. И, в-четвёртых, на руках было не четыре пальца, а пять, чтоб ловчее было хватать ящериц у Священного Столба.
Последнее обстоятельство не оставляло никаких сомнений, что это и есть тот самый Бог. Подслушал мысли Ту-Па и пришёл, чтобы отнять своих ящериц.
Ту-Па в страхе брякнулся на колени, а Бог подошёл к нему на своих негнущихся ногах и стал зачем-то поправлять на голове желтую шапочку.
- На вот, твоё, - кротко сказал Ту-Па, пододвигая поближе к Богу промокших ящериц. - Мне чужого не надо.
Блестящий ящичек, висевший на шее Бога, хрюкнул и пропел какую-то тарабарщину. Бог ещё раз поправил на голове жёлтую шапочку, внимательно посмотрел на ящериц, а потом открыл рот и из ящичка раздался неслыханный никогда на Ситуме хриплый однотонный голос:
- Я - Крякин. Я прилетел с небес и буду теперь у вас императором.
Ту-Па с изумлением смотрел на блестящий ящичек.
- Я буду тут жить, понятно? - раздался опять однотонный голос. - Помогать вам и всё такое прочее. Запомнил? Я - Крякин, император. А ты кто такой?
- Я - Ту-Па, жрец нашей деревни, - радостно закивал головой Ту-Па. - Ты подожди здесь, ладно? Я сейчас.
И припустился бегом в сторону хижин.
Через пять минут вся деревня была на ногах и направлялась к Священному Столбу с мракокосиковой физиономией. По дороге соплеменники обсуждали невероятную новость: Бог, оказывается, имеет имя 'Крякин-император', спустился с небес и собирается рассчитаться с ними за всех вкусных и аппетитных ящериц, которых слопал за тысячу лет.
Бог стоял всё на том же месте, важно сложив руки на груди. Невиданный камень освещал Бога яркими розовыми лучами. Чуть позади полукольцом выстроились удивительные квадратные фигуры, сверкающие красными и круглыми, как листья дерева дуду, глазами.
Ситумайцы подошли поближе, а когда Ту-Па взмахнул специально прихваченной с собой палочкой, дружно повалились на колени и завопили:
- Хвала Богу! Мы любим тебя, Бог! Мы никогда не забывали тебя, честно приносили каждую пятую ночь по две толстые сушёные ящерицы!
Бог благосклонно кивнул головой и, заглянув в какой-то серенький листочек, вытянул вверх ловкую пятипалую руку. Все почтительно стихли, а блестящий ящик с неожиданной громкостью прогрохотал:
- Дети мои! Я спустился с небес, чтобы сделать вас счастливыми! Вокруг меня стоят железные люди, которые помогут мне в этом добром деле. У вас будет теперь новая жизнь. У вас будет всё: начиная с вкусной еды и кончая летающими хижинами. Только слушайтесь меня, почитайте меня и называйте меня 'император Крякин!'
На этом ящичек замолк, а Бог выжидающе посмотрел на толпу. Толпа помолчала для приличия с минутку, а потом взорвалась радостным гомоном. Кричали все и каждый своё, так что всё сливалось в один оглушающий рокот. Но всех переорала старая Му-Ду, которая недаром слыла самой горластой бабой не только в своей деревне, но и в трёх соседних.
- А ты с мракокосиков, с мракокосиков начни! - вопила она. - Одолели, злыдни, сил нет. Вчера моего племянника Бу-Бу вместе с потрохами сожрали!
- Каких мракокосиков? - спросил Бог через свой ящик.
- А вон тех, видишь? - охотно подсказала Му-Ду, ткнув костлявым пальцем в сторону лохматого шестиногого чудовища, которое околачивалось позади толпы и показывало крепкие, с руку толщиной, зубы.
Увидев чудовище, Бог вздрогнул и слегка побледнел - скорее всего от того, что очень не любил мракокосиков. Наверное, они всё-таки иногда таскали его сушёных ящериц. А потом, усмехаясь, сказал:
- Это мракокосики ? Плевать нам теперь на них, ребята. Смотрите!
И вытянул вперёд неизвестно откуда взявшийся у него шестой палец.
Синие струи дождя прочертила голубоватая полоса, мракокосик задымился, завыл и грохнулся, как подкошенный.
Бог довольно улыбнулся, а Ту-Па, набравшись храбрости, протиснулся к нему поближе и растолковал, что он их не совсем правильно понял. Они бы хотели, чтобы он не поражал мракокосиков голубыми молниями, а отлавливал в лесу - сам или при помощи своих железных людей, дрессировал и выдавал жителям деревни в виде полезных домашних животных, одно из которых он только что благополучно отправил к себе на небо.
Бог почесал на голове зубчатую шапочку, и блестящий ящик опять загремел на всю поляну:
- Я понял вашу просьбу, дети мои. А теперь я уйду, потому что, спускаясь к вам с небес, устал, как собака. Жить я буду вон там, где сейчас большое болото. А вскоре там будете жить и вы, потому что я построю большой город.
Бог помахал всем на прощание рукой и залез в светящийся камень. Туда же каким-то таинственным образом, не отрывая от земли ног, зашли железные люди. И светящийся камень, весело мигая розовыми огоньками, медленно полетел в сторону болота.
Жители деревни ещё долго не могли угомониться, обсуждая сенсационное происшествие.
Мракокосиков дрессировать взялся! - кричали они. - Вот дело какое !
- А Ку-Ку мракокосика в первую очередь! Он же его мракокосика ухлопал!
- Понятно, в первую! Только всё равно несправедливо. Пускай, пока мракокосика нет, мне железного человека в помощь по хозяйству даёт!
- А почему только тебе? Пускай каждой семье по железному человеку даёт! Небось, в хозяйстве у всех дел невпроворот накопилось!
- А что, и даст, куда денется! Зазря что ли тысячу лет наших ящериц лопал!
- Представляете, как заживём! - прыгал от восторга Ту-Па. - А это всё я, всё я. Я ему ящериц носил, я ему молился!
- Кстати, насчёт ящериц, - заметила старая Му-Ду, которая была не только весьма горластой, но и весьма предприимчивой особой. - Надо бы подсчитать, сколько мы ему этих ящериц оттащили. Чтоб, если что, не отвертелся!
Ситумайцы жили в хижинах, мокли круглые сутки под дождём, ходили в набедренных повязках, в неисчислимых количествах пожирались дикими мракокосиками и не знали бумаги. Но писать и считать, как это не парадоксально, здесь умели даже дети. Вместо бумаги для этой цели использовались валявшиеся в изобилии на склонах холмов обточенные дождём плоские камни, вместо ручки - кости животного хуху, шлявшегося иногда по лесу и мешавшего ночному отдыху аборигенов трубным рёвом из лужённой глотки размером со среднюю хижину. Жители деревни приволокли побольше камней с ближайшего холма и, справедливо решив, что ложиться спать сегодня уже не стоит, принялись за подсчёты ...