Ходить есть гамбургеры, мы с тобой не ходили. У тебя была к ним серьёзнейшая непереносимость. Теперь же я себе это позволяю. Беру сразу несколько, к ним кока-колы большой стакан и сажусь где-нибудь в центре зала. Вокруг все едят и не обращают на меня никакого внимания. Очень замечательно. А я слушаю их разговоры.

- Короче, мы вчера до двух ночи болтали. Вот пристал ко мне сил нет. Всё чего-то предлагает, зовёт, цветы по одной штучке таскает.

- А ты его чего?

- Чего я его?! Я его контролирую. "Возбудим, но не дадим". Пусть мучается.

Переставляю стакан кока-колы с левой стороны стола на правую, перекладываю, обёртки от гамбургеров и сладкого пирожка туда же. Пристально изучаю края подноса, провожу по периметру пальцем, начинаю тыкать чего-то на мобильном.

- А летом купаться мы на Карьеры песчаные ездим.

- Ага, там лес такой замечательный. Сосновый. Обувь скидываешь и идёшь по песочку, иголки сосновые иногда легонько впиваются в ступни, но это ничего. Главное, до воды добраться, не наступив на мятые пивные банки, на упаковки от сухариков, кальмаров, на зубочистки, на шелуху от семечек, на колбасные ошмётки, на обёртки всяких сладостей и прочую муру.

- Да мусор по всему берегу - это ерунда. Вот то, что через дорогу там большущее городское кладбище - это да. Трупный яд там всякий. Ты плаваешь, а он через кожу к тебе организм проникает.

- Глупости. Полгорода на песчаных Карьерах купается и ничего, никаких эпидемий нет.

- Тонут там люди часто. Есть даже легенда, что это особо шустрые покойники с кладбища до дна Карьеров дорываются и людей купающихся за ноги хватают.

- Ага, поэтому особо шустрых хоронят сразу с лопатой, чтоб дорываться им проще было. Сама видела. А тонут там, в основном, не самые трезвые. Заплывают, судорога и goodbye.

- Почему ж, там и трезвые тонут на Карьерах на этих.

Мы едем с тобой по ярко освещённой летним солнцем дороге. По обочинам расположились пушистые уходящие вверх сосны. Мы быстро-быстро едем купаться на песчаные Карьеры. На чёрном пластике приборной панели слегка подрагивают в солнце одинокие пылинки. Ты забралась с ногами на пассажирское сидение рядом со мной, смотришь своими северными глазами и улыбаешься. По-моему это сочетание какого-то спокойствия, умиротворённости и лёгкого любопытства к плавно мелькающим придорожным соснам.

Народу на Карьерах много. Мы еле-еле приткнули машину, кое-как отвоевали пляжную площадь, расстелили плед с тигром. Ты сразу побежала купаться, а я наблюдал за твоей гибкой спиной. И вот среди водных блёсток уже только копна твоих русых волос, собранных в хвост. Я с тобой не купаюсь, потому что не люблю этот контраст между горячим летним солнцем и прохладными блёстками воды.

Ты очень красиво ныряешь. Твоё гибкое тело проходит сквозь водные слои, делает в них какой-нибудь кувырок и устремляется ко дну. Оттуда ты частенько достаёшь всякую придонную утварь - отполированные камешки, одинокие ракушки, очень редко стеклышки. Вода кристально чистая и прозрачная, а берег находится слегка на возвышенности, поэтому мне всё прекрасно видно. Как ты загребаешь своими стройными ногами, шаришь по дну. Потом твоя гибкая спины выныривает из воды, и ты идёшь ко мне греться. Непременно брызгаешься мне на спину, сразу видно, как капельки высыхают на моей горячей коже. Ты смеёшься, отдаешь трофеи со дна, покрываешься мурашками и ложишься на плед с тигром. А пока ты купалась, я тоже не терял время даром.

Выхожу из предприятия быстрого питания, окидываю немного безразличным взглядом улицу, наполненную по-субботнему настроенными людьми, и иду по Октябрьскому проспекту. Без тебя я и гулять стал дольше. Пялюсь на прохожих, будто бы кого-то ищу, а не находится. Иду не бесцельно - следующее предприятие быстрого питания совсем недалеко. Мимо здания Администрации, по мосту и впереди историческая часть города. Ещё несколько минут, и я уже сижу, окружённый гамбургерами, стаканами с кока-колой и огромной бесконечно говорящей толпой людей.

- Давай сёдня по паре баклашек на рыло и потупим за Камеди-клаб. Там давно, пиздец, не ржачно, но потупить можно.

- Больше брать надо, чтоб вставило! На прошлой неделе нажрались у Вани на даче. Я аж до блевоты! Тёма чуть в колодец не хуйнул. Купаться, бля, ему приспичило. А Танька, сука. Всё к этому недоростку пиздаболу Диме тёрлась. А пока я блевать бегал, они уже сосаться начали. Хуй с ними, пусть хоть в щепки уебуться. Мне насрать!

Контр-культурные ребята быстренько поели и ушли, а их место заняли, по-моему, студентки.

Пока ты купаешься, я сооружаю из песка чешский Карлов мост. Сие несложное занятие. Краем глаза вижу, как стайка ребятишек начинает плескаться в воде. Сначала они просто брызгаются, потом, немножко покидавшись мокрым песочком, начинают играть в догонялки. Многие с берега на них смотрят и подбадривают отдельных личностей. Саша, Наташенька, Лялечка, Ванька, Петя. Тебе тоже становится интересно. Ты садишься, поджимаешь коленки к подбородку и ласково смотришь. Я заканчиваю возводить опоры моста, занимаюсь проектированием навесных конструкций и рытьём реки. Дети громко пищат, брызгаются, бегают по колено, по пояс в воде, падают, резвятся. Я устанавливаю навес из веток, углубляю реку, мост почти готов. Брызги долетают даже до меня, я вздрагиваю от их холода на горячую спину. Ты внимательно смотришь. Смотришь. Смотришь. Бросаешь странный взгляд на меня, потом на детей. Теперь я тоже обратил внимание. В общей суматохе один малыш в красных плавках, видимо, оступился, плюхнулся и погрузился под воду с головой. Всё это отчётливо видно в воде.

Вокруг все кричат, болеют за кого-то. Кажется, что малыш в красных плавках просто нырнул, чтобы спрятаться от водившего. Но почему-то я понимаю, он захлебнулся и не может всплыть. Ты опять, но уже очень взволнованно смотришь на меня. Да, мне нужно сейчас сорваться и вытащить малыша в красных плавках из воды. Он в опасности. Проходит секунда, другая, третья, четвёртая. Ты не выдерживаешь и сама бежишь к нему. Я тоже дёргаюсь, но мне уже поздно и даже не захожу в воду. Некоторые родители на берегу тоже уже поняли, что всё плохо и помогают тебе нести ребёнка из воды. Он не дышит. Его кладут на песок, и ты пытаешься вывести у него из лёгких воду. Вокруг шум, беготня. И дети, и взрослые. Кто-то звонит в скорую помощь, кто-то истошно советует. Я прямо чувствую, как тикают часы, отмеривая секунды. И ничего не делаю. Да и помощь моя уже ни к чему.

Малыш в красных плавках закашлялся и принялся выплёвывать воду. Всё хорошо. Ты ещё минуту посидела с ним рядом, потом тебя заменили его родители, которые куда-то ходили. На меня ты не смотришь. Молча сворачиваешь плед, несёшь его в машину, одеваешься, отряхиваешь с ног песок, садишься на пассажирское место и смотришь, кажется, куда-то в даль, на другой берег Карьеров, ещё на небо. Я уныло пялюсь на мой бесполезный Карлов мост и тоже молча сажусь на руль. Мы разворачиваемся и уезжаем.

Опять по обочине пушистые сосны выстроились в непроницаемую стену. Твои губы тоже непроницаемо сжаты. На них нет даже намёка на твою необычную дорожную улыбку. Я очень хорошо понимаю, что сейчас в твоей голове. Ты тоже вспоминаешь те два неприятных инцидента на прошлой неделе. Первый, когда мы видели какого-то толи пьяного, то ли больного типа, который бесчувственно лежал около пешеходной дорожки в кустах. И я почему-то сказал, что у него всё в норме и хотел быстренько уйти. В скорою тогда позвонила ты. Врачи приехали буквально через пять минут, и мы пошли дальше.

Второй случай ещё неприятней. Поздно-поздно вечером мы решили сходить в магазин за твоим любимым молоком и пересеклись с малоприятной компанией каких-то бухих подростков. Я не то что бы ничего не сделал, я не знал, что предпринять. Назревал большой конфликт, и хорошо мы не каким-нибудь гаражным кооперативом пошли. Тут по улице часто ходит ППС с собакой. В тот раз нам повезло, и они помогли разрулить ситуацию.

- А знаешь, что самое неприятное было на прошлой неделе? - спрашиваешь ты.

- Тот алкаш или бухие пацаны, ты имеешь ввиду?

- Нет. Когда мы в Суздаль поехали вечером, и собака перебегала дорогу. Как мы её стукнули. У меня до сих пор этот удар в голове отдаётся, а ты даже не остановился. Сказал, что она всё равно сдохнет.

- Да, неделька была не из лучших.

- Сегодня тоже не хорошо купаться съездили.

Я довёз тебя до дома и продолжал молчать. Ты ещё пару минут посидела в тишине. Эти минуты были моим последним шансом, теперь я это понимаю. Потом ты вышла, попросила тебе больше никогда не звонить и мягким уверенным движением захлопнула дверь.

Возвращаюсь домой. Сегодня больше не хочу ни гамбургеров, ни кока-колы. Слышать и видеть никого сегодня тоже не хочу. Сколько тебя уже нет? Сколько я уже не видел твоих северных глаз? Несколько месяцев. Делаю себе кофе, сижу возле него и булькаю ложкой в чашке. Непременно так, чтобы звенело. Потом открываю бар. Там три бутылки и коньяк. Начинаю с первой - это малобюджетный низкопробный виски. То, что надо. Постепенно становится веселее. Грусть и одиночество сжимаются до смехотворных размеров, и возникает истерический смех. Необыкновенный прилив сил охватывает тело по окончании первой бутылки. Я цепляю её рукавом, она падает как-то неудачно и разбивается. Стекло уберём потом.

Решаю принять ванну. Достаю коньяк из бара, ставлю на край ванны, опускаюсь в горячую воду. В правой руке у меня осколок первой бутылки. Грусть и одиночество из смехотворного состояния начинают разрастаться, скоро они заполняют всю голову. Да, ты была права, я всегда всё делал не правильно и не вовремя! Расковыриваю стеклом левую руку в нужном месте, с правой тяжелее, но я стараюсь. Вода в ванне становится красной. Голова уже заполнена, и я отключаюсь.

Когда пришёл в себя, вода в ванне начала потихоньку остывать. Я потянулся добавить горячей, но приподняться не смог. Тело уже было не моё. Я смотрел в потолок и действительно видел твоё лицо. Потянулся за коньяком. Непослушными руками зацепил бутылку. Она закачалась. Из последних сил я попытался её ухватить. Нет. В голове нестерпимо вспыхнули твои северные глаза, а после я увидел одну лишь сплошную черноту. Только краем уха и кусочком сознания я уловил звон бьющегося о кафельный пол стекла.