В Парфеньев было эвакуировано два детских дома и третий разместили где-то в районе. Жители приняли детей очень доброжелательно. Помню, что один детский дом был размещен в здании по главной улице слева, если идти от Неи, а другой почти напротив справа. Директором детского дома, который располагался слева, была Розина, а справа Деткова. Розина очень быстро завоевала авторитет в районе. Это была женщина с природным умом и талантом организатора. Слились ли эти детские дома или второй расформировали после снятия блокады, когда дети начали уезжать к родителям, я не помню.
С дочкой Розиной Леной были большими друзьями, переписывались после ее отъезда в Ленинград. А когда я приехала в Ленинград, то встречались у нее дома вместе с Надей Детковой. Из посещений запомнилось, что ее отец был очень закрытый человек, много работал, и семья всегда оберегала его покой. Запомнилась коллекция фарфоровых собак, от маленьких, до очень больших. Время разводит людей, так развело оно и нас с Леной.
Моя мама была уполномоченным райкома партии в Костылевском сельсовете и прилежащих к нему. Она подолгу отсутствовала дома. Я получала хлеб по списку и ее спецпаек. В нем было очень мало - кусочек масла, сыра и глюкоза (это желтая полутвердая масса сладкого вкуса). Картошки было мало, я практически голодала. Тогда Розина предложила маме устроить меня в детский дом пионервожатой. Это была зима 1942 года. Мне было 14 лет. Просто так меня кормить в детском доме было нельзя. Нельзя было объедать и так обездоленных детей. Нужно было официально получать на меня продукты. Каким образом я была оформлена, я не знаю, но помню, что заведующая представила меня коллективу как пионервожатую и даже объявила, что моя зарплата 122 рубля. Эта зарплата вся шла на оплату питания, по-моему что-то доплачивала еще мама. Но я не просто была объявлена пионервожатой, я реально выполняла эту работу. Пионеры многие были выше меня и старше. Однажды они не послушались меня. И я в слезах бросилась к директору. Тут же весь мой отряд был выстроен на линейку во дворе детдома - дело было летом. Директор провела беседу, не ругалась, авторитет ее был столь велик, что ослушание уже больше не повторилось ни разу. Что запомнилось из пионерских дел? По весне во дворе, когда уже было тепло и теплая вода, устраивалась генеральная чистка посуды. Все это делали с удовольствием. Помню, я чистили большую сковородку, мне казалось, что я блестяще справилась с работой, и очень хотелось, чтобы меня похвалил директор. Она зорко наблюдала за этим мероприятием. Каково же было мое огорчение, когда мне тактично показали, что на сковородке жарить нельзя, не смыт мельчайший песок. Пришлось доделывать до блеска, но это был урок на всю жизнь, отучил меня хвастать.
Активно пионеры участвовали в сенокосе (если не изменяет память, в детдоме было две коровы и лошадь). Там я научилась косить. В косьбе участвовали только крупные дети, а вот в сушке уже все пионеры. Ворошить сено, собирать умело его в копны мы быстро научились. Опять же более крупные дети приносили эти копны к месту предполагаемого стога. Стог ставили там, где к нему зимой можно было подъехать на лошади. Под копны подтыкались длинные жерди и как на носилках, копну поднимали и несли к назначенному месту. Правильно уложенная копна не рассыпалась. Когда собиралось достаточное количество копен, взрослые начинали метать стог. Это дело сложное. Прежде чем, метать стог, ставилась деревянная жердь, а вокруг раскладывались жерди покороче. Нужно, чтобы стог не только не упал, но и не пролили дождь. На нижний отдел стога сено подавалось ровными пластами руками, а на верхние - вилами. Все это сено равномерно утрамбовывалось. На навершие стога укладывались ветки, которые закреплялись лыком. И вот стог готов, и последняя метальщица, которая завершала оформление стога, съезжает сверху на попе. Ура! Стог готов. Эту работу все очень любили. Как же я мало помню. Что еще? О еде. Розина не только умела выбивать продукты, но умела из ничего составить вполне приемлемое вкусное меню. В достатке были только две вещи- соленые грибы бочками, которые детдому поставляли из грибоварен (на грибоварни грибы сдавали учащиеся и жители по 10 кг бесплатно), и овсяная крупа. Вот из этих продуктов готовили суп с грибами, соленые грибы вымачивались, жарились на постном масле и ими заправляли отваренную овсяную крупу с картошкой. Вкусно! Овсяная каша с грибами. Зразы из овсяной крупы с грибами. А военные рецепты очень помогли нам пережить 1991- 1995 год, благо грибов в Пущино не меньше, чем в Парфеньево. Мы солили и серушки, и сухарки, и все шло в дело. В детдомовские времена всегда хотелось есть. В столовой всегда была очередь, одна группа сменяла другую. С тех пор я быстро ем, эта привычка сохранилась и сейчас. Пионервожатой я проработала два года 1942-1943 и 1943-1944. В 1944г учеба в средней школе требовала очень много времени, нам выделил землю под картошку, она требовала обработки, надо было заготавливать дрова, рыть подвал под жилой комнатой для хранения картошки. Увеличили норму хлеба, стало не так голодно. Активизировался рынок. Раньше мы могли получать продукты из деревни только в обмен на вещи, мама обменяла все, что можно. А теперь на рынке мы могли купить баранье сало, которое в деревне топили и заливали в глиняные плошки. Так его и продавали в виде этих форм. Можно было купить кусочек баранины, свиней не разводили, их нечем было кормить. А телят - бычков, резать разрешали только по специальному разрешению, да и то мясо их в первую очередь сдавалось государству. Редко могли побаловать себя топленым маслом. Сливочного масла вообще не было. Парфеньевский сырзавод (сразу за оврагом) делал только сыры, правда иногда можно было купить сыворотку, и необыкновенное лакомство - обрат. Сепараторов в деревнях не было. Сметану накапливали, снимая ее ложками со скисшего молока. Затем масло сбивали в маслобойках (цилиндрическая деревянная или берестяная емкость, в которой крутили мутовку - сосновую палочку с сучками) Масло получалось не очень вкусное и не подлежало хранению. Поэтому его все тоже перетапливали и продавали в глиняной посуде.
После снятия блокады дети, у которых остались родители в Ленинграде или местах эвакуации, стали уезжать из детского дома. За одними приезжали сами родители, других отвозили работники детского дома, тогда говорили - отправляем с нарочным. Когда покинула детский дом Розина, не помню, но в марте 1946 директором была назначена моя мама, Каролина Николаевна Лермонтова. Здание слева было кухней, столовой и администрацией. Столовая после еды превращалась в классную комнату. А здание справа было спальным корпусом. Детский дом пополнялся детьми сиротами из дошкольных детских домов области. Парфеньевский детский дом считался школьным. У мамы был ненормированный рабочий день. Очень многие работники сменились, ленинградцы уехали домой, нанималось местное население. Приходилось обучать работе и следить, чтобы не было воровства. Большая забота была кухня, все продукты должны быть вложены детям. На дежурство стали привлекать самих детей. Большая работа велась по розыску родителей и родственников. Они не прекращалась весь период работы мамы в детском доме. Многих удалось разыскать. К примеру, Борю Ладнова в Ленинград отвозила я во время летних каникул, радости в семье, где остался жив отец, было немеряно.
В детском доме разрешалось обучать до 10 класса только круглых отличников. Остальных всех после 7 класса устраивали в ФЗО или ремесленное училище, куда дети из детских домов принимались на полное государственное обеспечение. Но у мамы был принцип, который она никогда не нарушала, окончить 10 классов имел право каждый, кто этого желал. В своей работе она руководствовалась системой Макаренко: труд воспитывает человека. Поэтому в детском доме был и огород, и коровы, и множество кружков, которые приучали детей к шитью, вышивке, и другим работам. Каждому выпускнику к выпуску готовился пакет необходимых вещей: одеяло, постельное белье, зимнее и демисезонное пальто, платье, белье, обувь. Это не было прописано в официальных документах. Сколько же было по этому поводу ревизий, сколько выговоров получал директор. Одевать детей стало немножко легче, когда стала поступать одежда из американской помощи по ленд-лизу.
В своей работе мама столкнулась с необыкновенными сторонами наследственности. А ведь наследственность тогда полностью отрицалась, царствовал Лысенко. Но вот два примера. Девочка попала в детдом в возрасте 3 лет, мать за воровство посадили в тюрьму. Какая же это была ловкая воришка, с ее воровством пришлось бороться и воспитателям и детям, отучили. Навсегда ли? Девочка, мать которой была осуждена за проституцию, стала очень красивой, но уже с ранних лет тянулась к мальчикам, а когда ее выпустили из детского дома в ремесленное училище Костромы, в детдом стали доходить сведения о ее вольном поведении.
Я мало знаю о судьбе воспитанников, только по записям мамы под фото. Знаю только, что они ей писали, а приезжая в Парфеньев, всегда навещали. В детском доме был рыженький мальчик Леня Абрамов. Мама у него погибла в блокаду, отец служил офицером в Советской армии, он выслал Лене аттестат (это документ, по которому часть зарплаты офицера выплачивалась лицу, на которое документ был оформлен). Мама открыла на Леню лицевой счет в банк до совершеннолетия. Мальчик был очень способный, окончил школу с золотой медалью и тогда без экзаменов был принят в высшее технического училище им. Баумана в Москве. Мама разыскала его тетю, Матрену Ивановну Коноплеву, человек она была с добрым сердцем, честная и заботливая и взяла на себя заботу о нем. Первые годы он жил у нее, а потом в общежитии. Деньги отца помогли ему безбедно прожить студенческие годы. После окончания училища он уехал работать на атомную электростанцию под Ленинградом. Время и расстояния как всегда разлучили родных. А дом тети Моти был всегда открыт и для меня и для моей дочери Татьяны. Она чем могла помогала нам, когда мы бывали в Москве, всегда добрым словом вспоминала маму.
Мама сделала еще одно доброе дело. У меня появилась сестра. После поступления моего в 1946 году в Ленинградский медицинский институт мама осталась одна и решила взять девочку из детского дома. Как это было оформлено, не знаю, думаю, что никак. Просто это было решение директора. Питалась Валя в детском доме, а жила у мамы. Мама ничем не отличала ее от других воспитанников, поэтому завистников не было, наоборот, у Вали прибавилось забот по сравнению с другими ребятами. Вместе с мамой они сушили для меня свеклу, варили картофель, пропускали через мясорубку и тоже сушили, а потом сооружали для меня посылки. Какое же это было счастье, получить такое лакомство! Правда иногда это лакомство доставалось частично крысам, которые ловко взбирались, подпрыгивали что ли, на гладкую стенку шкафа, где висели мои гостинцы. К счастью моя кровать стояла рядом и совсем обездолить я себя не давала. Мам из своей зарплаты посылала мне каждый месяц по 100 рублей. С Валей мы быстро не только подружились, но и породнились. Мама очень хотела, чтобы Валя получила высшее образование. Но тут девочка оказалась настойчивой и сказала, что пойдет только в ремесленное училище: У Каролины Николаевны плохое здоровье и маленькая зарплата, двоих ей не потянуть. Тогда мама стала искать другие возможности и нашла в Ленинграде педучилище, где детей из детских домов брали на полное обеспечение. Вот в это учреждение Валя согласилась поехать, и я туда ее отвезла.
Семья Вали - Чернышовы - проживала в городе Пушкин ( Царское Село). 22 июня Валя с сестрой и мамой были на экскурсии в Александровском дворце. Когда громкоговорители объявили о начале войны, народ побежал к своим домам. Отец в первые дни войны ушел на фронт. Немцы быстро продвигались к Ленинграду. Из Пушкино ( он был захвачен и разграблен немцами) мать с детьми бежала пешком. В Ленинграде они остановились в квартире эвакуированных родственников. Голод зимой 1941-42 года не миновал и эту семью. Мама подкармливала из своего пайку девочек и умерла от истощения. Дети лежали обессиленные, прижавшись к мертвой маме. В Ленинграде существовали спецбригады, которые обходили молчащие квартиры. Так случайно были обнаружены сестры Чернышовы. Их переправили в детприемник, а потом по ледовой дороге на большую землю. Здесь при погрузке в поезд сестер разъединили по возрасту. С тех пор младшая сестра пропала. Поиски ее и во время войны и после результатов не дали. А Валю привезли в Парфеньевский детский дом. Девочка отличалась красотой, пышными вьющимися рыжеватыми волосами. Ум ее был удивителен. Она не только хорошо училась, но еще и обладала хорошей практической сметкой, была очень пластична, прекрасно танцевала. Кроме того, ее отличали доброта, жизнелюбие и правдивость. По окончании педучилища ее назначила учительницей начальной школы в поселок Телички Камчатской области. Вскоре была переведена в более крупный поселок Пахачи, где вышла замуж, в семье появилась дочь. Эта семья была на редкость дружная и успешная в трудовых делах. Из Пахачей муж был переведен в Петропавловск, в Камчтрыбпром, там они проживали до выхода на пенсию, а потом вернулись в родной город Пушкин. Вот только здоровье было потеряно. Она перенесла операцию по удалению миндалин, щитовидной железы, в 2000 году легла на операционный стол из-за угрожающего жизни сужения аортального клапана. И смерть на операционном столе. Для семьи и меня это огромная потеря, никогда не восполнимая. Валя не была дочерью и сестрой по крови, но была необыкновенной дочерью и сестрой. Никогда не оставляла нас с мамой, спешила порадовать к каждому празднику, помочь в трудную минуту. Ее муж и дочь остаются для нас единственными родственниками. Еще хочется отметить, что Валя всегда говорила, что Каролина Николаевна для нее пример, что она талантливый педагог и организатор, пример для налаживания взаимоотношений между людьми. Каролина Николаевна никогда не повышала голос, никогда ни с кем не ругалась, ее замечания были корректны, спокойно сказаны, видимо поэтому, столь действенны. Заканчивая свою работу в качестве директора детского дома по состоянию здоровья мама из детского дома ничего не взяла. А ее преемница, когда расформировывали детский дом, увезла домой две подводы вещей.
2006 год
Иллюстрации - страницы фотоальбома, сделанного воспитанниками детского дома, которые занимались в фотокружке.