Кулёмин Кирилл Викторович : другие произведения.

Следующая остановка. Главы 1-5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    После действий, описанных в романе Д. Глуховского "Метро 2033", прошло около 100 лет. Начало действия текущего романа происходит в Московской области, где люди решаются, наконец, отправить экспедицию в Москву, и на пути их ждут и взлёты, и падения, и разочарования, и любовь...
  В книге используется устройство Московского метрополитена
  по оригинальной книге Дмитрия Глуховского "Метро 2033"
  
  Предисловие.
  
  События, о которых пойдёт рассказ, произошли давно. Очень давно. Но уже после той мгновенной опустошительной войны, многие годы, даже десятилетия, спустя. Несколько ракет со смертоносным содержимым прекратили существование цивилизованного мира. Но весь парадокс в том, что люди, уничтожавшие сами себя, выжили. Да, при этом они ослабели, позабыли многие знания предыдущих поколений, но в тоже время приобрели и навыки, которые на самом деле были порождениями воспрявших первобытных инстинктов. И пусть выжившие люди были рассеяны незначительными горстками по всей земле, но всё же надежда на возрождение не угасала.
  Закрученные винтом стволы кряжистых деревьев нависли над покрытыми серым мхом давно прогнившими развалинами древнего посёлка. Измученный радиацией лес рос по своим правилам, раздирая корнями асфальт и бетон, скрывая в своих тёмных и страшных дебрях невиданных животных. Выросший на многолетней золе никем не спасённых, вечно горевших торфяников серый мох покрывал обломки домов и деревянных сараев, которые невозможно было опознать современному человеку. Кучей хлама стало то, что когда-то было вполне обычным окружением.
  По разбитым, покрытым пылью схемам брошенной бытовой техники не пробегали трудяги-электроны, мятые панцири машин съедала коррозия, а пятиэтажные дома доверху увивали сухие стебли гигантского ядовитого плюща. Пройдёт немного времени, и вырастут новые побеги, появятся простые, но яркие огромные ядовитые цветы. Мутноватая синева молодых листочков, отражающих всё более жаркое солнце, едва виднелась сквозь третье веко змеи. Стальные мышцы, способные при необходимости переломить среднее дерево, приятно разогревались окончательно воспрявшим после зимы светилом.
  Медленно, будто неохотно, подтягивала змея в кольца своё сияющее серой чешуёй тело, не спеша переваривая добычу. В общем, мир сегодня был для неё приятен, привычен и понятен... Вдруг что-то внезапно пронзило змеиный глаз и гулко стукнулось о внутреннюю сторону её же черепа. Будь это что-то немного выше, оно бы не задело её маленького, но такого необходимого мозга, и она бы успела почувствовать страшную боль, разъяриться и отправиться на поиск обидчиков. Но змея всего лишь мотнула головой по инерции, и всё мгновенно закончилось для неё.
  Солонгой восторженно посмотрел на древко своего копья, горделиво торчащего из змеиной морды. Оно было покрыто уникальным тотемным орнаментом, из-за чего служило предметом зависти прочих соплеменников. К тому же сделано оно было собственными руками из бросового, на первый взгляд, материала. Сам же Солонгой был долговязым жилистым подростком с убранными в шикарный хвост длинными чёрными волосами, лишёнными, в отличие от сверстников, проплешин. Сбоку был щёгольски заплетён отдельно локон, убранный спиралью тонкой ленточки. Облачён юноша был в традиционные для этого времени года одеяния из кустарно, но качественно выделанных шкур.
  Кровь всё ещё текла на вездесущий мох, когда юноша выдернул стальной зазубренный наконечник. Воткнув копьё, он оперся на него правой рукой, встал на левое колено и произнёс ритуальную фразу:
  - Я не враг твой, ты не враг мой. Прости меня, и напитай наши тела своей жизнью, и да бежит от нас Незримая Смерть.
  Конец вышел несколько скомкано, ведь упоминать Незримую Смерть всегда страшно. Даже если её истинное имя - Радиация - не было произнесено. Не зря оно стало запретным, и произносят его лишь жрец и вояки.
  Едва выполнив положенную процедуру, Солонгой радостно шагнул к своей добыче, поставил ногу в мягком кожаном сапоге на голову твари и не сдержался от радостного вскрика и потрясания оружием. Затем он вырезал ножом один из клыков: будет подтверждение свершившегося долгожданного этапа обряда посвящения в добытчики, да и неплохой выйдет потом амулет на шею. Одна из маленьких радостей племени - копящиеся в течение жизни самодельные амулеты, каждый на отдельной верёвочке или ленте. Радости его не было предела. Долго же пришлось ему ждать своего права совершить этот ритуал.
  Всё-таки поздновато для становления мужчины - шестнадцать лет. Все его сверстники уже начали потихоньку лысеть, и обзаводились величественными тонкими хвостиками уцелевших волос на затылке, или же локонами по бокам головы, если волосы начали выпадать не со лба, а с макушки. А он едва только начал терять первые волосы. Взрослые говорят, это хорошо, признак здоровья, но что они понимают, эти взрослые, когда ты выглядишь не так как все. Да, девочки заглядываются на него больше, чем на прочих обитателей селения того же возраста, но зато как обидно смеются ребята! А девчонки - так они вообще ничего толком не понимают...
   
  
  
  
  Глава 1. В Москву!
  
  - Странно... - Солонгой говорил вслух наедине с собой, только для того, чтобы привести мысли в порядок, - Трава совсем не примялась...
  И действительно, перед юношей по-прежнему не было следов. Хуже всего было то, что за спиной цепочки его собственных следов тоже не оставалось. Осока была гибкая и упрямая, и полностью вставала на место, делая её абсолютно незаметной.
  Местность казалась знакомой, но в то же время нужной тропинки не было. Всюду, куда ни кинь взглядом, стояли такие одинаковые, сухие, безликие деревья. Солонгой точно знал, что не мог уйти далеко от дома. Однако ещё пару минут спустя он уже начал слегка сомневаться в верности выбора направления.
  Ободрав спину о жёсткие ветки, он все-таки продрался сквозь нестройные ряды исполинских деревьев. За ними открылась полянка с молодой зелёной порослью. Это место казалось ещё более знакомым. В сердце Солонгоя появилась надежда: если, свернуть направо, он должен попасть домой.
  Однако направо свернуть ему так и не удалось. Да и, по большому счёту, это было невозможно: за полянкой была огромная канава, ко всему прочему заваленная буреломом. Солонгой прикинул в уме, что, видимо, прошёл чуть дальше, чем планировал. В этом случае, выход должен быть с прямо противоположной стороны.
  Выбрав единственный, с его точки зрения, верный путь, Солонгой стал мужественно продираться сквозь кривые сухие ветки деревьев, увязая в жухлой прошлогодней траве. Логика подсказывала, что нужно вернуться назад, но упрямство толкало вперёд и вперёд. Тем более, что даже вернуться в ту же точку, откуда он начал блуждать, было вряд ли возможно.
  Где-то через час такого экстремального похода Солонгой, как ни старался гнать от себя эту мысль, наконец признался себе в том, что заблудился. Ветки трещали под ним, распугивая мелких тварей, воспрявших уже полностью от зимнего сна, а узнаваемости в лесу становилось всё меньше и меньше. Только теперь он начинал понимать, почему так опасно считается выходить на свой первый бой в гордом одиночестве. Привыкшие жить в тесных ветвистых, но до боли знакомых и уютных туннелях люди уже отвыкли находить себе верные ориентиры на местности, где каждое дерево похоже на предыдущее, как бы безумно оно ни было искажено Незримой Смертью. Будто "старушка" уже устала менять природу, и теперь просто действовала по шаблону.
  Солонгой окинул взглядом свои тёплые меховые сапоги. Не так-то просто перебраться через широкую канаву, не испортив обувь. Тогда он снял их, зажал под мышкой, и придирчиво осмотрел поваленное дерево, которое могло послужить ему мостиком. Выглядело оно крайне ненадёжно, однако поворачивать назад было нельзя. Тогда Солонгой изрёк величественно и громко, как учил жрец: "Да помогут мне Предки!", и стал медленно брести по сомнительному мостику. Дерево, видимо, не выдержав такой мощной мантры, надломилось в самой середине.
  - А-а-а-а! Боженька, помоги! Помоги, боженька! - закричал юноша, отчего-то вспомнив куда более древнюю религию. Его тело всё глубже уходило под воду и застревало в вязком болотистом торфе, а ледяная вода обжигала кожу, радостно проникала сквозь одежду. Дикий, почти первобытный страх смерти овладел Солонгоем. Руки, казалось, сами собой хватали всё подряд, лишь бы была хотя бы малейшая надежда выжить.
  Выжить. Главная движущая сила человечества. Тот, кто задумывается о смысле жизни, всего лишь не знает истинной заботы. Тот, у кого ничего нет, кто потерял всё, - для того есть только один смысл. Выжить. Любой ценой. Никто не ждёт Солонгоя дома. У него нет матери, которая бы оплакала его. Нет девушки, которая бы томилась бы ожиданием скорейшего его возвращения. У него нет отца, который бы ринулся в лес в поисках любимого сына. А военные решат - раз не появился сегодня, завтра уже не будет смысла искать. Единственным человеком, который по-настоящему обрадуется его возвращению, был друг по имени Бобёр. Предательские слёзы потекли из глаз Солонгоя. Вот, ради кого стоит карабкаться из затягивающей трясины, вот, кого никак нельзя подвести.
  Его приятель часто давал бесполезные советы. Как себя вести, как быть настоящим мужиком, что барахтаться в болоте бесполезно, надо замереть и найти себе опору. Попробовал бы он сам... Солонгой сделал глубокий вдох и замер, оглядываясь по сторонам в поисках опоры. Противная жижа мерзко скользила между пальцев босых ног, одежда тянула вниз. Но ориентир был: обломок ствола дерева. Нужно только сделать один рывок, чтобы ухватить его... Получилось!
  Однако от этого действия Солонгой ушёл под воду вместе с поленом. Только лишь копьё зацепилось за что-то и не дало ему утонуть. Но теперь он был намного ближе к противоположному берегу. Рука с копьём ткнулась в илистую землю. Мышцы напряглись, но подтянуть себя к берегу было почти невозможно. И всё же в результате его барахтаний под руками оказалась спасительная коряга. Тяжело отдуваясь и фыркая, он наконец выбрался на противоположный берег, чтобы... увидеть на своём пути непроходимый ивняк с торчащими острыми корнями и сучьями. Сапоги, к слову сказать, остались на дне.
  Отступать было поздно, да и невозможно. Одежда рвалась, клочьями оставаясь на ветках, босые ноги исцарапались в кровь о корни. Несколько раз он застревал в ивняке так прочно, что уже боялся не выбраться больше. Но каждый раз откуда-то брались свежие силы, и очередной рывок помогал ему двигаться дальше. Бобёр говорил ещё, что если человек заблудился в лесу, то он ходит по кругу. И способ выбраться один: строго по прямой выбирать себе дерево, и идти к нему. Затем новое и так далее.
  Он во второй раз за день последовал рекомендациям лучшего друга. И снова Бобёр спас его своим советом! Солонгой всё же выбрался из ивняка, босыми ногами шлёпая по земле. После непродолжительно блуждания он набрёл на загадочное нечто, сразу же поразившее его.
  Всюду, сколько хватало глаз, в обе стороны горизонта тянулись две длинные рыжие полосы, и исчезали далеко-далеко. Бетонные шпалы пересекали рельсы, и не было ни малейшего признака даже чахлой травки на этом реликте прошлого. Солонгой устало сел на рельс и вытянул гудящие ноги.
  Никто никогда не охотился в этих местах. И это должно быть далеко от дома. Но не настолько, чтобы нельзя было найти туда дорогу. Он смутно помнил рассказы про железнодорожные пути, но это вряд ли могло бы ему помочь.
  Оставалось только молиться. Но кому? Его, вдолбленная жрецом вера в Предков, себя, кажется, оправдывала всё меньше. Хотя нельзя недооценивать фигуру этого человека, речи его всегда были путаны и малопонятны. Жрец был неофициальным главой гражданского населения, в противовес генералу, мнившему себя вождём всего племени, но по сути руководившего лишь горсткой военных семей. Да и те тайком молились душам предков, что не могут обрести покой, ибо нет более рая и ада. Жёны военных носили первенцев на заклятие от Незримой Смерти и жертвовали крохи еды на защиту дома от злых духов и ночного зверя.
  - Господь... Предки... Кто бы ни был там, на небесах, или там, под землёй - простите мне всё, что я сделал неправильно. Но я молод, я хочу жить! Дай мне сил, боженька... укажи мне путь...
  Но свет не снизошёл сверху, а деревья не расступились перед ним. И Солонгой сидел так, жалел себя и дурацкие правила Посвящения, по которым отрок обязан убить свою первую жертву, имея в руках лишь копьё, а в карманах - пустоту. Даже огонь разжечь ему нечем. Ягоды и грибы ещё не растут. Лесные твари разбежались от его шума уже давно. С одной стороны, это было даже хорошо, что ни одного серьёзного мутанта не встретилось ему на пути. Но с другой, еды было взять неоткуда. Живот угрожающе заурчал. Ноги болели. Было сыро и холодно. Солонгой чувствовал, что он обречён.
  Тем временем солнце клонилось к закату. В темноте будет ещё сложнее определиться с направлением. Надежда вернуться домой гасла с каждой секундой. Вдобавок, Солонгоя понемногу начал колотить озноб. С каким-то неестественным безразличием он сидел, следя за краснеющим диском, медленно скрывающимся за вершинами деревьев. Редкие охотники могли наблюдать закат, потому что с приходом сумерек и ночи шансы выжить резко снижались. "Закат - это всего лишь запад", - говорил Бобёр. Запад?
  Солонгой вскочил, осенённый элементарнейшей догадкой: если знать стороны горизонта, то найти дом совсем несложно! Нужно идти, причём идти красиво, вслед за уходящим солнцем, гордо неся в вытянутой руке свой трофей. Нет-нет, не в прямом смысле за солнцем. Как раз на западе-то его не ждёт ничего. Но до тех пор, пока Солнце ещё не зашло полностью, у него всё ещё есть шанс вернуться.
  Приободрённый, он гордо захромал домой, опираясь на копьё. Всё-таки хорошо, что он продрался с ним через все препятствия, не оставил в лесу или болотистой канаве. Солонгой шёл и пел. Он пел песни Предков, надеясь, что те смилостивятся над ним и перестанут наконец мучить и водить кругами, или что лешему понравятся песни, и тогда старый лесной хозяин отпустит свою жертву.
  Солонгой побежал. Бежал он из последних сил, роняя слёзы боли и кусая губы, пока солнце не зашло полностью. Уже в полной темноте он продолжал бежать, на ходу меняя ориентиры по совету Бобрика. Несколько раз он налетал на сливающиеся с темнотой ночи деревья, набивая синяки и шишки. Но тряс головой, и снова двигался вперёд.
  - Бобёр... если выберусь, куплю тебе у жреца тот амулет, о котором ты мечтал... Боженька, помоги, не дай сгинуть! Боженька...
  Он бежал, повторяя громким срывающимся голосом одно и то же, уже не надеясь вернуться домой до рассвета. Было ли дело в советах друга, или искренней молитве, или отчаянному желанию жить, но в свете внезапно вышедшей из-за туч луны Солонгой наконец увидел действительно знакомые места. То есть, ближайшие к военной базе земли, потому что до посвящения никто далеко от дома уходить не имел права.
  Солонгой перелез через частокол, и, прошмыгнув мимо стоящего за ним покосившегося бетонного забора, он юркнул в проём железных ворот. Этот архаизм уже давно не имел смысла. Ворота не могли ни закрыться до конца, ни открыться. Они навеки застряли в своём положении; но это были ворота, ведущие домой, и сейчас юноша готов был целовать их.
  Отчаянно он замолотил в дверь убежища условным стуком. Кто там сейчас дежурит? Ай, не важно, главное, что дома! С той стороны раздался скрежет, и колесо закрутилось. Сердце Солонгоя радостно прыгало в груди. Он дома! Он наконец-то дома!
  - Сол, ты, что ли? - выпучил глаза Енот. Или Барсук. Сложно их порой различать, этих братьев-близнецов.
  - Живой, чертяка! - Барсук (или Енот) скорчил снисходительную гримасу и продолжил мысль брата, - А мы уж думали, откинулся.
  - Дайте... отдышаться... И я вам обоим наваляю... И все же - как же я рад вас видеть! - Солонгой улыбался так, как может улыбаться лишь человек, недавно избежавший гибели.
  - Тебя там жабы жевали, что ли? Рожа в глине, в попе ветки: Солонгой пришёл с разведки! - хохотнул Барсук. Или всё-таки Енот? Да не, точно Барсук! Это он в их компашке всегда первым шутить начинает.
  - Как водичка? - осклабился его брат, хлопая по плечам горе-охотника, - Купаться можно?
  - Енот, сволочь, иди на фиг... Я тебе это ещё припомню - завтра. А сейчас надо по-быстрому рапорт накатать, а то вояки опять сто шкур снимут.
  Военные, эти сплотившиеся в клан хозяева небольшой военной части дальнего Подмосковья, уже давно зазнались и считали себя выше всего сущего. Племя, основанное выжившими жителями ближайших населённых пунктов, они толком за людей не считали и называли презрительно "гражданскими". Те, в свою очередь, не отставали и называли их "вояками".
  Военные считали себя хозяевами тесного мирка, потому что охраняли порядок, ведали благоустройством убежища и были своеобразными "хранителями знания". Поэтому они долго, но, во многом, безуспешно пытались навязать свои правила, что являлось основной причиной сильных и жёстких противоречий между ними и гражданскими. И даже не смотря на то, что гены уже давным-давно перемешались, ведь все девушки изначально были гражданскими. Да и вообще генофонд, итак ограниченный, ужимать ещё больше было бы преступлением. А уж традиция военных забирать себе самых сильных мальчиков и вовсе стирала эти различия. Но факт оставался фактом. Племя во главе со жрецом Храма Предков жило по своим законам, военные во главе с генералом по своим, при этом скрыто ненавидя друг друга, но в то же время относительно мирно сосуществуя.
  - Да ладно тебе, ты лучше скажи - есть что?
  - Что ты имеешь в виду?
  - Ну, трофей, блин, достал или нет?
  - А.., - Солонгой ощупал карман и блаженно улыбнулся, лежит. - Амулет сделаю, тогда и полюбуетесь. Уж мой-то зуб побольше ваших когтей будет.
  Талисманы Енота и Барсука представляли собой когти животных, аналогичных тотемам. Не каждому удаётся так удачно подобрать себе животное для первой охоты. Вот только размеры этих зверей значительно уступали той огромной змее, что досталась Солонгою. Его тотем жил, если ещё существовал, далеко отсюда, и поэтому ему пришлось выбирать себе другую жертву. Хотя змеиный зуб - серьёзный трофей. Солонгою отчаянно хотелось пощеголять им перед соплеменниками. Он просто мечтал пройтись рано утром по всем-всем тоннелям, гордо сверкая амулетом на шее. А вот если показать трофей заранее, то такого ажиотажа не будет.
  Наспех составленный отчёт, весь в мокрых разводах от сырых рукавов, лёг на стол. Теперь срочно домой, переодеться и спать, спать! Сегодняшний день был слишком напряжённым. И меньше всего ему хотелось тянуть с отдыхом.
  - Заблудился? - Енот наспех читал отчёт.
  - Там же написано: в поисках добычи удалился на большое расстояние от нашей военной базы, в неисследованные земли.
  - Ага, вижу. Так почему заблудился-то?
  - Енот, сволочь ты дотошная. Ты, между прочим, с братом и Вереском на охоту ходил в первый раз. А я один, чёрти где. И убил добычу с первого раза, между прочим.
  - Да ну, брось заливать! Сейчас змей ещё нет!
  - Ага, да и не убить их с первого раза, - веско добавил Барсук, - Она карликовая была, что ли?
  - Да ё-моё! Да у неё башка одна была... вот, на меня глянь... - он замялся, - вот примерно как я ВЕСЬ!
  - Енот, тебе не кажется, что друг наш гонит.
  - Ага... ну что, тёрки?
  И они, весело хохоча, схватили парня и начали тереть костяшками пальцев по его волосам - стандартное наказание за хвастовство. В любой другой день Солонгой пережил бы это спокойно. Но сегодня он резко рванулся, стряхивая с себя ребят, и раскидал их по стенкам - откуда только силы взялись?
  - Стой-стой, ты чего? Мы же шутим... - братья не на шутку перепугались: обычно Сол был более терпелив и менее агрессивен.
  - Завтра шутить будете. Устал я сегодня, - пробормотал Солонгой и побрёл домой отдыхать. Только не знал он, что поспать ему сегодня толком не удастся.
  Сахарные улитки мирно ползали по столетним брёвнам, подтачивая эти, и без того выжившие свой срок, подпорки. Хотя для этих странных накапливающих в своём организме сахарозу моллюсков-мутантов и отводилась специальная плантация, собрать всех в одном месте было невозможно. Откуда они взялись, до сих пор было загадкой, но полакомиться ими всегда было не зазорно. Естественно, не живыми, а сушёными. Так что здесь и сейчас никто есть улиток не собирался, и шаги по тоннелю не были для них знаком приближающейся угрозы.
  Солонгой медленно и неохотно ступал по земляному коридору. Дедушка говорил, что он был прорыт сразу, как только стало ясно, что не все жители убежища военной базы настолько страдают лучевой болезнью, чтобы умереть сейчас и дать просторно жить живым. Он вообще был ужасный ворчун, и не уважал человеческую жизнь. Видимо, потому, что был когда-то воякой.
  Тем временем укреплённые грубыми брёвнами земляные коридоры сменились бетонными стенами. Сол входил в вотчину вояк, которую так ненавидел. Хотя любить её он был просто обязан, и спрашивать тут уже никто никого не собирался. Слово "обязан" всегда бесило юношу. Как вообще странно соотносятся такие короткие слова, как "хочу" и "надо". Надо делать то, что заставляют. А хочется всегда того, что недоступно. А едва этого становится посильно достичь, радость длится недолго. Тут же появляется новая цель, ещё более недостижимая, и не обязательно связанная с предыдущей. И так всю жизнь, от рождения и до самого конца. Как справедливо замечал его дед, жизнь есть непрерывное стремление осуществить всё, что хочется, но ограничивающееся необходимостью делать то, что требуют. Армия же смещает этот баланс и душит само понятие свободной воли.
  Говорят, до войны из-за малочисленности молодёжи было решено за каждую двойку или нарушение дисциплины отправлять учащихся военных учебных заведений солдатами в армию. Тем самым достигалось сразу две цели: приобретение умного офицерского состава и большое число "глупых" солдат, призванных бездумно исполнять приказы. Право командования и по сей день приобретается и усиливается у тех, кто достиг должных успехов в подчинении. Лишь пройдя все звания-ступени, можно заполучить право самостоятельно распоряжаться своей волей, да и кучей чужих в придачу. Хотя тогда появляется ещё больше обязательств, ибо ты уже отвечаешь за всех тех, кто попадает под твоё командование.
  - О, Сол, привет! Как там твоё посвящение? - добродушный простак Бобёр, заметил друга через приоткрытую дверь своей каморки. Значит, замок ремонтировать ему по-прежнему лень.
  - Ой, даже и не спрашивай. Заблудился к такой-то матери. Твоими советами спасался.
  - Вот! А говорил, не работают! Ну что, жив-здоров?
  - Нет, блин, до сих пор там остался, а тебе снюсь, - саркастически заметил Солонгой.
  - Злой ты какой-то. Спал давно? - выпучивая глаза и непрерывно шумно выдыхая, Бобёр тщетно пытался застегнуть ремень на самые последние отверстия, - стресс лучше сном снимать. Желательно лёжа. Желательно в кровати.
  - Да я бы уже десятый сон видел, только кто ж мне даст. Вот, зачем-то опять к вождю иду. Рапорт им мой, что ли, не понравился. А ты чего это делаешь? Тебе новые дырки пробить надо, не льсти себе, - дружески хохотнул юноша, - И дверь бы, что ли, починил уже, наконец, а то тебя полказармы видит.
  - Да я это... решил фигурой заняться. Тесновато тут, я вон даже дверь случайно локтем задел, она и открылась.
  - "Дёрни за верёвочку"?.. А с чего бы это ты так решил за фигурой следить? Ты же никогда от добавки не отказывался. И кашу из пырея я тебе всегда отдавал.
  - Не-не, всё, завязал. Буду стройный, как этот, как его там... мальчик-одуванчик!
  - И с такими же толстыми щеками?
  - Не подначивай. Я и обидеться могу. Я человек легкоранимый, я нечаянно и в глаз могу кулаком дать. Привычка у меня такая дурацкая, что ли?
  - Так что же, кашу из пырея больше тебе не предлагать? - ехидно осведомился Сол.
  - Отчего же, - задумчиво почесал затылок Бобёр, - с неё не накушаешься особо, куда уж там толстеть. Чистый уголь.
  - Может, углевод? - едва сдерживал смех Солонгой.
  - Ага, и его туда же, - невозмутимо поддакнул его приятель.
  - А не по поводу ли той девушки ты стройнеть надумал, с которой вчера глаз не сводил? Как Полкан на кусок сала смотрел.
  - А ты, собственно, трофей-то перед заблуждением не забыл достать?
  - Добыл, - Солонгой огляделся по сторонам и достал из кармана зуб. Уж другу-то можно и сейчас показать.
  - Ух ты, какой огромный! Настоящий? - с сомнением Бобёр ощупал трофей пальцами.
  - Ну, не деревянный же. Больше над моим копьём потешаться не будут. На раз до мозга этой скотины достало.
  - Слушай, ну это, кажется, самый мощный первый трофей, который я видел.
  - Ты только особо не трепись пока. Хочу на шею повесить и погулять так, чтобы у всех челюсти на землю попадали. Как думаешь, красиво будет мне вот так? - он примерил зуб себе на шею, но, заметив заинтересованный взгляд девушки, спешно спрятал его обратно в карман.
  - Блин, вот никогда никому не завидовал, а тебе теперь буду. Может, дашь на выходные погонять? - Бобёр смутился и покраснел, что было для него не свойственно.
  - Всё-таки девушка! Я знал, - Солонгой покровительственно похлопал друга по плечу, - Одолжу, что с тебя взять. Только сильно не наглей. И на первом свидании комнату у меня среди ночи не просить.
  - Да брось ты, и в мыслях не было! - честно захлопал ресницами Бобёр, краснея ещё больше. Потом, силясь справиться с эмоциями, произнёс:
  - А ты, собственно, куда шёл-то?
  - Блин! Меня же вождь вызывал!
  - Тогда спеши, начальство ждать не любит, - толстяк снова втянул живот и чрезмерно поспешно закрыл дверь: вдруг Солонгой передумает делиться трофеем.
  Едва Солонгой развернулся и собрался сделать шаг, как едва не врезался в иного обладателя значительного брюха, к тому же превосходящего Бобра по размерам. Если бы не скверный характер Вепря, Соло бы руку на отсечение отдал, что именно он приходится отцом ему лучшему другу.
  Лишь два человека во всём племени при стандартных пайках умудрялись иметь изрядные формы. Одним из них был Бобёр, который оправдывался особенностями обмена веществ, хотя по сути даже не они были определяющими. Многие соплеменники были не вполне довольны столовой со стандартными завтраками, обедами и ужинами. Поэтому нелюбимую часть продуктов скармливали всеядному Бобрику, хорошо заметному из любой части столовой не только по стайкам избавляющихся от невкусной каши ребятишек.
  И Вепрь, внешние данные которого позволяли думать, что именно его имя должно было значиться вместо прочерка в паспорте юноши в графе "отец". Хотя по характеру он разительно отличался от возможного отпрыска. А что до размеров его фигуры, так всё вполне понятно - ненасытный протеже вождя без особых сложностей мог позволить себе питаться по усиленному рациону.
  - Рядовой Солонгой! - нарочито растянутый для придания "строгого" тона голос едва не оглушил его.
  Парни на страже арки не сдержали смешка. Всех всегда смешила это случайная рифма.
  - Отставить смех! Вы в карауле или где! Ну, как дети... Совсем обнаглели уже... - полковник Вепрь всплеснул руками, кажущимися игрушечными из-за несоответствия объёмному пузу и широким плечам. Он сегодня был явно не в духе. Не стоило усугублять ситуацию ещё больше.
  Нет, Солонгой не винил ребят на карауле, хотя и презирал. Над ним постоянно смеялись. Имя "Солонгой", как и все прочие в племени, бралось из книг. Это были древние, ещё довоенного периода энциклопедии и указатели. Родители смотрели на выцветшие картинки ветхих фолиантов и выбирали имя для ребёнка в соответствии с названиями понравившихся животных и растений. Солонгой был редким зверьком с глазками-бусинками, гладким мехом и остренькой мордочкой. Возможно, от избытка нежности его ещё беременная мама выбрала эту картинку. Ну откуда же было ей знать, что родится мальчик, а настоящему воину не годится носить имя такого пусть и красивого, но мелкого и с виду тщедушного животного.
  Всё это вкупе с запоздавшим обрядом посвящения (а волосы его на самом деле и не выпадали даже, он сам украдкой надёргал их со своей головы и положил на подушку, чтобы его наконец допустили), да и вообще замедленным старением делало его чуть ли не изгоем. Как и давший ему имя зверёк, Солонгой был редким экземпляром... его гены хранили в себе больше исконной домутационной информации, чем у всех сверстников, но в этом-то он и видел главную беду.
  Никто не любил Солонгоя. Даже отец бросил их с матерью ещё до родов, и юноша ничего не знал о нём. Это было очень странно для племени, где сплетен о каждом больше в разы, чем мало-мальски значимых событий во всей послевоенной истории. Конечно, за спиной многие шушукались, и прочили ему в отцы целую уйму народа вплоть до самого вождя, но вот только до ушей самого Сола ни одно из этих предположений не доходило. Ребята, думая, что именно вождь был отцом их сверстника, но отказался от своего незаконнорожденного сына, лишь с ещё большим остервенением стремились оттолкнуть его от себя. Тётя, воспитывающая его в последнее время, относилась к его присутствию как к обязанности, а покойный дед, хотя и старался побольше общаться с внуком, ругался с ним постоянно, пытаясь привить армейские порядки в воспитании.
  Ко всему прочему, недавняя драка младшего офицерского состава с рекрутами, внесла свои коррективы в уклад жителей. Поводом для неё как раз послужила искомая традиция военных обращаться по званию и фамилии. Если звание племя ещё как-то терпела, то воскрешать позабытые фамилии при каждом таком обращении, по мнению жреца, было святотатством, и гражданские упорно не желали на них отзываться. А поэтому жрец, как негласный руководитель гражданской части племени вынудил военных заменить стандартное обращение по фамилии на обращение по имени. Тем более, что фамилий в убежище военной части было немного в силу родства большинства его обитателей, а вот имена были строго индивидуальны. И теперь имя Солонгоя куда как чаще звучало и смешило сверстников. И только хорошая физическая форма и добытое кровью да синяками умение драться помогали ему сдерживать их нападки.
  Узнай он, что парни на самом деле завидовали ему, и именно эта зависть рождала в них желание враждовать, а то, как девушки заглядываются на него, и вовсе заставляло кипеть кровь в жилах особо ревнивых ребят, - он бы сильно удивился. И наверное, не знал бы, что делать.
  - Так точно, товарищ полковник! Рядовой Фёдоров в Ваше распоряжение прибыл! - с нажимом на фамилию сказал Солонгой.
  Наш герой был единственным ярым противником такой реформы. Фамилия его, такая простая и привычная для довоенных времён, была, по его мнению, куда благозвучнее. Впрочем, он итак приобрёл себе славу бунтаря, и на очередную его выходку попросту никто не реагировал.
  - Вольно, солдат, - Вепрь недобро цыкнул дыркой в зубе. Похоже, соседний с ней зуб норовил выпасть, отчего полковник начинал злиться по пустякам, - Пошли в штаб. Ещё раз доложишь про всё, что видел. И заправься уже, наконец!
  Штабом назывались два смежных помещения пункта управления неподалёку от основного выхода на поверхность. Одна из комнат использовалась для приёма разведчиков с особо важными докладами, вторая же была некой тайной за семью печатями и использовалась для неведомых целей непосредственного высшего руководства. Чтобы дойти до штаба, требовалось пройти через некогда просторную казарму, сейчас разгороженную тонкими фанерными стенами на комнаты. Содержимым каждой такой комнаты была двухъярусная кровать, поставленные друг на друга тумбочки и минимум стеснённого стенами помещения, годного лишь для надевания формы. И всё же иллюзия делящегося лишь на двух жильцов личного пространства - лучше, чем полностью открытые для всеобщего обозрения койки.
  Жить в этом укрытом толстыми бетонными стенами помещении считалось более престижно и безопасно, но не практично, поэтому использовалось это место для жизни проходящих начальную военную подготовку новобранцев, а так же одиноких военнослужащих. Стоит ли говорить, что поблизости всегда находились молодые девушки со вполне понятными целями приглядеть себе подходящую пару и картинно "намекнуть" кандидату, что с ним не прочь прогуляться по тоннелям. Пройдя через ряды тонких стен, исключающих многие самые малые намёки на личную жизнь, Солонгой, предварительно постучавшись в покрытую пятнистым мехом дверь и почти не дожидаясь разрешения, вошёл в приёмную штаба.
  - Расскажи ещё раз, что ты видел, - задумчиво пыхнул берёзовым листочком генерал Липа.
  - Да чего... Иду я, иду, несу трофей. Слышу - Гигант, - Солонгой не смог устоять и прихвастнул. На деле он просто побоялся возвращаться через тот же жуткий бурелом, при переходе через который едва не свернул себе шею. Вот и решил сказать, что крюк сделал по вполне резонному поводу.
  - Товарищ генерал! Нет в нашем квадрате Гигантов уже с прошлой зимы! Накрыли мы их гнёзда!
  - Не перебивай, - задумчиво глянул в потолок главнокомандующий (по особому оттенку запаха, да и ставшим чуть мутными глазам Липы Солонгой понял, что курит старый вождь не только берёзу), - не перебивай, не в том сейчас суть... да, рядовой?
  Под взглядом его чуть слезящихся старческих глаз (шутка ли, уже пятый десяток разменивает. Небывалый срок ему отведён), Солонгой густо покраснел, уличённый в приукрашивании истины.
  - Ну так вот, иду я потом дальше, и вдруг вижу, что лес будто кончается, и холмик такой длинный тянется и ровный, а на нём будто две рыжие змеи рядом лежат. Сами худые, а длятся в обе стороны до горизонта! Подошёл ближе с копьём наготове, а то и не змеи были, а железо какое-то. Ржа здорово поела, но переплавить ещё можно.
  - Значит, ты нашёл рельсы... и ещё не совсем испорчены... можешь отметить место на карте?
  Солонгой подошёл к столу и взглянул на его поверхность. Все старинные карты давно уже рассыпались, но эта была сделана уже в современности, начертана по подробным рассказам охотников растительными чернилами прямо на дублёной коже, очень подробная и детальная, с соблюдением всех норм топографии. Ярко-красным были обведены три круга - гнёзда Гигантов, уже год как ставших историей. Палец юноши ткнулся в паре сантиметров от одного из них.
  - Ну, примерно... так... И ты говоришь, видно их было хорошо? До самого горизонта? То есть, они не скрыты деревьями и кустами?
  Перед глазами юноши живо встала картина бескрайнего леса, пересекаемая абсолютно голой полосой железнодорожных путей. Лес и тишина, пугающая, холодная веющая безысходностью положения, солнце, совершающее предательское бегство к закату. Усталость накатила на него с удвоенной силой, саднящая боль в пятках, казалось, кричала: "Присядь где-нибудь, не мучься, хотя бы даже на этом бетонном полу!" Но проявлять слабость в присутствии этих самодовольных "хозяев" было нельзя. Он стиснул кулаки, врезаясь ногтями в кожу рук, и отчеканил:
  - Нет, всё как на ладони. Только вот до них пройти трудно.
  - Деревья? Буреломы? Выгоревший торф?
  - Деревья, конечно. Много поваленных, много сросшихся. Ивняк непроходимый. Ну и овраг один с весенней водой.
  - Этими же срубленными деревьями тот овраг и накроем! Ты мне лучше вот что скажи: правда ли, что тебе в нашей доблестной армии не сидится?
  Юноша насупился и замялся. Лгать вождю не хотелось, а грубить было опасно, хотя и очень хотелось. Открыто отстаивать свои позиции здесь и сейчас было не с руки.
  - Да мы сами знаем, чего в пол-то глядеть. А если во благо родного племени, то долг свой выполнишь?
  - Ради племени? Конечно, выполню!
  "Какой-никакой, а дом", - добавил Солонгой про себя.
  - Ну, вот видишь. Значит, противиться приказу войти в разведывательный отряд не будешь, - Липа пожал плечами так, будто только что уговорил маленького ребёнка съесть ненавистную кашку.
  Как бы ни говорили люди, что Липа очень мягок по натуре, спорить с ним бесполезно. К каждому найдёт свой подход. Оставалось лишь сказать дежурное "Есть!", и уйти готовиться к финальному этапу посвящения.
  Поразительно, как иногда сильно может измениться судьба человека, поступи он так или иначе. Быть может, если бы в то время, что Солонгой находился в штабе, в другом конце базы не произошли любопытные, но вполне обычные события, дальнейшая бы судьба племени сложилась немного иначе.
  Нетопырь лежал рядом с Прыткой Ящерицей на мягкой волчьей шкуре, добытой собственными руками. Шкура была расстелена прямо в тайном закоулке тоннеля, куда обычно в строгой очерёдности ходили уединяться с девушками охотники. Заниматься любовью в каморке с сантиметровыми стенами было просто невозможно. Возникало ощущение, что любовники принимают участие в безумной оргии, где все соседи разом лезут с советами. И, к слову сказать, он в ближайшую неделю будет обязан отхаживать чужие наряды ради права уединиться здесь и сейчас.
  Этого волка Нетопырь убил специально для Ящерки. Родители этой обладательницы кукольной, неживой красоты девушки когда-то выбрали ей для имени хороший тотем. От него Ящерка получила стройное тело и гибкую ловкость. Она была желанна среди многих охотников, и потому позволяла себе вольности и капризы. Очередным её капризом было уединиться на свежевыделанной шкуре белого волка. И вот сейчас, в сладкой неге она лежала на ней, и ласкала руками мех.
  - Может, приласкаешь и того, кто добыл тебе её? - Нетопырю уже порядком надоело холодное безразличие. Нет, он не любитель полежать в обнимку после секса, и ему не нужны чрезмерные ласки. Но что-то неприятно кольнуло его, когда он начал чувствовать: его попросту использовали.
  - Что? Ой, прости, я совсем увлеклась. Такой мех мягкий... Прямо-таки переливается... Всё время им любуюсь. Спасибо за подарок.
  Нетопырь не собирался дарить мех. В условия встречи входило добыть его и постелить на холодный земляной пол. В конце концов, в этом не было ничего странного: гладкая кожа красавицы была такой нежной, что не терпела грубого обращения.
  - Не за что. Может, ещё разок?
  - Ты очень хороший, но я устала. Как-нибудь ещё поговорим, - она встала и принялась не спеша одеваться, будто дразня Нэта.
  - Да, давай завтра погуляем, что ли? - чуя неладное, Нетопырь замер в ожидании ответа.
  Ящерка посмотрела на него внимательно и сказала:
  - Ну не знаю. Может, у тебя есть ещё красивые шкуры? Или лучше ожерелье из огро-омных клыков, - Он развела указательные пальцы рук так, как рыбаки хвастаются своим уловом.
  От такой прямоты Нетопырь слегка опешил:
  - То есть, ты будешь со мной встречаться, пока я дарю тебе подарки? А как же любовь?
  - Как бы тебе это сказать... Встречаться - это сильно сказано.
  - Сильно сказано?! Эта ночь для тебя ничего не значит?!!
  - Ну, то есть ты симпатичный, конечно, охотник, всё такое. Но мне другой нравится.
  - Кто он? - сердце Нэта сжалось в маленький термоядерный комок, готовый взорваться от малейшего толчка в приступе гнева.
  - Какая разница. Я у него видела такой большой, - она мечтательно подняла подведённые глазки к небу, - такой большой клык, перед тем как пришла к тебе. Я случайно его увидела. К тому же, он и сам из себя такой хорошенький.
  - Кто. Он. Такой, - казалось, горло Нетопыря сдавливает стальная хватка мутанта. Слова цедились из его рта, вылетая острыми стрелами, толкаемыми тетивой ярости.
  - Да ты знаешь. Он один такой... красавчик... - мечтательно протянула она, - вот раздобудешь зуб, как у Солонгоя, может, ещё и сходим куда-нибудь.
  Солонгой! Этот щенок всегда нервировал Нетопыря. С самого детства выделялся. Не зря он пинал его во всех туннелях, не зря отказывал в играх. Но теперь он совсем зарвался. Увести у него девушку! А эта тоже хороша. Лежит со мной в постели и говорит о нём!
  - Проститутка, - процедил сквозь зубы Нетопырь.
  - Что?! Да какое право ты имеешь так со мной разговаривать?
  - А какое право ты имеешь меня унижать?
  - Ты отвечай за свои слова, ушлёпок! - она с силой выдернула у него из-под спины шкуру.
  - Да подавись ты шкурой и Солонгоем своим, лярва подзаборная! Какой я дурак был, что на тебя повёлся!
  - Даже не подходи ко мне, - прошипела Ящерка, - Даже и не думай, что я посмотрю в твою сторону теперь.
  - Не очень-то и хотелось! Все вы, бабы, одинаковые! - он сплюнул и добавил тихо, глядя в сторону, - А с этим щенком я ещё разберусь.
  А Солонгой, тем временем, доделал свой амулет и понял, что спать было уже бессмысленно. Жрец уже ожидал его в своей пещере, прорытой в самом дальнем тоннеле, в конце мира, привычного для Солонгоя. Радостный трепет долгожданного завершения обряда Посвящения согревал юношу, и поддерживал его на ногах. Он гордо зашагал навстречу своему официальному совершеннолетию, расправив плечи, а между его обнажёнными ключицами гордо висел амулет, Первый Трофей.
  В пещере жреца было как никогда пусто. Обычно толпящиеся люди, желающие узнать судьбу или погоду, или испросить совета у Величайшего, сегодня не были допущены до него. Этот день жреца полностью принадлежал обряду посвящения Солонгоя. Обычно финальный этап проходили по двое, по трое, или более человек. Просто юноша единственный из ровесников так долго задержался с "развитием". И поэтому ему в одиночку пришлось идти за первой добычей. И вот сейчас, когда тело убитой им змеи оставлено в лесу в жертву предкам, лишь выбитый её зуб был единственным свидетельством этого действия.
  Меж тем сутулый жилистый жрец встал на колени и откинул голову, являя скудному освещению пещеры своё изуродованное когда-то лицо. Его сплошь покрывали ужасные шрамы, сходные с ожогами. А незрячие глаза были навеки сокрыты под тяжёлыми веками. Но, не смотря на его ужасную внешность, сила, исходящая от старческого тела, внушала уважение и преклонение.
  После этого жрец неторопливо расписал тело облачённого лишь в набедренную повязку юноши загадочными письменами и рисунками - кровью или чем-то на неё очень похожим. Язык не был русским; никто и не помнил ни его название, ни откуда взялись именно эти слова. Это было немного щекотно и неприятно, но так торжественно, что Солонгой мужественно терпел. Перед глазами вновь и вновь вставали картины леса, по которому он блуждал, и путь, который он нашёл. Казалось, теперь его жизнь станет намного лучше. Во всяком случае, Солонгой на это надеялся.
  Затем привычный лёгкий наряд жреца был заменён на едва дожившую до этих дней шкуру медведя. По всей видимости, ещё в довоенные времена она служила ковриком для какого-нибудь богатого дачника или удачливого охотника. Подтверждало её давнее происхождение то, что голова медведя нисколько не отличалась от картинок прошлого, в то время как все животные сменили свой облик уже многие, многие годы назад.
  Жрец дал Солонгою выпить из широкой деревянной чаши зелья, подозрительно пахшего чем-то спиртным, потом затушил главный факел, и остальные как-то сами собой погасли от резкого дуновения ветра, нечасто гуляющего в этой секции тоннелей. По спине Солонгоя пробежал лёгкий холодок, но он не поддался на уколы страха. Охотник должен быть сильным. Охотничьи трофеи на стенах канули в темноту, зато на голых частях стен вспыхнули фосфорным светом ранее невидимые символы, напоминающие начертанные на теле юноши.
  Глаза жреца, обведённые зелёной светящейся краской, проплыли в полной темноте и зависли над барабанами. Сердце юноши начало подстраиваться под ритм, отбиваемый жрецом. Все письмена стали раздваиваться в его глазах. Не в силах больше держаться на ногах, он встал на колени. Бой учащался и учащался, и вскоре стало казаться будто у жреца и впрямь четыре руки; письмена сами собой померкли, зато на смену им пришла широкая равнина, в которой внезапно проросли извивающиеся побеги, в секунды ставшие вековыми деревьями.
  Одно из деревьев оплетала змея без одного клыка. Она шипела и огрызалась на Солонгоя, но слезть с дерева и приблизиться не решалась. Солонгой сделал шаг навстречу, но земля предательски ударила его в лицо. Тогда он гневно посмотрел в узкие змеиные зрачки и закричал:
  - Я убью тебя снова, подлая тварь!
  Точнее, юноша лишь попытался закричать. На деле из его горла вырвались бессвязные звуки. Вот теперь страх начал проникать в его тело, которое уже казалось не своим, чужеродным. Руки и ноги совершенно не слушались.
  Юноша попытался встать и снова убить свой трофей, но сделать этого отчего-то не получалось. В довершение всего, любимое копьё куда-то подевалось. Вместо того, чтобы напасть, Солонгой встал на четвереньки и пополз. Нет, не пополз, побежал на всех четырёх лапах, вытянув по ветру пушистый серо-коричневый хвост, а его чёрные глазки-бусинки яростно сверкали. Он набросился на змею, впился в неё острыми зубами и почувствовал на языке свежую пряную кровь. Вслед за глотками по его телу растекалась приятная теплота. Происходящее нисколько его не пугало; напротив, его захватил радостный охотничий азарт и непреодолимое чувство превосходства над дичью.
  Из транса его вывела внушительная оплеуха Жреца.
  - Это терпишь ты последний раз в твоей жизни, а в будущем - никогда, ни от меня, ни от кого-либо еще.
  Затем он протянул Солонгою его узорчатое копьё; в самом основании наконечника красовался серо-коричневый вымпел.
  - Не для бесполезных дел и неприятностей, а только для того, для чего оно создано: для того, что разумно и честно, во славу достопочтенной охоты и всего племени, для защиты его и твоего честного имени, тела и жизни, но главное - для охоты использовать.
  Солонгой с трепетом принял собственное копьё, ставшее отныне самым настоящим, взрослым. Теперь он уж точно никому не позволит смеяться над собой! Он настоящий охотник, взрослый, предоставленный самому себе человек. Он никому более не позволит насмехаться над собой. А может, даже осмелится наконец завести себе девушку. Охотнику лучше сделать это пораньше, потому что постоянное вынужденное пребывание на поверхности не идёт на пользу генам. А дети племени нужны всегда, иначе людям грозит вырождение. Хотя, если так подумать, торопиться с детьми как-то не очень хочется. Но если это потребуется для уважения...
  Ещё долгое время племя не знало о великих событиях, которые уже начали происходить в его жизни. Сильные мира сего не удосуживаются оповещать электорат о грядущих переменах заранее, и не допускают ажиотажа. Поэтому у всех дела шли своим чередом, охотники добывали пищу, металлурги плавили медь и сталь, а женщины деловито наводили порядок в домах. А в это время техническом блоке проходила кропотливая работа. Несложная, но сулящая большие перемены.
  Именно сюда, в технический блок, и шёл вождь. Здесь обычно не делали ничего мудрёного, лишь самые простые вещи: проектировали удобную форму, чинили оружие, рассчитывали характеристики сплавов и занимались прочими сомнительной необходимости ремёслами. Сейчас у них была крайне сложная задача. Чётко в центре помещения стоял массивный чугунный стол. На нём лежал огромный кусок металла, напоминающего содержимое техники древнего мира, только без признаков коррозии и механических повреждений. Справедливости ради стоит добавить, что сие чудо, окружённое толпой техников, ловило блики неверного света спиртовых ламп, и блестело очень даже по-новому.
  - Ну что, доложите обстановку! - Липа пребывал в приподнятом состоянии духа.
  - Всё замечательно, товарищ генерал, всё точно по чертежам, всё с иголочки! - старший техник отсалютовал, браво выпятив грудь.
  - Тогда к чему такой консилиум? Металла давно не видели? Так вон его, на складе, пруд пруди.
  - Так-то оно так, только есть одна проблемка...
  - Ну же, договаривайте!
  - Ну, в общем-то, такая странная вещь...
  - Короче! Я спешу.
  - Не работает, - выдохнул старший техник.
  - Как не работает?
  - Никак не работает, товарищ генерал! - встрял в разговор кто-то из помощников.
  - Цыц! - незлобиво одёрнул подчинённого старший техник и обратился снова к вождю:
  - По чертежам всё так. Максимально приближено к довоенной технологии, даже некоторые идентичные запчасти можно применять. Но куда пропадает искра и почему топливо не загорается - не ясно. Наверное, надо работать с большими объёмами сырья.
  - Угу. А на чём работает-то?
  - На спирту, естественно. Так нам привычнее.
  - Да вы в своём ли уме! А где они столько спирта возьмут?
  - Как где? С собой и повезут.
  - Не, с собой нельзя, - генерал заговорщицки поманил высокорослого старшего техника, и тот наклонил голову. Тогда Липа набрал воздуха в грудь и крикнул в самое ухо техника:
  - Сопьются!
  Часть техников-помощников вздрогнула, будто вождь сейчас говорил про них. Другая часть с нескрываемым цинизмом улыбнулась и посмотрела на первую половину и самого старшего техника в частности.
  - Так что, друг мой, готовь-ка ты безалкогольный вариант. Проектор починили?
  Техник кивнул.
  - Отличненько, хоть тут всё в порядке. Ладно, работайте, работайте. А я проектор сам донесу, - сказал он и прихватил под мышку агрегат прежде, чем его успели остановить. Из проектора выпала бутыль и разбилась о бетонный пол. В воздухе раздался характерный запах первача.
  - Ну вот, а говорите, больше сырья. Оно у вас итак со всех щелей падает, - Липа похрустел сапогом на стёклышке и добавил убитым горем техникам:
  - И прибрались бы, что ли. Некультурно как-то. Всё-таки не бар, а техническое помещение.
  Он гордо вышел, неся в вытянутых руках проектор. Едва за его спиной захлопнулась дверца, старик, кряхтя, расслабился и опустил руки. Нельзя при подчинённых показывать слабость. Его былая сила уже ушла из тела с годами, а спину согнул тяжкий груз грехов и неверно принятых решений.
  Он поднял голову. Перед ним стоял немного удивлённый паренёк по имени Калан, хорошо узнаваемый по дредам. Вечно он оказывается не в том месте и не в то время. Обычный, в сущности, паренёк, только уж очень невезучий. Калан радостно протянул тощие жилистые руки к вождю и произнёс:
  - Товарищ генерал, разрешите помочь?
  - Вольно, солдат. Я сам донесу, - Липа снова вытянул руки, внутренне дрожа от напряжения.
  - Да мне же не сложно, всё равно делать нечего, дома братишки с сестрёнками кричат. А я с Вами прогуляюсь.
  - Прогуляться, говоришь, хочешь? Надоело дома? - хмыкнул Липа, - Тогда ты прав. Пойдём со мной, добровольцем будешь.
  Проектор был действительно тяжёлый, и Калан скоро пожалел, что навязался помогать. Но отступаться от своих слов не хотелось, и он шёл, радостно улыбаясь, бок о бок с вождём. День обещал быть интересным. И Калан даже не представлял, насколько.
  Несколько часов спустя в штабе были собраны охотники, принятые тайным голосованием как лучшие. Липа привычно сидел за столом, Вепрь, как обычно, сидел подле него в непосредственной близости, пронзительным взглядом глядя по сторонам.
  - Итак, назначаю по пятёркам. В первой пойдут: Енот, Барсук, Нетопырь, Солонгой и старший Цай-Ланза. Вторая пятёрка: Бобёр, Калан, Горностай, Вереск, старшим будет Крокус, - вождь ещё раз окинул взглядом всех десятерых будущих участников разведывательного отряда.
  - Я с ним не пойду, - буркнул Нетопырь, нехорошо взглянув на сидящего в углу Солонгоя.
  - Что?! Обсуждаем приказы начальства? - Вепрь, обладающий чутким слухом, злобно рыкнул.
  - Никак нет! Мысли вслух! - Нетопырь терпеть не мог лебезить перед начальством, но сейчас без этого было нельзя.
  - Мысли прибереги на дорогу, она будет дальняя! В строю мысли и разговоры отставить! Думать за вас буду... будем мы! - сказал Вепрь.
  Липа усмехнулся и продолжил:
  - Цель миссии проста. Программа минимум: дойти до Москвы и проверить её на наличие людей. Под городом должна быть сеть тоннелей, которая людьми раньше использовалась как транспортная. Хотя изначально всё задумывалось ещё и как бомбоубежище. Так что за стальными гермоворотами вполне могут остаться выжившие, и немалым числом, ибо их убежище не чета нашему. Если люди там, до сих пор живы и здравствуют, то в ход должна пойти программа обмена генофондом. И нам, и им это будет явно необходимо. Ну а если удастся с ними договориться насчёт торгового обмена, а так же регулярной взаимопомощи, будет просто идеально. Быть может, мы сможем вырасти от племени до настоящего высоко цивилизованного общества. А сейчас прошу посмотреть обучающий фильм
  Липа протянул руку в сторону видавшего виды кинопроектора. Как он сохранился до этих дней, претерпев кучу ремонтов и альтернативных замен запасных частей, было уму непостижимо. А плёнка, и вовсе затёртая, была на вес золота. Однако её регулярно использовали. Так, при обучении правописанию все жители племени смотрели первый в своей жизни обучающий фильм. Он был снят вскоре после войны и использовался в качестве наглядного пособия. В нём описывались новые предметы нового мира. Ведь старые буквари были непригодны к использованию из-за вышедших из употребления слов, обозначающих неизвестные для соплеменников вещи. Второй фильм был довоенный, и учил основам половой жизни. Третий же смотрели лишь те, кто вступал в ряды военных, и обучал основам военного уклада, выправке, строевой подготовке, взаимоотношениям между чинами и прочим премудростям военной жизни. Четвёртый смотрели будущие охотники, где видели впервые в подробностях поверхность, на которую придётся выходить, и основных наиболее опасных хищников, а так же промысловых зверьков.
  Этот же фильм был по счёту пятым, и никто ранее его не видел. В самом начале были кадры, снятые ещё до войны, и в них описывалось метро как гигантское убежище гражданской обороны, смысл сигнала "Атом" и первостепенные действия работников метрополитена в случае, если он всё-таки однажды прозвучит. Группа техников открывала и закрывала массивные гермоворота, отделяющие станции от поверхности. А ничего не подозревающие люди беспечно сновали взад-вперёд через турникеты. Картинки сменялись на чёрно-белые кадры лежащих рядком людей, причём ложем им служили постеленные прямо на плиты станций метро брезентовые лежанки.
  Сразу после этой части видео демонстрировавший его прежде молчаливый адъютант генерала кратко и сухо сообщил, что на основе этого ролика можно сделать вывод о наиболее вероятном спасении огромных масс людей. Затем фильм представлял собой фото вырезок из газет, журналов, открытки, обрывки несохранившихся фильмов, где пояснялось, что такое железная дорога, как по ней двигаться, и как она должна будет привести ребят в Москву. Были и отдельные улицы Москвы. Огромные толпы народа ходили по поверхности и не боялись, а озирались по сторонам, лишь когда переходили дорогу с движущимся транспортом, который и сейчас можно было найти на остатках дорог, только в плачевном состоянии.
  После просмотра Солонгой ещё долго сидел и не мог придти в себя - столь важным и значимым казалось ему всё предстоящее, и дух захватывало от грядущей миссии, и казалась она поистине невыполнимой.
  А на выходе из комнаты обучения его уже поджидала мощная оплеуха.
  - Слышишь, ты! Только попробуй пойти со мной в мой поход! - Нетопырь сделал ударение на слове "мой", - Не хватало мне терпеть какого-то ублюдка возле себя!
  - И чем это я тебе не угодил? - Солонгой поднялся с пола и, не прерывая движения, изо всех сил ударил обидчика в солнечное сплетение, от чего тот согнулся пополам. После этого он с нервным шипением потёр горящее ухо. Кровь кипела, сердце бешено стучало, мышцы напряглись в ожидании решительных действий.
  - За что же ты меня так с детства не любишь, Мышка? - Соло не преминул поддеть Нетопыря за живое, а придумать замену его имени на девчачью кличку было несложно. Не разгибаясь, обидчик взревел и с разбега ударил его в живот. Тут же отошёл и получил с мощный удар пяткой в живот от отчаянно лягающегося Солонгоя. И вот уже оба, хватая ртом воздух, стояли друг напротив друга. Затем Нетопырь вытянул руку, нащупал не глядя макушку Солонгоя, опёрся на неё и собрался ударить его голову о своё колено. Но тот, предупредив наглый манёвр, рванулся вперёд и заломил отведённую противником руку в болевом приёме. Нетопырь попытался вырваться, но в результате короткой возни оказался на земле, придавленный весом Сола. С чисто садистским удовольствием юноша слегка добавил усилия, скручивая и без того до боли заломленную руку противника, чем заставил неприятеля простонать. Слёзы невольно прочертили дорожки на щеках Нэта.
  - Этот поход не твой и не мой. Да пойми же ты, он общий! Для всех! И идём мы туда не хвалиться перед соплеменниками, а за важным делом! А в дороге, где всё может случиться, не удивляйся, что как-то вдруг внезапно звери кого-нибудь, например, тебя утащат в непролазную чащу... едва только мы останемся один на один... Мышка. Давно было нужно поговорить по душам, не так ли?
  Едва Солонгой отошёл на пару шагов, как услышал едва слышимый шорох. Мгновенно, прежде чем до мозга дошло, что поверженный противник не желает сдаваться так просто и подло нападает со спины, Соло резко согнул колени, вжимаясь в пол, как пружина. Нетопырь с перерастающим из гневного в изумлённый звуком пролетел выше и брякнулся на пол. Едва только он коснулся бетона, как получил пинок ногой, от которого проехал ещё с полметра и больно стукнулся о стену.
  - Даже с подлыми приёмами тебе никогда не победить. Подумай над этим... Мышка.
  Нет с ненавистью посмотрел вслед Солонгою. Битва проиграна, но война не закончена. А это значит, что ещё есть способы избавиться от этого назойливого хорька. Кто же знал, что лишённый компании сверстников заморыш начнёт отжиматься, качать пресс и изучать приёмы самбо по истрёпанной книжке. Хотя не такой уж он и заморыш теперь. Ненависть заменила Солонгою инструктора. Многое он не понял, многое делал неправильно, но отстаивать своё право на жизнь в туннельных драках он уже мог, и вёл себя гораздо увереннее, чем раньше. Скоро начнутся тренировки. Вот где нельзя показать себя слабее этого уродца.
  И тренировки начались. Длительные, изнурительные тренировки; так строго не обращались даже с элитой охотников. И вот сейчас, когда все они уже стали слишком старыми для такого длительного похода, или вовсе не дожили до нынешних дней, молодые ребята должны совершить невозможное: стать лучшими и дать людям надежду.
  Прозвучал сигнальный свисток, а дежурный щёлкнул секундомером. Ребята дружно приступили к сборке грозного оружия предков. Как гласили древние книги, некогда это было самое популярное орудие смерти во многих войнах и революциях во всём мире. Естественно, в военной части хранилось несколько образцов творений инженера Калашникова. О, эти автоматы воистину способны были нести громогласную, мгновенную, множественную смерть, не давая шансов противнику. Оружие способно было терпеть воду, грязь, холод, стрелять очередью и одиночными выстрелами. Изысканная смерть на любой вкус и в любых условиях. Множество модификаций грозного, агрессивного металлического изделия являли собой непрерывное стремление сделать его ещё лучше, ещё качественней, ещё убийственней.
  Вереск благоговейно касался с виду таких обычных составных частей, ловко прилаживая их на место. Если бы ему дали время, он с естественным природным любопытством скрупулёзно осмотрел бы каждую из них. Но ребят после краткого инструктажа, вот уже который раз, на время заставляют разобрать и вновь собрать всё по правилам и на скорость - и по-прежнему, ни малейшего намёка на отдых. Однако, его работа закончена, и щелчок курка с воображаемым патроном в патроннике говорит о готовности. Тратить настоящие патроны пока рановато. Следом подобный щелчок от потомственного военного Крокуса, синхронные щелчки неразлучных близнецов Енота и Барсука, а уже чуть погодя к ним присоединяются Солонгой, Нетопырь, Цай-Ланза, Горностай и Калан.
  Бобёр медлит. Неподатливые детальки у не особо аккуратного толстячка будто выпрыгивают из рук. Возвратная пружина никак не хочет сжиматься, выступ направляющего стержня возвратного механизма никак не входит в отверстие крышки ствольной коробки. После этих нечеловеческих мук надо ещё чего-то там сделать. Ай, точно, спустить курок с боевого взвода и поставить на предохранитель, а потом нажать на спусковой крючок и поднять переводчик вверх до отказа.
  - Где этот дурацкий тормоз-компенсатор?
  - Да под столом ищи, ты его брюхом опрокинул, - заливается Крокус.
  Но вот "хренова штуковина" собрана, и последний щелчок одновременно с секундомером.
  - Время вышло! Лучший опять Вереск, а из-за Бобра все проделывают операцию от и до заново! - Вепрь был, как всегда, непреклонен.
  - Брось, будем считать, что успел. Да и не так им там нужно будет уж часто разбирать автоматы. Смазывать всё равно нечем, разве что жиром. Переходим к стрельбе, - Липа лично присоединился к непосредственному процессу обучения.
  - Есть перейти к стрельбе! - Прошипел Вепрь сквозь зубы, - Дежурный, выдать рожки с боевыми патронами! Мишени на позицию!
  Затем он вытащил из кармана не очень чистый, но аккуратно сложенный платок, отёр пот со лба, и, слега успокоившись, добавил:
  - Спешку отставить. Патронов новых добыть негде, так что стреляем только одиночными с расчётом на кучность. Прицел если что и подправить можно для каждого индивидуально. И чтоб не как с разборкой мне тут, сразу стараемся делать хорошо! Как вас, лоботрясов, только в поход снарядили, прямо стадо неразумных баранов!
  Собственно, баранов видели ребята лишь всё в тех же иллюстрациях, но про их неразумность наслышаны. Всё-таки любимая поговорка Вепря.
  - Присоединили магазины! Режим одиночной стрельбы! Целимся! Бобёр, мать твою, сложно как на плакате встать? Что за поза! Ты каким местом целиться будешь! Закрой левый глаз, целься правым! Не оба, идиот!! Один! Не пальцем!! Что значит, не закрывается?! Как за бабами одним глазом подглядывать, так всё закрывается? Да не левым! Правым целиться!!
  Вепрь был красным как тлеющий уголь, и столь же разгорячён. Едва он отвернулся прикрикнуть на давящихся от хохота ребят, Бобёр быстро продемонстрировал ему в спину свой язык. Липа сделал вид, что не видел, и ушёл обратно в проём штабной двери.
  - А вы чего воздух из лёгких выдавливаете?! На позицию! Целься! Пли!
  Нетопырь уже третью пулю отправлял "в молоко". "Мерзость, пакость, мерзость! С каждым выстрелом всё хуже." Он с завистью взглянул на ловко отправляющего пулю за пулей в цель Солонгоя. "Чтоб ему пусто было! А если прикладом по хребту? Или сразу по темени, и чтоб дух испустил? Нет, стервец с чутким слухом. Так, все лишние мысли из головы. Этого молокососа нечего бояться - никто нас наедине не оставит. Вот сволочь, уже рожок почти дострелял. Нет, надо стрелять быстрее, в нашем с ним бою важнее будет скорость! Разве что круто поменять тактику..."
  
  * * *
  
  Было ли дело в радиоактивном излучении, химическом или биологическом оружии, или же по каким-либо другим причинам, но рельсы словно отпугивали всякую растительность. Ну кроме, разве что, серого мха. Эта неистребимая субстанция росла повсюду. Сейчас она неопасна, но в сентябре будет действовать строгий контроль за выходом на поверхность. Мелкие споры серого мха буквально разъедают кожу и лёгкие, лишают зрения, и так повсюду, куда ни пойди. Только самые смелые охотники из числа военных удостаивались чести пойти в лес, облачившись в священные костюмы химзащиты, да и то в случае крайней необходимости. Старые противогазы с давным-давно просроченными фильтрами, или же с самодельной, но ненадёжной их заменой не могли быть достаточным гарантом безопасности на поверхности в это время. И даже страх голода в случае, если закончатся или испортятся припасы сушёного мяса и рыбы, был сомнительным поводом для такого рискованного выхода.
  Руки Солонгоя уже болели от тяжкого груза, а спина была вся покрыта липким потом от напряжения и не по погоде плотной, да ещё и укреплённой металлическими вставками одежды. Как, впрочем, у остальных девяти членов разведбригады. Но каждый оглядывался на других и не решался первым предложить передохнуть немного. Как бы там не считали в племени, но все они были ещё по сути мальчишками, подростками, желающими что-то кому-то доказать, как-то самоутвердиться. И всё же нести самодельные дрезины, пусть даже разобранные, хотелось им всё меньше и меньше. Проводить новоиспечённых разведчиков отправились и прочие охотники деревни, но им досталась более лёгкая, хотя и менее удобная поклажа: некоторые детали дрезин и провиант на первое время.
  Самая тяжкая ноша же досталось непосредственно участникам похода. Как в той книжке про древнего и почти забытого бога, что показывала ему украдкой мама. Как же она называлась... то ли Билия, то ли Бибия... в ней сын бога вынужден был сам на себе тащить неподъёмный крест, на котором его самого же впоследствии и оставили погибать в мучениях. Невесело как-то стало юноше от такой аналогии. Сейчас они сами для себя несут тот самый транспорт, что повезёт их так далеко от деревни, в полную неизвестность, чужие земли за сомнительной целью. Туда, куда не могли забежать даже их самые смелые мысли, туда, где должны были падать бомбы, и где повсюду царила Незримая Смерть... есть ли она сейчас? Неизвестно. Однако, если уж в их деревушке она натворила немало бед, поигралась с генотипами животных и даже находящихся в относительной безопасности людей, то что можно ждать там, в пункте назначения? Какие люди смогли бы выжить за гранью иного мира, за загадочным МКАДом, о котором так много говорил генерал... и будут ли они людьми? И как достучаться в те норы, что зовутся метро, если они загорожены огромными листами железа. Как их там - громовороты или гермоворота?
  - Рельсы! Пришли! - радостно завопил Солонгой, и первым отпустил свою часть платформы дрезины, не без удовольствия заметив, что все трое вслед за ним побросали груз, а Нетопырь едва не ухнул вслед за ускользающей ношей.
  Процесс сборки дрезин на месте был довольно кропотлив, но скор. Старые рельсы не способны были выдержать тех вагонов и поездов, для которых он был расчитан изначально. Однако эти самопальные дрезины на паровом двигателе, являвшиеся истинным техническим шедевром постапокалиптического гения военных умельцев, вполне могли беспрепятственно двигаться к цели. Предполагалось, что топливом для парового котла послужит каменный уголь, который периодически будет попадаться на промежуточных станциях или даже между ними в брошеных товарных вагонах и запасниках. Но на случай, если этого топлива окажется недостаточно, то заменой вполне может оказаться срубленное или сухое, поваленное временем и сильным ветром дерево. Хотя древесина, конечно, никак не могла быть полноценной заменой, ибо её требовалось куда больше, и будет она не столь эффективна.
  - Ну вот, теперь получите вашу экипировку, - Вепрь с явным неудовольствием окинул взглядом облачённый в одежду из самой прочной кожи с нашитыми квадратами и полосками из прочных металлов разведывательный отряд и вытер тряпицей взмокшую шею. Ему чертовски не нравилось, что именно его заставили сопровождать отряд до точки отправления, читать инструкции и выдавать снаряжение. Он был вторым человеком после генерала, а уж такую элементарную работу вполне мог выполнить, не выходя на ненавистную поверхность, или вовсе даже отправить заведующего складом или дежурного. Да мало ли подходящих рабочих рук и умеющих читать по бумажке оболтусов ошивается в казарме! Рисковать своим здоровьем и нести такую значительную массу своего драгоценного тела ради незначительной мелочи ниже его достоинства.
  - Вот ваши автоматы. Проверяли и пристреливали вы их сами, разберётесь. Хотя я бы лично вас ещё с недельку погонял! Особенно вот этого неуклюжего рядового! - Вепрь едва заметно кинул взгляд в сторону Бобра.
  - Добавлю только, что нечего палить как из рогатки! Использовать только в крайнем случае! Патроны ограничены, и гуманитарную помощь вам в спину никто отправлять не собирается. Гранаты никто не проверял - особо не рассчитывайте на них. Костюмы химической защиты и противогазы - сами понимаете, от сердца отрываем. Сушёное мясо и рыба, вода у вас с собой, ну а добывать свежую дичь вы и сами обучены. Карты, схемы не единожды перерисованы, могут быть расхождения...
  - Товарищ полковник! Разрешите обратиться, - нервно замялся Нетопырь.
  Полковник от такой наглости даже разинул рот и выпучил глаза, но всё же взял себя в руки и рявкнул:
  - Разрешаю!
  - Товарищ полковник... пока не поздно, - Нетопырь зажмурил глаза и выпалил, - разрешите мне остаться!
  Солонгой был удивлён не меньше Вепря. Неужели прошлая их стычка заставила Нетопыря передумать? Наверное, не надо было так явно обещать расправы в пути, когда давний его недруг визжал, как девчонка, в болевом приёме. А вообще, тот сам виноват. Знает про стальную хватку Соло, но всё равно пытается его задирать. Давно пора было его проучить.
  - По-очему?!
  - Товарищ полковник... дело в том, что жрец...
  - Опять этот шарлатан! - Вепрь буквально взорвался от гнева, - Марш домой, сопляк! Вепрь злобно оглядел оставшихся девятерых посланников.
  - Кто ещё домой захотел? Кому в тёплом уголке мамочкину титьку сосать надо, а не погоны носить? Кто ещё товарищей бросит и домой отправится?
  Все дружно замотали головами. Говорить вслух - значит, уличить себя в попытке перебить полковника. А в таком его состоянии это чревато. Наспех закинув на плечи древнее оружие, ребята попрыгали на платформы своих дрезин и отправились в путь. Опасный, непредсказуемый, но жизненно важный для всего племени. Спустя столько лет, когда уже не оставалось в живых никого, видевшего своими глазами настоящий электропоезд, люди вновь, с уже иным смыслом, ехали покорять Москву.
  
  
  
  Глава 2. Дицентра
  
  Капитан Липа Кирсанов сидел за столом и занимался весьма глупым и малополезным делом. А именно задумчиво вычищал ногти складным перочинным ножиком с сильно сточенным лезвием. Внезапно к нему в дежурную часть буквально вломился значительно пополневший, видимо, от сидячего образа жизни радист.
  - Товарищ капитан, разрешите доложить?
  - М-да. Ну хотя бы это спросил. Совсем ты, Вепрь, за субординацией следить перестал, - устало откликнулся Липа, убирая аккуратно сложенный ножик в стол, - Неужели что-то срочное?
  - Так точно! Радио наконец-то заработало! Пойман сигнал извне! Голос сильно искажён и с помехами, но это определённо человек!
  Капитан надел запылённую и замасленную, всю в протёршихся дырах фуражку, затем встал и расправил плечи.
  - Докладывал ещё кому-нибудь?
  - Никак нет! - угодливо продолжал отвечать Вепрь, чётко по уставу.
  - Ну, пойдём, начальство до утра будить смысла нет, только виноватыми окажемся мы с тобой, пожалуй. Далеко он от нас?
  - Его речь очень спутанная и неясная. Но иногда он описывает то, что видел. Судя по этим ориентирам, ему до нас не более десятка километров, - слегка расслабился радист, - А скорее, даже меньше.
  - Вот блин! Сейчас же вроде как серый мох спорами кидаться начал? Охотников навстречу отправлять рискованно. Приспичило же первому контакту начаться именно сейчас! Ладно, придётся всё же прервать чей-то заслуженный сон... Выдай им по костюму с противогазом, пускай встречают. И дай им что-нибудь посерьёзней копий. Неизвестно, кто там на нашу голову пришёл. И один ли он, этот кто-то. Хорошо уже то, что Гиганты по ночам не гуляют.
  ...Капли влаги от предрассветного тумана оседали на одежде трёх крадущихся в темноте теней, смешиваясь со спорами серого мха. Высока трава запутывала ноги, обутые высокими резиновыми сапогами, счищая с них ошмётки грязи. Недавний дождь превратил землю в месиво. Он немного прибил к земле споры, но сейчас уже они снова оказались в воздухе, и даже сгущающийся туман не мог избавиться от них. Три одинаковых оранжевых костюма химзащиты, три безликих противогаза резко контрастировали с остро отточенными копьями и оградительными письменами, начертанными прямо на костюмах.
  Почти бесшумные шаги. Сдержанное дыхание через коробки фильтров. Приклонённые спины. Согнутые в коленях ноги. Широко расставленные руки, готовые в любой момент совершить стремительный выпад копьём. Но старательно отточенные тренировками действия сейчас не имели смысла. Никакая тварь не покидает берлогу в период цветения. Репетиция зимней спячки - вот, что происходит, когда споры созревают.
  Без всякой команды отряд разделился. Самое время прочесать местность и найти пришельца. Стёкла противогазов запотевали с обеих сторон. Снаружи их всё время приходилось вытирать перчаткой, изнутри же это сделать было невозможно. Возможно, поэтому из-под ног Скорпиона послышался хруст сучка.
  Пион неодобрительно посмотрел на товарища. Уверенный, что неодобрительность в его взгляде выражена недостаточно, или же глаз попросту не видно, он постучал кулаком в рукавице себе по голове. Скорпион, у которого были на руках перчатки с выделенными пальцами, с наслаждением вытянул средний палец, и адресовал жест Пиону. Камышовый Кот расхохотался, наблюдая за молчаливой перепалкой напарников и споткнулся обо что-то мягкое. Оно неодобрительно застонало.
  То был загадочный человек, недавно так упрямо шедший на зов радиосигнала. Уставший, израненный, потерявший сознание и разум, он лежал, растянувшись прямо на мхе. Скорпион и Камышовый Кот шустро подхватили его на руки. На их оранжевых костюмах химзащиты тут же появились смешные с грязью красные разводы, блестящие в свете занимающейся зари. Теперь пришельцу предстоит ещё несколько сотен метров до убежища, где его будут приводить в чувство в медицинском отсеке.
  Это был средних лет мужчина, хотя точно возраст определить было сложно. Его лицо было обожжено в нескольких местах, из-под век сочилась кровь, а разорванный, покрытый подсыхающей пеной от дезинфицирующего раствора, комбинезон был поистине удивителен. Он совсем не был похож на имеющиеся в арсенале военной части костюмы химической защиты ещё советского периода. Видимо, этот комбинезон был каким-то гораздо более новым средством защиты. Однако его герметичность была грубейшим образом нарушена во многих местах, и полезен он своему владельцу оказался не более чем странного вида составной противогаз с разбитыми стёклами линз.
  Доктор вышел из дверей медицинского отсека и устало снял ватно-марлевую повязку с лица. Липа вопросительно посмотрел в глаза, которые только что досконально изучали больного. Доктор поманил капитана рукой, приглашая войти внутрь. Нужно было допросить пациента прежде, чем он уснёт от значительной дозы обезболивающих седативных препаратов, как по-научному называли тут вытяжку из хмеля. Кажется, народное обезболивание не сильно помогало хрипящему и по-прежнему нервно дёргающемуся на медицинском столе Пришельцу.
  - Поразительно, что ему удалось оставить в целости лёгкие. При этом есть шанс его спасти. Хотя зрения лишится и шрамы останутся навсегда, - тихо, чтобы не услышал пациент, сообщил доктор, пока его помощники пытались привязать к столу тело конвульсивно дёргающегося пришельца.
  - Спасибо вам. С ним можно поговорить?
  - Не думаю, что это хорошая идея. К тому же скоро он уснёт. Лучше дайте ему спокойно отлежаться несколько дней, а тогда и спрашивайте на здоровье.
  Капитан сел и устало потёр глаза. Беспокойное дежурство дало ему меньше поводов радоваться, чем он предположил изначально. Что же, ждать - не самое страшное, что бывает в жизни. В некотором смысле вся жизнь есть постоянное ожидание. Чего? Неужели смерти? Её Липа рассматривал как долгожданный способ наконец-то отдохнуть. Идеальный отдых. Потому что вечный.
  И всё же смерти он не искал: боязно и непонятно, что там, за гранью. Короткий отдых при жизни предпочтительней, чем вечный после жизни. А заслужить отдых можно, если хорошенько работать ежедневно. Нет, определённо, эта непрекращающаяся усталость кого угодно сведёт с ума. Как давно он развёлся? После смерти сына эта работа ещё больше отдалила их с женой. Нет, надо взять отпуск и попробовать "навести мосты". Быть может, ещё не всё потеряно. Так не хочется заканчивать свой путь в одиночестве...
  Ну вот, опять страшноватые мысли возникают на этих ночных дежурствах. Ну их к чёрту. Есть и более насущные. Например: кто же этот человек? Откуда пришёл? Что, чёрт возьми, с его одеждой, и почему нет никакого оружия в руках, даже походный вещмешок отсутствовал? Сплошные загадки! Возможно, если у него действительно такое замечательное снаряжение было (и ещё неизвестно, насколько качественное вооружение), то он мог пройти многие километры, прежде чем придти сюда. Да и шёл, будто знал, куда идти.
  Что он мог искать здесь? Ведь их часть далеко не самая большая. И к Москве не очень близко расположена. А вдруг Москва ожила и решила засылать своих вестников во все малые военные части? Это было бы замечательной новостью! А если они ещё и обладают высоким техническим гением! Главное - дождаться пробуждения вестника. Тогда уж точно свершится радостное событие! И строго регламентированный допрос по всей форме, естественно. Куда же без него!
  Несколько дней уже на радостях повышенный до звания майора Липа ждал пробуждения единственного стационарного пациента медицинского блока. Кажется, изрядная доза хмеля сломила в пришельце какой-то внутренний барьер и позволила расслабиться, и сон не выпускал его из своих объятий. По всем признакам бредовое состояние никак не хотело прекращаться, и его бессвязные слова и звуки невозможно было разобрать. Неудивительно, что рация не смогла передать никаких чётких фраз кроме сумбурного описания местности. Нечего было передавать. Но вот, тем не менее, больному полегчало, и сознание наконец его посетило. Изуродованное лицо исказила гримаса вполне осознаваемой боли.
  - Где я? Почему так больно... особенно глаза. Снимите повязку, я хочу видеть!
  - Добрый день, э-э-э, не знаю, как вас называть. Отвечу на Ваш вопрос: Вы в больнице, в безопасности, идёте на поправку. Что же до глаз, то, к сожалению, спасти их не смог бы никто. Мужайтесь, - мягко, чётко сообщил доктор.
  - Здравия желаю. Я кап... Майор Кирсанов. А как вас величать?
  - Я... Я... Чёрт! Кто я?
  - Похоже, мой пациент потерял память, - доктор озадаченно крутил в руках пустую ампулу из-под физраствора, - Возможно, даже до того, как мы его нашли. Он уже тогда мог находиться в бредовом состоянии. Споры серого мха могут не только разрушать ткани, но и вызывать галлюцинации, из-за чего человек, вместо того, чтобы искать укрытие, начнёт погружаться в мир едва граничащих с реальностью фантазий. Это поясняет, почему он был без всякого оружия и снаряжения, а костюм его наверняка незадолго до этого был повреждён при падении, после чего споры и получили прямой доступ к его коже и глазам.
  - Ну что же, слава Богу, вы выжили! - решил поддержать несчастного майор.
  - Бог? Какому Богу? Бог оставил нас уже давно. "И поставит овец по правую Свою сторону, а козлов по левую. Тогда скажет Царь тем, которые о правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное нам от создания мира..." Забрал бог праведников в царство божие, а мы тут... одни остались, мучиться во веки веков. И всё, что нам останется, это верить в души предков, что вот так же остались привязаны навечно к грешной земле.
  - Вы помните такие цитаты, но не помните своё имя?
  - Позвольте, тут я врач, и я заявляю, что у пациента более чем вероятна частичная амнезия. Эта форма будет для лечения даже удобнее, так как, цепляясь одними воспоминаниями за другие, мы сможем помочь пациенту восстановить свою утраченную память.
  - Поверьте, майор, я сам был бы рад знать, кто я и откуда, и почему так прочно сидит в голове эта цитата. Кажется, я читал её... пожалуй, не один раз. Быть может, я даже читал её слишком много раз, если хотите знать, и она засела у меня в голове. Но вот где и когда читал - не знаю.
  * * *
  
  Скрип ржавчины, отваливавшейся под колёсами с рельс, практически заглушался нещадно громыхающим, стучащим и чадящим двигателем дрезины. Чуть поодаль за ней с тем же оглушающим звуком и столбом дыма из короткой трубы следовала вторая дрезина. Крокус специально послал часть группы немного вперёд. Если ребята попадут в засаду всегда можно будет их прикрыть. Ну и, такая постыдная мысль - всегда можно "сделать ноги". Но это вовсе не страх, говорил он себе. Выживание хотя бы половины группы нужно, чтобы о неприятностях миссии могли узнать остальные. Да и где гарантии, что на него самого не могут напасть со спины?
  С углём проблем не было, к шуму привыкали постепенно. Особенно тяжело пришлось остро слышащим Калану и Солонгою. Первый даже не хотел лезть на работающую на холостом ходу дрезину, требуя немедленно "отключить шум". Но главным минусом был неприятный, режущий ноздри запах раскалённого угля. Чёрный дым имел такой премерзкий запах, разительно отличающийся от запаха костра или натопленной печи. Смириться с ним можно было, но привыкнуть - никогда. Словно так же, не желая встречаться с источником грохота и убийственного дыма, флора и фауна предпочитала обходить рельсы стороной, и поэтому ничто не препятствовало движению.
   - Вот как ты думаешь, Енот, а что там будет? Ну там, в этой Москве? Живы ли люди? - прокричал Барсук брату-близнецу в самое ухо.
   - Ты чего так громко-то? Итак уже в ушах звенит! Нам какая разница, есть там кто или нет. Главное, чтобы живыми доехали и целыми оттуда ноги унесли, - продолжил бросать уголь в топку Енот.
  Солонгой не вступал в рассуждения с кем бы то ни было. Не было ни единого человека в племени, с которым он бы мог поболтать, кроме разве что Бобра. Но сейчас лучший друг Солонгоя ехал на другой дрезине. Поэтому сейчас юноша снова был одинок. Всю жизнь он привык противостоять, отстаивать мнение, доказывать. Но поговорить по душам после смерти родителей было не с кем. Мама умерла вскоре после родов, отца он и вовсе никогда не видел. А воспитывали Солонгоя лишь недавно умерший дед по материнской линии да затем тётка, что не особенно в нём нуждалась, погрязая в своих мелких проблемах.
  Однако мысли о том, что могло ожидать их в древнем, таком далёком и забытом месте, бывшем когда-то магнитом для жителей необъятной страны, занимали его даже больше, чем близнецов. И вот, вполглаза наблюдая за местностью вдоль дороги, в своём воображении он рисовал то исполинские башни-дворцы из сборника сказок, полагая, что так выглядят небоскрёбы; то огромную общину обряженых в чистые белые одежды людей, что не держали в руках ни копья, ни автомата, но были сильны духом; то выскотехнологичную цивилизацию, что сохранила бережно все реликвии мира прошлого, и развивало знание все эти десятилетия. Но вот, как всегда бывало в мечтаниях юноши, мысли его приобрели черноватый пессимистичный настрой. Он ясно видел выжженую взрывами и солнцем пустыню, где не было ни следов фундамета дворцов, ни одного человеческого следа поблизости, и даже серый мох брезговал расти вдоль пересохшего ручейка Москва-реки.
  "Что же ждёт нас там на самом деле?" - в который раз Солонгой задавал себе этот вопрос. Наверное, в этот раз он задумался больше, чем следовало, и произнёс эту фразу вслух. Впрочем, говорил он почти шёпотом, и за грохотом двигателя его так никто и не услышал. Однако подобная мысль о потере самоконтроля его вконец смутила. От дальнейших размышлений его отвлёк крик старшего (во всех смыслах) в группе:
  - Глуши мотор! Перетаскивать дрезины будем!
  - Крокус, ты совсем сдурел? - едва не захныкал Бобёр, - Рельсы же не кончились. И идут строго прямо. А ещё я только что покушал и мне таскать ничего ещё час нельзя. А то будет, как доктор сказал. Плохо очень.
  - Ты всегда только что покушал! Не видишь что ли? На платформе табличка со стрелкой, где и написано: "На Москву". Выцвело и облупилось, но ещё читается. А мы с тобой не на тех рельсах. Табличка, получается, возле следующих рельсов расположена.
  В этот момент Калан, ожесточённо почёсывая голову сквозь дредлоки, вычесал некую идею, что неразумно глушить с таким трудом разогретый паровой двигатель.
  - А что, если... - начал было Калан, но его перебил Вереск.
  - Давай лучше я на дерево влезу, и посмотрю, продолжаются дальше рельсы или обрываются. Если продолжаются, значит, нет смысла прямо сейчас таскаться с дрезинами.
  - Погоди, Вереск, Калан чего-то сказать хотел. У тебя какие предложения?
  - Э... Забыл. Лезь, Вер!
  Солонгой с завистью посмотрел на ловко карабкающуюся фигурку субтильного Вереска. "Да, вот кто раньше всех в группе начал лысеть, и сейчас из волос у него лишь тонкая плетёная косичка на затылке. Красота! Обзавидоваться можно. И на поверхность вышел раньше нас. Вон, как шустро по деревьям лазить умеет, будто паук по стене бежит. А я ещё толком ничего не умею. Ну, я не виноват, с копьём всех обращаться учат внизу, а лазить по деревьям под землёй учиться просто негде". Чтобы отвлечься, он вернулся к размышлениям по поводу всё более и более приближающегося города. Однако все картинки уже померкли, а новые в голову не приходили.
  "Наверное, там всё будет не так. Не так, как способен представить любой из нас. А что, если, - впервые эта мысль посетила его с такой ясной чёткостью и безысходностью, - Что, если мы туда вообще не доедем? Или доедем, но ужасы, что творятся там, не оставят нас в живых?"
  Рука непроизвольно потянулась к висящему на шее амулету. Но не к тому зубу, что был кровью добыт в первом наземном поединке с животным, символу животной силы, охотничьей ловкости и человеческой смекалки. Оберег, висящий на сильно укороченной от обрывов из-за ветхости ленточке, не был дан ему умирающим дедом или снят с так и не обнявшей его матери. О, тут было совершенно другое дело!
  Талисман, поцарапанная и разрисованная когда-то давным-давно маркером флэш-карта, обнимал шею Соло как нежная возлюбленная, и надет был на его шею нежными девичьими пальчиками Ди. И это надо же было случиться такому!
  Подумать только, никогда не знаешь, когда прошлое напомнит о себе... А он же напрочь заставил себя выбросить из головы неловкий эпизод из недалёкого детства. Девочка с голубыми глазами и невероятно чёрными волосами, тянущая ручки за протянутым ей мячиком. Мальчик, что держит этот мяч, хочет улыбнуться, но сдерживается, из-за чего его улыбка превращается в странную и страшную гримасу...
  ...Она так хотела поиграть этим мячиком, таким пёстрым, сшитым из самых разных лоскутов. Может, тот мяч и был весьма убожеского вида, но для ребёнка, живущего в узких земляных тоннелях, он был чем-то особенным. И широкий зал игровой комнаты, и относительно высокий потолок, под которым летал этот единственный, а потому самый расчудесный на свете мяч, олицетворяли для неё какой-то недостижимый мир свободы, и красоты, и простора.
  Но в мяч играли только мальчики, звонко пинали его яркие бока, безо всяких правил. Просто стояли кругом и красовались друг перед другом силой и необычностью, красотой тех или иных приёмов подачи мяча, и совершенно не собирались брать в свой круг девчонок.
  Забыв об осторожности, Ди пересекла черту. Это была самая настоящая черта, проведённая стойкой, но уже облупившейся краской между половинами зала для девочек и мальчиков. Увидев такое вопиющее безобразие, один из сорванцов как бы случайно смазал удар. Мяч летел точнёхонько ей в голову, а отойти она была не в силах. Оставалось только зажмуриться и втянуть голову в плечи.
  Бах! Но боли не было. Осторожно Дицентра раскрыла свои глазки цвета ясного, недосягаемого неба, и удивилась. Перед ней стоял один из мальчишек, ещё секунду назад таких одинаковых. Теперь она видела, что он совсем не такой, как они. Он не смотрит с презрением, не отпускает шуточки. Он перехватил мяч на лету раскрытой ладонью и поймал его. И этот мальчик... Он протягивает ей этот пёстрый шарик! Вблизи мяч уже и вовсе не такой замечательный, он неказистый, бесконечно перешиваемый, набитый чем-то тяжёлым, так как надуть его уже невозможно. И всё же - она протянула руки.
  Ей уже не нужен был этот весь состоящий из заплат увесистый снаряд. Но к ней проявили внимание, её пригласили в игру! И всё этот высокий мальчик, что не похож на других, и вот он уже кажется ей защитником, он совсем как папа, только такой близкий, и не занятый общественной работой, и он её зовёт... Но тут он корчит такую страшную гримасу, а затем кашляет и говорит:
   - Ну что? Ты идёшь или так и будешь глазеть?
  Иллюзия героического появления рассыпается, как ветхий фолиант под пальцами.
   - Нет, спасибо, - Ди ещё пытается реабилитировать образ героя в этом мальчике, - Не хочешь сегодня вместе сходить на спектакль? Моя мама - один из кукловодов. Проведёт бесплатно на самые удобные места.
  - Нет, я занят. У меня куча дел. Мне нет времени заниматься этим, - внезапно огрызнулся мальчишка.
  Солонгой - а это был он - в который раз почувствовал себя неудачником. И выйти из положения он не мог. Ему было отчаянно неловко за всё, что он сделал, тем более, что он знал: ребята сейчас добавят новую порцию шуточек, за то, что заступился за девчонку. И если он пойдёт с ней сегодня - путь в половину для мальчиков будет нужно снова пробивать кулаками.
  Ещё свежи были синяки и ссадины на его теле. Солонгой в одиночку выстоял тогда против толпы негативно настроенных ровесников. Они окружили его толпой, били руками, пинали, а он вертелся волчком, пытаясь отвечать хотя бы на половину ударов. Самым большим удивлением для него стало то, что в какой-то момент все просто взяли и остановились. По негласному правилу, тот, кто способен долго сдерживать натиск толпы, имеет право играть со всеми.
  Однако второй такой потасовки он не выдержит. И дед снова будет ругаться. Он всегда так обидно ругается... Солонгой закусывает губу, разворачивается, кричит что-то задорное и бьёт наотмашь по мячу.
  - А я говорил, девчонкам с куклами лучше играть. Я даже подумать успел, что опять ты влипнешь в историю, - тихо шепчет ему добродушный толстяк Бобёр и добавляет, - Молодец, вовремя исправился.
  Игра возобновляется, но один из мальчишек, лидер, самый изящный игрок, удаляется:
  - Ребят, с вами играть скучно. Ничего не умеете! Пойду по-маленькому сбегаю. Нетопырь, разогрей ребят перед моим приходом.
  Дождавшись, чтобы все ребята снова включились в игру и не обращали на посторонние мелочи внимания, он сделал несколько уверенных шагов в сторону девочки. Затем помедлил немного и сказал не слишком громко, но так, чтобы она услышала:
  - Привет!
  Дицентра обернулась.
  - А я страсть как люблю театр. Маугли вообще крутой! Всех зверей в лесу под себя подмял! - восторженно и чуть заискивающе начал разговор издалека мальчик.
  - А что с этим... как его? Солом?
  - А, да ты не обращай внимания. Он вообще дикий у нас. Говорят, его отец самый настоящий зверёныш мелкий какой-то, сразу после рождения своего ребёнка убежал обратно в лес.
  Скрывать правду о размножении от детей такого возраста было невозможно. Сами всё узнавали. От туманных фраз типа "аист принёс" и "в капусте нашли" вообще избавились. Так проще было сказать истину, нежели пояснять, откуда тут взялся доисторический аист или лишённая мутаций капуста. Подробности, конечно, до поры до времени попросту не разглашались, но в целом большого табу на подобные разговоры не делалось.
  - Да не может быть! - расширила голубые глазки Ди.
  - Ага. Мне бежать надо, а то бы я тебе рассказал, - с деланным сожалением добавил мальчик
  - Ой, а давай я тебя лучше с собой на представление возьму? - проглотила наживку девочка, - И всё расскажешь после!
  Солонгой никому не рассказал, что наблюдал весь этот разговор. Он лишь завидовал тому, как этот паренёк так запросто может разговаривать с этой симпатичной девочкой. Той самой, с которой сам Соло так и не смог нормально пообщаться...
  ...Воспоминания захлестнули Солонгоя так, будто пережитое произошло вчера. А тем временем их маленькая процессия близилась к станции "Шатура". Название соответствовало не очень старому, совсем маленькому городку.
  Однако, даже он был для молодых людей открытием: девятиэтажные дома после мрака подземелий, невысоких построек наземной части базы и полуразрушенных домов ближайших к дому деревень казались домами исполинов. Огромный шагающий кран возле так и недостроенных домов был тесно зажат между превосходящими его по размерам деревьями. О, эти исполины своими корнями и стволами нещадно надругались над местной архитектурой.
  Едва ребята проехали это внушительное зрелище, как случилось нечто, что ставило под угрозу весь поход. Из-за верхушек деревьев проглядывал знакомый по рисункам буро-красный шар, сотканный из исполинских нитей, которые скорее можно было бы принять за канаты.
  - Гнездо гигантов... - опешив, беззвучно пошевелил губами Калан.
  Из-за этих самых тварей его отец когда-то вернулся домой на самодельных носилках и без руки. До сих пор он кричал по ночам и, проснувшись, долго пытался нащупать под одеялом руку, но натыкался лишь на уродливую культю. А в скольких семьях отцы после того дня вообще не вернулись! Но тогда угроза была отбита. Сейчас в племени могли не опасаться этих самых страшных хищников.
  Глупо, наверное, было думать, что таких гнёзд больше нигде нет и быть не может. Конечно же, мир кишит всякими тварями. Гиганты, не будь они такими огромными, возможно, были бы самыми безопасными среди всех. Такой размер прокормить было нелегко, а расход сил превышал мыслимые пределы. Потому они были вынуждены большую часть времени пребывать в спячке в своих же шаровидных гнёздах. Пока их не разбудит шум добычи...
  Солонгой молниеносно подскочил к закопчённому манометру и резко провернул вентиль. Мотор гулко кашлянул и захлебнулся, дым повалил сквозь щели заслонки во все стороны. Казалось, он порвёт камеру сгорания взрывом, убивая ребят на дрезине смертоносными осколками. Но прочные стенки стали выдержали.
  Ехавший сзади Крокус чуть позже заметил угрозу, поэтому не сразу понял причину внезапной остановки. Не глуша двигателя, он сбавил ход, чтобы не врезаться в первую дрезину. Однако, проследив за красноречивым указующим жестом Енота, быстро сориентировался и перекрыл вентиль на своей дрезине. Надежда на то, что Гиганта нет дома, или что звук дрезин не разбудил его, была ничтожна.
  И действительно, было уже поздно пытаться спасти положение. Из невидимой отсюда дыры на большой высоте высунулась огромная тонкая паучья лапка. Следом за ней последовало ещё четыре. Гиганты были поистине надругательством над всеми законами природы. Даже количество лапок у них было нечётным.
  Но вот лапки опустились на землю по краям шаровидного гнезда. Едва они коснулись земли, на свет показалось небольшое тельце. Небольшое в сравнении с собственными ногами, естественно. Однако это животное было способно легко проглотить всех ребят разом и толком не насытиться.
  Инструкция в таком случае предписывала замереть в каком-либо недосягаемом убежище. Слух и обоняние у этого создания были поразительные, а вот зрение, случалось, и подводило. Однако, чтобы достигнуть хоть маломальского убежища, требовалось наплевать на инструкцию и воспользоваться древним способом...
  - Бежать! - Крокус выставил бесполезное сейчас копьё, даже забыв про висящий на спине автомат. Толка сейчас не было ни от того, ни от другого оружия, но на копьё он хотя бы привык полагаться, и сейчас оно придавало ему уверенности. Отряд вышел из немного оцепенения и принялся бежать.
  Едва Солонгой и Вереск, а вслед за ними и остальные коснулись спинами дома, готовясь в него войти, откуда-то сверху упал огромный пласт облицовки, чудом никого не задев. Прятаться в разрушающемся от приближающихся шагов доме было бессмысленно. И тогда они снова побежали.
  Страх подстёгивал, ноги, казалось, двигались сами по себе, независимо от тела. А за спиной слышался громкий стук пяти длинных лап. Люди просто бежали и бежали, мимо рядов продавленных машин, мимо цилиндрического здания автовокзала, мимо тусклых и облезлых вывесок торгового центра. Непрерывное движение по проспекту выматывало, мышцы у ребят горели, и они не замечали ни проломленного асфальта, ни огромных куч экскрементов. Даже если бы мозг каждого из ребят сейчас мог нормально работать, предположить, чем питалось это животное, было бы страшно.
  На пути Гиганта встал фонтан. Когда-то гранитный шар на его верхушке крутился под мощным потоком воды. Сейчас же он мирно покоился, оплетённый мхом. Гигант даже не заметил препятствия, снося одной из лапок подпорку. Шар упал и покатился, подворачиваясь под другую его лапку. Сегодня, видимо, сами Предки помогли ребятам. Фонтан, куда люди когда-то приходили в жаркую погоду посидеть и насладиться спокойствием текущей воды, спас им жизнь. Казалось невероятным, что Гигант вообще способен поскользнуться. Но неудобное расположение всех его пяти ног относительно тела, хотя и выглядело очень устрашающе, пользы животному не приносило.
  Без какого-либо крика тело громко шмякнулось вниз, мерзко и пронзительно лязгнув челюстями. Скорость падения была такая большая, что ноги твари, перегнувшись через здание магазина, надломились, истекая чёрной суставной жидкостью. Кажется, этот Гигант давно сидел без добычи, и из его организма уже вышло слишком много полезных веществ. Удар о фонтан, должно быть, уже заставил его хитиновый покров пойти трещинами, а падение завершило процесс его разрушения.
  Гигант совсем не имел голосовых связок, и поэтому молча бился в конвульсиях, поднимая столбы пыли от крыши здания, на котором лежал. Однако встать он уже не мог. Гигант слишком ослаб за последнее время, и, если бы ребята не проехали тут на своих дрезинах, то, возможно, он попросту умер бы от истощения в своём гнезде.
  Вереск задумчиво смотрел на исполинское тело гиганта. Подумать только, ведь когда-то это были небольшие паучки, совершенно безобидные для человека. Ребятишки частенько игрались с ними, называли косиножками, бросались ими в визжащих девчонок, отрывали лапки. Но вот прошли годы, и Незримая Смерть дала возможность бедным паучкам отомстить своим постоянным обидчикам. И очень долго Гиганты держали в страхе людей племени. И если бы не тот рейд на их гнёзда, возможно, до рельс бы люди так и не добрались.
  - Прожорливый был, гад! Сам себя объел, вот и подыхал тут... - Крокус негодовал. Сейчас, когда опасность миновала, место страху уступила злоба.
  - Вот бы моему папке такие же ослабленные попались... был бы цел сейчас, - Калан грустно тряхнул головой, заставляя дредлоки подпрыгнуть.
  - Брось, дружище! - Горностай потрепал его по плечу, - Если бы они у нас всё вот так же сожрали, то нам бы еды не осталось. Человеку тоже мясо нужно. Наши родители погибли только для того, чтобы мы смогли продолжать жить. Они сделали для нас всё, что могли.
  - Это верно, конечно, но неужели бы тебе не хотелось, чтобы твой отец был с тобой, учил всему, поддерживал в трудную минуту?
  - Вряд ли. Ты же не знал моего отца. Он приходил домой пьяный в стельку от "охотничьих" ста грамм, хотя тянуло от него перегаром на целый литр. Мама стелилась перед ним, звала к столу и всё больше старалась молчать, а мы с сестрой стягивали тяжёлые сапоги с его ног. Мы старались не раздражать его ничем. Но Перед сном мы с сестрой всё равно были вынуждены прятаться под кроватями в шкурах, а мама в лучшем случае была с ног до головы полита отборной бранью.
  - Твой отец бил твою мать? - присвистнул Бобёр, - В такие моменты начинаешь ценить свою неполную семью.
  - Ну, бил он её не каждый день. И на нас не каждый раз руку поднимал. Но боялись мы его жутко!
  - Странно. Твоего отца в племени всегда считали хорошим человеком, - удивился Вереск.
  - Ну так в племени он и был хорошим. Да и дома был неплохим, но только до тех пор, пока был трезвый. Спьяну он преображался. Мы только и мечтали о том, чтобы он поскорее уснул.
  Вот так, под разговор, они вернулись, наконец, к своим дрезинам. Те по-прежнему покорно были на том же месте, где их и оставили. Ещё не всё тепло утратили двигатели, ещё много километров было впереди. Путь только начинался...
  
  * * *
  
  Дицентра. Девушка с чёрными волосами в короткой, трогательно-неровной стрижке, невысокого роста и с очень грустными ярко-голубыми глазами. Все зовут её просто Ди. Девушка Марала, самого известного и успешного добытчика племени. Он раньше всех прошёл посвящение. Он всегда и во всём привык быть первым. И он первым разглядел в Ди прекрасную девушку. Он был тогда с Ди на спектакле. Он извинялся за Солонгоя, который так её расстроил. И за себя, ибо это он едва не попал мячом ей в голову.
  Сегодня все провожали отряд в дальний поход. За ворота выйдут лишь десять разведчиков и несколько добытчиков, что сопроводят их до пункта отправления. Терять же Марала племя не хотело и не отпустило его в поход. Гордость заставила его демонстративно уйти на охоту в противоположную от рельс сторону, так как ему даже не дали шанс снова стать первым среди равных, первым добраться до затерянного в веках города.
  Возможно, именно отсутствие Марала в деревне и было финальным толчком для поступка Ди. Она отделилась от толпы провожающих, своими руками повязала Солонгою на шею талисманчик - флэш-карта в виде кулончика на ленточке, сильно укоротившейся от многократного использования.
   - Возьми этот оберег... Когда-то он хранил знания, мудрость древних. И моя семья владела им долгое время. Теперь он сбережёт тебя в походе.
  Затем Дицентра скользнула щекой по его щеке, и быстро скрылась в толпе зевак. Солонгой, тем временем, застыл в полнейшем недоумении, провожая её ошалелым взглядом, гадая, поскользнулась ли девушка случайно или же так и не смогла оставить поцелуй.
  Позднее, сдавая шкуру убитого Маралом зайца в дубильню и получая карточки, она всячески ругала себя за такой неуравновешенный поступок. Они с Солонгоем даже не были друзьями, но подарка она удостоила именно его. Надо было же и другим что-то подарить! Опять же Марал об этом не знает, как-то всё само собой вышло... А говорить ему сейчас, когда дело уже сделано - значит, серьёзно обидеть. А что делать? Если об этом расскажут соплеменники? Злых языков много. Если только сказать, что просто не придала этому значения, и потому не рассказала...
  Ну почему же она всё-таки не одарила чем-нибудь всех участников! Или напротив, сидела бы себе дома, занималась своими делами и вовсе не ходила на встречу? Уже то, что она там была, могло расстроить её парня. Дицентра же знала, как сильно Марал переживал, по поводу того, что его не взяли. Хотя как не пойти, всё племя сегодня в трепете провожало своих людей!
  А что она вообще хотела от Солонгоя? Ответ на этот вопрос она не знала сама, и это повергало её душу в крайнюю степень смятения. Как только Ди для себя определит причину своего поступка, она поймёт, что же ей делать дальше. А сейчас мысли эти стали слишком сложны и тягостны для неё. А значит, надо заняться чем-нибудь посторонним и пойти поспать.
  - Ди? А где твой кулон? Опять потеряла? - Марал как раз возвращался из душевой с полотенцем на плечах.
  "Вот он, момент истины! Надо ему все рассказать, и сделать это надо сейчас! Именно сейчас, пока он не узнал все от кого-то другого! Ну, не сказала сразу, потому что это ничего не значит. Просто, увидев Солонгоя в рядах доблестных разведчиков, появилось мимолетное желание поддержать перед опасной дорогой мальчишку, который только недавно добыл свой первый трофей. Марал добрый, он поймет. Он должен понять!"
   Она нервно жевала губы, глядя на любимого, думая как убедить его, что это было случайностью: "Ай, нет, он расстроится, я же обещала ему, что буду сидеть дома! Еще скажет, пожалуй, что, я специально к Солонгою пошла! Да как же объяснить Маралу, что не к нему, что я вообще не знала, кто там будет! А когда увидела Соло среди них, мне просто стало жаль его! Нет, он скажет тогда, что я совсем завралась. Расстроится... Уйдет... Нет! Не уйдет, он же добрый, умный и меня любит. Марал мне поверит и все правильно поймет. Я же сама все рассказала! Ну же, дура, не медли, раскрой рот и все ему расскажи! И чем скорее, тем лучше!"
  - Я... Там... - Ди начала мямлить, так и не зная толком, с чего начать.
  - А хотя я что-то не помню, чтобы ты была с ним, когда я пришёл. Может, в кровати завалился? - юноша бесцеремонно принялся копаться в шкурах спального настила.
  - Что?! - природная страсть к аккуратности заставила её вспылить, - Я же только что свежие шкуры постелила! Ах ты! Ты! Вечно всё перевернёшь! - девушка бросилась спасать безнадёжно утерянный порядок, но наткнулась на мускулистые руки Марала, и завизжала:
  - Пусти, дурак! Тётя Руда сейчас придёт!
  - Ничего, разочек успеем, - хохоча, юноша повалил Ди на кровать и принялся ласкать. Вопрос о "беглом" кулоне так и остался без ответа.
  Да и как объяснить то, что она сама для себя не могла растолковать? Будто бес в неё какой-то вселился. Она с улыбкой посмотрела на обнажённое мускулистое тело Марала. Определённо, ей хорошо с ним, в его крепких объятиях она чувствует себя счастливой! Чего же ей тогда недостаёт? Солонгой, конечно, красивый мальчик, но она к нему не имеет никакого отношения! Кроме, разве что, раннего детства.
  В конце концов, они даже не виделись толком впоследствии. Она часами простаивала возле черты, делая вид, что следит за мячом. Марал весело махал ей рукой, и она улыбалась. Солонгой же вечно ходил хмурый, и всякое желание с ним говорить отпадало.
  А однажды в столовой, когда она села за один стол с ним, почти касаясь плечом, он и вовсе выскочил пулей из-за стола, опрокинув миску. Она тогда долго плакала и смотрелась в зеркало, не понимая, отчего вызывает такую реакцию.
  Одна радость в её жизни всё-таки была. Марал вырос и стал сильным и смелым охотником. Он ухаживал за ней, ходил по тоннелям, взявшись за руки, дарил подарки. И со временем Дицентра привыкла думать, что Марал и есть самый лучший в мире мужчина.
  Нет, она не собирается его бросать. Ди стольким обязана своему парню! Он был с ней всегда, когда ей было хорошо, и не бросал, когда случалось плохое. Даже их частые мелкие ссоры казались такими незначительными, что даже глупо о них вспоминать.
  Да, она любит Марала. Он хороший. Но что-то осталось невысказанным, чего-то ей недоставало. Возможно, по возвращении она получше поговорит с Солонгоем, и определит для себя, что же для неё значил этот поступок. И только тогда, когда для неё самой всё встанет на свои места, она сможет, наконец, всё доходчиво объяснить Маралу. Не может быть, чтобы он не понял. В конце концов, кто сказал, что не может быть просто дружбы между парнем и девушкой?
  Глупо, наверное, лежать после занятия любовью, обнимая любимого мужчину, а думать о ком-то постороннем. Она улыбнулась Маралу. Всё-таки он славный! Лежит, обнимает... Любит её за что-то...
  - Ты помнишь, как мы познакомились? - вдруг спросила она.
  - Да, кажется, я увидел тебя на кукольной постановке, там ещё твоя мама работала.
  Ди задумалась. Неужели он уже и не помнит? Или специально опустил этот момент? Как-то не клеится разговор.
  - Да, я помню... Я тебя тогда ещё ягодами угощал. Как раз из дома стащил, - Марал широко улыбнулся, - Я тебе сказал, что сам нашёл. А ты поверила...
  - И совсем-то я не поверила! Просто ты такой важный был, не хотела на тебя ругаться.
  - Ты ещё скажи, не понравились тебе ягоды.
  - Понравились, но сейчас не об этом! Вот помнишь, до театра? Я же сама тебя туда позвала! Неужели не помнишь?
  - Позвала? Ах да, кажется, на детской площадке. Я ещё тогда подумал: что девочка такая красивая делает на мальчишеской половине?
  - Да ты же опять врёшь! Ты даже и не думал, что я красивая! И мячиком, засранец, в меня бросил! Тогда ещё Солонгой его перехватил.
  - Как это не думал, что ты красивая? Всегда думал. И сейчас думаю.
  - Да разве же я красивая? - девушка, конечно, слегка кокетничала, но это ей очень шло.
  - А разве нет? - Марал с улыбкой заглянул в её глаза.
  - Я обычная!
  - Ты лучшая. Знаешь, почему я в Москву не пошёл?
  - Почему?
  - Да потому что во всём мире нет девушки прекрасней! Зачем убегать от идеала?
  - Вот опять же врёшь! - весело засмеялась она.
  - А вот и нет! - Марал принялся щекотать её.
  Дицентра оборонялась как могла, прижимая стройные ножки к телу, и была в этот момент чудо, как хороша! Марал снова потянулся за её поцелуями, но за дверью раздался чрезмерно громкий топот и как бы случайное покашливание.
  - Тётя Руда! Быстро слезай, кровать хотя бы надо поправить!
  - Входите уже, Рудбекия Карповна, мы уже одетые! - в весёлом запале крикнул он и добавил, натягивая лёгкую рубаху, - Ну, или почти одетые.
  Звонкий шлепок подзатыльника гулко отразился от стен. Всё-таки Марал очень хороший, хотя и оболтус. Но на подзатыльник вечно нарывается...
   
  
  
  Глава 3. Бобёр
  
  После долгого путешествия их многострадальные уши стали болеть со страшной силой от невообразимого грохота двигателей. Казалось, привыкнуть к такому шуму просто не было никакой возможности. Слишком долгое время охотники тренировали свои органы слуха, чтобы в лесу разбирать мельчайшие шорохи. Добыча всегда движется еле слышно, пытаясь ускользнуть от охотника. Если же, напротив, охотник слышит громкие шаги, причём не приглушённые дальним расстоянием, то ему уже даже бежать поздно. А тут непрерывные равномерные частые удары поршня, которые так терзают барабанные перепонки ребят.
  Несомненно, польза этого грохота тоже была. Ни одно животное сколь угодно большого размера не рисковало связываться с его источником. Зато возможность поохотиться тоже была упущена. А питаться только сушёным мясом и рыбой во время всего путешествия было невозможно, да и нежелательно пускать в ход неприкосновенный запас. Поэтому случайная остановка тихоходных дрезин к концу была осуществлена с явным облегчением для всех членов группы. Правда, это сулило им уже неминуемую необходимость перетаскивать дрезины на другие рельсы.
  Дело в том, что ранее для перехода между платформами использовался высокий пешеходный мост с множеством ступенек. Естественно, дожидаться приезда наших героев он не собирался, в связи с чем благополучно рухнул, и теперь лежал неподъёмными вросшими в землю руинами. Тащить дрезины целиком было невозможно, разбирать хлопотно и долго. Однако обойтись без этого было нельзя. А потому двигатели пришлось приглушить и размять затёкшие руки и ноги.
   - Эй, Солонгой, ты какого подземника самый чёрный? В копатели, что ли, нанялся? - громогласно заржал Крокус, единственный чистокровный военный в группе. Третий десяток ему пошёл - средний возраст по меркам племени, а на деле же всего лишь ещё один не выросший из подросткового максимализма молодой человек. Группа дружно подхватила смех. Солонгой действительно был измазан в саже больше остальных. Всё то время, что они ехали, он старался держаться подальше от всех, едва не балансируя на грани каркасной платформы, и находился в самом дыму.
  Смеяться так громко было с их стороны неосмотрительно, однако наступившая впервые с момента отправления тишина давила на уши, и все старательно пытались немного погасить звенящую пустоту. Юноша тоже изобразил на лице улыбку. К смеху над собой он привык, но сейчас это были скорее дружеские подколки. Для разрядки обстановки, и чтобы не было давящей после глушения двигателя тишины. Поэтому он не знал точно, как следует реагировать, и был смущён.
  - Однако спина-то моя уж почище твоей рожи будет, - парировал он наконец с улыбкой. Ответ вышел несколько запоздалым, но пришёлся в тему. Действительно, спина была самой чистой частью его тела.
  - И то верно, - медленно, задумчиво принялся рассуждать Крокус, - Ладно, навались!
  Однако тащить дрезины даже со сброшенным грузом оказалось тяжеловато. И в связи с этим пришлось засучить рукава и заняться кропотливой работой. Прошло не очень много времени, пока вновь собранные дрезины за вычетом непонятного свойства лишних запчастей оказались на свободных рельсах. А меж тем вечерело.
  - Ладно, ехать дальше прямо сейчас не очень удобно. Пойдём, осмотримся, где мы вообще есть. Вон у той стены разобьём лагерь. А заодно сделаем то, чему учились всю жизнь: добудем мясца. А то на одних корешках и листочках мы долго не протянем, - стараясь говорить как можно более важно, Крокус демонстративно сорвал, быстро очистил от чешуек и забросил в рот съедобный мягкий молодой побег небольшой сосёнки.
  - Крокус, а мы с такими частыми остановками скоро до Москвы доедем? - жалобно протянул Калан.
  - Ну, раньше вроде как минут так за пять доезжало, - ответил за старшину Енот.
  - Отставить прогон дезинформации! - Крокус даже присвистнул от такого вопиющего перевирания фактов, - раньше около пары часов хватало, чтобы доехать до Москвы нормально. С нашими нынешними возможностями даже и пытаться не стоит повторять подвиги предков. Да и на дороге этой чёрт знает что может быть.
  - И что же нам теперь, каждые пять минут останавливаться? - заныл Енот.
  - Да разве нас кто-то торопит? - осведомился Вереск.
  - Да, действительно, скорость выполнения задания лежит полностью на нашей совести. Но сачковать я вам не позволю, и не надейтесь!
  - И перекусить никогда не будет лишним, - весомо вставил Бобёр, - А то ещё, не дай Предки, отощаем в дороге.
  Шутя и подтрунивая друг над другом, а особенно над вечно голодным Бобром, ребята принялись устраивать временный лагерь для привала. Разбивая лагерь у стены с барельефом, ребята обретали защиту сразу с двух сторон. С одной стороны, сама стена неплохо скрывала временный лагерь, а рядом с ней и развалины железнодорожного вокзала, с обвалившейся от времени в самом центре крышей. На остатках этой крыши были довольно симпатичные, странноватого вида часы без стрелок, со всего четырьмя римскими цифрами и несколькими трёхмерными изображениями в античном стиле. Очень хорошо сохранились обе платформы вокзала, и расположение на одной из них давало защиту со второй стороны. Получалось что-то вроде рва, который не каждая тварь преодолеет. Да и в целом руины тех или иных зданий, покрытые чахлой травкой, могли служить укрытием в случае опасности.
  От некогда солидного здания вокзала осталась только половина стены с прилегающим углом, на возвышении которого красовался внушительный покорёженный металлический барельеф с не вполне понятным изображением. На нём красовалось множество зданий, известных по древним книгам как московские архитектурные шедевры: хорошо известная даже ребятам Останкинская башня, Кремль, какой-то театр с масками и странная надпись сверху: "Москва - столица". Как будто кто-то хотел запутать отряд, и создать иллюзию, что долгожданный город уже здесь. Совершенно непонятно, кому, когда и зачем могло понадобиться размещать подобное украшение именно тут. Однако этот путь был когда-то самым быстрым способом доехать до Москвы, и возможно, потому упоминание о первопрестольной имело право на существование на одном из наиболее значимых вокзалов узловой станции.
  К моменту, когда лагерь был полностью обустроен, ребята уже с нетерпением ждали охоты. Конечно же, им, привыкшим сидеть всю жизнь под землёй в унылом единообразии подземки, хотелось размять ноги и осмотреть хотя бы малую часть наземного мира, такого опасного, но от того не менее притягательного. Может, когда-то леса в разных местах и были похожи, но теперь, стоило отъехать на сравнительно небольшое расстояние, всё моментально преображалось. Тут, в сравнении с их домом, и деревья были темнее, и трава жёстче, и кусты ярче.
  - И правда, дрянь редкостная эти корешки, - протянул тучный Бобёр, обгрызая выдернутый из-под ног корешок прямо с землёй.
  - Фу, Бобёр, у тебя в желудке солитёр, что ли, завёлся, - брезгливо поморщился Крокус.
  - А вон то деревце наводит на мысли, - продолжал толстяк невозмутимо, не обращая внимания на старшину, - Уж что-что, а "пьяную" берёзу я всегда определю.
  Это дерево было прямо-таки символом наступающего лета. Если весной сок истекал из стволов берёзы, то к лету он застаивался и закисал. В результате он немного пенился и имел приторно-кислый запах, а эффект... Опьянение, как и похмелье, наступало самое сильное, и ни одна брага в посёлке не могла превзойти действие берёзового сока. А Бобёр был известным любителем выпить.
   - Никаких пьянок в походе! Заступаешь на дежурство первым. Учую перегар - сам уши оторву. Сейчас быстренько прочешем местность на предмет полезных арт... атр... - Крокус комично поморщился, пытаясь "нащупать на языке" очень ему понравившееся, но отчего-то неподдающееся слово, - артефактов! Потом ужин и отбой.
  - Может, хотя бы автоматы с собой возьмём? Всё-таки оружие Предков! - Вереск смотрел благоговейно на покрытые густым слоем смазки стволы.
  - Да нет, не стоит. Копья нам привычнее и надёжнее. Лучше свалим всё в кучу, пускай Бобёр охраняет. А мы пока прошвырнёмся по округе, - деловито рассудил Крокус.
  - Тогда, может, карту возьмём?
  - Так зачем её брать? Местность уже изменилась, посреди дороги деревья выше крыши, а рельсы нас пока мало интересуют. Так что, Бобёр, карту тоже на твоей совести оставим. Охраняй как зеницу ока! И не балуй.
  - Думаешь, найдём в городе что-нибудь путное?
  - Вообще, сомневаюсь, но чем Предки не шутят.
  Действительно, среди покрытых многолетним лиственным перегноем да серым мхом руин города можно было найти кучу интересного и непонятного, но совершенно для ребят бесполезного. Железнодорожные пути в городе, ранее известном как Куровское, изобиловали обшарпанными, некогда зелёными и красными остовами электропоездов, похожих на гигантских гусениц. Именно за таковых чуть было не приняли их ребята ещё тогда, когда встречали во время пути. Но тогда останавливаться и осматривать их было бы бессмысленно.
  - Подумать только, - замечтался Вереск, - когда-то эти стальные монстры ползали по тем самым рельсам, по которым едем мы, и люди добровольно забирались к ним в нутро!
  - Да! Я тож... - начал было Калан, но замолчал, так как одновременно с ним пробасил куда более громким голосом Крокус:
  - Ага. Забирались и ехали в считанные часы или даже минуты до нужной остановки. А мы ползём как черепахи, громыхая и чадя на всю округу. Скользили себе рожками по проводам и уж точно так не шумели. А были не в пример больше наших дрезин.
  - А ещё каждую остановку сверху на них обрушивался громкий женский голос, вещавший истину об остановках, мол, сейчас станция такая-то, берегитесь хищных дверей, а то следующую станцию такую-то можете не увидеть, - поведал Горностай, - мне дедушка рассказывал на ночь. Я прямо-таки видел эти страшные зубастые двери в кошмарах... а они совсем не такие, оказывается! Кстати, Калан, а ты что-то хотел сказать?
  - А... эм... Забыл. Пойдём, посмотрим?
  Ради интереса ближайший из поездов решили изучить детальнее. Соло всё время опасался, что внутри за закрытыми дверями они увидят останки легендарных пращуров, что застали войну прямо в пути. Жутковатым казалось это зрелище: пожелтевшие кости, цепляющиеся за жизнь в последней надежде, истлевшие лоскуты ткани, в которых нельзя узнать прежнюю одежду... В городе подобное зрелище им бы не грозило, так как все кости были давным-давно растасканы дикими зверьми.
  Но, к облегчению ребят, не без труда раздвинувших двери, внутри никого и ничего не было. Ни людей, ни зверей, ни их останков. Сначала разведчики даже хотели стащить из вагона хотя бы сидения, но поролоновая подкладка обивки за столько лет пришла в негодность, да и оторвать сидение одними лишь подручными средствами было невозможно. В конечном итоге, не в силах бороться с искушением, ребята просто решили вырезать по клочку выгоревшей на солнце обивки - на память.
  - Интересно, почему так высоко сделали пороги? - Калан, только что весьма неудачно спрыгнувший на землю из вагона, потирал ушибленный бок.
  - А ты ещё не понял? - Горностай ловко приземлился на гравий и ткнул пальцем в направлении платформы, - На ней-то как раз слезать будет очень удобно. Просто сейчас электри... пири... короче, поезд стоит в другом месте.
  - Ох... Лучше бы он нас ждал у платформы. Целее были бы.
  - Рядовой Калан, отставить нытьё! Теперь самое время исследовать остальную часть города.
  И они отправились по главной, относительно сохранившейся в целости дороге. Была она самая большая и широкая, и здания вдоль неё были наиболее крупные. На некоторых домах можно было различить надпись рядом с различными цифрами: "ул. Вокзальная".
  - Судя по всему, это главная улица города. Тут должно быть больше всего магазинов, а значит, больше всего интересного, - мечтательно протянул Вереск.
  - Ну, я всё же склоняюсь к мнению, что... - начал было Калан.
  - Да, давайте поскорее всё разведаем - оживился Горностай, - А что ты хотел сказать, Калан?
  - Я?! А, ну да. Я хотел сказать, что...
  - Ух ты, смотри, какая большая штука! - Барсук радостно тыкал пальцем в сторону рекламного щита, на котором с трудом можно было разобрать красочное описание преимуществ займов какого-то банка.
  - Я просто хотел сказать, - закипал Калан, - Что...
  - Да, это называется "билборд", большая красочная картинка с короткой надписью, рассказывающая о каком-нибудь товаре, чтобы едущие на машинах предки могли их разглядеть и даже успеть прочитать при желании.
  Калан обиженно шмыгнул носом и предпочёл промолчать. А ведь фраза его, против обыкновения, должна была быть на редкость умной и красивой. Совсем как в полезных книгах древности. Но пришлось, как всегда, перетерпеть обиду и отправиться далее в поисках всего интересного, что могло ожидать их в этом городе.
  Среди всего этого интересного была, в частности, истлевшая одежда, которую уже не сможет реабилитировать ни один портной, и куча просроченных таблеток, самым дельным среди которых был активированный уголь. Доктор от военных уверял, что только уголь и сможет быть годным к употреблению вечно. В остальном же стоит полагаться только на корешки и снадобья, да молитвы и заклинания, которые практиковал шаман племени. Что характерно, только за умение спасать наложением рук и за действенные обряды его и терпели вояки.
  Больше всего охотников привлекли брошенные магазины, там они находили и древние деньги, и кучу бутылок - к сожалению, пустых, и тысячу раз просроченные продукты. Все найденные книги рассыпались в прах при прикосновении, древняя одежда в прилегавшем некогда к вокзалу крытом рынке давным-давно пришла в негодность. Предметы техники, даже будучи исправными, в походе оказались бы непригодны, и потому не представляли ценности.
  - Кстати, а где... - начал Калан, но его снова перебили.
  - Тсс.. Тихо! Смотри, еда.
  Медленно через улицу кралась, озираясь, подслеповатая мышь. Копьё Горностая описало изящную дугу и пригвоздило животное к земле. Немного усидчивости и терпения, и с большим трудом пойманные тушки крыс висели у всех на боку. Правда, выглядели они какими-то тощими и жилистыми, и длиной были не больше полуметра, считая без хвоста. Казалось, ничего полезного тут найти просто невозможно.
  Но больше всего воображение ребят поразил памятник на одной из улиц недалеко от главной. Буквы на постаменте заросли мхом и были нечитаемы, однако сам каменный человек огромного роста в плаще и каске, с древним, совершенно не похожим на автоматы Калашникова, оружием в руках, гордо смотрел прямо на раскидистую каракатицу какого-то неизвестного дерева. С обеих сторон его окружали постаменты с выгравированными именами.
  - С кем боролся когда-то старинным оружием этот могучий воин? С мутантами? Или людей и вправду раньше было так много, что они должны были убивать друг друга за право жить под солнцем? - не заметил, как произнёс вслух свои слова Солонгой.
  - Меня больше интересует, правда ли все люди раньше были вот такие огромные? - полюбопытствовал Вереск.
  Соло, поняв, что опять говорит мысли вслух, смутился и прикусил язык.
  - Да. Только вот что странно: как его оружие стреляло, если ствол изогнут?
  - Вер, да брось ты придираться. Может, просто враги ему ствол погнули?
  - Горн, не говори чепухи! Это же статуя. А значит, его создал скульптор. И значит, именно он мог сделать что-то неудачно, отчего ствол изогнулся.
  - А по мне, так этот человек был когда-то живым, и когда у него кончились патроны, стал бить мутантов прямо стволом, как копьём, вот оружие и погнулось! - осклабился Барсук.
  - Вот ты ляпнешь вечно, хоть стой, хоть падай. Где это видано, чтобы живой человек в камень превращался?
  - А зачем обязательно живой? Ведь старые кости каменеют от времени. Иногда и не только кости.
  - Меня интересует, откуда такие путанные и бредовые мысли в твоей голове? Книг надо больше читать, тогда, глядишь, меньше ерунды в словах будет!
  - А меня больше всего интересует вон тот мост! - обрадовался возможности грамотно встрять Калан.
  - Мост... Да, мост - это хорошо. Это полезно. Если он есть, значит, под ним должна быть и река, - деловито рассудил Крокус, - Может, воды посвежее наберём, да помоемся, наконец-то.
  Но уже скоро он осознал, что серьёзно поторопился. Никакой реки ни под мостом, ни за ним, ни даже около него не оказалось. Несомненно, она тут когда-то была, и русло даже сохранилось, но под полуразрушенной аркой моста не было ни малейших признаков живительной влаги. Повсюду русло покрывала лишь ссохшаяся, закаменевшая давным-давно тина. Былое наличие тут воды подтверждали и несколько разноцветных поплавков с обрезанными лесками, что висели на проводах линий электропередач прямо над руслом. Похоже, когда-то не одно поколение не очень внимательных рыбаков пыталось закидывать тут удочку.
  Разочарованно ребята развернулись обратно. Почти вплотную к мосту прилегал двухэтажный магазин. Именно туда-то и решили направиться охотники. Практически весь верхний этаж был занят рассыпающейся в руках одеждой, совершенно бесполезной. Первый этаж содержал кучу безделушек, которые, конечно, могли бы быть полезными, если бы ребята собирались в скором времени отправиться домой. Однако впереди их ждала неизвестность, и набивать карманы мелочами не хотелось.
  Между магазином и мостом располагалась группа строений за общим забором. Интересовала она их уже давно, главным образом огромной кирпичной трубой, рассыпавшейся наполовину по вертикали, но так и не потерявшей своей высоты. Гордо стояла эта труба, спустя многие, многие годы, ощетинившись кривыми зубами торчавших кирпичей, не желая сдаваться и подчиняться ветрам и эрозиям. Она стояла и ждала. Ждала своих людей, своих работяг, которые снова заставят дым выходить из её жерла, коптить небо с великой целью прогресса. Она, да ещё одно здание с загадочными цифрами "1929" были единственными высотными рукотворными образованиями. Все же прочие дома, изначально куда меньшие, отчего-то не смогли толком сохраниться.
  Священный счётчик Гейгера при приближении местами настораживающе потрескивал. Пика же своей активности он достиг, когда ребята поднесли его к водоёму поразительно правильной круглой формы. Нельзя было точно сказать, каким таким неведомым образом оказалось это озерцо посреди такого безумного хаоса. Испить водички из него как-то совсем не хотелось. Хорошо ещё, что запас оной был предостаточный: Вереск тащил на себе несколько штук стеклянных бутылок. Пластик от времени только портил воду, а стекло можно было использовать веками.
  - Ребята, смотрите, тут ход куда-то вниз идёт, - разглядел среди руин одного из зданий Горностай.
  - Круто. Чем-то похоже на наш дом, вы не считаете? - у Вереска глаза загорелись ярким огнём познания.
  - Ну, в обще, дверь совсем как наша, сам не раз стоял в наряде возле такой, - задумчиво хмыкнул Крокус.
  - Так чего же мы стоим! Быть может, там тоже кто-то живёт! - и, не спросив, он бросился её открывать под неодобрительным оком старшины.
  На ступеньках, ведущих к огромной металлической двери с круглым маховиком, не было ни следа пыли, мха и травы. Причём выглядело это именно так, будто кто-то скрупулёзно соблюдал их чистоту. И действительно, с виду такая надёжная сталь жутко напоминала вход в убежище племени. Только выглядела она более ржавой. Но в то же время, всюду вокруг неё чувствовались порядок и чистота.
  Поплевав на ладони, близнецы, как это умели только они, абсолютно синхронно принялись было вращать колесо, отпирающее дверь. Впрочем, усилие не требовалось. Дверь вообще была лишена возможности запираться, и только большой вес и ржавые петли мешали ей болтаться по ветру. Поэтому от малейшего усилия братьев она легко растворилась, пропуская гостей внутрь.
  Сразу за дверью царила полутьма. Лампочки на стенах, предполагающие повышенную долговечность, отсутствовали, и пришлось воспользоваться ценными химическими шашками для освещения. Факел моментально выхватил из темноты кучу беспорядочно валяющихся скелетов, как человеческих, одетых в лохмотья, так и звериных, с непропорционально развитыми конечностями. Более всего звериные черепа напоминали остовы собачьих морд.
  Местный источник света всё же обнаружился чуть позднее, одновременно с неясным звуком голоса, отражающегося от бетонных стен. И голос, и свет находились прямиком за кажущейся непреодолимой баррикадой. Заслон этот сплошь состоял из досок и деревянных балок, с заточенными гнутыми арматурами, торчащими, где придётся, из заслона. Решётка скрывала единственное окно. А за ним маячил движущийся силуэт, обладатель которого и был источником звука. Разобрать же, что он бормочет, не представлялось возможным, но тембр голоса рисовал воображению дряхлого старика.
  - Есть кто живой? Здравствуйте!
  Однако, вопреки здравому смыслу, бормочущий не обрадовался случайной помощи. Мгновенно бормотание прекратилось, и старик высунул своё скрытое противогазом без какого-либо признака фильтра лицо в проём окна, крикнул: "Убирайтесь, я вас не звал!" и сел обратно. Бормотание возобновилось.
  - Однако, - Крокус озадаченно переглянулся со своим отрядом, но взял себя в руки и продолжил громче: Мы пришли к вам с миром!
  - Убирайтесь, подлые глюки! Все мои галюны на месте, - выставил в окно жуткого вида огромный арбалет старик.
  Ложе этого орудия, казалось, состояло из позвоночника огромного животного, а плечи спускового механизма были сделаны из рёбер. И, похоже, рёбер человека. А самый конец ложи украшал маленький, возможно, кошачий, череп. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что украшением был не только череп, но и все прочие костяные элементы, мастерски пристроенные к настоящему арбалету. Непонятно, зачем требовалось так утяжелять оружие. Для устрашения? Но не похоже, чтобы город кишел людьми. А звери вряд ли испугались бы этой бутафории. А вот сам по себе арбалет был весьма мощным и прочным, и враз пресекал всякое желание вступать в споры с говорящим.
  - Вон папка мой, я сам видел, как он умер, когда тащил этот чёртов холодильник, - старик кивнул на стоящий за его спиной работающий холодильный агрегат с разнообразными бутылками и тарелками. Так и сидит в холодильнике, трясётся и всю воблу, гад, пожрал! - тут старик с не свойственной дряхлому телу силой принялся стучать ногой по стенке железного гиганта в такт словам.
  - А собственно, почему вобла, почему вобла? Нееет, не было воблы, были шарики, как для тенниса, только мясные такие шарики... О чём это я? А вон мамка сидит в кресле, вяжет мне свитер на зиму. Вот этот вот свитер, - кивнул он на частично распущенный детский свитер, что валялся на сломанном пластиковом табурете, некогда бывшим стулом со спинкой.
  - А таких глюков я не знаю! Кыш!
  Друзья переглянулись многозначительно. Всем было невероятно жутко на душе от бессвязного бреда этого сумасшедшего. Все уже было начали тихонько пятиться назад, когда любопытный Вереск взял да и ляпнул, видимо, со страху:
  - А взрослых дома нет?
  - Нет! Неееет! Никого дома нет! - заорал дед, бросил арбалет в стену, сел прямо на пол и схватился за голову, а затем начал биться ею о колени.
  - И давно никого нет? - упавшим голосом продолжил Вереск.
  - Давно! Папа ушёл за холодильником, а мама вязала свитер. А потом собаки... Вы любите собак? А я ненавижу их! Эти мерзкие твари унесли всех моих друзей! И папу! А мама защищала меня с автоматом в руках! Она так и не довязала свитер! Мама, не отвлекайся... Это я не тебе. Чего вы хотите, глюки? Что сделать, чтобы вы оставили меня в покое, наконец?! - бешено заорал старик.
  От испуга Калан выронил бутылки с водой.
  - Да нам бы того... Водички испить, - мрачно глядя на вытекающую из разбитых сосудов ценную влагу, процедил Солонгой.
  Старик мелко, противно захихикал.
  - Так сверху цельная бадья, хочешь, мойся, хочешь, пей, хочешь, все шары залей. Вы же глюки, вам-то что на Того-Кто-Живёт-В-Пруду.
  - Вы боитесь отражения? - Енот очень любил сказку про крошку-енота и Того-Кто-Живёт-В-Пруду. Естественно, за название. Да и оказавшееся на деле всего лишь отражением чудище, как оказалось, будет улыбаться тебе в ответ, если ты ему улыбнёшься тоже.
  - Отражение? Нет отражения. Есть Тот-Кто-Живёт-В-Пруду, - голос старика стал твёрже, громче и властней. Казалось, он хочет запугать своих слушателе:
  - Ну а если вы гулять любите, так ниже по руслу речки есть церквушка. От неё на запад - увидите водоочистные сооружения. Я всегда там воду брал, когда папа в холодильнике всю выпивал. Естественно, он выпивал, я бы помнил, если это был я! Я так быстро пить не умею. И не вздумайте мне показываться у водоёма в следующий раз! Не посмотрю, что глюки, расстреляю к чёртовой матери!
  - С паршивой овцы хоть шерсти клок, - выдохнул уже наверху Крокус, - Пойдём за водой, что ли. Спасибо, блин, Вереск, за дополнительные хлопоты. Только бутылок по дороге прихватим целых.
  Идти по высохшей тине было довольно удобно. Никаких мерзких тварей не было видно, а развлекались ребята игрой в травы. Очень простая игра: первый называет какое-нибудь полезное растение, второй на последнюю букву этого слова другое растение. И так, пока кто-нибудь не найдёт, что ответить. В этом случае проигравший выбывает, и игра продолжается без его участия. Первый же проигравший должен был нести амуницию всех участников до самого водоёма. А затем стали играть, естественно, на очередь несения караула в лагере. И конечно же, первым вылетел из состязания Солонгой. Следом за ним один за другим ребята не могли назвать слово, и становились в очередь дежурства у костра. Потом играть стало неинтересно, а интересно слушать матерящегося Солонгоя, которого уже навьючили сверх меры. Что-что, а сквернословить он умел самозабвенно, в три, четыре и даже пять этажей, когда вдохновение было.
  - Солонгой, брось нам тут нецензурщину гнать! Уши уже вянут! - Скрипнул зубами Крокус, - лучше расскажи-ка нам, друг любезный, какого чёрта у вас там с Нетопырем произошло?
  Солонгой деланно похлопал глазами, мол, я тут ни причём. Но под пристальным взором старшины неохотно брякнул:
  - Да тёрки у нас с ним возникли. Ну, знаете, кто прав, кто виноват, кто сильнее, и кто в связи с этим в глаз получит.
  - И как? Сильно он отхватил? - оживился Цай-Ланза, любитель силовых приёмов.
  - Ну как сильно. Я его и не тронул толком, - начал было Солонгой, чувствуя себя непривычно. Впервые, возможно, его слушали с таким интересом. Хотелось украсить события по максимуму, так, будто он и не Солонгой вовсе, а легендарный герой из сказок, слава которого бежит вперёд поступков.
  - Ой, да если бы не трогал, он бы не заныл, - хитро прищурился Цай.
  - Ну... двинул ему пару раз, он в ответ. Ну так, дрались, дрались, а потом я как из последних сил...
  - Сол, - громко засмеялся Горностай, - Так я ж вашу драку видел, мешать не хотел. Ну ты, брат и заливать.
  Солонгой насупился и уже стал подбирать слова для оправдания, когда ощутил на плече руку Цай-Ланзы. Тот покровительственно улыбнулся пареньку и произнёс:
  - Да ладно тебе, Нетопырь парень, в общем, неплохой...
  Тут все хором закончили:
  - Только ссытся и глухой!
  Действительно, зря Солонгой так переживал. По большому-то счёту, никто никогда толком не любил Нетопыря. Уж слишком тот был заносчив и груб, и никогда не упускал возможности доказать своё мнимое превосходство, пряча за бахвальством непроходимую трусость.
  Так, за разговором, уже был пройден железнодорожный мост, а затем и два автомобильных, и ноги уже немного гудели у всех членов вылазки. Воистину, было глупостью полагаться на слова выжившего из ума деда, к тому же расстояние никто, естественно, не уточнил. Однако вскоре друзья увидели огромный православный крест, а затем и колокольню, на которой он был установлен. Её украшали самые разные колокола, от гигантского двухметрового, до совсем декоративных. Так же группу строений вокруг венчали несколько крестов поменьше на соответственных куполах. Не в силах побороть искушение, друзья решили заглянуть в собор. Ведь запретное всегда манит пуще мёда, а стараниями жреца православная вера искоренялась в племени нещадно. Взгляду их предстала полутьма, и резко выделяющиеся на иконах и расписных стенах лики святых, различимые даже сквозь слой пыли. От этого вида стало им несколько жутковато, и заходить внутрь не решились, сославшись на близость водоёма.
  Проделав путь строго на запад по компасу, как и говорил безумец, друзья, наконец, увидели поглощённое ржавчиной величественное сооружение, когда-то имевшее цель очищать воду. Действительно, сразу за ним было раздолье для ребят, желающих искупаться и наполнить водой бутылки. Счётчик Гейгера любезно разрешил им сделать и то, и другое. Вода была чиста от радиации.
  Плавать в племени научиться было негде, но ребята по очереди пробовали двигаться в воде заученными на земле движениями. Не зря они проходили ускоренные курсы перед походом. Что-то получалось, что-то нет, но в любом случае, вода приятно холодила жаркие от толстых одежд тела и остужала уставшие мышцы. В племени не было возможности искупаться вот так, без лимита воды, вдоволь поплавать. Для них это было поистине море, где ценной пресной воды было намного больше, чем им могло когда-либо понадобиться.
  А затем они обсыхали у самой кромки воды под тёплым солнышком, довольно быстро, продолжая игру в травы, уже лениво, не особо следя за повторами. И только необходимость возвращаться не давала им возможности расслабляться надолго. Сложная миссия, казалось, приобретала статус лёгкого отдыха в начале лета, совсем как когда-то у предков.
  Назад шли уже по звериной тропе, возникшей когда-то на месте заброшенной человеческой дороги. Идя по дороге обратно, Сол ворчал, что его лучшего друга бросили совсем одного, и он, бедный, без них там с ума сходит уже. Не знает, мол, он, что делать, не дай Предки, вдогонку бросится и сгинет. Вообще это был поистине небывалый поток речи от обычно немногословного юноши. То ли ему правда было так жаль друга, то ли просто хотелось хоть как-то пристыдить навьючивших его по дороге к водопою соплеменников. А тем временем тропа сменилась состоящей из разбитого асфальта и дерновины дорогой.
  Войдя в город, все дружно решили сократить немного дорогу и пройти несколько иначе, чем шли до этого. Уже приближаясь к вокзалу, отряд набрёл на любопытное комплексное строение, при ближайшем рассмотрении оказавшееся хлебозаводом. Конечно, даже думать о том, чтобы найти целые нетронутые запасы, было бы весьма неосмотрительно и глупо. Однако было тут и чем полюбоваться. Прямо за упавшими выдвижными воротами обнаружился фургон для перевозки хлебных изделий. Состояние его было весьма плачевным: Полное отсутствие всяких признаков шин, продырявленный в тысяче местах мелкими и очень острыми коготками кузов, пожёванные сиденья. Всё это не вызывало ни малейшего желания к дальнейшему осмотру.
  Однако на выходе их поджидало странное, пугающее зрелище. Странное животное на трёх лапах тоскливо смотрело на ребят. Одна из лап пса почти полностью отсутствовала, и на её месте был лишь толстый уродливый обрубок, мясистая культя, причём давно заросшая шерстью. Думать, при каких обстоятельствах она была потеряна, никому не хотелось. Однако было понятно, что успело пройти изрядное количество времени, достаточное для того, чтобы собака довольно ловко научилась передвигаться на трёх оставшихся лапах. Коричневая его шерсть с чёрными подпалинами сбилась клоками и была усеяна репьями.
  - Ну! Пошёл! - сделал ложный выпад Вереск.
  Пёс чуть отступил назад и чуть склонил голову. Неспешно из-за угла, видимо, привлечённые криком, вышли ещё несколько собак. Самые разномастные, ещё в довоенные времена столь различные, выведенные человеком или случайно скрестившиеся дворовые и породистые животные теперь и вовсе были неузнаваемы. Природа здорово поиграла с их гибкими генотипами; меж тем, узнать в них виденных по картинкам собак всё же было сложно, но возможно.
  Некоторое время люди и звери смотрели друг на друга, не решаясь ни уйти, ни напасть. Внезапно жирная крыса попыталась прошмыгнуть за спинами ребят, но это не осталось незамеченным для своры. С дружным лаем они бросились догонять её, совсем позабыв о людях. Ребята облегчённо вздохнули и продолжили путь. Чрезвычайно поразили их обнаруженные в депо и на запасных путях сравнительно целые электропоезда.
  Ребята вернулись к вокзалу немного уставшие, но довольные. Как и подобает командующему, первым шёл Крокус. Едва он приблизился к лагерю, как в сердцах присвистнул и вполголоса выругался. Неутомимый Бобёр, гений пофигизма, соизволил произвести на свет нерушимую паутину вокруг берёзы, за которую не смогла бы пройти ни одна собака. Материалом послужили валяющиеся на путях провода, и явно, с его точки зрения, ненужные детали поездов.
  Сам же создатель строго спланированного действа, предварительно сняв с себя всё тяжёлое снаряжение и укрывшись курткой с наклёпанными защитными металлическими пластинами, беспробудно дрых за этой оградой под "пьяной" берёзой. Но не просто дрых, а пристроил полую трубочку какой-то травки одним концом под струю берёзового сока, текущую из разреза на стволе, а другим исчезающую в недрах его горла, обеспечивая ему непрерывную подачу жгучих капель прямо в глотку. При всём этом он умудрялся блаженно улыбаться и слегка похрапывать, сглатывая брагу на вдохе.
  - Ах, ты ж, долбанный карась! За него тут друг переживает, а эта скотина дрыхнет! Подъём! Подъём, мать твою! - Крокус с явным удовольствием подпнул рыхлый бок Бобра, - Вставай, бить буду! Подземник выполз! Ра-ди-ация!
  От имени Незримой Смерти все вздрогнули, кроме мирно посапывающего Бобра. Он лишь выронил изо рта трубочку, да и то скорее от ударов, недовольно причмокнул и закатился уже полноценным, виртуозным храпом.
  - Бесполезно, старшина, - встрял Енот, - Мы с Барсуком его как-то вдвоём пьяного из леса тащили. До последнего его уговаривали не пить, так всё равно надрался и спал. Он в какой-то момент даже дышать перестал. А как принесли на базу, так сам прочухался, на ноги встал и до койки своей дошёл.
  - Да, а потом встал и ещё полкрыла по всем стенкам разогнал - Подземников гонял, видимо, - наставительно закивал Барсук, - давай его хоть на лежак к нам оттащим, да руки свяжем.
  - Да что этого борова таскать. Раз хочет спать на сырой земле, пусть спит. Как проснётся, заставим с похмелья весь груз обратно на дрезины таскать.
  Все дружно согласились, что более суровой мести найти невозможно.
  
  * * *
  
  - Гражданка Дицентра?
  Ди, подметавшая пол коммунального отсека гражданских тоннелей, распрямилась и сдула локон, упавший на лицо.
  - Да, это я, а что?.. - растерянно сказала она.
  - Пройдёмте. Вас ждут в штабе, - молоденький солдатик-курьер вытянулся в струнку, слегка краснея. Всего секунду назад он, тихо войдя, любовался на изящно выставленную нижнюю половину туловища девушки.
  - А в чём, собственно, дело? - Марал проснулся и недоумённо приподнялся на кровати.
  - Честно говоря, не знаю точно... что-то по поводу сегодняшних проводов, - замялся посыльный, нарушая напускной строго-официальный тон образа военнослужащего. Видимо, он совсем недавно примерил погоны.
  От этих слов Дицентру едва заметно передёрнуло. "Ну почему же всё так не во время? Почему курьер пришёл именно сейчас? И почему Марал всё это услышал? Да и вообще, что именно так может заинтересовать вождя? Как же я всё это объясню Маралу?.. А ведь он теперь будет требовать объяснений. Что же ему сказать, да и как это сделать, чтобы не сильно его задеть..." Из этого потока мыслей её вывел заинтересованный и слегка напряжённый взгляд возлюбленного, который она поймала, когда начала собираться.
  - Милый, я тебе всё объясню, - выпалила Ди, лихорадочно соображая на ходу, - только вернусь от вождя. Нельзя заставлять его ждать.
  - Ди-цент-ра? - чётко, по слогам проговорив имя возлюбленной, Марал поднял бровь.
  От требовательных ноток в его голосе Дицентра замерла и закусила губку. Когда он говорит её имя вот так, значит, её ожидает долгий и, наверняка, неприятный разговор с каверзными вопросами. И самое обидное состояло в том, что сейчас-то как раз у него на подобный разговор были все основания. Наверное, стоило проследовать за курьером молча, будто всё так и должно было быть. Сама же себя подставила этой ненужной суетой! Теперь же го взгляд просто излучал любопытство, неудовлетворение которого грозило большим скандалом.
  - Милый, не волнуйся. Ничего, что бы заслуживало твоего внимания, - выпалила она как можно более спокойным равнодушным тоном.
  - Я, конечно, высоко ценю твоё мнение обо мне, но то, что заслуживает внимание самого вождя, не может быть недостойным и моего внимания.
  - Дорого-ой, - протянула Ди самым жалобным голоском, на какой вообще была способна, - Пожалуйста, не ставь меня в неловкое положение, я вернусь и честно-честно всё-всё сама расскажу тебе.
  - У меня другая идея. Я провожу тебя, расскажешь по дороге. Мне польстит то, что ты решила мне рассказать всё ещё до того, как изложишь вождю, - в голосе Марала сквозил упрёк.
  - Ну... - ей не хотелось бы объясняться прямо сейчас, но как назло, ни один разумный аргумент в пользу того, чтобы он придержал своё любопытство до её возвращения, ни приходил в её бедную голову, - Ладно. Пойдём.
  Всю дорогу Дицентра прятала взгляд от Марала, стараясь идти от него чуть поодаль. Вынести его испытующий взгляд, казалось, было невозможно. Она долго собиралась с мыслями, не решаясь, с чего начать разговор. Всё это так не вовремя! Надо отдать должное её жениху, он даже не попытался подстегнуть её к началу разговора. Только хмурился всё больше и больше.
  Они прошли уже полдороги, но она по-прежнему молчала. Понимая, что дальше затягивать разговор не имеет смысла, Ди решила начать издалека.
  - Помнишь, дорогой, я вспоминала про те случаи из детства? Ты меня тогда ещё перебил.
  - Ну. Помню.
  Отрывистые фразы и ни малейшей попытки обратиться к ней по имени или ласкательными словами. И сам весь как стянутая пружина. Дицентра понимала, что любое неосторожное слово может сейчас стать искрой для пороховой бочки, но связанные мысли не задерживались в её голове надолго. "Дура, дура, не сказала вовремя, а теперь обидела, быть может, самого лучшего, самого достойного человечка во всём мире! И За что? И ради чего? Кабы я это знала..."
  - Он... понимаешь, он меня от позора тогда спас. Мяч очень сильно летел. Да ещё и я зря к вам подошла. А вы его потом за меня ещё долго упрекали. А ведь я даже не подружилась с ним! Вот, хороший шанс представился казать "спасибо". Быть может, запоздалый, но всё же... Понимаешь?
  - Ну, допустим, понимаю, - всё так же сурово продолжил Марала, хотя ровным счётом ничего не понял, - Так что же было на проводах ребят? Только не говори, что обещала ждать его возвращения дома, как в сентиментальных книжках, когда любящая девушка обещает ждать суженного с войны или просто из армии.
  - Нет, что ты! - Ди немного расслабилась: раз он начал шутить, значит, всё не так страшно. И уже несколько осмелев, она продолжила:
  - Просто маленький подарок! Амулетик! Чтобы в дороге всё хорошо было.
  - То есть ты хочешь сказать, что твой кулончик...
  - Именно! - Ди поцеловала его в щёку и, уже в дверях штаба, добавила, - Я знала, что ты у меня самый-самый умный и добрый, и всё правильно поймёшь! Просто подарок на память!
  Едва она скрылась за дверью, Марал едва слышно процедил:
  - Семейная реликвия... всего лишь спасибо за то, что было чёрт знает как давно... А мне даже потрогать долго не давала...
  Дицентра не слышала этих слов. Она окинула взглядом штаб, внутри которого не бывала никогда. Тут было чисто и красиво, на полу пушистые ковры из шкур, в центре кабинета массивный дубовый стол с кучами папок и картой. Стульев в штабе было очень много, и все массивные и прочные, сделанные ещё до войны, нет, задолго до войны.
  В комнате были трое: сам генерал Липа, вождь племени, со своей "правой рукой", полковником Вепрем, и пожилой (сорок лет, как-никак) по меркам племени писец. Сердечко отчего-то само собой нервно колотилось. Ладно, надо успокоиться, быстренько всё объяснить вождю, и вернуться, чтобы успокоить Марала окончательно. Несколько способов для этого уже крутилось у неё в голове.
  - В каких отношениях Вы состоите с гражданином Солонгоем? - начал допрос полковник, и писец старательно заскрипел остро отточенным металлическим прутиком по бересте.
  - Я... мы... мы с ним знакомы с детства, - засмущалась Ди. Вопрос, заданный в лоб, обескураживал и сбивал с толку.
  - Допустим... А что за крест Вы ему подарили?
  - Это не крест. Это оберег. Флэш-карта, она мне от папы досталась. Она когда-то великие знания сохраняла в себе...
  - Час от часу не легче! Не крест, так оберег Древних. Не христиане, так опять шаманские штучки! - полковник, как всегда, при малейшем намёке на религиозные темы он приходил в ярость, - Да ещё и я не в курсе! Под самым носом устроили чёрт знает что!
  - Не пугай нам девушку... Нельзя всегда в страхе жить. Люди и взбунтоваться могут, - глядя на свои сцепленные в замок морщинистые, но крепкие руки, изрёк старый вождь Липа.
  - Улиточку? - вождь протянул Ди миску со сладкими сушёными улитками. Эти просочившиеся в стены убежища животные так и не увеличились в размерах, зато стали накапливать в организме неведомо откуда взявшийся сахар. Этот сахар из улиток научились получать, и добавлять в травяной чай или же сушить в нём тех же самых улиток, ставшим для лакомок заменой конфетам.
  - Да и дело тут не в религии. Веками люди жили по законам той или иной веры. До нас она была, после нас будет, старая ли, новая ли. А вот насчёт той флэш-карты много неясного у нас получается...
  
  * * *
  
  Среди ночи стоявший на часах Цай-Ланза услышал сначала непонятную возню возле той самой берёзы, затем протяжный хрип: "Пи-и-и-ить!", усмехнулся и разбудил всех.
   - Ну, всё. Теперь точно воду поблизости найдём. У бобра на это дело чуйка, особенно с похмелья. Если за ним поспеем, - изрёк Крокус и устремился за мелькавшими пятками Бобра.
  Окликать толстяка было, всё равно что Гиганта детской трещоткой пугать. Страждущий Бобёр всегда безошибочно определял воду, и сейчас целеустремлённо торопился промочить пересохшее горло. И действительно, вскоре он привёл приятелей к знакомым уже развалинам меланжевого комбината. Друзья увидели знакомое уже болотце с загадочным Тем-Кто-Живёт-В-Пруду. Судя по идеальной круглой форме, было оно на месте воронки, и подходить ближе вопреки показаниям священного счётчика Гейгера было опасно. Но для бешеного Бобра семь вёрст не крюк. Сразбегу он ткнулся дурной головой прямо в воду и принялся издавать громкое булькание.
  - Стой, псих, там всё отравлено!.. - начал, было, Калан, но договорить ему не удалось.
  Крик, казалось, не доходил до ушей Бобра. Тогда Солонгой бросился вперёд, спасать друга, но приблизиться на расстояние вытянутой руки он не успел: случилось непредвиденное, непонятное и ужасающее событие. Как выяснилось, Тот-Кто-Живёт-В-Пруду не был улыбчивым отражением из детской сказки. Столб воды взметнулся вверх, подобно гейзеру, заставив Бобра запрокинуть голову, и едва не оторвал её. Ноги Солонгоя обмякли от ужаса, и он рухнул на колени, и, парализованный ужасом, как бы со стороны наблюдал короткое, но ужасающее действие.
  Бобёр в ужасе отпрянул от края болота, но было уже поздно. Ужас парализовал отряд, когда то ли когти, то ли зубы, то ли выросты (рта?) сомкнулись на его шее. Миг - и грузное его тело было легко, словно тряпичное, сдёрнуто с места и погружено под воду. Поверхность водоёма заходила ходуном. В воздух взметнулся столб воды, и раздался невероятный звук. Отдалённо он был похож на низкий грудной крик женщины, но куда резче, противнее, и даже приглушённый толщей зеленоватой воды был невыносим для человеческого уха. Бурлящее болото не оставляло шансов. В зеленоватой его воде стали появляться красные потоки.
  А затем кто-то неестественно громким голосом крикнул:
  - Ходу!
  Крик вывел из ступора ребят близнецов. Они одновременно ухватили Солонгоя под руки и оттащили назад, не смотря на крики, вопли и угрозы последнего. Остальные тоже сбросили с себя оцепенение, и побежали, опережая друг друга, не чувствуя под собой земли, до самого лагеря, лишь там позволив себе отдышаться.
  Горностая тошнило, то ли от бега, то ли от омерзения, Енот с Барсуком повалились на землю, Цай-Ланза и Вереск сдерживались, чтобы не упасть вслед за ними, Калан судорожно вцепился в автомат, не выпуская из рук и копьё, а Солонгой, проморгавшийся от застившей глаза кровавой пелены, разглядел стоящего в стороне на коленях Крокуса.
  Он уже не выглядел таким важным, как раньше. Обхватив голову руками, старшина беззвучно рыдал, проклинал себя, шептал горестно, что не уследил, и был в целом жалок. Солонгой никогда не был склонен утешать кого-бы то ни было. Но сейчас он, повинуясь порыву, негнущимися ногами подошёл к командиру и положил ему руку на плечо. Плечо вздрогнуло. Хотя, возможно, это было просто от всхлипа, и Крокус даже не заметил прикосновения.
  - Не вини себя, друг...
  Незнакомо и дерзко звучало это слово. Но никакое другое отчего-то на ум не переходило. Хотя, если вникнуть, кто ещё, как не друг. Они вместе одно дело делают. А вот настоящий, верный, лучший друг сгинул за долю секунды. А он нечасто баловал его этим словом. Совсем молодой ещё был, он был единственной его опорой в этом мире. И вот он ушёл. Пропал. Его уже не вернуть.
  - Не вини себя. Так хотели предки. Значит, он уже сделал всё, что должен был. Реши мы сами проверить, кто там живёт в мутной воде, наверняка погибли бы все разом. А он указал нам истину.
  Сказал это, а у самого всё сильней кошки на душе скребли. Чуял же, что что-то сегодня случится с его единственным другом! А он никогда и не говорил ему, что дорожит дружбой. Как-то само собой вышло, они сошлись. Возможно, оттого, что оба имели странную для остальных обитателей внешность и были предметом шуточек. Изначально это даже была не дружба за что-то, а уговор, как противостоять против всех. Вместе им было не так страшно бегать по туннелям. Вместе они учили приёмы из хранящейся у Бобра с пелёнок книжки с картинками, самоучитель по самбо. Бред, конечно, и ребячество. Ни разу в драке ни один из них не вспоминал приёмов из брошюры, и не получалось описанных ситуаций. Однако что-то в этом было, и драться всё же было проще, зная, что за ними - сила. И вот Бобёр, одна половинка этой силы, исчез. Вот так просто. Его сдёрнуло с места мгновенно! Точно так же его однажды ударил ногами в спину Нетопырь, качаясь на качелях. Раз - и земля. Раз - и вода.
  А ещё Солонгой знал, что всё это относительно. Вряд ли они бы настолько изнывали от жажды или любопытства, чтобы подойти близко к радиоактивному болоту. Но всхлипы всё же прекратились. Крокус был рад ухватиться за эту ниточку. Стараясь не опираться руками, он встал и твёрдо скомандовал:
  - Отбой! До утра дежурю я. Никому ни шагу от лагеря!
  Никто и не собирался отлучаться. А ещё, никто не мог сомкнуть глаз. Костёр из сухих веток, собранных ещё Бобром, тихо потрескивал и выпускал снопы искр. От этого древнего средства защиты, устрашения и приготовления пищи становилось как-то спокойно. Всегда. Даже отчасти сейчас.
  Солонгой, едва переставляя ноги, робко подошёл к Вереску и сказал тихо-тихо:
  - Вер... Это твой крик нас всех заставил очнуться? Ты спас нас...
  - Ты чего, - изумлённо посмотрел на него Вереск, - Это ж ты и кричал. Стоял на коленях, тянул руки к водоёму и кричал...
  Солонгой изумлённо осел на землю и сидел так долго, уставившись в одну точку. Он так и не понял, что кричал сам. Кричал, чтобы все спаслись, а он мог отомстить. Попытаться отомстить, и... очевидно, погибнув. Хороший, однако, проблеск геройства от человека, который просто стоит на коленях и смотрит, как его друга утаскивает в воду какая-то непонятная тварь...
  Солонгой незаметно для себя начал клевать носом. Усталость сегодняшнего пути давала о себе знать всё сильней и сильней. Но в голове роились мысли, воспоминания, не дающие покоя утомлённом организму. Мысли и воспоминания... Да, Нетопырь тогда больно стукнул его в спину. И кто же тогда спас его?
  - Бомбобёр идёт на помощь! - кричал пухлый мальчонка, разбегаясь по тоннелю. Нэт испуганно соскочил с качелей.
  Но снаряд по имени Капитан Мегатонна уже осуществил захват цели в воображаемом перекрестье мушки. Однако Мышка, зараза такая, принялся по-заячьи петлять, чтобы не оказаться сбитым с ног. Все усилия по разбегу были напрасны. Однако, ударяя Сола, Нетопырь не учёл, что иметь дело ему придётся с двумя мстительными натурами. Уворачиваясь от Бобра, он едва не пропустил финт Солонгоя. Извернувшись, он угодил прямиком между земляной стеной, толстой балкой и... телом Бобрика. Ещё миг, и захрустят нежные косточки, и воздуха не хватит, и секунды жизни Нэта будут сочтены.
  - Это что ещё такое?! Бобрик, разве можно так играть?
  В тот день воспитательница жестоко выпорола Бобра и Солонгоя. Мерзавец же обделался лёгким... да-да, и испугом тоже.
  - Осторожно, двери пытаются вас съесть! Следующая станция - Загробный Мир, - бесцветным голосом возвестил женский голос, льющийся отовсюду. Зубастые двери с мерзким чавканьем захлопнулись, едва не отхватив ногу зазевавшемуся пассажиру. Пассажиры были очень странные: все ходили в противогазах без фильтров, не касаясь пола. А ещё в проходе стоял сумасшедший старик и клянчил карточки на пропитание, потому что свои потерял. А с другой стороны вагона стоял огромный холодильник. Внезапно дверца холодильника открылась, и из неё хлынула чёрная вода. А затем из той же дверцы вышел Бобёр, грустно посмотрел на Солонгоя и сказал:
  - Не волнуйся, братишка. У нас там хорошо. Нас там много. У нас даже весело, когда мы приходим к старику. Он странный, и не хочет к нам. А ему уже пора. А тебе рано ещё, иди отсюда! Тебе в другую сторону!
  Солонгой оглядывается и видит электропоезд на коротких ножках, что бежит навстречу. Надо его догнать, надо сеть в него.
  - Стой!
  С липким потом и нервной дрожью Солонгой проснулся. Первым делом он огляделся по сторонам, но никого он и не будил: все толком и не могли спать.
  - Не остановишь его уже, не остановишь... Надо закончить путь, чтобы не вышло, что он просто так умер, - проговорил, задумчиво глядя в костёр, дежурящий Калан.
   
  
  Глава 4. В небо!
  
  События развивались по какому-то совершенно безумному сценарию. Путешествие, едва начавшись, сразу же преподнесло свои сюрпризы. Странные события прошлого дня оказались лишь прелюдией к ужасающей ночи. Каждому из ребят было нелегко уснуть. Нервная дрожь била их тела, и вновь и вновь ужасающая картина гибели Бобра вставала перед глазами, напоминая всем, насколько беспомощны они в этом огромном мире. Местность уже не казалась такой красивой, и вернулось привычное для охоты ощущение постоянной угрозы. Только раньше они выходили из дома лишь не надолго, и возвращались обратно, под землю, уставшие и довольные.
  Сейчас же они постоянно вынуждены были находиться в напряжении. От недавней расслабленности после купания не осталось и следа. В темноте мерещились звериные глаза, силуэты деревьев гигантскими монстрами шевелились в полутьме. Лишь перед самым рассветом напряжение потихоньку начало отпускать ребят, и они стали проваливаться в дремоту без сновидений, дающую не отдых, а лишь раздражение. Смыкать красные от недосыпа глаза было больно, но смотреть было ещё больней.
  Однако оставаться на месте с наступлением светлого времени суток никто не хотел. Угрюмо потирая зудящие веки, ребята спешно, а потому не очень тщательно, собрались в дорогу. И вот опять окрестности заполнились мерным гулом и скверным чёрным дымом, и паровой транспорт медленно пополз по заранее расчищенным от обрывков проводов рельсам. Но не успели дрезины удалиться от платформ, как появилась серьёзная загвоздка.
  - Калан, дай-ка мне карту, - хмурясь, протянул руку Крокус.
  - Так она того... С Бобром была...
  Крокус едва слышно чертыхнулся. Развалины города Куровское были вдвойне коварны. Мало было Того-Кто-Живёт-В-Болоте, так ещё и это: снова рельсы были безбожно завалены развалинами моста. Вчера они умудрились совершить целый тур по городу, но так и не удосужились осмотреть хотя бы небольшую часть рельс, по которым им ещё предстояло проехать.
  Но даже это было не самое страшное. Теперь перед разведчиками лежало множество путей. Причём, если раньше они вели строго прямо, и вопросов с выбором не возникало, то теперь отряду необходимо было делать выбор по меньшей мере из трёх направлений.
  - Направо пойдёшь - дрезину потеряешь, налево пойдёшь - сам сгинешь, прямо пойдёшь - от голода сдохнешь. Как-то так, - попытался пошутить Горностай.
  - Сгинул уже один... - невесело подал голос Калан. В его голосе было море неизбывной жалости, но не к ушедшему товарищу, а к самому себе.
  - Отставить упаднические настроения! Как нам говорит генерал Липа? Всякая проблема имеет массу путей решения. Надо лишь выбрать оптимальное.
  - Вождь вообще много разного говорит. Разного и непонятного, - Солонгой в свойственной ему манере всякий раз "вставал на дыбы" при упоминании званий. Особенно в том случае, если это было вообще необязательно.
  - Генерал - очень мудрый человек, - будто издеваясь, Крокус сделал упор на слове "генерал". Или показалось?
  - И именно поэтому вождь снабдил нас всего лишь одной копией карты, - не сдавался Солонгой.
  - Генерал же не мог подумать, что кто-то из отряда будет вести себя, будто на прогулке! - начал кипятиться старшина.
  - Во-во, лишний раз подумать для вождя не было бы лишним. Всё-таки целое племя на его попечении.
  - А если ты такой умный, то отчего не предложил нарисовать копий карты ещё до того, как мы отправились? - Крокус склонил голову набок, нависая над Солонгоем. Это было не так-то просто сделать, ибо по росту оппоненты были примерно равны.
  - Во-первых, я содержимое сумок не проверял. А во-вторых, в армии кто инициативу проявляет, тот ею до конца и занимается. Предложи я рисовать карты, до сих пор бы с карандашом в руках сидел.
  Крокус раскрыл рот. Затем закрыл. Затем снова раскрыл и возвёл глаза к небу. Хотелось крикнуть что-то в духе: "Это неправда, неправда! Ты всё врёшь!" Однако тогда его авторитет был бы окончательно подорван. Слишком уж по-детски прозвучали бы эти слова. А Настоящих аргументов привести отчего-то не получалось. Тем более, что Солонгой был по-настоящему прав.
  - Ладно, глупо делить шкуру убежавшего медведя. Точно никто не помнит, в какую сторону нам ехать? - он обвёл взглядом мотающих головами подчинённых и продолжил - Завидная невнимательность. И вы называете себя охотниками? Вот раздолбаи! Ладно, у меня идея.
  Идея была проста, как мир. Жребий бросали люди спокон веков, решая спорные вопросы, когда нельзя узнать явную выгоду от того или иного выбора. Крокус вытряхнул всё из своего мешка, затем заготовил несколько веточек. На каждой он процарапал номер пути.
  - Калан, у тебя рука самая лёгкая. Тяни. Одну тяни, хапуга! Мы что, враз по всем путям поедем, что ли?
  Короткая молитва предкам на добрую дорогу немного приободрила спутников. Затем начался долгий, нудный и очень трудоёмкий процесс перетаскивания дрезин на избранные рельсы. Затем, после шумной возни со снаряжением, снова пришлось создавать нужную температуру в котлах двигателей дрезин. Голодные, уставшие, красноглазые юноши, угрюмо поглядывая по сторонам, заняли свои места и изготовились к дальнему пути в неизвестность.
  - Ну что, я первый буду уголь кидать, - безапелляционно заявил Цай-Ланза.
  - С чего это ты, - огрызнулся Солонгой.
  Ему самому хотелось как-то отвлечься от окружающих событий. Да и спать от безделья хотелось, не смотря на грохот запах горящего и коптящего угля. Простая работа отвлекла бы от пустых мыслей и сонливого настроения. А потом, хорошенько устав, можно было бы забыться лёгким сном.
  - Ну, хотя бы с того, что я старший в пятёрке, - на последнем слове Ланза немного осёкся: обе пятёрки волею судеб превратилась в четвёрки.
  - Ну, раз старший, так и сиди себе, приглядывай за нами и плюй себе по сторонам, - стоял на своём Соло.
  - Давай я как-нибудь сам буду решать, что мне делать. Можно? - Цай-Ланза, стараясь сохранить самообладание, встал в полный рост. Солонгой же расценил этот поступок как проявление столь ненавистной ему властности и одновременно открытый призыв к драке за оную.
  - Эй, ребята, ну-ка остыли, - встрял кто-то из братьев.
  Второй близнец, вопреки вековой традиции противопоставления личностей, поддержал:
  - Да, нам ещё не хватало между собой перегрызться!
  - Да мы разве грызёмся? - приподнял бровь Цай-Ланза.
  Солонгой предпочёл промолчать. Однако внутри горело и клокотало, и ничем, казалось бы, не мотивированная ненависть, клокоча, переполняла душу. Однако, ничем не подкреплённая, она вскоре схлынула, оставив после себя недоуменное удивление по поводу своего же собственного поведения. Конечно, он привык держать удар, и старался делать это с честью большую часть своей сознательной жизни. Просто раньше он чувствовал себя увереннее, потому что был не один. Его лучший друг всегда был рядом, чтобы вступиться или просто поговорить по душам. А теперь его нет. И стало ему так мучительно больно за то, что он, Солонгой, подтрунивал иногда над своим ним, своей единственной жизненной опорой в лице Бобра. Он был. И его нет. Вот так просто: раз - и всё. И навсегда.
  Впервые подобные идеи возникли в его голове. Нет, он, конечно, размышлял о конце жизни и раньше, но это было совсем не то. Теперь мысли о смерти стали невероятно яркими и чёткими, осознанными по-настоящему. Видимо, это потому, что раньше он не видел её своими глазами, и утраты всех дорогих сердцу людей происходили как-то в обход сознательной жизни Сола. Отца он не видел никогда, и не знает, кто он, и жив ли вообще. Странно, конечно, что в таком маленьком племени возможно стало скрывать тайну происхождения. Досужие толки "сарафанного радио" отчего-то не разнесли даже намёков на это. У Солонгоя не возникало даже мысли, отчего так вышло, кроме одной: никому-то он не нужен, и даже сплетничать о нём никому не хотелось.
  Из всех близких людей лишь дед ушёл из жизни сравнительно недавно. Но он был стар, и, по его собственному мнению, достойно прожил всю жизнь. А потому спокойно и с облегчением её завершил. Хотелось бы и ему умереть так, как умер дед - свершив все самые значимые деяния своей жизни без сожалений. И обязательно чтобы осталась память, долгая добрая память детям. А лучше и внукам. А лучше и правнукам. Нет, это уже мечтания, они всегда очень привередливы. Вечно жить невозможно. Вечная может быть только память.
  Интересно, а о чём думали раньше предки, когда кто-то из них покидал этот мир? У них была религия, говорившая о безумно прекрасном рае и ужасающем аде. Шаман же твердит, что эта религия себя изжила. Апокалипсис был вчера. Сегодня люди лишь довольствуются тем, что успевают урвать у нового мира. Теперь люди не уходят насовсем, а остаются где-то рядом, оберегая своих потомков, и делая адской жизнь своих врагов.
  Да, действительно, пополнить ряды всех своих предков было бы приятно и почётно. И тогда, возможно, он увидел бы своего настоящего отца. И обрадовался бы старому брюзге деду. И наконец-то обнял бы маму. И долго-долго просил прощения у Бобра за то, что не смог. Не сберёг. И Бобёр, как всегда, всё поймёт. Добрый, добрый друг... На глаза Солонгоя стали наворачиваться слёзы. Однако негоже охотнику быть сентиментальным. И он с остервенением принялся точить наконечник своего копья. Чтобы никакая тварь не смогла больше никого забрать, а лишь напоролась на сверкающее лезвие.
  Но вот в начищенном до блеска наконечнике Солонгой увидел собственное отражение. Но оно было каким-то неправильным, искажённым. Приглядевшись повнимательнее, юноша в ужасе отпрянул: то было отражение не его, а Бобра. Он хотел было позвать кого-либо из отряда, но у всех были одинаковые, до боли знакомые пухлые лица его лучшего друга!
  - Солонгой! Проснись! Это сон!
  Нехотя открыв глаза, он увидел неяркий красноватый свет. Неужели они ехали до самой вечерней зари? Сейчас дрезины стояли в поле, среди низкой травы. Но рельс почему-то нигде не было видно. За спиной был лес, Солонгой не видел, но точно знал это. А между тем, всё его внимание было намертво приковано к тому зрелищу, которое было впереди. Там стояли увитые плющом пятиэтажки, совсем как в месте его первой охоты. Все сошли с дрезин на землю и молча смотрели, как медленно плющ утаскивает дома под землю. Но вместо нескольких прямоугольников на месте пятиэтажек оказалось всего одно отверстие, причём идеально круглой формы. Он было заполнено тёмной водой...
  - Солонгой... - рябь озерца задрожала в такт звукам такого знакомого голоса Бобра, - Уходи, брат... Тебе рано! Ты должен дойти. Ты должен донести... И передай той девушке, Опунции: "Мне жаль, что так ничего и не получилось..."
  - Солонгой! Хорош дрыхнуть, говорю! Вот сила воли у человека!
  От повторного пробуждения юноша резко вскочил, но повалился с дрезины прямо на землю. Боль в ушибленных боках и затылке возвестила, что на этот раз происходящее не является сном. Ему ещё сильно повезло, что дрезины не ехали. Стоп! Они... Стояли? Действительно, остро пахнущие смрадным дымом паровые машины не двигались с места.
  Пути были свободны от поездов вообще, будто тут никто никогда и не ездил. Казалось бы, можно ехать без особенных проблем, строго по прямой линии, и искать хотя бы какие-то упоминания о Москве. Но оказалось, что, пока кошмары подсознания терзали бедного Солонгоя, они израсходовали всё топливо. Если вчера они двигались не спеша, с интересом оглядывая окрестности, то сегодня дрезины были разогнаны до невероятных, казалось бы, скоростей. Всем так хотелось поскорее добраться до места назначения, что никто не подумал ни о повышенном расходе топлива, ни о пополнении его запасов.
  Стоит ли удивляться, что, проехав несколько станций без известного названия, дрезины растратили весь свой запас топлива. Желание поскорей добраться до цели толкало ребят на необдуманную растрату угля, чтобы выжать из дрезин максимум скорости. Однако товарных поездов с вышеуказанным грузом почему-то не встречалось. Поэтому оставался лишь один выход - запасти дров.
  Деревья, как назло, попадались такие, что рубить бы пришлось долго и упорно, при чём всем восьмерым разом. Дружно переглянувшись, ребята решили, что проще будет дотолкать дрезины до ближайшей станции, чем тратить драгоценное время и силы на рубку и перетаскивание деревьев. Приободренные таким простым и эффективным выходом, они дружно взялись за дело.
  Однако энтузиазм по поводу подвернувшейся дельной работы быстро развеялся. С каждым шагом дьявольские сооружения становились всё тяжелее и угрозоустойчивее, что подтверждали бесплодные попытки обматерить и даже запугать капризный транспорт. Счастьем оказалось то, что ближайшая остановка оказалась совсем недалеко. Таковой оказался целый вокзал. Был он на удивление сохранен, и стилизованные под славянский шрифт красные буквы на крыше внушительно представляли название города: "Егорьевск".
  - Твою же мать, - расстроился Крокус, - Точно не туда заехали.
  - Е-горь-евск... - едва ли не по слогам прочёл буквы Цай-Ланза, - Это же совсем в другой стороне!
  Калан, сильно пнув ногой камушек, громко ойкнул и выматерился. Камушек оказался совсем не маленьким, и большая его часть скрывалась под землёй. Пытаясь на ходу подуть на ногу, обутую в мягкий сапог, он запрыгал на второй, чудом умудряясь держать равновесие.
  - Калан, хорош дурачиться! - Солонгоя изрядно нервировала вся эта ситуация. Всякое желание что-либо делать пропадало.
  Очевидно, подобные мысли посетили и голову старшины. А потому он, предварительно скрипнув зубами, угрюмо возвестил:
  - Угля нигде не видно поблизости. Хоть бы вагончик предки обронили...
  - Да-да, - поддержал его Калан, - Я вот думаю...
  - Не перебивай старшего по званию! Не имей такой привычки!
  - Но я только хотел... - начал было паренёк, но Крокус продолжил руководить, будто даже не заметил его слабой попытки оправдаться.
  - Придётся нам искать, что потоньше, и рубить. За остаток сегодняшнего мы дня как раз должны управиться.
  - А назад ночью, что ли, возвращаться? - Барсук деланно выпучил глаза.
  - Зачем возвращаться? Нам спешить особенно некуда, да и незачем. Ночевать придётся здесь же, а с утречка вернёмся и перенесём платформу на другие пути.
  - Благо, тут хоть в здании вокзала устроиться можно, - поддержал Вереск.
  Устроиться действительно было где, однако оставаться долго здесь совсем не хотелось. Они сошли с платформы по ступеням, укрытым пологим, почти целым полукруглым металлическим навесом. Внутрь вокзала вела пластиковая, странным образом погрызенная и поломанная пластиковая дверь. А за нею оказалось довольно вместительное помещение с перевёрнутыми металлическими сидениями, побитыми окнами касс, разворованным уже давным-давно крысами привокзальным кафе. То, что это были именно крысы, говорило внушительного вида нагромождение соломы, на котором спали голые слепые крысят размером с пятилетнего ребёнка.
  - Жутковато... - протянул шёпотом Барсук.
  - Еда! - закричал Енот, как всегда наперекор брату и радостно бросился к беспомощным тельцам.
  Однако поживиться так вот запросто было им не суждено. За спинами ребят раздался скрип, будто по пыльному кафелю волочится что-то тяжёлое. Обернувшись, все увидели невесть откуда взявшуюся крысу - судя по всему, мать этих детёнышей. По всей видимости, она пряталась в относительно целом киоске для продажи дисков, находящемся в этом же здании вокзала.
  Крыса подкралась бесшумно, но зацепила валяющийся на полу раньше висевший на стене широкий телевизор, уже давно прекративший развлекать ожидающих своего маршрута пассажиров. Без лишних слов ребята ощетинились копьями и окружили борющуюся за своих детёнышей крысу. Никакого страха, только охота в чистом виде. Чёткое слаженное колющее движение восьми копий - и уже час спустя все дружно уминали за обе щёки на удивление нежное мясо.
  - Таких огромных тварей я ещё никогда не видел, - задумчиво проговорил Крокус, прожевав здоровенный ломоть мяса.
  - Да и деревья тут большие. Тут всё какое-то... неправдоподобно большое, - в горло к Солонгою кусок не лез. Несмотря на все старания, выбросить из головы недавнее событие не очень-то получалось.
  - Этот гигантизм нам на пользу не пойдёт. Мы даже не знаем толком, что рубить нам на дрова. А точнее, как нам это рубить, - Крокус придирчиво осматривал свой кусок, будто ожидал, что тот под его испепеляющим взглядом быстрее дойдёт до готовности.
  - Верно. Мелкие деревья будто повыводились, даже сухих поваленных нет, - проговорил Енот, склоняясь с ножом над неразделанной тушей.
  - Похоже, здесь недавно шёл дождь. До нас только тучи доходили, а тут он прошёлся здорово, - Барсук заботливо вырисовывал на спине брата забавные рожицы. Тот, занятый делом, не замечал тихого скрипа уголька по своей куртке.
  - Фанера горит плохо, - поддакнул Вереск, вороша костёр, - Это я ещё молчу, что там смола вредная, и готовить на ней нам вообще бы не стоило.
  - Вер, скотина! - Калан подавился и закашлялся, стуча себя кулаком в грудь, - зачем аппетит испортил!
  - А Бобёр бы даже ухом не повёл, - грустно вымолвил Солонгой.
  Разговоры разом стихли. Как и желание продолжать поглощать добычу. Все так старательно пытались выбросить из головы все дурные мысли, но всего одна фраза свела на нет усилия. Как часто в жизни одна фраза меняет всё! Всего одно слово может сблизить людей или развести навсегда по разным берегам. Всего одно "Люблю" сделает человека счастливым. Всего одно "Прощай" сделает его несчастным. А иногда и наоборот.
  Человек по натуре своей самоед. Ему свойственно возвращаться снова и снова к проблеме, осматривать её со всех сторон, взвешивать и снова натыкаться на безысходность. Мы снова и снова виним себя или окружающих за те или иные поступки, не в силах простить. Мы всегда будем мечтать изменить то, что уже свершилось. И никогда не забудем ушедших от нас близких. Однако со временем боль утраты притупляется. Сейчас же для Солонгоя она была ещё крепка, и невыносимая жестокость реальности убивала в нём всякое желание что-либо делать правильно.
  - Ладно, раз все наелись, пошли делом заниматься, - Крокус встал, личным примером вдохновляя остальных, - У нас ещё дел невпроворот.
  - Ой, да брось ты! Дай хоть посидеть немного! - Енот кинул в старшину кусок крысиной кости, нарочито промахнувшись на пару сантиметров.
  - Точно! После вкусного обеда... - вторил ему брат.
  - По закону Архимеда... - подтянул Вереск.
  - Вытри руки об соседа... - сказал Цай-Ланза и демонстративно начал вытирать руки об уворачивающегося Солонгоя.
  - Чтоб с желудком не страдать. Полагается пос... в кусты, - внес свою лепту в общую дискуссию Калан, убегая по месту назначения.
  В это время Солонгой все-таки отбился от Цай-Ланзы и пересел на место Калана, удобно откинувшись на руки и вытянув ноги.
  - Полагается поспать! - выкрикнул Горностай.
  Горностай картинно улёгся, подложив сложенные руки под голову, и демонстративно захрапел. Крокус, слегка ошалев от такого неповиновения, пнул ногой первое, что оказалось поближе. А поближе оказалось солнечное сплетение Солонгоя.
  - Нужно слушать меньше бреда, а пойти убить соседа! - запричитал последний, встал и потянулся за топором.
  Однако под пристальным взглядом командующего и окружавших его друзей Солонгой на несколько секунд замялся. В их глазах читались удивление и подозрительность, создавалось впечатление, что они в действительности думают, что топор в его руках опуститься на шею Крокусу. Сплюнув от досады, Солонгой поплелся в сторону деревьев, досадуя на недоверие окружающих.
  Остальные участники мятежа тоже вынуждены были сдаться. Вскоре уже топоры были расхватаны, деревья выбраны, фронт работ назначен. Однако топоров на всех попросту не хватило. Но и это не стало уважительной причиной для послеобеденного отдыха. Вторая половина ребят ушла на разведку, осмотреть город на предмет полезного.
  Даже не смотря на то, что рубка деревьев была работой тяжёлой и монотонной, сейчас она пошла ребятам даже на пользу. Благодаря работе мышц скопившееся эмоциональное напряжение отступало, сменяясь физической усталостью, а события прошедшей ночи всё больше стирались из памяти. По крайней мере, так им казалось. На деле же все страхи проваливались всё глубже, и глубже в подсознание, чтобы когда-нибудь позднее всплыть, и мучить ребят. Но, поскольку человек не может совсем ни о чём не думать, какие-то мысли всё равно забредали в голову ребят. Кто-то вполголоса напевал, кто-то вспоминал оставшихся дома родных, кто-то размышлял о будущем, а кто-то продолжал пытаться забыть то, что забываться не хотело никак.
  Солонгой понял, что отвлечься от мысли невозможно до тех пор, пока называешь эту мысль. Это как в истории про танцующего медведя. "Только не думай о танцующем медведе, только не думай о танцующем медведе!" - говорит хитрый охотник скупому торговцу, чтобы у того в лукошке каждый день появлялся кусок мяса. Но глупый торговец начинает видеть танцующего медведя повсюду...
  Вот и сейчас наш герой просто решил сменить тему для размышлений. В частности, ему так же не давали покоя мысли о Ди. Отчего она, спустя столько лет, решила обратить на него своё внимание? Стал популярен? Чушь. Возможно, никогда не вернётся в посёлок? Дважды чушь. Все ребята в равных условиях. Да и с Ди он никогда толком не общался, напрямую сталкивались они лишь однажды в детстве. Тогда он её испугал, кажется... сначала хотел помочь, ведь сам он прекрасно понимал, каково быть по ту сторону веселья, защитил... и испугал. И после всего этого она тянется к нему? Странные создания эти девушки. А что он чувствует к ней? Солонгой прислушался. Ничего. Или что-то всё же есть? Как изящно она повязала этот оберег, как едва не коснулась его щеки губами! Он же захотел её обнять, поцеловать... нет. Просто сказать спасибо, но от всего сердца! Она будет ждать его возвращения. Она - друг. Или больше?
  Сомнения его прервал странный звук. Как будто ветер колебал кроны деревьев. Но ветра не было, исполинским деревьям до падения было ещё долго. Он задумался, замешкался, но поймал на себе внушительный взгляд Цай-Ланзы, и снова принялся за работу. А потом раздался истошный крик и автоматные очереди.
  А, как позднее выяснилось, дело было вот в чём. Калан, Горностай, Вереск и Крокус отправились на рекогносцировку местности. И так случилось, что ребята отошли дальше, чем планировалось. Никаких признаков полезных артефактов древности не было, и ребят уже начинало раздражать бесполезное шатание по окрестностям. Да и Крокус не добавлял им спокойствия. Ему так понравилось это слово, что за время только лишь этой маленькой вылазки он успел произнести его четырежды, и это ещё больше нервировало остальных.
  Справедливости ради стоит сказать, что город, по всей видимости, большим никогда не был, но, определённо, был весьма симпатичным. Широкие асфальтовые дороги, аккуратные дома, вымощенные плиткой тротуары, аккуратные магазины. Даже время не могло украсть всего великолепия города.
  Однако, что касалось поиска полезных вещей, то тут была та же история, что и в Куровском. Те предметы, что были бы полезны Предкам, для друзей в большинстве своём были бесполезны. Какая польза может быть от красивых побрякушек для охотника? Кому звонить по мобильному телефону? Как зарядить плеер, куда вставлять диски? Мир прошлого был полностью замешан на электричестве.
  Быть может, однажды люди осмелеют настолько, что смогу восстановить электростанции. Например, ту же знаменитую, в Шатуре, которая когда-то была способна обеспечивать весь Московский регион. И тогда, быть может, оживут запылённые микросхемы, засветятся забытым светом экраны мониторов и дисплеев. Люди снова вернут себе цивилизацию... когда-нибудь... возможно...
  Вот только в электричестве ли заключается смысл цивилизации? Только ли технический прогресс важен для того, чтобы считать себя венцом творения? Это вряд ли. Человек остаётся человеком до тех пор, пока ищет. Ищет то, что будет отличать его от животных. Иные эмоции, иные чувства, понятия о высших правилах.
  Когда же человек не видит в своих поступках хоть какую-то цель, он перестает быть цивилизованным. Он становится даже на ступень ниже пещерных людей, так как у них все-таки были цели, пусть примитивные, пусть основанные на животных инстинктах, но все равно необходимые... Выжить, улучшить условия существования, продолжить свой род. До тех пор пока человек ищет возможность создать что-то, что принесет пользу, его можно назвать человеком. А когда он начинает задумываться о разрушении - это уже монстр.
  Зачастую об опустившихся людях говорят, что они ведут себя как животные. Это совершеннейшая неправда. Может, животные и лишены многого человеческого, но они никогда не устраивали войн и революций, не убивали, если не хотели есть или не быть съеденными. Не животные придумывали всё более и более изощрённые орудия убийства. Им всегда хватало того, что дано им природой.
  И в конце концов, не животные придумали ядерное оружие. И не они отправили ракеты в полёт. Животные не стали проситься в тесные подземелья, и не рыли своих. Они встретили свою смерть, незаслуженную, навязанную людьми, или были вынуждены измениться. Кто сказал, что процесс мутации протекает долго, а полезных мутаций вообще не бывает? Если хочется жить, значит, способ для этого всегда найдётся.
  А ребята всё петляли и петляли по городу, всё больше теряясь в незнакомой обстановке. Только поначалу здания казались такими разными и самобытными. Чем дальше, тем сильнее казалось, что все они одинаковы, и сговорились против людей, чтобы запутать их.
  И вот среди построек, объединённых общим понятием "торговый центр", Вереск разглядел желтоватое, с обсыпанной штукатуркой и торчащими хрупкими кирпичами, здание магазина для охотников и рыболовов, как было ясно по характерным картинкам на стенах. Часть букв украло время, и теперь вывеска гласила: "ОХ...Й МАГ..."
  - Ну что же. Посмотрим, что это за маг, и почему он такой... хороший, - возвестил, усмехаясь, Крокус.
  Охотники и рыбаки когда-то жадно пожирали глазами дорогущие удочки, карабины и двустволки, резиновые лодки, и прочее, прочее снаряжение. Был тут когда-то и аквариум с забавно плавающими рыбками. Однако рыбки сдохли или были съедены, а сам аквариум по неясным причинам прохудился с одного из углов, и вся вода с декоративными водорослями просто вытекла наружу. Однако водоросли эти не погибли, а превратились в ядовито-яркие неприхотливые растение, которые кучковались на том же месте, что и много лет назад. Хотя этого пространства им явно не хватало, и они расползались в разные стороны, со временем оплетая и подставку для аквариума, и часть стены с окном и обвисшими и искорёженными жалюзи. Для особенно нерадивых охотников были тут и готовые трофеи в виде вешающихся на стену голов и набивных чучел зверей и птиц.
  - А этих зверушек можно на обратном пути домой завезти, - мечтательно протянул Вереск, осторожно поглаживая чучело тетерева, - И хотя их здорово потрепало, их можно как-нибудь использовать в качестве наглядных пособий для изучения древней зоологии.
  Тут Вереск немного покривил душой. Ему самому в большей степени нравилось прикасаться к истории древнего мира. Да и многим детям всегда интересно послушать про диковинных зверей, которых уже давным-давно нет.
  - Нет, я не понял, а где стволы-то? - разочаровался Горностай.
  Оружие долгое время хранилось без должного ухода. Но, несомненно, его можно было бы попробовать реабилитировать... если бы оно было на месте. Часть подставки для удочек тоже пустовала, патронов не было, и вообще магазин был явно разграблен. Кем и почему - неизвестно.
  - Стволы тебе? Ещё деревьев порубить хочешь? - съехидничал Калан.
  - Калан, не нарывайся. Я сегодня не выспался, нервный, - Горностай грозно напряг кулаки.
  - Ты не выспался? - с упором на "ты" возмутился Вереск.
  - Нет, ну а что он придирается, Вер? Ладно бы ты, к тебе уже привыкли все...
  - Так, стоп, а я что, не люди? - насупился Калан.
  - Да фиг вас, выдр, знает... - наигранно зевнул Горностай.
  - Я не выдра! Я Калан!
  - Ну, вообще-то, калан - это морская выдра, - начал было лекцию Вереск.
  - Ты мне ещё про моё имя рассказывать будешь! - взвился Калан.
  Горностай громогласно заржал.
  - Вот, послушай, чего человек говорит, - тут Горностай подумал и выудил из памяти скороговорку:
  - В недрах тундры выдры в гетрах тырят в вёдра ядра кедров!
  - Какие тебе ещё гетры! Какие кедры! - Калан просто бесновался.
  - Горн, брось издеваться над человеком, а то уже уши от вас вянут - простонал Крокус.
  - Нет, ну а чего он?
  - Не обижай малыша. Он хороший.
  - Кто малыш? Я малыш?! Да я старше...
  - И потом, мы сюда не спорить пришли, а полезные артефакты искать...
  - И почему меня всё время переби...
  - Да ты не волнуйся, Горностай, если ты так спать хочешь, мы тебе работу найдём. Опять же, сам про стволы вспомнил...
  - Да стволами раньше оружие называли! Вот!
  - Ну, нету тут оружия... И что теперь... Тебе копья мало, что ли? Всю жизнь им пользоќвались, и ничего. Живы пока.
  - И всё же. Если это магазин для охотников и рыболовов, то тут должен быть отдел для ружей. И он даже есть! Но пустой.
  - Действительно, - Вереск задумчиво потёр подбородок, - Совсем ничего нету. Стеллажи пустые совсем.
  - Ладно, тут, похоже, ничего путного нет, - неуверенно проговорил Крокус и кивнул Горностаю, - выходим, что ли...
  Однако взгляд Калана привлекла небольшая вещица. Это была фляга, причём с крайне необычным рисунком. На неё была нанесена...
  - Карта!
  Да, это была, без сомнения, в текущем походе самая полезная находка. Такая карта была очень неполной, но для дела её было достаточно. Железные дороги указаны, наиболее крупные города и станции тоже, Москва на другой стороне ещё и крупным планом вынесена. А самое главное то, что состояние её было куда лучше бумажных аналогов.
  Не успели друзья порадоваться находке, как появился все усиливающийся странный хлопающий звук, резко, стремительно, а затем к нему примешался крик вышедшего на улицу Горностая. Один за другим ребята выбежали из магазина. Их глазам предстала поражающая воображение картина: всё пространство, какое могло быть обозримо в дверной проём, занимало огромное тело крылатой пернатой твари, с длинным-предлинным хвостом и клювом с пилообразными отростками.
   Ребята принялись поливать огнём автоматов огромную хищную птицу. Если её вообще можно было таковой назвать. Монстр схватил в когти Горностая, и выпускать не собирался. Пули причиняли ей мало ущерба, и попасть в набирающее высоту чудовище было всё сложнее и сложнее. Очереди совсем прекратились, когда стало ясно, что выпускать свою добычу птица совсем не собирается, а попасть в её пленника проще, чем в неё саму.
  Едва заслышав стрельбу, оставшиеся на роль лесорубов охотники дружно бросились на подмогу друзьям, но, конечно же, не успели. Вторая четвёрка бежала им навстречу, только почему-то в составе трёх человек.
  - Цай-Ланза, присоединяешься ко второй тройке, - бесцеремонно, не терпящим возражений тоном ткнул слегка дрожащим пальцем в юношу Крокус, - Будешь ей теперь руководить. В первой назначаю старшиной... Солонгоя. Отправляйтесь немедленно, как есть.
  Тут он окинул взглядом всех и продолжил:
  - Если вернусь, - Крокус запнулся, - когда мы вернёмся с Горностаем, то надпись на стене в Куровском оставим, что мы живы, здоровы, питаемся нормально и всё такое. Домой вернёмся. А на вас я надеюсь!
  - А ты куда собрался? В одиночку против этой твари?! - удивился Енот.
  - Я уже лишился одного бойца. Мой долг сделать всё возможное, чтобы все остальные остались в живых. Та птичка не убила его. Значит, отнесла в гнездо. Я должен найти это гнездо раньше, чем птенцы захотят есть.
  - Разве ты сможешь в одиночку что-то сделать? Мы стреляли, пока могли, но она почти этого не почувствовала!
  Каждый из ребят хотел уговорить Крокуса отказаться от этой невыполнимой миссии, но его в глазах было столько боли и уверенности в том, что это его Долг, и каждый из них понял: дальнейшие уговоры бесполезны. Не сговариваясь, с разницей в несколько секунд друзья развернулись и направились к месту стоянки. У каждого в голове было много мыслей. Кто-то думал о доме, кто-то о девушке, кто-то просто хотел спокойствия. Но все, как один, вознесли молитву предкам, чтобы у Крокуса всё получилось, чтобы он вернулся, и не один. Никому не хотелось, чтобы их ряды продолжали стремительно редеть.
  В гробовой тишине они добрели до места привала. Никому из них не потребовалось много времени, чтобы понять безысходность ситуации, и ещё меньше - чтобы расположиться на дрезинах и двинуться в обратный путь, к той злополучной развилке, которая завела их в это предками забытое место.
  Людей теперь стало ещё меньше, и это позволило взять с собой больше дров. Слишком большую скорость развивать никому не хотелось. Казалось, душа каждого из друзей просила дать возможность Крокусу одуматься и вернуться, хотя мозг понимал: шансов нет. Даже если вдруг он надумает вернуться, дрезины догнать всё равно не сможет.
  Безумная гонка выматывала все силы. Никто так и не позволил себе расслабиться ни на минуту. Срубленных дров хватило, чтобы добраться до ближайших вагонов с углём, а там уже можно было позволить себе двигаться на большей скорости. От кого пытались убежать ребята - от хищных птиц, от смерти или неудачи, или, быть может, просто хотели поскорее закончить своё дело, неизвестно. Они ехали весь вечер и всю ночь, не зная отдыха, не желая останавливаться. Даже разговоры не хотелось начинать. Так, в полном молчании, они, утомлённые, гнали навстречу долгу.
  И вот двухдневная усталость, рубка леса и куча переживаний вкупе с непрерывным, непрекращающимся стрессом всё-таки сделали своё дело. Как бы ни поддерживал их адреналин, но все события этой ночи ребят подкосили практически мгновенно, едва на рассвете показалось печально себя зарекомендовавшая станция Куровская. Сон взял их в сои липкие кошмарные объятия.
  
  * * *
  
  Сегодняшний день Нетопыря был испорчен несказанно. Сначала демон сомненья дёрнул его испугаться этого крысёныша и отказаться от миссии. Потом он под презирающими взглядами соплеменников прошествовал обратно. Казалось, возьми его сейчас Вепрь за шкирку, как котёнка, унижения больше бы не стало.
  Потом он, будто великомученик, проследовал через весь бункер. Ребята в карауле удивлённо косились на него, уборщицы недоуменно вертели головами. Даже те, кто никогда не знал Нетопыря, могли легко распознать в нём охотника-неудачника. Его одежда была специально скроена так, чтобы защищать в дальнем походе. И сейчас она бросалась в глаза. Все знали, что в такой форме ребята уже на пути в Москву. Никто не ожидал встретить её тут, в подземелье.
  Хорошо ещё, что большая часть обитателей военной части убежища вернулась вместе с ним. Нетопырь юркнул в проём гражданских тоннелей. Вепрь заметил это движение, вытянул руку, будто хотел придержать паршивца за косу, но только сжал руку в кулак и погрозил ему в спину. Затем Вепрь скрылся в штабе. Ещё долго обрывки его слов вперемежку с отборнейшими выражениями доносились из-за двери. Но Нетопырь их уже не слышал.
  В гражданских тоннелях быть незаметным тем более было невозможно. Даже сняв куртку с защитой и погонами, он притягивал взгляды. Казалось, все указывали на него пальцами и смеялись, обидно смеялись! В каждом шорохе он слышал обидный шёпот. Казалось, сам свет мерк по мере его продвижения к дому. Нетопырь боялся даже поднять голову, так и смотрел себе под ноги, натыкался на прохожих, бормотал: "Простите..." и шёл дальше. И всем было невдомёк, что слова извинения адресованы сразу всем, всему племени. За то, что по своей глупости он не может сделать такое важное для всех дело.
  Но нет, дело не в Нетопыре. Это всё Мерзкий клоп, этот Солонгой! И как он мог запугать такого крепкого и смелого парня, как Нетопырь? Как же глупо всё получилось! Надо было раз! Всего лишь раз дать отпор этому ублюдку, безродному отпрыску, дать отпор. Даже нет, не отпор - надо всего лишь было бы указать ему на его место. А теперь, кажется, сам Нетопырь скатывался куда-то, откуда недавно выполз этот крысёныш.
  Подумаешь, накачал пару мускулов. Подумаешь, обуздал свою ярость. Он же не способен ни на что! Нелюдимый зверёныш! Как Ящерка могла предпочесть этого клопа ему, величайшему из многих! Почему никто не смотрит на Нетопыря с обожанием? Где эти дети, что добровольно отдавали ему лучшие игрушки за право быть подле него?
  Нетопырь гордо поднял голову. Они ещё пожалеют. Горько пожалеют за свои жалостливые взгляды. Он кованым сапогом засунет им их жалость в глотки! Он будет над всеми! Нужно только время. Время, необходимое для восстановления авторитета. Он будет другим. Но теперь всё нужно начинать сначала.
  Но самым сильным потрясением для него оказалась реакции родителей. Едва он вошёл в дом, как две пары глаз изумлённо уставились на него. Отец лежал на кровати. Болезнь давно его подкосила, но сейчас даже он, казалось, оживился. У изголовья постели сидела мама. Её глаза ярко выделялись на фоне землистого цвета лица.
  - Нет? А ты почему не в походе?
  - Папа... Мама... простите, я... - от былого горделивого образа не осталось и следа.
  Снова его голова была понурена.
  - Ты что? Ты не заболел, сынок? - Мама выглядела очень обеспокоенной.
  Сейчас она, как никогда, волновалась. Мало ей переживаний по поводу отца, ещё и он тут напакостил...
  - Я отказался от похода...
  - Что случилось?
  - Понимаете...
  Бледное лицо отца казалось, целую вечность вытягивалось в непонятную гримасу, смесь удивления и негодования.
  - Я хотел остаться с вами, я ... Я люблю вас, дорогие мои, я не мог уйти без вас! - Явная ложь нужна ему сейчас была, как воздух.
  Это была слишком очевидная неправда. Сколько бы искренности он ни подпускал в голос, родители явно чувствовали ложь. Так было всегда, и глупо было надеяться на какую-то другую реакцию.
  - Сын? Зачем ты так?
  - Как - так?
  - Я разве этому тебя учил?
  - Чему?..
  - Я учил тебя быть честным. Смелым. Таким, каким я был когда-то. До того, как болезнь подкосила меня.
  - Но я...
  - Не перебивай. Да, я был охотником, как и ты. И я жил в военных каморках, как ты. Но я был и остался настоящим мужчиной. Если бы только мне представилась возможность сделать то, что попросили сделать тебя! Но ты ушёл. Сдался. И даже мне, мне! Не говоришь истинной причины. Ты трус. Уходи, у меня больше нет сына.
  Мама мокрыми от слёз глазами смотрела на него. Если бы отец не был так с ним строг, она бы пожалела, и приняла его. Но перечить мужу она не стала. Она слишком уважала его мнение.
  - Рядовой Нетопырь? Вас просят в штаб! - внезапный стук прервал его колебания.
  Нетопырь вышел вон, в чём был. Отныне путь домой был ему заказан. Даже его собственная семья отвернулась от него. И снова его всюду преследовал, лица, такие знакомые, такие укоряющие, и снова пальцы, тыкающие в лицо, шепотки и смешки, и сплетни, опережающие время... Снова весь путь он проделал, не поднимая головы. На этот раз все его мысли занимали только планы мести Солонгою.
  Идти за спиной посыльного было намного проще. Его фигура будто рассекала толпу, и согбенная фигура Нетопыря следовала за ним беспрепятственно. Так они, друг за другом, и пришли к штабу. Долго ещё юноша не решался войти, но затем юркнул внутрь, мысленно сжавшись в комок.
  Нетопырь жалел только об одном мерзейшем обстоятельстве: у него не было хвоста. Если бы его поджать, то вид его однозначно стал настолько жалким, что Липа попросту сжалился и отпустил его восвояси. От уставных фраз Вепря вперемежку с отборнейшим трёхэтажным матом уши сначала порозовели, потом покраснели, а теперь на них уже можно было грибы жарить. Как раз первые сморчки пошли.
  Отматерясь всласть, Вепрь шумно ухнул в тесное для его туши кресло, широким жестом вытащил из кармана засаленного мундира тряпицу и промокнул испарину на лбу. Кровь медленно отхлынула от его лица, оставив лишь россыпь мелких красноватых пятен. Липа, отметив про себя его движения как едва заметное шевеление в углу, открыл глаза пошире и вынул потёртые разнокалиберные наушники, спаянные довольно неуклюже, из ушей.
  Из миниатюрных динамиков донеслось несколько аккордов самозабвенного гитарного соло. Древняя рок-музыка была для генерала маленькой слабостью. Местные песнопения под духовые трубки из полых стеблей тростника были ему скучны, а репертуар однообразен: любовь, стенания под тесной крышей, яркий простор внешнего мира и пышущая жаром домна.
  Как Липа умудрялся заряжать свой плеер, доставшийся ему ещё от деда, для большинства членов племени оставалось загадкой. Любая батарейка была должна изжить свой срок уже очень давно. И даже перезаряжаемые аккумуляторы давным-давно исчерпали свой ресурс. А Всё было предельно просто: парное количество разнополярных металлов, да смоченное слабым раствором кислоты сукно способны при соблюдении должных пропорций образовать под общим корпусом сносный элемент питания.
  - Ну что, полковник, закончил стружку снимать? Тогда у меня несколько вопросов к рядовому.
  Нетопырь изобразил на лице скорбное благообразие и готовность к сотрудничеству.
  - Ну что же, рассказывай, почему отказался от рейда, да ещё прямо перед отправлением?
  - Товарищ генерал... мне... Мне жрец нагадал.
  Липа склонил голову набок. Казалось, глаза из-под прищуренных век глядят на него, усмехаясь.
  - И что нагадал?
  - Что меня звери в чащу утащат... сразу же.
  - Точно, жрец нагадал? - вождь внезапно бросил резкий и на удивление цепкий взгляд на сконфуженного рядового, - а не товарищ С.?
  - Н-никак нет... - взгляд Нетопыря забегал.
  "Откуда он знает? Если видел и слышал их драку, то отчего не встрял тогда? Или донёс кто? Убью паскуду-крысу, своими руками задавлю!"
  - Ну ладно. Иди.
  - Так точно, товарищ генерал! - обрадованный Нет встрепенулся, и, было, уже бросился к выходу, как в спину ему донеслось:
  - И на поверхность ни ногой. Раз тебя звери утащат. Пойдёшь, мой друг, стажироваться в домну.
  Металлы в посёлке переплавляли чуть ли не с самого основания. Без них, да без книг, племя было бы и вовсе в каменном веке. Или того похуже. Причём возможность для переплавки предоставила сама природа. Невероятная природная аномалия обнаружилась при рытье одного из тоннелей: естественная шахта со стабильно высокой температурой. Поначалу она вызвала опасения, связанные с тем, что она, возможно, является следствием горящего торфа, и вскоре сама деревня сгинет от подземного пожара. Позднее же необычайный феномен стал активно использоваться, обзавёлся облегчающими пользование постройками и стал именоваться домной. В ней постоянно переплавлялись всякие найденные и скрупулёзно отсортированные металлы, вплоть до стали. Качество выходного продукта, конечно, было не самое лучшее, но всё же это было невероятное достижение. К тому же тепло домны сложным путём использовалось и в холодные зимние месяцы.
  Парень тут же сник. Без выхода на поверхность всегда очень трудно, когда бывал там хоть раз. Сразу родной дом становится на удивление душным и застойным, и всякое движение воздуха рассматривается как бесплодная попытка сымитировать ветер. Да, воистину, из-за этого сопляка он в одночасье он потерял всё: девушку, семью, уважение, статус. Как жить-то теперь?
  А к пышущей жаром Домне ещё привыкнуть надо. Адская температура! Да, говорят, ада нет, но откуда же тогда взялась эта невероятная аномалия? Естественно, врата ада приблизились, и из разлома пышет теперь огнём. То, что мы научились использовать этот жар во благо, не значит, что все эти проделки - не от дьявола. А тот, кого попёрли из охотников, не может пользоваться авторитетом у сверстников и девушек!
  Это провал. Среди этих забитых жизнью, подчинённых вояками металлургов разве могут быть нормальные люди... живут себе на пороховой бочке и радуются, что хлеб не даром едят. Тоже мне, работяги. А металл только под роспись и по важному делу выдаётся. Жлобы! Своим же труженикам лишнюю деталь жалеют.
  - И караульного мне крикни! - уже в закрывающуюся дверь бросил Липа.
  Но тот уже и сам расслышал требование начальства. В штаб просочился тщедушный очкарик, стоящий на часах, чётким движением поправил скрепленные изолентой очки с не очень толстыми, явно неподходящими, но зато целыми линзами очки и отрапортовал:
  - Ефрейтор Снегирь по вашему приказанию прибыл!
  - Вольно, Снегирь. Будь добр, сбегай к жрецу, скажи, чтобы зашёл. Разговор к нему есть.
  - Есть!
  Едва он вышел, Вепрь изумлённо посмотрел на генерала.
  - Мы давно с ним не разговаривали. С тех самых пор...
  - Я помню, В Одночасье он потерял всё: девушку, семью, уважение, статус невежливо и на удивление грубо перебил его старик, - и не "мы", а я. А вот конкретно ты можешь быть свободен.
  - Но...
  - Это приказ.
  Деланно щёлкнув каблуками, Вепрь разобижено вышел. "Совсем из ума выжил вождь. Мне не доверяет, приказами бросается. Ох, неровно его задница сидит в штабном кресле, ох, неровно! Племени нужен настоящий руководитель. А кто на эту должность может быть лучше меня?"
  - Разрешите войти?
  - Заходите, - Липа перестал барабанить огрызком карандаша по столу.
  - А где жрец?
  - Товарищ генерал, жрец просил передать, что ему, старику, не с руки бегать через всю базу, и если Вам нужно его аудиенции, то извольте сами пожаловать в его пещеру.
  Вождь с силой бросил карандаш в мусорную корзину. Снегирь вжал голову в плечи, всё более походя на свой тотем.
  - Да вы, батенька, зажрались... - процедил он, как бы между прочим, и сделал знак рукой:
  - Ступай, свободен!
  Затем он неохотно встал, сделал пару кругов по комнате, заложив руки за спину, воровато огляделся: не открыта ли дверь? Затем нагнулся, поднял карандаш из относительно чистой мусорной корзины, выдвинул ящик стола, бросил карандаш внутрь и резким движением захлопнул ящик... затем степенно выпрямился, расправил плечи и вышел в распахнутую крепкой стариковской рукой дверь.
  Всё племя, побросав казавшиеся минуту назад важные дела, уставились на небывалое зрелище: вождь самолично шествовал по гражданской половине прямой наводкой в обитель жреца, и очередь шкуры, заменяющей последнему дверь, мгновенно рассосалась. Липа откинул полог шкуры, и, пригнувшись, вошёл внутрь. Затем стремительно распрямился.
  Вход был сделан так, чтобы входящий непременно кланялся при входе. Приседать и садиться гуськом было ниже достоинства первого человека в племени, но и кланяться перед этим человеком ему вовсе не хотелось. Поэтому стремительное распрямление спины должно было показать, что поклон был лишь вынужденной мерой и ни в коем случае не надо его рассматривать как дань уважения.
  - Ну, здравствуй, Виктор.
  - Приветствую тебя, о, великий и-как-то-там-дальше Липа, - зевнул жрец, - зачем ко мне пожаловал?
  - Всё ещё не вспомнил ничего, кроме имени?
  - Дай-ка подумать... Нет, не помню. Я и имя то, если ты не забыл, не на первый год жизни тут вспомнил. Может, и не моё оно, а только слышал раньше.
  - Темнишь, брат, ой, темнишь...
  - Не брат ты мне. Это у вас тут все друг другу родственники. А я человек пришлый. Сами-то мы не местные, подайте копеечку... - с выговором на "О" прогнусавил Виктор.
  - Не паясничай. На самом деле я не за этим. Правда ли, что ты моими людьми лучше меня управляешь? Зачем, Вить? Зачем ты отговорил того мальчика от похода? А если и не прямо ты это сделал, то уж точно знаешь, в чём дело.
  - Того не заманишь в поход, кто товарищей за врагов держит, - как всегда, витиевато, нараспев проговорил жрец.
  - Тьфу ты. Брось свои штучки. Говори прямо: стращал пацана или нет?
  - Да на кой чёрт он мне сдался. Ты сам лучше знаешь, откуда ветер дует, не так ли?
  - Мне уже изрядно надоело, что ты решаешь в этом убежище едва ли не больше, чем я. Зачем ты меня дураком выставляешь? Меня она выбрала, понимаешь, меня! Столько лет уже прошло.
  - Конечно... Кому нужен слепой и страшный пришелец со странным акцентом, говорящий непонятные речи и непонятные слова. Странно, что она со мной ещё какое-то время провела. Но все они, женщины, одинаковые. Где богаче и надёжней, там и жить слаще. Эх, не дожила она до этих дней, навсегда молодой осталась!
  - Не дожила. Её убил твой ребёнок. Сам народился, а её убил.
  - Что? Мой ребёнок? Так вот почему он всю жизнь без отца ходил... А я-то думаю, чего ты её схоронил, сплетни забвению придал, а сам мальчонку сиротой окрестил! Ай, ловок, а я вообще дурак...
  - Да уж. С твоими талантами к прорицанию странно, что не догадался. Узнают в племени, засмеют, - ухмылка осветила лицо Липы, казалось, он даже помолодел лет на двадцать разом из-за неё.
  - Да потому что я и не думал про это. Больно мне о ней думать. Уже сколько лет прошло? Пятнадцать?
  - Шестнадцать с половиной. Не в том суть. Отослал-таки я сына твоего, Виктор, далеко отослал. Если и правда достоин он узнать своего отца, вернётся с благими вестями. А если вдруг сгинет - значит, за мной правда.
  - Ты совсем из ума выжил. Какая правда? - жрец скорбно покачал головой.
  - А такая. Ты, и всё, что ты делаешь, и к чему прикасаешься - всё не от мира сего и не для дела. Кто ты, чёрт возьми?
  - Аз есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.
  - Опять цитаты... я уже и библию запретил, а ты всё в своё благо обращаешь. Что это значит?
  - Да так... вспомнилось...
  
  * * *
  
  Глядя на удаляющийся отряд, Крокус уже и сам не надеялся догнать улетевшего мутанта. Но отступать было поздно. Впервые он получил возможность осуществить по-настоящему мужской поступок. Ещё вчера он кичился своей чистокровной военной породой, сегодня же от спеси не осталось и следа.
  Унимая трясущиеся поджилки, перебежками Крокус двигался по городу в ту сторону, где исчезла чёрная точка крылатой бестии с Горностаем в мерзких крючковатых лапах. Эта тварь посмела принять его, Крокуса, подопечного за обед! Да сколько же можно всякой скотине использовать людей как корм?
  Несколько раз над головой ухали крылья различных тварей. То были и птица с настоящими перьями, и похожие на летучих мышей демоны, и даже что-то, сходное с птеродактилями. Была у него такая маленькая резиновая игрушка в детстве. Ах, если бы все эти летучие уродцы были такими же маленькими!
  Пытаясь укрыться от прочих летучих тварей, он решил срезать путь через дворы и скверы, но от этого вовсе заблудился. Если ещё недавно он видел остатки довольно крупных зданий и магазинов, а так же очень много настоящих асфальтированных дорог. Правда, частично разбитых когтями неизвестных животных, и едва занесённых коричневатым песком. Теперь же эти приметы стали абсолютно бесполезны; повсюду были невысокие домишки и редкие, но колоссальных размеров деревья.
  По незначительным атрибутам можно было лишь распознать, что те или иные здания являлись некогда жилыми домами, а какие-то складами. А недавно пройденное сооружение с остатками бетонных клумб и едва держа держащейся на одном уголке выцветшей табличкой являлось школой.
  "Нет, так я только больше заплутаю. Надо выбирать себе ориентиры строго по прямой линии, как Солонгой рассказывал, и идти от одного к другому. Так я хотя бы буду идти в одну сторону". Рассудив таким образом, он тут же стал следовать по маршруту угол дом-дерево-остов машины, и так далее.
  Так он брёл и брёл, поражаясь окружению. Но самым удивительным казался целый коридор из веток, прямой и ровный, будто ухоженный. Путь сквозь него лежал по руинам небольшого кирпичного домика, сложившегося когда-то, будто карточный. Даже странно было, что на кирпичах смогла вырасти такая живописная растительность.
  Крокус приподнял копьём тонкие бурые ветки с ядовито-жёлтыми ножевидными шипами, и верхние ветки, видимо, связанные как-то с нижними, приподнялись сами, открывая как по волшебству уютный проход. Однако рисковать и заходить в мнимую гостеприимную аллейку он не решился, обошёл её стороной... и упёрся в широкую и невероятно старую краснокирпичную стену.
  Стена эта сразу привлекала внимание. Мало того, что она была довольно-таки длинной, так ещё и сразу привлекала внимание находящейся за ней церковью. Пойдя вдоль стены, Крокус увидел главный вход со смятыми, некогда выдвижными воротами, с находящимся на возвышении КПП. За ним стена становилась сложенной из бетонных плит. А перед самим входом красовался почти не тронутый временем щит, на котором красовалось: "Егорьевский авиационно-технический колледж гражданской авиации имени В. П. Чкалова".
  Заинтересованный, Крокус протиснулся через смятые выдвижные ворота, сильно напоминающие своего собрата на въезде в хлебозавод, и не устоял перед соблазном обследовать местность. Удивительно, но тут явно были признаки живых людей. Асфальтированный плац поддерживался в идеальном порядке, деревья были строго прорежены, а дорога была перекрыта баррикадами с закреплёнными охотничьими винтовками (так вот куда они делись!).
  Крокус прошёл аллею-холмик со следами зубьев граблей с находящейся перед ним свежевыкрашенной трибуной, и обнаружил так же несколько замаскированных рвов с кольями, нацеленные в небо огромные арбалеты и баллисты. Повинуясь логике, юноша направился в сторону усиления обороны. Простая и примитивная логика: нет смысла защищать пустое место, а следовательно, там должно скрываться что-то или кто-то... Причем этот кто-то должен обладать интеллектом. Тут не было глупых устрашений, как было с арбалетом безумца в Куровском. Вся оборона была составлена грамотно, и ориентирована главным образом на оборону атак с воздуха.
  Наиболее защищённым по праву могло считаться здание, до самого верха обшитое огромными листами металла. Именно туда и направился Крокус. Дверь оказалась окружена сложным переплетением арматурных прутов. Поддалась она не без труда, но при этом отчего-то совершенно не скрипела. Лишь позже он обнаружил сверху двери сломанный дверной доводчик и чуть ниже - несколько растянутых, или даже порванных пружин. Видимо, этой дверью пользовались, и давно.
  Едва Крокус вошёл внутрь, чуткий слух его уловил неясное нечто, доносящееся откуда-то снизу. Спустясь по лестнице, местами отремонтированной с помощью камней, глины и дерева, он увидел внушительных размеров дверь с крутящимся запором. "Бомбоубежище", гласила старая, но старательно обновляемая надпись. Под ней было подписано чуть крупнее: "ГВФ-Сити!" так же по стенам было написано множество различных интересных вещей, в частности "ГВФ it's cool", "Паяльники (автоматы, ГСМщики и прочие) рулят", и ещё много интересного, но совершенно непонятного Крокусу. Все надписи были осуществлены аккуратным чертёжным почерком.
  - Люди... - осклабился Крокус, - Контакт! Никто, кроме людей, не мог написать это.
  Что было удивительно, ни одной пахабной надписи или рисунка обнаружить он не смог, зато идентифицировал множество соскобов на стенах, на которых, по-видимому, когда-то было написано что-то не менее важное. Но самым интересным была песня, что едва слышно доносилась из-за двери. Именно эхо от этого пения он и слышал, когда спускался. Стройный хор благоговейно воспроизводил, растягивая приятными голосами каждую его строчку, не вполне понятную охотнику:
  
  Уносится в небо машина,
  И в яростном реве турбин
  Мне слышится снова и снова
  О нашей профессии гимн.
  
  Ах, как хочется в небо, разбежавшись, ворваться!
  Ах, как хочется слышать: "Внимание, взлет!"
  Только надо кому-то на земле оставаться,
  Чтоб машину отправить в полет!
  
  О нас не напишут романов.
  Героем их будет пилот.
  Но верю я, что наши парни
  Отправят ввысь звездолет!
  
  Ах, как хочется в небо, разбежавшись, ворваться!
  Ах, как хочется слышать: "Внимание, взлет!"
  Только надо кому-то на земле оставаться,
  Чтоб машину отправить в полет!
  
  Рванулась машина в разбеге,
  Оставив бетон и покой.
  И звездочке, тающей в небе,
  Взмахнешь на прощанье рукой!
  
  Ах, как хочется в небо, разбежавшись, ворваться!
  Ах, как хочется слышать: "Внимание, взлет!".
  Только надо кому-то на земле оставаться,
  Чтоб отправить машину в полет!
  
  Едва хоровое пение стихло, юноша собрался с духом и постучал древком копья в стену. Тишина за дверью как будто даже усилилась. Тогда Крокус чертыхнулся, и постучал ещё раз, громче, и подкрепляя это криком: "Люди, откройте! Я друг!"
  Скрип поворачивающегося маховика подтвердил, что он услышан. Сделав глубокий вдох, и пригладив волосы, он принял максимально официальный вид и приготовился к встрече с неизвестным. Дверь открыл благообразный старец в почти белых одеждах. Почти - потому, что нельзя было назвать истинный цвет вещей. А когда-то он бог быть каким угодно. Даже чёрным.
  - Приветствую Вас, - тут Крокус заметил за спиной старика сразу несколько нацеленных луков и ещё шире растянул улыбку - От лица племени Металлургов. Мы очень рады приветствовать своих соседей!
  Старец придирчиво осмотрел пришельца с ног до головы. Затем он резко выбросил руку. Крокус отшатнулся, истекая липким потом. Но старец лишь вытряхнул из рукава блокнотик и принялся что-то в нём записывать. Лишь набросав пару строк, он обратился к пришельцу:
  - Добро пожаловать, о посол от племени Металлургов, в нашем племени - племени авиоников! Как обращаться к тебе?
  - Моё имя Крокус. А моя фамилия в нашем племени не играет... Эй, вы чего?!!
  Стоящие за спиной старца люди побросали арбалеты и подхватили охотника на руки.
  - Пустите! Куда вы меня тащите? Не кладите меня на стол, я невкусный!
  - О великий посол Крокус! Долгие годы мы блюли все заветы и законы, оставленные нам Предтечами, что породили наше племя и племена всех ныне живущих, или выживших, и ждали вестника нового мира!
  - Позвольте, но я...
  - Прости, о великий! Мы не сразу признали тебя!
  - Да ладно, только не трясите так...
  - Но мы сразу поняли, о Крокус, что не зря ты прервал наше ежедневное песнопение своим светлейшим визитом, - тут старец торопливо черканул ещё пару строк в своём блокнотике, затем почесал карандашом в затылке и продолжил:
  - Так вот, мы рады приветствовать тебя в нашем скромном жилище, нашей обители!
  Тем временем Крокуса спустили вниз, и, не без труда, усадили за стол.
  - Скажите, мне, как почётному гостю, просьбу можно?
  - Во-первых, не "можно", а "разрешите", а во-вторых, что угодно для дорогого гостя!
  - Так вот, я бы хотел...
  - Но только после ритуального ужина!
  Впервые Крокус ощутил себя Каланом. Это вечное нежелание давать хотя бы слово напрягало. "Увижу Калана, ни за что его перебивать не буду!" Хотя повышенное внимание к собственной персоне ему льстило несказанно.
  - Ладно, ладно, всё что скажете, но моего друга, тоже кх-м, посла, в данный момент куда-то тащит крылатая тварь!
  - Так что же вы молчали, - захлопал глазами старец, - разведгруппу сюда, срочно, в полной экипировке... О чём это я... А, ну да, пока они будут собираться, можно и перекусить...
  - Спасибо, господин... Эээ, как вас там?
  - А я не представился? О боже, простите, где моя вежливость, простите старика! Я Историк. Раньше у меня было другое имя, но пусть вас это не беспокоит, сейчас меня надлежит называть согласно статусу. О, мы вам всё расскажем!
  
  * * *
  
  Марал неодобрительно посматривал на сидящего впереди мужчину. Поразительные люди порой ходят в театр! Ты стараешься, надеваешь лучшие одежды, ведёшь под руку любимую девушку... А кто-то нагло трескает сахарных улиток, заляпывая все брюки, и рубаху, и сиденье, при этом шурша обёрточной бумагой. И вообще, где он взял столько бумаги, чтобы вот так, запросто, заворачивать в неё лакомства? Никаких понятий бережливости и аккуратности.
  Собственно говоря, Марал и сам не очень-то горел желанием сегодня сидеть на представлении в импровизированном театре. Когда-то под нужды самодеятельности освобождали квартиру матери Дицентры, но, когда помещение после её смерти было нагло забрано под нужды молодых семей, зрелища устраивать было негде. Но, если раньше подобное развлечение было всячески охаяно, то, едва оно исчезло, все тут же начали требовать продолжения.
  Тут-то на помощь и пришёл жрец. Он услужливо, и совершенно безвозмездно отдавал своё помещение под театр. Теперь можно было себе позволить не только местечковые кукольные спектакли, как тот, на который Ди и пригласила Марала. Наконец-то можно было себе позволить самые настоящие постановки, с актёрами, сценарием, переработанным для лучшего понимания современных обитателей подземки.
  - Мужик, веди себя прилично, в культурном месте сидишь, - прошипел, пригнувшись, Марал.
  - А что вы, собственно, против меня имеете? - гневно сверкнул глазами впереди сидящий.
  - Против тебя я имею очень большой зуб, и если ты будешь вести себя по-свински и мешать нам смотреть представление, я пущу его в ход, - Марал продемонстрировал внушительный штык-нож в отличном состоянии.
  Впереди сидящий как-то разом сник, но всё же неуверенно промямлил:
  - А... с этой вот штучкой разве не военные только ходить могут? - он жалобно взглянул в сторону военного патруля.
  - Правильно, - широко улыбнулся Марал, - Особенно охотники. Будь так добр, сиди тихо и спокойно до конца.
  Дальнейших уговоров не потребовалось. Однако, едва Марал откинулся на спинку стула, как увидел недовольный взгляд Дицентры. "Опять двадцать пять," - подумал Марал. Но не успел он проанализировать причину подобного взгляда, как услышал:
  - Мар, зачем ты его оконфузил? Ну, сидел себе человек, и сидел. Зачем нужно было обязательно давить?
  - А зачем нужно было обязательно вешать кулон? - сказал Марал и прикусил язык.
  Дицентра прикусила нижнюю губку и обиженно отвернулась. Она так надеялась, что Марал никогда больше не вернётся к этому разговору. И он, собственно, сам не хотел этого. Обидные слова как-то сами собой сорвались с губ. Раньше он и не подозревал, что такое ревность.
  Нет, конечно, парень, у которого есть красивая девушка, всегда будет сталкиваться с желающими её отбить. Но как-то раньше ему достаточно было лишь одного испепеляющего взгляда, чтобы отбить у прочих всякую охоту зариться на Ди. Сейчас случай был особенный.
  Во-первых, Солонгой находился сейчас очень далеко, и отмахнуться от него, как от назойливой мухи было нельзя. Во-вторых, раньше Дицентра сама не давала ему достаточных поводов для ревности. А тут она сама фактически сделала первый шаг к другому мужчине. Да и то, если не подвергать сомнению её собственные слова.
  А если всё неправда? Если на самом деле Дицентра уже потихоньку начала тайно встречаться с Солонгоем? Вот, и слухи уже поползли. Нет, о чём он таком думает, нельзя подвергать сомнению слова собственной девушки! Раз сказала, что без задней мысли совершила этот поступок, значит, так всё и есть.
  Или нет? Быть может, она сама ещё не поняла, что всегда, всё время, на самом деле хотела быть с Солонгоем? В конце концов, не подойди Марал тогда, в детстве, к Дицентре, ничего бы и не было. А может, она и сама нашла способ познакомиться ближе с Слом. В конце концов, она такая упрямая, моя девочка...
  Он с любовью посмотрел на разобиженную Дицентру. Нет, она никак не могла его обмануть. Она настоящая, она любит его. Просто побоялась вовремя сказать, а сама запуталась.
  Он обнял любимую. Та попыталась отстраниться, Марал придвинулся ближе. Она снова отодвинулась. Он приблизился. И только когда Дицентра не удержалась и свалилась с табурета, противостояние было окончено. Дицентра посмотрела на Марала. О, эти дивные, наивно-расстроенные глазки! Он обеспокоенно окинул её взглядом и спросил:
  - Ты не ушиблась, любовь моя?
  - Нет, - просияла Ди и громко рассмеялась.
  Марал тоже засмеялся и помог ей встать. Теперь уже они, весело посмеиваясь, уселись в обнимку и приготовились смотреть спектакль. Сосед спереди повернул к ним недовольную физиономию.
  - Позвольте, ну это уже хамство! От меня шума было намного меньше!
  - Мужик, не обижайся. Хочешь, я тебе тоже ножик подарю? Только перочинный, - Марал улыбнулся и протянул презент.
  Мужчина принял подарок молча и, довольный, отвернулся. Марал ещё раз улыбнулся и добавил ему уже в спину:
  - И в конце концов, это же комедия! Сейчас все смеяться будут.
  Так, он, в очередной раз, понял, что любит свою девушку и доверяет ей. А со слухами он будет бороться нещадно. Пусть только кто-то попробует ему хоть слово сказать.
  - Я тебя люблю... - проговорил он и крепче обнял Дицентру, - Никому тебя не отдам.
  А потом все стихли. Спектакль начался.
   
  
  
  Глава 5. Муравейник
  
  Так иногда случается, что пробуждение приходит поэтапно. Каждый раз, просыпаясь и с трудом продирая заспанные глаза, чтобы поглядеть на часы (если таковые есть под рукой), спящий понимает: спешить некуда. А это значит, что можно снова лечь и отобрать у реальности несколько блаженных минут, или даже часов, нереального мира сновидений. Да и без сновидений, в общем-то, поспать ещё немного бывает очень приятно и полезно. Достаточно уже того, что побег из реальности со своими проблемами и сложностями может быть продлён.
  Даже если человеку снится кошмар, это всегда лучше реальных неприятностей. В самый опасный момент такого сновидения подсознание дарит спасительное пробуждение или переключение на другой, безопасный сон. В жизни нет возможности щёлкнуть, к примеру, пальцами, и избавиться от угрозы. Хуже всего оказываются те моменты, когда человек и рад бы ещё поспать, но неотложные дела требует его пробуждения именно сейчас. И вот он, сонный и сердитый, неохотно натягивает одежду, собирается и бредёт куда-то по своим делам, готовый сорвать зло за испорченное утро на ком-то из окружающих.
  Блаженны те, кто может поспать всего лишь несколько часов и быть бодрым и отдохнувшим, даже если накануне испытал тяжелейшее физическое напряжение или хорошенько покутил с друзьями. Хотя с возрастом даже такие люди теряют это своё полезное свойство. Их отряд состоял, по сути, из подростков, которые в силу возраста на многие трудности смотрят свысока, смелы и самоуверенны. Однако любителей встать пораньше среди них не нашлось.
  Так, перед Солонгоем утро предстало в виде непривычно лохматого и красноглазого Цай-Ланзы.
  - Вставай, Сол, хорош спать уже!
  - Что? Где?.. - тряся головой, юноша пытался отогнать последние крохи невероятно запутанного и сумбурного сновидения. Память бесцеремонно отмела все его подробности, не желая иметь ничего общего с этим абсурдом.
  - Ты теперь мой зам, если помнишь. Хороши мы с тобой, два командира без роду - без племени. Даже дозорных не удосужились выставить. Похоже, собак отпугнул только запах дыма от нашей "чадилки".
  - Собак? Они тут были? - Солонгой мгновенно встрепенулся, и поглядывая на печально знакомый, напоминающий о самом отвратительном событии путешествия мир развалин всего одним полуприщуренным глазом. Второй намного сильней покраснел то ли от дыма, то ли от неудачного сна настолько, что наименее безболезненно мог ощущаться только под спасительным укрытием век.
  - Да вот, полюбуйся: всё в отпечатках лап. Мяса половину пожрали, а что не съели, то понадкусывали. Вещмешок Калана вон, вообще... пометили.
  Солонгой скосил единственный рабочий глаз на валяющийся на расстоянии добрых пары-тройки метров мешок. Однако он чётко помнил, что Калан засыпал, подложив голову под своё достояние. Похоже, ночью какой-то пёс осмелел настолько, что выдернул "шмотник" прямо из-под головы их товарища, не пробудив его при этом, немного порылся внутри, и, по всей видимости, решил, задрав лапу, застолбить за собой этот ценный источник пряного сушёного мяса. Теперь Калан лежал на земле, любовно обнимая сапог Вереска, который и служил ему подушкой. Самого хозяина в сапоге, как ни странно, не оказалось. Более того, не оказалось его и поблизости. Задаваться вопросом, как сапог мог соскочить с ноги и оказаться в совершенно другом месте, оставался открытым.
  - Однако, нас всё же не тронули. У тебя случаем умыться нечем? Глаз не могу открыть. И шея затекла, зараза.
  Усмехаясь, Цай-Ланза протянул прямому подчинённому пыльного вида пластмассовую канистру с отрезанной верхушкой. Вода внутри была не самой чистой, однако мыться - не пить, по умолчанию вода на всякое дело кроме питья использовалась многократно. Жаль только, фильтров, как в убежище, с собой им не дали, чтобы между использованием эту самую воду очищать. Так что Сол не спеша принял сей ценный дар и приступил к омовению. Цай выдержал паузу и произнёс:
  - Я, правда, ей сапоги протирал только что, но так в целом ничего, сгодится.
  Лицо Солонгоя, секунду назад блаженное и с раскрытыми наконец обоими глазами стало сначала обескураженным и жалобным, а затем сменилось агрессивной гримасой.
  - Да шучу я, шучу. Сам только что в ней умывался.
  - А-а-а-а... - примирительно протянул Сол, но канистру всё-таки поставил на землю.
  - Ага. Ну, высморкался туда пару раз.
  Будить ребят не пришлось. От криков типа "стой, гад, я на тебя сейчас сам сморкаться буду" и бегающих друг за другом ребят все проснулись и сами. Однако, не без приключений. Так, Вереск, едва проснувшись, не глядя стянул с ноги второй сапог и наугад метнул в мельтешащие фигуры нарушителей спокойствия. Так и разрешилась ситуация с первым сапогом. Видимо, ночью, не разобравшись в причине появления шатающихся и сопящих теней, он попросту метнул своё орудие прямиком в оккупировавшего вещмешок Калана зверя, разогнав свору к чёртовой матери. Сам же Калан, подняв перепачканное землёй лицо, умилился бегающим ребятам:
  - Не, ну как дети, чес-слово.
  Затем он обнаружил в руках у себя неожиданную замену мешку, моментально отправился на его поиски. Это не заняло у него много времени. Однако, найдя наконец свой мешок, Калан едва не заплакал, увидев его удручающее состояние.
  - Цай-Ланза... Ну ты и сволочь, конечно, порядочная! - Барсук
  Солонгой сдержанно хохотнул
  - А ты чего ржёшь? Сам не лучше. Командиры, мать вашу. Ну ладно мы, простые рядовые. А вы-то почему не выставили никого на караул?
  Цай-Ланза только сокрушённо понурил голову, ударяя себя ладонью по шее, мол, виноват. Однако Солонгой мириться с этим не стал и огрызнулся:
  - А почему, собственно "вы, простые рядовые" не должны о себе заботиться? Вы такие же люди, как и мы. Или вам пастуха-свинопаса не хватает?
  - Такие обидные слова. И все потому, что сам облажался? - вступился за брата Енот.
  - Ну, давай, ещё скажи, что мы с Цаем Бобра в воду затащили, и Горностая в лапы птице засунули! - чуть стиснутые зубы выдавали старательно скрываемую ярость.
  - Эй-эй, ребята, вы чего? Мы ещё даже до Москвы не доехали, а вы уже друг друга убить готовы! Мы же вместе должны быть! - взмолился Вереск.
  - К тому же, после драки кулаками по морде - это слишком! - повинился Барсук.
  - Кажется¸ эта пословица как-то должна по-другому звучать, - ответствовал Енот на это, без сомнения, справедливое замечание.
  - Так или иначе, но нам надо быть... дружнее, что ли... - вдумчиво потёр подбородок Цай-Ланза, - и научиться терпеть друг друга. А то и правда, перессоримся.
  - А вы не задумывались, зачем нужны эти штуки? - осведомился Калан, указывая куда-то в руины.
  - О, это турникеты! Они работали на электричестве. Люди покупали в кассе билеты, турникеты их читали и пропускали людей, - не упустил возможность блеснуть знаниями Вереск.
  - То есть, люди платили за право пройти через этот маленький никому не нужный агрегат? - осклабился Солонгой.
  Все дружно засмеялись. Действительно, какой смысл проходить через этот маленький участок земли, и платить за это деньги, если вокруг столько свободного пространства! Во истину, предки были очень странными людьми, придумывали себе сложности буквально на пустом месте.
  - А ведь если так подумать, их, быть может, ещё можно оживить...
  - Что? Зачем тебе, Вер?
  - Ну, допустим, сами турникеты нам ни к чему. Но куча вещей работает на электричестве! У нас в племени есть только старинные разваливающиеся на части генераторы, от которых почти нет толка. Но если отремонтировать и запустить электростанцию, хотя бы одну!
  - Так где же мы возьмём её такую? - округлил глаза Барсук.
  - Ну, мы же проезжали Шатуру. А там когда-то была, и, возможно, и сейчас есть очень мощная электростанция. Во времена предков она могла бы обеспечить весь Московский регион, и не только!
  - И ты всерьёз думаешь, что сейчас можно что-то восстановить? Да и где гарантии, что можно жить в домах, куда идут провода? И можно ли их вообще использовать сейчас? Всё это так неопределённо...
  Вереск только пожал плечами. Ему очень хотелось, чтобы все эти реликты снова сделали жизнь простой и успешной, как раньше, как в книгах. Люди прошлого, лишённые необходимости собственноручно убивать монстров для пропитания и добывать дрова на опасной и загадочной поверхности изобретали себе надуманные проблемы. Они создали сложную и подчас непонятную экономику, сковали землю асфальтом, бетоном и сталью, преобразовывали природу под себя. Сейчас это всё казалось таким загадочным, почти магическим. Но тогда всё было так просто и естественно...
  - Ладно, ребята, нам не стоит тратить время на пререкания и рассуждения о том, чего сейчас мы сделать всё равно не можем. А сейчас закатаем рукава и перетащим эти чёртовы дрезины на нужные рельсы! - встряхнулся Цай-Ланза.
  - Да, но... какие же из них всё-таки нужные? Карта, конечно, хорошая, но на ней всё равно ничего толком не ясно!
  - По карте, ехать надо прямо, - Цай махнул рукой, - вон там, за горизонтом, лежит наш город Надежды!
  Никто не стал с ним спорить или поддевать за излишне вычурные слова. Всем действительно хотелось, чтобы их надежды оправдались, чтобы ушедшие товарищи не зря пропали. Теперь, когда они видели столько странного и необъяснимого, им легче будет идти дальше. Отныне они всегда будут начеку.
  Мышцы у всех болели от перенапряжения, а разбирать и снова собирать свой транспорт им совершенно не хотелось. Убив на перетаскивание первой дрезины немало времени и сил, за вторую решили даже не приниматься. Ехать вшестером было неудобно, но, как оказалось вскоре, мучение это длилось недолго.
  Постепенно из-за горизонта появилось загадочное, огромное, нереальное нечто. Оно росло по мере приближения, было невероятно широким и... было оснащено множеством извилистых веточек. Представшее вниманию отряда нечто оказалось на деле огромным баобабоподобным деревом, начавшим расти когда-то точно посередине путей.
  Рельсы причудливо изгибались, пока росло это дерево, и в конце концов их попросту разорвало пополам. Но дереву этого было мало. Оно стремилось к прозрачному солнечному свету, жадно ловя его своими листочками, подобно бобовому стеблю из сказки, и крепло день ото дня. И вот дерево продолжило расти, выдирая собой рельсы, закручивая в невообразимую стальную спираль, крошило корнями бетонные шпалы, множилось кучей своих придатков, с которыми постепенно оказалось объединено общим стволом, и сейчас перед разведчиками предстала огромная сплошная живая стена. Причём в высоту дерево не так уж и сильно выросло, однако в ширину обойти его было бы непросто.
  Можно ли было представить себе, что внезапно на их пути, лишённом даже чахлой травки, окажется столь мощное природное сооружение? Будто вся сила растительности на железнодорожных путях была высосана этим деревом, чтобы однажды приехавшие сюда люди были изумлены увиденным. Оно словно пыталось задержать их всей своей массой, заслонить мощным стволом, как живой монолитной стеной, дорогу к надежде. И теперь оно стояло тут, как внушительный символ непостижимости обезумевшей природы, которая решила наконец дать отпор разрушительному человечеству.
  - Что делать будем, командиры? - присвистнул Енот.
  - А что делать... умный гору перелезет, умный крýгом не пойдёт, - не очень логично изрёк Цай-Ланза.
  - Нам нужна верёвка. Оч-чень длинная верёвка, - задумчиво проговорил Барсук.
  - Она-то есть. Но её не хватит, - Цай несколько раз придирчиво перевёл взгляд с мотка троса на неправдоподобно большое дерево.
  - Я так скажу. Нам нужна змея, - загадочно произнёс Солонгой, касаясь рукой первого амулета. Пальцы непроизвольно задели флеш-карту Дицентры, и юноша смутился, по-прежнему не зная, как реагировать на сей презент.
  - Ты хочешь взбираться по живой змее? - округлил глаза Калан.
  - Нет. Думаю, он имел ввиду то, что из неё выйдет самая лучшая верёвка, - вставил Вереск, - И я его целиком и полностью поддерживаю. Сол, ты у нас спец по змеям, не так ли?
  Солонгой криво усмехнулся. Именно такой реакции он ожидал. Хотя Вереск всего лишь заметил его жест и решил подыграть. Однако подобное расположение Солонгою тоже могло бы польстить. Роль командующего, уважаемого человека для него была по-прежнему непривычна. Единым махом в его руках оказался маленький кусочек власти, пользоваться которым его никто не учил.
  - Что ж, - резюмировал Цай-Ланза, охота, так охота. Но если в ближайшие часа два никого не выследим - пробуем пойти в обход.
  Охота - это именно то, чему ребят учили с детства. Деревянные игрушки имитировали мутантов, нарисованные на стенах изображения зверей были сплошь истыканы копьями. Они знали наизусть следы всех зверей, какие могли оказаться в их охотничьих угодьях. Их органы чувств тренировались долго и упорно, чтобы выслеживать зверя.
  Охота успокаивала. Нет, она, несомненно, по-прежнему была опасна и добавляла щедрую дозу адреналина в кровь, однако она была для ребят привычна. К тому же, с наибольшей вероятностью жертвой должна стать их добыча, загоняемый в ловушку зверь. С самого же момента отъезда природа, напротив, стремилась задушить самих охотников. И до сих пор играючи справлялась с этим.
  Странно, но возле дерева абсолютно никаких следов крупных зверей не находилось. Существовало три замечательных способа для приманивания зверя. Один - использовать стандартный манок для этого зверя. Но такового с собой ни у кого не было. Второй способ - приманить зверя едой, а если он хищник или падальщик, то запахом крови. Но для змеи это был не самый лучшим способ. Тогда нужен был универсальный, третий способ. Именно к его выполнению и приступил Вереск.
  - Дух Земли!
  Словам внемли!
  Открой тропинки!
  Всколыхни травинки!
  Открой тропу звериную,
  Сокрытую, старинную,
  Пошепчи по всей земле,
  Укажи нам путь к змее!
  Остальные во время произнесения молитвы старательно изображали шипение и постукивали палками по стволам деревьев в соответствии с ритуалом. Естественно, повторять нехитрые мантры пришлось несколько раз, старательно просеивая взглядами всю округу. Казалось, заклятие не действует.
  Однако, будто по заказу свыше, длинная змея обнаружилась на одном из деревьев, более привычных для взгляда ребят. Это был относительно безобидный лоз. В мире, населённым адскими тварями, такие существа кажутся случайными. Хотя, учитывая размеры, даже укус его маленьких зубов или сравнительно слабые объятия его колец могли бы нанести серьёзный вред человеку. Однако полоз был сыт. Он просто висел, лениво обвивая ветку дерева, и почти не заметил угрозы. А когда заметил, было уже поздно. Наибольшей трудностью было даже не проткнуть его голову наконечником, а распутать всё ещё сжимающиеся кольца его тела.
   Мясо было съедобно, шкура тоже могла сгодиться впоследствии, например, в качестве мягкого бурдюка для воды или материала для кожаных сапог. Жизнь под землёй учила бережливости и строжайшей экономии. Но главным ресурсом сейчас были жилы. Эластичные, длинные, при аккуратном и вдумчивом переплетении уже к вечеру они образовали скользкую, на скорую руку созданную верёвку.
  Солонгой крепко сжал в руках верёвку. Что же, пришло время и ему доказать, что он чего-то стоит. Привязав к одному концу камень, он размахнулся посильней и забросил верёвку с грузом, надеясь перекинуть её через одну из веток. Не вышло. От досады спина его покрылась холодным потом. Казалось, все сейчас смотрели на Солонгоя с укоризной. Он ожидал града насмешек в спину, но было тихо. Тогда он бросил верёвку ещё раз. И снова, и снова, с каждым разом всё больше ругая себя за неудачу. Но никто по-прежнему не пытался над ним смеяться. Лишь когда ему, наконец, удалось справиться с этой нелёгкой задачей, он с радостной улыбкой обернулся, но... Увы, всем было безразлично. Вереск с Каланом разминали уставшие от работы пальцы, близнецы, как всегда, о чём-то ожесточённо спорили, А Цай-Ланза безбожно дрых прямо у подножия исполинского дерева.
  Такого наплевательского отношения Солонгой никак не мог простить. Он тихо собрал всех, кроме Цая, прижал палец к губам и поманил наверх. Подавай другим пример, он взялся за верёвку сам и лихо, на едином дыхании, преодолел как минимум треть пути. Путь вверх давался ему гораздо проще, чем он представлял изначально. Правда, после середины энтузиазма поубавилось, но, не желая показаться слабаком, он стиснул зубы и продолжил, стараясь сохранять темп. Но вот он забрался на самую верхушку дерева, где смог свободно встать на ноги и осмотреться
  - Ребята, давайте сюда! Тут... круто! - лучшего определения юноша не смог найти.
   Вслед за ним, движимые любопытством и все прочие вскарабкались на живой забор. За исключением, естественно, спящего Цай-Ланзы. Но ребятам было не до него. Все взгляды были устремлены на верхушку дерева. Если, конечно, её можно было так назвать. Вопреки ожиданиям, напоминала она нормальную твёрдую землю, и среди веток сформировалось множество "тропинок", и даже лужиц, как состоящих из сока, так и просто дождевых.
   Солонгой, залюбовавшись загадочным, необычным зрелищем, не сразу вспомнил, зачем просил ребят не шуметь. Пока прочие изумлённо осматривались, он тихонько перегнулся через край верхушки и взглянул вниз. Цай-Ланза по-прежнему не реагировал на происходящее, и наслаждался сном. Судя по причмокивающим губам, он что-то с аппетитом жевал. Или даже целовал. Солонгой загадочно ухмыльнулся, снял свой меховой сапог, набрал побольше воздуха в грудь и заорал что есть мочи:
  - Воздушная тревога!
  Цай-Ланза подпрыгнул на месте. Первое, что он увидел, был летящий прямо на него неопознанный мохнатый объект.
  - Летучая крыса! - заорал он и предпринял отчаянную попытку сбежать через ствол дерева.
  Громкий хохот за спиной Солонгоя был для него неожиданно приятен. Он почему-то думал, что за его проделку ребята разозлятся, но всё было хорошо. Даже Цай Ланза, весь пунцовый, держась за ушибленный нос, не злился, а улыбался. Ведь он видел, как испугался сам Солонгой, и его шутка была не со зла.
  "Это и есть настоящая дружба? Так реагировать на шутку мог только Бобёр, но с ним мы подружились скорее потому, что так было проще противостоять остальным. А почему эти люди так искренни? Только ли потому, что мы - команда, или же им действительно приятно дружить со мной?"
  Думая так, Солонгой всё больше удивлялся тому тёплому чувству, что разливалось в его груди. Да, он недавно лишился своего лучшего друга, и считал себя навеки одиноким теперь. Конечно, своего первого товарища он никогда не забудет, и его никто не заменит, но, кажется, одиноким он теперь не будет. Надо сделать всё возможное, чтобы сберечь тех немногих ребят, что сейчас беззаботно смеются, будто и не было страшных событий в их жизни считанные часы назад, вымещая смехом стресс. Он будет смешить их, чтобы отвлечь от дурных мыслей, он будет прикрывать их спины, чтобы защитить их тело, и не позволит им оставить его одного.
  Калан прихлебнул сока из лужицы, прежде, чем кто-либо успел его остановить. Учитывая количество выпитого, отравление могло проявиться в ближайшие полчаса. Ребята дежурили наготове с марганцовкой, активированным углём и рвотным. Однако, ничего плохого не случилось. Так сок дерева был опытным путём признан неопасным На вкус он был сладковато-горький, а ко всему прочему, ещё и очень сытный. Друзья, идущие с облегчённым вариантом поклажи на себе, периодически останавливались, чтобы отдохнуть и выхлебать очередную лужицу.
  - Странно... тихо так, - заметил Вереск.
  - Так радоваться же надо! - Калан весело улыбнулся, - Раз тихо, значит, никто нас не съест в ближайшие несколько минут.
  - В кронах деревьев часто бывают птицы. По коре ползают паразиты-короеды, которых эти же птицы и едят. И листья нетронутые, никаким жучкам не нужные... хотя сок не вредный, яда в дереве нет...
  - Нет, ну а что в этом такого? Может быть, просто соседние деревья вкуснее, - поддержал Калана Енот.
  - И всё же... Я чувствую опасность. Не хотелось бы, чтобы мы столкнулись с тем, что спугнуло отсюда всё живое, - пробормотал Вереск уже себе под нос.
  Чем дальше он шёл, тем всё это ему казалось, как говорила Алиса из Страны Чудес, "всё страньше и чудесатей". И вот, в центре дерева ребята увидели дупло диаметром с около метра. Попытки определить глубину на глаз ничем не увенчались - дна разглядеть было невозможно.
  - Похоже, весь ствол внутри на самом деле полый, - задумался Вереск, - и если бы мы прорубили дыру в коре, то спокойно прошли дерево насквозь, после чего смогли бы прорубить такое же отверстие на той стороне.
  - Сомневаюсь, что мы бы смогли его хотя бы ощутимо поцарапать, после того, что стало с рельсами, - засомневался Цай-Ланза, - а вот проверить глубину не помешает.
  После этих слов юноша вытащил из кармана какой-то небольшой предмет и бросил в дупло, чтобы определить глубину по стуку. Внезапно из дыры появились чёрные хитиновые лапки, следом за ними муравьиная голова размером с колесо дрезины, а затем и само насекомое предстало перед Цай-Ланзой. Не долго думая, тот проткнул его своим копьём. Муравей издал пронзительный писк, и рухнул вниз, едва не утянув за собой копьё месте с владельцем.
  Однако писк муравья был сигнальным. Моментально из дупла посыпали один за другим его собратья, такие же чёрные гигантские муравьи. Первые же солдаты-мураши принялись поливать Цай-Ланзу своей кислотой. От боли Цай-Ланза обезумел и затанцевал на месте, после чего неосторожно угодил в проём дупла ногой, не нашёл опоры и рухнул вниз.
  - Ходу! - во второй уже раз спасительное действие оказало заклинание Солонгоя.
  Уговаривать никого не пришлось: пять пар ног сами заработали с нечеловеческим усилием. Лишь на самом краю кроны Калан, бежавший первым, замешкался, и несущиеся очертя голову ребята попросту смели его и рухнули вместе вниз, в клубящийся сизый туман, что окутал корни дерева. На земле уже куча мала разобралась на отдельных членов. Оказавшийся в самом низу Калан разразился отборнейшим матом. Такая виртуозность чуть отрезвила ребят, и они притормозили.
  - Мать вашу так! Я ногу сломал!
  Без лишних слов близнецы подхватили его и потащили прочь. Эти двое умели работать синхронно - когда не ссорились. К счастью, муравьи не последовали за ними. Это дало разведчикам возможность отдышаться. Только тогда до сознания всех присутствующих дошло, что Цай-Ланзы с ними нет.
  
  * * *
  
  Горностай медленно приходил в себя. Ветер бил ему в лицо, а плечи разрывала мерзкая, пульсирующая боль. Чуть ранее именно она заставила его потерять сознание, однако теперь она навалилась в полную силу, заставляя стонать и хрипеть от боли. Юноша слегка раскрыл глаза, о чём тут же пожалел: даже сквозь слёзы от сильного ветра было отчётливо видны очертания исполинской птицы, что по-прежнему несла его в своих когтях. Сохранять самообладание был сложнее оттого, что несущая его птица уже начала уставать от своей ноши, и её пальцы всё сильнее врезались в плоть юного охотника. От осознания этого в его голове вновь всё помутилось. Юноша взвыл и начал инстинктивно дёргаться в попытке вырваться.
  Что поделать, ведь инстинкты, что дала нам природа в прежних наших поколениях, в дикие первобытные времена действительно спасли немало жизней. Они пробуждаются в трудных ситуациях и сейчас, вот только нельзя слепо полагаться них. Для того и дано человеку сознание, чтобы он мог руководить своими действиями. Однако когда человек осознаёт, что он бессилен, и опускает руки, инстинкты часто снова берут верх. Так, от страха и волнения в кровь поступает адреналин, готовя тело к бегству или сражению. Однако это в обычной нашей жизни только мешает. Ни бегство, ни драка не помогу при приёме на работу или на экзамене, и всё сложнее становится думать, говорить, и просто сидеть на месте, когда тело пытается прибегнуть к традиционным инстинктивным мерам.
  Однако, не стоит думать, что инстинкты бесполезны. Спасая своего малыша, мама может уничтожить даже тех, кто в разы сильнее неё, даже не раздумывая. Пилот падающего самолёта может с невероятной силой выкрутить руль, который не смогли бы сдвинуть с места все пассажиры в салоне вместе с экипажем. Но, к сожалению, сейчас был совсем не такой случай.
  Горностай понимал, что боль его не уменьшится, потому что когти птицы по-прежнему находятся в ранах. А в бесплодных попытках вырваться он делает только больнее себе самому. Да и если бы ему даже удалось освободиться, от падения с такой высоты выжить было бы просто невозможно. Усилием воли Горностай всё же заставил себя расслабиться, стараясь переключиться, отвлечься от боли, и тело послушно повисло безвольным кульком. Изо всех сил он цеплялся за держащие его лапы, чтобы перенести хотя бы часть веса на руки. "Вниз, проклятая тварь, вниз!" - хрипел он, думая только о том, чтобы держаться покрепче и не позволять телу раскачиваться. Выходило это скверно.
  То, что он будет делать на земле, Горностай толком не представлял. Его копьё было безнадёжно утеряно, а автомат, висевший на шее, невозможно было ухватить, так как птица крепко придерживала его своей когтистой лапой. Конечно, на земле она его отпустит, но будет ли у него возможность его использовать? Такие сложные вопросы не могли долго удерживаться в голове. Всё, чего Горностаю хотелось, это чтобы всё поскорей закончилось.
  Юноша терял силы. От высоты, стремительного полёта, слабости и непрерывной боли голова отчаянно кружилась. Вот уже его побелевшие от напряжения пальцы расслабились, заставляя тело дёрнуться вниз. От этого боль снова усилилась, и Горностай на грани сознания уже прощался с жизнью. Ситуация была безнадёжная.
  Между тем гигантский голубь-мутант уже приближался к своей цели. В довоенное время эти птицы, тогда ещё совсем маленькие, жили повсюду, селились под крышами домов, и неконтролируемо плодились. Не был исключением и бывший учебный аэродром при Егорьевском авиционно-техническом колледже. Но сейчас птицы неимоверно выросли и сильно видоизменились, однако остатки памяти предыдущих поколений по-прежнему звали их домой.
  Птица возвращалась с охоты домой, в своё гнездо, уютно расположенное прямо в громадной дыре фюзеляжа древнего летательного аппарата под названием "Ту-154". Таких больших машин здесь было всего две, но кроме них были тут самолёты и поменьше. Предки в своё время строили летательные аппараты и намного крупнее, но и эти обломки способны были своим величием возродить веру в могущество древних.
  Когда-то, когда все эти летающие машины были целыми, и активно бороздили воздушное пространство над городами и странами. Самолёты были самым быстрым способом добраться до нужного места. Они с лёгкостью могли перелететь через океан, заправиться и продолжить путь. И потом уже, изжив положенный срок, они стали служить тренировочным пособием для учащихся авиационно-технического колледжа. И даже тогда каждая из этих машин, больших и не очень, прилетела и села самостоятельно, с гордостью совершив свой последний полёт.
  А после войны - вот уж ирония - стальные птицы стали пристанищем для настоящих, гигантских птиц-мутантов. Обломки крыльев самолётов были составными частями гнёзд, наравне с ветками деревьев, и даже целыми стволами, составляющих основу. Всё поле учебного аэродрома теперь превратилось в гигантское гнездовье для голубей. Годами они обживали это место, загаживая всё вокруг - кроме своих уютных гнёздышек. Со всего города птицы слетались сюда, таская в когтях сначала материал для гнёзд, а потом и пищу для новорожденных птенцов.
  Именно такая участь ожидала и Горностая. Один птенец уже вылупился и тянул к небу свой раскрытый жёлтый клюв, и пронзительно кричал. На этот-то крик и летела птица-мать с неспокойной добычей. Она не заставила птенца ждать долго, и принялась запихивать человека головой вниз прямо в глотку ближайшего птенца. Руки Горностая безвольно раскинулись, будто юноша даже без сознания противился своей участи корма. Впрочем, птенец не выдерживал такой большой добычи. Его горло перекрыло, и едва тушка птенца начала синеть от удушья, до крохотного мозга гигантской голубки стало доходить, что "червячок" великоват, и бросила его на плетёный пол гнезда, намереваясь измельчить добычу.
  От удара Горностай, покрытый тонкой плёнкой скользкой слюны, пришёл в себя. В это самое время птица нацелилась прямо на него. В ужасе Горностай прижал руки к груди, и неожиданно для себя нащупал ремень автомата, съехавшего за спину. Времени, пока раскрытый клюв птицы приблизился к нему, хватило, чтобы перехватить автомат и дать очередь прямо в обнажившуюся пасть птицы. Голубка рухнула, хрипя и захлёбываясь собственной кровью. Её гортань не была защищена жёсткими перьями и толстой кожей, в которой застряли пули товарищей Горностая.
  От грохота выстрелов птенец закричал ещё громче, но короткая автоматная очередь быстро успокоила и его. Ещё пара очередей, и прочим птенцам не суждено было вылупиться. Осторожно Горностай выглянул из-за края гнезда и обмер: выстрелы заставили подняться в воздух всех птиц на бывшем учебном аэродроме. Невообразимый гвалт от их голосов заставил его заткнуть уши.
  Гнёзда были свиты прямо на асфальте, разрушаемым лишь не в меру буйной травой. А размеры аэродрома позволили устроить здесь чудовищное гнездовье. Здесь, видимо, были сотни, нет, тысячи крылатых бестий.
  - На всех патронов не хватит... - Горностай прислонился спиной к краю гнезда, скользя по покрывавшей его слюне птенца.
  - Что же мне делать?! Предки, дайте знак! Чёртова боль мешает думать... Так, так, не отвлекаться... Даже если я выстрелю, и каждая пуля убьёт одну тварь, то с одним неполным и одним запасным рожком я вряд ли далеко уйду от гнездовья, только подниму грохотом в воздух остальных... Стоп! Звук выстрелов же распугивает птиц! - Горностай резво сменил рожок и перегнулся через край гнезда.
  - Так, спуститься по веткам будет просто, но что потом?
  Просто спрыгнуть с фюзеляжа было нельзя - слишком высоко. Горностай взглянул на дно гнезда. Птичья кровь стекала с составляющих его веток. Куда? Конечно же, внутрь самолёта. Но ветки были слишком прочно переплетены, в одиночку парню было не справиться.
  Горностай сорвал с пояса связку из трёх гранат. "Хоть бы сработала хотя бы одна..." Юноша оторвал несколько лоскутов от майки и с помощью них укрепил гаранты на дне. Затем он привязал ленточку из связанных лоскутов к каждой чеке. Затем он перелез через борт, заткнул уши и резко отпрыгнул, удаляясь от взрыва и одновременно заставляя детонировать гранаты.
  Взрыв снова поднял в воздух угомонившихся было тварей. Горностай лихо перемахнул через край. К сожалению, пользы от взрыва оказалось недостаточно, чтобы проделать нужное отверстие, однако он здорово расшатал ветки. После непродолжительной возни Горностай смог, наконец, пролезть в салон.
  Только оказавшись внутри, он понял, что идея была не такая уж умная. Пути вниз изнутри быть не могло: трапа у входа не было, да и дверь была плотно закрыта. Горностай прошёлся вдоль всего салона, вглядываясь в пыльные иллюминаторы, ища хоть какую-нибудь зацепку. И вот, возле кабины пилотов, он неожиданно для себя с треском провалился и упал.
  Но везение его на этом не закончилось. Проломив пол, он упал на дно технического отсека. Болты, крепящие лист обшивки под ним, уже изжили свой срок, и лист от веса тела Горностая отогнулся. Благодаря этому юноша смог пролезть в образовавшееся отверстие, вызывая новые приступы боли в плечах, и рухнул на асфальт.
  Но позволить себе потерять сознание в третий раз он не мог. Поэтому он подобрал автомат и короткими перебежками, от одного гнезда к другому, двинулся к воротам, время от времени салютуя в массу особенно близких тварей.
  Уже в воротах он понял, что больше половины рожка были истрачены. Конечно, можно было расходовать экономнее, но если бы он пренебрёг безопасностью, остальные патроны бы ему и вовсе не понадобились.
  Однако, расслабляться было ещё рано. Оказавшись за воротами, Горностай лишь на долю секунды задумался, в какую, собственно, сторону ему нужно бежать. Перед ним лежала асфальтированная дорога, точнее, её жалкие остатки. А прямо за дорогой оказалась внушительных размеров канава, видимо, бывшая когда-то обочиной. Сейчас же вода омывала фундаменты ветхих руин одноэтажных домиков. Именно туда Горностай и бросился что есть мочи.
  Юноша с разбега бросился прямиком в чёрную тухлую воду. Тут было Над водой торчала его голова, и он был заметен немногим птицам, но даже те, кто последовали за ним, отпрянули от мерзкого запаха гнили. Так юноша и стал двигаться вдоль канавы, местами стоя в полный рост, а местами полусидя, превозмогая боль и вонь ради безопасности.
  Так он и двигался долгое время, пока, наконец, канава не закончилась. Горностай выбрался из воды, перехватил промокший автомат на манер копья, и принялся вслепую передвигаться по городу, скользя от одной руины другой. Дома поблизости были, в основном, небольшие, деревянные. Прятаться внутри было небезопасно. Поэтому он всё продолжал перебегать наугад, всё дальше и дальше.
  И вот, сразу после причудливого изгиба дороги показалось хоть и изрядно порушенное, но по-прежнему величественное белокаменное здание, похожее на дворец с картинок. А окружал его забор из красного кирпича и металла. Горностай не знал, что это было здание университета, место, куда приходили молодые люди, чтобы получить новые знания. Ну или сделать вид, что получают.
  Заходить надолго внутрь он побоялся - такие большие здания уже давно перестали быть гостеприимными. Неизвестно, что может упасть с потолка. Или даже сам потолок Поэтому он устроил себе подобие шалаша среди руин - ведь то, что уже обрушилось, снова уже не упадёт. Всё, что он мог поднять, послужило материалом для укрытия. Вход Горностай завесил куском пыльного брезента. Теперь можно было заняться и собой, вот только сил уже не оставалось. Ему нужно было немножко отдохнуть...
  Он тихо и мирно спал, когда подозрительный шорох и звяканье снаружи его укрытия заставили сон отступить. Тут же он ухватил автомат поудобнее, не особо веря, что последний полупустой рожок содержит исправные патроны. Размеры шалаша не позволяли встать во весь рост, поэтому он полусидя отполз к стене и прислонился к ней спиной, готовясь дать очередь по всякому монстру, кто посмеет сунуться в его убежище. Но вот брезент поднялся, и проём моментально перекрыла неразличимая фигура.
  - Горн! Я, конечно, согласен, что тебе стоило бы помыться, но не надо же было искать первую лужу, чтобы выполнить приказ! - Крокус радостно улыбался.
  И ещё - он был не один. С ним оказалась целая компания одетых в многажды залатанные синие рабочие одежды с нашитыми тут и там на манер панциря металлическими пластинами.
  - Откуда ты здесь? И кто это с тобой? - в изумлении Горностай развёл руками.
  - И не надо тут на меня вешаться, обниматься с тобой в таком виде я не буду, - старшина похлопал друга по плечу.
  Горностай взвыл от боли.
  - Сволочь! У меня же ещё не зажило!
  - Прости, не подумал... Под слоем грязи не видно.
  - Ладно, мелочи... Мне бы только чистой воды побольше, трав целебных и поспать побольше. Может, у этих людей есть с собой отвар?.. - Горностай жалобно протянул последнюю фразу.
  - А это, к слову сказать, наши новые друзья. Думаю, они не откажутся нам помочь. Но посреди города не будем рассуждать, тем более что нас любезно пригласили в гости. И даже согласились проводить.
  А уже полчаса спустя ребята сидели за общим столом гостеприимного бомбоубежища ГВФ-Сити. Всюду здесь царила аккуратность, вентиляция исправно поставляла воздух, освещение не в пример убежища родного для Горна и Крокуса племени было полным и непривычно ярким. Причём были это не чадящие факелы, а настоящие электрические лампочки. Большинство ламп были явными самоделками. Даже форма их редко напоминала привычную грушевидную некоторые лампы с двух сторон имели металлическое окончание. Их яркости было достаточно, чтобы осветить оклеенные выцветшими, но очень аккуратно сберегаемыми постерами стены. В основном, постеры имели строго направленную авиационную тематику: летящие в небе самолёты, увеличенные фото с авиасалона "МАКС" различных голов, улыбающиеся девушки-стюардессы у трапа, аэродромная техника с огромными, во весь размер самой машины, колёсами, везущая самолёт в ангар.
  - Во время Великого Апокалипсиса нам повезло необычайно, - повествовал Историк, - Прямого ядерного удара наше бомбоубежище не выдержало бы - строители прошлого частенько экономили. Однако для жизни это место оказалось весьма благодатным. Первый месяц наши предки питались запасами нашей же столовой, растягивая примерно недельный рацион. Для этого требовались короткие вылазки на поверхность. Радиации (Горностай сделал ограждающий знак) уже было бояться бесполезно, так как голод был куда насущней. Людей пускали только первое время. Преимущественно это были молодые девушки, так как в общежитиях жило куда больше молодых людей, а без женского населения невозможно продолжать род. Так же брали детей, молодые семейные пары, и наиболее здоровых и сильных юношей - с условием, что они станут добровольцами на поверхности. Нам нужны были лекарства и еда. И мы не считаем, что это было жестоко. Неизвестно, где был бы наш город без решительных мер. Благодаря нашим добровольцам мы смогли обустроиться.
  - Как же вы все сумели тут поместиться? Это же не такое уж большое бомбоубежище! У нас были проблемы с пространством, и решить мы их смогли, лишь выкопав дополнительные туннели! - Горностай, неуклюже укрывающий свой обнажённый, перевязанный чистыми тряпками торс под наброшенной на тело услужливо предоставленной курткой вроде той, что носили все его спасители.
  - Ну, скажем так, далеко не все получили возможность жить именно в убежище. Кое-кому пришлось жить в здании общежития над нами. Надо сказать, для укрепления защиты, а скорее всё-таки для очистки совести мы покрыли его стены металлическими листами. Предполагалось, что листы должны быть свинцовые, но найти столько свинца поблизости, даже не зная, где искать... Там и стали жить позднее прибывшие добровольцы.
  Самое удивительное открытие, которое они сделали - радиации как таковой оказалось не так уж и много. Конечно, жить в условиях предела допустимых радиоактивных норм (ещё один ограждающий знак) тоже небезопасно. А запасы еды из ниоткуда не могли черпаться. И вот, когда мы уже отчаялись выжить, появились они. Невероятно быстро вырастающие птицы. Они - наш бич. И наш хлеб. Зверей в городе почти нет, только хищные, всеядные и травоядные птицы. Самое интересное, что главное гнездовье они устроили на нашей же территории. Только не прямо тут, а на некотором отдалении, на учебном аэродроме.
  - Спасибо ещё раз, что вы не отказались помочь нам, - вставил Горн.
  - Что вы! Представьте наше изумление, когда ваш старшина постучался в нашу дверь. Увидеть незнакомого человека, в незнакомой одежде, с копьём в руке посреди города, в котором даже крысы редко бегают по улицам! Мы даже было сначала подумали, что это чёрные монахини до нас добрались... - эту фразу Историк произнёс почти шёпотом. А уж когда мы узнали его имя... Крокус Экспо был когда-то выставкой-ярмаркой в Москве. Наши предки, как и все учащиеся ЕАТК, поющие в хоре, ездили туда с выступлениями, и всегда привозили какие-то сувениры. В основном, безделицы, но зато они доставляли бедным курсантам море позитивных эмоций. С Крокуса привозили только положительные эмоции. И в сегодня ваше имя является для нас символом праздника. Раз в год мы устраиваем показательные выступления наших талантов на праздник Крокус. Новый год для нас на втором месте! Поэтому мы поняли - явление этого посланника говорит нам о грядущих радостных переменах!
  - А что за чёрные монахини, о которых вы говорите? - тоже шёпотом просипел Крокус.
  - Видите ли, это не та тема, о которой нам хотелось бы говорить, да ещё на ночь. Поэтому просто в двух словах: наше жилище находится, можно сказать, под единым забором с церковью и женским монастырём. Дело в том, что с тех самых пор, как произошло То, Что Произошло, по ночам в окнах церкви горит свет, и порой даже мелькают тени. Те, кто ходил туда разведать на предмет выживших, не вернулись. При свете дня это абсолютно пустое помещение! Даже отпечаток лапок крысиных нет, - Историк не просто шептал, но даже склонял голову к столу, будто боялся падающего на голову потолка.
  - А как вам удалось поддерживать всё в таком порядке? И откуда у вас столько всяческих технических приспособлений? У вас буквально всё работает! - решил перевести тему Крокус.
  - Нет предела совершенству, - гордо улыбнулся Историк, - Когда-то у нас тут было учебное заведение, и именно технические специальности составляли были основными дисциплинами. У нас сохранилась куча книг. А наши лучшие ученики и преподаватели основали верхушку каждой специальности. Так вот мы и живём по принципу муравейника: каждый делает что должен, и работаем все, пока можем.
  - То есть у вас несколько кланов, каждый из которых делает что-то одно полезное? - понимающе кивнул Крокус.
  - Можно сказать и так, мой юный друг! Каждым факультетом заправляет свой декан. Моя кафедра - историческая, она немногочисленна, но мы строжайше блюдём порядки: строго и беспристрастно ведём летопись нашей жизни, храним заветы предков, выпускаем ежемесячное издание. Фактически мои ученики просто пишут его мелками или осколками кирпичей на стенах в строго отведённом месте, пока все спят, а утром каждый имеет доступ к лучшим достижениям каждого факультета. Это вносит элемент соревнования в нашу жизнь, представители каждой дисциплины стремятся превзойти все прочие. При этом мы не являемся такими уж узкими специалистами. Каждый получает начальное образование по всем дисциплинам в рамках обмена опытом. Результатами таких соревнований являются и наш нынешний генератор, и агрегат по производству лампочек, и даже собственный робот-уборщик имеется. Впрочем, он является скорее демонстрационной моделью, порядок, как и в старые добрые времена, поддерживается усилиями жителей города - курсантами, под руководством воспитателей.
  - В гнездовье я видел обломки огромных машин. Некоторые были даже больше электричек. И у вас тут все стены похожими обклеены. Что это такое?
  - О, это когда-то была наша гордость. Крылатые машины - самолёты. Они взмывали в воздух, перевозили людей и грузы в мгновение ока. И именно с ними должны были работать наши выпускники, то есть готовить к каждому полёту, искать мельчайшие неполадки и исправлять их, а в особо серьёзных случаях осуществлять капитальный ремонт. Когда-то все самолёты садились на учебный аэродром сами. К моменту Великого Апокалипсиса все машины сохраняли частичную работоспособность, и этого было достаточно для обучения, однако поднять их в воздух не решился бы никто. В наше время это просто уникальные памятники гению людей прошлого. К сожалению, любоваться ими мы лишены возможности.
  - Значит ли это, что вы можете сделать такие... самолёты?
  - Нет, это вряд ли возможно, - рассмеялся Историк, - однако когда-то очень давно в рамках нашего учреждения был восстановлен, а по факту отстроен заново небольшой самолёт, Ш-2, так называемая "летающая лодка". Самолёт мог летать, садиться на воду и на ровную землю, и управлялся одним пилотом. Потом он был продан за границу за крупную сумму.
  - А сейчас можно построить такую штуку? - глаза Крокуса мечтательно загорелись.
  - Вот тут вы попали в самую точку! Это наша самая главная идея - построить настоящий летательный аппарат! Мы по чертежам уже построили несколько рабочих моделей, и даже проверили их на собственном оборудовании. Когда-то у нас был и свой авиамодельный кружок, и занимали его участники престижные места на соревнованиях. Кроме того, мы уже даже по наиболее удачной модификации "летающей лодки" сумели построить полностью планер даже на двух человек. Но вот как поднять его в воздух? Нехватка металлов - наша основная проблема. Старые материалы уже слишком старые, мы не сможем обеспечить нужную прочность двигателю.
  - Ну, что я могу сказать. Если ваши курсанты сделают подробные чертежи, то с металлами проблем не будет, - ухмыльнулся Крокус.
  Разговор был, несомненно, очень полезный и познавательный, но утомительный. Поэтому Горностай не стал вникать в речь, приобретающую строго деловой оборот, и глазел по сторонам, снова и снова натыкаясь взглядом на пожухлые плакаты. Смотреть на них было, конечно интересно, но куда интересней были лица людей. Просто долго заостряться на них было бы невежливо. А посмотреть было на что: все черты лиц были какие-то другие. То есть ни у кого, конечно, не было, скажем, вычурно длинного носа или лишнего уха. Все те же составляющие, всё та же бледная от вынужденного заточения кожа, и всё-таки было в этом что-то чужеродное, отчасти даже отталкивающее. Конечно, эти люди очень дружелюбны, и очень ему помогли, но даже при всём этом подпускать их к себе близко было всё равно неприятно.
  Группа сидящих за столом, перестав возбуждённо галдеть, повернула на него широко улыбающиеся лица:
  - Эй, парень! Горностай, если не ошибаюсь? Загадку хочешь? -
  - Хочу.
  - Представь себе четвертьволновой штыревой вибратор! Как выглядит?
  Признаться честно, Горностай тайком читал сшитые суровыми нитками жёлтые страницы запрещённой к распространению литературы. Так вот там описывалось некое в довоенные времена нередкое техническое приспособление под названием "вибратор". Однако использование сего любопытного предмета было связано со столь откровенными отрывками, что Горностай моментально густо покраснел и едва не шёпотом произнёс:
  - Может, не за столом хотя бы?
  В ответ ему раздался дружный обескураживающий хохот.
  - Безотказный приёмчик! Сразу видно, насколько ты осведомлён в определённых вопросах. Ну а на будущее: четвертьволновой штыревой вибратор - это такая маленькая антенна внизу фюзеляжа самолёта, похожая на сломанный нож. Да ты не расстраивайся, этой шутке уже лет двести, до сих пор работает. Только у нас на неё мало кто клюёт, потому что через это все когда-то прошли.
  
  * * *
  
  - Внимание, граждане пассажиры, поезд следует до конечной станции без остановок, нарушители без билетов будут выброшены из окна на полном ходу, - скучающим едва разборчивым голосом Бобра прогнусавил машинист по внутренней линии.
  А по вагону медленно шёл контролёр, сверкая приколотым к синей форме фирменным жетоном в виде черепа со скрещенными костями.
  - Ваш билетик! - неприятный, чуть сладковатый запах доносился из пасти дышавшего в самое лицо Цай-Ланзы контролёра.
  Видя, что пассажир не размыкает глаз, он начал его трепать за плечо жёсткой когтистой лапкой. Затем наглый контролёр схватил лежащего юношу и куда-то поволок - похоже, выполнять угрозу, оглашённую машинистом. Очнувшись, Цай-Ланза осознал, что его тащит вовсе не контролёр, а муравей. Тащит... прямо к огромной матке! Чудом вырвавшись их тонких цепких лапок, в два прыжка охотник достиг валявшегося неподалёку копья и схватил его.
  Череп ближайшего муравья взорвался желтовато-белёсой кровью, когда его проткнул стальной наконечник. Цай-Ланза ненадолго замешкался, пытаясь вытащить копьё, и зарычал от были: ноги обожгло муравьиной кислотой. С остервенением принялся он рубить тушки муравьёв, стараясь не застревать наконечников в хитиновых панцирях, стараясь не замечать дикое жжение в ногах и руках. Кислота разъедала даже кожаные одежды юноши, а копьё буквально расшвыривало насекомых в стороны.
  Острый наконечник отсекал головы и лапки тварей, протыкал поддающиеся с мерзким хрустом панцири. Цай старался не столько колоть, сколько раскидывать уродливые тушки, чтобы не застрял наконечник. Именно его остриё сейчас обеспечивало ему защиту и внушало уверенность. Рывок-щёлк, никаких мыслей, всё как на охоте. На очень большой и опасной охоте. Убей зверя, забери его плоть, если ты - на охоте. Муравьи, однако, не очень спешили нападать на юношу, быстро распознав смертельную угрозу, и всё больше пытались полить его своей едкой кислотой. Страшные химические ожоги покрывали его ноги. Адская, нестерпимая боль делала Цай-Ланзу всё злее и злее, а панцирные твари продолжали оборонять своё жилище.
  Каждый норовил куснуть или облить кислотой юношу. Едва он отбивал одну атаку, как со спины крался другой, и так без конца. Они защищали матку и жилище, он - свою жизнь. И каждый прав, но от этого легче не было никому.
  Всё же их было слишком много, и юноше приходилось отступать шаг за шагом, пока второй раз за день он не рухнул; теперь это был полый корень дерева. Уже стоя по пояс в изгибающемся углублении, Цай-Ланза взял в руки скелет какого-то животного с сохранившимися рёбрами. При этом оба черепа скелета остались лежать на земле. Юноша спешно заткнул костяной "пробкой" проход, затем перевернулся на спину и принялся ползти по корню вниз.
  Муравьи не смогли, точнее, даже не стали пытаться высунуть затычку и лезть за ним, однако оставаться на месте юноша не мог. Протиснуть за собой копьё было невозможно, поэтому Цай-Ланза снял более ценный сейчас стальной наконечник и стал лезть всё ниже по сужающемуся полому корню дерева.
  И вот, когда уже стало трудно дышать, юноша понял, что кора вокруг него немного поддаётся. Тогда он принялся молотить, насколько это позволяло теснота, зажатым в кулаке наконечником по стенкам узкого тоннеля, и уже вскоре смог вытащить в отверстие кисть руки, затем и всю руку, потом плечо, а затем и полностью вылезти наружу. Корень в этом месте выходил на свет божий. Впрочем, в обступившем его тумане Цай-Ланза не смог разглядеть рельсов, поэтому побрёл наугад.
  
  * * *
  
  Липа брёл в задумчивости. Визит к Жрецу его обескуражил. Всё это было как-то неправильно. Он столько лет держал в своих руках власть, держал всё под своим контролем. Но сейчас он устал. Просто устал.
  Всё своё племя вождь чувствовал, каким-то нечеловеческим, необычным чувством. Многие удивлялись, откуда Липа узнавал о малейших изменениях в жизни людей, когда никто не мог сообщить ему информации, когда никто не заходил к нему в кабинет. Даже поползли слухи о якобы существующих тайных ходах и подслушивающих устройствах.
  Но это был лишь миф. На деле же он просто "ощущал веяния", как она сам говорил. Но с годами всё больше этих "веяний" ускользало от него. А теперь он и вовсе почувствовал себя одиноким и потерянным.
  "Да, давненько я не проходил по тоннелям, да ещё и в самый отдалённый его конец. Не ходил, и не должен был. Пришёл, сорвался, наплёл чёрт знает что. То есть всё правильно, но это должно было быть правильным для меня и только для меня, в моей голове всё укладывается и всё логично, а вслух сказал - будто чушь нёс.
  Столько лет был непререкаемым авторитетом, столько лет открывать рот только для взвешенных решений, чтобы уже на другой берег глядя, повести себя как спятивший юнец. Витя-Витя, что-то ты не договариваешь. Всё как много лет назад. Я тебе всё, вплоть до душевных чаяний, а ты даже в имени своём сомневаешься. Пришёл из ниоткуда и увёл её. Нежели там, где есть такая одежда, нет хороших девушек? Не за этим же ты приходил! Не затем, чтобы отнять у меня Арнику. Чтобы твой плод убил её..."
  Думая так, он едва нос к носу не столкнулся с Маралом.
  - Стой, Вал!.. Ой, ты не Валлаби. Извините, товарищ генерал, я не хотел!
  - Да ничего, ничего сынок. Я знаю, ты хороший малый.
  - С вами всё в порядке? Вы уж простите, но у меня другой отец был..
  Марал не терпел обращения "сынок". Ведь его отец, к сожалению, недолго мог так его называть. Марал ещё маленьким был, когда его отец погиб в бою с Гигантами. А посторонним позволять называть себя сыном он не собирался. Даже в попытке похвалить. Даже вождю.
  - Да, да, всё может быть, - туманно ответил Липа, - Я хотел сказать только, что я всегда считал... то есть что я был бы рад иметь такого сына. Ладно, если ты не возражаешь, я пойду. И да, не переживай ты так, с кем не бывает. Верна она тебе, я с некоторых пор такие вещи чую!
  Старик Липа удалялся не спеша, а Марал всё смотрел и смотрел ему вслед. "Совсем уже сдаёт генерал. Он, конечно, человек хороший, только слишком... старый. Вот, уже чудить стал. Говорит ерунду, по тоннелям вдруг шляться стал. Сидел себе и сидел в штабе".
  Он, наверное, сильно бы удивился, узнав, что в это самое время мысли Липы занимала как раз его скромная персона. "Нет, что ни говори, но он хороший парень. И всё же не знаю точно, действительно ли мой. Ох, грехи мои тяжкие, никогда не знаешь, к чему они приведут. Приведут... к чему-то? Или всё же к кому-то? Может, прав Витя, нет на той стороне ничего, а все наказания нам при жизни даны. Только вот он сначала наказан был, а потом воздалось ему, а я наоборот. Сначала грех, потом расплата. Всё по Библии, каждому воздаётся по делам его.
  Зря я пошёл у него на поводу, запретил её. Уж больно цитатами сыпал, чёрт, и всё с каким-то неправильным смыслом. Всё-таки великая книга. Предки из-за каких-то нескольких её строчек брат на брата шли, селения выжигали, туземцев мучили и заставляли в веру обращаться. Не дай бог и нам такого счастья... Вот и Витя, чёрт знает, зачем пришёл, и сразу всё в свою пользу обернул, даже уродство своё. И с сыном ему больше повезло. Самый здоровый мальчик в племени, и тот наполовину-то не наш. А мог быть мой...
  А я... что я оставлю после себя? Вепря приемником? Сомнительная заслуга. Никого, кроме себя, не уважает. Меня... Немного боится, но всё же не уважает. Я для него лишь временная неприятность, даже не проблема. Что там ещё? Дети? Один, и то не факт. Не совсем и сходится. Да и даже если и так, то всё равно неудачно. Всё равно не так, как хотелось, всё равно никакого будущего. Хорошо уже, если племя добрым словом вспоминать будет. Всё-таки я всегда для них старался.
  Поймут ли они когда-нибудь, что я на самом-то деле всегда только для них устраиваю все эти условности и проверки, чтобы они по-прежнему людьми оставались, а не мутантами становились вроде тех же Гигантов. А-ай, ничего-то они не понимают. Так бы и послал всё к чёрту. Устал".
  Внезапно в ногу ему уткнулся мокрый нос псины.
  - Полкан! Полкаша, вот ты где, - Старик взял своего лабрадора за длинную морду с слезящимися глазами и взлохмаченными ушами, ласково потрепал по шёрстке, погладил
  - Совсем мы с тобой, Полкан, старые стали. Вот и ты уже бегать стал, место себе искать, где уйти на тот берег. Время наше к концу.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"