Кульмамбетов Станислав Андреевич : другие произведения.

"Перевал Дятлова". ("Царь горы", "Стая", "Ловушка".)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  "Перевал Дятлова".
  ("Царь горы", "Стая", "Ловушка".)
  (Черновой вариант)
  Содержание.
  I. Обо всём, всех и всюду.
  1. В ожидании.
  (О геологе).
  2. Случайные люди.
  (Побег заключённых).
  3. Маленький народ большие беды.
   (Вогуличи).
  II. О Них. И не только.
  1. Жизнь и путь Золотарёва.
  Вспоминая то, что было и откуда нет возврата.
  2. Студенты Уральского Политехнического Института.
  3. На складе спорт клуба.
  4. Посиделки.
  5. Подмена и знакомство.
  6. Хлопоты на кануне.
  III. Дорога в путевых заметках.
  1. Свердловск - Серов.
  2. Серов-Ивдель.
  3. 41-й квартал.
  4. 2-ой Северный.
  IV. В путь!
  V. Подъём на склон и нежданные события на нём.
  VI. Лёгкий и поверхностный очерк о поиске и расследовании.
  VII. В место послесловия и предисловия.
  
  "Вообще много всяких непонятных, таинственных знаков.
  Возникает идея дать название нашему походу -
   "В стране таинственных знаков".
  Из дневника Зины Колмогоровой.
  
  
  I. Обо всём, всех и всюду.
  1. В ожидании. (О геологе).
  Надежда сидела на мшистом бережке, местами обнажившем серые молчаливые плоские камни, что серыми да чёрными пятнами, словно чернилами, проглядывали в дырах устилающего, но затёртого одеяла-мха берега озера. Летняя духота спадала по мере постепенного продвижения солнца со своего зенита, ниже к горизонту. Почуяв благодатную прохладу полчища гнуса, охотливого до плоти и крови, что прятались весь день от жары и бесчинствовала в тени леса, с наступлением вечера стекались к водоёму, пополняя и без того надоедливо жужжащую, пищащую армаду мошек, овода и комарья. Прозрачная вода сверкала многочисленными бликами, потревоженная ласковыми лёгкими дуновениями ветерка поглаживающим лицо и заботливо отмахивая гнус.
  Наконец-то ей удалось! Ценой не вероятных усилий, терпения и доли женской хитрости получилось вырваться сюда. Приближался конец полевого сезона, ознаменованный коротким приполярным летом, уже подходившим к концу, почти не заметной осенью и скорым снегом с холодами. Возвращаться домой и не побывать на завораживающим и манящим своим видом с вершин гор и склонов предгорий озере, и не приблизиться к нему, чтобы просто порадоваться его чистой красотой, было бы обидно.
  Да, сейчас она здесь. Улыбается сама себе и своим мыслям. И к чёрту обстоятельства что не пускали её сюда! Ведь от их количества в арифметической прогрессии росло и желание.
  Все её геологосъёмочные маршруты, даваемые утром на разнарядке ведущим геологом, пролегали в непосредственной близости от лагеря и его окрестностях, тогда как пути-дороги остальных групп были гораздо протяжённее, и даже с ночёвками. И если Лену, тоже техника-геолога, как и Наденька, и вторую из двух единственных девушек в их партии, это нисколько не беспокоило, и даже радовало, то Надежда, свободолюбивая как ветер в поле, воспринимала это очень близко к сердцу, как личную обиду. Ей казалось, что её ущемляют. Хотя Лена утверждала, что "берегут и обходительно относятся". Наде казалось, что даже чересчур сильно опекают. Присутствие девушек в лагере несомненно влияло на всех мужчин, не зависимо от возраста. Им приходилось в их обществе держать себя в руках, а язык за зубами. Хоть и с большими усилиями, чтоб только не проронить при девушках крепкого словца. И это понятно. Вырвавшись в среду своего "естественного обитания", отказываясь от благ мирских, именно мужчины первыми сдавались подчинялись законам природы и "дичали" первыми и с большой охотой. Девушки всё прекрасно понимали и часто просто игнорировали поведение и разговоры "неотёсанных и грубых мужланов". К тому же с той частью коллектива, что относилась к геологам, да топографам, а не к простым работягам, девушки притёрлись давно- не первый сезон вместе работают. И мужчины относились к своим дамам, которым лет было где-то между двадцатью и тридцатью, с почтением и уважением. Ну, по крайней мере старались не перегибать. Тоже можно сказать и о работягах, набранных из простого числа местных жителей, что ютились в селениях окрестной тайги- манси, коми-зырян, ханты. Добрые по своей природе, но по-детски наивны и обидчивые на пустяки. Надежда никогда не делала разницы между манси и зырянином или другим представителем коренного народа Урала, она её просто не видела. Потому что и те, и другие прекрасно общались между собой на одном языке. И только когда дело у ребят доходило до ругани, где требовалось немедленное применение бранных слов, они с лёгкостью переходили с родной речи на повсеместную и универсальную русскую. Это её забавляло. Она не замечала того, что многие представители сибирского народца не очень ладили с другими, иногда это касалось даже внутриродовых отношений. Довольно покладистые и сговорчивые с лёгкость справлялись с любой работой, а если нет, то хитро обставляли её. В результате было виновато всё вокруг, кроме них. Так было весь сезон и с озером. Целясь на него и подбираясь ближе, приставленный работать в паре работник уводил Надю в чащу, под предлогом "найти путь полегче" и после короткого блуждания по лесу, озеро оказывалось где-то в стороне, а то и вовсе далеко позади. А если случайно теряли бдительность и приближались к водоёму, радость Нади разбивалась о вдруг округлившиеся в беспокойстве бегающие глаза на вертящейся по сторонам голове, и они снова стремительно удалялись под очередным предлогом проверки поставленных на неделе силков, а то и вовсе без объяснения причин. "Чудаковатые" - думала в эти моменты она и покорно шла следом.
  Как-то девушка, после очередной неудачной попытки попасть на берег озера, от возмущения и обиды вслух высказав свои мысли: "Да что же это такое? Заговорённое озеро что ли?", на что получила неожиданный ответ от услышавшего её "Бригадира", как за глаза называли старшего по возрасту и любившего деловито отдавать указания остальным работягам, ханта, что шёл впереди неё после маршрута и посчитавший что девушка обращается к нему: "Нельзя туда женщине приходить! Плохо это!". Разговор услышал спутник-рабочий ведущего геолога и руководителя Нади. Тоже закончившие свой маршрут те шли в палаточный лагерь, расположенный в долине реки Лозьва, коротая свой путь вместе с нагнанной Надей. "Ерунда всё это!" - сказал молодой худощавый рыжеволосый работник, манси. Всю дорогу до лагеря они спорили о чём-то на своём языке, из которого Надежда не поняла ни слова. Но одно было ясно точно- их спор, это продолжение их с Бригадиром короткой беседы, в котором каждый гнул свою линию, не уступая оппоненту. Девушка с прискорбием заключила что на озеро ей точно не попасть, настолько яростным был спор. Ну, разве что с нагловатым рыжиком, смеющим перечить старосте работяг... "А что, вариант, вот только его необходимо у начальника выбить. А это дело уже по серьёзнее. Ну да ладно, что она не геолог что ли? Ко всему прочему и девушка. А девушке в поле отказывать нельзя. Она ведь нежное создание, вдруг обиду затаит...".
  - Ну надо, Вить! - не объясняла причин и не приводила сколь весомых доводов Надя.
  - Да ты толком объясни, зачем тебе этот доходяга? - говорил о молодом манси ведущий геолог. И он был прав. Юноша, лет двадцати с небольшим, и в правду был болезненно худоват. Он же объяснял своё состояние, водкой, на которую он обменивал добытую им пушнину, вместо того, чтобы продать её, ведь человеком он был уже степенным, с женой и малолетним сынишкой. Вот только не говорил сколько он пил водки, ни в литрах, ни в днях. Да об этом красноречиво говорило его ни живое не мёртвое состояние. Даже боялись оформлять на работу "это тело", но шаман как-то убедил ведущего геолога. С тех пор тот был рабочим исключительным. Конечно хамоватым и нагловатым, как никак с начальством якшается, но всё же исполнительным и дисциплинированным. Ни сам манси, ни начальство не жалели о его приёме. Вообще шаман Прокопий Бахтияров был частым гостем в основном лагере у геологов. Здесь он торговал и выменивал. Да и людей он подвозил,- своих, чтобы заработать, да чужих, чтоб не спились в сёлах. Так и сам "исключительный работник", отказавшийся пасти шаманских оленей, побоялся что у того и вовсе пить бросит, попросился к геологам. - Он же с трудом рюкзак поднимает, я большую часть образцов да проб на себе тащу! - продолжал Виктор, не смотря на то, что ему-то большой разницы не было с кем ходить, чуток мог по противиться сам рыжеволосый работник по фамилии Огнев, но и то, так, чтоб поуговаривали. С девушкой в маршруты ему было бы ходить куда приятнее- рюкзак тащить не далеко, ещё и полупустой, прийти в лагерь по раньше да спать завалиться. На лицо одни плюсы. К тому же хороший повод подразнить и позлить своих соплеменников, по совместительству коллег по "таёжному цеху".
  - Да что тут нести-то? Мои маршруты все начальные, всё вокруг да около лагеря, к тому же короткие! Да и рюкзак я сроду до краёв не набирала!!!- пыталась уговорить своего начальника Надя, обходя объяснения истинной причины столь сильного упорства, которую пытался узнать Виктор.
  - Ай. Чёрт с тобой! Бери его! - сдался ведущий геолог, встав со стола держа в руках свою алюминиевую миску, вышел из-под полога летней открытой кухни в которой всё действо и разворачивалось, направился к речушке, чтоб помыть посуду после ужина, безнадёжно испорченного, безразлично и безвкусно проглоченного из-за упорства Надежды. Та продолжала сидеть в гордом одиночестве ликуя про себя. С ней ликовал и повар, дядя Лёша, который месил тесто за пологом палатки их кухни, и по совместительству продуктового склада. Палатка примыкала к навесу, и служила трапезной в ненастье. "Вот чертовка! - ухмылялся тот, став невольным свидетелем разговора. - Вот это девка! Хрупка, точена и напориста!".
  Утром ситуация в корне изменилась. Осталась Надя и без работника вовсе. Ночью Огнев, с таким трудом "отбитый" накануне, за температурил и утром не смог подняться. А постоянного работника, Бригадира, Виктор забрал, пожертвовав малым - Надей.
  - Я вообще одна могу здесь ходить. Что случится-то? - чуть не плача уговаривала она ведущего геолога. Дождавшись пока тот выйдет к завтраку. Виктор ел всегда после всех. И ей пришлось "вошкая" ложкой в каше, дожидаться его. При виде девушки лицо начальника перекосилось в гримасе отчаяния.
  - Не положено в одиночку по тайге шастать!!! - еле сдерживаясь чтобы не выругаться сквозь зубы отвечал Виктор. - Всё, не обсуждается! Ты на кухне сегодня!!!
  - Не могу я в лагере сидеть! Тоска здесь!!!- Надя уже истерила.
  - Диалог окончен! И точка! На кухне сегодня, повару помогай! - вскочил начальник, забыв убрать за собой чашку.
  Нет, не останется она кухарить, не её это, не любит она этого. Весь день насмарку, то есть на сковородку. Сидит под навесом на длинной скамье подле стола, положила голову на ладонь - обиделась. Повар, дядя Лёша, поднялся с деревянного подмостка, что метра три от кухни отходил к речушке, где мыли посуду и набирали воду. Брякнул по столу на чисто отмытой от каши большой кастрюлею, что та зазвенела и протянула колоколом. Надя вздрогнула от неожиданности. Тошно было смотреть на всхлипывающую носом девчушку, растерянно оглядываясь большими покрасневшими от собирающейся влаги глазами-колодцами. Он видел в ней ребёнка. Хоть и на кухне, но всё же мужик с мягким сердцем от того, что сам был отцом двух дочерей.
   "Да что же с ней тут случиться может? Вокруг на много километров души людской не сыщешь. И что начальник с собой-то не взял? Мог ведь. Она бегунья та ещё, обузой не будет." - дядя Лёша вздохнул своим мыслям.
  - Так, ну всё. Я нытиков и стонутиков на кухне не потерплю. - притворно нахмурил он брови на Наденьку. - Давай, иди в палатку, или куда ты там ещё собиралась. - сказал он, подмигнув глазом, вытирая мокрые руки о засаленный и запачканный золой передник, роль которого выполняла его же рубашка, завязанная рукавами за спиной.
  Надя расплылась в улыбке.
  - Только давай так, чтобы вернулась за благовременно до всех и за твоё отсутствие никто не хватился. Хорошо?
  Надя быстро согласно закивала.
  - А то ты мне всё равно на кухне мешаться будешь. - заключил дядя Лёша, словно оправдываясь за свою слабость. - Да осторожно же ты! -поспешил в след сказать он Надежде, когда та, соскочив с лавки, не рассчитала с перебросом ноги через неё, споткнулась и чуть не упала, стремясь по скорее попасть в палатку за рюкзаком и офицерской сумкой.
   "Пфф! Озеро как озеро. - говорили рабочие-манси что сопровождали её в работе, "Неказистое, невзрачное, копытце..." - недоумевали товарищи, пожимая плечами. Типичное озеро, бережно утаённое далеко отступившим лесом, да склонами обступившим его гор от глаз людских. С низким мшистым берегом. Ничем не примечательное озеро рождающее реку, но не для той, что носила жизнь под сердцем готовясь вскоре породить дитя, пленённая им, лелеющая надежду о встрече с ним, наконец-то достигла долгожданного брега. Уже был не большой животик, который та прятала без особого труда- благо роба1 была безразмерной. О беременности знала только Ленка, с которой та ходила в баню, а остальные списывали взбалмошное поведение Нади, круто поменявшееся в этом полевом сезоне, и ставшее отражением её беременности, на женские причуды - "За муж девке пора. И давно".
  Надя бросила рюкзак, на половину наполненного образцами и пробами2, часть из которых она благоразумно оставила в условных местах по пути своего маршрута - потом заберёт, когда с рабочим будет. Заодно и пробы отберёт, одной-то всего не накопать. А иначе, под тяжестью всего причитающегося в маршруте материала, заполняемого рюкзак под самое горлышко по мере продолжения пути, она не дошла бы. Да и маршрут остался не законченным, уж больно торопилась. На столько торопилась, что сидя на берегу по памяти переносила и записывала всё, что не успела. Достав из офицерской сумки план-карту3 местности набросала кроки4 маршрута с точками наблюдений и отбором проб с образцами. А в пикетажной книжке5 дала описание всего пройденного ею маршрута с нумерацией точек наблюдения, собранного ею материала6, для дальнейшей увязки на карте.
  "Лишь бы только начальство не прознало о её мелких грешках..." - сетовала она. - "По голове не погладят. Хотя... Витя только пожурит и делу хода не даст. Он вообще большая умница. И её с Ленкой с основного лагеря забрал, да команду себе что надо подобрал. Оставив там рабочих с непонятным и тёмным прошлым, которые проходу девчонкам не давали". Время от времени в стане геологов появлялись люди. Некоторые оставались и работали, другие просили, чего поесть, одеть, да и поминай как звали. А
  потом заявлялись правоохранители и расспрашивали: "Что говорили, да куда те пошли?". Как оказывалось, это могли быть беглецы, золотари или ещё какие тёмные личности. Вот только геолог не мог отказать нуждающемуся в тайге, вот и приходилось потом за это платить.
  Надя закончила с работой довольно быстро. Переживать о наступлении вечерних сумерек летом в Приполярном Урале не приходилось,- ночи были светлые. Но чтобы не заметили её отлучки, вернуться надо было до того, как группы начнут подтягиваться со своих маршрутов в лагерь.
  "Ну ничего, ей времени хватит чтобы насладиться красотой озера". Надя отложила планкарту с пикетажкой в сторону, приложив сверху офицерскую сумку, чтобы ветром не растрепало бумажные листы. Сама удобно сидела на не обычном полуистлевшем бревне, затейливо и беспорядочно перевязанном потемневшими от времени лентами, рвущимися от слабого натяжения. Один конец бревна имел нечто общее с грубо вырезанными человеческими чертами лица. Надя вытянула ноги. Тишина, красноречиво говорящая о необитаемости вод озера какой-либо живностью. Даже ветер, что так ласково нашёптывал на ушко, умолк, и рябь на поверхности воды исчезла, выпрямив озеро и преобразив его в зеркало без единого изъяна. Нога об ногу, Надя сняла кирзовые сапоги, не меняя положения тела, так же стряхнула портянки и ещё какое-то время сидела не шелохнувшись. Потом медленно, то согнув ноги в коленах, то подогнув их под себя, оторвав руки от земли, выпрямляя спину, Надежда поднималась. С наслаждением чувствовала каждое мгновение, оттягивала и продлевала минуты своего пребывания. Выпрямившись во весь рост, она сошла с каменистой поверхности берега и утопила свои лодыжки в прохладе влажного мха. От приятной неги по коже всего тела прокатилась волна. Вода в озере пробуждала жажду. Приблизившись к краю и опустившись на колени Наденька зачерпнула ладошками воду. В которых как в миниатюре отображалось всё тоже, что и в озере. Маленький мирок, в её руках, с небом и затягивающим его облаком, со шрамами кроваво красного цвета от прорезавших его лучей скрывшегося солнца, и отражением её лица. Неожиданное гусиное гоготание, нарушившее абсолютную тишину заставило девушку вздрогнуть. От чего вода в ладошках чуть расплескалась. Надя устремила взор в даль, пытаясь разглядеть источник звука, но всё оставалось не движимо. Даже длинная тень за её спиной, тянущаяся прочь от солнца и от того, кто стоял за девушкой, отражаясь в озере и в её ладонях, к которым Надя опустила свой взгляд, и которыми она всплеснула, когда заметила, что не одна. Но обернуться, как и встать девушка уже не успела. Глухой удар с глухим отголоском треска сломанной кости где-то внутри головы, короткий прерванный вскрик, приближающаяся к лицу озёрная вода потемнела и её жар проник в уши, нос, горло, грудь. Моментом возникло и исчезло вместе с последним трепыханием испуганного сердечка и настигшей мглой сознание чувство рвоты.
  Девушку нашли во второй половине следующего дня. Сначала её рюкзак, указавший уверенно направление к озеру, к которому она всё время так рвалась. Офицерская сумка, прижимающая собой к земле планкарту с ровно выдранным по линии сгиба той стороны, где обозначалось озеро Лунт-Хусап-Тур с истоком реки Лозьва у подножия горы Отортен. И пикетажку с её порядковым номером на переплёте, именем и фамилией ответственного за её ведение, а также наименование подразделения Северо-Уральской геологоразведочной экспедиции, с указанием адреса посёлка геологов и года, 1934-ого. На её листах последним значился маршрут вчерашним днём. Бездыханным телом Надя лежала в стороне от озера, на спине, головой на камне окроплённый её же кровью, в результате "несчастного случая".
    []
  Иллюстрация "Геолог у озера Лунт-Хусап-Тур".
  
  2. Случайные люди. (Побег заключённых).
  Замышляющие побег ждали удобного случая. И он представился, когда из-за сокращения штата сотрудников, выстроенный конвой растянулся вдоль лесополосы, в котором валя лес, трудились заключённые лагеря.
  Процесс упрощения и преобразования лагерей и их жильцов был в разгаре. Из-за мер, в которых предусматривалась ликвидация исправительно-трудовых лагерей, не способных обеспечивать решения задач, по исправлению и перевоспитанию заключённых, на основе общественно-полезного труда и приобщения к нему совместно содержащихся лиц, осужденных за тяжкие преступления с лицами впервые осуждёнными. Что являлось необоснованным и требовало разделения рецидивистов и осужденных за тяжкие преступления от остальной массы. Путём создания колоний строгого режима. А это означало переход приступных элементов на более тяжкое и невыносимое положение. Труд был обязателен для всех осуждённых и способных работать. Что было абсолютно не приемлемо для воров в законе и других элементов, ведущих паразитический образ жизни. Так или иначе, но начавшиеся с конца 1956 года преобразования, часто приводили к бунтам и побегам среди несогласных. Такие случаи были чаще всего заведомо обречёнными на провал. Кругом тайга. А местное население сотрудничало с правоохранителями потому, что беглые расправлялись с ними, часто вырезая целыми семьями.
  Цепь из конвоя с собаками имела большие прорехи, так как работы велись сразу на двух участках, состоящих в отдалении друг от друга. В чём и был просчёт лагерного начальства, полагая, что рисковать нападением на конвой никто не будет, потому как расстояние от вырубки до нетронутого леса было приличным, и прежде чем беглец успеет скрыться в его зарослях, успеет получить свою порцию свинца. Оставленные среди сплошных выработок островки непригодного для вырубки леса, служили прибежищем для тех, кто не считал своим долгом трудиться. После окончания работ эти самые островки обыскивались на наличие запрещённого. Но единственной добычей конвоя оказывались только рисованные карты, да ещё какая мелочь из арсенала времяпрепровождения и досуга.
  Конфликты среди группировок и следующие за ними разборки за стенками бараков были делом обычным. Поэтому, почуяв превосходство одной из группировок, так часто и рьяно пытающиеся разделаться с более малочисленной и не защищённой, те решили бежать. Смерть их ждала в обоих случаях, но оттянуть её, было делом принципа,- всё же встретить костлявую от пули или в тайге было куда резоннее, нежели от паскудной заточки. И какая из выпавшей доли лучше? Останься здесь им пришлось бы работать, согласно постановлению. А это "западло".
  
    []
  Иллюстрация "Побег заключённых".
  
  Когда конвой заметно поредел, то решение действовать было принято сразу. Возникшая провокация и стравливание "мужиков" с "блатными", и вот, на их лесном островке потасовка- мужики махают топорами, крики, маты. Выстрелы конвоя в воздух, лай спущенных собак. И без того малочисленные конвоиры ринулись в гущу, оставляя дорогу свободной к бегству. Бегут согласно тюремной иерархии - блатные и приблатнённые спереди, их спины прикрывают шныри да шестёрки. Открытый огонь по ним не даёт нужного результата, - эффект неожиданности, слишком далеко и поздно спохватились. Пули цепляют, остановив только одного, остальных же скрывает лес.
  Вызванная подмога, погоня до темна. Подобрали ещё одного отставшего от всей группы, раненного. Рвущиеся исходящие до тошноты лаем собаки идут в след. Ночь. Вероятность того, что те, кто гонит сам станет добычей, увеличивается. Останавливают погоню и возвращаются, увеличивая шансы беглецов. С утра новая погоня, но те далеко. С каждым днём вероятность поймать урок уменьшается. В принципе, как и вероятность на выживание тех, кто вырвался. Им необходима еда, одежда. Озверевшие, одичалые, без сострадания и жалости попустятся на что угодно, чтобы удовлетворить свои потребности, только раззадоренные пьянящим воздухом фарта.
  
  3. Маленький народ большие беды. (Вогуличи).
  Год был плох, как и прошлый, как и позапрошлый. Падёж скота опустошал стойбища, и их обитатели вынуждены были ходить к соседям за оленем на развод. Вылазки за диким зверем уводили охотников всё дальше, и те всё реже возвращались с добычей.
  В стойбище из семи юрт оленевода рода манси Анямова, приготовления к зиме шли своим рутинным обычным ходом. Со дня на день с летнего выпаса должен был начаться перегон оленя к зимовью. Та малая часть мужчин, что была в стойбище, это те, кто уже пришёл со своей частью стада с ближних выпасов, да кто вернулся с сезонных работ, заработав живую копейку, да те, кто по возрасту уже не мог находиться вдали от стойбища. Хотя таких сложно назвать стариками, так как любой охотник до последнего ходит в лес. Да и здесь, совмещая приятное с полезным, старики ненадолго, но покидали свои юрты, для того, чтобы по проведать своих соплеменников, поискать распуганную волками дичь, да привести на выпас чего съестного.
    []
  Иллюстрация "Болезнь".
  Дети в чумах спали, отсчитывая ход времени ночи сопением дыхания под шкурами-одеялами. Женщины, под светом горящего очага, дополненного огоньком лучины, нанизывали бисер на жилы оленя, вытянутые у очередного павшего от болезни животного. Когда с шумом порхания крыльев что-то с силой ударило в дверь, заставив всех передёрнуться от неожиданности. Женщины переглянулись. Одна из них поднялась и приоткрыла дверь чума-избы. Прямо из-под порога стремительным броском что-то метнулось в темноту. Женщина взвизгнула и запричитала. "Ночная птица!" - убеждала та себя. И не всматриваясь в ночь хотела было уже закрыть дверь. Как вдруг заметила, что в ленту света, вырывающегося на улицу через проём приоткрытой ею двери и тянущейся к лесу, начала выползать и расти тень. Тень, что не лежала на земле, кустарнике и деревьях, а стояла в отдалении, сама, отбрасывая тень. С очертаниями человека и животного с жёлтым светом огня лучины, горящего в глазах. "Менкв7". - подумала она. В ужасе захлопывая дверь, не заметила, что засов оказался выдвинутым. И от удара его об косяк с силой дверь снова распахнулась. Менкв стоял уже у порога. С маленькими глазками-угольками, горящими красным огоньком, смотревших сверху, положив руку на крышу
  чума. Женщина, словно вытолкнутая от двери, упала на пол. До селя испуганно сидящие остальные жёны охотников встали и с криками истерики начали выгонять духа. Тот, то удалялся от дверей чума, то снова приближался, заставляя трепетать в ужасе напуганных,
  будто дразня. Дети проснулись и изошлись в истошном плаче. Наконец засов был задвинут, все, дрожа и шепча молитвы забились в угол.
  Замолкая прислушивались. Любой шорох из вне, ветер то был или мышь подполом, заставлял их напрягаться и с новым рвением шептать слова защиты. Всё стихло на какое-то время. И снова, но уже в тайге, какофония звуков из плача детей, воплей женщин и ора мужчин, оглашала окрестности. Это Менкв извещал о напасти и беде, и скорая его трапеза жертвами.
  А беспокоиться было о чём. В племенах, где сибирская болячка убивала оленей стадами, уже были случаи смертей среди манси, а о её масштабах, уносившими жителей целыми стойбищами, знали не понаслышке и очень давно. Любая высыпавшаяся язвочка на теле вызывала страх. Особенно матерей, что сидели в чуме, и пели колыбельные, успокаивая разбуженных видениями детей и себя.
    []
  Иллюстрация "Менкв".
  С наступлением первых и не продолжительных холодов тайга стремительно начала своё пёстрое преображение в краски осени. Пока оленевод верхом на нартах в упряжи одного оленя собирал остатки своего вольготно пасущегося стада, его старший сын, в гордом одиночестве, переплетал узлами нехитрую поклажу, состоящую из снятых с чума и свёрнутых покровных шкур, а также рассованного и тоже завёрнутого в шкуры и мешки мелкого скудного скарба кочевников-оленеводов.
    []
  Иллюстрация "Стена тайги".
  Юноша заканчивал кипятить индийский чай, выменянный с табачком его отцом у геологов на оленью шкуру, когда в стойбище начали собираться пригнанные олени. С появлением отца он бросил в жестяную банку с бурлящей водой добрую пригоршню заварки, некоторое время, не снимая с рогулек таганка8, чтоб заварился да по крепче. Чай они пили сидя на земле у очага, по среди белых жердей остова-чума. Готовые вскоре двинуться в обратный путь до родового стойбища.
  Теперь наглядно было видно, насколько оказались велики потери среди их стада, полёгшего как от сибирской болячки, так и от не на шутку разгулявшихся стаями волков. Что резали оленей не ради еды, а похоже для удовольствия. Несколько увесистых связок скрученных оленьих шкур ещё не были водружены на нарты и лежали рядом с ними. Если ещё весной, в начале выпаса, от чума до леса всё было занято порослью пантов9 оленя, то сейчас это было уже редколесье с проплешинами вытоптанной земли. И подоспевший за темно шаман, Бахтияров Александр, без труда и не слезая со своих нарт продвигался сквозь поредевшее стадо прямо к месту где стоял чум.
  Расстояние между угодьями летнего выпаса и зимовьем были не малые, и тем больше
  оно увеличивалось, чем дальше отстоял один род манси от другого. Хоть преодоление не малых расстояний охотником было делом обычным и необходимым, вполне
    []
  Иллюстрация "Сбор".
  общением, приправленным табачком и чаем за беседой в компании долго отсутствующих соплеменников, дабы прервать приевшееся одиночество или поменять собеседников, разбавить монотонно повторяющиеся дни с одними и теми же делами, так же были в части у народца тайги. Не смотря на приличное расстояние между угодьями Анямова и Бахтиярова, относительно более далёких расстояний в тайге, их можно было бы и впрямь назвать соседями. Привыкшие мерить свой ход по лесу и сопкам количеством остановок на чай или в долях дня и ночи, то путь между их зимовками было около половины с четвертью дня, а вот между летними выпасами - день и четверть ночи, при ходбе на оленях с остановками на чай.
  Сейчас общий перегон стад. Бахтияров хоть и старейшина в своём роду, основная работа возложена на его сородичей, он не оставит стойбище без особой на то причины. Однако поводу тот для беспокойства не подал, не отказался от предложенного чая и выкурил трубку, при этом отвлекаясь на абсолютно сторонние и светские беседы. Свеже подлитый младшим Анямовым чай, ещё не остывший, отхлебнутый богатым глотком, заставил шамана продолжительно и усердно откашливаться, брызжа изо рта руганью перебитую брызгами не то слюны, не то чая, выпуская при этом то ли пар изо рта, то ли дым табака. Кашель не собирался униматься и на багровом лице выступили капельки пота, кровью налились выпученные глаза как у оленя в период гона. Его колени с руками ходили ходуном, чем изрядно веселили обоих Анямовых, а пролитый из-за этого чай, ошпаривший руку, угодил на тлеющие угольки костра, вызвав ко всему прочему резь в глазах от дыма у остальных. Юноша покатился на спину заливаясь смехом, его отец тоже "набирал обороты". Шаман, считая, что кашель прошёл, поднёс трубку ко рту. Но предательски горло раздёр новый приступ. От неожиданности трубка Бахтиярова вылетела прямо в очаг. В попытке поймать её отпущенная кружка, полетела туда же. Здесь уже зло шипя засмеялись угли. Истерический смех младшего Анямова не давал ему подняться с земли.
  Конечно в том, что шаман сейчас находился с ними, не было удивительным. Но это настораживало. Не просто так он здесь. Шаман не знал, как объяснить то что случилось и с чего начать. Поэтому он просто поторапливал отправляться в путь к своему родовому старому кострищу. Сегодня шаман Бахтияров как никогда был близок к роду Анямовых. Привыкши говорить прямо и не щадя слушателя, по велению духов, вещающих его устами, в сложившихся обстоятельствах он не мог поступить так же. Род Анямовых был столь же чужд коренным манси, как и род Бахтияровых. Не смотря на смену множества поколений, которые ушли предками глубоко в землю таёжную, ставшими родовыми богами, коим молятся ныне живущие и чья память о них, как и деяния их на слуху любого охотника соседних с ними племён и далеко живущих. Они так и остались чужими. Анямовы - пермскими кочевниками манси, Бахтияровы - отатаренными пришлыми остяками.
  Времена года менялись, как и тайга вокруг, вот только не обманет она своим не постоянством охотника, - тропа обратно столь же узнаваемая, как и весной. Чем ближе становилось стойбище, тем тяжелее было на сердце. Здесь вся семья. Но вместо радости от встречи закрадывалось беспокойство и уныние. Следствием ли это последних двух вёсен, что они уходили на пастбища, в надежде что беды вскоре отступят? Короткие и редкие встречи с родными, что пасли оленей по соседству, в половине дня пути, рассказывали в беседах и читали в тамгах, зарубках-письменах, на обтёсанных топориком деревьях, оставленных проходящим охотником о том, что болезнь косит всё больше оленей и лесной люд не обходит. И что спасу от волка нет. Иногда, доносившиеся из далека выстрелы рассказывали услышавшему их не о долгожданной добыче, а об защите собственных стад от серого разбойника, который оставлял растерзанную животину клоками шкур, оторванного и раскиданного мяса, да кости.
  Несмотря на то, что путь оленеводов обременяло стадо, двигались они довольно быстро, почти без остановок. Поэтому, вышедшие на тропу, что вела к стойбищу после сборов ближе к обеду, и двигаясь прочь от заходящего солнца в прохладу ночи, ближе к полуночи они подходили к родовому стойбищу Анямова. Весь путь тайга была молчалива, лишь редкие окрики погонщиков да шум оленьего шага заполняли равнодушный лес. Изредка пересекаемая тропа дикого оленя была практически не приметна- по ней давно никто не хаживал. Когда тропа спустилась в широкую долину реки, тайга немного отступила, олени продолжали идти ровным строем. Вдалеке слышался переклич собак, но этот лай Анямов не узнавал. Очень хотелось опередить стадо и рвануть к стойбищу, но тот сомневался. А у погонщиков появилась возможность поравняться.
  - Волки лютуют. Оленей с оленятами увели. Псы цепные лают хозяина зовут. - сказал шаман, видимо собравшись с духом, глядя на Анямова старшего. Сын, следовавший за поравнявшимися взрослыми, ничего не понял. Его отец, наверное, тоже. Но расспрашивать шамана было дело бесполезным - всё равно не скажет, а заговорит, так без толкования не понять. Всё же шаман проделал не малый путь явно не прогуливаясь. Прозвучавшее из уст шамана воспринялось с опаской, заставило главу семейства Анямовых обогнать шарахнувшееся от припустить нарты, обгоняя шарахнувшееся от него в сторону стадо, пока еще ночь не сомкнула глаз беспроглядной тьмой в собирающихся над головой тучах, готовых обрушиться осенним ливневым дождём.
  
    []
  Иллюстрация "Псы, рвущие плоть".
  Всё происходившее далее напоминало бред горячки. Боль, отчаяние, безысходность от невосполнимой утраты, бессмысленности потери. Чернь и пустошь там, где слезам не достать дна глубокой реки, а стенания не отражаются эхом о крутые и высокие берега, слагающих образовавшуюся в одночасье пропасть.
  Мчась сквозь тайгу, сошедший с тропы, Анямов то и дело заваливался на нарты, получая по лицу ветками деревьев и натыкаясь на полном ходу на кочки, рискуя свалиться наземь. Услышавшие шум в тайге собаки залились рвотным лаем - стойбище было близко. Начали встречаться не разделанные трупы оленя, полёгшие то ли от болезни, то ли от руки человека - в темноте не было видно. Манси не оставит лежать своего оленя не разделанным. Туши не тронули даже волки. Беспокойство усилилось и отдавалось барабанной дробью в сердце и слезами, нагнанными в уголках глаз волнением предчувствия страшного или ветром от быстрой езды.
  Люди, собаки, говор и лай, серые шкуры, вставшие на холках дыбом, разъярённый оскал и серые драповые шинели. Окрики, одни кидаются, вторые отгоняют. Стада в стойбище нет, только туши убитых животных. Двери срубов бревенчатых чумов распахнуты настежь. Анямов мечется от одной постройки к другой, но никого нет. Человек в форме сопровождающий его что-то говорит, спрашивает. Но он не слышит, не понимает. Пытается что-то сказать, но ком в горле и ничего кроме мычания не вырывается. Безысходность, отчаяние. Много людей, собак. С первыми оленями пригнанного стада появись нарты сына. Тот спрыгивает на ходу. Что-то безумно крича, сбитый с ног при попытке наброситься на человека в форме, падает. На него наваливаются, держат. Заломив руки за спину, обездвиживают. Но где все? Куда делись все родичи? Отец бежит к сыну, вынимая из ножен на поясе узкий нож с ручкой из оленьего рога. Но тоже сбит. Давно начавшийся проливной дождь смешал в однородную массу землю, кровь, олений помёт. Подошвой кирзового сапога лицом примят к земле, окрики и уговоры. И кровь, чей резкий запах ударил в нос. Но чья она? Откуда так много?
  
    []
  Иллюстрация "Лицом в грязь".
  Сын рядом. Спрашивают. Много спрашивают, но сами на вопросы не отвечают. "Где все? Где дети, мужчины и их жёны, старики?" - в голове вопросы, не находящие ответа.
  Редкими вспышками ясного ума возвращало Анямова старшего из чёрной пропасти с голосами и лаяньем псов, с воздухом пропитанным кровью преследовавшего его погружая в безумие. Тогда он, неожиданно для себя, оказывался где-нибудь по среди тайги. Не зная и не понимая, что он тут делает. Может ищет? Да ищет. Их, своих родных. И снова находившая на него тоска несла с собой забытье... Снова пробуждение, и он в пустом стойбище. "Нет! Искать следы! Тайга знает, подскажет, не утаит". Скитание. Яркая вспышка просветления разума, и он возле забора лагеря. Кто-то что-то ему кричит с вышки охранник. А как тому не орать, ведь охотник стоит на перевес с ружьём у охраняемой зоны. И вот он уже сидит в холодной камере. Щёлканье замка и его выводят к Шаману Бахтиярову. Тот сажает его в нарты и увозит. Снова провал. "Так нельзя! Так нельзя жить! Он сходит с ума!" Сын вытаскивает его из петли. Боги берегут его, но зачем? "Его семью нашли. Но почему он их не видел? Или видел? Опознание? Но его не было! А кто был? Его сын и шаман Бахтияров. А когда захоронили? Нечего хоронить? Волки? Люди? Почему все молчат? Кто-нибудь знает, что случилось?" Нет утешения от слов своих и чужих. Нет! Их нет! Не видел! Надо искать! Нет и утешения.
  Горящий можжевельник высоко взбросил языки голубовато-жёлтого пламени, что облизывали чернь неба, выплёвывая в него с треском клубы искр. Свет вырывал из темноты сидящие во круг костра фигуры людей. К охотнику Анямову медленно возвращалось сознание. Под мычание и шёпот шамана, сопровождаемые иканием и отрыжками, заговорил и бубен. Сначала тихим мышиным шуршанием и писком мелкой птахи или мыши, сменившиеся шумом речной волны о прибрежную гальку, перерастающие в фырканье сохатого, что с треском прогоревших поленьев в костре под его ногами пробирается сквозь валежник, недовольный и громогласный рёв медведя. Камлания шамана и удары бубна становились всё громче, звонче и учащённее. И вот уже земля дрожала под ногами от бегущего стада дикого оленя, вспуганного волком, чей вой смешался с неровными песнопениями шамана. Всё стихло. Тайга спала.
  Лицо шамана было невозмутимым. Его глаза бередили, пугали и отталкивали. Прояснившийся рассудок охотника Анямова внимал говоримое ему.
  
    []
  Иллюстрация "Калтащь-эква (Золотая Баба. Мать)"
  - К Лозьве реке пойдёшь, к истокам её рождающим. Проводит она тебя тропой предков к подножию горы Лунт-Хусап-Сяхл, горе гусиного гнезда. Что в ладонях склона своего, Отыр10, охраняя своим ножом - холодным ветром, от глаза и стопы случайного пришлого и не посвящённого, бережно держит воды озера Лунт-Хусап-Тур, озера гусиного гнезда, а с ним и покой Богини Земли - Калтащь-эква. Что гусыней высиживает сына-гуся Мир-Сусне-Хума. Её просить будешь. За детей, за стойбище, за оленей. Сын её, Мир-Сусне-Хум, пусть спроводит семью твою сгинувшую по косам матери его, туда откуда смотрят предки наши. Просить надо, покуда не услышат они тебя.
  
    []
  Иллюстрация "Нум-Торум курит трубку".
  На вершине Лунт-Хусап-Сяхл11, за каменными столами курит трубку Нум-Торум. Дым той трубки страшен. Будешь курить с ним, покрой голову. Рядом с Нум-Торумом другие боги сидеть будут и девять наших праотцов - охотников, которых сгубили семь врагов наших, великанов, что Нум-Торум выгнал с угодий наших и превратил в истуканов каменных. Десятым охотником будешь, с собой они тебя не оставят, вернёшься обратно. Но принеси им белого оленя. Ешь с ними, кури с ними. Пепла трубки Нум-Торум бойся, как дыма его. Тяжёлым каменным дождём с неба падает.
    []
  Иллюстрация "пепел трубки Нум-Торума".
  Кости оленя в шкуре его снесёшь к шайтану о семи рогах, Куль-Отыру, что древом под горой Вот-Тартан-Сяхл12 стоит, и смотрит на мир мёртвых. У ног его, корней, кости положи, для Мых-ими, Земли-старухи, что болезни отведёт - ослабла она, а тело-ствол Куль-Отыра кровью вымажи. Задобришь духов и богов, дальше пойдёшь, домой отпустят. Пойдёшь обратно так же, как и туда уходил - вдоль хребта-пояса Ур-Ала13, что раскинул наш далёкий предок, великан Отыр, к стойбищу.
  Сказ шамана не всяк мог объяснить. И Анямов не был исключением. Пока тот говорил, в его голове рождались и проносились образы пути по тропе таёжной в горы, увенчанные скалами, где источником, питаемым талыми водами, ютилось маленькое тихое озерцо.
  - Один там будешь, проводник Куриков, что обычаи предков чтит и оберегает, стада душ гиблых угнал на зимовье. Но ты не бойся. Покуда сделаешь всё как надо, то и нам
  всем будет хорошо. - закончил Бахтияров. Анямов не переживал что не сможет найти дорогу. Там простирались угодья его отца, хоженые им, и от которого он слышал сказания про места те заветные, но обходимые стороной человеком и живностью всякою, где птица
  
    []
  Иллюстрация "Шайтан о семи рогах. Кедр".
  не пролетала. Почитались, места те, да остерегали. Единственное что его пугало, без проводника Курикова, он не будет опознан Богами как приносящий дары и просящий... Хотя, после потери и безумства, что может быть страшнее чем новая потеря и безумство? А его смерть может будет воспринята сама как подношение. Анямову ничего не оставалось как смиренно принять уготованное ему. Летний выгон Курикова находился на границе с охотничьими владениями Анямовых. Из-за отсутствия там дичи, район для охоты был мало интересен. Разве что большое количество открытых продуваемых мест, позволяло приводить сюда стада оленей, чтобы те не мучились от кровососов, но прокорма здесь было мало.
  Всё больше ощущалось дыхание, порывами разрывающего морозной свежестью грудь, северного ветра Северко, сменившего доброго ослабевшего восточного старика Холи-Вот-ойка. Всё чаще холодные дожди приносили с собой снег, пока ещё не удерживающийся на земле, заставляя с каждым днём всё дольше поддерживать огонь в чувалах14 юрт.
  Макушки елей и сосен чернели, предостерегая о сильных холодах скорой зимы. Чем дальше уходил от чума манси, следуя по долине реки Лозьвы, тем короче становился бег солнца по небосклону, и тем снег всё дольше лежал. Пока он был на нартах, его ходьба была довольно быстрой. Но вскоре стала не проходимой. Пришлось идти пешком, оставив оленя у встреченного чума охотника, оказавшемся в его пути последним.
  Вода в русле реки молодела, по мере продвижения к истоку, своей полнотой и стремительностью имея характер малолетнего дитя. То оголяя дно и игриво меняя направление, то, вдоволь на резвившись, уставши растекалась, млея под укачивание высокой елей, растущих на берегу. Чем дальше, тем больше вода чернела и застывала в движении, предвкушая скорый зимний сон подо льдом. Вечерело раньше, и солнце всё ниже к горизонту очерчивало свой путь, зажжённой лучиной, вспыхивая у самой границы неба и земли, освободившись от оков тяжёлых облаков, на мгновение наводняя лес длинными оживающими тенями. Места излюбленного пиршества волков сменялись полуголыми сопками, где нет-нет да появлялась мелкая дичь. А под ногой играющим курумником15 иногда выбивались тонкие слёзы серебряной воды родников и туманов. Ещё не замёрзшие ключи с озорством прятались под камнями звонко переговариваясь между собой. Анямов шёл тем же путём, каким некогда следовали девять праотцов манси-охотников, к вершине, что стала для них полем битвы с врагом, племенем, которое выгонял сам Нум-Торум с земель их. И шёл для того, чтобы просить и восхвалять тех, кто избавил его от помешательства. А иначе он и не объяснял излечение рассудка. И тут ведь не поспоришь, духи дали, духи могут и отобрать.
  Как некогда великан Отыр бросил свой пояс с глубокими карманами, образовавшие вершины гор, и рассыпались самоцветы из них, так теперь у Анямова тасма16 была полна битой дичи и оттягивала ремень к земле. Манси был доволен - "хороший признак". Костерок сразу стал потрескивать, выпутываясь из цепких объятий хвороста и лапника17, вытягиваясь после пробуждения. Таганок, воткнутый над костром, держал банку с набранной в неё водой. Тушка разделанной куропатки ждала своей очереди.
  После ужина, оленья шкура легла на настил из веток. Заготовленные дрова были уложены так, чтобы поддерживать костёр подкладыванием прямо с настила. Сон обещал быть беспокойным. В местах хоть и родных, но по-новому восприимчивых. Особенно после всего, что выпало на долю охотника. Да и ночная стужа не даст продыху. Уже в полудрёме костёр за трещал так, будто бод ногой идущего треснула ветка. Манси приоткрыл глаза, прислушался. Тишина. Лишь шёпот костерка, свет от которого не рисовал теней, проглатываемый тьмой, не отдавая и толики тепла. Охотник подкинул ещё поленце, но оно было лишним. Огонь, словно змея в танце, начал взбираться на свою добычу, рисуя собой мансийские танги18, силуэты людей и животных.
  Сколько времени прошло пока Анямов наблюдал за игрой огня, он не знал. И спал ли, бодрствовал... Но сквозь пелену дыма или пара, что окутал его, Анямов видел девять
  охотников, одетых в малицы19 из шкур оленя с накинутыми на головы капюшонами. Стволы их ружей были направлены на него. Он помнил слова шамана: "Не бояться". Только не страх его обездвижил, а дикий ужас. Манси не чувствовал своего тела. И силясь дрогнуть хоть пальцем, его лицо сморщилось в гримасе. Голосовые связки напряглись и рёв, вырвавшийся глубоко из груди, слился с громом одновременно выстреливших ружей.
  По земле прокатившаяся волна, скинула охотника с настила. Тот упал лицом в пылающий очаг, ужаливший лицо, вихрем искр обвив его голову. Горячий дым, обильно с жаждой и жадностью взглотнённый затёк в горло и лёгкие, паля и обжигая их, остановив перехваченное дыхание. Схватившись за горло Анямов стоял на коленях, опёршись рукой оземь. Кряхтя и корчась ему удалось вздохнуть свежего воздуха, отчего он разразился диким кашлем в захлёб. В глазах по темнело. Укрывая колени и кисти рук стоящего на четвереньках манси, дым из белёсого сделался ядовито-жёлтым. Подобрав ноги под себя, Анямов, по совету шамана, накрылся с головой капюшоном. Из густой дым-пелены, что стояла не движимо, выглядывала только спина. Будто вода, эта дымка, втягиваемая носом и ртом, растекалась по жилам с кровью, расслабляя и обмягчая тело. Дыхание очистилось,
    []
  Иллюстрация "9-ть охотников".
  и он уже не вздрагивал от приступа нарождающегося кашля.
  Вся округа осветилась мерцающим белым светом, проникающим под капюшон. Будто бы все светила разом взошли на небосвод и стремительно помчались ввысь. Анямов
  развернул голову, привстав на руках, но свет, резью в глазах, заставил его с криком зажмуриться, прикрываясь ладонями. В одно мгновение его же длинная тень, от испуга сжалась и спряталась под манси. Пытаясь проморгаться, он стоял, запрокинув голову назад, закатив широко распахнутые глаза, с расставленными в стороны руками, предохраняясь от падения, со стоном глубоко вдыхая, похожий на беспомощного птенца. "Ослушался шамана! Беда! Ох, ослушался! - причитал про себя Анямов. - Не ослепнуть бы...". Он молил, восхвалял. Сначала про себя. Потом перешёл на бормотание от желания слышать собственный голос. Но страх что услышат его и найдут не давал перейти на крик. Охотником овладел ужас, от того что сгинет он, один и не прознает об этом никто.
  В момент своего говора, острая резь в глазах от в миг возникающих вспышек стали чередоваться всё дольше задерживающейся кромешной тьмой, в которой то и дело стали возникать образы его безвозвратно потерянных родных с обрывками той, прошлой жизни. Но и тьма вскоре сменилась размытой картинкой настоящего. В котором он стоял у своего
   настила с опрокинутой шкурой и раскиданными в стороны лапником, в очаге прогоревший костёр последними витками дыма с истлевших костей-головёшек отдавал душу богам. В сторону от зачинающегося багроветь рассвета, пересечением длинных жёрдочек-лучей опрокинутого на бок чума, мерцая белым огнём, удалялась звезда, то и дело туманными всполохами накидывая на те жёрдочки оленьи шкуры. Далёкие удары трубки Нум-Торум, что вытряхивал из неё пепел табака, гулом отдавались под ногами. Вскоре всё стихло. Анямов ещё долго сидел, дрожа то ли от холода, то ли от волнения, не решаясь шелохнуться.
  
  II. О них. И не только.
  1. Жизнь и путь Золотарёва. Вспоминая то, что было и откуда нет возврата.
  Сознание быстротечности, никчёмности жизни, позволяющей не считаться с её ценностями, и обесценивающаяся сама по себе, рано или поздно на долго или кратковременно, приходило, пожалуй, к каждому кто попадал в условия, где цена жизни не была разменной монетой, а была работой, долгом. На фронте часы боя отнимали дни, месяца забирали годы, а года и целую жизнь. И казалось, что не было "до", а смерть издевательски вторила: "Не жди, не будет и "после".
   Отец, мать, сёстры там, в оккупации. В родном селе, запомнившемся белизной стен домов, покосившихся заборов садов, где ещё детьми таскали у соседей фрукты, несмотря на то, что тоже самое росло под родным оконцем - чужие яблоки были вкуснее. И даже старый сторожевой пёс, притаившийся в ожидании мелких сорванцов, нападал нарочито мимо, лениво, рассеянно заплетаясь и спотыкаясь. Лишь изредка ему удавалось ухватить кого-нибудь за штаны. Кусок которых он гордо тащил в поредевших зубах своему хозяину. Часто пёс не обращал внимания, а может глуховат был и не слышал громких голосов и смеха... Тогда весёлая ватага ребятишек текала от сторожа в ореховую рощу на берегу реки Уруп, приток Кубани. Где, вытряхивая свои рубашки добытым, похвалялись друг перед другом. Станица, ставшая пленом его родным и близким людям, ждавшие его и думавшие о нём. Семён же рвался и приближал тот год, месяц, день и час долгожданной встречи, ведя борьбу на фронте.
  - А ещё "инженерными20" они зовутся... - с сарказмом заметил Семён Золотарев.
  - Что угодно, а иглу точно в сене, не найти. На всём фронте никто не штопается что ли? А перо бы не подошло? Мягкое? - не довольно бурчал Семён, поглаживая места наколок, которые уж очень хотелось расчесать.
  - Никак нет, товарищ сержант! - наигранно-официально ответил Геннадий. - Хочу заметить, что наше подразделение богато только ломом, бумагой да чернилами. - кивнул он головой на заполненную бычками от папирос чернильницу, что стояла на схем-карте, удерживая её уголок от скручивания. Над которой они буквально час назад склонившись обсуждали полученный приказ и план действий.
  И впрямь, запах палёной плоти, что витал над полем брани и чернил, которыми писались письма бойцы домой настолько врезались в память, что, казалось, составлял со служивыми одно целое и неотступно следовал за ними.
  Даже здесь, сейчас, в полумраке санчасти, освещаемой разве что керосиновой
  
  горелкой, да огоньком спиртовки, над которой бойцы грели медицинскую иглу, макая в чернила, наносили друг другу письмена и рисунки, запах был тот же. И всё благодаря Евгению, "Еугену" или "Гене", как называл земляка Семён, а вместе с ним подхватили и остальные ребята. Тот был родом из села, соседствующим с родной станицей Золотарева.
  От этого, а может ещё и потому, что Гена, как и сам Семён, были очень схожи,- оба имели кавказскую внешность, горделивую осанку, к тому оба из многодетных семей, видели в друг друге братскую поддержку, нежели дружбу.
  - К тому же, у кого как не у швеи, что штопает раненых, искать иглу? Да и не только... - продолжил лейтенант, намекая на спирт, что они пригубили. И без которого всё действо членовредительства не состоялось бы. - Что-то Павка совсем расслабился. - перевёл
    []
  Иллюстрация "Военный натюрморт".
  разговор Гена на призадумывавшегося соратника, ещё одного из их дружной тройки.
  - Думает. - буркнул Семён, посмотрев на рядом сидящего на лавке, толкнув Пашку плечом. Тот не отреагировал. - Думает о сказанном тобой. - Семён имел ввиду слова с которых начался весь сыр-бор, после первых отпитых грамм, что не заставили себя ждать, развязав им всем языки. - И так же, как и я, не понимает, как это ты сумел нас уболтать. Да, Паш? - Семён толкнул дремлющего приятеля локтем. Золотареву и впрямь было невдомёк, как он, собранный, серьёзный, педантичный, аккуратный, мог согласиться на такое. А Евгений только и рад был. Разошёлся так, что, если бы тушь да спирт не кончились, их кожа напоминала бы полотно художника.
  Павел сонно поднял голову, передёрнулся от пробежавшего по коже озноба, взял нательное потемневшее бельё с колен и накинул его на себя, согласно кивнув головой.
  - Вот только не надо, Саня. - говоря с кавказским акцентом, присущим кабардинцу, Евгений произносил некоторые гласные несколько растянуто и твёрдо, как будто пытаясь выговорить их, и из имени "Сеня" выходило подобие "Сеэаня". Так и приклеившееся к Золотарёву, превратившегося с лёгкой руки из "Семёна" в "Саню", "Александра".
  - На фронт ушли мы добровольно, и вас с Пашкой никто не принуждал. - парировал земляк Геннадий. - А деды и вправду говорили, что если хочешь обмануть смерть, то назовись именем не наречённым, а вымышленным. А что нам думать и придумывать, заодно и имена на память останутся. - на тыле правой кисти у основания большого пальца, у Семёна красовалось имя "Гена", а у Евгена- "Саня".
  - Заодно и поглядим, не приведи Бог, если смерть ко мне придёт, то значит она твоей была, значит обманули мы её. - довольно сверкнув глазами с улыбкой самодовольства подытожил Евген. Да, с такой путаницей имён да прозвищ сам чёрт бы ногу сломал.
  На тыле правого предплечья в средней трети у всех троих офицеров красовались грубо набитые татуировки горящей мины - эмблема инженерных войск (сапёров) и "+ С", что означало причастность хозяина инициала, по первой букве имени, к сапёрным войскам. Но внешний облик мины больше напоминал масть пики. На что Гена, сделавший набросок и набивший друзьям неумело рисунок, оправдывался: "Ну ничего, в нашей грабь армии, свои поймут". "Грабь армия", сравнение, в котором было завуалированно мародёрство. Из уст Гены приобрело шутливую форму, однако очень ненравившееся Семёну. И не мудрено, ведь не все из их Кавказского Полка занимались грабежами, однако время того требовало. Может из-за нехватки провизии, или от того, что просто хотелось побаловать свой измождённый организм чем-нибудь приятным, всё же промысел был. Не все брезговали, да и не всех пугал запрет командования, в некоторых случаях даже поощрявшийся. Но в итоге укоренившееся в его собственном лексиконе. В Евгении говорила бурная молодость, и он был одним из первых по "изничтожению" чужого имущества, правда упирая на съестное и питьё. В отличие от своих друзей, которые только мечтали отдать дань моде того времени, по детской глупости Евген сделал несколько неаккуратных "портачек". У Семёна, опять же по наитию искусителя Гены, на тыле левого предплечья красовалась татуировка пятиконечной звезды и буквы "С" - символ советской армии и принадлежности "С"-емёна, ну или "С"-ашки, кому как угодно, к ней, сделанные ещё раньше. И после набития которых, Семён пообещал больше не подпускать этого художника к своему телу. Тогда же, под действием спирта, вытащенного у какого-то деда из запасников на освобождённой от фрицев территории, дружбу своей троицы Семён с остальными обозначил надписями на тыле левого многострадального предплечья: "Г+С+П=Д" и совпавшими едиными для всех троих цифрами года рождения "1921 год".
  Алюминиевая кружка, больше не наполнялась и с бряканьем не опускалась на стол, требуя добавки. Её содержимое без закуски приятной истомой разогналось кровью по жилам, сделав их ватными. Но друзья то и дело с надеждой поглядывали на кружку, с желанием продолжить. Но не было, чем. Оставлять чёрную обожжённую над спиртовкой и промоченную в чернилах иглу в санчасти смысла не было, приютившая и не беспокоящая их отдых сестра, могла поругать, и чего доброго, запретить им вообще появляться на пороге. Евген, покрутив иглу в пальцах, положил в трофейный портсигар - "Мало ли, чтоб снова искать не пришлось. А то, вдруг снова ребят подобьёт к письмам на теле..."
  В ходе многочисленных операций в Великой Отечественной войне состав офицеров и рядовых инженерных войск бросало везде, где требовалось разминирование освобождённых от захватчиков территорий, подрыв особо важных производственных и связывающих узлов противника, наладка мостов, и понтонных переправ, для последующего форсирования рек моторизованными и пехотными войсками. В эти моменты Семён, как и великое множество всех остальных, чувствовал не бывалый эмоциональный подъём, всплеск от сознания присутствия себя в этом грандиознейшем движении, позволяющем позабыть обо всём. Целью которого было отодвигать, уводить, давить, гнать и теснить неприятеля с родных земель, чьи верные сыновья ложились от разящих и рвущих плоть металла когтей зверя-фашизма, за жизнь и свободу тех, кто заживо горел в пламени, вырывавшегося из его рта, задыхался в газовых камерах зловонного дыхания. Зверя, разящего голодом, страданьями, слезами десятков, сотен, тысяч и миллионов невинных жертв. Приближая тот долгожданный день.
  Артиллерия неприятеля била, словно слепо, на ощупь, то рассеяно бросая мины, то накрывая ковром, пытаясь утопить в огне Третий Кавказский Полк, возводивший переправу через пойму реки Одер, разлившуюся на пять километров. Задача, которая должна была обеспечить армию на западном берегу поддержкой ударной группы фронта, требовала наладить несколько крупных понтонных мостов и десятки паромных переправ. Слаженные действия отделения Золотарева на ровне с другими подразделениями скоро начали давать нужный результат. К концу дня на Одере действовали девять десантных и четыре паромные переправы, пятидесяти тонный мост. По самой реке курсировали шесть паромов, при буксировке машинами-амфибиями. Прибывшие по переправе на западный берег артиллерия, пехота, танковые, механизированный и кавалерийский корпуса, при поддержке авиации, рвали в клочья дивизии врага. Но не все победители вернулись. Там, на Одере, при возведении понтона, взрывом снаряда у пятидесятиметровой секции перебило два прогона и сорвало верхнюю часть обшивки из брёвен и досок. Этот плот снесло на три сотни метров вниз по реке, где он и застрял на мелководье. Старший сержант Золотарёв, окрикнув ближайших к нему бойцов, бросился к плоту. По пояс в воде он с парнями начали снимать застрявшую обшивку с мели. Но та не давалась. Вода в реке бурлила от рвущихся снарядов, туман, что собирался над водой смешался с дымом, брызги воды с осколками. С противоположной от Семёна стороны, обшивку помогал снимать только Павел. Но он видел, что ему на подмогу кинулся ещё и Женя. Семён, не прекращая работы, глазами стал искать друга. К ним на помощь подоспевали ещё ребята. Несомые ветром или силой взрывов хлопья плотного дыма доносили до него вид прибрежной воды, в которой двое из его отделения вытаскивали под руки тело друга. Но жив ли тот?
  - Мужики, давай!!! К берегу её!!! - кричал Золотарев в нетерпении от того, что как назло, обшивку разворачивало течением и тащило обратно на отмель. Эти минуты были самыми долгими в его жизни. Всякий раз Семён поглядывал на берег, пока часть понтона возвращалась на своё законное место, чтобы убедиться на сколько плохи дела у друга. Картина из дали не радовала. Семён спешил, матом поторапливая остальных. Вокруг раненого Евгения суетилась медсестра - его боевая подруга, но, когда та, сев на колени рядом с телом, взяла податливые ладони в свои, Золотарёв понял на сколько всё плохо.
  Техника пошла по возведённым переправам, когда Семён стоял у тела друга, рядом с которым сидела хрупкая на вид девушка, вынесшая на своих плечах не один десяток раненых из-под огня. Слёзы, очень редкая и скрываемая слабость мужчины. Золотарев считал, что он давно очерствел, но нет. Грудь Евгения была в крови. Он ещё был жив, но всё реже приходил в сознание. Евгений открыл глаза, хрип в груди переходил в бурлящий кашель. Запёкшаяся кровь на губах и струйка, стекающая с уголка рта при кашле. Евгений еле заметно улыбнулся. Прежде чем лицо одело маску недвижия, он протянул свою руку к приблизившемуся к нему Семёну, взяв того за правую ладонь, развернул её надписью "Гена" у основания большого пальца, и пару раз пристукивая своим дрожащим указательным пальцем по ней с последними словами: "Вот так вот, Сань... обманули мы её..."
    []
  Иллюстрация "На берегу Одра".
  Отстав от своей колонны, Золотарев провёл ещё немного времени с лежащим на берегу другом, накрытым с головой кителем. Он вынул из его нагрудного кармана трофейный немецкий портсигар, в котором лежала почерневшая опалённая игла и, положил себе.
    []
  Иллюстрация "За упокой".
  Встреча с матерью друга была более волнительной, чем с собственными родителями и с сёстрами.
  
    []
  Иллюстрация "Возвращение".
  Семён стоял у калитки дома, со двора у которого было заметно отсутствие мужской руки. Покосившийся забор, не исправная крыша и крыльцо, поросший высокой травой двор и огород, сорванные с петель ставни окон. И не мудрено, ведь как в дом Золотарёва не вернулся его брат, павший на фронте в 43-м, так и в дом старой не погодам женщины, что пустыми, высохшими от плача и уставшими от вглядывания в даль глазами, не вернулись все мужчины. И Семёну было стыдно, тяжко на душе и неуютно за это, может именно потому, он представился "Александром", так, как его нарёк павший сын этой женщины... Сейчас он больше всего ощущал присутствие своего друга, Евгения, наверное от того, что на стенах дома, в который давно никто не захаживал, висели фотографии его жильцов, а может от того, что мама фронтового друга, словно пробудившаяся от долгого сна, улыбалась, что-то много рассказывала, заботливо подливая чаю к пирогам, словно встретила одного из погибших своих сыновей.
  В форме, подтянутый, 24-х летний юноша, с аккуратными слегка закрученными кончиками усиков и вьющимися чёрными волосами под фуражкой, один из многих достойных жить и вырвавший это право для остальных, проездом решивший навести вдову и оплакивающую детей, вышел во двор со своим маленьким чемоданом, тепло попрощался с матерью, что снова в одиночестве безнадёжно осталась ждать своих сыновей и мужа. А Семёну предстояли дороги и жизнь в них.
  - Александр. Сань. Са-а-аш! - сквозь сон доносился чей-то назойливый голос. - Проснись! - будивший явно сомневался в своих действиях. И в этом были веские причины. - Что, опять зубы болят? Ты стонал во сне.
  - Сон дурной. - зло пробубнил Золотарев. Жаловаться было не в его характере. Маршрут был не сложный, но застудившийся на водных переправах, превратили зубную боль в головную, и так доканывающая его с самого начала похода, не давая продыху ни днём ни ночью, сон урывками, добавили скверны в его характер. - Сколько ещё до подъёма?
  - Часа три. - ответил дежурный по лагерю, пробравшийся к беспокойному Семёну, спящему у дальней стенки палатки, через головы сопящих во сне и возмущённо бубнящих ребят. Поняв, что инструктора лучше оставить в покое, дежурный удалился, попятившись назад и снова наступая на спящих, толкая их. С трудом пробравшись на своё место у входа палатки, устроился и заснул на оставшиеся для него пару часов, по прошествии которых он должен был встать за час до общего подъёма, приготовив завтрак, разбудить остальных.
  Семён до самого подъёма лежал в тесно набитой спящими телами туристов палатке, подложив под одну из щёк руку, приложив к другой, со стороны проблемного зуба, ладонь второй руки, от чего ему было легче переносить боль. Увидев у основания большого пальца правой руки некогда набитую надпись, он вспомнил сон. В деталях вспомнил всё. Прошлую жизнь, ставшую ныне сном. И обстоятельства, при которых он писал письма себе и на себе с фронта, чтобы не забыть ни о ком и ни о чём. Любопытствующим он ничего не объяснял, а перед косо на него смотрящими, не оправдывался - "Веяние моды, военной субкультуры, дань уважению дружбе фронтовой", но это никого не касалось - всё было личным и сокровенным. Семён вспомнил про портсигар, отданный матери Евгения, и иглу, что лежала в его чемоданчике с документами, который был всегда при нём. Но что- то в нём он иглу не встречал, не потерял ли? Мелочь, а дорога ему. Аккуратный, при пиджаке и брюках, в туфлях и при шляпе, из-под которой выбивалась кучерявая прядь чёрных волос, с закрученными по-гусарски кончиками усов из-под которых сияла белоснежная улыбка. На гордо поднятую грудь он крепил той иглой один из своих орденов со сломанной булавкой. Но это всё там, на гражданке он держал марку, на улицах городов и сёл, в которых он бывал проездом, или короткими набегами между походами.
    []
  Иллюстрация "Зубная боль".
  Улыбка, как же ты сейчас была дорога. Май, горный Алтай. И вместо того, чтобы любоваться видами и общением с молодыми студентами, у которых он был инструктором, изрядно измотанный Золотарев с нетерпением отсчитывал казавшиеся самыми долгими в его жизни дни и километры обратного пути. С нетерпением ожидая блага цивилизации в виде стоматолога, способного решить его неистово беспокоившую проблему. Изначальная договорённость с группой о возможном продлении маршрута, на усмотрение последних, уже встречала в Семёне категоричное возражение. Ведь при затягивании сроков у того было мало меж походного времени на решение своих личных дел, а на подходе к турбазе была уже следующая группа, которым смещение графика выдвижения в маршрут не понравилось бы. Отставание от графика Золотарев воспринимал как личную обиду и оскорбление, люто ненавидя тех, кто был виновен в этом. И влетало Владе, как ласково называли своего сокурсника ребята, почти постоянно, на горе инструктору и на радость всем остальным. И даже сейчас, в который раз, он дежурил. Решивший не спать всю ночь, чтобы снова не проспать, это надо же, утром, посочувствовав мучениям Золотарева и видя, что тот провалился в сон, Владя промедлил пару часов с подъёмом... Группа была в радости, а Семён в ярости. Снова студент отхватил доп дежурство. Наказания росли в арифметической прогрессии. А тот и не особо переживал, - воспринимал как должное, видно было, не впервой.
  - Через полтора месяца. - еле волочая онемевшим языком не закрывая рта, отвечал Золотарев лечившему его стоматологу на вопрос, когда тот сможет посетить его снова. О, как он был счастлив от того, что ничего не чувствует, и что после новокаина удалённые нервы не будут давать о себе знать.
  - Опять в маршрут? - отвернувшись от столика с инструментами и склонившись над Семёном спросил знающий дело врач, который так же ходил с инструктором Семёном и водил с ним дружбу. Полезные знакомства Золотарев всегда поддерживал и стимулировал. К тому же его трудовая география была широка, тур базы в которых он имел предпочтение работать, более походили на курорты, где отдыхал контингент по старше да по серьёзнее. Молодёжь же была из тех, кто только начинал свой туристический спорт с маршрутов первой и второй категорий сложности из трёх возможных. - Ну здесь не существенно. - продолжил диалог врач, не дожидаясь ответа. - Как появишься, сразу ко мне. Временные пломбы уберём да коронки поставим.
  Не теряя времени даром Золотарев прошёл к местному узлу связи. Пытаясь разработать онемевший рот, он, так чтобы не было видно со стороны, разминал челюсть, губы, щёки и язык гримасами мимики да звуками. И не напрасно. Семён протянул в маленькое обрешотчатое окошко плитку шоколада с текстом на обратной стороне этикетки и адресом, с пригоршней монет лежащей сверху.
  - Телеграфируй, Юль, в Свердловск. - одна фраза, и столько неоднозначных эмоций у девушки на заплетание языка. Золотарев часто захаживал сюда и ни разу не был выпивши. Да он и не пил, так, за редким исключением праздников. -М-м-м, нет, я после зубного. - поспешил оправдаться тот, отрицательно махая головой.
  Юля улыбнулась и принялась за работу.
  Повальное увлечение туризмом в те годы объединяло множество разновозрастных и разно степенных людей - от рядового студента до сотрудника оборонки21.
  Долгие, многодневные маршруты сближали людей, многие из которых поддерживали
  связь и после того как их дороги расходились. Любимчик фортуны и судьбы, казалось, он испытывал её на прочность, но всегда мог и умел остановиться вовремя. В рукаве у Семёна всегда был припрятан туз в виде тетрадочки с адресами и телефонами "Нужных людей". Тетрадки, с которой соседствовала ещё одна, не заменимая, хранившая фольклор
  жизни Золотарева - его песенник. Обе тетради были его связующим звеном, одна с серьёзными людьми, вторая - с молодёжью, что всегда окружала Семёна, когда тот начинал петь, да стихи с шутками-прибаутками вещать, глядя на собственноручно исписанные листы, ходившими потом по рукам, списывающим заветный текст. Листы тех тетрадок заполнялись столь быстро, сколь заполнялись и перелистывались странички биографии Золотарева.
  Как ни крути, хорошие инструктора были в чести и в цене. Чем активно и пользовался Семён, подключая давно наработанные связи, среди тех, с кем ходил в походы. Всегда попадающий в "струю", по рекомендациям и протекции устраивался на базы, куда не всяк мог попасть. Золотарева помнили и знали те, с кем он делил одну палатку, с кем он сидел у костра, и кто шёл за ним в след. Даже при отсутствии свободных вакансий ему сложно было отказать, даже невозможно. И хоть на время, но Семёну удавалось занять место ведущего специалиста и сводить несколько маршрутов. Складывалось впечатление, что крайне прагматичные действия инструктора, вели его к какой-то определённой, одному ему известной цели. Первые две категории сложности маршрута, по которым выпускник физкультурного института и фронтовик водил группы, не давали ему нужной квалификации и мастера спорта. Многим из ребят, что по моложе, но с "мастером", смотревшим на него сверху и с нисхождением, Семён завидовал. Этих юнцов он прекрасно понимал, ведь и сам тоже, когда-то был амбициозен и полон самоуверенности, вот только его победы были куда важнее и труднее... Были... А теперь - разминки и по сути, не серьёзно, - лишений никаких, и тропы, истоптанные до дыр. Тех, кто ходил "с условиями" за глаза называли "пижамниками". Да, давно, с самого фронта он не испытывал азарта. А дороги, хоть немного, но приближали его к той игре, когда ради победы на кон ставилось всё самое дорогое - жизнь. И ставили те, кто шёл тогда рядом с ним, плечо к плечу, те, кого уже не было рядом, те, которых он, ищущий, более не встретит и не увидит в других, малознакомых ему людях. Одни и те же тропы не давали риска, не было азарта. А Семён всё искал, метался, менял дороги, но так и не находил. Нигде не было того рвущегося отчаяния, с которым идёшь в бой. В маршрутах, в которые он уходил с баз были наработанные техники и схемы, которые нельзя было менять, а так хотелось. Так хотелось свернуть, изменить, исказить маршрут так, чтобы ахнуть самому и ахнули те, кого бы он вёл. Но он то пройдёт, взберётся, переплывёт. А остальные? Те, кто доверен был ему, как ответственному? Наврятли. Нужен был рывок. Тот единственный, после которого Золотарев вернулся бы в свою родную станицу победителем, в который уже раз... Раз и навсегда.
  И даже сейчас, Золотарев, перешагнув через гордость, общался с юнцом младше себя лет эдак на 12, за плечами которого был не малый багаж маршрутов разной категории сложности по Алтаю, Кавказу, Тянь-Шаню и Памиру с выполненным нормативом мастером спорта. Некогда случайно встреченный на алтайской базе "Артыбаш" и ныне являющийся членом маршрутной комиссии при Свердловском городском комитете физической культуры и спорта. Тогда, при мимолётной встрече они только побеседовали об особенностях маршрута в который они шли, а сейчас, сведённые через вторые и третьи руки, обсуждали перспективы Золотарева на приближающиеся зимние вылазки
    []
  Иллюстрация "Семён по телефону говорит"
  туристов из Свердловского УПИ1. Тот может и нехотя, но содействовал, уж больно покровители у Семёна были серьёзными и отмашкой от него отойти не получилось бы. А тому делов-то - нужно было только свести Семёна с нужными людьми не посредственно в клубе. И всё.
  Закрученный Золотарёвым волчок, набирал обороты, по каждому письму, телеграмме, звонку. Оставалось только, приходя с маршрута, давать о себе знать и узнавать о продвижении дел, чтобы правильно и обдуманно сделать тот единственный, но верный шаг, какие он делал сапёром на фронте.
  Впереди у Семёна с июня по октябрь были запланированы шесть коротких водных походов к Телецкому озеру. Один затяжной к нему же и верховьям реки Чулышман, рек Бия-Бийск, в которых он учувствовал в качестве инструктора. Дальше был "мёртвый сезон". Туристы в зимнюю стужу учились да работали. Короткие набеги редких групп отдыхающих из ближайших населённых пунктов на тур базу за тем, чтобы походить на лыжах, обещали погрузить весь персонал турбазы в долгий зимний сон. Эта перспектива прозябания не прельщала Семёна. Куда ему деваться? Свердловск обещал занять его время. Пока "вилами по воде писано", но кому как не Золотарёву ни знать о подготовке к важным и долгим походам. Когда именно в последние дни всё более-менее проясняется и становится на свои места. Поэтому он и не переживал, принимая за свершившийся факт ещё не состоявшийся, грядущий маршрут.
  
  2. Студенты Уральского Политехнического Института.
  - Гось, что у нас со списком участников? - Зина донимала Игоря, зная, что её он стерпит. Всё от неё стерпит. От неё и только от неё. Дятлов всегда старался быть сдержанным и терпеливым, не поддаваясь на провокации. А Колмогорова, будто проверяла, на сколько того хватит и как далеко можно зайти. Остальные, зная его, старались этого не делать. Игорь обиды не таил, но начинал опасаться и сторониться таких людей. И это могло сказаться на участии в маршрутах.
  - Да то же что и раньше. - коротко отвечал он, не проявляя стремления к отчётности перед Зиной.
  - Так Согрин уже подал протокол маршрутной комиссии ... - Продолжала Зина.
  - А нам пока рано. Если со студентами всё ясно, то с выпускниками - нет. - не изменялся в лице Игорь. Организационные вопросы он считал своим личным делом и не терпел вмешательства.
  Те из ребят, с кем Дятлов контактировал довольно часто, стопроцентно дали заверение в своём участии, - это нынешние студента, но те, кто уже работал на благо Родины, пока были в сомнениях, удастся ли им договориться со своими работодателями...
  - Ну а предварительно. Люда уже список необходимого снаряжения подготовила, чтобы подать в клуб. Ей же со склада ничего не дадут... Как же она без утверждения комиссии это сделает? И деньги? - Колмогорова тоже знала все тонкости подготовительного периода. Беспокойство было вполне обоснованным. Ведь без предъявления в маршрутную комиссию плана маршрута с поимённым списком участников, сроками убытия и прибытия, им не получить рассчитанных на каждого денежных средств из кассы, со склада спортклуба снаряжения не взять.
  - Да ни как. Рано ещё, говорю же тебе! - Дятлов был раздражён, но очень старался не
  казать виду. - У Согрина, не смотря на полный комплект, ещё раз десять всё изменится. Тогда вместо сборов он будет бегать в клуб, чтобы вносить изменения и договариваться.
  Денег нам лишних не дадут, а за отсутствующих и отказавшихся от маршрута ещё оправдываться придётся, как и за те траты, что будут сделаны до того, как найдутся
  "отказники". Согласны тринадцать, а пойдут от силы десять-одиннадцать. - что-то Дятлова прорвало на объяснения. - Зин, ну пройдено уже. Ни первый раз замужем. - Заключил Дятлов, явно давая понять, что разговор на эту тему пока закончен.
  - Ну да, после команды Согрина на складе нам делать уже нечего будет... - выдержав паузу все же не сдержала эмоций и сетований Колмогорова.
  - Всё что ни останется, то наше. Лишка не возьмут, всё же на себе тащить. И нам хватит. - сверлил взглядом Игорь. - Я уже разговаривал с Сергеем (Согриным). - успокаивающе понизив тон, ответил Игорь. Он по-другому с ней не мог. Зина была не просто другом.
  Но даже Колмогоровой Игорь не мог рассказать всех причин, по которым он не спешил, находя кучу отговорок. Как и не мог говорить с девушкой о чувствах. Да и о чём говорить, если и так всё ясно. Как и для любого из парней, разговор на тему любви с объектом своего обожания, была запретным, вызывал не ловкость, растерянность и сбивчивость фраз. Зину это забавляло. Нет, с её стороны была полная взаимность и она не была жестокой. Только она относилась к любви довольно просто и спокойно. Видно в женском кругу не раз поднимавшаяся тема, выработавшая к этому чувству, как и к слову своего рода "иммунитет". И вводя Игоря в краску, порой нарочно, разговорами на привалах в походах, да в кругу весёлой компании молодёжи, у кого-нибудь дома, ей просто хотелось убедиться лишний раз, что Игорь не охладел к ней.
  Весёлая и лёгкая, вливающаяся в любую компанию и находящая общий язык со всеми, очень располагающая девушка, Зина Колмогорова могла позволить себе по отношению к Игорю излишки в общении, абсолютно не переживая ранить его. Глядя на её весёлое озорство со стороны, не знающему девушку человеку могло показаться что она легкомыслена и сделать поспешно выводы о её моральных качествах. Но пока на пути Зины таких не встречалось, отчасти от того, что она общалась и обращалась в кругу тех, кто её отлично знал и новыми знакомствами та обзаводилась в присутствии или при участии своих друзей. И не мудрено, ведь компании, чьей душой она слыла, находились в кулуарах спортклуба, да за стенками родного УПИ. Общение студентки 4-го курса радиотехнического факультета происходило одинаково легко со всеми и завуалированное отношение к Игорю с задержками встреченных взглядов, в моменты, когда Дятлов подменял отсутствующего лектора, читая лекции её курсу, стоя по среди аудитории; встречи с ней и долгие беседы в коридорах института, в парке на скамье, разговоры, провожая девушку по улицам города, стоя под высокими колоннами у входа в цитадель науки. Безжалостная проверка чувств тогда, когда отношения Зины с однокурсником Юрием Дорошенко неожиданно для окружающих и для себя, стремительно начали перетекать с дружеских в романтические, в чём кстати была заслуга самой Колмогоровой, и тех отношений было вывести Дятлова на признание, столкнув ребят лбами. В серьёзность столь быстро нарастающих отношений не верившие ребята, убедились после того, как Зина повела Юру знакомиться со своими родителями, но и то для того, чтобы уверить свою маму в том, что она не столь легкомыслена и в свои года не только мотается по белу свету, но и готова на более серьёзные вещи. Да, тогда мама, обеспокоенная увлечением туризмом дочери, вдруг засомневавшись и не знала, что лучше - то ли её маршруты со скитаниями в дали от дома, то ли грядущее замужество... Испугался поворота событий и сам Дорошенко, может поэтому он с некоторым облегчением уступил девушку своему другу и соратнику. Все старания лишь с одной целью, подтолкнуть и направить человека, который сам возглавлял маршруты, но в делах сердечных сам нуждался в проводнике. Их отношения были платоническими и от того - прекрасными, любовь пылающего и игривого пламени - Зины с тихой и спокойной своим течением гаванью - Игорем.
  Самоуверенный и амбициозный, с жилкой лидера прагматичный Игорь всегда следовал намеченному плану к вполне реальным целям. Ни что не ускользало от его внимания, а из не предвиденных, но вполне ожидаемых ситуаций лавируя умело мог выходить. Убеждающий всякого в своём окружении, даже когда в глазах окружающих, да и не только был не прав, доказывал свою правоту, доходчиво аргументируемыми доводами, часто убеждая даже самого себя. А если не получалось, то просто отмалчивался, либо пресекал любой спор, не считая нужным пускаться в пустые диспуты. Уже гораздо позже Дятлов усвоил правило: "То, что пока не решено точно, должно оставаться в тайне для окружающих до момента свершения, даже для близкого ему круга общения". И одним из таких уроков была радиостанция, собранная им и служившая одной из причин, по которой ему предлагали остаться в УПИ после его окончания для дальнейшего продолжения научной работы и место заместителя декана своего факультета. Эта же радиостанция, ставшая камнем преткновения, желанием быть взятой Игорем в один из маршрутов по Саянам, путём тайно заниженного фактического веса аппаратуры, чуть не стоила ему авторитета и репутации. Махинация раскрылась вовремя и тому было отказано в станции в походе. Одной из существенных причин, почему Игорь хотел идти в тот поход, было испытание своего детища в условиях экстремальных. Да, его авторитет был слегка поколеблем. Умолчать данный факт не получилось и об этом стало известно руководству спортклуба, что оставило в его копилке из множества "плюсов", не большой "минус" нечистоплотности, как руководителя группы. Подмоченная репутация Игоря несколько сглаживалась его, всё же, всепоглощающей любовью и стремлению полной отдачи науке и делу. Всё же Дятлову очень хотелось не просто испытать своё детище в полевых условиях, а внедрить радиосвязь в маршрутную практику. А это серьёзнее, чем его инженерная мысль с подвешенной под скатом крыши палатки печуркой состоящей из камеры сгорания и соединённых между собой коротких обрезов дымохода. Взятая на вооружение и широко используемая среди туристов спортклуба. Игорь и теперь не терял надежды и не отступал от желания подать УКВ-сигнал радиолюбителям страны с вершин Уральских гор и сейчас. Вполне обоснованное желание для студента пятого курса радиотехнического факультета Уральского Политехнического Института (УПИ).
  Инцидент с радиостанцией никто из ребят не напоминал Дятлову - дружба, да товарищеская этика, сравнимая разве что с хранением врачебной тайны, только о которой и так все в курсе. Тогда Колмогорова очень жалела Дятлова, уж больно он был похож на мальца, который дулся от того, что его поставили в угол. А из-за приверженности идеи и неотступности ребята его даже зауважали ещё больше, к тому же вреда от этого не было, разве что лишний вес, но и тот был раскидан на всех.
  Но радиостанция, которую Игорь снова хотел взять с собой и в этот поход была не единственной причиной задержки подачи протокола. Несмотря на то, что у него были прерогативы руководителя и решающее слово оставалось за ним, Дятлов не мог повторить ту же ошибку, что и в прошлый раз, и пойти на поводу у собственных амбиций. И всё ещё оставался открытым вопрос о составе группы. Зато конечная цель похода была явная и даже уже видневшаяся - это горные вершины Отортен, где ребята должны были найти и достать послание, оставленное предыдущей группой их спортклуба, а в замен написать и оставить своё, такова традиция, а на обратном пути - вершина Ойка-Чакур. Обе горы являлись часть одной общей горной системы - Уральских гор. А условия, в которых они должны были погрузиться - условия приполярной зимы. В подходах к тем вершинам возникали сомнения. А именно в той части, где маршрут проходил непосредственно в горах. Как им идти? Будут ли условия подходящими, чтобы совершить стремительный взлёт к вершинам по водораздельному хребту, или им придётся, двигаясь черепашьими темпами по низинам речных долин и лесов, подойти вплотную к склонам своей цели и столь же медленно взбираться "в лоб".
  В прошлом студенты, теперь должны были выкручиваться кто как может, чтобы попасть в состав группы без вреда для работы - ведь зима не сезон отпусков...
  Условившись встретиться у стен родного УПИ, после пар и безустальной болтовни с давно не видевшимися друзьями, зимний короткий день перевалил за темно, и вся компания побрела к спортклубу и его святая святых - склад.
  
  3. На складе спорт клуба.
  Тётя Маша, завхоз и по совместительству уборщица, сдавшаяся перед напором ребят и особенно девочек, желающих попасть на склад спортклуба в обход основного руководства, с добротной связкой гремящих ключей в руке, открыла дверь подвального помещения склада, куда с узких ступеней весело изображая шуточный страх, первыми вошли девушки. Воздух принял их в свои объятия затхлым запахом пота, костра, плесени хранящихся там походных вещей и скопившейся влажной прохладой выбивающийся из груди с выдохом в белые клубы. Потревоженная вдруг возникшим от открытой двери сквозняком пыль мелкой взвесью поплыла в невесомости. Назначенная маршрутной группой завхозом Людмила Дубинина со списком в руках ставила галочки напротив вещей, что, громко выкрикивая и комментируя, находили ребята.
  Несмотря на то, что склад был забит до верху вещами, связанными в тюки, уложенные в сумы, разложенные на стеллажах, висевшие на гвоздях, на натянутом через комнату шпагате и просто сваленные в кучи на полу, из того что могло понадобиться была лишь малая толика. Всё из-за сезонности походов и их специализации, которые в основном приходились на тёплое время года - от альпинистского снаряжения до плав средств, - не нужное ребятам. Ледоруб, который вертел в руке Игорь, думая о его месте в походе и значении, тоже лёг к куче уже частично собранного ими снаряжения. Некоторая часть вещей, на которую строго указала тётя Маша: "Занято, не брать!", бережно упакованная и уложенная не далеко от входа, ждала своей скорой очереди в маршруте группы Согрина, планировавшая свой выход параллельно с группой Дятлова.
  - Сиамские близнецы и Горыныч здесь. - со свойственным сарказмом прокомментировал свою находку Георгий Кривонищенко, имея ввиду переделку из двух четырёхместных палаток сшитую в одну на десять человек, и отличающуюся от подобной палатки группы Согрина отсутствием тамбура, и, представляющую собой детище инженерной мысли Игоря, печку в разобранном виде, сложенную и упакованную в испачканном сажей брезентовый чехол. В прочем Георгий их не нашёл, они лежали там же, где и оставили с момента прошлого похода.
  Кривонищенко один из выпускников УПИ, его строительного факультета, участвующий в походе и объявившийся раньше остальных, подтверждая своё присутствие и дальнейшее участие в маршруте. Близкий друг Игоря, неоднократно совместно ходившие в маршруты, и под руководством Дятлова тоже, не мог появиться с пустыми руками.
  Дятлов, воспользовавшись подаренным ему при встрече Георгием китайским фонариком, подсвечивал тёмные закоулки склада, куда не пробирался жёлтый свет лампочки, висящей под потолком, кидая луч фонарика из стороны в сторону, останавливал на нужных вещах.
  Максимум из запланируемых походом вещей оказался минимумом. Но три топора, два котелка, вёдра, пилы, рюкзаки, лыжи и другое всё же собиралось в довольно увесистый багаж.
  - Жооора! - звала Зина. Тот отмалчиваясь пыхтел, вытаскивая некую увесистую связку, похожих на одеяла, придавленную сверху другими вещами. - Жо-о-о-ор! - нарочито протяжно привлекала внимание Колмогорова. Но не для того, чтобы попросить помощи какой. - А ты мне тоже привёз... - не успела договорить та, как Криво её перебил. Нет, она его не дразнила, а просто соскучилась, со свойственной ей назойливой шутливой игривостью привлекая к себе внимание. Зная, что Кривонищенко вполне безобидный и весёлый парень, как и все в их компании, давно притёртые и проверенные тяжёлыми условиями быта спортивного туриста.
  - Юра я! Ю-ю-ю-р-а-а-а! - теперь уже он протяжно передразнил девушку. - Я же просил звать меня Юркой!
  Зина знала, что Кривонищенко хоть и откликался на своё имя, но уж очень не любил его, особенно "Жору". И как водилось в это время и было модным имел второе имя.
  - А вот я всем подарочки подготовила. - продолжала подтрунивать над Юрой, говоря тому под руку. Кривонищенко выпучил глаза от старания - одеяла не желали быть вынутыми. Зина лукавила, ведь намеревалась идти за покупками по ближе к сроку отправления в путь, как и всегда оставляя всё на последний момент. Тогда-то уж точно будет известно, чего не хватает в наличии.
  Друзья выкручивались как могли. Пока Игорь пытался незаметно для тёть Маши вытащить и припрятать ветровки среди прочих вещей в куче, которые предназначались не туристам вообще, а альпинистам, чьи команды по зиме никуда взбираться не собирались и которые, естественно не были указаны в перечне "прилагаемых в использовании снаряжения спортклуба", Криво с удовольствием рассказывал о свитерах, явно смакуя свою находчивость и ожидая похвалы.
  - А много? - поинтересовалась Люда Дубинина.
  - Ха! На всех хватит. - Георгий, путём перевода через увольнение с одной строительной организации в другую, отхватил долгожданный отпуск, чем-таки и выиграл или даже отбил для себя у несговорчивого начальства участие в походе. Хитрец и махинатор перед уходом с должности прораба умудрился отписать и вынести на себе через
  КПП23 вигоневые свитера количеством, по одному на каждого из ребят.
  Работающие выпускники внесли не малый вклад. В отличие от студентов они могли позволить не малые траты на свою слабость - туризм, и если они вкладывали деньги в общую копилку без труда, то нынешним ученикам приходилось откладывать заранее, накопляя сбережения постепенно, так как клуб и институт могли дать только под отчёт, без учёта непредвиденных трат - особо не разгуляешься! Да и вещи со снаряжением у Выпускников было уже своё, и клубовское им было по стольку поскольку. Если чего не хватало, то работяги без труда и сожаления могли пожертвовать, по-товарищески, на общее дело. Но Игорь, как организатор, не мог у них просить и требовать - стыдно, да и гордость не позволит. Здесь девушки подоспевали как нельзя кстати, без стеснения и по-свойски спрашивали необходимое, а вчерашние выпускники с удовольствием старались исполнить просьбы улыбчивых барышень.
  Всё что было найдено по списку, осталось лежать на сладе, остальное было раскидано по квартирам да комнатам общежития дожидаясь своего часа. Часть предполагалось подкупить. Благо времени ещё было с запасом, но не так уж и много.
  
  4. Посиделки.
  Как это часто бывало, ещё во время учёбы нынешних выпускников, приобщавших новоиспечённых студентов к делу туристическому, ребята собирались в доме у тех, чьи родители только поощряли подобные посиделки, сплачивавших молодёжь.
   - Упирает на "комсомол", читает лекции, давит на совесть. Если не подберу хвосты, обещался рассказать дальше с вытекающими последствиями... - Сокрушался Слава Биенко Игорю, прося ещё немного времени, на перелом ситуации в свою пользу. Но как-то без особого энтузиазма, будто у того всё было уже решено. Это всё можно было сделать уже давно, и не тянуть. Но в этом был весь Слава - не всегда собран и всё на последний момент. К тому же какие-то семейные трудности выбивали его из моральной и материальной колеи, чем он оправдывал не возможность пополнения общей походной кассы. Игорь согласился подождать и отложил подачу документов на согласование в приёмную комиссию спортклуба. На свой страх и риск. Хотя, кроме не приятного разговора с председателями, да может и с Зиной, что покачала бы головой с немым упрёком: "Я же говорила". Остальные бы больше удивились, что Славка пошёл - подобные заминки были с Биенко практически перед каждым маршрутом.
  Разговор Игоря со Славой в присутствии Кривонищенко пришлось прервать, хотя он и
  так был закончен - распахнувшиеся двери впустили с веранды Николая Тибо-Бриньоля,
  наслаждавшегося видом из окна и присоединившегося к нему, курившего трубку, Александра Колеватова, а вместе с ними ночную прохладу города, смешанного с табачным дымом. Стало скучно и тесно в огромной гостиной квартиры Криво и остальные ребята, развлекались, после короткого застолья, перебором на мандолине мелодий столь родных путевых песен, что возвращали на далёкие хоженые и нет тропы. Поодиночке и малочисленными стайками все начали потихоньку стекаться на маленькую кухоньку, где девичий смех, шутки и разговоры на темы разные и главенствующей - о любви, придали тесноте кухни уют. Не обошлось без острот, с попытками перевести темы на пошлости, но девочки отсекли их сразу, в отместку переключив разговор, на мужские слабости, курение не было исключением. На что Саша Колеватов сразу же отреагировал, вынул кисет,
  нашпиговал трубку табачком и вышел на веранду. Он был всегда первым в рядах отлынивания от бесед, казавшихся ему бестолковыми, утомительными. Его вообще часто раздражало большое количество народа и столпотворение. Исключением была разве что палатка. За Колеватовым сразу же потянулись заядлые курильщики.
  - Уффф! Парни!!! Ну вы что?! - холодный зимний воздух с примесью табака серо-синими клубами ворвался с веранды на кухню через открытые двери, заходя вместе с ребятами. - Так не пойдёт. Мы с вами в палатке не уживёмся, будете на улице ночевать. - надула щёки и зажав пальцами нос про гундосила Люда.
  - Спортсмены, комсомольцы, на время похода бросаем курить! - поставила перед фактом Зина.
  - Так, это не по нашу душу. - спокойно заключил кто-то из группы Согрина, часть ребят которого проводила время сегодня с Дятловцами.
  - Нет! Это не по нам тоже!!! - запротестовали остальные.
  - Юр, ты как наш полевой врач, давай-ка, повлияй на ребят лекцией о вреде курения. -
  неугомонная Зина не отступала, да и что медлить, ребята сейчас раззадоренные, готовые к любым провокациям. - А то что, слабо вам? Это ведь не на долго, каких-то несколько дней! А? Вы же спортсмены. - убеждала девушка. Вот только туризм и был тем хорош, что можно было спортом в некотором смысле пренебречь, оставив из словосочетания "спортивный туризм" только "туризм", не отказываясь от некоторых из вредных привычек.
  - Давайте как на съезде, голосовать! - увлеклась Колмогорова.
  - Да что тут руки поднимать, итак всё ясно. Только ты да Люда, двое против семерых. - обстановка спора располагала хорошему настроению Юры Кривонищенко.
  - Ну да, ага, как же!!! Дорошенко и Слободин атлеты - они по роду своих занятий не курят. Юдин, как наш полевой доктор, против курения в принципе. - Юра Юдин хихикнул, удивляясь находчивости девочек. - Игорёша, как главный в отряде, поддерживает здоровую дисциплину. А это уже шестеро против троих. - с самодовольством подытожила Колмогорова цыкнув на ребят.
  - Не троих, а четверых. - поправил Колеватов, вообще не заинтересованный прощаться с трубкой на время похода. - Это кого-то ты, Зин, упустила. К тому же доктор и руководитель могут и воздержаться.
  - Никого не упустила, пока Славка не подтвердит своё участие в команде, он не игрок, а значит нас девять и его мнение ни в счёт. А без голосов воздержавшихся - четверо ни курящих против троих. Как ни крути, всё равно в нашу пользу. Так что здесь победа не оспорима. - находчивая Зина с озорством маленькой девочки, подпрыгнув на месте, захлопала в ладошки.
  Да, ребята были в сомнении участия Биенко, все, с перевесом не в пользу того. Дятлов с недоумением и сомнением посмотрел на Славика. "Что ж, значит он распространился о своём намерении и поделился сомнениями..." Биенко, стыдливо отвёл глаза, пряча взор.
  Ребята сопротивлялись как могли, изощрялись, выторговывали себе, то определённые случаи - привалы, например, то определённые дни - чётные, нечётные. Сдались все, кроме Колеватова. Тот крутил в руках трубку и отречённо махал головой.
  Сегодня с Дятловцами была и часть ребят из группы Согрина. Так или иначе, но ребята хоть и шли в разных группах, всё же маршрут в своих условиях Приполярного Урала, был практически идентичен. Ранее пути каждого из ребят пересекались, как и группы в которых они ходили, меняя состав, ребята перетекали из одной группы в другую, при договорённости и возвращались снова в свою стаю. Будучи друзьями, но не соперниками, в среде туристов обменивались информацией о путях и тропах так же, как и охотники да рыбаки, делятся особо богатыми на улов да на добычу местами, да байками. На сегодняшней встрече Игорь так же в скользь завёл разговор об условиях похода. От чего беседа на кухне, возбудив интерес тех, кто единицами оставался в зале, и подтянулся в сопряжённый с кухней коридор, так как кухня была полна. Теперь, устный рацион собеседников составляли разговоры о погоде, рельефе, малой северной народности манси, чья культура была загадочна и таинственна, отчего и жуть как интересна. Места их проживания, изобиловавшие лагерями, были хоть и спокойными, но тревожными. Довольно сложный поход должен был проверить на дюжеть и толковость каждого, кто изъявил желание быть первопроходцем.
  Сам же Дятлов старался избегать прямых ответов на ставленые ему вопросы как своими, так и сторонними ребятами для того, чтобы не вызвать ненужную ему дискуссию с ещё большими вопросами и следующими за ними советами. Единственный кто был безучастен - Слава Биенко, только доказывая, своей отрешённостью, что просимое им для себя время было лишь отговоркой и отсрочкой сказать о принятом им или за него решении с отрицательным результатом. Несомненно, быть готовым к тому, что кто-нибудь сойдёт с дистанции в маршруте, дело не частое и сравнимое со срывом и сворачиванием всей экспедиции, ведь этому должна предшествовать трагедия или несчастный случай. И тем шансы выше, чем больше людей в группе. И тот факт, что кто-нибудь сходил с дистанции ещё на стадии подготовки, был несомненно добрым знаком - лучше сразу, чем в пути, - здесь ещё всё поправимо, переиграть, да пересчитать можно всё.
  
  5. Подмена и знакомство.
  "Добро", очень кстати, было получено Золотарёвым, только что вернувшимся с маршрута, бывшем в этом году последним, закрывающим сезон Кауровской турбазы. Телеграмма со Свердловска, с коротким "Приезжай, есть место в группе", воодушевило Семёна.
  - У нас ещё Славка Биенко в подвесном состоянии. - спокойно и слегка не уверенно говорил Игорь. - Команда почти укомплектована.
  - С вашим Славиком уже давно всё ясно, я разговаривал с ректором. Тот "добро" не даст, пока предметы не будут перекрыты. А он уже не успеет. К тому же ваша группа возвращается на пару дней раньше, чем группа Блинова-Согрина, это его и заинтересовало. Заведующий спортклубом, товарищ Гордо был старше, да и опыта за плечами было побольше. Его неоспоримый авторитет не ставился ни кем под сомнение, даже тогда, когда он вёл себя с молодёжью по "свойски". Сейчас он был серьёзен, не давая шанса Игорю хоть на сколько-нибудь повысить шансы того в сложившейся ситуации.
  - И что это ему даст? - противился Дятлов, отрицая кандидатуру участия в маршруте, неизвестного ему человека. - Ещё не факт, что мы вернёмся в назначенное время.
  Игоря ко всему прочему гложила обида за полученный отказ оргкомитетом клуба в наличие среди прочего груза, его радиостанции с отпиской "не соответствует целям маршрута" и ограничениями в весе. История снова повторялась. Дятлов и сам понимал, что рюкзаки и без неё будут набитыми до верху, но всё же... Кому как не руководителю спортклуба было известно о проверенности и постоянстве всех тех, из которого состояла группы в маршрутах. А теперь, радиостанции - "нет", а постороннему человеку - "да".
  - Мы будем идти согласно графика, и не собираемся ради чьих-то личных интересов идти на неоправданный риск и торопиться. - стоял на своём Игорь, чьё чувство собственного достоинства было затронуто.
  - Игорёк, - по-дружески приобняв за плечо и отводя к окну коридора продолжал заведующий спортклуба уже сбавивший обороты. - Он фронтовик, сам инструктор, и просто весёлый мужик. Ты с ним поладишь и ребята тоже, вот увидишь. И палки в колёса ставить не будет. Ему нужен этот маршрут. К тому же Согрин подал в комиссию документы и деньги со снаряжением со склада выделены. А ты ещё нет.
  "Опять Согрин!" - Вспомнил недавний разговор с Зиной Дятлов и громко обречённо выдохнул. - "Ага, проблем не будет. Он же "пижамник санаторский" и будет гнуть свою линию, если что не по его случится". - Пренебрежительное отношение в кругах туристов к тем, кто работал на турбазах с "условиями", водилось среди тех персонажей, что ходили в маршруты не "по натоптанным тропам" и не беря с собой денежных да возрастных24, а практически "дикарями", имея в карманах строго рассчитанный, еле собранный капитал, строго дозированный паёк, да неподъёмный вес за плечами.
  - К тому же у вас будет козырь. - заискивающе посмотрел в глаза Игоря товарищ Гордо, ища заинтересованность.
  - И какой это? - скорее ради приличия спросил Дятлов после паузы, считая что тот продолжит самостоятельно.
  - Твой маршрут приобретёт статус "официального" ... - снова пауза. - Ну, если мы дадим бумагу о приобщении похода, скажем к грядущей дате, посвящённой "открытию XXI съезда КПСС" с получением путёвки из профкома? Ну, что ты об этом думаешь? - взгляд заведующего сверлил Игоря, уголки рта его поддёрнула хитрая улыбка.
   Да как тут не соглашаться... Да и было ради чего, ведь они тогда шли не "дикарями", которых могли остановить, задержать, развернуть и перенаправить, в общем создать не малые трудности ещё на пути следования к основной отправной точке. А с "бумагой" они могли смело открывать двери, прося поддержки и помощи при случае. Да и просто так не уйдёшь, ведь настойчивость не спадёт, пока человечек не будет "втюхан" ... Игорь согласно кивнул.
  - Давай, что у тебя к протоколу комиссии по маршруту есть? - Протянул руку товарищ Гордо за машинописными копиями, в пустых графах заполненными от руки, что Игорь держал в руке и уже сомневался, стоит ли вообще отдавать. Он пришёл с конкретной задачей, и руководство спорт клубом знало об этом. Сроки поджимали, а Дятлов всё ещё тянул с подачей главного документа, обеспечивающего ему и его команде свободный доступ к средствам и материалам, да и вообще, к самому маршруту.
  - Ну так... А с протоколом что теперь? - Протянул Игорь "маршрутки", так в среде туристов именовали маршрутные книжки. - Сейчас-то какое значение? - имея ввиду новые пертурбации в их команде он с сомнениями глядел на собеседника. - Да я и с маршрутом до конца не определился. - предусмотрительно опередил возможный вопрос Дятлов. Действительно, ключевые цели, в виде гор Отортен и Ойка-Чакур, были ясны, но подходы к ним, ещё были под вопросом, так же, как и путь между ними. Всё зависело от условий, о которых он знал с рассказов тех, кто уже бывал там. Порядок наименования целей мог поменяться, будь на то причины. И кому как ни Дятлову об этом знать. Ведь он тоже был в тех краях, и новый маршрут проходил по соседству со тропами, что он уже мерил шагом. А каждая гора, река и тайга там жила своей жизнью и дышала своим воздухом. Не смотря на кажущееся однообразие, маршруты в одних и тех же местах, но отстоящие друг от друга в несколько километрах, задавал бы уже иной темп ходьбы от условий, кардинально сменившихся. Он не хотел предоставлять точную схему маршрута, условия прохождения, которого собирался корректировать на месте. Но всё же процедура того требовала. Однако оставался открытым ещё вопрос и о сроках прохождения маршрута. И дело сводилось не только к условиям, что могли оказать влияние на скорость передвижения всей группы, но и к способам "подхода" к точкам отправления в пеший маршрут. И опять же, о наличии или отсутствии попутного, или рейсового транспорта, скажем от Ивделя до одного из барачных поселений, как можно глубже и ближе ко 2-му Северному, необходимо было выявлять на месте. И уже исходить от имеющейся обстановки.
  Всё составляло одни большие сложности. Ну, на то он и маршрут третьей категории сложности. Куда без трудностей-то в нём? Но и технику безопасности никто не отменял. Частью которой, помимо внутренней дисциплины и соответствующей походу амуниции, был и правильно выбранный путь следования. А здесь Игорь не хотел падать "лицом в грязь". Конечно же весь маршрут не "забраковали" бы, но обвинение в не компетенции ранило бы сильнее любого отказа в наличии радиостанции, да по страшнее любого "новенького" в их группе. Дятлов желал угодить и некоторым из своих ребят, желающим
  
  Схематическая карта (вне масштаба) вероятного пути следования, представленного в комитет по физкультуре и спорту и, совмещённого с ним, задуманного Дятловым маршрута.
    []
    []
  Иллюстрация "Предварительный маршрут".
  
  завершение своей карьеры в спортивном туризме, чем-то грандиозным и особенно запоминающимся. Игорь сильно не посвящал ребят в детали похода. Всем была известна цель и путь, примерный путь и этого участникам хватало. К тому же, зная характер Дятлова, никто просто не рискнул бы лезть на рожон - руководитель их маршрута не проронил бы более и слова, а то и вовсе пресёк, жёстко и ультимативно указав на место в группе, где каждому были прописаны свои обязанности.
  - Ну это ничего, товарища Золотарева мы допишем. А пока и этого хватит для предварительного ознакомления комиссии. - открыв одну из трёх маршруток, тот дал отмашку, видя только предусмотрительно заполненный первый листок, где фигурировало и имя Славы Биенко. Двусторонней гарантией в мелких бумажных "махинациях"
  служил Николай Дорошенко - один из участников похода и член комиссии от спортклуба УПИ, что должен был с другими членами комиссии рассматривать их маршрут.
  Дятлов выдохнул. Теперь можно было не беспокоиться. Главное - одобрение маршрутной комиссии и допуск к средствам.
  - Количество участников у вас всё равно не меняется, даже фамилии менять не будем, оставим и "Биенко", допишем "Золотарева", на одиннадцать людей вам средства и выделят. А Биенко пока говорить ни к чему, ему ректор сам скажет.
  Нет худа без добра и деньги со снаряжением было практически в "кармане". "Вот только как ребята отреагируют на новость о пополнении? То есть подмене?" - Мелькнуло в голове Дятлова. И вроде грустить положено, но Игорю как-то стало легко на душе - не по его ведь вине всё складывается так, да и зависит от него мало. - "Ладно, что будет, то будет." - Заключил Дятлов.
  - Пойдём, представлю вас друг другу. - сделал предложение заведующий, не оставляя шанса на отказ.
  "О, так он ещё и здесь..." - подумал было Игорь, удивляясь хитрости и оперативности своего руководителя. Они зашли в кабинет, за столом в прямой осанке сидел тот, по чьей причине они разговаривали в коридоре и из-за кого в группе туристов мог возникнуть не желательный ропот.
  - Семён Золо... - начал было представлять Гордо, но сразу же был бесцеремонно перебит гостем.
  - Александр Золотарев. - представился мужчина, встав с выправкой и широкой улыбкой под усами, из-под которой в уголках рта мельком блеснули коронки белого металла. Извиняюще склонив и слегка скосив голову на бок за столь бестактное поведение, протянул руку Игорю. Руководитель спортклуба нисколько не смутился. И деловито отходя, в знак продолжения беседы, но без его участия, подал жест дирижёра кистью руки.
  В ходе беседы Семён Золотарев, преставившийся Александром, пришлись по душе друг другу, чему фронтовик был несказанно рад, - хоть на этот поход, он шёл в подчинённом положении, а не в успевшем поднадоесть, руководящем.
  Необычайно положительна харизма располагала к Игорю персону Александра всё больше. Начитан и умён, интересный собеседник, перекрывали с лихвой, казавшиеся недостатками мелькающая время от времени татуировка, на тыле большого пальца правой руки, сверкающие при разговоре и улыбке коронки, в совокупности, придававшие вид человеку, недавно освобождённому с мест лишения свободы, превратившиеся в достоинства. Да, этот Золотарев явно был не из обычных "пижамников", а "бывалым старичком". И в свои 38, всё-таки шагал в ногу с молодёжью.
  Игорь даже старательно, ну, насколько это было возможно, в общих чертах описал, по просьбе Александра, практически весь маршрут, чуть затронув сомнения, в которых он прибывал по поводу выбора правильного пути подхода к заветным вершинам. Наверное, атмосфера нового человека располагала... Но Дятлов говорил, его спрашивали, и он говорил. Потом Говорил Золотарев, что-то из своих воспоминаний, что-то из опыта тех, с кем ему пришлось пересечься на узких походных тропах. Шутили, смеялись. Пустующий коридор, куда выползал их гомон, словно наводнили тени былых путешествий и странствий. Глубоко вздохнув, после беседы, коридоры и стены спортклуба, опустевшие на время "мёртвой", в смысле не сезонности, зимы, где висели на только что ожившие фотографии молодости на стендах, снова умолкли, в ожидании новых весёлых впечатлений и воспоминаний пришедших с маршрутов ребят.
  - Да, Игорь, верни на склад штормовки, они альпинистам полагаются, а не маршрутчикам. - Заведующая складом была настойчива. И когда ребята пришли за собранным снаряжением, с подписанным руководителем спортклуба направлением, та взяла с Дятлова обязательство, что тот вернёт пропажу.
   "Да уж, от тёти Машиного орлиного взора ничего не утаишь". - Огорчённо подумал Игорь, вспоминая с каким старанием он прятал одежду среди прочих вещей.
  Недоумение. Игорь был прав, ребята не ожидали новых поворотов в своих пред походных приготовлениях и уж тем более новых людей. Да и каких? "Предупреждён, значит вооружён", явно было сказано не про ребят, выразивших своё недовольство ещё заранее. Всё то же смущение от возраста и внешнего облика - усов, стати в осанке, некой высокомерности, которое исчезли почти сразу же после знакомства. Александр расположил всех.
  - Можно просто Саша. - уделив немного больше времени и галантности девушкам, преставился Золотарев.
  - А нам сказали, что Вы Семён. - улыбалась Зина.
  - Давайте на "ты". - поспешил поправить новый участник похода. - Да, это так, но предпочитаю "Александра", нелепому "Семёну". - Золотарев явно смущался, что было не привычно, тем более для него, в присутствии пока мало знакомых девушек.
  - Ну прямо конспирация какая. - взбодрилась Колмогорова. - Да, экзотика. У нас тут Юра "Большой". - указала она на Дорошенко, явно выделяющегося из всех ребят ростом. - Это наш топограф, Юра "Второй", он же "Криво" и "Георгий". - указала она на Кривонищенко, что поморщился от бесцеремонности Зины. Золоторёв последовательно представлению новой команде жал руки. - А это Николай Тибо-Бриньоль, сын французского революционера. Наш врач - тоже Юра, Юдин. Это Рустем Слободин. - с явным ударением на редкое и оригинальное имя представила парня Зина. - А это наш заведующий снаряжением - Колеватов, то же, как и Вы, то есть Ты, "Александр". Людочка Дубинина, наш завхоз. Я, Зина. Тоже с ответственным заданием в походе, буду следить за заполнением всей группой "бортового журнала" - нашего походного дневника. - весело отчеканив, Зина встала по стойке "смирно" отдавая честь фронтовику.
  - Ну раз ты, Сань, заведуешь снаряжением, то на, принимай. - Золоторёв протянул сумку. Дорошенко, как и все, слегка ошарашенный от неожиданного прибавления в их туристической семье, автоматически перенял груз. Не обратив внимание на бульканье в ней. Сумка была увесистой и первое что бросилось в глаза Юрки Кривонищенко, и от любопытства отодвинувший край сумки, это спирт в стеклянной таре положенным по верх некоторого количество продуктов, консервных банок и вещей.
  - Ого! А что так много? Нет, я как бы не совсем против, но... - довольно затараторил Криво.
  - А это для лечебных нужд. - нашёлся Юра Юдин, - полевой врач.
  - Доктору видней. - подключилась Люда.
  - А, Людмил, это завхозу. - вынул деньги из кармана Золотарев и не отсчитывая протянул Дубининой, уточнив. - В общую копилку.
  - Так у нас же именины в маршруте ожидаются, и не одни. - продолжил Кривонищенко. - Можно будет отметить на... - не успел тот договорить, как был перебит Игорем, видевшим, что тема разговора переползает в не нужное русло, да и благосклонность ребят к Золотарёву, сменившая проявленное недавно недовольство о включении в группу постороннего им человека, и почему-то радующая его, явно задевала.
  - Так! В походе жёсткая дисциплина, согласно военному времени! - Внегласные и никем не прописанные правила, бывшие в почёте у любых тур групп, означали жёсткое и чёткое подчинение её руководителю и созданному режиму, способствующие уберечь участников маршрута в экстремальных условиях от непредвиденных ситуаций, имеющие цель вернуть всех домой целыми и невредимыми. На практике свод правил показывал, на сколько коллектив сплочён и способен справиться с поставленной задачей. Каждый участник имел за собой постоянную обязательную к выполнению задачу, будь то ведение дневника, либо ответственность за провиант и снаряжение, либо временные задания, такие как ночные и дневные дежурства, переходящие от одного участника к другому иногда приобретавшие статус наказания. Все факторы в совокупности могли повлиять на дальнейшее пребывание кого-то в группе. Об этом знали все, но Дятлов напомнил лишний раз, наверное, для Александра Золотарева, показывая, кто настоящий руководитель маршрута. Однако Александр прекрасно знал об этом и не собирался ничего менять влиять или ломать, он был временным явлением, и не желал, чтобы после его схода с дистанции свердловчан о нём плохо отзывались.
  - Жидкость во фляжки перелейте. - вернулся к разговору о спирте Дятлов. - Бутылки в походе не пригодиться.
  - Гось, а как же метка? - Зина говорила о традиции туристов оставлять у цели маршрута послание следующим туристам с какими-нибудь пожеланиями, чему в качестве всепогодной упаковки могла послужить пустая бутылка с пробкой.
  - Там с прошлого года уже лежит, нам надо её только найти. - заверил Дятлов. - Письмо положим в ту же бутылку, в которой найдём. Ну, да, одну возьмите. - вспомнил Игорь о второй вершине.
  - Ну, если началась раздача, то, ребята, принимайте и от меня. - Зина как всегда была готова разрядить любую обстановку, была та напряжённой или расслабляющей, по-женски привнося в коллектив некий сумбур и суматоху, не давая никому скучать. Даже иногда через чур навязчиво. В эти моменты одной Зины было слишком много. Она вынула из своей сумки, купленные на кануне в школьном отделе книжного магазина записные книжки в нежно голубом жёстком переплёте, подписанные тёплыми словами: "Милому завхозу Л. Дубининой для дневника", "Голубоглазому Ю в квадрате для дневника", "Неутомимому механическому Рустику для дневника" и раздала их новым обладателям с вложенными в них заботливо заточенными карандашами. Чем порадовала ребят.
  Все продолжили заниматься укладкой и упаковкой вещей. День был изрядно суматошный. Что-то забыли, что-то не успели. Отложенного на последний день было слишком много. И как частенько бывает, именно покинув дом в точности вспоминаешь то, что оставил не доделанным. Ведь напоследок остаются и наваливаются дела, не только связанные исключительно с маршрутом, но и с домашними хлопотами.
  
  6. Хлопоты на кануне.
  День сменялся ночью, рутина дел - покоем сна.
  Рустем Слободин сидел в своей комнате одетый в синее спортивное трико и майку, перебирая на мандолине аккорды одной из полюбившихся ему походных песен, то и дело подкручивая колки на грифе, настраивая инструмент. Тетрадь, изрядно потрёпанная, со словами песни и её аккордами лежала на столе открытой, на случай "спотыкача". Здесь же лежал его только что наточенный о точильный камень финский нож в ножнах, и документы на него, паспорт, всё рядом, чтобы не забыть положить в рюкзак. Зафальшивив, Рустем нервно развернул инструмент и отторобанил концовку на его вздутой спине. Фотографии со стен, бывшие его публикой сейчас, равнодушным чёрно-белым цветом одаривали молчаливым взглядом. Рустем отложил мандолину на кровать, стоящую позади него, заметив про себя капризность инструмента сегодня и посетовав на непослушность пальцев рук. Боевая подруга, бывшая его спутницей практически во всех походах не была исключением и в этом. Бывшая частью коллектива, сплачивала своими мелодиями всех, кто был рядом, помогая коротать время на привалах. Выйдя в коридор, Слободин обулся в ботинки, надел шапку, накинул пальто и, взяв обувной мешочек с кедами, направился на пробежку в спортзал.
  
    []
  Иллюстрация "Натюрморт "В прихожке с мандолиной".
  В раздевалке спорт зала, пропитанной запахом пота и вещей, недавний выпускник механико-машиностроительного факультета, Рустем Слободин, чей отец был профессором свердловского ВУЗа, встретил Юрия Дорошенко. Поздоровавшись и обменявшись парой фраз, разошлись, один в зал, где то и дело эхом разносились удары мяча, второй - в комнату, где у стены сложенной стопкой лежали маты, и инструмент тяжелоатлета. Чтобы не потерять форму, Юра время от времени приходил сюда. Но не столько для того, чтобы потягать гири и гантели, дома они у него тоже водились, но для общения. Как ему казалось, тоска в кругу друзей по интересам развеется, но как показала встреча с Рустемом - нет. Сохранить тёплые дружеские чувства к Зине, после расставания, было только взаимной с ней договорённостью. И может так и было, но только с её стороны. Юра же продолжал питать к ней совсем другие чувства, любовь, перебиваемая то ревность, то злостью за то, что не удержал и сдался, отдал. Во всём смело идущий на пролом, нахрапом, часто не слушая авторитетных мнений, отрицая и опровергая любое неповиновение в группах, руководителем которых он был, в чём-то уступавший Дятлову, а в чём-то превосходивший его, совершил неожиданное для всех уступничество, от которого было хорошо Игорю и Зине. А ему? Ему - нет. И может он казнил себя за то, что испугался отношений с девушкой, такой общительной как Зина, не желая делить её ни с кем. Конечно здесь легче было отказаться нежели бороться за того, кому бы он своим поведением и характером приносил бы боль, окружая чрезмерной заботой и вниманием, переходящими рамки и границы дозволенного - поступаясь её мнением.
  Колеватов Александр склонился над тетрадью. Времени для отправления оставалось совсем мало и надо было свести имеющееся из снаряжения и провианта группы, их материального поступления и всех трат к общему знаменателю. Трубка, стоящая в пепельнице подле него на столе, источала струйку дыма, окутывавшая и теплом лаская его ладонь, которую он держал над ней.
  Александр был единственным, кто начал свой маршрутный дневник за долго до похода. Тот так же лежал на столе, готовый "выслушать" своего собеседника, переняв на свои серые тонкие странички мысли новой истории странствий.
    []
  Иллюстрация "Натюрморт с трубкой".
  Игорь, дождавшись Зину у входа института, с лёгкостью определил её силуэт по детски непринуждённой походке среди множества других, вырвавшихся общим потоком из дверей храма науки. Он был против прогулки, но не смел выразить протест в начале их отношений. Дел и без того было по горло. Поэтому он то и дело прибавлял шаг, стараясь завершить напряжённый день полезными делами. Колмогорова напротив, наслаждалась остатками короткого студёного зимнего дня, взяв Игоря под руку, приостанавливала шаг. Так, переходя из одного жёлтого конуса света уличных фонарей в другой, они коротали время беседуя на темы, довольно провокационные, поднимаемые девушкой, чтобы расшевелить Игоря, думающего скорее о походе, нежели о любви. Зина же была подготовлена. Ещё вчера она сделала всё, что было на неё возложено по части приобретений к походу. От себя решив сделать маленькие приятные презенты команде и расхаживая по рынку, заглядывала в торговые лавки, определяясь с подарками, пока не зашла в отдел "школьника" книжного магазина.
    []
  Иллюстрация "Прогулка в парке".
  Всякий раз, Зина уходила в очередной маршрут с лёгкостью. И сейчас всё было, как и множество раз раньше. Она была уверена в тех, с кем шла и доверяла тем, кого встречала на своём пути.
  То, что родители с сестрой жили в городе Каменск-Уральский, не было расстоянием для их опеки. В редкие встречи мама всепоглощающе накрывала заботой дочку, по которой очень скучала в разлуке.
  - Мам, ну что ты? - Мама могла и не отвечать, девушка прекрасно понимала беспокойство и помнила, что неоднократно обещала ей прекратить ходить в маршруты.
  И в этот раз пообещала, увлечённо и в захлёб рассказывая о предстоящем в скором времени походе, Зина вдруг замолчала, заметив грусть и равнодушие матери к её истории. Посетовав на свой язык, Колмогоровой пришлось оправдываться и уже в который раз убеждать себя и давать обещание родителям, скрепив его крепкими дочкиными прощальными объятиями на вокзале родного Каменска-Уральска, с которого она села в поезд и отправилась в Свердловск с сумками, весом, определяемым заботу родительского гнезда, в которых лежали вещи и съестное, приготовленное мамой.
  
  После знакомства с Игорем в спорт клубе, Семён направился в почтовое отделение связи Свердловска, откуда отправил телеграмму в станицу Удобненская, родителям, в которой указал примерные сроки прибытия его домой, куда он собирался возвращаться сразу после маршрута. Маленькая, добрая и долгожданная весточка старикам.
  Золотарев, выйдя из дверей здания узла связи, от куда он послал весточку своим родным в станицу о скором свидании, по окончании маршрута, сразу же попал в балаган, устроенный над головой вороньём. Крики, трескотня, глыканье и хлопанье крыльев. Семён задрал голову вверх, от чего резкое головокружение слегка качнуло его тело в сторону. Лощённый шелест крыльев прямо у уха заставил вздрогнуть от неожиданности. Удар по касательной по голове, сбил шапку. Крепко накрепко скреплённых птичьими клубок оказался на земле прямо под его ногами. Резво дерущееся вороньё поднимало столбом и закручивало снег, не обращая никакого внимания на человека, что поднял шапку и с усмешкой отряхнув её о колено водрузил на голову. Семён ухмыльнулся своему испуганно затрепетавшему сердцу. Перешагнул через беснующуюся свору, пошагал дальше.
    []
  Иллюстрация "Дерущихся птиц".
  Людмила в ночнушке сидела у материнских ног. Был час глубокой ночи, когда в ужасе Дубинина вошла в спальню родителей. Бледная, в слезах. Повторяющийся кошмар не отпускал её, и как следствием под её кроватью стояло блюдце с молочком и конфетка или печенье, для домового, которого та по завету бабушки пыталась уважить, считая, что причина ночных беспокойств - недовольство домашнего духа.
  Пока успокаивающие руки мамы, сидевшей на кровати, вплетали в косы голубые ленты при этом напевая слова колыбельной, испуганная Люда, всегда пытавшаяся забыть ужас одиночества, который она испытывала, гнавший её, как малую не смышлёную девочку, к родителям. Где она вспоминала детали сна, пытаясь усмотреть в нём ставленую ей загадку, о чём-то предупреждающую или задачу, требующую выполнения. Здесь, под балдахином торшера, под мерное тиканье настенных часов, чувство безопасности притупляло бдительность. Может поэтому сновидение приходило к ней снова и снова? А мама просила "Не думать об этом", хотя по-женски конечно сама переживала, когда дочь покидала пределы дома. Находясь в забытьи, обнимая колени матери, Люда вперила взгляд куда-то под шифоньер.
  Блуждая в кромешной тьме, она совсем не понимала куда идти. Ни звука, ни проблеска света, ни одного намёка на то, что указывала бы направление. А ноги утопали в обжигающе холодной густой жиже, что затрудняла движение, своим сплетением и хваткой каждый шаг был мучением. Только тяжёлое сбивчивое дыхание и стук в груди утомившегося сердца. Непроглядная мгла была осязаема и от того ужасна. Вырывающиеся всхлипы и стоны от безысходности мгла проглатывала и всепожирающе требовала ещё. Попытки закричать обрывались, не успев вырваться наружу. Вдруг, дыхание остановилось вовсе. Паника от невозможности сделать хоть один мал-мальский глоток переросло в кислородное голодание и в конвульсии, в которых начало биться её тело, упавшее сначала на колени, а затем и вовсе навзничь в тягучую массу под ногами. Отпустив собственное горло, за которое она схватилась интуитивно как перестала дышать, начала бить руками и ногами по субстанции, в которой она лежала, и от которой не разлеталось брызг, а только поднималась вонь, которую Люда хватала в приступе вместе с воздухом, от чего начали накатывать рвотные позывы. Каждый из ударов рук и ног, становился всё громче, будто тьма, не желая их слушать, отпускала, но не хотела отдавала борющееся тело девушки. Удары всё нарастали, пока не перешли на оглушительные хлопки ружейных выстрелов, которые Людмила запомнила на всю жизнь из-за некогда перенесённого ранения. В момент, когда её тело обмякло и не стало обходимости в воздухе, Люда поняла, что умерла. Одна. Мысль о том, что с мамой не попрощалась и рядом нет никого, привели её в уныние. В диком и непреодолимом желании оторваться и проснуться во что бы то не стало, Люда резко подняла свой торс, оказавшись у трюмо, в своей комнате, где зеркала были завешаны белым саваном. Открытое настежь окно ветром колыхало занавески, а за ними саван. Вдруг начавший желтеть, а потом чернеть сверху вниз, превратившись в холодный водопад. Отражением на неё смотрел изуродованный лик. Пустые глазницы. Лоб сморщился и брови в злобе съехали к переносице. Шевелящиеся губы и неистово ходившая в стороны нижняя челюсть, за ними нос и щёки, то и дело раздувающиеся, выражали все эмоции разом. И ни
    []
  Иллюстрация "Сон Люды".
  звука. Девушка хотела знать, что отражению с той стороны хотело ей сказать. Ей вдруг
  стало жалко его и она, вытянув руку к водопаду, погрузила в него по локоть. То же сделало и отражение. Она гладила успокаивающееся отражение, прильнувшее к руке
  Люды, а отражение гладило её. Она ему улыбнулась. У лика с пустых глазниц потекли слёзы. Гладившая Люду рука была холодной и задубевшей, не живой. Людмила поняла, что отражение в водопаде зеркала и она - одно целое. Проснувшись, девушка боялась даже пошевелиться. Ноги были ватными. Она осторожно натягивала одеяло на голову. А когда Люда окончательно приходила в себя, оставаться одной не могла и шла к родителям.
  Люда была не единственной, кого одолевали ночные кошмары. Юрий Кривонищенко никогда не бывал в пустынях и не имел представлений о ней, разве что со школьных уроков географии. Однако с регулярным постоянством он переживал ситуацию, от которой вздрагивал во сне и просыпался. А если он помнил сон на утро, то весь день ходил подавленный от впечатлений, оставленным видением. Там, страх приковывал его, и не одного его, сидящих в какой-то то ли низине или овраге, явно выкопанном им и ещё теми, кто находился рядом, от чего до жути болели разбитые в кровь пальцы рук, под ногти которых забился песок. Вездесущий песок, носимый в воздухе бил, летал и окутывал, забивался в глаза, нос, уши. В пустыне бушевала пыльная буря. И от песка не было видно находившихся рядом, песок стучал по барабанным перепонкам, так что не было слышно тех, чей страх он чувствовал. И это были такие же обречённые, как и сам
  Юра. То удалялись, то приближались механизмы, чей звук моторов напоминал то тракторный рокот, то рёв танка, то стрекот вертолётов. Он боялся быть замеченным, трясся, затаивал дыхание, когда звуки приближались. И с облегчением вздыхал, когда те удалялись, с неистовой силой пытаясь рассмотреть или нащупать рядом сидящего, и
  ужасом обнаруживал, что кого-то не хватает. Их становилось всё меньше. Кривонищенко боялся остаться один, надеясь, что следующим пропавшим станет он. Когда шум моторов приближался, то он снова всем телом прижимался к песку, в попытке скрыться в нём с головой.
    []
  Иллюстрация "Сон Кривонищенко".
  III. Дорога в путевых заметках.
  1. Свердловск - Серов.
   Из дневника Людмилы Дубининой.
  23 января.
  "Сегодня последний день сбора Весь день прошел в ужасной суматохе С одиннадцати бегала по магазинам, покупала всякую мелочь. Сдуру купила '5 м батиста, на что ушло (зачеркнуто: все ден) 200 руб. Собиралась сама в страшной поспешке и конечно, забыла дома свитр. Каждый занят был своим порученным делом, а дел было по-горло. Незадолго перед выходом начали собираться провожающие".
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  23 января 1959 года.
  "Так, снова в поход! Сейчас сидим в 531 комнате, вернее, конечно, не сидим, а все лихорадочно суют в рюкзаки всякие овсянки, банки, тушенки. Завхоз стоит и смотрит, чтобы всё у всех вошло.
  - Где мои пимы? Ю.К. В трамвае в мандолину играть будем?
  - Конечно! Соль забыли! - 3 кг.
  Игорь! Где ты? - Где Дорошенко, почему не забирает 20 пачек? Дайте 15 коп. позвонить! Безмен, безмен где? Не влазит, у черт! Ножик у кого?
  Влезет это, влезет и это тоже.
  - Юра, довези это до вокзала.
  Пришел Славка Хамзов.
  Привет, привет! Дайте 15 коп.!
  Люда считает деньги, крупные деньги. В комнате художественный беспорядок".
  
  Подоспел и Золотарев, за ним и Дорошенко с пожеланием "Доброй дороги" от руководителя спорт клуба, и с обещанным листком-пропуском и знаменательной датой в нём, придающий их маршруту официальный статус. В случае чего, на остановках по требованию, в принципе, этой бумаги с было бы более чем достаточно для подтверждения того, что они "не абы как идут". Игоря окатило жаром, в глазах на мгновение потемнело. Обязательный к исполнению, в пред походной суете, Дятлов вложил все три экземпляра маршрутных книжек с протоколами и остальными заполненными им графами и пунктами их мероприятия себе в рюкзак, собираясь передать их в маршрутную комиссию при Свердловском городском комитете по физической культуре и спорту, и в спортивный клуб Уральского политехнического института, "по пути". И не успел, сейчас они томились у него в багаже. В протоколах, в качестве участников, значились Дятлов, Дубинина, Колмогорова, Колеватов, Слободин, Биенко, Кривонищенко, Тибо-Бриньоль, Дорошенко, Юдин и Золотарев. Схема маршрута была довольно поверхностно представлена: "Утвердить лыжный поход третьей категории трудности по маршруту г. Вижай - Северный второй - г. Отортен - г. Ойка-Чакур - р. Тошемка - г. Вижай" с утверждёнными сроками. Так как из-за малонаселённости района прохождения маршрута телеграмму отправить было невозможно, а радиосвязной аппаратурой группа не была оснащена. Единственным средством контроля была отправка телеграммы из начальной и конечной точки похода. "Утвердить контрольные сроки и пункты: "28 января с. г. из г. Вижай - телеграммой, 12 февраля с. г. из г. Вижай об оконч. похода - телеграммой".
  Игорь, ввёл в заблуждение заведующему спортклуба при объяснении своего маршрута месяцем ранее. Тогда Дятлов ещё раздумывая над дорогой больше, нуждался в совете. Но заведующий был как-то рассеян и не вникая в смысл, в скользь глядя на карту, говорил то, что первым приходило ему в голову, всё-таки надеясь на благоразумие Игоря и время, которого было ещё в избытке. Дятлов делал паузы в предложения поглядывая на собеседника, который торопился и торопил Игоря.
   - Свердловск-Серов-Ивдель-Вижай. Поездом да попутным. - уточнил Игорь то, что руководитель и так знал. Тот был в курсе того, чем и как его подопечные добираются до мест. - Далее. Далее до горы Отортен по реке Лозьве и её правый приток - Ауспию. - на представленной карте, что была взята из арсенала архива и перерисованная от руки и карандашом, дополняемое с каждым новым путешествием в те края, отметалось множество, как казалось не нужных деталей, отметённых Игорем и оставленное основное, что после исправления, придавало рельефу местности довольно спокойный вид. Здесь были нужные реки и вершины, по которым и к которым они шли и то, к чему можно было привязаться - речушки по меньше, избы, юрты, в общем то, что могло послужить ориентиром и точкой опоры, глядя на которые и используя компас, можно было почти безошибочно определить своё место нахождение, расстояние и заветный поворот.
  Дятлов замялся. Сейчас он подошёл к краеугольному камню всего маршрута. Любой маршрут был по-своему сложен и опасен, будь то первой или второй категории сложности. А им предстоял третьей, наивысшей. И усложнять его не требовалось. Но дух авантюризма был в любом из его команды. К тому же карта в своём рельефе выглядела довольно спокойно. Однако то, что задумал Игорь, было не просто авантюрой. Описать в словах язык не поворачивался. Его задумка заключалась в прохождении от одной вершины, "Отортен" до другой, "Ойка-Чакур" по водораздельному хребту. На лыжах, да зимой... Это было нечто. Хотя слабая надежда на то, что руководитель спортклуба сейчас не внимателен и пропустит сказанное мимо ушей, всё же теплилась. Да и у самого Дятлова была поправка на то, что он с группой будут осуществлять спуски в случае складывающихся против них условий. Но это было слабым аргументом. Поэтому Игорь лавировал, сказав, что через вершину Отортен они перевалят на западную часть Уральского хребта. Где, пересекая истоки рек Унья и Вишера, они, через высоту горы Ойка-Чакур по реке Большая Тошемка, вернуться в город Вижай. "Маршрут кольцевой." - подытожил он. И уже про себя выдохнул: "Прокатило", - когда Заведующий спортклубом согласно кивнул головой и поспешил удалиться по своим делам, явно недающие ему покоя в течении всего времени объяснения маршрута. Игорь ещё немного постоял, склонившись над картой. Западный склон был сложен в прохождении - даже небрежно набросанные карандашом горизонтали давали чёткое представление о продолжительных "языках-отростков", тянущихся на запад от основного хребта, множество "ложных" вершин и рек с их витиеватыми и переплетёнными истоками могли в плохих погодных условиях сбить группу с пути. "Беспокойный рельеф и не интересный". - подумал Игорь, постучав по столу пальцем, будто расставляя для себя точки в сомнительном направлении, что он описал своему руководителю.
  "Тыл, если что, прикрыт. - думал он, имея ввиду принятого в группу Золотарёва по протекции руководителя спорт клуба. Как ни странно, но и Юра Дорошенко, участвующий с ним в походе, и при этом являющийся председателем одной из комиссий по рассмотрению маршрута Дятлова, молчал. - Значит и там всё схвачено. Ну да и ладно, а если что, то выговором отделаюсь." - считал Игорь и решил до приезда обратно в Свердловск не вспоминать о досадном факте.
   Из дневника Людмилы Дубининой.
  23 января.
  "Времени было в обрез, но мы, конечно, во время прибыли на станцию. И вот настали последние минуты прощанья. Перед отходом "спели" несколько песен, но
  В вагоне к нам присоединились блиновцы вместе пели песни. Среди всех особенно выделяется кротовский бас. На сей раз было много очень новых песен, которые мы тянули с помощью инструктора
  Золотарева А, идущим вместе с нами в поход. Этого Золотарева никто не хотел сначала брать, ибо человек он новый, но потом плюнули и взяли, ибо отказать - не откажешь. Таким образом, нас как было десять, так и осталось, ибо Славку не отпустило фак бюро".
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "А вот мы и в поезде. Перепето много, много песен, выучены новые, и все расходятся по местам уже в 3-м часу ночи. Интересно, что ждет нас в этом походе? Что будет нового? Да, мальчишки сегодня торжественно дали клятву не курить весь поход. Интересно, сколько же у них силы воли, смогут ли они без папирос обойтись? Все укладываются спать, а за окнами встает Уральская тайга.
  З. Колмогорова."
  
  - Люд, ну будь ты человеком! Мы тут ради вас тут... - "Зарок дали не курить!" Юрий Кривонищенко не договорил, по тому как вспомнил слова кого-то из девчонок, что за ним водиться ради своих потребностей "попрекать и шантажировать", излюбленный приём списывался Юрке детской шалостью. И уже давно не срабатывал, а ему даже стыдно становилось. Людмила, к которой было обращено внимание Криво, была не приклонна. - Ребят! Ну что вы молчите?! Зи-и-ин! -возмущению не было предела. - Она жмётся! Ну всего-то ничего! - распылялся Криво. - Ну никому не надо, только мне. Правда ведь, ребята! Скоро буфет откроется. Ну хоть конфеток возьмём, коли завтрак дорогой. - Юра своим поведением и шумом был похож на капризного раздосадованного ребёнка, только великовозрастного, родители которого отказали в сладком. Чем привлекал к их компании излишнее внимание шарахающихся от них в сторону редких пассажиров, ожидающих на вокзале Серова свой транспорт, и органов милиции. Пару сержантов присматривались к группе искоса, пока выжидая. - Дюдочка, нам курево чем-то заменить надо. - нашёлся Криво и если с шантажом не получалось, то решил давить на жалость.
  - Да угомонись ты уже! - не сдержалась Люда. - Что ты как не разумный! - попыталась урезонить то ли дитятко то ли "дидядько" девушка, повышенный тон которой послужил катализатором.
  - Всё, Рустик, доставай свою шарманку, - имея ввиду мандолину, распоясался Криво, обращаясь к Слободину, сидевшему на одном из кучей наваленных рюкзаке. Рустем тут же развёл руками и одновременно пожал плечами, указал на рюкзак пальцем, в котором находился инструмент. - Ну и ладно, только потом конфеты не просите. - обиженно развернувшись Кривонищенко снял с головы криво надетую шапку, понёс по залу впереди себя. Затянул протяжно вокзально-попрошайную сиротскую песню нарочно гнусаво-охрипшим голосом.
  - Вот придурь. - вырвалось из толпы продолжающих сидеть в ожидании ребят. - Вот, ё-маё. - сказал всё тот же голос, посмотрев в след горе-попрошайке, когда того уводили подоспевшие люди в форме. - Этого ещё не хватало!
  "Не было печали". И томительное ожидание теперь разбавила суета. Зато время прошло быстро. Игорь пошёл на выручку первым. Вернулся ни с чем, то есть ни с кем. Что-то и заветная бумага как-то не по содействовала. Собравшихся вдруг всей толпой идти на выручку Юрки ребят отстранил Александр Золоторёв, дал отмашку и Игорю, снова собравшемуся идти с Александром. Золотарев не заставил себя ждать - ветеран Великой Отечественной всё-таки. По-фронтовому бесцеремонный с юнцами, что следили за порядком и были младше по званию, отдали попрошайку на поруки.
  В глазах ребят это был конечно же триумф, хоть и скрытый, все смотрели на нового члена команды уже по-другому, с восхищением что ли. Этого не мог не заметить Игорь. Скрывающий свои противоречивые эмоции к положению и персоне Золоторёва под личиной безразличия. Он негодовал что ничего не смог сделать и, если бы не Александр, им бы пришлось под задержаться на вокзале. Юрка, шкодливым щенком сидевший и помалкивающий в сторонке, получил выговор от ребят и первое наказание - дежурство. Попытка оспорить его, оправдав причиной нахождения пока ещё не в маршруте, была пресечена. А Людмила, сделавшая определённые выводы, которые ребята сочли за обиду, пообещала Кривонищенко и всем остальным раздать деньги под личное пользование и ответственность и самим рассчитывая траты. Парадокс, но теперь Дубинина походила на обиженную маленькую девочку, и тем больше с вплетёнными в косы синими лентами, и обиженно-зло сжатыми в тонкую линию губами.
  В продолжении дня и всей суеты инцидент отошёл на второй план и подзабылся, найдя отражение только в дневниковых записях, да перешедший в разряд весёлых историй, которые рассказывались бы в походах на привалах. В маршрутах не принято таить обиду, некогда, да и мало ли что случиться в дороге может... Попросить прощения ни перед Людой, ни у группы Кривонищенко может и следовало бы, и он это хорошо понимал - как-то некрасиво вышло, но перешагнуть через себя он не мог. Поэтому довольно глупо, по школьному, "дёргал девчонок за косички", пытаясь привлечь их внимание, язвил и пошлил. Теперь, в дороге, некоторые вольности ребят переходили границы дозволенного, но в культурных рамках не переходившие на личности. Видимо законы стаи при приближении к естественным условиям обитания всё же брали вверх. И "мужитское" вседозволенность и расхлябанность в поведении вылазила и у тех, кто считал себя интеллигентом. Криво не относился к таковым, он был простым весёлым свойским парнем не лишённый слабостей. Дубинина же с мужеством переносила все колкости молодого человека, еле сдерживаясь чтобы не "взорваться".
  Впрочем, вскоре всей группе пришлось пережить не мало добрых и счастливых мгновений. Ещё ни разу их встречи и проводы не были столь душещипательны. Решив отплатить добром на добро, ребята единодушно согласились принять участие в открытом уроке для младших классов школы, радушно приютивших группу в своих стенах, расположенной рядом с железнодорожным вокзалом. Не имевшие опыта общения с аудиторией маленьких слушателей, впервые ребята почувствовали себя не в своей тарелке - практически ни у кого не было опыта общения с детьми. Первому слово дали, как водится, по старшинству - Александру Золоторёву. Дети сидели молча, трепеща и ожидая с интересом хлопали широко раскрытыми глазами, отчего впервые фронтовик растерялся и даже немного испугался. Не всегда привлекающий к себе внимания, тем более такого контингента, Золотарев попытался было что-то сказать, но от волнения терял мысли и сбивался. Вдруг замолчал. Его сверлило десятки пар глаз. Неловкий момент тишины надо было нарушить, и находчивая Колмогорова вмешалась. И понеслось. Туристы преобразились, дети участливо подключились. Сами того не замечая молодёжь, теперь поравнялась возрастом с детьми, в своём стремлении рассказывали истории каждый свою так, как рассказывают дворовые мальчишки, в захлёб, перебивая друг друга, дополняя. Рассказы сыпали из рога изобилия. И было чем поразить детишек. Не смотря на свой молодой возраст, пройдённого, как и пережитого было не мало. И с каждым годом, маршрут от маршрута, историй становилось больше. Истории проносились в неокрепших умах детей невероятно живо, красочно, даже немного сказочно. Что все неприятности, трудные дороги и климат, разлука с родными уходили на второй план у самих рассказчиков. Ландшафты менялись с невероятной скоростью, горы сменялись густыми молчаливыми лесами, реками, озёрами. Транспорт - от гужевого, до поездов, автобусов и лодок. Как и места обитания, ночёвок и привалов туристов.
  Конечно же, в виду того, что им внимали дети, всего поведать дятловцы не могли. Не мог Рустем рассказать о том, как в горах Тянь-Шаня, куда он ходил в свои первые многодневные походы, его отец, размахивая палкой, оборонял своего сына и себя от взбесившейся и ради смеха натравленной на них своры пастушьих собак. И своей жуткой обиды от непонимания: "За что так поступили? Они ведь шли и никого не трогали. Шли гостями. Которым были не рады", страх смерти, он видел от безысходности, глядя в остервеневшие глаза той своры. Не могла Людмила рассказать о пике Грандиозном на Восточном Саяне, где неумелый охотник дробью пробил ей ногу и её пришлось терпеть тяготы, связанные с транспортировкой. Как и Зина, которую в районе Телецкого озера укусила ядовитая змея и семья лесничего спасла её, прикладывая сыворотку от простокваши к ранке, и даже тогда, в бреду, она переживала за задержку группы по её вине. Не рассказывал и Золотарев, начавшую свою полевую карьеру за многие года до своих товарищей, только военную, но с большими переживаниями и потерями. Он стоял в стороне и улыбался в усы, глядя на новую ему, но уж больно пришедшуюся к сердцу добрую толкотню и сутолоку вокруг их визита.
  В кабинете класса становилось тесно, народу из учеников и учителей явно прибавилось. Ребятам всё труднее было выходить, люди, которым не хватало места за партами, толпились в проходах между ними, у стен и дверей класса. Туристы то и дело выбегали за наглядными пособиями из своего багажа. Компас ходил по рядам и крутился в руках, палатка развернулась между держащими её ребятами, и натянутая, привлекла под свою провисшую крышу боловливых малышей. Не обошлось и без конфуза. Игорь представил в качестве наглядного пособия тетрадь для записей, что вёл каждый из ребят, позабыв про то, что в качестве закладки он вложил фото Колмогоровой, выпавшая на пол, ввела его в краску. Хоть он её сразу же поднял, всё же некоторые из ребят-туристов её заметили, и Зине стало от этого приятно. Игорю не совсем, но своим старался не придавать значения. Уже потом, вечером, убрал фото в железную коробку, к деньгам, документам тех из ребят кто не доверял их ношение самим же себе, пока ещё не использованным фото плёнкам, что должны были заменить, старые в фотоаппаратах, светофильтрам и своим очкам, в которых Дятлов читал.
  Ожидались проводы. Ребята на столько привыкли к туристам, что с лёгкость перешли на "Ты" и воодушевились, с тяжестью и неохотой расходились с открытого урока и со школы, не без помощи столь же довольных учителей, обещая на "завтра" рано утром, перед школой, проводить туристов на поезд.
   Остаток дня ребята потратили с пользой и запалом лучших и добрых эмоций, полученные безвозмездно и переливавшиеся через край. Часть студентов были заняты перебором и перекладкой снаряжения, провизии по их надобности и первоочерёдности. Чем ближе ребята становились к пункту самостоятельного пешего хода, тем чаще перетряхивали рюкзаки. Другая часть ребят, чтобы не толкаться и не суетиться рядом с занятыми, нашли себе более "важные" дела. Сидя в стороне Зина переписывала в свой песенник на память диктуемые Золотарёвым строки песен, посмеиваясь над их содержанием. Александр сбился и уже не мог повторить слова, закатив глаза, подняв одну бровь он почёсывал подбородок, вспоминая, начинал напевать с самого начала.
  - Рустик, под играй. Что-то припомнить не могу. - обратился он к Слободину.
  Способность Золотарева, располагать к себе людей порядком младше и с меньшим жизненным опытом, играла ему на руку. Это замечал и Игорь. Вот, уже почти вся комната, то подпевала, то постукивала ладошками о колени и носками ног по полу, отбивая ритм песни с весёлыми словами из народного шансона под игру на мандолине:
  
  Шла коза в лес за питанием,
  Занималась воспитанием:
  - Эй, козлята, осторожней, рядом волк.
  Волк! Цумба, цумба, цумба, цумба!
  Только двери закрываются -
  В доме танцы начинаются,
  А козлята понимают в танцах толк.
  
  Стучат копыта, стучат копыта,
  Козлятам юным неведом страх,
  А дверь открыта, а дверь открыта -
  И волк в дверях!
  Ах! Цумба, цумба, цумба, цумба!
  
  А козлята развлекаются!
  Смотрит волк и удивляется.
  Волк - бедняга широко разинул пасть,
  Пасть! Цумба, цумба, цумба, цумба!
  Только что же получается -
  В ритме танца волк вращается,
  Волку странно: это что же за напасть?
  
  Волчишка серый, ты просто серый
  И в наших танцах ни бе, ни ме,
  Танцуй быстрее, и мы сумеем помочь тебе.
  Бе-е-е! Цумба, цумба, цумба, цумба!
  
  И с тех пор такое водится:
  За козой лишь дверь закроется,
  Волк приходит. Он козлятам очень рад.
  Рад! Цумба, цумба, цумба, цумба!
  Молочко он пьёт из вазочки.
  Вот вам факты, а не сказочки.
  Подружились волк и семеро козлят.
  
  Из дневника Люды Дубининой.
  "24 января
  (Спать лег - зачеркнуто) Приехали в Серов очень рано. На вокзал с рюками нас не пускали. Расположились сначала около вокзала. Ребята прошпынали завхоза, т. е. меня, обвиняли в скупости и жадности. Но увы, столовая на сей раз для нас большая роскошь. Произошел один небольшой казус - Юрку К. забрали в милицию, обвиняя его в обмане. Наш герой вздумал пройтись с шапкой вокруг вокзала причем с исполнением какой-то песни. Юрку пришлось выручать.
  Далее нам удалось вместе с блиновцами перебраться в школу начальную. Пообедав, занялись приготовлением снаряжения. Решились для ребятишек 1и 2 кл. (зачеркнуто - "прочитать") рассказать о туризме. Им страшно понравились наши рассказы, вещи и они очень привязались к нам. До 6-ти время пролетело незаметно, проводили нас много наших новых молодых знакомых. Ребятишки до того привязались, особенно к Зине что расставались со слезами.
  В поезде во все горло орали песни под мандолину, да и просто так. Затем вдруг пристал к ребятам один молодой алкоголик, кот. обвинял их в краже бутылки водки. Требовал её возврата и обещал надавать в зубы. В конце концов, ничего не доказав и не получив, он умотался. Приходил Юрка, попел с нами немного и ушел. А мы чего-то пели-пели, а потом вдруг как-то незаметно перешли на тему о любви, в частности о поцелуях. Болтали всякую ерунду, конечно, всем было интересно, все говорили, стараясь перекричать друг друга и опровергнуть другие высказывания. Сашка Колеватов так превзошел всех, наверное, он это говорил со слов других.
  Приехали ночью в Ивдель остановились на станции. Расположились в углу, сразу же наши улеглись спать, расстелив палатку. Я же стала дежурить. Это время использовала для шитья бахил, переписыванья песен. Юркина Ольва время от времени подвывала, наверное, от скуки и голода. Я продержалась до 3 часов. Все в это время легли, только один Боря долго чего-то шил, но и он наконец лег.
  Женька то и дело подъедает меня, даже иногда скажет что-нибудь обидное. Неужели он считает меня какой-нибудь дурой. Да и я вообще люблю подливать масло в огонь, черт бы меня подрал."
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "24 января.
  
  7.00. Прибыли в Серов. Ехали вместе с группой Блинова. У них Ольва для охоты и прочие принадлежности. На вокзале встретили ужас, как гостеприимно: не впустили в помещение, и милиционер навострил уши; в городе все спокойно, преступлений и нарушений никаких, как при коммунизме; и тут Ю. Криво затянул песню, его в один момент схватили и увели.
  Отмечая для памяти гр-на Кривонищенко, сержант дал разъяснение, что П.3 правил внутр. распорядка на вокзалах запрещает нарушать спокойствие пассажиров. Это, пожалуй, 1-й вокзал, где запрещены песни и где мы сидели без них.
  Окончательно обосновались до вечера. На Ивдель идем из Серова в 6-30 вечера в школе, рядом с вокзалом. Очень тепло встретили. Завхоз (она же и уборщица) нагрела нам воды, предоставила все, что могла и что нам нужно было для подготовки к походу.
  Свободен целый день. Хочется сходить в город, например, в краеведческий музей и на экскурсию на мет. завод, но много работы с распределением снаряжения и его подготовкой.
  12-2.00. В перерыв между 1-й и 2-й сменами организовали встречу с учениками. Набилось их столько, столько и все такие любопытные.
  Золотарев: "Дети, сейчас мы вам расскажем... Туризм бывает, дает возможность... Все сидят, молчат, боятся.
  З. Колмогорова: "Тра-та-та-та, как тебя вот зовут, ты где была, ух наши молодцы и в палатках жили!.. и пошло, и пошло...
  Вопросам не было конца. Пришлось показывать и объяснять каждую мелочь от фонарика до палатки. Ребят занимали 2 часа, им не хотелось нас отпускать. Пели песни друг другу. На вокзал нас провожала вся школа. Дело кончилось тем, что, когда мы уезжали, ребятишки ревели и кричали, просили, чтобы Зина осталась с ними и была бы у них вожатой, они бы все её слушали, хорошо учились.
  В вагоне какой-то еще молодой алкоголик требовал у нас пол литру и заявлял, что мы её стянули у него из кармана. История снова закончилась, второй раз в этот день, вмешательством милиционера.
  Диспут-беседа о любви по провокации З. Колмогоровой. Песни, Ревизия, Дубинина под сиденьем, Чеснок с хлебом без воды, и мы около 12-00 прибыли в Ивдель.
  Большой зал ожидания. Полная свобода действий. По очереди дежурили всю ночь. Автобус на Вижай выйдет рано утром.
  Юдин."
  
  2. Серов-Ивдель.
  Из дневника Зины Колмогоровой.
  24.2.59.
   "Ну вот мы и снова в походе. Сейчас в Серове. Вчера целый вечер до 3-х часов пели песни. С нами ст. инструктор Кауровской турбазы Александр Алексеевич Золотарев. Знает очень много новых песен, просто радостно как-то, что узнали новые песни. Особенно какая-то Цумба и прочие.
  Сегодня немножко грустно мне как-то. Но ничего. Дежурим с Рустиком. Ходили и делали беседу со школьниками, потом они все провожали нас, даже расплакались, не хотели отпускать нас".
  
  Из дневника Зины Колмогоровой.
  25.1.59г
   "Ночью, часов в 12 ночи были в Ивделе, ночевали на вокзале расстелив на полу палатку. Да мы уже 2 раза были замечены милицией. Один раз в отделение милиции забрали Юрку Крив., он хотел собрать деньги на конфеты. Было смешно. А потом в поезде Серов-Ивдель доехали до Ивделя переночевали на вокзале, сели утром на автобус, доехали до какой-то гостиницы в Ивделе. Потом сели на автобус и поехали. Нас 20 человек, рюкзаки и лыжи. Ехали в 3 этажа, но всю дорогу пели песни. Приехали в Вижай. Сначала остановились в том самом клубе где и были 2 года назад. Потом нас отвели в гостиницу. Целый вечер говорили был диспут о любви о дружбе, о танцах и прочем, прочем. Я говорила много того, что совершенно несвойственно мне и лишь иногда старалась, даже на старалась, а прорывалось искреннее. Но это все ерунда. Но опять же вспоминаются слова Вольта. Как верно тогда он сказал. Ходили на "Золотую симфонию" какая сила! Просто здорово!"
  Дорожная усталость Зины и феерия эмоций, смешавшиеся за день, давали о себе знать. Только что надумавшая текст написания в своём дневнике, взяв его в руки, забыла. Что-то спросила Люда, Зина, вспоминая все события дня что-то отвечала и переспрашивала сама, ссылаясь на рассеянность. "Главное начать, а там придёт." - подумала та, и начала, но снова забыла какое сегодня число. К тому же что-то надо было написать за "вчера", но вспоминалось мало. "Спать!" - настаивала Колмогорова, но это дело было тоже под вопросом. Никто как-то и не собирался ложиться. Быстро и коротко начеркав "вчерашний день", принялась за новый. После заполнения дневника Зина заметила неправильно поставленный месяц и исправив двойку февраля на январскую однёрку, с удовольствием избавилась от записной книжки.
  Своевременное пополнение дневников записями было делом обыденным и обязательным, того требовали правила. Но большинство всё-таки с расчётом на будущее, чтобы можно было вспомнить события того далёкого времени, когда они были молоды. Поэтому старались вести записи аккуратно. А если и бывали случаи по независящим от туристов причинам, когда записи прекращались, то их непременно "нагоняли", благоразумно оставив пропущенными строки и чистыми страницы, дабы пополнить их с наличием свободного времени в походе, ну, или с "ноги", в движении, пути.
  
  Из дневника Люды Дубининой.
  "25 января
  Разбудили, не дав по-настоящему выспаться. Рустику сказала, что не буду умываться, ибо нет условий. Согласился. Тут же подошел автобус, быстро погрузились. Ехали в три этажа. Колька Тибо так упирался всем своим телом в потолок, Ольва стояла сначала в (слово неразборчиво) положении, но скоро не утерпела и забралась на колени.
  Опять, конечно, пели. Голос я уже совсем пропела. Женька опять съязвил. Вот ехида уж, да ехида. Теперь у меня кое-что проясняется, правда и раньше, но сейчас лучше и больше. Но несмотря на это, Юрка все-таки добродушный человек, по крайней мере, судя по его поведению. Я ж остаюсь все равно верна себе.
  Женька с Зиной пели "Если б были глаза твои не такие синие..."
  Доехав до развилки автобус пошел по прямой и должен был вернуться за нами через час.
  А мы этим временем пошли пешком. Так приятно было идти по такой дороге и при такой погоде. Немного побесились повалялись в снегу.
  Во время нашей прогулки получился один казус - застряла шедшая навстречу машина с лесом. Наши ребята кинулись на помощь. Наконец-то вытащили с грехом пополам. Тут подошел наш автобус, и мы опять взгромоздились в него. Дискуссировали на сей раз о счастье. В основном наши ребята были наиболее активными. Пытались дать определение счастью, но у каждого получилось свое.
  В Вижай приехали часа в ("четыре" - зачеркнуто) два. Блиновцы собираются ехать дальше на 41-ый, а мы остаемся наверняка ночевать. Проводили блиновцев со слезами. Настроение испорчено. На прощание спели с Зиной Жене: "Если б очи твои..."
  
  Если б губки твои, не были медовыми,
  Если б косы твои, не были шелковыми.
  Все равно бы любил, я тебя родная,
  А, за что, а за что, я и сам не знаю.
  А, за что, а за что, я и сам не знаю.
  
  А, если б ты не жила, на соседней лесенке,
  Если б ты по утрам, не пела бы песенки.
  Все равно бы любил, я тебя родная,
  А, за что, а за что, я и сам не знаю.
  А, за что, а за что, я и сам не знаю.
  
  Если б ты не была, заполярной вьюгою,
  Если б ты не была, верною подругою.
  Все равно б я любил, я тебя родная,
  А, за что, а за что, я и сам не знаю.
  А. за что, а за что, я и сам не знаю.
  
  Если б глазки твои, не были бы синими,
  А над ними бровей, тоненькие линии.
  Все равно б я любил, я б тебя...,
  А, за что, а за что, я и сам не знаю.
  А, за что, а за что, я и сам не знаю.
  
  В общем, мне очень и очень тяжело.
  Нам ужасно повезло идет "Золотая симфония". Быстро перетащили вещи в гостиницу и пошли в клуб. Хотя было и нерезкое изображение, но это нисколько нас не омрачало. Сидящий рядом Юрка Криво все стонал и причмокивал губами от восторга. Вот это маленькое счастье, которое так трудно выразить словами. Все-таки какая изумительная музыка!
  Настроение после картины стало значительно лучше. Игорь Дятлов стал просто неузнаваем. Пытался танцевать, припевая: "О Джеки, Джом".
  С Юркой сегодня дежурные. Решили варить на плите лапшу. Но очень трудно было натопить печку такими сырыми дровами, поэтому ушла на это масса времени. Наконец-то стали есть. Во время еды опять возникла дискуссия о правах мальчишек и девчонок, ("об" - зачеркнуто) свободе и т.д. По-моему,
  такие дискуссии ни к чему не приводят. Так просто, для отвода души. Легли поздно. Все расположились на кроватях по двое, только Юрка Криво и Сашка легли между кроватями."
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "25 января 1959 г.
  Встали в половине шестого, быстро собрались и с первым же автобусом выехали в город Ивдель. Через час ожидания удалось захватить автобус (типа ГАЗ-51). Двадцати пятиместный автобус вынужден был вместить в себя полных двадцать пять и плюс к этому двадцать рюкзаков, набитых до отказа и столько же пар лыж. Получилось до потолка. Нижние сидели на сиденьях, на куче лыж, на рюкзаках. Пассажиры второго этажа сидели на спинках сидений, находя места для ног на плечах товарищей. Тесно было не настолько, однако, чтоб не петь, что и делалось почти всю дорогу до Вижая.
  Не обошлось, однако, и без приключений. Автобус сделал небольшой отход в сторону от шоссе, в дер. Шипичное, для чего нам было предложено выйти прогуляться, что мы проделали с удовольствием. Четверка наиболее шустрых ушла далеко вперед и в пос. Талица зашла посмотреть электростанцию. Вдруг возглас: "Автобус". Мы кидаемся в двери, но, увы, поздно. Автобус прошел мимо, и мы вынуждены были кинуться за ним во всю прыть, лелея надежду, что судьба милостива и, быть может, мы догоним его (мы - это и есть четверка "шустрых"). Однако первая же сотня метров наглядно доказана преимущества пятидесятисильного двигателя. Наши пятки мелькали далеко позади автобуса, а разрыв все более увеличивался. Перспектива шагать тридцать км. по шоссе без завтрака и обеда уже представлялась вполне реальной, как вдруг... Я же упоминал, что судьба милостива. Милость ее выразилась в том, что какая-то девушка, движимая желанием ехать в Вижай, остановила объект нашего преследования. Через минуту мы уже благополучно сидели на втором этаже сидений и двигались в Вижай. Приехали в Вижай около двух часов дня. Выяснилось, что продолжить автомобильное путешествие мы можем только наутро.
  Тепло попрощались с группой Блинова, которые уехали дальше (на запад от Вижая в самый лесоучасток). После обеда, который прошел в теплой "дружественной обстановке", переселились в "гостиницу", являет собой обычную избу на три окошка. Сходили в кино, оставив "домовничать" Дорошенко и Колеватова. Смотрели "Золотую симфонию", вернулись в "музыкальном настроении". Сейчас заняты подгонкой снаряжения. Ночью, если верить местному коменданту, мы выедем дальше.
  Колеватов."
  
  - Сашка, Юрка!!! - вскрикнула Зина тем, кого увидела первыми в распахнутую с раз махом двери, что с силой ударила о стенку, заставив от неожиданности подпрыгнуть тех, кто находился в избе. - Такая прелесть! - кружили в танце с Людой смеясь и хохоча. Хотя их обеих слышно было ещё с улицы, зашли они неожиданно. Зина бросила Люду попеременно хватая то Юрку Дорошенко, то Сашу Колеватова, закручивая их в танце, не обращая внимания на вещи в комнате распихивая их в стороны. Пока запал Зины от просмотра картины не иссяк, все в комнате толпились возле входа, не спеша раздеваясь.
  - Зин, ну всё. - взмолился Дорошенко. - Закружила совсем.
  - Ой, мальчики, зря вы конечно не пошли. Такое пропустили! Даже Гося танцевал. - посетовала Зина.
  - Да мы по возвращению сходим. - поспешил успокоить Дорошенко, пока Колмогорова не пустилась в рассказ о фильме.
  - Кому по возвращению дело-то будет? Сам, когда в последний раз был в кино последний раз? Парировала девушка.
  - Ну хватит тебе причитать. - вступился отвлечённый от дел Колеватов. - Моя же инициатива была в подмене дежурства Люды. А то танцевать бы тебе одной.
  - Спасибо, Саш. - Не преминула поблагодарить Дубинина.
  - Ан нет. "Спасибо" не отделаешься. Начищено, готовить надо, - махнул головой Колеватов в сторону котелка и кучи овощей рядом с ним. - да вон ваши дневники, на столе ждут. Я там начал, тоже оставил. А я пойду, покурю. - скорее всего дразня в отместку на хорошее настроение ребят, специально громко с ударением на "покурю" сказал Саша. К тому же размеры комнаты в избе, количество народу да вещей стесняли полноту действий. Бросившие курить уже как два дня ребята проводили накинувшего на плечи телогрейку Колеватова и вышедшего на улицу взглядом.
  - Люд, ты пишешь в дневнике от моего имени обо мне же, в третьем лице. - уже вечером, почитав записи, Дорошенко решил заговорить, с Дубининой, будто мало было того, что они с Зиной отбивались от нападок парней, сорвавшихся с цепи и язвивших по поводу и без. Как тем казалось не в серьёз да не обидно, девушек же задевало. И не понятно было, то ли парни перегибали палку в своих шутках, то ли девушки были слишком восприимчивы и обидчивы.
  
  3. 41-й квартал.
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "26.0I.59г.
  Спали в т.наз. "гостинице". Кто на койках по 2 человека, а Саша К. и Юра Криво даже на полу между койками. Поднялись часов в 9 утра. Спали все хорошо, несмотря на то, что вечером не закрыли задвижку и к утру выстыло немного.
  На улице -17?С.
  Варить утром не стали, дрова сырые, вечером пока сварили часов 6 прошло. Завтракать пошли в столовую, закрепились гуляшем "по-столовски" и чаем.
  Когда подали холодный чай, Гося Дятлов изрек усмехами: "если чай холодный, то выйди и пей его на улице - он будет горячее". Оригинальная мысль. Договорились и едем до 41 участка на машине.
  Выехали только в 13-10, а в 41-м были около 16 -30. Намерзлись здорово, ехали на ГАЗ-63 наверху.
  Пока ехали, пели песни, дискуссировали на разные темы от темы об любви и дружбе, до проблем раковых заболеваний и их излечении.
  Кривонищенко."
  
  Из дневника Зины Колмогоровой.
   "26.1.59г.
  Спали на кроватях. Встали поздно, поздно. Мы с Рустиком дежурные. Пошли в столовую. А потом ждали машину и поехали. Нынче дорога не такая красивая, снега меньше. Зону с дороги уже сняли. Ехали долго. У меня, как всегда, опять отыскался какой-то земляк. Приехали на 41-вый поселок. Здесь работают просто рабочие, не заключенные, а вербованные. Есть много умных из них. Остановились в комнатушке шофёра. Сегодня последний день цивилизации. Рустик очень хорошо играет на мандолине, мне очень нравится слушать его. Сегодня одела Юркины варежки, но как мне не хотелось одевать их! Но мне сказали, что не одевать - нехорошо, поэтому одела. Разговариваем. Слегка."
  
  Из дневника Люды Дубининой.
  "26 января
  Утром Сашка вскочил от холода и сказал, что у него уже была холодная ночевка. Мы с Зиной спали прекрасно. Сходили в столовую стали затем собираться. Едем на машине. Пытались петь, рассуждали на абстрактные темы, а вообще было всем не жарко. Места были сначала неинтересные, горелый лес.
  Вообще нам надо было на Северный 2-й, но дело шло к вечеру, и мы решили остановиться на 41-ом. в 4.30 Встретили очень гостеприимно. Остановились в бараке, где живут ребята. Вообще здесь все живут вольнонаемные, женщин вообще нет, кроме двух. Ребята все молодые, как заметил Игорь, есть даже симпатичные и вообще интересные."
  
  Юре Юдину тошно было от разговоров и веселья в кузове ГАЗика, по дороге в 41-й, от болтовни, песен и веселья ребят. Будто прислушиваясь к своему телу, он не верил, а когда убедился точно, то пытался понять на сколько всё серьёзно. Боли в ноге, отдающиеся в поясницу от которых он не мог найти нормального положения в вещах и тесноте тел студентов, между которыми он крутился волчком. От каждого толчка на ухабах дороги и поворотов с наваливанием на него чего-нибудь или кого-нибудь, сдерживался чтобы не взвыть волком. Из-за болей тело не слушалось и искало удобной позиции. "Этого ещё не хватало. Не надо, а?" - будто молил и вопрошал себя Юра, но боль простуды не отпускала и напротив врезалась в ногу. Ему очень не хотелось прерывать маршрут. "До утра посмотрим" - всё не оставлял надежды Юдин, не веря в серьёзность болезни, больше полагаясь на свой иммунитет и физическое здоровье.
  
  В основном все ребята вели свои путевые записки довольно-таки исправно, поэтому на их пополнение уходило мало времени. Наличие новых, в посёлке 41-вого квартала, людей - туристов, чьё внимание было отвлечено постоянно крутящимися хозяевами в лице вольнонаёмных рабочих, чей быт не часто разбавляли новые люди и чрезмерное их внимание к гостям, отвлекало группу Дятлова от подготовки к дальнейшему. Но это и понятно, в такой глуши случайный человек и мимо пройти не сможет не замеченным. Туристы пробудили невероятный ажиотаж и интерес со стороны "туземцев". У них сразу же находились дела поблизости от ребят и особенно от девчат. Поэтому, после просмотра взятых с собой с фильмотеки УПИ трёх из четырёх плёнок, выяснилось, что одна бракованная и ей была уготована участь истопнического материала для розжига печки палатки. Те из ребят, что не могли сосредоточить внимание на дневниках, вели беседы с рабочими, Зина с Людой, наконец-то дорвалась до песенника Александра Золоторёва, переписывая в свои "новшества", что не слышали до селя, отложив свои дневники "на потом", когда станет по спокойней.
  Саша Колеватов, ревностно относившийся к записям в своём дневнике, не показывал их никому, видимо доверяя его страницам самое сокровенное, и личностное, наверное, и в отношении всех членов группы, чем и объяснялось его бурная реакция на просьбу "дать списать", если кто-то не хотел перегружать свой мозг попытками вспомнить события дня. Для него сейчас были самые оптимальные условия - никто не трогал его, и все были заняты на столько, что "не совали к нему свой нос". В отличие от Колеватова, Юдин был пренебрежителен к записям, но его память позволяла с легкостью переносить на бумагу события недавно минувших дней, и сейчас он тоже сидел над дневником, "двоечником корпя над своей домашкой".
  
  Из дневника Юры Юдина.
  26.01.1959г.
  "Приехали на машине без тормозов, сломанные рессоры и пр., (в тайге можно на любых машинах ездить.) в пос. 41 квартал Огнев Ник? с 1931г. - длинная борода. Знает р-н всего Северного Урала. Бы участником нескольких геологических экспедиций. Разбирается по многим вопросам. Кончил Уфимский техникум. На машине (на кот.) мы приехали, привезли 3 кино: "В людях" по Горькому, "Есть такой парень" и "Золотую симфонию". "В людях" - никогда в городе или в обычной обстановке не пошел бы в это кино. Как кажется, что там интересного, давно уже видел, зачем тратить время.
  Здесь - смотришь и с первых же кадров чувствуешь, что картина для тебя новая, другими глазами чем раньше смотришь и сколько новых мыслей сменяет одна другую под впечатлением виденного на экране. Бабушка играет превосходно. И вообще все, полное проникновение в роль. Богатство, глубина, значимость мыслей, содержания и всё это вытекает само собой, безо всякого навязывания... Тут же другая недавно выпущенная картина. Парень - здесь герои, артисты их такими показывают, представляются только тем, что они говорят в данный момент и даже непонятно где и с чем у них родились те или иные фразы и действия. Кажется, что кроме того, что они (герои) сказали, им больше ничего никогда не сказать, не сделать. видно неясно в чем дело, мне кажется слабый, поверхностный сценарий, плохой постановщик, плохие артисты и в рез-те - на экране не живые люди, полные мыслей, жизни, способные сами быть источником историй, а какие-то автоматы, настроенные по спец. программе, и поэт. от всего кино - никакого представления. Можно было бы заранее сказать в чем дело, показать героев и сказать, чем кончится. За 5 мин - весь фильм. "Золотая симфония" - австр. О балете на льду. Хорошее дело показать сам балет. Какие хорошие катки, мастерство, может быть техника исполнения, но чувств, мыслей в танцах - никаких. Может быть, это только мне так представляется? Легкая музыка местами превосходна, не может быть лучше, но в общем не(т) чувствуется самого Человека, его души. Может быть поэтому, все посмотрели кино, говорят: "Как хорошо и чувствуется, что чего-то не хватает, говорят "посмотреть бы это в жизни на самом деле" Нас здесь тепло, хорошо встречают. Дали единственную имевшуюся здесь лошадь, чтобы довезти наши рюкзаки завтра до Северного-2 и бесплатно Лесоучасток около 150 км? от такого северного городка как Ивдель. Нет радио, нет газет (До сих пор не могут проверить лотерею я обещал им прислать сразу же из Свердловска эту газету). Живут в общежитии. Никакого порядку, но люди люди везде. Читают, что есть под руками и как поют... Тихо, от души. Песни старые, которые мы забыли и никогда не знали. Здесь они... Это так хорошо! Почему мы не поем таких хороших уже забытых песен. И вообще у нас в местах, где есть какие-то посторонние люди, не поют вообще, без души, громко. Обязательно надо нам бороться за культуру хорового пения. Голоса и менять репертуар. Чтоб не было пустых песенок-побрякушек. Лесорубы работают плохо, организация труда и быта хромает. Платят плохо? Забастовка. Можно все сделать, но нет хорошего грамотного умного руководства. Мастер - когда-то учился и не кончил Московский лесотехнический институт. Рабочие - самые разные. Кто после армии (заработок), кто после освобождения (подзаработать и остаются, кто - вольные). Много не живут, - увольняются У большинства - образование начальное или совсем никакого. Но есть широко эрудированные и даже, нельзя Встретившись с ними в городе, никогда бы не подумал, что это человек, который все свое время проводит в тайге. Дедушка Слава. Забавно, как-то люди не задумываются как будет звучать то или другое имя в приложении к дедушке или дяде... Какой забавный дед!"
  Контингент среди вольнонаёмных был практически столь же разношёрстный, что и в лагерях, хотя некоторые из них и были теми, кто остался после их расформирования, - им просто не куда было возвращаться, да и привыкли к режиму. Сословия пестрили своей разнообразностью. Конечно же опасных элементов не было, - им при реформировании системы скидок не делали. Вольнонаёмные отличались своей простоватостью, некоторые чудаковатостью, слушая и разглядывая своих гостей, задавая вопросы, иногда ставившие в тупик. Вопросы, ответов на которые и не требовалось, задаваемые так, чтобы завязать беседу. Единственный кому было не до всеобщей сутолоки - Юдин. Мучимый болями в ноге, всё же очень не хотел прерывать свой путь. Его злость сменялась отчаянием и обидой. Уж очень не хотелось подводить всю группу. За Дятловым оставалось последнее слово. Поинтересовавшись серьёзностью болей, Игорь без колебаний принял решение, пока было не поздно, и возможность развернуть одного человека, а не всю группу. Исключение Юдина из участия по состоянию здоровья расстроило участников. Было решено, что Юра отправиться в обратный путь после того, как они дойдут до 2-го Северного - последнего, брошенного оплота цивилизации, только уже брошенного. Из рассказов хозяев 41-го квартала, и в частности Огнева Николая, там было чем поживиться любознательной молодёжи - образчики породы, что остались от геологической партии, стоявшая там, и чтоб не отпускать в холостую "больного врача", Юдин согласился на предложение Игоря, потерпеть, пока желанный груз в виде геологических образчиков не ляжет в его рюкзак. К тому же необходимо было раскидать вещи Юдина по рюкзакам ребят. А это сделать в посёлке лесозаготовителей уже не представлялось возможным - время позднее, да захлестнувшее всеобщее общение, никак не давало возможности отвлечься на дела, да и логичнее всего было "нанести последние штрихи" непосредственно перед выходом, во 2-ом Северном.
  
   Из общего дневника группы Дятлова.
  От 26.01.59г.
   "На 41-м нас довольно приветливо встретили, отвели отдельную комнату в общежитии. Довольно долго разговаривали о всяких разностях с местными рабочими, из них особенно запомнился один рыжебородый "Борода", как его называют товарищи.
  Сварили дежурные обед, мы поели и теперь отдыхаем, разделились на две половины - часть пошла в соседнюю комнату смотреть кино, другая часть сидит на рюкзаках, занимается кто чем. Рустик играет на мандолине и одновременно разговаривает с Колей, девчонки сидят переписывают песни, а я сейчас буду заниматься подгонкой снаряжения."
  Кривонищенко.
  
   Из дневника Людмилы Дубининой.
  26.1.59г
  "Особенно запомнился среди всех Огнев с бородой рыжей и прозвище у него "Борода". Вообще очень редко встречаются в такой дыре такие люди. Истинный романтик, геолог и вообще развитый. Многие из ребят играют на гитаре.
  Смотрели здесь сразу три картины: "В людях", "Есть такой парень" и опять "Золотая симфония". И опять эта музыка
  ("Ко" - зачеркнуто) Сначала в (неразборчивое слово) разделились на две группы одна смотрела картины, другая писала дневники, а Рустик с Колей рассуждали понемногу обо всем, о работе и т. д. Вообще мне нравятся вот эти ребята.
  Большая разница между ними, окончившими институт Рустиком, Ко, Юрой и нами. Все-таки у них суждения наиболее зрелые и умнее гораздо наших. Господи я уже вообще не говорю о своих
  После кино все очень устали и захотели спать. С Зиной расположились на кровати с панцирной сеткой. Мечта. А ребята все на полу. Настроение плохое и, наверное, будет еще дня два. Зла как черт".
  
  Из дневника Зины Колмагоровой.
  "26.1.59г
  
  Спали на кроватях. Встали поздно, поздно. Мы с Рустиком дежурные. Пошли в столовую. А потом ждали машину и поехали. Нынче дорога не такая красивая, снега меньше. Зону с дороги уже сняли. Ехали долго. У меня, как всегда, опять отыскался какой-то земляк. Приехали на 41-вый поселок. Здесь работают просто рабочие, не заключенные, а вербованные. Есть много умных из них. Остановились в комнатушке шофёра. Сегодня последний день цивилизации. Рустик очень хорошо играет на мандолине, мне очень нравится слушать его. Сегодня одела Юркины варежки, но как мне не хотелось одевать их! Но мне сказали, что не одевать - нехорошо, поэтому одела. Разговариваем. Слегка."
  
  Несколько беспечный и слегка потрёпанный и рассеянный вид огненно-рыжего рабочего-манси Огнева Николая, изначально вызывающий улыбку и насмешки, после продолжительного общения переросли в уважение и понимание. Довольно молодой, в свои 27 лет успевший поработать в геологических партиях, закончивший техникум, он был довольно начитан, а свойственный ему колорит и знание особенностей северной земли и народа, вызывали к Огневу не вялый интерес ребят, тянувшихся к нему. Да и самому Николаю, с присущим его лесной натуре дружелюбием, была интересна новая публика, с удовольствием внимающая его знаниям, не интересным или наскучившим для простых, своих работяг, с которыми тот провёл уже не мало времени вместе.
  Борода, как Огнева междусобойчиком называли мужики, преобразился после того, как попробовал городского табачка, угостившись из кисета единственного курящего туриста, Колеватова. Выпустив первые клубы дыма из завёрнутой в "козью ножку" газетной бумаги, путающегося в густой бороде, сейчас как никогда напоминал прожжённого таёжного скитальца, романтика. После короткого "приручения" гостей, прибегнув к опросу и выслушав с неподдельным интересом их рассказы начал сам, поняв, что расположил тех к себе. В его рассказах правда переплеталась с вымыслом. Может этим и влюбляла в себя тайга? Некой формы сказки на фоне настоящего... Так или иначе, но диалог вёлся долго, менялись слушатели, рассказчик же лишь продолжал.
  Начав было разговор с Игорем, Николай, неожиданно для себя наткнулся на стену. Ребята предпочли не вмешиваться, рассеянно оглядываясь по сторонам, или уставившись на неинтересный стол, пол, окно. Огнев поспешил исправить неприятную паузу похвалой руководителя группы в заинтересованности к мансийскому языку, когда Дятлов упомянул о не состыковках в названии некоторых из горных вершин. Зина же поинтересовалась, знание языка собственно самого работника и сразу же поспешила записывать слова и их значений. Людмила тоже подключилась, но отмахнулась - повторно за день садиться за свой дневник ей было уже лень, предупредив Зину, что перепишет у той, оставила разворот пустым и пометив для себя там, где собиралась писать завтрашние наблюдения и за ними заветные слова. На что Колмогорова пожурила Дубинину - "всё следует делать своевременно", но не отказала.
  Николая заинтересовало название горы "Отортен 1", что он заметил на карте Игоря, когда тот попросил её показать, интересуясь маршрутом. Это название использовали геологи партии, в которой он работал и чей маршрут при съёмке бывало проходил мимо. Огнев поведал о том, что некогда, при картировании той местности, по словам геологов, то ли из-за не внимательности, то ли незнания истинного народного названия или игнорирования фактов, гора "Вот-Тартан-Сяхл", в переводе означающая "Гора с которой дует ветер", с лёгкой руки, сокращая и вырывая части названия с "раздачей" соседней вершине, из-за которой высота стала именоваться "Отортен" (высота 1182,0м на 1959 год, ныне 1234,2м)), а вторая - "Холат-Сяхл", одним из отрогов своего высокого побратима с тем же именем и числовым индексом - "Отортен 1" (высота 1079,0м, ныне 1096,7м). Игорь слушал. Ведь кому как не коренному жителю знать об особенностях местности и её истории. Потом спросил мнение Бороды, о способе подъёма на Отортен. Манси был в замешательстве, ведь гора оправдывала своё название - там действительно задували гиблые ветра, часто меняющиеся, закручивающиеся, что понять их направление и происхождение было сложно, будто множество труб. Что имел ввиду Николай, проводя аналогию с трубами? С их силой, разнонаправленностью? Или звуком? Огнев упомянул об эффекте, что создавали скалы в горах: "Будто сотни труб, громогласно и в один голос взвывали кому-то или чему-то, а может о чём-то..." Дурная слава мест - гора была мёртвой, а места гибельными. "Не ходи туда! Обойди." - это уже слышал Игорь. Только не мог вспомнить от кого. Может от ребят, что уже были в этих местах... А теперь говорил и этот молодой манси. Остерегавший от подъёма на гору Отортен группы туристов в это время года.
  - Гору, что все называют "Отортен", с манси-языка звучит как "Лунт-Хусап-Тур" - гора гусиного гнезда. Там, по поверьям, в образе золотого гуся в счастливом и богатом гнезде из тонкого шёлка, высиживает своего сына, Нум-Сусне-Хум. Эта гусыня, осталась единственной выжившей после великого потопа, от которого остались виднеться из воды только гор - Ур, макушки - Ала. Там она свила гнездо, на одной из Ур-Ала, Лунт-Хусап-Сяхл - "Горе Гусиного Гнезда". Гусыня та, эква, женщина, она же Калтащ - мать мира, неба, Утренняя Зоря, праматерь манси и хантов. Вы её называете "Золотой Бабой". Когда Сорни-Калтащ-Эква распускает волосы, они развеваются как семикратная Обь вместе с устьем, из кос расходится дневной свет и в них возникает лунный свет. По одной из кос Калтась поднимается соболь, по другой спускается бобр. Те косы спускаются к земле с небес железными цепями, по которым верховный Бог Нум-Торум спускается на землю и поднимается на небеса. Он муж, бросивший Калтащ и их сына Нум-Сусне-Хум, "За миром наблюдающего человека", особенно почитаемого народом манси и хантов.
  Борода рассказывал, Игорь внимал, остальные были заняты плясками, разговорами и пением.
  - Считается, что Золотая Баба - это идол из золота. - вспомнил то ли прочитанное, то ли услышанное Игорь.
  - Да, Золотая, только в разном понимании тех, кто и что подразумевает под словом "Золотая". Кто буквально, принимая материал, из которого она сделана, видя в ней нечто материальное, другие то, что она несёт - будь то знания или иную моральную да духовную ценность. Манси не были богатыми людьми, хотя и знают, что да где лежит, что да где достать можно. Вот только страшно, да и опасно. Охраняется всё дорогое духами да заговорами. Иногда, чтобы сокровенное взять, жертва кровавая нужна. И на сколько правда или нет, деды говорили, что человеческую духи просят...
  Игорь молчал. Присоединившиеся ребята из группы к рассказу, не вникая в суть и не слышав начала, уже были поглощены действом рассказываемого. Куда-то пропавший задор сменился на лицах задумчивостью. Истории были из разряда "страшилок", что не находили отражения в дневниках, в отличие как рядовое времяпрепровождение, заполняемое анекдотами и песнями под гитару или, в их случае, под мандолину у костра на привалах.
  - Образом Золотой Бабы считается девушка с сыном на руках и образом ребёнка в животе, который является ей внуком. Брошенные отцом, но не забытые ни воинами, ни охотниками, возносящие к Нум-Торум за них и к ним. - продолжал своё повествование Огнев, иногда замолкая, вспоминая, то что слышал раньше, а может в нём говорил трепет перед культурой народов к которой он сам принадлежал. - У манси есть священные места и идолы там. Куда вы направляетесь, одно из таких мест. А идолами могут служить как деревья, ямы, скалы, так и простые чурки, и брёвна, укутанные в материи, навязанными на них лентами или резные фигурки. У деревьев, подножия молельных камней приносят в жертву оленей да дичь какую поменьше. Но это всё старики. У молодёжи интересы другие - охота да водка. Хотя говорят, что есть селения остяков, в глуши, куда не подпускают пришлого и не приветствуют его. Когда христианство несли им очень сопротивлялись и обиду таили на гостей. Особенно ревностно относятся к своему вероисповеданию. Ну это ещё и из-за лагерей, беглые заключённые которых, натыкаясь на селения в тайге, часто вырезали всех их обитателей, не жалея ни стар, ни млад. Но, думаю, это ненадолго - пока живы старики. Молодёжь отходит от всего этого очень быстро.
  Ну так вот, когда вода отступила, склоны гор обнажились, оставив под горой Лунт-Хусап-Сяхл озеро, Лунт-Хусап-Тур - озеро гусиного гнезда, что есть одним из истоков реки Лозьвы, что в своём пути встречается с сестрой Ауспией, та находится на границе миров посещения Богами и охраняется ими не далеко от истока её и врат - горы Вот-Тартан-Сяхл, как вы зовёте ныне "Холат-Сяхл". Множество сестёр-речушек малых по всей земле народа Югорского - манси да остяков24, волосками косы девичьей переплетаясь несут свои воды к Оби-реке, священной реки, как и всяк исток её свят, оберегаем и охраняем людьми и духами, ход к которым не всем разрешён. Воды их несут вместе с
  мольбами и прошениями к матери-земле - Калтащ. А та решает - защитить или наказать. А защищает она так, точно медведица своё дитя. И благодарит столь же щедро да воздаёт страждущему да жаждущему. Отец и муж, бросивший ребёнка и свою жену остерегает их покой. Сильно защищает. Ветром, что трубным эхом носится среди скал и несущим в себе несметное количество жалящих стрел снега и пронизывающего холода, а ещё ядом-дымом трубки своей да пеплом металла, что, падая землю, содрогает её.
  Деды говорили, что видели Калтащ. И похожа та на большой силуэт женщины, что слепит своим сиянием на заходе солнца в полумраке и на заре восхода. Геологи, с которыми я работал говорили будто это слюда какая-то свет отражая блестит. Не знаю... Но места те скверные. Не ходили бы вы туда. - закончил свой рассказ Николай.
  Те, кто сидел рядом и слушал, молчали. Лёгкий озноб пробегал по телам, передёргивая их.
  "Места скверные, не ходили бы вы туда!" - слышал это уже Игорь и не один он. Слышал и не раз. И в спорт клубе, в разговоре с теми туристами, кто бывал поблизости с теми местами, и в Ивделе в разговоре с лесничим по фамилии Ремпель, теперь и здесь. "Не ходи туда" - становилось уже нарицательным. Уже после похода, те, кто будет стараться попасть в те же места, уже от самого Игоря, перетерпевшим на своей шкуре все невзгоды не хорошего места, услышат остерегающее - "Не ходи туда!"
  - Да что случиться может? - в вопросе Юры Дорошенко слышалось и недоверие к сказанному и суеверный страх, уж как-то не доверчиво с сомнением прозвучал не сам вопрос, а голос, которым он был задан. - Всё зависит от нас и от условий.
  - Да всяко. Места не предсказуемые. Погода нынче, ну в прочем, как и всегда в это время года не ахти. Старики, проходившие по тем местам, оленеводы да охотники и по
  ныне спрашивают разрешения у духов, а в карманах, на случай откупа, несут мелочь разную. Ну там пуговицы, нитки да ленточки всякие. Домыслы, конечно, и предрассудки, однако давеча не всяк туда сунуться мог, а молодежь, так и ныне старается не заходить туда, а если и попадают, так "проскочить" побыстрее стараются. - предупредил предусмотрительно Огнев. - Там и сейчас, у подножия Лунт-Хусап-Сяхл, Отортена, стоит летнее стойбище оленевода. - Дятлов знающе кивнул, вспомнив что на его карте отмечен чум. - Однако растительность там очень скудная, да и сам оленевод Анямов бывает там редко. Туда захаживают старейшины племён. Без их ведома не позволено соваться.
  Говорят, беду навести можно.
  - Ой! Да этого добра на всех духов порядочно наберётся. - отшутился Кривонищенко погремев и пошуршав запущенной рукой в кармане мелочёвкой да фантиками от конфет. -
  А сколь ещё скопиться... - довольно покачал головой тот, имея ввиду привычку складирования всякой мелкой ерунды в пути из-за нежелания лезть обратно в рюкзак. А
  теперь держать хлам в карманах была причиннообоснованно.
  - Коль, а где находится каменный материал во втором северном? - после продолжительной молчаливой паузы спросил Дятлов.
  - Вы же с подводой пойдёте? - переспросил услышанное ранее Борода. - Ну так дядь Слава покажет. Там, на окраине посёлка, кернохранилище имеется.
  Интерес ребят к месту своего похода увеличился от рассказанного ещё больше. Теперь у маршрута был не только спортивный интерес, но и сакральный. Место крамольное, намоленное, языческое, овеянное тайной, притягивало. Конечно же в тёплое время года было бы куда интереснее - можно найти или наткнуться на те пресловутые ямы, схроны. А сейчас все было скрыто под толщей снега.
  
  Из дневника Зины Колмогоровой.
  "27.
  Сегодня первый день пути. Рюкзак ничего тяжеленький. Да, уходит Юра Юдин от нас сегодня уходит. У него снова воспалились седалищные нервы, и он уходит. А так жаль. В рюкзаки распределили груз его. Выходит, в последний день видим какую-то бы не было цивилизацию, печку, людей и т.д. Сегодня согласились наши рюкзаки отвезти на лошадях, и мы ждем, когда они будут готовы, а сами пойдем на лыжах. Все поют, рабочие живущие в бараках, не пошли на работу, поют. Мы сидим и пишем песни.
  Как много среди рабочих очень талантливых, умных людей. Особенно "борода" он очень много знает, а борода рыжая рыжая, а глаза тоже рыжие, коричневые. Ребята хорошо поют. А Рустик так играет на мандолине. Сегодня с Людой последний раз спали на кровати. Сегодня уже в палатке, видимо, будем. Сейчас мы на 41 квартале, сегодня наша задача - дойти до 2-го Северного. Там, говорят, есть избушка, но никто там не живет. Скорей бы в путь, на лыжи... Как-то мы пойдем? На меня как-то ужасно действует музыка за последнее время, гитара, мандолина и прочее. Вчера смотрели 3 кино здесь "В людях", "Есть такой парень" и снова "Золотую симфонию". Я еще согласна посмотреть "Золотую симфонию" не раз.
  толья
  Талая, речка, много избушек
  я - речка
  сос - ручей, вместе
  паще/паче-рума - здравств дру
  ньёр - камень, если у вершины прибавлено ньер - вершина голая
  ойка - мужчина
  яны хум - мужик больш
  маис - маленький
  эква - женщина
  экват - один
  айриш - девушка
  От Бурмантово до Волен пауль самолет
  нянь - хлеб
  емос - хорошо
  моль - плохо
  сака - хорошо
  (ат)Соль - (не)правда
  Солвал - соль
  Пуд - котел
  Ват - вода
  Вит - ветер
  Хул - рыба
  Нёуль - мясо
  сали - олень
  Важенка - самка
  сохта - важак
  сун - нарта
  сушеп - смотреть
  юн - дом
  пырья - пошёл вон (на собаку)
  кол - город
  писаль - ружьё
  топор - сайрэп
  касай - нож
  серанки майен - спичек дай
  атим - нету
  оли - есть
  Тейнквем - кушать
  аиль - пить
  эри - надо
  эрган - петь
  Олна - деньги
  целковый - рубль
  акват - 1
  кита - 2
  хурум - 3
  нила - 4
  ат - 5
  хот - 6
  сат - 7
  вовль - 8
  невль - 9
  пул - 10
  тыналыл - кушать
  ювтылум - продать
  суп - штаны м
  гача - ж
  сапаки - тапочки
  ёлсуп - платье
  нёкс - соболь
  кутя - собака
  пис-пис - мышь
  суй - сосна
  пауль - деревня
  вор - лес
  ворхум - медведь лесной мужик
  вас - утка.
  кат - руки.
  лайял - ноги.
  пум - голова.
  пунки - зубы.
  палын - уши
  айемун - большой
  саам - глаза
  нёл - нос.
  айсерм - холодно
  полем - замерз
  кур - печка
  палтын - топить
  чувал - печка
  осёмасау - до свид.
  рума
  нан - ты, тав - он
  ам - я
  нанки - тебе
  амки - мне
  Тюменская обл
  Березовской район
  пос. Няксимволь
  (соболиное плесо)
  Огневу Николай Григ.
  Рудик Иван Иванович
  Целый день шли, спереди лошади, сзади лошади по р.Лозьве. Часто влетали в наледь, чистили лыжи. Пришли уже в темноте долго искали избу с окнами и дверьми. 2-ой Северный это заброшенное селение здесь совсем никто не живет, а какие красивые места! Здесь просто Чусовая. Камни на берегах стоят какими-то утёсами, известняк, белые. Сегодня идем несколько км по р.Лозьве, а потом переходим на р.Ауспию."
  
  Из дневника Люды Дубининой.
  "27 января
  Температура 5?. Тепло, лыжи катятся плохо. С утра собираемся. Сегодня первый день движения по маршруту. Сейчас сидим и ждем лошади, чтобы на ней везти рюкзаки, а сами просто на лыжах. Фортуна нам улыбается. Юрка Юдин заболел, что-то с нервом ноги, в общем радикулит и он уезжает домой. Итак, нас остается в дальнейшем девять. Пока сидим и поем песни. Те ребята играют на гитаре, Рустик подыгрывает на мандолине. Прямо за душу берет. Это последнее место цивилизации, даже это не то, где мы видим людей ну таких. Вообще очень люблю гитару и обожаю всех музыкальных людей. А ребята в общем все неплохие, пляшут, музыкальные. Разговаривали с Огневым. Очень много он уже знает и с ним интересно, сейчас он рассказывает о пути нашем и вообще много такого. Это, по-моему, наиболее интересный об'ект здесь на участке. У него такая длинная рыжая борода, хотя ему всего 27 лет, а выглядит он старше. А еще тут есть Валя, который хорошо играет на гитаре (многие играют) и про которого я шутя говорила, что он мне нравится. Сейчас большинство из ребят сидят здесь и поют песни под гитару, по случаю как они сегодня пока не работают. Вообще кажется в последний раз услышали столько новых хороших песен. Но мы надеемся, что Рустик заменит нам их в походе. Узнаем некоторые мансийские слова у ребят.
  Я - ручей
  нёуль - мясо
  сали - (неразборчиво)
  важенка - самка олен
  сохта - вожак
  сун - нарта
  сушеп - смотреть
  нянь - хлеб
  юн - дом
  кол - город
  пырья - пошел вон
  писаль - ружье
  сайреп - топор
  касай - нож
  спички - серанки
  атим - нету
  оли - есть
  сонь - правда
  тенквем - кушать
  олна - деньги
  аиль - пить
  ат эри - надо (не)
  эрген - петь
  целковый - рубль
  аква - один"
  
  Как только не пытался Николай "отбрыкаться", общий дневник то и дело оказывался у него.
  - Да вы что, издеваетесь?! Самого не занятого нашли? - возмущался Тибо, практически отшвырнув от себя тетрадку.
  - Коль, ну тебя только в ней не было. - утвердительно снова подала дневник Николаю Колмогорова, ответственная за ведение путевых записей в нём. - К тому же ты, ну в правду, не очень-то и занят. - усмехнулась Зина.
  - Ну-ка, давай-ка без этого. - возмутился Тибо-Бриньоль и снова отодвинул дневник. - К тому же у меня сейчас в голову ничего не лезет, так что не выйдет ничего.
  - А ты начни и посмотрим, вспомниться всё. - настаивала Зина, вновь придвигая дневник. - А я подмогу, напомню. - достала она свой дневник, помахала перед лицом Тибо, в знак неотвратимости.
  - Зин, ну Криво уже писал же!!! - недоумённо возмутился Тибо. - Ты что? Издеваешься?
  - Нет. Это Криво, а это ты. - улыбалась Колмогорова.
  Тот с "психом" взял тетрадь, как реакцией на вошедших в комнату ребят, не позволяющими в их присутствии "выкабениваться". Чуточку подержал в руках, что-то по-быстрому черкнув, вернул. Не успела Зина раскрыть дневник, как Коля снова выхватил его, что-то зачеркнул и снова написав, отдал. Зина раскрыла на страничке где тот писал:
  "26.I.59 г.
  Не могу, хотя и пробовал Коля Тибо" (исправлено с "Коля Криво" - прим. сост.)
  
  4. 2-ой Северный.
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "27.I.59
  Погода была хорошая, ветер должен был дуть в спину по пути. Ребята договорились, что до 2-го Северного довезет рюки лошадь. От 41-го до него 24 км. Мы помогли дедушке Славе разгрузить воз сена и стали ждать лошадь (она ушла за сеном, дровами). Ждали до 4 часов.
  Ребята занялись переписью песен. Один парень прекрасно пел. Услышали ряд песен запрещенных тюремных (58 статья). Огнев сказал Игорю, как найти избу, в которой можно заночевать. В 4 часа тронулись.
  Предварительно купили 4 булки хлеба. Мягкий теплый хлеб. 2 штуки съели.
  Лошадь идет медленно. Как приятно идти без рюкзаков.
  Прошли за 2 часа 8 км. (речка Ушма).
  Уже начало темнеет. Вся задержка из-за лошади. С нами едет Юра Юдин. Он неожиданно заболел и идти в поход не может. Там он решил для института набрать камней.
  2-й Северный это заброшенный геологический поселок из 20-25 домов. Один лишь пригоден для жилья. Поздно ночью, в сплошной темноте нашли поселок и только по проруби догадались, где изба. Загорел костер из досок. Задымила печь. Несколько человек проткнули гвоздями руки. Все благополучно. Вот и подошла лошадь. А после ужина в горячо натопленной избе на кроватях бросались шутками до 3-х часов ночи.
  Дорошенко."
  
  Из дневника Юры Юдина.
  "27 Ночевали в избушке 2-го Северного посёлка. Много-много домов, складов, помещений, старых машин, станков. Всё заброшенное с 1952 года. Здесь работала геологич. экспедиция. что могли вывезли, остальное актировали и бросили, Дома все разрушены, остался один, где есть печь и окна со стеклами. Место хорошее живописное. Река Лозьва - широкая. Много известк. скал. дедуш Слава, уверяет, что летом можно перейти в брод, много теплых, горячих ключей. Часты незамерзающие полыньи и места, где всегда под слоем снежка незамерзающая вода и после таких мест надо сдирать с лыж наледь."
  
  Жарко натопленная изба не давала покоя всей группе. Пока ребята бросались остротами Юдин короткими урывками проваливался в сон. Единственный, кто и рад был бы забыться, но измученный болями, заставляющими его вздрагивать во сне и требовать пробуждения и бодрствования. Он, мыча и бубня под нос ругательства переворачивался с боку на бок, полусидя вытягивал то одну ногу то другую, потом вставал. В избе особо не разгуляешься, поэтому Юдин переминался с ноги на ногу, а потом, перешагивая через людей и вещи начинал "бег на короткую дистанцию" в районе пространства комнаты. Боли не давали Юре усидеть на месте, только в движении боль утихала.
  - О, Юр! - решил подбодрить друга Кривонищенко. - Если мы пойдём без привалов и ночёвок, ты нас не покинешь?
  - Ха-ха, - после молчания иронично ответил Юдин, пустив прохлады в приоткрытую дверь. Все с облегчением вдохнули свежести. - ежели так, то на рекорд пойдём.
  - Юр, ты как вставать будешь, подкинь поленце в печь, да дверь приоткрой, в двойне выгоднее будет и дежурства на перёд отработаешь. - съязвил Дорошенко.
  - Угу. - Юдину было обидно и досадно. Это было сложно скрывать. Он понимал, что ребята пытались подбодрить его, как могли. Пусть не всегда по-доброму это выходило. Девочки молчали, но не от того, что они не спали, но провоцировать парней и переводить разговор в свою сторону не хотелось - что-то ребята были как-то пошлы и злы сегодня.
  - Слава, а что, тут кроме вас ещё кто бывает? - решил направить в другое русло диалог Золотарев.
  - Нет. А что? - их возничему тоже не спалось.
  - Да следов много. - уточнил Александр.
  - Валёк был здесь недавно, трубы приготовил. Да может из охотников местных кто захаживал. Здесь взять уже и нечего - мелочёвки не осталось, так, по старой памяти, приглядеть чего, потом могут на оленях вывезти. Добра-то здесь хватает. В хозяйстве всё пригодиться. Погода спокойная, не снежит, вот и сохранность следов хорошая. - отрапортовал дядь Слава.
  Николай Тибо-Бриньоль, как и большинство из находившихся в комнате, то проваливался в дрёму, то, чутко реагируя на любое беспокойство ребят, пробуждался. Открыв глаза на хождение по избе Саши Колеватова, снаряжающегося выйти во двор покурить, Тибо поинтересовался о времени. От частых провалов в сон, голова была тяжела, он чувствовал, что довольно поздний час. И спросонок он задался целью узнать который час. Его часы, с момента выхода в маршрут давали сбой - безудержно отставали, частый подвод и вопрос "Который час?" то раздражал, то веселил ребят, называвшие его, Тибо, "Кукушкой", что на настенных часах оповещала о времени. Доходило до абсурда, когда Николай через каждый час, а то и того меньше, донимал ребят с избитым вопросом, в попытке понять на сколько же отстают его часы. С пеленой сна на глазах, обращаясь к Колеватову, но не понимая, что это Саша, Тибо обобщил вопрос: "Парни, а сколько сейчас?" Кто-то из кучи тел со вздохом вымолвил: "Боже! Коль!" Тишина. Колеватов пожал плечами не знающе покачал головой двинул к выходу, будто его жест мог заметить сонный Тибо. Вопрос повторился. Поняв, что Коля не успокоится, а ребята не ответят, Золотарев, лежащий близко от печки, что горя бросала блики света через щели и поддувало, ответил: "Без пятнадцати три".
  - М-м-м. - промычал Николай, пытаясь разглядеть на своих часах ход стрелок, подносил запястье то к лицу, повернув их к свету от печки, то к уху, не понимая, ходят ли те вообще.
  - Завтра напомни, у меня лишняя пара часов есть, одолжу. - заботливо, не столько о зависящем от времени Тибо, сколько о всеобщем покое группы, предложил предусмотрительный Золотарев.
  - Мхм. - согласился Николай, явно проваливаясь снова в сон.
  - Есть что-нибудь острое? - спросил Игорь присутствующих в комнате, сидя в своих круглых очках за столом, склонившись над часами Тибо. Участливо подключившись к "проблеме" своего товарища на утро. Со стороны это напоминало тихую конкуренцию между Александром и Игорем.
  - Держи. - протянул иглу Золотарев, очень кстати попавшуюся на глаза при поиске часов для Тибо в карманах своего рюкзака. Давно пропавшая из виду, обожжённая чёрным остриём напоминала о сокровенном и дорогом - фронте. После починки часов воткнутая в сложенную бумажку и уложенную в нагрудный карман "на всякий случай" и боязни снова затерять её.
  Тибо принял часы Золотарева и надел их на запястье рядом со своими, мотивируя сравнением их совместного хода.
  На утро делов было невпроворот. Особенно этому был рад Юра Юдин. Его мучения с ногой обрели перспективу на близкое разрешение и тем приятнее было, что сегодня он пустится в обратный путь. А пока он не мог спокойно стоять на месте, от нетерпения и жгучей боли, что стрелянными ранами заставляла его подскакивать и начинать суетиться. И будь то загрузка труб, подготовительная сортировка вещей по рюкзакам или вылазка в кернохранилище. Всё было хорошо, что заставляло двигаться, сокращая боли и приближая время к посещению больницы.
  
  Из дневника Люды Дубининой.
  "28 января
  Утром в 8 часов проснулись под чей-то говор. Оказывается, это бубнили Юрка Кри с Сашкой Коле. Погода такая же теплая, как вчера (t? -8?) ("Поев, ч" - зачеркнуто)
  Позавтракав, часть ребят Юра Юдин, Коля и Юра Дорошенко пошли ("за породами" - перечеркнуто) в кернохранилище, откуда они решили набрать минералы для коллекции. Ничего, кроме пирита, да прожилок кварца в породе не оказалось.
  Собирались долго, : подгоняли крепления, мазали лыжи"
  
  Тибо и Дорошенко шли за Юдиным по натоптанной и слегка заметённой колее, оставленной от ног и лыж гостей давно опустевшего геологического посёлка. Снег, большими не скреплёнными между собой хлопьями, будто пух разлетался от дуновения размашистых шагов в стороны, поблёскивая зеркально белыми гранями в лучах яркого, без облачного неба и солнца на нём. Шли уверенно до склада, что находился на другом конце посёлка, в сторону, указанную взмахом руки дядь Славой со двора их приютившей избы. Уточнять и узнавать дорогу не требовалось - попробуй заблудиться в 25-ти разрушенных домах с одной главной улицей, прохожих здесь тоже не было.
  Колея "провожала" ребят не долго, вскоре она свернула, спускалась к речушке и ещё какое-то время вела по снежному насту русла, словно в поиске надёжного места переправы. Ребята пробирались уже в нетронутом ногой человека снегу, торя себе дорогу. На выходе с посёлка снега было явно больше, а лыжня, оставшаяся в стороне, пересекала заснеженную гладь воды ещё не промёрзшей до дна. Уже ближе к противоположному берегу в снегу виднелась чёрная прорубь - "то ли воду брали, то ли проверяли глубину реки и толщину льда" - мелькнуло в голове туристов. Под одеялом снега с речки иногда доносился плес воды. Дальше, с реки, след поднимался на противоположный берег и уходил под нависшую от тяжёлых шапок снега крону деревьев, где и терялся. А ребята, тем временем, подошли к складу. Его деревянная дверь была сорвана с верхней петли и была хорошо придавлена нападавшим снегом ещё и наметённым на открытой всем ветрам местности окраины посёлка. Скрученная ковром многослойная шапка снега, свалившаяся с крыши к двери, заставила ко всему прочему попотеть ребят, прежде чем они откапали и дверь, отодвинув её, попали внутрь. Протиснувшись в образовавшуюся общими усилиями щель, ребята оказались в кромешной темноте. Не шевелясь стояли у входа пока глаза, ослеплённые белизной снега снаружи, привыкали к новым условиям. Внутри помещения холод чувствовался особенно сильно, может из-за сырости и застоявшегося воздуха. Удручающая заброшенность в какой-то момент выдала присутствие человека.
  - Парни, кто-то курил? - Обед "безкурия" в походе был дан всеми, кроме Колеватова, и возможность что кто-нибудь "балуется" втихую, исключалась потому как велика вероятность быть пойманным рано или поздно, ведь все были на виду. Но запах табачного дыма витал в воздухе. Николай, последний из их тройки находившийся рядом с Колеватовым, понюхал свой ворот, но тот не выдал табачного запаха. Да и с чего, ведь Александр старался не провоцировать ребят и не курил рядом. Юдин поспешил включить позаимствованный у Кривонищенко фонарик. Запах табачного дыма чувствовался тем сильнее, чем ребята дальше продвигались по хранилищу. Все, давшие зарок не курить, держались. И чем дольше они не курили, тем сильнее были особенно чутки к притягательному благовонию "запретного плода".
  - Да это не от нас. В помещении накурено, но уже давно. - поспешил успокоить Юдин, рукой показывая направление в глубь помещения. Беспокоиться не было причин, дядь Слава говорил, что в посёлок заглядывают мимоходом сторонние люди. Что почему-то не успокаивало и лёгкий холодок пробегал по телу от белёсых клубов пара дыхания, что окутывал лицо, от чего в свете фонаря и плохой видимости мерещились тени. А из-за длинных стеллажей, уложенных ящиков керна, казалось вот-вот кто-нибудь да выйдет.
  - Что ищем-то, геолог? - спросил Дорошенко у Юдина.
  - Смотрим в ящиках породу, а именно белый или серый жильный кварц, если попадётся, то высматривай в нём халькопирит, то "оно". Это минерал "спутник" золота. Его можно спутать с ним - тоже жёлтый. Только больше кубиками распространён. Только переворачиваем пару тройку верхних ящиков, - это есть та часть скважины, что означает её конец, а их закрывают, когда выработка пересекает рудную зону. - объяснил Юра, своими познаниями удивив ребят, для наглядности показав один из кусков породы, вытащенный из верхнего ящика, сложенного в стопки среди рядов.
  В своём поиске "геологи" погрузились уже далеко от входа. На узкую полоску уличного света, взятого в качестве ориентира, то и дело поглядывали все. На совесть подогнанные друг к другу брёвна строения, имеющего хозяйственное предназначение, не оставалось ни одного шанса для маломальского просвета, отлично сдерживали напор и непогоды, - ни дуновения ветерка! Породу было сложно отделить от жильного кварца - сумрак, запыленность, не говоря о пирите, халькопирите и других рудных минералов что надо было ещё рассмотреть, поэтому ребята брали всё, что хоть слабо "отбивалось" как кварц. По большому счёту искали "на ощупь". Двигаясь скучкованно и старающиеся поскорее выйти из этого царства тьмы, туристы оказались на противоположной стороне склада. Там их ждала открытая настежь дверь. Слегка накиданный чьими-то ногами за порог снежок явно говорил о том, что дверь была открыта кем-то и недавно. За дощатой дверью, в сугробе, две щели в снегу, были оставлены от снятых и воткнутых в сугроб лыж. Теперь было ясно, что запах табака им явно не привиделся. Не понятно было, что простому охотнику было нужно на складе? Ведь тут не чем поживиться... Здесь же, у входа, цилиндрические лунки и ямки в снегу, говорили о том, что не одни они рассматривали образчики, "отфильтровывая" не нужные и "пустые", то есть не содержащие в себе признаков рудных минералов были выброшены в снег.
  На обратном пути чувство присутствия не покидало ребят. Беспокойство, которое они получили на складе и теперь преследовало дорогой, заставляло их оборачиваться назад. А когда лыжня сворачивала и пересекала речку, уходя в лес, то ощущение "глаз" и взгляда манило их взоры уже туда. Хмыкнув своей подозрительности, Юдин обратил внимание на то, что больная нога не давала о себе знать. Но стоило об этом подумать, как новая боль заставила его прибавить шаг.
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "28 января.
  Утром разбудил всех бубнящий говор Юрки Кри. и Сашки Колеватова. Погода нам пока улыбается, ибо ?-8?.
  Позавтракав, часть ребят во главе с Юрой Юдиным, нашим известным геологом, пошла в кернохранилище, надеясь собрать какие-нибудь материалы для коллекции. Ничего кроме пирита да прожилок кварца в породе там не оказалось. Собирались долго: мазали лыжи, подгоняли крепления Юрка Юдин сегодня уезжает обратно домой. Жаль, конечно, с ним расставаться, особенно нам с Зиной, но ничего не поделаешь.
  Коля Тибо."
  
  Из дневника Зины Колмогоровой.
  "28.2.58
  Дедушка Слава на своей лошади сегодня уходит, уходит и Юра Юдин. Взял несколько образцов. Я видела их впервые эту породу после бурения. Здесь много халькопирита и пирита. Вчера вечером мальчишки глупо острили. По-моему, на них не надо обращать внимания, может они меньше хамить будут. А так пока ничего. Уже надо пора выходить, а все ещё копаются и копаются. Не понимаю, как можно так долго собираться. Вот прошли первые 30 мин. Конечно, рюкзак ничего, тяжеленький. Но идти можно.
  Первый день ведь всегда трудно.
  влево вперед
  Сашка Колеватов испытывал своё приспособление и бросил."
  
  Свежий таёжный воздух, тесный весёлый коллектив, атмосфера похода, всеобщей занятости и приобщения к чему-то грандиозному, на утро не оставили следа усталости в ребятах, хотя спали те мало. А некоторые и вовсе не проваливались в сон, мучительно в полудрёме ворочаясь с боку на бок.
  Александр Колеватов раньше запланированного подъёма встал чтобы покурить. Эта мысль жаждой терзала его уже давно, ещё до рассвета. Сделав своё "чёрное" дело, он вступил в диспут с уже не спавшим или вовсе не ложившимся Юрой Кривонищенко. Который хотел было пристыдить товарища за курение, но разговор был переведён на тему нарт, конструкцию которых Александр присмотрел в 41-м посёлке. Инженерная мысль не давала тому покоя. А видевший проявленный интерес к санкам один из инициативных рабочих, Валёк, отдал в пользование Колеватову одну из не нужных пар лыж, с сорванным креплением. Конструкция понравилась своей простотой, где в качестве полозьев использовались лыжи, а в стыкующих и связывающих их элементах и местах под складирование груза, использовались сухие жерди и бруски берёзы, скреплённые между собой верёвкой. Всё доступно и легко. Перспектива тащить груз за собой, в упряжи, была лучше, нежели на себе. Юрка Кривонищенко сначала обещал помочь в сборе, только для того, чтобы доказать - затея не стоит "выеденного яйца", бракуя конструкцию, как не пригодную. В этом вскоре убедился и сам Колеватов, "инженерная мысль" оказалась тяжёлой, - утопала в снегу и всё время норовила зарыться. Ребята, что остались в их временном пристанище 2-го Северного и занимались подготовкой к походу, пока остальные ходили в кернохранилище, наблюдали за происходящим с сарказмом и "подтруниванием", обещая поднять этот "не маловажный вопрос и главенство лени над трудом" в обсуждениях туристического сообщества. На что Колеватов парировал: "Не труд сделал из обезьяны человека, а придумывание процессов по его упрощению и повышению производительности". Да, с этим не поспоришь... Разочаровался Саша в своём изобретении уже в пути к первому привалу, выразившееся в частых остановках с вытаскиванием чудо-саней из протоптанной впередиидущими колеи, которую тот неминуемо портил вязнущей в снегу гружённой одним рюкзаком конструкцией. Ругающий неудачное детище, быстро уставший, он разобрал сани, связал лыжи между собой, потянул их за собой волоком закинув рюкзак за плечи. Ну это был бы не Колеватов, если бы не довёл задуманное до конца. Его выдержка и упорство помогли ему отстоять право "курильщика".
    []
  Иллюстрация "Изобретение Колеватова".
  Прощание с Юдиным было тёплым. Сожаление о прерванном им маршруте испытывали все. Сам же Юра чувствовал горечь до кома в горле, особенно его растрогали Зина с Людмилой. Переложив и распределив вес вещей Юдина по своим рюкзакам, Игорь, с учётом полученных в 41-м погодных данных и уже встреченных условиях, затрудняющих движение всей группы, в виде снегопада, налипающего на лыжи снега, полыней на речке, путь вдоль которых составлял часть маршрута, сомневался в прибытии в установленные сроки. Поэтому, несмотря на то, что всё сложилось как нельзя благополучно в приезде сюда и очень свезло с транспортом, всё же из запланированного по срокам пути уже было потрачено два дня - отправились позже запланированного, да воспользовались гостеприимством, поэтому он накинул на путь ещё несколько деньков и попросил передать эту информацию в спортклуб. Чему был не очень рад Золоторёв, рассчитывающий всё же быть вовремя. А Игорь мог теперь вести группу, не остерегаясь сильных отставаний. Однако Дятлов чертыхнулся вспомнив, уже когда группа была продолжительное время в пути от 2-го Северного по реке Лозьве, что снова запамятовал передать руководству спортклуба через Юдина маршрутные книжки. Посетовав не долго, он снова забыл про них - теперь их дорога была не из простых.
  
  IV. В путь!
  Из дневника Зины Колмогоровой.
   "28.2.58
  Второй привал. Идти вчера было без рюкзаков гораздо легче снег, снег, снег, снег по берегам замерз. рек снег снег. Метёт. Обед был часа в 4 После обеда сделали всего один переход и на привал встали. Я зашивала палатку. Улеглись спать. Игорь весь вечер хамил я просто не узнавала его. Пришлось спать на дровах у печки."
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "28 января.
  Вышли в 11-45. Идем вверх по реке Лозьва. Каждый торит тропу по 10 минут. Глубина снега в этом году значительно меньше, чем в прошлом. Часто приходится останавливаться и соскабливать мокрый снег с лыж, ибо встречаются еще такие незамерзшие места. Юрка Кри идет сзади и делает кроки маршрута. Берега реки в районе 2-го Северного скалистые, особенно правый берег, затем скалы (сложенные из известняка) попадаются только местами и в конце концов берега становятся пологими, сплошь покрытые лесом.
  Встаем на привал в 5-30 на берегу Лозьвы. Сегодня первая наша ночь в палатке. Ребята возятся с печкой, пришивают полог из простыни. Кое-что сделав, и кое-что не сделав, садимся ужинать. После ужина долго сидим у костра, поем задушевные песни. Зина пытается даже учиться на мандолине под руководством главного нашего музыканта Рутика. Затем снова и снова возобновляется дискуссия, причем все наши дискуссии, которые были за это время, преимущественно про любовь. Кому-то приходит в голову стенографировать все наши высказывания или завести на этот счет особую тетрадь. Наговорившись, вдвоем вползаем в палатку. Подвешенная печка пышет жаром и разделяет палатку на два отсека. В дальнем отсеке располагается мы с Зиной. Никому не хочется спать у печки и решили положить туда Юрку Кри (с другой стороны располагается дежурный Саша Колеватов). Юрка, полежав минуты две, не выдерживает и перебирается во второй отсек, при этом страшно проклиная и обвиняя нас в предательстве. После этого еще долго не могли заснуть, о чем-то спорили, но наконец все стихло."
  Коля Тибо.
  
  Напористости Зины, как и сопротивлению и возмущению Тибо можно было подивиться. Но поведение обоих можно назвать ребячеством. Хоть сейчас это было уже не актуально и позабытым, всё же, обещание Колмогоровой "передать общий дневник группы в единоличное пользование Николая", после того как на 41-м они устроили взаимную словесную дуэль из-за отказа Тибо-Бриньоля прикасаться к дневнику под предлогом "Не сегодня!", ничем иным назвать нельзя. "Воспитывая" друг друга, Зина за общую девичью солидарность в словах "Конечно будешь заполнять! И за Люду тоже!", обиду, скапливающуюся в копилке мелкими монетами, которые подкидывали все ребята, отражались на Тибо. И тот не желая идти на поводу девушки всячески подливал масла в огонь, не в силах остановиться, как нарочно раздражал девушек. Поэтому Колмогорова навязала-таки заметки сегодня парню, причём с указанием написать и за "вчера", 28-ое и 29-ое числа. Как ни странно, но сегодня Коля был сговорчив, не сопротивлялся и принялся за дело самоотверженно, однако взяв за основу записи дневника Зины. Но не забыв указать в конце своё отношение к затее Колмогоровой.
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "29.I.59 г.
  День второй, когда мы идем на лыжах. Шли от ночевки на Лозьве к ночевке на р. Ауспии. Шли по тропе манси. Погода хорошая. -13?. Ветер слабый. Часто на Лозьве встречаем наледи. Все.
  Коля Тибо.
  PS похабно писать через два дня."
  
   Из дневника Зины Колмогоровой.
   "29.1.59г
  Сегодня Юрка именинник. Идем сначала по Лозьве потом на Ауспию свернули. Места красивые.
  Вдоль Ауспии проехали манси. Виден след, зарубки, видна тропа. На тропах часто знаки встречаются. Интересно, о чем они пишут? Сейчас мансийская тропка сворачивает на юг. Сейчас мы сидим трое: Рустик, Юрка и я ждем остальных. На ночлег остановились недалеко от лыжни."
  Несмотря на то, что отношения Колмогоровой и Дорошенко давно перешли в статус дружеских, именно сегодня, в его День Рождения, Зина вдруг начала разговор, в принципе не касающийся их прошлых отношений, но всё же сводимых к ним. Может от того, что именины в условиях похода, в дали от дома, навевали грусть и даже жалость по отношению к имениннику, а может от того, что девушка чувствовала за собой часть вины от разрыва отношений. Начавшая не приятный для Большого Юры разговор на больную тему, тот снова одел на себя личину "озорства и потехи", сводя все попытки Зины поговорить "по душам" к бестолковым и бессмысленным. И тем было обидно для неё, что как никто другой знающая Дорошенко, и говорившая что "ёрничество ему не к лицу", тот как на зло пускался в шутки-прибаутки и остроты, не всегда уместные.
  
  Из дневника Зины Колмогоровой.
  От 29.01.59г.
  "Мы пилим дрова с Юркой. Поговорили о прошлом. "Повеса" так "повеса".
  
  В продолжении похода, Лозьва сворачивала на юг, а с ней и след, по которому шла группа. Зная, что здесь река делает не большой виток и возвращается на прежнее направление, Игорь не сворачивая вёл всех через "целик25". У Юры Юдина тем временем была прямая, не увенчанная препятствиями дорога домой.
  Из дневника Юры Юдина.
  
  "Пос. Вижай- лагерь можно купить продукты
  Аптекарь - художник Герцен? Немец, жена - немка. В семье идиллия. На стенах рельефные картины с филигранной отделкой, очень мастерски, необыкновенно тонко выполнены. Шкатулка - вид на Лозьву летом и то же зимой, другие шкатулки, картины - везде. Большие. В аптеке - восковые из красного воска розы, везде флюоресцирующий состав, Кремль - из пробирок с флюор. составами, светится. Часы ручные "победа" вмонтированы. Идут ежедневно. Необычайно мягкий, добрый человек. Жена, немка, очень приветлива, гостеприимна.
  За лекарства - болеет душой. Для детей бережет лучшие лекарства. Очень меня просил взять пенициллин в таблетках в Ивделе, у него очень мало (для детей), сюда с трудом попадают хорошие лекарства.
  Ведь так хорошо где-нибудь внести новое, новую мысль, новое направление в разговоре... "
  Чем ближе подходила группа к цели своего похода, тем чаще на деревьях встречались зарубки с письменами, будто не народец таёжный общался между собой, а сам лес, - то
  шептал, то недовольно роптал, то кричал. Тропы то появлялись, то сворачивая исчезали, оленьи сменялись лыжнёй, ведя путников по своему следу. Смешанные чувства появлялись не у многих из участников. Николай Тибо-Бриньоль и Юра Дорошенко то и дело останавливаясь оглядывались. Чувство, что тайга не спит зимой и зорко наблюдает за
  их передвижением, не пропадали с самого кернохранилища 2-го Северного и преследовало их, то ослабевая вызывая излишнюю подозрительность, особенно в моменты остановок на ночёвки и привалы. О том, что такое количество торных и оленьих троп оставила одна и та же группа людей, знающих о присутствии гостей и следящими за их передвижением никому в голову прийти не могло, настолько разность следов и их направление сбивало с толку, что казалось, будто эта часть тайги излишне населена и. Люда, так та вообще уже слабо участвовала в общей жизни группы. Временно избавленная от ведения общего дневника группы, по немому пониманию и дозволению Колмогоровой, забросила и свой дневник тоже. Без объяснения причин. Тоска и пассивность всецелостно и всепоглощающе обуяли её. Это видели многие. И короткие дурачества ребят, имели целью вытащить Дубинину из состояния "анабиоза", дающие кратковременный результат, после которого она снова забывалась. Ребята её даже особо и не трогали, видя её пассивность и отсутствие в разговорах. Рассеянная, та иногда не слышала диалога. Злость и негодование, возобладающие в эмоциях, Люда старалась вообще не выражать.
    []
  Иллюстрация "Разговор тайги и манси" (Засечки на деревьях).
  Видя не желание ребят заниматься общим дневником из-за общей усталости, занятости, и местами конфликтности, и опять же из-за дневника, он сам решил взять инициативу, на время ответственной и основной части маршрута, к которому они все подходили.
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "30 января 1959 г.
  Дневник пишется в пути, на морозе, на ходу.
  Сегодня третья холодная ночевка на берегу Ауспии. Начинаем втягиваться. Печка - великое дело. Некоторые (Тибо и Кривонищенко) думают сконструировать паровое отопление в палатке. Полог-подвешенные простыни вполне оправдывают. Подъем в 8-30. После завтрака идем по реке Ауспии, но опять эти наледи не дают нам продвигаться вперед. Пошли берегом по санно-оленей тропе. В средине пути встретили стоянку Манси. Да, Манси, Манси, Манси. Это слово встречается в нашем разговоре все больше и больше. Манси - народ севера. Мало национальный Ханты-Мансийский н-р. с центром Салехарда - 8 тысяч человек. Очень интересный и своеобразный народ, населяющий Северный Заполярный Урал, ближе к Тюменской области. У них есть письменность, свой язык, и что характерно и особый интерес представляют лесные засечки и особые значки."
  Дятлов.
  
  В один и короткий момент Игорю даже показалось, что те письмена, в которых охотники манси рассказывали о оленях, собаках и дичи, это рассказ о них. Словно лесная пресса, с высеченными на стволах не пером, а топором да ножом, комментировался в заклинаниях весь их путь. Игорь улыбнулся своим не предсказуемым и "бредовым" мыслям.
  Просмотрев все записи, Игорь, сделал замечание Зине о ведении путевых заметок. Что-то он был явно не в духе, наверное, окрылённый близостью заветной цели так выражал свою радость. Не проявлявший к Золоторёву особого интереса во время похода, он вдруг поинтересовался, ведёт ли тот свой дневник, причём зная отрицательный ответ заранее - ни разу не подмечал за Александром действий описания и особого интереса к походу в целом, явно подчёркивая свой явный приоритет и указывая на положение "гостя", что Игорь категорически неприемлил, - "Его и так особо не трогали, но и наглеть не стоило!" Он хотел вывести Александра на оправдание перед собой. Так что все ребята в создавшейся ситуации почувствовали себя очень неуютно. Так же ощущал себя Золоторёв, получив "нагоняй" от "мальчишки". А Игорь, в отместку, продлил привал, показательно усевшись и не спеша заполняя тетрадку.
  
  
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "30.01.59
  Погода: температура утром 17?
  днем - 13?
  вечером 26?
  Ветер сильный, юго-западный, падает снег, облака густые, резкий перепад. Температура характерна Северному Уралу.
  Это своеобразный лесной рассказ. Эти значки говорят о замеченных зверях, о стоянках, разнообразные приметы, и прочитать или разгадать их представляет особый интерес как для туриста, так и для историков.
  Оленья тропа кончилась, началась торная тропа, потом и она кончилась. Шли целиной очень трудно, снег до 120 см. глубиной. Лес постепенно редеет, чувствуется высота, пошли березки и сосенки карликовые и уродливые. По реке идти невозможно - не замерзла, а под снегом вода и наледь, тут же на лыжне, идем опять берегом. День клонится к вечеру, надо искать место для бивака. Вот и остановка на ночлег. Ветер сильный западный, сбивает снег с кедра и сосен, создавая впечатление снегопада.
  Как всегда, быстро разводим костер и ставим палатку на лапник. Погрелись у костра и пошли спать."
  Дятлов.
  Мысли у Игоря не путались, их было множество, стратегических, тех, что подлежали исполнению в ближайшее время. О подходах, обходах и преодолении тех вершин, что
  
  виднелись и манили ещё из дали пару дней назад, взятые за визуальный ориентир26. Тот факт, что группе было по пути с хозяевами лыжни, не был странным в стране охотников и был на руку, словно заботливо проторенный путь и без того в сложных условиях направлял и помогал ходьбе. То теряясь на открытой ветрам местности, то снова возникая в защищённой растительности местности он вёл, провожал, то отступая в сторону, то снова пересекая их путь, выравнивался, снова вёл. И каждый шёл, согласно своему привычному месту в линии узкой тропы, будто стая волков, с каждым шедшим позади всё сильнее втаптывая безмолвный снег, носами лыж ломая бровку межлыжья, лишь изредка приостанавливаясь, отходя в сторонку чтобы сделать на фотоаппарат кадр истории их пути. В этой части маршрута, ответственной его части, до селя спокойный в фотосъёмке, особенно активизировался сам руководитель.
    []
  Иллюстрация "Ориентир".
  Из дневника Зины Колмогоровой.
  "30.01.59
  Идём по Ауспии айсерм. Мансийская тропка кончилась. Лес хвойный. С утра солнышко было, а сейчас весь день шли вдоль Ауспии. На мансийской тропке стали на ночлег. Колю сегодня не заставили дежурить и дежурили мы с Рустиком.
  Сожгли варежки и 2-ю фуфайку Юркину. Он ругается всё время. Сегодня, наверное, будем строить лабаз."
  Предгорная часть, куда входили туристы, изобиловала резкой сменой растительности в ней и разнообразием погодных условий, на которые была способна суровая зима
  Приполярного Урала. Его резкой сменой, безоблачного солнечного дня на сильный ветер и снегопад, в котором "хвост" впереди идущего было бы затерять крайне просто и
  нежелательно, а лыжня на открытой местности за ребятами заметалась стремительно. Капризная зима любит и охотно оставляет следы гостей и хозяев, с той же лёгкостью стирает их. И в этой части маршрута лыжня напоминала прерывистую пунктирную линию на защищённых лесом от ветра низинах, и её недолговечное существование на открытых возвышенностях. Поэтому след тех, кто прошёл до группы туристов и который они старались придерживаться, теперь совсем пропал. Они находились у подножия Уральского хребта.
  
  V. Подъём на склон и нежданные события на нём.
  Из общего дневника группы Дятлова.
  "31 января 1959 г.
  Сегодня погода немножко хуже - ветер (западный), снег (видимо с елей) ибо небо совершенно чистое.
  Вышли относительно рано (около 10 утра). Идем по проторенному манси лыжному следу. (До сих пор мы шли по мансийской тропе, по которой не очень давно проехал на оленях охотник).
  Вчера мы встретили, видимо, его ночевку, олени дальше не пошли, сам охотник не пошел по зарубках старой тропы, по его следу мы идем сейчас.
  Сегодня была удивительно хорошая ночевка, тепло и сухо, несмотря на низкую температуру ( - 18? -24?). Идти сегодня особенно тяжело. След не видно, часто сбиваемся
  с него или идем ощупью. Таким образом проходим 1,5 - 2 км. в час.
  Вырабатываем новые методы более производительной ходьбы. Первый сбрасывает
  с него или идем ощупью. Таким образом проходим 1,5 - 2 км. в час.
  Вырабатываем новые методы более производительной ходьбы. Первый сбрасывает рюкзак и идет 5 минут, после этого возвращается, отдыхает минут 10-15, после догоняет остальную часть группы. Так родился безостановочный способ прокладывания лыжни. Особенно тяжело при этом второму, который идет по лыжне, торенной первым, с рюкзаком. Постепенно отделяемся от Ауспии, подъем непрерывный, но довольно плавный. И вот кончились ели, пошел редкий березняк. Мы вышли на границу леса. Ветер западный, теплый пронзительный, скорость ветра подобна скорости воздуха при подъеме самолета. Наст. голые места. Об устройстве лабаза даже думать не приходиться. Около 4-х часов. Нужно выбирать ночлег. Спускаемся на юг - в долину Ауспии. Это видимо самое снегопадное место. Ветер небольшой по снегу 1,2 - 2 м. толщиной. Усталые, измученные принялись за устройство ночлега. Дров мало. Хилые сырые ели. Костер разводили на бревнах, неохота рыть яму. Ужинаем прямо в палатке. Тепло. Трудно представить подобный уют где-то на хребте, при пронзительном вое ветра, сотне километров от населенных пунктов.
  Дятлов".
    []
  Иллюстрация "Подъём".
  Обиды у Золоторёва на Игоря не было, - делить им нечего было. Александр был здесь не на долго, и единственное что ему хотелось, так это сохранить до конца похода и нормальные отношения с ребятами оставить хорошие впечатления о себе. И это несомненно удавалось. Когда перед подъёмом на гору Холат-Сяхл, после последней ночёвки на Ауспии, тот выразил свои сомнения по поводу штурма горы "из далека", до последнего считая, что лучше было бы идти по низине вдоль хребта и одним рывком, "в лоб" перевалить через вершину Отортена на западный склон. Дятлов не отпускал идею о путешествии по хребту, если не на всю протяжённость от Отортена до Ойка-Чакур, то хотя бы по его короткой части. Все ребята считали так же, как и Золотарев, но не спорили, последнее слово с действиями были за Игорем. Не смотря на пологий уклон, подъём всё же был затруднителен - верхняя часть высоты была укутана белым покрывалом непогоды. А продолжать маршрут по водоразделу до вершины Отортен и вовсе казался если и не невозможным, то по крайней мере затруднительным. Золотарев не за себя беспокоился, а за группу в целом. Остальные ребята, не вступая в полемику, стояли поодаль, без участливо ждали конечного результата. Игорь видимо был в эйфории от близости своей цели, поэтому абсолютно спокойно выслушав доводы Александра, в которых тот утверждал, что нельзя менять заранее утверждённый комиссией маршрут "г. Отортен - г. Ойка-Чакур - р. Тошемка". На что Дятлов предоставил свои - он ведь не указал в протоколе, который во всех трёх экземплярах лежал в рюкзаке, конкретику, оставив выбор пути на своё усмотрение, в зависимости от условий на месте. Александр не собирался сдаваться, то ли от нанесённой Игорем обидой из-за дневника учинённый "разнос", но в качестве аргумента представил тот факт, что отклонение от первоначального курса предусмотрено лишь в том случае, если всей группе или отдельным её участникам угрожает опасность, либо в следствии уже произошедших форс-мажорных обстоятельств. Игорь, выслушав, рукой показал в направлении, которое и отстаивал Золотарев, но не затем, чтобы "прогнать" Александра. А затем, чтобы показать в каком направлении ушли не знакомые люди, по чьему следу они всё это время двигались, остерегая того незнанием намерений и личностей тех, кто был впереди. Если там были охотники, то у них были ружья, а прими они в плохой видимости за беглых или дичь, то возможность укрыться от открытого по туристам огня не будет... И как руководитель группы он обязан предостеречь и избежать возможной ошибки. Тем же самым Дятлов обосновал долгий поиск и выбор им места под лабаз - "Вдали от хоженой охотниками тропы и не на высоте дерева, как это принято делать, а в снегу с условным обозначением, что сливалось бы с окружающей средой, но угадывалось туристами." Не оставляя надежд на попытки проделать путь "верхом на хребте", Дятлов выбрал тактику не условно "кругового" маршрута, с прибытием в ту же точку откуда они выходили, в принципе не ломая конфигурации, а "петличную". То есть, в создавшихся не благоприятных погодных условиях и учитывая фактор "присутствия постороннего человека", желая, как можно выгоднее обойти и пройти препятствия, не изменяя стремления к достижению общих поставленных целей, предполагалось взойти на вершину "Отортен" с дальнего подхода - горы "Холат-Сяхл", тем же самым путём затем спуститься обратно, ну, или сделав даже небольшую петлю с переходом на западный склон. Но не спускаясь к подножию ни с одной, ни с другой из сторон. Тем самым путь туристов хоть и был открыт всем имеющимся ветрам, можно было бы варьировать от преобладающего ветра, скрываясь от него переходом с одной стороны хребта на другую, и путь по водоразделу всё же был прямым, нежели того что тянулся бы по низине, очерчивая все неровности и изъяны горы, тем самым увеличив путь по времени. Тогда была бы ещё вероятность перепутать истоки и притоки рек "промахнувшись" мимо нужного поворота и вершины. Здесь лабаз служил своего рода тем самым "узелком", который туристы завязали бы, спустившись к нему на обратном пути и замкнув в нём свой первый отрезок пути. Если бы такая тактика имела прямые плюсы и выгоды, то Игорь предполагал повторить то же с горой "Ойка-Чакур", покорив вершину с дальнего её фланга, соорудив уже лабаз ?2 в средней части реки Большая Тошемка, путь с которой пересекался, двигаясь они всё по той же, восточной части подножия хребта, и продолжая движение по ней в направлении к её истокам группа выходила постепенному подъёму нужной им вершины. Довольно интересный план предполагал движение обратно уже по натоптанной ими же лыжне, что упрощало движение исключая трудоёмкую работу по натаптыванию новой. Сделав вторую петлю, туристы возвращались к исходной точке лабаза ?2 - петельки второго узелка, откуда по Тошемке возвращались в Вижай. Золоторёв был обескуражен. Дятлов впервые и тем неожиданно даже для самого себя разоткровенничался и виной тому был Золотарев. Безоговорочно капитулируемый перед Игорем больше не противился его решениям и не задавал вопросов. План Игоря был прост и гениален, находя поддержку во всех без исключения ребятах. Александр понял, что не прогадал при выборе команды и последовал за своим руководителем. И это ещё Дятлов не упомянул о том, что западная часть подножия склона, на который намекал Золоторёв была менее проходимой и пересечённой27, нежели восточная.
  Довольные разреженной атмосферой, последовавшая за событиями утра, когда вся
  Схематическая карта (вне масштаба) пройденного группой туристов пути и его вероятное продолжение, в случае благополучного стечения обстоятельств 1959г.
  Путь следования: г.Вижай - Северный 2-ой - г.Отортен - г.Ойка-Чакур - р. Тошемка - п.Вижай.
  
    []
  Иллюстрация "План маршрута Дятлова с учётом обстоятельств сложившихся на месте".
    []
    []
  
  группа свернула свой лагерь и вышла в путь позже обычного, ближе к вечеру сделала свою неудачную попытку отойти от точки предельного сворота от реки Ауспии, где она разделялась на истоки, к подъёму на Холат-Сяхл, неожиданно прерванную Игорем по причине позднего времени начала подъёма и разыгравшегося снегопада с пронизывающим ветром, в один миг превратившим светлый день в холодный вечерний сумрак, наличия посторонних лиц где-то рядом и в той же стороне куда они шли, последующим разговором двух серьёзных фигур в их команде, разведкой прилегающей местности с целью определения возможного расположения охотников и места для возведения лабаза, а так же перебора вещей и продуктов, что должны были остаться в нём, ребята расположившись на ночёвку вечером 31.01 разредили обстановку своим дурачеством - маскарадом в прожжённой Юркиной телогрейке, валянием в снегу да прятками в редколесье.
  Местами угадываемая мансийская лыжня, чуть не доходя до их ночёвки резко сворачивала на юг и уходила в сторону подъёма к седловине между горой Холат-Сяхл и её меньшего по размеру побратима. Попытка подняться к ней по торной еле видимой тропе манси не увенчалась успехом, и Игорь прервал эту попытку, отложив "на завтра". Необходимо было всё-таки ставить лабаз. Тянуть уже нельзя было, разговор об этом был уже дня как два. Всё не было подходящего места. Терзаемый сомнениями, Игорь "браковал" подмеченные ребятами места и оттягивал установку склада-схрона. Всё-таки места были обжиты и то, что в их запасах не порыскает любопытный, было маловероятным. К тому же, в случае невыгодных погодных условий на водоразделе по пути к Отортену или на обратном от него пути, Дятлов предполагал перейти на один из склонов, в крайнем случае в низину, и двигаясь обходными, но тогда затяжными путями пересечённой изрезанной оврагами, мелкими речушками и естественными буграми оконечностей спусков предгорий, языками вытянувшихся предгорий и их крайних оконечностей, взобраться на гору. Погода здесь не давала продвигаться уже привычным темпом и наработанным шагом. Чтобы не упасть перед ребятами и особенно перед Золотарёвым в грязь лицом, Игорь вскоре после рекогносцировки местности, проведённой группой на кануне, указал место, поодаль от мансийского следа лыжни и там, где в любом из случаев обратного пути, по хребту или по одной из его сторон, они в любом случае выходили на лабаз. Что и было выполнено. Углубившись в снег, ребята скинули лишки, что утяжеляли бы их долю на подъёме. В импровизированный схрон ребята положили консервные банки сгущённого молока и мяса, предварительно аккуратно уложенные в рюкзаки, наученные в прошлых походах, в картонных коробках-лукошках, с заправленным во внутрь дном, тем самым придавая своим рюкзакам форму содержания, и позволяющие банкам не валяться как попало по рюкзаку выпирая своими гранями в спину и позволяющими вытаскивать без поиска нужное и сразу. Слободину пришлось на время распрощаться со своей верной спутницей - мандолиной. Две пары ботинок, набор креплений, две батарейки, смонтированные с лампочкой для освещения в палатке, сухари, сахар, сухое молоко, корейка, кофе, какао, каши овсяная и гречневая, кисель-компот, соль, колбаса-варёнка, сливочное масло, оставлялось на время и было помечено парой поставленных в снег лыж, что тащил за собой Колеватов с натянутыми на них гетрами-маячками.
  Места были не приветливы и не ждали гостей с распростёртыми объятиями. Более ли менее равнинный участок, столь сложно проходимый, сменился с ещё более проблемным склоном горы Холат-Сяхл. Усилия, прилагаемые группой в подъёме, были невероятно высокими. Тут Игорь вспомнил недавний разговор с Золотарёвым и всякий раз прокручивал свой план на случай перемены обстоятельств. Он сейчас был "на коне" и сдать позиции, оказавшись в чём-то не правым, не желал. Команда покорно шла следом. Игорь останавливался чтобы разглядеть ориентиры, что было в разыгравшуюся пургу сложно сделать. Благо уже на подъёме выбирать было не из чего - впереди были только вершины и хребет, мимо которых "не промазать", ничего лишнего и отвлекающего... только непогода. Необходимо было выдерживать азимутальное направление28 по компасу к цели. Главное - водораздел, с него пути, кроме как вперёд не было. Нужен был отдых. Вечерело. От разыгравшейся бури, темень наступала быстрее чем хотелось бы, от чего складывалось ощущение быстротечности времени. А ещё нужно было рыть снег, для того чтобы установить на выровненном и вытоптанном участке склона палатку. Приготовления в данных условиях к отдыху заняли времени больше обычного, это, не смотря на суету и сутолоку всех торопившихся ребят, желающих укрытия и отдыха.
  Ветер доставал до самых костей тела, промокшего от собственного испарения, пропитавшее нательное белье и покрывающую её остальную одёжу в следствии старательной работы своих мышц. Испарина, выступающая на лбу и вырывающаяся с дыханием в один момент, превращалась в иней, который срасталась кристалликами льда в носу и под ним, над губами и щеках и лбу, затрудняли моргание глаз, залипая ресницы.
  Играя с туристами в жмурки, непроглядная погода начала ослабевать свой напор и постепенно сдавать свои позиции после того, как на перевёрнутые лыжи была расстелена палатка, растянутая и закреплённая растяжками, пропущенными через нашитые по коньку крыши ушкам между воткнутыми в снег лыжами-стойками. Сонный ветер, позёвывая пробуждался и начинал задувать с новой силой, заставляя ребят, занимающихся установкой палатки с улицы, содрогаться телами и зябко кутаться в одежду. Некоторым стало казаться, что резкими порывами доносит запах костра. Золотарев, не доверяя своему носу, даже отпустил ворот, предохраняющий от мороза нижнюю часть лица, начал вглядываться в просветы, что образовывались обрывками резких порывов проносившую хмарь разыгравшейся бури, пытаясь осмотреть окрестности склона. Ему даже показалось, что в белёсо-молочном сумраке наступающего вечера Александр увидел маленький огонёк, но присмотревшись, потерял его из виду и снова продолжал свою работу, со Слободиным. В очередной раз Золотарев уже не просто почувствовал дым, но и услышал глухой звук ударов топора. На сей раз ни нос, ни слух его не подвели, и теперь уже он посмотрел в просвет ослабившей свой напор вьюги вниз по склону. Там действительно кто-то был и всё в той же стороне снова увидел мерцающие языки костра. Остальные,
  наверное, тоже слышали, но не придали значения, подумав, что кто-то из своих шумит.
  Александр толкнул настороженно того, кто был ближе всего к нем - Рустика, указав тому рукой по направлению, где у кромки леса, километрах в полтора вниз по склону за тремя каменными грядами, действительно было некое движение, детали которого не были видны, но там точно кто-то был. В том, что Золоторёву не показалось подтвердил кивком Рустем. И скорее всего это были те, по чьему следу они шли всё это время.
  В палатке, на настеленных фуфайках и одеялах кипела своя суетная тесная жизнь.
  - Нет, снежный человек! - подхватил Кривонищенко издав ехидный смешок, не отрываясь от поиска в одном из рюкзаков, расположенном у изголовья и приготовленным на время сна. Он был занят тем же, чем и остальные - скорыми приготовлениями палатки изнутри, пока малая часть из ребят находилась снаружи. В палатке было тесно для нахождения в ней одновременно всей группы, разве что коротая время сном. Поэтому маршрут до очередной ночёвки составлял как можно больше времени, так, чтобы вечером оставалось только развернуть лагерь, скоро приготовить пищу, заняться повседневными походными делами, например, путевыми записями, ещё при свете дня, да посидеть снаружи возле костра, который на склоне горы не разожжёшь - нечем. Слободин с Золотарёвым уже притомились, находясь снаружи - заняться было нечем.
  Игорь молча радовался тому, что оказался прав и всё идёт по плану. Тех, кто находился под горой и тоже решил переждать непогоду в ночёвке под горой у леса, Дятлов так же предугадал, хорошо или плохо, но тот был доволен и этим фактом.
  - Ну и что вы по настилали? А укрываться чем будем? - возмутилась Зина, видя что одеяла так же легли на пол.
  - Одним на всех. - сострил Дорошенко.
  - Вытаскивайте давайте! Сами одним и укрывайтесь! - подхватила возмущённая юмором не к месту уставшая Дубинина.
  - Что? Может отметим? - бульканье спирта во взболтанной фляжке, получило отказ товарищей и Криво убрал её обратно в рюкзак. В приготовлениях туристы поочерёдно открывали то одни, то другие рюкзаки - после постоянных перекладываний разобрать что где лежит было затруднительно.
  Печка не разжигалась, хотя дрова были заложены, и киноплёнка для поджига предусмотрительно лежала рядом, пока в палатке шли приготовления, и та ходила ходуном, скрепя трущимся на стыках дымохода металлом. То и дело чертыхаясь кто-нибудь бился головой о холодный металл печурки. "Пока все приготовления не будут завершены, огонь не разжигать!" - это правило соблюдалось весь путь и всеми туристами не только их группы. К тому же розжиг мог затянуться до глубокой ночи, возложенный на дежурного и преследующий целью согреть туристов тогда, когда станет совсем невмоготу - с дровами наступала "напряженка", их брали с точным расчётом, ведь на хребте дрова подавно не сыщешь, а того что было, хватит ненадолго.
  Не смотря на наставшую ночь, непогода, то ослабевающая, то вновь набирающая силу, поглощала и пожирала мглу, окрашивая всё заснеженное, завьюженное пространство вокруг в тёмно-кремовые цвета, слегка поддёрнутые серостью, голубизной и розовым оттенком. Как будто все природные цвета зимнего, затянутого тучами неба, солнца заходящего за горизонт и местами проглядывающего сквозь облака неба, снег вобрал в себя за весь день. Золотарев, почувствовав, что его голову с лёгкостью обдаёт холодом из-за того, что его шапка в результате подъёма намокла, не заходя во внутрь попросил дать ему какую-нибудь сухую. Люда заботливо передала ему свою, следом отправив и свою куртку, посчитав, что если шапка промокла, то куртка и подавно. То же самое провернул Игорь, не найдя поддержки у девчонок, им поделиться было не чем, он позаимствовал меховой жилет Юдина, переданный Колеватову. Практика "подгона" вещей в походе взамен испорченных или временно не пригодных вполне распространённое явление. Ребят потешал тот факт, что они начали переход вещей из рук в руки с прожжённой фуфайки Юрки Кривонищенко.
  
  Часть ската крыши, обращённого вниз по склону, то и дело теребил ветер. Другая его часть оставалась не движимой из-за уложенных у стенки, что была больше врыта в снег, вещей и "растягивающих" палатку, что и добавляло той дополнительную поддержку и устойчивость.
  В дело пошли фонарики, которых было два, принадлежащие Тибо и Игорю. Подсвечивая себе и переходившими из рук в руки горящими факелами, приготовления шли к своему завершению.
  Жизнь в палатке, потекла своим чередом. Корейка нарезалась, готовая согреть своей сытностью группу; шутя, под собственноручным письмом Дятлова выходила их первая в пути стенгазета на листке бумаги выдернутом из путевого дневника, под названием: "ВЕЧЕРНИЙ ОТОРТЕН ?I". Здесь Игорь прибёг к названию высоты "Отортен1" (1079,0м), что значилась на его карте, она же "Вот-Тартан-Сяхл" и "Холат-Сяхл", служившая сейчас трамплином и опорой для решающего броска на сам Отортен (Лунт-Хусап-Сяхл 1182,0м). Посчитав при этом, что стенгазета будет не единственной, но первой. За ней бы последовала "ВЕЧЕРНИЙ ОТОРТЕН" с порядковым номером "?2", написанная на покорённой вершине или на обратном от неё пути, это на сколько великан позволит - поторопит или потерпит своих пришельцев. Затем были бы и "ВЕЧЕРНЯЯ ТОШЕМКА ?3", "ВЕЧЕРНИЙ ОЙКА-ЧАКУР ?4 и ?5".
  Первый их "боевой листок" содержал то, что произошло в последнее время и довелось вспомнить "на скорую руку", развивая мысли в диалоге, подхваченным всеми. Начиная от "гостей", что находились под горой у леса и шуточными сомнениями по поводу их принадлежности к туристам и снежному человеку, умеющему добывать огонь:
  "ВЕЧЕРНИЙ ОТОРТЕН ?I
  1 февраля 1959г.
  Орган издания профсоюзной организации группы "Хибина"
  
  Передовица
  
  Встретим XXI съезд увеличением туристорождаемости!
  
  НАУКА
  
  В последнее время в научных кругах идёт оживлённая дискуссия о существовании снежного человека. По последним данным, снежные человеки обитают на Северном Урале, в районе горы Отортен."
  
  Заканчивая извечной темой любви, правда не поддержанной парнями и опошленной Кривонищенко, что предложил девушкам накрываться одним с ним одеялом. Остальные вспомнили и перевели тематику разговора на "чудо-сани" Колеватова Саши:
  
  
  "ФИЛОСОФСКИЙ СЕМИНАР
  
  "Любовь и туризм" - проводится ежедневно в помещении палатки (гл. корпус). Лекции читают доктор Тибо и кандидат любовных наук Дубинина.
  
  НОВОСТИ ТЕХНИКИ.
  
  Туристские сани. Хороши при езде в поезде, на машине и на лошади. Для перевозки груза по снегу не рекомендуются. За консультацией обращаться к главному конструктору тов. Колеватову.
  
  Армянская загадка.
  
  Можно ли одной печкой и одним одеялом обогреть 9 туристов?"
  
  А ещё был конфуз, когда доверили сборку печки, проявившей инициативу Зине. Та долго и упорно старалась, путая колена и стыки дымохода, собранного "на гражданке" из подручных частей, что были найдены в гаражах и на чердаках, путём "подгонки" и "заточки" деталей. Поэтому, не имевший опыта обращения с "хитрым механизмом" турист, тратил на сборку маленькой подвесной печки больше времени чем "бывалый", знающий все детали "шарады" "в лицо":
  
  
  "СПОРТ
  
  Команда радиотехников в составе тов. Дорошенко и Колмогоровой установила новый мировой рекорд в соревнованиях по сборке печки - 1 час 02 мин. 27,4 сек."
  
  Золотарёв первым обратил внимание на появившееся в небе светило, что находилось не просто не на своём месте в привычном звёздном небе, которого сейчас из-за непогоды не было видно, а ко всему прочему двигающемуся напролом буре, просвечивая светом как рентгеном-ореолом все слои облаков. Александр, продолжительно всматривался, ему показалось что это необычное явление он уже когда-то видел. Силясь вспомнить, в его мозгу промелькнули картинки из фронтового прошлого, когда в задымлении рвущихся снарядов, он, ясно видел следом за ними летящие. Сходство было и сигнальными огнями корректировщиков артиллерии... Объект стремительно приближался, рос в размерах, шёл близко и стороной. Начавший своё движение чуть левее от вершины Отортен, приблизившись, позволял разглядеть всю округу, озаряемую холодным голубовато-белым светом, до деталей. Теперь Александр с Рустемом, находясь в оцепенении, видели выходы коренных скальных обнажений, что грядами устилали склон ниже их палатки, окружающий хребет тайгу где-то внизу, вершины гор. Ещё на подходе, отвлечённые его не ровным, то тускнеющим, то с новой силой разгорающимся белым огнём, сопровождающимся гулом и шипением, Слободин метнулся в палатку чтобы позвать ребят. Но те уже выбирались полюбоваться "чудом", завлечённые всполохами света, что проникал через щель входа палатки. Услышанный звук, нарушивший тысячелетнее молчание тайги, насторожил, заставив всех затаить дыхание, прислушаться. Ребята стояли кто в чём был, обомлели, созерцать невиданное до селя. Девочки взвизгнули и зажмурившись отвернулись, одна прильнув к рядом стоящему, а вторая заползла в палатку. После первоначального шока, смекнувший Юрка Кривонищенко метнулся в палатку и второпях, на четвереньках вывалился наружу. Зарядив фотоаппарат щёлкнул. Закончившаяся на 33-тьем кадре плёнка была выругана крепким словцом. Заворожённые, ребята созерцали ставшей ещё любопытней картину. Стремительно приблизившийся объект приобрёл правильно округлую форму, его треск и гул заставлял ребят приложить в трепещущем ужасе руки к ушам, кто-то присел, закрывая глаза, другие закрыли уши. От страха или от самого близко пролетающего объекта ребят обдало жаром, бросило в пот. Его траектория была ровная, за ним тянулся беловато-желтовато-бурый шлейф, радиально - лучистым хвостом, многократно отражённый кристалликами снежного бурана очень смахивал на пасть дракона, из которой клубилось пламя. Теперь уже ярче дневного света была освещена и их вершина. Вся прилегающая к горе территория была как на ладони, падающего снега не было видно, он был только ощутим на открытых участках кожи, его будто просветило насквозь, придавая невидимость. Переведённый взгляд с летящего объекта к подножию горы у кромки леса легко выхватил фигуры людей, что тоже выбежали из своего укрытия в снегу понаблюдать необычное явление, что, опаляя и ломая верхушки крон сосен рухнуло не подоплёку в лесу с глухим ударом взрыва и серией резких фотографических вспышек, что проморгавшись моментально погасло. Свечение в небе продолжалось. Люди с низу тоже заметили присутствующих на склоне. Трудно было не заметить, ведь всё не естественное и искусственное, новое, а тем более громкое и движущееся сразу бросалось в глаза, в особенности охотникам с их "набитым глазом".
    []
  Иллюстрация "Внемлющие воле Богов".
  Необычное явление видели не только гости и хозяева горы-великана Отортена, благосклонно одаривший пугающим явлением, но и те, кто находился на приличном расстоянии от сюда и тех, кто был свидетелем "нечто" сейчас.
  - Ребят!!! Ребята!!! Вставайте!!! Смотрите! - дежурный поднимал своих товарищей, отдыхающих в палатке, на ночёвке в группе Согрина-Блинова, что шли почти параллельным курсом с группой Дятлова. Те высыпали на улицу кто в чём был, раздетые, они наблюдали яркое шаровидное явление полёта белого огня в стороне горы Отортен, как раз там, где сейчас были их товарищи, необъяснимое явление не скрылось в гуще тайги.
  - У Дятловцев спросим, что это было. - после некоторого удивлённого молчания сказал кто-то из ребят, снова располагаясь в палатке на ночёвку. - Так, только в дневниковых записях ни слова об увиденном! - скомандовал руководитель тургруппы, зная о возможных насмешках со стороны и боясь последствий.
  Отдохнуть им не получилось - перебирали Блиновцы все версии, главенствующей из которых была шаровая молния, масштабы которой поражали обывателя.
  На том же порешили и сами Дятловцы. Увиденное явление порождало много вопросов и сомнений в адекватности тех, кто посмел бы вынести это на всеобщее обозрение. Группа Дятлова ограничилась разве что коротким обсуждением и гаданием о природе произошедшего. Шаровая молния, метеорит, Золотарёв молчал про оружие, ведь никто из присутствующих не слышал о расположении на Урале военных баз. Ребята распалили нешуточную дискуссию, пока фигуры Рустема Слободина и Александра Золотарева, с предупреждения и одобрения своего руководителя, данного с большой неохотой, спускались вниз по склону, к охотникам. Теперь все знали о присутствии друг друга и применение в отношении туристов огнестрельного оружия в результате нечаянной путаницы, исключалось. К тому же они спускались нарочито громко, по пути обсуждая случившееся. Шок не проходил, колени дрожали, ноги были ватными. В разговоре они пытались перекричать ветер, что сносил их слова в сторону, от чего идущий в след за Рустиком, Александр, спешил поравняться с ним, потом снова приотставал - за молодостью не угонишься, да и по следу впереди идущего было куда удобнее и безопаснее идти. Снег был хорошо надут ветром и спрессован, так что выдерживал человека без снегоступов и лыж, оставленных "под" и "у" палатки. Да к тому же в ночи те были бы опасны, ведь склон изобиловал каменными грядами, напоровшись на которые в скорости спуска пострадать можно было серьёзно. Пока ребята готовились, можно было по коротать время с охотниками. Манси -охотники, и своим добродушием никогда не вызывали осторожности и подозрения, их хитрость была предопределима и сводилась к обмену ради обладания чего-нибудь, да выгодой охоты, ради которой они с удовольствием поступались работой и своими семьями, уходя далеко и надолго. Лучше было заявиться к ним первыми, чем манси, "по простоте душевной", придёт чаёвничать в палатку, где места своим-то мало было. Поэтому Игорь и отпустил товарищей. Слободин и Золотарёв, взяв один из двух имеющихся фонариков, начали свой спуск к недавно видневшемуся костру под горой.
  
  Золотарев со Слободиным спустились со склона быстро, уже подходили к вырытой по тому же типу что устанавливалась их палатка углублению в снегу, с покрытой крышей-лапником, наложенным поверх жердей-перекладин, срубленных с ближайшего кедра. "Да. Интересно. Потрудились на славу". - заметил Слободин, оценивая находчивость и простетскую смекалку, с которой хозяева тайги соорудили себе укрытие, вытоптав в округе снег и "наломав дров". Причём радиус был приличным. Мелкий березняк и низкорослая хвойная растительность была складирована в стороне и глубине, куда вязнущие в снегу туристы не могли уже дойти. После спуска со склона они пробирались с трудом, остывшие, теперь снова потели в стараниях пробиться сквозь снежный покров равниной части с глубоким не спрессованным снегом, под которым шумела вода - здесь был овраг. Шапки нанесённого снега встретились над ним затягивающимся шрамом и судить о его ширине, как и глубине было сложно, а преодоление - затруднительным. Стельки обуви, сушившиеся у Рустема на груди под одеждой, и поменянные по приходу на холодную ночёвку на склоне, были снова мокры от усилий их хода в снегу и прыжков через скрытый овраг. Шапочка на Золотареве, любезно одолженная у Люды, была тоже мокра. Мужчины уже пожалеть успели о своей инициативе "сходить в гости", - завтра снова подъём в гору, а они и отдохнуть-то толком не успеют. Туристы подошли к "блиндажу". Они окликнули тех, кто был в импровизированном укрытии-чуме.
  
  Дятлова не покидало чувство беспокойства и это было понятно и обосновано. Места были не спокойные. Их товарищи из группы Блинова имели при себе ружьё, но в разговоре те упоминали, что не будут применять его пока не отойдут на приличное расстояние. Кругом зоны. Боясь спровоцировать вероятный беглый контингент, их преследователей, а то и охотников, что могли принять выстрелы на свой счёт. А кто был там, внизу? Охотники?
  
  На оклик ответа не последовало, и Рустем в недоумении посмотрел на Александра. Показалось шевеление и фигуры начали выползать из своей берлоги, условная крыша которой находилась на уровне снежного покрова. Напоминая медведей своими шкурами люди не издавали ни единого звука. Туристы были не мало удивлены, потому как ни разу не встречали охотников-манси в естественной их среде и в соответствующем и диктующим условиями тайги одеянии.
    []
  Иллюстрация "В шкурах из берлоги".
  Знакомство происходило на улице. По размеру крытого лапником настила было видно, что места там мало и туда их наврятли пригласят. Ребята начинали слегка зябнуть на ветру пока объясняли кто они и куда направляется их группа.
  Охотники плохо изъяснялись на русском, что было очень удивительно - не было ни одного манси, который был бы не заинтересован в языке, что служил при торговле и обмене и уже очень давно. Те, в разговоре больше переглядывались и растолковывали между собой, то, что говорили Рустик с Александром. Туристы тоже не знали их языка, а из симбиоза, что получался от старания выразить мимикой и жестами, подкреплёнными малым количеством знакомых слов, некоторые из которых напоминали старинный славянский говор с использованием букв, что давно отсутствовали в алфавите, создавали ощущение, будто эти охотники из очень далёкой глубинки, где грамоте их учили ещё староцерковной, те кто нёс христианство в далёкие сибирские селения. Золотарёв был удивлён, когда на вопрос, понятый туристами как "сколько вас?", он ответил: "Девять". Двоим, взглянувшим вопросительно на того, кто вёл диалог, охотник, своим толстым посохом с тяжёлым набалдашником, выполняющим функцию руля при спуске с горы на лыжах да балансиром, начертил на снегу знак. Золотарёв подсветил его фонариком. Вообще ничем не похожий на угловатую скупую письменность, попадавшуюся на пути туристов в зарубках деревьев. В этом знаке Золотарёв узнал с легкостью выведенную на снегу прописью, заковыристую с петельками, букву "Фита29", что уже давно не использовалась и, по всей видимости, означающей "9". Четыре пальца, показанные туристам, и обведённые той же рукой по троим охотникам, говорили о их численном количестве. Но тут же, поверх буквы "Фита" была начертана другая, славянская угловатая "Д", греческая "Дельта", означающая цифру "4", "дверь", "вход в палатку", "укрытие", указав своим тяжёлым посохом на яму, скрывающуюся под лапником. Туристы были в замешательстве, то что чертилось на снегу и непонятно говорилось охотником, больше было отнесено к его собратьям, а не к туристам. Разговор особо "не клеился".
    []
  Иллюстрация "Буквы Фита -9 (туристов) и Дельта (Д) - 4 (охотника)".
  После долгого и нудного общения туристы смогли, как им показалось, разъяснить охотникам, что они хотят от них. Картина ещё та была... Сначала они показывали кто они и откуда, указывая на вершину, ну те быстро поняли - видели. Потом показывая на себя говорили "Туристы", охотники непонимающе смотрели на Рустема - они и не понимали значения слова. Встречали ли они в своей глуши "прохожих" вообще? Слободин мимикой, раздувая щёки, как ребёнок, прерывисто со звуком выпускал воздух, изображая шум, с которым по небу нёсся горящий шар. Показывал на небо, говоря: "Огонь. Огонь. Упал. - те кивали. - Идти, смотреть. Куда упал?" Здесь был истинный замысел спуска с горы туристов. Они не могли сказать Игорю, что собираются посмотреть на то, что осталось в тайге после падения. "Идти. Смотреть." - повторил Рустем, показывая на широкие охотничьи лыжи с камусом30, которые лежали рядом с укрытием. Здесь Александру показалось странным, почему лыжи лежали рядом с настилом, но не были использованы в построении крыши или не положены на снег внутри, в качестве
  теплоизоляции. Потом пришёл к выводу о неразумности такого обращения со снаряжением, для них дорогим. Вовнутрь лыжи не поместились бы - укрытие мало и находиться в нём можно в сидячем положении. К тому же есть вероятность неожиданно встать на лыжню, ну прям как сейчас.
  Рустик и Александр договорились с охотниками. Их было четверо, поэтому Слободин с тремя отшельниками пошёл на место падения "метеорита", взяв свободную пару лыж того старца, что оставался в импровизированной юрте. Надев их Рустем с непривычки и попятившись назад чуть не упал, - да, это ему были не спортивные лыжи, а тяжеловатые широкие, с камусом, предохраняющим от проскальзывания назад. Со стариком оставался ждать возвращения своего товарища Золотарёв. Он был рад - устал, да и ветер изрядно подстудил организм. Любопытство отошло на второй план, хотелось погреться. Попросив "посветить" на последок, чтобы не оступиться, он аккуратно спустил ноги в яму-юрту, сразу же нащупав мягкую поверхность настила. Высота сооружения и маленькие габариты позволяли только сидеть на корточках. А людям невысоким - как эти охотники, могли сидя вытянуть ноги. Александру подумалось о палатке, где тем было бы раздолье.
  Что это за люди и почему они так плохо говорят? Ведь практически все северные народы имели опыт соприкосновения с "большой землёй"... Временное пристанище охотников представляло собой нехитрое укрытие под снегом, с лапником вместо полов. У самих же хозяев кроме ружей старого образца, что так смутили Золотарева, наверное, оставшееся отголоском фронта, да сплетённых из прутьев и сшитых мешковиной кожи заплечных сумок, подвязанные охотничьим поясом, называемым "энтап", с носимыми на нём скребком, мешочком, зубами крупного хищника, скорее всего медведя, ножен, из которых торчала деревянная рукоять ножа "чукрея", ничего не было. Откуда они появились было примерно ясно, но откуда и зачем шли? Жестикулируя, говоря с сильным акцентом и использования в речевом обороте слов досоветской царской эпохи стало ясно только то, что они с северной части Уральского хребта и другой, западной его стороны, выходцы из Коми, - остяки, самоеды31. Да и только. Хотя это не было особенно важно, да и что оно могло дать? Разве что они возвращались восвояси. Тогда откуда? Что они здесь
  делают? Может родственники имеются? Различия между остяками, самоедами, хантами и манси не знающий человек не увидит. Разве что тесно соприкасаясь с этими народностями. Как не видели и туристы. Сам же манс того края, где находились студенты называли "остяками" тех же манси, только северных, а также хантов32, либо совсем "одичалых" своих сородичей, отвергающих и отпрянувших от всего чужеродного и иноземного. Часто присвоения ярлыка "остяк" давалось и своим сородичам, но пришлым с других земель и остающимися "чужими" для коренных туземцев многие поколения, если
  не навсегда. Большей частью обитатели укрытия общались между собой, гомон отличался от мансийского, причём разительно, проскальзывало что-то татарское, имена, носимые некоторыми из охотников, не были мансийскими или славянскими. Но и это было делом обычным, многие из племён были "отатаренными". Веру, приносимую народу севера пришлыми в разное время, принимали, но и не отказывались от своей - шаманства. Являющейся актуальной и приоритетной. "Прививание" чуждой культуры, традиций, религии в основном проходило безболезненно, однако этот симбиоз создавал порой причудливые формы. А то, что остались селения в глуши таёжной, жители которой раз
  столкнувшись с чужим, более этого не желали и всячески оберегали, чтили своё, обходили, остерегались, не доверяли пришлым. И эта казавшаяся слабость оборачивалась силой против нежеланного гостя. Всего этого никто из тех, кто был на склоне и под ним, не знали.
  В темноте укрытия сидеть очень неуютно. Мало места, а от того, что оставшийся с Золотарёвым престарелый охотник издавал звуки сопения, храпа, бубнящий что-то под нос то ли себе или обращаясь к своему посетителю. Александр несколько раз решился нарушить это бормотание попыткой завязать разговор.
  -Кто Вы? - в никуда спросил Александр. - Охотники? - собеседник смолк. После продолжительной паузы, тот что-то ответил. Золоторёв не понял, ответил ему или снова сам себе.
  -Кто Вы? - повторился Александр. - Охотники или может золотари какие? Промышляете? - в повисшей паузе Золотарёв громко вздохнул. Если даже те промышляли золотишком, то не сказали бы об этом. Золотарёв призадумался, ведь он мог вызвать к себе излишнее подозрение задавая много вопросов. - Мы туристы. Я турист. Фронтовик. - Золотарёв перечислял в надежде, что хоть на что-то старик среагирует. Тот тяжело дышал. "Спит что ли?" - мелькнуло в голове. Старик закряхтел и впёр свой взгляд на Александра. Неожиданно для себя Золотарёв понял, что ему неприятен хозяин берлоги. И вспомнив разговор, что происходил на улице, решил попробовать повторить.
  - Девять. Нас девять. Туристы. "Тета", "Фита". - сказал он, быстро вспомнив нужную цифру-букву то ли на греческом, то ли на старославянском. - Вас четверо, охотников? Мы туристы. Спортсмены. - снова неприменул уточнить Золотарёв.
  - Первые? Одни? - помолчав на ломанном русском спросил или утверждал тот.
  Золотарёв не ожидал ответа, поэтому даже вздрогнул.
  - Да-да! Первые мы. - подтвердил Александр. - До нас туристов здесь ещё не было.
  Старик начал что-то напевать себе под нос. Мотив напоминал нечто шаманское, неровное икающе-вибрирующее. Золотарёв прислушался, некое очарование поглотило его. Звучание голоса было мелодичным, самобытным.
  - Первые, Мы. Отцы наши, предки были здесь, мы есть, и будем. А вы чужие! Пришлые! Портите всё и поганите! Поступками и культурой своей детей наших да
  внуков к смерти ведёте! Забывают они кто есть сами, да кем предки их были! Вам нельзя туда, где наши прародители остались после великого потопа и где разговаривали с Богами, что даровали им сей край, охоту в нём. Не пускают Боги туда. И нам сказали не пускать! Тебе нельзя туда, ты и подобные тебе их разгневали!
  Из всего сказанного Александр мало чего разобрал - русскую речь была с говором и оборотами, не использовавшимися ныне, - малопонятной, смешанная с его родным угорским языком. Эмоции никак не выражались ни в жестах, ни мимикой. Золотарёв не знал, как реагировать, поэтому молчал и смотрел на старика. Туристу очень захотелось срочно покинуть не приветливое убежище.
  "Iе" - говорил старик о себе и своём месте здесь, на этой земле. Они здесь первые, и единственные. Они здесь были есть и будут. А пришлые - нет. Во всём сказанном таилось самое заветное и сакраментальное, с чем сталкивался и жил его народ. Здесь был и первобытный охотничий образ жизни со страхом и уважением к силам и могуществу природы, трепетом к Предкам и Богам, местам их обитания. В силу своего характера,
  чуждое воспринималось симбиозом и сочетанием не сочетаемого в религии, что принесли их отцам, в попытке культивировать вместо уже существующей, дедовской веры и это давало свои плоды, употребляемые без вреда для себя и окружающих. Но были и те, что сопротивлялись, тогда их плоды чернели, но уже от ненависти и бессилия что-либо изменить. Призывая на помощь из потаённых уголков неведомые силы, те вершили своё деяние ко всем без разбору, калеча и своих, и чужих, под предлогом собственной правоты и прощения свыше.
  - Да ер му ас хоят. - сказал старый шаман.
  - Что? - Переспросил Александр, чувствуя, что абсурдный диалог, в котором он практически ничего не понимал, и обстановка, где он чувствовал себя чужим и лишним, начали напрягать и угнетать.
  - Даерммуазуая!!! - уже не членораздельно выпалил рассвирепевший старик. От напряжения даже привстал и поддался к Золотарёву. Тот шарахнулся от него и повалился на бок.
  Золотарев пошевелил губами, тихо повторив: "ДАЕРММУАЗУАЯ", чтобы хоть что-то разобрать в этой "тарабарщине". Не отрывая взгляда от своего соседа и стараясь не выдать перенесённого испуга, Александр вернулся в своё положение сидя. Он уже и представить не мог, что можно ожидать от шамана, снова сидящего в своих шкурных одеяниях как ни в чём не бывало. Турист нащупал в хвое под ногами выроненный фонарик и включил его - мало ли что... Александр не вооружен, в отличие от деда, который, вроде, провалился в дрёму. Он ничего не разобрал, - выкрикнутое в злобе, в испуге услышанное им не предложением, а одним словом.
  Конечно, откуда Золотареву было знать угорские языки, он же с Кавказа, и то, что те слова носили крайне негативное и враждебное настроение и значение. А именно "Да ер му ас хоят" до словно означало "Да" - как утвердительно согласное, "ер" - старое русское название твёрдого знака "ъ", "му" - земля, а "ас хоят" - народ Оби, в сокращении и производном "ас-ях" - в последствии перешедшее в "остяк" - одно из использованных названий народа хантов. В совокупности с тем, что было сказано охотником Золоторёву фраза носила смысл того, что они чужаки и находились на священной земле предков народов Оби, священной земле и они с друзьями, пришлые и чужие, оскверняли её своим присутствием. Этого конечно Александр не понял, однако хлопок выстрела, где-то в верху, со стороны их ночёвки, установленной на склоне палатки возвестил о происшествии. Золоторёв подскочив от неожиданности, развернулся на месте к выходу-щели, оставленном уже прилично заметённым снегом. Тут же он был схвачен за запястье, "Да ер му ас хоят!!!" - снова повторил старик. Александр нервно вырвал руку и выбрался наружу, и сразу же угодил в глубокий снег.
    []
  Иллюстрация "Iе ДАЕРММУАЗУАЯ".
  Поторопившись, он и забыл, что снег не отпустит его с лёгкостью - Александр сразу же увяз обеими ногами и упал. Лёжа на животе им овладел страх от ножа, что представился в руке старого шамана или ружья, направленное ему в спину, заставило его с округлившимися от страха глазами и сбившимся дыханием резко развернуться. Но у чёрного входа в яму никого не было. От волнения в висках било сердце. Золотарёв торопился, часто падая время нарочно тянулось, как и дорога обратно. Свет фонарика ошалело прыгал и летал в стороны и под ноги, вперёд. В какой-то момент Александру показалось, что он движется в обратном от склона направлении. Паника чуть не поглотила его: "Боже, заблудился!!!". Свет фонарика ограничивало пространство вновь разыгравшейся непогоды - снегопада и ветра. Ко всему прочему он начал редко, а потом и часто мигать, тускнея - батарейки были на последнем издыхании. Золотарёв спешил.
  А торопиться было куда. Со склона горы, раздавались крики, как парней, так и девушек, в вперемешку с окриками чужих голосов. Александр действительно шёл в сторону от склона, параллельно ему. Он развернулся и побежал, на сколько это было возможно, в сторону шума. По тому как крики были всё чётче и смещались вверх он понимал, что склон был рядом, хотя на самом деле уже поднимался по его пологой поверхности, но в стороне от оставленного при спуске следа. На верху происходило что-то невообразимое. Это были охотники, чьих следов Александр не встретил. И где Рустик? Тоже наверху? Как они туда прошли? Явно не в лоб. Тогда Слободин забил бы тревогу... Он ведь порывался в лес, к упавшему с неба объекту.
  Рустем до туда не дошёл. Сейчас, в короткие времена возвращения в сознание, он пытался подняться на ноги, чтобы дойти, предупредить ребят об опасности не понимая, а может проваливаясь в бессознательное в те моменты, когда на склоне начала разыгрываться трагедия. Всё реже он приходил в сознание, сокращалось и время ясности ума. Он замерзал. Не помнил себя и куда ему надо ползти. Но он полз на верх. "Там его спасение. Там, кто? Ах да, друзья. Которых надо было предупредить. Но о чём?" Костяшки на обеих руках были сбиты, но запястья уже не болели, холод убивал не только боль, но медленно и человека. Голова была тяжела, хотелось спать. Сил звать на помощь не было. Первый удар был нанесён неожиданно и слабо, остановившимся на заданный Рустемом вопрос: "Почему они идут в сторону от нужного направления?" и развернувшимся впереди идущим охотником, с размаха приклада ружья или тяжёлым посохом, на который тот упирался, в левую сторону его, Слободина, головы. Неожиданно. Рустем, оглушённый упал на бок. Очнувшись от того, что с него снимали лыжи, он накинулся на того уже сам. Успев нанести несколько ударов снова был повален на снег.
  "Ползти... Ещё! Ребята!" - Слободин уставал. На ноге не было валенка, наверное, с лыжей сняли. Видя, что он преодолевает расстояние все меньшее и меньшее с каждым "пробуждением" и всё реже встаёт на ноги, уже ползая, негодование обиды вырывалось со слезами, от чего он снова уходил в забытье. Сознание как свет, выключателем которого баловался ребёнок, не слушалось его. Со временем, проведёнными лёжа в снегу, тот безвозвратно терял драгоценное тепло, а с ним и жизни, капля за каплей, песчинка за песчинкой, пока не иссяк весь.
  Видимо, до селя сомневающиеся, охотники определились основательно и бесповоротно в своих дальнейших действиях. Сломленное сопротивление Слободина только раззадорило их. Ведь теперь убивали не они, а Боги, а они со своими ружьями были лишь орудием. Драгоценные патроны не тратились, они были предназначены только для съестной дичи. А тем, кто осквернил святыню, уготована иная, ужасная и мучительная участь.
  Участь овец на заклании, ради утоления голода верховных Богов и разномастных Божков пантеона помладше, что не могли утолить свою жажду, насылая болезни и беды на народы угорские. Может даже обвиняя и белого человека, что так не обдуманно поступается со священными местами, оскверняя их своим легкомысленным присутствием. И не знак ли это одобрения Нум-Торума, что указал знамением пепла своей трубки на тех, чья смерть будет в угоду ему! И сомнения охотников рассеялись ещё больше, окончательно и без поворотно, когда, приближаясь к палатке до их слуха донеслись женские голоса и смех. "Что? Здесь женщина?! Это грех! Туда можно только мужчинам! И то, с разрешения шамана, для того чтобы воздать Богам похвалы или мольбы, прошения с жертвоприношением! Они ответят за своё наплевательство! Именно сейчас, пока не поздно и они не дошли до Лунт-Хусап-Сяхл - "Горы гусиного гнезда" (Отортен)!!!"
  Начало казни ознаменовалось выстрелом в воздух и одновременными ударами по скату палатки с целью принудительно выманить всех наружу, вынутая из снега лыжа с растяжкой полетела в сторону. Испуг. Так дурачиться свои не могли, тем более с ружьём. Секундное промедление и сомнение, крики и удары по накрывшей ребят палатке не прекращаются. Паника. В тесноте на четвереньках и согнувшись пробираются к выходу, ребята толкают друг друга, наступают на руки. Кто-то с той стороны вытаскивает силком каждого появившегося в проходе.
  - Рустик!!! Прекратили портить имущество!!! - вырвалось у Игоря, всё же надеясь, что это свои. Он был у дальней стенки палатки, там, где висел не давно написанный "боевой листок" и поддерживал сорванную с растяжек, свалившуюся крышу, пока все выползали на улицу, от куда сразу же стали доноситься крики ребят и девчат.
  Неожиданность была тем обезоруживающим фактором, что ввела сначала в ступор, а
    []
  Иллюстрация "Исполнить волю Богов".
  затем переполошиться, тем более после увиденного и необъяснимого зрелища, в голову от которого приходили самые нелепые мысли. Своим визгом девушки лишь увеличили истерию и трагизм, подхваченный некоторыми из ребят, не оставляя шансов взять себя в руки и действовать оперативно. Фигуры троих, выволакивающих из палатки людей, из-за испытуемого животного страха и звериных одеяний на них, казались невероятно большими, не человеческими.
  Уверенные в своей правоте, агрессивно настроенные, подкреплённые фанатичной верой и уверенностью в божественном проведении, где ты ни что иное как инструмент для вершения правосудия, данного свыше знамением, с без отвратной уверенности в покусительстве на веру предков и места священные, крамольные, намоленные, испокон века, принадлежащие праотцам, с творимой здесь историей, придали и одарили ведущих по следу своему овец на заклание, не дюжей, ужасающей по своему происхождению и выплеску силой. Ибо нет ничего страшнее безудержного слепого поклонения и толкования воли Богов на свой лад, как нет ни чего благодатнее веры.
  - Что надо?!
  - Руки убери!!!
  - Ай! Бл...!!! Су...!!!
  - Отошли от неё!!!
  - А-а-а-ай!!!
  - Держи его! Бей!
  Удары не достигали цели. Даже место было воинственно настроено.
  Навязанный страх, оружие в умелых руках, с его помощью получается овладеть не просто ситуацией, а умом, ослабить дух. Подчинить себе жертву, и не одну. Здесь все условия складываются в пользу хищника, тело его становится машиной, а всё подручное - оружием, а для жертвы, всё, даже время начинает играть против. Подчиняясь одному, главному инстинкту выживания - стадному, для жертвы и стайному, для хищника, начинается борьба. До истребления, не ради сытости, а ради уничтожения. Те, кто вкушает сладость превосходства более не в силах остановиться.
    []
  Иллюстрация "Дерущаяся свора".
  Крики, отчаянное сопротивление не прошенным гостям бросками с лёгкостью отбивались, как будто нападавших было не трое, а гораздо больше. Всё смешалось свет фонарика и тьма, улюлюканье, смех, крик разносились и закручивались воющим ветром.
  В суматохе ужаса и неразберихе кто-то из ребят, услышав обвинения в свой адрес, а может и самостоятельно сделавший скоропостижные выводы, истошно кричал:
  - Да не беглые мы!!! Не беглые!!! Что за глупость?! - удары, взвывание от боли. - Ах ты...!!! Юрка, держись!!!
  - Зинка!!! Девок не тронь!!!
  - Топор!!! Дайте что-нибудь!!!
  
  В палатке оставаться было опасно, без сомнения - в любой момент её могли пронзить острия ножей или горячая дробь ружей. Выйти, выползти!!! И бежать!!! Не важно куда, подальше! Спрятаться, затаиться до времени пока голова не проясниться, не соберутся в кучу мысли и сознание того, что случилось и почему. мужество, доблесть и отвага, сравнимые теперь уже с ожесточённым отчаянием, для того, чтобы дать отпор, вернуться, не победителем, но, хотя бы, выжившим. Начавшаяся с наружи быстротечная толкотня, драка, вынуждали в отчаянии страха и желании помочь своим покинуть замкнутое пространство палатки и склона, парни шли первыми в темноте. Из входа палатки показывалась очередная голова, а за ней и плечи и тут же по ним без жалостно наносились удары, оглоушить, ранить, лишить, сломить всякую возможность к сопротивлению. То же самое происходило и с теми, кто покинул свою палатку.
  Дятлов, последним вылезавший из чрева палатки, вступил в скоротечную борьбу. В неравном борьбе и в явном превосходстве численности Дятловцев - Тибо, Криво, Колеватов, Дорошенко, Колмогорова, Дубинина против троих незнакомцев, терпели поражение, отчасти и из-за присутствия ослабляющего фактора, в лице девушек. Всё на мгновение остановилось. Приказ "Раздеваться и снимать обувь", а Игорю "лезть обратно в палатку". Ослушаться не смели - ребята стояли и сидели под наведёнными на них стволами ружей, держась за бока, головы. Бой был коротким. Ружья и девушки были сильным аргументом. Их дятловцы отвели за свои спины. На туристах и так ничего не было - готовились к отдыху, но сняли и то, что было. "Они отступят сейчас, но только для того, чтобы отвести слабых, собрать тех, кто остался и перейти в наступление." - так думали они, не взирая на холодную метель, они были разгорячены. Животное остервенение, злоба и жестокость, аргументированные ружьями и ножами, погнали ребят в низ. Да, сейчас им было просто необходимо ретироваться. Страх за себя и за друг друга обезоруживал. А кто остался? Со склона шли сначала молча, держа друг друга в пределах боковой видимости. С проникающим под хлипкую одежду холодным ветром, вдруг стало возвращаться и сознание, затуманенное неожиданностью, испугом, яростью, выплеском адреналина в мозг. Куда они идут? Зачем их отпустили? Кто это был и что им нужно было? Удалились далеко. Кто-то постанывал, кто-то откашливался - следствия травм и холодного воздуха, и все молчали. А вернутся ли они обратно? Да. Ведь если бы в задумках у тех было убийство, то они были бы уже таковы, от выстрелов и ножевых ран.
  Сами того не осознавая, группа двигалась, подчиняясь не ведомым законам социума - девушки дрожа шли посреди движущейся шеренги, вместе с теми, кому досталось больше всего. Тому как с флангов ребят замыкали два Юры - Криво и Дорошенко. Кривонищенко, погружённый в свои мысли вздрогнул и шарахнулся к ребятам, когда практически передним и чуть справа из темноты неожиданно зажегся фонарик. Все остановились. В головах мелькнуло: "Что, опять они?" Сколько точно было нападавших кроме тех, кто орудовал у палатки, не знали. А судя по уверенным их действиям можно было предположить, что они здесь не одни. Но появился Золотарев. Он шёл на встречу и видя движение на склоне не включал фонарик пока не приблизился и не убедился, что это свои. Александр обвёл всех взглядом и быстро тускнеющим на холоде светом фонарика - не доставало двоих, Игоря и Рустика. Чуть помедлив в бездвижии ребят передёрнуло от проникающего холода. Кривонищенко указав кивком головы по направлению следования продолжил спуск, остальные поспешили сделать тоже самое. Стоять на месте было невыносимо холодно. Вёл их уже Александр, чуток выступив уверенным шагом вперёд, освещая дорогу. Но не долго. Снова проморгавшись, свет фонарика погас. Золотарёв щёлкнул выключателем, побил его по ладони левой руки и снова включил. Но тот, подав слабые признаки жизни потух окончательно. Александр отбросил его в сторону, получив последнее, прощальное подмигивание от упавшего в снег фонарика. Благо, опасно видневшиеся из-под снега и угрожающие травмой каменные гряды они уже благополучно прошли.
  Золотарёв избегал задавать вопрос о том, где руководитель группы и дошёл ли до них Рустем, он всё же надеялся, но не хотел услышать ответа о страшном и непоправимом. И тянул время. Группа спустилась и подошла к кромке леса, где "маячком" стоял высокий кедр, примеченный ещё из дали среди темнеющего, сливающегося однообразия. Сюда доносились лишь отголоски плохой погоды. Буря словно избирательно занялась исключительно склоном, на бреющем полёте задевая низины.
  Картина была не утешительной. Рустика не видели, Игоря из палатки не выпустили. Ничего утешительного, раздетыми на холоде, но всем вместе было бы куда сподручнее и
    []
  Иллюстрация "Спуск с горы".
  спокойнее. Состояние шока проходило, а с ним приходили холод, на котором обострялись чувства боли от полученных в схватке травм. Ребят била дрожь, спазматически сокращающихся мышц, девочки не истерили, пытаясь согреться, дули в ладошки, но от влаги собственного дыхания руки замерзали ещё быстрее и больше, поэтому последовав примеру Колеватова, видимо сильно получившего по голове и качающегося взад-вперёд сидя на корточках, засунул кисти рук под колена, между внутренней стороной бедра и голенью.
  - По тайге случайного человека нет! Здесь ходит охотник и пастух манси, заключённый, что убежал и его поймать надо пока он манси не убил, золотари, те тоже тёмные. - Тон охотника был на удивление спокойным. Он крутил в руках найденную в вещах трубку Александра Колеватова и взглядом ищущий прилагаемый к ней кисет с табаком. Распорка внутри палатки из бамбуковой лыжной палки, поддерживала завалившийся скат крыши. Остальные двое были заняты досмотром вещей.
  - Туристы мы, студенты. - повторял уже не в первый раз Игорь, с трудом понимая что тот говорит. - Спортсмены мы, время так проводим, отдыхаем.
  Охотник был "дремучим" и неприемлил то, что не понимал. Для него люди в тайге делились на две категории - хозяева охотники и остальные пришлые, чужие, от которых одни неприятности.
  - А спирта что так много для спортсменов? - спросил он, когда один из рыскающих по палатке подал фляжку одну и вторую. - Видел же, Боги против вашего присутствия здесь. Вы наш народ споили, ещё и женщин ведёте по святым местам нашим. Вам не говорили "не ходить сюда"? Всем говорят, и вам должны говорить. Сюда просто так не ходят. Вы за кладом? Вы забрать хотите? Плохие люди, вы ничего не оставляете, а только берёте. Всё мало вам.
  Охотник говорил, а Игорь слушал и не верил своим ушам: " Не ужели это происходит с ним и его ребятами?". Он здесь, а они там, в низу.
  - Им не долго осталось. Холод их убьёт. Вы за Золотой Бабой?
  - О, Боже! Нет-нет!!! Туристы мы!!! - Дятлов нервничал. Он не мог поверить, что ребят и его не станет из-за какого-то вымысла и сказок.
  - Раньше сюда приходили и искали. Зачем искали? Вы же ничего здесь не теряли! Зачем приходите? От вас одно всё - плохо. И Богов разгневали. Им вы теперь жертва.
  То малое количество вещей, что ребята по приказу сняли с себя и разбросанные лежали подле палатки, были собраны брошены внутрь.
  - А где оружие? - заинтересованно спросил охотник, поняв после поиска, что ружей нет. Покрутил в руках, взвешивая, один из топоров.
  - Мы их не брали, здесь лагеря кругом, мало ли... - Игорь жалел, что действительно не было ни чего для обороны и перевеса ситуации в пользу их группы. Было бы ружьё эти так наглы и напористы не были бы. Не было бы столь стремительной атаки, и поворота, в серьёзность которого никто из ребят не верил до самого конца и всё ещё намеревался вернуться.
  - Деньги возьмите. - предложил Игорь, заметив, что те проигнорировали купюры, вываленные вместе с документами и остальным содержимым жестяной коробочки. - Берите что вам надо и ... - его очки и хрупкое стекло от фототехники треснули под ногой одного из охотников, когда тот не аккуратно забрасывал всё содержимое обратно в короб. В палатке этим троим в своих широких одеяниях было тесно, хотя вмещала гораздо больше народу.
  - Охотнику надо порох да гильзы с капсюлем. Если нет, то силки, капкан, лук со стрелами. Оленеводу нужен аркан. От тебя ничего не надо, у тебя нет ничего. Спирт твой тоже не нужен - беда в нём. - он с презрением откинул рядом лежащую фляжку. - У тебя нет ни чего, и друзей больше нет. Ты ведь не пошёл с ними. - Охотник прищурившись смотрел на реакцию его слов, должно быть сильно ранивших Игоря, ведь его с ними не пустили.
  Дятлов нервно играл желваками.
  - Они возьмут что им надо и уйдут. - успокаивал Дорошенко девочек. - А как уйдут, Игорёк сигнал подаст, мы наверх и пойдём.
  Всем было невдомёк, как это горстка из трёх человек смогла "выжать" их из палатки. В глазах девушек был молчаливый укор.
  Сидеть становилось невозможно, тела отдавали тепло быстро, разутые, раздетые, обдуваемые ветром. Вполне сносно было Золотареву и, где-то, как ребята думали, отсиживающемуся в укрытии, заплутавшему Рустику Слободину. Но у Александра, пожалуй, у единственного возникли сомнения на этот счёт. Но вслух он их не высказал. Как пока молчал об укрытии в снегу, где до сих пор мог находиться ещё один из охотников. Но их было больше, а значит и справиться с одним они могли, да и грань отчаяния становилась всё ближе. Игорь всё ещё не подавал знака. Был ли он жив ещё? А если те вернуться за своим в низину? Вопросы с непредсказуемыми и совершенно не ясными перспективами. Как бы не разворачивались события, но надо было действовать. Конечности сводило от боли и судорог, они не слушались и во многом уже не чувствовались.
  - Если бы вас в низ не понесло, то они бы и не узнали о нашем присутствии. - назревал скандал, который был совсем не кстати. Дорошенко ждал ответа от Александра - Спички у кого? Дайте!!!
  - Нельзя огонь, внимание привлечём!!! - Золотарев не спорил, но констатировал факт. Место под кедром было открыто и хорошо просматривалось со стороны палатки.
  - К чёрту! - Дорошенко был зол. - А вы двигайте от сюда.
  - Подождите, двигать надо в любом случае, - отсидка смерти подобна, перемёрзнем в сосули. - заговорил Колеватов, отпустив голову, которая раскалывалась от болей и терпеть которые мочи не было. - На карте был обозначен чум. Может туда?
  - Не дойдём, далековато. Да и кто нас там ждёт? Может они к нему и направлялись. А может и чума там нет никакого, зима ведь, оленеводы снимаются на зимовки, стада уводят и собирают в родовые стойбища. - ответила Зина, вспомнив упоминание Николая Огнева с 41-го посёлка.
  - Если бы они направлялись к чуму, то непременно дошли бы. - Заговорил Колеватов, начавший было похлопывать себя по бокам и бёдрам в поиске трубки и кисета - очень хотелось курить, но вспомнил, что всё осталось лежать с верхней одеждой в палатке. - Не местные они. И идут как-то странно, словно остерегаясь. - Подумав добавил он. Выводы были сделаны с подозрением на то, что всё это время они двигались по их следу, что время от времени уходил в сторону и снова возвращаясь. Будто охотники то шли параллельно им, то уходили вперёд и, будто дожидаясь, всё время наблюдали за ними, пересчитывали, пытались усмотреть наличие оружия, следили, вычисляя главенствующих в группе. Наблюдали и вели. - Они бы дошли до чума непременно, им ничто не мешает, у них лыжи, и они налегке. - Колеватов снова призадумался: "Откуда тогда охотники были и куда шли? Ведь налегке ходят местные на охоту, беря только самое необходимое... Но эти-то были из далёкой глубинки, судя по одежде и не понятному говору. Казалось, что те вообще плохо говорили на русском языке. А это практически невозможно в этих краях". У Колеватова от раздумий снова разболелась голова, стало неуютно и жутковато от того, что всё время пути рядом находился кто-то. Он вспомнил моменты, когда в дороге испытывал необъяснимое чувство беспокойства и не он один, заставлявшее останавливаться и оглядываться.
  - Ну хорошо. Тогда, к лабазу? - предложения звучали, но в ни куда и ни о чём. Раздетыми и разутыми проделать тот же путь, что и на кануне, только в два раза длиннее, в обход горы, на которую они поднимались, было невозможным. Да и в лабазе не было ничего существенного, что могло бы переломить ситуацию в их сторону сейчас, разве что основной частью продукты, а две пары ботинок, да пара лыж, не изменили бы ситуацию. Пока кто-нибудь ходил бы за помощью, ситуация могла в корне измениться. Разбивать группу нельзя было, и так двоих не хватало.
  - Здесь укрытие в снегу, рядом. - решился Золотарёв.
  - А что ты молчишь? - с дрожью в голосе возмутились девочки.
  - Там старик, один из них. Я не знаю, может у него оружие... И намерения их не ясны. - Оправдывался Александр.
  - Ничего себе не ясны. Они же нас... - подходящего слова не находилось. "Избили" и "выгнали" говорить было стыдно. Колеватов замолчал
  - Я с тобой. Он точно Один? - заинтересованно сказал Николай Тибо, услышав про оружие.
  - Да, оставался, когда я ушёл, услышав выстрелы у вас. - согласился Александр, который продрог от холода, что же было говорить о тех, кто был раздет. При этом сомневаясь, ведь они видели четверых, но все ли это были люди? А вот охотники видели и уяснили для себя, что туристов всего девять, сейчас семеро, беззащитных, лишённые своего руководителя, медленно погибающие, помощи которым ждать неоткуда, как и свидетелей разыгрывающейся драмы. В полном распоряжении рока, судьбы и не зависящих от их воли обстоятельств.
  - Подожди! - зашипел Тибо на Юрку Большого. Тот начал разжигать огонь, на месте, что чернело потухшим очагом тех охотников, что перед бурей так же здесь грелись и кипятили чай, после которого нашли удобное для сооружения укрытия место с довольно высоким уровнем снега. - Заметят же! - продолжал остерегать Николай.
  Но огонёк, подожжённый при помощи найденных в кармане денежных купюр, занялся на ветках кедра, что были собраны и готовые к применению охотниками, видимо собирающимися на утро отправляться снова в дорогу, после чаепития. Осветив небольшое пространство под самим деревом.
  Нет, теперь уж точно нельзя было оставаться здесь - костёр мог послужить ориентиром не только для потерянного Слободина и, вдруг, спускающегося Игоря, но и для преступников. Но какова же была приятная нега и истома возле него. Каждый норовил согреться, опасно приближая свои обмороженные конечности к языкам пламени.
  Золотарёв решил избежать вероятной ошибки. Он начал нервно поглядывать на склон. Если захватчикам вздумается спуститься, то он бы хотел иметь при себе если не оружие, которое могло быть у старика, то хотя бы козырь в лице того. О чём он и поведал сидящим у костра, делая упор на девушек. Кого-кого, но без них он не мог уйти, подвергнув опасности здесь, на открытом как на ладони пространстве.
  Криво и Юра Большой подвергли слова Александра большим сомнениям: "Если бы они хотели нас убить, то убили бы!"
  - А что по-вашему они делают? Нас вымораживают! - аргументы фронтовика действовали не на всех. - Вымораживают чтобы следов не осталось. Их следов! - от вдруг пришедшего озарения Золотарёву стало дурно. "И неужели он один это видел и осознавал? Если так, то лучше бы он действительно был не прав и сильно ошибался".
  Высказанное Александром никто не оспаривал. В действительности это больше походило на правду, как будто так считал не один Золотарёв. Девушек уговаривать не пришлось, им было гораздо спокойнее со взрослым и вполне здравомыслящим человеком, в котором они видели второго по значимости после Дятлова претендента на роль руководителя или замены того. Наверное, инстинкт идти в стае за сильнейшим, заставил оторваться от костра Люду, Тибо, Колеватова и пойти за Александром. Зина же осталась. Ей приглянулись по душе слова, что Игорь, выдворенный из палатки может спускаться к костру. Попытки уговорить её ни к чему не привели.
  
  Бамбуковая палка, дополнительной распоркой подпирающую провисшую крышу палатки, установленной на снегу, где растяжки лыж не справлялись с весом палатки и подвешенной в ней печкой, сейчас заинтересовала охотника, что вёл диалог с Игорем. Материал был лёгок и прочным. Он освободил её, развернул так чтобы она не задевала стенок палатки и начал строгать её своим ножом. Крыша снова провисла, скрыв от глаз Игоря вторую половину помещения вместе с гостями в ней. Закончив рыться в вещах фонарик был положен на пол. Перемолвившись парой фраз, двое из охотников вышли на улицу. Дятлов прислушался. "Так вот как они подошли. Со стороны входа в палатку, обращённую в ту же сторону, откуда пришла и вся их группа". Это означало лишь то, что они шли за туристами всё это время, Игорь и предположить не мог, что практически весь свой путь они шли в след, в спину, да параллельно ходу своих обидчиков. Охотники, увидев их на склоне, были удивлены, ведь подумать они не могли, что группа изменит свой путь у горы Вот-Тартан-Сяхл, и начнёт подъём, отойдя от проторенной тропы, по которой они их старались вести всё это время и по возможности отвести от священных мест. Избавившись от Слободина, что так не кстати спустился с Золотарёвым к укрытию, трое охотников вернулись по-своему же следу на столько, чтобы избежать возможной встречи с теми, кто захотел бы пойти в след за своими товарищами к настилу. Не замеченными поднялись к палатке. Сейчас двое охотников проделывали тот же путь, только в обратном направлении к кедру, у которого заметили огонь.
  Дятлов устал. Времени казалось прошло уже много, но оно замедлило свой ход, превратившись в вечность ожидания. Гость молчал. Давно приметив нарезанную корейку, он подтянул её к себе и начал уплетать, отбрасывая толстую шкурку прямо на пол палатки. Это было неуважительно и вызывающе, будто в палатке не было вообще никого, и Игоря тоже.
  - Ты знаешь, что сейчас происходит? - нарушил молчание охотник. Игорь, будто дождавшись разрешения, и затёкший от постоянного сидения, сменил позу. Он не ответил и продолжал мрачно смотреть перед собой. - Нет, не здесь. Там, внизу. - уточнил охотник, придвинув сползшее лежащее на сложенных ногах ружьё, когда увидел, что Игорь не отрывает взора от оружия. - Они ослабевают и медленно умирают, раздетые на морозе. А ты здесь, укрытый от ветра... Ты хочешь быть с ними? - охотник вёл диалог, не дожидаясь ответа Дятлова. - Наши шансы равны - в укрытии под горой остался наш шаман. Он безобидный и не тронет никого. Вот только лишённые вожака, твои ребята будут той сплочённой стаей, что обеспечит им выживание? Боги рассудят. Посмотрим, в угоду ли им ваша жизнь и присутствие здесь.
  Всё напоминало какое-то безумие, умопомешательство и бред. Неужели всё происходит сейчас с ними? Дятлов не верил в допущение происходящего как в действительное. Дурной сон, который вот-вот закончится пробуждением, не оставляя следа от своего присутствия с нарастанием и закрученностью дел наступившего дня в продолжении маршрута.
  Зина смотрела на крону кедра, что начинала ветвиться, словно рога оленя, метрах в восьми выше. Необычное дерево, отличающееся от тех деревьев, что росли в густой и непроходимой равнинной тайге. Условия предгорий с их изменчивыми ветрами и погодой сделали из этого дерева монстра, поражавшего своей высотой, при которой уносящиеся ввысь толстые ветви сливали крону с мглой неба. Нижние сухие ветви были обрублены и горели дровами в костре, что выхватывал из темноты то не многое, что могло расти в неприглядных условиях, сугробы и... две тёмные фигуры, что с каждым всполохом костра становились всё ближе. Зина, сидевшая к ним лицом и увидевшая первой, на мгновение встрепенулась, приняв их за Игоря, но тут же необузданный захвативший её страх, от которого отнялись ноги и пропала речь, повалил её на снег, дрожа уползая тыча пальцем и мыча она обратила на охотников внимание обоих Юр. Слёзы, всхлипы. Зина отползает, трясущиеся руки, то и дело не сдержавшись "подламывает" в суставах роняя её. Кривонищенко и Дорошенко не думая обороняться подчинились главному из чувств самосохранения - бежать. Бежать! Куда угодно, но расстояние отделяющее их от преступников сокращается стремительно. Ошалело округлив глаза, они поочерёдно как беспомощные котята бросаются на ствол кедра, но тот предательски гол - от веток, что были снизу и срубленные на высоту до 4-5 метров, под углом, остались короткие остроконечные пеньки-обрубыши. Очередная ловушка. Ребята раздирали внутренние части бёдер и голени, стараясь обхватить широкий ствол дерева, ладони резались, оставляя на стволе куски кожи и мышц, что, схватываясь морозом, придавали гладкому стволу дополнительную скользкость. Зина отползала всё дальше. Вспомнив о ребятах, она хотела развернуть голову, но боялась увидеть за собой кого-нибудь вообще из своих и чужих. Кричать она не могла - в место крика вырывался рёв. Она вытерла плечом глаза и попыталась встать, но не смогла и упала. Поползла дальше, ноги всё ещё не слушались. Охотники, будто издеваясь, стояли рядом со стволом дерева, наблюдая за панической попыткой бегства, и могли спокойно схватить за ногу и скинуть любого из друзей, но они этого не делали, явно получая от наблюдаемого удовольствие. Как только Криво и Большой дотянулись и взобрались до первого разветвления рогов-веток что были в метрах шести от земли и глянули вниз, то увидели, на сколько они близко находятся от двоих безмолвно стоящих охотников, что можно было в свете горящего костра разглядеть их злые и подлые ухмылки на лицах. Ружья висели за спинами, - в необходимости их использования не было смысла, за них всё делал страх. Туристы не издавали ни звука, - слабая, но всё же попытка показать отсутствие страха и не желание лишний раз порадовать врага. Да и лицо замёрзло всеми мышцами, вплоть до языка, которым волочить было трудно, будто он опух. На кедре, хоть и не высоко, но пуще ощущался ветер. Костёр прогорел, стало темно. От чего не видно было, что там делают те двое. Один из охотников развернулся и посмотрел в сторону куда поползла Колмогорова, постояв ещё не много, пошёл за ней. Ветер бил беспощадно, не унимая свой напор. Ослабевшие и обездвиженные ребята уже не могли спрятаться за ствол, да и бесполезно это было. Сознание забывалось дремотой. Под порывами тело начинало качаться. Тогда, чтобы удержаться на ветке, приходилось остервенело кусать бесчувственные пальцы и ладони рук, что ослабевали переплетённый ими замок, и удерживать его зубами, сила сжатия которых тоже не ощущалась, словно под действием анестезии.
  Первым упал Дорошенко. Сознание покинуло его, но тело показывало ещё признаки жизни, когда он получил удар в лицо ногой. Охотник грузным телом навалился на него, исключая возможность сделать хоть один вдох и издать звук. Стараясь как можно быстрее умерщвлить, пока не упал второй.
  Криво, чей язык, в замёрзшем нёбе рта не слушался, свалившись с дерева чуть погодя, мычал, выл и стонал в попытках то ли мольбы и стенаний, то ли проклятий. Он бился, лёжа на спине не в силах подняться, руки с ногами бесцельно шевелились и дёргались, потеряв ориентацию в пространстве. Пока не обмякли. Охотник спокойно всё это время стоял над ним, не прилагая усилий по прекращению мучений того. Последние дёрганные вздохи судорожно вздымали его грудь. Охотники поглумились, над телом Юры Кривонищенко, убеждаясь в том, что он действительно мёртв, пнув его ногу в золу потухшего костра, что была горяча и потревоженная выбросила брызги искр. Трико на ноге сразу расползлось, обнажив голень, нанося ожог уже бездыханному телу. Брошенный снег с шипением окончательно затушил тлеющие головёшки.
  
  Охотник под кедром что-то крикнул. Шаман поёжившись обвёл всех взглядом и закрыв глаза снова задремал. Он не обращал внимания на присутствующих и тесно расположившихся своих гостей, что пришли недавно и с осторожностью проникли к нему. Возможности развернуться на настиле не было, все сидели целиком и полностью ощущая соседа. Старик был прижат со всех сторон, на случай возможного сопротивления, да и просто потому, что место было ограничено. Его собратья были рядом. Но не подходили. Потому что у туристов был их человек или не думали, что к старику кто-нибудь сунется. И то, и другое было чревато. Если второе, то они должны были отправиться на поиски отсутствующих туристов. Но куда? Куда они пошли бы сейчас, в темноте, непогоде и непроходимой местности?
  Ребята мучились вопросом, что происходит там, под деревом, где они оставили своих товарищей. О самом страшном думать не хотелось. Всё-таки звуков борьбы и выстрелов не было. Да и если бы что-то было не так, то ребята бы подошли заблаговременно, или после. Неопределённость. Что делать и как поступить? Ведь друзья не подали никаких тревожных сигналов.
  - Что там происходит? - неожиданно, в слух озвучил повисший в воздухе вопрос. -Неотвратимое. Богам угодное. - Сам же ответил тот. Дальше он молчал, не желая говорить с жертвенными телами с предопределённой участью.
  Никто не желал идти "смотреть". От отчаяния, полученных ли травм, усталости. Но в попытке встать Золотарёв был остановлен Людой, что сидела у него на вытянутых ногах - все сидели так, как позволяло тесное пространство.
  Тибо становилось совсем плохо. Один из тех, кто самоотверженно бился с гостями и те выбрали его в качестве показательного сломления оказанного сопротивления. Вмешавшиеся там у палатки ребята, в попытках остановить товарища не успели помешать ему получить черепно-мозговую травму. О его травмах с точной достоверностью ничего нельзя было сказать, как и о травмах каждого из ребят и девчат. Все находились в одинаково тяжёлом положении. Николай не выдавал своего ухудшающегося состояния, превратившегося в кратковременное пребывание в беспамятстве.
  
  Зина, дрожа коленями и шатаясь всё-таки встала и уже шла вверх по склону. Ни руки, ни полусогнутые ноги не слушались. Скрученная болью она заваливалась ниц и на бока. Но вставала и снова шла. Каждый шаг был короток, а движение медленным, - обессиленная, вязнувшая в снегу, тратила на путь больше сил чем продвигалась вперёд. Грудь, терзаемая слезами и останавливающимся криком с хрипом, отдавала последнее тепло тела. Пока ребята погибали под кедром она, испуганная силуэтами людей, шла туда, где был Игорь - в палатку. "Только не падать. Пожалуйста, не падать... - молила она сама себя, зная, что если упадёт ещё раз, то уже не встанет. - Боже, как холодно. Мама, мамочка. Боже, помоги. Только не упасть. Рустик... Боже мой, Рустик" - остановилась она у тела Слободина и попробовала приклониться, но зашатавшись осеклась, сейчас это было бы смертельно и для неё. Лицо было покрыто инеем, в глазах стлалась пелена. Зина не видела куда шла, бесконтрольная дрожь и непослушность суставов не давали ей разглядеть то, что мешало ей идти, сдерживало и пыталось опрокинуть. И это были вовсе не порывы бесноватого ветра. С усилием поднеся руки к груди и поймав ими своё тело, она начала спускать их ниже, стараясь не отводить непослушные руки и пытаясь нащупать что-то. На её животе, натирающий и рвущий верхние покровы кожи, при попытке порвать окутывающие оковы, крепкими замковыми объятиями сомкнулся аркан, твёрдой уверенной рукой на другом конце сдерживающий её последние попытки добраться до палатки и отдёргивающий её обратно. Колмогорова всё поняла, остановилась и начала садиться. Очень хотелось спать, и она легла на бок. В голове мелькало: "Мама, мамочка". Зина подтянула ноги под себя, обняла их как маленькая девочка, что ложиться в своей уютной кроватке спать, накрываясь одеялом от жестокости мира и взрослых, и уснула. Крепко уснула. Она уже не почувствовала, как с неё снимают стопоривший её движение на гору якорь.
    []
  Иллюстрация "Зина в аркане".
  Продолжающаяся тишина угнетала своей бездеятельностью. Неведенье манило. Что же там с ребятами? И почему они молчат? Может они решили идти к палатке, то почему не предупредили? А что если, не желая рисковать остальными они решили идти на разведку и при надобности в атаку первыми? Ну тогда почему Зину к укрытию не отправили? Вылезти из импровизированной юрты было необходимо, холод брал своё и настил из лапника в яме не очень-то и помогал, хотя предохранял от ветра, а лапник отделял босые ноги от снега. Так все присутствующие могли дотянуть до утра. Что было не на руку меньшей из группы - нападающим. Ослабленные, но с приходом Хотал-эква, богини солнца, те могли приобрести преимущественный перевес, в свете дня. Необходимо было действовать, но осторожно и скоро, ведь у студентов находился их шаман, которого, ничего неподозревающие туристы не трогали, прагматично боясь испортить и без того плохие отношения с охотниками-остяками. Предполагая, что их просто на всего перебьют с ружей. Но велик был соблазн точно так же выпроводить раздетым старика на мороз, одеться в его шкуры.
  Спор в укрытии среди уставших, замёрзших ребят был тихим и пассивным. Даже не спор, а диалог. Высказывая свою точку зрения каждый замолкал. Спорить не могли и врятли мнение что-либо решало. Безвыходность и обречённость. Сейчас быть бы в палатке и мирно спать. Скоро, скоро всё это закончиться - охотники уберутся восвояси, и туристы вновь вернуться к себе, а по утру сдёрнутся с места да поскорее, покинут нехорошее место, чтобы продолжить путь и уже на следующем привале сразу же забыться глубоким и безмятежным сном.
  - Они знают, что у нас их человек, поэтому не нападают. Люда, ты как? - поинтересовался у девушки Золотарев после ответа на вопрос Тибо, почему те не трогают их и ничего не делают они сами.
  - А что им мешает? С чего ты взял что они не нападают из-за него? - спросил Колеватов, которому в тягость было отсиживаться в темноте и гнетущей тишине. - Они его оставили осознанно и вернутся за ним, и кто знает, когда, на рассвете или сейчас?
  - Может они думают, что мы сюда не сунемся, если один из них здесь? Ну ты, что молчишь? - Разгневано толкнул шамана Тибо и снова умолк от болей в голове.
  - От него надо избавиться. - предложил Колеватов, правда с ноткой сомнения.
  - Ты о чём? Ты же не хочешь его... - вмешалась до селя молчаливая Дубинина.
  - Нет, если с ним что случиться, они махом ружья применят. Просто выпроводить надо. Пускай уходит он и уводит своих друзей. - уточнил Колеватов.
  - Вообще-то, это они нас не отпускают. Он и раньше уйти мог и сейчас может. - сказал Золотарев, глядя на дремлющего шамана.
  - Ч-ш-ш-ш! Не ори. - прислушиваясь к звукам с улицы оборвал возмущение Золотарев. -Отчаяние и паника, главные убийцы. Давай по спокойнее немного.
  Девушка сидела молча, не подавая в темноте признаков жизни. О её присутствии говорила неутихающая дрожь, передающаяся соседу.
  - Я сам пойду. - Золотарев был сейчас за старшего и не мог позволить случиться плохому с теми, кто был с ним. Люду ему было особенно жалко.
  - Я с тобой. - Люда вдруг ожила, не желала оставаться здесь. - Там Зина. - Золотарев из тех ребят, что были здесь, ей всё-таки внушал больше уверенности и доверия. К тому же со стариком ей было не комфортно.
  Люда закрыла лицо руками, чуть взвизгнув закрыла рот сдерживая рыдания. Послышались всхлипы. У чернеющих головёшек затушенного костра лежали Дорошенко и Кривонищенко. Зины не было.
  - Ну всё Люд, хватит. Ч-ш-ш-ш. Тихо. - Золотарев нервно прислушивался к окружающим звукам. Что-то происходило на склоне. Некое присутствие там ощущалось и напрягало. - Может она ещё жива... - желая внушить надежду, Александр сам сомневался в этом. - Давай по-быстрому и отходим. За кедр их оттащим. - То, что он задумал было естественно и оправданно. Ведь все ребята были плохо одеты. Только надо было немного переместить тела обоих Юр, так, чтобы из-за дерева по возможности не было видно света фонарика.
  Тела ребят были ещё податливы, и Золотарев принялся их переворачивая раздевать, отдавая часть вещей замёрзшей и обездвиженной горем девушке. Та, словно во сне и под уговорами тоном заботливого отца расстроенной дочке, принимала вещи и одевала их на себя, иногда путая их по назначению, крутила и выворачивала.
  - Они за кедром. Тела дубеть начали снять больше ничего не выйдет. - рассказывал Золотарев, поглядывая в сторону молчаливого шамана, который вроде даже спал. Как дитя. Самый беззаботный. Один ли Золотарев заметил это, но в его присутствии было куда спокойнее.
  - А нож Криво? Он с ним? - после выслушивания и минутного молчания спросил Колеватов. - Можно срезать одёжу. - Колеватов не выражал эмоций, как и Тибо, мысля трезво и адекватно - паники и отчаяния не было и следа.
  - Зины нет. Может жива ещё и тоже у них. - Золотарев хотел подбодрить Людмилу, с холодным бесчувственным окаменелым лицом, дышавшая в свои ладони. Достал из кармана ножик, что он снял с Юры.
  - Ну и чего теперь, ожидать будем? Они нас партиями уничтожают. К тому же они не уйдут пока этого не заберут. - Колеватов подбивал действовать и что-то предпринимать. Промедление было смерти подобно в прямом и переносном смысле. - Ладно, мы за вещами. Коль, ты со мной? - спросил он у Тибо увидев, и тот засуетился.
  Ребята ушли к кедру. Обстановка располагала, и Золотарев вспоминал фронт, операции, друзей. Там ему не было страшно как сейчас. Тогда они гибли, зная за что, - за родных, за землю свою, за Родину, за идею. А сейчас? Будто ответом на его мысли зашевелился шаман. Люда отстранилась от него и прижалась к Александру. И сейчас они гибли за то же самое, вот только были теперь на совсем противоположной стороне - в роли захватчиков, что вторглись на чужие земли. Их видели таковыми и пытались внушить, от этого и возникало не согласие. Они ведь были "проходом" здесь и не собирались ничего присваивать.
  Семён вспомнил о письмах, что отправлялись домой, и о том, что всякий раз, когда они писались, то иногда думалось, что это возможно последнее полученное родителями от пока ещё живого сына. Что пока письмо дойдёт и будет прочитано произойдёт всё что угодно. Поле боя, где бы нашли его, ответило на вопрос как умер солдат, но не ответит, что он чувствовал, переживал, кого любил и как страдал, скучал и ждал. Как ждали и его домой. Та смерть была бесчувственной эгоисткой, она забирала всё, оставляла лишь боль и стенания матерей. Семён ценил каждое отправленное им письмо, ведь оно могло быть последним. Не хорошей приметой было писать жетоны со своими данными и упаковывать их в гильзы, носимые в надёжных местах, словно подписываешь свой же смертный приговор и договор с костлявой. Были те, кто это воспринимал спокойно, но не Семён. Всё-таки суеверия перенятые с укладом жизни в его родной станице давали о себе знать. Вспомнил он и о татуировках, что были теми самыми жетонами, которые он с друзьями наносил, чтобы обмануть и обвести вокруг пальца смерть. Заветная иголочка, так безнадёжно потерянная и нашедшаяся во 2-м Северном при поиске часов в рюкзаке, лежала у него в нагрудном кармане воткнутая в сложенную бумажульку. Золотарев вытащил её. Долго не отводил взгляда от старика, в раздумии шевеля губами, вспоминая и повторяя как заклинание, сказанное шаманом: "Да ер му ас хоят". Но незнакомые слова никак не собирались в кучу. Путались, перемешивались. Мысль о том, чтобы оставить письмо на родном ему языке была отметена. Ведь он не знал тогда что писать и о чём. О тех, кто мучил их. Но кто они? От чего он погиб? Но он ещё живой. Случись страшное, надпись мог прочитать враг. Но тогда они сделают всё, чтобы письмо не дошло до адресата. А если он погибнет раньше и его товарищам понадобится его одежда, то и надпись затрётся ко времени. Поэтому Александр и взялся за иглу снова. Давший когда-то зарок более не делать рисунков на своём теле, он снова почуял слишком близко запах смерти. И ничего кроме собственного тела в качестве листа бумаги и одежды, что конвертом могла скрыть от посторонних глаз содержимое письма, за сохранность которого и то, что оно дойдёт до адресата, Семён ручался. Развернувшись спиной к охотнику, он задрал рукав своей одёжи, обнажив левое предплечье, и начал царапать на внутренней его стороне послание словами, чужими, сильно и многозначительно говорящими о направлении поиска тех, кого он имел ввиду. Их же слова станут тогда мечом правосудия для уст их изрёкших! Золотарев выводил на ощупь, в темноте, проводя подушечками пальцев по вздутиям повреждённого иглой верхнего кожного покрова. Замёрзшие руки не чувствовали боли и Александр не морщился, также, как и плохо слушались, выцарапывая не ровные буквы: "Iе" - "первые", заглавными "ДАЕРММУАЗУАЯ" - "Да ер му ас хоят" - "Земля народа Оби (Земля остяков)". Всё вместе означающее: "Первые на Земле народа Оби".
  То, что он услышал и хорошо запомнил: "ДАЕРММУАЗУАЯ" и старославянскую "Тета", выше локтевого сустава.
  - Люд. - та молчала. - Люда.
  - Мм? Что? - испуганно всполошилась она.
  - Всё нормально. - успокаивающе погладил Александр её по плечу. - Карандаш есть?
  - Что? Зачем? - недоумённо спросила она.
  - Тише. Карандаш, говорю, есть? - повторился Золотарев шёпотом.
  - А. - понимающе кивнула Дубинина и залезла в боковые карманы, не долго поискав предъявила огрызок химического карандаша.
  Семён пощупал грифель, уточняя его длину. Затем начал быстрыми движениями тушевать наколотую надпись, сильно наклонив карандаш, чтобы по возможности захватить как можно больше площади. Потом, вспомнив ещё одну немаловажную деталь, вложил карандаш себе в рот, прикусив его. Снова вытащил продетую на груди в одежду иголку, и уже начал нацарапывать символ, что был начертан на снегу и означал число "9" и "4" - "Фита", а поверх неё "Дельта" ("Д") на внутренней стороне левой руки выше локтевого сгиба. Которую затем также обработал графитом карандаша.
    []
  Иллюстрация "Последнее письмо Золотарёва".
  Тибо и Колеватов вернулись, проскользнув в отверстие входа "берлоги". С уже надетыми на себя добытыми вещами, остальную их часть, аккуратно сложили по углам к уже имеющимся, пополнив запас дополнительного теплоизоляционного материала.
  Наверное, все задремали, хотя спать было опасно, а может просто забылись, уйдя в свои мысли, уводившие далеко отсюда. Ребята молчали. Молчала и тайга, равнодушная ко всему происходящему убаюкивающе пошёптывала ветром, гомоном воды где-то в овраге рядом с настилом, притворяясь спящей, подглядывала, прищуривая свои глаза.
  Неожиданный крик птицы, похожий на женский окрик вывел из ступора. Но не все его слышали, наверное потому, что Золотарев с Людой всё-таки заснули.
  - Зина. Зина? Зина! - Забормотал Николай, потянув за собой Колеватова, что расположился прямо на пути к выходу и не вывести его, самому выбраться было бы сложно. Только Люда с Семёном ничего не понимая, взбудоражено крутили головами, уклонялись от суетливо выползавших ребят, поджимая ноги. Люда заплакала. Это было похоже на помешательство. Или, может, действительно с горы спустился кто-то из их группы и искал их...
  Золотарев сомневался - Люду бросить он не мог. Александр напрягаясь вслушивался. Прикрыл своей ладонью Дубининой рот, чтобы утихомирить её всхлипы.
  У кедра ребята не обнаружили ни Зину, на чей зов они побежали, ни тел своих друзей.
  - Коль... Как... Что это такое? - голос Саши Колеватова дрожал не от холода, а от страха. Тибо не уверенно покачал головой, начал пятиться. Александр во всё горло заорал:
  - Зи-и-иина-а-а-а! - и сразу осёкся, не узнав своего голоса. Он охрип и сел.
  - С ума сошли... Коль. Это всё. - Колеватов уронил лицо в ладони. Сейчас он их уберёт и всё станет прежним, как и раньше. - Или мы уже мертвы? - он поднял голову на Тибо и шарахнувшись назад, опрокинулся навзничь - за спиной присевшего на корточки Николая стояли две тёмные фигуры, одна из которых с молниеносной быстротой на отмаш, как хоккеист, держащий клюшку, опустила на затылок Тибо ребро приклада ружья по всей его длине с цевьём. Саша на своём лице почувствовал ветер от удара и услышал треск чего-то и звон в ушах, словно это ударили его по голове. Он ахнул, а тело Николая оглушено рухнуло на снег. Ноги Колеватова подкосились, ватные, он не смог с ними совладать. Неимоверный страх комом в горле не давал вымолвить ни слова, ни крика.
  Колеватов пополз на четвереньках к настилу. Быстро, как только мог. Что-то не членораздельное вырывалось у него изо рта, сбиваясь шумным дыханием взахлёб - ему не хватало воздуха. В спешке, стиснув зубы он не может встать, словно издевательски, прямо за собой он отчётливо слышит ровную не спешную поступь. Что поравнялась с Сашей на подходе к укрытию. Более бежать было некуда. Он остановился. Вставая и разворачиваясь, чтобы видеть врага во весь его рост, ударом приклада ружья за правое ухо, резко развернуло его голову обратно, прервав сбивчивое дыхание того и рвение к жизни. Охотники подошли к укрытию.
  Запачкать кровью белизну первозданного снега для сибирского народа, грех. А в священном месте - тем более. Поэтому охотники не прибегали к помощи ножа и ружья, ко всему прочему переводить порох с капсюлем было делом не благодарным - проку-то никакого, не дичь. Да и выдали бы они тогда себя с потрохами.
  Сломленные дух и ослабленное тело - следствие насильственно насаждаемого страха, овладевший всеми и сыгравший ключевую роль, был зёрнами посеян гораздо раньше и сейчас дал плодотворные всходы. Крайне невыгодные условия, разбившие группу, обстоятельства, поставившие её на грань выживания, истребившие почти всех.
  
  Шаман что-то сказал. Люду и Золотарева нервно передёрнуло. Александр повернул голову к силуэту.
  - Пора... - повторил старик.
  Золотарев вынул из кармана нож Кривонищенко. Не уверенно привстав в наклонку, и оперявшись головой в крышу, растирая руками ноги погнал по ним кровь. Сомнений в том, что всё это спланировано и подготовлено заранее для их последовательного уничтожения не осталось.
  - Ловушка. - процитировал свои мысли в полголоса Александр.
  - Что? - переспросила Дубинина не поняв его.
  - Пойдёшь сразу за мной. - сухо произнёс Семён решив закончить всё по скорее, надеясь всё же на благополучный исход. Ведь с ним девушка. Сидеть и дрожать, как мышь в норе было для фронтовика не приемлемым. Если с ними случится непоправимое, то это будет лицом к лицу.
    []
  Иллюстрация "Последняя для Золотарёва оборона".
  Та послушно последовала за ним. Две фигуры во тьме стояли на против испуганной своей участью Люды, прильнувшей лбом к плечу Александра со стороны спины. Семён держал в руке нож, готовый идти в атаку. Последнюю атаку.
  Откинутая и обездвиженная страхом и арканом Дубинина в ужасе ждала скорой расправы, последующей за Золотарёвым, чьи кости рёбер с треском обрушили его бок, под натиском ударов и собственных тел преступников, что в своей жестокости старались не пролить крови.
  Отчаянный последний крик Дубининой от боли птицей вознёсся и ветром был отправлен к палатке. Сидевший там охотник поднял взгляд на Игоря. Тот, замёрзший, и бровью не повёл.
  - Хода отсюда тебе нет. Только со своими ребятами. Один ты ничего людям сказать не сможешь. Не поверят. Тайга молчать будет и следов не оставит. - всё то время, что незваный гость находился в палатке, Игорь не смел спросить или самостоятельно накинуть на себя что-нибудь потеплее. И не из-за страха, а не желания унижаться. Охотник докурил найденную трубку Саши Колеватова и не дождавшись ответа Игоря, взяв кисет с табачком и положив в карман вышел, прихватив с собой пару одеял.
  Дятлов не наблюдал времени. Прострация обречённости, пустота. Он, оставшись в палатке, наверное, погиб раньше тех, кто лежал под кедром, на склоне, и стаскиваемых на одеялах в овраг самых травмированных тел своих друзей, что ожидали на настиле. Он не видел того побоища, что развернулось под горой и не видел того глумления, которое проделал шаман с бездыханным телом Людмилы. Сняв варежку со своей руки, шаман втирал в кору кедра её вырванный язык, при этом что-то приговаривая.
  Дурной сон, небыль, ложь, игра больного воспалённого мозга. Может он заболел и жар вызывает галлюцинации? Сейчас Игорь и его группа, после холодной и одной из трудных ночёвок, подходил к вершине Отортен, нашли на его вершине под снегом в камнях письмо, оставленное ребятами с прошлогоднего маршрута. Всеобщее ликование, восторг. Написали приветствие следующим группам туристов, что поднимутся сюда, вложили обратно в бутылку с уже имеющимся письмом. Путь обратно, домой. Как не странно, но ребята, окрылённые обратным ходом, соглашаясь только на ночёвки и отказываясь от промежуточных остановок - торопятся. Некоторые ведь обещали своим родным, что это их последний маршрут. Игорь улыбается, глядя на них и доволен ещё одним своим достижением - безукоризненным осуществлением похода в качестве руководителя третьей категории сложности, по пути, автором которого был он сам. Ребята шутят, дурачатся в дороге.
  Он вздрагивает, просыпается. Холодная палатка колышется на сильном ветру, одна из половинок подпорки, что была сломлена надвое, оструганной лыжной палкой лежала на полу. Печка, грузом притянувшая крышу палатки, тоже лежала, покрытая белым инеем. В палатке светло - день начался, но как давно? Игорь не чувствует своих конечностей и не хочет шевелиться. Сон был прекрасен. У входа лежат уже принесённые, скомканные, смёрзшиеся одеяла. Он снова закрывает глаза с желанием уснуть и не проснуться. И снова увидеть столь прекрасный сон.
  Дятлов очнулся от толчка, видимо в бессознательном состоянии он решил поменять позу, но тело, затёкшее грузно завалилось на бок. В глазах было темно. Посидев и прислушиваясь, проморгавшись, он понял, что темно в палатке. "А был ли день и солнце? Или это всё ещё та злополучная ночь? А где ребята и почему так просторно и холодно в палатке? Кто-то из дежурных проспал? Сон и явь смешались и переплелись во едино, что-то тихое и безумное, одинокое и страшное. "Он жив ещё?" Всё путалось в голове. "Может они ещё там, в низине реки Ауспии, на ночёвке перед подъёмом в гору? И только с наступлением утра они будут искать место под лабаз и последует подъём на Вот-Тартан-Сяхл с такой опасной, но тем интересной и интригующей холодной ночёвкой на вершине водораздельного хребта?". "Сашка, что ли курил?" - носом был еле уловим выветрившийся запах табачного дыма. Игорь, качаясь и падая на четвереньках, натыкаясь на лежащие под ногами вещи, протискивался сквозь провисший скат палатки под шелест катающейся по полу печки и её дымохода, нащупав фонарик и включив его продвигался к выходу. Он боялся того, что увидит и отрицал, как вообще возможное.
  Полог палатки отодвинулся. Игорь с трудом поднял голову чтобы осмотреться. Круги поплыли перед глазами. Организм был вымотан, измождён и обессилен. Он обошёл палатку в поиске следов своих товарищей. Солнца не было, и как долго, Игорь не знал. Часы на запястье остановили свой ход. Погода была ветреная, холодная. Хорошо просматривались снежные вершины, уходящие своими склонами в долины, и, темнея, опускаясь в сумрак. Игорю даже показалось, что он видит очертания тел на снегу чуть в стороне от заметаемых снегом линии следов. Посветив, луч фонарика рассеялся, так и не достав до места. Посмотрев на палатку снаружи, Дятлов искренне удивился тому, как его команда не аккуратно расположилась на ночёвку, что та, не сдюжив, под напором ветра упала. Дятлов нащупал ледоруб, лежавший у входа. Он обошёл палатку, взял лыжу-растяжку чтобы вложить её в проделанную ледорубом трещину в насте снега, тем самым подняв завалившуюся крышу. И остановился: "Кому и зачем он это делает?"
  В никуда и никому освещал его китайский фонарик, лежа на скате крыши и направленный по склону и следам, ушедших вниз ребят, оставленный на случай, если ребята не найдут пути обратно. Движимый ветром, перекатывался с боку на бок, водя пучок света из стороны в сторону. Молчание. Гнетущая тишина и пустота. Томительное ожидание. Игорь хотел заорать во всё горло, что было мощи. А откликнуться ли в ответ? Может те, кто ещё был жив остерегались отзываться, и выдавать своё присутствие. Игорь сам не знал, чего боится больше, того ли что откликнутся в ответ или того, что нет. А если все мертвы, а он один жив живёхонек? Он один.
  Пути обратно не было. Изрезанная им палатка теперь была безвозвратно потеряна. Легко одетый, он снял свою ветровку, повесил на воткнутый у входа ледоруб. Поднял со снега упавший со ската крыши палатки фонарик и, отключив его, снова положил на место. Не много времени Игорь стоял на подталкивающем его в спину ветре, держа одеяло в руке, на случай, если из ребят кто живой остался, начал спускаться по склону параллельно ещё не заметённым следам своих товарищей. С известными только ему одному, да угрюмой тайге намерением - назад он уже не вернётся.
  Криво и Дорошенко он нашёл у кедра. Со своей первой находкой пришло осознание того, что он один. Накрыв их одеялом отправился дальше. Его плачевное состояние не позволяло выражать ни каких эмоций, хотя он попробовал, но так и не нашёл их. Глух, слеп и нем ко всему что представлялось его взору. Он просто констатировал факт жуткого убийства своих друзей. Настил был пуст, только уже слегка запорошенные снегом вещи были сложены по его углам. Крыша укрытия отсутствовала, наверное, была раскидана да использована в качестве "веника", привязанного позади лыжников и заметавшие за собой следы. В овраге, в воде лежала четверо его товарищей. Ту, которую он хотел увидеть, но в чьи глаза боялся взглянуть, среди них не было. Сколько провёл времени у каждого из мест с погибшими друзьями, Дятлов не знал. Становилось ему всё хуже. Но не все ещё были найдены. Зачинание нового дня поднимало горы и тайгу из холода и темени ночи, в тёмно-голубую дымку утра. Солнце сегодня для Игоря не взойдёт, как и для всех. Тусклый свет рассвета позволил ему разглядеть на склоне ещё два неясных очертания, очень похожие на человеческие. Игорь вышел на след. Последний подъём давался тяжело. Каждый шаг с невероятными усилиями. Он практически ничего не замечал и не чувствовал, лишь только скоротечность времени. Игорь долго задерживался на одном месте собираясь с остатками воли и сил. Один шаг, поднял взор - он не стал ближе к Зине. Второй шаг, и следующего взора он бросить уже не мог. Теперь Игорь начал удаляться от неё - замерзающий насмерть, он клонился к склону пытаясь удержаться на ногах и ухватиться хоть за что-нибудь - за кустик карликовой берёзки, что он обнял умирая, за воздух, что он подгребал под себя одной рукой, за белый свет, что спускался с вершины горы, который он видел сквозь сомкнутые веки глаз.
  
  VI. Лёгкий и поверхностный очерк о поиске и расследовании.
   "Следует считать, что причиной гибели стала стихийная
  сила, преодолеть которую они были не в состоянии".
  Формулировка закрытия уголовного дела.
  
   Все даты были просрочены. Телеграмма не была дана ни в назначенный срок, не с учётом отсрочки даты, ни позднее. Юдин со дня на день ждал известий от своих друзей в обыденности своих ежедневных дел, всё думая: "Вот-вот. Сегодня", а когда будничный день склонялся к вечеру и новостей не поступало, то: "Завтра уж точно ребятки объявятся". Так же полагало и руководство спортклуба УПИ, а с ним и маршрутно-квалификационная комиссия при Свердловском городском спорткомитете, что поглядывали друг на друга и не "чесались", ошибочно полагая, что преимущество подать тревожный сигнал принадлежит "ему, но не мне". Отвечать за поднятие напрасной шумихи из-за задержки группы в пути, причин которой могло существовать великое множество, а потом расхлёбываться и разъясняться перед задействованными в поиске структурами никто не хотел и даже побаивался, ведь это могло стоить не только порицания в случае развёртывания операции по поиску "в холостую". Никто и не подозревал что могло случиться что-то страшное и непоправимое с девятью хорошо подготовленными ребятами. Раньше не происходило и сейчас плохого ждать не следует, просто подзадерживаются...
  Но от родителей пропавших ребят уже нельзя было скрыться и дежурно отговориться. От звонков по телефону руководителю и обивания порогов спортклуба, пользуясь своими не малым положением в обществе, родственники расшевелили иные структуры. Здесь уже попахивало скандалом. Ведь само руководство клуба и комитета оказывались в весьма неприглядной позе. Здесь встал ребром неудобный организационный вопрос. А именно по части поисков. Где? Где искать ребят? Никто не знал. Пришлось по крохам и крупицам собирать информацию у тех, с кем Дятлов обсуждал свой путь. Ведь основы, на которую стоило бы опираться, протокола маршрутной комиссии не было. Его в трёх экземплярах Игорь так и не передал. Того, что удалось узнать было мало, круг поиска был широкий.
  Да, давно горы Урала не испытывали столь большого ажиотажа и интереса к своей столь величественной персоне и такого количества гостей. Военные, отряды студентов, милиция. Говор, гомон человеческих голосов высказывающие мнения, предположения, гул и рокот винтов самолёта и вертолёта. Поиски и первая находка - молчаливая упавшая и занесённая снегом палатка. Окрылённые находкой и надеждой на то, что ребята где-то рядом ждут помощи, поисковики, такие же студенты, товарищи и участники одного спортклуба, распивают спирт, найденный в палатке за здравие тех и чаяниями найти ребят. Живыми. И только манси, из рода Анямовых произносит: "Самое время выпить за упокой..." Чем очень гневит ребят. Но кому как не ему знать о том, что случилось на самом деле. И пусть он ничего не видел и не находился рядом с группой Дятлова, ему обо всём поведала тайга и горы, не способные скрыть всего от взора детей своих, как удавалось это проделать с человеком не сведущим, пришлым. И напрасно поисковики обижались и искоса поглядывали на местных охотников, взятых в качестве провожатых и знающих места, за то, что оплаченное им не плохое довольствие, даже выше чем у остальных, не отрабатывалось охотниками-манси в полной мере. Как казалось окружающим, манси игнорировали поисковую операцию как таковую и часто не желали выдвигаться в какой-нибудь участок ведения работ по поиску. При этом не подозревая, что охотник знает где искать следует, а где нет, какая тропа та самая заветная, а какая ложная. Никто не задался вопросом почему именно манси идёт верным направлением, дольше обычного задерживается у той или иной тропы, знака на дереве. Ведь для него всё это письмо и диалог тайги с ним, но не прямой, а с подтекстом. Никто из поисковиков не задался вопросом почему именно охотник указал на место установки палатки и не проникся ответом. Все были увлечены поисками и погружены в трагизм случившегося после обнаружения страшных находок.
  Лавинные зонды протыкая снег на всю глубину ощупывают склон. Первые находки под кедром - двое, затем следующие, на склоне - трое и овраг, в ручье четвёрка. Уныние, трагедия, оплакивание, скорбь родных и чужих людей соучастие и восприятие горя как собственного. Это было тогда, осталось и сейчас. Происшествие, будоражащее воображение, преступление, своей беспрецедентностью и безнаказанностью шагнувшее за десятилетия. Расследование.
  По этому поводу кто-то из военных, что наблюдал за проведением испытаний в окуляры дальнозорких приборов, рапортовал о том, что "часть испытуемого объекта упала в стороне от места нахождения гражданских и не могла "зацепить" их".
  Вызванные на "большую землю" из своих угодий и владений лесной люд, в лице охотников и оленеводов манси, говорил о падающих и летающих огнях в небе, перебивая друг друга утверждали, что это не они, не манси. Как-то в скользь промелькнуло и осталось не замеченным утверждение что это сделали остяки и то, что видели, будто ребят "столкнули с горы". По-другому угорский народ и выразиться не мог, ведь в их разговоре, как и понимании, "сойти с горы" означало тоже что и "упасть". Довольно растянуто, многогранно, много вариантов трактовки, хотя говорить они могли о довольно простых вещах. Манси говорит то, что говорит, а говорит то, что видит и слышит. Но то, буквально ли поймут его, либо поразмыслив, переносно, зависит от собеседника. За иносказательностью часто скрыта правда. Тоже и со словами, что преступление совершили остяки, прошедшее мимо внимания.
  - Лейтенант! - окрикнул следователь. быстро уставший от беседы с прибывшими к нему манси. - Проводи их к выходу. - лейтенант открыл дверь и встал возле неё в ожидании. Разговор не приводил к общему знаменателю. Всё вокруг да около. Следователю уже начало казаться, что его подозреваемые и одновременно свидетели водят его за нос россказнями о летающих шарах, духах и Богах, проклятых местах. В общем всего того, что и в деле-то не пропишешь, да и вообще к делу не имеет никакого отношения! Манси Бахтияров остался сидеть. Обратив внимание своего начальника, лейтенант на отмашку рукой того вышел, закрыв за собой дверь.
  - Командир. Ты не трогай манси. - следователь сел за свой стол, закурил. - Ты же знаешь, манси тихий, спокойный. Он гостя не обидит. Не манси это. Места там не хорошие, нельзя ходить туда.
  - Может уже хватит про места-то! - вспылил следователь. - По существу есть что?
  Шаман, выдержав паузу, продолжил. Он предвкушал возможные беспорядочные аресты своих соплеменников и прекрасно осознавал, что заключение для свободолюбивого охотника - смерть мучительная, а здесь ещё и не по справедливости. Но не мог он выдать и тех, кто действительно совершил преступление, ведь тогда нависала угроза над ним, семейством его и теми манси что знали. Знали сохраняли и не нарушали тот хрупкий баланс, что некогда был создан предками в борьбе с чуждыми племенами. Борьбе, о которой было известно из легенд, мифов и преданий. Ведь те же остяки ходили по тем же местам и тропам что и манси. Захаживали в гости просто мимоходом или по делам каким. Особенно к шаману Бахтиярову, что жил в угоду всем - и манси и остяку и пришлому.
  - Начальник. Манси помогает органам в поимке беглых, часто во вред себе. Ты что можешь сказать Анямову за стойбище его и семью. Он ведь их до сих пор ищет. А органы и охрана лагеря нашла беглых? Нет. А манси нашёл... - Бахтияров выдержал паузу глядя на реакцию следователя. Тот слушал. - Нашёл и наказал. А он ведь до сих пор не знает, как и ты не знаешь. Как не знают и те, что недосмотрели за псами, сорвавшимися с их цепей. А народ манси знает. Посадишь одного, прознают остальные, а всех не пересадить. Тайга скрывает след от тебя, но не от охотника. Он читает их как ты книгу. У нас много сказа разного. Откуда всё берётся? Да вот отсюда. - шаман поднёс руку к лицу, указав пальцами на глаза.
  - Бахтияров. Если я не ошибаюсь, твоего отца посадили за организацию незаконной трудовой деятельности, сокрытия числа поголовья скота и вербовке рабочих на неучтённое хозяйство? - следователь понял, что его шантажируют и решил "осадить" шамана.
  - Да? А ты начальник попробуй пересчитать быстро растущее поголовье и столь же стремительно сокращающееся при падеже его в плохие годы. И помогал мой отец народу своему - вытаскивал его из запоя, предлагал работу, вёл к себе, пастухом, а если тот не хотел, то к геологу или лес валить. А мой народ спаивали, предлагая менять бутылку на шкуру. Манси слабый и ведомый как олень в стаде. Податлив. Его легко можно склонить к преступлению. Но вот детей никто не убивал. Из манси. Не мы это. Не к чему это. - племя Бахтиярова было одним из тех, которые коренные манси называли пришлым. И неважно что много уж колен прошло, как они оказались в этой местности. Коренным было достаточно не забывать, что они чужие. А Бахтияров шаман, как и его отец, как и отец отца его. Некогда отатаренные, прибывшие сюда со среднего течения Оби, выстрадали и выбили себе авторитет делами добрыми к народу манси, что приходят по сей день к нему за помощью, не стесняясь при этом называя его чуждым им. Его, не манси, но остяком, как и его отца и деда. Хранитель всего сакрального и сокровенного, Бахтияров, был последним в своём роде. Ведающих оставалось всё меньше. И в основном из-за переориентации молодёжи в сторону от традиций предков, начавшуюся ещё с приходом христианства и мусульманства, двоеверцы, ходившие в храмы и вместе с тем жгущие жертвенные огни, они уходили. Ушли и Бахтияровы. Но не в глухую тайгу, а сюда. Здесь не оставалось тех, кто перенимал бы и продолжал верования предков. Не было последователя и у Бахтиярова. Но там, дальше за Урал, глубоко в глухой нехоженой пришлым человеком тайге, были те, кто почитал уважал и старательно хранил, защищая. Иногда ценой своей или чужой жизни. Таких было мало и вскоре обещались вообще исчезнуть. Это были соплеменники шамана Бахтиярова, что незадолго до событий на склоне Вот-Тартан-Сяхл (г. Холат-Сяхл), были у него. И приходили за помощью избавить от тех же хворей и напастей, что происходили во многих стойбищах. А потом шли по местам крамольным и священным замаливая, прося и поднося дары Богам.
  - Бахтияров. Благодетель ты наш. А скажи на милость, кто сдал твоего отца? Пришлый человек? "Благодарные" ваши соплеменники. - намекал на вторых следователь. - И почему в поисковой операции ты не принимал участия? - Данный факт смущал следователя. Он пошёл в наступление, которое было не отбито, но прервано.
  - А жизнь в тайге такая... Ты, или тебя. Мой отец жил и поступал, по справедливости. Кому-то же надо было выступать посредником между вами и совестью народа манси. Вы озлобили народ деньгами и водкой, заставив жить его по законам своим, но не общечеловеческим, превратив их в пьяных собак, что кидаются на узников ваших, а те их потом стойбищами вырезают. - и отвечал на второй поставленный ему вопрос. - Так, я-то никого не терял, как и те, кто помогал вам в поиске. Манси чист перед теми детьми, их родителями, перед тобой, товарищ начальник. Их предупреждали не ходить туда.
  - Как предупреждали? Кто? - недоумённо переспросил следователь.
  - Все. Места там такие. Ты пойдёшь, и тебя предупреждать будут. Как и любого другого. Манси не всяк сунется в такое место. Там разрешение спрашивать надо, просить, чтоб пустили. "пропуск" нужен, как к тебе сюда.
  Шаман встал и вышел. Что сказано, то сказано. А услышат ли... Следователь не остановил его. Понял ли услышал? А ход следствия был направлен в другое русло. Из племён хантыйских да угорских не тронули никого. А следствие было закрыто с формулировкой: "Следует считать, что причиной гибели стала стихийная сила, преодолеть которую они были не в состоянии".
    []
  Иллюстрация "Памятник-останец".
  
  VII. В место послесловия и предисловия.
  Первое, что хотелось бы сказать, так это то, что всё вышеизложенное не имеет целью оскорбить или унизить чувство национальной гордости и достоинства. Написанное является мнением, приобретённым в результате поисков и раздумий. Представленное на всеобщее обозрение и суд, путём изложения мыслей в виде повети, прибегая к существующим и имевшим место быть фактам, используя в обращении имеющийся в общем доступе документы - материалы уголовного дела, приобщённое к ним результаты вскрытия тел СМЭ, личные дневники участников событий, а также рассказы очевидцев.
  Знаки, символы, намекающие на происходящие и грядущие события в настоящем времени на яву и во сне. Ибо закон сохранения энергии гласит, "что ничего не берётся из неоткуда и не девается в никуда". Апогею, развязке накала всегда предшествует череда событий, медленно и верно приближая его, закручиваясь клубком, до момента, пока вся нить не будет собрана. И это не мистика, это жизнь. Всё предопределенно заранее. И "смерть" ребят случилась ещё до того момента, когда по роковому стечению обстоятельств, по велению судьбы, случая, кому как удобно, они оказались на точке невозврата. Как давно? Да ещё на стадии организации маршрута и выбора нужного пути. В котором Игорь не был уверен от самого его начала, и до его завершения, положившись на внешние факторы и складывающиеся "по ходу" обстоятельства. Это понятно и оправдательно в случае их маршрута, когда всего предугадать просто невозможно.
  Совокупность множества факторов, от простых разговоров за посиделками, встреч с людьми, личной биографии каждого, особенностей поведения в "стае" в естественных условиях обитания, до погоды, времени суток, рельефа и предпринятых попытках противостоять опасности, предопределили конечный результат маршрута - смерть. И это связано не с "везучестью" девятерых туристов, нашедших свою погибель на безбрежных просторах Приполярного Урала от точечного попадания некоего орудия, случайными свидетелями испытания которого они стали, и не сход лавины с пологого склона горы Холат-Сяхл. Во многом у ребят большой опыт, а в самообладании тем паче. Чтобы бежать (идти) на верную гибель из палатки раздетыми нужны более веские причины, те, что хорошо понятны при наведении дула ружья и причинения предварительного, показательного превосходства своей силы, пусть даже меньшего количества людей над более сильным, молодым и выносливым противником, какими были все из группы туристов Игоря Дятлова.
  Таким образом по причинению разной степени сложности травм, можно судить о избирательности их нанесения при помощи физической силы - контактного боя, убийства, и получения их в результате факторов неосторожности, скажем, падения при спуске с горы в условиях плохой видимости; травмирование от манипуляций с природным материалом - резка веток и их перетаскивание; замерзания. В свою очередь по разделению травм по степени их тяжести, а также вероятным причинам их получения, вызванных ими последствиях, можно судить, предположительно, и обстоятельствах, предшествующих им. Об этом множество материалов можно найти в разных источниках, основой которым служат акты СМЭ.
  Так, травмы, связанные с разбитыми костяшками, получили Дятлов, Дорошенко и Слободин, давшие особенно рьяный отпор противнику, некоторые из них получили поверхностные травмы лица, а Слободин, серьёзную травму головы. Эта троица, условно называемая "от кедра", несмотря на то, что Слободин и Дятлов были найдены на склоне, всё же первоначальный вариант того, что они находились под кедром, с Зиной (найдена на склоне) и Юрой Кривонищенко (найден непосредственно под кедром), не исключается и довольно-таки правдоподобен (то есть пятеро под кедром). Однако, тот факт, что четверка - Дубинина, Золотарёв, Колеватов, Тибо-Бриньоль, могли спокойно отойти и не прийти друзьям на помощь и отсиживаться, пока те погибали, очень сомнителен. Здесь вполне вероятен сценарий с ещё большим дроблением группы, чем две команды -кедр-настил. А то, что под кедром трагедия была если не первого порядка, то уж точно второго, говорит то, что на телах в овраге и на самом настиле были найдены вещи ребят, погибших под (на) кедре. И отсюда уже идут самые страшные травмы Дубининой и Золотарёва, связанные с переломом рёбер. Они были последними и самыми "стойкими", "непослушными", на которых тратить времени уже не хотелось. Другие возможные обстоятельства получения травм остальными участниками турпохода указаны в главе V "Подъём на склон и нежданные события на нём". Здесь, например, сказано об удержании Зиной арканом, причиной, вызвавшей опоясывающее правый бок, переходящее на спину осаднение кожи размером 29,0*6,0 см. Кстати, аркан мог быть использован и в ряде других случаев смертей, например, удержания Люды и Семёна, ведь они спокойно бы не ждали пока с ними учинят убийство.
  Множество вопросов вызывают некоторые вещи, их расположение и назначение. Скомканные и смёрзшиеся одеяла внутри палатки, выключенный фонарик на скате крыши, чуть с боков припорошенный снегом, ледоруб снаружи, безрукавка Игоря. Здесь охота сказать лишь одно. Те вещи, что были использованы самим их хозяином, тем, кто знает их истинную ценность, всегда будут аккуратно сложены, положены, отключены. То, что под фонариком, когда он был возложен на скат сорванной крыши, уже был наметён снег, говорит о том, что всё-таки кто-то из ребят оставался в живых, последним и ожидал возвращения оттуда, куда он был направлен. Ледоруб мог быть использован для закрепления палатки в снегу. А смёрзшиеся одеяла, могли быть использованы для перетаскивания уже от настила в овраг погибших ребят.
  Чрезвычайные условия свершённого преступления, именно масштаб, отсутствие материала, что можно было бы использовать для уничтожения улик, а также экстремальные условия Приполярного Урала не позволили бы заметать след и не оставить совсем ничего для поиска преступников. Их "работа" как убийство, так и уничтожение улик, была "грубой". Дело всё в просторах местности поиска, личности нападавших, и в желании структур вообще разобраться с делом. И то, что мне не однократно в форумах или других каких-то источниках встречалось убеждение в том, будто расследование, как и поиски проходили не компетентно, со злонамеренным умыслом сокрытия фактов, путём уничтожения улик на месте - "вытаптывание" места преступления большим количеством людей, что участвовали в поисковой операции, разбор личных вещей группы и т. д., вызывает большие сомнения. Сокрытие в конечном итоге если и было, то не на этапе начала расследования. Ведь всё, что происходило в те далёкие годы не стоит рассматривать с позиций нынешнего времени. Методы соответствовали своему времени.
  Всё изложенное в повести, написанной и продиктованной самой трагедией, является анализ с точки зрения простого, человеческого фактора, однако не лишённый, в некоторой степени, мистификации, уж извините, само место на то толкает.
  Работая в геологоразведочной партии рядовым геологом в 2007-2009гг в районе реки Нахор восточного склона Приполярного Урала, хребтов Яныквотньёр и севернее - район хребта Пасньёр, приукрашенные манси рассказы о Перевале Дятлова взбудоражили мой ум, заставив вспомнить эту историю, некогда прочитанную в оной из журналов или книг взятой в библиотеке. И теперь, благодаря средствам массовой информации, всё чаще и чаще возвращающим к трагедии и той, простите за сравнение, оно в случае смерти не приемлемо, но всё же, "занозе", что сидит в голове и пытает или питает, кому как угодно, мозг загадками. Поэтому, для себя, я решил ответить на некоторые вопросы, снедающие изнутри и мешающие спать. Но возникла проблема. Всякий раз, когда задумывался непосредственно о трагедии и действах, происходивших на склоне, всё было запутанно, овеяно пеленой и мглой. Ничего не понимая, путаясь в именах, датах, самом пути следования туристов, я решил начать с самого начала. С их жизни и отношений, биографии. Отправиться и окунуться в атмосферу далёкого 1959-го года. С ними пройти известные этапы их жизни, и отправиться в маршрут. Казавшиеся пустыми и незначительными детали, на которые упирало множество пользователей в обсуждениях, в блогах посвящённой этой тематике, я понял, что и не такие они уж и не важные. Каждая мелочь, каждый сделанный шаг вёл к неизбежному и не замечать детали было бы глупо и опрометчиво. Изначально приверженец версии "побега заключённых", как наиболее "приземлённой", предварительно изучив все остальные, я откинул и эту, так как она затребовала очень много лишних и бессмысленных действ, персонажей. Версию о причастности манси я вообще не рассматривал, может общение с ними повлияло -добродушные, простые. Но время, столкновение интересов, запретные места, нарушение границ неприкосновенности, могли обернуться, как и чем угодно, если не для Дятловцев, то для самих преступников.
  Вообще, на эту версию меня с подвигла расшифровка татуировок Золотарёва. Ставшая какой-то навязчивой и до боли интересной игрой. "Чёрная лошадка" - неоднократно говорили о нём. Да, но не более чем носитель информации, письма, что он сам же и передал, указывая на след, затерянных в тайге охотников, остяков.
  Большая часть татуировок относится к периоду военному, как например, на тыле правого предплечья в средней трети, "свекла и буквы + С", означающую символику инженерных (сапёрных) войск - горящая мина, в которых он прошёл войну. Плохое их прочтение как раз и говорит об этом. Набивались наколки в неподходящих условиях и при использовании сомнительных инструментов (самых обычных), что можно было найти на фронте, и набивались теми, кто и "бить" -то не умел. Отсюда плохая читаемость рисунка и идентификация "горящей мины" как "свекла".
    [];  []
  "+С" - как принадлежность к имени "С"-емён или к "С"-апёрным войскам, его причисление к ним. Татуировка скорее всего сделана в ранние сроки его службы.
  
    []
  Всем знакомое "ДАЕРММУАЗУАЯ" и не то буква, не то символ, что находился на внутренней стороне выше локтевого сгиба левой руки, действительно оказались интересными. Во-первых, скорее всего сделанные им самим, судя по "удобному" расположению и "корявости", условия не подходящие - торопится, плохо видит (бьёт на ощупь), к тому же складывается ощущение, что он сам не знает, что именно он хочет наколоть - чувствуется (видится) неуверенность. Надпись наколота там, где уже есть одна - будто хочет "затерять" её, "слив" воедино с уже существующей. И "набивает" он её опять же тем, что находится под рукой.
  
  Данный знак, очень похож на букву. И тем сильно было моё удивление, когда, просмотрев образцы письменности народов, что населяют данный регион, ничего похожего не было найдено. Если вспомнить фотографии, сделанные группой туристов по пути, с оставленными манси письменами, на зарубках деревьев, то вся их письменность сводится к угловатому, простому в нанесении топоров знаков.
  Сделав набросок на листе бумаги, выбрал более приемлемое положение для неё. Как если бы Золоторёв "нацарапал" её сам или кто-то находящийся рядом с ним, то есть лицом или в полуоборот к нему. Тогда у начертанного только две позиции - вертикальный перевёртыш. В поиске того, что было бы схожим с узором были просмотрены образцы письменности угорских народов, того не большого круга, кто мог находиться рядом с ним. Ни чего особенного, всё довольно угловато и однообразно. Перешедший на славянскую и латинскую письменность в глаза бросилась единственно подходящая буква "фита", она же "тета".
  
    []
  Ѳ, ѳ (фита́) - предпоследняя буква старо- и церковнославянской кириллицы, последняя (после выхода из употребления в конце XIX века ижицы) буква дореволюционного русского алфавита. И вот, мы уже имеем представление о том, к знаниям какого времени относились люди, с которым встретились Дятловцы. То есть, их люди имели представление и общались на языке, знания которого были датированы дореволюционным временем.
    []
  Происходит от греческой буквы тета (Θ, θ); имеет такое же числовое значение - 9 (хотя в азбуке традиционно стоит не на 9-м месте, а в конце). - и это первое, что бросается в глаза!
   Здесь я склонен думать, что Семён с большой вероятностью видел этот символ, но не знал о его значении, иначе он бы и написал его как цифру "9". С малой долей вероятности, что он хотел что-то самостоятельно зашифровать. Ведь тогда бы он и не писал то, что слышал на слух, к тому же личные познания о такого рода числовой символике в экстремальных условиях вызывают сомнения. Он просто передал то, что может быть было начертано противником на бумаге или снегу... Хотя, как знать, Семён человек военный, мало ли чему его обучали в его инженерных войсках...
  Ко всему прочему, нанесённая "фита", имеет не большое добавление, может выбранного за центр и нацарапанный крестик, должен был служить ориентированной точкой осязания при "набивке" рисунка "вслепую", вокруг центра. А может он носил некую другую функцию и являлся дополнением и неотъемлемой частью уже нанесённой "фета" и был изображён поверх неё, или снизу.
  "Дельта" Δ, δ - 4-я буква греческого алфавита. В системе греческой алфавитной записи чисел имеет числовое значение 4. Происходит от финикийской буквы - далет, название которой означало "дверь" или "вход в палатку". От буквы "дельта" произошли латинская буква D и кириллическая "Д".
   Хочу особо подчеркнуть и выделить то, как эта буква выглядит, в сравнении с изображением наколки, ничего не напоминает? И опять же, особо выделить её значение как цифры - 4! Неоднократно встречал в работах, по темам, посвящённым перевалу, и в обсуждениях, что если бы существовала группа, расправившая с туристами, то она бы состояла из максимум 4-х, минимум 3-х, вооружённых людей. И образное значение, как "дверь", "вход в палатку". Мне вообще всё это кажется не естественным совпадением. И всё больше склоняюсь к тому, что Золотарёв сам мог зашифровать послание в буквах-цифрах.
  Скептикам, утверждающим, что тело, найденное в овраге, и в последствии идентифицирован как Семён Золотарёв, не принадлежит ему, а является "левым", хочу сказать об обратном. Как раз наколки говорят о правильном его опознании. Этому в подтверждение не только сходство цифр с годом его рождения, среди многих букв, принадлежащие его инициалам, военные татуировки, а также нестандартный подход к передаче информации, путём "нательной живописи" (и может быть намеренной зашифровки, не свойственной обыденному человеку и уж точно не жителю глухой тайги). По поводу того, что родные утверждали будто не видели на его теле ничего подобного, то да, он их хорошо скрывал, по ему ведомым причинам, достаточно нательного белья с длинными рукавами, да и места нанесения татуировок не располагают к пристальному вниманию и постоянному "мельканью" перед глазами. К тому же человек постоянных скитаниях, разъездах.
  Да и ещё, человек аккуратный, пунктуальный, ухоженный, и почерк имел такой же. Вот только почему наколки такие по-детски небрежные? Замёрз он. Рук и ног не чувствовал.
  И так, теперь "Iе ДАЕРММУАЗУАЯ".
  
  Золотарёв нанёс себе на руку то, что было ключом ко всей трагедии на склоне. Нанёс то, что услышал и как интерпретировал. Это напомнило мне детскую игру в "сломанный телефончик", это когда в кругу друзей-детей первый шепчет на ухо соседу слово или предложение, стараясь как можно сильнее приглушить сказанное, тот следующему передаёт услышанное и понятое им по своем, тот следующему, а последний вслух произносит то что он расслышал и как понял. Только здесь надо следовать от обратного.
  "Iе" - других вариантов не вижу, кроме как "первые". Да и последующему смыслу подходит как нельзя кстати.
  Теперь разобьём слитно написанное, услышанное Семёном незнакомое слово, сказанное в некоемом эмоциональном (агрессивном) порыве на одном дыхании, "с проглатыванием звуков", на языке, малознакомом или вообще не знакомом ему, ещё и с особенностью местного говора, на составляющие части и получаем предложение: "Да ер мму аз уая". Теперь, зная сложность общения со встреченными туристами, вероятных преступников из числа охотников, имеющие опыт общения с пришлым человеком "с большой земли", не когда в прошлом (в дореволюционное время), то и изъяснение их будет происходить на симбиозе языков и жестов, используя в своём арсенале то, что вспомнят из языка оппонента и своего родного. Так "Да" - это и есть "Да", утвердительное. "Ер" - "Ъ" старорусское название твёрдого знака, её использование здесь довольно показательно. И опять же, "Ер" применялась в дореволюционное время. Всё, здесь изъяснение на славянском языке прекращается, и общение переходит на родной язык охотников - коми-язык. "Мму" - возможно протянуто в эмоциональном порыве. Читается как "Му" - "Земля". И "АЗУАЯ", следует иметь ввиду "АЗ УАЯ", а читать "Ас хоят". Возможно в том же эмоциональном порыве, агрессии, при особенностях местного говора "У" - это следствие "глотания" звука, как и "Т", что могла быть как недосказанной, так и не расслышанной в конце предложения. Заметна и трансформация "С" в "З", что часто бывает в разговорной речи, больше напоминает "что слышу, то и пишу". И вот, что удалось найти в словаре.
    []
  Само название ас хоят означает обские люди. И указывает на принадлежность к месту проживания, или изначального отношения к нему. ханти, хандэ, кантэк; рус. устар. - остяки́. Остяки называют себя, впрочем, больше по рекам, например, Kondikhou ï = "люди Конды", Ас-ях = "народ Оби". Из последнего имени производят и название "остяк", хотя другие объясняли его из татарского "уштяк" = варвар. Самоеды называют остяков яран, ярган (слово, подходящее к иртышско-остяцкому яра - "чужой"), с которым, может быть, в связи и название "Югра".
  Вообще данная характеристика имеет отношение к хантам. Это они ханти, хандэ, кантэк; и на рус. устар. - остяки. Вспоминаем всполошившихся испуганных манси, что услышали обвинения в свой адрес: "Это сделали остяки". Но всё-таки следует предположить, что они не имели ввиду вытекающее из всех умозаключений "чужого", как неопределённого лица, и относящегося к любому "левому" и "пришлому" человеку, будь то зеки или спецподразделения неких команд зачистки. Всё же они сказали буквально, а не переносно. И сказали то, что хотели сказать.
  Подводим итог. Из вышесказанного следует, что "Iе ДАЕРММУАЗУАЯ", в исходном варианте "I-е да ер му ас хоят", что означает "Первые на (этой) земле народ Оби (остяк)"
  К слову сказать, до данной интерпретации перевода текст наколки пробовал разбивать по-разному. И выходило довольно нелепо, так ка связать между собой слова не получалось - не имели смысла, да и география языков была широкой. Вот одни из значимых примеров.
  Дае - I (даер, даехэр) ореховое дерево. (Адыгейский)
  Муаз - Защищенный. Мужские мусульманские имена. Словарь значений ... Словарь личных имен
  Происхождение имени Муаз
  Арабское
  Значение имени Муаз
  Муаз - Защищенный
  Нумерология имени Муаз
  Число Души: 9.
  Обладатели числа имени 9 мечтательны, романтичны и импульсивны. Они веселы, любят большие шумные компании, им свойственно делать широкие жесты, они любят помогать людям. Однако "девятки" склонны к завышенному самомнению и зачастую заигрываются, и превращаются в высокомерных эгоцентристов "Девятки" веселы, влюбчивы и романтичны. Однако чувства их далеко не всегда постоянно, что зачастую выражается в "ветрености" в личной жизни. "Девятки" довольно эгоистичны. Построить крепкую семью с "девяткой" может только очень сильная личность.
  Число скрытого духа: 4
  Число тела: 5
  муа - шрам
  му - земля, суша, поверхность, владение, страна, край
  Коми-русский)
  Теперь, что касаемо вопросов, касающихся личных вещей и дневников туристов.
  В школе, техникуме, институте, при невыполнении домашнего задания, отставании за стремительно диктующим лекцию, оставляешь место в тетради пустым, чтобы позже списать у кого-нибудь, пополнить и дополнить. То же делали и ребята со своими дневниками, оставляя пропущенными и недописанными страницы. Небрежно вырванные листы. Каждый вёл свои записи согласно ответственности и занятости. Записи во многом похожи - переписывали, спрашивали у друг друга.
  То же и с вещами. Если основная часть "обмена" вещами происходила во время расправы, - снятие с уже погибших товарищей с целью обогрева. То нельзя исключать, а даже обязательно учитывать, что всё-таки взаимовыручка - это неотъемлемый атрибут каждого похода, или работы в тяжёлых условиях, сопряжённых с риском и нехваткой чего-либо. Так что обмен вещами "во временное пользование", считаю делом обычным и естественным. Поэтому круговорот вещей начался задолго до апогея всей истории.
  Вопрос о принадлежности настила тоже не даёт покоя. Дело в том, что он мог принадлежать как "гостям", так и сами туристам. Но если туристам, то как они смогли перерубить довольно толстые 5-8(?) см ветки на кедре для костра, а также лапник и кустарник в округе для настила? Можно допустить, что всё же у ребят, по мимо ножа, имелся ещё и топор, и возможно он был поднят в палатку вместе с одеялами на которых перетаскивались тела в овраг. Возможно наличие некоего оружия у самих туристов, в виде вероятного топора, обусловило столь "дикий" метод расправы над Золотарёвым и Дубининой. Но, тогда как их отпустили с оружием? Это было бы возможным, если кто-то из ребят гораздо раньше спустился со склона. А, кстати, такое возможно было случиться, с двумя наиболее лучше одетыми туристами - Золотарёвым и Слободиным, спустившимися, ну, может чтобы помочь тем, кто был и нуждался в помощи. Как отказать попавшим в беду в тайге? Не по-товарищески это, не по-комсомольски. Воспользовавшись тем, что в палатке тесно и ребята заняты приготовлением, таким образом решили скоротать своё время, заметив движение и огонь в низине.
  Туристы превосходно знакомы с выживанием в трудных условиях, поэтому допускаю возможность, что настил - их рук дело. Но уж больно сомнительно. Всегда складывалось впечатление, что они знали куда идут. И место, где произошла трагедия в ту ночь было обжито. Вспоминается из детства книга или фильм "Дерсу Узала" автора В. К. Арсеньева, о коренном охотнике Уссурийского края. Был эпизод, когда охотник (с автором произведения, не помню точно) попал в непогоду (буран). Тогда он соорудил убежище из того, что росло в близи (из-за чего руки у его спутника были изрезаны. Как и у некоторых из членов группы Дятлова), где, замёрзшие и пережидали грозу (?). Здесь опять кажется невероятным сходство "ДАЕРММУАЗУАЯ" с "Дерсу Узала". Может это имел в виду Золотарёв, обращая внимание на поразившее его сходство с героем романа В.К. Арсеньева - тоже охотники, тоже в традиционной и свойственной им одежде, оружием... Как бы там ни было, но настил был сделан на четверых. Тогда почему раны на руках от вероятного пареза ветками имели и те, кто лежал на склоне и под кедром? Раскиданный по округе нарезанный (рубленный) лапник, всё же имел своим предназначением быть уложенным. Но куда? Похоже на то, что покровом на вырытом в снегу укрытии. По некоторым сведениям, костра было два. Под кедром и на настиле, где якобы были найдены его следы. Если так, то настил больше напоминал чум. Только, может быть, с настеленной горизонтальной крышей.
    []
  Да, согласен. Многое из изложенного здесь можно приравнять к разряду домыслов. Но не меньше и не больше тех, что были изложены ранее. По прошествии 58-ми лет, многое, если не всё свести к вымыслу. Останутся тогда только голые факты в лице СМЭ и протоколов расследования. Сухие и ничего не говорящие о том, что же на самом деле произошло. При каких обстоятельствах. И определиться в конце концов в причинах. С большей долей вероятности можно сказать однозначно, что были те, кто плечом к плечу спускались по склону спасаясь от угрозы, существующей в палатке или непосредственной близости от неё, что были те, кто свершил преступление и был катализатор, послуживший сигналом к действию Все признаки косвенно, указывали на тех, по чьему следу ребята шли почти до самого рокового подъёма, словно ведомые в приготовленную им ловушку. Нет случайности и лишнего, совпадений. Ответ на причины их смерти кроется в наколке Золоторёва, в местах что они посещали и их обитателях. Никакой мистики. Она допущена для лучшего погружения в среду, что оказалась враждебной.
  Случайность? Нет! "Запланированная акция злоумышленников", начавшаяся развиваться и снежным комом нарастать где-то с момента 2-го Северного, а может чуточку позже, с первой, от 28.01, ночёвки у реки Лозьвы, у изб охотника, где ребята были примечены и "спроважены" к жертвеннику на закланье.
  Но сознание всего изложенного пришло позже. А пока был полный бардак в мыслях, которые не желали связываться в одну единую цепочку. Тогда я решил идти от обратного - анализировать не каждую из версий, а следовать с туристами с самого начала их известной биографии, ко времени, близкому или удалённому от старта маршрута и до его конца, самому же себе отвечая на вопросы, что возникали у всех. Таких как наличие татуировок на теле Золоторёва, времени их получения и значении; анализируя личности каждого из ребят и девочек, их известные этапы жизни и отношения друг с другом, их чувства в этапы от городских стен и улиц, до дикой и осторожной тайги. Всем вышеизложенным и объясняется некая художественность описания, мистицизм - для удобства диалога с мыслями, погружения в культуру и фольклор того народа, в чьих краях проходил маршрут. Выбрав некогда для себя и следуя принципу, что ответы на самые сложные вопросы всегда лежат на поверхности. Так и здесь, говоря, что "расследование проведено неправильно или следы были уничтожены", всё же необходимо учитывать, что все мыслимые силы и усилия были брошены на поиски ребят, их обнаружение и транспортировку, последующее расследование, согласно тому времени и имеющемся в распоряжении средств. А следов и без того оставалось больше чем нужно. Их даже искать не пришлось. Сейчас они остались в виде свидетельств участников событий того далёкого времени, принимавших участия в различных стадиях поиска, расследования, тех, кто хоть как-то соприкасался с биографией членов группы Дятлова и был знаком с ними лично; в протоколах мед освидетельствования тел; в листах (наверное, не томах) уголовного дела.
  Мы как-то по окончании зимы, зная, что снегопадов и холодов больше не будет, решили проторить кратчайшую дорогу, которая весной снова обещала стать давно исхоженной до лагеря тропинкой. На открытой и хорошо обдуваемой местности я, на лыжах шёл в гордом одиночестве по лыжне, которую в один ход только что сделал напарник. Он находился уже на другой стороне склона, и я его не видел, но знал куда тот движется, хотя местность не располагала и была зимой очень неузнаваемой - всё было укутано под толстым полтора метровым одеялом снега. Но примерный ход был ясен и правило - не терять высоту. В один момент тропа закончилась. Неожиданно. Я был удивлён. "Что за шутки!!!" Не было ни следа, ни даже малейшего "чирка" лыжи по снегу. Дело было в том, что я шёл на спортивных, узких лыжах и оставлял глубокую колею, а мой напарник - на широких охотничьих. Поэтому наст его не просто держал, когда я утопал по щиколотку, он даже не деформировался. Так и здесь, след всегда есть, а когда кажется, что пропал, то надо знать куда смотреть. То же касаемо и следов, которых, якобы, те не оставили на месте преступления злоумышленники. Ну, разве что некий отпечаток ботинка в снегу или армейские обмотки, которые могли принадлежать самим туристам, или одному из участников поисковой операции (имея ввиду след от ботинка).
  Всё же смерть ребят была апогеем множества более мелких и, на первый взгляд, не значимых факторов, сложенных воедино и получивших на выходе столь трагический итог. Смерть безусловно насильственная. Имел фактор запугивания и расправы. То есть - психологическая смерть тех, кого нашли на склоне и физическая, тех кто лежал под кедром и в овраге, наступила гораздо раньше, ещё на этапе приготовлений и самого пути. Те самые, отсутствующие следы есть. И на них указывают записи в дневниках туристов - отсутствие некоторых личных вещей, это оленья и торная тропы, зарубки-письмена на деревьях, "письмо" на теле Золотарёва и в конце концов сам путь.
  Что касается непосредственного маршрута группы Дятлова, то выявляются несколько точек визуализации группы со стороны. Это могут первые упоминания в дневнике группы, записанные Колей Тибо от 29.01: "Шли от ночевки на Лозьве к ночевке на р. Ауспии. Шли по тропе манси". Где место первой ночёвки от 28.01 было выбрано по близости от изб охотника, что находились по обе стороны реки (см. карту). После чего они выходят на тропу манси, что начинает их "вести". В своём дневнике от 29.01 Зинаида поясняет, что тропа оленья и отходит в сторону: "Вдоль Ауспии проехали манси. Виден след, зарубки, видна тропа. На тропах часто знаки встречаются. Интересно, о чем они пишут? Сейчас мансийская тропка сворачивает на юг". Отсюда следует вторая точка визуализации группы Дятлова, возможно с целью оценки сопостановки сил, скорости движения и т.д. Когда Зина говорит, что тропа уходит на юг, то скорее всего это группа свернула на север, а оленья тропа всего лишь отклонилась в сторону и пересекла Ауспию. Здесь приступники понаблюдав, продолжили своё следование по противоположному берегу (правому), с целью обгона туристов и встать им во главе, продолжая "вести". Возможно и сам Игорь захотел отойти от тропы, как от возможной опасности, ведь впереди охотники (но это наврятли). Уже от 30.01 Зина пишет: "Идём по Ауспии
  айсерм. Мансийская тропка кончилась" и "На мансийской тропке стали на ночлег". А в общем дневнике уже Дятлов пишет: "После завтрака идем по реке Ауспии, но опять эти наледи не дают нам продвигаться вперед. Пошли берегом по санно-оленей тропе. В средине пути встретили стоянку Манси", и "Оленья тропа кончилась, началась торная тропа, потом и она кончилась". А от 31-го числа Игорь пишет о прошлой ночёвке: "Вчера мы встретили, видимо, его ночевку, олени дальше не пошли, сам охотник не пошел по зарубках старой тропы, по его следу мы идем сейчас". На одном из снимков, сделанным группой хорошо видна "свежесть" данной тропы, и слова "встретили ночёвку" все же подразумевают именно ночёвку, о чем можно сделать вывод, что выход охотников "на тропу" был накануне прихода туристов во Второй Северный. Да и "виток" с "метанием" на другую сторону Ауспии, был не напрасный, а с целью наблюдения говорит о том, что их ждали. Всё же на оленях охотнику в знакомой ему местности куда эффективнее передвигаться чем туристу на лыжах гружённому. Вполне вероятно, что приступники выдвинулись в путь сразу же, как только заметили гостей вечером 28.01 в близи своей избы. У меня большие сомнения о том, что оленья тропа и торная тропа была сделана разными людьми. Возникает логичный вопрос: "Куда делись нарты с оленями?". Они были отведены в сторону, иначе бы ребята упомянули что видели упряжку, и скорее всего уведены обратно туда, где охотники вели наблюдение за туристами с противоположной стороны Ауспии. В этом случае они должны были разделиться. Что тоже довольно неплохой шаг - одни ведут, вторые сзади блокируют пути отхода, готовя своё "молчаливое" не зримое преступление. И скрывая своё присутствие.
  "...сам охотник не пошел по зарубках старой тропы, по его следу мы идем сейчас" - здесь охотник уволит ребят в сторону, куда им и надо бы идти, но в задумках сейчас у Игоря атаковать Отортен с разбега, в лоб, с водораздела. А след, который вскоре теряется, уводит низиной, сомневаясь и раздумывая, Дятлов, сначала было взявший курс обхода, возвращается вновь в низ, к тому, чтобы возвести лабаз. После чего начинают свой злополучный подъём с известными последствиями.
  Куда же делись те, кто свершил своё тёмное дело. Несмотря на то, что я описываю о том, что они продолжили своё "паломничество" по священным местам и ушли дальше, на западный склон хребта, в сторону болванов плато Мань-Пупынёр, через Отортен, здесь тоже не без основательно - ведь есть свидетельства одной из групп поисковиков о том, что там была замечена лыжня. Если и так, то тот, кто их провожал на оленях вернулся назад, оставив своих спутников у горы Холат-Сяхл. Всё же складывается ощущение и полная уверенность в том, что всё-таки они вернулись обратно в избы охотника, ну или один из них - местный. По тому, что данное преступление было довольно дерзким и беспрецедентным, не избавляет ощущение, что всё-таки местные были в курсе кто и чего, а может даже причастны к трагедии - ведь невозможно пройти мимо охотника, по его владениям и остаться не замеченным. Несмотря на то, что именно охотник, местный, дитя природы, что знаком с особенностями условий тайги зимой, повадками живности при всём старании не сможет оставаться не замеченным, даже по прошествии времени след будет "прочтён", - как говориться: "рыбак рыбака". Дерзнуть по беспределу могли те, кто уверен, что останется безнаказанным. Но и пребывание на чужой территории совершив преступление было бы глупо. Вполне вероятно, что этот преступление двухстороннее - с одной стороны "пришлые", с другой - хозяева, которым так же не выгодно бросать тень на племена угров. Всячески препятствующие, либо наоборот нарочито выдавая свою заинтересованность в поиске и расследовании. Учитывая простоту душевную манси, те всё-таки говорят на допросе, что это сделали остяки, а после или ещё до этого с их стороны идут разговоры о якобы скатывающихся и столкнутых с горы туристах. Если говорить о том, кто же был соучастником преступления или его свидетелем, то об этом можно судить из поведения во время поисковых работ. Когда в работах принимали участие Анямовы и Куриковы, а Бахтияров не учувствовал, под ему известным причинам. Как бы там ни было, если сами местные не принимали участия в преступлении, то знали тех, кто это сделал.
  В одном нет сомнения точно - это было планомерное изничтожение всей группы путём их выслеживания, увода по следу в ловушку и последующего перебития всех членов стаи. О том, что в группе преступников были местные, косвенно указывает то, что всё-таки оленья тропа закончилась и остальной путь те шли, торя дорогу. Куда же делась оленья упряжка? Она была повёрнута обратно. Тогда почему Дятловцы не встретили её в пути? Ведь они проходили практически следом... В записях говориться о свороте санной тропы на юг. То есть был создана петелька, на которой со свободной не хоженой туристами стороны и были оставлены, "припрятаны", олени, ожидая своего седока или пережидая вместе с седоком пока те не прошли. В обоих случаях олени "ждали" либо преступников, либо свидетеля.
  При графическом построении маршрута группы туристов я пришёл к логичности действий выбранной тактики проложения пути в случае благополучного исхода на склоне Холотчахль. Даже если исключить вероятность того, что Игорь осторожничал от присутствия где-то по близости посторонних лиц с оружием.
  Тактика подхода к вершине Отортен атакой не "в лоб", не с подножия, а с соседней её вершины "разбегом" довольно оправдательна. Здесь нет угрозы промаха, в случае ошибки от не правильного место по определения что называется "снизу", в подходах по пересечённой местности долины подножия гор, от куда в условиях непогоды сложновато было бы ориентирование, да и судя по дневниковым записям Игоря от 31.01, их ход затруднялся состоянием снежного покрова, в котором долго и муторно приходилось торить себе путь: "Вырабатываем новые методы более производительной ходьбы. Первый сбрасывает рюкзак и идет 5 минут, после этого возвращается, отдыхает минут 10-15, после догоняет остальную часть группы. Так родился безостановочный способ прокладывания лыжни. Особенно тяжело при этом второму, который идет по лыжне, торенной первым, с рюкзаком". Так что вполне обоснованно движение по водоразделу. Но кратковременное, с последующим спуском и продолжением хода по равнине, предгорьям, бассейнам рек и речушек. На верху погода не даст долго держаться Игорь в дневнике сетует: "Ужинаем прямо в палатке. Тепло. Трудно представить подобный уют где-то на хребте, при пронзительном вое ветра, сотне километров от населенных пунктов". Хотя и интересно идти по трудному пути. Наверное, поэтому Игорь и выбирает подходы по хребту - обосновать и утвердить маршрут третьей категории сложности.
  Отсюда я не представляю, как можно проделать путь, скажем, обратно от горы Отортен, до горы Ойка-Чакур по хребту Урала. Здесь, не смотря на ранее озвученный плюс в ходе по водоразделу, но относящийся к короткой дистанции, но не на такое расстояние, как между вершинами Отортен - Ойка-Чакур. Здесь уже сложится обратная ситуация с невыгодными позициями в плане ориентации в плохой погоде со всеми вытекающими последствиями, затрудняющими ориентацию, когда велико расстояние, а пунктов опоры и привязки мало, нет вообще, похожи все как один, или просто не видно. Здесь сами условия диктуют маловероятную и практически не возможный маршрут по водоразделу хребта, что вместе с опытом всех участников говорит о исключении такового из разряда вероятных. То же может говорить и обратный путь после покорения Отортен перевалив на западный склон. Если изначально такая возможность не исключалась как планируемая, холилась и лелеялась. То по факту, на месте, стало ясно что это если и не невозможно, то затруднительно и маловероятно. Об этом можно судить по рельефу, что складывается с обратной стороны медали - хребта Урала, по сравнению с восточной стороной, довольно беспокойный. Здесь склон богат на "языки" - вытянутые "отщепенцы" основного хребта. Основные из них - хребет Маньёмки, что между вершинами Отортен и Холачахль; хребет Яныёмки. Это наиболее яркие "выдвиженцы", но есть и поменьше, встречающиеся гораздо чаще чем на восточной стороне.
  В сущности, продолжением пути Игоря и его группы к горе Ойка-Чакур должна была стать зеркальное отражение пути, что они проделали через реки Лозьва - Ауспия - через гору Холотчахль по хребту к горе Отортен. С точностью повторившие свой путь только уже на юг и вдоль восточной части хребта к истокам реки Большая Тошемка, где бы они возвели свой очередной второй лабаз, совершили восхождение, по своему следу вернулись бы обратно и стали торить себе путь по берегам реки к посёлку Вижай. Благополучно отослав телеграмму о своём завершении маршрута и дорога домой...
  13.02.2017-09.04.2017г.
  P.S. В связи с тем, что не удалось загрузить иллюстрации, являющиеся неотъемлемой частью всего вышеизложенного и визуально проясняющие некоторые детали похода, была предпринята попытка, в тексте изложить суть вероятного пути следования и причины, объясняющие его направление. Поэтому там, где в наличии имеется какая-либо графика, места остались обозначены их названиями, а также текста, включающие её (графики, изображений) пояснение. В дальнейшем, постараюсь исправить это недоразумение.
  P.P.S. Для адаптации чтения, неясные слова и фразы пронумерованные, пояснения к ним указаны в конце произведения, а не сносками в тексте.
  
  Объяснение некоторых встреченных слов, фраз и выражений.
  Роба1 -разновидность грубой рабочей одежды свободного покроя, не сковывающая движений во время работы.
  Образцы и пробы2 - собираемый геологом горный материал, предназначенный для последующего исследования в лабораторных условиях, с целью определения литологического и химического составов.
  План-карта3 - разновидность топографической карты; чертёж небольшого участка местности в крупном масштабе.
  Кроки4 - чертёж участка местности, выполненный глазомерной съёмкой, отображение части пройденного пути с привязкой к неизменным особенностям местности.
  Пикетажной книжка5 - записная книжка из миллиметровой клетчатой бумаги, куда заносится схематически местность с точками наблюдения на ней и кратким описанием встреченных факторов, таких как особенности рельефа, встреченные скальные обнажения, болота, отмечаются места взятия проб и образцов.
  "...собранного ею материала, ..." 6- здесь имеются ввиду пробы и образцы.
  Менкв7 - в ханты-мансийской мифологии антропоморфный великан-людоед и оборотень. Согласно преданиям, менквы - это первая и неудачная попытка небесного бога Нуми-Торума создать людей. Он сотворил менквов из стволов лиственниц. Однако после создания они убежали в лес, где и живут до сих пор. По другой версии, менквы - это духи умерших в лесу людей.
  Таганок8 - простейшее устройство, в виде срезанной палки с рогатулькой на конце, позволяющей подвешивать над открытым огнём чайник или казанок. Вкопанная другим концом в землю.
  Панты9 - рога оленя в период их ежегодного роста.
  Отыр10 - богатырь (манс. зык). Так же производное к "Отортен" - высокая гора, гора богатырь.
  Лунт-Хусап-Сяхл11 - название горы, до того момента, как в результате вероятной путаницы, не внимательности или, напротив, намеренного упрощения, приобрела высота 1182,0м, в последствии именуемая "Отортеном" с высотной отметкой в 1234,2м.
  Вот-Тартан-Сяхл12 - вершина (изначально 1079,0м), в результате трансформации получившая название Холат-Сяхл 1096,0м, отпочковав "Тартан" к более высокой вершине, названной "Отортеном", а сама гора Холат-Сяхл так же стала именоваться как Отортен 1.
  Ур-Ала13 - Уральская горная система. Стык Европы и Азии. Из всех автохтонных народов Урала это название издревле существует только у башкир. Үр с тюрк. - высота, возвышенность. "Урал" по-башкирски - пояс.
  Есть башкирская сказка о великане, который носил пояс с глубокими карманами. Он прятал в них все свои богатства. Пояс был огромный. Однажды великан растянул его, и пояс лег через всю землю, от холодного Карского моря на севере до песчаных берегов южного Каспийского моря. Так образовался Уральский хребет.
  Башкирский народный эпос "Урал-батыр" повествует о прародителях народов Урала, выживших после потопа, возникшем конфликте и последующей борьбе Урала со старшим братом Шульганом, выбравшим путь зла и заселении их потомками прилегающих земель. Основные топонимы Южного Урала напрямую связаны с событиями эпоса. Рассматриваются конфликт жизни, милосердия и природного принципа "сильный поедает слабого" (выживает сильнейший), тема поиска Живой воды и олицетворённой Смерти для последующего уничтожения её, ради вечной жизни, идея бескорыстного служения людям, равноправия и самопожертвования во благо других.
  Чувал14 - печь внутри дома с открытым очагом огня.
  Курумник15 - глыбовая россыпь на Урале. Сомкнутую группа каменных глыб крупного размера с острыми обломанными краями, расположенную на нерасчленённой подстилающей поверхности различного наклона и имеющую способность перемещаться.
  Тасма16 - охотничий ремень, на котором висели скребок, нож и другие предметы охотничьего ремесла.
  Лапник17 - ветви вечнозелёных деревьев Сибири.
  Танги18 - знаковая письменность манси, делаемая на затёсах стволов деревьев.
  Малица19 - мужская одежда народов Крайнего Севера, сшитая из оленьих шкур.
  "А ещё "инженерными20" они зовутся... - Здесь имеются ввиду инженерные войска, предназначенные для инженерного обеспечения. В состав инженерных войск входят органы управления, учреждения, предприятия, инженерно-сапёрные, инженерно-дорожные, понтонные и другие соединения, воинские части и подразделения.
  Оборонка21 - область производства (промышленности) государства, являющаяся совокупностью научно-исследовательских, испытательных учреждений, организаций и производственных предприятий, выполняющих разработку, испытание, производство и утилизацию вооружения, военной и специальной техники и другого имущества для вооружённых сил (силовых структур) государства.
  УПИ22 - сокращённое от Уральский Политехнический Институт.
  КПП23 - Контрольно-пропускной пункт.
  Денежных да возрастных24 - здесь имеются ввиду людей, их материальный достаток и не малый социальный статус.
  Остяки24 - Ханты.
  "Целик25" - нетронутый снег.
  Ориентир26 - точка, природный объект, выбранная в пространстве, для определения и корректировки направления движения.
  Пересечённая местность27 - рельеф, изрезанный естественными неровностями, возвышенности, расщелины; особенностями почвы - болота, реки, леса и т. д.
  Азимутальное направление28 - здесь угол между направлением на север и направлением на какой-либо заданный предмет. Азимут обычно отсчитывается по часовой стрелке на картах. измеряется в градусах от 0? до 360?.
  Фита29 - Ѳ, ѳ (фита́) - предпоследняя буква старо- и церковнославянской кириллицы, последняя (после выхода из употребления в конце XIX века ижицы) буква дореволюционного русского алфавита. Происходит от греческой буквы тета (Θ, θ); имеет такое же числовое значение - 9.
  Камус30 - Ка́мус - специальная подкладка на скользящую поверхность лыжи для того, чтобы лыжа не проскальзывала при подъёме. Камус также жестковолосная часть шкуры нижней части ног животных, принадлежащих в основном семействам оленевых.
  Самоеды31 (Самоди́йцы) - общее название коренных малочисленных народов России: ненцев, энцев, нганасан, селькупов говорящих на языках самодийской группы, образующих вместе с языками финно-угорской группы уральскую языковую семью.
  Ханты32 (самоназвание - ханти, хандэ, кантэк; рус. устар. остяки́) - коренной малочисленный угорский народ, проживающий на севере Западной Сибири, в основном в ХМАО. Самоназвание ас хоят означает обские люди.
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"