Курисюк Андрей Леонидович : другие произведения.

Теория относительности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Иногда трудно разобраться в хитросплетениях жизни, а часто и в самом себе. Прежде, чем главный герой - Валентин поймет, что, руководствуясь в своих поступках чувством ущемленного самолюбия, нельзя найти любовь, можно ее только потерять, ему придется пережить многое. Довольно сложно назвать его положительным героем своего времени. Но всё относительно...
   Теория относительности
  
  Моим друзьям и
  жительнице г. Гродно Ольге,
  которая, сама того не подозревая,
  побудила меня закончить этот роман
  
  Глава 1
  
  Сон закончился как-то внезапно. Валентин открыл глаза.
  Уже настало утро. Через щели в задернутых шторах в комнату прони-кали лучи яркого солнечного света. Один из них упал на стоявший на холо-дильнике стакан с водой, преломился в жидкости и превратился в "солнеч-ный зайчик" на потолке. Когда холодильник включался, "зайчик" начинал быстро "прыгать" из стороны в сторону. Было интересно наблюдать за ним. Это маленькое чудо природы вызывало необъяснимое чувство очарования.
  По телу разливалась приятная истома. В голове была ясность и чисто-та. В такие минуты кажется, что всё существо, от кожи до мозга костей, на-полнено спокойствием и уверенностью. Жизненные неурядицы, словно не существуют, а если и подстерегают, то где-то очень далеко, не здесь. И есть ещё время подготовиться к встрече с ними. А может быть, даже и счастливо увильнуть у них перед носом, как когда-то в детстве. Тогда, играя в догонял-ки, ты пригибаешься и делаешь резкий поворот, увернувшись от руки водя-щего, за миг до того, когда он уже собирался дотронуться до тебя и успоко-ился в предвкушении скорой победы. Но он не ожидал такого выверта и с протянутой вперед рукой проносится мимо. А ты уже на безопасном рас-стоянии и со смехом показываешь "дулю".
  В последнее время в таком приятном состоянии Валентин просыпался нечасто, поэтому наслаждался каждой минутой, заворожено глядя на "сол-нечный зайчик", боясь подумать о чём-либо, чтобы не вспугнуть хрупкое спокойствие.
  Но в дверь постучали.
  - Войдите, - машинально ответил он.
  На пороге стояла Света.
  - Привет, - она показала свою самую очаровательную улыбку, закрыла дверь, мягкой кошачьей походкой прошла и неслышно села на кровать ря-дом.
  - Привет, - равнодушно ответил Валентин. Лицо его не выражало ниче-го.
  - Все никак не проснешься? - спросила Света, поглаживая медленно одеяло.
  - Сегодня - воскресенье.
  - Много спать вредно.
  Валентин взглянул на часы. Было 8.00. Вообще-то, он никогда не был большим любителем поваляться в постели, но именно сегодня почему-то он меньше всего хотел, чтобы его переход из сонного в бодрствующее состоя-ние сопровождался чьим-то присутствием. Хотя, даже нет. Он не хотел, что-бы это была она.
  - Не спать тоже вредно.
  - Я уже успела кучу дел сделать, пока ты спишь.
  - Я рад за тебя.
  Непробиваемость Валентина несколько озадачила Свету.
  - Что с тобой случилось с самого утра?
  - С чего ты взяла?
  - Что я не вижу? Лежишь какой-то, никакой.
  - Никакой - это какой?
  - Что-то случилось?
  - Нет. Пока ты не пришла, ничего не случилось.
  - Мне уйти? - с холодными нотками в голосе спросила Света, вся в этот момент выпрямилась и напряглась.
  Внимательно посмотрев на неё, Валентин с удивлением уже в который раз про себя отметил, что Света удивительно напоминает кошку, хотя нет, не кошку, вот сейчас в ней есть что-то от более серьёзного хищника из этого семейства.
  - Зачем? Ты же ведь уже пришла, а значит, даже уйдя, не сможешь вер-нуть того, что было до того...
  Света расслабилась.
  - Ну, вот, началось... Ты хоть сам понял, что сказал?
  - Я-то? Да. Я ведь знаю, о чем говорю.
  - Так объясни мне, я тоже хочу знать, о чём ты говоришь.
  - Тебе это ни к чему.
  - Позволь мне самой решать, что мне к чему, а что - ни к чему.
  - Нет уж. Сейчас я тебе этого не позволю, потому что я так хочу. Не всё же тебе решать... за других...
  Светлана снова внимательно посмотрела на Валентина и сказала:
  - Нет. Ты точно сегодня какой-то не такой.
  - Я нормальный.
  - Нет. Ты не нормальный!
  Валентина всегда возмущали такие вот и тому подобные самонадеян-ные утверждения кого-то другого, не имеющего абсолютно никакой возмож-ности знать о его, Валентина, душевном состоянии, о личных мыслях и чув-ствах в определенный конкретный момент времени, но тем не менее позво-ляющего себе судить об этом и о том, что ему, Валентину, нужнее всего, хо-рошо ли он себя чувствует или загибается, нормальный он или нет... Почему кто-то смеет утверждать, что знает то, чего знать не может?! Как может кто-то другой вообще знать, что для кого-то другого норма?!
  Сейчас он внутренне взорвался, думая об этом, но вслух ничего не ска-зал, справедливо подумав о том, что к Светлане, возможно, всё это и не отно-сится, поскольку о нём она знает практически всё. За годы их знакомства, имея совсем незаурядный ум и природную интуицию, она всё прекрасно чув-ствует и понимает. И, чего уж тут говорить, сейчас она тоже оказалась права. Он не ждал её, но показывать этого не желал, потому что не мог заставить себя захотеть, чтобы она ушла. Она и это знает, что делает её сильнее Вален-тина. А его это бесит.
  Такой вот клубок единства и борьбы противоположностей, противоре-чий и других противо..., что порой кажется: сам чёрт не найдёт во всём этом ниточку, потянув за которую, можно размотать всё и разложить по полочкам. Впрочем, человеку, обремененному интеллектом, слишком часто свойствен-но всё усложнять, думать много о себе, в том числе и то, что он сам, люби-мый, всё-таки обременён этим самым интеллектом. И это единственное объ-яснение, которое, в конце концов, такой человек может для себя найти и ус-покоиться, вспомнив напутственное классика, что горе всё от ума.
  - Я тебя сейчас расшевелю, - Света стала одной рукой расстегивать молнию на своей куртке, другую запустила под одеяло.
  - Дверь открыта, - спокойно проговорил Валентин.
  - Черт! - воскликнула Света и отдернула руку. - Где твои ключи?
  - На столе.
  Света взяла ключи и заперла дверь. Обернулась. Глаза ее возбужденно блеќстели. Она стала раздеваться, медленно, грациозно, снимая куртку, брю-ки... В заключение всего она отстегнула заколку, и золотистые волосы упали на её плечи. Ничуть не стесняясь своей наготы, она, не спеша, подошла к кровати и юркнула под одеяло, прижавшись к нему всем телом. Он не заста-вил себя долго ждать, стал целовать её губы, шею, грудь. Света откинула го-лову назад и тихо, легко вздохнула...
  
  Вернувшись после принятого душа, Валентин застал в комнате Свету в таком же положении, как и оставил. Она лежала, едва прикрывшись, заложив руки за голову. Красивая открытая грудь ровно вздымалась, помимо воли ос-танавливая на себе взгляд. Под складками одеяла угадывался изящный изгиб бедер.
  Глядя на неё, Валентин подуќмал, что поспешил оставить столь соблаз-нительный подарок, но тут же успоќкоил себя мыслью о том, что в любом де-ле главное - вовремя остановиться.
  Этот принцип можно назвать универсальным средством для обеспече-ния безбедной жизни в целом. Люди, владеющие чувством меры, могут с уверенностью рассчитывать на успех. Ведь именно от этого часто зависит многое, если не всё. Конечно, для данного конкретного случая, быть может, это громко сказано. Но, в конце концов, иногда даже один заурядный поќловой акт может круто изменить жизнь. Но это так, в общефилософском смысле...
  Что же касается отношений мужчины и женщины, то стремиться всё же следует к тому, чтобы заурядных половых актов в жизни просто не было. Тогда если она, жизнь, и меняется после того, как... то, как правило, в луч-шую сторону.
  - Не боишься вот так оставаться? - Валентин кивнул на открытую грудь. - Вдруг вошёл бы кто-нибудь посторонний или Сергей.
  - В такую рань только ты можешь шастать по общаге, - спокойно отве-тил Светлана.
  - И ты, - парировал Валентин.
  Света едва заметно улыбнулась.
  Да. У них много общего.
  Валентин вспомнил о том, что не завтракал. Чувство голода - самый лучший способ переключать своё сознание. Потому как, что бы кто ни гово-рил об одухотворённости и разумности человеческого существа, но всё-таки чувство голода - самое сильное чувство, данное человеку, и, только утолив его, он в состоянии задуматься о чём-то другом, например, о той же любви.
  Валентин решительно включил электрическую плитку, поставил ско-вороду, разбил два яйца, ловко вылив содержимое, стал нарезать колбасу.
  Администрация общежития запрещала пользоваться комнатными пли-тами. Но, как и на многие другие запреты, на это студенты поплевывали, так как преимущества комнатного ведения хозяйства перед общими кухнями бы-ли явными. Никто не желал добровольно лишать себя таких минимальных удобств. А удобства заключались в том, что можно было спокойно стряпать, не опасаясь ленивых соседей, того, что они стащат кастрюлю в то время, как вы удалились из общей кухни за щепоткой соли. (Такие казусы встречались нередко, между прочим.) А также при приготовлении пищи в комнате можно сэкономить на времени. Для студенческого быта немаловажно, не отрываясь от занятий или просмотра любимой телепередачи, наблюдать, как поспевает ужин.
  Всё время, пока Валентин возился у плитки, Света оставалась недви-жима, молча наблюдая, будто пытаясь вернуть хозяина комнаты себе. Но, су-дя по тому, как тот был увлечен своим новым занятием, Света безнадежно проигрывала.
  - Где твой любимый? - спросил Валентин. Слово "любимый" он произ-нес с нескрываемой иронией.
  - Ещё вчера укатил к своей старшей сестре.
  - А ты чего не поехала. Как-никак будущая родственница.
  При словах "будущая родственница" Света резко поднялась, восклик-нув:
  - Ой, перестань!
  Она нетерпеливо отбросила с ног одеяло и стала одеваться. Одевалась она, кстати, так же изящно, как и раздевалась.
  Между прочим, не каждая женщина способна одинаково хорошо про-делывать эти два противоположных по цели действа с одеждой. Обратить внимание на данную стадию свидания может только очень умная женщина, понимающая, что в общении с мужчиной нет ничего второстепенного, тем более то, насколько она привлекательно одевается. Ведь и от этого тоже за-висит, захочет ли мужчина встретиться с нею снова.
  Впрочем, судить об уме женщины по такому эпизоду её поведения всё же не стоит. Часто бывает, что и не очень умная женщина, но с хорошо раз-витой интуицией, руководствуясь веками заложенным в подсознании опытом предыдущих поколений, также прекрасно справляется с поставленной зада-чей.
  - Он мне предложения не делал - это во-первых. Во-вторых, я не по-нравилась его сестре. А значит, - продолжала Света, натянув на высоко вы-ставленную ногу белоснежный носок и задумчиво глядя на медленно шеве-лящиеся под ним пальцы, - вопрос о родственных связях остаётся вопросом.
  - О! Она - женщина, - ухмыльнулся Валентин, - и, как женщина, она в тебе видит что-то. И это "что-то" указывает ей, что её брату ты не подхо-дишь.
  Света резко опустила ногу и пристально уставилась на Валентина. Гла-за её горели.
  - Что же это "что-то"?
  Валентин быстро сделал глупый вид и пожал плечами.
  - Откуда я знаю. Я ведь не женщина. А значит, и не вижу ничего... По-моему, ты ему очень даже подходишь. И он тебе тоже. Между прочим, не один я так думаю. Всё обчество находит вас идеальной парой.
  - Неужели?! - издевательским тоном крикнула Света.
  - А типа, ты не знаешь?
  Света взялась за второй носок.
  - Плевать, - сказала она и решительно натянула носок на ногу.
  - Ну, зачем же так пессимистично смотреть на жизнь? Прибавь опти-мизьму, глядишь, и дела пойдут в гору, - Валентин проглотил кусочек колба-сы и расќплылся в довольной улыбке.
  Что его так развеселило, понять трудно. То, что поглощение пищи по-ложительно влияет на настроение человека, это понятно. Но здесь было не всё так просто. Похоже, грустные новости от Светланы пришлись ему по ду-ше, а тут и колбаска оказалась кстати.
  - Думаешь?
  - Уверен. Хочешь колбасы?
  - Нет.
  Довольный вид друга Светлану начал раздражать. Чтобы не показать этого, она встала и отвернулась к окну. Но он всё же это заметил. Заметил, потому что этого и добивался.
  Света раздвинула шторы. Солнечный свет залил комнату. Она открыла форточку и жадно вдохнула свежего воздуха. Звуки улицы стали слышны от-четливей. День уже был в разгаре. Мимо проезжали одинокие автомобили. По асфальтированным дорожкам студенческого городка вереницей шли лю-ди, возвращавшиеся с вещевого рынка, который появился здесь недалеко не-сколько лет назад, как только покупка товара дешевле и продажа его в после-дующем дороже перестала считаться преступлением.
  - Вот-вот, от этого все твои беды, - поучительно произнес Валентин, отправив в рот второй кусок колбасы.
  - Почему у тебя нет проблем, Валя? - завистливо произнесла Светлана.
  На миг он оставил собирать грязную посуду, бесцельно повертел в ру-ках тарелку и ответил серьёзно:
  - С меня хватает ваших.
  Он сгреб грязную посуду и вышел. Через несколько минут вернулся, расставил уже чистую посуду по полкам, вытер руки, подошел к девушке и обнял её сзади.
  - О чём думаешь?
  - Наверно, он на мне не женится, - машинально сказала Света.
  - Для тебя это так важно?
  - Конечно! - вспыхнула она. - Как же тогда жить дальше, если нет се-мьи?
  Валентин на мгновение удивлённо поднял брови.
  - Ты права. Семья - это святое!
  Света круто обернулась. Глаза ее горели.
  - Когда ты в таком тоне разговариваешь со мной, мне хочется тебя уда-рить, - прошипела она.
  - Если от этого тебе станет легче, то готов снести от тебя и побои, - подтверждая свои слова, Валентин смиренно подставил щеку.
  Света размахнулась, но вместо того, чтобы ударить, ласково погладила его. Посмотрела ему в глаза, и взгляд её затуманился.
  - Ты что же, думал, что замуж не хочу?
  Валентин пожал плечами.
  - Да, я думал, ты не такая, как все, думал, ты особенная.
  Света грустно улыбнулась:
  - Всё шутишь.
  - Нисколько, - ответил Валентин вполне серьёзно.
  Света внимательно посмотрела ему в глаза, показалось, она хочет за-глянуть в душу и вдруг спросила:
  - А ты женишься на мне?
  - Разве я выставлял свою кандидатуру на конкурс женихов? - не заду-мываясь, выпалил Валенќтин.
  Тотчас шлепок пощечины звучно зазвенел не только в комнате, но и в голове у Валентина.
  - Чаю со мной выпьешь? - в ответ предложил он.
  - Да пошёл ты... - негодующе произнесла Света и вышла из комнаты, решительно и бесповоротно.
  - Уже в пути! - крикнул вдогонку Валентин, потирая щеку.
  Когда дверь снова со скрипом отворилась, рука его ещё тёрла саднив-шую щеку. В проеме появился нос, а затем голова Валентинова друга и това-рища по совместной учёбе Жоры Мацкевича.
  Жора долговяз, от этого немного сутул. На голове русые волосы имели форму совсем не модной причёски, а скорее, просто были давно не стриже-ны. Основную часть лица занимал крупный нос и чуть выпуклые глаза с большими, как у коровы, ресницами. Жора медленно по периметру осмотрел всю комнату, шмыгнул носом, два раза хлопнул своими ресницами и только после этого бесшумно поместил внутрь свое долговязое тело. Затем он, осто-рожно прикрыв за собой дверь, снова два раза хлопнул ресницами и сказал проникновенно:
  - Ну, здравствуйте, Валентин,
  - Привет! - ответил тот, продолжая потирать щеку, мало обращая на не-го внимание.
  Жора, сделав несколько размеренных шагов по комнате, вдруг резко, давно рассчитанным привычным движением прыгќнул спиною вперёд, как это делают аквалангисты, на кровать, которая принадлежала соседу Валентина по комнате Сергею. Пружины матраса завибрировали. И Жора еще некоторое время качался, задрав ноги кверху и скрестив руки на груди, сохраняя при этом совершенно постное выражение лица.
  Глядя на него, Валентин подумал о том, что когда-нибудь он подложит под матрас чертежную доску, а лучше - железную спинку от кровати, доска может обломаться. Это будет хорошеньким сюрпризом для лучшего друга.
  Представив себе выражение лица Жоры в момент, когда тот не ощутит привычной мягкости вибрирующих пружин, Валентин забыл про саднившую щеку и улыбнулся мечтательной улыбкой.
  Закончив качаться, Жора заговорил:
  - Ну, расскажите, что вы сделали с этой прекрасной дамой, которая вы-летела, как рокета, минуту назад из вашей комнаты. И если бы не моя при-родная реакция, я был бы растоптан столь очаровательным созданием.
  - Я думаю, это был бы достойный финал вашей биографии, - прогово-рил Валентин, развалясь на своей кровати. - Наверняка, это и есть голубая мечта твоего детства: погибнуть под копытами красивой девушки.
  Жора осуждающе покачал головой.
  - Копыта и девушка... Очень интересно. Только ты можешь совмес-тить несовместимое, - сказал он.
  Валентин пожал плечами:
   - Ты даже не представляешь, что даже самая миниатюрная девушка, с очень маленькими ножками может тебя растоптать если не в прямом, то в переносном смысле. И ножки её при этом превратятся в очень даже увеси-стые копыта.
  Жора только развёл руками:
  - Что ж, может быть, может быть... Впрочем, согласен, финал, конечно, романтичный, но я, с вашего позволения, ещё хотел бы немного пожить, по-смотреть на этот мир, вдохнуть... - он повернул лицо к открытой форточке, сделал глубокий вдох и картинно закашлялся, будто вдохнул дым, - ...гари этой цивилизации. А там уж можно и на покой, вот таким вот способом, как вы изволили давеча выразиться... Но, что это мы всё обо мне... Вы мне зубы не заговаривайте. Признавайтесь! Небось, приставали к ней со своими по-шлыми непристойными предложениями, ведущими к одному: к плотским утехам!
  - С чего ты взял? Может, всё было как раз наоборот!
  Жора саркастически улыбнулся:
  - Милый мой! Я слишком хорошо тебя знаю...
  - Думаю, не лучше меня самого.
  Жора сделал примирительный жест.
  - Ладно, давай закончим этот неконструктивный разговор. Лучше ска-жи, с какой мыслью проснулся ты в это прэлестное утро?
  Валентин открыл было рот, но Жора опередил:
  - Не надо, не говори, это написано на твоем лице.
  - Зачем тогда спрашиваешь?
  - Хотел узнать: соврешь или нет.
  - Ну, и?..
  - Соврал.
  - Я же слова не успел сказать, - возмутился Валентин.
  - Я же сказал: у тебя на лице всё написано.
  - Ну и что же там написано? - ехидно усмехнулся Валентин.
  Жора пожал плечами и махнул рукой:
  - В приличных домах об этом вслух не говорят.
  - Да пошел ты...
  Валентину нравился этот парень. С ним было всегда интересно. Благо-даря его своеобразной манере говорить, разговор на любую тему становился забавным. Жора имел потрясающую способность время от времени выдавать такие фразеологические обороты, которые придавали его речи особый колоќрит, философский смысл вещам настолько приземленным и, казалось, не стоившим внимания. Это выглядело несколько театрально и, может быть, неисќкренне, но так могло показаться только на первый взгляд. Жора обладал той непосредственностью, которая позволяет оценивать окружающий мир с минимальными погрешностями, как точный прибор. Но, к сожалению, толь-ко юность может похвастаться этим. В большинстве случаев с годами всё ис-чезает.
  Жора выглянул в окно и предложил:
  - Давай в кинчик сползаем. А?
  Сказано это было настолько естественно, что Валентину тотчас пред-ставились два червячка, встретившихся на перепутье и обсуждающих про-грамму на ближайшее будущее.
  - Ну...
  - Вот только не надо строить мне кислую рожу здесь, - Жора преду-преждающе строго поводил из стороны в сторону указательным пальцем. - Ты хочешь сказать, что сомневаешься в целесообразности данного меро-приятия, поскольку настроение, мол, не то и, вообще, жизнь - жестянка. На это я тебе безапелляционно отвечу, что ну её, эту жизнь, в болото, как гово-рит классика Советского мульткино. И правильно говорит... Впрочем, что я тебе тут говорю. Ты и сам прекрасно всё понимаешь, где-то на подсознатель-ном примитивном уровне, только не можешь с этим смириться.
  Его проницательность уже серьёзно стала действовать Валентину на нервы. Он снова хотел было возмутиться по этому поводу, но их внимание переключилось на шаги, радостно шлёпающие по коридору. Так мог ходить только их общий товарищ Олег Акулов, любовно обзываемый ими Дядей. Прозвали его так потому, что имел он привычку обращаться к собеседнику словом "дядя".
  Это был красавец-мужчина. Густые чёрные волосы зачёсаны назад. Выше среднего роста, атлетическое сложение, греческий профиль. Карие глаза с поволокой, от которых женщины теряют самообладание. Словом - Аполлон, и точка!
  Кроме того, Олег был одним из тех, кто всегда знает, чего хочет, у кого давно, не по возрасту, устоявшиеся взгляды на жизнь и вообще на всё, и кого почти невозможно переубедить сделать другое, если он уже решил сделать одно. Эдакий вечно целеустремлённый субъект. Он умел жить, проникая в самые отдаленные закоулки бытия, извлекая оттуда ту изюминку, которая позволяет наслаждаться каждым мгновением жизни. Он успевал более-менее регулярно посещать занятия в институте, сдавать курсовые проекты, зани-маться гандболом, выезжать на соревнования и довольно серьќезно увлекаться радиотехникой.
  Он мог разобрать и собрать любой магнитофон, да так, что тот будет работать лучше прежнего. Он конструировал раќдио- и телевизионные антен-ны. В его комнате телевизор принимал все программы, какие только возмож-но было принимать в данной местности. Он провёл в общежитии селектор-ную связь между основными нужными ему комнатами. Но она оказалась не-практична: провода часто рвались. Поэтому он сейчас работал над радиопе-редатчиком.
  При всём при этом он успевал совершать каждодневный обход основ-ных торговых точек города. Правда, девять раз из десяти он возвращался без покупок. Что заставляло человека, больше всего ценившего во всём рацио-нальное зерно, делать это каждый день, оставалось загадкой для окружаю-щих, а возможно, и для него самого. Но должно же быть в каждом человеке что-то не поддающееся обычному логическому объяснению!
  А вот настоящей страстью Олега были еда и питьё. Он умел наслаж-даться самим процессом вкушения пищи, также - напитков, в том числе и спиртосодержащих. И никогда не отказывался от красивой девушки на де-серт.
  Хотя эти его качества открылись обществу не сразу.
  Первоначально Акулов примерно посещал занятия, в общежитии вёл себя пристойно, как говорится диктором в одном известном фильме: в связях его порочащих, замечен не был.
  И только когда, однажды, в комнате Валентина собралась веселая ком-пания по поводу окончания третьего курса, в разгар мероприятия в помеще-ние ввалился Дядя, именно, ввалился.
  Его всегда идеальная причёска была растрёпана, полы рубашки торча-ли навыпуск, на ней не хватало пуговиц. Он был пьян в дрезину.
  На естественный вопрос: что же такое страшное произошло, что заста-вило Олега войти в такое состояние, в котором все его видели впервые? Аку-лов махнул рукой и так же естественно ответил:
  - А, надоело притворяться.
  В общем, оказалось, что Олег Акулов - нормальный пацан.
  Но всё было бы ничего, если бы он иногда довольно беспардонно не обращался бы с чужой точкой зрения. Касалось, правда, это безобидных ве-щей: в основном вербовки наќпарников для очередного похода по магазинам, или в кино, или ещё куда-нибудь. Делая это, он производил столько невооб-разимого шума, что многие уступали, только чтобы прекратить словесный понос, хлынувший на уши, хотя ещё минуту назад имели другие планы на ближайшее будущее.
  Однажды Олегу и Валентина удались утащить в кругосветное путеше-ствие по торговым точкам города. Он битых два часа слонялся среди прилав-ков, как лунатик, глядя на витрины, пытаясь поначалу понять, что же дает эта трата времени его другу, кроме траты времени, но только услышал расплывќчатое: "Может, чего-нибудь увижу". Это "чего-нибудь" вывело Валентина из себя, но бросить товарища на полпути не позволяло чувство ответственноќсти, ведь подряжался-то на полную программу. Однако положительным итогом всего этого оказался иммунитет к Акуловским потугам повторения подобных мероприятий.
  На вопрос, для чего Олег тащил его с собой, тот просто ответил:
  - Должен же я с кем-то разговаривать. А если куплю чего-нибудь, до-нести поможешь.
  Валентин не имел ни малейшего желания сейчас выносить проклама-ции Дяди, поэтому в душе лелеял надежду, что тот пройдёт мимо. Но, как это всегда бывает некстати, шаги стреќмительно приближались. И через мгнове-ние дверь распахнулась, именно распахнулась, а не открылась. И всех при-сутствующих поразила невидимая волна энергетического сгустка, носитель которого широко улыбался на пороге.
  - Доброе утро, друзья-коллеги! - Дядя стоял, широко расставив ноги, держась одной рукой за косяк, а второй придерживая дверь, которая, уда-рившись о стену, сделала тщетную попытку закрыться. Но не тут-то было. Олег вовсе не собирался ретироваться. Сейчас он был удивительно похож на комсомольца с плаката, который призывает всех сознательных и несозна-тельных ехать на БАМ.
  Жора довольно покосился на хозяина комнаты. Созерцание тягостной перемены в том забавляло его.
  - Привет, - буркнул Валентин и обречённо посмотрел в окно.
  - Чего вы тут сидите? День - в разгаре!
  Жора хитро прищурился, глядя на Валентина, и сказал:
  - Вот, в кинчик предлагаю сползать.
  - Ну, и... в чем проблема? - на мгновение Олега посетила гримаса оза-даченности, но длилось это только мгновение. Он указал пальцем на Вален-тиќна: - Этот что ли упёрся? Да ты открой окно, впусти в эту заплесневевшую конуру бурлящую жизнь Вселенной! Оглянись! Жизнь ускользает у тебя ме-жду пальцами, как вода из-под крана. Пей её! Пока не поздно. Тем более, се-годня - воскресенье. Активнее надо быть, активнее...
  Что тут можно сказать? Как построена речь! Разве можно здесь возра-зить? Валентину ничего не оставалось. Он принял позу "лотоса" и тупо ус-тавился в окно.
  Это не могло подействовать на Акулова, впрочем, Валентин и не наде-ялся.
  - Мацик, ты посмотри на него, - вопрошал Олег у Жоры. - Что он хочет этим показать? Да лучше бы он сразу закопался в землю. Йог хренов! Я б ему только помог землицу разровнять над головой, - и обращаясь к Валентину: - Очнись, одумайся, сын мой! Прогулка по городу вдохнет в тебя энерќгию. Ты получишь заряд новых сил для свершений и открытий...
  - Вместе с выхлопными газами и бациллами гриппа, - вставил Вален-тин.
  Это не обескуражило Олега:
  - Не думай о грустном. Закупоривая себя в тепличных условиях, ты подвергаешься большей опасности. Бациллы же гриппа только укрепят твой иммунитет, а выхлопные газы сделают твой организм стойким к нехорошим побочным явлениям современной цивилизации. Кроме того, ты приобщишь-ся к искусству путем созерцания фильмы. Это обогатит твоё воображение... В конце концов, что ты будешь делать здесь?
  
  
   Глава 2
  
  
  Улица Советская в городе Бресте служила пешеходным раем уже мно-го лет. Здесь можно спокойно прогуливаться, не опасаясь быть раздавленным в саќмый неподходящий момент проезжающим мимо автомобилем.
  Собственно, разве подобные моменты когда-нибудь бывают подходя-щими?
  И если уж затронута тема жизни и смерти, то следует заметить, что она вообще неисчерпаема. А уж о переходе из одного соќстояния в другое и об-ратно можно говорить сколько угодно и помарать в связи с этим огќромное количество бумаги.
  Однако именно сейчас всё же хотелось бы поговорить об улице Совет-ской в городе Бресте.
  Подобная улица имеется в каждом мало-мальски уважающем себя го-роде на территории одной шестой части суши, когда-то объединённой в одну большую страну. И, как правило, почему-то почти все они называются Со-ветскими, за редким исключением. Явление это, на первый взгляд, обычное, но если повнимательнее присмотреться, то в нём можно заметить много ин-тересного, такого, что заставляет задуматься о смысле бытия.
  Улица Советская в городе Бресте находилась в самом его сердце, а воз-можно, и являлась его сердќцем, эдаким конгломератом культурно-экономических устремлений горожан.
  Одним концом она выходила к шедевру современной архитектуры - Центральному торговому комплексу. На другом конце находилась церковь, котоќрая в годы "развитого социализьму" служила хранилищем "чего-то" и уныло нависала тёмно-серой громадой над прохожими, естественно, не радуя их взоры, а для кого-то являясь мимолётным укором совести.
  В середине улицы находился самый большой кинотеатр в городе, кото-рый во времена кипучей деятельности Кинопроката славился тем, что в нем самые лучшие фильмы показывались в первую очередь. Вокруг него раски-нулась обширная площадь с фонтаном - излюбленное место встреч влюблен-ных парочек и проќгулок мам со своими чадами. А рядом, по диагональным краям площади, как неотъемлемая часть культурного досуга советских граж-дан, находились ресќторан и пивной бар, так сказать, на выбор по культурным запросам и матеќриальным возможностям.
  Равномерно по улице были понатыканы учреждения сферы услуг и ма-гаќзинчики, торгующие ширьпотребом, продуктами.
  В годы великих перемен изменилась и улица Советская. Она стала краќсочнее. Как и прежде, первые этажи домов занимали магазины, но к ним доќбавились еще и передвижные лавки, торгующие всякой всячиной: от зубной щётки до магнитолы, от нижнего белья до пальто. Кричащие вывески при-глашали зайти. Старые бары и кафе преобразились, к ним добавились ноќвые. На тротуарах появились белоснежные пластиковые столики, за которыми за-сиживались в большинстве своем представители нового класса - баксеры. С бритыми затылками, в кожаных куртках в любую погоду, со своими подру-гами, которые все, как одна, похожи на куклу Барби, они сидели и попивали кофе в прикуску с сигаретой. Этой, по их мнению, элегантной манере употќребления благородного напитка они научились у заокеанских киногеќроев, частенько лицезреть по видео которых они получили возможность в послед-нее время.
  Здесь можно было увидеть рэкетира, мирно беседующего со своей вче-рашней жертвой о бренности жития. Что ж, такова судьба. Кто знает, быть может, завтра они поменяются ролями.
  Очень много надписей на вывесках было написано на английском язы-ке. Думается, делалось это не для иностранцев. Просто так случилось, что ла-тинский алфавит чарующе действует на обывателя.
  Церковь в конце улицы вновь стала церковью. Здание было окрашено в голубой и золотой цвета. Мрачные поржавевшие решётки на окнах заменили на разноцветные стёкла. Синие купола искрились звездами и венчались золо-тыми крестами.
  Однако, несмотря на все эти видимые перемены в облике улицы, на-звание её осталось прежним, впрочем, как и сам обыватель.
  Жора, Валентин и Олег вышли из троллейбуса возле ЦУМа и направи-лись к Советской, где на первом доме была прикреплена металлическая таб-лица с названиями кинотеатров города, куда помещались дощечки с соответ-ствуюќщим фильмом, где под названием сообщалось краткое содержание.
  Сегодня список начинался "фильмом ужасов", продолжался "боевика-ми" и заканчивался надписью, затмевающей своей красочностью само назва-ние: "СУПЕР-БОЕВИК".
  - Пошли на ужастик, - предложил Олег.
  - Почему на ужастик? - спросил Жора.
  - К нему ближе топать.
  Валентин оставался безучастным к разговору. По большому счету ему быќло всё равно, куда и зачем идти. Мысли его были заняты совсем другим. Не выходил из головы утренний разговор со Светланой...
  Вообще, в последнее время каждая новая встреча с нею оставляла по-сле себя какой-то двусмысленный осадок, впрочем, как и само его положение в этой ситуации. Странно было хотеть чего-то другого, если другого здесь не дано. Не сказать, что и раньше всё было гладко и прекрасно, но тогда он хотя бы испытывал моральное удовлетворение оттого, что она не может его за-быть, что она, несмотря ни на что, всё-таки идёт к нему, ищет, желает его. Сейчас же после каждой встречи с ней, после каждого разговора внутри что-то начинает щемить.
  Нет. Он не испытывал угрызений совести перед её, так сказать, офици-альным возлюбленным - Сергеем, который, кроме этого, являлся и соседом его, Валентина, по комнате. Нет. Таких неприятных ощущений у него в душе не было. Уж перед кем-кем, но перед Сергеем-то он чист... Так он думал.
  Но при мыслях о Светлане, в ходе попыток как-то осознать их отноше-ния внутри у Валентина нарастала непонятная тоска, сравнимая разве что с тоской, которую испытывает волк, завлеченный чьей-то прекрасной лаской и покинувший родной лес, чтобы стать собакой - послушным другом человека. С одной стороны живётся ему неплохо, может быть, даже хорошо, но не его эта жизнь. Он - зверь свободный.
  Странно, но в связи с этим на ум ему приходила известная сказка про то, как волк спас прекрасную царевну из лап нехорошего дяденьки Кощея, вынес её на своих плечах. Для чего? Для того чтобы она воссоединилась с царевичем. Всего лишь! Как там дальше-то... Кажется, волк, доставив царев-ну в безопасное место, ушёл. Что ж, он правильно сделал. Как же найти, по-чувствовать тот миг, когда уйти не будет поздно. Трудно. Трудно, потому что он этого не хочет, но знает, что если этого не сделает, то потеряет себя навсе-гда.
  Поэтому каждый раз нарастает непонятная тоска, сродни звериной, о себе самом, свободном и настоящем.
  А ведь несколько лет назад ничего этого ещё не было. Он, вчерашний школьник, поступил в Брестский политехнический институт, который тогда ещё назывался инженерно-строительным, на факультет с таким интригую-щим названием "Водоснабжение и гидромелиорация", и устроился на жи-тельство в общежитие факультета под номером 4. Здесь однажды встретился со Светланой - студенткой-первокурсницей того же факультета. Только она, в отличие Валентина, познававшего профессию мелиоратора, училась на от-делении "Водоснабжение и канализация", которое, несмотря на второе не-благозвучное слово в названќии, считалось более престижным...
  
  
  Их познакомил товарищ Валентина по группе Андрей Демьяненко, ещё молодой, неопытный, но, судя по необычайной целеустремленности, пер-спективный бабник. Он уже в первые несколько недель пребывания в инсти-туте успел перезнакомиться с большинством однокурсниц, проживающих в общежитии, и, понимая, что не сможет охватить своим вниманием одновре-менно всех, проводил отбор первоочередных кандидаток на близкое с ним знакомство.
  В числе этих самых первоочередных кандидаток и оказалась подруга Светланы Елена. Андрей представлял себе, что девушка будет чувствовать себя на первых порах гораздо свободнее и раскованнее при наличии компа-нии побольше и повеселее, поэтому привлёк Валентина на роль статиста в этом мероприятии. Светлана выполняла эту же роль, только с другой сторо-ны.
  Прежде чем совершить задуманное, Андрей долго ходил вокруг да около. Всю дорогу от общежития к институту он болтал о разной чепухе, не зная, как подобраться к главному, и внутренне сомневаясь, подойдёт ли его друг для столь ответственной миссии, но, наконец, решился:
  - Вчера познакомился с классной девчонкой, - восторженно сказал он.
  - Неужели ты ещё со всеми не перезнакомился? - ответил Валентин. - Где ты их только находишь?
  - В библиотеке.
  Валентин даже остановился от неожиданности.
  - Ты ещё ходишь в библиотеки? Что ты там делаешь?
  Андрей пожал плечами и серьёзно ответил:
  - Я перепробовал самые разные способы знакомств. Ты знаешь, биб-лиотека - идеальное место для знакомства с более-менее соображающей по жизни девчонкой, потому что те, у кого уровень интеллекта невысок, в биб-лиотеку ходить не будут, это раз. К тому же, то же самое думают и они о нас. Поэтому в библиотеке с тобой знакомятся гораздо охотнее, чем где бы то ни было.
  - По-моему, где-то я это уже слышал... - говорит Валентин.
  - Кино такое было: "Москва слезам не верит". Там эти подруги в биб-лиотеке классных пацанов хотели зацепить... Этот способ я оттуда позаим-ствовал.
  - Я так и подумал. Сам бы ты до такого не додумался бы.
  Андрей не обиделся на колкое замечание и продолжал:
  - Да, всё-таки умели снимать фильмы старики! Есть, что для жизни по-черпнуть молодёжи и подрастающему поколению... Так вот. Подруга - от-пад! Зовут Еленой. Знаешь, была в древнем Риме Елена Прекрасная? Отве-чаю, это она.
  - Ну, не в древнем Риме, а в древней Греции, во-первых. Во-вторых, она была чужой женой и сбежала с любовником в другой город, название ко-торого тебе всё равно ничего не скажет. Но хочу заметить, что при этом деле погибло дофига народу. Так что сравнение твоей новой подруги с Еленой Прекрасной - неудачное. Как бы чего не вышло. Имей в виду.
  - Да ладно тебе... - отмахнулся Андрей. - Вечно ты всё преувеличишь. Во-первых, она ничья не жена...
  - Ты в этом уверен?
  Андрей на несколько секунд замялся. В его глазах даже отразился кратковременный всплеск мозговой активности.
  - Да ну тебя... - он расслаблено махнул рукой. - Впрочем, ты со своим всезнайством мне можешь очень даже помочь.
  - Как это?
  - Знаешь, на девчонок действует умная болтовня. Это их гипнотизиру-ет. Но я тебе потом всё объясню... Вернёмся к нашим овцам, как говорили древние... В общем, мы с ней разговорились... Туда-сюда... Но, понимаешь, у неё подруга есть. Они живут в одной комнате. Постоянно вместе. Базары общие... Понимаешь?
  - Нет.
  Андрей нетерпеливо пожевал губами:
  - Ну, как ты не сечёшь?! Мне одному как-то неудобно... с двумя.
  - С каких это пор? - насмешливо воскликнул Валентин.
  - Подруга эта, которая Света, уж слишком заумная, - не обращая вни-мания на колкость, продолжал Андрей. - Не волоку я во многих вещах. И конкуренции в интеллектуальном смысле с ней не выдерживаю. А она всё норовит меня дураком в глазах Ленки выставить, что, сам понимаешь, отри-цательно воздействует на мой имидж. Вот поэтому мне нужна твоя друже-ская помощь и поддержка. Ты ж мне не откажешь? - с кричащей надеждой в голосе вопрошал Демьяненко.
  - И что я буду делать?
  - Ты путем массированной мозговой атаки будешь отвлекать её силы на себя, чтобы она обо мне забыла. Пускай с тобой в язвительности упражня-ется. А я-то знаю, - Андрей уважительно похлопал друга по плечу, - в этом смысле равных тебе нету.
  - И долго это будет продолжаться? - остановился Валентин.
  - Пока я не выведу наши с Ленкой отношения на тот уровень, когда ей станет всё равно, дурак я или нет.
  - И как скоро это случится? - спросил Валентин.
  Андрей почему-то посмотрел на часы, как будто динамика развития отношений с его новой подругой - дело минут, ну, в крайнем случае, часов, и ответил:
  - Думаю, при интенсивной работе в этом направлении, при отсутствии непредвиденных обстоятельств... Ты понимаешь, каких? Через пару день-ков... Да, и тебе будет полезно... Насколько я знаю, сердце твоё свободно на данный момент. На крайний случай, получишь эстетическое удовольствие от высокоинтеллектуального общения с особью противоположного полу, что обогатит твой внутренний мир, поверь мне.
  - А кто они такие?
  - Не поверишь! - поспешно заговорил Андрей. - Первокурсницы. К тому же, учатся на нашем факультете, живут в нашей общаге. Прикинь! Как я их раньше не видел, не представляю. Наверно, всё время они в библиотеках проводят.
  - Наверняка занимаются там тем, чем и ты.
  Андрей шутку не понял и вполне серьёзно ответил, почесав затылок:
  - Нет, вроде, не похоже...
  Он мельком посмотрел в сторону, тут же весь развернулся и, обращаясь к Валентину, тихо заговорил:
  - А вот и они. На ловца и зверь бежит...
   И громко сказал, помахав рукой:
  - Привет, девчонки! - а Валентину тихо добавил: - Ну, как говорится, с ходу в бой. Помни: Света - твоя, Лена - моя. Не подведи.
  Они подошли к двум девушкам. Андрей явно волновался, но заговорил первый:
  - Привет, девчонки! Лена, Света... - называя имена, Демьяненко под-чёркнуто кивал каждой, очевидно, чтобы Валентин не перепутал.
  Валентин не перепутал бы! Он посмотрел на Светлану и понял, почему такой бесшабашный бабник Андрюха, вдруг решил привлечь его на помощь. Эта девушка с большими зелеными умными глазами была ему явно не по зу-бам. И он это понимает. Впрочем, Андрюхе такие и не нужны. Он любит жить легко, без лишнего утруждения собственных мозговых извилин, осо-бенно, если это касается отношений с противоположным полом. Вот Лена - это другое дело... Нет, Валентин бы их не перепутал.
  Женская дружба особенна. Подруги в некотором роде всегда конку-рентки. Это зарождается в период половой созреваемости. Девочки начинают ощущать потребность в мужском внимании. И тогда за это внимание начина-ется борьба.
  В основном мальчики ищут друзей близких по духу, равных по интел-лекту. В крайнем случае, физически не очень крепкие из них стараются при-биться в компанию к более сильным. Других критериев подбора в друзья у мужского пола не существует.
  Девочки же подбирают себе в подруги по внешности. Лучшие подруги, которые всегда вместе, никогда не бывают внешне одинаково красивы. Если девушка симпатична, то её близкая подруга, если не дурнушка (это в идеале), то, по крайней мере, такая, которая бы хоть немного, но отличалась по внеш-ним качествам в худшую сторону. Такая манера поведения вызвана необхо-димостью компаньонки, как в повседневной жизни, так и в общении с проти-воположным полом. В компании с парнями вместе с неказистой подружкой чувствуешь себя более уверенно, поскольку наглядный пример для сравне-ния лучше всего придает решимости в скорейшем выборе со стороны объек-тов интереса, при этом, конкуренции можно не опасаться.
  Хотя такой, на первый взгляд, неравноправный союз вовсе не так уж примитивен, поскольку дурнушке также выгодна компания красавицы. С нею она вхожа в любое общество, не предпринимая для этого никаких уси-лий, просто, как подруга красавицы, которую, как правило, хотят видеть вез-де. Следовательно, рано или поздно и для неё, дурнушки, выпадет счастли-вый билет. И как показывает опыт поколений, если дурнушка обладает хоть каким-то умом, то она имеет все шансы отбить лучшего парня в компании у своей подруги-красавицы, которая легкомысленно считает, что её внешней привлекательности достаточно для счастливого будущего.
  Но вовсе не всё женское общество действует по описанному выше ал-горитму. Встречаются, правда, единичные экземпляры самодостаточных особ, которым не нужны подруги. Они сами находят себе друзей. Смело об-щаются в любой компании, и никогда не теряются, и, собственно, никакой конкуренции не боятся. Потому что понимают: они достаточно красивы, чтобы обратить на себя внимание, и достаточно умны, чтобы это внимание удержать. Светлана была именно такой.
  Лена внешне ничем не уступала своей подруге. Она была также строй-на, и симпатична, и не глупа. Но того стержня в характере, который позволя-ет человеку в нужный для него момент стать хозяином положения, в ней не было. И здесь ничего удивительного нет, потому как испокон веков опреде-лён такой миропорядок, что наличие характера у представительниц прекрас-ного пола является скорее недостатком, нежели достоинством. Считается, что если и есть у женщины характер, то он - вздорный.
  - Как дела?
  - Нормально, - ответила Света, оценивающе глядя на Валентина.
  - Что вы здесь делаете? - спросил Андрей.
  - Наверно, то же, что и ты, - рассмеялись девушки.
  - Вот, познакомьтесь с моим другом...
  Пауза.
  - Ну? - спросила Света.
  - Что? - не понял Андрей.
  - Ну, знакомь.
  - А-а! Да, конечно. Валентин, познакомься. Это - Света, это - Лена. Девчонки, это мой друг и сосед по комнате. Зовут его Валентином. Он - из-вестная индивидуальность.
   - Где? - спросила Света.
  - Что где? - не понял Андрей.
  - Где известная?
  - В узких кругах широких слоев студенческого сообщества, - нашёлся Андрей и сам, довольный своей сообразительностью, с удовольствием засме-ялся.
  Вместе с ним от души засмеялась и Лена. По всему было видно, что Андрей ей очень нравится и никакие "происки империализьму" не повлияют на её мнение. Поэтому опасения Андрея совершенно напрасны.
  - Нам очень приятно, - за всех ответила Лена.
  - Мне тоже, - проговорил Валентин. Девушки не произвели на него особого впечатления.
  Андрей преодолел своё волнение (было видно, что он волновался, что, кстати, на него было совсем не похоже), взял девушек под руки и весело предложил:
  - Насколько я понял, вы, девчонки, сегодня уже отучились? Так не пой-ти ли нам куда-нибудь и выпить по чашечке кофе. А?
  - Насколько я поняла, вы только собирались сегодня приступить к учё-бе, - сказала Света.
  Валентин беспокойно посмотрел на часы. Андрей незаметно ткнул его в бок и задорно проговорил:
  - Может быть... но нам посчастливилось встретить на пути вас, и мы решили, что... а не пошло бы всё это... подальше. Ведь наука - она никуда от нас не денется. Правда ведь?.. Как гласит народная мудрость? - Андрей сно-ва толкнул Валентина в бок.
  - Век живи - век учись, - проговорил тот.
  - А это значит?.. - Андрей напряжённо посмотрел на Валентина.
  - Это значит, что к науке вернуться никогда не поздно, - сказал тот.
  - А молодость проходит быстро, и надо прожить её так...
  - Чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, - продолжил Валентин.
  - Как сказал классик советского реализма, - подхватил Андрей.
  - У вас двоих неплохо получается... цитировать классиков, - заметила Света.
  Андрей сделал вид, что стеснён замечанием и томным голосом, обра-щаясь к Елене, сказал:
  - По одиночке мы тоже кое-что можем делать очень даже неплохо.
  - Это ты о чём? - спросила Света.
  - Он хочет сказать, что встреча с такими красивыми девушками бывает не каждый день, поэтому лучше этот день провести в общении с вами. От этого, по крайней мере, можно получить хотя бы эстетическое удовольствие, а гранит науки от нас никуда не денется. В наше отсутствие его не сгрызут. На всех хватит, - пояснил Валентин.
  - Неужели?! - воскликнула Елена.
  - Ты даже знаешь такое слово: "эстетическое". Тогда, наверно, тебе также известно и, что оно означает? - Светлана испытывающе посмотрела на Валентина.
  Он выдержал её взгляд и ответил:
  - ТЕБЕ я скажу, что знаю всё, о чём говорю. И вообще, я очень умный. Только природная скромность - мой единственный недостаток.
  От неожиданности Света не нашлась, что ответить. Андрей же, до-вольно глядя на неё, подленько захихикал.
  - Да. Мы такие, - с гордостью проговорил он и добавил, положив Ва-лентину руку на плечо, стараясь таким образом приобщиться к интеллекту-альному успеху своего друга: - Нам не верить - себя не уважать.
  
  Некоторое время Демьяненко водил за собой Валентина в комнату де-вушек, где они проводили время за игрой в "дурака" и занимались прочими безобидными юношескими шалостями. Но это продолжалось недолго. Пока Валентин и Светлана занимались интеллектуальным пинг-понгом, их друзья шли другим путем. И, как только отношения между Андреем и Еленой пре-образовались из приятельских в качественно новые, статисты были уволены.
  Тогда Валентин перестал каждый вечер вместе с Андреем таскаться в гости. Но со Светланой он встречался на лекциях. Иногда, заметив друг друга в студенческой столовой, они с удовольствием обедали вместе. Обмен колко-стями, который они допускали по отношению друг к другу во время прежних встреч, не испортил их отношения, но сразу дал понять каждому, кто есть кто. И это пробудило в них взаимный интерес.
  Валентину нравилась эта девушка. Она была умна и красива, но не той глянцевой красотой, которая часто встречается у девушек, которые, осознав свои внешние достоинства, считают это достаточным условием, необходи-мым для безбедной жизни, и потому медленно, но верно деградирующих внутренне, с одновременным преобразованием внешнего облика в красивую неподвижную маску со стеклянными пустыми глазами, за которой при вни-мательном рассмотрении угадывалась внутренняя звенящая пустота.
  Глаза Светланы были глубокими, иногда завораживающими, иногда с озорными искорками. Каждое её движение, улыбка, жест были исполнены достоинства, но, в то же время, лишены чопорности. С ней было легко гово-рить практически обо всём, не ощущая стесняющих рамок, присутствующих вольно или невольно при общении с девушкой. Однако за кажущейся про-стотой чувствовался сильный характер, который не позволит вульгарности.
  Вначале они проводили время в интеллектуальных битвах. Светлана, являясь одной из тех представительниц женского сообщества, которые, обла-дая незаурядными умственными способностями, смотрят на мужчин немно-жечко свысока. Нет, она была не из тех, кто думает о представителях сильно-го пола, как о тупых животных, созданных для удовлетворения их, женских, меркантильных потребностей (не для кого не секрет, что есть и такие). Но, несмотря на юный возраст, она уже осознала свою женскую силу и совсем не была похожа на многих своих сокурсниц, которые после окончания школы, вырвавшись из-под родительской опеки, смотрят на внезапно свалившуюся свободу ошалелыми глазами, не совсем понимая, что с ней делать.
  Нет, Светлана была не такой. По ней было видно, что она во взрослой жизни чувствует себя легко и свободно. Поэтому её удивляло и где-то даже задевало то, что этот, с виду обыкновенный парень, её ровесник, непринуж-денно, без грубостей и хамства, но с юмором уходил от расставленных ею ловушек.
  Валентин же, принимая во внимание все её достоинства, в силу своей юношеской застенчивости не мог думать о большем, кроме того, что уже есть в их отношениях. Нельзя сказать, что это его устраивало, но он, как го-ворят компьютерщики, не зацикливался на этом и продолжал жить своей привычной, размеренной жизнью, которой живут многие молодые люди, ес-тественно, не отказывая себе в обычных удовольствиях и не избегая весёлых компаний.
  Как и всех, его, конечно, привлекали девушки. Он с удовольствием с ними общался. Но то большое, светлое и чистое чувство, воспетое поэтами, смакуемое писателями, анализируемое учеными, именуемое в большинстве своём первыми страстью, вторыми - любовью, третьими - половым влечени-ем (кстати сказать, в этом смысле часто обшибаются и первые, и вторые, и третьи), пока было ему незнакомо.
  Между тем, время шло. Закончился первый семестр. Андрей Демья-ненко после Елены перебрал ещё многих, с кем успел познакомиться и, фи-гурально выражаясь, погряз в женском белье, позабыв о том, что между де-лом необходимо ещё и учиться в институте. Поэтому ему пришлось уйти по-сле первой же экзаменационной сессии.
  Валентин же благополучно сдал зачеты и экзамены, после чего уехал домой на каникулы, которые пролетели на одном дыхании.
  Когда он, возвратившись, вошёл в общежитие, вахтёр тётя Клава в от-вет на его приветствие сказала:
  - Здравствуй, здравствуй. Погоди. Ключ-то возьми, - и протянула ему ключ от комнаты.
  - А что, Андрюха не приехал? - спросил Валентин.
  - Уехал твой друг, насовсем, - грустно сообщила вахтёр.
  В отличие от того, как обычно бывает в подобных случаях, сейчас грусть в голосе вахтера была неподдельной. Демьяненко сумел найти подход к каждой из вахтёров, хотя, как известно, далеко не у каждого такое может получиться, потому как вахтёры - это не профессия, а состояние души. А он им нравился своей вежливостью и постоянной готовностью поинтересовать-ся здоровьем (для пожилых женщин, которыми являлись вахтёры в общежи-тии Љ 4, это было важно), семейными делами, умением посочувствовать жи-тейским неурядицам.
  Валентин от неожиданности остановился:
  - Как насовсем?
  - Так, - пожимает плечами вахтёр. - Уже пару дней тому, как сдал всё коменданту и уехал.
  - Что же он не пересдавал ничего?.. - пробормотал Валентин.
  - "Начерталка" ваша его бедного заморила, - сочувственно покачала головой тётя Клава.
  - Что же он... ещё же есть время...
  - И я ему говорила, чтоб не бросал. Ещё не всё потеряно. Выкарабкался бы. Сказал: "Не для меня это, тётя Клава, не хочу усугублять".
  - Чего? - не понял Валентин.
  - "Усугублять", говорит, не хочу, - повторила тётя Клава. - Так и ска-зал, ей богу.
  В комнате уже было пусто. Кровать, которую занимал Андрей, стояла без постельного белья и тюфяка. Валентин небрежно бросил дорожную сум-ку на кровать, зиявшую голыми пружинами, - от её тяжести металлический матрас жалобно скрипнул.
  Андрей уехал, отказавшись от борьбы и даже не дождавшись приказа об отчислении. Наверно, для него это было неважно. На столе он оставил за-писку, в которой назвал Валентина "классным пацаном" и выразил уверен-ность о том, что они ещё встретятся и вспомнят самое лучшее из пережитого.
  Скорее всего, ничего этого не будет. Они никогда не встретятся хотя бы потому, что никому из них это не нужно. У каждого с этого момента бу-дут слишком разные интересы, цели, своя жизнь в диаметрально противопо-ложных концах страны. Да и сами они были если не диаметрально противо-положного склада характера, то, по крайней мере, и общего между ними бы-ло мало. Поэтому пять месяцев знакомства оказалось недостаточным сроком для того, чтобы после вспоминать об этом, как о чём-то значительном.
  Но всё же, сейчас Валентину на душе стало грустно, ведь своим отъез-дом Андрей напомнил ему, что всё в этой жизни проходит. Он с тоской ос-мотрелся вокруг и, не раздеваясь, вышел на улицу. Остановившись на мину-ту, посмотрев на окна общежития, в большинстве своём, зияющие темнотой, он неспешно пошёл к зданию института. Из танцевального зала доносились звуки музыки. Разноцветные огни мелькали в окнах. Валентин вспомнил: на стене в общежитии напротив вахты висело объявление о том, что сегодня со-стоится дискотека по случаю начала нового семестра.
  Войдя в танцевальный зал, он сразу заметил Светлану. Она сидела на-против входа со скучающим видом, почему-то одна. Даже она сегодня - одна. Это так на неё не похоже, но так символично сегодня. Увидев Валентина, она приветливо помахала ему рукой. Тот кивнул и подошёл.
  - Что ты здесь делаешь? - спросил он, состроив глупую гримасу.
  - Понятия не имею, - в тон ему ответила Света. - Все куда-то запропас-тились. Будто вымерло всё знакомое население.
  - Это точно, - согласился Валентин и со скорбным видом продолжил: - Многих недосчитаемся в этом семестре. Но раз уж мы остались невредимы и пришли сюда, то не объединить ли нам усилия по преодолению данного кри-зиса, возникшего в результате недостатка общения с себе подобными инди-видуумами?
  - Можно, если ты не забыл, чего хотел, пока всё выговаривал.
  - Согласен. Есть у меня слабость к словоблудию, - Валентин легонько взял Свету под руку и повел в гущу танцующих. - Но разве ты не чувству-ешь, как наша речь с развитием цивилизации становится всё проще и проще? Скоро мы вернёмся к способу изъяснения наших далёких предков, которые использовали в своём обиходе нечленораздельные звуки.
  - Это все хорошо, но что мы будем здесь делать?
  - Танцевать. Ведь здесь танцуют, - Валентин огляделся вокруг.
  - Разве? - удивилась Света. - Я как-то не заметила.
  - Неудивительно. То, что делают окружающие нас индивидуумы, с большой натяжкой можно назвать танцами. Давай покажем, как это делается по-настоящему!
  - Давай! - загорелась Света, однако искорки недоверия блеснули в её глазах.
  Валентин обнял её за талию и, сделав несколько шагов вперёд, накло-нил. Она выгнулась, запрокинула назад голову и застыла в таком положении на несколько секунд. А затем резко выпрямилась, как расправленная пружи-на, и схватила его за шею. Мгновение они стояли неподвижно, затем двину-лись дальше, при помощи виртуозных па лавируя между окружающими. Те, в свою очередь, замедляли свои движения, постепенно останавливаясь и гла-зея на внезапно объявившихся звёзд танцевальной сцены.
  Валентин и Светлана танцевали самозабвенно и слаженно, будто это был для них не перќвый, а сотый танец вместе. Он только успевал удивляться себе и ей. Но вскоре удивление исчезло. Ее тело волновало. Запах её духов пьянил. Она казаќлась ему такой же легкой, как этот запах, и послушной, как мысль...
  Музыка умолкла слишком внезапно. Раздались аплодисменты. Вален-тин и Света удивленно огляделись, словно очнувшись от забытья. Аплодиро-вали им.
  - Похоже, мы неплохо выдали, - улыбаясь, проговорил Валентин.
  - Ты классно танцуешь, - заметила Света.
  - Мне стыдно, что я первый не сказал это тебе.
  - Не стоит. Ты где-нибудь учился танцевать?
  - Нет. Мне просто всегда нравилось это делать. А ты?
  - И я - нет, - Света внимательно посмотрела на Валентина и улыбну-лась.
  Они ещё и ещё танцевали вместе, обращая на себя внимание. Затем им вдруг стало душно среди всеобщего любопытства, и они ушли, не дожидаясь окончания дискотеки.
  Исчез грохот музыки, разноцветное мигание лампочек, шум толпы. Ос-талось только морозное звёздное небо и тишина зимней ночи, нарушаеќмая только скрипом снега под ногами и отдалённым шумом ночного города. Они шли по аллее и разговаривали ни о чём. Смеялись, шутили, пробовали играть в снежки, смотрели на морозное звёздное небо. Странно, он никогда не смот-рел на небо с таким любопытством и желанием увидеть в нём что-то боль-шее, чем просто свет небесных тел. Как ему вдруг стало досадно оттого, что никогда ранее не интересовался он астрономией. Вот сейчас бы блеснуть знаниями!
  Разговаривая, он наблюдал за ней, за её жестами, за тем, как она шла, как говорила, как улыбалась. Иногда улыбка уходила с лица Светланы, оно становилось печальным как-то сразу, внезапно, а глаза - бездонными.
  Так бывает у людей, поток мыслей которых виќтает гораздо выше сию-минутной обыденности. Эти люди всегда находятся в соќстоянии поиска гар-монии и согласия с окружающим миром, с самим собой. И - чаще не находят. Законы жизни кажутся им пресными. Имќпровизация в стесняющих рамках принятых норм поведения не приносит удовлетворения. Но понимание не-разрывности с внешним миром заставляет искусственно упрощать свою сущность, чтобы быть понятным для других, чтобы не допустить одиночест-ва. Ведь, одиночество есть самое страшное, что может слуќчиться с человеком в жизни.
  И дело здесь вовсе не в банальных законах диалектики, гласящих о единстве человека и общества, подталкивающих таким образом к сознатель-ному поведению и подчинению интересов личных интересам общественным. Нет. Всё это обыкновенная политика. По большому счёту человек глубоко безразличен обществу просто потому, что общество состоит из множества таких вот человеков, которым, по сути, дела нет до других, если другие не необходимы им для решения их собственных проблем и задач. Поэтому об-щество безлико и холодно. А человеку хоть иногда необходимо тепло, кото-рое может подарить ему только другая родственная душа. И если такой души рядом нет, то, живя среди людей, ощущаешь себя Робинзоном, оставленным на необитаемом острове, забытым и заброшенным.
  В этом смысле Робинзону ещё повезло. У него есть цель: достичь мате-рика, добраться до людей. Несмотря на всю физическую сложность, которая объясняется трудностями пересечения океана, всё-таки данная задача решае-ма с большой вероятностью её счастливого завершения. Для этого необходи-мы несколько условий: достаточно крепкий плот, хорошая погода, запас во-ды и провианта и правильно выбранное направление. При соблюдении всех этих условий, в крайнем случае, корабль встретить можно.
  А где искать родственную душу?! Куда плыть? Что делать?
  Вот так проходит жизнь в бесплодных поисках неизвестного. И далеко не всем посчастливится ощутить заветное тепло родственной души, пусть даже проживая внешне яркую и насыщенную незаурядными событиями жизнь.
  Когда они подошли к её комнате в общежитии, Света обернулась и ска-зала:
  - Вот я и дома.
  Валентин несколько отстранился от неё, прислонился к противополож-ной стене:
  - Классный был вечер, - сказал он. - Когда он начинался, я не ожидал от него ничего хорошего. Но... так получается у меня по жизни, что прият-ные вещи со мной случаются, когда я их совсем не жду.
  - Ты знаешь... - задумчиво начала Светлана, - я ещё ни с кем так не танцевала, как сегодня. Странно, мне казалось, будто я делала это с тобой уже много раз.
  - Мне - тоже.
  - Правда?
  - Правда.
  - Я где-то слышала, что танец отражает пульс твоей души. И тот, кого ты, танцуя, чувствуешь, как самого себя, и является той половинкой, которая есть у каждого, которая бродит по Миру и предназначена только тебе. Инте-ресно. Правда?
  - Да. Наверно, в этом что-то есть, - сказал Валентин.
  Она подошла, взялась руками за лацканы его пальто и сказала:
  - Если бы ты знал, как мне с тобой хорошо!
  Быстро поцеловала его в губы и, улыбнувшись, не спеша, но реши-тельно открыла дверь, сказав:
  - Пока! - и закрыла её за собой.
  Эти слова слетели с девичьих губ так просто и легко и так неожиданно, что Валентин даже не нашелся, что ответить. И в ту минуту, когда дверь комнаты Светланы закрылась за её хозяйкой, он понял, чего ему так не хва-тало в этой жизни все последние годы, что он, чувствуя необъяснимую пус-тоту в душе, пытался найти, но не мог этого сделать, так как просто не знал, что же следует искать.
  Валентин, опешив, машинально поднял руку вверх, пробормотал:
  - Пока!
  Он ещё немного постоял у стены, не отрываясь, глядя на только что за-крытую дверь, затем, заложив руки в карманы пальто, медленно стал ухо-дить, бормоча в полголоса какую-то оптимистичную мелодию...
  Любовь, любовь...
  Приход любви, вообще, вещь специфическая. А уж когда это происхо-дит в первый раз...
  Когда к человеку приходит первая любовь, он поначалу не понимает, что с ним произошло. Каждый этот момент ощущает по-своему. Для кого-то это как удар мягким, но тяжелым предметом по голове. Сознание не теряешь, но координация движений отсутствует полностью. Кому-то кажется, что вне-запно ухватился за оголённый электрический провод. Мощный разряд про-низывает в мгновение всё тело до самой отдаленной клеточќки тысячами ост-рых иголок. Некоторые тонут в громадном потоке нахлынувших чувств. Но все они потом не умирают. Скорее, наоборот. Просто человек влюбленный иначе ощущаќет окружающее его пространство. Он тогда видит, казалось, в заурядных веќщах что-то необычное, то, чего раньше заметить не мог. Это всё равно, что вдруг проснуться и понять язык птиц и растений. Сначала даже невозможно определить, хорошо это или плохо. Но вскоре становится ясно, что это преќкрасно. Человек начинает чувствовать необычайную лёгкость в теле и на душе. Кажется, что в мире не существует преград, которые он не смог бы преодоќлеть. А мысль о том, чтобы свернуть горы, кажется не более чем банальной затеей, и следует придумать что-нибудь эдакое, посложнее да позадиристее.
  Самое интересное, всё обстоит именно так на самом деле, особенно, если рядом находится любимый человек. В такие минуты начинаешь отчет-ливо понимать, что есть счастье в этом мире. И его можно пощупать руками.
  Тогда всё становится ясным и понятным, а все разговоры о смысле жизни представляются ненужными и пустыми. К чему терзания в поисках гармонии?! Когда вдруг находится человек, который гоќворит тебе слова люб-ви, всё это отпадает само собой за ненадобностью и кажется таким мелким и бессмысленным...
  Человек, которого делаешь счастливым ты - вот он, смысл жизни, и всё!
  
  
   Глава 3
  
  
  Выйдя из кинотеатра, Валентин зябко поёжился от осеннего ветра. Всю дорогу он молчал. На этот раз он уселся на сиденье прямо перед дверью в троллейбусе, скрестив руки на груди и тупо уставившись в собственное от-ражение в тёмном окне, тем самым нарушив железное правило никогда не садиться в общественном транспорте.
  Правило это выработалось с жизненным опытом. Он решил никогда не садиться, чтобы потом не приходилось вставать, вынужденно уступая место какой-нибудь старушке... Ладно старушке, чаще случалось так, что входила какая-нибудь тетка, какие встречаются в природе на воле. Они своей внуши-тельной статью и каменными лицами отражают исполинную стойкость ха-рактера. Глядя на них, Валентину почему-то всегда вспоминался рассказ Максима Горького про Ваньку, который писал на деревню к дедушке и жа-ловался ему, что когда у него не получалось чистить рыбу, то тетка хлестала его этой рыбой по лицу и всё норовила запихнуть её ему в рот.
  Так вот, войдет такая в троллейбус, нагло встанет перед тобой, несмот-ря на то, что ещё имеются свободные места, и всем своим видом требует срочно уступить ей место. Нет, она ничего не говорит. Но она стоит и ждет. И ты каждой клеточкой своего худосочного, тщедушного (так тебе начинает казаться) зада ощущаешь тысячи иголок, которые колют тебя и прямо вытал-кивают с только что согретого мягкого сиденья. (Точно! СОГРЕТОГО! Вот почему они не садятся на другие свободные места! Они желают опускать свои телеса только на уже согретые места.) И вот ты всё-таки не выдержива-ешь, встаёшь и... И тебя в благодарность одарят таким взглядом, что ты ясно понимаешь, что твой номер в очереди к благам этой жизни - пятьсот сорок восемь, и вообще - тебя тут не стояло.
  Несколько раз побывав в такой ситуации, Валентин решил, что лучше пожертвовать ощущением сиюминутного комфорта, зато испытывать глубо-кое удовлетворение от того, что ты не греешь место для какой-нибудь сколо-пендры в человечьем обличии.
  К сожалению, не только в общественном транспорте, но и в жизни во-обще, бывает, что работаешь над собой, работаешь, добиваешься чего-то, обустраиваешь своё место в ней, в жизни, и вот в один прекрасный, в полном смысле этого слова, день на твоём горизонте появляется какой-нибудь тип, который только и ждал, пока ты всё подготовишь... для его безбедной жизни. И ты уходишь, уступаешь согретое твоим теплом место в силу разных об-стоятельств. Может быть, не хватает воли противостоять или хотя бы сделать вид, что не понимаешь, чего от тебя хотят. А может быть, не хватает нагло-сти возразить. Или просто не успеваешь воспользоваться самым распростра-ненным и, как показывает опыт, эффективным способом: притвориться, буд-то спишь. Да мало ли, почему уходишь, уступаешь. Факт остаётся фактом.
  И после этого мало того, что тебе не скажут спасибо, но даже хорошо, если не проводят крепким пинком. И ты идешь, обустраиваешь другое место, надеясь, что на этот раз тебя никто не потревожит, что все охотники за чу-жим теплом пройдут мимо, не найдут тебя или остановятся в местах, согре-тых другими, такими же, как ты, строителями фундаментов чужого счастья. Но нет, как правило, история повторяется... Потому что мир тесен, потому что тепло всегда ощущается издалека и притягивает к себе не только и даже не столько страждущие добрые души...
  Так происходит до тех пор, пока ты, наконец, не найдёшь в себе силы на наглый взгляд самопровозглашённого хозяина жизни ответить таким же наглым взглядом.
  Сегодня всё было иначе. Валентину было глубоко наплевать. Пусть даже подобная из описанных выше фурий изошлась бы в своих нечистотах, он ни за что не уступил бы место. Но никто к нему не подходил. Скорее все-го, в этот промозглый осенний вечер все представители описанного выше вида человеческой натуры сидели по собственным квартирам в уже согретых кем-то из своих домашних креслах и диванах. А если кто и оказался случай-но на улице, справляясь по каким-то своим делам, то к Валентину, по край-ней мере, никто не подходил, своим чутким к человеческим слабостям ню-хом понимая, что от него сегодня ничего не обломится. Только Жора с Оле-гом стояли рядом и оживлённо обсуждали только что увиденный фильм, ед-ко издеваясь над игрой актёров и режиссерскими ляпами.
  Доехали благополучно. Подходя к общежитию, Жора спросил Вален-тина:
  - Чего будешь делать?
  Тот пожал плечами.
  - А ты? - обращаясь к Олегу, спросил Жора.
  Олег растянулся в широкой улыбке:
  - О мужики, у меня сегодня большие планы. Жизнь ведь не заканчива-ется просмотром второсортного ужастика... Нужна какая-то разрядка.
  - Ага! - радостно воскликнул Валентин. - Значит, ты признаёшь, что этот дурацкий поход в кино был идиотской затеей, что мы только зря про-болтались и потеряли время. А ведь вместо этого мы могли бы спокойно на-слаждаться бездельем в тёплой общаге.
  Олег мрачно посмотрел на Валентина и спокойно ответил:
  - Вот ты проучился почти уже пять лет в высшем учебном заведении... Ты без пяти минут человек с высшим образованием. Более того, ты - инженер, что придает гораздо больший вес твоему интеллектуальному статусу, чем просто высшее образование. Но ты так и не въехал, что отрицательный результат - это тоже результат. И, что-то делая, ты никогда не тратишь время зря, даже если потом выяснится, что ты делаешь совсем не то, что надо. Смысл в том, что ты это уже будешь знать. И больше такого делать не будешь. Время теряешь только в безделье. Запомни это, мой юный друг.
  Чем можно возразить на это? А ведь он прав. Если, конечно, рассмат-ривать проблему времени в глобальном смысле... Впрочем, с ним можно по-спорить. Какое время следует считать потраченным впустую? Стоит ли про-водить его, время, в какой-то суете, заранее осознавая её бесполезность, только для того, чтобы окончательно убедиться воочию, что интуиция опять тебя не обманула, и ты в очередной раз, не прислушавшись к своему внут-реннему голосу, сморозил очередную глупость?
  А ведь для нормального процесса умственного, эмоционального со-вершенствования кому-то требуется возможность просто остаться одному, поваляться на диване в полном безделье. В конце концов, у человека во внут-реннем, как говорят парапсихологи, тонком мире даже во сне происходит большая работа. Пусть раздаются в разных местах выкрики отдельных шар-латанов, которые пытаются внушить общественности, будто сон без пользы отбирает треть нашей жизни. Но от известных фактов гениальных сверше-ний, родившихся в головах людей во сне, никуда не денешься. Иногда учёно-го во сне озаряет открытием, которое произведёт переворот в науке, компо-зитору во сне привидится партитура новой оперы или, на худой конец, песни, от которой будут без ума миллионы, или поэт вздремнёт на минуту и вдруг увидит гениальные стихи.
  Да что там говорить про учёных, про поэтов... Вот самого Валентина хотя бы взять...
  На четвёртом курсе пришёл тот самый великий и ужасный СОПРО-МАТ, известный в кругах представителей общества, имеющих высшее тех-ническое образование или пытавшихся его заполучить, но так и не преодо-левших эту внезапно возникшую, вроде бы обыкновенную, очередную сту-пень на пути к заветному инженерскому диплому под красноречивым псев-донимом "СОПРОМУТЬ". Сколько ужасных историй связано с этим одиоз-ным учебным предметом! Сколько студенческих судеб было им поломано тогда, когда уже казалось, что всё самое трудное осталось позади!
  Уже позади эйфория от внезапно свалившегося после окончания шко-лы ощущения взрослости, безмятежной свободы. Из-за этой самой эйфории многие уподобились крыловской стрекозе, которая пропела всё лето. Они не заметили, как зима вместе с экзаменационной сессией внезапно оказалась ря-дом и, как говорил великий баснописец, уперлась своим неодушевлённым, бесстрастным и, следовательно, немилосердным взглядом в глаза незадачли-вых "стрекоз". Также позади остались начертательная геометрия и высшая математика, - два эдаких противных камешка, о которые споткнулось немало соискателей на получение дипломов о высшем образовании...
  Вроде бы всё устоялось. Уже практически привык к новой жизни, бо-лее-менее справляешься со всем, где хитростью, где знанием, где везением... Но тут как гром среди ясного неба - СОПРОМАТ!
  Вообще-то, с учёбой у Валентина всё было в порядке. Вернувшись из армии и восстановившись на второй курс, он вместе с такими же, как сам, дембелями, поначалу чувствовал себя не в своей тарелке среди мальчиков и девочек, недавно окончивших школу и не далее как три месяца назад оста-вивших позади первый курс, со свеженькими знаниями и навыками усвоения учебного материала. Но отдохнувший за год от умственных упражнений мозг Валентина впитывал преподаваемые знания, как ссохшаяся губка воду. И уже первую сессию он сдал только на "хорошо" и "отлично" и так продолжал и далее, не прилагая к этому особых усилий.
  Вскоре он понял, что может, если захочет, добиться только отличных оценок. Но он не хотел этого, просто не хотел, и всё тут. К оценкам он отно-сился равнодушно. Достижение определённых результатов было ему необхо-димо в большей степени для получения повышенной стипендии. Сам этот факт приносил моральное удовлетворение от осознания, что он не какой-нибудь "тормоз" и чего-то стоит в этой жизни.
  Валентин тратил на учёбу только тот минимум умственных и физиче-ских сил, который был необходим для сохранения достигнутых уже доста-точно высоких результатов и в то же время позволявший без ущерба для учебного процесса переживать все прелести студенческой жизни, которая, как известно, полна самыми яркими впечатлениями, но не всегда безопасна для того же умственного и физического здоровья, формируя своим поведени-ем и старательно культивируя имидж эдакого талантливого раздолбая. Меж-ду прочим, именно такой тип вызывает наибольшее уважение у мужской и всеобщую любовь у женской половины общества.
  Но возможность добиваться высоких результатов без особых усилий сыграла с ним злую шутку. Осознание собственной силы - самое опасное чувство, какое может испытывать человек. Опасное прежде всего для него самого. Это чувство незаметно делает его слабым.
  А жизнь такая интересная штука, что, как только посчитаешь себя пу-пом земли, злодейка-судьба окажется тут как тут и обязательно смачно стук-нет тебя "фэйсом" об "тэйбл" или просто ткнёт мордой в дерьмо. В первом случае - твердо и больно, во втором - мягко и противно. И ещё неизвестно, что лучше, поскольку, как правило, шишки на лбу заживают быстрее, чем раны в душе.
  Валентин просто расслабился, возомнил о себе невесть что. Указую-щим истинное место в жизни перстом судьбы для него оказался СОПРО-МАТ...
  Валентин даже не сразу поверил в то, что данный предмет оказался выше его понимания. Окончательно осознать всю плачевность своего поло-жения помог ему преподаватель Александр Сергеевич Саченков.
  Человек он был умный, практичный. О таких говорят: палец в рот не клади - руку откусит. Но именно эти качества его характера, как ни странно, позволяли ему без прикрас видеть реалии этой жизни, быстро разбираться не только в хитросплетениях науки, но и в человеческой сущности, а это, в свою очередь, помогало ему справедливо относиться к тем же студентам. Напри-мер, он никогда не поддавался сомнительному способу удовлетворения соб-ственного самолюбия и никогда не мстил студентам за пропуски его лекций, никогда на экзаменах украдкой не подсматривал за тем, кто из студентов пользуется так называемыми "шпорами". Он понимал, что даже без его уча-стия судьба сама изберет очередную жертву. И выбор этот будет безошибо-чен, поскольку использовать эта самая судьба будет оружие высокоточное - сопромат.
  Почему Александр Сергеевич обратил на Валентина внимание, остаёт-ся загадкой. Не один Валентин ничего не смыслил в этом предмете. Таких "дубов" на курсе было практически половина из всего состава. Но Саченков, где бы он ни был, читал ли лекцию, разъяснял ли отдельные вопросы на практических занятиях, останавливая свой проницательный, умный, излу-чающий божественное спокойствие взгляд на Валентине, никогда не забывал во всеуслышание напомнить ему, переходя то на "Вы", то на "ты":
  - Однако и тупы же Вы, Качковский, в сопромате. Не сдашь ты экза-мен. Поверь мне, не сдашь.
  От такого нездорового внимания к своей персоне Валентин постепенно впал в уныние. И так старался, и эдак, но сопромат, будь он не ладен, не лез ему в голову. Его мозг, конечно, выдвигал определённые версии по поводу освоения основополагающей концепции предмета, но, как оказывалось, все они были ошибочными. Уже устоявшийся имидж талантливого раздолбая не позволял Валентину просить кого-либо о помощи, да, собственно, и просить особо не было кого. Если кто кое-как и справлялся с поставленными задача-ми, то чаще благодаря интуиции или при большой удаче, когда вариант зада-ния совпадал с вариантом работы, выполненной год назад каким-нибудь све-тилом со старшего курса, за определённое количество емкостей крепкого ал-когольного напитка презентовавшего её своему младшему товарищу. Вален-тину в этом смысле не повезло. Обычно не подводившая его интуиция упор-но молчала, и с вариантами работ вышел полный провал, несмотря на то, что он предусмотрительно заранее разжился у старших товарищей парой-другой курсовых работ. Поэтому бывало, что ему по десятку раз приходилось носить туда-сюда исправленные преподавателем курсовые, беря Саченкова "на из-мор".
  В таких случаях уставший от самого Валентинова вида Александр Сер-геевич всё-таки ставил свою подпись на титульном листе, но никогда не за-бывал воспользоваться случаем и всегда с видимым удовольствием напоми-нал студенту о его безрадостных перспективах в будущем.
  В конце концов, по мере приближения экзаменационной сессии уныние у Валентина сменилось самой настоящей паникой. И дело здесь вовсе не в боязни вылететь из института. К этому времени у Валентина выработались философские представления о жизни и о судьбе, которые не позволяли де-лать трагедию из того же отчисления. Но вылететь из института из-за неус-певаемости... В таком случае окажется, что он вовсе не талантливый, а про-сто раздолбай. Изюминка же состоит в том, что в характеризующем личность словосочетании "талантливый раздолбай" именно прилагательное играет главную роль. Без прилагательного "талантливый" имидж получался совер-шенно другим, гораздо менее привлекательным. Позволить самому себе про-слыть обыкновенным раздолбаем Валентин не мог.
  Но, как бы там ни было, в освоении такого предмета, как сопромат, са-молюбия оказалось мало.
  Всё разрешилось внезапно.
  Валентин сидел за столом в своей комнате, уставившись ничего не по-нимающим взглядом в рисунки ферм, по условиям задач подвергавшимся различным нагрузкам. Это была уже его третья попытка справиться с по-следней курсовой работой по сопромату. Он промаялся уже более часа, даже не приблизился к решению хотя бы одной задачи. Его душевное состояние менялось. То он внимательно вчитывался в условие задачи, то подолгу вгля-дывался в рисунки предлагаемых конструкций, словно пытаясь увидеть вер-ные варианты эпюр, то судорожно хватался за учебник и лихорадочно пере-листывал страницу за страницей и, так ничего и не поняв, в приступе бешен-ства бросал книгу на кровать. Эти действия по порядку он безрезультатно повторял уже третий раз и окончательно для себя уяснил, что вовсе не та-лантлив, и даже так уж умён, как казалось до сих пор, поэтому вовсе неза-служенно его умственным способностям завидуют мужчины и восхищаются женщины. Он чётко представил себя обыкновенным среднестатистическим студентиком, которого ждёт "неуд" по сопромату и выход в "свободное пла-вание" с пятном в биографии о незаконченном высшем образовании. Как только процесс переоценки себя самого завершился у него в голове, он вдруг сразу успокоился и почувствовал страшную усталость. Глаза просто сами на-чали закрываться. Он буквально в полуобморочном состоянии сполз со стула на кровать, успел переложить брошенную недавно книгу на стол и отклю-чился.
  На самом деле Валентин проспал около часа, но ему показалось, что он был в забытьи несколько минут. Ему не снилось ничего. Он будто момен-тально провалился в чёрный мягкий туман и так же внезапно пробудился. Усталости будто и не было. Чувствовал он себя прекрасно. Но главное, он понял, что знает сопромат. Тут же сел за стол и в течение получаса решил все задачи курсовой работы.
  На следующий день Саченков подписал работу с первого раза и на этот раз воздержался от привычных комментариев, справедливо полагая, что се-годня для этого не имеется оснований, поскольку работа была выполнена правильно. Но всё же вид его не выражал ничего оптимистического. Очевид-но, он решил, что в достигнутых результатах заслуг Валентина нет.
  На экзамене Александр Сергеевич обстановку не напрягал. Разрешил зайти сразу половине группы, вытащить билеты и готовиться. Сам в течение этого времени постоянно куда-то отлучался, а потом и вовсе ушёл примерно на час. Естественно, полученную возможность студенты использовали по полной. Один Валентин ничего не списывал. Он сидел со скучающим видом и время от времени ловил на себе сочувствующие взгляды товарищей, кото-рые понимали, что в положении его, Валентина, вполне разумно зря не тре-пыхаться. Раз препод сказал, что не сдашь, значит не сдашь, и никаких гвоз-дей.
  Вернувшись после длительной отлучки, Саченков предложил добро-вольцам попытать счастья. Первым вышел Валентин. Александр Сергеевич смерил студента долгим взглядом с ног до головы и спокойно произнёс:
  - Не желаете продлевать агонию? Что ж, разумно. Время - вот то един-ственное, что по-настоящему ценно. Прошу Вас.
  Валентин присел на стул рядом с ним и положил перед собой лист бу-маги, где уместились плоды его экзаменационного труда.
  Александр Сергеевич, со своего места мельком глянув на написанное, и, не позволив Валентину открыть рот, забрал листок себе, перевернул его на другую, неисписанную сторону и снова напомнил:
  - Время - вот что по-настоящему ценно. Не будем его терять.
  Он быстро, размашисто нарисовал ферму и обозначил нагрузки, молча сунул листок в сторону Валентина. Тот взял ручку, быстро и уверенно изо-бразил эпюры. Саченков прижал указательным пальцем листок и подвинул его к себе, внимательно посмотрел, хмыкнул, нарисовал ещё одну ферму и вернул листок студенту. Валентин снова быстро и уверенно изобразил эпюры и вернул листок обратно. Данные манипуляции с бумагой повторились ещё три раза.
  Последний раз Саченков особенно долго и внимательно смотрел на представленный вариант решения и вдруг радостно взвизгнул:
  - Здесь неправильно. Здесь должно быть так, - и он с видимым удо-вольствием произвёл исправление.
  Валентин даже не наклонялся и, искоса глянув на предложенное пре-подавателем решение, ответил:
  - Вы не правы. Вы не учли компенсирующую нагрузку на правом кон-це фермы, которую сами же и поставили.
  Александр Сергеевич уставился на листок бумаги, затем поднял взгляд на Валентина, снял очки в модной оправе и задумчиво произнёс:
  - Да, признаю, я здесь был не прав... Ну, ты, Качковский, даёшь! Это что, какой-то фокус, а, Качковский?
  - Какой же тут фокус, Александр Сергеевич? - ответил Валентин, как заправский иллюзионист, демонстрируя перед лицом преподавателя пустые ладони. - Знание - сила.
  - Ничего не понимаю. Как?.. - некоторое время бормотал Саченков.
  Такое с ним случилось впервые за всю его преподавательскую деятель-ность. Чтобы ни черта не понимающий в предмете студент на экзамене вдруг показывал глубочайшие знания... Это или чудо, или какой-то подвох.
  Он взял зачётку.
  - Ты же понимаешь. Больше "четверки" я поставить тебе не могу... - растерянно проговорил Александр Сергеевич.
  - Я понимаю, - спокойно ответил Валентин, взял зачётку и вышел из аудитории, провожаемый удивлёнными взглядами всех без исключения.
  Он действительно понимал состояние преподавателя. Как тот мог по-ставить "отлично" студенту, демонстрировавшему в течение всего семестра чудеса непроходимой тупости? А тут раз... здрасьте вам... Шпаргалок у него не было - это точно. Да и не помогли бы здесь шпаргалки, когда задачи он решал у него на глазах. Портативный приемник? Отпадает. Вслух условия задач никто не произносил. Да и не воспринимаются на слух задачи по со-промату. Просто полтергейст какой-то!.. Поставишь такому "отлично", не разгадав, в чём хитрость, и станешь посмешищем в глазах всего института.
  Впрочем, Валентин также понимал, что оценка "хорошо" вполне спра-ведлива при данных обстоятельствах. Произошедшее же с ним озарение он не воспринимал как собственную заслугу. Это событие походило на чудо. Объяснять кому-либо что-либо бесполезно. Кто поверит, что суть сопромата он усвоил во сне?
  В общем, можно было поспорить с Акуловым по поводу потраченного времени, но у Валентина сейчас не было никакого желания это делать. Соб-ственно, кроме отчаянно противившегося любому спору душевного состоя-ния, существенно подкрепляло позицию "глухой обороны" чисто рациональ-ное осознание того, что как раз указанный выше спор и будет потраченным впустую временем, потому как Олега переубедить в чём-либо практически невозможно. Поэтому Валентин промолчал.
  - Ладно, - Жора махнул рукой, - встретимся, может быть...
  Олег поспешно бросил:
  - Мужики, если у вас есть какие-то интересные проекты, вы обо мне не забывайте. Идёт?
  - Идёт, - без эмоций проговорил Жора.
  - Пока, - сказал Валентин и вышел из лифта.
  Валентин дёрнул за ручку двери - та не открылась. Он вставил ключ в замочную скважину - повернуть не удалось. Из комнаты послышались шоро-хи. Замок щёлкнул. Валентин толкнул дверь и вошёл.
  - Всем привет, - сказал он.
  Света отошла от двери и села на колени Сергею, обняв его за плечи.
  - Привет, - ответил Сергей, его разгоряченное лицо улыбнулось натя-нуто.
  Пристальный взгляд Валентина привел его в замешательство. Он отвел глаза и спросил, чтобы прервать неловкую паузу:
  - Где ты гулял?
  - Да так. Дышал воздухом, - Валентин повесил куртку на вешалку и от-крыл холодильник.
  - Вот, посмотри! Человек погулял и аппетит нагулял,- засмеялась Све-та.
  Валентин достал кусок колбасы и тут же отправил его в рот, затем при-нялќся нарезать хлеб, включил чайник в розетку.
  - А вы чё тут, всё воркуете? Ну-ну... - нарочито угрюмым тоном про-говорил он.
  - А тебе завидно? - с показной запальчивостью воскликнул Сергей.
  - Мне? - Валентин на мгновение перестал жевать и внимательно по-смотрел на своего товарища по комнате. - Ничуть. Главное в жизни - разно-образие. Всего должно быть понемножку. Правда, Света? - он подмигнул де-вушке.
  - Правда, правда, - согласилась та, не дрогнув.
  - А при чём тут Света? - удивился Сергей.
  - Ты всё равно не поймешь.
  - Вот, значит, как! - деланно возмутился Сергей.
  - Да, так, - вмешалась Света.
  - И ты тоже против меня. Стала на сторону этого типа, - Сергей наи-грано презрительным взглядом окинул Валентина с ног до головы.
  - Это, потому что она тебя любит, - пояснил тот.
  - Да?
  - Да, - поспешила подтвердить Света.
  Они тут же чмокнулись.
  Возникавшие на глазах у Валентина сцены всплеска нежности этой па-рочќки вызывали у него чувство неуютности, мягко говоря. И сейчас при виде такого умиления он закатил глаза в потолок, отвернулся и сосредоточенно стал наблюдать за паром, появляющимся маленькими облачками из горлыш-ка электрического чайника, как будто это не обычный водяной пар, а что-то такое, из ряда вон выходящее.
  - Пошли. Я приготовила ужин. Остынет, - предложила Света,
  - Пошли, - Сергей тут же встал и направился к двери. - Его приглашать не будем: он не умеет себя вести за столом.
  Валентин откинулся на спинку стула и положил ноги на кровать, в од-ной руке держа кружку с чаем, в другой - огромный бутерброд с колбасой, который только что приготовил.
  - Валите, валите, дети мои, - благословил он уходящую парочку и изо-бразил "улыбку дракона", значение которой для окружающих всегда остава-лись заќгадкой, поскольку на улыбку-то это было мало похоже. Просто он от-крывал рот, стараясь продемонстрировать как можно большее количество зу-бов.
  Сергей и Света посмотрели на него как на потерянного для общества человека и закрыли за собой дверь. В то же мгновение улыбка исчезла с его лица, словно её там и не было. Все внимание было перенесено на еду. Рас-права оказалась скорой. И, когда он дожёвывал последний кусок бутерброда, в дверь поќстучали и, не дождавшись ответа, открыли.
  - Ага! - закричал Жора с порога.
  Валентин чуть не поперхнулся.
  - Вот для чего Вы, мой юный друг, уединились! Вы не работаете над собой, как следовало бы Вам работать, а просто набиваете свой живот... - Жора шумно и смешно зашмыгал своим длинным носом, - колбасой, не-бось...
  - Ты припёрся вовремя, - проговорил Валентин, громко рыгнув, выти-рая руки о полотенце. - Кипяточку не желаете? - кивнул он на чайник, одино-ко стоявший на столе.
  Жора тоже посмотрел на чайник, сглотнул набежавшую слюну и ска-зал:
  - Спасибочки, я бы ещё чего-нибудь покушал.
  - Хорошо, покушаешь - приходи. Кипяточек всегда тебя ждёт, - Вален-тин расплылся в самодовольной улыбке, а Жора ещё раз сглотнул слюну.
  - Я от вас, признаться, ничего другого и не ожидал, - произнёс он сдав-ленќным голосом. Горькое разочарование выражало его лицо.
  Валентин поднялся и стал размеренно поглаживать свой живот, наро-чито выпячивая его, стараясь тем самым подчеркнуть весь трагизм ситуации, в коќторой оказался его друг.
  - Рад. Чрезвычайно рад, что не обманул ваши ожидания, уважаемый, - проникновенно заговорил он, глядя Жоре прямо в глаза. - Как это, наверно, больно, когда ошибаешься в человеке. Особенно, если это твой ближайший друг. И наоборот. Как приятно сознавать, что твой друг именно такой, каким ты его представлял. Не правда ли?
  - Совершеннейшая правда, уважаемый. Только вот, в глубине души, знаете ли, всегда теплилась надежда, что твой товарищ хоть немного лучше, чем ты о нём думаешь...
  - Ну-у, - махнул рукой Валентин, - стоит ли, как сказал поэт, тешить себя пустыми ожиданиями... Лучше пошли.
  - Куда? Позволю себе поинтересоваться.
  - К тебе, мой друг. У тебя намедни я видел лапшичку. Заварим кашку. Я так понял: ты хочешь кушать. А разве настоящий друг может вкушать пи-щу в одиночестве, не пригласив к столу друга.
  - Ну, знаешь! - попытался возмутиться Жора, но, так и не найдя слов от такой наглости, просто выдохнул воздух.
  - Не надо, - успокоил его Валентин. - Я знаю, что ты хочешь сказать. Да, я не настоящий друг. Но ты-то - совсем другое дело. Ведь правда?
  - Да, - нерешительно согласился Жора и, прищурившись, сказал: - Вот чувствую, что где-то ты меня обманул, но не могу понять где.
  - И не надо напрягать свою нервную систему... К тому же, - Валентин таинственно подмигнул, - по пути к тебе мы заглянем в мой холодильник.
  Жора мгновенно расцвёл.
  - Ну, это совсем другое дело! - он рывком открыл дверь холодильника и застыл в изумлении при виде открывшегося ему изобилия: - О майн Гот!
  - Ты смотри, того... - предостерегающе заметил Валентин. - Там мне принадлежит только вон тот маленький кусочек колбаски.
  - А остальное?
  - Понятия не имею. Ходють тут разные...
  - Тебе не кажется, что за прокат следует брать оброк?
  - Кажется. Но, как бы я ни был плох в твоих глазах, совесть не позволя-ет мне брать чужое.
  Жора махнул рукой.
  - Сын мой, беру этот грех на себя.
  - Бери, - пожал плечами Валентин. - Если что, это позволит мне со спокойной совестью сказать, что это не я, а в сторожа я не нанимался.
  - Вот-вот, - согласился Жора и извлёк из холодильника увесистый ку-сок сала.
  - Надеюсь, это не Сидора? - спросил он.
  Валентин отрицательно покачал головой:
  - Нет. Наш "Чак Норрис" предпочитает белки. Вон тот мешок, доверху набитый сырками, его.
  - Сырки нам ни к чему, нам мышечная масса без надобности, мы уби-ваем врага силою мысли. А для мысли нужна энергия, а лучший источник энергии что? Правильно - сало! - Жора расслабился и решительно отрезал довольно солидный кусок. Он взвесил его на руке и удовлетвоќренно крякнул.
  - На сегодня хватит. Пошли.
  Жора проживал на шестом этаже в комнате с их общим одногруппни-ком Юрой Бунём, по прозвищу - Боярин. Такое солидное прозвище он полу-чил после забавного приключения, случившегося с ним.
  Однажды, во время очередного студенческого застолья в узкой компа-нии, в комнату вошел уже изрядно "налитый" где-то Юра Бунь. Узрев на сто-ле малогабаритные рюмочки, он изрёк презриќтельное "ге-ге-ге", тем самым покрыв всех присутствующих позором. Затем он сел за стол и потребовал се-бе полноправный гранёный стакан, сам наполнил его до краёв и чинно про-изнес:
  - Ну, бояре, вздрогнули.
  Однако после первого же глотка что-то случилось. Юра остолбенел на некоторое время. Он позеленел, затем покраснел. Глаза его вылезли из орбит и отќразили шевельнувшееся в мозгу удивление. Он поставил стакан на стол, крепко зажал рот ладонью и удивительно проворно выскочил из комнаты, хотя ещё минуту назад казалось, что он едва стоит на ногах.
  С тех пор Юру Буня друзья называли Боярином, иногда с лёгким зло-радстќвом напоминая ему связанный с этим прозвищем забавный эпизод его жизни. Боярин в ответ ограничивался нечленораздельным ворчанием, но это так, для виду, на самом же деле в душе он испытывал "чувство глубокого удовлетворения", всё-таки, как ни крути, а прозвище солидное. Подлинную историю его происхождения всё равно мало кто знает.
  Кроме того, Боярин имел единственную на весь факультет, а может быть, даже на весь институт огненно-рыжую шевелюру, которая становилась еще ярче, когда он выпивал. Такое загадочное превращение, по известным сведениям, наукой пока ещё не объяснено.
  В обычной жизни Юра Бунь был в меру серьёзен, в меру тих, в меру немногословен. Выпив чего-нибудь алкогольного, любил пофилософствовать о смысле жизни, поиграть на гитаре и после всего этого завалиться поспать, как правило, не снимая боќтинок. Впоследствии, проснувшись и тупо глядя на грязную простынь, он терроризировал своего товарища по комнате вопро-сом: "Хто топтался на моей постельке?"
  Все выше перечисленные качества его характера и облика играли весь-ма интересную роль в жизни. Некоторые девушки находили Юру очень сек-сапильным. Особенно, первокурсницы, которые, только что, вырвавшись из-под тоталитарной опеки родителей, испытывали непреодолимую потреб-ность побыть "плохими девочками". А тут такой представительный парень, с такой рыжей-рыжей шевелюрой, уложенной в стиле "а-ля рок-н-ролл", да ещё с таким прозвищем... Не иначе, как самый крутой мэн в общежитии. С таким не стыдно и во все тяжкие пуститься на какое-то время, чтобы было что потом внучкам рассказать.
  В комнате у Жоры Валентин лежал на кровати, рассеянно перебирая струны гитары. А сам хозяин в кухонном цветном переднике колдовал возле электрической плитки. Когда вода закипела, он отсыпал в кастрюлю из ме-шочка немного лапши, посыпал соль и закрыл крышку.
  - Веришь, нет, - сказал он, подбоченясь ложкой, - как только всё будет готово, сюда прикатит Кузя. У него есть необъяснимое наукой чутьё на пи-щу. Придёт и скажет: "Ну, что у тебя, Мацик, есть похавать? С голоду пух-ну". Это как пить дать. Помни моё слово.
  - Он же у нас охотник и рыболов, да к тому же, дикий путешественник. Находить добычу и пищу для него выработанный инстинкт. Это всё равно, что верблюд - воду, - сказал Валентин, глядя на Жору и думая о том, зачем он всегда надевает этот цветастый передник. Чего он боится? Заляпать свои видавшие виды, давно уже потерявшие свою респектабельность спортивные штаны?
  - Возможно, - согласился Жора.
  За стеной, в соседней комнате слышались звуки какой-то возни.
  - Что там твои соседи делают? - поинтересовался Валентин.
  Жора вопросительно посмотрел, но тут же безразлично махнул рукой.
  - Кто? Эти?.. Ты знаешь, во мне все больше укрепляется мнение, что эти парни - гомики.
  - С чего ты взял?
  - Смотри сам. Здоровенные мужики. "Качаются" постоянно. Не уроды. А занимаются неизвестно чем. То боксерские бои устраивают в комнате, то боќроться начинают. К ним бабы раньше частенько захаживали, - Жора ус-мехнулся. - Ты знаешь, что они с ними делали?
  - Что?
  - Верхушки акробатических пирамид. Представляешь?
  - Ну и?..
  - Что, ну и?
  - Что потом?
  - В том-то и дело, что потом ничего. Тем, видно, надоело такое без-обраќзие, и они начали возмущаться. И я их понимаю: ну, можно подурачить-ся для возбуждения, но надо же меру знать, пора бы и делом заняться. Так эти лошары вытолкали девушек пинками да ещё обозвали неприличными слоќвами. И это всего лишь за то, что несчастные потребовали исполнения ес-тественного желания. Теперь к ним ни одна баба не ходит. И правильно де-лают, - Жора отхлебнул из чайника воды, громко прополоскал рот и прогло-тил. - И что самое интересное, весь блок такой подобрался, - он выразитель-но покрутил пальцем у виска. - Железок понатаскали. "Качаются". Ты видел, возле умывальника?
  Валентин кивнул.
  - Потом бесятся. Только что в войнушку не играют. А так - весь набор детќского сада. Постоянно в блоке шум, музон на полную катушку. Умереть не встать! Я ж человек культурный. Я не могу допустить грубость со своей стороны. Приходится терпеть. Но! - Жора поднял вверх указательный палец и как-то неестественно выгнул его в обратную сторону.
  Валентин невольно попытался сделать так же. У него не получилось.
  - Но есть проверенное средство. Я же всё-таки пятый курс, - Жора, за-ложив большой палец подмышку на манер вождя мирового пролетариата, самодовольно перебрал пальцами по груди как по баяну. - Когда мне всё на-доедает, я прикидываюсь в стельку пьяным, высовываюсь в блок и кричу: "Ссссюда-а-а!" Всё сразу затихает.
  Действительно, возня в соседней комнате прекратилась.
  Валентин усмехнулся.
  - Просто они еще маленькие, а никакие не гомики.
  - Хороши малыши! - возмутился Жора.
  - Кстати, о гомиках, - Валентин хитро прищурился. - Давно хотел тебя спросить, да всё удобного случая не представлялось. Ответь мне конкретно, как разведчик разведчику. Я всё пойму. И после этого ты не перестанешь быть моим другом. В конце концов, мы ведь живём на пороге третьего тыся-челетия. Времена мракобесия и ханжества проходят, надеюсь, безвозвратно, ростки пилю... пилюрализьму и общечеловеческих ценностей всё больше и уверенней пробивают старый асфальт нашего костного мировоззрения...
  - Короче, чё спросить хочешь? - Жора заметно занервничал.
  - Какого хрена ты надеваешь на себя этот дурацкий передник? Смотрю я, теряюсь в догадках. Это что, ты такой аккуратист? Отпадает. Я тебя не первый день знаю. Это такой способ гражданского протеста? Или, может быть?..
  Жора решительно выставил руку и предостерегающе пошевелил своим длинным указательным пальцем.
  - Нет, - сказал он, - этого не может быть. Просто этот передник переда-ла мне мама и просила, чтобы я всегда надевал его, когда буду готовить ку-шать. Что я и делаю. Всегда.
  Валентин внимательно посмотрел на своего друга, который не переста-вал удивлять его уже который год.
  - Лапша поспела.
  Жора схватил кастрюлю и помчался к умывальнику. Валентин тем временем поставил на плитку сковороду и разложил на ней кусочки сала.
  - Боярин, я так понял, здесь не живет, - сказал он.
  Жора поставил кастрюлю на стул и плюхнулся на кровать.
  - Нет. Сюда он забегает иногда тетрадки захватить и попутно нагово-рить мне пару-другую пакостных словечек. Всё время пропадает у своей люббови, - он презрительно искривил губы.
  - Тебе она не нравится?
  - Разве речь идёт обо мне? Я его не понимаю.
  - Разве любят только за красоту? Может быть, у них внутренняя гар-мония.
  - О какой гармонии... Я, вообще, не представляю, какие у Боярина мо-гут быть душевные порывы.
  - Наверно, ты плохо знаешь его. Возможно, он - тонкой души человек.
  Жора снисходительно улыбнулся:
  - Знаешь, как они сошлись? Все ЭТО устроил я.
  - Неужели? Ну-ка, просвети меня тёмного, - Валентин поудобнее усел-ся на кровати.
  Жора встал и, напустив на себя значительный вид, стал прохаживаться по комнате взад-вперед по диагонали.
  - Всё произошло в один из тех кошмарных вечеров, когда многие были неќдостаточно трезвы, а некоторые и вовсе.... в дребадан. (Праздничек какой-то был огульный.) Диско-танцы в переходе в разгаре. Я, будучи под соответ-ствующим граќдусом, решился пригласить кого-нибудь... подрыгать. (Ты же знаешь, как я танцую.) И в этот самый момент подвернулась мне под руку Татьяна... А подвернулась как?
  - Как?
  - Иду я, значит, выбираю жертву в толпе. И тут она как из-под земли выросла передо мною. Сейчас-то на трезвую голову понимаю, что не я вовсе жертву искал, а сам ею чуть было не оказался. Я пытаюсь обойти её и не мо-гу: кругом народ. Протиснуться невозможно. А она свою грудь вперёд... Ку-да мне было деваться?.. Ну, танцевали мы, танцевали... Точнее, она танцева-ла. Я только ногами передвигал. Теперь уже не помню, то ли нечаянно, то ли умышленно, моя рука по её спине сползла прямо на то самое место, - Жора таинственно замолчал.
  - Ну и?
  - Ну, и она убежала.
  - Куда?
  - На кухню. Понятия не имею, скорее всего, это всё женские штучки. Я помню, что не понял, какого... она свалила, и поплелся за ней. За объясне-ниями. Гляжу, стоит, в окно смотрит. Я говорю: "Ты чё?" Она мне: "А ты чё?" Я: "Я ни чё". Она: "В самом деле?" Я: "В самом деле". Она показала мне, что поверила в отсутствие у меня злого умысла и великодушно соизво-лила простить. И направились мы в обќратном направлении. Ё-па-ма.
  У перехода Танька пошла вперед, а меня тормознул Боярин. Он еле на ноќгах стоял, а взгляд его совсем мутный был. Ты его знаешь, он никогда не пропустит случая, чтобы меня не смешать с дермецом. Говорит: "Ох, ох, Ма-цик бабу сцепил! Надо же, нашёл! Задница её, небось, понравилась. Лоша-ра!". И давится со смеху, козёл. Я сначала немного смутился от того, что он задницу упомянул. Подумал: откуда он знает, что я её за ЭТО место схватил. Видел, что ли? Потом, правда, понял: все мы, мужики, одинаковы. За что ба-бу ещё хватать? Сам, небось, тоже не раз хотел... И говорю ему: "Что ты мне про задницу... Ты посмотри на её губки. Они как маки. А их сладостный из-гиб не удержит тебя от желания поцелуя. Но ты в женщинах всё равно ниче-го не понимаешь. Ты только про задницы думаешь". Я махнул рукой, но на-блюдаю. Вижу, Боярин озадачен. Его выражение лица надо было видеть - словами этого не передать. Голова, как у зомби, повернулась туда, куда ми-нуту назад упорхнула Татьяна. И он на автопилоте двинулся туда же.
  Вот так началась история этой, как мы теперь имеем возможность ви-деть, большой любви. И я рад, что имею к этому непосредственное отноше-ние. Очевидно, слово "губки" было "вирусом", который сбил его похабную программу, рассчитанную только на то, чтобы без зазрения совести перво-курсниц окучивать.
  Жора сел и с чувством собственного достоинства слоќжил руки на гру-ди.
  - Бросай сало в лапшу. Сейчас Кузя присунется.
  Как только Жора умолк, в коридоре послышались шаги. Казалось, кто-то идёт на лыжах.
  - О, уже сунется, - кивнул Жора.
  Дверь отворилась, и на пороге предстал Олег Кузьменков, еще один Олег в их компании. Чуть выпуклые карие глаза, кудрявые темные волосы. Жора за глаќза называл его "жидовской мордой".
  Трудно сказать, был ли Кузя евреем. Этого никто у него не спрашивал, поскольку, по большому счёту, этот вопрос никого не интересовал. К тому же, резонно полагали, что если это действительно так, то правды он всё равно не скажет. Мацкевич же вовсе не был антисемитом. Как представителю ци-вилизованной молодёжи конца двадцатого столетия, ему были чужды раси-стские и националистические предрассудки. Поэтому данный эпитет можно отнести к разряду дружеских шаржей.
  Кузьменков похлопал носком тапочка по полу, почесал волосатую грудь, повел носом и произнес:
  - Мацик, чё у тебя похавать есть? Пухну уже с голоду.
  Валентин и Жора покатились со смеха.
  Кузьменков стоял и непонимающе моргал. Но его замешательќство дли-лось недолго, лишь до того момента, пока он не заметил кастрюлю со стру-ившимся из неё аппетитным парком. Он махнул рукой на своих товаќрищей, уверенно открыл шкафчик и достал ложку. По всему видно: столоќваться здесь приходилось ему не раз.
  Его энергичная работа челюстями заставила Валентина и Жору поспе-шить к столу без лишних проволочек.
  
  
  
  
   Глава 4
  
  
  Брестский политехнический институт строился в цветущие годы "за-стоя". Правда, первоначально он назывался "инженерно-строительным". Спустя годы после его основания были открыты новые факультеты, не со-всем соответствующие такому названию, что и привело к переименованию.
  Следует отдать должное людям, от которых зависело строительство, потоќму что всё было сделано с размахом, присущей тому времени.
  Это был целый архитектурный ансамбль, включающий в себя два учебных корпуса, ряд общежитий, столовую, несколько многоквартирных домов, в коќторых проживали преподаватели. А также перед главным корпу-сом раскинуќлась обширная площадь, позади находилось футбольное поле со спортивќным городком. Рядом был разбит сквер в виде берёзовой рощи.
  Всё это было сооружено в новом микрорайоне на окраине города. До-биќраться сюда из центра приходилось по полчаса на общественном транс-порте. А в связи с нарастающим экономическим кризисом в стране появи-лись проблемы и с трансќпортом, что накладывало дополнительные неудобст-ва, выраженные в длиќтельных ожиданиях на остановках и переполненных ав-тобусах и троллейбуќсах.
  Но, к счастью, человек имеет способность быстро приспосабливаться к изменениям в окружающей обстановке, что помогает ему не исчезнуть со света, как исчезли когда-то динозавры, так жестоко поплатившиеся за неже-лание изменять самим себе.
  Когда автобус останавливался напротив института, из него выходило (хоќтя трудно это назвать таким элегантным словом), скорее, выпадало столь-ко народу, что, когда людской поток уже достигал входных дверей главного корпуса, из дверей автобуса продолжали выходить пассажиры. Оставалось только удивляться способности человека в критические моменты жизни так уменьшаться в размерах только для того, чтобы втиснуться в далеко не без-размерную коробку автобусного салона.
  Народ подъезжал и на личном транспорте. Автомобили облепили глав-ный корпус по всему его периметру, кое-где - в несколько рядов. Чего здесь только не было. От стареньких "запорожцев" и "москвичей" до последних моделей "мерседесов" и "фордов" вместе с их западными собратьями. Инте-ресно то, что на новеньких иномарках подъезжали в основном студенты. Для преподавательского состава потолком служила "шестёрка".
  Из этой разноликой массы железных коней выделялся один самопаль-ный лимузин яркого "салатового" цвета. Его размеры внушали уважение, а формы кузова создавали впечатление несокрушимости. Этот автомобиль сконструировал и собрал один преподаватель с кафедры физики и назвал его "Клеопатрой", очевидно, вкладывая в название какой-то смысл. Испытывал он слабость к древнему античному миру. И эта слабость чуть не подвела его под монастырь...
  Говорили, что он соорудил однажды подводную лодку и назвал ее "Атлантидой", но во время испытаний чуть не утонул вместе с ней в реке. Погрузиться под воду погрузился, а вот со всплытием получились проблемы. Пришлось эвакуироваться "вручную", самостоятельно. Как он сам впослед-ствии рассказывал, что вроде всё шло, как было задумано, и неисправностей никаких не было. Просто мистика какая-то. Вот и не верь после этого в рос-сказни шарлатанов-астрологов о том, что имя определяет судьбу. Кто знает, если бы для лодки было придумано другое имя, более оптимистичное, может быть, её судьба сложилась бы иначе?
  После этого случая вдохновение покинуло изобретателя, и с тех пор о новых его творениях долго не было слышно. Но в последнее время снова за-говорили о том, будто бы скоро должен появиться на свет новый чудо-аппарат с летательными свойствами. В связи с чем в студенческой и препо-давательской среде обсуждались опасения, как бы создатель не наступил на уже однажды ударившие его грабли и не назвал свой новый шедевр инже-нерной мысли Икаром. Если такое, не дай Бог, случится, то спуститься с неба без последствий ему будет посложнее, чем выплыть на поверхность со дна сажалки.
  У входа в главный корпус толпились студенты. Они стояли и сидели на ступеньках, на подоконниках, на перилах. Курили или просто болтали.
  Валентин увидел Ваську Хватова и Шурика Огревского. Эти два зака-дычных друга - любители выпить и подраться после выпивки - выделялись из толпы своими могучими фигурами. Шурик никак не походил на своего ки-ношного тёзку. Даже можно сказать, что он являлся его полной противопо-ложностью. Не было в нём кротости нрава. И наивно-непосредственное вы-ражение глаз под очками уж никак не вписалось бы в его словно вырублен-ное из камня лицо.
  - Привет, - Валентин пожал руки друзьям.
  Шурик всегда только подавал свою руку, не сжимая поданную, похо-же, боялся поломать ее. При той силе, которой обладал этот человек, это воз-можно сделать без особых стараний.
  - Здорова. Чё, поучиться пришел? - спросил он.
  - Да, решил проветриться.
  - Ну-ну, - Шурик затянулся сигаретой и выпустил дым вверх, как паро-воз.
  - Какой у нас сейчас предмет? - поинтересовался Валентин.
  - О! Да ты, брат, совсем нить потерял, - усмехнулся Вася, цитируя са-мое популярное выражение декана, и серьёзно спросил, почему-то оглядев-шись по сторонам: - Кстати, о нити... Ты нас с Шурой вчера вечером не ви-дел?
  - Нет, - спокойно ответил Валентин. - А что?
  Шурик сосредоточенно курил. Васька дружески положил руку на пле-чо Валентина и сказал:
  - Ты знаешь... башни совсем посрывало. Что я, что он... Хоть пытай, не помним, где мы вчера были. И что самое подозрительное... - Васька пони-зил голос, - тишина в общаге, никто с утра бочку не катит. Странно...
  - Да, странно, - согласился Валентин.
  - Всё! - решительно заявил Васька. - Не пьём, - и, взглянув на Шурика, продолжил менее решительно: - хотя бы до сессии, - затем посмотрел на Ва-лентина: - иначе - труба... Наши в сто восемнадцатой..
  С Хватовым Валентин вместе учился ещё с первого курса. Потом они оба были призваны на службу в армию и оба через год вернулись обратно в институт, благодаря знаменитому указу Верховного Совета СССР, который больше изќвестен в студенческой среде под названием "амнистия". Они встретились в общежитии, обрадовались тому, что живы-здоровы и снова бу-дут продолжать учебу в одной группе, и принялись с достойным случая усердием отмечать это дело. На занятиях они не появлялись, а ближе к вече-ру пускались в путешествие по общежитию в поисках старых знакомых.
  В один из таких вечеров, проходя по коридору, они встретили на своем пуќти громилу с золотой фиксой во рту, которая поблескивала на матовом свете коридорных ламп из-за странной улыбки, больше напоминающей оскал хищника. Светло голубые глаза были затуманены алкоголем и оттого каза-лись стеклянными. Глядя на всё это ещё издалека, Валентин понял, что про-сто так пройти мимо него не удастся. Поэтому когда услышал: "Эй, малыши, сбросились по пару копеек!" - он не удивился. Не отвечая и не замедляя ша-га, Валентин продолжал идти дальше. Несмотря на алкогольное опьянение, он никогда не терял чувства реальности в случае, если дело касалось какой-нибудь опасности.
  Способность предвидеть опасность выработалась у него в армии. Во-обще-то, армия позволила Валентину за короткий срок обогатить свой внут-ренний мир таким багажом полезного жизненного опыта, что даже малую часть которого мало кому удаётся почерпнуть за всю свою жизнь. Внешними отметинами этих уроков жизни остались поломанный нос и пара-тройка шрамов на голове. Нет, ему не пришлось служить в "горячих точках", кото-рые уже начали время от времени появляться на окраинах необъятной, ещё сохраняющей видимость могучей Родины, но нравы, царившие в казармах Советской Армии в конце восьмидесятых годов, мало чем отличались от нравов уголовной "зоны". А там, как известно, если хочешь выжить, нужно следовать трем основным правилам: не верь, не бойся, не проси.
  Он уже надеялся, что неприятностей удастся избежать, но его надежды рухнули, как только услышал за спиной задиристый голос друга:
  - Кто малыш? - возмущенно вопрошал Васька.
  Ему в этом смысле повезло меньше, чем Валентину. Он служил в отно-сительно благополучной воинской части, где почти всё делалось правильно с точки зрения воинского уклада. Поэтому его мужская гордость не позволяла оставить безнаказанным такое оскорќбительное обращение. Ведь, отслужив полтора года и армии и получив титул "деда", "малышами" он сам называл вчерашних призывников, только что пришедших отдать свой почетный долг Родине.
  Валентин же был не настолько пьян, чтобы пресловутая мужская гор-дость затмила собой здравый смысл, но ему ничего не оставалось, как тоже остановиться, всё же не особо веря в победу... Просто вмешалось чувство дружеской солидарности.
  ...Дрались они недолго. Громила молниеносным ударом сбил Ваську с ног, но и сам тут же оказался на полу, благодаря Валентину, который толк-нул его под коленки. Это позволило Ваське без проблем подняться. Но гро-мила на удивление проворно тоже оказался на ногах почти одновременно. Очевидно, на подсознательном уровне, потому что, судя по остекленевшему взгляду, он реально ничего не соображал, но понял, что на этот раз всё об-стоит гораздо интереснее, чем представлялось на первый взгляд, поэтому схватился за дверь, разделявшую коридор на две части и легко, словно играя, одной рукой сорвал её с петель.
  Глядя на это проявление нечеловеческой силы, Валентин без особого труда избавился от чувства дружеской солидарности, место которого прочно занял инстинкт самосохранения. Тем более, что в дружеской солидарности отпала всякая нужда, потому как Вася также быстро забыл про мужскую горќдость, про то, что он "дед", и, как нормальный, обыкновенный "малыш", вмеќсте с Валентином очень-очень быстро спустился по лестнице вниз на не-сколько этажей. Они только слышали, как летящая дверь рассекает воздух и, теряя высоту, со страшным грохотом падает на лестничќную площадку где-то наверху.
  Этот неприятный инцидент, неожиданно закончившийся так благопо-лучно, отрезвляюще подействовал на друзей. Они уразумели, что Родина ос-вободила их от "поќчётной обязанности" для того, чтобы они спокойно при-ступили к познанию различных наук, дабы скорее принести пользу ей же, Родине, на ниве плодоќтворного квалифицированного труда, а не для того, чтобы бездарно в пьяном угаре прожигали дни.
  И на следующее утро Валентин с Василием отправились на занятия. Каково же было их удивление, когда оказалось, что вчерашний громила, так удачно вернувший их на путь истинный, учится с ними в одной группе и зо-вут его Шуриком Огревским. Оказалось также, что он ничего не помнит про вчерашнее происшествие, объясняя это специфическим действием алкоголя на его организм. Так слуќчалось, что после определённой дозы у Шурика, по его словам, "перемыкало клемы", и с этих пор начинались самые интересные события в его жизни, о которых, к сожалению, он узнавал из чужих расска-зов.
  Конечно, всё вышесказанное позволяет составить для себя впечатление о том, каким человеком является Шурик Огревский. Но картина была бы не-полной, если не добавить к ней одну существенную деталь, которая несколь-ко меняет первоначальное впечатление и заставляет в очередной раз уди-виться тому, как же, всё-таки, сложна человеческая натура.
  Когда Шурик обнажал свой могучий торс на пляже, или же при каких других обстоятельствах, то взору присутствующих при этом открывались два глубоких точечных шрама на его спине.
  Девушкам Шурик, обычно, говорил, что это всё "бандитские пули", и рассказывал обмершим от страха и восторга представительницам женского пола сочиненную, кстати, им самим умопомрачительную историю о том, как однажды он вступился в ресторане за бедную девушку, изнемогавшую от на-зойливых домогательств какого-то козла, который, как потом оказалось, был, ни много, ни мало, боссом самой мафии, поэтому не смог стерпеть прилюд-ное унижение, которому подверг его Шурик. И, однажды, килёр,(именно, ки-лёр, так говорил Шурик) подло выстрелил ему в спину один раз, а когда он упал, то сделал ещё один, контрольный выстрел. Но чудом Шурик выжил. Якобы, его подобрала та самая девушка, затащила к себе в квартиру и целый месяц выхаживала, пряча от длинных рук вездесущей мафии.
  Девушки в эту историю верили все, поголовно, главным образом пото-му, что все знали, что в физическом плане Шурик может многое, поэтому, что ему какой-то там козёл? В том, что этот козёл мог оказаться боссом ма-фии, тоже ничего удивительного не было. С начала 90-х годов практически только одни бандиты в ресторанах и сиживали. Так случилось, что быть бан-дитом стало модно. Кто такие "килёры", тоже все уже прекрасно знали.
  Друзьям же Огревский рассказывал подлинную историю, которая при-ключилась с ним, ещё когда он заканчивал школу.
  Как и всем нормальным парням из глубинки Шурику не раз приходи-лось отпасть "калейку", говоря проще - пасти коров. Самое трудное в этом занятии - это самому себя спасти от безделья. Время в такой жаркий летний, и без того длинный, день тянется как резина. А ты вынужден ходить по вы-гону как придурок, чтобы не заснуть. В чем опасность заснуть? Опасность в том, что коровы, они, хоть, и кажутся на первый взгляд безмозглыми животными, но на самом деле очень даже всё понимают. Поэтому, когда пастух у них на виду, они, вроде как, никуда и не собираются, жуют спокойно травку. Но как только пастух теряет бдительность, они тут же этим пользуются. Поэтому случаев, когда пастух, нечаянно вздремнув, просыпался уже без стада, было предостаточно.
  Шурик, конечно, об этом знал. Но то, что из-за какой-то скотины он вынужден издеваться над собственным организмом, было для него невыносимо. Поэтому, однажды, когда стадо находилось недалеко от линии электропередачи, Огревскому пришла в голову мысль о замене его самого "электропастухом". Он нашел где-то длинную проволоку и забросил ее на ЛЭП. Но дело в том, что линия оказалась высоковольтаная. И это хоть и нарушило шуркины планы, но, зато, спасло ему жизнь. Потому что проволока, искрясь, как фейерверк, начала плавиться, а капли жидкого металла стали капать на землю, производя при этом занимательное шипение. Пытливый ум Шурика не оставил его равнодушным к такому происшествию и заставил подбежать к месту падения капель, чтобы лично удостовериться, что же там происходит. Подбежав, он нагнулся и стал с необычайным интересом рассматривать, как капельки алой жидкости уничтожают всё на своем пути. Однако, проблема оказалась в том, что к этому времени процесс на проводах продолжался, и две раскалённые капли упали прямо на подставленную спину.
  От душераздирающего крика стадо с пасбища как ветром сдуло. Бедные бурёнки галопом помчались, каждая - к своему подворью, где и остались стоять, содрогаясь всем своим естеством от мелкой дрожи. Очевидно, крик ужаса всё ещё звучал в их ушах. У некоторых пропало молоко.
  Впоследствии, узнав причину произошедшего, владельцы семейных кормилиц даже порывались через суд с шуркиных родителей взыскать причиненный ущерб. Но родители незадачливого рационализатора упросили не делать этого, аргументируя это тем, что, мол, их, наоборот, пожалеть надо, ведь вырастили такого детину, а он - дурак дураком, да ещё чуть на тот свет не отправился через собственную дурость.
  Шурик же на самом деле дураком не был, поэтому из всей этой истории сделал единственно правильный вывод: иногда лучше прикинуться дураком, так оно бывает легче прожить.
  С тех пор так Шурик Огревский и живет. Поступив в политехнический институт, он дошел до пятого курса, за всё время не сделав самостоятельно ни одной курсовой работы, не сдав без "подручных" средств ни одного экзамена.
  
  В аудитории оказались занятыми почти половина мест, что для пятого курќса уже было достаточно необычно. К этому времени у большинства сту-дентов вырабатывается своя метода прохождения обучения, где установлен и режим посещения занятий, в частности лекций. Кто-то вообще не ходит на занятия, кто-то выбирает способ определенной периодичности, кто-то, осо-бенно стойкий, всё-таки пользуется методом сплошного посещения. Первые, как правило, плохо кончают, за исключением индивидуумов, которые одаре-ны необычайными умственными возможностями и обладают, к тому же, не-человеческой работоспособностью, а также за исключением очень круто упакованных мальчиков и девочек с большими родителями за спиной. Одна-ко бывают случаи, что и они оказывались в неудачное время в неудачном месте. Попадётся на их пути какой-нибудь злопамятный препод, особенно болезненно реагирующий на то, что его проигнорировали на протяжении всего семестра, и скажет: "А почему, молодой человек (девушка), я Вас не видел на моих лекциях?" - возьмёт да и не поставит заветное "удовлетвори-тельно", несмотря на полиглотство первых и связи вторых. И никто ничего не сможет сделать. Даже доводы декана о нецелесообразности отчисления ввиду того, что незапланированное уменьшение числа студентов негативно скажется на оплате труда коллег, будут оставлены без внимания. И тогда прощай высшее образование, или, по крайней мере, до свидания - до сле-дующего года.
  Посещение лекций, вообще, спорное, с точки зрения целесообразности, занятие. Ты сидишь, слушаешь... Для чего? Если ближе к сессии можно взять конспект своего более усердного однокашника и за два дня усвоить всю информацию, не тратя каждый день несколько часов на бесполезное сидение. Если можно поспать, смотаться в очередной раз в сопредельное государство с партией утюгов. Да мало ли что можно сделать за это время. И всё-таки лекции посещать иногда необходимо, хотя бы для того, чтобы встретиться с братьями и сестрами по общему делу, узнать последние новости, и, конечно же, в нужный момент, задав первый пришедший на ум вопрос, запечатлиться в памяти преподавателя, и обезопасить себя таким способом от возможных неприятностей. Если тот и засомневается на экзамене: "Что-то я Вас, моло-дой человек (девушка), не припоминаю у себя на лекциях", - то вы сможете с лучащимся неподдельной праведностью взглядом возмутиться его плохой памяти. И именно этот праведный взгляд, который невозможно изобразить на пустом месте, сыграет решающую роль в вашей судьбе. И вы благополуч-но переместитесь на следующую ступеньку и продолжите свой путь по не-легкой студенческой стезе.
  Посещать лекции Валентин не любил по определению. Написание кон-спектов его нервировало, во-первых. А во-вторых, он всё равно не мог ими пользоваться, потому что рукописное слово не запоминалось. Вот печатные знаки - это другое дело. Валентин обладал хорошей зрительной памятью. Прочитав страницу один раз, он мог воспроизвести, что там написано, бук-вально дословно, мысленно считывая информацию с картинки, "отпечатан-ной" у него в мозгу.
  Да и вообще, сплошное посещение было не просто ему не по вкусу. Он мог бы его выдержать, только если бы реальный положительный эффект от этого значительно превосходил неприятные ощущения от длительного моно-тонного времяпрепровождения.
  - Всем привет! - с порога воскликнул Валентин, торопливо огляделся и, заметив за последним столом Жору, направился к нему.
  - Привет, - вяло ответил тот, так же вяло пожал протянутую руку. - Что это Вы, уважаемый, никак за ум взялись?
  - Не знаю. Вроде, ни за что не брался. Просто решил прийти...
  - Правильно сделали, сударь. Лучше поздно, чем никогда, как поётся в старинной французской песне.
  Валентин внимательно посмотрел на друга и покачал головой.
  - Глядя на тебя, я уже пожалел о том, что пришел сюда. Вид у тебя со-всем не презентабельный. Это наука с тобой сотворила?
  - А-а, - Жора махнул рукой. - Это не наука... хотя. Впрочем, может быть... Но это не главное. Главное то, что вчера окончательно была сломана моя жизнь.
  - Когда ж она успела? Я уходил в такой поздний час. Вроде было всё нормально, и ничего сломаться уже не могло.
  - Сразу после твоего ухода.
  Валентин с досадой, казалось, искренней, стукнул по столу кулаком.
  - Вот блин. Нельзя тебя ни на минуту оставить, - и, немного погодя, проникновенно сказал: - Ну-ка, поделись с товарищем, облегчи душу.
  Жора снова вяло махнул рукой.
  - Ты этого не поймешь. Высокие чувства тебе чужды.
  - Зато я всегда готов от души посмеяться.
  - Конечно! Ты только этого и ждешь. Для тебя вся жизнь - комэдия.
  - Я думаю, это лучше, чем делать из нее трагедию. В ней и так доста-точно печального. Ну, давай, трави, - Валентин нетерпеливо толкнул Жору в бок.
  - Чего рассказывать? - начал тот. - Однажды я повстречал девушку и...
  - И?
  - ...И понял, что жить без неё...
  - ...Ты не можешь?
  - Скажем так: без неё жить мне было бы проблематично, - поправил Жора. - Ты её знаешь. Она учится на третьем курсе, живет на седьмом этаже. Пеночкина - её фамилия.
  Валентин вспомнил девушку с миловидным личиком, глазами с боль-шиќми, как у коровы, ресницами и по-детски наивной улыбкой. Таких брали в пионерские годы читать стишки во славу партии на собраниях и съездах "старших товарищей". После чего они обычно подносили цветочки дедуш-кам-секретарям. А те с улыбкой умиления брали их на руки и позировали пе-ред фото- и кинокамерами, дабы остаться в глазах грядущих поколений в об-разе добродушных дяденек, трепетных и заботливых отцов народа.
  - Ты хочешь сказать, что влюбился в неё? - Валентин с искренним удивлением посмотрел на друга.
  - Ну, зачем ты вот так, категорично?.. - замялся Жора.
  - Вообще-то, о вкусах не спорят...
  - Это твоё "о вкусах не спорят" меня убивает.
  - Ладно, давай дальше.
  Жора встрепенулся.
  - Дальше, я подобрал несколько предлогов и зашёл к ней в гости. Ну, там... ли...
  - ...Линейку попросить.
  - Да, - удивился Жора. - Откуда ты знаешь?
  - Сам был молодым, - Валентин нетерпеливо заёрзал.
  - Ну, так вот... пришел пару раз. Посидели. Побазарили о том, о сём. Радио я им починил... Но дальше так продолжаться не могло. Чтобы вспых-нуло ЧУВСТВО, необходима экстремальная ситуация... Ну, типа того, как ты на третьем курсе Светку спасал от пьяного пятакурсника. После того слу-чая тебя все женщины нашей общаги целый месяц готовы были на руках тас-кать, - восхищённо глядя на друга, говорил Жора.
  - Заметь: всего лишь месяц, - обратил внимание Валентин. - И ты ре-шил?..
  - И я решил: я тоже спасу её от хулигана! И наши отношения выйдут на качественно новый виток.
  - Рисковый ты парень, - удовлетворённо оценил Валентин.
  По лицу Мацкевича было видно, что такое замечание ему очень понра-вилось, но он вынужден был сказать правду и неохотно произнёс:
  - Я решил инсценировать хулиганство...
  - Рисковый ты парень, - к его удивлению повторил Валентин.
  Жора приободрился и продолжил:
  - Не буду же я ждать с моря погоды... Вдруг этого самого хулиганства вовсе не произойдёт, это раз. Во-вторых, настоящий хулиган мог бы оказать-ся сильнее меня. Что тогда? А я в таком важном деле не могу полагаться на случайности.
  - Разумно.
  - Ну, дык, я же, всё-таки, - без пяти минут инженер, с высшим, прошу заметить, образованием.
   - Ну и... - нетерпеливо заёрзал Валентин.
  - На роль хулигана я выбрал Кузю...
  - Почему уж не Ваську Хватова или Шурика?
  Жора махнул рукой:
  - Васька с Шуриком - слишком известные личности, это раз. Всё бы выглядело слишком уж ненатурально. Сам посуди, попробуй от Васьки и Шурика кого-нибудь спасти...
  - Да, согласен, - Валентин закивал головой, - практически невозможно.
  - Всё-таки хорошо, что Васька и Шурик, когда под градусом, не при-стают к девчонкам...
  - Ладно. Не отвлекайся.
  - Так вот. Во-вторых, даже если бы я привлёк к этому делу Ваську или Шурика, мне потом пришлось бы поить их целый месяц, компенсировать, так сказать, моральный вред за то, что я выставил их идиотами перед обществом.
  - Думаю, месяцем ты бы не отделался, - задумчиво произнёс Валентин. - Так почему же Кузьменков?
  - Он в общежитии не слишком известен, а если известен, то не с самой лучшей стороны... Всё-таки хобби накладывает отпечаток на человека. Не-скончаемые походы по лесам и болотам в поисках сомнительных приключе-ний и дичи сделали своё дело. Иногда мне кажется, что наш Кузя гораздо охотнее изъясняется с животными и птицами, чем с людями.
  Он сначала упирался, не хотел. Строил из себя чистоплюя, но я напом-нил о том бесчисленном количестве бесплатных ужинов, которые ему уда-лось поглотить в моём жилище, и пригрозил, что в случае отказа "халява" кончится. После этого он вынужден был согласиться на этот "чудовищный", как он выразился, обман (прикинь, оказывается, он слова такие знает).
  - Ну и?
  - Ну и... "Всё пгапало!" - как говорит наш уважаемый господин Пет-ровский. Ё-па-ма, - Жора был вне себя от возмущения. - Кузя явно перебрал. Дорвалќся до бесплатного... Он ввалился в комнату и сразу начал буянить. Навалился на Сотикову (подружку Пеночкиной), на что мне было наплевать. Но потом он с разбегу заќпрыгнул на кровать Наташи, несмотря на то, что та уже там лежала. А он заорал: "Моя пастелька! Моя пастелька!"
  - То есть, он свалился на Пеночкину?
  - Да.
  - А она?
  Жора озадаченно уставился.
  - Она, ты знаешь, ничего... - проговорил он. - Может быть, она была в шоке?
  - Может быть, может быть... - скептически пробормотал Валентин.
  - Неужели ты думаешь, что она была не против?
  Валентин пожал плечами.
  - Ну, не знаю, может быть, это, действительно, был шок...
  Жора сосредоточенно начал тереть пальцем свой длинный нос.
  - Ну, ладно. Что потом? - Валентин уже был не рад, что заострил на этом моменте внимание и попытался исправить ситуацию.
  - А потом, - Жора взялся за голову, - он сорвал со стены портрет Аллы Пугачевой. И это уже было слишком!
  - А ты чё делал всё это время? - задал Валентин вполне резонный во-прос.
  - Я... я выпроваживал его.
  - Интересно, как же ты его выпроваживал, если он успел столько дел натворить?
  - Ну, не бить же мне его! Пока он зажимал Сотикову, я решил подож-дать, чтобы девчонки яснее ощутили всю ужасность их положения. Тогда, естественно, возрастет моя роль как спасителя. Но он так резко прыгнул на кровать, что я не успел среагировать. А когда он сорвал портрет Пугачёвой, я просто расќтерялся. Но всё бы ничего... Когда я его уносил, он высказался в том смысле, что девчонки, если говорить мягко, не совсем, то есть, совсем не идеальны в своём поведении. Представляешь? Ё-па-ма.
  - Шлюхами обозвал, что ли?
  - Он употребил другое слово, - замявшись, пробормотал Мацкевич.
  Валентин с сочувствующим видом покачал головой:
  - Это очень плохо. Я бы даже сказал, что это не хорошо. Если бы он хотя бы назвал их проститутками, а то... Нет, это нехорошо.
  - А какая разница? - не понял Жора.
  - Видишь ли... - начал Валентин: - Проститутка - это профессия. А по-скольку у нас любой труд в почёте, то это не может быть оскорблением. А вот то другое слово, которое ты, интеллигентный человек, даже не можешь в слух произнести, но которое мы оба прекрасно знаем, так вот это слово озна-чает состояние души. Хотя, ты знаешь...
  - Что? - насторожился Мацкевич.
  - Я думаю, что поскольку нынче мы - свободные люди и живём в сво-бодной, независимой стране, от которой теперь ничего не зависит, то каждый из нас имеет право на то состояние души, в котором он чувствует себя "сухо и комфортно", как говорится в известной рекламе, в любой день. Поэтому даже это ужасное слово тоже может не восприниматься как оскорбление.
  Жора остолбенело уставился на друга и раздражённо сказал:
  - Да пошёл ты...
  - Ладно, ладно, - успокоил его Валентин: - Забудь, что я сказал. Раз ме-ня не понял ты - уже прахтически инженер, человек с неплохими задатками философского, я бы даже сказал, аналитического ума, то где уж понять мою точку зрения этим курицам с третьего курса.
  - Ты хочешь сказать, что я - дурак?
  - С чего ты взял?
  - С того, что раз мне понравилась "курица", значит, я...
  Валентин протестующее замахал рукой:
  - Что ты! Вовсе это ничего не значит. Половое влечение и любовь - субстанции неизученные и закономерностям не поддающиеся, поэтому для их объяснения логические измышления не пригодны... Но это всё - ерунда, ты расскажи, что потом было?
  Мацкевич немного успокоился и продолжил:
  - Потом мне пришлось выслушивать кучу упрёков в том, что, мол, если у меќня такие друзья (оказывается, они нас хорошо знают), то и я такой же самый козёл, как Кузя.
  - Да. Делай после этого женщинам добро. Ты их, можно сказать, изба-вил от мониака, а они тебя обложили, - Валентин по-отечески положил руку на плечо друга. - Надо было меня пригласить на такую ответственную роль. Я бы их шлюхами не называл. Правда, за сохранность портрета Пугачёвой тоже не отвечаю. Надо, всё-таки, чтобы всё выглядело натурально.
  - Ты бы не подошёл. Ты слишком известен в общаге своей интелли-гентностью. Они бы поняли, что это подстава.
  - Неужели? Не подозревал об этом. Что думаешь делать теперь?
  Жора сосредоточенно почесал затылок.
  - Не знаю. В таких случаях обычно покупают шампанское и цветы...
  - ... и идут делать предложение, - вставил Валентин.
  - Думаешь? - серьёзно спросил Жора.
  Валентин пристально посмотрел на друга:
  - О-о, как у нас всё запущено... тяжёлый случай. Это я тебе как врач говорю.
  - Ты о чём? - не понял Жора.
  Валентин махнул рукой и отвернулся.
  На пороге аудитории появился Горкин Андрей. Невысокого роста, полный, с круглым лицом, в очках с круглыми стеклами.
  Родом Горкин был из Ижевска. На вопрос о том, какой чёрт занёс его в Брест, он ничего вразумительного ответить не мог, но, по-видимому, не жа-лел об этом повороте собственной судьбы.
  По характеру он был до ужаса простым в общении и очень любил порассуждать. Всё равно о чём. Будь то секс, политика или другие мелкие житейские проблемы. При чем, делал он это с неизменным значительным видом, что, однако, не производило впечатления заносчивости или желания превосходства над окружающими.
  А к политике Горкин имел особую страсть. Как он сам говорил, роди-тели у него были простыми рабочими людьми, а сына желали вывести на бо-лее высокую орбиту, резонно полагая, что если не всё, то многое в этой жиз-ни зависит от положения в обществе. Конечно, с больших высот падать больно, и хоть пролетариат считался гегемоном нового общества, отделиться от среды обитания этого "гегемона" будет очень правильным шагом хотя бы с точки зрения устройства более-менее нормального быта. Тем более, что по-строение того общества, где пролетариат числится гегемоном, затянулось на долгие семьдесят лет. И стройка эта, как и многие другие в большой и неко-гда могучей стране превратилась в обыкновенный долгострой, конца-края которому не видать. Сначала говорили, что вот к этому году мы построим, потом - к той пятилетке, потом как-то затихли, потом "законсервировали" строительство, а теперь так и вовсе уже построенное здание разбирается по кирпичикам. При чём наибольшее усердие в этом проявляют именно недав-ние прорабы.
  Но когда Андрюха Горкин в своей жизни переместился из младенчест-ва в отрочество, ничего подобного ещё никто и предвидеть не мог. Поэтому, чтобы достичь каких-либо результатов в этом направлении, следовало быть или отпрыском партийных работников, что в случае с Горкиным отпадало, или с детства принимать активное участие в работе всех общественных орга-низаций, постепенно внедряясь в систему.
  И Андрюха старался везде, где только можно, проявлять свою актив-ную жизненную позицию. Надо сказать, у него неплохо получалось. В "ок-тябрятские" годы он был старостой класса, в "пионерские" - сначала бара-банщиком, а затем - председателем совета отряда.
  Кто знает, чем бы всё это закончилось, если бы на его комсомольские годы не выпала перестройка. Не сразу, но он понял, что скоро в жизни от-кроются другие пути, чтобы занять в ней достойное место. И чувство затаён-ного презрения к партийной элите, вошедшее в него с молоком матери, про-стой формовщицы, вылезло наружу. С этих пор он оставил общественную работу, но активную жизненную позицию сохранил.
  Как говорил сам Андрей, он "уловил конъюнктуру" и вплотную занял-ся "челночным" бизнесом. А именно, на Родину возил продукты. В Ижевске брал за полцены электробытовые товары, которые к его приезду уже заготав-ливали родители, помогая и здесь сыну в его устремлениях. Это было не-сложно, так как к тому времени зарплату на заводах уже начали выдавать продукцией, за которую, как известно, хлеба не купишь. Поэтому проблем с товаром никогда не было. Андрей возвращался с товаром обратно и сбывал в соседней Польше.
  Это занятие приносило определённые дивиденды не только в плане материального обеспечения, но и в плане возрастания собственного авторитета среди сокурсников, потому как наступало время, когда достоинства человеческие стали оцениваться по возможностям и способностям извлекать материальную выгоду. А поэтому наиболее уважае-мыми людьми становились "челноки" и бандиты, грабящие их. Как те, так и другие - предполагаемые в будущем капиталисты, а, значит, так называемые хозяева жизни. Почему "хозяева"? Да потому что как старался Господь зав-лечь людей? То землёй обетованной, то вечной жизнью после смерти. Золо-той Телец, гарантирующий все возможные блага здесь и сейчас, твёрдо дер-жит свои позиции, в связи с чем устоявшийся миропорядок изменить пока не удаётся. И если не всё, то многое зависит от тех, кто наиболее усердно по-клоняется Золотому Тельцу.
  Поскольку студенческая молодежь - это всё-таки молодежь передовая, с повышенным чувством честолюбия и повышенными жизненными амби-циями, поэтому на то время в Брестском политехническом институте среди студентов уже встречались и "челноки", и бандиты. Каждый занимался тем, чем мог заниматься в силу материальных, умственных и физических воз-можностей.
  Как человек, знакомый с азами политической школы, следовательно, хорошо осведомлённый о способах влияния на человеческое сознание в бла-гоприятную для себя сторону, Андрюха Горкин всегда появлялся на занятиях с большой дорожной сумкой, в которую он обычно укладывал товар и кото-рая в данном случае служила атрибутом принадлежности к соответствующей касте предполагаемых будущих капиталистов. Другого объяснения, почему он таскал по аудиториям этот баул, в котором находились только две тетрад-ки, в голову не приходило. К тому же, Горкин в институте был не один та-кой...
  Представители же другой касты всегда приходили на занятия в спор-тивных костюмах.
  Горкин, войдя, поднял руку в торжественном приветствии:
  - Приветствую вас, бледнолиц... э-э-э... белорусые братья мои!
  - Приветствуем тебя, вождь красножоп... - начал было Васька Хватов, но Шурик зажал ему рот своей огромной ладонью.
   Все в аудитории засмеялись.
   Горкин прошёл, сел за ближайший стол. Его тут же обступили студен-ты.
  - Ну, давай, рассказывай, чё видал в бывшей столице нашей когда-то общей необъятной Родины? - подсел Васька Хватов.
  Андрей не спеша открыл молнию в огромной сумке, достал из неё тет-радку, аккуратно положил на стол, указательным пальцем сдвинул очки к пе-реносице, окинул окружающих взглядом, исполненным чувства собственно-го достоинства и начал говорить. Манера разговора у него была тягуча, слова произносил как бы нараспев, от чего создавалось впечатление значимости и основательности:
  - Чё рассказывать? Москву превратили в один большой базар. На каж-дом углу что-нибудь продаётся. Всё есть! Но цены... Ещё кажется, что про-давцов больше, чем покупателей. Вот. Рубель падает медленно, но верно... И вообще, Россия голодает! Я сыры возил на этот раз, так прямо на перроне в течение десяти минут всё распродал. В Ижевск ехал уже пустой. Там зата-рился электроплитками. Думаю, махнуть через пару дней в Польшу...
  - Сколько доллар сейчас?
  - Много.
  - Скоро деньги начнём в рюкзаках носить, - ухмыльнулся Жора.
  - Да, продали Россию! - заключил Андрей.
  - А ты что в настоящий момент делаешь? - ехидно заметил Жора.
  - Я? - Андрей удивлённо вытаращил глаза. - Я зарабатываю себе на жизнь! Кто виноват, что в нашей да и в вашей стране нельзя просто жить и учиться спокойно, не беспокоясь о том, что "завтра" всё-таки наступит. По-тому что когда "завтра" наступит, ты будешь стоять голый и босый на распу-тье, как тот хрен с картины... Никто о нас с вами не позаботится, если мы сами о себе не позаботимся. В России сейчас всё идёт с молотка. Те, кто си-дит у власти, - обыкновенные шкурники. Каждый только на себя одеяло та-щит - благо, пример показали. И плевать они хотели на всех и вся! Каждый - с высоты своего кабинета. Чем выше кабинет, тем оглушительнее плевок. Так что о нас, убогих, никто не вспомнит. Поэтому бери, хватай, что ближе лежит, и вези туда, где выгодно толкнёшь, не то так и помрёшь в нищете... Вон, мои предки... всю жизнь горбатились на заводе, денюжки на книжке копили, машину сыночку хотели к свадьбе купить. Пускай теперь себе на эти деньги буханку хлеба купят. Я на тачку сам себе как-нибудь заработаю...
  - Да! - Васька в сердцах стукнул по столу. - Дожились. Мало нам пе-чали, так ещё свои корешки иностранцами стали.
  - Зато все мы сейчас независимые, - иронично заметил Валентин.
  - Ага! - подхватил Васька. - Вовчик Ляшук - сейчас самостийный хо-хол.
  Все рассмеялись.
  - Это надо отметить, - предложил кто-то.
  - О! Единственная путёвая мысль в этом базаре, - заметил Шурик.
  
  Звонок прозвенел уже давно, но только через несколько минут в кори-доре послышались торопливые шаги. В аудиторию стремительно вошёл Вла-димир Петрович Петровский. Он на ходу буркнул "здгасьте", что означало "здрасьте", положил внушительную кипу бумаг на стол, выглянул в окно и застыл в таком положении. Показалось, что у него "кончились батарейки"... Он молчал несколько минут, а затем, не отводя взгляда и не меняя положе-ния, заговорил.
  Владимир Петрович был, несомненно, личностью неординарной. Его внешний вид отвечал всем требованиям классического образа гения, каким таковой обычно рисуется в воображении широких масс населения, а впо-следствии показывается в кино. У него почти всегда волосы на голове изо-бражали полный сумбур, даже на следующий день после посещения парик-махерской. Лицо закрывали очки с крупными стеклами, за которыми угады-вался всегда растерянный взгляд. Костюм на его щуплой фигуре лежал плохо и имел вид довольно печальный. Локти на пиджаке безобразно выпирали и лоснились металлическим блеском. Брюки были почему-то гораздо короче, чем следовало. Ну, не дать не взять - гений, и всё тут.
  Часто Владимира Петровича можно было увидеть бегущим по коридо-ру, уткнувшегося в ворох бумаг, искусно лавирующего между прохожими, умудряющегося чудесным образом не натолкнуться ни на одного из них.
  У необычных людей все необычно, включая и личную жизнь. Влади-мир Петрович был когда-то женат. Говорили, что жена его не вынесла жизни с гением в одной квартире и сбежала с человеком гораздо более приземлен-ным, может быть, даже слишком. При этом она оставила Владимиру Петро-вичу двоих сыновей, мотивируя это тем, что, мол, ты умный, ты и "воспи-туй".
  С одной стороны общество с пониманием отнеслось к её бегству, но то, что она бросила детей, играло не в её пользу. Однако жена Петровского была из тех, кому наплевать на общественное мнение. Таким живётся одинаково легко, независимо от общественного мнения.
  А сыновей Петровского часто можно было встретить в институте. Они всегда были прилично одеты и подстрижены и, очевидно, не считались труд-ными детьми. Владимира Петровича такое положение вещей не устраивало. В разговорах с коллегами он называл их оболтусами, на что те философски замечали, мол, не всем же быть вундеркиндами, достаточно, если дети вы-растут просто хорошими людьми.
  Часто занятия Петровского прерывались тревожным возгласом лабо-рантки:
  - Владимир Петрович, Берлин на проводе!
  Вместо Берлина мог быть и любой другой город Европы. Это не удив-ляло. Научные книги Петровского издавались и продолжали издаваться за границей. Владимир Петрович уходил в кабинет кафедры к телефону и вско-ре возвращался весь сияющий. Но не гордостью за самого себя он перепол-нялся в таких случаях, а в очередной раз убеждался, что не зря живёт на этом свете. (Иногда ещё встречаются люди, черпающие жизненные силы в собст-венной необходимости другим.)
  - Дгузья, ещё газ хочу вам повтогить, что для меня основной задачей является научить вас мыслить, а не пгосто пегесказывать матегиал, - говорил Петровский. - Умение мыслить - это главное, что отличает человека от жи-вотного. Что касается сегодняшней темы, то можете почитать об этом в учебниках, но там этот вопгос изложен не весьма... В моей новой книге, над котогой я сейчас габотаю, будет все несколько иначе. Поэтому советую вам посещать лекции.
  - Владимир Петрович, - поднял руку Шурик.
  - Да? - Петровский отвёл свой взгляд от окна и повернулся к нему.
  - А сколько вы получаете за книгу?
  Петровский улыбнулся снисходительно:
  - Вообще-то, это комегческая тайна, - сказал он, - но могу сказать, что в "застойные вгемена" за один печатный лист платили сто гублей. Но не поду-майте, что это слишком много. Если учесть, что пегед вашей фамилией на обложке будет написано три или пять, то сами считайте...
  - А почему такое происходит? - воскликнул кто-то.
  Петровский опять улыбнулся.
  - Дгузья, мы живем в такой стгане, где обычные гамки не подходят, а законы человеческой жизни несколько иные, чем в дгугих частях света. Это всё авно, что в одной комнате законы тгения и ггавитации габотают, а в дгу-гой - нет. Это есть аномалия, своего года полтеггейст. Но тем не менее... в любой цивилизованной стгане за научную мысль хватаются мегтвой хваткой. Почему? Потому что цель науки состоит в том, чтобы сделать жизнь нашу легче, лучше, наконец, удобнее и дешевле. А у нас (я имею в виду одну шес-тую часть суши, что когда-то именовалась СССГ) каждую идею пгиходится пготалкивать неимовегными усилиями. Некотогым это стоит жизни. Вот и получается, что для того, чтобы вышла в свет ваша писулька, нужно, чтобы на обложке, где обычно печатают имена автогов, была не одна ваша фами-лия, а тги фамилии минимум. Пги этом ваша фамилия будет тгетьей. Потому что втогой фамилией будет напечатана фамилия того человека, с котогым до-говогюсь я, чтобы он договогился с тем пегвым. Вот так.
  - Так уехали бы на Запад: Вашими разработками там пользуются, - ис-кренне удивился Шурик.
  Петровский улыбнулся снова.
  - Дгузья, как я уеду? Здесь моя Година. Уехать было бы слишком пго-сто. Надо все сделать для того, чтобы здесь жизнь стала достойной людей, живущих в этой стгане. Если я ганьше сказал: "в дгугих цивилизованных стганах", - это не значит, что мы нецивилизованный нагод. Это совсем не так. Мы пгекгасный нагод. Это подтвегждает истогия. Нам есть чем гогдить-ся. Повегьте! Пгосто геволюционнные катаклизмы пгегвали естественное те-чение эволюции, исказили сознание, а значит, и бытие. Пгоизошла подмена ценностей. То есть стегжень хгистианского миговоззгения, на котогом кге-пилось наше общественное сознание, был сгыт, и во главу угла поставлено надуманное классовое сознание.
  Но пгигодой так установлено, что любой огганизм, гастения, или жи-вотные, или общества, каждый из них газвивается по своим ногмам. Если мы согнем молодое дегевце, мы добьёмся искгивления части ствола, но его вег-хушка всё авно напгавится ввегх, к солнцу. Это же касается и общества. Как бы мы ни пытались упгавлять законами эволюции, стгемясь ускогить, или замедлить, или пегенапгавить газвитие, ничего из этого не получится. Обще-ство, как и любой дгугой огганизм, очищается от всего наносного, шлаков, бактегий. Оно вегнётся к естественному погядку вещей.
  Так что не падайте духом. Все эти пегедгяги вгеменны. Жизнь вечна - помните об этом. И вы сможете пгеодолеть всё.
  
  
  Глава 5
  
  
  Технический вуз, вообще-то, не может похвастать дисциплинами, ко-торые можно было бы посчитать увлекательными в широком, общепринятом понимании этого слова. Конечно, существуют индивидуумы, которым не дай поесть, только позволь лишний раз интегральчик привести в надлежащий вид, доказательство теоремки какой-нибудь вывести или там... балку рассчи-тать на нагрузки с кручением... И чем сложнее задание, чем длиннее ряд формул, тем больше удовольствие. Но таких встречается среди студенчества не так много. Абсолютное большинство вполне разумно относится к выпол-нению учебной программы только как к необходимости, исходя из принципа рациональной целесообразности и достаточности.
  Но лекции Петровского производили неизгладимое впечатление на всех студентов, без исключения. Даже на тех из них, кому не была доступна вся глубина профессорской мысли. Благодаря силе его ума завораживала та аура, которая создавалась в аудитории. Удивительно, но на лекциях у Пет-ровского никогда никто не спал. А казалось бы, преподаваемые Петровским "почвоведение", "земледелие и растениеводство", "основания и фундамен-ты" - предметы, скучнее которых трудно найти.
  Свою первую двойку на экзамене Валентин получил на втором курсе именно по почвоведению. Он никогда не забудет этот экзамен.
  Ничего сложного в этом предмете, как ему казалось на тот момент, не было. Он подготовился достаточно, по его мнению, тщательно. Билет не вы-звал у него вопросов. И вот, когда пришло время отвечать, он первый из группы спокойно встал и пошел. Не желал терять время и в очередной раз хотел произвести впечатление на соратников. Ему это удалось... Произвёл...
  Когда он ответил на первый вопрос билета, Петровский спросил:
  - Вы так считаете, молодой человек?
  - Да-а, - удивлённо протянул Валентин.
  Петровский в ответ загадочно улыбнулся и разрешил:
  - Продолжайте.
  Когда Валентин ответил на второй вопрос, история повторилась.
  ...Петровский задавал дополнительные вопросы. Валентин отвечал. А Владимир Петрович в ответ только улыбался. По его физиономии опреде-лить, удовлетворён преподаватель ответом или нет, было невозможно. По мнению Валентина, отвечал он правильно, так, как было написано в учебни-ке. Второй курс, конечно, не первый, но всё же... Он, тогда ещё наивный зе-лёный студент, не знал, что это не школа, что здесь, в институте, преподают не простые учителя, которые вчера были обычными студентами, а завтра бу-дут обычными пенсионерами, здесь преподают люди, для большинства из которых наука есть жизнь. Они не работают, чтобы жить, а живут, чтобы ра-ботать. Они написали научные работы и диссертации, затрагивающие осно-вополагающие принципы преподаваемых ими учебных дисциплин. И эти люди далеко не всегда бывают согласны с теми из своих коллег, которым по-везло больше в этой жизни: их допустили к святая святым - им дали возмож-ность выпустить учебник. И тогда можно будет посочувствовать тому бедо-лаге, которому "посчастливилось" на экзамене, оперируя научными величи-нами, неосознанно занять позицию научного оппонента экзаменатора. Часто это воспринимается преподавателем как личное оскорбление, со всеми выте-кающими отсюда для "счастливчика" последствиями.
  Такова специфика получения высшего образования... И что делать бедным студентам? Ходить на лекции. Тогда вероятность поймать на ровном месте крупные неприятности ничтожно мала.
  А впрочем, это лишний раз подтверждает, что к процессу получения высшего образования подходить следует творчески, без шаблонов, индиви-дуально разрешая каждый вопрос. К сожалению, многие из жаждущих полу-чить вузовский диплом дойдут до этого умом только к моменту его выдачи, после тяжёлых собственных промахов и досадных ошибок, а некоторые так и не дойдут вовсе.
  Отвечая на дополнительный, по счёту, наверное, десятый, вопрос и на-блюдая за непонятными улыбочками преподавателя, Валентин спиной по-чувствовал, что ситуация выходит из-под его контроля в том смысле, что он уже ничего не понимает, что происходит. Петровский же, поиздевавшись достаточно, аккуратно закрыл Валентинову зачётку и спокойно сказал:
  - Идите, молодой человек, "два".
  Потрясённый Валентин вышел из аудитории. Он был первым. После него с "двойками" вышли две трети группы.
  Правда, потом все "двоечники" пересдали экзамен без особых проблем и получили довольно высокие оценки. Очевидно, таким способом Петров-ский решил преподать урок жизни.
  Как бы там ни было, с Владимиром Петровичем можно соглашаться или не соглашаться во многом, но поскольку человек он был неординарный и всё-таки далеко не последний учёный в своей области, суждения его и взгля-ды заслуживают внимания.
  Вот и сейчас слова Петровского о "вечной жизни" не выходили из го-ловы Валентина. Они так сильно подействовали на него, что он даже из-за этого, как ему хотелось думать, прервал только начатый сегодня процесс ус-воения знаний. С другой стороны, интересное животное - человек, какую только благозвучную отмазку не придумает, только бы сделать то, что ему вздумается, и не делать того, что должен. И придумывает он это для себя са-мого, чтобы успокоить свою совесть. А казалось бы, зачем ему это надо? Ну, сделал и сделал. Кому, кроме него, слышен голос его совести? Никому. Спрашивается: зачем что-либо придумывать? Сознайся, достало тебя всё: и учёба эта, и разглагольствования эти про "жизнь вечную", про "ценности высшие", хочется простого человеческого общения... Да нет, ничего не хо-чется, вот и ушёл... Но нет, не может человек без этого, чтобы не просто так уйти. Впрочем, вполне возможно, что действительно не всё так просто.
  Думая, в том числе и об этом, Валентин лениво подбрасывал ногами попадающиеся на асфальтированной дорожке по пути в общежитие камешки. И в сознание его уже было пробрался оптимизм. Но дорога от учебного кор-пуса до общежития довольно коротка, поэтому как медленно не передвигай ногами, а больше, чем десять минут, на неё не потратишь. А в общежитии спуститься на землю помог ему Сидор, мерно вышагивающий в одних длин-ных трусах по коридору, нанося удары воображаемому противнику. Вален-тин поспешно посторонился, освобождая ему дорогу. Тот прошел мимо, не обращая никакого внимания и продолжая непрерывно махать руками и "ху-кать" в такт шагам.
  Сидора мало интересовали вопросы вечности. Его сознание занимали вещи более осязаемые. Он был помешан на боксе, спортивной диете и мате-риальном благополучии. Это знали все, потому что во всём институте Сидор был один такой. Спортом, конечно, занимались многие. Но чтобы так!.. Та-ких не было.
  Заниматься он начал с первого курса. Что послужило толчком для столь самозабвенного увлечения, никто толком объяснить не мог. Он сам ни-кому не рассказывал. Для смеха говорили, что однажды он из любопытства заглянул в тренировочный зал и кто-то хорошенько, тоже случайно, стукнул его по голове. У него мозги сразу и перевернулись. Конечно, всё это не больше чем пустые россказни, но поговорить было о чём. Тем более, что Си-дор давал для этого повод.
  Он вскоре переменил прическу на "а-ля Майк Тайсон" и стал трениро-ваться два раза на дню. Его комната наполнилась всевозможными железками для "прокачки" мускулатуры, а также детским питанием, творогом и други-ми белоксодержащими продуктами, которые, по его мнению, способствовали скорейшему набору веса.
  Он самостоятельно составил для себя распорядок дня, где учитывалось абсолютно всё, даже половой акт с определенной периодичностью. А сдела-но это было для того, чтобы ничто не могло отвлечь его от главного дела в жизни - совершенствования мастерства в кулачном бою.
  Поначалу окружающие над ним смеялись. Но по мере того, как с тече-нием времени к пятому курсу из ушастого щуплого паренька Сидор превра-щался в мужчину с торсом супергероя из американских блохбастёров. Одни зауважали его за упорство, другие стали побаиваться. Но и те, и другие не перестали посмеиваться над странностями в его поведении, поскольку в пла-не интеллектуальном он остался таким же ушастым, щуплым пареньком, ка-ким явился четыре года назад.
  Между тем, потраченные время и силы не пропали даром, а стали при-носить реальные дивиденды. Благодаря своим физическим данным Сидор стал вхож в тусовки, состоявшие из местных рэкетиров средней руки, костяк которых составляли спортсмены, настоящие и бывшие. Появившиеся вслед-ствие этих связей деньги позволяли ему в материальном плане жить безбедно и не обращаться за помощью к родителям, которые проживали в маленьком городке в самом центре Полесья.
  Сидор провел в этом городе всё своё детство от рождения, безвыездно. Общался со своими сверстниками, бегал по родным улицам и не видел ни в этих людях, ни в этих улицах ничего зазорного. Но время шло. Он окончил школу, приехал в Брест, поступил в институт. И с этого момента для него от-крылась другая жизнь, с другими привычками, укладом и идеалами. Эта но-вая жизнь так понравилась ему! И такой ошеломляющей оказалась разница между ними, что он возненавидел свой город за то, что там родился. А друзья детства, земляки, показались ему безнадёжными "плугами", не достойными его просвещённого внимания. Он возненавидел и свое имя, как выяснилось, не соответствующее ни месту, ни времени. Поэтому при знакомстве пред-ставлялся Сашей. Однако все называли его Сидором, поскольку имени сво-ему он соответствовал полностью. Бывает такое, когда смотришь на человека и ясно понимаешь: ну не Александр он! И всё тут. Сидор подходил именно под такой случай, поэтому ни у кого не поворачивался язык назвать его Са-шей. Даже принятых в молодёжной среде прозвищ у Сидора не было. Так и не дали ему никакого прозвища не потому, что боялись. В этом просто не было необходимости. Сидор - он и есть Сидор.
  Изредка, раз в два месяца, повидать сына приезжала мать. Но Сидор всегда был далёк от сентиментальности.
  От учившихся в институте Сидоровых земляков студенческой общест-венности было известно, что мать Сидора по профессии - школьная учитель-ница, а отец был простым рабочим на местном хлебозаводе и слыл чудаком. С ним, с отцом, постоянно были связаны какие-то нелепые истории, от чего он постоянно вызывал насмешки окружающих в свой адрес.
  В чём и состоит главная прелесть маленьких провинциальных город-ков, так это в том, что практически все друг друга знают. И, как правило, знают не только самих в данный момент проживающих земляков, но и пред-ков каждого из них до седьмого колена лучше, чем сами прямые их потомки. Конечно, известны и истории из жизни этих самых предков. Поэтому когда в компании во время перемывания косточек своих сограждан вдруг возникали недоразумения по причине, что кто-то из присутствующих не понимает, о ком идёт речь, тогда самый осведомлённый сообщает: "Как какой (допустим) Василюк? Да это тот самый Василюк, прадед которого Назар ещё при Польшче однажды пьяный с базара из Пинска ехал да заснул на возу, а ло-шадь сама забрела на кладбище деревенское. Он проснулся уже в сумерках. А вокруг - могилы. Он подумал, что помер, да со страху как заорёт. Лошадь понесла. Он и обдристался с того всего, да так в говне и приехал домой. По-сле этого Дристуном его звали". И тогда всё становится на свои места. Пото-му как всех потомков этого самого деда Назара так Дристунами и звали, не-смотря на то, какие бы жизненные высоты те ни брали.
  Очевидно, не совсем почётная слава родителя Сидора затрагивала и его самого. Поэтому, вырвавшись из родного гнезда, он пожелал отмежеваться от него окончательно. Скорее всего, именно в этом была реальная подоплёка того, что Сидор самозабвенно занялся таким нелёгким спортом. Жизненный наглядный пример его родителя действовал безотказно. Он уже заранее себя готовил к тому, чтобы беспощадно и быстро пресекать всякие попытки по-смеяться над ним. А уж чувство самоиронии было ему совершенно незнако-мо.
  Своего отца Сидор не уважал за то, что тот безнаказанно позволял сме-яться над собой, а мать он не уважал, за то, что она всю жизнь прожила с че-ловеком, который, по его мнению, был никем в этой жизни. Сам же для себя он наметил широкие горизонты.
  После короткого разговора о том, что маме необходимо сделать в ком-нате для продолжения нормальной жизни и деятельности сына, он уходил на тренировку или на "работу". Мать же оставалась среди "метрового" слоя пыли и разбросанного по углам грязного белья. Именно из-за этих особенно-стей жилищных условий, которые создавал Сидор, он проживал в комнате один. Все, кого подселяли к нему, сбегали в течение недели. Один Миша Бе-сан - Сидоров земляк - продержался около месяца, да и то потом перебрался к товарищам по группе на восьмой этаж, говоря потихоньку, что лучше к чёрту на кулички, чем с Сидором в одной хате.
  Валентин, войдя в свою комнату, вытряхнул из пакета тетрадки и за-бросил их в шкаф, вовсе не демонстрируя при этом нежности к источникам знаний. Он достал свой бумажник, сохранившийся ещё от армейских времён, и начал подсчитывать "капиталы". Результаты оказались вовсе не радостны-ми: от стипендии почти ничего не осталось. Исходя из такого положения ве-щей, он принялся строить планы на ближайшее будущее. За этим занятием его и застал Сидор.
  Он вошёл молча, без стука, без "здрасьте" и сразу направился к холо-дильнику. Там лежали его сырки. "Мужчина должен есть белки", - подумал Валентин, глядя на него.
  - Мужчина должен кушать белки, - заявил Сидор, демонстрируя Вален-тину пачку творога, и направился было к выходу, но резко остановился, об-ратив свой взгляд на плакат.
  Плакат уже давно повесил на стену Сергей. Просто удивительно, поче-му Сидор заметил его только теперь. На нём была изображена женщина в по-лупрозрачном одеянии. Она стояла среди песчаных дюн, томно запрокинув голову назад.
  - О-о, - протянул Сидор.
  Глаза его загорелись похотливым огнем. Он сейчас удивительно силь-но походил на орангутанга.
  - Я бы ей отдался, - изрек он.
  И тут же огонь в глазах его погас, будто и не было. Сидор, как ни в чем не бывало, повернулся и наконец-то вышел.
  Валентин остался стоять посреди комнаты. Он посмотрел на плакат, на то место, где ещё секунду назад стоял Сидор, пожал плечами и стал надевать куртку.
  - Ты куда? - у двери показался Жора.
  - Пойду, хлебца куплю.
  - Который сейчас час? - вдруг забеспокоился Жора.
  - Без пятнадцати двенадцать.
  - А почему я на коридоре не столкнулся нос к носу с Сидором, как это всегда бывало в такое время? Или он бросил бокс, или он умер? - удивлённо произнес Жора, имитируя одесский говор.
  - Нет. Он не умер. Он сегодня закруглился пораньше и приступил к плановому приёму пищи, - пояснил Валентин.
  Жора внимательно посмотрел на друга.
  - Ты сегодня им недоволен?
  - Черт? Я недоволен им всегда, - выпалил Валентин.
  Жора, испуганно оглядываясь, втянул голову в плечи и прижал указа-тельный палец к губам:
  - Прошу Вас, милорд, тише. Нас может услышать это чудовище, эта машина убийства, этот... этот терминатор боксёрского племени и гроза ми-ролюбивых граждан.
  - Мне плевать! - хорохорился Валентин, напустив на себя отважный вид. Но тут же, на всякий случай, перешел на шёпот: - Мне плевать, когда он сидит в туалете с открытой дверью. Это его личное дело. Но пускай закрыва-ет её хотя бы, когда уходит оттуда.
  Жора переступил порог комнаты и старательно прикрыл за собой дверь. Выпрямившись и снисходительно похлопав друга по плечу, он про-должил нормальным голосом:
  - Уважаемый, там, где родился данный индивидуум, не знают, что в мире существует такое сооружение - туалет. Отсюда и поведение соответст-вующее. Это ещё хорошо, - Мацкевич ехидно усмехнулся, - что к пятому курсу его научили ходить в эту маленькую кабинку, которой, кстати, обору-дован каждый блок в нашей благословенной общаге. Да продлятся дни ин-женера, проектировавшего это здание! Раньше Сидор просто выходил на балкон.
  Валентин рассказал про плакат. Жора покрутил пальцем у виска.
  - Однажды Сидор заявился к нам. Боярин как раз надыбал на базрике новые штаны. Сидор приценился: "Дай намерять, дай намерять, только я без трусов". Боярин еле тогда от него отплевался. Он в комнате по-прежнему не убирает?
  - Нет. Мать приезжает раз в два месяца и делает генеральную уборку.
  - Да-а, - протянул Жора, - Сидор себе не изменяет.
  - Постоянство - чего признак? - спросил Валентин.
  - Не готов тебе ответить на этот вопрос применительно к данному слу-чаю.
  - Куда собрались? - в комнату вошёл Сергей, на ходу открывая шкаф и тут же принявшись суетливо в нём копошиться.
  Интересно получается. Сегодня даже Сергей решил свалить с "пар" пораньше. А он чем руководствовался? Неужели тоже мыслями о "вечном"?
  - Это он собрался, - ответил Жора и добавил таинственно: - при чём, неизвестно куда.
  - Ты скоро вернёшься? - спросил Валентина Сергей, не обращая вни-мания на Жорины намёки.
  - Да. А что?
  - Меня сегодня и ещё несколько дней не будет.
  - Куда это ты намылился? - полюбопытствовал Жора.
  - Съезжу домой, решу кое-какие проблемы,
  - Уж не собрался ли ты жениться? - не отставал Жора.
  - Какая женитьба может быть в наше время! - с досадой простонал Сер-гей.
  Жорин вопрос почему-то заставил его прекратить свои суетливые ма-нипуляции в шкафу. Он развернулся, бросил папку на кровать, подошёл к окну и застыл, сгорбившись и превратившись всем своим видом в вопроси-тельный знак.
  - Кругом одни проблемы. Куда ни кинь... - глядел он в никуда.
  "Понесло", - подумал Валентин и направился к выходу.
  - Так вот что... я хотел сказать... придет Шурик, отдашь ему учебник по "конструкциям". Больше никому ничего не давай, как бы ни просили. Хо-рошо?
  - Хорошо, - промямлил Валентин, держась за ручку двери.
  - Да, ещё... Светка в морозильник мясо положила, придёт забрать, мо-жет быть.
  - У неё же свои ключи есть.
  - На всякий случай предупреждаю. Пропадёт кусок мяса - волноваться будешь.
  Валентин внимательно посмотрел на друга, пытаясь уловить, шутит он или говорит серьёзно. Кажется, Сергей был серьёзен как никогда. Впрочем, он никогда не шутил. Не умеет.
  - Ты когда уезжаешь? - вместо того чтобы выругаться, спросил Вален-тин.
  - Вообще-то, у меня вечером поезд, но я сейчас хочу заехать к сестре.
  - Тогда счастливо, - Валентин предпринял третью попытку выйти из комнаты.
  - Постой, - Сергей нервно посмотрел по сторонам, как будто что-то ища, глянул на часы. - А где же Сидор? Он же в это время ходит по коридору и отрабатывает удары на воображаемом противнике. Заболеть он не мог. Та-кие, как он, не болеют... Что случилось?
  Жора и Валентин переглянулись.
  - В тюрьме он, - ответил Валентин, напустив на себя скорбный вид.
  От неожиданности Сергей сел на кровать.
  - Как?!
  - А вот так! - сказал Валентин, внутренне наслаждаясь произведенным впечатлением.
  - Полчаса назад менты его замели, прямо из общаги, - пояснил Жора. - С коридора, бедного, взяли, прямо в трусах боксёрских, под белы рученьки и повели в наручниках. Ха! Какой удачный каламбур,- Жора с удовольствием пошевелил растопыренными пальцами правой руки.
  - За что? - почти возопил Сергей.
  Жора и Валентин снова переглянулись.
  - Ты чё, дурак? Ты разве не знаешь, чем он занимался?
  - Рэкетом, - ответил Сергей.
  - А чё такое рэкет, ты знаешь?
  - Вымогательство... - пролепетал Сергей.
  - А ты знаешь, что вымогательство - уголовно наказуемое деяние?
  - Да-а?
  - Да-а, - в один голос и в тон Сергею ответили друзья.
  - И чё сейчас будет?
  Жора сделал из растопыренных пальцев решётку и посмотрел сквозь неё на Сергея.
  - Во дела... - протянул озадаченно тот и продолжил, отвернувшись к окну и глядя в никуда: - А я ему завидовал, что деньги имеет, что поднимет-ся... Не то, что мы - нищие... А теперь вон оно как получилось... Вот и уз-най, где найдёшь, где потеряешь.
  Довольный собой, Валентин вышел из комнаты, он уже себе представ-лял, как Сергей, увидев Сидора, будет с заботливым видом интересоваться у того, как там, в тюрьме, как Сидор, так и не поняв ничего, обзовёт Сергея придурком и отшатнётся от него, как чёрт от ладана.
  - Пока, - сказал Жора и отправился вслед.
  - Что? - встрепенулся Сергей. Но в комнате уже никого не было.
  Догнав на коридоре Валентина, Жора спросил:
  - Послушай, сколько времени Серёга со Светкой встречается?
  - Кажется, года четыре... А что? - спросил Валентин.
  - Да, так... Я всё думаю: четыре года - это срок, - уважительно прого-ворил Жора, но тут же лицо его приняло скептическое выражение. - Когда проходит столько времени со дня первой встречи... Если он не женится на ней в ближайшие месяцы, он никогда на ней не женится.
  - Почему? - удивлённо спросил Валентин.
  Жора довольно улыбнулся и продолжил:
  - Первая влюблённость длится месяца три, от силы - четыре. Потом, если партнёры не разбегаются, наступает более серьёзное чувство. Оно длится максимум полгода. В виде исключения, если партнёры встречаются всего несколько раз в месяц, то данная ситуация может протянуться год, не больше. Дальше они должны либо пожениться, либо разойтись. Такова "се-ляви", - заключил Жора и развёл руками.
  Валентин остановился, внимательно посмотрел на друга и спросил:
  - Хорошо. Тогда скажи, что будет дальше в данном конкретном случае.
  Жора самодовольно ухмыльнулся, поднял вверх правую руку и поше-велил растопыренными пальцами.
  - Очень правильный вопрос, - сказал он. - Попробуем спрогнозировать ситуацию на основе научного анализа. Итак, судя по всему, их чувство пере-росло в привычку. Может быть, у неё ещё теплится надежда на будущее, но у него просто не хватает сил что-либо изменить, да и желания, по-видимому, нет. Ему и так неплохо живётся. Она его кормит, поит и... я так думаю, за-нимается с ним любовью. Короче, они катятся вместе по инерции, никаких серьёзных внутренних уз между ними уже нет. Они разойдутся, не делая для этого никаких усилий, так сказать, по воле обстоятельств, без эксцессов и эмоций. Скорее всего, по окончании института. Они просто разъедутся по родным местам, не оставив друг другу адреса.
  - Пять баллов, - задумчиво произнёс Валентин.
  - Что? - не понял Жора.
  - Да так, мысли вслух... - Валентин вошёл в открытый лифт.
  - Пять баллов, пять баллов... - пробормотал Жора, глядя на закрыв-шиеся двери лифта, пожал плечами и пошёл наверх по лестнице.
  Валентин же вышел из общежития. Уже холодное солнце ударило в глаза. Порыв ветра растрепал волосы. Валентин зябко поёжился и поднял во-ротник куртки.
  Деревья уже сбросили всю листву и приготовились к зиме. Её прибли-жение ощущалось теперь особенно сильно. После недавних дождей воздух был насыщен влажностью. Но если раньше она была тягуча, как кисель, об-волакиваќла всё и вся своими невидимыми щупальцами, проникала везде и ложилась дополнительным грузом на плечи прохожих, то теперь казалось, что весь воздух заполнен миллиардами мелких льдинок, летающих в беспо-рядке, с тоненьким звоном сталкивающихся между собой. В это время тя-жесть исчеќзает, но дышать становится больно. Это льдинки, попадая внутрь, вонзаются и ранят живые клетки легких. Но вскоре к этому привыкаешь и больше не обращаешь внимания.
  Солнце появилось после долгих пасмурных недель, от чего казалось более ярким. Но оно уже не греет, а просто не дает о себе забыть.
  Скоро зима. Валентин глубоко вдохнул, будто желая услышать её за-пах, и спокойно выдохнул. Он любил зиму. Именно в это время года подво-дились итоги, мысли в гоќлове и желания в сердце принимали какой-то поря-док. Наступал полный душевный штиль. Это давало возможность остано-виться, оглядеться вокруг, восполнить хоть в какой-то мере силы, истрачен-ные за прошедший год.
  Само собой получалось так, что декабрь уходил на "переваривание" проќизошедшего за год, определения самого себя, констатации собственных ошиќбок. Январь, как правило, проходил без каких-либо потрясений. Даже ес-ли таковые происходили, то реакция на них была более чем спокойная, без изќлишней траты эмоций. А в феврале уже начинали появляться первые уст-ремќления, иногда весьма неожиданные, желание чего-то достичь. Теперь зи-ма уже не успокаивала. Она раздражала и казалась единственным преќпятствием на пути осуществления задуманных планов.
  А потом приходила весна, лето... И всё повторялось снова, проходило по старому кругу. Больќшинство задуманного не выполнялось за невозможно-стью или за ненадобностью, осознание которой приходило гораздо позже.
  Валентин знал, что так будет всегда, и потому относился ко всему спо-койќно, придерживаясь принципа экономии душевных эмоций. Он был согла-сен с тем, что человек является творцом собственной судьбы, но - до извест-ной степени. В связи с чем, интенсивная трата сил ни к чему, кроме нервного исќтощения, привести не может. А один умный человек сказал, что жизнь да-ётся один раз и прожить её следует так, как будто каждый день - последний.
  Может быть, цитата не совсем точна, но Валентина она устраивала именно в таком виде.
  
  
  Что бы где кто ни говорил, сколько бы отдельные, претендующие на интеллигентность и утончённость натуры умники ни несли идеалистический бред о бесполой природе человеческого устремления к совершенству, о том, что, мол, возвышенная забота о всеобщем благе есть двигатель эволюции, но в действительности, половое влечение является двигателем прогресса и эво-люции. Именно желание обладать самками инстинктивно заставляет живот-ных-самцов бороться, показывать силу, красоту. Именно желание обладать женщиной, и по возможности не одной, обращать со стороны женского об-щества на себя внимание заставляет мужчин чего-то добиваться в жизни, как-то себя проявлять, стремиться к славе.
  Естественно, в связи с тем, что способности и возможности у каждого разные, то и добиваются мужчины своих целей разными путями. Кто войну устроит с сопредельным народом, кто закон всемирного тяготения откроет и так далее в таком же духе.
  Валентина не минула чаша сия. И для него наступил определенный пе-риод, когда на мир он стал смотреть иначе. И, как оказалось, желание владе-ния всеобщим вниманием в нём выражено довольно сильно. Не обладая яр-кой внешностью, он решил добиваться достойного положения в обществе другими методами. В первую очередь, понимая, что девушкам нравятся пар-ни с чувством юмора, он решил развивать уже данный ему от природы дар и добился почти совершенства в этом. Он дошёл до того, что мог любое ска-занное учителем слово перевертеть в такой остроумный каламбур, что со смеху падали все, включая и того же учителя. Слава о нем как о шутнике-затейнике быстро распространилась по школе и вскоре начала приносить не-ожиданные дивиденды.
  Так, однажды проходя во время перемены со своим лучшим другом Пашей по коридору первого этажа школы, где располагались младшие клас-сы, прямо напротив кабинета директора, Валентин застопорил какого-то ма-лыша.
  - Малый, пару копеек, - потребовал Паша.
  Малыш робко ответил:
  - Нету.
  Валентин угрожающе взмахнул рукой со страшно растопыренными пальцами над головой ребенка, извлекая из себя рычание, что-то на подобие: "как нету, ты чё".
  В этот момент из своего кабинета вышел директор. В тот же миг рука Валентина, до этого угрожающе зависшая над головой несчастного, вдруг стала ласково поглаживать макушку малыша, а лицо из свирепого тот час приобрело постное благоговейное выражение, источающее бесконечную ра-дость от созерцания детской невинности и почтения перед внезапно появив-шимся начальством.
  Наблюдая всё это чудесное превращение, директор школы, вместо того чтобы призвать хулиганов в свой кабинет и там устроить им надлежащую моральную взбучку за недостойное по отношению к младшим собратьям по школе поведение, просто от души рассмеялся.
  Валентин же вместе со своим другом решили не искушать судьбы и ре-тиво "смылись" от греха подальше, с глаз долой.
  Однако для юношей и девушек из старших классов школа уже не явля-ется единственным местом общения и времяпрепровождения. В разряд ос-новных таких мест в данный период времени переходят дома культуры, клу-бы, где устраиваются дискотеки.
  Когда грохочет музыка, не слышно шуток. В полумраке, прерываю-щемся миганием разноцветных огней, невозможно добиться нужного эффек-та от смешно скорченной рожицы. Поэтому Валентин научился танцевать "брейк-данс". Он долгое время упорно тренировался, подсматривая фигуры и трюки в редких танцевальных номерах по телевизору, которые показывали в единственной на то время музыкальной, претендующей на продвинутость программе "Утренняя почта". Достигнув приличного уровня, он однажды показал своё умение и сразу же стал звездою дискотеки.
  После этого он увлёкся йогой и по просьбе друзей иногда поражал присутствующих на пляже возможностями своего тела.
  С развитием указанных выше качеств Валентин приобрел известность в молодёжной тусовке, уважение среди товарищей и неподдельный интерес среди девушек. Кроме этого, он не был заносчив, мог выслушать. Валентин заметил, что девушки доверяют ему. Они могли поделиться с ним тем, что не всегда можно рассказать и лучшей подруге. Он испытывал глубокое удовле-творение от результатов своего труда и от того положения, которое ему уда-лось занять благодаря этому. Но не более того. Ни одна девушка не занимала его внимание больше, чем этого достаточно для утоления жажды поверхно-стного интереса; затем он оставался равнодушен.
  После того памятного вечера с дискотекой в институте Валентин всю ночь провёл, переосмысливая произошедшее, вспоминая Светлану с первого дня, когда увидел, до момента, когда она скрылась за дверью своей комнаты, удивляясь тому, что испытывает непонятное волнение при мысли об этой де-вушке.
  С непонятным доселе удовольствием он снова и снова прогонял в моз-гу один за другим каждое событие вечера: как он вошёл в танцевальный зал и увидел её, как они танцевали свой первый танец, как он смотрел в её блестя-щие большие глаза, вдыхая с морозным воздухом аромат её духов, как он внезапно увидел эти глаза очень-очень близко перед своими и почувствовал её поцелуй. Но больше всего с упоением он вспоминал её слова о том, что ей хорошо с ним.
  На следующий день он, подходя к институту, на ступеньках у главного входа увидел Светлану и вдруг неожиданно для самого себя в нерешительно-сти остановился, соображая, что делать дальше. Она стояла у входа вместе с подругами и о чём-то увлечённо рассказывала, но заметила его и приветливо помахала рукой. Он поспешил ответить тем же и направился к ней.
  - Привет, - сказал он, подойдя.
  Светлана смотрела на него спокойно, прямо, уверенно, улыбаясь.
  - Здравствуй, - ответила она и взглянула на него широко отрытыми, очень красивыми глазами. - Как дела?
  - Н-нормально, - он волновался.
  Она это видела. Молчала.
  Валентин почувствовал, как кровь неумолимо приливает к его лицу. Он вдруг отчетливо понял, что, проведя ночь в радужных видениях, оказался не готов к этой встрече. Заволновался, лихорадочно соображая, что же предпри-нять, чтобы сгладить возникшую неловкую паузу. И не нашел ничего лучше, чем промямлить:
  - Погода сегодня хорошая, - голос выдал его с потрохами, но он всё же нашел в себе силы, чтобы продолжить: - Это я... для поддержки разговора...
  Света улыбнулась и спросила:
  - На физику?
  - Да.
  - Сейчас лекция у всего потока. Будем вместе? - не дожидаясь ответа, она решительно взяла Валентина под руку и повела в институт.
  С этого момента они проводили вместе всё время. Вместе сидели на занятиях, вместе обедали в столовой. Он поджидал её у дверей аудитории, где занималась её группа, и они вместе шли в общежитие, в город. Он ей рас-сказывал что-то увлекательное - она смеялась от души...
  Так прошли две недели. Это были самые счастливые дни в жизни Ва-лентина. Он просыпался утром, как в детстве, радуясь наступившему дню только потому, что он наступил. Он засыпал с мечтами о будущем дне. Каж-дый раз он думал о новых встречах с Ней. Думал, что будет говоќрить Ей что-нибудь смешное, а она будет смеяться. Он не допустит, чтобы улыбка когда-нибудь сошла с Её губ. Она никогда не будет грустить, пока он рядом. Он Ей просто не позволит. И так будет продолжаться всегда.
  Почему-то влюблённые забывают, что законы жизни действуют, как законы физики: постоянно и без исключений. Всё, что имеет начало, имеет и конец. Несмотря на то счастье, которое несёт в себе любовь, она, как дикий зверь, прирученный в неволе, демонстрируя свою невинность и дружелюќбие, вдруг может совершить внезапный выпад и сомкнуть свои челюсти на руке, которой ещё недавно позволяла гладить себя. И какими травмами это обер-нётся, известно только Богу.
  Приход любви, вообще, подобен стихийному бедствию, которое всегда не вовремя. А особенно опасно это событие в период юности, когда человек только-только начинает строить на острове собственной души хлипкую ла-чужку своего мировоззрения, обставлять её нехитрой утварью представлений о жизни, прикреплять к стенам светящиеся яркими красками рисунки, на ко-торых отражаются его мечты. И внезапно ураган горестных переживаний разметает эту хижину на мелкие обломки до основания, вместе с утварью, рисунками и прочим идеалистическим хламом. А следующая за ним цунами разочарований смывает то, что осталось, в пучину океана небытия. Остров души после таких потрясений часто надолго, а иногда навсегда, остаётся не-обитаем.
  Но, какими бы страшными ни оказались последствия такого апокалип-сиса, человек - о странное существо - не просто не против его повторения, но даже жаждет того, чтобы каток любви снова и снова прокатился по его серд-цу взад-вперёд, для того чтобы он смог опять уловить необъяснимое блажен-ство, которое охватиќло его в тот самый первый раз.
  
  Март уже наступил, но зима, похоже, ещё не собиралась сдавать свои позиќции. Стоял лёгкий мороз, падал снег, увеличивая и без того приличных разќмеров сугробы.
  Валентин и Светлана, пробиваясь сквозь толпу, вышли с дискотеки. Не спеша направились в сторону общежития. Вдруг Света умолкла на полусло-ве, оставила его руку и, ничего не говоря, ускорила шаг. Она догнала шед-ших впереди двух девушек и одного парня в кожаной куртке и в длинном бе-лом шарфе, обмотанном вокруг шеи несколько раз. Она сказала ему что-то - Валентин не расслышал. Взяла его под руку, и они, свернув на боковую доќрожку, вместе пошли дальше.
  Валентин остался стоять один там, где его оставила Светлана. Он стоял и смотрел на удаляющуюся пару. Он не чувствовал, как кто-то толкнул его, как кто-то похлопал по плечу. Не слышал, как кто-то спросил его о чём-то, а потом, так и не дождавшись ответа, махнул рукой и ушёл. Он только видел, как девушка, которая ещё минуту назад была для него всем в этом мире, сей-час уходила. Просто уходила, без единого слова, знака, оставляя на дороге, как ненужную вещь, как отслужившую своё, дырявую подметку, недостой-ную даже прощальною взгляда. Он ненавидел!
  А снег по-прежнему падал тихо и размеренно. Валентин подставил ла-донь. Несколько глупых снежинок упали на неё и тут же превратились в ма-ленькие капельки воды. Он сжал ладонь в кулак и быстро пошел к общежи-тию.
  Снова всю ночь он не мог уснуть. Но теперь другие мысли будоражили его. Он пытался успокоиться, расслабиться, но ничего не получалось.
  Наутро Валентин чувствовал себя прескверно. На занятия не пошёл. Весь день прошатался по комнате из угла в угол, как только что пойманный волк, не находя себе места. Пытался заниматься - не смог. Всё валилось из рук. Иногда он затягивал в голос какую-нибудь песню, тут же прерывал её на полуслове и начинал другую, удивляясь чужому звучанию своего голоса.
  Так прошел день. Казалось, самый длинный день в его жизни. К вечеру поток ярости, бурливший, переворачивающий и ломающий все живое внут-ри, медќленно начал утихать, а вскоре исчез вовсе. На какое-то время Вален-тин поќчувствовал облегчение. Но оно длилось недолго, ведь осталась пусто-та. Абќсолютная пустота. И память. Пустота тяготила. А воспоминания, как проголодавшиеся гиены, терзали ещё живую душу. Теперь он страдал.
  Однако жизнь продолжалась. На внешности и поведении Валентина переќжитые испытания никак не отразились. Он по-прежнему старался быть весёлым и общительным в компании, каким его знали и раньше. Свои слабо-сти показывать не стремился, поскольку понимал, что окружающим нет ни-какого дела до его проблем. К тому же таким образом ему было легче хотя бы на какое-то время забывать о случившемся. Он почти вошёл в норму. И лишь мимолётные встречи со Светланой вызывали у него мелкую дрожь внутри.
  А она, похоже, чувствовала себя прекрасно. По-прежнему мило улыба-лась ему и приветливо, может быть, даже более, чем следовало, махала ему рукой. В ответ Валентин изображал свою самую ослепительную улыбку во весь рот и делал такой сияющий вид, будто он самый счастливый человек на свете. Но на самом деле в такие минуты он испытывал огромный соблазн по-убавить оптимизма на лице у Светы и редко когда удерживался от тонкой колкости в её адрес. Благодаря ранее освоенному мастерству колкости полу-чались очень обидными для объекта, смешными для окружающими, но не выходящими за рамки приличий, что не позволяло считать их за оскорбле-ния.
  Думая о произошедшем, он сознавал, что ему совершенно наплевать, кто был тот парень, что Свету с ним связывало. Но почему она ушла вот так? Кто для неё был он - Валентин? Что для нее значили эти две недели вместе? Неужели они не значили ничего?!
  Однажды они встретились в столовой. Света была там с подругами. Они уже взяли обед и сели за дальний столик. Валентин не смог заставить себя пройти мимо и отправился к ним. Она же вела себя так, будто между ними ничего не было. Почему он не имеет права поступать так же? Он очень вежливо поприветствовал всех трех и нарочито вежливо испросил разреше-ния присоединиться.
  - Пожалуйста, пожалуйста... - разрешили девушки.
  Светлана молчала, внимательно глядя на Валентина.
  Тот сел на свободное место.
  - Как поживаете? - с дежурной интонацией в голосе спросил он, обра-щаясь ко всем, но глядя только на Светлану.
  - Неплохо живём, - ответила она. И по ней было видно, что это дейст-виќтельно так.
  Это несколько смутило Валентина.
  - Надеюсь, регулярно и с удовольствием? - съязвил он.
  Света удивленно приподняла брови, пытаясь определить: это хамство или шутка?
  - Шутка, - словно угадав её мысли и смягчая удар, проговорил Вален-тин и тут же с более чем достаточным вниманием занялся разделкой шнице-ля.
  Света внимательно посмотрела на то, как он взялся за еду, и спросила:
  - А ты чем занимаешься, где пропадаешь?
  - Я пропадаю?! - воскликнул было он, но тут же спохватился и про-должил таким безразличным тоном, на какой только был способен в этот мо-мент: - Я, как всегда, живу в обычном ритме, направлений деятельности не меняю.
  - Да? А в гости почему не заходишь?
  Валентин даже поперхнулся от такой наглости. Кусок шницеля застрял у него поперёк горла. Он ухватился за стакан с компотом и отпил несколько глотков:
  - В гости? Разве тебе без меня не хватает "гостей"? Думаю, их у тебя предостаточно. Зачем же занимать чьё-то место? Без меня просторнее будет. Я - парень простой, не гордый.
  - Да? - Светлана усмехнулась. - А с первого взгляда не скажешь.
  - Ну, дык... стараемося, - самодовольно улыбнулся Валентин.
  Подруги Светланы удивлённо поглядывали на обоих, медленно про-жёвывая свой обед.
  - Ну, ну. Старайся, старайся. Смотри, не перестарайся, - Света сделала несколько глотков компота и осторожно поставила стакан на стол.
  - Тебя это волнует?
  - В плане общечеловеческой заботы о ближнем.
  - Тогда это не страшно. Скоро пройдёт.
  - А если не пройдёт?
  - Пройдёт.
  - Думаешь?
  - Уверен.
  - Ты во всём так твёрдо уверен?
  - Абсолютно.
  - Да-а, - протянула Света, - интересная ты личность.
  - Ты только сейчас это поняла? - Валентин усмехнулся. - Ну, что ж... лучше поздно, чем никогда.
  - А уже поздно?
  Парень внимательно посмотрел на Свету:
  - Для тебя это важно?
  Света пожала плечами. Валентин принялся водить вилкой по тарелке:
  - Думаю, тебя окружают не менее интересные личности. Может быть, даже более... Насколько я знаю, с этим у тебя всё в порядке. Ты не одна. Так что, поздно, не поздно, значения не имеет. Не так ли?
  Света снова пожала плечами.
  - Валя, ты что-то всё не о том говоришь, - сказала она серьёзно, затем не спеша допила компот. Поднялась и, наклонившись, так, чтобы её слова не усќлышали другие, тихо проговорила: - Один очень древний мудрец однажды сказал: "Абсолютно уверены во всём бывают только дураки", - а уходя, громко сказала: - Пока.
  Её подруги с крайним удивлением на лицах, не успев закончить обед, похватали подносы и унеслись за ней, недоумённо оглядываясь на сидящего Валентина. У него же аппетит был безнадёжно испорчен. Он отодвинул раз-нос с обедом, медленно достал из кармана маленький листок бумаги, повер-тел его в руках.
  Всё-таки странная вещь человеческие отношения. Бог даровал челове-ку способность мыслить, даровал речь, при помощи которой он мог бы выраќжать свои мысли. Но, несмотря на эти блага, иногда люди бывают похожи на шестерни в неисправном раздаточном механизме. Они движутся навстреќчу друг другу, но не могут попасть зубьями в пазы. Искры сыплются, зубья ло-маются от ударов, но шестерни так и не могут закрутиться в нужном наќправлении и привести в работу весь механизм. Они отдаляются, не достигнув цели. Так и люди. Говорят на одном языке, а кажется, что они иностранцы. Так велико их взаимное непонимание.
  С течением времени Валентин чувствовал себя все хуже и хуже. День за днем тянулся в нудном состоянии пришибленности. Приступы энергии, желания разобраться раз и навсегда во всём сменялись апатией и безволием. После неоднократных прокручиваний в мозгу произошедших событий он понял, что не приближается к выходу, а всё больше запутывается в лабирин-те переживаний. Эмоциональное состояние достигло того уровня, за которым начинается либо безумие, либо не менее опасный перелом в сознании, кото-рый приводит к полной перемене личности.
  Он всерьез начал беспокоиться за самого себя и опасаться того, что его ждёт, не избавься он от всех этих мыслей. Встреч со Светой он решил избе-гать, пытаясь таким образом привести в порядок свои чувства. А в них обра-зовался полный сумбур. Ненависть сменялась приступами нежности, навеян-ными короткими счастливыми воспоминаниями.
  Он делал слабые попытки вычленить из всей этой круговерти рацио-нальное, внушить себе, что всё плохое вызвано уязвлённым непомерным са-молюбием, что, несмотря ни на что, следует благодарить судьбу за возмож-ность познать то светлое чувство, ради которого, он понял, стоит жить.
  И здесь судьба протянула ему руку помощи. Эта рука принадлежала обыкновенному почтальону, и в ней оказалась повестка из военкомата.
  Поняв, о чём идёт речь, Валентин готов был превратиться в самого усердного веќрующего на земле. Перемена места, обстановки, жизни, знако-мых, ценноќстей, забот - вот то, что необходимо ему сейчас как воздух. Это приведёт в норму чувства и все остальное. Недаром англичане считают луч-шим лекарством от всех болезней кругосветное путешествие.
  Валентин конечно же позволить себе путешествие не мог. Но служба в арќмии ничем не хуже. Где-где, а там в два счёта из головы вытряхиваются мысли, препятствующие здоровому образу жизни и объективному воспри-ятию окружающей действительности. И восторженные наивные юноши преќвращаются в настоящих мужчин. И не беда, что вместе с дурными часто вы-летают и дельные мысли, а в трезвости пришедших им на смену присутствуќет что-то деревянное. Но это вовсе необязательный побочный эффект.
  
  
   Глава 6
  
  
  Валентин вышел на Партизанский проспект. Пройдя до торгового цен-тра, называемого в простонародье "Монтаной", свернул направо и через дво-ры по узкой асфальтированной дорожке направился к улице Гаврилова.
  Когда он впервые шёл по нужному адресу и по плану получалось так, что он явится на место в точно назначенное время, то при каждом взгляде на часы его распирало сладкое самодовольство. Что сделаешь, была у него такая слабость: эффектные появления в точно назначенное время. Поэтому, когда за двенадцатым домом на улице Гаврилова показался восемнадцатый, Вален-тин особо не забеспокоился, а прошёл дальше. Но дальше оказался дом под номером 20. Это его несколько озадачило, но он принял простое решение: поспрашивать прохожих... Так время и протекало, в расспросах и похожде-ниях. Там, куда его направляли, четырнадцатым домом и не пахло. Посте-пенно растерянность сменилась бешенством, плавно переходившим в тупое упрямство. Валентин на чём свет стоит проклинал отечественное строитель-ство и архитектуру, инженеров, планировщиков и нумеровщиков - всех вме-сте взятых.
  Уже потеряв надежду, он подошёл к группе детей, игравших в мяч, и спросил стоявшего ближе всех мальчика.
  - Парень, сделай доброе дело, скажи, где здесь, в этих местах, "Гаври-лова, четырнадцать", - а про себя добавил: "Чтоб ему провалиться".
  - Да вон, - указал мальчик. - За вашей спиной - подъезд.
  Валентин обернулся - в десяти шагах от него действительно стояла де-вятиэтажка в форме книги, а прямо перед ним находились двери подъезда.
  - Это четырнадцатый? - недоверчиво спросил он.
  - Да, - уверенно ответил мальчик.
  Валентин внимательно посмотрел ему прямо в глаза и, не уловив и на-мёка на стыд, подумал, что нынешнее подрастающее поколение гораздо спо-собнее. Он сам в аналогичном возрасте уже мог обманывать взрослых не краснея, но делать это так, как сейчас делает этот юный отпрыск человечест-ва, он, пожалуй, не смог бы.
  - Парень, нехорошо старшим говорить неправду, - Валентин осуждаю-ще покачал головой. - Это же - шестнадцатый.
  - Нет, дяденька, это правая половина - шестнадцатый, а левая - четыр-надцатый. У шестнадцатого вход с другой стороны. А на четырнадцатом таб-личку забыли повесить, - с чувством превосходства пояснил мальчик и при-нялся дальше играть со своими товарищами.
  На улице Гаврилова, в доме Љ 14, жили Валентиновы друзья: Татьяна и Слава Филимоновы.
  С Татьяной Валентин был знаком ещё с детства. Она часто приезжала в его родной город к своей бабушке на каникулы. В те годы они проводили много времени в одной шумной компании. Татьяна внешностью своей не ус-тупила бы никакой фотомодели, но, кроме всего, она ещё была наделена хо-рошим характером, без прибабахов.
  Однажды, когда вся компания собралась отмечать очередной праздник, Татьяна объявила, что приведет для представления своего любимого мужчи-ну, который специально для этого приехал из Бреста.
  Слава оказался очень высокого роста и могучего телосложения. Глядя на своего нового знакомого, Валентин не без робости протянул ему руку. Однако тот почти нежно пожал её, что приятно удивило. Также стоило отме-тить, что лицо Славы имело крайне добродушное выражение, как это обычно бывает у людей очень сильных физически от природы.
  За столом они сели рядом. Валентин старался всячески опекать нового знакомого, прекрасно понимая, как бывает сначала неловко в новой компа-нии, конечно же, не забывая подливать водки в его рюмку. Когда Валентин заметил, что добродушное лицо Славы уже довольно длительное время оста-валось застывшим в довольной улыбке, а глаза сузились и превратились в щёлочки, он наклонился к Тане, которая всё это время с интересом наблюда-ла за происходящим, и прошептал ей на ухо:
  - Похоже, твой возлюбленный дошёл до кондиции.
  Скорее всего, до "нужной кондиции" дошёл и сам Валентин, потому что совершенно не заметил, что его шёпот вовсе уже и не шёпот. Слава, в шутку грозя пальцем, промямлил:
  - А я всё слышу.
  Они подружились.
  А через несколько месяцев Слава и Татьяна поженились.
  Валентин же время от времени навещал своих друзей у них дома. Хотя визиты эти случались нечасто, но почему-то так получалось, что, ничего не подозревая, он приходил как раз на какое-нибудь семейное торжество: то го-довщина свадьбы, то чей-нибудь день рождения.
  Сначала это обстоятельство удивляло и хозяев, и самого гостя и давало повод для пространных рассуждений о биологических ритмах, о человече-ском подсознании, о позывных сигналах близких по духу людей, о народной мудрости, которая гласит, что настоящие друзья приходят без приглашения и всегда вовремя, о прочих странностях человеческой природы. Но вскоре к этому привыкли, как в конечном итоге привыкают ко всему.
  Его встретила Таня и прямо с порога завела тираду, не утруждая себя приветствием, будто расставания в несколько месяцев не существовало, а Валентин пять минут назад вышел из квартиры покурить:
  - Хорошо, что пришел. А я тут сижу одна, в меланхолии. Проходи. Че-го встал?
  - Привет. А где сюпруг?
  - Чёрт его знает. Где-то шляется. Наверно, на базаре. Из Польши при-гнал машину, уже месяц продать не может... Сплошное невезение!
  Славу полгода назад уволили с предприятия, где он работал водителем, в связи с очередным сокращением кадров, которое, в свою очередь, было связано с повсеместным упадком производства в стране. Что самое интерес-ное, все эти сокращения касались только работяг, которые это самое произ-водство и поднимали. А вот количество конторских начальничков оставалось прежним. Чем дальше, тем работников становилось меньше, а начальников на душу населения - больше. А производство всё падало, падало...
  Но Славу такие глобальные вопросы не волновали. Он спокойно ушёл и занялся "челночным бизнесом", как и многие его товарищи по судьбе.
  Таня проводила Валентина в гостиную, усадила в глубокое кресло и включила тихую музыку, а сама уселась напротив.
  - Давно к нам не заходил.
  - Чем реже видимся, тем дольше останемся друзьями.
  - Раньше я сказала бы, что так будет всегда. Но теперь скажу, что, воз-можно, ты прав.
  - Я всегда прав.
  - Молодец! Ты не изменился. Это радует.
  - Спасибо. А ты ещё красивше стала.
  Таня не смогла удержать довольной улыбки.
  - Как живешь? - спросил Валентин.
  - Как ты любишь говорить: регулярно и с удовольствием.
  - Это хорошо. Остается за вас только порадоваться.
  - Порадуйся. Положительные эмоции полезны для здоровья. Это я тебе как медик говорю.
  Таня работала медсестрой в областной больнице.
  - Кстати, как твоя карьера? Собираешься ли углублять свои знания, а значит, и положение?
  Таня безразлично махнула рукой.
  - Зачем мне мозги сушить неизвестно ради чего? Моё сегодняшнее по-ложение меня устраивает. А шесть лет коптиться в наше неустойчивое вре-мя... Это ж как же нужно не любить себя и не уважать собственную жизнь. Может, завтра - конец света!
  Валентин улыбнулся.
  - За что я тебя люблю, так это за жажду жизни.
  - Спасибо, если не врёшь. Да, меня перевели в операционную.
  - Это плохо или хорошо?
  - Здесь немного труднее, но интересней. Надоело уколы в попки шпур-лять.
  Дверь в гостиную осторожно отворилась, и показался Слава.
  - Ага! Вот я вас и застукал!
  - Ну да, - Таня взглянула на мужа. - Посмотри в зеркало: рога тебе к лицу.
   Слава, не обращая внимания на колкость, подошёл к гостю и протянул руку, но при этом в зеркало всё же посмотрел.
  - Здорово.
  - Здоровей видали, - ответил Слава и, оторвав взгляд от собственного отражения, обратился к жене: - Сейчас видел Колесниковых. Сказали, что зайдут. Так что готовь на стол.
  - С какой это радости?
  - Сашок провернул какую-то сделку.
  - Да, нет спокойной жизни, - проворчала Таня и удалилась на кухню.
  Вскоре из прихожей послышался гомон гостей, который стремительно нарастал, приближаясь к гостиной. Приход супругов Колесниковых всегда сопровождался невообразимым шумом, как будто в квартиру ввалилось че-ловек десять, не меньше.
  - Всем - приветик! Валёк, тебе - персонально! - на пороге стоял Сашка Колесников с увесистым пакетом и руках.
  Он сдунул чёлку со лба, демонстрируя стальную фиксу в верхней че-люсти, демонстративно встряхнул пакет, и тот отозвался характерным зво-ном.
  - Ну как, готовы к труду и обороне?
  - Если бы вы ещё закуску притаранили и сами ушли, это было бы классно, - Таня ехидно усмехнулась.
  - Закуска у супруги, а что мы уйдем, не надейся, - Сашка подмигнул Валентину, бережно поставил пакет у стола, сам сел рядом.
  Колесников всегда в компании выступал гвоздём программы. Он в за-пасе имел кучу разных фокусов и анекдотов. Валентин встречался с ним не-сколько раз. И каждый раз он показывал новые фокусы и рассказывал новые анекдоты, никогда не повторяясь. Валентину казалось, что Сашка их сочиня-ет сам. Слава говорил, что его друг всегда был таким и нисколько не изме-нился. С ним невозможно было соскучиться. Валентину импонировала Саш-кина ненавязчивость, готовность уступить. Колесников принадлежал к тем людям, которые в компании добровольно возлагают на себя обязанность мас-совика-затейника во время праздника, первыми берутся за работу, когда надо работать. При чём делают они это не от желания выделиться, а из-за обост-рённого чувства ответственности или из-за опасения, что без их примера нормальный процесс невозможен.
  Люда - жена Сашки Колесникова - была подругой Татьяны. Она позна-комилась с тогда ещё будущим мужем на праздновании дня рождения Славы.
  Когда стол был накрыт, Слава поинтересовался:
  - Так что у вас сегодня за праздник такой?
  - Какое тебе дело, ведь водка моя? - спросил Саша, разливая водку по рюмкам.
  - Однако кабак у меня в квартире арендуешь. Поэтому имею полное право знать.
  - Саша удачно толкнул новую партию маечек-трусиков, - внесла за му-жа ясность Люда.
  Саша сразу после службы в армии подался в "челноки", не делая осо-бых потуг в получении какой-нибудь специальности. Но и в бизнесе он силь-но не напрягался. Зарабатывал ровно столько, сколько требовалось для обес-печения нормальной жизни, не отягощенной ни нуждой, ни излишествами. Пик его трудовой деятельности приходился на весну и осень. Весной он ко-пил деньги на летнее путешествие в тёплые края, а осенью старался поболь-ше заработать, чтобы пережить зиму в спокойном сидении дома.
  Так шли годы. Изменение семейного статуса никак не отразились на образе жизни. Люда не нажимала на мужа: ей самой было по душе такое времяпрепровождение. Поэтому они превосходно ладили друг с другом.
  - Да. Могу похвастать очередной коммерческой удачей и поделиться с вами, моими, надеюсь, друзьями, радостью завершения трудового года и пе-реходом на зимние каникулы.
  - Говоришь, радостью поделиться припёрся? А я вижу ты ещё и по-жрать сюда пришёл, - заметил Слава, наблюдая, как его друг с завидным проворством поглощает салат "оливье".
  - Да, - довольно заметил Саша,- покушать я люблю, особенно в гостях. Наливай.
  - Очень трезвое предложение, - вставил Валентин.
  Слава разлил водку по рюмкам.
  - Кстати, как твой бизнес? Процветает? - спросил Саша.
  - Неплохо. На жизнь хватает.
  - Один работаешь?
  - Да.
  Славу не раз приглашали на работу бандиты. Он был знаком с некото-рыми влиятельными авторитетами из этой среды. Не теми, кто, отсидев не-сколько лет за хулиганство, болтаются во главе юнцов с бритыми затылками по кабакам. Это всего лишь предводители уличных группировок. Славины же знакомые были рангом повыше. До какой степени доходило это превос-ходство, его не интересовало. Знать о подобных вещах слишком много он не стремился, что позволяло сохранять в отношениях ту золотую середину, ко-гда при встрече можно подать руку, но оставить за собой необходимую долю независимости.
  Пристальное внимание он заслужил благодаря тому, что проходил службу в спецназе и приобрел боевой опыт. Но главное при всём при этом то, что Слава был абсолютно лишен тщеславия, обладал такой трезвостью и яс-ностью мышления, которая обычно приходит только с годами. Благодаря этим же качествам он не спешил в объятия своих новых, не совсем безопас-ных знакомых.
  Он работал один, к сверхзаработкам не стремился, предпочитая этому здоровый сон. Перегонял из-под германской границы автомобили. Иногда рисковал, прихватывая с собой партию только что входившего в моду газово-го оружия. В условленном месте условному человеку он сдавал всю партию, оптом. На этом приключение заканчивалось.
  О его делах было известно людям, контролировавшим этот бизнес, но, так как сверхприбылью Слава похвастать не мог и сохранялась надежда, что рано или поздно он примкнёт к их организации, его не трогали.
  - Привез чего-нибудь на этот раз? - поинтересовался Сашка.
  Слава молча встал и вышел из комнаты. Через некоторое время вер-нулся с двумя коробками в руках. Поставил их на стол, открыл одну и достал бумажный свёрток.
  - Вот, пожалуйста, - Слава развернул бумагу. В руках у него лежал ре-вольвер.
  - Газовый? - спросил Валентин.
  - Да. Вот и боеприпасы к нему, - Слава достал маленькую коробочку, в которой находились патроны.
  Колесников взвесил в руке револьвер, прицелился.
  - Классная вещь.
  - Есть умельцы, которые переделывают такие "пушки" под обычные патроны.
  - С близкого расстояния и этим дырку сделать можно, - с видом знато-ка заметила Татьяна.
  Из второй коробки Слава достал пистолет. Он был меньше по разме-рам.
  - Мне вон этот нравится, - воскликнула Люда.
  Сашка презрительно посмотрел на жену.
  - Женщина, тебе никогда ничто стоящее не нравилось, - он кивнул на револьвер: - Этот мощнее и в обращении прост.
  - Фи, - искривила свои красивые губки Люда, - зато этот красивее и в сумочке много места не займёт.
  - Дура! Если собираешься оружие в сумочке таскать, то тем более тебе нужен револьвер. Он тяжелее.
  - Ну и что? - не поняла Люда.
  - А то, что в случае чего достать всё равно не успеешь, но если сумоч-кой с револьвером по черепу стукнешь, то есть надежда, что хулюган созна-ние потеряет, а ты в это время смотаться успеешь.
  
  ...Валентин очнулся от сна. Он лежал на кровати (на собственной кро-вати) одетый, прикрытый курткой. Голова не болела - почему-то. И с желуд-ком всё было в порядке, кажется. Он осторожно принял вертикальное поло-жение и ещё раз прислушался к своему телу. Ничего подозрительного не происходило. Он улыбнулся сам себе, встал, взял мыло и отправился в душ.
  С того момента, когда вчера начали пить чай с ликером, запись собы-тий в память у Валентина включалась периодически. Он помнил, как отпивал из чашки, а Татьяна всё подливала ему ликер. Помнил, как, пытаясь "раз-мыть устои капитализьму" (именно под таким лозунгом это происходило), отправлял естественную надобность у какого-то коммерческого ларька вме-сте со Славой и Сашкой. А Таня и Люда старались кое-как их прикрыть от недружелюбных взглядов прохожих. Весь остальной путь в общежитие в па-мяти не присутствовал. Просветление наступило в комнате у Лены Большой и Лены Маленькой.
  Лена Большая соответствовала своему прозвищу в буквальном смысле. Она была ростом примерно около ста восьмидесяти сантиметров. Точную длину окружности её талии никто не знал, а с предложением измерить к ней обращаться опасались, так как она ко всему прочему имела ещё и тяжелую руку.
  Лена Маленькая была ростом поменьше своей подруги. Хотя пухлень-кая, но с соблюдением основных пропорций тела. А главным её достоинст-вом была улыбка с ямочками на щеках.
  - С ума сойти! - воскликнула Лена Большая и немилосердно хлопнула себя по ляжкам, определив, в каком состоянии находится их нежданный гость.
  Валентин взглянул на её талию и подумал, что будет иметь большое преимущество в споре с товарищами, если сейчас же проведет замеры. Но инстинкт самосохранения, как оказалось, не дремал и после минутной борь-бы взял верх над желанием научных познаний.
  Он перевёл взгляд на Лену Маленькую, не говоря ни слова, подошёл и горячо поцеловал её в губы. Затем обхватил за талию, поднял и посадил на стол.
  Что было дальше - неизвестно. Память сохранила только то, как он на-ходился в охапке у Жоры, а Лена Маленькая поддерживала его за ноги. (Его куда-то собирались нести.) Чувствовал он себя прекрасно. Только что-то беспокоило...
  - Стой! - тогда крикнул Валентин.
  Жора резко остановился. Лена, не сумев затормозить, уткнулась живо-том в ноги Валентина.
  - Не забудьте тапочки, - потребовал тот и отключился.
  Вспоминая всё это, Валентин тихо улыбался своему отражению в зер-кале, медленно проводя бритвой по щеке.
  - Привет! - в зеркале внезапно появилось ещё отражение лица Светла-ны. Оно почему-то не выражало беззаботной радости.
  - Как поживаешь? Вижу, ты не весела с утра. Почему?
  - Достаточно того, что ты вчера был слишком весел, - недовольно про-говорила Светлана и сложила руки на груди.
  Сейчас она напомнила Валентину его школьную учительницу химии. В моменты крайнего недовольства та всегда скрещивала руки на груди и широ-ко ставила ноги, словно пытаясь таким образом прочнее укрепиться в своей точке зрения.
  Валентин изобразил на лице скорбную гримасу.
  - Выходит, моё веселие для тебя как кнопка в задницу. Что ж, остаётся тебе только посочувствовать.
  - Перестань паясничать. Натворил вчера чёрте чего и ещё ухмыляется.
  - Откуда ты знаешь? Мне помнится, в моё поле зрения ты вчера не по-падала.
  - Помнится! - передразнила Света. - Ты, вообще, что-нибудь помнишь? Да о твоих похождениях гудит вся общага!
  Валентин пожал плечами.
  - Что ж, я рад, что предоставил возможность коллегам обсудить более интересные вещи, чем очередную серию очередного бразильского сериала... Да, кстати, расскажи, что же я такого вчера сотворил. Сверим, так сказать, твои файлы с моими. Боюсь, в моём "компьютере" много чего не хватает.
  Света только возмущённо развела руками: ответить что-либо на такой цинизм она не смогла.
  - Начнём с сериала, - сказала она, овладев собой.
  Валентин энергично закивал головой. Ответить сейчас он ничего не мог, так как брил подбородок.
  - Когда вчера люди мирно сидели и смотрели кино у Олега Кузьменко-ва, ты ворвался и разбил телевизор...
  - Помню, помню. Был я у Кузи... Но уж точно не ворвался, а спокойно вошёл, это раз. И всего лишь один раз ударил по экрану ногой, это два. Точно помню, что, когда уходил, этот ящик показывал еще лучше прежнего.
  - Он испортился через минут десять после твоего ухода.
  Валентин протестующе замахал руками.
  - Нет уж! Это дело ты, начальник, мне не пришьёшь. Я тут ни при чём. Если б он потух сразу... а так... ничего у вас не выйдет.
  - Но зачем ты ударил по экрану?
  - Мне не нравится главная героиня. Она эгоистка. К тому же её зарё-ванное лицо уже полгода является мне каждый вечер. И каждый вечер, изо дня в день, она всё воет о чём-то. Мне захотелось, чтобы у нее, наконец, поя-вилась настоящая причина для истерики.
  - А зачем ты Лену посадил на вазу?
  - Большую? - Валентин от удивления даже прекратил бриться.
  - Маленькую! - теряя терпение, воскликнула Света.
  Валентин облегчённо вздохнул.
  - Ну, ты меня напугала... Про Маленькую помню... Трудно сказать за-чем. Твой вопрос просто глуп. Откуда я могу знать зачем? Наверно, хотел сделать ей приятное... Постой. Какую вазу?... Я её на стол посадил.
  - Да. Но на столе стояла ваза, а в вазе торчали карандаши.
  Валентин удивлённо поднял брови.
  - Да? Я этого не заметил. Но насколько я помню, она не плакала по этому поводу. Наверно, ей понравилось.
  - Дурак!
  - Судя по твоим рассказам, вчера выдался хороший денёк. Я бы даже сказал: неплохой, - Валентин смыл остатки крема с лица, ещё раз взглянул на себя в зеркало - выглядел он прекрасно. - Знаешь, что меня больше всего волнует? - вдруг спросил он с озабоченным видом.
  Света напряглась.
  - Насколько я помню, я хотел вернуться в город. Я зашёл в свою ком-нату, чтобы взять часы. Помню, взял часы, закрутил шарф (чтоб теплее бы-ло), а вместо туфлей надел тапочки. Это я точно помню. Потому что, когда меня несли домой, Лена Маленькая держала в одной руке мои ноги, а в дру-гой - тапочки. Почему я надел тапочки?
  Валентин вопросительно посмотрел на Свету. Та застыла, обескура-женная. Он же, не обращая внимания на неё, собрал бритвенные принадлеж-ности и удалился в свою комнату. Света последовала за ним и прикрыла за собой дверь.
  - Жанна сказала, что после всего случившегося ты упал в её глазах.
  Жанна - соседка Светланы по комнате. Она училась со Светой в одной группе. До замужества слыла особой далеко не образцового поведения. Но, уже будучи на третьем курсе, вышла замуж за парня из родного города и вдруг волшебным образом превратилась в эталон элегантности и строгости нравов. Такое превращение часто случается с людьми этого сорта. Вообще-то, общаться с ней было можно. Но Валентина в особенности раздражала её манера принимать пищу. Именно принимать, а не кушать. Он не мог спокой-но наблюдать, как она сидит за столом в строго вертикальном положении, неестественно выгнув спину, медленно режет мелкие кусочки, медленно от-правляет их в рот, медленно пережёвывает и медленно глотает. Возможно, такое поведение и соответствовало столовому этикету. Но не до такой же степени!..
  - Кто такая Жанна?
  - Не поняла.
  - Ты мне скажи: хто такая Жанна? Мне глубоко наплевать, упал я в её глазах или поднялся. Пусть это волнует только её. Я про неё слишком много знаю, поэтому фиолетово отношусь к её мнению обо мне. В твоих глазах я тоже упал?
  - Да, - решительно сказала Света.
  - Очень хорошо! Ты лишний раз убедилась, что лучше твоего Серёжи в обозримом пространстве никого не существует. Ты сделала правильный вы-бор. Остаётся за тебя только порадоваться, - Валентин троекратно вырази-тельно, с расстановкой произнёс слово "ха".
  - Идиот! Напился, как свинья, натворил дел. И ещё после всего в пре-красном настроении... - Света от негодования начала ходить по комнате, как лисица в тесной клетке в зоопарке.
  - А что я такого сделал? - Валентину уже порядком надоел затянув-шийся урок. - Никого не побил, не изнасиловал. Стёкла в общаге не бил, две-рей не ломал, как это делают наши классические дебоширы. А напился... это моё дело. Пил я с друзьями, в классной компании, ради праздника, ради весе-лья. И настроение у меня потому хорошее, и голова мне не болит. И вообще, всё у меня просто распрекрасно! А если ты шла сюда и рассчитывала увидеть меня, терзаемого муками совести и похмельем, то уж извини, действительно, не оправдал и в такой малости твоих надежд и ожиданий, потому как даже похмелья сегодня поутру у меня нет.
  Света резко остановилась, глаза её округлились от удивления.
  - Может быть, ты до сих пор думаешь, что меня гнетут мысли о нераз-делённой любви, и от этого я пытаюсь напиться и забыться? Ты ошибаешься! Но если тебе думать так приятнее, если это будет греть твое самолюбие, даст тебе сил для жизни, то думай... Думай так, как тебе приятнее. Я возражать не буду. Чего не сделаешь ради женщины, - последнюю фразу он сказал, скорее, для себя самого.
  Губы у Светланы превратились с тонкую полоску, лицо побледнело.
  - Ты понимаешь, что мелешь? От водки мозги совсем размякли?
  - Может быть, меня это устраивает. Ты лучше скажи, зачем сюда при-шла? За продуктами? Или меня воспитувать? Чтобы меня воспитывать, надо иметь на это право. А кто я для тебя такой? - он пристально посмотрел на Свету.
  Она выдержала его взгляд, но ничего не ответила, отвернулась и вышла из комнаты.
  Валентин остался один. Выражение его лица было далеко не безоблач-ным, от прежнего оптимизма не осталось и следа. Глаза тупо уставились в одну точку, куда-то между спинкой кровати и холодильником. Ноздри быст-ро раздувались, выдавая бурю, кипящую внутри. Вдруг ладони сжались в ку-лаки. А глаза стали шарить по комнате в поисках предмета, который можно было бы ударить, бросить, разбить, растоптать...
  Ближе и заметнее всех оказался электрический чайник. На металличе-ской поверхности так отчетливо отражалось карикатурно искаженное, как в кривом зеркале, его лицо. Но печальная перспектива лишить себя каждо-дневной возможности иметь под рукой свежий кипяток заставила отказаться от воплощения в жизнь сиюминутного душевного порыва и взглянуть на жизнь более осмысленно.
  Он подумал о том, что идея бить, крушить и ломать сама по себе до-вольно заманчива и, быть может, несёт в себе кратковременную разрядку, но всё-таки не решает проблемы по существу и, кроме того, влечёт за собой бес-порядок, мусор, в конце концов, который придётся убирать рано или поздно, тратя физические силы на эту бессмысленную работу и думая о собственной глупости, вводя таким образом организм в очередной стресс.
  
  
   Глава 7
  
  Валентин проспал целый день. Спал бы и далее, если бы не Романюк. Старый товарищ и бывший собутыльник, совершенно не подозревающий или делающий вид, что не подозревает о том, что своим визитом прерывает про-цесс регенерации душевного равновесия у своею друга, бесцеремонно во-рвался в комнату.
  - Сколько раз пытаюсь тебя выловить, но никак не получается. Где ты шастаешь? - Романюк быстро вошёл, привычным жестом отодвинул стул, не раздеваясь, грузно опустился на кровать и... ойкнул от боли. Валентин в це-лях исполнения давнишнего замысла подстроить каверзу Мацкевичу, обычно прыгавшему плашмя на кровать Сергея, засунул под каркас железную спинку от кровати. Вместо Жоры попался Романюк. Собственно, его сегодня никто не ждал - сам виноват.
  - Что это? - простонал Романюк, потирая часть своего тела пониже спины. - Твой корефан на этом спит, что ли?
  - Что-то типа того? - пробормотал Валентин, едва сдерживая смех.
  - Предупреждать надо! Чуть всю задницу не отбил.
  - Задница не голова. Тебе повезло.
  - Всё шутишь, шутишь. Дошутишься.
  Романюк пристроился поудобнее и положил ноги в огромных ботинках на только что приготовленный стул. Так он делал всегда, когда удостаивал эту комнату своим визитом.
  - Чем ты тут занимаешься? - по-деловому спросил он и сразу скорчил лукавую гримасу.
  Валентин понял, о чём он подумал, поэтому промолчал.
  - Какую тёлку ты на этот раз окрутил? - не отставал Романюк.
  Валентин едва заметно улыбнулся и просто сказал:
  - Не беспокойся, ничего серьёзного. Просто шляюсь по общаге в поис-ках приключений.
  - Ну и как, получается?
  - Не сказал бы. Скучновато... Ты бы куртку снял.
  - Ничего. Я на минутку...
  Эта "минутка" обычно длилась не меньше часа. Романюк был большим любителем поболтать, побыть в компании. Но с тех пор как женился, а же-нился он четыре года назад и уже имел двух дочерей, он испытывал хрониче-ский недостаток общения, как весной люди испытывают недостаток витами-нов. Чтобы хоть как-то удовлетворить эту потребность, он использовал лю-бой предлог, дабы легально, то есть с санкции жены, покинуть комнату в се-мейном общежитии, в которой он проживал в настоящее время с женой и детьми, и, позабыв о семейных проблемах, встретиться со своими холостыми товарищами и незамужними подругами. С первыми он играл в "дурака". У вторых узнавал последние новости из светской хроники, которая ему была далеко не безразлична. Возможно, бывало что-то ещё. Но об этом история умалчивает. Единственно что, о чём-то эдаком можно предполагать, исходя из психологического портрета Романюка и возможных его маршрутов по общежитию.
  Романюк был старше Валентина на два года. Он после школы поступил в Брестский политехнический институт. По окончании первого курса ушёл служить в армию, затем продолжил учёбу на втором курсе, где и познако-мился со своей будущей женой Наташей, которая также училась с ним в од-ной группе.
  Однако после первого семестра Романюку пришлось уйти из института из-за мелких неудач в учёбе и собственного убеждения в ненадобности выс-шего образования. Он уехал в свой родной город, обычный среднестатисти-ческий райцентр, устроился там на работу учеником токаря на ремонтном за-воде и... И через полгода его убеждения изменились. Он снова восстановил-ся на второй курс института.
  Романюк, вообще, обладал очень полезной способностью: менять свои убеждения в зависимости от целесообразностей, выступающей на первый план в данный конкретный период времени.
  Валентин спустя две недели после своего возвращения из армии полу-чил приглашение на свадьбу от Наташи, которая являлась его одноклассни-цей по школе. Романюк здесь выступал в роли жениха. А позже выяснилось, что им ещё и в одной группе предстоит продолжать учёбу в институте. Вот так тесно были переплетены эти судьбы.
  - Ну, давай, рассказывай, чего здесь новенького произошло в моё от-сутствие. Кого побили, изнасиловали, сколько водки выпили, - Романюк дос-тал спичку и вставил её в зубы. Это означало, что он намерен остановиться здесь надолго.
  Валентин сладко потянулся, не спеша принял вертикальное положение и ответил, позёвывая:
  - Ничего особенного. Всё притихло. По вечерам общага в полном со-ставе смотрит мексиканские и бразильские сериалы и чего-то чертит.
  - Да. Здесь бывало веселее...
  У Романюка много достоинств в активе, но особенно он бывал незаме-ним, как собутыльник. Он не просто умел пить, но мог обычной попойке придать особый колорит, азарт; в общем, состояние праздника не покидало в таких случаях участников мероприятия ни на секунду. Обычно после таких застольев по утрам похмелье скрашивалось весёлыми воспоминаниями. Сто-ит отметить, что воспоминания всегда были весёлыми.
  Думая об этом, Валентин улыбнулся.
  - Чего ты улыбаешься? - бросил Романюк. - Ты лучше скажи, когда твой товарищ жениться собирается.
  - Какой товарищ? - не понял Валентин.
  - Который здеся, в этой комнате, прописан, помимо тебя.
  - А-а... Хрен его знает.
  - Что значит, хрен его знает? Может, он вообще не собирается созда-вать семью?
  - Мне, знаешь, как-то фиолетово.
  - А зря, - Романюк значительно поднял указательный палец. - Светка - такая классная баба! Чего он телится?
  - Спроси у него.
  - А ты?
  - Что я? Ты же его знаешь с незапамятных времён. Ты и спрашивай.
  - Да, я возьмусь за него. Я втолкую ему политику партии.
  - Ню-ню, - Валентин скептически покивал головой.
  - Там сестра всё решает, - задумчиво проговорил Романюк, пожал пле-чами и продолжил: - Хотя, может, он сестрой прикрывается. Тоже козёл ещё тот.
  - Разве можно так о друге? - с нескрываемой издёвкой произнёс Вален-тин.
  - Ты меня ещё поучи, как мне можно, как нельзя. Я вас всех на чистую воду выведу.
  - Выведи, выведи, благодетель ты наш, проводник, Сусанин. Куда только заведёшь? Может, не надо трогать устоявшееся болото? Завоняет.
  В ответ Романюк погрозил пальцем:
  - У-у. Сталина на вас нету. Кстати, тебе тоже пора бы подумать о соз-дании семьи.
  - Давай не будем заводить старую пластинку. С меня хватает разгово-ров на эту тему с мамой.
  - По-моему, ты уже морально созрел для такого серьезного шага в сво-ей жизни.
  - Ты думаешь?
  - Уверен.
  - А я не очень.
  - Да ладно тебе... К тому же напились бы...
  - Эта сторона вопроса тебя больше всего интересует? Напиться можно и просто так.
  - Просто так - неинтересно. Серьёзный повод нужен.
  - Как же... Буду я калечить себе жизнь только ради того, что тебе, ви-дите ли, нужен серьёзный повод, чтобы вывернуть в себя несколько литров водки, - Валентин хитро прищурился: - А сдается мне, что все эти антимонии о создании семьи ты разводишь из зависти. Ты не можешь спокойно смот-реть, как мы, твои холостые товарищи, наслаждаемся жизнью, в то время как ты тонешь в семейных заморочках.
  - Я, вообще-то, пришел прозондировать почву насчёт предстоящей сес-сии, - перевёл внезапно тему разговора Романюк.
  - Ну, и как зондаж? - лениво поинтересовался Валентин.
  - Глухо. Никто пока не шуршит. Все ещё на расслабоне.
  - Значит, все в порядке?
  - Ты же знаешь, как всё происходит. Сегодня ещё все тащатся, а завтра уже полным ходом рвут с места, сам знаешь что. Так что следует держать ру-ку на пульсе, а...
  - ...А задницу по ветру.
  - Правильно. Ты сам говорил, что где-то что-то чертят. Надо проню-хать: где, что и кто.
  Что ни говори, а Романюк всё-таки был прав. Специфика студенческой жизни в техническом вузе особенно ярка и многопланова. Это и лекции, практические занятия, курсовые, расчетные и лабораторные работы, чертежи, проекты. Столько всего нагромождено и втиснуто в несколько месяцев семе-стра, что, на первый взгляд, невозможно всё это выполнить в отведённое время. Но выполняют и, кроме того, успевают ещё много чего другого. Так же как и с лекциями, по другим видам работ и занятий у каждого студента с течением времени устанавливались свои правила выполнения учебной про-граммы.
  Как правило, только единицы из студенческого сообщества грызут гра-нит науки в течение всего семестра. Делают так только те, кто находит в этом удовольствие (бывают и такие), да неуверенные в себе, счиќтающие, что толь-ко регулярная и планомерная работа спасет их от отчислеќния (некоторые из них ошибаются - не спасает).
  Основная же часть будущих высококлассных специалистов старается не терять отпущенное время молодости и жить в своё удовольствие, пользу-ясь таќким завидным положением, как статус студента. На протяжении всего семестра они ведут бесшабашное времяпрепровожќдение. Они, по возможно-сти, регулярно посещают увеселительные заведеќния, нещадно прожигая ма-териальные средства, или просто занимаются ничегонеделанием на протяже-нии круглых суток. Так продолжается до тех пор, пока до зачетной сессии останется не больше двух недель.
  Некоторые вспоминают о том, что они здесь для того, чтобы учиться, тольќко когда позади осталась уже половина экзаменационной сессии. За не-сколько суток они, потеряв сон и забыв о еде, выполняют три курсовых про-екта с чертежами и прочими прибамбасами. Защищают их в один день. И стремглав летят в деканат. Когда секретарь, уже уходя домой, собирает в су-мочку свою косметику, они врываются и умоляют о том, чтобы та именно се-годня поставила штамп о допуске к сессии, потому как завтра будет уже поздно, хотя, в сущности, это ничего не меняет. А та кочевряжится, заставля-ет себя уговаривать полчаса, хотя говорит, что очень-очень спешит, что дома её ждут великие дела. Маленькая слабость маленьких людей. В такие момен-ты она чувствует себя Человеком с большой буквы. Но в конце концов, доби-ваются своего. Секретарь снисходит, соглашается, ставит "допуск" и строго говорит, что "это в последний раз". Потом они идут в общежитие и ложатся спать. Спят ровно столько, сколько позволило бы им прийти на завтрашний экзамен хотя бы предпоследним из группы.
  Такой метод получения высшего образования, конечно, экстремален и доступен не каждому.
  Большинство же выполняет семестровую программу за неделю, ещё за неделю сдаёт зачёты, а дальше всё катится само собой по уже укатанной до-рожке. Как гласит старая студенческая мудрость, "сначала ты работаешь на зачётку, затем зачётка работает на тебя".
  Романюк и Валентин работали в паре. В паре в том смысле, что, со-вмещая свои способности, они создавали идеальную среду для работы.
  Валентин имел более яркие качества научного характера. Он быстрее схваќтывал суть учебного материала. Но, как уже отмечалось выше, ему не хватало терпения для аккуратного ведения конспектов, он мог забыть о лабо-раторной работе, или перепутать расписание, или просто наплевать на все занятия.
  Романюк же был настолько щепетилен в подобных вопросах, что к не-му можно было обращаться как в справочное бюро по любому организаци-онному моменту. Кроме того, он собирал сведения обо всех преподавателях, с которыми предќстояло работать, составляя по каждому психологический портрет и образовывая целую картотеку. Данные он черпал в основном от студенќтов старших курсов. К началу семестра о каждом педагоге он знал всё самое необходимое для благополучного его, семестра, завершения. Романюк знал, кто требует регулярного посещения занятий, а к кому достаточно поя-виться несколько раз перед экзаменом, чтобы зафиксировать в памяти черты лица преподавателя, и в случае чего не перепутать аудиторию. Романюку было известно, кто из преподавателей ценит активную работу студента на занятии и кому импонируют наивные вопросы с серьёзным видом, а кто по-добных вещей терпеть не может.
  Говоря научным языком, Романюк культивировал преподавательскую среду, взращивал и формировал в преподавателях мнение о себе, как бы при-учал их к себе. Это у него называлось: прикормка.
  - Ты уже решил, у кого будешь писать диплом?
  Валентин пожал плечами.
  - Нет.
  - Ну, есть уже намётки на этот счёт? - Романюк сделал как можно бо-лее безразличный вид, на какой только был способен. (У него плохо получи-лось.)
  - Нет, намёток нет. Я решил и в этот раз положиться на твою интуи-цию.
  У Романюка на лице на мгновение блеснула самодовольная улыбка.
  - Думаю, ты "и в этот раз" сделал правильный выбор, за что мне всегда и нравился.
  - Мне кажется, что нравился я тебе всегда, потому что шарю в науках и не отказываюсь делать для тебя курсовые, - ехидно поддел Валентин.
  Это не смутило Романюка. Смутить его вообще было невозможно.
  - А уж за это ты мне нравишься особенно.
  - Я рад за тебя.
  - Спасибо.
  - Пожалуйста.
  - Сам пошёл.
  Обмен любезностями прервал стук в дверь.
  - Войдите, - ответил Валентин.
  - Здравствуй, Света! - ослепительно заулыбался Романюк при виде во-шедшей девушки.
  Валентин оставался неподвижен.
  - Привет, Серёжа! - просто сказала Света и решительно уселась на стул, стараясь не смотреть в сторону Валентина. - Расскажи, как живёшь, как Наташа, как девочки?
  - Живём потихоньку. Нам торопиться некуда. Всё равно с каждым днём мы ближе к смерти.
  - Правильно, не торопись. Здоровье как?
  - Спасибо, нормально. Лена пару дней назад сопли пожевала, но роди-тельские усилия, плюс достижения современной медицины одержали верх над коварной хворобой. Но ты лучше расскажи о себе.
  - Что ты хочешь узнать?
  - Когда замуж выходишь? Интересно мне.
  - Беда, Серёжа, никто не берёт, - Света изобразила удручённость и крайний скепсис.
  Романюк же изобразил возмущение и живое участие.
  - Как? Разве Сергей тебе ничего не говорил?
  - А тебе что, говорил?
  Романюк замялся:
  - Короче, он - или дурак, или подлец!
  - Или одно из двух, - вставил Валентин. - Кстати, слово "подлец" про-исходит от слова "падла" или "подлость"?
  Романюк скептически посмотрел на Валентина и сказал:
  - Какая разница? Смотрю я на тебя, Валя, и думаю: хороший ты парень, умный, но регулярно задумываешься над вещами, которые не стоят того, чтобы на них обращали внимание. Тратишь на это время и жизненные силы, которые так необходимы для решения насущных проблем.
  - Не хлебом единым жив человек, - парировал Валентин.
  Романюк скептически покачал головой:
  - Так-то оно так. Только иногда возникает такое ощущение, что твои мысли гуляют независимо от твоего сознания.
  Валентин невозмутимо ответил:
  - Полёт мысли должен быть беспределен, это во-первых. Во-вторых, если ты заметил, стремление к всеобщей независимости в последнее время модно во всех сферах современного общества в целом, и каждого человека, в частности.
  Сообщение о каком-то модном течении заставило Романюка на не-сколько секунд задуматься. Когда его мозг производил какую-то работу, это сразу отражалось на его лице.
  - Не беспокойся об этом, - добавил Валентин, - вся прелесть нашего со-вместного существования состоит в том, что все мы разные. Очень хорошо, что ты всегда знаешь, чего хочешь, и мысли твои ходють только туда, куда ты их посылаешь.
  - Чего он сегодня такой злой? - обращаясь к Светлане, спросил Рома-нюк, будто Валентина здесь не было.
  Девушка пожала плечами:
  - Это от водки. Это пройдет.
  Романюк махнул рукой на Валентина и погрозил пальцем туда, где, по его мнению, находился сейчас Сергей, но тут же преобразился и повернулся к Светлане.
  - А ты за салом пришла? - он кивнул на холодильник.
  - Да.
  - А чего так робко постучала? За своим же салом пришла.
  - Боюсь: с Валей сегодня поругалась.
  Романюк удивился, кажется, искренне.
  - Вчера твой друг пришёл в общежитие совсем нетрезвый и натворил чудес.
  - Ну-ну, - Романюк весь подобрался от нетерпения.
  - Да ничего... Просто я попыталась заметить ему, что так делать нехо-рошо.
  - А он что?
  - В общем, мы поссорились, - сказала Света и наконец-то посмотрела на хозяина комнаты.
  - Молодцы! - весело воскликнул Романюк, будто услышал заниматель-нейший анекдот. - Ты зря обижаешься, - обратился он к Валентину. - Я на-слышан о твоих вчерашних подвигах...
  - Неужели? - раздраженно заметил тот. - Чего ж ты молчал до сих пор? Это на тебя не похоже.
  Романюк пропустил мимо ушей издёвку и сказал:
  - Я хотел услышать эту историю в твоём изложении. Думаю, она была бы интересна.
  - Напрасно так думаешь. Я почти ничего не помню.
  - Вот это зря. Ты должен помнить всё, чтобы было о чём рассказать внукам в своей никчемной старости.
  Валентин состроил такую гримасу, будто только что ему посчастливи-лось разжевать целый лимон без закуски.
  Глаза Романюка улыбались.
  - Внутренне, всей душой я с тобой. Но как добропорядочный бюргер и семьянин обязан вынести тебе порицание за твой легкомысленный поступок.
  Света молча наблюдала за обоими товарищами и осуждающе покачала головой.
  - Вижу, с вами говорить... - она махнула рукой.
  Романюк попытался её успокоить:
  - Ничего, Света, всё будет хорошо. Мы же не самые худшие экземпля-ры рода мужского. Если что с нами и случается, то только за ради прикола.
  - Раз на раз не приходится. Сегодня всё закончилось приколом, а зав-тра...
  Романюк встал и нежно обнял Свету за плечи.
  - Спасибо, Света, что беспокоишься. Ты - молодец, настоящая женщи-на. А на него, - он указал на Валентина, - не обижайся. Он из-за своей занос-чивости не может оценить всей красоты твоего поступка.
  - Ню-ню, - Валентин отрешённо покачал головой.
  - Не обращай внимания, - продолжал Романюк, - он подрастёт и ис-правится.
  - Да я и не обращаю... - Света пожала плечами.
  - Однако мне пора, - Романюк посмотрел на часы и засобирался. - По-спешу в семью, так сказать.
  - Наверно, Наташа заждалась тебя, - предположила Света.
  Романюк поднял вверх указательный палец, что означало: "прошу внимания", и изрёк:
  - Чтобы в сознании женщины никогда не притуплялась острота чувств, её нужно время от времени заставлять ждать себя. В ожидании она вспоми-нает, что ещё любит.
  - Какой ты умный, Серёжа! - умилилась Света.
  - Этого не отнять, - согласился он и вышел с высоко поднятой головой.
  
  Общежитие затихало. Кое-где с верхних этажей ещё доносились тон-кие визги девчонок и гогот парней. Наверху в основном жили первокурсни-ки. У этих обычно к двенадцати часам ночи только самое веселье начина-лось. Дети. Но чувствовалось, что и они уже устали. Иногда хлопала какая-нибудь дверь. Все расходились по своим комнатам.
  - Давно хотела тебя спросить. Почему ты не запираешь дверь на ключ? - спросила Света.
  - Зачем?- спросил Валентин.
  - Ты не боишься?
  - Чего?
  - Мало ли...
  - В этой жизни нет ничего, чего стоило бы бояться. Разве что самого себя.
  - Почему ты так думаешь?
  - Понятия не имею.
  Света прильнула к его плечу.
  - Я знаю, почему ты не запираешь дверь.
  - Почему?
  - Ты хочешь, чтобы любая девчонка могла заходить к тебе среди ночи без стука.
  Валентин удивлённо посмотрел на Свету. В темноте он видел, как бле-стят её глаза.
  - В самом деле? Никогда не думал об этом. Это хорошая мысль. Надо будет написать объявление: "В такой-то комнате в любое время ночи прини-мает такой-то. Дверь открыта, можно не стучать".
  - Я тебе покажу! - Света схватила его за горло, но тут же отпустила и нежно провела рукой по груди. - Скажи, много девчонок к тебе приходят вот так?
  - А что тебе приятнее услышать?
  - Твоя манера отвечать вопросом на вопрос меня убивает, - вспыхнула Света.
  - Да? А по-моему, ты живее всех живых.
  - Дурак! - выпалила она и отвернулась к стене.
  Валентин поцеловал её в плечо.
  - Отстань, - буркнула Света.
  Ответом ей был еще один поцелуй.
  - Я одинок в этом мире, Света, верь мне, - произнёс он нежно, а затем холодно, деловым тоном: - Ты же знаешь: мне не верить - себя не уважать, - и продолжил дальше, снова нежно: - Одна ты ко мне приходишь среди ночи. Да только тогда, когда по близости отсутствует наш общий друг, - последнее слово он выделил особо.
  - Издеваешься? - Света быстро повернулась, и Валентин почувствовал её колючий взгляд. - Послушай, - продолжала она. - Когда я с тобой разгова-риваю, иногда мне становится не по себе от твоего тона.
  - Что такого особенного в моем тоне?
  - Я часто не могу понять, серьезно ты говоришь или снова шутишь.
  - Ну, это не страшно. Я сам иногда не понимаю этого.
  - Ты словно играешь. Говоришь заранее подготовленный текст, кем-то другим написанный.
  - Неужели?
  - Да.
  - Если текст и подготовлен заранее, то написал его всё равно я. Вооб-ще, еще Шекспир сказал, что весь мир - театр, а люди в нем - актёры.
  - Перестань! Может быть, жизнь - спектакль, но только ты устраива-ешь спектакль в спектакле.
  - Ба! - воскликнул Валентин. - Я всегда был уверен, что твои умствен-ные способности выше средних, но чтобы до такой степени!..
  - Спасибо! - выпалила Света и снова отвернулась.
  Валентин обнял её.
  - Зачем об этом говорить? - сказал он. - Ведь такие же вопросы с оди-наковым успехом мог бы задать тебе я. Ты же сама играешь одну только тебе понятную роль в этой жизни. И посвящать в суть этой роли ты никого не со-бираешься, даже меня. Мы с тобой из одного теста. Может быть, поэтому мы и вместе сейчас. Зачем лазить в дебри? Жизнь и без того сложна. Зачем ус-ложнять её ещё больше. Мы такие, какие есть. Зачем требовать друг от друга большего? Это большее невозможно ни для тебя, ни для меня. И ты это пре-красно знаешь.
  Света повернулась лицом к нему и горячо зашептала:
  - Я дура круглая, наверно! Ну, не клеится у меня ничего! Мне иногда кажется, будто я в скорлупе зажата. Вздохнуть не могу, задыхаюсь... Что де-лать, не знаю. Всё так пресно и скучно. Зачем я родилась? Чтобы серо и не-заметно просуществовать? Что мне суждено? Нелюбимая работа? Выйти за-муж? Выйду замуж, нарожаю детей и состарюсь. Жизнь пройдёт на кухне, в бесконечных бытовых дрязгах, беспросветно. И закончится на скамейке в сквеќре. Мысли об этом меня бесят! Не хочу! Что мне делать? Валя, скажи. Ты же знаешь.
  Валентин коснулся рукой её лба, провёл по волосам.
  - Что я знаю? Мои знания могут быть полезны мне, но для тебя они не подойдут. Только я думаю, что наша жизнь не так уж плоха, если, конечно, не пытаться высмотреть в ней только плохие стороны и не отравлять её для себя же. В любом событии можно увидеть то, что ты захочешь. В будущее нужно смотреть с мечтой и надеждой в её исполнение. А когда ты оглядыва-ешься в прошлое, наверняка, видишь в нем много хорошего и яркого. В на-стоящем ты просто живёшь, часто не видя в нём ничего особенного. Наш се-годняшний разговор в этой кровати ты не воспринимаешь как что-то особен-ное, потому что я давно присутствую в твоей жизни, правда, так и не могу представить, в качестве кого, но это сейчас уже и неважно. И таких разгово-ров в этой кровати уже было достаточно много, чтобы они слились в единое воспоминание о жизни со мной, которая, возможно, для тебя ничего особен-ного в себе не несёт. Обычный секс, обычные разговоры о жизни с обычным мужчиной, который к тому же у тебя в этом плане не один. Но, когда через несколько лет ты вспомнишь эти дни и ночи, и они теќбе покажутся прекрас-ными, яркими, надеюсь, или ты захочешь их просто забыть, как что-то по-стыдное...
  - Замолчи! - Светлана закрыла ему рот ладонью. - Что ты такое гово-ришь?! "Обычный секс с обычным мужчиной..." Я никогда тебя не забуду! Ты - лучшее, что у меня было в жизни. Может, неправильно так говорить. Но не хватает у меня ума, чтобы выразить всё словами, насколько ты мне до-рог...
  "Если всё так, как ты говоришь, тогда скажи прямо: кто я для тебя в этой жизни, и кто для тебя - Он?" - вот тот вопрос, который следовало теперь задать ей. Любой её ответ сейчас поставил бы всё на свои места. И наконец-то жизнь приобрела бы определённость. Кончились бы все эти мытарства, душевные терзания. Наконец-то затихла бы уже ставшая хронической борьба уязвлённого самолюбия с совестью, любви с равнодушием, доброты с жадно-стью. Но Валентин не задал этого вопроса. Он не был готов ни к одному из предполагаемых вариантов ответа.
  Он нежно снял её ладонь со своего рта и продолжил:
  - Неурядицы, которые сопровождают нашу жизнь, твои метания и со-мнения позже покажутся наивными. Ты будешь смеяться от мысли, что это сегодня мешало тебе жить. Нормально, полной грудью вдохнуть весь аромат этой, сегодняшней жизни. И в твоей памяти, возможно, останется только этот, сегодняшний вечер. Почему? Даже тебе самой будет непонятно почему. А ещё через несколько лет ты вспомнишь годы, бывшие до этого, и произой-дет то же самое. Всё относительно в этом мире. И сам мир относителен сам к себе.
  Стоит ли тратить силы на детали, вязнуть всеми колёсами в мелочах? Мелочи всё равно исчезнут из памяти, пропадут. Останется главное. А глав-ное состоит в том, что жизнь хороша сама по себе! Успокойся, и сразу это почувствуешь.
  Света прижалась к нему всем своим телом.
  - Я знаю: ты прав. Но как это сделать, как успокоиться?
  - Тут уж тебе никто не поможет. Это ты должна сделать сама. Поста-райся.
  Она подняла голову и приблизила своё лицо к его лицу. Валентин смог в темноте рассмотреть её глаза и губы. И, глядя на неё сейчас, он подумал о прошлом, о том, что связывало его со Светой. Он понял, что всё случилось так, как должно было случиться, по-другому быть не могло. Не увидев эти глаза вот так, в темноте, не познав вкуса этих губ, он остался бы в стороне от чего-то важного и настоящего.
  - Валя, скажи, ты меня любишь? - спросила она.
  Ему показалось, что этот вопрос сейчас звучал, как просьба. Скорее всего, скажи он сейчас то, что она хотела услышать, всё дальше обернулось бы так, как он когда-то надеялся.
  Это она! Точно! Это она вот уже второй раз подвела его к решению. Она хотела, чтобы он задал ей тот вопрос, а сейчас хочет получить ответ. Она для себя уже всё решила. Если бы это было не так, то не задала бы сейчас этого вопроса. И он не звучал бы как просьба. Она чувствует и знает обо всём, что творится в его душе. Скорее всего, в её душе сейчас творится то же самое. Но если так, если стремления её искренни, почему тогда она не скажет всё сама, не сделает этого самого важного шага навстречу, ведь это же она когда-то ушла?
  Он не мог сказать ей то, что она хотела услышать. Не мог, потому что сам уже не знал, что чувствует. И чувствует ли вообще! И, возможно, не хо-тел этого знать. Ведь столько всего осталось позади. Стоит ли повторять всё заново?
  Думая об этом, он даже испугался. Но открыто сказать о своих сомне-ниях не решился. Прильнув к ней, нежно поцеловал. Пусть думает, что хочет.
  
  
  Они увидели друг друга одновременно. Валентин пробирался сквозь толпу танцующих. И как это бывает, пробираясь через чащу, внезапно ока-зываешься на чистой, залитой солнечным светом поляне. Так и сейчас, круг разомкнулся, и на свободной площадке, прямо напротив, стояла Светлана. Очевидно, она тоже куда-то шла и, увидев его, застыла от неожиданности, готовая сделать шаг.
  - Привет, - машинально сказал он, из-за звучавшей музыки даже сам не услышав собственного голоса.
  - Боже! - воскликнула Света вместо приветствия и бросилась к нему, обнимая и осыпая поцелуями.
  На миг она оторвалась и заглянула ему в лицо. В её глазах сверкали крупные капли слёз.
  - Как хорошо, что ты вернулся! - заговорила она. - Как я рада! Если бы ты знал, как мне тебя не хватало!
  Валентин окаменел от неожиданности.
  - Я тоже... рад тебя видеть, - только и смог выговорить он, осторожно обнимая её за талию.
  Света крепко, будто боясь потерять, схватила его за руку и увлекла за собой.
  - Пойдём скорее. Что же ты стоишь, как каменный? - заговорила она нетерпеливо.
  Вначале Валентин просто онемел от этого урагана чувств. Прошло больше года с того дня, когда они виделись последний раз до его ухода в ар-мию.
  Многое изменилось с тех пор. Прежде всего, изменился сам Валентин. Это был уже не тот восторженный юноша из хорошей семьи, в общем-то, не боявшийся жизненных трудностей, но и не имевший настоящего представле-ния о том, насколько жизнь бывает жестока в своей изнанке. За это время с ним столько всего произошло, плохого и хорошего. Кроме нескольких шра-мов на голове все эти события отпечатались двумя глубокими складками у переносицы, а это уже признак серьёзных отметин в душе. Теперь многие вещи ему представлялись иначе. Исчезла детская наивная вера в совершен-ную модель бытия. Для него стаќли понятны различия между другом и при-ятелем. Он узнал, что такое враг. Он научился смотреть на собственные чув-ства со стороны, уже не переживая их в себе. Но окончательно превратиться в циника мешали воспоминания о прошлой жизни, в которой остались род-ные и близкие ему люди.
  Чем ближе приближался момент увольнения в запас, тем радостней становилось на душе у Валентина. Он с тёплым душевным волнением пред-ставлял себе, как будет ехать домой, узнавать знакомые пейзажи родных мест. Представлял встречу с родителями, со старыми друзьями. Уже только предвкушая всё это, он чувствовал себя счастливым.
  В такие моменты он вспоминал и о Светлане, о том, что произошло между ними, когда он ещё был другим. Думал и о встрече с ней, готовился. Эта встреча его не пугала. Он ещё толком не знал, что будет делать, как себя вести, что говорить, когда её увидит, но, вспоминая о прошлом, уже не чув-ствовал обиды. Произошедшее между ними недопонимание уже не казалось таким огромным. Теперь он с некоторым недоумением вспоминал о своей резкой реакции, удивлялся тому, что так болезненно всё переживал. Среди той грязи, в которую он невольно был вынужден окунуться с головой в но-вой, непривычной для него обстановке, все жизненные неурядицы, случив-шиеся с ним до этого, уже не казались такими серьёзными.
  Да, собственно, разве можно обижаться на человека за то, что он тебя не любит, как любишь его ты?! Любовь - такая штука, что не возникает только потому, что внутренний голос говорит: "есть такое слово "надо". Она или просыпается ото сна, или нет. А то, что она, любовь, есть и спит в каж-дом человеке, - это факт. Кто виноват в том, что она не проснулась в нужный момент? Никто не виноват, потому что не зависит это от человека, в котором спит любовь. Есть какой-то сигнал "будильника", определённой тональности и силы, в каждом случае разный. Как его подобрать? Никому это неизвестно. Как повезёт. Конечно, может ответную любовь разбудить другая любовь другого человека. Но если этой любви недостаточно для пробуждения ответ-ной любви, то в этом никто не виноват.
  Да, многое ушло. Но осќталось что-то необъяснимо сладкое, что успо-каивает и помогает жить, когда кажется, что это трудно.
  Думая об этом, Валентин осознавал, что испытывает к Светлане глубо-кую благодарность за то, что она была в его жизни и, быть может, того не понимая и не желая, разбудила в нём это прекрасное чувство. Проснувшееся однажды, оно рано или поздно проснётся снова, в более удачный момент. Поэтому не стоит свою душу омрачать ощущениями уязвлённого самолюбия. Он представлял, как они встретятся, как он скажет ей об этом, как предложит свою дружбу.
  Но всё пошло не так. Программа сбилась. Светлана спутала все карты. Она встретила его так, словно весь этот год с нетерпением ждала только его и думала только о нём, и уж совсем не так, как думают о том, с кем желают всего лишь дружить. Этот водопад чувств!.. Разве так встречают просто дру-га?
  Может быть, он чего-то не понял тогда, год назад. Почему тогда ему не хватило мужества обо всём поговорить с ней открыто?! Почему он отдалился от неё и не попытался узнать, что творится в её душе? Возможно, она бы его туда и не впустила. Но, по крайней мере, это уже что-то значило бы. Но он предпочёл с оскорблённым видом отойти в сторону, не удостоверившись, что ей не нужен... Какой же он был болван! А что сейчас?..
  Весь вечер они проговорили в дальнем углу танцевального зала, над-рываясь, пытаясь перекричать грохотавшую музыку. Света смотрела ему в глаза и живо расспрашивала о том, что с ним происходило за этот год, как он пережил его. А Валентин охотно рассказывал ей о себе, о своих приключени-ях, скромно умалчивая о свалившихся на голову мытарстќвах и во всех крас-ках расписывая несказанную радость от нежданного освобождения от "по-чётной обязанности".
  Все оборвалось так же внезапно, как и началось.
  К Светлане подошёл высокий парень с приятной улыбкой на губах. Света поцеловала его. Он обнял её за талию, что-то сказал. Она кивнула Ва-лентину, и они ушли.
  Валентин ущипнул себя. Но это был не сон.
  Светлана и этот парень находились уже на полпути к общежитию, ко-гда он догнал их. Она обернулась.
  - О Валя, ты не остался на дискотеке? - спросила она с излишней живо-стью и тут же добавила: - Знакомься, это Сергей. Сергей, это Валентин, мой друг. Он только что вернулся из армии, - говоря это, она прильнула к Сергею, как бы закрывая его собой.
  Тот подал руку. Кулаки Валентина разжались сами собой. Он слабо пожал протянутую руку.
  - Очень приятно, - сказал Сергей.
  Валентин в ответ буркнул что-то нечленораздельное.
  - Кстати, мы все вместе будем учиться на одном курсе, - скрашивая не-ловкую паузу, сказала Света.
  - Как это? Ты же... - не понял Валентин.
  - Так случилось, что мне понадобился академический отпуск, - поясни-ла Света. - А Сергей пришел из армии как раз в то лето, когда тебя забрали, и тоже застрял в "академке".
  - Я рад за вас, - пробормотал Валентин.
  - Что? - не понял Сергей.
  - Да так... - махнул рукой Валентин, - не обращай внимания. Я, пожа-луй, пойду.
  - Побудь с нами ещё, - сказала неожиданно Света.
  Валентин внимательно посмотрел на неё, пытаясь уловить истинный смысл её слов, её цель, чего она хочет добиться, но так ничего и не понял.
  - Думаю, без меня вам будет удобнее, - сказал он и ускорил шаг.
  Через несколько дней в перерыве между лекциями к нему подошёл его новый знакомый Романюк и спросил:
  - Ты где обитаешь?
  - В смысле? - не понял Валентин.
  - Где живешь?
  - На восьмом этаже. С грузинами.
  - Тебе это нравится?
  - Ребята они нормальные, - пожал плечами Валентин. - Только высоко. Шумно иногда бывает. А так - ничего.
  - Предлагаю тебе поселиться по соседству со мной. В одном блоке, - Романюк вставил в зубы спичку, откусил кусочек и вставил снова.
  - Есть возможность?
  - Ещё какая! - Романюк обрадовался проявленному интересу и сел ря-дом, выплюнув спичку прямо на пол. - Прикидываешь, ты будешь жить в двойке, на третьем этаже. У тебя никогда не будет проблем с водой, как хо-лодной, так и горячей. Когда ты будешь возвращаться домой пьяный и лифт не будет работать, то вероятность того, что силы тебя оставят на полпути ни-чтожно мала. Плюс ко всему, твой будущий сосед - мой старый друг. Когда-то жили в одной комнаќте, с одной миски хлебали, один вариант делали, - при последних словах Романюк хитро ухмыльнулся. - Скажу тебе: человек - ан-телегет. Хе-хе... Даже матами почти не ругается. За это его бабы любят. К тому же ты будешь полным хозяином в комнате. Он в последнее время почти всегда пропадает у своей подруги. У них любовь, что ли... Короче, будешь, как сыр в масле, кататься. Ну, как тебе перспективка? - Романюк хлопнул Валентина по плечу.
  Тот улыбнулся в ответ. Картина вырисовывалась привлекательная. Как и многое другое. Романюк, в том числе, очень хорошо умел разрекламиро-вать то, что ему надо, и как надо для него самого. Но что Валентина заинте-ресовало больше всего, это возможность оставаться одноќму. Он заметил, что в последнее время ощущает такую потребность.
  - Ну, ладно. Ты только скажи, как твой "антелегент" посмотрит на идею, родившуюся, как я понял, именно, в твоей голове? Знает ли он об этом?
  - Ха, - Романюк расслабился, - так это он и попросил меня подыскать классного парня, пока ему козла какого-нибудь не подселили. Пойдем. Я вас познакомлю.
  Они спустились с "галёрки", где Валентин всегда сиживал в аудито-рии: здесь можно было вздремнуть при необходимости. Романюк довольно бесцеремонно хлопнул по спине парня, сидящего за первым столом.
  - Серега! Жильца тебе подогнал. Очнись от дум! Как обещал. Парень - классный. Я его знаю. На моей собственной свадьбе познакомились. С тебя - бутылка.
  Парень обернулся. Это был тот самый Сергей.
  - Его зовут Валентином, - представил Романюк "жильца".
  - Мы знакомы, - сказал Валентин.
  - Привет, - сказал Сергей.
  - Знакомы? - на секунду удивился Романюк, но тут же оправился: - Тем лучше!
  - Да, - согласился Сергей, - если ты не против, переселяйся сегодня. Я с комендантом все улажу,
  - Хорошо. После занятий займёмся этим.
  Вечером Валентин перебрался на новое место жительства. Романюк по такому случаю выставил бутылку водки. Наташа, его жена, приготовила кое-какую закуску.
  В разгар празднования новоселья в комнату вошла Светлана и, узнав причину веселья, несказанно обрадовалась, кажется, искренне...
  В то мгновение, когда Валентин понял, что ему придётся жить в одной комнате с парнем, из-за которого Светлана оставила его во второй раз, он почќти не удивился. За год, проведённый вдали от дома, от старых друзей и знаќкомых, в обстановке, которую трудно назвать располагающей к легкомысќленному отдыху, переживая ситуации, иногда связанные с риском для жизни, он научился смотреть на мир и на себя в нём несколько иначе, не особенно удивляясь жизненным метаморфозам. Чего тут удивляться? Даже в Библии сказано: "Чудны дела твои, Господи".
  И, когда в перерыве между лекциями Романюк хлопнул по плечу Сер-гея, Валентин понял, что идет игра, которую устраивает кто-то сверху для него. Правила и цели неизвестны. Но выбор есть всегда. И он решил играть.
  
  Был теплый осенний вечер. Последний вздох умирающею лета. Днём среќди ненастья вдруг выглянуло солнце. Его лучи пронзили ещё не успев-шую остыть землю, воздух, воду. Лужи мгновенно испарились, как когда-то в июльский день, оставив лишь песчаный след. Ветви деревьев окутали длинќные паутинки - верный признак "бабьего лета" и печальный предвестник грядущей зимы с холодными снежными нитями метели.
  Валентину надоело смотреть телевизор. Он вышел в коридор, открыл дверь, ведущую на общий балкон, сел на жестяной подоконник и упёрся ноќгами в перила. Он глубоко вздохнул и посмотрел на звёздное небо. Почему-то казалось, что прошедший день был последним солнечным днем в этом го-ду, что лето умерло.
  С завтрашнего утра тучи снова затянут небо, и польётся дождь. Поя-вятся новые лужи, которым уже не суждено будет испариться. Со временем они превратятся в лёд, потом их покроет снег. И начнётся ожидание весны.
  Почему-то именно сейчас, в этот час, на этот балкон вышла Светлана. Она быќла одна. Валентин не удивился, увидев её. Он уже давно заметил, что многое они чувствуют одинаково.
  - Что ты здесь делаешь? - спросила она.
  - Наверно, то же, что и ты, - тихо ответил он.
  - Классный вечер.
  - Да. Почему ты одна?
  - Не знаю.
  Минут пять они стояли молча. Света посмотрела на Валентина и сказа-ла:
  - Расскажи что-нибудь,
  - Что ты хочешь услышать?
  - Не знаю.
  - Хочешь, я расскажу тебе сказку?
  - Хочу.
  Валентин внимательно посмотрел на неё и начал говорить:
  - Дело было так... Жил один мальчик. Жил себе, жил, горя не знал. Ве-сеќлый был парень. На всё ему было наплевать. Но однажды он встретил де-вушќку. Она в тот миг была чем-то огорчена, поэтому оптимизмом её лицо не светилось. Но вскоре она улыбнулась, а затем от её грусти не осталось и слеќда. Она сказала ему. "Как мне с тобой хорошо!" От этих слов у бедного мальчика аж дух захватило. Он понял, что полюбил. Но счастье продолжа-лось недолго: девочка в один прекрасный день ушла с другим.
  - А мальчик?
  - А мальчик удалился в чужие края заглушать горе в своем сердце. И можно сказать, что ему это удалось. Он вернулся обратно и, конечно же, встретил снова эту девушку. И она... Она бросилась к нему в объятия и осы-пала его поцеќлуями. Он устыдился своих дурных мыслей о ней и своего бег-ства. Он подуќмал, что счастье вернётся. Но он ошибся и на этот раз. Она сно-ва ушла с друќгим. Вот такая сказка, - Валентин замолчал.
  - Неужели это правда? - спросила она.
  Валентин внимательно посмотрел на Светлану. Её лицо выражало ис-креннее удивление.
  Он вспомнил, как в те далёкие дни, когда всё казалось таким настоя-щим, он, несмотря на своё безумное влечение, боясь поверить, время от вре-мени останавливался на мгновения для того, чтобы снова и снова всё оце-нить, посмотреть в её глаза и убедиться, что она не просто терпит из вежли-вости или от скуки, что он ей нужен для чего-то большего... И он находил в её глазах то, что искал. Поэтому он не говорил ей о любви, считал это из-лишним, ведь и так, по его мнению, всё было ясно. Ему казалось, что они по-нимали друг друга.
  Вот в чём была его ошибка: он не мог. А не мог, потому что не желал видеть в её глазах то, что там было на самом деле. Он видел только то, что хотел там увидеть.
  Впрочем, возможно, это вовсе не так. Может быть, и у неё было то, что он называет любовью. Но в какой-то момент, он даже и не заметил в какой, всё переменилось. И произошло то, что произошло. Просто для его понима-ния недоступно то, что любовь, оказывается, может исчезнуть, испариться... Ведь он-то был устроен по-другому, с ним не может ничего случиться без причины. Если он ненавидит сегодня, он ненавидит, потому что на это есть причины. Если он любит, то на это тоже есть причины. И ни то, ни другое чувство не может покинуть его душу просто так. Но люди разные, и далеко не все такие, как он, и в этом своём постоянстве, в том числе.
  А сейчас она решила сделать удивлённое лицо, представить всё так, будто изначально ничего не поняла. Что ж, это её право. Раз она так поступа-ет, значит в настоящий момент считает это целесообразным для себя и един-ственно возможным безболезненным выходом.
  Значит, так тому и быть. Он, возможно, с опозданием, но сделал всё, чтобы вернуть потерянное однажды. Кто знает, может, в жизни ни с ним, ни с нею такого больше не случится. Они будут встречать на своём пути разных людей, у них будут увлечения, симпатии, семьи, но того чувства, что зароди-лось в юности и так легкомысленно ими оставлено в прошлом, уже никогда не будет. И до конца своих дней они проживут без любви.
  - Да, это правда, - твёрдо сказал он.
  Она отвела взгляд и пожала плечами.
  - Не знаю. Я не могла подумать, что... - она снова посмотрела ему в глаза и опять отвела взгляд. - Я ничего такого не подразумевала, когда... Я думала... Я ничего не думала.
  - Всё понятно, - Валентин спрыгнул с подоконника.
  Света почему-то схватила его за руку.
  Неужели она подумала, что он сейчас спрыгнет с балкона? Эта мысль Валентина позабавила.
  - Что понятно? - испуганно воскликнула она.
  - Всё, - просто ответил он. - Я знал, но хотелось услышать это от тебя.
  Света отпустила его руку.
  - Валя, ты посмотри, вокруг столько красивых девчонок...
  - Света, зачем ты мне это говоришь? Мне этого совсем не надо, - Ва-лентин горько улыбнулся. - Ты меня не поняла. Рассказывая тебе эту "сказ-ку", я не надеялся услышать что-нибудь другое. То, что я хотел от тебя ус-лышать, я уже услышал. Просто мне нужно было разобраться со своим про-шлым. А с будущим я уж как-нибудь сам... Ты лучше посмотри на небо. Ка-кой вечер! Завтра будет дождь.
  
  
  Глава 8
  
  
  Чем хороша зимняя экзаменационная сессия? Всем. Не нужно ходить на занятия. Короткие дни тратишь на сон, длинные ночи - на всё что угодно, только не на сон. И при этом явственно ощущаешь, что в своей жизни ты пе-реходишь на качественно новый для себя этап.
  - Так! Десять вопросов позади, - Валентин захлопнул книгу и откинул-ся на подушку, одновременно вытягивая ноги.
  Из-за стены литературы, внушительными стопками разложенной на столе, показалась физиономия Сергея, выражающая удивление, смешанное с недоверием. Валентин посмотрел на него, на горы книг на столе. Такая кар-тина повторялась из года в год во время наступления сессии.
  При подготовке к экзаменам Сергей умудрялся выгребать из библиотек всё, что касалось интересовавшего его предмета. Затем выкладывал добытые материалы на столе и углублялся в кропотливое изучение, забывая иногда при этом о пище и сне, постепенно превращаясь в один большой комок нер-вов с горящими нездороќвым огнем глазами.
  Насколько такой подход к сдаче экзаменов был оправдан, Валентин не знал. Сам он пользовался обычно одним учебником. Ему было по большому счету наплевать, что на одну проблему у разных учёных имеются разные взгляды. Ему было наплевать, что точка зрения составителей учебника может не совпадать с точкой зрения экзаменатора. Он нашёл свой способ, как в случае чего обойти такой неловкий момент. Он просто говорил, что это его собственные умозаключения. На ремарку преподавателя о том, что такие же умозаключения изложены в таком-то учебнике, Валентин реагировал крайне удивлённым видом и, держа руку на сердце, клялся, что не держал в руках указанного труда, а руководствовался сугубо материалами прочитанных уважаемым профессором, доцентом и так далее, в зависимости от научных регалий экзаменатора, лекций, но вывод свой сделал, исходя из того-то, того-то.
  Если тупое следование определенному направлению, изложенному в каком-то одном учебнике ничего, кроме пренебрежения вызвать не может, то наличие в арсенале вызревшего в результате серьёзной мозговой работы на-учного вывода вызывает уважение. А то, что этот вывод ошибочен, так что можно взять с неразумного, слабо ориентирующегося в джунглях науки мо-лодого и неопытного студента? В таких случаях преподаватель обычно счи-тал своим долгом убедить Валентина в правоте своего взгляда на данную на-учную проблему. Он с пеной у рта излагал свои доводы и, конечно же, в ре-зультате достигал своей цели. Валентин демонстрировал полную лояльность к наставнику, указывая, что совершенно согласен со всем сказанным, сам по-началу так думал, но в какой-то момент по недоразумению уклонился от единственно верного курса.
  В общем, он не видел смысла в том, чтобы забивать себе голову не-нужными вещами, экономил время. А результат, как правило, никогда не был хуже, а иногда даже лучше, чем у соќседа. При этом ему удавалось сохранить бодрость духа и здоровье тела для продолжения нормальной жизни.
  Он не раз пытался объяснить своему коллеге принцип "разумной дос-таточности". Но тот не внимал его доводам, продолжая гнуть свою линию, объясќняя это желанием достичь в жизни приличного положения при помощи своей будущей специальности. В ответ на такие утверждения Валентин тольќко скептически улыбался и от дальнейших споров воздерживался, резонно полагая, что "этому парню уже ничто не поможет".
  Это ж разве может нормальный человек, имея в кармане диплом инже-нера-мелиоратора, во время полного развала страны, в которой живёт, когда сахар и алкогольные напитки выдают по талонам, когда из-за инфляции при выходе в магазин деньги таскают уже не в кошельках, а в сумках, когда одна треть населения превратилась в инфантильное болото и ждёт, чё будет даль-ше, вторая треть, кто во что горазд, судорожно накапливает капиталы, вос-пользовавшись равнодушием первой трети, а третья треть стала бандитами и отбирает накопленное у второй трети, разве можно в такое время говорить, что при помощи полученной в институте специальности он достигнет при-личного положения в обществе?! Такой человек - или просто идиот, или продуманный лицемер!
  - Технологический перерыв! - будто для самого себя сказал он, при-стально уставившись в потолок, но боковым зрением продолжая наблюдать за реакќцией Сергея.
  Тот посмотрел на него, перевёл взгляд на потолок, словно пытаясь най-ти там то, что так привлекло внимание его друга. Но, так и не увидев там ни-чего особенного, перевел рассеянный взгляд на свой конспект, затем - в окно.
  - Пожалуй, ты прав, - заметил он, поднялся из-за стола и подошел к ок-ну, уперся в подоконник. Взгляд его начал блуждать. Оба молчали.
  Так продолжалось минут десять. Вдруг Сергей с досадой стукнул кула-ком по подоконнику и грозно выругался. Валентин удивлённо посмотрел на него.
  - Живут же люди! - пробормотал Сергей. - Посмотришь: вроде чем дальше, тем хуже и хуже... Опускаемся вниз по лестнице. Нищаем! А вот ра-зуешь глаза, смотришь: шикарные люди ездят на шикарных машинах с ши-карными женщинами, и, наверняка, в карманах у них лежат кучи хрустящих зеленых бумажек с нарисованными портретами заморских великих людей, о которых не фига не знал и не узнал бы, если бы не эти самые бумажки. Черт? Ведь откуда-то они берут эту "зелень"! Не валится же она им на голову сама.
  У Валентина от такой образности глаза чуть не повылазили из орбит. На его соседа это было не похоже.
  - А тут! - Сергей с ненавистью посмотрел на груды книг на столе и продолќжал: - Гробишься на эту науку ради того, чтобы получить картонку с печаќтью, которой в пору только задницу подтереть и забыть. И дальше ни-щать.
  "Кажется, парень пошёл на поправку", - подумал Валентин и вслух произќнёс:
  - А ты не гробься над наукой. Главное в любом деле: не потерять сво-его лица.
  Сергей непонимающе уставился.
  - Излишнее усердие приводит к потере лица. Человек, проявляющий большое рвеќние, плохо выглядит со стороны. К тому же на здоровье это пло-хо влияет. Цвет лица портится. Мысли дурные в голову лезут.
  - Что же делать, по-твоему?
  Валентин сел на кровати.
  - Ты слыхал об индийских йогах?
  - Слыхал.
  - Так вот. Их цель не есть физическое совершенство, а достижение полной гармонии между душой и телом. И знаешь, что составляет основную часть их учения?
  - Что?
  - Не комплекс сверхсложных физических упражнений. А умение при всём при этом расслабляться.
  - ?
  - Расслабься, и все пройдёт,
  - "Расслабься". О чём ты говоришь?! Так хочется жить по-человечески. Ездить на своей собственной машине, жить в своём собственном доме... Не дуќмать, где достать кусок хлеба на обед. А посмотришь на этих нуворишей, и тошно становится. Ведь они же, гады, богатые, потому что мы бедные.
  - Ты хотел сказать: мы бедные, потому что они богатые, - поправил Ва-ленќтин.
  Сергей оторвал взгляд от иномарки, проезжавшей в это время под ок-нами общежития, и посмотрел на Валентина.
  - Послушай. Неужели ты можешь спокойно смотреть на ЭТО? Неужели тебя ЭТО не трогает?
  - Что, ЭТО?
  - Ну, ЭТО, - Сергей кивнул на иномарку.
  - Нет, ЭТО меня не трогает, - твердо ответил Валентин.
  - Завидую тебе, - протянул Сергей.
  Глаза Валентина округлились от удивления.
  - Мне-то чего? Я же не разъезжаю на "шикарной машине с шикарными женщинами", а лежу здесь на железной кровати в поношенных штанах и зубрю завтрашний экзамен.
  - Нет у тебя проблем, - заявил Сергей.
  - Почему? По-моему, мои проблемы не отличаются от твоих.
  - Ну, не скажи... Вот, например, чего ты больше всего терпеть не мо-жешь?
  Валентин задумался.
  - Терпеть не могу, когда надеваю целые носки, прихожу в гости, сни-маю боќтинки, а на пятках у меня - дыры.
  Сергей раскрыл рот от удивления.
  - Серьезно?
  - По-моему, что может быть хуже? Очень неприятное ощущение. Да и вообќще... Чего тебе жаловаться? Живёшь как при камунизьме. Учишься по направлению. Предприятие тебе стипендию платит, и не отказалось, как от друќгих, и, по-видимому, уже не откажется. По крайней мере, первый шаг в больќшую жизнь ты уже сделал.
  Сергей кивнул.
  - Вот, - продолжал Валентин, - закончишь наше заведение, место рабо-чее теќбе обеспечено. Тебе не грозит "свободный диплом", в отличие от меня. Паќрень ты с мозгами, целеустремлённый, в отличие от меня. Глядишь, и карьеру сделаешь вскоре. Любящая женщина у тебя есть. Чего ещё надо для полнокровной жизни?! Кстати, ты жениться собираешься?
  Последний вопрос Валентин задал, как говорят в народе, не без "зад-ней" мысли. Что ни говори, старательно скрывая от самого себя своё нерав-нодушие к этому вопросу, он не выдержал. Это получилось как-то само со-бой. Тут же пожалел, что спросил.
  - Ты про Свету? - спросил Сергей.
  - А то про кого же...
  Сергей смутился.
  - Понимаешь... жениться не проблема... - протянул он.
  - А в чём проблема?
  - Проблема в том... знаешь... был я дома на практике. Все начальники смотрят на меня с надеждой, что ли. У некоторых из них дочери возраста подходяќщего... Сейчас же трудно найти жениха, чтоб не пил, не курил, с мозгами в голове был. Каждый папаша желает привлечь к себе, место хоро-шее обещает. Глядишь, жизнь и устроится. А так, женюсь я - они сразу ко мне интерес поќтеряют. Да к тому же сестре моей Света не понравилась...
  - Не сестре же твоей жить с ней, а тебе.
  - Да, да, согласен с тобой, - поспешно подхватил Сергей.
  Валентин, чтобы не выдать презрение, сквозившее во взгляде, уткнулся в книгу. Так он просидел несколько минут, не видя перед собой того, что там было напечатано. Оставаться далее в комнате не было желания. Он бросил книгу на стол. Поднялся и вышел в коридор.
  Так кто же его сосед по комнате, идиот или продуманный лицемер? Если продуманный лицемер, то почему над наукой гробится, когда в этом нет насущной необходимости? Не вяжется как-то... Да, не всё так просто. Что там, в человеческой душе, наворочено? Иной раз сам в себе не разберёшь. Стоит ли пытаться? А общаться с каждым человеком можно, если он, конеч-но, не стопроцентная сволочь. Главное, правильно выбрать расстояние. С кем лучше вообще не пересекаться, кого-то можно подпустить на расстояние вы-тянутой руки, кого-то ближе. Стопроцентные же сволочи встречаются в при-роде очень редко. Обычно, каким бы мерзавцем человек ни был, всё равно и у него есть "кнопка", нажав на которую, можно открыть ларчик с человече-ской добротой и порядочностью. Правда, кнопку эту бывает трудно оты-скать. Но тут уж ничего не поделаешь, не всем дано. И это нормально.
  Коридор был пуст. Валентин немного постоял, прислонившись к стене, сообќражая о дальнейших планах на ближайшие часы, но в голову ничего не-ординарќного не пришло. Поэтому он решил для начала пройтись по знако-мым в надеќжде, что на это уйдёт много времени.
  Ближе всех проживал Акулов.
  ...В комнате пахло канифолью и тем, что в скором времени должно было превратиться в суп.
  Вова Гришко, сосед по комнате, колдовал над электрической плиткой с доќвольно-таки оптимистическим видом. Увидев Валентина, без предисловия выпаќлил:
  - Сало тащи!
  Валентин в ответ только хмыкнул:
  - Шчас, разбежался.
  - Чё, зажал?
  - Ты ж спортсмен. А сало есть холестерин в чистом виде. Это же идёт в разрез с твоей теорией здорового питания.
  Вова действительно некоторое время серьезно занимался дзю-до, но затем несколько охладел, в основном из-за нехватки времени, но занятия физкультурой не бросил. Вместе с Олегом они оборудовали спортзал в бы-товке на этаже. Олег поставил в разбитую дверь новый замок. Общими уси-лиями натаскали туда разных железок, часть из которых была тайно унесена из институтских лабораторий.
  Туда допускали "качнуться" людей приближенных, а также Вова с Ва-лентином три раза в неделю устраивали спаринг-бои с очень коротким пе-речнем правил.
  Кроме увлечения физкультурой и спортом, Вова имел очень серьезные взгляды на питание. Он собирал из всех источников всё, что касалось здоро-вого питания, и конструировал собственную систему в этом направлении.
  - Ничего, на дармовщинку всё сойдет. Ради такого случая можно при-нести в жертву собственный организм, - почесав затылок, сказал Вова.
  Валентин подошёл ближе и отечески положил руку на плечо друга.
  - Не беспокойся, я не позволю тебе жертвовать собственным организ-мом.
  - Спасибо. Ты настоящий друг, - растрогался Вова.
  Акулов в это время оторвался от обрабатываемой платы.
  - А я совсем не сторонник здорового питания и от кусочка сала не от-кажусь.
   Валентин посмотрел на него и строго ответил;
  - Я вижу, ты не нуждаешься в пище. У тебя есть твой паяльник. Кстати, приоткрой завесу тайны и расколись, что ты сейчас тут фарганишь.
   Дядя отложил паяльник и с гордостью сказал:
  - Эта вещь перевернёт нашу серую жизнь в корне. Вернее, в этой обща-ге. Она, вещь, есть луч прогресса, который до сих пор никак не мог прорвать-ся к нам. Это тот самый радиопередатчик, о котором так долго говорили большевики. По идее он должен действовать на триста метров. Так что будем пускать концерты по заявкам. Если всё получится. Класс?
  - Класс!
  - У тебя приёмник есть?
  - Есть.
  - Буду обмениваться с тобой информацией, - он вдруг встал и задорно хлопнул Валентина по плечу. - Товарищ, открой глаза? Мы живём на пороге третьего тысячелетия. Перед нами открывается астральный простор новой эры. А мы... а мы пользуемся допотопными приспособлениями техники или совсем ничем не пользуемся. Активнее, активнее надо внедрять в нашу жизнь... глубже, ширше!
  - У меня уши заложило, - скептически заметил Валентин.
  - Да? Это оттого, что ты своё внимание акцептировал не на смысле ска-занной мной речи, а на децибелах, в которых она была произнесена.
  Валентин посмотрел на Дядю, затем - на Вову. Тот покачал головой: да, мол, не на том ты, брат, внимание акцентировал, не на том...
  - Пожалуй, лучше всего мне отсюда убраться, - трезво рассудил Вален-тин.
  Олег широко улыбнулся.
  - Очень правильная мысль. А то скоро супчик сварится - не хотелось бы с тобой делиться... - сказал он. - Но не отчаивайся: я сегодня тебя ещё найду. Похоже, там, - Акулов доверительно придвинулся и показал пальцем вверх, - сегодня намечается большое мероприятие. Иди и скажи, чтобы меня тоже ждали.
  - Ладно, - сказал Валентин недоверчиво, понимая, что чем ближе мо-мент готовности Вовиной стряпни, тем активнее от него пытаются избавить-ся, но всё-таки отправился на пятый этаж, к Кузьменкову.
  На лестничной площадке пятого этажа он увидел Ваську Хватова и Шурика, которые, не замечая никого, спустились с шестого этажа и направи-лись в блок, где жил Кузьменков. Валентин посеменил следом.
  Акулов не обманул. В комнате уже был накрыт стол, изобилием и раз-нообразием закусок не блиставший, но зато выпивки было предостаточно. На двух краях стола стояли по четыре бутылки фабричной водки. Что само по себе было удивительно, поскольку по талонам в месяц выдавали только по бутылке водки и по две вина. Такой скудный запас быстро исчезал, и раз-житься "казёнкой" за приемлемую цену было трудновато. Спасал положение наводнивший полулегальный рынок алкоголя спирт "рояль", который раз-бавляли всем, у кого на что хватало фантазии.
  Только у Олега Кузьменкова всегда оказывалась в "заначке" бутылка фабричной водки. Как это ему удавалось, неизвестно. Но все знали, к кому можно было обратиться в случае необходимости. Он же по доброте душев-ной отказать никогда не мог. Единственно, что он делал, это выпроваживал всех из комнаты, закрывал её на ключ, чтобы никто не узнал, где у него на-ходится тайник, и через полминуты, открывая дверь, отдавал сохранённую бутылку.
  При виде такого расклада Валентин невольно присвистнул.
  - Я, как всегда, вовремя, - сказал он.
  Шурик глянул на него и с плохо скрываемой досадой проговорил:
  - Давай, заходи. Тебя тут только не хватало.
  Кузьменков и Бунь сидели рядом на кровати, нетерпеливо глядя голод-ными глазами на напитки. Жора развалился на стуле, заложив ноги на стол, служивший подставкой для телевизора, и с равнодушным видом читал газе-ту.
  Увидев его, Валентин возмутился:
  - Шо за дела?! Я не понял. Здеся готовится мероприятие, а я узнаю это не от тебя, который до недавнего времени называл себя моим другом, а по нюху.
  Жора медленно, тщательно сложил газету, небрежно бросил ее на теле-визор и медленно повернул голову.
  - Всё случилось достаточно внезапно и неожиданно для нас всех, - зая-вил он. - В нашем общежитии намечается крупное мероприятие по случаю начала сессии, и мы решили присоединиться к общему веселью, так сказать. Я как раз собирался дочитать газетку и тебе сообщить о столь радостном факте, который не далее чем через несколько минут имеет место свершиться и стать в скором будущем частью нашей биографии, - он помолчал и доба-вил: - Надеюсь, что воспоминания будут светлые. Но я не успел это сделать, так как ты явился сам и поспешил обвинить меня во всех страшных грехах.
  - М-да, - вставил Кузьменков, то ли соглашаясь, то ли совсем не по те-ме думая о чём-то своём.
  - Чего мы ждём, бояре? - поинтересовался Бунь, алчно глядя на водку.
  - Братка Горкин и Буховский должны притащиться с минуты на мину-ту, - пояснил Васька.
  В ответ Шурик раздраженно посмотрел на него, затем кинул взгляд на стол. Простой арифметический анализ показывал, что соотношение спиртно-го и людей, собирающихся его поглотить, складывалось не в пользу спиртно-го. Шурик заскрипел зубами. Его вид не предвещал ничего хорошего.
  Тут в комнату шумно ворвались Горкин и Буховский. Горкин застен-чиво сказал "здрасьте". Буховский широко улыбнулся и, распахнув куртку, вытащил из-за пазухи две пластмассовых бутылки, наполненных какой-то жидкостью тёмно-коричневого цвета,
  - Это ещё что? - угрюмо поинтересовался Хватов.
  - Напиток богов! Га-га-га, - заржал Буховский. - Пепси-кола в спирту. Концентрация - один к одному.
  Шурик сразу заметно повеселел.
  Стаканы наполнили, и для провозглашения тоста поднялся Горкин. Он скромно потупил взгляд на стакане и начал бархатным голосом:
  - Друзья, мужики... Хочу сказать, во-первых, хорошо, что мы здесь се-годня собрались... И ещё скажу: выпьем за то, чтобы фортуна к нам реже по-ворачивалась сранделем.
  - Вздрогнем, бояре! - скомандован Бунь.
  "Бояре" "вздрогнули". И так еще четыре раза. Пили активно. Закусы-вали вяло. Собственно, закусывать особенно было нечем: хлеб, сало, выпро-шенная у девчонок с первого курса миска квашенной капусты да кастрюля картошки, сваренная Кузьменковым прямо "в мундирах". Во время перед сессией редко ездили домой. Поэтому разносолами похвастать трудновато.
  Буховский усердно пытался что-то изобразить на гитаре. Шурик с за-видной целеустремленностью накачивался спиртным.
  - Ты не те аккорды берёшь, - заявил он, когда, наконец, достиг "нужной кондиции".
  - Не беспокойся, всё будет у порядку, сядем усе, - заявил Буховский.
  - Ты не прав. Пошли выйдем.
  - Пошли, - мотнул головой Буховский.
  Они вышли. Никто не обратил на это внимания.
  - Мужики! За нас! - воскликнул надрывно Васька и опрокинул содер-жимое своего стакана в себя.
  Остальные последовали его примеру.
  Валентин внезапно почувствовал, что последняя порция "не пошла". Он поднялся из-за стола, вышел в коридор блока, открыл дверь туалета и, не заходя внутрь, с порога выпустил содержимое желудка прямо в унитаз, чем остался доволен, чрезвычайно. Затем он подошёл к умывальнику и прополо-скал рот холодной водой, также смочил лицо. Эта процедура несколько про-яснила сознание. Он хотел вернуться в комнату, но на пути оказался Жора.
  - Там, - указал он большим пальцем за спину, - делать больше нечего. Пойдём к женщинам.
  - Пойдем, - безвольно брякнул Валентин и поплелся вслед за другом.
  Далеко идти не пришлось. Жора завернул в соседний блок. Там жили девчонки с третьего курса.
  - Ты куда?
  - Туда.
  - А как же Пеночкина? - Валентин издевательски пьяно захихикал.
  - Да пошла она... Тоже мне - фифа...Найду себе другую.
  - О, слышу речь не мальчика, но мужа.
  Такие слова приободрили Жору. Он высоко поднял голову и реши-тельно постучал в дверь первой попавшейся комнаты.
  - Девушки! - заорал он голосом, полным собственного достоинства. - Если вы соскучились по обществу действительных интеллектуалов, если вы не против ста граммов, а также желаете на десерт настоящего мужчину, то отворяйте ворота. И вам откроется несказанное наслаждение, не испыту- ис-пытуваемое никогда ранее, от комплекса предоставленных услуг.
  Дверь распахнулась слишком внезапно. Жора отпрянул. Стало понят-но, что как раз на это он-то и не рассчитывал. Но ретироваться окончательно ему помешал Валентин, который старательно уперся ему в спину плечом.
  - Хто тут мужик?! Ты, что ль? Козёл! - на пороге стояла экстравагант-ного вида особа с разноцветно выкрашенной шевелюрой.
  Стёртое выражение лица еще секунду назад бравого "Казановы" при-дало ей решимости.
  - Вали отсуда! Не то щас парней с пятого курса позову! - заорала она очень высоким голосом, от чего Жору всего покоробило.
  - Мы уже здеся, - Валентин выглянул из-за плеча друга. - Мацик, она твоя, - он затолкал обоих в комнату и задержался у двери ещё некоторое вре-мя, пытаясь определить, кто же это там сдавленно визжит, Мацик или хозяй-ка комнаты. Но так ничего и не поняв, почему-то осенив дверь крестным знамением, с надеждой на лучшее поспешил туда, откуда доносились звуки музыки.
  В зале, соединяющем два крыла общежития, дискотека уже была в са-мом разгаре. У входа Валентина встретил пухлый коротышка. Толстяк поче-му-то стал теребить его футболку, что-то нечленораздельно мыча. Это про-должалось минуту. Терпение у Валентина лопнуло, когда незнакомец попы-тался высморкаться ему на грудь. Валентин размахнулся, но ударить не ус-пел. Неизвестно откуда налетела толпа, свалила с ног толстяка и принялась энергично пинать его ногами. Очевидно, до сего момента тот многим успел не понравиться. Валентин почему-то посмотрел на свою занесенную руку, опомнился, разжал кулак и, как ни в чём не бывало, шагнул в темноту, сотря-саемую музыкой и топотом.
  Справа у стены стояла девушка в спортивных брюках. Валентин, не-смотря на слабый, мерцающий свет, узнал её именно по спортивным брюкам и по волосам, забранным в задорный хвостик. Они часто встречались за иг-рой в теннис. Кажется, она училась на третьем курсе и в теннис играла хоро-шо. И, похоже, в отличие от других девушек, приходила исключительно для того, чтобы поиграть. А поскольку Валентин приходил тоже для того, чтобы поиграть в теннис, то имени её до сих пор не знал.
  Резонно рассудив, что и здесь, в этом зале, их цели совпадают, он по-дошел.
  - Разрешите вас пригласить, - сказал он и удивился тому, что язык его не заплетался.
  Когда они танцевали уже танец шестой, девушка спросила:
  - Как тебя зовут?
  - Валентин, - ответил он машинально.
  - Меня - Таня.
  - Очень приятно, - также машинально сказал он и что-то ещё хотел до-бавить для поддержки разговора, но тут его внимание отвлек Васька Хватов. Да, это, действительно, был Хватов.
  Он лежал на спине в коридоре и усиленно пытался подняться, беспоря-дочно шевеля руками и ногами, напоминая "колорадского" жука, лежащего кверху брюхом.
  Равнодушно наблюдать за тщетными усилиями друга Валентин слиш-ком долго не мог. Он подошёл и поднял его. Сообразив, что тот самостоя-тельно сохранять вертикальное положение не может, прислонил его к стене.
  - Думаю, тебе пора домой, - произнес Валентин, уловив на себе остек-леневший взгляд Васьки.
  Впоследствии он будет удивляться, как ему удалось доставить такого верзилу на два этажа выше. Васька сначала пытался переставлять ноги, но потом окончательно повис на своём товарище. Валентин дотащил его до комнаты. Прислонил к стене и уткнулся ему в грудь рукой, чтобы тот не сложился как циркуль.
  - Ключ давай.
  - Нема ключа, - буркнул Васька.
  Валентин порылся в его карманах и, достав ключ, попытался открыть дверь. Но дотянуться до замочной скважины, одновременно держа Ваську, оказалось невозможно. Пришлось его отпустить. Скрип открывшейся двери Валентин услышал одновременно с грохотом упавшего тела. Василий лежал, растянувшись во весь свой богатырский рост, раскинув ноги и руки в сторо-ны. Он всхрапнул и повернулся на бок, подложив руки под голову. Валентин сначала попробовал развернуть его, чтобы втащить в комнату, взяв под руки. Но коридор оказался слишком узок для такого маневра. Пришлось тащить за ноги. Голова Васьки как мячик подпрыгнула на пороге. Но это, похоже, его не волновало. Валентин решил оставить Хватова на полу, исходя из тех со-ображений, что тому уже некуда будет свалиться. Он выключил свет и вы-шел.
  В комнате "праздник жизни" уже погас. Кузьменков спал на кровати. Горкин с отсутствующим видом подслеповато щурился в никуда, снова и снова снимая свои очки, и протирая их вылезшей из брюк полой рубашки. Шурик и Буховский сидели рядом и напевали какую-то песню. Шурик дер-жал гриф от гитары, изображая аккорды. Буховский завладел корпусом, ис-пользуя его как барабан. Оборванные струны слабо звенели. Под глазом Бу-ховского красовался большой синяк.
  Стол напоминал своим видом Берлин сорок пятого года. В центре "ру-ин" красовалась нераспечатанная бутылка водки, на которую уставился не-видящим взором Боярин, оставшийся в одиночестве сидеть во главе стола. Он сгорбился и покачивался взад-вперёд в такт ударам Буховского по корпу-су гитары. Его огненно-рыжая шевелюра "горела" и представляла собой со-вершеннейший беспорядок. По-видимому, в голове Боярина творилось то же самое. Он был под завязку заполнен спиртным, и сил для дальнейших воз-лияний не оставалось. Но что-то не позволяло ему просто так оставить сто-явшую перед ним бутылку нераспечатанной. Это чувство требовало сделать хоть один глоток из этой бутылки, чтобы затем отключиться со спокойной совестью и чувством выполненного долга.
  Валентин молча повернулся и отправился туда, где ещё была слышна музыка.
  Таня стояла в коридоре у стены рядом с Голотыповым. Тот беспардон-но положил руки на её плечи с что-то говорил со слащавой улыбкой. Судя по выражению лица девушки, ей это не нравилось. Она увидела Валентина и улыбнулась ему. Тот не собирался вмешиваться, но всё же спросил:
  - Как дела?
  Таня снова улыбнулась и, поведя плечами, высвободилась от рук неже-ланного кавалера. Тот обернулся.
  Голотыпов учился на пятом курсе, в параллельной с Валентином груп-пе. Интеллектом особым не блистал. Но папа у него был начальником како-го-то ПМК и при случае оказывал "шефскую" помощь факультету. А случаи такие подворачивались довольно часто, в основном благодаря сыну, который усердием в учёбе не отличался. Отцовское служебное положение отразилось на характере Голотыпова весьма своеобразно. Он искренне считал себя све-дущим во всех вопросах. Поэтому испытывал постоянную потребность по-учать кого-либо, не обращая внимания, есть ли в этом нужда. За это Вален-тин его недолюбливал, но как цивилизованный человек не показывал своей неприязни, а всегда с улыбкой на лице пожимал руку, думая при этом, что каждый человек имеет право на недостатки.
  - Что этому козлу здесь надо? - прогнусавил Голотыпов, кивая в сторо-ну Валентина.
  Задавал ли он этот вопрос Тане? Вряд ли. Она не смогла бы на него от-ветить. Очевидно, таким способом он хотел дать понять, что, мол, здесь всё занято, проваливай. Но зачем же хамить?
  Валентин даже на хамство никак бы не отреагировал, делая поправку на нетрезвое состояние обидчика. Но прощать "козла" просто стыдно, а в присутствии девушки - неблагоразумно. Применительно к Валентину первое обстоятельство не имело решающего значения, так как стыд есть понятие аморфное и чёткого руководства к его применению не выработано, несмотря на богатую историю человеческой цивилизации. Поэтому свои решения сле-довало принимать, исходя из благоразумия и целесообразности. Поскольку это было сделано в присутствии девушки, которая, пройди он мимо, может подумать, что он, Валентин, и в правду козёл, то... В общем, зря Голотыпов это сделал.
  Валентин смерил его взглядом. Голотыпов был плотным, чуть выше, коренастым. Он уже полтора года усердно посещал зал атлетической гимна-стики в институте и "накачал" неплохие бицепсы, что, очевидно, придавало ему уверенности в себе. Но, наивный, он не знал, что величина мускулов в бою не есть самое главное.
  Валентин ударил левой, коротко. Голотыпов упал на колени, но тут же поднялся. Удар ногой в грудь снова опрокинул его. Он отлетел и ударился о стену. Взгляд Валентина упал на железный прут, стоявший рядом, как будто специально для этого случая. Валентин не замедлил им воспользоваться. Не из злости, нет. А так, из-за любопытства. Чтобы посмотреть, что будет даль-ше.
  Дальше ничего не было. Голотыпов не рухнул без чувств, с пролом-ленным черепом, а в ужасе забился в угол. Прут куда-то исчез. Вместо него в руке Валентина остался осколок лампы дневного света. Он понял, что с ним творится что-то ненормальное.
  - Чёрт! - воскликнул он и выбросил осколок в угол. Из руки сочилась кровь. Он направился к лестнице. Проходя, глянул на Таню и с удовлетворе-нием отметил, что в её взгляде восхищения было больше чем страха.
  - Ты куда? Я тебе покажу! - услышал Валентин за спиной, когда был уже на лестнице.
  Внизу стоял Голотыпов, преодолевший свою минутную слабость. Ва-лентин посмотрел на него, на свою окровавленную руку и подумал, что спус-каться будет нерационально.
  - Ну, иди сюда, покажешь, - спокойно сказал он.
  Голотыпов сообразил, что слишком рано закричал вслед уходившему противнику, тот услышал.
  - Не пойду, - отпрянул он.
  - Тогда я пойду.
  Голотыпов бросился вниз по лестнице и повернул на третий этаж. Ва-лентин последовал за ним. По дороге в коридоре оказался Сидор. Он остано-вился и удивлённо проводил взглядом одного, затем - второго. Погоня пред-ставляла собой занимательное зрелище: два совсем нетрезвых человека бегут со скоростью спокойного шага трезвого человека, то и дело упираясь руками о стены и стараясь сохранить равновесие.
  Валентин сделал-таки неимоверное усилие и настиг убегающего где-то в конце коридора, скорее всего потому, что коридор кончился и Голотыпов начал понимать, что бежать ему в сущности некуда. Он ударил его ногой в спину, придавая ему такое ускорение, с которым тот справиться был не в со-стоянии и потому плюхнулся на пол вниз лицом, проскользив в таком поло-жении по гладкому каменному полу ещё несколько метров по инерции.
  Валентин же не спеша подошел и, упершись руками о стену, несколько раз пнул ногой лежащего, совсем беззлобно. Затем, не поинтересовавшись планами на будущее поверженного противника, направился прочь.
  На пороге собственною блока стоял студент-второкурсник Андрей По-пелушко.
  - Привет. Ты мне нужен, - Валентин показал руку. - Бинт есть?
  - Найдем.
  - Пошли.
  Валентин обмыл кровь. Андрей начал его перевязывать. И тут снова появился Голотыпов. Его назойливость не имела границ! Он заметил, что Ва-лентин был слишком занят, поэтому решительно приблизился.
  - Что? Получил? - завизжал Голотыпов необычайно высоким голосом. - Как я тебя? Ещё получишь!
  Не обращая внимания на него, Валентин сказал с досадой Андрею:
  - Если бы ты знал, как он мне надоел сегодня.
  Андрей ограничился понимающим кивком. А Валентин, действитель-но, уже пожалел, что не прошел мимо этого придурка. Татьяна сама, без его помощи, отшила бы этого мудака. А то, видите ли, решил участие проявить, типа - джентельмен.
  Сообразив, что перевязка вот-вот закончится, Голотыпов снова поспе-шил убраться. Но не успел. Удар в спину снова свалил его. Падая, он ударил-ся о дверной косяк.
  На этот раз Валентин некоторое время постоял и убедился, что недруг его успокоился надолго. После он решил не искушать судьбу и отправиться в постель, пока вечер не закончился плачевно.
  
  Экзамен проходил уже более двух часов. Владимир Петрович выслу-шал более половины группы и сидел, не скрывая глубокой усталости и скуки. Сидевший рядом с ним Васька Хватов нёс какую-то ахинею, с жаром жести-кулируя. От натуги его румяное лицо стало багровым, глаза сверкали лихо-радочным огнём. Так бывает, когда человек пытается недостаточные знания компенсировать внешним физическим усердием. Но если убрать звук, то могло бы показаться, что Васька наседает на Петровского с ругательствами.
  Петровский уже даже не улыбался, а время от времени снимал свои оч-ки, медленно протирал огромные стёкла носовым платком и при этом близо-руко, как будто с опаской, посматривал на студента. Явно, происходящее удовольствия ему не доставляло. Вдруг он поднял ладонь вверх - Хватов тут же замолк. От недавнего, пышущего силой здоровяка не осталось и следа. Вася сразу весь как-то поник, сжался, казалось, уменьшился в размерах. Его взгляд сделался по-собачьи кротким. И только краска на лице не успела по-тухнуть, выдавая то, что мозг в голове кипел от непосильной умственной ра-боты.
  - Молодой человек, - заговорил Петровский, - подойдите к доске и изо-бгазите, пожалуйста, кагту СССР. Схематично. И я ставлю вам "тги" бала.
  Хватов моментально вскочил, бросился к доске, схватил мел и... в не-решительности застыл, лихорадочно соображая, нет ли здесь какого подвоха.
  - Что же вы? - поинтересовался Петровский.
  - Схематично? - спросил Васька.
  - Схематично, - кивнул преподаватель.
  Васька размахнулся и черканул мелом по доске. В результате получи-лась огромная, во всю доску окружность яйцевидной формы. Васька удовле-творённо крякнул, положил мел и повернулся лицом к аудитории, стряхивая остатки мела с ладоней.
  Петровский сначала приподнял очки, потом снова снял и, протерев их платком, надел.
  - Это и есть?.. - спросил он.
  - Карта СССР, - выпалил Васька и тут же добавил: - Схематично.
  - Хадашо, - Владимир Петрович машинально повернулся к письменно-му столу, отыскал Васькину зачётку, вдруг снова оглянулся на доску, опять приподнял очки, затем взял ручку и расписался в зачётке.
  - Дегжите. Удовлетвогительно, - сказал он и протянул зачётку Хватову.
  Тот мгновенно выхватил её из рук преподавателя, словно боясь, что тот передумает, пробормотал: "Спасибо", - и пулей вылетел из аудитории.
  После минутного непонятного шума за дверью в аудиторию вошёл Шурик.
  - Разрешите? - спросил он, замявшись у двери.
  - Пожалуйста, пожалуйста. Пгоходите, пгоходите, - Петровский ра-душно заулыбался.
  Шурик подошёл к столу, положил зачётку.
  - Тащить билет? - робко спросил он.
  - Да, конечно. Хотя, нет...
  Шурик остановил свою руку на полпути и в недоумении уставился на преподавателя.
  Лицо Петровского сияло. От недавней скуки не осталось и следа.
  - Ставлю "тги", если подойдёте к доске и скажите, что там изобгажено.
  Шурик, почувствовав запах лёгкой удачи, ринулся к доске, но тут же остановился: изображение ему явно ничего не говорило. Он с надеждой в глазах обернулся к аудитории.
  - Карта СССР! - горячо зашептала Лена Большая.
  Шурик взглянул на неё, и его брови удивлённо приподнялись. У него был отличный слух. Он нерешительно посмотрел на Петровского.
  - Ну-с? - нетерпеливо спросил Владимир Петрович.
  Шурик снова посмотрел на Лену. Та повторила. Шурик посмотрел на доску, снова - на Лену, потом - на Петровского.
  Да! Ситуация довольно щекотливая. Шурик колебался. Изображение совершенно не соответствовало подсказке. С одной стороны, Лена зря гово-рить не будет. А может быть, это её месть... Не сделал ли он ей какую под-ляну по пьяни? А теперь Лена желает отыграться. Вроде нет. Если бы сделал, Лена уже бы давно поставила ему на вид. Она не такой человек, чтобы таить злобу за пазухой. Она сразу режет правду-матку. Да и не хватило бы у неё фантазии про яйцо сказать, что это карта СССР. Впрочем, и других сообра-жений всё равно не было. А если тащить билет, тоже не факт, что выйдешь сухим из воды. Плавали, знаем. В общем, пан или пропал!
  Шурик, поборов свои сомнения, выпалил:
  - Карта СССР!
  Петровский довольно заулыбался.
  - Ходошо, - промурлыкал он.
  Огревский осклабился.
  - А скажите...
  Шурик вновь напрягся.
  - Где здесь Москва?
  - Как где? - руки Шурика безвольно повисли как плети.
  - Ну, покажите... Ведь, если это кагта СССР, то здесь должна быть и столица. Вегно?
  - Верно, - понуро подтвердил Шурик и зло глянул на Лену: всё-таки обманула. Интересно, что и когда он ей плохое сделал? Как всегда, не пом-нит. Неужели он в ней ошибся? А, может, просто она поумнела с годами и теперь уже не всегда говорит то, что думает.
  Лена же невозмутимо сделала жест, как если бы ставила точку. Шурик, не отрывая от неё взгляда, нащупал мел и ткнул в доску. Мел не выдержал силы удара и рассыпался. Шурик отнял ладонь, на доске, примерно в середи-не окружности, осталось большое белое пятно.
  - Во, Москва, - с достоинством произнёс Шурик.
  - Пгекгасно! - Петровский окончательно развеселился, расписался в зачётке Шурика и сказал ему: - Пегедайте там, что я объявляю конкугс на са-мый огигинальный жест с зачёткой.
  Огревский не живой, не мёртвый вышел за дверь.
  - Выгнал? - обступили его в коридоре.
  Шурик замотал головой, не в состоянии от волнения вымолвить хоть слово.
  - Сдал? - спросили его.
  Он пожал плечами, протянул обществу зачётку и заикаясь проговорил:
  - Гляньте, чё там.
  Кузьменков выхватил зачётку, быстро пролистал, посмотрел, захлоп-нул, протянул обратно Шурику. Крякнув, сказал:
  - М-да... "Три" бала.
  - Класс! - с облегчением выдохнул Шурик, успокоился, расслабился и сказал: - Петровский объявляет конкурс на то, как кто оригинальнее зачётку приподнесёт. Кто выиграет, тому - пятак. Дерзайте. А я пойду спать.
  Шурик хлопнул зачёткой об ладонь и не спеша двинулся прочь.
  Среди обступивших его страждущих прокатился нервный вздох.
  Жора отшёл к стене. Лоб его сморщился от невероятного напряжения.
  - Катастроппа, - то и дело бормотл он, грязя ногти.
  Вдруг морщины на его лбу разгладились. Он подбежал к двери аудитории, выхватил из-за пазухи зачётку и запустил её в аудиторию через щель между полом и дверью. Все смолкли в напряжённом ожидании.
  Петровский услышал подозрительное шуршание и, обратив внимание, увидел движущуюся саму по себе по полу зачётку. Он остановил её ногой, поднял, развернул, что-то там черканул и отправил обратно таким же манером, каким получил.
  Зачётка прилетела прямо в расставленные руки Жоры, который всё это время сидел у двери на корточках, напряжённо вглядываясь в щель. Он тут же схватил её, открыл, и невольный стон вырвался из его груди.
  - Покажи! - потребовали все и протянули руки.
  Кузьменков и тут выхватил зачётку и уставился в неё, не веря своим глазам. В нужной графе было написано: "отлично".
  - У-у-у, Мацик! - замахнулся Кузьменков.
  - Отдай документ, деревня, - намеренно делая ударение на второй слог в слове "документ", Жора выхватил из рук Олега зачётку и, гордо вскинув голову, не замечая никого, двинулся сквозь обступивших его товарищей.
  Его проводили завистливыми взглядами.
  
  
  
   Глава 9
  
  
  Зимняя, последняя для студентов пятого курса экзаменационная сессия закончилась для Валентина не совсем хорошо. Доцент Дворянинов, препода-вавший "организацию работ", влепил ему на экзамене "удовлетворительно". Такой финал учебной эпопеи для студента, всю дорогу получавшего повы-шенную стипендию, здорово бил по самолюбию. Но ничего не поделаешь. Эта "тройка" была предсказана ещё в середине семестра. Как говорится, сколько верёвочке не виться, всё равно конец будет. Валентина подвели не-брежность в написании конспектов и острый язык.
  Судя по той фактуре, которой Василий Васильевич Дворянинов обла-дал на сегодняшний день, то можно с уверенностью сказать, что в свои мо-лодые годы это был красавец-мужчина. И сейчас он был высок, но, когда-то богатырская, атлетическая, фигура непомерно разошлась в талии, лицо ок-руглилось, искажая когда-то правильные черты. Что осталось неизменным, так это пышная каштановая шевелюра. Красавцы-мужчины, осознававшие свои реальные плюсы и потерявшие былую привлекательность, довольно бо-лезненно относятся к напоминаниям о недостатках внешности, которые имеются у них на сегодняшний день.
  Как это водится у больших людей, Дворянинов размашисто чертил на доске огромные схемы. В перерывах между этим во время лекции он ходил по рядам, бесцеремонно заглядывая в тетрадки студентов.
  Валентин же не желал тратить время на вычерчивание в конспекте больших схем, поэтому перенесенный с доски учебный материал выглядел в тетради мелко и, мягко говоря, неказисто.
  - Что это за жучки тут у тебя нарисованы? - прогремел зычным басом Дворянинов на всю аудиторию, глядя в Валентинову тетрадь. - Ты посмотри, какие на доске у Василия Васильевича схемы отчерчены. А у тебя... Хе-хе-хе.
  Валентин, не долго думая, а точнее сказать, не думая вообще, хотя на этот раз следовало бы, взял и ляпнул так же, на всю аудиторию:
  - Ну, дык, какой Василий Васильевич, а какой я.
  Весь поток покатился со смеху.
  Василий Васильевич только буркнул:
  - Посмотрим на тебя в мои годы, - и пошёл к доске, уже не глядя по сторонам.
  - Ну, всё, Валя, капец. Сдавать тебе "организацию" не пересдавать, - сочувственно хлопая по плечу, сказал Васька Хватов.
  Романюк, сидевший как обычно, за первым столом, обернулся и, глядя на Валентина скорбным, осуждающим взглядом, выразительно покрутил пальцем у виска.
  "Завалить" Валентина Дворянинову не удалось, но "тройку" он вкатил с видом глубокого удовлетворения. Несмотря на уговоры в деканате, Вален-тин решил не пересдавать экзамен.
  Февраль ничем примечательным не запомнился. Разве что поездка в проектный институт в Минск на преддипломную практику...
  Выехали из Бреста всей группой, включая руководителей практики, ор-ганизованно, вечером, на "кругосветном" поезде. "Кругосветным" поезд прозвали за то, что маршрут его движения в столицу пролегал через все по-лесские веси. Шёл этот поезд всю ночь, останавливался на каждом полустан-ке. Ехали в плацкартном вагоне. Ну, как тут уснёшь...
  Пить водку начали, как только поезд тронулся от перрона. Особо стой-кие продолжали это дело всю ночь.
  Валентин почти сразу лёг спать. Его разбудил Романюк около двух ча-сов ночи, бесцеремонно тыкая кулаком в бок и крича прямо в лицо, обдавая ядрёным перегаром:
  - Валюха, вставай. Командир наливает.
  - Какой ещё командир?
  - Вставай, тебе говорят, - Романюк попытался стащить его с полки.
  Народная мудрость, гласящая о том, что нельзя никого насильно вта-щить в рай, для Романюка была не приемлема. Если он решил сделать кого-то счастливым, то отделаться от него было гиблым номером. Прекрасно по-нимая всё это, Валентин покорно встал и поплёлся за ним.
  Оказывается, по дороге в соседнее купе подсел какой-то мужчина, то ли лётчик, то ли другим каким-то боком связанный с авиацией, судя по все-му, уже бывший военный. Он сначала гостеприимно был принят в студенче-ской компании, а уж потом, войдя в раж, сам решил угостить своих попутчи-ков. Но к этому моменту, вот досада, пить уже фактически было некому. И, чтобы не пропал безрезультатно благородный порыв, Романюк пошёл по ва-гону, собирая "уставших" для массовости. И всем от этого хорошо. И чело-веку дали возможность проявить себя с лучшей стороны, и дармовщинка не сорвалась, хотя, честно говоря, некоторым из новых знакомых "спонсора" было явно достаточно.
  - А вот и мы-ы-ы-гы-гы! - заорал Романюк вталкивая в купе Валенти-на. - Вот, привёл в нашу достойную компанию достойного человека.
  Как ни странно, Шурик спал, даже слух о дармовой водке не поднял его. Горкин притих, забившись в угол. Кузьменков что-то пытался втолко-вать "спонсору" о фюзеляже "Ту-134". Тот, не слушая, говорил о закрылках и подкрылках, неестественно складывая ладони, очевидно, пытаясь имитиро-вать движения этих самых "закрылок-подкрылок". Романюк сразу забыл о Валентине, начал говорить что-то Горкину про "жизь". Взгляд его был рас-сеян.
  Воспользовавшись тем, что на него не обращают внимания, Валентин улизнул.
  По прибытию на место одно обстоятельство немного удивило. Почему-то утром в Минске на вокзале, когда все вышли на перрон, оказалось, что, несмотря на бурную ночь, все студенты выглядели довольно бодро, как ни в чём не бывало, а вот с преподавателями, руководителями практики, всё было гораздо сложнее. Один из них, мягко говоря, очень слабо ориентировался в окружающей обстановке. Второй соображал, что плохо соображает, поэтому сразу отдал старосте группы все необходимые для устройства документы. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, поскольку жизнь студенческая тем и прекрасна, что полна беззаботного веселья, хоть это и нежелательно. Но часто праздники могли длиться каждый день, в результате чего превра-щались в будни. Поэтому основная часть студенческой братии была привыч-на к определённого рода неудобствам, вызванным характерными трудностя-ми физического состояния. А что преподаватели?.. Они, бедные, живут серь-ёзной размеренной взрослой жизнью (в большинстве своём). Каждый подоб-ный редкий выезд являлся глотком свежего воздуха в застоявшейся атмосфе-ре повседневности. А известно, что даже один глубокий вдох свежего возду-ха, в прямом смысле этого слова, после длительного нахождения в непровет-риваемом помещении может привести организм человеческий в предобмо-рочное состояние.
  Дабы не привлекать ненужного внимания общественности, студенты взяли своих руководителей в плотное кольцо и таким образом доставили к месту, где им было определено проживать.
  Сама практика прошла скучно, без приколов. За несколько дней все на-собирали в проектном институте материал на дипломную работу и разъеха-лись по домам.
  
  Весна в этом году не торопилась. Весь март дожди чередовались сне-гом, а оттепель - морозом. Сугробы то таяли, то вновь нарастали. При этом, каждое новое похолодание никак не уступало по силе предыдущему, даже наоборот.
  За две недели марта выпало в несколько раз больше слега, чем за всю прошедшую зиму. Дороги замело окончательно и бесповоротно. Снегоочи-стительные машины трудились с утра до ночи, чтобы хоть как-то освободить для движения центральные улицы Бреста.
  В народе уже стали поговаривать о глобальном похолодании, о том, о котором так настойчиво твердили экологи, то самое, что следует за глобаль-ным потеплением, которое, в свою очередь, вызвано "интенсивной деятель-ностью человека", и которое грозит всеобщим катаклизмом.
  Кстати, о катаклизмах! Их ждали и были уверены, что они придут. Собственно говоря, поводов для оптимизма жизнь в последнее время не по-давала. По крайней мере, на той одной шестой части суши, на которой ещё несколько лет назад подавляющее большинство населения, кроме по-настоящему осведомленных, считало себя ближе всех к раю на земле.
  Глядя со стороны на жизнь в этой части мира, создавалось впечатле-ние, что весь народ запрыгнул в поезд, ведомый тем самым паровозом, кото-рый "вперёд летит", и поехал, плохо представляя куда, с течением времени окончательно позабыв о цели и выставляя на первое место как высочайший принцип - движение как факт. Но тут в один прекрасный день то ли стрелки на дороге судьбы переставили, то ли разбились розовые стёкла в вагонах. Пассажиры поняли, что за окнами ландшафт не тот, который ожидали уви-деть. Данное обстоятельство, естественно, внесло некоторое замешательство не только среди пассажиров, но и среди машинистов и проводников. Для них это тоже оказалось сюрпризом, почему-то! Но вместо того, чтобы остановить пагубное движение и подумать, как быть дальше, обитатели поезда наплева-ли на него и кинулись кто в разврат, кто в разбой и мародерство. А кто стал выпрыгивать на ходу из вагонов, пытаясь так спастись. Некоторые уселись поудобнее на своих местах с надеждой: авось вынесет. Другие тоже уселись, но с мыслью о крушении и с молитвой об его ускорении, думая, что спасение есть в разрушении и гибели.
  Перестройка закончилась в августе 1991 года. Появилась надежда, что наступило освобождение от серого прошлого, и народ действительно оказал-ся на пороге светлого будущего, перед началом нового свободного пути к процветанию.
  Но время шло. Светлое начало освобождения все больше стало напо-минать начало конца. Устоявшееся сознание и мироощущение людей лопну-ло, как мыльный пузырь. Чувство гордости за себя и свою страну сменил комплекс неполноценности. Когда-то подавляемое желание собственного благополучия вырвалось из клетки и превратилось в огромного монстра, ко-торый стремился наверстать упущенное и отомстить за несправедливое за-ключение, не выбирая методов для достижения своей цели. Партийные бон-за, сбросив с себя идеологическое ярмо, почувствовали огромное облегчение. Возможности, в первую очередь для собственного обогащения, небывало расширились. Теперь не стоило вести пуританский образ жизни и ограничи-вать себя во всём. За красивую жизнь уже не разберут по косточкам на пар-тийном собрании. Народ помельче осознал, что теперь о них никто не поза-ботится, что крутиться им следует самим, и крутиться поэнергичнее. И кру-тятся, начиная от министра и кончая колхозником, каждый в свою сторону. Разумеется, по мере своих возможностей. В кругах образованных, имеющих положение в обществе людей, правда, разводились разговоры о Родине и го-сударстве. Но чем выше положение говорящих, тем всё больше эти разгово-ры увязывались с бизнесом и деньгами для себя самих за счёт Родины и го-сударства,
  Ничего хорошего и светлого впереди не вырисовывалось даже при очень богатом воображении. Оптимизмом пыхтели только астрологи и поли-тики. Они в один голос твердили, что, мол, скоро "пойдёт процесс". Отлича-лись только тем, что первые всё ставили в зависимость от расположения звёзд на небе, а вторые говорили, что на звёзды следует наплевать, а вот они смогут... дайте только порулить.
  А между тем, экономика продолжала разваливаться. Производство па-дало. Уровень жизни падал. Только доллар семимильными шагами, как ко-гда-то советский народ к коммунизму, шествовал по жалким обломкам руб-ля. От всего этого настроение тоже падало. Хотя, по идее, приход весны, как само собой разумеющееся, предполагал пробуждение здорового интереса к жизни.
  В институте администрация грозилась выдать выпускникам "свобод-ные" дипломы, оставляя за ними право на самостоятельное творение собст-венной судьбы. И если раньше "свободный диплом" доставали всеми прав-дами и неправдами: за взятки, применяя фиктивные браки, разводы, фальши-вые медицинские справки. То по нынешним временам свободный полёт гро-зил перерасти в свободное падение: безработица.
  Валентин не горел желанием заняться работой по специальности. Мало того, его организм просто-напросто отторгал каждой своей клеткой обста-новку строительной площадки. После окончания школы, поступая в этот ин-ститут, он надеялся, что это пройдет. Не прошло.
  Но, судя по всему, заняться даже нелюбимым делом у него не будет возможности. Это рождало ощущение безысходности. Следовало всё хорошо обдумать, чтобы наконец-то осознать своё место в жизни. Но время шло бы-стрее, чем хотелось бы. И это пугало. Поэтому он был рад, что зима не торо-пится с уходом. Это создавало иллюзию остановки времени. Ни к весне, ни к тому, что следовало за ней, он готов не был.
  Однако в начале апреля вдруг резко потеплело. И по всему было видно, что больше холодов не будет. В который раз экологи и религиозные фанати-ки, глаголющие во всю свою истеричную глотку о конце света, ошиблись.
  В течение одной недели всё преобразилось. Сугробы растаяли, превра-тились в ручьи, а те как-то очень быстро высохли. Набухли почки на деревь-ях. Из-под прошлогодних стеблей настойчиво стали пробиваться молодые ярко-зелёные ростки травы. Барабанные перепонки просто перестали справ-ляться со своими обязанностями из-за обрушившегося на них птичьего гама. Казалось, никто не улетал в тёплые края, будто все сидели и ждали прихода весны.
  Долгожданное тепло придавало всем сил и уверенности. В такие дни невольно забываешь о собственных проблемах. Точнее сказать, они стано-вятся не такими уж проблемными, если так можно выразиться. Кажутся ни-чего не значащей наносной пылью неизбежных издержек жизни, которая может лишь несколько уменьшить её, жизни, блеск, но никак не изменить её, жизни, сущность.
  А сущность одна: естественное влечение человека к человеку, мужчи-ны к женщине, которое преобразуется в любовь полов и любовь общечелове-ческую. Именно она, любовь, есть та истина, непревзойдённая и абсолютная величина. Она не может подвергаться сомнению и ревизии.
  - Да, женщины - это... это, о-о! - так и не найдя слов, протянул Жора.
  - Что ты хочешь сказать? - Валентин ехидно усмехнулся.
  - Без них, к сожалению, нельзя обойтись. Они необходимы нам, муж-чинам. Я имею в виду не только, даже не столько половые контакты, но и... Они способствуют установлению душевного равновесия.
  - Неужели?! Я всегда думал, что как раз наоборот.
  - М-да, м-да, - подтвердил Кузьменков.
  Жора удостоил его полупрезрительным взглядом и продолжил:
  - Женщина - это лучший друг человека.
  - С чего ты взял? - сказал Валентин. - Уж не собственный ли горький опыт натолкнул тебя на эту мысль?
  Жора на мгновение вспыхнул, но всё же овладел собой.
  - Вовсе нет. Опыта горького я не имею. Просто так думаю. Мне так ка-жется...
  - Послушай, - стараясь придать меньшую значимость своему вопросу, Валентин принялся листать тетрадку, до этого мирно лежавшую на столе, - о вкусах, конечно, не спорят, но что ты нашел в этой Пеночкиной?
  Лицо Жоры вытянулось. Вопроса он явно не ожидал.
  - Оставь в покое тетрадь, - буркнул Жора. - Тебе этого не понять.
  - Почему же? - удивился Валентин. - Я вроде... как бы... и ничего...
  - Ты - развращенный элемент, вкусивший сладость порока и не же-лающий от него избавляться. Разве тебе дано ощутить всю красоту и величие женской непорочности и чистоты.
  - Во-первых, с чего ты взял, что я вкусил сладость порока?
  - Я тебя насквозь вижу.
  - Может быть, ты ещё знаешь, с кем? - Валентин хитро прищурился, скрывая возникшее напряжение.
  Мацкевич, недолго помявшись, выпалил:
  - Да у тебя пол общаги перебывало.
  - С чего ты взял? - Валентин расслабился.
  - Потому что, куда ни зайди, кругом бабы шепчутся: "Валик да Валик, какой он интересный, какой загадочный, как мы его все хотим..."
  Валентин весь подобрался. Его удивление было искренним.
  - Серьёзно, что ли? - он посмотрел на Кузьменкова.
  Тот в подтверждение многозначительно кивнул.
  - И что они в тебе нашли? - возмущённо воскликнул Жора. - И ростом обыкновенный, есть и выше. И морда как морда, есть и красивше. Разве что причёска "а-ля рок-н-ролл", да клетчатая кепка (ни у кого такой нет).
  - Дурак ты, Мацик. При чём тут "морда", "кепка"... Сила и привлека-тельность мужчины - в силе его духа. Как гласит восточная мудрость, имею-щий мускус в кармане не кричит об этом на весь базар, запах мускуса гово-рит сам за себя. Когда я сказал о силе духа, это я имел в виду ауру человече-ской души. Она, прежде всего, должна быть светлой и открытой. При этом обязательное условие: человек, мужчина, должен хорошо пахнуть. Если, Ма-цик, будешь вонять, будь ты красавцем-раскрасавцем с гиперразвитой аурой, все девушки будут стараться держаться от тебя подальше.
  Мацик возмущённо выпятил подбородок:
  - А я что, воняю?
  Валентин пожал плечами:
  - Вроде нет.
  - Может, подскажешь, чем пшикаться надо, чтобы пахнуть хорошо и чтобы девки липли.
  - Всё очень просто: мыться надо регулярно. Нет ничего притягатель-ней, чем естественный запах хорошо вымытого тела. Учёные говорят, что ес-ли партнерам нравится естественный запах тела друг друга, то они идеально подходят один другому в плане полового общения. Говорят, что это заложе-но в нас на подсознательном уровне, чтобы распознавать свою половину.
  - М-да, нафуфонятся девчонки парфюмом, попробуй, распознай свою половину, - с нескрываемой досадой произнёс Кузьменков.
  - А ты каждую сначала в душ тащи, а потом обнюхивай, - зло бросил Жора.
  Кузьменков искренне удивился:
  - Как же я их в душ таскать буду? Это ж надо её ещё довести до такого состояния, чтобы она согласилась не только в душ... А если запах не тот, а если залёт... шо тогда?
  - Ладно. Всё это фигня. Ты, Мацик, лучше скажи, что ты понимаешь под словом "порок"?
  - Секс без любви.
  Валентин хитро прищурился.
  - Поскольку, как я понял, Пеночкина - твоя первая любовь, и любовь, судя по всему, несчастная, то ты до сих пор - девственник?
  Большие глаза Жоры растерянно забегали.
  - Это бестактный вопрос, - выпалил он.
  Валентин довольно потёр руки и решил добить друга:
  - Ты хочешь сказать, что только непорочность тебя возбуждает? Да ты просто извращенец! А поэтому ещё неизвестно, кто из нас более аморален, я, познавший секс без любви, или ты, девственник. Кстати, насчет моих заслуг ты сильно преувеличиваешь. Конечно, если бы я знал всё, что ты мне только что сказал, я бы на вахте объявление повесил для девушек с часами приёма, а то сколько времени впустую провёл в одиночестве, мучимый комплексом неполноценности и съедаемый самим собой на пути к совершенству. А ока-зывается, все меня уже давно хотят.
  Жора вскочил как ошпаренный, указал пальцем на Валентина и, под-крепляя решительный жест испепеляющим взглядом, горячо заговорил:
  - У тебя мысли направлены только на примитивное совокупление!
  - Почему же на примитивное? Всё зависит от фантазии. К этому делу следует подходить творчески. К тому же это самое совокупление, как ты вы-разился, есть естественное поведение всего живого. Так устроена природа. Все трахаются, от паучка до слона. И никто из них не считает это чем-то за-зорным.
  - Но всё живое делает это для продолжения рода, и только человек при помощи ЭТОГО удовлетворяет своё желание физического наслаждения.
  Валентин развёл руками:
  - На это я тебе скажу одно: это издержки производства. Слабое место человека - в его способности мыслить. Человек из-за этого всё подвергает сомнению. Он дошёл до того, что сомневается в необходимости даже приро-дой заложенных инстинктов. Поэтому, если бы Господь не сотворил такую завлекалку, как наслаждение от секса, то человек перестал бы существовать, потому что не желал бы заниматься этим процессом, при помощи которого продлевается его род. Но та же способность мыслить позволяет человеку прийти к выводу, что раз от этого получается удовольствие, то почему бы не заниматься этим не только для продолжения рода. Кроме того, почему жела-ние физического наслаждения следует считать зазорным? Человеку так мало дано для этого. Еда, секс и сон. Эти три вещи позволяют ему время от време-ни убеждаться, что жизнь, несмотря ни на что, классная штука. Поэтому за-чем же так строго подходить к этому, как ты говоришь, совокуплению? Это приведёт тебя к нервному истощению. Я тебе, как врач, говорю. Верь мне, юноша.
  - М-да, - многозначительно произнес Кузьменков, вновь навлекая на себя полупрезрительный взгляд Жоры.
  - Что касается твоей Пеночкиной, то не думай, что она именно такая, какой тебе показалась.
  - Что значит показалась? Она - дитя природы. Она не похожа на всю эту свору шлюхоподобных существ. Они сейчас пьют, курят и думают, что это придаёт их облику элегантный шарм. Тьфу! - на лице Жоры отразилось безмерное отвращение. - И не понимают, что всё это скажется очень нехоро-шо в будущем.
  Валентин поднял вверх указательный палец.
  - Насчёт "пьют-курят" я с тобой согласен. Но всё-таки не следует так высказываться о женщинах. Они тоже люди. И у них есть свои слабости. И если женщина в поисках тепла и ласки или по доброте душевной может и хо-чет подарить часть своего тепла и ласки представителю противоположного пола, то разве можно её за это обзывать тем словом, которое даже я, несмот-ря на всю свою, как ты выразился, развращённость, вслух повторить не могу? Опять же, если ты можешь девушку, подарившую тебе своё тепло, пусть да-же и не испытывая к тебе то большое и светлое чувство, о котором ты так мечтаешь, считать шлюхой, то спрашивается: кто из нас развращённее?
  - Ты, Мацик, наивный чукотский юноша, - заявил Кузьменков. - Не-давно видел твою Галатею. Подымалась по лестнице от стенки до стенки. Глаза по пять копеек. И несло от неё, как от спиртзавода. Отвечаю! Она была пьяна в дрезину.
  Было видно, что Олег получает огромное удовольствие, говоря об этом и наблюдая, насколько Жора ошеломлен полученной информацией.
  - Этого не может быть! - категорично отрезал Жора, справившись с не-ожиданным известием.
  - Почему это? - поинтересовался Валентин.
  - Потому что этого быть не может.
  - Очень убедительно. Впрочем, что в этом эпизоде такого из ряда вон выходящего? С кем не бывает. И ты, и даже я иногда бываем в таком состоя-нии, что головой гвозди можно забивать. Почему же ей нельзя себе позво-лить? Сейчас другое время. Плевать ей на твои идеалы. И, кстати, правильно плевать.
  Жора как-то сразу потух и съежился.
  Кузьменков посмотрел на часы и воскликнул:
  - Я совсем забыл. Сегодня же вечер дружбы с педиками.
  - С кем? - удивлённо спросил Жора.
  - С кем, с кем? - вторил ему Валентин.
  - С педиками, - повторил Кузьменков.
  Жора и Валентин переглянулись.
  - Ушам не верю. Неужели мы достигли такой степени демократии и плюрализьму, что уже устраиваем вечера дружбы с сексуальными меньшин-ствами? - язвительно заметил Жора.
  - Дурак ты, Мацик! С пединститутом вечер дружбы у нас, - пояснил Олег.
  - Так бы и сказал, что с педагогами. А то...
  - Да ладно.
  - Так чё, вечер-то? - спросил Валентин.
  - Афишу видел в главном корпусе. Концерт какой-то будет, шёу, потом - диско-танцы. Шёу мы уже прошляпили. А диско-танцы, наверно, только начались. Можно было бы посетить.
  - Это мысль! - подхватил Валентин воодушевлено. - Там будет множе-ство этих... педагогов, в смысле педагогичек...
  - Ты хотел сказать: педагогиц? - предположил Жора.
  - Именно! Педагогицы! Вот наша цель, - Валентин встал и воодушев-лённо положил Жоре руку на плечо. - Вот он, шанс для тебя, друг мой, вы-тряхнуть из головы всю эту муть, что ты нам тут наговорил, и попробовать наконец-то эту жизнь на вкус. Бог ведь не просто так дал мужчине женщину. Но самое главное, нельзя забывать, что он это сделал, прежде всего, для об-ретения мужчиной душевного равновесия, тем самым признавая, что допус-тил брак в работе, потому как не смог сотворить разумное существо, которое было бы самодостаточным. Правда, как позже выяснилось, и тут Господь не-много прокололся: душевная близость мужчины с женщиной невозможна без секса. Иначе, не попёрлась бы Ева, ни с того, ни с сего, яблоки какие-то жрать. Видать, не хватало девушке "витаминов". А про то, что выгнал Гос-подь Адама и Еву из рая, придумали сухари-фарисеи, которым была недос-тупна любовь женщины. Из зависти к своим более счастливым в этом отно-шении собратьям придумали. Не для того Бог создавал человека и подругу его, чтобы обращаться с ними, как с игрушками. И дерево это с яблоками не зря в саду райском он сам поместил. Он им выбор предоставил: жизнь веч-ную, но без счастья, или счастье человеческое, но смертность. И люди вы-брали счастье человеческое, потому что без него вечная жизнь не имеет ни-какого смысла. И отправил Бог людей на землю и благословил. Поэтому и я вас, дети мои, благословляю. За мной.
  - Богохульник ты, - покачал головой Жора.
  - Много ты понимаешь, малчик, - усмехнулся в ответ Валентин, наро-чито выделяя последнее слово.
  "Шёу", действительно, закончилось. В дискозале уже гремела музыка.
  - А сейчас танцуем медленный! - заорал диск-жокей. - "Белый" танец! Дамы пригашают кавалеров.
  - Вот, друзья мои, наступает такой момент, когда есть шанс, что ваша половина сама найдёт вас. Поскольку многие из собратьев наших моются редко и, если пользуются парфюмом, то очень плохим, поэтому женщинам, кроме обоняния, Бог дал ещё внутренне чутьё. И если ауры ваши будут сна-ружи, то та, которой вы нужны, вас найдёт, правда, не ручаюсь, что это будет та, которая нужна вам. Но всё же... - Валентин придирчиво окинул своих друзей с ног до головы и задумчиво проговорил: - Однако, смотрю я на вас и вижу, что чакры ваши закрыты, ауры - внутри. Прежде чем сюда идти, сле-довало бы водки выпить. Она хорошо чакры открывает, если в меру...
  - Что ты нам мозги компостируешь? - вспылил Жора. - "Аура", "ча-кра"! Гуру хренов! Сейчас посмотрим на тебя... хто тебя найдёт.
  Валентин немного стушевался.
  - Это ты верно сказал, не следует полагаться на случай, а то, действи-тельно, кто-нибудь найдёт, сам не рад будешь. Поэтому предлагаю взять инициативу на себя. Тем более, говорят, первый взгляд - самый верный.
  Послышались первые аккорды одной из баллад "Скорпионс". Вален-тин приметил блондинку с густыми вьющимися волосами. Она была одета в красную блузку, подчёркивающую высокую грудь, и в юбку чёрного цвета, в меру обнажавшую красивые сильные ноги. Когда их взгляды пересекались, она улыбнулась ему. Он подошел:
  - Девушка, я не собираюсь ждать, когда вы поборете свою природную застенчивость и соизволите меня пригласить. Я знаю, вы очень этого хотите. Так не потанцевать ли нам? - и тут же взял её за руку, чтобы она не успела "переварить" то, что он только что наговорил.
  Но девушка остановила его.
  Подумав о нехорошем, Валентин вслух добавил:
  - Ну, не потанцевать, так не потанцевать, - и отпустил руку.
  Но теперь уже она держала его. Смотрела прямо, спокойно и снова улыбнулась.
  - Отчего же? Давай потанцуем, - сказала она и решительно пошла впе-рёд.
  Валентин, удивлённо приподняв брови, двинулся за ней. Жора наблю-дал за происходящим со стороны. Валентин подмигнул ему, стараясь придать себе беззаботный вид.
  - Песня душевная, - как бы между прочим произнёс он.
  - Да, - согласилась девушка.
  Талия её была гибка. Его волновал терпкий запах её духов.
  - И погода сегодня хорошая, - пробормотал он, глядя в потолок.
  - Да, - ответила девушка.
  Валентин вдруг пристально посмотрел на неё.
  - Я, вообще-то, так... для поддержки разговора.
  Девушка засмеялась. Что ж, хороший признак.
  - А как Вас зовут?
  - Марина.
  - Моё любимое имя, - восхищённо воскликнул Валентин.
  - Прямо уж...
  - Ей богу! - искренность так и пылала в его глазах.
  - Послушай, ты, случайно, не ехал поездом из Баранович в Брест? - спросила девушка.
  - Ехал. А когда?
  - Где-то месяц назад.
  - Да, это был я. А что?
  - Ничего. Просто твоё лицо мне показалось знакомым.
  - Надеюсь, я ничего там предосудительного не делал?
  - Нет, ничего.
  - И ничего не обещал?
  - Нет.
  Валентин облегчённо вздохнул.
  - А я вот, извини, тебя не помню, - сказал он, а сам подумал, что ничего в этом удивительного нет, поскольку ни месяц назад, ни раньше, ни позже не ехал он в поезде из Баранович в Брест. Но какое это имеет значение сейчас?!
  - Ты здесь учишься? - спросила Марина.
  - Если бы я ответил, что преподаю, ты поверила бы?
  - Нет. А на каком курсе учишься?
  - На пятом.
  - Врёшь!
  Валентин не удивился: очень часто, когда говоришь правду, не верят.
  - Как ты догадалась? - вместо оправданий спросил он.
  - Молодо выглядишь.
  - Неужели?
  - Да.
  - Лет на восемнадцать?
  - Двадцать.
  - О, это прогресс. Обычно мне дают восемнадцать.
  - Они не правы.
  - Это я постарел за время нашего знакомства.
  - Кстати, как тебя зовут?
  - Валентин.
  - Очень приятно.
  - Надеюсь, что это правда.
  - Неужели я вызываю недоверие?
  - Женщинам верить - себя не уважать. Женщина никогда не говорит правду, даже тогда, когда говорит правду.
  Марина удивлённо вскинула брови.
  - Когда женщине кажется, что она говорит правду, она обманывает са-му себя, - пояснил Валентин.
  - Возможно, ты прав, - задумчиво произнесла Марина.
  - Ты первая, кто с этим согласился, - усмехнулся Валентин и внима-тельно посмотрел на свою новую знакомую.
  Музыка умолкла.
  - Как жаль, песня кончилась так быстро, - сказал Валентин.
  - Всё хорошее быстро кончается, - констатировала девушка.
  - Ничего, если это хорошо, то можем повторить, - улыбнулся он.
  Краем глаза Валентин увидел Жору. Тот что-то энергично доказывал крашеной брюнетке в платье с заманчивым декольте. Похоже, дела у него шли неплохо. Глядишь, выйдет толк с парня.
  ...У гардероба собралось много народа. Одежду выдавали быстро, но всё-таки не могли погасить поток желающих извлечь свои плащи и куртки. Валентин успел это сделать одним из первых и теперь, стоя в сторонке вме-сте с Жорой, ехидно посмеивался над происходящим. Из толпы ему навстре-чу протиснулась Марина со своей курткой в руках.
  - Когда ты успел прихватить свою одежонку? - спросила она.
  - Я всё делаю быстро и качественно, - с достоинством проговорил Ва-лентин.
  - Неужели?!
  - Мне не верить - себя не уважать. Спроси у Жоры, - он пальцем указал на друга.
  Тот охотно кивнул.
  - Мог уже и мою куртку забрать.
  Валентин скептически улыбнулся.
  - Вряд ли у меня получилось бы.
  - Почему?
  - Потому что я не джентльмен. Нырять в этот ад ради чужой одежды неблагоразумно. Здоровье дороже.
  - Накинуть её мне на плечи не идет в разрез с твоими принципами? - не дожидаясь ответа, Марина всучила ему свою куртку и отвернулась.
  Он удивленно переглянулся с Жорой и помог девушке надеть куртку. Она обернулась, взяла его под руку и, глядя прямо в глаза, сказала:
  - Валя, давай пойдем пешком.
  Валентин пожал плечами. Они вышли на улицу.
  - Ты где живёшь?
  - В общежитии, в центре, - сказала Марина. Она придержала его, заста-вив замедлить шаг. - Ты спешишь? - спросила она.
  - Нет, - ответил Валентин, стараясь придать голосу побольше искрен-ности. Честно говоря, он сегодня не рассчитывал на прогулку по свежему воздуху.
  Марина, потупив взгляд, спросила:
  - Послушай, тебя не смущает, что я замужем?
  Валентин не удивился. Он ожидал чего-либо подобного, так как уже давно понял, что эта девушка не какая-нибудь простушка. Он и не заметил, как потерял инициативу в знакомстве и, похоже, скоро потеряет и контроль над ситуацией. Для нормального мужчины это было бы сигналом к скорей-шему отступлению, а лучше всего - к бегству, потому что такие девушки очень опасны. И держаться от них следует подальше. Но в Валентине, наобо-рот, "чисто научный" интерес к этой девушке только увеличился. Чтобы из-бежать смешного положения, он решил расслабиться, пустить всё на самотёк и набраться терпения. А так бывает, когда для завоевания расположения де-вушки ты начинаешь пыжиться, разрабатывать какие-то ходы, делать, по твоему мнению гениальные умозаключения, думая о себе, какой ты умный, но в итоге оказывается, что всё за тебя уже давно просчитано, все твои ходы были заранее предусмотрены другой стороной, более того, запрограммиро-ваны ею же.
  - Если это не смущает тебя, то почему это должно смущать меня? - от-ветил он и уловил на себе оценивающий взгляд своей спутницы.
  - Я вижу, ты мне не веришь, - произнесла она.
  - Отчего же? Я верю каждому твоему слову... Почему бы мне тебе не верить? - Валентин изобразил удивление. - К тому же зачем вдаваться в не-нужные детали? "Оглянись вокруг!" - как любит повторять один мой друг. Сегодня прекрасный вечер! - его вынесло на патетический тон. - Весна! Ап-рель! Апрель - время, когда просыпается природа, время романтических при-ключений. Посмотри на звёзды, которые освещают нам путь, - он взмахнул рукой.
  Небо закрывали тучи, поэтому звезд не было видно. Это не смутило его, он продолжил:
  - Ты посмотри на городскую иллюминацию. При большом воображе-нии можно принять её за звёзды, - Валентин уставился на фонари. - В конце концов, они не так уж плохо горят, - заметил он. - Мы идём по этому земно-му пространству, вдыхая воздух вместе с пылью галактик. Разве это не пре-красно?
  - Ты про пыль? - спросила Марина.
  Он в очередной раз внимательно посмотрел на неё и удивился самому себе, вдруг почувствовав себя очень хорошо, легко и свободно. И фонари вполне сойдут за звёзды, и воздух с этой самой пылью не давит, а наполняет всё существо легким опьяняющим дурманом. Странно это всё. Когда с ним такое случалось последний раз? На первом курсе, после дискотеки на откры-тии второго семестра... От этой мысли ему стало не по себе, и он поспешно отогнал её от себя.
  Марина рассказывала что-то увлекательное и смешное. Удивительно, говорила ОНА, а слушал он. Слушал и улыбался. Она рассказывала красочно, с переливом интонаций, даже до неузнаваемости меняя тембр голоса. И дей-ствительно, было смешно. Трудно найти девушку с тонким чувством юмора. Но если вам повезло, не обольщайтесь. Да, будет интересно. Но девушка с чувством юмора вообще, а с тонким чувством юмора, тем более, очень умна, а значит, очень опасна.
  Они дошли до лампового завода, сели на автобус, так кстати в это вре-мя подъехавший к остановке, проехали к центру города и вышли.
  - Вот, это мое общежитие, - Марина указала на длинное пятиэтажное здание на улице Карла Маркса.
  - Мы уже пришли? - спросил Валентин.
  - Да.
  Он повернулся к ней.
  - Можно, я тебя поцелую?
  Марина опустила глаза и улыбнулась. "Глупый вопрос", - подумал он и привлек её к себе. Она не противилась.
  - Мне пора идти, - сказала Марина, не гляди ему в глаза.
  Валентин выпустил её из своих объятий.
  - Что ж, тогда пока, - сказал он.
  Она быстро взглянула на него, в глазах мелькнуло удивление.
  - Пока, - сказала она и, быстро поднявшись по ступенькам, скрылась за дверью общежития.
  Валентин хотел, чтобы всё закончилось именно так, даже ничто не за-шевелилось, не кольнуло его внутри оттого, что Марина, уходя, так ни разу и не оглянулась. Такие уходят сразу и не оглядываются, даже если надеются, что их захотят остановить.
  Он всё это понимал с самого начала, но уже знал, что будет жалеть об этом. Скорее всего, он ещё не раз вспомнит Марину. Подумает, что именно она помогла бы ему найти ответы на многие вопросы, над которыми он до сих пор безуспешно бьётся и ещё будет биться неизвестно сколько времени. Быть может, она помогла бы ему стать лучше. Он ещё не раз будет корить себя за то, что сейчас вот так просто отпустил её, даже не позаботившись о следующей встрече.
  А пока он утешал себя тем, что всё было так, как должно быть, и всё закончилось, как должно было закончиться - не успев начаться. Только так невозможно ничего испортить. И только таким способом можно оставить в памяти самое лучшее, самое сильное впечатление от встречи, проведённой на одном дыхании, и греть душу этим воспоминанием всю оставшуюся жизнь.
  
  
   Глава 10
  
  
  К четвёртому курсу обучения в институте староста группы Валера Де-мянчук пришёл к выводу, что следует пересмотреть свои взгляды на жизнь в целом и на себя в ней в частности. Он так серьёзно задумался над этими во-просами, что результаты его раздумий привели к кардинальным переменам. Он принял решение жениться и перевестись на заочное отделение. Многие, узнав о таком крутом повороте в судьбе Демянчука, пришли к выводу, что интенсивная мыслительная деятельность вредна для организма. Но, тем не менее, все были очень рады, потому что Валера пригласил на свадьбу не только всю группу, но также чуть ли не весь поток на курсе.
  В назначенный день группа желающих провести выходные на праздни-ке жизни собралась на остановочной площадке вокзала в ожидании автобуса.
  Осень 1991 года была примечательна тем, что в атмосфере к тому вре-мени плотно нависло ощущение больших, непонятных и от этого казавшихся зловещими перемен. Только что улеглась суматоха, связанная с августовским "путчем". Страна трещала по швам. Как первые снежинки поздней осенью, время от времени прилетающие с неба, предвещают скорое наступление больших холодов, так первые редкие перебои с транспортом на пригородных маршрутах указывали на то, что уже скоро жизнь станет "не сахар".
  Люди продолжали ездить по своим насущным делам, но поскольку ав-тобусы стали ходить реже, то на вокзалах посадка превратилась в целое при-ключение.
  За пять минут до прибытия автобуса толпа на площадке сгущалась. Самые сообразительные, чтобы оказаться в первых рядах штурмующих от-крытые двери автобуса, заняли места у бровки. Они стояли, расставив локти, словно оцепление солдат, не желая никого пропускать вперёд. Но нашлись и такие, которые сообразили обойти первых и стать перед ними, чем вызвали бурное негодование теперь уже во всех смыслах последних.
  Когда показался автобус, толпа занервничала. Автобус стал медленно подъезжать к площадке. Чтобы не быть раздавленными, стоящие в первых рядах попытались оттеснить задних. Но те стояли намертво.
  - Ой! Ой! Пододвинтесь! - завопили первые.
  На что стоящие на бровке злорадно заметили:
  - Ещё чего! Нефиг было вылезать на проезжую часть! Хитрые, что ли?
  В связи с такой жестокостью стоящим в первых рядах ничего не оста-валось, кроме как "рассосаться" в стороны. В результате этих манипуляций стоящие на бровке вновь оказались первыми.
  Между тем, автобус остановился. Его двери с шумом открылись. Тол-па, словно по команде, подалась вперёд. И тут надо сказать, что зрелище от-крылось грандиозное. Две внушительных размеров женщины застряли в две-рях, тщетно пытаясь продвинуться вперёд. Даже напор толпы не смог про-пихнуть их дальше. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но тут, энер-гично работая локтями и клюкой, сквозь толпу стремительно пробрался ста-рикашка. Он зацепил своей клюкой одну из толстух за авоську и потянул на себя. Сразу две толстухи вылетели из прохода, как пробки. Их падение про-извело эффект упавшей в море скалы. Толпа, словно волна, отхлынула от ав-тобуса. Секундным замешательством воспользовался находчивый старик и тут же вскочил на подножку. Толпа перегруппировалась, обогнув неудачли-вых женщин, и стала вливаться в автобус. Один из молодчиков повернулся спиной и, как это делают аквалангисты, нырнул в общий поток. Толпа под-хватила его и понесла. Всё это сопровождалось душераздирающим визжани-ем с возгласами: "Ой, задавили!", "Какая молодёжь...", "Все сволочи...", "Куда прёшь, паскуда?!."
  А в автобусе человеческое море продолжало кипеть. Кто-то жалобно причитал:
  - Осторожнее, вы мне колготки порвёте... О, уже порвали!
  Кто-то возмущённо восклицал:
  - Не прижимайтесь ко мне, нахал!
  Ей отвечали:
  - Молчи, дурра! Не ндравицца, в таксе нужно ездить.
  Внутренне содрогаясь от увиденного, Валентин, подумал с философ-ским сожалением древнего мудреца: "Эх люди, люди, человеки..." - и напра-вился к площадке, откуда отправлялся его автобус. К счастью, на дальних маршрутах ещё сохранялся прежний порядок продажи билетов в соответст-вии с посадочными местами. Когда он подошёл, посадка уже производилась. Последние пассажиры пытались запихнуть свои дорожные сумки в багажные отсеки.
  Он вошёл в салон, глазами пытаясь найти свободное место.
  - Где ты бегаешь? Ты думаешь, автобус будет тебя ждать? - набросился на него Хватов.
  - Пописать ходил, - огрызнулся Валентин.
  - Штоб ты там провалился! - пожелал Васька.
  - Ты лучше скажи, куда мне приткнуться.
  - Иди дальше, там есть места.
  Валентин пошел вдоль автобуса. Первое попавшееся свободное место было рядом со Светой. Она сидела у окна и равнодушно наблюдала за посад-кой.
  С того осеннего вечера они старательно избегали друг друга. Вернее, Валентин старался не встречаться с ней. Если не получалось, обменявшись обычным "привет", торопился исчезнуть. Рядом со Светой он чувствовал се-бя не в своей тарелке. Внутри начинало что-то трепетать, поднималось непо-нятное волнение, нарастающее с каждой минутой. Он в такие моменты больше всего опасался, что его состояние станет заметно, в первую очередь, Светлане. Анализировать происходящее с ним он даже не пытался, боясь прийти к неутешительному для себя выводу, в то время как дал самому себе установку, будто всё в прошлом.
  Словно чувствуя всё это, Светлана также старалась приходить в комна-ту, где проживали Сергей и Валентин, в такое время, когда вероятность встретить там последнего была ничтожно мала. В основном Сергей пропадал в комнате Светланы практически целыми сутками. Поэтому можно сказать, что Валентин проживал в таких условиях, которые позволяли ему в случае необходимости оставаться одному и "выходить в свет" только тогда, когда этого он захочет сам. Такой образ жизни был ему по душе.
  Однако отношения со Светланой необходимо было наконец привести к какой-то стабильности. Пройти сейчас мимо означало бы только одно: он выставил бы наружу собственную слабость. Её следовало преодолевать. И раз так сложилось, что первое свободное место оказалось рядом со Светла-ной, значит это судьба. Поэтому он решил не проходить мимо, а спросить:
  - Здесь свободно?
  Света почти удивлённо посмотрела на него и ответила:
  - Да.
  Он сел рядом.
  - Ты тоже едешь? - спросил, немного помолчав.
  - Да, Валерик персонально соизволил пригласить. Думаю, не стоит обижать человека. К тому же не помню, когда была на свадьбе в последний раз, - потом, немного помедлив, она спросила: - Как ты живёшь?
  Валентин не нашел, что сказать, и пожал плечами.
  - Ну-у... Уже все здесь? - с невообразимым шумом в автобус ворвалась Лена Большая.
  В салоне вдруг сразу почувствовался дефицит свободного пространст-ва.
  - Да! Тебя не хватало только тута! - рявкнул Хватов.
  Лену он почему-то недолюбливал. Поговаривали, что однажды, когда Васька, в очередной раз находясь в подпитии, зашёл в комнату к Лене Боль-шой и Лене Маленькой, к которой он питал симпатию, и решил перед нею повыпендриваться, то Лена Большая, не долго думая, чтобы призвать подвы-пившего однокурсника к порядку, наградила Ваську хорошим тумаком. Та-кого позора тот не мог простить ей по сей день.
  - Помолчи. Не то тебя здесь не хватать будет, - Лена угрожающе при-двинулась к Ваське.
  Наверняка, всё кончилось бы для него трёпкой, не подойди так вовремя Лена Маленькая. Она дёрнула подругу за рукав и попросила:
  - Лена, пойдём дальше.
  Та оглянулась на неё, затем смерила Хватова презрительным взглядом и двинулась вперёд по салону. У наблюдавших за происходящим студентов вырвался вздох разочарования. Они ведь уже замерли в предвкушении кра-сочного зрелища, каким представлялась намечающаяся выволочка.
  Лена же через секунду забыла о Ваське и, увидев Свету, изобразила щенячий восторг:
  - Светка, привет! - необычайно высоким голосом взвизгнула она, лука-во "стрельнув" глазами на Валентина. - Поедем вместе? - и, не дожидаясь от-вета (впрочем, ответ ей был не нужен, как и вопрос), продолжила: - Как классно мы погуляем! Я уже чувствую, - и тут она почему-то метнула испе-пеляющий взгляд на Ваську.
  Что это означало, понять невозможно. То ли абсолютно ничего, то ли просто счастливые предчувствия от предстоящего веселья, то ли тайную уг-розу в адрес того же Васьки, что само собой предопределяло также положи-тельные эмоции для Лены. Так сказать, предупреждение о том, что для него эта свадьба будет не такой уж приятной, раз она, Лена, находится здесь.
  Женщин часто бывает трудно понять. И лучше не пытаться этого де-лать, дабы зря не тратить сил, так необходимых для других, более полезных дел.
  
  Свадьба в деревне - это грандиозное мероприятие. В украинской де-ревне - особенно. Гуляют абсолютно все. В первую очередь, конечно, родст-венники, друзья, соседи и всё остальное население. Столы ломятся от пышек, галушек, пирожков и других мучных изделий, перечисление которых заняло бы слишком много времени и места, а также сметаны в больших глиняных мисках. Самогонка льётся рекой. Она не такая крепкая, как в соседней бело-русской деревне, но зато её пить легче, и у хозяев её целое море. Так что опа-саться, что будешь недостаточно пьян, не придётся.
  Свадьба в конце лета или в начале осени хороша тем, что уже не так жарко, но ещё и не холодно. В любой момент, когда устанешь или по другой какой причине, ты сможешь отойти в сторонку и растянуться на зелёной травке или в стогу сена без особого риска простудиться или вываляться в грязи. Правда, есть опасность невзначай угодить в гусиный помёт. Но это, как говорится, как карта ляжет. То есть если судьба, значит судьба!
  Постепенно, по мере продвижения времени к вечеру и употребления горячительных напитков, веселье теряло свою организованность. Сейчас ка-ждый сам себе создавал настроение. И, похоже, все были довольны.
  Музыканты работали на славу. И тени усталости не было видно на их лицах, хотя они трудились уже несколько часов с короткими перерывами. Пляски стояли отчаянные. Поскольку уже все чувствовали себя почти бли-жайшими родственниками, то веселились без комплексов и зажатости. Тан-цевали, кто во что горазд. Кто пытался изображать народные пляски, кто тут же элегантно (насколько позволяла степень собственного опьянения) вальси-ровал, кто просто дёргался, словно в конвульсиях.
  Кому было уже или ещё не до танцев, те сидели за столами и продол-жали осушать стаканы с немного мутноватой жидкостью, ведя между делом умные или не очень умные разговоры. А для того, чтобы молодожены не ощутили себя чужими на этом празднике жизни, их время от времени застав-ляли криками "горько" подниматься и чмокаться, ко всеобщему восторгу. При этом молодые делали вид, что стесняются, а все остальные - будто толь-ко этого и ждали с нетерпением.
  Приглашённые женихом студенты проявили себя активными гостями во всех отношениях, пытаясь внушить окружающим, что свадьба без их уча-стия не была бы такой интересной.
  Шурик и Васька успели уже три раза напиться и проспаться. Сейчас они только что вновь появились за столом с каменными лицами и выпучен-ными глазами. У Шурика в шевелюре застряли соломинки. Васька растирал на рукаве пятно подозрительного вида. Окружающие смотрели на них со смешанным чувством удивления, восхищения и любопытства.
  - Наливай! - потребовал Васька.
  Шурик схватился за графин самогона и до краев наполнил стаканы. Друзья молча, не чокаясь, выпили. Вокруг раздались возгласы восхищения. Аттракцион продолжался...
  Олег Акулов в это время покорял сердца местных красавиц. Он гулял сразу с двумя из них по одной из улиц деревни, рассказывая им всякие небы-лицы, основанные, естественно, на действительных эпизодах собственной, и не только, биографии.
  Неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы проходя мимо одного палисадника, его не совсем трезвый взгляд не упал бы на клумбу с цветами. Всё-таки помня о том, что наибольшее впечатление на женщин оказывает га-лантность кавалера и его спортивные качества, Олег решил отличиться и легко перемахнул через забор, даже не касаясь его. Сорвал несколько цветков и таким же способом вернулся обратно. Вручил букет одной девушке. Осоз-нав свою ошибку, он решился на второй рейс и снова оказался у клумбы. Но на обратном пути его постигло несчастье.
  То ли нога поскользнулась, то ли он не смог рассчитать прыжок, то ли у него просто не хватило сил (уж не семнадцать лет), этого впоследствии ска-зать точно не мог даже он сам. Но вместо того, чтобы проделать эффектное спортивное упражнение, Олег со всего разбегу ударился грудью о верхнюю прожилину, в результате чего весь пролёт со страшным треском повалился, а поверх него, изображая распятого Христа, лежал Акулов.
  Чувство горечи поражения отняло у него желание подниматься. Он продолжал лежать на поверженном заборе с отсутствующим видом. Его под-руги, стоит отдать им должное, не бросили своего неудачливого кавалера на произвол судьбы, а проявили в прямом смысле недюжинную заботу. Они подхватили Олега под руки и заволокли в дом, хозяева которого были вла-дельцами порушенного забора и, как оказалось, родителями одной из деву-шек.
  К Валентину подбежал мальчик лет восьми и потянул за рукав:
  - Дядь, там ваш друг в буряках лежит, ему холодно.
  - Показывай, - сказал тот мальчику, соображая, кто же это мог быть.
  Мальчик сразу принял важный вид, чувствуя ответственность задания, и направился к огороду.
  Горин лежал посреди ботвы, мирно похрапывал. Похоже, ему было не так уж плохо. Валентин сначала попытался расшевелить спящего, но вскоре убедился, что это - "глухой номер". Горин только посапывал и отмахивался от доброжелателя, как от мухи. Тогда Валентин взял его подмышки и пово-лок к ближайшему стогу сена. Мальчик попытался помочь, схватив пьяного за штанины. Правда, от этого Валентину стало только тяжелее, но он всё же не стал пресекать благие намерения молодого человека. Вспоминая собст-венное детство, он думал, как всегда гордился, если удавалось хоть в чём-то помочь взрослым.
  Через минуту Горин спал уже в копне. Здесь ему не грозила простуда. Валентин собирался уйти с чувством исполненного долга, но заметил мали-новую точку горящей в темноте сигареты и знакомый силуэт девушки.
  Света сидела на каком-то пне одна, держа в длинных пальцах сигарету.
  - Привет, что ты здесь делаешь? - спросил Валентин: надо же было что-то сказать.
  Света молчала.
  - Я тебе мешаю? - сказал он и собрался уйти.
  Девушка вдруг схватила его за руку.
  - Останься, - сказала она.
  У него дрогнуло в груди от горечи её голоса. Валентин остановился. Она выпустила его руку. Сигарета вспыхнула, осветив её лицо: оно блестело от слез.
  - Тебя кто-нибудь обидел? - спросил он.
  Вместо ответа, она уткнулась ему в плечо и разрыдалась.
  - Валя, что мне делать? Мне очень плохо... Я думала, что уеду, разве-юсь, забуду... Но стало ещё хуже! Я люблю его. Люблю! А ему на это напле-вать. Ему всё равно! Что мне делать?
  - Не знаю, - ответил Валентин и пожалел, что подошел.
  Что же это такое? Эта жизнь сама по себе такая сложная, что часто нельзя в ней разобраться, как говорят в народе, на трезвую голову, или это он сам для себя её, жизнь, такой делает, что вечно ребус какой-нибудь решать приходится?
  Вроде нет. Не ищет он себе проблем, старается жить легко. Вон и с той же Светланой... Не хотел он от неё ни жертв, ни снисхождения, не ждал даже обычного расположения. Да, следовало найти в себе мужество и признаться самому себе, что всё ещё продолжал её любить. Но любил молча, без надры-ва и никому этого не показывал, старался даже лишний раз не напоминать это даже самому себе. И сейчас не искал он с нею встречи, не хотел выясне-ния отношений. Как же так получилось, что он оказался возле этой завалин-ки, и именно тогда, когда здесь была и она? Полтергейст какой-то. Мало то-го, почему человек, которого он любил, сейчас рыдает у него на плече и при-знаётся в любви к другому? Что это? Мука? За что? Очередное испытание? Для чего? Кому это надо?
  Волна ярости вдруг подступила к горлу, но тут же исчезла. Он видел, что ей действительно плохо. Сам, оставаясь один на один со своим несчасть-ем, он знал, что это такое. Ему никогда не доставало воли или, может быть, безволия расплакаться у кого-нибудь на плече, хотя не раз хотелось это сде-лать. Так пусть хоть у неё будет такая возможность. Он не нашёлся, что ска-зать. Он просто гладил её волосы, утешая, быть может, вместе с нею и самого себя.
  - Ничего. Всё будет хорошо. Всё будет нормально. Всё должно быть нормально. Иначе зачем тогда жить?
  Так они просидели некоторое время. Сумерки сгустились. Вечер пре-вратился в ночь. Из-за туч белым диском показалась луна. Света перестала плакать, успокоилась, сидела молча. Забытая сигарета потухла.
  - Пошли, - Валентин легонько подтолкнул её.
  Девушка поднялась.
  - Пошли в народ. На людях легче. Поверь мне. Я знаю, - снова сказал он, скорее, для себя.
  - Пошли, - согласилась Света. Она казалась совершенно спокойной.
  - У меня тушь не потекла? - спросила, повернув лицо к лунному свету.
  Валентин внимательно посмотрел на неё, вынул из кармана платок и вытер темные полосы с её щёк.
  - Спасибо, - сказала она и виновато улыбнулась.
  - Пошли.
  За столами на своих местах сидели молодые и ещё несколько особо упорных гостей. Все о чём-то говорили, смеялись. Валентин и Света сели ря-дом.
  - Выпьешь? - спросил он.
  - Давай.
  Он позаимствовал у молодых початую бутылку водки и разлил по ста-канам. Света выпила. Валентин налил ещё.
  К столу подошла пожилая женщина, поздравила молодых, сказала что-то смешное, а затем серьёзно добавила, оглядев гостей:
  - Я уже ухожу. Кому негде ночевать и уже нагулялся, можете пойти со мной. Угол обеспечу.
  - Ты как? - Валентин посмотрел на Свету. Она чуть помедлила, но кив-нула.
  - Мы пойдем с вами, - заявил он.
  Женщина внимательно осмотрела будущих постояльцев и, по-видимому, осталась довольна. Взгляд её стал более мягким. Она кивнула, ещё повернулась к молодым, пожелала им спокойной ночи, поклонилась и направилась к выходу. Валентин и Света пошли вслед за ней.
  Дом тети Нины (так звали женщину) оказался в самом центре деревни и был довольно просторным. Она провела гостей в самую большую комнату и показала на диван, подмигнув Валентину:
  - Ты - мужик, диван разложишь. Постель я сейчас принесу.
  Она вышла и вскоре вернулась с охапкой простыней, подушек и одея-ла.
  - Одеяло одно несу. Чай, не подерётесь, - она лукаво улыбнулась, глаза её вспыхнули.
  Света покраснела.
  - Нет, нет, что Вы, - сказал Валентин, не поняв подвоха.
  ...Света лежала рядом. Спала ли она, он не знал. Хотелось верить, что спала. Он же заснуть не мог. Он чувствовал всё её тело, не прикасаясь к ней. Это будило и нём непреодолимое желание схватить её, обнять, прижать к своей груди, расцеловать всю.
  Именно сейчас, в эти долгие минуты ночи, когда тьма скрывала всё, что могло бы отвлечь или помешать, и Она была рядом, сейчас он оконча-тельно понял, что любил её. Любил её всегда. И продолжает любить до сих пор.
  Но он лежал неподвижно, раздираемый страстью, не позволяя себе ше-лохнуться. Она сказала, что любит другого. Каждый поцелуй сейчас оказался бы плевком в то самое чистое место в его душе, позволявшее достойно жить дальше и бороться за себя, не дать себя скрутить в бараний рог...
  Всё это враки, что с течением жизни мы становимся лучше, совершен-нее. Люди совершенны только в момент рождения. Чем дальше мы живём, тем чаще жизнь ставит нас в такие ситуации, которые портят нас, убивают в нас всё чистое, светлое... С течением жизни человек не совершенствуется. Наивные те, кто считает, что это не так, кто искренне верует, что изживает собственные недостатки и тем самым приближается к идеалу. Ерунда всё это! Безнадёжный и напрасный труд. На смену одним недостаткам приходят другие. И так до бесконечности. Главная задача человека состоит только в том, чтобы сохранить в себе то лучшее, что дано было ему при рождении, и не дать самому себе опуститься, как говорят в народе, в "собачью шкуру". Немногим это удаётся.
  Он проснулся от яркого света. Посмотрел на часы. Было уже восемь. Сон отдыха не дал. Настроение было паршивым. Он попробовал подняться. Света ещё спала. Её рука лежала на его груди. Он осторожно убрал её руку. Она, почувствовав прикосновение, вздохнула, но не проснулась. Её лицо бы-ло безмятежным и светлым.
  Он встал, оделся и вышел, стараясь как можно тише притворить за со-бой дверь. Тетя Нина хлопотала у плиты.
  - Ну что, проснулись? - кинув мимолётный взгляд, спросила она.
  - Не совсем.
  - Как это? - тетя Нина, ловко перевернув блин на сковородке, удивлён-но посмотрела на него.
  - Я проснулся, а она нет, - пояснил он.
  Тетя Нина улыбнулась.
  - Собака ваша не кусается? - робко поинтересовался Валентин.
  - Нет.
  Он обулся и вышел.
  Утро было свежим. Лучи солнца, прорываясь сквозь опустившийся густой туман, образовывали столбы света. После нескольких шагов ботинки стали мокрыми от росы. Валентин огляделся.
  В деревне жизнь уже давно проснулась. То и дело раздавались из раз-ных концов крики петухов. Иногда подавала голос корова, запоздавшая на выгон.
  - Ну, как дела?
  Валентин вздрогнул от неожиданности. Рядом стоял мужчина, уже по-жилой, в ватнике и кирзовых сапогах. Очевидно, муж хозяйки. Он весело улыбался.
  - Доброе утро, - поприветствовал его Валентин.
  - Прывэт, - ответил тот по-молодёжному. - Баба у тебя ничего, - с ви-дом знатока проговорил он. - Жена?
  Валентин отвёл взгляд.
  - Жена.
  Мужчина хитро прищурился.
  - Хорошая девка. Как тебя звать?
  - Валентин.
  - А меня - дядька Митрий, - представился мужик и подал руку. - Ты молодец. Вижу, парень не промах. Девка добрая, - голос его вдруг перешёл на проникновенный тон: - Ты, Валя, не смотри ни на что. На такой можно жениться. Верь мне, хрену старому, я эту породу знаю. Погулял когда-то.
  Глаза дядьки Митрия на минуту осветлись похотливым огнем. Видать, в молодости, действительно, слыл в деревне ловеласом. Однако как он сумел высмотреть Свету? Вроде на свадьбе его не было, и в доме он не встречался. Может, подглядывал, старый козёл?
  - Митрий! - на крыльце показалась тётя Нина. - Чево пристал к парню? Видишь, по делу вышел. Ходи сюды.
  - Во! Командир дав команду. Зараз пиду! - дядька Митрий удалился с поспешностью чрезвычайной.
  Валентин, оставшись один во дворе, размышлял над словами старика...
  В доме тётя Нина и Света накрывали на стол. Дядька Митрий перед зеркалом, встроенном в кухонный комод, старательно расчесывал свою из-рядно поредевшую шевелюру.
  - Ну, садитесь за стол, - пригласила всех хозяйка. - Давай, старый, са-дись. Хватит ужо чесаться: остатние пейсы повыдираешь.
  - Шо ты меня сбиваешь с пантолыку, - улыбаясь возразил старик. - За столом молодая девка сидеть буде. Мабыть, я ей приглянуться хочу.
  Тётя Нина махнула рукой.
  - Куды ужо тебе... Без тебя, быдта, тут кавалеров нема, - она открыла комод и достала бутылку фабричной водки. - Вот твоя невеста. Разливай.
  При виде бутылки глаза старика загорелись. Он выпрямился и преобра-зился.
  Выпили по рюмке "за всё хорошее". Тётя Нина всё время повторяла: "Закусывайте, не стесняйтесь". Валентин устал её убеждать, что не стесняет-ся, просто кивал головой и делал вид, что собирается много съесть... Но сде-лать ничего не мог: кусок в горло не лез никак.
  На душе было муторно. Чем дальше, тем становилось все хуже и хуже. Переживания прошедшей ночи усугублялись растущим ощущением нелепо-сти того положения, в котором он оказался, и нелепости того, что об этом приходилось думать сейчас. А Светлана старательно ухаживала за ним за столом, подливая тем самым масло в огонь. Её присутствие тяготило его. Очевидно, чувствуя это, она сразу оставила его, как только они снова оказа-лись на свадьбе.
  Валентин прошел к шатру. Там уже сидели за столами ранние гости, жаждущие заглушить похмелье. Он сел рядом. От подступивших мыслей его даже затошнило. Он налил себе самогона, выпил залпом и тут же налил сно-ва. Оглянулся: вокруг смотрели на него с удивлением. Он выпил ещё.
  - Вид у тебя решительный.
  Это был Акулов. Выглядел он довольно респектабельно. Вчерашние похождения никак не отразились на нём. Хозяева оказались добрыми людь-ми. Хозяйка постирала его штаны, почистила пиджак. Поломанный забор Олег утром восстановил совместно с хозяином. Сложностей в этом не воз-никло. После чего все сели за стол, выпили по чарке и посмеялись над вче-рашним происшествием. Дочка хозяев лукаво смотрела на него и старалась подкладывать в его тарелку самые лакомые кусочки, что приводило Олега в некоторое замешательство. Дело в том, что его память оборвалась на том месте, когда он ударился о прожилину в заборе. А сам сегодня утром про-снулся без нижнего белья. Поэтому чрезмерное внимание девушки наводило его на соответствующие мысли. Но напрягать свои извилины предположе-ниями он посчитал нецелесообразным и решил оставить всё, как есть. По-видимому, это устраивало всех.
  - Ты, я вижу, пьёшь как лошадь. Под забором ночевал? Согреться не можешь?
  - Угу, - буркнул Валентин.
  Как из-под земли за столом возник Бунь.
  - Ну шо? Вы уже тута, алкоголики?! Как мне ваши пьяные рожи надое-ли. Давай наливай, - он протянул Валентину свой стакан. Рука его дрожала крупной дрожью. Валентин не решился исполнить его просьбу.
  - Поставь стакан, - сказал он.
  Бунь опустил руку. Ему наполнили стакан.
  - Ну что, бояре, вздрогнули, - он вылил содержимое себе в рот. Глот-нул. Выдохнул. Вдохнул. Но вдруг громко икнул и выскочил из-за стола, плотно закрыв рукой рот. Все проводили его долгим сочувственным взгля-дом.
  Валентин же почувствовал себя хорошо. Алкоголь разогнал кровь, а вместе с нею и мысли, тяготившие его. Окружающий мир уже не выглядел таким отвратительным, каким казался ещё недавно. А жизнь виделась доста-точно простой в пользовании. Он сидел, иногда улыбался сам себе, вызывая тем самым недоумевающие взгляды окружающих.
  Кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Рядом с ним сидела девуш-ка.
  - Привет. Ты куда вчера пропал? - спросила она.
  Валентин внимательно посмотрел на свою соседку. Она выглядела до-вольно привлекательно. У неё были чувственные губы, немного узкие глаза, что придавало лицу восточный шарм. Нос был немного велик, но не портил лицо. Достоинства фигуры трудно было оценить, так как она сидела слишком близко, но внушительных размеров бюст и изящно изогнутая спина позволя-ли предполагать лучшее.
  Валентин вспомнил. Он вчера приглашал её на танец. Кажется, её зва-ли Наташей. Они танцевали вместе раза три. Потом пустились в хоровод во-круг молодых. Интересная идея, но она ему не нравилась, чем-то напоминала детство, Новый год, ёлку. Хоровод пополнялся новыми участниками. Одна девушка экстравагантной наружности попыталась встать между Валентином и Наташей. Он ничего не имел против и разжал руку, но Наташа наоборот, ещё крепче сжала свою и не позволила разорвать круг. Девушке пришлось присоединиться к обществу в другом месте. Этот, на первый взгляд, незначи-тельный момент верно указывал на то, что Наташа имела на Валентина виды.
  - Привет. Ты как здесь оказалась? - Валентину даже самому показалось, что он искрение обрадовался встрече.
  - Что значит, как? Так же, как и ты.
  - Нет. Я в том смысле, что здесь мужик какой-то сидел ещё минуту на-зад. Повернулся, смотрю: ты. Прям полтергейст какой-то.
  - Никакого полтергейста. Он ушёл, я пришла.
  - Вчера мы не пили за знакомство?
  - Давай.
  Они выпили. Валентин налил ещё.
  - Почему я не видела тебя до сих пор?
  - Это ты в общежизненном плане или в данном конкретном?
  - В конкретном? Ты где сидел?
  - Здесь. Всё время здесь. Может, ты меня не узнавала, пока я не влил в себя нужную дозу? - Валентин стукнул себя пальцем по гортани.
  - Может быть, - Наташа улыбнулась.
  - Привет! - подошёл Жора. - Пойдем, разговор есть.
  - Я ещё вернусь, - сказал Валентин, обращаясь к девушке, и вышел вслед за другом.
  - Ну, чего ты хотел? - он остановился у калитки.
  - Я вчера познакомился с этой девчонкой.
  - Какие проблемы! Забирай.
  Жора протестующе замахал руками.
  - Ты не понял. Она мне все уши про тебя прожужжала. Говорила, с ка-ким хорошим парнем познакомилась по имени Валентин. Согласись, нетруд-но было догадаться, что это ты. Спрашивала, куда ты исчез. Просила расска-зать о тебе.
  - Ну, и ты?
  Жора поднял ладонь и пошевелил растопыренными пальцами, подмиг-нув.
  - Ну, я и рассказал... Короче, она без ума от тебя. Так что давай... Я бы и сам не против, но любовь - это святое.
  Валентин подозрительно посмотрел на друга.
  - Ну, ладно. Спасибо за информацию.
  - Кстати, где ты вчера был?
  - Не помню, - уходя, буркнул Валентин.
  Он сел на своё место. Ему тут же подсунули полный стакан.
  - Пойдем, - сказал он, отправив водку себе внутрь.
  Они прошли мимо танцующих. За хозяйственными постройками он резко обернулся и обнял Наташу. Она не сопротивлялась. Он поцеловал её. Она обняла его за шею и запустила руки в волосы, прижавшись к нему всем телом. Валентин почувствовал упругую грудь, горячие бёдра. И желание за-хватило его. Но Наташа вдруг отстранилась и зашептала:
  - Ты мне сразу понравился. Как только я увидела тебя, поняла: ты бу-дешь моим... Куда ты вчера пропал? Зачем ты оставил меня одну?
  - Наверно, ты была не одна... - осторожно предположил Валентин.
  - Ко мне прицепился один твой друг (так он сказал), но я постоянно думала о тебе. Он мне был безразличен.
  - Неужели я способен разжечь такое чувство? - иронично усмехнулся Валентин.
  Вместо ответа Наташа крепко поцеловала его. Он взял её за руку и ув-лёк за собой.
  - Пошли.
  Наташа не сдвинулась с места.
  - Куда?
  Валентин оглянулся.
  - Как куда? Здесь не очень удобно... Или ты можешь прямо здесь? - он почти протрезвел от удивления.
  - Нет! - решительно возразила Наташа.
  Он облегченно вздохнул.
  - Ну, тогда пошли.
  - Нет!
  Валентин отпустил руку.
  - В чём дело?
  - Ну, как так... вот, сразу...
  - Что значит, сразу! Ты меня любишь?
  - Да.
  - Ну, так в чём дело? К ЭТОМУ всё сводится. Какая разница, раньше, позже... Или, всё, что ты сказала, пустые слова?
  - Нет. Это правда, но...
  - Может, тебя волнуют последствия? Не волнуйся. У меня есть средст-ва предосторожности. Или, может быть, у тебя сегодня неблагоприятный день?
  - Нет, - Наташа покраснела от смущения.
  Валентин чувствовал, что его понесло слишком далеко, но остановить-ся не мог, да и не хотел.
  - Послушай, зачем усложнять себе жизнь какими-то ахами, вздохами под луной и прочей дребеденью?
  - Но я так не могу.
  Валентин обреченно махнул рукой.
  - Тогда подойди к моему другу, с которым ты вчера познакомилась. Скажи ему то, что сказала мне. Уверен, он тебя поймет. Твой тип в его вкусе.
  Он направился прочь, не оглядываясь, почувствовав внезапно неимо-верную усталость, и понял, что выпил слишком много. Шаг был нетвёрдым, думать уже не было сил даже об этом.
  Его кто-то толкнул. Мимо проходил какой-то верзила из местных, по-считавший лишним немного уклониться. А рядом с ним была Света. Они вы-ходили на улицу. Валентин грубо одёрнул её.
  - Не уходи с ним, - сказал он.
  Верзила угрожающе выдвинулся. Света удержала своего спутника.
  - Кто это? - спросил тот.
  - Это мой брат, - сказала она.
  - Двоюродный, - Валентин одарил верзилу ослепительной улыбкой, не предполагающей ничего хорошего.
  - Мы пойдём, - Света взяла Валентина под руку и отвела его подальше. На прощание тот показал верзиле кулак с поднятым вверх средним пальцем.
  Свадьба подходила к концу. Много в этот день ещё было интересного. Чего стоила одна поездка Шурика с Васькой по деревне за приданым...
  Оказывается, у них в деревне есть такой обычай, что на второй день свадьбы дружки жениха именно на повозке заезжают к родственникам невес-ты, а те должны вручить им подарок для молодых. Перед тем как вручить подарок, конечно же, приехавших за приданым обязательно угощали. Родст-венников у молодой Валериной жены в деревне оказалось много. Поэтому к завершению почётной миссии Огревский и Хватов находились в состоянии, граничащем с прострацией. Но свою почётную обязанность они выполнили практически до конца...
  На повозке чего только не было: посуда, ковры, несколько клеток с ку-рами и кроликами. А в одном из домов невесте в приданое подарили щенка. Осталось дело за малым, только отвезти это всё добро к дому молодых. Вот тут-то и началось самое интересное.
  Шурик держал за спиной мешок, в котором робко повизгивала квёлая собачонка, а также поддерживал двоих своих спутников. Как только вышли за ворота, мужик - хозяин коня и повозки - сразу схватился за вожжи. Вась-ка запрыгнул на повозку, но по его виду можно было догадаться, что сделал он это скорее инстинктивно, чем осознанно, уж больно вид у него был отсут-ствующий. Шурик небрежно бросил мешок с пёсиком в кучу к другим по-даркам и сам уселся на повозку.
  - Трогай, - буркнул он.
  Мужичонка взмахнул кожаным бичом. Повозка дёрнулась. Васька сва-лился на дорогу.
  - Стой! - заорал Шурик.
  Мужик натянул поводья. Шурик подошёл к Ваське, который к тому времени уже поднялся на четвереньки, схватил его за шиворот и, поставив на ноги, подтолкнул к повозке. Тот забрался на неё. Шурик сел рядом. Мужик сказал:
  - Но-о!
  Лошадь пошла - Васька вновь оказался на земле. На этот раз он также сам встал на четвереньки, но, когда Шурик поставил его на ноги, стоять са-мостоятельно не мог...
  Лошадь пошла в третий раз. Васька снова свалился и сейчас уже даже на четвереньки подняться не смог. Шурик скрипел зубами, но молча взгро-моздил друга на повозку. А чтобы исключить его следующее падение, поса-дил его между двумя ящиками, в одном из которых находился поросёнок, а в другом - гусь. Поросёнок как-то сразу заинтересовал Ваську. Он попытался засунуть ему два пальца в отверстия в пятаке, как вилку в розетку. Поросёнку это не понравилось. Очевидно, почуяв неладное, за товарища вступился гусь и отчаянно вцепился клювом в рукав Васькиного пиджака.
  Мужик в который раз крикнул:
  - Но-о! - взмахнул бичом и... сам свалился с повозки.
  - Тпру-ру! - заорал Шурик.
  Кипя от гнева, он подскочил к мужику и встряхнул его, словно лёгкую дерюжку. Казалось, тот вытряхнется из своей одежды. Но эта процедура не привела его в чувство, а скорее - наоборот. Где небо, где земля, он явно не соображал. Шурик отпустил его. И он упал как подкошенный. В этот момент у Васьки осветлилось сознание (лучше бы этого не происходило!). Он оста-вил в покое животных и покинул своё сидение, желая помочь другу, но, по-теряв опору, споткнулся и упал рядом с мужиком. Шурик взревел, как ране-ный зверь. Он поднял Ваську и так заехал ему в челюсть, что тот покатился обратно во двор, откуда они только что вышли, начисто выломав оказавшую-ся на пути калитку. Шурик плюнул ему вслед, подобрал бич, пнул ногой му-жика, сел на повозку и, щёлкнув бичом, с места пустил лошадь в галоп.
  За этим спектаклем наблюдала вся деревня.
  Уже спустя значительное время, Валера Демянчук, приезжая на экза-менационные сессии, рассказывал, что односельчане его свадьбу вспоминают до сих пор, и всё благодаря его друзьям по институту.
  Но ничего этого Валентин не видел. Его сознание к тому времени по-мутилось окончательно. Для него осталось неясным, как и где он провёл этот отрезок времени, как добрался до автобуса, что было потом. Впоследствии, думая об этом, он логически предположил, что раз ему не вспоминают чего-то из ряда вон выходящего, даже при встрече не смотрят странно и необыч-но, значит, ничего предосудительного он не делал. Но всё же спрашивать об этом никого не решался.
  Очнулся он только в Бресте. Голова лежала на плече у Светы. Шея страшно ныла. Как ни странно, похмелья не было. Он чувствовал себя до-вольно сносно, насколько это возможно после столь богатых событиями двух последних суток. На душе почему-то было легко. Это удивило и обрадовало одновременно. А когда он увидел вокруг унылые лица своих товарищей, пе-реживавших сейчас характерные физические страдания, настроение у него поднялось.
  Всё-таки интересное существо человек. Достаточно убедиться, что ко-му-то хуже, чем тебе, сразу чувствуешь себя чуть ли не счастливчиком.
  
  
  
  
   Глава 11
  
  
  Он вошёл уверенно, как всегда, без стука.
  Жора был в комнате один. Стоял лицом к окну, смотрел куда-то вверх и, не оборачиваясь, пробормотал:
  - Привет, - продолжая что-то высматривать на потолке.
  Валентин же прошел, плюхнулся на кровать, на американский манер заложил ноги на стол. На удивление, Жора не обратил на такое хамство ни-какого внимания. Вдруг он плавно поднял левую руку вверх, правую оттянул к уху - он целился, в руках у него была обычная резинка. Такие используются для изготовления подтяжек. Жора отпустил один конец. Резинка молниенос-но выбросилась вперёд и ударилась о потолок.
  - Что ты делаешь? - удивился Валентин.
  - Четырнадцатый, - вместо ответа задумчиво произнес Жора и повер-нулся. Обозрению открылся весьма впечатляющий синяк под правым глазом. - Мух, комаров истребляю, - живо сказал он и подмигнул подбитым глазом, от чего показалось, будто вместо глаза у него на лице большая фиолетовая накладка.
  Валентин даже присвистнул от неожиданности.
  - Это тебя кто? Вчерашняя подружка? Любя, надеюсь.
  - Ты не угадал. Я вчера сражался за честь и достоинство.
  - Ну-ка, ну-ка... - Валентин расположился поудобнее.
  Жора бросил мечтательный взгляд в потолок:
  - Это случилось в самом конце нашего романтического путешествия, - он открыл форточку и, смачно плюнув, выждал какое-то время, прислушива-ясь. Но, так и не дождавшись какого-либо шума внизу по этому поводу, про-должил: - Мы уже подходили к общаге. Это на "Карла Маркса". Как из тол-пы, состоявшей из человек шести молодых человеков, донёсся неприличный окрик, типа: "Поди сюды, Клава". Но я им ответил, что, мол, никакой Клавы тут нету. На что мне посоветовали заткнуться, что, мол, они лучше знают. Но я не заткнулся и посоветовал им сделать то же самое. Тем временем мы по-дошли к общежитию. Моя подружка обернулась, чтобы обнять и поцеловать меня... И я увидел, как её глаза расширяются от ужаса. Она только смогла выдавить из себя: "Бежим!" И тут бы мне хоть сейчас её послушать! Я ду-маю, что в этом случае получил бы очень много положительных моментов. Во-первых, если нам куда и было бежать, то только в общежитие. Во-вторых, она бы не выпустила меня на растерзание этим гоблинам и приютила бы, на-верняка, в своей комнате до, так сказать, рассвета. А уж там-то... Но мое лю-бопытство! Оно сослужило для меня плохую службу, я обернулся, а... а по-том бежать было уже поздно. Я только увидел, как из темноты на меня над-вигается эдакая рама, метр девяносто в высоту и примерно столько же в ши-рину. Ты можешь сказать, что у страха глаза велики. Так вот, я даже не успел испугаться. Этот козел долбанул меня прямо в глаз. Не знаю, как мне удалось устоять на ногах. Видимо, присутствие дамы не позволило упасть в её глазах. Я ему сказал, что отвечу на все его вопросы после того, как проведу девушку до дома, чтобы она не стала свидетелем этого жестокого зрелища, какое я намерен был устроить. Пока я говорил, этот лошара ещё раза три стукнул меня по голове. И я понял, что такое понятие, как интеллигентность, нахо-дится вне зоны досягаемости мозгов этого дубины. И я решил проучить его прямо на глазах у девушки. Поднатужился и...
  - И?
  - И перебросил его через забор.
  Валентин недоверчиво усмехнулся.
  - Ну-у, забор был, правда, по колено высотой. Но впечатление это про-извело. Повалился он красиво, как сноп. Хотя подлец ухватил меня за куртку и увлёк за собой. Я упал на него и попытался придушить гада, но меня ото-рвали от добычи его дружки. Тут поднялось много шума. Подружка завизжа-ла благим матом о том, что, мол, у неё дядя прокурор и она всех пересажает за решётку, и очень надолго. Самое странное, что это подействовало. Меня аккуратно опустили на землю, поставили на ноги, промямлили что-то вроде того, что они всего лишь разнимали дерущихся, и убрались. Вот, собственно, и всё. Такая вот маппетшовная история приключилась вчерась.
  - Да-а, - протянул Валентин. - А дальше?
  - Ты имеешь в виду девушку?
  Он кивнул.
  - Мне стало слишком грустно, чтобы подумать о чём-то другом. Она дала мне платок, сообщила, в какой комнате живёт. Но я забыл об этом сразу. Так мы расстались... Всё это довольно трагично. Ведь, если бы не эти при-дурки, возможно, этой ночью я обрёл бы свою судьбу, - Жора мечтательно уставился в окно. Но вдруг натянул резинку и выстрелил. На месте, где ещё секунду назад сидела муха, образовалось тёмное сырое пятно, и медленно, планируя, опустились на подоконник крылышки насекомого.
  - Что не делается, не делается к лучшему, - задумчиво произнёс Вален-тин. - Пусть тебя греет мысль о том, что, возможно, эти гоблины спасли тебя от чего-то более неприятного.
  - Ты считаешь, что с нею уже не стоит встречаться? - Мацкевич намо-тал резинку на указательный палец и с неподдельным интересом наблюдал, как тот синеет.
  - Почему же... Если твоё сердце подскажет тебе, что следует встре-титься, то послушай его.
  - А как я его услышу?
  - Не беспокойся, если оно заговорит, то ты обязательно услышишь... Однако, ты неплохо придумал. Выглядит захватывающе, - заметил Валентин, кивая на резинку.
  - Это идея товарища Кузьменкова. А я так думаю: любое занятие должно выглядеть интересно, даже если это всего лишь охота на мух. - Жора поднял уже синий указательный палец. - Сейчас это, действительно, охота, а не какая-нибудь заурядная бойня. Кузя, кстати, так поднаторел в этом искус-стве, что уже почти не целится. У меня сначала плохо получалось. Я скорее загонял насекомое до изнеможения, и оно само, в конце концов, подползало под резинку, ища в смерти избавления от мук. Но сейчас!.. - Жора снова вы-стрелил.
  Очередная муха разлетелась на куски, один из которых попал ему в ли-цо.
  - Но сейчас - результат, как говорится, налицо, или на лице, - он смах-нул останки погубленного насекомого, подошёл к окну, снова плюнул в от-крытую форточку и задумчиво произнес:
  - Комфорт свой дешёвый, порочный
  Однажды нарушу.
  Ухабисто, пьяно идётся с больною душой.
  Мучительно рвутся осколки и язвы наружу.
  И день проходящий
  Как камень на сердце большой.
  Не жизнь вокруг, а катастроппа какая-то! Утром проснулся, день впе-реди, - катастроппа. Днем на рожи идиотские смотришь, базар гнилой слу-шаешь, - катастроппа. Вечером в постель ложишься, день впустую прошёл, - катастроппа. Драгоценные минуты проходят просто так. Ё-па-ма! Нету жизни в этой жизни.
  - Не плачь, синяк пройдёт.
  - Не в синяке дело. Ты прав, может, даже спасибо я должен сказать этим гоблинам за то, что они вмешались и расстроили планы моего наме-чающегося падения. Ты знаешь, как вспоминаю, как она материлась, пони-маю, что не для меня она создана. Не мой это идеал.
  - Она же материлась, тебя спасая.
  - Понимаю. Но ничего с собой поделать не могу.
  - Хочу напомнить тебе одну народную мудрость, думаю, подходящую к данной теме: "С большого перебору выбрал он засёру". Но всё же в чём ты прав, так это в том, что в каждом событии в жизни нужно видеть его хоро-шую сторону. Возможно, этот "фонарь" в прямом смысле слова осветил тебе дорогу твою. Указал, так сказать, путь истинный. Пойди в церковь, поставь свечку за здравие того козла.
  - Не богохульствуй. Этот козёл тут ни при чём. Он всего лишь орудие в руках Господних. Если я кому и должен быть благодарен, так только Богу. А беспокоит меня теперь вовсе не синяк и не вчерашний облом, а совсем дру-гое... Вот думаю: уже не за горами то время, когда закончим мы наше заве-дение. Выдадут нам бумажки с печатями. А дальше что? Хе! Бумажками этими даже подтереться проблематично будет: уж больно жесткие. Разве что только на стенку гвоздями прибить с надписью: "Потомки, не совершайте моей ошибки". Как жить дальше? Куды податься? Кому отдаться?
  - Вижу, Господь осветил тебе путь вчера только до нашей общаги. Ты стихописанием займись. Гляжу, у тебя неплохо получается.
  Жора безнадежно махнул рукой.
  - Разве этим можно прокормиться?
  - Если ты насчет прокормиться, могу подогреть тебя идейкой.
  - Рискни здоровьем.
  - Недавно слонялся по рынку. Смотрю: стоят. Два корешка обернулись в простыни, побрились наголо, тумбочку поставили с надписью: "Люди, по-верьте в Кришну. Собираем деньги на храм". Один стучит в тарелки, другой бьет в бубен, и прыгают вокруг тумбочки. Чем не работа? - Валентин поднял ладонь и пошевелил растопыренными пальцами, как это делает Жора, когда хочет сказать: "Не круто ли?"
  - И что, жертвуют?
  Валентин кивнул:
  - В том-то и дело! Бросают денюжки... Давай и мы какими-нибудь пророками станем. Высшее образование получим. Как говорит Петровский, на голову выше других станем. Будем народ дурачить. Сейчас как раз мода пошла. В религию все кинулись. Им всё равно в кого верить. А нам на про-питание будет. Не упусти струю!
  Жора бросил на друга такой взгляд, каким смотрят пастыри на заблуд-ших овечек.
  - О чём ты говоришь? Ведь это же грех! Бога использовать для удовле-творения материальных потребностей... Подумать только!..
  Валентин удивлённо посмотрел, пытаясь уловить: шутит его друг или говорит серьёзно, но так и не смог определить.
  Жора продолжил:
  - Другое дело политика. Тут есть, где развернуться. Политик - это че-ловек, который освобожден от принципов по определению. Он никогда, ни перед кем, ни за что не отвечает. Даже перед Богом... У него особая миссия в человеческом мире.
  - Какая же?
  - С помощью политиков Господь наказывает людей за алчность, за глупость. Они, падкие на лёгкое обогащение, на райскую жизнь на земле без труда, слушают сладкие басни авантюристов всех мастей, приводят их к вла-сти и тут же расплачиваются за собственные грешные помыслы, ладно, если просто неустроенным бытом, а бывает - свободой и жизнью. Как это случи-лось в начале века с нашим народом. Послушали проходимцев-большевиков, поверили, что рай на земле можно построить, отобрав деньги, собственность и жизнь у других, таких же людей, как и они, без работы над собой, без соб-ственного духовного возрождения, и... И вскоре случилось то, что случи-лось... А сейчас мы с тобой пожинаем плоды глупости наших бабушек и де-душек.
  Валентин удивлённо приподнял брови:
  - Какой ты умный!
  Жора высокомерно посмотрел на него.
  - Ты только сейчас это заметил? Ну да, лучше позже, чем никогда.
  - Политика - грязное дело. Туда лучше не соваться.
  - Лучше не соваться, если относиться к этому серьёзно. А если на рас-слабоне, шутя... Кататься по свету, выступать по телевизору, нести околеси-цу и наслаждаться жизнью... Подумай только, ты будешь дурачить людей, а тебе за это ничего не будет. Ты будешь играть, как в кино. Как увлекательно! И поверь мне, всегда найдутся те, кто пожелает тебя спонсировать.
  - Но для успешной работы на этом поприще тебе придётся освободить-ся от кое-каких моральных принципов.
  - Ну что ж, надо так надо.
  Валентин чуть не поперхнулся собственным возмущением:
  - Что это значит?! Ты только что мне прочитал целую лекцию о нрав-ственности. Как же понять тогда твоё возмущение по поводу моего предло-жения? И в этом случае мы можем просто играть, шутить, так сказать, тоже таким образом наказывать людей за глупость.
  Жора предостерегающе поднял палец:
  - Давай отделим так называемые мухи от так называемых котлет. Шу-тить можно над всем, только не с Богом.
  - Ты думаешь, он не имеет чувства юмора и не поймёт нас, стражду-щих, не посмеётся вместе с нами?
  Жора пожал плечами.
  - Кто знает, с какой ноги ОН однажды встанет. Зачем рисковать? Ты же не желаешь гореть вечным пламенем?
  Валентин машинально покрутил головой. Жора удовлетворённо кив-нул.
  - Вот. И я не желаю - сказал он. - Кстати, я уже посещаю собрания ме-стных "спасителей Отечества". Так они про себя думают. Членом пока не стал. Присматриваюсь. Может, появится на горизонте что-нибудь более пер-спективное. Я и тебя могу прихватить на очередное сборище, - Жора доволь-но потер руки, его глаза загорелись. - Ты если не увидишь политической кухни в миниатюре, то, по крайней мере, ощутишь атмосферу грядущей рэ-волюции со всеми вытекающими отсюда последствиями. Уверен, тебе как ис-кателю-натуралисту понравится. Ты знаешь, есть в этом что-то магическое, захватывающее. Я сделал вывод, что все эти вещи - происки сатаны. Поэто-му, чтобы эта фигня не захватила всё моё существо, я перед тем, как войти туда, всегда троекратно осеняю себя крестным знамением.
  - Помогает?
  Жора пожал плечами:
  - Раз я до сих пор не теряю критического взгляда на эту бодягу, значит помогает.
  - Что ж, будем посмотреть. А пока, пойду, поработаю над собой.
  
  У выхода с лестничной площадки Валентин столкнулся с Подпиской. Пренеприятнейшая личность. Он жил в Бресте, учился на четвёртом курсе в одной группе с Андреем Попелушко из соседней комнаты и часто заходил к нему.
  Каждый раз, наблюдая за ним со стороны, Валентин ловил себя на мысли, что есть в этом человеке что-то отталкивающее. Неподвижное лицо, ничего не выражающий взгляд. Маленькие глазки быстро бегали по сторо-нам.
  Было известно, что он якшается с местными бандитами и промышляет рэкетом, не брезгуя при этом в выборе средств и жертв. Однажды Подписка "залетел" на какой-то банальной краже. Закончилось тогда всего лишь ус-ловным наказанием. Из института его не попёрли, так как его отец работал преподавателем на кафедре строительной механики.
  Этот инцидент совсем неожиданно принёс Подписке большие диви-денды: он оставался студентом, а судимость повышала его статус среди ме-стных спортсменов-рэкетиров. Разумеется, он любил разглагольствовать о своих подвигах, в рассказах превращаясь из обыкновенного воришки, по пьяному делу взломавшего сиротливо стоявший на неохраняемой стоянке "жигуленок", в крутого парня, "чалившегося" на нарах и возведённого в ав-торитет знатными уголовниками, делившими с ним кружку чифиря. Он так и не раскололся перед "мусорами". И те вынуждены были отпустить его под подписку о невыезде.
  Конечно, мало кто из слушателей этих небылиц знал, что Подписка со своим подельником на следующий же день после кражи был задержан работ-никами уголовного розыска и, отсидев одну ночь в "обезьяннике" при де-журной части местного отделения милиции с заурядными дебоширами и бомжами, наутро, размазывая сопли в вперемешку со слезами, писал "чисто-сердечное признание". После чего его действительно отпустили под подпис-ку о невыезде. И он вышел из отделения вместе с отцом, который держал его, как маленького ребенка, за руку.
  Но поскольку Подписка врал, то, рассказывая историю своего уголов-ного опыта следующий раз, забывал, что говорил ранее, поэтому история его обретала всё новые варианты. Учитывая это, нетрудно было убедиться в не-достоверности предлагаемой информации. А после этого случая за ним за-крепилась неоднозначная кличка: "Подписка".
  Сейчас, поворачивая в коридор, Валентин немного задел его плечом. Не говоря ни слова, разошлись. Валентин ушёл к себе. Через несколько ми-нут в дверь постучали.
  - Да.
  Вошел Подписка. Он быстро огляделся, закрыл за собой дверь и сказал:
  - Ты меня толкнул.
  - Да?
  - Да.
  Валентин с ног до головы окинул взглядом вошедшего и сказал:
  - Тогда извини, я не хотел.
  Подписка самодовольно улыбнулся. Валентин сделал непростительную ошибку. В понимании таких, как Подписка, проявление хороших манер есть признак слабости. Ведь, по их мнению, настоящий мужчина сначала бьет, а затем разговаривает.
  Подписка заметно расслабился. Прошёл и, не дожидаясь приглашения, уселся на кровать. Снова улыбнулся и поднял свои узенькие глазки - ничего хорошего они не предвещали.
  - Мне не нужны твои извинения.
  - Что же тебе нужно? - спокойно спросил Валентин.
  - Мне нужны бабки. Много.
  - Боюсь, ничем помочь не могу. Ты обратился не по адресу.
  - Ты меня не понял, - процедил Подписка сквозь зубы. - Я у тебя не прошу денег.
  - Действительно? Что же ты просишь? - Валентин развел руками и сел напротив. Разговор стал занимать его.
  - Я ничего не прошу, и ты не коси под дурачка, - Подписка начал те-рять терпение. - Ты меня толкнул. Это просто так не проходит. Ты должен мне компенсацию. Деньги. Обычно, за такие вещи мы берём сотню баксов.
  - Ты это серьёзно?
  - Я никогда не шучу, - Подписка смотрел, не моргая.
  - Остаётся тебе только посочувствовать.
  - Не понял.
  Валентин махнул рукой.
  - Это я так, не бери в голову.
  Теперь уже Подписка смерил его с ног до головы.
  - Сидор здесь живёт? - он указал большим пальцем в сторону комнаты Сидора.
  - Здесь.
  - Он - боксёр.
  - Да.
  - Мой ученик.
  - Неужели? - Валентин изобразил удивление.
  - Да. Вот сегодня показывал ему кое-что. Ему ещё нужно много рабо-тать, чтобы достичь нормального уровня.
  Нечего сказать, тонкая игра. Дескать, если такой боксёр, как Сидор, яв-ляется учеником его, Подписки, то какой тогда сам Подписка. Валентин даже прикусил губу, чтобы не рассмеяться.
  - Ты тоже боксер? - поинтересовался он, изображая озабоченность.
  У Подписки уголки губ дрогнули, сдерживая улыбку, ему показалось, что "клиент клюнул".
  - Да, я занимаюсь с шести лет.
  Сложение у него, действительно, было атлетическим. Спортивный кос-тюм, с которым он не расставался никогда, ни в городе, ни в институте, толь-ко подчёркивал спортивные достоинства его тела.
  - А вот мне бокс не нравится, - с брезгливой гримасой проговорил Ва-лентин.
  - Ты чем-нибудь занимаешься?
  - Да.
  - Чем? - Подписка насторожился.
  - Да так...
  - Чем? Скажи!
  - Ничего серьёзною... бегаю, прыгаю...
  - Легкая атлетика, что ли? - презрительно прогнусавил Подписка.
  - Она, - кивнул Валентин.
  Подписка заметно расслабился. Взгляд его упал на магнитофон.
  - Вруби. Блатные есть?
  - Нет, не держу.
  - Зря.
  - Тебе нравятся блатные?
  - Больше ничего не слушаю, - с апломбом ответил Подписка.
  Он, очевидно, уверен, что этим обстоятельством следует гордиться. Валентин пожал плечами.
  - Ты здесь неплохо живёшь, - оглядываясь, сказал Подписка.
  - Люблю комфорт.
  Подписка оживился:
  - Я тоже! Страсть, как люблю, чтобы всё было ништяк. Чтобы всё как в лучших домах Парижа и Лондона. Тебя как звать?
  - Валентин.
  - Ты мне нравишься, Валик, - весело сказал Подписка, поднялся и по-дошел к двери. - Так и быть, с тебя возьму пятьдесят. По знакомству.
  Валентин удивлённо поднял брови, но ответить ничего не успел.
  - Пока. Через два дня зайду за бабками. Не советую со мной шутить. Чтоб ментов не впутывать, - Он захлопнул за собой дверь.
  Валентин остался стоять посреди комнаты. Он понял, что в ближайшем будущем его ждут неприятности. Возможно, большие.
  В комнату вошёл Андрей Попелушко.
  - О чём вы тут с Подпиской базарили?
  - Просто беседовали о жизни, о хлебе насущном, - Валентин пожал плечами.
  Андрей покачал головой.
  - Он не человек. Он дерьмо.
  - Что ж так?
  - Этот хрен учится со мной в одной группе, - Андрей плотно притворил за собой дверь. - Он завёрнут на бабках и блатных песнях. Спит и видит себя в недалеком будущем "крёстным отцом" местной мафии. Идиот, - Андрей выразительно покрутил пальцем у виска.
  - Я слышал, что он водит дружбу с местными жуликами, - сказал Ва-лентин.
  - Чёрт его знает... А вот то, что его порезали местные жулики, это точ-но.
  - За что?
  - Бандиты вручили ему однажды крапленое золото для продажи. А он вместо того, чтобы тихо провернуть это дело, начал на каждом углу полос-кать языком о том, какое он важное поручение для мафии выполняет. Эта информация дошла до других бандитов. Они однажды подкараулили его в тёмном тупике и освободили от занимаемой должности.
  - Не понял.
  - Золотишко отобрали.
  - Ну, и?
  - Ну, и встретили его первые. Где золото, продал? Нет. Шо случилось? Так и так. К такому-то сроку ставишь золото или бабки. А нет, попишем.
  - И?
  - Пописали. Воткнули пару перьев в спину. Но он выжил. Вышел из больницы, только две недели человеком и побыл, а потом взялся за старое. Только теперь он ещё больше завернулся. Я, мол, побывал под бандитскими перьями... В общем, держись от него подальше.
  Андрей дружески похлопал Валентина по плечу и вышел.
  
  
   Глава 12
  
  
  - Ну что? Я сегодня отправляюсь поучаствовать в подготовке очеред-ной рэволюции. Если желаешь приколоться, могу взять с собой.
  Валентин внимательно посмотрел на Жору.
  Интуиция в этот раз его не обманула. То, что его друг должен сейчас прийти, он почувствовал в прямом смысле слова спиной, по которой пробе-жала быстрая дрожь буквально за несколько минут до этого. Он прервал свои глубокие размышления о том, что жизнь - жестянка и что не мешало бы её метнуть в болото, резво поднялся с кровати, схватил давно подготовленную и ждущую своего часа железную спинку от кровати, лихорадочно запихнул её под матрас кровати своего соседа по комнате и, как ни в чём не бывало, сно-ва улёгся обратно. Сюрприз для друга был готов.
  Почти полгода назад пришла ему в голову эта дурацкая идея. Никак не получалось воплотить её в жизнь: то забудет, то не подгадает к визиту друга, а то Жора, будто чувствуя подвох, войдя, изменял своей любимой привычке со всего маха плюхнуться на кровать Валентинова соседа, спокойно мерил комнату шагами, даже не присев на кровать. Но теперь Валентин почему-то был уверен, что сегодня - его день, сегодня всё получится. Он весь напрягся.
  Но снова что-то пошло не так. Жора спокойно подошёл к столу, сосре-доточился и начал надувать жевательную резинку. Она лопнула. Медленно собрав языком остатки жвачки с губ, Жора посмотрел на друга.
  - Пошли. Не пожалеешь. Это будет настоящее маппет-шоу в натуре. Такие, знаешь, индивидуумы там попадаются... временами... Хе. Лепечут та-кую ахинею... Ты представить себе не можешь, - Жора усмехнулся и серьёз-но добавил: - Но умными словечками оперируют, знаешь, виртуозно. Одно слово, антилегеты. Сволочи! Ведь на самом деле про народ они не думают. Думают, как в хозяева этой жизни пробиться. Но если не принимать всё близко к сердцу, то выглядит занимательно. А если так нормально подумать: на хрена нам революция! А?
  - Согласен, революция нам не нужна.
  - Но жить-то как-то надо. Может, понравится - пристегнёмся. А нет, то, по крайней мере, почему бы не развлечься... - Жора быстро повернулся к Ва-лентину и спросил: - В детстве тебе никогда не хотелось жить в те далёкие годы, когда вершились судьбы страны и мира, не хотелось примерить комис-сарскую кожанку и маузеровскую портупею, а?
  Валентин нервно покачал головой. Глядя на него, Жора пожал плеча-ми:
  - Знаешь, мне тоже не хотелось. - И вдруг воодушевлённо добавил: - А вот сейчас, почему бы и нет...
  - Ты, я смотрю, не принимаешь это близко к сердцу, - сказал Валентин и подумал о том, что следует мысли направить в другом направлении, пото-му что, скорее всего, они улавливаются работающей на Жорином подсозна-нии антенной инстинкта самосохранения. А уж антенна эта у Жоры - будь здоров! Он попытался забыть о железной спинке от кровати.
  - Да, здоровые нервы - прежде всего. Благо, что на этой, может пока-заться на первый взгляд, дохленькой волне можно выгрести в люди. Один хрен, на профессиональной ниве нам с тобой ничего не светит. Это только твой Серега собирается делать карьеру на мелиорации. Хе. А на первый взгляд вроде бы умный мужик, - Жора усмехнулся и добавил: - Ё-па-ма.
  - Не беспокойся, - заверил Валентин, - он добьётся приличного поло-жения раньше, чем мы с тобой.
  Жора удивлённо поднял брови.
  - Неужели... Но, впрочем, ты его лучше знаешь. Что ж, порадуемся то-гда за него сообча. Хе-хе, - усмехнулся Жора и направился к двери, но вдруг развернулся и плюхнулся на Серегину кровать.
  Когда вместо привычного пружинистого покачивания Жора ощутил под собой прутья железной спинки, лицо его выразило немое безмерное удивление. Глянув на Валентина, у которого сквозь сочувствующую маску так и выпирало удовольствие, он всё понял... Так, как в этот раз, Жора ещё не ругался никогда, ни до этого, ни после. Наверное, попроси его повторить, он бы не смог это сделать снова...
  
  "Рэволюция делалась" в одной из аудиторий пединститута. Помещение было заполнено довольно плотно. В основном это были студенты.
  О политической борьбе, о подпольных кружках, о революционных со-бытиях они читали в книжках, художественных и по истории, смотрели в ки-но, воспитывались на романтичных примерах героев, вставших на защиту трудового народа против буржуйской нечисти. Наверняка, многие из них в своём пионерском детстве не раз представляли себя в образе этих идейных борцов с контрреволюцией, досадовали на то, что все великие события выпа-ли на долю их прадедов и дедов, а им пришлось родиться и жить бедную со-бытиями эпоху "развитого социализма"...
  Уже давно в научной среде бытует мнение, что сгустки человеческой энергией могут изменить реальность. Кто знает, может, те перемены, кото-рые начались в середине восьмидесятых годов в стране Советов и преврати-лись к девяностым в новую революцию, произошли вовсе не из-за банальных законов человеческого бытия, экономики и развития человеческого общест-ва, разработанных и выведенных на свет Божий разными там философами Гегелями-Кантами, Марксами-Энгельсами, не потому, что основанный на аб-сурде общественный строй нежизнеспособен изначально, а потому что почти все дети Советского Союза так сильно мечтали оказаться в гуще революци-онных событий, что питаемые этими мечтами сгустки их умственной энергии в конце концов соединились в одну большую энергетическую плазму, кото-рая изменила устоявшийся и уже застоявшийся и покрытый плесенью поря-док вещей. Хотели революцию? Получите, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  Возможно, такая версия причин изменения общественных строев кому-то может показаться смешной. Но всё-таки так, на всякий случай, в мечтах следует быть осторожными. А вдруг сбудутся? С этим ведь придётся что-то делать.
  За кафедрой сидели несколько человек. Очевидно, актив. У трибуны стоял оратор. Своим видом он даже отдалённо не напоминал комиссаров двадцатых годов. Вместо кожанки на нём был модный двубортный костюм, на носу - очки в оправе современного дизайна. Он что-то говорил медленно, старательно следя за своим произношением, и тщательно подбирая белорус-ские слова. Не всегда это у него получалось. Тогда он пытался русские слова преобразить в белорусские путем характерного акцента.
  Валентин в нерешительности остановился, но Жора подтолкнул его в спину. Стоявший у двери человек тихо пригласил:
  - Праходзьце, сядайце, кали ласка.
  Друзья сели за свободный стол с краю.
  - Я слышу родную мову? - поинтересовался Валентин.
  Жора кивнул.
  - Вот до чего мы дожили, - посетовал он, - услышав родную мову, удивляемся, как будто увидели жар-птицу.
  Валентин пожал плечами.
  - Да нет, это я просто так...
  - Ладно-ладно, не парься. У них это - краеугольный камень. В него всё упирается, и с него всё начинается. Так сказать, платформа для борьбы.
  - Для какой борьбы?
  Жора изобразил удивление.
  - Как?! Революционной... за адраджэнне нашай Радзiмы.
  - Не понял.
  Жора снисходительно посмотрел на Валентина.
  - Ну, они считают, что как только все мы заговорим на белорусском языке, то сразу все наши несчастия кончатся. Это что-то типа того же, что и в Библии: уверуйте в Меня, и будет вам земля обетованная. Евреи сдуру пове-рили, а потом оказалось, что на этой земле ещё и трудиться надо. Тогда они сразу к Золотому Тельцу перекинулись.
  - Да ладно тебе, - нетерпеливо перебил его Валентин.
  - Во тебе и "ладно".
  - Всё равно не понял я, в чём тут фишка.
  Мацкевич с удовольствием приосанился.
  - Нынешние политические течения почти все на одно лицо, в прямо и переносном смысле. В них во всех - интеллигентные люди, все при очках и при костюмчиках. Рабочих в засаленных кепках ты не найдёшь. И каждый из них кричит, что нынешняя власть - фуфло, что вы, уважаемый электорат...
  - Кто-кто?
  - Электорат - избиратели, - пояснил Жора. - Так вот, каждый из них кричит, что только они, мол, умеют и знают. А где там разберёшь, кто из них кто. А этих не перепутаешь с другими. Потому что из всех них эти выделя-ются тем, что мало того, что сами принципиально на белорусском разговари-вают, так и других заставляют и говорят при этом, что в этой связи порядок мы наведём. А так, собственно, всё одно и то же. В общем, слушай, сам пой-мёшь, - нетерпеливо пробормотал Жора.
  Ораторы сменяли один другого. Сначала Валентин попытался вник-нуть в суть их речей, но вскоре ему наскучило это занятие.
  Все они сначала пускались в экскурсы в историю о том, что, мол когда-то наша страна была Великим Княжеством Литовским, ничего, мол, что и в названии даже намёка не было на имя нашего народа, что и правили в этой стране иноплеменники, зато государственным языком был вроде как бело-русский, и даже тогдашняя Московия побаивалась нас, и это главное. Потом они принимались говорить о российской угрозе и в этой связи обычно закан-чивали на повышенных тонах, стеная о гибнущей молодой республике, мол, скоро всем крышка. Но всё-таки финалом каждой речи служило оптимисти-ческое: "Жыве Беларусь!"
  После пятого оратора Валентин стал откровенно зевать и внимательно осматриваться по сторонам, изучая присутствующую публику. Взгляд его равнодушно скользил по трибунам. И вдруг ему показалось, что кто-то мах-нул ему рукой. Он вернулся взглядом обратно. Конечно, это была Марина! Она увидела, что он смотрит на неё, и махнула снова.
  - Кто там? - лениво поинтересовался Жора.
  - Девчонка, с которой я познакомился на вечере дружбы институтов.
  - Я знал, что так будет. У тебя на уме только одно. Если бы здесь не оказалось её, ты бы познакомился с другой. И это в то время, когда Родина в опасности.
  - Она показывает, чтобы мы вышли, - не обращая внимания на друже-скую тираду, сказал Валентин.
  - А как же партия, борьба, рэволюция, Родина, которая в опасности, в конце концов, наши с тобой планы на будущее!
  - Скучно здесь. Эти маппетшоуники мне надоели.
  - Ну, чего уж теперь, ничего не поделаешь. Надо выходить. Скажи ей, чтобы мне подружку прихватила.
  - Как я ей скажу? Она на задних рядах сидит.
  - Эгоист, - буркнул Жора и направился к выходу.
  Сопровождаемые недружелюбным взглядом субъекта на входе, ещё недавно воплощавшего в себе саму любезность, друзья вышли в коридор. Валентин в ответ не преминул окинуть "партийца" презрительным взглядом, при чём специально так откровенно, чтобы тот понял отношение к себе и ко всему этому сборищу.
  - Привет, не ожидал тебя здесь увидеть, - сказал Валентин подошедшей Марине. - Самое хорошее в моей жизни всегда происходит неожиданно.
  Жора скорчил недовольное лицо.
  - Приобщаешься к политической борьбе? - не обращая внимания на друга, Валентин кивнул на аудиторию.
  - Развлекаться же как-то надо, - ответила Марина.
  - Мы вот тоже развлекаемся, - Валентин искоса посмотрел на Жору.
  Тот галантно поклонился девушке. Марина ответила ему улыбкой.
  - Кстати, его зовут Георгием. Он такой застенчивый. Жора - это Мари-на.
  - Очень приятно, но мы уже виделись у гардероба на вечере, - сказала Марина.
  - И мне, знаете, весьма, весьма... польщён, польщён, - Жора поспешил к ней, согнувшись в почтении.
  Марина удивлённо посмотрела на Валентина. Тот ответил:
  - Не обращай внимания. Несмотря на кажущуюся галантность, это страшный человек.
  Марина с ещё большим удивлением посмотрела на Жору.
  - Неужели?
  - Верь мне. Мне не верить - себя не уважать.
  - Не слушайте, Марина, моего друга, он...
  - Он мне вовсе - не друг, - протестующе замахал руками Валентин.
  Жора удостоил его укоризненным взглядом и обратился к девушке:
  - ...Он, просто, боится, что я произведу на вас более сильное впечатле-ние, чем он сам.
  Марина рассмеялась.
  - Чего мы стоим? Давайте зайдём в экспресс-бар, здесь неподалеку, - предложила она.
  "Неподалеку" оказалось не совсем точным определением. Пришлось прогуляться порядочно.
  Экспресс-бар находился у конечной остановки троллейбусов. Внутрь вела крутая лестница. В первом зале стояло три столика, разделённых пере-городками. Неяркий свет струился от стойки.
  Посетителей было немного. За одним столиком сидел мужчина не пер-вой молодости в кожаной куртке и ярко рыжая девица. Экстравагантность одеяния не могла скрыть некоторую угловатость фигуры, а густой макияж не смог "замаскировать" уж слишком молодые черты лица. Перед ней стояла початая бутылка шампанского.
  За вторым столиком сидели четыре девушки. Они пили чай и о чём-то оживлённо разговаривали.
  - Я возьму кофе, - вызвался Жора и обратился к Марине: - Что-нибудь ещё?
  - Ой, я не знаю. Потом придумаем.
  Жора кивнул и отправился к стойке.
  - Как ты оказался в наших краях? - спросила Марина.
  - Понимаешь, у нас сейчас проходит период профессиональной ориен-тации. Через два месяца мы получим дипломы, и, боюсь, с пользой их при-менить не будет возможности. Приходится думать о будущем уже сейчас.
  - Ваш кофе, - Жора расставил чашки и сам уселся рядом. - Прикидыва-ешь, мне здесь нагрубили, - возмутился он.
  - Кто? - спросил Валентин.
  - Эта мадама за стойкой. Подхожу, говорю: "Три чашки кофе". Она мне: "Какие?" Естественно, я - в недоумении. Шо значит, какие? Кофе, он всегда - кофе. Она мне: "Маленькие или большие?" Оказывается, у них здесь есть чашки маленькие и большие. Нет, мы никогда не доживем до комму-низьму.
  Марина отпила глоток кофе и обратилась к Валентину:
  - Ну, и что вы надумали?
  - Да, о деле. Твои впечатления от увиденного и услышанного? - спро-сил Жора.
  - Думаю, нам это не подходит.
  - Обоснуй и сформулируй.
  - Пожалуйста. Партия эта, или как там её, фронт... создана научными людьми. Научные люди всегда были далеки от реальности, но чего у них не отнять, то это самомнения. Им скучно жить. В науке уже всё давно открыто. Тем для диссертаций на всех не хватает, а в люди пробиваться как-то надо. Они сочинили для себя историю страны, сочинили народных героев. Для остроты ощущений сочинили внешнего врага, который спит и видит, как бы нас всех "знiшчыць". Без врага вроде и нет смысла в самой партии. А когда удаётся внушить возможность внешней угрозы, можно объяснить народу глупости, которые делаются. Но у них нет социальной опоры. Они считают народ глупым. По их мнению, у него, у народа, нет национального самосоз-нания. А наш народ в чём, в чём, а в этом вопросе идёт в ногу со временем. Он, может быть, не понимает умом, но чувствует инстинктивно, что нацио-нальные интересы находятся там, где лежит ключ к благосостоянию, эконо-мическая база. Если у нас будет сильная экономика, то и национальное само-сознание возрастёт и гордиться собой будем. И для этого не надо будет за-ставлять разговаривать на родном языке. Сами заговорим. Не мы, так наши дети. Как ни крути, а наша экономическая база, и не только наша, но и всего остального мира, находится на востоке. Поэтому если "спадары" попытаются нас переориентировать, то они "знiшчаць" сами себя, без всякой экспансии. В общем, выглядит все достаточно ярко и громко, но будущего не имеет. Помяни моё слово, через несколько лет они обанкротятся. Если, конечно, наши теперешние руководители не посадят нас в ещё большее дерьмо, чем сидим уже сейчас. А от них это ожидать можно. И эти слова про "молодую республику", которая "в опасности", мне очень уж сильно напоминают большевиков. А у меня на большевиков аллергия, переданная по наследству. Хотя... восточные славяне не раз удивляли мир. Может, построим нормаль-ное общество за пятилетку. А?
  - Думаю, за пятилетку не получится, - серьёзно заметил Жора.
  - Люблю, когда мужчины спорят о политике, - напомнила о себе Мари-на.
  Валентин отпил кофе и сделал вывод:
  - Короче, не подходит нам политическое поприще. Давай всё-таки вер-нёмся к моей религиозной идейке. Если тебе не по душе быть проповедни-ком-шарлатаном, давай на полном серьезе поступим в духовную семинарию. Во-первых, заработок стабильный. Во-вторых, уважение народа сегодня, зав-тра и послезавтра. Ну, как?
  - Боюсь, не выйдет ничего насчёт уважения. Не тот народец нынче в священники пошел. Всё больше бизнесмены. Вот, ты бы мог прихожанам от-крытым текстом заявить, мол, скидавайтесь мне на машину и на квартиру, потому как в красивой жизни потребность имею?
  - Пожалуй, - не смог бы, пожал плечами Валентин.
  Мацкевич удовлетворённо кивнул:
  - Вот то-то и оно. Ждёт нас бедный приход в глухой деревеньке. Со-пьёмся мы тама.
  - Да, нет нам места в этой жизни. Но меня забавляет другое. Помнишь как в девяносто первом, когда ещё был жив Союз наши активисты устроили демонстрацию с требованием увеличить студенческие стипендии?
  Жора кивнул:
  - Помню. Тогда, чтобы поучаствовать в забастовке Лена Большая про-сила разрешения у Петровского, чтобы с занятий отпустил.
  - Да, я помню, как он сказал, что разве для участия в забастовке спра-шивают разрешения?
  - Да, мы тогда от нашего политеха прошли до пединститута пешком, хотели коллег поднять, так сказать, на борьбу за права студентов...
  Валентин спросил:
  - Поддержали нас тогда наши товарищи из пединститута?
  - Нет, - ответил Мацкевич.
  - А, почему?
  - Потому что их преподы им сказали: кто пойдёт, пусть собирает ве-щички.
  - Вот, - Валентин поднял указательный палец. - А теперь они дошли до того, что даже свои аудитории для рэволюционэров предоставляют.
  - Прозрели, - предположил Жора.
  Валентин насмешливо хмыкнул:
  - Теперь они знают, что за это им ничего не будет, к тому же, если, чем чёрт не шутит, эти рэволюционэры придут к власти, глядишь, зачтётся сочув-ствие.
  - Вот- вот, - в разговор вмешалась Марина, до этого с интересом на-блюдавшая за парнями, - это за последнее время, они так переменились.
  Валентин покачал головой и пространно произнёс:
  - И эти, с позволения сказать, люди готовят специалистов, которые бу-дут воспитывать наших детей...
  - Мы ещё побеседуем на эту тему, а сейчас мне пора. У меня есть дела в этих краях, - засобирался Жора. - Вам же, думаю, есть о чём поговорить. Пойду, - ещё раз сказал он, но не двинулся с места.
  - Вали. Скатертью дорога, - ласково произнёс Валентин.
  - Вот, Мариночка, и этот... и есть мой, так сказать, друг, хе, - Жора сде-лал вид, что сам этому удивился.
  - Вижу, - Марина кивнула, - вы очень близки по духу.
  Жора удивлённо посмотрел на девушку.
  - Очень, знаете, необычная проницательность для особи женского пола. Валя, она тебя погубит.
  Валентин бросил нетерпеливый взгляд. Жора в ответ сделал успокаи-вающий жест и поднялся.
  - Ухожу, ухожу. За кофе будешь должен, - он вышел.
  - Я рад, что увидел тебя снова, - сказал Валентин, посмотрев на девуш-ку, когда Жора скрылся за дверью бара.
  - Я тоже, - Марина обхватила чашку двумя руками, будто пытаясь со-греться.
  - Хочешь ещё кофе?
  - Да.
  - Что-нибудь ещё?
  - Возьми, пожалуйста, бутербродики с рыбой.
  Валентин отправился за подкреплением, собираясь с мыслями. Встре-тить ещё раз Марину он, действительно, никак не ожидал, тем более, здесь и сейчас. Поэтому, что делать и как себя вести, не представлял. С одной сторо-ны, эта девушка очень ему нравилась, и внутренне он просто ликовал оттого, что судьба даровала ему ещё раз встречу с ней. Но ещё тогда ночью, по доро-ге от её общежития к остановке троллейбуса он так твёрдо настроил себя на то, что довольствоваться следует тем, что было, и ничего хорошего уже больше быть не может, что сейчас никак не мог справиться со своей собст-венной установкой.
  Через минуту он вернулся с кофе, бутербродами и пирожными. Марина взяла один бутерброд и с аппетитом откусила кусочек, заметив заинтересо-ванный взгляд Валентина, объяснила:
  - Люблю рыбу, ужас, как!
  Валентин ласково улыбнулся.
  - Не помню, говорил ли... тот вечер, благодаря тебе, получился.
  - Да? - недоверчиво воскликнула Марина.
  - Да. Почему тебя это удивляет?
  Марина пожала плечами:
  - Просто ушёл ты как-то слишком внезапно. Если бы всё было хорошо, то мог бы хотя бы попросить о встрече.
  Валентин внимательно посмотрел на девушку. Она отпила несколько глотков кофе, глядя ему прямо в глаза. Этот взгляд говорил о многом, но всё же не раскрывал самого главного. Ещё не время.
  - Наверно, я слишком глуп. И, вообще, не отличаюсь умом и сообрази-тельностью.
  Марина удовлетворённо кивнула, в уголках её губ промелькнула улыб-ка.
  - Согласна с тобой. Скорее всего, так оно и есть на самом деле. Други-ми причинами нельзя объяснить твоё поведение.
  Валентин лукаво прищурил глаза.
  - Почему же? Может быть, я тогда так разволновался, что мне срочно понадобилось посетить туалет.
  Марина прыснула кофе.
  - Боже! - она достала салфетку и промокнула губы. - Ну что ж... и в первом, и во втором случае ты заслуживаешь прощения.
  - Я рад за себя.
  - Я рада, что ты рад.
  - Я рад, что ты рада, что я рад. Особенно, если учесть то, что, если женщина захочет простить, она найдёт для себя тысячи причин.
  Марина снова удовлетворённо кивнула.
  - Молодец. Из этого следует, что с сообразительностью у тебя всё в по-рядке.
  Валентин серьёзно посмотрел на неё и развёл руками.
  - Просто я боялся всё испортить.
  На лице Марины промелькнуло удивление, а взгляд стал мягче и теп-лее.
  - В ту ночь мне так и не пришлось уснуть. Проболтали с подружкой до двух часов, а потом я отправилась на трёхчасовой поезд. Поехала домой, - сказав последнюю фразу, она быстро посмотрела на Валентина.
  - Значит, ты всё-таки замужем? - невозмутимо спросил он.
  - Ты мне не поверил?
  - Честно говоря, я уже тогда понял, что от тебя можно ожидать всего. Очень трудно отличить, когда ты говоришь серьёзно. Человек, обладающий таким качеством, не так прост, как может показаться на первый взгляд.
  Марина пожала плечами.
  - Тебе никто не говорил то же самое?
  Валентин усмехнулся.
  - Возможно... Если правда, что ты замужем, то тебя, похоже, не тяготит его отсутствие?
  - Ха! С чего ты взял? С того, что я позволила себе вместе с подругами посетить дискотеку? Что позволила парню проводить меня до общежития? Или, может быть, потому что я с тобой сейчас сижу в этом баре, вместо того чтобы блюсти себя в стенах общаговской комнатки, глядя на портрэт нена-глядного супруга?
  Валентин усмехнулся от слова "портрэт". Далеко не каждая девушка способна так колоритно, изменив одну букву в одном слове, выделить и по-казать свою иронию.
  - Нет... прости. Я не хотел тебя обидеть...
  - Я не обиделась, - спокойно ответила Марина. - Просто как вы, мужи-ки, быстро умеете делать выводы относительно нас, женщин. Как это у вас ловко получается! Вы смотрите на нас с высоты птичьего полёта, считая себя орлами. А в действительности, многие из вас просто петухи. И высота ваше-го полета ограничивается высотой забора, на который вы можете залететь. И мыслите вы, как петухи, будто все женщины - курицы, которые созданы только для того, чтобы разнообразить вашу жизнь маленькими развлечения-ми. Ничего подобного! Я не феминистка. И знаю своё место в жизни. Но за-чем мне делать свою жизнь ущербной только потому, что у меня стоит штамп в паспорте? Всё равно, моя жизнь здесь не отразится плохо ни на се-мье, ни лично на муже.
  - Ты в этом уверена?
  - Уверена.
  - Остаётся твоему мужу только позавидовать. Ему крупно повезло. Се-мейная жизнь с тобой никогда не превратится в будни.
  - То, что ему повезло, он знает. А насчёт будней, трудно сказать... - Марина задумчиво обвела пальчиком ободок чашки. - Быть может, это время, когда мы редко видим друг друга, ездим в гости, перезваниваемся, и будет самым счастливым в нашей семейной жизни. Пока бытовые проблемы не за-сосали нас в своё болото.
  - Ты его любишь?
  Марина пожала плечами.
  - У нас не было той любви, о которой снимают кино и пишут книги.
  Валентин удивлённо поднял брови.
  - Я вышла замуж, потому что выходить замуж всё равно надо, рано или поздно, - Марина подняла вверх указательный палец и со значением отмети-ла: - Лучше раньше, чем позже. Он был так настойчив. К тому же парень он неплохой. И, кажется, любит меня.
  - То есть брак по расчету?
  - Если тебе так угодно. Хотя... Расчёт в том понимании, которое рас-пространено среди людей применительно к браку не подходит для нашего случая. Мой муж не богат. И родители у него - простые работяги, как и мои. То есть с замужеством я не приобрела богатства и связей.
  - Что же ты приобрела?
  - Стабильность и уверенность в завтрашнем дне.
  - Не понял.
  - Судьба женщины: быть замужем. Если ей повезло и её муж - настоя-щий мужчина, то это идеальный вариант. Но даже если женщине и не очень повезло, то самый плохонький мужичонка как будто талисман, который дол-жен быть в доме у женщины постоянно. Тогда она чувствует себя женщиной. А чувствовать себя женщиной для нас самое главное, не можем мы без этого жить. Мы тогда с ума сходим, рычать начинаем и на людей бросаться.
  Валентин горько усмехнулся.
  - Вот оно что... А я-то было подумал, что интересен тебе как человек. А выходит, я всего лишь средство для того, чтобы ты не зарычала.
  Марина лукаво сверкнула глазами.
  - Конечно, можно на это посмотреть и так, если ты желаешь видеть только плохое. Я могу тебе ответить тем же. Мол, ты тоже здесь со мной, по-тому что, в первую очередь, тебе это надо. И это тоже будет правдой. Но за-чем же думать о плохом, не узнав всего хорошего? Ведь именно эгоизм дви-гает человека навстречу другому человеку. Как это, казалось бы, ни стран-но... И вообще... хоть ты мне что хочешь говори, но даже в самых, казалось бы, идеалистических отношениях присутствует свой расчёт с каждой сторо-ны. Потому что каждый человек, прежде всего, сам хочет испытывать удо-вольствие от общения с другим человеком и поэтому общается с тем, кто это удовольствие ему доставляет. Поэтому это тоже есть расчёт. Хотя с другой стороны, вполне оправдано это можно назвать большим и светлым чувством.
  - Так в чём же смысл?
  - Смысл в том, как ты это хочешь видеть. Или будешь зацикливаться на тёмных сторонах человеческой натуры, или всё-таки будешь думать и видеть то хорошее, что люди, встречаясь, отдают и получают друг от друга.
  - Прямо целая теория какая-то, - восторженно воскликнул Валентин.
  Марина пожала плечами. Как истинная женщина, она и не понимала всей глубины сделанных ею, как бы невзначай и походя, основополагающих выводов о человеческом бытии. Не понимала, скорее всего, потому что для неё это было простыми, очевидными, по её мнению, для всех вещами, на ко-торых основалось её представление об этом мире.
  - Называй это как хочешь. Теория, теорема... Какая разница?
  Валентин только ухмыльнулся и, принявшись сосредоточенно водить ложкой по чашке, спросил:
  - А вдруг ты встретишь человека, который покажется тебе лучше твое-го теперешнего мужа? Вдруг ты полюбишь?
  - Ты только что задал два совершенно разных вопроса. Тебя интересу-ет, что я буду делать, если встречу лучше или если полюблю?
  - Уж и не знаю, что сказать... - стушевался Валентин. - Никогда не ду-мал, что это не всегда совпадает... Отвечай на всё по порядку.
  - Во-первых, "вдруг" только в сказке бывает. Во-вторых, что такое "лучше"? Всё относительно. Что одному за счастье, другого не устраивает. Хочется больше или меньше. В этой жизни нужно чётко знать, что тебе нуж-но, и, найдя, принять решение. То, что мне нужно, у меня есть. Поэтому во-проса об этом не может быть. А любовь... Что такое любовь? Здесь тоже всё относительно. Каждый представляет это по-своему. Мне кажется... если су-ществует в твоей жизни человек, которому ты постоянно хочешь делать что-то хорошее, когда, вспоминая о нём, тебя наполняет приятная нежность и то же происходит с ним, то позволить себе потерять его нельзя. А также нельзя построить своё счастье на предательстве человека, который рискнул связать с тобой свою судьбу. Когда, получив что-то новенькое, блестящее, ты выбра-сываешь из своей души то, что грело тебя до сих пор.
  - Да, но обстановку время от времени следует обновлять. Как ни крути, а старые вещи приходят в негодность. От них следует избавляться, - Вален-тин развёл руками.
  Марина агрессивно вскинула голову и внятно произнесла:
  - Человек не вещь. Может быть, я провела неудачное сравнение... Но поступать с человеком, как с вещью, нельзя. Это просто гадко.
  - А что делать, если тот, другой, сам, проникнув в твою душу, тебя в свою не пускает? Как тогда быть?
  Марина печально вздохнула и сказала задумчиво:
  - Насильно в чужую душу не залезешь. Но чаще всего тот человек, ду-ша которого закрыта для другого, в этом вовсе не виноват, она ведь не рас-кроется по приказу. Поэтому думать о таком человеке плохо и, тем более, мстить ему за это нельзя. Но из души своей такого человека лучше убрать, аккуратно и тихо.
  Валентин смотрел на эту девушку, сидящую сейчас перед ним, неторо-пливо пьющую кофе в прикуску с бутербродами. В мыслях он восхищался ею. Не без удовольствия он изучал её лицо, быть может, не отвечающее эта-лону красоты, но излучающее само по себе свет ума и доброты. Валентин по-смотрел на её веснушки, густо усеявшие чуть курносый носик, на светлый упрямый локон, ниспадавший время от времени на брови и нетерпеливо сду-ваемый хозяйкой. Он поймал себя на мысли, что наполняется нежностью к своей собеседнице. И ужасно обрадовался, что в тот замечательный вечер подошёл именно к ней.
  - Почему ты улыбаешься? - спросила она.
  Валентин пожал плечами.
  - Так... просто ты мне очень нравишься. И мне хорошо оттого, что я го-ворю это так легко и не боюсь, что ты примешь мои слова всерьёз, потому что так оно и есть на самом деле.
  Марина перегнулась через стол и поцеловала его.
  - Пойдем отсюда, - сказала она.
  
  
   Глава 13
  
  
  Через два дня Валентин встретился со Славой у торгового центра на Партизанском проспекте.
  - Я направляюсь к тебе, - сказал он.
  - Так пошли, выпьем чаю, поговорим, - Слава показал свой пакет. В нём что-то выразительно звякнуло. - Жена послала за колбасой и хлебом.
  - Это колбаса так звенит? - иронично полюбопытствовал Валентин.
  Слава улыбнулся.
  - Да, деньги у нас теперь деревянные. Поэтому всё или почти всё при-ходится переводить в жидкую валюту. В чудесное время живём. И это раду-ет. Доллар скачет - мы смеёмся.
  - Пока смеёмся.
  - Всегда так будет.
  - Доллар - скакать?
  - Мы - смеяться.
  Валентин серьёзно спросил:
  - Ты что-нибудь узнал о том, что я просил.
  Улыбка исчезла с лица Славы.
  - Да, тебе не о чем беспокоиться. Этот парень шастает по малинам, но ничего серьезного из себя не представляет. Выше шестерки он не котируется и никогда выше не поднимется. Но уж больно самолюбив и к тому же наглец большой. Такие на подставу идут очень хорошо. Их, в основном, так и ис-пользуют в "тёмную".
  - Он числится за какой-нибудь бандой?
  - Нет. Он по типу свободного предпринимателя в ихнем бизнесе. Но его никто не гоняет. Авось, сгодится когда-нибудь. В общем, если хочешь, я поговорю с людьми. Его успокоят. Хочешь? Ещё и за моральный ущерб тебе выложит такую сумму, какую с тебя просил.
  Валентин отрицательно покачал головой.
  - Не стоит. Я с ним сам разберусь. Мне просто была нужна информа-ция, чтобы знать, на что рассчитывать.
  - Правильно.
  - Тем более, те люди, с которыми ты хочешь поговорить, никогда ниче-го безвозмездно не делают. Не хочу тебя ставить в зависимость из-за этого пустяка.
  Слава пожал плечами.
  - Может быть, для меня они сделают исключение, однажды.
  - Будь спокоен. Придёт время, они тебе об этом напомнят. Это не тот случай. Держи заначку для более серьёзного повода.
  - Будем надеяться, такой никогда не наступит.
  - Дай Бог, дай Бог... - Валентин протянул руку. - Спасибо. Привет Татьяне! Мне пора.
  - Не зайдешь?
  - Нет, не сегодня.
  - Куда спешишь?
  - Есть дела.
  - Удачи.
  - Тебе тоже.
  Валентин перешел на другую сторону улицы, дождался троллейбуса и поехал в центр. Он спешил на свидание.
  Удивительная субстанция - время. Вроде бы ничего особенного нет. В минуте шестьдесят секунд, в часе шестьдесят минут, в сутках двадцать четы-ре часа и так далее. Всё с помощью современных электронных хронометров размерено, синхронизировано. И, кажется, нет здесь ничего особенного и да-же нет никакого намёка на какую-то тайну. Но почему-то иногда случается, что оно, время, стремительно и струится, как вода в свежем холодном ключе, а иногда так тягуче медленно, как капля, созревающая на кончике сосульки в лютый морозный день, готовая в любой момент, как только зимнее солнце спрячется за тучи, замерзнуть. Когда те же тридцать минут (не будем гово-рить о неделях, месяцах и годах; впрочем, годы - понятие, соизмеримое с вечностью, поэтому упоминание об их течении тем более не уместно в дан-ном конкретном случае) летят, как стрела, пущенная из лука, но вдруг на полпути полёт этой самой стрелы, вопреки всем законам физики, замедляет-ся, и она зависает в пространстве, будто схваченная невидимой рукой, тогда начинаешь думать, что не всё так просто в этом мире. И, как ни странно, это маленькое открытие, сделанное самим собой в какой-нибудь обычный день, влечёт за собой череду других, не менее интересных умозаключений, напри-мер, о существовании многомерных параллельных миров, и не где-нибудь в космосе, а здесь, на Земле, рядом с тобой, о Боге, в конце концов. И жизнь в такие моменты начинает казаться невероятно интересной.
  Валентин проезжал каждую остановку с мучительным нетерпением. Время ему казалось резиновым. Сейчас он действительно спешил и думал об этом с удовольствием.
  Они договорились встретиться на автобусной остановке недалеко от её общежития. Так предложила Марина. Валентин долго, из лучших джентль-менских побуждений порывался прийти за ней прямо к общежитию и никак не мог себе уяснить, почему она не соглашается на это. Всё-таки многого он ещё не понимал в женщинах. Но это простительно: он был ещё очень мо-лод...
  Впрочем, при чём тут молодость? Думается, что найти человека, кото-рый досконально разобрался бы в женщинах, невозможно... Перефразируя известное изречение, скажем: если найдётся такой, пусть первый бросит ка-мень. Хотя нельзя так самоуверенно взывать, испытывая обоснованную на-дежду, что такой человек не найдётся. Если осознание того, что нет в мире человека безгрешного, как-то с горем пополам, путем титанической нравст-венной работы многих поколений всё-таки укрепилось даже в коллективном сознании человечества, то далеко не всё так гладко обстоит с искоренением тупого мужского тщеславия. И, конечно же, наверняка, найдётся какой-нибудь самоуверенный тип, который посчитает, что достиг совершенства в этом вопросе, и с удовольствием "залимонит" камешком в голову вопро-шавшего, сам находясь в святом неведении, что это вовсе не так.
  Если мужчину вдруг посетит крамольная уверенность в своей осведом-лённости во всех тайнах женской натуры, то это произойдёт только благода-ря тому, что женщины, которых ему доводилось встречать на своём пути, са-ми внушали ему это, дабы их объект расслабился и потерял бдительность. Всё очень просто: как только это произойдёт, его можно будет взять "тёп-леньким" и делать с ним всё, что хочешь.
  В таком состоянии мужчина уподобляется пластилину. Понимая это, женщина лепит из него всё, что ей надо. Самое главное: мужчина искренне считает, что все эти манипуляции идут ему на пользу. Настолько он утрачи-вает чувство реальности. И тут уж, как говорится, всё зависит от того, в чьи руки он попал. Если руки принадлежат самовлюблённой эгоистичной идиот-ке, то, естественно, добра ждать не приходится. Постепенно мужчина пре-вратится в бесформенную, бесхарактерную субстанцию, не понимающую ни своего места в этой жизни, ни предназначения. В умелых же руках умной женщины мужчина может превратиться даже в полубога. Опять же в таких случаях мужчине главное понимать, что во всех его успехах уж точно не только его личная заслуга. Не то умелые и ласковые руки вдруг в один ужас-ный момент превратятся в жесткий кулак, который одним ударом расплющит вылепленное произведение искусства. Или просто, оставят эти руки своё де-тище, и доселе греющие лучи славы немилосердно расплавят всё, или того хуже - сожгут до тла.
  Поэтому, господа мужчины, скромнее нужно быть, размышляя о своих достоинствах, уме и сообразительности, особенно, если это касается женщин.
  Если же быть до конца справедливым в суждениях о взаимоотношени-ях полов, то нельзя считать в этом вопросе кого-то умнее, кого-то глупее. Так сотворён был мир, что мужчина и женщина, каждый из них, имеют свои дос-тоинства и свои недостатки. Унижая одних и возвышая других, легко опус-титься до уровня примитивного раболепствования или тупого снобизма, что ни в первом, ни во втором случае будет неправильно и несправедливо. В процессе создания этого мира мужчина и женщина были наделены таким на-бором не достоинств, но именно недостатков, благодаря которым и происхо-дят магнитные процессы, ведущие, в конце концов, к тому, чтобы две проти-воположные натуры соединились бы в единое целое для выполнения своего главного предназначения - продолжения рода человеческого.
  Любовная игра, цветочки - это всё было чуждо Валентину. Не чувство-вал он в себе потребности заниматься этой ерундой. Зачем? Искреннее, доб-рое, честное отношение к женщине, прежде всего, как к человеку, а не как к объекту удовлетворения определенного рода потребностей - вот что он воз-водил в разряд краеугольных камней при построении отношений с девушкой. Без всяких таких цветочков, безделушек, открыточек и тому подобных "ва-лентинок" умная девушка всегда распознает и оценит такое отношение к се-бе, думал он. Глупая же не нужна: зачем обременять свою биографию тем, что завтра принесет разочарование? Если же девушка умная и при этом вести себя с ней, используя перечисленные выше уловки, то, конечно же, она по-дыграет, изобразит восхищение от всего этого маразма. Но спрашивается в таком случае: приближаются он и она к настоящим искренним отношениям или отдаляются от них?
  Так он думал тогда и был уверен в своей правоте, потому что моло-дость всегда уверена в себе. А тот жизненный опыт, который у него уже был, как ему казалось, позволял, кое-что понимать в этом вопросе. Поэтому после того, как они с Мариной были вместе в её комнате в общежитии, он пришёл без цветов и без подарка, свято полагая, что после всего того, что между ни-ми было, она, если питает к нему какие-то достойные чувства, воспримет его с радостью и без условностей и жеманных расшаркиваний.
  Да, тогда после разговора в кафе они были вместе. Это произошло ес-тественно, само собой, без какого-либо напряжения, обычного в таких случа-ях. Они, по сути, ещё совсем не знали друг друга. Но всё произошло так, буд-то были знакомы до этого тысячу лет. Они были по-настоящему вместе во всех смыслах этого слова. После этого ничего не сказали друг другу, но было видно, что оба искренне удивлены этому обстоятельству. Будто невидимая тонкая, но прочная нить связала их и пропустила через себя, как телефонный провод, голос двух душ.
  С того самого момента Валентин пребывал, с одной стороны, в оше-ломлённом состоянии, вызванном бесконечным удивлением от произошед-шего, с другой стороны, не было дурманящего разум опьянения от настигше-го блаженства. Его ум был ясен как никогда, душевные порывы легки и пре-красны.
  И на свидание на этот раз он явился без подарочка и цветочков не из принципа, а просто потому, что ему даже в голову не пришло что-нибудь по-добное предпринять. Настолько всё это выглядело как само собой разумею-щееся.
  Марина задержалась ненадолго. Именно задержалась. А то привыкли называть эту женскую манипуляцию опозданием. Нет, девушки не опазды-вают, они, как начальство, могут только задержаться. В этом заложен глубо-кий смысл. Во-первых, девушка перед тем как выбраться на свидание, долж-на предусмотреть каждую мелочь как в собственном внешнем виде, так и со-браться с мыслями и должным образом настроиться на грядущее мероприя-тие. Во-вторых, вдруг произойдёт так, что она явится на место раньше своего избранника, а это можно назвать конфузом.
  Нет, конечно, в современном мире мало кто обращает внимание на та-кие условности, но всё же... Дело даже не в том, что своей пунктуальностью девушка выкажет неприличное нетерпение, которое повлечет за собой не только ряд этических недоразумений, но и может дать мужчине повод во-зомнить о себе невесть что. Всё гораздо сложнее...
  Готовясь к свиданию, девушка, серьёзно настраивается. Она наполняет эмоциями специально существующий в её душе для этих целей сосуд. Затем подогревает их на медленном огне. И весь смысл состоит в том, чтобы взять прямо с огня этот сосуд голыми руками, донести до нужного места и сразу перелить согретые чувства в такой же сосуд, помещённый в душе своего из-бранника.
  А что может произойти, когда человек, берёт с огня голыми руками ка-стрюлю с горячей водой?.. Да, по законам физики у него есть определенное время, пока соприкоснувшаяся с поверхностью посуды кожа нагреется и пропустит тепло дальше, к нервным окончаниям. За эти секунды никакого вреда телу не может быть причинено. Человек рассчитывает на эти секунды, он проносит кастрюлю туда, куда ему надо и выливает горячее содержимое в подготовленную посуду. Что же происходит, если в назначенном месте, в на-значенное время не окажется того, что он ожидает? Что ему делать? Донести кастрюлю обратно, не расплескав, уже времени нет. Кожа настойчиво подает сигналы, что ещё немного, и такое легкомыслие может окончиться печально для рук. Что остаётся делать? Бросать кастрюлю, где попало, потому как здо-ровье дороже. Кастрюля бросается, всё содержимое бесполезно расплескива-ется вокруг.
  Когда девушка, придя на свидание к назначенному месту, не находит своего избранника, подогретый в душе, наполненный эмоциями сосуд, дро-жит, потому что удержать его не представляется возможным. Эмоции осты-вают или выплёскиваются в пустоту. И часто случается так, что к приходу "счастливчика" в этом сосуде уже ничего не останется. Поэтому мужчинам всегда стоит побеспокоиться о том, чтобы прийти на свидание раньше пред-мета своего обожания. Соблюдение этого простого условия, конечно, не бу-дет гарантией того, что всё пройдёт гладко, но, по крайней мере, один мо-мент, который потенциально может стать причиной фиаско для отношений, таким образом можно исключить.
  Пусть даже в силу своей молодости уму Валентина не были доступны такие тонкости, но инстинктивно, на уровне подсознания он понимал, что опаздывать на свидание с девушкой нельзя ни в коем случае. Впрочем, он вообще не любил опаздывать, куда бы то ни было, о чём говорилось выше. А кроме того, ему поскорее хотелось увидеть Марину.
  С того места, где он стоял, общежитие, в котором проживала она, было хорошо видно. То и дело он всматривался в ту сторону, с напряжением на-блюдая, как открывались входные двери, и ожидая увидеть знакомый силуэт. Подавляя своё нетерпение, он отворачивался, подходил к газетному киоску, пытался занять себя изучением содержимого его витрин, принимался, иногда с остервенением, ковырять носком туфли между тротуарными плитками, пы-таясь уничтожить таким варварским способом первые зелёные ростки весен-ней травы. Опомнившись, он отходил в сторону и снова смотрел на входные двери общежития.
  Как обычно это бывает в подобных случаях, Валентин не заметил, как она подошла.
  - Привет, - услышал он за спиной и даже вздрогнул от неожиданности.
  Сегодня она была особенно красива. Подумав об этом, он поймал себя на том, что до сих пор не видел в её внешности ничего особенного. Да, при-ятное лицо с забавными веснушками на носу. Да, глубокие, умные глаза, вы-сокая грудь, тонкая талия, сильные стройные ноги... До сих пор всё это вос-принималось всего лишь как необходимая физическая составляющая привле-кательности, не более того. Сегодня он увидел в ней нечто большее, чем про-сто набор физических достоинств. В его душе проснулось что-то такое, бла-годаря чему человек вдруг начинает считать свою избранницу - обыкновен-ную девушку, каких много, - самой красивой на всём белом свете.
  Конечно, нельзя утверждать, будто вот так сразу, такой устоявшийся, несмотря на молодой возраст, скептик в отношениях, - Валентин - вдруг пре-вратился в восторженного идеалиста. Но то, что в его душе зашевелилось что-то простое и светлое, это точно.
  - Привет, - ответил он; немного замешкался в нерешительности, поце-ловать или не поцеловать, и поцеловал в щёку.
  - Давно ждёшь? - спросила она.
  - Нет, - легко соврал он.
  - Что будем делать?
  - Пойдём к тебе, - выпалил Валентин первое, что пришло на ум, правда, сумел придать такую интонацию, чтобы это выглядело в большей степени забавно, нежели выдавало чрезвычайную заинтересованность в положитель-ном ответе.
  Марина рассмеялась и, ухватив двумя руками его за руку чуть выше плеча, как бы невзначай прижала её к своей груди.
  - Пошли лучше пройдёмся: я так давно не гуляла.
  Валентин, нарочито понурив голову и изобразив крайнюю удручён-ность, изрёк:
  - Гулять, так гулять. Челентано дрова колол, а мы погуляем.
  Марина непонимающе взглянула на него.
  - Не смотрела такой итальянский фильм "Укрощение строптивого" с Челентано в главной роли?
  - Что-то такое припоминаю.
  - Так вот, главный герой - сорокалетний холостяк. Все его пытаются оженить. Местный пастор спрашивает его: "Послушай, неужели тебе никогда не хочется побыть с женщиной?" Челентано отвечает: "Конечно, бывает, что хочется". - "Что же ты тогда делаешь?" - спрашивает пастор. "Дрова колю", - отвечает Челентано. "А вы, что делаете?" - спрашивает он у пастора. Тот от-вечает: "В колокола звоню". - "И часто приходится звонить?" - снова спра-шивает Челентано. Пастор показывает ему ладони, которые все в кровавых мозолях.
  Марина снова рассмеялась.
  - Можно тебе задать бестактный вопрос? - спросила она.
  Валентин пожал плечами.
  - Валяй. Я уже прикидываю, что это за вопрос.
  - Я знаю, что ты сообразительный. Так ты что делаешь в таких случа-ях?
  Валентин изобразил серьёзный вид, глубокомысленно посмотрел на небо, пожал плечами:
  - Знаешь, что касается моего личного опыта, то, возможно, в сорок лет рубка дров мне сможет помочь. Но в настоящее время физические упражне-ния только стимулируют соответствующее желание. Но я нашёл надёжный способ подавления влечения к женщине.
  - Какой же? - с неподдельным интересом спросила Марина.
  - Я начинаю заниматься самым нелюбимым делом - сажусь за черте-жи... После этого мне уже ничего не хочется, даже есть. Только хочется по-скорее лечь, заснуть и забыть об этих издевательствах, которым мы, студен-ты технических вузов, вынуждены себя регулярно подвергать. Хорошо если это бесследно пройдёт для нашего здоровья. А если нет?.. Жалко, что мы жи-вём не в Америке.
  - Почему?
  - Если бы мы жили в Америке. Я бы толкнул идею провести научный эксперимент на предмет влияния работы с чертежами на состояние мужской потенции. Там и не на такие темы эксперименты проводят. А уж если речь зайдёт о потенции, то, уверен, и гранды я получил бы за идею, и стал бы бо-гатым человеком, и, возможно, данный эксперимент принёс бы большую пользу мировой общественности в плане сохранения мужского здоровья.
  - Не знаю, как конкретно чертёжная работа действует на вашу муж-скую потенцию, но уже давно доказано, что чрезмерный умственный труд здоровья мужчинам не добавляет, - заявила Марина.
  - Возможно, возможно, - задумчиво произнёс Валентин.
  Так, непринуждённо рассуждая о различных сторонах человеческой жизни, они дошли до крепости. И не заметили, как прохладные весенние су-мерки превратились в вечер. Зайдя в аллею между крепостным валом и рвом, они долго целовались...
  И здесь он снова заметил странные изменения, произошедшие с ним. Ранее к поцелуям он относился в большей степени как к необходимому атри-буту любовной игры, не испытывая особенного благоговения перед этим действом. Теперь же заметил, что, целуя Марину, получает от этого реальное наслаждение, и хочет это делать снова и снова. Когда он её целовал, ему ка-залось, что их души соприкасаются и тут же создают волшебную ауру, от-крывающую дверь в параллельный мир. Создавалось стойкое ощущение, что они вдвоём, несмотря на непрекращающееся реальное ощущение окружаю-щей действительности, находятся в каком-то особенном сгустке пространст-ва, который принадлежит только им одним. Этот мир сжат и ограничен их телами, но, одновременно, он широк и необъятен. В нём нет земного притя-жения. Но невесомость не пугает.
  Теперь он понимал, почему иногда в кино, показывая поцелуй влюб-лённых, создатели фильма применяют такой художественный приём, когда вокруг целующихся мужчины и женщины исчезала окружающая обстановка, и они вдруг оказываются в космосе среди небесных светил. Очевидно, тому, кто это придумал, также было знакомо ощущение нереального перемещения в другое измерение.
  
  В троллейбусе по дороге в общежитие Валентин встретил знакомую из его родного города, девушку по имени Ирина. Они одновременно заканчива-ли школу. Каждый - свою. Но, несмотря на это, Валентин знал, кто она такая, хотя лично знаком не был (городок всё-таки маленький). Она одна была та-кая, рыжая, с до невозможности короткой стрижкой, утонченной, гранича-щей с болезненной худобой фигурой. Она же о нём ничего не знала. После окончания школы Ирина поступила в Брестский педагогический.
  Позже одно крыло общежития, в котором проживал Валентин, было сдано в аренду пединституту, испытывавшему существенный дефицит воз-можности расселять своих студентов. Поскольку большей частью студентов этого вуза были девушки, то это вызвало естественный интерес среди жиль-цов "политеховской" половины общежития, где с представительницами пре-красного пола наблюдался определённый дефицит. Да, впрочем и девушки, поступающие и обучающиеся в техническом вузе, довольно-таки, в боль-шинстве своём, специфичны в характере. Многие из них - чересчур серьёзны, чересчур недоступны, иногда забывают о естественном смысле общения мужчины и женщины. А от большого выбора парней на любой вкус они к тому же становятся и привередливыми.
  Но поскольку просто так в крыло общежития, занимаемое студентами из пединститута, никого не пускали, то парни из "политеха" находили другие способы проникновения туда как по одиночке, так и целыми компаниями, предварительно пропустив соответствующее количество пива с водкой, ко-торое позволяло бы приобрести достаточное количество храбрости и убрать из сознания инстинкт самосохранения.
  Однажды в таком "крестовом" походе вместе с другими такими же ис-кателями приключений, в числе которых были Акулов, Бунь, Кузьменков и Мацкевич, Валентин через крышу отправился знакомиться со своими сосед-ками. (Знакомиться с соседями мужского пола в их планы не входило.)
  Час был уже поздний. Проникнув через чердак, друзья зашли в первую попавшуюся комнату. Дверь была открыта. Две девушки сидели на кроватях, а одна лежала под одеялом и попыхивала тонкой сигаретой. В ответ на при-ветствие именно она решительно и без обиняков сказала о том, что парням не мешало бы выйти вон, пока она не вышла из себя. Видя её не прикрытые одеялом, обнажённые плечи, интуиция и молодое богатое воображение по-зволяло сделать вывод о том, что под одеялом скрыто совершенно обнажён-ное тело. Если девушка любит спать в абсолютно обнажённом виде, значит есть надежда на то, что она правильно понимает, для чего в мире созданы мужчина и женщина, и не относится к этому безразлично.
  Глянув через плечи друзей, Валентин увидел и узнал свою землячку и решительно продвинулся вперед, дабы не усугублять назревающий кон-фликт, поскольку Кузьменков, хоть и был парнем тихим и простым, но, бу-дучи в нетрезвом состоянии, мог и не спустить откровенного хамства, тем более, что никто особо навязываться и не собирался: с девятого до первого этажа комнат много, где-нибудь да примут с радостью.
  - Что за шум, а драки нет? - сказал Валентин первое, что пришло на ум.
  - Срыгнули отсюда, парни, пока у меня не лопнуло терпение, - заявила Ирина, не признав в ещё одном вечернем госте земляка.
  - Ира, неужели, так часто к вам приходят гости, особенно из твоего родного города, чтобы вот так с порога посылать их туда, куда редко кто по-сылает даже своих недоброжелателей?
  То, что Валентин назвал её по имени и упомянул родной город, подей-ствовало на девушку. Она заметно притихла, очевидно, не очень-то желая представать перед земляками в таком экстравагантном виде: как бы не пошёл по родным местам слух о том, что она превратилась в девушку лёгкого пове-дения; но всё же спросила:
  - Откуда ты меня знаешь?
  - Как тебя не знать, ты же дочка инспектора по делам несовершенно-летних.
  Ирина усмехнулась. Это было действительно так. Она оценивающе по-смотрела на Валентина и сказала:
  - Почему я тебя не знаю?
  - Не знаю. Я удивлён. Ты же регулярно посещала дискотеки. А кто там танцевал брейк?
  - Точно! - Ирина даже подскочила от восторга, едва не показав обна-жённую грудь, но вовремя спохватилась. - Так это был ты?
  - Я, - с удовлетворением подтвердил Валентин.
  - Класс! Я так хотела с тобой познакомиться!
  - Ну, всё, - сказал с досадой Мацкевич, - нам здесь делать нечего.
  - Извините, ребята, мы не ждали сегодня гостей, - теперь уже мягко проговорила Ирина.
  Вот так они познакомились. После этой встречи иногда виделись на улице и всегда приветствовали друг друга, как старые добрые друзья.
  На этот раз, они так же, как обычно, разговорились на ничего не зна-чащие темы. И всё было бы хорошо, но тут на задней площадке, где они стояли, оказались двое не совсем трезвых парней, лет под тридцать каждый. Один из них обратил пристальное внимание на Ирину. Он долго смотрел и, наконец, потянул к ней руку. Ничего страшного не произошло бы, если бы Ирина просто отодвинулась дальше или ушла в глубь троллейбуса. Но она этого не сделала, а поступила так, как привыкла всегда:
  - Эй ты, козёл, убери свои копыта, не то по рогам как двину - поотле-тают! - звонко и решительно пригрозила она.
  Может быть, если бы парень был трезвым, то не стал бы связываться, но он был пьян, а поэтому воспринял слова Ирины только с точки зрения ос-корблённого самолюбия. Мужчина в любом состоянии одинаково реагирует на слово "козёл". Он отвёл правую руку для удара. Но нанести удар ему по-мешал Валентин, который схватил его за эту руку. Парень удивлённо огля-нулся, потому что никак не ожидал какой-либо помехи для осуществления своих планов. Увидев Валентина, он всем корпусом повернулся к нему.
  Парень этот был на голову выше Валентина и примерно в полтора раза шире. Кроме того, он был с другом. В общем, с учётом ограниченности про-странства, в котором они находились, шансов у Валентина было немного. Но куда деваться? Не будет же он спокойно наблюдать, как его знакомой девуш-ке, которая находится от него в нескольких сантиметрах, "начистят" лицо, и, судя по всему, "начистят" довольно серьёзно, если можно так выразиться, скорее всего, превратят его в морду. Что тогда ему делать?
  Хотя, конечно, не мешало бы, чтобы ей хоть раз начистили её красивое наглое лицо, а то она совсем не умеет себя вести ни в обществе, ни на улице. Считает себя звездой. Не подступись к ней. Хамит по чём зря, где попало, и в выражениях не стесняясь. Рано или поздно всё это закончится для неё очень нехорошо. Но лучше пусть это произойдёт, когда Валентина рядом не будет. Тогда он при встрече, любуясь на "фонари" под её глазами, со спокойной со-вестью сможет ей сказать: "Так тебе и надо, довыпендривалась, коза". А те-перь чего уж... Надо следовать рыцарским правилам, иначе ведь никто не поймёт, что он позволил это сделать пьяному болвану не потому, что испу-гался, но исключительно с целью поощрения воспитательного процесса, ко-торый случился бы как нельзя кстати.
  Думая обо всём об этом, Валентин испытывал крайнюю досаду и злость на собственную неудачливую судьбинушку, которая вечно поставит его в такое положение, что приходилось вытаскивать из кладовых души свои лучшие качества и через это наживать себе кучу неприятностей. Нет, всё-таки подлецом жить во всех смыслах спокойно, и выгодно, и для здоровья безопасно.
  Очевидно, эта злость отразилась на его лице, потому что товарищ пья-ного хулигана, который был трезвее своего собутыльника, посмотрев на Ва-лентина, наверняка, подумал, что если этот невысокий, без каких-либо оче-видных физических преимуществ парнишка, несмотря на осознание их коли-чественного и качественного превосходства, так решительно и злобно лезет в драку, то, скорее всего, что-то тут не так. А может, он какой-нибудь мастер единоборств, или, того хуже, в кармане у него какой-нибудь острый предмет. Мало ли в последнее время "отмороженных малолеток" по миру шастает? По морде видно, этот - один из них. Попишет и глазом не моргнёт. Конечно, этому парню и в голову прийти не могло, что в конце двадцатого века ещё сохранились такие идиоты, которые, вместо того чтобы, когда запахло жа-ренным, срочно попрощаться со своей знакомой и отправиться в другой ко-нец троллейбуса, лезут в драку из-за бабы с двумя здоровыми мужиками, да ещё там, откуда, собственно, убежать, в случае чего, не удастся. По виду он же не дурак.
  Подумав об этом своими пьяными мозгами, второй парень решитель-ным тоном сказал своему товарищу:
  - Спокуха, Витек, - и, повернувшись к Валентину: - Мужик, мы уже выходим. Всё нормально. Витек, мы выходим.
  Как нельзя кстати (Витёк не успел "переварить" полученную инфор-мацию и воспротивиться своему товарищу), троллейбус тут же подъехал к остановке. Двери открылись, и Витёк, влекомый своим настойчивым това-рищем, покинул общественный транспорт и, уже находясь на остановке, по-грозил Валентину пальцем сквозь закрытые двери троллейбуса.
  По дороге к общежитию Ирина вдруг заразительно засмеялась. Вален-тин посмотрел на неё и подумал о том, что это нервная разрядка после пере-несённого стресса. Оставшуюся часть пути они проехали молча. Ирина толь-ко изредка оценивающе поглядывала на него.
  Давясь от хохота, она сказала:
  - Я... вот... думаю... что было бы, если бы остановки рядом не оказа-лось? Чё бы ты делал?
  Вот, жди добра от современных женщин! Вместо того чтобы поблаго-дарить своего спасителя страстным поцелуем (хотя бы, поцелуем), как это делали все благородные красавицы в былые времена, сегодняшние львицы открыто смеются над простофилями, пытающимися следовать рыцарским традициям.
  "Надо было отвернуться, - зло подумал Валентин, - зато сейчас попри-калывался бы над этой стервой, наблюдая, как она размазывает по разбитому шнобелю кровь вперемешку с соплями".
  - Как насчёт "спасиба"? - вслух сказал он.
  - Спасибо, спаситель ты мой, - сквозь издевательский смех выдавила из себя Ирина. - Хорошо, что мне тебя спасать не пришлось.
  Валентин пожал плечами.
  - Ты же меня не знаешь. Может быть, как раз для них всё кончилось бы очень плохо.
  - Конечно, конечно, Рэмбо ты мой!
  - Дура ты, - сказал Валентин и, не оглядываясь, пошёл вперед.
  - Сам дурак! - услышал он вслед.
  - Пошутить уже нельзя, - кричала Ирина. - А чего ты ждал? Что я в по-стель тебя потащу, в благодарность?! Все вы, мужики - козлы безрогие!
  Валентин вдруг услышал за спиной жалобные всхлипывания. Он по-вернулся. Ира стояла посреди пешеходной дорожки, нелепо расставив длин-ные тонкие ноги: носками друг к другу, пятками врозь, и, зажав кулак зуба-ми, давила в себе рыдания.
  Точно, это нервное.
  Валентин вернулся, подошёл к ней, обнял за плечи, привлёк к себе.
  - Отстань, - всхлипнула Ира и слабо дёрнулась.
  Он крепче прижал её к себе. А она разрыдалась, отпустив свои тормоза и вмиг превратившись из "крутой", холодной, экстравагантной молодой осо-бы в беззащитную провинциальную девчонку со светящимися детской худо-бой и острыми, узкими плечами. Валентин ещё сильнее прижал её к себе. Она была выше его ростом, поэтому положила свою голову ему на плечо. Он нежно и осторожно гладил короткий ёжик её рыжих волос и шептал на ухо:
  - Тише, тише...
  Она подняла своё заплаканное, измазанное потёкшей тушью лицо и, заикаясь, проговорила:
  - Из-вини...
  - Ничего, бывает... У тебя что-то случилось?
  Она закивала головой, но с возвратившимися рыданиями произнесла:
  - Н-н-не-е-е-нет!
  - Ну, ничего, пройдёт, - Валентин снова положил её голову себе на плечо и стал гладить судорожно вздымающиеся худые лопатки.
  Немного успокоившись, Ира снова подняла голову.
  - На вот, возьми, - Валентин протянул ей платок.
  - Не надо, у меня есть салфетки. Пойдём ко мне... - глядя ему прямо в глаза, сказала она. - Я сегодня буду одна...
  - Не могу, - хрипло произнёс Валентин.
  - Я тебе не нравлюсь, да? - готовая снова разреветься спросила Ира.
  - Что ты! Очень нравишься. Ты такая классная, такая крутая девчон-ка...
  - Что же ты?
  - Я... я встретил девушку... - начал он и запнулся.
  - Влюбился?
  Валентин пожал плечами.
  - Не знаю.
  Вытирая влажной салфеткой с лица следы растекшейся туши, Ирина спокойно сказала:
  - Раз задумался и говоришь, что не знаешь, значит влюбился, только сам ещё действительно не понимаешь, так ли это. Повезло!
  - Кому? - не понял Валентин.
  - Той, кого ты встретил.
  - Почему?
  - Классный ты пацан.
  - Да ладно тебе...
  - Правда. Таких сейчас, может быть, уже и нет.
  - Ты из-за этих в троллейбусе? Это я вовсе не из-за какого-то там ге-ройства. Так, не придумал просто, что буду делать, когда после того, как они начистят тебе твоё красивое лицо, мы будем встречаться на улице. Поэтому подумал: пусть уж лучше лицо начистят мне, тогда можно будет спокойно тебе в глаза глядеть.
  - Да нет, - Ира махнула рукой, - я не из-за них... Я чувствую и знаю, что ты классный пацан и что таких сегодня больше нет. Поэтому ей повезло.
  Валентин пожал плечами.
  - Она замужем.
  - Это не очень хорошо, но не проблема.
  Валентин снова пожал плечами.
   - Не знаю...
   - Дети есть?
   - Нет.
   - Если она не дура, то бросит его. Если не бросит, значит дура. Тебе дура нужна?
   - Нет, мне дура не нужна... - машинально ответил он.
   Ирина посмотрела с высоты своего роста на его задумчивое лицо, вздохнула и сказала:
   - А меня сегодня бросили.
   Он посмотрел на неё:
  - Кто?
  - Да так, один козёл... Так мне плохо было. Хотелось, чтобы стало ещё хуже... Клин клином вышибают. Думала, драка - лучшее средство от душев-ной хандры. А тут ты... так не кстати...
  - Рискованный выход из такого положения. Стоит ли он того? Если бы нос свернули да зубы повыбивали...
  Ирина весело усмехнулась, будто и не рыдала горько минуту назад.
   - Вот и хорошо, была бы беззубая уродина с кривым носом. Знала бы своё дохлое место и не думала бы о всяких козлах, которые меня, такую классную девчонку, смеют бросать... Так что? Может, передумаешь? У меня есть бутылка "Мартини". Подарок от уже бывшего возлюбленного.
  - Твой бывший - гурман?
  - Да, да, гурман, - Ирина криво усмехнулась. - Сволочь он богатая...
  Валентин скептически покачал головой.
  - И чего вы, девки, так липните на богатых?
  Ира пожала плечами.
  - Жить интересно хочется.
  - Чего ж тогда вы хотите? Они ж вас тоже выбирают, как товар на при-лавке, и бросают так же, когда понравится что-нибудь новенькое.
  - Что-нибудь?
  - Именно, что-нибудь... Как вы их используете как средство для дос-тижения своих меркантильных целей, так и они вас - как вещь для интерес-ного времяпрепровождения.
  Ирина махнула рукой.
  - А, козлы вы все.
  - От козы слышу.
  - Так пойдём? Наглец ты, Валя. Девушка третий раз тебя приглашает...
  Валентин покачал головой.
  - Нет, Ира, не могу я. Хочу, а не могу. Странно, да?
  - Ничего странного. Когда любишь, ни до кого нет дела.
  - Ты думаешь, это любовь?
  - За это я тебе сто процентов гарантии даю. Если такой нормальный пацан, как ты, отказывает такой классной девчонке, как я, то это точно лю-бовь.
  - Вот смотрю я на тебя, Ирка, и думаю: действительно, козёл он, этот твой гурман. Подберёт когда-нибудь какую-нибудь стерву, которая похитрее будет, окрутит его. Прозреет к годам пятидесяти, оглянётся на свою жизнь, впустую прошедшую, и вспомнит о тебе, и захочет локти покусать, да поздно будет. Так и проживёт жизнь, не зная, что такое счастье.
  Ирина вяло махнула рукой, но всё же улыбнулась:
  - Да ладно тебе... не успокаивай. Передумаешь, приходи, хотя бы вы-пьем.
  - Ты знаешь, и пить не хочется.
  - А чего хочется?
  - Жить, - просто ответил Валентин.
  Ирина покачала головой:
  - Тяжёлый случай.
  У себя комнате Валентин думал о том, что, возможно, Ирина действи-тельно права. А что если это любовь? Что тогда делать? Она замужем. А ведь ему уже кажется, что он не сможет без неё жить. Он поймал себя на мысли, что ему действительно так показалось. Когда? Вот только что. Так нельзя. Что она думает по поводу всего этого? Что она может думать? Она ведь не знает. Говорить? Не говорить? Надо как-то собраться с мыслями, сконцен-трироваться, осмотреться. Может, он всё это придумал. Какое там... Ничего не думая, он с ходу отказался от приглашения Ирины. Когда такое могло произойти?! Нонсенс.
  Действительно, такая девчонка пригласила его к себе. Какой мог бы получиться вечер!.. Возможно, даже не один. Ирина действительно классная девчонка. Знакомство с нею может превратиться в незабываемое приключе-ние... Эх, если бы на месячишко раньше!.. Несвоевременность, как поётся в одной хорошей песне, вечная драма, где есть он и она.
  Дверь с треском распахнулась и ударилась о стену. На пороге стоял Подписка. Не мешкая, набросился на Валентина с ругательствами, придви-нув своё лицо вплотную к его лицу.
  - Ну что, козёл! Ты еще дышишь? Сука! - закричал он, брызгая слюной. - Мы тебе сделаем харакири. А ну, сука, на колени! - он ударил ногой стул. Тот покатился по комнате.
  Такое светопреставление имело своей целью оглушить обрабатывае-мый объект, лишить его воли, способности реально воспринимать происхо-дящие события и втолкнуть его сознание в нужное русло, но не имело под собой никакой реальной угрозы. Таким методом обычно пользуются сержан-ты в армии по отношению к новобранцам, чтобы до тех быстрее дошло, куда они попали.
  Валентина же начала бить мелкая дрожь от неуёмной ярости. Появи-лось непреодолимое желание сомкнуть руки на шее этой беснующейся твари и перекрыть тот поток зловония, который она изрыгала. Но, к счастью, здра-вый смысл взял верх. Валентин расслабился. Расположился на кровати с та-ким расчетом, чтобы поза казалась как можно более непринужденной и в то же время позволяла быстро отреагировать на непредвиденный поворот собы-тий.
  Подписка же резко притих и сел на другую кровать, подавшись вперед, демонстрируя тем самым готовность к решительным действиям.
  - Короче, тебе даю сутки. Я прихожу - ты мне суешь бабки. Без базара. Ты понял?
  Подписка резко решил почесать руку. Закатил рукав, как бы невзначай обнажая, надо отдать должное, довольно объемный бицепс.
  Игра становилась интересной. Если учесть, что этому подонку всего двадцать лет и действует он в одиночку, то его способности достойны своего рода восхищения.
  Нет, такой дряни набить морду было бы слишком просто! Избить его морально гораздо интереснее.
  - Понял, - проговорил Валентин.
  Подписка не смог удержать улыбку. Он расслабился.
  - Понял, что ты есть паскуда, ублюдок недоделанный? Ты зря так рас-шумелся. Мне до палочки твоё тявканье. Неужели ты серьёзно надеешься снять с меня бабки?! Ты - наивный чукотский юноша! Поищи лоха попроще. Ты же ни на что не способен. Козел! - медленно, с расстановкой и выраже-нием проговорил Валентин, смакуя каждое слово и удивляясь тому, что столько сочных эпитетов внезапно, без подготовки пришло ему на ум. За-ключительным "козел" он будто пригвоздил Подписку.
  У того был вид, словно он проглотил металлический штырь. Его глаза забегали. Спустя мгновение кадык на шее Подписки нервно дёрнулся вверх, обозначая глотательное движение. "Штырь провалился". И Подписка весь подобрался, съёжился.
  Валентин же широко улыбнулся. Глаза его холодно блестели.
  Подписка вскочил. Валентин не шелохнулся. В любом случае он успел бы сориентироваться.
  - Да я... да ты... Знаешь?.. - захлебнулся Подписка.
  - Не знаю. А что?
  Подписка снова сел.
  - Как ты смотришь на то, что в одну прекрасную ночь сюда заявятся несколько классных парней? Для начала они трахнут тебя в задницу, потом очень сильно начнут бить по голове. А через несколько недель тебя найдут в лесу, подвешенным вниз головой с отрезанными яйцами.
  - Зачем?
  Подписка невольно остолбенел.
  - Что зачем?
  - Яйца мертвому отрезать.
  - И-их тебе отрежут, когда ты будешь ещё жив!
  - Ага! Чтоб, значит, побольше помучался. Так?
  - Так! - крикнул Подписка, не поняв подвоха.
  Валентин закивал головой.
  - Что ж, это живо. Впечатляет. Но нет оригинальности. Такое я не раз слышал в американских боевиках. Ты, наверно, тоже их смотрел? Вижу, смотрел. Не люблю тупых страшных историй. Пошел вон. Ты мне надоел.
  Такого оборота Подписка явно не ожидал. Он мог представить всё, да-же драку. Но чтобы вот так, позорно, его, крутого пацана, как серливого кота выставляли вон, не пошевелив при этом даже пальнем. Он вскочил, но тут же сел. Глаза его бегали. Необходимо было срочно что-нибудь предпринять, чтобы спасти если не положение, то хотя бы лицо.
  - Ты мне нравишься, - неожиданно сказал он.
  Молодец, нашёлся. В очередной раз следует заметить, что всё-таки способности у него есть. Если бы не был таким отмороженным на всю голо-ву, то были бы у него и перспективы.
  - Рад за тебя, - Валентин посмотрел на него. На миг он даже подумал, что его "гость" даст задний ход.
  - Ты классный парень, настоящий мужик.
  - Неужели?! - воскликнул Валентин.
  - Да. Отдолжи мне бабок.
  - ?
  - Не бойся, я тебе отдам. Просто сейчас позарез нужны бабки.
  Деньги он, конечно, не вернёт и, только сунься к нему за должком, вот тут-то и отыграется сполна за всё унижение, которое вынужден был только что здесь пережить.
  Валентин подумал, что парень этот пойдет далеко, если его не остано-вят, а вслух сказал таким же миролюбивым тоном:
  - Извини, братан, но лишних денег не имею. Я же простой студент, а не такая крутизна, как ты.
  Милая улыбка исчезла с лица Подписки так же внезапно, как и появи-лась. Кулаки сжались.
  - Я тебя выпотрошу вместе с дерьмом твоим! Прямо сейчас, - проши-пел он.
  - Ты многим рискуешь, - спокойно ответил Валентин. - Может, сбега-ешь за подкреплением?
  Подписка ещё раз толкнул стул. Тот покатился уже в другую сторону. Валентин не обратил на это никакого внимания, а пристально смотрел сво-ему "гостю" в лицо, всё же не меняя непринуждённой позы.
  Подписка медлил. Его глаза снова забегали, выдавая непосильную ра-боту мозга. Если уйти сейчас, то это может сойти за добрую волю. Будто он даёт ещё один шанс для добровольной сдачи в плен. Но так хочется съездить по самодовольной роже этого хмыря, валяющегося здесь на своей кровати. Вступить в драку? Неизвестно, чем это закончится. Уж больно уверенно он себя ведёт. Что-то же за этим есть. Возможно, он не такой уж и лох, каким показался на первый взгляд. В случае неудачи позора не оберёшься. По всему институту пойдёт молва о том, что его, крутого парня, отметелил какой-то плуг из деревни...
  В конце концов, Подписка решил уйти.
  - Жить тебе недолго осталось, - у выхода процедил он сквозь зубы.
  - Я от тебя устал, - Валентин построил скучающую гримасу.
  Дверь захлопнулась так же громко, как и отворилась.
  Валентин встал и подошел к шкафу. На нижней полке, среди пустых бутылок, инструментов, лежал маленький топорик. Он взял его, попробовал в руке и положил под кровать у изголовья.
  Он не испугался угроз, но допускал возможность визита незваных гос-тей. Конечно, настоящие гангстеры на это не пойдут. Им незачем рисковать своим благополучием из-за этого отморозка, который ввязался в авантюру, не представляющую серьезной ценности. Каждому из них дорога, прежде всего, своя шкура и собственный материальный интерес в любом деле. Но вот шпана мелкого пошиба может ввалиться в общежитие, тем более, такие случаи уже бывали. Валентин не мог позволить, чтобы всякая мразь топтала его ногами в его же собственном жилище. Убить, конечно, не убьют, но ка-лекой сделать могут.
  Такая перспектива ему не улыбалась. Он решил хотя бы одному испор-тить оставшуюся жизнь, а по возможности, и значительно укоротить её. Он думал об этом с абсолютным спокойствием и твёрдой решимостью. Возмож-ные последствия и ответственность его не пугали. К сожалению, отечествен-ные законы так устроены, что простой человек часто вовсе не имеет права себя защищать. Но лучше провести несколько лет за решёткой, чем всю жизнь в инвалидной коляске и при этом наблюдать, как твой обидчик, отси-дев свой срок, будет вертеться рядом, наслаждаясь полноценной жизнью, и показывать тебе кукиши.
  
  
  
   Глава 14
  
  
  Это случилось тогда, когда они были уже на четвёртом курсе, в разгар летней экзаменационной сессии.
  Начало лета выдалось жарким. Даже когда солнце скрывалось за кром-кой горизонта, жара не спадала. Открытые окна не спасали от накопившейся за день духоты.
  Валентин лежал на застеленной кровати, закинув руки на железные ду-ги. Разгорячённая кожа отдавала излишнее тепло, с наслаждением впитывая слабую прохладу металла.
  Светлана пришла одна.
  - Сергея нет. Он разве тебе не говорил?
  - Говорил, - Светлана плавно прошла и села рядом: - Может, я пришла к тебе.
  Глаза её блестели. Взгляд блуждал по комнате.
  - "Может"? А может, и нет. Что за неопределённость? Кроме меня тут никого нет, - Валентин показательно оглядел комнату и уставился на Свет-лану.
  - Не будь занудой, не придирайся к словам. Как приличная девушка, я не могу заявить тебе прямо, что пришла именно к тебе, - Светлана странно хохотнула, видимо, собственной характеристике "приличная девушка". Са-моирония - очень хорошее качество. Если человеку оно не чуждо, значит, каков бы ни был, он не потерян для людей.
  - Валя, у тебя есть девушка?
  Валентин даже немного напрягся от неожиданности.
  - Это бестактный вопрос.
  Заметив тот эффект, который она произвела, Светлана заметно при-ободрилась.
  - Почему ты не хочешь мне сказать?
  - Почему это вдруг тебя заинтересовало?
  - Почему же "вдруг"?.. Меня всегда это интересовало.
  - Почему?
  Света ничего не ответила, только пристально посмотрела на него ка-ким-то странным взглядом. Этот взгляд заставил Валентина отвести глаза. Стало ясно, что шутки теперь не уместны.
  - Что за праздник сегодня? - поинтересовался он, поменяв тему.
  - Наша группа сдала последний экзамен. Теперь мы с полным правом можем называть себя пятикурсниками. Остался только год... Понимаешь, Ва-ля, год! Ещё год, и все мы разъедимся кто куда и, возможно, никогда больше не увидимся. Понимаешь!
  Что-то в этом "понимаешь!" кольнуло его в самую душу.
  - Кроме того, у меня сегодня день рождения, - сказала Света с гордо-стью.
  - Который в этом году? - без тени удивления спросил Валентин.
  - Какая разница?
  - Действительно. Виноват, прости. Поздравляю тебя. Прими наилучшие пожелания, - он улыбнулся. - Вот, жаль, подарить тебе нечего... Разве что, самого себя. И то, на время, - теперь Валентин усмехнулся.
  Света пристально посмотрела.
  - На время?
  Валентин отвёл взгляд, промолчал.
  - Все разошлись, у каждого свои дела. А я пришла к тебе. Слышишь? К тебе!
  Валентин пожал плечами и, не скрывая иронии, произнёс:
  - Что ж, я так рад за себя. Ты удостоила меня своим вниманием... Это классно! Но тебе было бы проще пригласить... Я бы тогда пришёл сам. Или ты не хотела, чтобы меня видели с тобой? Может, ты меня стесняешься? Но я же, по-моему, далеко не худший среди местных представителей особей муж-ского полу... И не лошара какой-нибудь... И в пьяном виде, вроде, адеква-тен. Или ты боишься, что доложат Сергею, что будут осложнения? Тебя ни-кто не видел, как ты идёшь ко мне?
  - Никто, - машинально ответила Светлана и тут же осеклась.
  - Да, я - дура. У меня всегда так получается... как-то наперекосяк... Но ведь... - вдруг она подалась вперёд, - всё-таки я пришла к тебе, потому что ты мой самый лучший друг, ты всегда меня понимал как никто другой. Я знаю, что такого, как ты, я никогда больше не встречу...
  Валентин внимательно посмотрел Светлане в глаза.
  - У тебя всё в порядке с Сергеем? - спросил он.
  Света развязно засмеялась. Только сейчас он понял, что она по-настоящему пьяна.
  - Ты думаешь, у меня проблемы с Сергеем, и я решила перекинуться на тебя?
  Валентин стушевался и очень сильно пожалел о своём вопросе.
  - У меня с Сергеем всё в порядке! Он постоянно говорит, что "очень-очень" любит меня, - отчётливо и, наверное, даже зло произнесла Светлана и как-то вяло продолжила: - И вообще, человек он хороший. Но всё дело во мне, это я плохая.
  - Почему? Почему ты так думаешь?
  - Потому что, когда у меня всё в порядке, это меня начинает бесить. Мне кажется, что всё не так... что мне нужно что-то другое... Но что? Понять не могу! Если бы ты знал, как трудно с этим жить!
  - Я знаю. Я так живу.
  Света внимательно посмотрела на Валентина и снова отвела взгляд. Он поднялся, достал из холодильника початую бутылку водки и, налив себе, спросил:
  - Будешь?
  - Налей немного, - кивнула она.
  - Возьми, - он подал ей рюмку и, не говоря ни слова, выпил залпом свою.
  Света повертела рюмку в руках и, глядя на искрящуюся на свету элек-трической лампы жидкость, продолжала:
  - Сергей - классный парень...
  - Но ты сомневаешься, что это тот единственный, с которым тебя ждёт счастье?
  - Да, - Света быстро закивала.
  - Ты попробуй не сомневаться.
  - Я пробовала, Валя. Не получается...
  Она поставила свою рюмку на стол, даже не пригубив её.
  - Счастье... Где оно может ждать? Валя, о чем ты говоришь? Когда так случается, что запускаешь человека в свою душу, но при этом у тебя нет ощущения счастья, то разве может такое произойти, что это ощущение поя-вится чуть позже или ещё позже? Проходит время, наступает это "позже", затем наступает это "ещё позже", а счастья как не было, так и нет. Потому что его и не может здесь быть. Никогда! Если его не было сразу, не будет и потом, Валя. А ты говоришь: "ждёт". С какого перепугу оно может ждать, если его нет сейчас? - она говорила это с такой пронзительной болью...
  Человек, находящийся в состоянии опьянения почти всегда склонен к излишней драматизации окружающей действительности, если эта действи-тельность даёт к этому хотя бы малейший повод. Но, поскольку глаза у Све-ты были холодны и сухи, это откровение пьяными бреднями назвать нельзя. Так может говорить только человек, действительно находящийся в самом центре жизненного тупика и ясно осознающий своё незавидное положение. Эх, если бы люди всегда поступали так, как велит душа!
  Как так получилось, что по прошествии стольких тысяч лет своей ис-тории человек отличается от своего древнего предка только тем, что теперь он более искусен в лицемерии, в обмане, в умении поступать против воли своего сердца, иногда даже не отдавая себе самому отчета, зачем эта показ-ная холодность, это фальшивое равнодушие, когда внутри всё бурлит и тре-бует искренности и открытости? Ну, когда речь идёт о низменных побужде-ниях души, это понятно. Нельзя допускать, чтобы такое выходило наружу. Но зачем скрывать желание душевной поддержки, внешнее выражение кото-рого может сыграть только на пользу не только находящемуся рядом челове-ку, но и тому, кто выражает это желание, и вернуться если не благодарно-стью, то собственным моральным удовлетворением от своего прекрасного порыва? Но нет, человечество так поднаторело в вопросах скрытности как неприглядной, так и прекрасной своей сущности, что способность руково-дить своими эмоциями прочно укрепилась, стала частью генетического кода и теперь воспринимается как одно из величайших достоинств гомосапиенса.
  Ему бы сейчас подойти к ней, схватить в охапку и сильно-сильно при-жать к себе, чтобы оба смогли почувствовать стук собственного сердца и сердец друг друга. Так нет же!..
  - Тяжелый случай, - произнёс Валентин с постным лицом врача.
  А в его душе творилось что-то невообразимое. Зачем она пришла?
  После той злополучной для Валентина свадьбы у старосты группы от-ношения со Светланой внешне были приятельски ровными. Но за этой хо-лодной доброжелательностью чувствовалось, что между ними протянулась невидимая тонкая нить, связывающая их гораздо сильнее, чем могут связать крепкие канаты. Что-то произошло. С одной стороны любая мысль, само присутствие Светланы тяготило его. Но с другой стороны, он почувствовал, что незаметно для него за эти годы она превратилась в часть его самого. Лю-бая её боль, неизвестно каким образом отзывалась в нём, словно они теперь составляли две разные части одного организма. Он точно знал, что это уже не любовь, но ничего не мог с этим поделать, как ни старался. И ловил себя на мысли, что так сильно желает ей счастья, как не желает себе. Только бы с ней всё было хорошо! Он почему-то был уверен, что через её благополучие полу-чит собственное спокойствие и свободу и сможет легко посмотреть вперёд.
  Света сама поднялась, обняла его. Он почувствовал её тело, и от этого захватило дух. Он чуть не захлебнулся в нахлынувших чувствах. Показалось, будто сердце вдруг стало большим, поднялось и стучит в самом горле.
  - Я знаю, ты любишь меня. Скажи, - зашептала она. - Скажи! Ты гово-рил о подарке. Сделай мне этот подарок сегодня...
  
  
  Весна - особенная пора во всех отношениях. Сколько сказано о ней, в скольких песнях воспеты те чудеса, которые происходят с природой, с чело-веком в это время года, любимое для поэтов и просто романтиков. Пора зем-ной плотской любви всего живого ко всему живому. Но не только...
  В это время года почти поголовно, невзирая на род занятий и социаль-ное происхождение, всё население Белой Руси превращалось в крестьян-земледельцев. Практически каждый в стране имел домик в деревне или, на худой конец, дачку с шестью сотками в каком-нибудь садоводческом това-риществе. И если дача, в нормальном понимании, это добротный загородный дом в живописном месте, то в своём большинстве дачи у простых граждан ещё Советского Союза представляли собой наскоро слепленные хижины с сарайчиком для сельско-хозяйственного инвентаря. Часто сарайчик выглядел гораздо основательнее самого дачного домика по той простой причине, что в домике ничего ценного не было, а в сарайчике хранилось то, ради чего и при-обретался дачный участок - ради возможности возделывать свой собствен-ный кусочек земли и получать с него пусть маленькие, но очень приятные на вкус дивиденды в виде консервированных овощей и фруктов или просто соб-ственной, выращенной без разных сомнительных химикатов картошки, кото-рая не посинеет спустя час после варки от избытка нитратов, а останется та-кой же приятной на вид и вкусной даже в холодном виде.
  Всё-таки не смогли большевики за семьдесят лет своего владычества вытравить в белорусах жилку мелкого собственника и насадить в души кос-мополитический дух пролетариата, живущего сегодняшним днём. Даже во времена оголтелого хрущевского сумасбродства, когда почему-то находив-шиеся в то время у руля государственные мужи посчитали, что самым глав-ным препятствием в раю на земле в отдельно взятом государстве под назва-нием коммунизм является крестьянское подворье, даже тогда, когда это счи-талось преступлением против государственного строя, белорусы втайне от всех, от вертихвостов-активистов, держали в погребах собственного поро-сенка и возделывали на клочках земли какие-никакие грядочки.
  Не смогли большевики вытравить в белорусах обыкновенное крестьян-ское качество - способность жить своим умом. Это качество испокон веков появилось у первопроходцев-славян, селившихся в красивейших местах, сре-ди пущ, рек, озёр и болот, отвоевывавших каждый кусок плодородной земли у леса и своим кропотливым трудом превративших её в один из красивейших уголков старушки Европы, сохранив первозданность дикой природы.
  Оно, это качество, впиталось в генетический код и помогло пройти этим людям сквозь страшные испытания, с завидной регулярностью выпа-давшие на их долю. Помогло пропустить через себя, согнуться, но не сло-маться под тяжестью то западных, то восточных орд, пережить всех своих господ, начиная с варяжских и литовских князей, польских магнатов и рос-сийских бояр, каждые из которых считали этих людей своими холопами. Эти господа дрались за них между собой, истребляли друг друга, истребляли лю-дей, за которых дрались. Но эти люди не просто выжили. Как тонкий зелё-ный росток, пробившись сквозь толщу асфальта, преобразовывается в моло-дое прекрасное деревце, так и они, пробившись сквозь всю эту чужеродную наволочь, преобразовались в народ с чистым названием, отражающим его суть - простоту и трудолюбие. А ведь именно таким и создавался первый че-ловек, лишённый червоточин тщеславия.
  Из всего изложенного сам собой напрашивается вывод о том, что са-мым ценным качеством в человеке является способность оставаться в любых условиях самим собой. Но стремление сохранить в себе это качество являет-ся и самым трудным испытанием, которое может подстерегать человека в жизни.
  И что вышло из большевистских экспериментов?
  К коммунизму так и не пришли, но обнищали духом и карманом в об-щегосударственном масштабе. И неимоверная гордыня, раздуваемая мифом об исторической миссии первых и единственных, точно знающих КАК, строителей земного рая, лопнула как мыльный пузырь и сменилась комплек-сом неполноценности. Тогда Советский Союз рухнул, как вавилонская баш-ня. И начался хаос со всеми возможными в двадцатом веке урбанизации по-следствиями: инфляцией, безработицей, отсутствием средств не только для оплаты благ цивилизации, но даже для обычного пропитания. Тут-то и при-годились незабытые крестьянские навыки земледелия и скотоводства и ог-ромное желание жить своим умом и трудом, ни на кого не надеясь.
  И поняли все, как хорошо, что не везде был разрушен фундамент ста-рого мира, на месте которого начали такую неудачную стройку. И вернулись к себе и живем потихоньку своим умом, несмотря на настойчивые поползно-вения привить нам чуждый нашему сознанию капитализьм с лицом Медузы-Горгоны. Который так же, как и это мифическое чудовище, превращает лю-дей, обратившихся к нему, в обыкновенные неодушевлённые камни - строи-тельный материал для возведения благополучия сильных мира сего.
  И каждую весну народ в единодушном порыве отправляется обрабаты-вать свою землю. И пока будет жить этот порыв в крови народной, не пропа-дёт и не затеряется след этого народа на пересечении судеб земных.
  
  Уже третьи выходные общежитие вымирало. Все разъезжались по сво-им весям сажать картошку.
  Так случилось, что Валентин и Марина загодя справились со своими обязанностями помощников по хозяйству. И теперь они были свободны от необходимости на выходные мчаться домой.
  Валентин приходил к Марине по пятницам сразу после занятий, попут-но запасаясь провиантом на все выходные. И они вместе проводили всё вре-мя вплоть до утра понедельника, практически даже не показывая носа на улицу. Они вместе с Мариной готовили еду, смотрели телевизор, занимались любовью, спали, потом снова готовили еду и так далее по кругу, не стесняясь и не сдерживая эмоций, поскольку соседние комнаты по всему периметру сверху донизу пустовали. Это было здорово!
  За это время они так сблизились, что стали понимать друг друга прак-тически без слов. Например, когда у одного из них появлялось желание пере-ключить телевизионный канал, ему достаточно было только мимикой, жес-том проявить своё беспокойство, как другой, у которого в этот момент нахо-дился пульт дистанционного управления, делал переключение и, что удиви-тельно, включал именно тот канал, который был нужен. Как тут не вспом-нить притчу о том, что сам человек по своей природе неполноценен, и только вместе со своей половиной противоположного пола, предназначенной ему природой, они составляют единое совершенное существо. Стоит ли тогда удивляться, что такие люди понимают дуг друга без слов? Мы ведь не удив-ляемся, что наши руки и ноги без подачи команды голосом исполняют волю мозга.
  Сегодня Марина была какой-то особенной. Её глаза блестели таинст-венным светом. В своей срасти она была так прекрасна, что Валентина захва-тила и закрутила сумасшедшая метель.
  - Как хорошо жить! - в восторге воскликнул он, откинувшись на спину и пытаясь успокоить прерывистое дыхание и вылетающее из груди в бешен-ном ритме сердце.
  Да, почему-то в такие мгновения человек начинает думать о глобаль-ном, иногда забывая, что глобальное складывается из повседневных мелочей.
  Марина прильнула к нему и стала медленно, методично покрывать его грудь поцелуями. Она вдруг подняла голову, как обычно, сдунула упавший на глаза светлый локон и пристально посмотрела ему в глаза.
  - Валя.
  - Что? - спросил он, не отводя взгляда от её больших красивых глаз.
  - Валя, я люблю тебя, - сказала она спокойно, уверенно, без жеманства и предыхания. В этой спокойной уверенности была сама правда. Тут же за-беспокоившись о том, чтобы Валентин ничего не сказал, Марина закрыла его рот своей ладонью.
  - Я не знаю, как и когда это со мной случилось, - продолжала она, - только вспоминаю, как в наш первый вечер уже в своей комнате почувство-вала невыносимую боль. Я чуть не взвыла на всю общагу. Лариска, моя под-руга, подумала, что со мной произошло что-то страшное. Меня вдруг охвати-ла какая-то паника. Было такое ощущение, какое обычно появляется, когда замечаешь, что потеряла, например, ключи от дома или кошелёк. Я уходила, а ты даже не попытался меня остановить. Почему-то считается, что девушка не должна так делать, но мне было в тот момент всё равно... Я бросилась за тобой, но на остановке троллейбусов тебя не было. Я не знала, куда ты по-шел, где тебя искать. До меня дошло, что, оказывается, я ничего о тебе не знаю. И почувствовала, будто из меня, изнутри, вырвали что-то жизненно важное, без чего можно даже умереть. Ты не представляешь, какое это ужас-ное ощущение! От собственного бессилия, от обиды на тебя за то, что ты так легко меня отпустил, даже не сказав ни слова, я проплакала всю ночь. Глотая слезы, пошла на поезд и там всю дорогу ревела. Со временем всё как-то улеглось. Сначала я хотела тебя найти: всё-таки знала, где ты учишься. Но потом подумала, что может так случиться, что я тебе вовсе не нужна. Пред-ставляла себе, что, как дурочка, припрусь к тебе, и окажется, что тебе я без-различна. И решила, что если всё это неслучайно, то судьба подарит нам ещё один шанс. Ты не представляешь, в каком я была состоянии, когда увидела тебя у нас в институте на этом собрании. Уж где-где, но там тебя встретить никак не ожидала. Я сама туда попала чисто случайно. Будто что-то меня в этот день потянуло... Ребята наши пошли туда. Они даже меня не приглаша-ли, я сама решила сходить посмотреть - от скуки.
  Ошеломлённый, Валентин привстал.
  - Почему ты раньше мне не говорила об этом?
  Марина горько улыбнулась.
  - Как же я могла раньше решиться на такое?.. Откуда я знала, что ты мог обо мне подумать? Истеричка какая-то. Потом я не могла тебе об этом сказать, потому что вдруг испугалась, что ошибаюсь. Был такой момент, что мне показалось, что такого не бывает, что я сама себе всё придумала. Боя-лась, что ты посмеёшься надо мной. Ты, что же, думаешь, девушке легко ре-шиться на такое? Тебе часто девчонки признавались в любви?
  Валентин покачал головой.
  - Никогда.
  - Вообще-то, если ты не знал, обычно первыми должны открывать свои чувства мужчины. Почему-то считается, что для девушки это неприлично. Валя, это всё очень непросто. Я даже сейчас, глядя на себя со стороны, не понимаю, как смогла решиться на такое. Но со временем почему-то стала бо-яться, что, если не скажу тебе этого, ты можешь подумать, что я встречаюсь с тобой от нечего делать, провожу время от скуки... И ты снова уйдёшь. Поче-му-то мне показалось, что для тебя наши отношения тоже важны. И тебе не-обходимо знать, как я к тебе отношусь. Мне показалось, что есть в тебе ка-кой-то, если можно так сказать, пунктик, который мешает чувствовать себя свободным. Я почему-то поняла, что даже если ты тоже полюбишь меня, то никогда мне об этом не скажешь первым, даже если реально почувствуешь, что можешь всё потерять.
  - А ты не боишься, что не хочу, чтобы меня любили, что испугаюсь этого и уйду?
  Марина уверенно завертела головой.
  - Ты не сможешь это сделать. От любви нельзя убегать. Она этого не простит. Да и зачем? Что ещё можно искать в этой жизни? - она усмехну-лась, как усмехаются дети, когда отвечают на глупые вопросы взрослых о том, что, по их мнению, и так даже им, детям, понятно.
  Валентин нежно провёл рукой по её волосам, обнял за шею и поцело-вал.
  - Ты знаешь, Марина, я не решался тебе об этом сказать... Я уже давно понял, что мне плохо без тебя. Понял это, уже когда, проводив тебя, возвра-щался домой. Но скажу честно, я не жалел о том, что так всё получилось. Нет, ты не была мне безразлична. Просто тогда я реально не знал, что мне делать. Что-то помешало поступить по-другому. Я понимал, насколько глупо выглядел, когда просил разрешения тебя поцеловать. Но почему-то не мог поступить в тот момент иначе. И от этого я просто растерялся.
  Марина обхватила Валентина двумя руками за шею и крепко поцелова-ла.
  - Дурачок! Ты выглядел необычно, но вовсе не глупо. Почему вы, муж-чины, всегда пытаетесь казаться хуже, чем есть на самом деле?
  - Потому что мы, слабые, хрупкие существа, понимаем, что не должны это показывать, что от нас ждут силы, стойкости и непокобелимости, поэто-му напускаем на себя важность.
  - Дурак ты, Валя.
  Валентин цокнул языком и задумчиво произнёс:
  - За последние несколько секунд ты дважды назвала меня дураком, а я почему-то вовсе не обижаюсь, странно. Всё-таки безгранична сила женского очарования. А может, это любовь?
  Марина в ответ засмеялась, а он вдруг нахмурился. Это не осталось не-заметным для неё.
  - Что-то случилось? - тревожно спросила она.
  Валентин немного помолчал в нерешительности и заговорил:
  - Марина, мне очень хорошо с тобой. Хочется, чтобы ты была со мной всегда. Я не знаю, что мне с собой делать. Но с этим желанием мне бороться всё труднее. И как только подумаю о том, что совсем скоро мы закончим на-ши заведения, получим дипломы и разъедемся каждый к своему дому, ты - к своей семье... Как мы будем жить дальше?
  Марина внимательно посмотрела на Валентина и спросила:
  - Валя, смотрю я на тебя и думаю: столько в нем всего внутри спрятано глубоко-глубоко. Возможно, при самом большом моем желании я никогда не докопаюсь до дна, не смогу понять тебя до конца. Наверно, чтобы быть та-ким, на это есть причины. Но есть вещи, которые скрывать нельзя, - в её взгляде чувствовалась напряженность, а голос едва заметно дрожал, выдавая не столько волнение, сколько желание его скрыть, что в данной ситуации го-ворило о многом.
  - О чем ты? Я не женат, - попытался пошутить Валентин.
  Марина оставалась серьёзной:
  - Я сказала, что люблю тебя. Я рассказала тебе о своих страхах. Но эти страхи исчезли сразу, как только я сказала тебе. И мне сейчас легко и хоро-шо. Ты можешь делать с моей любовью всё, что хочешь, я не навязываю тебе её. Узнав о ней, ты не перестал быть свободным. Тебе не о чем беспокоиться. Я просто дарю её тебе. Я не требую от тебя ничего взамен. Но, если ты тоже любишь меня, то скажи это. Мне это очень важно. Если тебе трудно об этом сказать вслух, тем лучше. Значит, слова для тебя что-то значат. Может, ты не готов. Тогда не надо выдавливать их из себя. От этого не станет легче ни те-бе, ни мне. Но если ты любишь меня, дай мне знать.
  Чуть помедлив, Валентин обнял Марину за шею и поцеловал. Она пе-ревернула его на спину, запустила свои руки под него и всем телом крепко прижалась к нему, положив голову на грудь и закрыв глаза.
  Марина не надеялась на слова, которых ожидала. Она не знала, что он думал об этом на самом деле. Он дал ей знать, как она просила. А, значит, это так. Пусть это будет так хотя бы сейчас, сегодня. А дальше будет видно.
  Валентину было хорошо, как никогда. Впервые за долгое время он по-чувствовал такую лёгкость и свободу, казалось, камень свалился с груди. Это было волшебное ощущение, к которому примешивалась гордость за самого себя. Гордость за то, что такое с ним случилось. Что он отважился признать-ся в этом, прежде всего самому себе. Пускай он ничего не сказал. Он скажет это позже. Теперь уже конечно скажет. Главное, что сердце его снова откры-то. Он это знает. И он обязательно об этом скажет Марине и будет говорить всегда при каждом удобном случае!
  Однако, он был бы не он, если бы сразу не задумался о главном. Гор-дость за самого себя быстро прошла. Легкость и воодушевление сменились грустью.
  Кто его знает, может быть, влюблённые действительно связаны друг с другом какой-то особенной невидимой, но очень прочной связью.
  Тягостная перемена в Валентине тут же каким-то невероятным образом стала ощутима Мариной. Может быть, стук Валентинова сердца стал каким-то другим. Она встревожено вскинула голову.
  - Что же нам со всем этим делать? - грустно спросил он.
  Марина успокоено снова положила свою голову на его грудь.
  - Зачем с этим что-то делать. С этим надо просто жить. Жить и радо-ваться тому, что это у нас есть. И, между прочим, таких счастливчиков со-всем не так уж много.
  Валентин снисходительно покачал головой. Как это делают мужчины, всякий раз убеждаясь в недалёкости женского ума.
  - Ты сейчас так говоришь, потому что мы вместе. А что будет тогда, когда нам придётся расстаться?
  - А зачем нам расставаться?- Марина встрепенулась.
  Валентин внимательно посмотрел на девушку. Он никак не мог взять в толк, серьёзно ли она говорит. Всё-таки женщины - удивительные существа. С одной стороны посмотришь - холодный, прагматичный ум. С другой сто-роны - сама рассеянность и наивность.
  - Если ты забыла, то вообще-то ты замужем.
  Марина лукаво улыбнулась.
  - А я разведусь.
  - То есть как?.. А как же он? - опешил Валентин.
  - Понимаешь, оказывается, я до этого жила, не зная, что такое любовь. Даже представить себе не могла, что такое бывает! Думала, что всё это вы-думки, что это может быть только в кино, в книжках. Я не знаю, что со мной случилось. Но сейчас, с тобой я поняла, что ЭТО такое. ОНО пришло ко мне. Пришло тогда, когда я меньше всего ожидала. Понимаешь?! Я поняла, что такое бывает только раз в жизни. Валя, я не хочу тебя терять. Жить вместе без любви, зная, что такое любовь, что она есть, только не здесь, а где-то в другом месте, невыносимо. Я так думаю. Получается, что, оставаясь с нелю-бимым человеком, ты и его лишаешь возможности найти своё счастье.
  - Подожди, подожди. Ты это серьёзно?
  - Конечно, серьёзно. А ты что, испугался?
  - Вовсе нет. Просто твоя решительность меня немного удивляет, - за-думчиво пробормотал Валентин.
  Марина присела на кровати
  - Валя, я должна сказать тебе одну вещь.
  - Что ещё?.. Я ни чему не удивлюсь.
  - Я не замужем, Валя.
  Лицо Валентина застыло.
  - Как?
  - Так. Тогда, после дискотеки я ляпнула об этом просто так, для инте-реса. А потом мне захотелось узнать тебя ближе. Потом я сама испугалась себя, что, не разобравшись ни в себе, ни в тебе, слечу с тормозов... Поэтому хотела, чтобы между нами осталось хоть какое-нибудь расстояние...
  Валентин покачал головой.
  - То есть, если что не так: я замужем, дорогой, привет! Так?
  От нехорошего предчувствия у Марины внутри похолодело и преда-тельски заныло в подвздошье.
  - Нет, не знаю... Потом, я не решалась сказать, да и не до этого было. Нам ведь так хорошо стало вместе, что этот вопрос никогда не поднимался.
  - Не поднимался?! Да этот вопрос стоял у меня в мозгу всё время! - в сердцах воскликнул Валентин. - И чем лучше мне с тобой становилось, тем сильнее этот вопрос меня мучил. Я, дурак, думал: как же я жить без тебя бу-ду! Какой же я дурак!
  - Валя... - еле слышно проговорила Марина.
  - А сейчас?
  - Что?
  - Сейчас почему сразу не сказала?
  - Сейчас я вдруг испугалась, что ты, услышав, что я люблю тебя, испу-гаешься и убежишь. Вы же, мужики, так держитесь за свою свободу, как буд-то это неизвестно что такое, будто если девушка всей душой полюбит вас, то сразу конец вам придёт... Идиоты! - вскричала Марина и, испугавшись сво-его возмущения, взмолилась: - Валя, ты думаешь, для меня всё это было так просто? Я ведь ничем не отличаюсь от других девчонок. Мне так же стыдно показывать свои чувства. Я так же боюсь, что меня неправильно поймут, что воспримут всё так, будто вешаюсь на шею, а значит, могу вешаться на шею каждого встречного. Это вам, мужикам, всё равно... Что вы только не скаже-те, только бы добиться, переспать с той, которая вам понравилась... Сегодня сказал, что любишь, завтра сказал, что пошутил! И что с вас взять, кроме анализа? Ничего! Собрался и ушёл. Для нас же всё не так. Если я встретила свою любовь... Я всё проверяла, в том числе и себя, проверяла тысячу раз прежде, чем решиться рассказать об этом...
  - Понятно, - Валентин резко сел.
  Марина инстинктивно схватила его за руку.
  - Значит, всё это время ты играла со мной, проверяла...
  - Валя...
  - Ты экспериментировала со мной. Ставила психологические опыты... Как я себя поведу в такой ситуации, как в такой... Как обезьяне задачки под-кидывала: как я буду с ними справляться?..
  - Валя, что ты такое говоришь? - уже отчётливо в глубине души пони-мая, что надвигается катастрофа, Марина не знала, что ей делать.
  А Валентин её уже не слушал:
  - Судя по тому, что ты всё-таки решилась, значит, я справился с испы-танием...
  - Замолчи! Это не так!
  - Не так? Не справился? Ты пошутила? Насчет всего пошутила?
  - Но даже если бы я специально испытывала тебя, почему я не имею права испытать человека, которого полюбила всей душой?!
  - А это правда?!
  - Правда! И ты знаешь, что это правда.
  - Откуда?! Почему я должен быть уверенным, что сейчас ты мне гово-ришь правду, что сейчас ты не продолжаешь играть со мной?!
  - Просто поверь.
  - Просто поверить? Я должен просто поверить? Ты всё это время ста-вила мне свои задачки... Чёрт! Я и не догадывался, что кастинг прохожу! Ты, так сказать, научным путем удостоверилась, что я именно тот, кто тебе ну-жен, а я должен тебе просто поверить?! Почему?!
  Он встал и начал одеваться. Она застыла, в ужасе наблюдая за ним, не в состоянии что-либо предпринять. Так разительно внезапно всё переверну-лось. Недавнее, казалось, безграничное счастье вдруг рассыпалось и на гла-зах превращалось в ничего не стоящий прах, как в той сказке: кучер - в кры-су, карета - в тыкву, и так далее, по списку. Наваждение какое-то!
  Его молчаливая решимость выглядела ужасно. Было понятно, что если он сейчас уйдёт, то уже никогда не вернётся.
  Когда он собрался, она вдруг вышла из оцепенения, бросилась к нему прямо с кровати, ничем не прикрытая. На коленях она стояла перед ним, ли-хорадочно ища его руки своими руками, находила и пыталась поцеловать.
  - Валечка, прости, я не хотела... Прости меня, пожалуйста!
  Он торопливо убрал свои руки, отошёл и, задержавшись в секундном раздумье, бросил:
  - Я не удивлюсь, если у тебя в действительности было три мужа, есть пятеро детей, и ни к одному из них ни один твой муж не имеет никакого от-ношения.
  Она судорожно вздрогнула от стука закрывшейся двери и осталась сто-ять на коленях посреди комнаты, затем бессильно опустилась на пол. И слёзы обильными ручьями полились из её глаз.
  Через минуту Марина встала, ничего не видя перед собой, пошатыва-ясь, добрела до кровати. Медленно провела рукой по ещё не остывшей посе-ли, где только что она была счастлива с человеком, которого любила. Легла, свернувшись калачиком, натянула на себя одеяло, от которого вдруг стало очень холодно. Она мелко задрожала всем телом.
  Валентин шёл, не видя перед собой дороги. Перед его глазами стояла Марина, обнажённая, на коленях. Он видел ужас в её глазах. Этот ужас был неподдельным от осознания грядущей невосполнимой потери. Он это понял. Понял ещё там, в комнате. Понял и - всё-таки ушёл. Он ненавидел себя за свою резкость, за те слова, которые сказал на прощание. Он ведь сказал это умышленно, чтобы ударить побольнее. Эти слова закрывали ему дорогу об-ратно. Как печать они запечатывали всё, что было связано с Мариной. Этих слов она никогда ему не простит. Такое не прощается. Он это сделал. Понял, что зря. Он никогда себе этого не простит. Не простит за то, что сам отказал-ся от своего шанса на счастье в этой жизни, что при этом смертельно обидел человека, который его полюбил, полюбил так, как, скорее всего, больше ни-кто в жизни его не полюбит. Он знал, что если доживет до глубокой старос-ти, будет помнить о сегодняшнем дне, помнить о том, что сделал, и будет не-навидеть себя за это даже тогда. Он знал это уже сейчас.
  
  
   Глава 15
  
  
  Армия многому научила Валентина, но самым полезным для себя он считал то, что мог спать в любом положении, в любом месте, при любых об-стоятельствах и условиях, если это потребуется. Он мог спать даже тогда, ко-гда в комнате громко играла музыка, разговаривали, но просыпался сразу, стоило кому-нибудь пристально посмотреть на него.
  Сейчас он открыл глаза и увидел голову, просунутую в открытую дверь. На него смотрели ничего не выражающими глазами. Посетитель, не-много помедлив, передвинул в комнату всё остальное тело. Оно было тще-душно. Маленькое туловище, впалая грудь, никак не вязавшиеся с правилами пропорции, чрезмерно длинные руки. Правая кисть распухла от введенного внутрь вазелина.
  Валентин вспомнил басню, популярную много лет назад, о том, что ес-ли ввести вазелин в кисть руки, то можно ею сокрушать без боли любые предметы.
  Гость был одет в старые джинсы, страшно ушитые и окончательно вы-тертые. На ногах были туфли на больших, сбитых каблуках. Такие вышли из моды, пожалуй, в году восемьдесят седьмом. Туловище прикрывал дешёвый свитер, наверняка, уже забывший, что такое стирка. Давно немытые волосы беспорядочно падали на плечи. На вид ему было лет двадцать пять. Густо по-крытые татуировкой руки от кончиков пальцев до локтей говорили о том, что тот, кому принадлежит всё это "богатство", сиживал в местах "не столь от-даленных". Очевидно, он сидел за воровство или хулиганство. На большее этот субъект, судя по виду, не тянул. Сейчас он был просто алкоголиком. Это выдавало подпухшее и горящее алкогольным угаром лицо.
  - Эй ты, водка есть? - произнёс "гость" скрипучим голосом.
  Собственно, другого вопроса никто и не ожидал.
  - Нет водки, - ответил Валентин.
  По-видимому, ответ удовлетворил визитёра, а то, что его не вышвыр-нули сразу, придало ему смелости. Он сделал шаг вперед.
  - А если поискать? - прогнусавил он.
  - А если по голове?
  - Да ты чё, в натуре... - посетитель выпятил дохлую грудь.
  - Заткнись! - рявкнул Валентин и уже спокойно добавил: - Уберёшься сам, или помочь?
  В этот момент в комнату вошел Сергей, поэтому, чем бы всё кончи-лось, так и осталось неизвестным. Он удивлённо посмотрел на "гостя" и ма-шинально проговорил:
  - Привет.
  Тот молча посмотрел на него, как на идиота, и вышел, бросив:
  - Я ещё вернусь.
  - Ню-ню, - ответил вслед Валентин.
  - Кто это? - спросил Сергей.
  - Так, школьный приятель.
  - Да ну?! - брови Сергея поползли вверх, показалось, они не остановят-ся в своём стремлении в высоту.
  Валентин оставил Сергея наедине со своими чувствами, а сам подошел к окну.
  - Вот такая она, жизнь, штука интересная. Все когда-то были милыми детками, радующими взоры взрослых граждан. А потом, постепенно, кто-то стал просто, человеком и рад этому, кто-то возвысился и всё ему кажется ма-ло, а кто-то опустился до уровня городской канализации и, судя по всему, чувствует там себя превосходно.
  На скамейке у второго общежития сидел Подписка в своём неизменном спортивном костюме от фирмы "Адидас". К нему подошел недавний "гость", что-то сказал. Они встали и направились в сторону города.
  
  Всю последнюю неделю мая два Олега - Акулов и Кузьменков, Бунь и Мацкевич, а также Валентин усердно готовились к предстоящему большому выезду на рыбалку. Ехать решили в Белоозёрск - родной город Кузьменкова: там были знаменитые рыбные места.
  Идея родилась в один из холодных декабрьских, январских или, может быть, февральских вечеров, когда вся компания сидела за общим столом, медленно цедила пиво и томилась в ностальгии по прошлому лету и в мечтах о будущих приключениях. На столе стояла трехлитровая банка с пивом. Та-кая же, только уже опустошённая, стояла под столом. На газете свалено в ку-чу примерно полтора килограмма вяленой кильки. Примерно столько же бы-ло уже съедено. Все темы, начиная женщинами и заканчивая политикой, пе-реговорены. Друзья сидели молча. Тишину время от времени нарушал Жора, изредка громко потягивая пиво и развлекаясь полосканием рта напитком. Кузьменков сосредоточенно, будто это было дело всей его жизни, разделывал очередную рыбёшку. Боярин с отсутствующим видом смотрел в окно, он был явно чем-то недоволен, пожар в душе остался не потушен, и он уже подумы-вал о более крепком продолжении. Олег Акулов, лежа на кровати, что-то ти-хо играл на гитаре. Валентин проглотил кусочек филе, обглоданный хребет бросил на обрывок старой газеты и сказал:
  - Эх, мужики, ухи бы сейчас... - говоря это, он думал только об ухе.
  - Хорошо бы сейчас посидеть у кострика на берегу речки или лужи ка-кой-нибудь, в глухомани, среди леса, - сказал Дядя, не переставая дёргать струны.
  - И подумать о главном, - задумчиво произнес Боярин.
  Жора перестал полоскать рот и удивлённо посмотрел на Буня, словно пытаясь понять, что же для того является главным, если это ГЛАВНОЕ есть в его жизни.
  - Жизнь проходит. А мы сидим здесь за банкой пива, неужели на боль-шее сообразительности не хватает, а, инженеры?! - воскликнул он.
  - Рыбы у нас на всех хватит, - вставил Кузьменков. - Карпы, лещи, ка-раси ходят. Только предварительно место нужно подкормить - и лови, успе-вай вытаскивать.
  Все уставились на Кузьменкова, затем - друг на друга. Операцию ре-шили назвать "Уик-Енд".
  С приходом весны о ней не забыли, как обычно бывает с многими грандиозными проектами, родившимися при подобных обстоятельствах (за банкой пива). С нетерпением ждали подходящей погоды и предусмотритель-но подгоняли работу над дипломным проектом, чтобы со спокойною душою отправиться на отдых и не спешить обратно.
  Олег Акулов, как опытный турист (он когда-то участвовал в работе ин-ститутского турклуба, жаждал острых ощущений), взял на себя обязанность по составлению списков вещей и продуктов, необходимых при длительных выходах на природу. Список трижды редактировался и в результате сложных творческих исканий сократился на половину. В таком виде его и утвердили коллегиально.
  Из вещей решили взять тёплую одежду и одеяла на случай стихийных бедствий. Май - он всё-таки весенний месяц. А весна, как известно, девушка изменчивая. Сегодня жара - завтра с утра заморозки на земле. Разве это от-дых, когда не знаешь, куда деваться от холода? Лучше лишнее одеялко при-хватить: а вдруг оно не будет лишним?
  Также основательно подошли и к вопросу о пропитании. Для трёхразо-вого питания рассчитали набор полуфабрикатов, состоявших из каш и супов. Решили взять ещё и сала, на случай, когда промокнут спички и не будет дров, а рыба уйдёт к другим берегам.
  Особый колорит мероприятию должны были придать шашлыки. Так уж повелось в новейшее время, что ни один, даже самый захудалый, выход за город не обходился без этого блюда. Очевидно, где-то очень далеко в генети-ческой памяти осталась от наших первобытных предков ассоциация дикой природы со вкусом жаренного на костре мяса. Правда, современных потом-ков первобытных охотников уже не устраивает вкушать просто поджаренное на пруту мясо. Нынче любители природной романтики предпочитают насла-ждаться предварительно обработанными в различных маринадах аппетитны-ми кусочками. Да ещё и недовольны будут, если возникнут трудности с пе-режёвыванием.
  За много веков эволюции ослабели зубы у человека, да и пищевари-тельная система уже не та, часто не справляется с грубой пищей. А вот если понадобится перегрызть глотку ближнему своему и проглотить его тут же (в фигуральном смысле, разумеется), то здесь и зубы не подведут, не сломают-ся, и в горле ничего не застрянет, и переварится всё без проблем, даже не от-рыгнётся. Вот в этом смысле в человеке со временем ничего не изменилось. Только с появлением различных учений о добродетелях и всеобщей любви, он виртуозно научился обходить моральные устои и с любовью пожирать ближнего своего, попутно тут же уже каясь в содеянном, конечно, не из люб-ви и стыда, а из страха перед мыслью: а вдруг Бог всё-таки есть.
  В юности мало кто задумывался когда-либо над такими серьёзными аллегориями. Жизнь есть здесь и сейчас, и её нужно проживать, вдыхая пол-ной грудью весь её аромат, в том числе и со вкусом шашлыка.
  Однако, по указанным выше причинам, просто жареное мясо никого не устраивало. Но когда его купили в магазине, выяснилось, что никто из при-сутствующих никогда раньше шашлыки не готовил. Пришлось пригласить специалиста со стороны. Помощи попросили у Горкина, который, как нельзя кстати, в это время спускался вниз по лестнице.
  Андрей производил впечатление человека, который знает если не всё... Впрочем, нет. Он производил впечатление человека, который знает абсолют-но всё. Поэтому, как готовить шашлык, он должен знать точно.
  Толком ничего не объясняя, его затащили в комнату Валентина и по-ставили перед столом с кусками мяса. Когда он понял, для чего здесь нахо-дится, сразу весь приосанился, выпятил свой не по годам пухлый животик, называемый им самим любовно "авторитет", поправил очки и нахмурил бро-ви. Эти телодвижения, по его мнению, должны были придать ему значитель-ный вид. Он начал издалека:
  - Собрались в турпоход? Молодцы, мужики, молодцы! Рыбку поудить на природе? Молодцы. На несколько дней?.. На три?! Молодцы! А я, знаете, погряз в житейских заботах, семейных проблемах... - Андрей уже два года как был женат и с женой, тоже студенткой, жил в семейном общежитии. - А жизнь, вот она... настоящая, - при этих словах Горкин развел руками в сто-рону мяса. Непонятно, что он имел в виду.
  - Так что шашлыки? - не выдержал Жора, стремясь возвратить товари-ща в рациональное русло.
  - Шашлыки? - не понял Андрей. - Ах, шашлыки!
  - Да, шашлыки.
  - Ну, к шашлыкам, в первую очередь, должна быть водка. Водка у вас есть?
  - Будет, - заверил Бунь.
  - Хорошо, - Андрей удовлетворенно кивнул и продолжил: - Мясо, луч-ше всего брать свинину.
  - Это свинина, - сказал Дядя.
  - Его надо порезать на кусочки средней величины, желательно, по-тоньше. Тогда они лучше прожарятся.
  Валентин принялся резать.
  - Так? - показал он.
  Горин кивнул.
  - Сделайте раствор из воды и уксуса: уксус служит для размягчения. Так сделайте, чтобы не был слишком кислым. Луку нарежьте кольцами, чем побольше: луком шашлык не испортить.
  В комнате под неусыпным контролем Горкина началась интенсивная "резня". Он выглядел шеф-поваром среди подмастерьев.
  - Если есть какая-нибудь приправа, хорошо. Или перцу добавьте.
  Дядя вскочил.
  - Я - к Большой Лене: у неё должно быть.
  Через минуту он вернулся с тарелкой в руках. На ней кучкой был на-сыпан порошок красного перца. К тому моменту мясо уже затолкали в трёх-литровую банку вперемешку с нарезанным луком. Олег, не задумываясь, вы-сыпал весь перец в банку. Валентин поморщился.
  - Кажется, ты зря это сделал, - сказал он.
  Невольно все посмотрели на Горкина. Тот почувствовал всю ответст-венность момента, поправил на носу очки и изрёк:
  - Конечно, красный перец - сильная вещь. Но я думаю, перец, как и лук, необходим для лучшего букета вкуса.
  - Так-то оно так, но не в таких же количествах... - нерешительно возра-зил Валентин.
  - Нормально, нормально, - успокоил всех Боярин.
  Приготовленное мясо залили раствором уксуса, банку закрыли и по-ставили в холодильник.
  - Пусть стоит сутки, двое. В холодильнике маринованное мясо не ис-портится, - заключил Горкин, пожал друзьям руки, выразил сожаление, что не сможет к ним присоединиться у костра по причине "семейных проблем и житейских забот" и удалился.
  Вечером вся компания собралась, чтобы "подбить бабки". Не было только Кузьменкова. Его ещё загодя отправили "на родину" для подготовки снастей и прикормки "рыбного места".
  Итоги работы всех удовлетворили. На повестке дня остался только один вопрос: сколько брать водки? Первоначальное предложение: по бутыл-ке на брата - не прошло. Боярин настаивал на большем. На вполне резонный вопрос он вполне резонно ответил:
  - Вы шо? А если морозы ударят, сдохнем без водки.
  - Какие морозы среди лета! - возмутился Жора.
  - Всё равно мало, - настаивал на своем Боярин.
  Акулов открыл шкаф и достал литровую бутылку, в которой когда-то хранился какой-то заграничный ликёр.
  - Смотрите, какую вещь я приготовил, - Дядя довольно улыбнулся.
  - Что это? - спросил Валентин.
  - Это? Это - напиток богов. Спирт с водой, один к одному, плюс, апельсиновые корки. Понюхай, как пахнет, - Дядя открутил пробку и поднёс горлышко бутылки к носу Валентина.
  Тот втянул воздух и пожал плечами.
  - У меня нет обоняния, - сказал он.
  - Спирт, надеюсь, не технический? - поинтересовался Боярин.
  - Ты что? - возмутился Дядя. - Натур-продукт, лекарство, тонизирую-щее средство. Зацени, - он отлил жидкости в пробку и дал Боярину.
  Тот выпил и зачмокал от удовольствия.
  - Понюхай, - предложил Дядя Жоре.
  - Шо ты мне тычешь эту бутылку? Боярину попробовать дал, а мне ню-хать тычешь! - завопил тот.
  - Давай, Дядя, накрывай на стол, - с отрешением в голосе произнес Боярин.
  Дядя махнул рукой и выставил на стол стаканы и миску с квашеной ка-пустой. Валентин пожал плечами.
  - Я знал, что эта дегустация добром не кончится, - сказал он и подсел к столу.
  Вечер превратился в торжество химических опытов. Одной бутылкой, как и следовало ожидать, не обошлись. Вторую порцию спирта разводили с кофе, третью - снова с апельсиновыми корками. В процессе потребления на-питок доводился до совершенства, если так можно выразиться применитель-но к данному случаю. Олег только успевал добавлять различные компонен-ты.
  Это безобразие продолжалось до тех пор, пока Дядя не израсходовал все свои запасы спирта, добытые им неизвестно каким путём. Про то, с чего и ради чего всё начиналось, все давно забыли.
  В самый разгар "дегустации" в комнате показался Саша Гуневич. Он на секунду смешался, но, увидев доброжелательные взгляды, улыбнулся и сел за стол.
  Саша когда-то примерно учился, хорошо вёл себя в общежитии, матер-ные выражения, в отличие от многих, не употреблял даже для связки слов, что привлекало внимание и настораживало окружающих. На его лице всегда светилась добрая, искренняя улыбка. Но в один прекрасный день он решил научиться играть на гитаре. И что вы думаете? Научился! Целыми днями просиживал за инструментом на кровати, делая перерывы только для еды, сна и посещения туалета. Так продолжалось целый месяц, пока он не стал свободно, на слух подбирать мелодии. Как и следовало ожидать, такое упор-ство не могло пройти бесследно для неокрепшей юношеской нервной систе-мы. В Саше что-то "перемкнуло". Глаза засверкали нездоровым огнём. Он стал активно посещать различные застолья, не выбирая компании, чего раньше не делал. Выпив первую рюмку, начинал разводить философские су-ждения о смысле жизни. После второй он брал гитару и пел. Третья рюмка снова возвращала его на путь философствования. При чём теперь его выска-зывания становились непонятными для обычного, нормального склада ума. Создавалось впечатление, то ли ему открылось что-то, недоступное другим, то ли наоборот, что-то закрылось. А дальше - больше. Пропорционально вы-питому спиртному его поведение становилось всё более непредсказуемым. То он начинал смеяться без удержу, то плакать живыми слезами.
  Зимой, во время сдачи государственного экзамена, Саша вместо ответа по билету заявил, что наука ему не интересна и что он видит себя в другой области незаурядной личностью. Правда, не уточнил, в какой именно. Члены экзаменационной комиссии поначалу смутились, но всё же решили поставить Саше "удовлетворительно" за прошлые заслуги и отпустили с Богом, мол, пущай идёт, а то ещё, действительно, когда-нибудь станет какой-нибудь зна-менитостью и будет по телевизору говорить, как его творческую душу не по-няли когда-то сухари-преподы из политеха и выперли, не разобравшись, ли-шив диплома, который он зарабатывал потом и кровью.
  ...Саша выпил достаточно много. Он уже философствовал, пел, снова философствовал. На этот раз он говорил о космосе, о Боге, о сатане, о том, что ещё неизвестно, кто из них кто и впереди нас ожидают великие и удиви-тельные открытия в этом направлении. Затем он вдруг успокоился и замол-чал, стал теребить струны гитары.
  Спасла положение незаурядная реакция Боярина. Он успел схватить бутылку со стола прежде, чем там оказался Саша. Тот сидел на корточках с гитарой наперевес и глупо улыбался.
  - Нет, для цыплёнка табака он великоват, - заметил Жора.
  - Пожалуй, - согласился Валентин.
  Остальные молчали в ожидании того, что будет дальше.
  Похоже, Сашу оскорбила реакция на такую остроумную, по его мне-нию, выходку. Он исчез так же внезапно, как появился.
  - Да, феномен, - протянул Дядя.
  - Неформал, - сделал вывод Боярин и поставил бутылку на прежнее ме-сто.
  - Да ты понял-то, о чём он тут плёл? - Жора криво усмехнулся.
  - Дурак ты, Мацик, не шаришь в этой жизни. Примитивно живёшь и мыслишь, - Боярин поглотил очередную порцию экспериментального напит-ка.
  - Ну-ну. Я вижу, вы - родственные души. Скоро вот так по столам пры-гать будешь. Как бы защитить диплом раньше того, пока ты окончательно превратишься в идиота.
  - Да пошел ты... - буркнул Боярин в ответ.
  - Беда человека в том, что самым любимым его занятием является суж-дение о чём-либо, о другом человеке, о чувствах, о явлениях природы... - за-говорил Валентин. - В самом этом факте ничего нет предосудительного. Всё-таки человек - разумное существо. А разум дан для того, чтобы познавать, мыслить и делать какие-то выводы. Но загвоздка в том, что каждый обстав-ляет свои выводы с таким видом, будто он есть истина в последней инстан-ции. Но при этом забывает, что он всего лишь один из многих, точно такой, как и все остальные. И его "колокольня", с которой он смотрит на этот мир, какой бы она ни была высокой, является частью этого самого мира и не мо-жет показать его, мир, без погрешностей. И уже только поэтому его взгляды не могут быть абсолютно верными. Это как в теории относительности... Че-ловек вышел из пункта "А" в пункт "В" со скоростью пять километров в час. Мы видим и знаем его путь из "А" в "В", его скорость, но при этом забыва-ем, что человек этот вместе с Землей движется по Вселенной. Не знаем о скорости, с которой он летит по космосу в этот самый момент. Наши позна-ния об этом человеке ограничены пунктами "А" и "В". Нам кажется, что большее нас не должно интересовать. А ведь это так примитивно. В жизни всё относительно, в том числе добро и зло. Каждое событие имеет две сторо-ны. Важно то, с какой стороны ты на это посмотришь, что увидишь и возь-мёшь для себя. Бывает, добро оборачивается злом. И тогда мы говорим: "Благими намерениями вымощена дорога в ад". А бывает, сделал человеку плохо, а в итоге оказалось, что это твоё зло обернулось для него чем-то хо-рошим.
  - Это где ты такое видел, чтобы зло добром оборачивалось? - скептиче-ски хмыкнув, поинтересовался Жора.
  - А вот, например... встретил ты девушку. А она оказалась замужем. А ты с ней отношения закрутил. Плохо? - спросил Валентин и сам себе отве-тил: - Плохо. Даже, как это... во! Аморально. Заморочил ей голову, а потом бросил. А ещё лучше... очень плохо бросил. Например, шлюхой обозвал. Сотворил зло? Сотворил. А в результате...
  - А в результате? - переспросили все.
  - А в результате, она лишний раз убедилась, что лучше её мужа, о ко-тором она уже, в лучшем случае, думала, как о вчерашнем дне своей жизни, нет никого на свете. И в итоге, от твоего зла семья станет крепче прежнего.
  - Ну, ты уж и загнул, - возмутился Жора. - А если она тебя полюбит, если в результате она и к мужу не вернётся, и всех мужиков сволочами счи-тать будет, и жизнь свою испортит, что тогда?
  Валентин развёл руками:
  - Всякое бывает. Никто не застрахован от неудач. Издержки производ-ства.
  - Шо-то я тебя не пойму, дорогой товарищ, - продолжал Жора, - эдак можно всё на свете оправдать.
  - Оправдывать или не оправдывать - это личное дело каждого. Но по-нять причины происходящего не только можно, но и нужно, чтобы сделать правильные выводы. Ничто не бывает лишним. Если что-то происходит, зна-чит, происходит не зря. Хотя бы для того, чтобы мы научились видеть и раз-личать хорошее и плохое, чтобы могли выбирать для себя ту дорогу, которую сможем пройти. Идеальных людей нет. Хоть раз в жизни хороший человек совершал если не подлость, то пакость. Судить о нём можно только по тому, было ли ему стыдно за это, или он с наслаждением вспоминал о сделанном.
  - Ты, Валя, есть аморальный тип. Эйнштейном себя возомнил. А на са-мом деле, просто ересью наши души отравляешь, - сделал вывод Мацкевич.
  - Душа имеет такое свойство, что не может быть отравлена, если сама этого не пожелает. Если ты заметил, про сделку с дьяволом говорят: продал душу. Продал! Сделка купли-продажи чего-либо - дело сугубо доброволь-ное. Это, во-первых. То есть не хочешь впускать ересь в душу свою - не впускай. Сама она к тебе туда не залезет. А во-вторых, тебе следует вспом-нить, что не кто иной, как Христос, учил нас терпимости.
  - За что и поплатился, - вставил Боярин.
  - И у него был выбор. У каждого есть выбор.
  - Да, бояре, договорились. Думаю, без бутылки мы к консенсусу не придём, - сделал вывод Боярин.
  - Всё, спиритуса больше нет, - объявил Олег и пьяно развел руками.
  - У меня есть. Я схожу, - вызвался Боярин.
  В дверях он столкнулся с Леной Маленькой.
  - Ну, вы, блин, даёте! - заорала она прямо с порога, бесцеремонно во-шла и уселась за стол.
  Боярин глупо посмотрел ей вслед, мотнул огненной шевелюрой и от-правился по ранее задуманному маршруту.
  - Это у вас квасил Саша Гуневич? - спросила Лена.
  Всё-таки, удивительная вещь - студенческое общежитие. Сидели же, вроде, тихо-мирно, без рекламы... Ан, нет! Саша Гуневич припёрся, почти сразу. Теперь, вот, Лена... Откуда всё сразу становится известно, где, кто, с кем и зачем?
  - Ну, - подтвердил Олег.
  - Выпил весь спирт, попрыгал по столу и упрыгал по своим делам. А что? - Жора склонил голову на бок в ожидании ответа.
  - Всё сходится, - Лена улыбнулась. - Он прибежал ко мне и забрал по-маду. Через пять минут вернулся раздетым до трусов и разукрашенный, как петух. Вручил мне то, что осталось от помады, и сказал, что вышел на тропу войны. Носится сейчас по верхним этажам со шваброй в руке. Шурик и Васька пытаются его поймать. Боятся, как бы с балкона не сиганул.
  - Ну и как?
  - Что как?
  - Поймали? - поинтересовался Жора.
  - Шла к вам, ещё не поймали. Олежек, спой нам под гитару, - Лена про-тянула гитару Акулову и приготовилась слушать, судьба Саши Гуневича её перестала заботить очень быстро.
  Валентин вышел в коридор. Подошёл к балкону, попытался открыть дверь. Она не поддавалась. Дёрнул сильнее - безрезультатно. В этот момент он почувствовал на себе взгляд. Обернулся.
  На лестничной площадке стояла Татьяна. Та самая, с которой он позна-комился полгода назад, на дискотеке в общежитии, когда пришлось подрать-ся с Голотыповым. Так складывались обстоятельства, что с тех пор ему даже не удавалось поговорить с ней. Впрочем, он просто о ней забыл.
  Татьяна стояла, чуть опершись на перила и пристально смотрела на не-го. Она ничуть не изменилась: спортивные брюки, на выпуск ковбойская ру-башка в клетку, волосы забраны на затылке в рыжий хвостик. Он совершенно не заметил, как она подошла. Спускалась ли она сверху, или поднималась... Но это неважно.
  - Привет, - сказал он и отпустил упрямую дверь.
  - Привет, - ответила Татьяна и улыбнулась.
  - Это сильно заметно? - спросил он, имея в виду своё состояние.
  - Нет, - Таня пожала плечами, - несильно. Но слышно.
  Из комнаты Акулова доносилось громкое пение. Пели гимн Советского Союза.
  - Что ты здесь делаешь? Одна, без охраны, - сказал Валентин и усты-дился своей неоригинальности.
  - Гуляю. Охранять некому.
  Валентин подошёл в ней, обнял за талию и поцеловал. Она не сопро-тивлялась.
  - Пойдём, - сказал он.
  Она не спросила куда.
  В проникающем сквозь казённые шторы свете уличных фонарей уга-дывалось её тело. Упругие формы пьянили, приковывали к себе всё сущест-во, без остатка, заставляя мозг отбросить условности, переключиться на язык тела. Тела, которое начинает жить собственной жизнью, независимой от соз-нания. Пространство и время перестало для него существовать. Всё пропало и забылось, осталось только её тело, как источник живительной влаги, бью-щий из-под земли посреди пустыни, утоляющий жажду и наполняющий жиз-нью. Весь мир сейчас заключался в её теле. Хотелось, чтобы так было все-гда...
  Он даже не видел и не слышал, только почувствовал, что дверь в ком-нату отворилась. (Он как всегда оставил её открытой.) Свет из коридора упал на кровать. Откуда-то издалека до его слуха донёсся отчаянный короткий стон. И дверь закрылась.
  Валентин сидел на кровати и был совершенно трезв.
  - Что случилось? - спросила Таня. - Кто это был?
  - Не знаю, - соврал он. - Одевайся, я тебя провожу.
  - Не надо, - в её голосе зазвенели нотки обиды.
  - Извини.
  
  
   Глава 16
  
  
  Белоозёрск - маленький городок, возникший сравнительно недавно, как рабочий посёлок при тепловой электростанции. Вся жизнь здесь была связана именно с ней. Она давала работу, тепло для всего города, пищу. Ка-налы, подводившие к ней воду из Белого озера, были заполнены всякой ры-бой и креветками.
  В душе Олега Кузьменкова закрались сомнения по поводу того, не со-вершил ли он ошибку, пригласив своих друзей, когда эти так называемые друзья выкатились из электрички и, заметив его, скромно сидящего на ска-мейке в метрах ста от вагона, заорали несусветно:
   - Привет Кузя! Мы припёрлись! Пусть риба дрижить!
  Все добропорядочные граждане, находившиеся в этот злополучный момент на остановке, удивлённо посмотрели почему-то на Олега, а не на его приятелей. Он съёжился от смущения и готов был провалиться куда угодно, но скамейка под ним была на зависть прочна.
  Когда выехали за черту города, Кузьменков заметно успокоился. А волноваться было из-за чего. Ведь Боярин, нахлобучив себе на голову коте-лок, высовывался из окна "Жигулей", всем идущим и едущим навстречу кла-нялся и орал: "Издрасьте!" - тем самым компрометируя хозяина автомобиля, которого в этом маленьком городишке знала каждая собака.
  Проезжая через шлюз "тёплого" канала, можно было наблюдать, как детвора весело плескалась на мели в вечно теплой в любое время года воде, поступавшей от электростанции.
  - Сморите, смотрите! - завопил Жора внезапно.
  Мимо проезжал велосипедист. К багажнику велосипеда была прикреп-лена голова карпа, хвост рыбы был привязан к раме, при чём сам хвостовой плавник касался руля.
  - Вот это да! - Боярин сдвинул на затылок котелок и продолжал прово-жать счастливчика удивлённым взглядом, пока тот не скрылся за поворотом просёлочной дороги.
  - Хм, - Кузьменков довольно улыбнулся, - прошлым летом мой батя та-кого же на удочку поймал.
  - Да! - вздохнул Жора.
  - Кузя, вези нас быстрее! Ловить будем. Я тоже такого хочу! - заорал Дядя.
  - Вези, вези! - набросились все на бедного Кузьменкова.
  - Да везу ужо, везу, - буркнул тот, распираемый внутренней гордостью за свою маленькую родину.
  Через пять минут остановились в живописном месте, у канала. При-брежные ивы касались ветвями воды. С другой стороны дороги начиналась лесопосадка.
  - Кузя, у меня нога не отвалится, если я её намочу? - поинтересовался Дядя.
  Все с удивлением заметили, что вода в канале была ярко зеленой. Кузьменков бросил взгляд в сторону канала и сказал:
  - Не отвалится. Зеленая она, потому что круглый год теплая. Водоросли быстро размножаются. Купаться можно. Проверено.
  - Кем проверено?
  - Сколько мы здесь купаемся, ни у кого ничего не отвалилось.
  - Вы аборигены, у вас иммунитет выработался.
  Кузьменков отошел на несколько шагов и расчехлил фотоаппарат.
  - Становитесь, - сказал он.
  Юра снова надел котелок себе на голову. Жора стал по стойке "смир-но" со спиннингом наперевес. Олег и Валентин присоединились к товари-щам.
  Возможно, спустя годы, они будут смотреть на эту фотографию и вспоминать дни, которые, скорее всего, были самыми счастливыми в жизни каждого из них. Но сейчас они об этом не думали.
  Кузьменков взвалил палатку на плечи.
  - Тут через метров двадцать просека. На ней и расположимся, - сказал он.
  Жора подхватил две сумки с банками с пивом и строго посмотрел на него.
  - Пока мы тебе верим. Но ты вспомни, что приключилось с Сусаниным, и ещё раз подумай, хорошенько ли помнишь дорогу.
  - Да пошел ты... - ответил беззлобно Кузьменков и решительно двинул-ся в лес. Остальные с улыбками последовали за ним.
  Палатку без пяти минут инженеры ставили с большим шумом и азар-том, время от времени сменяя друг друга на посту руководителей строитель-но-монтажных работ. Успели обвинить в тупости каждого, проклясть созда-телей этого летнего походного домика, а также заклеймить позором Кузь-менкова, который ни разу не удосужился до приезда гостей попробовать со-брать это сооружение. Олег слабо оправдывался, что с момента приобрете-ния этой полезной вещи в магазине к ней никто не прикасался, так как в этом не было надобности.
  Кузьменков имел привычку со своим старшим братом отравляться в путешествия по лесам. В такие походы они брали с собой только спички, соль и хлеб. Они неделями шастали по дебрям, питаясь чем попало и как по-пало, ночуя под открытым небом, наблюдая за зверьми и птицами, фотогра-фируя их. Один из таких походов совпал с августовским путчем 1991 года. После этого над Олегом долго подтрунивали, мол, в партизаны ушёл в реши-тельный для Родины час, пытался, мол, отсидеться в тени от революции.
  Через полтора часа палатка стояла. Друзья в изнеможении опустились на землю. Боярин извлёк из сумки банку с пивом. Зубами открыл крышку, отхлебнул и передал другим. Он посмотрел на часы, на небо, сощурился от солнечного света и произнёс:
  - Да. А если бы сейчас пошёл дождь? Мы бы промокли до нитки, а па-латку так и не поставили бы.
  - Не будем о грустном. Сегодня небеса к нам благосклонны, - заключил Валентин.
  Вещи были распакованы. Кузьменков уехал в город, чтобы поставить машину в гараж. Жора, Акулов и Боярин отправились к каналу, пытаясь за-няться рыбной ловлей. Валентина не привлекало это занятие, поэтому он ос-тался оборудовать лагерь. Вырыл углубление для костра, вбил рогатины и повесил котелок на перекладину. Пакеты с продуктами подвесил на сук бли-жайшей сосны. Из сумки вынул нож и топор. Один за другим метнул их в де-рево, находящееся в метрах десяти от него. И топор, и нож вонзились рядом. Валентин улыбнулся. Он уже более двух лет не упражнялся в подобных ве-щах. Выдернув топор, отправился на поиски сухих коряг, чтобы превратить их в обыкновенные дрова.
  Через несколько минут над дымящимися углями томился шашлык. Ва-лентин время от времени поливал его вином "Белая Вежа", которое было ку-плено сегодня в центральном гастрономе Белоозёрска. Занимаясь этим, он сам не забывал отхлебнуть глоточек.
  Работа так поглотила его, что он не заметил, как день стал клониться к вечеру. Со стороны канала послышался хруст ломающихся ветвей и шаги. Первым к стоянке вышел Жора, в одной руке он держал карпа. Валентин оценивающе посмотрел на него и криво усмехнулся:
  - Это всё, чем ты можешь порадовать?
  Довольная улыбка исчезла с лица Жоры мгновенно.
  - А ты чем меня можешь порадовать?
  Валентин сделал приглашающий жест.
  - Прошу, - указал он на шашлык, излучающий бешеный аромат мяса, пряностей и вина.
  - Выглядит прилично. Интересно, как на вкус, - поинтересовался по-дошедший Акулов.
  - Мне показалось, что перцу слишком много, - сказал Валентин.
  - Ну, раз тебе показалось, значит всё в порядке, - успокоил Дядя.
  Боярин задумчиво тронул пустые бутылки из-под вина.
  - Ты что, всё вино на шашлык вылил? - спросил он и посмотрел на Ва-лентина таким взглядом, каким смотрят следователи на своих "подопечных".
  - Естественно! - весело воскликнул тот, не моргнув глазом.
  Боярин снова посмотрел на бутылки, на шашлык. Нутром он чувство-вал, что его друг врёт, но доказательств у него не было.
  На уху отобрали несколько мелких карпиков. Остальную рыбу выпо-трошили, набили брюхо крапивой и поместили в специально выкопанную нишу. Обложили ее прибрежной травой и засыпали.
  - Это всё равно, что холодильник. Двое суток рыба будет в таком со-стоянии, как будто только из воды, - заявил Кузьменков.
  Акулов скептически ухмыльнулся.
  - Ты думаешь?
  - Проверено опытом, - ответил Олег.
  Дядя хлопнул его по плечу.
  - Я тебе верю, - он взглянул на только что сооружённый "холодиль-ник" и сказал: - Но, думаю, двое суток ждать мы не будем.
  - Просю к столу! - воскликнул Валентин с неопределённой улыбкой на лице.
  Боярин внимательно посмотрел на него и произнёс:
  - Теперь я понял, куда делось вино.
  - Ничего, не пропадём, - Жора достал из сумки бутылку водки.
  - За удачный уик-енд! - был первый тост.
  Жора откинулся, опёрся о ствол дерева и с наслаждением стащил с шампура кусок мяса.
  - Да, мужики... Вот оно.
  - Шо оно? - Боярин сосредоточенно хлебал уху.
  - Жизнь, - объяснил Мацкевич.
  - Жизнь - оно? Хе, - ухмыльнулся Бунь и сплюнул рыбную кость.
  - Всё-таки славно, что мы сумели довести до логического конца свой проект.
  - Может быть, это будет самый лучший наш проект, который мы со-творили, обучаясь о нашем политехе, - задумчиво произнёс Валентин.
  Боярин тем временем вытряхнул из миски последнюю каплю ухи.
  - И-хто варил уху? - опросил он,
  - Я, - ответил Валентин.
  - Хреновато у тебя получилось - вот что я тебе скажу. Лапши какого-то... набросал, перца нету. Жрать невозможно.
  - По тебе этого не скажешь, - Валентин кивнул на пустую миску.
  - Не выбрасывать же, - пояснил Боярин.
  Валентин сам налил себе водки.
  - Олежка, я гляжу, что рыбу у вас ловят все, поголовно, включая стари-ков и женщин, - заметил Дядя.
  - Да, - Кузьменков довольно поёжился, - у нас ловят все. Чуть опозда-ешь, негде будет приткнуться. Кругом - одни поплавки.
  - Ну да?
  - Да. Обычно, мы утром подъезжаем к каналу, бросаем у берега спин-нинг, а сами - на работу или по другим делам. Это значит, что место уже за-нято.
  - И ни хто не "подбреет" удочку? - поинтересовался Боярин недовер-чиво.
  - Нет, - спокойно ответил Олег, - хозяин после работы приходит и ло-вит себе рыбу.
  - Коммунизьм! - задумчиво произнес Акулов.
  - Очень точно сказано, - поддержал Валентин.
  Только сейчас все заметили, что бутылка опустела, а их друг едва дер-жится на ногах. Он встал и, пошатываясь, не говоря ни слова, направился в сторону канала, не обращая внимания на ветви деревьев, хлеставшие его по лицу.
  Когда Жора догнал его, он стоял, прислонившись к дереву. На предло-жение отправиться обратно в лагерь он предложил, в свою очередь, поиграть "в разведчиков и немецко-фашистских захватчиков". Для себя он избрал роль "разведчика"...
  Валентин лежал на откосе канала, прижавшись к земле. "Немцев" не было. Укрытие следовало покидать. Он поднялся и уже был на вершине от-коса, когда что-то случилось. Он оказался у самой воды, на четвереньках, глядя на бесконечно далёкую вершину. Удивлённо хмыкнул, встал на ноги и снова попытался подняться к дороге. Но у самой цели центр тяжести его тела внезапно сместился к затылку, и он, кувыркнувшись, снова оказался у воды на четвереньках. Мысль об опасности нежелательного купания немного от-резвила его.
  Валентин решил сменить тактику. Как можно плотнее прижавшись к земле, он дополз до вершины откоса. Здесь силы оставили его.
  - Мацик! Где ты?! Сучий потрох! Я сдаюсь! - как казалось ему, орал он. На самом деле вся эта тирада вырывалась наружу в виде слабого шёпота.
  Он отключился на какое-то время, так и не дождавшись помощи. А ко-гда очнулся, понял, что уже в состоянии принять вертикальное положение. Добравшись до леса, заслонил лицо руками и двинулся, не разбирая пути. О точности маршрута он не беспокоился, поскольку был уверен, что в любом случае выберется на просеку, а там и на палатку набредёт.
  Ветви раздались. Он опустил руки. У палатки стоял Жора и описывал горящей свечой круги, указывая путь заблудшему другу.
  - Робяты, ге-ге-ге! Вы меня забыли? - в восторге закричал Валентин.
  ...Издалека доносился равномерный шум, похожий на работу дизельно-го двигателя. Валентин долго ворочался, не мог уснуть.
  - Бляха! - вырвалось у него.
  - Чего ругаешься? - спросил Акулов.
  - Думал, уедем на природу, в леса, где ничто не будет напоминать нам о цивилизации...
  - Ну?
  - А тут какой-то трактор всё гудит и гудит. Чтоб ему захлебнуться!
  - Это не трактор, - сквозь сон промямлил Кузьменков.
  - А что?
  - Это электростанция работает.
  - Трактор? Га-га-га, - дружный хохот потряс лес.
  Суетливость Валентина была правильно понята всеми. Друзья провор-но привстали, освобождая дорогу. Жора, лежавший у выхода, быстро под-нялся и расстегнул молнию входного полога. Валентин выскочил из палатки, как пуля, отбежал несколько метров. Его обильно вырвало.
  - Я говорил, что его надо было у входа класть, - заметил Жора.
  - Шо я тебе - дрова, шо меня класть надо? - донеслось снаружи между позывами к рвоте.
  - Вот гад, с виду ни хрена не соображает, а сам всё слышит, - удивился Жора и громко спросил: - где этому учат?
  - Это талант, - ответил Валентин.
  
  Над лесом внезапно поднялся вихрь. Шелест листьев перемешался с шумом опадающей хвои. Ветер гудел между стволами деревьев, поднимая клубы пыли, образующей множество маленьких смерчей. Он становился всё сильнее и сильнее. Казалось, ещё немного, и деревья начнут выворачиваться с корнями из земли. Водную поверхность покрыла мелкая рябь. Течение ос-тановилось. Вода начала кипеть. В нарушение всех законов тяготения микро-скопические капли поднялись в воздух, устремляясь всё выше и выше. Тучи отступились. И ночь осветила полная луна. Открылись звёзды на всём небо-склоне. А ветер продолжал рвать воздух, словно живую плоть, от чего про-странство наполнилось сплошным протяжным стоном.
  Вдруг стало светло как днем. Откуда шёл свет, непонятно. Небо оста-валось чёрным. Так продолжалось какие-то секунды, после чего свет стал со-бираться в одной точке и обрел форму силуэта. Его черты начали вырисовы-ваться и приобретать объём. Через несколько мгновений можно было разгля-деть женщину. Да! Это была женщина. Свободные ткани облегали фигуру. На голове у неё была корона в виде ветвистых оленьих рогов. Глаза её свер-кали. Лицо было неземной красоты. Оно становились всё больше и больше. Еще мгновение, и оно поглотит всё пространство...
  Валентин проснулся в холодном поту. Он выбрался из палатки. Ника-кого ветра не было. Ветви деревьев застыли и ожидании утра. Тишину, как и прежде, нарушал лишь шум электростанции.
  Валентин спустился к воде, промокнул лицо. Над каналом струился ед-ва заметный парок - первый признак зарождающегося утреннего тумана.
  
  В этот день Кузьменков, Акулов, Мацкевич и Бунь снова ловили рыбу. Кузьменков сообщил о том, что возле шлюза можно натаскать плотвичек и карасей. Там рыба не очень крупная ходит, но для сушки очень даже непло-хая и за короткий промежуток времени можно разжиться довольно солидно. Дядя и Боярин направились туда. Сам же Кузьменков ушёл, как он сказал, на своё "коронное" место где-то поодаль.
  Напротив лагеря остался один Жора, которому никуда ходить не хоте-лось. Впрочем, дела у него и так шли хорошо, поэтому он был доволен жиз-нью. К тому же, чтобы остаться именно здесь, у него была ещё одна веская причина. На другом берегу канала удила рыбу девушка. Она была одета в лёгкие шорты и майку, изящно облегающую красивую грудь. На голове у неё была белая бейсболка, из-под которой торчал русый "хвостик" густых волос.
  Жора при каждой удачной поклёвке, таская рыбу, украдкой поглядывал на девушку и с удовлетворением замечал, что она тоже посматривала на него заинтересованно. Он лихорадочно строил и отметал варианты начала разго-вора и знакомства. И когда уже подобрал-таки, как ему казалось, самый при-емлемый, подошёл Валентин, до этого благополучно отсыпавшийся после вчерашних потрясений. Лицо его было немного помятым, но достаточно бодрым. Похоже, чувствовал он себя довольно сносно. В руке держал бутер-брод из хлеба и куска солёного сала.
  - Ну, что ты тута? - спросил он.
  - Чтобы вот, - ответил ему Жора с досадой.
  Приход Валентина явно оказался не вовремя. Тот кивнул на девушку на противоположном берегу.
  - Надеешься, твоё мастерство рыболова оценят? Зря надеешься.
  - Спасибо тебе на добром слове, - чересчур внятно проговорил Жора.
  - Как её звать?
  Жора пожал плечами.
  - Я только собирался её спросить, но тут явился ты. И не спится же те-бе...
  - Поскольку ты её не спросил, то девушка свободна, - сказал Валентин и сбросил кроссовки.
  Жора, с тревогой наблюдая за этими манипуляциями, сказал:
  - Куда ты сунешься? От тебя же перегаром разит за версту. Ты на себя посмотри. После вчерашнего у тебя морда, как у уголовника. Она тебя быст-ро отвадит. Испугаешь бедную девушку. И со мной знакомиться не захочет, подумает: я такой же, как ты, головорез. Получится: не себе, не людям.
  - Мой молодой друг. Мужчина всегда должен быть немного пьян. От него всегда должно немного пахнуть спиртным. А посмотрев в лицо мужчи-не, женщина должна немножко испугаться. Страх в таких случаях - хороший катализатор для чувств, - сказал Валентин и прямо в одежде поплыл на про-тивоположный берег.
  Жора с досадой плюнул и сел на траву, подперев лицо руками.
  
  
  
   Глава 17
  
  
  Июньские дни были жаркими в прямом и переносном смысле. Темпе-ратура воздуха упрямо держалась на тридцатиградусной отметке изо дня в день. В небе не показывалось ни одного облачка. И в ближайшее будущее пасмурных перспектив синоптики не обещали.
  Выпускники-дипломники лихорадочно подклеивали, подкрашивали, подписывали свои творения, готовясь к предстоящей защите. Не обошлось в этом году без случаев, из ряда вон выходящих.
  Во время очередного празднования по случаю завершения "изнури-тельного труда" пояснительная записка к проекту, объёмом в сто страниц расчетов, принадлежавшая Голотыпову, была выброшена неизвестным ли-цом в окно.
  Кто знает, в связи с чем это было сделано? То ли чем-то кому-то Голо-тыпов не угодил. А может, просто, для куражу... Впрочем, не исключалась возможность и того, что сам Голотыпов это сделал в беспамятстве. В послед-ний месяц уж больно часто он говаривал о том, как, дескать, его "достал" и этот проект, и этот институт, и этот диплом, мол, папа ему и без диплома тё-плое место обеспечит, и "нафига" он "корячился, здоровье гробил", и "про-пади этот диплом, пропадом"... Может быть, сам спьяну с тормозов слетел. А может быть, нашёлся доброжелатель, который сугубо из лучших побужде-ний, понимая, что у Голотыпова не хватит духу воплотить своё заветное же-лание в жизнь, решил помочь ему в этом, так сказать, хотел, чтобы пропал пропадом твой диплом, пожалуйста вам, любой каприз...
  В общем, правда написана в Книге Книг: проси, и будет дано тебе.
  В пылу всеобщего ликования исчезновение пояснительной записки не было замечено вовремя. Собственно, никто и не знает, в какой момент это произошло. Затем, пока проснулись, пока расходились... Пропажу Голоты-пов заметил только к полудню, когда собрался идти подписывать проект на кафедру.
  Сначала искали так, думали: чья-то шутка. Потом кто-то вспомнил, что вроде бы видел в пьяном тумане, как будто кто-то, а кто точно, чёрт его зна-ет, теперь уже и не добьёшься, размахивал "поясниловкой" возле форточки. Метнулись вниз и первым увидели дворника. Набросились на него с расспро-сами. И точно! Ситуация прояснилась.
  Дворник был далёким от науки человеком и не понимал всей важности лежащего среди остального мусора документа. Он с сочувствующе-озабоченным видом пояснил, что выбросил труд в мусорный ящик. Хотя, су-дя по еле заметной злорадной ухмылке, которая появилась вместо сочувст-вующе-озабоченного выражения на лице, когда студенты, получив ответ, от-вернулись, всё он понимал, но настолько достали его все эти студенты, регу-лярно бессовестно гадившие под окнами общежития, из-за которых ему каж-дый день приходилось битый час шарить со щупом по территории, тщатель-но подбирая всякую всячину, начиная сигаретными "бычками" и заканчивая использованными презервативами (работа, конечно, не из приятных), что с радостью не стал удерживать себя от соблазна отомстить хоть раз, хоть од-ному в лице остальных, за все свои каждодневные мытарства.
  Дворник терпеливо подождал, пока студенты пробегут приличное рас-стояние до места, где находились большие ящики, куда отовсюду сносился мусор, и крикнул:
  - Эй, хлопцы, не бежите! Мусоровозка вывезла всё ещё утром.
  Голотыпов и его товарищи растерянно остановились, с трудом перево-дя дух (после интенсивных ночных бдений пробежка далась нелегко). На го-родской свалке, пожалуй, уже ничего не отыщешь.
  И это за две недели до защиты!
  Голотыпову ничего не оставалось, как явиться на кафедру с повинной головой и честно объявить о случившемся, в надежде получить дельный со-вет. Но преподаватели только развели руками в растерянности: такое в исто-рии института случилось впервые.
  Выход нашли. Каждый раздел дипломной работы распределили между друзьями-собутыльниками, участвовавшими в тот злополучный вечер в празднике жизни. Времени на то, чтобы всё делать, как положено, не было, поэтому решили переписать соответствующие образцы из учебников.
  Через неделю вновь созданная "поясниловка" легла на стол заведую-щего кафедрой. Поскольку все члены государственной комиссии были в кур-се произошедшего, то Голотыпова особо не мучили на защите. Более того, ему даже не разрешили открыть рта, а поставили "тройку" и отпустили с ми-ром.
  Выпускники потихоньку стали вывозить из общежития вещи. Кажется, вроде временное жильё, ан, нет, за пять лет столько всякого скарба скопи-лось, что за один раз и не вывезешь, грузовик надо подгонять.
  Старосты групп носились с организационными вопросами: собирали деньги на фотографии, банкеты, договаривались с деканатом о церемонии вручения дипломов.
  В целом, атмосфера была наполнена и торжественностью, и грустью, и беспокойством, одновременно. Все эти три ощущения объяснялись общими причинами. Приятно думать, что цель, к которой шли пять лет, а некоторые и более, достигнута. Грустно думать, что заканчивается очередной этап в жиз-ни, и всё хорошее, что случилось в это время, в этих стенах, уже не повто-рится никогда и останется только в светлых воспоминаниях. И поневоле ох-ватывает беспокойство при мысли о том, что же ждёт впереди.
  Всё-таки студенческое время, где бы оно ни проводилось, будь то в са-мом, что ни на есть, крутом университете или в обычном колледже, есть са-мый яркий период в жизни именно благодаря тому, что он отмечен молодо-стью. И как бы трудно иногда ни приходилось, но самой большой заботой в это время бывало только то, как успешно сдать сессию. Как сказал классик, "что это по сравнению с мировой революцией?!"
  А грядущие взрослые проблемы ещё до получения дипломов зловеще замаячили на горизонте.
  Самая первая и основная задача состояла в том, чтобы найти своё ме-сто в жизни. Ключевое слово в этом предложении: "найти".
  Радужное настроение по случаю окончания института смазывалось осознанием того, что, скорее всего, полученные дипломы большинству вы-пускников не пригодятся.
  Многие организации, направившие пять лет назад выпускников школ на учёбу в институт, теперь уже, как говорится, дышали на ладан, а некото-рые из них и вовсе, прекратили своё существование, поэтому принять к себе на работу новоиспечённых инженеров не имели возможности. Факультетом выпускникам было предложено только два рабочих места. Но и они остались не востребованы по той причине, что организации, приславшие заявки на специалистов, находились в районах с крайне неблагополучной радиацион-ной обстановкой после аварии в 1986 году на Чернобыльской АЭС. Все вы-пускники, получившие данные предложения благоразумно отказывались от такой "счастливой" возможности применить полученные знания на практике, расписывались в этом собственноручно в заранее заготовленных деканатом актах, где предусмотрительно также указывалось, что в таком случае пре-тендовать на положенные молодому специалисту "подъемные" они не имеют права.
  Для всех стало ясно, что время, когда всё за всех уже давно было спла-нировано и решено где-то там, наверху, прошло. Теперь, вопрос о том, как жить дальше, нужно решать каждому в отдельности и самому за себя, учить-ся выбирать и принимать решения, и быть за них в ответе, не обижаясь ни на кого.
  А уж если быть справедливым, то в этом плане обижаться было не на кого, поскольку и студенты-выпускники, и сама страна, в целом, все они на-ходились в одинаковом положении. Так же, как и они, страна совсем недавно "выпустилась" из Союза со "свободным дипломом", в который были вписа-ны все необходимые атрибуты суверенитета. Она, страна, как и они, была предоставлена самой себе и только-только училась жить самостоятельно, без указок из общего центра, пытаясь отыскать своё место в этом мире.
  
  Чем ближе становилось время защиты диплома, тем больше нервничал Сергей. Можно было отнести это волнение на предстоящую защиту, он так это и объяснял, но Валентин видел в этом что-то другое.
  Сергей в последнее время уклонялся от откровенных разговоров, чаще отмалчивался, избегал смотреть в глаза. Если раньше он любил поговорить о тех больших и светлых чувствах, которые испытывал к Светлане, то теперь её имя даже не упоминалось. Нет, они не поссорились. Они, как и прежде, везде появлялись вдвоём. Но Сергей словно боялся вопроса о планах на бу-дущее. Весь курс с липким интересом наблюдал за развитием событий и га-дал, чем же закончится роман этой идеальной, по мнению большинства, па-ры. Самые проницательные уже предполагали, что - ни чем.
  Светлана ещё иногда заходила в комнату к парням, но только по како-му-нибудь делу. После того случая ночью, когда увидела Валентина с дру-гой, она ограничила своё общение с ним только сухим приветствием. Каких-либо попыток что-то прояснить или сделать шаг навстречу не делала.
  Валентин также сначала не пытался выяснять отношения. По его мне-нию, теперь это было ни к чему. Он всё понимал и в глубине души даже ис-пытывал удовлетворение от того, что всё разрешилось таким образом, так как уже давно существующее между ними положение вещей изрядно тяготило его. А после разрыва с Мариной отношения со Светланой стали для него не-выносимыми. В том, что он, в конце концов, остался один, Валентин винил только себя, понимая, что некоторые вещи в жизни безнаказанно не прохо-дят.
  Он считал, что сполна расплатился за то, что однажды пошёл на поводу у своего самолюбия, за то, что, уже осознав для себя, что не сможет, даже ес-ли очень захочет, любить Светлану так, как любил её раньше, он не нашёл в себе силы прервать их отношения, а всё глубже увязал в болоте собственных противоречий.
  Теперь много думая обо всём, об этом, Валентин всё-таки решился на разговор. Ведь когда-то же он любил эту девушку по-настоящему. Более то-го, она была первой, кого он полюбил. Так случилось, что он узнал её всю. Понимал, отчего ей бывает тяжело, что её мучает. Единственное, чего он так и не понял, это то, кем он был для неё. Но разве в этом виновна она? Поэтому расстаться с нею, не поговорив откровенно обо всём, зная, что, возможно, больше никогда не представится случай увидеться, просто сбежать (а это можно посчитать, именно, бегством), после всего того, что между ними бы-ло, он не мог. Надо же начинать новую жизнь с чего-то стоящего... Иначе, что может ждать впереди?..
  
  - Привет. Можно к тебе?
  Света быстро обернулась.
  - Привет, - сказала она, смерив Валентина удивлённым взглядом с ног до головы. - Не ожидала тебя увидеть здесь.
  Она указала ему на стул и сказала:
   - Я подумала: странно, но ты ни разу здесь не был за все эти годы.
  - Да, - согласился Валентин, прошёл и сел.
  Он неторопливо осмотрел комнату. Здесь пахло уютом. Во всём чувст-вовалась женская рука. Он невольно сравнил эту комнату со своей. Нет, ни одно холостяцкое жилище, даже если в нём навести образцовый порядок, не сравнится с этим.
  - А где Сергей? - спросил он, помедлив.
  - Не знаю. Куда-то ушёл. Уже давно.
  Светлана равнодушно махнула рукой. Машинально Валентин отметил для себя, что раньше она всегда знала, где находится Сергей и сколько он там пробудет.
  - А твоя подруга?
  - Она уехала домой. "Диплом" у неё подшит и подписан, - Света вся внутренне напряглась: - Их ищешь?
  - А у тебя? - не обращая внимания на вопрос, спросил Валентин.
  - У меня - тоже. Ты пришёл для того, чтобы мне о чем-то сказать? - Света пристально посмотрела на него.
  - Да.
  - О чём?
  - О нас с тобой, - Валентин встал, подошёл к окну и обернулся, прямо глядя на Светлану.
  - Что же ты хотел сказать? - в её голосе зазвенели металлические нотки.
  Валентин отвернулся к окну.
  - Я хочу сказать, что не могу больше так жить.
  - Ты хочешь сказать, что бросаешь меня? - на мгновение в глазах Свет-ланы показались слезы, но тут же они иссякли.
  - Нет, - Валентин обернулся. - Невозможно бросить то, что никогда те-бе не принадлежало. Ты никогда не была моей. Никогда.
  - Ты ревнуешь меня к Сергею? - усмехнулась Света.
  - Нет, я не ревную, тем более, к Сергею. Ты и ему никогда не принад-лежала и не любила его никогда... Я тебя не осуждаю. Мне тебя жаль. Ты ли-хорадочно пытаешься найти своё счастье, но ищешь там, где найти невоз-можно. Невозможно, потому что его там нет и быть не может. Ты мечешься по этой жизни, как бабочка в банке, стучишься о её стенки, вместо того что-бы вылететь вверх. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Действительно хочу, потому что без этого мне самому будет плохо. Но идти с тобой дальше я не могу, у меня нет сил. Как ни стыдно мне об этом говорить, но я просто выдохся.
  Света подалась к нему.
  - Но ты же любил меня. Или это неправда?
  - Правда.
  - Что ж? Разлюбил? - Света усмехнулась.
  - Любовь, как и всё в этом мире, не может жить без поддержки. Без та-кой же любви с другой стороны она постепенно превращается в пытку. С ней жить долго нельзя, можно всё возненавидеть.
  Глаза у Светы вновь стали влажными.
  - Может быть, нам стоит попробовать всё начать сначала. Может быть, на этот раз у нас получится... - сказала она.
  Валентин покачал головой.
  - Ты сама в это не веришь. Кроме того, только в книжках пишут о том, что в страданиях крепнет истинное чувство. В жизни всё обстоит иначе. Всё пережитое никуда не исчезает, а оседает в душе и остается там навсегда, на-поминая о себе постоянно.
  Трещины можно склеить, но при любом, даже самом малом потрясе-нии, всё будет ломаться на старых местах. А между нами столько всего было такого, что не даст нам спокойно жить.
  - Ты был лучшим моим другом. Я не хочу тебя терять.
  - Я всегда останусь твоим другом. Потому и пришёл сюда, ведь проще было бы уехать, не простившись. Но, чтобы рискнуть ещё раз, у меня не хва-тит духу. Если снова всё разрушится, мне конец. Ведь я любил тебя по-настоящему. Прошли годы, а моя жизнь замерла, как поезд в тупике... Зна-ешь, когда сидишь в вагоне и смотришь из окна на соседний поезд, который начал движение, сначала кажется, что движешься ты. Но на самом деле, всё не так. Ты сидишь и наблюдаешь за тем, как всё проходит мимо, а ты оста-ёшься на месте. Все эти годы мой поезд стоял на той станции, где был тот ве-чер, когда ты сказала мне: "Как мне хорошо с тобой!" А вся жизнь проходи-ла мимо меня, оставляя маленькое удовольствие наблюдать за нею. В этом я сам виноват и хочу всё исправить. Может быть, у меня получится, - Валентин подошёл к Светлане, взял за плечи. - Я не знаю, где остался твой поезд. Ты подумай обо всём спокойно и прими решение. Только разберись в себе. У те-бя уж точно получится. Я знаю: ты сильная. Прости.
  Она подняла на него свои большие и сейчас полные слёз глаза и сказа-ла:
  - Валя, тогда осенью, на балконе, когда ты рассказал мне свою сказку, я соврала тебе... Я всё знала. Всё видела по тебе. Этого нельзя было не увидеть. Когда мы с тобой стали общаться после той дискотеки, я видела, как ты на меня смотрел. Я поняла всё. Со мной тоже происходило что-то подобное. Но я испугалась этого чувства, потому что с каждым днем оно поглощало меня всё больше и больше. И меня охватила паника. Я подумала: "А как же другая жизнь? Ведь в ней ещё столько интересного, неизведанного? Разве бывает, что вот так сразу приходит то, к чему многие идут всю свою жизнь? А вдруг это не ОНО! Вдруг я ошибаюсь?" Как поступить, я не знала, боялась, что не смогу... Нужно было сделать так, чтобы ни для кого не оставалось бы пути обратно. Поэтому я бросила тебя тогда зимой, после дискотеки, таким гадким способом. Ты был слишком самолюбив, чтобы после такого продолжать от-ношения.
  Пока ты находился поблизости, несмотря на наш разлад, вроде всё бы-ло нормально. Жизнь продолжалась. Всё было клёво. И я уже была уверена, что поступила правильно. Но когда ты ушёл в армию, каждой клеточкой сво-его тела я почувствовала физическую боль оттого, что тебя не было рядом. Я сначала не поняла, что со мной происходит, но потом... Потом, что я только ни делала, чтобы заглушить эту боль, чтобы доказать себе, что это не так, что я поступила правильно. Сколько из этого всего мне хочется забыть, выбро-сить из своей жизни!.. А потом в ней появился Сергей... Он был такой доб-рый и внимательный... Хотя в институте я находиться не могла, но с Сергеем связь не потеряла. Он тоже ушёл в "академку". Мы восстановились вместе. А тут и ты вернулся... Это было шоком для меня. И мне вдруг показалось, что всё складывается как нельзя лучше, что моя жизнь наполняется чем-то не-обычным, становится такой, какой я себе её и представляла: интересной, авантюрной... Мне не хотелось выходить из этой игры, где я сама себе каза-лась главной. Поэтому тогда, на балконе, я сделала вид, будто ничего не зна-ла о твоих чувствах ко мне.
  И снова вроде поначалу всё шло хорошо. А затем случилось то, что случилось. Я слишком поздно поняла, что что-то не так. Ты прав. Возможно, я и любила Сергея, но никогда к нему не испытывала того, что испытывала к тебе.
  - Почему же ты не сделала выбор?
  Светлана обречённо закивала:
  - Как поступить, на этот раз я уже не могла себе представить. Боялась, что ты меня не простишь. Я ведь бросила тебя с самого начала и делала это постоянно. Этот вечер на балконе... Как я там оказалась, ума не приложу! Эту свадьбу... я простить себе не могу! Я же ведь, дурочка, лежала на крова-ти рядом с тобой и наслаждалась мыслью о том, что ты лежишь рядом и му-чаешься, мучаешься из-за меня. Мне было так приятно... Какая ещё баба сможет похвастаться, что провела ночь с мужчиной, который по-настоящему любит её и поэтому не может притронуться к ней?! - Света зло усмехнулась. - Так хорошо, как в эту ночь, мне не спалось никогда. Именно тогда я лишний раз убедилась, что ты действительно любишь меня по-настоящему. Я упива-лась собственным величием. Какая дура! - Светлана снова посмотрела на не-го. В её глазах была беспредельная тоска. - Прости меня, Валя...
  Валентин пожал плечами, отошёл и опёрся о стену спиной.
  - Мне не за что тебя прощать. Мы оба поступили неправильно. Нельзя было играть... Сначала ты, а затем и я, мы вдвоем втянулись в игру, поставив на кон самое дорогое, что может быть у человека. И, конечно же, оба проиг-рали. Потому что так с любовью поступать нельзя. Играть можно на всё, только не на это... - Валентин вдруг улыбнулся.
  Светлана недоумённо посмотрела на него.
  - Но в этом есть один большой плюс.
  - Какой? - спросила она.
  - Мы так молоды, но уже так учёны. С такой наукой уж в следующий раз мы поступим умнее, я надеюсь, - Валентин криво усмехнулся и грустно добавил: - Хотя дураку учиться - время терять.
  - Что?
  Валентин махнул рукой.
  - Ничего, это я о себе.
  Светлана горько улыбнулась:
  - А он будет, следующий раз?
  Валентин пожал плечами, ответил:
  - У тебя он будет точно, - и тоном солидного отца церкви добавил: - Надейся, дочь моя. Верь мне. Мне не верить - себя не уважать.
  Светлана снова улыбнулась:
  - Ты неисправим.
  - Я стараюсь.
  Задумчивый, он вышел из комнаты. С удивлением отметил для себя, что ощущает внутри невероятную лёгкость. Страшный грохот и крики вер-нули к действительности.
  По коридору, старательно изображая строевой шаг, ковылял Кузьмен-ков в неизвестно где приобретённых кирзовых сапогах, явно не по размеру. Рядом шёл Мацкевич и командовал металлическим голосом:
  - И-раз, и-раз, и-раз, два, три! - проходя мимо Валентина, он рявкнул: - Равнение налево! - при этом приложив левую руку к виску.
  Олег повернул голову и одарил Валентина подобострастным взглядом.
  - Готовимся с Кузей к военной службе загодя, - пояснил Жора. - Куда нам ещё деваться?
  Они свернули на лестничную клетку. Страшный топот еще долго отда-вался по этажам гулким эхом.
  Валентин усмехнулся, пожал плечами и отправился к себе в комнату. При выходе на третий этаж он только краем глаза успел заметить тень, стре-мительно метнувшуюся к нему. Надпись по-английски "Адидас" на спортив-ной "мастерке" - последнее, что он увидел. И всё исчезло. Наступила тьма. Резкая боль стремительно обожгла грудь. И вдруг стало легко и свободно.
  ...Его несли на носилках. В ногах шли двое студентов. Валентин рань-ше часто видел их в общежитии, кажется, они учились на третьем курсе. Ря-дом была женщина в белом халате. Она держала в руках бутылку с жидко-стью, почему-то вверх дном. Но жидкость не вытекала. От бутылки спускал-ся прозрачный зонд, куда-то вниз. Женщина смотрела на него. Каким был её взгляд: строгим, добрым, сочувственным? Он не разобрал. Это уже не имело значения для него. Его, вообще, сейчас ничто не волновало. Спокойствие и умиротворение заняло всё его существо, без остатка. Его душа была чиста, а лоб светился безмятежностью.
  В таком состоянии он пребывал давно, только в детстве, когда просы-пался ранним утром, не думая ни о чём, но уже счастливым, точно не пони-мая, что это такое. Дверь комнаты отворялась. И он видел улыбающееся лицо мамы. Она всегда улыбалась, встречая его утром. Подходила и целовала в лоб, поправляла растрёпанную чёлку, открывала окно и уходила. А из кухни доносился запах только что испеченных булочек и свежего молока.
  Потом всё кончилась. Кончилось как-то внезапно. Он даже не успел заметить когда. Остались одни воспоминания и мечты о повторении тех светлых мгновений, когда просыпаешься счастливым.
  И вот это случилось снова...
  Мимо мелькали лица, то в слезах, то в растерянности, то негодующие. Но они не трогали его. Они были обращены к нему. Но ему это не было нуж-но. Он их просто видел, и больше ничего.
  Только одно лицо вдруг привлекло его внимание. Оно было настолько бледным, что казалось, будто подпудрено мелом. Валентин узнал Марину. Она смотрела на него и была бесконечно удивлена и взволнована. Её губы шевелились. Она что-то шептала. Он не слышал что. Но, даже не слыша, знал это. "Она здесь?" - подумал Валентин. Он удивился этому и вдруг почувст-вовал тепло в своей руке. Это Марина держала его руку, холодную, как лёд.
  Как бывает обидно осознать главное тогда, когда ни сделать, ни изме-нить уже ничего нельзя, потому что нет ничего в жизни сильнее, чем смерть. Но даже её победить можно, осознав главное.
  
  
  14.09.1997г., 2010 г.
  г. Каменец
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"