Не могу понять, почему многие люди боятся отражений? Мне, например, они очень нравятся. Там живут мои друзья. Настоящие друзья.
Подойдя к двери подъезда, я нащупал в холодном кармане пуховика связку металлических ключей, отщипнул из общей массы синий пластиковый кружок и приложил его к круглому желобку под домофоном. Издав пронзительный пищащий звук, он сообщил мне, что дверь открыта и можно заходить. Справившись с тугим доводчиком, я вошел в теплоту подъезда. Улыбнулся сонной пожилой консьержке (она ответила улыбкой и кивком головы), поднялся по короткой лестнице к лифтам, нажал круглую блестящую кнопку вызова. Где-то сзади нее вспыхнул красный диод, сверкающий сквозь небольшое отверстие. Через несколько секунд из шахты послышалось приглушенное громыхание, и двери лифта плавно открылись.
Одиннадцатый этаж. Пока поднимаюсь, всегда внимательно смотрю на свое отражение в зеркале лифта. Что может обо мне сказать незнакомый человек? Приятная внешность, четко выраженные черты худощавого лица, зеленые глаза, темные волосы, тронутые легкой волной... Рост выше среднего, метр восемьдесят. Картину портит только очень пристальный взгляд. Иногда даже давящий, пронизывающий. Но умение мастерить открытую и доброжелательную улыбку с лихвой компенсируют эту настораживающую черту. Чем я успешно пользуюсь.
Лифт дернулся и остановился. Через отражение я наблюдаю за тем, как двери не торопясь отодвигаются в сторону. За ними виден коридор этажа, окно на улицу, дверь с прозрачным стеклом, которая выводит на пожарную лестницу. На улице окончательно стемнело, поэтому в оконных стеклах прекрасно видны отражения. А из отражения стекла на меня смотрит девушка. Тонкие губы, длинные, ниже плеч чуть растрепанные темные волосы и красивые, правильные черты лица. Ее кожа серого цвета, губы бледно-синие, под глазами растекшаяся тушь, пустой, ничего не выражающий взгляд. Но черные глаза направлены прямо на меня.
Я улыбнулся и помахал ей рукой. "Привет, Вероника!" - сказал я, ощущая приятное биение сердца. Она с безучастным выражением лица прислонила бледную ладонь к окну, кончики ее пальцев стали плоскими от контакта со стеклом, но не стали белее, чем они уже есть.
Двери лифта стали закрываться, и мне пришлось поспешно выйти. При прямом взгляде на стекло девушку стало видно хуже, отражение стало полупрозрачным. Ее пальцы беззвучно скользнули вниз по стеклу, не оставляя на нем запотевших следов. Я смотрел в ее расфокусированные глаза несколько минут. Какая же она красивая...
- Прости, но мне надо идти, - в конце концов, с сочувствием произнес я и отвернулся, заходя в общий коридор между квартирами. И на прощание сказал через плечо: "Еще обязательно увидимся!"
Я снова достал из кармана ледяную после морозной улицы связку ключей и вставил в замочную скважину черной двери ключ с острой зубчатой "бородкой". Моя квартира...
Поставив на зажженную конфорку серый металлический чайник, я сел за стол спиной к окну и поставил перед собой небольшое круглое зеркало на подставке. В зеркале отражался я и окно позади меня, из которого на меня смотрел Гриша. Мужчина сорока восьми лет с седой щетиной на щеках и подбородке. Его опухшее лицо и черные синяки на шее не меняются уже два года. Но с его появлением в квартире стало не так одиноко.
Он жил один, работал дворником в нашем районе. Брал на себя несколько дворов. Застенчивый и приятный человек. Когда он устроился работать, то сразу понравился мне. Я стал здороваться с ним. Чтобы наладить контакт, заводил легкие беседы ни о чем. Постепенно он тоже стал со мной здороваться, а потом даже сам начинал разговор. Я был так рад, что нашел в нем такого приятного собеседника. Наконец-то человек, с которым можно дружить!
Потом я увидел, что он здоровается и заговаривает не только со мной, но и с другими жильцами домов. Улыбается им. Он стал предавать меня... Получается, для него это была не дружба, а просто развлечение. Он стал... как проститутка. А я - один из тех, с кем он себя удовлетворял. Он стал разговаривать с кем ни попадя, со всеми смеялся, пока меня нет. Я стал для него просто одним из всех этих людей. Незначительным. Но... несмотря на гложущую боль и злость, обжигающую изнутри холодным огнем при виде этих сцен, я не хотел терять его.
Как и Веронику, симпатичную, но нелюдимую студентку, приехавшую из областных трущоб. Думала, если попадет в столицу, то начнет много зарабатывать. Наивная.
Она стала жить в общежитии напротив моего дома. Целый месяц ходила в институт одна, друзей, судя по всему, заводить не получалось. Одевалась во все черное, прямого взгляда в глаза избегала. Однажды я помог ей донести тяжелую сумку из магазина, и по дороге мне получилось ее разговорить. Оказалось, она много читает, как и я, и у нас есть много общих тем для разговора. Позже она стала приходить ко мне в гости, где мы пили чай и часами напролет читали книги в тишине, а потом бурно делились мыслями, каждый о своей прочитанной истории.
Так продолжалось около месяца. Но потом, идя по улице, я увидел, как она говорит с каким-то парнем из своего института. И я стал видеть ее все чаще, разговаривающей с разными людьми. Слушает их, улыбается им. Рассказывает им те сокровенные истории, которые рассказывала мне. А потом уходит с ними куда-то. Со всеми подряд.
- Шлюха! - прорычал я сквозь сжатые зубы и саданул кулаком по столу, от чего в чашке звякнула чайная ложка.
Она должна была остаться моим другом, а не отдаваться всем подряд. И тогда я решил сделать ее только своей.
Для этого я пригласил ее посмотреть на ночное небо. В подъезд своего дома. Я не хотел портить ее красивый вид, и поэтому, пока мы смотрели в небо, рассказал ей грустную сентиментальную историю, от которой она расплакалась. И я дал ей платок, который держал в бутылочке из-под хлороформа, утащенной из мусорных баков возле городской поликлиники. Когда она пошатнулась от подступившей дурноты, я плотно прижал платок к ее лицу и дождался, пока прекратятся ее попытки оттолкнуть меня, и ее обмякшее тело неуклюже рухнуло на грязный подъездный кафель. Осталось только закрыть ей нос со ртом и вытерпеть конвульсии, которые начнутся после острой нехватки кислорода. Зато она останется невредимой и красивой.
Пьяный дворник Гриша доставил больше трудностей. Он хоть и уснул после выпитой бутылки водки, но все же сильно сопротивлялся. Он проснулся и порвал руками полиэтиленовый пакет, который я надел ему на голову в попытке задушить. Поэтому пришлось сильно ударить его по голове железным чайником, повалить на пол и задушить руками.
Вообще-то я люблю делать это аккуратно, чтобы мои друзья оставались приятными на вид после того, как начинают жить в отражениях. Мне не очень нравится здороваться с моим первым другом Игнатом, который живет в отражении деревенского болота, в двухстах километрах от города. Он весь в крови, его волосы слипшиеся, все лицо в ссадинах, синяках и размазанной грязи. Его можно увидеть, разогнав с поверхности болота у самого берега слой мелкой зеленой ряски. Тогда я еще не знал, что он станет жить в ближайшем отражении, к которому умер. И точно в таком виде, в каком умер. А еще я понял, что таким образом сохранил его для себя. Лишил его всех этих дружков на один раз.
Из мыслей меня вернул засвистевший чайник. Я выключил конфорку, снял его с плиты, положит по чайному пакетику в две чашки и залил их свежим бурлящим кипятком. Одну чашку я поставил на подоконник, другую - на стол, между собой и зеркалом. Так мы с Гришей пьем чай.