Аннотация: На конкурс с темой "Остерегайся тихой воды".
Дрожь поднимается из глубин и волной мурашек пробегает по коже. Ноздри ещё слышат дразнящий запах добычи, но дыханье уже перехватывает, спирает, перебивает... Слабеют колени, и горизонт заваливается набок.
Как, какой силой обладает насмешливый взгляд жертвы? Весёлые искорки из-под чёлки, плохо скрытая улыбка. Ещё бы не радоваться - повалить охотника, лишить его воли, заставить его глаза гореть неведомой ранее жаждой.
Бывшая дичь делает несколько шагов навстречу. Его голос оказывается как раз на уровне косых, с кисточками, ушей поверженного.
- Разве, - шепчет он, чуть поднимая голову и не пряча лёгкое шипение, - разве мама не учила тебя не смотреть нам в глаза?..
Но он слишком рано потерял мать. Он свято исполнял её наказ - не вылезать из норы, как бы ни было страшно или голодно. Слишком опасно снаружи. И сидел, дрожащим комком, внутри, пока не перестал чувствовать ноги и уши. Молчал, пока не начало сводить живот от голода. Свистел ветер, редкие снежинки, попавшие в убежище, щекотали нос. Мать так и не вернулась, слабость увеличивалась, и он начал тихонько хныкать. Так себя жалко, ведь умрёт здесь, никому не нужный - хныканье превратилось в поскуливание. Он почти сорвался на тонкий детский вой, когда вместо стужи нору заполнил горячий пар, тяжёлый запах с оттенком крови.
Он пискнул было, но замолчал, ещё надеясь, что пронесёт.
- Кроха, - басовитый голос опалил жаром его бок, ещё покрытый пухом, - такой мелкий...
Ладно, думал он. Ешь меня, только скажи ещё что-нибудь. Так хорошо, когда твое дыхание на моей шкуре. Говори.
Ещё один долгий выдох незнакомца. Вот бы рассмотреть его - но глаза ещё слишком слабы. Он осторожно вдохнул поглубже запах и сразу чихнул.
- Жить будет, - хмыкнул голос, затем его взяли, на секунду окунули в пургу, а потом спрятали в густую и упоительно тёплую шерсть. Жаль, рядом не было соска с молоком. Но лизнув разок крови, с ладони, что его держала, оживился, нашёл ранку на ней и припал, посасывая. Незнакомец затрясся. Это смех?
- Знаю, знаю, малыш, моя кровь тебе по вкусу. Надеюсь, мне оставишь хоть немного.
Да, он вырос среди чужих. Среди падальщиков, тех, кого родители порой считали добычей. Зато вместо одной мамы у него было семь тёть и четыре дяди, не считая целой кучи сводных братьев. И тот, кого он про себя называл отцом, учил его охоте и выживанию.
- Это копытный. Он хорошо чует, по ветру у тебя нет шансов. А это лысый, от громких звуков шарахается, часто прямо в распахнутые когти. Это пернатая, если долго лежать, сама на тебя сядет, нужно только дождаться. Смотри, это ползёт вкусный - он ловкий, но уж если поймаешь, не пожалеешь. А это большие - когда подрастёшь, можешь попробовать убить. Мы мелковаты для такой охоты, но с твоим ростом и мышцами можно надеяться на успех.
Малыш стал отличным охотником. Пусть его семья была не такой опасной для прочих, но многое видела и отлично изучила повадки окружающих.
- Кто это? - однажды спросил он отца, встретив новый след на мелких камнях, поросших редкой травой.
Тот прижался к земле, поймал за ухо охотника и начал медленно шептать:
- Никогда не трогай его. Избегай. Убегай. Бойся. Это тихий, и сражаться с ним нельзя.
- А как...
- Нельзя. Пойдём отсюда.
- Но если...
- Никогда, малыш. Это тихий.
Стоя тем вечером на склоне холма, он глубоко вдыхал холодный воздух, слушая свою силу. Отцовский страх наверняка не лишён оснований. Впустую говорить бы не стал. Он опустил голову, разглядывая свои когти, узоры на лапах. Стоит довериться тому, кто уже спас его жизнь.
Через несколько дней он ждал пернатую на горе. Время шло, охотник был готов проваляться на солнце хоть до вечера. Дело ведь не в голоде, хотелось лакомства. На тропе внизу он расслышал шаги, перевёл туда ленивый взгляд. Тихий. Окаменел, быстро оценил ветер - порядок. Не должен заметить, лишь бы ухо не дёрнулось рефлекторно. Затуманил взгляд, вдруг почувствует внимание?
И смутно удивился - тихий был мал. Раза в два меньше охотника, и такой тонкий. Когтей не видно, шерсть редкая - и только на голове. Он должен быть действительно очень, очень опасен, раз кажется таким... беззащитным. Он двигался лёгким шагом, не торопясь и не медля, притормозил, чтобы почесаться. Начал поднимать голову к горе. Охотник вжался ещё больше в камень.
Из кустов рядом с тропой выстрелило мощное тело, подмяв под собой тихого. Ни звука не раздалось, только едва слышный хруст. Напавший деловито взял жертву за плечо, набросил себе на спину и двинулся прочь, чуть подёргивая кончиком хвоста. Что?
Малыш забыл о своей охоте. Хищник был того же роста, что и он сам. Такие же когти. Лишь узоры на шкуре другие. Ноздри широко раздувались, глазами он обшаривал место схватки. Убийства, вернее сказать. То, что он видел... это значило, что отец ошибся. Его страхи реальны только для него самого. А малыш теперь знает, что тихие только кажутся жуткими. От возбуждения он втягивал и выпускал когти, раздумывая, где было бы удачнее встретить добычу.
Он сумел убить только двоих.
- Ах, бедная сиратинушка, - искривил губы Тихий, склонил голову набок. Чёлка качнулась, - ты знаешь, что мы делаем с такими, как ты? Ты, к слову, невкусный.
Это должно было бы его обрадовать, ведь если еда плоха, зачем её есть? Или можно было бы испугаться неясной угрозы. Но вместо этого он ощутил грусть и стыд. Он принёс разочарование. Недостаточно хорош. Уши горестно поникли. Хотел, но не сумел полностью удержать в груди поскуливание, наружу вырвался тонкий писк.
На его загривок легла ладонь.
- Не грусти, это поправимо.
В холке закололо, потом под кожей задёргало и заныло. Тихий втянул шипы обратно, добавил:
- Приходи через день на это же место и получишь лёгкую смерть. Иначе на вторые сутки тебе станет довольно больно.
Он хотел бы ответить - больно уже сейчас. Что-то растекалось по его жилам, наполняло жжением мышцы. Но вместо этого его обдало волной благодарности. Уши приподнялись, рот приоткрылся в довольном оскале.
Тихий усмехнулся.
Бывший охотник вошёл в дом. Отец приподнялся, поднял шерсть на спине, исподлобья заявил:
- От тебя пахнет иначе.
Малыш улёгся на пороге, закрыл глаза:
- Я не опасен. Я мёртв.
Вся его поза говорила об усталости и нежелании общаться. Семья расположилась вокруг него полукругом, маленькие пристроились вплотную к бокам. Боль накатывала, с каждой минутой разрастаясь всё дальше, увеличивалась. Хорошо бы уснуть, и не думать о своей глупости, самонадеянности. Только дышать трудно. Можно не дышать? Не получается - больно.
Под утро он поднял голову. Обвёл нежным взором своих близких. Повернулся к бдящему отцу. Говорить тоже было трудно:
- Это тихий. Его мясо сладкое, и убить его легко. Нужно только закрывать глаза и вести охоту вслепую. Запомни это. И передай всем, кого встретишь на своём пути.
Отец медленно кивнул. Протянул ладонь и погладил малыша по голове, за ухом, под подбородком. Приятно. По-домашнему. Помогло отвлечься от боли. Страшно возвращаться, но он уже понял, что рядом с Тихим страха нет. Ноги дрожали, когда он поднялся. Ходить больно. Не оглядываться.
Карие. Зелёный ободок, чёрная точка с краю. Прищурился. Тряхнул чёлкой. Похвалит? Ведь не опоздал. Ну же, малыш - хороший? Усмехнулся, не раскрывая рта.
Тихий внимательней посмотрел в глаза умирающего. Глубоко, дотягиваясь до инстинктов, до подсознания и самых старых снов. Будто сделал над собой усилие, оказал милость:
- Умница. Твоя мама обрадуется.
Поднял бы от радости хвост, если бы не боль. Вот и славно. Хорошо быть послушным. Хорошо, когда тебе рады. Можно ни о чём не волноваться.