Pashco : другие произведения.

Как мы исследовали Космос. Полная версия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все совпадения имён, званий, фактов, событий, а также мест, названий предметов и инструментов, описанных ниже, совершенно случайны и являются лишь вымыслом автора. На самом деле всё было скучнее, мрачнее, серьёзнее, да и вообще, этого не было. Мемуарный стиль рассказа навеян желанием придать ему тон правдивости, чтобы у читателя ни разу не возникло сомнение в достоверности излагаемого повествования.

Как мы исследовали Космос

или

Прощай, Америка!

  
  
  
  
   Посвящается моему закадычному другу Пашке, который помогал мне во всём словом и делом, а, иногда, молчанием и бездействием.
  
  
  
  

Мы - дети Галактики,

Но самое главное -

Мы - дети твои

Дорогая Земля!

Песня, практически народная.

     
  
  
  
  
  
     
     
      Предисловие
     
      Все совпадения имён, званий, фактов, событий, а также мест, названий предметов и инструментов, описанных ниже, совершенно случайны и являются лишь вымыслом автора. На самом деле всё было скучнее, мрачнее, серьёзнее, да и вообще, этого не было. Мемуарный стиль рассказа навеян желанием придать ему тон правдивости, чтобы у читателя ни разу не возникло сомнение в достоверности излагаемого повествования.
      Ну, вот, ответственность с себя снял, теперь могу говорить что хочу. Вперёд, мой пытливый читатель!
  
  
  
  
   Глава I.
     
   Из которой становится известно, что мы едем исследовать Космос, что муха - тоже человек, что начальство подвержено увлечениям, как и подчинённые и что главное во всём - это правильная организация.
     
   В лаборатории царило солнце. Она заполнило собой всё помещение, не давая ни малейшего шанса тени. Оно сверкало на поверхности столов, нагревая их так, что невозможно было прикоснуться рукой. Кусочки канифоли переливались янтарём и бросали солнечные зайчики на стены. Плоскогубцы, кусачки и другой инструмент отливал синим, добавляя радужные цвета во всё это великолепие. Приборы, лежащие на стеллажах, сверкали хромированными ручками и переключателями. Даже Лёшкина установка, сиротливо стоящая в самом центре лаборатории, пыталась сверкать и переливаться, но многолетний слой пыли, девственность которого иногда нарушали отпечатки ладоней и пальцев, не давал ей этого сделать. Огромные окна, казалось, не только пропускали свет, но и нагревали воздух. В лаборатории было жарко, несмотря на зиму на улице.
   В этом пекле находились два человека. Я и Пашка. Только что, вернувшись с обеда, мы расслабились и полулежали в креслах. Разговаривать было лениво. Пашка, периодически засыпая, резко вскидывал голову, причём его знаменитый чуб вставал петушиным гребнем. Я тоже героически боролся со сном.
   Огромная чудом выжившая муха тупо и упорно пыталась вылететь, протаранив стекло, и монотонным жужжанием усиливала и без того сонную атмосферу. От её мощных ударов звенело окно, и осыпалась штукатурка с потолка. И если бы не эти звуки, порождённые её упрямством, я давно бы уже спал, похрапывая и пуская слюни.
   - Убью! - вяло подумал я. - Изуродую как бог черепаху...
   Но вставать не хотелось. Так бы это и продолжалось, если бы не Зосимов Евгений Анатольевич, наш непосредственный начальник, поклонник всех восточных единоборств, знаток и ценитель бардовской песни, душа общества, любитель попеть под гитару как общенародные, так и собственноручно сочинённые песни.
   Немного отвлечёмся. Что удивительно, во время пения тов. Зосимова, всегда происходили странные вещи. Видимо, живое искусство и свет, которые нёс Евгений в массы, не всегда доходили до адресата. Он, этот адресат, пытался невзначай заткнуть уши, внезапно вспоминая о неотложных делах и ссылаясь на них, бесследно исчезал. Вокруг Евгения оставалась его жена, которой было совершенно всё равно, о чём он поёт и как играет. Она всегда смотрела на него влюблёнными и широко открытыми глазами. Скорее всего, глаза у неё приняли такой вид, когда, ухаживая, он первый раз спел ей про любовь. После этого в таком восторженном состоянии она и пошла по жизни вместе с ним. Но мы отвлеклись.
   - Ну, что, Пашки! - закричал он с порога. - Нам доверили исследовать Космос! Мы едем в К*** буквально на следующей неделе!
   Произнося эту тираду, он буквально летел над полом. Радости его не было границ. Скорее всего, в глубине души он представлял как, придя с работы, будет петь нам свои песни долгими зимними вечерами. А мы, украдкой утирая слёзы восторга и умиления, будем ему внимать.
   От неожиданности Пашка, вскинув свой чуб в очередной раз, потерял равновесие и рухнул на пол вместе с креслом. С меня слетел сон, и я сделал вид, что с интересом изучаю конструкцию ножниц по металлу.
   Муха, притворившись мёртвой, упала на спину и искоса разглядывала нас, стараясь не шевелиться.
      - Какой, блин космос? - пробурчал Пашка, отряхивая брюки. - Дальний или ближний?
     - Да, спутник Космос! Спутник! - Зосимов искренне удивился непонятливости Пашки. - Почему не вижу блеска в глазах?
   - Так на работе не пьём! - я старался быть серьёзным. - На чём едем?
   - Это пока неизвестно. Командование решит. А пока, давайте собираться. - Зосимов достал лист бумаги и положил на стол. - Значит, так... Я уже всё организовал. На себя беру самую ответственную часть - переговоры с начальством. Кроликов Костя, который едет с нами, пишет отчёт, ну, а все остальные, как самые (он поискал слово, посмотрел вниз, потом вверх) недалёкие (покрутив пальцем у виска) будете заниматься самым простым делом: паковать багаж, отправлять его и, соответственно, получать...
   После этих слов Пашка медленно встал из кресла и направился к Зосимову.
   Муха напряглась.
   - Ты это серьёзно? - свистящим шёпотом спросил Пашка.
   - Абсолютно! - Зосимов радостно улыбался. - Составьте список нужных для эксперимента приборов, инструментов и материалов.
   С этими словами он сунул ошалевшему Пашке листок и упорхнул по своим начальственным делам.
   - Эксперимент есть Эксперимент! - с умным видом сказал я.
   - Эксперимент для нас, как для лошади свадьба - голова в цветах, а задница в мыле. - подытожил Пашка, с наслаждением порвав лист бумаги, который оставил Зосимов. - Что думаешь?
   - А что думать - трясти надо! Видишь, он уже всё распределил, так что расслабься и получи удовольствие. И потом, ты хоть раз был в К***?
   - Нет.
   - После поездки ты сможешь рассказывать детям и внукам как посетил этот славный город.
   - Ну, хорошо. Но только ради детей. Где там у нас бумага?
   И мы начали подготовку.
  
   Глава II.
  
   Из которой пытливый читатель узнает как Пашка был матерью как влияет вращение Земли на человека, что значит собрать волю в кулак и, наконец, что всё когда-нибудь заканчивается.
  
   Когда улеглись первые восторги, выяснилось, что сами мы летим самолётом, а всякие приборы поедут багажом на поезде. Билеты были куплены, сроки назначены, задачи поставлены. Мы, чертыхаясь про себя, паковали аппаратуру в транспортные ящики, мучительно вспоминая, что, пригодится, а что нет, укладывали всякую дребедень так, чтобы она занимала меньше места. Наконец, всё было собрано, и настал день, когда весь багаж надо было везти на вокзал и грузить в багажный вагон. Накануне вечером я принимал участие в мероприятии с изрядными возлияниями, поэтому предупредил Пашку, что возможно, в такую рань встать не смогу. И предложил ему побыть для меня родной матерью. Пашка согласился, тем более что выхода у него не было.
   И вот рано утром, в самый сон, Пашка попытался вернуть меня в реальность. Поначалу ему это удалось, то есть ему показалось, что я проснулся, и он с криком: 
   -Я сейчас, только чайник поставлю! - он побежал на кухню.
   В это время я, чрезвычайно нагруженный парами алкоголя, продолжал спать только в сидячем положении. Через некоторое время, скорее всего из-за вращения Земли, меня потянуло набок, и я рухнул обратно в постель.
   -Ты чего там? Тапочки ищешь? - закричал Пашка из кухни.
   Не получив ответа и заподозрив что-то неладное, Пашка вернулся в комнату и застал меня опять в исходном положении. На внешние раздражители, включающие в себя хлопанье по щекам, тряску за плечи, я не реагировал. Пнув меня для верности ещё раз, Пашка побежал за водой на кухню. Набрав литра полтора в ковшик, Пашка рванул ко мне. Но я, почувствовав приближение душа прямо в постели, вскочил. Точнее медленно оторвал голову от подушки и открыл правый глаз.
   -Ты чего? - прожевал я, стараясь держать себя в руках и не упасть назад. - Ты это прекрати! Свои пьяные выходки оставь для девочек.
   -Ты встаёшь? Или мы будем продолжать эту клоунаду? - Пашка зловеще продемонстрировал мне ковшик.
   - Встаю, встаю, - обречённо выдавил я.
   - Так-то лучше, - сказал Пашка.
   Вставал я недолго. Всего полчаса, ну максимум минут сорок. Это произошло из-за странного увеличения размеров моей головы, в которой, по этой же причине, эхом отдавались все звуки Вселенной. Поначалу я старался к ним прислушиваться, но потом, поняв, что такую какофонию слушать невозможно, я плюнул на звуки и старался ориентироваться в пространстве по другим органам чувств. Они, конечно, тоже постоянно давали сбои. Видя такое дело, Пашка, тяжело вздохнув, проводил меня на кухню и налил кофе.
   - Давай, дуй кофе и выходи. Я тоже пошёл собираться.
   С этими словами он ушёл. Кофе немного привёл в порядок мои крайне расстроенные, местами даже расчетверённые, чувства, но ощущение некой нереальности происходящего оставалось. Кое-как одевшись, стараясь соблюдать цвет носок и порядок одевания, я вышел на улицу, где уже нас ждал Костя Кроликов на своей машине.
   - Костян, привет! - тщательно выговаривая буквы, сказал я. - Ну, как дела?
   -Да, нормально, - видя мою заторможенность, Костя открыл заднюю дверь. - Садись, давай.
   Я с трудом залез в машину, устроился поудобнее и, как показалось, заснул мёртвым сном. Проснулся я от разговора. Пашка и Костя решали оставить меня в машине, как бесполезный груз, или взять с собой, как рабочую силу, поскольку ящики всё-таки надо было таскать. Пашка склонялся к рабочей силе, заодно, мол, и протрезвеет. Костя, как человек глубоко интеллигентный, хотел оставить меня в машине. Видя, что спор заходит в тупик, я сказал, что пойду таскать ящики, только когда я надорвусь от непосильной работы, пусть они пеняют на себя. И мы пошли.
   К тому времени к багажному отделению подъехали и наши ящики. Костя побежал к администрации для оформления бумаг, а мы с Пашкой начали разгрузку машины. Ох, и тяжело же было мне! Голову гудела непрерывно, где-то внутри что-то ёкало и переливалось при каждом наклоне. Я уже не говорю о шершавости языка.
   Тем не менее, с помощью известной матери, мы разгрузили машину и затащили ящики в багажный вагон. Костя появился с нужными бумагами, тщательно записал номер поезда, номер вагона, уточнил, когда поезд прибудет в К***. Мы в это время отдыхали на перроне. Наконец, всё было оформлено, дело было сделано, и можно было ехать домой.
  
   Глава III.
  
   Из которой вы узнаете о пользе отопления электричек, о значении слова регистрация, о том, как тесен мир и о силе искусства, способной убивать время.
  
   И вот, наконец, настал долгожданный день отъезда! Все мы договорились встретиться в аэропорту у места регистрации пассажиров на рейс. Мы с Пашкой поехали на электричке. Совершенно замёрзнув на перроне, мы расправили свои физиономии только минут через двадцать поездки. Нам повезло! Мы попали в отапливаемый вагон! И сели к тому же, на печку! Это, скажу я вам, большая удача, особенно зимой.
   Тогда я просто радовался теплу, которое было таким ласковым и почти родным. Эх, не знал я тогда, что предстоит мне три года таскаться на электричках на работу в Москву, тратя четыре-пять часов на дорогу... И опостылят мне эти электрички так, что просто караул... Но это всё будет потом, а пока...
   Дорога до аэропорта пролетела быстро, почти незаметно, тем более что на вокзале в Москве мы немного приняли для согрева души. К аэропорту приехали почти с песнями, если бы не строгая тётка-контролёр в автобусе, пригрозившая нас высадить, если мы не угомонимся. На мороз не хотелось, поэтому мы стали петь шёпотом, практически без голоса.
   Зосимов с Кроликовым уже ждали нас.
   - Где-то тяпнули? - прошипел Зосимов, глядя на наши довольные красные от мороза и горячительного рожи. - Давайте быстрее, уже регистрацию объявили!
   - Регистрация... - таинственно и заворожено сказал Пашка и закатил глаза. - А что будут регистрировать? Отпечатки пальцев ног? Так я портянки снимать не буду!
   Мы с Пашкой разразились гомерическим хохотом. Видимо слово регистрация навеяло какие-то смешные ассоциации.
   - Хорош ржать, кони! - Зосимова уже трясло от злости или, скорее всего, оттого, что ассоциаций у него не было вообще.
   К стыду Пашки надо сказать, что на самолёте он летел второй раз в жизни, поэтому предстоящий полёт приводил его в такое несколько возвышенно-нервозное состояние. Видя такое дело, я его попытался утешить.
   - Не боись! Если гробанёмся, так все вместе!
   И мы опять заржали. Бедный Зосимов не знал, что делать. На нас уже косились дежурные милиционеры. Ещё немного и не миновать нам разборок в отделении милиции аэропорта.
   Но, видя всеобщее волнение, мы собрались и стали вести себя хорошо, правда, я не удержался и рассказал Пашке анекдот про акул и про свистки. Пашка бессильно повис на перилах лестницы, ведущей на второй этаж, он почти не смеялся, только издавал какие-то хрюкающие звуки.
   - Акулы.... И-и-и... Глухие... х-х-х... или... и-и-и... свисток-х-х-х не работает...
   С каждым словом Пашка дергался как червяк на крючке и бессильно разводил руками, чтобы успокоить пассажиров в зале ожидания на первом этаже, которые удивлённо поднимали глаза и не могли понять то ли человеку на лестнице плохо, и он пытается позвать на помощь, то ли ему страшно хорошо, и он привлекает всеобщее внимание. Но, видя мою рожу, они утверждались во втором, хотя присутствовали обе причины. И ещё, Пашка, собственно разводил руками для Зосимова, мол, ничего не могу сделать, этот придурок насмешил, кстати, смотрите, он скоро сам покатится по лестнице. Действительно вид измождённого Пашки и злого Зосимова вызывал у меня истерические хрюки.
   И тут, как гром среди ясного неба...
   - Пашка!
   - Лёха! - заорал Пашка и рванулся навстречу человеку его окликнувшему.
   Теперь напряглись пассажиры и второго этажа. Они испуганно косились через ограждение на двух мужиков, самозабвенно обнимающихся на лестнице.
   - Мой однокашник по училищу. - Галантно представил его Пашка.
   - Павел. - Я щёлкнул каблуками и уронил голову на подбородок.
   - Алексей. - Подозрительно покосился на меня Пашкин однокашник.
   - Не обращай внимание на этого... - Пашка не мог подобрать слово, видимо, сказывалось волнение встречи.
   - Ладно, - понимающе сказал я, - не буду вам мешать, вам столько надо вспомнить... Пойду зарегистрируюсь, только ты, Павел, помни, что у тебя всего тридцать минут в запасе.
   Пашка торопливо кивнул, как-то нервно обнял бедного Алексея и потащил его куда-то под лестницу.
   Прошло некоторое время, за которое мы успели зарегистрироваться и пройти в самолёт. На наше счастье это был Ил-96 - огромный аэробус. В чём отличие аэробуса от обычного Ту-154 вы, мой дорогой читатель, поймёте несколько ниже. Три места, на которые мы и уселись, были рядом, а одно было в соседнем ряду. Поскольку Пашки не было до сих пор, оно ему и досталось. Зосимов нервничал. Это было видно по его поведению. Сначала он обгрыз свои ногти, потом перешёл на ногти Кроликова, который из скромности сразу не ударил Зосимова по голове, а лишь, ругаясь в полголоса, постарался выдернуть из цепкого захвата свои пальцы. Тогда Зосимов перекинулся на подлокотники своего кресла, правда, до них было трудно достать. И вот, когда он совсем было приноровился оторвать эти ненавистные не кусаемые подлокотники с мясом, и затем вожделенно впиться в них зубами, откуда-то из-за борта к нам прилетела молодецкая песня, распеваемая двумя не совсем трезвыми голосами.
   - Мы сотканы пеплом великих побед! (Чего смотришь! - это рабочему аэропорта, который хотел уже убирать трап.)
   - Нас крестили звездой!
   - Нас растили в режиме нуля!
   На этой торжественной ноте и действительно в режиме нуля на борту самолёта появились два однокашника.
   Зосимов сделался пунцовым как помидор, к тому же у него совершенно пропал дар речи. Хотя, кто видел говорящий помидор? Я, сидя рядом с ним, прямо физически ощущал, как зреет злоба, шипя и булькая в начальственной голове.
   - Жень! Погоди, - успокаивал я его, - видишь, человек волнуется. Хочет скорее прилететь и взяться за работу. Это энергия выходит. Смотри, он уже сам садится. Нет, это не знакомая, ну, немного не попал. Между прочим, ты когда-нибудь садился на колени к красивой девушке? Незабываемое впечатление, скажу я тебе! А, это стюардесса. Ты знаешь, у неё этих бутылок с боржоми пруд пруди! Подумаешь, разбилась одна маленькая бутылочка. Он же не специально, тем более этот дядька сам голову подставил. А голова у него очень крепкая, мы же видели. А, может, он так тренируется... Видишь, Пашка уже спит? И друг его рядом на полу. А? Храпит? Ну, что я могу сделать? Хочешь, я сейчас встану и скажу, чтобы никто не волновался, потому что его начальник, то есть ты, рядом и держишь всё под контролем? Товарищи!.. Что? Понял. Сижу спокойно.
   Зосимов поддался на мои уговоры, тем более что Пашка действительно уснул. И только пассажиры ещё долго шептались между собой, украдкой поглядывая на Пашку, а ещё больше на сидящего впереди дядьку с огромной шишкой на затылке.
   Весь остальной полёт был довольно скучным. За шесть часов полёта ничего не произошло, не считая того, что приблизительно за час до конца полёта на небольшом экране впереди и чуть выше нас, вдруг начали показывать порнушку. Причём не слащаво-эротическую, а конкретную, с демонстрацией самых изощрённых способов доставить удовольствие себе и всем окружающим. По ошибке или специально это было сделано, но надо ли говорить, что весь самолёт превратился в глаза и уши? И только после окончания фильма пассажиры покинули салон аэробуса, который уже час как стоял на К*** -ой земле.
  
   Глава IV
     
      Повествующая о победе человеческого гения над природой, об упорстве и силе духа, о мужской солидарности; содержащая лирические отступления и оптимистическое заключение.
     
   Жить в К*** нам предстояло в гостинице при университете. Кое-как добравшись до места, дело осложнил Пашка, все время пытавшийся заснуть прямо где стоял или упасть прямо, где сидел, мы поселились на четвертом этаже в пятиместном номере гостиницы. По тем временам это был почти "люкс": кухня, холодильник, ванна и две комнаты, одна для двух человек, другая - для трех. Мы с Пашкой, не сговариваясь, выбрали трехкоечный номер и после небольшой перепалки разместились в нем. Зосимов с Кроликовым отправились в двухместный. Дорога была тяжелой. Сказывались перелет, Пашкин концерт на борту, разница во времени, ну, и конечно, эротический фильм. Поэтому Зосимов с Костиком уснули сразу, а нам почему-то не спалось. Мы закурили и подошли к окну. Из него открывался завораживающий вид. К*** спал. В черном прозрачном небе ярким сине-желтым цветом светила Луна, отражаясь в заснеженной земле, в темных окнах домов. Мерцавшие звезды только дополняли это великолепие, усиливая глубину и наводя на мысли о бесконечности Вселенной. Теней почти не было, вернее, они были, но, обладая голубоватой прозрачностью, лишь подчеркивали силуэты деревьев и скамеек, застывших, но расслабленных и сонных.
   Пашка клацнул отвисшей челюстью, а я чуть не уронил окурок в его же постель.
   - Да, - задумчиво произнес Пашка, затягиваясь и пуская струйку дыма в форточку, - картина!
   - Ага, - интонацией дебила подтвердил я.
   Мы продолжали это эстетическое пьянство. Время, мягко шурша своими страрыми шестеренками, текло мимо струйкой песка. И вдруг эту неземную тишину нарушил звук падающего и затем катящегося тела. "Почему тела?" - спросите вы. Да потому что только тело К***-кого мужика в изрядном подпитии могло издавать такие звуки, в которых даже на четвертом этаже прослушивались знакомые словосочетания и связки слов.
   Как по команде мы посмотрели вниз.
   Тут мы немного отвлечемся на географическую справку. Здание гостиницы, мой дорогой читатель, стояло в небольшой низинке, на самом краю небольшого скверика. Чтобы попасть в гостиницу надо было спуститься по небольшой лесенке, которой заканчивалась практически каждая дорожка вышеупомянутого скверика. Разумеется, по лесенке спускались культурные люди, но, поскольку рядом находился университет, а гостиница занимала лишь верхние этажи здания студенческого общежития, склоны между лесенками были раскатаны до льда веселой учащийся братией, вечно опаздывающей и бегущей по своим учебным делам.
   Теперь вернемся назад, на четвертый этаж, в номер, где мы с Пашкой обалдело смотрели вниз.
   Нарушитель спокойствия был под парами. Я имею ввиду алкогольные пары. Несмотря на явные сбои в координации движений и пространственной ориентации, мужичок был настроен решительно, о чем говорили его распахнутая куртка, лихо сдвинутая на затылок неимоверных размеров меховая шапка и развязанный шнурок на правом ботинке. От мужика уже валил пар, но он упорно, подчиняясь сигналам, скорее всего, внутреннего автопилота, карабкался на совершенно обледенелый склон. И пока его попытки не увенчались успехом. И что он только не пробовал! Классический ход и "елочку", боковые прыжки и задний ход, длинный разбег и заползание на четвереньках. Но, добравшись примерно до середины склона, он поскальзывался, падал, кстати, тоже совершенно различными способами, и скользил вниз, матерясь и подпрыгивая на кочках. Докатившись до самого низа, он немного отдыхал, опершись о перила лестницы, а затем возобновлял свои попытки.
   Мы с Пашкой переглянулись, почувствовав всю важность этого момента, и метнулись к чемоданам, где был припрятан спирт для протирки контактов и поверхностей. Конечно, весь спирт Зосимов доверить нам не мог, просто не имел права, и основная часть хранилась все-таки у него. Но и мы были не лыком шиты: несколько литров перепрятали себе. Быстро разбавив нужное количество, мы подняли первый тост за здоровье мужика, судя по звукам, доносящимся с улицы, продолжавшего штурм склона. Второй тост мы подняли за упорство в достижении непреодолимых вершин и человеческий гений, для которого нет никаких преград.
   Третий тост мы выпили стоя и молча - в память тех, кто не дошел.
   На четвертом тосте спирт кончился, и мы выглянули в окно. Мужик сидел на земле, привалившись спиной к неподдающемуся склону. Видимо, он совсем потерял силы физические, но не духовные, о чем свидетельствовали некоторые его выражения, долетавшие до наших ушей.
   Немного отдохнув, мужик продолжил свои занятия.
   - Пашка, он ведь разобьется насмерть! - прошептал я, прижавшись лбом к холодному стеклу. - Жалко мужика! Настойчивый был...
   - Сейчас мы ему поможем! - сказал Пашка и пошире открыл форточку.
   - Эй, мужик! - заорал он. - Не сдавайся! Терпи и борись!
   - Рядом лестница! - подключился я. - Лестница справа!
   - Думай, что орешь! Ты сам-то различаешь, где право, а где лево? А когда выпьешь?
   Мужик, поначалу испугавшийся голосов сверху, пришел в себя и еще настойчивее полез вверх. И, наконец (о чудо!) перевалился через "вершину", встал, покачнувшись, отряхнул о колено свою шапку, погрозил небесам кулаком и зашатался в темноту.
   Мы с Пашкой пожали друг другу руки, понимающе усмехнулись и решили идти спать.
     Все-таки наш человек - самый упорный! Его ничем не сломить, никакие трудности ему не страшны, тем более, когда он выпимши.
   Вот так закончился первый день нашей командировки. Впереди были две недели приключений и исследований.
  
         Глава V
  
   Из которой мы узнаем, в чем отличие обычного воспитания от казарменного; что такое легкий завтрак, по мнению Кости Кроликова, и где на самом деле находилась наша экспериментальная аппаратура.
     
   В К*** утро почему-то наступает внезапно. С чем это связано? Да кто его знает, может, это нам так казалось. Вот еще ночь закрывает окна своими звездными шторам, проходит мгновенье, буквально, закрыл и открыл глаза - уже утро. И солнце стучит по твоему многострадальному темечку: "Вставай, балбес, иди, работай!".
   Работать не хотелось. Да нет, это не "после вчерашнего", это совсем по другим причинам. Это, наверное...
   - Подъем! Подъем! - весело закричал Зосимов, вваливаясь к нам в комнату и прерывая только начавшийся, но обещавший быть интересным философический разговор о причинах отвращения к работе у отдельно взятых среднестатистических гражданинов. - Долго вы будете давить массу?
    - Вот только, пожалуйста, без этих казарменных штучек и словечек! - поморщился Пашка, поправил на себе одеяло.
   Зосимов опешил. Неизвестно, что его привело в это состояние: наглое поведение Пашки, совершенно не пожелавшего весело сбросить с себя одеяло и веселым шмелем полететь на работу, или слово "пожалуйста"? разобраться мы так и не успели. Зосимов, совершенно расстроившись, заорал еще громче:
   - Вы ..., сколько ...! В 11.25 приходит багаж! А вы ..., лежите, ... !
   Поначалу кажется, что Зосимов заикался, на самом деле это не так, я просто убрал некоторые слова и выражения ввиду их неблагозвучности.
   После такого демарша нам ничего не оставалось, как поднять свои бренные тела и потащить их умываться. Костя уже шебуршился на кухне, готовя легкий спартанский завтрак, состоявший из яичницы на двадцать яиц, в которую было накрошено примерно полкило докторской колбасы, и четырех бокалов черного кофе.
   Основательно подкрепившись, мы всей командой отправились на вокзал для торжественной встречи нашего же багажа.
   Прибыв на место, мы заняли ожидательные позиции и закурили. То есть курили мы с Пашкой, Костя не курил с детства, а Зосимов не курил по идейным соображениям. Вокзал в К** ничем не отличался от других вокзалов. Все та же суета, все тот же запах, те же бомжи, волнение отъезжающих, скука провожающих, деловая неподкупная строгость железнодорожников, окурки, обрывки газет и лужи, состоящие из воды и мазута. И конечно, дама, голос которой доносился из репродукторов, с совершенно французским насморочным прононсом. Причем было трудно отделаться от впечатления, что диктор все время что-то жует у себя в каморке, изредка подходя к микрофону. И по всему вокзалу разносилось:
   - Вдимание! Скорый поезд - бу-бу-бу - мням-мням - прибывает на - мням-мням путь к мням-бу - платформе!
   Или:
   - Василий! Пропусти состав мням-мням!
   День был солнечный и морозный. Мы, откровенно говоря, наслаждались хорошей погодой и возможностью ничего не делать. Расслабиться нам полностью не удалось, объявили наш поезд. Зосимов с Кроликовым застоявшимися жеребцами рванули к платформе. Мы с Пашкой пошли медленно и степенно, потягиваясь на ходу. Каково же было наше удивление, когда мы не обнаружили нашего багажного вагона! Точнее, он где-то был, но совсем другой, не тот, в который мы загрузили нашу дорогущую аппаратуру. Пока Зосимов с Кроликовым закрепляли отвисшие челюсти на положенное им место, мы узнали у проводника, "не нашего" вагона всю подноготную злополучного состава. Оказывается, в Москве, едва мы загрузили наши многострадальные ящики и благополучно удалились восвояси, нагрянула какая-то комиссия, которая обнаружила внезапный перегруз. Как это случилось, какими законами руководствовались члены комиссии - одному богу известно! Тем не менее, бедняге проводнику пришлось в одиночку (!) перегружать весь вагон сначала на перрон, а затем, обратно. В результате, вагон всё равно задержали в Москве. Состав, соответственно ушёл с другим багажным вагоном.
   - Да вы не волнуйтесь! - глядя в полные скорби и отчаяния глаза Зосимова, в уме прикидывающего стоимость оборудования, сказал проводник. - Придёт ваш вагон... Дня через три, а может, через недельку... Никуда не денутся ваши ящики! А покамест, извиняйте, мне надо груз сдавать.
   Оттащив остолбеневшего Зосимова и икающего Кроликова от края платформы, мы с Пашкой радостно переглянулись. Нам предстояло либо трёхдневное, либо семидневное безделье. И в этом был кайф! Деньги ещё были, пиво, слава богу, в стране не запретили! Конечно, подпрыгивать и насвистывать веселые песни мы не стали, что-то нас останавливало. То ли мученическое лицо Кроликова, находившегося в состоянии, похожем на состояние первых христианок, которых вот-вот разорвут дикие звери, то ли нервный тик Зосимова, пытавшегося в задумчивости сгибать и разгибать пломбировочную проволоку на соседнем вагоне. Мы попытались их успокоить:
   - Да ладно, подумаешь, денек-другой поболтаемся в городе, пивка попьем. И вообще...
   Зосимов издал звук проколотой в восьми местах шины и оторвал-таки проволоку от петель вагона. Кроликов поднял покрасневшие, полные неутолимого горя глаза и молча покрутил пальцем у виска.
   - Вот, пытаешься сделать людям добро, - переглянулись мы, - а они...
   - Есть на эту тему анекдот, - начал, было, я. - Одна девушка собралась...
   - Молчать! - рявкнул Зосимов, заглушая звук работающего тепловоза. - В университет!
     
   Глава VI
     
   О пользе настольных игр, воспитывающих гибкий ум, смекалку, отменную реакцию, а также силу воли и бодрость духа.
     
   В университет ехали молча. Я наслаждался видами города, Пашка дремал, Зосимов с Кроликовым переживали свалившееся на них горе. Прибыв на место, наша группа разделилась. Зосимов полетел к руководству докладывать. Кроликов, вооружившись ручкой и листом бумаги, приступил к генерации очередных гениальных идей, а мы с Пашкой пошли слоняться по коридорам университета в надежде на развлечения.
   Надежды нас не обманули. Заглянув в небольшой кабинет, мы увидели несколько человек, столпившихся перед монитором компьютера. Среди них были знакомые ребята, которые должны были нам помогать во время наших важнейших для страны опытов. Нам махнули рукой, дескать, давай к нам, не пожалеете. Мы подошли. Оказалось, что эти здоровенные лбы (сибиряки все-таки) режутся в популярную в то время игрушку "F-19"! Точнее, конечно, сказать - один резался, а остальные давали дельные советы. Взмокший от напряжения "летчик" (игра-то авиационная) дрожащими пальцами посылал самолет в крутое пике, рискуя врезаться в землю, то в отвесный набор высоты, отчего аппарат терял скорость и срывался опять в пикирование. Окружающие при этом хлопали себя по ляжкам в досаде и разочаровании, крутили пальцами у виска и смачно ругались, выражая свое отношение к горе-пилоту. Я знал эту игрушку. Сколько долгих зимних вечеров было проведено в полетах! Тысячи часов налета, сотки выполненных миссий, куча наград, звание бригадного генерала, красные от постоянного напряжения глаза и море удовольствия в ощущении свободного парения над просторами Земли! Да, в этом деле (конечно, виртуально) мы достигли совершенства! Я говорю мы, потому что в нашем отделе был еще один сумасшедший летчик, так же, как и я, подверженный болезни авиасимуляторов. Прошу знакомиться - еще один мой закадычный друг Сашка, впрочем, может быть, вы о нем уже слышали. История нашего с ним знакомства - это отдельный рассказ, и когда-нибудь... Но, мы отвлеклись. Короче, с Сашкой мы совершали чудеса авиационного героизма. Он, кстати, мог посадить самолет с вообще выключенным двигателем! Слабо?! Но нет ничего лучше, чем полет вдвоем, да еще ночью, да еще на подбитом самолете. И это был кайф!
   Однажды мы на спор совершили посадку, получив предварительно 100 ракет и выключив двигатель. Вот уж чего никто не ожидал! Бедолага Гарик (наш коллега) с ужасом думал, где взять денег на ящик дорогого коньяка, который и был ставкой в споре. Впрочем, он так этого и не придумал, а мы, оставшись без коньяка, особо и не расстраивались, поскольку и так получили полную сатисфакцию.
   Итак, со словами: "Ну что, отцы, развлекаемся?", мы подошли к монитору.
     - Да какой так! - с горечью прошипел один из "отцов", торопливо пожимая нам руки. - Видали, как он садится? Это же позор! Это же корова на льду!
   - А я думал Чкалов! - ответил я, оценивая одним глазом обстановку на мониторе. - Полет под мостом? Посадка в ночных условиях на авианосец?
   - А! - махнул рукой собеседник, - Кое-как выполнил миссию и вот! Сесть не может! День, епрст!
   - Ага, ага. Посмотрим, - деловито произнес я, подтягиваясь ближе. - Долго летает?
   - Да уже часа полтора-два. Скоро горючее закончится! - злорадно потирая ладони, сказал собеседник. - Недолго ему осталось!
   Слова эти оказались пророческими, потому что вскоре наш "Чкалов" грохнулся-таки на полосу, по-моему, даже не успев выпустить шасси.
   - Что я говорил! - закричал мой оппонент. - Отойди от машины, тютя! Иди, учи матчасть, или нет, смотри, как летают профессионалы!
   С этими словами он отодвинул окончательно ошалевшего "горе-летчика" и "полетел" сам...
   Ну что вам сказать? Летел он, конечно, лучше, чем первый авиатор, но все делал по правилам. С чувством, с толком, с расстановкой. В нем совершенно не было куража, риска. Так наши люди не летают. Даже Пашка, который был так далёк от авиационных игр, как муравей от Луны, скривил рожу отвращения.
   - Слышь! - толкнул он меня в бок, - а ну, покажи, как летают простые русские парни!
   А что! Я ведь могу и показать!
   И я показал! Это было шоу! Удивлению бедных К***цев не было предела! Такой фурор, наверное, произвёл Джеймс Кук, появившийся перед аборигенами в сверкающих латах и предварительно пальнувший из ружья в воздух. Правда, потом они его съели, но это было потом. И, к тому же, это не наша история. Во время моего полёта стояла гробовая тишина, изредка прерываемая шёпотом: "Смотри, смотри - радар пулемётом? Ну, даёт! ... Там же три МиГа! Что он делает!?" И т. и т.п. Воспитанный Сашкой и закалённый мировыми баталиями, я с честью закончил полёт, подогнал разгорячённый и немного подраненный самолёт к ангару и вытер воображаемый пот. Тишина стала зловещей.
   - Ну, как, отцы? - нарушил её Пашка, - Вы только рты так долго открытыми не держите. Мало ли что в воздухе летает... Короче, отдыхайте!
   Мы, не сговариваясь, чётким строевым шагом направились к выходу. Надо же было отпраздновать победу военного гения над пацифистской сущностью мирного, хотя и учёного, жителя.
   В этот вечер мы угомонились быстро и довольно рано. Часа в три ночи, ну, максимум, в три тридцать, ведь завтра, то есть, уже сегодня нас ждали великие дела и героические свершения.
  
   Глава VII
  
   Рассказывающая о значении распорядка дня в жизни научных работников, о правильной постановке задач в условиях мирного времени, а также о том, как Костя Кроликов добивался полной зарядки и что из этого вышло.
  
   Конечно, до великих дел в течение нескольких дней у нас руки не дошли, не говоря уже о героических свершениях. Мы были, естественно, рады их совершить, но нас засосала обычная повседневная деятельность. Утром - подъём, лёгкий убойный завтрак Кости под утреннее мурлыканье Зосимова (видимо, он сочинял что-то новое). Затем поход в университет, где две наши лучшие половины (Костя и Евгений Анатольевич) бегали по разным научным кругам, уточняя и оговаривая всякие детали предстоящего эксперимента. Половинам ненаучного свойства, то есть нам с Пашкой поручались задачи более приземлённые, не требующие энштейновского склада ума. Например, позвонить на вокзал и узнать пришёл ли наш багаж. Или, скажем, выяснить, где в экспериментальном зале розетки. Короче, в этом духе. Разумеется, мы быстро выполняли свои поручения и, поскольку багажа ещё не было, отпрашивались готовить ужин для усталых работников науки. Они, работники, особо не сопротивлялись, и мы, предварительно взяв несколько бутылочек пива, летели домой. Там, быстро сварив кастрюлю макарон, бросив туда же банку тушёнки, мы предавались своим любимым занятиям - спорам и обсуждениям чего бы то ни было под кружечку пива. Когда приходили бойцы невидимого научного фронта, наступало время ужина с рассказами о гениальных идеях Кроликова и административных решениях Зосимова. Затем - вечерняя поверка (Зосимов пересчитывал нас по головам. На всякий случай) и отбой. Идиллия.
   Впрочем, она продолжалась недолго. Наш многострадальный багаж наконец-то пришёл в К***, о чём нам немедленно сообщил Зосимов, видимо, желая показать, что даже самые легкие, по его мнению, поручения, мы умудряемся завалить. Мы были искренне удивлены, поскольку ещё лежали в кроватях и, собственно, никуда не звонили по причине раннего утра.
   Зосимов бегал как заведённый. Он горел желанием начать эксперимент:
   - Пашка! - тыкнул он пальцем в проход между кроватями. - Сейчас же организуешь разгрузку и доставку аппаратуры в университет! А ты - срочно одевайся и готовь зал для приёма ящиков!
   Мы переглянулись. Хотели было уточнить, кому что надо делать, но Зосимов с такой скоростью вылетел из комнаты, что, судя по времени, был уже на полдороге к университету. Не говоря о Кроликове! Этот деятель, скорее всего, давно сидел там и готовил нам "научные сюрпризы".
   - Ну, что? - спросил Пашка, глядя в окно. - Кто поедет на вокзал? Надо ведь машину заказать. Зосимову, наверное, невдомёк, что там уйма ящиков.
   - Давай так: я пойду за машиной, а ты, как человек организованный, сразу поедешь на вокзал и начнёшь разгрузку вагона. - сказал я в надежде, что на вокзал поеду я, так как в одиночку вагон мне не разгрузить всё равно придётся ждать Пашку.
   - Фигушки! - Пашка знал про разгрузку. - В общем, я понял. Вместе идём за машиной, потом на вокзал. А там, легко и весело, разгружаем вагон. Идёт?
   Я согласился. И мы проделали эту операцию точно и быстро. К обеду мы привезли наш багаж в университет в целости и сохранности. Мы были уставшие, но радостные, в приподнятом настроении. Дело в том, что наши "неофициальные" запасы спирта подходили к концу. А в багаже у нас был свой тайничок, в котором лежало ещё несколько литров чистого медицинского. Тайник мы проверили в первую очередь, ну, а потом всю остальную аппаратуру. К окончанию разгрузки подоспел Зосимов. Окинув строгим начальственным взглядом гору ящиков, он выдал нам приказ, суть которого состояла в том, что нам сегодня же надо всё распаковать, подключить и проверить. Оказалось, что Зосимов назначил на завтра начало эксперимента. Мы даже не возмутились. Новые запасы спирта грели нам душу, принося умиротворение и готовность к любой работе.
   - Только Кроликова забери с собой, - сказал Пашка, - пусть он ужин готовит.
   Нет, мы, в принципе, уважали Костю Кроликова за его ум, энергию и научную неуёмность. Вот только иногда эта горючая смесь портила всё дело.
   Однажды мы с Пашкой собирали новую экспериментальную установку. Это была отдельная песня. Всё бы было хорошо, если бы чертежи соответствовали деталям. Или наоборот? Не важно. Да, ещё установка-то была не простая, а высоковольтная. Не буду вдаваться в подробности, но состояла она из зарядного устройства постоянного тока, блока высоковольтных конденсаторов и разрядников. И вот, когда вся основная работа была уже выполнена (мы даже несколько раз проверили установку на работоспособность), к нам приехал Костя Кроликов. Он участвовал в этой работе, но по научной части.
   - Ну, что? - спросил Кроликов, потирая руки. - Установка работает? Как импульсы?
   Мы, тогда ещё ничего не подозревавшие, сказали, что, мол, всё нормально, импульс в пределах нормы.
   - Так. Посмотрим. - Кроликов скривил губы в дьявольской усмешке. - До скольки заряжали?
   Он ткнул пальцем в зарядное устройство. Надо сказать, что по паспорту зарядное устройство должно было выдавать 100 киловольт постоянного тока. А постоянный ток, скажу я вам, вещь довольно вредная. Мало того, что нам постоянно приходилось возиться с пробоями, он ещё каким-то образом электризовал воздух. Поэтому, когда мы заряжали конденсаторы, а это происходило постепенно, в зале стоял леденящий душу гул, усиливающийся тем больше, чем больше киловольт мы давали на зарядное устройство. По негласному договору, мы не заряжали конденсаторы больше 80 киловольт. Этого было вполне достаточно. О чём мы и сообщили Косте. Но Костя был учёным до мозга костей. И если в паспорте установки написано "100", следовательно, надо получить "100". И об этом он нам тоже сказал. Мы, было, начали возражать, но он нас не слышал. Он загорелся наукой. И теперь ничто не могло остановить Кроликова.
   Он решительно подошёл к зарядному устройству и взялся за ручку регулятора. Мы встали у него за спиной. Как оказалось потом, совершенно правильно.
   Напряжение заряда поднималось. Электрический гул в зале усиливался. 60 киловольт. 70 киловольт. 80 киловольт. Нам показалось, что в наэлектризованном гудящем воздухе уже явственно виделся полёт электронов. 85 киловольт. Гул ещё сильнее. 90 киловольт. Ещё сильнее...
   - Костя, - начал было Пашка, - ты...
   - Спокойно! - оборвал его Кроликов. - Всё под контролем!
   Мы махнули рукой. В конце концов, у него своя голова на плечах.
   95 киловольт. Гул стал такой, что мы немного присели. 100 киловольт.
   - Ну, вот... - начал было Кроликов.
   И тут гул прекратился. Мы поняли почему. С самой верхней точки высоковольтного диода выдавилась серебристая капля. Она быстро увеличивалась в размерах. Наконец, капля оторвалась от конца диода и потекла по его корпусу, переливаясь всеми цветами радуги. Но её стремительное движение прервала полоса заземления, находящаяся у основания диода. Её как будто втянуло внутрь полосы. И тут раздался грохот. Я и Пашка, ошалело наблюдавшие за каплей, как по команде легли на пол, закрывая голову руками (что значит военная подготовка!). Только Кроликов продолжал стоять у зарядного устройства, держа руку на регуляторе.
   - ... а вы боялись! - закончил он свою фразу.
   И только после этого он оглянулся. И увидел нас, лежащих на полу. Он страшно удивился. Он ничего не понял! Он ничего не видел!
   - Был какой-то пробой? - спросил он.
   - Да, нет, собственно, - отряхивая коленки, сказал я.
   - Просто шаровая молния. - поддержал меня Пашка.
   - Да?! Ого! И где она была? - Кроликов, как я говорил выше, был учёным. До мозга костей.
   Мы не стали его мучить, и рассказали о том, что увидели и услышали, пока он героически заряжал конденсаторы. Он нам не поверил. Мы не стали его разубеждать.
   Вот такая история. Но, вернёмся в К***.
   Поскольку Зосимов забрал с собой Костю, мы всё успешно собрали, подключили и даже проверили. Мы были готовы к любым экспериментам.
  
   Глава VIII
  
   В которой Эксперимент, не смотря на ни на что, начинается, а мы, наконец-то, занимаемся чем положено согласно штатному расписанию; описывается преимущество европейской кухни перед восточной, а также рассматриваются некоторые аспекты китайского менталитета; рассказывается о трудностях в преодолении языкового барьера и о появлении таинственного незнакомца.
  
   Если Вы думаете, что я буду описывать наш Эксперимент, то глубоко ошибаетесь. Во-первых, это довольно скучно, я имею в виду, как сам Эксперимент, так и его описание. Во-вторых, сами понимаете, что... А, впрочем, достаточно и "во-первых".
   Эксперимент начался. Теперь каждый из нас находился на своём месте. Зосимов руководил, Кроликов генерировал идеи, Пашка нажимал на кнопки, а я смотрел в экран осциллографа. И так целый день.
   Домой мы приходили уставшие, но не побеждённые. Ничто нас не могло отвлечь от вечернего отдыха перед гостиничным телевизором. Надо сказать, что название "гостиница", которое я так часто употребляю, не совсем соответствовало тому, где мы жили. Скорее, это было большое общежитие, правда, со всеми удобствами. Грех было жаловаться. И только одно обстоятельство мешало... Нет, немного раздражало нас. Дело в том, что жили мы на одном этаже с группой китайских студентов. Только не подумайте, что мы были против присутствия наших братьев в России вообще, а в К*** в частности. Как говориться - ученье - свет, а не ученье - чуть свет и не работу. Если уж им так хотелось учиться у нас - пожалуйста! Вот только, если они приехали в Россию, то пусть едят русскую пищу.
   Погодите, погодите. Сейчас всё объясню. Представьте, что Вы пришли с работы. Вы устали, потому что Вам целый день пришлось ковыряться с электричеством, рискуя быть в любой момент шарахнутым постоянным, ну, в лучшем случае, переменным током. К тому же, Ваш напарник, который в обычных условиях представлял собой нормального человека, сегодня, как никогда, проявил свои самые идиотические свойства, скорее всего, притворяясь, чтобы больше досадить Вам. А начальник, всегда особо не отличающийся умом и сообразительностью, в этот день превзошёл самого себя, отдавая совершенно не мыслимые приказания и путаясь под ногами. Проклятые импульсы, нахально издеваясь и плюя Вам прямо в глаза зеленоватыми осциллографическими струйками, принимали любые формы, только не те, которые надо. А при нажатии на кнопку "Пуск", у Вас, вместо срабатывания разрядников, отваливался датчик магнитного поля, закреплённый Вами с таким трудом, да еще с применением чуда, максимальной изворотливости и смекалки. Причем, сам датчик падал на голову пришедшему понаблюдать за ходом Эксперимента ещё одному Вашему коллеге, в обязанности которого как раз в этот момент входило наблюдение именно за параметрами магнитного поля. И после этого половина университета бегало в поисках зелёнки, а вторая, на встречных курсах, искала строительную каску, радостно крича и попирая ногами кабели, разветвители и баллоны со сжатым азотом.
   Вот после такого дня Вы приходите в общежитие в надежде плотно покушать, запив обильный ужин холодным пивом, а то и пропустив рюмашку-другую чего-то более крепкого. Потом расслабиться и, хотя бы мысленно, подготовиться к новым научным свершениям, забыв про сегодняшний день. И вот Вы безмятежно втягиваете воздух, желая услышать запах жареной картошки с луком или макарон с тушёнкой... А Вам в ноздри идёт запах жареной селёдки, снабжённый к тому же белёсым непроницаемым дымом. Что Вы после этого скажете братьям - китайцам, а?
   Скорее всего, не слова о дружбе и взаимопонимании, а что-то более тёплое и проникновенное. Да? В общем, бороться с этими кулинарами было бесполезно. Как нам сказала староста этой группы, когда мы попытались попросить их готовить что-либо другое или просто закрывать дверь кухни: "А у нас фу Пекине мы это делаем каждый день!" Конечно, к исходу третьей недели пребывания в К*** мы настолько привыкли к запахам китайских блюд и дыму их сопровождающему, что уже ничего не замечали.
   А с самими китайцами мы очень дружили. Поначалу было немного трудно. Нас-то было двое (Зосимов и Кроликов в международных контактах участия не принимали. Они сидели в комнате и строили многочисленные графики). Выходишь бывало в зал, где стоит единственный на весь этаж телевизор, а там уже человек пятьдесят китайцев. Надо заметить, что зал был рассчитан на двадцать человек, максимум на двадцать пять. И стоишь как дурак посреди зала с огромной кружкой пива, потому что сесть уже некуда. Как я говорил выше, сложности встречались. Потом, дня через два, мы заходили, знаками показывали куда будем садиться и садились. Китайцы с радостью уступали нам места. Уж что их так вдохновляло на это? То ли красные воспалённые глаза Пашки, то ли мои внушительные размеры...
   И вот однажды, когда все международные формальности были завершены, то есть мы сидели строго по центру просмотрового зала напротив телевизора, радостно сжимая бутылки пива и предвкушая просмотр очередного убойного киношедевра Голливуда, а наши маленькие братья, окружив нас по периметру, весело хлопали в ладоши, в зал просунулась лохматая голова и что-то сказала.
   Никто ничего не услышал - шум стоял неимоверный. Мало того, что телевизор работал на полную громкость, так ещё китайцы, обмениваясь мнениями, старались его перекричать. Мы-то в этом гвалте участия не принимали. Во-первых, у нас было пиво, а, во-вторых, мы просто смотрели кино.
   Человек, который так безрассудно сунул голову в неизвестное, догадался, что получить ответ на свой вопрос в такой обстановке будет сложно, и решил действовать наверняка. Он вошёл в зал и схватил первого попавшегося за рубашку с целью задать вопрос напрямую, глядя в глаза. Конечно, он не ожидал, что вместо одного у него в ладони окажутся трое, но замешательства своего не выдал и попытался заговорить с ними. Китайцы что-то заверещали в ответ на своём иероглифическом языке, чем, скорее всего, только больше ошеломили нежданного гостя. От неожиданности он разжал кулак. Братья наши посыпались на пол со звонким стуком, который и привлёк внимание остальных.
   Мы с Пашкой продолжали спокойно смотреть телевизор. Мало ли почему случился такой переполох у наших соседей. Может, их любимая селёдка пригорела. Или, может, их позвали строиться. А, может, им не понравился фильм, где здоровенные американские парни громадными кулачищами вышибали дух из маленьких человечков азиатской наружности...
   Сколько времени мы смотрели фильм в гордом одиночестве - трудно сказать. Наверное, столько, сколько незнакомцу надо было времени разобраться, что:
   а) его совсем не понимают;
   б) пытаются говорить с ним на незнакомом языке.
   Забегая вперёд, скажу, что американцы очень удивляются, когда узнают, что, кроме английского, даже "американского" английского, на белом свете есть ещё уйма языков. Но, вернёмся к нашим маленьким друзьям.
   Меня отвлёк от фильма Пашка. Он дёрнул меня за рукав и показал на пятерых китайцев, которые тянули за рукав его.
   - Они что-то хотят! - проорал он мне в ухо. - Пойдем, посмотрим!
   - Давай! - радостно гаркнул я в ответ, отрываясь от фильма, в котором всё уже было ясно: мир спасён, плохие парни мертвы, "ура" Америке.
   Подойдя к двери, где уже толпился весь личный состав китайских соседей, окружая высокого парня с удивлённой физиономией. Всё-таки, я ещё раз убедился, что китайцы, не смотря на все свои закидоны, народ мудрый. Они-то практически сразу смекнули, что белого человека может понять только белый человек. Вот и рванули к нам за помощью, которую мы с удовольствием оказали.
   Парень был странным. Во-первых, он улыбался. Во-вторых, одет он был...
   - Наши люди так не одеваются. - презрительно сказал Пашка, одёрнув майку с лямками и подтянув вздувшиеся на коленях треники.
   И, в-третьих, он говорил на английском языке, причём, не так как со мной говорили в школе и институте - медленно и с расстановкой - а скороговоркой, сыпя фразы направо и налево. Про английский я сразу понял, услышав знакомое слово "бир", то есть "пиво".
   Здесь я просто обязан остановиться и кое-что объяснить пытливому читателю. Поначалу, для дальнейшего продолжения истории, я хотел надуть щёки и привести "чистую английскую речь", чтобы стало понятно какие технические и языковые барьеры преодолели мы в целях улучшения международной обстановки. Но потом понял, что мой скудный английский, содержащий максимум десяток слов, будет требовать такого количества времени и сил, что я никогда не закончу это повествование. К тому же, ни сколько ни пытаясь обидеть читателя, русский язык мне гораздо ближе. Хотя, как говорила моя классная руководительница, она же учитель по русскому и литературе, мой язык ближе к татарскому. Я, собственно, ничего не имею против. Уж кто-кто, а эти ребята с нами почти одной крови.
   Итак, дальнейший рассказ будет содержать смысловой перевод, за правильность которого я не ручаюсь, но, видит Бог, что были приложены все мыслимые и немыслимые усилия. Привлекать в качестве свидетеля Пашку я не имею права, поскольку он изучал в своё время немецкий язык точно так же как я английский. Кстати, как потом оказалось, что ни мой отвратительный английский, ни Пашкин (такой же) немецкий не стали помехой в общении с англоговорящим народом. Дело было совсем в другом. Путём долгих научных экспериментов мы с Пашкой выяснили, а потом подтвердили на опытах, проведённых на себе, хорошему общению мешает не язык, а отсутствие... Но, всё по порядку.
   Гость, Пашка и я стояли, окружённые весёлыми китайцами, которые ехидно наблюдали за нами, пытаясь догадаться, как мы будем общаться. Мы оправдали их ожидания. Всё произошло быстро, как и должно происходить между цивилизованными людьми.
   Парень произнёс короткую фразу. Пашка мотнул головой и сказал: "Не понимаю". Я, напыжившись, произнёс: "Вот?". В смысле "что", а не вот, дескать, всё.
   В дальнейшем наш гость больше обращался ко мне, чувствуя, что у меня есть хоть зачатки английского.
   Парень предпринял ещё одну попытку. Он ткнул в бутылку пива, которую я держал, и показал международный жест, обозначающий деньги - потёр большим пальцем об указательный.
   - Он пиво хочет купить! - понял Пашка, заорав так, что китайцы присели.
   - Наверное. - сказал я. - У нас что ли?
   Я тоже ткнул в бутылку, радостно сообщив, что это "бир". Парень закивал головой, залопотал, опять показывая "деньги".
   - Пойдём его угостим, - задышал мне в ухо Пашка, - у нас ведь есть!
   Я был согласен и жестами показал, что надо идти за нами. Разорвав кольцо окружения, мы направились в нашу комнату. Китайцы остались в зале досматривать боевик и обсуждать тот факт, что Востоку никогда не понять Запада.
  
   Глава IX. Заключительная.
  
   Из которой Вы узнаете о широкой русской натуре, об американском гостеприимстве и о пользе настольных игр на деньги, а также о рецептуре разведения спирта с целью получения водки и о возможности развития фармакологических учреждений во всём мире.
  
   Нам повезло. Прежде всего, Зосимов с Кроликовым были ещё в университете, продолжая решать бесконечные научные задачи. К тому же, поскольку мы никогда не ограничивались одной бутылкой пива на лицо, у нас в запасе был целый ящик. Ну, и последнее, у нас был переносной кассетник, который с трудом, но воспроизводил музыку Пинк Флойда, "Машины времени" и "Воскресенья".
   Для затравки мы отвели нашего гостя в импровизированный холодильник, представляющий собой ванну, наполненную холодной водой и бутылками пива. К сожалению, в те далёкие времена, о которых я с превеликим удовольствием рассказываю, холодильники в гостиницах были скорее "невероятным", чем "очевидным". Видимо, такой способ охлаждения пива был для нашего знакомого удивительным, совершенно необъяснимым и шокирующим. Это был не последний его шок в этот вечер. Следующим оказался царственный жест Пашки. Он зачерпнул и вытащил из ванны три бутылки пива, одну из которых он широким движением вручил парню. Я удостоился коротким тычком на уровне груди. Это только половина шока. Вторая половина состоялась когда на вопрос: "Хау мач?", который понял даже Пашка, последовал не менее царственный ответ: "Бесплатно. Подарок".
   Далее последовало приглашение за стол, вызвавшее очередное помутнение рассудка гостя. Мы уселись за стол. Вскоре выяснилось, что парня зовут Джон. Он и группа его однокашников-студентов совершают в каникулы кругосветное путешествие. В К*** они приехали из Японии. Следующей точкой их маршрута была Москва, затем, Швеция, потом Англия, ну, а потом родная Америка. Естественно он был американцем.
   Сегодня вечером Джон и его товарищи хотели устроить вечеринку, на которую они пригласили своих сверстников из К*** -го университета. В связи с этим Джон и хотел узнать, где и почём можно в К*** купить пиво. Сражённый нажим гостеприимством, Джон пригласил на вечеринку и нас с Пашкой. Мы переглянулись и согласились. На вопрос: "Брать ли с собой пиво, музыку и карты?", Джон сказал, что надо брать всё и желательно побольше. И, конечно, за такими дорогими гостями он, Джон, зайдёт лично и представит своих лучших русских друзей товарищам-студентам.
   Через некоторое время Джон, покачиваясь, ушёл, а мы, на скорую руку приготовив ужин, уселись ждать вызова нашего американского друга.
   Пришли Зосимов и Кроликов, окутанные парами Эксперимента. Их почему-то удивляло, что мы совершенно не интересуемся ходом исследований, отвечаем невпопад и не на те вопросы, которые нам задают.
   Раздался стук в дверь. Зосимов, зевая и потягиваясь, пошёл открывать дверь. На пороге стоял Джон. Ни сколько не смущаясь незнакомого мужчину в семейных трусах, он на чистом английском спросил: "Где, мол, Павел 1 и Павел 2?" Зосимов, конечно, не знал, что это был наш код различия после того, как мы представились Джону. Я - Павел. Это Павел тоже. Американец всё истолковал по-своему.
   - Их уже ждут, я пришёл за ними. - продолжил Джон.
   Зосимов чуть было не выпал из своих трусов, когда мы с важным видом протиснулись мимо него, сжимая в руках пиво и магнитофон с кассетами. Уже почти исчезая за поворотом коридора, Пашка поклялся Зосимову в молчании на счёт Эксперимента, военной тайны и прочей фигни, которой мы занимались, чем привёл бедного Евгения Анатольевича в окончательный упадок настроения и сил.
   Американская вечеринка проходила в таком же, как и у нас номере. Радостно улыбающийся Джон представил нас своим друзьям, которые тут же подхватили меня и Пашку под белы ручки и потащили на кухню. Мы спросили их: "Куда девать пиво?" Они, смеясь, открыли настоящий холодильник, доверху набитый бутылками пива. Как потом оказалось, ещё три ящика стояли посреди большой комнаты. Но до них мы уже не добрались.
   Короче, вечер переставал быть томным. Выпив по первой бутылочке, американцы предложили нам сыграть в хитрую американскую игру. Правила у неё были следующими:
   участники сидят вокруг стола, в центре которого стоит пустой стакан; играющий берёт в руку монету, достоинством в один серебряный доллар, и бьёт её о стол, да так, чтобы, отскочив от стола, доллар попал в стакан; в случае успеха, предыдущий игрок выпивает пиво, а играющий бросает монетку ещё раз; в противном случае, бросок переходит к следующему игроку; игра идёт до последнего, оставшегося за столом участника.
   Сначала наши успехи в этой игре были довольно скромными. Но, в дальнейшем, по мере наполнения наших организмов пивом, рука обретала твёрдость, а глаз - меткость. Американцы всё чаще и чаще проигрывали. Вскоре мы забросили игру и стали просто общаться. Причём, если поначалу Пашка разговаривал со всеми с моей помощью, то теперь он излагал свои мысли на жуткой смеси русского, немецкого и английского языков. И, самое интересное, его понимали.
   Когда кончилось пиво, наши гости приуныли. Мы, не сговариваясь, рванули за нашими спиртовыми запасами. Тем более что дело было минутное.
   Кроликов с Зосимовым сладко спали, в то время как мы с Пашкой, разгорячённые пивом и игрой, в темноте наливали спирт из канистры в бутылку из-под водки. Наконец, дело было сделано. Мы галопом, бережно прижимая спирт к себе, возвратились на вечеринку.
   Увидев всего одну бутылку, наши собеседники (имелось в виду - собутыльники) расстроились. Мы попытались объяснить на словах и на пальцах, что это чистый спирт, его надо развести водой. Всё это объяснение мы сопровождали характерными жестами, обозначающими "спирт", "воду" и "развести". Американцы, в силу своего менталитета, приняли рецепт буквально. Один из них выхватил из моих рук бутылку и резким движением влил в себя порцию "горючей воды". Хорошо ещё небольшую. Это мы поняли по его глазам. Он поставил питьё на стол и, не отрывая взгляда от нас, чётким шагом направился в туалет. Что он там делал - неизвестно, но, вернувшись назад, он был умыт и освежён. По-моему, он даже почистил зубы.
   Поскольку на нас косо смотрели, и над столом сгущалась недобрая атмосфера, мы решили продемонстрировать процесс наглядно. С примерами и прочими объяснениями. И только лишь после того, как мы с Пашкой весело и непринуждённо хлопнули по два стакана разведённого спирта (один демонстрационный, другой - контрольный), доверие к нам восстановилось. Тут пошла настоящая русская гулянка, подробности которой на Пашка, ни я вспомнить не можем. Но, было хорошо!
   Да, американцы оказались дисциплинированными ребятами. Ровно в два часа ночи к нам на кухню прибыл какой-то до неприличия трезвый товарищ. Он сказал, что пора расходиться по домам. Ну, на "разойтись", мы сразу согласились. И долго ещё расходились у себя в номере.
   На следующее утро мы испытали прелести похмелья в полной мере. Нам было не просто плохо, нам было больно даже моргать. А когда мы выползли на лавочку возле входа в гостиницу и пытались отдышаться, мимо нас бодро прошествовали вчерашние собутыльники без каких-нибудь признаков обильного ночного возлияния. Они радостно приветствовали нас звонкими и чистыми голосами, от которых что-то дребезжало в голове и гулко отдавало в желудок.
   Вот тогда-то и произошло историческое прощание с проклятой Америкой, уже в то время наладившей производство антипохмельных лекарств.
   Мы помахали им вслед и трижды плюнули через левое плечо.
   Вот и всё.
   "Постойте, постойте, - воскликнет внимательный читатель. - а где же Эксперимент? Где же Космос? Что это "всё" вообще значит? Вы же обещали рассказать!"
   Да, обещал. А кто Вам сказал, какой космос мы будем исследовать, а? И какой Эксперимент проводить? Может, это и есть наш Великий Эксперимент по исследованию нашего личного Космоса и его взаимодействия с окружающей средой. И чем отличаются наши личные опыты по общению и выяснению смысла жизни, от тех высоконаучных опытов, проводимых за закрытыми дверями всяких секретных и не очень заведений? И где критерий важности, который определяет что нам ценнее: живые люди или эти трёклятые импульсы, толку от которых, честно говори, совершенно никакого?
   А? То-то же. Теперь всё?
  
  
   P.S. Прочитав от начала до конца весь этот бред, я с ужасом понял, что это ещё не всё. Множество событий, произошедших с нами в доблестном городе К***, остались за кадром. Чего стоит поездка Пашки к другу, с которым мы встретились в аэропорту Домодедово. Пашка не помнил и трети того, что с ним было в этом богом забытом месте. Единственное твёрдое воспоминание, которое грело его душу - это то, что возвращался он на третьей полке плацкартного вагона, вдребезги пьяным, но очень довольным собой.
   Или наш обратный полёт на ТУ-134, когда после 2-х часов полёта, мы выяснили, что летим на кислородных баллонах. Хорошо. Специалисты оценят.
   И ещё множество событий, о которых я вспомнил уже после того, как поставил последнюю точку. Первым моим порывом было дополнить сей и без того скучный рассказ, но потом, подумав, я решил: "Какого чёрта! Всего ведь не расскажешь!" Главное, что здесь передано достоверно и правдиво - это настроение. Бесшабашное и весёлое. Настроение нашей жизни в то время, не всегда понятное и не совсем лёгкое. Пусть всё останется так, как написано.
  
  
   Конец.
  
  
  

Февраль 2002 - октябрь 2006

Сергиев Посад - Москва.

PashCo

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"