Немая ночь, загадочная гармония беспорядка созвездий и дремлющий город. Тени домов и кроны деревьев, освещенные тусклым светом фонарей, под куполом ювелирно исполненного звездного неба кажутся сдавленными и жалкими. Такими ясными темно-синими ночами небо не выглядит нехитрой декорацией к нашей жизни, а наоборот становится чем-то самым важным и значимым. Несмотря на это Николая Алексеевича Вершинина сидевшего той сентябрьской ночью на своем балконе, в надежде спастись от бессонницы, дыша прохладным свежим воздухом, небеса совершенно не интересовали. Он сидел, облокотившись на спинку плетеного кресла, и рассеянным взглядом рассматривал видневшийся вдалеке проспект. Там город еще не спал, проспект светился разноцветными огнями и гудел.
"Интересный звук - размышлял Вершинин, вслушиваясь в это гудение - обычно его вроде бы и не слышишь, точнее, слышишь, но путаешь с тишиной... Хотя, в общем-то, это и есть тишина, только тишина городская... Действительно, в месте, где живет больше миллиона человек, тише быть просто не может, город гудит всегда. Что бы ни случилось... При чем это вероятно навсегда... а там, наверное, тихо, либо наоборот..."
"Боже о чем я думаю?! Можно же хоть немного ни думать об этом и просто отдохнуть, ни думая ни о чем!!" - вслух сам себе резко и недовольно пробормотал Вершинин. Но не думать ни о чем довольно непросто, а для Николая Алексеевича особенно непросто это стало примерно месяц назад, когда в вполне спокойную жизнь ученого с мировым именем и известного общественного деятеля ворвались новые неожиданные и непонятные волнения.
Примерно месяц назад академик Вершинин был приглашен, а по правде сказать, назначен с самого высокого уровня, в чрезвычайную комиссию, главной задачей которой было разобраться с последствиями, выяснить причины и, самое важное, понять сущность загадочного и совершенно неподдающегося объяснению катаклизма, произошедшего в соседнем небольшом городе. С тех пор началось тяжелое время. Сколько нервных дискуссий, споров до хрипоты, откровенной ругани, сколько провалившихся гипотез, необоснованных теорий, ошибок, путаниц и случайностей произошло за дни этой изнурительной работы, однако никакого результата достигнуто так и не было. Вершинин стал сильно нервничать, начал плохо спать. Первый раз за всю жизнь, хотя шестой десяток был уже разменян, давало знать о себе сердце. Отдыхал он только ночью, но ночи без здорового сна не возвращали сил. Он отлично понимал своё состояние, знал, что нужно что-то менять, но сам себе при этом запрещал попытки уйти от того, что мучило его весь этот последний месяц, по крайней мере, до тех пор, пока не появится хоть какой-нибудь итог, пусть даже и отрицательный.
Вершинин перестал смотреть на проспект и, закрыв лицо руками, погрузился в тяжелые мысли, лишь ненадолго отпускавшие его в последнее время. Почти сразу его отвлекла шумная, веселая и кажется немного пьяная компания молодых людей, проходившая в этот момент под балконом. Николай Алексеевич взглянул на часы, стрелки которых показывали около трех, заметил, что всё ещё не хочет спать и понял, что при такой приятной погоде он ничего не придумает лучше, чем сидеть на балконе дальше. Ведь дома было душно и совсем уныло: ничего смотреть или читать Вершинину не хотелось, да и поговорить было не с кем - жена давно спала.
"Курить что ли начать, а то сижу черт знает зачем!" - снова недовольно проворчал он. Компания под балконом продолжала шуметь, но Вершинин совсем не злился. Глядя на них, он невольно вспоминал свою молодость, и от этого на душе становилось легче.
Воспоминания - извечный меланхолический спутник бессонных ночей. Счастливые воспоминания из детства, нелепые воспоминания юности, любые моменты из жизни, без всякого порядка, и абсолютно без причин, могут вдруг зажечься в памяти и взволновать сердце. Почти все давние воспоминания, даже не самые хорошие, были приятней теперь Вершинину, чем воспоминания последнего месяца, но именно они чаще всего крутились в голове. Вершинин мучительно вспоминал о том, как он давал интервью государственным телеканалам пару дней назад, как он нагло, не краснея, врал на всю страну, как общими фразами уходил от прямых ответов журналистов, употребляя при этом такие выражения как: "стабилизация обстановки", "производство поставарийных работ" и "определение сроков завершения эвакуационных мероприятий". Ни одному из этого и из многого другого сказанного им ни соответствовало ничего в действительности. Всё это было просто ложью. Как человек умный Вершинин понимал, что он, как и вся чрезвычайная комиссия, пока не только не приблизился к пониманию того, с чем пришлось столкнуться, но и совершенно запутался. Как же человек честный он один из немногих в комиссии осознавал ужасную и нелепую ошибку, совершенную в первые дни после произошедшего и признавал свою долю ответственности во всех последствиях этой ошибки, в том числе и в человеческих жизнях. Врать и видеть себя врущего со стороны, было ужасно, но никакого другого выхода не было.
Вершинин вспоминал о том, как сам неоднократно разоблачал подобную официальную ложь, как с еще самых молодых лет яростно критиковал бездарность и неэффективность руководящих постов, не мирился даже с мелкими ошибками, грубостями и необъективностями различных начальств, и как за подобную критику ему не раз попадало и иногда серьезно. Вершинин хорошо всё это помнил, и думал теперь о том, как же это вдруг так вышло, что он сам, такой честный и непримиримый, став большим начальником, от действий которого могла зависеть чуть ли не судьба целого города, оказался таким же халатным бездарным и грубым. И ведь это он сам, не какой-нибудь лживый чиновник, жирный генерал или продажный депутат.
Исправлять ошибку было уже поздно. Вершинин не знал что делать. Поэтому он и мучился сидя на балконе той звездной сентябрьской ночью, поэтому и не мог заснуть.
"Нехорошо..." - вслух сам себе сказал Николай Алексеевич, завершив длинную цепочку досадных мыслей.
Когда начало светать, ему всё-таки удалось уснуть, правда, всего на пару часов, работа в комиссии, как и всё ужасное, начиналась с восьми утра.
Когда, едва сумевший встать, Вершинин завтракал, вдруг зазвонил телефон. Это было немного странно - так рано обычно никто не звонил.
-Коля, Коля, это тебя! - раздался крик жены с другого конца квартиры.
Лениво и неловко торопясь, Николай Алексеевич добрался до телефона.
-Алло! - насилу бодро произнес он
-Господин Вершинин? - раздался голос в трубке.
-Да, это я, я Вас слушаю.
-Николай Алексеевич, вчера был задержан нарушитель границы закрытой зоны, бежал с той стороны два дня назад, каким-то образом сумел пройти военных, взят нами уже здесь...
-Простите, а Вы сами собственно кто? - перебил говорившего Николай Алексеевич.
-Дело в том, что задержанный утверждает, что лично знаком с Вами - продолжил говорить голос, не обращая внимания на заданный вопрос - Он просил о встрече с Вами, ему, конечно, было отказано, возможность заражения ну и вообще, сами понимаете. Тем более ему сейчас обследование проходить. Тогда он попросил передать вам имеющуюся у него тетрадь.
-А как его зовут? И что за тетрадь? И всё-таки с кем я разговариваю?
-Его дневниковые записи, сделанные в зоне тумана. Зовут его Самойлин Андрей, Вы его знаете?
Вершинин не смог никого вспомнить, но тетрадь его очень заинтересовала.
-Да я его знаю.
-Значит тетрадь я Вам передаю?
-Да, безусловно.
-Я буду у Вас через десять минут - произнес, словно чеканя каждое слово, так и не представившийся человек и не дожидаясь ответа, положил трубку.
Вершинин уже догадался с представителем каких именно служб он только что вел беседу и злился, не понимая, зачем нужно было говорить по телефону таким тоном и ехать к нему домой, вместо того чтобы передать тетрадь в здании комиссии.
"Хотя может быть мне сегодня туда и ехать не надо, прочту эту тетрадь здесь..." - радостно подумал Николай Алексеевич.
На кухню пришла жена.
-Коль, а кто это звонил?
-Это по работе, ничего особенного... Оля, ты не помнишь никакого Андрея Самойлина?
-Вроде нет, а кто это?
-Не знаю, я забыл. Ко мне сейчас должны прийти, ты бы шла к себе...- пробормотал Вершинин.
-Что они прямо успокоятся не могут, извели тебя уже всего - печально произнесла Оля, нежно погладив лысеющую голову мужа.
Ровно через десять минут после телефонного звонка раздался стук в дверь. За дверью стоял невысокий светловолосый человек крепкого телосложения имевший тонкие и неприметные черты лица. Он был одет в достаточно простой костюм, в руках держал черный поношенный кожаный портфель.
-Здравствуйте еще раз - сказал человек уже знакомым Вершинину жестким голосом.
-Доброе утро, проходите.
Зайдя в прихожую, человек вынул из портфеля толстую потрёпанную тетрадь и какой-то документ.
-Распишитесь вот здесь и здесь, пожалуйста. Это для порядка.
Вершинин поставил свою подпись и взял тетрадь.
-Завтра эту тетрадь Вам нужно будет отдать, успеете прочитать?
-Думаю да, а почему нельзя отдать послезавтра?
-Лучше завтра - коротко объяснил светловолосый человек - да... и, Николай Алексеевич - добавил он - вы ведь понимаете, что содержание этой тетради...
-Да-да, как и все любые другие сведения о тумане, это я помню - уныло произнес Вершинин.
-Хорошо, тогда до свидания.
-Всего доброго - сказал Николай Алексеевич и закрыл за гостем дверь.
Это была обычная общая тетрадь в клетку с коричневой обложкой имитирующей кожу почти целиком исписанная простым карандашом. Вершинин положил тетрадь на стол перед собой, и некоторое время задумчиво смотрел на нее, не открывая. Ему было известно много сведений о происходящем там, он видел редкие видеозаписи, выслушивал официальные отчеты, свидетельства, но ни разу Вершинину не приходилось встречаться с тем, что говорили люди оказавшиеся там взаперти. Вершинин почувствовал, что волнуется. Наконец он открыл тетрадь. На внутренней стороне обложки была сделана запись черной ручкой.
"Николай Алексеевич,
Узнав, что Вы являетесь членом чрезвычайной комиссии, я тут же стал искать возможности встретиться с Вами, пока кажется, такой возможности нет, все что я могу сейчас сделать это передать Вам эту тетрадь, в которой я делал записи обо всем происходящем со мной и не только со мной в этом тумане практически с первых дней его появления. Здесь Вы сможете найти крайне важную информацию, которая объяснит Вам необходимость немедленной эвакуации всех жителей города. Немедленной!
Надеюсь, тетрадь дошла до Вас, надеюсь, Вы меня помните.
Ваш студент Андрей Самойлин"
-Самойлин! Как я мог не вспомнить! - чуть не прокричал Вершинин схватившись за голову.
Андрей был студентом Николая Алексеевича, еще во время его преподавательской работы в институте того самого города в котором теперь всё это случилось. "Значит, он так и остался там жить. Зря, мог бы и перебраться в город поприличней" - подумал Вершинин, в свое время переехавший оттуда в Москву. Самойлин запомнился ему не только хорошим студентом, но и порядочным человеком. Представлять его частью происходившего там было сложно и неприятно. Волнения прибавилось ещё больше. Попытка убедить себя в том, что чувство ответственности неуместно, мгновенно провалилась.
Вершинин начал читать.
Дневник Андрея Самойлина
5 августа
Сейчас примерно десять часов вечера. Света нет. Темно и тихо. Я не знаю, сколько сигарет я выкурил за этот вечер, я уже сбился со счета. Я нашел чистую тетрадь, карандаш, свечу и решил записать всё, что случилось за последние семь дней, надеюсь это поможет мне разобраться в ситуации ну или хотя бы слегка успокоится, потому что я немного напуган, напуган и сбит с толку. Возможно, сейчас еще преждевременно судить, но кажется опасность действительно серьёзная, поэтому я твердо решил как можно более подробно и честно писать обо всем, что происходит вокруг меня. И если события будут развиваться также стремительно и приведут к самому плохому, то я тогда, по крайней мере, оставлю после себя эту тетрадь, которая возможно окажется полезной людям нашедшим её.
Всё ладно, к делу. Меня зовут Андрей Самойлин. Чуть больше недели назад на всю территорию нашего города опустился густой, молочно белого цвета туман.
Конечно, по началу беспокойства он не вызвал, это был обычный туман. На следующий день он не рассеялся и стал ещё гуще. Но к нему естественно всё ещё не было никакого интереса, просто появилась ещё одна тема для пустых разговоров. Третий день оказался совсем другим. Не помню, в какой именно последовательности выяснилось, что во всем городе нет электричества, пропала мобильная связь, почти все машины черт знает почему вышли из строя, сломалось практически всё, что вообще может ломаться. Наконец в этот же третий проведенный в тумане день стала известна ещё одна страшная и в каком-то смысле наглая подробность: все выезды из города, все дороги и пути закрыты, при чем без всяких объяснений. Всё это люди узнали утром, стало ясно, что пока весь город спал, произошло что-то странное. Город замер и затих.
Удивительно сейчас вспоминать, что я при всём этом испытывал, что-то вроде некого восторга из-за того что, нечто новое непонятное происходило прямо здесь со мной, а главное по настоящему. Скука может, конечно, довести человека до действительно тяжелого состояния. Когда я узнал, что город не просто закрыт, а окружен кольцом военных заслонов, и все попытки пройти пресекались ни то предупредительным, ни то просто неточным огнем, всякой глупой радости поубавилось.
На следующий день военные ввезли к окраинам города огромные контейнеры наполненные продовольствием, медикаментами и чем-то еще. В контейнерах были листовки, в которых коротко и сухо было написано о введении строго карантина в связи с каким-то новым инфекционным заболеванием, зафиксированным в городе. Еще было указано расписание следующих поставок гуманитарной помощи. Те кто видел, говорят, что военные, которые привезли контейнеры, были в защитных костюмах и противогазах.
Вот так быстро, мы оказались в центре какой-то непонятной катастрофы. Теперь я думаю, уже никто не сомневается в том, что туман на самом деле не совсем обычный, что в нем присутствует что-то совершенно противоестественное и страшное. Однако понятней от этого ничего не становится. Что это может быть за инфекция, которая так напугала центральную власть и заставила пойти её на такие меры?
Я был на улице в те дни, узнавал что происходит. Я видел много людей таких же как и я, ничего не понимающих растерянных и напуганных, я читал в их глазах страх и беспомощность и видел как они читают в моих глазах то же самое. Наверное, удивительно, но паники не было, за редкими исключениями: сильно запомнилось, как одну женщину на улице бросило в дрожь, когда ей сообщили о том, что случилось. В основном всё-таки люди вели себя спокойно. Никто не пытался убежать, спастись спрятаться, наверное, потому, что никто не знал от чего надо бежать, в чем заключалась угроза и где её источник. Никто не знает этого и сейчас. Если эта инфекция находится в парах тумана, то спасаться уже поздно, с другой стороны люди уже неделю дышат ими и до сих пор не известно ни об одном случае смерти из-за какой-либо необычной болезни. Хотя может быть это дело времени, тем более то, что я об этом не слышал, не означает, что этого нет, слухи могут быть недостоверными, но теперь это единственный источник информации.
Больше всего надежды дает сам факт обильных поставок гуманитарной помощи. Вряд ли бы стали тратиться на нас, будь мы уже обречены. Всей правды нам, конечно, не скажут, хотя может быть они и сами ничего не понимают, ведь всё это совершенно ни на что ни похоже...
Может быть, я забыл записать что-то ещё, но главное я записал точно. Для первой записи достаточно.
6 августа
Даже странно, что никогда раньше я не замечал совершенно глупой и необоснованной уверенности человека в том, что его будущее целиком зависит только от него самого. Ещё только неделю назад у меня была совершенно обыкновенная жизнь, сейчас в это и поверить то сложно. Когда самое ближайшее будущее становится непредсказуемым о спокойствие можно забыть.
7 августа
Утром проснулся от стука в дверь. Не могу сейчас вспомнить, что именно мне снилось, но помню, что стук совсем не подходил ко всему окружавшему меня во сне, и еще не проснувшись, я успел удивиться этим звукам и попытаться понять, откуда они доносятся. Во сне не было никакого шума, там было тихо и спокойно. Первый раз за всё это время мне снилось что-то хорошее, и первый же раз когда меня кто-то будит. Ещё это первое утро, когда ещё в не совсем отошедшей ото сна голове не промелькнула мысль: " может это всё просто нелепый ночной кошмар?" - видимо я наконец привык.
Проснувшись, я подошел к двери и осторожно посмотрел в глазок, хотя раньше никогда не имел этой предусмотрительной привычки. За дверью стоял Слава, я был очень рад его видеть и быстро открыл. Перед тем как войти он оглядел меня с головы до ног и спросил в порядке ли я. Спросил он это очень выразительно, как-то по отечески, это было немного смешно, учитывая, что я старше его более чем на десять лет. Я ответил, что всё нормально и что я неважно выгляжу просто потому, что только что проснулся, и ни в какие запои на нервной почве уходить не собираюсь.
Слава это мой сосед, живет этажом выше. Ему двадцать лет, из них над моей головой он живет последние три года. Первое время наше с ним общение сводилось к киванию и произнесению какого-то невнятного "драсте" при встрече на лестничной клетке или рядом с домом, в принципе с большинством соседей взаимоотношения так и остаются на этом уровне. Подружились мы со Славой из-за хоккея и его внезапно сломавшегося телевизора во время важной игры нашей сборной. Слава выбежал в подъезд и начал звонить во все двери подряд, в поисках неравнодушного к хоккею человека, нашел меня, потом ещё выяснилось, что он учится в том же институте, который я не так давно заканчивал, этого хватило для начала нормальных добрососедских отношений. Для Славы я стал своего рода старшим товарищем, пару раз я даже позволял себе говорить ему как правильней поступить в тех или иных ситуациях, которые казались Славе трудными. Хотя на самом деле я просто подтверждал своим советом то, что он уже решил сам, а понять это не сложно - он прямой и искренний парень.
Слава быстро зашел, я увидел, что он был очень взволнован, мой вопрос будет ли он кофе, остался без ответа. Он прошел на кухню сел за стол и обхватил голову руками, просидев так несколько секунд, резко дернулся и начал торопливо говорить:
-У них просто мозгов нет!.. Андрей ты где? - обратился он ко мне я всё ещё стоял у двери и был немного удивлен его стремительностью - Ты видел, что они делают? - продолжал он - крысы, блядь! Неделя едва прошла, а они уже наладили дело! В центре нет улицы чтоб на ней чего-нибудь да не ограбили. Вчера вечером передо мной из магазина телевизор вытащили. Вот, нахер им телевизор? Главное я ведь их даже знаю, да все всех знают, и всё нормально бля! А вот где менты? Их нет, испарились. Это потому что порядок в городе теперь вроде как дело тех козлов, что вокруг стоят с пушками, тополь-м, небось уже пригнали, они ведь даже подойти сюда боятся, без противогазов и не суются, какой там за преступностью следить!.. Андрей, я вообще не понимаю, что у нас тут происходит? - так же резко как и начал остановился Слава.
-Я не знаю, Слав. Я думаю мы во всём мире меньше всех знаем сейчас об этом. - как можно спокойней ответил я.
-Да так и есть - задумавшись, ответил Слава и замолчал на несколько секунд - только меня это не устраивает, я жив, чувствую себя прекрасно, все мои друзья тоже здоровы. Я не видел ни одного умершего или больного, зато вижу целые толпы сволочей, которые грабят и рушат всё вокруг. Если так пойдет дальше, то к тому времени как город откроют от него ничего не останется.
-А с чего ты взял, что город, собираются открывать? - вырвалось у меня.
Слава предсказуемо отреагировал.
-А как же? В смысле? Ты что считаешь, что нас тут навсегда? - возмущенно сказал он и начал с жаром доказывать мне почему, город обязаны вскоре открыть, но ни один его довод не был действительно убедительным. Он так и не смог мне объяснить, почему не было эвакуации, почему в городе нет света, и почему нас окружили армией. Слава говорил, что всё это кончится просто, потому что иначе и быть не может. Он говорил, что мы все непременно будем жить, и что нам возможно даже как-нибудь компенсируют все неудобства и пережитый стресс. Все безобразия же при открытии города будут пресечены, порядок будет восстановлен, а мародеры понесут наказания. Одним словом: светлое будущее. Что тут добавить? Слава иногда действительно кажется мне еще немного глуповатым. Сам же я не хочу пока утверждать, что надежды нет, просто говорить о чем-то уверенно нельзя.
Мы поговорили ещё о всякой ерунде. Я достал сигареты и начал курить прямо на кухне, чего раньше старался не делать, и предложил Славе. Он закурил, сказав, что до появления тумана сумел бросить, но теперь всё по новой. Конечно, курить можно и на балконе, но теперь об этом не может быть и речи. Там был туман. Он выглядел спокойно и незыблемо, поэтому страшно.
-Ты знаешь - сказал Слава - я слышал, что вчера несколько человек, найдя где-то оружие, пытались пробиться через военных. Получилось у них или нет, я не знаю, точней никто не знает, но я не про это хотел сказать, главное здесь то, что они решились на борьбу, на действие, понимаешь?
-Понимаю - ответил я, решив не говорить о своём отношении к тому, что он сказал. Если бы я прямо назвал бы этих людей кучкой отмороженных мудаков, Слава мог бы и обидится.
-А кстати, че я заходил то - сказал он - твой друг, как его?.. Олег, ну врач. Так вот, я видел его вчера, он просил передать тебе, что он устраивает собрание и хочет, чтобы ты пришел. Я тоже буду.
-Какое собрание? Собрание кого? - удивился я. Удивился я еще и тому, что Слава знает Олега, но об этом спрашивать не стал, было лень слушать ответ.
-Олег просто решил собрать как можно больше своих друзей и знакомых на общую встречу, для того чтобы обсудить, что сейчас нужно делать, как действовать, чтобы поскорей всё это преодолеть - ответил Слава - сейчас нет лучше способа собрать людей чем позвать друзей, знакомых и друзей знакомых и друзей друзей.
Я ответил, что обязательно пойду. Через некоторое время Слава ушел, при чем пошел не вверх, а вниз по лестнице, то есть не домой. Я же провел всё последнее время, почти не выходя из дома, за исключением тех случаев, когда заканчивалась еда. Но вот сейчас после того как зашел Слава, точней после того как он сказал о собрании, я вдруг резко ощутил желание быть там, поговорить с Олегом, другими людьми и попытаться всё-таки разобраться в том, что происходит. И хоть я думаю, что мы со Славой сильно расходимся в том, что понимаем под словом "действовать" ему всё же удалось, заразить меня желанием не сидеть без дела.
7 августа, вечер
Совсем не знаю чем заняться, какое-то чудовищное количество свободного времени...
Слава сказал, что собрание завтра в семь часов вечера в квартире одного из друзей Олега, с которым я даже не знаком. У Олега много друзей, точнее окружающих его людей, а сколько у него по-настоящему друзей, и есть ли они вообще, знает только он сам.
Олег - врач, хирург, если быть точным. Однажды мне пришлось воспользоваться его услугами, тогда мы ещё не были знакомы, точней как раз таким образом мы и познакомились и практически подружились. В моей жизни тогда был очень сложный период, появилась сильная и труднообъяснимая тревога, верней она появилась не тогда, она зарождалось постепенно в течение долгого времени, просто тогда непроизвольно вырвавшись из давящего ритма жизни я смог найти её источник, правда от этого стало только ещё сложней. Мне стало ясно, что я должен всё поменять. Почти всё, что я называл своей жизнью, на самом деле было мне чужим. Я понял, что я просто всё время приукрашивал действительность, для того чтобы она соответствовала выдуманным мною же представлениям о том, как всё должно быть. Приукрашивать приходилось слишком часто и сильно, и то, что получилось в итоге: моя работа, жена, половина друзей, даже моя машина, всё это было не моим. Я не знал, что делать. Я не хотел обращаться к друзьям, ведь они были частью того, что меня мучило. Я понимал, что грузить не очень близкого, а в данном случае едва знакомого человека своими проблемами, особенно проблемами такого характера, не то чтобы нехорошо, просто глупо.
Обратился я к Олегу, наверное, потому, что был уже в полном отчаяние, атмосфера больницы усугубило моё состояние. Олег выслушал меня, то есть по-настоящему выслушал, когда я закончил свою нервную исповедь, вопреки моим ожиданиям он не стал давать мне никаких дежурных советов, а сказал только, что мне повезло понять это тогда, когда ещё есть время всё исправить. Он сказал это серьёзно и твердо, и я понял, что он отлично знает, о чем я говорю, и не считает это временным нервным расстройством или вообще бредом больного. После этого мы с ним еще несколько раз разговаривали. Он внимательно слушал меня, и сам много говорил о своей жизни, наши беседы не проходили как сеансы психологической помощи, я заметил, что я был Олегу чем-то интересен. "Иногда человеку нужно сделать больно, чтобы потом ему было хорошо" - повторил Олег фразу из какого-то советского фильма в одном из тех разговоров. Я специально не буду писать сейчас о том времени, о том что я пережил, и что заставил пережить других о всех тех нервах и о том как всё это кончилось, я не для этого всё-таки решил вести эти записи, я только отмечу, что я не знаю смог бы я тогда выбраться из капкана в который так неожиданно попал и полностью перестроить свою жизнь без помощи Олега.
8 августа
Ночью рядом с моим домом кто-то стрелял, и вероятнее всего были жертвы, при чем стрелял не один человек, произошла настоящая перестрелка. Это единственное, что я могу записать. Кто в кого стрелял, а главное зачем, я не знаю и не могу даже предположить. Ночью я проснулся от выстрелов, осторожно подошел к окну, но конечно ничего не смог увидеть. Утром, выйдя на улицу я заметил следы от пуль на стене совсем рядом с дверью и чуть подальше следы от крови на асфальте, трупа не было, но судя по количеству крови человек скорей всего умер. Вечером собрание, надеюсь на нем что-нибудь проясниться.
9 августа, ночь и почти утро
Только что вернулся с собрания. Постараюсь подробно записать слова всех, кто выступал, таких было немного, ну и так всё в целом.
Как мы и договорились со Славой мы вышли чуть поздней шести часов вечера. Квартира, в которой должно было пройти собрание, находилась в доме в центре города, я же живу практически на окраине, поэтому идти пришлось довольно долго.
Мы шли вдвоем со Славой по знакомым городским улицам, которые раньше всегда были оживленными и шумными, теперь же целиком погруженные в туман эти улицы ни издавали ни звука. Тишина, царившая в городе, с трудом укладывалась в моей голове. Было страшно. В центре туман был более густой, в нем запросто можно было сбиться с пути. Прямо перед нами из тумана появлялись нечеткие очертания фонарных столбов, деревьев, посаженных вдоль тротуара, машин, оставленных своими владельцами прямо посередине дороги. Эти обыкновенные машины содержали в себе теперь нечто безжизненное и безнадежное, у многих машин были открыты двери - туман пронзал их насквозь. Несколько раз то впереди нас, то со стороны дороги, как призраки мелькали едва различимые силуэты людей. Нередко люди проходили рядом, они, как и мы, шли ближе к домам, чтобы легче ориентироваться, поэтому они проходили мимо нас совсем близко, и я успевал их разглядеть. У всех людей были озабоченные лица, они явно думали только о том, куда они сей час идут, что там нужно будет сделать и как всё это необходимо и важно.
Я поймал себя на мысли о том, что странно, что люди проходят мимо, ничего не спрашивая, молча порой даже не посмотрев в глаза, словом, как это бывает на какой-нибудь оживленной улице в разгар рабочего дня. И вроде бы ничего особенного, но почему-то от сочетания такой будничной обыденной нормы с этим туманом мне стало не по себе. И не то чтобы мне было бы легче, если бы кто-то из прохожих мне что-нибудь сказал, я ведь и сам проходил молча, просто за всем этим я увидел отсутствие у людей, да и у себя самого стремления к единению. Впрочем, я прекрасно понимаю, что это единение весьма наивная вещь, и думать о нем не стоит. Собрание, на котором я был сегодня, как раз было ничем иным как попыткой объединить усилия для поиска выхода из положения. Да вот только чем она закончилась...
Мы со Славой пришли практически точно в семь, часы у меня почему-то отлично работают. Квартира, в которую позвал Олег, была на третьем этаже весьма красивого дома, очень выделявшегося из окружающих, больше похожих на огромные коробки от холодильников. Дверь была открыта, мы зашли, не обратив на себя внимания никого из присутствовавших, которых было не мало. Квартира была большая, в ней было много комнат и один очень просторный зал, видимо этот зал и был главной причиной проведения собрания именно там. Однако первое, что бросилось мне в глаза, как только я вошёл, это какой-то совершенно убийственный беспорядок распространившейся на все комнаты от самого порога. На полу валялись газеты, какие-то еще бумаги, просто мусор, несколько тапок потерявших свои вторые половинки. В углу в коридоре стояли пустые бутылки французского коньяка, а на подоконнике в зале между уже высохшими цветами красовался также выпитый баллон отвратительного дешевого пива. На кухне на столе лежали три пепельницы, две из них были переполнены, третья же почему-то абсолютно пуста. Над раковиной возвышался столб из грязных тарелок, достающий почти до самого крана. В зале и других комнатах на спинках стульев висели рубашки. Перечислять можно долго. Когда мне наконец удалось перестать обращать внимание на всё это, я заметил, что квартира была обставлена очень неплохо, чувствовалось, что у хозяина хороший вкус. Каким же образом он мог сочетаться с таким беспорядком, я не знаю.
Среди людей, находившихся в прихожей, когда мы со Славой пришли, я узнал одного своего знакомого. Я поздоровался, сказал, что рад видеть. В ответ он спросил как мои дела. Я ответил, что мои дела точно также как и его находятся в весьма неопределенном состоянии, на это он улыбнулся и махнув рукой сказал, что всё это недоразумение скоро кончится. Его слова показались мне не совсем искренними, хотя я всё-таки удивился его спокойствию. На мой вопрос, где я могу найти Олега, он ответил, что Олег должен вот-вот подойти.
Зал, в котором должно было пройти собрание, как я уже писал, был большим, и как и вся остальная квартира не избежавшим беспорядка. Войдя в зал, я был приятно удивлен тем, что в нем играла музыка. Серьезно устаревший музыкальный центр не сломался, играла легкая приятная классическая музыка, хотя на музыкальном центре лежали в основном диски русского рока. Посередине зала стоял стол, на котором горело несколько свечей, это было единственное освещение, вокруг стола были расставлены стулья. По всей длине одной из стен зала висели картины, на которых были изображены просторы нашей страны, противоположную стену занимал стеллаж, заполненный в основном книгами. Книги были расставлены совершенно хаотично, и к примеру между томиками Достоевского и Пушкина можно было встретить сборник задач по сопромату. На одной полке лежали фотоальбомы, там же была целая куча старых черно-белых фотографий хранившихся просто так, на них видимо альбомов не хватило. На другой полке, едва не падая, стояла шахматная доска с недоигранной партией, еще какие-то книги, модели парусников. На самой верхней полке были иконы, там же лежала Библия.
В зале стоял полумрак. Я огляделся, пытаясь найти знакомых, но никого не смог разглядеть. Все присутствовавшие разбрелись на группы по четыре-пять человек, о чем-то разговаривали, многие смеялись, больше всего людей собралось вокруг Славы. Он активно жестикулируя с жаром кому-то что-то доказывал. Я чувствовал себя глупо, словно один я был там лишним.
Олег пришел поздней нас со Славой минут на двадцать. Он быстро зашел в зал и, извинившись за свое опоздание, попросил всех присесть.
- Прежде всего, я хочу всем объяснить - начал Олег громким голосом - что наша встреча это возможность вместе оценить наше с вами нынешнее положение и сделать, верней попробовать сделать первые простые выводы. Ни о каких решениях я не говорю. Я понимаю, что подобное собрание в некотором роде своеобразно и немного нелепо, не знаю, что у нас получится, но я думаю если каждый расскажет о том, что ему известно, то возможно ситуация станет немного понятней. Начну я... - сказал Олег и начал рассказывать почти тоже самое, о чем я уже успел здесь написать. Практически ничего нового. Правда, когда он заговорил об уличных беспорядках я понял, что они достигли гораздо больших масштабов, чем мне представлялось. Оказывается, огромная банда ненормальных устроила погром в здании милиции и набрала там очень много оружия. После Олега говорили ещё два человека, оба говорили о перестрелке, произошедшей чуть ли не на центральной улице города. Затем слово вновь взял Олег.
-Ну что ж, можно утверждать, что в городе есть по крайней мере две воюющие друг с другом стороны, хотя мне кажется это не так уж важно, я бы больше хотел поговорить о тумане...- произнес он это так, как если бы речь шла о мелкой досадной неприятности, несущественней появления тараканов на кухне.
Олега перебил чей-то не очень крепкий, но очень громкий голос.
-Как это неважно?! Это очень важно!!! - это был Слава, все тут же перевели свои взгляды на него - То есть я хотел сказать, что возможно не так уж действительно важно сколько их... Но главное они есть и... Это угроза... - Слава начал заметно волноваться, он сделал паузу наверное чтобы собраться с силами. Так помолчав пару секунд, он решительно закончил свое небольшое выступление - С ними надо сражаться!! Вооружиться самим и дать им отпор!
Поднялся шум, многие стали что-то кричать, при чем как против, так и в поддержку Славы. Все вели себя очень смело, так как в зале было темно.
-Я думаю, что те, кто устраивают эти уличные бои, рассуждают точно также как Вы сейчас - спокойно сказал Олег - Все же здесь я хочу сменить тему и заметить один важный факт - продолжил он - вам всем известно, что я врач, как впрочем, и еще некоторые из присутствующих. И мы, в отличие от многих других, не перестали выходить на работу из-за всего происходящего. Поэтому я могу точно сказать, несмотря на то, что прошло уже достаточно времени мы еще ни разу не столкнулись со случаем заражения какой-либо необычной инфекцией. Это по-настоящему странно, как и многое другое. Поэтому главное сейчас не терять голову, нельзя спастись, не зная от чего нужно спасаться, необходимо все понять, а это время.
-Вы что предлагаете сидеть, сложа руки, это не выход - сказал один из тех, кто сидел рядом со Славой.
-Я не говорю, что это выход, выхода нам так или иначе сейчас не найти. Нам всё равно придется сидеть и ждать пока город откроют. - ответил Олег.
-А если нужно будет ждать вечно? - выкрикнул Слава - рано или поздно нам придется силой пробиться через заслоны.
И вновь его слова были встречены криками поддержки и протеста. Олег начал злиться.
-Нам неизвестно ничего о происходящем, такими безумными действиями мы подвергнем опасности не только свои, но и жизни людей вне города.
-Безумие это бездействие! - гордо ответил Слава, от его волнения ни осталось и следа - как Вы можете доверять тем, кто без суда лишил нас свободы и окружил армией?
-Я доверяю только здравому смыслу, точнее только себе. Вы, Вячеслав, можете делать всё что хотите, дата вашей смерти меня не интересует.
Слава опять ответил какими-то громкими словами о свободе и смерти, опять все зашумели. Удивительно, но сторонников у Славы становилось больше. Олег перестал отвечать ему и облокотившись на спинку своего стула стал молча следить за происходящим. Кто-то еще пытался отстоять позицию Олега, сравнив предложение Славы с тушением пожара керосином, но что-либо доказывать было уже поздно. Совсем обалдев от растущей поддержки, Слава после еще нескольких криков, больше похожих на советские лозунги, сказал, что не видит смысла дальше присутствовать на идиотском собрании и покинул квартиру. Вслед за ним последовала целая толпа, в основном это были его ровесники.
Сказать, что я был поражен, это всё равно что промолчать. Разве мог я ожидать что-нибудь подобное? Слава эмоционален, конечно, но это просто уж слишком.
После ухода Славы собрание проходило тихо и неинтересно, тема разговоров то и дело уходила куда-то в сторону. Когда через некоторое время разговор дошел до денег и политики, я сразу же почувствовал острое желание покурить. Выходя из зала, я взглянул на Олега, он заметно помрачнел, на его лице появилась какая-то очень недобрая улыбка.
Я пошел на кухню чтобы покурить, не мешая собравшимся вести беседу, хотя скорее для того чтобы они не мешали мне курить. Вдруг я услышал, как кто-то меня позвал. Я обернулся и увидел своего, пожалуй, самого лучшего друга Ивана. Здорового, немного толстого, улыбающегося старого доброго Ивана! Сколько точно мы с ним не виделись, а главное почему, я просто не знаю. Какие-то дела, какие-то заботы, в сущности, тусклая возня затеянная черт знает зачем, возня, которую многие путают с самой жизнью, развалила нашу дружбу как-то постепенно легко и очень обидно. Сначала мы периодически созванивались, пытались общаться, но в последнее время перестали делать даже это. Я был очень рад его видеть, был почти счастлив от того, что он был рад видеть меня еще больше. Мы обнялись, и стали перебивая друг друга рассказывать обо всем, что происходило с нами за последнее время, включая конечно и время тумана. Потом вдруг Иван стал серьезней.
-Ты знаешь, Андрюха, я вообще здесь больше находиться не могу, с этими козлами - он сделал жест в сторону зала - я ведь уже домой пошел, а тут вижу рожа знакомая! Но мне действительно домой пора, понимаешь, я Наде обещал, что ненадолго, да я и сам сейчас не могу её долго одну оставлять... Андрей, ведь все действительно очень опасно.
-Не знаю, Вань, я вообще ни хрена ни понимаю - ответил я.
-Давай так, заходи завтра когда сможешь, где я живу помнишь ещё?
-Нет, бля, забыл!
-До двенадцати придешь - с лестницы спущу - улыбнулся Иван - но приходи обязательно, у меня есть одна мысль, это важно. До завтра!
С этими словами Иван и ушел, если таким образом он захотел меня заинтриговать, то это получилось у него на все сто.
Надя это жена Ивана. Одного слова жена здесь, пожалуй, недостаточно. Для него Надя это всё. Так бывает. Помню, как он познакомил меня с ней, когда мы учились на первом курсе, тогда казалось нашей с ним дружбе конец. Действительно всё было не очень просто. Со временем стало ясно, что у нас с Надей ничего не получается, она вернулась к Ване. Почему так произошло я не знаю, и раз я этого не знаю, значит скорей всего виноват я. Но я не хочу копаться в прошлом, я совершенно ни о чем не жалею. Хорошо, что они вместе. А недолго после расставания с Надей я женился и даже сумел внушить себе любовь к женщине, которую выбрал, хотя даже в самый пик этого самовнушения Надя оставалось для меня особенной, не столько любимой, сколько безоговорочно прекрасной и несравнимой. Наверное, удивительно, что мы с Иваном сумели остаться лучшими друзьями и с Надей у нас остались самые хорошие отношения. Такое может быть возможно только благодаря доверию. Доверию между мной и Иваном, между Иваном и Надей. Доверие в настоящем сильнее обид в прошлом, и это очень хорошо.
Так всё пора спать.
9 августа вечер
Как мы и договорились с Иваном вчера, сегодня я зашел к нему, напишу сразу, что сделал это не зря.
От моего дома до дома Ивана идти минут тридцать или чуть меньше. Дорогу до него, ни то что в белизне тумана, я смог бы найти и с закрытыми глазами. В пути я кажется не встретил ни одного человека, может быть просто не разглядел или не обратил внимания. Всю голову занимали мысли о собрании, о том почему люди смогли терпеть друг друга так мало времени, о том хотел ли Олег сказать что-нибудь еще до того как Славу понесло на все эти крики, о том где сейчас сам Слава. Я шел и думал об этом и еще о многом, уже абсолютно привыкнув к тому, что любая мысль обязательно заканчивается вопросом, а ответов просто нет. Несколько раз, правда, я отвлекся на дома с разбитыми окнами и со следами от пуль на стенах.
Иван, конечно, очень радостно встретил меня, спросил о том, как я добрался и не встретил ли каких-нибудь отморозков по дороге.
-Не знаю, что на счет этой инфекции, но вот ходить по улице становиться действительно опасно - сказал он - мне вообще тяжело поверить, что в такое трудное время находятся негодяи, устраивающие эти погромы.
Мы вошли в гостиную, там был накрыт стол, было светло убрано и чисто, то есть была такая обстановка какая может быть только если в доме есть женщина.
-А где Надя? - спросил я.
-Я здесь! - раздался звонкий и одновременно мягкий голос из соседней комнаты, где угодно и когда угодно я смог бы узнать его. Надя почти выбежала мне навстречу, и мы сразу же обнялись, я едва только успел разглядеть её лицо и подумать, что за время которое мы с ней не виделись она кажется стала только ещё красивей.
-Где ты, гад, был столько времени? - сказала она шутливо-обидчивым тоном ударив меня по плечу - как же я соскучилась... Конечно! Забыл о нас совсем со своими дурочками - Надя никогда не ладила ни с моей бывшей женой, ни с моими подругами после жены, впрочем, как и я сам.
Мы сели за стол и начали расспрашивать друг друга о тех двух с лишним годах, в течение которых мы почти перестали видеться, потом принялись вспоминать те годы, когда почти всё своё свободное время проводили вместе, вспоминая их, мы почти не переставали смеяться. Во всей обстановке не чувствовалось ни доли фальши, ни показной любезности, словно этого идиотского беспричинного расставания с самыми дорогими мне людьми просто не было. Я чувствовал себя хорошо и уютно, как я не чувствовал себя уже давно, как можно почувствовать себя только в компании по настоящему близких людей.
После всех щемящих сердце воспоминаний и после прекрасного обеда в исполнении Нади, тут же окрещенного пиром во время чумы, мы с Иваном вышли покурить в подъезд. Здесь кстати я первый раз поймал себя на мысли, что не знаю где можно найти сигареты, среди продуктов в контейнерах их конечно нет, а в магазинах они могли уже кончится. Хорошо пока дома случайно остался запас, которого может хватить и на наделю, а вот что потом?
Мы курили на лестничной площадке, смотря сквозь свои отражения на окнах на это проклятое белое облако, окутавшее каждый дом нашего города. Я курил не спеша, Иван курил очень нервно и быстро расправился с первой сигаретой.
-Вот ты знаешь, я всегда верил, что общая беда, угроза непременно должна сплотить людей - начал он, прикуривая вторую сигарету - подействовать отрезвляюще. И люди, столкнувшись с такой опасностью касающейся всех, не только станут не просто ближе друг к другу, но и перестанут постоянно прятаться за бесконечными фальшивыми масками. Мне так казалось. Но вчера на этом заседании! Ты сам всё видел... Боже, как глупо они все пытались делать вид, что совсем не испугались, что все понимают и во всем уверены, половина из них говорила о делах, о своей работе! - Иван засмеялся - Тоже мне оберег. Либо они уж совсем идиоты, либо это просто чудеса самообмана.
-Люди прячутся под масками боясь показаться простыми и глупыми и быть непринятыми людьми в своей истинной сути, что очень больно, а теперь еще боясь показаться трусами - ответил я.
-Если человек всегда под маской настоящее лицо у него исчезнет - отрезал Иван.
-Наверно ты прав - сказал я - Слушай, вчера ты сказал, что у тебя есть какая-то идея.
-Да, верно, есть. Извини, что так затянул, тоже, наверное, из-за нервов, я думаю, что в городе оставаться слишком опасно, нужно уходить отсюда.
-Как это уходить?
-Нет-нет, не бойся, я не буду пороть горячку как тот мальчонка вчера, нужно бежать тихо, незаметно, ночью. - по тому как Иван говорил, по интонации, я сразу понял, что он очень боится того, что его идея прозвучит как бред, что я назову ее невозможной и опасной. Я не ответил ему сразу, сначала решил поразмыслить. В голову сразу пришла мысль, что вряд ли город оцеплен сплошным плотным кольцом заслонов, ведь это просто слишком для нашего государства.
-Допустим, бежать возможно - сказал я после паузы - но ты уверен в том, что бежать действительно надо? Нам же до сих пор ничего неизвестно.
-Да я уверен. Сейчас на улицах опасно, а что может быть дальше? Только хуже.
-Я думаю, ты немного преувеличиваешь. И потом, если мы инфицированы? Если из-за нас эпидемия распространиться?
-Нет, ну что это за болезнь, от которой ничего не болит, может быть это вообще не правда, ведь все здоровы.
-Да я знаю, все это очень не понятно...
-Это точно. Знаешь, я уже предложил бежать одному своему приятелю - Иван сказал это, виновато потупив голову - он отказался сразу, и знаешь почему?
-Почему?- спросил я
-Он художник, настоящий. И он всегда такой серьезный, молчаливый, задумчивый и, мне так кажется, он считает себя особенным, очень талантливым, даже гениальным. Так вот. В жизни у него не очень складывается, в семье плохо, картины его хоть и неплохие, но успехом не пользуются, да с таким самомнением в любом случае будет казаться, что тебя недооценивают. Когда мы с ним последний раз виделись, он сказал мне, что из-за этого бедствия, из-за тумана, вся его жизнь потеряна, кончена и все его планы осуществить уже нельзя, и теперь он вынужден тратить свой талант впустую по мелочам и на всякие глупости, и говорил он это с таким облегчением, понимаешь? А когда я предложил ему бежать, он сразу сказал, что это самоубийство.
-Везде есть преимущества, да? - засмеялся я.
-Это почти смешно, хотя скорей это плохо - хмуро ответил Ваня.
-Если мы бежим, то надо тщательно все продумать, слишком рисковать, все-таки не стоит - сказал я.
-Конечно, я понимаю, но оставаться здесь еще хуже. Я за Надю боюсь - сказал Иван шепотом - молюсь за нее каждую ночь, как сон пропадает, на улицу стараюсь не выпускать. Безумие растет, кто знает, что происходит в головах этих людей? Значит ты согласен?
Я еще немного подумал. Просто сидеть, ждать, боясь вздохнуть полной грудью, или полезть вслепую на рожон в надежде спастись.
-Да - ответил я - согласен. Давай сразу договоримся, встретимся еще раз, чтобы все обдумать бежать нужно подальше от трасс, шоссе, больших дорог, тех мест куда привозят гуманитарную помощь. В поселке Восточном, там рядом лес есть, дорога довольно далеко, в лес можно попасть прямо из поселка. А потом по лесу, как можно дальше на Восток.
-Отлично - обрадовался Иван - давай туда сходим и все посмотрим!
-Хорошо, вот только я не уверен в том, Вань, что всё это только у нас, а везде вокруг всё в порядке?
-Но ведь от чего-то же нас ограждают - с улыбкой возразил Иван.
10 августа, утро
Забыл отметить одну очень обсуждаемую тему. Где-то в городе упал военный самолет, рухнул прямо на дом, причины аварии, вероятнее всего те же, что и с машинами в городе. Оба пилота погибли, про людей, живших в доме теперь уже почти полностью разрушенном ничего неизвестно, можно надеется только на то, что во время крушения их не было дома. Какой был самолет, точно я написать не могу, одни говорят истребитель, другие говорят вообще транспортный, да и остальные детали этого события разными людьми рассказываются очень по-разному. Для меня это происшествие интересно только по одной причине, оно дает понять о том, что проблемы с этим туманом не у одних у нас и что и с той стороны этой дурацкой блокады люди не понимают с чем имеют дело, иначе бы самолет не полетел над городом.