Ой-ёй-ёй... Раз Каныбек, нарушая все правила этикета и конспирации, в половине шестого утра уже едет прямиком ко мне на квартиру, ситуация действительно кризисная. А в чем, собственно, кризис? Ну, сбежали. И что? Взяли их пьяных, вроде как за дебош с метанием мебели. После такого шухера не просто лягут на дно, в ил зароются. С ушами. Доложат смотрящему, и исчезнут. Но из неправильных предположений Каныбек сделал правильный вывод. Есть возможность потянуть за ниточку и узнать, чем я умудрился помешать такому небожителю как чолпонский вор в законе Абдымаликбек. И с чем именно от меня требуется завязать. То есть, в общих чертах понятно. Но хотелось бы услышать это внятно от него самого. В личной беседе.
Основную наличку я держал в сейфе в офисе, но на квартире у меня всегда имелся оперативный резерв "зеленых", на всякий пожарный. Бишкекские банкоматы я в экстренной ситуации считал ненадежной подмогой. Погода за ночь ничуть не улучшилась. Ветер, дождь, темнота. Да и черт с ней, с погодой. Мне же не в засаде под кустом мокнуть. Каныбек уже ждал у ворот и выглядел совершенно несчастным:
- Сообщник у них был. Дал взятку ночному наряду в СИЗО, тот их и выпустил. Но только за двоих. "Шестерку" в камере на глазах наряда зарезали. Сэкономили.
- И почем нынче свобода? - поинтересовался я, чтобы поддержать беседу.
- Как обычно, пятьсот баксов за каждого. ОМОН, чтобы не привлекать лишнего внимания, сдал их как обычных хулиганов. Ствол, который узбек спьяну сбросить не успел, они в УБОП отвезли. Там трасологию сделали, оказалось он давно в обороте. Киллер хренов этот узбек. Главаря пробили по базам, оказалось, он в Казахстане в розыске по двум убийствам. Три ходки по серьезным статьям успел сделать. Полтора месяца как в крайний раз с нар откинулся. Следаки из УБОПа рванули на всех парах в СИЗО, а тех уже и след простыл. Наряд очень за такую оплошность расстроили.
- И что теперь им будет?
- Убыток. Выкуп УБОПу отдадут, да ещё доплатить придется.
- Малява от Абдымалика?
- На севере Иссык-Куля другого авторитета нет. Остальные мелочь. Кроме чеченцев. Но они малявы не пишут. Вам, похоже, повезло.
- Каныбек, договоритесь с Абдымаликом о встрече. Скажите, в юрте в Ала-Арче недавно обедали.
- Вы что, с ним знакомы? - спросил мой приятель, округлив от удивления глаза.
- Встречались, - признался я.
- Попробую..., - задумался Каныбек: - Но поехать с Вами не смогу. Я же на службе. Вас он, может, и отпустит живым. А меня точно нет.
Вот что значит верный друг. И в критической ситуации нашел чем утешить...
- Спасибо, Каныбек. Высадите меня на Манасе, я пока на работу загляну.
Мой рассчет оправдался. Офис в такую рань пустовал. Работать, конечно, я не собирался. Умылся, побрился и комфортабельно посрал. Крайне важно идти на рискованное дело с пустым кишечником. А то неровен час очко сыграет, и конфуз. Немного поколебавшись, достал из кладовки бутылку армянского коньяка. Подумал-подумал, и убрал на место. Коньяк с утра, да перед делом, тяжеловато. Подключил к ноутбуку наушники, и включил испанский рок, "Кафе Кихано".
Я прячусь в углу бара/Где меня никому не видать
Подходит тёлка: Я - Ампаро,/хочу тебя узнать
И я, галантный мужчина/чмокаю её в щечки
Залпом пью стопку рома/и полирую текилой
Я знаю, что пропадаю/Она глядит молча
И наконец, предлагает/пойдем, скоротаем ночку
Столько текилы/пора завязать
Нет больше силы/во сне кричать
вспотев от страха/Ампаро трахать.
Перевод вольный, но главное ритм, а ритм - жесть. Около девяти, когда в офис начал подтягиваться народ, перебрался в ближнюю "Корчму". Серое утро серого дня. Дождь усилился. Вокруг все промокшие, злые, а у меня внутри солнечный испанский рок. В "Корчме" другое дело, тут есть всё что нужно, чтобы окончательно разогнать тучи вокруг моего солнца. Полновесный писярик с мясистым ошским помидором, посыпанным крупной солью и зеленым лучком. Еще один с кусочком осетрового балыка на хрустящем тостике. И завершающий, с шипящей глазуньей на сливочном масле. Каныбек позвонил около десяти:
- Алексей Борисович, у монумента на въезде в Чолпон-Ату Вас встретят его люди.
Верный водитель Кубатбек со своим сивым "мерином" терпеливо ожидали пассажиров на обычном месте. Когда я объяснил ему маршрут и некоторые особенности предлагаемой поездки, он сник и было видно по лицу, что заколебался. Видимо, вспомнил, как мы ударили автопробегом по скуке и здравому смыслу в прошлый раз. А что, собственно, с точки зрения Кубатбека в ней было особенного? Вот именно. Ничего. Кубатбек похоже пришел к такому же выводу и к моей радости согласился. Я не имел представления о том, что произойдет в Чолпон-Ате. Иметь надежный путь отхода казалось вовсе не лишней предосторожностью. Когда тронулись, взглянул на градусник на приборной доске. Он показывал плюс пять градусов. Серо-бурые окраины Бишкека, промокшие до нитки, выглядели тоскливо.
Я прячусь в углу бара/Где меня никому не видать
Подходит тёлка: Я - Ампаро,/хочу тебя узнать...
Эх, не догадался скинуть Кихано на флэшку. Музыка дальних дорог. Трасса оказалась местами покрыта слоем жидкой глины, и уже через полсотни километров в боковые окна ничего не получалось разглядеть. В лобовое стекло хлестал дождь, и оно оставалось умеренно мутным. Дворник монотонно вертел полукруги. Я даже не заметил, как где-то после Токмока заснул. Разбудил меня вестибулярный аппарат. Ему показалось странным, что тряска и постоянное виляние из стороны в сторону прекратились. "Мерседес" стоял на обочине. На лобовое стекло падали снежинки и резво съезжали по нему. Дворник не двигался. Мотор молчал. Поля и холмы по обе стороны трассы побелели. Снегопад усиливался. Лицо Кубатбека осунулось, его черты заострились. Дорога становилась опасной. Кубатбек обернулся ко мне:
- Дальше ещё хуже. У меня приятель в Чолпон-Ате живет. Я ему позвонил. Говорит, трасса считай с Чырпыкты под снегом, гололёд сильный. У меня резина старая, я не проеду.
- А мы где?
- Тору-Айгыр проехали.
- У приятеля есть машина?
- Старенькая "нива".
- Позвоните ему. Пусть он в нашу сторону едет, а мы потихоньку навстречу двинемся.
Кубатбек нехотя потыкал в кнопки. Разговор получился длинный. По интонации никаких выводов о его содержании и, главное, результате я сделать не смог. Кубатбек, не отключаясь, положил трубку на колено:
- Он согласен, но придется заплатить. Я ведь не виноват, что тут такая погода...
Конечно, не виноват. Раз мне больше всех нужно, значит я крайний. Встреча с Абдымаликом безусловно стоит ещё сотни баксов. Кубатбек закончил переговоры, достигнув консенсуса. Завел двигатель, и мы потихоньку тронулись. Прогноз приятеля сбывался. Снегопад усиливался, шоссе начало белеть. Мне стала понятна тревога Кубатбека. Он не имел ни навыков, ни опыта зимнего вождения. Хорошо, что навстречу попался всего пяток машин, которые ползли с неменьшей опаской.
Примерно через час из снежного вихря показался силуэт "нивы". Приблизившись, она помигала фарами, развернулась и встала на обочине. Кубатбек на черепашьей скорости подполз к ней так близко, что едва не ткнулся в бампер. Я открыл дверь и вздрогнул от порыва ледяного ветра, пробравшего меня сквозь тоненькую куртку до костей. Сейчас бы телогрейку...
- Не ждите меня, - обернулся я к Кубатбеку: - Поезжайте назад. Не дай Бог, переметет трассу, а Вы мне ещё пригодитесь.
Кубатбек упрашивать себя не заставил. Не понял юмора. С грехом пополам развернулся, и был таков. Сделав пять шагов до дверцы "нивы", я смог по достоинству оценить качество гололёда. В "ниве" стояла удушающая жара. Коврики грязные и рваные. Салон в мелком бытовом мусоре. Водителя Кубатбек похоже поднял с кровати. Небритый пузатый киргиз с лоснящимся от пота лицом.
- Деньги давай, - обратился он ко мне вместо приветствия. Взял купюры, пересчитал, спрятал за пазуху. С хрустом и презрением врубил скорость, рывком тронулся с места. "Нива" трещала и поскрипывала, мотор стучал то ли клапанами, то ли распредвалом, но мой новый водитель выгодно отличался от Кубатбека. Он спешил. Домой. С включенным полным приводом "нива" прёт хоть по грязи, хоть по снегу, и мы мчались на всех парах. Временами почти вслепую, потому что дворники еле-еле скребли ледяную корку, наросшую на стекле. Вся мощь отопления был направлена нам в лицо и на ноги. Справа из мглы проступила башня монумента. На парковке стоял одинокий "паджеро", полузанесенный снегом.
- Приехали, - скомандовал я: - Ждать не надо.
Киргиз не заставил себя упрашивать. Мотор взревел, "нива" растворилась в ранних сумерках, замешанных на буране. Мне оставалось сделать до "паджеро" несколько шагов, когда из него вылез человек-гора с очень коротко стриженой головой и распахнул мне заднюю дверь.
- Давно ждете? Не очень опоздал? - любезно поинтересовался я.
Человек-гора неопределенно пожал плечами. Когда я устроился на сиденье, стриженая голова показал мне мешок из плотной ткани, который держал в руке:
- Для Вашей безопасности. Чтобы никому не могли показать.
- То есть отпустите? - пошутил я. Кажется, не очень удачно. Стриженая голова снова неопределенно пожал плечами и надел мне мешок на голову. Как будто окунул в чернила.
На снегопад, гололед и прочие мелочи "паджеро" не обращал внимания. Мы проехали по трассе совсем немного и свернули налево, в улицы поселка. Налево, направо, налево, налево, направо, направо... Я даже не пытался запомнить маршрут. Скорее всего, я не смог бы показать дорогу, даже если бы меня везли при сияющем солнце. Сопровождение явно переоценило мою способность ориентироваться на местности.
Покрутившись минут десять, "паджеро" встал. Дверь открылась. Вопреки ожиданиям я не ощутил ни снега, ни ветра. Понятно, гараж. Меня повели, предупреждая о ступеньках, порожках и поворотах коридоров. Помогли опуститься на что-то мягкое и наконец сняли с головы мешок.
Просторная квадратная комната. На стенах плотные гардины с кистями, возможно закрывавшие окна или двери. Посередине неяркая люстра. Я сидел на диване. Перед ним стоял простой столик темного дерева. На столике вазочка с фруктами. Взял яблоко. Справа и слева два кресла. Обивка цвета кофе с молоком. Плюшевая. Честно говоря, ожидал большего...шика? Ближе к углу комнаты прямоугольный обеденный стол, восемь деревянных стульев с высокими прямыми спинками. Явно самодел. Тишина. Я успел съесть половину яблока, когда извне послышались шаги. Открылась невидимая дверь. Невидимая рука отодвинула портьеру. В комнату вошел Абдымаликбек. Один. Одет по-домашнему. Серая шерстяная кофта на пуговицах с модным воротником. Черные брюки. Кожаные черные туфли на тонкой подметке, с маленькими пряжками. Тщательно выбрит, аккуратно причесан. Подошел ко мне и протянул руку:
- Рад вас снова видеть, Алексей байке. Добро пожаловать.
- Спасибо, что согласились меня выслушать, Абдымаликбек, - рука у него прохладная, жилистая. Рукопожатие короткое, но крепкое. Смотрит в глаза. Лицо спокойное, внимательное. Очень располагающий к себе человек. Принесли большой чайник с зеленым чаем, пиалами. Абдымалик сел в кресло справа от меня.
- Вы извините за мешок. Я Вам доверяю. И потому должен заботиться о Вашей безопасности. Слушаю Вас.
- Вчера незнакомые мне люди передали мне... - я замялся.
-...маляву, - с легкой улыбкой подсказал Абдымалик.
- Ну, да, маляву. От кого конкретно, не уточнили. Да и содержание мне непонятно.
- Что произошло потом?
- Потом... те, кто передал маляву напились, начали ломать мебель. На выходе из ресторана их взял ОМОН. Он оказался там не случайно. Его вызвал мой друг, с которым мы ужинали. Утром мы собирались уточнить смысл переданного мне...послания. Но они успели откупиться и уйти. Тогда я и решил попросить встречи с Вами. Если я не ошибся в своих предположениях, и послали их Вы, то мне бы хотелось узнать от Вас лично, без посредников и вполне конкретно, в чем суть претензий. Мне кажется между нами нет спорных тем.
- Вашему другу передайте мою особую признательность, - Абдымалик сделал немного театральную паузу: - А то пошли бы спьяну куролесить, и прямиком на кичу. Дикие люди. Такое простое поручение, и то исполнить толком не смогли. - Отпил чаю, вздохнул: - Дефицит кадров. Помните, Вы одному из моих людей указали на его некомпетентность? Водитель, которому Вы руки сломали?
Тьфу ты черт, я уже и забыл об этом эпизоде во время поездки с Другом:
- Он следил. Я его вычислил. Что мне его, чаем поить? Противника надо выводить из строя. А мелкие кости срастаются быстро.
- Полностью с Вами согласен. Так что Вам за науку большое спасибо. Вы ему, может, жизнь спасли. Мое наказание гораздо строже, - Абдымалик помолчал. Подлил в пиалы чаю. Ему нравилось значительно молчать: - Но Вы теперь оказались на его месте. Как Вы это очень удачно сформулировали, "противника надо выводить из строя".
- А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, - не удержался я, чтобы не съязвить: - Объясните дураку, как это я сумел перейти дорогу авторитету Вашего масштаба?
- Если я Вам все объясню, придется убить. Вам это надо?.. Вот и я так думаю. Вы мне симпатичны. Приятно иметь дело с компетентными людьми. Вы же не лунатик, который наутро уверен, что всю ночь провел в кровати. Прекрасно отдаете себе отчет в своих действиях. Целеустремленно выполняете порученное задание. То, что Вы честно делаете свою работу, вызывает у меня уважение. Так что ничего личного. Но Вы способны помешать моим друзьям осуществить важный проект, в который они уже вложили силы. И средства.
- Абдымаликбек, Вы и Ваши друзья - хозяева этой страны. Чем вы тут заняты, меня не касается. Я местным властям не особенно симпатизирую, и вас за это тоже не осуждаю. Если бы Ваши друзья делали свой проект на свои деньги, да пожалуйста. Любой. Хоть Иссык-Куль вскипятить, чтобы вареным судаком всех крестьян накормить. Но если они вдруг решили распоряжаться чужими деньгами, то я даже такую благотворительность одобрить не могу. Нет у меня таких полномочий. Пусть обращаются к хозяевам денег.
- Алексей байке, Вам трудно будет мне поверить, но они так и сделали. Хозяева тех денег, которые Вы стережёте, в курсе. Более того, одобряют. И совсем не обязательно, чтобы о таком согласии знали все. Любая политика как айсберг, над водой только макушка видна. Вы же сами заметили - все исчезнувшие деньги восполнены из других источников. Да и суммы-то небольшие. Можно сказать, символические. Номинальный вклад в общее дело. Доказательство серьезности обещаний. Это как у воров. Пока только языком метешь, никто слушать не станет. А вот если вместе на дело идешь, и в крови руки попачкать не боишься, совсем другое дело. Респект. Оснований верить мне у Вас нет. Но Вы были со мной откровенны, хотя легко могли по поводу ОМОНа наврать. Мелочь, но для меня она тем более важна. Люди, честные в мелочах, честны и в главном. Рад, что не ошибся в Вас. Если я Вам в ответ на доверие солгу, то оскорблю свое достоинство. Люди дали мне власть, потому что верят в мою честь и совесть.
Чай остыл. Абдымалик поднялся:
- Я рад Вашему приезду. Рад возможности самому всё объяснить. Я оскорбил Вас, вложив свои слова в эти грязные рты. Это было недостойно. Я хочу принести Вам свои извинения. Пойдемте.
Он отодвинул портьеру, и мы вышли в невыразительный коридор. На лестничной площадке хозяин дома повернул вниз. Один пролет, два. Другой коридор. Освещение тусклое. По стенам идут трубы толщиной с руку. В правой стене железная дверь. За дверью оказалась котельная. Половину занимала уходившая под потолок гора угля. Посередине гудела жаром печь промышленных размеров. Две лампочки под потолком теплились жидким желтым светом. В углах сумрак сгущался до почти непроницаемой темноты. В левом углу за печью едва угадывался контур лежавшего на полу мешка. Или кучи тряпья. Перед печью сидели на табуретках трое. При появлении Абдымалика они встали и, кланяясь, забормотали по-киргизски. Хозяин коротко ответил и, не обращая на них больше внимания, направился к куче тряпья.
Истопники окружили меня полукольцом. Намек нехитрый. Я двинулся вслед за Абдымаликом. Порывшись в тряпье, истопники за руки вытащили узбека-киллера из "Аристократа". Судя по ссадинам и кровоподтекам на круглой роже, его били, но в тусклом свете повреждения мне показались умеренными. Тем не менее, стоять узбек без поддержки не мог. Или не хотел. Его запястья наручниками пристегнули к идушим под потолком трубам, и он, подогнув ноги, повис вдоль стены. Абдымалик молча протянул руку. Один из... как бы их поточнее назвать...ассистентов?...помощников?.. поднял с бетонного пола бейсбольную биту и передал её хозяину. Абдымалик недвусмысленным жестом пригласил меня подойти поближе. Я встал в двух шагах от несчастного узбека. Мое сердце стучало где-то в пятках. Абдымалик несильно ткнул узбека битой в грудь. Тот открыл глаза, и едва в них появилось выражение ужаса, хозяин ударил его битой справа по вытянутой вверх руке. Кость с хрустом сломалась. Тут же последовал удар слева. Висеть на сломанных руках узбек не мог и волей-неволей упер ноги в пол.
- Вот так. Теперь как положено передо мной стоишь, - удовлетворенно произнес Абдымалик: - Что вы узбеки за народ такой, не умеете уважение проявлять... Ты меня вчера опозорил перед гостем. И теперь мне - понимаешь, шакал, мне - надо просить у него прощения. Ты отобрал у меня гордость. Но я хотя бы сохраню достоинство.
И ударил наотмашь по колену. Оно, разумеется, разлетелось. Узбек балансировал на одной ноге. И визжал от боли. У меня аж уши заложило, так он орал. Видимо Абдымалику вопли тоже пришлись не по душе. Он взял биту обеими руками и воткнул её узбеку в рот. Зубы и десны с хрустом сломались. Брызнула кровь. Узбек перешел на хрип. Абдымалик прицелился, размахнулся и ударил в висок. Череп не выдержал удара. Из носа и ушей на меня и хозяина фонтаном ударила кровь. Меня чуть не стошнило от её запаха. Круглая голова узбека сплющилась, лицо стало бесформенным. Абдымалик обернулся ко мне. Его лоб и щека были обрызганы кровью:
- Приношу Вам свои извинения, Алексей байке. Обещаю впредь проявлять к Вам то уважение, которого Вы заслуживаете. Мое предупреждение остается в силе. Я говорю Вам в глаза: не препятствуйте моим друзьям и мне в осуществлении наших планов. Не пытайтесь нас понять, Вам это не по силам. И не пытайтесь нас судить. У нас свои понятия добра и зла. Желаю Вам удачи, - и вышел, отбросив биту прочь.
В душной котельной воняло кровью, мочой и калом. У меня закружилась голова. Едва удержавшись на ногах, я поспешил из этого кошмара в коридор. Меня ожидал тот же бритоголовый, который встретил на парковке у монумента. Пройдя коридорами, поднялись по лестнице на один этаж и вошли в просторный гараж. Водила сидел за рулем и равнодушно листал пестрый журнал. Не дожидаясь приглашения, я залез на заднее сиденье. Бритоголовый сел вперед, водитель завел мотор.
- Мешок давай, - приказал я бритоголовому.
На его лице в первый раз появилось осмысленное выражение:
- Так сойдет. Стемнело уже.
- Мешок давай, - повторил я. Бритоголовый пожал плечами и протянул мне знакомый мешок.
По дороге назад к трассе даже "паджеро" пробирался через сугробы с ощутимым трудом. Но четыре лапы, обутые в рубчатый протектор, все же вынесли нас на шоссе. Почувствовав сравнительно ровную поверхность под колесами, я снял с головы мешок. "Паджеро" съехал на обочину и остановился. Первым дело я бросил взгляд на приборы. 20:17 и - 9№С. Потом за окно. Снегопад почти прекратился. По обеим сторонам шоссе простиралась белая равнина. С правой стороны она переходила в белые холмы, вершины которых терялись в тучах. Тоже вероятно, белых. В темноте не разобрать. Трасса отличалась от белых полей умеренной высотой снежного покрова и его примятостью.
- Приехали, - сказал бритоголовый: - Конечная. Пассажиров просят выйти из вагона.
- И как я попаду в Бишкек? - поинтересовался я, придав голосу температуру простиравшихся вдаль заснеженных полей.
- Так же, как попал сюда, - логично рассудил бритоголовый: - Только в обратную сторону.
- Нет уж, везите до дома, - отрезал я: - Как уважаемого гостя.
Бритоголовый возражать не стал, мотнул головой водителю. Тот достал трубку, на втором гудке соединился. Задал вопрос по-киргизски. Дал отбой. Мотор тихо урчал. Бесшумно работал обогреватель, но дул он прежде всего на стекло. Снег празднично искрился в лучах фар. Водитель включил дальний свет. Снег зажегся ещё ярче. По обе стороны от шоссе. Выключил. Включил. Выключил. Мне в голову пришла неприятная мысль. Может, водитель спросил, не замочить ли меня прямо здесь? Чем возиться, в Бишкек везти. Почему-то мысль показалась не особенно умной. Судя по часам на приборной доске, прошли четыре минуты. Трубка в руке водителя затренькала. Он поднес её к уху. Слушал молча. Положил трубку в карман. Включил скорость и дал газ, коротко бросив что-то своему напарнику. Тот потянулся рукой назад, зацепил ремень. Пристегнулся:
- До дома, так до дома.
Странно, но в машине с двумя вооруженными бандитами я чувствовал себя в полной безопасности. Быть в доверительных отношениях с Абдымаликом оказалось очень удобным. И даже естественным. Я представил бритоголового противником. Он уложил бы меня двумя пальцами левой руки. И черт меня дернул сунуться играть с профессионалами? По-моему, они меня до сих пор просто жалели, убогого. Водитель ехал быстро, но без риска. Машина держала дорогу так, словно шла по сухому асфальту. Я задумался. Чего же делать-то? Судя по всему, Абдымалик и остальные рыцари круглого стола неплохо осведомлены о цели моего появления. Дымовую завесу, которую я считал вполне надежной, можно было сворачивать. Противник без труда просчитывал мои действия. Возможно даже намерения. Меня держали незаметно, но очень плотно. В Бишкеке меня накрыли надежным колпаком.
Пусть поражение, но не капитуляция. За мной сохранялась важная свобода. Свобода бокового маневра. Проект региональный, тендеры проводились и в соседних странах. Если сложить, через них проходили гораздо бóльшие суммы. Очевидный соблазн для бишкекской бригады. Если им удалось организовать каналы по уводу денег и за пределами Киргизии, сомнений нет, идет серьезная и целенаправленная тайная операция. Чья именно, не мой вопрос. Пусть этим занимаются, кому положено. Мое дело собрать доказательства факта. Идея мне понравилась. Работаем!
"Паджеро" подрулил к подъезду моего дома задолго до полуночи. Я и не сомневался, что адрес квартиры людям Абдымалика известен. Поблагодарил за любезность. Вставив ключ в замок, подумал, что если в квартире засада? Мысль абсурдная, но дверь я распахнул с опаской. Включил весь свет. Проверил, не прячется ли кто под диваном. Или в шкафах. За матрас можно было не волноваться. Запер дверь на все замки. Зашел в ванную помыть руки. И увидел в зеркале свое лицо с уже бурыми кляксами крови узбека. К горлу подступил кошмарный запах котельной. Я едва успел наклониться над толчком.