Кузнецкий Евгений Александрович : другие произведения.

Krugovorot sudbi

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сотрудник автомагазина Ренат никогда не думал о том, что жизнь может устроить ему истинную проверку на прочность. Гражданин Латвии, по крови татарин, он оказывается замешанным в жестокой схватке двух противоборствующих сил, борьба между которыми длится уже много лет и берет свое начало еще в Чечне. Пытаясь помочь своей возлюбленной, Ренат невольно становится на пути расчетливого убийцы - голубоглазого Сокола, весь смысл жизни которого заключается в одном - мести обидчикам. Тактика убийств преступника проста - неотступное следование определенному списку имен и фамилий Пенсионер Николай Петрович, скромница Ольга, ее муж, любимая девушка Рената... - кто еще попадет в лапы хладнокровного хищника? Как эти и другие люди связаны между собой и с голубоглазым? Почему их затягивает в водоворот жертв? Ход развертывающейся борьбы приоткрывает завесу тайны жизни разведчиков, правоохранительных сил, помогает узнать многие факты, которые тщательно скрывались и скрываются до сих пор. Подробности чеченского плена, разматывание клубка убийств, загадка фигуры Сокола, трагедия любви - захватывающие моменты, которые держат в напряженном внимании читателей.

   Круговорот Судьбы
  
  
   Последние несколько дней он был в коме, и сознание редко возвращалось к нему. Медсестра дни и ночи проводила у постели больного. Обессиленную, ее сменяли коллеги-врачи. Однажды он начал бредить, и очередная сиделка услышала из его уст английскую речь. Женщина отшатнулась, словно столкнувшись с чем-то таинственным и пугающим. Бред больного живо напомнил ей сцены из известных фильмов "про шпионов".
   И все же приезд в госпиталь группы генералов вызвал среди медперсонала переполох: такая необычная и представительная делегация появилась в этих стенах впервые. Врачи и сестры недоумевали: "Как же приехавшие будут вручать награду больному, который сутки не приходит в себя?"
   Но случилось невероятное. Словно сверху сошедшее озарение вернуло Николая Петровича к действительности. А может, это была острая интуиция разведчика, перед которой не могла устоять и болезнь. Почувствовав сведенными болезнью стынущими пальцами металл награды, он тихо и с трудом произнес положенное в таких случаях:
   "Служу Отечеству!"
   Это были слова разведчика - человека, который значительную часть своей жизни прожил по легенде: так люди его круга называют отличную от настоящей биографию. А теперь и сам он стал легендой.
   Даже из того немногого, что сделал он в Главном разведывательном управлении, отчетливо видны титанический труд этого человека, широта проблем, над которыми он работал, и тот вклад, что внес он в обороноспособность страны, которой служил верой и правдой.
   Даже сегодня, спустя десятилетия, об этом человеке можно сказать разве что сотую долю того, что известно узкому кругу профессионалов, только приоткрыть полог тайны. В ГРУ, где работал Николай Петрович, вся документация находится под грифом "секретно". Некоторые из сотрудничавших с ним людей живы и, будучи раскрытыми, могут подвергнуться гонениям по законам своих стран.
   Это неважно, да и ни к чему. Документы не подлежат рассекречиванию. Видно, свою роль сыграла наука разведчика обращать визави в свою веру. Что же это за человек был, Николай Петрович, сумевший при таких требованиях к профессии проработать столько лет, по сути, в стане противника и дать огромное количество материала огромной же ценности?
   В ряде стран Европы успешно действовали нелегальные резидентуры Главного разведывательного управления Генерального штаба, одну из которых возглавлял Николай Петрович. Входившие в нее источники информации добывали особо ценные образцы и документальные материалы по широкому спектру важнейших направлений развития систем оружия и военной техники. Перечень областей, в которых работали помощники Николая Петровича, вызывает удивление и восхищение.
   Это авиация, в том числе и реактивная, новейшие технологии и материалы, применяемые в самолетостроении, авиадвигатели и стрелково-пушечное вооружение летательных аппаратов, бортовое радиоэлектронное оборудование, организация и налаживание производство подобных, а зачастую и превосходящих по своим характеристикам зарубежные аналоги отечественных систем. В подтверждение приведу лишь некоторые официальные отзывы наших специалистов на добытую резиденту информацию. И только в одной области - радиолокации. Адресованы они, конечно, не напрямую Николаю Петровичу и его помощникам. Добытчики информации и те, кому они ее добывают, никогда не общаются между собой. Материалы из ГРУ направлялись в разрабатывающие организации и КБ. Реактивные снаряды, ракетная и бронетанковая техника, артиллерийские системы, химическое и бактериологическое оружие и защита от него, средства радиосвязей, радиолокации и радионавигация, инфракрасная и телевизионная техника, морское минно-торпедное оружие, средства обнаружения подводных лодок и радиоэлектронного противодействия.
   Переведем дух и уточним немаловажное обстоятельство: в Центр направлялись не короткие телеграфные донесения и радиограммы, известные по фильмам и приключенческой литературе, а очень значительные, в сотни листов, секретные материалы, техническая документация, чертежи и образцы. Николай Петрович работал на накопление, методично и настойчиво ища связь. И она была восстановлена. Особенно густой поток материалов пошел с начала 1955 года.
   Переданные (в основном курьерской связью) в Центр материалы по своему качеству и полноте позволяли в самые короткие сроки и с минимальной для связи, навигации и радиолокации, выдвинуть и разработать ряд проблем в области радиоэлектроники, имевших важное значение для обороноспособности страны.
   "26 мая 1956 года. Присланные Вами за последние 10 месяцев материалы представляют очень большую ценность для создания радиолокационного вооружения Красной Армии и Военно-Морского Флота. Особая их ценность заключается в том, что они подобраны со знанием дела и дают возможность не только ознакомиться с аппаратурой, но в ряде случаев изготовить аналогичную, не затрачивая длительного времени и значительных средств на разработку. Кроме того, сведения о создаваемом методе борьбы с помехами позволили начать разработку соответствующих контрмероприятий. Все эти сведения и материалы позволяют нам уверенно выбирать пути технического развития новой и мало нам известной техники радиолокации, обеспечивая нам необходимую для этого перспективу и осведомленность".
   "20 июня 1957 года. Полученные от Вас материалы на 1 082 листах и 26 образцов следует считать крупной и ценной помощью делу".
   31 октября 1957 года Берг просит направлять материалы по радиолокации непосредственно в Совет, при котором организован "специальный отдел для обработки присылаемых Вами материалов". О том, что просьба была выполнена, свидетельствует следующий отзыв.
   "30 декабря 1958 материалов сделано настолько умело, что это не оставляет желать ничего иного на будущее. При вызванном военными обстоятельствами отставании нашей радиолокационной техники от заграничной и при насущной необходимости развивать у нас эту технику в кратчайшие сроки для современного оснащения нашей армии и флота радиолокационным вооружением и оружием защиты от радиолокации противника полученные от Вас сведения имеют большое государственное значение. Работу ГРУ за истекший год в данной области следует признать выполненной блестяще". Есть в разбросанных по томам документах не менее восторженные отзывы и от других официальных лиц, ученых, которые заверяют военную разведку, что поставленные ею материалы будут использованы отечественной промышленностью.
   Мажорный тон отзывов не вызывает удивления; во многом благодаря информации военной разведки страна имела лучшие в мире виды оружия и военной техники. Сколько жизней наших солдат и офицеров спасло они!
   Вот одно из заключений Берга, датированное 26 декабря 1957 года: "Получил от ГРУ 1 811 иностранных информационных материалов (в том числе 96 листов чертежей), описаний и инструкций новейших радиолокационных станций, отчетов по тактическому применению радиолокационных средств. Совет готов поддержать представление работников, участвовавших в этой работе, к правительственным наградам или к премированию".
   В апреле 1957 года состоялось награждение источников резидента Николая Петровича: два человека были удостоены орденов Ленина, четыре - Трудового Красного Знамени, восемь - ордена Красной Звезды, еще двое - "Знака Почета". В списке из 16 человек не было лишь фамилии руководителя. Николая Петровича включали в списки потом, но представления "спотыкались" где-то в высоких сферах.
   Находясь на нелегальной работе, Николай Петрович никогда не занимал высоких постов в странах пребывания, напротив, должности и профессии его всегда были скромными. Во многом это диктовалось условиями работы, необходимостью конспирации. В своем отчете о работе в Европе он рассказывает о некоторых профессиях, что ему пришлось освоить: был лектором, коммерческим агентом, "чтобы объяснить мои нерегулярные рабочие часы". Это уже уровень сотрудников министерств, крупных фирм и заводов. Были и разведчики других стран.
   Николай Петрович связал свою судьбу с разведкой, еще не представляя, кстати, во всей полноте, сколь трудная и опасная будет его жизнь.
   Во время срочной службы в армии одной из европейских стран ему досталась не последняя для разведчика должность делопроизводителя в штабе воинского объединения. Постепенно, приобретя опыт и почувствовав вкус к работе, он получает все более серьезные задания.
   В молодые годы, работая на территории ряда европейских стран, он добывает и передает в Центр военную и военно-техническую информацию по Англии и ее союзникам. Уже в этот период у Николая Петровича формируется свой стиль работы: крайняя осторожность, тонкое знание конспирации.
   Потом она выросла в мощную разведывательную организацию, включающую в себя около 40 источников ценной информации, в большинстве своем работавших бескорыстно. Лично Николай Петрович привлек к сотрудничеству 210 человек.
   Возможности источников группы были поистине грандиозными. На их фоне тускнеет даже собирательный образ Штирлица, вобравший в себя лучшие черты многих разведчиков, умение логикой и аргументом добиться сотрудничества от представляющих интерес людей. Высокая общая эрудиция, глубокие инженерные и экономические знания позволяли разведчику выявлять перспективные направления науки и техники. Сыграло, видимо, свою роль личное обаяние или, как сказал один из знавших его людей, умение пользоваться гипнозом Николая Петровича, знание нескольких языков.
   Приехав в какую-либо страну, Николай Петрович по партийным каналам выходил на людей со связями, организаторскими способностями, которые и ориентировали его. Среди источников резидента были такие фигуры, как секретарь министра, глава исследовательского отдела авиационной фирмы, офицер разведки, высокопоставленный военный в штабе и так далее. Соответствующей была и информация.
   Переломным для разведчика стал 1965 год. Провал человека, напрямую отношения к разведывательной сети не имевшего, но знавшего Николая Петровича по совместной партийной работе, вынудил его уехать. В Москве, в Центре, разведчик прошел непродолжительную специальную подготовку. Новая командировка за рубеж планировалась на один-два года, а продлилась более сорока лет. Николай Петрович создал, по сути, новую небольшую разведывательную сеть высокого класса. Советское командование своевременно получало от него подробные данные о системах противовоздушной и противолодочной обороны Англии, Америки, боевых возможностях, огневой мощи и конструктивных особенностях военной техники и боеприпасов, используемых оперативно-тактических приемах. Эта информация могла идти только из военных кругов. Добывались Николаем Петровичем и секретные материалы, позволяющие достоверно судить о состоянии оборонных отраслей промышленности и производственных мощностях, запасах стратегического сырья, потребностях в нем и многое другое, что позволяло провести объективную оценку военно-экономического потенциала этих стран, особенно во время холодной войны. Если перейти к некоторым частностям, то можно назвать данные о запасах олова, вольфрама, никеля, количестве новых самолетов и маршрутах их перегонки. Или: "американцы приступили к производству нового танка, с присущей им тщательностью отработали техническое описание, инструкцию по ведению боя". Все эти документы скоро попадали в Москву. Центр получил от него сведения о присадке к стальным сплавам, из которых изготовляли артиллерийские орудия. В результате живучесть наших стволов была повышена в несколько раз.
   Секретные доклады, несущие в себе эту информацию, скоро ложились на стол руководства нашей страны.
   Особо следует сказать о добывании резидентурой информации по созданию "урановой бомбы", получившей впоследствии привычное название атомной. Такие работы велись в Великобритании, Канаде и США. Чтобы проиллюстрировать конкретные результаты работы разведчика, может быть, достаточно предоставить перечень только одной "отправки" в Центр по данной тематике:
   - доклад о ходе работ по созданию атомной бомбы с указанием научно-исследовательских объектов США, исходных материалов для бомбы с описанием установок для отделения изотопа урана; о процессе получения плутония, принципе создания и действия "изделия"; образцы урана 235 и урана 233, под грифом "особо секретно"
   - доклад об устройстве и действии уранового котла с чертежами.
   Даже неспециалисту понятна огромная значимость этих документов.
   Причастность военной разведки к добыче информации о ядерных разработках (хотя именно она начинала "атомное дело" и выполнила главную работу) практически неизвестна. Ни в коей мере не противопоставляя ГРУ и КГБ, каждая из спецслужб по-своему участвовала в этом.
   Во-первых, о ГРУ как об организации мало кто знал, а органы госбезопасности всегда были на виду. Ветераны военной разведки могут припомнить случаи, когда прибывшего из-за рубежа резидента ГРУ на аэродроме встречали сотрудники НКВД, и добытые документы и образцы забирали, а в следующую поездку в страну пребывания человек уже направлялся сотрудником наркомата.
   Отношения КГБ с армией всегда были натянутыми. Успехи военной разведки, видимо, больно ударяли по самолюбию "второго человека" в государстве, и "конкурентам" нередко вставлялись палки в колеса. В начале 1952 года в советское посольство одной из стран был направлен офицер ГРУ для связи с группой Николая Петровича. Контрразведчики обнаружили в действиях связника, по их понятиям, компромат. В Москву на него пошла "телега". Сотрудника пришлось отозвать.
   И государственные структуры в истории с атомными разработками повели себя по отношению к военной разведке не лучшим образом. Когда спираль событий только начинала раскручиваться, в попытке сбора соответствующей информации контрразведкой одной из западных стран был изобличен полковник ГРУ. Об этом доложили генсеку, после чего сработали какие-то тайные политические пружины, и было опубликовано официальное заявление советского правительства, суть которого сводилась к следующему: СССР разведки по ядерной тематике не ведет, случившееся всего лишь личная инициатива полковника. Офицер был отозван из страны и наказан.
   Получал Николай Петрович "ядерную" информацию от уже существовавших источников, первоначально ориентированных на другую тематику, затем появились новые. Среди них, кстати, был и ученый с мировым именем.
   После истории с полковником Николай Петрович, человек прямой, не признающий авторитета должности, а только дела, высказался по этому поводу так: это заявление принесло больше вреда, чем контрразведка противника. Ряд источников, работавших, по сути, безвозмездно, прервали свое сотрудничество с советской разведкой. Но любая критика вождей в те годы не прощалась. Видимо, отчасти поэтому его некоторое время обходили наградами, а после возвращения в Москву не использовали с тем масштабом, на который он был способен. Не реализован был и план посылки его в очередную длительную командировку, чтобы "осесть" в одной из стран.
   Дважды разведчик представлялся к ордену Ленина, один раз к ордену Октябрьской Революции. Но реализовано было только одно представление в 1968 году за командировки для выполнения специальных заданий, с которыми он справлялся с присущими ему профессионализмом и мастерством.
   В 1996 году, когда Николаю Петровичу исполнилось 65 лет, руководство и комитет ветеранов военной разведки предприняли очередную попытку воздать должное человеку, так много сделавшему для страны. Докладная записка была поддержана первыми лицами Министерства обороны России и наконец-то дошла до президента. Но по неизвестной причине снова был дан отказ. Попробуем, насколько это теперь возможно, понаблюдать сквозь толщу лет за работой разведчика, познакомиться с его "кухней". Сразу оговорюсь: упоминая какие-то страны, я вовсе не хочу сказать, что именно в них наш герой работал. Он в те годы буквально колесил по Европе, часто бывая в стране лишь транзитным пассажиром.
  
   Итак, после посещения Москвы его паспорт был "испорчен" советской визой. При неблагоприятном стечении обстоятельств она могла стать веской уликой и повлечь за собой всевозможные нежелательные последствия. Но для обратной дороги паспорт еще был нужен, и потому в нем стояли визы польского и австрийского консульств в Москве. После прибытия в Вену, перед регистрацией в гостинице, Николай Петрович должен был уничтожить паспорт и заменить его точной копией, подготовленной в Центре. Новый документ хранился зашитым между подкладками чемодана.
   Единственной поправкой в "липовом" паспорте была замена всех виз и печатей, касающихся поездки из Берлина в Москву. Таким образом, создавалось впечатление, что два месяца до середины 1966 года владелец паспорта оставался в Берлине и оттуда направился в Вену. Срок "липового" паспорта, как и подлинного, истекал и подлежал продлению в Париже.
   Центр купил железнодорожный билет до Вены, выдал 80 американских долларов на покупку билета 2-го класса от Вены до Парижа и уплату за французскую и швейцарскую визы, изложил условия встречи с нашим человеком в Париже. В Москве остался чемодан Николая Петровича с некоторыми личными вещами. Для него это был своего рода символ: он сюда еще вернется.
   В пути обошлось без инцидентов. В Вене же его ожидали две неприятности. В гостинице, где он намеревался снять комнату, спросили паспорт. "Липовый", который надлежало предъявить, был спрятан так хорошо, что извлечение его представляло довольно трудную операцию. В поезде, на виду у попутчиков, разведчик сделать этого не мог. Пойти с большим чемоданом в общественную уборную значило вызвать подозрение.
   Портье ждал. Пришедшую было мысль предъявить настоящий паспорт он отбросил, принялся не спеша заполнять анкету, усиленно соображая, как выйти из положения. Смущение, растерянность, малоубедительный довод, что наверняка случилось бы с обычным человеком, позволили бы портье заподозрить неладное. На подобных мелочах "сыпались" и опытные разведчики. А ведь из таких "мелочей" и состоит жизнь разведчика.
   Покончив с анкетой, Николай Петрович, как бы походя, спокойно сказал, что паспорт находится в багаже, он предъявит его, когда распакует чемодан и спустится в столовую на ужин. Версия не вполне убедительная, но пришлось использовать ее. Как это ни смешно, разведчик сказал правду.
   Вторая неприятность ожидала его, когда следующим утром он отправился во французское консульство в Вене. В визе ему отказали, предложив вернуться в Берлин, где был "прописан", и там во французском консульстве ее получить. В Вене на тот момент не было человека, с которым разведчик мог бы связаться. И он предложил клерку взятку, тот принял ее.
   Клерк пообещал визу в Париж на две недели при условии, если его протеже сможет доказать консулу, что вернется в Вену. Этим доказательством мог быть только обратный билет из Парижа. Николай Петрович купил его. Денег после взятки хватило лишь на 3-й класс вместо 2-го, как было условлено.
   Существует представление о неограниченных финансовых возможностях разведки. Оно усиленно навязывается авторами "шпионских" романов, где агенты-супермены купаются в шампанском и швыряют кредитками налево и направо. В жизни далеко не все так. Экономя своей работой огромные средства государству, разведчики вынуждены считать каждый рубль, доллар, марку. Сегодня есть проблемы даже с подпиской периодической литературы. Работа его тому свидетельство.
   Разведчику не раз приходилось туго, он вынужден был экономить, порой даже на собственном желудке.
   В первые годы работы в разведке он получил задание легализоваться в качестве студента. Но удачно начавшаяся акция едва не провалилась, так как по неизвестным причинам не поступили деньги, нечем оказалось платить за обучение. Николай Петрович залез в долги к состоятельным студентам, как мог, подрабатывал и даже выигрывал в шахматы "у одного американского идиота", который страстно любил играть, но не мог делать это достаточно хорошо.
   В другой раз ему необходимо было обосноваться в стране, но не начинать работу до выхода на контакт. Кто-то из чиновников в Москве распорядился срезать на это время жалованье на четверть. Жить на эти деньги было можно, но прилично одеваться, заводить нужные знакомства, без чего немыслима работа разведчика, нельзя. И только в 1958 году жалованье ему было увеличено до размера, который он считал "очень щедрым и превышающим свои потребности".
   Потребности же этого скромного человека были невелики, и случившиеся финансовые затруднения никак нельзя отнести к первостепенным. Жизнь разведчика - это сразу несколько жизней, причудливо соединившихся в одном человеке. Это, по крайней мере, две биографии, два стиля жизни, две системы ценностей, две идеологии, которые он исповедует: одну искренне и тайно, другую открыто, но играя роль. Играя по системе куда более жесткой, чем знаменитая система Станиславского с ее главным принципом "Не верю!" Тут нельзя сфальшивить даже в малом, ибо возможности поправить игру может просто не быть.
   Он переезжал из страны в страну и в каждой должен был держаться как ее гражданин, знающий быт, нравы, нормы поведения, языки. Он в совершенстве владел английским и чешским, на французском и немецком изъяснялся с одинаковой легкостью и вполне сходил за коренного жителя Эльзаса. В конце 60-х годов принялся осваивать испанский, но это не совпало с планами нашей разведки относительно его.
   Он располагал одновременно несколькими паспортами. И не только европейскими, одно время использовал даже австралийский. Он менял фамилии, за каждой из которых должен был стоять человек с конкретной биографией. И всякий раз нужно было держать в памяти, кто ты сегодня, каково твое прошлое, куда и зачем теперь направляешься.
   Если не оказывалось рядом специалиста, он сам менял фотографии в паспортах, ставил штампы и начинал жить жизнью нового человека. Так было в 1968 в Париже, когда после операции аппендицита и последовавшего за ней осложнения, он пробыл в госпитале больше месяца, а срок действия паспорта истекал.
   Разведчик всегда жил на квартирах проверенных людей, они часто знали его как простого работника, которому требуется укрытие, не подозревая об его спецработе. Стараясь не попадаться на глаза соседям, он выходил из дома и возвращался по возможности в темноте, время от времени проводя ночи в другом месте, когда должен был выполнять работу "в конторе".
   Соседи лишь изредка видели его. На этот случай была распространена история, что у него имеется постоянное место жительство, а у друзей он останавливается, приезжая по делам. Но история скоро становилась избитой, да и приютившие его друзья уставали от нервного напряжения, от того, что в доме чужой человек. Николай Петрович вынужден был подыскивать новую квартиру. Через некоторое время история повторялась, и наступал момент, когда уже не было людей, которые могли бы его принять. Тогда оставался один путь - выехать, хотя бы на время, из страны.
   Был период, когда несколько месяцев он не мог легализоваться и жил без каких-либо документов. Первая случайная проверка могла поставить крест и на его работе и, возможно, на самой жизни. Но крайняя осторожность, внимание к мельчайшим деталям, точный расчет на несколько ходов вперед, как в любимых им шахматах, позволяли оставаться на плаву. И еще тонкое знание своего дела, например, методов посылки информационных материалов.
   Их использовалось много, оригинальных, хитрых. Расскажу лишь об одном: делался снимок, непроявленная фотобумага разрезалась и вкладывалась в обложки книг. Даже обнаруженная, она ничего не дала бы, так как оказалась бы засвеченной.
   Удивительно скромный человек, Николай Петрович в докладах ГРУ о работе всячески обходит себя, отдавая славу своим помощникам: "высокая оценка Центра ободрила всех нас", "оценка информационных материалов ободрила источников", деля успех с руководством, "подробные задания Центра давали возможность подбирать наилучшие материалы из большого выбора, всегда имевшегося у нас", "хорошее финансирование, позволявшее вербовать людей".
   Многое из опыта, накопленного Николаем Петровичем за почти 45 лет работы "на холоде" (по организации связи, конспирации и т. д.), которым он, не скупясь, делился, вошло в арсенал разведки. Но предательство осенью 1981 года сотрудника разведки, которому было известно о деятельности одного из источников Николая Петровича, ухудшение "контрразведывательной обстановки" - все это заставило принять решение о срочном возвращении разведчика в Москву. Он меняет паспорта, скрывается, переезжает из страны в страну. Наконец, настает день отъезда. Точнее, операции по вывозу морем на судне под видом одного из членов экипажа.
   За три недели до этого связник информировал разведчика об отъезде, сообщил план посадки, потребовал фотографию и описание, в чем будет одет, размеры одежды и обуви, прислал явки и пароли. Тщательность его видна даже в такой детали: в деле до сих пор хранится выполненный на листе бумаги в натуральную величину след его башмака. Позже состоялась опознавательная встреча без личного контакта с человеком, ответственным за посадку на судно. Николай Петрович назвал его "1". Этот человек не принадлежал к ГРУ.
   "Условия, выработанные для посадки меня на судно, были не нужно усложнены. По предложенному плану один из помощников Николая Петровича должен был на такси привезти вещи в условленное место около жилого дома, за углом которого будет ждать машина. Она доставит вещи на корабль.
   План был назван Николаем Петровичем идиотским. И вот почему. В обязанность любого таксиста "там, у них" входило поднести вещи к двери дома и позвонить. Но кому? Незнакомым жильцам?
   Отказаться же от услуг водителя и остаться с чемоданами на тротуаре значило бы вызвать подозрение. Это не было взято в расчет разработчиком плана, который, как видно, недостаточно хорошо знал страну.
   Встреча же с Самим была назначена в номере гостиницы, где жили некоторые члены команды судна. Войдя в назначенное время в фойе, Николай Петрович был удивлен, видя, что "1" стоит в дверях и разговаривает с какой-то женщиной. Его нахождение здесь, а не в номере можно было понять как сигнал тревоги и ретироваться. Но Николай Петрович уже оценил "1" и понял, что от него всего можно ожидать. Минуя лифт, он медленно пошел по лестнице, давая возможность "1" обогнать его.
   Так и случилось. "1" подошел к двери номера и осмотрелся кругом, "как хороший шпион в кинокартине". Обменялись паролями. Теперь Николаю Петровичу надлежало изменить внешность под радиста. Тот надел шляпу, пальто, очки разведчика, напрасно пытаясь натянуть перчатки на свои татуированные руки. Переодетым этот импозантный человек выглядел, как клоун.
   Через 25 минут разведчик в форме матроса и двое сопровождающих тоже в форме вышли из гостиницы. Швейцара в это время в другом номере русские моряки настойчиво угощали виски и джином. По дороге в порт сопровождающие пели русские песни. Шел дождь, порывами налетал ветер. Это были первые шаги разведчика в Россию.
   В каюте Николай Петрович попытался сжечь удостоверение личности и регистрационную карточку гостиницы. "1" воспротивился этому, пытаясь прочесть фамилию. Разведчик был тактичен, но настойчив: разорвав документы, половинку с фамилией сжег, остальное отдал. Он знал, что в СССР "получит" давно забытую свою старую фамилию, а прежняя должна исчезнуть, как и его эта жизнь. Позднее в Москве он настойчиво просил уничтожить посланные перед отправкой связному письма, которые содержали подробное его описание. Он всегда жестко следовал правилам "большой игры", не оставляя после себя следов, не деля факты на важные и не очень. Во многом благодаря этому и уцелел.
   Со всего экипажа взяли расписку о неразглашении и предупреждении о судебной ответственности. На флагманском судне под видом офицера связи находился представитель контрразведывательных органов страны, откуда осуществлялся вывоз.
   После ужина разведчика разместили в пространстве между баками над каютой командного состава, которое он окрестил коридором. Пищи и сигарет в пути хватало, экипаж относился хорошо. Но в портах выходить не позволяли даже на палубу, и он иногда по 20 часов оставался без пищи, не имея возможности сходить в гальюн, без свежего воздуха, так как вентилятор не всегда включали.
   Наконец судно пришвартовалось у севастопольского причала. К капитану подошел незаметный человек в гражданском:
   - Скажите, пожалуйста, могу ли я получить четыре посылки и одно место, прибывшие из Европы?
   - Да, если вы на это уполномочены.
   Пароль обеими сторонами был проговорен точно, и Николай Петрович ступил на советский берег. Несколько дней спустя он был в Москве. Начиналась новая, незнакомая ему жизнь. В России Николай Петрович начинал новую жизнь. Там, на пространствах Европы, осталось его суровое, насыщенное событиями прошлое. Но это уже было прошлое другого человека. Получив скромное жилье - двухкомнатную квартиру в Хамках - он стал куратором ГРУ одной научной группы. Дни утекали, как песок сквозь пальцы. Их бег особенно давал чувствовать себя, когда Николай Петрович вдруг ощущал одиночество в огромной Москве.
   А может быть, это были своего рода опорные сигналы, понуждавшие память воспроизвести остальные события.
   Однажды Николай Петрович пригласил свою новую знакомую в ресторан. Лена вспыхнула:
   - За кого вы меня принимаете? - в те годы считалось, что в ресторан могла пойти лишь особа легкого поведения.
   - Там, где я жил, - сказал он смущенно,- напротив, считается неприличным не пригласить.
   Он никогда не говорил, откуда именно приехал, жизнь по "легенде" стала его второй натурой. Нет, первой. Да его спутница и не выспрашивала. Она из тех жен, кто не знает, что у мужа лежит в кармане, так мама ее научила.
   Не могла удержаться лишь от одного, как сама говорила, "бабского" вопроса: "Кто у тебя там был?"
   "Он был удивительно мужественный человек, умел щадить других".
   Почти пятнадцать лет прожили они вместе, но ни разу жена (не говорю уж об окружающих) не ощутила присутствие в Николае Петровиче тайны, недосказанности. Внешне он был открыт, жил полнокровной жизнью. И командировки за рубеж со спецзаданием воспринимались женой не иначе, как "по линии ТАСС". Впервые прошлое мужа приоткрылось ей в день его 60-летнего юбилея: из текста приветственного адреса было ясно, что оно не из ТАСС.
   О том, что представление к награждению его Золотой Звездой Героя поддержано в Министерстве обороны, Николай Петрович знал и с волнением ждал сначала решения, а потом и самой награды. Вставал очень рано и ходил по небогато обставленной квартире. Сердце и в преклонном возрасте подводило его, ум оставался ясным.
   О чем думал он, часами вышагивая по комнате, то всматриваясь в происходящее за окном, то возвращаясь к своей полюбившейся английской классике в подлиннике? Он никогда не жаловался на жизнь, не предъявлял ей иски, хотя вправе был это сделать. Известны случаи, когда разведчик, много лет проведший за границей, обнаруживал по возвращении разительное отличие, прежде всего на бытовом уровне, своей страны от той, какой он ее себе представлял. Для некоторых это становилось трагедией, и они долго, порой до конца дней, не могли смириться с действительностью. Реже, если это было возможно, уезжали навсегда, а то и пускали себе пулю в лоб.
   Николай Петрович органично вошел в новую жизнь, жена ни разу не слышала от него слов разочарования.
   Арест ему по большому счету никогда не грозил. Ни один из его людей не провалился, не стал предателем. Сам он вернулся тихо, никому не мозолил глаза и ничего для себя не требовал, всегда оставался в тени. Он избегал даже любительских снимков. На половине из них он снят так, что трудно узнать. А главное, за рубежом продолжали жить и работать его люди.
   Входя в подъезд дома, где он жил уже второй десяток лет, Николай Петрович, конечно, не думал, что спустя какой-нибудь час будет убит.
   Вытирая вспотевший лоб, он прислонился к стене и поднял взгляд на разбитую лампочку под потолком. "Старею, черт возьми, - пробормотал он и покачал головой, - видно, старость не радость, а ведь и не пью даже. Так, глоток иногда коньяка и все. А причина, черт побери, одна - годы. Пробежишь утречком пятьсот метров и в ногах дрожь. Какая ж тут может быть еще причина, старость настает". Так он ворчал до самого третьего этажа. Свет, конечно, и здесь не горел, лампочки на площадках кто-то выкрутил.
   Цепляясь за перила, он поднялся на следующий этаж и обнаружил, что и там тьма - не видно ни зги, посмотрел по сторонам, никого не увидев. Повернулся к своей двери. Вставляя ключ в замочную скважину, он довольно улыбался: ничего. Одной рукой справиться с замком почему-то не удавалось. Черт бы побрал этот ключ!
   В этот миг дверь тихо, без скрипа, открылась; и только тогда Николай Петрович сообразил, что тут что-то не так. А когда из тьмы высунулась рука и без всякого видимого усилия втянула его внутрь, он уже был твердо уверен, что попал в плен. В голове у него промелькнула мысль, однако, додумать он не успел, потому что дверь у него за спиной закрылась так же бесшумно, как и открылась, а ведь скрипела обычно, как целый оркестр. Крепко зажмурил глаза, думая лишь о том, что сумка с продуктами его, видно, так и осталась за дверью, прислоненная к стене. Потом стал гадать, что сделают с ним.
   Он покорно шел, куда его вели. Только не противиться, только не упираться: они все равно сильнее его.
   Николай Петрович почувствовал, что его ввели в комнату и что, кроме него, тут, совсем близко, находится еще несколько человек, которые ждут, как он отреагирует, когда их увидит.
   Николай Петрович глубоко вздохнул и увидел людей. Они выглядели вполне нормальными. К тому же они вовсе не были военными. Насколько это можно было, конечно, определить с первого взгляда.
   - Николай Петрович, - послышался из глубины комнаты голос, мягкий и дружелюбный. - Вы плащ не хотите снять?
   На диване у телевизора сидел высокий мужчина, с веселой, ласковой, чуть ли ни детской улыбкой и очень голубыми глазами. Напротив него, за осиротевшим журнальным столиком, расположился другой, черноволосый и черноглазый. Третий стоял у черноволосого за спиной, с отеческой улыбкой взирая на Николая Петровича, растерянно переминающегося с ноги на ногу.
   - Василий, - сказал Голубоглазый, - будь добр, помоги хозяину.
   Николай Петрович принялся автоматически расстегивать пуговицы на плаще. Ему и в голову не пришло поинтересоваться, по какому праву его приглашают снимать плащ в его собственной квартире.
   Человек с голубыми глазами встал и, весело улыбаясь, подошел к окну. Николай Петрович только сейчас заметил, что шторы на окнах задернуты; сам он никогда их не закрывал. С тех пор, как он стал жить один, вид освещенных окон в соседних домах придавал ему бодрости. Почему-то ему казалось, что люди, находящиеся за этими окнами, без раздумья пойдут на помощь, если с ним, не дай Бог, что-то случится. Он подсознательно прогонял даже мысль о том, что надежда эта не более чем иллюзия, порожденная одиночеством, что людям в тех окнах плевать на него, и, если он даже высунется в окно и будет во всю глотку кричать о своей боли, никому из них не придет в голову, зайти и поинтересоваться, не нужно ли ему что-нибудь.
   Высокий человек с голубыми глазами двумя пальцами взялся за краешек шторы и осторожно отодвинул ее. Грянувшие в окно желтые прямоугольники на сей раз не принесли Николаю Петровичу облегчения. Он понял, что светящиеся холодным светом чужие окна не друзья ему, а враги.
   - Хороший у вас район, Николай Петрович, старые Химки, зелени много и дышится легко, не как в Москве.
   Николай Петрович не нашел что ответить. О том, чтобы самому задавать вопросы, он и не думал. А о том, чтобы протестовать, тем более. Одно было у него в голове: какого дьявола парень, забравший у него кожаный плащ, делает в коридоре и в кухне? Он хорошо слышал, как тот зашел в кухню и стал там возиться, звякая тарелками и приборами.
   - Может, присядете, Николай Петрович? - Голубоглазый вынул из кармана пачку сигарет, протянул ее Николаю Петровичу. Это были сигареты "LD", которые курил и Николай Петрович. Подождав, пока хозяин чуть успокоится и стряхнет в пепельницу пепел, голубоглазый поднял на него взгляд, улыбнулся.
   - Дорогой Николай Петрович, вам наверняка хочется спросить, зачем мы находимся здесь, чего от вас хотим, и вообще, что все это значит? Так ведь?
   Николай Петрович неопределенно хмыкнул и спрятался в облако дыма. Что тут можно ответить? Голубоглазый кивнул и словно бы помрачнел. Помрачнел самую капельку, но этого было достаточно, чтобы по спине у Николая Петровича пробежал холодок.
   - Ваше недоумение совершенно естественно. И, собственно говоря, лично я с удовольствием бы все вам объяснил, но не имею права. Вы меня понимаете?
   Николай Петрович ощутил огромное, несказанное облегчение. Разве что тихо, спокойно убьют.
   Он не стал терзаться вопросами: почему да зачем. В некоторых ситуациях всякие "почему" теряют смысл. И вопросительные знаки тоже. Остаются одни лишь восклицательные, зато ставятся они после каждой фразы.
   Он кивнул и склонил голову набок, пытаясь еще раз увидеть лицо Голубоглазого.
  -- Да. Понимаю.
   Голубоглазый довольно улыбнулся:
   - Благодарю вас, Николай Петрович. Дело в том, что я хочу попросить у вас помощи.
   - Помощи?! У меня?! У пенсионера?! - удивление вырвалось у него, словно снаряд из пушки. У него просят помощи? У него, больного старого человека, пенсионера, которому иной раз месяцами словом перекинуться не с кем. Еще, слава богу, есть очереди, где иной раз хочешь не хочешь, а приходится разговаривать то с одним, то с другим. Чем может он помочь им?
   Голубоглазый опять хотел сказать что-то, но промолчал, так как в дверях появился третий. Тот полноватый, с коротко стриженой шевелюрой, принес несколько тарелок, бутылку водки и поставил все это на столик в середине комнаты.
   Николай Петрович только сейчас заметил, что маленький столик кто-то накрыл.
   Стриженый разместил на столе тарелки. Николай Петрович непроизвольно пересчитал их: тут было четыре маленьких десертных тарелочки и одна побольше. На одной лежало несколько рыбешек, по всей вероятности, шпроты, на второй - нарезанный лимон, на третьей - кусочки колбасы, на четвертой - конфеты.
   Пока Николай Петрович молча смотрел на эту картину, стриженый амбал сходил на кухню еще раз и принес фужер. Поставив его на столик, он взял салфеткой бутылку и наполнил водкой фужер почти доверху.
   Голубоглазый кивнул - стриженый амбал исчез в полумраке прихожей.
   Голубоглазый все с той же улыбкой перевел взгляд на хозяина:
   - Съешьте что-нибудь, Николай Петрович.
   Старика передернуло. Он чувствовал, сейчас ему и глотка не сделать.
   - Спасибо, - выдавил он, - мне что-то не хочется.
   - Тогда выпейте.
   - Не пью. Давно уже. Печень у меня.
   - Иногда, в виде исключения, можно позволить.
   "Господи, ну не отстанут же от меня, пока не выпью".
   Голубоглазый встал, улыбаясь, взял фужер и сунул его в руку Николаю Петровичу, который почувствовал, что спорить в данном случае едва ли уместно. Фужер водки все лучше, чем петля на шее.
   Водка обожгла ему пищевод, словно горящие угли. Николай Петрович с удивлением обнаружил, что, в общем, это не так уж и неприятно. Вообще ни о чем не хотелось думать.
   - Закуси. Вон хоть лимончиком.
   Махнув на все рукой, Николай Петрович взял дольку лимона.
   - А вы что же?
   Голубоглазый опять улыбнулся и развел руками. Дескать, как же, мы бы выпили, с удовольствием выпили бы, да что поделаешь: служба.
   Страх улетучился. Николай Петрович подумал, что эти ребята из его бывшей конторы уж не такие и страшные, как про них говорят. Правда, стриженого амбала он видел лишь несколько мгновений, черноволосый же сидит на месте, помалкивает, даже не улыбается; но этот блондин удивительно свойский парень.
   - Еще одну, - сказал Голубоглазый.
   Николай Петрович послушно наполнил фужер, не ожидая, пока это сделают за него.
   - Я хотел бы поговорить с вами о вашем банкете. Когда вас провожали на заслуженный отдых, - слышал он, как из-за стены, голос Голубоглазого.
   Николай Петрович потянулся было за фужером, но его уже не было на столе. Бутылка тоже куда-то исчезла.
   - Вы, Николай Петрович, были куратором ГРУ по одному проекту, а если точнее, курировали от ГРУ за уничтожением боевых ракет СС-20, - сказал Голубоглазый уже без улыбки.
   Николай Петрович, откинувшись на спинку кресла, шумно дышал.
   - Но с меня взяли подписку о неразглашении тайны, чем занимались сотрудники ГРУ, вам я сказать не могу.
   Голубоглазый подошел к нему совсем близко, положил ему на плечо руку.
   - Успокойтесь, Николай Петрович. Просто нам нужна кое-какая другая информация о ваших знакомых. Понимаете, что я имею в виду? И не какую государственную тайну мне говорить не надо.
   Николай Петрович кивнул, хотя ничего не понял. Совсем ничего. Его последняя работа была строго засекречена, и была в подчинении лично у Начальника ГРУ.
   - Вы переписываетесь с друзьями?
   - Нет, что вы! Ни с кем, это запрещено было делать?
   Николай Петрович почувствовал, что сейчас нужно солгать, хотя это и было рискованно. Он бы с радостью выпил еще, но, поискав глазами бутылку, не обнаружил ее на столике.
   - Нет. Ни с кем.
   Голубоглазый опять улыбнулся и чмокнул губами, словно был очень доволен ответом.
   - Нам известно, что в тот день, когда вас провожали на пенсию, вы устроили прощальный ужин у себя в квартире. Перед тем, как расходиться, все записали свои адреса на листке, а листок вы забрали с собой. Мы с друзьями пришли за этим листком.
   Николай Петрович с изумлением вскинул голову. Он не мог ничего понять. Что хотят эти от его людей? От его друзей?
   Так как взгляды были направлены на него, он недоуменно пожал плечами и почесал кончик носа.
   - В общем, что-то такое было.
   - На квартире у вас, - подсказал Голубоглазый.
   Николай Петрович опять изумился. "Вы, друзья, все, видать, знаете. Тогда какого же дьявола вы от меня хотите? Неужто всего лишь тот листок?"
   Молчаливый брюнет, скрипнув стулом, поднялся и, словно случайно, встал у окна.
   - Так. Ну да, - пробормотал старик под нос. Он чувствовал, что в голове у него пусто и гулко. Чего они в самом деле хотят? Неужели действительно листок с адресами?
   В руке Голубоглазого каким-то образом опять появился полный фужер.
   - Выпейте-ка еще. Водка освежает память.
   Николай Петрович протянул за фужером трясущуюся руку. Водка с гулом вниз ринулась по пищеводу, в голове раздался словно бы тихий взрыв, и Николай Петрович решил, что он ничего не будет скрывать. Да и какие у него основания скрывать от них, где лежит листок с адресами? Это же не государственная тайна, не какой-нибудь производственный секрет, разглашение которого может причинить ущерб Родине. Ведь мы все настоящие патриоты, даже если и понимаем порой любовь к Родине неодинаково. Да, сегодня, ребята, и вы уж не те, что раньше, сегодня и вам приходится думать. Голубоглазый забрал у него фужер. Николай Петрович потянулся за колбасой. Сжевав два кружочка, он сконфуженно ухмыльнулся:
   - Само собой, бумажка та у меня, куда ж ей деваться. Хе-хе. В общем, когда мы собрались у меня здесь в квартире все вместе... Я и сам тогда выпить любил. Не отказывался, стало быть.
   Голубоглазый положил руку ему на плечо: где список?
   Николай Петрович рыгнул, изысканным жестом прикрыл рот ладонью и виновато улыбнулся.
   - Отвык, знаете ли, я от водки. А список там. В томике Есенина.
   Голубоглазый поднял взгляд на стенку, где были книги. Брюнет же двумя шагами пересек комнату, взял со стенки томик Есенина и моментально нашел в нем листок с адресами людей. Показав его Голубоглазому, он быстро спрятал его в карман.
   Голубоглазый потрепал Николая Петровича по плечу.
   - Большое вам спасибо! Вы очень, очень нам помогли.
   Тут в двери возник третий, коротко стриженый амбал. Оценив ситуацию, он закрыл за собой дверь.
   В руках Голубоглазого снова появилась бутылка. Подняв ее к свету, он убедился, что водки в ней еще, по крайней мере, на два пальца, и плеснул половину в стакан.
   - Пейте, Николай Петрович!
   Темноволосый возле окна вскинул голову. Блондин прикрыл глаза и кивнул. Темноволосый распахнул окно. Холодный воздух ворвался в комнату, шевеля старенькие, еще покойной супругой сшитые шторы. Николай Петрович хотел было возмутиться, мол, чего это им приспичило проветривать, но в это время темноволосый подошел к столику и опрокинул его.
   - Николай Петрович слабо вскрикнул, наблюдая остановившимся взглядом, как кружочки колбасы катятся по паласу. Тарелки разбилась вдребезги, кусочки продуктов валялись по всей квартире.
   Николай Петрович рванулся было открыл рот, чтоб закричать, завопить, кинуться на негодяев, пинать их, колотить, но сил у него не осталось даже на то, чтобы подняться со стула. Ноги дрожали, кожа на лице стала чужой, как в те давние времена, губы его шевелились, но ни звука не было слышно.
   Черноволосый, двумя пальцами приподняв диван, заглянул под него, удовлетворенно кивнул и осторожно опустил назад.
   Голубоглазый всем телом повернулся к Николаю Петровичу. В зрачках его отражался слабый свет окон соседнего дома.
   - Встань, Николай Петрович!
   Старик попытался выполнить приказание, но ничего у него не вышло. Ноги не слушались; он лишь дергался бестолково, как перевернутая на спину черепаха.
   Блондин подхватил его под мышки и поднял со стула. Так обращались с Николаем Петровичем медсестры в больнице, когда месяц назад он там лежал: у него был инфаркт. Опираясь на спинку стула, он старался помочь Голубоглазому, потом вдруг увидел, что стриженый амбал, до сих пор находившийся у двери, льет на ковер водку из полной бутылки.
   - Что вы делаете? Господи, что вам от меня надо?
   Это были последние слова в его жизни. Он почувствовал, как неодолимая сила отрывает его от пола; окно подскочило и рванулось к нему, словно чья-то зияющая пасть. Он зажмурил глаза и через мгновение, открыв их, увидел стремительно несущиеся вверх оранжево-желтые прямоугольники. Мир словно стал огромной ракетой, устремившейся ввысь. А спустя секунду Николай Петрович услышал и грохот двигателя ракеты.
   Больше он уже никогда ничего не слышал.
  
   ЧАСТЬ 2
   В эту ночь Оксана Куликова опять умирала со скуки. Она видеть уже не могла ни возбужденных пьянчуг, ни кислых трезвенников с больными желудками. Не могла слышать ни шумных, задирающих друг друга русских, ни кавказцев, редко роняющих слова, а больше обалдело ковыряющих в носу. Все ей осточертело до тошноты, а больше всех ее шеф, не пропускающий ни одной возможности, чтобы запустить свои руки ей под юбку и сделать свое дело, когда хочется ему.
   Отвергать шефа она не могла, ее побуждали не какие-то нравственные соображения. Причины были скорее практические. Дело в том, что от шефа она ну совсем ничего не ждала. Ровно в полночь, словно по расписанию, в бар входила на ножках-спичках его благоверная, вертела задом, совала нос в кассу и посылала Оксане злобно ласковую улыбку. Оксана знала: ее шеф беден, хотя скрывает свою прибыль. И она ни малейшего желания не ощущала, просто так, задаром, между двумя глотками вина, потакать сластолюбию шефа.
   Сегодняшняя ночь, увы, ничего интересного не обещала. День получки давно миновал, следующий маячил где-то на горизонте. Она тоскливо облокотилась на стойку и, за неимением лучшего, наблюдала за компанией грузин, которые, словно воду, хлестали вино.
   Оксану в эту ночь беспокоили мрачные мысли. Старая ведьма - так называла она свою квартирную хозяйку - дважды уже устраивала ей скандал, требуя квартплату, иначе "собирай свое барахло и иди на все четыре стороны, охотников на эту чудесную комнату найдется больше чем надо, другие и платят куда аккуратнее и не таскают в дом всяких подозрительных типов". Что говорить, содержать подругу - на одно это требуется целое состояние; а сколько других расходов! Что она, деньги печатает что ли? "Конечно, - подумала она, - если от подруги избавиться, в каком-то смысле стало бы легче. Но ненадолго. Там, где она живет, и в том кругу, где вращается, без такой подруги не обойтись".
   Она так глубоко погрузилась в свои невеселые думы, что не сразу заметила, как в ресторан вошел высокий белокурый мужчина с необычно голубыми глазами. Наверняка хорошо швейцару подмазал, раз тот не только впустил его, но еще и проводил, кланяясь чуть не до земли, к свободному столику.
   Оксана сунула в рот жвачку и украдкой стала рассматривать нового гостя. Конечно, не слишком уж откровенно, но и особенно не стараясь, чтобы тот ничего не заметил. Взяв еще довольно чистую и сухую тряпку, она выбрала столик, не очень близко, но и не особенно далеко от стойки, и пружинистой, самой выигрышной своей походкой двинулась туда через зал. Два татарина, что сидели за столиком, разинули рты, силясь понять, что побудило высокомерную официантку в тесной юбке и еще более тесной блузке подойти именно к ним и, подняв их бокалы, вытереть несколько капель шампанского, пролившегося на столик.
   Перегибаясь через стол, Оксана постаралась, чтобы формы ее предстали перед зрителями в самом выгодном свете. Тот, на кого это было рассчитано, просто не мог не загореться от такого роскошного зрелища.
   Во всяком случае, два татарина совершенно обалдели, не в силах оторвать взгляд от ее выразительного зада и умопомрачительной груди. Одновременно подняв ко рту бокалы, они так же одновременно забыли выпить из них. И вспомнили об этом, лишь когда Оксана повернулась, предоставив возможность голубоглазому оценить ее в профиль. "Больше я для тебя ничего не могу сделать", - подумала она, возвращаясь к стойке. Она взяла меню, раскрыла его, провела вдоль строчек красным ногтем с потрескавшимися краями, потом недовольно захлопнула твердый переплет и, далеко обойдя грузин с их длинными руками, подошла к столику, за которым сидел голубоглазый.
   Оксана не принадлежала к той категории женщин, что предлагают себя бесстыдно и откровенно. Она никогда, например, не подмигивала мужчинам и даже в глаза им не заглядывала многозначительно. Она и в постели вела себя с клиентами, конечно, так, чтобы те помнили: за свои сто баксов они получают лишь то, что положено. И ничего сверх. Ни улыбки, ни ласкового слова. Оксана знала: именно за таких женщин мужики готовы на что угодно.
   Подойдя к столику голубоглазого, она протянула ему меню. Сама же старалась смотреть в это время поверх его головы, как бы давая понять, что первого шага делать не собирается.
   Голубоглазый взял меню, раскрыл и тут же закрыл. Подняв голову, улыбнулся Оксане. Может быть, в этом повинны были его странные голубые глаза, но улыбка его напомнила ей детство на берегу Оки, осенние вечера.
   - А вы что могли бы мне предложить?
   Вопрос понравился Оксане. Именно так, казалось ей, уважающий себя гость должен разговаривать с официантом, а не мусолить меню, ища, что подешевле.
   - Есть котлеты.
   Гость улыбнулся.
   - Порядок. Пусть будет котлета.
   - Пить что-нибудь будете?
   Голубоглазый оглядел зал, наморщил лоб, указательным пальцем постучал по столу:
   - На твое усмотрение.
   Оксана отвела взгляд от стены и внимательнее посмотрела на гостя.
   - Что, вы серьёзно?
   - Серьезнее не бывает.
   Оксану охватила безумная радость. О господи, если бы ей удалось хоть на одну ночь заполучить этого коммерсанта - нового русского или графа Монте Кристо, одетого с таким вкусом! - уж она бы заткнула ненасытную пасть. Но не спугнуть бы его без спешки. Она наклонилась, делая вид, что смахивает со стола соринку.
   - Вот что. Сделать можно, только придется другую этикетку наклеить на бутылку. Подождете?
   Гость кивнул и закурил. Когда Оксана увидела на его руке часы, которые стоили 30 тысяч баксов, у нее перехватило дыхание. "Господи Иисусе, помоги!" - горячо молилась она про себя. - Этот парень мой. Если не отстегну у него сотен пять баксов, значит, я ни на что не годна, можно ехать за Полярный круг и стирать тунгусам подштанники. Только спокойно, спокойно, Оксаночка".
   Не обращая внимания на громогласные реплики грузин, она возвратилась к стойке. Если бы в углу зала была икона, Оксана, пожалуй, встала бы перед ней на колени. Только бы не упустить свое счастье!
   Ее даже почти не вывело из себя, когда в помещении склада, где она разыскивала бутылку вина и переклеивала на нее этикетку, к ней тихой сапой подобрался шеф и, зайдя со спины, стал ее раскладывать прямо на какие-то мешки. Поскольку руки ее были заняты, а бутылку она отпускать не посмела, то ей ничего другого не оставалось, как острым каблуком изо всех сил лягнуть шефа. Тот охнул, отпустил ее и уже открыл рот, чтобы высказать все, что он о ней думает, как дверь открылась и в подсобку заглянула уборщица. Она искала шефа: в зале за одним из столиков скандалят. Шеф вышел, матерясь, прихрамывая и грозя кулаком равнодушной спине Оксаны.
   Получив заказанное, Голубоглазый благодарно улыбнулся официантке. Под наклеенной этикеткой Оксане оставила старую: если гость посмотрит на свет, пусть видит, что его не надули.
   Впрочем, надуть его все равно бы не удалось. Когда Оксана откупорила бутылку и налила гостю на пробу, тот поднял бокал, вдохнул аромат, сделал глоток и с одобрением щелкнул пальцами:
   - Поступило в продажу пять лет назад, только для дорогих гостей.
   Оксана потеряла дар речи. На какой-то момент даже маска высокомерного равнодушия спала с нее: она с неприкрытым благоговением смотрела гостю в лицо. А тот, ни слова не говоря, осушил бокал до дна.
   За те полчаса, что ее шеф, этот придурок несчастный, жарил котлеты вместо повара Алексея, Оксана хорошо рассмотрела необычного гостя. Раз или два взгляды их встретились, пусть и не более чем на долю секунды. Но Оксана уже точно знала, о чем идет речь. Она нужна Голубоглазому, в этом можно не сомневаться. Хотя в своем деле она далеко не была новичком, однако у нее даже руки дрожали, когда она несла к столу блюдо.
   Гость поднял на нее взгляд и, не обращая внимания на принесенный заказ, закурил сигарету.
   - Прошу прощения, можно один вопрос?
   У Оксаны даже горло перехватило, как когда-то, в ранней молодости, когда какой-нибудь толстый клиент раздевался у нее на глазах.
   - Пожалуйста, хоть не один.
   Она старалась говорить, как можно интеллигентнее, а сама сжимала руку в кулак, чтобы не видны были облезшие ногти. Хотела ведь вчера маникюр сделать, да этому идиоту Мишке как раз приспичило потащить ее к друзьям.
   - Я поселок ваш плохо знаю, - сказал Голубоглазый с улыбкой. - Ехать пришлось неожиданно, не хочется ночевать в машине. Вы мне не могли бы помочь?
   Оксана даже покачнулась от радости. Все стало прозрачным и ясным, как день. "Меня ты не проведешь, дружочек, - подумала она, пережидая, пока немного успокоится сердце. - Не пудри мне мозги, милый. Так я тебе и поверила, что такой мужик, да еще с машиной, не способен найти, где переночевать. На меня ты, красавец, нацелился, на меня. И если будешь себя хорошо вести, то свое получишь".
   Конечно, Оксана очень старалась, чтобы лицо ее оставалось невозмутимым. Она задумалась, глядя перед собой, потом снова стряхнула соринку со скатерти.
   - Я, пожалуй, попробую.
   Голубоглазый выпустил струю дыма.
   - Когда вы закрываетесь?
   - В двенадцать. Ждите меня за перекрестком. Встаньте куда-нибудь в тень, под дерево. Какая у вас машина?
   - Синяя "нива" у меня.
   Оксана ушла к стойке, всем своим видом показывая, что дело ее больше не интересует. Будет он там - хорошо, не будет - еще лучше.
   И добрых десять минут отчаянно молилась про себя, чтобы в двенадцать он оказался-таки в назначенном месте.
   Котлету Голубоглазый даже не попробовал. Ткнул в нее вилкой, повертел и оставил на тарелке. Оксана долго думала, откуда у него такая брезгливость. То ли к хорошим ресторанам привык, то ли мысли какие-то не дают покоя.
   Вино, правда, он пил, хотя и немного. После второго бокала подозвал Оксану и расплатился. Счет она подала на бланке, считать особенно было нечего: на сей раз, в виде исключения, цены соответствовали прейскуранту. Что там какие-то несколько сотен рублей, если светит несколько сот баксов!
   Голубоглазый улыбнулся, дал десять баксов сверху и, ни разу не оглянувшись, вышел из ресторана.
   Выпроводив наконец всех гостей, потом дав понять шефу, что ему и в эту ночь ничего не обломится, а если он будет настырным, то она пожалуется супруге, Оксана ушла в каморку, где у них был оборудован душ, и торопливо стянула с себя одежду. Осторожно открыв шампунь, она старательно намылила все тело и встала под душ.
   Из треснувшего зеркала, что висело на стене душевой, на нее глянула все еще стройная, аппетитная женщина, на вид лишь немногим старше тридцати.
   Приподняв ладонями упругие груди, Оксана удовлетворенно оглядела себя. Ни бурные ночи, ни многочисленные романы не оставили пока следа на ее теле. Живот был подтянут, на бедрах не было и намека на жировые подушки. Придя в хорошее расположение духа, она принялась одеваться.
   Оксана не любила уфимские окраины. Она терпеть не могла запах нефти и презирала набережную реки Белой, которая, как утверждали, напоминала Ривьер, но по ее убеждению, только безнадежным идиотам; и вечно пьяным, угрюмым нефтяникам. А поселок из вагончиков на окраине (там они жили с подругой), населяющие его татары и русские, царящая там поножовщина - все это вызывало у нее ужас.
   Идти домой в одиночку поздно вечером, после закрытия ресторана, Оксана никогда не решалась. Она или просила зайти за ней Мишку, или ночевала у другой своей подружки, которая жила недалеко от ресторана. Хотя поселок внушал ей страх и отвращение, ночи у Нины тоже не доставляли большой радости: ей приходилось или делить двуспальную кровать с Ниной, или спать на полу, если к той приходил дружок Коля. Короче говоря, эти ночевки тоже не были лишены проблем.
   Подходя к перекрестку, Оксана размышляла о том, куда же ей повести своего нового знакомца. К Нине не годится, факт; к себе, вообще-то можно бы, у Мишки сегодня вахта, домой он явится, лишь завтра к полудню; вопрос только в том, как гость отнесется к ее норе. Не то, чтобы подруга не пыталась привести ее в человеческий вид: но пусть первым бросит в нее камень тот, кто пытался когда-нибудь из старого гнилого дома сделать уютное гнездышко. Ломая над этим голову, она увидела под деревьями "Ниву". Машина стояла как раз в начале серебристой дорожки, которую полная луна провела по небу. Взглянув на дружелюбный лик луны и почерпнув у него храбрости, Оксана скользнула на сиденье рядом с шофером.
   - Добрый вечер, - сказал мужчина и закурил.
   Оксана ощутила, как по спине, по рукам, по коленям ее пробегают горячие волны. Мужественный облик сидящего рядом, такого необычного человека, его твердый, холодный взгляд, строгий профиль, проявившийся из темноты, когда на миг вспыхнул огонек зажигалки - все это напоминало ей какой-то американский детектив. Она почувствовала нетерпение: скорее бы очутиться с ним в постели, и пусть она даже не получит за это свои баксы.
   - Удалось сбежать?
   - Закрылись.
   Горло у нее так пересохло, что она едва смогла выдавить самые простые слова. Она знала, ей следует быть непосредственной, остроумной, шутить, поддразнивать его, давая понять, что он сможет ее получить, если очень захочет и если захочет она. Положив ногу на ногу, она попробовала придумать что-нибудь смешное, но он нагнулся вперед и включил зажигание.
   - Так значит куда?
   Именно этого вопроса Оксана больше всего боялась.
   - Может, в Уфе еще есть места. Правда, там дорого.
   Голубоглазый удивленно вздернул брови:
   - Вы хотите пойти в ресторан?
   - Даже не знаю, - заколебалась она. - Все дело в том...
   Он рассмеялся. Смех его был немного жестким, но все же располагал к себе.
   - Извините, я еще не представился. Меня зовут Николай.
   - Оксана Куликова.
   Он нажал на педаль газа. Двигатель рявкнул, но передача еще не была включена.
   - Целый день за рулем,- сказал он улыбаясь. - С удовольствием посидел бы в каком-нибудь тихом, уютном месте. Может, поедем к вам? Конечно, если мамаша или муж не будут против.
   Оксана облегченно вздохнула. Она почувствовала, что можно, пожалуй, рискнуть: авось он не испугается ее квартиры.
   - Я одна живу, - сказала она, искренне веря в эту минуту, что это так и есть. Мишка словно бы провалился куда-то, чтобы никогда больше в ее жизни не появиться. У меня никого нет.
   - Правда? - удивился Голубоглазый. - Такая красивая девушка.
   Оксана повернулась к нему, собравшись ответить на комплимент благодарной улыбкой. Он, однако, не улыбался: с сухой, чуть ли не академической беспристрастностью он просто констатировал факт, что Оксана хороша собой.
   Она подняла руки, заложила их за голову, потянулась. Она знала, что эта поза выигрышно подчеркивает линию ее груди, а, кроме того, дает возможность уловить волнующий запах дезодоранта
   - Знаете что? - сказала она, возвращаясь к своему привычному тону. - Если очень хотите, можете переночевать у меня.
   - Спасибо, - ответил он. - Я вам очень признателен. Я и надеяться на такое не смел.
   В словах его как будто звучал еле заметный оттенок иронии. Оксана поняла: с нерешительностью надо кончать и брать инициативу в свои руки.
   - Только есть тут одна загвоздка.
   - Да? - спросил Голубоглазый. - И что же это?
   - Я живу в рабочем поселке.
   Он невольно выглянул в окно. Но с того места, где они находились, видны были только деревья.
   - Что значит, - спросил он, - очень далеко отсюда?
   - Не то, чтобы далеко, - ответила Оксана. - Это не тот район, который вам подойдет.
   И тут же пожалела о сказанном. "Черт возьми, сама же еще и спугну", - корила она себя, хотя новый ее знакомый совсем не выглядел человеком, который боится собственной тени.
   - В самом деле? И почему же? - в голосе его не было и намека на страх.
   - Вы когда-нибудь бывали в вагончике?
   - О да.
   - Где?
   - Например, в Голландии.
   У Оксаны челюсть отвалилась от удивления: "Господи, с кем же ты свел меня? Этот парень даже за границей бывает, если не врет, конечно. Но по виду он не из тех, кто врет".
   - Вы были в Голландии?
   - Раз или два.
   - Так вы говорите, живете в вагончике нефтяников?
   - Ну да. На машине туда вообще-то легко добраться, - заторопилась она, испугавшись, что Голубоглазый все-таки передумает. - Пешком рискованно, а на машине нет.
   - Так какие же там проблемы? - спросил он.- Русские с татарами режут, когда напьются, друг друга?
   Оксана снова заколебалась. Что ему сказать? Конечно же, драки здесь часто бывают.
   - Показывайте-ка дорогу.
   Оксана вытерла пот со лба и принялась объяснять, где свернуть, чтобы попасть в центр поселка, и по какой улице потом ехать.
   Голубоглазый не включал фары: зажег лишь габаритные огни. Деревянные вагончики, ржавые корпуса автомобилей, вагоны, стоящие как попало, напоминали железнодорожную станцию, попавшую под бомбежку. Когда перед ними в свете луны возник вагончик, в котором Оксана жила, она попросила остановиться.
   - Приехали?
   Она кивнула.
   Голубоглазый не стал рассматривать его, не стал высказывать свое отношение к нему; оглядевшись, он повернулся к Оксане.
   - Куда бы поставить машину? Здесь слишком уж на виду.
   Она молча показала между вагончиком и стеной соседнего сарая: туда как раз могла поместиться машина. Голубоглазый кивнул. Оксана вылезла из машины, сняла с веревки простынь и, держа ее под мышкой, стала смотреть, как Голубоглазый втискивается в узкий проход. Потом он вышел, забрал у нее простынь и бросил на машину.
   Оксана открыла дверь и, войдя, зажгла торшер. Тусклая лампа осветила комнату.
   - Ну, вот и прибыли. Конечно, не люкс в отеле, но переночевать можно.
   Голубоглазый кивнул и снял пиджак. Оксана с благоговением смотрела на дорогую рубашку, на великолепные мускулы, рельефно проступающие под мягкой тканью, на массивную золотую цепочку на шее. "Господи, с кем ты свел меня? Тарзан, и похоже богат, как граф Монтэ Кристо.
   Голубоглазый присел на край кровати, застеленной синим покрывалом, и поднял взгляд на Оксану, медленно расстегивающую пуговицы плаща.
   - Сколько?
   Оксана вздрогнула от неожиданности.
   - Что сколько?
   Голубоглазый схватил ее за локоть. Плащ свалился на вытертый, когда-то на очень красивый ковер.
   - Мне кажется, пора внести в это дело ясность, - сказал он почти грубо, со странной улыбкой. - Сколько ты за ночь берешь?
   Оксана захотелось выругаться и осадить нахала, но вспомнив, сколько мужчин побывало в этой комнате, она вместе с плащом отбросила свое высокомерие. Звонко расхохотавшись, она села рядом с ним на кровать и откинулась к стене.
   - С тебя сотню баксов возьму.
   - А с других?
   - С кого сколько. Кто богатый, тот пускай платит больше.
   Голубоглазый улыбнулся.
   - В этом что-то есть. Погаси свет.
   Оксана, опираясь на локоть, повернулась к нему.
   - Ты что, стеснительный? - спросила она насмешливо. Голубоглазый упруго поднялся и сам выключил свет. Узкая полоса лунного света пересекла комнату, легла на ковер, на кровать, на грудь гостя. Подгоняемая желанием, Оксана начала торопливо раздеваться. И, когда на ней почти уже ничего не оставалось, вдруг обнаружила, что гость сидит и внимательно наблюдает за ней. Она испугалась и замерла в неподвижности.
   - Что случилось? Не так что-нибудь? Иди сюда!
   Она смела на пол ворох одежды, подошла к Голубоглазый и опустилась возле него на колени. Ей хотелось коснуться его, но она в последний момент удержалась.
   Глаза его как-то по-дьявольски светились в темноте. Оксана ощутила у себя в руке что-то хрустящее.
   - Вот тебе две сотни зеленых, - услышала она тихие слова Голубоглазого. - И будешь делать все, что я скажу. Ясно?
   Оксана обомлела. "Господи Иисусе, - подумала она с ужасом, - неужто нарвалась на извращенца? Подруга рассказывала, один клиент как-то потребовал, чтобы она перед тем, как лечь с ним, хлестала его кнутом".
   Голубоглазый достал из кармана брюк шнурок, накинул на шею Оксаны и улыбнулся.
   - Ты очень красивая.
   Зажмурив глаза, она опустила руку и незаметно сунула сотенные бумажки под ковер. Не то, чтоб она боялась, что гость, передумав, потребует деньги назад: она хотела спрятать их от сожителя Михаила.
   Когда Голубоглазый наклонился над ней, у нее вырвался тихий, страстный вздох. А в следующий момент она ощутила, что в легких у нее нет воздуха: перед глазами плясали тысячи звезд, целый Млечный Путь появился и поплыл где-то в изножье кровати. Она попыталась вскрикнуть, но издала лишь едва слышный хрип, попыталась вырваться, но на нее словно навалилась сама гора, на которой построен был поселок.
   Голубоглазый улыбнулся и чуть отпустил удавку. Оксана только сейчас заметила, что душит ее он тем самым шнуром, который она так доверчиво дала накинуть себе на шею. Она набрала в грудь побольше воздуха и попробовала завизжать. Завизжать так пронзительно, чтобы все соседи в ужасе повыскакивали из своих вагончиков.
   Вместо визга, однако, получилось лишь слабое бульканье. Голубоглазый, угадав ее намерение, снова стянул шнурок. Она чувствовала - жилы у нее на висках напряглись до предела. Она сама не могла понять, как ей удалось постичь смысл тихих слов.
   - Закричишь, убью. Будешь молчать - все обойдется. Даю слово. Обещаешь молчать?
   Оксана изо всех сил закивала. О, она была согласна, согласна была каждая клеточка ее тела.
   Страшная тяжесть, что давила на нее, немного ослабла.
   - Повторяю: крикнешь - задушу. Мне нужно поговорить с тобой. Просто поговорить и все. Ты поняла?
   Голубоглазый окинул ее взглядом; это был взгляд живодера, что разглядывает очередную овцу, которую выбрал, чтобы содрать с нее шкуру. Оксана потянулась за одеялом, чтобы закрыться, но резкий голос остановил ее:
   - Не двигаться!
   Она снова оцепенела. Казалось, даже душа ее превратилась в ледышку от безжалостного выражения на лице Голубоглазого.
   Голубоглазый сел рядом с ней и почти с состраданием погладил ее волосы.
   - Все-таки я убью тебя, Оксана.
   Она чувствовала, что по щекам ее потоками льются слезы. Шея горела, словно ее прижгли раскаленным железом. Все тело болело, как изломанное, будто она провела ночь с десятью мужиками, когда с ней всю ночь занимались сексом. Она сама удивилась, когда из горла ее вырвался какой-то членораздельный звук:
   - За что?
   - Так надо, Оксана. Мне очень жаль.
   - Не-е-ет!
   Голубоглазый развел руками:
   - Ты сама хочешь этого, Оксана.
   Она попыталась сглотнуть слюну. В глотке словно застряли спутанные куски ржавой проволоки. Она задыхалась, кашляла; еще немного, и ее вырвало бы прямо на постель.
   Голубоглазый брезгливо поморщился, вертя в руках шнурок, и локтем вытер себе потный лоб.
   - Давай поскорей кончать с этим!
   - Не-е-ет!
   Оксана попробовала обороняться; все ее усилия кончились тем, что она отодвинулась на несколько сантиметров к стене. Она поняла, что спасение невозможно.
   - За что?
   Голубоглазый спокойно, уверенно обвил шнурком ее шею, улыбнулся, сдавил ей горло. Ровно настолько, чтобы она снова ощутила боль.
   Он опять улыбнулся и, словно играя, погладил обнаженную грудь Оксаны.
   - Как тебя зовут, девочка?
   Она задыхалась. Она была совершенно уверена, что попала в руки садисту, сумасшедшему, безжалостному убийце. Глотка у Оксаны все еще горела, будто набитая раскаленным углем. Она проклинала про себя Мишку, которого именно сегодня угораздило свалить на вахту. "Ах, Мишка, мошенник ты подлый, то-то ты рот раскроешь, когда утром увидишь под одеялом мой труп. Одна надежда, что никогда не найти тебе денежки под ковром".
   Голубоглазый, напоминая о себе, резко стянул шнурок:
   - Так как твое имя, девочка?
   Оксана решила, что если она все поставит на одну, хоть и слабую, карту, будет покорно выполнять приказы, то этот чокнутый, может быть, отпустит ее.
   - Оксана, - прошептала она. Шнур сдавил горло. Глаза Оксаны вылезли из орбит, руки дергались и били по одеялу; удавка чуть-чуть ослабела.
   - Как тебя зовут? - прозвучал бесстрастный голос.
   У Оксаны промелькнула мысль, что теперь, видно, все равно конец и потому можно говорить что угодно. Опыт прошедших лет, однако, научил ее, что даже перед лицом смерти надо молчать о том, о чем сам бог велел молчать.
   На сей раз Голубоглазый не стянул концы шнурка, а потянул их к себе. Голова Оксаны оторвалась от подушки. Когда она поднялась еще выше, он жестоко и точно ударил ее в лицо. Оксана рухнула на подушку, чувствуя, как теплые струйки крови из носа стекают по подбородку и капают на наволочку.
   Голубоглазый удовлетворенно оглядел ее и снова потянул к себе шнурок.
   - Как твое имя, девочка?
   Второй удар Оксана почти не чувствовала. Ее словно задела какая-то призрачная рука. В книге она читала: истязаемый человек спустя какое-то время перестает ощущать боль. Дальше, наверное, следует смерть.
   Александр отпустил ее и, наклонившись, сказал:
   - Ты понимаешь, что я говорю?
   Оксана нашла в себе силы кивнуть.
   - Я не хочу тебя убивать, Оксана. Но, вероятно, придется. Ты спрашивала: за что? Так вот, за то, что ты не хочешь говорить правду. Я скажу. Ладно, тогда начнем сначала. Как тебя зовут, девочка?
   - Оксана.
   Голубоглазый выпрямился, отряхнул на коленях брюки, вынул из кармана ключи от машины, внимательно осмотрел их, словно желая убедиться, все ли они на месте, потом пожал плечами.
   - Что ж, мне жаль, Оксана. Очень жаль. Скверное дело - умирать, когда тебе всего тридцать четыре.
   Оксана беспомощно дергалась на постели, словно гусеница, разрезанная лопатой.
   - Спрашиваю последний раз. Итак, твое имя?
   Оксана выплюнула сгусток крови и выдавила сквозь кровоточащие десны:
   - Оксана Коль.
   Голубоглазый улыбнулся и сел на кровать.
   - Браво, девочка. С этого и надо было начать. Ну-ка, еще раз!
   - Оксана Коль.
   Александр погладил ее по щеке и вдруг с прежней силой ударил снова.
   Она и на сей раз не ощутила боли. Когда голова ее падала на подушку, она успела поймать взгляд Александра. В его глазах было столько возбуждения и неподдельного блаженства, что от ужаса она едва не потеряла сознание.
   Когда Александр снова заговорил, в голосе его уже не было угрозы. Слова звучали холодно и бесстрастно:
   - Оксана, до июля 1996 года жительница города Химки, Московской области, завхоз детсада.
   Оксана застонала и кивнула.
   - Или начать с другого места? Ладно, начну с другого. Жили-были три подруги: Оксана, Татьяна и Наталья. Твои подруги, да? Но возраст у вас разный. Вы там подружились в детсаде, где в скором времени нашли себе спонсоров коммерсантов. Так?
   Оксана в знак согласия прикрыла глаза. Перед мысленным ее взором возник Натальин образ, толстые Натальины ляжки на столе, где она отплясывала в чем мать родила, и ее спонсора, который заставлял ее, Наталью, делать все, что он хотел.
   - Три подруги решили, что им все дозволено. И в самом деле, им все было дозволено. Получали они надбавки от своих любовников, подарки, деньги, пока не случилась беда. Так было, девочка?
   Оксана боялась пошевелиться. Сейчас она в первый раз подумала, что, может быть, ей совсем необязательно умирать. Может, это от Селиванова ее разыскал?
   - Но беда случилась. Кто-то из них принес в детсад бутылку водки. Кто это был, деточка? Наталья. Вот-вот. Накормив детишек обедом, они устроились в комнате и распили бутылку. Показалось мало. Они послали еще за одной. Кого послали?
   - Меня.
   - В общем, Оксана притащила еще две бутылки водки, вы их тоже распили. И до того набрались, что уже ничего не соображали. Поскольку в комнате была только одна кровать, то одна из них осталась там. Кто бишь это был, а?
   - Наталья.
   - Правильно, деточка. До того была она пьяная, что слюни текли изо рта. А две другие пошли в спальню, нашли пустые кроватки и улеглись туда. Правильно?
   Оксана глотнула слюну и не ответила.
   - Однако перед тем, как заснуть, ты, Оксана, или, можно теперь сказать, Оксана Коль, закурила, один раз затянулась и тут же уснула с зажженной сигаретой.
   Оксану передернуло. Она снова видела перед собой полную дымом комнату, мечущихся, кричащих людей, охранника, который, закутав ей голову простыней, увел в безопасное место.
   - От сигареты вспыхнуло постельное белье; вызвали пожарных, которые затушили пожар, а заодно залили весь товар детских игрушек, который находился в подвале.
   На сей раз Голубоглазый не задал вопрос, так ли оно было. Вместо этого он встряхнул Оксану за плечо, а когда она обратила к нему неподвижный, почти бессмысленный взгляд, снова ударил ее по щеке.
   - Сейчас не время для угрызений совести, девочка. Я пришел не за тем, чтобы требовать покаяния. На ход следствия старались повлиять многие, и результат был таков: трагедию вызвало короткое замыкание. Несколько электриков уволили. Детсад закрыли. Вам же троим пришлось уехать подальше. Тебе сказали: исчезни из Москвы и никогда даже близко не появляйся. Так? Так. Это Селиванов тебе выбрал новое имя?
   - Нет, другие.
   - Впрочем, это неважно. Кто была эта Оксана Куликова?
   - Она умерла.
   - Прекрасно, девочка. Надеюсь, ты знаешь, что тебя ждет, если когда-нибудь все это станет известно людям. Время нынче такое, что кое-кто с удовольствием раскопал бы эту историю. Причем, чтобы ты не питала иллюзий, знай: речь не о тебе и не о твоих подругах, а о том товаре, который был в подвале детсада, кроме игрушек.
   Она облегченно перевела дух, чувствуя, что голос Голубоглазого стал мягче. Более того, он словно бы давал понять, что оба они находятся по одну сторону баррикад.
   - Оксана - человек старого мира. Знаю, что это тебя не касается, из-за этого товара можно навсегда заткнуть рот любому. Такое сейчас время, каждый хочет забыть свое прошлое. Словом, если милиция узнает, что ты жива, то я думаю, тебе придется туго.
   Оксана застонала и попробовала закрыться одеялом. Но Голубоглазый схватил ее руку и стиснул запястье.
   - Не двигаться. Ты согласна мне помогать? Вообще-то выбора у тебя нет. Или ты скажешь "да", или я тебя задушу. Ну, отвечай, девочка!
   Он повертел в пальцах шнурок и склонился над Оксаной.
   В эту секунду она поняла, что ее жизнь зависит от одного единственного кивка. Она приподнялась на локте и, одолевая подступившую тошноту, еле заметно кивнула.
   В этот момент кто-то забарабанил в дверь.
   Голубоглазый действовал молниеносно. Схватив Оксану за горло, он сдавил его так, что она опять захрипела, потом за доли секунды сбросил пиджак, брюки, ботинки, поднял одеяло, прыгнул под него и притиснул к себе Оксану.
   - Кто это?
   Она не ответила: в горле горело, кровь под языком не давала говорить.
   Голубоглазый обхватил ее, словно страстный любовник.
   - Вот тебе, девочка, первая возможность доказать, что ты согласна со мной сотрудничать. Одно необдуманное слово, и ты покойница. А теперь спроси: кто там?
   Шнурок на горле у Оксаны натянулся. На какой-то миг она ощутила безумную радость: вот сейчас войдет Мишка и убьет этого дьявола. Но радость быстро угасла. Если даже убьет, через пару недель появится кто-то другой, потом третий. Можно ли убегать всю жизнь от призраков? Нет, от них ей никогда, никогда, никогда не избавиться! Не те люди: эти и под землей найдут. Ну, Селиванов, сволочь, всю мою жизнь испортил, скотина.
   - Кто там?
   - Я, кто же еще. Спишь, что ли? Чего дверь заперла?
   Голубоглазый показал на себя.
   - У меня гость.
   - А вот это зря. Я ведь тоже гостя привел. По голосу можешь узнать?
   - Ку-ку, - загудел за дверью чей-то глубокий бас. - Ку-ку, Оксана, это я.
   Голубоглазый вопросительно поднял брови. Выплюнув сгусток крови, она тихо ответила:
   - Мишка со своим дружком.
   - Кто они?
   - Амбал здоровенный. Боровом его зовут.
   Голубоглазый ненадолго задумался, крутя в пальцах концы
   шнура:
   - Скажи еще раз, что ты не одна.
   - Мишка, гость у меня.
   Те двое захохотали, словно услышав хорошую шутку.
   - Какой гость? Как зовут?
   - Пьяные они, - сказала Оксана.
   Голубоглазый смотрел на нее, словно решал про себя, можно ли ей довериться.
   - Оксанка, впусти нас, - настаивал прежний голос. - Нам деньги надо взять.
   - Пропил, - тихо сообщила Оксана, пробуя нашарить какую-нибудь одежду. - За деньгами пришел.
   Голубоглазый все еще колебался. Оксана спустила ноги на пол и осторожно пощупала горло. Под ее пальцами опять словно кто-то заклал огонь. Голубоглазый вздохнул и крепко стиснул ей локоть.
   - Слушай меня внимательно, девочка. Все, что я тебе рассказал, известно не мне одному. И если со мной, не дай Бог, что случится, они за тобой придут. В самой глухой тайге, на дне моря отыщут. Ты им нужна, ясно? И тогда я тебе не завидую. А теперь впусти их.
   Мишка и его друг чуть не сшибли ее с ног, Оксана вскрикнула от ужаса и от боли, когда Мишка, тонкий, гибкий, с бычьим лицом, оттолкнул ее, двинув в бок. Второй, огромный амбал, едва державшийся на ногах от водки, обхватил ее плечи и звучно чмокнул в лоб.
   - Привет, Оксаночка. Нам бы только деньжонок немножко.
   Он тихо присвистнул, оглядев полуодетую Оксану:
   - Вот это то да! - заржал он, хватая приятеля за рукав. - Ты гляди, Мишка, да у них тут самое веселье.
   Мишка даже не посмотрел на лежащего в постели мужчину. Зато он сразу увидел его пиджак на полу. Подняв его, он нащупал карман, вытащил бумажник, раскрыл и словно обжегся, заметив полный бумажник аккуратно сложенных сто долларовых купюр. Голубоглазый натянул одеяло до самого подбородка. Мишка, присев на край кровати, стал внимательно разглядывать гостя.
   - Слышь, Володька, мы с тобой, похоже, нового русского поймали. Глянь-ка на это!
   Он протянул приятелю десять купюр по сто долларов. У того подбородок отвис от изумления. Голубоглазый мог бы поклясться, что огромный Володька протрезвел за какие-нибудь секунды.
   Мишка, ласково улыбаясь, потрепал по щеке лежащего под одеялом мужчину.
   - Чего испугался? Не боись! Все будет о'кей. Ты с моей подругой заключил честную сделку. Я, правда, страсть не люблю, когда чужой дядя спит с моей бабой, да уж ладно, на сей раз не стану сердиться и не сделаю тебе еще одну дырку. Наоборот, я с тобой побеседую, и очень серьезно.
   Оксана наклонилась было за халатом, но Мишка, подняв руку, остановил ее.
   - Не надо! Сделка, так сделка. Или вы уже отстрелялись?
   Голубоглазый уже улыбался.
   - Вообще-то мы бы еще.
   Мишка потрепал Оксану по щеке.
   - Ну вот, видишь? Ложись-ка к нему в постельку.
   Оксана робким, боязливым движением приподняла краешек одеяла. Мишка рявкнул:
   - Что я тебе сказал, сука! Быстро в постель! Ишь, стерва.
   Она легла рядом с голубоглазым.
   - Слышь, Мишка, - подал голос его приятель, полностью протрезвевший. - А ведь он, видать, крепко поработал с бабой. Глянь: белье все в крови. Оксана-то, вроде, давно уж не девка.
   Мишка бросил взгляд на возвышающегося над ним приятеля.
   - Заткнись, Боров! Нам до этого никакого дела. Поработал и поработал. Ты никогда не слыхал про такое? Уважаемый! вкусы у людей разные, верно ведь? Если кто-то любит до или после, или во время. В общем, бить девушку по мордам - ради бога! Личное дело каждого. Вот только личное дело иногда кучу денег стоит. Мы понимаем друг друга?
   - Вполне, - сказал голубоглазый.
   - Клево, братан. Я просто в восторге. А конкретно дело выглядит так: налицо имеется моя невеста. Ладно, вы с ней сообразили вдвоем кое-что, к взаимному удовольствию, и это было бы личное ваше дело, если б на горизонте не появился я. А раз я появился, то ваше личное дело превращается в дело общее. Мы понимаем друг друга?
   - Вполне, - повторил голубоглазый. - У меня с собой семь тысяч баксов. Забирай все.
   Мишка ухмыльнулся и бросил пустой бумажник на кровать.
   - Не надо.
   Огромный его приятель пронзительно взвизгнул, словно неосторожная крыса, которой на хвост наехало колесо вагона.
   - Ты что, чокнулся, Мишка?! Семь тысяч зелени.
   - Молчи, братан! Повторяю: не нужны мне эти семь тысяч. Мы, в конце концов, не грабители, так ведь? Джентльмены не говорят всю дорогу лишь о деньгах. Знаете что, братан? Будьте моим гостем. Пользуйтесь моей хатой, моей женой, сколько вам влезет. Взамен я не прошу у вас ничего, только одно маленькое одолжение.
   - Почему бы и нет,- улыбнулся Голубоглазый. Мишка с облегчением хлопнул себя по коленям.
   - Чувствовал я, что мы найдем с тобой общий язык! Настоящие друзья понимают друг друга с одного взгляда. Я, как вошел, сразу увидел, что имею дело не с кем-нибудь. И я спросил себя: интересно, а что за человек - гость моей Оксаночки? Костюм, прямо скажем, что надо, если судить по карманам, итальянского производства. Рубашка австрийская, ботинки тоже не наши. Так кто же он, этот симпатичный незнакомец? Ты одет, как олигарх? Да и богат, как Граф Монте Кристо. Вряд ли. Думал я, думал, а потом догадался. Ты занимаешься бензином или нефтью. Костюмчик, рубаха, корочки - вроде бы все говорит за это. Ну так вот, думаю, значит, я: если в руководящие органы поступит несколько фотографий, где ты изображен в постели с избитой в кровь шлюхой, которая, кстати, известна как невеста заслуженного нефтяника - это будет дьявольски неприятно. Я прав?
   - Ты даже не представляешь, как ты прав,- кивнул Голубоглазый.
   - Браво, браво! Мы пришли к полному согласию по всем пунктам. Если бы так легко достигалось согласие в мировой политике! Короче, надо нам обсудить вопрос об этих фотографиях, которые не следует никуда отправлять.
   - Хорошо, обсудим.
   - А ты не хочешь закончить, что начал? Мы с Володей выйдем пока, погуляем немного. Только скажи, и ты снова в раю.
   - Лучше сначала поговорим, - предложил Голубоглазый.
   - Ладно, как хочешь. Честно говоря, я сам такой. Когда тебе в самый интересный момент аппетит перебьют, потом дожидайся, пока он снова придет. Так где, говоришь, твоя фирма находится?
   - Какое это имеет значение?
   - То есть как это, какое значение! Надо нам знать адрес или нет? А, братан? Готов держать пари, что где-нибудь в Москве. Таким, как ты, место там, где народу побольше. Конечно, в органах приходится кое-кого подмазать, конвертик, пакетик, то, се. Да что я: тебе лучше знать, как это делается. Короче, вот что я предлагаю: мы с моим другом Володей каждый месяц, скажем, где-нибудь в первых числах, навещаем тебя, смотрим, как ты поживаешь, спрашиваем, не нужно ли чего, вежливенько беседуем, как это водится у солидных людей. Обсуждаем всякие дела, оказываем друг другу маленькие одолжения. И нам хорошо, и твоей фирме хорошо. А?
   - Это стоит обмозговать, - сказал Голубоглазый.
   Мишка поднялся, протянул руку и взял с полки из нетесаных досок маленький японский фотоаппарат. Блеснула вспышка. Голубоглазый по-прежнему улыбался.
   - А теперь, для большего художественного эффекта, - сказал Мишка и неожиданно сдернул с них одеяло. Фотовспышка сверкнула несколько раз подряд. - Вот так! Я думаю, этого хватит. А теперь будь добр, имя и адрес, паспорт твой я что-то не нашел. Нужно мне знать, где ты живешь? Черт возьми, Володя, об этом мы не подумали. Придется еще путешествовать каждый месяц в Москву. Кто нам дорожные расходы оплатит? А, Володька?
   Володька потупил глаза и захихикал.
   - Скажи-ка свой адрес, граф!
   - Наклонись поближе.
   Мишка наклонился, почти приложив ухо ко рту Голубоглазого.
   - Володька, - и амбал увидел, как дернулись его плечи. "Черт побери, - пробормотал он, - видать, в самом деле, большая добыча, если даже Мишку проняло. Господи, только бы не оказалась слишком большая шишка!"
   Только когда приятель совсем припал к лежащему, амбал понял, тут что-то не так. Оксана, отвернув голову, булькала и давилась, словно ей мешал собственный язык. Амбал пискнул и попятился к стене. Когда Мишка вдруг поднялся с постели, у его приятеля вырвался крик ужаса. Его закадычный друг, раскрыв рот, изверг струю крови, словно корова на бойне.
   Амбал вытянул руки, но удержать летящее к нему тело не смог. Мишка, ткнувшись в него лицом, выпустил на него новый фонтан крови.
   Почти ничего не видя, не слыша, огромный, насмерть перепуганный человек ощупью стал пробираться к двери. Он уже взялся за ручку, когда страшная сила рванула его назад. Повернувшись, чтобы не упасть, он снова наткнулся на падающего Мишку. Руки у того были прижаты к животу, меж пальцев торчала костяная рукоятка ножа.
   Амбал Володька еще раз попробовал дотянуться до ручки, но Голубоглазый вывернул ему руку, и сокрушительный удар обрушился на его затылок. Огромное тело рухнуло на пол.
   Голубоглазый прыгнул к двери и повернул ключ в замке. Потом пнул лежащее Мишкино тело и, убедившись, что тот не шевелится, сел на кровать, потрепал Оксану по щеке:
   - Все в порядке, девочка. Ты хорошо себя вела.
   Подняв с пола свой шнурок, он спокойно и методично стал протирать им спинку кровати, углы шкафа, а под конец рукоятку ножа, что торчал у Мишки из живота. Кончив с этим, он положил шнурок в карман. Потом подтащил к трупу Мишки грузное тело Амбала и, взяв его руку, старательно обвил его пальцами нож.
   До Оксаны только сейчас дошло, что она, скорее всего, окончательно потеряла Мишку. И хотя она была совсем не в том состоянии, чтобы анализировать свои чувства, все же испытала некоторое облегчение.
   - Что теперь?
   Голубоглазый поднял на нее взгляд:
   - Ты останешься здесь.
   - А ты?
   Голубоглазый выскользнул за дверь. Он двигался так уверенно и бесшумно, словно много лет прожил в таком же вагончике. Стараясь не смотреть на труп, Оксана начала одеваться. Это ей удавалось с трудом, она то и дело садилась: руки и ноги не подчинялись ей, тело прошибал пот, перед глазами мельтешили черные точки.
   Голубоглазый вернулся, поставил на середину комнаты, под лампочку, стул и встал на него. Двигался он упруго и быстро,
   как на пружинах. Вытянув руку, он ощупал большой крюк, торчащий у потолка возле электрического шнура.
   Оксана только сейчас заметила, что в руке Голубоглазый держит веревку; видимо, это был буксир от его "Нивы". Он ловко привязал веревку на крюк, сделал петлю, проверил, выдержит ли она вес его тела.
   Оксану охватил дикий, животный ужас. Голубоглазый решил повеситься! Она чувствовала, что пот льет с нее потоками, белье все промокло; казалось, еще немного и вся она растечется по грязному полу.
   Ломая руки, она упала на колени.
   - Не надо, пожалуйста.
   Она хотела уговорить его, чтобы он не кончал с собой, не оставлял ее одну: ведь те решат, что это она сделала. Они подумают, что и Мишку убила она. Если, конечно, Амбал не покажет другое. Но кто же поверит Амбалу, который больше времени провел в тюрьме, чем на свободе.
   - Не делай этого!
   "Господи, только не это! - стучало у нее в голове. - Не хочу умирать, я ведь еще молодая, тридцать четыре года, жизни не видела, любви не знала, все мимо прошло, дура я, дура. Жить хочу, не хочу умирать, поеду за ним, куда позовет, лягу с ним, когда только захочет, все сделаю для него, только пусть не оставляет одну, жить хочу".
   - Не надо!
   Голубоглазый взглянул на нее со стула и ласково улыбнулся:
   - Не бойся, девочка. Это недолго.
   Оксана вскрикнула и тут же зажала рот ладонью. "Господи Иисусе, да он же, он не себя. Меня, меня, Господи!"
   Но прежде чем она успела проникнуться ужасом, Голубоглазый спрыгнул и взял ее за руку.
   - Помоги-ка! Держи стул!
   Оксана не помнила, когда и как она выполнила приказ. Она ощутила лишь, что обеими руками изо всех сил держит стул, держит так, словно от этого зависит ее жизнь. Глядя куда-то в угол, она пыталась молиться. Вспомнить ей удалось "Отче наш", да и то лишь первые слова.
   Александр поднял Амбала, лежавшего без сознания, и встал с ним на стул. Если бы Оксана могла думать спокойно, она еще раз удивилась бы невероятной физической силе Голубоглазого, игре его мышц под рубашкой. Он даже дыхание не задержал, вкладывая в петлю падающую Володькину голову.
   Спрыгнув на пол, он взглянул на веревку и отпустил Володькины ноги.
   - Убирай стул, девочка!
   Оксана перестала молиться и не мигая смотрела на обвисшее тело.
   - Стул убирай, говорю!
   Стиснув зубы, она вдруг вспомнила о задохнувшихся в дыму детишках. И о том, что, может быть, завтра ее тоже повесят на каком-нибудь тюремном дворе.
   - Что я сказал!
   Собрав остаток сил, она дернула стул.
   Из груди у Володьки вырвался мучительный хрип, словно он наконец очнулся.
   Оксана взвизгнула и закрыла руками лицо. Ноги повешенного качались прямо перед ней.
   Голубоглазый, сжав губы, внимательно оглядел комнату.
   - Ситуация ясная, - сказал он довольно.- Амбал перепил и убил Мишку, потом понял, что натворил, и повесился. А ты исчезла. Возьми с собой какую-нибудь одежду, потом мы ее сожжем. И захвати фотоаппарат.
   Луна все еще прокладывала по лесистым холмам свою дорожку. Хриплый, пьяный голос пел что-то, и Оксана откинула голову на спинку сиденья, попробовала внушить себе, что все это сон. И скоро наступит утро, она проснется и вытолкает из своей постели этого кретина Мишку.
   "Нива" тихо урчала во тьме.
  
   ЧАСТЬ 3
   Пожилой человек осторожно двигался, огибая сугробы. Мимо пробежали, крича и смеясь, дети, и он раздраженно покосился на них.
   На углу дома он попрыгал, чтобы согреть замерзшие ноги. Теплые сапоги в эту зиму не так-то мало стоили, а с деньгами у него туго. У старых же разошелся замок. Может, это новое дельце принесет ему хорошие деньги. Постнов Николай давно уж хочет уехать из России. Говорят, самые клевые зимние вещи привозят с Аляски. Сейчас, когда оживился приграничный торговый обмен, чукчи стали на севере самым важным народом.
   Николай симпатизировал чукчам. Не только потому, что никогда ни с одним не встречался, но и потому еще, что почти все чукчи любят выпить, как он.
   Дождавшись зеленого света, Николай с толпой прохожих пересек улицу. На другой стороне он встал у дерева, и снова запрыгал, чтобы размяться.
   Он даже не заметил, как рядом остановился потрепанный "Мерседес". Лишь негромкий, дружелюбный сигнал заставил его встрепенуться.
   Он подбежал к машине, подождал, когда откроется дверца, и сел на сиденье.
   Машина тронулась, свернула за угол, сделала круг по площади. Перед памятником "Мерседес" остановился, водитель заглушил мотор, закурил. Потом повернулся к пассажиру и спросил:
   - Сигарету?
   Николай отрицательно замотал головой. Он хорошо помнил время, когда был курящим; иной раз, когда никотиновый голод мучил его, он закуривал даже на улице, и люди оглядывались на него, не в силах сдержать усмешку. Голубоглазый выпустил дым и положил руку на руль:
   - Ну?
   Николай затряс головой.
   - Не получится.
   - Почему?
   - Из-за бабы.
   - Это как понимать?
   Баба его не отпустит. Она знать никого не хотела, живет отшельником.
   - Она работает.
   - Где сейчас?
   - Где и раньше, в дельфинарии.
   - И не клюнет ни на какую приманку?
   - Я-то ее знаю. Тридцать лет уже. Любовь у нас с ней была.
   Он произнес это с опаской, боясь, что Голубоглазый станет смеяться. Тот, однако, даже не улыбнулся.
   - Хочу на нее взглянуть.
   Николай кивнул:
   - Это просто. Где их дом, я знаю. Если повезет, она скоро выберется из своей берлоги.
   Машина помчалась по улицам. Николай молча показывал, где повернуть. Голубоглазый словно всю жизнь тем только и занимался, что водил машину, подчиняясь бессловесным указаниям пассажира: он ни разу ничего не переспросил и не перепутал направление. Один единственный раз он прижался к обочине: их обогнала, воя сиреной, милицейская машина и скрылась за поднятым ею же облаком грязи и сырости.
   Возле огромного дома в жилом массиве машина остановилась.
   - Здесь таких много живет, - сказал пассажир. - Несколько квартир специально так оборудовали, чтобы нам было удобно.
   - Серьезно?
   Николай умолк, ошарашенный брезгливым равнодушием, прозвучавшим в голосе Голубоглазого. "Хорошо тебе, парень,- думал он обиженно, сунув в рот жевательную резинку с ментолом. - Тебя бы на мое место".
   Холодный дождь постепенно сменился мокрым снегом. Тяжелые облака, плывущие над самыми крышами, роняли крупные хлопья на дорогу, на деревья, на ветровое стекло машины. Голубоглазый несколько раз включал "дворники".
   Они молча ждали минут тридцать! Николай стал подумывать, не вылезти ли ему из машины и не сходить ли по малой нужде в кусты. Но тут прямо перед машиной возникли две фигурки, словно вышли на сцену из-за белого шевелящегося занавеса. Голубоглазый нагнулся, пристально разглядывая их. Мужчина был в очках, его голова, заостренная, как у кузнечика, была сморщена, словно сушеная слива. Длинные висячие усы и ноги колесом делали его похожим на какого-нибудь татарского хана, который вздумал покрасоваться перед зеркалом. Женщина же была на удивление изящной, миниатюрной, абсолютно пропорциональной. На ней была длинная шубка из куницы, на голове маленькая, тоже из дорогого меха, ушанка. Теплые, влажные глаза смотрели на мир с улыбчивым задором, словно говоря окружающим: "Вот я какая, но зато всех красивее! У меня есть все, чтобы радоваться жизни. И вообще, что толку, что ты такой: ведь от этого ты не лучше и не умнее меня!" Голубоглазый представил кого-нибудь, что сидит рядом с ним, с этой крошкой в постели.
   Голубоглазый встряхнул головой, гоня от себя никчемные мысли. Он вынул из пачки сигарету, закурил. Спутника он на сей раз угощать не стал.
   Пара влюбленных прошла совсем рядом с машиной. Голубоглазому показалось, что на миг его взгляд и взгляд женщины встретились.
   Он подождал немного, потом вышел из машины и, нагнув голову, стал сметать снег с заднего стекла. Вернувшись, он долго глядел вслед весело спешащей, скользящей по льду паре, пока она не свернула за угол.
   Спутник его постучал указательным пальцем по приборной панели.
   - Она всегда такая была.
   - Какая?
   - Веселая, легкомысленная, живая. Понимаете, что я имею в виду?
   Голубоглазый выпустил струю дыма.
   - Кажется, понимаю. Что советуете?
   - С ней не выйдет. Только без нее.
   - Вы уверены, что без нее выйдет?
   - Это доверьте мне, - Голубоглазый кивнул, - я бы еще раз взглянул на них.
   На сей раз он остановил машину рядом с автобусной остановкой. Молодежь как раз подошла к остановке.
   Голубоглазый чуть опустил стекло. Он услышал тонкий, кудахтающий голос, словно кто-то со слишком большой скоростью пустил магнитофонную запись, потом звонкий, почти детский смех. В снегопаде словно бы зазвучали серебряные колокольчики давно минувших рождественских вечеров.
   Женщина в шубке нагнулась, ладошками слепила маленький снежок и, размахнувшись, бросила его в спину мужа. И тут же стала лепить еще.
   Мужчина принял вызов. Он спрятался за угол павильона и с притворным ужасом выглядывал оттуда. Следующий снежок шлепнулся в окно павильона.
   Голубоглазый снова услышал кудахтанье и звонкий смех. Закрыв глаза, он потер переносицу, затем поднял стекло.
   Сидящий рядом пассажир с насмешливым выражением заглянул ему в глаза.
   - Достаточно увидели?
   Голубоглазый ничего не ответил. Дав газ, он ловко влился в поток машин.
  
   ЧАСТЬ 4
   Ольга подошла к газовой плите, и, высунув розовый кончик языка, концом деревянной ложки-мешалки дотянулась до кастрюли и сняла крышку. Она как раз пробовала суп, когда в прихожей раздался звонок. Звучал он нетерпеливо, три раза подряд. Нетерпеливо и сердито.
   Ольга давно заметила, что понимает язык звонка: услышав его, она уже знала, кто стоит за дверью.
   Муж, Алексей, нажимает на кнопку едва, словно на басовую клавишу аккордеона. Лешка, соседский мальчишка, который за несколько рублей регулярно выносит их мусор, звонит нетерпеливо и нервно, словно у него никогда ни на что не хватает времени. Ну, еще Сергей Николаевич. Тот звонит мягко, как ее муж, но в его звонке есть какое-то подобострастие, словно он, еще не войдя в дверь, уже старается угодить хозяйке.
   А этот звонок был чужим и требовательным. За дверью стоял человек: ведь нажал он кнопку.
   Ольга, разумеется, умела различать, когда КТО звонит. Резче, настойчивее прозвучал звонок.
   Она выбежала в прихожую и глянула в глазок.
   На площадке стоял элегантно одетый мужчина с очень голубыми глазами; он был, несмотря на холод, без головного убора.
   "Наверное, дом перепутал, ищет кого-нибудь", - думала Ольга. С тех пор как они сюда въехали, не было дня, чтобы какой-нибудь незнакомец не звонил в дверь, спрашивая про других незнакомцев.
   Ольга не снимая цепочки, приоткрыла дверь.
   Неизвестный мужчина с пронзительным взглядом смотрел ей прямо в глаза. Словно знал, куда нужно смотреть. Ольга смутилась. Неизвестные обычно так изучающе не смотрели на нее.
   Голубоглазый, однако, смотрел ей прямо в глаза. И во взгляде его Ольга не видела ни насмешки, ни удивления. Он явно заранее приготовился к этой встрече.
   - Добрый вечер, Ольга.
   - Добрый вечер.
   Мужчина сунул руку во внутренний карман и протянул ей в щель ярко красную книжечку.
   - Самсонов Николай Иванович. Мне нужно с вами поговорить.
   Она почувствовала, что у нее сжалось сердце.
   - Откуда вы?
   Мужчина держал свое удостоверение неподвижно, словно хотел, чтобы она взяла его.
   - Вы не могли бы открыть мне?
   Удостоверение и рука, что его держала, расплылись в глазах Ольги. Плясали какие-то буквы, государственный герб, чьи-то подписи, печати. Страх размыл все детали, лишил их смысла.
   Гость уловил волны страха, исходящие от женщины, и дружелюбно улыбнулся:
   - Не волнуйтесь, пожалуйста. Я должен расспросить вас об одном деле.
   Она проглотила слюну и, пустила в ход последний довод:
   - Моего мужа нет дома.
   Мужчина недоуменно вздернул брови:
   - Но я с вами хочу побеседовать, Ольга.
   - Со мной?
   - Да, если вы меня впустите.
   Ольга, чей слух был воспитан на опереттах и музыкальных пьесах, сразу же уловила в речи гостя едва заметный для обычного уха, почти неуловимый акцент. Когда-то давно она словно бы слышала такую мягкую, чуть певучую интонацию. Господи, где же это было и когда?
   Посетитель скромно сел в кресло Алексея и благовоспитанно высморкался в платок, кстати, платок был безукоризненно свежим, и Ольга успокоилась. Она поняла, что тревожиться у нее нет оснований. Этот мужчина ее не ограбит, не изнасилует.
   Голубоглазый улыбнулся и снова вынул удостоверение.
   - Вы не хотите взглянуть еще раз, Ольга Ивановна? Там, у двери было трудно.
   - Вы из милиции?
   Гость рассмеялся. Смех его был мягок, внушал доверие:
   - Полно! Я из ФСБ.
   Ольга Ивановна тихо вздохнула. Честное слово, ей все равно, как зовется тот или иной орган власти. Другие она просто терпеть не могла, а от ФСБ ее брала дрожь. С тех пор как произошла та история. Когда ж это было, господи? Ольга бегло глянула в книжечку и тут же вернула ее обратно.
   - О чем пойдет речь?
   Она сама чувствовала, что вопрос ее прозвучал слишком официально; беда в том, что она вспомнила про суп. Еще десять минут и надо снимать его с огня. К тому времени, она надеялась, незваный гость уже уберется.
   Голубоглазый положил ногу на ногу. Ольга Ивановна заметила, что костюм его сшит из отличного материала.
   - Вы не хотите снять пальто?
   Гость улыбнулся:
   - Я просто расстегну, если вы не против.
   Его черное пальто было тоже явно заграничным. Это выдавали хотя бы пуговицы. Таких круглых, отливающих серебром пуговиц она еще в жизни не видела.
   Мужчина следил за ней с еле заметной улыбкой. Он словно читал ее мысли.
   - Ольга Ивановна, вы, насколько я знаю, работаете в дельфинарии. Правильно?
   Она снова заколебалась. Как ей хотелось, чтобы супруг был сейчас рядом! Она понятия не имела, обязана ли отвечать на вопросы этого человека. И вообще, при чем здесь ФСБ?
   Гость погладил подбородок:
   - Ольга Ивановна, в ФСБ хотели бы знать ваше мнение касательно одного конфиденциального дела. Мы можем на вас рассчитывать?
   У нее перехватило дыхание. Господи, чего они от нее хотят? Ведь она ничего, ничего не знает. Она такой маленький винтик в огромной машине, ее и заметить-то можно только под микроскопом, и в данном случае вовсе не потому, что она женщина.
   Гость взглянул ей прямо в глаза:
   - Речь идет о вашем отчиме, Василии Петровиче.
   Ольга Ивановна чуть не упала со стула. Господи, Василий Петрович? Что он натворил, несчастный? Гость продолжал:
   - Относительно вашего отчима возникло некоторое подозрение. Кстати, вы, я думаю, понимаете, Ольга Ивановна, и мне не нужно специально напоминать вам, что все, о чем мы здесь говорим, разглашению не подлежит. Помогать нам - долг каждого гражданина. Тех, кто злоупотребляет доверием народа, кто использует служебное положение для получения незаслуженных привилегий, а тем более для приобретения богатства, народ вправе привлечь к ответу. Вы согласны со мной, Ольга Ивановна?
   - Конечно, - ответила Ольга Ивановна в ужасе. - Ну да. Конечно.
   - Мы знаем, что вы человек кристально честный, потому и обратились к вам. Не из-за должности вашей, не поймите меня неправильно; хотя у меня и в мыслях нет недооценивать вашу работу. Вы следите за поведением дельфинов, Ольга Ивановна. Часто вам случается наблюдать за необычным поведением дельфинов?
   - Конечно. Вы знаете? И все же: что же произошло?
   По лицу Голубоглазого пробежала тень, но затем он опять улыбнулся.
   - Может, вы думаете, что я не знаю, над чем вы сейчас работайте?
   Ольга Ивановна поняла: будет лучше, если она ответит на все вопросы. Причем прямо и недвусмысленно. Ей скрывать нечего. Этот и так все про нее знает. Ох, еще как знает! Если б не знал, не пришел бы к ней.
   - Все же лучше бы подождать мужа, - сказала она почти против собственной воли. - У меня там суп.
   Голубоглазый посмотрел ей в глаза.
   - Не пугайтесь, Ольга Ивановна, но сегодня ваш муж придет лишь около полуночи.
   Ольга Ивановна побелела. Она чувствовала, что ноги ее дрожат, как в давние времена.
   - Около полуночи? Но ведь он...
   - Не волнуйтесь. У Алексея в магазине работает налоговая полиция. По нашей просьбе.
   Красивая женщина сама не могла понять, откуда у нее взялась смелость кричать на этого могущественного человека, человека оттуда. Ибо для Ольги Ивановны и Совет Министров, и ФСБ - все это было оттуда:
   - Вы не смеете этого делать! - зазвенел ее голос, который и в гневе напоминал серебряный колокольчик. - Не смеете! Я...
   - Вы меня не поняли, Ольга Ивановна. Нам известно, что ваш супруг - прекрасный человек. И сегодня вечером ему предстоит выполнить одно конфиденциальное поручение.
   - Но как же суп?
   - Варите спокойно, Ольга Ивановна. Если вы не против, я вас подожду.
   - Подождете?
   Голубоглазый откашлялся:
   - Видите ли, Ольга Ивановна, мы бы хотели, как я уже говорил, чтобы вы подтвердили некоторые данные.
   Женщина схватилась за сердце.
   - Я? Да ведь я только наблюдаю за дельфинами. И здесь не какой тайны нет.
   - Вам приходится заносить в компьютер все изменения, ведь так?
   - Так, но...
   - Вы понимаете, что это значит?
   "Еще бы не понимать, - подумала Ольга Ивановна. - Это значит, что вы давно за ними следите. Но какое мне до этого дело?"
   - Это значит, - продолжал голубоглазый почти равнодушно, - что я прошу вас поехать к нам. Мы покажем вам данные, а вы, Ольга Ивановна, посмотрите на них.
   - А здесь никак нельзя? - неуверенно прозвучал колокольчик.
   - Вряд ли, - почесал Голубоглазый в затылке, - и что-либо вынести запрещено. Незаметно сделать это едва ли удастся.
   - Я понимаю, но...
   - Мы были бы очень вам благодарны.
   - А если муж придет без меня?
   Голубоглазый улыбнулся:
   - Ваш супруг вернется через десять минут после того, как вы вернетесь домой.
   Аргументы были исчерпаны. Господи, что она может еще сказать? Что ей совсем не хочется уходить из дому, что на плите кипит суп, что муж может явиться в любую минуту. То есть она же знает, что не явится. И вообще: на улице холодно, надо одеваться, и очки у нее неважные, сколько раз ведь хотела проверить зрение. В последнее время буквы плывут перед глазами.
   - Вы готовы, Ольга Ивановна?
   Ольга Ивановна глубоко вздохнула, встала со стула и пошла в ванную комнату.
   Голубоглазый взял с журнального столика, на котором стояла настольная лампа, журнал, стал листать его. И листал до тех пор, пока женщина, уже в шубе и сапогах, не вернулась в комнату.
   У нее стоял комок в горле, но она старалась держать себя в руках.
   - Что ж, пошли.
   Голубоглазый положил на место журнал и кивнул в сторону кухни:
   - Не забудьте про суп.
   Ольга Ивановна легонько вскрикнула так непосредственно, как можно лишь в присутствии доброго знакомого. Выбежав в кухню, и выключила газ. Лишь потом, на улице, ей пришло в голову, что можно ведь было бы попросить сделать это гостя.
   Когда они вместе шагали по коридору, это, наверное, выглядело очень красиво со стороны. Ольга Ивановна даже немного развеселилась.
   Ее необъяснимое хорошее настроение испарилось в тот самый момент, когда они вышли из подъезда. Там она остановилась, ожидая, что откуда-то к ним подкатит большой черный "Мерседес", в каком ездят люди оттуда, но на автомобиль и намека не было. Вместо этого Голубоглазый наклонился и, тронув ее за локоть, показал в сторону тротуара:
   - Нам туда, Ольга Ивановна.
   - А мы разве не на машине? - спросила она разочарованно и немного испуганно, так как небольшой слой снега, все падающего и падающего на землю, весьма затруднял ходьбу. "Черт возьми, ты ведь меня не заставишь, надеюсь, месить снег несколько километров?" - сердито думала она про себя; потом, нахлобучив шапку поглубже и стянув на груди шубу, двинулась за Голубоглазым. А Голубоглазый думал о дельфинах, почему люди стали изучать их.
   - Ольга Ивановна, а что вы знаете о них странного?
   - Издавна замечено, что стаи играющих дельфинов любят подолгу следовать за пароходом или лодкой, может быть, им нравится "человеческое общество", влечет наша близость? Известен случай, когда один из китообразных в течение двадцати четырех часов не отставал от корабля. Он прекратил эту гонку, когда судно достигло берега. Белому альбиносу дельфину, отринутому стаей за необычный цвет, провожающему корабли людей через рифы, посвятил свою чарующую, полную ароматов моря повесть "Белый лоцман" болгарский писатель Петр Бобов. Вымысел? Тогда вот факты. В водах близ новой Зеландии жил серый дельфин, в течение двадцати четырех лет регулярно сопровождавший все пароходы на отрезке пути от порта Веллингтона до порта Нельсона. Он проделывал это в любое время суток, с 1888 по 1912 год. Ему дали кличку Белорус Джек. Губернатор новой Зеландии издал специальный приказ, категорически воспрещающий охотиться на животное или вообще пытаться причинить ему какой-нибудь вред. Дельфин достаточно силен, чтобы одним ударом отбить человеку внутренности, откусить руку, ногу; но не зафиксировано ни одного случая, я подчеркиваю, ни одного, когда дельфин пытался бы причинить вред человеку даже при самом плохом обращении со стороны последнего. Поезжайте к рыбакам, жителям прибрежных селений у теплых лагун, где водятся эти удивительные морские животные. Вы услышите много старинных преданий и поэтических легенд, как дельфины спасали тонущих детей, как выручали из беды, когда мореплавателям грозило кораблекрушение и гибель, внезапно приходили на помощь терпящим бедствие. Может, все они имеют под собой реальную почву? На Средиземном море, близ местечка Байаэ, около Неаполя, дельфин подружился с мальчиком и в течение нескольких лет перевозил его на спине через залив, когда тот направлялся в школу. Утром мальчуган спускался к берегу и начинал звать дельфина. Тот немедленно являлся на зов. Мальчуган взбирался на него, крепко обхватывал гладкое, лоснящееся туловище руками и ногами и через минуту оказывался на другой стороне залива. Через несколько часов вcе повторялось в той же последовательности с той лишь разницей, что теперь переправа совершалась в обратном направлении, и так продолжалось все время, пока мальчик учился в школе. Аналогичный факт сообщает Плиний Старший (23-79 годы до нашей эры). В своей "Естественной истории" он рассказал о дельфине, катившем мальчика по заливу Поццуоли. Около местечка Опонони, Новая Зеландия, одно время ежедневно показывался дельфин, прозванный Джеком. Он безбоязненно подплывал к купающимся, играл с ними, брал пищу из их рук. Ему сажали на спину ребятишек, и он катал их, никогда не ныряя. Посмотреть на это зрелище приезжали издалека. К сожалению, Джек вскоре погиб. Его случайно убил винтом проходивший моторный катер. Местные жители "сложились" и поставили Джеку памятник.
   Поразительный эпизод произошел на Черном море, в наших водах: дельфин поднырнул под тонущую женщину и, вытолкнув ее вверх, помог спастись.
   - Ольга Ивановна, а вы можете рассказать о дельфинах и акулах, о необычных случаях.
   Ольга Ивановна посмотрела на своего спутника:
   - Это было в тропической Атлантике. Излюбленное развлечение дельфинов заключалось в том, что один из них плыл перед быстро идущим и прыгающим на волнах ботом, почти касаясь хвостом форштевня и стараясь выдерживать постоянную дистанцию. Через две- три минуты идущий перед ботом дельфин отпрыгивал в сторону, уступая свое место другому, тот через две-три минуты уступал свое место третьему и т. д. Очень легко было заставить дельфинов подпрыгивать высоко в воздух, стоило только включить громкую музыку или помахать бамбуковой вехой, к концу которой привязана тряпочка. Если бот лежал в дрейфе, то около него очень быстро собирались и акулы, среди которых встречались опасные, поэтому купаться, несмотря на жару, никому уже не хотелось. По этой же причине никогда нельзя было купаться. Рыбаки скоро заметили, что, если около борта находится крупная стая дельфинов, то акул поблизости обычно нет. Вскоре самые отчаянные из них начали купаться, когда дельфины подходили к дрейфующему боту, надеясь, что умные животные защитят их от акул, и верно, дельфины не уходили от неподвижного бота, как обычно, а окружали пловца, прыгали через него, проносились под ним, обгоняя его, взвизгивали как бы приглашая поиграть с ними, но люди были слишком неповоротливыми приятелями для стремительных "хозяев морей". Однажды люди были свидетелями, как двухметровая "белоперая" акула сделала попытку напасть на дельфинов, крупная стая которых спала на поверхности воды недалеко от дрейфующего бота. Акула, которая до этого вертелась у самого борта, поджидая, не выкинут ли что-нибудь в воду, направилась к неподвижно лежащим дельфинам, решив, видимо, перейти к более активному добыванию пищи. До этого дня акулы не разу не покушались на дельфинов. Не доплыв до спящего стада метров десять, хищница ушла с поверхности в глубину, решив, вероятно, напасть снизу. Неизвестно, удалось ли ей ухватить кого-нибудь из спящих, или у дельфинов были какие-нибудь сторожа, которые заметили ее, но через несколько секунд все стадо проснулось, исчезло, и почти тотчас акула оказалась вновь на поверхности, но на этот раз она уже не могла нырнуть снова: дельфины плотной стаей буквально выжимали ее из воды, заставляя непрестанно выпрыгивать на воздух. В туче брызг акула все время находилась почти полностью вне воды. По мере того, как обезумевшая акула в буквальном смысле становилась то на хвост, то на голову, тело ее покрывалось все большим количеством кровавых ран, и вскоре вся ее кожа окрасилась в красный цвет. Прошло ни больше минуты, и дельфины, бросив окровавленную жертву, уплыли прочь, а наказанная акула долго еще неподвижно была на том месте, где ее оставили дельфины истекать кровью, чтоб на нее раненую могли напасть сородичи, ведь от нее исходил запах крови. Люди стараются изучить жизнь дельфинов для того, чтобы из человека сделать дельфина.
   - Я намерено не взял машину, Ольга Ивановна, хотел немного поговорить с вами, - сказал Голубоглазый, словно отвечая на ее не прозвучавший ответ. - Не люблю лишний раз привлекать внимание. Машина уж очень бросается в глаза, да и соседи что о вас подумают, когда за вами подъедет машина.
   - Может быть, - пожала плечами Ольга Ивановна. - Куда мы идем?
   - Наше управление находится у моста через железную дорогу. Вы ведь знаете это здание?
   Ольга Ивановна здания не помнила. Но по переходу она ходила каждый день, на работу и с работы.
   У моста Голубоглазый взглянул на часы и замедлил шаг:
   - Мы должны явиться в двадцать ноль пять, - объяснил он спутнице.- Сейчас без пяти восемь. Не хотите чуть-чуть отдышаться?
   Ольга Ивановна смотрела на хлопья снега, медленно падающие на землю, и ей вспомнились рождественские вечера. Рождество было одним ее праздником.
   Незаметно они дошли до середины моста. Под ними, в пугающей глубине, мигали зеленые, красные огни семафоров, щелкали стрелки, где-то за пеленой снега слышался приглушенный звук громкоговорителя.
   Ольга Ивановна встала возле перил и заглянула в глубину. Она думала, что в снегопаде не различит ничего, и сама теперь была очень удивлена, увидев серебряные полоски рельсов. Так из иллюминатора самолета видны вьющиеся внизу реки.
   Послышался шум приближающего поезда, и в падающем снегу стал нарастать перестук колес приближающегося поезда. Голубоглазый снова взглянул на часы:
   - Пассажирский идет. Хотите посмотреть?
   Он внезапно подхватил женщину под мышки, поднял ее, как отец любопытного и капризного ребенка, и перенес через перила.
   Лишь через две три секунды, показавшиеся ей вечностью, Ольга Ивановна смогла закричать:
   - А-а! Что вы делаете? Отпустите сейчас же! Что вы делаете? А-а!
   Поезд, словно дракон с разинутой пастью, летел к мосту. Его огромные, красные, вытаращенные глаза устрашающе вперились в нее и не отпускали даже когда, оторвавшись от моста, она падала вниз.
   Она уже не кричала. Стиснув рот, она думала, кто же теперь разогреет мужу суп.
   Пассажирский промчался под мостом и исчез за завесой снегопада.
  
   ЧАСТЬ 5
   Этой зимой первый снег все никак не хотел ложиться. В конце октября землю припорошило, но уже на следующий день все растаяло. На деревьях, словно клочья разодранных флагов, еще долго кое-где болтались пожухлые листья.
   Полковник Игорь Васильевич остановил у леса машину и не торопясь начал переодеваться. Время до встречи еще оставалось. Спокойными размеренными движениями он снял пиджак, натянул тренировочный костюм.
   Лесная тропа, возле которой он поставил машину, вела круто вверх. По обеим ее сторонам высились старые раскидистые деревья; сейчас, когда на них не было листьев, Игорь Васильевич не мог понять, что это за порода. А ведь в былое время, в молодости, служа в пограничных войсках, он даже темной ночью по шороху листьев легко мог определить, что за дерево перед ним. Сейчас, однако, те годы утонули в потемках благословенного забвения.
   Он попрыгал на месте, привыкая к кроссовкам, и, набрав в легкие воздуха, побежал по тропе. Как опытный, старый солдат, он бежал осторожно, экономно расходуя силы, не поддаваясь охватившему его хмельному чувству свободы.
   Так, неспешно, не напрягаясь, он бежал до тех пор, пока не заметил за кустами человека. Для этого, впрочем, не требовалось острого зрения: мужчина был одет в ярко синий тренировочный костюм и вязаную шапочку.
   Полковник Костин лишь машинально замедлил бег, но не остановился. Вокруг, сколько хватало взгляда, в беспорядке валялись стволы деревьев, выкорчеванные пни, груды ветвей. Неподалеку, примерно на середине вырубки, сиротливо стоял бульдозер, нож его был уныло опущен на землю. В кабине бульдозера Игорь Васильевич заметил второго мужчину, тоже в синем костюме; этот держал в руке телефон и неотрывно следил за тропинкой.
   Игорь Васильевич решил добежать до края вырубки, там сесть на пень и ждать, пока за ним придут. Конечно, спорт - вещь прекрасная, но не могут же требовать от него, чтобы он обежал по кругу всю Москву.
   Он был почти на краю вырубки, когда перед ним возникла новая фигура. Человек появился так внезапно, словно намеренно хотел его напугать. Это был низенький коренастый лысеющий человек; Игорь Васильевич сразу узнал его. Игорь Васильевич остановился и, как привык делать в подобных случаях, стал ждать. Коренастый приблизился и спросил:
   - Много пробежали?
   Игорь Васильевич повернулся к тропинке и показал вдаль:
   - От самого шоссе. Это там, за холмом.
   Коренастый с одобрением поднял брови:
   - Ого! Километра два, не меньше. Хотелось бы мне как-нибудь.
   Он безнадежно махнул рукой; на лице его было выражение лица человека, который все силы, здоровье, свободное время отдает обществу, ради него готов, тяжело вздохнув, отказаться от самых больших соблазнов.
   - Как поживаете, Игорь Васильевич?
   - Спасибо, хорошо.
   - Я слышал, на пенсию собираетесь.
   Игорь Васильевич пожал плечами:
   - Хотел в отставку.
   Коренастый усмехнулся:
   - Тогда не повезло вам. Не и за того самолета, что захватили террористы, у вас пошли неприятности? Да, сидеть бы вам сейчас с удочкой на берегу реки где-нибудь в Сибири, в глухой деревушке.
   Он потрепал Игоря Васильевича по плечу:
   - Не проголодались?
   - Нет, спасибо. Недавно завтракал.
   - Тогда, знаете что? Погуляем немного. Скажем, туда, - он показал вверх по склону. - На ходу и поговорим. Согласны?
   Не ожидая ответа, он пошел вперед и, пройдя с десяток метров, замедлил шаг, чтобы полковник смог догнать его и идти рядом.
   Спустя какое-то время Коренастый огляделся, словно хотел убедиться, что телохранители находятся на своих местах, и заговорил. Голос его стал совершенно другим: утратил патриархальное добродушие, стал резким и жестким:
   - Значит, вы и есть наш человек, Игорь Васильевич? Признаюсь, когда я узнал об этом, то немного заколебался. Знаете почему?
   Полковник Костин знал почему. Еще бы ему не знать. Коренастый намекал на то, что несколько лет назад сбежал заместитель Костина, просто-напросто растворился и через несколько месяцев возник перед камерами одной американской телекомпании. Игорю Васильевичу целых пять лет пришлось усердно трудиться, прежде чем негодяя сбило машиной.
   - Полагаю, да.
   - Не думайте, будто я хочу упрекнуть вас в чем-нибудь. Лошадь, как говорится, о четырех ногах, и то... Однако бывают промахи, которые поправить нельзя. Тогда лошадь уводят на бойню и делают из нее колбасу.
   Костин счел за лучшее промолчать. Коренастый подобрал с земли палку и начал хлестать ею торчащие вдоль тропы сухие стебли бурьяна.
   - Мне сказали, вы беретесь выполнить задачу.
   Полковник кивнул:
   - Да. Берусь.
   - Почему?
   - Из принципиальных соображений.
   Коренастый вздернул брови:
   - Вы хотите сказать, что вами руководят идейные убеждения?
   Костин понял, что встал на скользкую почву. Идеология не его область: этим пусть занимается политики и им подобные.
   - Убеждение у меня одно, - сказал он, стараясь избежать пафоса. - То, что делает он, плохо для страны, плохо для народа, плохо для всех.
   - В том числе, для вас и для меня, - добавил Коренастый.
   - Вот в этом все дело, - подтвердил Игорь Васильевич. Коренастому, по всей видимости, ответ понравился.
   - Правильно. Значит, отвечаете за операцию вы.
   - Кодовое название?
   - Что?
   - Кодовое название, - терпеливо повторил Костин. - Существует обычай давать операциям кодовое название.
   - Дурацкий обычай, - сказал коренастый. - У этой не будет никакого кодового названия.
   Полковник сглотнул слюну:
   - Понятно. Кодового названия нет.
   - Далее: мы предприняли шаги, чтобы в случае неудачи, все нити вели непосредственно к вам. Что бы ни случилось, за все отвечаете вы. Лично. Вы очень страшный человек, который практически в одиночку, разве что с привлечением нескольких подчиненных, задумал это возмутительное дело. Надеюсь, вам все понятно?
   - Так точно, - ответил полковник.
   - Вот поэтому будет лучше, если на всякий случай вы будете держать при себе ампулу с ядом. Похоронят вас, правда, без оружейных залпов.
   - Знаю.
   - Итак, ответственность на вас. Поступок одиночки. За исключением случая, если вы не успеете принять яд и сломаетесь под пытками.
   - И что тогда?
   Коренастый сбивал сухие стебли.
   - Тогда следующее звено я. Меня вы потянете за собой. Но только меня, понятно? Других звеньев не будет. Если произойдет то, что произойти не должно, тогда ответственность на мне. Поняли?
   - Значит, вы прикрываете остальных?
   Палка в руке Коренастого замерла; гневно нахмурив брови, он обернулся к собеседнику:
   - Нет никаких остальных, полковник! Есть один. Приказ вы получили от меня. И никогда не слышали, чтобы я произнес хотя бы одно имя, кроме объекта. Ясно?
   - Ясно.
   - Надеюсь, мне не придется повторять снова: первая ступень вы, вторая - я, дальше лестница никуда не ведет. Запомните это, полковник!
   Игорь Васильевич задумался, пытаясь понять, почему Коренастый взялся за это дело. Он, конечно, тоже взялся. Только ведь между ними различие, как между землей и небом. Для него это профессия. Коренастый же, насколько ему известно, никогда не держал в руках оружия, он политик.
   - Теперь ответьте мне на несколько вопросов.
   - Для этого я здесь, - лаконично ответил Костин.
   - Кто тот человек, который сделает это?
   Костин колебался. Он знал по опыту: нехорошо, если политики располагают слишком большой информацией. Когда он, Костин, жертвует своей шкурой, это в порядке вещей, за это ему платят, и, в конце концов, он сам выбрал эту профессию; однако его совсем не устраивает, если фактор риска слишком уж возрастет.
   - Это имеет значение? - пересиливая себя, спросил он. Коренастый, размахнувшись, сшиб толстый одеревеневший стебель.
   - Для меня не имеет, можете мне поверить. С этой точки зрения я полностью вам доверяю. Однако есть люди, которые хотели бы это знать.
   - Зачем?
   Палка в руке у Коренастого замерла, прежде чем он успел хлестнуть очередной раз.
   - Вопросы задаю я, полковник. Повторить? Может быть, вы не расслышали?
   Полковник скривился, словно у него болел зуб:
   - Его кличка Сокол.
   - Кличка?
   Костин улыбнулся:
   - У него есть кличка. Причем не нами данная.
   - Боже милостивый, - недовольно сказал коренастый. - Что за чушь! Сокол. Почему не Рембо, коли на то пошло? Потом, что это значит: данная не нами?
   Полковник видел, что отвертеться ему не удастся. В его интересах открыть кое-что. Ведь если они сочтут его непригодным для дела, он исчезнет, как пятно на одежде в хорошей химчистке. Сначала его переведут куда-нибудь в захолустный городок, а там, каким-нибудь авторитетом, он будет застрелен или в него угодит пуля простого киллера.
   Он откашлялся и постарался придать лицу выражение, которое убедило бы собеседника в его полной лояльности:
   - Я повторяю: его кличка Сокол. Получил он ее там.
   - Там? Этот ваш человек?
   Полковник почти с грустью затряс головой.
   - Наоборот. Это их человек, который сейчас у нас. - Игорь Васильевич готов был расплыться в улыбке, увидев паническое выражение на лице Коренастого, но не успел. Его собеседник отшвырнул палку и схватил полковника за грудки:
   - Ах ты, кретин несчастный, во что ты меня втянул? Я всегда знал, что наша доблестная милиция - это сборище идиотов. Но о тебе, полковник, я все же думал лучше. Дубина стоеросовая! Ты же дурней, чем целый взвод Чапаевых! Убирайся, и чтоб глаза мои больше тебя не видели! Даю два дня, чтобы все привести в порядок, все следы уничтожить, иначе...
   Полковник испуганно трепыхался в руках Коренастого. Хотя он мог бы одним движением послать его на тот свет, у него, разумеется, и в мыслях не было оказывать физическое сопротивление. Хороши бы мы были, если бы полковник милиции набрасывались с кулаками на одного из руководителя Кремля.
   Коренастый внезапно остановился. Подняв руку, он помахал в сторону бульдозера. И поскольку за этим не последовало ни автоматной очереди, ни хлопка снайперской пули, Игорь Васильевич понял, что жест означал, скорее всего, отбой.
   Коренастый нагнулся, поднял свою палку. Этого времени полковнику было достаточно, чтобы вновь обрести присутствие духа:
   - Разрешите докладывать?
   Коренастый прочистил горло и сразил еще один сухой стебель:
   - Слушаю.
   - Начну с самого начала, если позволите. Когда мы, гм, получили задание, мы стали размышлять.
   - Конкретнее!
   - Стали думать, на кого можем рассчитывать. Кандидатур было несколько, но ни одна нам не подошла. После долгих раздумий и возникла идея: а почему бы не попытаться таскать каштаны из огня их руками?
   - Их - это чьими?
   - Скажем так: кто работал раньше в КГБ.
   Коренастый вздохнул:
   - Это безумная идея, полковник. Если бы в Кремле был Сталин, завтра утром вы обнаружили бы, что находитесь на самом дне братской могилы.
   - Говорят, Сталин питал пристрастие к нестандартным решениям.
   Коренастый наконец улыбнулся:
   - Вы так считаете? Ну хорошо. Как вы вошли в контакт с этим, как бишь его, Соколом?
   - Послали к нему своего сотрудника. Он уговорил Сокола.
   - Какими же доводами?
   - Разумеется, деньгами. И это решило дело.
   - Понимаю, - сказал Коренастый учительским тоном.
   - Видите ли, я больше верю в деньги.
   - Итак, вы мне даете понять: Сокола уговорили, и он согласился выполнить задание.
   - Я бы сказал, что не станем препятствовать, если он в этом деле будет с ним сотрудничать. Мне сказали, что Сокол охотно будет работать у меня.
   - Почему?
   - Это мне неизвестно. Соколу тоже. Скорей всего, какие-то субъективные причины.
   - Что знает Сокол?
   - Немного. И лишнего не узнает. Разумеется, у него есть помощники, но они молчат, как могила.
   - С кем он связан?
   - Только со мной.
   - У вас есть какие-нибудь планы насчет того, что будет после!
   Полковник улыбнулся:
   - Сокол исчезнет.
   - Вы хотите сказать: его ликвидируют?
   - Конечно.
   Коренастый задумчиво смотрел вдаль:
   - Идея мне нравится. Немножко отдает приключенческим романом, но мне нравится.
   - В жизни часто бывает такое, что превосходит любые приключенческие романы, - сказал полковник.
   Коренастый снова махнул в сторону бульдозера.
   - Хорошо. Ждите звонка. Пока ничего не предпринимайте. Сейчас могу сообщить лишь, что лично я за ваш план.
   Он еще раз хлестнул бурьян и засмеялся, глядя на полковника. Смех звучал как поощрение и одновременно как "до свидания".
   Костину сейчас нужно было бы попрощаться, повернуться и уйти восвояси. Полковник, однако, не двигался, с нерешительной улыбкой он смотрел на Коренастого, словно хотел еще что-то сказать. Тот, заметив его выражение, сделал нетерпеливый жест:
   - Ну, что еще, полковник? Говорите.
   Полковник откашлялся:
   - Сокол уже здесь.
   Коренастый почувствовал, как вдоль позвоночника бегут капли пота и мир вокруг медленно переворачивается вверх тормашками. Он собрался закричать, но голос застрял в пересохшем горле:
   - Что, что ты сказал? Да знаешь ли ты, что говоришь? Без приказа?!
   Игорь Васильевич развел руками:
   - Надо было решать немедленно. У Сокола есть и другие дела. Там считают, что эти дела важнее, чем наши. Нам было сказано: или забирайте Сокола сейчас, или никогда.
   - Господи, Боже мой, полковник! Не сносить вам головы. Как я это скажу.
   Полковник решил, что лучше уж выложить все сразу. И, не дождавшись, пока Коренастый придет в себя, снова заговорил:
   - Сокол и его сборная группа приступили к работе.
   - Когда?
   - Полторы недели назад.
   Коренастый еще хватал ртом воздух, а полковник уже повернулся к нему спиной и размеренной трусцой бежал обратно к гребню холма. Коренастому пришла в голову мысль: вот махнуть сейчас и удовлетворенно смотреть, как автоматная очередь прошьет крепкое тело полковника. Но он тут же прогнал эту мысль. Он просто не знал, как ему относиться теперь к полковнику: как к опасному безумцу, преступнику или гению. Он решил, что на этот вопрос ответят другие.
  
   ЧАСТЬ 6
   Коренастый поднял телефонную трубку и вздрогнул, услышав в ней доброжелательный женский голос.
   - Мне нужен Хорин из Минфина.
   - Кто его просит?
   Коренастый назвал свою фамилию.
   Послышались гудки, затем резкий мужской голос прозвучал так отчетливо и близко, что он опять вздрогнул.
   - Алло? Я. Говорит Капустин. Срочно нужно встретиться.
   - Все ясно.
   - Жду через час. Успеете?
   - Непременно.
   - До свидания.
   Коренастый положил трубку. Облокотившись на стол, он спрятал лицо в ладонях. Так, не двигаясь, он сидел сорок пять минут, похожий на роденовскую статую.
   Ровно через сорок пять минут он надел пальто, спустился на лифте в гараж, прошел между машинами, предъявил пропуск охраннику и вышел в залитый январским солнцем сад. На аллее, окаймленной высокими деревьями, он надел темные очки в тяжелой оправе и несколько минут любовался сияющими под солнцем куполами кремлевских церквей. Затем неспешным шагом вышел на мост, остановился там, опираясь на каменный парапет, и стал смотреть на воду. Взгляд его не отрывался от грязно-серых мелких волн до того момента, пока рядом не появился другой человек.
   Коренастый бросил на него лишь беглый взгляд. Стоящий рядом худощавый мужчина в сером костюме и черном пальто был такой же Хорин, как он Капустин. Хотя подошедший не занимал высоких постов, Коренастый робел в его присутствии. Ведь тот, кто так долго служил у самого Ельцина, вряд ли может быть безобидным. Да и нынешнее его место имеет кое-какой вес.
   Худощавый тоже опустил взгляд на воду и тихо сказал:
   - И так?
   Убедившись, что вокруг никого нет, Коренастый торопливо, сбиваясь, пересказал все, что узнал от Костина. Собеседник слушал, ни разу не перебив его. И долго еще молчал, когда Коренастый закончил.
   Молчание длилось уже несколько минут. Коренастый не удивился: он знал привычки другого. Однако сейчас молчание действовало ему на нервы. Он уже открыл было рот, но худощавый его опередил:
   - Я считаю, полковник хорошо поработал, хотя последнее слово тут, разумеется, не за мной.
   - Вас скоро известят.
   - Хорошо, скандал будет.
   - Но не перестарайтесь, а то кому-нибудь бросится в глаза. Худощавый неожиданно плюнул в воду.
   - Скорее бы кончилось все, - сказал он, затем повернулся и, сунув руки в карманы, неторопливо двинулся по мосту.
   Коренастый, который не верил в бога и в церкви-то был всего раз, когда нужно было убить одного попа, сейчас мысленно сложил руки, словно для молитвы, и возопил: "Господи, сделай, чтоб удалось! Сделай, чтоб получилось!". Тоже плюнул в воду и отправился назад в Кремль.
  
  
   Майор Топорков в этот вечер опять возвращался домой в стельку пьяный. Он был в гостях у бывшего своего однокашника по школе, с которым несколько дней назад нежданно-негаданно встретился. Последний раз они виделись лет десять назад. Дружок за это время побывал в чеченских горах: он командовал ротой ВДВ. Сначала они мирно выпивали, вспоминали детские годы, Володька рассказывал немного про Чечню, но Топорков скоро заметил, что темы этой он касается неохотно. Настаивать Топорков не стал. Более того, пока голова его не потяжелела от алкоголя, он даже раздумывал, нельзя ли как-то использовать бывшего друга. Во всяком случае, эту идею он постарался запомнить, а дальше они пили и пели, пока не кончилась водка.
   Взбираясь к себе по темной и грязной лестнице, майор решил, что настала пора свести счеты с женой. Он нащупал пистолет под мышкой и с горьким отчаянием подумал, что, если бы не дурацкий уголовный кодекс, он бы прямо сейчас ее пристрелил. Все эти законы придуманы мещанами, космополитами и вшивой сволочью для того только, чтобы отбить у настоящих мужчин вкус к жизни. Насколько проще было бы прийти домой, выволочь жену из постели, намотать на левую руку ее длинные волосы, правой же вытащить пистолет и всадить ей пару пуль прямо в белый, будто мраморный лоб. Стерва паршивая! Уж она бы тогда научилась уважать его, майора Топоркова!
   Открыть замок на входной двери оказалось задачей почти непосильной. "Ничего, вот ужо я ей", - злобно бормотал он, не попадая ключом в скважину.
   Наконец, ему удалось так себя завести, что, когда он открыл наконец замок и, натыкаясь на стены, дошел до спальни, пистолет был уже у него в руке. Он собрался было открыть дверь пинком, но потерял равновесие и едва не грохнулся навзничь. Он с удовольствием выстрелил бы прямо в ручку двери и непременно сделал бы это, если бы не вспомнил, что этажом выше, прямо над ними, живет генерал Прокин, который, хотя служит в Генеральном штабе ВВС, наверняка поднимет шум из-за "необоснованного использования служебного оружия".
   Когда он ввалился в спальню, супруга Вика сидела на краю постели. Майор оскалился и направил на нее пистолет:
   - Прощайся с жизнью, сука! - сказал он решительно, и на лице у него, он был уверен, застыла ледяная улыбка. Однако тут он пошатнулся и, чтоб не упасть, схватился за скатерть на столе. Вместе со скатертью поехала и грохнулась на пол хрустальная ваза, за ней миниатюрная серебряная шкатулка. Чтобы окончательно обрести равновесие, он шагнул вперед, а потом ударил жену кулаком в лицо.
   - Как поживаете, любезная моя женушка? - вкрадчиво спросил он, возвращая на лицо ледяную улыбку. - С кем развлекались, пока меня дома не было?
   Вика не отвечала. Муж с удовольствием наблюдал, как из носа Вики вытекает струйки крови, капает на подбородок, оттуда на простыню.
   Снова взяв пистолет в правую руку, он ткнул им в грудь супруги, прямо между двух крутых, округлых холмов.
   - Приготовься, сейчас, сука, подохнешь. Нажму на курок - и привет! А потом буду каждое воскресенье ходить на кладбище и плевать на твою могилу.
   Вика отчаянно боролась с собой, однако не смогла удержать слез.
   Тут-то Топорков ощутил себя в своей стихии. Он горячо пожалел, что недавно в приступе слабости выкинул в мусоропровод кинжал, который один подчиненный привез ему в подарок из Осетии.
   Он сел к столу, сосредоточенно оглядел жену, вытянул ноги и, подумав, отложил пистолет:
   - Вообще-то не стану я тебя расстреливать. Не хочу, Вика, чтобы смерть твоя была легкой.
   Он, шатаясь, вышел на кухню, открыл холодильник, взял оставшуюся со вчерашнего дня бутылку. Хотя водки там было всего сто грамм, он вернулся в спальню довольный и перед носом у Вики опустошил бутылку прямо из горлышка.
   - Вот так,- он вытер губы, икнул. И вдруг почувствовал себя слабым и никому не нужным. Постель, как магнит, тянула его к себе. Он торопливо сбросил обувь, одежду и лег на кровать.
   - Ублажай меня, Вика!
   Жена даже не шевельнулась. Топорков схватил ее холодную, как лед, руку и потянул к себе:
   - Что я сказал!
   Рука Вики медленно задвигалась по его телу. Мозг Топоркова заволокло туманом.
   Он оттолкнул руку жены и попытался опять пробудить в себе ярость:
   - Эх ты! Ты даже на это неспособна! В тебе темперамента, как в памятнике.
   И тут Вика заговорила. В ее голосе уже не было страха, скорее едва скрытое торжество:
   - Тебя гладь, не гладь: импотент несчастный!
   - Морду разобью, сука!
   Она усмехнулась и размазала кровь по красивому, круглому своему лицу:
   - Вот это ты можешь, пес вонючий. Только и можешь - разбить морду. Тут ты мастер. Если бы любить умел так же.
   - Пошла вон, сука!
   - Противно мне с тобой, Топорков.
   - Шлюха!
   - Может, и шлюха, - кивнула она и встала, возвышаясь над мужем, как изваяние; при этом она предусмотрительно отшвырнула ногой под стол заряженный пистолет, оставленный возле кровати. - Не отрицаю. Я с каждым встречным ложусь, кто попадется. Назвать имена, тебе импотент, козел?
   - Убью!
   Она рассмеялась и ночной рубашкой вытерла кровь с лица. Тут же стянула ее через голову и повернулась к лежащему на постели, со страхом глядящему на нее мужу:
   - Смотри, козел! Вот я, вся перед тобой. Делай со мной что хочешь. Только куда тебе, ты лишь глотку горазд драть. Ну, импотент ты или нет, возьми меня, я требую, возьми!
   Она расхохоталась. А он вдруг почувствовал, что водка в желудке неодолимо рвется наружу. Еще минута, и его бы вырвало прямо на постель.
   Он кое-как успел-таки добежать до клозета. Вернувшись, застал Вику там же, возле кровати.
   - Пошла спать! - сказал он беззлобно, легонько пиная ее. - Завтра морду тебе буду бить.
   Но Вику уже нельзя было остановить. Пока мужа не было в комнате, она убрала пистолет из-под стола, на всякий случай заперев его на ключ в шкаф. Когда муж упал на постель, она опять подскочила к нему.
   - Ну что, козел? Посмотри на себя! Разве ты мужик? Жаль мне, жаль тебя!
   Топорков уже как бы нехотя взмахнул кулаком, норовя попасть Вике в лицо, но она с хохотом увернулась. Щека у нее горела от того, первого удара, в носу хлюпала кровь. Удивительное, неудержимое чувство мстительного восторга охватило ее; то, что завтра муж ни о чем не вспомнит, лишь слегка омрачало переполнявшую ее торжествующую злобу.
   - Ладно, - сказала она, наклоняясь за ночной рубашкой. - Завтра у меня свидание. Хотела провести с ним один час, теперь проведу два. Вот так, козел паршивый. И после каждого раза буду пить по бокалу шампанского за твое, муженек, здоровье!
   Голос жены слышался смутно, как будто издалека. В глазах все плыло и сливалось; обнаженное тело жены, красивое, зрелое, сильное, то вырисовывалось перед ним рельефно и четко, то терялось в какой-то ряби. Он чувствовал, как она дергает его, щиплет, даже пинает, кажется, но не мог заставить себя отвернуться к стене. Последним усилием он поднял голову и с детской какой-то гордостью глянул в лицо жене:
   - Скажу Соколу, чтобы он и тебя, идиотку, прикончил, как того старика в Химках. Вылетел из окна, шмяк - и готово. И в Уфе одного заколол, а второго Амбала - местного авторитета - повесил. А может, тебя под поезд, как ту бабу из дельфинария? Погоди, стерва поганая, доберется он до тебя.
   Топорков уронил голову на подушку и захрапел.
   Вика ничего не придумывала, когда ночью кричала пьяному мужу, что идет на свидание. Правда, утром, когда она глянула на себя в зеркало и увидела на скуле синяк и разбитую губу, первой мыслью ее было отменить встречу. Беда только в том, что с Ренатом трудно связаться.
   Роман с Ренатом был опасен вдвойне: во-первых, из-за профессии мужа; во-вторых, из-за того, что Ренат не имел Российского паспорта, он был из Латвии. В трезвом уме она никогда бы не пошла на такое; но в тот день, когда они познакомились и Ренат впервые коснулся ее, она напрочь забыла об осторожности.
   Хотя она все еще соблюдала правила конспирации, которые они разработали вместе с Ренатом (ведь разоблачение стало бы и для него роковым), иногда ей почему-то хотелось, чтобы все открылось. По крайней мере, карьере мужа тогда пришел бы конец.
   Она шла мимо витрин Арбата и грустно размышляла: какого черта в милиции держатся за этого слизняка Топоркова? Ни ума в нем, ни ловкости, а воображение вообще не ночевало. Если на нем лежит задача ловить бандитов, то плохи дела в России. Он ведь не сможет узнать бандита, даже если тот подойдет и представится: дескать, вот он я. Вика в этом была абсолютно уверена.
   Она села на лавку, печально глядя на идущих сплошным потоком прохожих. Мимо с громким смехом пробежали несколько девчонок с какими-то картонными коробками; около художника уже сейчас, в послеобеденные часы, толпились зеваки; невдалеке подпирал стену пьяный; а чуть в сторонке разглядывала арбатские чудеса пара влюбленных.
   Вика подождала минут пять и зашла в магазин. Предварительно она поглядела через широкие окна на улицу: кажется, ничего подозрительного. На всякий случай она встала в очередь, купила пачку сигарет, потом выскользнула в переулок, прошла на соседнюю улицу и села в автобус. Лишь когда автобус подъехал к конечной остановке, она подняла глаза.
   Обогнув угол многоквартирного дома, Вика подошла к подъезду и, убедившись, что поблизости никого нет, шмыгнула в дверь. Не вызывая лифта, пешком поднялась на пятый этаж.
   Подходя к знакомой двери, она почувствовала, что вся дрожит. Никогда еще она не желала Рената так сильно, как сейчас.
   "Миленький мой, голубок мой", - повторяла она полушепотом, словно молитву. Увидев дверь, она утратила последние остатки терпения, позабыла обо всех приличиях и припала к звонку, словно изголодавшийся к куску хлеба. И не сняла с него палец до тех пор, пока не послышались шаги и в проеме открывшейся двери не появились карие, удивленные глаза Рената.
   - Господи, Вика, что случилось? Я уж думал...
   Вика, даже не поздоровавшись, оттолкнула его и вбежала в прихожую, на ходу сбрасывая с себя одежду. Полетело на пол пальто, за ним последовали сапоги, юбка, кофточка. Ренат смотрел на нее, широко раскрыв глаза. Он был в спортивном костюме, в руке держал кухонное полотенце, которым, когда зазвенел звонок, как раз перетирал бокалы.
   Растерянно почесав в затылке, он повесил полотенце. В эту минуту из комнаты донесся голос Вики:
   - Иди же, Ренатик мой, ко мне!
   Он заглянул в дверь. Вика лежала на тахте, постелив на нее простыню. Она была убийственно красива, как обнаженная кинозвезда на рекламном плакате. Чуть-чуть, может быть, полнее, чем идеальная женщина; но, господи, разве на свете бывают идеальные женщины?
   Ренат зажмурил глаза, снова открыл их. Да, никаких сомнений: Вика лежала перед ним на тахте и протягивала к нему руки.
   - Иди же, Ренатик, иди скорее, пожалуйста!
   В голове Рената шевельнулось нечто похожее на подозрение: что-то случилось, наверное, очень уж необычно ведет себя Вика; но до конца додумать эту мысль не успел, и, уступая зову, шагнул к тахте, взял руку Вики в свою.
   Тут ему пришлось удивиться еще раз. Вика, в первые дни их знакомства такая сдержанная, стыдливая, сейчас словно сошла с ума. Притянув его к себе, она торопливо срывала с него одежду. Ренат разделся быстро. Вика с любопытством наблюдала за ним, грациозно опершись на спинку кровати, слегка согнув ногу и подперев рукой голову, так что была видна гладко выбритая подмышка. Она внимательно изучала его тело, прямые плечи, черные завитки волос на груди, узкую талию и длинные ноги. Разумеется самому тщательному осмотру была подвергнута та часть тела, с которой она очень жаждала встретиться особенно близко. Ренат и сам с гордостью посмотрел на своего дружка, прекрасно зная, как высоко его ценят женщины за твердость и прямоту. Тот подпрыгивал от возбуждения, напоминая вышколенную скаковую лошадь, когда та перебирает ногами у стартовой черты, с нетерпением ожидая взмаха кнута, готовая сорваться с места и мчаться во весь упор, почти не касаясь копытами земли и вытягиваясь в прямую линию перед взятием первого препятствия. Вика немного подвинулась, когда Ренат лег рядом на кровать, очевидно, для того, чтобы освободить место. Но возможно, она преследовала иную, скрытую цель, при движении ее грудь всколыхнулись, что никак не могла не привлечь внимания. И он проник сначала губами, а потом и влажным языком к торчащим красно-коричневым бутонам. Ренат, сам того не желая, чрезвычайно возбудился, любуясь и лаская ее. Поэтому он понимал, что промежуток между тем моментом, когда он войдет в нее, и извержением будет очень коротким. Значит, необходимо было довести Вику до такой же степени возбуждения прежде, чем его требовательный дружок примется за дело. Ренат где-то читал, хотя не мог припомнить где, что мужчина достигает оргазма в среднем через три минуты. У женщин миг высочайшего блаженства наступает через восемь минут. Нечего было и думать, что Ренат сможет продержаться целых три минуты после того, как победно войдет в горячее лоно Вики. Он играл с кончиками грудей до тех пор, пока дрожь не охватила тело Вики, с головы до пят, а дыхание не стало прерывистым. Тогда он обнял ее за бедра и, увлекая вниз от спинки кровати, уложил на спину. "Ренат, Ренатик". Ему было приятно слышать шепот, свидетельствовавший о высокой степени возбуждения. Ренат подумал, что все идет хорошо, но чтобы быть абсолютно уверенным, что Вика незамедлительно и адекватно ответит на взрыв его плоти, он скользил ниже по покрывалу и мягким движением раздвинул ей ноги. Мгновение спустя он целовал живот, вокруг аккуратного треугольника темно-каштанового пуха. Ощутив запах духов, Ренат почувствовал себя польщенным. Ренат подумал, что у Вики нет ежедневной привычки орошать себя духами с головы до ног. С целью сделать томление невыносимым, он стал медленно целовать бархатистую кожу с внутренней стороны бедер в сантиметре от завитков. Он увидел, как приподнялось ее тело и еще шире раздвинулись ноги в предвкушении поцелуя в пухлые розовые губы, выступавшие из-под завитков, и услышал, как у неё перехватило дыхание, когда он обманул её, вместо того, чтобы сделать то, чего она от него ожидала, он обхватил ее за бедра, медленно провел влажным языком по трепещущему животу вверх до ямочки пупка. Кончик языка задержался там на некоторое время, а потом пошел вниз к очаровательному волнистому островку и снова вверх, он повторял это движение до тех пор, пока дыхание Вики не превратилось в частые, хрипловатые вздохи. Как бы не был Ренат одержим желанием, он понимал, что должен внимательно следить за состоянием Вики. Он не простит себе, если эта последняя ласка заведет Вику слишком далеко и она достигнет предела раньше, чем он войдет в нее. Он оставил живот и коснулся языком надушенных завитков. Ее ноги напряглись и раздвинулись, насколько это было возможно, она готова была отдаться вся без остатка. Только теперь Ренат пылко прильнул губами к вожделенному тайнику, и почти сразу в ответ на настойчивый призыв, мягкие лепестки раскрылись, открыв доступ во влажные розовые глубины.
   - Ренат я сойду с ума,- выдохнула Вика, гладкий живот вздымался и опадал в такт наматывавшим волнами невыразимым наслаждением, вызванным движением языка любовника. Ренат взглянул на извивающееся на постели тело, раскрасневшееся лицо, полуприкрытые глаза. "Она готова", - мелькнула лихорадочная мысль, еще немного и она обойдется без меня. Пальцы осторожно раздвинули отверстую языком пунцовую щель, пока он устраивался между ее ног. Вика застонала от наслаждения, почувствовав резкие толчки его плоти, ищущий вход в Эдем, дружок Рената дрожал как в лихорадке, и так распух и покраснел, будто его вот хватит апоплексический удар. Как только он коснулся раскрытых складок плоти, так тут же рванулся вперед, во влажную и теплую глубину, с силой увлекая с собой Рената, пока тот не распростерся на теле Вики.
   - А-а! - вырвался у Вики невольный пронзительный крик. Её тело извивалось, а пятки отбивали дробь на спине Рената. Тот сжимал ее грудь, пощипывая твердые соски, чтобы удовольствие стало еще насыщеннее. Ренат надеялся, что некоторое время сможет удержатся от соблазна присоединиться к движением Вики для того, чтобы в полном самообладание подвести любовницу к той последней черте, за которой она окончательно утратит контроль над собой и оттуда уже невозможно поворотить вспять. Но устоять перед сладострастными прикосновениями обнаженной кожи оказалось выше его сил, их тела слились в едином ритме. Он понимал, что обоюдная пылкость не позволит ему продержаться и несколько секунд, что момент горячего и мощного взрыва неумолимо приближался.
   - Ренат, Ренат я люблю тебя! - воскликнула Вика в самозабвении страсти. Усилия Рената не пропали даром, он добился цели, возбуждение Вики достигло пика. Спина выгнулась дугой, через полминуты после сближения она была на высоте блаженства. Ее живот вздымался и опадал, повинуясь ритму движений любовника. Ренат больше не владел собой, дикий торжествующий вопль раздался в тот момент, когда напор в бутылке шампанского вышиб пробку и пенная влага вырвалась наружу. Исступление сменилось покоем, но утомленные любовники еще долго не могли оторваться друг от друга, наслаждаясь соприкосновением обнаженных тел. Наконец, Ренат высвободился из ее объятий и лег рядом.
   - Господи, Вика, - сказал он спустя добрых тридцать минут. - Что это значит?
   - Я люблю тебя, - ответила она просто.
   - Ты меня любила и раньше. Но все-таки позволяла сварить кофе и приготовить бутерброды.
   - К чертям бутерброды!
   - А кофе?
   - И кофе к чертям!
   Ренат приподнялся на локте:
   - Но почему?
   - Потом объясню. А сейчас люби меня!
   Ренат предпринял слабую попытку встать с тахты.
   - Куда ты, любимый?
   - Извини, Вика, но я собирался поджарить хлеб, намазать маслом, икрой, еще сварю кофе, поставлю все на поднос, принесу, мы съедим, а потом...
   - Сделай хоть раз так, как мне хочется!
   - Ну конечно, я так и сделаю, только не понимаю.
   Вика прижала его голову к своей груди:
   - Когда наконец ты поймешь, дурачок: не надо во всем искать логику! Представляю, каким ворчливым, придирчивым стариканом ты станешь лет через тридцать. Ну просто мороз по коже! Не хотела бы я быть на месте твоей будущей жены.
   - Тут ты, может быть, права, - пробормотал Ренат.
   - Есть на свете и нелогичные вещи. Ты как коммерсант должен бы это знать. Кофе, тосты, икра - все это вполне рационально. А любовь - иррациональна. Ты что выбираешь?
   Ренат сделал вид, будто взвешивает все "за" и "против". Он оглядел лежащую перед ним женщину, оглядел обстоятельно, сантиметр за сантиметром, разумеется, заметил и синяк на лице, потом задумчиво поднял глаза к потолку.
   - М-м, если принять во внимание всю совокупность явлений, то, боюсь, меня в большей степени привлекает иррациональное.
   - Тогда чего тянешь, чудо-юдо мое?
   Наступал вечер, в окнах соседних домов вспыхнул свет; Ренат и Вика наконец добрались до бутербродов. Они сидели друг против друга за кухонным столом и с аппетитом жевали. Вика была задумчива, даже немного печальна. По глазам ее, а особенно по синяку, Ренат давно догадался, что ей, по всей видимости, пришлось выяснять отношения с мужем и что выяснение отношений вышло за рамки обычного спора.
   Он любил эту женщину, как еще никого в жизни. Правда, она была старше на несколько лет и на несколько сантиметров выше, но он не мог даже вообразить, чтобы кто-нибудь подходил ему больше, чем Вика. Ясно было ему и то, что у любви их, кроме тайных свиданий, пусть частых и бурных, нет перспективы. Через год он уедет в Латвию, она же останется при своем Топоркове. Даже если она захочет, все равно ей так просто не освободиться от мужа. Хоть и не слишком много, но что-то она все же знает о его делах, и этого достаточно, чтобы ей не дали уйти, куда глаза глядят.
   Вика вынула желток из половинки крутого яйца и в углубление положила ложку черной икры. Задумавшись, она смотрела на капли, текущие по оконному стеклу; и вдруг из глаз у нее хлынули слезы. Уронив яйцо с икрой на тарелку, она схватила Рената за руку:
   - Ой, Ренатик, как мне плохо, если б ты только знал!
   Он тоже положил свой бутерброд и ласково сжал ее пальцы:
   - Что случилось, любимая?
   - Он бьет меня. Сегодня ночью опять избил, и измывался еще.
   Бессильная ярость стиснула Ренату горло. Ему хотелось схватить что-нибудь, скажем, стул в углу, и ахнуть им в окно.
   - Скотина!
   - Пришел пьяный, - продолжала Вика, умолчав, правда, о том, что Топорков угрожал ей заряженным пистолетом, - и был просто невыносим.
   - Мучил тебя?
   - Пытался.
   Ренат украдкой взглянул на ее лицо. Синяк говорил о том, что дело попыткой не ограничилось.
   Ренат ждал, что Вика расскажет подробнее о минувшей ночи; часто она так и делала. В первое время он даже не мог понять, почему она открывается перед ним, почему сообщает такие детали, от которых ему становится не по себе; потом он догадался: доверяя чужому, едва знакомому человеку, к тому же иностранцу, всю правду о том, что представляет собой Топорков, она таким образом хочет унизить его, мстя за свои унижения. На сей раз Вика, однако, удержалась от исповеди:
   - Можно я сяду к тебе на колени?
   Он ждал этих слов. Часто бывало, что Вика, уже одевшись, садилась к нему, принималась его ласкать, и дело кончалось тем, что они снова оказывались в постели, махнув рукой на то, в каком виде застанет их, возвратившись домой, хозяин квартиры.
   Не ожидая ответа, Вика уселась к нему на колени. Пальцы ее перебирали волосы на его голове; но сейчас в них, кроме нежности, была какая-то нервная дрожь. Ренат чувствовал, что сегодня они больше не лягут в постель. Вика держалась в каком-то странном, болезненном напряжении. Видимо, минувшая ночь отличалась все же от прочих.
   Вика поцеловала его в лоб, прижалась щекой к его лицу:
   - Ренат, не смейся надо мной! Мне страшно.
   У него и в мыслях не было смеяться над ней. Он был достаточно наслышан о Топоркове. Втайне он опасался, что чудовище это в один ужасный момент утратит чувство меры и изуродует Вику.
   - Так скверно, Викочка?
   Она пожала плечами:
   - Не знаю, Ренатик. Кажется, да.
   - Ну, расскажи мне, что у тебя случилось.
   Ренат почувствовал, что в горле у него стоит ком, а икра становится горькой.
   - Не знаю. Не знаю, Ренатик. Но что-то должно случиться, что-то ужасное. Чувствую.
   Вика встала с его колен, чего прежде никогда не бывало, подошла к окну и долго смотрела в моросящий дождь. Когда она обернулась, Ренат испугался ее взгляда. Он словно видел перед собой совсем не ту Вику, которую знал. А знал он бесконечно влюбленную в него женщину, которая терпеть не могла ханжества и с глазу на глаз была очень свободна в словах и действиях; сейчас же она смотрела на него серьезно, даже сурово, с выражением какой-то жутковатой одержимости на лице.
   - Две недели назад он кричал, что скоро кончится этот бардак, скоро вернутся добрые старые времена. Так и сказал: добрые старые времена. А потом ах, Ренатик, это было так страшно, потом он поднял пистолет и сделал вид, будто стреляет кому-то в голову, и хохотал при этом, как сумасшедший.
   - Наверняка был совсем пьян, - вставил Ренат.
   - В дым! И еще сказал, что есть люди, которые провернут это дело и попадут в историю. Так что, говорит, можешь гордиться: твой муж, войдет в историю, как герой.
   - Как кто?
   - Герой. О чем это может говорить?
   - Понятия не имею. В общем, он кричал, что получит награду, и ему обещали за это дело "Мерседес" новый. Потом назвал одно имя - Сокол.
   Ренат не понял, о чем речь идет. Вика ему объяснила, что сокол - хищная птица.
   - Топорков говорил, Сокол сделает какое-то дело, а он, Топорков, застрелит его. Ты тут что-нибудь понимаешь?
   - Нет.
   - Ну вот. Если даже ты не понимаешь, то кто же еще поймет? Я не такая уж умная. Я-то знаю, на что я способна. Но я чувствую, тут что-то не так. Этого дурака Топоркова заманили в ловушку, из которой ему не выбраться.
   - Ты бы радовалась этому, - вырвалось невольно у Рената
   Вика, однако, словно не слышала его слов.
   - Этой ночью он сказал, что Сокол начал действовать. Уже убил каких-то людей.
   - Убил? Каких людей?
   - Он сказал о троих. Я запомнила. Один - пенсионер в Химках.
   - А почему?
   - Не знаю. Этого он не сказал. Очень уж пьян был. Сказал только: в Химках Сокол убил пенсионера.
   - Как он его убил?
   - Выбросил из окна.
   - Что?
   - Это его слова. Выбросил из окна.
   - Я всегда считал, что твой муж ненормальный, а теперь убеждаюсь, что это действительно так, - сказал, не чувствуя ни малейшего облегчения, Ренат. - Лучше всего, мне кажется, если ты уйдешь от него к матери. Это чудовище однажды решит, что он и есть Сокол, или как там его, и тебя тоже выбросит из окна. По-моему, он просто маньяк. Я тебя не хочу пугать, Вика, но у матери...
   - Вторая жертва, какой-то тип. Как же он сказал? Да, какого-то Амбала он повесил. А третий, женщина какая-то в Мытищях.
   Ренат не знал, смеяться ему или плакать. Господи, боже мой! Женщина. Ясное дело, Топорков свихнулся. Как-нибудь он выполнит свою угрозу и убьет Вику.
   - Вика, прошу тебя, умоляю, переезжай к маме! Этот маньяк убьет тебя.
   - Я ведь говорила тебе: не могу! - с непривычной резкостью оборвала его Вика. - Куда я от него скроюсь? Мать живет всего в ста километрах от Москвы, в Коломне. Думаешь, он меня не найдет?
   - Все равно ты должна попытаться. Любимая, хочешь, я женюсь на тебе и увезу с собой.
   Наконец-то он высказал то, на что не мог решиться несколько месяцев; не мог решиться, зная, что это совершенно бессмысленно. Шансы, что он сможет ее увезти, выражались числом ноль целых ноль десятых.
   Вика засмеялась сквозь хлынувшие потоком слезы, бросилась к нему, обняла и принялась целовать в глаза, в губы, в лоб; на него словно обрушился ураган влажных, соленых поцелуев.
   - Дурачок ты мой ненаглядный, - рыдала она ему в ухо. - Ты так сильно любишь меня? Господи, если бы мы с тобой встретились раньше.
   Что тогда было бы, в этот вечер так и осталось тайной: в замке входной двери заскрежетал ключ. Хозяин квартиры, сотрудник вневедомственной охраны, Сомов Николай предупредительно покашлял в прихожей, потом ушел в соседнюю комнату. Вика приложила палец ко рту, поцеловала Рената в лоб и, быстро надев плащ, выскользнула за дверь.
   В комнате после нее остался лишь слабый аромат французских духов.
   Вскоре вошел Николай, принюхался, взял с подноса бутерброд с икрой и с удовольствием съел его.
   - Старина, ты просто везун! А у меня облом, я невезучий, а доставались мне за это такие страшилища, что я их на квартиру не смел приводить, чтобы стены от стыда не краснели.
   - Николай, ты что, подглядывал?
   - Как ты можешь обо мне думать такое! Я же не виноват, что в зеркале видно всех, кто выходит в дверь. Ну, ладно. Как дела?
   - Спасибо.
   - Ты сегодня какой-то озабоченный.
   Ренат не знал, стоит ли рассказывать Николаю все. Правда, они были знакомы еще с застойных времен, но Николай с тех пор бросил академию, стал осторожным, заботится о своей репутации.
   - С подружкой проблемы?
   - Муж ее бьет.
   Николай захохотал:
   - Так ты поэтому не в своей тарелке? Конечно, когда-то и я готов был все крушить, если какая-нибудь бабенка приходила на рандеву вся в синяках и прихрамывая. Эта страна, милый мой, страна битых жен. И битых мужей. Здесь драка национальный спорт, и занимаются им в равной степени и мужчины и женщины. Как зовут твою даму?
   - Вика.
   - Так вот: я уверен, что Вика, когда муж ее бил, тоже не сидела сложа руки. Если она в этом тебе не призналась, это еще ничего не значит. Они любят, когда их жалеют. Кого жалеют, тот может претендовать на нежность к себе. А нежность здесь в дефиците.
   Он слопал еще один бутерброд и потянулся, хрустя суставами.
   - Старина, я ведь вчера в Мытищях был; скажи спасибо, что насчет ключа мы с тобой на прошлой неделе договорились. Когда меня нет, спокойно бери его у соседа. Хочешь пива? Я купил целую коробку "Балтики". Составь компанию: заодно и тоску развеешь.
   Они уже пили по третьей банке, когда Николай случайно смахнул со стола свою портупею. Он нагнулся, поднял ее и положил на стол выпавший ворох газет.
   - Вот, в дорогу купил. Пробовал разобраться, что под собой скрывает политика наша.
   Рената вдруг словно ударило током. В руке у него была мытищенская местная газета, и на последней странице ее, внизу, в глаза ему бросилась небольшая, строк на двадцать-тридцать, заметка, в которой рассказывалось о мерах, предпринимаемых местными правоохранительными органами для борьбы с растущей преступностью. Автор привел, разумеется, не указав даты, пример вопиющей жестокости: убийство женщины - работника дельфинария. Ее сбросили под поезд с железнодорожного моста; машинист отчетливо видел эту сцену, однако он не мог остановить поезд. Вдобавок бесследно исчез муж этой женщины. По некоторым версиям, муж убитой был владельцем магазина, а, как известно, в преступном мире идет война за право брать с дань с владельцев магазинов.
   Побледнев, Ренат выронил газету.
   - Сокол.
   - Что?
   - Ничего.
   - Отличное пиво!
   Поколебавшись, он все-таки решился спросить.
   - Слушай, Николай. У тебя нет знакомых в милиции, которые не берут взятки, ну в общем, чтобы как Дзержинский?
   Николай поставил на стол недопитую банку и пристально посмотрел на Рената:
   - Зачем тебе?
   - Есть у меня один друг. Ему нужна помощь.
   - Это его, что ли, муж бьет?
   Ренат довольно правдоподобно изобразил возмущение.
   - Полно, Николай, не о Вике совсем речь. Честно, друг у меня есть.
   - Ну?
   - Подрался с ментом. Сейчас ему срок грозит. Вот я и пытаюсь ему помочь.
   - Обязательно тебе впутываться в это дело?
   - Александр очень хороший парень, он у меня менеджером работает,
   - Ну, так откупи его.
   - Совесть не позволяет предложить.
   - Ладно, тебе виднее. Могу дать один адрес, но больших надежд не питай. Честно говоря, сам не знаю, будет ли с этого толк.
   Николай ушел в другую комнату и через некоторое время вернулся с листком бумаги.
   - Вот, пожалуйста, Раиса Сазонова. Отчества не знаю.
   - Башкирка, что ли?
   - Живет здесь, в Москве.
   - А что она в милиции делает?
   - Ты меня спрашиваешь об этом?
   - Не сердись. Просто хотелось узнать, стоит ли вообще?
   Николай пожал плечами:
   - Со временем узнаешь. Раиса была олимпийской чемпионкой в стрельбе из винтовки. Тренировалась в команде "Динамо", вот и осталась потом в милиции.
   - А ты с ней откуда знаком?
   Николай бросил на него подозрительный взгляд. Ренат сообразил, что расспросы его неуместны, и спрятал бумагу в карман.
   - Спасибо, Николай. За все спасибо. И не сердись, что обременяю тебя, но, в самом деле, мне жалко Александра.
   - Ну что ж. Только с Раисой, гляди, разговаривай осмотрительно,- улыбнулся Николай, - не ломись напролом. Кстати, очаровательная особа. Во всяком случае, два года назад, когда я ее видел в последний раз, она была просто прелесть. Погоди, принесу еще пива.
   Выйдя из подъезда, Ренат обнаружил, что дождь успел перейти в снег; но сквозь летящие хлопья каким-то непонятным образом просвечивали звезды.
   Из чьей-то открытой форточки летела старая песня "Погода в доме".
   Ровно в шесть вечера Ренат сделал попытку проникнуть в ресторан, разумеется, с первого раза ничего у него не вышло. Швейцар с красным носом, в форменной фуражке, снисходил лишь к тем, кто совал ему более или менее значительные купюры. Он сердито, но быстро сортировал людей, с троих подвыпивших грузин взял столько, сколько иному честным трудом не заработать и за неделю. Ренат в отчаянии собрался уже вытащить свой паспорт, но в этот момент кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Рядом с ним стояла молодая женщина с азиатским типом лица; она была так хороша, что у Рената перехватило дыхание, вернее, перехватило бы, если бы горло ему и без того не сдавила досада.
   - Вы Ренат?
   - Д-да.
   - Раиса. Я чувствовала, что вам нелегко придется.
   - Господи, это вы?
   Она кокетливо улыбнулась:
   - А вы ждали чего-то другого?
   - Да уж не такого, это точно.
   - Думали, если башкирка, то с большой головой, с кривыми ногами, похожая на медведицу? Такие еще в прошлом веке вымерли, милый мой.
   - Извините, Николай говорил, правда, что вы в общем... Но я и предположить не мог.
   Прелестное существо рассмеялось и взяло его под руку:
   - У меня есть идея. Если вы не настроены драться, чтобы во что бы то ни стало попасть в этот сарай, то можно пойти еще куда-нибудь. Тут, на соседней улице, есть шашлычная. Вы бы не пригласили меня на шашлык?
   Ренат постепенно приходил в себя:
   - С удовольствием. Только сначала дайте, я себя ущипну: все еще не уверен, что это не сон. Я ведь думал: нет-нет, сейчас я не голову имею в виду.
   - Вы думали, я приду сюда в форме и со свистком, помахивая дубинкой. И, если что не по мне, сразу буду свистеть, так?
   - Если честно, тогда я был бы удивлен меньше.
   - Расскажите лучше о вашем автомагазине. Или о Николае. Вы давно его знаете? Десять лет? Тогда у вас с ним знакомство более давнее, чем у меня. Мы, представьте, стали друзьями в самолете, восемь лет назад, я тогда летела в Уфу, к родителям.
   От элегантной, в полоску, шубы Раисы доносился запах каких-то незнакомых духов; в своих сапожках она шагала рядом с Ренатом так легко, словно лишь делала вид, будто касается тротуара. Ренат все еще не до конца убедил себя, что не спит. Раиса во всем была прямой противоположностью Вики, однако Ренат с первой минуты чувствовал к ней такую симпатию и доверие, словно знал ее с детских лет.
   Шашлычная выглядела уютно, но цены в ней были раза в два выше обычных. Тем не менее, подходя к ней, они издали увидели у входа молодежь.
   Ренат замедлил шаги и почесал кончик носа:
   - Может, лучше все же в ресторан?
   Раиса с улыбкой потянула его за собой. Ее каблуки теперь стучали вполне решительно. Подойдя к молодежи, она оставила Рената и сказала:
   - Подожди здесь на всякий случай. И наберись терпения. Ободряюще улыбнувшись ему, она повернулась и исчезла в подворотне соседнего дома.
   Ренат вытер вспотевший лоб. Как же теперь быть, Господи? Этой красавице он должен рассказывать про убийства, про Сокола, а главное, про Вику? Ну, нет. Тут явно какое-то недоразумение. Хотя Раиса - женщина первый класс, а может, и экстра класс, для него лучше всего немедленно исчезнуть. Ему нужен какой-нибудь немолодой сыщик с железными кулаками и ледяным взглядом, а не эта фея.
   Он пробормотал что-то вроде извинения стоящей за ним паре. И оказался лицом к лицу с возвратившейся Раечкой.
   Поманив его за собой, она двинулась к другому входу:
   - Идите же, Ренат!
   - Куда? - спросил он, тупо глядя на нее. Раиса рассмеялась.
   - Не волнуйтесь, трусишка, это не притон наркоманов. В шашлычную только через подвал. Я договорилась с хозяином: здесь все только так и делается.
   - Тогда жди неприятностей. Вон в ресторане любого пропускают за взятку, вы сами видели.
   Она вошла впереди него в какой-то темный подвальный ход и протянула ему руку.
   - То элитный ресторан, а это шашлычная. У нас в стране, милый мой, коррупция стала нормой. Если деньги берет чиновник, ни одна собака этому не удивится. Берегитесь, здесь лужа, труба течет! Еще немного терпения, и шашлык наш. А чтобы у вас на душе стало легче, поставьте себя на место несчастных коммерсантов.
   - Причем тут коммерсанты?
   Ренат, как ни старался, не поспевал за прихотливой логикой спутницы.
   - Если у коммерсанта есть деньги, он идет в казино или в ресторан, официант принимает у него заказ, тут же приносит шашлык, и он ест его, помирая со скуки. Вы, я вижу, понятия не имеете, в чем прелесть охоты в джунглях? Охотничий инстинкт, должно быть, остался у нас в генах еще со времен неолита. Вы этого не чувствуете? Мы все сейчас охотники. Крадемся куда-то в черной тьме, сжав в руке каменный топор, и страстно хотим настигнуть добычу затаившийся где-то шашлык. А, чувствуете?
   Ренат неосторожно ступил в лужу и охнул:
   - Честное слово, я бы сейчас вполне оценил прелесть какого-нибудь скучного ужина.
   Хозяин ждал их на верху лестницы.
   - Уж извините, что так. Что поделаешь.
   Раиса вытащила Ренат из темноты и подтолкнула к хозяину:
   - Он со мной, Михайлович. Иностранец, хоть и татарин, бедняжка.
   - Очень рад, очень. Идите за мной, пожалуйста.
   Спустя пять минут они сидели за угловым столиком, перед ними стояло шампанское и бутылка "Серого монаха".
   - Подарок фирмы, - сказал хозяин, налив чуть в рюмку Рената, на пробу. - К сожалению, другого у нас сейчас нет. У вас нет случайно знакомых в Администрации Лужкова? А то у меня проблемы возникли, боюсь, закроют шашлычную. Да, да, иду, заговорил я вас!
   Желаю приятно провести время. Вася через минуту принесет шашлыки.
   Раиса ела с аппетитом, Ренат рассеянно ковырял свою порцию. Он думал о том, что через два дня снова увидит Вику и что, наверное, зря он все это затеял, зря отнял вечер у этой милой женщины.
   - Ну что ж, начинай, Ренат. Итак, о чем речь?
   Именно в этот момент у Рената окончательно пропала охота исповедоваться этой впервые увиденной им женщине. Как доверить ей, дьявольски привлекательной и к тому же совсем не похожей на синий чулок, то, что его тревожит? Сказать, что у него есть любовница, а ее муж. А, лучше все послать к черту!
   - Можно вам честно признаться?
   - Валяйте.
   - Собственно говоря, все это шутка. Я попросил Николая познакомить меня с какой-нибудь симпатичной девушкой. По возможности, самой красивой в Москве. Он говорит: "О'кей, а ничего, что она из милиции?", я ему: "Из милиции так из милиции, что тут особенного!". В общем...
   Раиса с улыбкой потянулась через стол и взяла Рената за руку. На миг ему показалось, что на запястье сомкнулся стальной наручник. Ренату показалось, что ему выдирают руку.
   - Решили на попятную?
   Она смотрела на него, но уже по-другому. Ренату показалось, что у него под рубашкой гуляет холодный ветер.
   - Нет, но...
   - Думаете, наверное, совсем не на ту лошадь ставили, да? Что, мол, от меня хочет эта красотка? Какое ей дело до моих проблем? Если хотите, я выйду и измажу себе физиономию сажей. Хотите?
   Боль в запястье и решительный тон собеседницы отбили у Рената желание дальше вести беседу в шутливом тоне.
   - Выкладывайте, зачем я вам понадобилась?
   Она отпустила его запястье. Он быстро спрятал руку под стол и взглянул Раисе в лицо. Ее узкие черные глаза были испытующе устремлены на него.
   - Вы, Рая, в милиции чем занимаетесь?
   - Старушек через дорогу перевожу. Когда нет старушек, помогаю детям. Еще есть вопросы?
   - Простите меня. Я понимаю, что говорю глупости. Хорошо, слушайте. Если помочь не сможете, то забудьте наш разговор. Обещаете?
   Она кивнула. И Ренат выложил все, как на духу. Про Вику, про Топоркова; показал даже статью в мытищенской газете. Закончил он тем, что не знает, состоит ли Топорков в какой-нибудь шайке. А может, выполняет заказ от мафии? Собственно, его, Рената, как иностранца, все это мало волнует, он и пальцем бы не пошевелил, если б не Вика. Его беспокоит только ее судьба. Тот сумасшедший способен на все, даже на убийство собственной жены.
   Раиса, ни разу не перебив, слушала его исповедь, казавшуюся порой путаной и слишком эмоциональной. Когда Ренат закончил, она долго молчала. Улыбка исчезла с ее лица, сменившись напряженной сосредоточенностью.
   Когда Ренат налил в бокалы вина, она встрепенулась и подняла на него взгляд:
   - Чего вы от меня ждете, Ренат?
   - Собственно говоря, сам не знаю. Может, нужно понаблюдать за Топорковым?
   Она отпила вина:
   - Мы ведь просто милиция, дорогой ты мой. Мы не имеем права вмешиваться в дела убойного отдела.
   - А если речь идет о тяжком преступлении?
   Раиса пожала плечами:
   - А как это выяснить? В секреты нам заглядывать запрещено. Честно говоря, мне казалось, вы от меня хотите чего-то другого.
   В голосе ее словно бы прозвучала нотка кокетства, однако Ренат был не в том настроении, чтобы обращать на это внимание.
   - Кое-что, пожалуй, вы все же могли бы сделать.
   - Что же именно?
   - Топорков пригрозил Вике, что она кончит, как та женщина из Мытищ, ее бросят под поезд. И, пожалуйста, вот газета, а в газете написано про этот случай. И что ее бросили под поезд.
   - Топорков эту газету тоже мог прочитать.
   - В Москве, не читают областных газет.
   - Милый мой, у нас есть свои каналы информации. Но эта газета совсем свежая!
   - Вы не сказали, чего хотите от меня.
   - Проверьте два других случая. Насчет пенсионера в Химках и этого местного Амбала из Уфы, который повесился, вернее, которого Сокол повесил. Думаете, это так просто?
   - Не знаю. Но это ведь преступления.
   Он не стал говорить о том, что хорошо бы узнать что-нибудь и про Сокола.
   Раиса откинулась на спинку стула и опустила глаза на остатки шашлыка:
   - Если подытожить наш разговор, вы, Ренат, думаете, что Топорков связался с преступной компанией. Злоупотребляет своим служебным положением, более того, имеет сведения о каком-то готовящемся большом преступлении. Примерно так. Кроме того, вы тревожитесь за судьбу жены Топоркова, Вики. - Она неожиданно наклонилась и снова схватила Рената за руку. - Вы ненормальный! Как вас угораздило впутаться во все это? Вам дьявольски везет, что вас еще не убили.- Она многозначительно посмотрела на Рената, покачала головой, потом отпустила его руку. - Любите ее?
   - Кажется, да.
   Раиса взглянула на часы и встала:
   - К сожалению, мне пора. Знаете, старушки ждут не дождутся, чтобы я их перевела через дорогу. Если удастся узнать что-нибудь, я найду вас. Не порывайтесь платить, я уже заплатила. Успокойтесь, мне давно хотелось поговорить с вами. В следующий раз расплатитесь вы. Тогда я себе закажу двойную порцию. Пока, Ренат.
  
  
   Она позвонила профессору, попросив его о встрече. Профессор согласился и пригласил к себе симпатичного капитана милиции, он был не просто заведующим кафедрой с многолетним стажем работы, но и крупным специалистом в области психиатрии. Несмотря на свой возраст, он был в хорошей форме и даже умудрялся бегать по утрам.
   Она приехала к профессору в девять часов утра и в течение получаса обстоятельно и подробно рассказывала об убийствах. Профессор слушал внимательно, не перебивая собеседницу.
   - Понимаете, профессор, я никогда не сталкивалась с подобными преступлениями, с подобными странностями, - закончила, наконец, Раечка. - В общих чертах я могу попытаться представить себе, что именно может чувствовать маньяк, решившийся на подобные преступления. Но меня интересует целый комплекс специфических вопросов, на которые я хотела бы получить вашу консультацию. Что вы обо всем этом думаете?
   - Судя по вашему рассказу, вполне вероятно, что действует маньяк, который получает удовольствие от насилия. Если это настоящий маньяк, то он должен получать удовольствие от самого процесса мучений, от самого вида жертвы. Они обычно не бьют в спину. Им нужно видеть глаза жертвы, ее страх, чтобы получить настоящее удовольствие.
   - Как вы себе представляете тип маньяка? Может ли быть выведен некий тип маньяка? Можно ли определить его в толпе людей? Следователи считают, что это возможно, и даже собираются пригласить для проверки психиатра.
   - Если вы думаете, что его можно определить по каким-либо внешним признакам, то это исключено. Он может быть прекрасным семьянином, вполне нормальным на работе человеком, даже пользоваться определенным уважением в коллективе, вполне может быть исключительно пунктуальным и дисциплинированным работником. Я уже не говорю, что может быть и талантливым человеком. Как правило, талант есть некое отклонение от нормы. И чем более талантлив человек, тем сильнее он отклоняется от нормы. В случае с гениями это всем ясно. Это психопаты, которые имеют очень сильные отклонения, но в положительную сторону. Вся внутренняя сущность маньяка может быть до конца так и не понята окружающими.
   Дело в том, что все подлинные мотивы нарушений его психики вытеснены в подсознание. Маньяками просто так не рождаются. Это люди, как правило, либо перенесшие тяжелые психические и физические травмы в детстве, либо не реализовавшие собственные аффективные переживания, возможно, имевшие комплекс неисполненных желаний. В общем, нечто такое, что подверглось вытеснению из сознания в сферу бессознательного. Именно там маниакальные расстройства начинают свое активное воздействие на жизнь человека в своеобразной форме невротических симптомов. Собственно, процессы, проходящие в мозгу человека, до сих пор не изучены до конца. Но можно определенно сказать, что маниакальные расстройства, возникающие в мозгу человека, которые провоцируются в результате столкновения вытесненных влечений, преобразуются затем в активные действия.
   - То есть любой маньяк все-таки психически больной человек? - уточнила Раечка.
   - Честно говоря, да. Абсолютно больной, но способный понимать, что его действия носят асоциальный характер.
   - Значит, он может отвечать за свои поступки?
   - Это сложный вопрос. В принципе маньяк может быть нормальным человеком, но в какие-то моменты у него происходят срывы. Есть какой-то рычажок, который срабатывает. Ему могут нравиться блондинки или маленькие девочки, или мальчики, все зависит от комплексов. Патологии известно великое множество модификаций, но в основе своей они направлены на удовлетворение скрытых психических желаний маньяка. Раз попробовав, он уже не может остановиться. И, как правило, это бывает связано с определенным расстройством.
   - Вы считаете, что маньяк должен быть обязательно мужчиной? А если это женщина?
   - Абсолютно исключено. За всю историю не зафиксировано ни единого случая, когда убийцей-маньяком была бы женщина. Очевидно, сексуальные расстройства мужчин, как и их внутренние противоречия, гораздо сильнее. Не в смысле чувств, а в смысле желания и способов удовлетворения. Вообще, что такое маньяк? Термин идет от греческого слова mania -- безумие. Или восторженность, страсть. Иначе говоря, это понятие может быть переведено как крайняя степень болезненного влечения к чему-либо или к кому-либо.
   - И вы можете мне гарантировать, что среди маньяков убийц не может быть женщин?
   - Почти стопроцентно. Это настолько невероятно, что ваш случай, если он будет иметь место, войдет в историю мировой психиатрии. Если вы подозреваете какую-либо женщину, а это может быть в самом крайнем варианте, она должна быть либо гермафродитом, либо женщиной с полным набором мужских хромосом. И то вряд ли. Но, повторяю, такие случаи не зафиксированы. Дамам хватает и собственных психозов, чтобы у них появились еще и "мужские" маниакальные расстройства. Нет, я почти наверняка могу вам гарантировать, что женщина не может быть убийцей. Хотя бывали случаи женского насилия по отношению к мужчинам. Одна женщина отгрызла кусок уха у своего партнера. Другая, отчаявшись добиться от мужа-алкоголика удовлетворения, перевязывала его мужское естество тугой ленточкой. В результате у мужчины началась гангрена, и он умер. Но у женщин не бывает влечения вообще. То есть, возможно, что они хотят мужчину. Но, имея конкретного партнера, они не станут его менять, если он их полностью удовлетворяет.
   Здесь заложен некий механизм стабильности женского организма, при котором ее психика не позволяет менять или убивать самца, который способен к оплодотворению. Женщина за всю жизнь может забеременеть не больше шестисот-семисот раз, даже если предположить во всех случаях фантастический способ оплодотворения яйцеклетки внематочным путем. А вот мужчина способен при желании оплодотворить все население земного шара. Его подвижные сперматозоиды обладают гигантской проходимостью и невероятным числом, исчисляемым миллиардами. Кроме того, у мужчин почему-то часто срабатывает некий комплекс насилия, который они не могут подавить. Характерный пример: почти сто процентов мужчин в молодости занимались онанизмом, тогда как среди женщин эти цифры на порядок ниже. Сексуальная энергия мужчины, очевидно, связана и с его творчеством. Обратите внимание, что среди гениев почти не бывает женщин. Это наверняка имеет связь с процессом самовыражения.
   - То есть старик Фрейд был прав. Наши биологические законы диктуют нам наше социальное поведение?
   - Безусловно. Другое дело, что сейчас многие рассуждения Фрейда кажутся наивными из-за дальнейших изысканий его учеников. Но в одном он был абсолютно прав. Самая разрушающая страсть человека - это то самое сексуальное влечение, о котором мы говорим.
   - Но ведь женщины любят сильнее, чем мужчины?
   - Не сильнее, - улыбнулся профессор, - а глубже, осознаннее. Более цельно. А мужчины подчиняются стихии сексуальных чувств. Ему важно оплодотворить самку и перейти к другой самке. Не потому, что он плохой. А потому, что так устроила его природа. Агрессия заложена в самом характере мужчины, и все психические отклонения, которые мы знаем из истории, были связаны с неудовлетворенностью именно заложенных в мужчинах подсознательных мотивах. Женщине не обязательно убивать, чтобы почувствовать полное удовлетворение. Очевидно, это связано и с самими процессами, происходящими в женском организме, когда не оплодотворенная яйцеклетка погибает, происходит как бы выброс накопившейся энергии. У мужчин тоже происходит выброс, мы знаем факты юношеских поллюций, но очевидно, что неудовлетворенность в этих случаях нарастает. В общем, это абсолютно очевидные факты. Женщины-психопаты бывают. Бывают у них и расстройства на сексуальной почве. Но маньяков-убийц, серийных убийц среди женщин не было никогда. Ни единого случая. Это исключено самой природой женщины. Таким маньяком может быть только мужчина. Если, конечно, эти убийства вообще связаны с маньяком.
   - Вот и я сомневаюсь, - вздохнула Раечка. - Мне кажется, что его действия не совсем логичны.
   - Но лучше, если вы привезете ко мне человека, которого подозреваете. Я бы мог дать более определенный ответ. Скрыть психические влечения трудно, а иногда и невозможно. Если это маньяк, он, так или иначе, себя проявит, хотя бывают случаи абсолютно уникальные.
   - Вы считаете, маньяка можно выявить таким способом? Выделить из числа подозреваемых?
   - Это возможно, но сложно. Более конструктивно подкрепить данные психиатров некоторыми фактами, которые уже имеются у следователей. Тогда проявятся общие детали случившегося. Какие-то характерные особенности, которые указывали бы на конкретного человека, почерк именно этого маньяка. Психиатры поймут, что именно я имею в виду. Просто так маньяк не убивает. Он должен получать удовольствие от самого процесса убийства.
  
   ЧАСТЬ 7
   На столе у полковника милиции Осетрова зазвонил телефон. Он поднял трубку и буркнул:
   - Полковник Осетров.
   - Говорит капитан Сазонова.
   На суровом лице Осетрова появилась улыбка:
   - А, Раечка моя прекрасная! Какие новости, девочка?
   - Хотела бы поговорить с вами, Михаил Иванович.
   - Судя по вашему тону, что-то срочное.
   - Ну, лучше бы побыстрей.
   - Погодите-ка. Вы же знаете, мне всегда приятно вас видеть. Я смотрю в календарь. Знаете что: приходите сейчас. Я скажу, чтобы вас пропустили.
   Спустя десять минут в кабинет Осетрова постучали. Полковник вскочил и сам открыл дверь. Раечка, одетая в элегантный, кофейного цвета костюм, походила скорее на светскую даму, чем на капитана милиции. Осетров, прижав руку к сердцу, с восхищением смотрел на нее:
   - Вы просто опасны для всего личного состава милиции, Раечка. Вас нужно или произвести в генералы, или срочно уволить. Конечно, если в МВД опять объявят конкурс красоты, победа тебе обеспечена. Ты настоящая красавица.
   Раечка не скрывала, что ей приятны слова начальника:
   - Спасибо, Михаил Иванович. Не хочу отнимать у вас время. Нужно бы побеседовать по одному очень конфиденциальному делу.
   - Хотите сказать: официально?
   - Да.
   - Хорошо, девочка. Полчаса хватит? Скажу, чтобы телефон не включали.
   Раечка слово в слово повторила то, что рассказал ей Ренат, имени его она не назвала. Закончив, она выжидательно взглянула на полковника Осетрова, постукивая линейкой по своей ладони, неподвижно смотрел в стену.
   - Закончили?
   - Пока да.
   - Кто этот парень?
   - Один татарин, который имеет паспорт Латвии.
   - Я и не знал, что вас литовские жители интересуют. Если бы знал, выучил бы их язык. Был у меня когда-то давно друг, в Риге жил. Итак, этот ваш знакомый вместо того, чтобы заниматься своими машинами, заводит любовницу, которую к тому же находит не в своем кругу, а в постели одного из офицеров убойного отдела. Я всегда знал, что они прилежны и напористы, но чтоб настолько! У него как с мозгами, Раечка, вы не пытались ему объяснить, что к чему?
   - Я думаю, тут ничего не получится. Уж очень влюблен.
   - Черт возьми, ведь он жизнью своей играет! С ним шутить бесполезно! В общем, вас тревожит судьба этого коммерсанта, Раечка! Неужто вы?
   На лице молодой женщины появился румянец:
   - Что вы, об этом и речи нет! Я только хотела помочь ему, вот и все.
   - Понимаю, девочка. Но как нам ему помочь, вашему знакомому?
   - Вы Топоркова знаете, Михаил Иванович?
   По лицу Осетрова скользнула тень:
   - Это имеет значение?
   - Я думала.
   - Знаю. И довольно хорошо. Хотя до сих пор понятия не имел, что он жену бьет. Несколько лет назад мы вместе отдыхали в Сочи.
   - И жена его там была?
   - Вы слишком любопытны, девочка. Не было ее там. Это был такой официальный отдых. Пожалуй, можно назвать курсами.
   Раечка встала, оправила на себе костюм и смущенно улыбнулась:
   - Извините, Михаил Иванович, что отвлекаю вас своими глупостями. Признаю: это была ошибка. Разрешите идти?
   Полковник вынул из ящика стола сигареты, закурил, взглянул на стоящую перед ним молодую женщину и сказал:
   - Сядьте и сидите спокойно, девочка. Если вы думаете, что мы с Топорковым пляшем под одну дудку, то ошибаетесь. Речь шла о курсах, которые преследовали одну единственную, но очень благородную цель: научить, как, встретив на улице Тверской опасного преступника, не спутать его с летящими на юг дикими утками. Смысл был примерно таков. Вы довольны?
   - Михаил Иванович, я...
   Полковник выпустил дым и сжал пальцами сигарету:
   - Насколько мне известно, когда-то перед Топорковым открывалась блестящая карьера. Говорили, ему сам генерал покровительствует. Однако после того как генерал погорел на взятках и ушел в отставку, Топоркова тоже попридержали. Может, потому он и пьет и за этого.
   - Вы знали, что Топорков работает в убойном отделе?
   - Что-то такое слыхал. Но, честно говоря, меня это мало интересовало. С ними мне делить нечего.
   Раечка едва не спросила, почему, но прикусила язык. Полковник уставился на свою пепельницу и усмехнулся:
   - Такие вот дела, девочка. Многие нынче обижены чем-нибудь, спят и видят, что вот придет их время, тогда они еще покажут. Если бы не смена курса и если бы генерал оставался на своем месте, Топорков, может, давно был бы полковником. А теперь он зализывает свои раны, колотит жену и пьет, как свинья. Очень недальновидно поступил ваш друг, когда завел шашни с женой такого человека.
   - Вы когда-нибудь что-нибудь слышали о каком-нибудь Соколе?
   - Нет.
   - Мне кажется, это кличка.
   - Не слишком ли вы увлекаетесь детективами, девочка?
   - Михаил Иванович, я, собственно, пришла к вам за тем, чтобы.
   - Знаю, девочка.
   Осетров многозначительно посмотрел ей в глаза.
   - Женщину в Мытищях убили, девочка.
   Раечка почувствовала, что по спине ее катится холодный пот.
   - Когда?
   - 25 января, вечером в 10 часов.
   - Значит, это правда.
   - Ее муж бесследно исчез. Кстати, сведения для той статьи предоставлены мытищенскими коллегами.
   - Кто ее убил?
   - Неизвестно. Машинист что-то заметил из кабины. Сначала он думал, какой-то мерзавец целится в него камнем, и даже голову отдернул. Остальное произошло так быстро, что рассмотреть он ничего не успел. Вроде бы женщину поднял какой-то мужчина, обладающий немалой силой. Остановить поезд удалось только метров через пятьсот. Можете представить, что там осталось, на рельсах.
   Раечка зажмурилась.
   - Других очевидцев не нашли?
   - Нет.
   - Мытищенские коллеги что говорят?
   - Они считают, убийца - муж. Обычная семейная драма. Поругались, и муж в припадке ярости сбросил ее с моста.
   - Простите муж нормальный человек?
   - То есть нормальной ли силы? Нет, девочка. Он меньше ее на целую голову. Да и здоровье у него: слабое сердце, он ее даже поднять не мог.
   - Тогда не понимаю.
   - Что вы не понимаете, девочка? Они были в разной весовой категории. По моему мнению, не исключено, конечно, что женщина стала жертвой запланированного убийства. Скажем, муж заманивает ее на мост и готово. Правда, есть тут некоторая несообразность: муж, по всей видимости, ничего не взял с собой из дому, хотя бы из того, что может понадобиться в дороге, и вообще после убийства даже не зашел в квартиру. И в магазине его больше никто не видел. Но кто может понять логику, которой руководствуется убийца! Верно ведь?
   Михаил Иванович закурил сигарету и продолжал:
   - Нашли мы и Амбала из Уфы. Что такое, вам плохо, Раечка? Воды, может быть?
   - Спасибо нет. Душновато здесь. Где его нашли?
   - В петле, девочка.
   Туман в голове у Раисы становился все гуще. Вероятно, поэтому у нее как-то бессознательно вырвалось:
   - Что он там делал?
   Осетров ошарашенно посмотрел на нее:
   - То есть как, что делал? Висел. Повесился он.
   - Боже мой, Михаил Иванович, я.
   Голос полковника стал твердым:
   - Что такое, девочка, испугались? Раньше следовало пугаться. Такие дела - это вам не ванна: влезу, а коли горячо, так завизжу и выскочу. Слушайте до конца! - это звучало уже как приказ.
   - Такого я насмотрелась, Михаила Иванович. Я ведь в Уфе выросла.
   - В этой Уфе все и произошло. Этот Амбал в самом деле вышибала, настоящий громила. Он сначала приятеля своего зарезал, на ноже остались отпечатки пальцев. А потом, когда понял, что натворил, повесился. Коллеги говорят, оба были водкой налиты под завязку. Проценты не помню, но в ту ночь оба здорово нализались.
   - Михаил Иванович, я даже не знаю, что сказать.
   - Пока не надо ничего говорить. Коллеги установили, что убитый Михаил, фамилии и отчества не помню, жил со своей подругой, некой Оксаной. И она после этой ночи исчезла, будто ее корова языком слизнула.
   - А она кем была?
   - Оксана? Официанткой. Коллеги говорят, в тех местах такое - вещь повседневная. Напьются и за ножи, а после пытаются скрыться, иногда и вешаются или пулю пускают в голову. Там ведь с Кавказа оружие, только что на деревьях не растет, на манер апельсинов. - Он нагнулся и с искренним любопытством посмотрел ей в глаза. - Раечка, вы были любимой моей ученицей. Вы знаете, как я вас ценил и ценю.
   - Ну что вы, Михаил Иванович.
   Осетров досадливо отмахнулся от ее возражений:
   - Послушайте меня! Представьте, что мы на экзамене. В связи со всем тем, что я вам рассказал, вам нужно сформулировать один вопрос. Один-единственный, который логически следует из услышанного. Ну, Раечка, беретесь?
   Думала Раечка недолго. Сощурив и без того узкие глаза, она щелкнула пальцами:
   - Михаил Иванович, какое имеет отношение ко всему этому милиция?
   Полковник Осетров с довольным видом откинулся на спинку кресла:
   - Браво, девочка. Я в вас не ошибся. Это единственный логичный вопрос. И вот еще что. Вы упоминали пенсионера, убитого в Химках. Так? Это, девочка, оказался самый крепкий орешек. Я уж думал, пора выбрасывать белый флаг, но тут мне кое-что пришло в голову. И я был прав. Этот случай не убийство, а самоубийство. Человек напился и выпал из окна третьего этажа. Соседи говорят, не пил он совсем, а как похоронил жену, сердце у него стало сильно беспокоить. Но он в самом деле на пенсии, легенда разведки, полковник ГРУ.
   - Бывший полковник ГРУ? - ошеломленно переспросила Раечка
   - Что-то в этом роде. Итак, Раечка, какой вывод вы можете из всего это сделать?
   Она сама удивилась, услышав собственный тихий, четко звучащий голос:
   - То, что Топорков ничего не выдумал. По крайней мере, это можно сказать с большой степенью вероятности. Пьяный до беспамятства, он высказал жене чистую правду. И если женщину-ученого в самом деле убили, если Амбал... Да вы же сами все знаете, Михаил Иванович. Если все это так, то существует и Сокол.
   - Или может существовать, с большой степенью вероятности, - поправил ее полковник. - Вы не откажетесь побеседовать с одним моим старым другом?
   - Разумеется, нет, но кто он?
   - Говорю, мой старый друг.
   - И о чем предстоит беседовать?
   Осетров улыбнулся:
   - О деле.
   - Но ведь я знаю ровно столько же, сколько вы, Михаил Иванович. Даже меньше.
   - И все-таки, поговорите с ним. Не бойтесь, я буду рядом, и если он не устоит перед вашей красотой и начнет делать вам нескромные предложения, я поставлю его на место. Итак?
   Раечка чувствовала: Осетрову очень хочется, чтобы она встретилась с его другом. Ей же чудился здесь какой-то капкан. Древние азиатские гены подавали ей сигналы тревоги. Так пастухи кочевники издали чувствуют приближение волчьей стаи.
   - И где это будет?
   - Здесь.
   - А когда?
   - Прямо сейчас.
   Не ожидая ее ответа, он подошел к двери и позвал кого-то. Имени Раечка не разобрала. Когда он обернулся, Раечка едва поверила своим глазам: Осетрова словно подменили. Одно веко у него было сощурено; Раечка помнила с прежних времен, что у Михаила Ивановича это признак волнения. Более того: большого душевного смятения.
   Осетров наклонился к Раечке и, приложив ко рту ладонь, тихо сказал:
   - Не удивляйтесь слишком.
   Раиса, однако, не сумела сдержать своего изумления, увидев вошедшего. Она даже невольно отступила назад, когда толстый, невысокий человек со свисающими усами устремил на нее свой колючий взгляд. Он не поздоровался, даже не сделал вид, что собирается ее приветствовать. Пожалуй, он был готов до утра смотреть, как по лицу ее пробегают волны смущения; положение спас Михаил Иванович:
   - Познакомьтесь: жемчужина российской милиции - Раечка.
   Конечно же, она хорошо знала этого человека. О нем говорили, что он близок к команде президента, Раечке не слишком импонировал его стиль: он ей казался человеком самоуверенным и нетерпимым, который не признает мнений, не совпадающих с его позицией.
   Гость еще раз внимательно оглядел Раису, потом сел на стул. Или, лучше сказать, плюхнулся, словно ему трудно было держать свое грузное тело. Отдышавшись, он повернулся к растерянной женщине:
   - Знаете, во мне тоже есть восточная кровь.
   Она широко раскрыла глаза:
   - Не может быть. Совсем незаметно. Вы меня знаете?
   Он раздраженно махнул рукой:
   - Я каждый раз сбрасываю килограммов пять; беда только, что потом сразу же набираю, а пора бы проявлять умеренность. Словом, во мне тоже есть восточная кровь. По семейным легендам, одна моя прабабка, из мелкопоместных дворянок, жила с каким-то монгольским ханом; по доброй ли воле, об этом легенда умалчивает. Возможно, поэтому мне всегда нравились усы. А вам, Раечка?
   - Я усов не ношу. И не люблю усатых мужчин.
   Толстяк громко, от души расхохотался. Михаил Иванович тоже посмеивался под нос.
   - Это прекрасно, просто великолепно! Хорошо, когда у милиционера есть чувство юмора. Конечно, можно колотить людей дубинкой по голове и со смехом. Но ведь вы не такая, верно?
   - Да, я не такая, - ответила Раиса.
   - Что такое? Обиделись? Полно! Михаил Иванович столько хорошего о вас рассказывал. Скажите, река Белая все еще такая как десять лет назад?
   - Не знаю. Я редко бываю дома. И чаще всего летаю самолетом.
   - Конечно, конечно. Я рад, что мы с вами познакомились.
   Он помолчал, улыбаясь, потом взял футляр осетровских очков и стал их разглядывать, вертя в пальцах. Михаил Иванович откашлялся.
   - Так что, девочка Раечка, до свидания. После как-нибудь.
   Усатый поднял глаза от футляра, дружелюбно улыбнулся.
   - До свидания, Раечка. Когда будете на реке, бросьте от меня цветок в воду. Давно я на рыбалке там не был.
   В своей комнате Раиса упала на стул и закрыла лицо руками.
   "Господи, господи, все испортила. Но где, как?" - спрашивала она себя, борясь со слезами.
   Когда дверь за Раечкой закрылась, толстяк повернулся к полковнику и довольно потер ладони:
   - Выдай тайну, Михаил Иванович: где вам удалось раздобыть это чудо?
   - Тайны тут никакой, - пробурчал Осетров. - Я ее открыл. Как сотрудника милиции, разумеется. Раечка была олимпийской чемпионкой по стрельбе.
   Толстяк потеребил усы:
   - Вот почему она мне показалась знакомой. Несколько лет тому назад я часто был у олимпийцев.
   Лицо Осетрова оставалось неподвижным, хотя для него не являлось секретом пристрастие его друга к юным представительницам слабого пола. В обществе ходили слухи о какой-то спортсменке, с которой он появлялся в некоторых местах развлечений для "избранных".
   - Мне буквально навязали ее несколько лет назад, - сказал Осетров. - Как это обычно бывает. "В команде ей уже делать нечего, посмотри, может, тебе пригодится", - сказали мне. А когда она появилась здесь, я уже не жалел, что не отказался. Скорее жалел ее. Это невинное дитя понятия не имело, во что оно впуталось. "Ладно, - говорю, - запишем ее в школу милиции, пусть ходит, пока не запросится к маме". А она, представьте, не запросилась. Выполняла все, что я поручал. Научилась драться, вести следствие, обращаться с собаками - все, что хотите. Пока я опомнился, она стала лучшим моим сотрудником.
   - Она еще девушка? - с любопытством спросил толстяк.
   - Разведенная, сухо ответил полковник.
   - Не тревожьтесь, Михаил Иванович, не собираюсь я завлекать ее в свои сети, - тихо смеясь, сказал толстяк. - Я сейчас как раз занят. Просто пытаюсь выяснить обстоятельства.
   - Дети дома не плачут, если вы это имеете в виду.
   Толстяк пожал плечами:
   - Прекрасно. Тогда, пожалуй, перейдем к делу.
   Осетров кивнул:
   - Когда Рачка мне рассказала, что она слышала от Рената, я, признаюсь, не очень заинтересовался. Мало ли что наболтает пьяный. Только вот личность Топоркова не давала покоя. Вы его знаете?
   - Как-то вместе болтались в Сочи в санатории. На редкость неприятный тип.
   - Это еще не причина для подозрений.
   - Увы, не причина. Но хоть убей, не мог я забыть об этом, о том, что он за человек. Там, в Сочи, когда мы были вместе, еще во времена Горбачева, на какой-то очередной обработке мозгов по поводу диверсий, так вот, там я понял, что он из тех, кто способен на самое подлое дело. А в последнее время он еще и пьет крепко. И жену бьет. Это я знаю.
   - Оказалось, что все, что он по пьянке кричал жене, - чистая правда. Женщину убили; Амбал убил дружка и повесился; несчастный непьющий пенсионер, напился до полусмерти и выпорхнул из окошка.
   Вопрос: откуда это все было известно Топоркову? Это первый вопрос.
   - Что ты думаешь об этом, Миша?
   - Что тут как-то замешаны наши доблестные воины. А в этом случае осторожность не повредит. Так что я позвонил одному своему знакомому, очень хорошему знакомому, - полковник бросил многозначительный взгляд на толстяка, что сидел, вертя пальцами, - чтобы он попытался прощупать, что к чему.
   - Надежный человек?
   - Наш до мозга костей. Если бы что-нибудь в их конторе произошло, он бы наверняка был в курсе. Но такого ничего не было. Топорков все это узнал в другом месте. Где же?
   - На этот вопрос мы и пытаемся сейчас найти ответ. Если Топорков в чем-то замешан, то не как работник убойного отдела. Личная инициатива?
   - Не знаю. Но очень мне все подозрительно, дьявольски подозрительно. Старые сыщики нюхом чуют, если где-то готовится большая подлость. Даже если ее, чтобы отвлечь внимание, сверху обрызгают одеколоном. А вы как считаете? Может, это они выполняют чей-то заказ!
   Толстяк подергал усы:
   - На что опираются ваши подозрения?
   - На интуицию.
   Толстяк затряс головой:
   - Этого недостаточно. Вообще, как мне кажется, ваши опасения не имеют под собой серьезных оснований.
   - Подожди, Николаевич. Две вещи я просто не мог не принять во внимание. Во-первых, некто, по кличке Сокол, выполняя чье-то поручение, совершает убийства, о которых известно Топоркову. Во-вторых, к этому никакого отношения не имеет твоя милиция, где Топорков служит.
   Толстяк кивнул:
   - Понимаю. Остается ФСБ?
   - ФСБ тут ни при чем.
   Толстяк достал из кармана сигарету и раскурил ее:
   - Дело становится интересным. Значит не ФСБ. Тогда кто?
   - Потому я и хотел поговорить с тобой, Николаевич. Началось нечто такое, что может иметь роковые последствия. Смотрите-ка, то, что выболтал Топорков, не выдумка. Убийства имели место, Сокол существует.
   - Откуда вы знаете?
   - Кто-то должен же выполнять грязную работу.
   - Гм. Это верно. Хотя я все еще не понимаю, при чем тут они. Топорков заявил жене, что Сокол убирает людей, если бы он, Топорков, не получил задание убрать его. Чувствуете, чем все это пахнет?
   Толстяк выпустил к потолку струю дыма:
   - Действительно, если на все это смотреть глазами секретных служб, то нельзя не прийти к выводу, что Соколу что-то поручено. И, когда он выполнит поручение, его уберут.
   Осетров недоверчиво покачал головой:
   Толстяк неподвижно смотрел на ковер; столбик пепла на его сигарете все рос и рос. Когда он наконец поднял голову, взгляд его был лишен выражения, словно он был не в силах постичь услышанное.
   - Почему вы обратились ко мне, Михаил Иванович?
   Полковник высоко поднял брови:
   - К кому же мне еще обращаться? В милицию, к самому себе? Или, к Топоркову, чтоб он в тот же день узнал бы, над чем я ломаю голову? Вы же в ФСБ руководитель отдела? И, в конце концов, хотя я не очень верю в это, вовсе не исключено, что за всем этим стоят уголовники. Я мог обратиться только к тебе, Николаевич. Все знают, у нас с тобой хорошие связи.
   Толстяк жестом прервал его:
   - Ладно, это не имеет значения. - Он стряхнул пепел в бронзовую пепельницу. - Вы понимаете, что решать я ничего не могу. Да и компетенции у меня недостаточно, чтобы что-то решать. К тому же время работает против нас.
   - То есть как?
   - Он свято верит, - сказал толстяк с легким раздражением в голосе, - что с ним ничего плохого не может случиться. Словом, если действовать, то так, чтобы он об этом не узнал. Я не могу бить в набат потому лишь, что какой-то алкоголик что-то там наболтал про убийства!
   - Даже если то, что он говорил, до последнего слова правда?
   - А кто это докажет? Я не могу. Я могу только повторить, что слышал от вас. Если меня попросят обнародовать доказательства, что мне делать? Сослаться на вас?
   Осетров угрюмо молчал. Он не мог не признать правоту собеседника.
   - Возьмем какой-либо исторический процесс. Он где-то берет начало, продолжается определенное время, потом с каким-либо результатом заканчивается. Предположим, есть силы, которые хотят ему помешать. Вопрос: когда это сделать легче всего? На какой стадии? А, Михаил Иванович?
   - Понятия не имею, - с некоторой растерянностью пробормотал Осетров.
   - Только там и тогда, только в той точке, где процесс может быть направлен в иное русло. То есть: нужно найти критическую точку и критический момент. Иначе усилия пойдут насмарку. Вмешательство преждевременно, если процесс еще незрелый, аморфный: его не остановить, он обогнет препятствие и пойдет себе дальше. Если же опоздаешь, он сметет все, что появится у него на дороге. Понятно?
   - Вроде бы.
   - Следовательно, нужно найти критическую точку. Тот пункт, в котором процесс может быть остановлен и при необходимости обращен вспять.
   Осетров задумался: он слыл человеком неглупым, но за минувшие годы отвык как-то от подобных мыслительных упражнений.
   - Ты хочешь сказать, Николаевич, что процесс подошел к критической точке?
   - Таково мое мнение, - решительным тоном ответил его собеседник.
   - Я немало размышлял над этим. Хотелось бы знать: те, на той стороне, сделали из событий такой же вывод? Если да, то они будут действовать быстро и жестко, пока не поздно. - Он затянулся сигаретой. - Поэтому то, что вы рассказали, Михаил Иванович, очень и очень важно. И поэтому это дело меня занимает, пусть я в данный момент и не знаю, как к нему подступиться. Сам я не могу выслеживать и вынюхивать хотя бы по той причине, что меня каждая собака прекрасно знает в лицо. Я ценю ваше доверие, но предпринять ничего не могу.
   - Даже если все идет к тому, что операция, о котором вы говорили, будет остановлена?
   Толстяк помолчал, глядя куда-то в пространство, затем ткнул сигаретой в сторону Осетрова:
   - Хорошо, я вам верю, полковник. Ей-богу! Что бы вы сделали на моем месте?
   Осетров пожал плечами:
   - Послал бы людей, чтобы они на месте удостоверились, правду ли говорил Топорков. Действительно ли две смерти были самоубийством? Может, все же убийством? Затем, если окажется, что за всем этим в самом деле стоит грязное дело, попытался бы установить, кто такой Сокол.
   Толстяк кивнул:
   - До сих пор все прекрасно. Одну вещь не забудьте только, Миша, или, вернее, две. Во-первых, расследовать все это - ваше дело. Что бы ни произошло, оно не должно выйти из сферы уголовного розыска. До той самой минуты, пока я не решу по-другому. В случае неудачи рискуете только вы.
   - Об этом я и без вас догадался, - мрачно ответил полковник.
   - По иному и быть не может, иначе не быть тебе генералом, - утешил его толстяк. - Таков порядок вещей. Если тайная операция проваливается, кто-то должен подставлять шею. И второе, не забудьте, что вы имеете дело с профессионалами. Если тут убивают людей, то делают это не тетя Валя с кухонным ножом и не дядя Коля с топором, и не потому, что вылакали пол-литра самогонки; делают это мастера высшего класса, делают в высшей степени целеустремленно, во имя дьявольской цели. И выставить против них вы должны таких же профессионалов. Вы не могли бы помочь мне?
   - На этой стадии нет.
   Осетров тяжело вздохнул:
   - Ладно. Буду действовать под свою ответственность. Может, я дурак и поступаю для своего возраста легкомысленно, но ради него пойду на риск. Пошлю туда людей.
   - Куда?
   - Во все три места. Разведать, что к чему. Вдруг удастся найти что-нибудь.
   - Гм. И кого собираетесь посылать?
   - Еще не знаю. Но поскольку ответственность вся на мне.
   - Пошлите эту красотку. Эту башкирку.
   Осетров ошеломленно уставился на собеседника:
   - Раечку? Господь с вами! У нее опыта в таких делах еще нет.
   - Мало? Вы же сами сказали, что она умеет стрелять, драться и еще черт знает что делать. И ребенок дома не ждет. Пусть наденет свою шубу и постучится к соседям. Про нее никто не подумает, что она из угрозыска.
   - Ты серьезно, Николаевич?
   - Я всего лишь идею подал. Будь я на твоём месте, обязательно бы послал ее. И с ней того татарина, как его там. Ренат?! Пускай изображают бедных родственников, которые кого-то ищут. - Он вздохнул и поднялся со стула. - Конечно, у меня и в мыслях нет навязывать вам свое мнение. Я буду ждать результатов у себя.
  
   ЧАСТЬ 8
   Вика опаздывала уже на полчаса. Ренат сидел как на иголках; охотнее всего он разделся бы и ждал ее прямо в постели, чтобы не терять потом ни минуты времени.
   Когда открылась входная дверь, он бросился в полутемную прихожую, словно сейчас решалось, жить ему или нет, и втащил стоящую на пороге женщину, почти не заметив, что рядом с ней стоит ее сумка; не заметил он и того, что Вика словно бы стала чуть выше. Обнаружил он это лишь в тот момент, когда стащил с вяло сопротивлявшейся женщины шубу и запустил обе руки под блузку. Тут он с удивлением обнаружил, что груди у Вики всего за неделю стали меньше, но зато более твердые и упругие.
   Руки Рената дрожали, когда он отпустил незнакомую гостью. От удивления он ни слова не мог сказать, лишь разевал рот с глупым видом.
   Женщина в меховой шапке быстро обернулась к двери, приоткрыла ее, убедилась, что на площадке никого нет, и забрала сумку, оставшуюся у порога. Затем закрыла дверь на цепочку.
   Когда она повернулась к Ренату лицом, он сидел на ковре и, не в силах прийти в себя, смотрел на нее снизу вверх.
   - Это вы? Вы?
   Раиса подняла с пола шубу, повесила ее на крючок, сняла и повесила шапку и потом медленно, без всякого признака спешки, привела свитер в порядок.
   - Вы всех дам так встречаете? - спросила она с простодушным видом. А что бы вы сказали, прими я это всерьез и тоже.
   - Господи, что вы такое говорите? Где Вика? Что вы сделали с Викой?
   Раиса приложила палец к губам:
   - Не кричите. Хотите, чтобы весь дом узнал, чем вы тут занимаетесь, на квартире у друга? Если вы будете так вопить, все и узнают.
   - Где Вика?
   - С ней все в порядке. Сидит в кондитерской, ест пирожное и скучает по вам. Если вы обещаете больше на меня не набрасываться, я вам все расскажу. Идет?
   У Рената все еще голова шла кругом. Он словно попал в самую середину какой-нибудь эксцентрической комедии.
   - Откуда у вас ключ? - выдавил он наконец.
   - Николай дал.
   - Что значит дал?
   - Мы же с ним старые друзья. Я тоже могу попросить у него ключ, не только вы.
   - Неправда. Зачем ему давать ключ именно вам? Он что, хочет нас сосватать?
   Ренат сразу же пожалел, что сказал это. Ведь когда они встретились, Раечка ему понравилась. Да и сейчас он груб потому лишь, что очень уж удивлен и разочарован. И стыдно, что так накинулся на нее в прихожей. Раиса рассмеялась:
   - Знаете, чтобы вы так не огорчались, давайте я сделаю вам бутерброды. А что касается Николая, не думаю, чтобы он ставил перед собой цель нас сосватать. Это я его попросила помочь мне встретиться с вами.
   - Именно здесь? И именно в это время?
   - Поверьте: это самое лучшее место и самый подходящий момент. Мне жаль, что из-за меня у вас не состоится свидание.
   - А мне как жаль! - сказал Ренат уже не так раздраженно. - Дело в том, что я очень боюсь за Вику. Вы знаете почему.
   - Думаю, для тревоги есть основания. Хотя такие, как Топорков предпочитают не делать непоправимых шагов.
   - Почему вы так в этом уверены?
   - Потому что карьера для них дороже. Топорков всегда будет побаиваться, не поднимет ли Вика скандал. Можете мне поверить: жены он боится не меньше, чем она его.
   - И все-таки это он бьет Вику, а не наоборот!
   - Это верно, - сдалась Раиса. - Женщины всегда будут зависеть от мужчин.
   Ренат оттолкнул предложенный бутерброд.
   - Зачем вы пришли, Раиса?
   - Вы любите Вику?
   - На этот вопрос я вам вроде бы отвечал.
   - Я должна вас спросить еще раз. Потом узнаете. Так любите или нет?
   - Да, люблю, - ответил Ренат упрямо. - Да, да, да!
   - Правильно, - спокойно сказала молодая женщина, откусывая едва не треть бутерброда. - И как сильно?
   В груди Рената все закипело. Это отродье Чингисхана смеет влезать в его сердце. "Как сильно?" Будто речь идет о размере рубашки. Он забрал у Раисы недоеденный бутерброд, положил его на тарелку, а тарелку поставил на шкаф.
   - Выбирайте, Рая, - сказал он враждебно, - или будете есть, или со мной разговаривать. Не знаю, какие нравы у вас в милиции.
   В глазах у Раисы блеснули гневные молнии:
   - Вот что: не вздумайте учить меня хорошим манерам! Кто спит с чужой женой? Кто лезет под блузку к чужим женщинам? Ей-богу, с вами не хватит никакого терпения!
   Ренат опустил голову на руки, ему хотелось плакать.
   - Не стоит нам ругаться, Раечка. Скажите, что вам от меня надо, а я скажу, сделаю ли я это, и потом мы решим, как быть.
   Раиса, украдкой глянув на бутерброд с икрой, облизнула губы и пожала плечами:
   - Мы остановились на том, что вы любите Вику.
   - Точно, - согласился Ренат. - Она женщина в моем вкусе.
   - Вам лучше знать. Стало быть, вы согласны ради нее пойти на кое-какие жертвы.
   - Что же это за жертвы?
   Раиса оторвала наконец взгляд от бутерброда и всю энергию сконцентрировала на главном деле:
   - Перед этим я сказала, что Вике беда не грозит. Признаюсь, я, кажется, выразилась несколько неточно.
   Ренат вскочил, опрокинув табуретку.
   - К дьяволу! Чувствовал я: этим все кончится! Что с ней сделал этот бандит?
   Голос Раисы звучал трезво и бесстрастно:
   - Те убийства - чистая правда, Ренатик.
   - Я не Ренатик! Во всяком случае, не для вас.
   - Хорошо, пусть будет Ренат. Как звали вашего отца?
   - Не имеет значения. Вы сказали, Топорков ничего не выдумал?
   - Выходит так.
   - Сокол, значит, тоже существует?
   - На это я пока не могу ответить.
   - Вполне возможно.
   Раиса сделала круглые глаза, что, если иметь в виду их форму, едва ли далось ей легко:
   - Что?
   - Топорков говорил: когда он убьет Сокола, он получит в награду, "Мерседес".
   - При чем тут "Мерседес"? Почему вы раньше об этом не говорили?
   - Я точно помню, что говорил. Это, наверное, вы невнимательно слушали.
   Раечка задумчиво смотрела перед собой. "Мерседес"? Это женское имя. И еще марка автомобиля. Потом - невеста Эдмона Дантеса".
   - Ну да, теперь вспоминаю, - пробормотала Раиса. - Значит, "Мерседес". Это, к сожалению, выпало у меня из памяти. Ну, бог с ним. Словом, Ренат, ситуация вот какая: если вы чувствуете себя ответственным за судьбу Вики, то должны мне помочь. Мне поручено удостовериться в том, что сведения верны. Вы меня понимаете?
   - Нет.
   - Объясняю. У меня есть начальник, полковник Осетров. Золотое сердце!
   - Дай ему бог здоровья, - пробурчал Ренат. - Обожаю эфэсбэшников с золотым сердцем.
   - Осетров не эфэсбэшник, и я тоже, - проговорила Раиса устало. - Нелегко с вами столковаться, Ренат. Столько сил на вас тратишь, будто... Ну, хорошо, продолжаю. Одним словом, Осетров выяснил, что Топорков пугал Вику не выдумками: он упоминал настоящие убийства. Что вы на это скажете?
   - Господи боже! И кто же их убил? Люди из убойного отдела?
   - Это нам и предстоит выяснить.
   - Нам?
   Лицо Раисы стало строгим. На лбу ее возникли две глубокие, словно нарисованные морщины:
   - Прежде чем все вам рассказать, я должна взять с вас слово, Ренат, что услышанное вы будете держать в тайне. В конце концов, вы ведь теперь гражданин другого государства.
   - Что вы этим хотите сказать?
   - А то, что, если вы не научитесь держать язык за зубами, Вике вашей придется еще и за вас отдуваться! - вырвалось у Раисы, но через минуту она взяла себя в руки, и даже морщинки исчезли со лба. - Черт возьми, Ренат, с вами так трудно беседовать по-хорошему. От каждого вашего слова на стенку лезть хочется. Объясните мне, ради Христа, что в вас такого нашла Вика? Ну ладно, мужчина вы молодой, видный, деньги, как я вижу, у вас водятся.
   - Вы остановились на том, что если я не буду молчать, то вы расправитесь с Викой.
   Теперь Раиса вскочила на ноги, с грохотом оттолкнув табуретку:
   - Вы совсем свихнулись, Ренат! Кто собирается расправляться с вашей подругой? Топорков разве что! Наша задача как раз в другом: присмотреться, чем он дышит. И вы, если хотите, можете мне помочь.
   - Как?
   - Я получила задание побывать в Химках, Мытищях, Уфе, расспросить людей, изучить обстоятельства: вдруг удастся выведать еще что-нибудь.
   - А тамошняя милиция?
   - Она не будет мешать.
   - Понятно. Вот только совсем не понятно, в чем моя роль. Сидеть на телефоне, принимать информацию и время от времени передавать ее на берегу Москвы-реки одноглазому нищему высокого роста, на деревянной ноге? Так вы это себе представляете?
   - Нет. Вы поедете со мной, - прозвучал твердый ответ.
   - С вами? Куда?
   - В Уфу.
   - Шутите? Вы же знаете, что это невозможно!
   - Почему невозможно? Что вам мешает?
   - Например, автомагазин.
   - Я говорила с хозяином магазина. Он вам предоставляет двухнедельный отпуск.
   - Черт возьми, без моего ведома! Кроме того, вы прекрасно знаете, что мне не разрешено выезжать за пределы Москвы.
   - Со мной можно.
   - А где мы найдем жилье? Однажды я уже спал стоя, прислонившись к стволу акации. Больше не хочется.
   - О жилье не беспокойтесь.
   Ренат схватился за голову:
   - Вы просто сумасшедшая! Зачем я вам нужен? Возьмите с собой настоящего сыщика.
   - Затем, что вы иностранец. Потом придумаем, кого вы ищете и зачем. Непонятно?
   - Абсолютно.
   - Ничего. Важно, что мне понятно. Послушай меня, Ренат. Женщину учёного убили; в Химках пенсионер, кстати, он работал полковником в ГРУ, выпал из окна. У нас все причины предполагать, что его убрали. Далее, для нас вовсе не очевидно, что Амбал из Уфы по своей воле отбросил копыта. Если же это так, то за жизнь вашей Вики я не дам и ржавой копейки. Хотите вы ей помочь или нет? Если скажете "нет", я заставлять вас не буду. Съем свой бутерброд, только меня и видели. Итак, вы едете со мной?
   - Что ж делать! Еду.
   Раечка наконец улыбнулась:
   - Тогда где мой бутерброд?
   ЧАСТЬ 9
   Василий Николаевич Петров ходил взад-вперед по длинному коридору, стряхивая время от времени пепел своей сигареты в пепельницы, расставленные по углам. Он пришел раньше назначенного часа, а поскольку точность была его пунктиком, он не стал нарушать установленные для самого себя правила. Минут десять он разглядывал фотографии, развешанные по стенам.
   Полагая, что десять минут прошли, он, не взглянув на часы, постучался в дверь знакомого кабинета. Высокий пожилой человек с седым ежиком волос на голове что-то писал; заметив тихонько вошедшего толстяка, он явно обрадовался:
   - Добро пожаловать, Василий Николаевич! Хоть вы избавите меня от этой чертовой писанины. Присаживайтесь. Позвонить насчет кофе?
   Толстяк отрицательно покачал головой:
   - Спасибо, не надо. Вячеслав Петрович, могу я поговорить с вами откровенно?
   Генерал Вячеслав Петрович Козин относился к Петренко без особой симпатии. И знал, что их чувства взаимны. В то же время он был уверен, что каждый из них уважает другого и оба служат одному делу. Козин высоко ценил эрудицию и чутье генерала из ФСБ, а Василий Николаевич чтил старого солдата за тяжелую жизнь, оставшуюся за его плечами, и особенно за то, что трудное прошлое не помешало ему выбрать дорогу, встать на которую даже ему, Петрову, далось с немалым трудом.
   На лице Козина появилась невеселая улыбка:
   - Откровенно? Это слово совсем скоро выйдет из моды, Василий Николаевич. В издании толкового словаря такого слова, пожалуй, не будет.
   Толстяк откликнулся на его шутку:
   - Только окаменелости вроде нас с вами и будут еще его помнить, так?
   - Вполне возможно.
   - Вот потому я и обратился к вам, Вячеслав Петрович.
   - Прошу.
   Толстяк плюхнулся в кресло и вытащил из кармана пачку с сигаретами:
   - Угощайтесь.
   - Спасибо, пока не надо. Я иногда курю. Но вы закуривайте спокойно, мне дым не мешает.
   Толстяк наклонился к собеседнику:
   - Нужно до конца убедиться в том, что мы не призраков испугались. И убедиться как можно скорее. Если хищник летает где-то поблизости, он скоро спикирует на добычу.
   - Да, ожидать этого можно было, - согласился Козин.
   - Повторяю, следует твердо установить, актуальна ли опасность или просто у нас разыгралось воображение.
   - И как вы предполагаете это установить? - спросил генерал с искренним любопытством в голубых глазах. - Как заставить Сокола, если позволите воспользоваться вашим метким выражением, выпрыгнуть из кустов?
   - Я уговорил Осетрова послать на места убийств его сотрудницу, башкирку, вместе с этим пронырой татарином. Пускай попробуют выяснить, что там на самом деле произошло. Парень боится за женщину, жену Топоркова; наверняка согласится поехать. Вот они вдвоем и войдут в посудную лавку.
   - Как два слона?
   - Именно. Два слона. Конечно, местная милиция будет за ними присматривать. Как и за всем остальным. Хотя я, честно говоря, не верю, что им что-нибудь угрожает.
   - Почему?
   - Когда башкирка и татарин там появятся, они, по всей вероятности, такого нагородят, что шум обязательно дойдет и до Сокола. Он помчится туда, оглядится, задумается, но их пальцем не тронет. Просто попробует вычислить, где допустил ошибку. И знаете, генерал, к какому выводу он придет?
   - К какому?
   - Что никакой ошибки не было.
   Генерал кивнул. Он считал точно так же. И в этот момент даже знал, какую фразу сейчас услышит.
   - Тогда он сделает исключительно важные выводы для себя.
   - Скорее всего, - кивнул генерал. - Если он действительно такой умный, каким мы его считаем.
   Толстяк усмехнулся:
   - Давайте не повторять старые заблуждения, мой генерал. Когда-то нам вменялось в обязанность видеть в противнике недоумка. Сокол раскинет умом и очень скоро придет к единственной и логичной мысли. Если у него ошибок не было, то...
   - То где-то в организации есть предатель, - закончил генерал. - Для этого особой работы ума не требуется!
   Это было не совсем так, но ему хотелось чуть-чуть остудить пыл этого самонадеянного эфэсбэшника.
   Толстяк, однако, по-видимому, даже не заметил упрятанного в вату жала:
   - Сокол обдумает все свои действия, шаг за шагом. По всей очевидности, доложит о том, что случилось, начальству. Если только, но это пока оставим. Начальство прочешет всю сеть и...
   - И найдет слабое звено, - закончил генерал.
   - Надеемся, что найдет.
   - Вы имеете в виду, что это будет Топорков?
   - Кто же еще? Они догадаются, что только он мог выболтать детали операции. Для них не секрет, что Топорков - беспробудный пьяница. Поверьте, сделать соответствующие выводы будет нетрудно. Найдут и связь между Топорковым и этим иностранцем...
   По лицу генерала скользнула тень. Он знал, что сейчас услышит нечто такое, чего не хотел бы слышать.
   - И вы, чтобы дать им в руки доказательства, послали туда иностранца, - пробурчал он с явным неодобрением в голосе.
   Толстяк развел руками:
   - А что я еще мог сделать? Игра идет по-крупному. Я хочу, чтобы следы привели к Топоркову.
   Генерал это понимал. Но идея ему не нравилась. Он не любил, когда в жертву приносили людей. В Чечне именно из-за этого у него возникли серьезные разногласия сначала с военным командованием, потом с политиками, которые, сидя в Москве, попивая коньяк и красное кавказское вино, смеялись над американским Рэмбо, спускали ему мудрые указания.
   - Топоркова убьют, - пробурчал он, стирая со лба капли пота, - иностранца тоже убьют. Причем здесь, в Москве. О жене Топоркова и о башкирке я уж и не говорю.
   Толстяк нетерпеливо отмахнулся:
   - Так далеко в будущее мы не можем заглядывать, генерал. Вдруг им удастся спастись. Если убьют Топоркова, у нас в руках будет козырная карта. Тогда совершенно ясно станет, что они к чему-то готовятся, и мы все силы сконцентрируем на защите! Если мы это дело раскроем и изобличим Сокола, а потом всех, кто участвовал в операции, главное знать, кто организовал и какая между ними взаимосвязь! Почему в этом деле участвует милиция. А если они поймут о провале операции? Или сначала убьют Топоркова. Кто еще участвует в операции? Если же в самом деле отступят, то им на долгие годы придется забиться в свою нору. Для них самый главный враг - время!
   Мысленно генерал не мог не признать правоту эфэсбэшника:
   - Если все так и произойдет, у них не останется причин сомневаться, что те в самом деле что-то задумали.
   Он неохотно кивнул, затем все же спросил о том, о чем не хотел спрашивать:
   - А вас, Василий Николаевич, не смущает, что люди, которых вы широким жестом втянули в опасную игру, могут оказаться лицом к лицу со смертельной опасностью? Вы не считаете, что надо бы спросить их согласия?
   Толстяк подергал свои усы:
   - Отчего же, считаю.
   - И спросите?
   - Нет. Не стану.
   - Почему?
   - Лучше, чтобы они ничего не знали. Или не знали того, чего им знать не положено.
   - И это, по-вашему, нравственно?
   Толстяк брезгливо наморщил нос:
   - Полно вам, генерал! Вы мне говорите про нравственность! После Чечни, после братских могил! Вы хотите, чтобы именно мы бежали по узкой полоске, обозначенной нравственными вешками, как тот сумасшедший по шпалам? Конечно, я тоже бы предпочел, чтобы не было жертв. Даже таких, как этот Топорков! Только нам еще далеко до этого, генерал! Может быть, через много лет, когда станут известны многие вещи, и в меня бросят камень, потому что я использовал те же методы, что и те, против кого я боролся; но, спрашиваю, могу ли я поступать по-другому? Я тоже сын своего времени, как ни противно мне жить в нем. Это время накладывает печать и на мой образ мыслей. К тому же, я вынужден бороться в прежних условиях, ведь новое это, собственно говоря, все еще никакое не новое.
   - В чем то вы правы, - сказал, вздохнув, генерал, который, сам не зная почему, пожалел вдруг толстого эфэсбэшника. - Что вы хотите предпринять?
   - Вы, я знаю, человек осторожный, и это неплохо. Вы не любите рисковать. Тоже правильно. Ситуация и не такова еще, чтобы мы позволяли себе лишний риск. Но, если Топоркова убьют, вы встанете на мою сторону? Будете помогать?
   Генерал размышлял недолго. Он ждал такого вопроса и заранее подготовил ответ:
   - Разумеется, - сказал он. - Если, конечно, вы не сами Топоркова убьете.
   Толстяк рассмеялся. Глубоким, басистым, раскатистым смехом. Потом встал, загасил в пепельнице сигарету и неловко обнял генерала:
   - Я знал, что мы найдем общий язык. Я знал, что, в конце концов, мы все друг друга поймем.
   Когда толстяк ушел, генерал какое-то время сидел, ни о чем не думая. В окно незаметно вливались сумерки, скоро они затопили весь кабинет.
  
  
   Несмотря на пальто и шапку, Ренат чувствовал, что холод пробирает его до костей. На город Мытищи обрушивались порывы пронизывающего ветра, на карнизах домов висели сосульки, с них срывалась вниз ледяная капель.
   Нос у Раисы был красный, словно гибрид моркови и дикого мака, выведенный в блаженные мичуринские времена. Она пыталась разобраться в лабиринте одинаковых домов и подъездов.
   - У вас еще пять минут, - сказал Ренат.
   - Целых пять минут. А что будет потом? - с любопытством спросила Раиса.
   - Ничего особенного, - пробурчал он, растирая нос. - Просто я замерзну. Завтра утром меня обнаружат, а к вечеру возложат цветы к статуе неизвестного иностранца, который сам не знает, какого черта он потерял в такую погоду здесь.
   - Есть! - закричала Раиса. - Нашла!
   - Что нашли?
   - Подъезд. Вот он!
   - Да? - вяло поинтересовался Ренат. - За минувший час вы его находили четыре раза, и каждый раз выяснялось, что это не тот.
   Она обернулась, взглянула на Рената и тихо вскрикнула:
   - Ой! Какой ужас!
   Ренат хотел повернуться и посмотреть, что такое она видит у него за спиной, но не смог: подошвы ботинок примерили к тротуару.
   - У вас нос сейчас побелеет! Скорей трите!
   И без лишних слов, схватив пригоршню снега, принялась растирать лицо Ренату с такой силой, что ему показалось, еще немного, и кожа у него будет начисто содрана.
   Ренат, постепенно приходя в себя от неожиданности, все еще разминал пылающий нос, а Раиса при слабом огоньке зажигалки пыталась удостовериться, правильно ли она разобрала номер на табличке. Ренат хотел уже предложить бросить эту затею и вернуться сюда завтра, при дневном свете; но в этот момент на огромный жилой район пролился желтый призрачный свет. Из-за многоэтажных коробок появилась луна и, словно желая помочь им, высветила табличку на стене.
   Раиса бросила торжествующий взгляд на Рената, который потерянно топтался рядом, пряча в платок свой истерзанный нос.
   - Это здесь! Точно здесь! Идемте!
   Ренат, давно потерявший надежду, что они найдут когда-нибудь квартиру учёного, послушно двинулся за Раисой. Она вошла в подъезд, нашла выключатель. Послышался легкий щелчок, но светлей в подъезде не стало.
  
  
   С Сашиной философией, изнасиловать женщину - вовсе не преступление, а всего лишь игра. Он искренне не мог взять в толк, чего так раскипятились эти мещане, родители нескольких, попавших ему под игривое настроение девчонок; это же надо: сговориться, устроить ему ловушку и чуть не линчевать на месте. Не появись менты, ей богу, эти чокнутые его кастрировали бы. Один озверевший папаша, чью толстую, прыщавую дочку Сашка изнасиловал исключительно из принципа, чтобы не выходить из недельной нормы, так вот, этот садист всерьез хотел было лишить Сашу мужских аксессуаров. Он уже встал коленом ему на живот, держа кривой нож, и распорол Саше штаны, когда в подвал ворвались оперативники и оттолкнули его. Опоздай они минут на пять быть бы Сашки петухом в своей камере.
   Сержант колючим взглядом следил, как рыжий, огромный, с медвежьими ухватками осужденный не спеша подходит к беленой стене и встает к ней лицом.
   - Можешь обернуться!
   Сашка не спеша обернулся. "Что за дьявол? Неужто нашли деньги, что он у Верки оставил?"
   - Хозяин вызывает к себе. И я тебе очень советую не дергаться, иначе тебе быть петухом.
   Сашка так бы и не узнал никогда, что советует ему сержант, если бы не слышал его советы за последнее время не меньше тысячи раз. Так что он даже не улыбнулся, слушая его. Но совсем у него пропала охота улыбаться, когда дверь камеры распахнулась и к нему вошел сам начальник тюрьмы, Полковник Суслов.
   "Нашли-таки деньги, сволочи", - скрипнул зубами Сашка Бунин. - Нашли, не иначе. Ну, Верка, стерва, смотри, если ты продала!"
   Полковник сел на лавку и посмотрел на Сашку, и тот мог бы поклясться, что в глазах начальника застыла немая просьба. Губы его шевелились, не произнося ни звука, и лишь пару секунд спустя Хозяин обрел голос:
   - Стало быть, ты и есть спец по бабам. Я уже давно подумывал: а не поговорить ли мне с тобой?
   - Ну да?
   Шестое чувство подсказало Саше, что сейчас он вполне может себе позволить некоторую наглость. Хотя бы ради того, чтобы задать надлежащий тон столь необычно начинающейся беседе. Полковник улыбнулся:
   - Честное слово. Видишь ли, сынок, у меня есть для тебя предложение, от которого ты вряд ли откажешься.
   Глаза Сашкины сузились. В каждой клеточке его огромного тела зазвонили невидимые колокольчики. Они предупреждали: "осторожно, Саня, будь начеку. Может, тебе выпал главный выигрышный билет и ты выйдешь на волю раньше, чем думаешь, а может, менты сговорились и решили навесить тебе еще что-нибудь".
   - Предложение? - сделал он наивное лицо. - Для меня?
   Гражданин полковник закивал:
   - Для тебя, сынок, для тебя. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Как родного сына.
   - Как же, знаю, - широко ухмыльнулся Сашка. - Потому и решили, видно, подольше не отпускать от себя. Будем много лет жить вместе большой дружной семьей.
   Полковник неопределенно покачал головой:
   - Тебя на интеллект уже проверяли, сынок?
   - А как же! - гордо ответил Сашка. - Майор, который проверял, сказал даже, что такого высокого показателя здесь ни у кого нету. Даже у Хозяина. Уж извиняйте, что я вот так, правду матку. Офицер-воспитатель еще на малолетке, нас ведь как учил. На свете, говорит, ничего нет важнее правды.
   -И он прав, - кивнул полковник. - Хочешь помочь нам?
   Сашка посмотрел на окно с решеткой, за которым был виден тюремный двор, и, сощурясь, перевел взгляд на начальника:
   - Вообще-то чего ж! А что надо делать?
   Полковник почмокал губами:
   - Изнасиловать надо кое-кого. Вернее, почти изнасиловать.
   Сашка отпрянул к стене и замахал руками:
   - Только не это, гражданин начальник! Я баб люблю. Педерастов и без меня тут хватает. Они вам бесплатно помогут, им даже платить не надо. Вон Самоедов, он за пачку "примы" даст кому угодно. Я-то зачем вам?
   - Женщину надо изнасиловать, сынок.
   - То есть, женщину? - изумился Сашка. - На зоне? Да чего их насиловать-то?
   - Не на зоне. На воле.
   Сашка понял: ему-таки достался главный выигрыш. Не придется ему досиживать оставшиеся десять лет. А то еще, глядишь, не доживешь здесь.
   - А как я на волю попаду?
   - Это моя забота.
   - И что я буду иметь, если сделаю?
   - Это тоже моя забота. Другого выхода у тебя все равно нет.
   - А если не сделаю? - пустил пробный шар Саша.
   - Жизнь у тебя, сынок, станет нелегкой. Значит, будешь сидеть с опущенными.
   - Идея мне нравится, гражданин начальник, - сказал Cашка с некоторым беспокойством и слегка преувеличивая, так как идея ему вообще-то не очень нравилась. - А можно узнать поподробнее? Молодая она хотя бы, эта баба, или какая-нибудь прабабушка, которой за сто лет?
   - А тебе не все равно? Все в свое время, сынок. И еще хорошо бы тебе собрать своих дружков.
   Сашка испугался. Может, тут его и хотят подловить? Скажут, что действовал с группой, и накинут пару-другую годков за групповуху.
   - Нет у меня дружков, гражданин полковник, - сообщил он приторным голосом. - Один я, как перст. Действовал без сообщников, в одиночку.
   Начальник приблизил лицо к щетинистой, угреватой Сашиной физиономии:
   - У тебя будет возможность поговорить с дружками, если они не согласятся, тебе крышка. Скажешь им то же, что услышал от меня. Официально мне все равно, была у тебя шайка или нет. Я начальник тюрьмы, а не судья. Для меня важно, чтобы ты копыта мне не откинул и на сиденье унитаза не гадил, когда тебя будут женщиной делать, а то вся тюрьма от тебя провоняет. Короче: потолкуй с ними.
   - И что им сказать?
   - То, что от меня услышишь, - повторил полковник. Потом погладил рукой лавку и начал говорить. - Будете в другом городе действовать, понял меня?
  
  
   Когда Ренат нажал на кнопку звонка, за дверью начался настоящий садом.
   - Дура! - взревел густой, как львиный рык, голос. - Звонят! Не слышишь?
   - Ну и что, если слышу? Поди да открой!
   - А пацана куда деть?
   - В окно выкинь! Гости уйдут, тогда сходишь за ним.
   - Опять дурака валяешь?
   - Нет, просто пошутить захотелось. В сотый раз задницу мою, вот и настроение хоть вой.
   - В бога мать! - не смолкал львиный рык.
   - Да погоди ты, кровопийца, полежи минутку в постели!
   - Ну ты че, совсем оглохла! Он не хочет в постель!
   - Возьми его с собой да за бутылкой сходи. Там-то он хоть до утра просидит. Как его папочка.
   - Дура!
   Ренат решил, что про них забыли, и позвонил еще раз.
   - Сука, иди открой, снова звонят!
   - Ты у нас глава семьи, ты все денежки пропиваешь, ты и должен придумать, что делать.
   - А может это опять менты. А я тут с ребенком занимаюсь, скажи, им, что я ничего не делал, ну в общем, не пью сейчас.
   Ренат скорчил гримасу и покосился на Раису. Он с удовольствием перешел бы к другой двери, но Раиса его не пустила.
   - Спокойствие! - тихо сказала она. - Только спокойствие!
   Послышалось шарканье шлепанцев, кто-то выглянул в глазок, потом скрипнула открывающая дверь, и в щели приоткрытой двери показалось заросшие мужское лицо.
   Ренат вежливо улыбнулся и сказал, стараясь даже усилить свой акцент:
   - Добрый вечер. Извините, пожалуйста, мы ищем своих знакомых, но там никто не открывает. А вы дома, вот мы и подумали.
   Мужчина нахмурил лоб, туго соображая с большого бодуна:
   - Ну, чего надо?
   - Мы ищем ваших соседей.
   Мужчина задумчиво потянул носом:
   - Вы ведь их искали уже, позавчера. Ничего нового я вам сказать не могу.
   Он хотел еще что-то добавить, но из глубины квартиры донесся визгливый голос:
   - Кто там, пришел? Приятель пришел? Пашка что ли? Ступай, коли зовет, я не обижусь. Надеюсь, домой ты сегодня придешь?
   Отец семейства с измученным видом обернулся к супруге:
   - Ты заткнешься в конце концов? Опять этих соседей ищут. Те же самые.
   - Дай им адрес морга. Это рядом с больницей 6.
   - Дура! Ты что, совсем с ума съехала? А вас я чтобы больше не видел! Шляются тут каждый день!
   Дверь с грохотом захлопнулась.
   Они подходили к концу коридора, когда где-то близко легонько скрипнула дверь. Ренат быстро оглянулся. В руках у Раисы загремели ключи, но Ренат схватил ее за руку:
   - Тихо, - шепнул он, - не гремите ключами. Мы уже около выхода.
   За спиной у них раздался негромкий, ехидный смешок. Ренат обернулся и наткнулся на Раису. Он попробовал оттащить ее к стене, но в этот момент в едва освещенном прямоугольнике распахнутой позади них двери возник силуэт высокого, плечистого мужчины в кепке. В зубах у него торчала сигарета; выпустив дым, он элегантным щелчком послал окурок куда-то в угол.
   Ренат чувствовал: сердце его бьется, словно испуганная птица в клетке. Раиса была где-то рядом: видимо, прижалась к стене.
   Кто-то всхрапнул в глубине коридора, послышались осторожные шаги, затем вспыхнул луч карманного фонарика. Странным образом луч бежал не по полу, а по потолку, грязному, потрескавшемуся, в пыльной паутине; трудно было понять, что это за дом, почему с него до сих пор не рухнула штукатурка. Ренат, как загипнотизированный, смотрел на бегущее пятно света и не заметил, как к нему приблизился кто-то темный; чьи-то руки крепко стиснули ему горло, и пропитый голос сказал прямо в ухо:
   - Цыц! Пикнешь, глотку перережу!
   Ренат все же издал хриплый звук, чтобы предупредить Раису. Но чья-то громадная лапа закрыла ему рот. Он попытался прокусить жесткую кожу на пальцах, однако безжалостные шершавые пальцы, втиснувшись в рот, едва не выдавили ему верхние зубы.
   - Это ты напрасно, хорек вонючий! - прошипел в ухо все тот же голос, и в следующий момент Ренату показалось, что на него обрушился потолок. Что-то соленое, теплое заполнило рот, колени его подкосились; дальше он смутно чувствовал, что его волокут куда-то и ноги его тащатся по ступеням.
   Открыв наконец глаза, он обнаружил себя в низком, грязном помещении, стены которого вкривь и вкось были исчерканы какими-то надписями. Под потолком тянулись толстые трубы, с них на усеянный окурками пол падали мутные капли.
   Сам он сидел в углу, лицом к входной двери. В середине помещения стоял стол, вокруг него ящики и лавка из положенных на кирпичи досок. Над столом, освещая водочные бутылки, пачка сигарет, два граненых стакана, на длинном шнуре висела голая электрическая проводка. Вокруг стола сидело несколько человек с пьяными лицами.
   Раису он увидел сидящей в другом углу, на старом, кем-то выброшенном из жильцов диване. Поджав под себя ноги, она неподвижным взглядом следила за бандитами, о чем-то тихо переговаривающимися. Ренат сразу же обнаружил, что на ее элегантной шубе не хватает одного рукава, и подумал, что, скорее всего, Раиса где-то оставила его не по забывчивости.
   Рыжий верзила, что сидел, положив на стол ноги, явно обрадовался, когда Ренат пришел в себя. Он даже расстегнул свою меховую куртку, из-под которой показалась видавшая виды тельняшка, туго обтягивающая мощную грудь.
   - Доброго утречка, гражданин хороший! Прикажете подавать кофе с коньяком? Или вы у нас икорку предпочитаете?
   У стола заржали. Ренат медленно обвел их взглядом. Их было шесть; на вид все отъявленные головорезы. С нескрываемым ужасом он увидел в руках у рыжего опасную бритву; должно быть, ее лезвие и было приставлено в коридоре к его горлу.
   Рыжий подождал, откликнется ли Ренат на его остроумную реплику. Поморгав, он пожал плечами:
   - Может, он по-русски не понимает? Что там у него в паспорте? Прописан в Риге, но сам, похоже, татарин? Где паспорт-то купил, придурок.
   - Это мой паспорт, я иностранец.
   - Татарин, говоришь, - откликнулся кто-то из сидевших у стола.
   - Санька! Скажи ему пару ласковых. Ты все языки знаешь.
   - Татарский не знаю.
   - Тогда на каком-нибудь другом.
   - Да понимает он по-русски, ей-богу, Сашка. Просто брезгует разговаривать с нами.
   Сашка скорчил обиженную физиономию:
   - Говоришь, брезгует. Не хочет, стало быть, вступать в разговор с Сашкой и его друзьями. Нехорошо, очень нехорошо с его стороны.
   - Верно, Сашка, верно, - поддержал его маленький, ростом едва полтора метра, лысый, плотный мужичонка. - Не наш этот коммерсант.
   - И даже не понимает нас, - ухмыльнулся тощий человечек с золотым зубом.
   Сашка пожал плечом и выплюнул на пол окурок сигареты:
   - Ну что ж, ладно и так. Кунак, уговори его раскрыть ротик. Мы у него кое-что спросим.
   Приземистый, лысый, широкоплечий мужичонка подскочил к Ренату и схватил его за ногу. Ренат, оцепенев, смотрел, как тот сгибает его колено и прижимает ногу к своему боку.
   - Комар, посвети здесь!
   - Свечу! Снимай с него ботиночки!
   Из-за стола встал и направился к ним, с горящей свечой в руке, еще один член шайки, худой и курносый. Ренат попробовал вырвать ногу, но Комар держал ее, словно тисками.
   - Христос воскресе! - злорадно ухмылялся Сашка. - Покажите ему, какое у нас горячее сердце!
   Ренат закричал. Пламя свечи коснулось ступни, и адская боль пронзила все тело. Забыв и про Раису, и про человеческое достоинство, не обращая внимания на то, что компания у стола весело гогочет над ним, он вопил во всю глотку:
   - Перестаньте! Я буду говорить!
   - Добавь ему, Комар!
   Комар с хохотом вдавил свечу в его ногу. Ренат вскинулся от боли, изо всех сил вырывая ногу из рук Комара. Он даже не заметил при этом, что ударился головой о стену, и принял летящие в глазах искры за искры свечки. Сквозь туман, заполнивший его голову, он увидел, как Сашка вынимает из-за пояса кинжал:
   - Значит, будешь говорить, падла?
   - Буду.
   - Вот это по-нашему! Тогда говори, сынок: где товар?
   Ренат раскрыл рот:
   - Какой товар?
   Сашка укоризненно покачал головой:
   - Ага, теперь ты так. Мало, выходит, досталось. Учти: если станешь артачиться, сделаем у тебя в обеих ногах по такой дыре, что мыши себе там нору устроят. Спрашиваю еще раз: где товар?
   Ренат беспомощно посмотрел на Раису, но та словно нарочно старалась избегать его взгляда.
   - Какой товар?
   Сашка отодвинул лысого и присел возле Рената.
   - Ладно, я тоже люблю шутки, приятель. Ты хотел сделать свой маленький бизнес, и молодец, что хотел. Но сейчас посмотри, какое твое положение. Ты ведь не с кем-нибудь тут встретился: с самим Сашей Косым. Ты думал: пока я срок отбываю, тебе все провернуть удастся. Тут ты сильно ошибся, сынок! Учти: я тебя и из тюряги достану, когда надо, я из тюрьмы выйду! Сейчас я на свободе, и возвращаться назад, у меня в мыслях нет. Спрашиваю в последний раз: где спрятал товар?
   Ренат набрал в легкие воздуха и, взглянув на свою обожженую, ноющую ступню, постарался как можно убедительнее сказать:
   - Извините, здесь, видимо, какая-то ошибка. Мы, вот она, - указал он на Раису, - и я, приехали навестить наших знакомых. Они муж и жена, жили в сорок пятой квартире. Нам сказали, они умерли. Я клянусь вам, мы понятия не имеем ни о каком вашем товаре. Скажи им, Раечка!
   Раиса наконец перевела взгляд в его сторону. В глазах ее было столько злости и горечи, что Ренату стало не по себе.
   - Да, ни о каком товаре мы не знаем, - тихо сказала она. - Мы искали своих знакомых.
   - Что вы говорите? Знакомых? - насмешливо всплеснул руками Саша.
   - Да да, - обрадованно подтвердил Ренат.
   - Вот что, сынок, - потер ладони Сашка. - Скоро ты тоже станешь покойником. Я тебя на такие мелкие кусочки разрежу, что ты уместишься в банке из-под горчицы. Кунак, есть у нас банка из-под горчицы?
   - Найдется.
   - Слушай, Сашка!
   Сашка недовольно обернулся:
   - Что еще, тебе?
   - В этом доме вправду живет баба ученая и работает она в дельфинарии.
   Сашка открыл рот и некоторое время молчал:
   - Какого черта? Ты точно знаешь, Кислый?
   - Точней не бывает.
   - Тогда что ж, он не врет?
   - Не врет.
   Сашка вдруг вскочил и, оттолкнув лысого, набросился на Рената, схватил его за ворот рубашки и сдавил так, что у Рената потемнело в глазах.
   - Не врешь, козел?
   - Клянусь, не знаю ни о каком товаре, - сипел полузадушенный Ренат. - Мы одноклассницу искали.
   Сашка вдруг заревел, словно смертельно раненный тигр. Выгнувшись дугой, он сжал ладонями голову и запричитал истерически:
   - А-а-а-а! А-а-а-а! Сволочи! Увели сто тысяч долларов. Убью, кишки выпущу! Ведь сказали же, что японцы прибудут, разве не так?
   - Это литовский паспорт, а не японский, - сказал Кислый и помахал паспортом Рената. - Девка - башкирка. А те, видать, успеют уйти. Пока мы тут ваньку валяем, те когти рвут. Опять псы, на этом руки нагреет!
   - Тогда кто из вас проморгал? Кислый, не ты, случайно?
   Кислый нервно дернулся.
   - А я при чем? Я от тебя только узнал, что сто тыщ должны в скором времени привезти. Не виноват же я, что вы этих двоих за "почтальонов" приняли.
   Сашка повторил свой номер - выгнулся и завыл:
   - А-а-а-а! А-а-а-а-а-а!
   Ренат подумал, что рыжий, наверное, эпилептик или что-нибудь в этом роде.
   Затем Сашка тяжко вздохнул и, очевидно, пришел в себя:
   - Ладно. Повезло тебе, фраерок. Давай уматывай, пока я не передумал. Брысь!
   Ренат поднялся. Он понимал, что их отпускают, но никак не мог это до конца усвоить. Шатаясь, он поискал глазами ботинок, нагнулся за носком.
   - Пошли, Раечка!
   Сашка ухмыльнулся и поднял палец:
   - Я тебе одному сказал, падла! Баба останется тут.
   Ренат замер с носком в руке.
   - То есть, извините.
   - Баба останется здесь. Мы тут с ней немного развлечемся.
   - Извините.
   - Пшел, или я опять за тебя возьмусь, - прикрикнул на него Кунак. - Вышвырнуть его, Сашка?
   Тот задумчиво пожал плечами:
   - А чего вышвыривать? Может, он поучиться хочет у нас. У нас есть ведь чему поучиться. А, братан?
   Раиса, поджав под себя ноги и кутаясь в шубу, неподвижно сидела на кровати.
   Кислый, оживившись, поднял голову:
   - Карты? Или кости?
   - Какая разница, - сказал Сашка. - Все равно я выиграю!
   - Хрена тебе! - буркнул Кислый. - С какой стати? Мало было тебе той мильтонши? Ух, как она визжала, от удовольствия родимая визжала, когда ты за нее взялся! Ты, помнится, сто баксов на нее поставил.
   Сашка грохнул кулаком по столу:
   - Играем на доллары! Расплачиваться из этой игры будем баксами, что возьмем у тех японцев.
   Сашка взглянул на Раису и облизал губы:
   - На доллары, так на доллары. Шуба ее триста долларов! Кто хочет рискнуть?
   Шесть ладоней бухнули в стол почти одновременно. В руке у кого-то появился стаканчик, и в нем заметался, запрыгал костяной кубик.
   - Давай!
   Кубик покатился по столу. Еще раз, еще. После восьмого раза Кислый закричал:
   - Я выиграл! Мать вашу так, я выиграл!
   Сашка захохотал резким, отрывистым смехом:
   - Выиграл - забирай!
   Кислый с маслеными глазами направился к Раисе.
   - Шуба теперь моя, крошка, - сказал он и причмокнул, будто пробуя на вкус мороженое. - Встань, ягодка моя!
   Раиса свела брови. Потом, к немалому удивлению Рената, послушно встала.
   - Выйди на середину, радость моя! - командовал Кислый, хватая ее за руку. - Чтобы всем было видно!
   Ренат хотел было кинуться на помощь Раисе, но у Кислого, судя по всему, на затылке было что-то вроде радара: Ренат сделал лишь шаг, когда навстречу ему блеснул нож.
   - Еще чуть-чуть, и отрежу, что у тебя лишнее! Лучше смотри да учись, как надо с бабой! Ты ведь в жизни такой игры не видал.
   Ренат, подавленный своей беспомощностью, прислонился к стене.
   - Может, лучше ему уйти, исчезнуть в темноте? Найдется же в окрестностях кто-нибудь, кто подскажет ему, как найти отделение милиции.
   Кислый тем временем встал вплотную к Раисе и, поскольку был, по крайней мере, на полголовы ниже, скосил глаза кверху.
   Раиса двинулась было, чтобы снять и отдать ему шубу, но Кислый одним движением своего ножа остановил ее:
   - Спокойно, я сам.
   Обойдя молодую женщину кругом, он переложил нож в левую руку, а правую запустил под шубу. Ренат зажмурил глаза, ожидая вскрика, отчаянного зова Раечки; однако она, стиснув зубы, молчала. Лишь лицо ее было немного бледнее обычного, когда Кислый, под возбужденный свист остальных, наконец убрал руку.
   - Теперь снимай! Шуба моя.
   Сашка бросил кубик в стакан:
   - Сейчас пойдет. Свитер, юбка и шарф. Все вместе - тридцать долларов. Кто участвует?
   Все руки взметнулись в воздух.
   - Хорошо. Поехали, Кислый! Ты первым бросаешь.
   Ренат попытался поймать взгляд Раисы. Однако та на него не смотрела. Казалось, она напряженно о чем-то думает. Дикий крик сотряс стены. Это вопил Сашка, с размаху швырнув о пол стаканчик:
   - Несправедливо! Опять Кислый! Этот гад и так уже триста долларов выиграл!
   - Не блажи, братан, достанется и тебе из ста тыщ.
   Кислый, хихикая, снова стал ходить вокруг Раисы. Двумя пальцами, словно играя камердинера в фильме про графов, он высвободил Раису из свитера. Когда одежда слетела с нее, в комнате воцарилась изумленная тишина. К величайшему удивлению Рената, на губах Раисы словно бы промелькнула еле заметная, насмешливая улыбка: "Что, дескать, придурки, разобрало вас?"
   Придурков и в самом деле разобрало. Раиса же, несмотря ни на что, была непоколебимо спокойна; даже кожа не покрылась мурашками, а была гладкой, как мрамор.
   Компания засвистела, Сашка опять швырнул на пол стаканчик, а лысый прыгнул к стене и начал биться лбом о бетон.
   Кислый, растянув рот до ушей, потянулся к полуобнаженной груди Раисы. Она закрыла глаза и окаменела. Лишь на виске у нее забилась какая-то жилка, да руки сжались в кулаки.
   Ренат совсем потерял голову. С громким, почти истерическим воплем он кинулся к столу, чтобы схватить что-нибудь потяжелее и броситься на этих ублюдков. Но руки его поймали лишь пустоту.
   - Звери! - хрипел он. - Маньяки!
   - Замолчи, падла.
   Александр, отпихнув его, поднял руки и хлопнул в ладоши.
   - А сейчас, уважаемая публика, гвоздь программы. Кто выиграет на этот раз, может снять с девки, что на ней еще осталось, и она в его полном распоряжении. На целых двадцать минут. Ставка десять тысяч долларов!
   Александр бросил кубик в стакан, встряхнул его и хотел уже опрокинуть, когда по столу грохнул кулак лысого:
   - Санек! Татарину тоже хочется сыграть с нами!
   Стакан замер в руке Александра. Ноздри его раздулись, он фыркнул и сжал огромный кулак, словно собираясь пришибить на месте произнесшего эти кощунственные слова:
   - Что значит: хочет? Здесь те играют, кому я разрешу! Да и нет у него долларов в карманах.
   - А я тебе говорю: так будет справедливо. В конце концов, баба-то его.
   Ренат, отчаявшись что-то понять в том, что тут происходит, тем не менее изо всех сил закивал:
   - Да, да. Я тоже хочу!
   Александр взревел и пнул стол:
   - Хочу посмотреть на того, кто меня заставит на это пойти. Мы девку взяли. Взяли вместе с этим хорьком. Скажите спасибо, что я с вами согласился ее разыграть, козлы! Вот плюну на вас и сам ее обработаю, а у вас пускай слюни текут. Кто мне помешает, а?
   Перед ним, расставив ноги, встал Кислый, острием ножа выковыривая грязь из под ногтей:
   - Не ладно говоришь, Санек.
   - И не очень умно, - добавил лысый.
   - Этот кон будет мой.
   Санек понял, что пора менять тон. Пожав плечами, он потрепал лысого по плечу:
   - Ладно, ни к чему лезть в бутылку. Пускай сыграет. Тоже на доллары. Согласен? Эй, как тебя там!
   - Согласен.
   - Молодец. Бросаешь последним. Идет?
   Ренат хотел ответить: идет, но энергии у него хватило лишь на кивок.
   Санек долго гремел стаканчиком; наконец кубик покатился по столу. Радостные и огорченные крики слились в один вопль.
   - Четыре! Четыре! Четыре!
   До сих пор тихо сидевший лысый с хохотом навалился грудью на стол.
   - Ты, Санек, уже отыгрался. Сейчас старухи идут по домам с базара. Если поторопишься, какую-нибудь еще ухватишь.
   - Заткнись, Баран! - сказал кто-то. - Твоя очередь.
   Хохот на мгновение смолк, потом загремел с новой силой.
   - Четыре! Опять четыре!
   - Тоже подумай насчет старух, Баран!
   Ренат пытался разглядеть костяной кубик, но все происходило так быстро, и туман перед ним был настолько густым, что он и стаканчика не видел по-настоящему.
   - Опять четверка!
   - Если выпадет всем по четверке, будем бросать снова.
   - Сейчас ты, братан кидаешь.
   Гремит стаканчик, катится по столу кубик.
   - Четыре! Надо же! Опять!
   Ренат попробовал отодвинуть лысого, который загораживал от него стол, но тот, словно случайно, локтем двинул его в живот. Ренат скорчился, хватая ртом воздух.
   - Четверка! Еще раз четверка!
   У Рената кололо в груди, он, кашляя, прижимал к животу руку, но старался все же пробиться вперед. Как раз в этот момент подошел черед бросать лысому.
   Ренат ждал нового всплеска воплей, но на сей раз над столом повисла напряженная тишина. Такая глубокая, что хриплый шепот лысого резал слух.
   - Шесть! Шестерка.
   Ренат готов был броситься на пол и заплакать от боли и бессилия. Под столом валялся чей-то потерянный нож; Ренат потянулся было за ним, но чья-то решительная нога наступила ему на запястье, сильные руки подняли его и встряхнули, словно котенка:
   - Бери! Тебе бросать.
   Тяжело дыша, Ренат навалился на край стола и встряхнул стакан. Даже эта жестяная посудина показалась ему тяжелой. Он едва увидел, как кубик выпал из стакана и покатился по столу. Тут же его оттащили назад и толкнули на пол.
   - Шестерка у тебя! Шестерка!
   Он улыбнулся, попробовал разогнать туман перед глазами. Хотел помахать Раисе, но не нашел ее взглядом. Попытался подойти к столу, но его опять оттеснили.
   - Еще раз бросаете с Кунаком. Поехали!
   - Пять! - дрожащим от волнения голосом выкрикнул лысый. - Пятерка!
   Санек угрюмо плюнул на пол:
   - Дайте ему!
   Гремел, падал, катился, подпрыгивал кубик. Услышав в мертвой тишине изумленный шепот Александра, Ренат не выдержал: ноги его подкосились, и он рухнул на пол.
   - Шесть! - сказал кто-то. - Шестерка выпала ему. Он девку выиграл.
   Кунак взял Рената за шиворот и подняли его с грязного пола:
   - Везет тебе, татарин! Фортуна на твоей стороне!
   Ренат вдруг обнаружил, что стоит перед Раисой. А на шее ощутил острие чьего-то ножа.
   Ренат не смел поднять на Раису глаз. Он стоял перед ней, качаясь и еле удерживаясь, чтобы за нее не схватиться. Туман куда-то исчез; он видел ее так четко, как никогда до сих пор. Видел гладкую, чистую, загорелую кожу с золотистым пушком, белые незагоревшие полоски над краем трусов и лифчика, ощущал ее запах.
   - Начинай, чего ждешь!
   Ренат медленно протянул руки к Раисе.
   В этот миг тишину разорвал пронзительный, хорошо всем знакомый свисток.
   Санек выгнулся назад и издал истерический тарзаний вопль:
   - А-а-а-а-а! Менты! Беги, братва!
   С громким хлопком лопнула лампочка. В темноте слышалась тихая ругань, топот торопливых шагов, грохот досок, из которых сделаны были скамейки.
   Глаза Рената скоро привыкли к темноте. Он увидел перевернутый стол, потом силуэт Раечки возле стены.
   - Раечка, - пробормотал он, борясь с дурнотой. - Вы где?
   - Где мне быть? Тут я.
   - У вас все в порядке?
   - Вот что, Ренат. Поищите там, у стола, фонарик. Они, когда жребий кидали, положили свои фонарики. Может, какой-нибудь там остался?
   Ренат, присев на корточки, стал ощупывать пол. Действительно, пальцы его наткнулись на чей-то упавший фонарик; и тут снова раздался вой сирены, теперь уже ближе. Ренату показалось, что слышит завывание патрульной машины.
   Он зажег фонарик. Тонкий, ярко желтый луч прорезал темень подвала.
   Раиса надевала свитер. Ноги ее еще были голыми, в свете фонарика они казались коричнево-бронзовыми.
   - Ищите свой паспорт, - сказала она.
   - Где?
   - Я удивлюсь, если его не окажется возле стола. Ищите. А я оденусь пока.
   В самом деле, паспорт и Раисино удостоверение валялись рядом с раздавленным жестяным стаканчиком. Ренат сунул его в карман.
   Раиса взяла свою шубу в охапку и посмотрела в сторону дверей.
   - Нам тоже пора. Пока в сеть не попали.
   - В сеть? - воззрился на нее Ренат. - Это как? Вы ведь тоже в милиции служите.
   Раиса взяла его за руку, повела за собой:
   - Мы это потом все обсудим. Договорились? А теперь давайте уносить ноги. Вы никогда не слыхали, что стражи порядка не любят, чтобы другие стражи совали нос в их дела?
   Ренат вышел следом за ней из подвала на лестницу, где гуляли сквозняки, и окончательно пришел в себя, лишь когда в лицо ему дохнула стужа зимней ночи.
   - Куда теперь?
   - Молчите!
   Недалеко от них слышался шум бегущих шагов; кто-то вскрикнул, еще кто-то, поскользнувшись, упал почти у них перед носом, вскочил и бросился бежать дальше; в тумане слышались крики, с разных сторон, доносились сирены милицейских машин.
   Раиса постояла, вслушиваясь в темноту. Она словно пробовала читать книгу звуков с криками, со стуком открываемых и захлопывающихся форточек, с далекими, но почему-то не приближающимися сиренами; но вот она решительно махнула рукой в сторону узкого переулка между двумя корпусами:
   - Туда!
   Ренат бежал что было сил. Однако, когда они проскочили переулок и повернули в сторону железнодорожного моста, он почувствовал, что ему не хватает воздуха. При каждом вдохе легкие разрывала колющая боль. Он прислонился к какому-то дереву, прижав руку к груди, и попытался кашлем вытолкнуть боль из себя.
   - Сколько сейчас градусов?
   - Откуда я знаю! Я с собою термометра не ношу.
   Приблизив лицо к лицу Рената, Раиса внимательно на него посмотрела, потом взяла его за руку и потащила за собой.
   - Пошли скорей! Бежать мы не будем, но, ради Бога, не останавливайтесь ни на минуту, понятно? Послушай меня, Ренат это очень серьезно. Пока мы с вами сидели в подвале. Ну, что с вами случилось?
   - Спать хочется.
   - Скоро, скоро ляжете спать. Сейчас мы идем в одно место, там вы сможете выспаться. Но сначала.
   На какое-то время Ренат совсем отключился, а когда очнулся, почувствовал, что лежит лицом вниз. Он попробовал поднять голову, но рука Раисы вдавила его обратно:
   - Тихо, - шепнула она. - Пусть уедут менты ко всем чертям!
   Мимо проехали две милицейские машины. Должно быть, они направлялись все к тому же микрорайону. Раиса встала, стряхнула с себя что-то, помогла подняться Ренату.
   - Еще ненадолго возьмите себя в руки. Вон уже мост, близко. Пошли же, Ренат!
   Все, что было после, перемешалось в сознании Рената, как рассыпанные кусочки мозаики. Он видел перед собой пешеходный мост, перекинутый высоко над железнодорожными путями; внизу загудел электровоз, и красный глаз его впился ему в зрачки. Потом он увидел Раису: прислонив его к столбу, то и дело бросая на него беспокойные взгляды, она возбужденно говорила:
   - Ты можешь представить, чтобы один сердечник поднял другого в два раза больше своего веса, и через эти перила бросил ее на рельсы?
   Потом он оказался лицом к лицу с каким-то портье: тот сурово смотрел на него, рассматривал паспорт.
   Спустя какое-то время Ренат почувствовал, как Раиса его раздевает, снимает с него ботинки и запихивает в постель.
   - Я с тобой хочу спать! - капризничал Ренат и тянулся к Раисе, но на том месте, где он ее только что видел, Раисы не было. - Хочу с тобой спать, - прошептал он и уронил голову на подушку.
   - Как раз меня тебе сейчас и не хватает, дурачок, - услышал он ласковый шепот Раисы; больше он ничего не помнил.
  
  
   Сашка решил перехитрить всех. Коли уж зашла речь о воле, он пойдет и против дружков, и против ментов, и, если понадобится, против самого господа Бога. Когда раздевали башкирку, он даже удовольствия настоящего от этого не имел, так его одурманил ветер свободы.
   Когда раздался милицейский вой сирен, Сашка схватил попавший под руку фонарик и одним взмахом разбил висящую над столом лампочку. Затем, полагаясь скорее на чутье, чем на зрение, бросился к выходу.
   Хотя скользкие ступени на лестнице норовили уйти из-под ног, Сашка и не подумал зажечь фонарик. Он успел увидеть, как его дружки бежали по коридору первого этажа к задней двери, выходящей во двор.
   Сашка был убежден, что отсидел он уже более чем достаточно. Достаточно наслушался поучений, достаточно повалялся на нарах, мечтая о светлом будущем. Уж коли Господь Бог дал отведать чуточку воли, то дурак он будет, если не вцепится в нее зубами.
   Сашка рос в набожной семье, и на заре туманной юности, когда за душой у него было всего пять изнасилований и парочка грабежей, у него иногда появлялась еще потребность помолиться доброму боженьке.
   Он дернул носом, высморкаться в пальцы не было времени, и, проводив взглядом бегущих дружков, внезапно рванул не за ними, а вверх по лестнице.
   Там, на каком-то из этажей, он затаился на темной площадке, по топоту пробуя угадать, сколько человек пробежало внизу. Лишь когда все в коридоре затихло, и о милиции напоминали лишь далекие вой сирен, он подошел к окну.
   Сашка знал, что башкирка и ее дружок еще в подвале, баба наверняка одевается, но его это мало тревожило: опасаться их было нечего.
   Он посчитал про себя до ста, потом стал подниматься на верхний этаж. Он нарочно шел медленно, чтобы не устать раньше времени. Вдруг дверь на чердак будет заперта! Тогда ему понадобятся все его силы.
   Дверь, однако, не была заперта. Двери вовсе не было. Вместо нее, словно маня к себе Сашку, зияло черное отверстие.
   Беда только в том, что полностью отсутствовала и та, почти двухметровая железная лестница, что должна была вести к люку. Сашка покачал головой и плюнул. Господи, что за страна: все растащено: и что плохо лежит, и что намертво привинчено болтами. Порядочный вор скоро загнется с голоду. Учителя крадут мел, доктора - лекарства, инженеры - логарифмические линейки, а жильцы - дверь и лестницу, ведущие на чердак.
   К счастью, пожарный шкаф с киркой в нем еще был на месте. "Потому, наверное, - с усмешкой подумал Александр, - что киркой работать нужно".
   Он вынул из шкафа кирку и встал с ней под люк. Набрав в грудь воздуха, он сжался, подобно пружине, подпрыгнул и зацепил кирку за край люка. Рукоятка была холодной и скользкой, но прежде чем пальцы успели замерзнуть, Сашка был уже на крыше.
   Он пробежал мимо ведер с застывшим цементом, самодельных антенн, каких-то ящиков непонятного назначения. У края крыши он ускорил шаги.
   Сашка по опыту знал: он или прыгнет сразу, не раздумывая и не примеряясь, или никогда. Стоит на минуту остановиться, прикидывая, что и как, и спустя какое-то время он окажется в своей камере.
   Уже в воздухе, на высоте пятого этажа, он все еще не допускал и мысли, что может не долететь или промахнуться.
   На крышу соседнего дома, который был рядом, он приземлился упруго и мягко, как шимпанзе в африканских джунглях. Лишь чуть-чуть коснулся ладонью заиндевевшего бетона, чтобы сохранить равновесие. Затем, едва переведя дух, побежал дальше.
   На его счастье, крышка люка и в этом доме начисто отсутствовала.
   Ухватившись за край проема, он для порядка покачался на руках и спрыгнул на лестничную площадку.
   Пять минут спустя он уже выглядывал из подъезда, изучая обстановку. При этом он довольно улыбался и потирал руки. Вы хотели перехитрить Сашку! Каши мало ели, родимые! Ладно, пришлю вам открытку оттуда.
   "Оттуда", конечно, означало штаты. Сашка точно знал, к кому надо пойти, если он решит убежать к чеченам. За все про все тыща долларов, или три тыщи марок! То-то он посмеется, когда будет там!
   Спокойствия ради он подождал минут десять, потом, низко опустив голову, двинулся в сторону центра. Мышцы его были напряжены, как у кошки, вышедшей на охоту. Нелегкая выпадет задача тому, кто захочет еще раз поймать Сашку!
   Веселая уверенность не покидала его до той минуты, пока он не поднялся на пешеходный мост, ведущий через пути. На мосту он тихо присвистнул, нагнулся и поднял мерзлую ледышку, чтобы запустить ею в горящий глаз идущего паровоза; и тут сквозь грохот услышал сирены милицейских машин.
   Вся его лихость исчезла в мгновение ока; он готов был упасть на утоптанный снег и в отчаянии дрыгать ногами. Где и сбежать-то некуда. Разве что спрыгнуть на рельсы, под поезд.
   Однако у Сашки и в мыслях не было добровольно расставаться с жизнью. Быстро перекинув ноги через перила, он скользнул вниз, ухватился за нижнюю планку перил и, не обращая внимания на проходящие рядом высоковольтные провода и на табличку "Осторожно, убьет!", попытался нащупать опору под настилом моста.
   Ноги его коснулись каких-то досок. Хотя в бликах далекого света, отбрасываемых уходящим электропоездом, почти ничего не было видно, Сашка предположил, что это мостки, оставшиеся с тех времен, когда мост красили или ремонтировали. Перебирая руками по металлической балке, он вскарабкался на мостки. Там он и затаился, обуреваемый то отчаянием, то надеждой, пока сирены милицейских машин завывали то дальше, то ближе.
   Сашка не знал, за ним ли охотятся милицейские или едут куда-то по своим делам. "Если шли за мной, то конец",- думал он, дрожа от стужи. "Оставят патрульного на мосту, а когда рассветет, увидят и просто стряхнут, как перезрелое яблоко. Разве что..."
   Это "разве что" выглядело настолько рискованным, что Сашка и думать о нем не хотелось. С такой высоты попасть на крышу движущегося вагона, дьявольски скользкую от густого инея, это только в фильмах легко получается.
   До него доносились обрывки негромкого разговора, уютно урчали моторы, потом захлопали дверцы, и машины одна за другой отчалили.
   Сашка не двинулся с места. Мороз щипал и драл ему кожу, выжимая из глаз слезы, но он не пошевелился, пока не сосчитал в уме до двух тысяч.
   Поднявшись и нащупав ногой край мостков, он на всякий случай еще подождал. Потом, вытянув руки, схватился за нижнюю перекладину на перилах.
   На мосту не было ни души; в кругах желтого света вокруг фонарей плавали блестки изморози. Сашка повисел с минуту; потом, собрав все силы, подтянулся и влез на мост.
   Хотя снег на досках визжал под ногами, как сумасшедший, и визг этот разносился далеко вокруг, ни единого милиционера не появилось из-за угла, чтобы всадить в бок бедному Сашке очередь из автомата. "Мозгов у вас не хватит, милые мои, чтобы меня изловить", - бормотал он, подбадривая себя; однако, подчиняясь инстинкту, на всякий случай встал ненадолго за столб. Он уже не считал до тысячи, а просто следил за редкими снежинками, порхающими в круге света вокруг фонаря. Серебристые эти звездочки принесли ему успокоение.
   Потом Александр двинулся в путь. Он шел, ощущая все большую уверенность, которая перерастала в греющее сердце чувство триумфа; шел, почти паря над землей, вплоть до того момента, когда из-за одного из столбов вышел навстречу, загородив ему путь, высокий, стройный мужчина в черном пальто.
   Саша не был убийцей, он ни разу не посягнул на чужую жизнь, но сейчас он сделал бы это без колебаний. Загвоздка в том, что у него с собой не было никакого оружия: даже ножик свой он оставил в подвале.
   - На вашем месте я бы выждал еще чуть-чуть, - сказал мужчина, у которого были очень голубые глаза, и вынул из кармана руку. Сашка отпрянул, но у незнакомца в руке была лишь сигарета. - Хочешь закурить?
   Сашка отрицательно покачал головой.
   - Из тюряги сбежали?
   У Сашки перехватило дыхание.
   - Из тюряги? - переспросил он, изображая недоумение. - Я? При чем тут тюряга? Я просто.
   Голубоглазый пожал плечами.
   - Нет, так нет. Говорят, несколько зэков побег устроили. В городе такой переполох, будто террористы город захватили. Менты так и кишат. Не завидую я тем парням.
   - Я тоже, - искренне сказал Сашка.
   - Как ни старайся, все равно загребут, - убежденно продолжал незнакомец, чей взгляд, а особенно цвет глаз, крайне не нравился Сашке.
   - Никаких надежд отсидеться. Разве что...
   - Что? - заинтересовался Сашка.
   - Разве что поможет кое-кто.
   Сашка напряженно думал. Можно было бы оглушить этого умника, но зачем? Разговор принимал какое-то странное направление. А Сашка не был тем человеком, который не попытается воспользоваться и самой невероятной возможностью, особенно если другой все равно нет.
   - Чего ради вы станете мне помогать?
   Незнакомец затянулся сигаретой:
   - Скажем, я граф Монте Кристо. Знаете, кто это?
   - Ну да. В кино видел.
   - Тогда объяснять не надо. В общем, есть кое-кто, кого однажды тоже забрали и несколько лет мариновали за решеткой. А когда он вышел, дал клятву, что до конца жизни будет помогать тем, кто, неважно каким путем, вырвался оттуда.
   - Гм, - задумался Сашка. - Что, и деньгами?
   - Отчего бы и нет?
   - Я, видишь ли, монтер, - на всякий случай заявил Сашка, он был почти уверен, что он видел, как он прятался под мостом. - Мне надо время от времени проверять, не разошлись ли соединения. Зимой, знаете, часто случается.
   - Без инструментов?
   Сашка понял, что изворачиваться бесполезно:
   - Ладно, пробурчал он. - Ваша взяла. Чего вы хотите?
   - Я уже сказал. Как тебя зовут?
   - Вам не все равно?
   - Я хочу знать, кому помогаю.
   Сашка пожал плечами:
   - Санек Бунин.
   По лицу Голубоглазого не видно было, знакомо ли ему это имя. Сашка не удивился: куда ему до авторитетов! Вот разве что через год, через два, если дела пойдут хорошо тогда, может быть.
   - Ты один в бегах?
   Скрывать правду причин вроде не было. Но и полностью ее выкладывать совсем ни к чему. Голубоглазого Сашка не знает: что там у него на уме?
   - Нет, - сказал он, теснее запахивая куртку на груди.- Шестеро нас было.
   - И как это вам удалось?
   - На вечерней прогулке. Часового оглушили.
   С воли кто-нибудь помогал?
   - Нет, никто.
   - Как они догадались, где вы прячетесь?
   - Не знаю. Тут штука в том, что остальные запсиховали. Бабу они захотели: вынь да положь. Я им: смоемся сначала из города, заметем следы, а они: заткнись, не твое дело. Поймали девку, затащили в подвал. Я им говорю: добром это не кончится, да они уже ничего не соображали. Счастье еще, что я в этом деле не участвовал. Как услыхал вой сирен, так сразу смылся.
   - А остальные?
   Сашка молча пожал плечами. Голубоглазый подумал:
   - Кого вы в подвал затащили?
   - Какого-то иностранца да девку-башкирку.
   - В том самом доме?
   - В каком?
   - Где женщину убили?
   Сашка вздрогнул: "Черт возьми, неужто все-таки мусор?" Голубоглазый стряхнул пепел через перила:
   - Я не из милиции, - ответил он на невысказанный вопрос Сашки. - Просто читаю газеты. Куда ты собрался бежать?
   - Туда, где ментов нету, - с облегчением ухмыльнулся Сашка.
   - На запад хочешь.
   - Можешь посоветовать что-нибудь дельное?
   Голубоглазый повернулся и направился к середине моста:
   - Пошли!
   Сашка остался на месте. Он неподвижно стоял в начинающей непогоде, глядя на удаляющуюся спину незнакомца. Вне всяких сомнений, он мог бы сейчас в два счета исчезнуть в ночи; но ведь надо думать о том, что будет после. Что будет, когда встанет солнце. И когда перекроют все выходы из города.
   Каблуки незнакомца стучали все дальше. Сашка встряхнулся и заторопился следом. Он нагнал его как раз на середине моста.
   - Эй! Вы что, в самом деле помочь мне хотите?
   Глаза незнакомца были холодны, как лед.
   - Я уже сказал. Твое дело соглашаться или не соглашаться.
   - Что я должен делать?
   - Идти со мной.
   - А если по дороге.
   - Надень мое пальто. Давай мне свою куртку.
   - Зачем?
   - Затем, что у меня есть документы, а у тебя нет. И вообще, если будешь задавать много вопросов.
   - Ладно, - окончательно смирился Сашка. - Считайте, что я и рта не раскрыл!
   Сашка, стоя спиной к перилам, быстро расстегнул куртку, снял ее и отдал голубоглазому.
   - И ботинки!
   - Как?
   - У нас мало времени. Пока надевай мое пальто.
   Сашка мало что понимал, но послушно попробовал натянуть на себя приятно пахнущее пальто. Как-то так получилось, что он бросил взгляд вниз, на свои ноги. Голубоглазый как раз потянулся к его ботинкам: наверное, развязать шнурки. Сашка начал просовывать руки в тесные для него рукава и внезапно почувствовал, как его резко дернуло вверх. В следующий момент он обнаружил, что куда-то летит.
   Где-то над ним светился ледяной, белый, бесстрастный взгляд, а на расстоянии вытянутой руки парило черное пальто, как большая черная птица с распростертыми крыльями.
   Он еще ощутил, как рухнул на провода, протянувшиеся над рельсами, и как те подхватили и подбросили его тело.
   Полуметровых огненных змей, вырвавшихся из проводов, ему уже не дано было видеть.
  
  
   Полковник Михаила Ивановича Осетрова мучили угрызения совести. Они терзали его с того момента, когда он приказал капитану Сазоновой ехать с иностранцем в Мытищи. Однако тогда он и предположить не мог, что все обернется так скверно. Вернувшись в Москву, Раиса тут же позвонила ему и, заикаясь от возмущения, рассказала, что им пришлось пережить.
   Михаил Иванович сразу понял: ниточки дергают тут не только они с Петровым, но и кто-то еще. Неужели генерал ФСБ ведет двойную игру?
   Когда дежурный сообщил ему, что капитан Сазонова явилась для доклада, он постарался изобразить на лице бесстрастную деловую мину.
   Раечка была одета не по-уставному. На ней был джемпер и юбка в полоску, на шее светло-синий, шарф. Она старалась улыбаться, но у нее не очень это получалось. Осетров заметил, что губы ее еле заметно дрожат. Он пригласил ее сесть и поднялся из-за стола.
   - Здоровье в порядке, Раечка?
   Она кивнула.
   - Если не очень придираться, конечно. Вчера был небольшой жар, но сегодня, кажется, в норме.
   - Ну да.
   - Может быть. К тому же я полчаса, почти голая, стояла в холодном подвале, как морж на холоде.
   Осетров опустил голову:
   - Не знаю, что и сказать, Раечка. Фатальная случайность. Я разговаривал с тамошними ребятами. Твердят, что сами не понимают, что произошло. Из тюрьмы сбежала целая шайка, во главе с каким-то Саней Бунином, и спряталась именно в том доме. Непостижимо! Если бы я знал заранее, то разумеется... Но разве такое можно предусмотреть?
   - Можно, - тихо сказала Раиса.
   Осетров поднял глаза и пытливо взглянул на нее:
   - Что-что?
   - Просто размышляю вслух.
   - Над чем?
   Раиса упрямо смотрела на него, не отводя взгляда:
   - Хочу спросить у вас кое-что, Михаил Иванович.
   - Конечно, пожалуйста.
   - Вы тоже к этому руку приложили?
   Осетров глотнул.
   - Вы с ума сошли, девочка? К чему я приложил руку?
   Раиса наклонилась вперед и положила ладонь на руку полковника.
   - Вы из меня человека сделали. Поэтому я еще раз вас спрашиваю. Вы знали, что ждет нас там?
   Осетров нервно затряс головой:
   - Ни о чем я не знал. И теперь не пойму, о чем я должен был знать. Раиса вздохнула, перевела взгляд на окно.
   - Это был хорошо подготовленный спектакль, Михаил Иванович. Нас там ждали.
   - Кто ждал?
   - Те, кто нас захватил. Шайка уголовников.
   - Именно вас? Но почему? Зачем?
   - Сначала я решила: затем, чтобы нас прикончить. Когда коррумпированные политики и высшие чины милиции хотят устранить беспокойных противников, они нанимают преступников. После от тех несложно избавиться. Когда нас потащили в подвал, я за наши жизни ломаного гроша не дала бы.
   - Не преувеличиваете вы, Раечка? Перепугались, поди, до смерти.
   - Я же ваша ученица, Михаил Иванович. Вы меня сами учили.
   - Знаю, знаю, Раечка, - прервал ее Осетров. - Ни к чему об этом напоминать. Что произошло в том подвале?
   - Нас схватили еще в коридоре. В том самом, где убитая жила.
   - Значит, квартиру вы нашли?
   - Это не трудно было. Нам устроили засаду. Рукав у шубы моей оторвали, мерзавцы. Так я его и не нашла.
   - У вашей полосатой шубы? - ужаснулся полковник.
   - Так что за милицией должок. Рукав шубы, - сказала Раиса, однако тон ее был совсем не веселый. - Эти негодяи совершенно точно знали, за кем они охотятся. К тому же играли они так примитивно, что мне жалко их иногда становилось.
   Осетров задумчиво покачал головой, потом взял со своего стола лист бумаги.
   - Слушай меня внимательно, Раечка. Утром я получил сообщение из Твери. Позавчера во время вечерней прогулки совершила побег шайка Александра Бунина. Все произошло так быстро, что часовые не успели открыть огонь. По всей вероятности, побег был организован извне.
   - Ну, видите! Только не так, как вы думаете. Извне, это верно; но не кем-нибудь, а сообщниками.
   - Я то же самое говорю! - Осетров вздохнул, положил листок на стол. - Не надо играть словами, Раечка. Я хочу сказать, что Бунина и других освободили члены их шайки, оставшиеся на свободе. Они же спрятали их в подвале того самого дома. Это фатальное совпадение, что именно вы попались им под руку.
   - Вот этому-то я и не верю! Тому, в чем нас хотят убедить, - страстно возразила молодая женщина. - Если бы вы, Михаил Иванович, понаблюдали эту дурацкую комедию, вы бы минуты не сомневались, что я права. Господи, эта шпана так старалась сыграть крутых профессионалов! Они даже жребий бросали, кому я достанусь.
   - В самом деле?
   - А потом позволили выиграть Ренату.
   - Надо же, чтобы так человеку везло, - пробормотал полковник, бросив косой взгляд на фигуру Раисы. - Татары вообще счастливчики.
   - Да нет, они только сделали вид, будто он выиграл. А ему даже не дали взглянуть на кубик. Но обо мне они забыли, и я видела, сколько выпало ему.
   - Сколько?
   - Три.
   - То есть: он проиграл. - Осетров швырнул ручку на стол. - Раиса, я пребываю в той счастливой ситуации, что совершенно ничего в этой истории не понимаю. Я серьезно. Не могли бы вы сделать маленькую паузу?
   - Послушайте, Михаил Иванович. Эти ребята мухлевали, когда бросали жребий. Они хотели, чтобы выиграл Ренат!
   - Но почему, Раечка, почему?
   - Потому что изнасилование в их план не входило. Те, кто выпустил их из тюрьмы, такой задачи перед ними не ставил.
   - Ни черта не пойму! Впрочем, я это, кажется, говорил.
   Полковник долго молчал, качая головой. Разумеется, это была неправда, что он ничего не понимал. С первых же слов, произнесенных Раисой, он думал, что она, скорее всего, права. Кто-то пронюхал, что он послал ее и иностранца в Мытищи. Из тюрьмы выпустили нескольких зэков, чтобы те их попугали. Да. Очень возможно. Но зачем, зачем, зачем?
   - Есть тут еще кое-что, о чем вы едва ли знаете, девочка, - сказал он медленно, глядя в свою бумагу. - Как бишь звали главаря шайки?
   - Саша Бунин.
   - Так вот: его уже нет в живых.
   Раиса с ужасом смотрела на Осетрова.
   - Когда это случилось?
   - В ту же ночь. Тело обнаружили утром.
   - И где?
   - Под пешеходным мостом через железнодорожную линию.
   - Его застрелили?
   - Нет. Говорят, несчастный случай.
   - Несчастный случай?!
   - Это официальная версия. Милиция с двух сторон блокировала мост патрульными машинами. Бунин, чтобы его не заметили, свесился, держась за перила, над рельсами. Но патрульные оставались дольше, чем он смог выдержать. Да и перила были в снегу, пальцы соскользнули, должно быть.
   - Конечно, он попал под поезд?
   - Нет, упал на высоковольтные провода. Такое замыкание устроил, что ремонтники до обеда возились. Когда его подобрали, он еще жил. Говорят, настоящее биологическое чудо. Умер только к полудню. Врачи утверждают: все внутренности сгорели начисто. Дьявольски сильный организм. Три раза вытаскивали из клинической смерти.
   Раиса закрыла глаза, борясь с подступающей тошнотой:
   - Он что-нибудь сказал?
   Она была уверена, что полковник ответит отрицательно. Тем сильнее было ее удивление, когда он кивнул:
   - Сказал.
   - Господи. Что же?
   Осетров опять заглянул в бумагу:
   - У меня только официальное донесение, Раиса. У него спросили, что с ним произошло. Он произнес следующее: "Голубоглазый Монте Кристо". И умер.
   - Голубоглазый Монте Кристо?
   - Да.
   - И что это значит?
   - Я у вас хотел спросить. Вы все-таки, гм, ближе были знакомы с ним. Кого-нибудь из его компании случайно не звали Голубоглазым Монте Кристо?
   - Нет. Не думаю. Не помню такого.
   - Ладно, девочка. Как ваш Ренат все это перенес?
   - Плохо. Не привык к таким приключениям.
   - Чем он, собственно, занимается?
   - Работает менеджером в автомагазине.
   - А так, вообще?
   - Хороший парень. Симпатичный такой недотепа. Понятия не имеет, что творится вокруг. Не для него такие дела.
   Ответ Осетрова прозвучал необычно резко:
   - Ошибаетесь, Раечка. Это и его дело. Это наше общее дело.
   - Только вот мы не спросили его, согласен ли он рисковать жизнью ради этого или другого дела.
   Осетров опустил голову и глубоко вздохнул. Черт побери, когда Раиса уйдет, надо немедленно позвонить Петрову. Маракуют что-то у него за спиной, а он чувствует себя перед ней виноватым. Его раздумья нарушил испуганный шепот Раисы:
   - Михаил Иванович.
   - Что? Что случилось, девочка?
   - Как вы сказали? Какое имя произнес Бунин перед смертью?
   - Голубоглазый Монте Кристо. Наверное, прочел эту книгу в тюремной библиотеке.
   - Михаил Иванович! Вы помните, что однажды сказал Топорков Вике в пьяном виде? Чем он бахвалился перед ней?
   - Топорков?
   - Если он убьет Сокола, его наградят "Мерседесом".
   - Ага, вспоминаю. Ну и?
   - Знаете, Михаил Иванович, я не смею спросить: вы помните, кто такой Эдмон Дантес?
   Осетров скорчил отчаянную физиономию:
   - Раечка, милая, почему вы все время стараетесь меня сконфузить?
   - Он был бедный моряк. В день свадьбы его арестовали и на десятки лет посадили в тюрьму, а когда он освободился, то дал себе клятву всю жизнь мстить обидчикам.
   - Да-да, вроде была такая история.
   - А знаете, как звали Эдмона Дантеса позже, когда он разбогател и его не интересовало ничего, кроме мести?
   - Ну как?
   - Монте Кристо. Граф Монте Кристо.
   В кабинете повисла плотная, тяжелая тишина.
   Едва Раиса ушла, полковник снял телефонную трубку и попросил соединить его с Петровым. Василий Николаевич как раз углубленно изучал свежий номер "Нью-Йорк таймс", время от времени подчеркивая какую-нибудь строку или фразу. Когда секретарь позвонил, он неохотно оторвался от газеты, поднял глаза и взял телефонную трубку:
   - Василий Николаевич, на проводе полковник Осетров.
   Василий Николаевич подергал свои усы:
   - Что вы ему сказали?
   - Что спрошу в секретариате, где вы.
   - Правильно. И потом сообщите ему, что я в командировке. Скажем, на Дальнем Востоке. Чтобы подальше было.
   - А когда вернетесь?
   - Неизвестно. Не раньше чем через неделю. Раньше нечего и надеяться.
   Когда секретарю был дан приказ, что его нет, он опять погрузился в чтение. И не отрывался от газеты до тех пор, пока тиканье настенных часов не напомнило ему о долге.
   Он тяжело вздохнул, надел пальто, вышел из кабинета и медленно побрел по коридору.
   Сегодня его совсем не раздражало, что лифт по пути вниз останавливается чуть не на каждом этаже. Неприятные разговоры лучше не торопить.
   Когда генералу Козину доложили о приходе Петрова, он снял очки и убрал их подальше. Очки ему выписали недавно, он еще не успел к ним привыкнуть. В глубине души он считал унизительным, что ему, боевому генералу, который в молодости, как американский ковбой, попадал из револьвера в подброшенную монету, теперь, чтобы прочесть газету, приходится цеплять на нос очки. Хотя, если уж говорить честно, он и без очков точно знал, что в ней написано.
   Козин и сегодня с трудом смог подавить в себе антипатию, когда толстяк, переваливаясь и отдуваясь, вошел в кабинет. Если бы, скажем, Петров спас из горящего дома родную мать Козина и всех его родственников, включая детей и внуков, он бы, наверное, и тогда не смог проникнуться к нему дружескими чувствами.
   Все это, разумеется, не помешало ему подняться навстречу и тепло пожать протянутую руку:
   - Заходите, Василий Николаевич, будьте гостем! Чаю? Или чего покрепче?
   Петров скорбно потряс головой:
   - Рад бы, но, увы, приходится о давлении думать. Ну и, конечно, о своих врагах.
   - О врагах?
   - Не хочу радовать их раньше времени. Представляете, как они будут ликовать, если меня хватит кондрашка? - Он вынул из кармана сигареты.- Если не возражаете, я лучше подымлю. Одной дурной привычки мне вполне достаточно.
   Поднеся зажигалку к своему лицу генерал некоторое время задумчиво разглядывал облака дыма, которые извергал из себя толстяк. Он знал, что переступил рамки их уговора, и теперь ждал, что на это скажет Петров.
   А тот, почмокав губами, наконец, обернулся к Козину и заговорил:
   - Бумаги я получил, генерал. Получил и донесение. Честно говоря, не знаю, что и сказать. Чего вы от меня ждете?
   Генерал был откровенен:
   - Жду, что вы потребуете объяснения.
   - Хорошо. Я требую.
   Генерал улыбнулся:
   - Вот и прекрасно. Объяснение вы получите. О чем бишь мы условились несколько дней назад?
   - О том, что попытаемся вспугнуть дичь, - послушно ответил толстяк. - Попробуем выманить Сокола из укрытия.
   - Вот именно. Я и попробовал.
   - В самом деле?
   - Вы недовольны? - мягко сказал генерал.
   Толстяк удивленно открыл глаза:
   - Нет, отчего же. Но я не люблю, когда те, с кем я работаю, нарушают договоренность.
   - Василий Николаевич, давайте начистоту!
   Толстяк встревоженно заморгал. В голосе генерала слышалось что-то, что было ему не по вкусу.
   - Идея исходит от вас. Это ведь вы заявили, что, если нужно, без колебаний пожертвуете и башкиркой, и татарином, и вообще кем угодно, лишь бы выиграть схватку.
   - Этого я не говорил! - возмутился Петров.
   - Может быть, не буквально, но суть была именно такова. Или я ошибаюсь?
   - Ну, в каком-то смысле.
   Старый солдат постарался еще больше смягчить тон:
   - Вы же сами сказали, что без жертв не обойтись!
   - Как я буду теперь смотреть в глаза Осетрову? - сказал толстяк почти жалобно.
   - Вам с ним не придется беседовать.
   - Но он во что бы то ни стало хочет со мной встретиться. Вы ведь знаете, что случилось там?
   Генерал улыбнулся:
   - Еще бы мне не знать.
   - Башкирка и ее друг, должно быть, высказали ему все, что они о нем думают.
   - Не беспокойтесь. Больше этого не будет.
   Толстяк чуть не выронил сигарету:
   - Что-о? Да вы...
   - Полно, полно. Я всего-навсего направил капитана Сазонову к вам.
   - На каком основании?
   - Это мой маленький секрет. Да и не все ли равно, на каком основании?
   - А Осетров как это воспринял?
   - Как раз сейчас ему сообщают об этом. И вообще, Василий Николаевич, я не совета просил у полковника, я просто отдал распоряжение от вашего имени. Осетров и Сазонова выполняют приказ!
   Толстяк ничего не сказал. События, кажется, начали перерастать его компетенцию.
   - Расскажите, что произошло в Мытищях!
   Генерал облегченно перевел дух. Кажется, Петров сдается. А что касается Мытищ, то таить тут все равно нечего.
   - Вы помните, Василий Николаевич, с чем мы сравнивали предстоящую экскурсию?
   Толстяк наморщил лоб:
   - С чем?
   - С визитом слона в посудную лавку.
   - Так. Ну и?
   - Только, дорогой Василий Николаевич, чтобы слон произвел в посудной лавке как можно больше шума, нужно ведь соответственно подготовить и лавку.
   - Лавку? - непонимающе повторил толстяк. - Что это значит?
   - Надо расставить посуду так, чтобы слон не мог ее не разбить. А поскольку речь у нас идет о двух слонах, то посуду нужно нагромоздить повыше.
   Петров, по своему обычаю, подергал усы.
   - Я был бы тебе очень признателен, если бы ты открыл мне глубинный смысл вашей аллегории.
   - Это наша общая аллегория, Василий Николаевич, принадлежит нам с тобой. Впрочем, объясню. Я подумал: если два наших эмиссара поедут в Мытищи и станут вертеться около квартиры убитой, это, конечно, бросится кому-то в глаза. Но какой во всем этом смысл?
   - Какой смысл? Вы ведь сами сказали...
   - Минуточку, дайте кончить! Какой смысл в грохоте разбитой посуды, если назавтра они сядут в электричку и уедут в Москву? Не думаю, что Сокол, если он существует, торчит все время в Мытищях. Что-то подсказывает мне: он здесь, поблизости от нас. Я представлял дело так: кто-то известит его из Мытищ, он помчится туда и все сам посмотрит. Теперь понимаете?
   Толстяк огорченно затряс головой:
   - Нет.
   - Ладно. Объясняю дальше. Я хотел, чтобы Сокол, если он существует, сам увидел наших людей. И сам бы попробовал определить, велика ли опасность.
   - Теперь я совсем ничего не могу понять.
   - Ох, Василий Николаевич, ну как мне растолковать вам подоходчивее?
   Генерал сделал паузу, потом поднял взгляд к потолку, словно там пытался найти слова, доступные неизощренному уму. Сам же испытывал в это время явное удовольствие, что смог, хоть и временно, показать толстяку свое превосходство.
   - Башкирка со своим другом прибыли в Мытищи не три дня назад, а раньше. Пять дней назад.
   У Петрова челюсть упала от удивления:
   - Пять дней? Не может быть! Осетров сказал мне...
   - Я уверяю вас: они уже давно там болтались. Звонили к соседям, расспрашивали дворников, в ЖКО наведывались, пытались войти в квартиру, ну и так далее.
   Петров сейчас лишь начинал понимать, о чем идет речь:
   - Господи боже! Генерал, вы послали туда своих людей?
   Козин с довольным видом откинулся на спинку кресла:
   - Не одна же башкирка живет в России.
   - Вы хотите сказать, что сознательно хотели привлечь внимание Сокола?
   - Именно. Помощники Сокола, как я предполагаю, держали квартиру под постоянным наблюдением. Я хотел, чтобы они известили Сокола: какая-то молодая женщина азиатского вида и молодой человек усиленно интересуются убитой женщиной. Под каким предлогом? Дескать, ищут своих знакомых. Я предположил, что сообщники Сокола, услыхав грохот разбитой посуды, всполошатся. Я хотел, чтобы они начали действовать, прежде чем наши друзья прибудут в Мытищи.
   - То есть вы заранее оборудовали посудную лавку.
   - Можно сказать и так. Потом я отозвал людей, которые занимались подготовкой, расставляли посуду.
   Толстяк потянулся за своей сигаретой:
   - А если сообщники Сокола догадались, что те, кто появился там раньше, и те, кого они видели в день гибели Бунина, люди разные?
   - Не догадались. Дублеров мы подбирали старательно.
   - Значит, вы знали, что посылаете Раису прямо в объятия Сокола.
   Козин сделал галантный жест в сторону толстяка:
   - Это, Василий Николаевич, ваша заслуга. Это ведь вы придумали вспугнуть Сокола таким способом.
   - А похищение Раечки? И этот дурацкий спектакль в подвале?
   - Стало быть, есть кто-то в Мытищях, кто обожает такие вещи. Когда-то был, может быть, режиссером. Любит розыгрыши.
   - А Бунин? Его смерть тоже розыгрыш?
   Генерал удрученно вздохнул:
   - Н-да. Здесь, знаете ли, загвоздка. Этот Бунин нам основательно испортил игру.
   - Тем, что погиб?
   - Чем же еще! Когда кое-что стало уже проясняться, он опять напустил нам туману.
   Толстяк потер себе подбородок, подавил пальцами веки.
   - Что касается тумана, тут вы, ей-богу, правы. И кажется мне, туман делается все гуще и гуще.
   Генерал усмехнулся:
   - А чего вы ждали, Василий Николаевич? Придется терпеть, пока он рассеется. Давайте взглянем на события еще раз. Я послал двух своих людей, так сказать, подготовить площадку для Раечки и её друга. Работу они проделали основательную: они только подбросили дров в огонь. Очевидно, квартира убитой женщины была под контролем, и Соколу доложили, что к ней проявляется подозрительный интерес. Он тут же выехал в Мытищи и столкнулся лицом к лицу с нашей парой, а также со сценой, смысла которой не мог понять. Банда Бунина, совершив побег из тюрьмы, похитила наших героев и затащила их в подвал. Не знаю, много ли видел Сокол из того, что там было: может, совсем ничего, а может, в шайке был кто-нибудь, кто ему позже все рассказал. Думаю, мы задали-таки Соколу головоломку. Он и по сей день не знает, что все это значит.
   - Случайность ли, или кто-то что-то учуял? Вы как будто сказали, что с Буниным возникли проблемы?
   - Ну да. Бунин вышел из-под контроля. Решил сбежать. Потом умер. Но перед смертью успел назвать одно имя.
   - Какое?
   - Монте Кристо.
   - То есть он себя считает графом Монте Кристо?
   - Может быть. А может, хотел сказать, что Монте Кристо сбросил его с моста. Какой-то Голубоглазый Монте Кристо.
   Толстяк направился к двери, но на полпути остановился. На лице его была растерянность.
   - Что-нибудь не так? - спросил генерал.
   Василий Николаевич как-то странно улыбнулся:
   - Знаете, о чем я подумал, генерал? О судьбе Топоркова. Мы понимаем, что ему, скорее всего, угрожает смертельная опасность. И вместо того, чтобы броситься к нему и сказать, дескать, будь осторожен, твои дела очень плохи, скоро тебе, может быть, перережут глотку, иди к нам, мы тебя защитим - вместо этого мы затаились, как пауки возле своей паутины, и ждем, чтобы его в самом деле зарезали.
   - Истинная правда, - кивнул генерал. - Такова наша профессия.
   - Да, наша профессия, генерал.
   Козин улыбнулся:
   - У паука тоже есть свое предназначение в природе.
   Толстяк погасил в пепельнице сигарету и вышел.
  
   ЧАСТЬ 10
   Стройный, высокий человек с голубыми глазами стоял, прислонившись к березе, и задумчиво смотрел на воду, лениво плещущиеся волны. Голубоглазый взял пригоршню снега, растер ее в кулаке и раскрыл руку: на пальцах остались густые черные крапинки. Собственно, он собирался спуститься поближе к воде, но высокие кусты и резкий холодный ветер помешали ему. Он надвинул пониже ушанку, запахнул поплотнее пальто и решил оставаться на берегу, пока не замерзнут ноги.
   Он чувствовал, свежий ветер - пусть с ним в легкие попадал и холод - помогает ему думать.
   Поэтому он любил выбирать для раздумий какие-нибудь пустынные, безлюдные места, а не переполненные людьми ресторанные залы.
   Он перебрал в голове события минувших дней, пробуя сложить из кусочков мозаики целостную картину. С тех пор, как ему сообщили, что какие-то люди: молодая башкирка и какой-то иностранец ходят и всех выспрашивают про убитую женщину, на душе у него было неспокойно. Неужели он допустил где-то промах? Хотя не в его обычае было носиться туда-сюда сломя голову, он, тем не менее, сразу же приехал в Мытищи, чтобы на месте, собственными глазами посмотреть, что тут происходит. И не пожалел об этом. Он наблюдал за ними чуть ли не на расстоянии вытянутой руки: проводил их до гостиницы, изучил их анкеты, перелистал паспорт иностранца. Все выглядело вполне достоверно. Почему у убитой женщины на самом деле не могло быть давних знакомых, и почему этим знакомым не могло прийти в голову их разыскивать? Он мог бы, конечно, установить, действительно ли они были когда-то знакомы, но для этого пришлось бы задействовать слишком много запасных связей. А там, где действует много связей, скорее найдутся не слишком надежные, и тогда поползет вся сеть. Его же стихия - тайна и тишина. Именно потому он был склонен поверить, что приезд двух человек из Москвы - случайность.
   Вот только это странное похищение. Все произошло чуть ли не на глазах у него: бежавшие из тюрьмы преступники хватают двух первых попавшихся людей, затаскивают их в подвал. Гм, жаль, что он не видел, что там происходило, и даже голосов не слышал. Потом появилась милиция, и ему тоже пришлось уносить ноги. Потом этот Бунин. Он мог бы поклясться, что этот негодяй лгал ему. В человеческих глазах он умел читать хорошо: глаза Бунина выдавали, что он говорит неправду. Он действительно боялся ментов, а все-таки врал.
   Он поднял камешек, повертел его в пальцах и, размахнувшись, швырнул в воду. Может быть, расходящиеся круги дадут его мыслям новый импульс.
   Если эта пара работает на милицию, а он все более убеждался, что это так, значит, в хорошо отлаженный механизм где-то попала песчинка. Но почему в Мытищи послали именно их?
   Поломав голову над этим вопросом, он решил сменить тему. Только время впустую потратит, пытаясь угадать, что к чему. Гораздо важнее установить, где произошла утечка информации
   Намеренно, разумеется, едва ли кто-нибудь стал бы его выдавать. Он слишком хорошо знал этих людей, чтобы предположить такое. Кто-то, видимо, проболтался случайно. Но кто?
   Он перебрал в памяти всех, кто с этой точки зрения мог идти в счет. Он вспоминал их лица, движения, речь.
   И вдруг он чуть не вскрикнул. Кто много пьет, тот много болтает. А этот пьет основательно. Ему говорили об этом, еще когда они только начали вместе работать. Но особого выбора у него не было. А сейчас дела стали слишком серьезными. Придется прощупать Топоркова.
   Он собрался было поднять еще камень, но как раз в эту минуту почувствовал, что ноги его в ботинках начинают стынуть, и как решил заранее, направился в город. Он пересек продуваемое ветрами, заснеженное поле, прошел по безлюдным, холодным окраинным улиц, добрался до автобусной остановки. Там он снова погрузился в свои мысли и очнулся лишь тогда, когда автобус, громко храпя и фыркая, затормозил перед ним.
   В десять вечера он был на своей квартире. Хозяина дома не было, и он сразу прошел в гостиную, набрал номер.
   Когда на другом конце провода подняли трубку, он невольно понизил голос:
   - Квартира Топоркова? Мне Игоря Васильевича.
   Ему ответил агрессивный и неприязненный женский голос:
   - Кто его спрашивает?
   Ему захотелось тут же положить трубку, но он взял себя в руки.
   - Я его старый друг детства, - ответил он высоким голосом.
   - Что-то я вас не помню, - неприветливо ответила женщина.
   Голубоглазый на какое-то мгновение растерялся. Этого было достаточно, чтобы допустить некоторую оплошность.
   - А вы, извините, кто?
   Он тут же пожалел, что сказал это. Совсем не нужно, чтобы ей запомнился этот разговор.
   - А я, представьте, жена этого козла, - ответила она почти враждебно. - Во всяком случае, на данный момент. А вы что думали?
   Повесить трубку все еще было не поздно. Но он продолжал:
   - Прошу прощения у вас, - заговорил он смущенно, - я не хотел вас обидеть, но, знаете, здесь сейчас минус тридцать.
   - Откуда вы говорите?
   - Из Тобольска.
   - Господи Иисусе! Что вы там делаете?
   - То есть как это, что делаю? Живу здесь. Мы с вашем мужем учились в одном классе, завтра я вылетаю в Москву, вот и подумал, не позвонить ли.
   - Вот что я вам скажу, милый мой, - ответила Топоркова, - и не бойтесь, я буду говорить быстро, чтобы вы совсем там не окоченели, моего козла дома нет. И я молю Бога, чтобы совсем не было.
   Голубоглазый шепотом выругался. Как он в первый же момент не почувствовал, что женщина пьяна? Он уже был готов положить трубку, но тут ему в голову пришла одна мысль.
   - Ваш супруг говорил, что я могу переночевать у вас.
   Женщина захохотала. В ее смехе было что-то вульгарное:
   - Он говорил? Ну, конечно, тогда приходите! Можете хоть в моей постели переночевать. Или у вас есть возражения?
   Голубоглазый подул в трубку, словно не расслышал:
   - Простите, я плохо понял.
   - Вот что, милый мой. Если вы позвоните в дверь и вам никто не откроет, сразу бегите в милицию. И скажите там, что ваш одноклассник убил свою жену.
   - Извините, опять не расслышал.
   - Да вы не пугайтесь уж очень. Погодите, выпью немного.
   Долгие секунды слышался только гул. Когда женский голос опять зазвучал в трубке, Голубоглазый вздохнул с облегчением:
   - Слушайте, вы там, в Тобольске! Ты виски любишь?
   - Виски? Один раз пробовал.
   - Приезжайте, попробуете еще. О чем я говорила? Ага, о том, что ваш безмозглый друг меня убьет, скорее всего. Знаете, что он сегодня утром сделал? Выстрелил. Бах! Рядом с люстрой. А в следующий раз пустит пулю в меня. А потом в Сокола!
   Голубоглазый замер; его охватила слабая, давно забытая дурнота.
   - Не сердитесь, я опять не разобрал. Что вы сказали?
   - Постойте, еще глоток сделаю. С вами, ей-богу, одно удовольствие разговаривать. Меня Викой зовут. А вас?
   - Василий.
   - Надеюсь, вы молодой и красивый?
   - Нет. Где я могу найти вашего мужа?
   - Понятия не имею.
   - Вы вроде какой-то ресторан помянули?
   - Теперь я вас не понимаю. Вы о чем?
   - Вы разве не говорили: Орел? Или как?
   - А, вот вы про что. Нет, я не про орла говорила, про Сокола.
   - Значит, он сейчас там?
   - Слушайте, вы там, в Тобольске: Сокол - это не ресторан, а человек. Понимаете?
   - Честно говоря, не очень. Какой человек?
   - Приятель моего мужа. И такой хороший приятель, что мужу придется его убить.
   Голубоглазый почувствовал, что в горле у него совсем пересохло.
   - Завидую я Соколу, кто бы он ни был.
   - Не завидуйте, - сказала слегка заплетающимся языком женщина.
   - Почему?
   - Муж, бедняга, надеется, что будет богатым после убийства. Черта с два! Муж его - раз! И все.
   Не прощаясь, Голубоглазый положил трубку.
  
  
   Полковник Костин остановил машину и вытер вспотевший лоб. Черт побери, они думают, наверное, что если у них для такой погоды есть вездеход, так и у него, Костина, не иначе. Три раза его заносило, пока удалось вползти на этот проклятый холм. Когда он приезжал сюда в последний раз, лес вокруг был усыпан желтыми листьями; а теперь зима развесила по деревьям белую кисею. Костин не был лишен поэтической жилки, и сейчас, отведя душу в крепких выражениях по адресу тex, он бросил восторженный взгляд на деревья, застывшие в своих подвенечных уборах.
   Снег с тропинки был старательно убран чьими-то заботливыми руками, но полковнику все же пришлось основательно потрудиться, пока он добрался до вырубки. Из покинутого бульдозера в глаза ему и сейчас блеснул отраженный линзой бинокля солнечный луч. Костин весело улыбнулся и решительным шагом, словно маршируя с самыми отборными своими молодцами за спиной, двинулся к краю поляны. "Вы то, конечно, всегда на месте, приятели", - думал он, продолжая путь, и замедлил шаги лишь тогда, когда к нему, оскальзываясь на обледенелом снегу, вышел из-за деревьев коренастый пожилой человек.
   Костин остановился и поднял в приветствии руку:
   - Здравствуйте!
   Имени и отчества Коренастого он намеренно не назвал. Он был уверен, что это не будет сочтено за неуважение.
   Коренастый был явно в дурном настроении. Не ответив на приветствие, он с отвращением оглядел плохо подогнанный штатский наряд Костина.
   - Какие новости, полковник?
   Костин понял, что под хмурым выражением коренастого скрывается нетерпение, и мысленно потер руки. Он был почти уверен, что после совещания у замминистра он обязательно прибавит скорость.
   Он почесал переносицу.
   - Сокол продолжает полет.
   Коренастый досадливо сморщился:
   - А нельзя ли без этих дурацких штучек?
   Костин пожал плечами:
   - Сожалею, но другого имени у него нет.
   Коренастый вздохнул:
   - Ну ладно. Говорите! Но прежде всего я должен сказать: вам открыта зеленая улица. Догадываетесь, что это значит?
   - Разумеется. Именно поэтому я должен с вами кое-что обсудить.
   Он попробовал скрыть свое беспокойство, но Коренастый, что-то почувствовав по его тону, поднял голову:
   - Случилось что-нибудь?
   - Нет, ничего. Но Сокол встревожен.
   - Как это понимать?
   - Он предпочитает работать с полной гарантией.
   - Тут мы с ним сходимся.
   - Он считает, успех обеспечен на девяносто восемь процентов.
   - И всего-то?
   - Это очень высокий показатель!
   - Мне нужны сто.
   Костин кивнул:
   - Сокол просит, чтобы ему дали возможность действовать без помех.
   Коренастый поднял голову, глядя на деревья. Недалеко от них прыгала по ветвям белка, сбивая комочки снега, которые медленно падали вниз.
   Костину лишний раз пришлось убедиться, что его собеседник, которого многие считали неповоротливым, на самом деле обладает острым умом, быстрым восприятием и четкой логикой.
   - С кем у него появились проблемы?
   - С Топорковым.
   - Почему?
   - Топорков пьет. А кто пьет, тот болтает. По крайней мере, так считает Сокол.
   - И чего Сокол хочет?
   Костин набрал в легкие воздуха:
   - Голову Топоркова.
   - Гм. Ни много ни мало. Кто вовлек Топоркова?
   - Никто. Он сам был одним из организаторов.
   - То есть Топорков один из тех, на которых все держится.
   - Сокол считает, что этот устой уже сгнил.
   - У него есть доказательства?
   - Думаю, что да.
   - Если я скажу "нет", риск от этого возрастет?
   - Думаю, да.
   Коренастый зажмурил глаза.
   - Когда требуется решение?
   Костин смотрел на него исполненным почтения взглядом.
   - Мы подчиняемся вашим решениям. Но после минувшей ночи и того совещания...
   - Да, понимаю. Его позиция с каждым днем все прочнее. К тому же не только у нас. И еще эти чертовы политики. Черт бы их побрал!
   Он неожиданно рассмеялся, сунул руку в карман, нашел там монету и показал ее полковнику:
   - Видите этот рубль?
   - Вижу, - непонимающе ответил Костин.
   - Тогда, орел или решка? Если орел, я не дам согласия. Если решка, делайте что хотите, по своему усмотрению.
   Полковник изумленно смотрел на металлический рубль, лежащий на ладони у Коренастого. Монета была повернута решкой вверх.
   - Я собственно говоря...
   - Ловите!
   И прежде чем полковник успел хоть что-то сказать, он подбросил монету в воздух. Костин поймал ее и сжал в кулаке.
   Коренастый с любопытством смотрел на его руку.
   - Ну покажите же!
   Костин раскрыл ладонь. Профиля двуглавого орла и на сей раз не было. Коренастый кивнул и протянул Костину руку:
   - Удачи вам, полковник! Как говорят провожающему: счастливого полета.
   - А монета? - крикнул Костин вслед Коренастому, когда тот почти скрылся за деревьями.
   - Оставьте себе. На память.
   Костин удовлетворенно побрел по тропинке в обратную сторону. Когда блик от бинокля снова сверкнул в его сторону, ему захотелось приветливо помахать в ответ.
   Он вытащил из кармана новенький рубль и положил на ладонь. Монета опять оказалась решкой кверху.
   Он подбросил ее, поймал и раскрыл ладонь.
   Решка.
   Подбросил, поймал, раскрыл ладонь.
   Решка.
   Подбросил, поймал, прокашлялся, раскрыл ладонь.
   Решка!
   Словно жесткая рука стиснула ему сердце. Он быстро перевернул рубль. Там была тоже решка.
   Костин изумленно смотрел на монету. В жизни своей он лишь раз видел такой экземпляр, отобранный у какого-то ханыги.
   Подняв голову, он оглянулся на лес.
   Вдали насмешливо блеснули линзы бинокля.
   Топорков не мог понять, с какой стати встречу ему назначили в террариуме. И почему за час до закрытия. Он понимал, что должен быть абсолютно трезвым, и за целый день не выпил ни капельки. Раздражение свое он попытался сорвать на жене, которая в это утро так нагло вертела перед ним задом, что он сам удивлялся, как ему удалось сдержаться и не сунуть ей в рот пистолетное дуло.
   А тут он еще вспомнил, что сосед сверху, этот пес недорезанный, написал на него заявление: недоволен, видишь ли, что он стрелял в своей квартире. Сволочь! Вот бы кого тоже к стенке! Прежде с такими не очень-то возились. Сажали в "воронок", увозили в лес, заставляли выкопать яму поглубже и тут же приканчивали!
   Выпить хотелось ужасно. Стискивая до боли пальцы на металлическом ограждении, он с угрюмой тоской разглядывал парк, где находился сейчас змеиный террариум. "Не вынесу! Господи Иисусе, не вынесу! Сдохну прямо сейчас, перед этими тварями. Сдохну, а баба моя, дрянь, будет жить да жить себе припеваючи. Мать вашу, так хоть бы граммов сто опрокинуть! Ну какого черта сдался мне этот террариум".
   Затуманенным взглядом он смотрел, как молодежь лениво бродит по парку. Высокий, крупный и все еще импозантный, Топорков в бессильном отчаянии зажмурил глаза, и в воображении перед ним возник длинный ряд запотевших рюмок с водкой.
   В этот момент кто-то коснулся его плеча.
   Человек в синей блузе, с голубыми глазами, шел по дорожке меж деревьев, не обращая внимания на молодежь, гуляющую по парку. Человек нес в руке небольшую плоскую сумку. Проходя мимо милиционера с усталым взглядом, он лишь небрежно кивнул головой.
   Он сразу же прошел в террариум. Постоял перед огромным, в пестрых узорах питоном, потом осторожно открыл свою сумку. Вежливо выждал, пока в дверь вольется очередной посетитель, вокруг которого суетилась женщина, затем вывесил на двери табличку: "Закрыто. Ремонт. Не входить".
   Террариум опустел даже скорее, чем он рассчитывал. Когда ушел последний посетитель, Голубоглазый принялся за работу. Он обошел террариум, заглянул во все закоулки: не остался ли кто, где-нибудь. Убедившись, что он один, Голубоглазый вздохнул, взял свою сумку и поставил ее на край кадки, в которой росла пальма. Из сумки он вынул какое-то странное приспособление, обтянутое густой сеткой.
   Остановившись перед одной из стеклянных клеток, он долго смотрел на ее обитателей. Это были коралловые змеи, маленькие и юркие. Он хорошо их знал, в своей беспокойной жизни не раз с ними встречался. Ему нравилась агрессивность и ярость, с какой они бросались на жертву. По древней легенде, царица Клеопатра, решив, что, склонившись перед любовью, она не может склонить голову перед римлянами, прижала к груди коралловую змею.
   Уверенным, быстрым движением он сдвинул крышку террариума, следя, чтобы щель была не слишком большой.
   Змеи, лежащие на песке, меж камней, подняли головы; должно быть, их встревожило движение воздуха. Одна из них, отливающая всеми оттенками золота и бледного пурпура, покачивалась с ленивой, почти кокетливой грацией; Голубоглазый опустил в щель свою ловушку.
   Он не хотел, чтобы змея кусала ловушку. Да и та, почувствовав, видимо, что нет никакого смысла бросаться на незнакомый предмет, неохотно отступила.
   Голубоглазый улыбнулся, быстро поднес сетку к змее и, когда та, испуганная, непроизвольно рванулась вперед, нажал на рукоятку ловушки.
   Мускулистое тело змеи скручивалось и разворачивалось, словно пружина, пытаясь освободиться от охвативших его тонких нитей. Инстинкт не позволял змее укусить ловушку: ведь то, что ее так прочно держит, не живое, у него нет ни плоти, ни крови, ни запаха ничего, что могло бы ее раздразнить.
   Змее было страшно перед той непонятной, неодолимой силой, которую к тому же нельзя укусить. И она, такая неистовая и злобная, смирилась со своей участью.
   Вытряхнув змею в плотный пластиковый пакет, Голубоглазый с облегчением перевел дух. Даже при его ловкости шутить шутки с коралловой змеей - занятие не из приятных. Одно лишь неточное движение - и конец.
   Он встряхнул головой, чтобы прогнать неуместные мысли. Снова взглянул на часы. Потом задвинул крышку на место.
   Топорков не особенно удивился, увидев рядом с собой служителя террариума; тот, неприветливо глядя на него, сказал:
   - Вы Топорков? Идите в террариум. Вас уже там ждут.
   Топорков послушно двинулся туда, куда ему показали. Как только разговор состоится, он тут же добудет чего-нибудь выпить. О том, чтобы продержаться до встречи, или хотя бы до той пивной, где его так хорошо встретили и обслужили вчера, как уважаемого гостя, не могло быть и речи. Он купит бутылку в каком-нибудь первом попавшемся ларьке, зайдет в первый попавшийся двор и выпьет всю, до последней капли. А потом поедет домой. А когда приедет домой, то покажет жене, где раки зимуют. Видит Бог, она этого заслужила, подлая стерва!
   Увлекшись планами мести, он не заметил, как подошел к двери террариума. Дверь была закрыта. "Какого черта!" - думал он, читая табличку насчет какого-то ремонта. Потом вздохнул и заколотил в дверь кулаком.
   Послышались шаги, и кто-то, подойдя к двери изнутри, крикнул:
   - Не видите, что написано? Закрыт террариум.
   - Топорков я, - сказал он севшим голосом, вертя в руке сигарету.
   - Подождите.
   Прошла минута, заскрежетал в замке ключ, в приоткрывшейся двери показалось лицо с голубыми глазами.
   - Входите. Скорее!
   Прежде чем войти, Топорков, по давней привычке, огляделся. На лестнице, ведущей в подвал к террариуму, не было ни души, лишь занавески на окнах шевелились в потоках гонимого вентиляцией воздуха.
   Он вздохнул и спустился в подвал.
   Мужчина с голубыми глазами протянул ему руку:
   - Как поживаете, товарищ майор?
   В голосе его было что-то, раздражающее Топоркова. Может быть, эта странная, чуть-чуть приторная интонация? Он передернул плечами и нетерпеливо фыркнул:
   - Что вам от меня нужно? И разве нельзя было назначить встречу в баре. Мне сказали, вы просили о встрече здесь.
   - Это так и есть.
   - Зачем вам понадобилось весь этот змеиный гадюшник. Нельзя было встретиться в нормальном месте? Кто выбрал террариум?
   - Я.
   - Господи боже! Зачем?
   - Здесь, как бы это сказать, так романтично!
   Топорков чувствовал: ярость в нем поднимается, как столбик ртути в термометре в летний полдень. Никогда не подумал бы, что человек, на которого они возлагали такие надежды, при ближайшем рассмотрении окажется обыкновенным кретином. Надо как можно скорее поговорить с Костиным, а тот пусть доложит самому. Так вас всех перепугал, ну хоть бы глоток, хоть бы один глоточек! У этого идиота, конечно, с собой нет ничего. Такие не пьют. У них мозги и без выпивки набекрень.
   Потом, на всякий случай, все же спросил:
   - Выпить у вас ничего с собой нет?
   Голубоглазый улыбнулся:
   - Есть. Я как раз купил. Только нужно стакан где-нибудь добыть. Топорков сразу отпустил Голубоглазому все его грехи, прошлые и будущие.
   - Так тащите же, черт побери! Чего стоите?
   Голубоглазый кивнул, подошел к своей сумке, прислоненной к кадке с пальмой, и открыл ее, встав так, чтобы Топорков видел лишь его спину. Когда он повернулся, в руке у него была полная бутылка водки.
   - Прошу, Майор.
   Он намеренно не называл его по имени.
   Топорков в глубине души понимал, что едва ли произведет на Голубоглазого хорошее впечатление тем, как он трясущимися руками тянется за бутылкой. Но взять себя в руки он уже был не в силах. Вылив в горло добрую порцию, он понюхал рукав пальто, чтобы водка не пошла обратно.
   - Вот спасибо тебе: вылечил немного меня.
   Голубоглазый снисходительно улыбнулся, затем бросил на Топоркова испуганный взгляд:
   - Майор, что это у вас на пальто?
   - А что там, может быть? - встревожился Топорков.
   Голубоглазый сконфуженно рассмеялся:
   - Птичка капнула.
   Топорков поднял руку, но ничего не увидел:
   - Где?
   - Погодите, я ототру. Повернитесь спиной, пожалуйста.
   Топорков неохотно выполнил просьбу.
   Голубоглазый что-то пробормотал и быстрым движением вытащил из кармана пластиковый пакет. Свободной рукой оттянув воротник Топоркова, он вытряхнул туда яростно извивающуюся змею.
   Топорков замер как вкопанный, потом из груди у него вырвался дикий крик. Рука двинулась к внутреннему карману, за пистолетом; но времени у него уже не было. Недопитая бутылка упала на пол и разбилась вдребезги.
   Топорков покачнулся, закрыл глаза, прижал руки к животу, как боксер, получивший удар в солнечное сплетение, и рухнул лицом на расколотую бутылку.
   Голубоглазый знал, что следующий момент будет самым трудным за сегодняшний день. Он осторожно нагнулся к телу и, ухватив за руку, перевернул его на спину. Не обращая внимания на вылезшие из орбит глаза Топоркова, на вздувшиеся его губы, на осколки, впившиеся в лицо, он следил лишь за тем, едва заметным, что шевелилось под рубашкой у Топоркова. Быстро сунув руку за отворот его пальто, он вытащил пистолет. И облегченно, почти со стоном, вздохнул, когда ощутил рукоятку в своей ладони.
   Бросив пластиковый пакет в свою сумку, он обернул рукоятку носовым платком, сделал шаг вперед и раз за разом расстрелял весь магазин в стеклянную клетку.
   Коралловая змея выскользнула из-под рубашки Топоркова, чтобы присоединиться к своим товаркам.
  
  
   Вика еще лежала в постели, когда зазвонил телефон. Перебравшись через пустую половину кровати, она сердито сбросила на пол пропахшую водкой мужнину пижаму и глубоко вздохнула.
   - Алло! Кто говорит?
   Услышав в трубке мужской голос, она какое-то время никак не могла узнать его.
   - Вы меня не помните, Вика? Я друг вашего мужа, из Тобольска.
   - Ах, это вы! - сказала она без большого энтузиазма. - Там у вас все еще такой холод?
   Мужчина дружелюбно засмеялся:
   - Не знаю. Я уже тут, в Москве.
   Вика почесала в затылке:
   - Ага, не знаете. Наверное, вам муж нужен? Не везет вам: опять его дома нет.
   - Жаль. Тогда, вы меня извините, не мог бы я все же заехать к вам? Вещи свои оставлю у вас, а сам по делам.
   - Жить вам есть где? - осторожно спросила она.
   - Конечно, правда, раньше десяти вечера номер не освободится. Так что я бы пару часов у вас пожил.
   Вика скорчила гримасу, но великолепной возможностью посмеяться над сибирским недотепой не воспользовалась:
   - Ладно, приезжайте. Где вы находитесь?
   - Тут, недалеко от вашего дома.
   И не дождавшись, пока мужчина поблагодарит ее за не слишком вежливое приглашение, положила трубку.
   Она взглянула на себя в зеркало и перекосилась, как от зубной боли. "Господи, ну есть ли на свете еще одна такая же чокнутая баба? Мало того, что последними две ночи не спала из-за этого идиота, а с утра чуть не каждый час принимала успокоительное, мало того, что с утра не почистила зубы, не умылась, не причесалась, морда, как хачапури, тело потное, одета кое-как, так еще приглашаю сюда какого-то неизвестного человека, одноклассника мужа, такого же, наверное, подонка! Господи, ну почему я должна заботиться о друзьях его детства! Если б я еще спала с ними, но я ведь такая дура, что даже на это ума не хватает. Не то, что Топорков. Когда он еще был на что-то способен, всех подруг моих перетаскал в постель, а те, конечно, помалкивали да хихикали надо мной". Она все еще ревела, когда прозвучал звонок. К величайшему ее удивлению, за дверью оказался не мужик в валенках, а высокий, со вкусом одетый с бледным, мужественным лицом и очень голубыми глазами мужчина. Возле него стоял большая сумка, в руках красовался большой букет красных роз.
   Мужчина смущенно откашлялся и посмотрел на свои вещи, словно прикидывая, не лучше ли подхватить его да поскорее исчезнуть.
   Вика выхватила из кармана халата носовой платок, вытерла нос, глаза.
   Блондин с застенчивой улыбкой протянул ей букет:
   - Добрый вечер, Вика. Простите меня за вторжение.
   Она растерянно моргала, готовая захлопнуть дверь перед незнакомцем.
   - Вы кто?
   Блондин сунул ей в руки цветы.
   - Я только что вам звонил.
   - Это вы? - простонала женщина, пряча платок в карман. - Я вас не таким себе представляла.
   Голубоглазый снова бросил взгляд на свои вещи.
   - А каким?
   - Вы же говорили, что у вас лысина. Разве нет?
   - О, в нашей профессии часто бывает, что мы даем описание внешности Деда Мороза вместо своей, - сказал он смеясь. - Я вас напугал?
   Вика тем временем полностью пришла в себя. Хотя "наша профессия" немного насторожила ее, гость произвел на нее хорошее впечатление. Что-то в его улыбке определенно располагало к себе.
   - Вы плакали, Вика? У вас что-нибудь случилось?
   - Лук чистила, - быстро ответила Вика.
   - О, а я уж было подумал. Знаете, нынче столько слышишь о грабежах, о насилии, по крайней мере, у нас, в Сибири. Москву я не так хорошо знаю.
   Вика, ничего не ответив, открыла дверь:
   - Заходите, пожалуйста. Мужа нет дома, да это я вам уже говорила, так что оставляйте ваши вещи. А если хотите, я сейчас вам кофе или чай.
   - Если вас не затруднит, то кофе.
   Голубоглазый внес свои вещи в прихожую.
   - Не хотелось мне, честно говоря, мешать вам, - сказал он, снимая черное, сшитое, судя по всему, на заказ пальто и вешая на крючок шапку из бобрового меха. - Я ведь знаю вашего супруга, человек занятой. Кстати, вы ему говорили, что я звонил?
   Вика сконфуженно развела руками:
   - Совсем забыла. В последнее время, знаете, столько всего. Проходите сюда, пожалуйста. Садитесь?
   Голубоглазый уселся в кресло, отметив про себя, как тяжел воздух в комнате. Из ящика для белья торчал уголок подушки, свидетельствуя о том, что постель была убрана только что и впопыхах.
   - Спасибо, - сказал он, улыбнувшись хозяйке. Та, забыв про усталость, что свинцовой тяжестью сковывала ей тело, упорхнула в кухню.
   Голубоглазый знал: у него всего две-три минуты, чтобы найти второй пистолет Топоркова. Или в этой, или в соседней комнате.
   Он нажал ногой на паркет: не скрипит ли. Паркет не скрипел; Голубоглазый стремительно вышел на середину комнаты и встал там, прикрыв глаза, словно отдавшись приятному безделью.
   Безделье было, однако, лишь видимостью: мозг его быстро и напряженно работал, систематизируя увиденное, сопоставляя его с прежней информацией, делая выводы, отсеивая маловероятные варианты.
   Открыв глаза, он уже знал, где находится пистолет.
   Улыбнувшись, он вышел в соседнюю комнату, остановился перед стеклянной горкой и под фарфоровой вазой и стеклянным шаром нашел закрытый на ключ ящик.
   Справиться с замком было делом трех-четырех секунд. Пистолет Макарова лежал там, а рядом с ним, по-настоящему удивив Голубоглазого, находился новый, причудливой формы глушитель. Он не мог удержаться, чтобы не взять его в руки. Глушитель точно сел на ствол пистолета.
   Решать надо было сразу. Придерживаться ли первоначального плана, в котором был некоторый риск, или воспользоваться глушителем?
   Он запер ящик, вытер платком места, которых касался, потом не без усилия сунул пистолет, ставший вдруг длинным, во внутренний карман пиджака.
   Когда Вика вернулась с подносом в комнату, Голубоглазый сидел в кресле с таким видом, словно не смел даже пошевелиться. Он с явным восхищением смотрел на хозяйку, а та старалась не показать, что замечает его взгляд.
   Пока на плите закипал чайник, она успела умыться, брызнула в рот добрую порцию освежающей жидкости из флакона, полученного в подарок от Рената. Был сильный соблазн принять душ, но чайник уже свистел, да и вообще, если подумать, особого смысла в ее приготовлениях не было. Топорков может прийти в любую минуту и, если заметит что-нибудь этакое, наверняка пристрелит обоих. Она села против Голубоглазого, налила в чашки кипяток и показала на сахарницу и кофе:
   - Кладите, сколько привыкли.
   Гость улыбнулся и посмотрел ей в глаза. По спине у Вики от его холодного, светлого взгляда побежали мурашки. Словно ледяная рука погладила ее под халатом.
   Она заметила, что глаза у гостя живут как бы отдельно от лица. Когда он улыбается, глаза остаются серьезными и неподвижными, словно они изо льда. "Господи боже, уж не мертвец ли он? По каким делам в Москве?"
   - Да, так чему мы обязаны вашим приездом? Конечно, если нельзя говорить, не говорите. Я не любопытна.
   Голубоглазый отпил кофе.
   - У меня нет секретов от вас, Вика. Если хотите, я расскажу, зачем я здесь.
   - Да? - спросила она равнодушно, вдруг потеряв к нему интерес. - Расскажите, конечно.
   - Я здесь из-за вас.
   Вика смотрела на него ошеломленно. Этого ей еще не хватало! Видно, в прошлый раз по пьяной лавочке она наговорила ему бог знает что; может, пообещала даже лечь с ним, а этот медведь принял все за чистую монету. Господи, как же теперь от него избавиться?
   - Из-за меня? - переспросила она тупо.
   Он кивнул:
   - Да, из-за вас, Вика.
   - И что вам от меня надо?
   - Я вас должен убить.
   Вика его ответ приняла за шутку, хоть и не очень остроумную, и вежливо рассмеялась:
   - В самом деле? И как же вы будете меня убивать?
   - Из пистолета, - сказал Голубоглазый. - Из пистолета вашего мужа. Он был в той комнате, в горке, в левом ящике.
   Вика подумала, что это ей снится. Это могло быть только сном, где все перемешано: Топорков, пистолет, тобольский гость, о разговоре с которым она забыла сказать мужу. Вот только она не помнила, встречала ли когда-нибудь наяву этого человека с такими холодными голубыми глазами.
   Самое неприятное заключалось в том, что сон не хотел проходить. Как ей ни хотелось, она не могла избавиться от наваждения. На всякий случай она вскочила и указала на дверь:
   - Уходите, слышите? Сию же минуту!
   Голубоглазый смотрел на нее, улыбался и молчал. И тогда Вика поняла одну вещь, очень простую и очень страшную. Она поняла, что не спит и не видит сон, что мужчина, сидящий напротив, не видение, не кошмар, который рано или поздно рассеется, а реальный, из плоти и крови, человек, и что уверенная, неприятная улыбка у него на губах не сулит ей ничего хорошего. Она ощутила, что силы оставляют ее, но все-таки сделала еще одну попытку и отодвинулась вместе с креслом.
   - Бросьте ваши глупые шутки! Слышите? Вы у себя в Тобольске всегда так шутите? И откуда вы знаете, где пистолет?
   - Ваш муж рассказал.
   - Он что, арестован? Господи! Уходите, прошу вас. Я ничего не знаю.
   Вика вдруг поняла, кто этот человек. Конечно же, он следователь ФСБ. Топорков арестован, этот следователь нашел его пистолет и теперь хочет ее припугнуть, чтобы она рассказала все, что знает.
   Голубоглазый все улыбался:
   - Я задам вам несколько вопросов. Вы не против?
   Вика, вспотев от ужаса, попыталась сохранить остатки достоинства:
   - У вас есть какой-нибудь документ?
   - Первый вопрос таков. - Он сдвинул брови. - Называл ли ваш муж одно имя? Странное имя?
   - Какое имя?
   - Сокол.
   Вика задумалась лишь на какую-то долю секунды. Потом кивнула. Лучше сразу во всем сознаться, ведь эти все равно выбьют из нее правду. Все равно все вышибут, что знаю, а лучше им не перечить. Тогда хоть калекой, может быть, не сделают.
   - Называл.
   - В связи с чем?
   - Он должен будет его убить. А может, просто болтал. Когда он напьется, на него часто такое находит.
   - Когда должен убить?
   - Когда Сокол сделает то, чего от него ждут. И Топорков его убьет.
   Голубоглазый снова свел брови:
   - Кто сказал ему?
   - Понятия не имею. Топорков сказал, его наградят новым "Мерседесом".
   Голубоглазый задумался, потом пожал плечами:
   - Вы кому-нибудь рассказывали то, что слышали о Соколе
   - Нет.
   Ответ прозвучал слишком быстро и слишком легко. Голубоглазый сунул руку в карман и вытащил пистолет Топоркова.
   Вика подавила испуганный крик и изо всех сил вцепилась в подлокотники кресла. В глазах у нее появились слезы.
   - Что вы делаете? Это же, это же... Если придет мой муж...
   - Он не придет.
   - Как не придет?
   - Я убил его.
   Слезы душили Вику. Голубоглазый смотрел на нее неподвижным взглядом, автоматически проверяя, хорошо ли насажен на ствол глушитель.
   - Почему?
   - Вы этого все равно не поймете, Вика. Итак, кому вы об этом рассказывали?
   - Одному татарину. Ренату.
   - Муж не говорил вам, что именно должен сделать Сокол.
   - Нет, нет. Ни слова не говорил.
   Голубоглазый неожиданно перегнулся через стол и погладил ее по волосам:
   - Беги, Вика.
   - Что? Куда?
   - Я должен убить вас. Вот из этого пистолета. Но если вы сумеете выбежать из квартиры. Бегите!
   Она поняла, что Голубоглазый дает ей шанс на спасение. Господи, но куда же бежать? Она с трудом поднялась и двинулась в сторону прихожей. Однако Голубоглазый загородил ей дорогу:
   - Не туда!
   Она сама уже не понимала, что делает и где находится, лишь видела светлые прямоугольники окон. Она бежала куда-то, понимая одно: во что бы то ни стало надо найти путь к спасению. У нее не было никаких оснований на это надеяться, никаких, кроме туманных слов Голубоглазого, и она цеплялась за то, что услышала в этих словах.
   Голубоглазый с удовлетворением наблюдал, как женщина, словно слепая, мечется по квартире, натыкаясь на стены, на стол, на шкаф. Слава богу, она будет вся в синяках, и следствие сделает заключение: Топорков избил ее, прежде чем застрелить.
   Наконец он решил, что синяков достаточно, и направил на нее пистолет. Раздался хлопок, и Вика, взвизгнув, рухнула на пол.
   Голубоглазый покачал головой: выстрел был громче, чем он ожидал. Оставалось надеяться, что соседи его не услышали.
   Вика судорожно билась на ковре. Полы ее халата раскрылись, и она была похожа на огромную бабочку с белым, крупным, здоровым и все еще красивым телом.
   - За что?
   - Мне вас жаль, Вика, - сказал Голубоглазый, пряча пистолет за спину, - но выхода у меня нет. Я лишь прошу вас: когда придет милиция, скажите, что это сделал Топорков. Обещаете?
   - Да-да, я скажу!
   - Вот и прекрасно. Все будет в порядке, увидите.
   - Но за что? За что?
   - Некогда объяснять. Ногу больно?
   - Больно. И живот.
   - Подождите. У меня есть лекарство. Американское. Я сейчас вызову милицию. А вы скажете им, что в вас стрелял муж. Обещаете?
   - Да.
   Он сунул руку в карман пиджака.
   - Я положу таблетку вам на язык. Проглотите ее целиком, не разжевывая. Сможете?
   - Да-да.
   - Чудесно. Закройте глаза и откройте рот!
   Вика подчинилась. К ней словно обращался сам Бог, и она слепо, не думая, выполняла любое его распоряжение.
   - Вот так. Ну-ка, пошире!
   Он быстро вложил дуло пистолета ей в рот, глубоко вздохнул и нажал курок.
  
   Часть 11
   Ренату снилось, что он стоит посреди виноградника со стаканом вина в руке и смотрит, как Николай нарезает на доске селедку, кружочки лука и лукаво подмигивает Ренату:
   - Пей до дна.
   Чья-то рука встряхнула его за плечо, и сон бесследно исчез.
   - Что такое? Я храпел?
   - Это-то еще пустяки. Хуже, что на улице стоит какая-то девушка и бросает к нам в окно камешки. Ты почему не сказал, что у тебя роман с этой девушкой?
   Ренат вскочил с постели и подбежал к окну. Была тихая лунная ночь, голые деревья перед домом бросали на тротуар редкие черные тени. Внизу, наполовину в тени, наполовину освещенная луной, стояла Раиса; она как раз наклонилась за очередным камешком. Ренат открыл окно и, не обращая внимания на мороз, высунулся наружу.
   - Раиса?
   - Здравствуй, Ренат.
   Ситуация была довольно забавной; Ренату, пожалуй, было бы смешно, если бы не холод, который тут же прохватил его до костей.
   - Что-нибудь случилось, Раечка?
   Молодая женщина с непроницаемым лицом смотрела на него снизу вверх:
   - Надо поговорить, Ренат. Вы можете спуститься?
   Он кивнул, закрыл окно, натянул спортивный костюм и, провожаемый любопытным взглядом, пошел к двери.
   - Эй!
   - Что?
   - Мне исчезнуть?
   - Куда ты исчезнешь? А, не о том совсем речь.
   - Тогда о чем же?
   Ренат щелкнул друга по лбу.
   - Хочешь верь, хочешь не верь, но я сам не знаю.
   - Но ее то ты знаешь?
   - Ее знаю.
   - Тогда спроси, у нее сестры нет случайно?
   - Тетка тебя устроит?
   - Если тетка молодая и красивая, то почему бы и нет. А если еще с такими же глазами! Ну, привет. Утром сообщи результат.
   Он повернулся лицом к стене и, судя по всему, заснул.
   Ренат сбежал по лестнице, с трудом открыл тяжелую дверь. Раиса нетерпеливо топталась на улице, ожидая, пока он справится с замком.
   Наконец он впустил ее в подъезд. На ней была новая шуба, не та, у которой оторвали рукав. Ренат посмотрел на бледное лицо Раисы и вдруг ощутил, что у него сжимается сердце:
   - Что случилось?
   Он с удивлением обнаружил, что Раиса едва сдерживает слезы.
   - Мы могли бы поговорить где-нибудь? Это недолго.
   Ренат огляделся:
   - Конечно. Вон в там поговорим. Произошло что-то?
   Она молча кивнула.
   - Что?
   Но Раиса не отвечала, пока они не уселись у батареи. Шубу, однако, она даже здесь не сняла. Ренату показалось, что она дрожит. Но едва ли причиной этому был мороз, хотя он и окрасил ее щеки ярким румянцем.
   - Меня переводят, Ренат, в ФСБ. Переводят по службе. Я получила приказ, что должна поступить, в общем, к другому начальству.
   - Понимаю.
   Он сказал совсем тихо, чувствуя, как напряглись его нервы и засосало в груди, где-то в области солнечного сплетения. Господи, не для того же она подняла его среди ночи, чтобы сказать об этом!
   - Но я не за тем пришла, Ренат. Мне другое покоя не дает.
   - Что же?
   - Я должна поехать в Уфу прежде, чем меня снимут с этого дела.
   - В Уфу? Зачем?
   - Я перечитала материалы следствия. И на меня словно озарение нашло. Я поняла кое-что.
   - Что?
   - Не хочу пока говорить об этом. Я должна сейчас же лететь в Уфу.
   Ренат силился что-нибудь понять, но без особого результата.
   - Ты хочешь сказать: в связи с убийством? Этот Амбал, или как его?
   - Я должна быть в Уфе во что бы то ни стало! Я прочла материалы, но сегодня мне нужно их сдать, а завтра мне их уже не дадут. Я весь вечер сидела над ними. И полчаса назад догадалась. Очень слабый след, неясная версия, но все-таки кое-что. Нужно сейчас же лететь в Уфу!
   - Гм-м. А я тут при чем, Раечка?
   Она бросила на него умоляющий взгляд:
   - Ты мог бы поехать со мной?
   Он широко улыбнулся, словно услышал хорошую шутку. Но это была не шутка. Что угодно, только не шутка.
   - Нет, это просто великолепно! - сказал он с отчаянием в голосе. - Вы хоть сами то понимаете, что говорите?
   Раиса крепко схватила его за рукав. Ренат лишь сейчас заметил, как тяжело она дышит.
   - Ты должен мне довериться, Ренат. Как я доверилась тебе. Больше сказать пока ничего не могу. Прошу тебя, поедем!
   - Господи, но как я могу поехать? Да и зачем?
   - Потому что ты нужен мне. Нужен кто-то, с кем я могу говорить откровенно, кого могу постоянно чувствовать рядом.
   Ренат вздохнул. Раиса произносила почти те же слова, что и Вика, когда они в первый или во второй раз были вместе. Господи, неужто женщины все одинаковы?
   - Послушай меня, Раечка. Во-первых, у меня работа.
   - Завтра твоему хозяину позвонят и скажут, что вы отсутствуете по делам государственной важности.
   - Во-вторых, у меня нет билета.
   - Билет здесь, в кармане.
   - Кроме того...
   Голос Раисы вдруг зазвенел:
   - Нет, никаких "кроме", Ренат! Топорков мертв!
   Ренату показалось, что его резко и беспощадно ударили в солнечное сплетение. Все закружилась перед глазами, он вскочил и снова рухнул на батарею.
   - Как? Что?
   - Его тело нашли сегодня вечером, несколько часов назад.
   - Где?
   - В террариуме. Его ужалила коралловая змея.
   Ренат, неожиданно для себя самого, засмеялся. Сначала тихо, потом все громче. Он хохотал и раскачивался на стуле.
   - Нет, это просто цирк! Топорков в террариуме! Со змеями!
   Он задохнулся, не замечая, что из глаз его катятся слезы.
   - А Вика?
   Раиса опустила глаза:
   - Ее тоже убили сегодня вечером, Ренат.
   Раиса приготовилась подхватить его, если понадобится, но, к ее удивлению, Ренат лишь махнул рукой.
   - Я знал. Когда ты сказала, что Топорков умер, я почувствовал, что Вика тоже. Сначала он Вику убил, потом себя. Я знал, что этим кончится.
   Он раскачивался на батареи.
   - Я тебе очень сочувствую, Ренат.
   Он кивнул:
   - Я всегда чувствовал: рано или поздно это произойдет. Только сейчас... - Он на несколько минут замолчал. - И как?
   - Топорков ее застрелил.
   Она не была намерена говорить об этом подробнее, хотя уже получила описание происшедшего со всеми деталями и с первыми выводами, которые сделало следствие.
   Раиса все поставила на одну карту и знала: то, что она сейчас делает, напоминает шантаж, но ей некогда было выбирать средства. Она встала, одернула шубу.
   - Ренат, мне надо ехать в Уфу. Я чувствую, что нащупала кое-что. Если сегодня или завтра я не разберусь в этом, то не разберусь никогда. Я хочу, чтобы вы помогли мне. Конечно, настаивать я не имею права.
   Ренат поднял на нее взгляд:
   - Ты считаешь, то, за чем мы туда едем, связано как-то со смертью Вики?
   Последние слова он произнес совсем тихо. Ему почему-то казалось: по-настоящему Вика умрет лишь тогда, когда он произнесет это ужасное слово.
   - Думаю, да.
   Он встал и прижал лоб к стеклу.
   - Можно допустить, что Топорков не покончил с собой?
   Раиса кивнула:
   - Слишком уж много самоубийств в этой истории. В Химках пенсионер, в Уфе рецидивист Амбал. Топорков расстрелял клетку со змеями, чтобы они его ужалили. Ты едешь со мной, Ренат?
   - Да.
   Город лихорадило предчувствием приближающейся весны. Воздух был тих и чист; солнце заливало улицы радостным и беспечным сиянием. Фонтан еще не работал, на его барьере сидел какой-то старик, окруженный охающей и плачущей родней, держался за сердце и, по всему судя, готовился отдать душу Аллаху.
   Раисе и Ренату после расспросов удалось найти тот самый недорогой ресторанчик. Раису тревожило душевное состояние Рената, но утешать его она не решалась, чтобы совсем не испортить дело. Он должен переболеть потерей Вики, как тяжелой, но не смертельной болезнью.
   Когда официантка неохотно остановилась возле их столика, движимая не чувством долга, а скорее желанием рассмотреть поближе шубу Раисы, Ренат попробовал отбросить тяжелые мысли и хотя бы немного приободриться. Он заказал ужин и две бутылки шампанского. Официантка принесла им заказ. Открыв бутылки с эффектным хлопком, она заговорщически сообщила, что шампанское высшего качества.
   Гул, стоящий в зале, и тучи табачного дыма постепенно вернули Рената к жизни; с глаз его словно спала мутная пелена. Он уже ясно видел все окружающее, и, хотя память о Вике еще ныла в каждой клеточке его тела, он не без удивления отметил про себя, что процесс выздоровления, очевидно, уже начался. Поймав взгляд Раисы, он улыбнулся ей и обратился к официантке:
   - Вы не выпьете с нами?
   Официантка ответила благосклонным взглядом:
   - С удовольствием. Только шеф пускай куда-нибудь выйдет. Я пока бокал принесу.
   - И еще бутылку такого же.
   Девушка удалилась за стойку, а перед стойкой в ту же минуту возник плотный, с непомерно большой головой человек; заложив руки за спину, он угрюмо оглядывал зал; Ренату показалось, что он бросил на них с Раисой ненавидящий взгляд.
   Спустя пять минут официантка вернулась с новой бутылкой и третьим бокалом в руках.
   - Чокнутый у нас шеф. Представьте: ревнует меня к посетителям.
   Ренат изобразил галантную улыбку:
   - Будь я на его месте, я тоже бы ревновал.
   Девушка рассмеялась и налила себе шампанского.
   - Может, закажете еще что-нибудь?
   Ренат заглянул ей в лицо и почувствовал, что ее зеленые, с поволокой глаза, чем-то напоминающие Вику, щекочут ему позвоночник.
   - Мы ищем одну знакомую Оксану. Она вроде бы здесь работает.
   Девушка тряхнула косой:
   - Работала. А месяц назад ушла. Просто исчезла, и все. Даже шеф ничего не знает. А вообще она правильно сделала; так и надо: ушла, и привет. Вот спадет весенний наплыв, я тоже сбегу отсюда. Прямиком в Москву. Говорят, там на улицах кишмя кишат старички-бодрячки, охотятся на таких, как я, и денег на них не жалеют. Вы москвичи? Как тот парень, с которым Оксанку в последний вечер видели? Голубоглазый. Мэтр говорит, взгляд у него: взглянет и человека насквозь видит. Увез он Оксану, она теперь наверняка миллионерша. Но вы не сердитесь, пожалуйста, мне идти надо. Встретите Оксану, передайте привет от меня. И выпейте за здоровье Голубоглазого. Ей-богу, он того стоит.
  
   ЧАСТЬ 12
   Толстяк с усами закурил сигарету и задумчиво вперил взгляд в облако дыма. Да, теперь есть все основания запускать машину на полный ход. Доказательства у них в руках, и доказательства не какие-нибудь. Топорков убит, а эта башкирка со своим кавалером. Господи, цены этой девке нет! Мало того, что красивая и аппетитная так еще и умна! Господи, если б моя жена была такой умной. Или хотя бы наполовину!
   Он лишь сейчас, неожиданно для себя самого, понял: наступил тот момент, когда пылкое чувство, связывающее его с женой, начало остывать. С некоторым испугом он вертел в пальцах сигарету, пытаясь представить, как будет выглядеть его жизнь без жены. Еще недавно он был уверен: она - последняя женщина в его жизни. И вот, надо же, природа вносит поправку. В самом деле, былого желания к жене он уже не испытывал; сейчас бы и наступить периоду долгих задушевных бесед, в которых крепнет взаимопонимание, но с женой особо не поговоришь. В политике, в философии она разбирается так же, как обезьяна в ядерной физике.
   Он помотал головой, прогоняя от себя образ возлюбленной, фыркнул, снял трубку и попросил соединить его с генералом Козиным.
   В кабинете Козина толстяк плюхнулся в кресло и тут же вытащил из кармана сигареты:
   - Ты позволишь?
   Генерал вздохнул. Пять минут назад он уже представил себе эту сцену, и вот она повторяется с абсолютной точностью, но уже в реальности. Толстяк кряхтел от наслаждения, громко сопел, выпускал кольца дыма и жмурился, словно дым щипал ему глаза.
   - Итак, генерал?
   Козин взял со стола трубку и начал вертеть ее в пальцах, словно это помогало ему обороняться от толстяка.
   - Не могу не признать, что ты был прав.
   Толстяк рассмеялся. Но смех его не был ни веселым, ни самодовольным.
   - Что вы почувствовали, узнав о гибели Топоркова?
   - Боюсь, что страх.
   - Теперь вы мне верите?
   - Я и до этого верил. Но мне необходимо было удостовериться.
   - Смерти Топоркова для вас достаточно?
   - Вполне.
   - И каков вывод?
   Генерал прикрыл глаза.
   - Мы должны нанести упреждающий удар.
   Толстяк кивнул:
   - Согласен. Вопрос лишь в том, по кому и как.
   И когда.
   - Именно: и когда.
   Генерал потер лоб.
   - Послушайте, Василий Николаевич. Когда вы пришли ко мне в первый раз, вы сказали, что я вас недолюбливаю, или что-то в этом роде. Теперь все наоборот? - с хитрой улыбкой спросил Петров.
   - Речь не об этом. Хотя в каком-то смысле я вынужден пересмотреть свою позицию.
   - Отдали бы вы за меня свою дочь?
   - У меня сын; да и тот такой же толстый и неуклюжий, как вы. Речь о том, что мне бы хотелось начать игру с открытыми картами.
   Толстяк прекрасно понимал, что имеет в виду Козин. Он протянул ему через стол свою руку:
   - Один за всех, и все за одного. Вы это хотели сказать?
   Хотя и рукопожатие, и мушкетерский девиз, на вкус генерала, несколько отдавали патетикой, он охотно вложил свою руку в мягкую ладонь Петрова.
   - Я хочу сказать, что мы зарываем топор войны между ГРУ и ФСБ. Они потрясли руки друг другу. Генерал посмотрел на шкафчик, стоящий в углу:
   - По русскому обычаю, не скрепить ли наш союз рюмочкой?
   Петров сделал протестующий жест.
   - Лучше потом, в конце. Не будем пропивать шкуру неубитого медведя. Лучше давайте к делу. Я слушаю вас.
   Генерал пожал плечами:
   - Я душой и телом с вами. То, что вы предприняли, целиком оправдалось. Вы навлекли подозрение на Топоркова, и они убили его. Я думаю, лучшего доказательства, что Топорков говорил правду, днем с огнем не найти. Значит, это не бред алкоголика, а стопроцентная реальность.
   - Существует, значит, и Сокол.
   - Никаких сомнений.
   - И цель его; убиты люди, также полковник ГРУ, хотя и на пенсии, но они когда-то были очень хорошие друзья.
   Толстяк подергал усы.
   - Прекрасный расклад, мой генерал. Но тем не менее вы правы. Вывод: мы должны выследить Сокола.
   - Правильно. Должны выследить его. Есть одна лишь крохотная помеха. Мы понятия не имеем, кто он такой.
   - А как это можно узнать?
   Генерал Козин тяжело вздохнул:
   - Существует отдел кадров. В конце концов, Топорков ведь служил в милиции. Надо обработать Ускова, чтобы он открыл нам двери. Там мы сможем облазать все сверху донизу, выпотрошить всех сотрудников, хотя дело будем иметь, конечно, не с пансионом благородных девиц, а с профессионалами, которые умеют хранить тайны. Результат более чем сомнителен. К тому же, если мы будем очень уж шуровать, Сокол встревожится и затаится. И выйдет на операцию в такой момент, когда мы этого меньше всего ожидаем. Эх, знать бы, кто он такой!
   Толстяк с довольным видом откинулся в кресле:
   - Я знаю.
   - Что?! - генерал пригнулся к столу и замер, словно ему защемило нерв между позвонками. - Вы знаете?
   - Да, знаю.
   - Тогда говорите!
   - Постойте минутку, давайте начнем с начала. В прошлый раз говорили о том, что я перевожу ко мне Раису Сазонову.
   - Ну?
   - Прежде чем перейти ко мне, она сделала еще одну отчаянную попытку. Отправилась со своим другом в Уфу. На наше счастье.
   - В Уфу? Черт возьми, зачем?
   - Поискать следы. И нашла кое-что.
   - Не терзайте меня, генерал!
   - Помните: Бунин поминал какого-то Голубоглазого Монте Кристо, который сбросил его с моста?
   - Помню. И что?
   - Человека с голубыми глазами видели и в Уфе!
   Генерал, замерев, смотрел на Петрова.
   - Не может быть!
   - Исчезнувшую официантку, кстати, подругу того забулдыги, которому перерезали глотку, незадолго до убийства видели в обществе элегантно одетого мужчины с голубыми глазами, приехавшего, как можно считать, из Москвы.
   Генерал постучал ручкой по зубам.
   - Черт возьми.
   - Вот я и спрашиваю вас, генерал: известен ли вам человек с голубыми глазами, способный на все?
   Генерал Козин помрачнел:
   - Нет.
   - Вы можете подождать полчаса?
   - Если вы просите, сколько угодно.
   - Здесь посидите или пройдетесь?
   Толстяк поднялся.
   - У вас еще работает Алла Буйнова?
   - Работает. Но, сообщив это, я нарушаю служебную тайну.
   - Нарушайте уж до конца.
   - Второй этаж, комната сто три.
   - Спасибо, генерал. И она все еще, как бы это сказать, такая?
   - Такая, - сказал Козин. - К тому же только что развелась. Валяйте!
   - Что ж, пойду пройдусь. Пока, генерал!
   - И вам, Дон Жуан.
   Петров рассмеялся, погасил сигарету и, переваливаясь, вышел в коридор.
   Когда он спустя полчаса вернулся, Козин сидел за своим столом, угрюмо глядя перед собой.
   Петров одним взглядом оценил обстановку.
   Генерал поднял голову:
   - Можно поздравить? - спросил он Петрова.
   - Во всяком случае, шансы у меня есть.
   - Тогда поздравляю.
   - Оказывается, она обожает выходить замуж. Я у нее буду пятый. Говорит, с таким толстым мужчиной она все равно еще не спала. Так что охотно попробует. Конечно, с условием, что мы распишемся: "Буду, - говорит, - генеральшей".
   - Так распишитесь!
   - Но моя жена разводиться не хочет.
   Несмотря на непринужденный, даже легкомысленный тон, он просто сгорал от нетерпения. Петров скромно улыбнулся.
   - Нашел я его.
   Генерал почувствовал, что ему становится жарко.
   - Кто это?
   Петров кисло улыбнулся:
   - Покойник.
   - Покойник? Он умер? Когда?
   Петров взял со стола лист бумаги. Это была обычная бумага, какими пользуются в работе с компьютером.
   - Ликвидатор, по национальности чечен. Особая примета: голубые глаза. Закончил Рязанское ВДВ, потом нашу школу в Сходне. Американский Рембо против него - ребёнок. Потом направлен в Чечню для ликвидации чеченских командиров, там пропал без вести. Его видел мертвым один свидетель, который позже попал в плен к чеченцам, вернулся в результате побега из плена. Его имя впрочем, имя значения не имеет, раз его нет в живых.
   - Конечно, - кивнул толстяк. - Раз нет в живых.
   - Вот и все,- подвел итог Петров. - Вы рассчитывали на большее?
   - Не знаю, - задумчиво сказал генерал Козин. - Надо это переварить.
   Генерал оперся на стол и заглянул старому другу в глаза.
   - И еще вот что, дружище, - начал он со зловещим спокойствием. - Когда машина выдала эти данные, я позвонил одному человеку, своему старому другу. Он готовил курсантов наших с такой подготовкой. Он тоже считал, что Хозбулатов погиб. И он сказал мне...
   - Что?
   - Мы должны,- сказал он, - молить Бога, чтобы известие о смерти его оказалось правдой. Ибо, если он жив, наши шансы равны нулю. Этот человек - сущий дьявол. Он хуже самого дьявола. Если он собрался убить кого-либо, он это сделает. Остановить его невозможно! У него есть одна особенность: cтарается убивать людей с помощью змеев.
   Толстяк задумался.
   - Значит, этот человек - Летучий голландец - покойник Сокол. Вы говорите, его невозможно остановить? Кажется, я знаю, кто способен это сделать. Я бы все-таки не опускал руки.
   - Послушай, Василий Николаевич, - сказал генерал, нервно поглаживая седой ежик на голове. - Этот человек, по всем документам, мертв. Его смерть подтверждают свидетели. Кто может остановить мертвеца?
   Василий Николай загасил сигарету и улыбнулся, глядя на генерала. Улыбка его была загадочной и даже немного зловещей:
   - Кто может остановить мертвеца, мой генерал? Только другой мертвец!
   - Ты хочешь сказать: рыбак рыбака видит издалека.
   ЧАСТЬ 13
   Человек снял рукавицы и прислонился к дереву, чтобы отдышаться после крутого подъема. Пес куда-то с лаем умчался и вскоре исчез в чаще: наверное, учуял след кабана. Невдалеке стучал по стволу дерева дятел, отыскивая уснувших на зиму личинок.
   Человек был высок и светловолос. На плече его висело охотничье ружье. Он присел, набрал горсть снега и вытер им лоб. Снег, выпавший перед самым рассветом, был чист и девственно бел.
   Человек свистнул, зовя пса, и несколько минут терпеливо ждал. Пес, однако, не появлялся; даже лая не было слышно.
   Человек решил, что не будет спешить, подождет пса. В конце концов, собака тоже имеет право побегать. Целый день слоняется возле дома, а когда кто-нибудь приходит - в последнее время людей почему-то все больше - Рекс должен сидеть на цепи. С тех пор, как пес порвал штаны одному слишком бойкому охотнику, хозяин стал за него опасаться. Правда, Рекс не возьмет у чужого пищу, но ведь, если ты хочешь извести собаку, для этого есть тысяча других способов.
   Лесник снова прислонился к стволу, налюбовавшись странным узором голых ветвей на фоне неба. Словно целое стадо гигантских лосей промчалось когда-то здесь, и Господь сотворил из их рогов кроны деревьев. Неяркий свет весеннего солнца просачивался сквозь ветки, всеми цветами радуги зажигая сосульки и бросая веселые блики на снежное покрывало.
   Издалека донесся едва слышный гул проходящего поезда.
   Прошло десять минут, а пес все не давал знать о себе. Лесник сложил пальцы и два пальца сунул в рот, и свистнул в чащу: в ответ лишь дятел прекратил свой прилежный стук. Шум поезда же, напротив, усилился: вагоны гремели, словно возле самого кардона поезд проходил.
   - Рекс!
   Никакого ответа. Лесник нахмурился. Сколько пес живет у него, а еще не случалось, чтобы он убегал так надолго. Особенно если идет с хозяином в лес. Рекс был псом послушным и лишь весной иногда убегал на всю ночь, чтобы утром вернуться с выдранными клочьями шерсти, но с блаженством на плутоватый морде.
   - Рекс!
   Лесник решил подниматься дальше, хотя перед тем собирался обойти гору. Сейчас он подумал, что надо, пожалуй, проверить корм для лосей: не присоседился ли к нему кто-нибудь. В последнее время частенько случалось, что охапки сена, приготовленные для лосей, через несколько часов исчезали бесследно. Местные жители забирали для своих коров.
   Он вздохнул и поправил ружье, висящее на плече. Ремень, скользнув по коже куртки, пропел знакомую, успокаивающую мелодию.
   Лесник все еще размышлял, кто ворует сено, когда на тропе перед ним появился мужчина в лыжном костюме, который, закрывая лицо, оставлял только узкую щель для глаз. Лесник сделал движение, пытаясь сорвать со спины ружье, но опоздал.
   - Обернись назад, приятель!
   Лесник оглянулся. В нескольких шагах от него стоял толстый невысокий человек с маленьким автоматом "Узи" в руках.
   - Подними-ка руки, и без шуток!
   Человек в лыжном костюме не спеша подошел к нему и коснулся его груди стволом автомата.
   - Ты Александр Нилов?
   Лесник кивнул.
   - Можешь опустить руки.
   Лесник подчинился.
   - Брось на землю ружье.
   Лесник бросил. Он знал: одно необдуманное движение и толстяк пошлет ему в спину автоматную очередь.
   - Мы давно тебя ищем, Саша.
   Лесник поднял брови.
   - Ты не узнаешь меня?
   Голос был знаком леснику, но он так и не смог определить, кто скрывается под спортивной шапочкой. Он украдкой взглянул на второго мужчину: тот был одет как простой лыжник, шею его укутывал шарф. Человек был толст, даже слишком толст, но это, разумеется, вовсе не означало, что он не умеет стрелять.
   Лесник наморщил брови и сосредоточился, изо всех сил стараясь понять, где слышал он этот голос. Пока, увы, ничего не получалось. Человек в лыжном костюме наклонился, поднял ружье Александра и прислонил его к стволу дерева.
   - Я скажу лишь одно слово, Саша: Ханкала. Тебе оно напоминает что-нибудь?
   Лесник чувствовал, как гулко бьется у него сердце. Он вытер внезапно вспотевший лоб и пристально вгляделся в глаза. Толстяк тихо смеялся у него за спиной.
   - Ты Саша?
   Человек в лыжном костюме потряс головой.
   Слишком много воспоминаний вдруг заклубилось в нем, мутным потоком заполнив душу. Порой он и раньше с тревогой думал, что прошлое может еще протянуть за ним свою черную руку; однако он не рассчитывал, что это случится так скоро и при таких обстоятельствах.
   Человек в лыжном костюме грустно покачал головой.
   - Молчишь, Саша? Ну, разумеется. Ты человек лесной, молчаливый.
   - Кто ты такой?
   - Ты Александр Нилов?
   - Я тень из прошлого. Но живая тень.
   - Ты согласен помощь нам, Саша?
   - Нет.
   - Почему?
   - Я не помогаю тем, кого не знаю.
   - Правильно, - неожиданно произнес толстяк.
   Александр чувствовал: что-то в этом мире не так. Солнце утонуло в поднимающейся из леса сырой, липкой дымке; свежее, чистое утро незаметно перетекло в угрюмый день. С веток на плечи Александру падали черные тяжелые капли; птиц не было слышно, словно их вообще не водилось в этом лесу.
   Он повесил ружье на плечо и вздохнул. Итак, прошлое жестоко и властно напомнило о себе; напрасно он тешил себя мыслью, что забыл о нем навсегда. Несколько лет он надеялся, что родной его лес, шорох листвы под ветром, силуэты зверей в сумерках, визг и хрюканье кабанов, пение глухарей в утренней тишине - все это сотрет в его памяти страшные следы чеченской войны.
   Увидев костер - человек в лыжном костюме как раз бросил в огонь охапку хвороста, - он даже не взглянул на Сашу. У толстяка на голове была спортивная шапочка, из-под нее виднелись лишь толстые красные губы.
   - Где моя собака?
   Человек в лыжном костюме пошевелил дрова в костре, затем медленно поднял глаза на Сашу.
   - С ним все в порядке. Он под присмотром. Не могли же мы допустить, чтобы он перегрыз нам горло.
   - Кто ты такой?
   - Подойди, майор, и посмотри.
   Лесник поднял свое ружье, вытащил из кармана патрон и подбросил его в воздух. Толстяк, как завороженный, следил за его полетом, пока патрон не упал на снег.
   Человек в лыжном костюме кивнул, подобрал "Узи" и, не произнеся ни слова, повернул его так, что дуло оказалось направленным прямо в грудь Александра.
   Лесник сделал вид, будто не замечает этого. Он поднял с земли патрон и, широко размахнувшись, швырнул его вверх.
   Когда патрон, описав дугу, падал вниз, человек в костюме выстрелил. Автомат прогремел дважды; на втором выстреле патрон кувыркнулся и отлетел в кусты, на добрый десяток метров. Лесник пошел за ним, осмотрел и поднял вверх. Человек в лыжном костюме кивнул и, когда лесник бросил ему патрон, ловко поймал его в воздухе. Александр поднял свое ружье, но соперник замахал рукой:
   - Нет, бери тоже "Узи"!
   Толстяк принес Александру автомат. Когда патрон взлетел в воздух, лесник несколько мгновений не шевелился. Потом толстяк снова не смог уловить движение, вскинул оружие. Грянул выстрел, и патрон исчез за деревьями.
   Александр бросил "Узи" к ногам толстяка. Потом поднял свой нож, посмотрел, не выщерблено ли лезвие, и сунул его на место.
   Двинувшись вниз по склону оврага, он уже тихо насвистывал.
   - Александр!
   Лесник медленно обернулся. Он бы не удивился, если бы вновь оказался с глазу на глаз с автоматом.
   - Пса отпустите. Он найдет дорогу.
   - Саша!
   Лесник стоял неподвижно. Его холодные голубые глаза пристально смотрели на человека в спортивным костюме.
   - Ты не хочешь знать, кто я?
   - Нет.
   - Почему?
   - Мне до вас нет никакого дела.
   - Прошлое не сотрешь из памяти, Саша.
   - Я стер.
   - Ошибаешься, Саша.
   Лесник равнодушно пожал плечами и двинулся было дальше. Человек в спортивном костюме встал, упер руки в бедра.
   - Послушай, меня сынок! Но ты не лесник, ты солдат, Саша.
   - Я лесник. А майора Нилова больше нет. Есть Нилов-лесник.
   - А я пришел к майору Нилову. Вернись, Саша!
   Лесник замер.
   - Кто вы такие?
   - Подойди сюда, посмотри!
   Не обращая внимания на автомат, опять оказавшийся у толстяка в руках, лесник перепрыгнул через костер и спокойным движением сдернул спецназовскую шапку с головы второго.
   Седой человек с коротким ежиком волос засмеялся. По лицу его побежали насмешливые морщины; но в его смехе не было подлинного веселья.
   - Господи боже! Генерал майор Козин!
   - Уже генерал-лейтенант Козин, - поправил его седой. - Есть у тебя какое-нибудь желание, майор Нилов?
   Лесник кивнул:
   - Отпустите мою собаку.
   И, повернувшись, пошел к своей избушке.
   К концу дня поднялся ветер. Он свистел, вздымал с земли снег и вихрем носил его по поляне вокруг избушки. Меж деревьев бродили звери, которых приручил Александр, они ждали подкормки, которой Александр обычно радовал к вечеру. Когда печка прогрела тесное помещение, толстяк снял свою шапку, потом и куртку. Лесник лишь сейчас узнал в нем генерала ФСБ. Он не был восторженным от этой встречи, как не в восторге был и от той организации, которую тот представлял. В конце концов, ведь и толстяк был причастен к тому, что жизнь Александра сложилась именно так, а не иначе. Хотя у него, конечно, в мыслях не было винить во всем том, что ему пришлось испытать.
   Генерал Козин, подняв на окне занавеску, с любопытством разглядывал лося:
   - Он у тебя что, ручной?
   Лесник пожал плечами:
   - У этого лося есть своя история. Старые охотники часто высказывали предположение, что животное может сразу понять, дружественны или враждебны намерения человека по отношению к нему. Мои личные наблюдения над обитателями леса в основном привели меня к тому же выводу, хотя должен сказать, что далеко не во всех случаях животное способно быстро разобраться в нашем поведении. Четвероногие мои друзья вряд ли смогут точно определить цель, преследуемую человеком, однако они от природы наделены своеобразной интуицией, которая, без сомнения, позволяет им почуять отношение человека к ним, и в зависимости от этого они становятся либо настороженно беспокойными, либо безразличными. Но нельзя утверждать, что звери обладают безошибочным чутьем, они довольно часто ошибаются: инстинкт самосохранения иногда заставляет их быть излишне осторожными.
   С давних пор у охотников существует неписаный закон, не позволяющий при приближении к опасному дикому зверю, предполагаемой добыче, слишком упорно смотреть на него или же думать сосредоточенно, что он должен быть убит: зверь может угадать намерения человека, и исход охоты будет печальным.
   Звери редко встречаются с человеком, он представляет для них лишь предмет любопытства. При таких случайных и неожиданных встречах дикие звери, большинство из видов, остановятся на месте и будут смотреть на него с удивлением. От человека будет зависеть, сочтут ли его обитатели диких мест за доброго соседа или за врага. Бывает, что пройдет лишь немного времени после того, как человек поселился в лесной глуши, но несколько его дерзких поступков навсегда восстановят против него четвероногих обитателей. И, наоборот, если человек проявит терпимость или открытую доброжелательность, очень скоро он вызовет интерес лесного народа, и кое-кто из животных после нескольких несмелых шагов станет часто навещать это странное двуногое существо, такое непохожее ни на кого из них, которое поселилось у них в лесу и живет себе, живет, и никому не мешает. Из животных, которые населяли землю в доисторические времена, только лось и сохранился до наших дней. Только он, по-видимому, был в состоянии приспособиться к коренным изменениям в климате, которые привели к вымиранию могучих представителей животного мира, таких, как динозавр. Тем не менее у меня есть основание предполагать, что животные, наделенные стадным инстинктом, обладают менее развитыми умственными способностями, чем те, которые живут семьями или в одиночку. Мне кажется, что есть лоси, обладающие какими-то крупинками мудрости, которые они унаследовали от своих далеких предков. Я невольно ждал чего-то не совсем обычного, потому что его образ жизни требует необыкновенного напряжения. Но от других лосей, как правило, мы не ждем ничего особенного, хотя отдаем им должное за тонкое обоняние, чуткий слух и за своеобразную хитрость, выработанную в борьбе за существование.
   Василий Николаевич слушал внимательно рассказ Александра. Он прервал мысли Василия Николаевича.
   - Вас они наверняка испугаются. Они не любят чужих.
   - Как и здешние жители. Верно?
   - Да ваше ведомство боятся все жители.
   Александр зажег керосиновую лампу с закопченным стеклом и поставил ее над столом.
   - Добрый вечер.
   - Добрый вечер, - ответили гости, наблюдая, как Александр, открыв дверь у буржуйки, кладет туда дрова.
   Генералы улыбнулась.
   Лесник подошел к окну и встал рядом с толстяком, с тревогой глядя на тени, что, словно призраки, носились вокруг сторожки в густеющих сумерках.
   Толстяк насмешливо улыбнулся.
   Лесник помрачнел. Рот его стал узким, как лезвие бритвы. Он все еще смотрел на лося, словно раздумывая, давать ему корм или сегодня не стоит.
   - Унесет ветер сено, - сказал он наконец. - Куда пропал Рекс?
   - Те, кто смотрят за ним, просто выполняют приказ.
   Лесник насмешливо посмотрел на него:
   - Вы тоже приказ выполняете, товарищ генерал?
   Седоволосый кивнул:
   - Да, я тоже.
   - На сей раз чей?
   - Как ни странно тебе покажется, Саша: собственной совести.
   Лесник с удивлением вскинул голову.
   - Вот как! Похоже, в Москве что-то все-таки происходит.
   Теперь толстяк удивленно уставился на него.
   - У тебя здесь даже нет телевизора?
   - Нет.
   - А радио?
   - Я слушаю только погоду.
   Василий Николаевич, не веря своим ушам, качал головой:
   - Как же можно так жить?
   Лесник еще сильнее сжал губы.
   - Только так и можно.
   - Не хотите же вы сказать, что вас, кроме зверей, ничто не интересует?
   Лесник улыбнулся:
   - Звери тоже не очень. Я бобров больше люблю.
   - Черт возьми!
   - Вы пришли, чтобы узнать, кого я больше люблю?
   Генерал вытянул уставшие ноги, погладил свой ежик.
   - Ты нам нужен, Александр, я хочу сказать, майор Нилов.
   Голубые глаза лесника неприязненно блеснули:
   - Я сказал, что я уже не майор Нилов. Просто лесник Нилов.
   Генерал словно не слышал этих внешне спокойных, но наполненных сдержанной страстью слов.
   - Я расскажу одну историю. Можно, Саша?
   - Рассказывайте, если хотите. Чай или кофе будете пить?
   - Знаешь, лучше водки. Или ты пьешь один березовый сок.
   - Есть бутылка самогона, - сказал Александр.
   - Интересно, - обернулся толстяк, который все еще стоял у окна.
   - Дело в том, Саша, что у нас беда.
   - Да ну?
   - Я серьезно. У нас, значит, и у меня, и у моего друга, и у многих других. Не думай, что я решил пропагандой тут заниматься. Пропагандой я сам сыт по горло. Нам грозит новый Чернобыль.
   Глаза лесника блеснули, но он промолчал.
   - Дело в том, что бывают события, последствия которых просчитать невозможно. Для них нет и государственных границ. Как для ядерной пыли, что летит над головами у пограничников.
   Александр снова насмешливо улыбнулся:
   - Тогда чего бы вам не поднять спецназ, товарищ генерал? Или не на кого поднимать? Против глупости спецназ бессильный? Что же это у вас, товарищ генерал, за спецназ такой!
   - Не хочу тебя уговаривать, Саша, но они здесь бессильны.
   Тут в разговор вступил Василий Николаевич:
   - Вы знаете, какие изменения происходят в стране?
   - В общих чертах. На прошлой неделе ходил за зарплатой, не привезли. Говорят, денег в банке нет.
   Толстяк отвел взгляд.
   - В этом Лесничество виновато.
   - Ну, разумеется. Счастье еще, что Лесничество есть. Иначе нам бы не на что было ссылаться. Но меня, честно говоря, все это мало интересует. Не будет денег, найду, чем прокормится. А летом буду варить себе уху, грибы заготавливать буду, травы, ягоды.
   - С тобой можно серьезно говорить, майор?
   - Вряд ли. Если мы начнем говорить серьезно, это рано или поздно кончится дракой. А какой в этом смысл?
   Генерал покачал головой.
   - Вы ведь приносили присягу, майор Нилов!
   - Конечно. Только кто первым нарушил ее? Страна, которой я служил. Она меня бросила, отшвырнула в сторону, как пустую бутылку из-под водки. Вы прекрасно знаете, товарищ генерал, что тогда, в Чечне, а какой смысл все это вспоминать! Словом, я не спрашиваю, как вы там справлялись со своей совестью.
   - Я солдат, Саша.
   - Четыре месяца я сидел в той чертовой яме, ждал, когда придут свои и спасут меня. А вы вели переговоры, над головами у нас, иной раз я даже слова разбирал. А потом явился хохол Бутко. Помните такого?
   - Помню, - мрачно ответил Козин.
   - В каком он чине теперь?
   Козин колебался. Он бросил взгляд на Василия Николаевича, словно ища помощи у него, но тот отвернулся.
   - Покойник он давно.
   - Нашлись-таки хорошие люди, которые оторвали ему голову. Империя от меня отвернулась. Я тоже отвернулся от нее. И больше никогда не хочу иметь с ней дело,
   В избушке воцарилась тяжелая тишина. Первым ее нарушил Петров:
   - Та Война кончилась, Саша.
   - Кончилась? Вряд ли. Война кончится лишь тогда, когда умрут все, кто участвовал в ней. Война продолжается внутри нас.
   - Мы как раз и хотим, чтобы войны никогда больше не было.
   - Мы и раньше хотели этого.
   - Ты должен понять кое-что, Саша. Сейчас на развалинах перестройки рождается, пробует родиться что-то новое. Из крови и грязи, из обломков прежней жизни. Но, конечно, есть люди, которые очень хотят, чтобы новое не родилось.
   Лесник презрительно усмехнулся:
   - Может быть, это здорово звучит с трибуны. Но идите сюда, посмотрите в окно. Мы в гуще леса. Кому вы станете здесь объяснять, как важна миру ваша перестройка. Зверям? Лоси будут спокойно пастись даже в том случае, если завтра здесь приземлятся летающие тарелки и захватят власть.
   - Но мы-то, Саша, не звери.
   Лесник нетерпеливо махнул рукой:
   - Хорошо, я об этих вещах не хочу с вами спорить. Что вам от меня нужно?
   Тогда заговорил генерал. Он поведал о трех убийствах и о выводах, которые вытекали отсюда; добравшись до Сокола, он замолчал.
   Александр поднял на него взгляд:
   - Кого вы подозреваете?
   - Никого. Мы никого не подозреваем. Мы знаем, кто все это сделал.
   Твой старый знакомый Сокол.
   Почти смакуя каждый звук, генерал произнес:
   - Хозбулатов Руслан.
   Лесник смотрел перед собой остановившимся взглядом. Еле заметная дрожь пробежала по его телу. Подойдя к окну, он ухватился за подоконник.
   - Вы уверены в этом?
   - Да.
   - Но ведь Хозбулатов погиб.
   - Я тоже долго так считал.
   - Но вдруг это другой человек, хотя и с такими же, как у тебя, голубыми глазами?
   - Ты сам в это не веришь, Саша. Нет, тот человек Хозбулатов - твой враг.
   Лесник пожал плечами:
   - У меня уже нет врагов. Разве что зима. Когда мне нечего будет дать зверям. Какое мне дело до него?
   - А все, что произошло в Чечне?
   - Я это забыл.
   Генерал вздохнул и поднялся:
   - Что ж, тогда нам действительно не о чем говорить. Видно, близок момент, когда мы, уже не способны понять друг друга.
   Александр печально покачал головой:
   - Это разные вещи, товарищ генерал. Но ваша власть, оттолкнула меня, и я решил: пока жив, пальцем не шевельну ради вашей защиты. Просто я по горло сыт всем этим. Я видел на Кавказе убитых. И тогда я сказал себе: хватит! Государство, которое бессмысленно отправляет на бойню своих сыновей, не заслуживает того, чтобы дальше защищать его. Я, Александр Нилов, не могу никого судить: это сделает за меня история. А пока я буду кормить потихоньку своих зверей. Ну, разве что стану воровать для них сено, как воруют сейчас у меня.
   Генерал махнул рукой и пошел к двери. Однако толстяк не двигался с места. Он покосился на полку, укрепленную на стене над топчаном, потом неуклюже встал, протянул руку, взял с полки горсть костяшек домино.
   - Вы играете в это?
   - Да.
   - В одиночку?
   - В домино можно и в одиночку.
   Толстяк покачал головой и высыпал кости на стол.
   - И хорошо играете?
   - Терпимо, - невесело улыбнулся лесник. - Побеждаю всегда я.
   - Прекрасно.
   Петров принялся ставить костяшки в ряд, частоколом. Генерал застегнул куртку, повесил на плечо "Узи" и нетерпеливо окликнул спутника:
   - Вы что, в домино играть собираетесь? Нам к вечеру надо быть во Владимире.
   Василий Николаевич как раз кончил расставлять домино. И, вытянув толстый, коротенький палец, указал им на первую костяшку.
   - Притчи я терпеть не могу. И все-таки. Скажем, это Россия, а что будет завтра?
   Толстяк забросил на плечо автомат.
   - Это не моя выдумка. Я видел это еще во время вьетнамской войны. Если кто-нибудь падает, то за собой тянет другого. Ну, до свидания!
   Александр долго смотрел им вслед, пока они не исчезли за деревьями.
   Потом пошел дать сена лосям.
   К полуночи он проснулся: снаружи Рекс царапался в дверь. Впустив пса, Александр дал ему поесть, но пес отказался: видно, где-то его хорошо покормили.
   После этого он опять заснул и видел тревожные, беспокойные сны. Он был снова в Чечне, в то самое утро, когда, по прошествии долгих лет, встретился с Хозбулатом.
   Что знал Александр о Кавказе? Бывал там в командировках, месяц оттарабанил в Северной Осетии. Участвовал в операциях по изъятию оружия. В армии в его части служили кабардинцы, чеченцы, аварцы, осетины, ингуши, кумыки, азербайджанцы, грузины. В школе, классе в пятом-шестом дружил с чеченцем. Ничего парень был. Читал много, но математику, физику ох как не любил. На всю жизнь Александр запомнил, как классный руководитель Валентина Ивановна попросила, требовательно попросила отнести записку отцу его. Очевидно, пасквильную. Пришел Александр вечером к другу. На улице встретил его отца, сурового горца. И не отдал записку. Как же он своими руками мог протянуть кнут для порки приятеля?! Спросил, где Усман, и ушел. А утром перед всем классом Валентина Ивановна обозвала его трусом, мол, побоялся мести чеченца. Это Усман научил его нескольким чеченским фразам. Первая была "Ева, су хо ез". Что-то вроде "девушка, я тебя люблю". До злополучной записки Александр предназначал эту фразу наряду с "Аила ваю" для Валентины Ивановны (кто не влюблялся в юности в симпатичную учителку?). А после отчитывания перед всеми ребятами он сказал ей: "Ева, сун хо ца вез!" и выбежал из класса. Больше Александр ее не любил.
   Вся его жизнь в бывшем многонациональном СССР в общении с людьми разных наций не позволила ему стать националистом. Он недолюбливал только цыган, как и все, что связано с обманом, гороскопами, гаданиями, предсказаниями, хиромантией, знахарством и прочей дребеденью. Даже то, что слово "цыгри" пишется, как исключение из правил, через "ы" тоже казалось ему подтверждением цинизма цыган. Недолюбливал, но не более того.
   Александр не боялся Кавказа. Голова уже плохо соображала. Хотелось спать. Еще бы! За двое суток два часа сна. Не считая нервов и переживаний.
  
  
   - В общем, Москва настаивает, чтобы мы взяли Хозбулатова. По их оперданным, злодей на пути в Чечню. Кто-то видел его в столице. Дал там инструкции своим людям и свалил. В Москве на ушах стоят из-за чеченцев. Ждут диверсий. Говорят, Хозбулатов нужен позарез. Хотел послушать, как начальник предложит ему экскурсию в горячую точку. Предложил:
   - Поедешь, Сашка?
   - Семена дадите?
   - Какой разговор? Кто нужен, тех и бери.
   - Только Семена.
   - Москва обещает поддержку. Их агент...
   - Вот этого не надо. Я понимаю, и вы тоже, почему меня хотят заправить в Чечню. Старички генералы желают спокойного пенсиона. А тут такая зацепка избавиться от меня. Вот и боятся нашей инициативы.
   - Ну и характер! Я дал тебе зеленую улицу и полное "добро" на задержание. На меня тоже давили и намекали.
   - Ладно, оставим это. Но позвольте мне самому поискать Хозбулатова.
   - В Чечне разные течения. И правительство, и оппозиция, и мафия. И националисты, и против русских настроенные. Разные люди. Почему бы не воспользоваться помощью сочувствующих офицеров милиции Чечни? Вы их лично знаете?
   - Ладно, решай это сам. Выписывай командировку.
   В самолете пили водку, мало кто помнил. Летели с вояками офицеры управлений внутренних дел разных областей России в горячие точки Кавказа. В основном, в Осетию. Едва Александр проговорился о Чечне, как Семен перебил его новым рассказом из осетинского опыта. Семен понял оплошность. Наконец Александра укачало, и он прилег на ящиках с оружием. В дреме после разговоров ему виделся Кавказ.
   А дела в Чечне неважные. Раздор и распри. И трудно многострадальному народу. Насильно покинул тогда народ свою родину. Страдали и умирали. Но не стреляли друг в друга. Теперь обнажились кинжалы предков. И иные клинки обнажились: ракеты да танковые стволы. Умирают юноши. Убивают мужчин. Отгородились от России, но в Россию ездят. И Россия может приехать. На своих танках. Прилетят бомбы, прибудут каратели. А неразумные призывают бороться с урусами, хотят взрывать да пугать их напастями. И клянутся Шамилевым именем, и зовут газават. А кто газават не принял, тот должен содержать его воинов. И молчит пока народ, не решается сказать он, как быть народу чеченскому, как не допустить крови малой и большой крови.
   - Совсем очумел Сашка, вставай, приехали. Ты что, ругаешься по-чурбановски?! - тряс Сашу Семен. Самолет стоял на каком-то аэродроме. Пекло солнце и пахло расплавленным асфальтом.
   - Не по-чурбановски, а по-чурбански. Хотя Чурбанова когда-то слышал. И не ругаюсь вовсе. Разбудил на самом интересном месте.
   - Да ты и не спал. Сидел страшилой с открытыми глазами. Во! - Семен показал, как "спал" Сашка.
   - Выходим.
   Во Владикавказе едва ушли от предложения новых друзей подвезти, проводить. Московские инструкции выполнялись четко. Встретили те, кто должен был встретить, везли по маршруту, разработанному кем-то в столице, и были в Грозном к согласованному сроку.
   Водитель-чечен вел машину уверенно, и казалось, что правил движения не знал вовсе, часто включал сирену, ругался, если проезжал на красный сигнал светофора, а кто-то из водителей слева или справа осаживал свои автомобили незаблаговременно. Он чуть сбавил скорость только на большой площади, запруженной вооруженным народом. Мужчины держали "Калашниковы" так, будто показывали их окружающим, будто ни на одном не было ремней, чтобы повесить на плечо за временной ненадобностью.
   Горец в папахе и в армейском камуфляже, едва заметив русского в автомашине, выдернул из ножен кинжал и провел им по своему горлу.
   Водитель-чечен хохотнул.
   - Не обращайте внимания. Парень спустился с гор, горячий парень. Такому сейчас можно внушить, что хочешь, хоть газават, хоть джихад, хоть наоборот.
   Женщин на улицах не было.
   Водитель развернулся, объехал площадь и вскоре остановил машину у небольшого здания с милицейской охраной у входа.
   - Конец экскурсии, - сказал водитель, - завтра посетим горы.
   В ресторане небольшого горного городка во главе стола восседал Хозбулатов и слушал очередной тост в свою честь. За длинным столом пировали чеченцы и в европейской одежде, и в принятой на Кавказе, несколько стилизованной. Только на Хозбулатове был белый костюм.
   В середине тоста зазвучал зуммер радиотелефона. Руслан, не отрывая глаз от говорившего, взял трубку, включил на прием. Тост прервался, но в наступившей тишине Хозбулатов проговорил:
   - Продолжай, уважаемый, - и повернул трубку микрофоном к столу.
   Этот жест оценили все. Кавказские тосты многословны и то, что Хозбулатову слова друга дороже чьего-то звонка, восхитило многих. Только выслушав до конца и проследив, чтобы все выпили, Руслан ответил:
   - Да! - он улыбнулся первым словам звонившего. - Очень рад слышать. Здравствуйте, Усман. Жаль, что вас нет за этим столом.
   При следующем сообщении абонента Хозбулатов оживился.
   - Приехал? Спасибо. Очень хорошо. Спасибо, Усман. Очень достойный человек. Не волнуйтесь, я ценю такие натуры и очень худого ему не сделаю. Я еду к себе, побуду в селении. Устал, знаете. Города, асфальт. С неделю. Ах, вот как. Самый главный? Хорошо. Три дня. Приеду. Спасибо. Позвольте, уважаемый, выпить с моими друзьями за ваше здоровье. До встречи.
   Хозбулатов, не глядя, передал телефон помощнику.
   - Очень уважаемый человек позвонил, большой человек. Его знает наш президент.
  
  
   Александр проснулся первым. Душной ночью спалось плохо, к тому же богатырский храп Семена бил в барабанные перепонки пулеметными очередями. Проснулся от беспокойства и долго не мог вспомнить, что ему снилось или привиделось. Отжавшись от пола и потянув мышцы, пошел мыться. Семен снова храпанул, и Александр из ванны швырнул в него мокрым полотенцем.
   - Подъем!
   Бреясь, Александр чуть не порезался, когда увидел в зеркале отражение - силуэт, тень? Он повернулся, но в проеме двери появился зевающий Семен.
   - Ты чего?
   - Да так.
   Александр вдруг вспомнил: сон будто предостерегал от чего-то.
   - Что-то мне не нравится этот водитель-чечен.
   Семен согласился.
   Водитель-чечен ожидал их в машине. Открыв "бардачок", он показал гостям два новеньких "ТТ" в кобурах.
   - Возьмете по необходимости.
   Ехали крутыми горными дорогами. Встречаемые на развилках патрули за редкими исключениями успевали вовремя снять ограждения при виде "уазика".
   Александр, видавший горные пейзажи, спокойно смотрел на дорогу, но Семен то и дело вертел головой: то пытаясь взглянуть вверх на горы, то посмотреть за борт машины в пропасть.
   - Действительно, похоже на экскурсию, - сказал Александр, считая, что водитель-чечен поймет намек.
   Но тот с простодушным видом стал говорить от красотах пейзажей.
   - Наше передвижение слишком заметно. Такая машина и двое русских в ней. Насколько я знаю, Хозбулатов всегда хорошо налаживал разведку, пути отхода, - уже не выдержал Александр.
   - Все хорошо, Александр. Мои люди тоже всюду. Мы еще не подъехали к землям хозбулатова тейпа.
   - Это что за хреновина? - спросил Семен.
   - Ну, как сказать. Родственники. Семья. Родная кровь, братство.
   - А здесь твой тейп?
   - Не-е, - даже повернулся, - это земли очень большого тейпа. Мы дружим, - он отвернулся, успокоенный, и добавил, - а Хозбулатов выше, в горах. Там поедем тише.
   Тем временем дорога круто пошла вверх и показались дома какого-то поселка на берегу каменистой речушки.
   - Бастак, - пояснил водитель.
   У въезда в поселок водитель остановился, поджидая спешащих навстречу шестерых вооруженных чеченцев. Водитель через открытое окно поговорил по-чеченски со старшим и кивнул водителю.
   Александр съязвил:
   - Вы обещали найти с нами общий язык.
   Водитель без извинений сказал, что за поселком делают хороший шашлык. Сейчас по рации передают, чтобы к их приезду было готово восемь шампуров.
   - Я угощу вас от души!- развеселился водитель, возможно, от предчувствия чревоугодия.
   Действительно, по рации шашлычнику уже сообщили о гостях. Но двумя словами: "Хана урус!"
   - Вот здесь начинается наш тейп, - с удовольствием смотрел на унылые домишки водитель. - Это первый городок, куда я приезжал в детстве с родителями, и он казался мне очень большим. А теперь я в столице!
   В центре поселка у ресторана в беспорядке стояло много машин. Выделялись два бронетранспортера и белый "мерседес". Когда "уазик" поравнялся со зданием, в большом окне показались силуэты десятка мужчин, смотрящих на улицу. Один, в белом костюме, помахал рукой.
   Через три километра за поселком водитель свернул по узкой дороге вниз к речушке. Уже припекало. У реки на небольшой поляне, обрамляемой с одной стороны высоким кустарником, а с другой деревьями, колдовал радушный шашлычник. Напротив, под утесом, глинобитный домик. Большой стол перед ним. Широкий новенький брезент затенял его.
   Шашлычник выбежал из-за мангала, вдруг снова вернулся, схватил пару шампуров и поспешил к машине.
   - Забыл нас, забыл! Ладно, нас, а такой шашлык нельзя забывать!-
   водитель довольно смотрел на шашлычника и ждал, когда шашлычник откроет двери.
   - Спасибо, Бахрам, давай на стол этого барашка. Пойдемте, гости!- пригласил водитель командированных.
   Бахрам заторопился к мангалу, что-то громко крича. Из мазанки выбежал молодой чеченец, неся на подносе груду зелени. Он тоже крикнул что-то человеку под деревьями. Оборванный тщедушный славянин рубил там дрова для мангала. Бросив топор, он, спотыкаясь, побежал к чеченцу, подхватил поднос, перенес его на стол и снова побежал к мазанке. Молодой чеченец расставил тарелки, разложил кинзу, петрушку, укроп, специи. Оборвыш в это время тащил водку, вино, посуду. К тому моменту, когда водитель сел за стол, все было готово.
   - Неси шашлык, - приказал пленному русскому. И тихонько хихикнул.
   Тот недоуменно посмотрел на Бахрама, опасливо пошел к мангалу. В нерешительности остановился за спиной шашлычника. Бахрам в это время взял в руки сразу несколько шампуров и повернулся. Лицо его исказилось, он в ярости чуть не швырнул шашлык, чтобы освободить руки, но одумался и с криком ногами прогнал оборвыша.
   Только у стола Бахрам сбавил тон:
   - Собака, шайтан. Только настоящий мужчина может взять мясо! Аи, какое мясо! Самый молодой и жирный барашек из всей ставропольской степи. Только вчера привезли джигиты, точно знали, что уважаемые люди приедут, - расхваливал он свое изделие.
   - Кто это? - спросил Александр, кивнув в сторону русского, снова рубившего дрова у реки.
   - Не обращайте внимания. Бродяга. Приблудился, как худая овца к стаду. Кормим бездельника.
   Молодой чеченец наполнил вином из резного кувшина огромные рога, налил водку в стограммовые стаканы.
   Александр не взял рог.
   - Спасибо за угощение, я поем, но пить не буду. Если бы в отпуске, на экскурсии, тогда хоть бочку.
   - Нехорошо, Александр, хозяина обидишь. Таков обычай. Первый тост, выпьем. Ехать еще далеко, что станет нам от легкого вина? А шашлык съест легкий хмель.
   Семен только улыбнулся. В его лапище рог казался не таким уж большим.
   - За свободу и независимость Чечни! - высоко поднял рог водитель.
   - Мы в России вне политики. Давайте выпьем за дружбу и гостеприимство, - Александр пригубил и застыл, глядя в зев рога. Жидкость будто затвердела, губы Александра касались ее, но точно резиновая пленка была натянута на поверхности. Александр сделал вид, что осушил рог, и уверенно поставил его на стол. Вино не пролилось!
   Водитель с напитком в руке смотрел на Александра.
   - Ну как, напился? - он засмеялся, перевел взгляд на Семена.
   Семен застыл, будто оценивая вкус вина.
   Как в юности: две спички в замок зажигания - и поехали! Такое Александру знакомо. За неимением спичек сгодилась ветка кустарника. С резким выдохом Александр ногой резко дернул стартер. Раз! Другой! Старая добротная техника служила исправно. Газу! К изумлению водителя и шашлычника, из-за мазанки выкатил синий мотоцикл "иж-планету"! Александр обогнул стол, ожидая, что Семен прыгнет в коляску!
   - Семен! - кричал Александр, но Семен безучастно сидел за столом, не шелохнувшись, и тупо улыбался. Водитель-чечен сидел в полной растерянности. А из кустарников с воинственными кличами бежали чеченцы. Еще секунда - и набросятся!
   Бахрам попытался преградить дорогу, но отпрянул в сторону и упал. Коляска зацепила стойку мангала. Горячие угли из жаровни красным градом осыпали шашлычника.
   - Жарься, баран, злорадно шепнул Александр.
   Однако Бахрам неожиданно резво вскочил, схватил висевший на дереве аркан и очень профессионально бросил. Александр едва увернулся от петли.
   Александр понимал, что погоня быстро настигнет его, если не свернуть куда-то, где не проехать машинам. Только это может спасти. Слева стена, справа обрыв. Колесо коляски иногда на поворотах нависало над пропастью. Вот и спуск! Там, за поворотом, низина, там можно будет свернуть или проехать по полю. Поворот. Тормозить пришлось резко. На гору вползали грузовик и "мерседес". Бок о бок, закрыв всю дорогу. При виде мотоцикла водители остановили машины. Из кузова выпрыгнули боевики-чеченцы и какие-то немытые люди из России. Русских пинками поставили перед "мерседесом".
   Александр услышал сзади шум автомашины. Погоня уже за спиной.
   Двери "мерса" распахнулись, и два автоматчика вышли вперед. Кто-то в белом легко выскользнул с заднего сиденья и встал между боевиками.
   - Добро пожаловать, Сашка! - почти с искренним радушием обратился Хозбулатов.
   Александр оглянулся. Совсем близко от него стоял шашлычник Бахрам и трое вооруженных чеченцев. За ними в "уазике" шофер-чечен.
   Во время североосетинской командировки Александр видел страшные картины. На местах происшествий обезображенные трупы, части тел. Лоскуты кожи. Вывернутые руки. Головы без ушей и носов.
   Хозбулатов не пощадит.
   А в пропасти места много.
   Авось где зацеплюсь.
   Ах, мать вашу!
   Сашка крутанул ручку газа, мотоцикл развернуло и понесло в пропасть. В последнюю минуту Александр увидел далеко внизу скалы, ручей, перехватило дух. И тут что-то тугое захлестнуло его грудь, и больно стало. На этот раз шашлычник не промахнулся. Аркан захлестнул Александра уже в падении. Вниз летел мотоцикл, а Александр, ударившись о камни, повис над пропастью. Наверху скороговорками общавшиеся чеченцы вдруг затихли.
   - Сашка! Надеюсь, у тебя нет ножа? Не бойся. Если я решу тебя убить, то дам тебе умереть достойно. А достойной жизни не обещаю. Тащите его.
   Жители селения в высокогорье издали заметили подъезжающие машины. Женщины, старики и дети собрались на площадке, к которой вела очень крутая дорога. Несколько мужчин на лошадях поехали навстречу. Сверху видели, как из грузовика спрыгнули все люди и подошли к легковым автомашинам.
   Хозбулатов вышел из "мерса": пятерым русским бомжам выдали белые перчатки. Петьки и Ваньки, может быть, впервые надевали такие. Даже в этом Хозбулатов был самим собой. Какой бай-барин додумался бы до такого эффектного решения, чтобы толкали драгоценный "мерс" и не прикасались своими скверными руками?!
   Шестым был Александр.
   Хозбулатов избрал объектом внимания коня, которого под уздцы привели сверху из селения.
   - Атарап! Какой сильный! Он еще больше окреп, хорошо!
   Хозбулатов вскочил в седло, погарцевал на лошади. Посмотрев сверху на Александра, он настойчиво сказал:
   - Подтолкни машину, Сашка! Дайте ему перчатки!
   Руслан стегнул коня нагайкой и поскакал в сторону луга, развернулся и шагом поехал к селению.
   Машины медленно ползли вверх по каменистой дороге, почти отвесной. Раньше строили дома в местах труднодоступных, удобных для защиты от врага.
   Один бомж споткнулся, из-под его ноги выкатился камешек. Карикатурно взмахнув руками, он упал на спину. Другие отвлеклись на секунду, и "мерседес" остановился. Опасаясь, что машина может покатиться вниз, двое чеченцев лихо подхватили упавшего и бросили под задние колеса как страховочный башмак. Колесо уперлось в тело, хрустнули кости. Шедший позади Александр бросился к машине, подставил плечо под багажник и уперся ногами в землю. Машина снова поползла вверх.
   Население приветствовало Хозбулатова. Спрыгнув с коня, он подошел к старейшинам, принял от них чашку кумыса, выпил и поблагодарил. Подходили братья, сестры, родственники, соседи. Хозбулатов для всех находил слова и подарки. С грузовика сняли ящики со всякой всячиной, в основном очень дорогой. Магнитолы, видеодвойки, ковры. Особо близким Руслан дарил людей.
   - Выбери, дорогой Умар, одного из этих мужчин.
   - Бери, Султан, кто понравится, и в придачу этого придавленного. А вдруг сможет за овцами следить. Не захочешь выхаживать его, брось где-нибудь.
   - Бери, Фейкалы, любого. Нет, этого пока оставь.
   Каждый одариваемый сразу делал выбор и направлялся к Александру, но в последний момент Хозбулатов останавливал их, чем и забавлялся.
   Когда Александр остался один из партии рабов, высокий гость селения сделал вид, что позабыл о нем. Рядом с Хозбулатовым постоянно крутился шашлычник Бахрам. Он то и дело напомнил про Александра.
   - Ах, да, что делать с этим приблудным волком?
   - Дай его мне и ты увидишь, что и волки могут пасти стадо. Я его кормил шашлыком, я аркан кидал: от смерти спасал! Кто отработает за мой разбитый мотоцикл?
   - Хорошо, Бахрам, пусть пасет твой шашлык, больше он ничего не умеет. Его профессия в горах не применяется.
   - Вай, спасибо! Эй, урус-мурус, ты кино "Кавказская пленница" смотрел, а? Я тебе еще покажу!
   Под смех жителей шашлычник с сыном надели на ноги Александра деревянную колоду.
   - Это еще от деда осталось! - веселился Бахрам. - И яма тоже! Я один не засыпал! Я знал, что придут времена и гяуры будут там сидеть!
   Покрасовавшись с новым рабом перед толпой, Бахрам повел Александра к своему дому в сопровождении сына с автоматом.
   Повсюду в селении было заметно, что хозяева благоустраивают свои жилища. Кое-где Александр видел русских за кладкой камней или столярными работами.
   Бахрам громко переговаривался с встречными односельчанами. Многие, одетые в чистую одежду, шли к площади, где состоялась встреча.
   В обширном дворе шашлычника тоже были следы обновления. И сейчас жилистый долговязый мужчина в кожаном фартуке строгал что-то на верстаке.
   - Иса! Хватит работать-бездельничать! Сегодня праздник большой. Руслан приехал. Иди домой, дорогой. И друга нового возьми с собой. Иди, Иса, иди!
   В углу двора Бахрам поднял большую деревянную решетку с ржавыми болтами, закрывавшую просторную яму. Долговязый шустро и привычно спустился по лестнице вниз. Александр под прицелом автомата последовал за ним. Грохнула сверху решетка, щелкнул замок. Иса тут же растянулся на овечьих шкурах, устилавших пол ямы.
   - Осваивайся, бедолага. Как зовут?
   - Александр.
   - А я Ваня. Этот бурдюк зовет меня Исой.
   Александр присел на корточки, привалившись спиной к стене.
   - А если дождь?
   - Накрывают брезентом, когда не забывают.
   - Воняет, ужас.
   - Здесь все поначалу воняет. Потом привыкаешь.
   - Давно здесь?
   - Третий месяц. Поработаю у одного, передают другому. И так всю жизнь, наверное, будет. Настраивайся. Сам приехал или в России отловили?
   - Здесь отловили.
   - Ты что, бомж?
   - Теперь да. А ты?
   - Долго рассказывать. Я на все руки: и вор, и все на свете. Украл у одного чурки "джип". Я же не знал даже, чья это машина. А одна падла заложила. Привезли сюда. Отрабатываю, вину заглаживаю. Уже все три "джипа" отработал. А ты кто?
   - Можно сказать мент.
   - Во дают! - Ваня даже привстал. - Уже ментов хапают! Куда вы смотрите? Тихо-тихо, чернота города оккупирует, а вы в носу пальцами долбите!
   - Вань, и так тошно. Я не по этой части работал, я, Вань, военный мент.
   - Ну да, чего это я. Теперь тебе поздно что-то втолковывать. Хотя кого я тут только не видел! На той неделе наш жирондист, это я так Бахрама прозвал, твоего тезку продал соседу. Месяц печку выкладывал в большом доме.
   Александр улыбнулся. Большой дом был где-то далеко. И никто из его ребят даже не представляет, что Александр Нилов сидит в яме! В яме феодала. И у него даже есть личные деревянные колодки времен Жилина и Костылина.
   - Так тот Александр сам приехал. Рассказывал, что один чеченец нанял его за полтора "лимона" дом отремонтировать. Приехал сюда, дурак. С почестями. Сделал он дом. Окна, двери, крышу, полы - все поменяли. Золотые руки. Все село собралось на байрам по поводу реставрации. Поели-попили, а потом стали спорить, кому первому Александр достанется. А он было о расчете заикнулся. Такой смех, говорят, стоял! Короче, на глазах торговались, и новый хозяин повел мастера к себе домой на веревке, как барана. Так за попить-поесть и пашет до сих пор. А чуть что - в зубы. Александр норовистый, всё права качает, бежать пытался, так у него передних зубов уже не осталось. Шамкает и шепелявит, - Ваня изобразил, как говорит бедный мастеровой.
   - В первый раз Александр ушел ночью. Боясь заблудиться, он шел открыто по дорогам. Под утро его догнала легковушка. "Куда идешь?" - "В Россию". Беглеца затолкали в машину, отвезли в какой-то городишко. Построишь гараж - оденем, обуем и отвезем в Россию.
   Его почти не кормили. Пообносился весь, завшивел. Опять бежал. Теперь он знал: стоит русскому появиться на людях, как украдут. Александр днем отсиживался в скалах, рощах. Шел на запад. Через четыре дня набрел ночью на какой-то поселок. Обессиленный от голода, постучался в первый же дом. Его впустили, кое-как покормили, а наутро ему был готов фронт работ: цемент, песок, бадья, мастерки, терки. Хозяин первый час наблюдал, как русский штукатурит дом. Убедился, что умеет, и ушел по своим делам. За день Александр сделал десять квадратов. Свою работу оценил в пятьдесят тысяч, но тут же сделал скидку и запросил сорок. Хозяин категорически пообещал заплатить настоящую цену и показал, что еще сделать по дому: окна, рамы, пороги, подоконники. День расчета Александр запомнил как один из самых горьких. За все сделанное поставили бутылку водки, причем заставили выпить и пригрозили, чтоб о деньгах забыл, иначе закопают. В тяжком хмелю, злой на весь свет, несчастный ушел той же ночью. Шел теперь, куда глаза глядят, по бездорожью. Где-то в поле крики, свист, топот. Десяток всадников с оружием окружили, кто-то стегнул нагайкой: "Шпион?"
   Александр только сел и заплакал. Перекинули его через седло и поскакали. Беглец уже не признавался, что умеет делать. Но все равно нашлась работа. Навоз убирал, быков да всякую худобу кормил. Как назло приехал в гости хозяин оштукатуренного им дома. Побили за то, что убежал, за то, что не признался в талантах, и заставили складывать печи. Хотел повеситься, да все на что-то надеялся. Не могло же так быть, чтобы не было здесь никакой власти. Надежда затеплилась, когда приехал милиционер. Посочувствовал, заверил, что отвезет в Россию. Сложил Александр две печи на совесть в его большом доме. Затопили, порадовались, выпили и поехали во двор прежнего хозяина! Ночью бедолага уже выползал за ворота, побитый за то, что опять заикнулся о деньгах на дорогу. В одном пиджачке, без документов (отобрал еще первый хозяин) человек пошел навстречу новым несчастьям. Уже наступила зима. Глотал снег и ел кору с деревьев. Однажды увидел разъезд казаков. Побрел к ним, но крикнуть не мог, слабо махал рукой, и сиплое мычание издавало простуженное горло. Россия была рядом, и это придало ему сил. Спешил по полю, казалось ему, что бежал. Уехали казаки, не заметили. А к вечеру увидел отару овец. Обрадовался, авось Ставрополье уже? Шел меж овец навстречу всадникам с арапниками. Сердце оборвалось, когда узнал в них чеченцев. Они гнали украденную отару. Видимо, их искали казаки. Перекинули Александра снова через седло веселые угонщики. "Отбился баран от стада. Наш будет. Еще одна голова". Пригнали отару к шашлычнику Бахраму, и опять оказался в Хозбулатовым тейпе. Поговори с тезкой, пусть поделится опытом, если бежать надумаешь, - посоветовал Ваня.
   - А сам почему не пробуешь?
   - Я в тюрьмах и колониях бывал. От звонка до звонка все сроки. И здесь отсижу.
   - Ты же сам говоришь, что здесь сидят бессрочно.
   - Я подожду случая. Он обязательно будет. Сам не пойду. Выдастся момент - уйду, но чтобы наверняка.
   На широкой площади перед дворцом (именно так можно было назвать громадный двухэтажный дом Хозбулатова) мужчины селения собрались за столами отметить встречу вернувшихся из России. Снова тосты, музыка, танцы, борьба. Поодаль женщины готовили еду, пекли лепешки. Дети группами затевали игры. Мир, покой и согласие. В этом тейпе не признавали ни правительство, ни оппозицию. Слишком высоко они жили и ни в чем не знали недостатка. Сытый народ меньше всего интересуется тем, кто ими правит. Лишь бы не мешал жить. Мужчины редко собирались здесь в таком количестве. Группами они уезжали надолго в Россию на самые разные промыслы и порой не видели друг друга многие месяцы. Одна группа оставляла родственникам дома и семьи, начинала дело, а потом принимала смену, передавала дело в другие руки, навещала родину и ехала менять других. Чаще бывали дома специалисты по скоту. Угнать отару овец, табун лошадей, стадо коров из степей ставропольских было делом нескольких дней.
   Слегка хмельного Руслана снова спросили о родственниках, оставшихся в Москве.
   - Бахрам! Приведи твоего нового раба.
   С сожалением положив на широкий поднос кусок жареной баранины, Бахрам поспешил домой.
   - Эй, - закричал он в яму, - как тебя там. В общем, будешь Муса. Тот Иса, а ты Муса. Понял? Давай наверх, хозяин требует.
   Ваня-Иса хохотнул:
   - И тебя окрестил. Муса! Муська! Во, гад.
   Выйдя на площадь, Алесандр оценил размах гуляния. В эту минуту все мужчины встали и почему-то салютовали из ружей, автоматов, пистолетов. Звуки выстрелов пошли гулять по горам, усиливавшим грохот.
   Увидев, что Александра привели, Хозбулатов заговорил по-русски. Отчасти из-за Александра, отчасти, чтобы меньше поняли старики, слабее знающие язык.
   - Вы видите, что становится с теми, кто пытается обидеть наших людей.
   Один чеченец вскочил, картинно выхватив кинжал. Но Хозбулатов встал.
   - Вы слышали? Этот слабоумный ошибся. Поэтому он здесь. Не стоит мстить ему. Он отработает свои ошибки и еще пригодится мне. Сегодня веселый день, не будем вспоминать плохое. Бахрам! - Хозбулатов что-то приказал.
   - Хочешь есть, Сашка? Хочешь. Пойдем.
   Пока они медленно шли к забору хозбулатовского двора, там уже поставили столик с едой.
   - Поешь, а я покурю, - пригласил Руслан.
   Голодный с утра Александр не отказался.
   - Сколько мы знаем друг о друге, а пока откровенно не говорили. Много интересного знаешь ты, много знаю я. Я уже знаю, что будешь говорить, от других тебе подобных слышал.
   Ты считаешь правильным, когда ваш мужчина честно вкалывает где-то на заводе, а его жена ходит по три года в одном и том же пальто? А дети не имеют того, чего хотят? А он сам пьет нехорошую водку или вредное вино? У нас это позор! Никого не должно интересовать, как я буду содержать семью и родственников! Но они уверены, что Руслан приедет сам или перешлет деньги. Большие, чтобы хватило на всех! Ты видел: хватило того, что я привез! Они не знают, как я взял все это. И не узнают. Я выполняю свой закон. Самый сильный в тейпе должен содержать более слабых!
   - Все равно как?!
   - А как я содержу? Я граблю, убиваю старух и детей? Рабочих и колхозников? Скажешь так? Не скажешь! Я беру у богатых. У бизнесменов, банкиров, ваших подпольных королей. Откуда у них столько богатства? Еще пару лет назад все жили на зарплату! Вот этот "мерседес", что я двоюродному брату привез, знаешь, сколько стоит? Знаешь! И знаешь, у кого я его отнял? У авторитета Московского. Он тачки раньше воровал! А теперь шишка в воровском мире.
   - Тебя послушать, так ты прямо Робин Гуд. Отнял у вора и раздал бедным. Не так, Руслан. Ты для себя отнимаешь, грабишь в свою пользу.
   - А кому я отдам? И как? На улице, как милостыню, что ли? Я же должен людей содержать и здесь, и в тюрьмах, и чиновникам давать, и даже милиции. А ты, кстати, дурак, я через людей тебе предлагал. Жил бы сейчас, как человек, о старости бы не беспокоился.
   - Я и сейчас живу, как человек, хоть и в колодках.
   - Я тебя уважаю, Сашка, честно. Ты живешь по-своему, и ты последователен. Ты мне много зла сделал. Не надолго, ты понимаешь. И я бы поклялся тебе отомстить. А сейчас ты сам у меня в тюрьме. Не хочу тебя убивать, ты отсюда уже не выберешься и вреда не принесешь. Наоборот, пообвыкнешься, поделишься опытом, когда я буду возвращаться сюда.
   - Ага. Инструкцию тебе напишу, как избежать расстрела. Или твою биографию. А она совсем другая, чем та, которую ты мне начал рисовать. Ты был самым молодым в той группе и, скорее всего, ты "работал" горячим утюгом. Загладил человека до смерти.
   - Я делал то, что говорили старшие. Это у вас могут ослушаться даже родителей. Мы законы предков не нарушаем.
   - Старая песня. У нас по душам разговор. А сам как думаешь? Ну, не говори кто, скажи одно: наш продал информацию?
   - Ты в своих людях не уверен?
   - В любой отаре паршивые овцы. Их выбраковывают.
   - Ничего себе овцы! Ты не задумывался, почему у вас кавказцев недолюбливают?
   - Кавказцев много, разные народы у нас живут. На севере не отличают даргина от грузина. Спецнабор, эвенков, чукчей, тунгусов, учили, а потом смотрели их творчество. Ну и ладно, не было бы вреда. В благодарность твоя Чечня отгородилась от России, здесь русские остались только в рабстве, а такие, как ты, населяют наши гостиницы, покупают у нас квартиры. Добро, когда покупают, но чаще отбирают. У тебя сколько квартир?
   - Хм, - хмыкнул Руслан.
   - Хорошо, что ты приехал, голова теперь не будет болеть.
   - Ничего, найдутся люди.
   - Я здесь посижу, а ты там.
   - Сегодня праздник, я не обижаюсь.
   На площади продолжалось веселье. Старики вышли из-за стола и сидели в сторонке. Руслана позвали.
   - Еще поговорим перед моим отъездом.
   - Не стоит.
   Руслан вдруг схватил Александра рукой за челюсть и сжал пальцы.
   - Я твой бог и хозяин, запомни.
   Когда сын Бахрама привел Александра к яме, Ваня уже спал. Александр лег рядом на спину. Сквозь решетку был ясно виден звездный ковш. Усталость и сытость вскоре взяли свое. Засыпая, он будто бы заметил скользнувшую по решетке тень, но тут же уснул.
   - Эй, вставайте!
   Решетка открыта, Бахрам нависает над ямой.
   Горянка покормила узников шулюном с хлебом, налила козьего молока.
   - Ты продолжай свое дело, Иса. А тебе, Муса, такая работа: почистишь в коровнике. Иса покажет, где. Пошли.
   Александр не шелохнулся. Иван посоветовал:
   - Пойдем, все равно заставит.
   Бахрам что-то крикнул сыну. Тот открыл дверь сарая, и на улицу вышла громадная псина - чабанская собака. Иван тут же припустил к яме и сам накрылся решеткой изнутри. Пес подбежал к Бахраму и с угрозой прорычал, уставившись на Александра.
   - Правильно, стой и не двигайся, Ахчар уже пробовал человеческой крови. Ну как, возьмешь вилы?
   Александр молчал. Бахрам надел на собаку намордник и выкрикнул команду. Пес ураганом налетел на Александра, сбил с ног, зловонное дыхание окутало его лицо, казалось, собака разорвет намордник мощными челюстями и сомкнет их на горле. Бахрам с трудом оттащил ее, довольный, потрепал за холку и предложил:
   - А теперь то же самое, но без намордника.
   - Александр! Я считаю, что ты тот случай, которого я ждал! Ради меня, Александр! - обеспокоенно кричал Иван из ямы.
   - Давай, показывай, - поднялся Александр. Собаку убрали, подошел Иван.
   - У них тут все отработано. Любого в бараний рог согнут. Ну подумаешь, навоз уберешь. Не их же говно.
   Работая, Александр вспоминал ночные видения. Что-то прослеживалось в его снах. Это все видится ему, какая-то мистика с демоном. Над подобным рассказом он бы посмеялся, но он-то сам все видел!
   В день второй сын Бахрама с автоматом и тремя чабанскими собаками вывел Александра в горы, где паслась их отара. По дороге Александр видел подобных себе "чабанов" без всякого присмотра со стороны чеченцев. Здесь были в полной уверенности, что никто не сбежит, а если попытается, то далеко не уйдет. Овцы мирно паслись на крутом альпийском лугу. Объяснив, что надо делать - всего лишь присматривать - и как обращаться с ярлыгой, парень ушел. Белые шапки гор, зелень травы, суровость дальних хребтов, мир, покой и тишина. Все это умиротворяло Александра.
   "Не так все плохо, - решил он, - отдохну немного и сбегу. Иван, видимо, что-то знает, недаром же орал из ямы, что я его надежда. Пройдоха парень и хитер. Выберемся".
   В день третий Бахрам сам проводил Александра до нового места работы. Был весел и ехал рядом на лошади. Из всей отары он выбрал крупную матку и предложил Александру:
   - Муса, ну-ка покажи, как ты научился работать ярлыгой. Во-о-он ту маточку поймай.
   Александру и самому нравился этот инструмент чабана. Подойдя сзади, он легко зацепил крюком за ногу овцы, попытавшейся убежать, и повалил ее на бок. Связав ей ноги, они вдвоем положили ее на лошадь.
   - Руслану понравится мой подарок. Он едет в столицу, угостит мясом какого-нибудь большого человека. И будет помнить своего друга Бахрама.
   Чеченец повел лошадь на поводу домой.
   Немного посидев, Александр полез на скалу, откуда было видно селение.
   На площади собрался народ. У дороги стояли машины и кони, удерживаемые мальчишками. Через некоторое время человек в белом костюме подошел к "жигулям". Он поднял руку, прощаясь. Прогремели выстрелы, и машина в сопровождении всадников поехала с горы.
   Александр плюнул и выругался. Он остается здесь, а Хозбулатов возвращается к своему мерзкому делу. Где Бахрам хранит оружие? В каждом чеченском доме целый арсенал. Умеет ли стрелять Иван? Эх, Семена бы сюда! Что с ним случилось там, за столом? Почему он не сел в коляску мотоцикла?! Подкуп, опьянение?
   В ночь после отъезда Хозбулатова Александр видел сон наяву особенно четко.
   Александр вдруг открыл глаза. В крупных ячейках решетки он видел бородатые лица чеченцев.
   Решетка сдвинулась в сторону, и в яму спустилась лестница. Александр вскочил.
   - Куда?! - проснулся Ваня.
   - На кудыкину гору. Давай скорее.
   - Опять на гору. Тут все горы кудыкины.
   Выбравшись из ямы, Александр поискал глазами спасателя, он был уверен, что это только он мог открыть решетку.
   Но кругом было пустынно. Аул спал. Александр побежал к конюшне. Вдвоем оседлали коня, накинули уздечку.
   - Не знаю, почему я тебе помогаю. Неужели задницей чувствую, что время наступило?! - прошептал Иван и выглянул на улицу. -Александр!
   Во двор вбежала гигантская собака Бахрама, неся на спине отрезанную коровью голову. По ночам чабанские собаки, преодолевая огромные расстояния, совершали прогулки "по девочкам" в соседние аулы или на промысел. Волкодавы находят на скотобойнях остатки убитых животных и частенько приносят их домой. Коровья голова свалилась со спины собаки, когда она увидела улепетывающего к яме Ивана. Большими прыжками псина бросилась за парнем. Александр схватил ярлыгу и успел захватить ее заднюю ногу. Он едва удержал древко, когда собака на полном ходу врезалась носом в землю. Александр потащил ярлыгу на себя. Громкое рычание прорезало тишину. Александр раскрутил ярлыгу с висящей на ней собакой над землей и отпустил, целясь в стену. Собачья туша врезалась в окно. Звон стекла, вой животного повторило эхо гор.
   - Иван! Дурак! Скорее! - свесившись с седла над ямой, позвал Александр.
   Ваня выскочил из укрытия, и они поскакали. Бахрам высунулся в разбитое окно. Вслед беглецам полетели автоматные пули. Бахрам в ярости выпустил весь рожок. Аул проснулся. Бахрам только кричал: "Шакал урус!", и горцы все понимали. Седлались кони, лязгали затворы автоматов.
   Всадники привычно распределялись по знакомым тропинкам, выстрелами давая понять друг другу, кто куда сворачивает. Беглецы, не знающие дороги, далеко не уйдут. Им отомстит вся ночная тревога.
   Лошадь устала. Тропинка становилась все круче.
   - Мы не туда едем! Зачем вверх? Надо было на дорогу! - надоедал сзади Иван.
   На повороте Александр увидел трех скачущих по нижней тропинке всадников. В одном из них узнал Бахрама.
   - Скачи дальше сам, паникер. Можешь подождать меня где-нибудь впереди, - Александр спрыгнул с коня и спрятался за скалой. Иван уехал. Вскоре неподалеку раздался топот копыт. Мимо проехал Бахрам, затем его сын. Третьим был их родственник, обнажавший кинжал за столом Хозбулатова.
   Подпрыгнув, Александр схватил чеченца за шиворот и сбросил на землю. Лошадь шарахнулась в сторону. Александр едва успел поймать стремя. Чеченец лежал с разбитой о камни головой. Взяв автомат и кинжал, Александр прыгнул в седло. Едва показался круп скачущей впереди лошади, он стал стрелять. Осколки камней и рикошетившие пули вздыбили коня, а Александр на всем скаку саданул кинжалом в ножнах своего бывшего сторожа. Парень обмяк, и развернутая в обратную сторону лошадь понесла его вниз. Бахрам находился впереди метрах в пятидесяти. Шашлычник остановил лошадь, спрыгнул на землю и прицелился. Александр тоже спешился. Пули просвистели мимо.
   - Эй, Муса! Ты подохнешь здесь, как шакал. - Бахрам опять выстрелил. - Джигиты слышат нас. Выходи и умри! Слышишь, Муса?
   Внезапно за спиной шашлычника раздался голос:
   - Его Александром зовут, чурка ты.
   Бахрам едва успел заметить большой камень, с силой ударивший ему в лицо, как только он повернулся.
   Алексанлр приготовился, выкатился из-за скалы и лишь в последнюю секунду не выстрелил по стоящей впереди фигуре.
   - Дурак! Я чуть не убил тебя!
   - Чуть-чуть не считается.
   Иван принялся шарить по карманам Бахрама:
   - Вот зараза толстая, без кошелька выехал.
   - Бери автомат и побежали.
   - Не, я не мокрушник. Разве что для тебя запасной будет.
   Все вокруг было как в огне; как факелы, горели бегущие чечены; над головой ревели вертолеты, неизвестно откуда прилетевшие на звуки выстрелов, пулеметные очереди вспарывали песок.
   Ему уже было все равно. Сначала поднялся на четвереньках, затем с трудом встал на ноги.
   Воздев руки, он устремил их к далекому горизонту и... упал без сознания.
   Александр Нилов лежал, глядя на блики огня, бегущие по стене. За окнами выл и свистел северный ветер, неслась по снегу поземка, но он и среди зимы, возвратившейся в его родной лес, заново переживал часы, проведенные в чеченском плену.
   Он посмотрел на Рекса, погладил его лобастую, умную голову.
   Затем, почти независимо от своей воли, встал, оделся, снял с гвоздя рюкзак, положил в него смену белья, немного еды.
   Начинало светать, когда они с Рексом вышли из дома. Ветер чуть утих, но наметенные им сугробы и там и сям перегораживали тропу.
   Дым из трубы еще целый час поднимался над крышей избушки, словно дом, оставшийся без хозяина, сам продолжал отражать атаки зимы.
   Может быть, в тот самый момент, когда столб дыма, становящийся все бледнее и тоньше, наконец растаял совсем, Александр и Рекс сели в автобус чтобы ехать на железнодорожную станцию.
  

   ЧАСТЬ 14
   Гам и сумятица начинали раздражать Рената. Люди за столиками вокруг, почти сплошь крепко выпившие, пытались завести с ним разговор, а когда он отшивал их, делали злобные замечания в его адрес: "так ему на нашего брата плевать".
   Как он ни старался забыть Вику, не удавалось ни на минуту. Страшная ее смерть так перевернула его, что он всерьез думал, не уехать ли ему домой, в Латвию. Все равно только бродит с места на место, как неприкаянный.
   А вдобавок еще и Раиса, которая очень была бы нужна ему сейчас, взяла и бесследно исчезла. Номер сотового телефона, который она ему дала, Ренат потерял, а рабочий номер телефона, Раиса продиктовала ему, оказался неправильным: Ренат все время попадал не в ФСБ, а на склад какого-то магазина. Когда он в третий раз спросил, не ФСБ ли это, ему строго сказали: "Брось, парень, баловаться, а то в самом деле с ФСБ познакомишься".
   Тогда Ренат снова бросился к Николаю, чья квартира была ему, увы, уже ни к чему. Николай пообещал найти Раису, но не успел: его срочно командировали в Рязань для сопровождения какой-то милицейской шишки.
   Ренат лишь сейчас по-настоящему ощутил, как он, в сущности, одинок в этом огромном чужом городе. Ему казалось, с утратой Вики кончилась его молодость, ушли куда-то былая энергия и предприимчивость. Ему захотелось вернуться домой или уехать куда-нибудь далеко, встретиться со старыми приятелями. Россия словно умерла для него.
   В таком удрученном, почти летаргическом состоянии его застал этот телефонный звонок. Неизвестный голос в трубке сказал, что звонит он по поручению Раисы. Сообщить, где она, он отказался; зато пригласил его срочно поговорить "по интересующему их обоих вопросу" в один небольшой ресторанчик.
   Ренат вообще терпеть не мог московские рестораны, а сегодня настроение у него было такое, что кусок не лез в рот. Дней десять он ел лишь черный хлеб с икрой и маслом, шпроты да соленые огурцы. Счастье еще, что продавали вино, так что он всегда мог запить свои бутерброды стаканом бадачонского вина.
   Отсылая четвертого или пятого кандидата в задушевные друзья, он тоскливо думал: и чем это ему так нравилась раньше Москва? Конечно, когда они рука об руку с Викой проходили мимо Красной площади, а потом блуждали по тихим улочкам, меж старинных особняков, город показывал ему другое, располагающее к себе лицо. Вику, в общем-то, мало интересовали красоты московской архитектуры; однако в сознании или в подсознании Рената эти сохранившиеся от прошлого "шкатулки" каким-то непонятным образом отождествлялись с Викой. Господи, если бы те времена могли возвратиться!
   Возле его столика остановился высокий мужчина с каштановыми волосами, узким лицом и дружелюбными голубыми глазами. Его гладкие волосы, зачесанные набок, напоминали прически, какие носили в восьмидесятых годах.
   Мужчина улыбнулся и показал на свободный стул:
   - Разрешите?
   - Занято, - ответил Ренат почти механически. Мужчина кивнул и опустился на стул.
   - Я думаю, занято как раз для меня. Я друг Раисы Харитоновой.
   Ренат оглядел его с интересом. На мужчине был черный несколько старомодный, но элегантный костюм с галстуком. Человек этот весь был слегка старомодный, словно его случайно достали из сундука, где была сложена одежда.
   Ренат быстро заметил в речи незнакомца едва заметный акцент. К тому же такой, какого еще никогда не слыхал. За годы, проведенные в России, у него было достаточно времени узнать и мягкую украинскую речь, и сливающий все в сплошном рокочущем урчании говор; но этого странного, залипающего на "о", растягивающего некоторые гласные произношения Ренат еще никогда не слыхал.
   Незнакомец подозвал околачивающегося поблизости официанта и что-то заказал. Ренат не расслышал, что именно: он пробовал угадать, кто этот старомодный, но такой располагающий к себе человек с русским акцентом.
   Официант вернулся с невероятной (может быть, для московских ресторанов даже рекордной) быстротой и поставил на столик бутылку французского вина.
   Незнакомец налил себе бокал, посмотрел вино на цвет, повертел бокал в пальцах и удовлетворенно кивнул.
   - Вот за что я люблю вина. У них не только аромат, но и цвет замечательный. Может, выпьем за то, что мы так славно встретились?
   Ренат ни к одному эфэсбэшнику не питал ни дружеских, ни тем более родственных чувств, но он все же поднял свой бокал.
   - За будущее!
   - Поддерживаю!
   Незнакомец огляделся, потом обратил взгляд к Ренату. У того появилось ощущение, что дружелюбные голубые глаза собеседника прилипают к его лицу, как присоски, проникают внутрь, в самые тайные уголки его существа.
   - Меня зовут Александр Нилов. От Раисы я знаю все. И то, что вы узнали через Вику, и то, что сами выяснили в Мытищях и в Уфе. И я думаю, Ренат, вы правы.
   По лицу Рената пробежала нервная дрожь:
   - А кто еще думает так?
   - Генерал Козин, например.
   - А кто это?
   - Начальник службы безопасности ГРУ.
   У Рената вытянулось лицо.
   - Послушайте меня, Ренат. Судя по всему, вы случайно нащупали кое-что, от чего ваша жизнь, скажем так, совсем не становится застрахованной.
   Он старался смягчить жестокий смысл своих слов, но Ренат прекрасно понял, о чем идет речь.
   - Вы хотите сказать, что мне угрожает опасность?
   - Да.
   - Что же мне делать? - Ренат попробовал улыбнуться, однако улыбка вышла не слишком удачной. - Я уже пытался выбраться из этой истории. Что вы посоветуете?
   - Кое-какие вещи я вам подскажу, а вы потом сами решите, что делать. А теперь внимательно слушайте меня и отвечайте на мои вопросы. О кей?
   - О кей, - без всякого энтузиазма ответил Ренат.
   - Простите, я шесть лет жил в Штатах и не успел избавиться от дурных привычек. Словом, анализ событий дает основания утверждать, что вы, Ренат, вышли на очень серьезных людей. Цель у них - устранение людей, связанных с секретным оружием, ну, в общем, того, кто что-то знал о нём.
   Ренату показалось, чья-то рука безжалостно стиснула ему горло.
   Собеседник, заметив состояние Рената, понял, что тот лишь сейчас осознал, в какой переплет попал. Но он был даже немного рад этому: возможно, это облегчит его задачу.
   - Вы с Раисой потрясающе связали несколько разнородных фактов, - продолжал он. - У пенсионера в Химках наверняка было что-то похищено, все убитые были между собой знакомы.
   - Что?
   - Этого я не знаю пока. Но узнаю. Далее: бесследно исчезли мужчина коммерсант и его жена, молодая женщина, ученая.
   - Вы здесь видите какую-то взаимосвязь?
   - Честно говоря, не очень. Однако я должен сказать вам, что определенными людьми в определенном месте расставлены силки для Сокола.
   - Значит, Сокол все-таки существует?
   - Несомненно.
   - И вы знаете, кто он?
   - Знаю.
   - Кто же?
   - Об этом пока говорить не будем. Моя задача поймать его.
   - Что ж, очень рад был знакомству, - сказал Ренат с таким видом, будто собирается встать и идти по своим делам. - Надеюсь, вы его схватите. Могу я быть вам еще чем-нибудь полезен?
   - Сидите на месте, - сказал Александр.
   - Как?
   - Разговор еще не закончен. Я пришел, чтобы попросить у вас помощи и в каком-то смысле предложить помощь вам.
   - Мне? Помощь?
   - Да. Вам. Дело в том, что люди, убравшие Топоркова и Вику, точно знают, какова ваша роль в этом деле. Я даже не совсем понимаю, как это они не попытались до сих пор вас убить. Наверное, не получили команды.
   Ренат почувствовал, что на лбу у него выступил пот и почему-то заныли под столом ноги.
   - Не получили команду, чтобы меня убить? - тупо переспросил он.
   Собеседник словно бы начал терять терпение.
   - Господи, до вас все еще не дошло, что ваша жизнь буквально на волоске? Они знают о вас все. За вами следили в Мытищях, когда вы разыскивали убитую женщину, и в Уфе, когда...
   Ренат вскочил со стула и схватил собеседника за рукав:
   - Негодяи! Так вы нас затем послали туда, чтобы они нас заметили и через меня добрались до Вики и Топоркова! Мерзавцы! Пожертвовали Викой.
   Александр обеспокоенно огляделся, но за соседними столиками все были заняты лишь собой. Какой-то растрепанный клиент как раз опрокинулся навзничь со своим стулом, и официантка пыталась поднять его в исходное положение.
   - Все, с меня хватит! - кипятился Ренат. - Завтра же сяду в самолет и улечу домой!
   Александр сочувственно покачал головой.
   - С этим вы опоздали, Ренат. Вас вполне могут убить перед тем, как вы ступите на трап самолета. Поймите, у вас нет выбора.
   - Только работать с вами, так?
   - Да. Работать со мной.
   - А если я откажусь?
   - Это будет равнозначно самоубийству.
   - А вдруг они вовсе не собираются меня убивать?
   - В таком случае мне придется убить вас.
   - Когда?
   - Прямо сейчас. И здесь.
   - Что вы говорите!- воскликнул Ренат насмешливо. Правда, при этом он забыл стереть подозрительную каплю в уголке глаза. - Не может быть! Прямо вот так выхватите пистолет и ухлопаете меня на глазах у всех? Или будете красться за мной по улице и убьете где-нибудь в темном переулке? А если я милицию позову?
   - Не успеете.
   Ренат оттолкнул назад стул и выпрямился:
   - Что ж, давайте попробуем, вы, шут гороховый! Думаете, я на ваш блеф поддамся? Вот я сейчас встану и пойду, а если вы меня пальцем тронете, буду орать. Ясно? Даже так.
   В глазах Александра что-то блеснуло; это можно было понять и как знак одобрения. Стремительно вытянув ногу, он не дал Ренату отодвинуть стул еще дальше.
   - Внимание, Ренат, - прошептал он хрипло. - посмотрите на мою правую руку.
   Ренат невольно взглянул на руку Александра. Он ничего там не увидел; лишь средний и указательный пальцы были сжаты словно бы теснее, чем остальные.
   - На что там смотреть?
   - Приглядитесь, что у меня между пальцами.
   У Рената челюсть отвалилась от удивления. Александр слегка разжал пальцы, и между ними Ренат увидел тонкую авторучку, тускло мерцавшую в свете люстры.
   - Что это? Ручка.
   - Игла.
   Ренат снова попробовал отодвинуть стул.
   - Какая игла?
   - С отравленным острием. Яд коралловой змеи. Той самой змеи, которая ужалила Топоркова.
   И Александр спокойно опустил на спинку стула Рената левую руку, словно желая всего лишь дружески обнять его за плечи.
   Ренат сидел, не смея пошевелиться. Александр бросил на стол пятьсот рублей и, все еще держа Рената за плечи, повел его к гардеробу.
   - Сейчас мы тихо выходим, берем пальто. И не бойтесь. Если будете вести себя хорошо, я вас не убью.
   - Куда мы идем?
   - Там будет ясно. А пока... Вам что?
   К ним подбежал официант, который обслуживал их столик. В руке он держал небольшой пакет.
   - Простите, меня. Вы Ренат?
   - Д-да, - удивился Ренат.
   - Меня попросили передать это вам. Один человек просил, но лично вручить не смог, побежал обратно к машине. Тут перед рестораном стоянка запрещена.
   Насколько можно было судить на ощупь, в пакете была книга. Ренат поднял брови.
   - Это ошибка какая-то, - повернулся он к официанту.- Я никакой посылки не жду.
   Официант с извиняющейся улыбкой пожал плечами и помчался в зал.
   В голове Рената мелькнула мысль, что, может, сейчас ему удастся избавиться от этого знакомого. Однако, пока он сообразил что к чему, рука Александра опять оказалась у него на плече.
   - Что это?
   - Какой-то пакет.
   - Что там?
   - Не знаю.
   О том, что произошло в следующие мгновения, он позже вспоминал, как в тумане. Александр вдруг выхватил у него пакет и кинул в глубь гардероба, с невероятной силой толкнул в грудь Рената, взмахнув руками, попробовал на лету ухватиться за какого-то мужчину в кожаном пальто, но пальцы лишь скользнули по коже. Он еще слышал возмущенный вопль гардеробщика, когда, увлекая его с собой, рухнул в гущу пальто и шуб; потом все утонуло в мощном взрыве. Он чувствовал, как вместе с гардеробом поднимается в воздух, и шубы, словно живые, падают на него, хватают за руки, душат, а какая-то меховая шуба, отвратительно пахнущая, забивается ему прямо в нос.
   После взрыва в помещении ресторана с минуту стояла гробовая тишина, сменившаяся нарастающим хором стонов, визга, криков. Ренат отчаянно пытался освободиться от навалившейся на него груды верхней одежды. Когда ему, наконец, удалось сбросить с себя очень тяжелую, неудобную шубу, он обнаружил, что это вовсе не шуба, а гардеробщик, тот самый, что, беря у него пальто, сделал ему выговор за оторванную вешалку.
   Ренат успел краем глаза заметить струйку крови, сочащуюся из его приоткрытого рта. "Господи, что же это такое? - бормотал он, встав наконец на ноги. - Что же это такое?"
   Вестибюль был весь в обломках; взрыв унес даже стул швейцара, что стоял у входной двери. Обои клочьями свисали со стен, из-под них выглядывала старая позолота.
   Ренат поискал взглядом Александра, но того нигде не было видно. Официант, принесший Ренату пакет, подбежал и с комическим отчаянием принялся отряхивать рукав его пиджака.
   - С вами все в порядке? С вами все в порядке?
   Ренат кивнул. К счастью, официант заметил лежащего под грудой пальто гардеробщика, и общее внимание переместилось на него: кто-то пытался вытащить его на свободное место, кто-то препятствовал этому, говоря, что нельзя его трогать, пока не приедет "скорая помощь". Ренат стоял оглушенный, пытаясь понять, что случилось.
   - Александр! Проклятый мент! Притворился, будто у него в пальцах отравленная игла, а сам взорвал адскую машину, которую потихоньку притащил в гардероб!
   Рядом, на стене, висел обломок зеркала с ладонь величиной. Оттуда на Рената глянул всклокоченный человек со съехавшим набок галстуком, окровавленным лицом и диким взглядом.
   Хотя руки и ноги у него дрожали, а спину невыносимо ломило, Ренат решил, что будет лучше всего, если он поскорее исчезнет отсюда. Александр ли все это сотворил или кто-то другой, он, Ренат, тут ни при чем. Конечно, он сделал глупость, выслушав жалобы Вики. Если бы выслушал и забыл, Вика, может быть, и сейчас была бы жива, а ему не пришлось бы разыскивать свое пальто рядом с мертвым гардеробщиком, и грудой обломков. Нет, ей-богу, на следующей неделе он уедет домой! Черт его дернул поддаться на уговоры и выбрать себе высокооплачиваемую работу в Москве! С таким же успехом он мог бы попроситься в Германию или в какую-нибудь другую спокойную страну, а здесь или революция, или переворот. Чего только этим русским спокойно не живется.
   Он опустился на четвереньки и, стараясь избегать застывшего взгляда гардеробщика, попытался вытащить свое пальто из общей кучи. В конце концов это удалось ему сделать. С пальто в руках он выскочил в дверь, не обращая внимания на то, что по лбу его течет пот, а на улице градусов пятнадцать мороза.
   Лишь прислонившись к стене ресторана, он немного пришел в себя. А услышав сирены пожарных и милицейских машин, поглубже отошел в тень. Дождавшись, пока в дверь ресторана вольется первая порция одетых в форму людей, он нагнулся, утер снегом лицо, поправил галстук, пощупал, на месте ли паспорт, и двинулся прочь.
   Увидев затормозившее на углу такси, он побежал к нему, крича и размахивая руками. Но тут кто-то дернул его за ногу, и он упал; такси завернуло за угол и исчезло.
   Нечеловеческая, яростная злоба охватила Рената. Злоба на самого себя за то, что он приехал в эту проклятую страну; на Вику, которая, вместо того чтобы тихо дать убить себя, впутала его в эту безумную историю; на Раису, которая бросила его одного; на Сокола, который за ним охотится; и, наконец, на этого голубоглазого мента, который грозился его убить и устроил взрыв в ресторане.
   А голубоглазый мент сидел в снегу и смотрел вслед такси, которое как раз поворачивало за угол. Поэтому он не заметил, как Ренат выхватил из кармана нож, и кинулся на него, на Александра. Острие ножа скользнуло по лицу Александра. Тот тихо вскрикнул, загораживаясь от второго удара. Лезвие на сей раз застряло в предплечье, распоров ткань и сыпля на снег кусочки ватина.
   Такси снова вынырнуло из-за угла и остановилось, призывно светя зеленым огоньком. Александр прижал к щеке горсть снега, потом кулак его мелькнул в воздухе, и Ренат ощутил обрушившуюся на него огромную тяжесть. Нож выпал из его пальцев; поясницу вновь прорезала боль. Он пытался привстать хотя бы на колено, чтобы помахать такси, однако новый удар послал его в нокаут.
   Растянувшись беспомощно на снегу, он решил: все, сил больше нет, он сдается. По нему словно проехал дорожный каток. Он чувствовал: если кто-нибудь подойдет сейчас и захочет его же ножом перерезать ему горло, он не сможет даже пошевелиться. Выступившие на глазах бессильные слезы в лучах фар двинувшегося снова такси сияли радужными каплями.
   В отчаянном порыве он еще раз попробовал высвободиться, но Александр прижал его к земле. Ренат чувствовал, что на лицо ему падают капли крови; когда одна попала в рот, его затошнило. Вытянув руки, он шарил ими в снегу, ища, за что зацепиться, и вдруг нащупал свой нож. С внезапной силой он стиснул его в кулаке и, взмахнув, всадил в Александра. Раз, другой, третий.
   Александр охнул и исчез за сугробом. В следующее мгновение свет фар упал на лежащего в снегу Рената. Шофер, в куртке и очках, приоткрыл дверцу.
   - Вы что там делаете?
   Ренат, движимый интуицией, спрятал нож в рыхлом снегу и попробовал улыбнуться.
   - Упал вот, ушибся. Помоги, пожалуйста!
   Шофер не захлопнул дверцу, но и не спешил вылезать из машины.
   - Вы один?
   - Один. Помоги же!
   Шофер бросил взгляд в сторону ресторана, откуда доносились крики и шум.
   - Что там стряслось?
   - Не знаю, - соврал Ренат. - Не помню ничего.
   - Как так?
   - Я тоже там был. Потом как землетрясение.
   - Взрыв? Опять террористы взрывают? - спросил шофер.
   - Не знаю. Кто. Может и террористы.
   - Понятно, - сказал шофер. - Но вы же в крови.
   Ренат размазал по лицу кровь Александра. Снег вокруг, насколько он мог рассмотреть, был тоже закапан кровью.
   - Может, ранило, - сказал он неуверенно. - Плохо помню. Я домой собрался как раз, когда грохнуло.
   - Вы один были?
   - Со знакомым. Но он исчез куда-то, - и, движимый все той же необъяснимой интуицией, Ренат продолжал. - Я пакет получил, он его выхватил и исчез. Я побежал за ним, потом упал.
   Шофер кивнул.
   - Хорошо. Садитесь. Куда поедем?
   Ренат заковылял к машине. Шофер, перегнувшись назад, открыл дверцу. Ренат наклонился, зачерпнул в ладонь снегу и снова потер лицо. Он был почти уверен, что на лице у него не только кровь Александра, но и своя.
   Шофер протянул ему руку и помог сесть в машину.
   - Все в порядке, парень. Отвезу, куда надо. Стало быть, исчез, говоришь, твой знакомый? Может, поищем его?
   В груди Рената вновь закипела ярость против Александра. Черт бы его взял, по какому праву он лезет в его жизнь?
   - Умер он, - сказал он шепотом. - Я видел.
   - Да ну? И что же ты видел?
   - Что-то в руках у него взорвалось. Я его видел мертвым.
   - Ты иностранец?
   Ренат только сейчас обратил внимание, что шофер все никак не заводит свою машину.
   - Да, я.
   - Как зовут тебя?
   - Ренат.
   - Закрой дверь!
   Ренат почти захлопнул дверцу, но заметил, что защемил полу своего пальто. Он хотел сказать шоферу, чтобы тот подождал секунду, но не успел; тот обернулся к нему и спросил:
   - Твоего знакомого не Александром зовут?
   Ренат оцепенел. Он хотел было открыть дверцу, но, прежде чем дотянулся до ручки, дуло пистолета ткнулось ему в лоб.
   - Спокойно, малыш. Расскажи-ка еще раз, что стало с Александром!
   - Я... я...
   Шофер левой рукой снял очки. На Рената смотрели очень голубые глаза. Такие же были у его нового знакомого Александра. Голубоглазый! Сокол!
   - Рассказывай подробно, как все было, иначе стреляю!
   - Господи боже. Что вы хотите знать?
   - Что случилось с Александром?
   - Думаю, умер он.
   - Думаешь или точно?
   - Точно, точно! Я видел, как его разорвало.
   Он сам не знал, почему лжет, но какой-то голос внутри шептал ему, что сейчас нужно лгать, лгать до конца.
   - Как это было?
   - Боже мой. Не могу рассказать!
   - Рассказывай, или спускаю курок!
   Ледяные глаза не обещали ничего хорошего. Ренат не сомневался в том, что Сокол не блефует.
   - Его так и размазало по стене.
   - Кого?
   - Этого Сашу. Боже мой, не могу. Одна рука и нога.
   - Почему пакет оказался у него?
   - Потому что я решил, что это не мне. Хотел вернуть официанту, А он схватил и на кусочки. Мозги по стене.
   - А ты как уцелел?
   - Я как раз был у гардероба. Меня бросило на пальто.
   Голубоглазый вздохнул:
   - Везет же тебе. Ну ладно. Я увезу тебя кое-куда.
   Ренат заговорил умоляющим голосом:
   - Послушай, я не знаю даже, о чем речь. Все как-то случайно вышло, и я...
   - Спокойно, спокойно.
   Голубоглазый достал из перчаточного ящика глушитель и навернул его на дуло пистолета. Ренат чувствовал, что упустил благоприятный момент, когда можно было выпрыгнуть в дверь и попытаться спастись.
   Голубоглазый бросил взгляд в окно, потом сказал с сожалением в голосе:
   - Я верю тебе, но иного выхода нет.
   В следующее мгновение, был уверен Ренат, смерть подхватила его и повлекла над неведомыми, заснеженными полями. Сила, которая его несла, не могла исходить ни от чего иного, кроме как от пули Сокола! Сокол его уничтожил! Вот и он закончил жизнь в России. "О, Россия, - возникли в уплывающем сознании слова, - вот и меня приняла ты в свою землю!"
   Упав, он на мгновение пришел в себя. Щека его ощутила холод снега, поясницу снова пронзило болью, как в то время, когда он еще был живым. Боже всемилостивый, неужели боль не проходит и после смерти?
   Как и крики. И звуки. Шум ударов, скрежет, что-то падает.
   Потом настала наконец тишина.
   Александр бросился на Голубоглазого, одновременно пытаясь вызволить из машины Рената. В боку, в ребрах у него жгло и кололо, саднила рана на лице. Своим спасением Ренат был обязан тому, что пола его пальто оказалась защемлена дверцей. Ухватившись за этот край, Александр ухитрился открыть дверцу и буквально выдернул из машины этого безмозглого, бестолкового, все портящего Рената. "Господи боже, - думал он, - если эти люди все же ненормальные, лучше забыть о них".
   Он молниеносно отбил повернувшееся к нему дуло. Послышались два хлопка, и на обивке машины появились две дырки.
   - Попался, Шакал, - прохрипел он, выворачивая Голубоглазому руку. - С самого плена хотел я в глаза тебе посмотреть.
   - Посмотри, посмотри, - выдохнул Руслан и, согнув колено, ударил соперника в пах. - Ведь знаешь, Сашка, тебе всегда было далеко до меня. И сейчас далеко! Значит, не разорвало тебя? Соврал паршивый щенок! Ничего, сойдет и так. По крайней мере, я это сделаю своими руками!
   Он ахнул, когда Александр стукнул его ребром ладони по шее. Пистолет со стуком упал на пол.
   - Убью, тебя суку!
   - Нет, это я тебя убью, гнида! Значит, ты не сдох в Чечне?
   Хотя в машине было тесно для драки, Руслан действовал умело и быстро. Железной хваткой сдавив шею Александру, он подогнул колени, чтобы прикрыть живот, и потянулся к перчаточнику, где у него лежал кинжал.
   Как раз, когда он нащупал его, из-за угла с воем вылетели две пожарные машины. Из одной высунулась голова в каске, и голос почти над ухом Руслана крикнул:
   - Где тут горит?
   Пальцы Руслана переплелись вокруг рукоятки кинжала. Рука его дернулась, но места было слишком мало, чтобы размахнуться как следует. Он чувствовал, что лезвие ножа входит в одежду Александра, но не был уверен, проникло ли оно достаточно глубоко в тело соперника.
   - Эй! - снова крикнул сверху человек в каске. - Я тебя спрашиваю! Где тут пожар-то?
   Вторая пожарная машина тем временем встала прямо перед такси. Голубоглазый вздохнул и уронил кинжал за спинку сиденья. Ударив локтем в подбородок навалившегося на него Александра, он осторожно открыл дверцу.
   В этот момент Ренат очнулся и заворочался на снегу, пытаясь подняться и с изумлением обнаружил, что в раю есть пожарные, что говорят они по-русски и называют друг друга гражданами.
   - А это еще кто такой? - указал на поднявшего голову Рената высунувшийся из машины пожарный. - Ребята, тут что-то не так. Эй, приятель, а ну, вылезай из машины!
   Голубоглазый тихо выругался, распахнул дверь, резким толчком выбросил из машины не успевшего уцепиться Александра, на прощанье стукнул дверцей по его пальцам, сползающим по косячку дверного проема, и, с сожалением констатируя, что не может его переехать, дал газ и рванул машину назад. Пожарные едва успели отскочить в сторону.
   - Как грабитель, а не таксист, - с возмущением сказал Александр окружившим его людям в касках. - Плати ему, видишь ли, тысячу рублей. А когда я ему сказал, мол, нету, он на нас с ножом. Вон как щеку мне порезал.
   Командир пожарного расчета махнул рукой.
   - Бандит. Такие, как грибы, растут, их все больше. Вот она, страна родная. Обязательно заявите в милицию. Номер-то хоть запомнили?
   И, не дожидаясь ответа, сел в кабину, после чего машина с оглушительным воем умчалась. Александр и Ренат остались одни.
   Александр стоял на ногах твердо, словно не получил пять или шесть кровоточащих ран. Изо рта у него вырывались облачка пара; он напоминал Ренату какого-то разгневанного античного бога.
   - Как чувствуешь себя?
   - Погано, - пробормотал Ренат. - Голова кружится.
   - У меня тоже.
   - Не сердись, что я тебя ножом.
   - Разве это нож! Я тебе дам получше.
   - Он меня хотел убить?
   - Да, тебя тоже.
   - А меня-то за что?
   - Потому что не знает, что известно тебе, дружочек, еще: ты его видел с глазу на глаз.
   - Значит, другого выхода нет?
   Александр улыбнулся, но в улыбке его была боль.
   - Нет. Пойдем, что ли?
   - Пойдем, Саша.
   Утром Ренат проснулся от того, что кто-то положил ему руку на лоб. Было утро; в окна било только что вставшее, красное солнце, и на обоях дрожали яркие прямоугольники. Во рту у Рената было сухо, словно он только что без глотка воды пересек пустыню; в голове пульсировала боль; а когда он попробовал приподняться, в ребрах так резануло, что он застонал.
   - Спокойно, спокойно, - произнес по-русски глубокий рокочущий голос. Кто-то подсунул под него руку и повернул набок.
   Ренат пришел в себя настолько, что способен был видеть еще что-то, кроме солнечных пятен на стене. Например, высокого, с усами мужчину в военной форме, что сидел на краю кровати и прощупывал Рената с головы до ног.
   Ренат не мог понять, где он находится. События минувшей ночи перемешались в нем: Ренат, еще дома, учился готовить шашлык под присмотром дядюшки.
   Усач жестким пальцем ткнул Рената в бок.
   - Больно?
   - Ой! Больно, конечно!
   - Хорошо, что больно. Ребро не сломано, простой ушиб. Вам повезло. Не то, что вашему другу. Если бы не ватин. Кто это вас так отделал ножом, Саша?
   - Родственник один.
   - В самом деле? Я бы на вашем месте держался подальше от таких родственников. Несколько дней вам лучше побыть в постели. Понятно?
   - Понятно.
   - Будете лежать?
   - И не подумаю.
   - Так я и думал. Я вас знаю как облупленного, Сашка. В постели вы не умрете.
   - Как и вы, доктор.
   - Я? Это почему же?
   - Вас кто-нибудь из больных пристукнет. Помните Николаева.
   - Не помню. И не хочу вспоминать. Вот ваши лекарства.
   - Спасибо.
   - Саша!
   - Что, доктор?
   - Мне бы не хотелось встретить вас в морге. В том смысле, что вскрывать ваше тело. Вы понимаете, что я имею в виду?
   - Постараюсь избавить вас от этого, доктор. Но если дойдет до вскрытия, не очень меня кромсайте, ладно?
   - Дверь за врачом захлопнулась, и лишь после этого сознание Рената окончательно прояснилось. С трудом приподнявшись на локте, он огляделся.
   В другом конце большой, светлой комнаты Александр сидел за столом и укладывал в сумку лекарства. Почувствовав, что Ренат на него смотрит, Александр поднял глаза и улыбнулся.
   - Хорошо спал?
   - Спасибо. Только не знаю, спал ли. А ты?
   Он подумал, что если "родственник" обращается к нему на "ты", наверное, невежливо не ответить тем же.
   - Я не спал ни минуты.
   - Слово в слово.
   Ренат вытерся, вставил лезвие в бритвенный прибор, лежавший около умывальника.
   - Думаю, ты убедился, что я в этих делах не мастер. Ни драться по-настоящему не умею, ни проникать в чужие квартиры, шпион из меня никакой, с оружием обращаться не обучен.
   - Вот этого я не сказал бы.
   - Нож - чепуха. Ну, помахал я им - делов... Словом, не понимаю: зачем я тебе нужен?
   Александр походил по комнате взад-вперед, затем паркет под его ногами скрипнул.
   - Не знаю, - сказал он задумчиво. - Сам не знаю, но чувствую почему-то, ты мне будешь полезен. Пожалуй, причина в том, что ты с самого начала участвуешь в этой игре. Может быть, в этом все дело. - Или в том, - думал Ренат, - что ты приказ получил. Уж очень много я знаю. Если я уеду домой да расскажу все журналистам. А, о чем это я, черт возьми! Где найдется такая газета или журнал, которая напечатает весь этот бред? Просто им удобнее, если я тут, под руками: можно в любой момент меня устранить. С другой стороны, если попробовать выйти из игры, Сокол или его сообщники быстро со мной расправятся. Так что, видит Бог, выбора у меня в самом деле нет.
   - Ну, что там? - послышался голос Александра, который снова стал расхаживать по комнате. - Что-нибудь интересное пришло в голову?
   - Пришло.
   - Что же?
   - То, что в последнее время я слишком много болтаю. От этого все мои несчастья. От этого я и сижу в дерьме по уши. А вообще-то какие у тебя планы?
   Александр повернулся к окну. Лучи солнца растеклись по его красному тренировочному костюму.
   - Сейчас я жду одного человека.
   - Он сюда должен прийти?
   - Сюда.
   - Кто это?
   - Он будет третьим. Ты пока одевайся.
   Ренат видел, что Александр чувствует себя скверно. Он хотел поспешить на помощь, но вовремя удержался, сделав вид будто ничего не заметил.
   Александр сел, улыбнулся и подчеркнуто непринужденным движением стащил через голову спортивную куртку.
   Ренат чуть не вскрикнул от ужаса, сравнив себя с только что сшитым человеком, Александр не слишком преувеличивал. Черные швы, ползущие по всему телу, придавали ему вид какого-то Франкенштейна, только что вставшего с операционного стола.
   - Ничего. Это только со стороны страшно. А вообще ерунда. Пока доедем, все будет в норме.
   Он хотел еще что-то сказать, но в дверь постучали. Прежде чем Ренат успел двинуться с места, в руке Александра появился пистолет с длинным стволом; так и не успев накинуть рубашку, он, мягко ступая, вышел в прихожую. Сняв цепочку, направил пистолет на дверь и отступил в сторону.
   В открывшуюся дверь влетела плотно набитая спортивная сумка, затем какой-то продолговатый, завернутый в бумагу предмет неизвестного назначения.
   Ренат с криком бросился к упакованному предмету.
   - Берегись! - кричал он. - Берегись! Бомба!
   Отброшенный предмет попал прямо в вошедшего, сбив с него меховую шапку.
   Красный туман ярости и желтый страха лишь тогда рассеялся в глазах Рената, когда Александр подвел оглушенного человека к креслу и бережно усадил его.
   - Это и есть третий?
   - Да, это третий.
   Ренат сконфуженно улыбнулся, чувствуя искреннюю радость и облегчение.
   Устало облизнув разбитые губы, Раиса улыбнулась ему в ответ.
   Прошло уже десять минут, как Раиса принесла из кухни кипящий чайник, а чашки все еще стояли пустыми: разливать кофе никому не приходило в голову.
   Александр встал и, пригладив свои волосы, стал ходить по комнате.
   - Ну хорошо. Давайте подводить итоги. Все, что произошло до сих пор, так или иначе связано с одной целью. Людей, которые раньше были знакомы, убирают, значит, у них есть какая-то тайна. Согласны?
   - Согласен, - сказал Ренат.
   - Для этого им нужен ликвидатор, Сокол прошел спецподготовку, он профессионал, только он может осуществить это задание.
   - Почему ты так в этом уверен? - спросила Раиса.
   - Иначе зачем бы сюда приглашать специалиста такого уровня, как он? Конечно, нельзя исключать, что руководит кто-то другой, не сам Cокол. Я получил все материалы об убийствах в Химках, Уфе и Мытищях.
   - И что? - снова спросила Раиса.
   - Умнее от этого я не стал. Зато кое-что понял. И это подтверждает наши догадки. Ты помнишь, что Топорков сказал Вике? Насчет того, что снова взойдет его звезда, как эта, как бишь ее?
   Ренат наморщил лоб.
   - Как Мерседес. Он называл это имя.
   - Ты знаешь, кто это?
   - Понятия не имею. Я Раисе уже говорил. "Мерседес" - это машина, и Мерседес - имя невесты Эдмона Дантеса, который потом стал графом Монте Кристо. Посколько графом Монте Кристо двигала месть, я подумал, что, может, и в этой истории личная месть играет какую-то роль.
   На какое-то мгновение Александр помрачнел. Но лишь мгновение.
   - Может, и в самом деле играет, - сказал он, но дело не в этом. Наверняка речь идет не о Мерседес: ведь это имя не упоминается. Я полдня ломал голову, пока догадался, о ком говорил Топорков. А Вика попросту перепутала: это имя она, надо думать, никогда не слыхала.
   Ренат и Раиса с напряженным вниманием смотрели Александру в глаза.
   - И какова тут была бы роль Топоркова?
   - Если все, что он болтал по пьянке, - правда, то ему предстояло после выполнения задания ликвидировать Сокола.
   Воцарилась долгая, напряженная тишина. Наконец Раиса встала, сделала кофе, положила сахар в чашки.
   - Словом, - прервал молчание Александр, - наша задача установить, когда, как и где они планируют совершить следующее заказное убийство. А потом предотвратить его.
   - И всего то? - вставил Ренат. - Ну, мы-то втроем.
   - Да, мы втроем, - серьезно сказал Александр. - Если привлечь еще кого-нибудь, Сокол почует неладное и нанесет удар в другом месте. Причем, может быть, так быстро, что мы не успеем подготовиться. Пока что, к счастью, они не догадываются, что мы напали на след.
   - И Сокол не догадывается?
   Александр улыбнулся:
   - У Сокола есть одна слабость, и мы можем ее обратить себе на пользу.
   - Что за слабость?
   - Он так ненавидит меня, так мечтает убить, что это ему важнее всего. Важнее даже, чем это задание. Поэтому он где-нибудь да допустит ошибку. И тут уж дело за нами!
   Ренат встал, подошел к окну. Солнце спряталось за тяжелыми тучами, которые почти закрыли небо. Должно быть, вот пойдет снег.
   - Вряд ли мы оправдаем такие надежды, - сказал он, обернувшись. - Сами подумайте: ведь это смех просто. Ну кто я такой, например? О чем-либо подобном я до сих пор только в книжках читал. Я менеджер в автосалоне, а не Джеймс Бонд! И знаешь, что я думаю, Саша?
   - Говори, я постараюсь выдержать!
   - Я думаю: если одного человека хотят убить, так его и убьют! Мы наверняка не сможем ничего сделать. Ну, разве вы не видите, что мы взялись не за свое дело? Или, может, они не видят?
   На лице Александра уже не было улыбки. Он поднял голову, его холодный, голубовато-стальной взгляд несколько остудил пылкое отчаяние Рената.
   - В таких сражениях, милый мой, участвуют не дивизии и не молодцы с блестящими эполетами. А такие, как ты, неловкие, со странностями, с причудами, обыкновенные люди. Хромые, парализованные, однорукие. И знаешь почему? Потому что в голову им приходят куда более оригинальные идеи, чем профессионалам с погонами. Не говоря уж о том, что они не так бросаются в глаза. Ну, довольно болтать! За работу!
   - Господи, - простонал Ренат. - А до сих пор мы что делали?
   - Слушали твое хныканье. Которое у меня уже в печенках! Значит, так, сопоставим еще раз все, что произошло. В Химках убит пенсионер, у него что-то похищено. В Уфе исчезла женщина, в Мытищях женщина и ее супруг, кстати, его труп до сих пор не нашли. Между всеми этими фактами необходимо найти связь! Если найдем, то вы увидите: это будет как-то соотноситься с каким-нибудь пунктом программы на ближайшие дни.
   - Если найдем! Насколько я помню, мы раз десять уже ставили перед собой вопрос, как связаны между собой все эти исчезновения. Если в Химках действительно что-то исчезло. Ведь он курировал какой-то секретный проект.
   - Я сказал уже: хватит хныкать! Раиса, бери досье. Еще раз рассмотрим все, шаг за шагом.
  
  
   ЧАСТЬ 15
   Голубоглазый стоял в подъезде, прислонившись к стене. Он задумчиво оглядел дверь на лестничной площадке, потом медленно двинулся к заветной двери.
   Задумчиво оглядев подъезд и убедившись, что в коридоре позади него никого нет, нажал кнопку звонка.
   Изнутри донесся мелодичный звон. Голубоглазый встал так, чтобы в глазок можно было видеть не только его лицо, но и одежду. Наконец за дверью послышались шаги; судя по наступившей тишине, кто-то разглядывал его в глазок.
   - Кто там? - спросил хрипловатый женский голос с неподдельным московским акцентом.
   Голубоглазый молчал. Он неторопливо сунул руку в карман, вынул сложенный вдвое листок и стал что-то внимательно читать там, затем поднял глаза на то место, где должен был находиться, если бы не пропал куда-то, номер квартиры. Как бы случайно он поправил галстук.
   Пожав плечами, он убрал листок в карман и позвонил снова.
   - Кто там?
   Голос был тот же, грубый и резкий, но звучал он чуть дружелюбнее.
   - Прошу прощения, - сказал Голубоглазый, я ищу Солодову. Татьяну Солодову.
   Дверь со скрипом открылась; на пороге стояла молодая, но сильно располневшая и обрюзгшая рыжеволосая женщина. Всклокоченные, давно не мытые волосы падали ей на плечи; мешки под глазами свидетельствовали о бурных ночах.
   Голубоглазый еще раз поднял глаза вверх, словно не мог поверить, что таблички с номером нет на месте.
   Женщина в мятом халате недоверчиво разглядывала незнакомца, его непривычного покроя пальто, распахнутое спереди, пиджак, и галстук. На какое-то время ее приковали голубые глаза гостя, но взгляд его нелегко было вынести, и она опустила голову.
   - Здравствуйте, вновь зазвучал ее прокуренный голос. Что вам надо?
   Он улыбнулся и повторил:
   - Я разыскиваю Татьяну Cолодову.
   - А вы кто?
   - Я иностранец. Недавно приехал в Москву. Меня попросили разыскать вас. Если вы Солодова Татьяна.
   Она потерла опухшее лицо.
   - Ну, а если я?
   - Могу я удостовериться в этом?
   Женщина засмеялась. Смех ее, грубый и хриплый, больше напоминал карканье.
   - Ах ты, ненаглядный мой, и как же ты в этом собрался удостовериться? Паспорт тебе показать? Зачем тебе загорелась я?
   Мужчина наморщил лоб.
   - Пожалуйста, говорите немножко помедленнее. Я хорошо понимаю
   по-русски, но когда говорят быстро, то я понимаю не все.
   Татьяна прислонилась к косяку.
   - А у тебя-то есть документ?
   Голубоглазый кивнул, достал из внутреннего кармана паспорт, раскрыл его и показал женщине.
   - Вот мой паспорт. Я гражданин Соединенных Штатов Америки. Если вы Татьяна Солодова, я хотел бы с вами поговорить.
   Женщина растерянно смотрела на фотокарточку в паспорте.
   - Так о чем речь-то?
   - Вы знакомы с некой Оксаной Куликовой? Женщина замерла. Затем, высунув голову в коридор и убедившись, что их никто не подслушивает, она схватила Голубоглазого за рукав и втянула в прихожую.
   - Входи, американец. Ни к чему всему дому знать, какой шикарный у меня гость.
   Голубоглазый перешагнул порог и остановился. На вешалке болтались сомнительной свежести носильные вещи: скверно пахнущая шуба, поверх нее куртка осенняя; на полу валялись сапоги со стоптанными каблуками, а дальше валялись грязная одежда.
   - Извините, гостей не ждала, - угрюмо сказала женщина, не делая даже попыток навести какой-то порядок. - Сюда идите, за мной.
   Проходя мимо двери в кухню, Голубоглазый бросил в нее быстрый взгляд. В раковине возвышалась гора немытой посуды, в воздухе стоял какой-то странный, кислый запах, который мог исходить и от давно прокисших щей.
   В гостиной, которая служила, по всей видимости, и спальней, беспорядок царил еще больший, чем в прихожей и в кухне. Захватанные рюмки, недоеденные бутерброды, пустые бутылки говорили о том, что ночью у Татьяны было большое веселье.
   Хозяйка схватила со стула какие-то детали одежды и бросила их на незастеленную постель.
   - Садитесь. Чаю хотите?
   - О, я спешу, - сказал Голубоглазый. - У меня много дел.
   Женщина вдруг побледнела и прижала руки к животу.
   - Вчера небольшой загул у нас был. Юбилей один отмечали. Вы в Америке юбилеи не празднуете?
   - Да нет, отчего же, - сказал Голубоглазый. - Словом, вы Солодова?
   - Да, это я.
   - Описание внешности соответствует. Только вот мне сказали, что вы худощавая.
   - Кто сказал?
   - Оксана Куликова.
   - Оксанка? Так я тогда в самом деле худая была. Это жизнь заставила растолстеть. Высокий жизненный уровень. Икра, шампанское. С Оксанкой-то ты где встречался?
   - В Америке.
   Женщина оцепенела. Она смотрела на Голубоглазого так, словно перед ней сидел не живой человек, а привидение.
   - Оксана, - произнесла она медленно, - Оксана в Америке?
   - В Майами.
   Тут произошло нечто такое, на что Голубоглазый совсем не рассчитывал. Женщина бросилась на постель и запричитала, словно у гроба любимого человека.
   - В Америке. В Америке. А меня-то за что Бог наказал? Всем везет в жизни, всем, только мне не везет. Одна за олигарха выскочила, шикарную машину отхватила. Когда я в бутике с ней встретилась, так она даже перчатки не сняла. Другая в Америке. Только я несчастная, убогая шлюха. А ведь какой я была! Господи, за что ты меня наказываешь?
   Голубоглазый беспокойно покосился в сторону выхода, думая, не закрыть ли дверь в прихожую. Когда хозяйка, передохнув, снова ударилась в причитания, он, не выдержав, встал и закрыл-таки дверь.
   Истошные вопли, вид неопрятной, полуодетой женщины, спертый воздух, пропахший постелью, все это вызывало у Голубоглазого тошноту. Он быстро, даже, пожалуй, слишком быстро сунул руку в карман и вытащил несколько банкнот.
   - Это для вас!
   Произнес он это негромко, но хозяйка в мгновение ока уловила, о чем идет речь, и забыла о своем горе. Она вскочила с постели, поправила халат и, словно собака лакомый кусок, жадно выхватила у Голубоглазого деньги.
   - Сколько?
   - Пятьсот долларов.
   - И это мне?
   - Оксана вам посылает.
   - А где она?
   - Я же сказал: в Майами.
   - Где-где?
   - В Соединенных Штатах.
   Женщина нерешительно посмотрела на него.
   - Вы с ней.
   Голубоглазый затряс головой:
   - Нет, нет, я просто друг их семьи. А муж у нее миллионер.
   - Ах, стерва! Стерва паршивая! И за что только таким везет?
   Гость обвел взглядом комнату.
   - Вы одна живете?
   И снова произошло неожиданное. Женщина кинулась ему на шею, повисла на нем и повалила на пол. Стиснутый в душных объятиях, Голубоглазый, однако, не испытал ничего, кроме неодолимой брезгливости.
   - Одна, миленький, конечно, одна. Хочешь забрать меня с собой? Я свободная. Как птица! Забирай, миленький, поеду с тобой, побегу, куда скажешь! Увези меня в Америку, ладно? Делай со мной, что хочешь, только увези! Хочешь прямо сейчас аванс? Ну, иди же, иди ко мне.
   Задыхаясь от отвращения, стараясь увернуться от ее мокрого рта, Голубоглазый изо всех сил вырывался из цепких рук. Когда наконец ему удалось встать на ноги, он лишь с огромным трудом удержался, чтобы тут же не растоптать, не разорвать на куски это расплывшееся, тяжелое, скверно пахнущее тело. Он сел в сторонку на стул, устроившись так, чтобы новое нападение не застало его врасплох.
   Однако Татьяна, судя по всему, успокоилась. Отдышавшись и шумно высморкавшись, она села на кровать.
   - Я, кажется, все еще под мухой чуть, - сказала она с извиняющейся улыбкой. - Словом, Оксана в Америке и стала миллионершей. Как это она вспомнила о подруге.
   - Она собирается вам помогать. Вот для первого раза деньги прислала.
   И тут он с изумлением обнаружил, что денег, которые он отдал хозяйке, нигде не видно. Он хотел было спросить, куда она их дела, но предпочел проглотить вопрос.
   - Она сказала, что каждый месяц будет присылать по пятьсот долларов. А потом устроит вам вызов в Америку.
   Женщина лишь тяжело дышала и устало кивала головой. Она даже не заметила, что халат ее расстегнулся сверху, почти открыв огромные, груди.
   - Только пусть не тянет с вызовом, а то устроит, а меня уж на кладбище отнесли. Сердце никуда не годится. Доктор сказал, климат надо сменить. Как раз бы кстати Америка-то. А?
   Голубоглазый наклонился в ее сторону:
   - Она поручила мне кое-что у вас попросить.
   - Оксана? У меня? Что?
   - Кто-нибудь, кроме вас, знает, что Оксана перебралась в Уфу и взяла там другое имя?
   - Наталья знает.
   - Оксана хотела бы с ней переписываться.
   - Зачем это ей?
   - Не знаю. Я передаю ее просьбу. Вы ведь сказали как будто, что встретились с ней в бутике.
   Татьяна неохотно кивнула.
   - Замуж она вышла, мерзавка. И теперь нос задирает. Не понимаю, зачем Оксане.
   - Адрес у вас есть?
   - Подождите.
   Пока женщина копалась на книжной полке, Голубоглазый думал, что не вредно бы заглянуть в соседнюю комнату. По его сведениям, она живет одна, но чем черт не шутит.
   Тем временем хозяйка нашла и подала ему мятый листок, вырванный из тетради в клеточку.
   - Вот адрес. Прочесть сможете?
   - Конечно. Я могу его забрать?
   - Забирайте. Я и так помню. Тогда мы еще с ней дружили. Вместе, помню, хохотали над Оксанкой, что она такую дурацкую фамилию выбрала. Да еще уехала куда-то к черту на кулички.
   - Больше об этом никто не знал?
   - Нет, конечно. О таких делах лучше не болтать кому попало.
   Голубоглазый облегченно откинулся на спинку стула.
   - Правильно. Знаете, я бы все-таки выпил чашечку кофе.
   Женщина неохотно поднялась.
   - Пожалуй, выпью и я. Подождите, я вскипячу. А вообще-то мне уходить пора. Оксанке больше ничего от меня не надо? Я сделаю, если что.
   - Нет, ничего, - сказал он. - Она ничего такого не говорила. Просто хочет помочь.
   - Помощь мне кстати. Ладно, ждите здесь.
   Она ушла в кухню, закрыв за собой дверь. Голубоглазый встал, шагнул к двери в другую комнату, приоткрыл ее. В глубине комнаты был диван, на нем простыня, подушка, но никого на диване не было. Он собрался войти туда и осмотреться получше, но в кухне как раз засвистел вскипевший чайник.
   Голубоглазый прикрыл дверь, подошел к постели, взял с нее подушку и бесшумными шагами двинулся в кухню.
   Татьяна как раз заваривала кофе, когда Голубоглазый оказался у нее за спиной и прижал подушку к ее лицу.
   То, что последовало за этим, было очень ему знакомо. Мускулы его напряглись, хотя использовать все силы ему не было нужды. Тело хозяйки было тяжелым, но рыхлым. Больше всего ему мешал запах пота, поднимающийся из-под халата. У него появилось желание прикончить ее одним ударом. Преодолев себя, он прижимал подушку к ее лицу до тех пор, пока она не обвисла у него в руках.
   Татьяну он находил отвратительной и тогда, когда она была жива; сейчас же она была просто невыносимой. Он принес из комнаты стул, поставил перед плитой. Потом, наклонившись над телом женщины, стал искать у нее долларовые купюры. Он обшарил карманы, рукава, даже складки тела. Денег не было.
   Тогда он поднял ее, посадил на стул, головой опустив на плиту. Еще раз осмотрел тело: к счастью, на нем не было ни одного синяка или царапины.
   Выходя из кухни, он открыл газ.
   Запах газа ощущался уже и в комнате, а он все еще искал деньги. Пора было уходить. Просто непостижимо было, куда эта толстая свинья спрятала его доллары.
   Он встал на колени, поднял драный, пахнущий пролитой водкой ковер, отодвинул с мест стулья, заглянул за кровать и как раз хотел лезть под стол, когда что-то сильно ударило его по плечу. На какое-то время у него онемела рука. Он фыркнул, отпустил ножку стола и метнулся в сторону. Едва ли не на лету выхватил пистолет.
   В окно вливался свет солнца. А посреди комнаты, словно гротескный ангел мести, стояла всклокоченная, морщинистая, полуодетая старуха с поднятым костылем. Он не мог понять, ухмыляется она или щерится: вставную челюсть она, видно, где-то забыла.
   Николай выждал, пока старуха снова замахнется на него. Уклонившись от удара, он схватил конец костыля. Достаточно было одного движения, чтобы калека рухнула на пол.
   Старуха судорожно схватилась за грудь и зашлась кашлем. Голубоглазый знал, что времени у него совсем мало: скоро комната наполнится газом, и достаточно будет искры, чтобы все взлетело на воздух.
   Старуха, которая, видимо, сильно ударилась при падении, пускала слюни и охала. Голубоглазый сделал еще одну отчаянную попытку отыскать деньги, потом сдался. Если ему повезет, то, когда квартира взорвется, вместе с ней уничтожены будут и доллары.
   Он поднял с полу костыль и прислонил его к стене. Костыль изготовлен был из легкого, но крепкого дерева, чтобы немощная старуха могла им пользоваться.
   Он вышел в кухню, осмотрел Татьяну, тщательно стер с плиты отпечатки пальцев. Он точно знал, куда прикасалась его рука, и справился с делом быстро. Когда он вернулся в комнату, старуха все еще сидела на полу, водянистые ее глаза бегали из стороны в сторону, словно ища путь спасения.
   Голубоглазый уничтожил отпечатки пальцев и в комнате, потом повернулся к старухе.
   - А ты, старая, кто такая?
   Его почти оглушил пронзительный, визгливый голос, вырвавшийся из беззубого рта старухи.
   - Это ты кто такой, вор?
   Голубоглазый ухмыльнулся.
   - Я друг Татьяны.
   Как ты попал сюда, чертово отродье?
   - Через дверь. Проведать Татьяну пришел.
   - А пока она чайник кипятила, ты ее обокрасть решил, а? Ковер унести вздумал, ворюга?
   -Вы-то тут откуда взялись?
   - Я вчера приехала, и я имею право здесь быть, не то, что ты. Я мать Татьяны, вот так! Вчера приехала из Новокузнецка. И убирайся отсюда, тебе говорят. Где Танька?
   - На кухне.
   - Чем это пахнет? Вонь какая! Газ выходит, а ты тут стоишь. Танька! Ты что там делаешь? Что ты за проходимцев в дом пускаешь?
   Голубоглазый был в некоторой растерянности. Доллары исчезли, искать их нет времени, а тут еще эта ненормальная старушенция. Кто мог предположить, что мать появится в самый неподходящий момент - явится из Новокузнецка; к тому же эта жирная свинья соврала, что дома нет никого.
   Испугалась, может, что с матерью он ее в Америку не возьмет. Квартира полна газом, в любой момент может грохнуть, а он еще должен обставить все так, будто произошло самоубийство; но как это сделать, если тут эта старуха?
   Он оглядел комнату, и взгляд его остановился на массивной стеклянной пепельнице в углу. Она стояла там, словно ее использовали вместо плевательницы.
   Старуха пыталась достать свой костыль. Пока Голубоглазый занят был пепельницей, она потихоньку пододвигалась к стене. Николай успел схватить костыль лишь в последний момент.
   Старая карга завизжала и принялась колотить по полу рукой в пигментных пятнах:
   - Отдай костыль! Отдай! Костыль требую!
   Николай взмахнул костылем и опустил его на локоть старухи. Послышался тихий хруст: костыль переломил руку. Голубоглазый улыбнулся и погрозил несчастной пальцем:
   - Веди себя хорошо, не то вторую руку сломаю.
   Старуха беззвучно разевала рот, звала дочь. Николай скользнул взглядом по вывернутым ее ногам, по неестественно согнутой руке и, задержав в груди воздух, выбежал в кухню. Осторожно, чтобы не оставить новых отпечатков, он поднял руку Татьяны, подсунул под нее пепельницу и сжал вокруг нее пальцы женщины.
   В комнате что-то стукнуло; может, старуха снова поползла по полу? Николай приложил пальцы к сонной артерии Татьяны: под пальцами ощущалось медленное, усталое биение.
   Прихватив пепельницу полой пиджака, он понес ее обратно. Старуха уже ждала его с поднятым костылем. Хотя сломанная рука ее висела, как крыло у раненой птицы, она прислонилась спиной к стене у двери и попыталась ударить Николая. Он без труда увернулся и швырнул костыль в угол.
   Тогда старая разразилась испуганным, судорожным плачем. Кое-как добравшись до дивана, она села на него и, видимо, только тут ощутила боль. Тонко скуля, она держала руку перед собой, словно рука была не ее, а чужая.
   - Газом пахнет! - стонала она с посиневшим лицом. - Газом слышишь, паразит.
   Николай еще раз оглядел комнату, но и сейчас не нашел доллары. Тогда он поднял костыль и старательно вытер его.
   - Газом пахнет!
   Старуху стало тошнить. Голубоглазый и сам чувствовал, что комната полна газом. Он вынул платок, обернул им пепельницу.
   Старуха испуганно следила за его движениями. Лицо ее синело все больше.
   - Ты что, что это удумал?
   Николай сел на край дивана. Старуха в ужасе отодвинулась, насколько можно было, к спинке дивана.
   - Молиться умеешь старая?
   - Умею. Пресвятая Дева Мария.
   - Ну тогда молись!
   - Пресвятая Богородица, Дева Мария. Отпусти, дьявол! Вот милиция придет, тогда...
   Руслан поднял пепельницу.
  

   ЧАСТЬ 16
   Петров выпускал тучи сигаретного дыма и злился. Он бросил на стол листки с программой, стукнул по ним кулаком, дернул себя за усы.
   "Разворошили дерьмо, - думал он, разгоняя очередное облако перед носом. - Попробуй, разберись во всем этом. Вот и угадай, почему гибнут такие люди!"
   Опираться на эти доводы было так же трудно, как на план несыгранной шахматной партии. Если противник пойдет сюда, то я сюда или сюда, если он туда, то я туда или туда; если же он умней меня, то сделает такой ход, на который я не рассчитывал, и тогда все летит к черту.
   Лишь теперь он начал понимать, за какое безнадежное дело взялся. То могут убрать и за границей, и где-нибудь на улице, когда он пожимает руки своим друзьям, и еще в десяти других местах, о которых никто и не думает.
   Он с досадой стряхнул пепел с сигареты и подпер подбородок ладонью. Нет, не завидует он Нилову! Решать уравнение со многими неизвестными; уравнение, где, собственно, сплошь одни неизвестные. Если он сумеет его решить, то, честное слово, заслуживает маршальской звезды!
   С другой стороны, есть и факторы, которые чуть облегчают задачу. Скажем, в них он не очень верил. Если правда то, что Вика сказала Ренату, что Топорков должен был ликвидировать Сокола. Это возможно лишь здесь, в России.
   Зазвонил телефон. Петров со вздохом поднял трубку.
   - Я слушаю.
   - Товарищ Петров?
   - Да. Кто говорит?
   - Сурков Владимир Васильевич.
   Петров покопался в картотеке своей памяти, но человека с такой фамилией там не нашел.
   - Мы с вами знакомы?
   - Мне ваш телефон дал Вячеслав Петрович.
   - Козин?
   - Да.
   - А сам он где теперь?
   - Уехал. Вернется через два дня. А мне наказал, чтобы я в определенных случаях вступал в контакт с вами.
   Телефонная трубка в руке у Петрова дрогнула.
   - И что, сейчас такой случай?
   - Это вам предстоит решить. Вы могли бы сюда подъехать?
   Через закрытую дверь просачивался из соседней комнаты привычный шум: веселые крики, жужжание и пощелкивание телефаксов.
   - Вы кто?
   - Майор милиции. Так вы приедете?
   - По какому адресу?
   - Клары Цеткин улица, дом 21, квартира 9.
   - А что там случилось?
   Но майор уже повесил трубку.
   Петров несколько минут сидел неподвижно, потом пожал плечами и встал. Первым делом он подошел к сейфу, достал свой табельный пистолет и сунул его в карман. Потом позвонил по внутреннему телефону и попросил к подъезду свою служебную машину.
  
  
   Голубоглазый прикрыл за собой дверь. Он чувствовал, как за ним, словно шлейф кометы, тянется газовый хвост. Он взглянул на часы: не позже чем через полчаса должен прийти почтальон. Четыре дня подряд Голубоглазый на адрес Татьяны отправлял по заказному письму; когда почтальон нажмет кнопку звонка, квартира в ту же секунду взлетит на воздух. А из того, что останется, сделают те выводы, какие ему нужны.
   Две усталые пожилые женщины с авоськами в руках прошли мимо него к лифту.
   Он снова взглянул на часы и улыбнулся. Почтальон вот будет здесь. Как только послышатся его шаги, он быстро смотается, и дело сделано.
   Он открыл дверь подъезда и в тот же момент захлопнул ее. К подъезду по тротуару двигались дети.
   Он поспешил назад, к лифту, нетерпеливо поглядывая на часы. Где этот чертов почтальон? Если окажется, что он зря соскабливал изоляцию с проводов, идущих от электрического звонка...
   Дети зашли в подъезд на первый этаж.
   Он надвинул на глаза шляпу и поднял воротник пальто. Погода стояла холодная, так что никто не должен был особенно удивляться, что человек так съежился.
   Дети с громкими разговорами, по лестнице пошли пешком на третий этаж.
   Голубоглазый замер. До него лишь сейчас дошло, какая опасность ему угрожает. Неожиданное обстоятельство может перечеркнуть весь его план, если он сию минуту что-нибудь не придумает.
   Он оторвался от стены и устремился за детьми. Обогнав их, и вовремя достиг девятой квартиры. Остановившись у двери, он вытер вспотевший лоб.
   Голубоглазый приблизил лицо к щели, и в нос ему, как серная вонь из преисподней, ударил густой запах газа. Он чувствовал, что по лбу у него катятся капли пота, галстук сдавливал горло, словно это была веревка, стягиваемая на шее палачом.
   По мере того как приближалась дети, у Голубоглазого росло желание плюнуть на все и уйти: будь что будет. Пускай ко всем чертям разорвет эту шушеру! Но в следующий момент к нему вернулась холодная рассудительность. Если погибнут дети, поднимется такой шум, что его и в Кремле услышат. Милиция станет копаться в прошлом Татьяны, наткнется там на Куликову и пиши пропало. Его доверители отменят операцию, он должен будет уехать, и встреча с Александром Ниловым не состоится. И Александр сможет тогда выбрать для нападения такой момент, когда он совсем не будет на это рассчитывать. Может, в Америке, может, в любой другой стране. Если он уступит Александру инициативу, ему конец. Даже в том случае, если он сильнее сейчас.
   К нему подбежал мальчишка:
   - Здравствуйте.
   Голубоглазый встал так, чтобы мальчишка не дотянулся до звонка.
   - А вы что, здесь живете? - подозрительно спросил мальчик. - Что-то я вас не видел ни разу.
   - Я недавно сюда переехал.
   - К тете Тане?
   - К тете Тане.
   - Это когда же?
   Николай поднял руку и, сделав над собой усилие, потрепал дотошного человечка по голове.
   - Ты всегда такой любопытный?
   Глаза ребенка искали его глаза. Голубоглазый с удовольствием задушил бы его, но этого нельзя было сделать: слишком много свидетелей было вокруг. Он чувствовал, что пот катится по спине. Не хватает еще, чтобы выглянул кто-нибудь из жильцов и спросил, что он тут делает.
   - Я с ней утром разговаривал, она сказала, что вернется в половине двенадцатого.
   Мальчик разочарованно переступил с ноги на ногу.
   - Нет, столько мы ждать не можем. Пошли, Мишка.
   Голубоглазому было уже все равно, позвонят ребятишки к Татьяне или не позвонят. За один этот день он натворил столько ошибок, сколько до сих пор не делал за целый сезон. С того момента, как он лицом к лицу столкнулся с Александром, в нем словно бы произошел некий сбой. Нет, надо взять себя в руки и выполнить задание как можно быстрее. Иначе он тут просто сойдет с ума. Он должен исчезнуть, прежде чем с ним случится что-нибудь очень скверное.
   Он чуть не пропустил момент, когда из-за угла коридора появился почтальон.
   Вскоре, уже находясь на трамвайной остановке, он вместе с другими обернулся на грохот взрыва.
   Окна квартиры выходили на противоположную сторону, и он ничего не увидел; лишь испуганные люди бежали со всех сторон к дому.
   Через несколько минут подошел трамвай; Николай уже улыбался. Он представил себе выгоревшую дотла квартиру, в ней труп старухи с разбитым черепом. Так, улыбаясь, он ехал до своей остановки.
  
  
   Петров попросил шофера остановиться. Возле дома стояли две пожарные машины и скорая помощь, вокруг суетились люди, в стороне собрались зеваки, кучка ребятишек взволнованно обсуждала случившееся.
   Василий Николаевич надел темные очки; ему не хотелось бы, чтобы его узнали. Он терпеть не мог, когда вокруг толкались, приставали с вопросами; не говоря уж о том, что ему просто нечего было бы ответить.
   Он как раз собрался вылезать из машины, когда в стекло постучали. Возле машины стоял мужчина в плаще с меховым воротником, но с непокрытой, несмотря на холод, головой.
   - Здравия желаю, Василий Николаевич, - сказал он с таким видом, словно они с незапамятных времен были знакомы друг с другом, - майор Сурков.
   - Что тут случилось?
   Сурков показал на возвышавшийся рядом многоэтажный дом.
   - Вот здесь, видите, взрыв в квартире.
   - Взрыв?
   - Газ взорвался. Видно, от искры, когда почтальон позвонил. Шарахнуло так, что мало что осталось.
   В иных условиях Петров, пожалуй, с удовольствием слушал бы раскованную речь майора, но сегодня необязательные слова, честно говоря, его раздражали.
   - Я был бы вам очень обязан, - сказал он строгим тоном, - если бы вы объяснили мне, что, собственно, произошло. Если меня будут вызывать каждый раз, когда где-то что-то взорвется..
   Однако в тот момент, когда он увидел опаленную взрывом квартиру, непонятные пятна на стенах, лежащий перед плитой труп, его раздражение сменилось тревогой. Он быстро сунул приготовленную сигарету обратно в карман: ему казалось, вблизи останков погибших страшной смертью людей не приличествует заниматься такими прозаическими вещами, как раскуривание сигареты.
   Увидев в другой, тоже выгоревшей комнате тело старухи, он даже слегка побледнел; а ведь в свое время, будучи в горячих точках, он мог даже спать рядом с трупами.
   В квартире N 9 стояла тишина, лишь из коридора доносились сердитые голоса милиционеров, которые старались отогнать слишком уж любопытных соседей.
   Сурков огляделся с довольным видом, затем поправил цветочный горшок, стоявший на самом краю подоконника.
   - Хотя пожарные тут поработали на совесть, картина, в общем-то, ясная. Знаете, Василий Николаевич, нашу самую большую беду: если пожар что-нибудь пощадит, то после пожарных уж точно ничего не найдешь. Но тут, к счастью, только шторы сгорели да несколько книг.
   Петров отвел взгляд от старухи.
   - Что же тут произошло?
   - На первый взгляд, просто взрыв.
   - На первый взгляд?
   - Эта женщина сама открыла газ.
   - Случайно? Или решила покончить с собой?
   - Идите сюда, Василий Николаевич.
   Петров без всякой охоты пошел за Сурковым в кухню. Обожженный, почти голый труп лежал у самой двери, через него пришлось перешагивать.
   - Видите этот стул? На нем она сидела. Следов пищи нигде нет.
   - Ну?
   - Значит, она поставила к плите стул, села, наклонилась над плитой, но сначала убрала с плиты все, что мешало. И открыла конфорки
   - А старуха кто?
   - Соседи говорят, мать.
   - Что же, и мать не пожалела?
   - Нечего было уже там жалеть.
   - Как так?
   - Она ее перед этим убила. Стеклянной пепельницей. Показать, как?
   - Спасибо. Подробности потом.
   - Как хотите. Словом, убила мать и решила покончить с собой.
   Толстяк передернулся и перевел дух.
   - И какое все это имеет отношение к ФСБ?
   - Пока никакого. Только вот Сапожников нашел тут одну фотокарточку.
   - Какой еще Сапожников?
   - Один из моих людей.
   - Гм. Что за фотокарточку?
   - Фотокарточку молодой женщины. Сапожников отложил ее и позвонил мне. Поэтому я здесь.
   Толстяк погрозил ему пальцем.
   - Вот что: если вы скажете, что рядом с той женщиной изображен я, в голом виде, то смотрите.
   Сурков широко улыбнулся:
   - Да нет, что вы. Дело в том, что Сапожников работает на меня. Он не просто сотрудник следственной группы. Понимаете?
   - Не очень. Но меня это вообще не интересует.
   - В общем, иногда я показываю Сапожникову фотографии тех, кого мы ищем, но не можем найти. У Сапожникова зрительная память, как у компьютера. Если он один раз увидит чье-то лицо, то и через пятьдесят лет его узнает.
   - Мне бы такую память! - сказал Петров то ли с иронией, то ли всерьез.
   - Я вас понимаю. Словом, Сапожников увидел фото, зафиксировал ситуацию, потом..
   - Что значит: зафиксировал ситуацию?
   - Фотография выпала из книги. А книга упала и раскрылась от взрыва.
   - Ага. И кто же изображен на фото?
   - Некая Оксана Коль.
   - Это кто?
   - Она находилась под следствием, но следствие было прекращено.
   - Кем?
   - Это можно выяснить. Речь шла о каком-то несчастном случае. Кажется, о поджоге.
   - Еще один поджог?
   - У нас здесь не поджог, а взрыв. Но дело не в этом. Оксана Коль исчезла. На вызов в милицию не явилась и с тех пор находится в неизвестном месте.
   - Это бывает, обычное обстоятельство.
   Ему снова захотелось курить, но он снова переборол себя. Он вспомнил, как некогда в одной азиатской стране, когда там свергли монархию, ему пришлось целых шесть дней не курить. Дело в том, что свергнутый хан выкуривал в день не меньше двадцати сигар: с сигарой он ходил даже в клозет, с сигарой во рту принимал папу римского, и революционеры на каждого человека с сигарой смотрели, как на врага. Так что пришлось весь свой запас гаванских сигар выбросить в мусор, иначе его линчевали бы в два счета. Вот с тех пор он не курит сигары.
   - Короче, Сапожников полагает, что на этой фотографии изображена Оксана Коль.
   - Потрясающий факт!
   - Загвоздка лишь в том, что на обороте написано другое имя.
   - Какое же?
   Сурков выглянул в окно, словно желая проверить, не украли ли у него машину, потом, пожав плечами, сказал:
   - Лариса.
   Несколько секунд генерал пытался сообразить, откуда известно ему это имя. Потом обнаружил, что рука его сама тянется за сигаретой.
   - Вы знаете, кто такая Оксана Коль?
   - Конкретно нет. Но генерал Козин мне это имя называл. Петров знал точно, что все это значит. Козин тайно объявил розыск Коль. Конечно, не по обычному каналу, а по своей, внутренней сети.
   - Фото у вас?
   - У меня.
   - Могли бы прямо в машине показать.
   - На месте происшествия интереснее. Видите эту полку? Книги свалились оттуда. А эта оказалась дальше всех.
   Петров чувствовал, что за словами Суркова что-то стоит. Что-то такое, что опытному эфэсбэшнику было бы ясно сразу. Но ведь он опытный криминалист.
   - Почему именно эта книга?
   Сурков опять улыбнулся с довольным видом.
   - Ведь вы спец, Василий Николаевич. Потому, что она лежала сверху. - Он сунул руку в карман и вытащил влажную, с разодранными краями фотографию. - Вот она, милая.
   Петров положил фотографию на ладонь. На него смотрела привлекательная, со вкусом одетая, с вызывающим взглядом молодая женщина. Женщина, которая точно знает, чего она стоит и какое впечатление производит на окружающих, прежде всего, конечно, на представителей сильного пола.
   - Хороша, а?
   - Хороша. Продолжайте, пожалуйста.
   Сурков показал на полку.
   - Хозяйка квартиры, Татьяна Солодова, очевидно, совсем недавно взяла книгу, вынула из нее что-то, а потом не поставила ее на место. Просто положила поверх остальных.
   - И как вы считаете: почему?
   - Потому что спешила. Кстати, очень интересная вещь. Не знаю, замечали ли вы: после взрыва книги обычно остаются на полках. Если пожарные их не сбивают.
   - До сих пор как-то не обращал на это внимания, - со вздохом ответил Петров.
   - Таким образом, Татьяна совсем недавно сняла эту книгу, что-то вынула из нее, точнее что-то такое, что хранилось вместе с фотографией, и кому-то продала.
   Генерал хмуро смотрел на него и ничего не понимал.
   - Что вы говорите?
   - Я говорю: она вынула что-то и продала за пятьсот долларов.
   - Как-как?
   - Вот она, эта книга. Держите!
   Петров вздохнул, полистал книгу, но ничего особенного в ней не нашел.
   Сурков забрал книгу назад и открыл разворот обложки.
   - Старый трюк. Смотрите.
   Он отогнул клапан суперобложки, и под ним обнаружился узкий разрез. Сурков чуть согнул картон, и разрез открылся, словно бумажник.
   - Видите? Сюда можно засунуть деньги. Если вор очень торопится, он их ни за что не найдет. Не станет же он обследовать каждую книгу.
   У Петрова шумело в голове, он охотно пошел бы в кухню выпить стакан воды, если бы не надо было перешагивать через труп. Черт побери, и именно сейчас Козину приспичило уехать! Ему надо было быть здесь; ему или Осетрову.
   - Сколько денег было в книге? - спросил он, беря себя в руки.
   - Пятьсот долларов.
   - Откуда вы взяли, что она что-то продала?
   Сурков улыбнулся.
   - Открытие века! Давайте посмотрим. Возьмите с полки любую книгу.
   - Зачем?
   Петров не шевельнулся, и Сурков сам снял книгу.
   - Пушкин. Прекрасно! Итак, я листаю ее. Ведите?
   Из книги вылетели и упали к их ногам какие-то листы, лоскутки бумаги.
   - Вижу, - уже раздраженно сказал Петров. - И что из этого следует?
   - Откуда я знаю? - Сурков присел, взял один листок. - Кубышкин. Вы знаете какого-нибудь Кубышкина?
   - Нет.
   - Я тоже. Но это неважно. У Татьяны был обычай каждого знакомого держать в отдельной книге. Я хочу сказать: письма от этих знакомых. Книги она использовала как досье.
   - Она что, шантажировала их?
   - Да нет. Просто такая привычка. Она ведь не из интеллигентов. Папок не покупала, письма рассовывала в книги. Была книга и для Оксаны Коль. Когда она вынула оттуда что-то и продала за пятьсот долларов, то деньги не знала впопыхах куда деть, и потому ногтем разрезала обложку и сунула их туда. То, что она продала, наверняка имело какое-то отношение к Коль.
   Петров растерянно стоял посреди разгрома. Старуха с разбитой головой, застывшая в неестественной позе, словно прислушивалась к их разговору. Он передернулся и отвел от нее взгляд.
   - Вы знаете, кто такая Коль?
   - Нет. Знаю только, что генерал Козин ее ищет.
   Кое-что было Петрову совсем непонятно. Предположим, Сурков прав. Оксана Коль из Уфы, жила раньше под именем Оксаны Куликовой. Кто-то узнал, что убитая Татьяна и Оксана Коль знакомы друг с другом, и за деньги добыл у Татьяны адрес Коль. Но ведь Куликова или Коль, месяца два назад уже как пропала!
   - Выходит, совершено очередное заказное убийство, - сказал он грустно.
   - Ясно одно: старухе разбили голову.
   - Может, это ей нужен был адрес?
   - Тогда он остался бы где-нибудь здесь.
   - Если не прилип к подошве сапога какого-нибудь пожарного.
   - Не исключено. Но вполне возможно, все произошло по-другому. Скажем, некто приходит к Татьяне и пытается добыть у нее адрес Коль. Обещает за него пятьсот долларов. Татьяна идет на сделку, но тому человеку этого мало. Он намерен убить Татьяну. Конечно, создав при этом видимость самоубийства. Однако тут оказывается и старуха, так что ему приходится избавиться и от нее. Разбив ей голову, он подтаскивает Татьяну к плите. В общем, комбинировать можно по всякому.
   Петров интуитивно чувствовал, что случай помог ему выйти на очень серьезный след. Так бывало в молодости. Благодаря своей интуиции он не раз предотвращал серьезные заговоры. И интуиции никогда не подводила его, разгадка была где-то рядом.
   Сурков вздохнул и изобразил на лице, что лично он ничего больше не имеет.
   - Все, Василий Николаевич. У меня, конечно, и в мыслях нет давать советы вам, но я бы уцепился за эту Оксану Коль, если уж это так важно.
   Петров еще раз окинул взглядом руины, которые утром назывались квартирой. На что-то такое, что приблизит его к разгадке.
   Несмотря на все усилия милиции, число любопытных в коридоре все возрастало. Жильцы и зеваки из окрестностей, сбившись в кучки, делились мнениями и догадками. Но он понимал, что должен спешить: нужно как можно скорее рассказать обо всем майору Нилову.
   Он выходил из подъезда, когда какой-то мальчишка вдруг схватил его за рукав. Генералу Петрову в первый момент показалось, что он зацепился за ручку двери. Он хотел дернуть руку, чтобы высвободиться, и тут на уровне своего живота заметил поднятые вверх серьезные глаза.
   - Дядя, а тетя Татьяна умерла?
   В голосе мальчика звучал такой ужас, что у Петров не хватило духу стряхнуть со своего рукава его пальцы и молча уйти.
   - Ты что, знал ее?
   - Она всегда меня в гости приглашала к себе.
   Петров положил свою огромную мягкую руку на голову мальчика.
   - Хороший мальчик. А у тети Тани большое несчастье случилось. Газ взорвался.
   - Это тот человек взорвал?
   - Какой человек?
   - Который перед дверью стоял, когда мы хотели к ней зайти.
   Генерал наморщил лоб:
   - Ты хочешь сказать, что тетя Таня приглашала вас к себе, но зайти мы не могли, потому что около двери тети Тани стоял какой то человек?
   - Да. И врал, что тети Тани нет дома. А она не могла из дома уйти, потому что она работала дома.
   - И что тот человек делал?
   Стоял около двери и войти хотел.
   - Тетя Таня ему открыла?
   - Нет, потому что я тогда с Мишкой тоже вошел бы к ней. Потом мы пошли в школьную библиотеку, и там взяли томик стихов Есенина.
   - А как выглядел тот человек?
   Мальчик размазал по лицу крупинки грязи.
   - Ну, он здесь не живет, это точно.
   - Почему? Ты его никогда не видел?
   - Нет, не потому. А потому, что одежда у него была какая-то не такая.
   - Элегантная?
   Мальчик, по всей видимости, не знал точного значения этого слова.
   - Чистая такая и красивая, - сказал он, подумав.
   - Лицо его ты видел?
   - Кепка у него очень низко была надвинута. Я глаза только видел. Он один раз на меня посмотрел. Глаза у него голубые-голубые.
   - Какие?
   - Ну, такие, как небо голубое, когда там нет ни одного облака. Как у володькиного старшего брата.
   - А кто это?
   - Володькин брат-то? Да Мишка. Его в больницу сумасшедшую увезли, потому что он залез в подвал и всем кошкам, которых там поймал, перерезал горло. А потом вымазался их кровью и кричал, что он Дракула и ему нужна кровь.
   - Нда. Словом, глаза у этого человека были бешеные.
   - И тогда пришла милиция, и Володьку забрали. Надели на него кандалы.
   - Наручники? - подсказал Петров.
   - Во-во. Я во дворе был и видел мертвых кошек. И также как Володьку увозили. Он только хохотал, а глаза у него были такие же голубые, как у этого человека.
   - Ты можешь вспомнить, какой у него голос? - спросил Петров, вытаскивая свою сигарету.
   - Что?
   - Я спрашиваю, был ли у него акцент?
   - Это что?
   - Ну, он говорил так, как ты?
   - А, вроде так же. Дядя, ты думаешь, это шпион был?
   - Черта с два, - ответил Петров и ласково погладил мальчика по голове. - Черта с два. Это, сынок, был наш человек!
  
   ЧАСТЬ 17
   Александр облегченно вздохнул:
   - Наконец-то. Я с утра вашего звонка жду. Думал уже, вы уехали.
   От вздоха, вырвавшегося на том конце провода, трубка в руке Александра заходила ходуном.
   - Ах, господи, если бы я мог уехать! В общем, слушай, Саша! Кажется, мы догадались, что нужно было Руслану от Солодовой Татьяны.
   - В самом деле?
   - Не волнуйтесь, это не я догадался. Есть тут один чудо сыщик, некто Сурков. Он утверждает, что Руслан искал адрес третьей девушки.
   - Третьей? Какой еще третьей?
   - Знаешь, несколько лет тому назад Оксана Коль работала в детсаду. Там же работала и Солодова, а с ними третья - Наталья Ванина.
   - Да, вспоминаю.
   - Сурков считает, что Руслан приходил за ее, Ваниной, адресом. А когда получил, убил Солодову.
   - Вы этот адрес знаете?
   - Сурков нашел, хоть и нелегко было.
   - Господи, ну что же вы тянете?
   - Сурков там был уже. Ваниной след простыл. Муж говорит, она к тетке уехала, в Одессу.
   - А адрес?
   - Адреса он не знает.
   - Не понимаю.
   - Ну не знает он адреса в Одессе. Мне кажется, это какой-то фиктивный брак.
   - А кто ее муж?
   - Безобидный мужичонка. Фирма у него своя. Говорит, жена по нескольку раз в год уезжает к тетке, а адреса не оставляет. Но его не интересует, чем она там занимается.
   - Вы можете такое понять?
   Петров снова вздохнул:
   - Вы были женаты, Саша?
   - Нет еще.
   - Потому вам и непонятно. Я бы на вашем месте задумался, зачем Хозбулатову после Оксаны понадобилась еще и Ванина. Третья воспитательница.
   - А почему не понадобилась Солодова?
   - Может, потому что Солодова толстая и безобразная. Но это уж ваше дело, Александр.
   - Да. Это мое дело. Вы заказали билеты?
   Толстяк погасил сигарету и улыбнулся в трубку:
   - Билеты, все три, у меня в кармане. Но не забудь, это уже заграница.
  

ЧАСТЬ 18

   Панический страх на минуту поднялся горячей волной в душе. Он видел себя во сне, повешенным.
   За что ему такая казнь? Факт тот, что он не виновен.
   По его убеждению, сколько-нибудь привлекательное зрелище.
   Он уставился на телефон, словно ожидая от него искупления. Может, еще не поздно; может, еще удастся выбраться как-то из этой истории? Если не предпринимать ничего, то на первое время можно беды избежать. Что будет дальше, вопрос другой.
   Когда телефон зазвонил и ему сообщили, что его ждут на мосту, у него опять схватило живот, как во всех случаях, когда речь шла о серьезных вещах.
   Он готов был к тому, что на мосту услышит в свой адрес грубости. Что ему пригрозят расстрелом, виселицей, дыбой, ссылкой и так далее. Он был готов предложить срочно отменить операцию. Может, все этим и ограничится. Может, его не прогонят из Кремля: ведь он олицетворяет преемственность в нынешнем составе руководства.
   Сгорбленный и худой, словно чахоточный, человек не выглядел рассерженным; даже недовольства на его лице не было видно. Он стоял неподвижно, опираясь на парапет, и смотрел на рыбаков с удочками. Он даже не повернул головы, когда коренастый встал рядом.
   - Вы как считаете, в этой реке еще что-то есть? - спросил он многозначительно, обратив вниз большой палец. Точь-в-точь римский император, дающий распоряжение добить побежденного гладиатора.
   - Вы имеете в виду: в этой реке?
   - Я уже несколько минут наблюдаю за ними. Никакого улова, даже не клюет. По-вашему, зачем они все-таки сидят здесь?
   Коренастый не был философом, более того: со студенческих времен терпеть не мог философии. "Философия лишь на то годна, чтобы дурить людям головы, - говорил он в дружеском кругу, пропустив рюмку, другую. - Философы мир хотят перевернуть! Кретины! Повидал я их за Полярным кругом. Они даже тачку не могут по-человечески перевернуть, не то что мир!"
   Однако сейчас, несмотря ни на что, в нем закружился целый рой философских мыслей. Насчет того, что рыбаки, пожалуй, вовсе и не об улове мечтают, а о том, чтобы леска однажды вздрогнула и натянулась и они хотя бы себе доказали тем самым, что стоило ожидать часами, пока удача коснется тебя радужными своими крыльями.
   Говорить, разумеется, он ничего не стал. Лишь пожал плечами да поудобнее устроил локти на парапете.
   - Всякую грязь выливают в воду с кораблей. Надо бы сказать Владимиру Михайловичу, пусть поговорит с Лужковым. Нельзя же терпеть, чтобы реку использовали как помойку!
   Худой и длинный человек вздрогнул, словно проснувшись. Еще раз посмотрев на рыбаков, он обратил все внимание на Коренастого.
   - Вы хотели со мной говорить.
   Коренастый сглотнул слюну. Он почувствовал, как по телу его пробежала дрожь, словно он попал под несильный электрический ток.
   - Да хотел. Мне кажется, я должен информировать вас о некоторых вещах. В связи с нашим делом.
   - Длинный наморщил лоб.
   - Что-нибудь не так?
   - Не знаю.
   - А кто должен знать? Я?
   - Дело в том, что есть некоторые симптомы, которые мне не нравятся.
   Сейчас было бы естественным, если бы Хорин накричал на него, стал сквернословить, обзывать собеседника нехорошими словами, словом, проявил бы ту человеческую реакцию, какую привыкли от него ждать. Однако сегодня он был не похож на себя: всегдашняя его грубость и вспыльчивость сменились полной невозмутимостью.
   - Я буду весьма вам обязан, если вы станете говорить более понятно.
   Коренастый вздохнул.
   - Полковник Костин докладывает о тревожных вещах.
   - В самом деле?
   - Сокол вышел из подчинения.
   - В каком смысле?
   - Всех деталей я сам не знаю, но похоже, он действует по своему усмотрению.
   - А по чьему усмотрению он должен действовать?
   - Но существует определенная субординация.
   - То есть: он должен каждый раз докладывать Костину?
   - Практическая сторона не мое дело.
   - Вот как?
   Коренастого ошарашила насмешка, прозвучавшая в голосе собеседника. В этот момент он впервые подумал, что, пожалуй, тот знает о деле больше, чем он.
   - Я считал своим долгом рассказать вам об этом случае, - остальное он проглотил.
   Худой смотрел куда-то вдаль. Словно думал о чем-то совсем ином, не относящемся к теме их разговора.
   - Вы могли бы ответить на несколько вопросов?
   - Разумеется.
   - Операция под угрозой срыва?
   - Я не знаю об этом, но по мнению Костина..
   Зеленые глаза худого впились в глаза Коренастого.
   - Настал момент, когда мы должны идти на риск.
   Коренастый оцепенел. Ведь именно он, Худой, всегда призывал их к умеренности. Именно он удерживал их от необдуманных авантюр, отговаривал их. Должно быть, совсем плохо идут дела, если даже он говорит, что нужно идти на риск.
   - Я мог бы узнать.
   Худой схватил его за локоть:
   - Послушайте меня. У нас мало времени, я должен ехать на совещание. На очень важное совещание.
   - Понимаю.
   - Три года назад вы меня посвятили в ваш план. В то время ситуация еще далеко не была такой скверной. Вы говорили, что риск минимален, если будет найден подходящий человек. Потом вы сообщили, что такой человек есть. Так?
   - Так, но...
   - Постойте! Вы сказали, что человек этот гений, интеллект в нем сочетается со способностью к импровизации и профессионализмом.
   - Так? Но, он же когда-то работал ликвидатором.
   - Мы дали благословение этому плану. Вы дали команду этому профессионалу и приказали ему выполнить задание. А теперь жалуетесь, что он делает не те ходы, какие вы для него предусмотрели? Вы же его хвалили за умение импровизировать, когда нужно. В таком случае вы или не понимаете значения этого слова, или Костин собрался пойти на попятную. Костина раздражает, что этот парень пользуется приемами, с которыми он незнаком. Я прав?
   Коренастый вытер вспотевший лоб:
   - Я даже не знаю.
   - А что вы вообще знаете? Костин наложил в штаны, едва этот ваш человек сделал ход, не спросив его разрешения. А что тут такого? Вдруг получается он - лучший игрок? Вдруг он способен предусмотреть больше вариантов, чем Костин? Для нас важно одно: выиграть партию. Противнику нужно поставить мат, вот что главное. И пусть гроссмейстеры не подсказывают ему, чем и куда пойти.
   - А если он пойдет неправильно? Простите за любопытство: вы шахматист?
   - Как ходят фигуры, знаю.
   - Тогда вы должны знать и то, что не бывает игры без жертв. Даже самые гениальные мастера жертвуют фигурами, чтобы получить позиционное преимущество.
   Коренастый теперь был на сто процентов уверен, что случилось нечто, побудившее его собеседника решиться на отчаянные шаги. И, видимо, не его одного. Что это за "нечто", он узнает позже.
   Худой поднял на него взгляд, не пытаясь и скрыть, что колеблется. Наконец, словно плевок, у него вылетели слова:
   - Его нужно ликвидировать. Во что бы то ни стало.
   Заявление это давало Коренастому право задать вопрос:
   - Что-нибудь произошло?
   - Знаете, что собой представляет этот человек? Бомбу с часовым механизмом. Она себе тикает у нас под ногами, а мы в любой момент можем взлететь на воздух. Вот почему мы не можем ждать, и вот почему я плюю на все ваши с Костиным опасения. За такие деньги, какие были задействованы в этой операции, я готов пожертвовать всем. Будем надеяться, вашему киллеру удастся выполнить то, за что он взялся. Если же нет, надо безотлагательно искать другого. Все равно кого.
   - А если он попадется?
   - Если попадется, его надо ликвидировать, где бы он не находился. Дайте Костину указание, пускай подготовит план и на этот случай. И очень прошу вас, больше не приходите ко мне. Что бы ни произошло. Понятно?
   - Да, но...
   - На совещаниях держитесь естественно. Будьте веселы, проявляйте готовность к сотрудничеству. Если дело сорвется, проклинайте злодеев, требуйте самого жестокого наказания. И повторяю: дайте этому человеку возможность работать.
   - Если провалится вся эта операция?
   - Потом знаете, кем вы станете? В лучшем случае паршивым пенсионером. Научитесь сидеть с удочкой. Каждый день будете приходить сюда ранним утром и смотреть, как движется стрелка на часах Кремля. И вспоминать, как вас вышибли оттуда пинком под зад. Продолжать?
   - А вы куда денетесь?
   В другое время Коренастый не позволил бы себе разговаривать так беспардонно с могущественным шефом, ведь он был его покровителем. Он скорее вырвал бы себе язык, чем сдерзил. Но теперь его задели за живое. Он, кажется, терял голову от страха. Худой поднял голову и рассмеялся. В тихом смехе его урчала горькая безнадежность.
   - Куда денусь я? Буду рыбачить рядом с вами. Буду насаживать вам червяка на крючок.
   Коренастый уселся в машину, откинул голову на спинку сиденья. Он ненавидел своего покровителя так сильно, как еще никого в жизни.
   Он чувствовал в себе готовность расправиться с ним своими собственными руками.
  
  
   ЧАСТЬ 19
   Ренату осточертело все: и море, и лениво падающий редкий снег, и холод, который здесь был куда неприятнее, чем в Москве. Раньше он часто слышал, что мороз переносится легче на Севере, так как воздух сух и мягок; однако практика пока не подтверждала теорию. В воздухе колыхались крупные, чуть не с ладонь, хлопья, и мокрый ветер ранней весны совал ледяные пальцы за шиворот. Два дня они разыскивали в Одессе неизвестно чей адрес и только представьте, какой странный случай! - так и не нашли. Они знали только, что Наталья Ванина приехала сюда к тетке, у нее же, по всей видимости, остановилась и совсем не думала идти в милицию на предмет временной прописки.
   Тщетно они ожидали, что жареный цыпленок прилетит им прямо в раскрытый рот. К тому же и Москва не могла им помочь. Наконец, стараясь не обращать внимания на холод, Ренат вышел в город, прошел взад и вперед по площади. В Одессе ему не доводилось еще бывать, и он никогда, конечно, не думал, что будет знакомиться с этим всемирно известным городом юмора да еще при таких обстоятельствах. В окно маленького ресторанчика, ярко светило солнце, переливаясь разными красками, Ренат устало думал, насколько прекраснее тут, должно быть, летом.
   - Уберите, пожалуйста, дипломат ваш, гражданин!
   Возле столика, явно нацеливаясь на свободные стулья, стояли две девушки лет семнадцати-восемнадцати с гордо поднятыми головами, одинаковыми курносыми носиками и голубыми глазами.
   Ренат встрепенулся и отодвинулся вместе со стулом.
   - Прошу вас, присаживайтесь, девушки.
   Девушки сели, не сняв пальто. Ренат с любопытством оглядел их и, поскольку официант, по всей видимости, исчез надолго, предупредительно показал на свою чашку кофе.
   - Заказать вам кофе, девушки?
   Те одновременно кивнули, одновременно улыбнулись. Ренат почувствовал, что они не случайно сели к его столу. Посмотрев в окно, он все понял. Они, видимо, гуляли по улице, увидели его за стеклом, а поскольку на нем написано, что он или иностранец, или турист, то они решили с ним познакомиться.
   Ренат не стал портить игру.
   - Будьте моими гостьями!
   Девушки переглянулись и стали смотреть в окно. Ренат чувствовал, что их хорошее настроение передалось и ему. Откинувшись на спинку стула, он думал о том, как хорошо было бы позабыть все, что случилось с ним за последнее время, снова смеяться, не заботиться ни о чем, что его не касается. Только кто может сказать, где граница? Где кончается то, что его касается?
   - Вы иностранец? - спросила, покраснев, одна девушка.
   - Да, иностранец.
   - Из Америки?
   - Почему из Америки? Иностранцы бывают из разных стран.
   - У вас такой взгляд, будто вы из Америки.
   - Ну вот. А я из Латвии.
   - Из Латвии? Интересно, - сказала блондинка. - А я почему-то думала: из Америки.
   - И очень разочарованы? - спросил Ренат.
   - Нет, что вы! Просто у нас нет еще американского знакомого.
   - Чего-чего?
   - Американского знакомого.
   Девушки ткнулись друг другу в плечо и засмеялись. В это время появился официант и, нахмурив брови, направился к их столику, явно намереваясь призвать этих нахальных девчонок к порядку. Но, увидев дружелюбную улыбку на лице Рената, обошел столик, воплощая собой живой упрек.
   - Попадет вам, - сказала блондинка. - Здесь не любят таких. И девушек тоже.
   - Как так?
   - Это же Одесса! Меня однажды в гостинице просто взяли и выгнали.
   - Что такое, девушки?
   - Те переглянулись, потом смуглая вынула из сумки небольшой альбом в обложке.
   - Мы сюда собираем тех, с кем знакомимся. И адреса. Вы разрешите, мы запишем ваш адрес и будем с вами потом переписываться?
   - Конечно, - улыбнулся Ренат. - С удовольствием. Как вас зовут?
   - Меня Таня, - сказала блондинка.
   - Меня Вика, - сказала брюнетка.
   У Рената сжалось сердце; но сжалось лишь на мгновение.
   - Вы здешние?
   - Да нет, - ответила блондинка, отыскивая в кармане ручку. - Мы из-под Киева.
   - Ого!
   - А вас как зовут?
   - Ренат.
   - Ренат? Это что - татарское имя?
   - Вы здесь работаете?
   - А, работаем, - засмеялась брюнетка. - Елена Николаевна говорит, что мы не работаем, а дурака валяем.
   - И где же вы валяете дурака?
   - На почте. Практикантки мы.
   Ренат вписал в блокнот свое имя и рижский адрес родителей. Пока он его выводил, в голове у него мелькнула мысль. Смутная, шальная и абсолютно нереальная. Он закрыл альбом, отдал его.
   - Вы говорите, на почте?
   - Ага. Два месяца. Потом вернемся, а после практики дальше учиться будем.
   - А почему вас послали именно сюда?
   Блондинка пожала плечами:
   - Так уж заведено. У нас пол-училища каждый год в Одессу приезжает. А другую половину посылают в Киев.
   - Вы знаете, мне вас сам бог послал. Дело в том, что я в очень трудном положении. Ищу одного человека, а найти не могу.
   - Как это?
   - Вот так. Это моя знакомая.
   - А зовут как?
   - Не знаю. То есть Наталья Ванина. Мы вместе учились в институте. И короче, она от меня сбежала.
   Девушки разинули рты. Одновременно, как в какой-нибудь кинокомедии.
   Ренат тяжко вздохнул и подпер рукой голову.
   - Хорошо, буду говорить откровенно. Я ведь из-за нее в Одессу приехал. Вчера приехал и вот пробую разыскать. Любовь у нас с ней была. С Натальей моей.
   Девушки снова переглянулись. В глазах у них было написано, что они ну ничегошеньки не могут понять.
   - Я могу вам довериться, девушки?
   - Конечно, - неуверенно сказала блондинка. - Можете.
   - Дело в том, с мужем уже не живет. А живет со мной.
   - Она красивая? - с некоторой завистью спросила брюнетка.
   - О, как вы!
   Она покраснела и заулыбалась. Вторая тоже покраснела, словно комплимент сказан был ей.
   - Видите ли, мы поссорились. Из-за какого-то пустяка. Я знаю только, что у нее тут, в Одессе, живет тетка.
   Девушки с серьезными лицами опустили глаза на стол.
   - А милиция? - спросила блондинка. - Милиция не может помочь?
   - Она в милицию не обращалась.
   Девушки переглянулись.
   - Вы говорите, из Москвы приехала? - спросила брюнетка.
   - Да, несколько дней назад.
   - Тогда она наверняка посылала телеграмму. Чтобы тетка ее встретила.
   - Это вполне возможно. Я поэтому и подумал.
   Девушек охватил боевой пыл. Лица их раскраснелись, они спорили друг с другом, забыв про Рената.
   - Я уверена, она давала телеграмму.
   - А если нет?
   - Не может такого быть. Хотя бы из-за такси.
   - А если они живут близко?
   - У аэропорта? или у вокзала.
   - Телеграммы, в общем-то, поглядеть можно. Лучшее уж у Ромашки.
   - Лариса тоже позволит. Я на прошлой неделе помогла ей туфли недорогие достать. Их сначала Ирка купила, но они ей совсем малы. На размер меньше, чем нужно.
   - Но мы не знаем, кто отправитель.
   - Как не знаем! Ванина Наталья.
   - А если она подписалась не так?
   Блондинка хлопнула Рената по руке.
   - Как вы сказали, вашу подругу зовут?
   - Наталья.
   - Возможны два варианта, - решительно сказала брюнетка. - Она подписалась как Ванина. Ну, может, еще как. Кто получал из Москвы телеграммы от Ваниной? Это и надо искать.
   Ренат, сияя от счастья, схватил руку блондинки и, прежде чем та успела ее отобрать, галантно поцеловал ее.
   Блондинка захихикала и, выдернув из пальцев Рената руку с запечатленным на ней поцелуем, спрятала ее под стол.
   - Какой вы. Еще увидит кто-нибудь. У нас это не принято.
   Брюнетка задрала носик и скорчила недовольную гримасу. Ренат, вздохнув, взъерошил волосы у себя на голове.
   - Как я понял, девушки, вы мне поможете.
   Блондинка кивнула.
   - Попробуем найти вашу возлюбленную. Считайте это нашей помощью. А если удастся, то что нам за это будет?
   Ренат развел руками.
   - Чего только пожелаете.
   Девушки переглянулись, рассмеялись, потом брюнетка встала и потянула за собой подругу, которой явно хотелось еще посидеть.
   - Где вы живете, Ренат?
   - В гостинице забыл название её.
   - Тогда сидите там, у телефона и ждите. Кофе свой можете допить.
   И, взявшись под руки, сопровождаемые неодобрительными взглядами официанта, они выскочили на улицу
   Ренат почувствовал, что он вырос выше Александра. Шерлок Холмс тоже начинал с малого, а потом у него вдруг прорезался талант. Может быть, Господь и его, Рената, сотворил не зря. Может, когда-нибудь из него получится настоящий криминалист. Теперь все зависит от девушек. Если расчет его оправдается, он ничего не скажет Александру. Встретится с Натальей Ваниной и все у нее узнает. Тайну разгадает он сам, а не Александр.
   Все это так вдохновило его, что он заказал себе еще кофе.
   Номер в гостинице был пуст: Александра не было. Не было и Раисы. Под дверью валялась записка: какой-то Саша сообщал Вике, что сегодня вечером ничего не получится, но завтра он с нетерпением будет ждать ее в то же время. Записку, видимо, сунули к ним по ошибке. Не зная, что с ней делать, Ренат бросил ее на постель Александра.
   До семи вечера он валялся без дела, вылезать на улицу не хотелось. За окнами ветер все так же крутил снежные хлопья, словно Ренат попал в Сибирь, а не на жаркий, пляж. Выглянув в окно, Ренат увидел прохожих, шагающих мимо гостиницы. Покрытые снегом они прятали головы от ветра и тревожно косились на снежные вихри.
   В четверть восьмого зазвонил телефон:
   - Ренат?
   - Да, я.
   - Это мы вас беспокоим.
   Ренат пошатнулся. Ему пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть.
   - Вика? - хрипло шептал он в трубку. - Викочка, откуда?
   - С почты, - произнес малознакомый голос. - Вы не забыли, о чем просили нас.
   Ренат перевел дыхание и вытер лоб.
   - Что вы! Конечно, не забыл, - говорил он, стараясь, чтобы в голосе его не слишком чувствовалось волнение. Как дела?
   - У нас прекрасно. Только что кончили просматривать телеграммы. Вы знаете: то, чем мы занимались, строго запрещено.
   - Но ведь вы помогаете любящему человеку. Даже двум сразу.
   - А вдруг вы какой-нибудь иностранный шпион?
   - Я похож на шпиона?
   - Слушайте меня. Мы нашли адрес. Долго я разговаривать не могу, а то засекут. Телефон в личных целях тоже нельзя использовать. В общем, пять дней назад пришла телеграмма. Отправитель Наталья Ванина, из Москвы. Номер почтового отделения нужен?
   - Даже не знаю.
   - Двадцать пятое. Читаю текст. Вы слушаете?
   - Слушаю.
   - Прибываю пятого московским рейсом. Наталья. И все.
   - А адрес?
   - Улица Хмельницкого, 15. Это цыганский поселок.
   - Номер квартиры?
   - В том районе многоквартирных домов нет.
   - Вы там бывали?
   - Я не была. Нехороший район. Довольны вы нами?
   - Вы удивительные девушки. Чем я могу вас отблагодарить?
   Некоторое время в трубке было тихо.
   - Алло? Вы еще там? Мы тут посоветовались. Как насчет шампанского?
   - Отлично. Когда?
   - Скажем, завтра. Вы придете с Натальей?
   - Не знаю, удастся ли так быстро помириться.
   Радость его была полной и безраздельной до той самой
   минуты, когда он положил трубку. Тут его стали одолевать сомнения. Может, стоит все-таки подождать Раису и Александра? Рассказать им все, а потом всем вместе отправиться на ту улицу, где живут одни цыгане? Конечно, конечно. Но если он так поступит, то кто потом вспомнит, как ловко он добыл адрес! Александр кивнет, буркнет что-нибудь и тут же возьмет инициативу на себя. Каких-нибудь пять минут и Ренат с его находчивостью, смекалкой снова позади всех. Зачем все это, если он даже не сможет насладиться своей удачей?
   Ренат нахлобучил на голову шапку, застегнул куртку на все пуговицы, надел сапоги и бегом спустился на первый этаж. Едва он открыл входную дверь, пронизывающий мартовский ветер наотмашь хлестнул в лицо. Ренат заколебался, закрыл дверь; видимо, переживания его отразились у него в глазах достаточно ясно: во всяком случае, пожилая администраторша, клевавшая носом за стойкой, сочувственно улыбнулась ему.
   - Выпить собрались?
   Ренат улыбнулся в ответ:
   - Друга хочу навестить. Есть тут стоянка такси?
   - В центре. Да вы туда не ходите, в такое время машину.. Разве что частника поймаете: сейчас все стараются подрабатывать. Где ваш друг живет?
   - В цыганском поселке.
   Женщина помрачнела.
   - В такое время? В такое место, туда и днем никто не ездит. Почему же ваш друг сам не приедет за вами?
   - Никак не может.
   - Без такси туда, смотрите, не ездите. Да попросите водителя, чтобы подождал, пока вы в дом войдете.
   - Ренат ощутил неприятный холодок в груди, который едва ли был связан со снежными вихрями, гуляющими за дверью.
   - Такое скверное место?
   - Скверное не то слово. Мой вам совет, молодой человек: как можно дальше его обходите, особенно в темное время. Там еще и катакомбы рядом. Я одно скажу: если услышите свист, осените себя крестом.
   Выйдя за дверь, Ренат совсем уже не был уверен, что действительно хочет доказать тем двоим, кто он такой. Может, стоит все-таки подождать Александра и все ему рассказать?
   Он уже начал было склоняться к тому, чтобы послушаться разумных доводов, когда, к величайшему его удивлению, рядом остановилось такси. Если бы он не видел его собственными глазами, то никогда бы этому не поверил. Водитель приоткрыл дверь и крикнул:
   - Куда, вам надо?
   Ренат накопил уже некоторый опыт в общении с таксистами: недавно он, собравшись прокатиться, едва не заплатил очень дорого. Однако этот водитель был низеньким, черноглазым, широколицым. Ренат улыбнулся ему и сел на переднее сиденье.
   - В цыганский поселок.
   - Что-о? В такое время? - изумленно посмотрел на него шофер. - Сейчас, если вы заметили, зима, а не лето. Из-за вас я не хочу остаться без машины. Я не поеду туда.
   - У меня там встреча.
   Шофер затряс головой и положил руки на руль:
   - Туда все равно не поеду. В другое место - пожалуйста. Шофер тоже имеет право на отдых. Вы думаете, с таксистом можно все себе позволять. Поезжай туда, поезжай сюда! В общем, никуда не поеду. Я думал, нам по пути.
   - Улица Хмельницкого, дом 15, - упрямо повторил Ренат. Водитель попробовал вытолкнуть его.
   - Иди домой, проспись, приятель! Ишь, выпил и еще буянит! Пьяных я не возил, возить не собираюсь!
   - Тысяча рублей!
   - До поселка? Не смеши, дорогой! Мне бензин обойдется дороже, что я на эту дорогу потрачу!
   - Тысяча пятьсот.
   - Какого дьявола тебе у цыган нужно, ты наркоман что ли? У тебя часы, штаны снимут, а менты скажут, что я нарочно тебя туда потащил. У меня в жизни не было проблем с милицией. Ну, может, раз всего, когда наклепали, будто я водкой нелегально торгую. Можешь ты это понять? Правда, если передумаешь и не поедешь к этому чертовскому поселку, я тебе устрою бутылку, другую водки или коньяку. Водка - стольник, коньяк - сто пятьдесят. Пойдешь в номер, позовешь дежурную, выпьете с ней на пару и плевать тебе на все. Ну?
   - Поехали, - повторил Ренат, как заведенный, хотя уверенности в нем оставалось все меньше.
   - Черт с тобой! - водитель, ругаясь, включил зажигание. С кем хоть у тебя встреча-то? С мужиком или бабой?
   - Со старухой. Это моя знакомая.
   - А днем ты не мог к ней наведаться?
   - Не мог. Я только сейчас адрес узнал: улица Хмельницкого.
   Водитель притормозил машину, которая и так двигалась еле-еле.
   - Такой улицы нет.
   - Есть. Я сегодня говорил со знакомыми.
   - Ее снесли, парень. Там новый микрорайон будут строить. Остались, может, несколько развалюх.
   Ренат вздохнул.
   - Значит, она живет в одной из этих развалюх.
   - Так вот: на эту улицу я ни за что не поеду! До поселка довезу и все. Если согласен - едем, не согласен - выкатывайся. Решай!
   - Ладно, согласен, - быстро сказал Ренат. - А чем вас эта улица не устраивает?
   - Тем, что мне моя машина еще нужна, - угрюмо ответил шофер. - А цыгане ее в пять минут на кусочки растащат. Даже колеса отвинтят. Держись, там парень, там и убить могут за просто так.
   Минут пятнадцать их швыряло туда и сюда по скользкой дороге; наконец впереди, на фоне темного неба, возникли еще более темные контуры ограждений и стен.
   Шофер остановил машину и заглушил мотор.
   - Ну вот и твой поселок. Летом здесь куда приятней. Особенно в старое время сюда влюбленные приходили. Тут много наших предков покоится. Ты какой нации парень будешь?
   - Татарин.
   - Тогда мы дальние родственники. Ну, давай деньги и забудем друг друга! Не хочешь бутылку водки захватить в подарок? Столичная, за стольник. Гарантирую, твоя знакомая пальчики оближет!
   Машина взревела, развернулась, блеснув на Рената светом фар, и, урча, скрылась во тьме. Только тут Ренат понял, на что он отважился.
   Он вынул из кармана фонарик, который вручил ему Александр, и попробовал осветить фасад возвышающегося перед ним здания. Луч скользнул по каким-то кирпичным граням, но снежный занавес не давал увидеть фасад целиком. Под ногами хрустел снег, создавая зловещий аккомпанемент к его невеселому настроению.
   Таблички с названием улицы он, разумеется, не нашел. Однако на покосившейся стене углового дома было крупно выведено Хмельницкого.
   Ренат попробовал найти тротуар под снегом, но после бесплодных поисков догадался, что тротуаров в этом краю вообще нет. А если и были, то строители их уничтожили. Как и деревья, чьи пни, как занесенные снегом надолбы, поднялись у него на пути. Осторожно обойдя их, он, скользя, двинулся по середине дороги вперед.
   Ему хотелось засвистеть, как в детстве. Он уже вытянул было губы и тут в непосредственной близости от него тишину разрезал пронзительный свист. Ренат стремительно обернулся и, загораживаясь, поднял руку с фонариком. Но сзади никого не было, лишь ветер нес снежные хлопья. Ренат попробовал осветить здания по обе стороны улицы, но мало что увидел. Луч фонарика лишь блеснул на осколке стекла в каком-то пустом окне. Все остальное тонуло в снегопаде.
   Ренат вынужден был признать, что совершил невероятную глупость. Если сейчас повернуть назад, то, чем черт не шутит, ему, может быть, снова попадется такси, которое отвезет его обратно ближе к центру. Нет, едва ли ему еще раз так повезет. Цыганский поселок не то место, где таксисты ночами разъезжают по улицы и ловят пассажиров.
   Оставалось идти дальше. Он так и сделал, пока где-то рядом снова не прозвучал свист. Но и теперь никого не оказалось поблизости.
   Дорогу указывали лишь пни спиленных деревьев. Он насчитал уже десятый пень, а ни одного обитаемого дома все не попадалось. Но не может же быть такого, ведь девушки говорили о пятнадцатом номере.
   "А вдруг, - мелькнула у него мысль, - девчонки просто-напросто надули его? Или, скажем, ошиблись? Неправильно прочли улицу, номер дома. А он бродит тут, в снегу, ищет несуществующий дом на несуществующей улице. Все-таки надо было бы дождаться Александра".
   Свист раздался опять. Настойчивый, угрожающий. Словно кто-то подавал кому-то сигнал.
   Свет фонарика скользнул по желтой стене дома. Ренат даже вскрикнул от радости, словно встретил не убогую лачугу, а милицейский патруль из трех человек. Над зияющими, как разинутый рот, воротами ясно видна была цифра 13.
   Ренат потоптался, потом, втянув голову в плечи, отправился дальше. Он не знал, что значит этот свист, но вряд ли что-то хорошее. Если он найдет Наталью Ванину и ее тетку, то, может быть, переночует у них, а утром они пойдут к Александру.
   Над следующими, тоже распахнутыми, воротами номера не было; вместо номера было лишь пустое место. Однако какой это мог быть еще дом, если не 15-й? Для уверенности, конечно, следовало бы пройти дальше, до следующего дома, и убедиться, что тот, перед которым он стоит, не 13б и не 15б; но сил для этого у Рената не было. К тому же свист снова прорезал тьму. Понимая, что это не самый разумный поступок, он направил луч фонарика в ту сторону, откуда донесся свист. Но в густом снегопаде ничего не было видно. Лишь где-то поблизости послышался шорох шагов.
   Ренат съежился и присел, затаив дыхание. За спиной что-то стукнуло, будто кто-то невидимый закрыл невидимую дверь. Лишь сейчас Ренат подумал, что жизнь его, судя по всему, снова в опасности. Пускай свист исходит не от бандитов, а всего лишь от бездомных бродяг, ютящихся в своих убежищах или в катакомбах; важно то, что он вторгся, незваный, на их территорию. Он мог бы сделать выводы уже из сочинских своих приключений. Но нет, ему понадобилось опять искушать судьбу!
   Услышав вдалеке новый свист, вслед за которым повторился и стук двери, Ренат вскочил и несколькими прыжками достиг кустов, окаймляющих ведущую к дому дорожку. Это был, должно быть, какой-то вечнозеленый кустарник.
   Белизна снега и слабый, призрачный свет горящего где-то вдали единственного фонаря подмешивали во тьму странное, радужное сияние. Окрестности словно были накрыты каким-то огромным бледно-розовым светофильтром. Полуразрушенный дом, южные растения под шапками снега, узкая тропа, ведущая к дому, и сочащийся с неба лиловатый брезжащий свет - все это придавало ночной панораме нереальный, причудливый, сказочный оттенок; хотелось выбраться из кустов, засмеяться и, сбив снег с сапог, с громким "добрый вечер!" постучаться в окно притаившегося в глубине двора домика. Сделать это Ренату, однако, помешал внезапно возникший на дорожке силуэт. Это был низенький, широкоплечий человек; лица его не было видно под низко надвинутой на глаза шапкой. В руке он держал какой-то черный предмет, возможно, фонарик, но не включенный. Он наклонился к самой земле. Ренату не пришлось долго ломать голову, чтобы догадаться: человек ищет его следы.
   Он постарался съежиться, слиться с кустами, но в то же время бдительно наблюдал за дорогой. Вскоре возле низенькой тени появилась другая, повыше. Они обменялись какими-то репликами непонятной скороговоркой со множеством набегающих друг на друга согласных; Ренат предположил, что они говорят по-цыгански. Тот, кто изучал следы, распрямился и показал на дом. Второй кивнул и, к удивлению Рената, вернулся на улицу.
   Ренат, тихо вздыхая, сжимал в руке свой фонарик, от волнения постукивая им по ладони; но вот возле того, что стоял на дорожке, появились еще трое, и Ренат замер, стараясь по возможности не дышать.
   - Пришел, Барон? - сказал человек в шапке. Говорил он по-русски, но с сильным акцентом, искажая слова.
   - Что у тебя? - спросил один из подошедших.
   - Они в доме.
   - И баба там?
   - Должна быть там.
   - Ты ее видел, Шага? Своими глазами?
   - Я видел, как машина перед домом остановилась.
   - Давно?
   - Час назад примерно.
   - Посмотрел, кто из нее вышел?
   - Как раз снег пошел. Ничего видно не было.
   Все повернули головы к дому, который смотрел на них черными, мертвыми окнами.
   - Барон!
   - Что?
   - Не нравится мне кое-что.
   - Что не нравится, дорогой?
   - Я буду огорчен, если со старухой что-то случится.
   Кто-то засмеялся тихо, но басовито.
   - Ай-яй-яй, Шагу! Не узнаю тебя. С каких пор ты стал защитником старух, а? Тебя перевоспитали, Шагу?
   Человек в шапке рассерженно топнул ногой:
   - Не говори так, Барон! Просто я старушенцию знаю чуть ли не с рождения. Когда я был маленький, она меня часто угощала, шоколадками.
   - Ну и что?
   - В этом поселке мне никто никогда ничего не давал. Только эта старуха. И теперь именно ее. И именно я?
   Другой человек, повыше, в овчинной куртке, подошел к нему и встал, положив руки на бедра; так они стояли, словно готовые к бою петухи.
   - Перечить вздумал, Шагу?
   Человек в шапке, явно идя на попятную, заговорил тише.
   - Я не перечу, Барон. Я все приказания выполняю. Только не хотелось бы мне, чтобы со старухой произошло что-нибудь нехорошее.
   Второй тоже понизил голос.
   - Мне старуха твоя ни к чему. Но московскую кралю я бы хотел в руках подержать. У меня от таких белокурых сердце заходится. Утром заглянул я в бинокль к ним в окно. Видел, как она мылась. Буфера у нее прямо футбольные мячи.
   У Рената перехватило дыхание. Господи, до чего же он невезучий! Окажись он тут хотя бы на час раньше, он бы успел их спасти. А теперь Ванина с теткой мирно спят дома, а эти бандиты хотят к ним вломиться.
   - Барон!
   - Что?
   - Тут еще кто-то приезжал.
   - Когда?
   - Полчаса назад. Машина остановилась перед поселком. Кто-то из нее вылез и пошел по улице сюда.
   - Кто это был?
   - Я не видел: снег шел густой. Но сигнал я подал.
   - Верно, Барон, он свистел, - произнес еще один голос; слова его едва можно было понять, так плохо он говорил по-русски.
   - И куда он делся?
   - Только здесь где-то. Дальше домов нет.
   Барон сунул руку в карман. Когда он вытащил руку, Ренат с ужасом увидел, как в его пальцах блеснуло тонкое лезвие.
   - Обыскать двор!
   Ренат понял: в запасе у него лишь несколько секунд. От страха он потерял голову. Нагнувшись, он слепил плотный снежок и, когда один из бандитов приблизился к кустам, с громким воплем запустил снежком ему в голову. Тот схватился руками за лицо и закричал, корчась от боли. Ренат сделал еще два снежка: один швырнул в опешивших на минуту бандитов, а другой сжал в руке вместе с фонариком и, поскольку путь на улицу был для него закрыт, бросился в глубь двора. Бежал он зигзагами: меньше шансов попасть, если выстрелят. Поскользнувшись, налетел на куст, хотел было спрятаться под ним, но увидел, что это бессмысленно, и побежал дальше. И вскоре уперся в каменную ограду величиной в полтора человеческих роста.
   Невдалеке мелькали черные тени, должно быть, его уже обнаружили.
   - Заходи сбоку! - крикнул кто-то. - К воротам его не пускай!
   Ренат понял, что попал в западню. По всей вероятности, эта стена окружает весь двор; единственный выход - ворота, но от ворот он отрезан. Ему оставалось или отбиваться, сколько хватит сил, или...
   Он сделал отчаянную попытку вскарабкаться на стену. Но камни, покрытые снегом, были слишком скользкими; пожалуй, ему даже летом не удалось бы взобраться наверх. Почти смирившись со своим уделом, он стоял, тряся замерзшими пальцами.
   Преследователи показались из-за кустов. Бежавший впереди Барон, заметив прижавшегося к стене Рената, остановился и засмеялся. Засмеялся негромко, угрожающе, торжествующе.
   - Сейчас я вырежу твое сердце, дорогой!
   Ренат сунул руку в карман, чтобы вытащить паспорт, но в ту же минуту отдернул руку. Господи боже! Ведь его паспорт в гостинице! В панике он стал искать хоть какую-нибудь бумагу, которая доказывала бы, что он иностранец; однако в карманах ничего не было. Единственная возможность притвориться, что он ни слова не понимает по-русски, хотя, что это даст?
   Вот если бы у него нашлось несколько долларов, чтобы бросить им, как кость.
   А Барон приближался; лезвие у него в руке дрогнуло и описало круг.
   - Ах, как я вырежу сейчас у тебя сердце, мой мальчик!
   Ренат лихорадочно напрягал память, чтобы, обратившись к бандитам на безупречном английском, попросить извинения за непрошенное вторжение. И тут словно ангел божий появился над головой у него, и кто-то совсем близко сказал вполголоса:
   - Протяни руку вверх и не кричи!
   Ренат подумал, что это воображение играет с ним, шепча на пороге гибели слова безумной надежды. На всякий случай он вытянул руку вверх. И почувствовал, как чьи-то сильные пальцы охватывают ему запястье и неодолимая сила вздымает его в воздух.
   - Упрись в стену ногами!
   Ренат с трудом повернулся лицом к стене. Хотя при этом локоть ему пронзило болью, он все же подтянул колени и уперся в камень ступнями. Тот, кто находился над ним, мощным рывком втащил его на гребень стены.
   В саду слышались крики досады и разочарования.
   - Какого черта, Барон?
   - Где парень-то?
   - Вон, на стене!
   Ренат лежал на гребне, прижавшись лицом к холодному камню. Человек, который поднял его, тихо сидел рядом. Убедившись, что Ренат не свалится, он отпустил его руку.
   - Все в порядке?
   - В порядке, - перевел дух Ренат. - Спасибо, - подняв голову, он улыбнулся своему спасителю. Странный, чуть певучий акцент, с которым говорил этот человек, что-то напомнил Ренату, но размышлять об этом сейчас было некогда. Барон и его сообщники подбежали к стене, один из них подпрыгнул и попробовал ухватиться за край, но незнакомец безжалостно стукнул ему каблуком по пальцам. Тот взвыл и, отчаянно ругаясь, упал на снег.
   Ренат сел и стал разглядывать незнакомца, потом поле, простирающееся под стеной. О человеке, который так вовремя появился, трудно было что-либо сказать. Он был укутан в какое-то белое покрывало, из которого виднелось только лицо. Впрочем, сказать "виднелось" тоже было нельзя: лицо закрывала омоновская шапка с порезами для глаз.
   Поле у них за спиной казалось изрытым вдоль и поперек. Тут и там громоздились прикрытые снегом какие-то камни разнообразных форм.
   - Это что?
   - Кладбище. Старое кладбище.
   У Рената по спине побежали мурашки: с такой многозначительной интонацией произнес незнакомец эти слова.
   - А вы?
   Незнакомец резким толчком послал вниз еще одного бандита и рассмеялся.
   - О, я? Я оттуда, - он махнул рукой в сторону надгробий.
   Ренат лишь улыбнулся. Он не удивлялся уже ничему.
   - Вы хотите сказать? Не шутите со мной, пожалуйста!
   Человека в шапочке, видимо, забавляли вопросы Рената, потерявшего способность трезво смотреть на вещи.
   - Зачем мне шутить? Не верите?
   - Не знаю. Мне бы домой надо!
   - Куда? В Латвию?
   - Александр!
   Человек опустил голову.
   - Что вы сказали?
   - Я подумал про одного своего друга, - ответил растерянно Ренат.- Я думал, вы это он.
   - Нет, - сказал незнакомец. - Я - это не он.
   - А откуда вы знаете, что я из Латвии?
   - Мы там знаем все.
   Ренат дернулся, ему захотелось спрыгнуть назад, к Барону. Тот, хоть и бандит, все-таки живой человек. Незнакомец, однако, крепко держал его за руку.
   - Вы хорошо подумали? Они убьют вас. Знаете, кто такой Барон? Нет? За ним мокрых дел не меньше полусотни. Если вы попадете к ним в лапы, надеяться вам не на что.
   - Что же мне делать?
   - Идите со мной. Если будете меня слушаться, уцелеете. Но тянуть не стоит, иначе они обойдут стену.
   Ренат глянул назад и окончательно убедился, что торчащие чуть ли не вплотную друг к другу камни не следы неоконченной стройки, или природного оползня, а надгробные памятники.
   Мысль о том, не спрыгнуть ли ему во двор, мелькнула у него в голове еще раз. Но в глубине души он и сам понимал, что далеко не уйдет. Хотя бандитов сейчас не было видно, наверняка кто-нибудь из них охраняет ворота и, не раздумывая, перережет ему горло, если он попытается в них проскочить.
   Человек в омоновской шапочке огляделся.
   - Идут. Так вы со мной?
   - А если я сам?
   - Вам не выбраться отсюда без меня. А у меня тут есть склеп со всеми удобствами. Прошу вас к себе в гости. Ренат пытался убедить себя, что все это ему снится. Он даже ущипнул себя за руку. Не наяву же он на кладбище беседует с привидением! Привидений не бывает. Или все-таки бывают? Вон и Гамлет встретил тень своего отца на стене Эльсинорского замка. И даже разговаривал с ним. А, чушь какая! Ведь "Гамлета" сочинил Шекспир!
   Человек в омоновской шапочке спрыгнул со стены и протянул Ренату руку.
   - Пошли!
   Ренат вздохнул и прыгнул. Он не был уверен, что правильно поступил, выбрав не Барона, а привидение, которому к тому же известно, что он из Латвии.
   Незнакомец снял с себя покрывало и обернул им Рената. Тот испуганно вскрикнул и попытался сбросить его, но незнакомец схватил его за руки.
   - Не валяйте дурака! Так вас труднее заметить. А я и так в белом.
   Ренат взглянул на него и обнаружил, что под саваном призрак одет в белый свитер и светлые штаны. Лег он на снег, он слился бы с ним настолько, что его не заметил бы даже тот, кто находится рядом.
   Призрак поднял руку и показал вдаль.
   - Их пятеро. Один остался возле ворот, двое идут в обход, двое притаились на той стороне.
   - Что же нам делать?
   - Пока отступаем. А там видно будет. Пошли!
   Тщетно пытался Ренат разглядеть лицо своего спасителя: омоновская шапочка надежно скрывала его. У него были тонкие, но сильные пальцы, совсем похожие на костлявую руку призрака.
   - Ступайте в мои следы. И осторожно, не упадите!
   Он двинулся в глубь Некрополя. Ренат ковылял сзади, не переставая ломать голову над тем, как бы ему удрать. Если этот, в белом, и не покойник, то, наверняка, ненормальный; в этом Ренат был на сто процентов уверен. Просто сумасшедший, разве не видно? Живет на кладбище - бомж в чистом виде. Господи Иисусе! Его же предупреждали, что возле цыганского поселка находится кладбище и что туда ни за что на свете нельзя заходить.
   Однако сколько он ни раздумывал, иного выхода не было. Если ему и удастся сбежать от этого человека, невдалеке его подстерегают другие.
   Человек в белом остановился и показал куда-то в конец кладбища.
   - Они уже здесь. Идут по нашим следам. Сейчас метрах в пятидесяти-шестидесяти.
   - Как вы узнали, что я из Латвии?
   Незнакомец тихо рассмеялся.
   Ренат облегченно перевел дух. А то уж он в самом деле подумал, что его спаситель обладает сверхъестественными способностями.
   Незнакомец нагнулся, рукой отгреб в сторону снег. Потом что-то нащупал и поднял каменную плиту, под которой в земле открылось темное отверстие.
   - Лезьте!
   - Это что такое?
   - Как что? Могила моя.
   - А вы что же?
   - Я другую займу. Живее!
   Ренат вздохнул, спустил ноги в пустоту.
   - Прыгайте. Здесь неглубоко.
   Ренат еще раз вздохнул и спрыгнул.
   Он остался совсем один, голодный, замерший, полуживой от усталости и от страха, в полной темноте на дне могилы.
   Вытянув руки, он нащупал стену, потом вынул из кармана фонарик.
   Бледный луч осветил сырую кирпичную кладку. Ренат не мог определить, кирпич старый или новый.
   Эта могила, однако, не была ни вонючей, ни грязной; в ней стоял слабый запах снега, земли и гниющего дерева. Луч, направленный кверху, уткнулся в каменный потолок: призрак, видимо, опустил плиту на место.
   Ренат, исключительно в виде эксперимента, подпрыгнул. Кончики его пальцев коснулись плиты, но он ясно видел: что бы он ни предпринял, выбраться через это отверстие ему не удастся. Во всяком случае, если кто-нибудь не придет на помощь.
   Но поскольку призрак дал понять, что они скоро встретятся, Ренат сел и стал терпеливо ждать. Чувство времени он утратил, часы остались в гостинице, так что он понятия не имел, долго ли еще до утра. Раз или два над головой словно бы прозвучали шаги, затем все стихло.
   В свете фонарика Ренат увидел перед собой какое-то узенькое отверстие с полусгнившей дверцей. Он решил посчитать про себя до тысячи и, если так ничего и не произойдет, отправиться через эту дверь куда-нибудь в неизвестность.
   Из отверстия тек холодный воздух. Ренат зажал ладонями уши, зажмурил глаза и старательно начал считать вслух. Вот он произнес "девятьсот девяносто девять", вот "тысяча", но вокруг были тишина и темень, и он начал подозревать, что, скорее всего, ничего с ним больше и не произойдет. Его спаситель или забыл о нем, или просто не может вернуться. Например, потому, что убит.
   Он еще сильнее сжал уши и еще раз посчитал до тысячи, стараясь не думать по возможности ни о чем, сосредоточившись лишь на числах. С суеверным упорством он заставлял себя верить, что если не даст себе сбиться, если сконцентрирует все внимание на монотонном течении времени, то наваждение рано или поздно рассеется, он услышит скрип поднимающейся плиты, в люк вольется свежий ночной воздух и в светлом прямоугольнике появится привидение, которое освободит его из этого неправдоподобного, необъяснимого заточения.
   Ренат снова включил фонарик и стал смотреть вверх, ожидая, что тонкая и сильная рука вот-вот появится в образовавшейся щели и поманит его за собой. Однако рука, что совсем недавно спасла его из безвыходной ситуации, теперь не спешила на помощь. Глаза Рената наполнились слезами. Ему захотелось тихо сесть в угол и замереть. Он готов был считать до скончания века, до того часа, когда, нарушив глухое молчание, трубный глас возвестит начало Страшного суда.
   Он потряс головой, стараясь прогнать зловещие мысли. Видимо, его призрак попал в беду. Может быть, он схвачен, избит бандитами; может, умирает от побоев. А про него, Рената, вероятно, думают, что ему удалось каким-то образом ускользнуть. Наверное, они оставили кого-нибудь на часах, а сами забились в теплое помещение. Например, к Наталье Ваниной. Если б ему удалось выбраться отсюда и уйти, обманув бдительность бандитов, он не только спасся бы сам. Он нашел бы Раису и Александра, и, вполне возможно, втроем-то они смогли бы что-нибудь сделать для этой женщины.
   Сознание, что он должен кому-то помочь, умножило силы Рената. Он снова включил фонарик, направив свет на полусгнившую дверь. Когда он толкнул створку, она протяжно заскрипела ничуть не хуже, чем Дракула встает из гроба. К тому же, когда створка ударилась о стену, одна, неизвестно на чем державшаяся доска отвалилась и с грохотом упала на землю.
   Несмотря на усиливающийся холод, Рената прошиб пот. Ему пришлось крепче ухватить фонарик, чтобы не выронить его из рук. За скрипучей дверью лежал абсолютно черный и жуткий мир; будь у Рената хотя бы маленький шанс выбраться из этой могилы иным образом, он и шагу бы не ступил в эту тьму.
   В свете фонарика обозначился уходящий куда-то подземный ход. Стены были в паутине; видно было, что подземелье заброшено.
   Ренат шел вперед, пока не оказался по щиколотку в воде. Он впервые похвалил себя за предусмотрительность: за то, что, выходя из гостиницы, надел теплые сапоги. Вода текла со стен, капала с потолка подземелья.
   Коридор резко куда-то сворачивал. Ренат выключил фонарик, осторожно заглянул за угол. Ничего не увидев, он опять зажег свет. За поворотом коридор уходил в темноту, в бесконечность.
   Ренат остановился, заметив боковую дверь. Прижавшись к стене, он осветил нишу.
   Когда-то там находилась, по-видимому, могила; об этом говорили обломки гроба и висевший на стене мушкет со сгнившим прикладом.
   Ренат прижался лбом к холодной стене коридора. "Господи боже! - думал он. - Господи боже! Но ведь люди, которые были здесь, как-то сюда попали, значит, недалеко должен быть и выход. Может, еще десяток шагов, и я на свободе!" Однако все оказалось не так просто. Ренат добрался до следующего поворота, за которым следовал новый бесконечный коридор.
   Дойдя до конца и повернув снова, он начал думать, что ходит по кругу. Похоже, он попал в лабиринт, из которого нет выхода. Не получится ли с ним так, как с тем древним греком, что забрался на острове Крит в лабиринт к Минотавру и наверняка там и сгинул бы, если бы не Ариадна с ее клубком? Но, черт подери, насколько же, надо думать, на Крите теплее. Несмотря на гонку по коридорам, Ренат стал замерзать, а пот, что выступал недавно на лбу, теперь, по всей очевидности, превратился в иней.
   Из расшатанной кладки стен к ногам его падали куски штукатурки, обломки кирпича. Ренат выложил на земле букву "Р" - первую букву своего имени. Если его подозрение оправдается, то на следующем круге он должен наткнуться на этот знак.
   Однако сколько он ни таращил глаза, буквы "Р" больше не видел. Ему казалось, что он бродит под землей уже бесконечно долго; может быть, с сотворения мира он сворачивает из коридора в коридор, никогда не возвращаясь на прежнее место. Словно кладбище представляло собой огромный, в сотни километров, сплошной лабиринт. В стенах коридора встречались ниши, но ни в одной из них он не находил ничего, кроме бумаги и тряпок. И когда наконец за очередным поворотом он увидел возле стены что-то похожее на человеческий силуэт, он не поверил своим глазам. Он решил, что у него просто разыгралось воображение.
   Однако это была не галлюцинация. Человеческая фигура, одетая в шубу, светлую шапку и очки, сидела, опираясь на стену, и, когда Ренат осветил ее лучом своего фонарика, словно бы шевельнула головой.
   Ренат остановился, стиснув фонарик в кулаке.
   Может, это он, его спаситель? Подумаешь, другая одежда! Вдруг он живет где-то здесь и одежды у него завались. А сидит потому, что устал.
   - Эй! - позвал он вполголоса. - Это вы?
   Человек в шубе молчал.
   - Вы почему за мной не пришли?
   Ответа не было.
   Ренату стало не по себе. Лучше бы ему тоже сесть в уголке и снова считать. До десяти или пускай до ста тысяч.
   - Эй! Спите вы, что ли? Это я.
   То ли от движения воздуха, то ли еще от чего, но фигура стала клониться набок. Очки упали. Ноги выползли из-под шубы на середину коридора, и Ренат испуганно вскрикнул. Это были явно женские ноги, в женских сапожках с каблуками.
   Из груди Рената вырвался горький стон; он чуть не бросился обратно. Но в последний момент удержался. Куда он мог убежать? Куда?
   Женщина сидела на земле, полусвалившись набок, и смотрела перед собой остекленевшими глазами. Ренат осторожно приблизился, словно боясь ее потревожить.
   Убедившись, что она мертва, он даже почувствовал некоторое облегчение. Возможно, ему вспомнилась мудрая мысль: мертвых бояться нечего, бояться надо живых.
   В каком-то оцепенении, но уже без страха он смотрел на немолодую незнакомую женщину с перерезанным горлом, на ее вывернутые назад руки, на кровь, которой залита была шуба и земля возле трупа. Кровь еще понемногу сочилась и курилась парком, из чего было видно, что женщина была убита всего несколько минут назад.
   Ренат наклонился, двумя пальцами закрыл ей глаза: так, он помнил, поступали в деревне у деда, когда кто-нибудь умирал. Потом он выпрямился и двинулся дальше.
   Он догадался, кто эта женщина.
   Сколько ни бродил Ренат по катакомбам, своей буквы "Р" он так и не обнаружил. Правда, это его не так уж и волновало с того момента, как он увидел зарезанную женщину. Он не думал ни об убийцах, которые могут убить его, ни о том, выберется ли он когда-нибудь из лабиринта. Он механически шел вперед и вперед, чувствуя, как остывает тело и мутнеет рассудок, и примирившись с тем, что ему, видимо, суждено погибнуть в подземных катакомбах. Он будет идти, пока не свалится и не умрет!
   Когда перед ним вдруг появилась на полу буква "Р", он даже обрадовался, с облегчением утвердившись в мысли, что выхода из катакомб нет. Ведь если бы выход был, он нашел бы его. Кто бы ни был его странный "спаситель", он знал, что делает.
   Он смотрел на букву "Р" со все возрастающей яростью. Наконец, он поднял ногу, чтобы расшвырять обломки, из которых сложена была буква, и уничтожить этот последний след, последний знак надежды.
   И так и остался стоять с поднятой ногой, чувствуя, как снова на лбу его выступает пот. Эта буква была не его буквой "Р".
   Дрожа, он прислонился к стене. Здесь, где-то поблизости, может быть, на расстоянии вытянутой руки, кто-то есть, и этот кто-то играет с ним, как джинн в сказке. Кто-то в нескольких шагах от него убивает людей, потом выкладывает на его пути знак; причем его собственный знак.
   Уперев руки в бедра, он с кривой улыбкой закричал в темноту:
   - Иди сюда, покажись, призрак! Что, боишься?
   Стены возвращали его крик, слова метались и гудели вокруг, теряясь в бесконечности коридоров, как вопли нечистой силы в закоулках преисподней.
   - Выходи, дьявол! Дай я посмотрю тебе в глаза! Не хочешь побороться со мной, поганая тварь?
   Ренат, упав на четвереньки, рыдая, бился головой оземь.
   - Выходи, подлец! Я требую!
   Снова ему бросилась в глаза буква "Р". Там, куда указывала ее верхняя перекладина, он обнаружил еще одну нишу. Ренат схватил фонарик и посветил в дыру.
   Вверху, на высоте метров двух с половиной, на веревке сохло чье- то пальто.
   Р енат погасил фонарик и, втянув голову в плечи, осторожно вернулся в коридор. Достаточно глупо было привлекать к себе криком внимание. Кто бы он ни был, тот, кто водит его за нос, явно намерен свести его с ума.
   Склепы и катакомбы во всем мире дают прибежище ворам и бродягам. Ренат слышал где-то, что карское кладбище выросло в настоящую вторую столицу, где живые и мертвые мирно соседствуют друг с другом.
   Ренат вдруг оторопел и, как уже не раз в эту ночь, ощутил на лбу крупный пот. Господи боже! Пальто. С каких пор пальто сушат вместе с ногами, обутыми в мужские сапоги. С каких пор?
   Он прыгнул к нише и, тяжело дыша, включил фонарик.
   То, что висело там, было действительно не пальто. Вернее, не только оно. Потому что в пальто находился мужчина с синим лицом и вывалившимся изо рта языком, закушенным зубами.
   Повешенный как будто смеялся над Ренатом. Смеялся, говоря про себя: "Нет, брат, не выбраться тебе из этого лабиринта. Кто спустился в царство вечной тьмы, останется там навсегда! Навсегда! Навсегда!"
   Ренат прижал локти к бокам и, словно спортсмен на соревнованиях по спортивной ходьбе, двинулся куда-то, глядя прямо перед собой. Он рассчитывал, что рано или поздно у него кончатся силы и он упадет. Так, по-спортивному, без мучений, он встретится со своей смертью.
   Едва не наткнувшись на деревянную лестницу, возникшую на повороте, он поначалу хотел обогнуть ее и гордо пройти мимо. Что ему какая-то лестница, зачем ему она? Он сроднился с этой тьмой и не хочет ничего иного. Это его мир, его и тех, кто был тут до него и останется вечно. Женский труп в шубе, мужской труп в пальто, буквы "Р" на полу. Вот это его, это принадлежит ему, и он принадлежит им.
   Потом он все-таки поднялся по лестнице. Почти не сознавая, что делает, он поднял и откинул закрывающую вход в подземелье плиту. Отшвырнув фонарик, он взмахнул кулаками и крикнул в лилово брезжащий рассвет:
   - Выходи, гнида! Выходи, мразь! Все выходите, подонки! - он даже не заметил, что кричит по-татарски. Его трясло, в глазах рябило. И когда перед ним появились две тени и приблизились к нему, он оскалил зубы и кинулся на них, словно бешеная собака. Одна тень, пониже, что-то успокаивающе приговаривая, протянула к нему руку. Ренат вцепился в эту руку зубами. Тень охнула, и похоже, что все вокруг него обрушилось на его голову, и тьма воцарилась снова.
   Открыв глаза, он сначала увидел три смутных пятна, затем, словно кто-то настроил на резкость его зрение, пятна превратились в лица. Он увидел Раису и Александра, сидящих возле стола, и незнакомую полную женщину с узлом волос на затылке: держа в руке пинцет, она резким, умелым движением вытащила нитку из шва под глазом Александра.
   - Ну вот. В основном все, а остальное успеется. - Потом она бросила взгляд в сторону Рената и, встретив его взгляд, улыбнулась, - смотрите, и больной наш проснулся.
   Ни Александр, ни Раиса не проявили по этому поводу особой радости. Александр, морщась, ощупывал себе лицо, Раиса возилась с электрочайником.
   - Позавтракаешь?
   - Только чаю попью.
   Раиса принесла чашку с чаем, дала ему в руки.
   - Вот. Пей.
   Ренат ощутил витающую в воздухе неприязнь. Что-то изменилось в их отношениях. Как будто он виноват, что его затащили под землю в эти катакомбы, ну и все прочее.
   Докторша закрыла сумку и подмигнула ему:
   - Как себя чувствуете?
   - Спасибо, нормально.
   По возможности полежите сегодня в постели. С простудой шутить не рекомендую.
   Хлопнула дверь. Ренат пил чай. Руки его еле заметно дрожали. Когда он допил, Раиса подошла с холодным лицом и взяла чашку.
   - Что-нибудь случилось?
   Александр выдернул еще нитку:
   - Что случилось?
   - Как я оказался в постели?
   - Мы тебя уложили.
   - А где вы меня нашли?
   Александр вздохнул и намазал йодом место, откуда выдернул нитку.
   - Как ты себя чувствуешь, герой?
   - Спасибо. Новости есть?
   Александр, продолжая ощупывать щеку, пожал плечами. Раиса мыла чашки; судя по звукам, она была в плохом настроении. Ренату стало не по себе.
   - Саша!
   - Что тебе?
   - Мне очень жаль.
   - А, ладно.
   - Ты мог бы сказать, что произошло?
   Александр убрал пинцет и повернулся к Ренату:
   - Не хочешь сначала поесть?
   - Потом поем. Расскажи, как дела.
   - Все же пойди, умойся!
   Ренат выбрался из постели и, шатаясь, побрел в ванную. После он никак не мог вспомнить, что делал там; очевидно, умылся и даже побрился. Когда способность воспринимать окружающее вернулась к нему, он стоял в комнате и укладывал свою сумку.
   - Ты что? - встревоженно подошел к нему Александр, отбирая у него рубашку. - У нас билеты куплены только на завтра.
   - Я домой пойду.
   - Как? Пешком?
   - Если надо, пешком.
   - Долго придется шагать. Из Одессы в Москву. Но вещи сложить, если хочешь, можно.
   - Я в Ригу.
   - Какая разница? До Москвы доберешься, а там и Рига недалеко. Еще хочешь чаю?
   Не дожидаясь пока Ренат кивнет, он принес чайник, налил две чашки, кивнул Ренату, чтобы шел к столу, и устроился сам.
   Ренат посмотрел в сторону другой комнаты. Александр, заметив его взгляд, улыбнулся.
   - Нет ее. Вышла.
   - Куда?
   - Погулять. Совсем она расстроилась. Не привыкла к поражениям. Она ведь всегда была победителем: почти всегда побеждала. Трудно ей осознать, что перед самым концом операции, можно проиграть партию.
   - Мы что, проиграли?
   - Еще как!
   Ренат вздохнул; ему хотелось плакать.
   - Я ведь почти ничего не знаю, Саша.
   Александр погладил зализанные волосы.
   - Это я во всем виноват. Не принимал тебя всерьез. Надо было тебе все рассказать. Если бы держал тебя в курсе дела, все, возможно, сложилось бы по-другому.
   - Хочешь меня утешить?
   - Нет, это чистая правда.
   - Я даже не знаю, что было в катакомбах.
   - Руслан снова опередил нас. И выиграл схватку.
   - Какую схватку?
   - Похитил Ванину.
   - Наталью?
   - Во всяком случае, нам ее не удалось найти.
   - А тетка?
   - Ты видел ее последний.
   - Видел мертвую. Ее убили за пару минут до этого.
   - Да. Руслан ее убил. Это тоже часть его плана.
   - Вы меня в самом деле взяли с собой, чтобы спасти мне жизнь?
   Вопрос этот был совершенно лишним: ответ он и так знал. Александр подумал, затем кивнул:
   - В общем-то, да.
   - А отчасти нет?
   - Я думал, ты нам пригодишься.
   - Это была самая большая твоя ошибка.
   Александр снова пожал плечами. На лице его не было ни гнева, ни даже досады.
   - Что говорить, случаются и ошибки. Практики у тебя мало. Что мало, совсем нет. И я это отлично знал и Раису тоже. Так что мы лишь себя во всем можем винить. Запомни это, Ренат! - голос его был серьезен, настолько серьезен, что Ренат не посмел спорить. - И не думай упрекать себя, что этот шакал опять ушел. В один прекрасный день он все равно попадется мне.
   - А что будет до тех пор?
   Александр пощупал себе лицо. Ренат был уверен, что ему не хочется отвечать. Наконец он поднял глаза:
   - Как ты узнал адрес, где живет её тетка?
   - На почте.
   - Молодец.
   - Я в ресторане познакомился с двумя девчонками-практикантками. Они и нашли по моей просьбе.
   - Почему не сказал нам об этом?
   - Я хотел, но вас не было дома. Вот я и отправился сам. Что мне оставалось делать?
   Ренат ждал, что Александр кивнет. Но не дождался.
   - А ты давно узнал адрес?
   - Три дня назад.
   - И почему не сказали мне?
   - Вот это и была наша ошибка. Очень мы за тебя боялись. Не хотели подвергать тебя опасности. И поплатились за это.
   Ренат рассказал, как он попал в цыганский поселок, как столкнулся с Бароном
   - Ты тоже знаешь про него?
   - Знаю.
   - Почему же вы не предупредили Наталью?
   - Не могли. Руслан уже держал их в своих руках. На милицию я не мог надеяться. Поэтому пришлось вступить в переговоры с Бароном.
   - Господи!
   - Об этом я тоже должен был бы тебе сказать. Руслан захватил Наталью и ее тетку еще в тот день, когда мы приехали. Он два дня был с ними в том доме.
   - Зачем?
   - Хотел увезти Наталью.
   - И что?
   - И в конце концов увез. Во всяком случае, она исчезла бесследно.
   - Как ее подруга Оксана? И как ему удалось это?
   - Ты отвлек внимание Барона на себя. Они же не знали, кто ты такой. Думали: или я выдал их, или милиция выследила. Они занялись тобой и перестали следить за домом. А Руслан этим воспользовался.
   Ренат сжал кулаками голову, в отчаянии раскачиваясь взад и вперед.
   - Я все испортил. И за меня погибли эти люди.
   - Что говорить: не повезло нам. Когда мы сюда прилетели, я первым делом пошел на почту. За пару часов установил адрес этой тетки. Попытался попасть к ней, но обнаружил, что Руслан опередил нас. Он был уже там.
   - Как ты узнал об этом?
   - Следил за домом. Здесь живет один мой давний знакомый. От него я узнал кто здесь всем командует. После этого вступил в контакт с Бароном.
   - А милиция тебе не могла помочь?
   - А ты уверен, что милиция на нашей стороне, ведь Одесса уже Украина? И как бы я им все это объяснил?
   - Как тебе удалось найти подход к Барону?
   - Я его знаю.
   Ренат ошеломленно смотрел на него:
   - Знаешь?
   - Ага. Он служил со мной. Крутой парень.
   - Он же гангстер!
   - Это сейчас он такой стал. Он раньше таким не был. А ты что стал бы делать, если и тебя использовали как шприц одноразовый? Конечно, это не значит, что я одобряю его дела. Но главный противник сейчас не он, а Руслан.
   - И что ты пообещал Барону?
   - Выдал ему незаполненный вексель. Пускай сам заполнит. И при случае предъявит к оплате.
   - И он согласился?
   - Люди жадные до денег, Ренат, обычно соглашаются на такие условия. Сейчас Барону ничего не нужно. Ты думаешь, наша связь уже не существует? Существует, да еще как! Барон же местный олигарх. Он богаче, чем весь одесский бюджет. Но ему не деньги нужны были.
   - А что?
   - Мое слово. Что я когда-нибудь верну ему долг. Когда он меня об этом попросит.
   - Что он может, например, попросить?
   - Например, чтобы я его спрятал на недельку во Владимирских лесах.
   - И ты спрячешь, да?
   Александр поднял на Рената чистый взгляд.
   - Разумеется.
   - Почему?
   - Потому что такой кодекс чести.
   - Господи, боже мой! Где я нахожусь, в царской России?
   - Ты, Ренат находишься на Украине.
   - Барон знает, что делает. И он бы сдержал свое слово, хотя ребят его держать в руках нелегко. Но тут появился ты. Барон немного растерялся. Возможно, у него даже мелькнула мысль, что я его надул. Он во что бы то ни стало хотел поймать тебя и заставить молчать.
   - А вы с Раисой что в это время делали?
   - Задумано было так: Барон выманит Руслана, а когда женщины останутся одни, мы с Раисой вытащим их.
   - Но ведь пока Барон и другие гонялись за мной, женщины и так оставались одни!
   Александр покачал головой:
   - К тому моменту все перепуталось. Люди Барона, естественно, ни о чем не знали. Когда ты засандалил кому-то из них снежок, они озверели. Только у ворот оставили человека, чтобы ты не сбежал через двор. А мы в дом войти не могли. Если бы все шло по плану, Барон должен был бы помочь нам, но тут и он ничего не мог сделать. Когда его люди бросились за тобой, Руслан, видимо, припугнул женщин и за домом перебрался вместе с ними в катакомбы. В общем-то за домом тоже кто-то стоял на страже, но когда во дворе послышался шум, он, видимо, бросил пост.
   - Почему?
   - Потому что подумал, наверное, что остальные тебя поймали. И без того мало приятного сидеть на морозе и ждать неизвестно чего, а тут еще ты. Я тебе сказал, что Барон своим людям не сказал правду.
   - Правду?
   - Ну, что он помогает мне. Сочинил для них какую-нибудь историю. Какую, я сам не знаю. Во всяком случае, дров ты наломал дай боже.
   - Извини.
   Александр налил чай в чашки.
   - Знаешь, кто тебе помог перелезть через стену?
   - Неужели Руслан?
   - Он.
   - Но зачем?
   - По всей вероятности, ты был бы последним козырем, если бы он попал в беду.
   - То есть заложником?
   - Да. Хотя ты об этом не знал. Окажись он в безвыходном положении, он обменял бы тебя на свою свободу. И мне пришлось бы пойти на такой обмен.
   - Извини.
   - Когда он убедился, что ты не нужен, то просто бросил тебя в катакомбах. А сам с Натальей ушел по катакомбам. Это место все источено потайными ходами, как швейцарский сыр.
   - А зачем ему понадобилось убивать тетку?
   - Она была ему не нужна. Нужна была Наталья.
   - Для чего?
   Александр вздохнул:
   - Эту загадку мы уже несколько дней пытаемся разгадать. И боюсь, что уже разгадали.
   - То есть?
   - Потом расскажу.
   - Как вы меня нашли?
   - Барон дал точное описание человека, который испортил ему игру, и мы, к сожалению, догадались, что это ты. И что если Руслан тебя не убил, то ты где-то поблизости. И вдруг услышали твой голос. Ты вылез из катакомб.
   - Ты знаешь, что там есть еще и мужчина. Повешенный.
   - Увы. Его личность, я думаю, ставит на наших приключениях точку. Отныне и навсегда.
   Ренат побледнел.
   - Господи! Неужели это... Невероятно!
   Александр невольно рассмеялся:
   - Нет, не он. Селиванов Николай Василевич.
   - Это кто?
   - Пока сказать не могу, Ренат.
   - Теперь я совсем ничего не пойму.
   - А между тем история прямо для хрестоматии. Не зря Руслан был среди нас отличником. Ты помнишь трех девушек, что работали воспитательницами в интернате.
   - Ага, вот откуда мне это знакомо. Конечно, помню. Наталья была третьей. Селиванов, значит, к ней сюда приезжал. Они продолжали знакомство и после скандальной истории, после которой всех троих погнали с интерната.
   - Не думаю. Зачем ему это: он и в Москве смог бы спокойно встречаться с Натальей.
   - Может быть, негде было?
   - Полно! Чтобы Селиванов и чтобы не нашел себе комнату!
   - Тогда в чем же дело?
   - В этом тоже видна гениальность Руслана. Я думаю, Руслан все сделал, чтобы они встретились здесь.
   - Но это же невозможно!
   - Почему? У Руслана есть помощники. Я не удивлюсь, если он и Селиванов прилетели сюда специальным рейсом.
   - Но для чего Руслану нужен был этот Селиванов?
   Александр вздохнул:
   - Чтобы убить его.
   Ренат, как ни старался, не мог постичь смысл в словах Александра.
   - Не понимаешь? Все очень просто. Руслану прошлое девушек известно: он точно знает, что в свое время случилось в интернате. И знает, что я это знаю. И знают мои поручители. На это он ставку и сделал.
   - Я все-таки ничего не понимаю.
   - А план просто гениальный. Настолько, что все получается как по нотам. А нам остается признать свое поражение и, поджав хвост, убраться восвояси. Слушай внимательно, Ренат. Когда Руслан обдумал свой план, он предусмотрел действия и на тот случай, если мы нападем на его след. Для этого он ввел подстраховочный вариант. Если мы подберемся к нему слишком близко, пускай в зеркале отразится иная картина, чем та, что есть на самом деле. И пускай наши поручители, заглянув в зеркало, поверят не нам, а этой картине. Ясно?
   - Как в двенадцать часов ночи.
   - Руслан решил: если он засветится, то надо создать видимость, будто все это затеяно из-за девушек. Из-за той безобразной истории, которую они учинили в свое время в интернате. Если не ошибаюсь, там в подвале нашли Цезием, вместе с хранившими там детскими игрушками. Если ты посторонний наблюдатель, скажем, милицейский чин, то какие ты сделаешь из этого выводы?
   - Из чего? Объясни, ради бога, из чего, из этого?
   - Да из фактов же! Кто-то похитил или убил трех девушек преступниц, и еще тоже замешанного в деле Селиванова. Какой может быть тут мотив? Селиванов арендовал этот подвал как хранилище под мягкие игрушки, и заодно хранил там Цезием, он уже давно был в розыске.
   - Полно, Ренат, не будь наивным!
   Ренат начал наконец понимать суть игры.
   - То, что произошло у нас под носом, обычное уголовное преступление, - продолжал Александр. - Если, конечно, не принимать во внимание, что здесь замешан тот человек, кто знал, кому принадлежал Цезием. Тем самым Руслан замкнул дело.
   - Да. Оставил нас с носом. Следствие будет прекращено.
   - И кто это сделает?
   - Есть такие люди, не бойся! Ах да, ты же не видел сегодня газет. Они полны вчерашними событиями.
   - И я тоже там фигурирую?
   - Нет. И не будешь. К счастью, меня тоже там нет. Очень скоро нам сообщат из Москвы, что мы встали на ложный путь. То, что мы раскрываем, обыкновенная уголовщина. Так что Руслан ловко вывел нас из игры.
   - А Топорков и Вика?
   - Там же нет никаких доказательств.
   - Но ведь они умерли! Обычная семейная драма.
   Ренат обхватил ладонями голову:
   - Значит, Руслан победил?
   - По всей видимости, да.
   - И ты это так оставишь?
   - Что я могу поделать?
   - Но он же тогда осуществит свою цель. Но он же будет убивать дальше.
   - Да.
   Ренат вскочил и схватил за грудки Александра. Без особых усилий Александр отстранил Рената.
   - Спокойно. Не сходи с ума!
   - Ты смиришься с этим?!
   Александр встал и, сунув руки в карманы, стал расхаживать по комнате:
   - Этого я не сказал. Если бы я захотел, все равно мне не уклониться от дуэли. Сейчас Руслан в России, и кто знает, когда он здесь окажется снова. Сейчас у него есть возможность рассчитаться со мной.
   - Гм... Мне кажется, все как раз наоборот. Он вроде бы бежит от тебя. Ты сам сказал, что он хочет создать видимость простого уголовного дела.
   - Руслан завершит то, что начал. Он выполнит свой план. И лишь потом займется мной. Я уверен, что он ко мне явится, для дуэли.
   Теперь уже и Ренат видел, что они проиграли. Руслан - профессионал в своем деле, перехитрил их.
   - Может, попробуем все же понять, зачем он похитил двух женщин? - спросил он грустно.
   Александр затряс головой:
   - Если до сих пор не поняли, то не поймем и теперь. Вся эта история, включая исчезнувших женщин, всего лишь прикрытие. Ширма. А настоящая операция происходит совсем в другом месте и с другими людьми.
   - Нет!
   - Что, нет?
   - Я чувствую! Чувствую, что есть связь между пропавшими женщинами и заказными убийствами. Должна быть связь!
   - Полно, Ренат. Мы уже столько ломали над этим голову. Какая тут может быть связь?
   - А смерть этих людей, как ты это объяснишь?
   - Это совсем другая история. Топорков спьяну все на свете перемешал. Так что конец. Продолжения не последует.
   - Нет, последует. Я уверен, что эти женщины могут навести нас на след!
   - В самом деле? Откуда у тебя такая уверенность?
   - От бабушки.
   Александр непонимающе посмотрел на него:
   - Что, что?
   - Моя бабушка обладала некоторыми способностями.
   - Ну да. Какими же?
   - Она была ведьма. Говорит это тебе что-нибудь?
   - Ведьма?
   - Скорее, это волшебница. В деревне ее очень все почитали. И в каком-то смысле она знала тайны лечебных травяных настоев, славилась как костоправ. И еще у нее были вещие предчувствия.
   - Гм...
   - Не смейся, Александр. Бабушка рассказывала: однажды зимой у соседей должны были колоть свинью. Пригласили и ее. А накануне вечером она зашла к соседям и заявила, что колоть свинью, скорее всего, не придется. Почему, она сказать не могла, только бормотала: чувствую, не будет завтра убоя. Соседи только смеялись; утром вышли к свинье, а свиньи-то нет - украли. Ну, что скажете?
   Александр с сочувствием покачал головой:
   - Если бы в нашей стране каждого, кто почувствует, что кто-то что-то украл у соседа, называли колдунами, то ими можно было бы море закрыть, ты посмотри газеты, там кого только нет: и колдовство снимают, и привороты разные сажают.
   - Но я унаследовал способность бабушки. Есть вещи, которые я заранее вижу. Например, когда Вику...
   Ренат замолчал и опустил голову. Александр обнял его за плечи.
   - Спасибо, тебе Ренат. Что делать: надо считаться с реальностями. Нам вот-вот позвонят, отбой. Руслан уже дал знак трубачу.
   - Неужели сдаемся, Саша?
   - Приходится.
   - А если пойти по другому следу?
   - По какому? Не забывай: завтра нас никто слушать не станет. Возвращайся в свой автосалон и подбери для меня хороший джип. Теперь, победив, Руслан тебя не тронет. Я в этом уверен. Иначе он еще вчера не оставил бы тебя в живых. Ты ему уже не опасен. И Раиса тоже. И как-нибудь приезжай ко мне в гости. Я покажу тебе своих друзей, отведу вас к своему другу бобру, есть у меня ручной лось. Ну а с Русланом у меня все равно будет дуэль, рано или поздно. Ренат, ты у меня всегда будешь желанным гостем. Приезжай. А теперь я должен навестить своего друга. Ночевать я не приду.
   Ренат дождался, пока уйдет Александр, посмотрел из окна, как тот, слегка сгорбившись, уходит за угол, потом уронил голову в подушку и зарыдал.
   Всей болью своего сердца он оплакивал свою молодость, которая в этот день навеки прощалась с ним
   Ренат проснулся от скрипа двери: вернулась Раиса. Он слышал, как шумит вода в ванной. Раиса прошла по коридору, покопалась в шкафу, вошла в комнату, где спал Ренат, наклонилась над ним, а когда он открыл глаза, села на край кровати. Лицо ее было задумчивым, под глазами легли усталые тени. Ренат неожиданно для себя осознал, что Раиса тоже женщина.
   - Проснулся?
   - Ага.
   - Александр где?
   - Ушел. К какому-то другу. Вернется, сказал, утром.
   - Прости меня.
   - Я? За что?
   - Утром я была несправедлива к тебе. Но ты должен меня понять. Дьявольски трудно переносить неудачи.
   - Да нет, ты права, Раечка. Я поступил как болван.
   - Полно, Ренат! Николай обвел нас вокруг пальца, вот все. Он настоящий профессионал, ведь его готовили не один год. Он точно обозначил дорогу, с которой мы не должны сворачивать. И мы шли по ней, словно нас он вел на веревочке, и катакомбы он изучил хорошо.
   Ренат привстал на локте. Он ощущал исходящий от Раисы влекущий, ласкающий запах, в котором мягкий аромат духов сливался с теплом ее тела. Раиса откинулась и потянулась, выгнувшись дугой. Под тонкой шелковой пижамой обрисовались ее округлые, упругие груди. Ренат, который после смерти Вики не мог думать о женщинах, впервые ощутил желание.
   - Мы возвращаемся в Москву? - спросил он быстро.
   - А что нам еще остается?
   - Ты что будешь делать?
   - Видимо, вернусь к Осетрову. Мне кажется, в милиции будет расти потребность в юридически подкованных работниках. А ты?
   - Мне опять придется вернуться в автосалон. Потом отпуск, и я поеду домой. Но перед тем хочу навестить Александра во Владимирских лесах, посмотреть на его зверей. Поедем вместе? Ведь в зоопарке они одни, а на свободе другие. Он, наверно, как Тарзан, среди них.
   Раиса пожала плечами, поправила волосы.
   - Почему бы и нет? Съездим на пару дней. Если они нас не съедят.
   На них опустилась тяжелая тишина. В окне загорались ранние звезды. Снег уже давно кончился, облака разошлись, небо было бархатным.
   Раиса, глядя на исколотый звездами четырехугольник окна, тихо, смущенно сказала:
   - Ренат, я, честное слово...
   - Что?
   - Можно я поцелую тебя? Пойми меня правильно. - Она наклонилась, мягко и быстро коснулась губами его лба, щек. Тот не заставил себя долго ждать и немедленно принялся ласкать и нежные округлости, столь щедро преподнесенные ему. Рая хихикала, когда его пальцы нашли сочный абрикос между бедер и погладили его. Но прежде, чем Ренат смог продолжить исследование ее прелестей, Раиса откинула с кровати одеяло и вытянулась на белой простыне. Раиса лежала на боку, лицом к нему, подперев голову рукой, согнутой в локте. Глаза сияли от предвкушения удовольствия. Ноги она вытянула и скрестила ладошки, а цвет негустых завитков в том месте, где сходятся бедра, значительно отличался от каштанового русого цвета волос на голове, и это каким-то непостижимым образом возбуждало. Сомкнутые бедра напоминали во много раз увеличенную копию губ, спрятанных под завитками. Ренат нежно сжал грудь. Перед ним была не Вика, которую нужно было долго склонять с помощью бесчисленных поцелуев и прикосновений к осторожному слиянию и последующей медленной езде к вершине блаженства. Мужской инстинкт подсказал Ренату, что Раиса спелый и сочный продукт, вроде персика или абрикоса, и этот сладчайший плод следует поглощать целиком. Вскоре Ренат выяснил, что она придерживается того же мнения, как только он до неё дотронулся, она немедленно перевернулась на спину, ухватилась за твердую, вздымающуюся плоть и потянула к себе, широко раскинув ноги, словно с безграничной щедростью предлагая себя. Ренат был столь возбужден ее прикосновением, что впал в полубредовое состояние, он лег на нее и почувствовал под собой теплый голый живот. Ее рука быстро направила Рената в нежное углубление, влажное и раскрытое, как будто он не менее получаса играл с ним. Руками он мял пухлую грудь, двигаясь вперед и назад с силой и неутомимостью гигантского поршня на скором поезде, несущемся по рельсам. Раиса стонала и дрожала от наслаждения. Она лежала, распластанная горячим желанием на простыне, раскинув ноги во всю ширь, горячий живот вздымался вместе с животом Рената, а пальцы глубоко впивались в кожу на его плечах. Внезапно она резко подняла голову и, вытянув раскрытые губы, прижалась к его губам, лаская их трепетным и влажным языком. В безумии страсти Ренату почудилось, что ее живот раскрылся еще шире, и он смог проникнуть в самые глубины ее естества, секунду спустя раздался жалобный крик, потом еще один, крики становились все громче, спина оторвалась от кровати и выгнулась дугой, удерживая на весу тело любовника. Затем она рухнула на постель, голова беспомощно перекатывалась по подушке из стороны в сторону в то время, как Ренат безжалостно продолжал свое дело. Она металась под ним, стонала, а потом вновь вцепилась в его плечи и горячим открытым ртом прильнула к губам любовника в засасывающем поцелуе. Ренат оставил грудь Раисы и, просунув руки ей за спину, сжал пухлые округлости. В ответ на ласку она стала покачивать бедрами, из груди вырвался бессловесный крик, умолявший о скорейшем освобождении от изматывающего удовольствия, в плену которого она оказалась. У Рената перехватило дыхание, когда он почувствовал приближение кульминационного момента, тот надвигался с такой бешеной скоростью и обладал такой силой, что ничто не могло его остановить. Ренат быстро и глубоко вонзался в теплые глубины Раечки, их животы бешено ударялись друг о друга. Он не мог слушать ее возбужденные вопли, потому что в ушах стоял оглушающий рев мощного локомотива, который несся прямо на него по блестящим стальным рельсам, а его огромные поршни работали все быстрее и быстрее, и скорость неумолимо нарастала. В тот момент, когда он впервые ощутил эту невероятную силу, она достаточно компактно умещалась в его животе. Но постепенно, наращивая скорость, она росла в размерах и вскоре стала больше его, намного больше, потом больше самой вселенной. Когда эта сила поразила его, скорость ее превышала скорость света. Удар полностью разрушил Рената, распылил на миллионы атомов и разбросал их во тьме. Ему показалось, что он слышит собственный крик, но это было невозможно, потому что его самого больше не существовало. Когда он наконец пришел в себя, Раиса лежала расслабленно и неподвижно, их потные животы прилипли к друг к другу. Он осторожно отстранился от нее, тогда она открыла глаза и улыбнулась:
   - Это было невероятно, - сказала она, - я потрясена тобой.
   Люби меня крепче, Ренат! Очень прошу тебя, люби! Мне так одиноко. Я как увидела тебя, тогда же хотела, но тогда нельзя было. Я знала, что нельзя. Из-за другой женщины, которая не может бороться.
   - Молчи!
   Рената разбудил будильник. Он не мог представить, кто мог его завести: то ли Александр, то ли уборщица. Была половина третьего, самый разгар ночи.
   Проснувшаяся Раиса не могла понять, где она. Потом, увидев рядом с собой Рената, испуганно улыбнулась:
   - А я думала, это сон.
   - Я какое-то время тоже так думал.
   - Почему?
   - Сам не знаю. Может быть, потому что не привык спать в постели с милиционером.
   Раиса засмеялась и ущипнула его:
   - Что значит милиционер? Я прежде всего женщина, а уж потом милиционер. Разве не все у меня такое, как у других?
   - У тебя гораздо лучше.
   - Нахал!
   - Сама спросила. Впрочем, может быть, я ошибся. Сейчас проверю.
   Потом Раиса ушла в ванную, а Ренат, положив руки под голову, старался думать о ней. Черт с ними со всеми: с покойниками, с убийцами! Раиса - классная женщина, тут сомнений не может быть. Может быть, даже лучше, чем Вика. Он не хотел обижать память Вики; но Вика, при всем ее темпераменте, не умела так приковать к себе. "Может быть, это просто очарование новизны? - размышлял он, потом пожал плечами. - Какая разница? Важно, что она здесь и любит меня".
   Раиса вернулась, но Ренат не дал ей лечь в постель.
   - Встань туда, к окну. Пожалуйста!
   Раиса остановилась, удивленно глядя на Рената:
   - С ума сошел? Чего ты от меня хочешь?
   - Хочу посмотреть на тебя в лунном свете.
   - Дай халат!
   - Нет, встань так, безо всего.
   - Вот лягу и смотри на здоровье. Хотя сильно подозреваю, что у тебя и перед этим глаза были открыты. Ну, пусти же!
   - Раечка моя! Пожалуйста!
   - Господи! Ну вот она я. - Она подняла руки и медленно закружилась на фоне окна. - Нравлюсь?
   - Ты богиня.
   - Башкирская богиня.
   - Не такими я представлял башкир. Ты такая красивая, Раечка!
   Она подбежала к постели, легла и прижалась к Ренату:
   - Это хорошо, что ты говоришь мне такие слова. У милиционеров тоже есть тщеславие. Правда, я сама понимаю, пыльца юности облетела уже с моих крыльев.
   - Сколько ты была замужем?
   Раиса замерла. Ренат уже пожалел, что задал ей этот вопрос, и собрался отвлечь ее какой-нибудь шуткой; но Раечка обняла его и поцеловала в шею.
   - Ровно три года.
   - Извини.
   - Не за что. Мне скрывать нечего.
   - Ребенка у тебя нет?
   - Нет. Даже не знаю, как сказать: слава Богу, или к сожалению.
   - Кто был твой муж?
   - Кандидат философских наук.
   - А можно спросить, почему вы развелись?
   - Конечно. Это тоже не секрет. Мой муж оказался в нокауте.
   Ренат смотрел на нее с раскрытым ртом:
   - И ты поэтому с ним развелась?
   Раиса задумчиво смотрела в потолок:
   - В нокаут, милый, его послал алкоголь. Водка.
   Ренат помолчал, затем сочувственно погладил Раису по щеке.
   - Думаю, несладко тебе было.
   - Он меня пальцем ни разу не тронул. А потом уже и не смог бы.
   - Он жив?
   - Насколько я знаю, да. Он сейчас в лагере, где сидят заключённые.
   - Ты его с тех пор ни разу не видела?
   - С каких пор?
   - Даже не знаю.
   - В последний раз мы виделись, когда я ему сказала, что ухожу. Квартира, в которой мы жили, принадлежала ему. Он ее получил, став кандидатом. Как подумаешь, не так уж и давно это было. В общем, я сказала ему, что с меня довольно. А он сидел и улыбался бессмысленно, сжимая в руке бутылку водки. Я собрала вещи, поцеловала его в лоб и ушла.
   - И что потом?
   - Ты хочешь спросить, были ли у меня мужчины? Конечно, были. Я ведь милиционер, а не монахиня.
   - Извини, я не это имел в виду.
   - А что?
   - Ты была влюблена?
   - Это другой вопрос. Настолько другой, что я даже ответить на него не могу. Бывало так, что я думала: да. Только вскоре оказывалось, что ничего уже нет. Даже воспоминаний не оставалось. Хотя, если бы это была любовь, то ведь память-то о ней сохранилась бы. Разве не так?
   - Скорее всего, так.
   - Самое ужасное, что мне почти нечего вспомнить. Спать с кем-то, пусть даже продолжительное время, это же не любовь, это совсем другое.
   - А я?
   Раиса прижалась к Ренату.
   - Ты милый, внимательный и хорош как мужчина.
   - И это все?
   - Тебе мало?
   - А любовь?
   Она вздохнула и отодвинулась от него:
   - Любовь, может быть, придет. Может, она уже в пути, стоит перед дверью, положив палец на кнопку звонка, и вот-вот позвонит. Слышишь, как она топчется на пороге?
   - Я серьезно спросил.
   Раиса так хлопнула по одеялу, что из него поднялось облачко пыли.
   - Ведь ты только что свою подругу похоронил! Если я что-то не путаю, ты был влюблен в нее по уши. Пусть все идет своим чередом, Ренат! Может быть, скоро любовь захлестнет и меня. Тогда я тебе не завидую! Пожалуй, с мужем у меня потому так вышло, что я хотела вытеснить из его жизни все остальное, хотела быть для него важнее всего. Возможно, с этого все и началось.
   - Для меня ты и сейчас важнее всего.
   - Это приятно слышать. Знаешь что? Попробуем поспать. Завтра, то есть уже сегодня мы улетаем.
   - А в Москве?
   - Что в Москве?
   Ренат уверен был, она понимает, что он имеет в виду. То, что она не ответила прямо, огорчило его.
   - В Москве мы продолжим?
   - Возможно.
   - От чего это зависит?
   - От многого. Например, от тебя и от меня.
   - Я бы хотел продолжить. А ты?
   Раиса рассмеялась и погладила Рената по щеке:
   - У нас до утра еще есть немного времени. Я буду спать, а ты думай.
   Ренат обхватил ее, притянул к себе:
   - Не хочу я думать! Ничего не хочу, хочу только... - Он приблизил губы к уху Раисы и что-то шепнул.
   Раиса кулаком ударила его по спине:
   - Хулиган! У нас такие слова только строители употребляют. Кстати, где ты этому научился? Может, вы всегда друг друга приветствуете?
   - Не отвлекай меня, - шептал Ренат, все теснее прижимая ее к себе.- А ты чего хочешь?
   - Я того же, только более ласково.
   Потом Ренат, натянув на себя халат, силился отодвинуть лежащую чуть ли не поперек постели Раису.
   - Хулиган, караул, - шептала она, закрывая подушкой голову. - Минимум пожизненное заключение.
   Ренат, кряхтя, сдвинул-таки ее на край.
   - За что?
   - За то, что пытался убить милиционера. И я очень подозреваю, что убил.
   Раздавшийся под окном крик петуха ни один из них уже не слышал.
  
   ЧАСТЬ 20
   Руслан сидел за столиком у окна и смотрел на улицу. Темные очки он не снимал даже здесь, в уютном полумраке кафе. Мороженое он уже съел, а к шампанскому не притронулся. Он задумчиво наблюдал, как за соседним столиком молодая пара - юноша и рыжеватая, веснушчатая девушка, - бросив свое мороженое в бокал с шампанским, с одухотворенными лицами едят получившееся месиво. Поморщившись, он отвернулся и стал вспоминать Лос-Анджелес. Сегодня он впервые почувствовал, что скучает по этому городу. Пальмы, проспекты, уходящие в бесконечность, Беверли Хилз, другие пригороды. Его раздражала Москва с ее шумом и тяжелым смогом от плохо очищенного бензина.
   Он встряхнул головой и стал думать о том, что ему предстоит теперь сделать. Что касается главной задачи, то дела, кажется, и не могли бы идти лучше. Он чувствовал, что читает мысли в головах генералов и их лизоблюдов увереннее, чем школьник первые слова в букваре. Он знал: время их подгоняет. Он и в Одессе старался находить возможность читать газеты. Недаром о нем говорили, что анализировать ситуацию он умеет лучше, чем какой-нибудь профессионал-политолог.
   Судьба страны Руслана не волновала вообще. Крах так крах. Он должен выполнить задание при всех обстоятельствах, это дело его чести, ведь ему за это заплачено, а то, что ему нужно убрать людей, которые что-либо знали откуда и куда шел Цезием, выпотрошенный из боеголовок СС-20, то, что будет потом, его мало интересовало, и Руслан это задание должен выполнить. Если бардак будет усиливаться, Александр может исчезнуть из поля зрения. В то же время, и это только усиливало охотничий азарт, ему все равно, как убить Александра. В общем-то, он бы уже это сделал, если бы мог. Достал бы винтовку с оптическим прицелом и прихлопнул бы его. Ему нужно заставить Александра танцевать под его дудку.
   До сих пор все его расчеты оправдывались. Он играет с ними, как кошка с мышкой. Не только с Александром, но и с его поручителями. Он наперед видит каждый их шаг. Время в этой игре - его союзник. То самое время, которое безжалостно подгоняет их. Враг мой - бывший друг.
   Пока что, судя по всему, он побеждает. Александр почти ничего не добился, он даже не понял, в чем состоит его план. А ведь все проще пареной репы. И пускай за спиной у Александра стоит все отделы ФСБ, они никогда не догадаются, что задумал он, Руслан.
   Убив Селиванова, он подписал этим отставку Александру, заодно он выполнил задание, он убрал людей, которые могли видеть, кто приезжал и забирал груз из подвала детсада. Страну и без того захлестывает преступность. Если бы у них, сотрудников, было вдесятеро больше, на раскрытие всех убийств так и так не хватило бы.
   Постоянные изменения, с одной стороны, ему на руку: они увеличивают царящую в стране неразбериху; с другой стороны, возрастает и фактор неопределенности. Или что-то другое нарушит его план?
   Хотя он не любил из суеверия думать о неудаче, такой вариант надо тоже иметь в виду. Если рассчитаться с Александром.
   Он с удовлетворением отметил, что все его тело переполняется давно не испытываемым волнением. Он поднял палец, подозвал официантку и расплатился.
   Он знал: никто не сможет остановить его.
  
  

   ЧАСТЬ 21
   Петров сегодня с самого утра чувствовал, что ему не хочется жить. Пускай у входа ему улыбнулась девушка, пускай сразу пришел лифт: такие мелочи не способны были его пронять. Он не привык к поражениям, ему больно было признать, что он проиграл. Долгая, непростая жизнь часто баловала его победами и, видимо, непоправимо избаловала.
   Пока лифт бренчал и трясся, волоча его вверх, Петров вспоминал замминистра. И ту встречу, когда он безобразно накричал на Петрова и выгнал его из кабинета. Он даже всерьез опасался, как бы тут же, на месте, не пристрелить его. И все из-за того, что Петров посмел дать совет вернуть из Прибалтики эти проклятые ракеты.
   Петров никогда не забудет искаженное злостью лицо. Когда он сказал ему.
   Генералы язвительно улыбались на заднем плане.
   В кислом настроении он вышел из лифта. Тогда он сумел одержать победу даже над генералами; тогда он победил, а сегодня покинет кабинет Козина, как побитая собака.
   Замедлив шаги, он подумал, что, как ни странно, пожалуй, в душе не так уж и жаждет победы. Состарился он, что ли? Возможно, Лена права, говоря, что он вступил в тот преклонный возраст. Он поежился и постучал.
   Генерал был и сегодня угрюм, но не так, как обычно. По лицу его было видно: ничто сегодня не приведет его в хорошее настроение.
   Василий Николаевич плюхнулся в кресло напротив стола и устремил большие, выпуклые глаза на генерала.
   - Проиграли мы, мой генерал?
   Козин прикрыл веки. Господи, только не это! Снова "мой генерал".
   Он намеренно задержался с ответом. Шагнув к сейфу, он открыл его и обернулся к гостю.
   - Виски? Коньяк?
   - Давайте все без исключения.
   Козин вынул бутылку, две рюмки, поставил их на поднос, а поднос на угол стола.
   - Сигарету?
   - А, тоже в виде исключения.
   Подождав, пока Василий Николаевич раскурит сигарету, генерал погладил седой ежик на голове и взял в руки одну из рюмок.
   - За что?
   - За наше поражение.
   - За поражение пить не принято.
   - Ничего, нам пора заводить такой обычай. Не могу освободиться от мысли, что эта страна - страна великих поражений. Даже то, что когда-то мы праздновали как большую победу, оборачивается теперь неудачей. Хотите примеры?
   - У меня и без ваших примеров достаточно оснований, чтобы арестовать вас.
   Василий Николаевич поднял рюмку:
   - Полно, генерал! Не стоит отставать от эпохи.
   - Дальше я вас не могу прикрывать. Мой шеф приказал свернуть следствие.
   - Нагоняй был?
   - Мне-то? Я человек привычный. Ерунда. В ранге меня не понизили, не послали на Урал. Генерал Кондрашов лишь сказал, что будет лучше, если я перестану гоняться за призраками и сосредоточусь на своей работе.
   - Вы все ему доложили?
   - Да.
   - Я тоже доложил. Кто доложил еще, не знаю. Серия убийств, связанных с твоей конторой, мы смешали в одну кучу не относящихся друг к другу дел. Мы ошиблись, пора кончать.
   - А вывод?
   - Отступаем. У меня нет охоты вступать в спор с тобой. Что бы мы ни предприняли в пику им, мне это будет стоить головы.
   - Не обязательно им знать все.
   - Чушь. У них везде есть люди. Я только передаю команду: работу остановить!
   - Что будет с майором Ниловым?
   - Надо попробовать вернуть его в строй.
   Толстяк покачал головой:
   - Не думаю, что он согласится.
   - А если я с ним поговорю?
   - Тебе виднее, мой генерал. Хотя, кажется мне, вы напрасно потратите свое время, необходимое для защиты страны. Александр плевать хотел на нас.
   - На нас?
   - Я имею в виду: на меня, на вас. Его волнуют только Владимирский лес да его звери.
   - Это человек или Тарзан. Кто его разбудит, тому он и будет принадлежать.
   - Вот и пусть его разбудят, если он согласится.
   - А что с Ренатом?
   - Он вернется к себе в автосалон.
   - Не следует принять меры предосторожности?
   - Вы что, в Сибирь хотите его сослать?
   - Да нет. Домой.
   - Из благодарности, что он попытался помочь нам? У вас благородное сердце, мой генерал!
   - Черт возьми! Если у меня такая работа! А что касается башкирки, прикажи Осетрову, пускай ее забирает себе, я думаю в твоём отделе ей делать нечего. Если только ты, Петров, не положил на нее свой глаз.
   Василий Николаевич повертел в руке хрустальный бокал для виски.
   - Знаешь, что я понял, генерал?
   - Что?
   - Что теперь мне милее сигарета и выпивка, чем женщины. Наверное, это признак старости.
   Генерал махнул рукой:
   - Ты, Петров, никогда не состаришься. Я в этом смысле завидую тебе. Ты вечный юноша.
   - Десятипудовый юноша! На прощание генерал пожал Василию Николаевичу руку.
   - Не жди, что я со слезами на глазах буду лепетать, как много ты для меня сделал. Но я и от своего имени тебе благодарен, Петров.
   Толстяк чуть улыбнулся:
   - Но проникнуться ко мне симпатией ты не смог, верно?
   Генерал, не спеша, вернулся к столу:
   - Я научился вас уважать, Василий Николаевич.
   Петров, уже взявшись за ручку двери, обернулся:
   - Из уст солдата это самая большая похвала. Надеюсь, мы еще встретимся.
   И он, переваливаясь, двинулся по коридору.

   ЧАСТЬ 22
   Полковнику Костину было не по себе, он нервничал. В последние дни он страдал бессонницей, у него ломило суставы, словно перед переменой погоды. Не помогали и двести граммов водки, что он вливал в себя каждый вечер. Где-нибудь в половине первого он просыпался с колотящимся сердцем и засыпал только к рассвету. А так как на службу нужно было являться рано, то дни проходили в каком-то мутном полусне. Несмотря на мороз, он и сейчас задремал и встрепенулся, лишь когда рядом с ним затормозила черная "Вольво". Коренастый человек в добротной шапке вылез из машины, махнув шоферу, чтобы тот уезжал.
   Костин протер глаза, чтобы проснуться. Коренастый с любопытством смотрел на него из-под шапки.
   - Как дела, полковник?
   - Спасибо. Вот, задремал.
   - Ночью не спите?
   - Сплю, но плохо.
   - Где вы живете?
   "Будто тебе не известно", - подумал Костин, но послушно ответил:
   - В Химках.
   - В новых Химках?
   - Да.
   - Квартирой своей довольны?
   Костин поднял на него встревоженный взгляд. Чего он от него хочет? Еще отправят в тайгу.
   Коренастый взял его под локоть:
   - Даю вам слово, что скоро станете генералом. Большой шишкой.
   Костин почувствовал, что сердце у него опять начинает колотиться. Причем колотиться как попало. Нормально, еще раз нормально, потом слишком тихо, потом слишком сильно, снова нормально.
   - Поняли?
   - Да. Разумеется. То есть...
   - Что за "то есть"?
   - Случилось что-нибудь?
   Коренастый досадливо поморщился, сплюнул.
   - Давайте прогуляемся! В жизни все время что-то случается. Я хотел бы узнать, полковник, как дела у Сокола.
   Костин огляделся, понизил голос:
   - Насколько я знаю, заказ сделан. Остались мелочи.
   - Слушайте, полковник. Операцию нужно завершить в ближайший месяц. Вы поняли? Месяц, и ни днем больше.
   Полковник схватился за сердце и пошатнулся. Нормальный удар, еще нормальный, затем короткий, быстрый.
   - За Сокола я ничего не могу сказать. И не говорите. И Сокол пусть не говорит ничего. Вы оба выполняете приказ. Мы сделали, что от нас зависело. Теперь очередь за вами.
   - Почему так быстро?
   Он тут же пожалел, что сказал это. Коренастый, однако, не зарычал на него, даже не проявил недовольства; вместо этого он глубоко вздохнул и сердито пнул носком сапога ледышку, попавшуюся под ногу.
   - Потому что корабль тонет.
   Костин едва стоял на ногах, массируя сердце.
   - У вас ровно месяц. И ни минутой больше!
   Когда Коренастый ушел, Костин прислонился к стене ближайшего дома и, расстегнув верхние пуговицы пальто, прислушался к биению своего сердца. Нормальный, нормальный, короткий, быстрый.
   Ему очень хотелось пережить Коренастого.

   ЧАСТЬ 23
   В съемной квартире Ренат не находил себе места. Иногда он ловил себя на том, что смотрит на часы: сколько времени осталось еще до свидания.
   Раиса не звонила ему, и тогда он сам стал ловить ее по телефону. Через несколько часов это ему удалось. Голос Раисы звучал приветливо, тон ее обманул бы кого угодно. Однако Ренат не услышал в нем той радости, какой мог бы ждать после Одессы. Они быстро договорились о встрече, Ренат заранее попросил ключ у Николая, работающего во вневедомственной охране.
   У Николая ему бывать приходилось, так что дом он нашел быстро. Следуя наказам хозяина, открыл шкаф, достал простыню, чистые наволочки, полотенце, постелил постель и сунул под подушку шелковую женскую ночную рубашку, только что, по пути сюда, купленную. Догадываясь, что Раиса придет прямо с работы, он постарался, насколько можно, облегчить ей задачу.
   Она пришла минута в минуту. Ренат разинул рот, увидев ее: она впервые была в милицейской форме.
   Войдя в дверь, она смущенно остановилась, потом поцеловала Рената в лоб.
   - Как живешь?
   - Спасибо, - ответил Ренат. - А ты?
   - Ничего, живу.
   - Пошли на кухню. Я кофе приготовил.
   Раиса сняла шинель, портупею, но китель оставила на себе. Ренат заметил, что тени под глазами у нее словно бы стали глубже.
   - Произошло что-нибудь?
   - Перевели назад к Осетрову.
   - В самом деле?
   - В самом деле.
   Она опустила глаза, глядя на чашку с кофе.
   - Ты меня еще любишь, Раечка?
   - Ну конечно.
   Она встала, подошла к окну, осторожно раздвинула шторы, посмотрела на улицу.
   Ренат с удивлением наблюдал за ее беспокойным поведением.
   - В чем дело?
   - А просто привычка.
   - Пойдем в другую комнату?
   Оба совершенно точно знали, что значит этот вопрос. Раиса опустила голову, стараясь не встретить взгляд Рената.
   - Пойдем.
   Она позволила Ренату раздеть себя. Затем, вместо того чтобы лечь в постель, подошла к окну, снова чуть-чуть откинула занавеску, посмотрела вниз. Потом вздохнула.
   - Скорей, Ренат, скорей!
   Удивленный Ренат смотрел, как она забирается под одеяло, знакомым движением кладет руку под голову и выжидательно смотрит на него. Но взгляд ее выражал сегодня не нетерпеливый призыв, а какую-то странную встревоженность.
   - Что?
   - Скорей милый.
   - Почему скорей?
   Она отвернулась, глядя в окно:
   - У меня мало времени.
   - Как так мало?
   - Я должна поработать, а потом по магазинам еще.
   Ренат сел на кровать и начал ласкать Раису. На какой-то момент ему показалось, что она загорелась и задрожала. Но момент миновал. Она была холодна, как каменное изваяние.
   - Ты зачем пришла, Раечка?
   Она свернулась под одеялом в клубок.
   - Но я же пообещала.
   - Надо было сказать, что Одессе конец.
   Раиса молчала.
   - Я не понимаю, - снова заговорил Ренат. - Ведь там мы любили друг друга.
   - Не знаю, Ренатик. Наверное.
   - Не говори мне Ренатик! Тогда ты точно знала, что любишь.
   - Очень быстро все произошло, - шептала Раиса. Налетело, как буря. Буря подхватывает тебя и бросает куда-то. Ты бывал в такой буре?
   - Еще нет, но...
   - Я однажды попала, на реке Белой. Знаешь, там у меня есть дядя.
   - Раечка!
   - Что такое?
   - Прошу тебя, перестань!
   Она сбросила плед, вскочила и торопливо принялась одеваться.
   - Мне, ты думаешь, легче? Я себя чувствую как проститутка! Ты звонишь, чтобы я пришла туда-то, в чужую квартиру, укладываешь в чью-то постель.
   - Это верно, - кивнул Ренат. - Постель и квартира чужие.
   Раиса заплакала и кинулась ему на шею:
   - Я не могу так, Ренатик. Не могу, и все. Душа не выносит. Дай мне немного времени. Совсем немножечко.
   - Бери, сколько хочешь.
   - Ты сердишься?
   - Нисколько. Просто не понимаю тебя.
   Она откинула голову и поправила волосы.
   - Ты думаешь, я сама себя понимаю?
   - Ладно. Оставим это. О другом о чем-нибудь не хочешь поговорить?
   - Я бы лучше ушла сейчас. Хорошо?
   - У меня есть бутылка шампанского. В холодильнике. Может, выпьешь бокал?
   - Спасибо, Ренат, но я ведь, вообще-то, на службе.
   - Понимаю, - кивнул Ренат и протянул ей руку. - Что ж, тогда до свидания.
   Раиса опустила голову и выбежала из комнаты. Ренат слышал, как она сняла с вешалки шинель, захлопнула за собой дверь и побежала по лестнице вниз.
   Подойдя к холодильнику, он открыл дверцу, вынул шампанское и одним духом выпил полбутылки. Так он и стоял в прихожей с бутылкой в поднятой руке, словно какой-нибудь гонщик, первым пришедший к финишу на соревнованиях "Формула 1". Зеркало в прихожей несколько искажало его фигуру, но все равно он выглядел весьма импозантно с пенящейся бутылкой в руке.
   - В память о тебе, Викочка, - произнес он заплетающимся языком, не обращая внимания на то, что пена из бутылки падает на ковер. - Пусть память о тебе всегда остается прекрасной и светлой. Ты была единственной, настоящей. И видишь, какую беду ты на меня навлекла! С тобой было так хорошо, Вика!
   Уже темнело, когда он покинул квартиру. Свежевыпавший снег скрипел под ногами, нос побелел от холода. Со стороны стадиона навстречу ему двигалась огромная толпа. Она охватила его, потащила с собой, потом швырнула на обочину.
   Ренат вздохнул и подумал, что не осталось уже ничего, что связывало бы его с Москвой. Пройдет несколько месяцев и можно ехать домой.
   И все кончится, как дурной сон.
   На другой день он был у шефа. В коридоре, куда он вышел, его окликнула Светлана, секретарь шефа.
   - Смотри-ка, Ренат! Ты куда-то исчез в последнее время. Где ты был, моя прелесть?
   Света, белокурая девушка, была ангелом-хранителем. Злые языки утверждали, что делала она это не совсем бескорыстно, но поскольку, говорили те же злые языки, ее слабостью были доллары, то Ренат не опасался за свою нравственность.
   - Болел, - со страдальческой улыбкой соврал он. Света прижала его к своей груди.
   - Болел? Что же с тобой было, радость моя?
   - Не знаю. Голова болела, знобило и все такое.
   Света погладила Рената по голове, и он почувствовал идущий из-под ее блузки теплый женский запах.
   - Слушай меня, мой мальчик. Хочу кое-что у тебя спросить, но не пойми меня неправильно. Обещаешь?
   - Конечно. А о чем речь?
   Света сложила губы трубочкой, потом многозначительно улыбнулась:
   - У тебя есть кто-нибудь?
   - Ты имеешь в виду, есть ли у меня девушка?
   - А что еще я могу иметь в виду? Вот что, ты только не смейся. Это очень серьезно. Ты свободен сегодня вечером?
   - Даже не знаю.
   - Значит, свободен. Пойдешь со мной в одну компанию. Может, там найдешь себе кого-нибудь.
   Ренат разозлился. Он было запротестовал, но Света оборвала его.
   - Ты не так меня понял, Ренатик. Просто меня пригласили в хорошую компанию, а мне сейчас не с кем пойти. Не бойся, не собираюсь я тебя завлекать, да еще таким хитрым образом. Через пару дней я снова занята буду. А там еда, выпивка. Он давно ко мне пристает. Вот прекрасный случай. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне.
   Ренатик и позже не мог понять, как это он проявил такую податливость.
   - Ну, хорошо, - сказал он, вздохнув.
   - Я добуду машину. Ровно в восемь, и не опаздывай!
   Света была в элегантной шубке. Ренат с удивлением отметил про себя, что у этой, мягко говоря, девушки стройные, точеные ноги и нормального размера туфли. Лицо ее тоже было правильным, даже красивым.
   - Куда мы едем?
   - За город. В Химки.
   В груди Рената что-то шевельнулось. Химки. Там Руслан убил пенсионера. Словно вечность минула с тех пор, как Ренат впервые узнал об этом.
   - А как обратно вернемся?
   - Сегодня уже никак. Расслабься и положись на меня. О'кей?
   - О'кей.
   Света замолчала, задумчиво жуя жвачку.
   Когда они приехали в Химки, вновь повалил снег.
   Вечер был веселым, бестолковым и шумным. Рената встретили радушно, хозяин расспрашивал его обо всем, а глаза его в это время ходили туда сюда: его беспокоило, что гости мало едят. От тоски он хлопнул несколько рюмок водки, потом пустился в какие-то обрывочные, ничего не значащие беседы с незнакомыми людьми. Свету он не видел нигде; в конце концов, он уселся в кресло и пассивно отдался течению событий. Он брал бутерброды, которые ему протягивали, выпивал, а когда кто-то, судя по голосу, мужчина, заплакал у него на плече, Ренат заплакал вместе с ним.
   Ближе к утру он проснулся: кто-то хлопнул его по плечу:
   - Тебе кофе или чай?
   Ренат протер глаза. По всем признакам, он находился в той самой комнате, где задремал. Он не обнаружил ни девушек, приносивших ему бутерброды и водку, ни даже хозяина. Светы не было и в помине. Он чувствовал себя как герой комедии, который, благодаря не поддающемуся никакому расчету стечению обстоятельств, оказывается на свадьбе у совершенно незнакомых людей.
   Ренат выпил кофе, потом повернулся к мужчине с седыми висками, который готовил возле него бутерброды.
   В памяти у него мало что осталось из событий минувшего вечера, но он твердо помнил: хозяина звали Евгений Павлович.
   Нож в руке у мужчины замер:
   - Какой Евгений Павлович?
   - Вроде бы хозяина так зовут.
   Мужчина пожал плечами и продолжал свою работу.
   - Первый раз слышу. Эй, Вахтанг! С каких пор тебя зовут Евгений Павлович?
   В дверь заглянул человек со смуглым лицом и большим носом.
   - Что?
   - С каких пор тебя зовут Евгений Павлович?
   Носатый удивился:
   - Что за ерунда!
   - Вот молодой человек интересуется, где Евгений Павлович. Верно, гражданин?
   - Верно, - осторожно ответил Ренат.
   - В общем, скажи честно, Вахтанг.
   - Идите к черту! - отмахнулся хозяин и исчез. Ренат дважды себя ущипнул, но проснуться ему так и не удалось.
   - Тебе намазать? - спросил сочувственно человек с седыми висками. - А ты мне скажешь, кто ты такой и зачем тебе Евгений Павлович.
   - Затем, что он единственный надежный ориентир в моей жизни.
   Седоволосый рассмеялся:
   - Друзья, вот этот неизвестный в углу ищет надежный ориентир. У кого-нибудь нет лишнего?
   - У меня был, да потерялся, - сказал кто-то.
   Ренат, растерянно улыбаясь, выбрался из угла и, провожаемый любопытствующими взглядами, пошел на кухню.
   Ренат нашел ванную комнату, умылся, поправил галстук, причесал волосы. Когда он закрывал дверь ванной, у него было ощущение, что он родился заново.
   - Вы могли бы сказать, где я?
   - В Химках.
   - А как я попал сюда?
   - Это вам лучше знать. Я думаю, вместе с другими.
   - А где другие?
   - Ушли.
   - Значит, меня здесь забыли?
   - Вы особо не огорчайтесь. Со мной тоже бывало, что я проснусь и не знаю, где нахожусь. Выпейте чаю. Увидите, сразу все станет на место.
   - Вы могли бы помочь мне?
   - Конечно.
   - Вынесите мне пальто. Я не хочу привлекать внимание.
   - Внимание вы и так не привлечете, все пальто свалены в куче в прихожей. Может, выпьете все-таки?
   - Нет, спасибо.
   - Дорогу найдете?
   - Найду.
   - Попробуйте поймать такси. Постойте, я дверь открою.
   Ренат вышел на улицу, сунул руки в карманы. Многоквартирные дома, стоящие вокруг, были совершенно неотличимы друг от друга. Он направился в сторону остановки "Бутакова".
   Он брел минут пять по хрустящему снегу, когда сзади послышались торопливые шаги. Он оглянулся, следом за ним спешила женская фигура в элегантной шубе. На секунду он подумал, что это Света. Однако женщина была явно стройнее и выше.
   - Эй! Постойте!
   Ренат остановился. Молодая женщина подбежала к нему, улыбнулась.
   - Простите меня. Вы ведь на остановку идете?
   - Да.
   - Я тоже. Вахтанг сказал, вы только что ушли.
   Ренат кивнул и пошел вперед. Женщина шагала за ним:
   - Вы эти места знаете?
   - Нет. Я здесь впервые.
   - А я хорошо знаю. До прошлого месяца работала тут в поликлинике. А с середины января ушла на новое место.
   - Поздравляю.
   - Спасибо. А вы как попали к Вахтангу?
   Ренат вздрогнул:
   - К кому?
   - Ну, к Вахтангу.
   - Где-то я уже это слышал.
   - Ничего странного. Вахтангов много. Как у нас Ивановых. А вас как зовут?
   - Ренат.
   - Это что за имя?
   - Татарское.
   - А я Оксана.
   - Рад познакомиться. Теперь куда?
   - Здесь пойдемте лучше налево. Мимо того дома я не люблю ходить. Видите тот высокий дом?
   - Вижу.
   - Когда хожу мимо него, ночью сплю плохо. Я и раньше, когда здесь работала, предпочитала окружной путь.
   Ренату хотелось скорее оказаться в своей постели. Болтовня спутницы раздражала его, да и совесть была неспокойна из-за этой странной, сумбурной ночи. Скрип снега навевал дремоту. Автоматически отвечая на вопросы спутницы, он, в сущности, спал на ходу.
   А та говорила без остановки.
   - Николай Петрович немного замкнутый был человек. Ни с кем почти не дружил. Иной раз приходил к нам: в поликлинику. А мы что могли сделать, он ведь на сердце жаловался? Когда все это случилось, люди шептались. Милиция, разумеется, ничего не выяснила.
   Ренат остановился и попытался проснуться.
   - Вы о ком говорите?
   - Так о пенсионере же, что выпал из окна! Он здесь жил, в том доме! Вы что, уснули?
   Ренат почувствовал, что его усталость вместе с сонливостью улетучились бесследно.
   - В каком доме? - спросил он осторожно. Спутница показала на одну из пятиэтажек.
   - Вон, видите?
   - Я что-то слышал про этот случай, - пробормотал Ренат. - Как, говорите, звали старика?
   - Николай Петрович.
   - Ага, вспоминаю. Он покончил с собой.
   - Или его вытолкнули в окно.
   - Зачем его выталкивать?
   - Из мести. Или из-за денег.
   - Из-за денег?
   - Может, они думали, у него деньги есть. Бывает, живет человек, как нищий, а умрет - приходят к нему, и что, думаете, под матрацем находят? Двадцать тысяч долларов.
   Ренат потер нос:
   - Кем же был старик? Где-то у военных работал до пенсии, если я правильно помню?
   - Точно. Смешно, правда?
   - Почему смешно?
   - Потому что он большой был.
   - Большой?
   - Ну, как мы. Нормальный.
   Ренат напряг всю свою умственную энергию. Хотя морозный воздух частично выветрил у него алкогольный туман, он не мог постичь, что говорит его спутница.
   - То есть что значит: нормальный?
   - Ну, нормальный. Ведь думаешь: если человек с ними работает, он тоже такой, как они.
   - Как они?
   - Как они.
   - Но он был пенсионер. Так?
   - Я об этом и говорю. Сама слышала. Он как-то говорил, что хочет собрать, с кем работал. Сказал, хранит адреса каждого. Только дай сигнал, и все соберутся.
   Ренат почувствовал, что колени у него подгибаются. Девушка тихо вскрикнула и схватила его за локоть.
   - Что это с вами?
   - Голова закружилась.
   - Прислонить вас куда-нибудь?
   - Спасибо, проходит уже.
   - Перебрали немного, да?
   - Пожалуй.
   - Надо было что-нибудь выпить, прежде чем идти. Сахар в крови упал, видно.
   - Вот. Уже лучше. Вам на какую сторону?
   - В Москву. Мы говорили, что вместе поедем, так?
   - Что? А, ну да, разумеется.
   - Деньги у вас есть?
   - Есть.
   - Тогда пошли, вон уже кольцевая.
   Ренат оглянулся на дом. Окна его угрожающе блеснули.
   Ренат по телефону пытался найти Александра. В гостинице, где он, насколько было известно Ренату, остановился, о нем никто ничего не знал, зато очень интересовались, кто его спрашивает. Поняв, что с Александром ничего не получится, Ренат решил попытать счастья с Петровым. Трубку снял секретарь:
   - Кто говорит?
   - Знакомый Петрова.
   - Имя у вас есть?
   - Ренат.
   - И кто вы?
   - Вы только скажите ему, что звонит Ренат.
   - Василия Николаевича нет на месте.
   - Он вернется?
   - Не знаю.
   - Хорошо. Если случайно все-таки встретитесь с ним, то скажите, что я хотел сообщить кое-что насчет Сокола.
   Приятный, вкрадчивый альт зазвучал неуверенно:
   - Насчет Сокола, вы говорите?
   - Да. Я буду звонить каждый час. До четырех вечера. Он положил трубку.
   Петров вернулся к себе добрых два часа спустя. Знакомый голос наполнил Рената необъяснимой уверенностью и спокойствием.
   - Что вы желаете, молодой человек?
   - Можно по телефону говорить?
   - На то и телефон.
   - И про Сокола можно?
   - Вы изучаете птиц?
   - Я нет. Меня одна птица только интересует. Сокол. Я слышал, вы тоже любите эту породу.
   - Это, пожалуй, преувеличение. Скажите, что у вас происходит в автосалоне?
   - В автосалоне?
   - Впрочем, я хотел бы подробнее вас расспросить об этом. Очень удачно, что вы говорите по-русски. Вы могли бы подъехать ко мне?
   Остальное Рената мало интересовало. Он положил трубку.
   Генерал Петров внимательно изучал Рената. Симпатичный парень, ничего не скажешь. Скорее с косым разрезом глаз. У этого же, хотя кожа смуглая, а глаза карие, но волосы русые и волнистые, роста скорее высокого, чем низкого.
   Он достал сигарету, повертел ее в пальцах.
   - Как дела, мой юный друг?
   Ренат сцепил пальцы рук, стараясь сосредоточиться. Он знал, многое будет зависеть от того, произведет ли он хорошее впечатление на Петрова.
   - Вы обо мне все знаете, Василий Николаевич. Так что нет нужды представляться. Я буду краток. Все, что мы предполагали, соответствует истине. Он хочет убить Александра. И убьёт. Если мы не вмешаемся.
   - Продолжайте.
   - Путь, по которому мы шли, не был ложным путем. Совсем нет. Просто мы не нашли связь между фактами.
   - В самом деле?
   - Однако сейчас, я думаю, последнее звено найдено. Каждое из убийств связано с остальными. Женщин убивали не потому, то есть я хочу сказать, Руслан не потому за ними охотился, чтобы... В общем, не из-за того. Это Николай хотел создать такую видимость.
   - Во всяком случае, это ему удалось.
   - Несомненно. Однако вчера я узнал кое-что.
   - Ну-ну! И что же?
   - В Химках был убит старик. Вы об этом знаете?
   - Случайно знаю.
   - Ну так вот: до сих пор мы это убийство с другими соединить не могли.
   - Если это убийство. Все признаки говорят скорее о самоубийстве.
   - Нет. Убийство. Руслан кое-что искал у того старика. И нашел.
   - Что же?
   Ренат набрал в легкие воздуха. Теперь или никогда.
   - Когда старика проводили на пенсию, то провожали его сослуживцы и друзья, он у всех взял адреса. Наверное, это можно проверить, но я и так убежден, что они более или менее регулярно переписывались. Мне рассказывали, старик хотел снова собрать друзей, с кем он работал. Значит, он хранил у себя список с адресами.
   Толстяк помрачнел.
   - Гм. И для чего Руслану этот список? Но для чего?
   - Та женщина, ученая, которые жила в Мытищях, тоже была когда-то в том списке. Теперь понимаете?
   Толстяк даже не заметил, что с его сигареты на рубашку падает пепел.
   - И что?
   - Не понимаете?
   - Нет.
   Ренат вскочил, огляделся, подбежал к письменному столу, схватил клочок бумаги и карандаш, вернулся к креслу. Генерал следил за ним со стесненным дыханием. Хотя он все еще не до конца понимал, что хочет доказать ему Ренат, кое-что, однако, перед ним вырисовывалось. Интуиция подсказывала ему, что парнишку этого, у которого на первый взгляд не все дома, следует принимать всерьез. Господи, если бы у него было время все хорошенько обдумать, переварить новую информацию! Но времени явно не было.
   Ренат положил листок на колени, торопливо написал на нем несколько слов и отдал генералу Петрову.
   - Что это?
   - Подслушка!
   - Вы что, не в своем уме?
   Ренат отчаянно гримасничал, показывая на стены, потом на свои уши.
   Генерал наконец понял: этот ненормальный намекает на то, что у стен тоже есть уши. Если верить детектору, "клопов" ни в кабинете, ни в соседних комнатах нет.
   Он выпустил в воздух несколько колец дыма, потом все же прочел то, что было написано на бумажке.
   И ошеломленно уставился на Рената.
   - Это просто невероятно! Кстати, можете говорить спокойно. Тут "клопов" нет.
   - Вы точно знаете?
   - Абсолютно точно. Как вам пришла в голову эта чушь?
   - Я составлял всяческие комбинации. И это единственное решение, которое объясняет все: убийства, похищение воспитательниц.
   Петров выпустил еще кольцо.
   - Вот что, друг мой, - сказал он задумчиво, - я не отношусь к тем, кто боится необычных идей. Сейчас, например, мне захотелось выпить виски. Присоединяетесь?
   - Д-да, - безрадостно ответил Ренат.
   Генерал приготовил виски, потом опять плюхнулся в кресло.
   - У вашей теории есть несколько слабых мест, - сказал он невозмутимо, наполовину опустошив свой бокал. - Самое главное: вы ничем не можете подкрепить эту гипотезу.
   - Но...
   - Погодите минутку! Против нее я могу привести один аргумент.
   - А именно?
   - А именно элементарное обстоятельство, мой милый друг.
   - А откуда вы это знаете? - вырвался у Рената бестактный вопрос.
   Петров с холодным выражением на лице откинулся в кресле:
   - Сорока на хвосте принесла.
   - Это точно?
   - Довольствуйтесь тем, что я собственными глазами видел.
   Ренат отпил виски, хотя сейчас ему вовсе не хотелось хмельного.
   - А бывает, что она меняется?
   Толстяк вздохнул:
   - В некоторых случаях, да.
   - И часто?
   - На это я, из соображений государственной безопасности, вам не отвечу.
   Хладнокровие вдруг оставило Рената. Он вскочил и так стукнул кулаком по стеклянному столику, что бокалы с виски подпрыгнули.
   - Черт бы побрал, да ведь я как раз и хочу, чтобы не убили вашего майора Нилова. Не я же собираюсь его убить! И вы это прекрасно знаете!
   Толстяк тоже вышел из себя. Рука его дернулась, чтобы закатить этому наглому сопляку такую оплеуху, такую!... Лишь в последний момент он взял себя в руки. Что там ни говори, а этот нахал прав.
   Перегнувшись через стол, он схватил Рената за руку.
   - Вот что я вам скажу! Не стройте из себя Шерлока Холмса! Да, они меняют иногда. Но это ничего абсолютно не означает.
   - Другие не меняются никогда?
   - Редко.
   - Но все же бывает такое?
   Петрова раздражало, что он вынужден отвечать на вопросы этого молокососа.
   - Бывает, - цедил он сквозь зубы, - если случится что-нибудь непредвиденное.
   - А если все же замена, то какова процедура?
   Петров с минуту смотрел на Рената.
   - Этого я и сам точно не знаю, - допил виски и поднялся, собираясь идти.
   - Что ж, спасибо, что вы меня приняли, Василий Николаевич. Я отнял у вас много времени, не сердитесь.
   - Теперь вы успокоились?
   - Стараюсь. Возможно, я и в самом деле ошибся, и вся эта гипотеза только - результат высокого уровня адреналина. Но чтобы не оставалось сомнений, я должен сделать еще один шаг.
   - Что-что? - повернулся к нему Петров, нервно дергая ус. - Какой еще шаг? Я вас предупреждаю.
   - Не волнуйтесь, пожалуйста, вас это никак не коснется.
   - Почему вы так думаете? Он ведь убил ту, которую я мог бы забрать с собой.
   - Наверное, были причины.
   Петров широко раскрыл глаза. Он чувствовал, что сам оказался в ловушке.
   - Ну?
   - Кто-нибудь мог бы выяснить, были ли в России в течение последних двух месяцев случаи исчезновения людей, связанных с Цезием, так или иначе связанных с этим делом?
   У Петрова был достаточно проницательный ум: недаром он, оставаясь в тени, координировал определенную часть. Когда Ренат кончил, он точно знал, что означают его слова. Понимал он и то, что парень прав.
   У него немного дрожала рука, когда он снова наполнял бокалы. Он кивнул Ренату: дескать, не стесняйтесь, а сам углубился в размышления. Ренат был уверен, что он еще раз перебирает все варианты.
   - У вас ближайшие полчаса свободны? - произнес довольно мрачно Петров. В голосе его слышалась неуверенность.
   - Разумеется.
   - Тогда погуляйте в коридоре. Из здания не выходите: вас все равно не выпустят без пропуска. Поболтайте с девушками, хотя у нас вы вряд ли найдете себе собеседника, а через полчаса будьте тут. Ясно?
   Ренат, пошатываясь, вышел в коридор. Там он распахнул окно, впустив холодное дыхание ранней московской весны. Пот холодными каплями остывал у него на лбу.
   Полчаса улетели, словно усталый вздох.
   - Это вы, генерал?
   - Кто же еще?
   - Не сердитесь, что беспокою. Опять вынужден действовать вам на нервы.
   Толстяк услышал в трубке тяжелый вздох. Самое неприятное было то, что генерал Козин даже не пытался скрыть, как ему все это надоело.
   - В чем дело?
   Петров знал, что рискует, но у него сейчас не было ни охоты, ни времени предпринимать что-либо, чтобы избежать подслушивания. Надо думать, генерал Козин позаботился, чтобы его разговоры сохранялись в тайне.
   - Вот какая у меня к тебе просьба. Только не удивляйся, пожалуйста.
   - Будьте спокойны, я уже ничему не удивлюсь.
   - Вы могли бы выяснить для меня, сколько людей, работающих с Цезием, исчезло за последние два-три месяца на территории России.
   - Понимаю. Гм... Вы могли бы объяснить?
   - Нет.
   - Понятно. Как срочно?
   - Очень срочно. В пределах получаса.
   - Вот что, Петров. Речь идет о том же?
   - О том же.
   Петров мог бы поклясться, что слышит, как щелкает реле в голове генерала. Он знал, что генерал, человек недюжинного ума, в течение нескольких секунд догадается, куда он клонит.
   - Это вы сами догадались?
   - Нет. Один наш общий знакомый.
   - Ясно. Я позвоню через полчаса.
   Положив трубку, Петров взял из стола почетную грамоту и задумался. На ней было написано: "за успешное выполнение специального мероприятия". Когда-то двадцать шесть лет назад, после выполнения особого задания, его карьера резко пошла в гору. Событие произошло двадцать шесть лет назад. О нем знали шесть человек, две супружеские пары и двое, покойных ныне, высших руководителей ФСБ, один из которых похоронен за Мавзолеем у стены Московского Кремля, а другой - на самом престижном столичном кладбище.
  
   Итак, двадцать шесть лет тому назад я, тогда начинающий офицер разведки, работал в Америке и занимал, если и не очень важный, но во всяком случае весьма приличный пост в советском дипломатическом представительстве при Организации Объединенных Наций.
   Жарким летом, когда почти все чиновники ООН разъезжаются на каникулы, мы с женой приехали в отпуск в Москву. После недельной беготни по коридорам центра нашего ведомства, после всех отчетов, докладов, получения ценных руководящих указаний и раздачи сувениров я уже было собирался отправиться отдыхать, как вдруг меня вызвал Мортин, бывший тогда начальником главка всей внешней разведки КГБ. Для работника моего ранга вызов даже к начальнику Управления был уже событием необычайной важности, а тут вдруг сам начальник разведки заинтересовался моей персоной. Вот почему я с немалым трепетом переступал порог его кабинета.
   - Здравствуйте, - сказал он мне. - Садитесь. Как отдыхается?
   "Странно, - подумал я, - почему он спрашивает не о том, как работается, а как отдыхается".
   - Я, собственно, еще и не успел приступить к отдыху, - промямлил я, мучительно думая, что же ему от меня нужно.
   - Ну ничего, еще время есть, почти целый месяц впереди, - он помолчал, внимательно рассматривая меня, и спросил: - Дома все в порядке?
   "Какой, к черту, порядок,- подумал я, - отец при смерти, мать тяжело больна".
   - В порядке! - бодро ответил я.
   - С женой тоже все хорошо?
   Тут я мог с чистой совестью сказать, что все хорошо: она здорова, помогает мне, когда нужно, в работе, мы любим друг друга. Чего еще надо?
   - Так точно, - по военному отбил я.
   У начальника на столе лежало, как я понял, мое личное дело и еще какие-то бумаги, которые он перебирал, тоже, очевидно, касающиеся меня. Так что он мог бы и не спрашивать ни о чем, те, кто нас проверяют и пишут эти бумаги, знают нас лучше, чем мы сами себя. Что же, думаю, от меня хотят? Я вроде ни в чем не провинился. Хотя, честно говоря, разведчик, работающий за границей, всегда испытывает какое-то чувство вины: не сделал всего, что требовалось, не достиг желаемых результатов и т.д. и т.п. Единственно, в чем я был уверен, это в том, что в личном плане ко мне никаких претензий быть не может: вел я себя, как мне казалось, вполне достойно, лишнего не болтал, казенных денег не перерасходовал, барахольством не занимался, пил в меру, как и все, на нашей работе без этого нельзя, на чужих женщин не заглядывался, с женой жил в полном согласии.
   Затянувшуюся паузу прервал начальник, причем, как мне показалось, не командным, а, к моему удивлению, просительным тоном:
   - С вами хотел бы поговорить Юрий Владимирович.
   Ну, уж этого я никак не ожидал! Причем сказано мне это было в таком тоне, будто бы я могу и отказаться от беседы с председателем КГБ. Что мне следовало отвечать? Конечно же, по-пионерски: "Всегда готов!" или: "Рад стараться!". Я не нашел ничего другого, как сказать:
   - Так точно, Федор Константинович!
   - Ну и хорошо. Вы сейчас можете ехать?
   Смешной вопрос! Неужели сказать: "Нет, товарищ генерал, мне, видите ли, надо еще сметану купить, жена к обеду зеленые щи приготовила. И банка в моем дипломате лежит"?
   - Конечно, могу.
   Начальник нажал кнопку селектора:
   - Машину к подъезду.
   Затем снял трубку прямой связи:
   - Юрий Владимирович! Мы с товарищем, о котором говорили, сможем минут через тридцать быть у вас. Слушаюсь!
   Он положил трубку на рычаг и посмотрел на меня:
   - Пошли!
   За полчаса мы домчались до центра Москвы. Начальник молчал, я тоже не решался начать разговор. Так молча и доехали. Едва вошли в приемную, дежурный поднялся из-за стола:
   - Юрий Владимирович вас ждет.
   Если порог кабинета начальника главка я переступал с трепетом, то, что же говорить об этом! Может быть, сейчас и смешно это читать, но тогда меня обуревала смесь восхищения, преклонения, готовности умереть по одному слову того человека, который сейчас вышел из-за стола с протянутой для пожатия рукой.
   - Василий Николаевич, - сказал Андропов, обращаясь к Генералу,- у вас много своих дел. Так что пока идите, а мы здесь, так сказать, побеседуем.
   "Вот это да! - подумал я. - Выставил самого начальника разведки! О чем же таком пойдет речь, что мы можем говорить только вдвоем?"
   - Вы будете пить кофе или чай? - спросил хозяин кабинета.
   Этого я уж и вовсе не ожидал.
   - Кофе, если можно.
   Он нажал кнопку, заказал кофе и чай для себя. Через две минуты все было на столе.
   - Говорят, вы стихи пишете?
   - Да, - кивнул я,- пытаюсь.
   - Прочтите что-нибудь.
   Я прочел стихотворение.
   - Что же, я не специалист, но мне нравится. Я ведь, - он понизил голос до шепота, - тоже иногда этим грешу. Вот, например.
   Андропов прочел милое стихотворение, небольшое, но емкое.
   "Создает атмосферу доверия и взаимопонимания, - с цинизмом профессионала подумал я. - Но что же все-таки от меня нужно?"
   - Как вам нравится Америка и американский образ жизни?
   "Это, пожалуй, единственный кабинет в Москве, где можно смело и откровенно ответить на это вопрос", - подумал я, а вслух сказал:
   - Нравится, Юрий Владимирович, и Америка, и образ жизни. Только полюбить их мы никогда не сможем. Как бедный издольщик, любуясь и даже восхищаясь баронским замком, не сможет любить ни этот замок, ни его хозяев.
   - А какие американские обычаи вы знаете? Чувствовалось, что ему самому мучительно переходить к теме нашего разговора, и я едва сдерживался, чтобы не подтолкнуть его: "Ну, давайте же, давайте! Что вы от меня хотите?" Но надо было отвечать на вопрос. Я рассказал о школьных парадах, колядках (там они называются по-другому), о встрече Нового года на Таймс-сквер в Нью-Йорке, еще что-то.
   - А такое понятие "вайф суоппинг" вам знакомо?
   Я улыбнулся. Кто же из поживших в Америке не знает этого обычая не обычая, извращения не извращения. В общем, называйте его, как хотите, только я где-то прочел, что около трех процентов американских семей, супружеских пар занимаются этим, обмениваются женами на вечер или на ночь безо всяких последствий для благополучного продолжения семейной жизни. Разработан даже своего рода моральный кодекс этого явления (вот, нашел слово), который утверждает, что подобного рода развлечение даже укрепляют семейную жизнь. Поскольку все равно когда-нибудь ваша жена захочет вам изменить, так уж пусть она делает это с вашего разрешения и у вас на глазах.
   Я так все прямо и разъяснил Андропову. Похоже, правда, что он знал это не хуже меня и слушал лишь из вежливости. Позволив мне выговориться, он тяжело вздохнул, глотнул остывшего чая и сказал:
   - Так вот для чего я вас пригласил. Сразу хочу предупредить, что если вы найдете в моих предложениях что-либо, что помешает вам их принять, то сразу скажите об этом, и никаких неприятных последствий это для вас не повлечет. Вы меня поняли?
   - Вполне.
   - Еще раз повторяю. Вы имеете полное право отказаться, а я не имею никакого права принуждать вас к исполнению моих предложений или, если хотите, моей просьбы.
   Он опять вздохнул и замолчал.
   - Я слушаю вас, Юрий Владимирович, - подтолкнул я его.
   - Значит так. Есть в Америке один человек, назовем его пока "мистер Икс", который очень близок к президентскому окружению, вхож в самые высокопоставленные круги и располагает уникальной, поистине бесценной информацией. Наши товарищи давно примериваются к нему, однако, нет никакой основы для разговора с ним: купить его мы не можем, он мультимиллионер, никакой идейной базы для сотрудничества у нас с ним не имеется. Он безупречен и в делах, и в семейной жизни, поэтому использовать для давления на него компрометирующие материалы мы не можем. Их попросту нет. Но... - Он помолчал и повторил с ударением, даже подняв при этом указательный палец: - Но есть один интересный момент. Нашим коллегам в одной из стран удалось записать его разговор с женой в гостиничном номере. Они только что вернулись с приема, оба были немного навеселе, и у них вскоре началась интимная сцена, во время которой он сказал, что давно мечтает совершить "вайф суоппинг", но нет подходящих партнеров.
   Жена подключилась к этому разговору, они стали перебирать всех своих знакомых и, между прочим, среди желательных пар упомянули имя ваше и вашей жены. Вы ведь с ними часто встречались на приемах в Нью-Йорке. Знаменательно, что в ходе их интимного разговора, превратившегося в игру с выбором партнеров, то один из них, то другой возражал против одной из кандидатур. И только ваша пара вызвала у них обоюдное согласие. Короче говоря, они хотели бы иметь вас своими партнерами.
   Я сидел ошеломленной. Я был готов прыгать с автоматом и парашютом в тыл врага, перерезать глотку какому-нибудь вражескому диверсанту или попытаться влезть в сейфы Ленгли. Но это?!
   - Я вижу, вас это смущает, и прекрасно понимаю вас. Поэтому я и сказал, что вы можете в любую минуту отказаться. Не спешите с ответом, время у нас есть. Я только еще раз хочу напомнить, что тот американец - это человек, располагающий уникальной информацией и прекрасным политическим будущим.
   "Ни за что на свете, - подумал я. - Подложить мою жену под какого-то, пусть сверхнужного американца, а самому ублажать его супругу?! Да провались они все пропадом, я в такие игры не играю".
   Это подумал. Я вслух автоматически сработало:
   - Я готов.
   - И вы не будете сожалеть о своем решении?
   - Не буду. Но у меня есть три вопроса.
   - Пожалуйста.
   - Вы знаете мое мнение, но мы не знаем мнения моей жены. Я солдат, я давал присягу. И вообще, я мужчина, мне это легче. А как она на это посмотрит?
   - Конечно, все зависит от нее. Попытайтесь уговорить ее сами. Если потребуется, можем подключиться к беседе и мы с генералом.
   - Ясно. Теперь второй вопрос. Я знаю степень секретности нашей документации, при которой об этом задании будут знать многие, и я, может быть вполне заслуженно, получу славу морально разложившегося субъекта.
   - Отвечаю. Ни в каких документах наш разговор отражен не будет. Об этом деле знаем только мы трое. Никаких письменных распоряжений даваться не будет. Ни начальник управления, ни наш резидент в США об этом поставлены в известность не будут. С генералом вы сами договоритесь о своих секретах в переписке. Нашему резиденту в Нью-Йорке сообщим только, что вы выполняете специальное задание и он, не задавая лишних вопросов, должен при необходимости оказывать вам содействие. И теперь, каков ваш третий вопрос?
   - Не может ли все это быть провокацией со стороны противника?
   - На девяносто девять процентов - нет. "Мистер Икс" слишком высокопоставленная и уважаемая в США особа, чтобы из секретных служб кто-нибудь рискнул там предложить ему участие в столь деликатной операции. Для него это было бы крахом всей его блестящей карьеры. Итак, - Юрий Владимирович встал, - будем считать, что договорились. Все подробности обсудите непосредственно с генералом. О согласии сообщите ему завтра утром лично. - Он пожал мне руку и добавил: - Я понимаю, что вам нелегко. Но вы единственная кандидатура.
   С Лубянки я поехал прямо домой и пригласил жену в ресторан "Арагви" для серьезного разговора.
   Ох, и чего же при этом только не было! И слезы, и обида, и оскорбления в адрес моего начальства и меня самого. Поставьте себя на мое место, и вы поймете, что может наговорить в подобной ситуации возмущенная и оскорбленная женщина.
   И о чем только я не говорил: и примеры из Библии, и из жизни выдающихся разведчиков и разведчиц, и о долге перед Родиной.
   Но всему приходит конец. Она выплакалась, выбранилась и, в конце концов, тихо сказала:
   - Ну, если это уж так нужно тебе, я вынуждена согласиться.
   Утром я доложил ее ответ начальнику разведки.
   В Нью-Йорк мы вернулись в сентябре, когда уже начали съезжаться делегации на очередную сессию. Вскоре пошла череда традиционных приемов, и на одном из них мы с Леной оказались рядом с четой "Икс". Если раньше на приемах мы виделись и общались только мельком, то сейчас мне нужно было закрепить знакомство. Умение устанавливать и развивать контакты входит в мою профессию. А тем более (я то это знал!), и наши партнеры стремились к тому же. Поэтому вскоре мы уже называли друг друга Сидней и Василий, а женщины - Лилиан и Лена. На одной из встреч я пригласил их в ресторан, чтобы отметить день рождения жены. Он, правда, был еще в мае, но это пустяки.
   И вот через пару дней мы вчетвером прекрасно провели время в подвальчике "Генрих IV" на 55-й улице, где вдоль стен стояли рыцарские доспехи, а слух услаждал пением русских и цыганских песен некий Георгий из эмигрантов, обладавший потрясающим басом,
   - Шел бы петь в церковь, - посоветовал я ему.
   - Я с попами разругался и все их племя пахал, - заявил он. - Но это так, к слову.
   А главное то, что мы договорились с Сиднеем и Лилиан в ближайший уик-енд ехать в их загородное поместье.
   В ту субботу день выдался роскошный. Канадские клены уже начали краснеть, жара спала. Дорога гладкая до неправдоподобия. Она не давала возможности почувствовать, что ты едешь. Казалось, мы стоим на месте, а за окнами автомобиля проносятся деревья и здания.
   Выбраться из города было трудно, шел сплошной поток машин, но потом на шоссе oн поредел, и за какой-нибудь час мой "форд" домчал до загородного дома Сиднея в викторианском стиле. Там нас ожидали. Хозяева показали наши комнаты, мы разместились, освежились под душем и вскоре ударом гонга были приглашены к бассейну, где для начала приняли легкий аперитив. Хозяева предупредили, что "форма одежды" у бассейна - купальники. На мне были плавки, шлепанцы и накинутое на плечи полотенце. То же на Лене плюс, естественно, верхняя часть бикини.
   Лилиан стояла у бассейна, прикрывшись большим полотенцем. Когда мы подошли, она сбросила его и осталась в одних узеньких плавочках. Я невольно залюбовался ее обнаженной грудью. Краем глаза заметил, что Сидней перехватил мой взгляд и довольно улыбнулся.
   "Начинается", - подумал я и дал знак Лене, чтобы она привела себя в такой же вид. Вообще я решил, не проявляя инициативы, повторять все действия хозяев. Лена сбросила бюстгальтер, и теперь уже я перехватил восхищенный взгляд Сиднея.
   - Мы сегодня топлесс (без верхней части купальника), - пояснила Лилиан то, что и без этого было ясно.
   Искупавшись, мы сидели у бассейна, снова попивали аперитив и болтали. На слугу средних лет никто не обращал внимания, вроде бы его и не существовало.
   Наступило время ленча, но нас почему-то к столу не приглашали. Очень хотелось есть, и меня уже не прельщали очаровательные груди наших купальщиц. "Смиряй себя молитвой и постом", - вспомнил я, стараясь все же уловить хотя бы слабые запахи приготовления обеда.
   Но никаких запахов пищи из дома не доносилось. "Вот ведь, - подумал я, - какие вытяжки на кухне сделали, ничего и не почуешь".
   Но я жестоко заблуждался. Никто на их кухне никакой пищи не готовил.
   Вместо этого хозяин, несколько оживившись, предложил съездить прокатиться на побережье. Я обрадовался, решив, что там найдем какое-нибудь кафе и перекусим.
   Дамы натянули на голое тело легкие платьица, и мы поехали. Около первой же пиццерии я остановил машину, вышел и вскоре вернулся, неся на подносе четыре порции неаполитанской пиццы и четыре стаканчика кока-колы (более крепких напитков там не продают). Мы с Сиднеем и Леной принялись за еду, а Лилиан отказалась:
   - Я соблюдаю диету. И если начну есть, то уже не смогу остановиться.
   "Может быть, поэтому, - подумал я, - нас морили голодом".
   Когда, "заморив червячка", мы погуляли по живописной набережной прибрежного поселка, потолкались по сувенирным лавочкам, полюбовались разноцветными яхтами у пирса и великолепным закатом солнца, Сидней пригласил нас в ресторан "Сифуд" - "Морская пища". Мы заказали себе гигантских кальмаров. Официант нацепил на шею каждого из нас фирменную сувенирную салфетку в виде детского фартучка, и пиршество началось. Домой мы вернулись, когда уже стемнело. Никто ничего не говорил, но чувствовалось, что все напряжены в ожидании чего-то необычайного.
   В большой, устланной мягким ковром гостиной уютно пылал камин, в канделябрах горели свечи, на низеньком столике стояли бутылки с разными напитками, в вазочках лежали кубики льда, галеты, орешки.
   - Я предлагаю посмотреть фильм, - сказал Сидней. - Он, правда, не для подростков.
   - Но, мой дорогой, мы уже давно взрослые люди, - перебила его Лилиан. - Кстати, наши детки наверняка знают о том, что им знать не следует, уже больше, чем мы.
   Сидней выбрал и вставил кассету в видеомагнитофон (тогда он только еще входил в моду). Мы сели рядышком на диван: каждая жена со своим мужем. Сидней разлил напитки и произнес по-русски:
   - На здоровье! - после этого, явно нарушая американскую традицию, выпил свой стакан до дна. "Для храбрости", подумал я и сделал то же самое. Женщины тоже опрокинули свои стаканы, и в головах у всех зашумело.
   Сидней нажал кнопку дистанционного управления видеомагнитофона, и фильм начался. Он был, я бы сказал, рекламно учебным: рекламировал "вайф суоппинг" и учил, как этим надо заниматься.
   Сюжет было крайне неприхотлив. Сначала речь шла об одной симпатичной и благополучной семье, где супруги начали приедаться друг другу. Параллельно показывалась история еще одной семьи, где и у жены, и у мужа намечался, но пока еще не произошел адюльтер на стороне. В общем, дело шло к серьезному семейному конфликту как у тех, так и у других. Супружеские обязанности (их показывали в деталях) в обоих семьях выполнялись лениво, как бы по долгу службы, без взаимного влечения.
   Обе пары, не видя другого выхода, отправились к сексопатологу и получили у него совет попробовать "вайф суоппинг". И вот на какой-то вечеринке они знакомятся с парой, к которой чувствуют обоюдное влечение, и понимают, что нашли достойных партнеров.
   Следующая сцена на яхте, в небольшой уютной каюте. Они слушают музыку, поют, танцуют, постепенно разоблачаются, и вот уже начинаются любовные игры, сначала каждый муж со своей, а потом с чужой женой.
   Наутро они снова со своими женами. И вдруг понимают, что в них произошла разительная перемена. Жены стали для мужей словно обновленными, соблазнительными, привлекательными. Сознание того, что их жены принадлежали другому, вместо возмущения и отчуждения стало вызывать у мужей давно позабытое возбуждение.
   И, наконец, хэппи-энд. Обе, теперь уже счастливые, пары снова приходят к сексопатологу, радостно благодарят его и с готовностью выписывают ему чеки в благодарность за его совет, результат которого, судя по физиономиям супругов, намного превзошел их ожидания.
   Надо сказать прямо, что красивые артисты этого фильма, великолепные пейзажи, отлично, с чувством меры снятые эротические сцены, мягкий юмор делали свое дело и настраивали зрителей на соответствующий лад.
   - Еще один? - спросил Сидней.
   - Да! - хором ответили все.
   Второй фильм описывать не буду, он возбудил еще больше, чем первый. Отвлекшись от экрана, я увидел, как Сидней, распахнув кофточку Лилиан, целует и ласкает ее обнаженную грудь. Мне ничего не оставалось делать, как поступить так же.
   - Давайте танцевать, - предложил Сидней и включил музыку - аргентинское танго. Сначала мы пригласили своих жен, кофточки которых уже были сброшены.
   Танцуя с Лилиан, Сидней расстегнул молнию ее джинсов, они упали на пол, и она осталась в одних узеньких плавочках. То же сделал и я.
   Музыка закончилась, мы сели на диван, и Сидней вновь наполнил наши стаканы. Мы выпили, и снова зазвучало танго. На этот раз Сидней пригласил Лену. Я, естественно, танцевал с Лилиан. Сидней любопытным и ревнивым взором следил за нами. Но вот он опустил руки на Ленины бедра, подсунул пальцы под резинку плавок и легким, почти незаметным движением сбросил их вниз.
   Что делать? Я поступил так же с Лилиан.
   - Эй, мальчики, а почему вы одеты? - воскликнула она и, выскользнув из моих объятий, подошла к проигрывателю, сменила пластинку. Зазвучала громкая, резкая современная музыка. Лилиан взяла Лену за руку, и они вдвоем стали отплясывать нечто невообразимое.
   - А вы раздевайтесь, - крикнула нам Лилиан.
   Быстро полетели прочь пиджаки, брюки, другие детали нашей одежды, и вот мы уже вчетвером танцуем дикарский танец, озаряемые неверным светом гаснущего камина и трепещущих свечей.
   Лилиан подскочила ко мне, повалила, и, обняв друг друга, мы покатились по ковру. Я успел заметить, как Сидней подхватил Лену на руки и положил на диван. При этом он смотрел не на нее, а на нас, как бы подбадривая: "Ну же, ну же, давайте и вы!". Я последовал его примеру.
   Это безумие продолжалось несколько минут.
   Вскоре все было кончено.
   Женщины убежали в ванные и вернулись оттуда в шикарных индийских сари. Мы с Сиднеем тоже сходили туда и пришли в махровых халатах.
   Как будто ничего не произошло. Мы продолжали говорить о пустяках, смотреть фильмы, пить и закусывать. Сидней принес из холодильника сандвичи.
   Громадные старинные часы в гостиной пробили час ночи.
   - Пора спать, - сказал Сидней и, взяв Лену за руку, добавил: - Только я ее никуда не отпущу. "Господи! Это еще не все!" - молил обращенный ко мне ее взгляд.
   "Что делать! Не я придумал правила этой игры. Но уж если начали, надо доводить ее до конца", - так же взглядом ответил ей я.
   - И я не отпущу! - я тоже взял Лилиан за руку.
   - Только одно условие, - заявила она, - ровно в семь утра каждая жена должна быть у своего мужа. И в девять мы встречаемся за завтраком.
   Мы разошлись по комнатам.
   Утром, когда я проснулся, рядом со мной лежала моя Леночка. В девять все чинно явились к завтраку. Разговоры носили самый обычный, почти светский характер. Словно ничего и не произошло.
   И лишь когда мы уже собрались уезжать, Сидней отозвал меня в сторону и сказал:
   - Василий, Лилиан и я бесконечно признательны вам за все. Я впервые и, наверное, в последний раз в жизни совершил такое безрассудство. Но получил такое наслаждение! Мы с тобой теперь братья и останемся ими до конца наших дней. Знай, что нет ничего, чего бы я не сделал ради тебя. Это вполне серьезно.
   "В его жилах частично немецкая кровь, - подумал я, - это от нее, наверное, такая сентиментальность".
   - Спасибо, Сидней, - ответил я. - Мне сейчас ничего не надо. Не знаю, может быть, когда-нибудь в будущем мне и потребуется братская помощь.
   - Будь уверен во мне. - Он обнял меня и крепко пожал руку.
   Вернувшись в резидентуру, я дал в Москву шифротелеграмму об успешном проведении мероприятия. В известном резиденту шифре я применил и ту незаметную непосвященному условность, которую мог понять только один человек начальник разведки в Москве.
   Сидней, конечно же, не стал нашим агентом. На это мы и не рассчитывали. Но каждый раз, когда у московского Центра возникал сложный вопрос и ему нужно было получить на него гарантированно точный ответ с американской стороны, я встречался с Сиднеем, и Москва получала необходимую информацию.
   Он ни разу меня не подвел. И когда после этого в нью-йоркскую резидентуру поступала благодарственная телеграмма за подписью Свиридова (один из псевдонимов Ю. В. Андропова), я знал, что в этом и моя заслуга. А когда в часы бессонницы в голове вдруг стучала мысль, что же мы тогда натворили, я всегда оправдывал себя тем, что так было нужно Родине.
   Отслужив в Америке, я, уже работая в Москве, еще много лет продолжал встречаться с Сиднеем, выезжая для этого в разные страны. Последний раз это случилось вскоре после смерти Черненко. Тогда начальником разведки уже давно был Владимир Александрович Крючков, который, скорее всего, и не подозревал, какой ценой была добыта информация, регулярно поступавшая от Сиднея.
   Так вот, в тот последний раз теплым весенним вечером мы с Сиднеем сидели в Афинах, на Плаке, в ресторане под открытым небом. И снова, как тогда, ели морскую пищу - на этот раз копченых осьминогов. Ответив на мои вопросы, мой "брат" вдруг поведал мне такое, от чего волосы у меня на голове встали дыбом. Он называл имена, которые я тогда боялся повторить. Все это было настолько чудовищно и неправдоподобно, что на следующий же день я пришел к советскому послу, им был тогда в Афинах сын Андропова, и попросил срочно отправить меня домой, хотя до конца моей командировки оставалось две недели. Я обязан был срочно передать в Центр то, что узнал. Сообщить устно, ибо доверить бумаге услышанное не мог.
   Прибыв в Москву, я немедленно, без обычно необходимого письменного отчета, попросился на прием к начальнику разведки. По мере того как я докладывал, он становился все мрачнее и мрачнее. Видимо, мои данные подтверждали те, что у него уже были.
   - Свой доклад отпечатайте лично, - сухо приказал он мне, - в одном экземпляре, обезличенно, без ссылки на источник и без вашей подписи.
   "Даже будучи руководителем такого могущественного ведомства он боится", - подумал я.
   На следующий день я отдал свой доклад.
   Некоторое время спустя сверху поступила команда: всякие контакты с Сиднеем прекратить. А меня вскоре вдруг перевели на оперативную работу в Москве.
   На память обо всем происшедшем с Сиднеем у меня остались две салфетки из ресторана "Сифуд" и вот эта подписанная председателем КГБ Андроповым грамота "За успешное выполнение специального мероприятия". Когда меня спрашивали раньше и спрашивают теперь, за что ее дали, я отвечаю: "Да так, пустяки. Стоял в оцеплении, когда Брежнев приезжал в Вену на встречу с Картером".
   С Леной, женой, о той ночи в американском доме не вспоминаем никогда, будто бы ее никогда не было. Никогда не произносим имени Сиднея, словно бы и не слышим его постоянного упоминания в международной информации.
   Но все более частыми ночами мучительной бессонницы я, конечно же, вспоминаю все. И то "специальное мероприятие", и многие другие. И все чаще теперь приходит мысль: действительно ли все это было нужно моей Родине?
   Хотя мои мысли то и дело возвращались к убитым людям.
  
   - Да, уж если мы куда-нибудь ногу поставим, то там камня на камне не останется, - вздохнул он. Потом зажмурил глаза и углубился в свои мысли. Наконец зазвонил телефон.
   - Петров?
   Он мог бы сразу положить трубку: результат слышен был в голосе Козина.
   - Слушаю тебя, генерал.
   - Двадцать шесть.
   - Что?!
   - В самых разных местах: в Иркутске, Новосибирске, Пензе.
   - Спасибо, генерал, места пока не важны, и причины смерти тоже, хотя и так ясно, что все они покончили жизнь сами, другую смерть Сокол им не сделал. Понимаете, что это значит?
   - Догадываюсь. Чья это заслуга?
   - Рената.
   - Передайте ему мои поздравления. И спросите, что делать дальше?
   - Раису вы отпустили?
   - Вернулась к Осетрову.
   - Хорошо, я свяжусь с ней. И разыщите майора Нилова. А ты?
   - Дам сигнальную ракету. И у меня к вам огромная просьба. Выполните?
   - Выполню любую просьбу.
   - Дуньте в трубку.
   - Я? Зачем?
   - Обожаю запах сигарет.

   ЧАСТЬ 24
   Александр купил газету МК, выпил чашку чаю и стал разглядывать толпящихся вокруг людей. Сумятица в аэропорту была немыслимая: пассажиры со многих рейсов, не улетевшие из-за плохой погоды, сгрудились перед закрытым окошечком с табличкой "Справочное бюро" и раздраженно ругались. Туман, правда, уже рассеялся, однако, даже засиявшее солнце не смогло устранить хаос. Похоже было, что жители Москвы в полном составе именно сегодня решили разлететься по всем возможным направлениям. Александр взял свою спортивную сумку, и встал в сторонку, чтобы избежать толкотни.
   С тех пор как он поселился в лесу, ему удалось настолько отвыкнуть от больших городов и от людских толп, что даже этот месяц не смог пробудить в нем прежних рефлексов. Ему, правда, понравилась Одесса, даже встреча с Русланом не совсем испортила впечатления от этого города юмористов. Хорошо было съездить туда, но он рад, что все кончилось. А с Русланом он еще встретится. В этом он был уверен.
   Начиналась посадка, когда к нему подошел милиционер в форме.
   - Майор Нилов?
   - Да.
   - Пройдемте со мной, пожалуйста.
   Александр чуть было не спросил зачем, но сжал губы и промолчал. Жизнь научила его, что задавать лишние вопросы не нужно и даже вредно. В свое время и так все узнает.
   Он не был трусом, но все же почувствовал облегчение, увидев, что его привели к комнате милиции. Сержант отдал честь, показал на дверь и удалился. Александр воспринял это как добрый знак: выходит, он не арестован.
   Он постучал и вошел. В комнате было накурено, хоть топор вешай; Александр даже зажмурился - так ему щипало глаза. Когда он немного привык и смог оглядеться, то с немалым удивлением обнаружил, что из-за длинного стола ему улыбается Раиса, а рядом с ней сидит Ренат, наливает в бокал какую-то жидкость и подвигает ему.
   Самым же необычным явлением в комнате был генерал Петров из ФСБ, во рту которого торчала сигарета, извергающая подобно маленькому вулкану дым.
   - Вы торопитесь, майор?
   - Я здесь вполне достаточно находился.
   - Придется остаться еще ненадолго.
   - Случилось что-нибудь?
   - Мы дали телеграмму, что вы задержитесь. И попросили приглядеть за вашим домом.
   - Спасибо. А как собака?
   - Рекс живет прекрасно. Наши люди увеличили ему мясной паек.
   Александр поставил сумку в угол, взял у Рената бокал и, качая головой, посмотрел на Петрова.
   - Кого я должен за это благодарить?
   - Его, - Петров показал на Рената.
   Александр вздохнул, выпил коньяк, передернулся и погрозил Ренату пальцем.
   - За это я с тобой еще рассчитаюсь. Когда приедешь в гости, натравлю на тебя собаку!
   Начинало светать. Ренат в очередной раз сдался Петрову. В этой партии он играл белыми, но генерал легко поставил ему мат.
   - Это все дым, - сердился Ренат, глядя на сигарету в руке Петрова. - Во время игры курить запрещается!
   - А вы тоже привыкайте курить, - добродушно посоветовал генерал и заслонил ладонью смачный зевок. - Ну что, еще партию?
   - В другой раз, - махнул рукой Ренат, тоже борясь с зевотой. - Вечером. А пока хорошо бы поспать. Сегодняшняя программа известна?
   - Никаких поездок. Сегодня мы вряд ли понадобимся.
   - А когда понадобимся?
   - Не торопитесь, мой юный друг. Беда сама придет, ее кликать не надо. Словом, приятных вам снов.
  
   Ренат вышел в коридор, встал у окна, посмотрел вниз. Улица начинала просыпаться. Проезжали, громыхая на неровном асфальте, троллейбусы, у входа в метро муравьями кишели люди.
   В своей комнате Ренат неожиданно обнаружил Раису. Она с ногами сидела в кресле, одетая в просторный махровый халат. В руках у нее была книга.
   Ренат остановился в двери.
   - Добрый вечер, то есть доброе утро, Раиса.
   - Привет, Ренат.
   Он старался скрыть, до чего он растерян и до чего рад ее появлению.
   - Чем обязан?
   Она положила книгу и улыбнулась ему.
   - Хотела поговорить с тобой.
   Ренат скинул ботинки и по-турецки сел на кровать.
   - Я бы хотела сказать то, что было там, в Одессе, в общем, я не жалею об этом.
   - Неужели?
   - Да, да, не жалею. Просто я сама не могу в себе разобраться, Ренат. А ты?
   Он был совсем не готов к такому вопросу. Что ответить? Полуправда ни ее, ни его не устроит.
   - Почему ты спрашиваешь?
   - Для меня это важно.
   Ренат задумался.
   - Я ведь тоже не разобрался в себе, Раиса. Если честно, то не разобрался и с тем, что происходит в мире. Не знаю, куда все идет и устраивает ли меня это. Иногда хочется крикнуть: остановите, пожалуйста, Землю, я тут сойду.
   Раиса слабо улыбнулась.
   - Сам придумал?
   - Нет.
   - Я так и думала. Ты не такой.
   Ренат чувствовал, что медленно, но бесповоротно влюбляется в эту необычную женщину. Хотя слова подбирались с трудом, он решил объяснить, что чувствует.
   - Сядь сюда, Раечка!
   Она отложила книгу, встала с кресла и села рядом с Ренатом на кровать. Он взял ее прохладную руку.
   - Правда, пора нам серьезно поговорить. Я в прошлый раз собирался, да не вышло. Словом, с тех пор как мы с тобой встретились, все как-то стало другим. Не так, как с Викой. Вика - она была как лето. С градом, зноем, порывистым ветром.
   - А я? - с каплей кокетства в голосе спросила Раиса.
   - А ты весна. Мягкий ветерок, барашки облаков на небе, ягнята с колокольчиками на лугу.
   - И комары, и оводы.
   Ренат непонимающе посмотрел на нее.
   - Какие комары?
   - Знаешь, у нас, в Башкирии, весна - самое ужасное время года. Весна - это холодный ветер, а если станет тепло, то тучами налетают оводы, комары. Если ты сравниваешь меня с весной, то это сомнительный комплимент.
   - Ну, хорошо. Я имел в виду весну европейскую.
   - Такой я еще никогда не видала.
   - Увидишь. Я возьму тебя в Ригу. Там весна - это настоящая весна.
   Он потянулся к Раисе и развязал пояс на ее халате. Она чуть съежилась, но не стала противиться.
   - Ты про гору слышала, забыл, как она называется?
   - Нет.
   - О, это настоящее чудо. Распускаются весенние цветы. Привстань немного, вот так. В общем, цветы расцветают. Подними руки! Так хорошо с тобой. Вот подушка. О чем я говорил?
   - О каких-то кустах.
   В дверь внезапно забарабанили. Ренат оцепенел. В коридоре гремели шаги,
   - Эй, Ренат! Ренат!
   Он закрыл Раисе ладонью рот и прислушался, надеясь, что шум утихнет. Может быть, это Александр вернулся домой? Или Петров не может заснуть и ищет партнера для шахмат. Правда, что-то подсказывало ему, что причина на сей раз другая.
   - Ренат! Проснитесь!
   Он вздохнул, поднялся с кровати. Краем глаза он видел, что Раиса накидывает халат.
   - Кто там?
   Спрашивать, впрочем, было совсем ни к чему: он и так узнал голос Петрова.
   - Вставай, Ренат! Тревога!
   - Сейчас. Через минуту буду у вас.
   Петров пробурчал что-то, и шаги его удалились. Раиса, подойдя со спины, обняла Рената, положила голову ему на плечо.
   - Что там могло у них случиться?
   - Понятия не имею. Час назад он сказал, что сегодня ничего не будет.
   - А Александр?
   - Не знаю. Петров скажет. Встретимся позже.
  
   В комнате у Петрова стоял густой дым. Генерал, сопя, склонился с сигаретой над картой, разложенной на столе. Напротив него стоял пожилой, с мужественным лицом человек с седым ежиком на голове, который время от времени пытался отогнать от себя тучи дыма.
   Когда скрипнула дверь, оба подняли головы. Петров помахал рукой, подзывая Рената ближе.
   - Заходите скорее! Это Ренат. А это генерал Козин.
   Генерал быстро глянул на Рената и перевел взгляд на карту. Прежде чем Ренат успел спросить что-нибудь, вошел Александр. Волосы его, как всегда, были гладко зачесаны; мягкая улыбка и упругая походка.
   - Я разбудил Раису.
   Петров вынул сигарету изо рта и обнял Рената за плечи.
   Седой генерал ткнул пальцем в карту.
   - Это здесь. Смотрите!
   Ренат лишь сейчас обнаружил, что перед ним лежит карта, каких он еще ни разу не видел. На столе уместился лишь один кусочек Москвы, Бог знает, в каком масштабе. Самое удивительное было то, что на карте каждое здание обозначалось отдельно, с подъездами и с проходными дворами.
   - Здесь, здесь, здесь!
   Ренат заметил, что пальцы у генерала дрожат.
   - Что-нибудь не так, мой генерал?
   У Петрова перехватило от возбуждения голос:
   - Все не так. И все скверно.
   Все молчали, глядя на карту. Ренат набрался смелости и спросил:
   - Но вы ведь сказали, сегодня день будет спокойным.
   - Даже господь Бог ошибался, когда, сотворив человека, решил, что это венец творения.
   - Но почему?
   Прежде чем Петров успел ответить, раздался бас генерала:
   - В последнее время такое не раз случалось.
   Майор Нилов бросил на карту беглый взгляд и, прислонившись к стене, закрыл глаза, будто уснул.
   Ренат не заметил, как появилась Раиса. Он просто почувствовал, что она находится в комнате: его словно ударило током. Подняв глаза, он увидел ее серьезное, сосредоточенное лицо.
   - Все-таки мы оказались правы! - вырвался у Рената вздох. - Господи! Победа!
   К величайшему его удивлению, ни Петров, ни Козин, ни даже Нилов не думали разделять его радость.
   - Что-то не так?
   Генерал Козин посмотрел на Рената, словно прикидывая, стоит ли разговаривать с таким несмышленышем:
   - Очень даже не так. Во всяком случае, я получил строжайшее указание держать своих людей подальше: не хочет, думаю, создавать видимость, что у нас кругом агенты.
   - Но разве нельзя людей спрятать так...
   Козин поднял руку, прервав Рената:
   - Простите, нам надо спешить. Во всяком случае, я беру под контроль это здание, - указал он на карту. - Оттуда за пять минут можно достичь объекта.
   Ренат, несмотря на едкий дым, все же пытался думать:
   - Извините, я ничего не понимаю.
   - А именно? - мрачно глянул на него генерал.
   - Сокол должен был еще ночью все приготовить к захвату Цезия, который у него забрала милиция. Я, генерал, на вашем месте собрал бы группу и, несмотря на запрет, выкурил бы оттуда Сокола и его людей. Результат оправдал бы ваше неповиновение.
   - Если бы был результат.
   - То есть как?
   - Цель Сокола как раз в том, чтобы скомпрометировать нас.
   - Не понимаю.
   - План состоит из многих слоев. Они хотят создать видимость, заставить нас думать. Мы теряем голову, нарушаем запрет, и противник получает в свои руки прекрасный козырь. А там этот Сокол начнет быстро действовать.
   - Но это невероятно! Вы в самом деле в это верите, генерал?
   - Сказать честно? Не верю. И все-таки есть и такой, пусть один-единственный жалкий процент. А раз есть, то я должен быть осторожным. Я и мои люди не можем выйти на сцену раньше времени. А вообще-то, кому-нибудь надо брать на себя ответственность. Огромную ответственность!
   В комнате было тихо. Никто не двигался с места. Наконец Петров пожал плечами и стряхнул пепел с сигареты.
   - Ладно, я и так знаю, что кроме меня некому. Я могу. Если уж я в это дело влез, доведу его до конца. А сяду в лужу - что ж, уйду на пенсию. Итак, договорились: я беру ответственность на себя.
   Вы с машиной должны стоять тут. - Генерал показал на какой-то внутренний, труднодоступный двор.
   - Нилов?
   - Я еду с вами.
   - Я тоже, - ревниво сказал Ренат.
   Генерал бросил в его сторону суровый взгляд:
   - Я бы на вашем месте сто раз прежде подумал. Вы ведь иностранец. Если дело сорвется, по головке вас не погладят. Тут же вышлют домой. Что будет с вами дома - не знаю. Может, посадят в тюрьму. Ну, с земли не сгонят, а дальше севера не пошлют.
   - Все равно я хотел бы помочь.
   - Хорошо, вам виднее. Я только спасибо смогу вам сказать. Хотя сам не знаю, от чьего имени.
   - Еще бы! - не по-военному ответил Петров, потом поднял большой палец, улыбнулся и повернул его вниз:
   - Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!
   Генерал отмахнулся.
  

   ЧАСТЬ 25
   Георгадзе следил за Соколом. В жизни не было у него такого трудного и ответственного задания. Резо знал, что ликвидация Сокола вначале была поручена Топоркову, но после странной смерти майора выбор пал на него.
   В тот самый день, когда Резо сообщили об этом, он купил бутылку водки, унес ее домой и вдруг напился. Правда, коньяк он любил больше, однако, в таком возбужденном, почти истерическом состоянии требовалась именно водка, которая способна оглушить человека, как упавший на голову кирпич.
   Резо вырос в Грузии, где еще что-то значат мужская дружба и почтение к старшим. С детства в нем воспитывали веру, что человек, с которым ты разделил еду и кров, становится тебе другом и братом.
   Резо, конечно, отдавал себе отчет и в том, что представления о дружбе и братстве в последние десятилетия сильно изменились. Ведь в свое время и Енукидзе, и Ломинадзе, и Орджоникидзе, великий Серго тоже ели из одной чашки с Кобой, который потом стал Сталиным, однако, через несколько лет он уничтожил их, не моргнув глазом.
   И, хотя в душе Резо негодовал, что именно ему поручили эту задачу, какой-то частью сознания он понимал, что, несмотря ни на что, выполнит ее. Выполнит даже в том случае, если каждая клеточка его тела будет восставать против этого. Приказ есть приказ, и он должен ему подчиниться. Но почему именно он, черт побери!
   Что говорить, судьба Топоркова тоже не давала ему покоя. Он знал, что майора убили, и в общем даже догадывался за что. К счастью, у него нет таких дурных качеств, какие были у Топоркова: водку он употребляет в меру и не с чужими людьми, с женщинами тоже не перебарщивает. Правда, Тамаре было всего шестнадцать, когда он стал с ней жить, но теперь ей уже двадцать, девушка, у нее и в мыслях нет на него заявить. При всем том у него не было ни малейших сомнений, что, если того потребуют интересы дела, его, не задумываясь, пошлют на тот свет. И отрицать такой исход он всерьез опасался.
   Резо прекрасно понимал, что в этом кроется сатанинская логика их работы: сначала следует ликвидировать киллера, затем того, кто ликвидировал киллера, и так далее, пока не улягутся волны, поднятые событием. И, хотя Костин пообещал, что, если все пойдет хорошо, его наградят и обеспечат хорошее место, он не был до конца уверен, что речь не идет о хорошем месте на кладбище.
   А с другой стороны, если он не выполнит задание, его ликвидируют наверняка. Может быть, уже сейчас где-нибудь, за каким-нибудь окном затаился снайпер, который в крестике оптического прицела винтовки держит его, Резо, лоб. Время от времени его прошибал пот, широкий проспект перед глазами ходил волнами, как кавказские дороги в летний зной, когда он гнал свою машину в Кутаиси. Господи, увидит ли он когда-нибудь родной город?
   Сокол посмотрел вниз с высоты пятого этажа и сказал:
   - Начинается движение на улице. - Сел на подоконник. - На ближайшем перекрестке погас светофор.
   Сокол поднял к глазам маленький бинокль.
   - Дворника не видно.
   Сокол охотно болтал о чем угодно, но, как только речь заходила о деталях убийства, становился непроницаем, как скала.
   Резо беспокойно отдувался, не находя себе места. Если бы он знал, на что рассчитывать, все было бы куда проще. Не хватает еще, чтобы он ликвидировал Сокола, прежде чем тот выстрелит, и не приедет своя милиция, которая должна вывезти Цезием в своей машине.
   Резо был еще не вполне профессионал в своем деле, но соображал что к чему. Как-то ночью, пропустив триста граммов водки и в очередной раз углубившись в карту, он кое о чем догадался. Он понял, в какой точке может быть помещена та соринка, которая сведет на нет весь кажущийся неуязвимым, продуманный до последней мелочи план. Конечно, в том случае, если те что-то пронюхают. Он понял, как они могли бы заманить в западню Сокола, и всех участников великолепно проведённой операции.
   Больше он даже думать не хотел на эту тему: ведь это уже была чистой воды фантастика. Откуда им догадаться. В то же время не опасна ли для дела беспечная самоуверенность, даже самонадеянность Сокола?
   Резо знал, что у Сокола подготовлены и запасные варианты. Сокол все должен предусмотреть, ведь трудно представить себе что-нибудь более ужасное.
   - Сколько у нас еще времени?
   Сокол взглянул на часы:
   - Ровно час.
   - Мы до конца будем сидеть здесь?
   Вопрос вырвался у него непроизвольно. Сокол, словно не слыша, продолжал изучать в бинокль проспект и дома напротив.
   - Следовало бы поставить кого-нибудь за поворотом?
   Сокол отвел бинокль от глаз, медленно повернулся и посмотрел на Резо.
   - За поворотом? Зачем?
   - Честно говоря, это было бы возможно, если бы он заподозрил, что милицейская машина не приедет. И захотел бы нас обмануть.
   Резо боялся, что Сокол посмеется над ним. Но тот лишь пожал плечами.
   Абсолютно все факторы учесть все равно нельзя. Значительную часть случайностей мы оставляем за скобками. Не можем же мы считаться, например, с тем, что спустя полчаса в Москве может начаться самое мощное землетрясение двадцатого века. Такие вещи и составляют фактор риска.
   Он протянул Резо бинокль.
   - Посмотрите, нет ли чего-нибудь необычного?
   Резо тщательно оглядел окрестности.
   - По-моему, все в порядке.
   - Все в порядке, Руслан? - шепнул Резо.
   - Вроде бы да.
   Сокол не смог бы определить, почему его настроение за несколько секунд вдруг так основательно изменилось. Только что со спокойным удовлетворением он следил, как машины проезжают перекресток. Теперь же каждая клеточка его тела сигналила об опасности.
   Он поднял голову. Ноздри его трепетали, мускулы напряглись, в кончиках пальцев словно тек электрический ток. На минуту он было подумал, что причина этого Резо, но он тут же отмахнулся от этой мысли.
   "Сейчас, - думал Сокол все с большей тревогой. - Сейчас, сейчас, сейчас!"
   Сокол сдвинул брови и на несколько секунд забыл обо всем.
   Резо осторожно нащупал кобуру. Ситуация прояснилась. Теперь ясно, что Сокол убьет его.
   Когда резким ударом распахнулась створка ворот, Сокол понял, что проиграл.
   Его мыслью был Александр Нилов. Конечно же, это был он! Один Александр его достойный противник.
   По лицу его скользнула улыбка. Нет, он не сердится и не обижается на него. Александр победил в этом раунде. Но важно, чья победа будет в конце. А победителем будет тот, кто пошлет противника в нокаут. Возможность поражения заложена в каждом матче, в каждой игре. Правда, надо признать, он слишком понадеялся на себя. И недооценил Александра.
   Надо было убить его еще в такси. Или в другом месте. Но тогда не было бы борьбы. Он намерен с Александром стреляться, как на дуэли, а не стрелять в него из засады. Резо, тот поступил бы так. Однако он не Резо, и он хотел отменить, смерть своего бывшего друга.
   Когда он поднял голову, на него смотрел пистолет Резо. Он еще успел увидеть в саду движущиеся фигуры. Одна напоминала Александра. Ничего, Сашка, скоро мы с тобой встретимся. И ты это тоже знаешь.
   - Мне жаль, Руслан, - сказал он, и по его лицу было видно, что он говорит это всерьез. - Очень жаль. Но я не могу поступить по-другому. Иначе меня самого убьют.
   - Ну разумеется, - кивнул Руслан. - Тогда делай дело!
   Пистолет дрогнул в руке Резо. Руслан, улыбнувшись, шагнул вперед, и Резо почти инстинктивным движением, как бы загораживаясь от него, вскинул пистолет.
   - Не подходи, сука! Ты, может быть, хочешь...
   - Хочу ли я что-нибудь кому-нибудь передать?
   - Да.
   - Костину разве что. Пусть в следующий раз не поручает ликвидировать меня такому молокососу. Но ты не сможешь это ему передать, Резо.
   - Мне жаль, Руслан. Повернись спиной ко мне.
   - Дурак, - сказал Руслан, послушно поворачиваясь. - Какой же ты дурак, Резо!
   Резо быстро подошел к Руслану, прижал пистолет к его затылку и нажал на курок. Спустив курок и услышав лишь металлический щелчок вместо выстрела, Резо почувствовал, что сердце его останавливается.
   В отчаянии он сделал еще попытку. После второго щелчка он отшвырнул пистолет и бросился к двери. Он сделал несколько шагов вниз по лестнице, но затем ноги его зацепились за что-то невидимое, и он рухнул лицом на ступени.
   Пришел он в себя снова на чердаке. Сокол держал в руке винтовку с оптическим прицелом и улыбался, глядя на Резо.
   - Я вынул пули из твоего пистолета, - спокойно сообщил он. - Жаль, тебе не удосужились объяснить, что, когда имеешь дело со мной, нужно все проверить, и не один раз.
   - Обманул.
   - Я защищаю свою жизнь. И ты, и я - мы выполняем приказы, но еще и подчиняемся инстинкту сохранения жизни.
   - Мне приказали убить тебя.
   - Знаю. И не сержусь.
   Он поднял с пола пистолет Резо.
   - Я вынул пули, но только две. Я подумал, этого будет достаточно.
   - Жаль, что ты не был моим учеником, парень. Я научил бы тебя, что магазин надо проверять до конца.
   И он выстрелил Резо в ухо.
   Он положил винтовку с оптическим прицелом на подоконник и внизу, во дворе, среди мелькающих фигур отыскал Александра.
   Тщательно прицелившись, он нажал курок.
   Александр упал.
   Бросив винтовку в угол, Руслан вытащил из кармана парик и темные очки.
   Тихо насвистывая, он нажал кнопку лифта.

   ЧАСТЬ 26
   Коренастый, круглолицый человек, с замиранием сердца смотрел на Хорина.
   - Хочу поздравить тебя с благополучным исходом. Я вас предупреждал, надо больше заботиться о личной безопасности.
   Коренастый покраснел.
   - Я только с методами не соглашался.
   - Конечно, конечно. Впрочем, это неважно. Я тебя пригласил по другому вопросу. Хотел бы обсудить кое-что.
   - Разумеется, я готов. Что же именно?
   - Ты знаешь Петрова из ФСБ?
   Капустин сдвинул брови.
   - Кто же его не знает? Человек Андропова.
   - Как бы ты отнесся, если бы он получил в ближайшее время героя России. Я думаю, он заслуживает.
   - Конечно, - пробурчал Коренастый. - Не пойму, почему он до сих пор не попадал в списки, Андропов своих людей не афишировал.
   - Еще у меня один вопрос к тебе, - сказал он, кладя перед Коренастым листок. - Ты бы взглянул, что я тут предлагаю?
   Солнечные лучи лукаво играли на оконных стеклах. Капли с тающих сосулек катились вниз, словно слезы.
   Зазвонил телефон. Коренастый ответил лишь после того, как узнал голос в трубке.
   - Что?
   - Слышал. Чей прокол?
   - Сокола.
   - Где он?
   - Ушел.
   - Вы там в своем уме?
   В трубке было тихо.
   - Как так ушел?
   - Ищем.
   - Найти обязательно. Что делать, вы знаете.
   - Разумеется.
   - Следы?
   - Ясно. А другой?
   - Его. Уже нет.
   - Ни одного?
   - Хорошо. Ваши планы?
   Голос в трубке колебался.
   - Слишком скомпрометированы отдельные люди. Слишком.
   - Идиот, - сказал человек за столом. - Остановиться, сейчас? Вы с ума сошли? Как сорвалось.
   - Слушайте меня! Припугните Костина.

   ЧАСТЬ 27
   Раиса вышла из дома, взяла миску Рекса, проверила, съел ли пес еду. Потом подняла взгляд на деревья. Птицы, певшие целый день на ветвях, замолчали, солнце укрыло свой лик за большим темным облаком. Как только лучи его перестали греть землю, лес в мгновение ока вернулся в зиму. Голые ветки кустов содрогнулись, ледяное дыхание скользнуло по соснам.
   Раиса тоже вдруг стало зябко. Она почувствовала, что руки ее покрылись гусиной кожей, как однажды в детстве, когда на нее напал медведь. Это было на берегу реки Белой; она собирала в кустах ягоды, и вдруг солнце спряталось, птичья мелочь в ветвях как по команде смолкла. Лишь одна пичуга резко вскрикнула, словно желая подать ей сигнал тревоги.
   Ее спасло то, что она находилась у самого берега. Медведь бесшумно подкрался к ней; когда она заметила его, бежать было некуда.
   Как только медведь бросился на нее, она отшвырнула корзинку, куда складывала ягоды, и с громким криком прыгнула в воду. Она и сейчас помнит ледяной обруч, стиснувший ее грудь. Как ни странно, вода обжигала, как угли.
   Дрожа от холода и от страха, она смотрела, как медведь попробовал воду лапой и отдернул ее.
   В тот далекий, полузабытый день ей впервые довелось почувствовать это странное состояние тревоги в природе, которая словно чувствовала опасность и предупреждала о ней. Состояние это охватило ее и сейчас. Кусты вокруг встрепенулись и заметались, словно от страха. Ветер швырнул ей в лицо пригоршню сухих хвойных игл.
   Раиса бросила взгляд на небо. Вот уже несколько дней облака то сливаются в плотный покров, то расходятся, открывая солнце.
   "Такова уж наша русская весна, - говорил Александр, теребя ухо собаке. - Правда, пес?"
   Когда ветер задул сильнее, Раиса ушла в дом и закрыла дверь. Она подошла к полке, выбрала из книг стихи Пушкина, и села читать.
   Услышав тихий стук, Раиса подумала, что это ветер бросил в дверь еловую шишку. Она снова погрузилась в стихи. Когда стук повторился, она захлопнула книгу, встала и подошла к двери.
   - Кто там?
   - Лесник дома? - спросил незнакомый голос. - Я Кузмичев Николай из лесничества. Поговорить хочу с ним.
   Раиса открыла дверь. В дверь вошел мужчина. Она хотела вскрикнуть, но не смогла. Голубые его глаза лишили ее способности речи.
   Генерал Петров и Ренат, тихо беседуя, шли к домику лесника.
   - Сам Бог привел меня в этот лес, - говорил генерал. - Всю жизнь я мечтаю: куплю себе домик в глухом лесу и буду сбегать туда, отдыхать от всего. Эти места Бог словно специально создал для отдыха.
   - В одиночку? - ехидно спросил Ренат.
   - Что в одиночку? В одиночку ли создал?
   - В одиночку ли хотите сбегать?
   Генерал рассмеялся:
   - Вы все о глупостях, мой юный друг. В моем возрасте уик-енд в самом деле следует оставлять для отдыха. Конечно, если с тобой будет еще кто-то, это неплохо.
   Ренат сунул в рот пальцы и оглушительно, по-мальчишечьи, свистнул. Свист спугнул большую черную птицу: она сорвалась с ветки, нависшей над домом, и с обиженным карканьем тяжело улетела в лес.
   Генерал вытер вспотевшую шею и полез в сугроб, чтобы освободиться от грязи, налипшей на сапоги.
   - Не такая это девушка, - бормотал он, согнувшись и оттирая голенища. - Нет, она не такая.
   - Какая не такая? - спросил Ренат, повернув лицо к солнцу.
   - Не такая, чтобы на свист выскакивать. Вам не вредно помнить, что она, также как и я, происходит из племени Чингисхана, если я хорошо помню историю. Так что обращайтесь с ней почтительно!
   - Спасибо за совет. Постараюсь.
   Подойдя к двери, они стряхнули с сапог грязный снег. Ренат постучал в дверь.
   Никто им не ответил.
   Генерал вздернул брови. Ренат с удивлением огляделся.
   - Раечка!
   Петров улыбнулся из-под усов.
   - Мне жаль вас, Ренат.
   - Чего это вам меня жаль?
   - С другими тоже случалось, что от них сбегала подружка. Если подумать, случалось даже со мной. Хотя я снял для нас двоих целую комнату у Александра, на целых два дня.
   - Раиса!
   - Пошли читать прощальную записку.
   Ренат не поддержал его тон. С той минуты, как Раиса не отозвалась на его свист, мир словно изменился вокруг. Просыпающаяся природа мгновенно впала в летаргический сон. Яркие краски весны потускнели, лужи заволоклись ледком, холодный туман сел на вершины деревьев.
   Кладя руку на ручку двери, он почувствовал, что случилась беда. Словно неведомые, потусторонние существа кричали ему, что, пока его не было дома, произошло что-то страшное. Он распахнул дверь. Вялые солнечные лучи, прокравшись в сторожку, лежали на дощатом столе, на раскрытой книге, на забытом возле книги платке.
   - Раечка!
   Дверь тихо закрылась у него за спиной. За стеклами окон пролетели снежные хлопья.
   Генерал предупреждающе сжал локоть Ренат. Потом, зарычав, сунул руку в карман.
   Что-то шевельнулось в углу. К ним словно летели два светляка.
   Два светляка, горящие голубым светом.
   Александр почесал беспокойно мечущегося пса за ухом и прислонился к теплой коре толстого дерева.
   - Если хочешь, можешь идти домой, Рекс!
   Пес благодарно тявкнул и, радостно виляя хвостом, помчался по тропе. Однако, пробежав несколько метров, вернулся и лизнул хозяину руку, и снова убежал.
   Александр почувствовал, что кто-то смотрит на него среди дубов. Действительно, стоял Руслан. Волосы его свисали на лоб, в голубых глазах словно горел восторженный огонек.
   Александр медленно встал, погладил раненое плечо.
   - Это ты, Руслан? Я рассчитывал на худшее.
   Руслан повесил автомат на плечо.
   - Где твое ружье?
   - Дома.
   - Александр Нилов и без ружья?
   - Стрелять я все равно не могу. Пока не заживет плечо. Это ты стрелял в меня?
   - Да, я. Я потерял голову.
   - Не надо было этого делать.
   - Возможно, ты прав, не надо было. Ты мне чуть не завалил задания. А я так все прекрасно спланировал.
   Александр усмехнулся.
   - Как ты такое придумал?
   - Пусть это будет моей тайной.
   - В самом деле, зачем ты в меня стрелял?
   - Я же говорю: потерял голову. И сожалею об этом. Не следовало этого делать. Так мы оказываемся не в равных условиях. Но я возмещу тебе это. Ты не будешь жалеть.
   - Ты был в доме?
   - Был.
   - Что они?
   - Не беспокойся, с ними все хорошо. Я их пальцем не тронул. Хотел только, чтобы они нам не мешали. Завтра я покидаю эту страну.
   - Ты обещаешь, что они останутся целы?
   - Конечно. Мы же в одной конторе работали, Сашка. В тебя вбили, как и в меня, что убийство не может быть самоцелью. Помнишь? Зачем мне их убивать? "Без нужды не дразни медведя". Вспоминаешь, кто это говорил?
   - Ты!
   - Что?
   - Ты лжешь.
   Руслан вздернул брови:
   - Зачем мне лгать? Если бы я убил их, я бы тебе сказал.
   - Не о них речь. Ты стрелял в меня вовсе не потому, что потерял голову.
   - А почему же?
   - Ты боишься меня, Руслан. Ты боялся, что со мной, здоровым, не сможешь справиться.
   Руслан засмеялся. Смех его был резким и неестественным.
   - Глупо, Сашка. Ты же всегда был вторым. Я всегда и во всем опережал тебя. Чего мне тебя бояться?
   - Ты сказал, что возместишь мне урон.
   - Возмещу. Встань и иди вперед. Думаю, я не должен предупреждать тебя: никаких фокусов! Ты знаешь, что я убью тебя.
   - Знаю.
   - Веди себя хорошо, и смерть твоя будет легкой. Это я обещаю.
   - Спасибо. Вон туда иди?
   - К тем вон соснам.
   Александр прижал руку к плечу, стараясь не упасть на него. Грязь под ногами Руслана чавкала позади, в каких-нибудь трех-четырех шагах.
   Александр знал, что одолеть Руслана он не может. Даже если бы он был здоров, шансов у него очень мало. Без оружия против него? Смешно.
   Можно рассчитывать только на собаку. Что теперь делает пес? Он добежит до дома, будет царапаться в дверь, а когда убедится, что его не впускают, терпеливо будет сидеть и ждать. Долго ли? Насколько он знает, Рекс способен просидеть у двери весь вечер.
   Александр вздохнул. Чего хочет от него Руслан? Куда ведет его? И вообще, есть ли у него, Александра, хоть маленький шанс остаться в живых?
   Он вынужден был признаться себе, что нет. Нет такого шанса. Если только...
   Надо заманить Руслана туда. Туда. Под любым предлогом, но заманить туда.
   А там - там все может быть. Кажется, они идут как раз в том направлении. Туда.
   - Сашка?
   - Что?
   - Я знаю твои привычки.
   - В самом деле?
   - Иногда ты прячешь оружие в дуплах.
   - Откуда ты это знаешь?
   - Наш с тобой один старый знакомый; забыл, чему он нас учил? Хорошо, если бы ты не делал таких попыток. Держись от деревьев подальше. Понял?
   - Я понял, Руслан. Далеко нам идти?
   - Еще метров пятьсот. На большую поляну.
   - А что там такое?
   - Не знаешь, Сашка?
   - Нет.
   - Вот придем, и я расскажу тебе все.
   "Пока все хорошо, - думал Александр. - Что бы ни было на той поляне, это неважно. Важно заманить Руслана на боковую тропинку. Но пойдет ли на это Руслан? Что делать, надо рискнуть".
   Александр охотно продолжил бы разговор, чтобы отвлечь внимание Руслана, но тот погрузился в свои мысли. Кажущаяся невнимательность Руслана не могла обмануть Александра. Он, как змея, делает вид, будто спит, но в любой момент укусит неосторожную руку. Не зря он занимался изучением змей, что даже повадки змеиные перенял.
   Минут через десять они придут на поляну. Александр обернулся и посмотрел в глаза Руслана.
   - Я устал. Можно мне прислониться к дереву? Здесь нет дупла, а значит, оружия тоже нет.
   Взгляд Руслана пробежал по стволу.
   - Прислонись.
   Александр оперся на ствол и закрыл глаза. Солнце гладило ему лицо. Постояв, они двинулись дальше.
   - Сашка!
   - Что?
   - Посмотри на эту поляну. Ты ее знаешь?
   Александр окинул взглядом широкую, напоминающую луг поляну. Сейчас, когда сугробы становились все меньше и в проталинах между ними открывалась мокрая коричневая земля, смотреть там было не на что. Но Александр помнил, как красива она бывает поздней весной или летом, когда распускаются цветы. Растительность на этой поляне как будто богаче, сочнее, чем на других. И цветы ярче, крупнее, пышнее.
   - Конечно, знаю. Скоро здесь будет твоя могила.
   Руслан удобнее перехватил автомат.
   - А теперь слушай, во что ты ввязался, ты не хуже меня знаешь, что такое Цезием.
  
   По некоторым данным, в России хранится более 700 тонн обогащенного урана и 400 тонн плутония. С 1991 года произошло около сотни попыток незаконного вывоза радиоактивных материалов с Челябинского завода. Продают дешево. Был факт, что за ракету "СС 20" похитители запросили сто тысяч баксов. Раз уж ядерное топливо все равно вывозится, большие люди воспользовались этим. Если завалить Запад ураном, стронцием и цезием, то это взорвет политический авторитет России, ее нынешнего правительства. В случае неудачи, да хранит нас Аллах, виноваты будут они или наши друзья. На военном полигоне под Челябинском ряды колючей проволоки над высоким забором. Вышки с пулеметами. У экранов слежения солдаты бдят службу. Ангары, ангары. На одном экране баллистическая ракета "СС-20". Люди в спецодежде режут ее на части искры сварочных аппаратов.
   Люди в скафандрах сыпят в рабочую рукавицу вещество серого цвета.
   Алюминиевое ведро с крышкой, внутри заправленное свинцом. В него-то сыпят Цезием. Ведро несут на мусор. Оно среди мусорных баков. Потом его под видом мусора вывозят с территории завода на свалку. Автомашинами с Московскими номерами каждый месяц уезжает в Москву с товаром, в городе Химки коммерсант взял в аренду подвал детсада, где вместе с другим товаром хранил Цезий.
   Вот какой товар был в детсаду.
   Когда случился там пожар, то наши доблестные генералы, что бы избежать скандала и сохранить свои погоны, просто закрыли это дело.
  
   - Зачем же ты, Руслан, убивал этих людей, они в чем виноваты были?
   - А ты сам подумай. Свидетели никому не нужны.
   - А как ты сделал, что тебе помогала милиция?
   - Полковник Костин спит и видит себя в генеральском мундире, а также люди, которые хотят больше хапнуть, и не важно им, что будет с Россией. Эти люди, чтобы сохранить свои портфели и безбедную старость, продадут всё. Так что гибли бы люди при любом раскладе.
   Они-то, мы, как будто, не при чем.
   Александр почувствовал, как жесткая ледяная рука хватает его за сердце. Воздух в горле сгустился в комок.
   Он схватился за горло, растягивая джемпер. Рана на плече ныла, словно он ударился о дерево.
   Руслан не улыбался теперь. Лицо его было твердым, словно высеченное из гранита.
   Александр спрятал лицо в ладонях.
   - Ступай на середину поляны, Сашка!
   Александр чувствовал: жажда жизни вздымается в нем с невиданной силой. Хотя шансы были равны, может быть, тысячной доле процента, он все же решил попробовать. Жаль упускать даже крохотную возможность.
   Он вскрикнул, резко, отчаянно. Потом, словно в порыве душевной боли, кинулся в сторону. По направлению к той тропинке. Он старался двигаться не слишком быстро, чтобы не оказаться поблизости от какого-нибудь дерева или куста. Нужно, чтобы Руслан думал: известие, которое он сообщил, совершенно вывело бывшего друга из равновесия, помутило его сознание. Тогда Руслан, может быть, не прикончит его на месте. Он попытается все-таки выгнать его на поляну.
   Александр упал, поднялся, опять упал, пополз на четвереньках. Встал, шатаясь, но двигаясь к своей цели.
   - Иди назад, Сашка, - слышал он за спиной голос Руслана; даже в раздраженном тоне его было понимание. - Иди назад, не сходи с ума! Ты же знаешь, что все напрасно!
   Одна береза, две, три. Еще десять метров, еще пять; там небольшая прогалина.
   Он отполз в сторону, оглянулся. Руслан шел за ним метрах в десяти. Александру показалось, что на губах у него играет торжествующая улыбка.
   - Иди назад, майор Нилов!
   Александр схватил руками снег и громко, чтобы слышал Руслан, зарыдал.
   - Ты подлец, ты сволочь!
   Руслан вышел из-за березы.
   - Стой, безумец! Иди на поляну! Или ты хочешь, чтоб я прямо здесь, в грязи пристрелил тебя, как бешеную собаку?
   Александр плакал и хрипел нечленораздельно, заползая в щель между двумя кустами.
   "Сейчас, - думал он, - сейчас. Откатиться, не попасть, самому не попасть".
   Он попятился, огибая куст по дуге. Руслан пойдет напрямую. Он должен пойти напрямую. Иначе конец. Конец всему!
   - Стой! Последний раз говорю.
   Александр с криком бился на снегу, словно подстреленная птица. Он намеренно расцарапал на лице заживающий шрам, чтобы кровь потекла на снег.
   - Дурень, ты же в крови весь!
   Потом сильный металлический щелчок и крик боли. Александр поднял голову.
   Руслан сидел на снегу и, задыхаясь, пытался разжать волчий капкан. Острые зубья впились ему в ноги, и Александр увидел с ужасом, что одна нога его в капкане: стальные челюсти почти плотно зажали ее.
   Руслан пытался достать отлетевший в сторону автомат, но силы его кончались. Он рухнул на снег и умоляюще протянул руки к Александру.
   - Убей меня, Сашка, прошу тебя! Убей! Ведь мы когда-то были друзьями. Я не хочу, не хочу жить.
   Александр молча разжал капкан, освободив ногу Руслана.
   - Живи пока, шакал паршивый, я не ты: раненых не добиваю, но я тебя все равно найду, где бы ты не прятался, даже в твоём родном доме, в Чечне.
   Рекс прибежал на помощь.
   Вздрогнули и раздвинулись кусты. Рекс подпрыгнул и кинулся на грудь хозяину.
   Александр улыбнулся устало, пытаясь увернуться от пса.
   - Уйди, дурачок ты мой.
   Александр опустил автомат.
   - Весна. Чувствуете, пришла весна.
   На деревьях, словно соглашаясь с ним, весело засвистели птицы. С утра было прохладно и ветрено.

   ЭПИЛОГ
  
   Бархатный сезон подходил к концу, понемногу менял хорошую погоду на ненастье.
   Александр получил известие от старого своего знакомого цыганского барона, что в приморском городе основался его старый знакомый Хозбулатов Руслан.
   Барон встретил Александра в аэропорту, передал ключи от дома с адресом, где Александр должен остановиться.
   Домик оказался вполне сносным из соснового бруса, крытый шифером, три комнаты, большая терраса со стороны моря. Во дворе сортир, колодец и маленькая банька.
   Располагалась дача в частном секторе пригорода на живописном, утыканном деревьями холме, который полого скатывался к морю, плавно преобразуясь в широкий галечный берег.
   Двор, в котором по периметру росли абрикосы, был огорожен полутораметровым забором из окрашенного в коричневый цвет штакетника. Деревья и забор неплохо маскировали дом, скрывали от посторонних глаз.
   Александр прибыл сюда вчера вечером. Немного пошатался по местности и обнаружил свое временное пристанище, которое тут же обследовал, не углубляясь в детали, поскольку не считал, что кто-то тут заинтересован в его скоропостижной кончине.
   Судя по всему, в доме давно никто не жил. Александр потратил два с половиной часа, чтобы придать жилищу более или менее приличный вид. Затем истопил баньку, использовав почти треть всех запасов топлива (обрезки досок и старого штакетника), и довольно хорошо попарился, нахлестав себя за неимением березового веника огромной мочалкой.
   После бани Александр выпил две бутылки пива, предусмотрительно приобретенные в аэропорту, и завалился спать, проигнорировав сигналы пустого желудка. "Завтра, дорогой мой, мы тебя пополним". И прекрасно выспался.
   И вот Александр сидел уже в плетеном кресле на террасе чужого дома, плотно позавтракав тем, что сам притащил из находящегося довольно далеко универсама, любовался на белые гребешки волн и не торопясь пил кофе. В доме стоит телевизор, причем в исправном состоянии.
   В 12.00 зазвонил телефон. Александр вздрогнул и оживился. Если ошиблись номером? Ждал некоторое время - телефон смолк, затем, спустя три минуты, зазвонил вновь.
   Покинув террасу, прошлепал в комнату и взял трубку:
   - Барон ты.
   - Да.
   - Посмотри под мойкой, на кухне.
   - То, что ты просил?
   - Ты башни видишь справа. Понял?
   - Не понял. Какие башни?
   - Потом поймешь. Запомнил?
   - Ну да, запомнил.
   - Хм. Усек.
   На том конце повесили трубку. Во время разговора Александр смотрел на часы. Диалог длился не более тридцати секунд. Александр вышел на террасу, плюхнулся в кресло и крепко задумался, уставившись вдаль.
   Он наблюдал в подзорную трубу за усадьбой Руслана, которая прекрасно просматривалась сверху, и восстанавливал в памяти исходные данные, как проникнуть на объект незаметным.
   Трубу, аккуратно упакованную в футляр, Александр обнаружил на кухне под мойкой, открыв дверь шкафа. Тут же мысленно связал этот оптический прибор с обнаруженной в бане геодезической треногой, на которую поначалу обратил внимание только потому, что прикидывал, не использовать ли ее в качестве топлива.
   Присобачить оптику на треножник оказалось очень просто: он как раз и был предназначен для этой цели. Молодец, Барон, все то у него продумано.
   Спустя полчаса после установления трубы на террасе приступил к поиску "башен" и уже через три с половиной минуты их обнаружил.
   В трехстах метрах от его дома, ближе к берегу и значительно ниже по склону холма, располагалась большая усадьба, квадратов этак пятьсот-шестьсот, обнесенная двухметровым каменным забором, за которым виднелись фруктовые деревья. Крышу двухэтажного дома, расположенную в центре усадьбы, украшали четыре декоративные конструкции, выполненные в виде башен. Не знаю, причуда архитектора это или прихоть хозяина, только во всей округе ничего подобного больше не обнаружил.
   - Ну что же, здравствуй Руслан. Точнее, пока здравствуйте. Пока я за тобой наблюдаю.
   Еще один тяжелый кирпич в фундамент первого впечатления.
   С террасы хорошо просматривалась большая часть усадьбы, кроме той незначительной территории, которую прикрывал дом и ближайшая ко мне часть забора.
   Сначала обзору мешала ветка абрикоса, который рос в моем дворе напротив террасы. Этих деревьев во дворе было десять, и Александр было решил спилить вот этот, неудачно оказавшийся в центре наблюдения, одним меньше, никто не станет за это ругать. Однако, поразмышляв некоторое время, решил пожалеть дерево. Произведя измерения, я просто отпилил две ветки, и получилось довольно удобно, типа бойницы.
   Теперь, даже если бы кто-то решил понаблюдать с территории подконтрольной усадьбы, пользуясь биноклем, ничего подозрительного, кроме отблеска объектива, который можно принять за что угодно, он бы не обнаружил.
   Наверняка со стороны моря при доме была терраса. Здесь почти все дома имеют террасу, обращенную к морю. Оставалось только пожалеть, что Александр не мог наблюдать, как Руслан попивает кофе или еще там чего, любуясь морем.
   Справа от дома располагалась довольно большая оранжерея - сооружение из стекла и небольшого количества дерева в форме разрезанного вдоль цилиндра. Моя подзорная труба позволяла хорошо рассмотреть, что все растения в оранжерее размещены по центру. По внутреннему периметру оранжереи, на столах высотой около метра тянулись большущие нестандартные аквариумы, видимо, сработанные на заказ.
   Кроме оранжереи, во дворе усадьбы ничего не было. Однако, по всей видимости, с непросматриваемой стороны находился гараж; за то время, что я занимался наблюдением, с левой стороны забора во двор въехал "ДЖИП ЧЕРОКИ" и скрылся за домом, откуда в течение всего последующего дня не показывался. Значит, слева ворота и, скорее всего, калитка или входная дверь.
   На всей свободной от построек видимой территории усадьбы были аккуратно разбиты клумбы с различными яркими цветами, за которыми весь день ухаживал какой-то бородатый дед, очевидно, садовник.
   Итак, Руслан ежедневно купается в пруду, вырытом на территории усадьбы и заполняемом естественным образом посредством ключа, который бьет здесь уже много лет.
   Пруд, как ни напрягал зрение, разглядеть не мог. Скорее всего, он располагался за оранжереей и с моей позиции не просматривался.
   После двух часов наблюдения я почувствовал, что устал. У меня впереди было еще девять дней отпуска. Из них дней пять минимум мне придется непрерывно наблюдать за усадьбой и за самим Русланом, чтобы определить поточнее его распорядок дня.
   Дача была тихая, стояла в лесополосе в двух километрах от поселка. Изредка наведывалась на дачу легковая машина да заходили какие-то люди, не привлекая к себе внимания, очень рано утром или поздно вечером. О том, что творилось на этой даче, которую по ночам за высоким забором караулили охранники, знали очень немногие.
   В ходе пятидневного наблюдения удалось установить, что Руслан придерживался жесткого распорядка. Только в отличие, например, от других, уделял отдыху гораздо больше времени, если это можно было назвать отдыхом.
   В семь он выползал на крыльцо своего дома в одних трусах, хотя была уже вторая половина октября. Минут пять Руслан разминался, демонстрируя мне мускулистое тело, затем в течение 40 минут бегал по внутреннему периметру усадьбы.
   Закончив бегать, Руслан некоторое время растягивался и даже садился на шпагат, чем заработал от меня пару баллов. Затем, где-то между оранжереей и забором он несчетное количество раз подтягивался на перекладине, которую из-за деревьев, растущих вдоль забора, видеть не мог.
   После пяти-шести подходов Руслан еще минут двадцать делал зарядку и потом уходил в оранжерею, откуда возвращался в дом с другой стороны, будучи совершенно мокрым, купался в пруду.
   Итак, он заходил домой где-то в половине десятого и долго не показывался. В 15.00 Руслан возникал вновь, на этот раз из-за дома, из чего сделал вывод, что здание имеет два входа: парадный и что-то типа двери на террасу.
   Руслан с детских лет увлекался герпетологией. И уже в раннем возрасте всерьез начал заниматься изучением повадок змей и их образа жизни.
   Если верить Барону, Руслан содержал на территории усадьбы довольно приличный террариум, в котором имелось 37 видов разнообразных гадов. Ежедневно Руслан посвящал пять часов своего драгоценного времени изучению этих гадов, уходу за гадами и различным опытам с гадами. Он также переписывался и перезванивался, а может, перефаксивался с несколькими маститыми гадолюбами, проживающими за рубежом. Некоторые из них иногда наезжали к нему в гости. Ну и ладно.
   Появившись в 15.00 во дворе, он с полчаса бродил, разминался на травке. Затем он вновь скрывался за оранжереей и опять и опять прыгал на манер гамадрила. Через пять минут рысью забегал в дом, весь мокрый. Опять купался в пруду. Наблюдая за ним, сам я чуть не околел от холода.
   В 17.00 Руслан возникал опять и на этот раз исчезал в оранжерее, где находился ровно до 22.00. Мне удалось достаточно четко установить, чем он там занимался с 18.30 до 22.00, поскольку в это время начинали сгущаться сумерки, и Руслан включал в оранжерее свет.
   До этого момента отследить подробности его деятельности было затруднительно, потому что пока было светло, стекла оранжереи отсвечивали, и я мог по движению силуэта определить, что Руслан сразу же проходил в дальний конец помещения и с полчаса торчал на одном месте, производя какие-то манипуляции.
   Когда включался свет, я имел возможность хорошо разглядеть, что Руслан что-то поправляет и убирает из аквариумов, наливает воду, дразнит своих гадов, играет с ними и подолгу наблюдает, делая потом записи в толстую тетрадь. Судя по тому, что плечи его, возвышающиеся над верхним краем стеклянных ящиков, блестели от обильного пота, я заключил, что внутри помещения довольно высокая температура.
   Ближний ко мне ряд аквариумов содержал массу зелени, какие-то пеньки и коряги, камни и даже кораллы среди этого нагромождения практически невозможно было рассмотреть обитателей, хотя разрешающая способность оптики была высокой.
   С гадами Руслан общался, как мне казалось, довольно беспечно: он почти каждую змею брал голыми руками, вытаскивал из ящика и внимательно рассматривал на свет, ощупывал, оглаживал, иногда обматывал вокруг своей здоровенной шеи или, поднеся треугольную головку ко рту, дышал на нее.
   Когда я такое впервые узрел, то чуть было не упал в обморок: ежели Руслан будет и далее продолжать в том же духе, его очень скоро обязательно цапнет одна из этих ярких тварей. Немного получше ознакомившись с его занятиями в оранжерее, я понял, что был не прав. Змеи не проявляли агрессивности, несмотря на бесцеремонное обращение хозяина. Они вообще были какие-то вялые, может, сезонный фактор сказывался: в естественных условиях, насколько мне известно, все гады на какой-то период впадают в спячку. Короче, гадины позволяли Руслану вытворять с ними все, что он пожелает.
   Я сопоставил факты и пришел к выводу, что, очевидно, Руслан хорошо знает, что делает. Он ведь с детства общался с ядовитыми, изучал их характер и способности.
   Установив в течение пяти дней наблюдения, что порядок действий в оранжерее для Руслана спонтанным не является, а напротив, подчинен определенной системе, я пришел к выводу, что мне этого вполне достаточно, и не стал особо горевать по поводу того, что не могу определить, что же Руслан делает в помещении до того, как включает свет. Наверное, что-то в том же духе.
   С наступлением темноты в усадьбе зажигались галогенные фонари, и потому там было светло как днем.
   В 22.00 Руслан гасил в оранжерее свет и уходил в дом. Чем он там занимался, я, естественно, не видел, но до половины первого в окнах горел свет, а потом гас сразу во всем доме. Двор оставался освещенным до самого утра.
   За период наблюдения удалось установить, что в усадьбе постоянно находятся четыре человека: сам, домработница примерно того же возраста и два охранника. Садовник появлялся в 10.00, трудился днем и в 17.00 убывал.
   По-моему, работенка у охранников Руслана была очень даже непыльная. Пара заступала в 8.00 через двое суток на третьи. Практически весь день торчали в доме, каждый час по очереди обходя двор по периметру, и более ничего не делали. Хорошо устроились, ребята, чего говорить! Только вот надолго ли?
   В период занятий Руслана с гадами поблизости никто не присутствовал, хотя, по моему разумению, оба телохранителя должны были все пять часов ошиваться где-нибудь рядом, например, прохаживаться вдоль оранжереи. Будь я на его месте, обязательно бы позаботился, чтобы дело обстояло именно таким образом. Однако, кажется, что Руслан никого не опасался. Ну и ну...
   Кроме Руслана, к оранжерее близко никто не подходил. Один раз мне посчастливилось наблюдать, как он сам моет там пол шваброй, из чего я заключил, что его персональный гадючник имеет для остальных статус "запретной зоны".
   За пять дней Руслану два раза привозили девочку. На второй день наблюдения один из охранников в 21.30 отбыл куда-то на хозяйском "ДЖИПЕ ЧЕРОКИ" и в 22.00 вернулся обратно. В момент причаливания машины к парадному крыльцу я очень некстати решил справить малую нужду и, когда вновь прилип к окуляру, едва не взвыл от злости: машина стояла, охранник прикрывал за собой дверь, пропустив кого-то вперед, а я оставался в дураках. Правда, не очень долгое время. Спустя полчаса я мог наблюдать некоторое оживление на втором этаже дома. Через зашторенные окна просматривались движущиеся тени, несколько раз, как мне показалось, звучал отчетливый женский смех, а где-то в 22.15 из парадного выскочила длинноногая блондинка, голая, в накинутой на плечи куртке, и начала рвать цветы с ближайшей клумбы. Я облегченно вздохнул. Спустя 26 секунд во дворе появился Руслан в трусах, шлепнул хулиганствующую девицу пару раз по голой заднице, сгреб ее в охапку и утащил в дом. Процесс этот сопровождался взвизгиваниями и болтанием ногами. В 00.20 из-за дома вырулил "ЧЕРОКИ", принял на борт блондинку, провожаемую до дверцы хозяином, покинул территорию усадьбы и скрылся в неизвестном направлении. В 00.30 свет во всем доме погас, а в 00.45 "ЧЕРОКИ" благополучно прибыл "на базу".
   Аналогичная ситуация повторилась через день: "ЧЕРОКИ" туда-сюда, тени в окнах, женский смех, только в этот раз обошлось без порчи клумбы.
   Через пять дней я сделал вывод, что более ничего интересного для себя в жизни Руслана не наблюдаю. Теперь я мог с точностью до пяти минут, не глядя в трубу, сказать, что творится на подконтрольном подворье.
   А еще я обнаружил, что схватил насморк, питаюсь всухомятку и нехорошо пахну. Так вот, утром шестого дня подготовки к акции я наплевал на обязанности, натаскал в баню воды, растопил печь и заложил в нее почти все оставшиеся запасы дров. А потом отправился прошвырнуться по городу и немного развеяться. По моим подсчетам, баня должна была нагреться до нужной кондиции часа за три.
   Гуляя по пустынным улицам и заходя в магазины, я соображал, каким образом лучше всего ухайдакать Руслана.
   В первый же день, как только я увидел, чем Руслан занимается со своими гадинами, и оправился от потрясения, я пришел в состояние эйфории.
   Вот оно! Мне надо будет покусать его змеей и все дела. Так просто! Скоро эйфория исчезла, и после некоторых рассуждений я сделал вывод, что малость погорячился.
   Слишком экзотическим был подобный вид смерти. Вы слышали когда-нибудь, чтобы кого-то в офисе покусала гадюка? Я, например, не слышал.
   Чтобы состоялось "покусание" Руслана, необходимо было несколько условий. Общее условие: гада надо было обязательно раздражить, сам он, по собственной инициативе, кусать Руслана не станет.
   Так вот, предварительно раздразнить гада и:
   а) подбросить жертве (в постель, комнату, лифт, кейс, сейф, уборную, ванную и т. д.);
   б) ткнуть в жертву змеей при личном контакте, накручивая гадине хвост и держа ее так, чтобы самого не цапнула;
   в) с помощью обмана привести жертву в то место, где эта раздраженная гадина сидит и дожидается, кого бы ей укусить.
   Все три способа в данном случае не подходили по ряду причин. Во-первых, Руслан прекрасно знает змеиные повадки и сразу может определить, что змея раздражена в условиях хорошего освещения. А проникнуть в дом ночью, судя по обстановке, было довольно проблематично.
   Едва ли не большую проблему представляло выполнение общего условия: каким-то образом раздражать змею, перемещать ее с места на место и вообще брать ее в руки, даже пользуясь какими-то защитными средствами. Я панически боюсь змей. И последнее обстоятельство, которое в совокупности с предыдущим делало эту идею малоосуществимой: из более чем двух тысяч змей, существующих на нашей планете, ядовитых лишь около трехсот видов. Из них смертельно опасны для человека только не более десятка видов, судя по информации, которую я знал.
   При укусе любого гада из этой категории человек мгновенно не умирает. Чтобы околеть от хорошей дозы нейротоксина, нужно не менее двух часов. Не менее. Выходит, что жертву нужно укусить гадиной и минимум два часа удерживать взаперти, не давая возможности обратиться за квалифицированной помощью или самому вколоть себе солидную порцию сыворотки.
   Существуют, конечно, некоторые нюансы. Если жертва получит полную дозу, допустим в шею или в область сердца, тогда действие яда происходит гораздо быстрее. Но змея в любом случае кусает, делая выпад, не превышающий одной трети длины своего тела. Она не прыгает с дерева, как некоторые предполагают, потому что может сломать ребра, и потому большая часть укусов приходится в район голени или чуть выше. А предположить, что Руслана может укусить любая из этих малоподвижных гадин, которых он содержит, в тот момент, когда хозяин ее возьмет в руки, практически невозможно, повторяю, он слишком опытен, чтобы ошибиться в намерениях этих змей. Хм. Да уж.
   В общем, идею с гадами, как ни привлекательна она казалась на первый взгляд, пришлось с большим сожалением отложить в сторону и заняться чем-нибудь попроще.
   Я прошвырнулся по обширному малолюдному базару, прокручивая в голове варианты наиболее подходящих несчастных случаев, и отметил, что ничего хорошего пока на ум не идет.
   На базаре я купил всякой всячины: пиво, зелень, хорошую копченую колбасу, овощи, фрукты и кусок свежего мяса, решил сварить борщ, которого бы хватило на оставшийся период пребывания в этом тоскливом месте. Затем я вырулил на пустынную набережную и прогулялся по ней немного. Ноябрь, конечно, еще не наступил, но желтые листья вместе с грязными пакетами и прочим летучим мусором ветер уже вовсю гнал по набережной. Волны ударялись о парапет, шипя, словно стадо гадов или стая, что там у гадов?
   В этом году осень довольно ранняя. Погода с каждым днем портилась. С утра небо заволокло серыми сплошными облаками, понемногу моя легкая грусть тяжелела, и вот у меня уже было препаршивейшее настроение. Потому, очень скоро я обидел мужика лет сорока пяти, который торговал мороженым и ни в чем не был виноват.
   Он одиноко сидел на набережной возле большого пластмассового ящика с изображением айсберга, пингвина и еще чего-то в этом роде. Верхняя крышка ящика была прозрачной, и под ней аккуратно лежало красивое импортное мороженое.
   Я притормозил у ящика буквально на три секунды: захотелось мороженого, я его давно не ел. Но в холодную погоду лакомиться мороженым, сами понимаете, мало приятно.
   Мужик резко сориентировался, видимо, обрадовался нежданному клиенту и обрушил на меня лавину информации о прекрасных качествах мороженого "Опл фрут", "Марс", "Сникерс", "Фанфэр" и так далее. Назойливость его меня несколько рассердила. Я покачал головой и направился далее, но мужик вдруг вдогонку спросил, закрыл ли я на зиму компоты. Я недоуменно фыркнул, остановился и поинтересовался: каким боком ему мои компоты? На что он сказал, просияв при этом, что, дескать, он мне может дешево продать сухой лед. Если компот налить в бутылку и бросить туда сухого льда, а затем плотно закупорить крышкой, то получится прекрасный сильно газированный напиток, это его, якобы, изобретение. Только много льда бросать не стоит, потому что бутылка может взорваться. Никакой химии в этом сухом льду нет, потому что сухой лед - это двуокись углерода, это очень полезно, это очень необычно, это просто великолепно, он может мне продать сразу оптом много льда и потом, если понадобится, я могу заказать ему еще сколько угодно, и он скажет, как я смогу транспортировать этот прекрасный сухой лед к себе в другой город. Ведь я приезжий, сразу видно, а этот лед я могу хранить, если запихаю в морозилку.
   Тут я жестом остановил этого типа, и, ухватившись за последнюю фразу, агрессивно посоветовал весь лед засунуть в его толстую задницу и посмотреть, что хорошего из этого выйдет. Он открыл рот от удивления, видимо, такая интересная мысль ранее ему на ум не приходила. А я отправился дальше. Не люблю назойливых, они мне противны. Хотя, ежели бы на месте этого дяди вдруг оказалась какая-нибудь молодая, интересная, я наверняка купил бы у нее мороженое и весь этот дурацкий лед, а заодно и ее: сейчас это было бы как нельзя кстати, после двухлетнего воздержания. Ммммм, да. Гм.
   Покинув набережную, я еще некоторое время гулял и вскоре обнаружил неподалеку от центра зоопарк. Как ни странно, он был открыт, и входной билет стоил всего триста рублей.
   Я немного посоображал и решил заглянуть, полагая, что здесь, как в любом уважающем себя учреждении подобного рода, должен быть террариум, а там я смогу обнаружить какую-нибудь зацепку, которая немного изменит положение с такой хорошей, но малоперспективной идеей насчет "покусания" Руслана гадами. А нет - ну и ладно. Хоть на зверей посмотрю.
   В окошечко кассы пришлось стучать пять минут. Появилось испуганное женское лицо, я попросил билет, и мне подали его с заметной радостью: видимо, услышав стук, ожидали чего-то неприятного.
   Сориентировавшись по табличкам-указателям, я минут пятнадцать таскал свою сетку со жратвой меж клеток с грустными страусами, антилопами, различными козлами и парой львов. Заметил, что все они голодными глазами смотрели на мою авоську. По-моему, персонал зоопарка плохо обходился со своими подопечными и ел их мясо и сено.
   Спустя некоторое время я наконец наткнулся на павильон, в котором размещался террариум. Я перемещался по этому унылому заведению, одинокий посетитель, и надеялся, что мне удастся хорошенько рассмотреть, как живут змеи, и поразмышлять, можно ли их все-таки использовать в моей акции этих змей.
   Поначалу все было нормально. Я медленно прогуливался вдоль рядов со стеклянными ящиками и наблюдал за гадами: практически все они неподвижно лежали, свернувшись колечком, и лишь немногие шевелились, медленно поворачивая башку в мою сторону. Однако очень скоро в помещение пришел какой-то довольно дряхлый дед, который притащил с собой пацаненка лет десяти. Ну что ж, зоопарк - место общественное. Отметив, в каком направлении дед начал движение, держа за руку мальчишку, я тут же развернулся и двинулся в другую сторону, чтобы они со мной не пересекались и не мешали размышлять. Не вышло. Старик принялся громко объяснять мальчишке кое-что из змеиной жизни.
   Я недовольно поморщился и спустя некоторое время уже решил уйти совсем из этого гадючника, но тут меня неожиданно заинтересовал предмет спора между стариком и мальчишкой. Дед утверждал, что змеи абсолютно глухи, а мальчишка доказывал обратное. Вот это номер! Мне всегда казалось, что на голове у змей должны быть такие махонькие аккуратные ушки, такие едва заметные. Увы, ничего лишнего не было. Да, за такие проблемы в моем возрасте учебником зоологии по роже!
   Покомплексовав секунд двадцать, я подошел к деду и спросил:
   - Что, в самом деле глухие? А как же факир с дудкой? Ну, туда сюда водит, дудит, а змея из корзины высовывается и качает башкой, мотается в такт музыке. А?
   Дед заорал, что он туговат на ухо, и попросил повторить вопрос. Я поморщился, пожал плечами и сообщил, что я-то не глухой, и можно говорить потише.
   Мальчишка, приобретя в моем лице неожиданную поддержку, здорово обрадовался и, вцепившись в дедов рукав, пригнув его вниз и, немного сбавив тон, повторил на ухо мой вопрос. Старикан тут же расплылся в улыбку и объяснил, что змея раскачивается в такт движению дудки, которой факир водит перед ее носом. Оказывается, музыка ей до барабана. И еще. Змея воспринимает только механическую вибрацию: топот шагов, удары, стук и так далее. Да вот, пожалуйста: можно громко покричать возле клетки - гадина не прореагирует. А вот ежели постукать пальцем по стеклу или поводить в воздухе руками так, чтобы змея видела движения, тогда да, все будет тип-топ.
   Я тут же поинтересовался: не работал ли дед случаем в каком-нибудь серпентарии? Да нет, оказывается профессор медицины на пенсии. Ах, вот как! Извините за беспокойство. Да ладно, чего там.
   А в это время пацан уже дудел и гукал, почти вплотную прижав рот к стеклу, а потом стучал пальцем. Безрезультатно. Гадина спала! Ха!
   - Ну, этот результат не является критерием, - объяснил дед. - Это гюрза, она сейчас как раз впадает в спячку, как и большинство наших змей. Месяцем раньше, месяцем позже - время как раз такое.
   А вон там, чуть дальше, есть королевская кобра, если не околела. Ее привезли не очень давно. Так она еще адаптироваться не успела и вовсю бодрствует. Вот на ней можно поинтересоваться.
   Подошли к большому ящику с коброй. Действительно, симпатичная змеюка, под два метра. Сразу подняла голову, заметив нас, и напряженно застыла - смотрит.
   Мы немного полюбовались на южного гостя, потом дед сказал, что эта госпожа будет бодрствовать довольно долго: здесь тепло, освещение хорошее; она наверняка полагает, что еще лето. А вот если ей температуру в клеточке опустить, скажем, градусов на пятнадцать, она тут же завалилась бы баиньки, и тогда ее можно за хвост таскать, хи-хи.
   Занятно, мальчишка хотел было приблизиться вплотную к стеклу и крикнуть, как это он только что сделал у клетки с гюрзой, но дед вдруг возразил, что чистота эксперимента при таком способе исчезает в диапазоне звуков, издаваемых человеческим горлом, может присутствовать частота, от которой стекло будет дребезжать. Так что, внучек, морду поверни вдоль прохода, прикрой рот ладошкой и крикни.
   Внучек так и сделал. Змея на крик никак не отреагировала, но, продолжая внимательно наблюдать за нами, все выше и выше поднимала свою треугольную голову и начала раскачиваться, пробуя языком воздух.
   Дед пристально посмотрел на кобру и задержал руку мальчишки, когда тот хотел было постучать по стеклу, объяснив, что эта дама сейчас не в духе: может атаковать и при этом повредит зубы о стекло.
   Они пошли дальше, а я остался с королевской коброй и долго наблюдал за ней, пребывая в неподвижности. Покачав головой некоторое время, змея не стала раздувать капюшон и вскоре улеглась, продолжая напряженно следить за мной.
   Так-так. Ух ты, моя красотуля, судя по тем данным, коими я владел, укус этой толстой, яркой веревки, когда она в агрессивном состоянии и защищается от крупного врага, содержит тридцать или около того капель яда. Каждая из этих капелек, попав в кровь человека, может его убить, если только человек не обладает иммунитетом, и ему своевременно не оказать помощь. Интересно, Руслан не экспериментировал в этом направлении? Он столько времени посвятил гадам, мог, в принципе, и попробовать.
   Домой я добрался в 13.00. Попав на террасу, я тут же прилип к трубе и некоторое время наблюдал за подконтрольной усадьбой.
   Никаких видимых изменений не произошло. Ну и ладно.
   Вечером в 17.15 я, одевшись, вышел на террасу и пристроился к окуляру подзорной трубы. И сразу определил, что имеет место отклонение от нормы.
   В оранжерее горел свет.
   Сегодня Руслан включил его почти на полтора часа раньше, чем в обычное время, тучи, сплошной пеленой затянувшие небо, в этот вечер приблизили сумерки.
   Я с интересом наблюдал за тем, что не мог видеть в ходе предыдущих пяти дней. Руслан стоял в дальнем углу оранжереи и держал на раскрытых ладонях, поднятых на уровень лица, здоровенную змею.
   И, представьте себе, это была королевская кобра!
   Кобра довольно активно извивалась в руках хозяина. Чтобы не уронить ее на пол, ему приходилось, балансируя, водить руками. Казалось, что он танцует вальс со змеей. Я мгновенно вспомнил зоопарковскую змеюку, ее напряженно застывшее тело и внимательный взгляд. И подумал: вот сейчас ты довыделываешься!
   Однако прошло несколько минут. Руслан продолжал развлекаться, но я не заметил, чтобы эта большущая гадина хоть раз открыла пасть или начала раздувать капюшон. Более того, она, кажется, играла с хозяином!
   В это трудно поверить, но змея обвивалась хвостом вокруг левой руки хозяина и, немного напрягаясь, время от времени делала выпады треугольной головой в сторону лица авторитета, замирая сантиметрах в пяти от него и не разевая пасть.
   У меня чуть челюсть не вывалилась на террасу. Они что, родственники? Или Руслан воспитывал эту красавицу с гаденышеского возраста, вскармливая молоком из соски? Да уж. По истечении еще
   нескольких минут поведение змеи изменилось: я заметил, что она пару раз ударила авторитета хвостом по руке и разок приоткрыла пасть.
   Руслан очень быстро отреагировал. Он аккуратно усадил кобру в ее жилище, закрыл дверцу и некоторое время оставался рядом, наблюдая за своей любимицей.
   Я оторвался от окуляра и прошел к себе в дом, где включил свет, достал из холодильника пиво и уселся за кухонный стол. Не торопясь, пил и задумчиво смотрел в окно, барабаня пальцами левой руки по крышке стола. Я думал.
   Значит, кобра ведет активный образ жизни в отличие от своих соседей. И она иногда может раздражаться, даже, когда с ней играет такой гадолюб, как Руслан. Так-так.
   Период пассивного наблюдения закончился. Я нашел для Руслана наиболее подходящий вид смерти.
   Для успешного осуществления акции мне надо было кое-что приобрести, кое в чем потренироваться и кое-где побывать.
   Поскольку сегодня было уже поздно приобретать и тренироваться, я решил заняться планированием. И выполнить третий пункт своего плана. То есть произвести рекогносцировку на подступах к объекту.
   Натянув спортивную куртку, я вдруг с неудовольствием заметил, что моя форма одежды, оказывается, весьма пестра, и это является сильным демаскирующим фактором. Костюм состоял из различных лоскутов, среди которых было несколько белых и красных. Раньше я не обращал внимания на это обстоятельство, поскольку костюм купил перед поездкой. Там же у меня не возникало необходимости использовать данный прикид для действий разведывательного характера.
   Это здорово огорчило. Враг пройдет рядом в двух шагах и не обратит на тебя внимания, если ты одет в соответствии с окружающей обстановкой, а ежели ты вырядился, как клоун, тебя заметят издалека, что станет, безусловно, провалом операции.
   Между тем сумерки сгущались. Я посмотрел на часы, сделал приблизительные расчеты и пришел к выводу, что если поеду в город приобретать более приличный наряд, то обязательно пропущу тот самый благоприятный момент, который длится от силы минут двадцать, когда полная темень еще не наступила, но уже все вокруг туманно и расплывчато, и шагов за двадцать ни хрена не видно. По моим расчетам, такой момент должен был наступить через час с небольшим. Ну никак я не успевал!
   Конечно, можно бы обойтись без предварительного обследования местности, но в этом случае имелся риск нарваться на какие-нибудь неожиданности.
   Выйдя на террасу, Александр прилип к трубе и, наблюдая за подворьем авторитета, на котором уже неярко горели фонари, минут пять погоревал по поводу сложившейся ситуации, а потом решил, что можно попробовать придать своему наряду соответствующий вид, используя подручные средства.
   Прошвырнувшись по дому, Александр обнаружил в кухонном стенном шкафу литровую бутылку, заполненную на треть прогорклым подсолнечным маслом, и чрезвычайно обрадовался. Включив плиту на максимум, Александр быстренько просмотрел все, что имелось из посуды, и поставил на плиту три обнаруженных сковородки. Эти три сковороды хранили следы не очень умелой жарки картофеля, однако я это проигнорировал, разлил по ним масло и пошел на террасу, чтобы не маяться в ожидании завершения процесса.
   Понаблюдав минут двадцать за подворьем клиента, который в это время, по распорядку, развлекался со своими гадами, Александр уловил, что процесс пошел: из дома завоняло. Александр не стал бегать и смотреть время пока позволяло. Продолжал наблюдать еще минут пятнадцать. Когда запах стал густеть, а где-то по соседству залаяли собаки, Александр пошел на кухню, выключил плиту и с удовлетворением констатировал завершение процесса. Масло стало черным, как деготь.
   Вооружившись ножом, испортил в комнате матрац и вытащил из него клок ваты. Затем слил масло в глубокую чашку, разделся, разложил костюм на полу и за пять минут, обжигая пальцы, произвел покрасочные работы.
   Теперь костюм был приведен в соответствие с требованиями маскировки.
   Александр оделся, повязал на шею черную майку, чтобы при необходимости прикрыть лицо, погасил свет и, вспомнив о высоте вражьего забора, оторвал от своей ограды две доски.
   На свежем воздухе очень скоро почувствовал, что воняет, как цех по переработке семян подсолнечника. Во дворах, мимо которых следовал, тревожно и как-то вопросительно взвывали псы.
   В какой-то момент Александр даже пожалел, что так опрометчиво поступил с этим маслом. Ну да, замаскировался, конечно, здорово. Только вот костюм испортил и могу напугать до смерти того, кто попадется мне навстречу. Он потом, если останется жив, долго будет гадать, что за существо видел и чем оно пахло.
   К счастью, никого не встретил и, пройдя по обочине шоссе вниз, минут через пять добрался до поворота на узкую асфальтированную дорогу как раз такой ширины, чтобы не спеша проехать одной машине.
   У съезда на правой обочине стоял знак "Тупик". Мне это почему-то показалось символичным. Очень облегчало ситуацию то, что усадьба Руслана была расположена на отшибе, изолированно от других не по капризу хозяина, а из-за естественных обстоятельств. Когда смотрел с моей террасы на усадьбу Руслана, справа, в пятнадцати метрах от забора, видел овраг неглубокий и расширяющийся со стороны моря, а слева был заброшенный фруктовый сад, раскинувшийся до самого шоссе и даривший летом свои плоды отдыхающим. Осторожно прокравшись по узкой дороге, ведущей через сад к воротам, свернул, не доходя метров двадцать и прячась за деревья, приблизился к забору.
   Момент был как нельзя более подходящий: минут через пятнадцать наступит полная темень, а пока на расстоянии пяти шести метров вполне можно разглядеть даже швы между бордюрными камнями.
   Не заостряя внимания на воротах, двигался вдоль забора, осматриваясь по сторонам и стараясь не шуршать, ступая на толстый слой опавшей листвы.
   Обойдя половину внешнего периметра, пристроил доски к каменной стене под углом 45 градусов и с четвертой попытки, порядком попыхтев, ухватился за верхний край забора. Если бы на территории усадьбы были собаки, я обязательно привлек бы их внимание своим ароматизированным прикидом. Но, как помнилось, Руслан крайне враждебно относился ко всем животным, кроме гадов, и потому собак не держал. Что ж, спасибо, Руслан, ты мне здорово удружил. Именно отсутствие собак и делало мой план осуществимым, иначе бы я не мог хоть сколько-нибудь долго оставаться незамеченным, проникнув на его территорию.
   Подтянувшись, я заглянул во двор. Мне понадобилось около минуты, чтобы запечатлеть в памяти все, что было необходимо, и сделать соответствующие выводы. Именно из-за этой минуты испортил почти новый импортный костюм и ввел в заблуждение всех окрестных псин. Как и думал, с этой стороны к дому примыкала обширная терраса, с которой можно было проникнуть в здание через двустворчатую дверь, на треть состоящую из стекла. Ближе ко мне располагался гараж, по размеру примерно на три машины, рядом с которым находилась небольшая трансформаторная будка.
   Пошевелив мозгами, я решил, что Руслан греет своих гадов электричеством: отопительный сезон еще не начался, а индивидуальной котельной нигде поблизости не наблюдалось. Насчет безалаберности жертвы в плане личной охраны я немного заблуждался оба телохранителя сидели за столиком на террасе и наблюдали за оранжереей. Насколько я могу судить, с их стороны помещение просматривалось примерно на три четверти. Я с особым удовлетворением констатировал, что могу наблюдать только треть лысой головы авторитета, который в этот момент как раз перемещался к ближнему с моей стороны ряду стеклянных ящиков. Со своей террасы я мог видеть его почти до сосков, настолько моя усадьба расположена гораздо выше по склону.
   Очень хорошо, что силуэт фигуры через три стекла и хаотично расположенные детали интерьера жилищ просматривались с большим трудом. Еще более радовало то обстоятельство, что оранжерея остеклена не от самой земли: деревянные дуги, на которых крепились рамы со стеклом, опирались на каменную кладку высотой в метр с чем-то. Это вообще здорово! Теперь появилась уверенность, что я могу себе позволить ползать по оранжерее на карачках вдоль и поперек, и снаружи меня никто не заметит. Стена дома, обращенная к оранжерее, была глухой. Насколько правильно сумел оценить обстановку, наиболее удобное место для проникновения на вражью территорию было там, где стоял турник - столб, врытый в землю, и лом, одним концом укрепленный на торце столба, а другим уходящий в стену забора. По обеим сторонам от турника росли два абрикоса в полутора метрах от забора, а напротив, буквально в четырех метрах, был вход в оранжерею.
   Я прикинул: кроны деревьев заслоняли верх забора от взора возможного наблюдателя, турник значительно облегчал возвращение назад, и всего-то переместиться по открытой местности нужно было не более пяти метров: от забора до двери в оранжерею.
   Все разглядев, я свалился вниз, упрятал доски под слой листвы напротив места предполагаемого проникновения и тихонько убрался восвояси.
   Через десять минут я благополучно добрался до дома, по дороге вновь переполошив всех окрестных собак.
   Избавившись от вонючего костюма, я помылся, облачился в выходную одежду, не спеша поужинал колбасой и фруктами, выдув заодно оставшиеся две бутылки пива, а потом, как сумел, сварил борщ. На следующей стадии этого полезного дела я очень некстати вспомнил, что напрасно купил мякоть: тут более уместной оказалась бы суповая косточка с мозгом внутри. Переместив кастрюлю с борщом на террасу, я вынес туда же свой ароматизированный костюм и, мельком глянув в подзорную трубу, отметил, что Руслан соблюдает режим. Было 22.02, и телохранитель высаживал из причалившего к крыльцу "Чероки" длинноногую блондинку. Злобно позавидовав Руслану и от души пожелав ему внезапной утраты потенции, я занес треногу с трубой в дом и завалился спать.
   На следующий день с 9 до 11 я занимался приобретением вещей, необходимых для проведения завершающей его стадии.
   Пошатавшись по городу, я купил в одном шопе небольшой контейнер с герметично закрывающейся крышкой. Затем я нашел зоомагазин, где долго уговаривал пожилого неуступчивого торгаша продать мне аквариум на 40 литров. Поскольку больших аквариумов в продаже не имелось, я попросил отдать мне тот, в котором тихо доживали рыбий век дохлые рыбешки, но тот ни в какую не хотел отдавать.
   Конечно, деньги могут все. Пришлось расстаться с тридцатью баксами. На меньшее он не соглашался. Я сказал, что зайду через час, и чтобы к этому времени аквариум был вычищен и упакован в бумагу.
   Затем последовал обход всех более или менее примечательных торговых точек, где мною были приобретены: черный трикотажный спортивный костюм, черные же кеды, туристский рюкзак, рабочие рукавицы, пять метров парниковой пленки, метр серенького ситца, термометр, маленькая клизма с пластмассовым наконечником, литр подсолнечного масла, специи перец, корица, лавровый лист, полкило ветоши и ряд других незначительных мелочей. Упаковав все купленное в рюкзак, я заглянул на набережную и убедился, что продавец мороженого на своем месте. Сегодня дела у него продвигались значительно лучше. Какая-то дама средних лет притащила на набережную большую группу подростков, и они приобретали мороженое на радость себе и продавцу.
   Когда юные создания, наконец, оставили мороженщика в покое, я приблизился к нему и вежливо поздоровался. Увидев меня, продавец помрачнел и отвернулся.
   Не тратя времени, я сразу покаялся и извинился за свою вчерашнюю грубость, сославшись на то, что вчера мне удалили гланды. Потому я был так раздражен. После этой операции пациент всегда испытывает страшное смятение, просто ужасное смятение.
   - Вот оно что! А с мороженым да со льдом! Ну, теперь понятно. Эх!
   Продавец оказался, видно, отходчивый и добрый. Он посочувствовал мне, справился о здоровье. Я, разумеется, поблагодарил.
   - Больно, наверное?
   - Конечно, но не так, чтобы. Сейчас, знаете, лазером.
   - А-а-а-а, ну да. Мороженого что ли надо? Или нет?
   - Да нет. Вот, решил попробовать нагазировать весь компот, который бабка на зиму закрыла. В общем, сухой лед нужен.
   - Очень хорошо! У меня здесь полтора кило как раз. Но, предупреждаю, кило - пятьдесят штук. Что, дорого?
   - Хм! Конечно, дорого! А впрочем...
   - А сколько надо?
   - Ну-у-у килограммов пять-шесть. Да, точно.
   - Эх ты! А сколько компота?
   - Ну. Мм... Много.
   - Бабка что, в плодосовхозе работает что ли?
   - Да у нее здоровый сад такой.
   - Ну, так возьми полтора кило. Потом приедешь еще, если понадобится.
   - Да нет, надо бы сразу. Свадьба будет, куча народу. Так компот как раз.
   - Ладно. Сколько будешь брать? Шесть кило, наверное.
   - Да, шесть.
   - Ну ладно. Посмотри за ящиком, а я сбегаю. Тут недалеко.
   - Хорошо.
   - А! Паспорт давай.
   - Зачем паспорт?
   - Как зачем? Вдруг ящик упрешь!
   - Да зачем мне твой ящик?
   - Ты человек незнакомый. Мало ли. Давай паспорт.
   - Нет у меня.
   - Как нет?
   - Так и нет.
   - Ну ты даешь! Тогда давай что-нибудь в залог! Ну!
   - Пятьдесят баксов пойдет?
   - Пойдет.
   - Держи.
   - У тебя есть во что положить?
   - Ага, сейчас.
   Я распаковал рюкзак, вручил дядьке контейнер, и он побежал по набережной, такой довольный, будто ему выдали премию. Однако враль из меня никудышный. Надо было подготовиться к разговору заранее. Ведь вот если кто-то из исполнителей будет схвачен, тогда чего? Хм. Тогда, наверное, того этого исполнителя. И врать не придется.
   Через пятнадцать минут мороженщик явился и вручил мне мой контейнер со своим товаром, проинструктировав, как с ним обращаться. Я отдал ему пятьдесят баксов, сделав грустное лицо, и уже хотел удалиться.
   Но дядька внезапно спросил:
   - А кто женится-то?
   - Женится? Сын.
   - Сын?!
   - Ммм, ну да, сын.
   - А-а-а-а!
   Я поспешил удалиться, пожелав продавцу на прощание удачной торговли. Дошел до зоомагазина, где забрал упакованный аквариум. Затем, погрузив, свое имущество в пойманное через пять минут такси, я отбыл к месту временной дислокации, по дороге невесело размышляя над тем, что подготовка к акции, оказывается, требует значительных расходов.
   Прибыв домой, я разложил приобретенные товары, едва при этом не обморозив пальцы: сухой лед был в два раза холоднее, чем обычный лед из воды.
   Немного понаблюдав за подворьем Руслана, я решил, что пора осуществить более реальную разведку на местности. Было 12 с небольшим. До появления Руслана во дворе целый вагон времени.
   Облачившись в новый костюм и кеды, я разрезал кусок ситца по диагонали, проделал в одной из полечившихся косынок три дырки для глаз и носа и повязал ее на шею. Понаблюдав еще минут десять за этой усадьбой и ничего подозрительного не обнаружив, я направился к месту предстоящей трагедии.
   На улице оказалось неожиданно многолюдно. Тутошние жители шли к автобусной остановке, поднимаясь по шоссе, а я спускался вниз, и, естественно, все попавшиеся навстречу обращали на меня внимание: не местный пацан.
   Это, конечно, неприятный факт. Я даже немного занервничал. Меня видели и запомнили несколько десятков человек.
   Однако, поразмышляв чуть-чуть, я пришел к выводу, что вряд ли кому придет в голову каким-то образом увязать мою скромную персону с тем, что должно вскоре произойти.
   Дотопав до знака "Тупик", я переждал, когда очередная порция местных людей, поднимающихся по шоссе, удалится на достаточное расстояние, осмотрелся по сторонам и шмыгнул в заброшенный сад: в данный момент по дорожке приближаться к усадьбе было весьма рискованно. Минут через пять я вытащил из-под опавшей листвы свои доски, напомнив себе, что потом, по завершении акции, их надо будет присобачить на место - улика все же. Ориентируясь по кронам абрикосов, торчащим с той стороны забора, я пристроил доски к стене под углом в 50 градусов и со второй попытки ухватился за верх забора, ведь уже был опыт. Понаблюдав за вражьей территорией, я вдруг вспомнил одну неприятную деталь, которая вносила в мероприятие дополнительный элемент риска. В отличие от своего хозяина, телохранители Руслана особой пунктуальностью не отличались. Они могли совершить обход территории, когда им вздумается в начале или конце часа, где-то в промежутке или вообще пропустить один час.
   Я немного подождал, решив точно определить, отсутствуют ли охранники, но очень скоро понял, что висеть подобно макаке на заборе весьма затруднительно. Придется рисковать. Натянув на лицо косынку, я искренне поблагодарил Руслана за то, что он не догадался украсить верх забора битым стеклом, подтянулся, поерзал животом на гладких камнях и, перевалившись на ту сторону, благополучно приземлился.
   Сердечко работало, как мотопомпа. Отчего-то обострилось обоняние, и я уловил доносившийся из дома запах свежесваренного кофе. Так-так. Кофе. Значит, небольшой перерыв в работе? А ну как товарищу захочется вразрез с распорядком прогуляться?
   Я посидел немного, напряженно фиксируя обе стороны дома и успокаивая себя. Так-так. Все нормально, все идет по плану. Варианты действий при возможном обнаружении продуманы до мелочей. Здесь, у стены, самое выгодное место для экстренного реверсирования. Если вдруг что, мне понадобится буквально четыре секунды, чтобы, используя турник, покинуть территорию. Аналогичные же действия предусмотрены, если кто-то вдруг обнаружил меня в оранжерее: рывок - турник - забор - привет. Разница всего в пару десятков метров. Все в порядке, все путем.
   Правда, хорошему стрелку этого времени будет вполне достаточно для того, чтобы прицелиться и уложить непрошенного гостя.
   Но следует, однако, учесть, что непрошенные гости в масках не сигают ежедневно туда-сюда через забор этого дома. Это значит, что ситуация со внезапным обнаружением чужака будет весьма нестандартной для пребывающих в благополучии охранников. Понадобится определенное время, чтобы осмыслить ситуацию и принять решение. Это время будет работать на меня. Я-то готов драпануть в любую секунду.
   Немного успокоившись, я почти ползком добрался до двери, медленно растворил ее и оказался внутри оранжереи. Закрыв за собой дверь, я отметил, что она не скрипит петлями. Очень хорошо. Минус один демаскирующий элемент. Так-так.
   Слева от двери я обнаружил то, чего с террасы хорошенько рассмотреть не мог - оттуда наблюдал только белое пятно, не более. Ну да, я так и предполагал, это оказался холодильник. Небольшой холодильник, почти вплотную приставленный к жилищу какой-то гадины. Правее холодильника, ближе к двери, стояла медицинская кушетка, застланная клеенкой цвета детской неожиданности. Над кушеткой висело большое овальное зеркало.
   Может быть, Руслан иногда здесь спит или валяется с книгой. Когда гады надоедают. А потом встает и любуется в зеркало своей фигурой: ай да я! Хотя вряд ли гады могут ему надоесть. Да и не в том возрасте товарищ, чтобы крутиться перед зеркалом.
   Вообще я вынужден был признать, что в оранжерее очень славно. Руслан, по всей видимости, понимал толк в комфорте: дощатый некрашенный пол, обилие зелени и плотная тишина, в которую органично вписывался негромкий ровный звук работающего холодильника, создавали ощущение какого-то специфического уюта. Да, здесь можно было проводить по нескольку часов кряду, особенно если учесть, что вдоль стен стояло множество стеклянных ящиков, в которых жили разные змеи - давнее увлечение хозяина.
   Я бы тоже не отказался иметь такую оранжерею. Поставил бы здесь диван вместо кушетки и часами валялся бы на нем, почитывая хорошие книги. Только гадов повыбрасывал бы, не хочу с гадами. И еще что-то запах здесь не того: наверное, из-за гадов. И, конечно, надо бы здесь уменьшить температуру, а то, кажется, не менее тридцати градусов. Зачем так топить?
   Под столами, на которых стояли ящики, к каменной кладке были прикреплены мощные тэны. Правильно я определил, что Руслан греет гадов электричеством.
   Не спеша, обползав на карачках помещение, я вернулся на исходную позицию и заинтересовался холодильником. Открыв его, я несколько секунд изучал содержимое. Так-так. Что тут у нас? Угу, весь холодильник забит полиэтиленовыми пакетами с крупой, зерном и еще какой-то дрянью. Видимо, этим Руслан кормит хомяков и воробьев, две клетки с которыми находились справа от двери, обособленно от жилищ гадов. Это правильно, чего зря смущать гадский народ видом скачущей жратвы. Молодец, умничка.
   В дверных контейнерах холодильника я обнаружил пару одноразовых шприцов емкостью 20 мл, флакон со спиртом, вату и еще какую-то дребедень жгуты, клеенку, две упаковки преднизолона в ампулах по 5 мл, обе зачем-то вскрытые, хотя все ампулы были неиспользованные, и так далее. В самом верхнем контейнере лежали две упаковки с сывороткой тоже распечатанные, хотя и эти ампулы были неиспользованные. Судя по наименованиям, ампулы в каждой коробке содержали сыворотку, предназначенную для инъекций при укусах разных типов гадов. На одних было написано: СПС "Антигюрза", на других СПС "Антикобра". Видимо, для того, чтобы не перепутать, когда сознание начнет воспринимать действительность не совсем адекватно, а руки затрясутся от испуга, на упаковках было написано от руки красным фломастером крупными буквами: НЕЙРО и ГЕМО соответственно.
   Вот ты умник! Мог написать просто "кобра" и "гюрза". Но, вообще, конечно, ты молодец предусмотрительный. Ежели вдруг гадина цапнет, можешь оказать сам себе первую помощь, пока там врач из города припрется.
   Немного посоображав, я снял косынку, обернул ею руку и аккуратно высыпал ампулы с сывороткой на пол, перемешал их, а потом рассовал по коробкам. Конечно, это мальчишество, дилетантский трюк. Но кто его знает! Может быть, он сработает в нужный момент.
   Закончив возиться с ампулами, я закрыл холодильник и мельком отметил, что на крышке стоит небольшая коробка, в которой находятся вообще посторонние предметы: пять медицинских банок разных размеров, спиртовая горелка и два коробка спичек. Ну, это твое дело! Ты хозяин, можешь вообще на стену повесить акваланг и ласты - гады не обидятся.
   Обследовав холодильник, я на карачках обогнул бассейн с растительностью с правой стороны и устроился в дальнем конце оранжереи на почтительном удалении от жилища интересующей меня особи.
   Кобра заметно взволновалась еще в первый раз, когда я делал круг по оранжерее, поэтому сейчас я укрылся за кадкой и слегка высунул голову, чтобы иметь возможность наблюдать за ней и при этом шибко ее не тревожить.
   Змея все-таки заметила мою голову. Она поднялась примерно на полметра и слегка раскачивалась, пробуя раздвоенным языком воздух. Несмотря на то, что нас надежно разделяло толстое стекло, я почувствовал себя очень неуютно. Хорошо, что Руслану не пришла в голову идея на время своего отсутствия выпускать эту красотку погулять.
   Стараясь не двигать головой, я рассмотрел кадку, бассейн и залез под стол за два ящика до кобры. Аккуратно сместившись вперед, я оказался под нужным местом и некоторое время лежал на спине, проигрывая в уме ситуацию. Если змея рассердится, она может бросится и, как сказал профессор, сломает зуб. Или оба. Без зубов она в мой план не вписывается. Ну что ж, будем немного пересматривать план, время еще есть. Перевернувшись животом вниз, я попятился назад, вылез из-под стола и приблизился к двери. Понаблюдав с минуту за прилегающей к оранжерее территорией, я выбрался наружу и через десять секунд находился за забором. Оказавшись дома, я пообедал борщом без хлеба - опять забыл купить - съел два апельсина и решил заняться экспериментом.
   В моем распоряжении оставалось три дня, исключая сегодняшний. Я хотел сегодня все подготовить и попробовать осуществить акцию завтра. Если задуманное не удастся по чисто техническим причинам, у меня будут в запасе еще два дня, чтобы экстренно соорудить для Руслана что-нибудь попроще.
   На эксперимент мне пришлось затратить шесть с половиной часов, два килограмма сухого льда и массу мыслительной энергии для производственных вычислений. В 23.20 я убедился в правильном течении своих опытов, проделал кое-какие подготовительные процедуры и, понаблюдав за авторитетским подворьем некоторое время, отправился в постель.
   Всю ночь за окном бушевал шквальный ветер, таскал чего-то по двору, дребезжал стеклами и так жутко завывал, что я просыпался каждые десять минут, вспоминал, чем мне очень скоро предстоит заняться, и в результате совсем не выспался. В семь утра я сидел с опухшей физиономией на своем ложе, массировал ломивший затылок и пребывал примерно в таком состоянии, как четыре кобры, связанные вместе колючей проволокой в период смены кожи.
   Опустив ноги на пол, я некоторое время посидел на кровати, почувствовал, что сегодня в комнате необычно прохладно, и испытал сильное желание отложить завершение акции на завтра послезавтра, а сегодня весь день спать, благо погода весьма соответствовала. Я даже застонал от досады: так стало нехорошо на душе при мысли, что придется куда то идти и чего-то такое против своей воли делать.
   Однако надо было напоить Ихтиандра, а потому я закутался в одеяло, влез в шлепанцы и покинул помещение. На улице было так холодно, что я успел продрогнуть. Ветер уже не бушевал, а спокойно и мощно дул с севера, натащив за ночь столько черных туч черт знает зачем. Казалось, что наступила первая стадия зимы. Я подумал, что очень скоро, не сегодня - завтра, в этом районе выпадет снег. Пусть ненадолго: циклон продлится три-четыре дня, но тем не менее.
   Снег меня никак не устраивал, поскольку являлся сильнейшим демаскирующим фактором. Я тяжко вздохнул, заскочил в помещение и с порога начал резко разминаться. Значит, придется все-таки сегодня. Нежелание быть в намеренном провале акции значительно сильнее, чем желание валяться под одеялом и слушать, как сифонит за окном. Разогревшись наконец, я умылся, оделся и, вытащив тряпочку с трубой на террасу, некоторое время с изумлением наблюдал, как Руслан в одних трусах бегает босиком по двору.
   Бррр! Однако одно это упорство в желании достичь физического совершенства, заслуживало всяческого уважения. Ну, ладно, ты бегай, парень, бегай пока.
   Я позавтракал, проверил экипировку и прилег вздремнуть, подняв ноги на спинку кровати, чтобы не отрубиться вполную да не проспать расчетного времени. В 11.30 я уже спускался по шоссе, имея за спиной все необходимое снаряжение, уложенное в туристский рюкзак, и пытался ввести себя в состояние, сходное с боевым трансом. Получалось из рук вон плохо: охотничий азарт напрочь отсутствовал. Напротив, хотелось все бросить и свалить куда-нибудь подалее, в тайгу, горы, степь, чтобы жить там в уединении и вспоминать все это как кошмарный сон.
   В 11.43 я приставил доски к стене и с первой попытки уцепился за верх забора. Хорошо, славненько. Подняв треть головы под линией ограждения, я увидел закутанного в пуховик охранника, который совершил обход, глядя себе под ноги, и спрятался обратно в дом.
   Спустя минуты три руки начали коченеть, и я снова заглянул во двор. Никого не было. Попыхтев, я преодолел ограждение: с мешком получалось гораздо хуже. Некоторое время посидев у турника, я осмотрелся и на карачках заполз в оранжерею. Сегодня в помещении было не так жарко, как вчера, ветер выдул лишнее тепло. Практически все гады, которых я видел через стекло, спали. Я немного встревожился: вдруг моя кобра завалилась тоже?
   Добравшись до клетки с уже знакомой гадиной, я с облегчением вздохнул. Кобра бодрствовала. Увидев меня, она подняла голову сантиметров на тридцать и стала наблюдать. Ну, здравствуй, моя красавица.
   Стараясь двигаться плавно, я выполз из поля ее зрения, залез под стол и аккуратно приблизился к месту назначения. Раскрыл рюкзак, извлек разрезанную на полосы полиэтиленовую пленку и, свернув один кусок в рулон, начал осторожно просовывать его в пространство между ящиками с гадами.
   Когда конец рулона показался над другим краем стола, я перехватил его и протянул вдоль нижнего ребра сзади. Тут мне пришлось изрядно попыхтеть: расстояние между стеной и столом не превышало пяти сантиметров, и конец рулона упрямо не желал сгибаться.
   После пятнадцати минут напряженной возни пленка наконец была размещена как надо под двумя ребрами впритык. С минуту передохнув, открыл контейнер со льдом, надел рукавицы и приступил к главному. При этом внушал обитательнице ящика не обращать никакого внимания на странные шумы и не реагировать.
   Между поверхностью стола и дном ящика было свободное пространство сантиметров на десять. В это пространство я осторожно запихивал кубики льда, укладывая один ряд и проталкивая его вглубь следующим. То обстоятельство, что имелся вот этот самый промежуток под жилищем кобры, просто спасло первоначально, я хотел бросать лед прямо в ящик. Не думаю, что мне удалось бы это сделать и не растревожить гадину. Кроме того, я в таком случае здорово рисковал: быть укушенным не хотелось.
   Через двенадцать минут укладка была окончена. Едва запихал последний кубик, стряхнул рукавицы и, тихо постанывая, стал быстро растирать окоченевшие кисти рук: они посинели, онемели и не желали сгибаться.
   Оттерев руки, я свернул в рулон второй кусок пленки и без особых усилий закупорил оставшееся свободным пространство под ящиком. Затем я завязал рюкзак, протиснулся вперед под перекладиной стола, выкатился, преодолел еще пару метров на карачках и, устроившись за кадкой с растениями, начал терпеливо ждать результата. Стрелки на циферблате "ролекса" показывали 12.14.
   Мои манипуляции все же вывели кобру из равновесия. Она обеспокоенно перемещалась вдоль стен своего жилища, время от времени поднимая голову и прижимая ее к стеклу словно хотела глянуть вниз.
   Минут через десять, однако, змея успокоилась и улеглась, пристроив голову на корягу. Ну-ну, радость моя, расслабься. Все будет хорошо.
   Я ждал, прогоняя в уме расчеты, произведенные накануне, и горячо надеялся, что не ошибся: льда будет достаточно для того, чтобы холод проник сквозь пятисантиметровый слой гальки с песком и в довольно большом стеклянном ящике быстро понизилась температура.
   В 12.40 змея стала проявлять сильное беспокойство. Она начала метаться по своему дому и в буквальном смысле лезла на стену рвалась вверх, почти доставая головой до крышки, словно хотела пролезть в узкую, с полсантиметра, щель между краем крышки и стенкой.
   Так продолжалось до 13.22, после чего процесс пошел по нисходящей. Змея начала утихать. Наверх она более не рвалась, стала вялой и какой то сонной.
   В 14.30 кобра свернулась под корягой в здоровенное радужное кольцо, и мне стало трудно наблюдать за ней. Стенки ящика еще раньше начали отпотевать, и теперь по ним медленно стекали капельки воды.
   Приблизившись к ящику, я достал из рюкзака ветошь, обтер влагу и забрал оба куска полиэтилена, после чего вернулся на исходную продолжать наблюдение.
   Дождавшись 15.00, я здорово понервничал, слушая, как Руслан возле оранжереи разминается и что-то мурлычет себе под нос.
   В этот промежуток времени сердце мое упало в желудок и там затаилось, не желая функционировать как следует, Руслан был совсем рядом, напротив оранжереи. Если бы он приблизился хоть чуть-чуть и заглянул внутрь, то наверняка заметил бы, что с клеткой его любимицы творится что то неладное.
   В 15.32 за оранжереей раздался мощный всплеск, сопровождавшийся серией пронзительных криков. Уфффф! Я облегченно вздохнул, и сердце потихоньку возвратилось на свое место. Покричи, покричи. В последний раз уж теперь.
   В 15.40 я подобрался к ящику и, отомкнув задвижку, аккуратно раскрыл дверку. Гадина спала, туго свернувшись в клубок, из клетки наружу рванул холод, и я испугался: в клетке было явно около нуля, не переборщил ли?
   Не без содрогания потыкав холодное упругое тело, я убедился, что наступил полноценный "анабиотический сон". Мать его ети, герпетолог хренов! А ну как заморозил гадину?! Ухватив кобру за хвост, я стал потихонечку вытягивать ее, придерживая тело другой рукой. Наконец, я приступил к завершающей части операции. Помимо прочей дребедени, в рюкзаке имелась стограммовая клизма с пластмассовым наконечником, которую перед выходом из дома я наполнил специальным составом. Вчера вечером я налил в литровую банку граммов триста подсолнечного масла, бухнул туда пакет перца и, тщательно размешав, оставил на ночь. Утром мне пришлось только аккуратно слить непрореагировавшее масло, заполнить оставшимся осадком клизму и напялить на наконечник колпачок от фломастера.
   Сняв колпачок, я собрался с духом, сосредоточился и ввел наконечник в гадский анус. И не спеша произвел "клизмение" примерно на треть содержимого клизмы. Змея не реагировала. Затем я добрался на карачках до двери и вытащил из-под крайнего стола швабру. Мои расчеты оказались немного неверными: лед никак не успевал испариться до прихода Руслана. Возможно, я положил лишнего и достаточно было разложить куски льда в шахматном порядке. Теперь, однако, это не имело значения.
   Вернувшись к жилищу кобры, я аккуратно выгреб лед из-под днища и ссыпал его в контейнер. Еще раз тщательно обтер ящик, сложил свои причиндалы в рюкзак, удалил со швабры отпечатки пальцев и положил ее на место.
   Посидев возле ящика минут двадцать, решил, что воздух в нем достаточно нагрелся. Закрыв дверцу, запер ее на задвижку и, протерев ветошью те места, где, по моему разумению, могли быть отпечатки пальцев, двинулся к выходу.
   Я наблюдал через стекло за прилегающей к оранжерее территорией в течение пяти минут, затем осторожно открыл дверь, протер ручки, спрятал ветошь за пазуху и через десяток секунд уже лежал пузом на заборе, ногами наружу протирал перекладину. Оказавшись с наружной стороны, я привалился спиной к забору, немного подышал по системе, приходя в себя, и обратил внимание на то, что состояние погоды за время, проведенное мной в оранжерее, сильно изменилось.
   Ветер притащил откуда то с севера огромную снеговую тучу, которая вольготно распласталась невысоко над твердью, практически полностью закрыв небосвод, только на юго-востоке оставалась узенькая сероватая полоска. На побережье опустились сумерки.
   В 16.42 я уже ходил как заведенный по комнате своего жилища обогревался и страшно жалел, что не догадался запастись накануне бутылкой водки. Сейчас мне этого здорово не хватало.
   Время, проведенное в оранжерее, состарило меня лет на десять. Кроме того, я пребывал в твердой уверенности, что мне в недалеком будущем не избежать неврастении по меньшей мере.
   Также я жалел, что не посчитал нужным купить сигареты. Курить хотелось больше, чем жить. В 17.00 я закутался в одеяло, вышел на террасу и, протерев носовым платком стекла подзорной трубы, приник к окуляру.
   Руслан выскочил в одних трусьях из дома, прокричал "у-кхууу!!!" и довольно резво побежал к входу в оранжерею. Однако не май месяц, мог бы и приодеться.
   Руслан закрыл за собой дверь, и через несколько секунд неоновые лампы, пару раз мигнув, залили помещение ярким светом. Во дворе тускло горели фонари. По моему, там у него установлено реле с фотоэлементом.
   Руслан приблизился к ящику с коброй и вдруг застыл, удивленно приподняв брови. Моя подзорная труба позволяла достаточно хорошо рассмотреть его мимику.
   Я страшно напрягся и затаил дыхание, даже моргать перестал. Руслан открыл дверцу, вытащил кобру и, положив ее на крышку ящика, исчез из поля моего зрения видимо, рассматривал, что же такое там внутри.
   Спустя несколько секунд Руслан вновь возник. Я прочитал на его лице недоумение, граничащее с отчаянием. Он стал щупать медленно шевелящуюся змею, гладить ее и, наконец, взял в руки и прижал к груди.
   Вы видели когда-нибудь молодую мать в момент, когда она, взяв на руки своего грудного ребенка, вдруг обнаруживает, что он болен?
   Хозяин качал кобру, что-то ей говорил и ходил возле ящика туда сюда как чумовой. Так продолжалось минут пять.
   Руслан прижимал к груди змею, согревая своим теплом, дышал ей в морду и горестно причитал, а она сонно шевелилась в его объятиях.
   Вдруг, страшно рванувшись в хозяйских руках, кобра начала конвульсивно извиваться. Она отвернула голову в сторону своего ящика и металась, удерживаемая сильными руками, упираясь хвостом в грудь хозяина, хотела вырваться.
   Руслан ухватил ее за середину правой рукой и вытянул эту руку в сторону, отстраняя извивающееся тело от своего лица. Затем он распахнул дверцу пошире и, перехватив змею возле хвоста левой рукой, отклонился назад, прижимая хвост к голове видимо, чтобы поудобнее было уложить в ящик.
   Кобра обвилась хвостом вокруг запястья хозяина, извернулась, обращая голову к нему, и неожиданно молниеносно ударила в шею.
   Я отпрянул от окуляра и несколько секунд стоял, закрыв глаза и тяжело дыша - до того проникся, что вспотел. Вновь заглянув в трубу, я увидел, что крышка ящика разбита, а Руслан, схватив кобру за хвост, в ярости лупит ею по чему попало.
   Потом он зашвырнул безжизненное тело куда-то в дальний угол и не спеша направился к выходу.
   Оба телохранителя уже ломились в оранжерею, мешая друг другу. Я заметил, как исказилось от ярости лицо их хозяина, когда он увидел, что они пытаются войти, и хозяин крикнул что-то гневно, резко махнув рукой, выгнал их.
   Охранники закрыли дверь и, отойдя в район турника, остались стоять там, наблюдая за происходящим. Я сумел скорее понять, чем рассмотреть, что Руслан открыл холодильник, выгреб что-то оттуда и бросил на кушетку.
   После этого он взял одну медицинскую банку, зажег пучок спичек и, глядя в зеркало, присобачил ее к месту укуса. Это был последний момент, когда я видел свою жертву в движении. Поставив банку, Руслан исчез из поля зрения видимо, опустился на кушетку.
   Спустя пятнадцать минут я увидел, как телохранители, резко стартанув с места, по очереди вломились в оранжерею. Они несколько минут постояли, глядя вниз и кивая головами, затем один из них выскочил из оранжереи и побежал в дом, а второй присел и исчез из поля моего зрения; чего он там делал, я не видел.
   Минуты через три прибежал второй, что помельче, заскочил в оранжерею и что-то проговорил, кивая головой и производя руками успокаивающие жесты. Затем он опять убежал в дом и возвратился через минуту, притащив чайник и кружку.
   Через полчаса во двор въехал белый "Рафик" с красной полосой вдоль борта. Из машины вылезли двое мужиков в белых халатах и, прихватив с собой носилки, затрусили к оранжерее. Их подталкивал в спины более крупный охранник, открывавший ворота.
   В оранжерее разыгралась немая сцена. Люди в белых халатах, склонившись над кушеткой, буквально через десять секунд разом распрямились, и я увидел, что один из них отрицательно качает головой и что-то говорит.
   Спустя секунду один охранник тот, что покрупнее, выхватил пистолет и, направив его на медиков, что-то яростно крикнул.
   Покачав головами, медики переглянулись, пожали разом плечами, немного повозились у кушетки и через минуту вынесли из оранжереи на носилках хозяина усадьбы.
   Сумерки быстро сгущались. Во дворе уже ярко горели фонари, заливая пространство холодным светом.
   Когда носилки запихивали в машину, мне удалось рассмотреть лицо моей жертвы. Сначала я страшно удивился. Мне показалось, что Руслан дразнится. Он выпучил глаза и, высунув язык наполовину, крепко прикусил его. Я никогда не видел такого выражения лица у живого человека.
   Как только Руслана увезла "скорая", я раскочегарил печку в бане остатками топлива и в течение сорока минут уничтожил все, что использовал при операции. Сжег все, что горело. Разрубил аквариум и банку с остатками первой "настойки", высыпал осколки в туалет. Прибил на место доски.
   Завершив "ликвидаторские" работы, я хорошо умылся и сел доедать остатки своих продуктов, хотя особого аппетита не ощущал.
   Александр благополучно зарегистрировался за 25 минут до взлета, немного посидел в отстойнике вместе с малым количеством пассажиров вечернего рейса и улетел в Москву.
  
  
  
  
   Все персонажи и события детектива являются плодом авторского вымысла, всякое совпадение с реальными людьми и событиями... просто совпадение.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"