Сад был совсем заброшенный. Сорняки потеснили красивые когда-то цветы и теперь хозяйничали повсюду и даже пробрались в почти разрушенный дом. У ос- татков крыльца лежал каменный пёс.
Давно здесь никто не жил. Только птицы вили на деревьях свои гнёзда.
А сейчас на ветке сидел попугай и удивленно мотал головой.
- Ну и дела!- время от времени повторял он.
Попугай рассматривал дом. Стекла выбиты, в стенах дыры, крыша провалилась.
Вдруг сквозь листву он заметил пса. Пес был каменный, но попугай не понял этого.
- Да никак это Рупь?!- воскликнул попугай. А потом с некоторой опаской, ше-
потом спросил: "Рупь, это ты?".
Каменный пес не ответил. А попугай стал вспоминать, как он жил в этом доме, давным-давно. Да, он жил в этом доме. В большой просторной клетке. Хотя, может ли клетка быть просторной? И он всё норовил отодвинуть защелку дверцы и выбраться из клетки. Но Хозяин часто сам выпускал его полетать по комнате. Полетает он немного, сядет у окна и смотрит на улицу, хотелось ему и из комнаты улететь. Иногда в комнату входил Рупь, надо сказать, - вредный пёс.
Попугай подлетел к псу и увидел, что пес не настоящий.
"Вот этот каменный очень похож на Рупя,"- подумал попугай. Помню чуть ли ни каждый день чего-нибудь да вытворял он. То курицу у соседей задушит, то цветы на клумбах потопчет. А уж облаять прохожих, так это по сто раз на день.
Если честно, то и я не сахар был. (Кстати, неплохо бы сахарочку в клюв.)
Любил я его подразнить.
- Эй, барбос!,- бывало окликну его.
- Ну чего опять, Африкан р-р-азмалеванный,- рыкнет в ответ.
- А собачьей шерстью оброс. И смеюсь, заливаюсь.
Часто доставалось мне от него. Даже когда и в клетке я был. Начнет лапами по прутьям бить - такой грохот, голова потом два дня болит. Хозяин его за эти дела на улицу пргонял. Один раз Рупь мне даже несколько перьев выдрал, еле от него живым вырвался А тут как-раз форточка была приоткрыта, я и улизнул на свободу, спасаясь от его зубов. Получается, что я, вроде, и благодарен должен быть этому псу. Так я и не сержусь теперь на него.
- Слышь, каменнный, прощаю я Рупя.
Только сказал это попугай, как каменный пёс зашевелился, ударил хвостом
по собственной спине, открыл глаза и уставился на попугая, а попугай на него.
- Ага!- сказал пёс,- значит ты простил меня, Африкан, иначе так бы каменным и
остался.
- Что-то я не понимаю, о чем это ты говоришь.
Стал Рупь ( а это, конечно, был он) рассказывать, как Хозяин страшно рассер-
дился на него после того, как Африкан улетел. Даже плетку схватил, но не ударил, а только взмахнул ею, проговорил, как колдун, какие-то слова и превратил его в каменного пса.
И сказал еще перед этим, что оживет Рупь, только если Африкан простит его.
- Долго ты не прилетал, видно. Смотри дом - то весь развалился. А где же Хозяин?- спохватился Рупь.
- Так умер, наверно. Уж больше ста лет прошло.
- Жаль,- сказал Рупь. Я уважал его. Если честно, не могу сказать, что любил -
никого не любил я. Злой был. Характер жуткий у меня, зря ты, наверно, простил меня.
- И я не сахар был,-хотел успокоить пса попугай!- (любил я рафинад погрызть,-
опять вспомнил он о сладком)
- Помнишь, как ты дразнил меня собачей шерстью. Мне б гордиться, дураку,-
шерсть лосниться вся, окрас великолепный, а вот дразнится насмешливая птица, и обидно почему-то становится.
Поговорили еще немного Рупь с Африканом, и решили они пожить немного в разрушенном доме. Днем пропитание искали, вечером болтали, вспоминали былое.
Однажды Африкан услышал, как недалеко от их дома такса плакала, кто-то её раскарякой обозвал.
- Не ты ли таксу сегодня обидел?- спросил он у Рупя.
- Она что, обиделась? Так ведь и в самом деле раскоряка.
На следующий день котенка на дерево загнал. На другой день из озорства на
старушку прыгнул из-за угла, напугал её страшно. А Африкан о всех его проделках как-то узнавал и выговаривал ему за это. И так стало каждый день. То подерется с соседской собакой, погонится за кем нибудь с хриплым лаем, да мало ли собачьих безобразий.
Однажды попугай прилетел в дом, видит Рупь лежит, и даже не обернулся на его попугаево приветствие.
- Ты чего, заболел что ли?- поинтересовался Африкан.
- Да, нет,- говорит,- просто настроение собачье.
- Наверно натворил опять что-нибудь...
- Получается, что натворил. У щенка одного косточку отнял, а зачем и сам не
знаю, мяса там меньше чем с бульдожий хвост. А теперь переживаю.
- Трудный ты пес,- только и сказал попугай.
А на следующее утро встретил Рупь того же щенка и набросился на него.
- У меня из-за тебя вчера весь вечер настроение негодное было, - прорычал он. И как поддаст лапой щенку, так тот несколько раз даже перекувырнулся.
А когда домой пришел, опять расстроился.
- И чего я опять с маленьким связался?- жаловался он Африкану на самого себя. Неисправимый я.
Крупная слеза выкатилась из одного глаза пса. Вышел он на улицу, лег око- ло разрушенного крыльца, вытянул передние лапы, положил на них голову, проры- чал: "Плохой я пес, злобный", вздохнул тяжело и горько и снова превратился в каменного пса.
"Может быть, так и лучше,"- подумал Африкан, когда увидел окаменевшего Рупя.
- И все же, жаль мне чего-то,- произнес попугай вслух,- наверно хотел я в нем найти товарища, ведь столько лет в одном доме жили. Конечно, вредный пес, но я бы его простил еще раз.
Полетел попугай к обиженному Рупем щенку, попросил простить Рупя.
Согласился щенок. Прибежал к каменному псу.
- Слышь, каменный, прощаю я тебя,- протявкал щенок.