Грязный сумасшедший ветер, сорвал жалкий кусок осеннего листа и понес по направлению к моему сонному дому. Громыхнуло вдали свежим громом, сверкнуло яркой стрелой, порезало темное мутное небо. Заброшенная церковь заскрипела под тяжестью крупного холодного дождя, накренилась засохшими досками, поплыла забитыми ставнями, позже остепенилась... Затрясло мирок, закачало. Густая глиняная почва облизала планету, заскользила под ногой очередного смертного, даже завоняла немного. Тревогой ударило в дерево, хрустя и негодуя, оно тот час превратилось в сладкое воспоминание о детстве.
Вспомнилось:
- Митя!!! До-о-о-мой!!! - седая голова бабушки замаячила в окне, затряслась старческим исходом.
- Иду, бабуль... - Митя неохотно собрал маленьких оловянных солдатиков, о отряхнув их от песка, побрел к двухэтажному кирпичному дому.
В парадной он встретил Олега, одноклассника, вместе они пробовали курить, рассказывали друг другу о своей любви к Наташеньке из 7-ого "Б", учились онанировать на потертый черно-белый журнал "HardCoreAnal". Олег как всегда потел красным полным лицом и пах дыней.
- Ты сегодня за гаражи пойдешь? - он с искоркой возбуждения в глазах, посмотрел на товарища.
- А что там? - Митя покосился на свою дверь, за которой что-то щелкнуло.
- Толик с Машкой решили там сегодня поебаться. В заборе короче щель есть, можно посмотреть.
- Я не знаю... Бабушка... - Митя тоскливо опустил глаза.
- А ты скажи, что ко мне идешь! Батя все равно пьяный спит, и к телефону не подходит, матушка на смене, так что приходи.
Митя минуту стоял в раздумье, было жутко интересно впервые увидеть "это" в реальном времени. "Любовь для двоих" - как учила его бабушка, была слишком скучна и примитивна. Молодые шли в почерневший от времени, загс, под музыку целовали друг друга в губы, и толпой шли в ресторан. Там пили, дрались, пели песни... Митя не мог понять, что привлекательного они находят в этом?
Глубоко вздохнув, он наконец сказал:
- Только ты на всякий случай телефон отключи, а то вдруг бабка звонить все же надумает.
- Хорошо. - Олег радостно похлопал товарища по плечу. - Давай встретимся возле продуктового в восемь часов?
- А зачем так рано? Они что, среди белого дня будут?
- Да нет! - Олег загадочно улыбнулся, - Я у батька бутылку вина спер, выпьем да и пойдем.
- Мне что то в прошлый раз не понравилось... тошнило... - Митя судорожно сглотнул слюну, вспоминая, как его рвало на мокрую от дождя, траву.
- Это потому что в первый раз, сначала всех тошнит, а потом привыкаешь.
- Ну хорошо, значит в восемь?
- Ага. - Олег сплюнул на лестницу белую, как молоко, слюну и пожав руку Мите, вышел на душный летний двор.
Стон... Приглушенный долгий стон, леденящий не живые цветы на потоптанных могилках, вспугнувший миловидную парочку, состарил свежеокрашенную скамейку под их возбужденными телами, поселил в чью-то душу сомнения перед молитвой на ночь.
Зазвенел обычностью шлагбаум, подняв в воздух парочку сонных воробьев, пропустив железное чудовище, попрощавшись с ним до завтра, успокоив женщину в синей форме, поблагодарив машиниста за поспешность, принял свое обычное положение вялой эрекции.
Пьяный плачущий голос издалека послал на хуй собеседника, заскандалил проливной дождь, заскулил мраморный памятник Вождю, почернел гравий под солеными каплями из несчастных глаз.
Онемел завтрашний праздник, расстроил кого-то из жителей соседнего городка, наебал местного избранника Николая, подарил очередной будний бригаде столярного цеха.
Оскудело все, погустел закат, замолчали рыбки в желтом аквариуме, распустился конопляный самосад, забрела нога странника в злые места, пришли мысли о неизбежном и прохладном времени года - зима...
А она как и прежде любила его, за то что он приносил по утрам горячий кофе в постель, обнимал ее за нежные плечи, думал о ней выходя из старого дома. Любила, и каждый вечер ждала в 7.30 с чугунком тушеного мяса и вареным картофелем. Любила писать стихи о нем, целовать его жесткие губы, гладить ладонью по щетинистой щеке...
Он любил ее за сладкий шепот в ночи, за нежные бедра, обвивающие его волосатые ягодицы, за пятисекундный оргазм, значащий для него намного больше чем целый мир. Любил загадочный блеск в ее черных глазах, мягкость груди, нежность и теплоту дыхания, запах бархатных волос, ямочку на подбородке, милое ушко, которое любил посасывать ночью...
Стон... В слезящиеся глазницы, в огромные конские ноздри, в прожженную телогрейку, в раскаленное ебало!!!
Толик небрежно расстегнул блузку на Машеньке, заглянул туда взглядом, укутал бледную полную грудь поцарапанной рукой. Она застонала... Тогда он присосался обветренными губами к набухшему соску и закрыв глаза стал втягивать его все глубже и глубже в рот. Машенька обняла его белокурую голову, гладила ее, ворошила жесткие волосы... Он опустил руку ниже под платье, там его движения стали систематичными, Машенька прогнулась и глубоко задышала. Послышался шум молнии и ее рука скрылась в брюках Толика. Они как бы слились воедино, превратились в один большой отрывок вечности - любовь.
Потом он положил ее на старенький матрац и быстро стянул с себя брюки. Его небольшой покрасневший член импульсивно вздрагивал. Машенька развела колени в разные стороны и впустила его в себя. Он стал двигаться, целуя ее шею, лаская грудь, царапая плечи... Вскоре его движения ускорились, он тяжело дышал, закрыв глаза... В нем пробудилась грубость, перевернув ее на живот, он грубо и резко вошел в ее девственный анус - она что-то прошептала ему, но он уже не слушал ее. Прижав ее руки к деревянной основе лежбища он вогнал в нее свой возбужденный член по самые яйца. Она стонала, вскрикивала когда его темп убыстрялся... Стон, стон, стон...........
Он кончил, и скатившись с нее, лег рядом на спину, тяжело дыша.
- Было больно, Тошь... - Машенька подложила руку под зад, на глазах выступили слезы.
- Прости... - он достал из нагрудного кармана пачку "Ява", закурил.
Они лежали, и каждый думал о своем, она о резкой боли в промежности, он о том, как бы побыстрее свалить домой и сожрать тарелку борща с чесноком, которую оставила уставшая после смены, мать.
Митя дрочил всю ночь, уснул лишь под утро, в липкой от спермы простыне и покрасневшим членом. Он еще долго вспоминал каждый крик Машеньки, каждое резкое проникновение, доставлявшее Тоше удовольствие. Уже поступив на 1-й курс университета он понял, что может доставить ему удовольствие - боль и слезы, просьба и отказ, жестокость и грубость, изнасилование и унижение.
Во втором семестре он изнасиловал однокурсницу в пыльной подсобке, чтобы она не проговорилась он сделал несколько фотоснимков, которые впоследствии грозился развесить по всему университету в случае разглашения ИХ тайны. Эти же фотографии помогали ему в финансовом сексуальном плане. Она каждый месяц выплачивала ему немаленькую сумму за молчание, он покупал себе проститутку и трахая ее, вспоминал Машеньку и Тошу, Светлану и себя в душной подсобке. Вечная Весна!!!
Забытье и тревога, пыльный астматический голос, соленые рыбные глаза, открытие сезона на ловлю домашних животных, периодический запах цветами, безусловный отрицательный выдох, нравоучительный тон для заспанного ребенка, пятнадцатый календарный денек, забывчивость сродни амнезии, колбасное утро с молочным кофейным напитком, пристрастие к выпивке, неумная рабочая атмосфера, долговязый субботник, задроченный вернисаж, кровожадная холодильная камера, тревожный восточный запах - все это ворвалось в жизнь, словно замерзшая птичка, когда-то покинувшая теплое безумное пространство.
Несколько таблеток галаперидола остановили временную шизофрению, и позаботились о всенародной безопасности. Лишь малая тревога засела на пятый уровень телесного воссоздания действительности, средняя опухла где-то между седьмым и двенадцатым уровневым потоком, а высшая высохла на ГРАНИ. Холодный мастер немного удивился своим исследованиям и решил все же перепроверить, так:
а) Светлана еще не родила, из этого следует, что плод будет вялотекущим и слабохарактерным (явление 13 Апостола);
б) Продукт alfa-терапии почернел, проявился запах ночной поллюции и ощущение скрежета зубов (воссоединение с ресурсом книги М. Павича "Стеклянная улитка");
в) В указанное время конус обрел форму патефонной головки, накренился влево, и опустившись на грампластинку El Frante "Дети в лесу" высек мелодичное образование звуков (проникновение элемента в подкожную область подопытного);
г) Выезд в г.Истра не дал значительных результатов (выход из системы с потерей значительной части данных).
Он: - Все впереDи солнышко
Она: - КогDа ты загляDываешь впереD мне становится страшно...
Он: - Неужели все Dело только в этом?
Она: - Мне сложно полюбить твой кусочек, тебя там слишком мало, и ты непохож на ангела...
Он: - Я скоро стану им, можешь быть уверена! Я стану БОГОМ!!!
Она: - Я не верю тебе...
Он: - А кому ты веришь?
Она: - ЕМУ!
Он: - ОН слишком стар, чтобы уDовлетворить твои части
Она: - Ты глуп... Глуп и примитивен....
Он: - КогDа ты слышишь от меня немного правDы, тот час начинаешь выливать, словно менструальные воDы, оскорбления
Она: - Прости, но я не умею понимать и принимать то, что мне не интересно...
Он: - Неужели я настолько сильно тебя разDражаю???
Она: - Неужели...
Он: - В таком случае я вынужден попрощаться с твоими буковками...
Она: - Пока...
...Он рассыпается в пространстве, даря свое собрание мыслей тому, кого никогда не увидит...
...Она проливается теплым дождем на белеющий гравий и высыхает под теплым июньским солнцем...
Улыбчивый майский ветерок перевернул последнюю страницу дневника, и не долго думая обрушил на нее плотную финальность кожаного переплета. На песке правда еще осталось несколько синих букв, в большинстве своем это были латинские литеры, но они не смели читаться и почтительно прятались в песочной насыпи, при первой же попытке их прочесть.