Кузьмина Беляева : другие произведения.

Вторая Четверть. Главы 1-13

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В этой Москве есть комендантский час и вампирский район на "Трубной", зато больше нет станций "Новоясеневская" и "Медведково". И "Бабушкинской" тоже нет. В этой Москве с детьми гуляют в торговых центрах, снабженных магической охраной, а на детских площадках зависают только те, кого дома никто не ждет. В этой Москве нет бомжей и бездомных собак, и не потому, что мэр молодец, а потому, что нежить голодная. Да, в этой Москве есть нежить, а законов, регулирующих ее поголовье, все еще нет. Зато в этой Москве есть скинхеды, которые угоняют машины вампиров, и вампиры, которые состоят в партиях. А еще в этой Москве, в Новокосино, живет пятнадцатилетний Сережа Аверин, который в один прекрасный день поднимает из мертвых... кота.
   Глава 1. История о мертвом коте, кладбищенских жителях и одиноком герое
  Ночью подморозило, и земля совсем промерзла, стала твердой, прямо как жизненные принципы отца Сережи Аверина. Сам Сережа Аверин потыкал в корку инея линейкой и сказал:
  - Слушай, ну мы так точно никогда не выкопаем нормальную могилу. Может, лучше кремируем?
  Кремировать он предлагал кота по имени Петрович, толстого и старого, а теперь еще и мертвого. Петрович, завернутый в пакет из "Ашана", против кремации не возражал, что было и неудивительно. Возражал владелец кота и лучший друг Сережи, Станя Логинов.
  - Я тебя сейчас самого кремирую, понял? Копай давай!
  Строго говоря, Петрович принадлежал Станиной младшей сестре, но так как умер кот сегодня ночью, пока малая спала, то все обязанности по организации похорон пришлось взять на себя Стане с Сережей. А малую можно было бы утешить тем, что Петрович просто сбежал. Или что его съела нежить. Героический мертвый кот в любом случае был лучше просто мертвого. Сережа вздохнул и снова стал тыкать в землю линейкой. Ни у кого из них лопаты дома не оказалось, вот и пришлось использовать, что было. Линейка застряла, наверное, камень попался или что, Сережа надавил сильнее, и, конечно же, сломал ее.
  - Блин. И что делать теперь?
  - Офигеть теперь! Руками копай!
  Сережа вздохнул и оглянулся на Петровича, как будто мертвый кот мог Станю образумить. Оглянулся и тут же вздрогнул. На какое-то мгновение показалось, что Петрович лежал как-то не так, как раньше, но потом до Сережи дошло, что это просто пакет размотался. Наружу теперь выглядывала окоченевшая лапка. Ну, как окоченевшая, с виду и не сказать было, обычная такая лапа обычного такого кота.
  - Чего уставился? - промычал Станя. - Копай давай, говорю.
  На самом деле, Сережа сам толком не понимал, почему его так и тянет посмотреть на Петровича. При жизни Петрович был совершенно нормальным черным котом, может, только что злющим особенно, но в семье Логиновых все были такие. А теперь он умер, взял да и умер, и было так странно. Конечно, Сережа прекрасно понимал, что Петровичу шел одиннадцатый год, что для кота это был возраст почтенный, и ничего особенного, по большому счету, не произошло. Ничего особенного для кота Петровича, но не для Сережи Аверина, который за все свои пятнадцать лет не видел ничего и никого мертвого. Разве что только нежить в метро и в новостях, да и она, строго говоря, мертвой считаться не могла.
  Сережа сказал:
  - Я не уставился, это я размеры могилы прикидываю.
  - Да завали ты!
  Станя отложил палку, которой копал, и поправил пакет, лапку Петровича засунул внутрь жестом почти ласковым, каких за ним обычно не замечалось.
  - Нечего там рассматривать, - пробурчал Станя, - на мертвых только трупари и труповоды пялятся, понял?
  - Понял.
  Станя Логинов лучше всех в классе умел ненавидеть труповодов и трупарей, и всех прочих фриков, и нежить тоже и, конечно же, лучше всех знал косвенные признаки, по которым всех этих тварей можно было определить. А все потому, что еще перед летними каникулами Станя побрился налысо и стал одним из тех, кто пишет в подъездах "Россия - для людей!" вместо "Девятый "Л" - лучшие!". Многие завидовали ему, потому что, кроме того, что он вместе со своими друзьями-скинхедами пинал тяжелыми ботинками машины фриков и вампиров, он еще и знал, как от магов и нежити защититься. Ну, по крайней мере, пока учительница метазоологии все еще твердила о чесноке, Станя носил в кармане кастет из особенно эффективного сплава серебра с железом. И очень долго смеялся, когда пару месяцев назад в новостях рассказали о трупе, найденном в вампирском районе со ртом, ушами и носом, забитыми чесноком.
  Сережа поежился. Рассвет был полчаса назад; по идее, на улицах было совершенно безопасно, но это только по идее. Комендантский час, введенный семь лет назад, обещали отменить каждый год, как и переход на зимнее время, но до сих пор не отменяли. Видимо, не зря. Мало кто решался шататься по улицам после восьми вечера и до шести утра, даже бритые друзья Стани, чего уже говорить об обычных девятиклассниках.
  - На урок опоздаем, - сказал Сережа. В школу хотелось ужасно, не потому, что Сережа так уж учиться любил, да нет, учиться он не любил вообще, но зато уважал безопасность. А после реформы образования школы стали одними из немногих по-настоящему безопасных мест.
  Станя промычал что-то невразумительное и стал копать так яростно, как будто рыл могилу не для кота Петровича, а для какого-нибудь жуткого вампира. Украдкой Сережа снова оглянулся на пакет, но все было чисто. Мертвый кот не шевелился, не вылезал наружу, не орал человеческим языком и не требовал крови. Вел себя хорошо, в общем. Земля была не только твердая, но и ужасно холодная, ноябрь же наступил, первый день второй четверти, и руки у Сережи уже покраснели и заныли.
  - Может, хватит уже?
  - Хочешь, чтобы какой-нибудь фрик нашел Петровича и... ну, принес его в жертву?
  - Он же уже мертвый, как же его в жертву принести?
  - Много ты знаешь о фриках!
  О фриках толком никто ничего и не знал, даже бритые нацисты, за что большое спасибо нужно было сказать товарищу Сталину и особенно товарищу Ленину. Когда в тысяча девятьсот двадцать первом году американский ученый Рей Каваками доказал существование магического поля и описал основные принципы метафизики, Советский Союз счел эту науку еще более продажной девкой империализма, чем генетику. И пока в Америке и Европе магию использовали везде: и в тяжелом производстве, и в медицине с химией, и даже в пластической хирургии - в Совке только в космос летали да распихивали фриков по концлагерям. И даже о том, что это были не диссиденты, а фрики, то есть, люди способные генерировать, изменять и поглощать магическое поле, все узнали-то только в лихих девяностых.
  В общем, Сережа мало что знал о фриках, но еще меньше он знал о том, как копать могилы, потому и ухитрился загнать себе под ноготь какую-то длинную щепку. Было ужасно больно, а еще очень противно смотреть, как она там торчит и постепенно заливается кровью.
  - Дай сюда руку! Никакого толку с тебя, Аверин!
  Прежде чем Сережа сказал, что он лучше сам, Станя уже выдернул щепку и бросил ее в будущую могилу Петровича. Следом за ней отправился и Петрович в пакете, теперь уже Станя обращался с котом совсем неласково, наверное, тоже надоело торчать на морозе. Сережа заворожено следил, как на зеленый хвост изображенной на пакете птички падают капельки крови. Стоп, крови! Его, Сережиной, крови! Сам не зная, почему, ничего же такого не случилось, Сережа отшатнулся, а руки засунул в карманы. Было не по себе, и с каждой минутой все сильнее. Станя закидывал пакет с Петровичем землей, пакет шуршал, Петрович был уже на полпути в кошачий рай, и только Сережа Аверин паниковал на ровном месте.
  - Стань, а ты вообще уверен, что он... ну, умер? А от чего он вообще умер?
  - От любопытства, блин! Кошка сдохла, хвост облез. Розмарин взял?
  - Взял.
  Кровь, к счастью, течь перестала, да и вообще царапина была пустяковая, так что Сережа смог перестать позориться и достал из сумки банку с сушеным розмарином сам.
  - Это чего такое?
  - Ну, приправа. Родителям из Италии привезли, а другого у меня не было!
  - Надо было Уварову звать, а не тебя!
  - Надо было, - пожал плечами Сережа. Со Станей Логиновым он дружил так давно, что ко всем его заскокам уже привык. И даже привязался. Станя отобрал у него банку и высыпал весь розмарин прямо на комья земли, сверху добавил соль и еще выложил пирамидкой найденные заранее камни. Заключил почти довольно:
  - Не совсем то, но сойдет.
  - А говорить ничего не надо?
  - Не знаю, пацаны не рассказывали. Ладно...
  Станя отряхнул руки, спустил на место закатанные рукава, а потом сказал неожиданно торжественно:
  - Петрович! Ты был хороший кот, понял? Малая будет скучать по тебе, и мамка тоже. Спи, значит, с миром. Покойся. И пусть ни одна нечеловеческая мразь до тебя не доберется. Все, теперь валим.
  - Это ты мне или Петровичу? - засмеялся Сережа.
  - Тебе. Пошути мне тут. Пошли.
  По дороге Станя сперва вытер руки влажной салфеткой так тщательно, как только мог, и только потом взялся за сигареты. Уже у самых школьных ворот Сережа не выдержал, оглянулся. Зрение у него было неважное, но это был огромный секрет, очки он в школе не носил, только дома, а потому совсем не был уверен, что увидел именно то, что увидел. Наверное, ему только показалось, что пара камней съехала вниз с верхушки пирамиды, как от тряски. Только показалось, конечно же.
  - Вы что это тут делаете?
  Отвернулся от могилы Петровича Сережа почти нехотя. Их классная руководительница, Ирина Александровна, с которой им так не повезло столкнуться прямо на школьном дворе, при здравом рассуждении могла оказаться куда как опаснее любого мертвого кота.
  - Курите? - завопила она.
  - Курим, - сказал Станя. Сережа тактично промолчал. Это Станиным родителям было не до борьбы с вредными привычками сына, а вот его собственная семья еще не определилась. Пока Сережа не курил и не пробовал пить, отец постоянно намекал, что настоящий мужчина должен все попробовать. А как только Сережа попробовал, недовольной стала мама. В принципе, понять можно было их обоих. Но обрадовать обоих одновременно не получалось никак.
  Надолго, правда, тактичного молчания Сережи не хватило. Ирина Александровна была злой теткой за тридцать или еще старше, противной и какой-то очень жалкой одновременно, она могла напугать, конечно, но все равно хотелось ее хоть как-нибудь задеть потом.
  - А вы чего опаздываете? - заулыбался Сережа. - Мы-то хоть курим, а вы что?
  - Поумничай мне тут еще, Аверин! Быстро на урок! Половину уже прогуляли! Первый день четверти, а вы...
  Как всегда, в общем. Нет, чтобы спросить по-человечески, как дела там или как каникулы, или на вопрос ответить, нет, надо толкаться и морали читать.
  Неудивительно, что ее все ненавидели и замуж никто не брал.
  А опаздывать в школу Сережа даже любил. Приятно было пройти по пустым коридорам, пока все гнили на уроках, и послушать, как гулко отдаются эхом собственные шаги в тишине. Но сегодня все, что ему удалось послушать, - это были нотации Ирины Александровны, и приятного в них не было ничего. А еще у нее изо рта пахло. Классуха отконвоировала их со Станей до самого кабинета химии, как будто боялась, что они сбегут по дороге. Сдала химичке с рук на руки и еще, конечно же, разразилась речью минут на пять о том, как важно хорошо учиться во второй четверти, и как плохо быть Станей Логиновым и Сережей Авериным. Как плохо быть самой собой она, видимо, даже не догадывалась.
  - Аверин, слышь, Аверин, а замутишь с Иришкой в новой четверти? - зашептала Женя Ветрова, перегибаясь через парту так сильно, что Сереже пришлось прикладывать большие усилия, чтобы смотреть ей только в глаза, а не ниже.
  - Ну, с тобой же не замутить, Жень, - вздохнул Сережа.
  - Это да!
  - Это зря. Новая четверть - новая жизнь.
  Не то, чтобы Сереже не нравилась обстановка в школе, чтоб так уж ему припекло начать жизнь новую. Девчонки иногда с ним разговаривали, а иногда даже обнимались, а не боялись, как Станю, что в пятнадцать - уже колоссальное достижение, а пацаны хотели дружить, в основном, конечно, потому, что мечтали прокатиться на Сережином велосипеде или стрельнуть денег. Ну и пожалуйста, что Сереже, жалко было, что ли?
  Просто звучало так здорово, так значительно. Новая жизнь. Новая, новая, новая жизнь.
  Станя заехал ему локтем под ребра:
  - Чего это ты бормочешь? Совсем что ли?
  Вот надо же было еще и вслух произнести это дурацкое "новая жизнь"!
  Сережа вообще не понимал, что его заставило задумываться о жизни и смерти, а не о вещах куда как более заманчивых и понятных. Вчера вот родители улетели на неделю в Египет, и квартира стояла пустая. Конечно, оставаться впервые за всю жизнь совсем одному, да еще и учитывая, что творилось в стране последние десять лет, было страшновато, но отец счел, что Сережа вполне был готов. И готовность его подкрепил материально, да такой суммой, что ничего другого, кроме как соответствовать, Сереже не оставалось. Хотя, начистоту если, ему еще как хотелось не соответствовать, а тоже валить на море, к солнышку и подальше от нежити, которая каким-то странным образом избегала всех мусульманских стран. Хотя если внимательно присмотреться хотя бы к Аслану Хайсарову, нежить можно было понять. Глаза ж у них тоже были. По крайней мере, у некоторых.
  Но о свободной квартире упорно не думалось, хотя чего уж было проще - позвать всех к себе после уроков и радоваться жизни? Никакой не новой, а просто жизни. А думалось почему-то о Петровиче. Из головы упорно не шла его торчавшая из пакета лапка. Шерсть у Петровича была красивая, очень блестящая, хотя Сережа ни разу не видел, чтобы Логиновы его купали или хотя бы расчесывали.
  Наверное, причина крылась в том, что царапался Петрович как сволочь. Нет, стоп, о мертвых или хорошо, или никак. А о мертвых ли? Шерсть на лапке так блестела, да Петрович даже когти не спрятал, а может, он и не умер? А может, они похоронили живого кота?
  Сережа так увлекся, что и домашку не записал, и чуть было звонок не пропустил, что для начала четверти явление вообще небывалое. Обычно первые уроки тянулись так долго и так мучительно, что, казалось, длились не полчаса, а целые сутки. Как интересно дети вообще раньше выживали, когда уроки были по сорок пять минут? После реформы образования начало учебы в школах и универах сдвинули на шесть тридцать утра, а все уроки сократили до тридцати минут, чтобы учащиеся успевали домой до темноты. Конечно, шуму было много, всякие занудные профессора сначала вопили в газетах и новостях о том, что если учиться меньше академического часа, то можно и не учиться вообще. Но потом и до них дошло, что лучше жить с плохим образованием, чем умирать с хорошим. Правда, и перемены сократили с десяти минут до пяти, так, что не всегда можно было успеть из кабинета в кабинет перейти.
  Первые бросившиеся вон из кабинета химии застряли в дверях, кажется, кто-то явно пытался протиснуться обратно, и, судя по всему, у него неплохо получалось.
  - Эй, алло!
  - Отвалите! Дайте пройти!
  Женя Ветрова уже почти справилась с затором, орудуя своей подругой Катюшей Устиновой, как тараном, как вдруг обе они отлетели в стороны. В класс ворвалась Алина Логинова, десятилетняя сестра Стани, и рев она при этом издавала такой, как будто была его пятидесятилетним похмельным батей. Впрочем, чтобы распихивать пацанов и девчонок, Алине не нужно было быть мужиком, Станя ее научил драться, и, судя по результатам, научил лучше, чем в свое время отец - Сережу. Алина прокладывала себе дорогу, толкаясь почему-то не кулаками, а локтями, а иногда и головой с торчащими во все стороны кудряшками. Выглядела она основном так, как будто вместо волос у нее была вермишель вперемешку с проволокой, потому что мамке ее возиться с ней было некогда, а научить ее заплетать косички Станя при всем своем желании вряд ли бы смог. Хорошо еще, что он хоть налысо Алину не побрил.
  - Станя-а-а-а!
  - Чего приползла?! Я ж тебе говорил в школе за мной не ходить!
  Сережа наконец рассмотрел, что Алина держала на руках, и почти сразу же пожалел об увиденном. Это был Петрович, судя по всему, уже точно мертвый, висел он безвольно, как старый носок на батарее. Она что, его откопала? Откуда она узнала?
  - Станя-а, смотри, кого я нашла-а-а!
  Точно, откопала! Чума!
  Алина потрясала Петровичем у Стани перед носом, и вдруг случилось что-то совсем уж невероятное. Раздалось заполошное мяуканье, любимый звук Петровича, он так и пожрать требовал, и девушку, и с тем же звуком он нападал на ноги гостей, и... Петрович воскрес? По крайней мере, он вдруг рванулся у Алины из рук с такой силой, что даже тот факт, что ее Станя воспитывал, не сумел заставить ее удержать кота. А через секунду Петрович уже терся Сереже об ноги.
  - Блин, кот, прости. Я не хотел тебя заживо хоронить, - сказал Сережа не без смущения. Жалко было Петровича, может, он, конечно, кот и мало что понимал, но и приятно ему тоже было вряд ли. Весь вон в розмарине и земле, и соль, небось, мордочку ему разъедала. Сережа присел и попытался отряхнуть Петровича, и только тогда понял, что ему до сих пор не давало покоя. Петрович же был холодным. Очень. Таким холодным, как будто он действительно умер. Интересно, а можно коту пульс пощупать?
  - А почему он в земле? Вы опоздали потому, что хоронили живого кота, придурки? - спросила вездесущая Женя Ветрова.
  - Завали! - тоном Стани отчеканила Алина. Да и сам Станя, все это время молчавший, наконец обрел дар речи:
  - Слышь, малая, где ты его взяла?
  - В коридоре.
  - В каком еще коридоре?
  - Логинов, скажи своей сестре, что в школу с животным нельзя, - протянула химичка и поплыла к двери со всеми своими лишними тридцатью килограммами наперевес.
  Хорошо еще, что тут классухи не было, а то вот уж кто бы развопился, что в школу не только с животными нельзя, но и с фамилией Логинов.
  - Уйди от кота, Аверин, - сказал вдруг Станя как-то особенно зловеще. Сережа поднял обе руки, демонстрируя готовность уйти от кота, но вот коту эта идея не понравилась. Петрович зашипел и явно на Станю с Алиной, а не на Сережу.
  - Петрович, ты не прав. Мы все перед тобой виноваты, и я не меньше, чем они. Я, в конце концов, тоже копал.
  Класс постепенно пустел, кот Петрович не был особенно симпатичным или особенно интересным, зато Алина Логинова была особенно невыносимой, никто не хотел торчать рядом с ней, даже ради перспективы погладить кота. Димку Кузнецова и Сашку Новикова, поджидавших у выхода, Станя сам спровадил, а потом захлопнул дверь и подпер ее стулом.
  - Отвалите от кота, оба.
  - Это мой кот! - завопила Алина.
  - По-моему, у кота другое мнение, ребята, - сказал Сережа. Петрович терся и терся ему об ноги, а раньше ведь он только и делал, что грыз и царапал все, что двигалось, и не было при этом Алиной или Станей.
  - Малая, это не Петрович, ты поняла? - сказал Станя и тут же отвел взгляд. Врал он еще хуже, чем сам Сережа. - А Петрович... дома твой Петрович!
  - Мне, может, и десять, но я не дура, - сказала Алина с такой убийственной серьезностью, что Сережа не выдержал, засмеялся. И тут же об этом пожалел. Алина пнула его под коленку, было больно и неожиданно, но еще неожиданнее было то, что сделал тогда Петрович. Он зашипел и царапнул ее за ногу, разодрал колготки и оставил длинную, хорошо еще, что совсем неглубокую царапину.
  - Петрович!
  - Малая!
  - Я не виноват! - просто на всякий случай добавил Сережа. Алина выглядела так, как будто предал ее не кот, а мужчина всей ее жизни. Впрочем, учитывая, что вот уже почти год, как она собиралась замуж за Сережу, так все и было. Сережа снова засмеялся, но осекся очень быстро, стоило Стане посмотреть на него. Станя Логинов был не просто не в духе, не просто расстроен или там зол, он был в ярости. Сережа его видел таким один-единственный раз, когда Церковь Адаптации, проповедовавшая счастливое обращение в нежить после смерти для всех, развесила в школе объявления о наборе новых прихожан, а сжечь листовки и развеять пепел на перекрестке четырех дорог ему не разрешили.
  Станя тем временем схватил Алину, прижал ей руки к бокам, чтобы не получить от нее своим же собственным приемом, сшиб табуретку, подпиравшую дверь, и выставил малую из класса. Все это заняло у него времени меньше, чем Сережа потратил на воспоминания о Церкви Адаптации.
  Табуретка вернулась на место, Алина вернулась к реву, а сам Станя вернулся к попыткам прикончить Сережу взглядом.
  - Что? Ну, в чем дело? Слушай, Стань, без обид, но хоронить кота - была твоя идея. Я только помогал. Ну не злись ты та...
  - Положи моего кота, труповод.
  - Это ты вообще кому?
  - Тебе, труповод.
  На всякий случай Сережа, конечно, оглянулся, но в классе как никого не было, так и не появилось из тех, к кому Станя мог бы обратиться таким оскорбительным образом. Только он сам да Петрович. Сережа переглянулся с Петровичем, а потом сказал:
  - Подожди, Стань, ну подожди, с чего ты вообще взял, что...
  И когда Сережа получил в нос, то понял, что, наверное, была у Стани в запасе парочка железных аргументов, один из которых - кастет. Петрович снова издал воинственное мяуканье, и Сереже пришлось наступить ему на хвост, чтобы удержать от опрометчивого броска мести.
  Прости, Петрович, но кругом и так одни неприятности. Не доводи.
  - Это для начала, понял? - сказал Станя, старательно отводя взгляд. - Пока кота моего не положишь. А потом разберемся. Пошли.
  - Да куда пошли-то?
  Нос, если судить на ощупь, остался цел, но кровил и болел все равно, и здорово отвлекал. Сережа осторожно вытер кровь, и тут же снова услышал мяуканье. В этот раз Петрович явно не хотел нападать, он клянчил, и до Сережи не сразу дошло, что клянчит он не погулять и не кошачьего корма, а крови. Его, Сережиной, крови. И вот тогда-то Сережа впервые подумал, что может быть, только может быть, но он действительно поднял из мертвых кота.
  - Петрович, - прошептал он, вытирая кровищу с ладони тряпкой с доски, - ты прости меня, если что, ладно, Петрович? Я ж не хотел.
  - Какая разница? - спросил Станя очень серьезно. И действительно, какая Петровичу была разница, хотел Сережа Аверин поднимать его или нет? И какая Стане разница, хотел Сережа Аверин оказаться фриком или нет? Он же всех таких, всех фриков, занимавшихся любой магией, ненавидел без разбору. Голова закружилась, а Петрович стал тереться об ноги еще более настойчиво, как будто твердо вознамерился Сережу уронить.
  - Все, короче, слышишь. Пошли.
  Станя схватил Петровича за шкирку, впихнул в рюкзак и провернул все это как нельзя вовремя, потому что как раз прозвенел звонок, и следующие жертвы химички начали ломиться в дверь. За галдежом и шумом, который поднимали восьмиклашки, воплей Петровича как раз особо и не разобрать было. К счастью. Но от бывшей владелицы Петровича так просто было не отделаться. Алина подстерегла их в раздевалке и воспользовалась преимуществом внезапности по полной программе. Она разогналась и врезалась Стане головой в живот.
  - Малая, ты сдурела? - выдохнул Станя, складываясь пополам. - На урок иди!
  - Нет.
  И тогда Сережа понял, что если Петрович сейчас себя выдаст - им конец.
  Слышишь, кот, если я действительно тебя поднял и ты действительно мне покоряешься, то заткнись, заткнись, заткнись!
  - Куда вы дели Петровича?
  - Да это не Петрович был, сколько раз тебе говорить? Какой-то левый кот, ну да, похожий, но левый. Он теперь свалил. И ты тоже давай.
  Только молчи, Петрович. Пожалуйста, молчи.
  Рюкзак у Стани за плечом пару раз дернулся и все-таки затих. Либо совпадение, либо Петрович действительно слушался Сережу. Хотя, честно говоря, лучше бы оказалось совпадение.
  - А ты чего встал столбом? Одевайся! - рявкнул на Сережу Станя. Наверное, только из-за сестры труповодом не обругал. Алина немного успокоилась, по крайней мере, больше не орала и не лезла драться, но, конечно, наивно было бы ожидать, что она всему поверила и так просто отстанет.
  - А вы куда? - спросила Алина, загораживая выход из раздевалки. Учитывая, что ростом она была с половину Стани, то внушительности ей, конечно, не хватало, но почти всю недостачу она компенсировала свирепостью.
  - Все тебе скажи! - огрызнулся Станя. - Пиво пить! Уроки пробивать!
  - Ну и идите, придурки. Станете, как батя.
  По малой было видно, что ни одному слову она не верит, но почему-то сопротивления она больше не оказывала, даже с дороги отступила. Наверное, задумала что-то, по своему обыкновению, ужасное и неожиданное.
  Уже на улице, успешно миновав школьного охранника, Сережа решился спросить:
  - Так, а куда мы идем?
  - Это ты мне скажи, труповод. Ты кота поднял, ты и должен знать, как его положить.
  Петрович в рюкзаке снова завозился и неодобрительно заурчал.
  - А может ну его? Может, пусть так жи...
  Нет, не живет, конечно. Поднятые из мертвых не жили и жить бы не смогли при всем желании. Это любой первоклассник теперь знал.
  - Ну, пусть Петрович побудет так?
  - Сейчас ты у меня так побудешь!
  Станя помолчал, как будто припоминая что-то важное, а потом продекламировал, как стих на уроке литературы:
  - Поднимать мертвых - это надругательство над всем, что мы знаем. Понял?
  Судя по тому, как затрепыхался рюкзак у Стани за спиной, Петрович вот не понял. Более того, его мнение было совершенно противоположным тому, которое высказывали на сходках скинхедов. В итоге Станя привел их обратно на неудавшуюся могилу Петровича. И если у Сережи еще оставались сомнения насчет того, что случилось с котом, то при взгляде на развороченную землю и съехавшие в сторону камушки, все стало понятно. Но на всякий случай Сережа все-таки спросил:
  - Стань, слушай, без обид, но почему ты так уверен, что это я?
  Станя остановился, Петрович в рюкзаке задергался с усиленным усердием, наверное, не хотел обратно в могилу. А Станя, наверное, насколько Сережа его знал, сейчас решал, стоит ли вмазать своему лучшему другу, или нет. Наконец Станя сказал:
  - А кто еще? Я? Ты же бормотал еще какую-то чушь на уроке, забыл уже?
  - Слушай, химичка тоже бормотала какую-то чушь! Нитрат аммония - заклинание покруче "новой жизни".
  - Так ты уже и заклинания знаешь, фрик?
  Спорить со Станей было бесполезно всегда, а сейчас особенно.
  - Все, короче, я все сказал. Положи Петровича обратно.
  - А потом?
  - А что потом? Суп, блин, с котом!
  - В смысле, а потом ты будешь со мной дружить?
  Вопрос этот вылетел сам по себе, в здравом уме Сережа ни за что бы не решился его вот так запросто задать, но, наверное, поднятие кота было уважительной причиной, чтобы немножко потерять голову. Станя отвернулся и поддел носком ботинка пару камней с могилы Петровича.
  - Делай, короче, быстрее. Окна учительской сюда выходят, еще засекут.
  Вот тогда проблем стало бы еще больше, чем сейчас. Станя медленно-медленно снял с плеча рюкзак, так медленно, как будто в нем была бомба, а не кот, которого он до сегодняшнего дня даже любил немножко.
  - Давай я сам, наверное, - предложил Сережа без особого желания.
  - Думаешь, я тебе помогать буду, ты... - Станя снова осекся, помолчал, было видно, что он хотел сказать что-то еще более обидное, чем все до того сказанное, но не решался.
  - Ладно, скажи, тебе легче будет. Да скажи уже, - вздохнул Сережа. Пусть уж лучше ругается, чем молчит. Сережа расстегнул рюкзак, мысленно умоляя Петровича сидеть смирно и не нападать. Петрович, как оказалось, послушался. Замер в не самой удобной позе посреди тетрадок и книжек, таращил свои глазищи на Сережу и молчал, и не шевелился. Только сейчас Сережа заметил, что взгляд у кота поблек, стал мутным, как будто поддернутым какой-то белесой пеленой. Мертвым стал. Бр.
  - Петрович, ты сиди, хорошо? А я сейчас...
  Вместо того чтобы вытряхнуть Петровича из рюкзака на землю, Сережа зачем-то взял его на руки. Кот не шевелился, только мурчал и жмурился, был очень холодный, очень перепачканный землей и очень, очень мертвый. И все равно хотелось прижать его к себе и погладить, а не положить обратно в могилу.
  - Ну ты...
  - Давай, Станя, говори. Я все прощу.
  - Трупная подстилка ты! Доволен?
  - Я - не очень. А ты?
  - И я не очень. Клади кота, ну.
  Сережа отпустил Петровича почти нехотя. Кот по-прежнему не шевелился, лежал в той же позе, на боку, как Сережа его и устроил, но и мурчать перестал, зашипел один раз коротко и как-то предостерегающе.
  - Ну, Петрович, вот. Э... ложись?
  - Лажа какая-то. Так не делают.
  - А как делают?
  - А я откуда знаю?! Я-то не фрик!
  Сережа осторожно погладил Петровича по лобастой башке, и пальцы онемели, как после прогулки час-другой без перчаток на морозе.
  - Петрович. Слушай. Покойся с миром.
  Никакой реакции.
  - Спи, Петрович.
  Петрович повернул голову и, как Сереже показалось, подмигнул. Издевательски так подмигнул.
  - Уходи, Петрович!
  Кот стал медленно подниматься на лапы.
  - Нет, стой! То есть, лежи! То есть, давай сдохни уже, пожалуйста!
  - Серега, ты издеваешься?
  - А похоже?
  - А не знаю. У тебя вообще что, в семье были такие уроды?
  - Да не было! И не знаю я, как положить кота!
  Станя перестал отводить взгляд, пялился прямо на Сережу и пялился явно выжидающе. Не подведи, мол. Примерно с тем же выражением смотрел на него и кот Петрович. Сережа присел рядом с ним на корточки, машинально сунул руку в разрытую землю.
  - Ложись, Петрович.
  - Ты это уже говорил.
  - Ну так сам придумай, что сказать!
  - Еще чего!
  Станя закурил. Ну да, то, что из окон учительской кто-нибудь увидел бы, что он курит, волновало его куда как меньше, чем, если бы кто-нибудь увидел его рядом с фриком. Странно, сложно и стремно было так думать о самом себе.
  - Отправляйся в могилу, Петрович. Приказываю, блин, тебе!
  - Поднял ты его без слов, кстати. Может, и положишь так же?
  Резонно. Сережа замолчал, уставился на Петровича, попытался сосредоточиться, но с тем же успехом он мог бы просить Станю полюбить всех на свете фриков, как самое себя. В голову лезли какие угодно мысли: а что родители скажут? А что теперь будет? А если кот никогда не ляжет? А если его все-таки не Сережа поднял? А кто тогда?
  - Ты вообще не стараешься!
  - Да стараюсь я! Умри, Петрович! Ляг в могилу Петрович! Уходи на тот свет, Петрович! Отправляйся в ад... то есть в рай, Петрович! Да пошел ты, Петрович!
  И Петрович пошел, и пошел именно по тому адресу, куда Сережа его так опрометчиво отправил. Петрович уцепился коготками ему за штанину и стал ползти вверх, как какой-нибудь коммандос из фильмов.
  - Станя! Сними его! Треш какой!
  - Блин!
  Станя снял Петровича, когда тот уже был на полпути к цели, и снова запихнул его в рюкзак.
  - Ладно, значит, ты настолько хилый труповод, что положить кота не можешь. Только, блин, послать.
  - Вот тебе смешно, а мне было страшно! Ты понимаешь, куда я его послал! И, главное, зачем!
  - Я - не понимаю. Но оно мне и не надо.
  Сереже ничего такого тоже даром не надо было, он был не из тех глупых подростков, вроде Димки Кузнецова, которые мечтали заделаться крутыми фриками и уехать в Европу за большими деньгами и большими приключениями. Ничего такого. До сегодняшнего дня Сережу все в его жизни устраивало, как есть.
  - Кота надо положить, так? - спросил Станя таким тоном, как будто у него уже было готовое решение проблемы.
  - Так, - кивнул Сережа. Петрович в рюкзаке неодобрительно заворчал. Мало того, что умер, так еще и человеческую речь понимать стал?
  - Мертвых кладут труповоды, так?
  - Ну, так.
  Интересно, к чему он клонит? Может быть, к тому, что раз Сережа положить мертвого не может, то никакой он не труповод больше, обвинения снимаются?
  - А где больше всего мертвых и труповодов?
  - В Европе?
  - На кладбище, идиот! Как стемнеет, пойдем на ближайшее кладбище, там наверняка тусы у таких, как ты! Найдем их, попросим помощи, пусть положат Петровича.
  Судя по движению в рюкзаке, Петрович был против плана категорически. Судя по наличию в голове мозгов, Сережа был с Петровичем солидарен.
  - На кладбище? После темноты? Скажешь еще, после комендантского часа?
  - Скажу.
  Наверное, Станя шутил. Вообще, шутил он редко, и особенно смешливым не был, но, может быть, теперь вот решился. Пожалуйста.
  - А до темноты что будем делать? - спросил Сережа, все еще надеясь, что сейчас Станя рассмеется и скажет, что пошутил.
  - Ну, пошли у тебя повисим.
  - Ну, пошли.
  Станя не передумал ни после трех бутербродов, ни после трехчасового махача в "Контру". Не остановил его и тот факт, что по запросу "Самые безопасные кладбища Москвы" Гугл выдавал "Возможно, вы имели в виду: самые опасные кладбища Москвы".
  - Сюда пойдем, - сказал Станя решительно, тыча пальцем в идиллическую картинку на экране. Зеленая ажурная оградка, синее летнее небо, куча зелени, совсем маленькие и, судя по всему, упокоенные могилы с цветами.
  - А это какое?
  - Вешняковское.
  Сережа смотрел на все остальные картинки по запросу "Вешняковское кладбище Москва" и думал, что, наверное, не такой уж это и плохой выбор. На всех фотографиях было лето, были красивые крупные планы церкви на входе, ее острые шпили, утопающие в не по-московскому яркой зелени, аккуратные кресты и ни одной разоренной могилы. Честное слово, как будто снимали на упокоенном Ваганьковском, а не на действующем Вешняковском.
  - Думаешь, там безопасно? - спросил Сережа.
  - Нет, конечно. Но туда удобно ехать. Сядем на восемьсот одиннадцатый.
  Станя бывал неумолим, если только хотел. Петровича он наотрез отказался выпускать из рюкзака, и бутербродами с ним делиться не позволил, и вообще, кажется, перестал его считать своим котом. Как и Сережу - своим другом.
  - А если мы никого не найдем?
  - Найдем.
  - А если мы не сможем вернуться?
  - Я тебя прибью.
  - Тебе совсем не страшно?
  - Страшно. Но это ради Петровича. Малая его любила, понял? Он такого не заслуживает. Не заслуживал, то есть.
  Сережа прикусил язык, чтобы не сказать, что если уж и делать что ради Петровича, то для начала не повредит его из рюкзака выпустить. Хотя если так разбираться, Петрович-то не дышал, ему никаких проблем не было и в рюкзаке посидеть, и в могиле, и даже под водой теперь. Странное дело, но мысль о том, что в коридоре у Сережи торчит мертвый кот, его не пугала совершенно. Все запасы ушли на страх перед необходимостью отправляться на настоящее, действующее кладбище после темноты.
  - А может, выйдем заранее? Ну, чтобы хотя бы засветло туда попасть?
  - М, молодец ты какой, - промычал Станя. - А может, на Ваганьковское поедем?
  Единственное место, которое в Москве было безопасным на сто процентов, - это Ваганьковское кладбище. Правда, прежде чем стать таким, оно стало самым, самым опасным, да и, пожалуй, не только в Москве, но и во всей России. После падения Железного Занавеса, который, как оказалось, был железным в самом прямом смысле слова, на границах раньше стояли маленькие железные столбики, не пускавшие фриков в Совок, фрики и нежить ломанулись в Россию толпами и стадами. Метафизику Сережа знал плохо, а понимал еще хуже, но что-то их сюда манило, то ли несчетные остатки полей от фриков, погибших в концлагерях, то ли огромные почти бесхозные территории, то ли отсутствие законов, ограничивающих магическую активность, то ли все сразу. Фрики со всего мира занимались своими обрядами на всех кладбищах без разбору, и вот дозанимались. Разупокоили Ваганьковское целиком. То, что с него вылезло в две тысячи третьем, опустошило близлежащие улицы быстрее, чем милиция успела приехать на первый вызов, и съело почти весь зоопарк, не говоря уже о приехавшей на вызов милиции. Пока в правительстве решали, где взять деньги и специалистов, чтобы упокоить кладбище раз и навсегда, прошло три дня и погибло больше тысячи военных, сдерживавших нежить, и даже с десяток добровольцев из местных сознательных ведьм и фриков. Ну, все решили, конечно, и деньги нашли, и фриков вызвали прямо из Нового Орлеана, самой высшей пробы. Они, естественно, очистили улицы, но станции метро "Беговая" и "Улица 1905 года" все равно оставались до сих пор закрытыми на вход и выход. Фрики упокоили кладбище, поклявшись, что больше никто и ничто на нем не поднимется, но то, что уже поднялось, так просто не свалило. Всех их только и смогли, что загнать под землю, как и призраков, бушевавших в свое время на Лубянке. И если наверху на Ваганьковском было так спокойно, что хоть мамкам с колясками гулять, то наверное, даже не всякий вампир решился бы спуститься даже в подземный переход на "Беговой", не говоря уже о платформе.
  Впрочем, все эти события не помешали энтузиастам разупокоить через несколько лет Раевское и Перловское кладбища, а совсем недавно, в прошлом году - еще и Ясеневское вместе со всем Битцевским парком целиком. Ну, поскольку эти три кладбища были на окраинах, никто не стал морочить себе голову с профессиональным упокаиванием. Районы просто поставили на карантин, обнесли колючей серебряной проволокой, приставили патрули, а тоннели, ведшие к станциям "Бабушкинская" и "Новоясенево" повзрывали. Все в сумме вышло дешевле, чем упокоить одно Ваганьковское.
  Нет, конечно, на самом деле, в Москве все было не так плохо, как могло показаться. Наверное, не было в их школе такого ребенка, который бы хотя бы раз не нарушил комендантский час. Из дому выбегали на спор, и на свиданья, и выгулять собаку, и встретить родителей, и в аптеку, да чего только не могло понадобиться на улице после восьми вечера. Сам Сережа нарушал комендантский час раз пять, из них - трижды с отцом, который считал, что в мужчине нужно воспитывать храбрость. Любыми мерами, даже такими радикальными. Один раз они с пацанами сидели на лавочке, на спор, кто дольше выдержит, проиграл Сашка Новиков, выиграл Станя. И еще один раз они бегали искать забухавшего Станиного батю, которого неизвестно что дернуло свалить искать добавку. Ни один из пяти раз Сереже не понравился.
   Но была их школе симпатичная девочка из десятого, Соня Смирнова, которая в сентябре домой не вернулась. Ни до комендантского часа, ни после. Вернулась в октябре, но порог квартиры без приглашения переступить не смогла. Что там с ней дальше стало, Сережа не знал, ее родители переехали, а сама она, естественно, в школу больше не ходила. К счастью.
  - Да успокойся ты, Сереж. Вон, учти, в Википедии написано, что площадь кладбища - полтора гектара всего. Да мы его десять раз обойти успеем и вернуться, я еще мамку со смены встречу.
  - Мне кажется, ты плохо представляешь себе полтора гектара, брат.
  Полтора гектара нежити.
  - Короче, я все равно поеду и найду урода, который положит мне моего Петровича. А ты если трусишь - оставайся дома.
  Сережа помотал головой. Ни на Станю, ни на компьютер он не смотрел, только в окно, где медленно гасла узкая, светлая полоска неба. Конечно, комендантский час носил строго рекомендательный характер, никто не хватал нарушителей на улице и не сажал на пятнадцать суток, да и начаться он должен был еще только через часа три. Но ведь и круглосуточных заведений в Москве почти не осталось. Сначала закрылись ларьки в переходах и на остановках, Сережа хорошо помнил, как пару лет назад они исчезли почти все в один день, как будто их в асфальт закатали, или заклятьем убрали. А может, так оно и было. За ними последовали маленькие магазинчики, за ними - небольшие торговые центры, которым не хватило денег заиметь собственную охрану из фриков. Детишки, вроде Алины Логиновой, наверное, думали, что лучшее место для прогулок - это "Меги" с "Ашанами". Других они и не знали. Да и те закрывались в десять вечера. Метро работало до одиннадцати, наземный транспорт тоже до десяти. Наверное, не нашлось бы во всей Москве ни одного человека, который по доброй воле оказался бы в полночь на улице. А бомжи, ну а бомжи с улиц исчезли примерно между маленькими магазинчиками и небольшими торговыми центрами.
  Вот так вот и жили.
  Небо за окном светлело, делаясь из грязно-красного таким белесым, каким бывало только перед самой-самой темнотой. Таким же белесым, как пелена у Петровича на глазах. Сережа поежился.
  - Ладно. Ради Петровича.
  - Ну не ради того ж, чтоб тебе, уроду, новых друзей найти. Бутер мне сделай, фрик.
  - Не боишься есть то, к чему прикасалась рука фрика? - не выдержал Сережа.
  - Не боишься, что я тебе руку оторву? Нет? Ну и правильно. Есть хочу.
  Пока они возились на кухне, окончательно стемнело. Как раз сейчас их счастливые, не имеющие никакого отношения к поднятию котов одноклассники, засели по домам, закрылись на все замки и приступили к урокам и ожиданию родителей с работы. Теперь-то Сережа им даже завидовал. Наконец Станя постановил, что можно выдвигаться. Он выписал адрес кладбища на вырванный из тетради по химии лист, переложил кастет из рюкзака в карман, а неподвижного Петровича - в пакет. В общем, был во все оружии, не то, что Сережа.
  - У тебя что, ничего вообще нет? Даже Библии?
  - Я ж не крещеный. А родаки - атеисты.
  Так что единственное, что Сережа мог взять из дому, чтобы увеличить свои шансы выжить, были его очки.
  - Ну, понятно теперь.
  - Что тебе понятно?
  Станя выразительно скосился на пакет с Петровичем.
  - Сам его понесешь, короче. Понял?
  Да чего уж тут было не понять.
  Улицы еще не обезлюдели совсем, как бывало обычно к восьми-девяти, но детей уже не было ни на площадках, ни на скамейках. Глядя на пустые качели, Сережа отчетливо вспомнил, как напугался этим летом, когда не мог заснуть до часу ночи, потому что явственно слышал, как качели скрипели и кто-то ржал тоненьким и противным, явно детским голоском. Тогда-то Сережа и понял, почему квартиры на девятом этаже настолько дороже квартир на первом, и почему на квартиру на последнем этаже не хватило денег даже у его семьи.
  - Чего плетешься так медленно?
  Сложно было объяснить Стане, почему Сереже так упорно казалось, что каждый прохожий должен был знать, что в пакете у него мертвый кот, и за это его ненавидеть. Сережу, не кота. Кот-то - жертва в этом случае.
  - Интересно, а в автобус нас вообще пустят?
  - Серега, не параной.
  В автобус, их, конечно же, пустили. Хотя в автобусы пускали и ведьм с вампирами, были бы у них проездные. Нет, нет, нет, это совсем не та мысль, о которой стоило думать на улице, после наступления темноты.
  - Слушай, а как считаешь, - зашептал Сережа, оглядывая немногочисленных людей в салоне, так глубоко ушедших в свои шапки и свои проблемы, что даже не замечавших его взгляда, - а сколько тут... ну, этих?
  - Это ты мне скажи.
  Станя, конечно, изрядно переоценивал Сережины способности. Наверное, он со всеми фриками так. И лучше так, чем недооценивать возможного противника. Станя повторял шепотом каждое название остановки, даже такое дурацкое, как "Автокомбинат ? 40", и глаза у него горели. Тут-то до Сережи и дошло, что Станя, наверное, всегда мечтал о каком-нибудь подобном приключении, ну, может быть, только в своих фантазиях он фриков дубасил на кладбищах, а не сопровождал. Сереже совсем стало плохо, и Петрович, как будто разделяя его настроения, завозился в пакете.
  - Да держи ж ты его! - зашипел Станя. Спасибо хоть, что в автобусе постеснялся ругаться "труповодом". А может, и побоялся. В конце концов, не все труповоды домой после работы возвращались на машинах или метлах, какие-нибудь, похуже, могли и на восемьсот одиннадцатом автобусе ехать. Хотя нет, скорее, труповоды сейчас только выезжали на работу, не могли же они совершать всякие непотребства на кладбищах прямо посреди бела дня.
  Или могли?
  Петрович в пакете ворчал и никак не желал успокаиваться, наверное, тоже не хотел на Вешняковское кладбище. Даже в мертвом коте Петровиче помещалось больше инстинкта самосохранения, чем в Стане Логиновом. На "Улице Юности", предсказуемо, никто кроме них двоих не вышел.
  - И куда теперь?
  Вместо того, чтобы рявкнуть, что фрикам лучше знать, где кладбища, Станя достал нарисованную на листике схему и отправился к ближайшему фонарю.
  - А долго идти? - спросил Сережа.
  - Сережа, - сказал Станя, - ты бесишь. Пошли.
  На остановке не было вообще никого, но даже с нее уходить не хотелось. Остановка - какой-никакой, а шанс снова оказаться в автобусе и попасть домой. Сережа поежился и зашагал за Станей в темноту. Машины с ревом проносились мимо, белозубые девушки улыбались с рекламных щитов и советовали захрустеть и не устоять, попробовать ветер на вкус, а потом уверяли, что знают людей и предлагают решения, но ни у одной из них, наверняка, не нашлось совета, как поступить, если лучший друг тащит тебя на кладбище, а ты при этом еще не умер и пока не собираешься. Когда из спутанной массы голых веток и проводов вынырнула крыша Большого дворца в Кусково, Сережа чуть не завопил от страха, хотя бояться домов, таща в пакете мертвого кота, было не самым разумным в его жизни поступком. Дальше пришлось идти мимо темного пруда, и впервые в жизни Сережа пожалел, что по ОБЖ они школьную программу не опережают. Навок они должны были начать изучать только в этой четверти, и первый урок был бы только завтра. Был бы. Если завтра наступило бы вообще.
  - Слушай, Стань, а на ваших мы там не наткнемся? А что будет, если наткнемся?
  - Ты-то откуда знаешь?
  - Ну, когда я маленький плохо себя вел, отец заставлял меня смотреть криминальные хроники.
  - А меня, если я себя плохо вел, батя бил телефонной трубкой по башке. Не доставай.
  Станя помолчал, видимо, давая Сереже время на раскаянье и сочувствие, а потом все-таки пояснил:
  - Карательные рейды это называется. И чтобы в такой попасть - нужно очень постараться. Еще есть зачистки, но туда тоже берут ребят, которые не меньше пяти лет...
  Станя запнулся, понятное дело, что он не знал как сказать, что вообще скинхеды в своей скиновской компании делают. Состоят? Служат? Сидят? Все не подходило.
  - Короче, я пока не по этим делам и не знаю, на какие кладбища пацаны ходят.
  А по каким делам он был, Сережа и так отлично знал. По походам на футбол, по граффити и по теоретическому курсу борьбы с нежитью. Вряд ли что-то из перечисленного им сегодня могло бы помочь.
  Улица Юности, какой бы длинной и пугающей не была, рано или поздно должна была закончиться, и момент этот Сережа посчитал необходимым встретить должным образом подготовленным.
  - Подержи, пожалуйста, и не презирай меня больше обычного.
  Сережа передал Стане пакет с котом и достал из сумки очки. Сейчас или никогда.
  - Буду презирать. Возьми теперь еще и ножик. И кота, блин, забери своего.
  Говорил Станя так, как будто его вот-вот должно было вывернуть от омерзения, даже протер руки влажной салфеткой, но ножиком все равно поделился. И хотя Станин ножик, к сожалению, был самым обычным, перочинным, а не серебряным или заговоренным, Сережа все равно сунул его в карман. Для спокойствия. Жаль, что с той же целью в другой карман нельзя было засунуть Петровича.
  Прежде чем заметить кладбищенскую ограду, Сережа увидел маковки церкви и счел это хорошим знаком. Конечно, Сережа не слышал еще ни одной истории о том, кто бы спасся в церкви, но зато слышал о тех, кто спасся благодаря настоящей вере. По крайней мере, выжившие в девяносто девятом на Лубянке, все как один в интервью твердили о Боге, нательных крестиках, иконках в сумках и всяком таком.
  - Полезли, - сказал Станя.
  - А что, вход мы искать не будем?
  - Баран, мы же хотим проникнуть на кладбище тайно!
  - А мы вообще хотим проникнуть на кладбище?
  Станя уцепился за ограду, которая на радостных фотографиях из поисковика была зеленой, но в темноте выглядела черной, подтянулся и уже через секунду был по ту сторону. Сережа просунул пакет с Петровичем между прутьями и тоже полез. Возился он дольше потому, что одной рукой приходилось придерживать очки, чтобы не упали. Сережа дома в них только фильмы смотрел и в приставку рубился, и даже не представлял, как неудобно в очках рисковать жизнью.
  - Ну, чего-чего-чего, чувствуешь чего-нибудь? - зашептал Станя, когда Сережа наконец приземлился.
  - Ты достал, честное слово. Я просто поднял сегодня кота и еще послал его, это все. Думаешь, труповоды как-то особенно пахнут или носят значок "Хочешь поднять трупаря - спроси меня, как"?
  На самом деле, Сережа соврал. Кое-что он почувствовал, как только перелез через ограду, когда носки его ботинок еще даже земли не коснулись. На кладбище было холоднее, чем вообще на улице, и холод этот был ужасным неприятным, похожим на озноб при высокой температуре, от него леденели ноги и не слушались пальцы на руках, и горело лицо. Но, конечно же, этого Стане говорить не следовало, а, то еще, чего доброго, он решит забить Сережу своим кастетом прямо на месте.
  Станя засмеялся, а потом легонько постучал Сережу кастетом по лбу:
  - Козлина ты, Серег. Я спрашиваю, может, ты слышишь кого-нибудь? Как человек, блин, ушами!
  Сначала Сережа хотел сказать, что ничего он не слышит, кладбище вообще было местом удивительно тихим, тут даже шум машин был какой-то приглушенный, но быстро передумал. Кладбищенская тишина была до краев полна звуками, просто звуками другого порядка, к которым ни Станя, ни Сережа не были привычны. Скрипы, шорохи, охи и ахи - такие тихие, что Сережа не был уверен, что вообще их слышал. Не был уверен, что их слышал, но был уверен, что они были.
  Стало еще холоднее.
  Сережа оглянулся; кладбище было такое маленькое, что, пока он подпирал спиной ограду на одном его конце, через голые кусты и ряды могилок мог спокойно рассмотреть ограду на другом, точно такую же, аккуратную и витую. И даже дорогу с изредка проезжавшими машинами за ней. Сразу же стало спокойнее, Станя был прав, они трижды успеют все здесь обойти и еще вернуться домой и встретить тетю Наташу на остановке. Нечего бояться. Сережа подобрал с земли пакет с Петровичем, отряхнул его почти заботливо и сказал:
  - Ну, пойдем осмотримся, да?
  И в этот же момент случилось две ужасающие вещи. Во-первых, Станя обернулся, уставился на Сережу круглыми-круглыми глазами и прошептал:
  - Ты что, ничего не слышишь?
  А во-вторых, Петрович издал душераздирающий вопль и решил заодно и пакет разорвать. Когтями, не воплями. Естественно, Петрович трепыхался так, что Сережа его не удержал.
  - Петрович, уймись! Приказываю тебе!
  Но то ли на кладбище фокус работать перестал, то ли Петрович обрел какую-то неведомую силу, то ли к нему вернулся паршивый прежний характер, но он исполосовал пакет, отряхнул с себя ошметки и рванул в темноту.
  - Да куда ж ты! Давай за ним, Стань!
  Сережа не сразу понял, что с места он сдвинуться не может потому, что Станя держит его за воротник.
  - Стой. Слушай.
  Скрипы и шорохи, прежние, едва различимые, но все же вполне существующие. Как-то удивительно отчетливо Сережа ощутил, что кладбище жило своей жизнью, не такой, как у них со Станей, конечно, а жизнью организмов попроще и побольше одновременно, вроде кораллового рифа из познавательных передач, которые вместо уроков биологии любил включать им их директор, Михаил Иванович.
  - Давай спокойно подумаем, - сказал тогда Сережа. - Нам тридцать на двоих, и мы одни на кладбище. Нет смысла нас запугивать. Все, что нас может сожрать, сожрет нас сразу, а что не может, то и не сможет.
  - И откуда ты стал такой знающий? - снова заржал Станя, но смех у него получился скорее нервный, чем веселый. Да Станя вообще был не из смешливых. Не то что кладбищенские жители.
  Стоп, какие еще жители?
  Сережа потряс головой и тоже наконец различил тихий, ужасно тихий, но отчетливый смешок. Не свой собственный, не Станин и уж, конечно, не Петровича. Смешок снова напомнил Сереже ту летнюю историю со скрипом качелей в час ночи. Тоже явно принадлежал ребенку, а не взрослому.
  - Стань, ты это слышал?
  - Спокойно. Страх для них как кетчуп или там майонез, смотря как они больше любят.
  - Это тебе на сходке рассказали?
  - Нет, блин, трупари нашептали! Как тебе только что!
  Смешок раздался снова, на этот раз как будто гораздо ближе. И тогда Сережа сказал то, чего сам от себя не ожидал:
  - Надо найти Петровича.
  И это говорил Сережа Аверин, который во всех критических ситуациях знал только один идеальный выход: бежать.
  - Чего-чего-чего?
  - Ну, ты понимаешь, вот эта штука, которая смеется, она ж только смеется.
  - Пока.
  - Может быть, только пока.
  - Нет, ты не понял, пока, фрик фриканутый, ищи сам своего кота, я сваливаю...
  Снова смешок. В этот раз длиннее, отчетливее и оборвался он всхлипом. А потом штука что-то пролепетала, кажется, даже нараспев.
  Станя закрыл глаза и стал твердить, как заведенный:
  - Не смотреть, не прислушиваться, не искать, не верить. Не обращать внимания.
  Это были уже даже не скиновские тайные знания, это был свод правил, которые знал даже пятилетка. Согласно какому-то там закону метафизики, третьему или пятому, концентрация внимания усиливала насыщенность магического поля человека и увеличивает возможность взаимодействия с другими полями. И меньше всего на свете Сереже хотелось сейчас взаимодействовать с тем, кто лепечет на кладбищах детским голоском. Или голосочками?
  - Штука наворачивает вокруг нас круги, - сообщил Станя. - Вот молодец она. Офигеть теперь.
  - Ну, блин, ну нельзя же вот так оставить здесь Петровича. Мы его сюда привезли, я его поднял, я перед ним виноват, я перед ним в ответственности, и если его сожрут...
  Сережа осекся, потому что теперь тоже различил шорох, такой шорох, как если вокруг тебя нарезают круги. И круги, судя по звуку, сжимались.
  Сережа предпринял последнюю отчаянную попытку вернуть кота и выкрикнул:
  - Петрович!!! Вернись! Мы валим без тебя!
  Станя схватил его за рукав:
  - Валим!
  Станя развернулся обратно к ограде, и Сережу заставил развернуться, но вот какая незадача: ограды на месте не оказалось. За спиной у них были такие же ряды могил, как и впереди.
  - Какого ж? - выдохнул Сережа.
  - Церковь. Церковь ищи! Где церковь - там выход!
  Видимо, схема кладбища у Стани была не только на листике из тетради, а и в голове. Проблема была в другом: церкви больше не было. Нигде.
  - Мы же с места не двигались, - сказал Сережа почти обиженно. Судя по звуку, смешливая штука перекривила его. Хорошо еще, что слов было пока не разобрать.
  - Мы - нет. Кладбище - да, - сказал Станя торжественно, явно подражая кому-то из скинхедов постарше.
  И его-то штука дразнить почему-то не стала. Станя и Сережа оглядывались, вертелись на месте, пялились на могилы во все глаза, короче, делали все, чего на кладбище делать было нельзя.
  - У кого...
  Это был не Станя, у него с роду не было такого противного, тонкого голоска. И не Петрович, тот разговаривать не умел.
  - ...четыре...
  И считать, конечно, тоже. Мама!
  - ... глаза...
  - Сваливаем!!!
  Станя схватил Сережу за руку, кастет неприятно впился в ладонь, и они побежали. И жуткая, говорливая штука тоже, и как же хорошо она бегала. Боковым зрением, поверх оправы очков Сережа рассмотрел смазанное пятно, скакавшее по надгробиям и оградкам могил. Больше Сережа не смотрел ни на что, кроме как на свои очки. Потерять их было бы полным и бесповоротным концом. Быть чуточку близоруким в школе означало, что все девочки выглядели чуточку симпатичнее, но быть близоруким на кладбище означало стать мертвым чуточку быстрее, чем можно было бы.
  Потому-то Сережа и не заметил, как врезался в кого-то, выросшего у них на дороге, как будто из-под земли. А может и не как будто. Заметил Станя, и налетел, и отпихнул Сережу в сторону с такой скоростью, что куда там прыгавшей по надгробиям штуковине. Судя по звуку, кто-то получил кастетом по чему-то мягкому и упал, и получил бы еще кованным носком ботинка, если бы вовремя не увернулся.
  - Эй, успокойтесь! Я не причиню вам вреда!
  - Чего-чего-чего?!
  - Четыре глаза.
  Судя по интонациями, даже жуткая штуковина была удивлена таким поворотом событий.
  - Ты же сам говорил ни на кого не смотреть, ни с кем не разговаривать и ничего не искать, - сказал Сережа и оттащил Станю подальше. - А ну прекрати болтать с монстрами!
  - Да не монстр я!
  - И маскируешься плохо.
  Станя заржал, а Сережа решил все-таки посмотреть повнимательнее, на кого ж такого они напали. Судя по шапочке с помпоном и пуховику, и питерскому говору, который видно не было, но слышно было отлично, парень, с виду их ровесник, действительно мог оказаться человеком. Очень неприятным человеком.
  - Гордеев, - сказал вдруг он, и Станя с Сережей даже переглянулись, думая, что это парень к кому-то из них обращается. Обознался вроде как. Но оказалось, что это он так представляется. - Макс Гордеев. Мастер Макс.
  - Мастер? - переспросил Сережа.
  - Ты же рейзэр, привыкай к профессиональному жаргону. Фрики - так только штатские говорят.
  - Кто?
  - Наше самоназвание - мастера. Маги, - пояснил Гордеев.
  - М, так ты фрик? - промычал Станя, и на всякий случай Сережа его отодвинул еще подальше.
  - А ты тупой фашист. Лучше скажи, что ты и твоя модная подружка делаете на кладбище в восемь вечера?
  Значит, комендантский час уже начался. Вот ведь!
  - Ладно, не трудись отвечать, я и так все знаю. Ты - молодой рейзэр, сегодня ты поднял кота, и я почувствовал изменения поля и следил за котом...
  - Ты следил за котом?!
  Станя снова заржал.
  - А еще громче не можешь? Или ты и твоя модная подружка до сих пор не додумались, что смех его и приманивает!
  - Кого?
  - Какая еще модная подружка?
  До Сережи не сразу дошло, что "модной подружкой" парень по имени Макс Гордеев называет его, и название это звучало даже обиднее, чем какой-то рейзэр. Жуткая штука посмеивалась где-то не так уж и далеко и в унисон со Станей, зато хоть больше ничего не рассказывала. Как будто подслушав Сережины мысли, штука пролепетала:
  - У кого четыре глаза...
  - Да какие четыре глаза?! Почему четыре глаза, я вас спрашиваю?! - чуть ли не взвыл Сережа.
  - Да потому что ей тоже смешно, что ты очкарик, - пожал плечами Станя. Кажется, его пробивало на новый приступ смеха.
  - Так, вы, оба, заткнитесь и послушайте мастера. Это просто кладбищенский житель, причем один из самых безобидных, питается смехом. И сам шутит в меру своих скромных возможностей. На некоторых кладбищах попадаются действительно забавные экземпляры. Но если будете много смеяться, то он может выгрызть вам трахею, чтобы съесть ваш смех.
  - Т-т-трахею? - переспросил Сережа и сунул руку в карман, где лежал Станин перочинный ножик. Стало чуточку легче.
  - Т-т-точно, - передразнил Гордеев. - Следит, чтобы кладбище было местом скорби.
  Жуткая штука издала короткий смешок и затихла, как будто засмущалась.
  - На кладбище вообще масса правил и табу, и такие невежды, как вы...
  Сережа не выдержал, перебил:
  - Слышишь, брат, ну ты никак не можешь быть настоящим взрослым фриком! Сколько тебе там? Пятнадцать? Шестнадцать?
  - Тебя сейчас только это волнует, рейзэр?
  - Нет, еще мы ищем кота. И что такое рейзэр?
  - У тебя вообще как с английским? Плохо? Троечка? Оно и видно! Рейзэр - от английского "raise", что значит поднимать. Тот, кто поднимает мертвых. Труповод, если говорить обидно и просто.
  Станя вдруг схватил Гордеева за шкирку, приподнял, потряс и поставил на место.
  - Слышь, ты, мастер.
  - Мастер Макс!
  - Да какая разница! Раз ты назвал свое полное имя на кладбище, значит, ты или дурак, или действительно кое-что умеешь!
  - Как приятно видеть такого образованного фашиста!
  - Я нацист. А ты завали и слушай. Найди нам кота и выведи отсюда.
  - А то что?
  - А то то.
  - Не боишься угрожать мастеру?
  - Нет.
  - Он всегда такой недоходчивый?
  - Какой?
  Пока Станя с Гордеевым препирались, Сережа зачем-то прислушался. К кладбищу, не к ним. Без шуток кладбищенского жителя об очкариках стало как-то даже одиноко, а еще слышалось теперь что-то вроде дыхания, тоненького, с присвистом, тоже едва различимого, как и все кладбищенские звуки. Нет, нет, нет, все, что здесь было, не могло дышать. Все здесь было мертвым, в разной степени, но мертвым, мертвым.
  - Это же не дыхание, правда? - спросил Сережа, а потом, после небольшого размышления снова уцепился за Станину руку.
  - Нас провожают. Забыли, что ли, что Россия - страна нежити!
  - Россия - для живых! - расхрабрившись, проскандировал Станя.
  - Не то место, фашист.
  Сережа снова прислушался. Дыхание было слышно по-прежнему, и еще, кажется, стало ровнее. Но ощущалось еще кое-что, даже скорее не ощущалось, а понималось, как понимались аксиомы по геометрии там. Некоторые мертвые хотели перестать быть мертвыми, и они... приближались.
  - Эй. Минутку внимания, друзья. Нам надо очень быстро найти нашего кота и свалить! - сказал Сережа.
  - Прекрати быть такой трусливой подружкой. Я же сказал, нас провожают! - протянул Гордеев.
  - И что это значит? - спросил Сережа, даже не обидевшись на очередную "подружку". Слишком страшно было.
  - Это значит, что такие, как ты, их приманивают.
  - Кого их?
  - Стоп, стоп, ты их приманиваешь, Серег? А ну пошел вон тогда!
  - Успокойся, фашист. Они нас не тронут.
  - Да кто они?
  - Чего это не тронут? Потому что ты такой крутой?
  - Нет, потому что ты такой фашист.
  - Чего-чего-чего? Серьезно?
  - И шуток не понимаешь. Не тронут потому, что я здесь.
  - Как-то это... - Сережа помолчал, подбирая подходящее слово, а потом выпалил: - Сомнительно!
  - Слушайте, я правильно понимаю: один из вас избалованный мажор, второй - из семьи алкашей?
  - Ты точно за нами следил! - сказал Сережа, но Гордеев только отмахнулся.
  - Так вот, много вы можете знать о мертвых?
  - Мы видели мертвого кота! И кое-кто его послал!
  - Фашисты все всерьез воспринимают?
  От большой ссоры, которая непременно закончилась бы большой дракой, Сережу удерживало только одно. Этот вот Макс Гордеев, или как его там, был их единственным шансом спастись, а заодно и единственным шансом Петровича.
  - Мертвые - трусливее большинства живых, не считая тебя, подружка, конечно. Они будут сопровождать нас, но не нападут, если мы не дадим им повода.
  - Это все замечательно, - перебил Сережа, - но ты можешь просто помочь нам найти кота и вывести отсюда?
  - Ну, это же ты рейзэр, а не я. Ты должен чувствовать мертвых. Ты поднял кота, тебе его и искать.
  - Да ничего я не чувствую!
  Сережа снова соврал. Кое-что он ощущал вполне отчетливо, но как только он попытался это ощущение проанализировать, то понял, что все равно это не то, что Гордеева бы заинтересовало. Он действительно чувствовал мертвых, но в основном это были какие-то мелкие мертвые зверьки, крыски там или землеройки. Прямо под ногами, и слева, и справа, и вообще везде, зверьков было удивительно много, даже странно было, что раньше Сережа их не замечал.
  - Ладно, если ты такой бесполезный, то поведу я, - изрек Гордеев так, как будто снимался в приключенческом фильме.
  - Ты тоже поднимаешь мертвых?
  - Слышь, это что еще за "тоже"? - промычал Станя.
  - Я вообще многое умею. Только тут такое дело. По сторонам все равно не смотрите, а только под ноги. Для перестраховки.
  Совет, вообще-то, был прост и понятен, отчего было его не выполнить? Но Сереже почти нестерпимо хотелось оглядываться по сторонам, смотреть, смотреть и смотреть, потому что кладбище этого желало. Да, да, как бы это глупо не звучало, но Сережа вдруг стал понимать, что у кладбища были свои желания, и что оно могло быть очень настойчивым. Он ловил себя на том, что то и дело украдкой принимался изучать какое-нибудь надгробие, рассматривать имя и дату на нем.
  Станя надавил Сереже на голову и заставил смотреть вниз, на носки своих ботинок, и зрелище было всячески приятным, привычным и даже домашним, не считая, конечно, крошек земли на светлой замше. Но как только он убрал руку, снова захотелось оглядываться.
  - Я вижу, у вас возникли определенные трудности! - сказал Гордеев. - Но как эксперт во всех магических ситуациях скажу вам, что все трудности вы можете преодолеть, если просто будете идти за мной след в след. Рано или поздно упремся в ограду.
  - Или в могилу.
  - Или в трупаря.
  - Вы такие пессимисты.
  - Козел! - сообщил Станя веско. - Может, отстанем и умрем?
  - Я все слышу!
  - Даже со слухом, как у летучей мыши, все равно козел!
  - Сам ты козел, - сказал Гордеев. Кажется, он обиделся. - А я... я эксперт!
  - Уже не мастер?
  Станя действительно ненавидел всех фриков и ненавидел вполне действенно, но то, как достал Гордеев, вряд ли было связано с тем, каким фриком он был.
  - Чего мрачные такие? - сказал Гордеев примерно через минуту. Как ни в чем не бывало, как будто и не слышал, как его ругали козлом. - Считайте, что мы на прогулке. Хотите, обрадую вас?
  - Нет.
  - Нет.
  - Я буду учиться в вашем классе!
  - Чего-чего-чего?
  О нет, меньше всего Сережа ожидал, что что-то из встреченного ими сегодня на кладбище, переберется к ним в школу.
  - Того, того. Вы вообще знали, что ваш директор очень лоялен к фрикам? Прямо покровительствует им.
  - По-моему, он лоялен только к телику, - сказал Сережа.
  - Фиготня какая-то, - добавил Станя.
  - Ну почему же? Я буквально два дня назад переехал из Петербурга, еще не выбрал, в какой школе учиться...
  - А разве эти, ну... как ты там говорил, мастера учатся в обычных школах? - спросил Сережа. Гордеев, конечно, раздражал, но, по сути, он был первым настоящим фриком, который просто обязан был ответить на парочку Сережиных вопросов. Правда, вопросу Гордеев явно не обрадовался. Он запнулся, и шедший сразу за ним Сережа едва не врезался в него. Какое-то время Гордеев молчал и стоял на месте, и Сереже даже показалось, что мастер и эксперт испуган, но потом он заговорил обычным голосом:
  - Бывает по-разному. Некоторые - да, некоторые - нет. Я не понял, вы что, не рады?
  - Нет.
  - Ну... нет.
  - Зря! Вы не понимаете, что теряете! Так вот, когда я увидел изменения поля рядом со школой, то сразу понял, что мне в ней понравится! Уговорить директора оказалось проще простого, я просто пролеветировал его ручку...
  - Ты умеешь левитировать ручки? - спросил Станя с таким живым интересом, как будто речь шла не о фриках, а о бесплатной раздаче еды.
  - Я, можно сказать, эксперт по левитации.
  А вот Сережу с каждым шагом все меньше интересовали области, в которых Гордеев был экспертом, и все больше - собственное душевное здоровье. Он все еще слышал чужое дыхание и становился все более уверенным в том, что это не дыхание какой-то конкретной штуки, а целого кладбища. Не мог перестать думать о нем, как о целом организме, внутрь которого они со Станей так опрометчиво забрались. Организм мог их сожрать и переварить, а мог и выплюнуть, но от них решения организма не зависели никак. Помимо мыслей, с каждым шагом делалось все противнее, холоднее, руки и ноги немели, а дышать было тяжело.
  Станя зашептал:
  - Не боись, если он оступится, упадет и сломает шею, мы не пойдем в ментуру!
  - Я все слышу!
  - Ну так. Ты ж эксперт!
  Сережа с трудом вдохнул, зажмурился и сказал Стане:
  - Слушай, если я упаду и перестану дышать, ты, пожалуйста, не бросай меня, а если бросишь - хоть в ментуру сходи.
  Станя замолчал, видно было, что задумался, а потом сказал:
  - Ладно, тебя не брошу. Пока.
  - Что, плохо тебе? Чувствуешь что-то? - участливо спросил Сережу Гордеев. Правда, тут же он сказал Стане совсем другим тоном:
  - А ты зря стараешься. Скинов все равно никто не любит!
  И тогда Сережа не выдержал.
  - Да! Мне плохо! Чувствую кое-что ужасное! Что ты рядом, Гордеев!
  Надоело бояться, надоели дурацкие шутки, и очень, очень надоел мастер и эксперт Макс Гордеев. Мысль, пришедшая Сереже в голову, еще и не оформилась толком, была не мыслью, а так, дурацкой догадкой, предположением. Сам не зная, что в результате получится, он наклонился, зачерпнул горсточку слишком влажной, как для ноября земли и запустил Гордееву в лоб. А потом уставился на свою перепачканную ладонь. Земля была странной, жирной, очень черной, даже в темноте очень черной. Как будто и не землей вовсе.
  - Ты сдурел? - спросил Гордеев, который от неожиданности даже увернуться не смог. Земля падала у него со лба комочками и оседала на носу. - Ты же сейчас меня им заказал!
  - Кому? - деловито поинтересовался Станя.
  - Заказал? - переспросил Сережа.
  Заказать можно было пиццу или подарок на день рождения от родителей, и в обоих случаях нужен был телефон, а не горсть кладбищенской земли. Сережа потряс головой, и с удивлением отметил, что дышать стало легче. А вот Гордееву, судя по всему, стало как-то нехорошо. Он втянул голову в плечи и оглядывался так увлеченно, как будто сам не говорил пару минут назад по сторонам не смотреть. Машинально Сережа оглянулся тоже. И увидел. И такое увидел!
  Со всех сторон, буквально со всех могил поднимались темные силуэты. Больше всего они были похожи на все те же комья земли, но в форме людей, с руками-ногами и даже, в некоторых случаях, головами. Прежде чем Сережа успел рассмотреть что-то еще, Станя рванул его за воротник и потащил прочь.
  - Сваливаем! Там ограда!
  И они свалили, начисто позабыв и о Петровиче, и об эксперте Максе Гордееве. Только у самой ограды Станя выдохнул:
  - Ты зачем это вообще сделал?
  - А что я сделал?
  - Лезь давай. А то еще с тебя станется рвануть обратно.
  Сережа попытался оглянуться, но Станя подпихнул его к ограде.
  - Лезь.
  Шевеление и шаги за спиной были слышны ужасно отчетливо, и еще было слышно что-то вроде стука зубов.
  - Я полезу, а тебя сожрут? - спросил Сережа. А потом подумал немножко и сказал: - Я полезу.
  Ноги так онемели, и так дрожали, что Стане пришлось его подсаживать. Уже по ту сторону ограды, пока Сережа хватал ртом воздух и все никак не мог отдышаться, Станя спросил:
  - Так зачем ты им скормил эксперта?
  - Не знаю. Обиделся.
  - Ну, блин, ты обидчивый!
  До Сережи с трудом доходило, что, кажется, он только что убил человека. Скормил ожившей земле всего Макса Гордеева целиком, с его питерскими понтами и шапкой с помпоном. И еще, возможно, Петровича скормил тоже.
  - Давай вернемся!
  - Лучше убить человека и выжить, чем убить человека и еще и умереть, - сказал Станя спокойно и даже как-то радостно. Наверное, он еще просто не осознал, что случилось. Сережа и сам очень медленно понимал, что наделал. Зачем он вообще эту землю схватил?
  - Давай хоть в ментовку пойдем.
  - И нас посадят? Нам же не четырнадцать! Хочешь в колонию?
  Мам, отец, извините, я убил человека с помощью комка земли и вообще фрик?
  - А ты чего хочешь?
  - Мамку встретить с работы и пожрать.
  Тетя Наташа, Станина мама, самоотверженно мыла офисы и торговые центры, возвращалась она домой не раньше десяти, и зачастую рисковала собой больше, чем Станя с Сережей и покойным экспертом Максом Гордеевым вместе взятые. Но ей нужно было троих, не считая себя самой, как-то прокормить, вот она и прокармливала. Ведь еще где-то в начале двухтысячных зарплаты у всех людей, работающих после темноты, взлетели если не до небес, то куда-то поблизости, и там и оставались по сей день.
  - Серег, успокойся уже. Если он эксперт, как говорил, то он сам себя спасет. А если нет, ну... Гуси жрут таких, как ты, за паршивые понты.
  - Не гуси.
  - Чего-чего-чего? В смысле?
  - Ну, это же явно были не гуси. То... то, что поднялось и нападало.
  - А. Ну да. Все, пошли, Серег.
  Выглядел Станя, нет, не радостно, конечно, но как-то опасно близко к тому. Наверное, доволен был, что побывал на кладбище и выжил. И еще и наблюдал, как один фрик отправил другого на тот свет. Вот будет ему что своим бритым друзьям рассказать.
  - Как думаешь, съеденный зомби восстанет как зомби? И если да, то на какую ночь?
  Смеху-то будет, если мертвый Макс Гордеев придет к Сереже домой.
  - Не знаю. Мужики ничего такого не рассказывали. Хотя "Вконтакте" я видел группу "Съеденные зомби, ставшие зомби", но это бред. Пошли, ну?
  - Пошли, конечно.
  А лучше даже побежали, потому что мысль о том, что Макс Гордеев мог превратиться в такой же земляной ком, перебраться через ограду и наброситься на них прямо сейчас, очень помогала против мук совести.
  - Только давай договоримся. Завтра днем вернемся сюда и проверим, съели его или нет, ладно?
  - Скажи просто, что тебя на кладбище тянет, труповод! - рявкнул Станя, но получилось это у него как-то удивительно беззлобно. Сережа присмотрелся, и заметил, что его немного потряхивало. Но не от страха или там от злости, а судя по блаженному выражению лица, от чего-то вроде эйфории. Станя схватил Сережу за плечо и потащил вперед, даже не ругаясь по своему обыкновению. Точно, точно эйфория. Впрочем, самому Сереже улица Юности теперь тоже не казалась такой ужасной, как по дороге на кладбище.
  Наверное, увиденное, а особенно сделанное Сережу закалило.
  Станя сказал:
  - Может, ты его и вообще не убил. Мы же тела не видели. А может, эти штуки долго собирались просто, чтобы напасть именно в этот момент. Совпадение такое.
  Сережа помотал головой. В этой дурацкой, неестественно черной и влажной земле, густо облепившей его ботинки, было что-то такое, что казалось ему страшнее смешливой штуки, и дыхания, и порывов ветра, и всего на кладбище виденного. Сережа вдруг остановился, да так резко, что едва не пропахал носом асфальт.
  - Земля. Короче, слушай, нельзя ее в дом нести. Надо выкинуть обувь, или хотя бы вымыть ее. Не спрашивай, почему.
  Нужно было перестраховаться, Сережа ни в чем не был больше уверен кроме того, что должен перестраховаться. От его самодеятельности уже человек умер, еще не хватало подставить так Алинку или тетю Наташу.
  - Может, я лучше эту землю бате в ухо насыплю? - засмеялся Станя. Точно в эйфории, хотя выглядел он больше так, как будто хорошенько выпил, а потом еще и накурился.
  Станя сказал:
  - А вообще ты стремный. Это у тебя куча обуви, а у меня единственные ботинки.
  Но больше он спорить почему-то не стал. Наверняка, потому, что тоже видел, что случилось с экспертом по всем на свете вопросам.
  - Вымоем в луже, сойдет?
  - Наверное. Хотя проточная вода была бы лучше.
  Стоп! А это ты, Сережа, откуда знаешь? Конечно, сильнее, чем то, что он сделал на кладбище, Сережу уже ничего не могло напугать, но эти невесть откуда пришедшие знания все равно волновали. От них даже подташнивало немного.
  - Расскажешь отцу, что умеешь? - спросил вдруг Станя.
  - Что? Что умею отнимать у людей последние ботинки? Вряд ли. К тому же роуминг слишком дорогой, отец меня прикончит.
  Если узнает. Сто процентов. Сережа потряс головой, заставляя себя больше об отце не думать. И так хватало проблем.
  - Серег, пошли, у меня сегодня заночуешь, - сказал Станя.
  - Чего?
  - А чего?
  Странно было, что после всего Станя его не то что кастетом не попытался забить, а даже к себе домой пригласил. Может, там забьет? Чтобы было удобно дома расчленить и спустить в канализацию? Шутки шутками, но особых иллюзий по поводу крепкой мужской дружбы Сережа не питал. По крайней мере, он был уверен, что принципы у Стани куда как крепче дружбы.
  - Ты серьезно сейчас? Даже учитывая, что я... я...
  - Труповод? - подсказал Станя.
  - Ну, потенциальный труповод, как-то так.
  - Ну, я решил так. Давай подождем до завтра. Завтра проверим, умер этот эксперт или нет, завтра решим, идти нам в ментовку или нет. Ну и как жить вообще.
  - Спасибо, Стань.
  - Обниматься не будем.
  - Не будем.
  Не портить же было Стане такое хорошее настроение, тем более у него такое нечасто бывало. Всю дорогу до Станиного дома Сережа молчал и очень радовался, что рядом с ним Станя Логинов, а не, например, Димка Кузнецов, с которым пришлось бы говорить, говорить и говорить. Обсуждать покойного эксперта, обсуждать фриков вообще и фриков в частности, и девочек, и все это - одновременно. А со Станей они промолчали до самой улицы Суздальской.
  Только у подъезда Станя дернул Сережу за воротник.
  - Алинке - ни слова. О коте мы ничего не знаем, а ходили висеть у Новикова. В школе это она нашла какого-то похожего кота, не Петровича. Петрович умер, и мы ей утром покажем могилу, понял?
  - Да чего уж тут непонятного.
  Впрочем, насчет Алины они беспокоились зря - малая сидела на диване и так самозабвенно пялилась в экран телевизора, как будто никакие коты у нее не умирали. Рядом сидел Станин батя, вечно бухой дядя Петя, и пялился туда же, и от зрелища этого Сереже стало как-то особенно противно. Сережа с трудом заставил себя с ним поздороваться, но добился только того, что дядя Петя ненадолго перевел на него взгляд, который по мутности мог соперничать со взглядом Петровича, и снова уставился в экран. Не то чтобы его так уж интересовали мультики на "Дважды два", скорее, он просто не узнавал Сережу. А Станя с батей и не здоровался.
  Алина взмахнула пультом управления и сказала так деловито, как будто была не Станиной младшей сестрой, а его уменьшенной копией:
  - Мамку идите встречать.
  И попробовали бы они с Алиной поспорить.
  Пока они ходили на остановку, ждали тетю Наташу, слушали, как у нее день прошел и что она думает за жизнь вообще, ужинали, загоняли спать сначала дядю Петю, а потом Алину, Сережа кое-как держался. Позволял себе не думать о Максе Гордееве, о кладбище и особенно о маленьких мертвых зверьках, которых он все еще, даже на таком колоссальном расстоянии, ощущал. Но когда пультом от телевизора завладела тетя Наташа, а их со Станей выгнала в другую комнату, где разговаривать ни о чем нельзя было, чтобы Алину не разбудить, Сережа сдался. Как-то разом накатило все, о чем он так долго старался не думать, и он убежал в ванную, да так там прямо под висевшими на сушке Алиниными майками и колготками разревелся. Ревел он долго, в планах его было заниматься подобным всю ночь, но простатит и простой характер вломившегося в ванную дяди Пети быстро положил конец задуманному. В темноте дядя Петя его, конечно же, не узнал и поднял крик, что в квартире воры. Проснулась Алина, подняла крик потому, что батя ее испугал. Пока ее успокаивал Станя, а Сережа батю, проснулась тетя Наташа, которой пора было собираться на смену.
  Так незаметно и наступило то самое завтра, которое должно было все решить. Но вместо того, чтобы что-то решать они со Станей позавтракали пустым чаем, в Алину впихнули кашу и пошли в школу. Алина спрашивала, почему они кислые такие, и где ее кот, и что они думают о законопроекте о правах нежити, но ни один односложный ответ ее не устраивал, так что в конце концов она надулась и замолчала.
  А вот Сережу Аверина не устраивал он сам, все, чем он стал, и все, что он сделал за одни сутки.
  Именно это он и собрался честно сказать Стане в раздевалке, но не сумел. Потому что то, что он в раздевалке увидел, заставило его потерять дар речи. Вполне возможно, что раз и навсегда. Шапку с помпоном, которая маячила в раздевалке сразу рядом с белокурой макушкой Женьки Ветровой, спутать ни с чем было невозможно. Как и питерский говорок, который зазвучал сразу же после громкого смеха Женьки.
  Макс Гордеев был жив, и Макс Гордеев вовсю клеил их девчонок. Кроме того, как оказалось, он еще и совершенно не был в обиде. Когда Женька схватила их под руки с радостным воплем: "Зашибитесь, Станя, Сережа, у нас новенький!" и потащила к Гордееву, то он не убежал, не стал ругаться, а только пожал им руки и сказал как ни в чем не бывало:
  - Кота я вашего положил, не переживайте. Только зря вы меня не подождали вчера, парни.
  Гордеев снял наконец свою шапку, явил миру очень нуждавшуюся в стрижке шевелюру первобытного человека и добавил, заглядывая Стане в глаза:
  - А вообще я бы на твоем месте представлялся Стасом или Славой, но уж никак не Станей. Это я как эксперт по первому впечатлению тебе говорю.
   Глава 2. История о вампирском этикете, девичьей глупости и мужской дружбе
  В раздевалке было шумно. Малышня шастала туда и обратно, какая-то девочка плакала о потерянной шапке, какие-то мальчишки звали какого-то Антона. Женька Ветрова блестела белыми зубками, Катюша стояла, скрестив руки на груди, Сережа, судя по всему, на некоторое время потерял способность говорить. Все были, строго говоря, при деле. А Станя так и замер, уставившись на Гордеева, пока не выдавил из себя:
  - Так ты не умер?!
  Мало того, что мастер Макс был жив, он еще и обосновался в их школе.
  - Как-то я не вижу радости на твоем лице! - протянул эксперт по вопросам выживания.
  А вот радость и самодовольство на лице Гордеева не разглядеть было трудно. Женька Ветрова отцепилась от Гордеева и вцепилась в Сережу, зашептала:
  - Так вы знакомы?
  - Шапочно, - ответил за него Гордеев.
  - И при этом Станя жалеет, что ты не умер? - спросила Катюша Устинова. Катюша была лучшей подругой самой отпадной девчонки в классе, Женьки. Станя всегда думал, что девочки дружат друг с другом, чтобы быть полноценными. Во всяком случае, Женьке не хватало мозгов, а Катюше - миловидности. Вместе они составляли одну нормальную девчонку, поэтому по отдельности их видели редко.
  - Станя вообще злой, Катюш! - сказал Сережа.
  Женька смерила взглядом сначала Гордеева, потом Станю и Сережу, а потом сказала:
  - Ладно, на самом деле это все меня не интересует! Есть у меня тут одна тема, и вы мне нужны, мальчики.
  - Мальчики, включая меня? - встрял Гордеев.
  - Лучше бы ты не ввязывался в это так охотно, - посоветовала Катюша.
  Женька, кажется, была вдохновлена желанием Гордеева приобщиться к ее идее, так что продолжала:
  - В общем, я прочитала в журнале о том, как круто встречаться с вампом! Вы только представьте: никаких походов в венеричку, никакой беременности! А сколько опыта! Не то, что вы, малолетки, блин.
  - Все, после такого оскорбления мы отваливаем!
  - Нет, Сереж, подожди!
  Женька перехватила Сережу за руку; в любой другой ситуации Станя бы позавидовал, но не сейчас. Женька снова заблестела зубками, проговорила низким, уверенным голосом, каким обычно требуют сигареты в маркетах все, кому меньше восемнадцати:
  - В общем, в том журнале было написано, что вампир - лучший кавалер для девушки!
  - Ну, а мы-то со Станей здесь при чем? Судя по твоим словам, мы-то - не лучшие кавалеры для девушки! - сказал Сережа.
  - Я хочу, чтобы вы проводили меня в вампирский район. Только проводили и все! Пожалуйста, мальчики! Вы же мужчины!
  Станя пожал плечами:
  - И чего? Россия, блин, для живых! Девчонки - для живых!
  - А журналы - для девчонок, - подхватил Сережа. - Причем для тупых девчонок. Ты реально считаешь, что вампир тебя полюбит как женщину, а не как вкусняшку? Или что его не пробьет на хавчик прямо на свидании?
  Вот это он, наверное, добавил зря. Женька фыркнула, сдвинула жвачку, которую жевала все это время, за щеку и сказала очень серьезно:
  - Если вы со мной не пойдете, я пойду одна.
  Станю это обещание не проняло, он сказал:
  - Ну, давай, чего. Тебе ж слабо.
  Женька хмыкнула:
  - А до того - я расскажу всем, что Сережка - труповод.
  - Чего?! Ты офигела?! Что за бред вообще? - взвился Станя.
  - Думай, что говоришь! - добавил Сережа, а потом очень ненатурально закашлялся. Наверное, чтобы не вопить от страха.
  - Леди слишком бурно протестуют! - непонятно к чему сказал Гордеев. Его-то в этой чудесной беседе не хватало.
  Женька помотала головой, давая понять, что разговор еще далеко не окончен.
  - Думаете, я дура?! Думаете, я не слышала, что за тему толкали вы с сестрой про мертвого кота?!
  Сережа и Станя смотрели в пол. Нужно было срочно выдумать что-то правдоподобное, но ни единой достойной мысли не было.
  - В общем, Сережа, даже если ты не труповод, я все равно всем об этом скажу. И попробуй потом докажи, что это не так.
  Особенно, если это на самом деле так.
  Тут Женька вдруг улыбнулась и снова стала казаться Стане очаровательной:
  - Так вы согласны?
  - Я согласен! - сказал Гордеев.
  - Да пофиг всем, - отмахнулся Станя.
  Делать было нечего; Станя и Сережа еще раз переглянулись, прежде чем одновременно кивнуть.
  - Только, Станя, тебе надо будет переодеться! Берцы сменишь на кеды, рубашечку на худи, подтяжки снимешь! Сменишь имидж на денек!
  - Ветрова, я сейчас тебе башку сменю!
  Гордеев и тут не упустил шанса встрять в разговор:
  - А разве тебя из скинов потом не исключат?
  - А кто узнает?
  - А как же ваш скиновский бог! Ты состоишь в скиновской церкви?
  Если он про церковь Маркеона, то да. Как-то после футбольного матча, когда Станя сорвал голос и злобу, парни позвали его с собой в церковь. Станя тогда еще даже голову не обрил, но мертвых уже ненавидел. Из всей проповеди он понял только то, что мир создал плохой бог, поэтому мир такой несправедливый. С такой философией Станя, голодный и озлобленный, выросший с отцом-алкоголиком, был согласен. Но больше не понял ничего, а на проповедях потом в основном спал и прятался от сборщиков пожертвований.
  - Все скины состоят, я же не позер какой-нибудь.
  - Тогда ты должен знать, что ваш бог наказывает скинов, которые ходят в вампирские районы!
  Станя вскинул бровь, спросил:
  - Ты меня что, пытаешься отговорить?
  Сережа сказал:
  - Нет, Гордеев, даже если ты отговоришь Станю идти в вампирский район, ты не станешь моим лучшим другом.
  - А по-моему, совместно пережитые минуты опасности делают людей друзьями!
  - Если только один из этих людей не эксперт по дружбе! - засмеялся Сережа.
  Гордеев очевидно хотел разговор продолжить, но тут прозвенел звонок. Станя особенно на уроки не спешил, кроме вот ОБЖ. Учитель, Карен Филиппович, был слишком стар, чтобы стать скинхедом, и слишком молод, чтобы брюзжать о старых добрых временах. Он ненавидел фриков, ненавидел нежить, умудрялся ненавидеть даже призраков, хотя, по собственному признанию, не видел ни одного. Словом, Карен Филиппович был одним из немногих людей, которых Станя уважал. А ОБЖ, как считал Станя, был самым важным предметом для каждого, потому что, чтобы использовать свои знания по английскому или алгебре, сначала нужно было выжить, а значит, использовать знания, полученные на ОБЖ.
  Когда они вошли в класс, Карен Филиппович уже стучал карандашом по столу, негромко, но эффективно: все всегда затыкались.
  - Проходите, ребята.
  Он, в отличие от других учителей, никогда не орал, но ему и не надо было. Выживание привлекало даже тех, кого обычно интересовали только алкогольные коктейли или глянцевые журналы. Даже Станю вот привлекало.
  Станя прошептал Сереже:
  - Вот он узнает, что ты труповодом заделался, будет у тебя трояк по ОБЖ.
  Сережа ответил, не задумываясь:
  - Есть подозрение, что если он узнает, что ты дружишь с фриками, то влепит тебе пару без вопросов.
  - Логинов! Аверин! Сейчас выгоню вас вон, и при встрече с навками вы об этом очень пожалеете, - пообещал Карен Филиппович, продолжая постукивать карандашом. Они сразу же притихли, Станя принялся тыкать в Леху Ильина с передней парты ручкой. Воспитывал в людях терпение. Сережа что-то увлеченно писал, отгородившись учебником. Станя было собрался отобрать листок и полюбопытствовать, но тот только помотал головой.
  - Скоро покажу. Дай закончить.
  - Навки - один из самых многочисленных видов водной нежити в европейской части России. Неверно полагать, будто среди навок можно встретить только бывших женщин, - рассказывал Карен Филиппович.
  - Женщины бывшими не бывают! - сообщил Гордеев.
  - Бесценный комментарий. Навки, как и любая другая нежить, встречаются обоих полов. В последнее время, кстати, навок мужского пола несколько больше из-за любителей поплавать пьяными. Учти, Логинов, пьющие подростки - это личинки навок.
  Конечно, у Карена Филипповича были и свои странности: всех своих учеников, а возможно, и всех своих знакомых, он видел как потенциальных трупарей.
  Можно было считать, что старый Карен совсем двинулся умом, а можно было двинуть извилинами и понять, что не так уж он не прав. Девочки, резавшие вены, никогда не думали о том, что после такой смерти их можно будет поднять вампирами и что в следующий раз они могут очнуться не в больнице, в окружении обеспокоенных родителей, а в полном одиночестве и в гробу. Клыки у дурочек станут с полмизинца, а внутри будет пусто и очень голодно, как по пьяни. Решавшие искупаться пьяными в Белом озере не думали о чем-то страшнее пиявок и уж точно не планировали оставаться в этой воде навсегда, если вдруг их поднимут навками. Водители, превышавшие скорость, ломившиеся по встречной и подрезавшие Камазы, не планировали не только расплющиться в лепешку, но и после смерти отзываться на модное американское имечко "гремлин" и портить любую технику одним своим присутствием. Неизъяснимый зов, судя по всему, заставлял их всех гнездиться поблизости к ВАЗу, иначе как было объяснить, почему российская автопромышленность никакой конкуренции не выдерживала. Никто не думал о том, что от способа смерти зависит, что будет дальше. Страна дураков. А место на упокоенном кладбище стоило дорого, куда дороже, чем квартира семьи Логиновых вместе с семьей Логиновых в полном составе. Ни один труповод - во всяком случае, так заверяли рекламные буклеты, которые грустные студенты раздавали у похоронных бюро, - не смог бы поднять мертвеца на упокоенном кладбище, где землю буквально напичкивали охранными заклинаниями. На обычном же кладбище любого человека можно было поднять из мертвых. Безутешные родственники победнее, конечно, заказывали всякие обряды, чтобы поднять мертвеца было сложнее, но абсолютной гарантии никто не давал.
  В стране, где нужно планировать свою смерть жилось не очень хорошо. Очень плохо, если ты еще и бедный. Россия для живых! И для бедных! Станя задумчиво принялся выводить в тетрадке свастику. С тех пор, как он стал скинхедом, понял он только одно: все плохие, только Гитлер молодец. Он очистил Германию от фриков и нежити самым эффективным образом. В Советском Союзе, чтобы получить пулю в свою нечеловеческую башку, фрик должен был быть виновен в использовании магии, а в нацисткой Германии фриков истребляли просто потому, что они фрики. А потом Гитлер умер, Рейх последовал за ним и истребление фриков кончилось. Интересно, если Гитлера поднять, он продолжил бы в том же духе или живо сменил бы идею?
  Станя заглянул Сереже через плечо, тот продолжал строчить что-то на листке. Станя все представлял, что там в этой записке. Судя фразочкам, вроде 'если ты не захочешь больше со мной дружить, я пойму' и 'это треш какой-то, я реально не знаю, что делать', предназначено письмо была именно для него. Но вместо того, чтобы передать исписанный листок ему, Сережа бумагу разорвал, а на новом написал просто "мы все еще дружим?". И вот этот куцый огрызок отдал Стане.
  - Логинов! Больно вообще-то!
  Конечно, это Станя от злости так ткнул в Леху Ильина ручкой, что тот даже осмелел.
  - Завали, скотина, - машинально ответил Станя.
  Станя ткнул его ручкой снова, а потом вырвал из тетрадки листочек. От злости и любопытства только что зубы не стучали. Станя принялся писать, что не знает, как ему поступить, что дружил с Сережей с детства, а скином стал недавно. Но все еще не понял, что для него важнее. Станя написал, что пока что они дружат, а там посмотрят. Спросил, может ли Сережа не поднимать мертвых, может ли хотя бы делать вид, что он нормальный. Много чего, короче, спросил, много чего написал. А потом пихнул Сережу в бок, повертел у него перед носом исписанным листком и разорвал записку на клочки. На другом листке Станя написал "не знаю" и пририсовал свастику.
  Вместо того чтобы обидеться, Сережа заржал. Наверное, из-за того, что Сережа был очень незлобивый, они все еще дружили. Станя-то был злобный за двоих, и даже не так - злобный он был за всех своих знакомых.
  Карен Филиппович тем временем рассказывал все, что любому молодому москвичу следует знать о навках:
  - Сила навок, как и их средиземноморских родственников, сирен, прежде всего в голосе. Чаще всего навки выбирают жертву противоположного пола. Навки могут казаться вам очень красивыми, но это всего лишь часть их игры. Если же вы увидите навку вне ее прельстительной игры, вам вряд ли захочется иметь с ней дело. Часто бывают случаи, когда мужчина видит девушку ослепительной и, прямо скажем, неприличной красоты, а сопровождающая его дама видит распухший, облепленный личинками труп. Как думаете, что лучше?
  - Эстетическое удовольствие? - протянул Гордеев, чем вызвал пару одобрительных смешков.
  - Гордеев, твое питерское мнение никого не интересует! - пробормотал Сережа.
  - Лучше, конечно, увидеть распухшую утопленницу. Это значит, что навка вами не заинтересована.
  Станя тогда поднял руку:
  - А как ее убить?
  Димка Кузнецов заржал:
  - Да он как голову побрил, так каждый урок спрашивает, как кого-нибудь прикончить!
  Карена Филипповича этот вопрос порадовал, судя по выражению его лица, но ответить он на него не мог. На ОБЖ не учили убивать нежить, рассказывали только как от нее убегать.
  - Я не имею права вам об этом рассказывать. Но сейчас все можно найти в интернете, если только уметь им пользоваться!
  - А зачем вообще их убивать? Мы же не убиваем тигров и львов, хотя они тоже едят людей! - сказал Саша Новиков, которого они с Сережей называли Патлач Александр. Примерно тогда, когда Станя стал скинхедом, Саша ударился в оголтелую толерантность. Сережа до сих пор считал, что широта взглядов зависит от длины волос.
  Карен Филиппович терпеливо выслушал, а потом сказал просто и даже дружелюбно:
  - Интересное мнение, Саша. Посмотрим, будешь ли ты придерживаться его всю жизнь. Львов-людоедов, кстати, убивают.
  Карен Филиппович никогда ни с кем не спорил по поводу своих взглядов. Он прекрасно знал, что люди любили нежить до первой встречи с ней. Уважали фриков, пока не находили могилу любимого деда разрытой. Прозвенел звонок, Карен Филиппович снова постучал карандашом по столу:
  - Прежде, чем вы переключите внимание на менее важные вещи, повторим и закрепим. Навку нельзя слушать, мимо озер и прудов всегда нужно ходить в наушниках.
  Конечно, но когда переходишь через дорогу, наушники надо снимать. Жить по правилам ужасно бесит.
  - Пошли, я курить хочу.
  - Конечно, пошли. А еще можно пожрать сходить в Макдак. Вообще можно забить на уроки. Ты хочешь бухать? - перечислял Сережа все возможные прелести дружбы и прогуливания уроков. Станя вообще-то был не особенно болтливый, но Сережу это, по ходу, только теперь начало напрягать.
  - Если я с тобой не разговариваю, это не значит, что мы типа в ссоре.
  - А что значит?
  - Что я с тобой не разговариваю.
  Станя вышел из класса первый и точно знал, что Сережа за ним идет, но не знал, друзья они еще или уже нет. Станя бы подумал об этом еще немного, но его отвлек вопль:
  - Станька! Где мой кот?!
  Вопила, конечно, Алина, ее голос Станя везде мог узнать. Станя любил свою сестру, потому что она была очень на него похожа. Куда больше даже, чем на мать с отцом. У Алинки были его бледно-зеленые глаза и такие же кудри, как у Стани год назад. Она тоже была тощей и тоже постоянно хотела жрать, училась так же плохо и так же сильно была зла на весь мир. Себя Станя таким любил, а вот Алинку ему было жалко. В свои десять она мечтала только о деньгах, а ее любимой игрой был поиск нефти в Кусково.
  - Где мой кот?! Ну?! Чего ты молчишь?!
  - В шаверме.
  - Станька!
  Станя вдруг заметил, что сестренка пришла их караулить не одна, с ней были еще три девочки. Группа, блин, поддержки. Сережа взял Алину за плечо, отвел подальше от других девчонок.
  - Это сложно принять, но твой кот в лучшем месте для котов, чем ваша квартира.
  - Думай, что говоришь! - прорычал Станя. Но Алина все-таки была его сестра, ее было так же сложно задеть, а кроме того она была такая же упрямая.
  - Ты его поднял. Ты поднял Петровича! Где он теперь?
  - Я не поднял Петровича, просто ко мне прицепился какой-то кот, - принялся оправдываться Сережа.
  - Это был Петрович, и он был в земле! Ты поднял моего Петровича! Верни его!
  - Да не поднял я Петровича!
  - Тогда почему мой мертвый кот пришел к тебе?!
  - Это вообще был не Петрович! - вставил Станя, но Алинка уже не обращала на него внимания. Она принялась реветь, да так громко, что удивительно было, как барабанные перепонки у всех, слышавших ее вой, не лопнули.
  - Это был мой Петрович! Мой кот! У него было разорвано ушко! Это же батя в него тогда штопор швырнул! Станька, ну ты же помнишь?! Почему вы мне все врете?!
  - Прекратите уже мучить ребенка!
  Женька Ветрова подскочила к Алинке; Станя мог поклясться, что из любопытства, а не из жалости.
  - Ты-то тут откуда?! - воскликнул Сережа.
  - А они подслушивали с Катюшей! - невозмутимо ответил Гордеев.
  Только его тут не хватало.
  - А ты чем занимался? - спросил Станя.
  - Я любовался на них!
  Гордеев был такой козел, что на него не хватало зла. А потом ко всем прочим неудачам вперед вышла одна из трех Алинкиных подружек. В руках она держала литровую банку, такую, в каких обычно огурцы солят, до половины заполненную мятыми десятками. Она набрала побольше воздуха, Станя подумал, что тоже заревет, богатые ж тоже плачут, но девочка начала неожиданно тихо, обращаясь к Сереже.
  - Мальчик, у меня щеночек умер. Спаниельчик. Его машина сбила, и он умер. Я его ужасно любила, а другого мне так и не купили. Мне Алина сказала, что ты - труповод. Тут вот я принесла копилку. Я не знаю, сколько там, но много. Я тебе могу отдать все, только верни моего щеночка.
  Сережа стоял и улыбался, как на уроке английского, когда забывал слова и не знал, чем заполнить паузу, кроме тупых подкатов к англичанке. А потом он выдал:
  - Девочка, я богатый, у меня сейчас с собой денег в два раза больше, чем в твоей копилке даже может поместиться.
  А потом добавил еще и:
  - И я не знаю, смогу ли я оживить щенка, умершего три месяца назад.
  Откуда он знает, что щенок умер три месяца, блин, назад?!
  - Откуда ты...
  - А откуда ты...
  И только Катюша проявила сообразительность:
  - Девочка, когда твой щенок умер?
  - В августе.
  Три месяца назад. Сережу, кажется, тоже волновала такая точность в определении даты смерти щенка, во всяком случае, он перестал улыбаться и кривился теперь, как от зубной боли или от вида Катюши.
  - Все нормально! - встрял Гордеев. - Рейзэры чувствуют смерть!
  - Так ты не поднимешь моего щеночка?
  - Нет, не подниму. Прости.
  - А можешь узнать, когда умерла моя черепашка?! - запищала Женька.
  - Успокойте детей сначала! Дети склонны к цепной реакции! Сейчас все оставшиеся тоже заплачут! - говорил Гордеев.
  Девочка, которой Сережа отказал, зашмыгала носом, а потом зарыдала так же громко, как Алинка. Женька требовала узнать все о ее черепашке, Гордеев строил из себя эксперта по всем на свете вопросам. И только Катюша молчала, но своим видом все равно все портила. Сережа стоял и пялился в пустоту, Станя только надеялся, что не на мертвую черепашку Ветровой.
  Тогда Станя и не выдержал:
  - Ветрова, если будешь такой любопытной, вампы тебя сегодня зарежут, как овцу! Гордеев, просто завали! Алинка, с тобой я дома поговорю! Мелкая, твой щенок умер, блин, три месяца назад, заглохни уже. Катюша, ты реально страшная!
  Наконец Станя обратился к Сереже:
  - А ты иди за мной, монстр, я покурить хочу. А потом я собираюсь пробить алгебру.
  - Если он говорит больше пяти слов за раз, это всегда оскорбления? - поинтересовался Гордеев.
  - Ага, - подтвердила Катюша.
  Вместо того чтобы пойти в курилку, Станя спустился в раздевалку.
  - Ты куда? На улице курить? Там же, блин, холодно! Не-не-не, такое курение не по мне!
  - Мы идем ко мне домой.
  Сережины и Станины вещи всегда висели рядом, в этом было что-то такое привычное, а теперь и противное. Кроме того, Станя заметил рядом с Сережиным пальто куртку Гордеева. Нет, пусть даже не надеется. В качестве платы за моральный ущерб Станя решил порыться у Гордеева в карманах. Не слишком, правда, успешно. Синтетическое нутро куртки было пустое и скользкое. Не найдя в карманах у Гордеева ничего ценного, пусть даже десяти рублей или забытого мобильника, Станя сбросил его куртку, чтобы в качестве расплаты на ней попрыгать. Сережа стоял, облокотившись на решетку в раздевалке.
  - Мы его чуть не убили вчера, а теперь топчем его одежду?
  - Нет, это ты его чуть не убил вчера, а теперь я топчу его одежду, - пояснил Станя.
  Сережа помолчал, а потом попросил Станю подвинуться и принялся прыгать на куртке Гордеева тоже.
  - Не думаю, что я его ненавижу, но мне не нравятся его шмотки. И рожа! - говорил Сережа, продолжая издеваться над курткой Гордеева.
  - Я думаю, я его ненавижу.
  Судя по тому, какой Сережа был радостный на вид, прыгать ему нравилось. Стане вот не нравилось и весело не было, но он чувствовал мрачное удовлетворение. Всю ночь он боялся, что они с Сережей убили человека, к утру смирился с этой мыслью и даже порадовался, что их никогда не найдут. А потом увидел Гордеева, живого и невредимого, и все волнения - зря, все решения - тоже зря. Будешь, будешь меня еще обманывать, баклан питерский! Когда злость иссякла, Станя подхватил свой бомбер.
  - Драпаем.
  - Надо было ему карманы порезать, я так думаю. И чего мы не догадались?
  Станя был практически уверен, что на Гордеева Сережа не злился, а даже рад был, что тот жив, невредим и доставуч по-прежнему. Хотя наверняка не меньше Сережа радовался и тому, что Гордеева сейчас рядом не было. Пусть живет и здравствует, конечно, лишь бы где-нибудь подальше. Они вышли на улицу, охранник их не остановил, директор на пути не попался, и Станя даже удивился - чего это сваливать из школы стало так легко.
  Уже было холодно; чтобы не простудить мозги, приходилось носить шапку, нос мерз, но зубы еще не стучали. Зима пока не началась, но уже чувствовалась, а это время года Станя не любил. Хотя уроков становилось мало, потому что светлело поздно, а темнело рано. Станя этот период любил меньше, чем можно было бы подумать. В основном, потому что никакой радости не было в том, чтобы сидеть дома, в глухой обороне с батей, который периодически пробовал заспиртовать себя заживо. О, нет, зима Стане не нравилась.
  Всю дорогу они молчали. Станя не особенно отличался от себя обычного, а вот Сережу он таким не помнил. Раз уж разговора не клеилось, Станя принялся глазеть по сторонам. Ничего интересного, конечно, увидеть не удалось. Детские площадки, панельные дома, плохо крашеные скамейки - место, где Станя вырос и из которого будет очень сложно выбраться. Убогие улицы с куцыми деревцами по бокам, кривоватая лента дороги, и еще не попрятавшиеся мамашки с колясками - все было тускло и тоскливо. И все-таки Станя любил свой дом. Их район не был тем местом, где приходилось быть на стреме всегда. Во всяком случае, Станя жил не в Медведково рядом с разупокоенными кладбищами. После того как большую часть района закрыли на карантин, цены на недвижимость там слетели. Да настолько низко, что, продав трехкомнатную квартиру в на северо-востоке Москвы, можно было разве что на пару месяцев снять однушку в каком-нибудь поселке городского типа под Воронежем. Мамка рассказывала Стане, что люди, которым некуда было пойти, оставались в Медведково до сих пор, в паре километров от карантина, настоящего карантина с блокпостами и съеденными военными. Станя был очень-очень благодарен судьбе за то, что жил в другом спальном районе.
  Нет, ну а если выбирать, то он хотел бы квартиру в Замоскворечье. А лучше сразу дом на Рублевке. А еще лучше хоть будку собачью, но где-нибудь, где поблизости ни одного кладбища нет. Все это, конечно, были мечты. В реальности Станин дом, до которого они как раз дошли, был типовой постройкой восьмидесятых годов, в обычном районе, где нежити было вроде как не так уж много, а вроде как и достаточно, чтобы быть на стреме.
  В подъезде пахло сыростью и мусором, но лампы горели исправно. Если уж чему-то с перестройки и научились, так это делать хорошее освещение. Всегда и везде, на заплеванных алкашами лестничных клетках и в разрисованных подростками лифтах, лампы горели так же ярко, как в гостинице "Россия".
  - Так чего мы к тебе пришли?
  Голос у Сережи был хриплый, как будто у него начиналась простуда. Хотя, скорее всего, у него начался конкретный такой испуг.
  - Мы ж идем в вампирский район? И хотим вернуться потом в свой?
  - Я в твои наводящие вопросы все равно не врубаюсь.
  - И не врубайся, только батю не разбуди.
  У Стани дома либо разговаривали шепотом, либо орали.
  - Сейчас, братан, мы будем оружие выбирать.
  Тут у Сережи впервые за день загорелись глаза: как и все пацаны, он мечтал о пушке, а лучше об огнемете.
  В прихожей было прохладно, хотя топить уже начали, и пахло мерзко. Станя никогда не находил запах дома приятным и уютным. В квартире пахло батиным девятидневным перегаром и стиральным порошком. Станя с ужасом ждал того момента, когда Алинка станет постарше, и в одной комнате им жить будет нельзя. Тогда придется сменяться - мамка с сестрой будут жить в их комнате, а Станя - с батей.
  - Как стать богатым за два года?
  Сережа пожал плечами:
  - Нефтяная вышка, наркота, охранные системы, продажа людей для человеческих жертвоприношений в якутский адище.
  В девяностые, после парада суверенитетов, якутские шаманы, которые были то ли дикими фриками, то ли вообще непонятно кем, решили установить у себя в республике свои законы. Даже написали собственную конституцию, в которой было записано право шамана принести в жертву одного человека, если таким образом он сможет спасти двоих или больше. Под шумок Якутия хотела даже провозгласить свою независимость, но федеральный центр окрысился и ввел в Мирный, новую столицу, свои войска. В итоге Российская армия получила пинка, людей из Якутии начали выгонять, а местные фрики прибрали к рукам местное же правительство. И существовать бы этому государству и дальше, если бы шаманские кланы не начали друг друга истреблять. А главу самого сильного из кланов перекупила в итоге Россия. Независимость Якутии закончилась, так и не успев начаться. Что там сейчас происходило, никто не знал, вроде бы все то же самое, только об отделении больше никто не заговаривал, алмазы добывались, а дотации шли.
  Станя достал из тайника под ванной пакет. Алинка как-то его нашла, подумала, что там деньги, но когда увидела оружие, обрадовалась еще больше. С тех пор Стане приходилось перепрятывать его почти каждый день. В основном содержимое тревожного пакета - на тревожный чемоданчик у Стани денег не было - состояло из двух категорий: самое дешевое и добытое нечестным путем. Несмотря на все пословицы о том, что краденое впрок не идет, Станя на своем опыте установил, что впрок не шло дешевое.
  - На кухню, - скомандовал Станя. - Сейчас тебе кое-чего покажу, завидовать мне будешь.
  На кухне сильнее пахло спиртом, чем мылом. Батина бутылка возвышалась над тарелкой с одиноким огурцом. Станя отодвинул остатки обеда, осторожно выложил оружие на стол.
  - А я думал, у тебя огнестрел есть, - вздохнул Сережа.
  - Откуда?
  - Брат, ты же бедный! У всех бедных АК-47 под кроватью ждет своего часа.
  Станя отмахнулся, принялся делить оружие.
  - Кастет тебе не дам, он мой любимый. А нож отдам. Там сплав из свинца с серебром. Против быков хорошо действует, говорят.
  Сережа, правда, все равно взял кастет, принялся вертеть его в руках:
  - Офигенский. Пусть папка мне тоже такой купит. Крест мне дай какой-нибудь. И Библию дай!
  Станя задумчиво рассматривал три креста, выбирая какой из них будет не так жалко отдать.
  - Вот этот бери. А этот я возьму. А Библию я тебе не дам, ты же не ходишь в скиновскую церковь.
  - Ты ж там спишь!
  - Спать там лучше, чем вообще не ходить.
  Скиновская Библия была на латыни, потому что никто из скинхедов точно не знал латынь. В принципе там могло быть написано что угодно, главное, чтобы на незнакомом языке. От вампов-мозговиков помогало, но также от них помогало и повторять в уме таблицу умножения, и неправильные глаголы, и даже дни рождения дальних родственников. Главное, чтобы мысли были чем-то заняты. Станя надел на шею крест подешевле, обычный серебряный с железом. А вот самый маленький из трех и самый дорогой из всего в пакете имевшегося рассматривал долго-долго. Этот крестик был из сплава серебра, железа и олова, Станя стащил его случайно и еще ни разу не надевал, все жалел. Такая штука могла спасти жизнь, она точно стоила бы своих денег, если бы Станя только за нее заплатил. Он подумал, подумал, да и засунул крест в носок. Даже если с остальным оружием не выгорит и их обыщут, вряд ли со Стани будут снимать носки в вампирском районе. В жизни вообще мало ситуаций, когда с тебя могут снять носки.
  Сережа надел кастет, подтянул к себе нож, принялся его рассматривать. Что-то он хотел сказать, но никак не мог. Так они молчали минут пять, Станя слушал храп бати, Сережа пялился на кастет. В конце концов, Сережа спросил:
  - Мы еще друзья или нет? Мне надо знать.
  - Сегодня - да. А дальше - смотря будешь ты оживлять мертвых или нет.
  Сережа снял кастет, покрутил в руках, передал Стане.
  - Я не знаю. Вчера я думал, что по-любому откажусь. А сегодня уже не знаю. Когда малая сказала о своем щенка, я сразу понял, когда он умер, сразу узнал, где он лежит. И до сих пор о нем думаю. Веришь, нет? Я не знаю, смогу ли я не оживлять мертвых. Ты бы смог отказаться?
  А смог бы? Да какое там - Станя обрадовался бы побольше прочих. Просто выдумал бы себе другую тему, чтобы по ней тащиться. Вот, людей бы ненавидеть начал.
  - Я бы отказался, это точно.
  Сережа смотрел на него так, как будто знал, о чем Станя подумал. В конце концов он заулыбался:
  - Ну, понятно все с тобой.
  - Если ты будешь воскрешать мертвых, мы с тобой зависать не будем.
  - А дружить? Дружба на расстоянии?
  - Нет.
  Смотреть, как Сережина улыбка исчезает было даже прикольно. Сережа встал, прошел к окну, открыл его, выглянул во двор.
  - Бухать будешь? - спросил Станя. - Вампы не любят алкашню.
  - Да ты просто как папка твой.
  Сережа обернулся, он снова улыбался.
  - Мне свалить надо. Встретимся в полшестого у музыкальной школы?
  - Заметано.
  Сережа оставил окно открытым, пояснил:
  - Задохнешься в спирту и умрешь. Я тебя тогда подниму. Давай, брат! Если переживем сегодня, завтра перетрем все непонятки в личном, блин, разговоре.
  На прощание Станя пожал ему руку без отвращения и сам себе удивился.
  Как только Сережа ушел, Станя как можно тише прошел в отцовскую комнату, достал из ящика под телевизором пистолет. Батя подарил его Стане пару лет назад, с тех пор никаких подарков на дни рождения Станя больше не получал. Естественно, пистолет был игрушечный, но такой тяжелый и похожий на настоящий, что Алинка постоянно пыталась его стащить, чтобы пугать своих одноклассниц еще больше. Пистолет этот имел в доме Логиновых свое особенное назначение - когда батя буйствовал, Станя с Алинкой стреляли из этого пистолета ему по тапкам, чтоб успокоился. В общем, вряд ли такие вещи успокаивают вампиров, но всегда можно сказать, что там разрывные пули. Если мертвые не умнее алкашей, должно прокатить. На обратном пути Станя уже не крался, даже хотелось зарядить бате пульками, но тот только храпел и посапывал, как мопс. Лучше было бы выгнать его из дома и завести собаку. Станя столько раз матери это говорил, но она не понимала всех плюсов мопса-трезвенника перед мужем-алкашем. У кровати валялись осколки бутылки, очередной батиной радости. Станя направил дуло пистолета бате в лицо, сказал:
  - Свинья.
  Осколки надо было подобрать, а то еще Алинка порежется. Осторожно, не отводя пистолета, он принялся собирать стекло. Нет, Стане было пятнадцать, он уже был выше бати, а возможно и сильнее, но привычка его бояться с годами никуда не девалась.
  И когда Станя порезался, на секунду он подумал, что папашу, как акулу, может привлечь запах крови. Но тот только перевернулся на другой бок, показывая полную незаинтересованность в Стане и в мире. Станя выбросил осколки, посмотрел на свою руку: порез был небольшой, но все еще кровоточил. Ну, и хорошо, заодно еще одно дело можно сделать. В коридоре, там, где раньше, Станя еще помнил, а Алинка уже нет, висела какая-то побрякушка, издававшая приятный звон, когда ее случайно задеть, болтался теперь костяной предохранитель. Станя был против всех этих ведьмовских штучек, особенно голодных ведьмовских штучек, но мамка считала, что предохранитель - вещь в хозяйстве совершенно незаменимая. Она нашла на работе какую-то тетку, которая и загнала ей эту фиговину из куриных и свиных косточек, скрепленных вместе. Мысль была такая: штука должна была отвадить от дома мертвых родственников. Если вдруг допившийся дядя или доездившаяся на своей подержанной "Волге" тетка поднимутся из могилы, они не смогут найти свой дом. Нежить, которую фрики подняли за интерес или для тренировки, которой они не управляли, в первую очередь рвала когти туда, где осталась ее кровь, к родственникам. Шанс, что кто-нибудь поднимет тетку или дядю был, конечно, небольшой, но был же. И если вдруг Станю по пьяни убьют, а потом вдруг поднимут, он тоже дорогу домой найти не сможет. Если ради того, чтобы не увидеть мертвого и мечтающего войти в их квартиру родственника, надо было кормить предохранитель, оно того стоило. Станя размазал по косточкам кровь с пореза.
  - Жри. И только попробуй мне не работать.
  Станя считал, что что-нибудь такое нужно поставить и чтобы вполне живой батя дорогу домой тоже не нашел. Он еще постоял в коридоре, посмотрел, как в костяную побрякушку впитывается его кровь, а потом попрятал оружие, сунул пистолет за пояс и вышел из квартиры. До встречи оставалось еще полно времени, но дома сидеть было невыносимо.
  От Станиной брежневской коробки на шестнадцать этажей до музыкальной школы было минут десять ходу утром, но к вечеру время, за которое Станя преодолевал любые расстояния, всегда уменьшалось. С тех пор, как он заделался ультраправым, он приучал себя выходить из дому за сигаретами или за хлебом как можно позже. Тренировать храбрость пока получалось мутно, но парни говорили, что все будет. Станя вообще-то не был особенно идейным, просто общался с футбольными фанатами, а потом уже стал тащиться и по политике.
  Улицы заметно опустели, хотя темно еще не было. Мамки с колясками исчезли, они такие, как крысы, которые первыми бегут с корабля. Молодежь еще висела по лавкам и около подъездов. Станя ручался, что это подростки вроде него - никому не нужные дети, которым родители не вкрутят за опоздание после комендантского часа.
  Станя думал, что придет первым, но у музыкальной школы уже стоял Гордеев. Когда он увидел Станю, на лице его отразилось что-то вроде облегчения.
  - Я пораньше пришел, чтобы вы не ушли без меня и не умерли.
  Станя достал из кармана сигареты, закурил. А потом увидел свою пачку сигарет у Гордеева, а кроме того - свою зажигалку.
  А, конечно, Гордеев же фрик. Мастер, блин, Макс. Он достал из пачки сигарету, хотел было закурить, но Станя отобрал у него свою зажигалку.
  - Не лапай мои человеческие вещи.
  - Все ультраправые такие жадные? Ладно, справлюсь без тебя!
  Гордеев достал из кармана зажигалку с откидной крышкой, закурил тоже и выпустил дым через нос. Станя тогда вырвал у него пафосную 'Zippo', протянул ему свою, купленную за двадцать пять рублей в 'Курсе'.
  - Меняемся.
  - Да твоя хреновая.
  - Потому и меняемся!
  Гордеев сдал зажигалку без боя, сел на ступеньки, принялся кольцами выпускать дым. Станя так не умел, но не просить же фрика его научить.
  - И город у вас грязный, не то что мой!
  - Да пошел ты. Баран, блин. Нихрена не понимаешь.
  - Тебе нравится Москва?
  После примерно двадцатой попытки завязать со Станей разговор всего за два дня знакомства, наконец-то стало Гордеева жалко.
  - Ну, нравится. Я ж здесь, блин, родился. И вырос. И жить буду.
  Гордеев вскинул бровь, криво ухмыльнулся:
  - Ну, и это тоже патриотизм.
  - Бесишь меня.
  Станя помолчал, Гордеев попонтовался своими дымными колечками. Наконец Станя спросил то, что давно хотел спросить, но при Сереже не мог.
  - Слушай, а Серегу теперь заберут в магическую школу какую-нибудь?
  Гордеев пожал плечами:
  - Да он талантами не вышел. Подумаешь, кота поднял! Чего тут сложного?
  - Ты, можно подумать, слонов подымал, - промычал Станя.
  - Я людей поднимал!
  - Людей подымал? - протянул Станя. А потом выхватил из-за пояса игрушечный пистолет, направил на Гордеева. Пистолет едва за подтяжки не зацепился, но не зацепился же, и все получилось понтово, как в фильмах. Станя не без удовольствия отметил, что на секунду глаза у Гордеева стали круглыми и испуганными. Правда, самодовольная улыбка с его лица не исчезла.
  - Вешайся, баран, - посоветовал Станя.
  - Ты ж меня застрелить хочешь.
  - Выражение такое. Или у вас в Питере никогда никому не угрожают?
  - Угрожают, только пистолеты не игрушечные.
  Бандитский, блин, Петербург.
  - Откуда ты знаешь?
  - А я много чего знаю. Хотя игрушка классная.
  - Ты что еще и медиум?
  Гордеев поднял палец, помотал головой:
  - Правильно говорить - сенсетив. Настоящий мастер умеет всего понемногу. Немного рэйзер, немного сенсетив, немного того, немного этого...
  Тут Станя не выдержал, направил пистолет ему в лоб и спустил курок. Гордеев тут же закончил выпендриваться, впервые став похожим на человека.
  - Больно, блин! А если б ты в глаз попал?!
  - Ну вот так вот.
  Гордеев потер лоб, завздыхал:
  - Скажи мне, Стасик, есть в тебе хоть что-нибудь хорошее?
  - То, что меня не Стасик зовут.
  - И что ты теперь сделаешь?
  - Найду арматурину и стукну тебя.
  Тут в Станю вцепилось что-то тяжелое и визгливое. Он было подумал про полудниц, хотя для них поздно уже, но что-то тяжелое и визгливое оказалось Женькой Ветровой.
  - Логинов! Новенький!
  - Я - Макс!
  Но Женька его не слушала, хоть она могла его попустить. Станя даже за нее порадовался бы, не угрожай она его придушить.
  - Вы все-таки пришли! Я знала! А где Аверин?
  - Опаздывает!
  Женька слезла со Стани, отступила на шаг, позволяя всем оценить ее внешний вид по достоинству. Она выпрямила волосы, ярко накрасилась, надела юбку короче тех, в которых пускают в школу, и какую-то стремную курточку с мехом похожим на волосы Катюши. В общем, для похода в вампирский район Женька Ветрова оделась, как проститутка.
  - Мне дашь пятнадцать? - поинтересовалась она.
  - Я бы дал, - протянул Гордеев.
  - Да я не об этом, идиот! - засмеялась Женька, пошатываясь на высоченных каблуках, а потом вытолкнула вперед Катюшу. Вот уж кого Станя настолько не ожидал увидеть, что едва смог выдавить из себя:
  - Катюша? Ты тоже идешь? Ты ж умная!
  Катюша пробормотала:
  - Я же не могла вас просто так оставить.
  - Много пользы от тебя будет, - хмыкнул Станя.
  Но Катюша его не слушала.
  - Если что, Жень, кроссовки у меня в сумке. Ты все еще можешь снять каблуки и выжить.
  - Если ты надела кроссовки, чтобы клеить мужиков, это не значит, что я такая дура.
  - Да ты не дура, ты вообще красавица! - мечтательно протянул Гордеев. Станя рявкнул:
  - Нет, Женька, ты именно что дура. Ты оделась в вампирский район, как проститутка!
  - А ты оделся в вампирский квартал, как скинхед! Вот и увидим, кто привлечет больше внимания!
  Станя, естественно, разозлился, но тут пришел, наконец, Сережа. Вид у него был неважный и какой-то довольный одновременно.
  - А ты чего так красиво оделся? Все-таки воскресил девочке щеночка и на ее деньги закупился в 'Меге'?
  Гордеев, видимо, был рад видеть Сережу хотя бы потому, что у него появился повод для идиотских шуток.
  - Есть такое предложение, друзья, скормить вампам новенького, пока никто из нас еще не запомнил его имя, - сказал Сережа.
  - Просто признайся, что я смешно шучу.
  - Конечно, ты ведь эксперт по смешным шуткам.
  А вот Стане все было любопытно, что у Сережи были за такие дела, от которых он выглядел теперь таким усталым и радостным, и еще немного виноватым. В Контру за террористов, что ли, все это время резался?
  В метро Гордеев уставился на турникет, как на своего личного врага, стащил с себя шапку и принялся ее теребить. Женька взъерошила ему волосы:
  - Мальчики из культурной столицы не знают, как пользоваться проездным?
  - У нас жетоны.
  Но выглядело не так, будто Гордеев привык пихать в турникет жетоны, выглядело так, будто Гордеев вообще не привык ездить на метро. Все фрики фриканутые.
  Точно так же Станя подумал, и когда в метро Гордеев уступил свое место какой-то тетке с сумками. Станя с Сережей переглянулись, девчонки засмеялись. Метро пока еще оставалось единственным местом, где живые и мертвые были вместе и одинаково замотанные. Существовали районы, большинство составляли мертвые, в один из таких Станя сейчас и ехал. А были районы, где жили в основном живые, в одном из таких жил и Станя. Но в метро разделить живых и мертвых было невозможно. Несмотря на то, что формально нежить вроде как мертва, они все равно занимали места, вместо того, чтобы постоять, раз уж им не принципиально. Уступайте живым людям, блин, и пассажирам с живыми детьми. Парень, сидевший напротив Стани, выглядевший совсем ненамного старше, явно был мертвым. Рот у него был чуть-чуть приоткрыт, как будто он спал, но глаза распахнуты широко. В руках он крепко сжимал какую-то коробку. Наверное, курьер. Тупую нежить, вроде обычных зомби, часто использовали в качестве дешевой рабочей силы. Платить им не надо было, чужих денег в карман они не клали, поручения выполняли беспрекословно. Многие труповоды сделали бизнес на мертвых в девяностых. Курьер - вообще идеальная зомби-профессия. Такого работника можно было пинать, можно было орать на него, швырять в него камнями, а в ответ получить только пустой и равнодушный взгляд. Но если попытаться забрать у него коробку... В общем, светлая память всем тем, кто пытался воровать у зомби-курьеров, и хорошего пособия тем, кто после этого выжил. Станя показал мертвому парню средний палец, но тот не обратил никакого внимания. Катюша толкнула его в бок:
  - Так нельзя, блин. А вдруг ты окажешься на его месте когда-нибудь? Он же безобидный.
  - Пасть закрой.
  Сережа тут же подался к ним:
  - А давайте играть в мою любимую игру! Называется "зомби или нарик"!
  - А в чем смысл? - спросил Гордеев.
  - Ну, надо в вагоне всех подозрительных личностей разделить на зомби и нариков!
  - В Москве все такие циничные или только богатые?
  Сережа отмахнулся:
  - Вон зомби!
  - Да она наркоманка, ты чего! - взвизгнула Женька Ветрова.
  Наркоманка не обернулась, значит, скорее всего она все-таки была мертвая. Станя замечтался, сказал:
  - Как думаете, сколько бабла нужно, чтобы вычистить всех мертвых из Москвы?
   Сережа вытянул ноги, ответил:
  - Много, Стань, тебе не хватит, даже если почку продашь.
  - А я две продам.
  - Тебе нужна хотя бы одна, чтобы жить, Станя, - процедила Катюша.
  - Стасик выше таких условностей! - засмеялся Гордеев.
  Когда на "Площади Ильича" они сделали пересадку, Гордеев спросил:
  - А где у вас вообще вампирский район?
  - На "Трубной", - ответила Женька.
  - Трупной, - буркнул Станя. - А у вас?
  - Не скажу, а то вдруг Женьке московских вампиров будет мало!
  Стремновато, что когда они в метро заходили, были уже совсем синие сумерки, но еще не темно, а вот на выходе их встретила абсолютная темнота.
  Не сговариваясь, они старались держаться поближе друг к другу, даже Гордеев сейчас был приятнее, чем любой, кто мог им тут встретиться. Вампирский район на самом деле не был похож на модные вампирские кварталы в Америке и Европе. Скорее он напоминал типичную старую Москву с кафешками, где нельзя было наесться даже за пару косарей.
  Гордеев, видимо, решил сохранять спокойствие и выпендриваться дальше. Он сказал:
  - Наш вампирский район стремнее и красивее вашего.
  - В Питере все лучше? - заинтересовалась Женька.
  - Нет, туда мы с тобой не поедем!
  - И не надо, Аверин!
  Говорили они примерно как всегда, только на тон тише. Внимание вдруг расхотелось привлекать даже Женьке Ветровой. Гордеев остановился, и тогда Станя понял, что даже эксперту по выживанию в подобных ситуациях сейчас страшно.
  - Друзья! А может не поздно вернуться в метро?
  - Мы тебе не друзья!
  - Конечно, Стасик, у тебя вообще нет друзей, ведь ты депрессивное быдло с нестабильной психикой.
  - Еще два дня назад у него был, по крайней мере, один друг, - протянул Сережа.
  - Не беси меня! - отмахнулся Станя.
  - Если ты перестанешь со мной дружить, я буду бесить тебя всегда.
  Народу было ужасно много, странно было видеть после наступления темноты такую толпень. Женька зашипела на Катюшу:
  - Блин, не надо было тебя брать! Тебе восемнадцать точно не дашь! Аверин в пальто, люди в пальто старше выглядят, Логинов высокий, а новенький из Питера, поэтому говорит, как сорокалетний мужик!
  - Попрошу!
  - Вот видите!
  Сережа и Женька даже тихонько засмеялись, но на большее их не хватало.
  - Вам вообще не кажется, что если раньше эта идея была идиотской, то теперь она просто самоубийственная? - спросила Катюша.
  Сколько бы Женька Катюшу не обижала, та все равно оставалась недосягаемо спокойной. Станя был абсолютно уверен, что Женьку бы он уже убил, общайся он с ней так же близко.
  Хотелось рассматривать народец, дома, вывески, но Станя изучал в основном асфальт. Да что там Станя - даже Гордеев шел, опустив голову вниз. Раз уж не получалось решиться разглядывать вампирский район, Станя попытался хоть запах его почувствовать. Пахло Москвой, пылью, какими-то женскими духами и сыростью, но и еще кое-чем. Станя ощущал едва-едва заметный запах разлагающегося мяса. Как будто почти что каждый, кто мимо них проходил, носил в сумочке или в кейсе или даже в кармане стухший пару недель назад гуляш. Станя скривился, машинально сунул руки в свои карманы, проверяя, нет ли там чего-нибудь гнилого.
  Скинхеды не должны бояться вампиров, скин, боящийся вампиров, - позер. Станя наконец поднял голову, принялся осматриваться. Он ожидал увидеть 'Порше Кайены', одетых в дорогое шмотье трупарей, но ничего такого в глаза не бросалось. Дурацкий был стереотип, что все вампиры богатые. Конечно, за двести лет заработать денег было легче, чем за двадцать, но далеко не все вампиры способны делать бизнес, а из тех, что способны - не все этого хотели. Во всяком случае, рядом с глазастыми "Ниссанами" и сощурившимися "Ауди" вполне респектабельного вида, Станя видел и припаркованные у обочин "Москвичи" и даже немецкие "Трабанты", совсем старые, наверняка ровесники некоторых здешних вампов. Судя по всему, Сережа тоже осмелел, голос его прозвучал гораздо увереннее, когда он сказал:
  - Да я богаче большинства вампиров! Супер!
  Сами вампиры были такие же разнородные, как и их машины. Навстречу шли мужики в дорогих костюмах и мужики в дутых куртках и шапочках. Были дамочки в шубках и дамы в длинных старомодных платьях. Многие совершенно не отличались от обычных людей, носили те же пуховики, джинсы и шапки. Станя впервые задумался, скольких мертвых в метро невозможно узнать. Некоторые вампы выглядели, будто зависли в Советском Союзе, в пятидесятых там или даже в сороковых. Единственное, что объединяло их всех, - они были одеты не по погоде. Ни один из тех, кому температура тела еще важна, не надел бы в ноябре ни шубу, ни летнее платье.
  Станя-то думал, что нежить сразу попытается ими закусить. Парни рассказывали, что вампы всегда ужасно голодные, сколько бы ни жрали до этого. Еще говорили, что правительство сильно ошиблось, когда законсервировало разупокоенные кладбища на окраинах. Нежить от голода не умирала, только страдала и становилась злее. Говорили, что президент никак не может понять: разупокоенные кладбища в Москве - это не Чернобыль с его саркофагом, и тянуть время в ожидании, что нежить загнется во второй раз и сама - нельзя. А что было можно? Напалмом пройтись по окраинам Москвы?
  Тем не менее, здесь никто не собирался их жрать. Наверняка не только у Катюши на лице было написано, что она малолетка.
  - Как думаете, нас в клуб пустят? - вздохнула Женька.
  - В клуб?! Я думал, что мы просто здесь походим, пока ты не познакомишься с кем-нибудь! Нет, на клуб я не подписывался! - Сережа сунул руки в карманы.
  Станя принялся было думать, как остановить Женьку, выжить и перехватить чего-то от Сережиного бабла одновременно, но вдруг увидел кое-что, что заставило его потерять страх перед нежитью. Мимо них шли, о чем-то разговаривая, два офигенно смешных вампа. Один, блин, боярин, а другой, блин, гей. В вампире-боярине все было, как полагается: шуба, сапоги, какая-то убогая шапень и даже борода. Короче, историчка оценила бы его и одобрила. В вампире-гее тоже все было, как полагается, но кто бы его оценил, а тем более одобрил, Станя даже не представлял. Точно не историчка, она была идейно против. Гейского вида вамп в рубашке с кружевами и с зализанными волосами что-то очень эмоционально втирал боярину, так что Стане последнего даже жалко стало. Но больше было смешно, вампы были уморительно нелепые, какие-то совершенно неопасные. Станя даже процедил:
  - Куски мяса, блин! Дорогу молодым!
  И зиганул у них за спинами.
  - Станька!
  - Станя!
  - Стасик!
  - Еще раз назовешь меня Стасиком, и я...
  И тут вампиры обернулись. Блин, блин, блин, Станя же был уверен, что оскорблял их достаточно тихо. Вот черт, может на Гордеева свалить все?
  - Мал еще так со старшими речи водить, щень! - сказал, а возможно, что даже изрек вампир-боярин.
  - Чего?! Что он мелит вообще? Серега, переведи!
  Сережа согнулся пополам от смеха:
  - Щень?! Он реально сказал "щень"?! Щень!
  Проблемы не закончились и на этом, потому через всю улицу с радостным и каким-то хриплым лаем к ним несся настоящий щенок. Только он был еще и настоящий зомби, полуразложившийся кокер-спаниель, с которого свисали кудрявые клочья шерсти и сероватая воскового блеска кожа. Глаза у песика плохо держались в глазницах и светились любовью к Сереже.
  - Мать твою, щень! Я не тебя звал! Ты не щень, ты щенок! Ты что, воскрес и потерялся о времени?
  Катюша заверещала, Женька кинулась гладить щенка, а Станя и Гордеев одновременно обернулись к Сереже.
  - Нет, это твою мать! Ты поднял гребаного щенка?! - почти заорал Станя.
  - Я не мог перестать о нем думать, братан! И я знал, что тебе это не понравится, но оставить его одного не мог. И велел ему идти на расстоянии! Он даже сам зашел в соседний вагон! Он реально умнее, чем Леха Ильин!
  И умнее, чем Женька Ветрова, потому что та только что руки в пасть зомби-щенку не совала. А потом Станя обернулся и увидел, что вампы никуда не ушли и смотрели теперь уже с интересом.
  - Али ты маленький рэйзер? Зрею, что тут вас поелику двое.
  - Чего? Чего он мелит?!
  - И один неразумный щень.
  - Два, если считать спаниеля, - кивнул Гордеев.
  Вампир-гей засмеялся, а потом сказал с каким-то дурацким акцентом:
  - О, шарман! О, ничего не боящаяся юность! Тре бьен, у тебя очаровательный щенок, мальчик! Вы, видимо, ищите приключений!
  - Нет, не ищем. Мы ищем метро! - быстро ответил Сережа.
  - Мне кажется ваша жен филль другого мнения!
  - Кто другого мнения?!
  - Стасик, не нервничай. Юная девушка. Это он так Женьку назвал!
  - В Питере все знают французский?!
  Гей, который оказался французом, тем временем продолжал:
  - Я - Мишель, а это - Мстислав. И если мы могли бы украсть вашу даму...
  Женька тут же подскочила к французику:
  - Меня Женя зовут!
  Станю аж затрясло от злости:
  - Зачем ты называешь ему свое имя, шлюха конченная?!
  С самого первого класса им повторяли, что никому, кто связан как-то с магией, нельзя называть свое имя добровольно. Станя не знал всех тонкостей, но знал, что заколдовать человека куда проще, зная, как его зовут. Мишель расплылся в улыбке, боярин не улыбался, да и рассматривал он в основном щенка. Зоофил или закусь себе присмотрел? Мишель выглядел безобидным, типичный европейский вампир, слащавый и улыбчивый, а вот боярин Стане при близком рассмотрении очень не понравился. У него было жестокое, хищное лицо, такие одинаково часто мелькают в "Криминальной России" и в Государственной Думе.
  - Евгения! Чудесно! Какое красивое имя! Любите веселиться, Евгения? - заговорил Мишель.
  - Не любит, - процедил Станя.
  - И у нее папа - прокурор! - добавил Сережа.
  - А еще нас ждут дома! - сказала Катюша.
  - И я уже позвонил своим родителям, - торжественно, как заклинание, произнес Гордеев.
  И все они старательно закивали, кроме, конечно, Женьки. Она заулыбалась, встряхнула волосами:
  - Конечно, я люблю развлекаться. Только мне на развлечения мама денег не дает!
  - А папа-прокурор? - спросил Мишель.
  - И папа не дает.
  И не прокурор.
  - В таком случае мы точно не можем оставить петит белль в беде!
  Тогда снова заговорил Мстислав:
  - Прочих отроков мы силой не задерживаем! Коли они хотят вернуться в отчий дом - пускай!
  Сережа снова принялся ржать, Станя толкнул его в живот.
  - Блин, ну я не могу! Ну он так трешово говорит! Трешово глаголит, вернее!
  Зомби-спаниель запрыгнул Сереже на руки, видимо, решив что у того хорошее настроение.
  - Блин, пальто мне испачкаешь, тварюга!
  Но все-таки Сережа щенка не сбросил, наоборот погладил и заулыбался ему еще шире.
  Станя сказал:
  - Ну, раз не задерживаете, то досвидос.
  Станя дернул Сережу за локоть, потащил за собой. Остановил его Гордеев.
  - Стасик, ты не такой бесчувственный, каким хочешь казаться!
  - Нет, такой. И сейчас я бесчувственно сваливаю. Женька же сказала проводить ее и все! Мы проводили!
  - Ее там сожрут!
  Сережа кивнул:
  - Ну, скорее всего. Но мы сделали все, что могли. Пока, эксперт!
  Гордеев закатил глаза:
  - Ты - мажор, а ты - фашист. Вы уже воплощение всего, что люди ненавидят. Неужели вы не хотите хоть раз сделать что-нибудь хорошее? Правильное? Благородное, наконец?
  Станя и Сережа переглянулись, потом Сережа замотал головой, а Станя сказал:
  - Не хотим.
  Сережу дернула за рукав Катюша.
  - Сережка, Станя, ну пожалуйста. За ней нужно присмотреть! Мы не можем ее оставить.
  - И на Гордеева не можем? - с надеждой спросил Станя.
  Катюша помотала головой:
  - Только на Гордеева - не можем.
  Станя скривился. Сережа посмотрел на своего зомби-щенка, выдохнул:
  - Блин. Ладно.
  А Гордеев тогда обернулся к вампам и Женьке, притулившейся к французу.
  - Даму мы одну не отпустим!
  - Никакой сложности в этом нет, петит мастер, если вы пойдете с нами! Евгения, вы бывали когда-нибудь в клубах?
  Женька запрыгала на месте от восторга, запищала:
  - В настоящих ночных клубах?
  - Ночнее не бывает!
  Мишель приобнял Женьку за талию, она заулыбалась еще шире.
  - Эй, ты, понаехавший кусок мяса, а кормить нас будете?
  - Непременно!
  Гордеев засмеялся:
  - Ты скинхед, Стасик, но не очень идейный, да?
  Идейный Станя был или нет, а вот что голодный, это точно. Мстислав вклинился между Сережей и Гордеевым.
  - Это твой первый зомби, рэйзер?
  И говорил он совершенно нормально, без своего смешного боярского говора стал даже жутким. Да уж, отличный планировался вечер. Станя и Катюша пошли позади всех.
  - Вампов мы не интересуем! - вздохнула Катюша, но по этому поводу она точно не расстраивалась.
  - Потому что мы тощие, крови - на один глоток, - сказал Станя. Он пытался, хотя и не очень получалось, смотреть на происходящее в позитивном ключе. Вампиров куда больше интересовали фрики. Кроме того, их всех обещали покормить, а есть за чужой счет было приятно. Да и в ночном клубе Станя никогда не был. Как и в театре. И на концерте, и вообще в каком-нибудь ночном месте. Ночной клуб был как из фильмов. Все, что полагалось в нем присутствовало: неоновая вывеска, серьезный мужик в темных очках у входа, бархатный шнурок, преграждавший дорогу внутрь, и даже небольшая очередь, в основном сплошь из мертвецов. И если серьезных мужиков и очередей Станя и по жизни достаточно видал, то светящаяся в темноте надпись смотрелась нереально круто. Клуб назывался "Жатва", Сережа снова засмеялся, Гордеев хмыкнул, а Станя сказал:
  - Вот тупняк.
  - А ты бы как назвал вампирский клуб, маленький фашист? - протянул Мишель.
  - "Жратва".
  Станя всегда шутил с таким каменным лицом, что кроме Сережи никто и не понимал, что он шутит. Катюша дернула Станю за подтяжку:
  - Не зли их!
  - Я не злю!
  - Злишь, - кивнул Гордеев.
  - Да если бы я хотел их разозлить, я бы разозлил!
  - Ты уже разозлил! - вставила Женька.
  - Еще нет!
  Чего Станя терпеть не мог, так это когда с ним спорили, ему тогда ужасно хотелось доказать свою правоту всем на свете и любой ценой. Так что Станя кинул зигу суровому мужику у входа и проскандировал:
  - Зло победит! Хайль Гитлер!
  А потом пояснил Гордееву и прочим идиотам:
  - Вот это - злю.
  Суровый мужик посмотрел на Мстислава, но тот только головой покачал. Интересно, а если бы не покачал, что бы мужик Стане сделал? Ну, как интересно - больше стремно. Мстислав решительно обошел очередь, - никто, к сожалению, не заругался, - и втолкнул Гордеева с Сережей внутрь; Мишель юркнул следом, ведя Женьку под ручку. И только Катюша со Станей прошли мимо вышибалы с самым независимым видом. Правда, недалеко. Мстислав остановился в маленьком, полутемном холле, и все движение его было какое-то неестественное, очень механическое, он сказал:
  - Сдайте оружие.
  - Или что? - огрызнулся Станя.
  - За ношение оружия в клубе штраф.
  - Деньги? - поинтересовалась Женька.
  - Кровь. Впрочем, не волнуйтесь, на выходе оружие сможете забрать. Сдадите администратору, и все будет в порядке. Согласны?
  Как будто бы они могли не согласиться.
  - Благодарствую! - кивнул Мстислав. Наверное, он разговаривал, как боярин, только когда был всем доволен.
  Девушка-администратор, сидевшая на стойке, а не за стойкой, и рубившаяся в какую-то неприятно пиликавшую игрушку на телефоне, была мертвее некуда. Взгляд в ней был самым стремным. У мертвых он был расфокусированный, и на глазах что-то вроде прозрачной пленки, которую едва можно увидеть, и от этого она раздражала еще больше. Девушка улыбнулась им, Станя увидел загнутые клычки. Большая неправда, что у всех вампов одинаковые клыки, это он тоже узнал, бухая пиво после футбола, но теперь убедился на практике. Вот если бы кто-нибудь снимал у вампов слепки зубов, нераскрытых убийств меньше бы стало. А еще лучше было бы, если бы клыки у вампиров вырывали.
  Станя выложил на стол кастет, снял с шеи крест, даже свой перочинный ножик, совершенно, кстати, обычный и неопасный для вампиров отдал. Сережа сдал все оружие, которое ему Станя одолжил. Надо будет не забыть разозлиться, если оружие пропадет. Станя хотел было отойти от стойки администратора, но Мстислав покачал головой:
  - Все оружие, щень.
  Станя вздрогнул. Интересно, вампир знает и про крест в носке? Станя хотел уже доставать, но вовремя понял, о чем Мстислав говорил. О пистолете.
  - Да он игрушечный!
  - Тогда не жалко сдать.
  Станя скривился, но пистолет положил перед клыкастой администраторшей. Показалось, что она сейчас рассмеется, но нет, сдержалась. А потом случилось кое-что, чего Станя да и другие точно не ожидали. Катюша достала из сумочки два ножа, два обычных кухонных ножа.
  - А твоя мама знает, что ты ее обокрала? - заржал Сережа.
  - Ничего смешного, - сказала Катюша. - Алюминий отлично работает против молодых вампиров. Лучше иметь хоть какое-то оружие.
  Когда она достала из-за пояса крест, Станя почувствовал к ней даже что-то вроде уважения. Сережа толкнул Гордеева в плечо:
  - А ты что же не сдаешь оружие, охотник за вампирами?
  - Да я сам - оружие!
  - Мишель, тогда можно оставить здесь этого мальчика? - засмеялась Женька.
  Когда все их оружие улыбчивая администраторша убрала в шкаф и закрыла на ключ, Мишель повел их в зал. Помещение было очень просторное, совсем не прокуренное, вампиры ведь не курили, но все равно отчего-то было душно. Да так сильно, что почти сразу у Стани заболела голова. Хотя, возможно, не только от духоты, но и от грохотавшей музыки. А Женька вот даже уши зажала.
  - А что так громко?
  - О, Евгения, вы привыкните!
  Пока Евгения привыкла только к тому, что к ней обращаются на "вы", глядишь, еще и в школе такого потребует. Женька сказала тоном дамы из девятнадцатого века, готовой грохнуться в обморок:
  - Мне дурно! Я хочу за тот столик, Мишель!
  Оформлен клуб был странно, ну или Станя не врубил всей прелести с непривычки. Все вокруг было ужасно броское, черно-красное и неприятное, как декорация для фильма ужасов. Много зеркал, видимо, для успокоения всяких стереотипщиков, которые все еще считали, что вампы не отражаются. Пол был кафельный, блестящий и черный. Интересно, а часто на нем вампы поскальзываются? Вот было бы здорово увидеть!
  К столику, куда Женька хотела, Мишель ее не пустил, зато помахал какому-то аккуратно и старомодно одетому вампу.
  - Анри! Ты опять в меланхолии?
  Мишель дернул Женьку, потом кивнул на Гордеева:
  - Смотри, какие подарки мы тебе привели! Время радости!
  - Игры с детьми мне претят, они низменны и скучны, - ответил Анри, настроение которого, судя по всему, действительно оставляло желать лучшего. А еще все вампы очень странно разговаривали, факт. Женька, правда, тут же оживилась:
  - А вас как зовут?
  - Андрей Германович.
  Катюша шепнула Стане:
  - Прямо как учитель в школе, только еще и людей убивает.
  Станя хмыкнул. О нет, кажется, Катюша Устинова начинала казаться ему не просто девчонкой, а нормальным человеком.
  Все расселись за столом: Женька с Мишелем и Андреем Германовичем на диванчике, Мстислав между Гордеевым и Сережей, державшим мертвого щенка на коленях, Станя рядом, а Катюше пришлось даже стул попросить у соседей. Станя еще поразился, какой стол был чистый: ни крошки, ни пятнышка. Но когда он проводил взглядом официантку, у которой в руках была влажная розоватая салфетка, то врубился: это не персонал здесь был аккуратный. Здесь просто ничего не ели такого, что нужно было бы долго убирать. А что здесь ели - то легко стиралось. Станя только надеялся, что эти розоватые от крови салфетки одноразовые. Да уж, как бы чисто все ни выглядело, подцепить гепатит С тут можно было даже от пристального взгляда. Станя тут же убрал локти со стола, и толкнул Сережу и Катюшу, чтобы тоже убрали. Было жутковато и очень брезгливо, все молчали, пока наконец Мишель не решил нарушить неловкую паузу за счет Стани.
  - Так ты из той самой неофашисткой группировки?
  За Станю ответил Гордеев:
  - Нет, у него просто рак, и он проходил химиотерапию!
  - Завали, Гордеев!
  Женька было притулилась к Мишелю, но что-то у нее там не выгорело, она отскочила, как будто обожглась. Но Станя-то догадывался, что не обожглась, а как раз наоборот. Прикасаться к вампам было примерно так же приятно, как прикасаться к пельменям из морозилки. Мстислав тем временем чесал за ухом щенка, Сережа сглотнул, сказал неуверенно:
  - Классный, да?
  - Замечательный. Сложно было поднять такой старый труп?
  Когда он убрал руку, Станя увидел, что пальцы у Мстислава перепачканы чем-то гнилым и склизким, серовато-розовым. Наверное, у сбитого машиной песика была дыра в голове, которую Мстислав не заметил или замечать не захотел. Выражение "почесать за ушком" приобрело для Стани совсем другие масштабы. Сережа скривился, потом снова попытался улыбнуться, но не очень получилось. Мстислав сказал:
  - Привыкай к виду крови. Кровь для фрика почти так же важна, как и для вампира. Кровь для магии - все равно, что вода для электричества.
  Мстислав улыбнулся еще шире, морда его стала еще более хищной, и он добавил:
  - Мы на самом деле не так уж сильно отличаемся.
  Стане стало даже ужасно обидно за Сережу. Сережа был его лучший друг, а значит, он был куда лучше любого вампира.
  - Чего-чего-чего? Вообще-то отличаетесь! Ты - копальхен престарелый, а он... ну, не копальхен, в общем.
  Ругаться на вампов копальхеном Станю тоже парни научили, сначала он думал, что это что-то немецкое, пока ему не рассказали, что это такая жрачка из сгнивших оленей и тюленей.
  - Щень, я диву даюсь, какой ты навязчивый!
  - А я офигеваю, какой вы старый!
  Женька тем временем продолжала окучивать своего вампира.
  - Мишель, а вы из Франции, да?
  Мишель снова слащаво рассмеялся, а потом принялся вдохновенно заливать:
  - Петит мадемуазель Евгения, вы любите Францию? Вы бывали осенью на Монмартре, когда искусство и любовь сплетаются в листопаде...
  - Ща блевану! - сказали Сережа и Катюша хором. Станя в который раз подумал, что Катюша была бы отличным третьим другом в их компании. Уж точно лучшим, чем Гордеев. Сережа еще пробормотал:
  - Надеюсь, в следующий раз Женька будет искать себе теплокровного папика.
  Станя был с ним абсолютно согласен.
  Гордеев водил пальцем по столу, хорошо бы, если он так колдовал и собирался всех спасти, а этот самый Андрей Германович сверлил Гордеева взглядом, но не как Мишель Женьку, а как Станя иногда чужие бутерброды. Сережа тоже этот взгляд заметил, спросил:
  - Слушай, а почему вампы проявляют к нам больше внимания, чем к девчонкам?
  - Просто кровь фриков сытнее и вкуснее крови обычных людей, - ответил Гордеев, и, судя по тону, вряд ли его этот факт радовал.
  - Стоп, так вроде же никто не собирался нас есть?
  Мишель отмахнулся:
  - О, конечно мы не собираемся вас есть! Считаете нас варварами?
  Он закатил глаза, жеманно и мерзко, да только и вполовину было бы не так противно, если бы глаза у него не остались сплошными белками.
  Женьки пискнула:
  - У вас глаза...
  Мертвеца. А она чего хотела? С каждой минутой посиделки с вампирами нравились Стане все меньше и меньше. Видимо, остальным тоже. Катюша поднялась со своего места, дернула Станю за воротник.
  - Мы пойдем, наверное, закажем выпить... здесь же можно выпить, да?
  - Можно, да только зачем? - вздохнул Андрей Германович.
  - Не веди себя как консерватор, Анри! Пусть дети расслабятся!
  Катюша округлила глаза, как будто услышала обещание их сожрать. Хотя, возможно, это оно и было. Катюша потащила Станю к барной стойке, а он все думал, сойдет ли за совершеннолетнего, и сколько надо выбухать, чтобы вампы не смогли его съесть. Нежить не переносила алкоголь ни в крови, ни в коктейлях, ни в таре, и потому-то Станин отец, конченный алкаш, который периодически шатался после темноты, все еще был жив.
  - Катюш, займи денег, ну?
  - Нет, Стань.
  - Чего ты жидишь? Завидуешь, что у меня плохая наследственность? Я могу выбухать больше тебя и выжить?
  Катюша зашипела:
  - Станька! Ты что, реально такой тупой? Мы не будем реально бухать, мы же не хотим ослабить бдительность. Сделаем вид, что выпили, это даст нам немного форы, они не будут жрать нас сразу, пока будут думать, что мы пьяные.
  - А что мы будем делать, пока нас не жрут?
  - Лучше скажи, Стань, вампиры чувствуют запахи?
  - Вроде нет. Не знаю. Блин!
  Катюша покачала головой, как обычно делали все девчонки, когда хотели показать Стане, что он безнадежен.
  - Может в ментуру позвонить? - наконец спросила Катюша.
  - Какая ментура? Во-первых, поедут ли они сюда - это большой вопрос. Во-вторых, скажут, что пока ничего не случилось, нечего нам звонить. В-третьих, у нас нет лавэ на взятку, чтобы они предкам ничего не сказали.
  Катюша кивнула:
  - Резонно.
  Наказание от предков, кажется, заботило Катюшу больше, чем угрозы от вампиров. Она села на высокий стул у барной стойки, окликнула бармена:
  - Здравствуйте! Можно нам, пожалуйста, пять минералок, но чтобы в бокалах. Чтобы выглядело, как будто это коктейль. Оливку какую-нибудь внутрь бросьте там.
  Бармен, клыкастый и мертвый, естественно, посмотрел на Катюшу насмешливо, сказал:
  - Может, вам в рюмках, чтобы сразу за водку сошло?
  Катюша мотнула головой так резко, что Станя даже слышал, как у нее зубы лязгнули, но ответила настолько вежливо, насколько могла:
  - Нет, спасибо. Нам, пожалуйста, то, что я сказала.
  Станя пожал плечами:
  - Может шум поднять? Тут же небось есть люди?
  - Но вампов-то больше. У тебя совсем не осталось никакого оружия, Стань?
  Станя наклонился к ней, шепнул на ухо:
  - Крест в носке.
  И она ответила тем же интимным шепотом:
  - У меня тоже есть крестик, к лифчику приколот.
  - Прикольно быть девочкой!
  Катюша достала из сумочки пятьсот рублей, протянула бармену.
  - Так что, что нам делать? Есть вообще варианты?
  Станя пожал плечами:
  - Притвориться мертвыми здесь не прокатит, да?
  Катюша понесла два бокала, Станя взял остальные, но сначала - сдачу. Если Катюша потом забудет о ней, будет здорово, а если они все равно умрут, то будет пофиг. Маневр Стани остался незамеченным, потому что внимание Катюши что-то отвлекло. Она, замерев и закусив губу, наблюдала за кем-то в другом конце зала.
  - Чего? Чего, Катюш? Катюш, тебя загипнотизировали?!
  - Стань, кажется, я видела нашу англичанку!
  - Вот Сереге и расскажи! Вот он обрадуется, узнав, что его любимая училка - вампирская шлюха.
  Катюша нахмурилась:
  - Я могла обознаться, но...
  - Да какая англичанка, подумай головой, блин. Тебе стремно просто, и ты галюна словила.
  Катюша нахмурилась еще сильнее, от чего брови у нее на переносице почти встретились, как и зрачки:
  - Нет. Нет, я видела ее, точно.
  - Ладно, покажи мне, где она.
  В любом месте лучше было смотреть на симпатичную училку, чем на косоглазую одноклассницу. Даже в вампирском ночном клубе.
  - Да она мелькнула просто. Сейчас я ее уже не найду.
  Станя тогда вздохнул и начал как можно более проникновенно:
  - Пока мы тут базарим про англичанку, моего друга и твою лучшую подружку уже жрут! Уже хрустят их хрящами! Чавкают! Пожирают!
  - Я сейчас вылью тебе на голову воду, чтоб ты остудился, придурок.
  Но саму Катюшу, похоже, мысли о том, как сожрут Женьку с Сережей, уже остудили, потому что она рванула вперед, чуть не разлив их воду, которую все должны были принимать за коктейли. Как оказалось, ни Сережу, ни Женьку, к счастью, никто не жрал. Гордеева, к сожалению, тоже. Станя протянул Сереже бокал.
  - Бухни для храбрости!
  Сережа держался достойно, во всяком случае, не подал виду, даже если и удивился.
  - Спасибо, братан!
  - Отдай мне свою оливку.
  - В качестве чаевых?
  Ладно, возможно, Станя поспешил Сережу похвалить. Как бы спокойно он не говорил, пялился он на Станю так, как будто считал, что тот может всех спасти. Хотелось спросить, как себе Сережа такое геройство представлял. Жаль, что кидание зиги в вампирском районе не призывало передовые отряды 'СС' или хотя бы футбольных фанатов. До Стани вдруг начало доходить, что если он и начинал как скинхед, это еще не значило, что он не закончит как вампирский обед. Станя передал еще один бокал Женьке, сказал:
  - Пей, овца.
  - Фашисты всегда такие галантные кавалеры? - тут же встрял Мишель.
  Женька вертела в руках бокал:
  - Но вы же ходили за...
  Андрей Германович, который до того сидел совершенно неподвижно, вдруг перехватил руку Женьки.
  - Поставь.
  Женька пискнула, быстренько кивнула. Когда она напряженно улыбнулась и поставила бокал, Станя заметил пятна помады у нее на зубах, розовые, как разведенная со слюной кровища. Сережа сидел, вцепившись в своего мертвого щенка, и выглядел ужасно маленьким. Станя не в тему вспомнил, как когда им было по девять, он сбегал к Сереже от бати, и они вместе тайком смотрели новости, а новости тогда были страшнее любого фильма. И Сережа точно так же сидел, вцепившись в плюшевого крокодильчика. Наконец Сережа прокашлялся, хрипло и неуверенно произнес:
  - Ничуть не сомневаюсь, что вы, мужики, порядочные вампы! Но давайте уточним, просто на перспективу, вы не собираетесь нас... убивать?
  Мстислав засмеялся, вытянул руку и принялся постукивать пальцами по столу, неприятно напомнив любимый жест Карена Филипповича. Станя заметил, какие темные вены у вампира на руках. Выпитая кровь никуда не девалась, нежить ведь не переваривала ее, как живые. Выпитая кровь разливалась в вампире и гнила в нем до следующей порции. Судя по тому, какие у Мстислава на руках были темные от застоявшейся крови вены, он давно не питался.
  - Конечно, мы не собираемся вас убивать.
  - Отлично!
  Андрей Германович склонил голову набок:
  - Мы собираемся на вас покормиться.
  - На нас? - спросил Сережа.
  - Покормиться? - выдохнула Катюша.
  - Да мы ж малолетки, вас посадят! - протянул Гордеев, но верить он в это явно не верил, как и Станя. Достаточно старых вампиров менты боялись куда больше, чем нераскрытых дел в годовых отчетах. Андрей Германович сцепил пальцы, вены у него на руках были еще темнее, чем у Мстислава.
  - Все просто. Выбирайте, либо каждый из вас получает по укусу, либо мы кормимся от кого-то одного...
  - Гордеев!
  - Гордеев!
  - Новенький!
  - Гордеев!
  Гордеев развел руками:
  - Ну, я даже не знаю, что в таком случае сказать...
  - ... но он умрет.
  Гордеев тут же опомнился:
  - Тогда знаю! Да пошли вы, я не собираюсь из-за вас умирать!
  А потом Женька Ветрова вздохнула:
  - Мы согласны. Ну, то есть, если вы просто покормитесь, но не убьете!
  - Алло! От трех укусов умирают! Вы обещали нас не убивать! От трех укусов умирают! - скандировала Катюша как можно громче и отчетливее.
  Зомби-спаниель жалобно пискнул, рванул под стол. Видимо, он чувствовал то же, что и Сережа, но самообладания у него все-таки было поменьше. Сережа полез под стол за щенком. И тогда Станя впервые увидел, насколько вампы были сильнее людей. Андрей Германович просто взял и просунул руку сквозь столешницу, как сквозь воду, только вместо брызг во все стороны полетели щепки, и вытащил Сережу, успевшего-таки поймать щенка, из-под стола. Девчонки завизжали, Станя вскрикнул, а Гордеев только отшатнулся. Станя машинально вцепился в Сережу, хотя вряд ли перетягивание лучшего друга, как каната, могло бы помочь, да и вряд ли человек, пусть даже и скинхед, победил бы вампа-быка.
  - Трешняк, - постановил Сережа, а щенок у него на руках согласно гавкнул.
  - Отпусти мальчика, Андрей, - сказал Мстислав.
  - А если нет?
  - Отпусти.
  В конце концов Андрей Германович все-таки опутил Сережу на пол.
  Ух ты, что занудный и унылый аристократ оказался быком. Вампиры, как говорили Стане пацаны, делились на два типа. На быков, у которых была огромная физическая сила, и на ботанов, которые были не намного сильнее людей физически, зато могли проворачивать всякие штучки с разумом. Быки и ботаны - это были скиновские наименования, а прочие люди обычно называли их силовиками и мозговиками. Станя всех тонкостей не знал, слышал только, что по способу смерти можно было определить, что будет уметь поднятый вампир. Самоубийцы становились ботанами и капали всем на мозги, а убитые становились быками и всем по мозгам стучали.
  Мишель цокнул языком, сказал:
  - За погром-то придется платить!
  Говорил он теперь совершенно без дурацкого акцента.
  - Ты чего, русский, что ли? - спросил Сережа.
  - Тебя это сейчас волнует, рэйзер? - засмеялся Мстислав. - Мы договариваемся или нет?
  - Гордеев, спаси нас, ну спаси, ты же крутой фрик и какой-то там мастер! - зачастил Сережа.
  Гордеев помотал головой:
  - Вы хотели меня вампам скормить!
  Но почему-то Станя был уверен, что Гордеев просто ничего сделать не мог. Итак, Стане было пятнадцать, его хотели сожрать вампы, а он стоял и думал: вау. И еще: ого.
  А потом Катюша заорала:
  - Виктория Владимировна!!! Виктория Владимировна!!! Помогите!!! Виктория Владимировна!!!
  Офигеть, теперь, еще и Катюшу Устинову снова глючило. Но Катюша, как и всегда, оказалась права.
  - Женя? Катюша?!
  Виктория Владимировна, их учительница по английскому, действительно была здесь, и совсем не походила на учительницу по английскому в таком коротком и красивом платье.
  - Сережа? Станя?
  Взгляд ее остановился на Гордееве, он развел руками:
  - Нет, вы меня не знаете. Я новенький.
  - Что здесь происходит?
  А потом Виктория Владимировна заметила Мишеля, и знала она об этом типе явно больше их.
  - Мишка?!
  - Мишель! - зашипел он, но Виктория Владимировна только отмахнулась.
  - Ты что опять за свое? Ты знаешь, что за скаутство сажают?
  - Скаутство? - переспросила Женька. - Как в модельных агенствах?
  - Да не я их привел!
  - Он, он! - закивал Станя. - И еще этот, боярин, короче! Вдвоем!
  Виктория Владимировна сложила руки на груди, смерила Мишеля, хотя теперь уже Мишку, уничтожающим взглядом:
  - Ты знаешь, что это значит? И уж если Реджинальд узнает, в чей клуб вы водите малолеток, вам не поздоровится.
  Сережа зашептал Стане:
  - В смысле - скаутство, какое скаутство? Бой-скаутство?
  Станя пожал плечами, убежденный, что профессия вампира Мишки - меньшая из их проблем. Мишель махнул рукой, совсем не жеманным уже, а очень обычным, мужицким жестом, сказал:
  - Это всего лишь маленькое недоразумение!
  - Вот именно, что маленькое. Им по пятнадцать лет!
  Девчонки вцепились в Викторию Владимировну мертвой хваткой, красивый Женькин нос уже краснел, она готова была зареветь. Катюша держалась стойко. Только сейчас Станя понял, что его трясет. Вампиры, что не удивительно, оставались спокойны. Мстислав сунул руки в карманы своей боярской шубы, жест был ужасно современный и ему неподходящий. Он сказал:
  - Вик, давай решим дело миром. Ты же сама не хочешь посвящать старину Рэджинальда в эту историю.
  - Старина Рэджинальд старше тебя в два раза, не забывай.
  И куда пропал ее учительский тон, говорила она жестко. Станя подумал, что с вампирами - как с дикими зверьми - нужно показать, что ты сильнее, иначе они тебя сожрут. В этот момент Станя понял, что вот его новый любимый учитель. И ручался, что точно то же поняли и все остальные.
  - Хорошо, Вика.
  Станя было подумал, что все уже решено, и что сейчас они поедут домой, да еще и на такси, но Андрей Германович сказал:
  - Я не собираюсь плясать под дудку либералов.
  Ну прямо как президент сказал.
  - Если дети хотят быть в безопасности, они должны сидеть дома.
  И, о, как Станя был с ним сейчас согласен.
  - Но они пришли сюда и пришли добровольно. Они не платили за вход.
  Катюша хмыкнула:
  - А еще аристократ! Денег хочешь?
  Сережа обрадовался, выдохнул с облегчением:
  - Отлично! Это всегда можно!
  Андрей Германович молча кивнул в сторону выхода. Станя подумал, что это он их так выгоняет. Прошли, значит, без платы и вон отсюда. Но Андрей Германович его ожиданий не оправдал, сказав:
  - У Кристины за стойкой есть книга потребителя со всеми расценками. Мишель, принеси.
  Мишель вернулся со смешливой девочкой-администратором и здоровенной подшивкой разных лицензий. Он принялся листать страницы, Станя заметил всякие сертификаты от санэпидемстанции, копию договора об аренде и еще много всяческих документов, на которые сейчас было плевать. Наконец Мишель нашел то, что нужно было, - расценки, заверенные чьи-то подписями. Да уж, для того, чтоб устанавливать такие цены, явно нужны были подписи районной управы как минимум. На самой простой бумаге самым обычным шрифтом было напечатано: "Плата за первый вход - один укус и один глоток крови. Взимается с каждого посетителя." Станя тоскливо смотрел на подписи и печати, согласно которым все это объявлялось законным.
  Администорша выхватила у Мишеля папку, сказала:
  - Все, отвали теперь, утопист паршивый.
  У нее был приятный голос, даже когда она ругалась, в нем слышались смешливые нотки. А вот в голосе Катюши слышалась паника:
  - О таком надо предупреждать! Нужна вывеска! Объявление!
  Мстислав развел руками:
  - Это вам голова на плечах нужна, дети. Когда люди принимают осознанное решение пойти в незнакомый вампирский клуб, они выясняют, чем это чревато. Среди своих все известно.
  Андрей Германович тем временем все еще был озабочен взиманием с них платы за вход:
  - Я согласен, если заплатит один.
  Мстислав помотал головой:
  - Я не согласен. Если один отдаст слишком много, я за его безопасность ручаться не буду. Пусть каждый заплатит. Никто из них пострадает сверх меры, но свою плату мы получим.
  Девочки заныли, вцепились в Викторию Владимировну. Мстислав дернул Сережу за шкирку.
  - Я выбираю рэйзера.
  - Поставьте Сережу на место! - пискнула Женька. Ну да, как пришла ее любимая училка, так сразу и осмелела. Девчонки оставались девчонками даже при смертельных угрозах.
  - Да, вот именно, поставьте Сережу на место! - потребовал Сережа.
  Мишель засмеялся:
  - Вот молодец, рэйзер, уже и имя свое назвал.
  - Блин!
  Если твое имя называл кто-то другой, это не считалось. Главное было не произносить его самому. Что теперь будет, Станя не знал, но, судя по виду Виктории Владимировны, - ничего хорошего. Она сверлила Мишеля взглядом, пока он не сдался, не обратился к Мстиславу
  - Это слишком, Мстислав. Всех пятерых покусать нельзя, проблемы будут. Скажем так, нас трое - мы укусим троих детей. Девочки останутся целы.
  - Да вы все геи! - сказала Катюша неизвестно зачем. Наверное, за справедливость.
  Кстати о справедливости. У Стани не хватало наглости и злости, чтобы предложить пойти вместо него Женьке Ветровой, которая всю эту кашу заварила. По этому поводу он считал себя очень благородным человеком и очень бы обиделся, если бы кто-то сейчас с ним не согласился.
  Мстислав сделал шаг к Виктории Владимировне, и Станя увидел, как она отшатнулась. Наверное, она боялась все-таки больше, чем сначала показалось.
  - Так мы договорились?
  Англичанка обняла девочек покрепче, зашептала:
  - Идиотки, идиотки, с вашими родителями лично поговорю!
  - Но это куда лучше, чем лично принести им некрологи, - засмеялся Мишель. - Слово сказано, Вика?
  - Услышано.
  Андрей Германович заулыбался:
  - Вот и славно.
  А потом кивнул Гордееву:
  - За мной иди.
  - Я?! Блин, а выбрать себе вампира нельзя?
  Сережа неловко засмеялся:
  - Ну, это ты мне как эксперт по вампирам скажи!
  - За мной, я жду!
  Станя обернулся, а Андрей Германович уже стоял на сцене. Быки, оказывается, были не только сильные, но еще и очень быстрые. В обычных клубаках, насколько Станя из фильмов знал, на таких сценах играли дешевые группы или пели дурные певички. Ну, уж детей там точно есть не полагалось.
  - Стоп! Мишка! Какая сцена, об этом мы не договаривались!
  - Мы договаривались об одном укусе. Какой он будет, никто не уточнил.
  - За исключением того, что он не будет летальным, - добавил Андрей Германович, и слышно его было через ползала. Ну, хоть это-то он запомнил. Гордеев помедлил, но все-таки пошел на сцену. Станя даже чуть не засмеялся, так ему это напомнило всякую школьную обязаловку, вроде концертов к восьмому марта и двадцать третьему февраля. Андрей Германович вещал покруче директора, освещенные прожекторами, они с Гордеевым казались актерами:
  - Господа и дамы, многоуважаемое человеческое общество, вы должны осознавать, что вампиры и люди принадлежат к разным видам. Сюда, в эту отвратительную колыбель разврата и попустительства под названием "Жатва", часто приходят человеческие дети. А отцы их должны осознавать, что в том, что с неразумными чадами происходит здесь дальше, нашей, вампирской, вины нет. Так пусть печальная участь этого юноши прочим послужит уроком.
  Он сделал паузу, что, впрочем, никак не помогло Стане осмыслить сказанное. А потом Андрей Германович так вгрызся, как не снилось даже Лехе Ильину, как даже самому Стане в самые голодные времена не снилось. Хлюпало и чавкало, вампир грыз Гордеева прямо через майку, и Катюша, видать, приняла очень своевременное решение отключиться. Подхватил ее Мишель, да так неудачно, что она тут же пришла в себя, взвизгнула. И когда Сережа дернул Станю за рукав, Станя едва не заорал тоже.
  - Брат, давай поговорим.
  - Не то место.
  - Нет, серьезно. Вампам нужно три укуса, три. Один вот сейчас. Осталось два. Я возьму оба. Я же знаю, что у тебя в тусовке это большое преступление.
  Что правда, то правда. Скинхед, укушенный вампиром, должен был проходить какое-то загадочное испытание и восстанавливаться в церкви. В общем, ничего хорошего Стане не светило, если бы его бритые друзья узнали, что его покусали.
  - Ты же трус!
  - Станя, я пытаюсь пожертвовать собой ради тебя, а ты кидаешь мне предъявы. Что-то здесь не так, да? В общем, я же не просто так. Я беру твой укус, а ты мне обещаешь, что будешь со мной дружить, даже если я буду и дальше поднимать мертвых. Что мы останемся друзьями в любом случае.
  Сережа так бережно прижимал к себе своего щенка, что Станя задумался, что для фриков значат поднятые ими трупы. Станя огрызнулся, больше от стыда, чем от злости:
  - Вот отец твой торгаш, и ты - торгаш!
  - Стань, я тебя прошу.
  В этом был весь Станя - даже чтобы пожертвовать собой ради него, приходилось с ним ссориться.
  - Ты вообще уверен, что от двух укусов не умирают?
  - Только от трех.
  - Ну, ты, блин, эксперт.
  Вспомнив об эксперте по всем на свете вопросам, Станя снова посмотрел на сцену. Гордеев орал так, как Станя от него даже и не ожидал. Если он сейчас и был экспертом, то разве что по оглушительным крикам. Вампир реально прогрызал в нем дыру, кровь брызгала во все стороны, как сок, когда неаккуратно надкусываешь спелый фрукт. Казалось, еще чуть-чуть и Андрей Германович действительно вырвет из Гордеева кусок, заживо оторвет от него шмат мяса, прямо до обнаженной кости, до бьющегося сердца. Станя сглотнул, посмотрел на Сережу.
  - Ты уверен?
  - Уже нет.
  На этом, думал Станя, разговор и кончится, но Сережа сказал:
  - Стань, решайся. Секунд через тридцать я перестану предлагать.
  - Ладно, я согласен.
  Сережа тогда вручил Стане щенка. Спаниель смотрел на Станю во все свои мертвые глаза, как будто умолял не отпускать Сережу.
  - Пошли к девчонкам, следи за моим зомби.
  Странное дело, но Стане даже не было противно держать мертвого щенка на руках, так сильно он был сейчас благодарен. Женька и Катюша одинаково сильно вцепились в Викторию Владимировну. Женька рыдала, Катюша смотрела на сцену, забыв, что надо моргать вообще-то. Наконец Андрей Германович отпустил Гордеева. Он едва не свалился вниз, но Станя и девочки рванули к нему и успели подхватить. Эксперт по мягкой посадке, блин. Футболка у Гордеева была вся мокрая, крови было столько, что даже и не верилось, что это кровь, а казалось, что Гордеев просто облился чем-то красным вроде кетчупа или томатного сока. Станя увидел рану и едва подавил желание зажмуриться. А потом на макушку что-то капнуло, он посмотрел вверх, на сцену, увидел, что Андрей Германович стоит над ними.
  - Жив?
  - Человеческий вид сначала прими, - посоветовала англичанка.
  С клыков, длинных с острыми зазубринами, у него капало. Вампы выпускали клыки, как кошки - когти. Зазубрины на клыках нужны были им для того, чтобы рвануть сосуды и мышцы, чтобы кровь хлестала. Почему-то на ОБЖ говорили об этом, но не говорили, как рана выглядит после укуса. Может быть, дур вроде Женьки Ветровой было бы меньше, знай они, как выглядят человеческая кожа и мясо, превращенные в лохмотья.
  - Женя, найди телефон, посвети ему в глаза, надо посмотреть зрачки. Может быть болевой шок.
  Но Гордеев вдруг заговорил:
  - Женя, если ты меня видишь, то знай - на сцене я был эмоционален, но в сексе я не такой.
  - Придурок! - запричитала Женька, слезы снова полились у нее из глаз. Станя и Виктория Владимировна оттащили Гордеева от вампира подальше. Брошенный щенок просеменил следом, пришлось снова взять его на руки. А Сережа уже плелся на сцену за Мстиславом, опустив голову, как будто пристально высматривал что-то потерянное на полу. Станя не мог решить, что страшнее - быть первым и еще ничего не знать, или наоборот, после всего увиденного тащиться на сцену, зная, что будет дальше.
  А когда Мстислав еще даже не укусил его, только клыки выпустил, Сережа уже заныл.
  - Блин, ну только не мою майку! Только не прокусывай мне майку! Она новая! И дорогая!
  Когда вампир погрузил в него зубы, Сережа почти сразу зарыдал и прекращать не собирался, и Станя отлично понимал, почему. Сережа редко дрался и, в основном, с теми, кто слабее его. Ему везло не падать с велика и не резаться осколками от бутылок на море. Даже зубы у него никогда не болели. Как и все, кому никогда не было очень больно, Сережа боли страшно боялся. Станя даже на секунду подумал, что это ему надо было получить два укуса, свой и Сережин, а не наоборот. Но чувство это быстро прошло. Песик у Стани на руках скулил и скулил, пока Мстислав грыз Сережу, а потом вдруг замолк. Станя сначала думал, что щенок устал или охрип, но вспомнил, что мертвые не хрипнут и не устают. Когда Станя посмотрел на щенка, то увидел, что тот больше не зомби. На руках у Стани лежал мертвый, просто мертвый разлагающийся труп. Тельце. Тогда-то Станя по-настоящему за Сережу испугался. Видимо, в этом он был не одинок. Виктория Владимировна, бледная и испуганная, зашептала Мишелю:
  - Останови его.
  - Сама попробуй его остановить, он старый и злобный.
  - Он же его выжрет.
  Мишель помолчал, а потом согласился:
  - Выжрет.
  Катюша тогда взвизгнула:
  - Что вы тогда стоите! Надо что-то сделать! У меня в лифчике - крест!
  То, что Катюша предприняла дальше, было больше всего похоже на начало неудачного стриптиза, так что Станя просто вручил ей труп щенка.
  - Подержи!
  Крест! Ну конечно, у Стани в носке был его дорогущий и действенный крест. Больше всего то, что предпринял Станя, было похоже на неудачную попытку снять ботинок, прыгая на одной ноге. Выудив крест, Станя еще порадовался, что они стоят так близко к сцене, иначе бы он ни за что не попал. Станя швырнул крест Мстиславу в морду и угодил ему в щеку. Вампир зашипел, отпрянул. На щеке у него дымился ожог, запахло жареной тухлятиной, больше всего этот запах напоминал о дешевой тушенке. Мстислав остановился, Сережу он не выпустил, но больше не кусал. Глаза у Сережи были закрыты, но он дышал, прерывисто, часто и хрипло, зато вообще дышал. Станя получается спас ему жизнь? Это Станя-то? А до этого - Сережа спас Станю?
  Виктория Владимировна сказала, голос ее сначала был тихим-тихим и испуганным, а потом окреп:
  - Мстислав, ты выпил из него больше крови, чем должен был. Едва ли не больше, чем ребенок мог выдержать. Я считаю это за два укуса.
  Он смотрел на англичанку своими пустыми глазами, ничего человеческого, даже пародийно-человеческого, в нем сейчас не было. Виктория Владимировна повторила, теперь громче и отчетливее, как будто разговаривала с животным или со слабоумным:
  - Мстислав, мальчик отдал тебе достаточно крови. Отпусти его. Слово сказано. Услышано?
  Мстислав молчал, и Станя этому не удивлялся, как не удивился бы молчанию телефона с разряженной батарейкой. Вены у него на руках снова стали светлыми, как у живого.
  Виктория Владимировна сказала, на этот раз менее уверенно:
  - Услышано, Мстислав?
  Станя не врубался все эти вампирские мутки с особыми словами, но почему-то был уверен, если он не откликнется в третий раз - Сереже конец. Мстислав помолчал еще с минуту, а потом взгляд его медленно начинал обретать подобие человеческого. Что-то туда возвращалось, чему Станя и названия-то не знал. Наконец Мстислав сказал:
  - Услышано.
  Голос его был совершенно обычным, как будто только что он не был зверем, как будто только что не пытался сожрать ребенка. Мстислав отпустил Сережу, и он упал бы, если бы Станя его не подхватил.
  - Братан, ты живой вообще?
  Сережа вдруг заулыбался:
  - Живой! Офигенское ощущение!
  - Ну так. Отрубаться собираешься?
  - Не знаю. А если я собираюсь помереть?
  - Ну, офигеть тогда.
  Но помирать, судя по всему, Сережа не собирался, да и Гордеев не собирался. Виктория Владимировна толкнула Станю в спину:
  - Быстро, быстро, дети, пока они не передумали.
  - А они могут передумать? - прошептала Катюша.
  - Лучше нам этого не проверять! Станя, неси Сережу. Девочки, помогите идти... этому мальчику.
  Гордеев тоже блаженно улыбался:
  - Я - Макс. Мастер Макс.
  - Ты помолчи, мастер Макс, - сказала англичанка почти ласково. Станя впервые подумал, что учителя ведь и вправду детей любят. А еще заметил, что Катюша одной рукой поддерживает Гордеева, а другой все еще прижимает к себе труп щенка, как плюшевую игрушку, точно так же, как прижимал его к себе Сережа.
  Женька прошептала:
  - А вы что, встречаетесь с вампом?
  - Жень, я что, похожа на одну из этих девушек? - слово "этих" Виктория Владимировна произнесла с назидательным отвращением, видимо специально для Женьки. - Я замужем за вампиром.
  - Но нельзя же!
  - В Европе можно.
  Когда они вышли на улицу, холодный воздух ударил в лицо, а вместе с ним пришли и мысли о возвращении домой, о том, что их чуть не сожрали, обо всем, что теперь будет.
  - Мне вот вообще не интересно про вашу личную жизнь, Виктория Владимировна. Что мне с Сережей делать? - рявкнул Станя.
  - Держи! - сказал Сережа так серьезно, как будто Станя собирался его отпускать.
  - Я тебе потом объясню.
  Англичанка выудила из сумочки мобильный, набрала номер, и тут Катюша, видимо, осознав что-то ужасное, заревела не хуже сирены, той, что на авто у депутатов, а не той, что в Греции вместо навки. Виктория Владимировна пыталась перекричать Катюшин вой, зажимала трубку ладонью и почти скандировала:
  - Да! Алло! Такси? Да, я хочу вызвать. Малый Сухаревский, дом семь. Нет, это ночной клуб "Жатва". Конечно, я знаю, что после темноты тройной тариф. Да. Сколько-сколько ждать?
  Катюша голосила, Женька обнимала Гордеева и говорила Катюше:
  - Ну все, все, все ж закончилось уже!
  - В том-то и дело, что все закончилось!
  - Тебе мало, что ли?
  Да нет, дело было не в этом. Просто теперь наконец-то можно было плакать. Станя посмотрел на Сережу, майка у того все еще была липкой, мокрой, но главное - теплой. Кровь не останавливалась.
  - Виктория Владимировна! У него рана кровоточит!
  - Конечно, у него кровоточит рана. А ты чего хотел? Все, Стань, постой спокойно. Я тебе все объясню потом.
  - А почему не сейчас? Что-то страшное, о чем мне не надо знать?
  Сережа говорил медленно, как будто с трудом вспоминал каждое слово.
  - Нет, нет. Просто помолчи и постарайся не потерять сознание.
  - А если я начну умирать, вам сказать или тоже молчать?
  - Сережа!
  Но Сережа затих, то ли сил не хватило на продолжение разговора, то ли Виктория Владимировна ему все еще очень нравилась. Только когда машина наконец подъехала, Катюша собралась и перестала реветь.
  - Станя, посади Сережу в машину и возвращайся.
  Станя и посадил, подумал еще, что девчонки с Гордеевым сейчас угнездятся, а ему самому удобного места не достанется. Но все равно вернулся к Виктории Владимировне.
  - Ну? Что мне делать?
  - Слушай внимательно и запоминай. Укус нужно сначала промыть теплой водой, без мыла, потом залить перекисью. Обильно. Это очень больно, но это лучше, чем святая вода. Потом, почти у всех старых вампиров гниют клыки, нужно попить антибиотики, я завтра принесу их. Значит, после перекиси края смазать антисептиком, на саму рану не класть ни в коем случае. Дать обезболивающие. Ни в коем случае не давай ему таблетки сначала, они почти все содержат антикоагулянты, ты можешь потом просто не остановить кровь. После обезболивающего обязательно накорми его. Найдете красное вино - выпейте, я разрешаю. Заживает укус обычно недели три. Подумайте, как сделать так, чтобы он не был заметен. Освобождение от физкультуры я Сереже достану, но школу пусть не прогуливает.
  Она вздохнула, как будто чего-то говорить не хотела.
  - Ну?
  - И самое главное, Станя. Он назвал вампиру свое имя и, формально, пусть только формально, но добровольно дал себя укусить. Это... это установило связь, понимаешь? Теперь этот вампир его может найти. Всегда.
  - Не понимаю.
  - Станя, прекрати тупить сейчас же! Человеческие проститутки кормят вампиров, не называя имен. Жертвы кормят недобровольно. Обычно связь у человека с вампиром устанавливается не по глупости, а по взаимному желанию. Разорвать ее довольно сложно, но я попробую договориться с квалифицированной ведьмой.
  - А пока что?
  - А пока что будьте очень бдительны. Все, Станя, давай, езжайте. И еще. Вашим родителям не обязательно все это знать, так?
  Конечно, учительница, замеченная в вампирском клубе, пусть даже спасшая детям жизнь, скорее всего, потеряла бы работу.
  - Сережины родители...
  - Они сейчас в отпуске. Вернутся на следующей неделе.
  - За это время мы что-нибудь придумаем. Все, иди.
  Станя помолчал, а потом все-таки решился:
  - А деньги на такси?
  - У Сережи нет?
  - Он много не брал, - соврал Станя.
  - Полторы тысячи, думаю, хватит.
  Итого, вместе со сдачей Катюши, тысяча восемьсот пятьдесят рублей. Конечно, Стане хватит. В машине он сел рядом с Сережей, у окна.
  - Ты как? - спросил Станя.
  - Как Франкенштейн, - сказал Сережа.
  - Чего-чего-чего?
  - Все тело ломит.
  - Это грипп, а не Франкенштейн.
  Все молчали, даже Гордеев. Хотя эксперт-то, возможно, вырубился. Станя смотрел в окно, смотрел на ночную Москву и понимал, что совсем ничего до этого вечера не знал. Не знал, как быстро можно гонять ночью, когда впереди нет ни одной машины, не знал, что дороги освещены так ярко, будто прожекторами, и что огоньков от горящих окон так много. Москва ночью казалась Стане куда больше, чем днем. Его родной город, сжатый до размеров Новокосино, ничего общего с настоящим, ночным, не имел. Ночная Москва была как чужой город, как целая страна, недобрая и незнакомая. Станя чувствовал себя ужасно маленьким и ужасно одиноким притом. А ехать на такси было здорово. Станя уткнулся носом в стекло и мечтал, что когда он вырастет, обязательно купит машину, и будет она покруче, чем иномарки из вампирского района. Станя был даже рад, что вот он, живой, и после такого-то вечера может мечтать о машине и думать о Москве. А потом Станя посмотрел на свои руки и увидел, как же сильно его трясет до сих пор, и почувствовал вдруг и страх, и усталость.
  Когда они проезжали Станин дом, Станя сказал Сереже:
  - Ну, чего, бросить тебя, может?
  Сережа пробормотал что-то невнятное.
  - Ладно, не брошу.
  Первым выходил Гордеев, и то ли он выспался, пока ехал, то ли просто был живучим, но прощался он уже как обычно:
  - Всем спасибо, особенно дамам, за чудесно проведенный вечер! Но пассаран!
  - Зига тебе, парень.
  - Оставь зигу себе, фашик!
  Как только машина снова тронулась, Сережа пробормотал:
  - Ушел, не заплатив. Как скот! У меня в сумке деньги. Достань.
  Станя достал Сережины деньги, протянул водителю полторы тысячи.
  - Две семьсот. Тройной тариф.
  Станя скривился, надо было брать у англичанки больше.
  - Обдиралово, - прокомментировал Сережа и снова, кажется, вырубился. Стане пришлось вытаскивать его из машины. Катюша перехватила Станю за руку.
  - Позвони мне и скажи, как он.
  - Когда?
  - Когда ему получше станет.
  В темноте не видно было, что у Катюши косят глаза, и она казалась почти красивой. А вот Женька, свернувшаяся рядом и калачиком, красоту растеряла и выглядела теперь не старше, а младше остальных.
  - Ладно. Ну, давай, Катюш.
  Вытащить Сережу из машины было нелегко, а вот тащить дальше - на удивление просто. В мажорном лифте без сожженных кнопок, зато с большим зеркалом Станя впервые подумал, что будет, если Сережа умрет. Что тогда сказать его родителям? А что делать, пока они не приедут? Он почти хотел увидеть сейчас кого-нибудь из соседей, спросить их, как быть вообще, попросить помочь. Но они никого так и не встретили, а Сережа не подал голоса, пока Станя не принялся снова рыться в его сумке.
  - Хоть сейчас меня не обкрадывай.
  - Я ключи ищу.
  - С тебя станется сделать дубликат, а потом ночью вынести мой телевизор.
  - Завали уже, баран.
  Станя открыл дверь и прежде даже, чем снять ботинки и вымыть руки, отнес Сережу в ванную. Сунуть руки под воду было почти физическим облегчением, Станя не просто смывал с себя гнилую щенячью кровь, Сережину кровь, кровь Гордеева, а и все-все воспоминания о сегодняшнем вечере. Раза четыре Станя намыливал руки, пока от кипятка они не стали болеть. Интересно было, Катюша так и увезла с собой труп Сережиного щенка? И интересно было, накажут ли девочек, и что они соврали родителям.
  - Стань! - позвал Сережа с пола, где Станя его устроил.
  - Да, сейчас. Я ж не хочу, чтобы ты сифу цепанул.
  - Сифу не так цепляют! Тебе просто руки мыть нравится!
  Снять с него футболку уже оказалось трудной задачей. Ткань прилипла к краям укуса, и когда Станя пытался ее отодрать, Сережа орал и говорил, что лучше в этой футболке умрет. Не выгорело. Когда Станя промывал рану водой, Сережа орал, что лучше умрет грязным, чем будет так страдать. Но и с этим тоже не срослось. Где в семье Авериных хранят аптечку, Станя знал. Именно Сережина мама, хотя она Станю и ненавидела, обрабатывала Станины синяки и ссадины, а не его собственная.
  - Сейчас, блин, будет больно. Прям жесть.
  - Может не надо?
  Идея просто обработать ему рану заглохла, не успев осуществиться даже на половину, потому Сережа орал, вырывался, и хорошо еще, что хотя бы не рыдал снова. Так что Станя мог только держать его и лить на кровавую дыру у него под ключицей перекись прямо из бутылки. Как только Станя отмыл рану от крови, то увидел, что на вампирский укус из фильмов всяких, две точки размером с вишневые косточки, она была совсем не похожа. А больше всего Сережина рана была похожа на собачий укус. После того, как Станя вылил на Сережу полбанки перекиси, он решил вырубиться. Станя подумал, что моментом нужно воспользоваться и обработать края раны антисептиком, пока Сережа не орет и не вырывается. Но оказалось, что от боли люди не только вырубались, но и врубались. Голос Сережа почти сорвал, а Станя почти потерял слух, но дело было сделано.
  - Теперь не цепанешь ничего.
  - Блин, ради этого я пережил такой треш, что мне плевать.
  Станя протянул ему две таблетки "пенталгина":
  - Жри.
  - А вода?
  Станя и за водой сгонял.
  - Блин, все, братан, ты подал мне стакан воды, когда я был не в состоянии его взять. Теперь мы точно друзья!
  - Можешь не париться, мы друзья.
  И Станя даже не добавил, что это потому, что они договорились. Не был уверен, что остался только поэтому. Обычно-то Станя на все уговоры плевал.
  - Сейчас жрать пойдем.
  - Не хочу.
  - Я хочу. И тебе нужно, а то умрешь.
  - Ты умеешь, блин, уговаривать. Дай я только майку чистую надену.
  - Старую сжечь надо.
  Сережа пожал плечами, тут же скривился от боли:
  - А почему бы просто не выбросить?
  - Хочешь, чтобы майка в твоей крови попала на свалку?
  - А что, я должен бояться ведьм-дворниц?
  - Например.
  Судя по тому, что Сережа немного ожил, про "пенталгин" в рекламе всю правду говорили.
  - Все, я за майкой. Иди пожрать посмотри в холодильнике. Это точно не время для пиццы.
  Станя пожал плечами. Как для Стани - так всегда было время для пиццы. Сережа, пошатываясь, пошел в свою комнату, а Станя, подпрыгивая, потому что его все еще трясло, - на кухню. Он еще даже не открыл холодильник, когда услышал, как Сережа снова кричит.
  - Чего-чего-чего там?
  - Стань! Стань! Блин! Там треш!
  Трешем Сережа называл все, что ему не нравилось, так что там могло обнаружиться что угодно, от Катюши и до "Лады Калины". Но когда Станя рванул в Сережину комнату, обнаружился там действительно полный треш. Все стекло снаружи было облеплено чем-то вроде белых наростов, мутных, марлевых на вид. Сережа все пялился и пялился за окно. Станя теперь тоже не мог отвести взгляд. И чем дольше он смотрел, чем четче складывались из стремной марли фигуры: узкие, неуклюжие, безголовые. Жуткие твари то вились, как ленты на ветру, то влажно прилипали к стеклу. Головы у них были зажаты под мышками. Безглазые башки, широко раскрытые безгубые и беззубые рты.
  А потом они заговорили, все сразу, хором, или, может, у них был один голос на всех.
  - С-с-с-с-сережа...
  - Блин, это мара!
  Мара ходит с головой под мышкой под окнами домов и выкрикивает имена хозяев, кто отзовется - тот умрет. Бестелесная нежить. Подвид призрака. Чем призраки отличаются от привидений? Призраки привязаны к человеку, а привидения - к месту. Метазоология, пятый класс. Все же Станя помнил, когда надо было.
  - Помнишь, мы еще Уварову так пугали? Под окнами звали.
  Только Ксюша Уварова жила на втором этаже, а Сережа Аверин на девятом.
  - Иди, бери свою майку, короче. Я шторы задерну. Посмотрим на кухне еще. Если эти тварюги везде, то запремся в ванной. С рассветом мара все равно уйдет.
  - Думаешь, их боярин прислал?
  - Да плевать!
  Не то чтобы Станя не боялся призраков, но мара не его звала, а значит, сделать ему ничего не могла. Зато она снова потребовала Сережу. Станя рявкнул:
  - Не смей отзываться.
  - Да без тебя знаю!
  Станя рывком задвинул шторы, стараясь не смотреть на мару, но сама она, судя по всему, тоже не на него смотрела.
  - Одеяло еще возьми, Стань!
  - Ага.
  Взяв одеяло, Станя выглянул на кухню. Даже издалека он увидел белые разводы, в мару еще не сложившиеся, но собиравшиеся в самое ближайшее время.
  - С-с-с-е-е-ережа, ну Сережа...
  Станя снова заглянул в комнату, Сережа стоял там и смотрел на мару, как зачарованный.
  - Ну офигеть теперь.
  Станя дернул его за шкирку, чуть вторую майку ему не порвав, потащил за собой, затолкал в ванную.
  - Сиди тут. Я пожрать принесу и вернусь.
  - Только побыстрее!
  Тон Сережи Стане не понравился, так что Станя еще дверь в ванную подпер стулом. Теперь ему было к маре не выйти. Ну, Станя надеялся на это. Мара уже оккупировала окно на кухне, пялилась пустыми глазницами из пустых голов на Станю. Но его не звала.
  - Мара, мара. Шмара конченная, - процедил Станя и ткнул ей средний палец.
  Как только он открыл холодильник и принялся выбирать жратву, в кармане зазвонил телефон. Станя вскрикнул, да и ни у кого нервы бы не выдержали на его месте. Только если у Макса Гордеева, конечно. Телефон выдавал четырнадцать пропущенных звонков и все они были от Алины. На этот раз звонила тоже она. И когда Станя взял наконец трубку, то услышал визг:
  - Ты - мразь! Ты - тупой скот! Ты - баран! Ты вообще жив?!
  - Овца, - машинально ответил Станя.
  - Ты где?! Я здесь с ума схожу, Станька!
  - Я у Сережи ночную сегодня.
  - А почему ты не предупредил?! Мамка в морги звонила!
  Станя смотрел и смотрел на мару за окном, а потом сказал:
  - Я бухал.
  - Ненавижу тебя, - шипела в трубку Алина, но в голосе ее слышалось облегчение. Странно, что соврав маленькой сестренке, что бухает, Станя ее успокоил.
  - Я почти две тысячи достал. В выходные пожрем с тобой, как нормальные люди. Пиццу пойдем пожрем.
  - Лучше бы ты вернулся домой, Стань.
  Лучше бы да, но как ей было объяснить, что вернуться домой Станя никак не мог.
  - Стань? Станька?
  Алинкин голос снова зазвучал жалобно, и Станя сказал:
  - Все хорошо, Алин. Ложитесь с мамкой спать. Ты же понимаешь, что Сереге одному стремно? Вы там втроем, а он один. Я ж его друг.
  - Нет, у тебя, как у бати, - трубы горят.
  Но, судя по всему, это объяснение Алинка поняла лучше. Наверное, представила себя на Сережином месте - одна дома целую ночь.
  - Ты на всю неделю, что ли?
  - Наверное, нет. Но на сегодня - точно.
  - Скажи ему, что если он на мне не женится, я тебя не отпускаю!
  - Пока, Алинка.
  Алинка бросила трубку, не удосужившись попрощаться. И все-таки Станя точно знал, она не злится. То ли ей так нравился Сережа, то ли возможность пожить в комнате одной ее больше радовала, чем расстраивала. Станя снова открыл холодильник, но было в нем так много всего, что мучиться выбором, когда за окном мара, было бы по-идиотски. Так что Станя взял школьный рюкзак и принялся отгружать туда все, что мог. Положил сыр в нарезке с аккуратными овальными дырочками, и колбасу, и ветчинку, и какой-то пирог, наверняка из крутой кондитерской, а не из супермаркета, и мандарины, и яблоки, и пачку сока, и бутылку минералки. Подумав, выхватил батон из хлебницы. В баре оказалось не только красное вино и вообще не только вино. Но разграблять его Станя не стал, хотя и хотелось. Взял вино и решил было возвращаться в ванную, тем более что Сережа подозрительно долго, как для него, молчал. Но тут услышал звонок в дверь.
  - Станя! Не открывай! Не смей! Иначе я тебя убью! Подниму, а потом снова убью! А потом опять подниму! Тебя ждет этот жестяк навечно! Станя, ты не знаешь, ты даже не представляешь, на что я способен!
  - Завали, баран, может, это менты! Соседи мару увидели и вызвали!
  И когда Станя проходил мимо ванной, то вдруг понял, что Сережа стоял все это время, припав к двери, и ждал. Станя подумал, какая была отличная идея - подпереть дверь стулом. Ему было страшно, но кроме того - хотелось знать, кто там трезвонит. Иногда Станино любопытство даже ему самому казалось нездоровым. Он помялся в коридоре, а потом все-таки заглянул в глазок. И, конечно, на лестничной клетке стоял боярин. То есть теперь-то он был уже не боярин, на нем было обычное пальто, разве что слишком теплое как для такой погоды, обычные брюки, обычные туфли, разве что слишком дорогие. Выглядел он как среднестатистический богатый мужик, как Сережин отец, как друзья Сережиного отца.
  Что, паскуда, решил подходяще одеться, чтобы жрать людей в мажорном доме?
  - Братан! Там боярин!
  - Блин! Блин! Блин! Просто треш! Иди сюда! Быстро!
  Станя это и собирался сделать, да только зазвонил телефон. А потом и домофон, и снова раздался звонок в дверь.
  - Нет, Станя, если ты сейчас и трубу возьмешь, я за себя не отвечаю!
  Станя, может, и был любопытный, но всему, в конце концов, бывает предел. Он подхватил рюкзак со жратвой и рванул в ванную, едва не сшибив стул. Сережа стоял у двери, обхватив себя руками.
  - Чтобы укус болел, - пояснил Сережа. - И чтобы дверь боярину не открыть.
  - А хотелось?
  - Был такой момент. Было подозрение.
  Станя водрузил рюкзак на раковину, принялся доставать продукты.
  - Не хочу я есть. И как вино будем открывать?
  - М. Ну я могу сходить и попросить у боярина штопор, - промычал Станя. - В сумке ручка есть. Сейчас открою.
  И пока Станя совершал не всем доступное действие - открывание бутылки вина с помощью шариковой ручки, Сережа жаловался:
  - Вторые сутки подряд я провожу ночь в ванной! Это что, фриковское проклятие? Мне придется так ночевать каждый раз теперь, да?
  Пока Станя был занят, выяснилось, что есть Сережа все-таки хотел и очень. Кто, как не вечно голодный Станя, знал, что не всякий голод может заставить человека жрать вишневый пирог, закусывая его колбасой. Станя тоже очень спешил в ужине поучаствовать, что придало ему решимости и умений, чтобы открыть вино. Как только Станя ее откупорил, Сережа выдернул бутылку у него из рук, принялся хлебать прямо из горла.
  - Я тоже так отвратительно выгляжу, когда голодный? - поинтересовался Станя.
  Сережа пожал плечами, а Станя подтянул к себе ломтик сыра и оторвал кусок хлеба. И как только они немного поели, а значит и успокоились, то тут же услышали скрежет, как будто кто-то когтил обивку двери.
  - Сережа, открой! - причитал кто-то, и в голосе этом Станя узнал одновременно смешной говор Сережиной соседки, свист мары и ворчание консьержки. Были и еще голоса, которых Станя не узнал, а вот Сережа, можно было ручаться, знал.
  - Надо звонить Гордееву, - постановил Станя, а Сережа снова припал к бутылке вина. Как только он опустошил примерно треть, он сказал:
  - У нас нет его телефона. Надо найти его 'Вконтакте'!
  Вот, алкоголь не только убивал подростков, а и помогал иногда. Заодно Станя порадовался, что у Сережи был пятый айфон, ловивший Интернет хорошо и быстро, явно быстрее своего младшего, четвертого братика.
  - Надеюсь, боярин не помешает нам красть у соседа вай-фай.
  Как и ожидалось, не помешал.
  - Как думаешь, он Макс или Максим Гордеев?
  - Не удивлюсь, если он Мастер Макс.
  Так и оказалось. Аватарки у мастера Макса не было, наверное, опасался, что за мастера не сойдет. Но главное - он был онлайн.
  - Зашибенно, добавляй его в друзья! - сказал Станя.
  - Блин, так не хочется!
  - Если выживем - удалишь!
  Кто-то снаружи снова позвал Сережу, и он вцепился в айфон, как будто тот был его единственным спасением. Может быть, так и было. Сережа принялся набирать: "Макс, что делать, если у нас под дверью дежурит вампир, а под окном - мара?!". Ответ от Гордеева был кратким: "Бухайте как скоты, парни! Это все, что я могу вам посоветовать!". Тогда Станя и Сережа решили унизиться окончательно, написав: "А ты не мог бы нас спасти?". Ответ Гордеева снова был короток и по делу: "Возможно, ждите. Но все равно бухайте, как скоты."
  - Дай угадаю, Стань, он начинает тебе нравиться?
  - Мне нравится его совет.
  Станя подтянул к себе бутылку вина, отпил, хотя оставалось там уже немного. Снаружи кто-то уже скребся, а кто-то - выл. И Станя не был уверен, что это не разные существа.
  - Вампиры ж не могут жрать пьяных. Вот до рассвета и будем бухать, а там что-нибудь решится.
  - Тебе придется выйти еще раз - за бухлом. Выбухаем все! Виски, который папе подарили партнеры, виски, который мама добавляет в соусы...
  - Чего-чего-чего?!
  - Ну, виски.
  - Богатые добавляют виски в соусы?!
  Тут оба они засмеялись, и что-то снаружи засмеялось тоже, но явно не вместе с ними.
  - Братан, мне страшно!
  - Ну так.
  - Но мне лучше.
  - Ну, молодец, чего.
  - Спасибо тебе, что ты меня не бросил, и...
  - Все, завали, я не хочу это слушать.
  Когда они прикончили бутылку вина, странные звуки и периодические звонки в дверь не прекратились. Гордеев все еще был онлайн, видимо, передумал их спасать.
  - Ненавижу его, - фыркнул Сережа.
  - Я его с самого начала ненавидел.
  Станя ожидал, что по пути за виски от партнеров и виски для соусов, его будут сопровождать стремные звуки, звонки и скрипы, но когда он вышел, вокруг было тихо. Станя снова подпер дверь стулом и сказал Сереже, чтобы не выходил, чтобы ни случилось, а сам двинулся грабить минибар. Посреди большой и темной квартиры Станя вдруг почувствовал себя совсем один. Ни шороха и ни звука не раздавалось, это напрягало еще больше. Станя едва поборол соблазн подойти к глазку и посмотреть, дежурит ли еще у двери боярин. В баре обнаружился непочатый виски и виски, где плескалось только полбутылки. Станя рассудил, что второй для соусов и есть, а первый, видать, был для красоты. Вокруг было темно и тихо, из окна видно было детскую площадку, совершенно пустую, не освещенную ни одним фонарем. Стало почему-то еще жутче, чем от скрипов и шорохов до того, и пришлось рвануть обратно в ванную.
  - Что там, брат?
  - Ничего. Но не такое ничего, как когда все нормально.
  - Выманивает нас, небось.
  Станя кивнул, а потом приложился к виски для соусов и передал бутылку Сереже. Виски для соусов оказался крепче, чем все, что обычно добавляют в соусы, потому что очень скоро Стане показалось, что все не так уж плохо. Когда виски для соусов кончился, кончился и оптимизм: Станя был не из тех, кто по пьяни веселый, а из тех, кто по пьяни злой. Когда он захотел выйти и разобраться с боярином, Сережа подсунул ему вторую бутылку, и стало не до того. В начале второй бутылки они решили, что самое время поспать в ванной, тем более что у них было одеяло. Целое одеяло! А вот залезть в ванную пьяным оказалось сложнее, чем Станя думал.
  - Блин, Станя, теперь я рад, что ниже тебя ростом!
  Сережа устроился с относительным комфортом, а вот Стане пришлось упереть ноги в стену, да и то было не очень удобно. Когда они наконец угнездились, Сережа вырубился почти сразу, как будто его выключили. Станя слушал его тихое сопение, а сам смотрел на свои берцы, и думал еще, что до этого никогда в жизни не заходил в сапогах в ванную. На более сложные мысли его не хватало.
   Глава 3. История о занимательном садоводстве, женской солидарности и фашистской удаче
  Сережа сразу не понял, что его разбудило, но как только он узнал собственный рингтон, так и завопил:
  - Нет, нет, нет, Стань, нет, не смей отвечать!
  Но Станя уже мычал в трубку, что все у них в порядке. Вряд ли, конечно, звонил боярин, да как бы он успел разузнать номер Сережиного мобильного? И вряд ли Мстислав бы сумел так сильно пищать, спрашивая, как дела. Из всех Сережиных знакомых, такие невероятные звуки умела издавать только Женька, и такие глупые вопросы, опять же, задавала только она.
  - Да живы мы, живы, - бормотал Станя так невнятно, что на месте Ветровой Сережа бы ему ни за что не поверил. - Нет. А сколько времени? Ну, значит, к четвертому уроку придем. Ну живы, я ж сказал уже. Ну так. Норм. Успокойся и завали.
  Писки стихли, наверное, Женька сбросила вызов. Или ее съели. Всех вокруг ведь ели, в любой момент, по любому поводу.
  Все тело у Сережи болело, как будто вчера его не только покусали, но и побили, а больше всего пострадала голова. Все мысли: обрывки недосмотренных снов и невысказанных страхов, - смешались в ужасную кашу, похуже даже овсянки. И манки тоже. Наверное, повинен тут был виски, особенно тот, что для соусов. Поэтому первое, что Сережа спросил, еще даже глаза не сумев открыть, было:
  - Слушай, какой треш, ты думаешь, у англичанки правда муж вамп?
  - А, короче, мара и боярин тебя вообще не волнуют?
  Волновали, конечно, и еще как, но куда как больше Сережу занимала его собственная судьба. Он отпихнул одеяло, задрал футболку и внимательно изучил укус. Красное налилось синевой, и выглядело все так, как будто очень злая собака поставила Сереже гигантский засос. Кроме того, кажется, в середине раны проглядывала кость, а края сочились при нажатии желтоватым гноем.
  - Баран, куда ты пальцами полез! Руки убери! Столбняк хочешь заработать? - рявкнул на него Станя, но совершенно зря. Прикасаться к укусу было так больно, что повторить подобное Сережа бы не скоро решился.
  Или скоро. Проблема была в том, что укус был какой-то странный, не только отвратительный и болючий, а его еще и постоянно хотелось потрогать. И тогда до Сережи дошло, что проблема в том, что укус - носитель кусочка чужого поля, оставшегося в Сережином. И поле это так просто никуда не собиралось деваться. Оно было тут, и оно вступало во взаимодействие с Сережиным полем, не нужно было знать метафизику на пять, чтобы понять. Иначе откуда было вчера взяться маре? Боярин-то, допустим, мог проследить за такси, легко, но призраки без башки в самом прямом смысле слова вряд ли могли бы с такой задачей справиться. При мысли о боярине Сереже снова захотелось прикоснуться к краям укуса, и желание это было каким-то одновременно постыдным и приятным. Только страх перед еще большей болью Сережу и удерживал.
  - Слушай, а если она реально замужем за вампом, то они, ну... в гробу спят? - спросил Сережа, выпутываясь из одеяла окончательно.
  Станя-то уже давно выполз из ванны и присосался теперь к минералке. Был у него один повод. Вернее, даже два, считая количество пустых бутылок на полу. После вопроса про гроб он, бедняга, подавился и приличный глоток минералки выпустил через ноздри.
  - Фу, блин! С чего ты взял такое, фрик фриковской?
  А с того, что всю ночь, вернее, все утро, которое они проспали, снился Сереже гроб, в котором он сам и лежал. И еще красная обивка явно из синтетической ткани, с противным таким блеском, и запах свежего дерева. Снилось, что у него не бьется сердце, ощущение было очень отчетливое, пульса не было нигде: ни на запястье, ни на шее; прямо во сне Сережа прикладывал пальцы к венам, пытался услышать, как бьется жилка, но слышал только тишину. А вены у него там, в этом сне, были темные-темные, как у боярина до кормления, а кожа - липкая и очень холодная, как у боярина во время кормления. Ничего такого, конечно, Сережа Стане не сказал, зато спросил:
  - А рассвет уже был?
  - А ты как думаешь? Женька сказала, что да.
  - Я бы ей не стал доверять после вчерашнего. Станя улегся прямо на пол, заглянул в щель под дверью, и смотрел так долго, что Сереже снова стало не по себе.
  - Что там?
  - Да ничего. Выходим?
  - Ну да, выходим. Полвосьмого ж. Надо в школу идти, а то Ветрова с Катюшей лопнут от сочувствия.
  Для страховки Станя еще какое-то время посмотрел в щель, а потом медленно-медленно открыл дверь. Сережа почти ожидал, что на них что-то бросится, но вместо этого Станя бросился к окну. Ночью выпал первый снег, и сначала Сереже с перепугу показалось, что это весь мир вокруг: и площадка, и дороги, и деревья - облеплен марой. Но это был всего лишь снег, и было солнце, и небо было голубое-преголубое, совсем не ноябрьское, а как на картинке. Странно было думать теперь, что можно было ничего этого никогда не увидеть больше. Сережа снова потянулся потрогать укус, но сумел уговорить себя не делать этого. Никаких вампов, никаких кладбищ, никаких фриков больше, пожалуйста, никогда.
  - Слышь, англичанка сказала, что тебе надо с ведьмой сложить.
  - В смысле? Зачем?
  На самом деле, зачем Сережа отлично понимал. Укус, все дело было в укусе, и еще в имени, которое он сдуру назвал боярину.
  - Так вот, учти, что я думаю. Надо сначала перетереть с Лапшой.
  - С Уваровой?
  - А у тебя еще есть знакомые Лапши?
  Прозвище Лапша Ксюша Уварова получила в классе, кажется, третьем, после розыгрыша в столовой. Пока она ходила за компотиком, Станя, Сережа и Димка Кузнецов высыпали ей в рюкзачок три тарелки лапши, а она только на следующем уроке заметила. Конечно, с тех пор Ксюша Уварова пережила еще не один розыгрыш разной степени забавности, но историю с лапшой переплюнуть не удалось никому. А два года назад Ксюша первая из всех девчонок в классе покрасила волосы, выбрав такой жгуче-черный, что даже смотреть на нее было больно, и заделалась, по ее собственному признанию, фейком, а по мнению всех остальных - ведьмой и чучелом.
  - А ты так уверен, что Лапша знает не только фейков, а настоящих ведьм?
  Станя пожал плечами. Ну да, конечно, не был он уверен ни разу, зато точно не хотел принимать помощи от англичанки, которая перестала быть для него достаточно человеком. Да ладно, она такой и для Сережи перестала быть. Она оказалась некрофилкой, пусть и ужасно симпатичной, но некрофилкой.
  - Если моя сеструха будет встречаться с вампиром, я ее прикончу, - сообщил вдруг Станя. Хотя не так уж и вдруг, если учитывать все то, что они вчера пережили.
  - А его?
  - Кого его?
  - Вампа, ну.
  - И вампа. Только медленно.
  - Отличный план, - сказал Сережа, а потом, вместо того чтобы смотреть в окно, где все было так красивенько, или собираться в школу, где все было бы так обычно, он снова принялся пялиться на свой укус.
  - Вот скажи мне, Стань, почему они так ужасно жрут? Так... ну неаккуратно! Мне до сих пор кажется, что там, в укусе, полно волос от боярской бороды, блин! Почему просто не прокусят вену, как в журнале у Ветровой было написано?
  - Там было такое написано?
  - Ну, вообще-то нет, но...
  - Воля и голод, - произнес тогда Станя торжественно. Странно, а с ним-то что, его вчера не кусали и по голове не били?
  - Не понял.
  - Ну, нам на сходках рассказывали. У них же ничего нет, ни мозгов, ни сердца, ни души там, только воля и голод. Они животные. А если бы они хотели нравиться телочкам, которые читают журналы, то надевали бы слюнявчики там или пили через трубочку.
  Единственное, что во всей этой бесценной информации было хорошего, так это то, что Женьку Ветрову наверняка перестанет клинить на нежити. Опыт, сын ошибок трудных!
  Оставалось только надеяться, что и на чувстве вины Женьку тоже не будет клинить, потому что, как только Станя и Сережа переступили порог школы, Катюша с Ветровой оказались тут как тут. На лавочке вместе с охранником, что ли, дежурили всю перемену?
  - Станька! Сережка! Ну, вы как?
  Женька встала у входа в раздевалку, раскачиваясь на высоченных каблуках, как будто собиралась их ни за что внутрь не пропустить.
  - Ну норм, сказал же тебе, - промычал Станя. - Офигенский ж вечер был.
  Девочки переглянулись, еще бы, они-то со Станей не дружили долго, да и вообще не дружили, откуда им было понять, что шутит он так.
  - И ночь была такая же! Как вечер! - подхватил Сережа. - Если я скажу, что вчера ко мне домой приходили боярин и мара, Жень, ты пообещаешь больше никогда не искать себе парня-нежить?
  - Боярин?! - ахнула Катюша.
  - Мара?!
  Вопреки ожиданиям, про мару переспросила совсем не Женька Ветрова.
  - Алинка, ты-то тут откуда?!
  Станина сестра умела много чего делать здорово, а особенно - подкрадываться. Никто не заметил, как она оказалась рядом, иначе бы Сережа не брякнул такого при ней. Алина встала на цыпочки, запрокинула голову и сурово переспросила, глядя Сереже в глаза:
  - К тебе домой приходила мара?
  - Ну, вообще нет, но...
  И что бы ей такого сейчас соврать? К тому же она была только в третьем классе, откуда ей было знать про мару, это же позже по программе, разве нет?
  Алина, к счастью, переключилась на Ветрову:
  - Ты хочешь спать с нежитью?
  - Ну не спать, а встречаться...
  - Мне же не восемь, а десять. Я знаю про секс все.
  - Ага, и в отличие от Стани с Сережей, не стесняешься произносить это слово вслух, - Ветрова засмеялась, громко и очень тупо, как всегда поступала, когда сказать ей особо было нечего.
  - Она уже ничего не хочет, теперь, блин, мелкая, с такой-то молодежью, как ты, на что ей рассчитывать? Уймись теперь, - сказал Станя, густо покраснев.
  - Не уймусь. С тобой мы дома поговорим.
  - Ну офигеть теперь. А вот знаешь, что...- Станя замялся, явно придумывая, на что сменить тему, а потом выдал: - Богатые добавляют виски в соусы?
  - В детей, видимо, тоже, - протянула Алина. Блин, неужели у них был настолько зачетный перегар?
  - Слышь, ты, упыренок маленький, на урок иди! - не выдержал Станя.
  - Хорошо, - неожиданно заулыбалась Алина. - А о коте моем на следующей переменке перетрем.
  Иногда она была Станей настолько, что делалось даже жутковато. Как будто кто-то там наверху, кто делал детей, просто нажал 'Копировать' и потом сразу 'Вставить', и это явно была не их мамка. Как только Алина удалилась, не убежала и не ушла, а именно гордо удалилась, Ветрова зашептала:
  - Мальчики, мы ж волнуемся. Правда, волнуемся! Как вы вообще?
  - Девочки, - вздохнул Сережа, - давайте договоримся, что мы - хорошо. У вас нет проблем, у нас есть. А нет, стоп, у вас тоже есть проблемы, вон тут Гордеев ползет к вам!
  Но полз Гордеев не к девочкам, что было удивительно, а к Сереже, что было неприятно.
  - Ну что, я вас вчера спас? Как все прошло? - спросил Гордеев, комкая в руках свою неизменную шапку. Хоть бы помпон не оторвал, что ли. Вид у Гордеева был какой-то смущенный, насколько, конечно, мог выглядеть смущенным мастер и эксперт.
  - Зашибок все прошло. А теперь на два слова тебя, - сказал Сережа и отодвинул Гордеева вглубь раздевалки. Вообще, Сережа выходил из себя редко, но даже его терпение было не безграничным. Макс Гордеев реально бесил, и надо было положить конец общению с ним как можно раньше.
  - Слушай, эксперт, а ты можешь стать экспертом по прощаниям? Просто завалить и больше не разговаривать с нами? Не лезть больше никогда?
  - Ты чего взбесился, Сереж? Сработал же мой план! Ты же здесь! Живой! И, как я посмотрю, вполне бодрый.
  - Который твой план? - переспросил Сережа.
  - Который был ничего не делать или который был нас обмануть?
  Вчерашний обман Гордеева был такой дурацкий, что простить его так просто даже Сережа не мог. Ну или ему просто нужно было на кого-то позлиться, а Женька Ветрова для такой роли не подходила потому, что была слишком симпатичная. Гордеев комкал и комкал свою шапку, как будто хотел ее растерзать на месте, и выглядел так, как будто чуть ли не реветь собрался. Но заговорил он твердо и, как обычно, с понтами:
  - Хорошо, если ты не хочешь, чтобы я в следующий раз вас спасал, то просто так и скажи. Если ты не хочешь понять, что означает быть рейзэром...
  - Не хочу.
  - Только дай слово, что не станешь звать меня, когда вы снова окажетесь в беде.
  Сережа пожал плечами и свалил, оставив Гордеева в обществе его мятой шапки, курточек и вешалок. Станя обнаружился на лестнице, где занимался тем, что очень вежливо перетирал с Лапшой Уваровой, при этом держа ее за шкирку.
  Станя говорил:
  - Лапша, короче, как дела? Норм, да? Короче просьба у меня к тебе, блин. Важная!
  Надо было послать на дело Алину, она бы справилась лучше. Хотя все на свете справились бы лучше, когда надо было уговорить девочку-фейка слить контакты настоящих ведьм, кроме мальчика-скинхеда.
  Лапша Уварова тем временем процедила:
  - Чего вам? Решили наконец-то покончить с собой?
  Вообще, Лапша завиралась, фейки, как и настоящие ведьмы, больше всего на свете ценили жизнь во всех ее проявлениях, по крайней мере, все их сайты были на зеленом фоне и пестрили сообщениями о том, как получше ухаживать за комнатными растениями и поменьше есть мяса. Это и была вся информация о фейках, которую Сережа спешно нагуглил на телефоне по дороге в школу, чтобы перестраховаться на перспективу.
  Станя наконец-то убрал от Лапши Уваровой руки, засунул их, видимо, для надежности, в карманы и сказал:
  - В общем, у нас с Авериным жесткие проблемы. Ты, конечно, блин, рада, сто пудов. Но если мы умрем, короче, ты... ну, в общем, ты ж этого не хочешь, да? А если хочешь... тогда у меня нет других доводов. Короче, блин, Лапша, ты ж знаешь ведьм? Познакомь нас с ведьмой. Нам помощь нужна!
  Сережа не выдержал, решил добавить:
  - Лапша, ты же фейк, ты должна быть готова помогать людям! Всегда!
  - Людям - да, - протянула Лапша Уварова, и Сережа вздрогнул. Она уже знает? Она тоже считает его нечеловеком? Но Лапша скривилась и закончила презрительно:
  - А чмошникам - нет.
  - Пошути мне тут, Лапшень мелкая! - Станя оперся рукой о стену, навис над Уваровой, что сделать было довольно легко, благо, роста она была небольшого, - Давно не находила...
  - Стань, остынь.
  Любимым приемом Стани и Сережи, в совершенстве отточенным на Алине, была игра в плохого и хорошего полицейского. Действовал безотказно. Ну, почти всегда.
  - А ты что это такой гуманный стал, Аверин? - фыркнула Уварова, а потом поднырнула Стане под руку и сбежала в класс. Ну, да, прием действовал почти всегда, а сегодня просто оказалось то самое почти.
  - Сейчас я ее!
  - Нет, реально, Стань, стой! Лапша любопытная, урок помучается и сама придет и спросит, в чем дело.
  - Аверин, да ты, я смотрю, разбираешься в девушках!
  К ним причалили Катюша с Ветровой, последняя прямо светилась от радости и частила:
  - Мальчики, а давайте я вам помогу! Я сама с Лапшой поговорю, лохушка у меня будет шелковая, все сделает, что вам нужно!
  Как же, решила, что очистит свою совесть добрыми делами, как Сережа свой укус перекисью. Катюша молча протянула ему баночку с какими-то таблетками, ни упаковки, ни этикетки, ни инструкции.
  - Это англичанка велела передать.
  - Точно англичанка?
  - Нет, блин, Аверин, после вампирского района мы с Ветровой поехали в Южное Бутово и нашли там дилера! Бери давай!
  Сережа едва успел спрятать белую банку в карман, как услышал знакомые голоса:
  - Здорово, мужики!
  - Салют!
  О нет, беда не ходит одна. Теперь к ним подползали Патлач Александр и Димка Кузнецов.
  - Ну, теперь-то вы расскажете, как сходили? Ветрова, ты там всех вампов перетрахала, никого не оставила?
  - Тебе, Кузнецов?
  На самом деле, Димка Кузнецов был самым обычным парнем, ничем от других обычных парней не отличавшимся, кроме одного. Кроме сроков его полового созревания, которые оказались не просто рекордными, а какими-то уникальным. Пока Станя с Сережей и Патлач Александр, который тогда еще даже патлачом не был, а оставался просто Сашкой Новиковым, переживали об участи Трансформеров, Кузнецов уже смотрел тематические фильмы и наотрез отказывался обсуждать с ними, прав ли был Мегатрон. А дело было в третьем классе! Почему с Кузнецовым они все до сих пор общались, было совершенно непонятно.
  Станя тем временем напустился на Новикова:
  - Ты еще не подстригся? Ты чего тут стоишь, иди подстригись! Чего встал?
  - Новиков, спасайся, у Логинова плохое настроение, - прокомментировала Катюша.
  - Как будто у него когда бывало хорошее, - вздохнул Новиков. Он считал себя очень либеральным и очень философом, поэтому сносил Станю так терпеливо, как, с его точки зрения, и полагалось философам.
  - Ну как там вампирши, были симпатичные, Серег? Или ты запал теперь на Уварову? Или хранишь верность англичанке? Сдохну сейчас от любопытства! - не унимался Кузнецов. Сережа невольно поежился, даже от одного упоминания слова 'вампиры' ему теперь делалось жутко, пускай даже было утро, и пускай они были в школе и в полной безопасности. От резкого движения снова заныл укус, и Сережа решил без колебаний закинуться на уроке таблетками от англичанки, из чего бы они ни состояли на самом деле.
  - А от пролома в черепе хочешь? - предложил Станя Димке Кузнецову.
  - Что от пролома в черепе?
  - Сдохнуть, что.
  - Ну скажи уже, как сходили, - заныл Новиков, который, в отличие от Кузнецова, умудрялся Станины угрозы очень даже эффективно игнорировать.
  - Да нормально сходили, - сказал Сережа. - Никак. Вампы на нас внимания вообще не обратили.
  Если бы.
  Катюша тут же подхватила:
  - Боялись, что мы на них заявление напишем.
  - Ага, заяву накатаем! - поддакнул Станя.
  - Спасибо за перевод, Логинов. А теперь на урок пошли.
  - А ну... ну вампы... ну какие они? - спросил Новиков.
  - Мертвые они! - рявкнула Катюша так громко, как никто от нее ожидать не мог. Вчерашний вечер, наверное, на всех повлиял не лучшим образом.
  Весь урок Станя буравил взглядом Лапшу Уварову, а Гордеев проделывал все то же самое с Сережей, но оба они успеха не добились. Зато, наверное, географичка решила, что Станя втрескался, а Гордеев - еще больший псих, чем он выглядел. Сразу же после звонка Уварова помчалась к двери, но Женька Ветрова перехватила ее так, как будто играла в баскетбол и собиралась зашвырнуть Лапшу в корзину. Лапша Уварова заверещала, Женька приготовилась сделать все то же самое, остальные их одноклассники спешно покидали поле боя.
  - Жень, завязывай! - тщетно увещевала ее Катюша. Но разнять их кишка была тонка. У Ксюши Уваровой и Женьки Ветровой не было почти ничего общего, не считая двух вещей: они были единственными девчонками в классе, которые уже начали красить волосы, и которые могли подраться по-настоящему. Катюша предпочитала справляться не делом, а словом, а у прочих и на то духу не хватало.
  Растащил Женьку и Лапшу Станя, первую выпихнул за дверь, вторую поставил в угол. Наказана за плохое поведение, блин.
  - У тебя вообще совесть есть, Лапша? - спросил он, пользуясь тем, что Уварова пыталась отдышаться после визга и отвечать пока что не могла.
  Тем временем Сережу стал дергать за рукав Гордеев.
  - Чего тебе? - отмахнулся Сережа. - Мы не разговариваем.
  - Ну, ничего, всему можно научиться!
  - С тобой не разговариваем, придурок!
  - Серег, я правда знаю одну ведьму, - сказал Гордеев. - И она поможет.
  - А Уварова знает толпу ведьм. Вопрос в том, что на перспективу будет полезнее, твоя одна ведьма или ее толпа?
  - Ты ж со мной не разговаривал.
  - А, ну да. Ну и завали тогда, Гордеев.
  Уварова тем временем отдышалась и принялась толкать обличительную речь из своего угла:
  - Вот если бы ты не бычил, Логинов, я бы, может, еще и подумала, как вам помочь, но ты просить не умеешь! И вести себя не умеешь! И вообще ничего не...
  - Да я ж просил тебя, Лапша! И сейчас еще как попрошу, так тебе мало не покажется!
  - Стасик, ты ведешь себя не как джентльмен, ты в курсе? - вмешался Гордеев.
  - Да не Стасик он, - сказал Сережа.
  - И не джентльмен, - пожала плечами Уварова.
  - Никогда не поздно меняться!
  - Завали, Гордеев! - выкрикнули Станя и Сережа одновременно. А потом Станя вдруг грохнул кулаком об парту, Уварова и Гордеев подскочили оба, только Сережа удержался, и то не потому, что у него были такие крепкие нервы, а потому, что укус не позволял ему делать особо резкие движения. Да и не особо тоже.
  - Слушай сюда, Ла... Ксюша. Серегу укусил вампир. Ему нужно помочь, понимаешь? Только ведьма может помочь, нам так сказали.
  Хорошо хоть, что Стане хватило ума не выдать англичанку. Уварова тогда произнесла уже совсем другим тоном, без прежней сварливости:
  - Ничего ты не понимаешь в ведьмах и по жизни тоже, Логинов. Помощь можно дать только добровольно, ведьма должна сама захотеть, иначе ничего не сработает.
  Правда, говорила она так, как будто была не до конца уверена в своих словах. Ну, или врала, что, зная Лапшу Уварову, было вполне вероятно.
  - Сейчас я тебе такое покажу, Лапша, что ты захочешь мне помочь, гарантирую. Гордеев, свали.
  - Да чего я там не видел! - сказал Гордеев так радостно, как будто они не вампирские укусы обсуждали, а дружбу на всю жизнь. - А меня, кстати, тоже укусили, Ксюта.
  - Кто?
  - Это ты кому?
  - Постойте, ее же Ксения зовут, нет? - спросил Гордеев растерянно. Правда, он быстро спохватился и добавил: - А как эксперт в уменьшительно-ласкательных сокращениях я вам заявляю: Ксюта - самый лучший вариант имени Ксения!
  Уварова уставилась на Гордеева примерно так же, как Станя вчера пялился на мару. Но с девочками ничего нельзя знать точно, возможно, Гордеев ей начинал нравиться. Хотя хорошо бы, если все-таки нет. Спросила Уварова Станю:
  - А тебя не укусили? Побрезговали?
  Зря она, зря. Сережа не был уверен в том, испытывает ли Станя муки совести или нет, зато не сомневался, что такой вопрос его взбесит. И ошибся. Ответил Станя серьезно и спокойно:
  - Я скин, Лапша. Скинов не кусают. Так поможешь нам или нет?
  Уварова скрестила руки на груди, сделала вид, что размышляет, а может и правда размышляла. Хотя в основном она косилась на Гордеева и поправляла волосы, ободок в волосах и разглаживала свою явно сшитую из штор юбку.
  - Ладно. Поехали. Если успеем попасть на ВДНХ ровно в полдень, то я вас познакомлю с парочкой ведьм. Но только ровно в полдень. Особенное время.
  Последние два урока была физкультура, пробивать ее было жалко, но необходимо и даже логично. Сережа все равно не мог завалиться в раздевалку с таким-то укусом. Фантазия Димки Кузнецова могла бы дать сбой, как и либеральность Патлача Александра. А вот Станя наверняка расстроился из-за пропущенной физры.
  Но оказалось наоборот, Станя первый понесся в раздевалку, хорошо еще хоть, что не стал подавать им всем курточки. Сережа пропустил Лапшу с увязавшимся за ней Гордеевым вперед и спросил:
  - Ты чего довольный такой?
  Станя промычал что-то невразумительное, но глаза у него горели, и взгляд был совсем недобрый. И тогда до Сережи дошло: он надеялся, наверное, узнать, где собираются фейки, вычислить настоящих ведьм среди них и слить своим.
  - Даже и не думай, брат.
  - А то что? Убьешь и из мертвых меня поднимешь?
  - Нет, конечно.
  Ничего ему Сережа сделать не мог, зато мог попросить и его ничего не делать.
  - Слушай, друг...
  - Нет, это ты слушай, баран. Если ведьма тебе поможет, я ее не сдам. А если нет - ну, пусть не обижается. Сдам ее, и подружаек ее сдам, и всех их сдам. Знаешь, как меня тогда зауважают?
  - Не знаю.
  Конечно, Стане надо было, чтобы его уважали, надо было как-то реабилитироваться за поход в вампирский квартал и дружбу с труповодом. Правда, Сережа не был уверен, что для реабилитации ему подойдут несчастные ряженые девчонки, половина из которых - любительницы растений, а вторая половина, по слухам, любительницы таких же девочек.
  В автобусе Гордеев и Лапша щебетали, вернее, щебетал эксперт, а Лапша Уварова в основном страдала молча. Но в метро запала у Гордеева поубавилось, видимо потому, что у Лапши поубавилось терпения. Они сели напротив Стани с Сережей и занялись делом: эксперт комкал шапку, Лапша сгрызала с ногтей черный лак. Нервничают, что ли? А им-то что, к ним вампы по ночам не ломятся же.
  - Чего это они, Стань?
  - Да фиготня какая-то.
  Переходить на ветку, где когда жили-были себе станции 'Бабушкинская' и 'Медведково', было даже жутковато. Сережа живо представлял себе заваленный камнями конец туннеля, из которого лезет и лезет нежить, представлял платформу с разбитыми колоннами и трещинами на потолке, в которых гнездиться всякий кошмар, хотя, конечно, ничего такого там не было. Или было, но Сережа бы такого никогда не увидел. Прямо на 'Свиблово' поезд утыкался носом в глухую стену из каких-то гигантских кирпичей, если верить мэрии, еще и освященных митрополитом всея Руси или как его там. Когда Сережа со Станей были помладше и не были еще труповодом и скинхедом, они на спор объездили за день все закрытые станции, для чего пришлось даже в воскресенье встать в пять утра. Тогда было лето, было куда как безопаснее, чем в остальные времена года, но Сережа все равно боялся и очень хорошо запомнил, как, когда они проезжали темное заброшенное пространство, бывшее когда-то платформой станции 'Лубянка', стало ужасно холодно. Вагон был с кондиционером и посеребренными дверями, защищенными высококлассными заклинаниями, другие на Сокольнической линии и не ходили, но ничего от зверского холода Сережу не спасло. Теперь-то, после экскурсии на кладбище, он понимал, откуда взялся этот холод. Он просто почувствовал тогда призраков, которых на платформе было столько, что его трясло, как с мороза, еще несколько часов. А Станя только поржал над ним и объявил себя победителем и героем.
  На очередной лестнице Гордеев остановился, зажмурился и сказал:
  - На этой ветке есть очень сильные изменения естественного состояния поля...
  - Ты сенситив? - взвизгнула Уварова, да так восторженно и громко, что на них даже оборачиваться стали.
  - Ты знаешь профессиональное название? - спросил Гордеев довольно, а потом продолжил: - Здесь явственно ощущается попытка защититься...
  Сережа сощурился и сказал:
  - Гордеев, у тебя схема метро из кармана торчит.
  - А у тебя совести нет, Серег! И сердца! И сочувствия!
  - А нафига ему? - фыркнул Станя. - Он же богатый.
  - Прекрати защищать свою подружку, альфонс!
  - Щемись, мразь!
  Сережа вздохнул. Не разговаривать с Гордеевым оказалось сложнее, чем можно было предположить. А игнорировать - еще сложнее, слишком он был доставучий.
  На улице Уварова зашипела:
  - Быстрее ногами перебирайте!
  Лапша злилась и нервничала, что было очень, очень заметно, но Сережа даже понимал ее. Бедолага просидела рядом с Гордеевым целый час. Понимать он ее перестал, когда острый кулачок Уваровой врезался ему под лопатку. Укус снова заныл, потом заколол, потом зачесался. Как же он уже надоел! Чтобы отвлечься от всяких неприятных мыслей, Сережа принялся глазеть по сторонам.
  Многие их ровесники любили повисеть на ВДНХ, до темноты, конечно же, потому что до темноты тут все напоминало о том счастливом времени, когда люди ничего не боялись. Прямо по курсу небо колола радостная советская звездочка, слева ей помогали смахивающая на выдранный позвоночник телевышка и ракета, венчавшая Музей космонавтики. Сам он, с его-то странной конструкцией, больше походил на трамплин для лыжников, чем на что-нибудь космическое. Вокруг не было ни единого ларька, никаких продавцов, ни раскладок, ни палаток, хотя отец рассказывал, что еще лет десять назад на улице можно было купить буквально все, от цветов, газет, еды и до национальных сувениров. Теперь цветы заказывали по интернету, и еду, и газеты тоже, а национальные сувениры сиротливо жались по краям огромных супермаркетов. Справа белел скелет замершего колеса обозрения, которое остановили в две тысячи девятом, после того, как на нем совершили человеческое жертвоприношение, а с тех пор так и не могли решить, запустить его заново или снести. Остальные-то аттракционы разобрали еще раньше. Единственным местом в Москве, где еще оставался шанс покататься на американских горках и каруселях, был парк имени Горького. Да и то потому, что его правительство профинансировало так, что хватило денег не только на дизайн фирменного стиля от студии Артемия Лебедева, но и на защитные заклинания от лучших ведьм и на постоянные патрули из лучших фриков.
  Лапша неслась вперед так, как будто проглотила ракету из музея, не глядя по сторонам и не оборачиваясь. Сережа попробовал было угнаться за ней, но быстро отстал. Слабость была ужасная, то и дело бросало в холодный пот, хотелось попить и прилечь, и все, наверняка, из-за укуса, а не потому, что Лапша Уварова вдруг открыла в себе спринтерский дар. Рядом плелся Гордеев, а Станя предусмотрительно шел за Лапшой след в след.
  - Плохо тебе, Серег? - спросил Гордеев, и дышал он часто-часто, как будто его укус болел не меньше.
  Хотя кто ж знает, может просто курил много. Сережа помотал головой, давая понять, что разговаривать с экспертом не собирается. Даже если они единственные были теми неудачниками, которых покусали вампиры, это еще не значило, что им теперь нужно дружить.
  - Ты еще пожалеешь, - сказал Гордеев неизвестно к чему и молчал, пока они не нагнали Станю и Лапшу. Уварова нарезала круги около фонтана со счастливыми золотыми тетями из советского прошлого, которые даже и не подозревали, что были на свете еще кусачие вампиры, а не только кусачие свитера.
  - Так, все, без трех минут полдень, - сказала Лапша. - Сейчас или никогда.
  - Сейчас!
  - Да я не спрашивала тебя, Логинов, придурок! Ты стой тут, у фонтана, с тобой никто и разговаривать не станет, у тебя подтяжки висят из-под куртки!
  - Фейки не любят многослойности в одежде? - спросил Сережа.
  - Фейки не любят скинов, наша помешанная на моде подружка!
  На аллеях практически не было людей, только редкие мамки с колясками, еще более редкие мамки с детьми, так что девочек-фейков, стекавшихся на свою сходку отовсюду, не заметить было нельзя. Тут и там мелькали пышные тюлевые юбки, а иногда даже плащи с капюшонами, как у Красной Шапочки на картинке со старой книжки сказок, которую Сережа читал когда-то в детстве. Вернее, рассматривал, читать-то он тогда сам не умел, а как научился, так его и перестала интересовать судьба Красной Шапочки. Разряженные, девчонки исчезали где-то в облысевших к зиме кустах. Правда, снег не способствовал особой конспирации, в каждом сугробе оставалась вереница следов, ведущих к месту их сходки. Что и к лучшему, по крайней мере, Лапша теперь не потеряется по дороге.
  Мимо них, презрительно хмыкнув аж трижды, прошла высокая, почти со Станю ростом, девчонка с вплетенными в длинные черные волосы косточками. Куриными, судя по всему, и хорошо бы, если они были родом из супермаркетовской курицы-гриль, а не из курицы с чьего-нибудь двора. С удивлением Сережа понял, что если как следует сосредоточиться, то сможет установить, с одной курицы эти кости или с нескольких и даже способ смерти этих куриц определит. Сможет. Но не захочет.
  - Это Кость, - зашептала Ксюша Уварова восторженно. - Верховная!
  - Кто верховная? Верховная кость?
  - Т-с-с-с, Логинов! Просто Верховная, так ее называют в общине. Я подписана на ее страницу 'Вконтакте', в друзья она незнакомых не добавляет...
  - Ужасно интересно, Лапша, но может, ты уже пойдешь просить, чтобы нам помогли? - перебил Сережа.
  Лапша повторила уже совсем неуверенно:
  - Стойте у фонтана и с места не двигайтесь, пока я не вернусь.
  Судя по всему, она просто тянула время и боялась идти. Вот вам и крутой фейк. Первый раз, что ли, на сходке?
  - Давай, Ксюта, у тебя все получится, - сказал Гордеев так, как будто его слово что-то решало. Но Лапша вдруг расправила плечи, вытянулась во весь свой скромный рост и шагнула в ближайший сугроб, стараясь аккуратно ступать по чужим следам. Обернулась, помахала Стане кулаком:
  - Если приблизишься к девочкам - забудь о помощи, скин! Это понятно?
  Станя хотел что-то рявкнуть в ответ, но Сережа схватил его за руку, заставил помахать Лапше. Пусть уже идет. Пусть уже сделает хоть что-нибудь.
  - Мы ж ничего не услышим, - сказал Станя, глядя ей вслед. - Как мы узнаем, не развела ли она нас?
  - Как? Легко! - сказал Гордеев. Зачем-то пододвинулся ближе к Сереже, зажмурился, сморщился и поджал губы. Если учесть, что лицо у него было реально, как у питекантропа, с сильно выступающей вперед челюстью и покатым лбом, так что гримаса вышла зачетная.
  - Чего-чего-чего он делает?
  - Не знаю, может, треш?
  - Молодец он, блин, - постановил Станя.
  А потом Сережа услышал то, чего никак не мог сказать ни Станя, ни Гордеев, ни, тем более, золотые тети из фонтана.
  - Здравствуй. Что привело тебя к нам, сестра?
  Следом раздался и голос Уваровой:
  - Усталость, сестры. Я так устала, я не могу больше одна, не могу столько носить в себе. Я хочу отдавать, сестры! Хочу делиться всем, что могу получать от неба и от земли, и от того, что на небе, и что в земле, от воды, от воздуха...
  Различил Сережа и уважительный шепоток, тоже явно девчоночий:
  - Во дает! Во заливает!
  - Чего это ты делаешь, Гордеев?
  Ну, хоть это, к счастью, Станин голос был.
  - Я же говорил, что я эксперт, парни, но можете продолжать мне не верить. Только слушать не мешайте!
  Нет, значит, Гордеев действительно был мастер, а не эксперт по вранью, раз сумел сделать так, чтобы слышно было все, о чем фейки говорили?
  - Сестра, - зазвучал новый голос, и, судя по тому, как шепотки притихли, наверное, заговорила их Верховная Кость, - ты пришла туда, куда должно. Мы поклоняемся небу и земле, мы черпаем силы из снега и дождя...
  - Простуды - оттуда же, - промычал Станя неодобрительно.
  - И в полдень, в час, когда мы сильнее всего, мы принимаем тебя, сестра!
  И тут Уварова сказала, как обычно, а не экзальтированно:
  - Что, нужно обниматься?
  - Ну сейчас ее и попрут, - прокомментировал Станя. Но Уварова успела реабилитироваться в считанные секунды, выпалила:
  - Так примите же меня, сестры, как земля принимает дождь!
  Тут Станя и Сережа не выдержали оба, заржали. Оставалось только надеяться, что звук Гордеев транслирует в одну сторону, и съехавшие с катушек девчонки их не услышат. Правда, перестал смеяться Сережа довольно быстро, стало нехорошо, голова закружилась, и так затошнило, что пришлось даже сесть на край фонтана. И Сережа не был уверен, что в ближайшем будущем сможет подняться.
  Фейки тем временем оживились и стали говорить нормально, а не с придыханиями и завываниями.
  - А как ты о нас узнала?
  - Ты читаешь наш паблик 'Вконтакте'?
  - Обряды классные знаешь?
  - Что умеешь вообще?
  - У тебя есть любимое растение?
  - Тотемное, овца!
  - Сама овца, бывают только тотемные животные!
  - А ты мясо ешь?
  Уварова прокашлялась и начала заливать с утроенной силой:
  - Сестры, все намного сложнее! И намного страшнее! О вас знают...
  Драматическая пауза затянулась, Сережа слышал только частое дыхание, потом кто-то из девчонок пискнул:
  - Ну? Кто?
  - Знают вампы! И завидуют вашей силе, вашей жизни! Я пришла предупредить! И если будет битва, я буду с вами, сестры!
  - Какая битва? - переспросил Станя. - Откуда это все Лапша знает?
  - Да выдумала она все, Стасик, и признай, что выдумка не лишена изящности, раз даже ты на нее повелся! - зашептал Гордеев, все еще сохраняя прежнюю зачетную гримасу.
  В разговор вступила очередная девочка-фейк, с голосом очень злым и очень скептичным.
  - Рот закрой, сестра. Бред несешь! Какие еще вампы?
  Голос, который Сережа посчитал принадлежавшим Верховной Кости, неуверенно протянул:
  - Ну, битва - это точно вряд ли. Вампиры вообще нами не интересуются, мы же разными видами энергии занимаемся, у нас поля вообще не взаимодействуют! Нам только скины угрожают.
  - А они просто придурки! - подсказал кто-то из девчонок, за чем последовали одобрительные смешки и даже редкие хлопки.
  Станя чуть было не рванул доказывать той фейкушке, что никакой он не придурок, но, к счастью, передумал. И даже к большому счастью, потому что сил удержать его Сереже точно бы не хватило. Он сам с трудом удерживался на краю фонтана, его качало из стороны в сторону и очень тянуло поспать.
  - Ну, короче, слушайте, девки, тут такое дело! - заговорила Уварова, окончательно срываясь с напевного ритма. - У меня даже свидетели есть! Вампы ищут новые... источники поля, понимаете? А у вас оно есть!
  - Понимаем, сестра, - фыркнула все та же скептически настроенная и очень злая девочка. - А свидетель твой кто? Вампы? Или, может, овинник? Полтергейста нам привела? Или инопланетянина?
  - Моего... друга укусил вампир, - сказала Уварова. И зачем? Нет, вот ведь дурочка болтливая!
  - Так вот, укусил вампир его потому, что друг услышал их планы о нападении на вас! И вамп хотел сожрать его, совсем сожрать, насмерть, но другой мой друг его спас!
  - Врешь, - резюмировал скептическая девочка.
  - Ничего я не вру!
  - А есть чем доказать?
  - Тот мой друг, которого укусили, ну и тот, который его спас тоже пришли, но ждут, чтобы не нарушать ваш покой, сестры.
  - Послушай, да кто угодно может привести двоих мальчиков из класса и сказать, что они...
  - А если ты увидишь раны, ты заткнешься наконец, сестра? - взвизгнула Уварова.
  Исходя из этой типичной девчоночьей болтовни, все фейки были либо школьницы, либо максимум первокурсницы, и ждать от них помощи было так же глупо, как, скажем, умолять о спасении Патлача Александра или там Машку Шишкину.
  - Мужчинам нет места на наших собраниях, - вздохнула Кость, - но так как случай исключительный, да прибудут страждущие к нам. Окей, сестры?
  Пара голосов откликнулись 'Окей', но явно нехотя. Кто-то неуверенно протянул:
  - Девки, а может в ментуру?
  - Тупая, что ли? Все знают, что на ментуру вампам побоку!
  - Да и ментуре на вампов, - добавила скептическая девочка.
  Если уж даже ряженые дурочки понимали это, то Сережа явно попал еще больше, чем думал с утра.
  Через пару минут Уварова вынырнула из кустов и сугробов:
  - Аверин, Гордеев, идите сюда!
  Сережа с трудом соскреб себя с края фонтана, но прежде, чем идти за Лапшой, сказал Стане:
  - Слушай, брат, я тебя очень прошу, побудь тут хотя бы минут десять. Прям очень прошу. Прошу-прошу. Ты же вчера запирал меня в ванной, и я понимал, что это для нашего же блага.
  - Придурки, вы идете, нет?
  Пришлось идти, так и не дождавшись Станинного согласия. Снег был очень свежий, ступать по сугробам было особенно тяжело, Сережа все время проваливался, ноги передвигал с большим трудом. Так и подмывало обернуться на Станю, но пока он сдерживался. Девочек оказалось меньше, чем Сереже казалось, от силы человек тридцать, не больше, и все они переминались с ноги на ногу, неудивительно, столько проторчав-то в сугробе. И никакой магии земля им явно отдавать не спешила.
  - Привет, красавицы. Вас нужно посвящать в курс дела? - спросил Гордеев, напуская на себя деловой вид.
  - В общих чертах нам уже объяснили, - сказала Кость, потряхивая куриными косточками в волосах. Неужели даже она купилась на такое дурацкое 'Привет, красавицы' от эксперта по пикапу?
  - А правда одного из вас кусал вамп? - спросила невысокая девочка с розовыми прядями в косой челке, стоявшая во втором ряду. Ей пришлось даже на цыпочки подниматься.
  - Дво... - поспешил было сообщить Гордеев, но Сережа не дал ему договорить, заулыбался, шагнул вперед:
  - Привет, дамы.
  - Спорнем, не тебя укусили? - хмыкнула девочка с густо-густо подведенными черным глазами, стоявшая рядом с Костью, и по голосу Сережа узнал ту самую, злую и скептичную. Она кивнула Гордееву: - Ты, который вроде не дебил с виду, рассказывай.
  - А тут разговор короткий. Ксюта вам объяснила причины произошедшего события, я могу лишь продемонстрировать следствия.
  Как будто своим укусом Гордеев гордился!
  Впрочем, когда он расстегнул куртку и сдвинул воротник футболки, Сережа понял, что гордиться там было чем. Укус у эксперта был куда как более аккуратным и чистым на вид, чем его собственный, и заживал к тому же быстрее. Гордееву, вон, даже повязку накладывать не пришлось.
  Девчонки, правда, были другого мнения. Со всех сторон началось сочувственное кудахтанье и испуганный шепот, хорошо еще, что хоть не вопли. Половина отступала назад, половина напирала на Гордеева, стараясь рассмотреть получше.
  - Слушай, а чего укус у тебя не посинел? - спросил Сережа, не удержавшись. Его собственный-то переливался всеми оттенками синего, сиреневого и багрового с непередаваемо мерзкой, гнойной желтизной по краям. И еще кожа с него свисала клочьями, что делать с которыми Сережа не знал. Может, надо было их обрезать?
  - Очень больно было? - спросила Уварова севшим голосом.
  - Достаточно, Ксют, но бывало и больнее. И еще больнее будет, если вампиры нас отыщут.
  Потом он обернулся к Сереже, отвратно улыбнулся и сказал:
  - Синеет укус, если кожу не только прокусывают, но и сосут, я думал, ты в таких вопросах поопытнее, подружка. К тому же, тебя укусил вампир, который старше Андрея Германовича лет на триста, а то и четыреста. У них клыки гниют, у них ротовые полости воспаляются. Вместо того чтобы ругаться с Гордеевым, Сережа почему-то снова подумал о Виктории Владимировне. Вряд ли ее муженек был вампом первой свежести, раз его так боялись. И как же она... с ним?!
  Скептическая девочка, побелевшая так, что видно было даже за всей ее косметикой, вдруг рявкнула:
  - Хватит уже спектакль разыгрывать! Все знают, что вампиры так не кусают, это собачий укус или что, какая разница?!
  - Выйти ночью на улицу и проверь, как вампы кусают, а потом поговорим, хорошо? - прошипела Уварова. Кажется, ей прямо не терпелось вступиться за честь Гордеева. Ну-ну, защитница.
  - Ты, - вдруг протянула Кость, указывая пальцем с длинным черным ногтем на Сережу, - а ты что?
  - А что я?
  - Тебя кусал вампир?
  - Ну...
  Сережа замялся. Показывать укус не хотелось до ужаса, до странности сильно. Как будто какая-то часть его, такая глупая, каким не был даже Леха Ильин, и такая извращенная, каким не был даже Димка Кузнецов, считала укус чем-то интимным, чего никому показывать не стоит.
  - Давайте обойдемся без демонстрации, дамы. Мой укус еще хуже этого, вам точно не понравится.
  Хоть бы прокатило! К тому же не хотелось снимать повязку, попробуй ее потом приладь обратно так, чтобы она при каждом шаге не отрывалась.
  - Показывай укус, мужчина, или мы не сможем вам помочь, - протянула Кость.
  - Показывай, показывай! - подхватили остальные. Ну, либо фейки владели-таки какой-то собственной магией, либо была особая магия в обращении 'мужчина', но Сережа таки стал расстегивать пальто. Укус у него был в более неудачном месте, ниже, чем у Гордеева, и показать его, просто оттянув воротник, не получилось бы.
  - Эй, ты чего это? - спросила Кость испуганно, когда Сережа вручил пальто Гордееву и потащил свитер через голову. - Не надо раздеваться!
  - У тебя ж шея чистая! Тебя не кусали!
  - Вампиры кусают в артерии!
  - Много вы знаете! Больше читайте демотиваторы и паблики 'Вконтакте', - надулась Уварова.
  Сережа с большой неохотой приподнял один край повязки, они со Станей пол-утра наматывали километры бинта и пластыря на укус, жалко было все рушить. Девчонки завопили. Ну, по крайней мере, большая часть с их Верховной Костью во главе. Ее скептическая подружка, что примечательно, промолчала.
  - Меня сейчас стошнит, - прошептала Уварова. Она-то, естественно, тоже не закричала. Сережа фыркнул:
  - Спасибо, Лапша, что оценила мои мышцы! Для тебя старался! Надо переходить на больший вес, да?
  - Надо, подружка, как эксперт в фитнесе тебе говорю. Да и над прессом еще работать и работать, - сказал Гордеев.
  - Да завали ты!
  Наконец Кость, которая, видать, все это время тоже боролась с тошнотой, сглотнула, нервно прищелкнула пальцами и сказала обычным голосом, даже как-то жалобно:
  - Пацаны, да мы вообще не в курсе, что делать с вампирскими укусами. И что делать с вампирами тоже. Может, вам лучше в больничку пойти или реально в ментовку? Мы вам помочь не сможем.
  - Чего-чего-чего? Как это не сможете?!
  Подкрадывался Станя, конечно, не так виртуозно, как Алина, но тоже классно. Если он ухитрился пройти по свежему снегу так, что ничего у него под ногами не хрустнуло и ни одна девчонка его не заметила, то он действительно был братом своей сестры.
  - Скины!!! - завизжали девчонки из тех, что были ближе всех к Стане, но быстро опомнились и заткнулись, как только заметили, что скинхед всего один.
  - Вообще ничего не знаете? - переспросила Уварова, а потом напустилась на Станю с Сережей: - Ты оденься, Аверин, чего стоишь, хочешь простудиться и умереть? А ты чего пришел, Логинов, не мог подождать там, где я тебя просила?
  - Ты нам еще и скина привела на сходку? - заорала скептическая подруга Кости. Теперь, правда, она куда как больше походила на яростную подругу.
  А Сережа тем временем в полной мере понимал, что такое отчаянье. Было полпервого, в четыре стемнеет и проснется боярин, а Сережа стоял тут, и все тело у него болело так, что он даже руки просунуть в рукава свитера не мог, только трепыхался беспомощно, как жук, перевернувшийся на спинку.
  - Ничего, - сказала Кость, буравя взглядом сугроб. - Такую сильную магию мы не можем.
  - И вообще никакую не можете, позерки, - сказал Станя. Он стал обходить девчонок, сбившихся в плотный кружок, и выглядел он хищно и зло, прямо как акула. Только что плавников ему не хватало для полного сходства, а зубы в два ряда он уже наверняка отрастил.
  Гордеев сказал примирительно:
  - Дело не в том, есть здесь скин или нет, а в том, что вы, сестрички, не смогли оказать помощь тем, кто за ней обратился. Пошли, Ксюта, ты сделала все, что могла.
  - Ничего, то есть, - промычал Станя.
  - Пацаны, правда, попробуйте найти настоящих ведьм, - сказала Кость.
  - Так вы уже и ненастоящие? - взвилась Лапша Уварова. Кажется, после демонстрации укусов, Лапша очень и очень прониклась чужими проблемами. Гниющими и кровоточащими проблемами. Уварова добавила обличительно, даже не заметив, что цитирует Станю: - Позерки. Пошли отсюда.
  - Сама позерка! Валите! - завопила подружка Кости. Постепенно к ней возвращался нормальный цвет лица и, видимо, заодно и силы.
  - Закрой пасть, лохушка крашеная!
  Гордеев схватил Уварову под локоть:
  - Нет, красавицы, давайте только без финального аккорда в виде драки!
  Сережа наконец-то справился со свитером и поспешил за Гордеевым, который уносил ноги и Сережино пальто. Станя рванул следом, выкрикивая на бегу:
  - Я вам тут не советую больше собираться, позерки, усекли?
  - Крайне недальновидная угроза, - сказал Гордеев. Станя попытался его треснуть, но тот вывернулся так неожиданно ловко и быстро, как будто был экспертом еще и по боевым искусствам. Станя чуть было не сшиб с ног какую-то замученную тетку с коляской, таксой на поводке и орущим ребенком лет четырех под мышкой. Пользуясь общей суматохой, Сережа вызволил из рук Гордеева свое пальто.
  - Под ноги смотри! - окрысилась тетка. Сережа очень отчетливо слышал ее голос, каждое ее слово, сварливые интонации, неприятную хрипотцу, но одновременно он услышал и совсем другое. Тот же голос, с теми же интонациями сказал ему: 'Посмотри скорее!'.
  Станя надулся, но промолчал, так что тетка продолжила:
  - Куда прешь?! Совсем обалдел?
  А Сережа услышал 'В своем кармане!'. И снова все слова прозвучали вместе, как если включить музыку на плеере и телевизор тоже. Звуки накладывались друг на друга, но не смешивались, Сережа слышал обе реплики, и обе одновременно.
  Уварова пробормотала:
  - Ну, извините, что ли.
  - Пошли, пошли, Серег, что ты встал столбом, - сказал Гордеев почти жалостливо. - А то сейчас еще и эта тетка решит драться.
  Но Сережа продолжал стоять столбом, а потом наконец додумался глянуть тетке вслед. Да только аллея была совершенно пустая, ни тетки, ни таксы, ни детей, ни даже следов на снегу. Сережа машинально сунул руки в карманы пальто, и в левом обнаружил постикс, которому совершенно неоткуда было там взяться. Отец ненавидел липкие бумажки, дома таких у Сережи не было, да и вряд ли Гордеев стал бы совать ему записочки.
  Сережа вытащил бумажку, оказавшуюся нежно-зеленой, из кармана, и Станя почти сразу же вырвал ее.
  - Чего-чего-чего это такое? Дай посмотрю!
  На бумажке крупным, неровным почерком был написан адрес, ну или что-то очень похожее на адрес. 'Третья радиальная улица, двести восемь шагов к полуночи'. С домом просто не очень повезло, а улица была вполне обыкновенная, по крайней мере, карта на телефоне подсказала Сереже, что да, была такая вот, и была она в Царицыно.
  - Я тебе клянусь, что у меня в карманах ничего не было. Есть подозрение, что тут нечисто!
  - Конечно, нечисто, если ты таскаешь мусор по карманам, - сказал эксперт Гордеев, заглядывала Стане через плечо с другой стороны. - Вообще-то, иногда истинные ведьмы отправляют свои, так сказать, передовые отряды присматривать за фейками на тот случай, если к ним попадет кто-то, вроде нас с Серегой, нуждающихся в настоящей помощи.
  - А тебе-то какая помощь нужна, Гордеев?
  - А он так примазался, - сказал Сережа, забирая свой постикс. Почему-то он очень хорошо понимал, что бумажка только его, и только ему предназначалась. Гордеев ничуть не обиделся, только шапку на лоб натянул, как будто хотел спрятаться неизвестно от чего. Спросил:
  - И что, вы туда поедете, парни?
  - А ты что предлагаешь, эксперт? - пожал плечами Станя.
  - Вообще-то, некоторые ведьмы едят младенцев. На самом деле. Это может быть опасно. Как эксперт вам говорю.
  - Кому, младенцам? - переспросил Станя. - Может сгоняешь тогда в роддом, предупредишь их?
  Тут в мужской разговор вмешалась Лапша Уварова, моментально превратив его в бабью ссору:
  - Аверин, Логинов, у вас вообще совесть есть? Если бы не Максим, вас бы вообще уже не было бы!
  - С чего такие выводы, Лапшичка? - протянул Сережа.
  - Можешь звать меня просто Макс, Ксюта!
  - Завалите все. Едем, нет? - перебил Станя.
  Он был прав, решать нужно было как можно быстрее. До темноты оставалось чуть больше трех часов, за это время можно было либо рискнуть и поехать в Царицыно, либо искать англичанку и умолять о помощи ее дохлого муженька. Сережа запрокинул голову, стал смотреть на все еще обманчиво-голубое небо, которое совсем скоро должно было потемнеть, пялился, пока глаза не зарезало. Ничего не поменялось, кроме того, что у него чуть ли не слезы потекли, проблемы как были, так и остались, да и небо как было, так и осталось тоже. Тогда Сережа сказал:
  - Стань, угадай, что мы будем делать.
  - Поехали, брат. Молодцы мы, нам помощь трупов не нужна!
  Как, а главное почему Гордеев и Уварова увязались следом, Сережа так и не понял. Он был уверен, что на 'Третьяковской' они перейдут и поедут обратно, хоть в школу, хоть домой, хоть на Луну, но они потащились следом на 'Новокузнецкую'. Вид у обоих был, как у провинившихся собак, и прогонять их Сережа пожалел. В конце концов, всегда можно было скормить ведьмам Уварову, если бы оказалось, что те таки едят младенцев. В метро Сереже было так паршив и на желтой ветке, и на зеленой, что он не обращал на придурков внимания. Очень хотелось спать, глаза как начало жечь с того момента, как он додумался изучать небо, так и не прекращало. Сережа зевал и страдал всю дорогу. Чтобы не заснуть то и дело совал руки в карманы, находил постикс, сжимал, перекладывал из правого в левый и наоборот, и становилось чуточку легче. Пускай и ненадолго, но легче.
  На выходе Гордеев Сережу нагнал, дернул за ремень сумки, видимо, за плечо взять не решаясь. И правильно сделал, эксперт по коммуникациям.
  - Слушай, Серег, что, плохо совсем?
  - И как ты только заметил?
  Но вместо того, чтобы шутить неприятные шуточки, Гордеев вдруг полез в рюкзак и вытащил оттуда сникерс.
  - На, Серег, полегчает.
  - Чего-чего-чего?
  - Стасик, а ты отвернись, ты не терял гемоглобин и глюкозу.
  Сережа хотел предложить эксперту засунуть себе свой сникерс в одно место вместе со своей добротой, но потом передумал. Утром они не успели позавтракать, да и так плохо было после виски, что не хотелось. Потом они бегали за фейками, потом смотрели на куриные кости в волосах, тоже было не до аппетита. Сережа вырвал шоколадку у Гордеева, и когда стал вскрывать упаковку, то понял, что руки трясутся. Реально, стоило не тормознуть и сникерснуть.
  Выпавший ночью снег все-таки начал местами подтаивать, так что выглядело Царицыно уже не очень. Наверное, утром было красивее, хотя учитывая то, как люди боялись наступления темноты, то утром все казалось красивее: и автобусные остановки, и крыльцо школы, и даже Катюша Устинова. Безопасность многим к лицу. Фонтаны в парке не работали, стояли пустые, как башка Патлача Александа, да впрочем, и как Сережина собственная, только снег дотаивал внутри, а сквозь него проглядывали гнилые палые листья. Последние навевали неприятные мысли о боярине, наверное, потому что тот тоже был внутри гнилой. Хотя сейчас Сереже почти все напоминало о боярине. Блин! Царицынские пруды еще не замерзли, приятно было смотреть, вода сверкала на солнце, ярче даже, чем любимые сережки Женьки Ветровой, но желающих любоваться зрелищем было совсем немного. Детей помладше уже загнали домой, дети постарше еще только-только вырвались из школы, а взрослые еще дорабатывали работу, и им светил максимум час дневного света, да и тот пришлось бы потратить на дорогу домой. Короче, парк был практически пуст и практически страшен в своей пустоте.
  - Ну, - сказала Уварова, упирая руки в бока, - чего стоим? Чего ждем?
  - Есть предложения?
  - Есть, Аверин. Доставай телефон, включай навигатор, выключай тупилку, прячь ее подальше.
  Ни у Лапши, ни у Стани не было крутых телефонов, ну, у Стани-то понятно почему, а вот у Уваровой история была посложнее. Она была дочкой школьной училки музыки, а отца у нее не было вообще, зато у нее были страшные дед и бабка, которые тиранили их обеих. Ну, маму-то понятно за что, мужа же не завела, но вот за что страдала Лапша Уварова? Сережа помнил, как она еще в младших классах рассказывала, что фильмы ей смотреть не разрешается, а можно только новости, что ей нужно читать по две книги в неделю, а Интернет у нее по часам. Раньше дед, сухой, как тетрадный лист, сморщенный и жуткий на вид, постоянно встречал после школы и Лапшу, и ее маму и конвоировал домой. В этом году Лапша неизвестно как отвоевала себе свободу, а ее безобидная мама так и продолжала позориться на всю школу. Уварова, пока не заделалась фейком, вечно ходила в каких-то блеклых обносках, правда, и теперь ее вид не особо улучшился, кажется, она перешивала свои невообразимые юбки и платья из штор, простыней и полотенец. Ну и, конечно, при таком суровом режиме у Лапши не было ни карманных денег, ни телефона, которым можно было бы похвастаться, ни вообще чего-либо хорошего. Не сказать, что Сережа ее особенно жалел, Станю вон было жальче. По крайней мере, лучший Сережин друг страдал без повода, а только потому, что у него был такой бухой батя, а Уварова страдала за мамкин проступок. Справедливость.
  Перестав сокрушаться о чужих судьбах, Сережа достал телефон и вздохнул:
  - Знаете, есть подозрение, что двести восемь шагов к полуночи навигатор нам не покажет.
  - Чего-чего это вообще такое? Как это вообще понимать?
  - Ну, двести восемь - это цифры, Логинов, знаешь, такие...
  - Завали, Лапша!
  - К полуночи - это, скорее всего, направление, - невозмутимо продолжила Уварова. - Север.
  - Серьезно? Чего еще расскажешь, Лапша?
  - Успокойся, Стасик, она права, - сказал Гордеев. - Как эксперт...
  - Называя его Стасиком, ты его не успокоишь никогда, - снова вздохнул Сережа. - Но пошли уже.
  Третью Радиальную улицу они с грехом пополам нашли, но с полуночью и шагами вышло сложнее. Каждый из них четверых был уверен, что знает, где север, и все показывали в разные стороны. Кроме того, не так-то просто было найти точку отсчета, с которой начались бы эти двести восемь шагов. По логике надо было начинать от первого дома улицы, но у Гордеева была явно какая-то другая логика, простым смертным недоступная, а только экспертам, он считал, что нужно было считать ровно с середины, объясняя, что там какое-то особенное поле. Они попробовали оба варианта, но постоянно сбивались со счета и с направления, дважды утыкались в край пруда, и, в общем-то, теряли время. Сережа вообще не мог сосредоточиться ни на чем, даже на таком простом действии, как подсчет шагов, а думал только о том, что случится, если они не успеют. Если темнота застанет их в огромном безлюдном парке, а боярин проснется и будет знать, где Сережу искать.
  Уварова сначала радостно скакала по подтаивающим сугробам, с сосредоточенным лицом, как будто тоже пыталась поле почувствовать, а потом начала ныть, что замерзла и промочила ноги. Ну и неудивительно.
  Станя сказал:
  - Лапша, ты невыносима. Попроси эксперта, чтобы он тебя понес.
  Гордеев отмахнулся:
  - Ничего, Ксюта, не обращай внимания на влажность, зато у тебя ноги красивые.
  Станя заржал, Уварова отдернула юбку и скривилась:
  - Потому что мокрые?
  - Нет, потому что совершенной формы.
  Лапша промолчала и покраснела, а потом бросилась куда-то в сторону и завопила:
  - На куст посмотрите!
  - Сошла с ума от одного комплимента, - прокомментировал Сережа.
  - Нет, конечно, куст красивее Лапши, но... - начал Станя, а потом вдруг помчался за Лапшой следом, без особых объяснений.
  - Эксперт? - спросил Сережа. - Есть соображения?
  Сам-то он был достаточно близорукий, чтобы не видеть в том кусте, к которому все понеслись, ничего особенного. И вообще практически ничего.
  - Разрази меня гром, там малина! - выкрикнул вдруг Гордеев.
  - А тут, блин, питерский сноб!
  Но на кусте действительно оказалась малина, настоящие ягоды, спелые и симпатичные, как на картинке, крупные, почти одинакового размера. А еще и съедобные, если судить по тому, что Лапша и Станя уже жевали их и еще не умирали в муках, пока Сережа с экспертом причалили.
  - Но куст же не малины, это очевидно, - сказал Гордеев. Наверное, был еще и в садоводстве экспертом. Но Сережа слушал не его, а голоса, доносившиеся из глубины парка, откуда-то из-за деревьев. Незадолго до темноты так далеко от человеческого жилья могли собираться либо ведьмы, либо совсем бухие, но голоса вроде как были трезвые. Так что Сережа побежал на звук, позабыв обо всем на свете.
  - Аверин, ты уже видишь ведьм?!
  - Стой, придурок, стой!
  - Э!
  Судя по тому, что последняя реплика принадлежала эксперту, в шоке были все, даже он, но все и не отставали, неслись следом.
  То, что Сережа увидел, когда вылетел на поляну, меньше всего было похоже на сборище ведьм, а больше всего - на вечеринку будущих участниц программы 'Модный приговор'. Повсюду были тетки: самые обычные, и в шубах в пол, и в шубах с проплешинами, в пуховиках и с авоськами, тетки с маленькими сумочками и пакетами наперевес, тетки в высоких трекинговых ботинках и плиссированных юбках, в меховых шапках и шапках с такими помпонами, что эксперт бы мог обзавидоваться. Тетки, короче, которых в метро всегда без одного человека вагон. Всюду поблескивала дешевая синтетика и мерцали плохая косметика и нарощенные ногти со стразами, но зато чем-то одурительно приятно пахло. Сережа не сразу понял, чем, а когда понял - не поверил. Пахло весной, остро и свежо, огуречно и цветочно.
  И только тогда Сережа заметил, что под ногами теток, ногами, обутыми в немодные сапоги и трекинговые ботинки, и в ужасные остроносые ботильоны на шпильках, цвели подснежники. Самые настоящие подснежники, а еще нарциссы и крокусы, и какие-то хорошенькие белые цветочки, смахивающие на звездочки, и еще какие-то, и еще, названий которым Сережа не знал. Тетки прямо утопали в цветочном ковре.
  На последнем сугробе Сережа подскользнулся и в него сел и уже оттуда сказал:
  - Здрасьте.
  Падение обошлось ему очень дорого, укус прям взбесился, так сильно заболел. Бросило в холодный пот, затрясло. Встать Сережа просто не смог, так и остался сидеть в снегу и пытаться прекратить видеть перед глазами маленькие юркие черные точки. Рядом, взбивая маленькие снежные вихри, затормозил Станя, да так резко, что едва удержался на ногах, но все-таки удержался же. Станя вообще был ловкий, не то что некоторые. Сережа обернулся и заметил между деревьями эксперта, который тащил Уварову на руках. Ведьмы, а это наверняка были ведьмы, а не обычные тетки из метро, не обращали ни на кого из них внимания. Гордеев наконец пробился через кусты со своей ношей и тоже, зараза, удержался на ногах, ни в один сугроб не навернулся.
  - Как здорово вы тут объединяетесь с природой! У вас очень красиво и, э... уютно! - прокашлявшись, сказал Гордеев. Голос у него был громкий, но ведьмам явно было плевать. Они стояли плотным кругом, как фейки, но на этом их сходство и заканчивалось. Девчонки на ВДНХ были смешные и странные, а тетки в Царицыно казались сильными и очень опасными. Сережа отлично понимал, что они способны не только подснежники через снег прорастить, но и много чего жуткого сделать. Убить, например. А чего, из трупов могут тоже расти симпатичные цветочки, из глазниц там или еще откуда. Нет, стоп, Сережа, завязывай с такими мыслями, брат!
  Гордеев не сдавался:
  - Извините, вы не могли бы помочь попавшим в беду? Захотеть помочь? Вы же добрые. Добрые же?
  - Добрых ведьм не бывает, либераст, - сказал Станя. - И Уварову уже поставь, а то решат, что ты им жертву принес.
  Ближайшая к ним тетка, в расшитых пайетками фальшивых угги и черном пальто в катышках, вдруг хихикнула.
  - Извините, - повторил Гордеев. - Лучший друг этого грубияна попал в беду, и теперь грубиян волнуется и грубит больше обычного.
  - Мы не принимаем жертв, - сказала тогда тетка с противным бабьим смешком. Сережа бы не удивился, если бы она еще и потрепала Гордеева по щеке, но тетка только продолжила: - И не приносим.
  - М-м-м, молодцы, - промычал Станя.
  Наконец Сережа заставил себя встать из сугроба и протянул тетке постикс.
  - Вот, гляньте, пожалуйста. Мы не просто так к вам ворвались. Это же вроде приглашение?
  - Знаем, - откликнулось тогда сразу несколько теток, включая ближайшую, в катышках.
  Присмотревшись, Сережа различил в толпе и пару мужичков, еще более невзрачных, в спортивных штанах с лампасами и кепочках. А летом они что, носили сандалии с носками и бриджи с карманами?
  - Тогда вы знаете и почему, мы пришли, не так ли? - спросил Гордеев. - У нашего друга, вон этого самого, в модном пальто и в снегу, у него проблемы. У него связь с вампиром, который шантажом вынудил его согласиться на укус, а друг проговорился про имя. И вот. Можно с этим что-нибудь сделать? Пожалуйста.
  Гордеев казался вежливым, собранным и очень деловым, наверное, ношение Уваровой сказалось на нем благотворно. А может, он действительно давно был фриком и привык к обществу себе подобных. Сережа же упорно не хотел признавать скучных теток себе подобными, но какой-то частью своего сознания, лишенной модных предрассудков, он понимал, что много чего общего у них есть.
  - О, - сказала тогда ближайшая тетка уже серьезным голосом и отщипнула пару катышков с воротника пальто, - это вам к Людмиле Ивановне тогда.
  - К Людмиле Ивановне? - переспросил Сережа. Как-то не укладывалось в голове, что тетки, утопавшие по щиколотку в цветах и снегу, могли тоже называться по имени-отчеству, как учителя в школе. Тогда Сережа решил не беспокоиться по пустякам и напуститься на Гордеева для разнообразия: - Чего ты разошелся? Я что, немой? Я не могу сам за себя сказать, по-твоему?
  - Неблагодарный ты, Аверин. И сердца у тебя нет. Или не станет, когда твой вампир тебя найдет! - фыркнула Уварова.
  - Не шути так, деточка, - зацокала языком ближайшая тетка, и Сережа с удивлением понял, что ближайшей оказалась уже другая, не в фальшивых угги и пальто, а в ботфортах на шпильках и курточке с тремя полосками на рукавах. Только тогда Сережа заметил, что тетки медленно-медленно, как в метро в час пик, шли по кругу.
  - К Людмиле Ивановне вам, да? - переспрошивала каждая тетка, проплетавшаяся мимо. И следующая сначала отвечала:
  - К Людмиле Ивановне, да-да.
  А потом снова спрашивала, не к Людмиле Ивановне ли им. Цирк какой-то! Сначала Станя стоял с раскрытым ртом, а потом схватил очередную проходившую мимо тетку за локоть:
  - А где найти вашу Людмилу Ивановну, ну?
  Та посмотрела на него так, что руку Станя убрал моментально. Потом она мягко отодвинула его, как будто Станя пересек какую-то невидимую границу. Цветы, на которые он наступил, прямо на глазах скукожились и стали сначала светло-коричневыми, а потом и темными, совсем сухими. Хотя может быть, Сереже только показалось, от круговорота блестящего и черного уже начало рябить в глазах. Наконец уже неизвестно какая по счету тетушка вдруг шагнула из круга им навстречу. Черный застиранный пуховик, леопардовый берет, увенчанный бантиком с блестящим камнем, шарф с люрексом, потертая сумка через плечо и пакет из 'Спортмастера' в руках. Ну, не худшее еще сочетание, учитывая все увиденное.
  - Ну, здравствуйте, мальчики, - сказала тетка так, как умели говорить только учителя в школе и врачи в районной поликлинике. Обличительно и наставительно одновременно. Станя кивнул, явно не решаясь открыть рот, Сережа с большим трудом выжал из себя очередное 'Здрасьте'. Лапша с экспертом промолчали, да и к ним-то ведьма не обращалась.
  - Давайте пройдемся, мальчики, поговорим? Пакетик нести не поможете? Вот ты, укушенный, не поможешь?
  - Ну да, конечно.
  Сережа взял пакет без лишних размышлений и едва не навернулся носом в снег, такая оказалась там тяжесть.
  - Что вы, блин, несете, кирпичи?
  - Землица, мальчики, землица.
  Само слово 'землица' было неприятным, как и тон, которым тетка его произнесла, но еще неприятнее оказались воспоминания, которые пришли вслед за словом. Только сейчас Сережа понял, что видел кошмары не только сегодня ночью, но и вчера тоже. Видел землю, влажную, темную, кладбищенскую, ту самую, что чуть не прикончила эксперта Гордеева. Только там, во сне земля засыпала не Гордеева, а самого Сережу, затапливала, как волны на море, накрывала с головой, и он задыхался, и хныкал, и так сильно не хотел умирать.
  - Тю-тю-тю, мальчики, живая землица, не мертвая.
  Говорила эта самая Людмила Ивановна слишком ласково, как говорят с детьми, и одновременно как-то брезгливо, как говорят с детьми с отставанием в развитии. До жути напоминала пару училок из школы и даже директора. Станя выдернул у Сережи из рук пакет, скривился, было действительно тяжело, но виду он старался не показывать.
  - Это, я понесу, короче. А он же укушенный, у него болеть будет. А я его друг. Так вы нам, короче, поможете, ну?
  Избавившись от пакета, изрядно тянувшего к земле, Сережа тут же стал оглядываться. Самое странное, что они вроде как сделали пару шагов всего, но поляны уже не было видно, как и ведьм, и Лапши с экспертом. Не осталось даже следов на снегу. Зато на ближайшем кусте висели темные, почти черные и очень блестящие ягоды. Ежевика! Настоящая ежевика! Станя с трудом переложил пакет из одной руки в другую и потянулся к кусту. И тут же получил подзатыльник от Людмилы Ивановны.
  - Я тебе говорила нести пакет, бритоголовый? Или ты, может, тоже укушенный? А есть тебе кто разрешал?
  - Не злитесь, он просто великодушный. Друзьям вот помогает, любит их, друзей своих, - сказал Сережа примирительно. - Реально, Стань, отдай пакет.
  Людмила Ивановна вздохнула:
  - Да никого он не любит, разве не видно? И даже себя не любит. Бритоголовые никого не любят, потому что для них все недостаточно люди, даже они сами.
  - Э, Людмила Ивановна, это все, конечно круто вы рассказываете, прямо зашибенно, но... - начал было Сережа, но ведьма перебила:
  - А ты пакетик-то неси. Неси, укушенный. Вот сейчас до автобуса дойдем, подъедем, поможете мне домой пакетик занести...
  Сережа и не заметил, как они выбрались из глубины парка, между кустами уже виднелась дорога, машины, фонари, рекламные щиты и прочая цивилизация. Станя буркнул:
  - Достаточно я человек. Живой я.
  И сразу же зашептал Сереже:
  - Если она не поможет, поедем ночевать в обезьянник. Накатаем заяву на твоего боярина.
  Станя злился и злился сильно, на всех вокруг: и на вампиров, и на ведьм, и на Сережу, наверное, тоже. Его можно было понять: ему надо было домой, к сестре, а не решать чужие проблемы.
  - Не бывает чужих проблем, - сказала Людмила Ивановна.
  - Чего-чего-чего, это вы кому?
  - Тебе, укушенный. А ты, бритоголовый, скажи мне, пожалуйста, что в жизни самое лучшее?
  Тем временем они доковыляли по тающему снегу до остановки. Что-то подсказывало Сереже, что ставить пакет на лавочку можно и не пытаться, ведьма все равно не позволит. Сережа боялся ее, даже несмотря на ее дурацкие одежду и манеру речи, наверное, сильнее даже, чем вампиров. Те хоть были мертвыми, от них было понятно, чего ожидать. Голод и воля, Станя все верно говорил, а почему Людмила Ивановна заставляла людей таскать тяжести, было неизвестно. Сложно, да и глупо было поверить в то, что она просто от всего сердца помогала страждущим.
  Станя сунул руки в карманы, нахохлился, помолчал, а потом наконец ответил:
  - Что я вам, истину пасу? Не знаю я. Короче, ну, сила там какая-нибудь, власть тоже круто.
  Станя оглянулся на Сережу, как делал в особенно сложных ситуациях, например там, при спонтанных вызовах к доске. Через силу Сережа ему подмигнул, надеясь, что выглядит он ободряющим, а не отчаянным. Небо постепенно делалось из голубого, как глазки младенцев, синим, как школьные тетради, скоро, уже совсем скоро должно было начать темнеть. Приход темноты Сережа ощущал, как начинающуюся болезнь: ничего еще толком не понятно, но уже неприятно.
  - Сила, говоришь? - переспросила Людмила Ивановна. - Может быть, и сила. А может и не быть. Все вокруг сила, бритоголовый, и как ты думаешь, что лучше: управлять этой силой или слепо за ней следовать?
  Сережа с трудом удержался, чтобы не хмыкнуть. Если Людмила Ивановна думала, что переубедит Станю Логинова за один разговор, то она была очень, очень наивной ведьмой. Какая сила была в вечно бухом Станином бате, в его замученной мамке, в злющей и голодной Алинке? А какая сила была в самом Стане? А в Сереже? Чушь все это, бабьи сказки и какая-то ересь.
  - Я в ваши мутки не врубаюсь. Я человек, и я хочу жить в человеческом мире, - промычал Станя. - Чтобы мир людям принадлежал. И силы у меня никакой нет. Ну, кроме простой, человеческой, чтобы башку проломить всяким фрикам.
  Разозлился, кажется, Станя даже больше обычного, но какую-то секунду Сережа даже поверил, что тут дело было не только в злости, но и в зависти. Но нет, не мог же скинхед хотеть такой силы, как у Людмилы Ивановны, или эксперта Гордеева или у вампиров там. Станя не был дурачком, понимал да и просто видел, что проблем и опасностей от этой вроде как силы куда как больше, чем удовольствия.
  - А можно я ему помогу нести? - сказал вдруг Станя. - Типа, пожалуйста, ну.
  - Нельзя, Станя. Тебя же не кусал вампир. Или так - тебя же не кусал мертвый человек.
  Когда ведьма назвала Станю по имени, Сережа с трудом удержался, чтобы не звездануть ей пакетом и не убежать прочь. До вчерашнего вечера он просто не понимал, сколько значит имя для человека, и как опасно, когда имя узнают такие вот.
  Людмила Ивановна неожиданно решила сменить гнев на милость и даже похлопала Станю по плечу:
  - Но спасибо, что уже спрашиваешь разрешения, бритоголовый. Вот ты меня спросил, теперь я тебя спрошу. Что такое человек, Станя?
  Станя отшатнулся, но не сразу, как будто ведьма застала его врасплох и вопросом, и обращением по имени.
  - Чего-чего-чего? Откуда вы вообще...
  - Отвечай, Станя.
  Ну, точно, тон у нее был школьной училки, требующей отвечать ей немедленно, где домашнее задание и почему ты не желаешь выходить к доске.
  - Ну, ну... человек - это кто не жульничает с природой! А вы такие все идет против природы!
  - А почему ты считаешь, что ты не жульничаешь с природой? Ты куришь, ты пьешь, ты швыряешь мусор мимо урны и плюешь на асфальт. Разве ты для этого, человек? Скажи мне, кто жульничает?
  Подошел автобус, двести восемьдесят девятый, и Людмила Ивановна поманила их за собой. Она задержалась на входе, покупала талончик, хотя Сережа бы не удивился, окажись у нее удостоверение ведьмы для бесплатного проезда. Или сверхскоростная метла. В салоне сжульничать с природой попытался Сережа, поставив пакет на пол, но Людмила Ивановна так глянула, что пришлось снова сгибаться под тяжестью ее дурацкой землицы. Пластиковые ручки врезались в ладонь, как таблица умножения в память. Было тяжело, но Сережа понимал, что ведьма знала, что делала. Ну, или была она сверхпротивная, как ведьмам и полагается.
  Станя наконец нашелся, что возразить:
  - Не пройдут ваши штучки! Ведьмины! Я знаю разницу между собой и вами. Короче, у вас есть сила, а у меня нет. Так нечестно. Вы сжульничали.
  - Думай, как знаешь, бритоголовый.
  Станя демонстративно отвернулся от ведьмы, спросил у Сережи:
  - Ты вообще как, брат?
  - Лучше всех.
  Буду, если переживу эту ночь. Самое обидное было то, что ведьма только нападала на Станю, а помочь им даже не пыталась. Ради чего было тогда ее терпеть?
  - Не будь таким мелочным, укушенный, - сказала Людмила Ивановна, и пришла Сережина очередь вздрогнуть. Она, выходит, мысли читать умела?
  - Ну что, мальчики, вот моя остановка. Спасибо, что пакет поднесли. Ну, что ли, прощайте.
  Двери автобуса открылись, ведьма выхватила свой пакет у Сережи из рук и с неожиданной для ее возраста и комплекции прытью стала прокладывать себе дорогу к выходу.
  - Эй! Стойте! А как же...
  - А ты не кричи на пожилого человека, укушенный. А лучше на себя посмотри. Или прислушайся.
  Пакет Людмила Ивановна несла легко, да еще и помахивала им, как будто он ничего не весил. Свободную руку она сунула в карман и захихикала:
  - Хотя какой же ты укушенный теперь. А тебе, бритоголовый, я кое-что пожелаю. Пожелаю тебе, чтобы первый встреченный тобою нечеловек стал тебе братом.
  Ведьма выпорхнула из автобуса под Станино ошеломленное 'Чего-чего-чего?'. Двери закрылись сразу же, как будто Людмила Ивановна их заколдовала, и метнувшийся следом за ней Сережа только впечатался носом в стекло. Автобус отъезжал, остановка делалась все меньше, а ведьма и вовсе как будто исчезла. Вместе с ней никто не вышел, на улице тоже было пусто, в толпе ей было не затеряться, так куда она могла деться?
  Обернувшись, Сережа обнаружил, что Станя не следит вместе с ним за пропавшей ведьмой, а пялится себе под ноги. Вид у него был очень странный.
  - Ты чего, брат? Тетка тебя допекла?
  Вместо ответа Станя вдруг спросил:
  - Ты как себя чувствуешь?
  - Такая официальная формулировка! - засмеялся Сережа. И впервые за день ему не пришлось тут же замолкать и помирать от боли. Укус больше не болел, только ныл и как-то стягивался, если судить по ощущениям.
  - Слушай, Стань, а ты не можешь как-то аккуратненько посмотреть на мой укус, чтобы больше никто не видел?
  Станя не отозвался, даже головы не поднял.
  - Ты чего?
  Наверняка, разволновался, что Людмила Ивановна так потопталась по всем его скинхедским идеалам.
  - Да не обращай ты внимания на то, что тетка сказала. Ты ее видел? Как ее вообще можно такую слушать? Забей!
  - Ты реально такой баран, что ничего не понимаешь?
  - Не понимаю, - пожал плечами Сережа. - Короче, давай сейчас ко мне. Успеем заказать чего-нибудь до темноты.
  На дом теперь доставляли практически все, не только суши и пиццу, а даже средства для мытья посуды и вешалки. Интернет-торговля процветала, особенно те ее виды, куда можно было пристроить курьеров-зомби. Хорошо еще, что санэпидемстанция запретила поднятым трупам доставлять еду.
  - Выходи давай! - вдруг рявкнул Станя. - Перетереть надо.
  Была как раз следующая остановка, очередное сияющее нигде. Впрочем, Сережа плохо ориентировался везде в Москве, где было не Новокосино.
  - Вот прям так срочно? Я хочу домой до темноты, и чтобы хавчик привезли до темноты, а то смешно будет гадать, курьер это или боярин...
  А потом Сережа посмотрел на Станю и понял, что видел его таким обычно только на физкультуре, когда Станина команда проигрывала. Станя вытолкал его из автобуса.
  - Что случилось? - спросил Сережа.
  - Короче, я к тебе домой не пойду.
  - Что? Почему?
  Мысль о том, чтобы остаться дома одному на целую ночь, показалась не просто ужасной, а чудовищной. Таким прямо кощунством.
  - Ты же обещал!
  А потом до Сережи дошло:
  - Или ты просто не хочешь со мной теперь иметь дела? После всего? Слишком фрик для тебя?
  Было обидно, но не сказать, чтобы Сережа совсем Станю не понимал. Мало кому понравилась бы мара за окнами, вампы под дверью, прогулки с ведьмами по снегу и душеспасительные беседы с ними же.
  - Ладно, я тебя понял, брат. Без обид. Я домой, может, еще успею все залить святой водой. Надо будет стрельнуть у соседей, у меня-то нет...
  И тут Станя ему врезал. Не особенно больно, даже не в полсилы, а в треть, но так неожиданно. Где-то на другой улице взвыла сирена, вот хорошо бы было, если бы это оказалась служба борьбы с предателями. Станя потер костяшки пальцев и процедил:
  - Что ты понял, козел ты, что ли? Ведьма меня прокляла!
  Сережа осторожно ощупал челюсть, все было цело, даже укус вел себя хорошо, не посылал в отруб от резкого движения.
  - Стань, ты вообще о чем?
  - Она пожелала нечеловеку стать моим братом!
  - Ну и чего ты паришься, у тебя же сестра только! Эй, чего ты так уставился? Что?
  И тут, кажется, Сережа кое-что понял.
  - Ты что, думаешь, что...
  - Да.
  - Что да?
  - Да ты это! Ты!
  Сначала Сережа заржал, уж больно глупо получалось, но потом как-то стало несмешно. Значит, он все-таки не человек. Все-таки фрик. Чудовище. Такое, как Гордеев, такое, как вампиры, как тетки в снегу. Нет, не может быть.
  Станя тем временем аккуратно отряхивал с Сережиного пальто какие-то невидимые пылинки.
  - Ты чего это?
  - Я... не хотел тебе двинуть. Ну. Ну извини, что ли. Не хотел, ну.
  Никогда еще Сережа его таким не видел, разве что иногда, когда Станя болтал с Алиной и думал, что никто не слышит. А потом Станю как понесло:
  - В моей семье должны были быть только Алинка, суши, пицца и колбаса, и сыр, и макароны, лапша эта тайская из коробочек, и мясо, а теперь что? А теперь еще и ты? Я троих не прокормлю! Мне не нужен брат! Мне хватит сестры! Офигеть теперь!
  - Да ну не нервничай так. Может, это было не проклятье. У нее же никаких не было ни амулетов, ни трав, ничего. Ведьмы так просто дела не делают. Не работают без девайсов. Может, это у тебя вообще на один вечер!
  Но не нервничать Станя не хотел. Не хотел ждать следующий автобус и ничего слушать, и смотреть в навигатор, чтобы понять, куда идти, и думать, что заказать поесть не хотел тоже. Он только шел и шел вперед, и Сереже пришлось тащиться следом, чтобы не потеряться. Идти нога в ногу не получалось, слишком устал. Боль ушла вместе с ведьминым пакетом, но усталость и слабость никуда не делись. И неудивительно, Сережа не спал толком две ночи подряд, было бы странно чувствовать себя бодрячком. Наконец, спустя минут десять и, как Сереже показалось, десять километров, Станя обернулся.
  - Надо звонить Гордееву.
  - Чего?
  - Чего-чего, а кто нам еще поможет? Не хочу быть проклятым всю жизнь! Пацаны меня засмеют!
  - Да им всем плевать... - начал было Сережа, а потом понял, что Станя не об одноклассниках говорит, а о своих друзьях-скинах. И понимать это было ужасно неприятно.
  - Номера нет, - сказал тогда Сережа.
  - У меня есть. Но лавэ нет на телефоне.
  - А номер откуда?
  - Катюша сегодня дала, он еще в первый день оставил свой номер девчонкам.
  - Эксперт по скорости!
  Шутки шутками, но если уже даже Станя считал, что Гордеев может помочь, то нужно было звонить. Сережа набрал номер, послушал гудки, а потом услышал вроде как очень знакомый голос на фоне питерского 'Слушаю вас'. Кажется, это была Лапша Уварова, и, кажется, она была недовольна.
  - Это Сережа Аверин.
  - Да-да, Серег, вас опять пытается кто-то съесть? Или, может быть, вас кто-то заколдовал? Кто-то хочет принести вас в жертву? Съесть ваши сердца? Кому-то нужен ваш разум? Кто-то из вас одержим? У вас на хвосте призрак? Что случилось такого, что ты перестал беситься и позвонил?
  Сережа с трудом подавил желание запустить телефон в ближайший сугроб. Мимо с ревом пронесся грузовик, как раз давая Сереже время собраться с мыслями, а заодно и включить громкую связь.
  - Гордеев, слушай. Ну, извини, я погорячился. Неправ был. Извини. Вот. Ты не мог бы помочь? У нас тут, кажется, вариант номер два. Гордеев, что ты знаешь о ведьминских проклятьях?
  Судя по шуму в трубке, музыке, смеху и какому-то звону, Гордеев с Лапшой либо висели в кафе, либо у Гордеева дома, либо дед Уваровой сошел с ума, подобрел и стал принимать гостей.
  - Вот хотя бы то, что снять их весьма сложно, и с такой задачей без эксперта не справиться!
  Сережа вздохнул:
  - Как человека тебя прошу, Гордеев. Ну или как фрик фрика. Выслушай и помоги.
  - Я весь во внимании.
  - Короче, вот что вышло. Ведьма сказала, что мол, кое-кому кое-чего желает.
  - Кое-кто - это Стасик?
  - Нет, это Станя. Ну и у нее не было не амулета, ни каких-нибудь ведьминских штук, она просто сказала, пожелала и все. Понимаешь?
  - А что именно она пожелала?
  - Это так важно?! - рявкнул над ухом Станя.
  - Весьма.
  - Хорошо, она пожелала, чтобы первый нечеловек, которого Станя встретит, стал ему братом.
  - И это ты, Серег?
  - Ну да.
  - Так а в чем проблема-то?
  Отсмеявшись и дав отсмеяться Лапше, Гордеев продолжил:
  - На самом деле, парни, это не проклятье, это гораздо хуже. Она загадала. Как желание. Практически у каждой ведьмы есть с собой экстренный амулет, одноразовый, позволяющий ей выполнить любое свое желание, но только одно. Возможно, у нее такой был в сумке или кармане.
  И Сережа вспомнил с фотографической точностью, как ведьма перед выходом сунула руку в карман. Треш какой!
  - Но работает желание по принципу проклятья. Снять его нельзя, но можно разрушить его структуру, скажем, тремя способами. Либо один из вас умрет, что и разрушает целостность наверняка, надеюсь, Стасик этого не слышит, а то, Серег, я за тебя беспокоюсь. Либо ты тоже станешь считать его братом, таким образом, приведя желание ведьмы к логическому окончанию. Тоже не вариант, да? Ну, тогда попробуйте поцеловаться! Это всегда работает! Спросите у Спящей Красавицы и Белоснежки!
  Станя выхватил телефон и стал давить на кнопку сброса, и все это в таком торжественном молчании, которое нарушить Сережа так и не решился. Какое-то время они просто шли вперед и вперед, а потом Станя остановился так резко, что Сережа в него чуть не врезался.
  - Ладно. Слышишь, братан, - сказал Станя, и их привычное обращение прямо новый смысл приобрело, - ничего такого ужасного не случилось. Поехали. Проведу тебя, посмотрю, не торчит ли там у тебя боярин, и свалю домой. А то Алинка с меня башку снимет.
  Такой длинной речи Сережа не ожидал, потому какое-то время стоял с раскрытым ртом. Сумев наконец собраться, Сережа закивал:
  - Конечно, брат. Как скажешь.
  Может, надо перестать так друг друга называть? А может продолжить, пока они сами не поверят, что стали братьями?
  После непродолжительной, но кровопролитной битвы с навигатором они определились, как добрести до 'Кантемировской'. И хотя добирались Станя с Сережей чуть ли не бегом, в метро они спустились уже в сумерках. Что значило, что в Новокосино они окажутся в полной темноте.
  Конечно, навряд ли боярин ждал бы Сережу сразу же в подземном переходе, но что-то подсказывало, что этот мог бы. И не такое тоже. Вообще все мог.
  Укус больше не болел, только тянул легонько, но разве это значило, что боярин забыл Сережино имя? Спросить у Гордеева, что значил ведьмин пакет с землей, Сережа не догадался, а звонить ему второй раз было бы слишком унизительно. Да и связь пропадала. Сережа попытался понять сам, что произошло и почему. Людмила Ивановна сказала, что земля была живой, значит, по идее, из нее и росли все их цветочки, или что? Или живой она была в том смысле, что тоже могла создавать или поглощать поле? Хорошо было бы, если все-таки поглощать, тогда можно было предположить, что кусочек вампирского поля, застрявший в укусе, просто ушел в землю. Заодно тогда понятно становилось, почему больше не болело. Но почему-то Сереже казалось, что такое предположение слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.
  По дороге каждый из них грузился своими проблемами, но на выходе Станя осознал, наверное, что от неожиданно братания он не умрет, в отличие от Сережи при встрече с боярином. Ну, или внезапно нахлынувшие братские чувства заставили его больше переживать. Станя осторожно выглянул из перехода, всмотрелся в темноту и сказал:
  - Может потусим еще в метро и попросим Гордеева нас встретить?
  - Вчера нам Гордеев помог? А сегодня? Нет на козлину надежды. Никакой.
  - Ладно.
  Станя думал так старательно, что даже жалко его стало.
  - Может, позвонить англичанке?
  - Ага, и Катюше! Пошли уже, чем дольше стоим, тем темнее делается. И тем больше шансов, ну... Ты понял.
  Сережа так долго боялся, целый день готовился к смерти после темноты, что когда солнце село, сил бояться уже и не осталось. Притерпелся. К тому же, вместе с болью ушли и навязчивые воспоминания о Мстиславе.
  Сережа больше не видел его хищное рыло во всех подробностях, не ежился от мыслей о липковатом, как будто перемазанном гелем для душа, мертвом теле без пульса, не порывался почесать укус. По крайней мере, сейчас он ощущал в себе силы дойти до дому и не умереть по дороге от паники.
  Впрочем, когда на телефон пришло смс, Сережа чуть ли не завопил от неожиданности и страха. Вряд ли, конечно, боярин писал бы ему готовиться к смерти, но не потому, что вамп ничего такого не хотел бы, а потому, что не умел набирать сообщения. Сообщение было от Гордеева, и совет он прислал действительно неплохой. Гордеев писал спросить у той ведьмы, что делать, если ни один из предложенных вариантов снятия проклятья им не подходит.
  Оставалась мелочь: выяснить место новой сходки ведьм, потому что наверняка, они, как и фейки, сменили бы локацию после встречи со скином. И убедить Людмилу Ивановну, что она была не права. Пустяки.
  - Автобус! - вдруг завопил Станя. - Слышу автобус!
  Он дернул Сережу за воротник и потащил наверх, в темноту, полную нежити и всего такого прочего стремного. Но по дороге до остановки им не встретилось никого и ничего, кроме разносимого во все стороны мусора. Обрывки рекламных буклетов обещали магическую защиту, и любовь, и успех в бизнесе, а обрывки упаковок из под чипсов - лишний вес. Явно не то, чего стоит до смерти бояться.
  Внутри, в автобусе, где было светло и были люди, хотя бы частично, но люди, бояться тоже было нечего.
  А от остановки до подъезда Станя с Сережей бежали так, как даже на физкультуре не бегали никогда. Так бежали, что ничего вокруг не замечали, даже караулившую у подъезда машину, откуда вышла Виктория Владимировна и метнулась к ним наперерез.
  Пока Станя возился с домофоном, код-то он знал, англичанка их догнала. И почему Сережа ей сегодня не обрадовался? И почему его при этом все равно волновало, хорошо ли он выглядит. Сережа почувствовал, что краснеет, еще даже ничего не сказав ей. Вот ведь!
  Англичанка ему нравилась уже давно, как и всем мальчикам, у которых вообще глаза были. Она была молодая, фигуристая и хорошенькая, насколько Сережа мог судить, и всегда с укладкой, волосок к волоску, никогда не светившая отросшими темными корнями. Ходила она в строгих платьях в обтяжку или таких же юбках-карандашах. Не смотреть на нее и не краснеть при ней, было так же нечеловечески сложно, как не бояться боярина, например.
  - Добрый вечер, - наконец выдавил из себя Сережа, но прозвучало это так тупо, что лучше бы он и дальше молчал. Но он не только тупил, он еще и вжался в дверь подъезда, не решаясь особенно долго болтать в темноте с тем, кто оказался завсегдатаем вампирских клубов. И, возможно, вампирской женой.
  - Чего-чего-чего вам надо? - спросил Станя еще более недружелюбно, чем обычно. Не успела англичанка заговорить, как открылась дверца машины. Станя тут же загородил Сережу собой, и тот не протестовал, только вцепился Стане в предплечье так, что оторвать его смогли бы только вместе с рукой.
  Сережа был почти уверен, что сейчас из машины выйдет боярин, но вышел оттуда какой-то незнакомый мужик. Обычный мужик, высокий, с аккуратной стрижкой, в аккуратном вельветовом пиджаке, да и во всем аккуратном, весь такой с иголочки, щеки выбриты до синевы гладко, портфельчик чуть ли не сияет в темноте. Сережа было подумал, что это никакой и не вампир, а какой-нибудь офисный планктон, настолько обычно мужик выглядел, пока он не подошел ближе. Клыков не было видно, но зато чувствовалось в нем кое-что другое, куда как более важное, чем все зубы мира. Возраст. Этот вот был мертв так давно, что Сережа ощутил его годы, как запах протухшей еды из холодильника, которую там забыли на весь отпуск. Ощущение это, острое, как вонь, резкое, как боль, почти с ног сбивало, от него глаза слезились и вдохнуть было сложно. Вампир подошел к Виктории Владимировне, положил ей руку на плечо и что-то сказал по-английски, вкрадчивым, мягким тоном. С трудом, с большим трудом Сережа разобрал, что вроде как он говорил, что не будет есть детей, пока у него нет российского гражданства. Или будет? Решив не разбираться и не терять время, Сережа завопил.
  Англичанка смотрела на своего вампира так сурово, как на неготовых к уроку учеников, и одновременно так влюблено, как ни на кого из учеников не посмотрела бы никогда, а особенно на Сережу. С ума сойти, сколько всего подмечаешь за пару минут до смерти!
  - Я же просто пошутил, - сказал вампир уже по-русски. - Я только предложу, ничего больше.
  Сережа вопил и вопил на одной ноте, вопил свое любимое слово 'треш', которое, конечно, было не лучшим призывом к спасению, но ничего другого в голову не приходило. Надеяться, что соседи придут на помощь, было бы слишком глупо, но кто-то мог все-таки вызвать ментов. Ну, пожалуйста!
  - Сережа, прекрати этот кошачий концерт, - сказала англичанка. Строгости в ее голосе осталось даже с лихвой, а вот влюбленность куда-то делась. Куда-куда, в вампира она вся делась. Нет, Сережа, нет, сейчас не время для ревности!
  - Чего вам надо?! Чего с вами вампир?! - рявкнул тогда Станя, но Сережа все равно заткнулся. Вполне может быть, что его вампир заколдовал. Все дело было в его возрасте, который так давил, был такой тяжестью, что куда там ведьминому пакету. Пушинка против вот этого вот интеллигентика в отутюженных шмотках.
  - Нам нужно с вами просто поговорить. Ничего больше. Ради вашей же безопасности! - прикрикнула на них англичанка. А вампир заулыбался, сжимая пальцы у нее на плече, наверное, это было больно-пребольно, Сережа-то отлично помнил, что такое вампирская хватка. Но англичанка вдруг разом перестала быть такой суровой, злость ушла из нее, как воздух из сдувшегося шарика, она улыбнулась тоже.
  - Викки, это вполне естественно, - сказал вампир все еще по-русски. Видимо, из вежливости. - Дети пережили большой стресс, они напуганы, в конце концов, они одни на улице и в темноте. Какой реакции еще можно было бы ожидать?
  Викки, блин! Семейной идиллии тут только не хватало.
  - Станя, Сережа, послушайте, - сказала англичанка, которую воспринимать как Викки, Сережа упорно отказывался. - Вы в большой беде, особенно Сережа, и самим вам не выбраться. Выслушайте нас. Мы действительно можем помочь.
  - Угрожаете?! А еще учительница! - почти выкрикнул Станя.
  - Юноши, подобная беседа нас никуда не приведет. Давайте не будем тратить время на пустые угрозы и не менее пустые подозрения. Скажите, юноши, вы действительно думаете, что я пришел бы питаться вами вместе с вашей учительницей-человеком? Я законопослушный вампир, и мне крайне необходимо поговорить с вами, вот и все. Я ни к чему вас не принуждаю и принуждать не собираюсь.
  - А к разговору?
  - Сережа!
  - Что, Виктория Владимировна, ну что? Что вы мне скажете? Двойку поставите? В четверти?
  - Успокойся, Сережа.
  - Ага. Уже.
  Вампир подождал, пока все бы не замолчали, а потом продолжил, как ни в чем не бывало. Как песенка, которую ставили на паузу, а потом снова включили.
  - Я, как вы понимаете, юноши, муж Виктории Владимировны Соколовой. Меня зовут Реджинальд. Реджинальд Иоаннович Соколов.
  - Иоаннович?!
  - Соколов?!
  - Именно. И я пришел предложить вам свою помощь и свою защиту, в связи с тем, что вы ввязались вчера в крайне опасное приключение. И я бы не хотел, чтобы оно закончилось для вас фатально, потому что моя жена будет этим фактом крайне расстроена.
  Наконец Сережа сумел преодолеть шок от оглашения отчества и фамилии вампира и завопил:
  - Все вы врете! Ничей вы не муж! Вы труп! Едите и убиваете, и все! Какая, блин, защита!
  - Сергей, вам не кажется, что ошибочно полагать, что после одного посещения ночного клуба вы знаете о вампирах все? Если я покажу вам свидетельство о регистрации брака и свой паспорт, вы успокоитесь немного?
  Вампир уже второй раз настолько ошеломил Сережу своей страстью к бюрократии, что все разумные желания, вроде бежать от него подальше, куда-то улетучились. Вместо этого Сережа вдруг ляпнул:
  - А меня не много, я один, можно мне не выкать.
  Станя постучал его по лбу, мол, совсем опух, что ли, а вампиру бросил:
  - Гони бумажки!
  - Безусловно, Станислав, вы правы.
  Вампир достал из своего портфеля папку с держателем для файлов. Кажется, он был не только мертвее мертвого, но еще и зануднее зануды.
  - Пожалуйста.
  Сережа принял папку машинально, стал перелистывать, хотя документы Реджинальда Иоанновича его меньше всего сейчас интересовали. Он никак не мог отделаться от мысли, что англичанка с ее вампом служат просто приманкой, чтобы задержать Сережу на улице до появления боярина.
  - А свидетельство о смерти там есть? - спросил Станя.
  - Очень смешно, - пробурчала англичанка. Никак обиделась?
  - Оно мне без надобности, Станислав. И повторяю, Сергей, я пришел предложить тебе свою защиту, а не кормиться. Я предлагаю тебе защиту потому, что ты пусть юный, но рейзэр, а именно в услугах рейзэра я сейчас остро нуждаюсь. Я гарантирую тебе, что Мстислав и любые другие вампиры Москвы и Московской области не причинят тебе вреда в обмен на то, что если мне понадобятся услуги рейзэра, только рейзэра, не слуги и, тем более, не корма, ты поможешь мне.
  Виктория Владимировна зашипела:
  - Я же тебе говорила, сначала предлагай просто защиту. Без обязательств. Современные дети далеко не так наивны, как в десятом веке.
  - И слышат лучше! - обиделся Сережа.
  - В первую очередь, Викки, я честен.
  - В первую очередь он зануден, - заржал Станя.
  - И тоже неплохо слышу, к тому же, - сказал Реджинальд беззлобно. На вид ему было от силы тридцать, ну, максимум, тридцать пять, но вел он себя как очень добродушный дедушка. - Сергей, Станислав, посоветуйтесь, обсудите мое предложение...
  - Ты предлагаешь несовершеннолетнему работу, - заметила Виктория Владимировна.
  - И работу на труп! - добавил Сережа. - Кроме того, мне не нужны деньги.
  - Денег Реджинальд и не предлагал.
  - Мало того, что труп, так еще и бедный!
  Конечно, можно бы стебаться над вампиром до бесконечности, но что-то подсказывало, что в шестом часу нужно сидеть дома, а не торчать на улице. Так что Сережа сказал:
  - Слушайте, тогда я требую ночь на размышления, а еще гарантии безопасности на эту ночь. Я, в общем, слово сказал!
  - Услышано, - кивнул Реджинальд серьезно.
  Англичанка поспешила пояснить:
  - Заклинания максимальной степени защиты на весь твой дом уже поставлены. Ты в абсолютной безопасности от любого вида нежити.
  - Кадавров, Викки, столько штук тебе повторять? - отдернул ее вампир.
  - Не штук, а раз.
  - Какой все-таки сложный язык.
  - А чего это вы такие щедрые? Такая защита бешеных бабок стоит! - сказал Станя.
  - Любая защита снимается, - пожал плечами Реджинальд. - А при заклятиях на определенную сумму, их снятие и коррекция идет бесплатно.
  С заклятьями, выходит, дело обстояло прямо как с акриловыми ногтями, которые Сережина мама наращивала ровно по такому же принципу: снятие и коррекция - бесплатно. Реджинальд продолжил:
  - Что ж, юноши, все сказано, все услышано, спасибо за ваше внимание. Завтра вы должны будете сообщить мне свое решение.
  - Уже и должны? - хмыкнул Сережа.
  - Эй, а я-то тут при чем? - добавил Станя.
  - Для вас, Станислав, у меня тоже есть работа.
  - Отвалите от него! И вообще проваливайте! Треш какой! Нет, ну просто трешняк!
  - Любому рейзэру нужен помощник, вот и все, Станислав, и ничего больше.
  - Да завалите уже!
  И вампир с Викторией Владимировной и завалили, и свалили. Когда их машина выезжала из двора, Сережа заметил на заднем сиденье кого-то еще, кто проторчал там все это время. И он был почти уверен, что узнал шарф с люрексом и нос картошкой Людмилы Ивановны.
  Сережа испугался так, что без промедления рванул внутрь, в подъезд, который если верить трупарю, был совершенно безопасен. В лифте Станя спросил:
  - Давай, значит, послушаем, что вамп скажет.
  - Думаешь?
  - Ну он реально круче, чем Мстислав. Тот даже не сунется теперь к тебе. Да никто не сунется. Этому мужику, ну, даже я почувствовал, что до фига лет. Это ж лучший вариант, чтобы избавиться от стремного вампира - найти еще более стремного вампа!
  - Издеваешься?
  Но говорил Станя вполне серьезно. Так же серьезно он проверил окна, стены и холодильник в Сережиной квартире. Ощупал почти каждый сантиметр, постановил:
  - Мары нет, вампиров нет, жратвы нет практически тоже.
  - Давай тогда, что есть.
  День, проведенный на сникерсе Гордеева, был откровенно так себе. Станя и Сережа доели остатки пирога и уцелевший после ночного беспредела сыр и даже польстились на мамины котлетки, которые Сережа вообще собирался отправить в мусорник перед родительским возвращением, и показались они вкусными, как ничто в мире, блин.
  - Ну, брат, я пошел, - сказал Станя, когда последняя котлетка ушла из этого жестокого мира.
  - Ну да, конечно, сожрал все и пошел.
  Но не отпустить Станю домой Сережа не мог. Он прекрасно понимал, как там Алине весело проводить три вечера подряд с батей. Понимал, что ему мамку сегодня нужно встретить. Да вообще все очень хорошо понимал.
  Но все это понимание не помешало ему трястись еще несколько часов от каждого шороха, включать свет повсюду и порываться позвонить Гордееву при малейшем подозрительном звуке. Наконец Сережа додумался запереться в ванной, и там и уснул. Наверное, сон в ванной действительно был фриковским проклятьем.
   Глава 4. История о правилах поведения на воде, научно-техническом прогрессе и домашних любимцах
  Как бы Станя ни надеялся, что выбирать между работой и смертью не придется и следующий день как-нибудь умудрится не наступить, но солнце утром встало, а будильник прозвенел. В школе оказалось, что Станя и Сережа с Гордеевым больше вроде как и не друзья, потому что эксперт еще не осознал всю убогость дружбы с девчонкой. Теперь он шептался о чем-то с Уваровой, совершенно про них забыв. Станя не то чтобы уже скучал по Гордееву, но настроение значительно ухудшилось. Так что Станя и Сережа занялись тем, что обычно радовало их обоих: раскачивались на стульях и по очереди оскорбляли Лапшу Уварову.
  - Ксюха - фэйкуха! - начал Станя.
  - Уварова - чмошница!
  - Уварова, я тебя обстригу!
  - Лапша, ты кусок убожества!
  Уварова нехотя посмотрела на них, оттопырила средний палец и отвернулась, а Гордеев сказал:
  - Во-первых, оставьте Ксюту в покое!
  - А то что? - хмыкнул Станя.
  - А то я пролевитирую ручку в глаз одному из вас.
  - А кому именно? - поинтересовалась Уварова.
  - Ну, я могу даже обоим! Нужно только две ручки. Но тогда нам нечем будет писать на уроке!
  А потом Гордеев обернулся к ним, вся его питерская морда аж лоснилась от довольства своей новой школьной жизнью.
  - Парни, не ревнуйте! Вы же сами не хотели со мной дружить. Вот теперь я дружу с Ксютой! - сказал он.
  Станя и Сережа переглянулись, Сережа гордо сообщил:
  - Да мы не ревнуем! Дружи со своей Уваровой.
  Они снова принялись раскачиваться на стульях, но объект оскорблений сменили.
  - Гордеев - лох! - сказал Сережа.
  - Гордеев, тебя черти в аду отпетушат! - продолжил Станя.
  - Гордеев, ты чмо чмошное!
  - Вешайся, Гордеев!
  Но в конце концов обоим это наскучило, потому что жертвы никак не реагировали, шептались о чем-то своем и всячески показывали, что им плевать на мир вокруг вообще и на такие его проявления, как Станя и Сережа, в особенности. А Станя смотрел на Сережу и понимал необходимость поговорить об англичанке, ее вампе-муженьке и о заманчивом предложении этой парочки. Ужасно не хотелось все это обсуждать. Тем более что для Стани все было давно решено, только Сережа сомневался. Наконец Станя сказал:
  - Пошли покурим.
  Не сговариваясь, они пошли на улицу. Не хотелось застать в курилке Димку Кузнецова, который принялся бы выспрашивать, чего у них и как. Или Сашу Новикова, который выспрашивать бы не принялся, просто вылупился бы и ждал, пока они сами все не расскажут. Станя думал, что, может быть, они никогда не смогут больше общаться с одноклассниками нормально, и это расстраивало. Но надеялся, что впереди их ждет другая жизнь, интересная и полная опасностей, совсем не похожая на унылую прежнюю в спальном районе на окраине Москвы. Совсем другая компания, например. Те, с кем Станя и Сережа могли бы встретиться теперь, закупались не продуктами в 'Ашанах', а кровью - в больницах, не жили в Выхино, а жили в гробах и уж тем более не ездили на автобусах и в метро. Возможно даже, что работа на вампиров была Станиным единственным шансом вырваться, не стать как батя, не провести свою жизнь в ублюдском Косино. Нет уж, Станя не был намерен такой шанс упускать. Он уже видел себя в дорогущей машине, шикующим на кровавые вампирские деньги. Представляя, как входит в свой особняк где-нибудь в Испании или во Франции, Станя совсем забыл, что выходит из школы в разгар учебного дня. Охранник лениво окрикнул их:
  - Вы куда намылились, урок скоро!
  Станя так же лениво отмахнулся, и они с Сережей выскочили за дверь. На улице уже стало зябко, за каких-то два дня наступила не календарная, зато самая настоящая зима, шел снег, дышалось легко и холодно. И когда Станя наступил в лужу, вода не пошла брызгами, только лед потрескался под ботинком. Они свернули за угол. По старшеклассникам всегда можно было определить наступление холодов. Если на улице никто не курил, а количество окурков и оберток из-под шоколадок под ногами стремилось к относительной чистоте, значит, прощай, осень.
  Сережа закурил, передал пачку Стане и, вдохнув, как перед прыжком в воду, выдал:
  - Блин, давай. Валяй!
  - Чего валять?
  Станя затянулся, спрятал сигареты в карман.
  - Давай, что мне делать? Скажи мне, что мне теперь делать?
  Станя помолчал, рассматривая начищенные до блеска носки своих ботинок и аккуратно завязанные шнурки.
  - Соглашайся, тут все понятно.
  - Но я ж не хочу. Не хочу ни на кого работать. Мне, блин, пятнадцать. Я в школе учусь! В нормальных конторах несовершеннолетних вообще привлекать нельзя! Если ментам на них стукануть, у них проблемы будут, да? Будут же? И мне страшно! И, блин, что я скажу отцу и матери?! Блин, братан, я не хочу умереть в пятнадцать! Я не хочу никуда ввязываться, не хочу подвергать опасности своих родаков! Блин, мне на фиг не сдался этот треш с фриковством!
  И тут Станя подумал, что ужасно завидует Сереже. Если бы он оказался на Сережином месте, точно бы не сомневался. Но Станя был на своем месте, и на этом месте ему ничего не оставалось, кроме как завидовать. Не прокляни его вчера курица в люрексе, Станя бы так все Сереже и сказал, да только теперь не мог. Вместо претензий к миру, который больше любил его лучшего друга, чем самого Станю, он сказал:
  - Если хочешь выжить, то соглашайся. Лучше работать на вампа и быть под его защитой, чем чтобы вамп тебя сожрал.
  Кроме того, когда вернутся Сережины родители, им-то точно не нужен будет боярин под дверью. Работа на вампа была опасным вариантом, но лучшим, чем все остальные. Так в жизни вообще все работало: либо плохое, либо еще хуже. Станя затянулся и выбросил сигарету; окурок оказался между своими собратьями, такой же белый и мятый, не отличавшийся от них теперь ничем.
  - Этот Реджинальд, или как его там, выглядит меньшим психом, чем Мстислав, согласись, - объяснил Станя.
  Сережа облокотился о забор, на нос ему приземлялись крупные хлопья снега.
  - Наверное. Но я все равно не хочу на него работать.
  - Блин, а прикинь, если будет прикольно? Ну, вот Гордеев же угорел по этому делу. И выглядит вполне счастливым!
  - Я ж не такой баран, как Гордеев.
  С этим сложно было не согласиться, особенно после того, как эксперт безвременно их покинул, став другом Лапши Уваровой и умерев для общества навсегда. Сережа молчал, изредка стряхивая снежинки с воротника. Тишина в итоге придавила даже Станю, и он не нашел ничего лучше, кроме как посоветовать:
  - Брат, надо учиться, короче, с этим жить. А если бы ты ослеп?
  - Ты сдурел?!
  - Слушай, блин, убогий. Короче, когда что-то такое случается, тебе все равно приходится менять свою жизнь, понимаешь, нет? Ну, и меняй. Это лучше, чем делать вид, что все как раньше, - терпеливо говорил Станя.
  - Ты в философы заделался? А как тогда с этим смириться? Как жить дальше? А как же мои, мои, мои мечты?!
  Ни на один из Сережиных вопросов Станя ответа не знал, так что просто рявкнул:
  - Я что, блин, Конфуция пасу?!
  - Дикий треш! Это я думал, что раньше был дикий треш, а оказалось - то еще был умеренный!
  А потом Сережа поднял на него взгляд, и Станя подавил в себе желание отвернуться: такими несчастными глазами тот на него еще не смотрел. Может быть, конечно, так Стане казалось с непривычки, раньше-то Сережа всегда был не просто в хорошем, в отличном настроении.
  - Вот ты как думаешь, я - человек?
  Станя помолчал, а потом сказал:
  - Да.
  Но оба они знали, что на самом деле Станя имел в виду совсем другое. В ванильных цитатках из 'Вконтакте', вранье, которое кого-нибудь обрадует, называлось ложью во благо. До сегодняшнего дня Станя не понимал, зачем нужно врать ради кого-то, кроме себя. Да и зачем нужно делать что-либо ради кого-то, кроме себя. В церкви Маркеона, где он каждое воскресенье спал, верили, что как бы ни поступали люди, хорошо или плохо, в ответ они всегда будут получать только боль и зло. Поэтому Станя не понимал, зачем было тогда напрягаться несколько тысяч лет подряд и кому-то помогать, кого-то прощать, всех любить? Но тут вдруг он подумал о том, как Сереже сейчас стремно и как одиноко, почти ощутил. И тогда Станя добавил кое-что совершенно искреннее, чего говорить не собирался:
  - Но я тебе завидую.
  - Что?
  - Пошли!
  Не то чтобы Сережа тут же достиг вершины человеческого счастья, но выглядел теперь куда живее прежнего.
  - Нет, повтори!
  Станя толкнул его вперед:
  - Все, завали. Пошли, а то англичанка подумает, что мы сбежали из Москвы, чтобы не работать на ее мужика! Ну, или чтобы не стоять в пробках до две тысячи тридцать пятого года. Они весьма длинные.
  Станя и Сережа пропустили мимо ушей возмущение охранника, который поклялся, что больше их не выпустит, если они будут опаздывать на уроки. Станя не особенно верил в то, что охранник их прямо вообще никогда не выпустит, а Сережа пообещал принять все к сведению. Виктория Владимировна отругала их, конечно, но как-то не в пример мягче обычного. Тут-то Станя и понадеялся, что англичанка чувствует себя виноватой и теперь будет ставить им только пятерки, но, кажется, профессионализм не позволял ей делать поблажек двоечникам. Спросила со Стани домашнее задание она без жалости:
  - Логинов, скажи мне, ты подготовил рассказ о своей любимой книге?
  Нет, не подготовил, потому что всю ночь я трясся дома, ожидая, что меня схомячит ваш мужик или еще какой-нибудь вампир. На моей квартире-то никаких защитных заклинаний не стояло. И дневник я забыл.
  С трудом подбирая слова, Станя сообщил на своем удивительном английском, что его любимая книга 'Майн кампф', потому что это единственная книга, которую он вообще прочитал.
  Виктория Владимировна скривилась, покачала головой, но промолчала.
  - Стасик, ты мешаешь ее эстетическому слиянию с красотой английского языка! - сказал за нее Гордеев.
  - Гордеев, я тебе сейчас ввалю! - уже привычно ответил Станя.
  Видимо, Виктория Владимировна все-таки чувствовала себя перед ними виноватой, поэтому она оценила несуществующие Станины старания и влепила ему трояк.
  Следующей жертвой учительского произвола стал Кузнецов.
  Пока Димка Кузнецов рассказывал, что книги - это вчерашний день, и что хотя ему всегда будет дорог 'Плэйбой', век интернета уже наступает на пятки классической литературе, Виктория Владимировна покрывалась пятнами стыда и гнева. Станя с интересом прислушивался к тому, что шептал Гордеев Уваровой:
  - Ксют, ты ведь хочешь обо мне знать все? Даже самое-самое ужасное?
  - И особенно самое-самое ужасное. Расскажи ужасное, а потом посмотрим, захочется ли мне узнавать остальное, - ответила Лапша. А потом она вдруг криво улыбнулась, одернула на коленях цветастую юбку. Наверное, Уварова считала, что выглядит гордо и привлекательно. Гордеев то ли любил гордых и привлекательных девочек, то ли ему нравилось водить к себе гостей. Как бы там ни было, он предложил:
  - Тогда пошли после английского ко мне домой.
  - Лажовая попытка, Макс, - прокомментировал Кузнецов, который все еще стоял у доски в ожидании вердикта англичанки. Лапша посмотрела на него так, что Станя на месте Кузнецова за свою парту впереди Лапши возвращаться бы не спешил, а потом обернулась к Гордееву.
  - Зачем?
  - Потому что я хочу быть честен с тобой.
  Не удержался тогда и Станя, промычал:
  - Лапша, прекрати притворяться, что дружишь с Гордеевым, а то он так и будет напускать на себя таинственность.
  Гордеев тогда действительно пролевитировал ручку Стане в голову. Если бы меткости у эксперта было столько же, сколько самомнения, возможно, он бы и попал в глаз, и Станя уже смотрел бы на мир иначе. Он швырнул ручку обратно в Гордеева и попал, потому что Уварова пригнулась.
  - Ты мне, конечно, нравишься, Макс, но я не намерена получать за тебя, - пояснила она.
  - Так пойдешь ко мне после английского?
  - После английского посмотрим.
  Сережа наклонился к Стане, спросил:
  - Что там за прикол?
  - Гордеев пытается задружиться с Лапшой. Ладно, на самом деле он хочет рассказать ей о своем каком-то ужасном прошлом, сводив ее к себе в гости после урока.
  Сережа помолчал, а потом задумчиво протянул:
  - Похоже на подкат! Надо за ними проследить!
  - Фу, блин, чего за бред? Ты что, хочешь смотреть, как сосутся эксперт и Лапша? Изврат, блин, фриковской.
  - Стань, а если он ей реально чего-нибудь расскажет? Тем более мы же не будем напрашиваться в гости, просто за ними последим немного. До квартиры! Будем знать, где Гордеев живет, опять же.
  Станя попытался было обмануть самого себя, что ему не любопытно и плевать на Лапшу и ее ручного эксперта, но ничего не вышло, пришлось согласиться.
  А потом в Сережу прилетела записка. Судя по запаху дешевых духов и тому, что написано все было розовой гелевой ручкой, послание было от Женьки. Станя выдернул криво сложенный листочек у Сережи и действительно увидел ее неровный почерк, пририсованные ею сердечки, а так же Женькино чувство вины, и все это в пяти словах: 'Ребята, как вы? Мы беспокоимся!' Рядом было приписано черной шариковой ручкой 'Что происходит?'. Видимо, Катюша тоже решила внести свой вклад. Сережа обернулся к Женьке, пожал плечами и махнул рукой. Нормально, мол, все. Женька тут же почему-то надулась, показала ему кулак.
  - Ну что такое? - спросил Сережа свистящим шепотом. - Что ты обижаешься?
  - Так! Тишина должна быть в классе!
  - Извините, Виктория Владимировна, что мы отвлекаем вас от урока, обсуждая наши жутко тайные и жутко срочные всемирные дела, - сказал Сережа. И Станя был почти уверен, что на то, каким раздраженным и одновременно виноватым делался взгляд у англичанки, Сережа смотрел не без удовольствия. Сам Станя смотрел на англичанку больше с любопытством. Все вокруг стало в последнее время таким интересным. Лучший друг оказался труповодом, новенький пытался склеить Лапшу с помощью какой-то страшной тайны, а милая и симпатичная училка по английскому на самом деле была подстилкой для вампира. Станя даже и не подозревал, что весь мир вокруг него может долбануться так быстро и в такую неожиданную сторону. Когда прозвенел звонок, Виктория Владимировна сказала:
  - Станя, Сережа, останьтесь ненадолго!
  - Свезло вам! На тройничок, что ли, зовет? - встрял Димка Кузнецов, за что получил от Стани рюкзаком.
  - Тебе-то такого не светит, блин, - постановил Сережа, когда справедливость свершилась и завистник был наказан.
  Как только класс опустел, Виктория Владимировна тут же изменилась в лице, стала выглядеть виноватой и перепуганной, а от этого - младше своего возраста, почти их ровесницей. Станя и не подозревал, что она так волнуется за них, как, впрочем, и что она такая хорошая актриса - за весь урок ни разу виду не подала, что чем-то обеспокоена.
  - Мальчики, вы решили?
  - Почти.
  - Послушайте тогда. Реджинальд не предложит вам ничего опасного, вам не стоит его бояться. Отказывать ему, конечно, тоже не стоит. Но я думаю, что все будет хорошо. Он может показаться вам довольно милым.
  - Вчера он нам милым не показался, - промычал Станя.
  И тогда Сережа спросил что-то, чего от него Станя даже не ожидал:
  - Вы даете ему себя кусать?
  - Что? - прошептала Виктория Владимировна, на щеках у нее разгорелся нездоровый румянец, какой бывает обычно у людей с высоким давлением и у женщин, не знающих меры в использовании румян.
  - Он вас кусает? Ну, муженек ваш.
  - Во-первых, не смей разговаривать со мной в таком тоне, я твой учитель...
  - Учитель, который приводит ко мне домой своего мертвого мужика!
  И если секунду назад Виктория Владимировна была зла, то сейчас она снова опустила плечи, уставилась на классный журнал девятого "Л".
  - Сережа, я не могла поступить иначе.
  Но Сережа уже снова улыбался и сказал без прежней злобы:
  - Проехали. Мы смотаемся к нему. Но работать я на него не обещаю.
  Станя тем временем отвернулся к окну, вдруг стало как-то обидно. Станя об этой работе так мечтал, а в итоге чувствовал себя только довеском к Сереже.
  - Тогда сейчас я напишу тебе адрес. Езжайте сразу после заката, он будет вас ждать.
  Станя смотрел, как на улице младшеклассники подкладывали друг другу за шиворот снежки и визжали, как свиньи. Он тоскливо следил за детьми в самых ярких шапках и пухлых курточках. А потом Станино внимание привлекла цветастая юбка в стиле Лапши Уваровой. Присмотревшись, Станя увидел, что в юбке в стиле Лапши Уваровой сама Лапша и идет, а рядом с ней, конечно, эксперт по прогулам уроков и по прогулкам с девочками - Макс Гордеев.
  Станя тогда дернул Сережу за рукав, заговорил:
  - Братан, завязывай, нам пора!
  - Чего? Куда?
  Не дожидаясь, пока до Сережи дойдет, Станя рванул из кабинета. В конце концов, даже если бы до Сережи не дошло, он бы побежал за Станей все равно. Так уж их дружба работала с самого начала. Сережа и вправду побежал за Станей и только на выходе из школы, тяжело дыша, сказал:
  - Блин, Стань, так не делают, как ты делаешь. Объяснить надо было, что вообще случилось.
  - Побегать захотел.
  - Стань, кого ты ищешь?
  - Лапшу и Гордеева, они выходили из школы.
  И действительно, уже во дворе Станя увидел, как Уварова и Гордеев идут за ручку. Он в дурацкой шапке с помпоном, она в полосатом шарфе, слишком длинном, как для нее.
  - Мне кажется, Стань, или ты ревнуешь Лапшу?
  - Завали, мне плевать. Пусть Гордеев хоть сожрет свою Лапшу. Я хочу знать, о чем они ля-ля разводить будут.
  Сережа дернул Станю за рюкзак, заставил его остановиться, сказал:
  - Тогда увеличим расстояние, а то они нас заметят.
  Расстояние они увеличили, теперь ответы Лапши едва можно было разобрать, а вот хорошо поставленный голос Гордеева не услышать было сложно.
  - Это может показаться тебе жутким. Даже пугающим.
  - Я бы на твоем месте сказала: пугающим, даже жутким. Так лучше звучит.
  - Ты правда не понимаешь, Ксюта? Вот тебе моя шапка. Просто на всякий случай.
  Гордеев напялил на Уварову свою шапку, пригладил ей волосы. Ответ Уваровой Станя уже не расслышал.
  Шапку? На всякий случай мог быть пистолет или нож, но точно не головной убор, если он не строительная каска. Сережа зашептал:
  - Брат, я не взял шапку! Вдруг у него дома живет нежить, питающаяся шапками или людьми без шапок!
  Гордеев действительно жил недалеко от школы. Когда они с Уваровой заходили в подъезд, Станя и Сережа еще немного отстали, чтобы их не заметили, а когда подошли, домофон уже замолчал, и дверь была накрепко закрыта.
  - Блин!
  Сережа набрал на щитке номер двадцать три. Наверняка квартира двадцать три в этом доме была, главное, чтобы Гордеев жил не в ней. Станя уже думал сбрасывать и набирать заново, но заспанный мужской голос послышался из динамика.
  - Да?
  - Это ваши соседи сверху, откройте, пожалуйста.
  Какие-то лохи на это все еще велись, надо же. Либо мужику было натурально плевать, либо он думал, что подросткам холодно, негде выпить и даже в какой-то мере их жалел. Запиликал кодовый замок, и Сережа открыл дверь. Он спросил:
  - Как у тебя получается делать такой интеллигентный голос?
  - Сам не знаю, но питерских родственников у меня нет! - ответил Станя.
  А потом оба они, как по команде, замолчали. Стало ужасно смешно, как и всегда, когда делаешь что-нибудь тайное и ответственное. Судя по звуку открывшейся двери и последовавшим за ним предостережениям Гордеева, жил он на втором этаже. Только поднявшись на лестничную площадку, Станя понял, что понятия не имеет, какая квартира им нужна. Но узнавать не понадобилось, потому что из-за ближайшей к ним двери донесся писк и звук падающего тела. Ну, так Станя, во всяком случае, подумал. Какие были варианты? Гордеев прикончил Лапшу. Лапша прикончила Гордеева. Кто-то прикончил Лапшу и Гордеева. Прежде, чем Станя успел Сережу остановить, он надавил на звонок.
  - Нет, баран! Ты тупой! Если там кто-нибудь кого-нибудь убил, нам не откроют! Или откроют, но нам это не понравится!
  Вместо того чтобы сваливать, Станя достал из кармана нож, просунул лезвие в замок и принялся в нем ковыряться. Взломать его было не сложно. Если даже Станя открыл дверь с помощью ножа за минуту, то какая-нибудь когтистая нежить, которой приглашения в дом не нужно, справилась бы секунд за двадцать. Видимо, Гордеев гостей не ожидал, потому, что когда замок щелкнул, и дверь открылась, он так и стоял на пороге, а рядом с ним стояла ошеломленная чем-то, явно не Станиными умениями, Лапша.
  Станя было подумал, что Гордеев с Уваровой просто миловались, но потом увидел то, что ее так ошеломило, и понял, что не напор Гордеева. Прямо к ним с Сережей неслось из коридора что-то похожее на сумасшедшую меховую шапку, зубастую к тому же. Размером оно было с большого пекинеса, но абсолютно круглое. Сережа заорал, спрятался за Станю. За его ором Станя с трудом разобрал, что говорил своим хорошо поставленным голосом Гордеев:
  - Кисуля, это мои друзья!
  Рассчитывать на понятливость зубастой меховой шапки Станя не стал, так что просто сдернул с плеча рюкзак и швырнул его в пушистого монстра, которого Гордеев называл Кисулей. Рюкзак сбил Кисулю в полете, это ее только разозлило, но злоба хотя бы была направлена теперь не на Станю с Сережей. Кисуля принялась грызть рюкзак с утробным рычанием. Станя стоял и смотрел, как Кисуля пожирает его вещи, пока не услышал голос Уваровой:
  - Ну вы и трусы, блин! Вы такие трусы!
  А потом Лапша опустилась на пол, рядом с Кисулей, и принялась оглушительно смеяться. В другое время Станя сказал бы, что она немного двинутая, но после встречи с меховым монстром многое людям можно было и простить.
  Наконец Сережа достаточно осмелел и выдавил из себя едва слышно:
  - Гордеев, в твоем доме живет шапка-людоед?
  А Станя осмелел еще больше и принялся вырывать у шапки-людоеда свои вещи.
  - Нет, тварюга, отпусти! Это мой единственный рюкзак! Я больше не буду ходить в школу с пакетом!
  Гордеев засмеялся тогда тоже, а потом его примеру последовал и Сережа, в общем, только Стане было совсем не до веселья.
  - Какого черта вы здесь делаете? - спросил, наконец, Гордеев.
  - Гордеев, ты даже ругаешься как настоящий питерец! - покачал головой Сережа.
  - А что в таких случаях говорят в Москве? - поинтересовался Гордеев.
  Уварова сложила руки на груди, носком сапога отстукивала какой-то ритм, что должно было, видимо, означать, что она злится. Она прошипела:
  - Так что вы здесь делаете?
  - Следили за вами! - огрызнулся Станя. У него было одно железное правило: если ложь звучит еще тупее, чем правда - говори правду, во всех остальных случаях - ври. Станя как раз задумался о своей жизни, как тут Сережа обернулся и вскрикнул снова:
  - Вы-то что здесь делаете?!
  Станя обернулся тоже, чем Кисуля тут же воспользовалась, взяв реванш и отобрав у него рюкзак с концами. Позади них стояли Женька Ветрова и Катюша, обе они глазели только на Кисулю, обе пооткрывали рты.
  - Мы следили за Сережей, - сказала Катюша, таким тоном будто делала признание для ФСБ как минимум. - А потом услышали крики. И не могли не подняться.
  Женька стояла молча еще с полминуты, что было небывалым событием, подобного которому Станя не помнил, а потом взвизгнула:
  - Что это вообще такое?!
  Гордеев аж приосанился, гордо начал:
  - Это Кисуля. Она - моя домашняя любимица.
  - Это я уже поняла! Так что она такое? - не успокаивалась Женька.
  - Ну, я сам не очень понимаю, если честно! Но она растет, и ее проблемно выгуливать!
  А потом Сережа первый из всех опустился рядом с Кисулей на колени и принялся ее гладить. Станя подумал, что это из-за того, что Сережа теперь фрик. Раньше он был куда большим трусом.
  - Блин, она такая классная наощупь!
  Вслед за ним руку к Кисуле протянула Уварова.
  - Приятненькая.
  Кисуля, кажется, перевернулась на живот, если уж у нее был живот. Впрочем, возможно, она перевернулась на спину. Теперь Станя заметил, что у нее были глаза, похожие на бусинки, черные и блестящие. Сережа сказал, голос его звучал очень уверенно:
  - Она мертвая. Что-то вроде предохранителя, который у Стани дома висит, только поднятая. Ее сшили из меха мертвых животных, пришили к ней зубы тоже, конечно, вырванные у мертвых и подняли. Зачем она такая нужна? Что-то в этот момент показалось Стане в Сереже очень пугающим, но что именно, он так и не понял. Так что Станя просто опустился рядом с ним и Уваровой, запустил руку Кисуле в шерсть. На ощупь она оказалась ужасно мягкой, но внутри у нее то и дело попадались всякие зубы, судя по их форме - это были зубы разных животных. Станя укололся о змеиный зуб, погладил собачий, наткнулся на чей-то длинный-длинный клык и на чей-то маленький, едва заметный резец. Кисуля действительно была сшита из меха и разнообразных зубов. И зубов в ней было куда больше, чем Стане сначала показалось - да она наполовину из них состояла. Женька грохнулась на колени рядом с ними, запустила руки в Кисулю, как в тесто, Кисуля заворчала.
  - Сереж, ты не злишься на меня?
  Сережа помотал головой.
  - На тебя, Ветрова, невозможно злиться.
  Катюша, которую всегда больше занимали насущные проблемы, процедила:
  - Так что это, Гордеев?
  А потом, так и не выслушав ответа, села гладить зубастую злую шапку. В битве благоразумия и очарования мехового шара в очередной раз победил меховой шар. Гордеев стоял над ними, гладящими Кисулю, осматривал их, а потом пробормотал:
  - Как бы мне сделать из вас непобедимую команду?
  - Чего? - переспросил Сережа.
  - Блин, ты баран, Гордеев! - огрызнулся Станя.
  - Иди ты! - обиделся Гордеев.
  Дело было за девчонками, но всем поссориться не вышло, слишком уж успокаивало гладить Кисулю. Гордеев тогда наконец тоже сел рядом, тоже принялся ее гладить. Судя по всему, Кисуле происходящее нравилось, она издавала что-то вроде похрапывания и сопения одновременно и хрюкала:
  - Кисуля, кисуля, кисулька!
  - Она разговаривает?!
  Гордеев начал таким тоном, будто собирался рассказывать им сказку на ночь:
  - Дело в том, что Кисуля - амулет. Только, ну, амулет-нежить. Такой сложно сделать, но он лучше работает, потому что сам понимает, что делает. Она на самом деле очень умная, понимает мою речь, только виду не подает.
  Станя заметил, какими глазами смотрела на Гордеева Уварова. Как будто он ей не меховую злую шапку показал, а как минимум целый мир. Идиотка.
  - В общем, Кисуля нужна, чтобы поглощать излишки излучения поля. Чтобы маскировать магию, понимаете? Я взял ее с собой, она тогда еще в карман помещалась, чтобы меня не нашли, - продолжал Гордеев.
  - Не нашли? - переспросил Сережа.
  - Да. Я ведь не говорил вам, почему я переехал сюда. В большей степени, потому что я не переехал, а сбежал. Дело в том, что про меня очень рано узнали, что я мастер. Моя мама была одна, ей сложно было меня содержать, и когда ей предложили отдать меня в интернат на базе Корпорации, это такая компания, которая представляет интересы мастеров в Европе, она согласилась.
  - И ты попал в проклятый приют? - засмеялся Сережа.
  - Да нет, - ответил Гордеев, и в голосе его Станя впервые услышал замешательство. - Нет, не совсем. Там было здорово, богато, красиво, кормили реально вкусно и учителя были хорошие, понимающие там. Правда с мамой мне не разрешали общаться, только с теткой говорил по телефону, она в Америке сейчас живет, еще в восьмидесятых уехала. Я думаю, разрешали, потому что тетка тоже мастер. И нас правда всякому учили. Просто прежде, чем стать мастером, нужно быть сосудом. Отдавать свою энергию взрослому, в смысле. Взрослые от этого становятся сильнее.
  - А маленькие? - спросила Уварова, голос ее был тихий от жалости и чего-то вроде смущения.
  - Болеют. Я ужасно болел, первое время еще не сильно, но в последний год стало совсем плохо. За нами хорошо ухаживали, мне реально не в чем упрекнуть этих ребят, они свое дело знают. Но я испугался, испугался, в общем, что умру. И я сбежал. Просто взял свой паспорт и шмотки и сбежал. Но матери я об этом сказать не мог, меня бы пришли к ней искать. Я сказал об этом тетке, она прислала мне денег и сказала, у кого взять ключ от ее старой квартиры. Вот. Я боюсь, в общем, что меня засекут. Я с самого начала боялся, поэтому и украл Кисулю.
  Гордеев помолчал, но никто из них ничего не сказал, не пошутил и не посочувствовал. Дело в том, что Станя, как и другие, наверное, совсем не ожидал, что мастер Макс не такой уж крутой, а больше несчастный, больной и недоучка притом.
  Кисуля похрюкивала от удовольствия, но все продолжали смотреть на Гордеева.
  - Так за тобой охотятся? - спросила наконец Катюша.
  - Я понятия не имею. Но лучше все-таки перестраховаться, так?
  Кисуля согласно прохрипела:
  - Эксперт!
  - Так, Гордеев, можешь обижаться на то, что у меня нет вопросов про твою офигенски тяжелую судьбу, но ты мне скажи, такой треш со всеми фриками случается? - спросил Сережа.
  Гордеев вздохнул, видимо, внимания ему все еще очень не хватало, сказал:
  - Я не знаю, как они ищут детей. Но ты можешь отказаться, если они тебе предложат. Насильно они никого в интернат не поместят.
  - Но вернуть насильно могут?
  - Не знаю, не хочу знать.
  Станя наконец перестал пялиться то на Гордеева, то на Кисулю и смог осмотреть квартиру. Он еще мог подумать, что Гордеев понтуется, хочет очаровать Лапшу своей тяжелой судьбой, если бы не его квартира. Она действительно выглядела нежилой. Нежилой не год и не два - место выглядело консервированным совком: обои с блестящими цветочками, рычащий холодильник, запах пыли и старенький плешивый ковер в прихожей. Дом Гордеева напомнил Стане как-то случайно просмотренный фильм про Чернобыль, там показывали комнаты, которые так и остались в том виде, в котором люди их навсегда бросили. В квартире не было вещей Гордеева. То есть всякие штуки вроде шмоток и зарядки для мобильного увидеть было можно, но это был тот самый набор необходимого, который берешь с собой в гостиницу. Ничего, что есть в доме, когда в нем по-настоящему живут, не было: ни фотографий в рамках, ни дисков, ни книжек, ни пылесборников на полках. По ночам тут, да еще с таким хлипким замком, должно быть очень страшно.
  - Слушай, а что ты тут ешь, а? - спросила вдруг Уварова.
  - Ну, бутерброды там ем.
  - Я пойду чего-нибудь нормальненькое тебе приготовлю, - сказала тогда она.
  Тут встала Женька Ветрова, едва не наступив на Кисулю, воскликнула:
  - Я с тобой!
  - Ты же меня ненавидишь!
  - Ненавижу, Лапша! Но ты меня извини!
  Женька Ветрова была одинаково вздорной и легкой на подъем. Катюша фыркнула:
  - Что, теперь нам придется с ней дружить?
  - Нет, но Кисуля красит даже Лапшу! Лапша, а Лапша, не думала носить Кисулю на голове, а? Тебе пойдет больше, чем твои волосы!
  Женьку ничто не могло исправить. Уварова стукнула ее, завязалась было маленькая потасовка, но девчонок вовремя разняла Катюша.
  - Парни, пошли на кухню, - безмятежно предложил Гордеев, как будто и не рассказывал только что об ужасах своего детства.
  Сережа спросил очень тихо:
  - Гордеев, и что ты теперь собираешься делать?
  - Ну, буду учить Ксюту чему-нибудь магическому, я думаю.
  - Нет, я имею в виду в глобальном смысле!
  - Это в глобальном. Пошли на кухню уже, я хочу смотреть, как женщины готовят! Хочу вкушать! Да и Стасик, думаю, хочет, а ты его задерживаешь!
  В этот момент смеющийся Гордеев показался Стане очень-очень взрослым, а может даже и старым. На кухне оказалось, что у Гордеева ничего приличного, способного стать едой, в холодильнике нет. Тогда Женька Ветрова постановила:
  - Значит, можно готовить моим любимым способом. Просто бросить все на сковородку и готовить до поджарков!
  - Если у него, конечно, сковородка есть, - хмыкнула Катюша.
  Сковородку нашла Уварова, которая чувствовала себя у Гордеева как дома, хотя пришла сюда впервые, как и все. Расставаться со сковородой Уварова, правда, не спешила, сказала, что всем отомстит теперь. В тот раз у нее не вышло, но когда в сковородку покидали сосисок, помидоров, пельменей, сыра и залили всю эту бурду тремя яйцами, Уварова все-таки обрызгала Женьку белком. Снова могла завязаться драка, но на этот раз Катюша была на стреме и предприняла эффективные действия заранее. Так же в процессе приготовления яичницы пострадали Сережа и его прическа, когда Женька решила взмахнуть лопаткой, как волшебной палочкой, и попала Сереже по голове.
  - Дура, блин, тупая! Ты знаешь, сколько я волосы пенкой укладывал?!
  Женька потащила Сережу в ванную, мыть ему башку, Станя швырнул Кисулей в Уварову.
  - Это месть!
  - Не зажарьте мою Кисулю! - кричал Гордеев.
  - Станя, ты такой тупой, а если бы Кисуля попала в сковородку! - шипела Катюша.
  - Жратву бы испортила! - прокричала Женька из ванной, довольная, судя по всему, что у нее есть ответ хоть на один вопрос.
  - А чего ты хочешь? - пожала плечами Уварова. - Он же фашик, а они думают, что Хорста Весселя сожрали вампиры.
  - Стоп, разве его не вампы сожрали? - округлил глаза Станя.
  Тут вернулись Женька и Сережа, оба мокрые, а Женька еще и с резиновым утенком в руках.
  - Гордеев, ты реально с уточкой плаваешь?!
  - Да не, он от тетки остался! - принялся оправдываться Гордеев.
  Наконец, когда запах, наполнивший кухню, начал напоминать о бытовых пожарах, они поняли, что еда готова. Катюша с самым мрачным видом разложила пригорелую яичницу с сосисками и пельменями по тарелкам.
  На дружбу их посиделки у Гордеева дома похожи не были, наоборот, они постоянно норовили поссориться или поколотить друг друга, но все-таки было прикольно. Станя и не думал, что с Гордеевым и девками может быть весело. Примерно через минуту выяснилось, что есть то, что они приготовили - нельзя.
  Сережа сказал:
  - Это вообще не жрачка, это попытка убийства.
  Станя тогда подтянул к себе его тарелку. Даже Женька смотрела на бурду, которую сама и приготовила, с отвращением и страхом. Но что пугало еще больше - даже глазки Кисули сузились от похожих чувств.
  - Бурда, - изрекла Кисуля и спрыгнула с колен Уваровой.
  Лапша предупредила:
  - Если этот Франкенштейн от яичниц не вкусный, я надену его кому-нибудь на голову.
  И только Гордеев и Станя принялись за еду, не отпуская никаких комментариев. В конце концов, когда Станя был очень голодный, ему становилось все равно, что есть. В доме Авериных маленький Станя как-то выжрал даже шампунь, потому что он вкусно пах апельсинами. Во всяком случае, то, что Женька приготовила, было вкуснее, чем шампунь. Наверное, и остальные были сегодня не слишком сыты, потому что ели в итоге все, и все молчали. Наконец Сережа решил прервать чавкающую тишину сенсационным заявлением:
  - Вампир хочет, чтобы я на него работал.
  Тишина перестала быть чавкающей и стала просто тишиной. Первой из всех нарушить молчание решилась Женька, выдавив из себя:
  - Чего?
  - Того. В общем, ко мне домой приходил вамп, и он хочет, чтобы я работал на него.
  - Как рэйзер? - спросила Катюша.
  - Нет, блин, как бесполезный пятнадцатилетний мажор, - засмеялась Уварова. Станя стукнул ее, она стукнула его в ответ.
  - В общем, вот так. Ну, эксперт разболтал свою тайну, чем я хуже?
  Гордеев смотрел в свою пустую тарелку, раздумывая о чем-то, а потом сказал:
  - Многие вампы хотят иметь при себе рэйзеров. Стоило ожидать, что тебе что-нибудь такое предложат.
  - А почему? Зачем им?
  - Воспроизводство вида, рост общины, - ответила за Гордеева Лапша. - Они ведь не могут поднимать подходящих мертвецов сами, а искать рэйзера на стороне - долго и дорого.
  Сережа задумчиво кивнул, но выглядело так, как будто он в большей мере обращался к своей тарелке, чем к кому-то из них.
  - Расскажите-ка все, что вы о вампах знаете. Такой, вроде как, мозговой штурм.
  И все они стали говорить наперебой:
  - Вампы далеко не такие секси, как про них пишут! - сказала Женька.
  - Самый надежный способ убить вампира - сжечь его!
  Для наглядности Станя щелкнул зажигалкой, потом закурил.
  - Некоторые вампиры могут быть физически очень сильными, а некоторые умеют всякий гипноз! - продолжила Женька.
  - Быки и ботаны, - сказал Станя.
  - Воины и наставники! - поправил его Гордеев.
  - Это ваше питерское наименование?!
  - Нет, это самоназвание. Вампиры ж не будут называть себя быками и ботанами, или там силовиками и мозговиками! - окрысилась Лапша. Не стоило, видимо, критиковать при ней происхождение Гордеева. Самого эксперта Станино мнение о его малой Родине не интересовало, потому что он вдохновенно рассказывал:
  - Все вампиры России состоят в какой-то из четырех партий. Это у них вроде общины по убеждениям.
  - В Европе общин больше, потому что политическая структура у них развита лучше, - вставила Уварова. - А у нас вся вампирская политика примитивная! Как фашизм!
  - Чего-чего-чего?
  - Чего слышал!
  Станя затушил сигарету и потянулся оттаскать Уварову за волосы, но Лапша спряталась за Гордеева, а Сережа удержал Станю, сказал примирительно:
  - Так, успокойтесь, мы собираем информацию о вампирах, а не злим Станю, да, Лапша?
  - Не знаю, мне и то и другое нравится.
  - Лучше слушайте о вампирских партиях! В общем, есть консерваторы, это такие классические вампы, как из историй пионерских. Они, в общем, против адаптации. Считают, что все должно быть как до открытия поля - чтобы никто о вампах не знал, и их было мало. И еще они не пьют донорскую кровь, потому что это нарушает вековые традиции их общества. Правда людей, официально, тоже не убивают. За деньги кормятся от всяких там проституток. Но самое главное то, что они не хотят светиться перед людьми, особенно в прессе и на телевидении.
  - Ну, есть у них одна причина, - промычал Станя. - Если бы правительство реально захотело, истребить каждого вампира на земле можно было бы за две недели.
  И тут Катюша заговорила:
  - Ага, сейчас прям. В твоей любимой нацисткой Германии истребили всех вампиров, до самого последнего. И что? Их популяция восстановилась через десять лет. Потому что на истории не 'Майн кампф' надо читать.
  Станя пожал плечами:
  - Ну так. Потому что нужно сначала истребить всех фриков.
  А потом Станя посмотрел на Сережу, и подумал, что может быть стоит оставить только его? И подумал еще, скольких своих знакомых фриков люди захотят пощадить, про скольких скажут, что они никогда не поднимали мертвых, за скольких поручатся.
  Гордеев принялся постукивать пальцами по столешнице.
  - Так, ладно. В общем, консерваторы считают, что если вдруг такие, как Станя, придут к власти, то главное будет - умение вовремя вынырнуть и вовремя спрятаться вновь. У них терки с либералами, которые считают, что они социально равны нам с вами. Требуют избирательного права, возможностей для трудоустройства.
  - Шняга какая-то, - хмыкнул Станя.
  - Полный треш.
  - Я понимаю, что вас с подружкой вампы теперь бесят, но давайте будем корректнее! Либералы и консерваторы - законные партии. Но есть и две незаконные. Фашики, например.
  - Эй!
  - Да, Стасик, такая жестокая правда - у вампиров есть свои фашики.
  - Гитлера они не любят, не волнуйся, - улыбнулась Уварова. - Просто объявили себя следующей после людей ступенью. Считают, что людей нужно держать в рабстве и разводить на корм.
  Судя по взглядам Гордеева и Катюши, они-то все поняли.
  - Лапша, ты-то откуда это знаешь?
  - Чего-чего-чего?
  - Типа как скины, только наоборот?
  Гордеев осмотрел Станю, Сережу и Женьку, сидевших как раз напротив него, сказал:
  - Знаете, так забавно, что в нашей компании трое умные, а трое... ну, вы.
  Станя подался вперед, дернул его за волосы, шевелюра Гордеева располагала, и приложил башкой об стол.
  - Мы не компания.
  - Так его, Логинов! - скандировала Женька.
  - Это тебе, Гордеев, за то, что ты чмошник и сноб, - объявил Сережа.
  Гордеев потер лоб, как будто проверял, нет ли у него температуры, сказал:
  - Все равно вы мне нравитесь! Так вот, и последняя партия - утописты. Про них реально мало что известно, и с ними лучше не сталкиваться. Они считают, что нежить должна как-нибудь научиться владеть магией, чтобы не зависеть от фриков. Фриков они реально ненавидят, правда, людей тоже. Они, короче, всех ненавидят. Как моя Ксюта!
  Уварова чуть ли не зарделась редиской, как будто ей комплимент отвесили. Станя кивнул, переспросил:
  - Значит, с утопистами лучше не сталкиваться?
  - Вообще с вампами лучше не сталкиваться, - заключил Сережа. - А вы слышали что-нибудь про московского вампа по имени Реджинальд? Имя-то для Москвы редкое!
  - А фамилия с отчеством самые распространенные, конечно. Он Реджинальд, блин, Соколов. Иоаннович.
  - Притормозите! Я ж из Питера! Я в ваших столичных вампирах не разбираюсь.
  Уварова встала, отошла к окну, принялась там что-то высматривать, а потом повернулась к ним с самым довольным и злобным выражением лица, на которое была способна, и заговорила:
  - А я знаю. На форумах фейков читала.
  - Дай угадаю, Лапша, ты нам не скажешь?
  Она пожала плечами, взяла со стола пачку Станиных сигарет, закурила и тут же закашлялась.
  - Блин, дрянь какая!
  Уварова затушила сигарету, принялась размахивать рукой, отгоняя от себя дым, а потом наконец сказала:
  - И вообще дымить вредно. В общем, он один из крутых либералов. Не спикер, конечно, но крут. Он старый, как хлеб в нашей столовке, еще битву при Гастингсе видел. Устраивал жесть в Англии до открытия поля. Потом отрекся от своего прошлого, объявил себя законопослушным членом общества, и с тех пор ни разу не сорвался. В Россию приехал пару лет назад, как вампирский правозащитник, но быстро сделал себе здесь бизнес. Что скажете?
  - М-м-м, молодец он, - промычал Станя.
  - Более осмысленные комментарии?
  - Он предлагает мне работу, - сказал Сережа.
  - Как он тебя нашел? - спросила Катюша.
  Станя ощутил злорадное удовольствие, сказав:
  - А он муженек нашей любимой училки.
  - Станя!
  - Чего? Она выдала тебя своему мертвому бриту, а я выдал ее школоте.
  Сережа вздохнул:
  - Я отомщен!
  - Вот именно он?! - запищала Женька. - Я думала, у нее попроще какой-нибудь! Где она его отхватила?
  Катюша пихнула ее в плечо, процедила:
  - Я думала, у тебя закончились фантазии про нежить.
  - Слушай, а остальные московские крутые вампы? - заинтересовался Гордеев.
  - Ну, они еще хуже, - засмеялась Уварова. - Куда как менее законопослушные.
  Сережа обернулся к Стане, зашептал:
  - И как думаешь, что лучше работать на адекватного вампа, чтобы неадекватные вампы были нашими врагами, или работать на неадекватного вампа?
  - Лучше не работать на дядю, - сказал Станя.
  За окном тем временем темнело. Деревья, которые тыкались своими ветками в окно, уже стали казаться когтистыми и жуткими. Станя слишком долго жил только днем, чтобы за пару дней перестать бояться выходить на улицу после заката.
  - Ладно, ребята, пока, быть может, не увидимся больше, - Сережа приложил руку к сердцу.
  Станя вот тоже приложил руку к сердцу, а потом зиганул.
  - Досвидос.
  В коридоре Сережа спросил:
  - Тебе не обидно оставлять Гордеева с тремя девочками?
  Но обидно Стане не было, слишком уж ему не терпелось узнать, чего такого хотел предложить ему Реджинальд, защитник вампирских прав и владелец вампирского бизнеса. Кисуля провожала их до двери, было стремно и прикольно слушать ее сопение.
  Всю дорогу Станя и Сережа молчали, даже не считали мертвых в вагоне. Прежде всего, потому что теперь не знали точно, сколько их на самом деле может быть. На каждой следующей станции, настроение у Стани становилось все хуже, а на пересадке он вдруг понял, как страшно завидует. Станя завидовал ухоженному маминому Сереже, завидовал Сереже, у которого дома была приставка, и огромный телик, и ноут, и еще куча всего, о чем Станя даже мечтать не мог. Завидовал Сереже, которому девочки улыбались. А теперь Станя завидовал Сереже, которого нанимали на работу вампы. Фрику завидовал, вот так вот. Отказываться от крутой работы он, конечно, не собирался. Но было как-то удивительно обидно, что все самое клевое, как и обычно, досталось Сереже.
  Ехали они, естественно, на Трубную. Станя даже не удивился, что на визитке, которую вручила Сереже англичанка, значилась именно эта станция. Где еще работать вампиру? Сам адрес они пробили на телефоне уже на выходе из метро, и тут же пожалели, что не сделали этого раньше. Оказалось, что по адресу, который дала им англичанка, тот самый клуб "Жатва" и располагался.
  - Конечно, блин, она знала, что во второй раз мы в этот клуб не попремся, - проворчал Станя.
  - Развела как лохов, - кивнул Сережа. - Может, не пойдем?
  - Нет, пойдем.
  Конечно, они тоже умом и сообразительностью не блеснули, ведь по этому же адресу англичанка вызывала такси, после того как Сережу и Гордеева покусали. Единственным их извинением было то, что вечер был настолько полон всяческих впечатлений, что было не до запоминания улицы и дома. Та самая клыкастая и улыбчивая девушка, которую Станя видел за стойкой в первый раз, снова дежурила сегодня. Станя сказал:
  - Оружие мое отдай, овца драная.
  Сережа нервно засмеялся:
  - Нас ждет Реджинальд. Не могли бы вы сказать ему, что мы пришли? Кстати, вы чудесно выглядите. Вам так идут эти зубы!
  Девушка посмотрела на них мертвыми глазами, глазами мертвой рыбины, глазами мертвой кошки - у всех мертвых на самом деле одинаковые глаза, - а потом рассмеялась. Взгляд ее не изменился ни капельки, но улыбка ее очень украсила.
  - Мальчишки!
  Станя впервые подумал, что девчонка, которой на вид он не дал бы больше двадцати, могла годиться ему в прабабки.
  - Он ждет, я вас провожу.
  Вместо того чтобы подниматься на второй этаж, они спустились в подвал. На сходках скинхедов говорили, что вампы на самом деле любят жить как можно ниже. В Европе для них строили подземные этажи в домах. Кого-то здесь явно тянуло к земле, из которой они все повылезали. На подвал, впрочем, просторный и хорошо освещенный кабинет Реджинальда был похож меньше всего. А сам он меньше всего напоминал вампира, а больше всего - интеллигента из тех, которых бьют на Курской и в Бутово вне зависимости от наличия у них дорогих мобил или тугих кошельков. Для полного сходства не хватало только очков, а все остальное: пиджак с кожаными заплатками на локтях, аккуратная стрижка, рассеянная мерзкая улыбочка - было при Реджинальде. Неудивительно, что он склеил англичанку, девушки поотвязнее на него бы не купились, и даже клыки б не помогли.
  - Сергей, Станислав, я так рад, что вы все-таки решились. Теперь мы можем обсудить мое предложение подробнее, так?
  Оба они кивнули, одновременно, как механические игрушки.
  - Не бойтесь, я не собираюсь причинять вам никакого вреда даже в случае отказа. Многие считают вампиров чудовищами. Но, как писал Ибсен, большинство всегда ошибается. Такое отношение к вампирам продиктовано старыми суевериями, повальной неграмотностью и...
  Станя тогда сказал:
  - Слушайте, кончайте гнать. У моего другана кость из раны торчала, когда его кусанул вамп. Между прочим, здесь и кусанул. Ну, не совсем здесь. Там, где музон и рестик.
  Реджинальд завздыхал, начав напоминать старичка, утомленного молодежью:
  - Станислав, я сочувствую Сергею и этому второму мальчику тоже. Но если бы в подворотне вас пырнул ножом бандит, вы бы стали бояться всех людей?
  Эту политически корректную муру всегда приводили в пример. Но на Станю она не действовала, он прекрасно понимал разницу. И если бы Станю укусила собака, сильно укусила, кусок бы из него выгрызла, он возненавидел бы всех собак без разбору.
  Реджинальд указал на диван, они сели. Не потому, что устали, а потому что не хотелось рисковать и даже в таких мелочах вампу перечить.
  - Так что, Сергей, как тебе мое предложение? Я гарантирую тебе и, главное, твоей семье защиту от вампиров, да и от прочей нежити. А ты учишься за мой счет, работаешь на меня, но поверь, я гарантирую тебе гибкий график, который не будет мешать твоему обучению в школе. Это выгодное предложение, ты будешь в куда большей безопасности, чем мог бы быть, если бы никогда не знал ни одного вампира.
  Сережа пожал плечами, взгляд на Реджинальда не поднимал, только тихонько проговорил:
  - Да? Правда?
  - Совершенно точно, - подтвердил Реджинальд.
  - У меня же на самом деле нет выбора?
  - Это ты так думаешь.
  Сережа посмотрел на Станю, тот ему кивнул. Не было у него выбора, не было, конечно.
  - Мои родители никогда не узнают?
  - Только если ты сам им решишься сообщить.
  - Мне нужно будет поднимать мертвых, так?
  Реджинальд засмеялся:
  - А зачем еще мне может понадобиться рэйзер?
  У него был заметный акцент, Станя никогда не слышал, как англичане говорят по-русски, и подумал еще, что ужасно некрасиво. Сережа сцепил пальцы, Станя заметил, что у него аж костяшки побелели.
  - В общем так, давайте я попробую сделать то, что вы скажете, а потом решу. Типа пробное задание. Можно?
  - Можно, конечно. Сейчас Кристина вас отвезет и расскажет, что нужно делать.
  - Сейчас? Вот прямо сейчас? - ахнул Сережа. Ну да, они как-то не ожидали, что старый вампир будет такой хваткий. Понятно теперь, как он себе бизнес сколотил за пару лет.
  - Договорились? - спросил Реджинальд так, что сказать, что, мол, нет, не договорились было просто нереально. - А когда закончишь - созвонимся, и ты скажешь мне, согласен ли ты на меня работать.
  Станя тем временем рассматривал шнурки на своих ботинках и даже не заметил, что Реджинальд обратился к нему:
  - Станислав! Для тебя у меня тоже есть предложение. Как ты понимаешь, я и тебе хочу предоставить работу.
  - Я ж не умею ничего.
  - Человеческая кровь практически в два раза усиливает воздействие рэйзера, это всем известно. Не волнуйся, я не предлагаю тебе одноразовую акцию, никаких человеческих жертв. Если бы ты отдавал кровь, не очень много, но каждый раз, когда Сергей поднимал бы мертвого, это помогло бы ему научиться быстрее, а тебе я гарантирую щедрое вознаграждение.
  - А чего, мало других, кто может жертвовать?
  - Достаточно. Но доверие и добровольность - это важные факторы, усиливающие действие жертвы. Я готов платить тебе пять тысяч за каждый раз.
  - Чего?!
  Да за пять косарей Станя почку готов был отдать, не то, что немного кровищи.
  - Именно, - подтвердил Реджинальд.
  - Да я душу вам продам за пять тыщ! Куда надо кровищу брызгать?
  - Это вы сами разберетесь. У каждого рэйзера индивидуальный метод работы. Такой же индивидуальный, как почерк, например. Кроме того, Станислав, ты хотел, чтобы я нашел кого-то, кто избавит тебя от проклятья, верно?
  Станя посмотрел на Сережу, а потом вдруг сказал:
  - Нет. Не, я не хочу. Пусть будет, знаете.
  Если бы не это проклятье, Станя, может, никогда бы здесь и не оказался, не стал бы Сереже помогать. И Станя не был уверен, что не струсит, если проклятье снять. Сейчас он был Людмиле Ивановне почти благодарен. У него будут деньги! И много!
  - Ты настоящий скинхед, - хмыкнул Сережа.
  Но Станя даже не разозлился, очень уж хорошее стало у него настроение.
  - Удачи вам. Сергей, позвонишь мне после всего, да?
  - Ну, позвоню, я думаю. Или убегу с криками. Ближе к делу посмотрим, - ответил Сережа.
  Девушка, которая их проводила, так и ждала у двери, зубасто улыбалась:
  - Ну что, мальчишки, поедем на Калитниковский пруд?
  - Там же навки!
  - Но вы же будете со мной! - она засмеялась, Станя заметил, что у нее веснушки, бледные, как у всех умерших делаются.
  - Ты Кристина, да?
  Она кивнула, клыки ее блеснули в электрическом свете, они чуть-чуть выступали, наверное, она не могла до конца их спрятать. У некоторых вампиров такое бывало, что-то вроде неправильного прикуса.
  Сережа прошептал Стане:
  - Здесь такие милые вампиры, что я уже боярина с радостью вспоминаю.
  Станя был с ним согласен: боярин хотя бы был честный злой вамп.
  У Кристины оказался серебристый 'Фольксваген Пассат' почему-то с якутскими номерами. Не сговариваясь, Станя и Сережа сели на заднее сиденье, Кристина только хмыкнула:
  - С каких это пор мальчики так осторожничают с девочками?
  - Если девочка - мертвая и голодная, то осторожность - то, что нужно, - засмеялся Сережа.
  - Будешь хорошим рэйзером!
  Она засмеялась в ответ, но Станя так и не понял, чего было в ее голосе больше, веселья или обиды.
  - Как тебя зовут?
  Сережа помотал головой.
  - Нет, я на этот треш не куплюсь.
  - Так я и думала!
  Рука Кристины на руле лежала совершенно безвольно, не хватало только пятен крови для социальной рекламы о том, как нехорошо садиться за руль пьяным. Вела она неаккуратно, слишком быстро, не очень внимательно.
  - Эй, Кристина, ты полегче давай! Есть предложение не убить нас в первый же рабочий день!
  - Прости, все время забываю, что со мной живые в машине!
  Кристина и Сережа быстро нашли общий язык, Стане показалось, что они были похожи, оба общительные и ненапряжные, оба наглые. Разве что Кристина была мертвой, а Сережа - нет.
  - А твой друг всегда такой неразговорчивый?
  - Да он же скинхед. Гитлеру в глаза смотреть не сможет, если с тобой поговорит!
  Кристина заржала громко и очень живо, но рука ее на руле оставалась неподвижной, это было жутковато.
  - Ну, вот, так и не поговоришь со мной? - обратилась она к Стане.
  - Мне Гитлер запретил, - промычал Станя и двинул Сереже в бок.
  - Блин, больно!
  - Не разговаривай, блин, с ней.
  Станя волновался за него, поэтому и злился. После того, как они побратались, к сожалению, Станю начало гораздо больше волновать, что с Сережей станет.
  Приехали они довольно скоро. Кристина припарковала машину в неположенном месте, они вышли, и Станя вдохнул влажный запах воды и мусора. Кристина все щебетала с Сережей:
  - Тебе еще нужен будет ритуальный нож, но это потом съездишь и купишь сам. Ритуальный нож для рэйзера - это такой же важный предмет, как зубная щетка или очки. Очень личный. Но сегодня попользуешь, что есть.
  - Ничего. Я только надеюсь не подхватить герпес или конъюнктивит.
  Станя подумал, что внешне Сережа с Кристиной тоже ужасно похожи, почти как родственники: оба очень смешные и располагающие к себе на вид, невысокие, улыбчивые, чутка кудрявые и остроносые. Разве что у Сережи не было веснушек, а у Кристины - родинки над губой. Интересно, могла бы Кристина оказаться его двоюродной прабабушкой в итоге?
  - Мы идем к кладбищу? - спросил Станя.
  - Нет, не к кладбищу, - ответила Кристина, так буднично, как будто они говорили о выборе кафешки. - Лучше учиться работать со свежачком.
  - Свежачком?! - одновременно вскрикнули Сережа и Станя.
  Свежачок лежал на скамейке, прямо на скамейке, посреди улицы, на скамейке! Они остановились в метре и ближе подойти не могли. Кристина покачала головой:
  - Нет, мальчишки, так не пойдет. Вперед.
  Она легонько подтолкнула в спину сначала Станю, а потом и Сережу, но легонько в ее исполнении было таким, что они пролетели достаточно, чтобы рассмотреть лежавшую на скамейке мертвую и почему-то мокрую девушку. Хотя что тут непонятного? Мокрая, потому что утонула. Но где в ноябре можно было найти свежую утопленницу, если только, конечно, ее недавно спецом не утопили. По предварительному, блин, заказу. Станю передернуло. Минут пять они с Сережей собирались подойти поближе, но не могли решиться. В конце концов, Станя первый шагнул к утопленнице. Ничего особенно пугающего в ней на самом-то деле еще не было, наверное, действительно очень свежая. Ну, не дышала, это да. Но в остальном выглядела, как вполне обычная девушка, разве что только мокрая. Но и это можно было себе объяснить - под дождь, например, попала. Обычная была девушка, волосы забраны в хвостик, юбка короче, чем бабушка разрешила, курточка из кожзама. Студентка какого-нибудь института. Чья-нибудь дочь. Станя сделал шаг вперед, потом снова отошел назад. Сережа так на одном месте и стоял. В конце концов он сказал:
  - О.
  И еще:
  - Треш.
  И Стане показалось, что сейчас Сережу стошнит. Но не стошнило. Кристина вложила ему в руку нож с золотым, резным лезвием и костяной рукояткой. Сережа попытался его Кристине вернуть, замахал руками:
  - Но я без понятия, что делать!
  - Ну, разберетесь сами. Каждый рэйзер все по-своему делает. Ладно, пацаны, вперед. Если хотите, чтобы я сгоняла за чем-нибудь, в Макдональдс там или в KFC, только скажите! Но пивасик не куплю, вы еще мелкие!
  Станя и Сережа наконец решились приблизиться к утопленнице, рассматривали ее почти с любопытством. В который раз Станя подумал, что вдвоем все было легче, даже на труп смотреть.
  Сережа зашептал:
  - Надо ее к воде оттащить.
  Прежде, чем прикоснуться к трупу, Станя замешкался. Мерзость какая. В детстве Димка Кузнецов обожал искать дохлых мышей и хоронить их во дворе школы. Станя на это дело смотрел с отвращением и думал, что никогда ни к чему мертвому не прикоснется. Конечно, за пять тысяч Станя мог прикоснуться к мертвой девушке. А за пятнадцать, наверняка, мог ее убить. Может быть стоило попросить Кристинку потаскать за них тело, но это было бы совсем позорно. Уже в девятом классе, а трупов все еще боятся? Какие же это тогда мужики?
  Нести утопленницу было легче, чем Станя ожидал. Во всяком случае, укладывать Алинку в кровать, когда по телику шло что-нибудь интересное, было куда тяжелее. Положив труп у берега, так, чтобы вода омывала ему ноги, они с Сережей снова отскочили. Станя обернулся на Кристину, но Кристина не обращала на них внимания. Откинула капюшон модной парки, нацепила здоровенные басовые наушники и прыгала под какую-то заводную музыку на полной громкости, отрывки которой доносились даже до Стани. У вампиров от электроники на полную мощность не болела голова, не портился слух. Кристина просто прыгала, не пританцовывала даже, вампы редко хорошо танцевали, даже ходили, совсем не шатаясь, довольно редко. После полуночи по московским улицам прямо не ходил никто, потому что оставались гулять либо мертвые, либо вусмерть пьяные.
  Сережа сказал:
  - Ну, вот. Все. Я снова не знаю, что делать. Кристин! Кристина!
  - Чего вам, мальчишки?
  - Сгоняй в Макдошу! Картошку купи! И коктейль! И по чизбургеру!
  Она сняла наушники, уставилась на Станю с Сережей, переспросила:
  - Чего?
  - В Макдак, говорю, сгоняй!!
  - Без проблем! Сейчас я метнусь кабанчиком! Только не помрите без меня!
  Кристина была ужасно смешная и милая, совсем не такая, какими Станя представлял вампирш. Сережа со Станей сели у берега, а между ними был труп девушки в курточке из кожзама.
  - Ты теперь откажешься? - спросил Станя. - Ну, раз они человека притопили.
  Сережа посмотрел вперед, туда, где на воде, как целая стайка мелких, круглых солнц, отражались отсветы фонарей.
  - Не, ты чего. Наоборот, теперь я его самый верный, блин, сторонник. Я ж не хочу, чтоб меня притопили!
  Сережа крутил в руках ритуальный нож, делал это непривычно ловко.
  - На самом деле, я теперь хочу свой нож купить. Мне этот не подходит. У отца, блин, попрошу вместо зимнего велика и Хbox. На Новый Год.
  Станя протянул руку, чтобы ободряюще постучать Сережу по плечу, но Сережа перехватил его за запястье.
  - Слушай, мне нужно тебе порез сделать, - сообщил он.
  - Ну? И чего?
  - Я сейчас порежу!
  Выглядел Сережа так, как будто ему не порезать Стане руку нужно было, а вырезать какой-нибудь малый народ.
  - Ну, валяй.
  - Я не могу! Мне страшно! Вдруг я слишком глубоко надрежу, и ты умрешь!
  - Да, естественно, я от этого сразу и умру, - промычал Станя.
  Сережа поднес было нож к его ладони, но тут же отдернул.
  - Нет, я не могу!
  - Давай я сам это сделаю, - пожал плечами Станя.
  - Не, так нельзя. Нужно, чтобы я.
  - Тогда режь!
  - Не могу!
  - Баран, ты просто баран.
  Так они препирались минут пять, пока Стане не надоело, и он не решил выдернуть руку, но когда Станя уже собрался, Сережа вдруг резанул его по ладони, неловко и больно. Ну, не так уж больно, больше неожиданно, Сережа сам себя испугался небось. Станя сдавленно выматерился, бросился на него, перескочив через труп девушки. Сам себе удивился. Надо же, как недолго нужно было проторчать рядом с телом, чтобы совсем забыть, как страшно
  - Баран, когда я, значит, был готов, ты не хотел!
  - Блин, прости! Слушай, я и сейчас не хотел!
  Они даже успели немного поваляться на земле в попытках друг друга придушить, пока Сережа не выдал:
  - Мне нужна была твоя кровь. Вот прям тогда нужна была!
  Станя так опешил, что даже злиться перестал. Кровь из раны все еще текла, Станя перемазал ей Сережу, когда пытался его придушить, теперь у него на шее красовалось что-то вроде кровяного ошейника, ровная и красная линия, похожая на ленту, которой перевязывают подарки в красивых коробках. Сережа приподнялся, сел.
  - Блин, ты можешь не верить в этот треш, даже я в него не верю, но нужно еще. Брат, как рука?
  - Как рука.
  - Болит?
  - Ну так.
  Станя сжал руку в кулак, кровь закапала Сереже на ладони. Когда ее оказалось достаточно, Сережа поднес руки к лицу, как будто хотел этой кровью умыться. Станя всего ожидал, но только не того, что Сережа действительно ею умоется. И когда он убрал руки от лица, Станя увидел, что щеки и лоб у Сережи измазаны его, Станиной, кровищей. В этот момент Сережа стал еще больше похож на Кристину. Нет, он не стал мертвее, но что-то внутри у них было очень-очень сходное. Станя подумал, что Мстислав мог и не ошибаться, когда говорил, что вампы и фрики на самом деле одинаковые. Странно было видеть Сережу в его модном пальто, с его наглой улыбкой и всегда хорошим настроением вот таким, как сейчас.
  Станя сказал:
  - Братан, ты вообще как?
  - Ну, знаю, что надо делать.
  Сережа протянул Стане ритуальный нож, сказал:
  - Во второй раз можешь сам. Напои ее кровью.
  - Напоить?
  - Ну, блин. Ну, ты понял, короче, общий смысл.
  Станя оставил второй длинный и кривой порез рядом с тем, который сделал Сережа. А потом Станя склонился над девушкой, преодолевая отвращение, открыл ей рот и принялся ждать, пока кровь стечет сама. Прикасаться к трупу лишний раз не хотелось. Сначала кровища попала утопленнице на губы, стало похоже, будто она красилась очень яркой и очень водостойкой помадой. Станя скривился, дернул рукой, капля попала на белый воротничок блузки, выглядывавший у девушки из-под куртки. Ткань была мокрая, так что кровь расплылась на ней большим и розовым пятном, а не маленьким и красным. Станю снова передернуло, он отошел, и едва не наткнулся на Сережу.
  - Чего ты делаешь, баран?
  - Рисую ритуальный круг.
  - Ножом?
  - Блин, не палочкой же его рисовать!
  В детстве, когда они все только игрались во фриков во дворе, справлялись и палочками как-то. Как только Сережа замкнул круг, Стане вдруг показалось, что то, что они делают - очень личное, даже слишком. Вроде как если бы они ели из одной тарелки или у них была бы действительно одна зубная щетка на двоих. Сережа раскинул руки, как раскидывал руки проповедник в церкви Маркеона, когда призывал ненавидеть фриков и нежить. Сережа так и стоял, глаза у него были закрыты, и вокруг него как будто бы было высокое напряжение, Станя мог даже почувствовать его границу, если бы постарался. Но почему-то не хотел. Сережа не шевелился, не открывал глаз, где-то минуты три, потом все-таки не выдержал, поинтересовался:
  - Ну?
  - Не, брат, фиготня какая-то.
  Сережа хотел было засунуть руки в карманы, но вовремя спохватился, вздохнул:
  - Чуть пальто кровищей не испачкал. Капец. Блин, странно. Я чувствовал себя таким сильным.
  - Но выглядел ты лоховски!
  - Не знаю, Реджинальд сказал про собственный стиль. Я хочу забацать себе что-нибудь стилявое, киношное. Поразмышляю еще над этим. Хорошо, что у фриков нет своей субкультуры, как у фейков или у вас, скинов. То есть подтяжки, рубашки и тяжелые ботинки - это стильно, ты не злись! Просто я думаю, субкультура ограничивала бы мою индивидуальность!
  И Станя снова Сережу стал узнавать, вот же он, лучший друг, простой и понятный, по которому Станя уже успел за эти пять минут соскучиться.
  - Ты баран и просто любишь выпендриваться.
  Раз уж Станя с Сережей уже отчаялись поднять труп с первой попытки, то решили сделать перерыв и подождать, пока Кристина вернется с едой. Совсем уже успокоившись, они услышали всплеск, отчетливый и громкий. Станя и Сережа тут же вцепились друг в друга. Хорошо, что на улице никого не было, а то стало бы стыдно.
  - Навки!
  - Блин, мы попали!
  - Айфон свой доставай, музыку надо врубить.
  Но когда всплеск повторился, и они обернулись на звук, то точно убедились в том, что шумели не навки. Из воды выпрыгнул и погрузился в нее рыбий скелет.
  - Чего-чего-чего это?!
  - Кажется, я поднял карася. Как думаешь, Реджинальду никогда не понадобится армия карасей?
  - Ты, блин, поднял армию карасей?!
  - Нет, блин, это один карась, Стань!
  Но из воды выпрыгнуло еще два карася, один из них даже все еще был похож на рыбу.
  - О, - сказал Сережа. - Офигенски. Реджинальд правду говорил насчет крови!
  Однако на мертвых карасях их неудачи не закончились, Станя услышал кваканье. Лягушек в прудах он уже давно не видел. Навки не трогали рыбу, потому что имели какую-то с ней водную солидарность, а вот всех, кто живет между водой и сушей, пожрали. Лягушек пожрали и уток, девочкам больше некого было бояться и некого кормить. Станя и Сережа обернулись на звук, увидели лягушачий скелет, больше похожий на сломанный каркас игрушечной машинки, чем на составную часть чего-нибудь живого. Самая беда была даже не в том, что Сережа поднял лягушку, а в том, что поднял он не одну. Тут и там Станя слышал кваканье и видел белые мазки лягушачьих костей.
  - Я одного не понимаю, - сказал Сережа. - Где же утки?
  - Ты поднял всю живность в озере, баран? Ну, офигеть теперь.
  - Кроме уток? - с надеждой спросил Сережа.
  И как бы Стане не хотелось сказать 'Ну, да, кроме уток', сказать он такого не мог. Потому что около небольшой поросли камышей плавало пять утиных скелетов, которые впрочем, тоже были скорее похожи на недоделанные модели фрегатов, чем на птичьи кости. Или мозг Стани так решил, чтобы владельца лишний раз не волновать. Лучше бы его мозг тогда решил, что утопленница похожа на обогреватель или дерево там, или на ложку, или на что угодно, кроме трупа. Бесполезный мозг. Станя и Сережа так и стояли, смотрели на то, что они сотворили. На что-то, больше всего похожее на картинку в учебнике по зоологии. Обитатели пруда, в разрезе. Все мертвое проявляло несвойственную ему живость, кроме, конечно, утопленницы.
  - Овца драная! Нельзя было ожить хотя бы за компанию?!
  - Блин, что нам теперь делать, брат?! Как нам их всех положить?!
  Станя пожал плечами:
  - А может, короче, не надо их класть. Будут бабки сюда ходить там и девчонки тоже. Уточек говядиной кормить.
  - Слушай, может нафиг этот Институт нефти и газа, мне кажется, я могу стать шикарным таксидермистом. Где этой фигне вообще учат?
  - В автошколе.
  Сережа засмеялся, но звук вышел какой-то скорее истеричный. Сережа не прекратил ржать и когда услышал разозленное шипение, явно не принадлежащее их мертвым. Их мертвым. Станя прекрасно понимал, что раз он отдавал свою кровь, то утки, караси и лягушки принадлежат ему тоже.
  - Трешняк, - смеялся Сережа. - Мы разозлили навок! Сделали из их пентхауса, коммуналку! Мы, наверное, очень разозлили навок!
  Судя по всему, они взбесили навок даже больше, чем думали, потому что вместо шипения, Станя услышал потрясающей красоты голос. Девчачий, очень напевный, который хотелось слушать. Станя и слушал. Судя по Сережиному отсутствующему выражению лица, он тоже проявлял внимание. Голос позвал их:
  - Сережа! Станя! Идите к нам!
  Станя заулыбался, готовый, в общем-то, идти без лишних промедлений, но вовремя отдернул себя, а подумав, отдернул и Сережу. Голос не унимался, звал их по именам, звенел в голове. Станя хотел было зажать себе уши, но понял что на самом-то деле ему надо только одного - слушать. Интересно, это что же они с Сережей красивые мужики, если понравились навкам?
  - Станя! Сережа! Идите к нам!
  - А может лучше вы к нам? - спросил Сережа без особенной уверенности.
  Навки, как говорил Карен Филиппович, звали людей отлично проводить с ними время, играть там или веселиться, в общем, что-нибудь такое девчачье. Станя был уверен, что на это они с Сережей не купятся. Но навка пропела:
  - Станя! Сережа! Идите к нам! Мы смотрим телик и курим шмаль целый день!
  Тогда-то Станя понял, что навки идут в ногу со временем.
  - Да это досуг моей мечты! Я пошел!
  Станя схватил Сережу за шкирку, рявкнул:
  - Баран, нет!
  А потом сказал:
  - Я первый!
  Навка наконец вынырнула из воды, была она совсем молодая, ее светлые глаза и белая кожа, казалось, светились в темноте. Была навка очень красивая и очень, ну, голая.
  - Ой, блин! Может, вы сначала оденетесь, а потом мы придем, а? - пробормотал Сережа.
  Станя густо покраснел. Навка заулыбалась, но неподвижный ее взгляд так и мерцал в темноте, как у кошки, и был таким же хищным. Она была такой потрясающей и белокурой, как Женька, Только куда красивее Женьки, красивее даже девочек с обложек журналов, которые Ветрова всюду за собой таскала. Чтобы стать настолько ослепительной, нужно было умереть, и не каждая девушка была на это готова. Станя и не заметил, как навка оказалась ближе, и как рядом с ней появились ее товарки, такие же идеальные мертвые девушки. Главная обнажила зубы, похожие на зубы хищных рыб, но Станю и это не испугало.
  - Станя, - позвала она, и он подумал, что хоть навка не предлагает ему заделаться Стасом. Но когда навка позвала Сережу, Станя опомнился и увидел, что оба они стирают носками ботинок границу ритуального круга. И вспомнил, что когда у девушки зубы, как у пираньи, это достаточный повод не ходить за ней на край света. Навки уже были совсем у берега, но из воды выйти не могли. Станины мозги снова пронзило желание идти к ним в пруд, вот прямо сейчас. И когда Станя и Сережа одновременно шагнули из круга, навки по-девчоночьи весело засмеялись.
  - Знаете, что бывает с маленькими мальчиками, которые считают себя взрослыми мужчинами, ребята?
  - Травка? - предположил Сережа.
  - Алкоголизм? - подхватил Станя. - Или фитюли от мамы с папой?
  Белокурая навка только снова обнажила зубы. Ее товарки плавали чуть подальше, наверное, у мертвых были свои стайные законы, и белокурая была у них вожаком. В конце концов, навка выбросила руку вперед и схватила Сережу за щиколотку. Сережа заорал, Станя вцепился в Сережу. Навки были не сильнее обычных людей, так что Станя Сережу у нее отвоевал. Более того, оба они пришли в себя, но как только подумали, что надо сваливать, навка сказала, обворожительно улыбнувшись:
  - Стойте.
  И они снова замерли.
  - Идите сюда. Будет весело, я обещаю.
  И Станя сразу забыл о том, как полезно иногда бывало думать головой, сделал шаг к навке. Она снова протянула руку, ее белые пальцы с чуть выступавшими костяшками, с длинными острыми ногтями, казались Стане ужасно красивыми, хотелось их коснуться. Но вместо того, чтобы сжаться у Стани на щиколотке, пальцы эти впились в землю, когда на руку навке наступила Кристина. Под ее коричневым, моднявым сапогом, кости навки угрожающе захрустели.
  Станя посмотрел на Кристину, клыки ее, длинные, загнутые на концах, чуть-чуть напоминавшие змеиные, были выпущены. Кристина сказала:
  - Ты, шлюха крашеная, а ну быстро отпусти их, а то, блин, я вырву тебе сердце и сделаю из него браслет дружбы! Я тебе чего сказала?! Охраняйте, блин, труп, чтобы его не сожрали халявщики. А ты чего?! Съесть наших мальчишек решила?! Все, сваливай, пока цела, курва. Никакой тебе платы!
  - Ты видела, что твои мальчишки сделали с моим озером?! - зашипела навка. - Я это так не оставлю! Я буду жаловаться!
  Кристина только сильнее надавила ей на руку:
  - Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю, курва?!
  - Ладно, ладно, отпущу их. Только заплати.
  - Теперь все, не заплачу. Ты ж чуть ребят не сожрала! Благодари еще, что Реджинальду ничего не расскажу!
  А потом навки как будто пошли помехами, как изображение на старом телевизоре, и вместо красивых девушек, перед Станей оказались распухшие и синие трупные тетки, от предыдущего вида навок у них остались только зубы. Сережа со Станей отшатнулись от воды, спрятались за Кристину. Она засмеялась:
  - Блин, мальчишки, ни на минуту вас оставить нельзя. Что вы с озером сделали?
  Навки нырнули обратно, Станя был уверен, что главная показала Кристине средний палец, перед тем, как погрузиться в воду. Кристина осматривала место происшествия, скелеты всякой живности ее явно веселили. Она сказала:
  - Ну, что, пацаны, вы лохи!
  Станя даже на нее не обиделся.
  - Что ж теперь делать-то?
  - Ну, Реджинальд все уладит, не волнуйтесь, - сказала Кристина.
  - Кристин, ты спасла нам жизнь! - торжественно сообщил Сережа.
  - Ладно, можете меня не благодарить. Лошки.
  Кристина легко подняла труп, который Станя и Сережа с таким трудом тащили вдвоем. Ничего себе. Слабые девчонки, ну-ну.
  - Пошли к машине. Чего теперь здесь тусоваться?
  - Ты бычара?!
  Странно, Станя думал, что милые молодые девочки-вампирши в основном резали вены, а Кристину, оказывается, убили.
  - Бычара - классно звучит! - засмеялась она.
  - А зачем нам труп? Мы ж не смогли его поднять.
  - Реджинальд любит, чтобы все было чисто, Бесхозный труп на улице, это ж проблема. Ну, с ментами как минимум. - пояснила Кристина. - В багажнике повезем.
  - А гаишники в ночи не пасут? - спросил Сережа.
  - Спорнем, они меня не остановят, - отмахнулась Кристина.
  В машине Кристина, спасшая их жизни, протянула им пакет из Макдака с едой и пачку влажных салфеток, чтобы стереть кровь. Использовав всю пачку, но все равно не почувствовав себя достаточно чистыми, Станя и Сережа с одинаковым рвением принялись выуживать из пакета жратву. И когда они уже готовы были в нее вгрызться, у Кристины зазвонил телефон. На рингтоне у нее стоял какой-то клубняк.
  - Алло? Ага. Ну, блин, как тебе сказать. И да, и нет.
  А потом Кристина обернулась к ним, протянула трубку Сереже, прошептала с очень серьезным видом:
  - Тебя к телефону.
  Сережа взял трубку. Сначала он долгое время кивал с умным видом, а потом заговорил, откашлявшись:
  - Да? Ага. Ну, не совсем.
  Он снова надолго замолчал, видимо, выслушивая Реджинальда, а потом сказал:
  - Я согласен.
  Станя все-таки вцепился зубами в свой бургер. Он-то думал, что не сможет жрать после попытки оживить труп, а тем более после встречи с навками. Но Станя, оказалось, многого о себе не знал.
   Глава 5. История об одиночестве в сети, старших товарищах и зловещих предзнаменованиях
  Вчера Сережу пытались съесть навки, а тысячелетний вампир официально нанял на работу, но даже этот бесценный опыт не мог сейчас помочь прекратить бояться физрука. Сережа так и мялся под дверью подсобки, не решаясь даже постучать, не то что вломиться внутрь, пока не услышал:
  - Заходи, Аверин!
  - А как вы догадались?
  А, ну да. Очень просто ведь. Владимир Игоревич Волков по емкому прозвищу Волк умел различать всех в школе даже не по голосам, а по шагам. Сережа со Станей однажды эксперимент поставили, когда у Волка было хорошее настроение: меняли походку, шаркали, прыгали, но физрук ни разу не ошибся и ни разу не открыл глаза подсмотреть. А все потому, что Волка прислали в школу ни больше ни меньше из ФСБ. В двухтысячном, когда Сережа еще вовсю ходил пешком под стол, а ФСБ уже было переформировано с учетом активности фриков и нежити в России, в нем сделали специальный отдел социальной поддержки. Сначала в школы приглашали только лекторов-теоретиков, в первом классе, Сережа помнил, что, как вести себя после темноты, им рассказали раньше, чем как переходить дорогу. А пять лет назад, после реформы образования, часть людей из отдела социальной поддержки отправили по школам. Старых, дышащих на ладан физруков выгнали, а вместо них в каждом спортзале появились мрачные, мускулистые дяди. Волк носил темные очки не снимая, даже в помещении, и точно так же носил татуировки на руках. Хотя попробовал он бы их, конечно, снять, а Сережа бы посмотрел.
  Патлач Александр жаловался, что после такой физкультуры им уже и в армии страшно не будет, девочки периодами натурально грохались в обморок, но Волк даже и не думал уменьшать количество кругов в кроссах или подходов в отжиманиях. Нормативы, как он говорил, были не прихотью, а шансом выжить. Сережа со Станей любили физкультуру всегда, а после прошлых трех дней особенно, но прогулять ее сегодня было просто необходимо. Выполнять нормативы с плохо заживающим вампирским укусом никто б не смог, даже эксперт Гордеев, который сегодня просто в школу не пришел.
  - Владимир Игоревич, - неуверенно начал Сережа все еще из-за двери.
  - Чего тебе, Аверин?
  - У меня это, ну справка. Освобождение на три недели.
  Если бы кто спросил Сережу, то три недели - это было слишком, даже для заживления вампирского укуса и восстановления спокойствия. Хватило бы недели, Сережа ужасно не хотел пробивать уроки с Волком.
  - Чем болеешь?
  - Владимир Игоревич, я...
  Трупы поднимаю. Рыб, уток, кошек и собак. Простите и, пожалуйста, не стреляйте. Волк ведь имел лицензию на ношение оружия, это-то все знали потому, что бумажка в рамочке висела на стене подсобки вместе с пистолетом в кобуре. Сережа с ужасом вспомнил, что, какая болезнь была указана в справке, он так и не посмотрел.
  - Ну-ну. Подвывих, значит, Аверин? - спросил Волк, садясь за стол.
  - Значит, - машинально откликнулся Сережа.
  - Где ухитрился?
  - Ну я... выходил в стойку на руках и не удержался, упал!
  - Вот прям не удержался, Аверин? - хмыкнул Волк. Он все знал! Он все понял про укус! Может, заметил края повязки или там еще что-нибудь. Но Волк продолжил явно не так, как следовало бы говорить ФСБ-шнику с теми, кого вампир покусал: - Постарайся в следующий раз удержаться, Аверин.
  Может, это был шифр? Скрытая угроза? Мол, если в следующий раз...
  - Свободен, Аверин. Приходи через три недели.
  Не веря в свое счастье, Сережа вышел из подсобки и чуть не сбил с ног подслушивавшего Станю. Станя чиркнул себя ладонью по горлу, давая понять, что если только Сережа пикнет, то им обоим конец.
  - Логинов, я знаю, что ты подслушиваешь, - донеслось из подсобки. - Надеюсь, у тебя никаких вывихов нет, потому что тебя ждет пятьдесят дополнительных подтягиваний на уроке.
  Станя промычал что-то невразумительное и вытолкал Сережу в коридор. Тяжело все-таки, наверное, стало ему жить после ведьминого проклятья.
  - Прости, брат, - на всякий случай сказал Сережа.
  - Завали и слушай, - зашептал Станя. - У 'Жатвени' этой, Реджиковского клубака, есть канал на 'Ютубе'.
  - И чего?
  - И того. Там какой-то молодец выложил видюшку с нами. Там ты с зомби на коленях, Гордеев с жующим его вампом и я с фриками, понимаешь ты или нет, баран тупой?
  С большим трудом Сережа понял, что Станя дежурил под подсобкой не потому, что волновался о друге, а может, и почти брате, а потому, что переживал за свою репутацию в скиновской тусовке.
  - Не очень понимаю. Когда ты успел узнать?
  - Патлач Александр в столовке всем показывал, пока ты тут ошивался.
  А вот стоило только обед пропустить! Сережа специально ушел пораньше от макарон, похожих на волосы семьи Логиновых, и от котлеток, похожих на лицо Аслана Хайсарова, чтобы поговорить с физруком, и кажется, тем самым разрушил свою школьную жизнь.
  Сашка Новиков пришел сегодня в школу с новой мобилой, сияющим финским совершенством по имени Nokia Lumia, и с самого утра показывал всем желающим, - впрочем, и всем нежелающим тоже, - забавные видео с целью продемонстрировать, как прекрасна цветопередача в его телефоне и как совершенно изображение на экране.
  Сережа сглотнул, спросил:
  - И что там теперь? Трешняк?
  Станя пожал плечами:
  - Ну, много чего. Девки жалеют Гордеева и думают после уроков идти к нему домой с тортиком. Зайцев вопит, что не хочет учиться в одном классе с трупной подстилкой.
  - Зайцев?
  Если уж даже молчаливый Зайцев, который вообще никогда не проявлял интереса ни к чему в школе, кроме разового внимания к Лапше Уваровой классе в пятом, официально выступил против рейзэров, то дело было совсем дрянь. Сережа даже не стал спрашивать о Новикове и
  Кузнецове. Как ни крути, плохо жилось фрикам. И скинхедам тоже, потому что Станя зашипел:
  - Ты понимаешь вообще, что теперь мне парни скажут? Ты понимаешь или нет?!
  - А мне что скажут? Треш какой, ты что думаешь, мне лучше?
  Как назло, тут мимо них, специально задев Сережу плечом, прошел Кузнецов. Уже у дверей спортзала обернулся, протянул:
  - Прикиньте, а Аверин - труповод!
  - Очень занятная история получается, - согласился выруливший следом за ним Новиков. Прозвенел звонок, потихоньку к залу стягивался весь класс. Девочки шептались так яростно, что даже заглушали смех что-то втиравшей Катюше Женьки. Хорошо бы, если хотя бы она не возненавидела фриков. Леха Ильин хрустел толстыми пальцами, Зайцев переглядывался с Новиковым.
  - Э... а откуда у тебя мертвый щенок был? - подал вдруг голос Хайсаров.
  И тогда Сережа не выдержал, завопил:
  - Из котлеток столовских, блин, выколупал! И ты попробуй, раз тебе предки собаку не могут купить! Поищи там, короче, может, и мобилу себе там найдешь приличную! И новый свитер! Ходишь год в одном и том же!
  Сережа почти пожалел, что сейчас рядом нет Гордеева, он бы мог пошутить снова про модную подружку и разрядить обстановку. Но рядом был только Станя, который слишком грузился своими будущими проблемами со скинами, и помочь Сереже было вообще некому. Так что ничего лучшего, кроме как просто убежать, Сережа не придумал.
  Но даже спокойно отсидеться в пустой курилке на четвертом этаже не получилось, потому что тут Сережу нашла англичанка. Учителя попротивнее периодами приходили сюда с рейдами, но Виктория Владимировна обычного такого себе не позволяла.
  - Я ж не курю ничего! И не прогуливаю. У нас физра. Мне ваша Кристина вчера сама справку отдала...
  - Тише, Сережа, не кричи, - прошептала англичанка. - Есть разговор.
  - Разговор? - бестолково переспросил Сережа, а потом случилось кое-что, что удивило его еще больше. Англичанка села рядом, прямо на пол, достала из сумочки пачку тонких сигареток с яблочным вкусом и попросила зажигалку.
  Мир сошел с ума, факт.
  - Так что случилось-то? - выдохнул Сережа, когда наконец обрел дар речи.
  - Ты вчера...
  Виктория Владимировна запнулась, прикусила еле тлеющую сигаретку. Вид у англичанки был такой несчастный, что Сережа даже забыл, как злился на нее. Ну, или у нее духи слишком вкусно пахли, чем-то таким сладким ягодным.
  - Я вчера вместо девушки поднял уток, лягушек и карасей, - подсказал Сережа, стараясь не втягивать воздух слишком уж шумно. Не хватало еще, чтобы англичанка заметила, что он к ней принюхивается.
  - И ты очень подвел Реджинальда.
  - Он не любит животных?
  - Ему пришлось расторгнуть соглашение с навками, которого он добивался почти два года. Вы со Станей и Кристиной нанесли оскорбление общине Калитниковского пруда, их глава подала заявление в профсоюз, и теперь ни одна навка не станет сотрудничать с либеральной партией вампиров России. Ты понимаешь, насколько это непоправимо?
  Где-то Сережа такое уже слышал. Сговорились они со Станькой, что ли?
  - Нет, не очень понимаю, - честно ответил Сережа. - А у навок есть профсоюз? В каком-нибудь аквапарке или что?
  Англичанка вдруг швырнула сигаретку вниз, скривилась, и стало до ужаса похожа на капризничающую Женьку Ветрову.
  - Аверин, прекрати паясничать!
  - Не кричите, блин, на меня. Привели ко мне мертвого мужика, а теперь еще голос повышаете. Хорошая учительница.
  Виктория Владимировна скривилась еще сильнее, так, как будто собиралась заплакать. Сереже даже стало стыдно, но не слишком надолго. В конце концов, он тоже мог бы зареветь, когда обнаружил у себя под подъездом ее дохлого муженька или когда увидел вчера, как очаровательная мертвая девчонка запихивает в багажник своей машины другую мертвую девчонку.
  - Сережа, ты что, правда не понимаешь?
  Сережа пожал плечами.
  - Ну, я не очень умный.
  - Либеральная партия - единственная, пытающаяся наладить межвидовую коммуникацию среди кадавров.
  А ты одним неосторожным действием свел на нет всю работу, которой несколько лет занимался не только Реджинальд, но и многие другие люди.
  - Люди?
  - Не придирайся к словам, Сережа. Навки, как, впрочем, и все преимущественно феминные общины нежити, очень обидчивы и склонны к поспешным решениям. Все договоры о сотрудничестве разорваны. И вряд ли партия выделит новый бюджет на повторный проект сотрудничества с ними, а задабривать их драгоценностями от 'Тиффани' за свой собственный счет не станет ни один либерал.
  - Навки любят 'Тиффани'?
  - 'Картье' еще, - вздохнула англичанка с явной завистью.
  - И у навок есть профсоюз? А у вампиров партии? С бюджетом? С договорами?
  - Аверин, прекрати меня дурачить. Ты мастер, глупо притворяться, что ты ничего подобного не знаешь.
  - Стоп, Виктория Владимировна. Вы меня с кем-то путаете.
  Англичанка спросила строго, как если бы Сережа домашку отвечал:
  - Ты поднимаешь мертвых, Аверин?
  - Ну как. Ну да. Четыре дня как поднимаю. Поднял кота, щенка и уточек с компанией.
  Виктория Владимировна выронила сумочку, которую все это время для успокоения нервов теребила в руках.
  - То есть как четыре дня?
  - То есть так.
  - И ты никогда не был чьим-либо сосудом? Никогда не учился? Щенок, которого ты положил, когда потерял не контроль над эмоциями, а контроль над ощущениями, был твоим вторым поднятым трупом?
  - Ну, да. Ну и я ж его не положил толком.
  Перед щенком Сережа до сих пор чувствовал вину. Бросил его неизвестно где, мертвого. Не попытался даже положить. Петровича, вон, хотя бы попытался.
  - Аверин, ты либо разыгрываешь меня, либо сам не понимаешь, что говоришь.
  Англичанка подняла сумочку наконец, стала щелкать замком. Вид у нее был уже не столько сердитый, сколько виноватый.
  - В общем, кажется, возникло недоразумение. Очень сильное недоразумение, в котором каждый из нас виноват в равной степени. Хочу предупредить тебя, что ты несешь ответственность за случай с навками...
  И тут до Сережи наконец дошло, что вообще происходило. Он как завопил:
  - Это же угроза! Эй! Алло! Это угроза! Вы моя училка! Вы мне угрожаете!
  Вот бы Волк оказался случайно здесь и спас его. Вот, пожалуйста!
  Виктория Владимировна приложила палец к губам, зашикала на Сережу.
  - Успокойся, Аверин, и выслушай меня до конца. Если ты действительно говоришь мне правду, то бояться тебе нечего. Все, что от тебя требуется, это сопроводить нашего нового рейзэра сегодня, сделать все, что она скажет и помочь по мере необходимости.
  - У вас новый рэйзер? Но зачем я вам тогда вообще?
  Виктория Владимировна прищемила себе замком сумочки ноготь и зашипела, и Сережа все никак не мог отделаться от мысли, что она и Женька выглядят ровесницами. Только вот Женька Ветрова Сережиной жизни не угрожала, как только перестала хотеть тусить в вампирском квартале.
  Наконец англичанка сказала:
  - Если ты настолько начинающий мастер, насколько ты говоришь, она станет тебя учить.
  - Что значит 'если'?
  Виктория Владимировна достала телефон, стала копаться в нем, не обращая внимания на Сережины расспросы. Быстро же у нее муки совести прошли. Как насморк!
  - Будут через пятнадцать минут, как раз на перерыве. Станя пусть тоже поедет с тобой, на тот случай, если тебе понадобится жертва, - заключила Виктория Владимировна, закончив обмен смс-ками неизвестно с кем. Наверное, с загадочной дамой-рейзэром. И кем-то еще, раз англичанка сказала 'они'.
  - Погодите. Стойте. Если они будут через пятнадцать минут, а вампирский район на Трубной, то она уже давненько выехала. Еще до того, как мы с вами начали болтать. И, скажите мне, наконец, честно, зачем этот рейзэр сюда едет?
  А может рейзэр хочет его прикончить за навок или там выставить долг? Заставить скупить весь магазин 'Тиффани' или там 'Картье', например, или рассчитать едой. Мясом. Своим собственным, блин!
  - Вы меня опять подставили, Виктория Владимировна? - спросил Сережа, тщетно надеясь, что сейчас на лестнице появится Волк и полиция и арестуют англичанку за все хорошее.
  - Я не подставляла тебя, Сережа.
  Ага, судя по голосу, ей опять стало стыдно. Так ей и надо!
  - Ты сам себя подставил.
  А судя по репликам - так ни разу. Небось, как вышла замуж за труп, так и не знает, что такое раскаянье! Прозвенел звонок, англичанка стала подталкивать Сережу к ступенькам.
  - Иди, иди, а то еще придет кто-нибудь, подумает...
  - Что-нибудь! - подхватил Сережа и истерически засмеялся. Очень уж здорово он струхнул.
  - Успокойся, Сережа, если ты не врешь мне, то ты в безопасности. Послушай, белый Пежо с якутскими номерами припаркуется за поворотом, напротив черного входа, постарайтесь со Станей так сесть в машину, чтобы остальные дети вас не увидели.
  - Звучит, как в фильме про маньяков! - сказал Сережа. Хотя, на самом деле, ему уже и любопытно стало, что там за рейзэр, что за дела. И он ведь действительно не соврал англичанке, бояться ему было нечего. Опять же, Виктория Владимировна официально давала им со Станей добро пробить два последних урока: геометрию и ее же английский. Сережа спросил:
  - А вы нам 'энки' не поставите?
  - Иди уже, Аверин! И я тебя умоляю, в этот раз слушайся рейзэра, никакой самодеятельности.
  Можно подумать, что вчера Сережа не делал только то, что ему говорили. На третьем этаже Сережа запрокинул голову и заметил еще, как англичанка вытирает уголки глаз. Плакала, что ли? Так ничего и не поняв, Сережа отправил Стане смс с просьбой ждать во дворе, прихватив курточки, а так же напоминанием о том, что Гитлер все еще хайль. Сам он проник на улицу, ввинтившись в окно в туалете на первом этаже, чем очень порадовал наблюдавших за зрелищем пятиклассников. Но, конечно, главной его целью было не веселить детей, а замести следы. Как англичанка и попросила.
  Перемахнув через забор, отделявший школьный двор от свободного внешнего мира, Сережа отправил Стане еще одно сообщение, уточнил, куда поворачивать и какую машину искать, а так же попросил оба сообщения после прочтения удалить. Осторожность - мама успеха и бабушка героизма. Обнаружив белый Пежо на названном месте, Сережа заодно обнаружил, что Станя выполнил все его поручения, вот прямо сейчас стоял, привалившись спиной к забору школы, и удалял сообщения.
  - С ума сошел, друган? - поинтересовался Станя, отдавая Сереже пальто и щелбан.
  - Все круче. Срочная вампирская работенка!
  - Да тише ты, баран! - зашикал Станя, как будто рядом уже были его насмотревшиеся видюшек из 'Жатвы' друзья-скинхеды, которые его больше не одобряли.
  Белый Пежо подмигнул им фарами, как будто подслушал разговор. Если бы машины умели улыбаться, то наверняка эта бы сейчас вот так вот и поступила. Дверь со стороны водителя открылась, и наружу вышел... вампир. Да, сомнений быть не могло, вампир. Сережа машинально глянул на часы, но было, как и ожидалось, начало первого. Потом глянул на небо, пусть и пасмурное, но еще более чем светлое. И снова перевел взгляд на вампа, который не думал гореть заживо или убегать в ближайшую темную нору.
  - Добрый день, - сказал вампир с прямо-таки анекдотично сильным прибалтийским акцентом, растягивая гласные и смягчая согласные. Наверное, не горел вампир только потому, что был эстонцем! До него еще просто не дошло, что он гуляет тут в дневном свете.
  - Вы, должно быть, Сергей и Станислав.
  - Станя, - сказал Сережа, а Станя в свою очередь промычал:
  - И Сережа.
  Вчера они изобрели эту нехитрую тактику, когда ломали голову, как представиться Кристине, притом не называя ей своего имени лично и не подвергая себя риску. Ведь когда они называли друг друга, то, в теории, ничем не рисковали. В той же теории вампиры, впрочем, должны были спать днем и бояться света.
  - Ивас, - сказал вампир, и Станя уже начал бурчать 'И нас тоже...', когда понял, что это было вампирское имя. Вампир протянул Сереже визитную карточку, аккуратную и очень обычную. Прямоугольник из простого тонкого картона, никакого запаха смерти или там пятен крови, карточка как карточка, только написано было на ней не по-русски и не по-английски.
  - Это чего такое? Заклинания? - спросил Станя.
  Вампир по имени Ивас вздохнул:
  - Это есть подтверждение того, что я работаю у Реджинальда Соколова. А еще там написано, что я пи-эйч-ди студент из Латвии, профиль моих научных исследований и контакты.
  - Чего-чего-чего? Какой студент? Ты же трупняк, как ты можешь учиться?
  - А какой профиль твоих научных исследований?
  - Сережа!
  - Ну, интересно стало.
  Вампир Ивас был невысоким, немногим выше Сережи, и смешным. Наверное, все дело было в очках в старомодной металлической прямоугольной оправе, которые любого бы сделали смешным. Сережа не знал еще ни одного человека, живого или мертвого, кто хорошо бы выглядел в очках на носу. Именно по этой причине свои он держал в глубочайшем секрете. Еще у вампира была мятая тенниска с короткими рукавами, выдававшая в нем плевавшего на погоду мертвеца, и неопрятная прическа, как будто он умер, не успев забежать в салон, и так с самого момента своей смерти все еще не находил времени подстричься. А может, так оно и было. Ивас выглядел как типичный сумасшедший ученый, только мертвый.
  - Я занимаюсь исследованиями в области метасоциологии, - пояснил Ивас. - Прохожу в России стажировку и собираю материалы для диссертации. У вас ведь единственная страна мира, где до сих пор не закончен процесс формирования законодательной базы по делам кадавров.
  - Чего-чего-чего? Хотя блин, да неважно, ты вамп и в тебя шпарит солнце! Почему ты до сих пор не спекся?
  Говорил Станя так обиженно, как будто Ивас похитил у него все новогодние подарки прямо из-под елки, а потом заодно и всю систему мировоззрения украл.
  - Солнечный свет является аллергеном для большинства кадавров. Однако кровососущие кадавры со специализацией на ментальном влиянии на магическое поле могут позволить себе перестраивать часть собственного поля для блокирования аллергена.
  - Кто?
  - Чего могут позволить?
  Ивас поправил очки, сказал строго, как и полагалось ученому:
  - Некоторые из тех вампиров, что называют себя наставниками, а вам, скорее всего, известны как... э, как же это будет по-русски... а, да, мозговики! Так вот некоторым и мне в их числе, солнечный свет безвреден. В силу того, что большинство вампиров работает в ночное время, мы, безусловно, обычно спим днем, но иногда можно позволить себе сократить часы отдыха ради срочной работы.
  Станя стоял с округлившимися глазами и отвисшей челюстью, и Сережа подозревал, что и сам он занят был примерно тем же. Неожиданно открылась дверца Пежо у переднего пассажирского сиденья, мелькнуло и почти сразу же спряталось лицо белокурой женщины лет сорока, того самого рейзэра, наверное, о котором англичанка говорила. Женщина сказала что-то такое непонятное и певучее, что это уж точно должно было оказаться заклинание.
  - Триин просит поторопиться. Вернее, настаивает, - пояснил Ивас. - Или я бы даже сказал, приказывает.
  - Я в одну тачку с вампами не сяду, - пробурчал Станя. И Сережа его отлично понимал: одно дело было ехать вчера с Кристиной в заранее оговоренное место по заранее оговоренному делу, и совсем другое - влезать в машину, где нежити может оказаться целое гнездо. Да еще и после того, как на видео его запалили рядом с фриками. Сам Сережа после угроз англичанки тоже побаивался.
  Хотя, вообще-то, особенного присутствия нежити Сережа не чувствовал. Не было того удушающего ощущения, которое появлялось рядом с Реджинальдом, не было брезгливости, которая сопровождала боярина. Ивас скорее всего был просто совсем недавно мертв, Сережа готов был поспорить на свой велик, что не больше десяти лет. На приставку он мог поспорить, что вампирский стаж Иваса меньше пяти лет. Но о том, что было в машине, Сережа даже догадок не имел. Может, мешало железо, отделявшее их друг от друга, а может и нежелание твари из машины быть узнанной.
  - Триин и Кайри - приглашенные Реджинальдом Иоанновичем рэйзер и ее сосуд, соответственно. Вам ничего не угрожает, - сказал Ивас, видимо, понимая, почему Станя с Сережей не спешат прыгать на заднее сиденье и мчаться по тайным вампирским делам.
  - Там мы ему и поверили. Вчера нам тоже ничего не угрожало, но нас чуть не поели навки, - промычал Станя.
  - Я совершенно не знаю, как вам доказать, что это именно о нас должна была сегодня вас предупредить ваша учительница...
  - И жена Реджика, - подхватил Сережа. Последнее гораздо полнее характеризовало бы ее. Настоящая учительница ни за что бы не привела в гости к школьнику вампира, которому за тысячу лет, да и вообще любого вампира, не стала бы угрожать и уж точно не отправила бы детей в одну тачку с нежитью.
  Тут Станя удивил всех, а особенно Иваса.
  - Вены покажи, трупарь.
  Сережа, правда, не въезжал, чем демонстрация вен вампира может их обезопасить, а вот Ивас даже заулыбался:
  - Очень хорошо, Станя. Пожалуйста. Сережа, ты тоже, пожалуйста, смотри.
  - А смысл?
  - Убедитесь, что я сыт и вас не трону. Не смогу тронуть. Организм вампира вмещает только определенное количество крови за один раз.
  Вены у него на тощих руках были самыми обычными, едва выступающими, разве что на обоих запястьях их пересекала путаница белых шрамов. Значит, Ивас действительно вскрыл себе вены и кто-то поднял его и сделал вампиром-ботаном.
  Наконец Сережа осмелился приблизиться и заглянуть в машину. На переднем сидение все еще была белокурая женщина, в ореоле своих слишком светлых и слишком коротких кудрявых волос напоминавшая одуванчик. Она молчала и постукивала ногтями по приборной панели. Даже снаружи Сережа заметил, что руки у нее огрубевшие, как после долгой возни в саду. Или на кладбище. Под ногтями у нее были темные полоски, как будто она прямо руками рылась в могилах. Может, и правда была рейзэром?
  На заднем сиденье, явно стараясь держаться так далеко от женщины, как только можно, сидела девчонка, с виду их со Станей ровесница. Или даже младше. Она тоже была светленькая, но на женщину, которую Ивас называл Триин, она совсем не была похожа. Девочка сидела с закрытыми глазами, слушала музыку на телефоне, упоенно шепча в такт песне. У нее были наушники в виде божьих коровок, и почему-то этот факт сразу убедил Сережу, что девочка-то точно живая.
  - Ладно, - сказал он и Ивасу и Стане. - Мы поедем, но ненадолго. Родители будут волноваться.
  - Понимаю, - кивнул Ивас, но издевался он или правда понимал, Сережа так и не въехал.
  Сидеть рядом с девочкой в наушниках Станя отказался наотрез, так что посередине пришлось устраиваться Сереже. Он поздоровался с женщиной, сказал 'Привет' и 'Классные наушники!' девчонке, но ни та, ни другая на него никак не отреагировали. Стремительно пересыхало в горле, а ладони становились влажными, и Сережа понял, что не только боится, но и ужасно их всех стесняется. Тогда Сережа поступил, как всегда делал, когда ему было стыдно и неловко. Стал задавать вопросы.
  - А мы едем снова поднимать... ну ту... вчерашнюю девушку? Делать из нее навку?
  - Эй, - сказала женщина.
  - Извините, если чего...
  Ивас фыркнул:
  - 'Эй' значит 'нет'. Триин более-менее понимает русский, но сама говорит плохо.
  - А мы будем поднимать мертвых?
  - Эй.
  Значит, нет. Бывают же счастливые дни!
  - А опасно будет?
  - Я.
  - Что ты, блин? - надулся Станя.
  - 'Я' значит 'да', - пояснил Ивас.
  Тогда Сережа так струхнул, что спросил первое, что в голову пришло:
  - А мы скоро приедем?
  Тут уже и Станя не выдержал:
  - И куда мы вообще едем?
  - На Лазаревское кладбище, - ответил Ивас.
  - На какое-какое?
  - Куда?
  Перечень практически всех кладбищ Москвы наизусть знал любой Сережин ровесник. Так вот Сережа готов был поспорить, что Лазаревского кладбища в этом списке нет сейчас, а может быть, и не было никогда.
  Ивас вел осторожно и очень медленно, совсем не так, как Кристина, казалось, что он рассчитывает каждое действие, каждое движение, а потому они тащились на сорока километрах в час. От дороги Ивас не отвлекался, рейзэр не говорила по-русски, девочка рядом с Сережей не снимала наушников, так что ответа пришлось ждать долго. Только у светофора Ивас сказал:
  - Фестивальный парк.
  - Чего-чего-чего?
  - И что это значит?
  - Вы разве не москвичи? - спросил Ивас. Кажется, он осуждал Станю с Сережей за недостаточную любовь к их необъятному городу.
  - Мы из Новокосино, блин. Нет, блин, мы не москвичи, - промычал Станя.
  - Не уверен, что понял вас.
  - А тебе и не надо понимать, трупарь!
  Станя всегда был не особенно веселым, но сегодня просто даже собственные рекорды побил. Или он так сильно волновался, не наткнутся ли то видео скинхеды, или просто количество мертвецов, знакомство с которыми он мог выдержать за неделю, оказалось уже превышено.
  Триин бросила Ивасу фразу короткую, отрывистую, но при этом все равно протяжную и красивую по звучанию. Странный был язык, как будто созданный для заклинаний и всего такого магического.
  Сережа тогда предпринял очередную попытку разговорить девчонку:
  - Кайри? Тебя же Кайри зовут? А вы откуда? У вас язык такой зашибенный!
  Наушники не сдвинулись с места, как и их владелица.
  - Кайри не знает русского, - сказал Ивас. - Пожалуйста, послушай меня, Сережа, Триин просит тебя и твою жертву употреблять только профессиональную терминологию. Называть вампира трупарем - неэтично.
  - Но правдиво, - добавил Станя.
  - Вовсе нет, - сказал Ивас, впервые отвлекаясь от дороги и оборачиваясь к заднему сидению. Кажется, он был здорово обижен.
  - Слушай, Ивас, друган, мы просто не знаем этой вашей терминологии, - поспешил пояснить Сережа. - Все говорят трупари, и мы говорим. Все говорят труповоды, и мы говорим.
  - Все говорят трупные подстилки, и мы говорим, - продолжил Станя. Наверное, очень сильно злился.
  Ивас прокашлялся:
  - Вы есть оскорбительно говорить! Оба! Видимо, порядок слов в русском он забывал, когда огорчался и нервничал.
  - Правильно будет кадавры и рейзэры. Трупарь - это низший уровень развития кадавра, поднятое тело, не обладающее никакими магическими особенностями.
  - Зомби? - спросил Станя.
  - Нет, трупарь. Так же это довольно весомое оскорбление среди кадавров.
  - А кадавр что такое? - спросил Сережа. Новых слов было слишком много, как и тонкостей в понимании этих слов.
  - Нежить, - вдруг сказала Триин. Не подпрыгнул от неожиданности Сережа только потому, что произносила она слово из двух слогов так долго, как он сам бы говорил слово 'скотоложница', например.
  - Совершенно верно, Триин. Благодарю за подсказку. Все, что обыватели привыкли называть нежитью, носит название кадавр.
  - Завали, ботан, никому не интересно, - сказал Станя.
  На самом деле, Сереже было интересно, но он решил Станю лишний раз не злить. Потому что со Стани Логинова сталось бы выскочить из машины на полном ходу, если бы его что-то разозлило достаточно сильно. От безделья Сережа стал смотреть в окно, следить, как проносились мимо темные, низкие облака и одинаковые коробки домов, похожие на домино. Только толкни один, и все развалится.
  Перерезанное проводами небо, машины в шесть рядов, районы-кварталы, прямо как в песне, и жилые массивы тоже, которые были Сереже одновременно и незнакомы совершенно, и знакомы, потому что из таких вот одинаковых районов-кварталов и жилых массивов тоже Москва состояла целиком, как человек из клеток. Нет, надо было все-таки узнать, куда они едут, чтобы в случае чего придумать план бегства.
  Сережа достал телефон и спросил у всезнающего Гугла, где находится Фестивальный парк. Оказалось, что рядом с метро 'Марьина роща'. Ну, конечно же, вампир вез их поближе к вампирскому кварталу. Станя сначала заглядывал Сереже через плечо, потом отобрал телефон.
  - Козлина, не то спрашиваешь.
  Станя набрал в строке запроса 'Лазаревское кладбище', нажал на поиск, и получил множество ссылок. Значит, кладбище все-таки существовало, радовал уже тот факт, что Ивас их не обманул и не заманивал теперь куда-нибудь в смертельную опасность. Читать через Станино плечо да еще и с плохим зрением было не особенно удобно, так что в основном Сережа выхватывал только разрозненные фразы. 'Пришло в запустенье в начале ХХ века', 'Пользовалось у москвичей дурной славой в связи...'. 'Стало притоном для криминала, а также для фриков, подвергавшихся гоненьям советской власти', 'Облава состоялась...', 'Закрыто в начале тридцатых годов', 'Окончательная ликвидация произошла в 1936 году, могилы сровняли с землей и засыпали солью и пеплом'. 'На территории кладбища открыт парк 'Фестивальный...'
  Интересная история. Значит, как такового кладбища там и нет?
  Дальше статьи становилась все мрачнее, в них появились 'многократные случаи разупокоения могил, которые находились прямо под детскими площадками' и 'явления призрачного характера с летальным исходом'
  - Слышь, трупарь, машину останови, - сказал вдруг Станя и сунул телефон обратно Сереже.
  - Что-что?
  - То-то, трупарь. Мы никуда не поедем.
  Триин снова что-то сообщила, но больше ее диковинным языком Сережа не интересовался. Были дела и поважнее.
  - Станя, я отвечаю за вашу безопасность сегодня, как Кристина отвечала вчера, и в свою очередь гарантирую вам, что вы...
  - А где Кристина? - чуть ли не завопил Сережа, вспомнив, как англичанка говорила, что Кристина тоже виновата в расторжении договора с навками. А что если с Кристиной из-за них беда?
  - Спит ваша Кристина, не нужно так беспокоиться, - сказал Ивас, но не нужно было становиться крутым фриком, чтобы врубиться, что все трупарь врет.
  - В каком смысле спит? - спросил Станя, и Сережа подумал, что, наверное, Кристина первый и последний в жизни Стани мертвец, чьей судьбой он заинтересовался.
  - В таком. В таком, как и ты спишь. Успокойтесь. В конце концов, Реджинальд Иоаннович вас нанял, вам платит и вам следует выполнять свои должностные обязанности.
  - Ничего мне еще не платили, - сказал Станя.
  И тогда Ивас сделал нечто невероятное. Достал кошелек и протянул Стане конверт с логотипом Сбербанка России. Они как раз въехали в приличную пробку, можно было не смотреть на дорогу, и вампир счел возможным вручить Стане его мечту во плоти.
  - Здесь десять тысяч пока что, пять за твои вчерашние услуги и пять за сегодняшние.
  Машина ползла с черепашьей скоростью, а теперь и вовсе остановилась. Стане ничего не стоило выскочить сейчас, но он сидел неподвижно. Потом все-таки протянул руку, взял конверт, разорвал, достал карточку и стал вертеть ее, рассматривать на свет и просто так.
  - Реально десять косарей? - спросил он наконец. - Как я узнаю, что вы меня не обманываете?
  - Десять кого? - заморгал Ивас.
  - Косарь - это тысяча, - объяснил Сережа. Надо же было тоже как-то принимать участие в событиях!
  - Если там ничего нет, я тебя найду и урою, трупарь, - сказал Станя, бережно пряча карточку во внутренний карман куртки. - Понял?
  Кажется, эвакуация отменялась.
  - Мы остаемся? - зашептал Сережа Стане. Тот пожал плечами:
  - Если трупарь завезет нас на 'Макавто' еще. Ты ж в школе ж не поел толком.
  Братские чувства, конечно, у Стани проявлялись очень странно. Как-то избирательно.
  - Трупарь вас никуда не завезет, - сказал Ивас еще более обиженно.
  - А вампир Ивас нас завезет? Пожалуйста, - нашелся Сережа. Ивас расплылся в улыбке, и высунувшиеся клыки чуть ли не прокололи ему губу.
  - Пожалуйста, - согласился он. - Вот это совсем другое дело.
  Станя опять надулся, судя по всему, вид довольных трупов его злил еще больше вида обиженных трупов, но ничего не сказал, только сунул руку во внутренний карман. Сережа был готов поклясться, что Станя гладил свою банковскую карточку, и Сережа отлично понимал, почему. Кроме того, перспектива скорой встречи с бургерами и картошечкой кого угодно могла сделать добрее.
  - Быстрее, козлины! - скандировал Станя, прилипнув носом к окну, и тыкал средний палец всем машинам, которые мешали ему приблизить долгожданное свиданье. Наконец, Ивас свернул на перекрестке, и Сережа заметил вожделенную желтую букву 'Эм', стрелочку и надпись 'пятьсот метров'. Даже если жуткое Лазаревское кладбище существовало под детским парком, и если им все равно пришлось бы туда ехать и умереть, нужно было сначала подкрепиться. Странное дело, но такого мнения были не они со Станей одни. У окошка 'Макдональдса' девочка наконец вытащила наушники и потребовала 'биг тэйсти', и наггетсы, и картошку по-деревенски, большой шоколадный коктейль и еще вишневый пирожок, чем заслужила Станино безоговорочное уважение. В его-то списке наггетсов не было. Не влезли бы. Рейзэр и Ивас ограничились американо, а значит, о чудо из чудес, вампиры могли употреблять всякие жидкости, а не только кровь! Можно было смело приглашать Кристину выпить кофе, был бы только шанс с ней увидеться снова.
  Станя не позволил Ивасу прикоснуться к пакетам с их едой, хотя вчера ни капли не протестовал, когда принимал пакет из рук Кристины. Может, он бы одобрил Сережино желание сводить Кристину на кофе. Если только, конечно, ей не двести лет окажется. Странно, но возраст Кристины Сережа определить вчера не смог. Естественно, она не была такой старой, как Реджинальд, потому что таких старых вообще мало водилось в мире, но она и не была вампиром-младенцем, как Ивас. А может она просто Сереже слишком понравилась, и все его недавно обретенные фриковские умения дали сбой.
  Пока машина стояла в очередной пробке, все успели расправиться с едой, и самое время было вернуться к очередному приступу страха. Вытерев руки, Сережа снова достал телефон и начал уже сам читать о Лазаревском кладбище. Приколы были один лучше другого. Пропавшие тетки, которых подозревали в ведьмовстве и тела которых потом находили распятыми на детской площадке. Прямо на горке, на которой накануне катались малыши. Бандитские разборки с применением магии. Облавы чекистов с расстрелом фриков, оказавших сопротивление. Странно было, что все истории, выпадавшие по запросу 'Ужасы на Лазаревском кладбище', были старыми, не позднее восемьдесят пятого года. Все громкие дела, связанные с Лазаревским кладбищем, заканчивались в Советском Союзе, как будто после перестройки все фрики дружно договорились в Фестивальный парк не соваться. Не сказать, что Сережа не поддержал бы такую идею. Если даже в лихие девяностые и двухтысячные, когда кладбища разупокаивали целиком, а кварталы выедали до последнего бездомного котика, какое-то место все фрики предпочитали обходить стороной, значит, на то у них были причины. И Сережа склонен был верить, что веские.
  Правда, был еще такой вариант, что на Лазаревском кладбище до сих пор что-то творилось, но что-то настолько ужасное и секретное, что даже в Интернет не попадало. Вариант этот Сереже нравился еще меньше предыдущего, и думать о нем совсем не хотелось. Он пугал до икоты и попыток выпустить колу через ноздри, чего делать совсем не стоило, пока рядом сидела загадочная Кайри. Трижды Ивас сворачивал не на тех улицах, и приходилось возвращаться на Рижскую эстакаду. Сережа даже включил навигатор и пытался Ивасу помочь, и за всеми этими треволнениями, Сережа начисто забыл о неприятностях с навками.
  Наконец за окном Сережа различил гряду облысевших к зиме деревьев и табличку 'Фестивальный парк'. Не похоже было, что в последние пятьдесят лет там кто-нибудь проводил фестивали, кроме фестивалей человеческих жертвоприношений. Ни одного ребенка вокруг, хотя до наступления темноты было еще полтора часа, и, что еще более показательно, ни одного пробивавшего школу или университет подростка. Даже голосов было не слышно, в этом Сережа убедился, когда Станя приоткрыл окно со своей стороны.
  - Треш какой-то, - сказал Сережа, глядя на табличку с белыми буквами на ярко-синем фоне над входом в парк. Решетки на воротах были какие-то особенно мощные, такие обычно ставили не в парках, а на кладбищах. А ну да, это же и было кладбище, а не парк. Сережа не удивился бы, окажись на воротах замок. Рядом не было припарковано ни одной машины, не было урн, не валялось мусора, ничего не было, что свидетельствовало бы о человеческой активности. Тем не менее, решетки не были ржавыми, а табличка сияла яркими красками, как будто обновляли ее совсем недавно. Кому мог понадобиться пустой парк, где никогда не бывает детей, собак, влюбленных парочек и бабушек на лавочках? Ответ Сереже не понравился. Было подозрение, что такой парк мог бы служить прикрытием каким-нибудь темным делишкам с участием городского муниципалитета. После того, как оказалось, что у навок есть профсоюз, Сережу бы никакая большая политика в мире нежити не удивила.
  Рейзэр вышла из машины первая, какое-то время стояла одна, прислушиваясь или присматриваясь или и то, и другое, а потом махнула Ивасу, а сама вытащила Кайри чуть ли не за шкирку, рывком поставила на ноги рядом с собой. Станя с Сережей поспешили выбраться сами. Почему-то очень сильно не хотелось, чтобы Триин прикасалась к кому-то из них. Она, конечно, была очень живая и очень симпатичная тетя, говорившая на красивом языке, но магически она Сереже совсем не понравилась. Было в ней что-то такое, как в человеке, который вовсю кашляет и чихает в метро. Понимаешь, что навредить тебе он никак не может, особенно если стоит не так уж и близко, а дыхание все равно задерживаешь. Так и с Триин было, даже стоя по другую сторону машины от нее, Сережа невольно задержал дыхание и заметил, что сделал это, только когда в груди начало жечь.
  - Ну что ж, - сказал Ивас, явно нервничая, - пройдемте.
  - А что делать-то надо? - спросил Сережа. И тут Станя заржал, громко и как-то отчаянно, такого смеха Сережа от него никогда не слышал.
  - Проходить, что непонятного?
  И тогда Сережа понял, что боится Станя не меньше, а может даже и больше, чем он сам. И что Стане так же брезгливо быть рядом с рейзэром, а может, даже и больше. Сережа не знал, почему: от того, что Станя был скинхедом, или от того, что стал его жертвой, но знал наверняка.
  - Блин, брат, ты прости меня, что я тебя во все это втянул, - зашептал он, когда рейзэр и Ивас уже зашагали к воротам. Кайри-то русского все равно не понимала. Рейзэр обернулась, глянула на девочку, вроде не сердито и не строго, но та вдруг рванула с места, поравнялась с Триин и засеменила рядом, не отставая уже ни на шаг.
  - А у тебя кто будет прощения просить? - сказал Станя очень серьезно. - Реджик?
  - Скорее, жизнь. Трешняк.
  Забавно оказалось, что слово 'трешняк' Сережа произнес ровно в тот момент, когда переступил границу парка. Границу, черту кладбища. То, что это кладбище начиналось прямо за воротами и тянулось, петляло вглубь, не было сомнений. Похожее ощущение бывало у Сережи на уроках математики, с самыми простыми задачами, когда точно знаешь решение, знаешь, куда девать все эти иксы с игреками и уже почти видишь ответ. Такое бывало и на английском, когда в памяти всплывала слышанная в песне или в фильме фраза, даже обрывок фразы, который идеально подходил под ситуацию. В школе Сережа никогда не учился усердно, да и вообще учился редко, но такие озарения у него бывали. Так же и с рейзэрством. Так было вчера, так стало сегодня и, наверное, так будет всегда.
  Сережа остановился прямо под надписью 'Фестивальный парк' не в силах сдвинуться с места, потому что дальше везде были могилы, смерти, кости. На самом деле, дальше были асфальтные дорожки, очень чистые, без прелых листьев и даже без тающего снега, были подгнившие газоны, увенчанные уродливыми фигурками животных, голые деревья и даже детская площадка. Но это все сверху. А внизу, под тонким слоем земли, сколько Сереже хватало умений почувствовать, были старые кости, кости, кости, как на гигантской распродаже костей. И еще кое-что, непонятное и очень недоброе. Сережа с трудом представлял себе, что может быть еще более недобрым, чем смерть, но оно было. Оно существовало там, внизу, да и сверху тоже, и вряд ли оно было радо тому, что к нему пришли гости. Непрошеные гости. Ивас и дамы отошли достаточно далеко, Сережа схватил Станю за рукав и зашептал:
  - Друг, ты даже не знаешь, как мы влипли. Мы попали на навок! Это как попасть на бабки, только хуже! Реджик недоволен! Англичанка грозится! У них есть профсоюз! У навок, а не у Реджика с англичанкой, конечно! И мы их обидели! А они обиделись на вампов! Реджик кидает предъявы! Не знаю, что с нами должна сделать эта тетка, но она что-то сделает, потому что англичанка думала, что я крутой фрик, а не Петровича поднял...
  Глаза у Стани круглели и круглели, но он ничего не говорил, только кивал в такт Сережиным словам.
  Наверное, осознавал, насколько они попали.
  - Мальчики, пожалуйста, не отставать! - окликнул их Ивас. Станя потащил Сережу за вампиром и рейзэрами, потому что, как бы сильно ни было попадалово, потеряться на таком страшном кладбище было бы еще хуже. Наверное, даже Ивас это понимал, раз начал снова слова путать. Сережа с трудом поспевал за Станей, потому что все время глазел по сторонам. Что-то было в этом парке не так, что-то, что просто вопило, что это совсем не тот парк, где следует гулять, пить пиво на лавочках и играть в бадминтон там. Но что именно, Сережа не понимал. С виду-то все было чин чином, очень прилично.
  Только когда они догнали Иваса, Сережа заметил, что в парке слишком чисто. Не было окурков и оберток от шоколадок, пустых бутылок, смятых жестяных банок, кожуры от семечек под лавочками. И самих лавочек тоже не было. Во всем парке, сколько Сереже хватало его не самого лучшего зрения, не виднелось ни одной лавочки. Как будто те, кто Фестивальный парк проектировал, очень хорошо понимали, что торчать в нем долго никто не захочет. Триин с Кайри шагали впереди, Ивас уважительно отставал на пару шагов и все пытался поравняться со Станей и Сережей, но фиг ему. В таком жутком месте Сереже меньше всего хотелось бы шагать плечо в плечо с вампиром. Сережа сунул руку в сумку, нащупал нож, который ему вчера вручила Кристина. Он долго сомневался, брать ли нож в школу, в итоге замотал его в слой газет и засунул на самое дно сумки. Дома оставить нож просто он просто не смог, никак не удавалось отделаться от мысли, что ножик наделен собственной волей и как только Сережа уйдет на уроки, тот отправится резать соседей. Конечно, это была не воля, а поле, собственное поле, которое излучал ритуальный нож, созданный в свою очередь каким-нибудь фриком, и поле это явно Сережиному не подходило, и вообще не было к людям расположено. Но сейчас лучше было какое-то, чем никакое. Триин сошла с дорожки на газон, но вряд ли сейчас бы за ней побежали смотрители парка с воплями 'По газонам не ходить!'. Очень не хотелось признаваться себе, что Сережа понимал, куда она идет и почему. У входа на кладбище было много костей, но совсем старых и смешанных, ни одной целой могилы там не осталось. Наверное, мертвецов у входа поднять не смог бы никто, а если бы и смог, то получилось бы жуткое чудовище, смешанное из кусочков их всех разом. А Триин шла туда, где внизу оставались почти нетронутые могилы, просто засыпанные землей, убранные с глаз долой. Гордеев сказал Сереже, что все фрики чувствуют смерть, но не сказал, что это будет вот так вот. Неприятно, непонятно. Как смотреть на рыбок в океанариуме: да, они хорошенькие, да, они ярких цветов, но они существуют по каким-то только им понятным законам. Точно так же вела себя смерть: Сережа ее не видел, но ощущал, и хотя, конечно, она не была хорошенькой или яркого цвета, но зато существовала по своим законам.
  Смерть существовала, смешно, конечно, но так все и было. Стоя на прелой траве, которая росла прямо из чьих-то костей, Сережа слишком хорошо понимал, что смерть именно существовала. И здесь - повсюду.
  Триин остановилась у небольшого серого камня, слишком чистого, чтобы оказаться просто камнем из парка, и слишком странно расположенного, к тому же. Да это же никакой и не камень был! Это было надгробие, уцелевшее надгробие, с которого просто сбили имя и годы жизни. Сережа поежился.
  - Сиин, - сказала Триин, проводя раскрытыми ладонями буквально в миллиметре над надгробием. Но прикасаться - не прикасалась, и правильно делала, как Сереже казалось. Камень выглядел как... как человек со снятой кожей, который еще не умер, но уже страдает так, что лучше бы ему было умереть. Нечего в такое пальцами тыкать.
  - Это по-китайски? - спросил Станя. - Тут похоронен китаец?
  - Это значит, что Триин говорит 'здесь', - пояснил Ивас. - Здесь будем работать.
  - Работать? - Сережа потряс головой, никак не мог избавиться от мыслей о снятой коже, которые мало вязались с обычным серым камнем, цветом чуть светлее асфальта, размером чуть меньше Сережиной головы. Кажется, Ивас взглянул на них со Станей сочувственно, отвернулся и сказал:
  - Вам необходимо поднимать мертвого.
  - Стоп! Алло! Я же спрашивал в машине, будем ли мы поднимать мертвого, и эта твоя Триин сказала 'нет'! Обманщики, блин!
  И тут женщина впервые за все это время улыбнулась. Как по команде вслед за ней в улыбке расплылась Кайри, а потом и засмеялась, визгливо и неприятно, но при этом как-то сонно одновременно. Триин заржала тоже, и ее волосы-одуванчики тряслись так, что странно, что с головы не падали.
  - Что такого смешного, козы? - надулся Станя.
  - Слышишь, обманули нас и еще ржут. Реально, козы.
  Ивас поковырял землю носком кроссовка, потом спохватился, что так можно и чью-нибудь руку или коленку вытащить, и загладил ямку.
  - Триин сказала, что мы не будем поднимать трупы, и это правда. Мы - нет, ты - да. Ты спрашивал не про себя ведь.
  Выглядел вампир как-то смущенно и задумчиво, как будто ему не только стыдно было, но и он еще и в чем-то сомневался.
  - Реально, козы, - подтвердил Станя, и тут случился международный конфликт: Кайри медленно-медленно подняла руку, так тяжело, как будто у нее была невидимая гантель в кулаке, и показала Стане средний палец. Триин смотрела на них испытующе, как будто уже началась какая-нибудь фриковская проверка. Сережа схватил Станю за плечо и потащил подальше от Кайри, пока тот чего не выкинул.
  Например, учебник по английскому из сумки и Кайри в голову.
  - Ладно, Стань, ты хочешь пять косарей? Хочешь. Я хочу домой до темноты. Давай, короче, поднимем им трупаря, и пусть радуются. А то они, по ходу, меня в чем-то подозревают тут.
  Говорил Сережа примирительным тоном, но что-то в собственных словах ему показалось странным. Неправильным. А, ну да. Темнота же. Разве можно поднять мертвого при свете дня? Хотя вон пару часов назад Сережа думал, что и вампиры в темноте только гуляют, а вон Ивас как стоял за плечом, так и стоит.
  - А получится? - спросил наконец Сережа, ни к кому конкретно не обращаясь. - Светло же.
  Ивас у него за плечом вдруг шевельнулся, как-то невероятно быстро и ловко, как никогда бы не смогло двинуться мертвое тело. И оказался слишком близко к Сереже, чтобы радовать общением.
  -Ты что делаешь?
  Ивас зашипел:
  - Ты отказываться поднимать мертвого?
  - Что?
  - Чего-чего-чего?
  Второй раз Ивас показал клыки, но теперь он даже и не думал улыбаться. Сережа вцепился в нож в сумке, Станя - в Сережу.
  - Да или нет? Отказываться?
  С каждым словом верхние клыки Иваса щелкали о нижние, и было так жутко, что Сережа даже и не подумал последить, что делают рейзэр и Кайри. Только пялился и пялился на латышские острые зубищи.
  - Да почему отказываюсь? - наконец пролепетал он. - Просто спрашиваю. Я же, короче, ну не знаток этих всех дел. Пока что. Я только кота поднял. И щенка.
  Со щенком вот Сереже пришлось караулить на могилке до того, пока солнце не начало садиться. Только тогда получилось, а при свете дня спаниельчик и не думал даже подниматься.
  - К тому же вчера я не смог поднять... ну, свежачок. А Кристина говорила, что свежачок легче. А этому дружищу... - Сережа аккуратно указал носком ботинка на камень, - наверное, лет сто пятьдесят.
  - Наверное? - переспросил Ивас, все еще не убирая клыки.
  - Блин, ты, латышский ботан, отойди, блин! - рявкнул Станя. И почти сразу же зашептал Сереже: - Круг давай рисуй! Защитный! Хоть живы останемся!
  И то правда, даже когда они маленькие играли во фриков, они уже знали, что когда круг нарисован, никто и ничто туда не проникнет больше. Сережа замахал руками:
  - Все, Ивас, остынь, ты же из Прибалтики, вы все должны быть медленные и спокойные. Я приступаю. Я все сделаю, что вы скажете.
  А завтра позвоню в ментовку и скажу, что училка меня подставила вампирам. Если выживу. Сережа вытащил из сумки сверток с ножом, продемонстрировал Ивасу. Потом подумал, что, возможно, это выглядело, как угроза.
  - Это мой ритуальный нож, если что. Мне его Кристина вчера одолжила. Я не хочу тебе отрезать нос, я же не псих какой-нибудь.
  Как вы все тут.
  Станя зашептал:
  - На баб посмотри.
  Отворачиваться от взбесившегося латышского вампира очень не хотелось, но страх неизвестности был явно сильнее страха перед Ивасом. Сначала Сережа заметил Кайри, она лежала совсем рядом. Стоп, что? Лежала? Почему лежала? Свернувшись калачиком, накрыв голову руками, она лежала прямо в грязище. Выпавшие наушники мокли в луже подтаявшего снега. Кранты божьим коровкам, факт. Триин нигде не было видно. Станя подергал его за воротник, указал пальцем куда-то наверх. И Сережа увидел ее, и лучше бы он не видел, на самом деле, такого никогда. Триин сидела на дереве, прямо на верхушке, на тонкой ветке, где человек бы в жизни не усидел. Грива волос всклокочена, колени поджаты выше ушей, вся нахохлилась, как воробушек зимой. Только очень злой и смертельно опасный воробушек. Куда как более опасный, чем клыкастый труп рядом.
  Сережа схватил рукоять ножа обеими руками и нарисовал круг с такой скоростью, что училка рисования могла бы ему поставить пятерку в году сразу. Конечно, на круг линия на газоне и грязи сильно похожа не была, больше на какие-то каракули, но Сережа надеялся, что на ее защитных свойствах ее форма никак не скажется.
  - А вчера сначала была кровь, - задумчиво сказал Станя. Вчера, когда опасностей было куда как меньше, а времени куда как больше, Сережа просто думал и думал, как вообще живут фрики, и как работают, и где учатся, всякое, в общем, такое, и впал в какое-то подобие транса. Наверное, это и была та самая сосредоточенность, которую вызывают фрики для взаимодействия с полем. А сейчас ничего такого не было близко, Сережа был слишком напуган, да и кажется, съел что-то не то. В животе бурчало, зубы стучали, короче, о какой сосредоточенности могла идти речь.
  - Треш, - сказал Сережа, а Станя только закатал рукав курточки и протянул ему руку.
  - Ладонь больше не режь, фричелло, заживает плохо.
  - Ты хочешь, чтобы я опять?
  - Нет, блин, я хочу стать богатым и знаменитым и свалить из Рашки. Режь давай.
  Звуки за пределами круга стали как-то тише, а картинка - более блеклой. Сережа все еще замечал боковым зрением, что Триин сидит на дереве и даже, кажется, шипит, что Кайри корчится в грязи и дрыгает ногами, но все это мало его волновало. Его не беспокоило даже то, что Иваса он упустил из виду и никак не мог найти.
  Под ногами у Сережи была могила, это понятно, но зато было непонятно, как он ухитрился включить надгробие в пределы ритуального круга? Сережа никак не мог перестать думать, что серый камень просто взял и передвинулся внутрь, пока Сережа рисовал.
  - Ты хочешь встать? - спросил Сережа тихонько, обращаясь к камню и надеясь, что Станя его не услышит и не засмеет. Станя покрутил пальцем у виска, но промолчал. Камень, что неудивительно, тоже.
  Ну, вроде как вежливые формальности были соблюдены. Сережа взял Станю за руку, занес нож и снова струсил. Порезать кого-то было так жутко, так ненормально, а уж тем более ненормально было резать Станю Логинова, которого Сережа знал с первого класса. Который был его лучший друг, а благодаря проклятью еще и почти брат. Рука у Сережи начала подрагивать, а вот Станя стоял очень храбро и неподвижно.
  - Да режь ты, баран. Не больно, если неглубоко.
  - А как я пойму, что неглубоко?
  - Смотри, блин!
  Смотреть-то Сережа смотрел, неотрывно, но у Стани вены на запястье были как будто везде, стоит только порезать - и он умрет, умрет, умрет. А потом поднимется вампиром, вроде Иваса. Бр. Сережа зажмурился, а когда открыл глаза снова, то не сразу сообразил, где находится. Мир вокруг, и без того не особенно яркий, поблек, звуки стихли окончательно. Станя что-то говорил, но Сережа только видел, как у него беззвучно открывался рот. И тогда Сережа сделал надрез, неглубокий, как Станя и просил, и короткий.
  Руки больше не дрожали, а хотелось растянуть края Станиной ранки и вымазаться в крови, желательно по локоть. Сережа сглотнул, осторожно-осторожно, одним пальцем собрал первые капельки крови и оттолкнул Станю. Ее было совсем немного, но больше почему-то брать было нельзя. Сережа знал или думал, что знает. Он шагнул к серому надгробию, щербатому, как Алинка Логинова, и мазнул по нему Станиной кровью.
  - Привет, - сказал Сережа, и в тишине от звука собственного голоса чуть не оглох. - Привет, я не знаю, как вас зовут. Но я вас призываю. Поднимайтесь. Пожалуйста. Если хотите, конечно.
  Конечно, камень не встал и даже не поздоровался в ответ, но что-то случилось. Капельки крови поползли вниз, так быстро, как никогда не стали бы, если бы управляла ими одна сила тяготения. Они оставляли узорчатые следы, слишком яркие, как для просто крови. Они змеились, шевелились, складывались в какую-то надпись. Две даты и, кажется, имя, написанное непонятным старинным шрифтом, со смешными мягкими знаками там, где не надо. Год смерти, тысяча восемьсот пятьдесят третий, показывал, что Сережа промахнулся с возрастом могилы всего-то на пару лет, но почему-то не радовал.
  - Ну офигеть теперь, - прошептал Станя. Наверное, они действительно поднимали мертвеца. Сережа уже почти видел, как брызгает во все стороны земля и комочки снега, как вылезают оттуда грязновато-желтые руки, цепляются, прокладывают путь всему остальному. Но вместо этого что-то капнуло Сереже на руку, неприятно теплое, почти горячее. Кровь? Да, кровь, и что-то такое же теплое потекло по подбородку так быстро, как будто было живым и юрким зверьком, вроде пиявки-спринтера, накапало на воротник пальто. В носу у Сережи булькала и вытекала приличным фонтанчиком кровь, которая не имела ничего общего с поднятием мертвых, была его собственной и очень ему нужной.
  - Стань! Стань! Станька! - позвал Сережа, потому что звать больше было некого. Не спрашивать же мертвеца под камнем, не найдется ли у него перекиси. Кровь текла все сильнее, делалась все горячее, Сереже казалось, что она течет не только из носа, но и из глаз, ушей и горла, и вот сейчас ему придет конец, он просто взорвется, треснет, распадется... Станя зажал ему переносицу и заставил запрокинуть голову, но кровища течь не перестала. Мир постепенно снова обретал краски и звуки, но сузился до стекающей в горло крови, Сережа глотал и глотал, но кровь никак не кончалась. Ну, хорошо хоть, она оставалась внутри, в Сереже, а не попадала на могилу.
  - Держись, брат, - сказал Станя серьезно и торжественно, а потом кровь потекла так сильно, что никого уже Сережа не слушал, а только чувствовал, как у него по горлу ползут огромные, теплые черви. Привкус у них был отвратительный, похожий на бургер, который он ел всего полчаса назад, только если бы бургер был сгнивший. Черви были еще и снаружи, на подбородке, и Сережа пытался поймать их, но только растирал ладонью кровь.
  То, что они оказались за пределами защитного круга Сережа понял, еще когда из почти белого небо снова стало ноябрьским, блеклым, но зачем они сами себе подписали смертный приговор, Сережа не понимал. Где-то тут совсем рядом были съехавший с катушек вампир и такой же рейзэр, зачем было добровольно выходить к ним? Уж лучше было бы реально истечь кровью или захлебнуться кровяными червями.
  Сережа уже совсем плохо соображал, когда почувствовал, что Станина хватка у него на переносице сменилась на прикосновение куда как более аккуратное, но одновременно и неприятное. Рейзэр, это была она, больше некому, у вампира были бы ледяные руки, а Кайри наверняка еще слишком была занята собой, чтобы спешить еще и Сереже на помощь.
  - Есть подозрение, что я умираю? - спросил Сережа в перерыве между тем, как один кровавый червь был уже проглочен, а второй еще не вытек окончательно.
  - Эй, - покачала головой Триин.
  С трудом сфокусировав взгляд, Сережа стал смотреть на нее, стараясь понять, говорит она правду или просто жалеет его. Вид у нее теперь был не хищный, не страшный и не смертельно опасный, вблизи Сережа рассмотрел у нее размазавшуюся тушь и морщинки в уголках глаз, какие обычно бывали у очень улыбчивых людей. Интересно, она умеет улыбаться вообще? Или это маскировка? Триин что-то рассказывала на своем птичьем, красивом языке, что-то успокаивающее, Сережа, правда не был уверен, что это она именно к нему обращается, а не к могильному камню или ко всему кладбищу разом. Неспокойно было-то не ему одному, все кладбище, Сережа чувствовал, было немного взбудораженным, что ли. Конечно, кости под землей не принесли магнитолу и ящик пива и не устроили вечеринку, но это только пока. Они ворочались там, внизу, шевелились, и Сережа чувствовал вибрацию, как бывало в торговых центрах, которые были расположены прямо над станциями метро. Оставалось только очень надеяться, что они со Станей не разупокоили кладбище с помощью пары капель крови из Станинного пальца и пары литров из Сережиного носа. Триин постукивала пальцами ему по переносице, Сережа хотел было попросить ее остановиться, но что толку? Она была явно не из тех, кто вообще реагирует на просьбы.
  Так что Сережа просто стоял смирно, прислушивался к чужой речи и ничегошеньки не понимал. Кроме одного: кладбище успокаивалось. А вместе с тем и кровь потихоньку переставала хлестать. Сережа стал шмыгать носом, пытаясь проверить, кажется ему, что все становится хорошо, или все-таки нет. Рейзэр легонько постучала его костяшками пальцев по лбу, зашикала. И тут она так стала похожа на Сережину маму, что даже страх отступил. Рейзэр была просто тетей под сорок, и наверняка она была чьей-то мамой, только мамы умеют так одновременно и ласково, и обидно поступать, когда дают понять, что ребенок глупость сделал.
  Сережа стал тогда осторожно осматриваться, раз шевелиться было нельзя, и увидел кое-что странное. Земля вокруг как будто бы легонько вздыбилась, шла волнами, которые постепенно утихали. Какая-то особенно большая волна окатила брошенную Сережину сумку, и вроде как что-то даже юркнуло туда, но это ему наверняка только показалось.
  Сережа увидел, как поднимается из грязи Кайри, сначала становится на колени, а потом и выпрямляется в полный рост. Судя по всему, она ругалась в полголоса на своем красивом языке и пыталась отряхнуться, и, может, первое ей и удавалось, но второе - вообще нет. Рядом спорили Станя и Ивас, вернее, Станя орал, обзывая латышского вампира бараном, козлиной и трупарем, а тот только стоял с поникшей головой и кивал часто-часто. Баран, козлина и трупарь, не поспоришь.
  - А что вообще случилось? - спросил Сережа, и только тогда понял, что кровь больше не течет. Триин, стоявшая рядом, улыбалась, но как только заметила, что Сережа не нее смотрит, подняла воротник черного пальто и стала серьезной-пресерьезной. Станя подтащил к ним Иваса и рявкнул:
  - Рассказывай, трупарь!
  И трупарь стал рассказывать, сбивчиво, путая русские слова и очень, очень виновато. Оказалось, никакого мертвого Станя и Сережа на этом кладбище поднимать не должны были. И никто не должен был. Поднимать мертвых здесь всегда было запрещено, потому что хоронили здесь только рейзэров. И на каждую могилу ставили множество охранных заклинаний, которые срабатывали автоматически при попытке похороненного поднять. Вот одно такое вот и заставило Сережу чуть не истечь кровью. Об этом, якобы, должен был знать любой московский фрик, как любой школьник должен был знать таблицу умножения и алфавит. Попытку угробить Станю и Сережу затеял, как сказал Ивас, Реджик с целью проверить, не являются ли Станя и Сережа двойными агентами, шпионами партии консерваторов, которые должны были обманом втереться в доверие к либералам. Подозрения такие у него возникли из-за истории с навками, и решил он все проверить очень по-вампирски: быстро и с угрозой смерти. Решил отправить их сделать невыполнимое, нарушить табу для каждого мало-мальски приличного фрика. Сережа не стал даже спрашивать, что было бы, если бы они отказались поднимать труп, достаточно было вспомнить рейзэра на дереве и вампира за спиной, чтобы понять, что Реджик предателей не любил совсем.
  А теперь все оказалось хорошо, они снова стали лучшие друзья, Ивас предлагал отвезти их домой, а Триин, кажется, если верить переводу Иваса, предлагала дружеский обед сначала. Только Кайри не предлагала ничего, стояла, крутила провод наушников и смотрела вниз, за что ей спасибо большое.
  Наконец Сережа решился спросить:
  - А с ней что было такое?
  Ивас почему-то заулыбался:
  - Так ты действительно никогда не быть чьим-либо сосудом и не знать?
  - Действительно не знать. Тьфу ты, не знаю, то есть.
  Смотреть на то, как Ивас пялился на кровь, Сереже очень не нравилось. Примерно так же на еду смотрел Станя, когда был очень голодный, а Женька Ветрова смотрела на шоколадки, когда бывала очень на диете. Жадно, как-то так.
  - Сосуд - помощник взрослого мастера, позволяющий ему соединять два поля и многократно усиливать свое магическое воздействие. Естественно, так как сосуд еще не умеет самостоятельно генерировать свое поле, процесс есть несколько... неприятен для сосуда.
  - Неприятен? - переспросили Станя и Сережа хором, а Кайри, видимо, сообразив, что речь идет о ней, снова ткнула им средний палец. Руки у нее подрагивали, а неаккуратные ногти посинели под облупившимся красным лаком. Сережа вспомнил, что о болеющих всяким сосудах ему уже рассказывал Гордеев, и понял, почему эксперт решил сбежать.
  Ивас затараторил:
  - Но процесс этот есть естественное становление для будущего мастера. Просто удивительно, Сережа, что ты не был сосудом, а сразу стал работать сам. Обычно таланты будущего мастера проявляться уже в возрасте семи-десяти лет, он служит сосудом до периода полового созревания или чуть дольше, и только благодаря такому опыту, потом начинает самостоятельно работать с полем.
  - Реджик мог бы просто спросить меня, был я сосудом или нет, - сказал Сережа. Было еще и ужасно обидно, а не только страшно. Престарелый вампир, который поубивал, наверное, толпу целую, не хотел верить Сереже Аверину? Плохое же он первое впечатление производил!
  - Ты сам понимать, что твой случай слишком уникален, чтобы просто поверить тебе на слово.
  - Нет, не понимаю. Блин, Ивас, мне пятнадцать лет, я фрик аж пятый день, я ничего не понимаю! Почему так получилось - тоже не понимаю! И никогда не просил такого!
  - Слышишь, братан, остынь.
  Сережа и не заметил, что орал на Иваса, и напирал, и теснил его. А вот чего делать не надо было, так это пытаться напугать вампира, будучи самому напуганным до полусмерти и еще и окровавленным. Станя оттащил Сережу подальше, взял за плечи, развернул и сказал:
  - Все, мы уходим.
  - Какой треш, - пробормотал Сережа. - Нет, пора соскакивать, поработали день, и хватит.
  И тут Станя его удивил:
  - Я тебе кровь давал сегодня? Давал. Я хочу свои пять косарей. Прекрати ругаться с вампами.
  - Но ты ж сам с ними ругался!
  - Уже перестал.
  Сережа отпихнул Станю, рванул к выходу, крича на бегу:
  - Станя, да они тебя околпачили! Они все убийцы! Они все врут! Реджик обещал безопасность от нежити и вампов, но натравил на нас этих вот! Стань, я чуть не умер! Я лучше сам тебе заплачу пять ты...
  И тут Сережа полетел куда-то вниз, как Алиса в кроличью нору. Земля, что ли, разверзлась у него под ногами, потому что он говорил гадости про трупы вроде Реджика? Летел он, правда, не очень долго, но зато и треснулся не очень больно. Яма, да это была просто яма, которую засыпало листьями и притрусило снежком, потому Сережа ее и не увидел. Нечего было орать и звать на помощь. Или было чего?
  В яме оказалась не только грязища, тут было полно костей и полно смертей. Ощущение от смертей было резкое и неприятное, как когда проносящаяся мимо машина обрызгивает тебя водой из лужи, холодной и мерзкой, и с ног до головы. Сережа закричал еще сильнее, забарахтался, и кости посыпались отовсюду, всякие разные, названия которым Сережа знать не знал, обглоданные как следует и не очень, с обрывками мяса и жил. Очень свежие кости, очень свежие смерти. Много, много смертей. Сережа видел их все, смотрел, как кто-то бежит, слышал сопение за спиной, видел, как кто-то падает, зацепившись за бровку, чувствовал, как кому-то разрывают глотку, и это было, пожалуй, последнее, что он захотел бы почувствовать сегодня. Ему с лихвой уже хватило. Пожалуйста, не надо больше!
  Яма была чуть выше обычного человеческого роста, но так как Сережа был чуть ниже, то ему казалось, что небо где-то далеко-далеко, так же, как и улыбающаяся рожица Кайри и перепуганная - Стани.
  - Брат, вытащи меня, а? - сказал Сережа. И так жалобно его голос не звучал еще никогда, пожалуй.
  И тут Кайри сказала, пусть и с чудовищным акцентом, но очень внятно:
  - Лошок.
  И это она русского не знает?
  Мордочка Кайри с длинным мазком грязи на щеке, похожим на рану, исчезла, вместо нее в яму свесился перепуганный Ивас.
  - Дать мне руки, пожалуйста, и очень быстро.
  - Ну! Еще чего! Это мои руки, они мне еще пригодятся! - ответил Сережа, и только потом до него дошло, что это Ивас так ему помощь предлагает.
  - Свали, трупарь, я сам!
  - Нужно все делать очень быстро! Невероятно! Неслыханно! Кощунство! - причитал Ивас.
  Станя спрыгнул в яму, хотя видно было, что ему не просто не хочется этого делать, а хочется сбежать куда угодно.
  - Только быстрее, молить! - выкрикнул Ивас, поправляя очки. Руки у него тряслись тоже, да куда как сильнее, чем у Кайри. Он был испуган, и испуган сильно. Ну, или он был очень хорошим актером.
  - Брат, есть подозрение, что я реально не доживу до завтра, - сказал Сережа приземлившемуся рядом Стане.
  - Ой, завали, баран. Давай я тебя подсажу, подтянешься и вылезешь.
  Голова очень кружилась, Сережа не был уверен, что сможет вообще устоять на ногах в ближайшее время, но оставаться в яме, где всюду были кости, ему очень не хотелось. Стоило попробовать!
  - Давай.
  - Я ловить! - сказал Ивас сверху.
  - Я сейчас тебе так словлю, что тебе Освенцим раем покажется, трупарь, - пробурчал Станя и добавил, оглядываясь: - Костей тут знатно, конечно.
  Реагировал он так спокойно не потому, что был отморозком, а потому, что не чувствовал всех этих смертей, сколько их тут было уже, десять, двадцать? Сережа не знал, и хотя мог бы узнать, но даже не собирался. Смерти были свежие, от силы пару дней, а картинки про них слишком яркие. Все, чего Сережа хотел - это выбраться из ямы и домой.
  Станя наконец подтолкнул его, Сережа схватился за край ямы, вспахал ногтями землю и дрыгал ногами, пока Станя не дал ему целительного пинка. И только когда Сережа оказался наверху, он сообразил, что Станя там один остался, внизу.
  - Стань, Стань, Стань!
  - Да не ори ты, баран.
  Станя подпрыгнул, раз, другой, третий и схватился за какой-то корень и выкарабкался тоже. Все были все еще живы. Какой хороший день!
  - Все, теперь валим точно.
  Рейзэр протянула Сереже сумку, которую он в спешке чуть не бросил на кладбище, и похлопала по плечу, явно пытаясь выразить свое сочувствие.
  - Нужно очень быстро уходить, - сказал Ивас, подходя к ним и таща Кайри на буксире. - И всем вместе. Пожалуйста. Верить мне.
  Триин закивала, указала на яму, сделала смешные круглые глаза. Наверное, в 'Крокодила' она играла очень плохо, по крайней мере, что она показывала, Сережа так и не понял.
  - Опасность, - сказал Ивас тогда. - Очень большая опасность здесь.
  И тоже указал на яму. Было что-то особенно жуткое в том, как они стояли друг напротив друга, протягивая руки совершенно одинаковыми жестами, Сереже показалось, что вот-вот из ямы выпрыгнут кости и утащат их вниз.
  - Ладно, мы поняли! - закивал Сережа. В конце концов, дрессированные злодеи Реджика были хотя бы дрессированными, а то, что в яме, было совершенно дикое, так Сереже показалось. Даже Станя разделял мнение остальных:
  - Поехали, трупарь! Ну, или побежали!
  И они действительно побежали: Ивас неуклюже и спотыкаясь на каждом шагу, но зато быстро, Триин легко и ровно, как человек, который каждое утро нарезает круги трусцой вокруг стадиона, а Кайри - как девчонка. Сам Сережа бежал, как какой-то кошмар, в основном он висел на Стане и еле переставлял ноги.
  В машину они грузились, как в боевиках, под прикрытием Триин, которая стояла лицом к ограде парка, держала руки на уровне груди, раскрытыми ладонями вперед. Лучше бы, правда, у нее пистолет оказался, но так тоже ничего было. Триин последняя юркнула на свое место, и Ивас рванул с места еще до того, как дверь за ней закрылась окончательно. Наверное, случилось что-то по-настоящему кошмарное, раж уж вампир сменил стиль вождения.
  Триин заговорила, быстро и с придыханием, Ивас стал переводить:
  - Сережа, ты что-нибудь почувствовал до того, как упал? Что было внутри ямы? Пожалуйста, это очень важно. Расскажи.
  Упрашивать Сережу было не надо, он почему-то сам понимал, что то, что было в яме, было преступлением похлеще попытки Реджика убить их со Станей.
  - До того, как провалился - ничего, честное слово. Как будто там ничего не было вообще. Внутри - смерти, свежие, очень много, некоторые совсем свежие, как будто вчерашние. Видел картинки, видел кости, все обглоданные. Их всех...
  Сережа зажмурился, вызывая в памяти обрывки образов, все просмотренное за недолгое пребывание в яме. Вспоминалось легко, куда как легче, чем, например то, что он ел сегодня на завтрак.
  - Съели. Некоторых заживо, но в основном им сначала разрывали горло. Я видел.
  И уже никогда не забуду увиденное.
  Станя, кажется, отодвинулся чуток, хотя сейчас посередине сидела Кайри, они так спешно пихались в машину, что было не до выяснения порядка. Триин закивала, защелкала пальцами, все еще выглядя, как большая, злая птица. И очень напуганная.
  - Кощунство сие есть, - сказал Ивас.
  - Преступление в смысле? - предположил Сережа.
  - И преступление тоже. И большое кощунство. Сделать такое мало кто мог...
  - Такое - это какое? - спросил Станя, но никто ему не ответил. Сережа знать не знал ответа, а трупарь с рейзэром, как обычно, решили секретничать. Станю с Сережей они то ни во что не ставили, то тряслись над ними, как над самой большой драгоценностью, то снова игнорировали. Очень неприятно было.
  - Мы поедем на метро, - сказал Сережа тогда. - Остановите у 'Марьиной рощи'.
  - Кайри, - бросила Триин. Таким голосом было только приказы раздавать, не иначе. Кайри кивнула и полезла в свой симпатичный рюкзак с пчелами, Сережа знал, из какого он магазина, но из какого ада вылезли такая Триин и такая Кайри все равно понять не мог. Кайри протянула ему зеркальце с британским флагом на обороте, из того же магазина аксессуаров, что и рюкзак. Хорошо хоть, что на нем насекомых нарисовано не было.
  - Это чего такое?
  - Посмотрите на себя, пожалуйста, - сказал Ивас вкрадчиво. - Может быть, вам не стоит ехать на метро.
  Сережа оказался весь в крови и земле, да еще и бровь неизвестно где рассек. Наверное, чьей-то костью из ямы. Хорошо бы оказалось, что никто из убитых в яме не болел СПИДом. Пальто, кажется, пришел конец, светлый мех на воротнике пропитался кровью и слипся, и висел грустными ниточками, ткань стала такая грязная, что и не понять, какого цвета изначально она была. Почему-то пальто было так жалко, что Сережа чуть было не разревелся. Сережа так долго выклянчивал у родителей денег на него, хотя у него были еще вполне приличные курточки. Но пальто было чем-то таким, в чем ходят только настоящие, взрослые, шикарные мужчины, и Сережа носил его в школу, как символ. Представлял, что водит роскошных женщин, похожих на Женьку и англичанку, только еще красивее, в рестораны с панорамным видом, что курит сигары и ведет всякие переговоры и презентации. Короче, прожигает жизнь.
  А теперь жизнь прожгла Сережу самого и так основательно. Пальто почти наверняка не спасли бы ни в одной химчистке, а вместе с ним и Сережу.
  Надо будет одеваться попроще теперь, а то на Вешняковском кладбище он угробил свои новенькие классные ботинки, а на Лазаревском - пальто. Что-то Сереже подсказывало, что любимые шмотки у него кончатся раньше, чем опасные кладбища в Москве.
  - Нет, мы на метро проехали, - промычал Станя. - Молодцы мы.
  Сережа отдал Кайри зеркальце, очень стараясь лишний раз к ней не прикоснуться, не только потому, что она была девчонкой, а Сережа стеснялся, а потому, что она была сосудом. И Сереже было противно. Противно находиться в одной машине с людьми и не совсем, которые запросто собирались их со Станей прикончить. Вот так вот, за здорово живешь, только потому, что какой-то тысячелетний вампир впал в маразм и подозрительность.
  Но еще противнее было то, что нашлось в Москве что-то, что даже таких подлецов смогло напугать.
  Что же ело людей в яме на Лазаревском
   Глава 6. История о детективах, дураках и о службе, которая опасна и трудна
  Первую свою зарплату Станя потратил на новенькие, сияющие ботинки 'Doc Martens', а остатки денег отдал Алинке, чтобы она себе купила все, что только захотела бы.
  Так что все утро понедельника Станя только и делал, что любовался своими ботинками и собственным благородством. Он был непривычно доволен собой и окружавшим его миром. Даже очередная двойка по алгебре Станю не расстроила, как и угрозы не допустить его до ГИА весной. Одним словом, жизнь налаживалась. Но, как метко выражался батя, где прибудет, там и убудет. Вместе с деньгами появились проблемы в скиновской тусовке. После истории с видео из 'Жатвы' на сходки Станю больше не брали, а на его стене 'Вконтакте' рисовали злые и матерные граффити о том, что может случиться с предателями. А потом еще и Сереже в голову стукнуло узнать, что за стремные вещи творились на заброшенном Лазаревском кладбище. Стане тоже, конечно, было любопытно. Его разумный интерес к происходящему в этом и подобных случаях заканчивался на вбитом в гугле запросе 'Что за фигня творится на Лазаревском кладбище?!'. И, если интернет не давал ответа, Станя с чистой совестью забывал и сам вопрос. Сережа на этот раз оказался более упрямым и решил обратиться к эксперту по всем на свете вопросам, включая плотоядную нежить с заброшенных кладбищ. Гордеева пришлось тайно выманить в коридор после урока. Теперь он стоял с видом самым что ни на есть важным, готовый, по-видимому, то ли выслушивать извинения, то ли принимать поздравления.
  Гордеев сказал:
  - Стоп, мне кажется, или вы обещали никогда-никогда больше не просить моей помощи?
  Самодовольная первобытная морда Гордеева засияла улыбкой. Надпись на его майке гласила: '...Or Die Trying', намекая, что легкого разговора не выйдет.
  - Мы передумали, - пожал плечами Станя.
  - Кроме того, вы отозвали меня в коридор, чтобы ваши одноклассники не видели, что мы общаемся.
  Станя согласился:
  - Это весьма унизительно.
  Но Сережа запротестовал:
  - Нет, это чтобы Женька не встряла! Честно!
  - Да не отмазывайся, - улыбнулся Гордеев. - Вам просто стыдно!
  Сережа понуро кивнул, но ответил:
  - Да Гордеев, не гони, ты же сам сгораешь от нетерпения узнать, что случилось! И сам хочешь нам помочь!
  - Может, и хочу. Но просто так этого не сделаю! Вы же нарушили обещание, теперь мне нужно, чтобы вы это отработали.
  - Не, Гордеев, мы не Лапша, чтобы зависать с тобой, - сказал Станя.
  - И не сердобольная Катюша, чтобы тебе готовить!
  - Ага, - вздохнул Гордеев, как Стане показалось, не без сожаления, - Но мне нужно что-нибудь символическое. Например, я хочу минуту безнаказанно разговаривать со Стасиком. Чтобы он меня не бил, не оскорблял и вообще молчал.
  Сережа, расстроено поцокав языком, сказал:
  - У тебя с мозгами совсем беда стала.
  - Либо соглашайтесь, либо я отваливаю.
  Сережа со Станей переглянулись, и наконец Станя сказал:
  - Хорошо. Я согласен, засекай.
  Сережа достал мобильник, включил таймер. С обреченным щелчком телефон принялся отсчитывать секунды. Гордеев приосанился, набрал побольше воздуха и начал:
  - Стасик, вот скажи мне, почему ты скинхед?
  - Потому что...
  - Не отвечай, Стасик, это риторический вопрос. Вот я на тебя сейчас смотрю, у тебя такой одухотворенный вид! Этот твой томный взгляд! И тощий ты, как голодный поэт, у которого есть только художественное слово, а не звонкая монета! Вот скажи мне, Стасик, почему ты скинхед, а не поэт?
  Станя скрипнул зубами, но сдержался. Сережа предупредил:
  - Не доведи его до инсульта или убийства.
  - Не порть мне удовольствие! Вот скажи мне, Стасик, у вас в Москве знает кто-нибудь, кто такой Лермонтов? Да не знает, конечно! 'Печально я гляжу на наше поколенье!' Знакомо? Не знакомо! Ты вообще знаешь, что правительству выгодно, чтобы ты не дожил до шестидесяти, ведь тогда им не придется платить тебе пенсию. Скажи, куда катится нация, что с ней будет теперь?
  - Офигеть теперь.
  - Я же говорю, можешь не отвечать!
  - Минута прошла, - сказал Станя, а потом со всей силы двинул Гордееву в нос, эксперт свалился на пол. - И вообще, государство не будет платить мне пенсию. Ведь я никогда не буду работать!
  Сережа протянул:
  - Если быть честным, минута еще не прошла, но...
  Станя выхватил у Сережи телефон, поставил ногу Гордееву на грудь, надавил, а потом сфоткал зажимавшего нос Гордеева и носок своего мартенса у него на груди.
  - Поставлю на аватарку 'Вконтакте'. Может, парни меня простят.
  Сережа ржал, закусив губу.
  - Вот ты, Стасик, урод!
  Гордеев вцепился Стане в ногу, и Станю будто электрическим током прошило, он отскочил.
  - Чего это было?!
  - А это кара тебе за то, что ты, Стасик, урод!
  Станя обернулся к Сереже, тот все еще ржал, но был теперь какой-то бледный.
  - Чего, опять поплохело?
  - Ну, немного.
  С Сережей такое иногда бывало теперь. Быть фриком здоровья не прибавляло, в этом они уже крепко убедились.
  Гордеев утер кровь, почесал в затылке.
  - Ну, так чего вам надо?
  Сережа сел на пол рядом с Гордеевым, глубоко вдохнул и начал свой рассказ:
  - А вот чего, в общем, я учусь...
  Если, конечно, слово 'учусь' являлось достойной заменой словосочетанию 'чуть не сдох'. Но в разные тонкости их работы на Реджика Гордеева посвящать не хотелось.
  - Я тоже! Учиться - это право и обязанность любого несовершеннолетнего гражданина России.
  - Да завали ты уже! - не выдержал Станя.
  Но Сережа продолжил, как ни в чем не бывало, как будто рассказывал об очень интересном фильме.
  - В общем, есть подозрение, что на том кладбище, где я учусь, жрут людей.
  - Мы же в Москве, Серег! - пожал плечами Гордеев. - Здесь везде жрут людей. На кладбищах, в подъездах, в парках, в метро!
  - Так, ты либо слушаешь, либо пошел нафиг, Гордеев.
  Гордеев закивал, всем своим видом показывая, что склонен скорее слушать, чем куда-нибудь идти. Сережа снова заговорил:
  - Там не то. Мы действительно наткнулись на свалку из костей. Из свежих обглоданных костей. Целая разрытая могила и этих костей там почти доверху! Понимаешь?
  - Стремно, - согласился Гордеев.
  Нежить жрала людей, в этом ничего нового не было. Пила кровь, с удовольствием уплетала мясо, ела отдельные органы, в зависимости от вида и вкусовых предпочтений. Но ни в одном учебнике не было ничего написано о ком-то, кто может обглодать целого человека до костей.
  Гордеев сжал руку в кулак, вытянул пальцы, снова сжал. Видно было, что он, по крайней мере, удивлен. Наконец, он предположил:
  - Может, это взбесившийся кладбищенский червь? Скажем, его гнездо разорили, и теперь он складывает остатки съеденного в разрытой могиле. Может, это кости мертвых?
  - Ну теперь-то это точно кости мертвых, - промычал Станя.
  Кладбищенские черви были санитарами мест захоронений, как волки были санитарами лесов. На метазоологии про этих зверушек говорили, что они - полезные, и что они - что-то вроде естественной защиты от разупокаивания. Если бы фрики не истребили их на Раевском, возможно, не пришлось бы закрывать на карантин целый район. Черви были нежитью не поднятой, а поднимавшейся. То есть, их нельзя было поднять, нельзя было переселить с его кладбища на какое-нибудь другое, иначе в Медведково просто запустили бы пяток таких, и дело было бы решено. Появлялись они тогда, когда рядом оказывалось захоронено слишком много потенциальной нежити. Раньше считалось, что, если закопать на кладбище самоубийцу, там обязательно заведется червь. Наука потом доказала, что от одного самоубийцы такая нежить завелась бы вряд ли, а вот от десяти - скорее всего. Если червя в его начинаниях сопровождал успех, то его кладбище невозможно было разупокоить. Да и для фриков оно не представляло интереса: все убитые, самоубийцы и жертвы особенно несчастных случаев оказывались съедены. Охотился кладбищенский червь под землей, а вот гнезда себе строил на деревьях. Видимо, опасался, что кому-то снизу его деятельность может не понравиться. Из всей известной Стане нежити только кладбищенский червь вызывал у него что-то вроде приязни. Допустим, на заброшенном Лазаревском объявился тормознутый и бомжеватый кладбищенский червь, который просто складывал свое добро в яму. Станю такое объяснение обрадовало, а вот Сережа впервые за все время их знакомства взбесился. Он толкнул Гордеева так, что тот опять свалился назад. Эксперт по падениям приподнялся на локтях.
  - Чего ты опух, Серег?! ПМС что ли?
  - Нет, опух ты! Идиот, что ли, забыл, что я такой же фрик, как и ты? И что я прекрасно знаю, кто из мертвых как умер. И зашибенно знаю - когда. И все эти кости - максимум недельной давности, и все - съеденных людей. Представь только, баран ты тупой, какой там на самом деле ад.
  Станя в этой канаве с листьями и костями тоже побывал, но ничего особенного не почувствовал. Кости как кости, далеко не самое страшное, что Станя за неделю видел. Но тут он впервые не понял даже, а только представил, что чувствовал Сережа, свалившись в яму, полную человеческих смертей. Наверное, и Гордеев проявил чудеса сочувствия. Во всяком случае, ни одной дурацкой шуточки он больше не отпустил, а вместо этого сказал:
  - Я реально не знаю, парни. Но я хочу помочь, правда!
  - Много от твоего хотения помощи? - спросил Станя. - Лучше скажи, чего делать.
  Сережа уже успокоился, сказал как всегда дружелюбно:
  - Давай, эксперт. Но если ты облажаешься на этот раз, пожалуй, мы перестанем тебя так называть.
  - А как будете называть?
  - Понторез тупой, - ответил Станя.
  - Вам кто-нибудь говорил, что вы даже диалоги ведете так, как будто вы отличная команда?
  Сережа кивнул.
  - А мы и есть. Но ты не отвлекайся.
  Станя смотрел на Сережу и думал, что никогда от него такого не ожидал. Он был легкомысленным, поверхностным и ни о чем никогда не говорил серьезно. А теперь вот прежний Сережа, который толком и не изменился, чувствовал ответственность за даже не им поднятую нежить. Станя бы никогда не подумал, что Сережа сможет отвечать хоть за что-то, ему ведь даже собаку завести не разрешали. И еще Станя прикинул, сколько таких, как Сережа, никогда-никогда ни о чем серьезном не думавших, а думавших только про велики и компьютерные игры, и почему из всех таких людей именно Сереже надо волноваться теперь о нежити с Лазареского кладбища. Сам бы Станя так не смог. Нет, серьезности в нем было более чем достаточно, но вот быть неравнодушным к чужим людям, чужой нежити и чужим проблемам Станя никогда не смог бы.
  Гордеев спросил:
  - А Ксюте про это можно рассказать?
  Станя, подумав, разрешил ему:
  - Лапша умная.
  - Если Лапша умная, она не станет во все это ввязываться! Эксперт, признайся, ты хочешь, чтобы Лапша раскрыла эту тайну, а потом ты себе припишешь ее заслуги, альфонс гребучий! - засмеялся Сережа.
  Но Гордеева, кажется, уже увлекла мысль рассказать о находке всем на свете.
  - А может быть, Катюше тоже? Она ведь тоже умная!
  - Нет, Катюше - нет, - твердо сказал Станя. - Если знает Катюша, знает Женька. Если знает Женька - знают все.
  Гордеев согласился подозрительно легко:
  - Значит, у меня дома после этого урока!
  Гордеев любил приглашать к себе в гости. Впрочем, Станя бы тоже чаще устраивал вечеринки, живи он один в незнакомом городе, но приглашать Гордееву особенно было некого. Под любым предлогом он старался заманить к себе домой Сережу со Станей, но они держались стойко. Катюша и Женька были менее стойкими и более жалостливыми, периодически они сдавались и навещали Гордеева. А Лапша Уварова и вовсе, кажется, просиживала у него целыми днями.
  - Не кривитесь вы так! Просто признайте, что моя квартира - наш штаб!
  Сережа отмахнулся:
  - Просто признайся, что ты смотрел только две категории фильмов - про дружбу и про шпионов!
  - Все, пацаны! Нет времени с вами спорить! Я ж эксперт, у меня свои экспертные дела!
  Если дела у него какие и были, так это окучивать Лапшу Уварову, которая оказалась недотрогой. Судя по жалобам Гордеева, они даже не целовались, а ведь Гордеев любил ее уже почти шесть дней. Лапша упрямо называла Гордеева своим другом, и все их отношения завязли на стадии держания за руки. Сережа как-то поприветствовал его во френд-зоне, на что Гордеев очень обиделся, сказал, что он-то эксперт по пикапу, а они ничего не понимают ни в женщинах, ни в других проблемах.
  В классе у Гордеева за эту неделю так других друзей и не появилось, поэтому утомительную обязанность приходилось выполнять Стане с Сережей. Хотя они все еще надеялись, что общение с экспертом - временная мера. Девчонки тоже дружили с Гордеевым тайно, но, казалось, менее неохотно. Женька так сильно мечтала подстричь Гордеева, как раньше мечтала завести щеночка. Собаку держать было напряжно из-за всей этой темы с комендантским часом, так что немногие родители решались завести для ребенка псину. Они просто не понимали всей опасности, ведь девочки, лишенные радости потискать в детстве милого и беззащитного щенка, принимались тискать особенно несчастных и жалких на вид мальчиков.
  Станя предпринял последнюю попытку избежать получения знаний, предложив Сереже:
  - Как думаешь, забить метаанатомию? Последний урок же!
  - Не, есть подозрение, что метаанатомия пригодится нам в жизни теперь куда больше, чем какой-нибудь там английский.
  - С телкой Реджика тоже надо дружить!
  - С таким подходом мы ничего не сможем забить, Стань! - засмеялся Сережа.
  Сначала метазоологию, а потом и метаанатомию у них последовательно вела одна и та же непалевная училка. Звали ее Любовь Арсеньевна, но в классе ее называли Мумия, потому что, как говорил Сережа, она была стара, как мир, а может и еще дофига старше. Гордеев тут же окрестил ее хтоническим чудовищем, но его все равно никто не понял.
  Мумии было за пятьдесят или за шестьдесят, а может, даже и за все семьдесят, никто не знал ее настоящего возраста, но ее грустную историю знали все. Дело в том, что Мумия была одной из немногих, кто в Советском Союзе занимался науками, связанными с полем и его влиянием на всяких разных животных и людей. Она с самого детства мечтала изучать магических существ - начиталась, видно, запрещенных иностранных книжек. Но ни одной магической специальности тогда не учили, так что Мумия получила специальность сначала по фольклористике, а потом по биологии. Когда началась перестройка, она думала, что теперь-то добьется успеха, будет преподавать метазоологию в каком-нибудь МГУ. Но после распада Советского Союза, она оказалась никому не нужна: было много специалистов из-за рубежа с нормальным образованием, у которых учиться было намного престижнее. Короче, ей не повезло, зато она нашла работу в их школе. Ну, то есть как 'зато'. В общем, просто не повезло ей.
  Мумия была сухонькой, рассеянной, а на груди у нее всегда болтались очки на цепочке, но Станя не видел, чтобы она хоть раз их надевала. Мумия была готова вещать для пустого класса, никогда не отмечала отсутствующих и никогда не ругала за опоздания. Когда один раз Сережа пришел через полчаса после начала урока, и она спросила, почему, Сережа сказал:
  - Я смотрел передачу про летающих змей.
  Мумия задумчиво кивнула, проговорила:
  - Хорошо. Больше не опаздывай.
  Наверное, Мумия считала, что главное в жизни - увлеченность.
  - Слушай, Стань, а может, ее спросить, что может обгрызть человека заживо?
  Станя помотал головой, зашипел:
  - Не тупи, баран. Вдруг копать начнет, выяснит, что ты фрик. И что мы на вампа работаем. Нет уж, нечего палиться.
  В пятнадцать лет никто не доверял взрослым, вообще никаким. И о своих проблемах, по большому счету, некому было рассказать. Женька Ветрова пришла к Стане с Сережей, когда захотела склеить вампа. Гордеев им рассказал, почему на самом деле сбежал из Питера. Они сами пришли к Лапше, когда им надо было найти ведьм. Подростки предпочитали решать свои проблемы самостоятельно, даже если не всегда успешно.
  Мумия подождала, пока все рассядутся, а потом заговорила:
  - Сегодня мы обсудим существ, которых многие из вас боятся сильнее прочей нежити. Наша тема - вампиры. Вампиры встречаются на всех континентах, кроме Антарктиды. И то только потому, что пока их не допустили до полярных исследований.
  - До полярных исследователей их не допустили, - хмыкнул Станя. Кое-кто из девочек на него зашикал.
  - Вампиры, судя по всему, самый успешный из видов разумной нежити. Они имеют довольно развитое общество, похожее, а местами и пересекающееся с человеческим. Это отличает их от других видов разумной нежити, которые либо ведут одиночный образ жизни, либо образуют стаи.
  Станю ужасно бесили все эти 'судя по всему' и 'вероятно'. Вампы жили рядом с ними, снимали дурочек вроде Женьки Ветровой, вели бизнес, устраивали митинги. В них не было ничего таинственного. С вампирами всё было ясно, но все делали вид, что они вроде коал или богомолов, которых надо изучать. Такая уловка, чтобы их не истреблять.
  - Существует мнение, что силу вампира определяет только его возраст. Действительно же значимым фактором является предсмертное состояние. Чем больше эмоций перед смертью испытывал человек, тем больше остаточной энергии будет присутствовать в его поле, а значит, тем сильнее он будет, когда его поднимут. То есть, девушка-вампирша, совершившая самоубийство подходящим способом от несчастной любви, поднимется сильнее, чем разочарованный в жизни философ, выбравший тождественный способ смерти. Да, с возрастом вампиры становятся могущественнее, но изначально они тоже не равны.
  Станя подумал вдруг, что Мумия наверняка никогда не видела настоящего вампира вблизи. Не видела ни его зубов, ни глаз. Станя был уверен, что, выйди сейчас к доске Женька, она смогла бы рассказать о вампирах куда больше, чем их учительница узнала за всю ее жизнь. Окончательно разочаровавшись в Мумии, Станя решил вздремнуть и так этим делом увлекся, что проснулся, только когда его Сережа растолкал, чтобы поделиться наблюдением:
  - Трешняк бесполезный. Мумия видела живого вампа или чего?
  - Ну, живого увидеть трудно.
  Прозвенел звонок, которому Станя ужасно обрадовался. А раньше метаанатомия не казалась настолько скучной.
  - Пацаны! Пойдем висеть на площадку? У Новикова бабуля приехала, бабок ему дала. Надо забухать! - вопил Димка Кузнецов.
  Видимо, ребята решили дать Стане и Сереже еще один шанс вернуться в насыщенную алкоголем и домашними заданиями школьную жизнь. Станя оглянулся на Сережу: тот, казалось, готов был послать стремную историю со стремными костями со стремного кладбища, а вместе с ней и идиотский разговор с идиотом Гордеевым в его идиотской квартире, и просто забухать. Но вместо того, чтобы согласиться, Сережа сказал:
  - Не, пацаны.
  Станя скривился, но ничего не добавил.
  - Чего так? - спросил Новиков. Судя по всему, он не очень был расстроен.
  - За новым котом для Алинки едем, - принялся врать Сережа. - Она ж не успокоится, пока нового ей не намутим.
  - Скучняк.
  - А то! - подтвердил Сережа. Димка Кузнецов уже принялся уговаривать Женьку:
  - Ветрова, а вы-то с нами пойдете?
  - Не знаю, Кузнецов, если сделаешь с собой что-то, чтобы к нам не приставать...
  - Оскопишь себя! - заржал Гордеев, выводя Лапшу из класса. Лапша заржала тоже. Интересно, она уже научилась понимать питерский говор? Слушать, как Димка пытается склонить Женьку к тому, чтобы прийти бухать, а может, и к чему другому, у Стани никакого желания не было, так что он подхватил рюкзак и двинул из класса. Сережа догнал его уже на лестнице и первым делом задал животрепещущий вопрос:
  - Как думаешь, брат, можно как-нибудь бухать и быть фриком одновременно?
  - Не знаю, но если даже бухать и быть другом фрика одновременно нельзя, то вряд ли.
  Сережа и Станя еще подождали в холле, пока выйдут из школы Лапша и Гордеев. Тусоваться вместе ведь было нельзя. Прошли мимо щебечущая о мальчиках Женька и молчаливая, задумчивая Катюша. Прошли Димка Кузнецов и Патлач Александр, прихватившие с собой Леху Ильина. Ну да, конечно, он же был жирный. Мог заменить двоих человек, а то и троих. И только после этой живописной компании наконец вышли Лапша и ее ручной эксперт.
  - Если у меня когда-нибудь заведется баба, и я буду так же на нее смотреть, как Гордеев, убей меня и никогда не поднимай. Никогда, - сказал Станя.
  - Звучит так, как будто ты говоришь о тараканах, - засмеялся Сережа, хотя нечего было, ведь он слушал Станину последнюю волю.
  Наконец можно было отчаливать. На улице стало еще холоднее, снова шел снег. Солнце было бледное и тоскливое, а ветер - промозглый. Станя даже успел пожалеть, что обрил голову летом. Тогда-то он понятия не имел, как зимой будет холодно без волос. Он надел шапку, двинул вперед.
  Гордеев и Лапша маячили недалеко. Наконец они скрылись в подъезде. Стане и Сереже больше не пришлось притворяться чьими-то соседями, Гордеев заботливо поставил перед дверью ледышку. Лучше бы код, блин, сказал. Эксперт по поиску легких путей.
  Снова оказавшись перед квартирой Гордеева, Станя не без удовольствия вспомнил, как легко вскрыл его замок. Стоило Гордееву впустить их, как Кисуля рванулась к ним из-за спины эксперта. На этот раз в ее броске дружелюбия было больше, но мягкости все равно столько же, сколько в мяче на игре в вышибалы. Станя перехватил Кисулю в полете, чтобы она не сбила их с Сережей. Кисуля стала тяжелее, да и на вид не в пример масштабнее.
  Сережа тоже это заметил, судя по радости в его голосе.
  - Кисулька! Как ты выросла! Я помню тебя еще размером с мопса, а вот ты уже приближаешься к размерам бультерьера!
  - Кисуля, - согласилась она не без гордости. Ее маленькие глазки казались осмысленными, во всяком случае, более осмысленными, чем в их первую встречу. А может быть, Станя просто к ней привык. Лапша тем временем выглянула из кухни, придирчиво осмотрела их и снова скрылась. Было в ней что-то от зверька, мелкого и злого. На кухне Лапша пробормотала что-то неразборчивое.
  - Гордеев, чего у тебя Лапша сама с собой говорит? Ты такой эксперт по пикапу, что сводишь девушек с ума? - засмеялся Сережа.
  - Не совсем, - смутился Гордеев. - Сейчас увидите.
  Квартира Гордеева изменилась за эти несколько дней почти до неузнаваемости, хотя нового в ней ничего не появилось. Пылью больше не пахло, вещи Гордеева не валялись в беспорядке, как будто он только что приехал. Наоборот, они были аккуратно расставлены, развешаны и разложены. Лампочки в люстру были вкручены, а занавески из желтых стали белыми. Квартира казалась почти уютной, во всяком случае, по сравнению с предыдущим вариантом. Теперь, когда Станя здесь осмотрелся, на ум даже пришло слово 'дом'. Лапша снова выглянула из кухни, нахмурила брови, махнула Гордееву рукой.
  - Чего там с ней? Рассказывай уж!
  Гордеев развернулся к Стане и Сереже, сказал:
  - Так, парни, пошли в гостиную!
  - В гостиную, блин?! В Питере так называют комнаты? - удивился Сережа.
  - Блин, так везде говорят, - обиделся Гордеев. - Ну, кроме Москвы, может быть. Вы вообще за МКАД выезжали?
  Станя отмахнулся.
  - Идиот, мы москвичи. О том, что происходит с теми, кто живет за МКАДом и прочими областными, мы знаем только из 'РеутовТВ открывает Россию'.
  В комнате они уселись на продавленный диван, уставились на Гордеева.
  - Чего с Лапшой?
  - Только не злитесь.
  - На что?
  На что нужно злиться, стало понятно довольно быстро. Сначала в комнату царственно вплыла Кисуля, улеглась Сереже на колени, засопела. Видимо, решив, что они обезврежены Кисулей, зашла Уварова, за ней Катюша, а за ней, конечно же, Женька. Она виновато и белозубо улыбалась. Станя рявкнул было:
  - Мать твою, Гордеев, ты ж трепло! Мы тебе чего сказали? Кому мы, блин, сказали тебе не говорить?
  А потом Станя увидел в руках у Женьки поднос с бутербродами. Вкусными, замечательными, а возможно, что и самыми лучшими в мире. И, конечно, Станя продался. За еду он готов был не то что информацию продать, а даже и хорошего знакомого. Вот вроде Гордеева.
  - О, дай цепануть бутер!
  Женька заулыбалась еще шире, но от кротости в ее улыбке ничего не осталось. Она вручила поднос Катюше, плюхнулась на диван рядом с Сережей.
  - Шикарно! Так что у вас случилось?!
  Сережа дернул ее за длинную, свисавшую чуть ли не до плеч, сережку-колечко, сообщая:
  - Ты, ты, ты у нас случилась, трепло белобрысое! И Гордеев такое же! Только не белобрысое!
  Получив свои бутерброды, а к ним еще и чай, Станя стал значительно более дружелюбен к Женьке и даже к Гордееву, который зачем-то принес ватман, желтый, как зубы у курильщиков и старых вампов. Наверное, еще советский, на антресолях нашел, что ли. Станя бы не удивился, ведь на антресолях можно было найти что угодно, лыжи там, банки с огурцами, инструменты, телевизоры, пустые бутылки или даже восьмидесятилетнего дедушку. Гордеев предусмотрительно обклеил края ватмана скотчем, прицепил его к стене. А уж когда он достал красный маркер, Станя подумал, что Гордеев сейчас точно напишет что-то вроде 'Слава КПСС!' или 'Мир, труд, май!', а может, даже 'Пионер! Учись бороться за дело рабочего класса!'. Но Гордеев написал только 'Наш план'. То, что плана еще не было, а некоторые не были даже в курсе того, зачем он вообще нужен, Гордеева явно не волновало. Он вывел своим каллиграфическим питерским почерком каждую букву, а потом сказал:
  - Итак, Серега, выходи. Огласим вопрос, который у нас на повестке дня.
  Лапша вскинула бровь, Женька заржала, а Катюша вздохнула. А Станя вот спросил:
  - Чего-чего-чего?! Повестка?
  - Узнаешь значение этого слова, Стасик, когда тебе такая из армии придет!
  Сережа, впрочем, охотно вышел на середину комнаты, внимание он любил, даже если оно было такое вот странное. Гордеев у него за спиной вывел своим красным маркером цифру один.
  - В общем, мы были на заброшенном Лазаревском кладбище, девочки, и это было опасно. Спины нам сверлили взгляды нежити всех мастей, мы слышали завывания и шепот приведений, а сопровождали нас фрики, которые по стремности могли соперничать с мертвыми!
  Сережа рассказывал эту историю, значительно ее приукрашивая, как страшилку, с паузами, с описаниями, со всякими разными комментариями. Гордеев записывал, опуская описания цвета костей, уровня их обглоданности, степени ужасности происходящего и личных Сережиных чувств. В итоге к концу рассказа Сережи на ватмане красовались ровно три пункта: '1. Лазаревское кладбище! 2. Яма, полная свежих костей! 3. Неизвестная нежить!' Каждый пункт Гордеев почему-то решил сопроводить картинками. Видимо, для Женьки. Рядом с пунктом про Лазаревское кладбище он нарисовал скопище кривых крестиков, а рядом с пунктом про яму и кости - собственно, яму, полную костей. Сережа обернулся, осмотрел нарисованное, тщательно изучил и сказал:
  - Пририсуй еще костей. Там было с горкой!
  Сережа, конечно, приукрасил эту ситуацию, никакой горки там не было, иначе свалиться в такую яму было бы проблематично, однако на охнувших девчонок такое преувеличение произвело неизгладимое впечатление.
  - Гордеев, вруби музыку, - потребовала Женька.
  - Это нам как-то поможет?
  - Ну, так будет веселее! Кроме того, когда про нас будут снимать фильм, я хочу, чтобы у нас был готов свой саундтрек!
  - Дура, про нас никогда не будут снимать фильм, - сказал Станя.
  - Про тебя, Станька, может и не будут, а про меня - будут! - не сдавалась Женька.
  В общем, Женька заставила Гордеева включить музыку, но существенно ничего не изменилось, у них как не было, так и не появилось никаких мыслей. Ну, разве что раньше у них не было идей в тишине, а теперь их не было под музыку. Стало волнительно. Как-никак первое серьезное дело, которое они в жизни делали, и от его результата зависело не то, купят ли Сереже родичи велик, пустят ли Лапшу гулять, дадут ли Женьке денег, а что-то и вправду важное. В конце концов Катюша волевым усилием ввела в гугле запрос 'кто обгладывает кости'. Ответы были самые непредсказуемые, от собаки до странички той фейкухи Кости с ВДНХ. Лапша в конце концов сказала:
  - Тупо. Это нам не поможет. В интернете одни идиоты.
  Лапша помолчала, а потом добавила:
  - Да везде одни идиоты.
  Все они вдумчиво закивали, Уварова тем временем вышла на страничку Кости 'Вконтакте', принялась просматривать ее сообщества.
  - Я думаю, - пояснила она, - можно посмотреть на сообществах фейков, там должны быть обсуждения нежити.
  - Лучше тогда пасти сообщества скинов, - посоветовал Гордеев.
  - В скинах ты явно не эксперт, - засмеялся Сережа, и даже Станя вместе с ним засмеялся.
  - Реально, Гордеев, не тупи. Мы ж не такие идиоты, как фейкухи, мы не палим в сообществах такие вещи.
  Ноутбука у Гордеева не было, так что в интернет приходилось лазить с телефона. Они вшестером чуть не передрались, пока не нашли наконец удобное положение, чтобы экран мог видеть каждый. Положение это было очень шатким, так что все старались не шевелиться лишний раз. Станя ожидал, что в группе фейков будет на каждую нежить по отдельной теме, но из восьмидесяти девяти обсуждений десять было посвящено обсуждениям состоявшихся сходок, десять - тонкостям в уникальном стиле фейков, десять - вопросам вроде 'почему мой папортник завял' и 'где купить пуантсеттию'. Примерно пятнадцать тем, к Станиной радости, были посвящены неприятностям, которые фейкам доставляют скины, пятнадцать - безответной любви, не к скинам, конечно. А все остальные - гаданиям.
  - Слышишь, Уварова, а ты такая же позерка? - спросил Станя.
  Тут Сережа выдернул у Лапши телефон, сказал:
  - Моя идея - гениальна! Надо посмотреть на сайтах, посвященных метазоологии.
  Поспорить с этим было сложно. Сережа нашел сайт, который был посвящен всяческим видам трупарей. Читать его, правда, оказалось тяжело, особенно с телефона. Глаза заболели довольно быстро, шрифт был мелкий, а текста много. Читали они по очереди и вслух, так что к тому времени, когда дело дошло до Стани, он уже почти засыпал.
  - Стасик, ты всегда по слогам читаешь?
  - Не, это чтобы ты, баран, все понял.
  Они прочитали обо всей нежити, про которую на этом сайте смогли найти. Теперь Станя знал, что делать при встрече с юером и что гарцуки забыли в Белоруссии. Конечно, это было замечательно и наверняка понравилось бы Мумии, но к обглоданным костям на Лазаревском кладбище не имело никакого отношения. Наконец Станя швырнул телефон Катюши на диван, а Катюша швырнула в него подушку, тут же, правда. получив ей обратно и в голову. Сережа расхаживал по комнате, за ним неотрывно следовала Женька.
  - Мы никогда не найдем ничего! - убивался Сережа.
  - Да найдем, успокойся! Все нормально будет! Один сайт только посмотрели! - утешала Женька.
  - Что, мы будем смотреть еще один сайт?!
  - Не бойся, Гордеев, не будем, чего ты так испугался? - хмыкнул Сережа.
  - Да за Стасика! Он с непривычки не сможет столько читать и впадет в кому!
  - Я тебя ненавижу, - сказал Станя. И тут, когда он было собирался двинуть Гордееву, вскрикнула Катюша:
  - Я знаю!
  - Что я ненавижу Гордеева?
  - Нет! Я знаю, что надо делать! Мы искали в метазоологии. А может нам нужна палеометазоология?!
  - В смысле, нам просто нужно слово подлиннее? - спросил Сережа.
  - Дурак, - отмахнулась Уварова. - Палеометазоология - это про вымерших существ!
  - Вот именно, - кивнула Катюша. - Вдруг наш гладатель костей формально вымер давно, а тут объявился! Гордеев поднялся с дивана, получил подзатыльник от Стани, но это его не остановило от очередной питерской речи.
  - Парни и дамы! Я знаю, что нам поможет! Адский труд! От моей тетки осталась целая библиотека фриковских книжек. Там, думаю, и про палеометазоологию что-нибудь будет! Я хотел пустить эти книжки на растопку зимой, пусть они перед этим хоть пригодятся!
  - В Москве топят, друган, - предупредил Сережа.
  Гордеев достал из шкафа, где Станя заметил еще женскую шубу, на которой, судя по виду, жило, не зная ни голода, ни бедности, не одно поколение моли, коробку из-под пылесоса с выцветшей картинкой. Коробка была полна книжек, не все из них были на русском, но все были очень старые. В этой помоечной библиотеке они и рылись не менее получаса, перебирая книжки вроде 'Западный тип магии и его инструментарий', 'Тип и специализация магии: очевидная и неочевидная связь', 'Общая теория магического поля в уравнениях'. У Лапши горели глаза при взгляде на любую из этих книжек, так что сомнений в том, что библиотека не будет пущена на растопку, а будет призвана радовать Лапшу, больше не было. Наконец нужная книга нашлась, за что стоило благодарить именно Лапшу, увлеченную поиском больше других. Книга была не очень толстая, что давало Стане надежду не читать ее до вечера, но была на английском, что разбивало эту надежду в пух и прах.
  Все снова расселись на диване, Лапша сощурила густо подведенные черным глаза, процедила:
  - Макс, ты вообще уверен, что мы сможем это прочитать?
  - Сережа сможет!
  - Да ну тебя, если я богатый, это не значит, что я хорошо знаю английский.
  - Ладно, - развел руками Гордеев. - Я в любом случае эксперт по английской филологии.
  Сережа отдернул Гордеева:
  - Завали. Не сможем прочитать - отдадим нашему боссу, он натуральный англичашка.
  Тут Сережа, конечно, блефовал. После истории с Лазаревским кладбищем лишние контакты с Реджиком поддерживать не хотелось по каким бы то ни было вопросам. Так что лучше было Гордееву оказаться экспертом хотя бы в лингвистике. Для начала они открыли оглавление, вымершей нежити было явно меньше, чем до сих пор здравствовавшей, но Станя все равно не знал, с чего начать. А потом Сережа с Женькой оглушительно заржали:
  - Блин, чего тут написано?
  - Юпэйр!
  - Упэйр!
  - Это упырь, идиоты, - зашипела Лапша. - В транскрипции. Странно, я думала, что упырь - это вампир.
  - Давайте его посмотрим! Вдруг он обгладывает кости!
  - Да, чем черт не шутит, давайте!
  - Гордеев, ты опять ругаешься, как питерец, - покачал головой Сережа. - Тебя не исправить.
  Они открыли главу про юпэйра, упэйра или упыря, кем бы он ни был на самом деле. Сережа вытаращил глаза, закашлялся.
  - Чего? 'Lust for flash?!' Похоть к плоти?! Гордеев, твоя тетка точно не прятала под этой обложкой эротический роман?
  - Блин, ты точно богатый? - спросил Гордеев. - Потому что с английским у тебя и вправду плохо. Жажда плоти! Тут написано 'жажда до плоти'!
  - Ну ладно, ладно, не бесись! - согласился Сережа, а потом вдруг едва не заорал: - Жажда плоти?!
  - Жажда плоти?! - повторил Гордеев.
  - Это то, что нам нужно! - кивнула Лапша.
  - Плоть? - спросил Станя.
  - Нет! Упырь!
  Оказалось, что даже эксперт по английской филологии Макс Гордеев не может перевести весь текст. Впрочем, Станя этому не удивился.
  - Может забить его в гугл-переводчик? - предложила Женька.
  - Не, все это перепечатывать лениво, - отрезал Станя.
  Из того, что они поняли, во всяком случае, можно было думать, что глодатель костей с кладбища - именно упырь. Упырь оказался не юпэйром и не упэйром, а поднятым рэйзером. Рэйзеров не поднимали уже давно. Ну, давно - на момент написания книги, и очень давно - на настоящий момент. Дело было в том, что поднятого рэйзера нельзя было контролировать, нельзя было удержать, а собственным разумом он не обладал, так что на выходе вместо осторожной и дорожащей своим существованием нежити получалось существо, бешеное от голода, которое невозможно остановить. Естественно, что никому не нравилось, да никому и не нужно было поднимать рэйзеров - пользы от них никакой не было, они не выполняли приказов, а вот вреда - куда больше, чем от любой другой разумной нежити. Упырь мог вырезать целую деревню, настолько он был голоден и зол. Упырям не нужно было только мясо, только кровь или только сердца, они жрали все, что могли сожрать. Со временем даже самые тупые рэйзеры поняли, что коллег лучше оставить спать спокойно, и с конца девятнадцатого века ни одного упыря замечено не было.
  - Если упыри жрали все, что могли, то что мешало нашему упырю взять да и обглодать человека до костей? - рассуждала Катюша.
  - Ну, не знаю, - пожал плечами Гордеев. - Может быть, убеждения?
  - Заткнись, эксперт! Ты что не понимаешь, мы нашли неизвестную нежить! Ты не понимаешь, на Лазаревском кладбище хоронили рейзэров! Рейзэров! Как мы раньше не догадались? - возликовал Сережа.
  Только вот у кого хватило силы снять охранные заклинания, которые чуть не прикончили Сережу, чтобы поднять этого рейзэра? Хотя, если уж начистоту, Станю с Сережей не так уж сложно было прикончить чем угодно. Уварова сложила руки на груди, протянула:
  - А если это не упырь?
  - И кто это еще? - спросила Катюша. - Смотри: он не слушается приказов, это уже понятно - ни один рейзэр не прикажет трупарю выжрать людей, чтоб костей хватило яму завалить.
  - А если он маньяк? - предположил Гордеев.
  Катюша терпеливо ему объяснила:
  - Блин, Гордеев, мы рассматриваем ситуацию, не примешивая туда посторонних фактов. Мы не знаем, есть ли рейзэр-маньяк в Москве. В основном рэйзеры не маньяки, значит, мы не будем предполагать рейзэра-маньяка. Возможно, упыря подняли по ошибке.
  Сережа помотал головой:
  - Нет, его подняли не по ошибке. Кто-то достаточно сильный специально снял охранные заклинания и поднял рейзэра.
  Станя тогда рявкнул:
  - Заткнитесь, блин, и слушайте Катюшу!
  Катюша, во всяком случае, как-то приближала их к разгадке, а это Стане нравилось, потому что читать скучную американскую книжку по палеометазоологии дальше он не хотел. Катюша кивнула:
  - Спасибо, Станя. Так вот, если кто-то действительно поднял рэйзера, все становится понятным. К ментам виниться в таком случае никто не пойдет, скорее затаится. А упырь там, прячется на кладбище, таскает туда добычу. Кладбище ведь заброшенное, вряд ли его патрулируют.
  Уварова снова была недовольна:
  - А тогда почему этот рэйзер, поднявший упыря, не положит его?
  - Ты что. думаешь, что я этот рэйзер? - отмахнулась Катюша. - Я просто предполагаю, как все могло быть. А почему не положит - кто его знает.
  - К зубному на четверг записан! - засмеялся Сережа. - Или сессия в универе началась.
  Все, даже Катюша, заржали, но, кажется, Лапша не передумала буквоедствовать.
  - Даже если это упырь, то что этот факт нам дает? Как его убить?
  Станя отвесил Лапше подзатыльник, она отвесила ему в ответ.
  - Дура, мы не собираемся его убивать, мы ж не конченые дебилы. Мы позвоним мусорам, пусть они и разбираются.
  Сережа кивнул.
  - Вот! Ну и отлично!
  - Так, ребят, я пошла пожарю сосисок тогда! Мы, считай, раскрыли тайну! Про нас точно будет фильм, я вам говорю! - предупредила Женька.
  Женька унеслась на кухню. Кажется, ей действительно нравилось с ними тусить. Странно, Станя думал, девчонки будут бояться, но оказалось, что Женька не боялась ничего, кроме того, что рано или поздно мама перестанет давать ей карманные деньги. На кухне она напевала что-то в теории мелодичное, но в ее исполнении больше похожее на завывания маленьких собачек, заключенных в дамских сумочках.
  Катюша спросила:
  - Ну? С чьего телефона будем звонить?
  Гордеев сразу же запротестовал:
  - С моего нельзя, я боюсь, меня вычислят!
  Станя пожал плечами, сказал уже привычно:
  - Лавэ нет.
  - А я сам рэйзер, вдруг подумают, что я упыря поднял! Не буду им звонить.
  - Я не могу придумать причину, но мне тоже что-то не хочется, - фыркнула Лапша.
  Станя понял, как вовремя Женька ретировалась на кухню, и что не столько она была голодна, сколько по-своему предусмотрительна. Когда Катюша решила звонить со своего телефона, Женька тут же вернулась.
  - Ну, чего там?
  - Не сожги мне кухню, Ветрова, а то я буду жить у тебя!
  - Размечтался, Гордеев!
  - Тихо, ребят, я же звоню ментам! - шикнула на них Катюша. Она включила громкую связь. С минуту все слушали гудки и помехи, наконец им ответили:
  - Полиция.
  - Здравствуйте, - начала Катюша так, будто не с ментами разговаривала, а с монашками. - Не могли бы вы сказать, куда нам надо обратиться, чтобы поделиться информацией об опасном существе на Лазаревском кладбище?
  Полицейский помолчал, в динамике было слышно его тяжелое дыхание, и когда они сполна насладились его мелодичной астмой, сказал:
  - Сюда и обратиться. В полицию.
  - Извините, я думала, вы соедините меня с каким-то особым отделом.
  - Девушка, давайте быстрее, у нас не телефон доверия.
  - Извините. В общем, у меня имеется информация о чудовище на заброшенном Лазаревском Кладбище. Возможно, это упырь.
  - Вампир? - переспросил полицейский.
  - Нет, упырь. Поднятый рейзэр.
  Тут полицейский засмеялся:
  - Так, детишки, кончайте уже фантазировать. Нам работать надо, а вы здесь монстров придумываете.
  - Нет, я серьезно. Погибли люди, вы не понимаете?
  - Девушка, идите книжки писать, какие упыри?
  Тут Сережа вырвал у Катюши телефон, почти проорал в трубку:
  - Вы чего, не понимаете?! Там упырь людей жрет! Знаете, сколько на этом кладбище костей?!
  - Знаю, что много. Это же кладбище. Какие кости, мальчик? Может, упырь и сожрал этих людей, но если от них остались только кости, то было это несколько десятков лет назад.
  Станя отобрал телефон у Сережи, рявкнул, как он надеялся, менту в самое ухо:
  - Блин, да вы совсем, что ли? Короче, там упырь обглодал дофига людей, а вы чего?
  Полицейский снова помолчал в трубку, слышно было только чавканье.
  - Приятного аппетита, - промычал Станя. - Козел.
  - Что?
  - Ничего, - спешно ответила Катюша.
  - Так, дети. Если хотите, чтобы мы рассмотрели ваше заявление, приезжайте и пишите его. В сопровождении родителей.
  - Но там упырь! - заканючил Сережа.
  - Поймите, могут погибнуть люди! - втирал менту Гордеев. Он явно считал себя экспертом по разговорам с полицией, но явно им не был.
  - Дошутитесь сейчас у меня. Еще один такой звонок, и я оштрафую вас за ложный вызов!
  - Но...
  Возможно, Катюша и хотела сказать что-то, что заставило бы полицейского задуматься, но он бросил трубку.
  - Черт!
  - Гордеев, ты достал!
  - Ну, чего нам теперь делать? - спросила Женька.
  Станя поднялся с дивана, потянулся и сказал:
  - Может, ничего? На нет, значит, и суда нет. Я, короче, домой. Теперь менты виноваты, а не мы.
  Но, кажется, никто, кроме Стани не думал, что теперь никакой ответственности на них не лежит.
  - Стань, ты с ума сошел? Теперь, когда мы знаем, кто жрет людей на кладбище, мы не можем все бросить, - сказала Катюша.
  - Это подло, - подтвердила Лапша, и впервые на памяти Стани она с кем-то так безоговорочно согласилась.
  Гордеев поднял палец вверх, начал тоном пророка:
  - Кроме того, если мы узнали, что это упырь, то остается всего ничего - найти того, кто может с ним разобраться.
  Станя смотрел на Сережу, который обычно всегда его поддерживал, но тот только покачал головой.
  - Брат, прости, но я так не могу. Если упырь еще кого-нибудь сожрет, это будет на нашей совести.
  - Блин, жрачка же сгорит! - взвизгнула Женька.
  Ну, хоть она не спешит с осуждениями. В этот момент Станя понял, что, пожалуй, Женька ему нравится больше остальных его друзей.
  - Ну ладно, как хотите. Я пошел, короче.
  - О, нет, Стасик! Останься-ка!
  Гордеев зачеркнул на ватмане пункт 'неизвестная нежить' и написал вместо него 'упырь'. А потом большими и красивыми буквами написал внизу: 'если нам не помогут менты, нам помогут скины'.
  - Даже не думай. Я туда не сунусь, пока все не забудут историю про видео.
  - Сунешься, Стасик, иначе упырь сожрет еще кучу людей.
  - И чего?
  Но Станя понял, что этим Гордеев пытался напугать не его. Сережа заискивающе улыбаясь, заговорил:
  - Слушай, Стань, ну позвони, просто инфу им закинь. Они-то с ней, в отличие от ментов, знают, что делать. Ты же про зачистки рассказывал, и вообще! Стань, пожалуйста. Нам же ничего не надо будет делать! Только расскажем и все, снова нормальная жизнь.
  - Ну, как нормальная. Беспорядков будет не больше, чем обычно, - кивнул Гордеев.
  - Надо было снять гребучее проклятье, - пробормотал Станя. - Дай телефон, Катюша.
  - А чего все с моего-то? У тебя своего нет?
  - У него бабла нет, - пояснил Сережа.
  - Не, - мотнул головой Станя. - Дело не в этом. Если я позвоню со своего, никто из скинов даже трубу не возьмет.
  После недолгих терзаний Катюша все-таки протянула ему свой телефон, Станя набрал номер по памяти. Он не хотел, чтобы Гордеев и Лапша слушали его разговор, так что вышел на балкон, закурил и принялся ждать. Долгое время трубку никто не брал, но наконец Станя услышал знакомый голос. Теперь надо было действовать быстро, пока Темыч не понял, что это Станя звонит.
  - На заброшенном Лазаревском кладбище какой-то чмошник жрет людей. Возможно, это поднятый труповод. Упырь типа.
  Станя уже хотел было бросить трубку, но Темыч сказал:
  - Мелкий, это ты, что ли? Здорова!
  - Здорова, Темыч. А чего, вы меня не выгнали?
  - Не, ну на сходке тебе сейчас лучше не появляться. Да и на районе лишний раз не отсвечивай.
  Станя скривился, а потом выдавил из себя:
  - А с тобой встретиться можно?
  - А чего надо?
  - Ну, мы тут тему намутили, разобраться надо.
  - С твоим другом-фриком?
  - Типа того.
  - Ну, давай через час на пустыре перетрем.
  - А чего на пустыре?
  - Чтоб меня с тобой не видели.
  - Ну, давай.
  - Все, мелкий, бывай. Опоздаешь, я тебя ждать не буду.
  Темычу было под двадцать, никто точно не знал, чем он занимается, но он всегда был при деньгах. Темыч без сомнений был самым загадочным человеком на районе. Он был мутный, ненадежный, но Станя был рад, что позвонил именно ему. Никто другой бы встретиться не согласился.
  - Ну что, Станька?
  Станя заулыбался:
  - Через час встречусь с пацаном. Объясню ему тему, короче, а там посмотрим.
  Радовался Станя, конечно, не возможности избавить город от упыря, а шансу перетереть с Темычем все непонятки, а потом и вернуться в тусовку. Станя очень переживал, что никогда больше не сможет зависать со скинами, только с ними Станя чувствовал себя и уверенным, и нужным, и еще в безопасности.
  - Женька, ты сожгла жрачку или нет? Ее можно есть, а? - крикнул Станя.
  - Ты сожрешь, Станька. Иди!
  - И что, ты поговоришь со своими ультраправыми друзьями, и они нам помогут? - не отставал Гордеев.
  - Не знаю, но я с ними поговорю.
  - Если помогут, я сам череп обрею! - засмеялся Сережа. Кажется, его настроение тоже улучшилось.
  И тут эксперт по социальному взаимодействию сказал:
  - Давай, давай, Стасик. Хоть побудешь полезным!
  - Чего? В смысле?
  - Ну, ну ты ж не фрик и не умный, и даже не красивая Женька, - протянул Гордеев.
  - Да он шутит, Стань, ты чего! - принялся оправдываться вместо эксперта Сережа.
  - Да? Шутишь? - спросил Станя.
  - Да.
  Ну конечно, он шутит. И как только можно было сомневаться? Станя двинул ему в морду точно так же, как двинул в школе, только теперь надеялся сломать нос.
  Лапша заорала на него:
  - Логинов, кончай, блин!
  - Блин, Стасик, реально, чего ты взбесился?! - запричитал Гордеев.
  Станя действительно разозлился, да так сильно, что даже про еду забыл, что с ним на самом деле нечасто бывало.
  - Все, я пошел.
  - Стань, еще час же, - сказал Сережа.
  - Погуляю.
  Разозлился Станя ведь вовсе не потому, что оскорбился в своих лучших чувствах, а потому что снова нахлынула зависть. Не к Женьке Ветровой и ее красоте, конечно. И даже не к Катюше и Лапше с их мозгами.
  - Стань, подожди. Он реально пошутил! - убеждал его Сережа. - Это его очередная питерская шутка, я тебе говорю.
  - Отвали.
  С кухни выглянули Женька и Кисуля, глаза у обеих одинаково светились любопытством. Только оказавшись за дверью, Станя понял, какого дурака сыграл. Надо было хоть сосиски их сожрать.
  Дом у Гордеева был старый, недалеко ушедший в своем развитии от хрущевки. Ступеньки на лестнице с неровными краями выглядели как сколотые зубы. Сладко и тошнотворно пахло мусором, горько и дурманяще - краской. Кто-то делал ремонт, дрель жужжала, как сумасшедшее насекомое, кто-то ругался, а Станя стоял на лестничной клетке и жалел о несъеденных сосисках. Стены были разрисованы яркими фейковскими знаками, цветами и какими-то заклинаниями. Поверх кто-то пририсовал свастику и написал свои волнения о судьбе человеческой расы в ближайшем будущем. Так же Станя увидел, что антифа рулит и что антифа - продались фейкухам. Станя достал ключи, выцарапал свастику поверх восхвалений антифашистов и двинул вниз по лестнице. У бесхозной молодежи с окраин Москвы было три проблемы: политическое самоопределение, чтобы все-таки не съели и где взять денег. На улице Станя увидел, что глаз солнца потускнел и заплыл настолько, что теперь на него можно было смотреть своими глазами и не щуриться. Значит, скоро начнет темнеть. Небо было чистое и плоское, как лист голубой бумаги, подклеенный поверх одинаковых высоток. Станя с трудом поборол в себе желание чем-нибудь в это небо запустить, просто от злости.
  Он высчитал, где примерно находится квартира Гордеева, нашел камень побольше и швырнул его прямо в окно. Стекло жалобно звякнуло. Станя рванул к остановке, на тот случай, если вдруг его расчеты были не верны, и он разбил чужое окно. Кому бы ни пришлось менять в ближайшее время стекло, Стане в любом случае стало легче. На остановке собрался унылый народец: тетки с грустными глазами, вздыхающие в усы мужички, истеричные бабки. А потом учителя еще спрашивали, почему это дети не уважают взрослых. А потому что вот таких вот взрослых Станя видел каждый день, уставших и бесполезных чмошников. Такие, как Волк, или такие, как отец Сережи, крутые взрослые, которых реально стоило уважать, не тусовались на остановках, не требовали уступать им место в автобусе, не заставляли уважительно с ними разговаривать.
  Двадцать первого дожидаться пришлось, как всегда, долго. Когда Станя заходил в автобус, он всегда запоминал морду и имя водителя, на всякий случай. Приятно было знать, что, если автобус, выписывая свои крутые виражи, впишется в фуру, будет кого в этом обвинить. Точность, говорила Станина мама, и чистоплотность - качества, которые очень нужны бедным, их добродетели. Но Станя, судя по всему, даже добродетели умудрился превратить в недостатки - был слишком злопамятным и гладил рубашки дольше, чем делал уроки.
  Когда неприятный и строгий женский голос объявил, наконец, что эта остановка - 'Юбилейный проспект', а автобус следует дальше по маршруту двадцать один, Станя спрыгнул со ступеньки на асфальт, из тепла в холод. До пустыря он шел медленно, ужасно не хотелось зависать там одному так долго, но и опаздывать не стоило. На тонкой корочке снега проглядывали островки желто-коричневой травы. Земля на пустыре была похожа на заплесневелый кекс, щедро присыпанный сахарной пудрой. Станя старался думать о заплесневелых кексах, о заплесневелых взрослых, только не о том, как сильно он хочет быть фриком и уметь то же, что и Гордеев с Сережей. Темыч сильно опоздал, но Станя и не удивился. Ведь Темыч ничем не был Стане обязан.
  - На свидание девушку водил, - пояснил Темыч вместо извинений или приветствия. - Три свидания - и ничего. Эта девочка, по ходу, динамщица.
  Станя хмыкнул, но подумал, что точно не хотел бы, чтобы какой-нибудь мужик говорил так про его сестренку, когда она вырастет. И тем более - пока она не выросла.
  - Проблема в том, - сказал Темыч, выудив из кармана пачку сигарет и потребовав у Стани зажигалку, - что у девок мозги забиты христианством, коммунизмом, феминизмом и прочей чушью.
  Станя подумал, что Темыч сам подался бы хоть в монахи, хоть в коммуняки, а при определенных условиях, вернее, при их отсутствии, и в феминистки, если бы чувствовал, что там было бы чего намутить. Но сказал Станя:
  - Так вот почему мы девок не берем?
  - Да. Девки левацкие по своей природе.
  Станя был практически уверен, что Темыч не такой уж идейный, но доказать этого никто не мог. Темыч был таким же отморозком, как остальные, но не таким уж тупым. Он выпустил дым, казавшийся сейчас синеватым. У Темыча в его красные 'Doc Martens' были вдеты белые шнурки, это значило, что он убил хотя бы одного трупаря. Идейным он был или нет, но он был героем. Станя никогда не спрашивал его, кого он такого прикончил, чтобы получить право носить белые шнурки, просто неудобно было. Темыч сказал:
  - Хотя в Европе девчонок берут. Но у наших европейских братьев другая ситуация.
  Слово 'братьев' Темыч произнес с едва заметной насмешкой, так, как не сказал бы на сходке. Станю это задело. Значит, Темыч, больше не считал его своим.
  - Они борются за политическое влияние, а мы - за выживание. Кто ж виноват, что по Москве безопасно только ездить на машине с мигалкой.
  - По Москве безопасно только ездить в БТР, - хмыкнул Станя.
  Темыч сначала обнажил зубы в неприятной улыбке, а потом и засмеялся. И, конечно, Станя расслабился от этого ненавязчивого трепа о политике и девках, так что вопрос Темыча застал его врасплох:
  - Откуда обновка?
  Темыч кивнул на новые Станины ботинки. Растерявшись поначалу, Станя все-таки взял себя в руки.
  - Украл.
  - Не попадись.
  Стане показалось, что Темыч ему не поверил, но уточнять не стал.
  - Так поможешь тему намутить? - спросил Станя.
  - Сначала расскажи, что за история с видео? Чего ты забыл в вампирском районе?
  - Девчонку с другом пошли проводить.
  - С другом, у которого на коленях сидел зомби? - спросил Темыч.
  - Ну да.
  - Понятно.
  То, что Темыч даже не стал расспрашивать дальше, пробесило Станю еще больше. Чего ему понятно?
  - Ты что, не будешь меня бить или там отчитывать?
  Темыч пожал плечами. И тогда Станя не выдержал:
  - Меня теперь выгонят?
  - Это ты не меня спрашивай. Посмотрим. Я, может, побазарю насчет тебя. Скажу ситуация была, так и так. На самом деле, у многих бывало и хуже, чем у тебя.
  - Серьезно?
  - Ага.
  Станя посмотрел на его сбитые костяшки пальцев, потом на белые шнурки у него в ботинках, и подумал, что если Темыч за него заступится, вот будет круто.
  - А чего мне надо сделать, чтобы ты за меня заступился?
  - Ничего пока. Считай, что это по тому поводу, что я тебя подобрал.
  Когда Станя еще не обрил голову, но уже протащился по теме: одевался как надо, тусовался там, где скины собирались, именно Темыч назвал его кудрявым и спросил, проблемы у него или что. И тогда даже побил немного, зато потом привел в тусовку. И Станя, утирая кровь из носа, глазел на серьезных бритых парней в бомберах и тяжелых ботинках, на крутых ребят, снабженных ножами, травматами и битами, и мечтал стать крутым тоже. Сейчас Станя сказал:
  - Спасибо, мужик.
  - Да не парься, я еще не знаю, буду говорить или нет. В четверг пацаны на Чистяках будут плеши греть, там посмотрим. А чего ты мне сегодня-то звонил?
  Тут Станя засунул руки в карманы, принялся изучать носки своих ботинок.
  - В общем, тут такое дело. Мне инфа дошла, что на заброшенном Лазаревском кладбище упырь завелся. Поднятый труповод. Вот.
  - Мне это без разницы. Откуда инфа?
  - Ну вот дошла.
  - От твоего друга-фрика, да?
  Станя кивнул. Но Темыч снова не разозлился.
  - Я закину эту тему ребятам в четверг, они подумают.
  - Стоп, мужик, Темыч, это же только в четверг! А сколько они будут думать?! А вдруг упырь еще кучу людей сожрет до этого момента?
  Нет, Станю не волновало это ни сейчас, ни час назад. А вот вернуться, чтобы сказать эксперту Гордееву и своему страдающему приступом ответственности лучшему другу, что ждать надо целую неделю, а потом еще неизвестно сколько - этого Станя не мог. Не после того, как его назвали бесполезным, во всяком случае.
  Темыч терпеливо растолковал ему:
  - Раньше никак. Ты хоть представляешь, что такое убить трупаря, любого трупаря? К каждой акции надо готовиться, и очень основательно.
  - Ага, а трупарь пока будет жрать людей?
  - Мелкий, ты предъявы, что ли, кидаешь? Этим, по-хорошему, должны мусора заниматься, или супермен. У ментов оружие, и их за такие вещи на пятнадцать суток в свои же обезьянники не сажают. У нас нет возможности решать такие дела быстро.
  Станя кивнул.
  - Понял.
  - Я поговорю, а ты, значит, сиди и не отсвечивай. Ты ж малолетка, чего ты можешь?
  Темыч смотрел на него пристально, как будто ждал подтверждения или опровержения своим словам. Станя скривился, от злости сцепил зубы. В конце концов он заставил себя кивнуть.
  - Ну, бывай, мелкий. У меня дела еще, некогда тут с тобой базар разводить. Я тебе наберу, как чего выяснится.
  Станя остался стоять на пустыре и думать над тем, как сказать Максу Гордееву, почему он вернулся без хороших новостей. Но вместо того, чтобы пойти к остановке, поехать к Гордееву и пережить очередной позор, Станя перешел дорогу и пошел в Реутов. Чтобы попасть из Москвы в Подмосковье, не надо было трястись в междугороднем автобусе или в электричке. Достаточно было перейти дорогу. Реутов от Москвы мало чем отличался: те же панельные дома, те же дворы, те же люди, и даже автобусы точно такие же - белые с зеленой полосой на боку. Разве что только недостроев в этом городке было куда больше. Станя в них часто зависал. В заброшенных домах так спокойно не было никогда, там висели фейки в поисках остаточных колебаний поля, и висели фанаты в поисках проблем с ментами; там, в конце концов, висела нежить в поисках вкусного обеда из предыдущих двух категорий. Недостройки никого в этом плане особенно не интересовали, поля своего они не имели, потому что так никогда и не стали чьим-то домами. Раньше там тусовались бомжи, но их всех давно поели. Конечно, кантоваться в заброшке перед наступлением темноты было глупостью, граничащей с идиотизмом, даже Станя это понимал. Но какая-то его часть очень хотела, чтобы кто-нибудь его под шумок сожрал, ведь тогда друзья поймут, что потеряли; а кроме того, не придется признаваться, что Станя облажался. Но никто не собирался его жрать - ни на входе, ни когда он проходил по узким вонявшим мокрым камнем коридорам. Сколько бы Станя ни торчал здесь, рано или поздно ему придется пойти и признаться, что у него ничего не вышло. Сережа будет мучиться, что до четверга образуется вторая яма, в которую чудовище будет сплевывать кости, а Гордеев будет шутковать. Станя поднял с пола ржавую арматурину и с размаху зарядил ей по остаткам стекла в оконном проеме. Осколки брызнули в разные стороны, но Станя даже глаза закрывать не стал, не отскочил, не отдернул руки.
  - Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
  Толком Станя и не понимал, к кому именно обращается: к себе самому, к Темычу или к Гордееву. Наверное, все-таки к Гордееву, они-то с Темычем были не виноваты в том, что Гордеев - тупой козел. Станя развернулся, ударил арматуриной по стене, потом еще раз, и еще, пока руки не заболели. Станя всегда думал, что ему никто не нужен, а иногда даже - что он сам прекрасно со всем справится. Но с тех пор, как его лучший друг оказался фриком и принялся общаться с таким же фриком, Станя свои взгляды резко пересмотрел. Он и ревновал, и завидовал, и злился на себя самого. Он с таким усердием лупил арматурой по стене, что отколол от нее пару камешков, но и на этом не остановился.
  Станя хотел быть полезным, хотел что-то такое сделать, чтобы всем доказать - себе, и Гордееву, и Темычу, и Сереже, - какой он на самом деле. Надо было только придумать, как сделать так, чтобы все вокруг поняли его, зауважали. Надо было стать, ну, крутым, как Темыч. Героем. Станя остановился, прислонился к стене, закрыл глаза. Даже зажмурившись, Станя мог сказать, что уже потемнело окончательно. Он не слышал детских визгов, шум машин стал глуше и реже.
  Чтобы стать героем, нужно было убить какую-нибудь нежить. Чтобы доказать своим друзьям, что Станя на что-то способен, нужно было убить упыря. Станя было двинул к выходу, но уже на улице понял - нет, это тема для самоубийц, а не для героев, идти туда одному. Что, конечно, тоже могло бы быть клево и печально, если бы ребята узнали, но быть обглоданным на дне какой-то ямы было не лучшим продолжением печальной Станиной жизни. Нет уж, он должен был поступить по-другому. Станя решил уговорить их убить упыря вместе, в конце концов, их было больше, двое из них были фриками, а Станя чувствовал в себе внезапный прилив сил и желания убивать чудовищ, если уж Гордеева убить было нельзя. Все бы увидели, как Станя прикончит упыря, восхитились бы, конечно, стали бы его бояться, как раньше, и уважать. Настроение качнулось вперед, выправилось и стало лучше, чем за всю предыдущую неделю. Станя знал, что делать, знал даже, как, и точно знал - когда. Вот сейчас. На автобус он не сел, наоборот, шел пешком в темноте и в компании редких прохожих, но ничего не боялся. Сегодня с ним ничего не должно было случиться, во всяком случае, пока что. Станя тащил за собой свою арматурину - в конце концов, вряд ли у Гордеева есть какое-нибудь оружие, а к этой железной палке Станя уже почти прикипел. Ведь именно она, а не кто-то из Станиных так называемых друзей, помогла, когда ему было стыдно и тяжело, и хотелось бить стекла и стены. Оскалившаяся дыра разбитого окна в доме Гордеева была темной и пустой, значит, не эксперту Станя попортил имущество. Ну, бывает. Поднявшись на второй этаж второй раз за день, нажимать на звонок Станя не стал, принялся пинать дверь. Если Гордеев правда эксперт, должен был понять, кто вернулся. Но дверь открыл Сережа.
  - Брат, наконец-то ты пришел! Я волновался!
  Сережа увидел у Стани в руках арматурину, уважительно сказал:
  - Если ты пришел отомстить Гордееву - проходи.
  У Гордеева в комнате все спорили до хрипоты о том, что делать с упырем.
  - Нужно звонить ментам, может нам другой попадется, нормальный, - доказывала Катюша.
  - Нет, дождемся новостей про скинов! - увещевал девчонок Гордеев.
  - Вы что, идиоты?! Надо найти настоящих ведьм и спросить, что делать, - злилась Лапша.
  - О, привет, Стасик, - обрадовался Гордеев. - Выглядишь лучше, чем когда ты уходил. Это твои друзья-нацики тебя так развеселили? Стасик, а правда, что фашизм - высшее проявление мужского начала?
  Станя осмотрелся. Нет, все окна в квартире Гордеева были целы. Зато в комнате стоял старый буфет со стеклянной дверцей. Лапша и Катюша продолжали ругаться, Гордеев продолжал улыбаться. Станя кивнул ему в знак приветствия, а потом размахнулся арматуриной и разбил дверцу шкафчика, а вместе с ней и много аккуратненьких фарфоровых чашечек.
  - Заткнитесь, блин, все.
  Женька вскрикнула от неожиданности, Катюша охнула, а Лапша только округлила глаза. Сережа, судя по его виду, вообще не удивился. Он-то Станю прекрасно знал.
  - Стасик, чего это было?!
  - Кара тебе за то, что ты, Максик, урод! - сказал Станя, повторяя то, что говорил ему утром Гордеев после того, как шибанул током. Гордеев не мог оценить, но Станя его еще пожалел, передумал выбивать ему окно. Холодало, а денег у Гордеева, чтобы сменить стекло, наверняка не было. Сервиз Гордееву был не нужен, а тем более не нужен был его тетке, раз она его здесь оставила. Так что эксперт понес легкое наказание. Хотя, если он, как истинный питерец, мог пить только из фарфоровых чашечек и есть только из фарфоровых блюдец, то Станя, конечно, обрек его на медленную и мучительную смерть.
  Единственное, что Станю волновало, так это то, как много еще стекол придется сегодня разбивать. Весь день к этому как-то располагал. Станя наступил на осколки носком ботинка, они захрустели под давлением.
  - Ты хоть представляешь, сколько мне придется здесь убираться, Стасик? - сокрушался Гордеев.
  Точно. Примерно столько времени, сколько Стане потребовалось, чтобы выправить свою самооценку.
  - Заткнись и слушай. В общем, все слушайте. Короче, скины нам не помогут. Не раньше четверга.
  - Долго ждать, блин. Упырь все это время будет мутить себе каждый день обед из трех перемен блюд, а это не считая завтрака, ужина и ленча, - развел руками Сережа. - Мы не можем столько терпеть, надо искать другую тему.
  - Не можем, - кивнул Станя. - И не будем. Сегодня мы пойдем и убьем этого гребучего ублюдка. Упыря в смысле.
  - Чего?! - взвизгнула Женька, но в ее голосе был не только страх, а еще и восторг.
  - Ты с ума сошел? - поинтересовалась Катюша.
  И только в глазах Лапши Стане почудилось одобрение. Станя продолжил давить осколки ботинком.
  - А что такого? У нас двое фриков и я. В общем, нас больше, чем упыря, потому что упырь - один.
  - Ты продемонстрировал способности к счету, Логинов, это здорово. Но как вы планируете его убить? - пожала плечами Лапша.
  Но и на этот вопрос у Стани готов был ответ:
  - В интернете узнаем. Чего, вы реально не понимаете, что упыря надо прикончить? Вон приколитесь, он людей как овец режет. Ну и чего, что менты нам не могут помочь. Это что, повод просто ждать, пока упырь не вырежет там полрайона? Вот, блин, если кто из вас сможет с этим жить, то ладно. Я-то смогу.
  Сережа и Гордеев переглянулись. В конце концов Сережа сказал:
  - А мы сможем убить его?
  Станя помолчал, а потом сказал, надеясь, что это правда:
  - Конечно, мы сможем. Ты же фрик, а я крутой.
  - А я? - спросил Гордеев.
  - А ты урод, бесишь меня.
  Сережа помолчал, а потом подошел к Стане.
  - В общем, я согласен. Меньше всего на свете я хотел бы быть ответственным за какого-то упыря.
  Гордеев долгое время оглядывался на Лапшу, потом сделал шаг вперед.
  - Вам понадобится эксперт, факт.
  Но больше всего Станю удивило то, что вызвалась Лапша:
  - Я с вами. Нельзя этого так оставлять.
  - Ты ж девчонка.
  - Это не значит, что я не могу помочь!
  Наконец Катюша спросила:
  - А вы не думаете, что этот упырь обгладывает людей до костей? Много людей. Разных людей!
  Но Станю уже было не переубедить.
  - Ну, а вампы выжирают из человека кровь, что не помешало нам пойти в вампирский район. Там было дохрена вампов, а упырь вообще всего один.
  - Точно! - подтвердил Сережа.
  - Ага, - кивнула Женька.
  - А я не такая дура, чтобы ходить в вампирский район, - добавила Лапша.
  Станя сказал:
  - А ты, Катюша, будешь в панике звонить ментам и говорить, что твои друганы пошли убивать упыря, раз менты не помогли.
  Женька запрыгала на месте:
  - А с вами можно?!
  - Нет, ты же точно девчонка!
  - Лапше-то можно!
  - Я ж не бесполезная девчонка. Лучше давайте выясним, как убить упыря!
  Станя хотел было снова отобрать у кого-нибудь телефон, но Гордеев сказал:
  - А зачем нам его убивать, это сложно. Мы его положим.
  - Ты что умеешь класть мертвецов? - спросил Сережа.
  - Умею, конечно, я же мастер. - Гордеев помолчал, ожидая согласия или опровержения своих слов, а потом сам добавил. - Ладно, я не умею. Но я могу упыря ослабить! Он станет беззащитным, как слепой котенок. А потом мы его просто пристукнем!
  - Я, в отличие от тебя, вообще ничего не умею!
  Гордеев хмыкнул:
  - Тебе и не понадобится ничего уметь. Будешь мне просто помогать. А Станя пока будет отвлекать упыря.
  - Отвлекать?!
  Станя хотел было снова разозлиться, но вдруг понял, что не в такой уж он и ярости. Да, Станина роль в компании - не роль фрика, но у него есть другая, своя.
  - А я что буду делать? - спросила Лапша.
  - Ксюта, ты посидишь с Катюшей и Женькой. Это вечер для настоящих мужчин.
  - Блин, Гордеев, все, не хочу слушать твои питерские речи, - отмахнулся Сережа. - Лапша, ты будешь помогать Стане. Одному ему будет слишком опасно. Уж извини, но ты сама вызвалась идти с нами.
  - Нет! - воскликнул Гордеев.
  - Да! - подтвердила Лапша. Она светилась от нетерпения, вся такая подвижная и белокожая почти до посеребренности, как маленькая килька.
  - Решено! - сказал Сережа. - Ну, Гордеев, что тебе понадобится, чтобы ослабить упыря?
  - Много чего, я думаю. Я, конечно, постараюсь найти все нужные вещи, а то, что не найду заменить аналогами, но...
  Тут Станя толкнул Гордеева в спину:
  - Ну так чего ты стоишь, фрик?! Арбайт махт фрай!
  - Стасик, как тебе не стыдно, а? А если моя бабушка-фрик погибла в Освенциме?
  - У тебя еще и бабушка - фрик? - ужаснулся Станя, хотя получилось и не очень эмоционально. - Капец семейка. Лапша, слышишь меня, пошли поищем тебе лом или молоток. Что-нибудь, чем можно отвлекать упыря.
  - А ее мясо не подойдет? - засмеялся Сережа. Катюша покачала головой, сказала:
  - Ребят, я за вас волнуюсь!
  - Да они герои, ты чего! - отмахнулась Женька. - Мы будем ждать вас, короче, здесь. Я мамке скажу, что к Катюше ночевать пошла. Она скорее на это согласится, чем чтобы я сейчас домой по темноте пилила.
  Станю Женькино вранье не волновало, он потащил Лапшу на балкон.
  - Ищи ящик с инструментами.
  - Я откуда знаю, где он?
  - Да все хранят инструменты на балконе. Не думаю, что тетка Гордеева забрала их с собой в Америку.
  Лапша Уварова прислонилась к двери:
  - А почему мне нельзя просто взять кухонный нож?
  - Потому что на самом деле ты ничего с этим ножом сделать не сможешь. Проткнуть кого-нибудь довольно сложно, да и не факт, что это подействует. А вот прямой удар хотя бы отвлечет. Даже я ношу с собой только ножи из сплавов с серебром, потому что они хоть обожгут, если чего. То есть теперь не ношу, мне Кристинка так и не вернула мое оружие. Обычный нож, короче, фигня полная. А вот ударить чем-то тяжелым наотмашь легче, чем пытаться кого-то зарезать. Разлагающимся трупарям можно даже и голову так отшибить, пацаны рассказывали.
  Лапша смотрела на него, вскинув бровь.
  - Думаешь, ты такой крутой скинхед?
  - Ой, завали, Лапша.
  Станя нашел наконец ящик с инструментами, пригрозил:
  - А то дам тебе пассатижи и иди пасись!
  Он выудил из ящика лом, протянул его Лапше.
  - На, держи.
  - Тяжелый, блин.
  Станя отобрал инструмент обратно, взвесил в руке.
  - Лады, возьмешь мою арматурину. Она легче и длиннее. А я возьму лом, если ты такая слабачка.
  На балкон заглянул Сережа, спросил:
  - Вы идете или нет, ребята? По-моему Гордеев скоро начнет сгружать все, что надо для ослабления упыря, в чемодан. Эй, Гордеев, ты что, решил взять не только соль и розмарин, но и все, что понадобится тебе в загробной жизни? Слышишь, Стань, главное, чтобы у Реджика никакого договора с профсоюзом упырей не оказалось.
  Станя засмеялся, а Лапша только фыркнула:
  - Идиоты.
  Провожали их Катюша, Женька и Кисуля. Последняя издавала взволнованные хрипы, Женька ее то ли чесала, то ли ощипывала.
  - Ну, чего вы там смотрите, девчонки? - не выдержал Сережа, и Станя был уверен, что обращается он ко всем троим, включая Кисулю. - Мы же не в армию уходим!
  - Будьте осторожнее, - сказала Катюша. - Я начинаю звонить ментам.
  Гордеев набрал целую сумку какой-то нужной для обряда фигни, Лапша прятала арматурину в рулоне обоев, найденном на балконе вместе с ящиком инструментов, а Станя замотал лом в пакет. Только Сережа шел налегке, и по этому поводу его настроение весьма улучшилось. Наверняка выглядели они довольно подозрительно, но после темноты людям больше хочется домой, чем выяснять, куда направляются чужие дети. В метро народу почти не было, а уж тем более желающих прокатиться в центр. Так что с каждой остановкой людей в вагоне становилось все меньше, а к 'Площади Ильича' осталось, кроме них, человек пять.
  Сережа скривился, напомнил, что проезжать через 'Трубную' стремачно.
  - Не думаю, что нас там поджидают, - успокоил его Станя.
  За две станции до 'Марьиной рощи' Уварова вдруг снова спросила:
  - А вы уверены, что знаете, что делать с упырем?
  И Гордеев снова ответил, только уже куда менее самодовольно:
  - Да, конечно. Меня учили.
  На выходе из метро Уварова вцепилась в Гордеева, зашептала ему что-то. Сережа и Станя переглянулись. Сережа засмеялся:
  - Спорнем, она говорит ему, чтобы, если вдруг что-то пойдет не так, бросал нас и бежал.
  - Мы первые сбежим.
  Ворота Лазаревского кладбища, которое по советскому недоразумению называлось теперь 'Фестивальным парком', конечно, были закрыты.
  - Придется лезть, - постановил Гордеев.
  - Точняк, эксперт по паркуру, - согласился Сережа. - Ты первый.
  Оказалось, ко всему прочему, что Лапша слишком маленькая, чтобы перебраться через ограду.
  - Стасик, помоги ей.
  - А чего это я, а не ты? - спросил Станя без особенного энтузиазма.
  - Ты выше.
  Первым перелез Гордеев, за ним Сережа, которому Станя передал свой лом.
  - Вытащи его из пакета, но пакет не выбрасывай. На обратном пути тоже надо будет его как-нибудь маскировать.
  - Предусмотрительно, потому что я вот не рассчитываю на обратный путь, - сказал Сережа тоном куда более веселым, чем тот, которого Станя от него в такой ситуации ожидал. Но было видно, что Сереже действительно страшно. Уже и Стане стало действительно страшно. Лапша Уварова оказалась легкой и цепкой, держать ее было не так уж ужасно, как Станя предполагал. Даже коровой ее обозвать не хотелось, тем более, для коровы она была маловата. Пока Станя лез через ограду, он успел передумать кучу всего, пожалеть, что вообще охоту на упыря затеял, разувериться в себе и снова обрести спокойствие. Но как только спрыгнул на землю и отобрал у Сережи лом, он подумал о том, как клево будет сделать Гордеева, доказать Темычу, что Станя чего-то стоит и даже успокоить лучшего друга. Ну, оставалось либо справиться, либо умереть, пытаясь, как призывала футболка Гордеева. Особыми надеждами на то, что упырь им просто не попадется, Станя себя не тешил. Как если проходишь в метро без проездного, нужно готовиться к тому, что турникет попытается долбануть тебя в почки, так и, если приходишь на заброшенное кладбище после наступления темноты, нужно быть готовым, что почки тебе отъедят. Если к расставанию со своими внутренними органами, конечно, можно было приготовиться. Сережа, видимо, пытался сориентироваться, как далеко от ямы с костями они находились. Если бы дело было в определении юга и севера, Станя с радостью бы ему помог, но Сережа выглядел сосредоточенным - такой, ну, не очень человеческой сосредоточенностью, так что Станя не стал его отвлекать. Гордеев осматривался, но выглядел тоже каким-то напряженным. Тогда Станя понял, кого в этот момент они оба напоминали: собак, взявших след. Лапша копала землю арматуриной, за что получила тычок под ребра.
  - Осторожнее с моим оружием, - зашипел ей Станя.
  - Да ты ее на свалке нашел.
  - Нет.
  Ну, не совсем ведь на свалке.
  - И поосторожнее с землей, все-таки это кладбище, - посоветовал Гордеев.
  - Теперь это парк, - не сдавалась Лапша. В ответ Гордеев глубокомысленно изрек:
  - Кладбище никогда не перестает быть кладбищем.
  Сережа наконец открыл глаза и сказал:
  - Ну ты опять капец, Гордеев. Есть, в общем, подозрение, что это не просто яма с костями. Возможно, это могила упыря.
  Лапша снова была недовольна сделанными выводами.
  - Тогда зачем он там мусорит? - спросила она.
  - Ну, он тупой? - предположил Сережа.
  - Не тупее тебя, Аверин.
  - Он очень тупой, если правду написали, что у упырей нет разума, - кивнул Гордеев. - Но если эта яма - действительно его могила, мы сможем его ослабить даже без всякого личного с ним контакта. Он почувствует воздействие, вернется к могиле, и мы его пристукнем! Гениально!
  - Себя не похвалишь, никто не похвалит, - промычал Станя.
  - А мы точно хотим, чтобы упырь почувствовал что-то и вернулся? - уточнил Сережа.
  Они с Гордеевым шли между Станей и Лапшой. Не то чтобы фрики были слабее девчонок, но Лапша с ржавой арматуриной представляла собой куда большую силу, чем Гордеев с питерскими понтами. Станя был на стреме, каждый шорох вызывал у него желание въехать ломом по ближайшему дереву. Звезд не было, поэтому темнота казалась еще более ощутимой, чем обычно. Ну, или обычно, сидя дома, Станя не был так озабочен ощутимостью темноты. Сначала, когда они шли по асфальтовой дорожке, было спокойнее, ведь шаги там были слышны отчетливо. Но, когда они свернули с главной дороги, стало совсем плохо, теперь ни об одном звуке нельзя было с точностью сказать, что он не мертвячья поступь. А Гордеев еще и повадился прерывисто вдыхать, то ли от страха, то ли от волнения. Под ногами хрустела свежая корочка снега и опавшие листья, звук был каким-то тревожным, почти надрывным. Холодный ночной воздух немножко отрезвлял, но Станя все равно дурел от страха. Они шли по земле, в которой уже давно никого не хоронили, но земля эта все еще оставалась мертвой. На самом деле, шел бы Станя с закрытыми глазами - не задумываясь сказал бы, что они идут по кладбищу. Дело было даже не в давящем ощущении, оно-то могло возникнуть и от страха. Земля была мягкой, какой она не бывала в лесах и парках. Ряды неприветливых осин все время норовили уцепить Лапшу за шарфик, так что она, в конечном счете, шарфик сняла и запихала в сумку.
  Шли они молча, прислушиваясь к звукам вокруг, пока Сережа, наконец, не сказал:
  - Скоро. Смотрите под ноги, ребята.
  В конце концов, именно Сережа опять едва не свалился в яму с костями, несмотря на им же самим озвученное предупреждение. Он остановился у самого края, сглотнул. Костей стало еще больше, горка, про которую Сережа нафантазировал для красного словца, действительно появилась. Она белела в темноте, казалось, почти светилась. Лапша пискнула, Гордеев побледнел.
  - Ничего себе, - выразил свое мнение эксперт.
  Некоторые черепа были слишком маленькими, чтобы принадлежать взрослым, но слишком большими, чтобы принадлежать детям. Станя подумал о тупых подростках, которые шляются в поисках адреналиновой темы после темноты. И подумал, что не так уж сильно он сейчас от них отличается. А еще больше сходства бы появилось, если бы его черепушка валялась рядом. Гордеев сглотнул, выдавил из себя:
  - Ого. Это правда кости сожранных людей.
  Сережа тогда толкнул Гордеева так, что тот едва к костям сожранных людей не свалился.
  - А ты сомневался? Давай, вперед. Как нам ослабить упыря?
  Гордеев достал из сумки ритуальный нож, который при ближайшем рассмотрении оказался просто кухонным ножом с вырезанными на лезвии и рукоятке знаками.
  Сережа заржал:
  - Блин, этот нож мне не подходит точно!
  - Потому что ты мажорище! Это хенд-мейд! Работает он не хуже покупного, поверь!
  - Ни за что не поверю, - покачал головой Сережа. Никто не мог убедить его в полезности убогой вещи для бедных.
  Гордеев отмахнулся от него, развернулся к Стане и Лапше.
  - Два фрика, значит, нужны две жертвы. Чем больше крови, тем лучше все получится. Ксюта, ты согласна?
  Лапша закусила губу, зубы ее белели в темноте, как обглоданные упырем кости. В конце концов она кивнула. Протянула Гордееву руку - доверчивым, почти детским жестом. Станя стукнул ее по раскрытой ладони.
  - Лапша, ты дура? Тебе руками еще оружие держать.
  - А что еще? Лицо, что ли? Макс?
  - Живот, - сказал Гордеев. - Можно было бы.
  Станя был уверен, что он покраснел.
  Сережа пожал плечами.
  - Ты как хочешь, Ромео, но препарируй свою Лапшу сам, я не буду.
  - И не надо, - сказал Гордеев. - Жертвами не меняются, это дурной тон.
  - Может, только в Питере.
  Но Станя вот тоже знал, что меняться не хочет. Не потому, что Сережа был его лучшим другом, и Станя ему доверял, хотя и поэтому тоже, а потому, что жертвовать кровь было чем-то действительно личным. Лапша принялась расстегивать свою курточку, Станя сглотнул, почувствовал, что краснеет тоже, как Гордеев, и отвернулся. Станя и Сережа смотрели в яму с костями, это было куда лучше, чем смотреть на задирающую свою фейковскую кофточку Лапшу. Сережа сказал:
  - Нет, так близко я ее сегодня узнать не хотел.
  - Сегодня? - переспросил Станя.
  - Сегодня и всегда!
  Гордеев брызнул кровь с ножа на кости, движение его было какое-то странное, как будто он специально нес кровь на лезвии, боялся, что прольется хоть капля. Сережа так не делал. Станя вспомнил слова Кристины о том, что у каждого мастера свой стиль.
  - А нормально, что на кости, а не на землю? - прошептала Лапша.
  - Да. Главное место, а не поверхность.
  Гордеев передал нож Сереже, Станя брезгливо скривился, увидев разводы крови Лапши. Ритуальный нож нельзя было мыть до конца обряда, это правило даже Станя знал. Он помотал головой, заругался:
  - Лапша, если ты меня заразишь чем-нибудь, я тебя придушу!
  Лапша показала ему кулак, но Станя, увидев, что она все еще не застегнулась, не смог оценить ее жест по достоинству. Сережа предупредил:
  - Ну, брат, готовься.
  - Как будто ты мне печень собираешься вырезать.
  - Блин, почему я всегда стремаюсь больше тебя?
  - Потому что ты ссыкло.
  - Почему ты всегда отвечаешь на мои вопросы?
  - Потому что ты баран, - охотно пояснил Станя, расстегнув куртку и рубашку, постучал себя пальцем по ключице.
  - Вот сюда.
  - Блин, ладно, сюрприза не выйдет, - заржал Сережа.
  - Режь давай, холодно, блин!
  Сережа вспорол кожу под ключицей, было не очень больно, больше жглось. Сережа не стал собирать кровь на лезвие, наоборот, надавил на рану, набрал кровь в ладони и стряхнул в яму, а остатки размазал себе по рукам. Станя снова подумал о том, что у Сережи и Гордеева очень разные стили. Гордеев сказал:
  - Все, Серег, дальше я все сам сделаю, а ты сиди.
  - Ты ж сказал, я тебе помогать буду.
  Гордеев закусил губу, даже в темноте он казался Стане виноватым.
  - А ты и будешь, - быстро сказал Гордеев, доставая из сумки мобильный и тетрадку.- Ксюта, посвети мне, пожалуйста, а то я ничего не увижу.
  От экрана телефона расходился синеватый отсвет благодаря которому Станя заметил подпись на титульном листе. 'Максима Гордеева, седьмой 'А' класс'. Это, получалось, что они в седьмом классе проходили, с помощью каких обрядов можно ослабить мертвеца? Фриковская школа, вот уж точно. Сережа встал на колени рядом с ямой, чему-то улыбнулся, вытянул руки, как будто намеревался погреться у костра. Гордеев тем временем напевно и тихонько принялся что-то начитывать.
  - Чего-чего-чего ты читаешь?
  - Стасик, не мешай. Это на креольском.
  - Чего ты понтуешься? - не отставал Станя.
  - Заклинание может быть любым, хоть придуманным экспромтом, хоть классическим. Просто некоторые заклинания очень действенны, хорошо составлены, ритмика настраивает и все такое, а для некоторых видов магии подходит определенный язык.
  Но удовлетворить Станино любопытство оказалось не так уж легко.
  - А о чем говорится в этом заклинании?
  - О трех маленьких птичках, вернувшихся домой.
  - Шибануться, - постановил, наконец, Станя.
  Он ждал, что Сережа еще что-то добавит, но Сережа только молчал и продолжал делать вид, что греет руки у невидимого костра. Гордеев с каждой минутой говорил все громче, а последние слова и вовсе почти выкрикивал. Станя бы не удивился, если упырь явился бы просто на звук. Закончив орать свое заклинание, Гордеев вытащил из сумки бутылочку с медицинским спиртом. Стане ужасно захотелось отобрать ее у Гордеева и вылить себе на рану, но он сдержался. Жалко было только рубашку, которую придется опять застирывать от крови. Сережа сидел у края ямы, не шелохнувшись, только побледнел еще больше. Когда Гордеев бросил бутылочку в яму, стекло разбилось, пронзительно звякнув, даже Станя вздрогнул, а вот Сережа - нет. Гордеев достал спички, зажег одну, посмотрел на пламя, как будто оценивал его профпригодность, и швырнул спичку туда, куда бросил полминуты назад бутылку со спиртом. Яма потонула в огне мгновенно, да так, будто в бутылочке была не четверть литра спирта, а четыре литра напалма. Сережа рук не отдернул, пламя как раз плясало от его пальцев в паре сантиметров, как будто он точно знал, что там оно и займется. Гордеев снова что-то зашептал, а Станя и Лапша, как завороженные, уставились на огонь. Пламя было такое яркое, что в освещенном им круге проступили силуэты деревьев, рядом растаял снег. Гордеев что-то еще гортанно выкрикивал за их спинами, Станя обернулся. Сейчас, кричащий на незнакомом языке, с его мордой первобытного человека, Гордеев напоминал Стане о чем-то страшно древнем. Но как только эксперт открыл глаза, от древности этой не осталось и следа. Он сказал:
  - Все. Вроде бы готово. Осталось дождаться его.
  - Всего-то ничего!
  Станя обернулся к Сереже, тот казался золотистым от отсветов огня, под глазами у него залегли глубокие тени.
  - А когда появится...
  Разумеется, первое правило фильмов ужасов - никогда не спрашивай, где маньяк - работало и с упырями тоже. За секунду до того, как упырь бросился на Сережу, Станя уже знал, что тварь, жрущая людей на Лазаревском кладбище, совсем рядом. Было ощущение, как будто внутри позвоночника, по полой его трубке, ползли вверх какие-то насекомые, щекотное и страшное одновременно. Лапша завизжала так, как не снилось Женьке Ветровой, впрочем, Гордеев со Станей заорали ненамного тише. Не заорал только Сережа, сдавленно охнул и выдавил из себя:
  - Мама!
  Сережа ближе всех стоял к яме с горящими костями, конечно, упырь кинулся на него. Кроме того, Сережа после этого дурацкого обряда, в отличие от Гордеева, сильно ослаб, хотя все дело эксперт мутил в одиночестве. Упырь почти потерял человеческий облик. С мертвыми, которые долго лежали в земле перед тем, как их подняли, такое бывало. Волосы его торчали клоками, как у ветхой куклы, одет он был примерно так же: старомодный костюм висел на нем лоскутами. Лица упыря Станя не видел, слава Богу, но видел его пальцы, крючковатые, блестящие, как будто сделанные из воска. Именно Станя стоял ближе всех к Сереже и упырю, и именно Станя Логинов должен был что-нибудь сделать, чтобы другана не съели, но как бы хотелось, чтобы здесь стояли Гордеев, Лапша, владелец 'Газпрома', папа Римский, президент, да кто, блин, угодно. Упырь запрокинул голову, чтобы вонзить в Сережу зубы, Станя жалобно пискнул. Это что было? Сейчас или никогда? Пришлось вспомнить все фильмы о бейсболе, которые Станя видел по телику. Он вцепился в лом обеими руками, размахнулся и треснул упыря по его восковой, так не похожей на человеческую башке. Что-то хрустнуло, как нераскрывшиеся фисташки, когда сжимаешь их зубами. Упырь явно не собирался умирать, несмотря на то, что в голове его Станя пробил дыру. Из дыры этой неспешно вылез трупный жучок и пополз упырю за воротник, тот замер. Станя все ждал, что он свалится, хотя и понимал, что свалится упырь все-таки вряд ли. Станя хотел было жахнуть его еще разок, просто для верности, но тут-то упырь развернулся к Стане и бросился уже на него. Упырь повалил Станю на землю, лом чуть было не укатился. Воздух из груди вышибло, вдохнуть не получалось. Станя выставил перед собой лом, прямо на уровне зубов упыря, открывшего было пасть. Гребучий трупарь вцепился, как собака в палку, в железяку. Станя наконец-то смог вдохнуть, но вдохнул он запах крови и могилы, и испугался, что сейчас-то его и стошнит, потому что впечатления располагали. Морда у упыря была такая, как Станя и ожидал, неудивительная на самом деле для мертвого: сглаженные разложением черты лица.
  Наверное, поднимали совсем старый труп, даже магия его ветхости скрыть не могла. Сначала Стане показалось, что у упыря огромные глаза, но дело было в том, что они, как и у зомби-щенка, плохо держались в глазницах. Радужки его глаз были как будто покрыты белесой плесенью, делая еще темнее его зрачки, огромные и пустые. Но самым страшным в упыре были его зубы. Станя никогда не видел нежить, поднятую на такой стадии разложения: зубы почти выглядывали из десен, были похожи на кошачьи, длинные и частые, покрытые желтым налетом. Станя заскулил от страха, представив эти зубы, отгрызающие от него куски мяса. Он принялся вдавливать лом упырю в рот, чтобы он не выплюнул его и не вгрызся в Станю.
  Боже, Боже, блин, блин, блин!
  Вслух Станя, кажется, тоже звал Бога и ругался. Что-то одно все-таки подействовало. Когда Станя услышал треск и хруст, подумал было, что это его кости и мясо трещат и хрустят. Станя приготовился было умереть, радуясь, что пока не больно, но тут упырь взвизгнул и отскочил, нырнул между деревьев. Мир вокруг принялся кружиться, Станя пялился в небо, пытаясь его зафиксировать.
  Гордеев помог Стане подняться.
  - Это твоя фриковская магия? - хрипло спросил Станя.
  - Это разрывные серебряные пули! - ответил эксперт по... в общем, Станя за всеми этими волнениями не успел придумать по чему именно.
  - Чего? Чего-чего-чего? Чего ты сразу-то не сказал, что у тебя пушка?!
  - Это менты! - пояснил Гордеев.
  - Какие менты? - тупо переспросил Станя.
  - Которые теперь полицейские.
  Станя сделал вид, что это все ему объяснило.
  - А с Сережей чего?
  - Ну так, нормально все.
  Говорил Гордеев неуверенно, так что Станя принялся искать взглядом Сережу, который, как оказалось, сидел, привалившись к дереву. Лапша была рядом с ним, уверяла его в чем-то с крайне заботливым видом. Сережа, кажется, был почти в отрубе, так что увещевания Лапши были ему побоку. А потом Стане в глаза ударил яркий свет, заставивший заорать и подумать, что это снова упырь - вернулся, блин, с фонариком. Или вернулся, блин, Станю доесть, и доел, и вот он уже видел свет.
  - Нет, блин, я не хочу идти к свету! Мне пятнадцать! - пробормотал Станя, прежде чем осознал, что в глаза ему направил фонарик какой-то мент.
  - Здрасьте, - сказал Станя, прежде чем осознать, что это не какой-то мент, а спасший ему жизнь. Рассмотреть его толком не получилось, ведь от света фонарика резало глаза. Станя только установил, что полицейских было двое.
  - Благодарите девушку, которая названивала нам полтора часа. Если бы не ее настойчивость, мы бы никогда не поверили, что дети могут быть настолько тупыми, - пробасил тот, что, судя по голосу, был старше.
  - И еще благодарите, что парк маленький, мы могли бы не успеть его прочесать, - добавил первый.
  - О, вас тут двое, - протянул Станя, все еще не очень понимая, что говорит. - Там - упырь.
  - Видели, не боись. Вызвали ФСБшников уже. Ты ранен, нет?
  - Ранен? - спросил Станя.
  - Стань! - позвал Сережа.
  - Я сейчас, - предупредил ментов Станя. - Это мой братан. Там. Не там, где упырь. Надеюсь.
  Станя шатался, в голове шумело, но мир хотя бы стоял на месте. Когда Станя упал рядом с Сережей, то услышал его слабый голос:
  - О. Прикольно.
  - Блин, чуть меня не раздавил! - запищала Лапша.
  - О, и ты тут?
  - И она тут! - подтвердил Сережа.
  Оба они были, как когда бухали в честь конца четверти или в честь того, что в вампирском районе их никто не сожрал.
  - Точно, - сказал Станя. - И я тут.
  И в этот момент Станя понял, как прикольно не умереть. Даже если всю ночь придется давать свидетельские показания в компании Гордеева и Лапши, Станя был жив, и как же это было здорово.
   Глава 7. История об отцах, детях и обычных людях
  Директор орал так, что у него на щеках выступили красные пятна, на висках - синие вены, а на шее - темные жилы. Ни разу в жизни Сережа не видел его таким. Директор Михаил Иванович Вершинин был чудаковатым дядей, который любил шутить про женский умишко, женскую дружбу и женскую же интуицию. Орал он, конечно, часто, как и любой директор, но вот так вот - никогда. Ведь сейчас, если верить ему, была задета не просто честь школы, а сами устои мироздания. Призвание детей, безопасность людей. Конец цитаты.
  Он орал на всех по очереди: на растерянного папу Женьки Ветровой и саму Женьку, не менее растерянную, которая явно не очень понимала, где она и почему. Может, спала плохо или еще что. Директор орал на очень маленьких, сухеньких и ужасно похожих друг на друга родителей Катюши Устиновой, которые, как Сережа заметил, держались под столом за руки. И на Катюшу, которую никто не держал, потому ей пришлось вцепиться ладонями в собственные предплечья. Директор двигался, как голодная акула, по кругу, с Катюши переключился на Гордеева, который терзал обеими руками свою ужасную шапку, что всегда делал, когда волновался. За последние дни Лапша уже дважды пришивала оторванный Гордеевым помпон, из чего следовало, что поводов для нервов хватало. Орал директор и на маму Стани, кругленькую, с вечно заплаканными глазами, и очень скоро ей пришлось лезть в сумку за платком. Станя стоял рядом очень ровно, держал маму за плечи и на директора зыркал так, что любой другой бы уже понял, что не жилец, если не заткнется, но только не Вершинин. Не в таком состоянии. Конечно же, директор не пропустил и родителей самого Сережи, которые стояли от него по обе стороны, как охранники какой-нибудь звезды, и Сережу, который сидел между ними. Родители, Сережа видел, переглядывались у него над головой и обменивались понимающими, саркастичными улыбками, но директора не перебивали. И только дойдя до деда и бабки Лапши Уваровой, которые почему-то пришли вместо ее мамы, директор замолчал. То ли ему не хватило дыхалки, то ли духу. Дед Уваровой вроде как ничем таким особенно ужасным не отличался, выглядел как обычный сухопарый старик с прозрачными, выцветшими от старости глазами, но он двигался так стремительно и хищно, как будто ему было не семьдесят или сколько ему там, а всего пятнадцать. Дед Уваровой поднялся с места, а директор, наоборот, уселся во главе своего стола. Сережа ожидал, что теперь начнет орать дед, смену вроде как примет, но вместо этого он вдруг оказался рядом с опиравшейся на подоконник Лапшой и отвесил ей такую пощечину, что бедная Уварова чуть на пол не упала. Все дети невольно втянули головы в плечи, сделали это одновременно, а девочки даже охнули вместо Лапши. Она-то не издала ни звука, только смотрела на деда, и взгляд у нее был пострашнее, чем у Стани.
  - Ну, знаете ли, это уже слишком, - сказал Сережин отец. Папа Женьки Ветровой закивал, да так быстро, как будто от скорости его движений зависела судьба Лапши. Остальные родители отводили глаза, старались просто не смотреть на Лапшу.
  - Воспитывайте собственных детей, - пророкотал дед Уваровой, - если, конечно, можете.
  Голос у него был такой, как будто его внуком на самом деле был Гордеев. Ему б в опере петь, а не Лапшу лупить при всех. Лапша Уварова тем временем взвизгнула:
  - А и я не твой ребенок! Я мамина! Мамина!
  За щеку она не держалась, не терла, и все могли видеть, как постепенно наливается красным след от ладони.
  - Довольно! - рявкнул директор. - Виктор Валерьевич, мексиканских страстей мне тут не надо! Вы в школе! Вы в моем кабинете, наконец! Вы... вы забываетесь! Виктор Валерьевич, дед Лапши, посмотрел на директора так, как будто если кто из них двоих и забывался, так это некий Михаил Иванович Вершинин. Директор прокашлялся, хлебнул пахнущей корвалолом воды, и достал какие-то бумажки из папки.
  - Что вы на это скажете? Шесть предупреждений о нарушении комендантского часа от полиции!
  Сережа вот не понимал только одного: каким образом предупреждения схлопотали Катюша и Женька, если они вчера из дома Гордеева не выходили? Или выходили все-таки? Сам Сережа вчера был слишком занят упырем, истериками и попытками объяснить родителям и полиции, как случилось то, что, в общем, случилось.
  - Дети, - сказала мама Катюши Устиновой очень тихо, - могли погибнуть. А вас волнует комендантский час?
  - Не нарушали бы комендантского часа - не могли бы и погибнуть, - отрезал директор. Ну да, конечно, к нему-то домой не приходили мара и вампиры.
  Папа Женьки, нервный и не очень опрятный, сказал:
  - Значит, вы виноваты. Вы недостаточно объяснили им, что делать можно, а что нельзя.
  - Мне позвать учителей ОБЖ и физкультуры? - спросил директор, и родители Катюши тут же одновременно помотали головами. На собраниях, как отец рассказывал, когда приходили Волк или Карен Филлипович, первые парты пустели. Почти все мамочки их боялись, хотя не того бояться надо было.
  - Позовите и они скажут то, что и так очевидно, - пожал плечами отец. - После драки кулаками не машут.
  - Вы это дракой считаете? Не самоубийством? - спросила мама Катюши, не поднимая глаз. Наверное, в нее Катюша пошла занудством.
  Отец фыркнул:
  - Есть подозрение, что самоубийством можно было это считать, если бы мы с вами встретились в морге, а не в кабинете директора. Шучу, шучу.
  - Денис, прошу тебя, - зашептала мама, но что толку было.
  Бабка Уваровой встала с места, но только наполовину, видать, радикулит дальше не пускал, стала грозить отцу кулаком, шипеть:
  - Господи, что творится!
  Платок съехал у нее с головы, обнажая седые нечесаные лохмы. Она вообще вся была очень мерзкая, как нищая с площади, в противоположность своему подтянутому и аккуратному мужу. Вот уж кого-кого, а ее бы точно приняли в ведьмы безо всяких вопросов.
  - Вы его слышали?! Как не стыдно! Вы понимаете, кто, значит, зачинщик? Кто...
  - Ну, я бы гордился своим сыном, если бы сражаться с упырем была его идея, но это вряд ли. Умишком он у меня, как и ростом, не вышел. Спорнем, это ваша девочка придумала?
  - Денис, - сказала мама уже чуточку громче, и почти одновременно дед Уваровой бросил отрывисто, как команду собаке:
  - Галина.
  Бабка Уваровой замолчала, но с Сережиным отцом было так просто не справиться, Сережа-то лучше других это знал. И потому отцом так восхищался.
  - А теперь давайте спокойно, без криков, еще раз подумаем, что случилось. Вы детьми не были? Вы в пятнадцать не сбегали на электричке до Балашихи на Кубу делать революцию? Не фарцовали? Не читали диссидентов, наконец, не знаю еще, что там смелые интеллигенты делали. Сейчас времена другие, да, времена страшнее, но и дети другие: жестче, смелее, сильнее. Вон, на Станислава посмотрите.
  Станю отец с некоторых пор называл полным именем, а Сережу всегда только Сережей, как будто подчеркивал, насколько один старше другого.
  - А что мой Станя? - вздрогнула Станина мама. - Он ни в чем не виноват.
  - А никто ни в чем не виноват. Но он уже и не ребенок, ваш Станислав, посмотрите, как он держится. Из него выйдет отличный военный, вы никогда не думали? И, может быть, из вашей внучки тоже, с такими-то генами.
  Сережа запрокинул голову, смотрел, как отец улыбается бабке Уваровой, но та продолжала брызгать злостью и слюной.
  - Кроме того, если судить по моему Сереже, дети так перепугались, что достаточно себя наказали уже. И вряд ли в ближайшую пару лет отважатся повторить свою охоту.
  Родители Катюши переглянулись, но промолчали, папа Женьки Ветровой вздохнул:
  - Все это красиво звучит, э, не знаю, как вас зовут...
  - Денис. Денис Сергеевич, - подсказал отец.
  - Да, Денис Сергеевич, так вот, если бы на счету этого упыря, или что это было, не оказалось... сколько трупов?
  - Девятнадцать, - прошептала мама Стани, и из глаз у нее снова брызнули слезы.
  - Ну не двадцать же три! - снова фыркнул отец.
  - А почему именно двадцать три? - спросил папа Женьки. Наверное, отсутствие сообразительности у них было семейное.
  - Ну, прибавьте к девятнадцати Сережу, Станислава, и вот этих леди и джентльмена.
  Лапша рассмеялась, коротко и очень зло, а ее бабка, кажется, решила терять сознание, при этом ухитряясь продолжать грозить отцу кулаком.
  - Денис Сергеевич! Прекратите паясничать! - заорал директор. Синева и краснота постепенно спали с его лица, но, теперь, кажется, возвращались.
  - Это он еще не начинал, - пробормотала мама, так, чтобы никто больше не услышал.
  - Я думаю, вы все по-другому заговорите, когда кое-что просмотрите.
  Пока директор разворачивал к родителям монитор своего компьютера, Сережа пытался представить, что же еще такое может найтись, что сделает их положение еще хуже. Документальное признание Реджика? Такие же угрозы боярина? Фотка Сережи в машине Кристины? Объявление эксперта Гордеева во всероссийский розыск? Жалобы фейков на Лапшу?
  Все оказалось куда как проще и ужаснее одновременно. Какой-то доброхот слил в официальную группу школы 'Вконтакте' видео из 'Жатвы' и добросовестно отметил там их всех, даже мелькнувшую в толпе англичанку. Видео все смотрели в таком молчании, что было слышно, как капают слезы у Станиной мамы и как сипло дышит бабка Уваровой.
  - Это вы как можете объяснить? - спросил директор, нажимая на паузу.
  - Сережа, скажи, что вы там искали следы упыря, или я в тебе разочаруюсь, - хмыкнул отец. Но то, что он разочаровался, Сережа уже по голосу понял. Одно дело было сражаться с нечистью, а другое дело - пойти в ночной клуб в вампирском районе. Убивать трупы было не зазорно, так, наверное, отец думал, а вот сидеть с ними за одним столиком - совсем другое дело. Остальные родители молчали, только бабка Уваровой шамкала губами, двигала туда-сюда, звук был сухой и шелестящий, как будто она бумагу перекладывала. Наконец дед Уваровой сказал:
  - Как я понимаю, Ксению этот проступок не касается?
  - Правильно понимаешь, - зашипела Лапша, про которую Сережа и не сразу сообразил, что она и есть Ксения.
  - Кто это затеял?! - завопил директор. - Кто?!
  Катюша смотрела в пол, Гордеев смотрел на свою шапку, Станя на Женьку, Сережа на Станю. Кто-то должен был что-то сказать, причем сказать так, чтобы у взрослых отпали все вопросы. Почему они раньше не додумались договориться, что будут врать, если вампирское видео всплывет?
  - Кто придумал идти в вампирский район?! - надрывался директор.
  Катюша стала смотреть на шапку Гордеева, Гордеев на Станю, и Сережа с Женькой тоже.
  - Логинов?! Ты?!
  - А чего-чего-чего это я?
  - Ты у меня еще с лета на карандаше, Логинов! Ты у меня из школы вылетишь быстрее, чем у тебя волосы снова отрастут! Фашистов мне только тут не хватало...
  - Это я придумала.
  Директор собирался было орать уже на эксперта Гордеева, но пришлось ему обернуться к Женьке.
  - Что, Ветрова?
  - Ну, то. Я... ну, виновата. Я попросила мальчиков и Катюшу пойти со мной, они и не хотели-то, на самом деле. Ну, простите меня. Вот.
  - А вашу учительницу английского тоже ты просила? - спросил дед Уваровой. Интересно, кем он работал раньше? Может, чекистом?
  - Проститутка! - запричитала бабка Уваровой, грозя кулаком теперь уже Женьке. Женькин папа растерянно, как будто спросонья, моргал и переводил взгляд с дочери на директора, а с него на бабку Уваровой, а потом обратно в том же порядке.
  Отец наклонился, зашептал Сереже:
  - Счастливый человек, явно не знает, что проститутки другим делом занимаются.
  Сереже пришлось закрыть рот ладонью, чтобы не засмеяться. Но его маневр не остался незамеченным.
  - Что тебе смешно, Аверин?! - напустился на него директор. - Вот отчислю тебя вместе с Ветровой!
  - За что вы ее отчислять собираетесь? - вскрикнула Катюша. Судя по тому, как переглядывались ее родители, они-то как раз были очень даже не против, чтобы Женьку Ветрову отчислили и их дочка с ней дружить перестала. А сама Женька только ресницами хлопала, в общем, что от нее, что от ее папы никакого толку не было. Меньше всего Сережа ожидал, что в этой вакханалии вдруг решит взять слово мама, и что ее вообще кто-то услышит.
  - Михаил Иванович, вас больше интересует, кого из детей следует отчислить, чем кто из них пострадал от нежити? - сказала мама, и как-то так у нее получилось заставить всех снова замолчать. Задуматься.
  - А кто-то пострадал? - бестолково переспросил Женькин папа.
  - Катенька, тебя же не... - мама Катюши, кажется, впервые по-настоящему обратила на нее внимание.
  - Сережа? - спросил отец голосом, который не предвещал ничего хорошего. Мама Стани ничего спрашивать не стала, только охнула, прижала платок к лицу. И тогда ответил Гордеев, нараспев, тем же голосом, каким читал вчера креольские, а может и тирольские, Сережа не дослышал, заклинания:
  - Никого из нас не укусили.
  И Сережа был готов поклясться, что это было фриковской трюк, заставлявший всех, кто был в кабинете и старше пятнадцати, поверить, что никого вампиры не кусали. Может, конечно, у Сережи просто вдруг разболелась голова и начало тошнить от страха, а может, это и была реакция на изменения магического поля в комнате, которые сделал только Гордеев. По идее, фрики же такое чувствовали. У кого бы спросить, всегда ли так паршиво только бывает?
  - Дешево отделались, - сказал отец. - Какие везучие дети, поразительно, да?
  - Лучше бы им не испытывать больше свое везение, - заметил Женькин папа, постепенно снова обретая дар речи. И только бабка Уваровой смотрела на Гордеева, не грозила ему кулаком, не ругала, а смотрела во все глаза.
  - Что ты сделал? Кто ты вообще такой? Где твои родители?
  Неужели у бабки Уваровой тоже оказались какие-то фриковские умения, психичка она, что ли, была или сенситив, как Гордеев говорил?
  - Я новенький. Максим Гордеев, переехал из Питера, моя мама серьезно болеет, я живу у тети, она прийти не смогла. Потому что... - Гордеев выдержал театральную паузу, наверное, у всех питерцев это умение было в крови, - потому что она мастер, она слишком занята на работе! Много заказов!
  А может это была не театральная пауза, а очередная попытка бабку зачаровать. По крайней мере, голова у Сережи стала болеть так остро, что ему пришлось ткнуться носом в колени, зажмуриться и ждать, пока резь пройдет. За всеми этими страданиями Сережа не заметил перемены в настроении директора, который, судя по голосу, пришел в восторг от упоминания фриковской тетки Гордеева. Директор говорил:
  - Давайте уже заканчивать этот...
  - Фриковское отродье! - надрывалась бабка Уваровой. - Урод! Вот кого надо исключить!
  Отец перегнулся через стол, прошептал Стане заговорщицки:
  - В вашу бритоголовую партию не нужен новый вождь? Присмотрись, Станислав!
  Станя, кажется, хотел заржать, но передумал. Отец сказал:
  - Михаил Иванович, мы все здесь занятые люди, ну, может быть, кроме парочки. Давайте, как вы правильно сказали, уже заканчивать, а то самым хилым детям уже совсем плохо.
  Мимоходом он растрепал Сереже волосы, и от жеста этого стало так же стыдно, как, наверное, было Лапше после пощечины. С трудом Сережа выпрямился, заставил себя перестать мигать на свет. Сиди, сиди, блин, пока можешь.
  - Всем по выговору! С занесением в личное дело, - сказал директор, но даже ему уже, кажется, орать надоело. - И если еще раз, если еще только раз...
  - Никакого 'еще раз' не будет, - сказала Катюша за всех. И все стали расходиться. В коридоре Гордеев жестами изо всех сил показывал Сереже, что мол, надо поговорить, но было не до него. Сережа шел за отцом шаг в шаг, стараясь и не отставать, и не попадаться ему на глаза. В общем-то, Сережа не удивлялся, почему родители с ним не разговаривают, мама вообще любила этот профилактический метод, но отец обычно себя так не вел. Наверное, очень злится. Сережа думал проводить их до выхода из школы, ну, может, до машины, и пойти обратно на уроки, но у гардероба отец остановился, обернулся:
  - Сереж, ты голодный? Поехали поедим. А маму по дороге забросим в офис.
  Ответа он не дожидался, да и понятно было, что какие тут могут быть возражения. Сережа побежал за курткой. С какой бы вешалки ему еще и немного смелости было б снять?
  Вместо смелости или хотя бы ума в раздевалке Сережа натолкнулся на Патлача Александра, сидевшего на полу под вешалками и напевавшего под гремевшую музыку, которую было слышно даже через его басовые наушники. Картинка неприятно напомнила Кайри, ее судороги и грязь на ее наушниках в форме божьих коровок, Сережа уже хотел свалить потихоньку, но Сашка его заметил, дернул за штанину:
  - Здорово, Аверин.
  - Здорово, Новиков. Как жизнь, как обстановочка?
  - Пробиваю историю,- ответил Сашка, стаскивая наушники и пристраивая их на шею, как боа. - А ты давно 'Вконтакт' не заходил, да?
  - Ну вот зажил полной жизнью, а что?
  Ну да, наверное, Сережа совершил большой социальный проступок, не заходя в социальные сети больше трех дней подряд, но действительно, как-то не до того было. Упыря они разыскивали сначала через аккаунт Лапши, которая была подписана на кучу фейковских пабликов, а потом через Станин, который еще имел доступ к пабликам скинов.
  Теперь-то его точно много откуда поудаляют.
  - Оно и видно, - хмыкнул Сашка. - Тебе там на стене угрозы пишут всякие скины. А фейки тебя защищают, тоже прямо на стене, холивары вот. И под фотками твоими тоже. Серег, ты реально фриком заделался?
  - Подожди, подожди, что? Какие угрозы?
  - Ну, всякие, разные. В основном сжечь. Хотя некоторые предлагают тебе стрелу. А Настя Суворова тебя удалила из друзей. Это все после того, как кто-то добавил видео в группу нашей школы. А уже сколько народу его репостнуло, ты не представляешь.
  Конечно, то, что заучка Суворова, идейно одобрявшая скинов и не одобрявшая фриков, из-за которых мама ее гулять не пускала, удалила Сережу из друзей, не было его самой большой по жизни проблемой. Но почему-то стало так ужасно обидно. Потеря была сравнима с пальто, над которым Сережа на выходных даже поплакал немного. Чтобы не заняться сейчас тем же самым, Сережа быстренько натянул куртку:
  - Сорри, Патлач, но меня ждут!
  - Надеюсь, не скины, - сказал Сашка ему вслед, и было не очень-то смешно, а как-то даже страшновато. А что если скины теперь действительно будут Сережу искать? Хорошо, что его сейчас отец заберет, следы запутает. Хоть что-то.
  - Чего так долго копался? - спросил отец, когда Сережа наконец юркнул в машину и тут же прилип к окну, оглядывая весь двор в поисках затаившихся скинов. - Обсуждали с друзьями, какую бы новую нежить прикончить?
  - Денис, я тебя умоляю прекратить шутить на эту тему, - вздохнула мама.
  Скины не бросались из-за углов под колеса машины и вообще не показывались, так что Сережа наконец успокоился немного и стал прислушиваться к родительскому разговору.
  Отец сказал:
  - Ну да, тем более что упыря все равно убила наша полиция. Не зря я плачу налоги исправно, не зря их кормлю.
  - Упырей?
  - Я тебя умоляю, Лиля, не шутить на эту тему, - передразнил маму отец.
  - Разве что если умоляешь.
  Мама обернулась к Сереже, насколько позволял ремень безопасности. О, и ее взгляд не сулил ничего хорошего. Надо было и дальше следить за воображаемыми скинами.
  - Сережа, я не стала спрашивать при директоре, но все же я хочу знать ответ. Что в этом гадюшнике делала твоя учительница английского?
  По крайней мере, этот вопрос Сережа ожидал, и более-менее достоверный ответ на него успел придумать.
  - Мам, это я ей позвонил. Ну, не вам же было звонить в Египет, да? А в ментовку я звонить побоялся.
  - В полицию, Сережа.
  - В полицию, мам. У меня был ее телефон, она нормальная, сразу поверила и приехала.
  - А почему она была в вечернем платье?
  - Лиля, скажи, а ты не думала отбить у пенсионерки пенсионера? Ты ему очень подходишь, с твоей любовью к допросам!
  - За дорогой следи, Денис, - проворковала мама так елейно, что не было особо заметно даже, какая грубая сама фраза. Вроде как 'завали', только на женский манер. - Я беспокоюсь, Сережа, я очень за тебя беспокоюсь.
  - Англичанка, кажется, говорила, что была с мужем на свиданьи. Нас потом ее муж развез еще по домам.
  Этой лжи Сережа не планировал, прозвучало, наверное, совсем натужно, но мама почему-то поверила. И спросила кое-что, чего Сережа куда как больше боялся, чем любых расспросов про англичанку.
  - А что это была за собака?
  - Собака? Какая собака?
  - Собака, Лиля? Где ты ее увидела?
  - На руках у твоего сына.
  Ну да, выкрутиться с помощью смеха и дурацких вопросов не получилось, так что Сережа ляпнул первое, что в голову пришло:
  - А это была их собака, мам. Вампирская. Ну ты же видела, какая она была. Типа мертвая. Но и живая одновременно. Они мне ее дали.
  - Сережа, только не говори, что ты купился на трюк 'мальчик, хочешь, покажу собачку'! - засмеялся отец.
  - Нет, но Женька Ветрова купилась на 'девочка, хочешь, клыки покажу'!
  Смеяться вместе с отцом после всего, что произошло, было странно, но куда как лучше, чем слушать, как он орет. Как вчера было.
  - Я так понимаю, Сереж, что просить тебя не дружить с этой дурочкой бесполезно? - спросила мама.
  - Лиля, вот кто мне весь отпуск ныл, что Сереже лучше дружить с девочками, и что Станислав тебе не нравится и плохо на ребенка влияет?
  - А кто весь отпуск объедал и обпивал Египет с воплями, что за все заплачено? Думаю, у них теперь национальный траур и голод. Национальный. Тоже.
  - Боже, храни эту страну!
  Сережа был уверен, что родители ссорятся, но они оба вдруг стали смеяться, да так радостно, как будто никакие вампиры их сына не ели, а сами они помолодели лет на двадцать. Наверное, они действительно хорошо съездили, раз так быстро отошли после вчерашнего.
  Помимо того, что вчера Сережу чуть не загрыз упырь, случилось еще не менее страшное событие. Он перепутал дни и забыл, что родители прилетали не во вторник, а в понедельник. Пока Сережа геройствовал на Лазаревском кладбище, родители приехали в пустую квартиру, обнаружили в коридоре растерзанное пальто, которое Сережа думал потом занести в химчистку, и ботинки, которые Сережа думал утром выкинуть. Нашли следы его ночевок в ванной и не нашли и следов от виски и от тех денег, которые ему оставляли на всякий случай. От тех, что просто оставляли на расходы, тем более. В общем, понятно было, почему, когда они забирали Сережу из полиции, орали оба.
  Посмеяться вместе с ними Сережа не решился, но зато, когда они поутихли, спросил:
  - Ну, а как вы отдохнули вообще?
  - Отдохнули, - сказала мама туманно. - Как будто знали, к чему готовиться.
  На самом деле, Сереже упорно казалось, что вчера она меньше сердилась, а больше переживала, потому и кричала. А сегодня она уже была действительно сердита, и на кого больше, на самого провинившегося Сережу или на отца - точно сказать было сложно.
  - Где-нибудь здесь останови, - сказала мама. - Я лучше пройдусь немного.
  - Женщины, - сказал отец с чувством, после того, как помог маме выйти из машины. С каким именно чувством - Сережа понять не смог, хотя и старался. Наверное, чтобы вот так говорить о женщинах, нужно было сначала вырасти и стать мужчиной, а Сереже это еще очень и очень не скоро светило.
  - Куда поедем? - спросил отец, и тут же не дожидаясь ответа, предложил: - Во 'Frendy's' твой любимый?
  Суши, которые почти все вокруг любили, отец ненавидел и ругал бабской едой, пиццу, которую любили все, кто не любил суши, отец ненавидел тоже и ругал отбросами. Ни о каких 'Якиториях', 'Планетах суши' и 'Иль Патио' при нем даже не стоило заикаться, а во всяких стейкхаусах, где обедали с партнерами и дамами взрослые крутые бизнесмены, Сережа чувствовал себя неуютно. Мягко говоря. Единственным местом, в котором Сережа с отцом могли достигнуть пищевого компромисса, были новомодные американские дайнеры, заполонившие Москву сразу после того, как в нее битком набилось американских фриков.
  - Во 'Frendy's', - кивнул Сережа. - Слушай, а ты совсем не сердишься?
  - Нет, почему это? Я сержусь. Но кто-то же должен в семье показать тебе, что эмоции надо сдерживать.
  Показали вы мне вчера оба, подумал Сережа, но промолчал.
  - За виски извини.
  - Мама считает, что у Станислава плохая наследственность, и он тебя спаивает. Радуйся, что ее вчерашнюю лекцию о подростковом алкоголизме выслушал только я.
  Мама занималась бухгалтерий, но была по образованию каким-то биологом и иногда очень не вовремя об этом вспоминала и начинала фонтанировать всякой никому не интересной информацией.
  - Радуюсь. На самом деле, это не Станя придумал. Мы просто прочли, что...
  О нет, ни в коем случае ничего не говорить о вампирах. А то еще отец догадается, что вампиры не остались в своем районе, а пошли за Сережей следом.
  - Что это круто, - неуклюже закончил Сережа.
  - Ну что ты как маленький, Серега! Вылакал и вылакал пойло, я не за это тебя ругаю! Надо было взять деньги, знал же, где взять, и купить такой же пойти. И никаких к тебе не было бы претензий.
  - Мне б не продали.
  - Англичанку бы свою попросил, раз она так охотно тебе помогает, - фыркнул отец. - У тебя что, роман с ней?
  - Она замужем.
  - И что?
  - Мне пятнадцать.
  - И что? Ты же мой сын!
  - Но мне все равно пятнадцать!
  - Желающий ищет возможности, а нежелающий - отговорки.
  Иногда отец говорил так, как будто собирался написать книжку 'Добейся успеха за три дня или умри'. Но он действительно здорово делал все, за что бы ни брался, а особенно классно было, когда он брался за руль. Водил отец так, что, казалось, у машины вырастали крылья. Здоровенный, угловатый внедорожник 'Nissan Pathfinder' вгрызался в пробки, лавировал, подрезал соперников и плавно несся вперед, только вперед. Отцовский девиз по жизни. Никогда отец не отступал от задуманного, не трусил, не передумывал и не давал слабинку. Наверное, именно из-за этого вчера Сережа и потащился на Лазаревское кладбище, хотя знал же, и без фриковских умений знал, что ничем хорошим бы поход не закончился. Но отступать нельзя было, отец бы не отступил ведь. Сережа знал наверняка, когда сидел тогда у огня, плясавшего в могиле и пожиравшего человеческие кости, что служит приманкой упырю, а не помогает Гордееву, что бы там эксперт не говорил. И все равно сидел, потому что кто-то же должен был упыря приманить и лучше бы это были не Станя и не Лапша. В конечном итоге упыря все равно поймали и изрешетили пулями прибывшие очень вовремя ФСБ-шники, его могилу обнесли ленточкой, отфотографировали, а огонь догорел, оставив кости нетронутыми. Гордеев даже не получил по башке за то, что попортил вещественные доказательства. А вместе с этим вот магическим огнем догорело, как Сереже показалось, и что-то в нем самом. Впереди была длинная и ужасная фриковская жизнь, хотел этого Сережа или нет.
  - Чего приуныл? - спросил отец. - Цветы англичанке своей купи, да и все дела. Это всегда работает. А нет, как же я забыл, ты же теперь без денег, сынок.
  - В смысле?
  - Ну, надо же тебя как-то наказать, да? Вот накажу тебя рублем, это всегда действует.
  - В смысле накажешь рублем?
  - Рубль тебе будет на карман на всю неделю. Нет, даже на две недели. Придется отложить покупку цветов.
  - Вот блин, - сказал Сережа, впрочем, без особого отчаянья. Было неприятно, но не смертельно. Смертельное случалось, как показала практика, после темноты. Как будто упыря вчера волновало, были у Сережи карманные деньги или нет. Еще неделю назад перспектива оставаться нищебродом четырнадцать дней вызвала бы у Сережи если не истерику, то, по крайней мере, близкое к ней состояние. А теперь было как-то все равно. Только нужно будет попросить денег на ритуальный нож у Реджика тогда. Все равно муженек англичанки названивал все выходные и чувствовал себя виноватым за тот цирк, который его помощники устроили в пятницу. В субботу Сережа трубку не брал, даже не потому, что слишком злился, а потому что не было сил доползти до брошенной в коридоре сумки. Всю субботу он пролежал в кровати, то спал, то барахтался в каком-то неприятном забытьи, когда не можешь ни в сон провалиться, ни проснуться и вылезти хотя бы на кухню. В воскресенье стало полегче, Сережа смог выслушать витиеватые средневековые извинения Реджика, уверения, что он перед Сережей в долгу и клятвы, что их договор все еще в силе. И тогда Сережу осенило, что это не просто круто, когда такой старый и важный вамп у него будет в долгу, это нереально круто. И могло когда-нибудь спасти Сереже жизнь. Короче, извинения Реджика были приняты, трудовой договор снова заключен устно, и послезавтра следовало поехать с Кристиной поднимать новых мертвых. Может, и себе попросить зарплату? Раз дома все так теперь.
  - Ладно, Серега, не грузись так. Пойдешь к маме, скажешь, папа тебе денег не дает, знаешь, что тебе мама скажет?
  - Что папа прав?
  - Если она так скажет, придешь ко мне, я тебе сам дам денег в честь праздника. Дня женского согласия! - засмеялся отец.
  Сережа никак не мог понять, переругались ли родители между собой во время поездки или наоборот, укрепили эти самые отношения, о которых взрослые обычно столько говорили. Отношения были каким-то загадочным монстром, страшнее упырей, вампиров и мары вместе взятых, на алтарь которым нужно было постоянно приносить многочисленные жертвы, если взрослым верить. Отсмеявшись, отец сказал серьезно:
  - А вообще мне нравится, что ты больше не ноешь, Серег. Взрослеешь.
  - Это да.
  Может, и правда. И хорошо было просто повзрослеть, а не стать каким-нибудь жутким фриком.
  - Но струхнул ты вчера знатно, конечно, - сказал отец. Ну, в общем-то, это была правда. Сережа дважды ревел вчера, один раз еще в ментовке, один раз дома, и оба - от страха. Резкие звуки и резкие движения до сих пор почему-то напоминали об упыре, о насекомых, которых Сережа увидел в его глазницах, о сгнившем языке, который болтался тряпочкой в его пасти.
  - И это да.
  - Давно вы вообще за упырем-то следили?
  - В смысле?
  Нет, нет, нет, плохая идея, отец решил расспрашивать, уточнять даты и детали, а именно так обычно Сережа и попадался на лжи.
  - Ну, когда вы были в кабаке-то этом вампирском? Мама ушла, а мне можешь не заливать, что это вас Женя туда потащила.
  И тут до Сережи дошло, что отец просто не видел разницы между вампиром и упырем, как и большинство обычных людей, и думал, что за в клубе за столиком с ними сидели именно упыри. И что такой же чинный и совсем не гниющий упырь буйствовал на Лазаревском кладбище. Понятно теперь, почему он так презрительно говорил по поводу того, что Сережа струхнул. На видео ни Мишка, ни Андрей Германович не были особенно жуткими, а выглядели почти как люди, странные, но все же люди. Про боярина Сережа ничего сказать не мог, потому что и смотреть на него не мог тоже. Слишком страшно было.
  - Это вторник был, - наконец сказал Сережа.
  - Ну вы решительны, дети! Родители за порог, а вы сразу за приключениями.
  Когда подняли упыря, Сережа не знал, а уж тем более не знал, кто же такой крутой рейзэр в Москве, что сумел пробиться через защитные заклинания, веками копившиеся на Лазаревском кладбище. Не знала этого даже Триин, так Реджик по телефону сказал, так что отцу тем более не откуда было знать тонкости. Пусть лучше думает, что Сережа просто приключений искал.
  Отец тем временем переключился на восхваление бесплатной парковки у отеля 'Бентли', в чьих недрах таился ресторанчик, и до Сережи дошло, что, возможно, именно из-за парковки они сюда и приехали. Или, может, у него потом где-то встреча рядом. А до Сережиных вкусов отцу особого дела не было, как и до самого Сережи целиком, пока, конечно, сын целиком не начнет давать ему хоть каких-то поводов для гордости.
  На крыльце Сережа поскользнулся, чем заслужил уничижительный отцовский взгляд и многозначительный кивок на желтую табличку, возвещавшую о том, что пол скользкий и нужно быть осторожнее. Конечно, после всего этого есть уже ничего не хотелось, да и вообще ничего не хотелось. Пришло три подряд сообщения от Гордеева, все с просьбой зайти к нему или хотя бы перезвонить ему, последняя капслоком. Интересно, что-то случилось или после истории с упырем эксперт стал еще и экспертом по панике. Прикрывшись меню, Сережа написал, что перезвонит через полчаса. Что бы там с Гордеевым не случилось, за тридцать минут хуже ему явно не стало бы.
  - Чего кислый такой? - спросил отец. - Англичанка пишет, что бросает тебя?
  - Да не пишет мне англичанка.
  - А, ну тогда понятно, чего ты кислый такой. Женщины не обращают на тебя внимания. А теперь скажи мне, что тут причина, а что следствие?
  Сережа пялился на фотки в меню, которые обычно вызывали у него восторг. А теперь - только тошноту. Может, Гордеев перестарался в кабинете у директора, и его фриковской трюк задел рикошетом не только взрослых? Может, он потому беспокоится?
  - Выбрал уже? - спросил отец, когда подошла официантка. - Или даже этого не можешь?
  Наверное, все-таки с мамой они поссорились сильнее, чем сначала показалось, раз отец так напустился на Сережу сейчас. Или он сильнее злился на 'охоту' за упырем, чем говорил.
  - Я буду черничный милкше...
  - Тебе что, пять лет? Ты ж взрослый мужик!
  Наверное, нет. Никогда ничего и никак Сережа не сделает хорошо и правильно. Сережа уставился на музыкальный автомат, поблескивавший и подмигивавший у отца за спиной, и молчал, пока отец заказывал им два стейка из мраморной говядины, которые и полагалось есть настоящему мужчине. Потом Сережа молчал и рассматривал клеточки на полу и на стенах, смотрел краем глаза какую-то передачу по 'Animal Planet', а потом вдруг спросил то, чего совсем не собирался спрашивать.
  - Папа, а что ты думаешь о фриках?
  Кожаный диванчик вдруг показался Сереже ужасно скользким, помещение - душным и жарким, стены нависли, скошенный потолок должен был вот-вот обрушиться прямо на макушку. Зачем, зачем, зачем он это спросил? Проще было сразу сказать: 'Папа, я мертвых поднимаю'. Но отец даже не подумал испугаться, а почему-то засмеялся:
  - Ой, Серега, ну какой ты все-таки еще маленький у меня.
  - Это еще почему?
  - Фриком рождаются, а не становятся. Поверь мне, это, конечно, прибыльный талант и интересная жизнь, но таким надо родиться. Я бы первый заметил, если бы у тебя что-то такое получилось.
  - Подожди, я не...
  - Да понятно все, Серега, чего тут ждать. Все дети хотят быть крутыми, сначала вы играли во фриков во дворе, а теперь играете на кладбищах. Но мой тебе совет, сын, соскакивай, пока не поздно. Ты уже заигрался.
  Заигрался. Так вот что он думает и вот почему злится. Сереже нестерпимо сильно захотелось завопить, что ту собаку на видео он сам, сам поднял из мертвых, но он как-то вовремя припомнил, что собаку только мама там разглядела. Не было никакого способа доказать отцу прямо сейчас, что все куда как сложнее и хуже, чем если бы Сережа просто был слетевшим с катушек на почве модного увлечения фриковством малолеткой, как Лапша. Он закусил губу, помолчал, потом все-таки решился, сказал:
  - Ладно, пап, рад был с тобой посидеть, но я, короче, пойду.
  Отец не спросил ни куда, ни почему, даже не попытался остановить, хотя одевался Сережа специально помедленнее. Только когда Сережа уже встал, спросил:
  - Серега, только ты мне честно ответь, ты перестанешь играться во фриков и искать приключений?
  - Да.
  - Вырастешь наконец?
  - Да, вырасту. Стану взрослым мужиком. Все, как ты хочешь.
  И это было честно. Сережа во фриков не игрался и приключений не искал. По крайней мере, не искал сам, специально. На выходе Сережа снова подскользнулся и, подумав, отпинал желтую табличку, все равно от нее не было никакого толку. Самое время было позвонить эксперту Гордееву, вдруг он и в работе коммунальных служб разбирался.
  - Чего тебе надо?! - Сережа рявкнул в трубку так громко, как сам не ожидал.
  - Чего ты орешь, Сережа?!
  - Завали!
  - Сам завали!
  В трубке шумело и хрипело, судя по всему, Гордеев был где-то в метро.
  - Ладно, Серег, мне нужна помощь. Фриковская помощь.
  - Ну понятно, что не модная!
  - Видишь, ты уже сам понимаешь шутки про модную подружку. Ладно, ладно, не бесись, слушай. Я же выбросил вчера на кладбище свой нож и тетрадку с заклинаниями, чтобы менты не запалили. Надо съездить забрать.
  - Ну, так езжай, в чем проблема?
  - Один?! - в питерском говоре Гордеева прорезались нотки питерской же тоски и всероссийского отчаянья.
  - Я в третий раз туда не поеду! Лапшу вон возьми.
  - Ее не пускают из дому. Женю и Катюшу тоже. И даже Стасика.
  Мысль о том, что даже Станя мог попасть под домашний арест, была просто кощунственной, по сравнению с ней ссора с отцом показалась легкой разминочкой.
  - Серег, ну ты где? Ну поехали со мной, пожалуйста. И надо сложить все равно.
  То ли Гордеева на самом деле стало жалко, то ли взрослому мужику полагалось быть великодушным, но Сережа сказал:
  - Я на Покровке. Буду на Чистиках минут через двадцать.
  - Где?
  - На станции 'Чистые пруды', питерский ты сноб.
  - Подожди, я достану схему метро!
  - Блин, Гордеев, завали ты, на платформе встретимся!
  Наверное, Гордеев так и не нашел схему метро, или неправильно в ней разобрался, потому что на платформе 'Чистых прудов' его не было минут пятнадцать, и Сережа уже решил, что поедет домой, предварительно из жалости проверив платформы 'Тургеневской' и 'Сретенского бульвара'. Жалость оказалась плохим чувством, потому что на Сретенке обнаружился Гордеев, сидевший на корточках под стеночкой. Судя по тому, что его шапка выглядела так, как будто ее пожевала Кисуля, Гордеев был в отчаяньи.
  - Серега! Ты нашел меня! Я потерялся!
  - Я понял.
  Присмотревшись, Сережа заметил, что эксперт Гордеев сидел не только в отчаянье и мятой шапке, но еще и в слезах. Сережа даже испугался, похлопал его по плечу.
  - Ну, блин, ну... Максим, ты чего?
  - В приюте нас учили не сдерживать эмоции! - шмыгнул носом Гордеев. - Это полезно для концентрации, не отвлекаешься ни на какие приглушенные эмоции. А иначе они здорово фонят.
  - Не понял. И почему ты не позвонил, если потерялся?
  - Деньги закончились на телефоне.
  - А пополнить счет? А бомжа кинуть?
  - Кого?
  - Ну, такое сообщение с просьбой перезвонить.
  - А я не умею, - заулыбался Гордеев. Дорожки слез все еще поблескивали у него на щеках, но он уже вовсю сверкал своим неправильным, питекантропским прикусом. Действительно, не сдерживал же эмоций. Гордеев поднялся, осмотрелся, махнул рукой:
  - У вас в Москве все такое большое! Такое имперское в худшем смысле слова! Давящее!
  Сережа пожал плечами, хотелось сказать, что размеры города никак не могли повлиять на умение пользоваться мобильным телефоном, ну да ладно, скажет в другой раз. Как-то даже жалко стало Гордеева, который столько классов проучился не сдерживать эмоции и ослаблять нежить. А теперь вот боялся метро и не мог прислать просьбу перезвонить ему. Наверное, его приют был действительно какой-то ужасный.
  - Я уже десять дней в Москве, и видел только два кладбища и метро, - продолжал жаловаться Гордеев. - Ну, хорошо, еще панельные коробки, автобусы и километры асфальта.
  - Даже не надейся, Гордеев, я не поведу тебя в Третьяковку!
  - Я и не настолько сноб, чтобы в пятнадцать лет добровольно ходить по музеям. Но подожди, когда мне исполнится двадцать один, мы все...
  - Ты думаешь, мы будем с тобой общаться еще шесть лет?
  Хотя волновал Сережу совсем другой вопрос. Неужели Гордеев думал, что они проживут еще шесть лет? Целых долгих шесть лет. Впервые Сережа задумался о том, что может даже восемнадцатилетие не встретить. И до выпускного не дожить. Ну, хоть в Институт нефти и газа не придется поступать.
  - Сережа, ты плохой Стасик, завязывай.
  Сережа засмеялся, конечно, Гордеев был приставучий и доставучий, но шутил иногда действительно здорово.
  - Поехали уже, эксперт!
  - Эксперт по московскому метро, - согласился Гордеев, промокнул остатки слез шапкой и был полностью готов к очередному походу на Лазаревское кладбище. Чего не сказать о Сереже.
  В вагоне Гордеев вдруг выдал:
  - Послушай, Серег, а правда, что на Кольцевой поезда хотят по кругу? И правда, что можно не выходить из вагона никогда?
  - Нет, эксперт, я не повезу тебя кататься!
  - Но правда же?
  - Ну правда.
  И тогда Гордеев вдруг запел на весь вагон, громко, глупо и очень прочувствованно:
  - 'Метро, Кольцевая, пускает по кругу, А ты говорила: 'Нельзя друг без друга'...
  - Завали ты!
  Сережа двинул его локтем, натянул ему шапку до подбородка и зашептал:
  - Ты совсем тупой эксперт, вот люди же подумают, что ты мне поешь!
  - А не люди? - пропыхтел эксперт через дебри своей шапки. Невольно Сережа стал оглядываться, но в вагоне было мало народу, все в основном пялились в планшеты и смартфоны, а один, сидевший в дальнем углу, в книгу. Наверняка, нежить.
  - Серег, а правда на Лубянке... ну... ну, ты понимаешь?
  Эксперт перешел на шепот, драматичный и испуганный, и Сережа его вполне понимал. Теперь-то. Раньше, когда он еще понятия не имел о том, как это быть фриком, на Лубянке просто замерз и перепугался, но и этого ему хватило с головой. Ни за что и никогда Сережа бы больше туда не поехал, ни на спор, ни просто так. Не хватало еще увидеть, как призраки облепляют вагон и тащатся за ним, как хвост за собакой, до ближайшей станции. Сережа не был уверен, что все призраки с виду, как мара, но скорее всего так оно и было. Похожие на ткань и на сопли, только с лицами и, может быть, разноцветные.
  - Понимаю. Правда, - сказал Сережа. - И даже хуже, чем ты себе можешь представить.
  - Кошмар какой-то. Ты никогда не думал, - зашептал Гордеев еще тише, - что закрытых станций именно шесть, и что расположены они вполне недвусмысленным образом?
  - Каким?
  Гордеев достал из кармана потрепанную схему метро, на обороте у которой был прошлогодний календарь и реклама каких-то лекарств.
  - Смотри. Две на северо-востоке, две на западе, одна на востоке, одна на юге. Попробуй их мысленно соединить линиями.
  - И что будет?
  - Ну, ты попробуй!
  Сережа сделал вид, что пробует, но ничего, связанного с геометрией, он никогда не любил.
  - Не знаю, короче, стрелочка?
  - Руна! - сказал Гордеев торжественно и зловеще.
  - Кто?
  - Руна! Скандинавский символ, означающий, что совсем скоро от вашего города останутся только... только рожки да ножки!
  - Блин, эксперт, не умничай! - скривился Сережа. Гордеев умел доставать, как никто, потому что наверняка сказать, врет он, шутит или говорит серьезно, было почти всегда невозможно. Сложно было поверить, что то, что он сейчас черкал ручкой на своей затертой схеме метро, предрекало Москве скорую и мучительную гибель, но и не поверить тоже нельзя было, такая у него была серьезная рожа.
  - Ты все время забываешь, Серег, что я мастер, - сказал Гордеев, убрал схему обратно в карман и добавил: - И то, что знаю я, тебе только предстоит узнать. Цифры имеют колоссальное значение для магии, вернее, даже не так: они имеют свою магию, которую люди обычно называют совпадениями, а на самом деле, это взаимодействие полей на микроуровне. К такому же взаимодействию склонны и различные символы, и более того, символы усиливают влияние цифр на магическое поле человека.
  Прав Гордеев был только в одном: Сережа действительно постоянно забывал, что может общаться с настоящим мастером. Ну, может, не очень настоящим, мастером-недоучкой, но все же мастером.
  - Гордеев, есть к тебе серьезные вопросы.
  За всеми этими разговорами Сережа даже не обратил внимания, что они снова проехали вампирскую 'Трубную'. Ну, или общение с Ивасом и Реджиком, а особенно с Кристинкой, навсегда отучило Сережу бояться большую часть вампов. Вернее, всех, кто не был боярином.
  - Гордеев, ты мне скажи, что ты вчера сделал в ментовке? Как свалил?
  До приезда родителей всех их допрашивали в разных комнатах, и ужас был не меньший, чем сидеть на краю могилы и приманивать упыря. Менты задавали вопросы по кругу, все с подковыркой, были уверены, что Сережа врет и, кажется, были уверены, что он должен знать, кто поднял упыря и почему. Наверное, так было со всеми, по крайней мере, Сережа так считал, но когда дверь в комнатке, где он сидел, открылась, пропуская его родителей, он увидел, как какой-то мент выводит по коридору Гордеева, хлопает его по плечу и называет почему-то Андреем.
  - А ты как думаешь? Мне пятнадцать, и я живу один в чужой квартире, за которую долг по оплате уже лет двадцать пять копится, у меня питерская прописка, и, возможно, за мной охотятся серьезные ребята. Что мне было делать? Когда они не польстились на тысячу сто пятнадцать рублей, больше у меня не было, я им глаза отвел. Они теперь все думают, что я был свидетелем ДТП.
  - Круто.
  - Круто, - согласился Гордеев. - Но лучше бы мне больше никогда в полицию не попадать. Я не уверен, что смогу подобное повторить.
  Ну вот, пока Гордеев в одиночку геройствовал, Сережа рыдал, поливая слезами важные документы. Может, из-за такого позора его и отпустили раньше. По крайней мере, Станя и Лапша сидели почти на час дольше.
  - А остальных ты даже не подумал спасти? - спросил Сережа.
  - Да мне бы сил не хватило. Я еле-еле себя вытащил.
  - Гордеев, а вообще с магией всегда так тяжело? Вот эти все приступы? Головные боли? Тошнота? Это все нормально?
  - Выйдем из метро, я тебе все расскажу, - сказал Гордеев и снова стянул свою шапку. Занервничал? Почему это еще? - Вообще, Серег, надо будет тебе много важного сказать.
  - Про магию?
  - И про магию тоже.
  Оказавшись на Лазаревском кладбище третий раз, Сережа вдруг понял, что уже и не особо боится. Почти привык.
  - А тут днем даже красиво, - сообщил Гордеев, останавливаясь у входа.
  - Двигай, эксперт, мы не будем тут читать стихи и устраивать пикники, или что там у вас в Питере в парках делают, мы ищем твое барахло и сваливаем.
  Не особо бояться не означало не бояться вообще. Где-то тут вчера ФСБ-шники превратили в дырявое месиво упыря, который когда-то давным-давно был рейзэром, таким же, как и Сережа.
  - Представляешь, оказывается, упыря нельзя положить. Только убить, - сказал вдруг Гордеев. - Это я уже вчера ночью прочитал в той книжке, мы просто были невнимательные очень. Вроде как он сохраняет остатки рейзэрского поля, которое оказывает всяческое сопротивление попытке уложить своего носителя.
  - Почему?
  - Что почему? Не тупи, Сережа, ты что, не понимаешь, что укладывание ослабляет любую нежить? Если нежить потом снова поднимут, он будет уже только бледной копией себя. Конечно, будучи мертвым рейзэром, упырь понимает это лучше всех. Вот и сопротивляется. Наше счастье, что заклинание сработало и мы его действительно здорово ослабили, иначе ФСБ-шники его бы так просто не прикончили.
  Все это было, конечно, интересно, но особого значения не имело. Упырь был мертв, умер окончательно вот прямо где-то здесь, может, именно на тех листьях, хрустевших под ногами. Зачем было его снова вспоминать? Сереже и без того хватало поводов для страха. Оставалось выяснить всего одну еще вещь, и можно было бы смело забывать обо всех упырях мира.
  - Гордеев, вот слышь, Гордеев, а есть такое подозрение, что ты меня использовал вчера в качестве приманки?
  - Ну... не совсем. Не совсем так. Давай найдем мои вещи, и я все тебе расскажу.
  Но искалось плохо, вчера в темноте Сережа ощущал хотя бы примерно, где могила, потому что на тот момент упыря еще не прикончили окончательно. А теперь никакого упыря и в помине не было, что, конечно, было хорошо, но и плохо тоже. Как его могилу теперь отыскать? Парк был маленький, но какой-то очень одинаковый. Все дорожки вились, одинаково изгибаясь, все деревья стояли одинаково ровно.
  - Странно, - сказал Гордеев, - я думал, что место преступления еще будет обнесено лентой, там будет патрульный. А тут... никого.
  - Ага. Как будто вчера и не было ничего.
  - И еще проклятые листья! Тетрадку мы еще можем увидеть издалека, а вот ножик!
  - А почувствовать ты его не можешь?
  Ножик, который Сереже дал Реджик, потерять было сложновато, потому что его присутствие ощущалось физически. И было не очень приятным, ноющим, как недолеченный зуб.
  Гордеев помотал головой:
  - Нет, я же его сам сделал. Он не совсем полноценный. Это все равно, что... ну пытаться почувствовать свои обрезанные волосы или ногти.
  - И он тебе все равно нужен?
  - Ну, не у всех же есть вампирские спонсоры!
  Кажется, Гордеев даже обиделся. Но, наверное, только казалось, потому что Гордеев вдруг замер и сказал:
  - Нет, больше не могу. Я должен признаться.
  - Что? Что твой ножик...
  - Да какой ножик! Сережа, это я выложил в группу школы то видео.
  - Чего? Треш какой-то.
  А подумав, Сережа добавил:
  - Чего-чего-чего?!
  Конечно, в такой ситуации Станя сказал бы совсем другое, а может и сделал бы что-нибудь травматическое, но Сережа все-таки был просто Сережа. Он даже не сразу Гордееву поверил.
  - Чего, блин?! Зачем?!
  - Боялся, что я буду один признанный фрик в классе, в школе, и что ты никогда не наберешься сил сознаться и...
  - Гордеев! Ты... ты козлина! Ты баран! Так не делают, как ты делаешь! Это трешняк! Гордеев, ты хоть понимаешь...
  - Не ори.
  - Нет, я буду орать! Новиков сказал, что мне теперь скины угрожают! Баран, ты понимаешь, что моя жизнь и без того тре...
  - Тихо!!!
  И тогда Сережа понял, что Гордеев не только стыдится, а еще и перепуган. И было от чего испугаться. Шаги. Шаги, мягкая поступь по палым листьям, твердая - по асфальтной дорожке, много шагов, к ним явно шел не один и даже не два человека.
  - Все остальные признания и ссоры - потом, - прошептал Гордеев, едва шевеля губами. - Сейчас делай все, что я скажу, и мы унесем ноги...
  Шаги прозвучали ближе и как-то ну, шире, как будто окружали. Гордеев рванул с запястья какую-то фенечку, Сережа думал, это ему Лапша подарила, но, видать, ошибся. Браслетик распалась на длинные нити, прямо у Сережи на глазах менявшие свой цвет. Гордеев забормотал себе что-то под нос, стал отщипывать кусочки ниток, но тут Сережа увидел первого из шагавших. По дорожке шла тетя, обычная тетя средних лет, одетая опрятно и непримечательно, так, что даже на ведьму не тянула. Ничего особенного Сережа рядом с ней не чувствовал, а значит, она была человеком. Из-за деревьев вышли еще двое, мужчина и женщина, тоже обычные люди. Чего бояться?
  - Гордеев, отбой. Ложная тревога. Мы совсем уже впали в треш, - улыбнулся Сережа. Но Гордеев яростно замотал головой, не прекращая бормотать себе под нос заклинания. Паникер.
  - Здравствуйте, - сказала женщина, которая шла рядом с мужчиной. Помоложе первой, вполне симпатичная и вполне живая, Сережа продолжил улыбаться и тоже поздоровался. Это же были люди. Ну чего Гордеев ведет себя, как идиот?
  - Мальчики, а вы не подскажите, где могила упыря?
  Не переставая улыбаться, Сережа сказал:
  - Да мы сами найти не можем, эти ФСБ-шники как будто исчезнуть ее заста...
  А потом до него дошло, что обычный человек никак не мог узнать об упыре, которого убили меньше суток назад. В новостях ничего такого не говорили, Интернет молчал, газеты не писали тоже, наверняка. Откуда?
  Размышляя об упыре, Сережа проворонил того, кто подкрался к нему из-за спины, а Гордеев был слишком занят своими заклинаниями, чтобы предупредить. Стало душно, пыльно и темно, Сережа сначала заорал, а потом понял, что пока не умирает, а только мешок на голову получил. Неужели такой страшный был? Сережа попытался вырваться, но мешок его изрядно дезориентировал, он только натолкнулся на кого-то впереди, и явно не на эксперта Гордеева. Его схватили за предплечья, да так сильно, что Сережа чуть не взвыл от боли, а потом заломили руки за спину, что-то щелкнуло и начало жечься.
  Наручники? Мама, мамочка, настоящие наручники!
  - Гордеев!!! - завопил Сережа. - Гордеев, что мне делать?! Гордеев, я тебя не вижу! Скажи, что мне делать! Помоги, помоги! По...
  Но Гордеев ему не помог, и, судя по всему, даже и не думал помогать, зато чья-то ладонь зажала ему рот прямо через мешок, заставляя подавиться изрядным куском пыльной ткани.
  - Шевелись, - сказала та же женщина, что вежливо спрашивала о могиле упыря. Сережа успел подумать, что с двумя тетками и одним мужиком может справиться даже с мешком на голове и в наручниках, но тут под лопатку ему уперлось твердое и очень маленькое округлое нечто. Сережа промычал важный вопрос, пистолет ли это был, но из-за мешка и ладони, вопрос его прозвучал еле слышно и остался без ответа.
  Да, это был пистолет. А что это еще могло быть? Даже через курточку, казалось, Сережа ощущал, какое у пистолета холодное дуло, и такой же холодный пот хлынул градом ему за шиворот. Наверное, сегодняшний страх оказался самым страшным из всех предыдущих, потому что он был простой, понятный и очень такой окончательный. Стоит только кому-то нажать на курок, и не будет больше никакого Сережи Аверина, некому будет учиться на рейзэра и в школе номер девятнадцать двадцать четыре, некому будет хотеть новое пальто и порадовать отца. Не будет его больше. Сережа затрясся, и дуло пистолета впилось в спину еще сильнее и больнее, оставляя синяк. А потом Сережа стал покорно перебирать ногами и тащиться туда, куда его тащили. Посмотрел бы он на тех героев, кто в такой ситуации поступил бы иначе.
  Чтобы не реветь в мешок сразу, сначала Сережа стал думать о Гордееве. Кажется, его не застрелили, выстрелов-то слышно не было, но и ничего магического он тоже не сделал. Обычно магия у эксперта была шумная, такая же громкая, как его тщательно отрепетированная питерская речь, не заметить и то, и другое было бы сложно. А значит, Гордеев просто сбежал, Сережа понятия не имел, как, но сбежал же. Можно было надеяться, что свалил Гордеев не просто так, а за помощью, но после истории с видео, сказать, что Сережа в эксперте сомневался, значило ничего не сказать. Гордеев наверняка несся сейчас домой, чтобы запереться в своей необжитой квартире, обнять свою Кисулю и трястись от страха до утра, пока Сережу тут будут убивать или еще что.
  Под ногами перестали хрустеть листья и появился скользкий асфальт, так Сережа и понял, что из парка они уже вышли. Куда они его тащили? И кто были они вообще?
  Сначала Сережа подумал о скинах, куда уж проще было, все логично и понятно, почему они напали и чего они хотели. Но скины были в основном молодые парни до тридцати, и женщин в свои ряды они не принимали принципиально. Конечно, это могли оказаться парни в париках и гриме, но Сережа как-то сомневался, что скины пошли бы на такие жертвы и такую маскировку, чтобы его, выдающегося, блин, фрика, поймать. Куда уже проще было подкараулить его в подъезде и отпинать ногами. По крайней мере, громких убийств фриков за скинами не числилось, обычно они убивали только нежить, и то не с помощью пистолетов, а с помощью своих прекрасных ботинок, напалма и арматур.
  - Быстрее, - зашипел мужской голос откуда-то из-за спины, а значит, именно его владелец и держал пистолет. Почему-то у Сережи не было никаких сомнений, что мужчина охотнее нажмет на курок, чем любая женщина. Отцовское воспитание. Хотя какая разница будет Сереже Аверину, кто его застрелит? Ничего уже не будет тогда: ни мнений, ни воспитания, ни самого Сережи. От одной этой мысли стало так тошно, так страшно, что Сережа зашмыгал носом и, кажется, даже начал тоненько поскуливать.
  - Только пикни, - сказала вторая женщина. И дуло пистолета вдвинулось так глубоко под лопатку, что даже ткань на курточке затрещала. Нет, не хватало еще второй зимней шмотки лишиться за неделю. А в чем Сережу хоронить тогда будут? Или хоронят в костюмчиках? Судя по тому, как стало тяжело дышать и как защипало в глазах, Сережа стал реветь прямо в мешке. Хорошо, если все-таки от пыли, а не от страха. Гордеев, ну пожалуйста, спаси меня. Беги к Стане, к отцу, в ментовку, к Реджику, да куда угодно.
  - Голову, - сказал мужчина, и Сережа машинально втянул голову в плечи, думая, что вот сейчас ему ее и отрубят, но оказалось, что нужно было просто сесть в машину. Вернее, его впихнули в машину, зажали с двух сторон, а пистолет убрался из-под лопатки и вдавился в щеку теперь. Вот это уже совсем плохо. Насколько позволяли судить его познания в биологии, от выстрела в спину можно было и не умереть, а вот со снесенной башкой из него даже трупаря поднять нельзя будет. Тут Сережа подумал, что если уж эти простые, живые люди столько знали про поле, при этом явно не будучи фриками, то оставался только один вариант.
  - Люди, а можно спросить?
  С каждым словом дуло пистолета все ближе и ближе пихалось ему в щеку, пересчитывало зубы. Но вроде как никто не был против вопроса, Сережа кашлянул в мешок, задохнулся, с трудом выровнял дыхание и сказал: - Вы работаете на вампирскую партию консерваторов?
  Кто-то в машине засмеялся, но больше не было никакой реакции. Завелся мотор, пока-пока, Фестивальный парк, а возможно и пока-пока вся жизнь.
  - Ну, извините, если я что-то смешное спросил, - пробормотал Сережа.
  А потом слезы как хлынули, мешок внизу уже начал промокать, скоро с него должно было начать капать на ботинки. Сережа рыдал, помирая от страха в самом прямом смысле слова. Но люди в машине не обращали на него никакого внимания, не считая пистолета у лица. Они... они просто болтали. Судя по голосам, в машине были те самые две женщины и мужчина, и еще один новый мужчина сидел слева от Сережи. И все они были между собой знакомы, они говорили о дочери первого мужчины, которая собиралась замуж в январе, ругали выбранное время, сетовали на цены, одобряли платье и не одобряли жениха. Они говорили о свадьбе. Прямо сейчас. Все четверо. Они говорили о дочери мужика, который держал пистолет у Сережиной щеки, прямо вот сейчас лишая Сережу шанса когда бы то ни было на ком-нибудь жениться и обзавестись дочерью тоже. Или сыном. Или собакой. Или машиной.
  - Люди! - всхлипнул Сережа. - Куда вы меня везете?! Чего вам надо?!
  Кто-то, из-за паники было непонятно, кто именно, снова засмеялся, остальные продолжили беседовать. Женщина, которая спрашивала об упыре, жаловалась теперь, что не попала сегодня утром к ЛОРу, потому что во взрослую поликлинику постоянно приходили мамаши с детьми и их принимали без очереди. То есть она не пошла к врачу, чтобы приехать и похитить Сережу Аверина и, возможно, сделать так, чтобы ни к одному врачу Сереже уже поход не светил. Никогда. Только в морг.
  Сережа зарыдал в голос, но все равно на него никто не обратил внимания. А может, это Гордеев его как-нибудь заколдовал, чтобы его не слышали? Правда, какой толк от такого заклинания, лучше бы его не видели! Тогда можно было бы попробовать хотя бы убежать, а не завывать тут, как Катюша после вампирского клуба.
  Стоп! Вампиры! Если бы как-то удалось позвонить Реджику, но как? Руки были скованы надежно, болели сильно, а особенно болела кожа, наверное, у сумасшедшей четверки нашелся какой-то сплав, который вызывал аллергию именно у фриков, вроде Сережи. Фриков-неудачников. Восемь дней пробыл в своем новом качестве, не поднял ничего, крупнее спаниеля, и теперь что? Умирать? Собраться и сделать что-нибудь, кроме завываний, Сережа не мог. Да и что бы он сделал, если бы собрался? Поднять мертвое животное и швырнуть его под колеса машины? Без ножа и без Стани, без ритуалов? Позвонить кому-нибудь? Орать и звать на помощь? Попытаться вывалиться из машины на полном ходу? Все это были очень плохие идеи, по крайней мере, ничуть не лучше, чем просто сидеть между двумя сумасшедшими мужиками, у одного из которых дочка выходила замуж, а второй знал хорошего ЛОРа в универе имени Сеченова, и рыдать.
  Люди говорили и говорили, это была обычная болтовня малознакомых, но симпатизирующих друг другу обывателей, и невольно Сережа стал прислушиваться. У женщины постарше были терки с учительницей сына-первоклассника, а второй мужчина знал не только хорошего ЛОРа, к которому следовало бы пойти женщине помоложе, но и школу, куда следовало бы перевести сына женщины постарше, и вообще все на свете. Как отстреливать фриков только не знал, раз пистолет держал другой. Слушая о первоклашках, о болезнях, врачах и снова о свадьбах, Сережа потихоньку если не успокаивался, то хотя бы прекращал истерику. А что толку было рыдать и голосить, если никто не обращал внимания?
  Наконец машина остановилась, царапнув металлическим брюхом землю. Они явно съехали с шоссе и попали куда-то на природу, последних минут десять машину потряхивало, а под колесами то и дело попадались ветки и камни. Вот блин. Второй мужчина, у которого никаких проблем не оказалось, по крайней мере, если судить по беседе, но зато было полно знаний и сочувствия ко всем остальным, похлопал Сережу по плечу и сказал:
  - Выходи, только осторожно. Тут много шишек.
  Голос звучал так же дружелюбно, как когда он говорил с остальными тремя сумасшедшими, и Сережа решился спросить:
  - Шишек? В смысле, шишек, которые с сосен? А вы меня убивать будете?
  Просто странно было, что его куда-то везли так долго, чтобы все равно прикончить. Почему было не застрелить его прямо в машине? Ну, конечно, отмывать салон, наверное, сложно было бы, но других причин тянуть Сереже не виделось. Пистолет, ненадолго прекративший таранить щеку, снова ткнулся в спину, наверное, первый мужчина как раз успел обойти машину и занять свой пост.
  - Шагай, - сказал он. - И даже не вздумай орать.
  Сережа и не думал. Он вообще не собирался спорить ни с кем, кто держал в руке пистолет и еще хватал несовершеннолетних, распихивал их по машинам и вез в какую-то глухомань. Через мешок Сережа особенно не чувствовал запахов, но судя по тому, что не было шума машин и никто не кричал, что здесь похитители детей с пистолетом, то они были в месте безлюдном и отдаленном от центра, скорее всего, где-то в лесопарке, например.
  Сосредоточившись, заставив себя отрешиться от отчаянья, полного пыли и соплей носа, который уже не хотел дышать, и от дула пистолета, Сережа понял еще одну очень важную вещь. Где-то рядом было кладбище. Маленькое, но зато старое, где, скорее всего, было полно желающих встать трупов, но что мог с ними сделать Сережа? Да ничего. Не придут ему трупы на помощь, и живые не придут, и никто не придет.
  - Люди, - сказал Сережа снова, тихо и жалобно, чтобы сумасшедшие не приняли его слова за попытку призвать кого-нибудь на помощь. - Люди, ну я же вам говорю, вам. Ну, пожалуйста, скажите, что вы хотите делать.
  Женщина помладше, которая сегодня не попала к ЛОРу, хихикнула и сказала:
  - Скоро увидишь, труповод. Потерпи!
  - Предыдущие, - заметил мужчина с пистолетом, - были как-то покрепче.
  Предыдущие? Предыдущие кто? Фрики? Труповоды? Жертвы?
  Сережа споткнулся и чуть не пропахал носом землю, вернее, мешком, но второй мужчина его удержал.
  - Осторожнее, сынок, осторожнее, - сообщил он тем же тоном, каким всем остальным давал советы. - Я же тебе говорил, что тут много шишек.
  Гордеев, если ты умеешь читать мысли, если ты меня слышишь, и если ты все еще собираешься мне помочь, то найди меня в месте, где много шишек!
  Мысленный призыв о помощи остался не услышанным, по крайней мере, так Сереже показалось. Ни намека на то, что чье-то поле отреагировало на отчаянные конвульсии его собственного.
  - Пришли, - сказала женщина постарше. - Вот и славно.
  Столько радостного нетерпения у взрослых в голосе Сережа редко когда слышал, зато у Алины Логиновой и ее подружек десяти лет от роду такого хватало. Судя по всему, все четверо чему-то радовались, как дети, и что-то это было как-то связано с Сережиными страданиями. Мешок с головы сдернули, Сережа заморгал на свет, а потом начал отчаянно чихать. Женщины засмеялись, а сердобольный дядя похлопал его по плечу.
  - Ну, ничего, ничего, это скоро пройдет, - сказал он. А потом надавил Сереже на затылок, заставляя куда-то посмотреть. Сначала он увидел яму, а только потом понял, что никакая это была не яма, слишком продолговатая форма, слишком большая горка свежей выкопанной земли рядом. Это была могила, разрытая могила. Рядом стоял гроб, тоже новенький, самый дешевый, светлый и без обивки внутри, совсем не такой, какой Сереже снился тогда, после боярского укуса.
  - Мама, - выдохнул Сережа. Было у него одно подозрение, кого ждал этот гроб и эта могила, но верить в него не хотелось.
  - Мамочка, - подумав, добавил Сережа, и под конец сказал совсем уж севшим голосом: - Мамуля.
  С мамой они напоследок так и не помирились, она ушла сердитая, вся в сомнениях, и, возможно, Сережа ее больше никогда не увидит. Его тут убьют и закопают, в этом неизвестно каком лесу, где так много шишек, а родители никогда не узнают, что с ним случилось.
  - Плакать - не надо, - сказал второй мужчина, который все еще держал Сережу за локоть, как будто шишки под ногами представляли самую большую угрозу из всего здесь находившегося.
  - Слезами горю не поможешь, - сказала женщина постарше, а та, что помоложе добавила: - Полезай.
  - Чего?
  - Полезай в гроб.
  Плакать Сережа действительно перестал, но только потому, что глаза на лоб полезли. Он думал, что его прикончат, конечно, иначе зачем было его похищать, но чтобы ... что... Его похоронят заживо. Вот что они хотели сделать.
  Кажется, Сережа залепетал что-то, не думая даже, что говорит, кажется, умолял, уверял, что хоронить его не надо, звал маму и даже предлагал им денег. И тогда мужчина с пистолетом легонько стукнул его рукоятью по затылку.
  - Лезь давай, - повторила женщина. - Ты же труповод, мертвых поднимаешь.
  - И чего теперь?
  - Сам себя поднимешь.
  Логика была железная, не поспоришь, но Сережа все-таки попытался:
  - Рейзэры не поднимаются из мертвых, из них только упыри получаются, такие, как...
  Следующий удар рукоятью пистолета по макушке был уже совсем не легонький. Сережа от неожиданности даже язык прикусил, во рту сразу стало горячо и солено. Конечно, стильно и гордо было выплюнуть кровь и сопли на мужиков, но Сережа сплюнул себе под ноги. Потому что было слишком страшно.
  - Лезь в ящик, - сказала женщина постарше.
  - Не полезу! Блин, я что, по-вашему...
  - Если ты не полезешь, я прострелю тебе локоть, - заговорил наконец первый мужчина. А лучше бы он молчал! - Потом второй. Потом колено. Потом второе. А потом мы тебя отнесем в ящик.
  - Понял. Лезу.
  Сережа даже сделал два шага в сторону гроба, но потом колени у него подкосились и безо всяких прострелов. От страха. Наконец до него дошло, что здесь, в лесу, с ним было не четыре человека, а четыре маньяка. Неизвестно, чем им досадили все фрики, или только труповоды, но понятно, что они все четверо были совершенно безумны. И если они надумали похоронить Сережу заживо, то они это сделают. Он доковылял до гроба, но засунуть туда даже кончик пальца на ноге было выше человеческих, да и фриковских сил. Накатил изнуряющий страх, припомнилось как-то все жуткое разом, боярин, хлюпающий его кровью и чавкающий его мясом, мара, облепившая окна его комнаты, рука навки, когтившая ему лодыжку, Триин, шипящая с верхушки дерева, неуловимо быстрые движения Иваса, глаза упыря, крутившиеся в сгнивших глазницах. Сережу повело и повело очень неудачно, прямо в гроб. Он плюхнулся задом на плохо обструганные доски и, кажется, даже через джинсы загнал себе пару заноз.
  - Ну же, ложись, - сказала женщина постарше все с тем же радостным предвкушением.
  - Руки мешают, - с трудом выдавил из себя Сережа. Честность все-таки иногда лучшая политика.
  - Отрезать? - предложил всезнающий мужчина, так же спокойно и доброжелательно, как предупреждал о шишках.
  - Не руки! Наручники!
  - Потерпишь, - резюмировал мужчина с пистолетом и толкнул Сережу вниз, в гроб. Пахло там почему-то Новым годом, Сережа не сразу сообразил, что не мандаринками или подарками, а сосной. Сосновый был гроб, вот и все. Если Сережа когда-нибудь из него выберется, то никогда, никогда, никогда больше не допустит в доме живой сосны на Новый год, да и елки тоже. И освежители для воздуха в туалете все выкинет.
  - Пожалуйста, - предпринял Сережа последнюю попытку образумить маньяков. - Ну не надо. Я же умру.
  Последним звуком, который Сережа услышал перед тем, как крышка гроба закрылась, был смех маньяков. Они ржали, все четверо, так искренне, как взрослые ржали только над 'Камеди клаб' или там 'Нашей Рашей', если у них был вкус, или Еленой Воробей, если вкуса у них не было.
  Кто-то из четверых ободряюще постучал по крышке, Сережа мог поспорить, что это был всезнающий мужчина.
  А потом было ничего, только тишина, темнота и запах Нового Года. Сережа ткнулся лбом в крышку гроба, руки-то были за спиной, больше пытаться освободиться было нечем, и она самую малость, но поддалась. Не успел Сережа обрести хотя бы капельку надежды, как крышку водрузили на место, а потом стали слышны ритмичные удары. Гроб слегка подрагивал, и не сразу Сережа сообразил, что это маньяки заколачивают гвозди. Все предусмотрели, сволочи. Странно будет, если у них не окажется экскаватора за деревьями, чтобы аккуратно закопать Сережу, не прибегая к помощи лопат.
  При мысли о деревьях стало как-то особенно плохо. Сереже светило больше никогда не увидеть их и солнце, которое сегодня так тускло, по-осеннему светило, тоже. Ничего, кроме этой пропахшей самым лучшим праздником в году темноты. Сережа зажмурился, сначала просто скулил, а потом вспомнил, что пистолетом ему больше не угрожали, и стал орать. Шанс, что кто-то его услышит, был крохотный, но все же был. В любом лесу, даже московском или подмосковном, в конце концов, были лешие, это аксиома, может, хоть они помогут. Сережа орал свое имя, фамилию и отчество, и адрес, и номер школы, в которой он учился, и орал, что он рейзэер и что его хоронят заживо маньяки. Если лешие не помогут, то пусть хоть заявление напишут в полицию. Родители не будут так сильно переживать. Вернее, будут, но хотя бы найдут его... его тело.
  Дальше Сережа вопил уже бессвязно, больше от страха и от ужаса, чем от попыток как-то спастись. А потом стук закончился, и гроб тряхнуло. Понесли. Мама, мамочка, блин, маньяки понесли гроб к могиле. Да не к, а в могилу!
  Задыхаться Сережа начал еще до того, как первый комок земли грохнулся на гроб, ну и, судя по всему, еще даже до того, как гроб вообще опустили вниз. Пока он орал, то дышал часто, ртом, но как-то только замолчал на мгновение, стало казаться, что воздуха уже не хватает. Умом, каким бы скудным он ни был, Сережа понимал, что не может все начаться так рано, что ему предстоит еще сколько-то там часов промучиться. Но, наверное, какая-то его самая трусливая часть не против была умереть уже прямо сейчас, не откладывая все в долгий ящик.
  Ящик, впрочем, оказался не очень долгий, потому что когда маньяки зашвырнули его в могилу, неудачно, небрежно и как-то под углом, Сережа скатился к началу гроба и здорово треснулся затылком. Но нечего было рассчитывать на милосердие, сознание он не потерял. Руки, на которые приходился весь вес тела, закололо мелкими иголочками, как бывало обычно только с ногами, если очень долго сидеть в неудобной позе. Но даже этому чувству Сережа обрадовался, как самому лучшему в мире, потому что относительно скоро ему предстояло больше ничего не чувствовать. У него не было даже шанса стать нежитью, потому что рейзэров в здравом уме никто не поднимает, что вчера им наглядно продемонстрировал пример упыря. Дрыгая ногами, насколько позволяло узкое пространство, Сережа вернулся в прежнее, относительно удобное положение. А потом услышал шорох и увесистый 'плюх'. И снова заревел.
  Это же уже земля пошла. Это маньяки его закапывали. Все, на самом деле, это было и все, пропало все. Найти и спасти его в лесу, полном шишек, было бы сложно, а найти его под лесом - так и вовсе невыполнимо. Никто уже не придет. А может и не собирался, может, Гордеев хотел остаться одним фриком в классе и почивать на лаврах до самого выпускного.
  А у Сережи уже выпускного не будет, и шанса выклянчить у родителей собаку, симпатичного слюнявого боксера, как у Таньки Гончаровой, которая даже обещала ему щенка, когда не знала, что Сережа фрик. Не будет подарков, не будет гулянок, не будет разговоров с Кристинкой, таких мучительных и таких классных одновременно. А Сережа так и не сказал ей, что она классная девушка, хотя и мертвая. И на том свете не скажет, потому что Кристины-то там нет, и вряд ли она туда скоро отправится. В отличие от Сережи Аверина, который ничего в свои пятнадцать не сделал, не увидел, не пережил, кроме всех вариантов страха.
  Сережа считал 'плюхи', с которыми падала земля на крышку его гроба, и каждый последующий звук казался тише предыдущего, но это и понятно, горка же росла. Наконец Сережа перестал вообще что-либо слышать, только различал толчки. Тишина была такая ужасная, что Сережа решил заговорить, болтать сам с собой о чем угодно, лишь бы только ее не слушать.
  - Мам, - сказал Сережа, пытаясь устроиться в гробу поудобнее, - мам, ты прости меня, пожалуйста. Я никогда не хотел в этот треш ввязываться, и, если бы можно было соскочить, я бы соскочил. Я, правда, не виноват, я очень вас с отцом люблю, и не только из-за денег, и я бы никогда не хотел для вас такого. Пап, и ты прости. Зато я не провалюсь на экзаменах в институт, и тебе не надо будет меня стыдиться. Пап, я не знаю, наверное, ты меня и не любишь особенно, и тебе будет легче. Может, тебе попробовать Станю усыновить? Он тебе все равно всегда больше нравился. Слышишь, Стань, я тебе всегда завидовал, на самом деле. Ты такой крутой. Я не знаю никого круче. Спасибо, что дружил со мной, спасибо, что не бросил. Что не бросал столько раз. Женька, ты такая красивая, но ты все равно не услышишь меня из гроба...
  Толчки прекратились. Маньяки закончили свою работу, и, судя по тому, как долго они возились, копали они все-таки лопатами.
  - В общем, Жень, ты шикарная. Лапша, а ты умная. И Катюша тоже. Классные вы девчонки, все трое. Блин, да чего уж там, Гордеев тоже классный, хотя и предатель. А Кристина лучше всех. Я не знаю, я бы на тебе женился...
  - Классно! Мне еще никто никогда не делал предложение! - прозвучал вдруг голос Кристины.
  Отлично, вот уже и галлюцинации пошли. Сережа замолчал, посчитал вдохи и выдохи, и понял, что вот теперь воздуха явно стало меньше. Ну да, раньше-то он как-то проникал, наверное, через поры или что там у дерева есть, а теперь через толщу земли - уже нет.
  - Баран, ты что там, уже помер? - теперь это был голос Стани, гораздо тише и неразборчивее, чем Кристинин, как будто Станя орал через пять подушек.
  Кристину было слышно отчетливо:
  - Да дышит он, я слышу, а ты не вопи. Ты копай.
  Галлюцинации, подумал Сережа, не копают. Но думать о том, что там наверху, над свеженькой Сережиной могилой, стоят Станя и Кристина, было нельзя, это была слишком хорошая мысль, от которой можно было и отъехать. Впервые Сережа собирался потерять сознание, и даже не от страха, а от радости.
  Снова раздался шорох, пока очень тихий, ощущавшийся больше не как звук, а как движение. Неужели они правда его раскапывали?
  - Сережка, говори с нами! - сказала Кристина. - Говори, а то отключишься! Прием, Сережа?
  - Прием, - пролепетал Сережа, думая, что никто его не услышит, но, наверное, у вампиров слух был лучше. И дикция.
  - Первый вызывает кондора! - засмеялась Кристина и тут же зашикала на кого-то, наверное, на Станю:
  - Да успокойся ты, я его слышу, а ты нет, потому что ты еще живой человек. Да, и он пока тоже. Копаем быстрее!
  - А что, есть подозрение, что я все равно могу еще умереть?
  - Спокойно, Сережка, все под контролем. Мы тебя вытащим! Слышишь?
  - Слышу.
  Сережа поймал себя на том, что улыбается, и улыбается, и улыбается в крышку соснового гроба, так сильно, что скулы начало сводить. Наружу, скоро наружу.
  - А как вы меня нашли?
  - Твой друг фрик кинул на тебя заклятье-маячок, молодчина он, я думала, такое почти никто уже и не умеет.
  Столько было во фразе Кристины, ну если не возраста, то опыта, что Сережа снова подумал, сколько же ей было лет. А вдруг двести? А потом подумал, а что делают поднятые трупы, когда снова открывают глаза в могиле? Кто их выкапывает? Или они сами должны прокладывать себе путь к новой не-жизни? А что случается с теми, кому сил не хватает?
  - Спокойно, Сережа!
  - Да я вроде...
  А потом Сережа сообразил, что ничего он не спокоен, он дергался всем телом и толкался лбом в крышку, пытаясь освободиться побыстрее, как будто Станя и Кристина могли в любой момент передумать и перестать его раскапывать.
  - А где маньяки? Ушли?
  - Ага, конечно. Ивас и твой друг фрик...
  Сережа услышал Станино мычание уже чуть более ясно, но все еще не разобрал слов.
  - Ага, эксперт! Ивас и эксперт их гонят.
  - Куда гонят?
  - В ментовку. Ну, я бы лично им глотки повырывала, брюхи пораспарывала и шишками нафаршировала, но Ивас придумал лучше. Он их заботанил так, что они пойдут сами в ментовку и напишут признания.
  - Признания?
  - Это ж террорюги ваши человеческие, фанатики, ты у них не первый фрик на счету. У них целая секта. 'Сверхчеловеки'. Кроме шуток, так и называются. Ницше начитались, верят, что все, что не убивает, короче, делает сильнее. Проверяют теорию на фриках. Да успокойся ты, Стань, я копаю так быстро, как могу.
  Сереже представилась картинка, как Кристина вкручивается в землю и разбрызгивает ее вокруг себя, как дельфин воду.
  - Станя тут переживает, - передала Кристина. - А то ты опять замолчал.
  - Стань, привет тебе! А как ты свалил из дому?
  Бормотание Стани стало слышно лучше, Сережа явно различил слово 'козлина' и 'офигеть теперь' и еще что-то вроде 'сам виноват'. И понял, что снова пускает слезу, но в этот раз, видимо, и правда от радости и облегчения.
  - А это Станя нас нашел, прикинь, ворвался в 'Жатвень', значит, требуя Реджика, или меня, или Иваса, дневного администратора поколотил, потому что тот нас будить не хотел.
  - М-м-молодец, - сказал Сережа, надеясь, что Станя его тоже услышит. Сережа понимал, что в гробу ему осталось торчать недолго, что все стало снова хорошо, но выдержать это 'недолго' было так сложно. Хотелось снова орать, просить их поторопиться, но Сережа понимал, что они и так торопятся, как только могут.
  - Есть подозрение, что мне тут уже совсем не нравится, - наконец осторожно сказал Сережа. Сам себе он не доверял уже и лишний раз решил рот не открывать, не хватало еще опозориться перед Кристиной окончательно.
  - Станька, вылезай из могилы, блин, ты только мешаешь. Сейчас нас обоих засыплет.
  - А экскаватора нет? - спросил Сережа, с трудом ворочая языком, который как-то распух, занял почти весь рот и стал очень тяжелым. Может, реально уже воздуха не хватало?
  - Так, Сережка, соберись! Пять минут, и ты выходишь!
  Мысли мешались и путались, Сережа зажмурился, пытаясь привести их в порядок, но тут же начал зевать. Так как спать ему не хотелось явно, да и не могло в гробу никому хотеться никакого сна, кроме вечного, зевал он от недостатка кислорода. Вот смеху-то будет, если он тут помрет, пока Кристина и Станя его выкапывают. Зато сделал доброе дело напоследок, помог разоблачить пару парочек злодеев. Шорох усилился, хотя, может, это просто усилились галлюцинации, а все разговоры со Станей и Кристиной были такими вроде как миражами, от отчаянья. А на самом деле, никто Сережу не выкапывал и не спешил.
  - Есть! - завопила Кристина. Это был явно победный клич, такой, как будто она забила решающий гол, как минимум. - Вижу крышку!
  - Ты как там, баран фриковской?
  - Живой! - завопил Сережа в ответ, и его клич был таким, как будто он только что пробил безукоризненный пенальти на чемпионате мира. - Вынимайте меня уже!
  - Да отвали ты, Станька, вообще наверх лезь. Я ж бычара, я сама.
  Кажется, Кристине очень нравилось новое название ее вида вампиров. Хрустнуло и хряпнуло, это Кристина срывала с гроба крышку, не обращая внимания на гвозди и на то, что девушкам надо казаться слабее, чем они есть. За последнее Сережа был ей особенно благодарен.
  - Станек, в сторону! - скомандовала Кристина, а потом сдернула крышку с гроба одним рывком, как сдергивают покрывало с кровати и зашвырнула ее куда-то в лес. Наверное, туда, где было побольше шишек. Сережа зажмурился от яркого света и стал истерически смеяться.
  Свет! Шишки! Кристина! Станя! Ура, ура, ура!
  - Брат, ты рехнулся уже? - промычал Станя откуда-то сверху. А ну да, его, наверное, Кристина не пустила нырять в могилу.
  - Руку давай, - сказала Кристина. - Или тебе так тут понравилось, что ты остаешься?
  - Не могу, - наконец выдохнул Сережа, сообразив, что не только смеялся, но еще и плакал все это время.
  - Ранен? - завопили Станя и Кристина в один голос.
  - Наручники, - пояснил Сережа и подумал, что это самый дурацкий разговор в мире получился.
  - Ладно, тогда будут тебе незабываемые впечатления сейчас, - засмеялась Кристина, и лицо ее вдруг оказалось совсем близко, и Сережа даже подумал, что она сейчас либо укусит его, либо поцелует. Но Кристина сделала кое-что другое, не менее ужасное. Забросила его на плечо и выпрыгнула из могилы так быстро, как никогда не смог бы даже самый лучший в мире легкоатлет.
  - Сам пойдешь или понести? - спросила Кристина.
  - Полежать.
  - Сейчас. Давай только наручники твои сниму.
  Одной рукой Кристина удерживала его на плече, так легко, как будто он ничего не весил, а второй подцепила наручники, рванула цепочку на них как ленточку.
  - Браслетики потом сниму. Пока отдыхай.
  Кристина осторожно опустила его в грязь, листья и корочку снега. Сережа вдруг пожалел, что сейчас не зима, и нет сугробов, так сильно захотелось ему сделать снежного ангела. Вместо снежного Сережа сделал ангела грязного и запрокинул голову, уставился на небо. Такое же белесое, как и было час назад, или сколько там прошло с момента, как Сережа попрощался со всеми и отправился в гроб.
  Кристина плюхнулась рядом, Станя присел на корточки с другой стороны, осторожно пощупал Сереже лоб, как будто после лежания в гробу у всех температура повышалась, а не понижалась. Лицо у него было серьезное и очень строгое, таким его Сережа никогда не видел. А может, ему все теперь казались какими-то другими.
  Сережа обернулся к Кристине, присмотрелся, понял, что с ней тоже что-то не так. Она не стала бледнее, потому что бледнее мертвого быть нельзя, но зато выглядела какой-то блеклой копией самой себя, причем сделанной на не самом лучшем ксероксе. Все краски: ее волосы, веснушки, глаза - поблекли, стали светлее, как вылинявшая одежда, и вены на шее просвечивались темным-претемным. Да и возраст ее чувствовался теперь еще слабее, как будто она вдруг по их, вампирским, меркам помолодела разом и стала даже младше Иваса.
  - Кристинка, - сказал Сережа, прокашлявшись и перестав наконец жадно хватать ртом воздух. - А с тобой что случилось?
  - Со мной? А что, плохо выгляжу? Тебя вынимала из гробешника, устала.
  - Не хочешь - не говори, - заулыбался Сережа. Ее право, в конце концов. Пребывание в гробу сделало его очень терпеливым.
  - Да пистон получила за то, что не дала навкам одного из вас сожрать в качестве извинений, - сказала Кристина. - А пошли эти склочные бабы обратно в свои пруды! Зажрались уже совсем! Кому они вообще нужны! Гипнотички фиговы! Толку с них никакого!
  - Ага, - согласился Сережа. - Ты лучше. Серьезно.
  Но Кристина его не слушала, уже была на ногах, и Станя тоже, и Сережу они подняли уже вместе. И только тогда он еще кое-что заметил:
  - Ты тоже умеешь ходить на солнце, Кристин?
  - Ивас умеет и иногда ботанит тех бычар, кому это срочно надо. В обмен на то, что мы согласимся заполнить занудные анкеты для его диссертации.
  - Руки дай ей, баран, - промычал Станя. - Если домой приедешь в браслетиках, твои еще больше разозлятся.
  Сережа подумал, что надо Станю обязательно обнять, но потом вспомнил, что Станя этого не одобрит, даже не смотря на то, что рядом не было комментатора Гордеева.
  - Спасибо, брат, - сказал тогда Сережа. - И спасибо, Кристина.
  - Да все нормалек, - заулыбалась она, обнажая кривые клычки. - Поехали, заброшу вас по домам, пока ваши папки-мамки не стали вам названивать. А то завтра еще работать...
  - А выходные Реджик не дает за лежание в гробу? - спросил Сережа. Кристина засмеялась:
  - Реджик же сам оттуда вылез, жалости он не ведает!
   Глава 8. История о маньяках, собаках и заброшенных больницах
  Станина жизнь так сильно изменилась, а вот места, где он проводил время, остались прежними. Станя отобрал у Сережи пачку сигарет, сунул ее себе в карман.
  - Не, братан, курить на детской площадке мы не будем. Это мой принцип.
  Сережа вскинул бровь, потом прищурился и наконец спросил:
  - У тебя есть принципы?
  - Да, их всего два. Не курить на детской площадке и не выставлять фотки Гитлера в открытый альбом 'Вконтакте'.
  Сережа засмеялся, едва не свалившись с лесенки, на которой они сидели. Если они все же зависали на детской площадке, то всегда забирались повыше, чтобы на случайную малышню смотреть свысока. Как старшие, блин, товарищи. Сережа сказал:
  - С тех пор, как меня пытались убить, я реально запараноил. Теперь всегда хочу быть в обществе!
  - В Кристинкином обществе ты хочешь быть.
  Сережа, казалось, смутился. Таким Станя его не видел с того самого времени, когда он запал на англичанку. Но теперь Виктория Владимировна была в прошлом. Оказаться женой вампира-работодателя никого не красит, на самом-то деле.
  - В ее обществе, во всяком случае, безопасно! Хотя теперь я думаю, что в любом обществе безопасно, - рассуждал Сережа. - Ладно, лучше послушай про Кристинку. Тебе не кажется, что она красивая?
  - Милая.
  - Да не милая она, а красивая! Хотя, с другой стороны, хорошо, что она не кажется тебе красивой, ведь тогда нам не придется ссориться из-за женщины! Потому что если мы поссоримся, то кто меня спасет в следующий раз?
  - Думаешь, будет следующий раз? - поинтересовался Станя.
  - Думаю, будет еще не раз!
  С тех пор, как Сережу похитили и попытались заживо похоронить, Станя вот тоже запараноил. И понял еще, что неприятности приносит не одна только нежить. Станя потянулся за рюкзаком, вцепившись в перекладину, чтобы не свалиться, достал травмат 'ПСМ-Р', приятно прохладный на ощупь, покрутил в руке, а потом молча передал Сереже.
  - Вау, блин! Блин, это что, настоящая травматура?! Блин, реально стреляет? Офигеть!
  - Реально стреляет, а ты чего думаешь?
  - Блин, если я отца попрошу, он мне не купит, наверное. Хотя если скажу, что на приставку новую надо денег, то, может, и даст. Правда, точно не в ближайшее время, я в немилости, ты ж знаешь. Никакого лавэ.
  Повертев в руках пистолет, Сережа хотел было вернуть его Стане, но, видимо, передумал. Сережины глаза горели, видно было, что травмат ему понравился. Эту Станину догадку Сережа тут же и подтвердил:
  - Блин, шняга просто офигенская! Великая вещь! Где ты достал такую крутоту?
  - Темыч продал. Ну, как продал. Типа в кредит.
  - Темыч с тобой еще тусует?
  Станя пожал плечами. Не то чтобы он прямо тусовал, но когда Станя сказал, что хочет купить оружие, у Темыча вдруг объявилось и время, и милосердие к предателям, и деловое настроение. Назад в скины Станю так и не приняли, но выгонять тоже не спешили. Так что он по-прежнему одевался как скинхед, вел себя как скинхед и считал себя скинхедом, хотя теперь это было не совсем законно. Темыч сказал, что все уладит, но ему больше стоило доверять в вопросах купли-продажи, чем в любых других. Сережа сделал вид, что целится в толстого голубя с покалеченной лапкой.
  - Нет, ну это тема, - повторил Сережа.
  - Тема?
  - Ага.
  - Это, короче, тебе.
  - Чего?!
  - Того. Это я тебе купил. Чтобы, короче, если тебя снова задумают похитить или убить, у тебя было какое-нибудь нормальное оружие.
  Станя вытащил из сумки второй пистолет, покруче и подороже, немецкий 'Шмайсер'. С тех пор, как у Стани завелись деньги, он обнаружил, что любит дорогие вещи и делать подарки.
  - Я рад, короче, что тебе понравился твой. А этот - мой.
  Но Сережа был слишком рад, чтобы завидовать, о чем Станя даже пожалел.
  - Блин, какой классный подарок! Настоящий, блин, травмат! Мой! Блин, да! Мне прям сразу спокойнее стало! Брат, ты мой лучший друг! Давай-ка обнимемся! Мне кажется, это просто самое время обняться!
  Сережа раскрыл было свои дружеские объятия, но не удержался на перекладине и свалился на землю.
  - Блин! - выдавил из себя он.
  Станя вцепился в перекладину, откинулся назад и свесился вниз.
  - Хорошо, что ты упал раньше, чем я сказал тебе, что не собираюсь с тобой обниматься.
  Сережа потер затылок, засмеялся:
  - Блин, у тебя проблемы с выражением привязанности!
  Станя потянулся было его стукнуть, но не удержался и свалился тоже.
  - Ну ты, блин, баран! - рявкнул Станя, потирая ушибленное плечо.
  - Извини! Я должен был отомстить за себя!
  Станя снял с лестницы свой рюкзак, а Сережа вдруг спросил:
  - Ты правда считаешь, что теперь мне без травмата опасно ходить?
  - Иначе я бы тебе его не подарил.
  - А с травматом безопасно? - спросил тогда Сережа, голос его звучал, как у ребенка, которого родители никак не могут уверить в том, что монстры под кроватью на самом деле не живут.
  - Да. Еще стрелять научимся, вообще зашибок будет.
  Сережа заулыбался, и Станя подумал, что не зря купил ему этот пистолет. Хотя для полного счастья, наверное, нужно было приобрести по огнемету.
  - Как думаешь, может, не ждать чуваков? - спросил Станя с надеждой.
  - Мы же им обещали, что они поедут с нами. Меня тоже не радует компания Гордеева. Но она никого не радует, кроме других коренных питерцев.
  Станя давно уже подозревал, что Гордеева приманивало любое упоминание его малой Родины. Вот и сейчас, стоило им только упомянуть культурную столицу, как они услышали:
  - Петербуржцев, попрошу!
  Станя моментально пожалел, что Сережа позволил Гордееву с ними ехать. В том, что с ними зависали девчонки, ничего плохого не было. Да и сам эксперт, щедро разбавленный дамами, становился большим петербуржцем, но меньшим бараном. Плохо было только то, что Гордеев всегда приходил раньше девчонок, а втроем с ним было не очень приятно.
  - Что, Серег, никто тебя еще не похитил с утра пораньше? - заботливо осведомился Гордеев.
  Вот, например, почему.
  - Завали, Гордеев! - отмахнулся Сережа. - Где твоя Лапша?
  - Отпрашивается у деда.
  Все они вместе собрались после школы ехать за ритуальным ножом. Сережа сказал, что это особенное событие, но Станя был уверен, что дело только в том, что для Сережи покупка любой вещи - событие особенное. Ритуального в поездке на 'Горбушку' было не больше, чем в покупке компьютерных игр и шмоток. Кроме того, у Сережи была с собой куча денег, что давало смутный шанс на обмывание приобретения в 'Якитории', если они купят бюджетный вариант, или хотя бы в 'Макдональдсе', если Сережа захочет мажорный и модный нож. Конечно, когда они говорили о предстоящем событии, Женька услышала, захотела с ними. Неудивительно, что Гордеев захотел себе ритуальный нож тоже, его хенд-мейд резко ему самому разонравился. Естественно, Лапша хотела съездить в настоящий фриковский магазин. Ну, а Катюша, которая всегда спасала их жизни, просто не могла проигнорировать эту поездку. Решено было ехать вшестером. Двое детей - отличное количество для продажи на органы нечистыми на руку продавцами. А вот с шестью должно было быть напряжно. Ну, в теории. Станя поймал себя на том, что не представляет поездки без Лапши, Гордеева, Катюши и даже Женьки, потому что почти привык считать их своей компанией. Почти, потому что полностью сдружиться с девчонками и бараном было нельзя. Особенно с бараном. И пока эксперта не уравновешивали девочки, Станя и Сережа делали то единственное, что помогало против Гордеева. Игнорировали его.
  - Мне кажется, - сказал Сережа, - что Реджик меня в чем-то подозревает. Во всяком случае, когда он дал мне денег на ритуальный нож, а я сказал, что могу его купить себе и сам, он так на меня посмотрел. Как на предателя, как будто у меня какой-то тайный спонсор есть. Треш какой-то, он же знает, что я богатый.
  - Я же тебе говорил, что ты зря набивал цену, - ответил Станя. - А если бы Реджик такой согласился, а тебе сейчас бабла не дают. Надо было молчать в тряпочку!
  - Меня просто бесит, что он мне не доверяет.
  - Может, у Реджика кризис древнего возраста? - спросил Гордеев. - Да ладно, парни, признайтесь, что вы рады меня видеть!
  - Нет, не признаемся, - покачал головой Сережа.
  - То есть, нет, не рады, - добавил Станя. Гордеев потянулся, прислонился к лесенке.
  - А мне кажется, что мы отличные друзья! - постановил он.
  - Нет, это мы отличные друзья, - сказал Станя.
  - Ты правда считаешь, что мы отличные друзья, братан? - обрадовался Сережа.
  - Ну, лучшие, чем с экспертом.
  Тут кто-то стукнул Станю сумкой.
  - Лапша?!
  - Прекратите издеваться над Максом! - зашипела она.
  - Ты опоздала, пропустила самое интересное, когда Гордеев издевался над нами, - развел руками Сережа. Лапша тогда ударила и его. Гордеев заулыбался, отомщенный и гордый:
  - Ксюта, ты моя героиня.
  Станя заметил у Лапши длинную стрелку на ее ядерно-красных колготках. Да и Гордеев, видимо, проявил несвойственную ему наблюдательность, потому что сказал:
  - Ты что упала, Ксют?
  - Да, когда из окна вылезала, - фыркнула Лапша.
  Если уж кому и пошла на пользу дружба, так это Лапше. Уварова стала ругаться с дедом, перестала слушать бабку, а теперь, судя по всему, занялась паркуром. И все-таки что-то в Лапше вправду поменялось, у нее был другой взгляд, другой голос, она казалась смелее и увереннее.
  - Так куда мы едем? - спросила она.
  - На 'Горбушку'.
  Все знали, что там, среди устаревшей бытовой техники и подержанных мобильных, можно было найти и кое-что очень интересное. Товары для фриков привозили прямо из Европы, часть из них не совсем легально. Официальный рынок продуктов для фриков и ведьм в России был не очень крупный: пара лавочек в центре. Но на 'Горбушке' можно было достать все, что угодно. Формально она все еще оставалось рынком бытовой техники, но интересовавшиеся холодильниками и стиральными машинами давно интересовались ими в 'Эльдорадо' или 'М.видео'.
  Женьку и Катюшу пришлось дожидаться долго, и Станя был уверен, что виновата в опоздании только одна из них, и даже знал, кто. Когда девчонки наконец соизволили прийти, первое, о чем Женька спросила, было:
  - Офигеть! То, что мы сегодня будем делать, будет опасно? И круто?
  - Скорее, опасно, - сказал Станя. - Вряд ли круто.
  - Конечно, нас будут окружать легионы подержанных микроволновок, стаи краденых мобильников! А уж когда на нас нападут эпиляторы, вот тогда держитесь! - перечислял Сережа.
  - Аверин, не паясничай! - сказал Гордеев, пародируя тон училки по химии. Можно было даже сказать, что у него получалось. Но Станя не стал. Не хватало еще делать приятное Гордееву. Наконец, когда все были в сборе, пора было выдвигаться. В метро Женька положила голову Сереже на плечо, тот округлил глаза, в шоке уставился на Станю. Станя сказал:
  - Чего? Думаю, если ты пошевелишься, ничего не будет.
  - Все равно я чувствую себя сапером!
  Катюша села рядом со Станей, что его не очень-то удивило, ведь у них был один небольшой секрет.
  - Ты достал, что хотел? - спросила она. Станя кивнул.
  - Сегодня пойду. Я в интернете прочитал, что у них сходки всякие бывают там.
  - Вы о чем?
  Сережа наклонился к ним, выглядел очень любопытным. Станя принялся думать, что бы ему такое сказать, что бы его совсем не заинтересовало, наконец выдал:
  - О Гитлере.
  Сережа, как и ожидалось, не проявил к Гитлеру никакого интереса. Катюша зашептала Стане:
  - Не передумаешь?
  В голосе ее слышалось 'ну, пожалуйста, передумай', но Станя не хотел ей врать.
  - Не, я полюбас поеду.
  Пока они ехали до 'Багратионовской', Катюша сверлила Станю своим фирменным осуждающим взглядом, но даже сейчас Станя не жалел, что все ей рассказал. Рынок они нашли быстро. Грязно-коричневое и неприметное пятиэтажное здание, обклеенное безвкусными вывесками, приглашающими взглянуть на бытовую технику поближе во всяческих ракурсах. Станя сказал:
  - Не думаю, что нам капец в месте, где продают плазменные телевизоры.
  - А если и капец, то это будет хотя бы смешно, - кивнул Гордеев.
  На первом этаже народу почти не было. Люди без интереса бродили между рядами подмигивающих цветными глазами телевизоров, не задерживались у стендов с поддельными айфонами и подержанными электробритвами. Зато уже на лестнице народу было прилично. Станя тогда спросил:
  - А вдруг все ножи уже разобрали?
  - Да ну, не должны! - отмахнулся Гордеев.
  На втором этаже народу было немерено, Станя даже растерялся. Это, получалось, в Москве столько людей имеют то или иное отношение к магии? Маленькие лавочки были битком набиты посетителями. Тут и там светились надписи, сообщающие, что только в этом конкретном магазине можно найти свежайшие, а не мороженые или сушеные травы. Вывески обещали предоставить все для создания разнообразных амулетов. Станя видел на витринах всякие загадочные инструменты. Над одним из магазинчиков висела надпись 'Магия народов мира'.
  - Вау, - сказала Лапша. - Здесь правда клевые штучки.
  Что клевого она могла найти в разнообразных травках и щипочках, в статуэтках, в амулетах и в костях животных, Станя не знал.
  - Охлажденная бычья кровь! - вещал громкоговоритель. - Получили только утром из 'Коломенского свинокомплекса' Павильон шестнадцать!
  Откуда бычья кровь в 'Коломенском свинокомплексе' Станю интересовало, но не настолько, чтобы спросить об этом у владельца шестнадцатого павильона. Гордеев вдруг вскрикнул:
  - Мне надо кое-что купить!
  Девушка, шедшая впереди них, обернулась. Станя хотел было спросить ее, что она пялится, но вовремя вспомнил о своем предыдущем опыте разговора с ведьмой. На магическом рынке лучше было не нарываться. Гордеев сказал:
  - Парни, идите за мной. Девочки, постойте тут, ладно?
  - А чего такое? Средство от импотенции решил купить? - хихикнула Женька, но Лапша стукнула ее. Пока развязывалась очередная потасовка, Гордеев потащил Станю и Сережу за собой. Они втроем зашли в магазинчик под названием 'Все для магических амулетов'. Станя вдохнул пряный и приятный запах каких-то трав. Он-то думал, что все здесь будет магическое, но лавка оказалась разделена на две части. В правой стороне был стенд с бижутерией - разнообразные, совсем не магические кулончики. Сердечки, рыбки, цветочки, солдатские бирки, гитарки, дракончики и даже знаки зодиака. Таких украшений в любом торговом центре продавалось достаточно, и забывавшие про дни рождения своих девушек мужики скупали их пачками. Зато на левой стороне в пакетиках и прозрачных упаковках лежали какие-то травяные сборы, крохотные бутылочки с разноцветными жидкостями и бумажки вроде инструкций. Гордеев спросил у продавщицы, женщины лет тридцати, носящей слишком яркую косметику и слишком тесные джинсы:
  - Есть у вас наборы для создания амулета с желанием?
  - Себе или в подарок?
  - В подарок.
  - Выбирайте косточку для амулета, а набор сейчас покажу.
  Станя подумал, что сейчас Гордееву принесут какие-нибудь куриные кости, мало ли из чего делались амулеты, но Гордеев пошел к стойке с бижутерией.
  - Как думаете, какую выбрать?
  - А что за тема-то? Тебе ж кость нужна для амулета, - удивился Станя.
  - Это и есть кость. А наполнение в наборе будет.
  Гордеев придирчиво рассматривал кулончики.
  - Какого Ксюта знака зодиака? - спросил он, наконец.
  - Блин, дарить кулончик со знаком зодиака - быдлячество, - скривился Сережа.
  - А что не быдлячество?
  - Дарить деньгами, - засмеялся Сережа. - Хотя сомневаюсь, что сюда есть сертификат.
  А Станя тем временем протянул руку к кулону в форме рыбьего скелета.
  - А этот тебе как?
  Гордеев ответил без особенного энтузиазма:
  - Прикольно. Хотя ты и воспринял слова 'выбирайте косточку' слишком буквально!
  - Ну, эта шняга ей подходит. Она ж сама похожа на кильку! - сказал Станя.
  Сережа хмыкнул:
  - А Станя прав. И не очень по-бабьему. Бабьи украшения Лапше не понравятся.
  Тут вернулась продавщица с двумя пакетиками. Отличались наборы только цветами жидкостей в бутылочках. В одной раствор был чуть-чуть розоватый, а в другой рубиново-красный. Станя мог поклясться, что вся разница была в концентрации крови.
  - Есть подешевле, но его надо использовать в течение двух месяцев, а есть подороже. Зато срок годности в два года.
  Гордеев взял оба пакетика, повертел в руках. Инструкции на упаковках были, кажись, на китайском.
  - Давайте подороже, - решил Гордеев.
  - Тысяча рублей, - с готовностью ответила продавщица. - Косточку выбрали?
  Гордеев оглянулся на Станю и Сережу, они кивнули.
  - Да. Вот рыбку, пожалуйста.
  - Четыреста рублей.
  - Обдиралово, - буркнул Станя, но продавщица не обратила на него внимания.
  Гордеев достал из кармана две мятые тысячи, протянул женщине. Тут как раз в магазин заглянула Женька.
  - Ну, вы идете? - Женька принялась рассматривать товары, что могло весьма затянуться. Надо было спасать положение, если они не хотели застрять в этой лавочке на часы, недели или годы. Гордеев спрятал кулон и набор для амулета в сумку, взял сдачу и рванул к Женьке.
  - Пошли, пошли! Сейчас попадем в еще более интересное место!
  - Обещаешь? - прищурилась она.
  - Точно тебе говорю! В большой магазин пойдем!
  Гордеев, что удивительно, не соврал. Магазин, в который они пошли потом, действительно был куда больше. Почему-то под надписью 'Ритуальные ножи' было добавлено в скобках 'языки мира'. Здесь были целые корзины ножей: блестящих и тусклых, серебряных и железных, и всяких разных. Стане было странно видеть золото, набросанное как на распродаже. Над каждой корзинкой были таблички, но они сообщали не о сплаве или степени подержанности, а говорили почему-то о языках.
  - Что за треш? Блин, причем здесь языки какие-то? Гордеев? - допытывался Сережа.
  Эксперт открыл было рот, приготовился высказать свое мнение, но вместо него заговорила Лапша:
  - Ну как можно быть таким тупым фриком, Аверин? Ты что, не знаешь, что у каждого ножа есть имя? Это имя повторяет вибрации поля ножа и никогда не повторяется. Звук порождает вибрацию, а некоторые фонемы можно воспроизвести только в других языках. Поэтому нож может иметь имя на каком-нибудь малайском, если только в нем есть звук, который нужен.
  - А зачем ножу имя? - спросила Женька.
  - Знание имени дает тебе власть, ну не тупи, Ветрова. Как с вампирами.
  Станя почувствовал очередной прилив острой зависти к фрикам. Для них были такие классные штуки, все эти ножи и амулеты. Женька рванула смотреть ножи с именами на языках Восточной Европы. Гордеев потащил Лапшу и Катюшу смотреть содержимое корзинки, над которой красовался плакат с изображением пальм и купоросно-синего моря, как на стандартной заставке 'Windows', сверху было написано 'Языки Карибского бассейна'. Станя очень удивился, что никто не следил за покупателями, продавцы не ходили смотреть на потенциальных воров, камер наблюдения тоже не было видно. Но от мыслей о краже Станю удерживали мысли о том, что здесь могут быть другие методы защиты товара от воришек вроде него. И что они могли бы понравиться Стане еще меньше, чем сигнализация и вероятный поход в полицию. Станя и Сережа не сговариваясь двинулись к ближайшей к ним корзине. Оказалось, что наткнулись они на 'Языки древней Европы'. Сережа принялся перебирать ножи. К каждому была приклеена книжечка с короткими сведениями о сплавах и размере лезвия. Все остальные пять страниц занимал перевод имени на русский, транскрипция и правила чтения.
  - Блин, капец, - сказал Сережа. - Язык сломаешь.
  На последней страничке всегда красовалось предупреждение о том, что нельзя читать имя ножа, не являясь его владельцем.
  - А что тогда будет? - спросил Станя.
  Сережа пожал плечами. Он был, кажется, увлечен осмотром ножей. Самое веселое было читать переводы их имен. Некоторые были смешные. У ножа с прямым, серебряным лезвием и с костяной рукояткой имя переводилось с этрусского языка как 'Земля - воробей, жадина'. А были и какие-то совсем стремные имена. Например, у ножа из блестящего темного металла название переводилось с древнегреческого как 'Он голодный, сломали зубы'. Они долго рылись в поисках того, что им бы действительно понравилось, попутно обстебывая имена других ножей. И спустя минут пятнадцать непрерывного и всестороннего изучения товара наконец нашли то, что нужно. Нож был из какого-то светлого-светлого металла, красивенный, чуть загнутый, а потому похожий на клык, с выгравированными на нем буквами чужого алфавита
  - Блин, классный! - сказал Сережа.
  Станя кивнул, заулыбался. Нож почему-то понравился и ему тоже. Ладно, в конце концов, это же Стане придется жертвовать ему кровь, чего бы им не проникнуться друг к другу симпатиями с самого начала. На вид нож был очень классный, а еще ужасно легкий. Сережа сказал:
  - Нет, это точно мой! Я прям чувствую!
  Нож оказался из какого-то палладия, о котором Станя ничего не знал, кроме того, что название было довольно странное.
  - Точно его возьмем, - постановил Сережа.
  А потом, правда, они прочитали его имя, и ликование их малость увяло. Звали этот нож по-готтски, насчет чего Сережа со Станей пошутили о языке абсента и мрачных пацанчиков. На русский имя переводилось как 'Будь спокоен. Лягушки'.
  - Блин, трешняк какой-то!
  Но Сережа все водил пальцами по лезвию, а Станя все думал, что нож такой классный.
  - Есть подозрение, что нам все равно придется его взять, - сказал наконец Сережа. - Только не будем представлять его нашим друзьям!
  Тут вернулся Гордеев, в руках он держал нож, похожий скорее на небольшой серп.
  - Блин, парни, а у вас не останется бабла? А то мне не хватает!
  - И сколько тебе не хватает на нож? - спросил Сережа с обреченным видом.
  - Если честно - три тысячи. Но у него имя на гаитянском креольском! Я просто не мог пройти мимо. Язык моего типажа!
  - Ты нахлебник, Гордеев!
  Оказалось, что нож эксперта был железным и стоил как раз-таки ровно три тысячи. А вот у Сережи был, очевидно, вкус, потому что его нож стоил десять косарей. Реджинальд дал им пятнадцать тысяч, так что после коротких сомнений и долгих страданий решено было поделиться с Гордеевым.
  - Ты паразит. Я тебя ненавижу, - сказал Станя, чувствуя, как с каждой секундой тускнеет возможность обмыть покупку в кафе. А главное - объесть ее.
  - Стасик, вот скажи мне, разве за тобой этого греха нет? - улыбнулся Гордеев.
  - Все, заткни хлебало, не беси меня!
  В конце концов, настроение все равно было хорошее. Даже несмотря на то, что они стояли в очереди. Магазин ритуальных ножей на самом деле куда больше напоминал супермаркет. Кассирша точно так же пробивала товары, точно так же мрачно зыркала на покупателей и называла цену.
  - Это единственная точка в Москве, - пояснила Лапша. - Еще у них есть небольшой отдел в Питере. Так что сюда едут фрики со всей России. Ведь ритуальный нож - это не то, что можно заказать по интернету. Он должен, ну, подойти.
  Сережа вертел в руках свое приобретение, улыбался. Ему, наверное, подошел. Да он даже Стане понравился. Классный был ножик, красивый и удобный. А странное его название все равно никто, кроме Сережи и Стани знать не будет.
  Женька было хотела осмотреть покупку, но Сережа сказал:
  - Не, пока к нему никто прикасаться не должен.
  - А как его зовут? - поинтересовался Гордеев.
  - Ну, не могу сейчас сказать. Потом скажу.
  И по его взгляду Станя понял, что сегодня они должны были срочно придумать ножику достаточно прикольное и внушительное имя. Когда они расплатились, Гордеев изъявил желание Сережу обнять, но Сережа сказал:
  - Да все нормально! Это ж деньги Реджика. Его лучше обними!
  - Кроме того, долго же тебе придется обниматься на три тысячи, - промычал Станя.
  Пока они шли к метро, Женька вдруг решила заинтересоваться Сережиной личной жизнью:
  - Ну и что это за Кристина, про которую вы со Станей говорили?
  - Ты опять подслушивала? - устало спросила Катюша. Сережа охотно пояснил:
  - Она с нами работает, короче. Классная девчонка.
  - Она мертвая?
  Сережа принялся говорить:
  - Ну, если она вамп, то я могу, конечно, ошибаться, но есть такое подозрение, что возможно, хотя я, конечно, не уверен, но думаю, что все-таки да, она мертвая.
  Все заржали, кроме Женьки. Она сказала:
  - Понятно. И она тебе нравится?
  - Прикольная.
  - А чего в ней прикольного? - спросила тогда Женька, по-детски нахмурившись.
  - Блин, Жень, все в ней прикольное. Не грузи! Лучше смотри, какой у меня нож классный!
  - Ты придурок? - зашипела она.
  - А ты чего бесишься?
  - Ой, все, Ветрова, успокойся уже! - протянула Лапша. - Видишь же, человек влюблен! Сереж, а ты на ней женишься?
  Сережа тут же побледнел.
  - Чего? Не! Какое женишься? Мне пятнадцать! - оправдывался он.
  - Вот, - удовлетворенно кивнула Лапша. - Хорошо, что ты такой трус, мужчинка! Вампам все равно нельзя вступать в брак с людьми. В России, во всяком случае.
  - Институт брака себя исчерпал, - развел руками Гордеев.
  Катюша дернула Станю за рукав, шепнула на ухо:
  - Ты все еще не передумал?
  - Нет.
  - Уверен?
  Судя по Катюшиному взгляду, после третьего вопроса, она готова была достать пушку и приставить ее к Станиной башке. Но то ли не хватило злости, то ли не хватило пушки, потому что Катюша только кивнула и сказала:
  - Хорошо. Пусть будет по-твоему.
  А потом взяла Женьку под руку, посоветовала:
  - Жень, давай завязывай грузиться!
  Женька о чем-то зашептала Катюше на ухо, Катюша вдумчиво кивала, но смотрела на Станю. И чего она уставилась? В метро, когда они делали пересадку на Кольце, а Стане надо было в другую сторону, он сказал:
  - Чуваки, мне еще надо к скинам заехать. Сережа, кажется, был не очень доволен.
  - Чего это ты? Не будешь висеть с нами сегодня?
  Станя помотал головой, промычал:
  - Я ж не могу все время общаться с фейкухами и другими неудачниками.
  Лапша тут же завелась с пол-оборота. Этой, впрочем, много было не надо, чтобы обозлиться.
  - Чего ты сказал, скин?!
  - Да пошла ты! - привычно откликнулся Станя.
  - Да сам пошел!
  Гордеев ринулся на защиту Лапши. Как и всегда, в словесной форме.
  - Не смей посылать Ксюту!
  - Не смей указывать моему лучшему другу, кого ему посылать! - подал голос Сережа.
  Ругались они долго и с увлечением. Люди ходили мимо, приехал и уехал поезд, а потом Катюша завизжала так, чтобы всех перекричать. В метро было не особенно тихо, а уж благодаря участию в ссоре Лапши и Женьки станция и вовсе стала филиалом ада на земле. Катюша орала:
  - Он собирается ехать в Ховрино, чтобы ловить маньяков!
  Судя по удивленным глазам прохожих, заявление даже их заинтересовало.
  - Кто? - бестолково спросила Женька.
  - Станя!
  - Чего?! Да она гонит все! - рявкнул Станя. Когда он не знал, что делать, то всегда уходил в отказ. Кроме того, от Катюши такое предательство было неожиданным ударом. Остальные девчонки не знали, что именно с Сережей произошло на Лазаревском кладбище, а уж тем более, что произошло с ним дальше, в лесопарке.
  - Да ладно, он что, тупой? - спросил Гордеев.
  - А ты что, не знаешь, что он тупой? - зашипела Лапша.
  - Стань, какие маньяки? - спросил Сережа. - Где ты нашел маньяков? Они ж в тюрьме?
  - Ты что, знаешь, про каких именно маньяков он говорит? - протянула Женька.
  - Ты предательница, Катюша.
  Но Катюша, которую Станя уже записал во враги народа, и которой было нечего терять, продолжала:
  - Он нашел в Интернете, что маньяки, которые хоронят фриков заживо, собираются в Ховрино, и едет их искать. Хочет поймать одного и, угрожая ему пистолетом, привести к ментам.
  - Блин, а если они тебя прикончат? - запищала Женька.
  - Я ж не фрик, чего они мне сделают? - заржал Станя. - Не, реально, они ж тупые сектанты. Скины вот бьют всех. А эти тупорылые.
  - Если тупорылые значит идейные, то я понял, что ты хочешь сказать, - вдумчиво кивнул Гордеев.
  Катюша снова повысила голос:
  - Вы что, не понимаете?! Он в Ховрино едет!
  Ховрино, а вернее заброшенная ховринская больница, была единственным местом в Москве, полностью свободным хотя бы от телесной нежити, не то чтобы абсолютно лишенным мистического антуража, но чуть менее загадочным и жутким, чем весь город в целом. И опасным, а еще - клевым. По слухам там собирались маньяки, сатанисты, клубы самоубийц. В Ховрино было полно шахт, куда можно было провалиться, осыпавшиеся лестницы, а кроме того - подземное озеро, в котором постоянно кто-нибудь тонул. О призраках никто ничего не писал, это было место, где можно было умереть просто из-за подростковой тупости. Без шансов быть поднятым и без шансов с поднятыми столкнуться. Ели людей там вроде как только сатанисты.
  Ховринская больница была самой обычной советской недостройкой. Фундамент был заложен в каком-то не очень удачном месте и начал проседать. Здание уходило под землю, наверное, потому сатанисты там и тусили. Поближе к преисподней, чего. Почти каждый подросток мечтал побывать в заброшке, где не водится никакой нежити, а только психопаты и прочие обычные люди. Станя вот тоже хотел, а теперь появился и повод.
  Дело было в том, что после того, как маньяки, заботаненные Ивасом, действительно явились в ментовку и написали чистосердечное, на их секту наконец-то обратили внимание, объявили экстремисткой, из-за чего популярность ее среди подростков в одночасье взлетела высоко к небесам. Станю такое положение дел, естественно, задевало. Кроме того, он не хотел, чтобы у маньяков появились подражатели. Так что Станя считал своим долгом этот цирк распугать. Чего было проще, чем прийти в Ховрино с пистолетом, популярно объяснить новообращенным 'сверхчеловекам', что они не правы, а после профилактической беседы припугнуть. Кроме того, Станя значительно осмелел после встречи с упырем. В общем, акция планировалась довольно безопасной. Но Станины друзья были об этом другого мнения:
  - А если ты свалишься в шахту? - причитала Женька.
  - Утонешь! - говорила Лапша.
  - Упадешь с лестницы! - не без радости добавил Гордеев.
  Сережин же рассказ об ужасах, ожидавших Станю был самым обстоятельным.
  - Встретишься с сатанистами! Вступишь в клуб самоубийц!
  Станя отмахнулся от них, промычал:
  - Блин, кончайте быть труслом таким! Вот поэтому, я, короче, иду туда один.
  Он развернулся, пошел к платформе, но тишина показалась ему подозрительной. Никто не кричал вслед, что он придурок, Лапша не желала, чтобы он сдох, кроме того, не слышно было разглагольствований Гордеева. Станя обернулся: все пятеро шли за ним.
  - Чего?
  И тогда Катюша сказала самым строгим тоном:
  - Если ты не передумаешь, то мы идем с тобой.
  - Стоп, стоп, я думал, что мы через другую сторону Кольцевой просто едем! Кольцевая - она же круглая!
  - Заткнись, Гордеев. Ты что, больший трус, чем я? Братан, слушай, мы не можем тебя одного пустить.
  Станя хмыкнул:
  - Вам с Гордеевым туда я бы как раз ехать не советовал.
  Тут Сережа улыбнулся, сказал:
  - Но мы ж с вами будем.
  Станя еще надеялся, что они струсят, пока ехал в метро. Но когда они вышли и принялись дожидаться автобуса, шансов, что они не потащатся с ним в Ховринку, не осталось. Зря Станины друзья переживали, что он останется в заброшке совсем один. Почти всегда там было полно романтически настроенных подростков, желающих пофоткаться на фоне плохо нарисованных граффити и ржавой арматуры. Но в больнице было несколько корпусов, одиннадцать этажей и подвал, так что затеряться там было достаточно легко.
  - Ты знаешь, куда от остановки идти?
  - Ну, естественно, Лапша, - сказал Станя. - Я же готовился к этому моменту...
  - Всю свою жизнь? - спросил Сережа.
  - Нет, блин, все время после того, как тебя чуть не похоронили заживо.
  - То есть ты собираешься мстить за друга, да? - польщено начал Сережа, но Станя пояснил:
  - Нет, я использую твои неприятности, чтобы стать героем.
  - Какие неприятности? - спросила Женька.
  - Неприятные, - буркнул Станя.
  Ховринская больница оказалась даже еще внушительнее, чем на зафотошопленных фотках в интернете. Здание с его свойственной всему советскому давящей громадностью и со свойственной всему русскому запущенностью казалось чем-то средним между памятником и руинами. Ни одного целого стекла в окнах не было, дорожка к больнице сплошь состояла из подмерзшей грязи и мусора вроде жестяных банок и оберток от шоколадных батончиков.
  Катюша сказала:
  - Давайте обойдем здание по периметру, чтобы знать, куда какое крыло выходит.
  - В случае чего-чего-чего? - спросил Станя.
  - В случае того, если нам придется бежать куда глаза глядят!
  Предложение Катюши было дельным, а главное, могло действительно пригодиться. Они решили обойти больницу. Странное дело, Ховринка была не такая уж страшная. Огромная и серо-черная, что вкупе с серым небом над ней и черными кляксами птиц в этом небе, производило неизгладимое впечатление. Но все-таки было и вполовину не так стремно, как в сияющем вывесками и зубастыми улыбками вампирском районе. Если фасад первого корпуса был серый и чистый, то боковые крылья были разрисованы разнообразными надписями. Одна из них в матерной форме предупреждала, что в больнице возможно все.
  - А правда, - спросила Женька, - что, когда тут были сатанисты, их ФСБшники в подвале утопили?
  - Ага, и с тех пор там озеро, - кивнула Лапша. - Оно никогда не оттаивает. Там даже летом лед.
  Сережа сказал:
  - А я слышал, короче, что там когда-то был клуб самоубийц. Подростки всякие тупые приезжали, кто боялся один с собой кончать. И обедали таблетками или там кидались в шахты вместе.
  Станя кивнул.
  - Точняк. А когда еще собаки были, они здесь девку загрызли.
  Потом, правда, собак зажрали вампы. Ховринка была окружена забором с колючей проволокой, и если колючая проволока висела везде исправно, то забор давно обзавелся дырами, через которые лазали туда и обратно подростки. Катюша сказала:
  - Я запомнила все лазы, чтобы, если что, нам не пришлось бегать кругами в их поисках.
  - Хорошо, что мы не дружим с жирными, вроде Ильина, - сказал Сережа.
  - Да, я тоже жирных не люблю, - сдержанно согласился Гордеев.
  - Да нет, в смысле, если бы он лез первый, жирный бы застрял, и мы бы умерли все.
  Сережа сунул руки в карманы, как часто делал, когда ему было неуютно. Станя понимал, почему Сереже так нехорошо, ведь, как только они оказались за забором, мир вдруг сузился до огромного и опустошенного здания Ховринки, забора с колючей проволокой и унылого грязно-серого неба. Не видно было дороги и домов, не видно было парка и остановок. Так бывало, когда они ходили на кладбища. Ощущение такое, будто они перешли какую-то границу, за которой был совсем другой, неприятный и неприветливый мир.
  - Блин, вот лучше скажите мне, как я могу пригласить Кристинку на свидание? Она любит клубы там, тусоваться. А меня даже не пускают в эти гребучие клубы! - жаловался Сережа.
  - Ну, дай ей денег и снаружи ее подожди, - хмыкнула Лапша.
  - Завали, Лапша. Такую известную специалистку по свиданиям, как ты, я даже спрашивать не решусь! Я больше обращаюсь к тем, кто на свидания ходит. Лапша скривилась.
  - К Ветровой, то есть?
  Женька показала ему кончик языка, пропела:
  - Блин, дай взятку и пройди с ней в клуб.
  - Отличная идея! - заржал Сережа.
  - Отличная идея, которая поощряет коррупцию! Сегодня в клуб по взятке, а завтра ты собьешь на Кутузовском десять человек и не попадешь в тюрьму!
  - Гордеев, никого не интересует твое питерское мнение о московской жизни! - отрезал Сережа, после чего Гордеев поинтересовался:
  - То есть коррупция - часть московской жизни?
  - Коррупция - неотъемлемая часть русской культуры, - засмеялась Лапша.
  - Чего-чего-чего вы вообще обсуждаете?
  Катюша дернула Станю за рукав.
  - Как им обустроить Россию. Не обращай внимания, ты и так знаешь, как ее надо обустроить. Лучше скажи, куда нам идти. Тут одиннадцать этажей и несколько корпусов.
  - Первый корпус, правое крыло, пятый этаж. Думаете, я реально такой тупой, чтобы не выяснить, где маньяки собираются? - ответил Станя. Лапша хмыкнула:
  - Я думаю, ты реально такой тупой, чтобы поверить, что маньяки напишут в интернете, где они собираются.
  - Дура, это же был их форум!
  - О, ну это все меняет!
  Когда они переступили порог Ховринской заброшенной больницы, у Стани аж дыхание перехватило. Холл был такой огромный и пустой, ощетинившийся ржавым остовом там, где сбили бетон, разукрашенный и расписанный, усеянный окурками и жестяными банками из-под кока-колы и коктейлей. Гордеев выдохнул, сказал почти восхищенно:
  - Вау. Я понимаю, почему это место - Мекка московских подростков!
  - Хватит быть таким питерцем, если уж ты оказался здесь, будь тупым, - заржал Сережа.
  - Как же здесь здорово! - пискнула Женька.
  - Блин! Блин! Блин! - повторяла Лапша.
  Ховринка и вправду была удивительным местом. Таким, будто здесь никогда не бывало ни одного взрослого. Стане сразу стало легче дышать. Он закурил, передал пачку Сереже и принялся осматриваться внимательнее. Как же классно, Станя даже готов был согласиться с Гордеевым! Стены сначала казались просто пестро расписанными, но когда Станя присмотрелся, то увидел, что на этих стенах были не просто рисунки и надписи, там было все, что волновало подростков. Если бы кто-нибудь из взрослых только по-настоящему хотел понять своего сына или дочь, ему стоило бы сходить сюда и почитать и посмотреть все, что здесь было написано и нарисовано. Здесь были и длинные стишки о безответной любви, и политические лозунги, и психические фразочки вроде 'все умрут' и 'я боюсь себя', и строчки из песен, и загаданные желания. Кто-то рисовал телевизоры, кто-то рисовал свастики, кто-то - голых девок, кто-то - цветы, а кто-то - кресты. Кроме того, стены были украшены разномастными флагами регионов, а иногда и прилежащих государств.
  Кое-где были устроены уголки памяти самоубийцам из клуба. Фотографии красивых девчонок с грустными лицами, нарисованные вокруг цветы и цветы настоящие, сушеные и свежие, уложенные стопками вокруг, потухшие свечки и пачки сигарет. Были и старые мобильники, записки, брелочки, но больше всего именно щипочков и курева. Сверху были подписаны крохотные эпитафии о любви, и о том, что на земле без них, этих девочек, скучают. В одном из уголков стоял пластиковый стаканчик с надписью 'подружкины слезы', а в другом над фотографией девочки с густо подведенными глазами, немного похожей на Лашпу, размашистыми буквами было написано 'Анечка, прости!'. Женька осмотрела каждый уголок, потом выудила из пачки тонкую сигаретку и положила ее под одной фотографий. Станя был уверен, что подружки этих девочек ходят сюда чаще, чем к ним на могилы. Только одно вызывало сомнения - сколько из этих девочек сейчас на самом деле ходят по улицам, а не мирно лежат в земле.
  Женька взвизгнула:
  - Я нашла в сумке маркер! Фиолетовый маркер! Мы тоже можем что-нибудь написать!
  Станя выдернул у Женьки маркер и там, где больше всего было свастик, пририсовал еще одну и подписал: 'Йедем дас зайне'. Русскими буквами, потому что понятия не имел, как это пишется по-немецки. Станя отдал маркер Сереже. Сережа вывел там, где люди писали свои желания, прямо между 'Хочу парня' и 'Пойду на концерт 'Nirvana' даже если для этого придется умереть!', он написал 'Ну же, Dead Space 3, выходи скорей!'. Лапша отобрала маркер у Сережи, написала на стене, видимо, принадлежащей фейкам 'Ах, мой милый Августин, все прошло, все!'. Ну, конечно, фейки же были помешаны на средневековой музыке и на альтернативке вроде 'Седьмой расы'. Лапша пририсовала к строчке из песни здоровенный распустившийся цветок с зубами и сунула маркер Гордееву. Гордеев оставил на стене короткое обращение к жителям столицы: 'Москвичи - пафосные и тупые.' И подписался питерским снобом. Подумав, Гордеев пририсовал разведенные мосты. Видимо, считал, что москвичи слишком тупые, чтобы понять без сопровождающей картинки, кто их запозорил. Питерское признание Гордеева соседствовало с надписью 'Дагестан рулит!' и 'Астрахань - лучший город земли!'. Наконец свой маркер заполучила обратно Женька, написала свои телефон и имя, а вокруг нарисовала множество сердечек. Когда Женька передала маркер Катюше и отвернулась, та переправила в старательно выведенном телефоне парочку цифр.
  Когда каждый из них оставил в холле Ховринки свой след, все вдруг почувствовали себя круто, частью чего-то огромного, приобщившимися к какой-то подростковой тайне, о которой взрослые понятия не имели.
  - Только ради этого стоило сюда съездить, - сказал Гордеев. - Или даже приехать из Питера.
  Уходить из холла не хотелось. Стане вдруг подумалось, что это место - почти их дом. Станя пнул жестяную банку, валявшуюся под ногами, и пошел к лестнице.
  - Здесь офигенски! - сказал Сережа, и Станя в который раз убедился, что думали все, от него самого и до Гордеева, об одном и том же. Лестница была старая, кое-какие ступеньки совсем осыпались, а от осколков стекла казались усеянными зелеными искрами, в которых отражалось солнце из пробитой стены напротив. Когда стекла стало совсем уж много, Сережа взял Женьку на руки, та коротко взвизгнула и вцепилась в него.
  - Давай, мой герой. Мой герой тире мой конь, - ржала Женька.
  - Даже не знаю, что мне нравится больше! - засмеялся Сережа.
  Женька только крепче в Сережу вцепилась, мотала ногами в красивых сапогах на шпильках, и от металлических концов ее каблуков солнце отражалось так же красиво, как от зеленых осколков бутылок из-под пива 'Сокол'. Женькина юбка чуть задралась, так что Стане пришлось отвернуться, чтобы Женька ничего такого не подумала. Лапша фыркнула, обогнала Сережу с Женькой, обогнала Катюшу, а потом и Гордеева. Обогнав и Станю, она рванула дальше, вверх по лестнице.
  - Осторожнее, Ксюта! - крикнул Гордеев.
  - Не ори, а то будет резонанс, и Ховринка обрушится нам на головы! - прокричала ему в ответ Лапша, голос ее от восторга звенел, а может быть просто акустика такая была. - Нам надо в другое крыло. Переход на третьем этаже!
  - Так ты тоже много знаешь про Ховринку! - удивился Станя.
  - Да я мечтала сюда поехать! Мечтала!
  Судя по голосу Лапши, исполнение мечты привело ее к истерике. Она прыгала на третьем этаже и, кажется, была вне себя от счастья.
  - Здесь шахта лифта, пошли посмотрим!
  Делать было нечего, пришлось идти вслед за Лапшой. Да Стане и самому было любопытно, чем эта шахта лифта так примечательна в отличие ото всех других. Лапша привела их к пустому и открытому провалу. Станя подался вперед, посмотрел вниз и невольно сглотнул. Шахта, казалось, не имела дна, такое Станя до сегодняшнего дня только в фильмах видел. Он смотрел в черный провал, который выглядел как старая, но все еще голодная пасть, а потом взял да и сел у самого края, свесив ноги. Станя закурил, сказал:
  - Это тема!
  Рядом уселась Лапша, сообщила:
  - А вы все трусы!
  С другой стороны устроился Сережа, который хотя и был трусом, но Стане доверял. Чуть погодя к ним присоединилась Женька, она засмеялась, стала болтать ногами над бесконечной, лишенной дна шахтой, так что ее каблучки периодически звякали друг о друга.
  - Шикарно! Я над пропастью!
  Рядом с ней сел Гордеев.
  - А я король мира! - выдохнул он.
  Последняя перед этой жуткой и красивой ямой опустилась Катюша.
  - Правда необычно, - сказала она. - Но давайте здесь все-таки не задерживаться.
  Было прикольно и стремновато до головокружения. Станя и Сережа, которого, видимо, тоже посетила похожая мысль, одновременно потянулись стянуть с Гордеева его дурацкую шапку с помпоном.
  - Надоела твоя шапка убогая! Сброшу ее в пропасть! - сказал Станя. Сережа согласился:
  - Реально, в жизни надо что-то менять!
  - Эй, отстаньте! - протестовал Гордеев.
  Но тут Лапша шикнула на них, сказала:
  - Сейчас я вам кое-что расскажу. Историю об этой шахте. Думаете, я просто так привела вас сюда? Нет, эта шахта особенная. Знаете, что там, внизу, живет маньяк? Он питается крысами, и у него есть длинный крюк на цепи. Этот маньяк давно ослеп, ведь он все время находится в темноте, его глаза просто перестали работать. Зато слух у него обострился, стал прямо-таки нереально чутким. Так вот, если крикнуть в шахту лифта, ваш крик будет для него настолько громким, что он разозлится, закинет свой крюк на цепи и снимет вас отсюда. А уж что он с вами там сделает - этого никто не знает. Ни одного тела ведь так и не нашли. Говорят, иногда из этой шахты можно услышать мольбы о помощи, но никто еще не возвращался оттуда.
  Лапша рассказывала таким зловещим шепотом, что даже Станю передернуло. История и вправду была жуткой, но дурацкой страшилкой. Чтобы доказать это прежде всего самому себе, Станя заорал прямо в пропасть:
  - Слышь маньяк, ну офигеть теперь! Давай, блин! Где твой крюк?!
  Женька и Сережа тут же вскочили и отошли от края. Чуть подумав, встала и отошла Катюша. Лапша хихикнула.
  - Ну, маньяк! Я жду тебя! Наверное, тебя не существует, да? Именно это нельзя произносить в фильме ужасов?
  Гордеев тогда сказал:
  - Не, ребят, нарушать правила фильмов ужасов - это уж слишком!
  Так что эксперт по опасным ситуациям тоже отошел подальше от шахты. Остались только Станя и Лапша.
  - Ты струсишь первая, - сказал Станя.
  - Нет, ты струсишь первый!
  - Спорнем?
  - На сколько? Да у тебя ж денег нифига нет!
  - Чуваки, может все уже? - неуверенно протянул Сережа. - Пошли лучше искать других маньяков! Этот мне нравится еще меньше, чем предыдущие!
  Но ни Станя, ни Лапша не могли сдаться так просто. Они сидели на краю и смотрели вниз. Пару раз Стане казалось, что вот-вот он увидит отблеск металлического крюка, но ничего такого не случилось. И от этого было еще жутче, как и от любого ожидания. А потом Станя услышал тихий смешок, и шаги, и шорохи еще. Мгновенно они с Лапшой поднялись на ноги.
  - Чего там?! Это ты прикалываешься, Гордеев? - рявкнул Станя.
  - Нет, конечно!
  - Блин! - запричитала Женька. - Это маньяк! Это точно маньяк!
  - Да откуда тут маньяк? - вздохнула Катюша.
  - Да из шахты вышел!
  Станя достал пистолет, сразу стало спокойнее.
  - А если это призрак? - спросила Катюша, которая всегда крепко стояла на земле и не была склонна к фантазиям о маньяках.
  - Тогда не будем обращать внимание на него, это ж понятно, - ответил Гордеев. Сережа спросил:
  - А если все-таки маньяк?
  - Тогда капец, - сказал Станя.
  - Капец! - согласился Сережа.
  Шорохи и смешки не прекращались. Станя не выдержал:
  - Так, двигаем в другое крыло!
  - Чего?! Вниз двигаем, тут же маньяк!
  - Нет, мы пришли сюда за сектантами, и без сектантов мы отсюда не уйдем!
  Шаги приближались, Сережа уже тоже достал пистолет, а Гордеев - свой свежее купленный ритуальный нож.
  - А им можно защищаться? - спросил Сережа.
  - Если нож не против, то можно.
  Иногда Стане казалось, что все в мире фриков имеет свою волю - трупы и ножи, меховые шары и амулеты. Катюша достала из сумки никакой не ритуальный, а самый обычный кухонный нож. Если она и этот сегодня потеряет, ее мама явно начнет что-то подозревать. Станя сказал:
  - Так ты все решила заранее, предательница? Ты даже и нож взяла!
  Но шаги стихли, кто-то замер совсем рядом, у стены в конце коридора.
  - Двинемся от них или к ним? - спросила Лапша.
  - Их несколько?! - округлил глаза Сережа.
  - Судя по шагам - да!
  - Нам же надо попасть в другое крыло. Двинемся к ним! - сказал Станя.
  Сережа замотал головой.
  - Кому-нибудь еще кажется, что это не совсем правильное решение?
  Казалось так, наверное, всем, даже самому Стане. Тем не менее, они двинулись вперед. С каждым шагом Стане казалось, что сердце у него бьется все выше, и вот когда Станя ощутил его прямо под языком, а поворот оказался ближе некуда, он прошептал:
  - Готовьтесь!
  Но когда Станя и остальные выглянули за угол, их оглушил девчачий визг. От неожиданности их подруги тоже развизжались. Вместо маньяков, призраков, да даже и вместо ментов, встреча с которыми могла быть не менее печальной и опасной, во всяком случае, для кошельков, Станя увидел стайку фейков. Всего их было восемь, у каждой второй в руках были зеркалки. Фотоохотницы, блин.
  - Блин, овцы! - зарычал Станя.
  Фейки закудахтали:
  - Да вы сами придурки!
  - Чего вы нас пугаете?
  - Чего вы в нас целитесь?!
  Когда девчонки немного подуспокоились, разговор перешел в более дружелюбное русло.
  - Дамы, а вы не знаете, на пятом этаже сектанты есть? - спросил Сережа.
  - Не, мы пришли сатанистов искать.
  - Ну ладно тогда.
  - А в подвале правда озеро?
  - Мы не смотрели пока! - откликнулся Гордеев. - Классный фотик, кстати!
  - Спасибо! - заулыбалась одна из фейков, а потом, видимо, подобрев, кивнула Лапше. - Здравствуй, сестра.
  - Угу, - буркнула Лапша. - Сестра.
  Станя показал фейкам фак, как должен был поступить на его месте любой порядочный скинхед. После встречи с девками Ховринка перестала казаться им пугающей. Место, где можно встретить баб с зеркалками просто не могло быть по-настоящему жутким.
  Гордеев сказал:
  - Слушайте, вам не кажется, что мы уже не найдем никаких маньяков?
  - Тем лучше, - кивнула Катюша.
  - Да найдем, блин, сто пудов они тут. Где им еще собираться? - не сдавался Станя.
  - Может, у кого-нибудь из них дома, Стасик?
  Сережа засмеялся:
  - Точно-точно! У них, значит, каждое собрание разный дежурный, который принимает остальных сектантов у себя в гостях и отвечает за чай и печеньки!
  Станя подумал, как на самом деле здорово, что Сережа все еще мог смеяться над маньяками после того, как его чуть не похоронили заживо. Они поднялись на пятый этаж, но попали явно не на место собраний сектантов. Обычный коридор, палаты, в которых так ни разу и не лежали больные, окно с выбитым стеклом в конце коридора, куда заглядывали ветки деревьев. Летом тут должно было быть красиво, весь проем должен был быть забит зелеными листьями вперемешку с солнечным светом.
  Лапша сказала:
  - Не очень внушительно. Может, стоило спуститься в шахту, если уж мы сегодня твердо хотим увидеть хоть какого-нибудь маньяка.
  - Ксюта, успокой своего внутреннего критика ненадолго, - примирительно улыбнулся Гордеев. - Давайте просто пройдем подальше.
  - Ага, и в конце коридора внезапно увидим сектантскую вечеринку, - фыркнула Лапша.
  Но в конце коридора, как Стане показалось, кто-то и вправду возился. Раньше в Ховрино были собаки, дикие и весьма злобные. Кроме них были и бомжи, которых лучше было лишний раз не доставать. Псы и бичи были одинаково голодные, и встретить их было примерно одинаково легко. Но к началу двухтысячных окончательно исчезли сначала первые, а потом и вторые.
  - Может блин, парочка нефоров просто занимается невинным сексом, а мы им будем мешать? - предположила Женька.
  Помолчала, а потом воскликнула:
  - Вот клево!
  - Жень, куда ты понеслась? - заржала Лапша. - Третьей тебя не возьмут!
  Копошение стало нестерпимо громким, противным, как будто в брезентовом мешке ползала сотня мокриц. Нет уж, если этот самый секс такой, то Станя, пожалуй, ничего больше про него знать не хотел. Женька с визгом:
  - Слышите, лошары, найдите себе хату! - заглянула в одну из палат в конце коридора.
  Но ее задорный и противный смех прервался испуганным вскриком.
  - Мама! Мама! Там собака!
  То ли брезентовых мешков с мокрицами стало больше, то ли от страха все звуки стали громче, но шум усилился. Женька визжала, но даже ее голос не перебивал мерное похрустывание и постукивание чего-то вроде маленьких лапок. Станя и Лапша бросились к Женьке. В первую очередь, чтобы посмотреть на собаку. Настоящая бездомная собака. Станя с детства их не видел. Но как только они прошли на середину коридора, сзади послышалось рычание.
  Станя обернулся. Из каждой пустой палаты, мимо которой они прошли, выходили собаки. Облезлые и несчастные ржаво-рыжеватые, грязно-коричневые и плешиво-черные животные. Зубы у всех у них были обнажены, собаки рычали. Судя по всему, россказни про умных дворняжек были не только россказнями, потому что собаки отрезали им путь к выходу, окружали их.
  - Ого. Хорошие собачки, - сказал Гордеев.
  - Нет, - помотал головой Сережа. - Есть подозрения, что это очень плохие собачки.
  Дворняги шли к ним, осторожно, как будто боялись, что их потенциальный обед сбежит через окно. С зубов у собак капало. Обнаженные клыки в обрамлении синеватых десен, были не острые и длинные даже, а по-настоящему остренные и длиннющие. Станя достал пистолет, собаки зарычали, все одновременно. Так могли жужжать пчелы в улье, но от бездомных псин такой слаженности Станя не ожидал. Мерзкий копошащийся звук прекратился, как только последняя дворняжка вышла. Всего их было семь, они были разные, но в то же время чем-то были неуловимо похожи. Гордеев придвинулся ближе к Стане.
  - Чего ты?
  - Мне стремно, Стасик!
  - Блин, мне тоже, отвали только!
  Хотя идея держаться поближе к друг другу и была здравой. Станя наставил пистолет на дворняжку, которая была ближе всех к ним. Сережа, судя по всему, наставил свой пистолет на нее же.
  - Они не очень большие, может они не собираются нас есть? - спросила Лапша.
  - Я не очень хочу проверять, - ответил Станя.
  - А травматическим оружием можно убить дворнягу? - поинтересовался Сережа.
  - Оно же травматическое! - сказал Гордеев. - Как им можно убить?
  Станя промычал:
  - Чтобы убивать травматическим оружием нужно быть футбольным фанатом.
  - Другим это знание недоступно, - кивнул Сережа.
  Гордеев нервно засмеялся:
  - Никогда не думал, что я это спрошу, пацаны, но за кого вы болеете?
  Станя выстрелил, а Сережа нет, так что Стане пришлось нажать на курок снова. И Станя попал, оба раза дворяжке в голову. Вряд ли, конечно, он мог бы разнести собаке голову, но над глазом у псины красовалась аккуратная дырка, вторую же пуля пробила под шеей. Собака не только не среагировала, наоборот, двинулась вперед с невозмутимостью, которую людям в таких ситуациях еще воспитывать и воспитывать. Женька снова завизжала:
  - Это собака-нежить! Сто пудов вам говорю! Собака-трупарь!
  - Никогда не слышал про стаю собак-трупарей, - мотнул головой Гордеев. Тогда Сережа вдруг сказал:
  - Эй, песик! Лежать? Ну! Лежать!
  - Чего? - скривилась Лапша. - Аверин, не думаю, что у тебя есть скрытые таланты дрессировщика, о которых мы до сих пор не подозревали.
  Однако Лапша была не права, таланты у Сережи, очевидно, были. Дворняга, продолжая скалиться, прижалась брюхом к земле, но вперед поползла. А когда это сделала одна из собак, то же самое сделали и остальные.
  - То есть стоять! Стоять!
  Псы встали, кажется, это разозлило их еще больше.
  - В смысле не ешьте нас!
  Собаки остановились, замерли, оскалив клыки, но вперед не продвигались.
  - Ха, прикольно! - заулыбался Сережа. - А на задние лапки можете? А голос? Эй, собачки, голос!
  - Да ты охренел, - сказала ближайшая к ним дворняжка пропитым и прокуренным, но безусловно человеческим и даже добродушным голосом.
  - Что?! Ты разговариваешь?! Блин, собаки-трупари разговаривают, кто-нибудь об этом знал?
  Если уж Сережа мог управлять собаками, то потому, что они были мертвыми, не иначе.
  - Ты труповод? - спросил пес с пропитым голосом, хотя это и было крайне невежливо.
  - Ну, да.
  - Ты умеешь управлять нежитью?
  - Обычно нет, но с вами как-то так получается, что могу.
  - Ну что, Сиплый, уходим? - спросила другая собака голосом не меньшей пропитости. Первая псина, которую судя по всему, звали Сиплый, скривилась, и гримаса была абсолютно человеческой. Даже страшно стало. Во всяком случае, пока собака не крикнула:
  - Отбой, мужики! Тут фрик!
  - Даже два! - вставил Гордеев, но конец его фразы потонул в возобновившемся треске. Снова мокрицы в брезентовых мешках? Но как оказалось, шум издавали никакие не насекомые, а хрустевшие собачьи кости, которые менялись в кости человеческие.
  - Ого, - выдохнул Станя.
  Уже через полминуты перед ними стояли не семь собак, а семь бомжей. Полностью одетых, насколько это вообще с бомжами случалось, вонявших мертвечиной и перегаром.
  Сережа вскрикнул:
  - Стоп, сначала настоящие бездомные собаки, а потом настоящие бомжи?! И более того настоящие собаки-бомжи?! Полный трешняк.
  Мужики разной степени бородатости и проспиртованности стояли перед ними.
  - Блин, ребята, а вы классные, - сказал Гордеев. - Оба исчезнувших вида москвичей одновременно!
  - Как будто в Питере не было бомжей? - промычал Станя.
  - В Питере их съели раньше! У нас интеллигентный город.
  - Ага, Петр I съел, - хмыкнула Лапша. Катюша толкнула Гордеева в спину.
  - Не оскорбляй бомжей при бомжах.
  Сережа тем временем не унимался. Видимо, власть над бичами-собаками развратила его.
  - А как вы себя называете? Бомжепсы? Собакобомжи?
  Сиплый скривился. В человеческом виде он оказался спитым алкашем с маленькими, но добрыми поросячьими глазками, одетым в расстегнутый пуховик из-под которого торчал растянутый спортивный костюм. Во рту у него, как высшее подтверждение его принадлежности именно к девяностым годам, сверкал золотой зуб. Сиплый был таким же ржаво-рыжим, как и в собачьем виде.
  - Мы, - сказал он не без достоинства, удивительного для его вида. - Оборотни.
  - Оборотней, - фыркнула Лапша. - В России не бывает.
  Сиплый, кажется, очень обиделся:
  - Мы как единственная стая оборотней Москвы можем с вами поспорить, мальцы! Оборотнем становится загрызенный зверем человек. Просто в Москве, такое дело, не особенно много людей загрызают звери. Во в этой ихней Африке - там по-другому. Там львы-оборотни. Леопарды-оборотни. Вот даже в Сибири волки-оборотни. А у нас - эх, мелкота.
  Бомжи, загрызенные собаками. Действительно, весьма мелко по сравнению со всякими там волками и львами. Станя даже почти проникся страданиями мертвого алкаша.
  - Ты же фрик, ты должен про оборотней знать! - подал голос какой-то бомж помоложе.
  Судя по тому, как Сиплый на него посмотрел, говорить вперед вожака не поощрялось то ли у собак, то ли у бичей, то ли у оборотней.
  - Я начинающий, - пояснил Сережа. - Я мало пока знаю. Больше путаюсь. И попадаю во всякие там неприятности.
  - Ну, видно, - добродушно и хрипло хихикнул Сиплый. - Мы на самом деле не злые. Хотя если б могли вас съесть, съели бы.
  - Сидеть! - на всякий случай повторил Сережа.
  Бомж сел прямо на пол, а за ним и остальные члены его стаи.
  - Издеваться вздумал?! - зарычал он.
  - Я на всякий случай. Простите.
  - И много вы подростков едите? - спросил Станя.
  Сиплый прищурился, у него были хитрые крестьянские глаза, цепкий, хотя и маслянистый взгляд.
  - Знаю я вас, скинье. Нет уж. Никого мы не едим. Крысами питаемся. Вас вот только подкараулили, раз вы зашли к нам на этаж. На огонек, так сказать.
  Станя сразу понял, что Сиплый врет, но спорить с ним не стал. Ему почему-то стало очень жаль этих жалких людей, превращавшихся в жалких животных. Сиплый вынул из-под пуховика фляжку, глотнул из нее. Достал из кармана пакетик с какими-то чипсами, захрустел.
  - А чем вы закусываете? - поинтересовалась Лапша.
  - Да собачьим кормом! В зоомагазине воруем. Сиплый передал фляжку и пакетик дальше, следующему за ним бомжу. А Лапша все никак не могла умерить свою любознательность.
  - Вы пьете алкоголь?
  - Нет, конечно! - сказал Сиплый. - Чефир пьем. Очень помогает. И молодняку советую.
  Сиплый и его стая даже в образе собак не выглядели особенно опасными, хотя и испугали Станю, это надо было признать, а уж в своем исконном образе бомжей и вовсе вызывали только жалость и смех. Так что машинально Станя подвинулся поближе к бичам, чтобы лучше слышать их вожака.
  - В общем, был в Москве только один настоящий оборотень, ох он и дел наворотил.
  Не то чтобы всем так хотелось слушать сказки старого алкаша, но бомжи - это было хотя бы что-то необычное, а, кроме того, впервые встреча с нежитью казалась относительно безопасной. На самом деле видно было, как Сиплый скучал без собеседников. Его-то стая, небось, наслушалась уже его рассказов.
  - Вам не хватает банки с фасолью и товарняка! - сказал Сережа.
  - Это все иностранные примочки. Водки мне не хватает.
  - Да! - подхватил кто-то.
  - Стопарика бы!
  Гул бомжей позади быстренько утих.
  - А оборотни всегда повторяют движения за вожаком? - спросила Лапша.
  Сиплый охотно пояснил:
  - Нет, конечно. Иначе как мы охотились бы? Но если заколдовать вожака, все остальные тоже, ну, заколдуются, в общем. Если б ваш труповод выбрал не ту собаку, ничего бы не вышло.
  Станю передернуло. Это что получается, что если бы Сережа ошибся, их бы загрызли? Сиплый протянул:
  - В общем, я про оборотней хотел рассказать. Какой он труповод, если про нас ничего не знает? В Москве в пятидесятых годах того века был один оборотень, вот всем оборотням оборотень. Через третьи руки нашел труповода, который советской власти не боялся, договорился с ним, денег ему отвалил. Бросился специально в клетку с тигром, тигр его, конечно, и разорвал. А когда его подняли - вот это был оборотень. На всю Москву страху навел, только это все в секрете держалось. Ваши бабки ни о чем не знали, что тогда в Москве творилось. Это сейчас, куда не глянь, все как на ладони. А тогда с этим строго было. Тогда и выживала не вся нежить. Только самые-самые. А теперь - посмотрите на нас? Вот я при советской власти был не последний человек на заводе. В комсомоле состоял. А потом все как рухнуло!
  Сиплый обернулся, обвел взглядом свою стаю.
  - Вот были времена. Кем я тогда заведовал! А кем теперь? Пять загрызенных бомжей и один загрызенный таджикский дворник.
  Таджикского дворника Станя не сразу заметил, впрочем, свойство таджикских дворников оставаться незаметными в нежилых помещениях, было воспитано годами тяжелого труда вдали от исторической Родины.
  Катюша сказала:
  - Извините пожалуйста, э-э-э, Сиплый. Вы правда больше не собираетесь нас есть?
  - Да ну вас, мальцы. Гуляйте уж. Мы может и хотели б. Да зуб неймет!
  Гордеев склонился к Стане, зашептал:
  - Надо выдвигаться.
  - Да они ж добрые! - отмахнулся Станя.
  - Да нет же! Видишь, сидят перед нами, все равно не уходят! Они ждут, когда у Сережи сила закончится их держать. Присмотрись.
  Станя и присмотрелся. Под кожей у дружелюбных и милых бомжей как будто действительно ползали мокрицы. Станя точно не знал, но наверняка такие вещи у оборотней означали готовность перекинуться в любой момент.
  - А ты чего, если ты такой умный фрик, Сереже не поможешь?! - зашипел Станя.
  - Я не могу! Я ж не рэйзер! Моя специальность - психокинетика! А у этих чуваков нет человеческой психики, они животные!
  - Ты ж учился в школе для фриков! Ты говорил, что можешь всего по чуть-чуть!
  - В пределах разумного! Лучше воспользуйся моим даром сенсетива и не привередничай.
  Станя тогда сказал:
  - А вы не знаете, здесь где-нибудь сектанты, которые против фриков и за немецкую философию, собираются?
  - Такие как ты? - уточнил Сиплый.
  - Не, другие. Которые совсем маньяки. Фриков заживо хоронят! Стремные такие!
  Сиплый призадумался, Стане показалось, что он увидел, как на виске у Сиплого бьется жилка, но это было просто очередное уплотнение под кожей. В конце концов, он сказал:
  - Не, мальцы. Мы здесь сколько лет живем, а никого, кроме детишек разных, не видим.
  И никого, кроме детишек разных, не жрем, так?
  - Вот черт! - выругалась Лапша, которой общение с Гордеевым видно, не пошло на пользу. - И тут только нежить! Никаких маньяков! Ничего человеческого!
  - Лапша, хватит говорить так, будто ты из Питера! А то скоро начнешь называть бордюр поребриком, а подъезд - парадной! - предостерег ее Сережа, а потом сказал:
  - В общем, спасибо тогда за экскурсию в увлекательный мир оборотней. А теперь нам, пожалуй, пора.
  - Пора? Уже?
  Но быть зловещим у Сиплого все равно не получилось.
  - Да, пора, - сказал Гордеев. - И нечего тянуть время, чтобы нас сожрать.
  - Расступитесь, - сказал Сережа.
  Станя и Гордеев выпустили его вперед, Сережа отмахнулся:
  - Да, блин, не вы. Собаки! Они же - бичи. Оборотни, то есть.
  Бомжи нехотя расступились. Станя пошел первый, оборотни стояли по стойке смирно.
  - Блин, Стасик, ты генерал бомжей!
  - Заткнись!
  Гордеев зашептал Стане:
  - Сейчас бежим. Как только выйдем из коридора.
  - Чего-чего-чего?
  - Сережа передал.
  Впрочем, в то, что надо бежать, Стане безоговорочно верилось. Бомжи стояли смирно, но были готовы к превращению, тела их были напряжены, а под кожей ходили туда и обратно кости, готовые измениться в любой момент. Станя понятия не имел, что могли сделать семеро мертвых дворняг против шестерых живых подростков, но проверять ему не хотелось. Во всяком случае, пули их не брали. Так что спорить с Гордеевым у Стани не было никакого желания. Как только они вышли из коридора, Станя рванул к лестнице, а за ним побежали и все остальные, включая бомжей. Оборачиваться Станя не стал, потому что хруст костей и заполошный лай он прекрасно слышал и так, а искать другие подтверждения тому, что за ними гонится стая собак-оборотней, не требовалось. Единственное, за что Станя волновался, так это за то, как там Сережа. Но оказалось, что Сережа вполне способен обогнать даже эксперта по бегу Гордеева. Станя понятия не имел, оставят ли их в покое на первом этаже. Хорошо бы, если бы да.
  - Нужно разделиться! - крикнул Гордеев. - Рванем в разные стороны.
  То ли Гордеев действительно был экспертом по убеганию от бродячих собак, то ли рано или поздно его идеи все же должны были оказаться не такими бредовыми, как обычно, но Станя был с ним абсолютно согласен. С парой собак справиться было явно легче, чем с целой стаей.
  Пока они бежали по лестнице, собаки не отставали от них не на шаг, удивительно, как никого из них не укусили. Бежать в полную силу было бы самоубийством: ступеньки под ногами крошились, а кое-где и вовсе отсутствовали. В какой-то степени Станя даже был им, ступенькам, за это благодарен. Сосредоточенность на том, чтобы не переломать ноги, помогала ему не паниковать. Собаки были, может, и быстрые, но то ли не приспособлены для бега по ступенькам, то ли просто разжирели на магазинном корме и случайных девочках с зеркалками, но до первого этажа добежала без следов собачьих челюстей даже Женька. Планировать, как разделиться, не было ни времени, ни возможности. Машинально они разбежались по двое: Женька и Сережа, Гордеев и Лапша, а Стане досталась Катюша. Она крикнула:
  - Встречаемся на остановке!
  Лапша и Гордеев бежали в направлении главного входа, Женька и Сережа решили, судя по всему, вылезти в окно. А вот Станя понятия не имел, куда им с Катюшей деваться. Собаки, видимо, поняли, кто здесь слабое звено, так что за ними погнались не двое, а трое, включая рыжего и облезлого Сиплого. Катюша взяла Станю за руку, прошептала:
  - Бежим в подвал!
  - А как мы оттуда выберемся?!
  - Там есть проход во двор! Я читала!
  Бежать в подвал не казалось Стане такой уж хорошей идеей, но лучше была такая, чем никакой вообще. Не успев подумать, нравится ли ему нарушать правила поведения в фильмах ужасов, Станя рванул за Катюшей. В подвал вела железная лестница, которая очень Станю обрадовала, ведь она хотя бы не крошилась под ногами. Говорили, что в Ховринке было несколько подземных уровней, но даже первый был частично затоплен, что, понятное дело, не облегчало исследований остальных. А если говорить еще честнее, то все те, кто рассказывали, что спускались на второй и третий, просто заливали. Станя даже не надеялся, что оборотни отстанут, но когда не удержался и обернулся, то увидел, что собаки замерли наверху. В квадрате света они казались черными и угрожающими силуэтами.
  Видно было, что оборотни не решались войти в подвал, хотя чего было легче, чем сожрать Станю с Катюшей, пока они пытаются сориентироваться в темноте.
  - Катюш, они замерли!
  - И отлично!
  Станя достал мобильник, принялся светить перед собой, потому что иначе идти вниз было бы невозможно. Идти вверх было невозможно тоже, потому что там были собаки. Станя невольно нарушил правило, которому его научили на сходках и которое велели крепко запомнить. Если ты оказался в плохо освещенном месте, и у тебя с собой нет фонарика, то никогда не стоит доставать мобилу, чтобы лучше рассмотреть что-нибудь. Надежнее немного подождать, пока зрение адаптируется. Не потому, что в темноте могут совершенно случайно притаиться гопники, которым захочется телефон отобрать, а вместо него вручить владельцу люлей. Просто подсветка мобильника несравнимо хуже, чем фонарик, а пользоваться ей, значит не давать глазам привыкнуть и быть еще более беззащитным. Станя все помнил, но никак не мог выпустить трубу из рук. Когда было страшно, Стане всегда хотелось, чтобы стало светло. Дети, рожденные позже девяносто первого года, поголовно боялись темноты. Станя взял Катюшу за руку, чтобы она не упала. Но, кажется, Катюша сохранила еще больше самообладания.
  - Рад теперь, что мы с тобой пошли?
  - Ну офигеть теперь.
  Помолчав, Станя добавил:
  - Да.
  Катюша кивнула.
  - Ладно. Я ведь видела схему, тут где-то должно быть озеро.
  Катюша достала свой мобильный, обошла Станю и без страха направилась вперед. Катюша была не из тех девочек, которые боялись крыс, тараканов и прослыть перед мальчиками слишком смелыми. За это Станя ее и уважал.
  - Когда найдем озеро, я сориентируюсь, и скажу, куда нам идти.
  Катюша была собранной и серьезной даже сейчас. Дыхание у нее выровнялось, так что теперь Станя бы не сказал с уверенностью, испугалась ли она. Когда он отважился все-таки убрать мобильный, глаза потихоньку начали привыкать в темноте. Подвал в Ховринке пах, как склеп, но совсем не был на него похож. А похож был на обычный подвал, опутанный, как сосудами, красными и тонкими трубами. Под ногами хлюпала влажная земля, периодически скрипело стекло, но никаких змей, пауков и костей, ничего пугающего вообще не было. Станя и Катюша медленно продвигались вперед.
  Легенды о навечно замерзшем озере в подвале могли на самом деле быть просто легендами. Что же им тогда делать?
  - Ты вообще уверена, что оно есть?
  - Если его нет, мы потеряемся здесь и умрем. Лучше, чтобы оно было, правда?
  - Ты вынуждаешь меня это сказать.
  - Стань, тебе кто-нибудь говорил, что ты ужасно упрямый?
  - Только что я просто ужасный.
  Они с Катюшей были так увлечены этим нехитрым разговором, что когда она споткнулась, Станя просто не успел ее подхватить. Зато услышал громкий всплеск.
  - Катюша! Мы нашли озеро! - заржал Станя, но Катюша вдруг заревела, да так громко, что Станя вздрогнул. Наверное, от испуга и неожиданности заголосила. Во всяком случае, ничто в озере не спешило ее съесть. Станя помог ей подняться. Вода в озере действительно была ледяная, от нее исходил синеватый туман, жуткий и какой-то нереальный. Катюша рыдала и рыдала, наверное не могла перестать от холода, а может и просто от нервов, как после похода в вампирский клуб. Станя зашептал ей:
  - Катюш! Эй, Катюш! Сейчас, подожди! Сейчас теплее будет!
  Станя принялся стаскивать с нее курточку, а потом и свитер. Катюшина простая черная маечка тоже вымокла, но снимать и ее Станя постеснялся. Пришлось закутать Катюшу в свою куртку. Катюша все еще тряслась и рыдала.
  - Ну, ну, ты чего?
  - Не знаю.
  - Прекрати уже рыдать. Сейчас лучше будет. Будем с тобой опровергать общественное мнение, что бомберы носят только скины.
  - Это называется с-стереотип, - шмыгнула носом Катюша и зарыдала еще горше.
  Тут-то Станя заметил, что у ее рта чернела кровь. И его осенило.
  - Ты зуб не выбила?
  - Н-нет. Вроде. Нет, точно нет.
  Наверное, губу разбила. Станя стер с нее кровь, взял Катюшу на руки.
  - Ну, давай, вспоминай. Что там по схеме было? Сейчас выйдем.
  Катюша не прекращала всхлипывать, так что Станя просто пошел вперед. Тем более что это и был единственный путь. Сбоку темнела вода, а налево нельзя было пройти из-за обилия труб.
  Катюша рыдала, а Станя все не мог понять, чего это она. Станя спросил:
  - Ты как?
  - Теплее, - сказала она. В голосе у нее все еще слышались слезы, но их явно поубавилось.
  Наконец, Катюша была готова к сотрудничеству. Она показала, куда надо было идти от озера, и Станя действительно нашел лестницу, выводившую во двор. Катюша дрожала, хлюпала носом и мокрыми кроссовками, но держалась стойко. На лице у нее была размазанная Станей кровь. Когда Станя поставил Катюшу на землю, они двинулись к забору без промедления. Дыру нашли быстро, пролезли. Станя сам, без помощи Катюши, что уже было удивительно, сориентировался, как идти к остановке. Остальные ждали их, судя по всему уже давно. И волновались.
  - Блин, мы думали вы все! - сказала Женька, не утруждая себя тактичностью. Гордеев трагически повторял:
  - Думали, надо ментов вызывать! Ментов! Вызывать!
  - Как вы?! - спросил Сережа. - Вы в порядке?!
  Только наблюдательная Лапша задала самый верный вопрос:
  - Что с Катюшей?!
  - Упала в озеро, - ответил Станя. Он вышел к дороге, принялся голосовать. Машины проносились мимо. Видимо, они представляли собой настолько жалкую шестерку, что перед ними рискнула остановиться только синяя 'шестерка'. Водитель спросил:
  - Куда вам?
  - В Новокосино. Ну, или хотя бы к какому-нибудь метро на желтую линию.
  Сережа сказал:
  - Две тысячи Реджика ему предложи.
  - Так и предложить? - буркнул Станя.
  - А вдруг он знает Реджика и впечатлится?
  Водитель 'шестерки', судя по выражению лица, хотел было сообщить, что ему в другую сторону, но то ли его шокировала сумма, то ли вид Катюши, да только он сказал:
  - Запрыгивайте.
  Поместиться удалось, только усадив Женьку на колени Сереже, Лапшу на колени Гордеева, а Станю - рядом с водителем. Одна Катюша получила удобное и безопасное место, но она его больше всех и заслужила. Катюша перестала всхлипывать, даже дрожать, закутавшись в куртку, перестала, и Станя подумал, что все с ней уже нормально. Он обернулся, чтобы в этом удостовериться, увидел, как Женька оттирает с Катюши остатки крови влажной салфеткой. Теперь, когда Катюшино лицо было чистое, Станя увидел, что на нем нет ни ссадины, ни царапины. Катюша не разбила губу, не выбила зуб, не поранилась. Кровь у нее изо рта пошла просто так. Может, это и испугало Катюшу так сильно, Станя не знал. В любом случае, они ехали домой в том же составе.
   Глава 9. История о понаехавших призраках, квартирном вопросе и самостоятельности
  В Сережиной комнате все было по-прежнему: полки с книгами и дисками, модели парусников и машинок, гантели, бинокль, шведская стенка, доска желаний - все на своих местах, ничего нового. Ну, может, пыли поубавилось, потому что мама вернулась. Мама-то вернулась домой, а вот что-то важное, что-то Сережино и больше ничье, домой возвращаться не хотело. Так и осталось в самом дешевом гробу, среди шишек и стылой земли.
  С доски желаний на него смотрели сурово два качка потому, что прав был Гордеев, над прессом еще надо было работать, а также зазывно - две красивые дамы, блондинка и брюнетка потому, что прав был Рома Зверь, когда пел, что и те, и другие бывают одинокими. Еще на доске была выдранная из маминого журнала о йоге фотка с медитирующей парой, потому что отец говорил, что настоящий мужчина должен быть спокоен, и фотка с вентилятором, потому что настоящий мужчина должен быть свободен. И тачки, тачки, бесконечное количество тачек, занимавшее все остальное место на доске, Феррари и Мазератти, и Ламборджини, и даже де Сото, потому что Сережа никак не мог определиться. Поверх всего была прицеплена вырезка из рекламы мартини, возвещавшая, что удачи нет, а есть только тот, кто ее создает, а жизнь слишком коротка, чтобы ждать.
  Жизнь реально была слишком коротка, это-то Сережа теперь понимал, как никто.
  - Сережа, завтракать! В школу опоздаешь!
  Ага, коротка настолько, что нельзя было даже собраться спокойно. Сережа сгреб в сумку книжки и тетрадки, особо не глядя, да и какая была разница. Домашек он все равно не делал уже третью неделю, прогуливали они все вшестером безбожно, но англичанка как-то ухитрялась их до поры до времени прикрывать. Она же придумала, как организовать Сереже возможность спокойно работать каждый четверг. Прикрытие было вполне легальное, в среду, на следующий день после истории с маньяками и гробом англичанка сама зашла к Сереже домой, поговорила с мамой, настояла на необходимости посещать факультатив. Как она объяснила, почему факультатив проходил после наступления темноты, Сережа даже представить не мог, но родители ей поверили. Очень хотелось бы надеяться, что Виктория Владимировна не использовала ничего магического. Хотя, что-то ему подсказывало, что эта могла. И не такое могла ради своего Реджика. Так что теперь каждый четверг с четырех и до полседьмого Сережа вынужден был проводить на кладбищах и на самых что ни на есть законных основаниях. В семь пятнадцать англичанка поклялась доставлять его под дверь отчего дома, но пока в первый и единственный рабочий четверг этим занимались Триин и Кристина. Для прикрытия - на машине англичанки, жалком и круглом 'Нисане Микра', что Кристину взбесило и испортило ей настроение на весь день. Вернее, ночь.
  - Сережа, кофе остывает!
  Мужскую привычку пить черный кофе по утрам Сережа вырабатывал у себя с последнего дня рождения, но пока получалось плохо, потому что вкус был слишком уж мерзким.
  - Иду.
  Сережа вздохнул, щелкнул по красному крестику, закрыл всезнающий Гугл. Все равно у Кристины не могло быть странички ни в одной социальной сети, что толку искать. А даже если и была бы, так вряд ли такая крутая вампирша согласилась Сережу добавить в друзья. Тем более, пока Сережа искал ее 'Вконтакте', прибыла свежая утренняя порция угроз от скинхедов и порицаний от всяких незнакомцев.
  Сережа сам не понимал, почему до сих пор не выдал Гордеева, наверное, просто забывал, не до того было, дела, дела. Неделю назад, в прошлый четверг на Николо-Архангельском кладбище Триин на полном серьезе пыталась Сережу чему-то научить вопреки языковому барьеру. На очень хорошем и слишком быстром английском она объясняла, как найти могилу, в которой лежит тот, кто подняться не против, и как предугадать, кем он поднимется. Кристина зевала, Станя бесился, Сережа тупил, понимая в лучшем случае треть из сказанного эстонкой. А Триин оказалась не латышкой, как Ивас, а эстонкой, и, наверное, Ивас за это на нее обиделся и решил больше не сопровождать. Так и прошел первый полноценный рабочий день. Ничего интересного не случилось, за вычетом знакомства с тамошним кладбищенским жителем, который был еще совсем свежим и большим любителем цитировать 'Большую разницу'. Кристина так смеялась, что кладбищенский житель даже вышел из-за надгробия, за которым прятался, раскланялся, но попытался все-таки вырвать ей трахею. Получил по морде и убежал с позором под Станин свист. А Сережа понял, что на кладбище ему было как минимум интересно, а как максимум очень понравилось, и понимание это очень, очень пугало. Пугало даже больше маньяков, запихивающих людей по гробам. Потому что Сережа начинал крупно сомневаться, что он вообще человек. Позавчерашний поход в Ховринку, например, только укреплял его сомнения. Командовать бомжами-оборотнями было так упоительно, так классно, было одним из лучших событий в жизни Сережи вообще. Может, маньяки не так уж и ошибались?
  Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь особо разрешения, в комнату вошла мама. Весь завтрак: кофе, хлопья с молоком, тосты, сок - она тащила на подносе, хотя отец считал, что есть нужно в кухне и только в кухне.
  - Если гора не идет к Магомету...
  - Не шути про хачей с самого утра, мам! Мне еще идти в одну школу с Асланом Хайсаровым!
  Кофе было две чашки, и еще на подносе лежала пачка тоненьких маминых сигарет. Курила мама от отца в тайне, и только в особенно сложные моменты, что было их с Сережей маленьким секретом. Впрочем, оба они отлично знали, что если отец захочет Сережу расспросить как следует, тот расколется. Мама поставила поднос на стол, пододвинула к Сереже и отошла к окну, чтобы безнаказанно покурить в форточку. Сам он столько раз проворачивал подобное, пока родителей не было дома, что даже смешно стало.
  - Сережа, - спросила мама после первой затяжки, - что с тобой творится?
  - А что со мной творится?
  Сережа постарался заулыбаться в ответ, хотя получалось плохо. Постарался сосредоточиться на завтраке, но подавился хлопьями. От страха. От одной мысли о том, что мама все знала, обо всем догадалась, хотелось выбежать из дому с воплями и просить политического убежища у Гордеева или Реджика. Мама могла заметить пятнышки крови на одежде или найти ритуальный ножик, который вопреки своему имени не сделал ни Станю, ни Сережу спокойнее, а могла и обнаружить подживающий боярский укус, пока Сережа спал, например. Мама могла все, не потому, что была, как в рекламе, всегда права, а потому что была действительно дотошной и наблюдательной. Кроме того, в отличие от отца она так и не поверила, что поход против упыря был мальчишеским развлечением и проверкой на смелость.
  - Не коси под дурачка, Сережа, ты же не с отцом разговариваешь.
  После поездки в Египет у мамы с отцом началось какое-то странное противостояние, больше всего похожее на препирания Лапши со Станей.
  - А у вас что творится? Вы ссоритесь или что?
  Мама выдохнула дым в форточку, какое-то время смотрела в окно, а потом сказала:
  - Или что.
  Отец говорил, что Сережа маменькин сынок, раньше чаще, сейчас пореже, но от слов своих не отказывался. А все потому, что иногда у Сережи случались странные приступы откровения, когда маме было гораздо проще рассказать что-то важное, чем отцу. Но не когда это важное касалось вампиров, магии, фриков и всякой разной нежити. Сережа помолчал какое-то время, а потом произнес осторожно, чтобы маму не злить:
  - Вот смотри, ты же мне ничего не говоришь, хотя что-то с тобой творится.
  - Ничего со мной не творится.
  - И со мной тоже. Мам, ты мне скажи лучше, вы не думаете там с папой разводиться, умирать или бросать меня? А может у тебя парень появился?
  - Что ты выдумываешь, Сережа?
  - Взрослые всегда так делают. В смысле, не выдумывают, а заводят себе всяких и разводятся. Или умирают. Или я не знаю, что.
  Если только они не маньяки, не фрики и не нежить, то у них есть отношения. Странные, страшные и очень загадочные отношения, во имя которых взрослые поступают по всякому, но в основном ужасно. Так, по крайней мере, думал Сережа.
  - Много ты понимаешь во взрослых, - сказала мама. Но она больше не затягивалась судорожно и не смотрела в окно, а улыбалась Сереже в ответ. Вот и хорошо.
  - Ты не болеешь? - спросила она неожиданно. Неужели таки заметила укус? Или кровь? Надо будет сегодня позвонить Реджику и попросить у него какие-нибудь рабочие шмотки, костюм химической защиты там или хотя бы комбинезон.
  Сережа помотал головой:
  - Да вроде нет. Просто школа бесит. Все надоело.
  А особенно каждый день бояться за свою жизнь.
  - У тебя вид больной, Сереж. Давай я тебя запишу к Евгению Ивановичу на прием.
  - Мам, я не болею.
  Сережу передернуло от одной мысли, что их чинный семейный терапевт мог бы увидеть следы от укуса. Скорая и полиция выезжали на любые магические ранения всегда и ехали не как обычно по часу, а пару минут. Тоже как будто с помощью магии ускоряясь. Согласно какому-то там постановлению, каждый вред, нанесенный человеку с помощью магии или нежитью, полагалось протоколировать, указывая паспортные данные жертвы. Жертвы ставились на учет, за ними следили, формально ради безопасности, а по факту это было вроде домашнего ареста.
  - Посмотри на себя. Синяки под глазами прямо черные. Сонный все время, зеваешь. Слабый. У тебя гипоксия, как минимум. Надо сдать анализы.
  А как максимум рейзэрство. Интересно, есть какие-нибудь показатели, по которым можно отличить кровь фрика от крови человека? Судя по тому, как вампам в 'Жатве' нравилось жевать Сережу с Гордеевым, на вкус-то она действительно отличалась.
  - Давай попозже, мам. Сейчас завал какой-то, полный треш.
  - У тебя же только четверть началась.
  - Ну, вот как-то так. Все, я пойду, а то опоздаю.
  Последний тост Сережа дожевывал уже в коридоре, потому что продолжения разговора боялся. Мама курила вторую сигарету, а значит, еще на пару минут была прикована к форточке, и можно было попробовать выскользнуть из дому.
  - Сереж, мне кажется, у нас завелись мыши, - крикнула мама из комнаты.
  - Чего? Какие мыши, мам? Треш какой-то!
  - Я видела одну. В коридоре. А потом она куда-то делась. И шуршит по ночам. Я же слышу.
  Сережа потряс головой, отгоняя мысль о том, что мамина воображаемая мышь могла бы оказаться ближайшей родственницей мары. Надо будет спросить у Реджика, бывают ли призраки в форме маленьких животных и опасны ли такие.
  - Мам, тебе кажется. Нету в квартире мышей, а у меня гипоксии. Я пошел. Не парься и не грусти, все будет круто.
  Звучало неубедительно, потому что Сережа сам себе не верил. Сегодня нужно было ехать на кладбище, что в этом было крутого? И особенно, что было крутого в том, что Сережа этого момента почти с нетерпением ждал? На полпути в школу Сережу подкараулила Женька Ветрова. Налетела из-за спины, закрыла глаза ладонями и велела угадать, кто это. С пару минут Сережа стоял и молчал, но не чтобы Женьку порадовать, а чтобы отдышаться. Он слишком испугался, слишком свежими еще были воспоминания о времени, проведенном в мешке, и о времени, проведенном в гробу. Конечно, никакие маньяки не могли так стучать каблуками, и душиться приторными, конфетными духами, а если могли, то особой угрозы бы не представляли.
  - Треш! Кто б это мог быть? - протянул Сережа, успокоившись. - Блин, не знаю, есть подозрение, что это Суворова! Или это ты, Ильин?
  Холодные ладошки убрались у Сережи с лица, и к большой его радости сама Женька убралась у него из-за спины.
  - Ты думаешь, что я толстая, Аверин? - надулась Ветрова
  - Я думаю, ты шикарная и очень таинственная.
  - Шикарная, как Суворова, и таинственная, как Ильин?
  Женька всегда смеялась так громко, что слышала ее все улица и, возможно, обитатели первых этажей соседних домов. Но сегодня она прямо сама себя превзошла.
  - Жень, случилось что?
  Каблучки сбились с ровной дроби, выбили замысловатый ритм, а смех стал совсем уже резким, визгливым, прямо ультразвук какой-то.
  На самом деле, Сережа ужасно стеснялся, когда приходилось оставаться с девочками наедине, с любыми, от Кристины, которая по возрасту уже, скорее всего, была бабушка, и до Алины, которая была еще совсем маленькая. Девочки были непонятные, куда как непонятнее даже нежити и маньяков, существовали они по каким-то своим законам, странным и стремным, говорили одно, думали другое, делали третье. А Женька Ветрова - отдельный случай, она было прямо какая-то девочка в кубе, сверхдевочка. Убердевочка, как сказал бы Станя, будь он сейчас здесь.
  - С Катюшей что-то не то.
  - В смысле?
  Катюши вчера не было в школе, но это Сережу нисколько не удивило, кто бы не простудился после купания в ноябре в подземном озере. Или она не простудилась?
  - Сейчас, короче, покажу.
  Женька достала телефон, и Сережа вдруг понял, что не хочет видеть, какие там у нее были доказательства Катюшиных проблем. У всех кругом были проблемы: у родителей, вампиров, Гордеева, у Стани с Сережей и даже у Лапши. Нет, нет, нет, Катюше Устиновой в этом списке места не было, должен же был найтись хоть кто-то, у кого все было бы хорошо. Или хотя бы нормально.
  - Смотри, что она пишет.
  Женька открыла на телефоне диалог с Катюшей во все том же вездесущем 'Вконтакте', и Сережа понял, что начинает ненавидеть все социальные сети скопом. В самом начале Сережа увидел собственное имя. Женька писала, что ей было прикольно, когда они с Сережей бежали через Ховринку, и как в кино, и что...
  - Жень, ты уверена, что мне это надо читать?
  - Да не мои сообщения смотри, придурок! Смотри на ее ответы!
  После того, как Женька три абзаца расписывала свои переживания по поводу Сережи, был односложный ответ Катюши. 'Ничего'.
  - Чего?
  - Дальше читай.
  Катюша, конечно, вообще была девчонка немногословная и с головой в правильном месте, но не до такой степени, чтобы отвечать невпопад, когда подруга ей душу изливает. Следующее сообщение от Катюши было 'Не изменится'. Шрифт был какой-то другой, цвет не черный, а красный, раздувавшийся на весь экран телефончика. Дальше Женька требовала не прикалываться и грозила уйти сначала из 'Вконтакта', а потом и из Катюшиных подруг. А потом был град сообщений от Катюши, одно другого жутче. Катюша писала, что ее любимый цвет синий, и что ей холодно, и что надо на свободу, надо освободить, и что мало места, мало, мало, мало. А потом присылала пустые сообщения до полуночи. И до часу - точки, запятые и знаки вопроса в разных комбинациях. Последнее сообщение было какой-то абракадаброй, как будто Катюша набирала его вслепую.
  - Какая у нее серьезная простуда, - сказал наконец Сережа.
  - Мозгов у тебя нет, Аверин! - взвизгнула Женька, и Сережа подумал, что если только она сейчас расплачется, то сбежит.
  - С ней что-то случилось, - сказала Женька, как будто Сережа сам не понял. От сообщений Катюши стало не то, что так уж жутко, видел Сережа вещи и пострашнее за последнее время, но очень холодно. Конечно, на улице было не лето, а минус два, а то и три, но раньше Сережа спокойно ходил без шапки всю зиму, а сейчас прямо уши чувствовать перестал от холода.
  - Жень, убери телефон.
  Дело было не в погоде. Точно не в погоде. Женька закивала, в глазах у нее стояли слезы, в самом прямом смысле стояли, накрывая зрачок ровно до половины, но пока не проливались. Вот и хорошо. Утешать ее сейчас у Сережи не было сил, его самого потряхивало.
  - А ты Гордеева не спрашивала?
  - Не-а. Я тебе верю.
  И совершенно зря. Лучше бы она верила Гордееву, Лапше, Интернету, учителям и родителям, а не Сереже Аверину, потому что все они могли Женьке и Катюше помочь куда как лучше, чем Сережа. Запас его совести и смелости исчерпался еще на знакомстве с упырем, а запас стойкости - в гробу. Больше у Сережи не было ничего, кроме желания, чтобы его все оставили в покое. Ну, и еще может быть, неплохо было бы поторчать на кладбище и попробовать сделать что-то фриковское по-настоящему, желательно без угрозы для жизни.
  - Может, она все-таки прикалывалась? - спросил Сережа без особой надежды.
  - Катюша?
  Ну да, Катюша не прикалывалась практически никогда. Женька зашмыгала носом. Интересно, почему ей можно было сейчас разреветься и добиться своего, а Сереже нет? Или все-таки стоило попробовать?
  - Ладно, давай так. Если она сегодня придет в школу - сами ее спросим, а если не придет - зайдем к ней после уроков.
  - С Гордеевым? - спросила Женька почему-то.
  - Ну, как ты скажешь. Можно и с ним.
  Лучше было, конечно, взять с собой Гордеева и Лапшу, и может быть, ФСБ-шников, и Триин с Кайри, вампиров и англичанку, и вообще любую поддержку, которую можно было только придумать.
  - Ладно, - кивнула Женька, и первая слеза покатилась у нее по щеке. - Скажем ему, вдруг он реально лучше поможет, чем ты.
  Как утешать девчонок Сережа не очень понимал, и понятия не имел, надо было сейчас обнимать Женьку или надо было ее не трогать. Сережа сначала шагнул к ней, потом отшатнулся, потом снова, а потом Женька заржала:
  - Ты что танцуешь, Аверин?
  - Ага, радуюсь, что Катюша стала шутить.
  Женька расплакалась и хныкала до самой школы, и успокоилась только в раздевалке, предварительно стукнув Сережу сумкой по голове. Интересно, и что девочки носили в школу такого тяжелого, кроме своей женской доли? Сережа вешал куртку и переобувался из ботинок в кеды так долго, как никогда, стараясь тянуть время по максимуму и при этом не выдать себя. Женька стояла рядом, цокала языком, поправляла косметику, сверяясь с зеркалом, снова цокала языком и притопывала каблучком.
  - Ты боишься, Аверин, - наконец вынесла она свой вердикт.
  - Есть подозрение, что да, - пожал плечами Сережа. В конце концов, он же не эксперт по храбрости и магии, как Гордеев, имеет право бояться. Вместо того, чтобы надуться и рассказать Сереже, что так не делают, как он делает, Женька вдруг наклонилась в нему, обдавая удушающим запахом духов и почти лихорадочным теплом, и зашептала:
  - И я, Сереж, и я. Я тоже.
  И тогда Сережа решился-таки. Обнял ее, медленно и очень осторожно, хотя Женька не была особенно хрупкой на вид и на ощупь, скорее мягонькой и очень теплой.
  - Блин, Аверин, ты ледяной, - сообщила Женька ему в самое ухо. - Ты болеешь?
  - Женщины! - сказал Сережа, невольно копируя тон отца. У них что, был какой-то массовый сговор? Мировой! Заговор! Ровно в этот момент в раздевалку угораздило притащиться Димку Кузнецова.
  - О-ля-ля-ля! - изрек он, неуклюже пародируя французский акцент и неприятно напоминая вампира Мишку-Мишеля. - Не хотел мешать! Не мог знать!
  Сережа отпрянул, Женька заржала, в общем, каждый смутился на свой манер.
  - Не завидуй, Димчик, - сказала Женька, утирая слезы с уголков глаз. Конечно, Кузнецов будет думать, что это она от смеха, но Сережа-то знал, что Женька плакала от страха. За Катюшу, за себя и за всех них.
  Сережа спросил:
  - Слышишь, Димка, ты Катюшу не видел сегодня?
  - Ну ты гигант, Аверин, тебе уже одной мало? Женька замахнулась сумкой, как пращой, и обрушила ее Кузнецову на голову куда как более немилосердно, чем когда то же самое проделывала с Сережей.
  - Спокойно! Спокойно! Женя, мы все и так знаем, что ты горячая штучка!
  К граду ударов сумкой Женька добавила еще и тычки каблуками.
  - Спокойно! Да не пришла еще ваша косоглазая дива!
  - Завали, Кузнецов, и никогда так про Катюшу не говори! - вдруг рявкнул Сережа, сам не ожидая, что так поступит. Но, блин, кто был Димка Кузнецов, чтобы так говорить про Катюшу Устинову? Смог бы Димка убедить ментов спасти им жизни? Смог бы он запомнить схему Ховрино? Держался бы он так стойко в вампирском районе? Нет? Нет!
  Вот пусть и завалит, пока не получил.
  Кузнецов ретировался из раздевалки, ругаясь, конечно, но скорее жалобно, чем сердито.
  - Блин, - сказала Женька. - Это было... ну...
  - Социальное самоубийство! - подсказал заглянувший в раздевалку Гордеев. - Чего вы на урок не идете? Вас нужно спасти? Или оставить вдвоем? Или вас сглазил завистливый Кузнецов? Хотите, я его прокляну? Вообще-то, я эксперт по прокля...
  Женина сумка влетела ровно в центр питекантропской морды Гордеева. Зря это, Женька, конечно, ведь надо будет еще как-то уговорить эксперта потом спасти Катюшу. Но вопреки доводам разума эксперт не обиделся, а взвалил на одно плечо Женьку, на другое ее сумку и потащил обеих на урок. Сережу бы кто отнес, и желательно, не в класс, а такое место, где никого и не от чего не нужно будет спасать.
  ОБЖ-шник Карен Филиппович ничего не сказал по поводу того, что они втроем опоздали, только вывел в журнале, что-то очень похожее по форме на двойку, и вывел трижды. Все учителя, наверняка, просмотрели видео, которое Гордеев выложил в группу школы, и мало кто обрадовался увиденному. И теперь Сережа был даже благодарен, что до следующего понедельника освобожден от физкультуры, потому что Волк наверняка придумал бы ему наказание покруче, чем двойки, которые ему упорно ставил при каждой встрече Карен Филиппович.
  ОБЖ-шник выводил на доске тему урока, всего-то три буквы, 'МЧП', магические чрезвычайные происшествия, но никто не кидался записочками и не шептался, пока он стоял к классу спиной. Записывали все, и Станя с Сережей в том числе, потому что магические чрезвычайные происшествия их обоих касались очень даже непосредственно.
  - Первое, что нужно делать, если случается МЧП, это сохранять спокойствие, - сказал Карен Филлипович, разворачиваясь к классу лицом и скрещивая руки на груди. Последнее у него плоховато получалось, ему мешали его же собственные мышцы. Вот ведь был мужик! - Это правило, вообще-то, касается любых ЧП, но магических особенно. Что такое спокойствие с точки зрения метафизики, кто может сказать?
  Гордеев и Лапша взметнули руки одновременно, чуть ли с парты своей не упали, так рвались отвечать, но Карен Филиппович в их сторону даже не посмотрел. Игнорировал после видео, и тут возникал вопрос, кому Гордеев еще сделал хуже, Сереже или себе.
  - Суворова, - сказал Карен Филиппович, и фамилия у него прозвучала прямо как оскорбление. Настя Сурова, заучка и одновременно какая-то удивительная тупица притом, руки не поднимала, но покорно встала, потянула юбку, прикрывая свои жирные ляжки, начала блеять:
  - Ну, спокойствие - это когда... это явление, связанное с полем...
  - Удивительная новость, - зашипела Лапша.
  - Два, Уварова, - негромко произнес Карен Филиппович, но бедная Лапша все равно вздрогнула. Ей-то дома было еще более несладко, чем всем остальным, и за оценки она получала, и за поздние возвращения, и вообще за все. Вот если бы в прошлой четверти Сереже бы кто сказал, что он станет жалеть Лапшу с Катюшей и орать на Димку Кузнецова, он бы не поверил ни за что, но теперь и жалел, и орал.
  - Правильно, Суворова, садись, пять. Спокойствие - это концентрация вашего поля, но концентрация внутренняя, а не внешняя.
  - Но она ж ничего не сказала, - изумилась Женька.
  - Тебе мало одной двойки на сегодня, Ветрова? - спросил Карен Филиппович и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Таким образом, сохраняя свое поле максимально концентрированным, вы минимизируете влияние факторов, вызвавших МЧП. В то время как паника является с точки зрения метафизики явлением обратным спокойствию и способствует максимальному поглощению вашего поля теми полями, которые вступают с ним во взаимодействие... Раньше ОБЖ был чуть ли не единственным предметом, на котором Сережа записывал практически каждое слово учителя, но за эту четверть он узнал куда как больше обо всяких МЧП, чем Карен Филиппович за всю жизнь. Сережа был готов поспорить, что ОБЖ-шник даже не подозревал о том, что нежить состояла в профсоюзах, а навки требовали взятки в виде всяких драгоценностей, чтобы поддерживать тот или другой политический курс. Так что Сережа теперь из принципа пялился в окно, хотя из его среднего ряда это было сложновато сделать. Видел Сережа мало что, только квадратик газона с островками снега, белевшими, а вернее серевшими посреди грязи, и обрубки деревьев. Кабинет ОБЖ-то был на первом этаже. Сережа смотрел на унылый пейзаж поверх бритой головы Стани, поверх светлых кудряшек Женьки Ветровой, сидевшей в ряду у окна, и понимал, что ему ужасно не хватает мышиного хвостика Катюши рядом с Женькиной гривой. Они были всегда вместе, неразлучные подружки, непонятные девчонки, не более, впрочем, непонятные, чем все остальные. Сережа представил, как было бы ему, если бы он получил такие сообщения от Стани, и поежился. Паршиво было бы. Некоторые девчонки, в конце концов, тоже умели дружить, сколько бы отец не утверждал обратное.
  Наверное, ему просто показалось. Просто думал о Катюше, вот ему и примерещился промельк ее курточки между парой деревьев. Но Сережа стал смотреть внимательнее, и увидел, как идет прямо по газону Катюша, которая раньше никогда не прогуливала уроков и не топтала траву. Это была Катюша Устинова, никаких сомнений, ее курточка, ее хвостик, ее походка, даже ее косоглазие, которого, конечно, Сережа так издалека заметить не мог, но вряд ли Катюша оставила бы косоглазие сегодня дома. Только почему она не на уроке? И почему никто больше на нее не смотрит?
  И Сережа понял, что его в Катюше так напугало, помимо того, что она тусила под окнами класса после того, как полночи бомбила Женьку страшными сообщениями. Она пришла без сумки. Сережа еще никогда не видел, чтобы девчонки добровольно выходили на улицу с пустыми руками, вон Лапша свою розовую пушистую планшетку потащила даже в поход за упырем.
  Сережа толкнул локтем Станю, но тот увлеченно записывал правила поведения при МЧП и только отмахнулся. Никого другого звать Сережа не решился, Карен Филиппович и так сегодня кидался двойками, как хороший солдат гранатами. Катюша замерла на самом краю газона, не подходя ближе, и почему-то Сережа был ей благодарен. Ей и еще тому, что все еще не носил очки в школу, и не видел толком, какое у Катюши выражение лица, и какие у нее глаза. Сережа вырвал из тетради лист и написал огромными буквами: 'Ты чего?!', осторожно поднял, надеясь, что Катюша его увидит, а Карен Филиппович - нет.
  Катюша потрясла головой, как будто отгоняя невидимых мух, а потом стала отламывать здоровенную ветку от ближайшего дерева. Нет, конечно, Катюша не была помешанной на природе, как фейкуши, но и варварства обычно за ней не водилось. Катюша стала что-то выводить на снегу и в грязи, наверное, ответ, но букв Сережа отсюда не видел. Не мог увидеть, как не старался, и помочь не мог, все было так ужасно...
  Да сколько можно? Почему, в конце концов, если у Катюши что-то случилось, а он должен ждать звонка, чтобы с ней поговорить? Сережа поднял руку, но Карен Филиппович продолжал монотонно бубнить, а класс записывал, Катюша за окном выводила каракули в снегу и спина у нее подрагивала, как от боли. Блин!
  Сережа вскочил без разрешения и схватил свои вещи, стал запихивать тетрадки в сумку.
  - Ты чего это? - зашептал Станя.
  - Аверин, что это было? - спросил Карен Филиппович, рассчитывая, наверное, что Сережа тут же сядет обратно, ноги там у него подкосятся или что. Но Сережа вдруг понял, что ОБЖ-шника не боится. Поэтому Сережа сначала зашептал Стане:
  - В окно посмотри. Там Катюша. У нее какая-то беда. Скажи остальным.
  А потом сказал ОБЖ-шнику:
  - Мне нужно уйти.
  Даже без 'извините'. Круто вышло. Кто-то из мальчиков за спиной у него присвистнул, кто-то из девочек охнул. И тут Женька заверещала:
  - Катюша!!!
  Заметила, наконец. Катюша вздрогнула, услышала, наверное, а потом рванула прочь, как заяц, петлями, зигзагами, всем телом врезалась в забор. А потом случилось что-то невероятное. Катюша Устинова, никогда не обладавшая особыми спортивными талантами, перемахнула через забор, который был выше ее, одним текучим, плавным движением, ни на что, ранее Сережей виденное, не походившим. Это было не сальто и не прыжок, это выглядело так, как будто Катюша в одночасье стала тягучей, бескостной массой. И тогда Сережа бросил сумку на пол, а сам бросился к окну. Катюшу нужно было догнать. Любой ценой.
  На какое-то время Сережа как будто оглох, потому что звуки пришли с большим запозданием, только когда он уже воевал со шпингалетом на окне. Карен Филиппович орал, что Сережа должен немедленно сесть, грозил исключением и вызовом родителей в школу, девчонки пищали, Женька Ветрова стояла рядом и почему-то размахивала снятыми туфлями.
  - Быстрее, быстрее, быстрее, - шептала она, и даже в этом бедламе ее шепот был слышен как-то удивительно отчетливо. Сережа рванул окно на себя, и в класс поступила порция осеннего ветра, зашелестели тетрадки и волосы девочек. С того момента, как Сережа встал из-за парты, хорошо, если минута прошла, но ему-то казалось, что время шло ужасно медленно, раз он столько всего успевал подметить.
  Он перевалился через подоконник, оказался на улице, поймал Женьку, поставил ее и оставил ее и понесся к надписи, которую вывела Катюша. На снегу кусочки букв было видно лучше, чем на грязи, но все равно они хорошо читались, такие были огромные. Катюша написала, а вернее не дописала одно-единственное слово. 'Помоги'. Не хватало буквы 'и' в конце, а хвостик у 'г' смазался, когда Катюша убегала, но сомнений не было. Катюша написала 'помоги'. Сережа заорал изо всех сил:
  - Катюша, стой!!! Катюша!!!
  От холодного воздуха что-то свело в груди, закололо, но все это было сейчас неважно, и Сережа помчался по Катюшиным следам в грязи, взял приступом забор, и только оказавшись за пределами школьной территории сообразил, что понятия не имел, куда Катюша побежала.
  Был, конечно, один метод, который помогал найти любого пропавшего, всегда и везде. С его помощью Станя и Сережа обнаруживали заигравшуюся Алинку и забухавшего Логинова-старшего, и Димку Кузнецова, когда тот бегал за сигаретами и не возвращался дольше десяти минут, и патлача Александра, который совершенно не умел запоминать названия улиц. Метод был прост, но эффективен: беги и кричи. Вот Сережа и побежал, и стал звать Катюшу изо всех сил. Она ведь далеко убежать бы просто не успела, от силы пара минут прошла с тех пор, как она перемахнула, а вернее, перетекла через забор. С другой стороны, учитывая то, с какой скоростью она двигалась, она могла уже оказаться в Строгино. Кажется, очень сильно похолодало, по крайней мере, даже выжимая такую скорость, которую не всякий раз удавалось на физкультуре показать, Сережа все равно не мог согреться. Каждый вдох отдавался резкой, режущей болью в легких. Про то, что скажет Карен Филиппович и вообще, что будет в школе, когда придется туда вернуться, Сережа старался не думать. Только об одном, только о Катюше. Может, так удалось бы добиться той самой концентрации внимания, которая помогает работать с полем, и задействовать в поисках какие-нибудь фриковские штуки. Но вместо того, чтобы найти хотя бы Катюшу, Сережа вдруг потерял даже почву под ногами. Ощущение было такое, как будто он врезался в стенку, упал с большой высоты и получил подножку - и все одновременно. Сережа подавился очередным призывом к Катюше, дыхание сбилось, и он рухнул на колени, а потом и на четвереньки. Ладони ссадил наверняка, и было подозрение, что и колени тоже. Хоть бы джинсы не порвались, а то мама его пришьет.
  Так Сережа и стоял, а вернее почти лежал прямо на проезжей части, хватая ртом воздух, трясясь от холода, пока не услышал, как совсем кричит уже Станя, и бежит, наверняка, тоже, но ищет не Катюшу, а его самого. С колен Сережа так и не сумел подняться, так что сначала он увидел Станины мартенсы и замшевые сапожки Женьки, тряпочные кроссовки Гордеева, который явно не был экспертом в одевании по погоде, и даже ботиночки Лапши, которые небось ее дед заставлял так отдраивать, что в них можно было смотреться, как в зеркальце. А потом уже все остальные части владельцев обуви.
  - Сереж!
  - Аверин!
  - Брат!
  Ну, в общем, все, кроме Лапши, беспокоились не о том, о ком следовало бы. Сережа попытался сказать, что надо искать Катюшу дальше, но выяснил, что сорвал голос, пока бегал и кричал. Станя помог Сереже подняться, Женька протянула его сумку, Гордеев - куртку, а Лапша почему-то застыла, прижимая к сердцу его ботинки, как будто они были плюшевыми мишками. Вид у нее был потерянный, а у Гордеева слегка виноватый. Поцеловаться, что ли, успели? Сережа прокашлялся и наконец сумел просипеть:
  - Что вообще случилось?
  - Ну, мы теперь знаем, где Катюша, - сказал Гордеев. Ответ был более чем уклончивый и менее чем непонятный.
  - И в школе все норм, - добавила Лапша. Почему-то Сереже показалось, что ее голос звучал только как эхо Гордеевского.
  Эксперт по всему на свете развел руками:
  - Это было сложно. Но я справился. С помощью вас всех. Карен Филиппович думает, что ты просто у него отпросился с урока, а не сбежал через окно.
  - А вы все?
  - А что мы? Урок-то уже закончился.
  Сережа даже и не думал, что его вопли, пробежки и страдания займут столько времени.
  - А Женька?
  - Ну, я влезла обратно в класс, когда ты убежал. Испугалась. Увидела, понимаете, эту надпись, и...
  - А Катюша? Про нее вы что сказали ОБЖ-шнику?
  - А ее никто не видел.
  Сережа потряс головой:
  - Чего?! Я же сам ее видел!
  - Ну сколько раз тебе говорить, Сереж! Это называется отводить глаза. ОБЖ-шник и остальные Катюшу не видели, вернее, думают, что не видели.
  Сережа спросил:
  - Ты такое же в ментовке провернул?
  - Да, только в этот раз гораздо масштабнее. Я даже не думал, что сумею отвести глаза даже десяти людям сразу, а вышло с одиннадцатью. Ох, это было сложно.
  - Но круто, Макс, - сказала Лапша с таким восторгом, какого Сережа от нее в жизни не слышал. Хотя раньше они вообще не особо болтали-то.
  - Короче, тили-тесто, жених и невеста, - промычал Станя, - пошли уже к Катюше.
  - За Катюшей? - переспросил Сережа.
  - Нет, к Катюше. Эксперт говорит, что она дома.
  - Не говорю, а чувствую! И ты, Сереж, мог бы почувствовать, если бы не был таким истеричным зародышем мастера.
  - Чего?
  - Чего-чего-чего?
  - Как ты назвал Аверина?
  Лапша схватилась за голову, для чего ей пришлось прижать Сережины ботинки локтями и прямо к сердцу.
  - Это было фриковское оскорбление, придурки!
  - А!
  - О!
  - Ну, офигеть теперь. Ботинки ему отдай, заместитель эксперта!
  Пока Сережа ковылял до ближайшей лавочки, чтобы переобуться, он попытался почувствовать Катюшу, как Гордеев и сказал. На истеричного зародыша Сережа не обижался, смысла не было, зато было бы круто почувствовать кого-то живого. Неделю назад Триин учила его чувствовать мертвых, но круто не было, а неприятного - хватало.
  Приходилось мысленно пробиваться через толщу земли, и все это - холод, грязь, влагу, удушье - Сережа ощущал и в реальности. Теперь же никуда пробиваться не надо было, а больше было похоже на полет. Сережа даже заулыбался, так ему стало легко и прикольно, пока он мысленно искал Катюшу, вспоминая ее всю, от носков кроссовок до увенчанной мышиным хвостиком макушки. Нужно только было представить ее как следует, до мельчайшей детали, и она найдется. И как Сережа раньше не догадался? Но до мельчайшей детали Сережа почему-то припоминал и то, как Катюша перетекла через забор. И легкость в теле вдруг прекратилась, превратилась в холод, нестерпимый и резкий, как удар. Холод действительно был как удар, как размашистая оплеуха от великана, которая заставила Сережу опрокинуться на спину, буквально смела с лавочки. Странно было, что никто не заржал, не обозвал его бараном, все только смотрели сочувственно.
  - Что с ней такое, эксперт? - спросил Сережа, как только смог подняться. Что было в Катюше Устиновой такого, что сбило его с ног при одной лишь попытке найти ее? И что оно могло сделать, если Сережа к Катюше приблизиться?
  Гордеев сказал именно то, что Сережа больше всего боялся услышать:
  - Я не знаю.
  - Пошлите, - сказала Женька жалобно.
  А что еще оставалось делать?
  На домофон Катюша не ответила, хотя Гордеев уверял, что она дома. Да и сам Сережа отлично понимал, что Катюша если не в своей квартире, то уж точно в своем доме, потому что чем ближе он подходил к подъезду, тем сильнее становился холод. Закончилось тем, что зубы реально застучали, и Станя даже попытался всучить свою куртку, но Сережа не взял. Настоящий мужчина так не делает. Кто-то из легковерных соседей Катюши, который и понятия не имел, что в его доме теперь обретается что-то страшное и холодное, наконец впустил их внутрь, поверив, что они - почта. У Женьки снова были глаза на мокром месте, хотя Сережа был уверен, что из всех пятерых она меньше всего понимала, что творилось. Или хотя бы не чувствовала, потому что не понимал-то никто, включая Гордеева. Катюша жила на четвертом этаже, и восемь лестничных пролетов показались Сереже как никогда длинными и как никогда короткими одновременно. Хотелось и помочь Катюше как можно скорее, и никогда больше ее не видеть.
  У дверей все как-то замялись, никто не решался звонить первым.
  - Может, на мобильный набрать? - спросила Женька, но Станя отодвинул ее, ругаясь сквозь зубы на трусливых фриков и гребучую магию и нажал на звонок так, что, наверное, соседи его тоже услышали. Станя звонил и звонил, пока дверь не открылась. Все, ну или по крайней мере, Женя с Сережей приготовились бежать в случае чего, но оказалось, зря. На пороге стояла Катюшина мама, самая обычная мама в халате, такая обычная, что ей хоть в кино сниматься. Станя наконец оставил в покое кнопку звонка, остальные растерянно молчали. Первой пришла в себя Женька, защебетала:
  - Здрасьте, тетя Саша! А мы к Катюше! Поговорить! А можно она к нам выйдет?
  Но тетя Саша не спешила отвечать. Все переглядывались, как в кабинете у директора, пока наконец Гордеев не решился подать голос:
  - Мы сможем помочь.
  И тогда тетя Саша, Катюшина мама, про которую Сережа только сегодня узнал, как ее зовут, взвизгнула:
  - Хватит уже! Допомогались! Оставьте ее в покое!
  Дверь захлопнулась так резко, что едва не прищемила Женьке прядь волос. Станя снова потянулся к звонку, но Лашпа треснула его по руке и зашипела:
  - Все равно ведь не откроет. Надо придумать что-то другое.
  С каких это пор Лапша хотела помогать девчонкам, которые восемь классов не давали ей проходу? Да тех же, с каких Станя перестал давать ей сдачи. Лапша продолжила ругаться:
  - Мы все такие идиоты! Зачем мы приперлись все вместе! Конечно, мы их только напугали.
  Они - это были родители, это все понимали и без разъяснений. Родители жили в каком-то своем странном мире, где был единственный закон: сделать ребенку лучше, и единственное правило: делать ребенку только хуже из лучших побуждений.
  - Ксюта, ты думаешь, что...
  - Ничего! Просто нужно было хоть раз мозги включить! А не бегать туда сюда! Мы только и делаем, что бегаем! Идиоты!
  - Может, хоть от Катюшиной двери отойдем? - предложил Гордеев с несвойственной ему мягкостью. Было у Сережи подозрение, что это у эксперта с Лапшой не первая ссора, и не первый раз эксперту приходилось Уварову укрощать. В итоге все спустились на первый этаж, расселись на лестнице и стали вести совещание.
  - Катюше надо помочь, - твердила Женька, хотя с ней никто не спорил. - Нельзя ее бросать! Она бы нас не бросила!
  - И меня? - спросил Станя.
  - И меня? - поддержала Лапша. Гордеев переглянулся с Сережей и сказал:
  - А я верю в людей.
  - Это все питерская наивность, - поджала губы Лапша. - А ты завали уже, Ветрова, мы же никуда не уходим.
  - Но нас не пускают к ней! - всхлипнула Женька. Они с Сережей сидели на одной ступеньке, и все это время вместо того, чтобы думать, как помочь Катюше, Сережа снова ломал голову, обнимать Женьку или не стоит. В конечном итоге Сережа просто подвинулся ближе и подставил плечо, в которое она сразу же ткнулась носом.
  - Не пускают, потому что мы приперлись впятером, - повторила Лапша. - Ну и потому, Ветрова, что ее предки на тебя злы!
  - На меня? Почему это?
  Женькины волосы щекотали Сереже шею, было неудобно, но отодвинуться он не решался.
  - Потому это. Потому что ты притащила их дочку в вампирский район, - сказала Лапша.
  - Да когда это было!
  - Предки ничего не забывают.
  И это был факт. Не было еще такого вечера, чтобы отец не припомнил Сереже упырскую тему и не пошутил о том, какой Сережа стал храбрый, что решился ходить на факультатив после наступления темноты. И не было еще такого утра, чтобы мама не провожала его в школу с таким тревожным взглядом, которого у нее не было, даже когда Сережа шел первый раз в первый класс.
  - Ксюта, ты считаешь, надо послать гонца? Провести с ничего не забывающими предками переговоры? - фыркнул Гордеев.
  - Ничего смешного, эксперт, - сказал Станя. - Откуда тебе реально знать? У тебя-то родителей уже сколько нет?
  - И ничего смешного, Стасик, в этом тем более нет, - ответил Гордеев, сдергивая свою шапку. Кажется, Станя его действительно задел и заставил нервничать, раз в ход пошла шапка. - Я просто не знаю, как себя ведут родители, когда волнуются за ребенка.
  - И лучше бы тебе и не знать, - пробурчала Лапша.
  - Так у тебя ж тоже родителей нет, только мама, - сказала Женька. Лапша скрипнула зубами:
  - Ветрова, ты такая дура.
  - Нет, а что я сказала?
  - Братаны, - прокашлялся Сережа, - братаны и, блин, сестры.
  - Фейкухи тебе сестры! - засмеялась Женька.
  - Давайте уже решать, как прорваться к Катюше! Нам со Станей еще сегодня на работу надо.
  Получилось так по-взрослому и так солидно: на работу. Хотя работа и заключалась в основном в том, чтобы тупить на чужих могилах и забрызгивать их кровью. Лапша прекратила оббивать побелку со стены носком ботинка и сказала:
  - Ну, смотрите. Впятером нас точно не впустят. Женьку не впустят вообще.
  - Это еще чего?
  - Того, что ты дура, Ветрова, я же сказала. Реально, помолчи. Впустят они, может быть, и только может быть, кого-то, кто вызовет у них доверие.
  Станя посмотрел на Сережу, Сережа на Станю и оба они хмыкнули.
  - Есть подозрение, - сказал Сережа, - что доверие у Катюшиных родителей только Катюша и вызывает. И они ее в дом уже пустили.
  И очень зря, возможно. Никто не знал, что с Катюшей стало, и уж тем более никто не знал, кем она стала.
  - Мы, конечно, можем попробовать помочь ей дистанционно, - протянул Гордеев. - Но это будут, фактически, одни догадки, а сил они заберут ого сколько.
  Лапша как-то особенно посмотрела на эксперта, но как именно - Сережа не понял.
  - Они впустят тебя, Макс, если ты придешь со своей теткой.
  - Чего-чего-чего?
  - Ксюта, не сочти меня за маловерного мизантропа, но моя тетка вряд ли приедет...
  Лапша рассмеялась, коротко и как-то особенно зло.
  - Не глупите. Конечно, никакая тетка не приедет сюда из Штатов, чтобы взглянуть на нашу одноклассницу. Тетку мы сделаем.
  - В смысле?
  - Чего-чего-чего?
  - Стасик, ты это уже говорил.
  И только Женька захлопала в ладоши:
  - Круто! Переодевания! Лапшичка! Ксюша, блин! Ты шикарно придумала! Я готова!
  Лапша скрестила руки на груди:
  - Только это будешь не ты, Ветрова. Во-первых, они тебя слишком хорошо знают, а во-вторых, ты слишком глупая, чтобы сыграть взрослого мастера.
  Сережа подергал Женьку за рукав:
  - О чем вы вообще говорите?
  - Мы говорим о том, - вздохнула Лапша, - что я и Макс пойдем к родителям Катюши снова, только я переоденусь и притворюсь его теткой. Тогда они нас точно впустят, и мы сможем хотя бы посмотреть на Катюшу.
  - Шикарно, - повторила Женька, хотя уже и без прежнего воодушевления. - Переодеться можно ко мне сбегать. У меня много всякого шмотья.
  Странно, как на Женьку благотворно подействовала беда Катюши, раньше бы она на Лапшу накинулась за такие оскорбления, а не пригласила бы в гости.
  - Отличная идея, Ксюта, - сказал Гордеев. - Но есть одна проблема. Понимаешь, при всем моем уважении, ты еще не мастер, Ксюточка.
  - И что?
  - Понимаешь, - Гордеев стиснул шапку так, что Сережа даже пожалел этот многострадальный кусочек шерсти. - Нужен тот, кто сможет больше почувствовать. Кто уже умеет.
  - И кто же это? - спросила Лапша, сощурившись.
  - Да, реально, где нам такого взять? - добавил Сережа. Гордеев, конечно, был мастак строить планы, но выполнять их становилось с каждым разом все сложнее.
  Гордеев сказал:
  - Сереж, хватит быть таким глупым. Я-то думал, ты меня сразу поймешь.
  Станя вдруг заржал, а через полминуты к нему присоединилась и Женька. Гордеев долго боролся с собой, у него уголок губ даже дергался, а потом он тоже стал смеяться.
  - Что? Чего такое? Скажите мне уже, в чем дело, или завалите! - надрывался Сережа. Что с ними со всеми было такое? Может, какое-нибудь смешливое проклятье? Не хихикала только Лапша, вид у нее был обиженный, и Сережа вообще перестал понимать, что творится.
  Наконец Станя промычал:
  - Братан, ты баран! Ты будешь теткой Гордеева!
  Сережа аж вскочил от неожиданности.
  - Чего?! Треш какой! Почему это я?!
  - Аверин, это будет прикольно! Соглашайся!
  - Я не буду соглашаться переодеваться в бабу только потому, что это прикольно! Есть подозрение, что вы все больные и извращенцы! Завалите, придурки!
  - Сереж, успокойся и подумай логически, - сказал Гордеев. Звучало, конечно, разумно, если бы он при этом не похрюкивал от смеха. - Женя пойти не может, потому что мама Катюши ее обязательно узнает. Стасик, конечно, мог бы...
  - Эй!
  - Но он лыс. А моя тетка никак не может оказаться самкой скинхеда. Ксюта пойти может и хочет, но помимо того, что она не мастер, а только учится, она еще и выглядит, как фейк. От ее прически будет весьма сложно избавиться. Ситуация практически такая же, как у Стасика.
  - Эй!
  - Мы все тебя услышали еще с первого раза, Стасик. Так вот, Сереж, посчитай, кто остается? Кто обязан помочь Катюше?
  Женька закивала:
  - Это все ради Катюши!
  - А не чтобы мы могли насмехаться над тобой вечно, - подхватил Гордеев.
  - Ну нет, ну вашу ж мать, - сказал тогда Сережа, понимая, что загнан в безвыходное положение. Спасение пришло от Лапши, пусть и своеобразное, но все же спасение.
  - Клоуны! - выкрикнула она. - Там у человека беда, а вы тут цирк с переодеванием устраивайте! Какие же вы все твари!
  Лапша перепрыгнула через вытянутые в проход ноги Стани и ломанулась к двери.
  - Ксюта, ты куда?
  - Куда-нибудь! Тошнит меня от вас! Сами дальше свой цирк устраивайте!
  Жалобно пискнул домофон, надсадно скрипнула дверь. И все, Лапши как не бывало.
  - Это что вообще было? - спросил Станя оторопело. Сережа его мнение более чем разделял, как впрочем и выронивший свою шапку и уронивший челюсть Гордеев.
  Женька хихикнула:
  - Мужчинки, вы еще такие мальчишки! Лапша просто ревнует.
  - Кого?
  - К кому?
  - Блин, а вы как думаете? - воскликнула Женька, прихлопывая в ладоши. Кажется, она что-то задумала и что-то не очень хорошее. - Ну, я надеюсь, что не Гордеева к Аверину, а Гордеева ко мне.
  - Это еще почему? - спросил Станя.
  - Что почему? Макс меня сегодня на урок вносил? Вносил. Лапша это видела? Видела. Все просто. Кроме того, думаю, тебе, Аверин, она реально тебе завидует.
  - Мне? - изумился Сережа. - Мне можно завидовать? Пока она сидит в Интернете и учит, блин, заговоры, меня пихают в гроб и хоронят! Да это я ей завидую!
  Женька заморгала, весь радостный настрой с нее разом слетел:
  - Какой гроб? Ты о чем вообще, Сереж?
  - Ни о чем, забей.
  - Забей, Жень, - кивнул Гордеев. - На все. Надо сначала помочь Катюше, а потом я уже брошусь за Ксютой, извиняться и вымаливать прощение.
  - Но переодевать Аверина мы будем? - спросила Женька.
  - Женщины! - сказал Сережа отцовским тоном. Кажется, он наконец-то понял, когда такой тон можно было применять. И не мог не добавить еще от себя: - Трешняк! Трешачина!
  - Ладно, на самом деле, Ксюта была права, - смилостивился вдруг Гордеев. - Мы только время будем терять с этими переодеваниями. Сделаем проще. Но и сложнее одновременно.
  - Гордеев, или завали, или говори понятно! - рявкнул вдруг Станя. И только тогда Сережа понял, почему все такие взвинченные и истеричные. Катюши-то рядом не было. Она особо обычно ничего не говорила, но уже одним своим присутствием умела как-то удерживать всех от ссор и драматических побегов. А теперь Катюша была где-то там наверху, совсем одна с тем, что заставляло ее перетекать через заборы и убегать от своих друзей. Сережа и не заметил, как мысленно перестал называть Женьку, Лапшу, Катюшу и Гордеева девчонками и бараном, а окрестил своими друзьями. Надо же.
  - В общем, это треш, конечно, но если надо переодеться, я готов, - сказал Сережа.
  - У, Аверин, какой же ты у меня... - начала щебетать Женька, но Гордеев так красиво поднял руку, как будто был вождем скинов, и Женька замолчала.
  - Мы не будем тратить на это время. Сереж, подъем. Так пойдем и попробуем провернуть одну вещь.
  Не то, чтобы Сережа доверял Гордееву, особенно после истории с видео, и пойти за ним куда угодно готов не был, но все равно пошел. На втором этаже Сережа решился спросить:
  - А что у вас там с Лапшой?
  Но Гордеев помотал головой, забормотал что-то себе под нос, кажется, еще и на каком-то незнакомом языке. На третьем этаже Сережа спросил:
  - А что мы будем делать?
  Гордеев только усилил свое бормотание, по ритму напоминавшее то, что эксперт выкрикивал на могиле упыря. И воспоминание это Сереже не понравилось. У самой Катюшиной двери он спросил:
  - А больно будет?
  - Немножко, - сказал Гордеев, и Сережа вдруг понял, что больно стало уже. Кто-то, хотя почему кто-то, Гордеев же, как будто дергал Сережу за нос, как девчонки, пока были помладше, и щипал за щеки, как всякие противные тетки, которых у Сережи ни одной не было, но которые должны были так поступать. Не успел он выяснить, в чем вообще дело, как Гордеев уже звонил в квартиру Катюши снова.
  Дверь не открылась, и тогда Гордеев приник к ней щекой и стал говорить:
  - Добрый день. Я Максим Гордеев, одноклассник Катюши, а это моя тетя, Маргарита Ивановна, мастер с тридцатилетним стажем.
  Сережа хотел пнуть эксперта и спросить, что он такое лепит, но вместо этого вдруг сказал не своим голосом и совсем не своими словами:
  - Мы действительно можем помочь. Разрешите взглянуть на вашу девочку.
  Пискливый голос, американский акцент, треш какой-то. Сережа кашлянул, хотел задать свой вопрос вслух, но ничего не получилось. Гордеев обернулся и зашептал:
  - Сереж, не сопротивляйся. Это реально самая сложная личина, которую я когда-либо делал, и я просто не удержу ее, если ты будешь мешать. Пожалуйста. Помоги мне.
  Что? Личина? Сережа хотел завопить, что неужели Гордеев реально был идиотом настолько, что решился выдавать его за свою тетку, но вместо этого только зашамкал губами, чего раньше никогда не делал. Дверь Катюшиной квартиры тем временем приоткрылась, и вместо мамы выглянул уже Катюшин папа.
  - Здравствуйте, э... Маргарита Ивановна. И Максим.
  Больше из-за двери не доносилось ни звука, как будто ни Катюши, ни ее мамы там не было. А может, Катюши уже действительно не было. Сережа хотел поежиться, снова стало холодно, но теткина личина не позволяла ему лишний раз шевелиться. Ну да, крутой американский фрик вряд ли стал бы обхватывать себя руками от холода, которым так явственно тянуло из квартиры.
  - Скажите, - неуверенно протянул папа Катюши, - вы действительно практикующий фри... мастер? Дети не выдумывают?
  - Нет, ну или по крайней мере не в этом случае, - сказал Сережа голосом выдуманной Гордеевской тетки. Ну и мерзко же прозвучало.
  - А какой у вас, простите, не знаю точного названия, профиль?
  - Специализация. Психокинетика. Я действительно могу и хочу помочь. И безвозмездно.
  Улыбаться Сережа не собирался, но Гордеев заставил его на последнем слове растянуть губы в безукоризненном голливудском оскале, демонстрирующем если не все тридцать два зуба, то штук двадцать уж точно.
  Катюшин папа кивнул:
  - Проходите. Можете не снимать обувь.
  Уж лучше бы Лапша пошла, как и хотела, честное слово. Внутри было холодно, но не как от сквозняка и не как бывает, когда зимой вырубают отопление. Холод был странный, неправильный, слишком сильный, ничем не объяснимый. Напоминавший Сереже прикосновение боярина. Теткина личина не дала Сереже ни сбежать, ни заругаться, ни даже задышать чаще. Гордеев у него за спиной скрипел зубами и шептал:
  - Я еле держу. Я тебя умоляю. Прекрати. Помоги.
  Ладно уж. Как там ведут себя взрослые фрики? Сережа подумал о Триин, попытался представить, что бы в такой ситуации сделала она, и спросил уже сам, без подсказок Гордеева:
  - Где девочка?
  - Мы больше не оставляем ее одну, - сказал Катюшин папа и уставился в пол. Кажется, ему было очень стыдно.
  - Это естественная и единственно верная реакция в такой ситуации, - сообщил Сережа. Ну уж эту-то реплику ему точно Гордеев подсказал.
  - Проходите, - Катюшин папа кивнул на ближайшую комнату. Видно было, что сам он заходить туда не спешит.
  Сережа хмыкнул:
  - Совет на будущее. Не раскидывайтесь приглашениями, они слишком много значат.
  Если Гордеев хотел произвести на Катюшиного папу крутое впечатление, то, кажется, перестарался. Надо было соскакивать с трешака, но вслух, конечно, Сережа такого сказать не смог. Пришлось молча распахнуть двери и готовиться к чему угодно. Катюша могла прыгнуть на них, а могло наброситься и что-нибудь другое, что Катюшу захватило, а может статься, что она там уже доедала свою маму. Но вместо ужасного Сережа увидел кое-что, что было скорее стыдным и личным. Катюшина мама кормила ее с ложечки каким-то супом, который в основном попадал на замотанную вокруг шеи салфетку. Наверное, совсем не так хотела бы выглядеть Катюша, когда Гордеев и Сережа впервые оказались у нее дома. Да и вряд ли она бы нарядилась в кучу одеял и слюнявчик добровольно.
  - Твердую пищу принимать не может? - изрек Сережа деловито и якобы профессионально. Не оставляла мысль, что Гордеев переигрывает. Катюшина мама не ответила, не отвела взгляда от дочки, но спросила:
  - Кто это?
  - Маргарита Ивановна Гордеева, - сказал Катюшин папа. - Психоки... как вы сказали?
  - Психокинетик. Профессиональный. Высшее образование получала в США. Позвольте мне посмотреть на ребенка.
  Нехотя Катюшина мама отодвинулась, но взгляда так и не перевела. Смотрела в одну точку, куда-то Катюше на кончик носа, не в глаза. Это она правильно. Сережа присел перед Катюшей на корточки, осторожно провел ладонью у нее перед лицом. Катюша не пошевелилась.
  - Ты здесь? Катюша? Ты меня слышишь?
  Гордеев держался где-то за спиной, не лез в самое пекло, и Сережа ему очень завидовал. Катюша была в эпицентре этого ужасного, ненормального холода, и, судя по всему, торчала там уже вторые или даже третьи сутки. Неудивительно, что ее трясло.
  - Как давно у нее начался тремор?
  - Кто?
  - Трясучка, - пояснил Гордеев всем, включая Сережу. Родители Катюши не спешили отвечать, Сережа не понимал почему, но Гордеев, видимо, сообразил и заставил спросить:
  - Хорошо, как давно вы заметили его?
  Голос тетки прозвучал очень, очень осуждающе.
  - Вчера, - отозвался Катюшин папа.
  - Сколько длится отказ от еды? Или его вы тоже заметили вчера?
  - Тоже.
  Рядом с диваном стояла батарея лекарств от простуды, стыла полная чашка чая, темнели и шли крапинкой желтые бока бананов и поблескивали глянцевые - яблок. Родители Катюши, наверное, думали, что у нее магический грипп.
  - Катюша, - позвал Сережа, и вдруг понял, что голос тетки уже звучит с нотками его собственного. Что бы там ни придумывал Гордеев, действие его фокусов заканчивалось, нужно было спешить.
  - Дай мне руку, Катюш.
  Наверное, она узнала Сережу. А может его узнало то, что в Катюше сидело. Но что-то в ней метнулось наружу, что-то, валящее с ног, как самая сильная метель, перехватывающее дыхание, как январский ветер, который шибает в лицо пригоршни снега. Катюша выпуталась из одеяла и вцепилась Сереже в запястье. Глаза у нее стали до невозможности большими и косили теперь еще сильнее. Она что-то беззвучно зашептала, а может и очень даже звучно, но Сережа не слушал, а с ужасом пялился на то, как под пальцами Катюши его кожа краснела и начинала болеть. Настоящее обморожение, блин.
  - Помоги, помоги, помоги.
  Сережа наконец стал различать ее голос, вернее, ее шепот, но понимать ее слова так не хотелось.
  - Помоги, забери! Они хотят здесь жить. Все. Они все. Сережа, Сережа! Помоги!
  На губах у Катюши появились капельки крови, и Сережа не выдержал, отшатнулся.
  На его место тут же метнулась Катюшина мама, стала утирать кровь салфеткой. Сережа пятился и пятился, пока не врезался в Гордеева.
  - Легче, Сереж, - зашипел тот, - если не хочешь стать собой прямо тут.
  Катюшин папа вывел их обоих из комнаты, видно было, что не от большой заботы, а потому, что сам там находиться не мог.
  - Диагноз нужно еще уточнить. Пока обеспечьте девочке полный покой, не пытайтесь накормить, попробуйте поколоть глюкозу или даже поставить капельницу, если есть возможность. Измеряйте температуру каждый час, если опустится ниже тридцати шести, сделайте теплую, но не горячую ванну. Никаких других способов согревания. Главное не пугайте ее и не пугайтесь сами.
  Сережа понятия не имел, дело ли говорит, или Гордеев заставляет его нести успокоительную чепуху, лишь бы только поскорее отделаться от Катюшиного папы. Только отступал, а Гордеев его еще и подталкивал к двери, но Катюшин папа шел за ними по пятам.
  - Что с ней?
  - Диагноз уточняется, - повторил Сережа, понимая, что говорит уже сам. Лицо снова заныло, и Сережа просто бросился в коридор, оставив Гордеева разбираться. Первый пролет Сережа пробежал, но потом пришлось остановиться. Слишком было больно, слишком плохо. Лицо горело и ныло, и не как от смущения, а как с мороза, но еще сильнее болело то место, где его Катюша касалась. Когда маленькие Станя и Сережа играли во фриков с маленькими Димкой и Сашкой, то думали, что это быть фриком - очень весело и чуток опасно, но оказалось, что просто ужасно. Пока Сережа пытался отдышаться, он ничего не слышал, но как только он перестал сопеть, как боксер Таньки Гончаровой, то различил какое-то кряхтение. Мелькнула мысль, что это Катюша ползет за ним, и Сережа чуть было не бросился бежать, но потом заметил краешек помпона с шапки эксперта Гордеева. Эксперт это и кряхтел, растянувшись на ступеньках.
  - Гордеев? - позвал Сережа, но эксперт не издавал ни звука, кроме кряхтения. - Макс? Тебе плохо? Ты как вообще?
  Самому Сереже было немногим лучше, но он хотя бы на ногах стоял, так что пришлось идти, подбирать Гордеева с пола, подставлять дружеское плечо.
  - Что с тобой такое? Это из-за Катюши? Ты понял, что с ней было?
  Гордеев помотал головой, от чего глаза у него закатились.
  - Эй, алло, эксперт! Не отрубайся! Не бросай меня одного! Треш! Какой треш! Даже и не думай!
  Сережа с трудом тащил Гордеева вниз, ноги заплетались у обоих, но Сережа хотя бы мог еще разговаривать. Мысль о том, что можно было просто позвать на помощь Женьку и Станю, пришла ему в голову только за один пролет до первого этажа. Совсем уже заделался бесполезным фриком. Гордеев так кряхтел, что ребята его сами услышали, рванули вперед.
  - Братаны, вы чего?
  - Гордеев? Это его Катюша так?!
  Женька завизжала, и тогда эксперт наконец раскрыл глаза, а подумав, и рот.
  - Жень, спокойно. Это я сам.
  Станя помог усадить Гордеева на ступеньки, а потом и с самим Сережей проделал то же самое.
  - У меня кола есть! Диетическая! Хотите? - причитала Женька. - Может, сбегать за едой? Бухлом? Может, покурить? Позвонить в какую-нибудь квартиру, попросить корвалол или валидол или что?
  - Жень, спокойно, - повторил Гордеев и присосался к бутылке с колой. Оживал он прямо на глазах, но о себе такого Сережа сказать не мог. Эксперт Гордеев снова закатил глаза, но в этот раз уже скорее от блаженства, чем от изнеможения.
  - Кофеин! Простые углеводы! Сахар! Боже, храни Америку!
  - Она ж без сахара, - сказала Женька.
  - Это ты так думаешь.
  - Ну и чего случилось? Расскажете, нет? - спросил Станя.
  - Эксперт знает. Я как обычно не в теме, а только по уши в треше. Дай мне колы!
  Эксперт нехотя расстался с ополовиненной бутылкой и стал рассказывать:
  - Все, я исчерпался в ноль на ближайшую неделю, а то и две. Жень, а Жень?
  - Что?
  - Сядь поближе, я положу голову тебе на колени. А то держать тяжело. А Сережа может меня не так понять, если я проверну такое с ним.
  Женька заржала, но все сделала, как эксперт сказал. Заняв более удобную позицию, Гордеев продолжил:
  - Я в ноль в том смысле, что сделал очень большую магию, не пользуясь приспособлениями или чьей-либо помощью.
  - Эй, алло, а я что делал? Гулял?
  - Ты был, фактически, моим приспособлением. Единственным. Как ты мог мне при этом еще помогать?
  - Фрики, никому не интересно, - рявкнул Станя. - Давайте рассказывайте, что с Катюшей.
  Сережа и Гордеев переглянулись. Кажется, они оба так ничего и не поняли. И именно этот в высшей степени неудачный момент выбрала для своего возвращения Лапша Уварова. Дверь подъезда распахнулась, Лапша ворвалась внутрь, но замерла на половине шага, стоило ей заметить эксперта, почивавшего у Женьки на коленях. Куда только девалась Гордеевская слабость, он слетел с Женьки с невероятной скоростью, закачался, но удержался на ногах. Зря это он.
  - Понятненько, - прошипела Лапша, и мордочка у нее исказилась, натянулась, оскалилась.
  - Ксюта, ты не так поняла! Я...
  - Ты бабника кусок, Макс. Но я это и так знаю. Я пришла сказать вам, придурки, что вспомнила про Ховрино.
  - Ховрино? - пискнула Женька, но Лапша так зыркнула на нее, что Женьке пришлось для верности подняться на пару ступенек выше.
  - Ховрино-Ховрино, - передразнила Лапша. - Катюша же после Ховрино... заболела. Так вот, история десятилетней давности, скучная, а потому не обраставшая другими историями, и помнят ее немногие. Был такой слух, что не все самоубийцы в Ховрино были просто людьми, которых там бросали парни или увольняли с работы. На нижних уровнях сводили счеты с жизнью люди, за которыми увязывались призраки.
  - Призраки!!! - завопил тут Сережа так, что из ближайшей квартиры выглянул пузатый дяденька в трениках, заругался и выставил их из теплой, уютной духоты подъезда. Впрочем, после Катюшиной квартиры даже улица показалась Сереже теплой. А холод этот он наконец узнал, точно такое же чувство, только совсем не такое острое, возникло у него тогда, когда они со Станей катались на спор через Лубянку. Призраки, так ощущались призраки!
  - В Катюше есть призраки, Лапша права, - сказал Сережа на улице, но Лапши рядом уже не оказалось, сбежала под шумок. Станя оттранспортировал Сережу и Гордеева до забора, устроил на нем поустойчивее, потому что обоих все еще пошатывало.
  Женька запричитала:
  - За нашей Катюшенькой увязался призрак? Жесть какая, настоящий призрак?
  - Не за, - сказал тогда Гордеев, и Сережа вздрогнул, потому что сразу понял, что эксперт имел в виду.
  - В Катюше. В ней сидит куча призраков, наверное, она собрала все ховринские запасы, когда упала в озеро. Это беспрецедентный случай. Что есть призрак? Рассеянный импульс, возникающий при смерти человека, одержимый, естественно, идеей смерти. Зачастую призраки собираются из нескольких различных импульсов, в результате хаотичных взаимодействий обретают подобие собственной воли, с помощью которого цепляются за человека, стараясь выбрать наиболее слабого, и доводят его до самоубийства с целью захватить таким образом его тело. Безусловно, удачливых призраков единицы, но такое случается. Но никогда еще я не слышал, чтоб призраки попадали в живое тело. Как я уже говорил, беспрецедентный случай. Ни у кого нет шоколадки или сахарка или там чего сладкого?
  - Жвачка сойдет? - спросил Станя. Наверное, его вогнала в жуткий стресс новость о Катюше, раз он добровольно решил чем-то поделиться. Гордеев стал усиленно двигать челюстями, отчего стал еще больше похож на первобытного человека, а потом спросил:
  - Как думаете, Ксюта меня простит?
  Понятное дело, Гордеев был готов обсуждать что угодно, даже отношения, лишь бы только не думать, что Катюше крышка.
  - Цветы ей подари или что-нибудь такое. И напиши сообщение еще, что просишь прощения, - машинально ответила Женька, а потом спохватилась. - Так что будет с Катюшей, мальчишки? Мужчинки, как ей помочь? Что нам делать?
  - Не знаю, - сказал Сережа честно.
  - И я не знаю. Пока.
  - Куда пока?! Стой, эксперт! - завопила Женька.
  - Да нет, Жень, не в том смысле. Пока значит пока еще не знаю, но узнаю обязательно и помогу. Сереж, может, пробьешь по своим вампирским каналам?
  - Да нет у меня никаких вампирский каналов!
  - Даже таких с веснушками и по имени Кристина?
  - Та самая Кристина? - насторожилась Женька.
  Вот уже гадкая натура была у Гордеева. Сам поссорился с Лапшой, и решил заодно добавить проблем всем вокруг.
  - Пока, - сказал вдруг Станя.
  - Что пока? А ты что еще не сделал? - спросила Женька, хлопая ресницами. Кажется, у нее уже был явный переизбыток информации.
  - Нет, пока в смысле пока. Нам с Сережей пора на работу. Призраки призраками, а я хочу пять косарей свои!
  - А как же Катюша?
  - Жень, мы все равно не сможем ничего для нее сделать прямо сейчас, - сказал Сережа, чувствуя себя как минимум предателем, а как максимум предателем Родины.
  - А ну да, понятно, к дохлой Кристине своей спешишь?
  Сказанное Женькой 'понятно' звучало совсем так же, как 'понятненько' Лапши. Женщины! С ума с ними сойдешь.
  - Нет у меня никакой Кристины, тем более дохлой, - вздохнул Сережа. - Слушай, Жень, Гордеев сказал же, что по нулям.
  - В ноль, - поправил Гордеев. - Это метафизический термин.
  - Ну пусть будет в ноль, какая разница. А я без Гордеева мало на что гожусь. Тем более, если я пропущу работу без уважительный причины, мне Реджик открутит голову, а англичанка докрутит, и я тогда уже точно ни на что годиться не смогу.
  - Сереж, есть такая идея, - сказал вдруг Гордеев, - приезжай после работы ко мне ночевать. Будем думать, что делать с Катюшей.
  Шапка слетела у него с головы еще на первой половине предложения, и Сережа понял, что Гордеев не столько жаждет всех спасать, сколько боится ночевать один, будучи с фриковской точки зрения в нуле. Полностью беззащитным.
  - Ладно, - пробурчал Сережа, - посмотрим. Если родичи выпустят.
  Впрочем, все понимали, что это более чем плохая отмазка. Единственным безопасным видом досуга последние пару лет все на свете родители считали ночевки. Если их дети оставались ночевать в другом доме, то все было в порядке, куда как больше в порядке, чем даже если бы дети сидели днем на детской площадке. В конце концов, при всей своей ужасности даже боярин не смог попасть к Сереже домой. Дом все еще охранял большую часть людей в России, если, конечно, они не были фриками, не жили одни и не приманивали всяких там.
  Сережа вздохнул:
  - Реально, мы пошли. Жень, проводи эксперта и если сможешь, покорми. Есть подозрение, что ему это будет полезно.
  Бросать их было как-то стыдно, но не более стыдно, чем бросать Катюшу там наверху, совсем одну, если не считать всех самоубийц Ховринки. Призраки тех, кого преследовали призраки, это же надо было такое получить. По дороге обратно в школу, откуда Станю с Сережей для пущей достоверности забирали вампиры Реджика, Станя спросил:
  - Совсем там... ну, ты понял?
  - Совсем, Стань. Реально, такого треша мы с тобой еще не видели.
  Станя помолчал, а потом как пнул заборчик, мимо которого они проходили, а потом еще мусорный бак, а потом и скамейку. Из окна первого этажа высунулась необъятная бабка, стала ругаться.
  - Спорнем, она там застрянет и назад уже не протиснется? - засмеялся Сережа, но Станя не поддержал его.
  Даже не заорал ничего бабке в ответ, просто прошел мимо, сунув руки в карманы и ссутулившись. Шагал он так быстро, что Сережа с трудом за ним поспевал.
  - Стань, чего с тобой такое?
  - Ничего, - промычал он. - Пойдешь к Гордееву ночевать?
  - Пойду, наверное. Сам знаешь, у меня дома редчайший сейчас треш, просто отборный. Есть подозрение, что папа ждет, чтобы я каждый день из школы приносил по башке упыря, чтобы мы развешивали на стенах, как трофеи. А мама каждый день ждет, что ей из школы принесут мою голову.
  - Треш, - согласился Станя, а потом пнул очередной мусорный бак, да так, что с него слетела пара наваленных сверху пакетов. Сережу обдало мутноватой, приторной вонью, и веселее никому не стало.
  - Стань, ну ты чего?
  - Если у тебя дома такой уж треш, ты мог бы не бежать по своим фриковским делам, а переночевать у меня.
  - Ну у тебя же...
  - Нет ничего крутого и фриковского, да? Это ты хотел сказать? Ага, у меня только батя бухает и мамка плачет. И Алина хочет жрать. Ничего интересного! Нафига у меня ночевать, я вот тоже думаю!
  Сережа пожал плечами:
  - Мама меня бы сейчас к тебе все равно не пустила. И не из-за бати, мамки твоей или Алины.
  - Из-за меня? Это хотел сказать.
  - Нет, из-за меня. Она психует, и я не знаю, пустит ли меня к Гордееву вообще.
  - А ты скажи ей, что он фрик, сразу отпустит.
  Станя выудил последнюю сигарету из пачки, даже не предложил Сереже затянуться, закурил сам.
  - Стань, ну хоть ты-то не начинай.
  Все вокруг как с ума посходили, считая, что фриком быть круто. Женька завидовала, она сама говорила, но ей-то простительно было, она же дурочка. Лапша вот тоже завидовала, как оказалось, хотя была умная. Даже Димка Кузнецов и Патлач Александр, с которыми Сережа больше не дружил, пару раз расспрашивали уважительно обо всяком таком, фриковском. Такими темпами скоро Настя Суворова бы тоже смягчилась и добавила Сережу обратно в друзья.
  - Брат, - сказал Сережа, поняв, что Станя собирается курить и молчать всю дорогу. - Ты меня из гроба вынимал. Ты все еще хочешь быть фриком, а?
  Станя промычал что-то невразумительное, подумав, добавил:
  - Ну офигеть теперь.
  - Жизнь вообще офигенная штука. Офигенно сложная.
  - Экспертом в философии заделаться решил? Чтобы было сподручнее дружить с Гордеевым? - хмыкнул Станя.
  - Стань, я не дружу с Гордеевым. Я дружу с тобой.
  Может, надо было выболтать Стане секрет про видео, чтобы ему стало повеселее? Хотя нет, новость о том, что твой одноклассник и, возможно, приятель - предатель, никого не сделала бы веселее.
  - Куда сегодня? - спросил Станя.
  - На какое-то Алтуфьевское.
  Смс с адресом пришла от Реджика накануне вечером, и Сережа долго думал, что бы ему такое ответить. В итоге написал 'Есть, босс!' и поставил смайлик с глазами-крестиками. Хорошо бы Реджик не обиделся.
  - Как считаешь, брат, - спросил Сережа, - он сам строчит смс-ки, или англичанка за него?
  - Вики за него! Я сама видела!
  Станя заорал, а Сережа даже присел от неожиданности.
  - Кристина! Молодец, блин! Ты сдурела?!
  - Кристинка, ты нас так напугала!
  - Да чего вы, мальчики? Есть пауза, есть 'Киткат', сечете?
  Кристина достала из карманов парки по шоколадному батончику и протянула Стане и Сереже, и они, конечно же, просекли. Не то, чтобы Сережа так любил сладкое, но после любой фриковской работы хотелось кидаться на шоколадки и брать в плен леденцы и в заложники - печеньки.
  - Как оно, Сережка?
  - Ну так, - сказал Сережа уклончиво. Может, Кристина ему действительно нравилась, а может вовремя вспомнился отцовский завет никогда никому не жаловаться. Жалуются только слабаки, а пять минут назад Сережа только и делал, что ныл Стане.
  - Да нормально все, не мечи понты. Я и так знаю, что ты красавчик.
  - Я?
  - Ну в смысле, нет, не красавчик, то есть симпатичный, конечно, а в смысле, что крутой...
  - Я?
  Кристина осеклась, в темноте блеснули ее клычки, она улыбалась, но вроде как не издевательски, а наоборот, смущенно.
  - Ты, ты, блин. Короче, не парься, тебе сейчас плохо, и это нормально, и это пройдет, просто нужно время. Меня, в конце концов, в свое время прикончил маньяк, можешь мне поверить, я знаю, что говорю.
  Сережа поперхнулся остатками батончика, и Стане пришлось колотить его по спине. Кристина сначала предложила свою помощь тоже, а потом, по ее собственным словам, вспомнила, что все еще бычара, и могла бы Сереже переломать ребра и позвоночник просто случайною После такого позора расспрашивать о Кристининой смерти Сережа как-то не решился. Кто его знает, может, у вампиров такие разговоры вообще были табу.
  - Слушайте, Станька, Сережка, сейчас уже пойдем к машине. Но я вам сначала хочу что-то сказать. Слушайте, короче.
  - Вы нас сегодня убьете? - промычал Станя.
  - Нет, но. Короче. Блин, Станька, не перебивай. Я не знаю, что вы там мутите, и вообще думаю, что ничего, по крайней мере, я за это голосовала, но если вы что-то там мутите, то завязывайте.
  - Чего?
  - Чего-чего-чего?
  - Пошли в машину, чегошки. Прибалты не ждут!
  Опять прибалты, вот блин. Сереже нравилась Кристина, но на этом его лимит дружелюбного отношения к вампирам и исчерпывался. Да и Триин после инцидента на Лазаревском кладбище все-таки никакой симпатии, а тем более доверия у Сережи не вызывала. На школьной парковке стояла машинка англичанки для прикрытия и машинища Иваса. Наверное, у него действительно были комплексы.
  - Слушай, Кристин, сегодня не надо будет машины для меня. Я ночую у эксперта Гордеева, - сказал Сережа.
  - У кого?
  - Ты что, забыла? Ну эксперт, Макс Гордеев, вы виделись, когда меня...
  Сережа осекся, не хотелось произносить вслух стремное 'когда меня похоронили'. Ну и не особо хотелось говорить о Гордееве, который мог оказаться экспертом во всем, включая покорение девчонок, которые другим нравятся.
  - У одноклассника, короче.
  Кристина пожала плечами:
  - Я же не знаю твоих одноклассников.
  Заколдовал ее эксперт, что ли? Заставил забыть? Надо будет спросить у него вечером.
  - Хороший день, - сказал Ивас, когда Станя, Сережа и Кристина загрузились на заднее сидение.
  - Добрый вечер, а не хороший день, шпротина! - засмеялась Кристина. Наверное, дело было в том, что клычки ее были неправильной формы, а потому не страшные, или Кристина их так часто показывала, что к ним Сережа уже привык. А о модифицированных, не иначе, как генно, зубищах Иваса даже вспоминать не хотелось. Триин не обернулась с переднего сидения, но прошелестела на своем птичьем языке что-то скорее приветливое, чем угрожающее.
  - Триин здоровается и спрашивает, не голодны ли вы.
  - Ну, молодец она теперь. Да.
  - А что да?
  - Да, голодные, - ответил Станя за двоих.
  - Станька, ты сегодня, блин, такой мрачняк, что превзошел сам себя, - заржала Кристина. Она уселась сегодня посередине, не иначе, как чтобы иметь возможность безнаказанно пинать обоих локтями. Потихоньку съезжая крышей от смущения, Сережа спросил:
  - А где твоя машина, Кристин?
  Она поморщилась, как от зубной боли. Интересно, если англичанка говорила, что у старых вампов гниют клыки, то, значит, у них есть и свои стоматологи?
  - Я еще не скоро сяду за руль, - сказала Кристина. Ивас драматически прокашлялся и стал заворачивать к Новогиреевскому Макавто. Ладно, пусть у вампиров были свои секреты, но ведь и у Сережи были свои.
  - Слышишь, Кристинка, а что ты знаешь про призраков? - сказал Сережа сразу после требования роял-чизбургера, большой картошки фри и пирожка. Реально, на сладкое тянуло и тянуло со страшной силой.
  - Я - немного, я же бычара, - засмеялась Кристина. - А вот кое-какой ботан знает кое-что очень важное!
  - Кристина! - Ивас обернулся, насколько позволял ему ремень безопасности и попытался принять угрожающий вид. В полутемном салоне его очочки поблескивали, но и только, а клыки свои огромные он, к счастью, не показывал.
  - Не-а, - сказал Станя.
  - Нет, - добавила Кристина. - Вообще нет.
  - Нет, Ивас, не стремает ни капли, - подытожил Сережа. - Выкладывай, что ты знаешь.
  Конечно, можно было бы и Триин спросить, она-то рейзэр и знает больше, чем остальные, но отчего-то Сереже не хотелось. Предчувствие, или что такое, что у него стало случаться, как только он фриком заделался, говорило к Триин не обращаться, кроме как в самых крайних случаях. Да и тогда стоило бы еще подумать.
  - Ивас очень, очень плотно знаком с призраками! - не унималась Кристина. - Вернее, с одним призраком!
  - Необычайно смешно, - сказал Ивас, наверное, всем назло сбавляя скорость с просто небольшой до совсем уж черепашьей.
  - Ладно, давайте я расскажу, если он не хочет, - пожала плечами Кристина, потом принюхалась по очереди к Сережиному и Станинному бургерам. - Странно, да? То же мясо, та же кровь, а запаха все равно нет. Я уже и не помню, как котлетки пахнут.
  - Это не котлетки, Крист, - сказал Станя серьезно. - Котлетки - мама делает. А это офигенная еда.
  - Поняла, - продемонстрировала клычки Кристина. - Ладно, слушайте. Про призраков. Ботаны посильнее и постарше, вроде вашего старого знакомого с боярскими замашками, умеют один фокус. Они призывают бестелесных поднявшихся, призраков и привидений, ну, конечно, привидений реже, попробуй их с места сдвинь. Домоседы, блин! Вроде как армии собирают. Говорят, что особенно крутые бычары умеют призывать телесных поднявшихся, но я не видела быка круче Реджика, а он такого не умеет. Думаю, короче, про быков заливают.
  Вот, значит, откуда взялась мара под окнами. Значит, у боярина помимо собственной стремности, была еще и стремнейшая армия. Вот здорово!
  - Ну и Ивас решил, что и после смерти всего можно достигнуть, если прилежно учиться. Нашел себе призрака и попытался его приручить. Выдрессировать, короче! Нет, ну я не могу!
  Кристина прямо сложилась пополам от смеха, а Ивас стал ехать еще медленнее.
  - Русские есть очень жестокая нация, - изрек он, когда Кристина отсмеялась.
  - Ага! Так вот, призрак, естественно, его не слушается. Зато таскается за ним везде. И призраку плохо, второй раз с собой Ивас не покончит, на такое грантов уже не полагается, и Ивасу не сладко.
  - Последнее время мой призрак считать остроумным не давать мне спать, - пояснил Ивас. Кажется, он уже почти и не обижался, ну или был настолько сумасшедшим ученым, что все был готов простить ради шанса прочитать лекцию.
  - Призраки и такое умеют? - обалдел Сережа.
  - Безусловно. Насылать кошмары. Сегодня, например, я смотрел, как попасть в школу первого сентября, взять слишком много учебников и мой рюкзачок порваться, - сказал Ивас.
  - И чего, это кошмар?
  Кристина двинула Станю локтем и опрокинула его картошку, усыпав ею весь салон.
  - Русские есть очень неопрятные!
  - Ивас, короче, после кошмара стал опять патриотом! Целый вечер рассказывает, какие русские плохие. Странно было слышать, как легко вампиры заменяли в речи вечером день. И вообще странно было их слушать. Дожевав все, что в приступе звериного аппетита было засунуто в рот, Сережа спросил:
  - Слышишь, Ивас, а как ты думаешь избавляться от призрака? Ну так, хотя бы на перспективу?
  - Покорить! - ответил Ивас гордо. Не хватало еще только латвийского гимна и реющего у него на капоте флага.
  - А что случается с людьми, у которых призраки? - поинтересовался Станя. Люди, у которых призраки - это было покруче людей, у которых прыщи там или даже метастазы. Кристина выразительно чиркнула себя ладошкой по горлу.
  - Отцепить призрака - долгий и дорогой обряд, - сказал Ивас. - Я лично не знаю ни одного мастера на всю Прибалтику, который бы взялся за такую задачу.
  - Да мы все знаем, что ты необщительный!
  - Кристина!
  - Да ладно, на самом деле, я его люблю. Он смешной и с ним хорошо работать, не то, что с некоторыми.
  Триин неожиданно подала голос, и оказалось, что она спрашивает, как мальчики себя чувствуют, если только переводу Иваса можно было верить.
  - Ну, так.
  - Ну, норм.
  - Ну и хорошо.
  Алтуфьевское кладбище оказалось далековато, у самого МКАДа, Сережа успел не только доесть все, но и подремать немного по дороге. В темноте ничего не было особенно видно, кроме рядом деревьев, заброшенных гаражей и не менее заброшенного овражка, где, может быть, когда-то текла река. Но стоило Сереже выйти из машины, как он чуть не навернулся, споткнувшись об шишку. Вся земля была усеяна шишками, и Сережа понял, что тут же скакнул обратно в машину и забился внутрь, поджав под себя ноги. Шишки, шишки, много шишек, очень плохих шишек, очень плохие воспоминания.
  - Ты чего, брат?
  - Сережа?
  Позвала его даже Триин, мелодично растягивая обе 'е' и смягчая 'эр'. И только Ивас сказал:
  - А я же вам говорить, что он догадаться!
  Сережа забился поглубже в машину, раздавил Станин стакан из-под колы, и темная лужица зашипела, потекла вниз по сиденью. А так мерзкому латышу и его машинище и надо!
  - Чего-чего-чего? - спрашивал Станя снаружи. - Кто о чем догадался?
  - Блин, да такая разница, - судя по голосу, Кристина не смеялась, за что ей спасибо, конечно, но и не спешила везти Сережу обратно домой и извиняться.
  Сережа завопил из машины:
  - Стань, это лес маньяков!
  И захлопнул за собой дверцу. Пусть попробуют его теперь вытащить. Но Сережа очень недооценил вампирские возможности. Машина пошатнулась, а потом поднялась в воздух, и Сережа не сразу понял, что это сделала Кристина. Кристинка, веселая, смешливая, веснушчатая мертвая девчонка подняла 'Пежо' и потащила куда-то. Ну не очень далеко, что не могло не радовать. Кристина поставил машину прямо над указателем, надпись на котором возвещала, что это был Бабушкинский участок ритуального обслуживания Алтуфьевского кладбища. Прочел это Сережа не потому, что вдруг стал видеть в темноте, а потому, что луна вышла.
  Кристина постучала в стекло:
  - Вылезай, Сережка!
  И еще добавила что-то странное:
  - Если вы в своей квартире, встаньте на пол, три-четыре! Бег на месте общеукрепляющий!
  Стихи что ли читала? Сережа нехотя вылез из машины, снова наступил на шишку, чуть не взвыл со злости. Почему вампиры так любили всякие жуткие испытания? Надо поговорить будет с Реджиком и объяснить ему, что Сережа не этим делам, и лучше работается ему, когда все спокойно, а не когда все треш.
  - И ради чего это надо было тащиться на кладбище у леса маньяков? - пробурчал Сережа.
  - Это наиболее подходящее вам кладбище по уровню активности поля на сегодняшний момент, поверить, Сережа.
  И почему ботану Ивасу, который не мог выдрессировать призрака и нормально выучить русский, надо было еще и верить? Кристина сказала:
  - Ну, Сереж, ну извини. Я, правда, думала, что ты не запомнил место. Зачем было тебя лишний раз расстраивать?
  - Действительно, - промычал Станя. И Сережа его отлично понимал. Как же было тяжело быть единственными людьми в компании и еще и по совместительству единственными, кто ничего вообще не понимал.
  Кристина подергала Сережу за полу куртки:
  - Обижаешься? Не обижайся.
  - Нет времени обижаться, есть время работать, - кашлянул Ивас. - Не только либералы знать, что на сегодня это идеальное кладбище.
  - Так это реальная тема? - спросил Сережа. Как бы ни хотелось ему оскорбляться и дальше, но любопытство опять пересилило гордость. - Кладбища меняются?
  - Полевая активность зависит от множества факторов: атмосферного давления, фазы...
  - Полевая? Блин! Ивас, полевая - это типа на лугу и на полянке! С цветочками и травами! - рассмеялся Сережа. И тогда Ивас отмочил номер: поправил очки и сказал очень неуверенно:
  - Баран.
  - М, молодец какой. Быстро учится!
  - Завали, Стань.
  Триин тем временем ушла далеко вперед, в лунном свете копна ее одуванчиковых волос казалась еще белее, чем была, а соседние надгробия - еще темнее. И Сережа двинул следом, уже не отвлекаясь на шишки, страхи и прочие мелочи. Он слышал, как за его спиной Кристина что-то сказала Стане, и оба они засмеялись, но Сережа даже не обиделся. Не терпелось попробовать почувствовать мертвых, как Триин учила в прошлый раз, пусть даже для этого снова пришлось бы задыхаться и барахтаться в воображаемой могильной земле. Когда Тринн обернулась, Сережа уже практически был готов к путешествию, блин, к центру земли. И каким же было его разочарование, когда семенивший рядом Ивас перевел вопрос Триин. Она спрашивала, как Сережа делает ритуальный круг.
  - Ну как делаю. Обычно делаю. Как все делают.
  Триин попросила показать. Вот скукотища. Сережа достал ножик, который про себя нежно называл Квакушей, и стал чертить на грязи линию, и почти тут же Триин треснула его по ладони.
  - Эй.
  Ну, нет, так нет. Триин разразилась прочувствованной речью, Ивас переводил так торжественно, как будто был не на кладбище, а на торжественном приеме у президента.
  - Первое правило: не увеличивай ритуальный круг без причины. Чем больше его диаметр, тем сложнее его держать. Второе правильно: рисуй круг максимально близко к могиле, с которой работаешь, оптимально - прямо на ней. Третье: не используй острие ножа, рисуй круг рукоятью, так ты предохранишь жертву от лишней инфекции.
  - Слышал, блин, козлина? - прокомментировал Станя.
  - И самое главное: никогда не проливай кровь вне ритуального круга. Это в равной степени касается крови мастера, сосуда и даже жертвы. На все виды найдутся свои любители. Пуская кровь вне пределов круга, ты рискуешь приманить практически всех активных мертвецов и кадавров кладбища. Пример.
  - Чего? Мне пример привести? - переспросил Сережа. Половину монолога он прослушал, любовно вытирая Квакушу специально для него купленными влажными салфетками. Наверное, Квакуша был даже лучше любых домашних животных, его не надо было выгуливать, кормить можно было бесплатной кровью, а не дорогим кормом, и даже с придумыванием ему имени париться не пришлось.
  Триин покачала головой, и вытащила из кармана что-то, больше всего напоминавшее пилочку для ногтей. Просто не верилось, что это может быть ритуальный нож такого крутого рейзэра. Может, его звали 'Все женщины такие женщины, а что я мог поделать?'. Сережа собрался было рассказать шутку Стане и поржать, но глазищи Триин, большие, прозрачные, навыкате, как у рыбины, вдруг блеснули в темноте, и Сережа захлопнул рот, так ничего не сказав. Кажется, даже язык прикусил. Вот блин.
  - Смотрите, - пояснил Ивас. - Это сейчас будет пример.
  Триин полоснула по ладони своей ритуальной пилочкой для ногтей, и Сережа даже не ожидал, что кровь выступит так быстро и так обильно. Ничего себе пилочка, ничего себе острота. Триин помахивала запястьем, и капельки крови падали повсюду: на могилы, на надгробия, на дорожку. Сережа уже решил спросить, ну и чего это за пример, как вдруг почувствовал, чего. Все вокруг зашевелилось. Шевелилась земля под ногами, едва заметно вибрировали надгробия, на могилах вздымались фонтанчики земли. Кладбище, нет, не ожило, конечно, но пришло в движение. Кладбище действительно можно было приманить, оказывается. На живца. Триин сделала пару шагов назад, и все, что задвигалось, устремилось за ней.
  - Видите? Понимаете? - спросил Ивас.
  Сережа сглотнул и кивнул. Зрелище было завораживающее. И тут из ближайшей могилы вырвалась ссохшаяся рука, стала загребать воздух пальцами. И тогда Триин выкрикнула одно единственное слово, коротко и совсем не певучее, и Сережа и без перевода знал, что она сказала. Лежать. Одним словом Триин упокоила кладбище, которое только что чуть сама же и не разупокоила. Ну, не полностью, как Раевское или Перловское или все остальные, но почти. Ну и крута же она была.
  Станя присвистнул и вдруг выпалил:
  - Слышишь, Ивас, а ты можешь спросить у тетки, она вообще крутая?
  - О-очень, - ответила вдруг Триин. Все, кроме нее, заржали, и вообще было бы очень мило, если бы Сережа вдруг явственно не ощутил, что рядом появились вампиры. Понял так же, как он понимал, что идет дождь, когда на нос падали первые капли, или что хочется есть, когда подводило живот. Простое и понятное чувство. Вампиры были очень старые, не такие, как Реджик, конечно, но тоже не свеженькие. Ну, или их было очень много. Одно не лучше другого.
  - Мама! - пискнул Сережа, и почти сразу же услышал шум мотора.
  - Отчаливаем! Сваливаем! Алло, народ!
  - Не успеем, - сказала Кристина, поводя плечами. Радовалась драке, что ли? Триин что-то говорила Ивасу, да так быстро, что ее речь превратилась в сплошное пощелкивание, уже даже не птичье, а какое-то механическое.
  - А чего-чего-чего вообще творится?
  На всякий случай Сережа перехватил Квакушу поудобнее и подошел поближе к Стане, и зашептал:
  - Вампы! Едут сюда! Куча вампов! Или пара очень старых и стремных!
  И только сказав все это вслух, Сережа понял, насколько боится на самом деле. Мысль о том, что ему вот-вот предстояло встретиться с вампиром после наступления темноты, да еще и на кладбище, вызывала непреодолимую дрожь в коленях и желание убежать в лес с криками. Станя дернул Сережу за воротник:
  - Брат, без паники. Кристина только что 'Пежо' на руках носила, как младенца. Думаешь, мы не справимся?
  И еще один радуется драке! Одни бараны кругом! Ивас, впрочем, выглядел испуганно, но Сережу и он не обрадовал. Их вампирам-то полагалось быть крутыми и защитниками, а не трусить вместе с людьми.
  - Станька прав, - сказала Кристина. - Без паники. Ивас заботанит их так, чтобы они нас не видели и не слышали. А мы посмотрим, кто еще приперся на идеальное кладбище сегодня и зачем.
  - Чего, реально, что ли?
  - Ивас, ты такое можешь?
  Ивас кивнул.
  - Думать, что да.
  Думать он! Ну все, им всем крышка. Ивас путал слова и нервничал, да разве же он мог заботанить толпу вампиров или одного-двух, но крутых и старых? Шум мотора стал ближе, и совсем скоро Станя увидел, как с трассы съезжает машина с полицейской мигалкой. Ничего себе! Сережа был уверен, что именно в ней и сидели вампы, чувствовал так же отчетливо, как и то, что в доблестной полиции теперь он уверен не будет никогда.
  - Есть, - сказал Ивас. В темноте было видно, как поблескивая, стекают у него по вискам ручейки пота. И потеть, оказывается, вампиры умеют.
  - Чего, реально, есть?
  - Да успокойся уже, Станька. Если тебе так страшно, можешь в машине посидеть, - сказала Кристина.
  - Я могу!
  - Нет, Сережка, ты стой тут. Ты нам можешь понадобиться.
  - Я, конечно, все сделать идеально, - сообщил Ивас, - но просто на всякий случай просить вас не говорить слишком громко и не делать лишних движений.
  Сережа замер, руки по швам, и еще и дышать попытался потише. Машина притормозила, из нее начали выгружаться: один полицейский, два, нет, три вампира, все старые, старше Кристины уж точно, и еще один человек, мужчина средних лет, среднего роста и среднего достатка, если судить по его пуховику и шапке. Самый обычный человек, какими полнились метро и автобусы, и смотреть на него, шагающего на идеальное кладбище вслед за вампирами, было странно и как-то даже неприятно.
  - Там же люди, - зашептал Сережа, и тут же Кристина с Ивасом на него зашикали. Триин стояла чуть поодаль, скрестив руки на груди, и кажется, не то, что не боялась, а вообще скучала.
  - Там фашики, - еле двигая губами, произнесла Кристина. И верхние клыки у нее стукнулись о нижние. Фашики - нелегальная партия, больные и безумные, если верить Лапше. Сережа поежился. Кристина продолжила ликбез: - Вон тот, повыше, с бородой, это Аркадий Кречетников, знатный ботан, просто чудо, что Ивас его успел сделать.
  Хорошо, что Ивас ее не услышал или сделал вид, что.
  - Короче, у него наверное самая мыльная история из всех вампов Москвы.
  - Какая-какая? Мыльная?
  - Да тихо ты, Станька, Ивас же сказал не шуметь! Короче, у него был драгоценный брат, Савва, они там были купцы или кто, богачи и все такое, семейный бизнес, все дела. Ну и Савва этот погиб как-то по дурному, карета или повозка или что-то такое, опрокинулась, он истек кровью, на какую-то фигню напоровшись. Ну и Аркадий нашел рейзэра, отдал ему все свои бабки, чтобы тот поднял брата вампиром, а сам покончил с собой и тоже, значит, заделался нежитью. Только одного не учел, что братец его ничего подобного не хотел. Короче, Савва один из первых бычар у консерв теперь, а Аркадий - у фашиков уважаемый ботан.
  - Консерв?
  - Тихо, Станька! Консервы значит консерваторы. Второго не знаю, но стопудово он бык. А третий, который в лажовом пальто, видите, последний ползет - из доверенного круга вождя. Садист! Гад падлючий! Таких дел наворотил в две тыщи пятом! Как же его? Я же его видела пару раз. И даже ловить помогала. Короче, у него прозвище какое-то такое дурацкое...
  - Хвост, - подсказал Ивас, - потому что он махать хвостом у всех перед носами.
  - А ты не отвлекайся, ботань!
  Станя потряс головой:
  - Чего, они реально нас не видят? Прятаться точно не надо?
  Сережа вот сомневался тоже. Фашики упорно шли к кладбищу, фактически повторяя маршрут хороших вампиров, крутого рейзэра и Стани с Сережей. Когда вампы оказались на таком близком расстоянии, что можно было рассмотреть пуговицы на пальто Хвоста, усталость в глазах у Аркадия и удивительное ничего на лице безымянного быка, Сережа не выдержал:
  - Ну, я не знаю, блин, давайте спрячемся все-таки?
  Просто стоять и смотреть, как приближаются самые злые и психованные вампы Москвы, было невыносимо. За спиной Сережа вдруг различил какое-то движение, уже был готов заорать и побежать, наверняка, это были фашистские подкрепления, но оказалось, что это Станя придвинулся поближе и положил руку Сереже на голову и похлопал. Обычно Станя так успокаивал Алинку, не сказать, что на Сережу тоже подействовало, но стало как-то полегче все-таки.
  Полицейский, который непонятно как оказался в этой компании и непонятно, что там делал, несся вперед резво и ровно, чуть ли не бегом, демонстрируя, видимо, мощь России, пока Хвост не бросил ему в спину короткое:
  - Больше не нужен.
  Аркадий Кречетников сделал какое-то странное движение, вроде как притопнул, как будто собираясь танцевать старинные русские танцы, еще бы на гуслях ему поиграть и водки хряпнуть. Впрочем, Аркадий остался на месте, а у полицейского вдруг заплелись ноги, он замер, стал оглядываться, явно не понимая, где он. Сережа не видел особо много заботаненных вампирами, но подозревал, что бедный полицейский - один из таких. Усы у него подрагивали, фуражка форменная свалилась, а за пистолетом он лез так медленно, что будь у вампиров пушки, его б уже раз пять застрелили. Но вампирам пушки не были нужны. Аркадий взмахнул рукой, а вернее рукавом своей странной одежки, тулупа или кафтана, прямо как Царевна-лягушка из сказки. Но не появилось ни озера с лебедями, ни вообще чего бы то ни было хорошего, только бедный полицейский хлопнулся в кладбищенскую грязь. Безымянный бык остался держать за локоть обычного человека, Аркадий тоже стоял рядом, и как Сереже показалось, принюхивался, а вот Хвост двинул к полицейскому. Полы его пальто хлопали по ветру, как крылья птицы, ну не умели, не умели вампиры выбирать одежду по размеру и по сезону одновременно.
  - Блин, - прошелестела Кристина, оглядываясь на Триин. - Кровь он что ли чует?
  Какую еще кровь? А ну да, у Триин же был порез. Сережа тоже попытался оглянуться, но Станя его не пустил. Зашептал:
  - Не дергайся. А то вампы засекут. Не шевелись вообще.
  Полицейский вдруг заорал, коротко, пронзительно, без слов, и стал на локтях отползать подальше.
  - Мы не будем его спасать, нет? - спросил Сережа. - Даже не попытаемся?
  Никто не ответил, а Хвост неожиданно метнулся вперед, бросился на полицейского так быстро, как не снилось ягуарам и кугуарам и прочим зверским хищникам из школьного курса биологии. Так же быстро двинулась Кристина, так же неуловимо; мгновенье назад она стояла на приличном расстоянии, а вот уже закрывала Сереже глаза ладонью. Судя по тому, как вздрогнул Станя, ему тоже, только, конечно, другой рукой. Сережа чуть было не засмеялся от нервов и страха, от ужаса и отчаянья, но тут услышал кое-что, что отбило ему желание смеяться на долгое, долгое время. Крики оборвались влажным, чавкающим звуком, с каким что-то от чего могло только отрываться. Плоть от плоти.
  Кристина все еще закрывала Сереже глаза, шептала не смотреть и не слушать, а для верности Сережа еще и рот себе зажал ладонью. Не орать, только не орать, ну пожалуйста, не орать, иначе ты следующий. Станя закашлялся, то ли подсматривал, то ли ему и звуков хватило, чтобы стало плохо. Сереже вот хватило. Хотелось свернуться в клубочек, сложиться пополам и в таком вот виде нырнуть в машину Иваса, и никогда больше ничего вампирского не видеть и не слышать. Какими же нужно быть психами, чтобы заботанить полицейского, похитить его, привезти на кладбище и что-то жизненно важное ему оторвать?
  Совсем рядом кто-то прошел, Сережа не рванулся прочь только потому, что Станя и Кристина его удержали. А потом Кристина убрала руку, и Сережа увидел, как бык отконвоировал обычного человека к тому месту, где Хвост разделался с полицейским, и заставил опуститься на колени.
  - Пей, - сказал Хвост, и Ивас вдруг стал очень сердито и быстро шептать что-то на своем родном латышском.
  - Что?!
  - Чего случилось?
  - Чего-чего-чего?
  Даже Триин проявила интерес к ситуации, тоже спросила что-то, видимо, примерно дублирующее вопросы остальных.
  - Это есть тот человек-маньяк, который обижать Сережу неделю назад. Я узнать! Я же его сам сопровождать в полицию. А теперь фашисты его красть!
  Ну тут Сережа и не выдержал, у него сдали нервы и чувство равновесия, и он плюхнулся на землю. Не потерял сознание, но просто сел. Присел, значит, отдохнуть.
  - Сволочи! Гады! Вот гады падлючие, опять они за свое! - зашипела Кристина.
  - Опять?
  - Станька, фашики больные, реально больные. Пару лет назад у них было модно красть из тюрем самых лютых маньков и убийц и делать из них вампиров. Пополняли свои ряды. Хвост сам из таких, кстати, он совсем еще свежий. Вот, видать, решили, что ваш маньяк тоже достойный.
  Сережа сидел на земле и смотрел, как человек, чуть больше недели назад упаковавший его в гроб, стоял на коленях рядом с тем, что осталось от полицейского. К останкам старался не приглядываться, но не заметить, что телу теперь не хватает головы, нельзя было. Сережа пытался узнать, который это из двух мужчин, тот, что грозился пистолетом, или тот, который все знал, но ничего знакомого в склонившемся над трупом лице не видел. И ничего человеческого тоже. А, может, дело было в близорукости. Очки-то Сережа больше не носил из принципа, даже на самые опасные мероприятия.
  Ивас вдруг вздрогнул:
  - А где Аркадий?
  А реально, где? Хвост стоял над телом, фашисткий бык - над человеком, тот лизал кровищу, судя по звукам. А вот любящего брата и жуткого вампира Аркадия Кречетникова нигде не было видно.
  - Кро-овь, - прошептала Триин, и сейчас Сереже ее акцент показался совершенно не смешным.
  - Блин, пацаны, извините, сейчас будет что-то, что вам не понравится, - сказала Кристина. Кажется, она не особенно боялась, но смущалась сильно. Триин протянула ей ладонь, и Кристина изогнулась, стала слизывать капельки крови, осторожно и медленно, как девчонки обычно ели мороженое. Блин.
  - Блин, - откликнулся эхом Сережиных мыслей Станя. - Офигеть теперь. Тут вообще-то маньяк лакает кровищу из мента с оторванной башкой. Крист, не стесняйся.
  Ивас счел своим долгом прояснить ситуацию.
  - Дело в том, что Кристине пришлось поступить подобным образом, потому что кровь рейзэра учуять еще проще, чем кровь человека. А кроме того, - лицо у него вдруг исказилось, он сглотнул и продолжил еще тише: - а кроме того, я еще слишком маленький вампир, чтобы удержаться и не причинить Триин вреда. Никто, кроме Кристины сейчас не сможет нам помочь. Как только кровь перестанет течь, мы пойдем к машине. Тихо и медленно. И уезжа...
  Ивас осекся на полуслове, такого за педантичным латышом не водилось, и Сережа стал оглядываться. Что-то должно было Иваса напугать. И Сережа нашел это что-то очень быстро, этим оказался Аркадий Кречетников, сидевший на надгробии буквально в паре шагов. Интересно, долго он там торчал?
  - Кровушкою пахнет, - сказал он, и боярский русский в его исполнении совсем не казался смешным. Страшным казался. - Чую, чую труповода.
  - Есть подозрение, что нас заметили, - еще успел произнести Сережа, а потом началась битва. Настоящая битва, как в книжках и кино.
  Ивас и Аркадий уставились друг на друга, замерли и взгляда уже не отводили. Кристина и фашистский бык понеслись навстречу с такой скоростью, какой могли бы позавидовать любые гоночные автомобили, и разбрызгивая столько земли, сколько не снилось ни одному внедорожнику. В последний момент Кристина подалась в сторону едва уловимым движением и перекинула быка через плечо, тот пролетел так много, что Сережа даже не успел за ним уследить, и судя по хрусту, снес пару надгробий, а может и деревьев.
  Триин снова полоснула по своему порезу, брызнула кровью на Хвоста, который был уже совсем близко, Сережа уже не только пуговицы на его пальто различал, а и щетину на его синеватом лице и опухшие синеватые веки. Как умер небритым и похмельным, так и остался, наверное. Хвост замер на месте, как будто налетел на невидимую стену из пары капелек крови рейзэра. Ноги у него ушли в землю по щиколотку, и тогда Сережа понял, что Триин делала.
  Укладывала вампира. Она что-то выкрикивала, и Сережа почти понимал, почти, что мертвое к мертвому, живое - к живому, уходи в землю...
  - Братан, очухайся, - рявкнул Станя, оттаскивая Сережу от застывшего вампира. Оказывается, Сережа и сам не заметил, как подобрался поближе, наверное, хотел рассмотреть детали процесса.
  - Там латыша делают, а твой маньяк улепетывает!
  Человек в курточке бежал к вампирской машине с полицейской мигалкой, наверное, бежал изо всех сил, но после того, как Сережа видел движения вампиров, казалось, что человек плетется прогулочным шагом. А Ивас оседал на землю, тоже очень медленно, как будто отвоевывал у Аркадия каждый сантиметр. А может так оно и было.
  - Блин, треш какой, я не мстительный и воевать с фашистами не хочу, - прошептал Сережа. Конечно, можно было уже говорить в полный голос, но смелости все равно не хватало.
  - Согласен, брат.
  Станя дернул Сережу за воротник, потащил к машине Иваса.
  - Мы ж водить не умеем!
  - Молодцы мы!
  Надо было сбежать и сбежать любой ценой. Мимо вдруг пролетел кто-то из вампиров, Сережа так и не рассмотрел, фашистский бык или Кристина, потому что тело пронеслось так высоко и быстро, как будто реально было пулей.
  - Пригнись, баран!
  Но это Сережу не спасло. Прямо по курсу, как будто из под земли вырос Аркадий, Сережа чуть ли не врезался в него. Станя отпрянул, почти сумел убежать, но вдруг тоже замер, как и Сережа. Что он увидел, Сережа не знал, а сам он вдруг снова оказался в сосновом гробу. Конечно, так не могло быть, не по-настоящему, не правда, фокусы ботанские, вампирские, но какие же хорошие фокусы. Сережа задыхался, и не мог пошевелиться, потому что гроб был узкий, а на запястьях - наручники.
  - Ой, нет, ой нет, ой нет, - твердил Станя рядом, а Сережа даже сказать ничего не мог в поддержку. Воздуха было слишком мало, и воздух в последний момент мог бы закончиться.
  - Реально, нет.
  Это уже точно был не Станя, Сережа не сразу узнал голос Кристины, с таким трудом она произносила слова. А потом кто-то, хорошо бы, если Кристина, а не Аркадий, рванул Сережу с места и потащил. Рядом мелькали мартенсы, в их начищенных носках отражалась луна, и Сережа обрадовался, что Станя рядом даже в такой момент. Тут на Сережу упали чьи-то очки, машинально Сережа поймал их, отлично понимая, что значит такая потеря при плохом зрении. Очки были Иваса, а подняв голову, Сережа увидел и самого Иваса, который болтался тряпочкой у Кристины на плече. Станю и самого Сережу она волокла волоком, и со всем справлялась очень быстро, по-вампирски быстро, так, что мир вокруг превратился в смазанное, быстро удаляющееся пятно.
  Интересно, а Триин Кристина не забыла?
  Как оказалось, не забыла. Триин уже была за рулем 'Пежо', и подогнала машину как нельзя вовремя. Кристина забросила на заднее сидение Иваса, потом Станю с Сережей, и все это произошло так быстро, что даже не верилось, что такое бывает. Сережа еще успел различить, как Кристина оскалилась, выдохнула 'Сейчас я!' и захлопнула дверцу машины. Вперед она не села, но Триин все равно ударила по газам.
  - Эй! Алло! Стойте!
  - Кристина! Кристина!
  Станя и Сережа прилипли к окну, стараясь высмотреть Кристину и врагов среди рядов надгробий и шеренг деревьев. Врагов не было видно, зато мелькала вражеская машина, и за ней неслось что-то светлое, быстрое, как комета. Как вампир. Только когда светлый промельк врезался в машину, Сережа сообразил, что это была Кристина. Она ухватилась за багажник, тряхнула, полицейская мигалка съехала и укатилась куда-то к шишкам, а потом туда же выкатился и маньяк. Последнего Кристина закинула сначала на плечо, а через мгновение уже и в багажник 'Пежо'. Сережа не понимал, как ему удается рассмотреть все эти события, потому что шли они быстрее, чем если перематывать фильм на самой большой скорости.
  Хлопнула дверь, Кристина плюхнулась на переднее сидение, и 'Пежо' рванул с места. Если верить спидометру, Триин выжимала сто двадцать, яростно петляя между деревьями, но после Кристининых подвигов казалось, что машина плетется на любимой скорости Иваса.
  - Блин, - сказал Станя. Зубы у него стучали.
  - Треш, - подтвердил Сережа.
  - Все хорошо, пацаны. Мы победили.
  В темном салоне Сереже показалось сначала, что на лице у Кристины просто грязь, но потом он понял, что это была кровь, много кровищи.
  - Ты живая? - выпалил Сережа, прежде, чем понял, что ляпнул вообще.
  - Ага, щас, - засмеялась Кристина, но смех у нее довольно быстро перешел в какое-то жуткое бульканье.
  - Все путем, просто в легких застряла палка. Завтра пройдет.
  - Палка?
  - В легких?
  - Короче, проехали. Минус два фашика. Триин уложила Хвоста, аха-ха-ха-ха-а!
  - Ха-ха, - подтвердила Триин, и в голосе ее, кажется, звучало сдержанное прибалтийское торжество. Вот ведь воинственные женщины!
  - А маньяк тебе зачем?
  - А что с Ивасом, Крист?
  - Маньяка я верну обратно ментам, я же законопослушная либералка. Оказываю помощь в задержании беглого преступника, зарабатываю себе шанс получить-таки паспорт и гражданство.
  Сережа заморгал, просто отказываясь понимать, что происходит. Каким же это надо быть патриотом, чтобы ради гражданства перетерпеть даже палку, проткнувшую легкие?
  - А Ивас очуняет. Аркадий его переботанил просто. Ну и сам он перестарался. Блин, Аркадий этот, конечно, реальный пацан. Жалко, что Триин не могла бы уложить двоих, тогда у нас не осталось бы свидетелей и проблем.
  С каждый словом в горле у Кристины булькало все тише, кажется, палка в легких ей на самом деле не мешала. Сережа машинально протер очки Иваса краешком свитера, водрузил их ему на нос, а обнаружив, что латышский зануда почивает в лужи колы, отодвинул его подальше. Было как-то ужасно жалко его. Ну, или так проявлялась мужская солидарность и протест против офигевших амазонок.
  Станя тоже молчал, видимо, снова и снова прокручивая в голове пережитое. Очень хотелось спросить, что же его заставил почувствовать Аркадий, но Сережа не решился. Триин что-то напевала себе под нос, МКАД несся перед глазами, Кристина тихонько побулькивала, все были счастливы, кроме Сережи и Стани.
  - Ты вообще веришь, братан, что мы выжили? - зашептал Сережа.
  - Молодцы мы. Нет, не верю.
  Если это и был прилив адреналина, за которым полагалось гоняться настоящим мужчинам, то Сережа его с удовольствием уступил бы женщинам, причем любым женщинам, живым или мертвым. Потому что и те и другие справлялись куда как лучше.
  - Дамы, - наконец решился спросить Сережа, - а вы вообще-вообще не испугались?
  Кристина засмеялась и забулькала, Триин перестала напевать.
  - Сереж, без обид, ты с нами меньше месяца, а мы ну живем и умираем во всем этом. Ты же не боишься ходить в свою школу? - сказала Кристина. - Или тебе было бы легче, если бы мы рыдали, обмахивались кружевными платочками и падали в обморок, как Ивас, а вас в это время бы сожрали?
  - Ивас кружевным платочком не обмахивался, - пробурчал Сережа. Кристина была кругом права, конечно, но радостнее от ее правоты не становилось. Да и не могло стать, когда маячила перспектива прожить всю жизнь среди полицейских без головы, вампиров, сектантов, готовящихся стать вампирами и всего прочего.
  - Пацаны, и еще раз без обид, но мы вас подкинем до метро, а не до дома. Надо ж везти маньяка обратно в ментовку.
  Станя кивнул, Сережа тоже. Обоим хотелось побыстрее свалить из вампирской машины, подальше от вампирских дел и вампирских ценностей, так что действительно, без обид. Спускаясь вниз, в разверстую пасть станции 'Алтуфьево', Сережа вдруг понял, что совершенно не боится пустых переходов, темных улиц, даже комендантского часа. Наверное, был у его организма какой-то предел, сверх которого копить страхи было нельзя, а то настал бы страшный шок. А может просто устал бояться.
  Не было никаких эмоций от пустой платформы, пустого вагона, не хотелось играть в 'Зомби или нарик', когда на 'Бибирево' в вагон начали заходить люди и, возможно, не люди. И у людей и не людей проблем хватало, вот, пожалуй, единственное, что Сережа усвоил наверняка за недели своего бестолкового фриковства, и никто из них не жаждал в первую очередь закусить Сережей Авериным, если только, конечно, не был боярином Мстиславом. Даже пересесть с 'Цветного бульвара' на 'Трубную' оказалось не так уж волнительно, как в прошлые разы, несмотря на то, что сегодня Сережа услышал, как вампир откручивает человеку голову. Хорошо хоть, что не увидел.
  - Знаешь, что тупо? - спросил Станя, отмолчавшись наконец. - Что мы даже не попытались достать оружие. А ты к Гордееву пойдешь?
  Действительно, травматы, которым они так радовались в Ховринке, сегодня пролежали в сумках и бездействии. Сережа только сейчас вообще о своем вспомнил. Как и о приглашении Гордеева.
  - Ну, есть подозрение, что да. Наверху маме позвоню, если пустит - то да. Надо перетереть по поводу Катюши.
  - Ну, удачи.
  Станя замолчал снова и не открывал рот до того самого момента, пока не собрался отчаливать на свою Суздальскую.
  - Брат, ты обижаешься? - спросил Сережа Станину спину.
  - Нет, завали, - ответила спина. Станя не обернулся ни разу, пока не скрылся из виду. Ну и что еще оставалось Сереже делать, кроме как пойти ночевать к Гордееву? Мама согласилась не сразу, пришлось даже дважды ей перезванивать, потому что сначала она категорично отказала, а потом, видимо, поговорила с отцом и смягчилась. Ну или вспомнила, что Гордеев все равно лучше, чем Станя, которого мама считала сосредоточием мирового зла. Видела бы она Хвоста или Аркадия Кречетникова.
  Только недавно Сережа стал замечать, как много всего защищало квартиру эксперта Гордеева. У него были какие-то бубенцы над дверью снаружи, под ковриком лежали монетки, а в коридоре на вешалке, под слабым прикрытием одинокой куртки эксперта, висела баночка, полная зубов. Странно, но Сережа это все сначала почувствовал, а потом уже смог увидеть. Понял, что бубенцы - это вроде как сигнализация, монетки - чтобы какие-то виды фриков вообще не могли переступить порог, а баночка, полная зубов, была оружием. Каким именно, Сережа уже не знал, но опасным - наверняка. Но сегодня ничего не работало, бубенцы были просто маленькими кусочками жести на красной ленте, монетки - баблом, а зубы - ну, чьими-то зубами. Все ослабло, потому что Гордеев ослаб, и понятно было, что он испугался. Любой бы испугался, если бы его дом перестал быть его крепостью в прямом смысле слова.
  - Здорово, эксперт. Как оно?
  - Неважнецки, - сказал Гордеев. В коридоре пахло Женькиными духами, наверное, ушла она совсем недавно, и хорошо, если эксперт ее проводил, а не отправил одну.
  - Ксюта не хочет мирится. И трубку не берет. И не отвечает на сообщения. А у тебя?
  - А я видел мента без башки! - выдохнул Сережа. Сам не ожидал, что начнет такое эксперту рассказывать, но почему-то начал же.
  - И что тут удивительного? Я таких каждый день вижу.
  - Нет, по настоящему без.
  Питекантропская челюсть эксперта поехала вперед, выражая крайнюю степень удивления:
  - В каком смысле?
  - Фашики ему голову оторвали. А девушка, которая мне нравится, Кристина, подняла сегодня у меня на глазах две машины, в одной из которых был я сам. И еще я видел, как она пьет кровь. Именно пьет, не жрет, но мне хватило.
  Гордеев задумался, а потом изрек:
  - У тебя стресс.
  - И еще Станя обиделся. Ты не мог бы и его пригласить?
  - Не мог бы. Он меня ненавидит.
  - Ясно. Есть чего поесть?
  Сережа закончил исследование своей куртки на предмет наличия пятен крови, земли или чего-нибудь магического, что могло бы его выдать перед родителями. Но сегодня ему повезло, то ли Кристина так удачно тащила его, что миновала все лужи, то ли уже стало подмораживать так сильно, что можно было без тени сомнений валяться по земле.
  - Батон, 'Нутелла', молочко.
  - И все?
  В кухне у Гордеева был такой погром, как будто там не Женька хозяйничала, а десять бухих овинников.
  - Евгения изволила готовить. Выжили только упомянутые мною, - сказал Гордеев, вытирая пятна кетчупа со стола. И как раньше Сережа мог думать, что кетчуп похож на кровь? Любой соус гораздо гуще, светлее, более химического цвета, и вообще... И вообще это была не та мысль, которую стоило думать перед ужином.
  - Молочко погрей, эксперт.
  - Не учи эксперта! И не заставляй меня комментировать твои пищевые пристрастия, которые выдают в тебе незрелую личность!
  - Давай еще ты мне скажи, что должны есть настоящие мужчины, - сказал Сережа, а потом еще и кинул в Гордеева пустой упаковкой из-под пельменей.
  - У тебя какие-то проблемы с настоящими мужчинами?
  - Ага. Я - не они, вот моя проблема. И еще что все треш.
  - Звучит, как все тлен.
  - Как-то так, питерский сноб.
  Сережа закрыл глаза, пытаясь убедить себя, что на сегодня страхи закончились, что до утра ничего ему не грозит, кроме как пережрать сладкого, но в голову лезла только одна картинка: как маньяк лакает кровищу из тела обезглавленного полицейского. Кем же надо таким быть, чтобы такое сделать? Он же не был голодным, мертвым и вообще никаких смягчающих вину обстоятельств. Он же знал всяких там ЛОРов, и у него была дочка, хотя, возможно, и нет, если он оказался бы вторым немногословным мужчиной. Ну, в любом случае, он же был человеком. Люди не едят людей! Это единственное правило, с которым в Москве все считались. До последнего времени.
  - О, смотри! Это же твоя Кристина!
  Гордеев прибавил звук на телевизоре. Как и все одинокие люди, он смотрел телик почти постоянно, причем не что-нибудь приличное, вроде канала 'MTV', а всякие новости. Возможно, в тайне он ценил даже сериалы про бандитов и оперов. В новостях действительно показывали Кристину, она улыбалась, демонстрируя всей стране свои дефектные симпатичные клычки, и рассказывала, что в ее поступке нет ничего выдающегося, потому что она сделала то, что и полагалось любому законопослушному гражданину ее страны. Вампиры, сказала Кристина напоследок, такие же жители России, как и любые другие, просто обладающие специфическими возможностями. Говорила она слишком ровно и гладко, наверное, какие-нибудь партийные деятели ей написали текст. Тем временем на экран вернулся диктор, рассказывая, что московский уголовный розыск благодарит Кристину Гусину, состоящую в либеральной партии вампиров России за помощь, оказанную в поимке особенно опасного преступника...
  Сережа выдернул у Гордеева пульт и вырубил телевизор.
  - Эй, вандал! Я хотел посмотреть!
  - А я хотел поесть. Тошнит уже от вампиров. А где Кисуля, кстати?
  - Не в настроении. И я скоро буду с ней солидарен.
  Сережа подтянул к себе неровно накромсанные экспертом ломти хлеба и стал мазать их 'Нутеллой'. Не хотелось говорить ни о чем, а только есть, спать и перестать наконец бояться. Но Сережа все-таки сказал:
  - Гордеев, понимаешь, есть закон такой. Нельзя смотреть телик на кухне, если ты моложе сорока. А ты моложе или я чего-то о тебе не знаю?
  - Пей свое теплое молочко, Питер ты Пен!
  - Кто?
  - Ты, короче! Нежелающий взрослеть.
  Все-таки было в Гордееве и кое-что нормальное. Как и все парни, расстроившись, Гордеев начинал нападать на тех, кто под руку подвернется. Хорошо, что он не был питерцем настолько, чтобы в плохом настроении читать стихи.
  - Слышишь, Гордеев, есть подозрение, что ты заколдовал моих вампиров.
  Моих вампиров. Дожились. Что это вообще такое? Сережа поспешил пояснить:
  - Иваса с Кристиной. Они тебя не помнят.
  - Такой вот я незаметный. Эксперт по...
  - Ладно тебе, колись. Или ты думаешь, что я побегу завтра рассказывать им про тебя всю правду?
  Гордеев зачем-то проверил окно, старое, доброе советское, а не евроокно, довернул шпингалет до упора, задернул шторы поплотнее.
  - Ну, ты головой подумай, Сереж. Ты поднял одного несчастного кота, и тебя уже наняли на работу против твоей воли. Если бы твой Реджинальд узнал, что я умею, думаешь, он бы оставил меня в покое? А так его миньоны просто забыли о том, что им посчастливилось познакомиться с таким экспертом по магии.
  - Эксперт, - подтвердила Кисуля из коридора своим хриплым странным голоском.
  - Как ты обозвал Иваса с Кристиной? - спросил Сережа откладывая бутерброд. - Тебе ввалить или сам извинишься?
  - Миньоны - это слуги, а не то, что ты подумал, варвар.
  - Варвар, - снова согласилась Кисуля, вкатываясь в кухню. Она знатно потеряла веса, по крайней мере, выглядела меньше, чем даже в первую встречу, уже не размерами с пекинеса, а с какого-нибудь худосочного шпица.
  - Привет, Кисуля.
  Меховой и зубастый шар взлетел Сереже на колени, зарычал, но явно от удовольствия.
  - Кисуля. Сережа. Сережа Аверин. Хороший.
  - Как ты можешь так нравиться всем девчонкам, мертвым и живым? - спросил Гордеев с завистью.
  Сережа запустил руки в Кисулин мех, и стало как-то спокойнее, страх отступил, и даже желания ввалить-таки Гордееву не возникало.
  - Кисулька, - рокотала Кисуля. - Скучала.
  - Как дела, Кисуля?
  - Плохо.
  Меховый шарик, кажется, даже стал еще меньше. Наверное, Кисуля худела от нервов, если, конечно, кусочки мертвых животных такое умели.
  - Сегодня мы все в пучинах отчаянья. Слушай, Сереж, что ты думаешь о Жене?
  - А мне еще и про нее надо думать? С ней-то что случилось?
  Сереже с головой хватило и вида Катюши, которой он до сих пор не придумал, как помочь.
  - Сережа с ней случился, - прохрипела Кисуля, перевернувшись у Сережи на коленях, и уставившись ему в лицо своими глазками-пуговками. В них явственно читалось осуждение и женская солидарность.
  - Чего? Вы о чем?
  - Забей, - сказал Гордеев.
  - Сережа тупит, - сказала Кисуля.
  - Да ну вас.
  Сережа стер остатками батона остатки 'Нутеллы', налипшие на край банки, и понял, что не просто устал, а устал смертельно.
  - Гордеев, когда ты ложишься спать?
  - Когда как. Когда спасаю Катюшу Устинову - то не слишком рано. Или ты думаешь, я тебя позвал в гости, чтобы ты отдыхал и скрашивал мое одиночество беседой?
  - Эксперт, - прохрипела Кисуля, - спасает Катюшу.
  - Да? И как?
  - Никак, - хрюкнула Кисуля. Все-таки даже то, что она была меховым зубастым шаром, не мешало ей быть остроумнее Гордеева.
  - Кисуля, а ты знаешь что-нибудь о призраках? - спросил Сережа.
  - Да. Кисуля знает. Призраки - как Кисуля, только без тела. Ищут человеческое тело. И едят. Им надо больше кушать.
  - А что едят?
  - Разное. Вкусное.
  - Полагаю, что поле, - это уже был Гордеев. - И полагаю, что ты меня недооцениваешь, Сережа, если думаешь, что я не догадался расспросить Кисулю сам.
  - Ну, извини. Так что едят призраки?
  Гордеев переглянулся с Кисулей, та хрюкнула, слегка подпрыгнув у Сережи на коленях. Кажется, это был ее аналог смеха.
  - Разное, вкусное, - повторила она.
  - Ну, в общем, как-то так.
  - Ну, в общем, ты баран, Гордеев.
  Тут Кисуля цапнула Сережу за палец. Преданный меховой шар. Сережа вскочил, и Кисуля скатилась у него с колен, запрыгала по полу, как мячик.
  - Больно! - прохрипела Кисуля.
  - Кому, тебе? Не гони! Блин, Гордеев, я тут пришел к тебе не затем, чтобы твоя злая шапка меня кусала, а ты грузил!
  Эксперт мыл посуду, делая вид, что он тут вообще не причем. Эксперт по притворству!
  - Да? А зачем же тогда пришел?
  - Затем, что дома у меня полный треш.
  - Твой папа запил? Твоя мама заболела? Твои родители разводятся? Вы разорились? У вас кто-то умер?
  - Нет, но...
  - Тогда это не треш, Сереж. Таких разбалованных людей, как ты, я никогда еще не видел, вообще не понимаю, как тебя такого земля носит.
  И тогда Сережа понял, что ему даже эксперт Гордеев завидует. Лапша, Станя, теперь еще и эксперт. Может, Катюша тоже подцепила призрака от зависти? Сережа потряс головой:
  - Все, блин, я спать. Где мне можно лечь?
  Квартира у Гордеева была трехкомнатная, неприятной советской планировки, местами слишком большая и везде очень неудобная.
  - Давай хотя бы попытаемся что-то сделать для Катюши, - сказал Гордеев примирительно.
  - Ладно. Только прекрати меня обижать.
  - Сам прекрати обижаться.
  Удивительно было, что последняя реплика принадлежала Кисуле, а не Гордееву. Может, ей стоило податься в психоаналитики? Первая в мире нежить с частной практикой. Гордеев тем временем притащил с антресолей новый лист ватмана и повесил его в проходной комнате. Сережа с таким трудом дотащился до дивана, что спорить и убеждать Гордеева, что без картинок и списков можно обойтись, у него уже не было сил.
  Гордеев вывел наверху листа 'Призраки Катюши Устиновой'.
  - Лажа какая-то. Призрак Катюши получится, только если она умрет.
  - Сам тогда напиши! - сказал Гордеев явно со слезой в голосе. Сережа вспомнил, что эксперт рассказывал об эмоциях, которые его учили не сдерживать, еще чего не хватало, чтобы он тут начал рыдать.
  Сережа поспешил пояснить:
  - Блин, Го... Максим. Ты не обижайся. Я тут снова чуть не умер сегодня на кладбище, понимаешь. На нас напали фашики. Иваса заботанил какой-то Аркадий...
  - Кречетников?
  - Ну ты, конечно, в теме, мужик! А Триин положила Хвоста.
  - Самого Хвоста? Надо было сразу сказать!
  - Что? Что Триин положила Хвоста?
  И тут Гордеев таки разревелся. Неужели так сочувствовал вампиру?
  - Это гениально! - причитал Гордеев, и, кажется, у него текли слезы радости. - Шедеврально! Невероятно!
  Кисуля и Сережа подсели к нему поближе, но только переглядывались, спрашивать, что случилось, не решались.
  - Сереж, ты положишь призрака. Призрак - тоже ведь нежить, пусть и поднявшаяся, а не поднятая, но нежить. А что делают с нежитью? Кладут!
  Теперь Гордеев рассмеялся, а потом схватил фломастер, нарисовал стрелочку от 'Призраков Катюши Устиновой' и написал огромными буквами 'Положить!'.
  - Думаешь, у меня получится? - осторожно спросил Сережа.
  - Ну что здесь сложного? Хватит быть таким трусливым рейзэром! Ты же видел, что Триин сегодня делала? Просто повторишь за ней.
  - А как же стиль, который у всех свой?
  - Из того, что ты мне про нее рассказывал, я сделал вывод, что вы похожи. Нужно срочно связаться с Катюшей! Договориться о встрече!
  - Только 'Вконтакт' ей не пиши.
  - Знаю. Женя мне показывала, что там случилось.
  Кажется, Сережа навсегда теперь потерял удовольствие от общения в социальных сетях, за что спасибо призракам с их абракадаброй и скинам с их угрозами.
  - Давай напишем смс, - предложил Сережа. Звонить Катюше, пока за ней таскалась вереница призраков и бдительные родители, было слишком страшно. - Только слушай, я вот прямо сейчас не смогу ничего сделать. Правда. Я, по-моему, как ты, в ноль.
  Гордеев впервые посмотрел на Сережу внимательно, с интересом.
  - Почему ты так думаешь?
  - Ну, на кладбище еще было нормально, да я и не делал ничего, но пока я до тебя дошел, пока сидел тут, что-то как-то стало совсем плохо.
  - Да? - переспросил Гордеев. - Странно.
  - Странно, - повторила за ним Кисуля с тем особым хрюком, который выражал у нее сарказм.
  Гордеев зачастил:
  - Ничего страшного, Сереж, такое бывает, когда перенервничаешь. Сделаем так, с Катюшей договоримся встретиться перед рассветом, она тогда точно сможет выбраться из дому, все родители засыпают в такое время, а если нет - то я им помогу. А ты пока отдохнешь. Настроишься. Заодно мы и Кисулю выгуляем.
  Оставался сущий пустяк: написать подцепившей призраков Катюше такое сообщение, чтобы призраки не поняли ничего, а она - все.
  - Давай, значит такую тему замутим, - предложил Сережа, - 'Катюша, если ты есть...'
  Гордеев перебил:
  - Конечно, она есть! Пока, по крайней мере, а если ты будешь говорить такие глупости, Катюши может и не стать, и это будет твоя вина!
  - Эксперт, блин!
  - Блин, эксперт, - повторила Кисуля. Судя по интонации и силе хрипов, она дразнилась.
  - Хорошо, - сказал Сережа, - тогда давайте так: 'Если ты меня слышишь...'
  - Смс читают, а не слышат.
  - Ладно. 'Если это ты, Катюша...'
  - Ты можешь прекратить оскорблять девушку воображаемыми смс?
  Сережа выдохнул, помолчал, потом произнес осторожно:
  - 'Не давай своим призракам это прочесть...'
  - И ты понимаешь, что сделают ее призраки, когда такое увидят?
  От броска телефоном в голову эксперта Сережу удержала только мысль о том, что родители сейчас такие сердитые, что новую трубу не купят, даже если эту он разобьет. В итоге Сережа на свой страх и риск написал Катюше следующее: 'Короче мы тебя спасем. Только выйди в четыре пятнадцать. Встречаемся под подъездом. Будь одна!:)'.
  Лишнего постельного белья у Гордеева не оказалось, и Сереже пришлось остаться на диване в проходной комнате и довольствоваться пледом, который явно видел тетку эксперта еще девочкой, и подушкой, которая пахла травами сильнее любой фейкуши. Хотелось бы надеяться, что подушка не была магической и не стала бы обижать того, кто на ней спал. Дальняя комната у Гордеева всегда была закрыта, когда к нему не приди, и сейчас Сереже даже было как-то не себе от необходимости остаться один на один с дверью, закрытой так плотно, как будто за ней сидели все монстры мира.
  - Эксперт, слышишь, эксперт, а что там творится в той комнате?
  - Понятия не имею. Тетка попросила ее не открывать.
  - И ты не открываешь?
  - Нет, конечно.
  - Зашибок, какой ты не любопытный, Гордеев. А у твоей тетки случайно нет синей бороды?
  - Спи, Сереж, а не будь таким придурком.
  Гордеев ушел в свою комнату и Кисулю забрал, жадина и предатель. Перед тем, как провалиться в тяжелый и неспокойный сон, Сережа поставил будильник на полчетвертого, здраво рассудив, что за полчаса они успеют собраться, а за пятнадцать минут - дойти до Катюшиного дома. Последнее, о чем он подумал, был коварный план выдать Гордеевские видео-происки, если он не станет вести себя получше, но тот так и остался только планом.
  Проснулся Сережа от странных и страшных шорохов. Сначала не понял, где он, потом вспомнил о закрытой двери, за которой жила тайна тетки Гордеева и мигом слетел с дивана, бросился вниз. Под диваном не было монстров, что радовало, но зато были клубы пыли, как будто Гордеев никогда не мыл пол под мебелью из принципа, что печалило. К шорохами прибавились скрипы, Сережа уже почти решился завопить и разбудить Гордеева, как тут у него перед носом шмякнулась Кисуля. Кажется, она выпала откуда-то из окна.
  - Кисуля? - зашептал Сережа. - Ты шибанулась?
  - Да, Кисуля да.
  - Нет, в смысле оборзела? Ты вообще знаешь, который час?
  И как она напугала человека, который сегодня уже насмотрелся на ментов без головы и фашистов без башни.
  - Кисуля гуляла. Сережа, вылезай из-под кровати.
  Действительно, можно было уже вылезать.
  - А как ты попала сюда?
  - Кисуля открывает и закрывает окно. Очень просто. Кисуля очень умная.
  - Нет, а как ты окно открываешь?
  - Зубами, - замурчала Кисуля, но на миленького котеночка мертвая тварь, которая уходит куда-то по ночам никак не была похожа. А что если это не Кисуля вернулась? Сережа всматривался в нее в темноте, но ничего, кроме пушистых очертаний и блеска пуговичных глазок не видел.
  - Это Кисуля, - повторила она. - Кисуля гуляла. Кисуля гуляет каждую ночь. Кисуля забыла, что у эксперта гости. Надо больше кушать. Кисуля голодает.
  - Сереж? С кем ты там разговариваешь? - донесся сонный голос Гордеева из соседней комнаты. - Время - полвторого! Спи!
  Кисуля запрыгнула Сереже на грудь, и от страха, наверное, показалось, что стала она еще больше, чем была. И уж точно тяжелее.
  - Не говори эксперту! - зашипела Кисуля. Ее многочисленные зубы защелкали, и Сережа ни за что не решился бы сейчас ее погладить.
  - Хорошо, Кисуль, только слезь.
  - Не говори.
  - Да ладно! Ладно! Я понял! Я ничего не скажу!
  - Нет. Вообще не говори.
  Сережа тогда закивал. Почему-то он не сомневался, что Кисуля отлично видит в темноте. Еще какое-то время Кисуля сидела на своем месте, давила на Сережу во всех смыслах, потом скатилась в темноту. А что если она так и торчит у кровати? И сожрет Сережу, как только он заснет? Сказала же, что голодает. А что за дверью? А если оно тоже голодает?
  - Спи, - раздался в темноте тихий-тихий, еле слышный хрип Кисули. Хотя, может Сереже только показалось. Усталость пересилила страх, и в следующий раз Сережа проснулся только от того, что эксперт по ранним пробуждениям тряс его.
  - Аверин! Я не пойду спасать Катюшу один! И Кисулю не буду один выгуливать! Вставай! Просыпайся, блин, Аверин! Просыпайся!
  Помимо эксперта надрывался еще и будильник, и Кисуля шипела, что хочет гулять. Не нагулялась еще, шапка противная!
  Завтракать у Гордеева было нечего, пришлось пить чай с тремя ложками сахара, и то наспех, потому что эксперт и Кисуля подгоняли Сережу изо всех сил. Как будто от опоздания на встречу с Катюшей и ее призраками зависели их жизни. На пороге квартиры Сережа затормозил, просто завис, пытаясь понять, что же не так. Со вечера что-то изменилось, и как бы не ругался Гордеев, Сережа стоял на месте и прислушивался и сосредотачивался пока не понял, в чем дело. Все побрякушки Гордеева снова работали, вот какая приятная новость. Все-таки не хотелось бы, чтобы пока эксперт будет делать доброе дело, в его нехорошую квартиру ворвалось то, чему преграждали путь монетки, и зубы бы ему ничего не сделали.
  Сережа не выспался, соображал плохо, то есть еще хуже, чем обычно, и всю дорогу до Катюшиного дома вообще не мог отделаться от ощущения нереальности происходящего. Пару раз он приходил к Гордееву выгуливать Кисулю, но это было где-то на час позже, перед самым-самым рассветом, когда первые людишки уже появлялись на улицах. А сейчас все было по-другому. На улице было еще темно, но уже чувствовалось, что ночь заканчивается, что официальное время нежити вот-вот сменится на время людей. Но за это вот-вот нежить еще столько могла бы успеть! Сережа еще никогда не бывал не дома в такое время, и в любой другой раз бы испугался, но только не сегодня. Слишком устал и слишком часто зевал, чтобы еще и бояться. И только Кисуля ликовала, носилась туда-сюда, скакала и даже полетала немножко. На Новый Год надо будет подарить ей ошейник и поводок, возможно, даже со стразами.
  Конечно, у подъезда Катюши никого не было.
  - Может, она не придет?
  - Ой, успокойся, Сереж, прекрати трусить, еще три минуты.
  Кисуля нырнула под скамейку, трижды выскакивала оттуда и возвращалась обратно, радостно рокоча:
  - Сережа тр-р-рус!
  Кажется, после того, что случилось ночью, Кисуля в нем разочаровалась. Ровно в пятнадцать минут пятого дверь подъезда запиликала и открылась. Катюша, даже заведя себе толпу призраков, оставалась такой же пунктуальной, какой была всегда. Правда, изменила своим вкусам и возможно, заделась буддисткой или цыганкой или кем-то еще, кто ходит босиком. Катюша была босая, растрепанная, в пижаме и курточке поверх, такой несчастной и неопрятной за все школьные годы ее никто не видел. Сережа вдруг поймал себя на мысли, что с радостью бы ее обнял, но тут от нее повеяло таким холодом, что Сережа едва на ногах удержался. Холод этот был материальным, осязаемым и очень, очень целенаправленным. По крайней мере, Гордеева он не трогал, как будто стороной обходил.
  Проследив направление холода, Сережа вдруг понял, что видит и его источник. Он видел обрывки призраков, все они тянулись от Катюши к нему, все они были похожи на ленты, бинты, марлю, вроде мары, только без лиц, рук и всего прочего, гуманоидного. Все грязных блеклых оттенков, названий которым Сережа даже не знал. У Катюши были призраки цвета грязи и цвета тающего снега, и цвета дыма из заводских труб. Всякого такого мерзкого, короче.
  - Привет, - сказала Катюша, не поднимая головы. Волосы падали ей на лицо, что Сережу радовало отдельно, и дело было не в ее косоглазии. Не хотелось бы видеть, как призраки вылезают у нее изо рта, например.
  - Эксперт, - прошептал Сережа, пятясь подальше от трепыхавшихся явно не на ветру призраков. Все ленты, марля и даже бинты, полупрозрачные, очень ветхие на вид потянулись за ним. - Эксперт, я это не уложу. Ленты и бинты жаждали не крови, чтобы уложить их не хватило бы ни капельки, ни тазика, а нужна им была человеческая жертва. Призраки искали человеческое тело, все, целиком, и чтобы отправить их вон из Катюши понадобилось бы какого-то другого человека прирезать. Квакуша в сумке, кажется, этой перспективе обрадовался, по крайней мере, он вдруг стал теплым, приятно пригрел Сереже бедро. Нет, блин, Квакуша, ты же должен быть спокоен! Бери пример с травмата, он-то не нагревается и не спешит убивать людей!
  - Сам понимаю, - сказал Гордеев, который сейчас как никогда был далек от статуса эксперта. Перед ними стояла Катюша Устинова, и она умирала. Реально, умирала, призраки пожирали ее тело изнутри, вот что Кисуля пыталась сказать, и вот что Сережа сейчас сам увидел.
  - Ну ты хоть попытайся, Сереж.
  - Легко тебе говорить!
  Тем не менее, Сережа достал Квакушу из сумки, прижал лезвием к пальцу, но резануть сразу так и не решился. Это же был его палец, его собственный замечательный палец, указательный, на левой руке, очень хороший и симпатичный! Ничуть не хуже своих девяти братьев, за что ему такое! Не хотелось бы думать, что один собственный палец, указательный, на левой руке, был Сереже дороже целой Катюши Устиновой, но что-то такое как раз вырисовывалось. Тогда Сережа зажмурился и резанул не глядя, получилось куда как глубже, чем ему хотелось, и пришлось ойкать и позориться перед Гордеевым и призраками. Хорошо хоть, что Катюша не особо соображала.
  Сережа побрызгал, а вернее покапал кровью на Катюшу, копируя жест Триин.
  - Мертвое - к мертвому, - сказал Сережа без тени уверенности и без единого подозрения, что говорит что-то осмысленное. - Живое к живому. Мертвое - к мертвому. В землю.
  Ничего не произошло, только холод усилился. Часть ленточек змеилась по земле у самых носков Сережиных ботинок.
  - Ничего не вышло? - спросил Сережа, а Катюша вдруг начала истерически смеяться. Ее колотила дрожь, все это время колотила, а теперь усилилась настолько, что все слышали, как ее зубы клацают друг об друга.
  - Треш какой-то! Треш к трешу, блин! Мертвое к мертвому! А зашибенное к зашибенному! Оставьте девочку в покое! Разбирайтесь с теми, кто вам ровня!
  Стоп, нет, это ужасное заклинание, что ли Сережа себя призракам предлагает? На Гордеева-то они по-прежнему не обращали внимания. Ленточки коснулись Сережиных ног, а потом как рванули под штанины джинсов.
  - Мама!!!
  Было холодно и стыдно, но больше всего было страшно. Сережа ни за что бы в здравом уме не предложил бы себя призракам вместо Катюши, но, кажется, заклинание все решило вместо него.
  Сережа так испугался, что даже не сразу услышал хрипы Кисули.
  - Сережа - тр-р-рус.
  Очень вовремя.
  - Кисуля голодает. Кисуля хочет кушать!
  Еще лучше.
  А потом Кисуля как разоралась:
  - Еда! Еда! Еда!
  Кисуля вылетела из-под лавки, так быстро она не двигалась даже когда неслась на битву со Станиной сумкой, и врезалась в самую гущу лент, бинтов и марлей. А потом все бесчисленные рты и зубы Кисули заработали, она втягивала призраков, как макароны, и раздувалась прямо на глазах. Сережа почувствовал, как Кисуля вытягивает цеплявшихся за его ноги призраков, было щекотно и неприятно, наверное, то же, только в разы больше ощущала и Катюша. Магическая депиляция!
  Кисуля сожрала всех призраков, под чистую, до последнего волоконца, только что не вылизала Сережу с Катюшей. Все то время, пока ее бесконечные челюсти работали, она похрюкивала, похрипывала и присвистывала, сообщая, что хочет кушать и вообще голодает.
  Когда ничего не осталось, Кисуля шмякнулась на асфальт и сказала:
  - Кисуля не наелась.
  Ее маленькие глазки поблескивали отнюдь не добротой и героизмом, а чем-то таким звериным, что Сережа видел только у вампиров в 'Жатве'. И тогда Сережа понял, что вряд ли когда-нибудь еще решится Кисулю погладить.
   Глава 10. История о суровых сибиряках, добрых соседях и триумфальном возвращении
  Школьная жизнь шла своим чередом, но уже без Стани. Нет, конечно, никто не собирался освобождать фриков и их друзей от занятий, они ходили на уроки, получали оценки, сидели за партами.
  Школа стала казаться Стане чем-то, что происходит уже не с ним. Кто-то волновался по поводу ГИА, кто-то волновался по поводу одноклассниц и одиннадцатиклассниц, а Станя волновался, как бы его не съели.
  Взрослеть раньше других было грустно. Станя с завистью наблюдал за тем, как Патлач Александр и Димка Кузнецов по приколу клеют Тоню Воронцову, как они тестят новые игрушки на мобиле Патлача, как уходят тусовать после школы, как спорят по поводу того, что круто, а что лажа. Их с Сережей давно уже не приглашали в гости и бухать на площадке, заговаривали с ними тоже редко. Не то чтобы кто-то их ненавидел или так уж сильно боялся. Просто школа их не парила, а они, в конечном итоге, не парили школу. После того, как Катюша выздоровела, она, конечно, с ними не осталась. Сережа говорил, что понимает ее. Станя говорил, что она - предательница, но все-таки тоже знал, что выбор она сделала правильный. Женька уверяла, что Катюша еще вернется, что Катюше просто нужно время, но Станя знал, что никакого времени Катюше не надо, а надо спокойствия и безопасности. Сережа сказал, что он и сам был бы не против уйти, было б куда. И Гордеев как-то сказал, что хотел бы иногда быть нормальным. Только Лапше и Стане все нравилось. Было опасно, но клево.
  И все-таки, все-таки Станя ужасно боялся бы так быстро взрослеть. Постоянно скучалось по всему простому и понятному. И по Катюше тоже скучалось. По привычке они ожидали ее реплик в разговорах, по привычке кто-нибудь все время порывался ей позвонить. Катюша ушла, а нужда в ней осталась.
  Лапша усиленно занималась магией с Гордеевым. Сначала Гордеев жаловался им с Сережей, что она бесталанная, ничего никогда не сможет, но потом наоборот принялся рассказывать о ее успехах.
  - Она такая упорная, - говорил Гордеев. - Уже может зажечь бумажку!
  - Ого, - говорил Станя. - Да она опасная.
  - Не язви, Стасик. Вот увидишь, эта девочка превзойдет нас с Сережей.
  Сережу превзойти было довольно легко. Реджик все еще не был им доволен, впрочем Реджик был в своем праве, ведь у Сережи совсем ничего не получалось. Вернее как, получалось, но совсем не то, что было нужно. Сережа так и не воскресил человека, несмотря на то, что Реджик каждый четверг гонял их пробовать на разных кладбищах. Бояться Реджика уже не получалось. Они узнали его получше, и оказалось, что Реджик просто милый мертвый старичок в теле английского рыцаря средних лет. Так что насчет неудач Сережи они больше шутили. Максимум, что могло случиться, так это англичанка перестала бы ставить Сереже халявные пятерки. Они уже давно забыли, как было страшно на Лазаревском кладбище в компании прибалтийского вампа и прибалтийских же фриков. В конце концов, кому угодно приятнее было бы думать, что у Реджика просто стремное чувство юмора, а не трястись в ожидании мучительной смерти. Они ко всему привыкли, и все перестало казаться им таким уж страшным.
  В следующую пятницу, вроде как, им обещали школьную дискотеку, но даже Женька не выказала никакого особенного восторга. Она мечтала, чтобы Сережа и Станя взяли ее смотреть на их попытки поднять трупаря.
  - Наша девочка повзрослела, - сказал Сережа, когда не услышал писков восторга по поводу танцулек в пятницу.
  Станя был далек от мыслей о школьных дискачах. Танцы для него все еще представляли интерес только в смысле отдавливания девочкам ног в такт музыке. Было прикольно, особенно когда девчонки делали вид, что ничего не замечают. Ради этого Станя даже навострился их приглашать. Просить девочку на танец было довольно легко, главное было выглядеть достаточно угрожающим. В прошлом году ни одна из приглашенных девочек Стане не отказала. Словом, Станя не особенно переживал по поводу дискотек и одноклассников. Но чего-то ему все-таки не доставало. Наверное, прикольно было бы обсуждать с Сережей и Гордеевым не фриковские темы, а как наступить девочке на ногу и не получить между ног. Но, когда они втроем вышли из школы, первое, что Станя сказал было:
  - Блин, Гордеев, как поднять человека?
  - Как эксперт по подниманию трупов, скажу вам одно. Без обид, но вы, ребята, просто не созданы для этого.
  - Да завали, - отмахнулся Сережа. - Я не теряю оптимизма. Рано или поздно мы кого-нибудь поднимем.
  - Скорее все-таки поздно, - протянул Гордеев.
  - Как у тебя с Лапшой? - спросил вдруг Станя.
  - Прохладно, - хмыкнул Гордеев.
  - А я б удивился, если б по-другому было! - засмеялся Сережа.
  - Целоваться она ни в какую не хочет, - пожаловался Гордеев. - Я уже и так, и этак. И романтическую обстановку пробовал создавать, и нахрапом пробовал, а она ничего.
  Наконец Сережа выдавил из себя сквозь смех:
  - Ты поосторожнее там с поцелуями. У Лапши по этому поводу психотравма из детства.
  - В смысле?
  Сережа выдержал паузу, а потом начал свой рассказ:
  - В общем, когда мне исполнялось двенадцать, мои родители решили позвать ко мне на день рождения весь класс. Без моего ведома, иначе там, конечно, не оказались бы отстойники и чмошники вроде твоей Лапши и Воронцовой там или Ильина! Я, конечно, тогда не обрадовался, но обиду стерпел. Не стал, в общем, никого выгонять. Когда еда кончилась, надо ж было как-то себя развлекать. Я зачем-то дал слово Женьке, и она сказала, что знает прикольную игру, которая при этом не является монополией, "Марио" или пением в караоке. Она нарезала бумажек, написала на них номера, четные для девочек и нечетные для мальчиков, раздала всем. Женька сказала, что те, у кого попались парные номера вроде один и два, три и четыре и прочих должны идти в ванную и сидеть там вместе две минуты в полной темноте. Есть такое подозрение, что Женька подразумевала, что надо целоваться, но номера один и два выпали Стане и Лапше. В общем, они сидели в темноте ровно минуту, а потом Лапша выбежала с криками. Станя облил ее из душа. Тогда Лапша была еще не та, а вот Станя уже тот самый.
  - Так вот почему ты волнуешься, Стасик, как у нас с Лапшой! Ты до сих пор чувствуешь вину за то, что отбил у нее охоту целоваться?
  - Я вообще не о том, - промычал Станя. - Я спрашивал про магию. В смысле как у вас там по магической теме с Лапшой?
  - Она молодец. Реально молодец. Таланта у нее как не было, так и нет, но она старается. А что, Стасик, ты тоже решил магией заняться?
  - Нафиг надо.
  Сережа кивнул.
  - Во-во. Нафиг надо этих проблем? Стане и Лапше в отличии от нас повезло родиться людьми. Захотят, будут тусовать с фриками, а захотят - уйдут.
  Станя вот думал совсем не так, но Сережу понимал. Они остановились перекурить за школой, Гордеев учил их пускать дым кольцами.
  - Девчонки будут в восторге! - пообещал он.
  - Лапша в восторге? - поинтересовался Станя.
  - Да что ты все про нее спрашиваешь?
  Сережа затянулся, попытался выпустить дым кольцом, но закашлялся.
  - Ты лучше скажи, брат, как там в твоей секте?
  Станя помолчал, а потом все-таки ответил:
  - Не решили еще.
  - Ну и бюрократия у нас там!
  - Без питерских комментариев разберемся, - пробурчал Станя.
  - Слышишь, брат, а если возьмут обратно, пойдешь? - не успокаивался Сережа. - Не иди, я тебя прошу. Зачем теперь-то?
  - Слушай, та тема про фриков, она не относится к тебе, понятно?
  Станя выпустил дым через нос, раз уж кольца пускать не получалось.
  - Короче, я вообще против нежити только. Я решил быть наци, но умеренно.
  Сережа отмахнулся.
  - Да не гони, Стань. Чего это меня не касается? По ночам мы с тобой ходим на кладбища и пытаемся поднять человека. А утром ты пытаешься вернуться в свою скиновскую тусовку. Противоречия не улавливаешь?
  - Двойную жизнь ведешь! - вставил Гордеев.
  - Да успокойтесь, фрики. Меня туда еще никто не берет.
  - А если возьмут? - заволновался Сережа.
  - Не пойду тогда.
  - Обещаешь?
  - Ну так.
  Гордеев широко заулыбался.
  - Кстати, хотите клятва будет настоящая? - спросил он.
  - А так ненастоящая что ли?
  - Так ты соврать можешь, Стасик. Ты ж это постоянно делаешь.
  - Да нифига!
  - Реально всегда, - кивнул Сережа.
  - Блин, тупые бараны. Ладно, мути свою тему с клятвой.
  Гордеев просиял. Станя подумал, что ему, наверняка, нравится пользоваться своей силой куда больше, чем Сереже. Во всяком случае, с тех пор, как Гордеев стал заниматься с Лапшой магией, он прямо-таки искрился здоровым энтузиазмом, да и вообще здоровьем.
  - Тут все легко, - сказал Гордеев, доставая из сумки свой нож с именем на гаитянском креольском.
  - Я тебе не доверяю, потому что ты баран.
  - Дай руку, Стасик.
  - Отвали, - пожал плечами Станя.
  Сережа стукнул Гордеева по руке.
  - Не, Гордеев, так не пойдет. Станя - моя жертва. Ты же сам говорил, что так не делается. Вот и не нарушай правил фриковского этикета.
  Гордеев раздраженно мотнул головой.
  - Ну и ладно. Раз ты такой жадный, я сам как-нибудь справлюсь. Для вас же стараюсь, а вы!
  Гордеев зашептал что-то своему ножу, выглядел он в этот момент очень сосредоточенным, чем-то средним, между решающим сложную задачу ученым и общающимся с духами шаманом. Сережа потер виски.
  - Блин, задолбали головные боли. Гордеев, ты на меня дурно влияешь. Рядом с тобой башка постоянно раскалывается.
  Но Гордеев не ответил, провел два раза пальцами по лезвию своего ножа.
  - Стасик, высунь язык.
  - Чего?!
  - Я не буду резать, обещаю.
  Больше от любопытства, чем по просьбе Гордеева, Станя действительно вывалил язык. Гордеев, как и обещал, ничего Стане не порезал, только провел лезвием у самого Станиного лица, почти не касаясь.
  - Готово, - сообщил Гордеев.
  - Я бы по-другому сделал, - заулыбался Сережа. Конечно, Сережа-то в отличии от Стани понял, что Гордеев творил.
  - Ты-то понятно, - развел руками Гордеев. У них с Сережей явно были какие-то терки по поводу стиля.
  Гордеев спрятал нож в сумку и сказал:
  - Мы с тобой по-разному работаем. Можно сказать, даже диаметрально противоположным образом. И у разных сил просим.
  - Просим?
  - Сил?
  Гордеев помотал головой, страдальчески возвел глаза к небу.
  - Ну, все, хватит быть такими тупыми, ребята. Пора уже просвещаться, в конце концов. У всего есть поле. У ножа есть поле, у дерева вот поле, у второго дерева - поле, а у целого леса - свое поле.
  - Я не секу в метафизике.
  - Я тоже.
  - Ну, типа духи. И вот можно энергию из этих полей использовать, когда нужна она, а не своя собственная. Типа перераспределять.
  - Блин.
  - Я нифига не понял.
  - Просить, короче, у духов. Блин, вроде ж не в деревне живете, а культурное сознание на уровне сельпо в Бурятии! Все, парни, настало время проверить мое мастерство.
  Гордеев размял пальцы, как будто собирался поиграть на пианино.
  - Итак, Стасик, скажи мне, это правда, что до того, как ты обрил голову, ты был таким же кудрявым, как твоя сестра?
  - Ну, не настолько, - промычал Станя. И как только он замолчал, то сразу же почувствовал вкус крови во рту, солоноватый и кислый, как будто Станя держал под языком монетку. Он сплюнул кровь.
  - Что за хрень?
  - Фриковский вариант "Пиннокио". Каждый раз, когда ты будешь врать, у тебя будет кровоточить язык.
  - И сколько это будет длиться?
  - Ну, без обновлений - от двух до пяти дней! - улыбнулся Гордеев. - Но я крутой же?
  - Ты урод, - сказал Станя и показал ему чистый язык. - Даже магия со мной согласна.
  - Оценочные суждения не входят в категорию лжи! - развел руками Гордеев.
  Сережа выбросил сигарету, сцепил пальцы.
  - Так, что, Стань, ты собираешься возвращаться к скинам?
  - Нет, - ответил Станя и показал ему язык тоже.
  Правда ведь, во всяком случае его пока не звали.
  - Успокоился?
  - Зашибок теперь! - заулыбался Сережа, хотел было добавить что-то еще, но тут у Стани зазвонил телефон. Звонил Темыч, так что Станя постарался взять трубу как можно быстрее, пока ему не надоело ждать.
  - Здорова! - протянул Темыч, голос его казался очень далеким из-за плохой связи и каким-то больным.
  - Здорова, Темыч. Как оно?
  - Да пока ничего не светит особо интересного, но есть одна тема, которая тебе будет небезразлична. Будешь на районе?
  - Я еще на районе.
  - Тогда давай встретимся у шестьдесят шестой поликлиники.
  - Буду через пятнадцать минут.
  Язык закровил снова. Заклинание, судя по всему, было устроено умно и вполне осознавало, что Стане не добраться до шестьдесят шестой поликлиники менее, чем за полчаса. Интересно, оно учитывало интервал, с которым ходят автобусы?
  Станя сбросил вызов, сказал:
  - Так, пацаны, мне пора. Созвонимся попозже, Серег.
  - А что там за тема?
  - Без понятия. Темыч сказал, что-то интересное.
  Сережа и Гордеев понимающе переглянулись. Всезнающие, блин, фрики.
  - Пока, мужики.
  Сережа и Гордеев ненавидели Темыча заочно, но крайне яростно, как только фрики могут ненавидеть скинхеда.
  Темыч курил у поликлиники наплевав на то, что вот он был, тот самый минздрав, который предупреждал его. Станя сказал:
  - А чего здесь-то?
  - Да гриппую, чувак.
  Для убедительности Темыч закашлялся. В нем странно сочеталась абсолютная бытовая честность, он никогда не утаивал, куда ходит и что делает, и абсолютная же беспринципность в делах.
  - Ну, выздоравливай типа.
  - Да чего ты нервничаешь, Станька. Пошли на площадке перетрем, есть о чем.
  Что бы Станя ни говорил Сереже, внутри у него теплилась надежда на то, что скины его все-таки примут обратно. С ними Станя правда чувствовал себя в безопасности, чувствовал себя сильнее, чем он был на самом деле. В пятнадцать лет это дорогого стоило.
  - Что они, решили что ли?
  - Да не. Непонятно пока ничего. Но я знаю, как ты можешь ускорить процесс. Короче, тема такая. У нас на районе завелся деретник. Понаехал, значит.
  - Кто?
  - Это такой якутский зомби, только необычный, - пояснил Темыч. - Иногда бывает так, что рэйзер не может удержать тело, и в него вселяются призраки. Призраки собираются из частиц распавшихся полей, то есть в них изначально много личностей. А уж если призрак не один, то вообще весело становится. Такое бывает, но это случайность, и труп, которого призраки тянут, как лебедь, рак и щука, в разные стороны, обычно долго не протягивает. Но якутские фрики умеют вселять в трупы призраков с особой целью. Собрать, так сказать, идеальную нежить, которая будет много знать и уметь. Деретники жутко опасные, в них дохренища личностей, так что они совершенно непредсказуемы.
  - Стремно, - сказал Станя. - А Якутия, это где-то в Сибири?
  - Не, это Дальний Восток. Стань, хватит тупить.
  - Я ж дальше Подмосковья нигде не был в жизни, откуда мне знать!
  - То-то и оно, - кивнул Темыч. - Вот знаешь, когда я был как ты, или чуть старше, моим предкам приспичило съездить на похороны к дальнему нашему родственнику оттуда.
  - Ты ж не якут!
  - Станька, Станька, в Якутии вообще-то и русские живут. В общем, решили они съездить туда. А этого родича угораздило зажмуриться не в Якутске, а в какой-то Богом забытой деревушке. Короче, это был полный капец. Я когда приехал оттуда, тогда и протащился по правым акциям. Никогда, блин, не забуду. Там реально свихнуться можешь. Едешь, блин, почти неделю по гребучим лесам, которые никаких людей сроду не видали. Тут уж либо свихнешься, либо тебя проймет. Меня проняло. Это была самая стремная, блин, поездка в моей жизни. До сих пор мечтаю туда вернуться и напалмом по этим лесам пройтись.
  - Чтоб зеленым досадить? - заржал Станя.
  - Это вот тоже. Но больше для своего же спокойствия.
  Станя посмотрел на его белые шнурки, подумал, что же с ним могло в той поездке такого случиться. Они сели на скамейку, Темыч закурил и протянул Стане сигареты, продолжил:
  - Там все совсем другое. Другая нежить, другие правила обращения с ней. Деретник, это обычно большой подарок, который шаман, якутский фрик то есть, кому-то делает. Ловит призраков, которые лучше всего подходят для цели и вселяет в свежий труп. Из удачной комбинации призраков практически кого угодно можно создать, хоть идеального убийцу, хоть идеальную проститутку, хоть шахматиста. Удобно, конечно, но это вообще местный такой обычай. Девочки дарят друг другу браслеты дружбы, а якутские шаманы друг другу дарят одержимые призраками трупы. Традиции, блин.
  Станя засмеялся:
  - Ты ненавидишь Якутию, я понял, Темыч. А откуда ты узнал, что у нас деретник на районе?
  - По своим каналам пробил. Оттуда же, откуда знаю, что ты пытался убить упыря и выжил.
  - А это-то откуда знаешь?
  Темыч хмыкнул:
  - Да успокойся ты. Скажем так, кое-кто в нашем РОВД проявляет к правым взглядам интерес, а может даже и сочувствие. Оборотень, блин, в погонах.
  Станю передернуло. Он-то точно знал, что оборотни к Москве бывают только в пуховиках. И что они очень не прочь закусить чефир детишками.
  Станя сказал:
  - Ну, было дело. Так я ж облажался.
  - Ты ж выжил. Считай, уже большая удача.
  Станя сказал:
  - Ну блин, стремно, что у нас есть деретник. А откуда он? И кому? И чего он, из Якутии что ли?
  - Так, этого, Стань, я не знаю. Но знаю, что его нужно прикончить прежде, чем он попадет в руки тому, кому его посылали. Этого деретника регулярно видели рядом с трупами загрызенных вампами. Пытались поймать, но он шустрый, сволочь такая. В общем, постоит перед трупом, а потом сбегает. В отчете полицейском так и написано, что мол проявляет особенный интерес к жертвам вампиров. Чего он его проявляет, в чем вообще интерес - непонятно.
  - И чего вы будете делать с деретником?
  Темыч улыбнулся, неприятно и небезопасно.
  - Мы - ничего. Но ты можешь чего-нибудь и сделать. У тебя же друзья-фрики, да и опыт какой-никакой. И если сделаешь, то возвращайся обратно. Мы тебя примем. Последнюю фразу Темыч сказал, видимо, не от себя, а от всей дружной скиновской тусовки.
  - Почему я? - спросил Станя. - Мне ж пятнадцать. Ну, честно скажи.
  - Потому что ты провинился. Либо докажи, чего ты стоишь, либо все, короче.
  - А еще варианты есть? - спросил Станя. Темыч вроде не рассказал про деретника, что он, скажем, разрывает людей заживо или обгладывает мясо до костей, но Стане все равно было так жутко. Темыч покачал головой. Улыбка не сходила у него с лица, даже начинала казаться неестественной.
  - Слушай, мужик, но я не могу охотиться за какой-то стремнотой из Сибири, - сказал Станя.
  - С Дальнего Востока, - поправил его Темыч.
  - Не суть. Короче, блин, а как его убить?
  - Не знаю. Башку ему отрежь и набей рот землей. Сожги. Спой ему. Понятия не имею.
  Он вытянул ноги, из кованных носок его "Doc Martens" выглядывало солнце. Сердце колотилось внутри так громко, что Темыч должен был это слышать. Станя сглотнул, пытаясь проглотить свое сердце, привести себя как-то в адекватное состояние, достойное скина, выжившего в схватке с упырем.
  Получилось так же, как и в схватке с упырем, то есть - не очень хорошо.
  - А откуда ты знаешь, что деретник живет в Новокосино. Нет, в смысле откуда-то, я понял, конечно, но ...
  - Его здесь видели безо всяких стояний над трупами. Следовательно, раз делать ему здесь нечего, то он, получается, тут живет. Ну, как живет. Кантуется. То есть принадлежит нашему району. Значит, наша группировка и должна его устранить. Если это сделаешь ты, то у пацанов не останется другого выбора, кроме как принять тебя обратно. Ребята посерьезнее просто на них надавят. Понятно?
  Станя кивнул. У Темыча все всегда было схвачено, травил ли он страшилки про Якутию или рассказывал о тонкостях держания района в правой тусовке.
  - Темыч, а если он меня съест?
  - Ну, все тогда. Прощай жестокий мир, значит.
  - Понятно.
  Станя молчал, Темыч тоже. Наконец Станя не выдержал:
  - Ты не будешь спрашивать, согласен ли я?
  - Нет, конечно. Я же знаю, что ты согласен.
  Станя встал, закурил, хотел было попрощаться, потому что о многом надо было подумать, но Темыч вдруг сказал:
  - Стань!
  - Чего?
  - Подожди. У меня есть для тебя кое-что.
  Темыч достал из кармана белые шнурки в прозрачном пакетике.
  - На.
  - А ты так во мне уверен?
  Темыч криво улыбнулся.
  - Либо пригодится, либо нет. Без других вариантов.
  - Спасибо.
  - Уже что ли стремаешься?
  - Нет, - сказал Станя, и тут же ощутил во рту вкус крови.
  - Бесплатный совет хочешь?
  - Ну?
  - Ищи эту тварюгу в Салтыковском лесу. Она ж из Якутии, там девяносто процентов Республики - сплошной лес. Где ж ей еще прятаться?
  Темыч иногда казался Стане таким крутым и знающим столько, что это даже пугало. Но больше все равно восхищало. Станя закусил губу, помялся, но все же спросил:
  - Темыч, а если я прикончу деретника, я буду крутым? Ну то есть, это круто? Или средне? Или вообще не круто?
  Темыч засмеялся, Станя почувствовал себя мелким и глупым, но чувство было на самом деле приятное.
  - Будешь самым крутым. Иди давай. У меня еще здесь свиданка с девочкой. Не хочу, чтоб она тебя видела. Будет думать, что я со школотой тусуюсь.
  Станя закурил и двинул к остановке. Темыч остался сидеть и, Станя был в этом уверен, даже не смотрел ему в спину. Наверняка, строчил смски девочке.
  Шнурки, казалось, приятно оттягивали карман. Станя периодически проверял их, чтобы удостовериться, что все не сон. На остановке никого не было, он сел на скамейку и принялся пялиться в небо через стеклянную перегородку, грязную от дорожной пыли. Тон Темыча означал, что это его первое и последнее предложение. Станя мог его либо принять, либо отказаться. А это значило, либо вернуться в тусовку, либо навсегда из нее вылететь. Ну, и конечно, был весомый шанс просто умереть героем. Станя попытался успокоить себя, что лучше погибнуть героем, чем как-нибудь по-другому, но так как лучше было бы в пятнадцать лет никак не умирать, эти рассуждения не имели никакого смысла.
  Станя сказал, обращаясь к носкам своих ботинок.
  - Ну?
  Те предсказуемо не ответили, хоть за это можно было быть спокойным в этом стремном мире. У Стани был такой выбор, нечеловечески сложный и очень стремный, но его район оставался таким же, как и всегда. Люди выходили из поликлиники, рассеивались, расползались, как насекомые, по своим домам и домикам. Запыленные рекламные щиты сообщали о низких ценах на бытовую технику, на недвижимость и на поднятие мертвецов.
  Так и было написано. "Мы поднимем ваших мертвецов. Безопасно!". И фотка улыбающейся красавицы-зомби на весь рекламный щит. Улыбка была больше стремная, чем привлекательная. Видно было, что ей приказали улыбаться, она и улыбалась - до обнаженных зубов и ямочек на щеках. За спиной у Стани чернел Салтыковский лес со своими бухими лесниками, красными муравьями и деретниками. Станя оглянулся на него, как на своего личного врага. Он и раньше-то был противником посиделок на природе, да и природы вообще, а теперь и вовсе готов был выжечь лесной фонд страны напалмом, как и Темыч.
  Наконец подъехал автобус, призывно раскрыл свою пасть с зубами-ступеньками, но вместо того, чтобы зайти и поехать домой, Станя направился в сторону Салтыковского леса.Без оружия, без малейшего желания встретиться с деретником. Просто Станя решил изучить местность, чтобы вернуться сюда ночью. То самое глупое решение, которое всю дорогу притворяется умным. На самом деле ходить в лес без оружия в любое время суток, наверное, было плохой идеей. Но Стане было не до адекватной оценки своих поступков. Дорога к опушке казалась Стане почти бесконечной, было достаточно времени, чтобы успокоиться, но сердце упрямо продолжало ползти вверх от страха. Чтобы отвлечься, он старался думать о том, как это Темыч столько успевал. И с девушками у него все было хорошо, и в тусовке он светился, и умудрялся еще где-то делать бабло и узнавать информацию у ментуры. У Стани едва хватало прыти на то, чтобы выживать. Наверное, когда Станя вырастет, у него будет на все больше времени, но ведь появится и больше дел. Взрослым было быть сложно.
  Что-то холодное капнуло Стане на нос, Станя подумал о крови, прежде чем понял, что это просто дождь. Совсем стал параноиком. Он был уверен, что это последний дождь в году. Сразу стало зябко и неприятно, еще хуже, чем бывает, когда идет снег. А дождь, видимо, понимая, что это его последний сольный выход в этот сезон, зарядил с новой силой. До леса Стане пришлось поддать ходу, хотя бы для того, чтобы спрятаться от дождя между деревьями. Хотя, наверное, умнее было бы рвануть обратно к остановке. Да уж точно, умнее.
  С лесами в Москве ситуация была совершенно непонятная. На самом деле там не пропадали люди. Но только по одной причине - они туда не ходили. Для желающих слиться с природой или сделать шашлык были парки, а в лесах остались только пробухавшие последние мозги лесники. Никто толком и не знал, что вылезает из лесу ночью, и вылезает ли вообще. У ФСБешников и без загадочных зеленых насаждений были дела поважнее, чем исследования местной фауны в компании с флорой, а экологам было как-то стремновато. Станя их понимал. Периодически предпринимались попытки извести леса Москвы под корень, но тут же начинали отсвечивать зеленые, и идея затухала как-то сама собой. В общем-то, проблема повисла в воздухе прежде всего потому, что никто толком не знал, проблема ли это вообще. Предпочитали думать о пробках и взятках, потому что там-то все было довольно определенно.
  От мыслей о том, как Стане обустроить Москву с помощью напалма для зеленых насаждений и просто для зеленых, Станя отвлекся, когда понял, что темнота вокруг него сгущается.
  На самом деле, конечно, темнота не сгущалась, просто Станя вошел в лес. Под ногами у него захрустели, как крохотные косточки, замерзшие листья и ветки. Зимой и осенью в лесу было не так уж стремно, всегда можно было услышать шаги по снегу или палой листве и насторожиться. Хотя скорее Станя себя просто успокаивал. Станя шел по дорожке, вздрагивал, когда взлетали вверх по деревьям белки или возились под листьями мышки. Но никакой другой компании Стане в лесу так и не встретилось. Было тихо, спокойно, так, как будто Станя был от Москвы за сотни километров. Спокойствие, во всяком случае, как всегда представлял Станя, это где-то под Волоколамском.Стане легко и спокойно думалось, хорошо и сладко дышалось. Он вдруг понял, как все на самом деле просто. Станя прикончит деретника, вернется в тусовку, даже больше того - не потеряет друга, будет себе дружить с Сережей и дальше. Когда у Стани будут белые шнурки, он окажется в той части тусовки, которая диктует правила другой части тусовки. Сережу Станя впутывать в это дело не собирался, ну уж нет, хватило с него всех предыдущих историй. А вот Гордеев вполне мог помочь, не все же ему быть бесполезным питерским снобом, пора бы и честь знать. Послужить на благо общего, а вернее Станиного, дела.
  Между веток ближайшего дерева мелькнула белка, ее рыжина вспыхнула и погасла. Станя принялся думать о том, как прикольно было бы поймать белку, хотя он уже и был в том возрасте, когда приходится ловить нежить. Из этих раздумий его вырвал звук шагов. Он едва не вскрикнул, но удержался. Медленно, из нерешительности, а не из осторожности, повернулся. Если бы звук шагов был впереди, Станя без раздумий рванул бы назад, но шуршание слышалось с опушки.
  А потом Станя услышал и очень знакомый голос, теперь даже не было нужды оборачиваться, чтобы узнать, кто там.
  - Эй ты, бесполезный узкоглазый кусок Якутии! Выходи! Мы ничего тебе не сделаем! - орала Кристина.
  - Будь ты потише, Кристина. Будь потише! - увещевал ее Ивас, но его-то было слышно не так хорошо.
  Ивас снова заботанил Кристинку. Наверное, дело было срочное. Как минимум настолько же, насколько выколупывание Сережи из гроба. И дело касалось Станиного деретника. Не могла же произойти атака мертвых якутов на Москву, вряд ли они говорили о ком-то другом. Стане было стремно. Он был в лесу в компании двух, хоть и знакомых, даже милых, но вампиров. И все-таки Станя пошел к ним. Лучше было быть в лесу в компании двух вампиров, чем быть в лесу в компании двух вампиров, которые думали бы к тому же, что Станя за ними следил.
  - Привет, трупачки! Чего вы у нас на районе делаете?
  Ивас вздрогнул, Кристинка наоборот взвизгнула, своим излюбленным нечеловеческим движением метнулась к Стане и стиснула его в объятиях так, что кости захрустели.
  - Осторожнее, Кристин!
  - Извини! - заулыбалась Кристинка, обнажив свои неправильные, длинноватые клычки.
  Ивас сказал:
  - Здравствуйте.
  По сравнению с Кристинкой, он тащился как улитка.
  - Привет.
  - Станя, ты со мной уже здороваться?
  - Нет, это бесплатный урок русского языка. Привет говорят, когда здороваются с ровесниками и теми, кто младше.
  - Ты, как это по-русски говорится, зануда.
  Стане было, что на это ответить, надо же, зануда обозвал его занудой. Но в итоге назрело благоразумное решение не злить вампира в лесу.
  - А Сережка где? - спросила Кристинка.
  - Не со мной, - пожал плечами Станя.
  - Я думала вы тут по фриковским делам. На белках там тренируетесь! Он бы нам сейчас пригодился!
  Станя помотал головой.
  - Не. Я тут один. На охоте.
  Станя старался отвечать как можно более нейтрально, потому что не хотелось бы, чтобы язык кровил при вампирах.
  - В смысле? - насторожилась Кристинка.
  - Ну, ты же знаешь. Сережка фрик, а я кто? А я, блин, сын спившегося электрика. Хочу быть крутым. Хочу вот охотиться на нежить.
  И это тоже было правдой.
  - Типа тренируешься? - прищурилась Кристина.
  - Ну так. Только Серега об этом не знает.
  Фильтрованная правда, кажется, гребучее проклятье Гордеева не раздражала. Станя вздохнул с облегчением.
  - Понятно все с тобой. А знаешь что, Станька, ты нам поможешь!
  Отказываться не было смысла. Может, Кристинка и была милой и прикольной, но она была вампом. И отказать ей Станя бы побоялся.
  - Ты уверена, Кристина, что стоит его посвящать в это дело? - спросил Ивас.
  - В это дело не стоило посвящать ботана вроде тебя, - огрызнулась Кристинка, но как-то беззлобно. - А Станька поможет. Побудешь приманкой, Стань?
  - Чего?
  - Отказывайся, - прошептал Ивас одними губами.
  Кристинка заулыбалась шире.
  - Ну, мы тут потеряли одного чела, вернее уже не совсем чела. Он нас боится. Найти бы! И мы тут по лесам да степям ходим. Как идиоты! В общем, узнали в ментуре, что его здесь видели. Решили поискать. Даже от дневного сна, видишь, отказались.
  - Кто тут? - спросил Станя.
  Вот продажные менты! Кто-то сливал инфу ультраправым, а кто-то - вампирам.
  - Ну, он.
  - Кто, он?
  Кристина помолчала, на лице ее отражалась борьба с собой, только глаза оставались мертвыми и безучастными ко всему.
  - Ладно, Станька. Слушай, только никому не говори!
  - Ты быть уверена, что ему надо знать? - спросил Ивас в полном латышском отчаянии.
  - Ну, он же не скажет, - блеснула клычками Кристина. Станя понял намек мгновенно.
  - Не скажу, - подтвердил Станя.
  - Про деретников знаешь?
  - Слышал, - кивнул Станя. Говорить только правду было так неудобно.
  - Откуда?
  - Я ж скинхед, забыла?
  - Да ну, с твоим видом забудешь! - рассмеялась Кристинка.А потом она начала говорить заговорщицким девчоночьим шепотом.
  - Слушай, короче. Пра-пра-пра-правнук нашего босса девяноста лет отроду прислал ему из Якутии подарок.
  - Реджик же англичанин, откуда у него внуки в Сибири?!
  - Якутия на Дальнем Востоке, Станя. Даже я это знаю, хотя Латвия в Восточной Европе.
  Кристинка продолжала:
  - Да не, Реджик не спикер. Он крут, но не настолько. Спикер у нас другой, вы его и не видели. В общем, ему прислали в подарок деретника. Не простого, а сшитого из призраков людей, которых убили некоторые важные чины в консервативной партии. В общем, этих улик, которые назвал бы деретник и которые показал бы, хватило бы, чтобы загнать консервы к утопистам и фашикам, в глубокое подполье. Вот это был бы ход! Приколись, остались бы единственной законной вампирской партией, способной влиять на жизнь вампов в России!
  Кристинка так смешно обзывала консерваторов консервами, что политической интриги Станя не понял.
  - В общем, он поручил Реджику доставить деретника, а Реджик послал нас в аэропорт. А там, короче, консервы атаковали, мы офигели, потасовка вышла. А деретник-то, этот козел узкоглазый, он же один, блин, но в нем больше ста вампирских жертв. Короче, вампов он боится до охренения. И он сбежал, сечешь? Сбежал!
  Станя кивнул.
  - Секу, конечно.
  Рот моментально наполнился кровью. Даже проклятье Гордеева считало Станю тупым. Станя сглотнул, Кристина облизнула губы.
  - От тебя пахнет кровью.
  - Не знаю. Я не чувствую.
  - Понимаешь, мы, вампы, чувствуем только запах крови. Поэтому он для нас всегда такой яркий. Ничто другое нас не отвлекает.
  На всякий случай Станя не стал ничего говорить, чтобы ненароком не соврать. Привычка, как говорил Гордеев, вторая натура.
  Ивас, наконец, спросил:
  - Так ты поможешь нам, Станя?
  - Стань, пожалуйста! - законючила Кристина. - Если деретник попадет к консервам, они его даже не убьют! Они его выдадут за наш бесчеловечный эксперимент! И все, блин! И твоя зарплата снизится в первую очередь!
  Станя хотел было сказать, что ни к кому деретник не попадет, кроме как к праотцам, но подумал, что во-первых это слишком круто для Стани, во-вторых слишком самоуверенно, а в-третьих и вовсе небезопасно.
  - Угу, - промычал Станя.
  - Угу, это значит поможешь? - осведомилась Кристина.
  - Угу.
  Она потрепала Станину шапку.
  - Ты герой, Станька!
  То-то и оно.
  Чем дальше они углублялись в лес, тем темнее казалось вокруг. Но Стане было не так уж жутко, в конце концов с ним было два дружественных вампира. Лучше, чем было бы заблудиться здесь одному, например.
  - А безопасность вы мне гарантируете?
  Кристинка рассмеялась, а Ивас сказал:
  - Ну, конечно, гарантируем.
  - Постараемся, то есть!
  - Кристина!
  Кристина с каждым шагом, казалось, была все мрачнее. В конце концов, она нахмурилась и сказала:
  - Ненавижу поздние прогулки в лесу. Хотите страшную историю?
  - Ну?
  Кристинка помолчала еще, как будто передумала рассказывать, но все-таки начала:
  - Мне было тогда девятнадцать, я была только на втором курсе. Это был пятьдесят седьмой, кажется. Я ничего не боялась. Войну я не очень хорошо помню, когда она закончилась, мне было семь или около того. Я даже страшного ничего не помню, кроме голода. Я москвичка была. Я поступила в МГУ на исторический, тогда я была большей умницей, чем сейчас. Ну, может клубаков тогда не было. Ну, и поступить было легче, чем сейчас. Правда!
  Кристина рассказывала путано, как будто ее собственная жизнь казалась ей далекой-далекой и какой-то не совсем настоящей.
  - Я возвращалась домой поздно, ко мне привязался парень. Я его не послала, наверное, очень зря. Ну, тогда не принято было. Считалось, что все люди лучше, чем они на самом деле есть. Ну, короче, мы разговорились. Мы шли через Ленинские горы, я жила недалеко и всегда ходила через парк, чтоб не по дороге пилить.
  - Через какие горы? - спросил Станя.
  - Теперь они Воробьевы горы, Станька. А я, блин, по привычке их так называю. Я еще Чехию Чехословакией называю! И Германию - ГДР, - Кристинка рассмеялась совершенно девчоночьим смехом, что в сочетании с ее совковой манерой называть местности звучало так странно.
  Она продолжала:
  - В общем, парень оказался маньяк, типа изврат, не знаю. Но он не решился меня сразу убить после всего. Наверное, он еще и трус был. Короче, он пырнул меня ножом и оставил истекать кровью. Я даже могла успеть выползти к дороге, тогда вечером еще всякие спортсмены там бегали, можно было и спастись. Ну, не успела просто.
  Кристинка рассказывала без особенного страха, но Стане стало как-то неловко, как будто историю он эту подслушал. Ивасу, насколько Станя видел, тоже.
  - Да не кисните! Я даже рада! Приколитесь, сейчас бы уже была такая старперка-профессорша, если б не тот случай. Знаете, пацаны, мы с вами на самом деле похожи. Даже все втроем. Во всяком случае мы еще не прожили земную жизнь. Ну, я почти уже, но пока я все-таки еще в возрасте человеческих бабок ностальгирующих по Сталину. По-настоящему другие, это вампы, которые прожили хотя бы пару человеческих жизней.
  Кристина быстро переключалась с одного на другое, была веселой и жизнерадостной, хоть и мертвой. И Станя совсем не мог представить ее прилежной студенткой МГУ.
  Надо было намекнуть Сереже, чтобы не приглашал ее на прогулки в парк. Стало совершенно темно, белки по деревьям больше не скакали, но совы еще не ухали. Впрочем, Станя не знал, есть ли в Москве совы.
  - Ивас, а совы в Москве есть?
  - Не знаю, Станя.
  - Ты ж все знаешь!
  - Но про сов не знаю.
  Станя с удивлением понял, что с вампирами ему сейчас на самом деле не было напряжно. Страшновато - да, но не напряжно.
  - А куда мы именно идем?
  - Проверяем, голодный ли деретник. Он вряд ли питался в последнее время. Скорее всего, даже несмотря на страх, он появится. Хотя он хитрый, тут еще проверить надо. В общем, пока мы просто гуляем.
  И пока прогулка была даже приятная. Станя спросил:
  - А что у вас вообще за вампирские терки между партиями?
  Кристина отмахнулась:
  - Ну прям терки у нас только с консервами!
  - Мы преследуем противоположные политические цели, - кивнул Ивас. - Кроме того, они шовинисты. Мы сотрудничаем не только с другими вампирами, но и с прочей нежитью, а они нет. Одно слово - консерваторы.
  - Да я уж сотрудничаете, - промычал Станя, вспомнив про навок.
  Кристина сказала:
  - С фашиками вот не терки, а полный капец. Это просто уроды. Надеюсь, ты с ними никогда не столкнешься. Такие человеческие фашики как ты по сравнению с нашими просто котейки все.
  Станя вспомнил Аркадия Кречетникова и очень хорошо понял, почему это у нормальных вампиров с фашиками не терки, а капец. Потому что сами фашики были капец.
  - Кстати среди них очень много бывших человеческих фашистов, - добавил Ивас. - Задумайся, Станя.
  Кристина засмеялась:
  - Не слушай прибалтийского антифа! Он ненавидит фашиков даже больше всех остальных. Короче, фашики это просто террорюги. Чтобы как-то держать их в узде, мы даже объединяемся с консервами и утопистами.
  - Единственный пункт, по которому все три оставшихся партии согласны, так это пункт по поводу окончательного решения фашисткого вопроса, - засмеялся Ивас.
  - Мы сотрудничаем, вместе пресекаем их акции. Да мы даже с вами, бритые, по этому поводу сотрудничали бы, да вы не хотите, - улыбнулась Кристина.
  - А что за акции-то?
  - Да разные. Они как-то целое Бутово хотели выесть за одну ночь. Погром типа. Если б не мы, дней траура у вас было бы побольше, - рассказывала Кристина.
  Надо же, Станя и Сережа работали почти на вампирское добро. Во всяком случае по сравнению с вампирским злом, либералы казались даже милыми.
  - А утописты? - спросил Станя.
  - Ну, они как раз нормальные, - сказала Кристина. - Никакие. Вообще то, что произошло тогда в клубе, это довольно странно. Обычно они так не поступают.
  - В смысле, в клубе?
  - Ну, в "Жатве". Стоп, или вы не знаете? Мстислав и Мишка - утописты. Мишка так, мелкая сошка. А Мстислав весьма крутой. Они там мутят что-то, эти утописты, но вроде как что-то безвредное. Во всяком случае в утописты не берут силовиков вообще.
  - Воинов, Кристина!
  - Но это тупое название! Утописты типа считают, что мозговики ближе всего к фрикам. Переходная, блин, ступень. А так они тихие. То, что было в клубе для них на самом деле нетипично. Хотя, если посмотреть на их стремную боссиху!
  - Княгиню типа? - пожал плечами Станя.
  - Не, князья у консервов. Типа с понтом и на стиле. У нас спикеры. У фашиков - вожди. А утописты типа за анархию, у них официального представителя нет, но есть там одна.
  Кристинку аж передернуло.
  - Я думаю, она их боссиха.
  - Я думаю, слово "босс" не изменяется по родам, - сказал Ивас.
  - Да ну тебя!
  А Станя вдруг подумал, что весь мир просто помешан на политике. Живые и мертвые, у всех была своя отстойная идеология. А не отстойную идеологию Станя, конечно, знал только одну.
  Гуляли по лесу они уже как минимум час, болтали о чем-то, да так приятно, что вскоре Станя даже стал считать Кристинку своей закадычной подругой, а Иваса - не таким уже противным прибалтом.
  Но ничего, кроме изменений в отношениях с вампирами не происходило. Во всяком случае до того, как они решили возвращаться обратно. То ли деретник совсем оголодал, то ли совсем оборзел, но Станя отчетливо услышал шорох и треск, кто-то наворачивал вокруг них круги.
  - Явился наконец-то! - выдохнула Кристина. - Ну, сейчас я тебя поймаю!
  Станя понял, что в треске и шорохе показалось ему таким странным. Он шел не от земли, а сверху, с деревьев. Деретник скакал по деревьям, не хуже, чем белки. Все, что Станя видел - неясное шевеление, темное пятно, скачущее наверху.
  - Как он это делает, блин?! Блин! Блин! Блин!
  Станя добавил бы и чего пожестче, если бы Кристина не ответила:
  - Якутская нежить же лесная! Они все умеют там! Особенность такая!
  Станя снова начал понимать, почему надо выжечь якутские леса дотла. Темное пятно продолжало скакать по кругу, Станя против воли вцепился в Кристинку, но Кристина его отцепила.
  - Нет, Стань. Жди.
  Станя стоял и ждал, пытался всмотреться в деретника, найти в нем хоть что-то человеческое. Ничего не получалось, деретник оставался для Стани темным пятном. В конце концов, когда Станя почти смог его разглядеть, деретник спрыгнул с дерева, а Кристина завизжала:
  - Вот и попался!
  Кристина побежала за ним, ну, как побежала - превратилась в такое же темное и смазанное пятно. Оба темных пятна стремительно отдалялись, в конце концов, Станя уже не мог решить, какое из них деретник, а какое Кристина. Ивас покачал головой:
  - Надо было еще подождать! Кристина такая несдержанная!
  - Если бы еще подождать, он бы мне башку оторвал!
  Ивас покачал головой:
  - Мне кажется, деретник не хотел тебя съесть.
  - В смысле?
  Ивас сказал:
  - Я тебя до остановки провожу, а потом вернусь посмотреть, как дела у Кристины. Вряд ли я ей пригожусь, уже ведь стемнело.
  - Да ты не такой уж бесполезный ботан, Ивас.
  - Спасибо, на, как у вас говорится, добром слове.
  Станя не стал говорить "пожалуйста". Хватит с Иваса и самого доброго слова.
  - Ты сказал, деретник не хотел меня сожрать?
  - Думаю, не хотел. Думаю, наоборот. Он не хотел, чтобы мы тебя сожрали.
  - Вы ж не хотели.
  - Он-то этого не знал. Он же ненавидит вампиров. И ему есть за что.
  Стане тут же стало жалко деретника. Почему всегда приходилось принимать такие страшные решения? Чем вообще Темычу помешал деретник, который ненавидит вампов? Ну, Темыч, конечно, не знал, что деретник против вампов. Может, поймать его, обрить налысо и привести к Темычу? Станя хмыкнул, но веселее не стало. Вдруг Станю осенило - все ведь будет очень просто. То есть, решить снова было не просто. Но сделать будет просто.
  Станя улыбнулся своим мыслям, Ивас, наконец, спросил:
  - Что с тобой, Станя?
  - Ничего нового.
  До остановки они шли в полном молчании, наконец Ивас сказал:
  - Дальше тебе эскорт не нужен.
  - Смотря, что это!
  Ивас вежливо улыбнулся, потом сказал:
  - Мне надо проверить, как там Кристина бывает.
  - Просто как там Кристина, - сказал Станя, но без обычной злости. - Вот тебе второй бесплатный урок русского. Скоро все они станут платными.
  Ивасу не пришлось извиняться, что автобуса он со Станей не дождался, потому что автобус как раз пришел.
  - До свиданья, Станя!
  Станя пробормотал:
  - Пока.
  Но Ивас, наверное, не услышал. Первым делом Станя, конечно, направился к себе домой. Но вместо того, чтобы открыть дверь, принялся в нее звонить. Открыла Алинка. Она сложила руки на груди, сказала:
  - Ну, наконец-то!
  - Не, я не домой.
  - Нет, ты домой, - насупилась она.
  - Где батя?
  - Дрыхнет.
  Алинка смотрела на него, и Станя знал, что она ждет объяснений. Наконец, она сказала:
  - Ну? Ты сбегаешь по ночам из дома, после темноты приходишь, чтобы тут же свалить, попадаешь в ментуру. Ну?
  - Вынеси мне водяные автоматы, ну те, где много воды помещается, Алинка. Помнишь, мы с Сережей летом с ними игрались постоянно?
  - Помню. Они на балконе.
  - Вынеси.
  - Зачем?
  - Надо.
  Они с Алинкой смотрели друг на друга, исход этой битвы не был ясен, пока Алинка со всхлипом не бросилась Станю обнимать.
  - Пожалуйста, Станька, не умирай!
  - Да я не собирался, в общем-то.
  - Я не хочу, чтобы ты был взрослым, - рыдала Алинка. - Я хочу, чтобы ты был моим братом!
  Станя гладил ее по голове, перебирал ее кудряшки, но что ей сказать, не знал. Наконец Станя соврал:
  - Я сегодня пораньше вернусь.
  Станя привычно сглотнул кровь, даже не скривился. Уже и так врать привык. Алинка комкала Станину куртку, всхлипывала, но рыдать все-таки перестала.
  - Вынеси пистолеты, Алинка? Ладно?
  Она кивнула.
  - Сейчас.
  Алинка вынесла ему пакет с двумя водяными пистолетами, ядерно-оранжевым, традиционно принадлежавшем Стане, и ядерно-синим, достававшемся обычно Сереже.
  - На, - сказала Алинка самым мрачным своим тоном, показывая, что смертельно обижена. - И запомни, что ты не герой, ты эгоист полный. Понял? Понял?
  Тут Алинка снова в него вцепилась.
  - Не уходи.
  - Все, Алинка.
  Станя отцепил ее от себя, поцеловал в макушку.
  - Мне надо. Реально надо.
  Алинка не отцеплялась до последнего, а когда отцепилась, то захлопнула дверь у Стани перед носом. Станя снова заглянул в пакет с пистолетами. Эти пистолеты всегда напоминали Стане о лете, но следущее лето, наверняка, пройдет без их участия. Удачей будет, если пройдет и без участия настоящих пистолетов.
  Станя направился к Гордееву. Сережу он трогать и вправду не хотел. Сережа вообще не должен был ничего знать. Кроме того, Станя знал, что Сережа не сможет прикончить деретника, если тот и вправду окажется сотней беззащитных жертв вампиров.
  А Гордеев, Станя это почему-то ясно понимал, сможет и сделает. Кроме того, его не было жалко, если деретник окажется не таким беззащитным, каким Станя успел его представить после разговора с Ивасом. Гордеев открыл дверь, Станя приставил к его лбу пистолет. Так же, как перед походом в вампирский клуб. Только тот пистолет был больше похож на настоящий. Но Гордеев явно не был настроен шутки шутить. Он зашипел:
  - Что ты тут делаешь, блин? У меня как раз продвигается!
  - Что продвигается?
  - Я почти ее поцеловал!
  Станя заржал, вложил Гордееву в руку пистолет:
  - Девушки любят военных. Становись под ружье, и она тебя сто пудов поцелует.
  - Блин, Стасик! Что тебе надо?
  Но Станя отодвинул Гордеева, двинулся в комнату.
  - Привет, Лапша.
  - Чего, Логинов, бомжуешь?
  - Не, я по делу.
  - И по какому же? - спросил Гордеев, вся его питерская питекантропская морда выражала только страдание и никакой заинтересованности.
  Станя сел на диван рядом с Лапшой, задул горящие на столике свечи. Кисуля выглянула из-под дивана. Судя по всему, ее загнал туда Гордеев, чтобы романтике она, по возможности, не мешала. Кисуля хрюкнула что-то вроде приветствия. Она изрядно возмужала и выросла, Станя даже чувствовал что-то вроде отцовской гордости. Он-то помнил ее и размером с пекинеса, и даже меньше пекинеса. Кисуля росла со дня спасения Катюши, примерно так же быстро, как росло Сережино недоверие к ней. Что там такое случилось, Сережа так и не признавался, но Кисуля, кажется, начала его пугать.
  - Сейчас пойдем мочить деретника.
  Лапша и Гордеев переглянулись, наконец Гордеев спросил:
  - Что?
  - То, - ответила Кисуля.
  - Не знаешь, кто такой деретник? А где Якутия знаешь?
  - На Дальнем Востоке, - ответил Гордеев. - И чтобы мочить деретника, нам нужно шесть часов лететь на самолете.
  - Нет, нам достаточно получаса, чтобы дойти, - сказал Станя.
  Лапша засмеялась:
  - Ты точно очень смутно представляешь, где находится Якутия.
  На самом деле было видно, что они согласны. Лапша и Гордеев были такие же долбанутые, как Станя. И если Гордеев пасовал в последний момент, то Лапша и Станя были долбанутыми до конца.
  - Сначала, Стасик, объясни нам, что происходит, а потом уже пойдем мочить деретника.
  - Или не пойдем, - добавила Лапша.
  - А по дороге нельзя?
  - Нет, - отрезала Лапша.
  - Не доверяете что ли?
  - Ну, Стасик, ты патологически лживый скинхед. Как думаешь, стоит нам тебе доверять?
  Пришлось рассказывать всю историю от начала и до конца. После каждого предложения Гордеев заставлял Станю показывать язык, чем немало шокировал Лапшу и осложнил Стане повествование. Пришлось рассказывать всю правду.
  В конце рассказа Лапша выдала:
  - Пошли.
  Этого от нее не ожидал даже Станя, а уж тем более не ожидал услышать причину, по которой ее так тянет прикончить деретника прямо сейчас.
  - Вы представьте себе, насколько ему плохо.
  Станя ведь об этом даже не задумывался. Ну, тогда все еще легче, чем он думал.
  - А у нас есть план? - спросил Гордеев.
  - А ты думаешь? - хмыкнул Станя. - Иначе зачем я сюда притащил водяные пистолеты?
  - Я думал, у тебя просто странные понятия о том, что нужно приносить в гости к чаю, - заржал Гордеев. Шутка была смешная, но на ржач Станя отвлекаться не стал. Он сказал:
  - Ты, короче, слушай. Заправим водяные пистолеты бензином. Обольем деретника, а потом вы с Лапшой, раз уж вы свечки зажигаете, зажжете облитого бензином трупаря. Все!
  - Звучит-то просто. А с чего ты взял, что мы успеем облить деретника?
  - Потому что нас двое.
  - Трое, - поправила Лапша.
  - А он - один.
  - Мы делили апельсин, трое нас, а он один, - нараспев протянул Гордеев. Кисуля заворчала. Да уж, мало кому могло понравиться пение Гордеева.
  - Так вы согласны?
  И они согласились. Станя и не сомневался, что согласятся.
  - Нужно быстрее. Сегодня упырь в лесу точно был, но я не уверен, что Кристинка его не поймала.
  Для начала они заехали на бензоколонку около "Курса". Станя с самым невозмутимым видом указал на ближайшую пластиковую канистру.
  - Можно вот эту, пожалуйста. И бензина туда залейте.
  Кассир округлил глаза, но когда Станя протянул ему три тысячи, вопросы отпали сами собой. Платежеспособность может даже оправдывать странные покупки, этому Станя научился с тех пор, как начал зарабатывать деньги.
  - Нравится не чувствовать себя нищебродом? - спросила Лапша, и Станя дернул ее за волосы, но совсем легонько.
  В автобус с канистрой бензина они решили не садиться, так что идти до Салтыковского леса пришлось пешком. Было жутко, конечно, но в компании все жуткое кажется даже чуточку веселым.
  - Если мы здесь умрем, ты, Стасик, будешь виноват в том, что я так и не поцеловал мою Ксюту.
  - Твою Ксюту? - спросила Лапша зло и одновременно как-то польщенно.
  Станя хмыкнул, подхватил канистру и направился вперед. Он только надеялся, что Кристинке не удалось деретника поймать. Лес был не лучшим местом для бензиновой перестрелки, но солдаты же в лесах как-то воевали, если верить фильмам. Продвигаться было тяжело, в темноте они все время на что-то натыкались. Гордеев порывался Лапшу понести, но Лапша стойко не давалась.
  - Да Макс, прекрати, я что тебе Женька Ветрова? Сама дойду. И если вдруг деретник выскочит, ты что бросишь меня на землю и выхватишь пистолет?
  Этого Гордеев не учел, в таком свете его поступок переставал быть очень романтичным. Так что Гордеев избавил Лапшу от попыток взять ее на руки. Чем дальше они заходили в лес, тем менее разумным казалось им все мероприятие.
  - Мы, кстати, забыли, что в лесу может быть не только деретник, - сказала Лапша.
  - Блин, без тебя тошно, Лапша, не обостряй!
  - В нашей смерти будешь виноват ты, ты, ты, Стасик! Ты будешь знать, что все твои друзья умерли из-за тебя!
  - Не все, у меня еще останутся Сережа и Женька.
  Они было рассмеялись, все втроем, но тут Станя услышал знакомый треск веток над головой.
  - Он здесь!
  Гордеев приподнял пистолет.
  - Не стреляй, пока он не подойдет ближе! Перезаряжать некогда!
  Все-таки военные фильмы надо было смотреть хотя бы ради того, чтобы все правильно в такие моменты сказать. Станя отдал канистру Лапше, приготовился.
  Деретник скакал по веткам, все ниже и ниже. Наконец он свесился вниз головой, представляя собой мишень, о которой можно было только мечтать. Станя и Гордеев одновременно выстрелили в него бензиновой струей, но он не дернулся, не отскочил, хотя мог бы.
  Он сказал:
  - Стойте!
  Его голос был человеческим, обычным человеческим голосом. Станя присмотрелся повнимательнее, увидел, что перед ними висит не чудовище, не упырь и не вамп. Просто молодой якут, а может и китаец или там калмык. Азиат, в общем. В темноте по нему не было заметно, что он труп. Разве что мелкая дрожь и дерганные, но ловкие движения вызывали подозрение.
  - В смысле?
  - В смысле стойте! - засмеялся деретник, но совсем другим голосом. Голос был такой, каким в глупых юмористических шоу пародируют женские голоса. - Поговорим? Деретник спрыгнул вниз, но приземлился на ноги. Станя заметил, что деретника трясло больше, чем он сначала подумал.
  - Я вам ничего не сделаю, - проскулил деретник, а потом пробасил. - Мы не хотим никому зла.
  Станя вдруг подумал, что деретник, хоть и выглядел почти живым, был куда страшнее упыря.
  - Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! - повторял деретник на разные голоса. Это были голоса обычных людей, Станя мог даже акценты различить, если бы постарался. Ни один из людей, которые населяли деретника не должен был умереть, но все они были мертвы. Наконец деретник сказал:
  - Помогите нам!
  - Мы же хотели тебя, то есть вас, сжечь!
  Деретник замотал головой, быстрым и смазанным движением, его снова затрясло. Станя услышал рыдания и всхлипы, доносившиеся из глотки деретника, но принадлежащие совершенно разным людям.
  - Знаем, - наконец сказал деретник. - Это нам все равно. Мы уже умерли.
  А потом добавил:
  - Но лучше вам не шататься по лесу в такую темень. Даже ради геройств вроде этого! - и Станя вдруг понял, что это был голос чьего-то отца. Кто-то внутри деретника снова зарыдал.
  - Господи, - сказала Лапша, и Станя был с ней согласен.
  Господи, думал Станя, сколько в нем на самом деле боли.
  - Не бойтесь, мы не голодные, - сказал деретник. - Мы ели белок и мышей. Мы бы не хотели делать людям больно.
  Лапша, Гордеев и сам Станя стояли перед деретником и не могли ему ничего сказать. Деретник смотрел на Станю, потом наконец улыбнулся, улыбкой совсем не подходящей его лицу.
  - Мой сынишка стал таким, как ты. Сначала мы и правда хотели тебя съесть, ведь было так голодно. Но ты мне так напомнил моего сынишку.
  Деретник пожалел Станю из-за того, что одной из вампирских жертв он напоминал сына. Ого.
  - Мне страшно, - проскулил деретник совсем по-детски. - Не бросайте нас.
  - Чего ты хочешь? - спросила Лапша.
  Деретник тогда сказал голосом совершенно обычным, какого после заполошных рыданий и воплей Станя совсем не ожидал.
  - Мы бы хотели умереть. Но только так, чтобы отомстить.
  Деретник принялся оттягивать воротник куртки, ритмично повторяя одно и то же движение, как будто не помнил, как куртку, собственно, расстегнуть. Он засмеялся:
  - Мы следили за вами от опушки, дети. И как только увидели у вас бензин, сразу поняли, что нам теперь делать.
  - Что? - прошептал Гордеев.
  Глаза деретника обратились в Гордееву, и Станя был рад больше не чувствовать этот взгляд.
  - Ты ведь фрик, малыш? - спросил деретник. Станя узнал голос, который назвал его сынишкой.
  - Да.
  - Колдуешь, да? - спросил деретник уже совсем другим голосом, и сам для себя добавил:
  - Что? Я просто стараюсь не терять оптимизма в любой ситуации! Значит так, наш план прост.
  Деретник замолчал, а потом начал говорить другим голосом, очень серьезным:
  - Дело в том, что вампиры не чувствуют запахов, кроме запаха крови.
  Это-то Станя сегодня выяснил у Кристинки.
  - Они не почувствуют запах бензина, - сказал деретник, его снова затрясло, он обхватил ствол дерева, чтобы удержаться на ногах. - Обольете нас бензином, спрячетесь здесь. А когда вампиры придут за мной, подожжете меня. Я ловкий, я и многих из смогу поджечь.
  - Зажечь! - выкрикнул деретник, помолчал и снова заговорил:
  - И вы сможете сбежать. Им будет на что отвлечься. Это мы обещаем!
  Кто-то внутри деретника снова зарыдал, а кто-то засмеялся. Звук вышел странный.
  Наконец деретник сказал:
  - Пожалуйста. Мы ведь не хотим снова попасть к вампирам. Но и зря умереть не хотим.
  В темноте глаза деретника между тусклыми белками были абсолютно черные, до краев заполненные страшной болью и тоской. Станя сглотнул. Он знал, что не сможет деретнику отказать, как не смогут Лапша и Гордеев. Дертник царапал ствол дерева, и пальцы его вспахивали в древесине длинные борозды. Станя удивился, насколько он силен, а потом вспомнил, что сила нежити зависит от предсмертных эмоций. И представил, только представил себе, сколько этих эмоций было в деретнике.
  - Мы согласны, - сказал Станя.
  - Да, - кивнула Лапша.
  - Конечно, - добавил Гордеев.
  - Спасибо, - просиял деретник, он обхватил ствол, взобрался повыше с неестественной легкостью, но когда спрыгнул на землю, снова стал казаться жалким и безумным.
  Деретник принялся повторять:
  - Спасибо, спасибо, спасибо!
  Но Станя не стал дожидаться, когда их поблагодарят все его обитатели.
  Станя сказал:
  - Надо тебя вымочить бензином. Они скоро придут?
  - Они уже ищут меня, я знаю.
  Станя сделал шаг к деретнику, обернулся на Гордеева и Лапшу.
  Им деретника еще и поджигать, пусть для этого и не надо к нему приближаться, все равно будет страшно. Деретник теперь лежал на земле, свернувшись колачиком.
  - Вставай. Сейчас, короче, все сделаем.
  От страха у Стани зуб на зуб не попадал. Деретник был стремный, и то, что Станя делал было стремно. Деретник протянул Стане руку, детским и беспомощным жестом. Станя помог ему подняться.
  - Сейчас, - сказал Станя почти заботливо. - Только зажмурься.
  Станя говорил заботливо, потому что говорил явно с ребенком.
  - Ты чувствуешь запахи?
  Деретник зажмурился, замотал головой.
  - Ну, это отлично. Не будет, значит, бензином вонять.
  Остатки бензина из водяных пистолетов Станя выплеснул деретнику на волосы.
  - Не втирай только. Чтоб не высохнуть быстрее.
  Деретник закивал с видом прилежного ученика. А потом сказал:
  - Прости нас, пожалуйста. И не бойся.
  Со вторым пунктом были явные проблемы. Так что Станя решил сосредоточиться на работе. Хорошо, что все азиаты маленькие ростом, а то бензина могло бы и не хватить.
  - Вымочи одежду, это главное, - советовал кто-то изнутри деретника. Наверное, мужик какой-то.
  - Ага, - кивнул Станя. - Я понимаю.
  Но это была неправда. Ничего Станя не понимал. Почему всех всегда нужно было понять? Почему нужно было понять этого деретника, но нужно было понять и Кристинку, брошенную умирать от потери крови на Воробьевых горах. А Станя не хотел никого понимать, он хотел денег и снова вернуться в тусовку.
  - У нас будет мало времени, - сказал Станя. - Чтоб бензин не высох.
  - Я понимаю, - серьезно и очень по-взрослому кивнул деретник.
  А потом спросил голосом того, кто узнал в Стане сына.
  - И будете осторожнее, хорошо? Сразу бегите, как только это тело загорится.
  - А с вами что будет?
  Деретник засмеялся, сказал молодым, почти пацанским голосом:
  - Все, иди давай, и не задавай лишних вопросов. Все поняли, что делать?
  - А когда поджигать? - спросила Лапша дрожащим голосом.
  - Когда увидите, что мы достаточно рядом с вампирами. Мы, конечно, еще попрыгаем на своем веку, но лучше сразу снять двух или трех.
  - Любил играть в компьютерные игры? - спросил Гордеев.
  - Конечно! В "Контру" вот!
  - Они бы с Сережей поладили, - промычал Станя.
  Хотя в деретнике было столько людей, что он со многими бы поладил. Деретник улыбнулся ободряющей улыбкой, какой умеют улыбаться хорошие учителя перед важными экзаменами.
  - Спасибо, ребята. Это хорошее дело. Вы делаете правильную вещь. Никогда не думайте об этом плохо.
  Станя сглотнул, обернулся на Лапшу и Гордеева. Те тоже стояли с глазами на мокром месте. А потом деретник взмыл вверх, ловко цепляясь за ветки, круче, чем умели даже белки.
  - Сколько у нас времени примерно? - спросил Гордеев.
  - Полчаса, я думаю. Пока бензин не высохнет.
  - Спрятаться надо, - сказала Лапша. - Но так, чтобы мы все видели. Без зрительного контакта мы не сможем его поджечь.
  Они выбрали место за поваленным бревном. Во-первых, оно было рядом с дорожкой, не хотелось бы после всего еще и потеряться. Во-вторых не так далеко от места, где они встретились с деретником, а в-третьих - из-под бревна все было видно. Портили ситуацию только обжившие это бревно муравьи, но насколько Станя мог судить благодаря подсветке мобильника, они были черные, а не красные. Значит, не кусачие. Так они и ждали, когда деретник вернется и приведет вампиров. Лапша, кажется, даже дышать реже стала. А потом у Гордеева зазвонил телефон.
  - Ты тупой, блин?! Тупой?! Ты что не выключил мобильный перед охотой?
  - Ну, я забыл же!
  - Ты тупой, Гордеев!
  - Макс, а если бы здесь были вампы?
  Гордеев сказал:
  - Если боитесь вампов, вот и не орите.
  И взял трубку.
  - Привет, Серег. Да не, я ж не дома. Да со Стасиком и Ксютой на охоте. Где, блин, в лесу!
  Станя пихнул Гордеева в бок.
  - Ты тупое чмо! У тебя вообще мозг есть?!
  Судя по воплям, которые услышал даже Станя, идея хранить поход на деретника в секрете от Сережи была как минимум здравой, а как максимум - единственно верной.
  - Сереж, Сереж, успокойся! Не впадай в истерику! Это была импровизация!
  В общем, так ни до чего и не договорившись, Гордеев сбросил вызов.
  - Не надо было ему говорить, да?
  - Сам догадаешься?
  - У меня случайно вырвалось!
  Гордеев помолчал, потом сказал:
  - Он попросил зайти потом, чтобы убедиться, что мы все выжили.
  - Разумное решение, - кивнула Лапша. - Я бы тоже захотела убедиться.
  Но чем дольше отсутствовал деретник, тем тише они говорили, вампы могли появиться в любую минуту. Станя никак не мог собраться, никак не мог перестать думать о том, что будет, если бензин высохнет. Или если Кристина и Ивас окажутся к деретнику слишком близко. Станя мог сколько угодно убеждать себя в том, что ему плевать на всех на свете вампов, но к Кристинке он привязался, а Ивас был вполне сносный для мертвого прибалта чувак. Страшно не хотелось, чтобы они сегодня умерли. Да и чтобы они вообще умерли не очень хотелось. Станя принялся считать муравьев, чтобы успокоиться. Он все время сбивался, потому что вместо того, чтобы ползать как приличные муравьи и солдаты ровным строем, они друг друга обгоняли, сворачивали и в целом вели себя недостаточно дисциплинированно для того, чтобы их посчитать. На сорок первом, который вполне мог оказаться и семьдесят пятым, Станя услышал голос Кристинки.
  - Да стой ты уже, твою ж мать! Блин, кто-нибудь из твоих тупых консервов, Савва, может его заботанить?!
  - Что ты сказала? - откликнулся мужской голос. И хотя голоса эти стремительно приближались, никакой одышки или хотя бы прерывистого дыхания слышно не было ни в одном из них. Вампиры бегали без напряга, это правда.
  - Я сказала, что пусть кто-нибудь из твоих наставников наставит это чмо на путь истинный, блин!
  Послышался голос Иваса:
  - Чтобы его наставить, надо его догнать сначала! Вот и догоните!
  В общем, вампиры паниковали и перекладывали друг на друга ответственность примерно так же, как Сережа, Станя, Димка Кузнецов и Патлач Александр, когда им велели сделать совместный доклад по истории.
  Станя улегся по удобнее, чтобы видеть хоть что-нибудь, кроме недисциплинированных муравьев. Из-под бревна было не очень хорошо видно, тем более что лучшее место для обзора пришлось уступить эксперту с Лапшой. Скачущего по деревьям деретника Станя не видел, зато видел ноги Кристинки, обутые в модные сапожки:
  - Он замер! Может устал? - спросила Кристинка.
  - Может и устал, - ответил мужской голос. Судя по всему, мужик был то ли выходец из Питера, то ли из Российском Империи, где все говорили как в Питере. Во всяком случае московское Кристинкино "мошт" вместо "может" на фоне его идеального выговора смотрелось довольно странно. Станя подумал, что Савва, если ему и принадлежал этот голос, наверное, был из консервов. Ведь про него Кристина говорила, что он брат Аркадия Кречетникова. Вряд ли в Москве было много вампиров с таким распространенным именем как Савва. Видно было, что они с Кристинкой довольно долго знакомы, довольно сильно друг друга не любят, но работать вместе им было довольно легко. Даже если вместе они работали ровно до того момента, пока не поймают деретника и не начнут его делить. Станя услышал еще чьи-то голоса, но все они были ему незнакомы, кроме, может быть, одного.
  - Фира заставила его остановиться. Неужели, у либералов так плохо с наставленниками, что вам приходится рекрутировать их из-за границы. Да еще и не очень качественных.
  Обладетель голоса взбесил Станю во-первых наездом на Иваса, а во-вторых своим собственно наличием в этом мире. Говорил их старый знакомый, Андрей Германович. Станя услышал короткий и хлесткий звук падения. Наверное, скинули деретника с дерева или заставили его упасть. Станя тогда попытался устроиться еще удобнее. Наконец он нашел угол обзора, при котором мог видеть не только вампирские ноги. Станя обернулся на Гордеева. Тот был бледный и на вид очень злой. Станя, кажется, знал, о чем Гордеев сейчас мечтает. Вампиров было шестеро, они стояли вокруг деретника, деретник неподвижно лежал в середине круга. Если бы не рыдания и ругательства, доносившиеся из него, Станя бы подумал, что деретник мертв. Впрочем, сколько бы деретник не голосил и не рыдал, он ведь и так действительно был мертв. Вампиры молчали. Было в этом молчании что-то от молчания котов, замерших друг перед другом прежде, чем подраться или зашипеть. В вампирах было больше от живых животных, чем от живых людей. Станя зуб бы поставил на то, что сейчас вампы выясняли, кто из них сильнее. Судя по тому, что первым заговорил этот самый Савва, с которым разговаривала Кристинка, сильнее были консервы.
  - Отдайте нам деретника и, мы обещаем, что просто убьем его. Никакого скандала не будет.
  - Да ну прекрати, кто вам поверит? - засмеялся смуглый устатый мужик, стоявший рядом с Кристиной. Наверное, Кристинка и Ивас вызвали после темноты того из вампов, кому они доверяли. Станя задумался, знает ли вообще Реджик об этом происшествии. Хорошо было бы, если бы не знал. Кристина добавила:
  - И, кстати, это наш подарок. Ты уверен, Савва, что хочешь иметь дело с нашим спикером и его внучком, который, на минуточку, самый сильный фрик в регионе. Подумай дважды, блин, прежде, чем ляпнуть глупость.
  Станя, конечно, болел за либералов. Во-первых они все-таки были свои, а во-вторых, это не они убивали тех, кто в деретнике сидел. Станя был, конечно, уверен, что из жертв либералов, да даже из жертв одной Кристинки можно было бы собрать деретника не хуже. Но сейчас тряслись перед вампирами именно жертвы консерваторов. Но в то же время, как бы Станя ни болел за либералов, ему и ужасно хотелось, чтобы деретник достался консервам. Тогда можно будет его поджечь, а у Кристинки и Иваса будет шанс спастись. Станя даже подумал, что если деретник достанется либералам, может, и не стоит его поджигать. Но быстро отогнал от себя эту мысль, вспомнив глаза деретника и этот его детский, беззащитный жест, когда деретник протягивал Стане руку.
  Андрей Германович сказал:
  - А вы разве хотите иметь дело с нашим князем?
  - Да ваш князь, - начала было Кристинка, но смуглый усатый мужик ее отдернул.
  - Кристин, не начинай!
  Станя услышал голос Иваса:
  - Хорошо, в конце концов, нам нужно решить проблему мирным путем сейчас. Никто ведь не хочет побоища? Да, вы сильнее, но ведь и мы не последние вампиры в нашей организации.
  - Ты - последний, Ивас, - засмеялся смуглый мужик.
  Но Ивас изо всех сил постарался не отреагировать. Может, даже заботанил себя от комплексов.
  - Будет одинаково неприятно вступать сейчас в драку и вам, и нам.
  Станя никогда не слышал, чтобы Ивас так долго говорил на русском не сделав ни одной смешной ошибки. Станя подумал, что Ивас меньше волновался сейчас, чем обычно, чем даже когда сегодня со Станей говорил. Наверное, ночные разборки для вампиров были естественнее, чем беседы с подростками. Деретник всхлипывал и завывал, но никто не обращал на него ни малейшего внимания. Ивас продолжал, голос у него даже не дрогнул. Станя подумал, что Ивас казался ему больше похожим на человека до этой минуты.
  - Давайте договоримся так. Мы забираем деретника, но огласке ни одно дело не подвергнем.
  Невысокая кудрявая женщина сложила руки на груди:
  - Чтобы нас им шантажировать? Нет уж, давайте так: мы убиваем этого деретника прямо сейчас. И ситуация остается патовой.
  - Фира, ситуация в таком случае будет выигрышной. Причем для вас, - хмыкнул смуглый мужчина.
  Странно было, что все они знали друг друга по именам. Может, они даже вместе присекали акции вампирских фашистов. Да даже сейчас говорили они так спокойно, что Станя бы никогда не подумал, что они враги. Больше были похожи на недолюбливавших друг друга коллег. Англичанка с историчкой вот всегда так общались. В общем, выглядели бы они вполне по-человечески, если бы не выпущенные клыки и шипение, периодически вырывавшееся из их глоток. Кристина наконец сделала шаг вперед, никто не остановил ее.
  - Так, ребята. Это наш деретник. Он принадлежит нам по закону. И если вы хотите спорить, то вы спорите не со мной и не с Рустамом, а тем более не с Ивасом. Вы спорите с законами на которых сами же и помешаны. Если хотите, можете связаться с фриком, который создал этого деретника. Деретник принадлежит ему, и он им распоряжается. Рустам, найди доверенность.
  Смуглый мужчина, очевидно, по имени Рустам, принялся рыться в барсетке. Вампир, блин, с барсеткой. Вот уж действительно универсальная сумка. Но главное - офигеть, блин. Доверенность. Доверенность на это несчастное существо, вмещающее в себя столько боли и страха. Доверенность, как на машину, как на квартиру. Наконец Рустам достал какую-то сложенную вдвое бумагу, сказал:
  - Вот копия доверенности. От Дархана Контоева, создателя этого деретника, со всеми нотариально заверенными подписями. Смотреть будете?
  - Нет, - мрачно проговорил Андрей Германович. - Не будем смотреть.
  - Ну что, - улыбнулась Кристинка. - Инцидент исчерпан? У нас и документики есть, как видите!
  Кристинка и Рустам подхватили деретника, вздернули его на ноги. Гордеев обернулся на Станю. Станя замотал головой. Нет, не сейчас. Не когда его держит Кристинка. Лапша лежала рядом со Станей, она наклонилась и прошептала ему, едва слышно, на ухо:
  - У нас мало времени. Бензин высохнет.
  Станя кивнул.
  - Я знаю. Сейчас нельзя. Подождем еще. Может, Кристинка его отпустит.
  - А если нет? - спросила Лапша.
  Стане было даже не до того, как щекотно и прикольно было от ее шепота. А и вправду, если нет? Станя снова порадовался, что здесь нет Сережи. Вот уж точно, что Станя бы ему такого выбора не хотел. Кристинка и Рустам держали деретника, тот дрожал и извивался, но вырываться и не думал. Станя ставил на то, что мог. Деретник был сильнее, чем все они думали. Невысокая и кудрявая женщина, видимо, та самая Фира, которая заставила деретника остановиться тогда сказала:
  - Конечно, инцидент исчерпан. Более того, в качестве жеста доброй воли, мы сами отвезем вашего деретника вашему спикеру. Станя в один момент потерял все уважение к вампирским разборкам. Это же надо так тупо пытаться развести противников. Но когда Кристинка и Рустам взяли и понесли деретника к Андрею Германовичу, у Стани чуть челюсть не отвисла. Да она же их заботанила! И заставила отдать деретника такому сильному быку, как Андрей Германович. Хрен его потом отберут. Стане сначала захотелось крикнуть, что консервы жулят, но он подумал, что это в данной ситуации как раз лучшее, что консервы могли бы сделать. Андрей Германович перехватил деретника легко и очень крепко. И как только Кристина и Рустам отошли достаточно далеко, все еще безмятежные и не понимающие, что их обвели вокруг пальца, Станя прошептал Лапше:
  - Сейчас.
  Лапша схватила Гордеева за руку, и Гордеев заулыбался. Явно не от романтичности момента. Улыбка у Гордеева была какая-то хищная. Станя его, впрочем, понимал. Он был бы так же рад прикончить вампира, который бы его покусал. Главное, чтобы Кристинка не рванулась сейчас вперед. Лапша рядом со Станей задрожала, не как деретник, а как бывает у людей, когда повышается температура. Лапшу знобило. Главное, чтобы Гордеев не перестарался. Машинально Станя схватил Лапшу за руку, ощутил ее пульс, ощутил, что кожа у нее была такая сухая и горячая. А потом ощутил и что-то вроде коротенького удара током.
  - Молодец, Стасик, - прошептал Гордеев. - Чем больше я смогу взять силы, тем большая площадь загорится.
  - Не занудничай, а делай.
  - Делаю.
  Но делать Гордеев ничего не спешил, хотя Станя и чувствовал, что его тоже начинает знобить. Чувство, будто Станя проснулся ночью с температурой. Убегать будет сложнее, чем они планировали. Кристинка и Рустам уже опомнились, Кристина рванула обратно. Гордеев будто не спешил, наоборот, решил сдуть муравья у Лапши с макушки. И именно в тот момент, когда Гордеев сдул муравья, а Станя хотел было Гордеева стукнуть, чтоб он начал работать, деретник запылал, как факел. Мгновенно и очень ярко. Рука Лапши у Стани в руке обмякла, Лапша на секунду потеряла сознание. Станя ее понимал, ему и самому хотелось сделать то же самое. Пламя осветило Кристинку, замершую так близко, но все-таки недостаточно близко, чтобы огонь мог ее достать. Ее удивленное, освещенное пламенем лицо казалось ужасно красивым в этот момент. Деретник горел, и теперь уже не Андрей Германович вцеплялся в него, а он в Андрея Германовича. И Станя не сразу понял, что верещит-то не деретник, а именно что Андрей Германович. Верещал он даже хуже, чем Гордеев, когда тот его кусал. Андрей Германович, наконец-то, сумел отцепить от себя деретника, отшвырнул его Рустаму, тот перекинул деретника Савве, принялся тушить пламя на рукаве. Андрей Германович, кажется, кончился, во всяком случае судя по тому, что верещать он перестал, а гореть нет. Станя не мог его видеть, слишком далеко он отскочил, но отсвет пламени видел ясно. Савва перекинул деретника Кристине, та швырнула его в женщину по имени Фира. Все было похоже на игру в горячую картошку. По-настоящему горячую картошку, в смысле. И очень недовольную картошку. Деретник бросался на вампиров, как дикий зверь, в нем было столько силы и злобы, что Станя даже залюбовался. Нет, конечно, Станя понимал, что им надо бежать, пока среди вампиров нарастала паника. Но Станя не хотел сбегать, не узнав, как там Кристина и Ивас. Деретник отскочил от Фиры, видимо, она его загипнотизировала, снова к Рустаму, и успел в него вцепиться. Насколько же деретник был силен, если не всякий бык мог его отшвырнуть.
  - Минус два, - прошептала Лапша. - Нам пора.
  - Нет, - сказал Станя.
  Станя готов был лежать здесь до последнего, понял вдруг, как на самом деле сильно боится за Иваса и Кристинку. Ивас вот двинулся выхватывать деретника у Рустама. Станя было подумал, что у либералов реально силен корпоративный дух, но когда Савва заржал, то Станя понял - Фира Иваса заботанила. Неудивительно, она выглядела куда сильнее него. Хотя даже белки в этом лесу выглядели сильнее Иваса. Ивас был уже совсем рядом с деретником, когда Кристина дернула его за воротник.
  - Ивас, не тупи! Бежим!
  - А деретник? - тупо спросил Ивас. И Станя подумал, что, может быть, Ивас не видит огня. Ботаны были явно стремнее, чем быки.
  - Кончился деретник! - рявкнула Кристина. Ей пришлось забросить упиравшегося Иваса себе на плечо.
  - Стой, Кристина, - орал Рустам.
  Савва с Фирой, видимо, тоже решили сбежать, но надо было решать первыми, а не ботанить ни в чем не повинных гостей столицы. Фира получила деретником по морде и по заслугам. Станя очень надеялся, что деретник ее дожжет, прежде, чем догорит сам. Но смотреть на это, а так же на то, что станет с вампиром безупречно выговаривавшим слово "может", с Саввой то есть, Станя не стал. Он дернул Лапшу за руку, потащил за собой. Лапша потянула за собой Гордеева. Как только Гордеев отвернулся, деретник потух. Стане стало, конечно, интересно, жив деретник или нет. Судя по воплям ботанша Фира точно была в относительном порядке, и если деретник тоже был жив, он догрызет ее своими человеческими зубами, Станя не сомневался. Гордееву бежать было легко, а вот Стане с Лапшой не то, чтобы очень.
  - Ты козел, Гордеев, - выдохнул Станя.
  - Потом расскажешь!
  Гордеев был в приподнятом настроении. Станя подумал, что смерть Андрея Германовича явно способствовала успокоению его нервов. Да и Станиных почему-то тоже. Может, мертвые вампиры вообще успокаивали? Если только они не были Ивас или Кристина. Станя был так рад, настолько рад, что самой радости почти не чувствовал. Чувствовал только спокойствие - деретник отомстил, Кристина и Ивас живы, куча вампов мертвы, Сережа не участвовал в этом махаче, а Станя сможет вернуться к скинам. Еще почему-то радостно было оттого, что Станя успел подержаться с Лапшой за ручку. Только у остановки Лапша остановилась, но Станя сказал:
  - Нет, нет, слишком близко. Надо перейти на ту сторону. Пойдем на другую остановку. Другого автобуса. В другом городе. В другой стране. В другом мире.
  Засмеятся у Стани не получилось, даже улыбнуться не получилось.
  Не то, чтобы Станя прям думал, что Савва, а может быть и Фира, да и чем черт не шутит, Кристинка с Ивасом придут сюда дожидаться восемьсот одиннадцатого или семьсот девяносто второго, но лучше было перестраховаться. Когда они перебегали через дорогу, их едва не сбила машина, но Станя даже не испугался. Просто не смог. Кажется, свой лимит страха Станя на сегодня даже перевыполнил. Воздух вокруг все еще пах бензином, Станя только надеялся, что это от дороги. Не хотелось бы теперь всегда чувствовать запах деретника. Наконец, они остановились. Лапша никак не могла отдышаться, а потом заплакала. Станя впервые видел, как Лапша плачет. Совсем не как Катюша, не как Женька. Не громко, а тихонько и очень жалобно, почти без слез. Странно, Гордеев вот не спешил рыдать, хотя обычно мог рассплакаться даже из-за социальной рекламы про сироток.
  - Ксюш, - спросил Станя, впервые назвав ее по имени. - Ксюш, ты чего?
  - Мы только что убили кучу народа!
  - Ты про вампов?
  - Нет! Нет же!
  Конечно, она говорила про деретника. Станя хотел было сказать, что не мы, а они с Гордеевым. Но вспомнил, что тоже держал Лапшу за руку, тоже чувствовал, что они делают.
  - Мы все правильно сделали, Ксют. Он сам ведь просил.
  - Иначе ему было бы хуже. Ты же сама говорила, когда мы решали идти к нему.
  Станя и Гордеев обняли ее почти одновременно, было жутко неудобно, а Лапша жутко тряслась, напоминая о деретнике.
  - Ксюш, успокойся. Ты молодец.
  - Ксюта, ты правда молодец. Ты такая сильная. Я тебе клянусь, ты самая-самая сильная женщина, которую я видел!
  Гордеев умел красиво говорить, в этом-то деле он точно был экспертом. Так что когда подъехал автобус, Лапша уже не рыдала. Тушь у нее размазалась, тени растеклись, но она почему-то все равно казалась Стане трогательной и какой-то маленькой. Наверное, из-за испорченного фейковского макияжа. Лапша сказала:
  - Все. Все нормально. Я успокоилась. Странно, что я разрыдалась, а не вы, слабаки.
  Станя улыбнулся, а потом запустил руку в карман и нащупал шнурки, которые подарил ему Темыч. Всю дорогу Станя вдевал их, а когда наконец завязал, почувствовал себя взрослым и очень сильным. А от этого - счастливым.
  - Слышь, Гордеев. Давай с тобой сходим к Сереге сами, а Лапшу домой отведем.
  Уж Гордеева он отправлять на отдых не планировал, а Лапша и вправду заслужила. Она была молодец. Лапша даже не стала протестовать, наверное, не хотела драконить деда еще сильнее. Когда Станя с Гордеевым проводили Лапшу, Гордеев спросил не про деретника и не про вампиров. Он спросил:
  - Она тебе нравится?
  - Нет, - ответил Станя, скривившись от вкуса крови во рту.
  - И почему?
  - Потому что мне никто не нравится.
  - И как ты только такой живешь, Стасик?
  - Ну так вот. Я теперь настоящий скин. Зацени мои шнурки.
  - На стиле, - кивнул Гордеев.
  - Ты уже учишься московскому языку. А как бы это по-питерски звучало?
  Гордеев засмеялся:
  - С долей лоска!
  - Чего?
  - А вот ты по-питерски ни слова не понимаешь, да?
  Может, Станя сегодня был даже чересчур добрым, но он Гордееву улыбнулся. А мог бы и в морду дать.
  - Слышишь, Гордеев, а как это вообще одному жить?
  - Сейчас я уже привык. Сначала было страшновато.
  Не то чтобы они специально сговорились ни в коем случае не упоминать о деретнике, но Станя знал и Гордеев, наверное, тоже, что этот разговор не надо начинать. Деретника было страшно жалко, но ведь его убили не они. По-настоящему, в смысле.
  На самом деле они сделали хорошее дело, но от него почему-то было и радостно, и хреново. Пока они ждали лифт, Станя все рассматривал свои белые шнурки, а Гордеев все болтал, хотя Станя его давно уже не слушал.
  - Классно все-таки смотрятся, а?
  - Стасик, ты ужасный собеседник. Но да, классно смотрятся.
  На стенке в лифте было розовым фейковским маркером написано "Жизнь все равно больше смерти", а рядом красовалась свастика, которую сам Станя и нарисовал когда-то. Когда именно, Станя не помнил. Но точно до того, как Сережа стал фриком.
  Сейчас Станя был с надписью почти согласен. На самом деле ведь жизнь была намного больше, и еще, конечно, страшнее. Гордеев сказал:
  - Фейки такие оптимисты, да?
  - Эту свастику я рисовал, приколись.
  Было так странно говорить ни о чем после всего, что сегодня случилось, но зато было приятно и просто.
  - Мы герои, Стасик, ты в курсе?
  - Не. Но у меня есть маза вернуться к друганам. Только Сереге этого не говори.
  - Я думал, у вас с подружкой нет друг от друга секретов.
  - Завали, мне даже бить тебя лениво.
  И вдруг Гордеев спросил:
  - Стасик, а ты ведь нас не бросишь, когда будешь снова тусить со скинами?
  - Да вы все лохи, брошу, конечно.
  - Понятно.
  - Да шучу я, блин, баран.
  - По тебе никогда не скажешь.
  - Ну вот такой вот я человек.
  Станя жал на звонок, Гордеев говорил:
  - Ты все неправильно делаешь, Стасик! Как эксперт по хождению в гости, я тебе говорю - один раз нажал и хватит. А то будут думать, что ты - ментяра или сосед, которого затопило.
  Наконец открыл Денис Сергеевич.
  - Пацаны? Вы что тут делаете, темно ж на дворе! И так звонили, я уж испугался, что у нас трубу прорвало, и мы потоп у кого-нибудь устроили!
  Гордеев самодовольно хмыкнул.
  - А можно Сережу позвать? Нам на минутку.
  - Сейчас позову. Благодарите, что не Лиля вам открыла!
  Денис Сергеевич крикнул:
  - Серег!
  Сережа даже не откликнулся, возник рядом так быстро, будто у двери дежурил.
  - А где Лапша?! Она мертва?!
  - Не, она дома.
  Денис Сергеевич хмыкнул:
  - Ну, я вижу у вас важное дело. Тогда не буду отвлекать!
  Как только Денис Сергеевич ушел, Сережа почти выкрикнул:
  - Так вы все живы?!
  Гордеев засмеялся:
  - Как видишь! Хотя Ксюту на самом деле съели!
  Сережа тогда стукнул Гордеева.
  - Тупой баран, ненавижу тебя.
  А потом засмеялся тоже. Только Станя не улыбался, что, в общем, было не так уж необычно. Станя помолчал, а потом спросил совершенно серьезно:
  - Брат, где находится Якутия?
  - Да фиг ее знает. В Сибири где-то, наверное.
  И тогда Станя его обнял, сам от себя этого не ожидая.
  - Ты мой лучший друг! Реально, братан, ты мой самый лучший друг!
  Сережа так стиснул его в ответ, что наверняка сломал ему те ребра, которые не сломала Кристина, обнимаясь со Станей в лесу. Вот почему Станя не любил объятия. Они травматичны.
  Гордеев сказал:
  - Я мечтал об этом моменте с той минуты, когда встретил вас двоих на кладбище. Но теперь я даже не могу эту идиллию прокомментировать.
  Сережа отошел, отмахнулся от Гордеева.
  - Жрать хотите, мужики? Мама, конечно, не одобрит, но она на самом деле добрая у меня. Скажу, что вы голодали! Она на это всегда клюет. Слушайте, а что вообще за тема? Какая охота? Что за трешняк вообще?
  Сережа осматривал их, как будто до сих пор не верил, что они все-таки живы. А потом Сережин взгляд наткнулся на белые Станины шнурки, о которых Станя ему все уши прожжужал еще в начале года.
  - Понятно, - сказал Сережа совсем другим голосом. Он прищурился сильнее, видимо, чтобы рассмотреть шнурки получше, убедиться, что он не ошибся. Конечно, Сережа ведь был близорукий.
  У Сережи вообще был такой хитрый и веселый взгляд, но сейчас Сережин прищур ничего хорошего не сулил.
  - Понятно, - повторил Сережа. - Все с тобой понятно. Ты это сделал, чтобы вернуться к скинам?
  - Нет, - не задумываясь соврал Станя, и тут же почувствовал кровь во рту. Сплюнул прежде, чем вспомнил о дурацком проклятье.
  Почти тут же Станя снова почувствовал вкус этот вкус и удивился, ведь сейчас-то он не врал, и вообще ничего не говорил. Только когда стало больно, Станя понял, что Сережа ему двинул. Губу, наверное, разбил. Было не то что бы очень больно, больше неожиданно и обидно. Станя ждал, что Гордеев, как эксперт по миротворчеству, скажет, что Сережа Станю не так понял. Но Гордеев промолчал. Да и Сережа Станю вполне правильно понял. Станя тогда двинул Сереже в ответ:
  - Да пошел ты.
  И ответа, конечно, а тем более Гордеева дожидаться не стал.
   Глава 11. История о смертельном враге, целом кроте и трети лошади
  - Пап, - спросил Сережа, - а вот как ты думаешь, предательство - это когда?
  - Ну, скажем, это когда я отрекусь от тебя, потому что ты до сих пор задаешь глупые вопросы, хотя давно уже не крошка-сын.
  Отец был недоволен каждый четверг еще больше, чем сам Сережа, потому что мама взяла с него клятву отвозить Сережу на факультативы лично и передавать с рук на руки англичанке. Викторию Владимировну нововведение тоже не обрадовало, потому что теперь ей недостаточно было просто бросить свою машинку на школьной стоянке и сбежать по своим делам, а приходилось сидеть в школе до четырех.
  Отец спросил:
  - Лучше скажи, ты уже слышал эти бредни? Мышь у нас завелась!
  - Слышал.
  Более того, Сережа эту мышь видел и даже знал, откуда она взялась. Сережа ее сам, лично, собственной магией и по собственной глупости поднял на Лазаревском кладбище, когда пытался поднять того, кто лежал под камнем с кровавыми буквами, которые так и не вышло прочитать. Пока Сережина сумка валялась на земле, а сам он был занят попытками истечь кровью, мышь, наверное, заползла туда и приехала к Сереже домой. И поймать ее теперь было не так уж и просто. Пару раз, пока родителей не было дома, он пытался ее призвать, но то ли мышь была свободолюбивой покойницей, то ли плохим рейзэром был Сережа.
  - Пап, короче, тут такой треш.
  - Что-что? Или кто-то?
  - Ну, беда, короче. Проблема. Станя мне кое-что пообещал, а потом обещание не сдержал. Мы поссорились теперь. Я к тому и спрашивал о предательстве.
  Отец пожал плечами, отхлебнул из бумажного стаканчика со страшной русалочкой еще кофе, черного и без сахара, как и полагается настоящим мужчинам. Наверное, в этот раз папа согласился заехать в 'Старбакс' не потому, что понял, наконец, как там модно, а потому, что там не было молочных коктейлей, на которых Сережа последнее время просто-таки торчал. Вообще тянуло на все сладкое, которое Женька называла углеводным, и в таких количествах, какие не снились Женьке даже после самых жестких диет.
  Наконец отец сказал:
  - Серега, Станислав тебе не жена, чтобы обещания держать. Ничего он тебе не должен, не будь дураком.
  Ну, можно было даже и не спрашивать. Отец всегда, в любой ссоре принимал Станину сторону, и способ оправдать Станьку он всегда находил. Странно было другое: все остальные тоже оказались за Станю. Лапша сказала, что убить деретника было гуманно, а Женька прибавила, что лучше бы всяких таких всех поубивать, на что Гордеев ответил цитатой о большой дороге, которая начинается с маленького первого шага. Конечно, было подозрение, что эксперт просто решил под шумок сделать из Стани себе лучшего друга. Ну и пусть бы забирал, кому вообще нужен был этот лживый, неблагодарный скинхед. Лапша еще сказала, что Сережа эгоист, а Женька глянула грустно, но больше с ним никто не разговаривал. Ну и не надо. Было, конечно, тошно смотреть, как они все вместе приходят в школу и уходят домой, и шепчутся на уроках и бегают курить. А еще хуже было, когда пришлось молчать рядом со Станей над могилой, которую Триин выбрала им для работы. С момента ссоры прошло всего три дня, и каждый думал, как бы только другому ввалить, а не как поднимать мертвых. Вместо того, чтобы взять кровь, Сережа стукнул Станю рукоятью Квакуши. Вместо того, чтобы дать кровь, Станя стукнул Сережу головой об надгробие и рассек ему бровь. Пока Триин ругалась, щелкая и щебеча что-то совершенно непонятное, кровь приманила кладбищенского червя, который попытался отъесть Сереже лицо. В общем, работа не заладилась, Триин развезла их по домам на машине англичанки, а на следующий день Станя ввалил Сереже еще и за то, что ему не заплатили денег. Ну, все честно вообще-то было: нет крови - нет денег.
  Отец вдруг сказал:
  - А ты вообще помнишь, как вы со Станей подружились?
  - Ну, как-то так, - пробурчал Сережа, гоняя трубочкой по дну стаканчика остатки сливок от фраппучинно. Меньше всего хотелось сейчас обсуждать дружбу со Станей, которую неделю назад не смог укрепить даже кладбищенский червь. По крайней мере, отцепляла его от Сережи Триин, а Станя только ржал стоял. Предатель.
  - Как-то не так, - фыркнул отец. - Вообще, это ты мне должен сказать спасибо.
  - Спасибо.
  - Очень смешно, Серега. Так вот, в первом классе вы были со Станей примерно одинаково кудрявые, и вымахать, конечно, Станя еще так не успел. Ну и я жду тебя после уроков, смотрю, выходите вы из школы вместе, такие одинаково кудрявые, местами даже похожие. Я решил подшутить над нашей мамой. Пригласил Станю к нам в гости, привез вас, выгрузил и говорю Лиле такой: слушай, я что-то совсем заработался, помню, что наш кудрявый, а вот который? Так вот она до сих пор думает, что это была не шутка.
  - Круто.
  К счастью, наконец-то на стоянку въехало желтое непотребство англичанки, которое она упорно считала машиной.
  - Опаздываете, Виктория Викторовна, - сказал отец, пожимая ей руку. О, сколько бы Сережа отдал за умение так говорить с женщинами, так смотреть на женщин и так себя с ними вести. По крайней мере, от такого было бы больше толку, чем от умения поднимать мертвых.
  - Владимировна, - поправила англичанка, но было видно, что ни разу она не сердится, да и руку высвобождать не спешит. Вертихвостка. Вот что б ей ее мертвый муженек сказал?
  Еще пару минут отец с англичанкой о чем-то болтали, но Сережа не слушал, потому что увидел, как в школу заходит Станя. Тоже опаздывал, небось зависали все вместе у Гордеева, веселились. Сережа не понимал, как вот Катюша смогла добровольно ни с кем больше не общаться и не страдать от зависти? Не скучает она вообще по Женьке что ли? Конечно, ей пришлось несладко с ее призраками, но это же не повод был сидеть в столовой с Суворовой и Шишкиной, а за партой с Тонькой Воронцовой. О чем с ними вообще говорить можно было?
  Хотя, наверное, Катюше Сережа тоже просто завидовал: ее-то другие девчонки приняли обратно, она-то фриком не была, и даже жертвой нет, если разве что только обстоятельств. Конечно, Сашка Новиков и Димка Кузнецов с Сережей разговаривали, но домой с ним не ходили и вообще старались при случае сбежать, а при случае и пошутить как-нибудь неприятно насчет фриковства. В столовой садились рядом, но постоянно делали вид, что следят за своими тарелками, чтобы Сережа не проклял их, не воскресил котлетки и все в таком духе. И так каждый день. А на выходных Сережа сидел дома, ел и спал, даже приставку не включал. И это были явно не те выходные, какими бы стоило гордиться в пятнадцать.
  Наконец англичанка соизволила отчалить, и они с Сережей пошли внутрь, в школу, второй раз за день. Станя сидел под раздевалкой, вытянув ноги так далеко в проход, как только можно, потому что вахтер запрещал это делать в учебное время, ведь ноги, якобы, мешали ходить первоклашкам. Сережа чуть было не завопил 'Здорово, брат', но потом вспомнил, что они все еще в ссоре. И будут теперь всегда. Станя промычал 'Здрасьте', старательно глядя только на англичанку, Сережа промолчал. А что еще ему оставалось делать, когда все вокруг были такие ужасные люди?
  - Мальчики, вы что, еще не помирились? - спросила Виктория Владимировна.
  - А что, непохоже? - буркнул Станя.
  - И не помиримся, - решил добавить Сережа. Пришлось еще выжидать, пока отец отъехал подальше от школы, чтобы не столкнуться с ним где-нибудь на выезде. Все это время Станя наседал на англичанку, требуя свою зарплату за прошлый раз. Совести бы ему кто отвесил.
  На стоянке не оказалось ни машины Иваса, ни машины Кристины, ни машины Триин, симпатичной, гладенькой черной 'Импалы'. Конечно, может, Триин и на метле умела летать, но ее сегодня точно не было, Сережа чувствовал.
  - А где все?
  - Кто все, Сереж? - спросила англичанка устало. Либо ей в конец надоели дети, либо вампирские дела. Сережа бы поставил на второе.
  - Ну, вампиры там, Триин, короче, кто-нибудь такой. Знающий.
  - Я вас сегодня отвезу на Николо-Архангельское, оставлю и заберу через два часа.
  - Чего-чего-чего? Оставите?
  - Одних?!
  Было странно продолжать фразы друг друга, даже будучи в ссоре, но еще более странно было бы оказаться на кладбище вдвоем в темноте и ужасе.
  - Вы чего вообще? - сказал Станя. - Это вам Реджик такое сказал? Это он нас так прикончить собирается? Проще было сразу открутить нам башки!
  Наверное, на него тоже произвело неизгладимое впечатление убийство полицейского, и он тоже думал теперь, что вампиры так всех казнят, кто им не нравится.
  - Реджинальда, Станя. Прояви хотя бы немножко уважения!
  - Станислав пусть проявляет, - промычал Станя, и Сережа с большим трудом удержался от смеха. Нечего было показывать предателю, как он классно шутит, и как Сережа по нему скучает.
  Англичанка вздохнула, поправила волосы, видно было, что нервничает.
  - Мальчики, все заняты, на самом деле.
  - Так почему было бы не дать нам выходной?
  - Не вашего ума дело.
  Виктория Владимировна то говорила мягко и вкрадчиво, виновато так, то повышала голос, как будто собиралась заорать на них и отругать, как на уроке. Вот так расшатывает нервы жизнь с мертвецами. Через пару светофоров англичанка успокоилась и вернулась к инструкциям:
  - Попробуете с совсем свежей обыкновенной могилой. Поднимете обычного зомби, ничего выдающегося, простейший вид кадавров. Если получится, то через пару дней Триин его положит, и никто ничего не заметит, даже он сам.
  Англичанка протянула Сереже бумажку:
  - Это что?
  - Имя и фамилия и даты жизни и смерти. Чтобы вам легче было найти могилу.
  - Вы нас даже не отведете?
  - Ну офигеть теперь.
  Всякий раз Сережа думал, что большей гадости англичанка сделать не сможет, но ей регулярно удавалось превзойти саму себя. Интересно, а что будет в следующий четверг? Может, она со своим Реджиком решит скормить их со Станей какому-нибудь нуждающемуся в усиленном питании монстру или принести в жертву или даст контрольную без предупреждения? Вот ведь сволочь!
  - Кругом, - пробурчал Сережа, надеясь, что Станя его услышит, - одни предатели.
  - И бараны, - промычал Станя. Услышал, значит.
  - Я не к тебе обращался!
  - И я не к тебе, баран. Завали вообще. Не разговариваю с тобой!
  - Больно надо! Пошел ты!
  - Сам пошел!
  Англичанка чуть не въехала в ворота кладбища.
  - Мальчики, если вы еще раз подеретесь на работе, мы примем меры!
  - Убьете нас? - спросил Сережа.
  - Оштрафуем. До встречи через два часа.
  Англичанка чуть ли не пинками выгнала их из машины и свалила на такой скорости, какую ее карликовая машинка никак не должна была выдавать. Сережа хотел спросить, что Станя думает по этому поводу, и не выглядит ли все как подстава, и что, может, это вообще была не англичанка. Но вовремя вспомнил, что со Станей они все еще не разговаривали.
  Станя отпинал пару камушков, а потом и кладбищенские ворота, а потом пошел вперед, делая вид, что просто тут гуляет. Сережа подавил желание снова ругаться, а тем более кидаться ему в спину камнями и поспешил следом. С Николо-Архангельским кладбищем все стало понятно, едва Сережа шагнул за ворота. Так же было и с Алтуфьевским, и с Лазаревским, и так будет дальше с любым другим кладбищем. Стоило только перестать трусить и прислушаться, присмотреться. С кладбищами дела обстояли так же, как, скажем, с домами. По розовым плюшевым зверям и приторным запахам косметики в комнате Женьки все становилось понятно про девчонку, которая там жила. По квартире Гордеева было ясно, что она долго пустовала: слой пыли, запах всякого такого, старого. Дома у Стани с порога можно было понять, что тут кто-то пьет, а иногда даже бухает. Только у Катюши Сережа был всего один-единственный раз и ничего, кроме призраков, не заметил. Не смог, не до того было. Впрочем, так же вышло и в первый поход на кладбище, на Вешняковском. Правда, больше никто Сережу и в гости не звал, гуляли себе сами, как будто так и полагалось.
  - Баран тупой, потеряешься - искать не стану, - промычал Станя, не оборачиваясь.
  - Ты ж со мной не разговариваешь.
  - Так ты ж со мной тоже.
  - Потому что ты предатель и врун, - сказал Сережа так быстро, как только мог, а потом заткнул уши, чтобы больше Станю не слушать. Но ничего он и не спешил говорить.
  Вообще, сегодня на Николо-Архангельском было как-то до странного тихо. К обычным кладбищенским звукам: шагам, шорохам, шепоткам и скрипам - Сережа уже привык, а местного кладбищенского жителя, так круто шутившего в их прошлую встречу, даже поджидал. Но никто не показывался. Без привычного фона, в настоящей, могильной, блин, тишине, было как-то жутковато. И даже со Станей не поболтать было. Сережа подумал, что вот будет хорошая месть, если сказать ему, чтобы он давал кровь из уха там или носа или чего-то откуда-нибудь, откуда неудобно ему будет, как Станя вдруг обернулся и зашипел:
  - Чего-чего-чего там такое?
  - А чего? Я ничего!
  - Вот именно! Чего тихо так? Ничего гребучее!
  Радовало хотя бы то, что Сережа был не один такой нервный и мнительный. Но сказал Сережа все равно презрительно:
  - Трус.
  - Сам трус!
  - От труса слышу! Боишься без своих лысых друзей и шагу теперь ступить, да?
  - Женька, Лапша и Гордеев - не лысые!
  - Так они тебе уже и друзья? Наверное, это их всех вампиры вместо тебя покусали!
  - Ой, завали давай!
  Сережа не был уверен, но надеялся изо всех сил, что Стане стыдно, очень стыдно. В конце концов, ради него Сережа решился на самый ужасный, болезненный и храбрый поступок в своей жизни. И что взамен? Больше всего Сережу бесили белевшие в лунном свете Станины шнурки. Два кусочка тряпья стали его злейшими врагами, Сережа с радостью на них бы напал, захватил и растерзал на клочки, возможно даже с помощью магии. Они были символом, так сказал Гордеев, а Сережа подслушал и запомнил. Не понял, конечно, а от того еще больше расстроился. Вон Станя-то наверное понял, что в шнурках обычных могло быть такого символичного, раз задружился с экспертом.
  Сережа пробурчал Стане в спину:
  - Ты теперь тоже экспертом заделался и уже именно сам знаешь, куда идти?
  Адрес нужной могилы-то был у Сережи. Адрес могилы, до чего же тупо звучало.
  - От тебя подальше иду, козлина, - промычал Станя, но шаг замедлил и позволил Сереже с ним поравняться.
  - Веди давай!
  И Сережа повел. Ему даже не нужно было сверяться с запиской Виктории Владимировны, ноги сами вели его к нужной могиле, в девятнадцатом ряду, на месте номер четыре, где почивал какой-то Валерий Степанович Ивлев. Его желание подняться было таким же простым и понятным явлением, как скажем то, что вчера была среда, а сегодня четверг, а за ноябрем пришел декабрь. Сережа ничего магического толком никому объяснить бы не мог, хотя сам уже многое понимал. Подозревал он, что у Триин те же проблемы, учитывая то, как неудачно шла у них учеба. А вот Гордеев умел и то, и другое, если судить по успехам Лапши, разговоры о которых Сережа тоже подслушал. А что ему оставалось еще, если все, все его бросили!
  Станя обо что-то споткнулся, Сережа поржал, заработал уничижительный взгляд и тогда не выдержал, спросил:
  - Тебя вообще-вообще совесть не мучает? Не стыдно? Я же...
  Судя по тому, как сильно Станя Сереже двинул, совесть его не мучила. А раньше Станя только Гордееву нос разбивал и только Лапшу дергал за волосы. Кроме обиды Сережа еще и ревновал ужасно, а потому напустился на Станю, как раньше - только на Гордеева.
  - Баран ты, братан! Триин же сказала: никакой крови вне ритуального круга!
  Не то, чтобы Сережа думал, что ему хватит сил разупокоить целое кладбище с пары капель крови из носа, но лучше было лишний раз перестраховаться. Тем более на Николо-Архангельском было сегодня как-то странно, это даже Станя вот заметил и подтвердил. Сережа зажал нос и зашагал быстрее, ссориться перехотелось, а вот сделать дело и гулять смело - захотелось. Станя, кажется, был с Сережей солидарен, даже салфетку ему протянул.
  - Ой, не лыбься ты, тварь, я не хочу, чтобы ты кровью истек на кладбище, - пояснил Станя. - А не вообще.
  Вообще что, Сережа спрашивать не стал, и так было понятно, что бывший лучший друг был не против, если Сережа истечет кровью где-нибудь в другом месте и с гарантией того, что мертвых не приманит. Но Сережа даже не стал тратить время на то, чтобы обижаться, во-первых, куда уж больше, а во-вторых, ему не терпелось оказаться внутри защитного круга. Свежая могила манила, к ней тянуло, как магнитом, и подстегиваемый страхом, Сережа пустился по кладбищу чуть ли не бегом. Собственные шаги были гулкие, как какой-нибудь гром, аж оторопь брала, до чего же на Николо-Архангельском было тихо. Безмолвно было, и без кладбищенского жителя безмолвие это особенно ощущалось. Не с кем поболтать, нет никого простого и понятного, чтобы его бояться, а от того в голову лезла всякая чушь. Сережа едва успел затормозить, чтобы не сшибить венки с могилы Валерия Степановича Ивлева. Земля на ней была еще совсем свежая, даже без снега, зато усыпанная цветами и уставленная свечками в цветных баночках. Кое-где среди поникшей зелени и яркого пластика белели записки, как маленькие сугробчики. Странно было даже думать, что сегодня придется поднимать кого-то, кого при жизни любили настолько, что записки даже на могиле писали. Интересно, а он сможет встать и прочесть все? Вспомнит авторов или забудет даже алфавит? Все это Сережа думал, выуживая из сумки Квакушу, а Станя тем временем аккуратно раздвигал венки, чтобы освободить место для круга. Эксперт по суперкомандам Гордеев одобрил бы их действия.
  - Не забудь потом на место положить.
  - Без тебя знаю, баран, - промычал Станя, а совсем уж себе под нос добавил что-то, очень похожее на 'трупную подстилку'.
  Не хотелось лезть на рыхлую свежевырытую могилу и рисковать провалиться внутрь, прямо на гроб, но другого выбора не было. Не чертить же было круг на асфальте. Сережа перехватил Квакушу за лезвие, чтобы рисовать рукоятью, как Триин велела, и уже на четверти будущего круга порезался.
  - Козел и неудачник, - прокомментировал Станя. Как будто водились в мире удачливые козлы!
  - Завали!
  Интерено, а мог бы такой диалог стать частью заклинания, и что бы тогда с ритуальным кругом случилось?
  Сережа закрыл концы линий, и сразу же задышалось легче, а сердце забилось ровнее. В безопасности. Сереже даже показалось, что часть звуков вернулась, как будто кладбище не ожило, конечно, но вернулось к своей прежней форме существования. До того было в его абсолютной тишине что-то испуганное, хотя Сережа и был уверен, что огромное Николо-Архангельское вряд ли бы испугалось их со Станей таких крутых.
  Кровь из носа все еще стекала на верхнюю губу, была теплая и щекотная, а кровь из пореза текла на могилу. Вот было бы справедливо не брать у Стани кровь и сегодня, пусть бы посидел без денег еще неделю, но Сережа понимал, что сил у него не хватит на такую страшную месть. Валерий Степанович внизу хотел подняться целиком, а не обзавестись, скажем, зомби-пальцем на ноге.
  - Руку не режь, - пробурчал Станя. Вид у него был смущенный, и Сережа сразу понял, почему. Ну да, конечно, его друзья-скинхеды могли бы заметить у него свежие порезы и догадаться, откуда они появляются.
  - Пузо давай. Будешь как твоя подружка Лапша.
  Земля под ногами оседала, по чуть-чуть, еле заметно, но все-таки уходила вниз, и пара комочков уже попала Сереже в ботинки. Неприятное ощущение. Станя расстегнул куртку и задрал рубашку, но как бы Сережа не злился - решиться все равно не мог. В итоге Стане так все надоело, что он тоже схватился за нож, а вернее - за рукоять и за Сережину руку и сам направил лезвие. Крови получилось много, до дрожи в коленках много, она смешалась с небольшим ручейком, который все еще тек из пореза у Сережи на ладони и закапала на землю. И тут же проседание сменилось хаотичным движением, все, что было в пределах круга, волновалось, как море, бурлило и сыпалось Сереже и Стане в обувь.
  - Так надо? - спросил Станя.
  - А я знаю?
  Триин бы спросить, но ее здесь не было. Сережа поднес перепачканное кровью лезвие Квакуши к самым глазам, и казалось, что кровяные разводы на нем образуют целые узоры. Письмена. Символы, про которые так любил говорить Гордеев.
  - Ну, - сказал Сережа, разбрызгивая остатки крови по могиле, венкам, свечкам и запискам. - Мертвое к мертвое, живое - к живому.
  - Ты баран, это же не для подъема, а для укладывания!
  - Много ты понимаешь, скин!
  Свечки подрагивали, бились о разноцветные края банок, в которых они сидели, как заключенные в тюрьме, шелестела бумага, поскрипывал пластик от трения о гранит надгробия. Наверное, Валерий Степанович очень сильно хотел наверх, сильнее, чем Сережа думал сначала. Крови не было видно, может, стало слишком темно, а может она впиталась уже, пошла вниз, вниз, вниз на прокорм особенно рвущегося наружу мертвеца.
  - Мертвое к мертвому, - повторил Сережа.
  Вообще, Триин считала, что говорить можно что угодно и как угодно часто, главное ритм и вибрация, которую создают слова. Но на всякий случай Сережа повторил все трижды, потому что число было волшебное, это все, кто русские сказки читал, знали. Ничего, правда, не изменилось, поэтому для верности Сережа добавил:
  - Вставай, Валерий Степанович, хватит валяться, вставай и это... ну давай повинуйся мне! Вот так вот!
  И что-то случилось, Сережа прямо физически ощутил, ноги у него подкосились, и Станя его поймал, и еле удержал, оба чуть не выпали из круга. Земля под ногами вздрогнула, как будто охнула, проседая еще ниже, а в самой середине круга вдруг взметнулся вверх фонтанчик, как будто внизу притаился небольшой кит, плавающий в земле вместо воды. Что-то вылезало из земли вместе с фонтанчиком, темное и небольшое, что-то мало похожее на Валерия Степановича.
  - Это чего вообще?
  Сережа осторожно присел рядом, следя, чтобы не нарушить границы круга, стал рассматривать существо, выползшее из могилы Валерия Степановича вместо него самого. Существо было усатенькое, черное и симпатичное.
  - Может, это землеройка там, ну? - промычал Станя, тоже наклоняясь поближе.
  - Это крот! Это кротик! Блин, посмотри, это реально крот!
  Видимо, крот решил, что Сережа его призывает, а потому заработал передними лапками активнее, выкапываясь из могилы, а потом неуклюже пополз к Сереже.
  - Ты перестанешь поднимать животных, ты, неудачник?
  - Да ладно, глянь, какой он хороший!
  Крот дополз до Сережиной руки, ткнулся ему в палец перепачканной мордочкой, и тут Сережа понял кое-что удивительное. Кротик был теплый, совсем как живой. Прогресс на фоне скелетов уток было колоссальный! Крот, видимо, разделил Сережину радость, и влез ему на ладонь целиком.
  - Ты хочешь на ручки?
  Сережа не был уверен, но крот вроде как кивнул.
  - Ты посмотри, какой он умный! Он все понимает!
  А еще у крота билось сердце, стучало заполошно и часто, сильнее даже, чем свечки колотились минуту назад, а такого ни у одной нежити не бывало.
  - Вот и сделай себе из крота лучшего друга, - фыркнул Станя обиженно. - Ты даже хорошей трупной подстилкой стать не можешь.
  Сережа поднес крота поближе к глазам, стал рассматривать. Вид у зверька был счастливый. Ну и грязный.
  - Не боишься, что у него бешенство? Или что он голодная нежить?
  И тогда Сережа сказал кое-что, во что сам еще до конца не поверил, но что уже знал. Тем очень странным фриковским чувством, которое заставляло его знать, кто когда умер и всякие прочие ужасы.
  - Стань, он живой. Стань, мы оживили крота. По-настоящему.
  - Чего-чего-чего? А ну дай посмотреть!
  Кротик льнул к Стане только самую малость меньше, чем к Сереже. Либо он счел их за папу и маму, либо понимал то же, что и Сережа. Оживили они крота вместе со Станей, потому что смешали кровь, и теперь у них был общий зверек. И это было куда как круче, чем купить общую шоколадку или списать одну домашку на двоих. Радостно было, и как-то торжественно. Жизнь, короче, восторжествовала над смертью.
  - Слушай, он же живой! А если отдать его Реджику, то вдруг он обрадуется? Зарплату тебе повысит! А меня перестанет подозревать непонятно в чем! А давай я сейчас Реджику смс напишу! А давай назовем крота Дум?
  - Кто?
  - Ну Дум! Как игра! Можно еще Дум-два! Вот будет круто!
  И тогда Станя прямо-таки впихнул крота Сереже обратно.
  - Да называй ты его, как хочешь, подстилка ты трупная!
  Крот, кажется, чихнул, а Сережа разозлился настолько, что толкнул Станю и тот вылетел из круга. Стоило крошечному участку неровной линии исчезнуть, как снова вернулся страх, вернулась эта давящая тишина, и драки не получилось.
  - Пошли, Стань. Подождем англичанку у выхода.
  Какой был смысл сидеть на могиле, из которой Сереже уже никого больше не поднять. Силы на сегодня закончились, магия никогда не давала шанса на вторую попытку, и вообще была суровая штука.
  Станя молчал всю дорогу, Сережа не мог понять, то ли со злости, то ли от страха, поэтому предложил:
  - А хочешь, позвоню англичанке, чтобы она пораньше приехала?
  - Хочу, чтобы ты завалил!
  Станя мотал головой во все стороны, как будто что-то высматривал.
  - Ты что-то потерял?
  - Да следит за нами кто-то! Я прям чувствую! Фрик ты фриковской, тебе все по кайфу, ничего, кроме крота своего не замечаешь! Ну, может, еще ножик свой!
  Кротик, которому все равно пришлось откликаться на имя Дум, сидел у Сережи за пазухой, Квакуша был бережно завернут в газеты и спрятан в сумку. В общем-то, в чем-то Станя был прав, а в чем-то - преувеличивал.
  - Просто пошли быстрее. Снаружи станет легче, - сказал Сережа примирительно. И ошибся как никогда.
  За оградой уже стояла машина, но не англичанкина, а совсем незнакомая. А у ограды, привалившись спиной к решетке, стоял боярин. Сережа не рассмотрел лица, да и как бы он смог с такого расстояния, он узнал бородищу и ощущение, давящее, тяжелое и резкое, как упавший на голову кирпич. Сегодня боярин был без дурацких старорусских шмоток, а от того еще жутче.
  - Там-там-там... - начал Станя, тоже заметив боярина и лишив Сережу последней надежды на то, что вампир был галлюцинацией.
  - Долго вы, мальчики, - сказал боярин. Без смешных шмоток и странной речи в нем совсем не осталось ничего хотя бы относительно нормального, человеческого. Сережа понял тогда, отчего кладбище было такое тихое и кого оно сегодня так боялось. Мстислава. И Сережа отлично понимал Николо-Архангельское.
  Станя и Сережа не сговариваясь развернулись и понеслись обратно. Никогда еще Сережа не бегал так быстро и никогда не думал, что будет пытаться спастись среди могил. Приходилось непрерывно вилять, перепрыгивать надгробия, пригибаться, словом, вести себя совсем как в кино. Мстислав, к счастью, был ботан, а не бык, и если бежать действительно быстро, то можно было бы спастись. Едва не врезавшись в очередной памятник, Станя завопил:
  - Разделяемся!
  Ну да, конечно, помимо того, что Мстислав был ботан, он еще и пришел за одним Сережей, и кое-кто бы спасся наверняка, если бы решился бросить друга.
  - Трус! Предатель! - завопил Сережа, и засунутый в сумку кротик согласно запищал. Бедный, как бы он не задохнулся. Станя заложил резкую петлю, перепрыгнул сразу через две могилы, а потом вдруг замер, как вкопанный. Все это Сережа наблюдал на бегу, и на раздумья, возвращаться ли и пытаться спасти Станю, у него было меньше секунды.
  - Предатель, ты чего? - крикнул Сережа, пока только обернувшись, но не останавливаясь. Слишком жутко было. Станя вцепился в какое-то маленькое, кособокое надгробие, держался обеими руками, как будто его ветер сдувал. Лицо у него исказилось, как будто действительно на него прямо какой-то шквал обрушился. И как только Сережа додумал эту мысль, этот шквал он и сам ощутил. Ураган, какой только по телевизору показывали, ветер такой силы, что Сережа на ногах не удержался, шмякнулся на колени. Ветер принес боярский голос:
  - Сережа, забирай друга и иди сюда.
  Вот, оказывается, что могли ботаны. До этого момента ничто не могло разубедить Сережу в том, что быки круче, даже тот фашик, Аркадий Кречетников, но Мстислав вот сумел. Отовсюду: из-за каждого камушка, дерева, куста и надгробия поднималась мара. Все Николо-Архангельское, сколько взгляда хватало, заполнилось кусками марли, и куски эти шипели:
  - С-с-с-сережа!
  Безгубые и беззубые рты смешно округлялись, как будто призраки собирались сделать гламурную фотографию для Инстаграма, а не свести Сережу с ума. Станя уже не вцепился в кособокий кусок гранита, а обнял его так, как мамку никогда не обнимал, и прошипел:
  - Да беги ж ты, баран!
  Но бежать Сережа не мог, даже на четвереньках - не мог. Ветер, который наботанил боярин, не только трепал Сереже волосы и лупил в лицо, сбивая дыхание, ветер еще и подталкивал его обратно, к ограде, к выходу из кладбища, где, небось, до сих пор прохлаждался Мстислав. А чего ему было бегать, чего было кого-то ловить, если любой бы к нему и так пришел, стоило боярину только захотеть как следует. То, что Мстислав делал, тоже было магией, только гораздо более страшной, потому что это была магия мертвая-премертвая, очень ему подходящая. Все это Сережа думал, пока пытался выпрямиться. А потом он стал медленно, по шажочку возвращаться обратно, и думать сил уже не осталось. Только бояться получалось. Когда он поравнялся со Станей, то схватился за него, но очень зря. Надгробие выскользнуло у Стани из рук, как какое-то напуганное животное, и они пошагали к боярину в пасть уже вместе, чинно, за ручку, как на экскурсии в первом классе. За ними стелилась по земле мара, и хорошо хоть, что эти ползли по отдельности.
  - Баран, - шептал Станя.
  - Сам баран. Разделиться надо было раньше. Может, сбежал бы тогда, предатель.
  Разговаривать-то им боярин не запретил.
  - Чего тупишь? Доставай телефон, Реджику звони! Кристине звони!
  А и правда, звонить-то им боярин еще магически не запретил. Хорошо было иметь в смертельных врагах кого-то, кто и не представлял всей мощности мобильной связи. Сережа схватил телефон, мара за спиной стала шипеть сильнее, но ничего сделать не могла. Реджик не брал трубку, Сережа послушал гудков двадцать, а номера Кристины у него не было. Звонить родителям, Женьке, Гордееву или Лапше было бы верхом подлости, поэтому Сережа сказал:
  - Набери ты! Реджик от меня морозится!
  - Тупой бриташка! Небось, опять не слышит свой телефон!
  За пару недель знакомства выяснилось, что все вампиры, чей возраст перевалил за сто лет, были ужасные технофобы. Реджик практически никогда не слышал свой телефон, путал кнопки, и вообще, судя по всему, подозревал в нем штуку магическую и зловредную, а не техническую и полезную. Сколько лет было Кристине, Сережа так и не знал, но даже она не спешила хвастаться навороченной трубой.
  - Абонент временно недоступен! Чего, в метро что ли, труп ты тупой?! - выкрикнул Станя в телефон. Преодолевая последние шаги до боярина, Станя и Сережа оставили Реджику рекордное количество голосовых сообщений, все как одно моливших о помощи и возвещавших о том, что боярин тут бесчинствует.
  Мстислав, в общем-то, строго говоря, не бесчинствовал, а стоял себе на прежнем месте, даже в прежней позе, засунув руки в карманы, облокотившись на решетку, как будто за все это время он даже не пошевелился.
  - Э-э-э, здрасьте, - сказал Сережа.
  - Реджик тебя уроет, мясца кусок! - сказал Станя. Вот молодец, разозлил вампирского маньяка с самого начала!
  - Без обид, - решил тогда добавить Сережа. - Классная тачка, кстати. И новый стиль! Очень идет! А может, вы нас отпустите? Вы же реально не хотите ссориться с Реджиком! Это, короче, политически не выгодно!
  Боярин не пошевелился, выражение его лица не изменилось, только, кажется, он фыркнул в свою бородищу.
  - Что смешного?! - рявкнул Станя. А потом как заорал: - Полиция!!! Тут вампир!!! Вампир нападает на несовершеннолетних!
  Сережа немедленно стал скандировать тоже:
  - Помогите!!! Звоните ноль два!
  А потом сам схватил телефон, уже начал набирать заветные цифры, как боярин вдруг пошевелился. Короткое, едва заметное движение, он просто рукой, кажется, махнул, а Сережа уже был вынужден сунуть телефон в сумку, так плохо ему стало от одной мысли о звонке в полицию, или кому угодно.
  - Блин. Кошмар. Треш какой-то!
  Какой же треш был столкнуться с таким ботаном! Почему боярин не мог оказаться талантливым, как Ивас, то есть неталантливым вообще?
  - В машину, мальчики, - сказал боярин, и ветер появился снова. - И хватит орать.
  Станя захлопнул рот так быстро, что Сережа слышал, как у него зубы клацнули. Ветер и мара шумели и шелестели за спиной, выталкивая их за ограду кладбища. Боярин пошел вперед, даже не оборачиваясь, чтобы убедиться, что все у него получилось, такой вот был самоуверенный гад. И тогда Станя прошептал еле слышно:
  - Травмат.
  Пистолеты были с собой у обоих, а доставать оружие боярин не запрещал, и мара не запрещала, потому что слишком были старые. Наивные. Сережа прикусил губу, чтобы не рассмеяться, так просто и прекрасно все оказалось. Пока он тратил время на эмоции и попытки выпутать травмат из сумки, Станя уже целился. А когда Сережа прицелился, Станя уже спустил курок. Попал он, правда, не в боярина, а в колесо на его машине, жалобно захрипела спускающаяся шина, отчего-то напомнив Кисулю. Но это было лучше, чем выстрел Сережи, который попал куда-то никуда. В кусты, кажется. Боярин обернулся и теперь фыркнул весьма отчетливо. Судя по его уровню эмоциональности, это у него была практически истерика.
  - Станя, а теперь иди и достань из багажника запаску. Колесо будешь сам менять.
  Станя помотал головой, а потом стал стрелять без остановки, практически не глядя, куда. То же решил провернуть и Сережа, но он еще и зажмурился, и, скорее всего, Станя справлялся успешнее. Когда Сережа решился открыть глаза, выяснилось, что пара дырок в боярине никак не ухудшила боярское настроение.
  - А теперь положить игрушки, мальчики. Поменяйте колесо и садитесь в машину.
  Мстислав отряхивал пальто, как будто дырки в нем были куда как важнее, чем дырки в самом боярине. Вот как удобно быть мертвым, оказывается.
  - Треш, - сказал Сережа, потому что больше сказать ему было нечего. Зато Стане было что, судя по тому, как он завопил:
  - Нас похищает вампир! Нам по пятнадцать! Помогите!
  Ага, оказывается, заботанивать по нескольку команд сразу боярин не мог, либо молчите, либо идите, либо не стреляйте. А пока Сережа клал пистолет обратно в сумку по боярскому приказу, то нащупал Квакушу, ножик как будто сам скакнул ему в руку. Мелочь, но от этой мелочи могла зависеть их со Станей жизнь. Кротик попискивал от страха, наверное, он не был таким оптимистом. Пока Сережа еле-еле шагал к машине боярина, сражаясь за каждый миллиметр, Станя подобрал с земли камень и как швырнул в машину. Осыпалось лобовое стекло, заревела сигнализация, а Станя победно завопил. Ну и еще испугано тоже, по крайней мере, в этот раз вопил он без слов и без своего любимого 'Хайль Гитлер'.
  - Ну хватит, - сказал боярин, и лицо у него вдруг вытянулось, заострилось, стало еще более хищным, чем раньше. Он оскалился, кожа натянулась на костях, обнажились клыки, и вдруг он оказался рядом со Станей. Суперскорость была только у быков, такого от ботана никто не ожидал. Мстислав схватил Станю за горло и сказал:
  - Выбирай, рейзэр, или вы сейчас оба успокоитесь, или я вырву твоему другу горло.
  - П-п-первое, - сказал Сережа. Боярин, кажется, его не понял, потянулся к Стане, и тогда Сережа завопил: - Мы успокоимся! Честное слово! Не трогайте только его!
  Боярин щелкнул клыками у самого Станиного горла, буквально в сантиметре от незащищенной кожи, и Сережа не сразу понял, что пищит кротик уже не в одиночку, а вместе с ним, хором.
  - Пожалуйста, - пропищал Сережа, и боярин снова фыркнул:
  - Ножик свой выпусти, рейзэр.
  - А как вы узна...
  - Баран! - заключил Станя. - Баран, мы из-за тебя оба умрем!
  - Почему это из-за меня?
  Но ножик Сережа отпустил, все равно, по большому счету, ему бы вряд ли хватило духу использовать Квакушу против боярина. Вот так вот просто взять и пырнуть кого-то, пусть даже мертвого и угрожающего Сереже тем же - на такое надо было решиться еще. Боярин втолкнул Станю в машину, видимо, решив не доверять смену колеса каким-то там людишкам.
  - Полегче, ты, туша трупная!
  Но ни одна скиновская речевка боярина не задевала, вот это самообладание у него было, вот это самооценка.
  Сережа не выдержал, спросил:
  - Блин, ну что вам надо? Ну зачем мы вам?
  Теплилась еще какая-то надежда, что раз боярин не загрыз их прямо на кладбище, а хочет куда-то везти, то они ему живыми нужны, возможно, даже оба. Боярин не отвечал, тогда Сережа решился на крайние меры.
  - А хотите кротика? Живого кротика! Реально живого, а не поднятого!
  Конечно, отдавать крота на растерзание вампиру было подло, но как-то все равно лучше, чем отдавать на растерзание себя.
  Мстислав только отмахнулся и сказал:
  - Садись в машину, Сережа. И прекрати быть таким дураком.
  Хорошо, если бы хотя бы эта часть ботанства боярина на Сережу подействовала, тогда можно было придумать план спасения. Правда, сначала начало действовать первое его пожелание: ноги у Сережи сами собой подогнулись, и он плюхнулся на заднее сиденье, а частично и на Станю.
  - Оборзел, что ли? Целый вообще?
  Но судя по голосу, Станя больше волновался, чем злился.
  - Пока да.
  - Тогда подвинься.
  Боярин их не связывал, не наряжал в мешки, ничего такого, просто дверь закрыл, а сам занялся пробитым колесом. Кажется, он даже что-то напевал.
  Станя тем временем яростно строчил смс-ки.
  - Ты что делаешь?
  - Пытаюсь нас спасти.
  - Скинам своим пишешь?
  - Нет, дебил, Реджику твоему.
  А, ну да, конечно, скины слишком идейные и правильные, чтобы спасти от вампиров фрика. Как же надоела Сереже вся эта возня, эта война, это все. Он вытащил из сумки крота, стал щекотать ему лапки. Крот не был особенно рад, но зато перестал пищать, успокоился.
  - Вот так вот, Думчик, вот так, - приговаривал Сережа, и голос у него подпрыгивал с самых высоких ноток до сиплых. Конечно, неудивительно было бы так перепугаться. Мара липла к окнам машины, смешно будет, если когда они поедут, мара станет развеваться сзади, как ленточки на машине молодоженов.
  - Ты чего это делаешь? - спросил Станя.
  - Боюсь.
  - Ну и идиота кусок.
  Станя потащил к себе Сережину сумку, порылся и достал Квакушу в обрывках газет.
  - Думчик, мы все умрем, да? - пробормотал Сережа, обращаясь к кроту, но ответил ему Станя:
  - Мямля ты и трус. Хочешь - сдавайся.
  - А я и сдаюсь.
  Что было толку не сдаваться? Боярин был все равно сильнее, у него была мара и всякие магические трюки, и голод, и воля, как Станя сам говорил когда-то давно. Наверное, у быков было больше голода, а у ботанов воли, чтобы чужую подавить, по крайней мере, так ощущалось. Желания Мстислава, приказы Мстислава физически ощущались, давили, как самая тяжелая в мире штанга, как гантели весом с эту его машину, которые сколько ни старайся - не поднимешь ни одной рукой, ни двумя.
  Когда Мстислав сел за руль, даже не обернувшись, чтобы удостовериться, что Станя и Сережа на месте, Станя рванул вперед и всадил Квакушу куда-то боярину в шею. Кротик заверещал и Сережа, к сожалению, тоже. Да даже Станя орал изо всех сил, бессвязно и испугано. Спокойным остался только Мстислав, крови у него не было, и умирать он тоже не собирался. Он медленно вытащил ножик из раны, повертел в руках, внимательно рассматривая.
  - Имя на готском?
  Сережа заворожено кивнул. Мстислав мог бы сейчас у него спросить что угодно, и Сережа на все бы согласился.
  - Хорошая вещь. Правильная. Забери ее обратно, рейзэр, и держи при себе.
  Сережа машинально протянул руку за Квакушей, совсем забыв о порезе на ладони. Мстислав перехватил его за запястье, так быстро, что Сережа даже испугаться не успел, а очнулся только когда боярская бородища уже щекотала ему руку. А через мгновение в порез вгрызлись зубы.
  Сережа завопил, Станя завопил секундой позже, а уж звуки, которые издавал кротик, назвать даже воплями нельзя было. Мара за стеклом, кажется, смеялась, и, возможно, даже посылала воздушные поцелуи, судя по тому, как округлялись ее рты.
  - Пустите! Помогите! Перестаньте! - вопил Сережа, хотя не было сейчас даже вполовину так больно, как тогда в 'Жатве'. И в отличие от того случая, боярин сейчас его послушался. Отпустил ладонь с омерзительным, влажным чмоком, отбросил, как использованную салфетку и оскалился. Между его кривых, желтых и очень длинных зубищ торчали красные точечки. Сережа не сразу понял, что это кусочки его собственной плоти застряли у боярина между клыками, как у самого Сережи застревал какой-нибудь кунжут после похода в суши-бар.
  - Мама, - выдохнул Сережа, прижимая к себе погрызенную ладонь. Крови было немного, в этот раз боярин ел аккуратнее, как будто у него аппетита, блин, не было. Станя забился в угол, замолчал, только дышал часто-часто, почти с хрипами. Боярин медленно облизнулся, а потом, как ни в чем не бывало, завел мотор.
  И тогда Сережа решился спросить:
  - А куда мы едем вообще?
  - Тебе адрес назвать, рейзэр?
  - Ну, было бы круто.
  Боярин снова хмыкнул, выпустил руль и смел осколки лобового стекла прямо голыми руками. Машина жалобно вильнула, но вампир этого даже не заметил, такое вот у него было хорошее настроение. Мара постепенно истаивала, то ли решила остаться на кладбище, то ли подняла бунт против воли боярина, то ли еще что.
  - А это, ну, ладонь, короче, уже считается за первый укус? - спросил тогда Сережа. Раз уж Мстислав был в таком хорошем настроении, надо было пользоваться моментом.
  - Нет, рейзэр, это - нет. Но можешь не волноваться, тебе будет, что считать за первый укус. И второй, и третий.
  Звучало так, как будто Мстислав ему подарки обещал на день рожденья или там Новый Год, и не просто какие-то, а самые что ни на есть желанные. Сережа потряс головой, отгоняя эти мысли, как мух. У боярина были разные виды ботанства: что-то ощущалось, как ветер, что-то как давление, а вот самые мерзкие мысли были правда как мухи, ползающие по коже, щекочущие крохотными лапками и противно жужжащие.
  - Братан, перестань, - сказал Станя, перехватывая Сережу за ту руку, что осталась целой. Крот, сидевший у Сережи на коленях все это время, вроде как закивал согласно. Удивительное дело, каким зверек оказался умным, стоило ему только восстать из мертвых. Может, стоило подумать о введении такой же услуги для двоечников и даунов? Вы тупой? Умрите, а я вас подниму! Только когда Станя залепил ему пощечину, Сережа понял, что впал в истерику, настоящую такую, с дурацким смехом и слезами в три ручья, которые текли сами по себе по щекам, носу и подбородку и даже за воротник капали.
  Легче не стало, но, наверное, стало как-то достойнее. Сережа еще успел подумать, что вряд ли они со Станей помирятся, даже если выживут, а потом боярин стал сбавлять скорость. Видимо, жил он где-то за МКАДом, как и положено чудовищам, но Сережа не ожидал, что так близко. Насколько можно было судить по тому, что в темноте удавалось рассмотреть, боярин жил в каком-то стильном Подмосковье, с рядами аккуратных, по-европейски симпатичных домиков, про которые ни за что не подумаешь, что в подвале одного из них может стоять гроб. Мстислав заметил, что и Станя, и Сережа прилипли к окнам, как будто решив попробовать себя в качестве мары, только с другой стороны баррикад, а на самом деле, высматривая хоть одно название улицы, и произнес:
  - Вы ничего не видите.
  И настала темнота, полная и окончательная, какой Сережа не видел, даже когда попал по милости маньяков в гроб. Ну оно и понятно: Сережа ведь, как и велел боярин, больше ничего не видел. Станя рядом взвыл, кажется, впервые по-настоящему испугавшись.
  - Я ослеп?! Ослеп?!
  И тогда Сережа понял кое-что важное: если сам он больше боялся умереть вообще, то Станя - всяких физических увечий. Сережа протянул руку на звук, нащупал Станино плечо, хорошо, если, конечно, плечо, а не колено там, сжал и зашептал:
  - Брат, все нормально. Это просто ботанство. Не бойся. Это все не по-настоящему, это все пройдет. Это не навсегда.
  - Может быть и навсегда, - сказал боярин, и звук был так далеко, как будто боярин не за рулем сидел, а где-нибудь в Кремле. Было бы смешно, если бы вампира выбрали президентом, и он говорил бы речь в Новый Год, да? Сережа снова стал истерически смеяться, и целительной пощечины не последовало, ну или она последовала, но Станя промахнулся. В довершение всех бед, крот подполз к ране у Сережи на ладони и стал слизывать кровищу.
  - Думчик, свали! Ты же труп! У тебя может быть гепатит!
  - Или сифилис, блин! - подхватил Станя.
  И они оба засмеялись. Станя и Сережа сидели в машине самого злого в мире вампира, слепые, как поднятый из мертвых крот, и ржали так, как будто это было самое смешное событие за всю их жизнь.
  Даже Мстислав не удержался от замечания:
  - Дети в двадцать первом веке такие странные.
  Станя и Сережа ответили ему новым приступом хохота, такого, от которого даже живот сводило. Наверное, боярину больше понравилось бы, если бы они рыдали, умоляли о пощаде или падали в обморок и требовали нюхательные соли, или что там делали в его пятнадцатом веке. Хлопнула дверца, но слишком хорошо было бы думать, что боярин выбежал прочь, в ужасе от нравов нового поколения. Сережа почувствовал, как открывается дверца рядом с ним, попытался отползти, но боярин поймал его за шиворот и потащил из машины, обдавая запахом очень, очень старого тухлого мяса. Кротик с писком скатился у Сережи с колен, и не было никакой возможности его подобрать. Мысленно Сережа пожелал Думчику бежать куда подальше, вести себя хорошо, никогда не встречать больше вампиров, да и с кротихами не торопиться встречаться. Пожить заново и в свое кротовое удовольствие.
  - Убери грабли, трупешник! Сам пойду!
  И тогда Сережа решился на поступок, который был даже жутче того, когда его вместо Стани укусили. Сережа сказал:
  - М... Мстислав? А можно Станю отпустить? Он же вам все равно не нужен. Только я.
  Обратиться к вампиру по имени, по полному имени, а не называть его какой-то кличкой... было странно. Конечно, никакой власти над боярином, Сережа не почувствовал, на такое только у Триин бы сил хватило, но вдруг кое-что понял. Парочку желаний боярина, ни одним из которых не было желание внять доводам разума и отпустить Станю.
  - С чего ты это взял, рейзэр, что он мне не нужен? - спросил Мстислав, и Сережа с трудом удержался от хвастливого ответа, что все он о боярине знает. А потом до Сережи дошло, что Станя, фактически, только из-за него попался вампиру, и, видимо, до Стани тоже. По крайней мере, он бурчал что-то очень нелестное и очень неразборчивое про трупную подстилку всю дорогу, пока Мстислав тащил их куда-то. Далековато же у него от дома был гараж. Ну, или он жил в какой-нибудь ужасной пещере, усыпанной костями съеденных им раньше детей. Сережа хотел засмеяться, но ничего не получилось, он задохнулся от боярского запаха мертвечинки. А потом и покатился куда-то, хотя боярин его не толкал, по крайней рукой или ногой, может, разве что мысленно. Сережа пересчитывал собой ступеньки, судя по ругани, Станя проделывал то же самое и совсем рядом, как будто был на соседней дорожке в бассейне. Лестница вела вниз, наверное, в страшный вампирский подвал, в котором как раз и полагалось такому страшному созданию, как боярин, поедать таких дурачков, как Станя с Сережей.
  Лестница закончилась, а вместе с ней закончилась и наботаненная боярином темнота. Не, чтобы в подвале было светло, как днем, но было светлее, чем на улице. Конечно, Сережа даже Станю рядом не смог рассмотреть, но когда поднес пожеванную ладонь к носу, то увидел ее очертания.
  - Стань, Станька, зато мы не ослепли!
  - Молодцы мы! Офигеть теперь!
  Голос у Стани срывался, и Сережа вдруг понял, что никогда его еще таким не слышал. И понял, что если Станя сдастся, перестанет пытаться что-то делать, или еще хуже того - расплачется, это будет реально конец всему. Даже больший конец, чем если бы боярин их просто прикончил прямо на кладбище.
  - Стань, - сказал Сережа в темноту. - Ты где вообще?
  - Блин, баран, в подвале! На ужине у вампира!
  - Не на ужине, а на ужин.
  Станя не засмеялся, только засопел часто-часто, значит, плохи были дела. Совсем. Сережа пополз в темноте на звук его дыхания, стараясь не опираться на укушенную ладонь. Пол в подвале был влажный, земляной и мягкий, неприятно напоминающий рыхлую землю на могиле Валерия Степановича. Попутно Сережа говорил:
  - Ты не думай, Реджик нас спасет, он же рыцарь.
  - Ну мы ж не прекрасные дамы, - промычал Станя, и ровно в этот момент Сережа на него натолкнулся. Станя заорал и, кажется, подался в сторону, и Сереже пришлось схватить его за рукав.
  - Это я, Ста...
  - Баран тупой!
  - Ну ладно, допустим. Но есть предложение держаться вместе. Пока смерть, блин, не разлучит нас.
  Сережа обхватил Станю за плечи, чтобы он больше не уползал в темноту, тем более, что в темноте этой вполне мог притаиться боярин. Как будто подслушав Сережины мысли, Станя спросил:
  - А где вамп, блин?
  - Здесь.
  И это ответил не Сережа, это ответил вампир, и в ту же секунду Станю что-то потащило прочь, подальше от Сережи. Завопили они оба, Сережа вцепился обеими руками в Станину курточку, уперся ногами в земляной пол, так что ямки под ногами образовались почти сразу, но все равно не мог Станю удержать. Постепенно, сантиметр за сантиметром Станя уходил куда-то в темноту, он даже не орал, Сережа его даже не видел, и вообще не был уверен, что тащит сейчас именно своего лучшего другого, а не кого-то другого.
  А потом был порыв ветра, сбивший Сережу с ног, опрокинувший на спину. Весь воздух вышибло из легких, какое-то время Сережа просто лежал на земляном полу, разевая рот и пытаясь вдохнуть, пока не услышал звук, который ни с чем нельзя было спутать. Звук разрываемого вампирскими клыками мяса, хлюпающий и влажный, звук укуса. И сразу за ним - Станин плач, тоненький и очень жалостливый, совершенно не похожий на Алинкин рев. Сережа вскочил, откуда только силы взялись, бросился на звук, но подвал вдруг оказался большим, как какой-нибудь полигон. Сережа бежал и бежал, возможно, конечно, кругами, а Станя все плакал и поскуливал, и на самом деле, помочь ему Сережа не мог уже никак. Мог только бежать, до тех пор, пока с разбегу не врезался в что-то твердое и очень холодное. В боярина.
  - Нет, ну блин, - выдохнул Сережа. - Ну, так же нельзя!
  Боярин схватил его за плечи, в точности попав на место старого укуса, которое давно уже не болело, а теперь вдруг заныло.
  - Ну, зачем вы Станю укусили?
  Плач затихал где-то далеко-далеко, как будто подвал действительно оказался больше, чем любой нормальный подвал в нормальном доме, а не был результатом боярского ботанства. И тогда Сережа решил, что имеет полное право вампиру тыкать.
  - Слышишь ты, мясца кусок!
  Сережа даже пнуть его попытался, но не попал.
  - Зачем ты Станю кусал?! Козлины кусок!
  Сережа был не из тех, кому было легче злиться, чем бояться, он просто действительно сейчас впал в самую настоящую ярость. Одно дело было жрать, потому что хотелось, потому что голод, такое можно было почти понять, а другое - издеваться, сажать в подвалы и еще и налетать из темноты.
  - Так не делают, как ты делаешь! - вопил Сережа, трепыхаясь и пытаясь врезать боярину, но почему-то так ни разу и не попал, пока силы у него совсем не закончились.
  - Успокоился, рейзэр? - спросил Мстислав почти участливо.
  - Нет, блин. Чего тебе вообще надо, урод?
  Мстислав ответил вопросом на вопрос, да еще и так не в тему, что можно было подумать, что от крови скинхеда у него крыша поехала.
  - Что ты знаешь о поле, рейзэр?
  - У меня по метафизике тройка. Из жалости поставили, - сказал Сережа. Было странно и страшно беседовать с вампиром посреди его подвала, практически вися у него на руках. Хватка боярина с каждой минутой делалась все сильнее, еще не больно, но уже вот-вот, ноги у Сережи болтались, почти не касаясь пола.
  - Ошибочно полагать, что только мастера могут излучать поле. Живое тело здесь вообще не причем, оно лишь носитель, но не источник. Излучать, поглощать, генерировать - это же проще простого.
  Вот здорово было, что боярин оказался не только психованным вампиром-убийцей, но и сумасшедшим ученым. По крайней мере, рассказывал он с таким энтузиазмом, с каким ни один учитель в школе никогда не говорил, рассказывал он явно о деле своей жизни. Вернее, смерти.
  - Нужен только проводник. Нужна кровь. Покойный Андрей Германович и я смогли поднять покойника с Лазаревского кладбища после пары глотков из тебя и твоего друга, рейзэр, и это было просто, видит Бог, это было так просто.
  Боярин, поднятый из мертвых урод, все еще обращался к Богу? Ну это было уже даже слишком!
  - Ты только подумай, что я смогу, когда выжру тебя целиком.
  - Не хочу, блин!
  - Так это ты упыря выпустил! - отозвался Станя. Живой значит, и все еще такой же идейный, как и раньше. Фух. Судьба упыря, ныне не менее покойного, чем Андрей Германович, Сережу не волновала, а вот его собственная - очень.
  - Короче, боярин, это треш! Это ошибка! Это у вас случайно получилось! На том кладбище такие охранные заклятья...
  - Знаю. С ними работал Андрей Германович, и он все сделал чисто. Зато из-за твоей крови мы потеряли контроль над кадавром, подняли, фактически, животное. Неудачный эксперимент.
  - Девятнадцать трупов! Какой неудачный эксперимент, ну его в пень! - завопил Станя. Кажется, он потихоньку подползал поближе.
  Сережа никак не мог сосредоточиться на одной мысли, думал он и про Реджика, который должен вот-вот всех спасти, и про упыря, и про Андрея Германовича, и про то, что, оказывается, даже боярин завидует фрикам, про что угодно, словом, кроме самого боярина. И очень зря, потому что Сережа упустил момент, когда боярин вдруг поднял его вверх, одним рывком, как маленькие девочки поднимают кукол, а родители маленьких детей, подбросил почти и вгрызся Сереже в живот прямо под ребрами. Какое-то время, пока было больно, но не так ужасно, как в первый раз, Сережа дрыгал ногами, пытался лягаться, сжал кулаки и колотил боярина по рукам и по башке, но ничего не помогало. А когда боль стала нестерпимой, Сережа обвис, обмяк, даже на лишнее шевеление сил не оставалось. Пусть бы все поскорее закончилось. Примерно то же Сережа думал и когда боярин его укусил впервые, но тогда его шансы выжить, когда все закончилось бы, были не в пример выше.
  Когда боярин его отпустил, отбросил, Сережа уже настолько не соображал, что решил, что такой мягкой его посадка была потому, что он уже умер и в попал в рай. Оказалось, что попал он на Станю, который ровно в этот момент завершил свое большое путешествие из одного конца подвала в другой.
  - Мы умерли? - спросил Сережа.
  - Вроде того. Молодцы мы. Да?
  - Да.
  Но как только заговорил боярин, стало ясно, что умереть так просто - это было бы легко и приятно. Боярин сказал:
  - Эмоции, пережитые перед смертью, усиливают проводимость крови.
  - Чего-чего-чего?
  Станя аккуратно отодвигал их обоих подальше от боярина, но тот был слишком увлечен своими метафизическими изысканиями, чтобы замечать такие мелочи.
  - Твой друг, рейзэр, понадобился мне только затем, чтобы я мог убить его у тебя на глазах. Думаю, это достаточно усилит твои эмоции.
  - Только ты меня не убил, трупешник! - выкрикнул Станя, что было далеко не самым умным поступком за все его пятнадцать лет. - Чего, кишка тонка?
  Кажется, боярин снова фыркнул, что было у него эквивалентом злодейского смеха.
  - Задай мне тот же вопрос еще через два укуса.
  Ну да, три укуса подряд для одного человека смертельны, все, как говорила Мумия. Но поход в 'Жатву' доказал наглядно, что вампир мог бы прикончить и за один, было бы только желание. Наверное, боярин все-таки любил традиции.
  Боярин замолчал, было так тихо, что можно было даже поверить, что он ушел. Какое-то время Станя и Сережа лежали на полу, просто пытаясь придти в себя, смириться с болью и слабостью, отдышаться. Наконец Станя сказал:
  - Подними мертвого.
  - В смысле? Мы ж еще живые.
  - Ну, помнишь, Триин тебе говорила, что Москва - вся на костях стоит.
  - А разве мы в Москве?
  - Ну ты и баран.
  Наверное, так и было, потому что до Сережи долго не доходило, чего от него Станя хочет и зачем. Тем более, возможно, боярин был все еще здесь, как можно было строить любые планы спасения, не убедившись, что тот, от кого надо спасаться, их не подслушивает.
  - Подними мертвого, тупой труповод. Может, он отвесит боярину фитюлей. Или отправишь его за Реджиком, прикажешь без вампира не возвращаться. Сделай уже хоть что-нибудь.
  Укушенный Станя вел себя еще хуже, чем обычно, и Сережа вдруг понял, что даже если они выберутся из этого подвала живыми, то вряд ли помирятся вот так просто. С другой стороны, Станю тоже можно было понять: с ним-то боярин поступил еще хуже, чем с Сережей, замел просто за компанию, даже не выяснив, что они больше не лучшие друзья теперь. Никто бы не захотел из-за такой оплошности умирать.
  - Кровь смешаем, теперь-то у нас ее до фига, - продолжал Станя. - Как с кротом будет, только сильнее намного.
  - Ты думаешь, прямо тут, в подвале есть мертвецы?
  - Это же боярский подвал, дубина ты! Тут кругом его бывшие обеды должны лежать! Я на три гроба наткнулся, пока от него убегал! Может, ты даже деретника соберешь, материал-то есть!
  И тогда Сережа осознал еще одну очень важную вещь: если бы Станя был фриком, то он бы справлялся куда как лучше. Талант действительно достался совсем не тому, кому надо было. Сережа кое-как заставил себя если не выпрямиться, но хотя бы приподняться на локтях, а потом и сесть. Голова почему-то тоже болела сильно, как будто боярин Сережу между делом еще и в мозг тяпнул.
  - Стань, - сказал Сережа тогда, - ты прости меня. Я же не знал, чего этот психованный вамп на самом деле хочет.
  На самом деле, все хотели одного: быть фриком, все кроме Сережи Аверина, которому это сомнительное счастье почему-то и досталось.
  - Завали. Давай уже сделай что-нибудь просто.
  Точно не помирятся.
  Сережа встал на четвереньки, а потом приложил ухо к земле. Укус на животе заболел так, что Сережа думал, что вырубится, но вместо этого он все-таки стал слушать. Идея прислушиваться, а не присматриваться пришла ему в голову еще три недели назад, когда Триин его учила искать желавших подняться мертвых, но тогда он предложить такой вариант постеснялся. А теперь-то стесняться было совсем нечего.
  Сначала внизу было тихо-тихо, потом появилось что-то, непонятное и ни на что раньше виденное и слышанное не похожее, зато большое.
  - Там что-то есть, - прошептал Сережа, на тот случай, если боярин все-таки был где-то неподалеку. Хотелось бы, конечно, думать, что он ушел к себе домой, ставить чайник, смотреть новости или включать стиральную машину, в общем, заниматься чем-нибудь более нормальным.
  - Ну, так поднимай его давай.
  Если бы только все было так просто, как Станя говорил. Он придвинулся поближе, и Сережа услышал, как звонко и часто закапала на землю его кровь. Пара капель попала Сереже на ладонь, и их он тоже стряхнул и еще потряс над полом остатками своего пропитанного кровью свитера, прямо через который боярин жрал. То, чтобы было внизу и ужасно большим, нуждалось в такой же большой порции крови, так рассудил Сережа.
  Сумка его вроде как осталась у боярина в машине, поэтому когда в ладонь ему ткнулась рукоять Квакуши, Сережа завопил, думая, что ножик ему боярин принес.
  - Завали, придурок, это я. Я сумку твою тогда забрал, пока ты паниковал.
  - Спасибо.
  Круг чертить уже не было смысла, не защитил бы все равно, так что Сережа стал бездумно водить по земле лезвием, не рукоятью. Жалко, что было темно, иначе можно было бы следить, как уходит в земляной пол кровь. Поразмыслив, Сережа стал писать на нем ножом 'Поднимайся. Приказываю. Пожалуйста'. Хуже все равно бы не стало от этого. Никому.
  Какое-то время ничего не происходило, и Сережа бы не удивился, если бы ничего и не вышло. Он был перепуганный, полуживой, пожеванный и в подвале вампира, как ему было поднять мертвого для спасения? Но что-то стало подниматься, медленно и тяжело, но все-таки подниматься. Сережа так увлекся, что и не заметил, как вокруг снова поднялся ветер, который только боярин мог здесь обеспечить.
  - Давай, рейзэр, продолжай, - шепнул ветер. Станя придвинулся поближе, Сережа заметил, какая крупная дрожь его бьет, только когда понял, что и сам трясется. Было холодно и липко, как если перемазаться шоколадом и не вымыть руки, понятное дело, из-за боярина, а еще было запредельно тяжело из-за того большого, что прокладывало себе дорогу наверх. Ноги подламывались, но зато как-то волшебным образом прояснилось в голове. И Сережа кое-что придумал, что действительно могло бы их спасти.
  Он провел ладонью по земле, еще пара капель Станиной крови и его собственной побольше, и комочки грязи тоже пригодятся. Сережа выпрямился, крепко взялся за Квакушу и одновременно махнул обеими руками в ту сторону, где по его догадкам, примерно должен был тусоваться боярин.
  - Мертвое - к мертвому, - сказал Сережа. Лезвие Квакуши указывало в темноту, ту да же полетели кровь и земля, и хорошо, если бы Сережа не промахнулся. - Мертвое - к мертвому, мертвое - к мертвому! Ложись, Мстислав!
  В этот момент Сережа почти поверил, что у него все получится, как у Триин тогда, было столько власти в том, как звучало вампирское имя, было столько уверенности, что теперь боярин сделал бы все, что Сережа ему не сказал. Но тут во все стороны полетела земля, и вылезло то, что Сережа так опрометчиво решил поднять раньше. И силы разом оставили Сережу, он рухнул на пол, который раз уже за последний час, и понял, что с места не сдвинется, даже если боярин будет его убивать.
  Раздалось ржание, настоящее такое ржание и фырканье, совсем не похожее на боярское. И на Станино тоже. Это же такое было? То, что ржало и фыркало, приблизилось с мерным цокотом, а потом ткнулось мягкой и очень большой мордой Сереже в щеку.
  - Ты лошадка, что ли? - прохрипел Сереже, и ответа не последовало, чего он от лошадки в принципе и ожидал.
  Станя в темноте заругался и, кажется, запрыгал.
  - Лошадка это, блин, или нет, а у этого есть хвост!
  Сереже живо нарисовалась картинка, как его лошадка машет хвостом, как радостная собачка, и заряжает Стане по лицу. Сережа протянул руку, нащупал мягкую и короткую шерстку, уши, гриву, а потом еще и кости. Если это и была лошадка, то какая-то частичная. Местами она была скелет, но судя по всему, ее этот факт не огорчал.
  Что-то загремело, и, к сожалению, не боярин в тартарары.
  - Стань? Ты что делаешь?
  - Гробешник его фигачу!
  Это было очень в духе Стани Логинова: перед лицом неминуемой смерти сделать кому-нибудь последнюю гадость.
  - От резких движений кровь сильнее пойдет!
  - Знаю, блин. Ему меньше достанется.
  Идея была гордая и очень классная, Сережа даже подумал предложить крови своей лошадке, но тут что-то ухватило его за ногу и потащило прочь от лошадки. Вернее, не что-то, а кто-то, боярин, которого Сережа так и не сумел положить, но запаху и холоду узнать его было нетрудно.
  - Мама! - завопил Сережа, а мимо него пронеслось что-то большое, но поменьше лошадки, конечно. Та-то стояла на прежнем месте и растерянно фыркала и всхрапывала, явно не зная, что ей делать.
  - Станя, прекрати, - сказал боярин, и тогда Сережа понял, что это Станя кидался кусками гроба. Крайние меры, но и они не помогали. Боярин подтянул Сережу к себе, схватил за горло, поднял.
  - Не-не-не, - прохрипел Сережа. - Это же будет уже третий укус! Я же умру.
  Не то, чтобы Сережа просил сначала Станю прикончить, но... Но что-то такое вот получалось.
  - Плохо считаешь, рейзэр, - хмыкнул боярин. Кроме того, Сережа еще и плохо дышал, потому что боярин слишком сильно давил ему на горло.
  - То, что у тебя на ладони- это не укус даже, так, царапина.
  Таким тоном ему было только разбившего коленку ребенка увещевать, что ссадина - не смертельная. Сережа еще подумал, а были ли у боярина дети в этом его пятнадцатом веке и каким он был папой, пока не умер, а потом Мстислав сказал совершенно нечеловеческим тоном:
  - Подойди, Станя.
  - И кто еще предатель, - промычал Станя, когда оказался рядом. Это же получалось? Сережа уговорил боярина кусать Станю дальше?
  - Не-не-не, - повторил Сережа, - я не это имел в виду. Я... Пожалуйста... Не надо его есть! Он же не виноват...
  Что связался со мной.
  Договорить, а вернее дохрипеть, Сережа не успел, потому что боярин, так и не отпустив Сережу, вгрызся в Станю снова. Теперь, когда звук хлюпанья был совсем близко, выносить его было просто невозможно. Сережа вцепился в руку боярину, практически повис, пытаясь хоть как-то его отвлечь, старался вывернуться, думал даже укусить его сам, но ничего не получалось. Если боярин не был быком, то откуда у него взялась такая силища? Тоже от выпитой крови? Становятся ли ботаны временно быками, если укусят какого-нибудь особенно незадачливого бычару и наоборот?
  Выходило, что Сережа ничего не знал о вампирах кроме того, что один из них решил любой ценой прикончить его бывшего лучшего друга. Станя не плакал больше, только издавал какой-то скрежет, и Сережа не сразу понял, что это Станины зубы. Он так скрипел зубами, что странно было, что они еще не сломались прямо у него во рту. Еще Станя махал руками во все стороны, и единственное, что Сережа мог для него сделать - это поймать за ладонь и держать, держать, держать до последнего. Легко же быть заботливым и сочувствующим, если грызут не тебя.
  Когда боярин отпустил Станю, Сережа даже пожалел, что все так быстро закончилось, и даже не слишком стыдился этого чувства. Второй укус - это было куда как ближе к смерти, настоящей смерти, чем все, что он раньше переживал, включая лежание в гробу. Тогда у него была хотя бы призрачная надежда на Гордеева, а надежды на Реджика сейчас уже и не осталось. Наверняка, у бриташки были какие-то проблемы с телефоном, возможно, даже идеологические: собранная в Китае техника ему не поддавалась. Мало ли что. А может у них там как раз в этот момент шла своя, вампирская драчка. Фашики там разбушевались или что.
  - А скажи мне, Сережа, - прошептал боярин над самым Сережиным ухом, щекоча своей бородищей, - кого ты больше любишь, маму или папу?
  - Чего?
  Меньше всего Сережа ожидал, что перед вторым укусом придется исповедоваться. Но рука боярина что-то придавила Сереже в горле, а потом отпустила, и боярин сказал:
  - Отвечай.
  Без вариантов. Придется.
  - Я... ну, не знаю, обоих.
  - А они тебя? Любят? Расстроятся, если с тобой что-то случится?
  - Да, конечно, блин, так все родители делают!
  Правда, что ли? Учитывая, как отец смотрел на Сережу последние месяцы, может, он только обрадуется. Вздохнет с облегчением, что никто его больше позорить не будет.
  - А зачем ты спрашиваешь? - не выдержал Сережа. Он почти ожидал, что вместо ответа боярин его укусит, но тот ответил неожиданно охотно:
  - Максимум твоих эмоций обеспечит максимальную продуктивность употребления твоей крови.
  Блин, интересно, а у боярина было высшее образование? Если да, то он его в двадцатом веке получил?
  - Сережа, а у тебя есть велосипед?
  - Велик? Конечно! Горный, и я...
  Больше никогда не смогу на нем прокатиться. Сережа осекся, закусил губу, и почти сразу же боярин встряхнул его и сказал:
  - Продолжай.
  - И я, короче, хотел бы еще зимний, и чтобы было больше дорожек в городе, и парковок. И еще машину хочу. Или мопед на крайняк.
  - Машину хочешь? Какую?
  За всеми этими важными расспросами Сережа не предал значения едва слышному хлопку, ну, может, это Станя из последних сил разбирался с гробом боярина. Но когда в подвале зажегся свет, не заметить это было нельзя. Включил его явно не боярин, потому что боярин как раз вцепился аккурат в место прежнего укуса, только в этот раз еще более ужасно. Сережа был уверен, что через минуту окажется с разгрызенной ключицей, он вопил, и Станя вопил, лошадка фыркала, боярин чавкал, работая челюстями так быстро, как только можно, и тут раздался голос, который Сережа думал, что никогда уже не услышит.
  - Немедленно прекратить!
  Реджик все-таки пришел! Сережа решился раскрыть один глаз, увидел, как настоящий скелет лошади с примерно третью мясца, распределенного очень неравномерно, в основном на морду, радостно всхрапнул и понесся к нему. Увидел, что подвал был совсем не таким огромным, как ему представлялось, от силы пять на пять метров, и что тут были полки с инструментами, и банки какие-то, и канистры с бензином, и даже коробки со старьем, как у обычных людей. Увидел Сережа и Станю, лежавшего на спине, с закрытыми глазами и прижимавшего к груди оторванную доску от гроба. Ногти у него были сорваны, костяшки пальцев сбиты, но он, кажется, дышал. И когда Сережа уже почти обрадовался, клыки боярина царапнули о его кость, и от одного этого звука он едва сознание не потерял.
  - Рейзэр, отзови свою лошадь, она мне не дает подойти!
  Вот глупо же будет умереть потому, что лошадка оказалось малость туповата и решила спасти Сережу не от того вампира.
  - Лошадка! - позвал Сережа так жалобно, как и не снилось Ежику в тумане из одноименного мультика. - Ну лошадка-а-а!
  Последнее 'а' превратилось в один сплошной вопль, потому что боярин совершенно не стеснялся жрать в присутствии старших товарищей. Наконец Реджик прорвался к ним и отцепил боярина от укуса вместе с приличным кусоком Сережи и Сережиного свитера, и отбросил его куда-то на полки. Так ему и надо было!
  - Но мы же договорились, - начал боярин, но его ботанство на Реджика, к счастью, не подействовало. Не на того нарвался, это тебе не пятнадцатилетних по кладбищам ловить!
  - А м-можно еще поломать тут все? - спросил Сережа перед тем, как упасть. Потом было темно и больно, как будто Реджик ушел, предварительно снова выключив свет. Пришел в себя Сережа от тряски и от боли, которая усиливалась с каждым толчком. Вряд ли, конечно, боярин был мастеровитый настолько, что приделал к своему подвалу колесики и укатил вместе со Станей и Сережей в неведомые дали. Но все было возможно после того, как перед едой боярин решил поинтересоваться великом Сережи.
  Только по отсутствию запаха гнилья и мяса Сережа понял, что боярина здесь все же не было, а по запаху старой пыльной книги узнал Реджика. Наверное, он был такой древний, что плохие запахи из него выветрились, а остался только этот, сухой и щекотный, как в школьной библиотеке.
  - Реджик? - позвал Сережа. - Мы не умерли?
  Станя был рядом, тоже лежал на заднем сидении, тоже пачкал кожаный салон кровью и землей.
  Ответила неожиданно Виктория Владимировна:
  - Нет, Сереж, все в порядке.
  И откуда она только взялась? И что она себе думала?
  - В порядке?!
  Англичанка сидела за рулем, ее муженек, аккуратно пристегнутый ремнем безопасности - рядом, на переднем сиденье, а на заднем Сережа и Станя истекали кровью. И это называется 'все в порядке'?
  - И, Сергей, пожалуйста, прекрати называть меня Реджиком. Я же не называю тебя Сережей.
  - И зря.
  Наверное, Реджик был слишком давно мертв, чтобы понять, как страшно было оказаться меньше, чем на волосок от гибели, и такой страшной, какую в самом дурном сне не представишь. Но англичанка! Англичанка! Она же была человеком, любила детей, хотя бы в теории, как она могла так спокойно следить за дорогой? Не то, чтобы Сереже было легче, если бы она еще и в столб врезалась или слетела с шоссе, но немножко сочувствия не помешало бы.
  - А где моя лошадка? - спросил тогда Сережа. Крота, конечно, было не найти, но потерять здоровенную лошадь, пусть и состоящую на две трети из скелета - это было бы уже слишком.
  - Отличная работа, Сергей, но мы не смогли ее забрать.
  - Вы ее оставили боярину?!
  Вот гадство. Сережа был уверен, что лошадка хотела жить, а не попасться недовольному вампиру под горячую руку. Лучше бы она сбежала вместе с кротом.
  - Когда я говорю 'не смогли забрать' я имею в виду, скорее, что мы не смогли ее поймать. Она оказалась весьма свободолюбива.
  Осторожно, пытаясь шевелиться как можно меньше, Сережа пододвинулся к Стане, позвал его, но Станя никак не реагировал. Надо было пощупать ему пульс, но Сережа не знал, как.
  - У Станислава большая кровопотеря на фоне общего истощения, - охотно пояснил Реджик, как будто ему просто нравилось произносить слово 'кровь' и все его однокоренные. - Какое-то время лучше не беспокоить его.
  - Ага, ближайшие пару месяцев, - пробурчал Сережа. А потом вспомнил кое-что важное, что Реджику стоило бы знать.
  - Боярин же утопист, так? - спросил Сережа. Англичанка и Реджик переглянулись, как будто решали, стоит ли посвящать Сережу в такие тайные тонкости, потом Реджик все-таки кивнул.
  - Не, это я так спрашиваю, для верности. Короче, утописты рехнулись. Совсем. Вообще. Совсем крыша поехала. Знаешь, чего они хотят, оказывается?
  К Реджику Сережа еще в первую встречу решил обращаться на 'ты', потому что человеческую жизнь он уже прожил столько раз, что проще было считать его вечно молодым, а не бесконечно старым. К тому же особенного уважения к нему у Сережи не было и с самого начала, а теперь так и вообще.
  Виктория Владимировна кашлянула:
  - Сережа, ты потерял много крови и, возможно, у тебя болевой шок. Может быть, лучше попытаешься поспать?
  - Да вы не понимаете! Это реально важно! Это революция!
  С каждым словом из старого нового укуса толчками вытекала кровь, густая и вязкая, теплая и противная. Но зато пропало желание все время укуса касаться, которое так донимало Сережу в прошлый раз. Теперь это были просто раны, мерзкие и огроменные, но раны, безо всякой сопутствующей магии. Хорошо, если все-таки эффект от называния вампиру имени был одноразовый.
  - Короче, слушайте. Утописты эти хотят стать фриками, вампирами-фриками. Ну и смогут тогда размножаться неограниченно, так мне боярин сказал. А знаете, как они хотят это сделать? Выпивая кровь фриков! И мучая фриков в процессе! Понимаете? Это же треш! Это геноцид! И еще революция!
  И еще все умные слова, которые Сережа вообще знал. Он замолчал, чтобы из укуса поменьше текло, но через пару минут не выдержал:
  - Реджик, ты должен что-нибудь сделать! Ты же крутой! Ты же реально имеешь связи! Власть! Останови их! Они маньяки! Как те, что меня запихнули в гроб, только вампиры, понимаешь?
  - Гроб, - повторил вдруг Станя, не открывая глаз. Сережа от неожиданности даже дернулся, а от резкого движения укусы разболелись так, что перед глазами потемнело. Станя продолжил: - В гробу я всех вампов видел. Тормози машину, труп. Я домой пойду.
  - Станислав, я понимаю причины твоего недовольства, но прошу тебя не делать глупостей. Домой ты в таком виде не дойдешь, ты понимаешь?
  Станя молчал, и тогда решился спросить Сережа:
  - А если мы не домой, то куда мы?
  - Сегодня у нас переночуете, - сказала англичанка, и было видно, что ей стыдно, она покраснела так, что было заметно даже через слой косметики. Сережа ожидал Станинного возмущенного 'чего-чего-чего', но Станя ничего не сказал, и пришлось говорить Сереже:
  - Почему? Зачем? В смысле, ночь же уже, наверное? Мы же не предупреждали родителей!
  - Сережа, ну ты представляешь вообще, что скажут твои родители, если ты вернешься домой в таком виде.
  К Стане она не обращалась, потому что понимала, что он может приходить домой в любом виде, лишь бы трезвым и живым. А вот Сережа действительно испугался и понял, что объясняться с родителями сейчас просто не смог бы.
  - Кроме того, у вас серьезные ранения. А у меня есть более подходящие для вас лекарства, чем перекись.
  - Ну а что родителям сказать? Что вы нас к себе забираете?
  - Об этом не беспокойся, Сережа. Я попросила Женю Ветрову помочь.
  - В каком смысле помочь? Она тоже приедет?
  Зачем - Сережа не понимал. Уж лучше тогда было вызвать Гордеева или Лапшу, они-то хоть что-то магическое умели.
  - Женя позвонила вашим родителям, мальчики, предупредила, что вы у нее ночуете.
  - Оба? - спросил Сережа.
  - Уже позвонила? - хмыкнул Станя. Признаки жизни он подавал очень избирательно, но хорошо хоть, что подавал. Смысла его вопроса Сережа, правда, не понял, а вот англичанка как-то сжалась вся, руки, лежавшие на руле, у нее подрагивали. Как бы все-таки с таким водителем не врезаться в столб. Ну, возможно, отец просто воспитал в Сереже пренебрежение к женщинам за рулем, а боярин - пессимизм.
  Сережа думал, что они поедут куда-то на Трубную, но оказалось, что Реджик и Виктория Владимировна жили в Новогиреево. Сережа узнал район по 'Перекрестку', вывеска которого все еще светилась, и кинотеатру 'Киргизия', чья вывеска уже угасла. Значит, было между девятью и десятью вечера, когда большие магазины еще работают, а всякие развлекательные места - уже нет. Не так уж и долго они умирали в подвале, хотя тогда казалось, что целую вечность.
  Англичанка остановилась у обычной девятиэтажки, высадила их и двинула в гараж. Интересно, а соседи знали, что жили в одном доме с тысячелетним вампиром? И что бы они сказали, увидев, как этот вампир тащит домой двух окровавленных детей?
  Оставляя на асфальте кровавые следы, Станя и Сережа, тщательно поддерживаемые Реджиком, дошлепали до двери подъезда, подождали англичанку, которая, видимо, единственная знала код домофона. Жили они на престижном последнем этаже, хотя какой нежити мог бояться тысячелетний вампир, сложно было представить. А квартира их оказалась обычная, немногим больше Гордеевской, хотя Сережа ожидал увидеть как минимум модненькую студию, со своими деньжищами Реджик себе мог бы и не такое позволить. Надо было вот это прожить тысячу лет, чтобы ютиться под сенью советской еще стенки, советских же ковров и смотреть обычный, даже не плазменный телик? Наверное, это была англичанкина квартира, а может и ее родителей. А может даже Реджик их прикончил, чтобы получить прописку, мало ли. С него станется. Сережа так увлекся рассматриванием интерьеров, что не сразу понял, что Реджик сгрузил их на диван в гостиной, который англичанка предварительно застелила газетками. Какая забота. В комнате они были одни, но хотелось бы надеяться, что скоро кто-то из четы Соколовых вернется и принесет что-нибудь, от чего будет меньше болеть.
  Станя наконец открыл глаза, какое-то время смотрел в потолок, а потом промычал:
  - Братан, ты настолько баран, что ничего не понял, или тебя реально такое устраивает?
  - Чего ничего не понял? Ты вообще о чем, Стань?
  - Значит, не понял.
  Станя молчал какое-то время, рука у него то и дело взлетала к краям укуса на шее, но опускалась, не касаясь. Наконец он сказал:
  - Реджик это специально сделал.
  - Да что это?
  - Боярину нас сдал! Они это все разыграли, спектакль этот со спасением, да я блин уверен, что Реджик в это время тусил у боярина дома.
  Наверное, у Стани все перемешалось в голове от боли и потери крови. Сережа переспросил, очень стараясь не говорить осудительно:
  - Чего? С чего ты взял?
  - Ты не слышал, что ли, как боярин Реджику говорил, что...
  - Да это боярин его ботанить пытался!
  Станя попытался засмеяться, но кровь из укусов потекла сильнее. Тогда он фыркнул и сказал презрительно:
  - Ты, короче, реально трупная подстилка. Уже и вампиров защищаешь. Может, Реджик тебе будет новый лучший друг?
  Подколку Сережа пропустил мимо ушей, а спросил то, что его куда как больше волновало:
  - Ну, допустим, если все было так, как ты говоришь, то зачем Реджику было все это проворачивать? Мы же на него работаем!
  - Чтобы запугать. Отомстить за деретника. Показать, типа, что будет за непослушание.
  - Опять ты со своим деретником! Да откуда он может знать, что ты...
  В комнату вошла англичанка, и Сережа чуть язык не прикусил, так спешил заткнуться и не выдать Станю. В руках у Виктории Владимировны был поднос с всякими баночками-скляночками, и хотелось вы верить, что найдется среди них то, от чего перестанет так болеть. А еще она несла полотенца и пижамы и очень неуклюжую попытку улыбаться и излучать спокойствие.
  - План такой, мальчики, - сказала она, скорее гримасничая, чем ободрительно улыбаясь. - Сначала лечимся, потом моемся, переодеваемся, едим и отсыпаемся. Одежду вашу до завтра я постараюсь отстирать и подшить.
  - Все вместе? - спросил зачем-то Сережа.
  - Что, Сережа?
  - Ну все вместе делаем? Одновременно переодеваемся, едим и отсыпаемся?
  Англичанка вроде как даже засмеялась, но Станя решил все испортить. Он уставился на пижамы так, как будто в каждой из них притаилось по боярину.
  - Я трупную пижаму не надену!
  И тогда Сережа понял, что даже то, что они вместе пережили в подвале, не заставит их так просто помириться.
   Глава 12. История о чужих проблемах, редких болезнях и брошенных детях
  Станю разбудил визг Алинки и ее попытки попрыгать на его кровати.
  - Подурела что ли совсем? - спросил Станя и перевернулся на другой бок, совсем забыв, что так заденет укусы. И, конечно, стало так больно, что он мгновенно проснулся. Алинка, разумеется, приняла его пробуждение на свой счет, совершенно, впрочем, незаслуженно. Станя, проживший большую половину жизни в комнате с младшей сестрой мог выдержать любые визги.
  - Ты знаешь какой сегодня день, Станька?!
  - День, когда я не выспался и буду очень злой.
  - Идиот, - отрезала Алинка. - Сегодня мой день рождения! Мне одиннадцать! Знаешь, что это значит? Станя потянулся, потом пожал плечами.
  - Не.
  - А варианты есть?
  - Не-а.
  - Это значит, что я старше Ольки и Веры. А знаешь, что это значит?
  Станя покачал головой. Алинка закатила глаза, всем своим видом выражая недовольство тем, какой ей достался брат.
  - Это значит, Станька, что у меня раньше начнет расти грудь, и я раньше умру!
  Станя зажмурился, замотал головой, застонал:
  - Я так не хочу это слушать, что лучше откуплюсь от тебя подарком.
  Когда настало время выбирать подарок, они с Сережей пришли в 'Курс', взяли тележку, покатали в ней немного Сережу, а потом немного и Станю между рядами замороженной рыбы, и, наконец, пришли на кассу к самой мерзкой из кассирш, той самой, которая никогда не продавала Стане сигареты. Они скинули в тележку все шоколадки, жвачки, леденцы, зефирки и прочее завлекалово. Сережа по ошибке еще швырнул туда презервативы и зажигалки, но Станя сказал, что это его сестре не понадобится еще долго, уж он-то проследит. А потом Станя сообщил кассирше:
  - Сдачи не надо, стерва.
  Стерва, которая не раз отказывалась продавать им сигареты и не раз ловила Станю за кражей пива и жвачек, округлила глаза и уставилась на купюры. Она-то, судя по всему, уже успела подумать, что ее решили ограбить. Они не фальшивые, проверьте, - заулыбался Сережа. - То есть надеюсь, что не фальшивые, всякое ведь бывает.
  Станя и Сережа вышли из магазина с кучей сладостей. Пакет оказался такой тяжелый, что им с Сережей пришлось его немного облегчить за счет отъедания от общего числа сникерсов изрядной доли.
  - Все, - сказал Станя. - Теперь я на мели. Но оно того стоило.
  - Да ладно, рассказывай мне. Я ж знаю, у тебя лавэ напрятано, - засмеялся Сережа, но так как он жевал сникерс, вышло не очень обличительно. Клево было, только буквально на следующий день они с Сережей поссорились. А сейчас Станя вручил пакет со сладостями Алинке, объявил:
  - Расти большой. В прямом смысле большой, если ты это все сожрешь прям сейчас.
  Может, Алинка и входила в возраст, когда девчонки начинают следить за своей фигурой, но пока что она была такая тощая, что лишние тридцать шоколадок вряд ли бы ей повредили. Алинка завизжала, вцепилась в пакет, потом в Станю.
  - Офигеть! Офигеть! Как?! Откуда?!
  - Я продал свою почку, - сказал Станя совершенно серьезно. - И теперь, когда я стану опустившимся алкашем, тебе, как моей самой близкой родственнице, придется отдать мне свою.
  - Да без проблем, - ответила Алинка, запихивая в рот целую горсть 'M&M`s'. - Спасибо, Станька.
  Алинка дожевала конфеты, добавила:
  - Даже если ты воруешь, я тебя все равно люблю.
  - Ну и круто. На Новый Год подарю тебе какое-нибудь животное взамен Петровича. Надо же тебе учиться за кем-то ухаживать, когда-нибудь я стану старым, и тебе придется со мной сидеть.
  - Не-а. Я к тому времени выйду замуж за Сережу, и мы уедем далеко-далеко. В Европу.
  - Ты предательница.
  Станя хотел было идти в ванную, но тут Алинка сказала:
  - Стань, а я красивая?
  Ну, конечно. Ей ведь исполнилось одиннадцать. Девчонки в этом возрасте обращаются в девушек, как оборотни из старых сериалов в полнолуние.
  - Ну, ты моя сестра.
  - И что? А если б не была твоей сестрой? Красивая была бы?
  - Я в этом не разбираюсь.
  - Ты что неудачник?
  - Ты что опять общалась с Гордеевым?
  Алинка затараторила:
  - Его Макс зовут. И он рассказывал мне всякие прикольные вещи на перемене, а еще я получила пятерку по истории, потому что он мне рассказал про Древний Египет.
  - И что за прикольные вещи?
  Тут Алинка, видимо, спохватилась.
  - Да так, - ответила она.
  - Эти вещи были связаны с фриками?
  - Ну, нет. Просто прикольные вещи. Не только с фриками.
  - Не общайся с ним больше никогда, короче. Что бы он ни рассказывал, не верь ему. И главное - не давай научить тебя питерскому языку. Ты моя московская девочка, помни об этом.
  Наконец, сумев ее отвлечь от девчачьих мыслей о красоте и мальчиках, Станя ретировался в ванную. Там Станя стянул с себя майку, уставился на укусы. Интересно, а какие будут шрамы? Он стоял и рассматривал себя в зеркале, и красно-черные от застоявшейся крови рубцы, и синяки под глазами, и выступающие ребра.
  Странно так, сегодня был день рождения его сестры, но на год взрослее себя стал чувствовать Станя. Он закусил губу, а подумав, даже скрутил полотенце в жгут и закусил уже его. И вот уже тогда надавил на укус. Просто из любопытства. Боль была невыносимая. Из-за укуса Станя чувствовал себя несчастным и каким-то озлобленным. Под водой укусы жглись, напоминая Стане о том, какой же он на самом деле слабак. Каким бы крутым Станя не чувствовал себя после истории с деретником, теперь он снова был самим собой. А быть самим собой Стане совсем не нравилось.
  - Стань, - крикнула Алинка. - выходи уже! Тебе звонят!
  - Пошли их или скажи, что я перезвоню.
  Алинка судя по всему с радостью сделала и то, и другое. Когда Станя наконец вышел из ванной, она сказала с презрением:
  - Ты - водоплавающее. Будешь жить в ванной.
  У Стани был опыт сна в ванной, так что на угрозу он не отреагировал. Никто ему, как оказалось, не звонил. Просто он в очередной раз купился на Алинкину уловку. Она изобрела много способов выгнать Станю из ванной, но этот оказался самым действенным, сравнимым разве что с поджогом квартиры или контейнером с сибирской язвой в раковине.
  - Ты кстати помнишь, что сегодня я иду в школу с тобой и твоими друзьями?
  - Чего?
  - Ну ты только представь, как обзавидуются девки, если я приду в школу с кучей клевых пацанов.
  - Мои друзья не клевые пацаны. Некоторые из них вообще не пацаны, - пояснил Станя.
  Но от Алинки было не отвязаться, так что к фонтану они с сестрой шли вместе. Там уже не тусовались скейтеры, да и воду на зиму отключили, но фонтан продолжал оставаться местом встречи всякой разной молодежи, собиравшейся по всяким разным делам. Вот сейчас у фонтана Гордеев доказывал Лапше, Женьке и Сереже, что он русский.
  - Я - русский, - предсказуемо говорил Гордеев. - А поэтому я хочу, чтобы Россия была великой страной и играла роль в современной геополитике. С тех пор, как концепция биполярного мира рухнула, мы потеряли...
  Станя сказал:
  - А мне кажется, что ты не русский.
  - И вообще не хомо сапиенс, - добавил Сережа. Выглядел он плохо, так же как и Станя, но шутил все еще хорошо. Ни смеяться, ни улыбаться Сережа, несмотря ни на что, не разучился. Станя правда его уважал. Только показать этого никогда не умел.
  - Кто-то просто все это время не туда эволюционировал, - заключил Сережа.
  Алинка мечтательно протянула:
  - Наверное, быть подростком клево.
  - Да не, Алин, - сказал Сережа. - Напряжно, в основном.
  Станя был с ним полностью согласен, но признать этого вслух не мог. Как не мог признать вслух и того, что сильно за него боялся там, в подвале. Официально они все еще были в ссоре, а Станя был слишком гордый, ну или скорее слишком на понтах, чтобы извиниться первым. По факту Станя, конечно, давно на Сережу не злился, но слишком уж у него был дурной характер, чтобы признаться просто так. С тех пор, как Сережу и Станю покусали, девочки заметно оттаяли, перестали называть Сережу эгоистом, так что все они снова общались вместе. Сережа и Станя теперь были рядом почти весь день, но показательно друг друга игнорировали.
  - Кстати, - сказал Гордеев. - Сегодня очередь Ксюты гулять с Кисулей.
  - Гордеев, ты что, составил расписание? - спросила Женька.
  - Так удобнее. И, кстати, я показал расписание Кисуле. Если его будут нарушать, она будет очень недовольна.
  - Ты выгуливаешь кошку? - встряла Алинка. Гордеев помолчал, а потом закивал.
  - Точно, Алин. Я выгуливаю кошку. Знаешь, кошка ведь тоже вольнолюбивое существо. Все считают, что она может сидеть взаперти, а ведь кошке это совсем не нравится. Любой зверь должен иметь доступ к свежему воздуху и дикой природе.
  - В Новокосино?
  - Не придирайся к словам, Алинка, - отдернул ее Станя.
  - Я не к словам придираюсь, а к нашему району.
  Гордеев вздохнул:
  - Тебе кто-нибудь говорил, что ты ужасно похожа на своего брата?
  Алинка улыбнулась, как Стане показалось, очень гордо.
  - Ну, многие говорят. Только я голову никогда не обрею, пожалуй. Я ж не дура.
  - Нет, ты дура, - обозлился Станя.
  Так они и шли вшестером, Станины друзья, Станина сестра и сам Станя. В общем-то, для счастья не хватало, пожалуй, только всего остального. То есть, для счастья Стане не хватало, как минимум, своей квартиры, кортежа с мигалкой, как у мэра Москвы, еще больше денег, быть крутым, гарантии выживания на ближайший год и приставки, как у Сережи. Еще, конечно, ужасно хотелось выходного ото всех этих магических дел. Чтобы они Сережей целый день бухали, играли в компьютерные игры, и опустошали холодильник. Или хотя бы просто не были в ссоре. Станя впервые за все время их с Сережей работы понял, как она на самом деле выматывает. Ну, или впервые понял, что на этой работе можно сдохнуть по-настоящему. Если так, то и долго же Станя тормозил.
  Он бы и дальше раздумывал о том, как жить дальше, и как хотелось бы жить дальше, и как придется жить дальше, но Алинка обогнала их, встала перед ними и сказала крайне серьезно:
  - Вот я вас всех и поймала.
  - Звучит довольно угрожающе, Алин, - засмеялся Сережа.
  - А приколитесь, это, короче, не Алина, - хмыкнула Лапша. - Стань, ты за ней ничего странного в последнее время не замечал?
  - Ну, сегодня утром она ела сырое мясо. Я думал все девочки-подростки это делают.
  Но Алинка смеяться не спешила, она уперла руки в бока, но запищала не строго, а почти жалобно:
  - Мне нужна ваша помощь. Только вы можете помочь. Вернее, не совсем мне. То есть, совсем не мне.
  - Ближе к делу давай, - потребовал Станя. - Побить что ли кого?
  - Денег надо? - спросил Сережа.
  - Научить тебя пользоваться расческой? - поинтересовалась Женька.
  - Или разговаривать по-питерски? Поверь, в этом вопросе я достаточно квалифицирован. Как, впрочем, и в любом другом вопросе.
  - Не смей учить мою сестру питерскому языку, эксперт!
  - Кстати, как на питерском языке будет гопник? - встряла Женька.
  Гордеев засмеялся:
  - Носитель уличной истины!
  И про Алинкину просьбу все бы забыли, если бы Лапша не спросила очень-очень серьезно и очень просто:
  - Что случилось, Алин?
  Алина ответила ей:
  - Один мой одноклассник, у него проблемы. Мы с ним дружили, у него такие же предки, как у нас со Станей. У них нет бабла, понимаете?
  Слово 'бабло' Алинка произносила с такой надеждой, как будто оно правда все на свете решало.
  - И учителя с ним не хотят возиться. Если у него что-то случается на уроке, они его выгоняют из класса. Они вообще типа не обязаны его в школе держать, пусть дома учится или там, ну, куда таких отправляют.
  - Так что с ним? - спросил Станя.
  - У него СПИД? - уточнила Женька.
  - Наркоман? - предположил Гордеев.
  - Какие какие нарики, ребенку десять или одиннадцать лет!
  - Ксюта, не порть нам веселье, - засмеялся Гордеев. Гордеев снова сильно ошибается!
  - Он одержимый, - сказала Алинка.
  Веселиться как-то сразу расхотелось. Женька, которая так оглушительно смеялась над шутками про нариков и СПИД, вдруг резко замолчала, подавившись испуганным всхлипом, Станя слышал, как ее белые зубки стукнулись друг о друга. Остальные, впрочем, тоже смеяться перестали. С минуту все молчали. Потом, наконец, заговорила Женька:
  - Ну, сочувствую, - сказала она. - Это стремно.
  - А почему тебе надо было сейчас это ляпнуть-то? Что ты со мной не поговорила? - зашипел Станя.
  Алинка хмыкнула:
  - А ты бы помогать не стал, и другим бы ничего не сказал. А когда вы вместе, то прислушаетесь.
  Приходилось признать в Алинке некоторую долю осмотрительности. Расскажи она про одержимого мальчика вчера или сегодня утром, Станя бы уже и думать о нем забыл. Ему было не до чужих проблем даже когда у него своих не было. А тем более не до чужих детей. Скорее уж назрело бы решение проследить, чтобы Алинка держалась от одержимого подальше. Мало ли, что ему в голову могло взбрести. Одержимость была ночным кошмаром всех медиков. Нет, дело было не в эпидемиях и не в частоте появления. Все было замечательно в этой редко встречавшейся и не передававшейся никаким путем болезни, кроме одного - она не лечилась. Никакими методами не лечилась. Никакими таблетками не лечилась. Никакими операциями не вырезалась. Нет, можно было остановить развитие болезни, а в некоторых случаях даже и восстановить личность полностью, но это мог не каждый фрик. А уж в России и вовсе таких крутых ребят, способных больным по-настоящему помогать, а не шарлатанить и тянуть из отчаявшихся родственников деньги, не находилось.
  Больше всего одержимость походила на лучевую болезнь от радиации, только вместо радиации были чужие поля. Иногда влияние чужих полей разрушало собственное поле человека. Врачи говорили, что есть к этому какая-то наследственная предрасположенность, но дальше разговоров дело, как и всегда, не пошло. Никто не знал, какие гены за нее отвечают, каков риск ее возникновения и всего такого прочего. Просто у некоторых от природы были слабые легкие, сердце или печень, а бывало, что и слабое поле. Так вот им по жизни не повезло, как некоторым не везло рождаться с хвостами или в семье алкашей. Их поле разрушалось с годами, медленнее или быстрее, но разрушалось. А когда поле начинало разрушаться, в него проникали частицы чужих полей, а может и излучение чужих полей,- Станя не знал метафизических тонкостей, и в этом он не так уж сильно отличался от врачей. Состояние, когда разрушенное поле человека начинало поглощать чужие поля, и называлось одержимостью. Человек был действительно одержим всем, что было вокруг него. Сначала он мог читать мысли тех, кто рядом. Но не круто и выборочно, как всякие там фрики-психи, которых Гордеев называл сенсетивами, а нормальные люди - медиумами. Наоборот, никакой пользы из этого умения нельзя было извлечь, человек просто сходил с ума от того, что не мог отличить чужие мысли и чувства от своих собственных. Человек мог целые дни проводить в оцепенении, подключившись, скажем, к полю какой-нибудь мебели. Или ощутить себя собакой, если в него проникало поле соседской шавки. Раньше, когда про поле ничего еще не знали, из одержимых изгоняли дьявола, демонов, бесов и прочих сказочных персонажей. Иногда на такого человека могло влиять поле, находящееся далеко от него, почему так бывало не знали до сих пор. Но именно поэтому одержимые могли говорить на разных языках и знать о событиях, о которых никто еще не знал. Психиатры так и не признали одержимость болезнью своего профиля. То ли им хватало других неизлечимых болячек, в психиатрии ведь мало что излечивается, то ли не хотели иметь дело с полем. Психиатры от одержимых отказались, ни одно другое направление не выказало желания забрать такую замечательную прибавку к общему числу безнадежных больных себе. На западе было что-то вроде экспериментальной метафизической медицины, но когда эту штуку попытались учредить в России, то оказалось, что распилить деньги проще, чем, ну, что-нибудь все-таки учредить в России.
  Деньги распилили, а для одержимых построили пару санаториев курортного типа на окраинах регионов. Что это были за санатории, и какого они были типа, можно было себе представить. Люди не могли помочь одержимым, поэтому таких больных оградили от общества. А, может, никому просто не нравилось, что одержимый в любой момент мог подключиться к их собственному полю. Наверное, такие вещи были неприятны не только для самих больных. Лечить их было нечем, никакие успокоительные на них не действовали, кроме, разве что, ударной дозы какого-нибудь стрихнина, а то и свинца. Так что жили они себе в своих тюрьмах, обвиненные непонятно в чем, периодически по грантам зарубежные специалисты помогали одному или двум вернуться к нормальной жизни, а остальные так и оставались в своих лепрозориях. Кстати, держать больных в этих самых лепрозориях, которые звали еще домами одержимых, придумали в нацисткой Германии. Станя потому так много знал про одержимых, даже про то, как умно называется место их содержания, что читал про нацисткие эксперименты над такими больными. Нацисты пытались подключать одержимых к полям фриков и ведьм, чтобы проверить, смогут ли они пользоваться их силой, подключали их к животным, чтобы увидеть, увеличится ли их ловкость. Результаты этих экспериментов до сих пор были засекречены, но судя по тому, что одержимыми все еще никто не занимался, ничего особенного полезного открыто не было.
  - А мы-то что можем сделать? - спросил Сережа.
  - У нас три фрика, - пояснила Лапша.
  - Два, - сказал Станя.
  - Ты же сам говорил, что Лапша много умеет.
  Станя скривился.
  - Да я врал.
  Но Алинку тонкости отношения Стани к Лапше не интересовали, она сказала:
  - Ему ведь никто не поможет. А я не хочу, чтобы его отправили туда. Ну, туда.
  Детей иногда пугали домом одержимых. Как монстрами из под кроватей и темными подвалами. Впрочем, Станя уже вышел из возраста страха перед темными подвалами, даже побывал не так давно в одном таком. Но дом одержимых до сих пор представлял чем-то таким страшным и ужасным на краю мира, откуда почти никто не возвращался.
  - Вам же ничего не стоит, - просила Алинка.
  - А я ему обещала. Обещала! Он пока еще, ну, понимает все. Попробуйте!
  - А может, если поле не совсем разрушено, что-нибудь сделать можно? - спросила Лапша.
  Гордеев и Сережа переглянулись. Сережа больше, наверное, из фриковской солидарности с Гордеевым, чем потому что реально знал тонкости борьбы с одержимостью среди младшеклассников. Наконец Гордеев сказал:
  - Алин, я не знаю. Это взрослые-то фрики сделать не могут.
  - Но попробовать-то мы можем, - запричитала вдруг Женька. Станя не ожидал такого энтузиазма от нее. Так могла сказать Лапша, так мог сказать Сережа. Но Женька особенной добротой никогда не отличалась.
  - Я имею в виду, - сказала Женька каким-то даже не своим голосом, - что пацаны, нам же ничего не стоит на самом деле. Все равно он никому не нужен, да это даже не опасно. Нам-то что? Это же не упырь какой-нибудь! Представьте, если у нас получится! Спасем ребенка! Станем знаменитыми!
  Про популярность Женька просто не могла не добавить, но впервые Стане показалось, что ее больше заботит судьба ребенка, чем возможность сиять на телеэкране. Сережа развел руками.
  - Так у нас не получится, Женька! Ты приколись, если этих ребят даже врачи высылают?
  - И что? - спросила Женька.
  Женька сейчас казалась одновременно и очень красивой, но какой-то совсем не девчоночьей красотой, и очень злой, наверное, так на ее лице проявлялась решимость. Она добавила:
  - Блин, хватит быть такими бесчувственными, как Станя, фрики. Даже он молчит!
  - Я молчу, потому что не считаю, что нам нужно в это ввязываться. Тупо как-то.
  - Ладно, Станю я даже не осуждаю, потому что он маленький нацисткий ублюдок, - сказала Лапша. - Но ты, Макс, должен понимать, как ребенку одному сейчас страшно.
  - И я обещала! - не успокаивалась Алинка.
  Девчонок всегда было легко разжалобить, Алинка справлялась на пять с плюсом, но Станя-то на это покупаться не собирался.
  - Кстати мы, как фрики, тут уже не виноваты, - вставил Гордеев. - Если в делах нежити мы не могли не принимать участия, потому что мы, как и все фрики, ответственны за поднятые трупы, то одержимость просто есть. Такое бывает.
  Сережа сказал:
  - Еще предложи помогать всем больным СПИДом там. Жалко мелкого, но это уж точно не наши проблемы. Хоть какие-нибудь проблемы должны быть чужими. Мы не можем решать все.
  Станя вдруг подумал, да почти почувствовал, что Сережа и Гордеев побаиваются одержимых. Станя только не знал, связано ли это как-то с тем, что они фрики, или только с тем, что они и вообще по жизни трусы. Женька сказала:
  - То есть, вы не хотите даже попытаться помочь? Вам ничего не стоит, а ребенок будет целый день надеяться, что все будет хорошо. Вы хоть понимаете, дебилы, что это важно?
  Станя заржал:
  - Блин, Женька, а хочешь, я тебе расскажу, что будет? Я, блин, прекрасно знаю. Мы сейчас пойдем, поверим, что сможем ему помочь. А на самом деле не сможем, тупо даже думать, что мы можем хоть кому-то помочь. И знаете, чем закончится? Короче, вот вам подсказка. Ребенок болеет. Он никому не нужен. Угадайте, что случается с брошенными мамой детишками на самом деле?
  - Ну, они находят дом? - предположил Гордеев. - Как в мультике про Мамонтенка!
  - Они умирают, дебил, - буркнул Станя.
  Ну, или с тех пор, как Станю укусили, он приобрел еще пару пунктов к своему потрясающему оптимизму во всех на свете ситуациях.
  Алинка не раскричалась, она просто наступила Стане на ногу и спросила:
  - А если бы это была я? Ты тупой, Стань? Подумай, блин, если бы у меня не было тебя, я бы заболела и осталась одна.
  Станя помолчал, рассчитывая, что они дойдут за время его раздумий до школы, но отвечать все равно пришлось.
  - Короче, Алин. Мы не по этим делам, понимаешь? Да у нас даже по нашим делам ничего не получается. Мы полезного ничего сделать не сможем. А прикинь, если случайно даже хуже сделаем?
  А Алинка даже не заплакала. Тогда Станя вдруг понял, что ей правда исполнилось одиннадцать. Вместо того, чтобы заплакать, она сказала:
  - С тобой все понятно.
  Прозвучало как 'ты конченый', Станя даже обиделся. Женька кивнула.
  - Да, если не хочешь, Стань, не надо. Мы ж знаем, что ты не из тех, кто делает что-то хорошее просто так.
  Гордеев хмыкнул:
  - Как и все зигаметы.
  - Блин, дурацкий способ. Меня это не обидело.
  Ну, или обидело, или Стане просто было пятнадцать, и он любил психовать. Так что Станя пошел быстрее. Хотел было потащить с собой Сережу, но вспомнил, что формально они были в ссоре. И еще не в том возрасте, чтобы снова общаться без официального перемирия. Станя первым вошел в школу, и по-быстрому скинул куртку в раздевалке, чтобы не успеть встретиться с остальными. И столкнулся с Димкой Кузнецовым.
  - Что, рассорился со своими? - спросил Димка. Станя даже не сразу понял вопрос.
  - Со своими?
  - Ну, с Серегой, Гордеевым и девчонками.
  Свои. Станя своими никогда никого не называл, а тем более не считал, кроме скинов, разве что. А теперь даже Димка Кузнецов считал, что у Стани есть компания.
  - Нет. Просто хочу один потусоваться.
  Конечно, Станя врал. Вдруг ему подумалось, что свою компанию иметь не так уж и плохо, даже если они все придурки.
  - Ну понятно все с тобой, - проговорил Димка, почти повторяя слова Алинки. Станя недовольно скривился, наверняка, Димка принял его гримасу на свой счет.
  - Да не злись, Логинов! Всем нужно одиночество! Ну, кроме как в постели. Хотя и там оно бывает очень в тему.
  - Нет, мужик, - процедил Станя.
  - Нет, не в тему?
  - Нет, не открывай свою пасть.
  Димка засмеялся:
  - Ладно, Логинов, ты все еще не в курсе некоторых интимных сфер человеческих отношений, да?
  - Блин, мужик, в мире есть всякие разные вещи, которые больше, чем секс, - сказал Патлач Александр. Станя его даже и не заметил сразу.
  - Групповой секс? - спросил Димка.
  Они шли на историю, Кузнецов вещал о том, какая девочка по его мнению достойна его горячей любви, Патлач Александр говорил, что достойна разве что заучка Суворова, да и сам Кузнецов в нее постоянно тыкал то ручкой, то линейкой. Должно же это было что-нибудь, в конце концов, значить. Станя молчал, думал, что уже соскучился по Сережиным шуткам, по питерскому языку Гордеева, по смеху Женьки и, ну, по Лапше, короче.
  - Логинов, скажи, а что вы там мутите? - спросил Патлач Александр.
  - Оргии? - заулыбался Кузнецов.
  - Мелочи всякие, - совершенно серьезно ответил Станя. - Жертвы приносим там разные. Хочешь ритуальный нож покажу?
  Станя сказал так, потому что знал, что Димка не захочет. А если бы захотел, то ритуального ножа у Стани не было, пришлось бы облажаться. Хорошо, что Димка оправдал Станины ожидания, промямлив:
  - Не-не-не. Оставь при себе.
  Наверняка, они подумали, что Станя серьезно. Если долго в школе не тусоваться, обрастаешь, как грязью, странными легендами. Вот и с ними так случилось. Станя еще помнил слухи, которые ходили про Лапшу, когда она была совсем одна. Историчка тем временем ругалась на Тоньку Воронцову, что та не сдала вовремя какой-то проект со стихами, посвященными победе в Великой Отечественной Войне. Тоня вяло оправдывалась и была, видимо, очень рада появлению Стани. Став невольным спасителем очкастой стихоплетки от гнева исторички, Станя подставился сам.
  - Логинов? Скажи мне, ты когда в последний раз был на метаанатомии?
  Станя сказал просто:
  - А она мне не нужна.
  - Ты вообще думаешь, что ты говоришь? - напустилась на него историчка.
  Стане показалось, что она ужасно рада поводу поорать. Он даже почувствовал себя польщенным.
  - Ну так, - кивнул Станя, потому что знал, что односложные ответы злят училок еще больше. Особенно училок по гуманитарным предметам.
  - Логинов, ты понимаешь, что после девятого класса тебя из школы просто отчислят? Ты даже полное среднее образование не получишь.
  Станя пожал плечами.
  - И чего?
  - Без образования сейчас никуда.
  - Без обреза сейчас никуда, - буркнул Станя.
  - Не ерничай, а слушай, Логинов. Посмотрим, чего ты в жизни с таким подходом добьешься.
  - А вы чего добились?
  Тут историчка прямо взбесилась, побелела от злости, на виске у нее забилась жилка. Станя едва не заулыбался, так смешно она выглядела.
  - Я тебе обещаю, ты здесь до одиннадцатого класса не доучишься.
  - Блин, и что? - не выдержал Станя. - Что мне ваша школа? Институт мне все равно не светит. Я и без вашей школы знаю, чем я буду всю жизнь заниматься.
  - И чем же?
  - Бухать до белочки и голодать.
  Конечно же нет. Станя был о себе лучшего мнения. Подросткам, которые говорят, что они ничего не умеют и не добьются, нельзя было верить. Каждый знал о себе что-то, что умел делать лучше всех, и каждый хотел чего-то добиться. Станя хотел охотиться на нежить. Может быть, еще заниматься политикой, но для этого он был то ли слишком тупой, то ли слишком умный.
   Историчка посмотрела на него пристально, казалось, припоминала те пару раз, когда видела его отца.
  - Логинов, сядь, не маячь.
  -Угу.
  Стане показалось, или историчка его пожалела? Девчонки такие жалостливые, даже когда они уже училки. Сел Станя за последнюю парту. Ему хотелось сначала выбрать ряд, где никто из его друзей не сидит, но друзья стратегически верно расположились тупо везде. Подумав, Станя выбрал меньшее, а вернее красивейшее, из зол, то есть тот ряд, где сидела Женька.
  Женька, Гордеев, Лапша и Сережа появились перед самым звонком. Интересно, заставила их Алинка помогать одержимому ребенку или все-таки нет? Алинка была Станиной сестрой, так что Станя, конечно, болел за нее и признавал за ней некоторое упрямство, способное подвигнуть четверку идиотов на подвиг. Но сам Станя, конечно, не поддался бы ни за что.
  Начался урок, историчка принялась недовольно зыркать в сторону опоздавших, то и дело прерывая свой рассказ о послевоенном устройстве мира. Периодически она задавала вопросы, ответы на которые никто в классе не знал. Ну, кроме Гордеева, ведь он был эксперт по истории.
  - Раздавленная Версальской системой Германия, а кроме того оказавшаяся в изоляции Советская Россия пошли на сближение. Антигерманская и антисоветская направленность политики стран-победительниц делала возможными реваншистские настроения в Германии, а так же антизападные настроения в недавно созданном Советском Союзе. Кроме того Версальская система не учитывала интересы маленьких государств, созданных в Восточной Европе после окончания Первой мировой войны, таких как Польша, Чехия, Эстония, Литва и Латвия. Все это делало Версальскую систему не универсальной, ведущей к конфликтам. Запад становится политически неполноценным, а восток и вовсе был выведен из игры с распадом Османской империи. Кто знает, почему распалась Османская империя?
  - Я знаю.
  - Да, Максим?
  - Из-за проникновения туда европейского национализма, не свойственного восточным монархиям, - отрапортовал Гордеев.
  - Хорошо, Гордеев. А когда произошел распад Османской империи?
  - В двадцать втором году.
  - Молодец, Максим. Замечательный ответ. Ставлю тебе пятерку.
  Гребучий Гордеев с его питерским лицеем для фриков делал даже Настю Суворову по всем предметам, где надо было лясы точить. Когда у него было настроение, конечно, а не всегда. Настоящий эксперт не мог проявлять свои познания постоянно, ведь это значило готовиться к урокам. Технических предметов правда Гордеев так и не знал, то ли он был гуманитарием, то ли все фрики были гуманитариями, но на алгебре он лажал так же, как и все остальные. Однако его знаний хватало, чтобы понтоваться на истории и литературе. Как бы то ни было, Гордеев казался историчке умным. А может, просто в Питере все были такие умные. Может, Гордеев для питерца был даже и тупым. От чрезвычайно важных размышлений о том насколько на самом деле умны питерцы, Станю отвлекла историчка.
  - Логинов! Ты меня слушаешь или нет? - бесновалась она.
  - Ну, да.
  - Тогда ты должен знать, что я хочу задать тебе пару вопросов.
  Звучало так, как будто она обвиняла Станю в убийстве. В убийстве, блин, Кеннеди, раз уж они на истории.
  - По поводу?
  - По поводу Первой Мировой войны. Если бы ты присутствовал на уроке не только физически, но и умственно, мог бы понять, что мы закончили эту тему на прошлом занятии, а сегодня приступили к следующей.
  - Тогда зачем задавать мне вопросы, мы ж закончили тему.
  - Я хочу проверить, как ты усвоил материал.
  - Нет, вы хотите поставить мне двойку.
  Кто-то в классе хихикнул, кто-то заулыбался. Да Стане и самому нравилось, когда кто-нибудь пререкался с училкой. Больше разговоров, меньше оценок! Но историчка сегодня явно была настроена спросить Станю при любом раскладе. Отличный был, блин, день.
  - Давай начнем с простого, Логинов. Когда закончилась Первая мировая война.
  Тут Станя и пожалел, что не сидел в том ряду, где были Лапша и Гордеев. От Женьки проку явно было мало. Станя молчал, историчка расплывалась в довольной улыбке.
  - Не знаешь, Станя?
  Даже по имени его назвала, так была рада. Станя не знал, но признавать этого не хотел и вместо того, чтобы кивнуть, сказал:
  - А она не закончилась.
  - Что?
  - То. Первая мировая война так и не закончилась. До сих пор идет.
  Сказал Станя наугад, но историчку этим явно расстроил.
  - И почему ты, Логинов, так считаешь?
  Потому что забыл дату.
  - Потому что, блин, между Первой, Второй и Холодной войнами было просто перемирие. Участвовали все те же.
  - Кто же?
  - Кто хочет поделить мир между собой.
  Историчка прищурилась.
  - Неплохая мысль, Логинов, садись. Двойку тебе ставить не буду. Ничего тебе не поставлю.
  - Может, пятерку?
  - Нет, ты ведь не знаешь дату окончания Первой мировой войны. Но таких мыслей я от тебя не ожидала.
  Прикольно. Станя говорил наугад, а она посчитала, что у него есть какая-то глубокая мысль о войне. После урока, когда Станя собирался, он вдруг заметил, что историчка больше не смотрит на него как на полную бестолочь. Хотя скорее такая высокая оценка его интеллекта больше испугала, чем обрадовала. Не хотелось бы, чтобы она чаще его теперь спрашивала, интересуясь его мнением по всем спорным вопросам истории. Урок, к сожалению, закончился, и теперь, чтобы не встретиться со своими друзьями, желающими помогать людям, Стане оставалось только одно. Прятаться и не показываться в обществе.
  Было в школе одно место, где Станя скрывался от учителей, чьи уроки хотел прогулять, от старшеклассников, которые жаждали наложить лапу на его скромные пожитки, а так же от директора, который планировал поговорить с ним о том, что фашизм это плохо. Под лестницей, где стояли пустые деревянные ящики из-под фруктов для столовой, оттиск на которых датировался еще девяностыми годами. Станя просто сидел между этими ящиками и точно знал, что сюда никто не сунется. Но сегодня под лестницей уже устроился Сережа. Ну, конечно, это ведь было их тайное место. Сережа тоже тут прятался.
  - Ты чего тут делаешь? - пробормотал Станя.
  - Прячусь от проблем, - ответил Сережа. - А ты?
  Станя кивнул, а потом сел с ним рядом.
  Сережа сказал:
  - Слушай, братан...
  И в этот же момент Станя начал:
  - Братан, я...
  Оба они замолкли. У подростков было множество правил и ритуалов, которые нужно было соблюдать. Например, нельзя было помириться, ничего не сказав.
  Сережа улыбнулся:
  - Ты прикольно выкрутился на исторке.
  - А ты круто пошутил про то, что Гордеев не хомо сапиенс.
  Оба они заржали, а потом Станя сказал совершенно серьезно:
  - Я за тебя стремался. Ну, там.
  - Я тоже.
  - За себя? - спросил Станя.
  - И за себя.
  Сережа помолчал, а потом протянул Стане руку.
  - Давай мириться, а? - предложил он.
  Станя принял его рукопожатие.
  - Обниматься только не будем. Мы после этого ссоримся.
  Сережа засмеялся:
  - Слушай, я подумал, что ладно. Тусуйся со скинами. Только меня не бросай. Я реально больше боюсь, что ты со мной перестанешь дружить.
  - Не.
  - Я тебе душу раскрываю, а ты мне отвечаешь каким-то односложным трешем.
  - Не перестану.
  - Ну, теперь я хотя бы понял, что ты хочешь сказать!
  А потом Сережа зашептал:
  - Это полный треш, я так скучал и хотел мириться. Вообще скучно без тебя. И было так стремно.
  Ни Станя, ни Сережа не хотели говорить о подвале и боярина. Но Станя прекрасно знал, что Сережа имел в виду, когда говорил, что было так стремно. Станя уже думал, что помириться они не успеют. Зато теперь наконец-то было здорово.
  - Здорово, что мы снова лучшие друзья, - сказал тогда Станя.
  - Здорово, что мы всегда будем лучшими друзьями.
  - А что ты тут прячешься? - спросил Станя.
  Сережа пробормотал:
  - Не хочу влезать в очередной трешняк. Этот-то точно будет полный.
  - Я тоже не хочу.
  - Я уже понял. Тогда мы будем делать то, что получается у нас лучше всего? - заржал Сережа.
  Станя серьезно кивнул.
  - Да. Прятаться от проблем.
  На самом деле трусить вдвоем было даже не позорно. Станя сказал:
  - А еще можно вообще сюда переехать. Классное место на самом-то деле.
  - Лучше, чем твоя квартира, - заржал Сережа. - И здесь рядом столовая, для тех, кто желает снова войти в контакт с цивилизацией.
  - Не ржи так громко, вдруг девчонки будут здесь проходить? Сережа кивнул, а потом зашептал:
  - Слушай, мне реально жалко мелкого, но я не хочу на него смотреть. Я вообще не люблю ничего грустного. Когда что-нибудь грустное происходит, я всегда начинаю вспоминать всякие анекдоты.
  - Я помню, как ты заржал, когда к нам приходили ветераны и рассказывали о войне.
  - Ну, я смешной тогда вспомнил. Про Сталина. Вот видишь, почему я не хочу? Я сразу начну вспоминать анекдоты. Ненавижу все грустное! Знаешь, почему меня не взяли на похороны папиной тетки?
  - Догадываюсь.
  - Ну и еще, потому что я ее ни разу не видел.
  Они с Сережей снова засмеялись, на этот раз тихонько, чтобы ничьего внимания не привлечь.
  - Знаешь, - сказал Сережа: - мне даже не стыдно.
  - Мне никогда не стыдно.
  Станя вдруг понял, насколько же сильно по Сереже скучал, так сильно, как никогда не думал, что будет скучать. А потом у Сережи зазвонил телефон, и Станя вспомнил, как бесит его Сережин рингтон, но даже это его порадовало.
  - Кто звонит?
  - Эксперт по деловым разговорам.
  - Выбросим мобилу для надежности? - спросил Станя.
  - Утопим. Привяжем к свинцовому лому и утопим.
  Сережа сбросил вызов, но Гордеев уже заглянул под лестницу.
  - Надо было сбрасывать быстрее, парни! - посоветовал он. - Вы помирились?
  - Не твое дело, - ответили Сережа и Станя почти хором. Эксперт, видимо, счел такое единодушие за положительный ответ.
  Гордеев сел на пол перед ними.
  - Не бойтесь, я не выдам ваше местонахождение. Вернее как, вы мое тоже не выдавайте. В общем, я тоже прячусь.
  - Так бы и сказал сразу, что ты трус, Гордеев, - хмыкнул Станя.
  - Что я тоже трус, попрошу. Вместе с вами!
  И если Станя и Сережа вправду прятались от проблем, сколько себя в школе помнили, то Гордеев действительно выглядел напуганным.
  Гордеев сказал:
  - Вообще-то нам рассказывали об обрядах, которые надо проводить над одержимыми, чтобы изгнать из них чужое поле. Я думаю, мы даже могли бы его почистить, но само поле я восстановить не смогу. И потом ему будет тяжелее.
  - Так и объясни Женьке, - протянул Сережа.
  - Не могу, она ничего не хочет слушать, - вздохнул Гордев. - Ты когда-нибудь пробовал что-нибудь Женьке объяснять?
  - Когда она что-то требует, мы оказываемся здесь, чувак, - объяснил Станя. - И ждем, пока она не перестанет требовать.
  - Стратегия, достойная настоящих мужчин! - усмехнулся Гордеев.
  - Тогда объясни так Лапше, - сказал Станя.
  - И ей не могу, та тоже не очень любит слушать! Такое ощущение, что один я здесь внимательный к людям.
  Станя вдохнул пахнувший пылью воздух и сказал:
  - Да ты зассал просто.
  - Как и вы! - отбрил Гордеев.
  Сережа кивнул.
  - Резонно. Но мы хотя бы признаем, что это треш и не скрываем! Только скрываемся!
  Гордеев чихнул раз, другой, третий. Когда Сереже надоело желать ему здоровья, он зашипел:
  - Тихо ты, выдашь нас!
  - Кто же виноват, если я не такой эксперт по сидению в темных пыльных помещениях!
  Они еще посмеялись, а потом Гордеев зашептал:
  - Парни, знаете в чем самая стремная проблема?
  - В твоей роже, - сказал Сережа. - Но она решается. Мешок в школу носи или что.
  Гордеев только отмахнулся, даже не подумал обидеться. Вот уж кто эксперт в игнорировании прямых оскорблений. Он продолжал:
  - Нет, идиоты. Главная проблема в том, что общаться с одержимым, это все равно что, ну. Ну, блин. Ну, как изнасилование, только для мозга.
  - Разговор с тобой - изнасилование для мозга, - заржал Сережа.
  - А смотрение на тебя - изнасилование для глаза, - добавил Станя.
  - Нет такого слова 'смотрение', - оскорблено зашипел Гордеев. Но, видимо, его больше покоробило Станино вольное обращение с русским языком.
  - Есть!
  - Нет!
  - Нет, есть!
  - Нет, нету!
  - Слова 'нету' тоже нет.
  Когда Гордееву надоело спорить со Станей, он решил нагнетать обстановку.
  - Приколитесь, если кто-то все о вас знает, все от вас может взять. Реально же, проникнуть почти что в ваш мозг!
  - Кто как, а я не хочу, чтобы меня изнасиловал десятилетний ребенок, - сказал Станя.
  - Есть люди, которые, может быть, готовы с тобой поспорить, но я явно не из них, - кивнул Гордеев.
  - А что вы на меня-то смотрите? Я против всякого трешняка, включая такой.
  На том и порешили. Решено было прятаться, чтобы избежать встречи с одержимым ребенком, которому горели желанием помочь девочки. Чуть позже решено было создать так же партию против трешняка и, возможно, попросить младшеклассников купить им пирожки в буфете. В общем, планов было великое множество, но в итоге все равно их разговоры возвращались к девчонкам и одержимому ребенку:
  - Слушай, а может, есть шанс, что девчонки его сами увидят, испугаются и замнут тему? - спросил Сережа.
  - Надежда слабая, но есть, - постановил Гордеев. - Почему никто не взял с собой пожрать? При нашей напряженной жизни всегда нужно быть готовым отправиться в бега!
  Так они и сидели, болтали ни о чем, что было приятно, после болтания об изнасилованиях в мозг, боялись и ржали. В конце концов, с Гордеевым бывало весело. Или у Стани просто улучшилось настроение после того, как они с Сережей помирились, и все люди вокруг стали казаться ему лучше. Станя бы сейчас даже с Димкой Кузнецовым поговорил, тем более что тот всегда был готов поддержать беседу о любых изнасилованиях, включая те, чт о в мозг.
  - Они уже сто пудов на уроке, - сказал Гордеев. - Можно выдвигаться.
  - А что сейчас?
  - Алгебра, кажись.
  Станя очень верил, что самое худшее всегда происходит, когда его совсем не ожидаешь. И, конечно, когда Станя и думать забыл о девчонках и одержимых, они появились, чтобы поддержать его веру. Как только Станя решил быть смелым и выйти из-под лестницы, он тут же столкнулся с Лапшой, Женькой, Алинкой и еще каким-то мальчиком. Хотя почему каким-то? Одержимым мальчиком. Совершенно нормальный на вид. Во всяком случае, после стремностей и кошмарностей, которые нарассказывал Гордеев, Станя ожидал кого-то вроде помеси сенсетива и маньяка из фильмов ужасов. Но перед ними стоял обычный ребенок, с большими грустными глазами и пятнами от чернил на воротничке. Отказаться помогать такому было труднее, чем монстру из Станиных страхов.
  Сережа сказал:
  - Девчонки, вы что привели нам нормального ребенка, чтобы мы согласились помогать монстру, а монстра прячете?
  Лапша стукнула Сережу по голове.
  - Блин, Аверин, как ты умудряешься вообще никогда не думать, что говоришь?!
  - А как ты, Лапша, умудряешься так больно драться?
  Алинка тем временем попросила:
  - В общем, ребят. Ну, посмотрите его, пожалуйста. Ему ведь можно помочь.
  А потом Алинка сказала что-то, чего от нее Станя, как от своей сестры, не ожидал:
  - Всем на самом деле можно помочь.
  Станя вот был уверен, что помочь на самом деле нельзя никому.
  - Парни, ну пожалуйста, - канючила Женька.
  - Ну мальчики, ну мужчинки!
  - Все нормально будет, без проблем! За ним не смотрят родители! - доказывала Лапша.
  И только сам мальчик молчал, вперившись взглядом в пол. Станя наконец заметил, что с ним не так. Он крепко сцепил зубы, как будто был готов расплакаться в любой момент. Наконец, мальчик заговорил, и девчонки тут же замолчали. Что бы они ни говорили тут про жалость и помощь, им тоже было страшно. Мальчик сказал:
  - Меня Костя зовут.
  - Ну офигеть теперь, - пробормотал Станя.
  А Костя продолжал:
  - Мне правда плохо. И я знаю, что станет хуже. Не так важно, получится у вас или нет. Но я бы хотел использовать любой шанс.
  У Стани аж челюсть отвисла. Десятилетний мальчик говорил, как взрослый. У него были детские глаза, напуганные и совершенно лишенные осмысленности, но он говорил как взрослый. Он и был взрослым.
  Тут-то Станя и понял, на что на самом деле стоило смотреть, если уж хотелось узнать все об одержимых. Костины глаза, большие и детские, были как два телевизора, транслировавшие эфир с помехами. В них не было ничего его собственного. Первым сдался Гордеев.
  - Ладно, - сказал он. - Ладно, мы попробуем.
  Сережа и Станя переглянулись, понимая, что сделать уже ничего нельзя. На самом деле, Стане и самому стало ребенка жалко. Вернее, того, что от него осталось.
  - Все нормально будет, - сказала Алинка. - Мы тебе поможем. Ты только ничего больше не рассказывай и не пугай, блин, людей.
  Станя не был уверен, что хочет, чтобы Костя еще что-то говорил. Одержимый мальчик оказался страшнее, чем вся нежить и все фрики, которых Станя видел. Костя казался вычищенным изнутри и наполненным заново, но чем-то совсем неподходящим, несоразмерным и каким-то, ну, неаккуратным. Да что уж там, Станя готов был ручаться, что Костины мозги напоминали коробку с игрушками, где всего было много, но не было ничего целого, все было разбито, испорченно.
  Гордеев сел перед Костей на корточки.
  - Костя, скажи, твоя мама будет волноваться, если ты сегодня не появишься дома после темноты?
  Костя закусил губу. Он молчал долго-долго, а потом сказал:
  - Нет. Она меня боится.
  И Гордеев вдруг спросил:
  - Что ты сейчас сделал? Ты подключился к ее полю?
  Пока поле у одержимого не было полностью разрушено, он мог даже частично контролировать подключения. Но рано или поздно поле разрушалось настолько, что управлять им одержимый больше не мог.
  Костя кивнул:
  - Я могу иногда. Когда мне сложно говорить самому, я говорю за других.
  Гордеев вздохнул:
  - Значит смотри, что мы попробуем. Залезем в школу после темноты и проведем один обряд. Может быть больно и страшно, но ты нам веришь?
  Костя кивнул. Молодец он, а вот Станя им самим не верил.
  - Хорошо, Костя. Иди тогда на уроки. Будет легче, обещаю.
  Алинка обняла Гордеева.
  - Спасибо, Макс! Ты лучший! Если бы я могла, я бы выучила питерский язык!
  - Ну, я всегда готов тебя ему научить! - заулыбался Гордеев.
  Сестренка увела Костю, и как только они скрылись, Гордеев улыбаться перестал.
  - У нас ничего не получится. На самом деле ничего не получится.
  Гордеев помолчал, а потом добавил:
  - И самое плохое, что он это тоже знает. Потому что знаю, блин, я.
  Впервые Станя видел, что Гордееву действительно было стыдно и стремно.
  - Но мы попробуем? - спросила Женька.
  - Попробуем, конечно. Зайдем только ко мне домой и все необходимое соберем.
  Теперь казалось, что эксперт не хотел в это дело ввязываться не потому, что не желал заботиться о чужих проблемах, как Станя. Гордеев просто прекрасно знал, чем все закончится. Стало его даже жалко, и Станя вдруг порадовался, что никакого отношения к фрикам не имеет. Правильно говорили, что многого лучше бы не знать. Станя был рад, что понятия не имеет о таких вещах, какие сейчас заставляли Гордеева настолько бояться.
  Чаще всего, когда они во что-то ввязывались всей компанией, Станя чувствовал приятное нетерпение. Чувство было страшное, но и классное тоже. Хотелось узнать, на что они способны, хотелось узнать, что случится дальше. Но сегодня Станя точно знал, что они ни на что не способны. И что то, что дальше будет, им точно не понравится. Если Станя когда-нибудь все-таки займется политикой и напишет про свою молодость книжку, прикольную и продаваемую, то эту историю он туда не запишет. Потому что она совсем не о том, что человек все может.
  После недолгих мук совести, решено было свалить сейчас. Прогуливать было плохо, но все, что они делали кроме прогулов, тоже было не самым верным занятием для подростков. На самом деле с тех пор, как они стали бояться призраков, оборотней, вампиров и деретников, учителей бояться уже не получалось. Если Станя все-таки решит написать книгу, она будет называться 'Как на самом деле быстро повзрослеть без помощи секса и ненависти к предкам'. Сначала боярин, теперь вот одержимый ребенок. Неужели веселые приключения закончились?
  Охранник, круглый и вечно улыбавшийся, похожий на Будду и колобка одновременно, спросил:
  - И куда это вы направились?
  Гордеев ответил:
  - Сажать деревья! Переводить бабушек через дорогу! Творить добро!
  Лапша толкнула Гордеева в бок:
  - Он же Будда, он не знает, что такое добро и зло!
  Гордеев с Лапшой почему-то захихикали, мерзко, как все влюбленные, которые друг друга понимают.
  - Но мы правда сажать деревья! На субботник!
  А Сережа пояснил охраннику:
  - Мы покурить.
  Такой подход всегда срабатывал, потому что честность или вранье, очень на нее похожее, вместе являются лучшей политикой, а времена Тимура и его команды давно прошли везде, кроме Питера.
  - Только не сбегите мне! - лениво пригрозил охранник.
  - Да мы вернемся, - соврала Женька, даже глазом не моргнув и тем более не покраснев. Если школа чему-то учит, так это хорошо врать. А достигшие успеха в этом деле, при встрече с другими жизненными опасностями точно не пропадут. Станя достал телефон, принялся на ходу строчить Алинке смс, в которой говорилось, что она должна отконвоировать Костю к гаражам после уроков, а оттуда они его заберут. Отправив сообщение, Станя сказал:
  - Все. Алинка предупреждена. Выведет его за гаражи, как уроки закончатся.
  - А потом что? - спросила Женька.
  - А потом домой пойдет, - промычал Станя. - Уроки учить.
  - Стань, ты дебил. Не Алинка, а мы!
  Ответ ожидался от Гордеева, но Гордеев шел вперед молча и выглядел так, как будто как минимум решил две-три мировых проблемы, жутко устал, но ради спокойствия человечества, принялся за следующую. Некоторые люди умели даже в полном депрессняке понтоваться. Сережа зашептал Стане:
  - По-моему, он как-то накосячил с моралью.
  - Это называется чувство вины, - сказал Станя.
  - Есть подозрение, что эксперт совсем не эксперт в этом чувстве.
  Гордеев наконец сказал:
  - Да без вас тошно!
  - А ты почувствуй себя на нашем месте!
  В этот раз решение встрять в неприятность приняли не Станя и не Сережа, а Гордеев.
  На пороге их встретила Кисуля. Она прыгала вверх и отскакивала от пола, как будто была баскетбольным мячом. Наверное, не стоило Гордееву показывать ей фильм про Майкла Джордана. Кисуля сочла, что она достаточно черная и достаточно прыгучая, чтобы добиться успеха.
  - Скучала, да, моя девочка? - спросил ее Гордеев.
  Кисуля заворчала, строя из себя дуру. Хотя с тех пор, как Кисуля спасла от призраков Катюшу, Станя совсем разуверился в ее интеллектуальной неполноценности. Даже более того, Кисуля могла оказаться поумнее многих людей. Каждый раз, встречая их, она ждала от всех них совершения обязательного ритуала. Каждый должен был ее погладить. Дольше всех она зависала рядом с Сережей и Гордеевым, потом с Лапшой и Станей, а от Женьки ей достаточно было пары поглаживаний.
  Когда Станя в очередной раз запустил пальцы в Кисулину шерсть и нащупал внутри клыки и резцы, человеческие и нечеловеческие зубы, он подумал, что это, наверное, Кисуля отъедает от них излишки излучения поля. С одной стороны, такой ритуал был аналогом вытирания ног о коврик перед входом в чистый дом, а с другой - угощением для Кисули.
  Гордеев сказал:
  - Только это будет не самый простой обряд. По-всякому на самом деле может случиться. Понимаете?
  - Ой, эксперт, не нагнетай. Скажи уже, что будет, наконец!
  Но Гордеев не обратил на Сережу никакого внимания, а обратился почему-то к Стане:
  - Стасик, ты ведь снова ходишь в свою церковь?
  - Про Стасика не знаю. Но я - хожу.
  - Вот отлично, это нам будет на руку.
  Станя вернулся не только в тусовку. Да и не только вернулся, теперь-то Станя стал почти героем. Не каким-то там примазавшимся малолеткой, а тру скинхедом, пользовавшимся уважением. Темыч проверил по своим ментовским каналам, деретник действительно исчез, как Станя и сказал. А уж подробностей, которые могли бы Станю в глазах друганов унизить, например, что деретника не столько Станя убил, сколько Гордеев, да и что деретник оказался не таким уж и опасным, никто не знал. Так что в тусовке Станя был убийцей деретника, стремной и неместной нежити, угрожавшей району. Станя стал крутым, как и мечтал. Белые шнурки, вдетые в 'Doc Martens', стали его билетом в высшее скиновское общество. Темыч сказал, что у Стани теперь большое будущее, и что чувствует себя крестной феей. Для скина в тяжелых ботинках это было довольно странное заявление, ведь Темычу много чего не хватало, чтобы называть себя феей. Но в то, что у Стани большое будущее теперь верил даже он сам. Во всяком случае, белые шнурки на районе носили только четверо.
  Темыч даже сказал Стане подумать о том, куда двигать дальше, и пообещал, что перетрет о нем с пацанами посерьезнее. Конечно, в тусовке с района пацанов посерьезнее не было. Скинхеды с района, как говорил Темыч, были обычной молодежной субкультурой с легким привкусом политического экстремизма. Но через самых крутых ребят с района, вроде самого Темыча, можно было попасть на дела посерьезнее. В общем, Станя с нетерпением ждал вестей от Темыча.
  В Церкви Станю пустили сидеть в первых рядах, где незнакомые парни постарше блестели белыми шнурками. Теперь он снова слушал о том, что мир полон боли и страха, потому что создан злом и обречен на смерть. Единственное, что нужно было сделать праведнику - дожить до пришествия Бога и сохранить человеческий род, в котором течет его кровь. И для этого, конечно, надо было истреблять тех, в ком человеческой крови нет, а есть кровь создавшего мир и поле, то есть дьявола и фриков, как его прямых наследников на земле, и нежить, как их слуг. Как говорил Темыч, философия скиновской Церкви была гремучей смесью из немецкого национал-социализма, тоталитарных сект и кухонной философии жлобов из распавшегося Советского Союза. И если в двух первых пунктах Станя разбирался плохо, то с последним был знаком даже с излишком. Но если раньше Станя слушал о том, что в жизни нет никакой радости, что жизнь это то, что нужно перетерпеть, а единственная в ней добродетель - война всех против всех, но не особенно верил, то теперь, когда встретился с десятилетним одержимым мальчиком, вдруг подумал, что все, рассказанное на скиновских проповедях, правда. Мир, наверное, очень злое место, если такое в нем бывает.
  - Стасик, ты меня слушаешь?
  - Не-а, - ответил Станя.
  - Стасик, я спрашивал тебя, таскаешь ли ты с собой вашу священную книгу. Что у вас там? Библия? Тора? Авеста? Коран?
  - Чувак, ты не старайся, тебя не возьмут в скиновскую церковь.
  Тем более, что скины использовали части всех писаний, лишь бы они были о зле и о том, как кончится мир.
  - Нет, Стасик, это для обряда. Нам нужно Писание. Предмет веры.
  Гордеев достал с балкона коробку, цветастую и старую, в такой у Стани дома хранились елочные игрушки. Он вытаскивал фриковские странные штуки, вертел в руках и либо клал обратно в коробку, либо бросал на диван, чему сидевшие на этом диване Станя и Сережа явно не были рады. Впрочем, довольно скоро они принялись вещички ловить и делить.
  - Меняю раскрашенную куриную кость, - сказал Станя. - На пузырек с блестками.
  - Он с рыбьей чешуей, - сказала Лапша.
  - Блин, тогда не меняю, нафиг мне этот мусор, - отмахнулся Станя.
  - Лапша, у меня из-за тебя сделка сорвалась! - пожаловался Сережа.
  Женька засмеялась:
  - Аверин, ты такой торгаш!
  Наконец, Гордеев вытащил все, что ему требовалось. А требовалось Гордееву, судя по всему, избавиться от хлама. Потому что на диване между Сережей и Станей лежали две раскрашенные куриные кости, засушенные цветы, пустая закупоренная бутылка, пузырек с рыбьей чешуей и крест со стразами.
  - Вот капец, - сказал Сережа. - Ты что на барахолке закупаешься?
  - Ну ты мажор, Сережа! Главное ведь не вид, а свойства!
  Сережа задумчиво отколупал стразину от креста.
  - Ты уверен? - спросил он с высшей степенью скепсиса, на которую вообще был способен.
  - Я больший эксперт по магии, чем ты! Так что, нам осталось только найти Писание Веры.
  - Твоя тетка же сбежала в Америку, Гордеев, поищи у нее Тору.
  - Стасик, заткнись!
  Лапша спросила:
  - Нужно что-то, во что верят?
  - Ну да, причем чем больше присутствующих в это верят, тем лучше, - кивнул Гордеев.
  И тут Лапша унеслась в коридор, вернулась с сумкой и вывалила на пол учебники.
  - Нет, Ксют, знать - не значит верить.
  Но Лапша сложила руки на груди, сказала самым категоричным тоном.
  - Да посмотри на них, Макс. Что они знают? Тем более, выберем предмет, который не знает никто из нас! Чего легче?
  Лапша подняла с пола учебник по алгебре. И действительно, сложно было считать, что дважды два не четыре, хотя Станя и не мог объяснить, почему. Что это было, как не вера?
  - Ксюта, ты гений, реально! - заулыбался Гордеев. - Набор для очищения готов! Теперь я вам объясню, чего я от вас вообще хочу. Мы с Сережей будем проводить обряд. От Стасика и Лапши нужны будут кровь и вера.
  - А от меня? - спросила Женька.
  - А кто-то, моя дорогая Евгения, должен будет держать ребенка!
  Все дело больше напоминало подготовку к школьному спектаклю, чем подготовку к какому-нибудь там магическому обряду. Гордеев даже пробовал их расставить в правильном порядке. Роль одержимого ребенка в этом непростом деле выполняла подушка.
  - Слушай, - сказал Сережа. - Я так не могу, реально. Давай подушке хоть печальную рожу нарисуем!
  - Нет, не нарисуем! - распоряжался Гордеев. - Мне на ней еще спать! Слушай, Сережа, задействуй воображение! Пробуем еще раз!
  - Режиссер из тебя не выйдет, - задумчиво сказала Женька, которой все время приходилось держать подушку, что было явно не самым веселым занятием.
  - Зато я мастер! - протянул Гордеев. Его явно задело то, как Женька отозвалась о его режиссерских задатках. Он же был эксперт во всем. Прямо посреди очередной попытки по ролям разыграть обряд очищения, надрывно пискнул Станин телефон.
  - Даже техника против этой вакханалии, - сказал Сережа.
  Алинка написала: 'Ждем вас за гаражами. Еще пять минут, и я начну курить!'. В конце сообщения стоял самый злобный смайлик из всех возможных. Алина явно не горела желанием еще немного пообщаться с Костей наедине. Да и сам Станя был против такой компании для своей сестренки.
  - Все, мужики, собираемся.
  - Может еще раз отрепетируем? - спросил Гордеев. Да так жалобно, что стало понятно, как сильно эксперт волнуется. На лестнице Сережа сказал:
  - Слушай, почему мы всегда таскаем с собой столько вещей, а? Гордеев, ты что ведьма?
  - А ты бы по-другому сделал, конечно.
  - Ну, я эту тему вообще без девайсов вижу. Кстати, почему?
  Говорили они как врачи о методах лечения, как художники о красках, как физики о колебаниях. Такой профессиональный разговор, который совершенно не интересен тем, кто не в теме.
  Гордеев задумчиво помолчал, а потом воскликнул:
  - Ну, все просто! Сережа, скажи мне, ты совсем не читаешь жанровой литературы?
  - Он просто совсем не читает, - засмеялась Лапша.
  Когда она морщила свой острый носик, то походила на маленького, очень злобного оскалившегося зверька. Станя улыбнулся, сам не понял, чего это с ним. Если сказать девчонке, что она похожа на норку или куницу, она обидится? А Гордеев занялся ликбезом среди юных фриков и им сочувствовавших.
  - У нас в интернате был курс истории поля и магии. В общем, история магии началась задолго до открытия поля. Еще на заре, можно сказать, человеческих дней. В разных культурах были разные практики взаимодействия с полем. И вот это разного рода шаманство используется до сих пор, потому что более эффективных методов воздействия сознания на поле нет. Есть, конечно, разные интересные таблеточки, но из-за них можно потерять работоспособность. Так что все колдуют по старинке, это интересно и удобно. Но практики по-прежнему различаются. Они индивидуальны, как индивидуальны поле и сознание каждого человека, однако у них есть схожие черты.
  - Ты выучил лекцию? - спросила Лапша.
  - Ну, этот билет мне попался на экзамене! Слушайте дальше. Конечно, в каждой культуре бытовала своя практика, но начиная с семидесятых, когда мультикультурный плюрализм в сочетании с отсохшими традиционными ценностями сделали свое дело, никого больше не принуждают заниматься традиционными практиками своей страны. Каждый фрик выбирает удобный ему способ взаимодействия с полем. Условно практики делятся на четыре. На восточную, западную, южную и северную. Дальше они делятся на подвиды, но это уже совсем матан. У каждой практики есть свои особенные черты. Восточную отличает сосредоточенность, осознанный подход, адаптивный научно говоря, когда магию не ощущаешь, а понимаешь, почти полное отсутствие движений и девайсов, важность зрительного контакта.
  - Типа буддистких штучек? - спросил Станя.
  - Вроде того. Ну, и восточная магия уже делится на тибетские, японские, китайские, индийские и прочие практики. У меня одноклассник даже вьетнамщиной занимался, хотя с такой магией только тапки потом продавать. Западная магия, которой я занимаюсь, требует множества всяких разных девайсов, условных движений, а то бывает, что и танцев!
  Станя представил танцующего эксперта, хмыкнул.
  - Подход тоже адаптивный. Это, в общем, магия Америки. Североамериканская, мезоамериканская, латиноамериканская, креольская, наконец, которой я и занимаюсь.
  - Даже тут решил выпендриться, - хмыкнул Сережа.
  - Да ну тебя! Креольская магия довольно популярная, кстати. Вуду же! Потом есть южная магия, африканская и семитская. Там другой подход - хаотичный и чувственный, не адаптивный. Магию они не понимают, а ощущают. И девайсов тоже много, но мусор всякий собирать не прокатит. Там-то каждый девайс должен быть сделан самим фриком, иначе ничего работать не будет. Плюс, у них рандомная магия, они точно никогда не знают, что получится.
  Станя ткнул Сережу в бок:
  - Это ты вот!
  - Не, это не он. Вот у него как раз последняя тема - северная магия. Это жесть, причем, чем севернее, тем жестче. Только северные практики могут делать такие стремные вещи вроде деретников. Подход у них тоже ощущательный, ну это по Сереже видно. Девайсов используют больше, чем восточные, но меньше, чем остальные. И им нужно очень много крови. Магия крови - их фишка. Некоторые северные практики вообще не обходятся без смерти жертвы.
  - И Сережа вот такой? - спросил Станя осторожно.
  - Такой вот. Ну, я еще не знаю, что он выберет. Но что он использует северную магию, это очевидно.
  - Чувак, не выбирай что-то, чтобы надо было меня убить! А то я тебя прикончу!
  Гордеев засмеялся:
  - Да не бойся ты так. Сережу ведь не потянуло к ножам с совсем уж северными именами. А магия чем севернее, тем более кровавая и жестокая. Сережа скорее европейский север выберет.
  Гордеев помолчал, а потом добавил:
  - Ну, я надеюсь!
  Станя треснул его по башке.
  - Идиот.
  - А меня-то за что? Я адепт милой и очаровательной западной гаитянской магии!
  - Ага, а зомби? - спросила Лапша.
  - Что зомби? Это стереотип. На самом деле в моей практике не так уж много способов поднимать нежить. Больше воздействий на психику всяких разных.
  Станя снова фрикам позавидовал. Так прикольно было, а главное - интересно. А у Стани какая магия была бы, если бы он был фриком?
  - Да ну вас, - сказал Станя. - Вы паразитируете на национальной культуре.
  - Почему?
  - Потому что вы паразиты.
  - Нет, Стасик, я в том смысле, что обоснуй!
  Обосновывать свое мнение не пришлось, они наконец дошли до школы, завернули за гаражи. Для пущей убедительности Станя, конечно, добавил:
  - По морде тебе обосную, фрик.
  Спор по Станиному мнению был этим закончен. Алинка стояла за гаражами, она поддерживала Костю, который был еще более бледный, чем когда они встретили его в первый раз. Станя со скандалом отправил Алинку домой, уж ей-то вечера в компании одержимого одноклассника он точно не хотел.
  - Ну, парень, как дела? - вздохнул Гордеев.
  - Не очень, может быть? - улыбнулся Костя, и Станя вздрогнул. Костя улыбнулся улыбкой Гордеева, тот скривился, Станя вдруг понял, чего от одержимых все так хотят избавиться. Они были вроде воров, только воровали что-то куда более ценное, чем наличные и телевизоры. Но эксперт взял себя в руки, сказал:
  - Пошли, шоколадку тебе купим, пока не стемнело. Тебе поесть нужно перед этим всем.
  Костя кивнул, они двинулись к 'Курсу'.
  - Ты только не бойся, - говорил Гордеев. - Я такого еще не делал, но...
  - Не говори, как практикант, - перебила его Лапша. - Это всех пугает.
  Темнело, все вокруг было серое и пыльное. Станя пнул какой-то камешек, надеясь выбить кому-нибудь в машине стекло. Хоть что-то бы его развлекло. И тут Костя остановился, как вкопанный.
  - Ненавижу этот город. Все серо, сыро, мерзко. Город для неудачников. Меня здесь от всего тошнит.
  Станя округлил глаза.
  - Чего?
  Костя же озвучил Станины мысли, даже до того, как Станя сам понял, что это самое, слово в слово, и думает.
  - Станька, ты чего? - спросил Сережа.
  - Да чего-то стремно как-то, - ответил Станя.
  Лапша хмыкнула:
  - И как ты такой себя выдерживаешь, Логинов?
  Она-то все поняла, ну, конечно. Когда мелкий ее мысли озвучит, тогда Станя и посмотрит, как она среагирует. Над фонарем летала какая-то тупая птица. Птица наворачивала круги ровные и широкие, как будто фонарь был солнцем, а она планетой, которая не могла преодолеть притяжения.
  Сережа задумчиво смотрел на птицу, а Костя сказал:
  - Может, она радиоуправляемая?
  Сережа помотал головой, как будто отряхиваясь.
  - Малой читает мои мысли!
  Гордеев заржал:
  - А я думаю, просто вас с малым интересуют одинаковые вещи! Уровень развития один!
  К тому времени, как они дошли наконец до 'Курса', уже стемнело. Станя думал, что они купят Косте шоколадку и двинут в школу, но оказалось, что Костя был не так прост, как Станя предполагал. Он побывал у каждой стойки, набрал столько продуктов, что их пришлось нести Стане и Сереже. Корзинку-то они не взяли, не рассчитывая на то, что маленького одержимого мальчика так заинтересует еда. Костя взял банку маринованных огурцов, батон колбасы, шарик с сахарной ватой, похожий на облако в полиэтилене, кучу чупа-чупсов и упаковку сосисок.
  - Ты уверен, что все это сожрешь? - сочувственно спросил Станя.
  Костя ответил:
  - Я часто не хочу есть, потому что мне постоянно надо разного.
  Тогда Станя и вправду представил на месте этого Кости свою Алинку, протянул руку и потрепал его по голове. Кассирша пробивала продукты, даже не смотря в их сторону. Станя решил воспользоваться ситуацией.
  - И 'Мальборо' красные можно?
  - Паспорт, - так же механически ответила кассирша, никакой жизни в ее мутных глазах не промелькнуло.
  - Дома забыл, - уверенно сказал Станя.
  - Не продам.
  Ну, попытка была не пытка. На улице Костя достал из пакета банку с маринованными огурцами, открутил крышку и принялся выуживать их оттуда прямо на ходу.
  - Пока могу есть, - пояснил Костя.
  Судя по тому, что Лапша потянулась к огурчикам тоже, Костя украл ее желание. К школе они подошли, когда в ней не горело уже ни одно окно.
  - Через женский туалет полезем, - сказала Лапша. - Старшеклассницы курят, никогда не закрывают окно. А уборка иногда забывает. Ну, нам повезет, если она сегодня забудет.
  Стане, на самом деле, ужасно хотелось, чтобы сегодня уборка проявила несвойственную ей внимательность и ничего не забыла. Можно было бы разойтись по домам и обо всем забыть. Костя не делал ничего стремного, но пугал их все больше. А Станя, конечно, не любил, когда его пугали. К сожалению, желания Стани для школьного персонала ничего не значили. Вот коза невнимательная. Как замечать, кто ходит без сменки, так эти уборки первые.
  Сначала Станя подсадил Костю, тот залез в окно с неожиданной легкостью, куда больше свойственной цепкой Лапше. Лапшу Стане тоже, кстати, пришлось поддерживать. Вот с ней было почему-то ужасно приятно. Станя вдохнул запах всяких фейковских травок и детского 'Орбита', исходящий от нее.
  - Я сама! Вот вы думаете, что я бесполезная, а я - сама! - сказала Женька.
  Правда ее попытки не увенчались успехом, кроме того, она побоялась сломать каблук.
  - Все, Женька, не выпендривайся! И пакет со жратвой забери! - отрезал Станя.
  - Мы его с собой потащим?
  - Вдруг жрать посреди обряда захотим, ну конечно, - пробормотала Лапша. Она была настолько всем недовольна, что Станя иногда думал, что они ужасно похожи. Ну, насколько могли быть похожи скины и фейки, конечно. Когда все, наконец, оказались в школе, Станя понял, что впервые попал в женский туалет. Отличался он от мужского, правда, разве что тем, что кафель был розовый. Да и это в темноте было весьма спорно.
  Все молчали, тишина в пустой школе была полнейшая, и тем оглушительнее раздавался в ней Костин плач.
  - Он с другой, с другой встречается! - плакал Костя.
  Костя совсем не был похож на деретника, в нем не жили части убитых людей, он не говорил на разные голоса. Костя просто передавал колебания поля, как радар или спутниковая тарелка. И Стане вдруг показалось, что человеческого в нем осталось меньше, чем в деретнике.
  - Они там в ванной! - рыдал Костя. - Це-е-еловались!
  В темноте Станя не мог рассмотреть подробно надписи на стенах, но одно понял точно. Если уж девочки чем-то и отличаются от мальчиков, то явно не меньшим желанием обжить стены сортира надписями о том, кто кого любит, а кто кому дает.
  Женька достала из сумки чупа-чупса, разорвала обертку зубами и запихнула леденец в рот. Выглядело не очень сексуально, скорее смешно. В Женьке на самом деле было больше просто красивого, чем взрослого и женского. Женька принялась грызть леденец, наверное, она волновалась больше, чем хотела привлечь внимание. Гордеев сказал:
  - Нам нужно помещение. Я бы выбрал кабинет алгебры, раз уж наше Писание - учебник по алгебре.
  Станя пожал плечами:
  - Да по мне хоть кабинет директора.
  - Вот по тебе и будем решать, тебе ведь замок вскрывать.
  - А кто-нибудь думал, что будет, если нас запалят? - спросил Сережа.
  - Ментам сдадут, - сказал Станя абсолютно серьезно.
  Не сговариваясь, все они старались не обращать внимания на рыдающего Костю. Во-первых, потому что это не Костя рыдал, а во-вторых, потому что никто все равно не мог ему помочь. А если не можешь помочь, так думал Станя, лучше не сотрясать воздух пустыми сочувствиями и лживыми обещаниями.
  Решено было расположиться все-таки в кабинете алгебры. Во-первых, потому что кабинет этот был на первом этаже и при желании или острой необходимости всегда можно было повторить Сережин подвиг времен спасения Катюши, то есть вылезти через окно. На доске Гордеев написал список случаев, когда эта необходимость может возникнуть. Выглядел этот список так: '1. Менты 2. Злое зло'. Подумав, Гордеев дописал третий пункт, где значился пожар. У Гордеева была какая-то совершенно дикая страсть к составлению разного рода письменных планов. Он готов был писать их, когда они были нужны, но самое главное - когда они не были нужны. В основном, конечно, планы Гордеева, тем более в письменном виде, были именно что не нужны.
  - Сотри, - сказала Лапша. - А то если менты или злое зло, не успеем смыть с доски, и нас по твоему почерку найдут.
  - Ты ничего не понимаешь в стратегии, Ксюта, но я тебя все равно люблю!
  Гордеев тем не менее стер все, что написал. Лапша определенно имела на него большее влияние, чем здравый смысл.
  - Надеюсь вы еще не забыли, что делать, если вдруг пожар, - буркнул он.
  - Блин, Гордеев, прекрати держать нас за идиотов, - засмеялся Сережа, зубы его блеснули в темноте. Сережа потянулся включить свет, но Гордеев зашипел:
  - И потом ты говоришь не держать вас за идиотов, идиот?! Как думаешь, свет в школе, где никого не должно быть, никого не насторожит?
  - Ой, завали.
  Но так как они точно не знали, ушел ли уже охранник и бдительны ли прохожие, то решили не рисковать. Готовиться пришлось в темноте. Станя вдруг вспомнил, что ведь они в пустой и темной школе, как в фильмах ужасов, как в страшных историях. Только Станю это не пугало. Если пару месяцев назад он бы прислушивался к шагам, отдающимся в пустых коридорах, дышал бы так тихо, как только мог, всматривался бы в темноту и искал в ней силуэты самых стремных чудовищ, то теперь темная и пустая школа была просто лучшим местом для проведения обряда. Было спокойно и просто. Станя не боялся больше ничего. Может, кроме как умереть тогда там, в подвале. Гордеев сказал:
  - Все, друзья. Я оттягивал этот момент как мог.
  - Так вот чем ты занимался, - промычал Станя.
  Гордеев не обратил на Станю внимания, продолжил свою призывную, но не внушающую желания действовать речь.
  - Но пришло время сделать то, ради чего мы здесь собрались.
  - Создать партию? - спросила Лапша.
  - Блин, попытаться спасти жизнь.
  Отчаянное 'попытаться' Гордеев выдал звенящим от волнения голосом. Таким голосом отвечали на экзаменах и оправдывались перед родителями. Снова стало Гордеева жалко. Костя больше не плакал, признаков жизни вообще не подавал. Только один раз пробормотал:
  - Я не знаю.
  И снова затих.
  Гордеев подтащил стул к двери, достал из сумки раскрашенные куриные косточки и устроил их сверху над косяком двери.
  - Это что за треш? - спросил Сережа.
  - Хватит меня критиковать! Я же не хочу, чтобы нас тут запалили. Вот затем и косточки, чтоб охранник, если он еще не ушел, не услышал шума и криков.
  - А они будут? - прошептала Женька.
  Гордеев пожал плечами:
  - Да, наверное.
  А потом обратился к Косте:
  - Слушай сюда, Костик. От тебя ничего не надо будет, ты только держись. Будет очень больно и плохо, твое поле будет защищаться, оно еще довольно целое. Не бойся, если что-то сделаешь нам.
  - Что-то сделает?! Ему-то и не надо бояться!
  - Аверин, успокойся, - помотала головой Лапша. - Тебя и без твоих истерик сложно заставить работать.
  Гордеев выгрузил из сумки все, нажитое непосильным трудом, то есть бутылку, пузырек с рыбьей чешуей, кудрявые головки засушенных цветков, крест и учебник алгебры.
  - Сереж, у тебя с собой ритуальный нож?
  - Конечно.
  Гордеев кивнул, потом открыл пузырек с рыбьей чешуей, вытряхнул парочку чешуек, блестящих лучше, чем дешевые стразы с креста.
  - Положи под язык, - сказал он.
  - Зачем? - спросил Костя, потому что интересно было Стане.
  - Успокоит твое поле. Нам в интернате давали.
  Костя послушно положил чешуйки под язык, сморщился, как будто получил горького лекарства. Гордеев откупорил бутылку, покрошил туда засушенных цветов, заставил Костю вдохнуть.
  - Что ты опять делаешь? - поинтересовался Станя.
  - Беру пробу. У него может быть аллергия на мою магию. Думать надо, прежде чем кому-то помогать!
  Гордеев отставил бутылку, Женька покрутила пальцем у виска. Гордеев делал какие-то бредовые вещи, но при этом действительно выглядел как врач. И еще так, будто знал, что творил.
  - Ложись на парту, - велел он. - Боишься крови, Костя?
  - Да.
  А чего еще он ожидал услышать? Все дети боятся. Если для них кровь из пальца взять - настоящая трагедия, то что уж говорить обо всяких ритуалах от непрофессиональных фриков.
  - Тогда закрой глаза, - посоветовал Гордеев. Станя вдруг подумал, что Гордеев был бы хорошим отцом, и еще о том, как это, когда твой папаша - фрик. Костя послушно закрыл глаза, прошептал что-то неразборчивое. Гордеев жестом велел Сереже достать нож, вытащил из сумки свой, а потом заговорил:
  - Станя, Ксюта. Мне нужно сейчас, чтобы вы во что-то очень сильно верили, понимаете, ребят? Вы во что-нибудь верили когда-нибудь?
  Станя вот ни во что не верил, и почему-то ему казалось, что Лапша с ним заодно. Гордеев продолжал:
  - Мой совет, проговаривайте то, во что верите вслух.
  - Это фриковская тема? - спросил Станя.
  - Психологическая, - хмыкнул Гордеев. - В произнесенное вслух верится больше.
  - Мы постараемся, - кивнула Лапша.
  - Главное, не отвлекайтесь ни на что. Верьте во что-нибудь и все.
  - Блин, ну реально, не начинай этот фильм ужасов, - замотал головой Сережа.
  Гордеев, наверное, действительно чаще смотрел, как люди общаются в кино, чем учился этому сам. Так что Станя даже считал, что ему простительно. Станя протянул Сереже руку, на этот раз Сережа даже не стал медлить. То ли привык, то ли случай был не тот. Гордеев порезал руку Лапше, та даже не поморщилась. Станя вот тоже уже привык. Гордеев предупредил:
  - Костик, не открывай глаза, хорошо?
  - Да.
  Сережа с Гордеевым собрали кровь, Гордеев мазнул Косте по лбу, а Сережа, расстегнув на Косте рубашку с чернильными пятнами, там, где сердце. Остатки крови Гордеев размазал по учебнику алгебры, положил на него крест. Учебник с крестом Гордеев положил у Кости в ногах.
  - Блин, книгу теперь в библиотеку не примут. Скажу, что потеряла.
  - Ксюта, не порть торжественность момента! - зашипел Гордеев.
  Стане нравилось смотреть, как поднимается и опускается при дыхании Костина грудь. Давненько они не имели дела с живыми. Сережа надавил Косте туда, где краснела размазанная Станина кровь, туда, где под мясом и под грудными костями, похожими на птичью клетку, хранилось Костино сердце. Сережа так давил, что, казалось, еще немного, и пальцы прошьют кожу, погрузятся внутрь. Костя невнятно, как в горячке, зашептал:
  - Только пусть он не сделает ребенку больно.
  Станя обернулся, стараясь понять, чья это мысль, Лапши или Женьки. Явно ведь кто-то из них подумал. Гордеев заговорил на незнакомом Стане языке, похожем на французский. Станя и Лапша встали поближе к Косте, Лапша у правого плеча, Станя у левого. Гордеев им ничего не велел, но они знали. Гордеев говорил на красивом и тягучем языке, как будто рассказывал что-то кому-то, никакой напевности не было слышно, кроме мягких звуков самого языка.
  Станя вспомнил, что надо было верить, но не знал во что. В то, что у Гордеева все получится? В это даже сам Гордеев не верил. В то, что все будет хорошо? В это Станя не верил, даже когда ему было пять лет. Станя вдруг понял, что ни во что не верит. Ни в Бога, ни в дьявола, ни в себя и ни в кого другого.
  Лапша заговорила:
  - Моя мама ни в чем не виновата. Бога нет. Все получится. Навки не могут выходить из воды. Я когда-нибудь поеду в Европу, там здорово и очень солнечно. Нитроглицерин можно получить из глицерина и азотной кислоты. Я стану ведьмой. Пингвины не умеют летать.
  Если бы Лапша когда-нибудь в своей скучной жизни бросала пингвинов с высоты, и убеждалась бы, что они не летают на практике, это было уже знание, а не вера. Но Лапша ведь никогда их не видела, даже в вольерах. С тех пор, как разукопокоилось Ваганьковское и трупари пожрали всех животных в зоопарке, там до сих пор не всех успели закупить. Станя не был умным, как Лапша, да даже оптимистом не был. Вокруг, в мире не было ничего, что Станя мог бы принять на веру.
  В конце концов, он заговорил:
  - Дважды два четыре. Хайль Гитлер!
  И повторил снова. И еще разок. Пока не понял, что только в это и верит. Вот в целом огромном мире - только в Гитлера и в самую простую арифетику. Стало легко и пусто, Станя повторял и повторял, чувствовал свою веру в собственные слова и еще неустроенность и что-то вроде одиночества. Пальцы у Сережи были перемазаны в крови, так что Станя все время боялся, что он уже залез Косте в грудную клетку. Сейчас Сережа мог, это почему-то чувствовалось.
  И тут Костя затрясся, да так стремно и резко, что скинул учебник алгебры с парты. Станя подумал о самом ужасном. Вот у малого к одержимости еще и эпилепсия. Вот у него приступ. Вот он помирает. Вот они виновны в убийстве ребенка. Вот тебе и на.
  - Все нормально. Так и должно быть! Это не опасно! Женька, держи его! - выкрикнул Гордеев. Русский от него слышать было уже даже непривычно.
  Женька подскочила к Косте, принялась удерживать. Она не расплакалась, не развизжалась, сработала быстро и хорошо. На нее это было так не похоже. И если тогда, в такси, после путешествия в вампирский квартал, Женька показалась Стане маленькой и всю свою красоту растерявшей, то сейчас она наоборот казалась взрослее и в миллион раз красивее, несмотря на сжатые от напряжения зубы и испуганную бледность.
  Тут Костя резко затих, задышал ровно. Зато Сережа, кажется, надумал падать в обморок. Станя поймал его, заметил, что в уголке губ у него пузырилась кровь.
  - Гордеев, ты баран, что с ним?! - заорал Станя.
  - Сейчас пройдет, - пробормотал Гордеев.
  - Я тебе сейчас знаешь, что сделаю?!
  - Я в порядке. Лучше, чем маленький эпилептик, - голос Сережин звучал слабо, так что Станя не спешил его отпускать.
  Гордеев сказал:
  - Сейчас будет жестко.
  - Чего? - спросила Женька.
  - Ну, сейчас ему придется выпустить все схваченные частицы полей. Что нацеплял, все выдаст. Плохо будет.
  - То есть вот это все еще не было плохо? - уточнил Станя.
  Гордеев молчал, смотрел на Костю. Станя тоже решил на него посмотреть. Костя выглядел вполне безмятежно спящим. Никакой тревоги в нем не было. Когда они только укладывали его на парту, он выглядел больным. Сейчас же это был обычный спящий ребенок. Уже даже Сережа смог стоять самостоятельно, к тому времени, как Костя открыл глаза. Целую секунду его взгляд был осмысленным и детским. Таким, каким ему и полагалось быть. А потом Костя запричитал нараспев слова какой-то песенки о том, как тяжело быть нелюбимой любимым парнем, потом, не меняя интонации, заговорил словами училки по алгебре:
  - Либо ты выходишь к доске, либо сам свою двойку будешь родителям объяснять. Объяснять, объяснять, объяснять. Объясни мне, почему ты не готов к уроку? Если прямая, проведенная на плоскости через основание наклонной, перпендикулярна её проекции, то она перпендикулярна к наклонной. И все идет по плану.
  Костя сел на парте, сделал вдох и запел:
  - А перестройка все идет, и все идет по плану. По пла-а-а-ану. Сорвали общий план. Покури со мной? Ты ее любишь! Любишь! Любишь! Любишь! А меня - нет. Меня нет.
  Все, что Костя говорил, не было горячечным бредом. Это были реплики и мысли, которые он успел впитать в себя. В них не было ничего страшного, Станя узнавал фразы учителей, тексты песен, туповатые разговоры старшеклассниц. Но все вместе, да еще и абсолютно на одной интонации звучало жутковато.
  А потом Костя схватил Женьку за руку, Женька взвизгнула:
  - Что-о?
  - Что-о? - повторил Костя. Не передразнил, просто повторил, как эхо. - Я поправилась на три кило и боюсь, что Сережа это заметит.
  - Жень, забей, - отмахнулся Сережа. - Ты все равно самая красивая.
  - Трогательно, - сказал Гордеев.
  - Трогательно, - повторил Костя. - Но я все равно не могу приготовить даже яичницу.
  Сережа заржал:
  - Блин я, кажется, понял правила! Не надо ничего говорить!
  - Я так и не прошел 'Diablo', хотя все думают, что прошел. Я смотрел концовку в Википедии. И вообще мне больше нравится 'Князь Тьмы'.
  - Блин! - досадливо зашипел Сережа.
  - Кроме того, я не умею кататься на коньках.
  - Сережа, все, замолчи! Больше не хочу знать твои секреты! - засмеялась Женька.
  - Я в него влюбилась.
  Тут Гордеев оглушительно заржал, даже громче Женьки.
  - Я сплю в обнимку с Кисулей, потому что трушу.
  Гордеев сразу ржать и перестал, а вот остальные - нет.
  А потом Костя сказал:
  - Я пыталась покончить с собой.
  И добавил:
  - Я пытался покончить с собой.
  Костя говорил:
  - Я подошла ко всему с большим увлечением. Мне плохо жилось и дома, и в школе. Кроме того, я думала, если я умру, маму простят родители. Мне было так плохо. Боже мой, как мне было плохо.
  Лапша не так давно говорила, что Бога нет, но в мыслях своих обращалась именно к нему.
  - Я прочитала, что если съесть много таблеток сразу, не сможешь убить себя, потому что в кровь они не всосутся, просто вырвет. И я решила, что выпью пачку антибиотиков за пару часов, чтобы отказали почки.
  Костин голос не прерывался всхлипами, Лапша смотрела прямо, рыдать тоже не собиралась.
  - Но я не смогла, не смогла, не смогла. Я выпила только одну таблетку и испугалась так сильно, что выбросила оставшиеся в окно.
  Про кого скажет Костя сейчас, Станя уже знал.
  - Это было до того, как я обрил голову...
  - Станя?! - взвизгнула Женька.
  - Стасик?!
  - Я думал, что это он про Гордеева! - выдохнул Сережа.
  - Эй, - обиделся Гордеев. - Я думал, что про тебя!
  Конечно, что Лапша пыталась, это никого не удивило. Станя развернулся и вышел из кабинета, не дожидаясь, пока Костя все расскажет.
  Это было до того, как Станя обрил голову, ему было четырнадцать и он ненавидел себя. Отец в тот день чуть его не придушил. Действительно чуть не придушил, со всеми прелестями вроде мух перед глазами, потери сознания и рыдающей матери. И когда Станя очнулся, то перед глазами у него все плыло, как во сне. Как во сне Станя оделся, как во сне послал матом мать, которая его не защитила, как во сне вышел из квартиры. Наскреб в кармане пятьдесят рублей на коктейль, выпил его почти залпом, и Станю повело еще больше. К тому моменту, как Станя забрался на крышу, он был уверен, что спрыгнет. Снизу все было такое маленькое, как на макетах зданий в музеях. Станя разрыдался, в первый и в последний раз за много лет. Было холодно, щеки болели от мороза, это ощущение и запомнилось лучше всего. Он, шатаясь поднялся на ноги, и удивительно было не грохнуться с крыши просто случайно. Станя стоял и смотрел вниз, был уверен, что сейчас-то он сиганет. И ни о чем не пожалеет. Наконец Станя отошел подальше, разбежался и приготовился. А потом остановился у самого края. Упал на спину, потому что не смог нормально затормозить, и смотрел в темнеющее небо, открыв рот. Оказалось, что Станя боялся смерти. Он знал, что сейчас теми же словами то же самое рассказывает его друзьям Костя. Станя вернулся в женский туалет, решив смотаться. Обряд, вроде как, был закончен, все, что надо было сделано.
  Но вместо того, чтобы вылезти в окно, Станя принялся пинать дверцу кабинки, потом фаянсовую ножку раковины, а потом и просто плитку на стене. Вот девочки завтра удивятся. Ломать женский сортир после того, как Станю публично унизил десятилетка. Что могло быть унизительнее? Ничего хуже Станя так и не смог придумать, что, понятное дело, настроения ему не улучшило. Он даже не думал, что охранник может услышать и подняться. Наверняка, уже ушел, поздно было. А если и не ушел, то подумает на нежить или призраков, и побоится проверять.
  Кафель из-за пинков потрескался уже, но Станя не останавливался. Внутри что-то жглось и не утихало. Хотя обычно плохое настроение проходило от пары минут вандализма. Но сейчас ничего не помогало. Станя понимал, как сильно боялся тогда в подвале, как не хотел умирать, как сейчас не хочет.
  - Логинов, утихни. А если охранник еще в школе?
  Вот уж голоса Лапши Станя услышать не ожидал. К нему мог прийти Сережа, братан же. Или Гордеев, баран же. Да даже Женька, она сердобольная. Но только не Ксюша Уварова.
  - Чего тебе надо? - промычал Станя.
  - Хочу, чтобы ты успокоился и не палил нас.
  - Не палить вас, да? - переспросил Станя. А потом заорал, что было силы. Легче не стало. Лапша молчала, смотрела на него. И Станя заговорил:
  - Я ненавижу себя! Я ненавижу себя, я хочу умереть! Мне постоянно страшно! Мне все не нравится, мне не нравится, каким я стал. Мне плохо! Я не могу! Я боюсь! Я не хочу умирать!
  Тут-то Станя и понял, что истерика не имеет ничего общего с Костей и его словами. Что та попытка уже для Стани ничего не значила. Все, что Станя сейчас говорил было из-за того, что он пережил там, в подвале.
  - Стань, - сказала Лапша очень спокойно.
  - Ксюш, - передразнил ее Станя.
  Внутри все жглось, Станя совершенно не знал, что со своими эмоциями делать, до такой степени он отвык от истерик. Вместо того чтобы Лапшу послать, Станя подскочил к ней, дернул за волосы, как в детстве, больно и обидно, а потом поцеловал. Лапша замерла, не ответила, но и не оттолкнула, вцепилась в его подтяжки. Они стояли так с минуту, то, что жглось у Стани внутри, затихло. Станя целовал Лапшу, а она не отвечала, не отталкивала его, не шевелилась вообще. Невпопад Станя подумал, что ведь Лапша так и не дала Гордееву себя поцеловать. Впервые целоваться было по-особенному, неловко и ужасно приятно.
  А потом Лапша отпустила его, а Станя ее нет. И тогда она надавила ему на укус.
  - Овца что ли?!
  Лапша смотрела на него в упор, очень настырно и очень честно.
  - Стань, если у нас обоих был суицидальный опыт, это не значит, что мы похожи. Я люблю Макса. Я всегда его буду любить.
  Станя не мог сказать ничего кроме:
  - Тебе ж пятнадцать.
  Как это так - всегда?
  - Возвращайся, Стань.
  - Если скажешь кому-нибудь, я тебя убью.
  Тут Лапша улыбнулась.
  - Нет, это если ты скажешь кому-нибудь, я тебя убью, - и скрылась за дверью, мгновенно и очень ловко, правда как какая-нибудь куница.
  Станя вернулся спустя пару минут.
  - Ты в порядке? Ты так орал! - выдохнула Женька, Сережа шикнул на нее.
  Костя снова спал, свернувшись калачиком на парте.
  - Все нормально? - спросил Станя.
  Первым ответил эксперт по излечению от одержимости да с таким видом, будто он уже получил Нобелевскую за свои магические изыскания:
  - Все даже хорошо. Он отлично перенес чистку. Сейчас сдадим его родителям.
  - Тогда чего ты такой невеселый, раз такой герой?
  Гордеев посмотрел на Костю, вдумчиво кивнул.
  - Ну, да. Герой, блин. Это все равно, что чистить дыру в животе. Ее надо зашивать, понимаешь? Чистить, а потом зашивать. А я зашить не могу. Он наберет того же самого через неделю. Максимум, через две.
  - Понятно.
  А потом Костя, свернувшийся до того калачиком на парте, широко зевнул и открыл глаза. Он оказался самым обычным ребенком.
  - А где мама? - спросил он первым делом.
  - Сейчас к маме пойдем, - сказала Женька. - За это не бойся.
  - А за что бояться?
  - Вообще ни за что не бойся, - заверила его Женька. - Далеко живешь?
  - Через дорогу от школы.
  Тут Костя заулыбался.
  - Я помню! Помню! Ты меня спасла?
  - Нет, ну не я, конечно, - заржала Женька.
  - А я думаю, ты.
  - Почему?
  - Потому что ты красивая.
  Женька тогда зарделась, даже в темноте было заметно, а потом вытащила из пакета с едой шарик сахарной ваты.
  - Хочешь? Бери, и веди нас домой.
  Они отвели Костю домой, вручили бабушке, совсем сухонькой старушке в застиранном халате.
  - Костечка! Нашелся все-таки! Спасибо, ребята! А то мать его совсем забросила, из школы не встречает, не ждет.
  И когда Костя спросил:
  - Бабуль, а что на ужин? - глаза у Костиной бабушки наполнились слезами. Станя был уверен, что у Гордеева глаза наполнились гордостью. Смотреть ни на то, ни на другое Станя не хотел, так что пошел вниз. За ним рванул Сережа.
  - Эй, братан!
  - Чего? - буркнул Станя.
  - Мы впервые сделали реально что-то хорошее.
  - Ну так.
  Сережа шел рядом, он мог даже и не говорить ничего. В конце концов, Сережа всегда Станю понимал. Но он сказал:
  - Знаешь, я думаю, ты очень смелый. Смелее, чем я. Хорошо, что у нас хоть кто-то в компании такой смелый, как ты.
  А Станя ответил ему тогда:
  - Я влюбился в Лапшу.
  - Ну, разве что вкусы у тебя странные, - засмеялся Сережа. Станя заржал вместе с ним. Хорошо снова быть друзьями.
   Глава 13. История о фатальных ошибках, загубленных талантах и живодерах
  Изо дня в день Кисуля становилась все больше, что было неудивительно, и все громче, что было странно. Прошли те счастливые времена, когда ее можно было спрятать под полой куртки, а чтобы разобрать ее бормотание приходилось прислушиваться. Теперь Кисуля, огромная и еще более черная, чем раньше, носилась по детской площадке с такой скоростью, что Сережа даже опасался за горки и качели.
  - Кисуля гуляет! Гуляет! Гуляет! Гуляется! - рокотала она, и куда там было рокоту прибоя до ее нового голосища. Кисуля уже тянула на рев турбин самолета. Каждую секунду Сережа ожидал, что кто-то из соседей Гордеева проснется и выглянет в окно, и вызовет полицию, потому что больше всего злобный мертвый меховой шар диаметром метра полтора напоминал то, чем он, по сути, и являлся. Нежить. А нежити не полагалось гулять в предрассветный час на детской площадке, да и вообще никогда и нигде ей не стоило прохлаждаться. Не то, чтобы, конечно, много нежити следовало этому нехитрому правилу, зато много людей продолжали в него верить.
  А вот Кисуля хотела гулять все чаще и все дольше, загнать ее домой стало почти невыполнимой задачей, так что вполне естественно, что Гордеев постоянно заставлял выгуливать ее всех остальных, сам притворяясь ужасно магически занятым.
  - Кисуля, - позвал Сережа без особой надежды, - холодно! Пошли домой!
  Кисуля зарокотала:
  - Нет. Кисуля гуляется. Сережа - скучняк. Сидеть, Сережа.
  И снова Сережа подумал о море, самолетах, поездах и даже автобусах. О любом шансе уехать куда-нибудь и желательно как можно быстрее. Все чаще Сережа думал, что живи он в Европе, большей части проблем у него бы не было. Не нужно было бы ото всех скрываться, получать двойки по ОБЖ и физкультуре и нелегально работать на вампиров. В Евросоюзе вампиры не имели права даже заговорить с несовершеннолетними, чтобы не быть оштрафованными. А за укус несовершеннолетнего провинившегося вампира укладывали на десять лет, даже если укус происходил по обоюдному согласию. Все это Сережа узнал благодаря Гордееву, который щедро делился с ним ссылками на всякие европейские магические темы. Фрикам и нежити посвящали целые научные статьи, исследования и соцопросы, с ними вели правовые дебаты, у них брали интервью, а в супертолерантной Швейцарии даже приняли отдельную Конституцию Кадавров. Правда, все материалы были на английском, так что приходилось напрягаться. Ну, хоть двойка в четверги по английскому Сереже теперь не грозила.
  - Кисуль, ну я замерз. Я в школу опоздаю.
  - Кисуля не интересуется.
  Кисуля каталась с горки, вернее, катилась с горки, а потом запрыгивала обратно, понятное дело, что она была слишком занята. Не менее занят теперь был и Кусилин владелец, который намекнул Сереже, что у него есть страшная тайна: он, кажется, пытался найти себе через тетку работу в Америке и уехать отсюда раз и навсегда. Сережа ему страшно завидовал, и то и дело порывался выболтать все Лапше, которая судя по всему, имела свою страшную тайну, заключавшуюся в твердом намерении сочетаться с экспертом законным браком. Хорошо еще, если у нее не стояло жестких крайних сроков выполнения мечты, вроде сделать предложение Гордееву до Нового Года. А до Нового Года оставалась неделя, до конца четверти - четыре дня, но ни то, ни другое Сережу не радовало. Впервые они никуда не ехали с родителями на зимние каникулы, впервые Сережа еще ничего не попросил в подарок потому, что теперь лично его мечты и планы сводились к одному - выжить бы. И еще хорошо было бы не хватануть диабет. Мысль эту Сережа додумывал, доставая из кармана куртки очередной 'Сникерс'. Он и раньше любил сладости, но теперь он ими буквально обжирался, переплюнув в своей страсти даже Женьку Ветрову. Постоянно тянуло на еще парочку кусочков шоколадки, еще глоток газировки или стаканчик сладкого чая. Тетки в школьной столовке уже шарахались от Сережиных просьб дать еще одно пирожное или пирожок вместо супа. Но иначе, без постоянного закидывания чем-нибудь таким вкусным, сил не оставалось даже на то, чтобы с места встать. Кроме шуток, это было не просто красивое словосочетание, а печальная реальность, после пары уроков, когда учителя особенно бдели, и съесть ничего украдкой не удавалось, Сережа действительно не сразу мог встать из-за парты, а уж тем более дойти до другого кабинета. Собственная слабость пугала, но куда как меньше, чем то, чему Триин стала учить Сережу на кладбищах после истории с нападением боярина, и даже меньше чем то, что Сережа вычитал в статьях о видах магии, которые ему скидывал Гордеев. Северный вид, к которому Сережа без всяких сомнений принадлежал, творил такое, что волосы вставали дыбом не только на затылке, но и на руках и ногах. В прямом смысле слова, Сережа прочел, что такое поведение волос - тоже признак активности поля. Признаков этих вообще было много и разных. Но навыка учиться и запоминать столько информации у Сережи не было, а делать конспекты он боялся, потому что родители бы явно не обрадовались, найди они записи о классификации использования крови, взятой из разных мест на теле жертвы.
  Все это время Сережа следил за монотонными, повторяющимися движениями Кисули, которая явно решила на горке жить, потому что так проще было сосредоточиться и думать. Этот прием он тоже вычитал недавно, и теперь частенько залипал, глядя на Кисулю или Станю, качающегося на стуле. Но Кисуля вдруг замерла прямо на середине горки, Сережа даже не думал, что она такое тоже умеет, а не только катиться и подпрыгивать. Глазки Кисули, за последнюю неделю тоже изрядно увеличившиеся, уставились в какую-то точку у него за спиной. Сережа обернулся так быстро, как только мог, но там уже никого не было.
  Голос прозвучал уже с площадки, совсем рядом с довольно урчавшей Кисулей.
  - Какой у тебя амулет красивый, мальчик.
  - Э... ну... есть подозрение, что да.
  Рядом с Кисулей стоял человек: две руки, две ноги, голова, без выдающих нежить набора зубов, повадок или запаха, - но было кое-что, из-за чего Сережа испугался, как никогда. Было ощущение силы, небывалое, невероятное, и Сережа понял, что перед ним стоит фрик такого уровня, который Триин и не снился. В урчании Кисули Сережа разобрал одно повторявшееся слово:
  - Хозяин. Хозяин, хозяин, Кисулин хозяин.
  Ну да, Гордеева-то она так никогда не называла, только экспертом, значит, понимала, что ее украли. Из отчего, блин, дома. Сережа попятился, было у него отличное предложение: оставить мегафрику Кисулю и бежать, но вдруг понял, что ноги у него не идут. Фрик потянулся к Кисуле и запустил руки по локоть в мех, почесал, совсем как Женька или Лапша делали, и сказал с тем же странным, незнакомым акцентом:
  - Хватит.
  Обращался он явно не к Сереже, а к Кисуле. А хватит что? Что Кисуля такого делала, кроме урчания? Урчать она не перестала, кстати, либо не слушалась хозяина, либо речь все-таки у них шла о чем-то другом. В темноте было плохо видно, что там за фрик такой, только силуэт да сияющие ботинки можно было рассмотреть. Фрик вдруг отнял руки от Кисули, белые-белые ладони на темном фоне чуть ли не светились, и сложил их одну к другой, как будто собирался затанцевать индийские танцы и запеть, как он любит какую-нибудь прекрасную девушку с красной точечкой во лбу, а ее родители против, потому что знают, что на самом деле, он ее брат. Но фрик стоял неподвижно, было видно только, что ладони он сжимает с силой. Физической и магической тоже. А вот Сережа вдруг пошел, сам не зная, куда, но пошел. И Кисуля поскакала следом, издавая такие довольные звуки, которых от нее Сережа еще ни разу не слышал. Пока он шагал и шагал, успел придти к очень интересному выводу. Судя по тому, что фрик на площадке ничего не делал, только странную позу принимал, был он из восточного направления. Догадка была, конечно, замечательная, но вот помочь Сереже она никак не могла. Да и ничто не могло потому во всей Москве вряд ли нашелся бы даже пяток фриков такой силы, которые могли бы отменить магию хозяина Кисули.
  - Куда вы меня ведете? - спросил Сережа, не оборачиваясь. Не потому, что был такой уж невежливый, а потому, что обернуться не мог. Фрик ему не разрешал, заставляя только вперед идти. Чем-то его магия напоминала ботанство боярина, но была одновременно и куда как мягче, и гораздо действеннее. Боярин давил и ломал, а этот вот фрик-восточник просто приказывал, не сомневаясь, что его приказы будут исполнены.
  У светофора Кисуля перестала прыгать, но шагать Сережа не перестал.
  - Погодите, я не хочу идти на красный свет! Блин, даже Кисуля понимает, что это опасно!
  Но фрик был слишком занят своим величием, наверное, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Пришлось перебегать дорогу, а потом идти к огромному фургону. В фильмах на таких ездили злодеи и шпионы, и наконец до Сережи дошло, к кому он попал. К тем страшным и загадочным ребятам, которые содержали Гордеевский приют.
  - Эй! Алло! - взмолился Сережа, вопреки собственному желанию, но по приказу фрика хватаясь за дверцу фургона. - Вы меня перепутали! Я не тот, кто вам нужен! Это треш и фатальная ошибка!
  Последнюю фразу он выкрикнул, уже забираясь в фургон. Изнутри тут все напоминало скорее о карете скорой помощи, чем о шпионском мире. Сережа увидел пару капельниц, кушетку с какими-то ремнями, а на сиденьях вдоль стен - еще четырех фриков, таких сильных, каких Сережа еще никогда не встречал. От одного их присутствия сбивалось дыхание, Сережа основательно треснулся головой о потолок фургона, но даже не заметил боли, так был ошеломлен. Против них фрик, оставшийся на детской площадке, казался примерно тем же, что Сережа против Триин.
  - Здрасьте, - выдохнул Сережа, а поколебавшись, еще решился добавить: - Ну вы и круты, ребята.
  Ребята, правда, с виду были все за сорок, трое мужчин, похожих между собой, как братья, и все в белых халатах, как медбратья, и одна женщина в строгом брючном костюме и со строгим же зализанным пучком.
  - Товарищи, - сказала женщина с сильным американским акцентом, - стажер докладывает, что сосуд номер двести десять, группа Дабл Ви, и амулет номер одиннадцать-сорок три обнаружены и переданы в наше полное распоряжение.
  Стажер? Это у них стажер такой?!
  - Светлана Ивановна, помилуйте, какие товарищи, - кашлянул сидевший посередине мужчина. Реально, три девицы под окном, только фургон был без окон, а девицы - дяди. - У нас уже двадцать лет как нет никаких товарищей. Если раньше Сережа еще сомневался, то теперь знал наверняка: он попался учителям Гордеева. Питерский говор было ни с чем не спутать.
  - Мои вам соболезнования.
  Светлана Ивановна, видимо, была здесь главная, по крайней мере, она сказала:
  - На кушетку, мальчик.
  Сережа помотал головой. Что угодно, но не укладываться добровольно туда, где есть ремни таких размеров. Инстинкт самосохранения!
  - Кисуля поехала, - радостно зарокотала Кисуля. Только тогда Сережа заметил, что фургон действительно движется. Наверное, за рулем тоже сидел фрик, и очень умелый, иначе как можно было тронуться с места столь плавно и ровно?
  Сам Сережа уже готовился тронуться умом, потому что ничего хорошего о своем приюте Гордеев не рассказывал. Светлана Ивановна поправила пучок, из которого и без того не выбивалась ни единая прядь, потом пролистала какие-то документы в огромной папке на кольцах.
  - Приляг, э... Максим, - сказала она совсем другим тоном. Приторного дружелюбия в ней было столько, что хоть ешь его. Сережа вздрогнул.
  - Да я не Максим! Я Сережа Аверин, его одноклассник! Я просто выгуливал его Кисулю!
  Мужчины переглянулись, сидевший справа переспросил:
  - Кисулю?
  - Кисулю, - предсказуемо согласилась Кисуля.
  Тогда Сережа решился выдать свой последний аргумент:
  - Я рейзэр! А Гордеев не рейзэр! Понимаете?
  - Рейзэр? - переспросил мужчина, сидевший слева. Все трое заржали.
  - Нет, слышали такое? Рейзэр он!
  Светлана Ивановна захлопнула папку и сказала строго, глядя на Сережу как будто бы поверх воображаемых очков:
  - Максим, ты и без того доставил нам достаточно неприятностей. Хватит и того, что ты выкрал имущество Корпорации, не стоит усугублять свое положение таким неуклюжим враньем. Приляг, пожалуйста, мы бы не хотели тебя заставлять.
  Корпорации? Слово это Светлана Ивановна произнесла так, что сомнений, что пишется оно с большой буквы, не оставалось.
  Кисуля покачала головой, что в ее случае равнялось качанию всем телом.
  - Сережа - не эксперт. Сережа хор-р-роший!
  И Сережа был с ней совершенно согласен. Гордеев был нехорошим, был подлой сволочью, раз так подставил Сережу. А если его заберут в этот самый проклятый приют? Выкрадут из Москвы и он больше никогда не увидит маму, отца, Станю и всех остальных?
  Сережа бросился к двери фургона, и ноги у него заплелись уже на втором шаге. А потом он выровнялся и сам пошел к кушетке. Сам, сам, сам, и ему фактически хотелось уже не расстраивать Светлану Ивановну и не вести себя плохо.
  - Треш какой-то! Да пробейте меня по своим каналам! Я работаю на Реджика! Реджинальда Иоанновича Соколова, блин! Я рейзэр! Ничей я не сосуд! - скандировал Сережа, пока его ноги сами по себе подгибались, укладывая его на кушетку, а ремни поднимались, как настоящие змеи, готовые вот-вот броситься на добычу.
  Сережа заныл:
  - Мой отец вас всех...
  Светлана Ивановна снова заглянула в папку, покачала головой.
  - Максим, ты уже не в том возрасте, чтобы выдумывать себе отца, я была уверенна, что ты перерос эти фантазии.
  Гордеев придумывал себе папу? Какая сверхважная новость! Пока Сережа отвлекался на мысли о тяжкой судьбе эксперта, ремни таки захлестнули его, впились в лоб, запястья и лодыжки, и были они покрепче наручников у маньяков. Кажется, только сейчас Сережа стал понимать, почему скинхеды так ненавидели фриков и так фрикам завидовали. Каждая вещь, даже с виду самая обычная, у настоящего фрика значила больше, чем казалось, была сильнее и полезнее.
  Мужчина, сидевший посередине, вскочил, прицепил Сереже к вискам какие-то присоски с разноцветными проводками, было щекотно и жутко, а еще беспомощно, как никогда раньше. В этот раз некому было Сережу спасать, ни вампирам, ни полиции, ни Стане, ни Гордееву, ни даже родителям в голову бы не пришло, что прямо в этот момент его похищают сверхсильные фрики. Запиликал какой-то прибор, висевший рядом с капельницами, загорелся жидкокристаллический экран, демонстрируя очень неровную диаграмму. Красные столбцы по краям рвались к самому верху, синие и зеленые посередине, наоборот, были скорее точками, чем столбцами.
  - Поразительно, - сказал кто-то из мужчин. Все трое уже были на ногах, и больше их Сережа не различал, правый теперь мог смело оказаться левым, а мог и средним.
  - Гормональный фон нестабильный, адреналин повышен, серотонин понижен, показатели в граничных пределах нормы, патологий соматической природы не обнаружено, - бормотал другой мужчина, а третий что-то стремительно набирал на планшете.
  - Патологии метафизической природы следующие: напряженность поля превышает норму на семнадцать процентов, поле неоднородно, потенциал поля ниже нормы на тридцать один процент, наблюдается явление ускоренной самоиндукции. Наблюдаются также множественные прорывы поля насильственного характера, помимо работы сосудом, носитель, судя по всему, подвергался различным магическим нападениям, в том числе произведенным кадаврами...
  Сережа перебил:
  - Меня кусали вампиры, блин!
  Страшно было слушать, как три молодца, одинаковых с лица, рассказывают какие-то ужасные и непонятные вещи о Сережином поле и так переглядываются, как будто перед ними будущий покойник. Все термины, которые мужчины называли, Сережа, конечно, слышал на метафизике, для некоторых мог бы даже формулы припомнить, но понять, как все эти штуки с ним самим и его магией связаны, не мог. Светлана Ивановна запричитала:
  - Что же с тобой случилось, Максим? Зачем ты сбежал?
  - Да никуда я не сбегал, и я не Максим, - пробурчал Сережа, заворожено глядя, как одна диаграмма на экране сменялась другой. Картинки были красивые, цветные, разной формы и разной яркости, но все они, как одна, были какие-то неровные, скособоченные, как будто от каждой кто-то откусил изрядный кусок.
  - Слушайте, правда, я Сережа Аверин, родился и вырос в Москве, месяц как рейзэр, это случайно со мной получилось.
  - Максим, прекрати, - покачала головой Светлана Ивановна.
  - Но я...
  - Хорошо, посмотри сам и пусть тебе будет стыдно. Мы уже связались с московским отделением Корпорации, и в их базе не числится ни одного рейзэра Сергея Аверина.
  За спиной у Светланы Ивановны вспыхнул еще один экран, но уже поменьше, и на нем появилось пять фотографий разных мальчишек, самому младшему из которых на вид было лет двенадцать, а старшему - так и восемнадцать можно было дать. Все они широко и счастливо улыбались с ярких, профессиональных фото, но у всех под глазами были темные-темные круги, а белки сплошь в красных прожилках, как после бессонной ночи или истерики. Подписи под фотографиями были одинаковые, все они гласили, что каждый мальчишка был Сергей Аверин, только года рождения были разные. Дальше текст шел мелким шрифтом, без очков его Сережа прочесть не смог.
  - Видишь, Максим? Ни единого рейзэра нет, только пирокинетик, два сенситива, техник и универсал, и все они восточники. Москвичи по-прежнему придерживаются другой воспитательной системы.
  Светлана Ивановна смотрела на Сережу не осуждающе, но огорченно, как будто он ее лично только что обидел.
  - Так что хватит глупостей, Максим.
  - Да я не Максим! Посмотрите на его фотку! И поймите, что я не он! - завопил тогда Сережа, хотя расстраивать Светлану Ивановну больше ему совсем не хотелось. Так сильно не хотелось, что Сережа и тут подозревал магическую атаку.
  - Не слишком умно, Максим, напоминать нам, что ты сам изъял все свои фотографии из базы перед побегом. Поверь, в ленинградском филиале Корпорации этого не забыли.
  - Ленинграда уже тоже нет, Светлана Ивановна, - напомнил один из мужчин, за что заработал уничижительный взгляд и новую команду:
  - Приготовьте западную витаминную смесь для инъекции. И капельницу с глюкозой.
  - Инъекции? - переспросил Сережа, а потом затрясся: - Не-не-не, пожалуйста, только не уколы, это такой треш, я их боюсь...
  Светлана Ивановна углубилась в изучение содержимого папки, а потом сказала:
  - Максим, боязнь уколов не числится в списке твоих фобий. С каких это пор ты ею обзавелся?
  В проклятом приюте даже списки фобий учащихся вели? Ну и местечко!
  - С тех пор как я не Максим!
  Диалоги со Светланой Ивановной до смешного сильно были похожи на разговоры Гордеева со Станей, когда эксперт убеждал последнего, что тот Стасик, но согласия не добивался.
  - Проверить на раздвоение личности? - предложил один из мужчин.
  - Прекратить проявлять неуместную инициативу, - окрысилась Светлана Ивановна. И правда же была похожа на крысу со своими зализанными волосенками и острыми, мелкими чертами лица, которые упорно не складывались в маску заботы и ласки, как бы ни силилась их обладательница.
  Один из мужчин закатал Сереже рукав и сказал:
  - Сейчас будет немного больно, но нужно потерпеть.
  Прямо как медсестры в школе, когда делали прививки.
  - Не-не-не, только не укол, реально, я вас умоляю, блин, ребята, мужики и дама, я не Гордеев, да поверьте же мне...
  - Сережа - трус, - добавила Кисуля. Только сейчас Сережа заметил, что в размерах она изрядно потеряла, сдувалась, как старый воздушный шарик, да и говорить стала тише, скорее не рокотать уже, а похрюкивать. И пока Сережа пялился на Кисулю, мужчина вогнал ему в вену иглу. Больно не было, но только сначала, а потом как начало все разрывать, как будто под кожу ему не витаминную смесь впрыскивали, а что-то раскаленное и раздувающееся, вроде лопавшегося в микроволновке попкорна.
  - Внимание на экран!
  - Непредвиденная реакция, возможно аллергического характера.
  - Организм отторгает смесь.
  Каждый из мужчин произнес свою реплику так быстро, как будто от этого зависели судьбы мира.
  - Как так? - переспросила Светлана Ивановна, и впервые за все это время у нее на лице появилась настоящая эмоция. Удивление. Она вытряхнула из папки карточку, вроде тех, что заводили на учеников в школьном медпункте.
  - Но здесь же ясно написано, что Максим Гордеев - западник. Как он может не принять аналогичную витаминную смесь?
  Мужчины пожали плечами, а диаграммы на экране сменялись с лихорадочной скоростью, пока не слились у Сережи перед глазами в одно смазанное пятно.
  - До анафилактического шока остается...
  - Срочно вводите нейтрализатор!
  Следующий укол Сережа даже не почувствовал, слишком был занят разрывавшимся под кожей попкорном, чтобы отвлекаться на такие мелочи. Светлана Ивановна закрыла папку и сказала одному из мужчин тоном хирурга, требующего скальпель у сестры:
  - Идентификатор поля мне, срочно.
  В руках у нее оказался странный, крестообразный прибор с кучей кнопок, зеркальцем посередине и четырьмя пока что не горевшими окошками на концах. Светлана Ивановна поднесла его Сереже ко рту.
  - Подыши.
  И тут Сережа понял, что может быть, еще и спасется. По крайней мере, она больше не называла его Максимом. Зеркальце запотело, и почти сразу же ярко-синим зажглась лапочка на самом дальнем краю прибора.
  - Поразительно, - сказал тот из мужчин, который так же отозвался о всяких диаграммах Сережиного поля.
  - Товарищи, перед нами северник.
  Никто даже не стал поправлять Светлану Ивановну, так жаждавшую обзавестись товарищами. И только Сережа не выдержал:
  - Так я же вам говорил. Я не Гордеев. И не сосуд.
  - Мальчик, ты такой же сосуд, какими мы все были в твоем возрасте, прекрати отрицать очевидное.
  Боль в руке поутихла, наверное, подействовали нейтрализатор и надежда.
  - Слушайте, ребята, теперь вы мне наконец-то поверите? Я Сережа Аверин, и фриком я не был до пятого ноября этого года. Я случайно поднял мертвого кота. Реально, случайно, а потом со мной уже пошел всякий рейзэрский треш.
  - Мальчик, ты действующий сосуд. Любому мастеру это будет очевидно.
  - Чего? Да что за треш?
  А потом Сережа вдруг понял кое-что ужасно важное. Сосуды - это были те, кто помогал взрослым фрикам стать сильнее, так? Сосуды от этого, если судить по Кайри и рассказам Гордеева, очень страдали, у них пропадали силы, и все болело, так?
  - Скажите, а у вас есть какая-нибудь штука, чтобы проверить, какой фрик меня использовал, как сосуд? - спросил Сережа.
  - Перестань говорить 'фрик', мальчик, это неприлично.
  - Хорошо, извините. Но может вы снимите с меня ремни тогда? А то есть подозрение, что связывать незнакомого человека тоже не особенно воспитанно.
  Ремни съежились и вжались в кушетку. Сережа с радостью уселся, потер затекшие запястья, пошевелил ногами. Шансы сбежать росли и росли.
  - Хорошо, - кивнула Светлана Ивановна, - твое предложение не лишено определенной логики. Нужна капля твоей крови на идентификатор.
  - Да легко.
  Капля крови ради того, чтобы выяснить, что с Сережей все это время творилось, была такой мелочью. Один из мужчин быстренько надел одноразовые перчатки, проколол Сереже подушечку безымянного пальца, как будто собирался взять кровь на анализ, и накапал на зеркальце. Тут же загорелась желтым лампочка справа от Сережи.
  - Западник, психокинетик, - сказала Светлана Ивановна, а потом вдруг стала яростно рыться в папке.
  - Западник, психокинетик, - повторил Сережа, а перед глазами у него проносились все разы, когда Гордеев делал что-то реально крутое магически. Заклятие-маячок, приманивание упыря, заработавшие у него дома охранные амулеты, очистка поля Костика. Каждый раз Сережа тоже пытался что-то сделать, и каждый раз ему становилось ужасно плохо, и все это он списывал на собственное неумение, а мысль о том, что Гордеев его использует как сосуд, даже в голову не приходила.
  - Максим Гордеев, - сказали они со Светланой Ивановной одновременно. Потом она вздохнула, с треском захлопнула папку и переспросила:
  - Так ты сосуд Максима Гордеева, мальчик?
  - Эксперта, - поддакнула Кисуля. И почему Сережа раньше не додумался ее спросить?
  - Гад твой эксперт, Кисуль. Так не делают, как он делает. Мог бы хоть спросить!
  - Неслыханная наглость, - сказала Светлана Ивановна. - Неслыханная наглость с фатальными последствиями! Скажи, мальчик, ты пошел на все это добровольно?
  - Меня Сережа зовут, - совершенно не в тему отозвался Сережа. Слишком напугала его фраза о фатальных последствиях. - Слушайте, я вообще не в курсах, что за терки у фриков с сосудами, я не знал, я только сейчас догадался, что Гордеев меня так подставил, я...
  - Успокойся, Сережа, - сказала Светлана Ивановна, но вторую искреннюю эмоцию ей скрыть не удалось, слишком сильным был ее страх. Ужас фактически. Все ее крысиное личико прямо перекосилось.
  - Вам бы тоже не помешало, - пробормотал Сережа, теребя ремни на кушетке.
  - Ты говоришь, что ты рейзэр, Сережа? Северник? - спросила Светлана Ивановна.
  - Было подозрение, что да.
  - Не будешь возражать, если мы возьмем у тебя кровь для более точного определения твоей магии?
  - После всего, что между нами было? Нет! - засмеялся Сережа, но больше его никто не поддержал. Все в фургоне выглядели перепугано и сочувственно, включая даже Кисулю.
  - Сережа попал, - прохрюкала она.
  - В каком смысле, Кисуль?
  Но ответа Сережа не добился. Тот мужчина, что был в перчатках, снова надавил ему на подушечку пальца, собрал полпробирки крови и углубился в ее изучение. Тонкости фриковских исследований Сережу не волновали, а вот собственная судьба - очень сильно.
  - Это, извините, а что со мной вообще?
  - Твоя чувствительность к полю проявилась всего лишь месяц назад? - спросила Светлана Ивановна.
  - Ну, чуток больше. Пятого ноября, в понедельник. На коте Петровиче. Я уже почти целую четверть как фрик.
  Один из мужчин сделал очередную пометку, и Сережа очень надеялся, что не Петровичу посвященную.
  - Процесс работы мастера с сосудом - очень тонкий и сложный, малейшая ошибка или неточность могут стоить сосуду его магического будущего. И я бы очень хотела, чтобы твой случай, Сережа, не оказался именно таким.
  - Слушайте, слушайте, меня учила взрослая тетя рейзэр, крутая, не такая, конечно, как вы, но она вампов укладывала, неужели она ничего не заметила? - зачастил Сережа, пока установленный в углу фургона принтер изрыгал кучи бумажек, больше всего напоминавшие смесь результатов анализов с заданием для лабораторной по метафизике.
  - Разрешите, товарищ, - сказала Светлана Ивановна, протягивая руку за бумагами.
  - Извольте.
  И Сережа понял, что никогда уже больше не сможет слушать питерский говор и не беситься. Гордеев ему, оказывается, магическую жизнь сломал и даже не признался. Наверное, тогда на Лазаревском кладбище за пару минут до прихода маньяков он пытался, но не успел или не решился. А может и нет, а спас он Сережу только потому, что не хотел терять сосуд, а не друга. Вот так вот. И кому теперь верить?
  - Сережа, ты не рейзэр. Это я могу сказать с абсолютной уверенностью, все твои некропробы отрицательные, - сказала Светлана Ивановна.
  - Как не рейзэр? Я поднял кота! И спаниэля! И целый пруд! И еще крота оживил! И треть лошади! И я уже почти научился животных укладывать!
  - Сделайте анималистические пробы, срочно! - почти выкрикнула Светлана Ивановна, и ее крысиные черты лица даже округлились немного от удивления.
  Все четверо вдруг оживились, засуетились, потом запиликали всякие непонятные приборы.
  - Коэффициент Томпсона - девяносто семь процентов, анималистический маркер Альфа-плюс - положительный, анималистический маркер Бета-плюс - положительный, забор по Бьянки...
  - Достаточно, - закивала Светлана Ивановна. - Это очевидно.
  Мужчины замолчали, стали выключать приборы один за другим, делая все очень торжественно и очень скорбно.
  - Теперь мы уверенны, Сережа, что ты первично был анималистом.
  - Кем? Чего это за треш такой? Это оборотень?
  - Анималист - мастер, специализирующийся на разнообразных контактах с фауной.
  - Зоофил что ли?!
  - Сережа, прекрати! В просторечье таких мастеров называют зверскими.
  Зверский мастер? Сережа никогда такого не слышал, и подозревал, что это какая-то дурацкая сила, которой ему не надо было.
  - Слушайте, это все круто и здорово, конечно, но быть зверским мастером - треш. Могу я дальше учиться себе на рейзэра?
  И хорошо бы у Триин, а не в проклятом приюте.
  Светлана Ивановна покачала головой, только теперь движение было как-то шире, свободнее, как будто она перестала играть в заботливую строгую даму, и стала обычной тетей, которая нормально реагирует на детей, а не по каким-то там корпоративным инструкциям.
  - Очень вряд ли, Сережа, к сожалению. Даже те неполные два месяца, что ты пытался работать, как рейзэр, при этом будучи совершенно непрофессионально использован, как сосуд, нанесли твоему полю непоправимый вред. Любого из этих двух факторов хватило бы для того, чтобы подорвать основы твоей магии, а уж в сумме - тем более.
  - Подорвать основы магии? - переспросил Сережа, слабо понимая, что вообще скрывалось за подобным словосочетанием. Можно было подорвать основы религии или чьей-нибудь самооценки там, но магия казалась Сереже чем-то куда как более крепким и стоящим. - А кто вообще такие эти зверские мастера? Что они такого умеют?
  - Управление полями животных. Сфера применения этой техники - богатейшая.
  - Да ну ладно. Треш какой-то.
  - Ты слышал об Уотергейте, Сережа?
  - Уотер чем?
  - Понятно. Настоящие живые жучки, повинующиеся слову анималиста, куда как эффективнее для прослушки, например, чем их электронные тезки. Хорошо, а о Клеопатре ты слышал?
  Знания Сережи в области истории всякого Древнего Рима были почерпнуты из мультиков о приключениях Астерикса и Обеликса, о чем Светлане Ивановне явно не стоило знать.
  - Ее смерть от укуса ядовитой змеи - первый документированный случай работы анималиста. Множество других исторических примеров я тебе приводить не стану, пожалуй.
  - Так я не пойму: быть зверским мастером круто или нет?
  Но на самом деле Сережа не мог понять совсем другое. Был ли он теперь вообще фриком или нет, и кого следовало винить во всем: Триин, Гордеева или себя самого? И винить ли? Или радоваться освобождению?
  - На сегодняшний момент это довольно редко встречающееся умение. В связи с глобальной урбанизацией анималисты практически никогда не образовываются в больших городах. Нет материала для развития. Потому-то ты и проявил свои магические склонности так поздно. У тебя просто не было шанса достаточно много времени проводить рядом с животными.
  - Здрасьте, у моего лучшего друга кот Петрович десять лет прожил.
  - Для начинающего мастера куда как легче работать с мертвым телом. Нет избыточного сопротивления поля, не нужно тратить лишние силы на его преодоление.
  Сережа машинально кивнул. А что толку было спорить? Он действительно никогда не общался с мертвыми животными до Петровича. Все могло быть.
  - Но почему же никто не заметил, что я не рейзэр?
  - Кадавры на подобное неспособны, да и многие мастера, не располагающие такой материально-технической базой, как Корпорация, просто не смогли бы.
  Значит, Триин не виновата. Почему-то Сережу это даже обрадовало.
  - Что ж, - развела руками Светлана Ивановна. Папку с информацией о Гордееве она отложила на сиденье, и теперь один из мужчин клеил на нее красный постикс с надписью 'Архив'. - Помочь тебе, Сергей, мы, к сожалению, не можем. Ты уже вышел из возраста наших абитуриентов, кроме того, твое поле практически окончательно профессионально непригодно.
  - В смысле? - спросил Сережа. И впервые задумался, а что если он не спасся сейчас от всех своих проблем, а только вляпался уже по самые уши? Если он не сможет работать, но все еще останется фриком, только больным, то Реджик ему откажет в своей защите, а боярин вернется за ним в ту же секунду.
  - Вряд ли ты когда-нибудь сможешь работать на своем естественном поприще. Безусловно, при должном терпении твой рейзэр сможет научить тебя азам работы с кадаврами, но исключительно азам, потому что твой профиль - поле живых носителей, а не мертвых. Был, вернее. Теперь у тебя фактически нет профиля.
  Светлана Ивановна, конечно, вроде как смягчилась, но говорила еще более непонятно, чем тогда, когда убеждала Сережу, что он Максим Гордеев.
  - Не, извините, я не врубаю, - сказал Сережа, и тогда над ним сжалился один из мужиков, пояснил:
  - Ты можешь стать третьесортным рейзэром, и то, только если будешь работать, как проклятый. Есть, конечно, шанс, что твое поле восстановится, и ты сможешь работать анималистом, но он ничтожно мал. Конечно, в некоторых клиниках в Европе проводят операции по искусственному восстановлению поля, но их стоимость превышает даже шестизначные цифры.
  От того, что все эти мрачные новости Сереже рассказал человек с питерским акцентом, они стали еще мрачнее.
  - Блин, - сказал Сережа. - И что теперь будет?
  Светлана Ивановна отвела взгляд, сделала вид, что поправляет и без того идеально ровно приклеенный постикс.
  - Мы отвезем тебя обратно на ту же площадку, где произошел твой контакт со стажером. Так же, если тебя не затруднит, передай Максиму Гордееву, что его контракт с Корпорацией аннулирован в связи с истечением срока его пригодности для работы сосудом и денежные дотации на счет его матери будут прекращены с первого января.
  - А это как?
  Сережу не очень волновала судьба Гордеева, теперь-то, но хотелось бы знать, что ему тоже придется несладко.
  - Как только сосуд обзаводится собственным сосудом, он утрачивает возможность сам использоваться, как сосуд. Это своего рода инициация из сосудов в мастера. В России Корпорация занимается исключительно поставкой сырья для мастеров на Запад, соответственно, в услугах Максима Гордеева мы больше не нуждаемся.
  Так выходит, Гордеев не просто неосознанно начал отъедать кусочки Сережиного поля и не смог остановиться, а специально решил с его помощью избавиться от этой загадочной Корпорации? Вот ведь гад!
  Сережа уже почти решил в отместку ему оставить Корпорации Кисулю, но в последний момент все-таки оглянулся на нее, стало стыдно и как-то даже жалко ее. Но Кисули больше не было, только клочки разноцветного меха и парочка зубов в том углу, где она совсем недавно еще рокотала и язвительно комментировала. Сережа подскочил с кушетки и снова приложился макушкой о потолок.
  - Кисуля! Вы что с ней сделали, живодеры?!
  - Амулет, сделанный стажером, необходимо было деактивировать. У данного образца не было ограничений на поглощение полей, в какой-то момент он превратится из амулета в обыкновенную плотоядную нежить.
  - Кто, Кисуля? Да завали... то есть, ну это же треш! Это же Кисуля!
  Была. Теперь все, что от нее осталось, уместилось бы в ладони, и что-то подсказывало Сереже, что собрать ее заново уже не получилось бы. Что-то ушло из ошметков меха навсегда, не хотелось бы думать, конечно, что душа, но лучшего слова Сережа подобрать не мог. Не верилось, конечно, что меховый шарик, милый, смышленый и мягонький мог бы поедать людей, но отчего-то Сережа вспомнил, как застал Кисулю, возвращавшуюся с ночной прогулки. А вдруг тогда она уже жрала людей? А вдруг нет? Сережа попытался незаметно прихватить себе на память хотя бы один Кисулькин зуб, но не получилось. Взрослые фрики выставили его на том же светофоре, откуда и похитили. День сурка, прямо.
  В школу Сережа уже опоздал, да и идти туда не хотелось. Он прекрасно понимал, что если увидит Гордеева прямо сейчас, то не может и не удержаться. Кроме того, если Сережа больше не мог работать, то следовало честно и прямо сказать обо всем Реджику и Триин. Конечно, Реджик по утрам спал, звонить ему было неприлично, а Триин свой номер Сереже не оставляла, ссылаясь на бесчеловечные тарифы в роуминге. Единственным вариантом было завалиться прямо в 'Жатву', и дожидаться там Иваса, Кристину или Реджика. Станя же говорил, что там есть вменяемый дневной администратор, ну или ставший вменяемым, после того, как Станя его поколотил.
  Конечно, стоило бы сначала позвонить Стане, предупредить его, но эта здравая мысль, как обычно, пришла Сереже слишком поздно, он уже спустился на платформу 'Новокосино', и вокруг все шумело и грохотало. Было не до разговоров. Тем более, сегодня Сережа впервые принял какое-то решение сам, ни с кем не советуясь, даже не мучаясь выбором особенно, и воплотить его в жизнь почти что не терпелось.
  По утрам в метро было не просто много народу, а целые толпы. А отец рассказывал, что раньше часы пик были только в восемь-девять утра и ближе к шести вечера. А сейчас в метро был полдня давки и мертвая-премертвая пустота после шести.
  После толкучки в вагоне, из-за которой Сережа едва не проехал 'Трубную' и едва не оставил пару пуговиц с куртки на память пассажирам, вампирский район просто оглушил своей сонной тишиной. Не было видно не то, что ни одного вампа, даже припаркованных машин за всю дорогу до клуба Сережа от силы пяток насчитал. К мысли о том, что есть вампиры, играющие в команде хороших, Сережа уже почти привык, тем более живые люди во главе с Гордеевым который раз уже доказали, что могут переплюнуть любую нежить в желании досадить другим людям. Но вот привыкнуть, что хороших парней и Кристину можно найти в заведении с кроваво-неоновой вывеской и мрачными готическими штуками на фасаде, было гораздо сложнее. Днем 'Жатва' делалась, конечно, чуточку менее зловещей, погасшие буквы вывески больше не казались истекающими кровью, а на всяких кругах с лепестками и зубами, украшавших стены, можно было рассмотреть приличный слой пыли. Сурового парня на входе не оказалось, может быть, отошел кофе попить или покурить или еще что, так что Сережа прошел сразу внутрь. Не смело и не уверенно, но уже и не на дрожащих ногах.
  - Привет! - начал с порога Сережа, на тот случай, если у них есть бдительная магическая охрана, или если суровый парень отошел с топором за угол. - Это Сережа Аверин, рейзэр у Реджика! Разговор есть!
  Нет, это звучало так, как будто, Сережа угрожал.
  - Я по делу! Поговорить насчет работы! Есть проблема...
  Нет, опять какие-то претензии.
  - А Триин дома?
  Нет, разве она будет жить в ночном клубе в самом сердце вампирского района?
  Сережа шагнул из маленького, тускло освещенного коридора в просторный холл с черными стенами и зеркальным полом, где света было побольше. Еще там располагались стойка администратора, гардероб и пункт приема оружия посетителей. Сережа почти ожидал застать Кристину на рабочем месте, хотя и был день-деньской, ей полагалось отдыхать после трудовой ночи. Но увидел он кое-что другое, и сначала мозг упорно отказывался увиденное воспринимать. У притолоки, слева от Сережи, было приколочен рукав парки, невероятно похожей на Кристинину. Кто бы стал отрывать рукав от любимой вещи администратора клуба и приколачивать на самом видном месте? Взбешенная понижением зарплаты уборщица? Обиженный посетитель? Отвергнутый коллега-поклонник?
  То, что это был не просто рукав, Сережа понял не сразу. Сначала он заметил под рукавом несколько ярких пятенышек, цвета Кристининого любимого лака для ногтей, мятного. Пятнышек было пять, все они аккуратной квадратной формы. Кристина рассказывала как-то Сереже со Станей, что это самый модный цвет маникюра в этом сезоне и самая модная форма. Прямо над пятнышками что-то поблескивало, Сережа присмотрелся и узнал смешное Кристинино колечко с двумя крылышками. Чуть левее было еще одно, поменьше, изображавшее бумажный кораблик. А между пятнами и кольцами были Кристинины пальцы. Изображение поступило в Сережин мозг по частям, а в целое собралось, только когда он сделал парочку шагов назад, как если бы разглядывал в музее картину, которая вблизи казалась просто месивом цветных мазков, а при отдалении - нормальным пейзажем. Только, конечно, Сережа бы такого никогда не сделал, он был нормальным подростком, а не Гордеевым каким-нибудь, чтобы по музеям таскаться. Впрочем, что-то Сереже подсказывало, что нормальные подростки такого бы никогда не увидели. Таким была Кристинина рука, оторванная рука, оторванная прямо вместе с рукавом. Кто-то пришел в клуб и оторвал от такой сильной вампирши руку и еще и успел прибить добычу гвоздем на самом видом месте в знак победы. Первой мыслью Сережи было желание бежать и бежать немедленно, потому что тот, кто сделал с Кристиной этот ужас, мог вполне еще не уехать домой, а таиться где-то рядом. Но потом Сережа понял, что просто не сможет бросить Кристину, даже не попытавшись узнать, жива она вообще или нет. Решение было правильным и достойным, но ноги сами несли Сережу обратно к выходу. Очнулся он только в маленьком коридоре и то потому, что обо что-то споткнулся. В тусклом свете пары лампочек то, что лежало на полу можно было принять за что угодно при определенной доле воображения, конечно. Но Сережа уже знал, что ищет, и тупил гораздо меньше, чем над рукой. Сначала он узнал модный кед на скрытой танкетке, об удобстве которой после победы над фашистским быком, Кристина ему прожужжала все уши. Над кедом было много-много мятного, Кристинины джинсы в цвет лака на ногтях. А в них была и Кристинина лодыжка, и коленка, и еще приличная часть ее ноги, оканчивавшаяся рваными кусками мяса и белевшими в них обломанными или обгрызенными или разорванными костями.
  Кажется, Сережа запричитал. По крайней мере, больше некому было издавать такие жалобные звуки, Кристина даже без руки и ноги не стала бы так позориться, да и тот, кто ее ноги и руки лишил, - тоже. Самым ужасным Сереже почему-то показалось то, что кости белели, совсем как нутро сухой ветки, когда ее отламываешь от дерева. Это же кости, Кристинины кости, которые позволяли ей быстро бегать и приплясывать под дабстеп и носить на руках машины. Как же она без них теперь? Толком не соображая, что делает, Сережа сгреб с пола Кристину ногу и прижал к груди. И пошел обратно.
  Самое время было бы вызвать магическую подмогу, звонить Стане, Гордееву, Реджику, англичанке или в полицию, но вместо этого Сережа пошел искать Кристину дальше. Вернее, части Кристины.
  - Кристинка? Кристинка, ты где? - всхлипывал он, мечась из угла в угол холла и все еще не отпуская ногу. Как будто она могла, как магнит, притянуть к себе остальные части Кристининого тела. Еще одну ее руку Сережа нашел в гардеробе, висевшую вместе с остатками парки на вешалке. Второй ноги нигде не было, и еще оставалась надежда, что она просто не покидала хозяйку. Прежде, чем искать саму Кристину, Сережа попытался отцепить ее руку от притолоки, не сумел, тогда принес из гардероба ту вешалку, где была ее вторая рука и повесил рядом. Вниз положил ее ногу, а потом понял, что тут, рядом с ним как минимум треть Кристины. Каким бы она сильным быком не была, она вряд ли после такого выжила.
  Станин номер Сережа набрал не с первого раза, сначала случайно позвонил отцу и успел сбросить вызов только после недовольного 'Алло' и такого же 'чего тебе?'. Станя тоже не был счастлив, он зашипел:
  - Ты баран, где ты ходишь? Четверная контра по истории! Все пришли! Один ты - самоубийца, блин! И тогда Сережа разревелся прямо в трубку, потому что больше всего на свете ему сейчас хотелось писать контру по истории, пусть даже и четвертную, а не сидеть на полу 'Жатвы' рядом с Кристининой оторванной ногой. На фоне Сережа услышал оскорбленное требование исторички убрать телефон или выйти вон немедленно, и, судя по хлопку двери, Станя выбрал второе.
  - Не реви, блин! Говори!
  Заговорить Сережа смог не сразу:
  - Стань, Станька, тут Кристина. Вернее, нога Кристины. И рука Кристины. И еще одна...
  - Тут это где? Где тебя вампы достали?
  Кажется, Станя так пытался с ним шутить, но стало только хуже.
  - Я в 'Жатвени', - прорыдал Сережа. - Тут никого нет, вернее, я не знаю, я еще не ходил внутрь, я в холле, и тут куски Кристины, понимаешь? Брат, это реально уже не треш даже...
  - Еду. Сиди на месте, никуда не ходи, даже не вздумай открывать дверь внутрь клуба. Стулом ее подопри, и ментам не звони, и в больничку тоже, понял, баран? - сказал Станя, и почти сразу же запиликали гудки. Сережа даже не успел сказать, что все понял. Он заворожено кивнул, хотя Станя бы все равно не увидел, слезы закапали за воротник, и пошел за стулом. Единственный стул, который можно было бы подпереть дверь, был за стойкой администратора, крутой и кожаный, который, если верить Кристине, был круче, чем у босса. Откатывая стул, Сережа наткнулся на что-то мягкое, большое, и завопил еще раньше, чем увидел, что это было. Это была Кристина, кто-то затолкал под стойку ее голову, ее шею, ключицы, тонкий свитерок с орнаментом из оленей, оканчивавшийся двумя кусками рванины на месте плеч, и ее ребра, вздымавшиеся в прямом смысле слова. А больше у нее не было ничего. Ничего ниже ребер, пара из которых были явно обломаны.
  Сникерсы, съеденные утром, подкатили к самому горлу, и если бы тут была кровища и вонь, Сережа бы точно весь холл облевал. Но крови не было, и ничем ужасным не пахло, вообще ничем, даже специфического, вампирского запаха Кристины не было, а только приятный - ее шампуня и ее духов. И тогда Сережа закусил губу, вгрызся прямо до крови и потащил Кристину наружу так бережно, как только мог. Нельзя же было ее там оставлять, рядом с корзиной для бумаг и ее сменными ярко-красными туфельками.
  Сережа хотел отнести ее на диван, но так и не придумал, как ее поднять. Не за шею, и не за волосы, и волоком ее тащить тоже было нельзя. Ничего было нельзя сделать, поэтому Сережа осторожно положил ее перед стойкой, так, чтобы если бы она открыла глаза, то сразу увидела свои руки и ноги. Только вряд ли Кристина бы уже когда-нибудь открыла свои глаза, обалденно красивые, карие с золотыми точечками, которые Сереже так нравились. Умерла, умерла, умерла и как же страшно она умерла.
  Но чем дольше Сережа сидел рядом, тем больше крепла в нем уверенность, что Кристина не умерла. Она не дышала, не шевелилась, даже аккуратно прокрашенные ресницы не подрагивали, но что-то такое неуловимое и необъяснимое Сережа чувствовал. Может, Корпорация и считала его безнадежным фриком, но кое-чему его Триин все-таки научила. Мертвых он действительно чувствовал, делал это столько раз, что вряд ли спутал бы ощущение с чем-то другим только потому, что ужасно расстроился. Примерно так же, если бы понадобилось, Сережа смог бы сейчас что-то прочесть или записать, потому что умел читать и писать давно, и это были явно не те навыки, которые пропадали ото всяких увиденных ужасов. У Кристины не было рук и ноги, и еще много чего важного пропало, но при этом она все еще жила своей вампирской жизнью. Может, была без сознания, или с рассветом все быки засыпали в приказном порядке, но когда солнце сядет, она откроет глаза и обнаружит, что с ней случилось.
  Станя приехал так быстро, как будто он справился тоже с помощью магии, по крайней мере, Сережа показалось, что с момента звонка прошло от силы минут десять. А может, магия тут и была замешана, потому что Станя был не один, а с Гордеевым. Который теперь заслуженно мог называться мастером Максом.
  - Я просто не мог оставить вас вдвоем в такой беде, парни, - затрещал он еще из коридорчика, - а кроме того, я остро интересуюсь вопросом, зачем ты похитил мою Кисулю, Сереж...
  Гордеев первый шагнул внутрь, и сразу отшатнулся, едва не сбив Станю с ног.
  - О, мой Бог.
  - Блин. Крист... Кристина, так реально она умерла...
  - Она живая, - выдохнул Сережа и понял, что даже не хочет сейчас разбираться с Гордеевым, обвиняя его во всех фриковских грехах. Станя упал на колени рядом, Гордеев остался у двери, но стянул свою шапку и зубами вцепился в помпон. Такой вид издевательств над шапкой Сережа еще ни разу не видел, наверно, у эксперта шок был. Станя протянул руку, тронул Кристину за самый кончик высокого конского хвоста, такого аккуратного, что видно было, что волосы она собрала за пару минут до того, как ее разорвали на части.
  А потом Станя сказал:
  - Положи ее.
  Мысль была настолько верной, что Сережа даже не понял, почему он сам раньше не додумался. Единственным шансом Кристине помочь, прекратить ее мучения - было положить ее. И Сережа понимал, что у него получится, в этот раз точно получится, пусть даже укладывание будет стоить ему всех остатков сил, пусть он больше никогда в жизни не сделает ничего магического, но Кристину он положит.
  Гордеев забормотал:
  - Погодите, парни, мы же предупредили англичанку, она обещала закончить урок и сразу же приехать, давайте подождем, я не уверен...
  - Я уверен, - сказал Сережа, и не удержавшись, добавил: - мастер Макс.
  Ради одной только морды Гордеева стоило это сказать.
  - Чего-чего-чего?
  - Неважно. Кто-то б из вас захотел в таком виде ждать, пока англичанка приедет, братаны? - спросил Сережа, и, предсказуемо, спорить никто не стал. - Давай руку, Стань.
  Квакуша все еще лежал в сумке на прежнем месте и скользнул в руку с прежней готовностью, даже не подозревая, что, возможно, Сережа его использует в последний раз. Новый порез Стане Сережа делать не стал, вскрыл тот, что с прошлого четверга остался, впервые быстро, впервые без колебаний, без приступов слабости и головокружения. Лезвие окрасилось кровью как-то даже быстрее, чем обычно, Сережа осторожно стряхнул его над Кристиной, добавляя к ее все еще безупречному макияжу неуместные капельки ярко-красного. Потом обтер лезвие о ее парку и сделал надрез на своей левой руке. К сожалению, себя Сережа резать все еще боялся, приходилось справляться с дрожью и страхом, и со смешками Гордеева и хмыканьем Стани. Наконец, дело было сделано, Квакуша как будто специально резанул глубже, чем Сережа хотел, и кровь с лезвия стала стекать вниз, на Кристину.
  - Мертвое - к мертвому, Кристинка. Мертвое к мертвому.
  Сережа не знал, почему это он решил, что нужно повторить именно эту фразу и именно трижды, но чувствовал, что впервые его слова заработали. Может быть, растерзанную Кристину было проще положить, чем здоровенького боярина, может, потому, что бы день, а может потому, что Сережа наконец-то захотел сделать все по-настоящему. С первый повтором лицо Кристины не побледнело, но поблекло, выцвело, со вторым - черты ее заострились, кожа обтянула кости, а с третьим, Сережа уже знал, она бы избавилась ото всей этой боли, этого кошмара и просто умерла.
  - Мертвое к ме...
  Рев и грохот заставил Сережу выронить Квакушу и схватиться за голову от неожиданности и, конечно же, момент, когда Кристину еще можно было бы положить, был безнадежно упущен. Сережа снова расплакался. Больше-то сил у него действительно не осталось, все ушло, все, что было, а было и так негусто, спасибо мастеру Максу.
  Рев и грохот, оказалось, получился из-за того, что два вампира снесли дверь из холла в первый зал клуба. Смяли, как бумагу, и неслись к Сереже, который даже не думал сдвинуться с места. Наверное, это и были те, кто четвертовал Кристину, но странно тогда, чего ж они так долго ждали, чего сидели внутри, а не накинулись сразу? Вампиры наверняка были сверхскоростные быки, а холл был не таким уж большим, но Сережа все равно успел рассмотреть их до последней детали, как будто время вокруг замедлилось. Первой, опережая второго вампа буквально на полшага, к Сереже неслась девушка, как будто сошедшая с дореволюционных картинок. Темное каре, томное лицо, похожее чем-то на маму Лапши, платье такое воздушное, какими сейчас бывали только ночнушки, массивные, явно не в этом и даже прошлом веке сделанные браслеты и даже венец какой-то смешной на голове. Ей бы еще мундштук и все, можно было бы в немом кино снимать. Второй вампир был таким четким парнем, которые водились только в Южном Бутово, Чертаново и на Черкизоне, отборным просто. У него был спортивный костюм с лампасами, тупоносые туфли и даже кепочка, и погибнуть от его клыков Сереже показалось как-то особенно обидно. В том, что пора погибать, сомнений не было: с чего бы мучителям Кристины побрезговать подвернувшимися под руку человечками? Наверняка, они были маньяки, может быть, даже фашисты, а может...
  Сережа задохнулся, потому что барышня с картинки схватила его за горло и подняла на вытянутой руке, легко, как будто он реально был сигареткой или мундштуком, и зашипела:
  - Вообще страх потерял, банка консервная?! Думаешь, можешь вот так взять и положить шефа в ее же клубе?
  Ну точно производство Серебряного века, она даже ругалась литературно, консервной банкой.
  - А разве клуб не Реджика? - прохрипел Станя, и, скосив глаза, Сережа увидел, что и второй вампир даром времени не терял. Он держал Станю тоже за горло, только поднял повыше, так, что Станя почти касался бритой макушкой зеркального потолка.
  - Реджика, - кивнул четкий вампирский пацанчик. - Но Кристина - управляющая.
  - Позвольте поинтересоваться, - спросил Гордеев, которого никто не душил и даже не трогал. - Вот эту несколько... растерзанную даму вы называете своим шефом, да?
  Четкий вампир не менее четко кивнул.
  - Ну так. Кристина - шеф силовиков либералов.
  - Воинов, - поправила барышня, сморщив носик. Душить Сережу она при этом не переставала. А вдобавок стала еще и трясти его. - А ты, консервная банка, из-за которой ее уже один раз укладывали, думаешь, что можешь уже вообще работать в открытую...
  - Горгона! Замолчать!
  Только сейчас Сережа заметил, что на пороге холла еще и Ивас стоял. Вот, значит, кто ботанил быков, чтобы они могли проснуться.
  - А ты мне не указ, штафирочка штатская, - промурлыкала барышня. Сережа живо представил, как она в каком-нибудь салоне таким тоном отшивает кавалеров-неудачников. Но потом вампирша по имени Горгона начала его так душить, что стало не до фантазий.
  - Горгона, прекратить! Реджинальд сказать никого не убивать! - надрывался Ивас, но оба вампира его не слушали, а Сережа не был уверен, что латышский ботан, здесь чтобы помочь. Разноцветные круги заплясали перед глазами, Ивас затих, наверное, решил сдаться и позволить Горгоне делать все, что ей заблагорассудиться.
  И тут Сережа услышал голос, который уже и не надеялся услышать.
  - Курица крашенная, а ну поставь его кабанчиком.
  - Есть, шеф.
  Воздух нехотя возвращался в легкие, так же не спеша отступали круги, и Сережа понял, что это Ивас разбудил своим ботанством Кристину. Она действительно была жива, все еще жива, Сережа пополз к ней, стараясь не плакать больше и не показывать, как ее жалеет. Но прежде, чем Сережа раскрыл рот, Кристина плюнула в него темной, смешанной с кровью слюной.
  - Кристинка! Ты чего! Я думал, ты умерла, а ты плюешься?
  - Консерва! - захрипела на него Кристина. - Вон вали, пока я тебя не прикончила. Зубы у меня еще остались! Ты, тварь продажная, я... я... даже позволила себя положить на пять дней, лишь бы тебя спасти, знала же, что навок Реджик мне так просто не простит. Я... тварь ты такая, Сережа, я же тебя...
  Рот у Кристины округлился, как будто она пыталась произнести то самое страшное слово на букву 'л', которое все подростки так боятся услышать в свой адрес и одновременно так хотят, но вместо этого она снова плюнула. Сережа отполз в сторону, полз, пока не стукнулся об Станины ноги и так и остался сидеть.
  Кристина сказала, что позволила себя положить? Из-за навок? О чем вообще речь? Сереже казалось, что вся эта история с обиженными навками, которым нужны были украшения на завтрак и свежее мясо на обед, была так давно, что даже не с ним случилась, а с каким-нибудь его дедушкой. Но зато Сережа живо вспомнил, какой поблекшей и замученной была Кристина, когда вытаскивала его из гроба. Точно такой же, какой она стала после первого Сережино 'мертвое - к мертвому'. И она еще тогда говорила, что получила пистон за навок, значит, Реджик был сердит на нее настолько, что приказал положить ее? А что значит для вампиров быть положенными? Наказание? Типа многоразовой смертной казни?
  - Дура я дурацкая, - причитала Кристина. - На всех голосованиях за тебя выступала, думала, что все ошибаются, а ты, а ты... реально, как ты мог вообще? Гад ты какой! Все вы, мужики...
  - Да я же помочь хотел! - не выдержал Сережа, и почти тут же Горгона рванула вниз, клацнула у него перед лицом клыками, чуть не оттяпав кончик носа.
  - Положив ее? Гад ты, шеф права!
  - Но у нее нет ноги! И руки! И еще руки! И ноги тоже! Кристина, ты реально хочешь такой жить?!
  Станя положил руку Сереже на макушку, предостерегающе постучал, призывая прекратить орать на вампиров.
  - Тупой, что ли? Триин бы меня залатала за полчаса, не делай вид, что не знаешь.
  Но Сережа действительно не знал ничего о вампирах, и еще меньше понимал.
  - Ивас, хоть ты объясни мне, в чем дело? Что я сделал?
  Но Ивас только голову задрал так высоко, что очки у него съехали к самым бровям.
  - Я не разговаривать с предателями. А вообще вы все задержаны.
  Четкий вампир встал у выхода из холла, отпихнув от двери Гордеева.
  - Простите, что-что? Задержаны? - спросил эксперт, и Сережа подумал, что теперь-то Гордеев может попытаться даже четырех вампиров одолеть магически. Теперь-то, забрав у Сережи все, что вообще можно было забрать, Гордеев просто обязан был стать крутым.
  Ивас кивнул:
  - Задержаны до получения дальнейший указаний.
  Горгона собрала части Кристины и унесла их внутрь клуба, бережно, как будто Кристина была ей не шефом, а мамой, сестрой и лучшей подругой одновременно. Ну, может и еще и ребенком. Четкий вампир неподвижно стоял в дверях, и ни одна складочка на его штанах с лампасами даже не подрагивала.
  - Ивас, блин, скажи хоть, что это с Кристиной случилось?
  - А ты разве не знаешь, банка консервная? - подал голос четкий вампир.
  Да почему они все так Сережу называли? Ивас поправил очки, помолчал, а потом все-таки заговорил:
  - Нападение фашистов. Аркадий Кречетников объявил Кристину своей личной должницей за то, что она тогда на Алтуфьевском отобрала у него человека, которого фашисты собирались сделать вампиром. Потеря достойных кандидатов, как фашисты считать, есть невосполнима и э... есть оскорбительна. Ночью они нападать на клуб, но мы успели забаррикадировать вход и эвакуировать всех посетителей.
  - Погоди, баран, забаррикадировать который вход? - спросил Станя.
  - Ну, этот, - Ивас указал на дверь, которую вынесли Горгона и ее товарищ.
  - То есть вы просто бросили Кристину с фашистами одну?
  - Во-первых, не бросать. Во-вторых, это был ей вызов. Вы ничего не понимать, мальчики.
  И понимать не хотелось ничего такого, что могло заставить вампиров, которые вроде как все Кристину любили, бросить ее на растерзание фашистам.
  Англичанку пришлось ждать так долго, как будто она не один урок заканчивала, а три и еще оставалась в школе какие-нибудь контрольные проверить и настоящий факультатив провести. Ивас и четкий вампир не разрешали никому даже с места сдвинуться, не выпускали Гордеева, хотя тот пытался даже фриковскими штуками проложить себе путь к свободе. Словом, вампиры вели себя так, как будто с Кристиной такое сделали не фашисты, а лично Сережа Аверин с друзьями. Через какое-то время захотелось пить, потом есть, а потом и кое-чего поважнее, но вампирам было наплевать, они-то ничем таким не страдали и уж тем более не сочувствовали. Больше всего, если начистоту, походило, что Ивас и четкий вамп держат в холле заложников, и помимо голода, жажды и срочного желания сходить в туалет, Сережа начал еще и панику испытывать. Им даже переговариваться не разрешали, стоило только открыть рот, как вампиры начинали многозначительно щелкать клыками. А еще пару дней назад Сережа думал, что Ивас - практически свой парень и что надо бы придумать, как отцепить от него того призрака, что не давал ему спать.
  Англичанка с трудом протиснулась внутрь потому, что четкий вампир не спешил ее пропускать, ну и еще Гордееву, стоявшему рядом, тоже ведь нельзя было сдвинуться с места.
  - Что здесь вообще происходит? Почему дети на полу?
  - Виктория Владимировна, блин, Виктория Владимировна! Я хочу уволиться и в туалет! - сказал Сережа, и были бы они в школе, то можно было бы еще и пожаловаться, что Ивас не пускает. Раньше весь класс так бегал жаловаться англичанке на историчку, а теперь Сережа с натяжкой мог причислить себя ко всему классу.
  - Вы что их не выпускали? Ивас! Что ты творишь?
  - Выполнять приказы я, - сказал Ивас, потупившись. Очки сползли ему на самый-самый кончик носа, и Сережа бы ни за что не поверил сейчас, что полчаса назад этот же вампир заставлял так себя бояться. Впервые за все время знакомства с Ивасом Сережа подумал, что может быть, только может быть, не такой уж латышский вампир слабый, закомплексованый и мягкотелый, каким хотел бы казаться.
  - Так можно выйти или нет?
  - Иди, Сережа, конечно, какие вопросы! Только побыстрее, нам с тобой нужно быть на Семеновском кладбище через полчаса!
  Незнакомое название кладбища Сережа уже не дослушал, потому что бросился в туалет. И только когда полегчало, он стал обдумывать, откуда вообще такая спешка, и что это за очередное кладбище, о котором он ни разу не слышал. Очередное заброшенное? И что там нужно делать? И почему все ругают Сережу консервой?
  На дорожку Сережа еще решил попить из крана, за чем его и застал эксперт Гордеев.
  - Тебя англичанка прислала? Сейчас я, скоро. Момент.
  - Нет, - сказал Гордеев, комкая шапку. - Я сам прислался. То есть пришел. Сереж, слушай, так ты, получается, все узнал? Догадался?
  Хотелось бы сказать, что да, догадался, но оба они знали, что Сережа не из догадливых, чем Гордеев и не преминул воспользоваться.
  - Меня сегодня замели твои учителя, блин. Из Корпорации.
  Гордеев отшатнулся и чуть не врезался в писсуар. Жаль, что чуть не, поделом бы ему было.
  - А кто?
  - А откуда я знаю? Три мужика одинаковых с лица, какая-то Светлана Ивановна и какой-то стажер, который сделал нашу Кисулю.
  - Светлана Ивановна?! - переспросил Гордеев таким тоном, как будто тетка-фрик была страшнее любого вампира и достать могла его даже тут, в мужском туалете вампирского клуба. А может, она и могла.
  - Ну да. Такая мутная тетка. А тебе не интересно, что с Кисулей случилось?
  - Я уже догадался. Ее деактивировали, да?
  - Да. Я ничего не мог сделать.
  Ну, нет. Ну, еще чего. Только над судьбой Кисули расплакаться не хватало. Может, лучше было бы над своей собственной порыдать?
  - Да еще бы, Сереж, я ж тебя не виню. Чудо, что они тебя вообще выпустили. А, кстати, почему они тебя выпустили? Почему не завербовали?
  - Потому что ты меня испортил, - пожал плечами Сережа. - Ты и Триин.
  Гордеев от неожиданности выронил шапку, прямо на не самый чистый пол, и Сережа готов был поспорить, что надеть ее снова эксперту такая мелочь не помешает.
  - В каком смысле? Что значит испортил?
  - Ой, Гордеев, завали. Типа ты не знал, что если сосуд использовать даже чуток не так, то его поле испортится раз и навсегда.
  - Нет, я...
  - Реально, завали. Я теперь фриковски профессионально непригодный, спасибо тебе, блин, а теперь просто завали и вешайся.
  Сережа оставил эксперта Гордеева ошарашено таращиться в пространство и поспешил к англичанке. Надо было как можно быстрее и доходчивее объяснить ей, что с Сережей случилось из-за Гордеева, и что на заброшенном кладбище ему теперь делать нечего.
  В холле Станя орал:
  - Чего-чего-чего это мне нельзя ехать?
  Четкий вампир смотрел на него угрожающе и голодно одновременно, но Станя даже внимания не обращал.
  - Я, блин, больше никуда не отпущу Серегу одного, понятно?! Его тут чуть не прикончили за то, что он пытался Кристину спасти! Его вообще нужно беречь, что у вас, что ли толпа рейзэров...
  Только заметил Сережу, Станя замолчал. И, кажется, смутился. Зато заговорила англичанка:
  - Сережа, пожалуйста, я прошу тебя, поехали. Ты и сам понимаешь, почему ты должен. После всего, что ты сделал.
  - А что я сделал?
  - Да, чего это он сделал?
  - Прошу тебя, Сережа, - только твердила англичанка, и Сережа сдался. Виктория Владимировна все еще была ужасно красивая, пахла вкусными духами и говорила так отчаянно, что не послушать ее было невозможно. К тому же, вдруг удалось бы по дороге объяснить ей, что к чему, убедить ее все передать Реджику и освободить Сережу хотя бы от попыток и дальше портить свое поле неподходящей работой. В машине англичанка Сережу удивила. Нет, она не стала водить лучше или делать что-нибудь ужасное, из разряда того, о чем обычно мечтал Димка Кузнецов. Она просто спросила:
  - Ты ничего не хочешь мне рассказать?
  И о, как же Сережа хотел! Он описал англичанке весь треш с самого начала, от мертвого Петровича и до гибели Кисули и потенциальной гибели Кристины. Он шмыгал носом и трясся, и несколько раз англичанка так сочувственно охала и вздрагивала, что пропускала нужные повороты, а когда Сережа во всем обвинил Гордеева, чуть не протаранила на повороте юркую красную 'Ауди'.
  - Господи, Сережа, почему же ты раньше не сказал, что ты был сосудом Максима Гордеева?
  - Но я же только сегодня узнал. Думаете, я бы согласился быть его сосудом, если бы знал? Что я баран, что ли? Враг себе?
  - И ты не рейзэр? Это ты тоже только сегодня узнал?
  - Тоже.
  - Господи, как же успеть это все объяснить Реджинальду? Как же мне его убедить, что он ошибся?
  - Ошибся в чем? - спросил Сережа, почувствовав, как волнение и испуг англичанки передаются ему так же быстро, как сообщения в социальных сетях. - Блин, ну вы чего, Виктория Владимировна, просто позвоните ему и скажите, что я вам сказал. Ну и все дела. Какие проблемы?
  - Большие, Сережа, ты даже не представляешь себе, какие. Сережа, сегодня же партийный съезд.
  - Что? Кто? Как у Ленина?
  Англичанка сначала засмеялась, а потом прикрыла рот ладонью, как будто испугалась, что кто-то услышит, как она не уважает Ленина.
  - Хуже, Сереженька, гораздо хуже. Сам все увидишь.
  - Да что увижу?
  Сережа задавал кучу вопросов, но англичанка не отвечала, только вела все хуже и хуже, все больше рискуя кого-нибудь треснуть или подсечь, а потом вообще расплакалась.
  - Что же теперь будет, Сереженька? - твердила она, и хотелось бы Сереже знать ответ.
  Наконец они заехали на территорию какого-то мрачного завода, нырнули под задранный в небо шлагбаум и припарковались на до отказа забитом машинами плацу.
  - Эй, вы же говорили, что мы едем на Семеновское кладбище.
  - Мы и приехали, - кивнула англичанка, пудрясь со скоростью звука и сверяясь с маленьким зеркальцем. - Кладбище - внизу, вернее, то, что от него осталось. Здесь хоронили, да и хоронят до сих пор положенных вампиров.
  - Вроде вампирской тюрьмы?
  - И еще эшафота, Сереженька.
  Такое скорое превращение из Сережи в Сереженьку не могло не пугать. Англичанка так обращалась, кажется, с теми, перед кем чувствовала себя виноватой. Сережа пару раз слышал, как сердитого директора она называла Мишенькой Ивановичем, а деда Лапши Викторчиком Валерьевичем.
  Закончив восстанавливать испорченный слезами макияж, англичанка рванула из машины.
  - Быстрее, Сереженька, может, мы еще успеем застать Реджинальда до начала съезда, и все ему объяснить.
  Ну да, как будто это Сережа тут пудрился и глаза подводил, и всех задерживал. Ну-ну. На проходной мрачный сторож разгадывал кроссворды, и даже не поинтересовался, куда это Сережа с англичанкой идут, ни пропуска не спросил, ни документов. Выглядел он вообще так, как будто его заботанили. И уже даже этот факт успел Сережу напугать. Здание завода, а может, и не завода, а чего-то не менее унылого, было то ли трех, то ли четырехэтажным, рассмотреть Сережа не успел, да и пошли они не наверх, а в какой-то подвал. Сверхподвал, судя по тому, какая же была длинная лестница вниз. Бесконечные ступени, слишком широкие, чтобы быть удобными, слишком щербатые, чтобы быть сделанными хотя бы в двадцатом веке. А с виду здание с красными буквами 'Салют' было такое чистенькое и аккуратненькое, как советские инженеры в советских же фильмах. Предположить, что за первым же поворотом в нем обнаружится ход в такой жуткий, темный подвал, было практически невозможно. Спускаться пришлось так долго, что еще пара пролетов - и можно было надеяться попасть прямиком в ад, а не на какой-то партийный съезд.
  Впрочем, партийный съезд оказался не какой-то там, а вампирский. Ступени закончились неожиданно и темнота тоже. Сережа оказался в настоящем подземелье, освещенном настоящими факелами, которые вовсю чадили, коптили и воняли. Но не отсутствие электричества, и даже не ряды могил на земляном полу были главной проблемой помещения. Присутствие вампиров в таких количествах - вот что было самым ужасным. Их тут было штук сто, а может даже и двести, и все они были старые и сильные, и все они пахли мертвечиной ошеломительно отчетливо, так резко, что запах этот сбил Сережу с ног, как хороший удар, заставил плюхнуться обратно на лестницу.
  Ближайшие вампиры, обряженные в кафтаны времен Алексея Михайловича или какого другого немодного царя, переглянулись, засмеялись и стали перекидываться явно ехидными фразами на французском. Наконец, один в парике с буклями отделился от группы и поцеловал англичанке руку, чуть не пропоров клыками кожу.
  - Позвольте от лица старых добрых консерваторов приветствовать вас, о либеральная Мессалина.
  Анличанка смутилась так явно, что Сереже даже жалко ее стало. Кроме того, он знал, что Мессалиной Лапша ругала Женьку Ветрову, и что вроде как это была какая-то римская проститутка. Сережа поднялся на ноги и, подумав, джентельменски протянул англичанке скрученную бубликом руку.
  - Сами вы Мессалины, дядечки. А это Реджика жена. Досвидос вам.
  - Не перевелись еще рыцари на Руси! - засмеялся один вампир, а второй сделал вид, что хлопает в ладоши, но только трепыхал кружевными манжетами, как гигантская бабочка:
  - Ах, эта человеческая непосредственность! Как быстро от нее отвыкаешь! Ах, беспощадное очарование жизни!
  - Пошлите, короче, - зашептал Сережа англичанке. - Надо Реджика найти.
  Вампира среди вампиров. Отличная задача. Людей-то в подземелье было от силы с десяток, и все они - фрики, это Сережа понимал и чувствовал очень отчетливо, так же, как и чувствовал трупную вонь повсюду. Англичанка тут была совсем-совсем одна просто человек, не мастер, не сосуд и даже не жертва, наверное, она это тоже понимала и боялась, иначе чего тогда ей было уцепляться за Сережину руку.
  - Пошли, Сереженька, скорее, скорее.
  И так начался их долгий-предолгий путь через вампирское море. Мертвое, блин, море. Сережа вел англичанку под руку, потому что она все-таки была дама, хотя если честно, он бы не отказался, если бы любая дама его на ручках перенесла через толпу. Не так уж и давно Сережа даже мечтал бы пройтись с англичанкой, чтобы ее голова клонилась ему на плечо и чтобы она что-то шептала в самое ухо. Но хорошо было бы гулять так в Кусково, а не по подземному кладбищу, а слушать - про что угодно, но не про вампирские тайны. Виктория Владимировна рассказывала, что такие ежемесячные съезды - обычное дело, обсуждаются всякие деловые вопросы, либералы и консерваторы пытаются найти общий язык и даже выработать общий курс действия, иногда приглашают пару представителей утопистов, советуясь, как бы усмирить фашистов. Но консерваторы всегда пригоняют на такие мероприятия почти всех действующих членов своей партии, считают, что нужно брать числом, в то время как либералы - только тех, кто отвечает за связи с общественностью.
  - А я что тоже за такое отвечаю? Зачем я-то тут? - спросил Сережа, но англичанка только крепче в него вцепилась и вздохнула громко-громко, так, что даже парочка вампиров обернулась, посмотрела на нее с завистью. Эти двое уступили им дорогу, но все остальные такой щепетильности к живым не проявляли.
  Сережа глазел на всяких разных консерваторов: низеньких и высоких, симпатичных и совсем нет, пузатых и смешных, тощих, как скелеты, и страшных, и изумлялся, как при всем видимом сходстве, вампирская толпа отличается от толпы людей. Вампиры выглядели, конечно, по-всякому, но были совершенно одинаково мертвы, и обмануться, приняв их просто за каких-нибудь разряженных ролевиков-реконструкторов или сумасшедших, было невозможно. Кроме того, возбужденная толпа людей могла в худшем случае затоптать или забить насмерть, а никак не сожрать, не обглодать до костей. Сереже показалось, что среди консерваторов он рассмотрел ботаншу Фиру, которая чуть не прикончила Кристину с Ивасом с помощью горящего деретника, но с другой стороны, это могло быть и разыгравшееся воображение, Станя-то ее тогда и не рассмотрел толком, а описание ее мог и придумать. На всякий случай Сережа все равно наступил на ногу низенькой, плотно сбитой и неистово кудрявой вампирше, даже если она никого и не пыталась убить. Хотя нет. Ни единый вампир на свете не смог бы похвастаться тем, что никого никогда не пытался убить. Даже либералы.
  Среди шуб, кафтанов, платьев в пол и даже сарафанов и кокошников наконец замаячило пятно темных деловых костюмов, и уже не Сереже пришлось тащить англичанку, а наоборот. Еле успел за ней, так она рванула к своим ненаглядным либералам. Не хватало еще потеряться в вампирской толпе. Сережа разглядел прическу-одуванчик Триин, а рядом - Горгону, переодетую в суровый костюм телохранителя из фильмов, и даже с витой трубочкой переговорного устройства за ухом. Она держалась за спиной Реджика, скрестив руки на груди и всячески изображая, что охраняет. Остальных либералов, облаченных в одинаково хорошо сидящие, но и одинаково скучные костюмы он не знал. Наверное, Ивас не отвечал за связи с общественностью, а Кристина так просто не оправилась от четвертования. Судя по всему, Горгона была ей не просто подругой, но и заместителем, по крайней мере, именно она зашипела на Сережу, когда он бросился к Реджику вслед за англичанкой.
  - Назад!
  Горгона встала перед Реджиком и повисшей на нем англичанкой, очень успешно притворяясь несокрушимой скалой, а остальные вампиры-либералы, четыре мужчины и одна женщина, взяли да и обступили их кольцом. Кроме них, если судить по костюмчикам, либеральную партию сегодня представляли еще и Триин с мрачной как никогда Кайри и какой-то молодой парень-фрик.
  - Да я ж только спросить! - сказал Сережа. Ну да, как будто ему в кабинет врача нужно было попасть без очереди. Сережа не был уверен, что англичанка все правильно поняла и все перескажет Реджику именно так, как нужно, и что сумеет его убедить, что нечего сегодня Сереже здесь делать.
  - Еще шаг, банка консервная, - прошептала Горгона так зловеще, что Сережа даже не обратил внимания на очередное повторение дурацкого прозвища.
  - Где же спикер? - спросил один из либералов, очень опрятный и с классной стрижкой, которого по запаху и повадкам Сережа определил в минимум двухсотлетние ботаны.
  - Странно, он никогда не опаздывал, сколько я его помню, - поддакнул другой, с раскосыми восточными глазами. Кем он был, узбеком, калмыком или казахом, Сережа определить не мог, но зато понял, что он молодой, примерно пятидесятилетний, но очень сильный бык.
  Кто-то осторожно постучал Сережу по плечу, но даже от этого легкого прикосновения он чуть не заорал, думал, что это вампиры, вежливо несут смерть, а оказалось, что это Триин.
  - Чего, блин, крадетесь? - возмутился Сережа, а потом вспомнил, что с русским у Триин по-прежнему неважно.
  - Сережа, - зашептала она, - с-слу-ушать я внимательно.
  Не так уж и не очень, как оказалось. Кайри зыркала на Триин и Сережу исподлобья, сердито и как-то обиженно, как будто он мастера у нее украл, и теребила рукава пиджака. Хотя, может, ее просто костюм бесил, или ткань кусалась.
  Триин, мучительно подбирая слова, продолжила:
  - Делать, что я сказать - жить. Понять?
  - Нет. Я вообще не...
  Может, нужно было попросить ее объяснить все то же самое, но по-английски? Но Сережа не успел, потому что факелы вдруг начали мигать и гаснуть один за другим, как на сильном ветру. Вот только ветра не было, в подземелье было все так же душно, воздух был спертый. И вдруг резко похолодало, так сильно, как будто кто-то притащил сюда штук двести огромных холодильников и одним махом распахнул их дверцы. Из всех висевших на стенах факелов осталось от силы десяток работающих, горящих то есть, но даже в таком скудном освещении Сережа сумел рассмотреть, что вошло в подземелье.
  Вернее, вплыло. Вернее, влетело. Высокая, ужасно высокая, как модель из журнала, женщина в длинном белом платье с черными-пречерными волосами, достававшими ей до лодыжек, буквально влетела внутрь, медленно и плавно, не касаясь босыми ступнями ни ступеней, ни земляного пола. Парила она невысоко, в сантиметрах пятнадцати от земли, иначе треснулась бы макушкой о притолоку, и жуткий эффект бы пропал. Но у этой дамы были, наверное, лет восемьсот, а то и тысяча на тренировку глазомера, и она все проделала безупречно. Плыла себе и плыла в центр подземелья, идеально вписываясь во все повороты, минуя надгробия, а вампиры перед ней сами расступались, за что им спасибо большое, а то Сережа бы ничего не разглядел. Платье на женщине, больше похожее на саван, чем на наряд невесты, тихонько колыхалось, волосы развевались, змеились, били по ее плечам, а замешкавшихся вампиров - и по мордам. И когда женщина начала приближаться к группе либералов, Сережа понял, откуда взялся холод. От нее. Исходил он так же явственно, как запах мертвечины от других вампиров, попроще. Пока женщина все плыла и плыла, Сережа успел рассмотреть ее от макушки до пяток. Она ни разу не была красивой, нос крючком, губы узкие-преузкие, глаза запавшие, темные, но отчего-то взгляд она притягивала ужасно. Серьезно, ей бы сниматься в журналах и по подиуму ходить, а не по кладбищам летать, потому что ее платье-саван обтягивало одни кости, болезненную худобу дама не пыталась даже скрывать, а наоборот, демонстрировала с какой-то гордостью. Вся она была такая величавая, какими не бывали, конечно, модели ни на одной, даже самой роскошной фотосессии, но зато бывали люди на всяких портретах в музеях. Сережа пытался вспомнить, не было ли какой-нибудь королевы, ставшей вампиршей, но слишком он плохо знал историю, чтобы говорить наверняка.
  Наконец Сережа решился спросить у Триин:
  - А это кто вообще?
  - Эржбета, - ответила Триин, а Кайри добавила: - Кровавая.
  Вот внесли ясность, конечно!
  Англичанка снова оказалась рядом, то ли уже наболталась с Реджиком, то ли муж ее отшил, когда увидел летающую вампиршу, но Сережа все равно был рад, что можно вцепиться в кого-нибудь живого.
  - Это кто вообще? - повторил Сережа.
  - Эржбета Кровавая, - выдохнула англичанка. Сговорились они, что ли?
  То же имя и прозвище, если прислушаться, приглушенным шепотом произносила вся толпа. Кто-то упоминал в разговоре на ухо соседу, кто-то просто твердил, не обращаясь к парящей даме, а неизвестно зачем, кто-то изумленно повторял, и все это походило больше на шум прибоя, чем на голоса разумных людей. Не людей то есть, но все равно разумных же.
  Англичанка зашептала, то и дело облизывая губы и размазывая помаду:
  - Это лидер партии утопистов. Вернее, как, официально лидера у них нет, но есть уполномоченный представитель. Она была настоящей княгиней, где-то в Румынии или Валахии, или я точно не помню. Она уже и при жизни была совершенно безумной, зажаривала своих служанок, купалась в крови девственниц, сажала пленников на кол, ну и когда ее схватили, попыталась покончить с собой, но не успела. Перерезала вены, но ее забила до смерти охрана тюрьмы, когда обнаружила, что она сделала. Получилось, что она умерла одновременно от двух кровотечений: внешнего и внутреннего. И теперь она одновременно и наставник, и воин. Больше в мире таких вампиров нет. В Европе ее еще давным-давно приговорили к укладыванию, но она сбежала в Россию, потому что тут еще законов нет. Ее видели считанные разы, обычно она не выходит...
  Ни разу англичанка больше не назвала летающую женщину по имени, и Сережа понимал, почему. Имя слишком много значило даже для людей, а уж для такой жути - тем более. Не было смысла ее лишний раз звать.
  Но Эржбета все равно услышала, что говорила англичанка, ну или она просто плыла к либералам и без того, чтобы подслушивать разговоры людей. По крайней мере, она затормозила легко и плавно, как самая лучшая в мире иномарка, прямо напротив англичанки, и Горгона с аккуратным быком тут же отодвинули их с Сережей назад, загородили собой. Эржбета скептически изогнула бровь, а потом вдруг показала Горгоне язык. Это было так неожиданно, что Сережа не выдержал, засмеялся, и тут же закрыл себе рот ладонью.
  - Смейся, человек, - произнесла Эржбета нараспев. Голос у нее был низкий, раскатистый и очень зычный, наверное, все подземелье ее услышало. - Смех - это очень вкусно.
  Только сейчас Сережа заметил, что за парившей Эржбетой следовала свита из еще трех вампиров. Первым шел, перекатываясь с ноги на ногу, смешной кругленький дедушка, тоже какой-то азиат, с лицом-блином и в национальном костюме. Сережа так засмотрелся на его шапку с маленькими меховыми хвостами, орнаментами и тесьмами, что даже не сразу заметил его силу. Да против него все вампиры в зале были какие-то младенцы, абсолютно все, включая обдававшую могильным холодом Эржбету и тысячелетнего Реджика. Вот, значит, кто был спикером либералов. Пока Сережа изучал национальные костюмы, Эржбета взмыла повыше, теперь ее от потолка подземелья отделяло примерно столько же, сколько от пола раньше. И как она ухитрялась не стукаться головой при таких сложных маневрах?
  Голос ее загремел под сводами подземелья так сильно, что Сережа даже решил, что у нее где-то в складках савана спрятан был микрофон.
  - Слава моя крепка, слава моя растет и ширится, среди немертвых и среди живых, но слава детей моих незаслуженно забыта.
  - Милочка, позвольте, - пророкотал не менее зычный и хорошо поставленный голос из другого угла, и Эржбета, как мячик, ухнула вниз примерно на полметра. Только по тому, как исказилось ее лицо, Сережа понял, что обладатель голоса ее заботанил. Говорил статный мужчина в мундире с эполетами, каким-то яркими, похожими на елочные игрушки орденами. - Милочка, что же вы такое рассказываете? Кто же незаслуженно забыл ваших... как вы изволили выразиться, детей? Сами виноваты.
  И даже без консультации с англичанкой, Сережа понял, что тут творилось. Мужик с моржовыми усами был каким-то дальним родственником Романовых и князем консерваторов, а ссорились они с Эржбетой Кровавой по поводу случая, из-за которого утописты из легальной партии были вынуждены превратиться в подпольщиков. Лет десять назад случился стремный фашистский теракт, с захватом школы и поеданием детишек и учителей. И хотя никто не сумел доказать причастность к нему утопистов, но все понимали и так, что ботаны фашистов сами бы не справились, не сумели бы заставить такое количество быков гулять днем. Именно тогда либералы и консервы большинством голосов загнали и утопистов в подполье, за что те были до сих пор в обиде. Все это Сережа узнал от Лапши, которая свободное от учебы в школе и на фрика время проводила в научных изысканиях по вампирским вопросам.
  Факелы снова разгорались, Сережа был уверен, что это была работа кого-то из фриков консерв. Кажется, Эржбету Кровавую здорово поставили на место.
  - Мы, конечно, все рады здесь видеть ваше славное личико, милочка, - продолжал басить князь, - но, согласитесь, являться на бал без приглашения - не самый достойный для дамы поступок.
  Сережа понял, что вот-вот снова заржет, и закусил губу. Неужели вампиры собираются весь вечер вот так вот смешно перетирать? Тут раздалось какое-то щебетание, и Сережа не сразу понял, что слово взял спикер либералов. Он поправил свою выдающуюся шапочку, надул щеки и продолжил щебетать. За столько лет все равно не смог выучить русский? Один из сопровождавших его вампиров оказался переводчиком, и вот что он сказал:
  - Друзья! Много лет мы копили обиды, враждовали и не искали мира, но пришло время нам измениться. Посмотрите, как изменяется Москва, как изменяется Россия, чего стоят только эти карточки в метро...
  Тут переводчик осекся, посмотрел на спикера, потом на Реджика, но получив два суровых кивка, продолжил:
  - И пищащие прилавки в магазинах, и пластмассовые аппараты, которые поедают деньги, и бумажные деньги...
  Князь кашлянул в усы, Сережа был уверен, что вампир тоже силится не рассмеяться, Эржбета недовольно раскачивалась туда-сюда, то взмывая под потолок, то опускаясь, а переводчик продолжал исправно перечислять все достижения технического прогресса, которые удивляли спикера либералов. Наконец, когда восторги дедушки иссякли, переводчик сказал:
  - Мы верим, что измениться могут не только живые, но и немертвые. Мы признаем утопистов равными нам, признаем их нашими сестрами и братьями, нашими союзниками и заявляем сегодня, что наши партии объединяются. Слово сказано.
  - Услышано, - прогремел голос Эржбеты. Она плавно приземлилась рядом с дедушкой, и Сережа с англичанкой не сговариваясь шагнули назад, таким холодом повеяло от нее. А дедушка как ни в чем не бывало взял Эржбету за руку и защебетал дальше, улыбаясь так, что его лицо-блинчик натянулось до невозможности. Впервые Сережа увидел настоящую улыбку до ушей, к которой хоть завязочки пришей, но у вампира она все равно выглядела жутковато.
  - И в знак нашего вечного союза с нашими новыми братьями и сестрами, мы сегодня с моей прекрасной птичкой заключили союз немного более земной.
  Дедушка вздернул вверх бледную руку Эржбеты, демонстрируя обручальное кольцо. Чтобы не смеяться, Сережа зажал себе уже не рот, а нос. Впрочем, другие вампиры так не церемонились, в толпе консерваторов было явно слышны реплики про старого козла, который совсем выжил из ума, про седину в бороду и беса в ребро, а еще про какую-то загадочную фантасмагорию. Та вампирша, которой Сережа наступил на ногу, приняв за ботаншу Фиру, зафыркала:
  - Ой! Таки вы все видели? Этот колобок - и жениться?
  Но смеяться перестали все и сразу же, как только в подземелье стали заходить новые вампиры. Их было много, может, даже с полсотни, и стоило Сереже узнать в толпе боярина, как у него все в животе оборвалось, а ладони моментально вспотели. Пришлось даже отпустить руку англичанки, а то слишком уж стыдно было. Консервы перекрыли им вход, но ненадолго, слишком сложно было противостоять толпе утопистских ботанов.
  - Помилуйте! Что же это деется? - рокотал, пощипывая усы, князь консерваторов. - Но нельзя же так просто врываться на наше собрание! У нас сегодня на повестке дня совсем другие вопросы. Нужно было назначить отдельный съезд по вопросам объединения, нужно было, в конце концов, уведомить нас в письменном виде! Это же просто напросто хамство! Реджинальд, ну уж от вас я не ожидал такого солдафонства! Вы же джентльмен, Реджинальд.
  - Джентльмен - да, но не спикер, - ответил Реджик, явив миру классический пример британского юмора.
  Консервы охали и ахали, потенциальная Фира ругалась на всех какими-то поцами, и только либералы сохраняли спокойствие и бодрое расположение духа. Эржбета снова взмыла ввысь, и Сережа видел, как она украдкой обтерла о платье руку, за которую ее держал спикер. А потом группа утопистов и группа либералов двинулись навстречу друг другу, и невольно Сереже с англичанкой тоже пришлось пошевеливаться. Все-таки тут у них были хоть какие-то знакомцы, а среди консерваторов - никого, не считая Фиры, конечно, которая могла с тем же успехом оказаться какой-нибудь Сарой или Розой. В середине подземелья группы столкнулись, и начался долгий и церемонный обмен рукопожатиями. Самым жутким было то, что в нем пришлось участвовать и Сереже с Викторией Владимировной, и взрослым фрикам, и даже Кайри. Парень страдальчески кривился, но молчал, Кайри ругалась под нос, англичанка вздрагивала, а Сережа протягивал мокрую от пота ладонь, надеясь, что каждый следующий вампир окажется брезгливым и не боярином.
  - Ну, так кого ты больше любишь, Сережа, маму или папу?
  Блин. Нечего было надеяться.
  Князь консерваторов снова решил обратить на себя внимание, и как же не вовремя. Пользуясь моментом, боярин остался стоять рядом, скаля клыки и изучая Сережу так, как изучают самые классные пирожные в витринах кондитерских. Нет, блин, как стейки на прилавках, скорее.
  - Коллеги! Взываю к вашему рассудку! - сказал князь, и Сережа скрестил на счастье пальцы. Пусть бы послушали моржеусого. - Что же творится? Еще на прошлом съезде вы сами соглашались, что с большой вероятностью именно утописты стоят за чередой исчезновений маленьких сосудов. Вы примите в свои ряды похитителей человеческих детей? Вы захотите таким беспардонщикам дать права?
  Спикер заклекотал, но осекся, видя, что вперед выступил Реджик. А этому-то что еще неймется? Лучше бы жену вез домой, пока она сознание тут не потеряла! И Сережу мог бы по дороге подбросить.
  Реджик заговорил своим обычным, вкрадчивым тоном старого интеллигента, но отчего-то к нему прислушивались не меньше, чем к князю или Эржбете.
  - Довольно этого фарса, князь. Мой спикер, безусловно, прав, когда говорит, что идеологически мы и утописты стоим на схожих началах. Мы хотим равных прав с людьми, мы всеми силами добиваемся их, и разве магия, столь желанная утопистами, не является таким же неотъемлемым правом человека? Все это верно, но сейчас речь не об этом. Князь, хватит притворяться, что вы не осведомлены о наших планах. Вы позорите звание русского офицера.
  - Вы забываетесь, Реджинальд!
  - Нет, это вы забылись, когда отправили в наш стан такого жалкого шпиона.
  Сережа даже оглядываться в поисках жалкого шпиона, больше всего на такое описание подходил Ивас, он как раз недавно появился в команде либералов, но его-то здесь не было. Кто же тогда?
  И тут Реджик за ухо вытащил Сережу вперед.
  - Нет, Реджинальд, нет, я же тебе говорила! - запричитала англичанка. - Почему ты меня не послушал?
  - Замолчи, Виктория, не позорь меня. Маги одурманили тебя, доброе сердце.
  Впервые Реджик назвал ее полным именем, а потом и еще добрым сердцем обругал, и Сережа понял, что дело совсем плохо.
  - Стой, Реджик, что за треш, это я - жалкий шпион? - спросил Сережа, надеясь, что консервы его не услышат, но услышали его все. Боярин фыркнул, а Эржбета Сереже подмигнула. Одобряла жалких шпионов, что ли? Или жалких шпионов на колу?
  - Реджинальд, что вы несете? - почти выкрикнул князь. - Я впервые вижу этого юношу!
  - Ну таки было бы странно, если бы князь сознался, что это наш шпион, да? - пробормотала Фира. В этот момент Сережа очень пожалел, что деретник ее не сжег дотла.
  - Треш какой-то.
  - Достаточно этих игр, Сергей, я сыт ими по глотку, - сказал Реджик.
  - Горло, - машинально поправил Сережа.
  - Спасибо, - вдумчиво кивнул Реджик. Еще была надежда, что за отличные знания русского, он Сережу пощадит, но нет. Реджик продолжил:
  - Так вот. Еще когда этот мальчик появился в 'Жатве', было очевидно, что он - подсадная... как же это будет по-русски... ах да, утка консерваторов! Ни один ребенок, чувствительный к магическому полю, не решился бы придти в клуб, куда пускают утопистов, учитывая, как старательно распространялись слухи, что за похищениями таких детей стоят именно утописты. Легенда о том, что дети попали туда случайно, ничего не стоила, это было очевидно с самого начала. Почему именно 'Жатва'? Почему не 'Черные своды' или 'Полночь', где бывает достаточно отчаянных детей каждый вечер? Вы слишком грубо сработали, князь. Настолько грубо, что я даже заподозрил было, что это действительно совпадение, а не промышленный шпионаж. Не сорви этот ребенок заключение договоров с навками, против которых вы столько яростно выступали, в первый же рабочий день, я бы действительно поверил, что он не работает на вас. Но нет. Как можно было держать нас за таких идиотов? Подсунуть нам ребенка, который явно носит следы работы сосудом, и даже более того, продолжает сосудом работать! Ребенка, который специально, обладая большой силой, не поднимает ни единого мертвого!
  - Потому что я, блин, не рейзэр! - не выдержал Сережа. - Я зверский мастер! Я только сегодня узнал!
  Все сотни вампиров пялились на него, кто с ненавистью, кто скептически, кто со скукой, а кое-кто, в основном из угла утопистов, и с явным голодом. Эржбета снова скорчила ему гримасу, а спикер погрозил ему пальцем.
  - Очередная ложь тебя не спасет, Сергей. Я хочу знать, кто твой мастер.
  - Максим Гордеев, блин!
  - И где же он? Пусть увидит, какая участь ждет его сосуд, так нерационально использованный.
  - Дома он, блин! Дома! Потому что ему пятнадцать лет, и он крыса и баран!
  Князь расправил усы, вздохнул:
  - Ох, уж эта британская подозрительность! Реджинальд, очнитесь, мы не присылали к вам этого ребенка.
  - А я что говорю! - завопил Сережа. - Реджик, есть подозрение, что ты параноик. Я реально работал на тебя, как мог! Весь треш заключался в том, что меня, правда, перепутали. Я не мертвых поднимаю, я животными командую, зверский мастер я, а мой одноклассник-фрик тайком сделал из меня себе сосуд, чтобы самому не возвращаться в Корпорацию. Я клянусь, что это правда! Как у вас там надо? Я слово говорю! Услышь, блин!
  Было видно, что Реджик все-таки задумался, но потом встряхнулся:
  - Как бы там ни было, договор остается в силе. Эржбета, Мстислав, в знак укрепления нашего союза я снимаю свою защиту с этого ребенка и передаю его вам.
  - Нет, пожалуйста, нет! - заплакала англичанка.
  - Виктория, нужно уметь пожертвовать меньшим ради большего. Одним ребенком ради сотен других. Тысяч других.
  - Не-не-не, если это же я этот ребенок, какой треш, нет, нет, вы что, - бормотал Сережа, с трудом осознавая, что творится вообще.
  - Слово сказано, - произнес Реджик, и Мстислав оскалился, собираясь сказать 'услышано', вынести Сереже приговор, как вдруг Триин и Кайри выдернули Сережу прямо у боярина из-под носа и потащили к консерваторам. Либералы зашипели, Горгона метнулась вперед, но Триин остановила ее одним взмахом руки.
  - Вы сами себя перехитрили, Реджинальд, - добродушно рассмеялся князь. - Мои настоящими коллегами, а никакими не жалкими шпионами, были вот эти две очаровательные леди. Благодаря им, а не несчастному запуганному ребенку, мы узнали о деретнике и сумели помешать вам им воспользоваться. Поверьте, Реджинальд, другие ваши дела не так уж и сильно интересовали нас. Управляйте своим клубом, как хотите, а хотите - скармливайте детей сумасшедшим из чистой подозрительности. Судьба этого мальчика нашей партии совершенно безразлична.
  - Эй, - сказал Триин, и даже в такой момент Сережа понял, что это она не обижает князя, а возражает ему на эстонском.
  - Чудь нерусская, - забурчала Фира.
  - Он - есть мой запасной сосуд. Он помогать. Нуждаться он. Сильно. Не отдавать он, - зачастила Триин. Сережа чуть не задохнулся от такой несправедливости, такого наглого обмана.
  - Кто, я? Никакой я не ее сосуд! Да неправда, Реджик, неправда это все и треш, я всегда пытался честно на тебя пахать! Как мог, так и пытался!
  Триин сжала виски указательным и большим пальцем, Кайри очень по-европейски, но на английском обругала Сережу тупым мазафакером.
  Князь развел руками:
  - Вы уж простите, Триин Паулевна, но я могу оплатить вам работу только одного сосуда, определиться извольте, которого. Девочка вам нужна целой или мальчик?
  Триин подхватила Кайри под локоть и скрылась в толпе консерваторов, и только тогда Сережа понял, что только что лишился последнего шанса не достаться Мстиславу и не умереть молодым только по той причине, что Реджик оказался упрямым и подозрительным.
  - Мстислав, слово сказано, - повторил Реджик.
  - Услышано.
  И Сережа вдруг почувствовал, как его прямо таки тянет шагнуть к боярину, и уйти с ним, тянет, как на невидимой веревке, как невидимым магнитом, только в сто раз сильнее.
  - Не смей его отдавать убийце! - вдруг закричала англичанка. Она вцепилась в Сережу так крепко, что все предыдущие ее попытки удержаться показались легким похлопыванием по плечу. Вот теперь-то Сережа понял, что все эти истории в газетах, о мамочках, ради ребенка перевернувших автомобиль, действительно были правдой. Англичанка держала его так, что ноги, сами шагавшие к боярину, теперь не особо-то продвигались в своем начинании.
  - Виктория! Прекрати!
  - Нет, это ты прекрати! Люди не скармливают людей чудовищам! Люди так не делают! Ни одного ребенка нельзя отдать вот так вот просто! Я ему не позволю умереть! Отдашь его - и я уйду!
  Вот такого поворота событий Сережа как минимум не ожидал. Чтобы англичанка, которая ради своего муженька столько подлостей уже сделала, вдруг обрела совесть?
  Не меньше, чем англичанка, Сережу изумил Мстислав:
  - Женщины, - сказал он презрительно, удивительно точно напомнив Сереже отца. - Слово сказано и услышано, Реджинальд.
  Реджик, явно попавший меж двух огней, не знал, что и делать. Метался туда-сюда, то к англичанке, тащившей и тащившей Сережу подальше от боярина, то к Мстиславу. Горгона сунулась было с попыткой отцепить Сережу от Виктории Владимировны, но получила от Реджика такой толчок, что приземлилась только за три надгробия от того места, где стояла.
  - Виктория! Ну пойми же ты меня!
  - Нет, это ты меня пойми! Я учительница! Я за все свои классы отвечаю! За всех детей! И за Сережу тоже! Как я потом на его родителей смотреть стану, если буду знать, что такое допустила?
  Как-то долго же до нее доходило. Сереже еще очень повезло, что англичанка была женой Реджика, и утописты ее побаивались тронуть, по крайней мере, Мстислав либо демонстрировал должное почтение, либо просто знал, что рано или поздно свое получит. Лицо у Реджика искривилось, впервые Сережа увидел его клыки, ненормально здоровенные, раза в три больше обычных человеческих, и тут Реджик почти простонал:
  - Слово... отобрано.
  Холод стал почти нестерпимым, наверное, Эржбета сильно расстроилась, а Мстислав расстроился наверняка, потому что он как рванул вперед. Неминуемо была бы драка, если бы зал вдруг снова не погрузился в полную темноту. Сначала Сережа подумал, что это из-за того произошло, что Эржбета совсем уж сильно расстроилась, но оказалось, что не она одна умела тушить свет от избытка чувств. На пороге подземелья стоял новый вампир с большим-пребольшим мешком. Вампир, блин, дедушка Мороз, он подарки нам принес. Силуэт его Сережа сумел разглядеть в полной темноте только потому, что за спиной у вампира вились тускло светившиеся призраки. Множество призраков, смутно напоминавших человеческие фигуры, те, что были поближе к вампиру - отчетливые, как настоящие, те, что подальше - уже больше похожие на марлю. Самым первым призраком был безголовый полицейский, и Сережа сразу узнал, что за вампир стоял в темноте. Аркадий Кречетников, безумный фашистский ботан, друг ныне покойного Хвоста, оторвавшего за просто так полицейскому голову на кладбище. А он-то тут что забыл? Большая часть вампиров в подземелье разделяла Сережино недоумение.
  - Безобразие!
  - Это возмутительно!
  - Либералы, это тоже ваш новый брат?!
  - Кто его сюда пустил?!
  - Примите меры!
  - Батюшки-матушки!
  - Ой, шо творится в этом кибуце!
  Среди воплей с разными акцентами, а то и на разных языках, Сережа даже различил 'чего-чего-чего', очень даже похожее на Станино. Сколько вампиров, столько и реплик, блин. По крайней мере, по одной причине Сережа был даже рад видеть фашиста: остальные бросили попытки поделить Сережу.
  Среди призраков началось какое-то колыхание, и они потихоньку стали пропускать еще вампиров, спускавшихся по лестнице, без всяких сомнений, тоже фашистов. И что они тут делать собрались? Теракт? Но тут и так почти все мертвы! Марлевые призраки обтекали Аркадия, струились вглубь подземелья, а те, что еще были почти человеческого вида, жались к вампиру почти опасливо.
  - Извольте объясниться, сударь! - наконец пришел в себя князь консерваторов.
  - Объяснений тебе, пес? - отозвался Аркадий. Ну, хорошо хоть не щенем князя обругал. - Лови свои объяснения, коли так уж они тебе любы!
  Аркадий запустил руку в свой необъятный мешок, про который Сережа все еще думал, что там подарки. Но то, что Аркадий достал оттуда и запустил в князя, было без бантиков, да и формы округлой, а не прямоугольной. Князь был ботаном, как и Аркадий, так что сверхскоростного швыряния у них не получилось, и все находившиеся в подземелье смогли рассмотреть, что же там такое пролетело из угла в угол. Голова это была, оторванная женская голова с длинными светлыми локонами.
  - Матерь Божья!
  - Это же Елизавета Никитишна!
  - Это же что такое?
  - Князь! Примите меры!
  - Мы требуем немедленно прекратить безобразие!
  Судя по тому, что страдали вслух одни консерваторы, либо все они владелицу этой головы знали и любили, либо все они были куда как сентиментальнее утопистов и либералов. Следующая голова из мешка прилетела Эржбете, и вампирша поймала ее так безукоризненно, как будто пару из своих сотен лет проиграла в баскетбол в Эм-Би-Эй. Эту голову с зализанными волосенками и жеманной гримаской, оставшейся даже после смерти, Сережа узнал. Мишка-Мишель, мелкая утопистская сошка, а так же потенциальный сутенер. Поделом же ему. Эржбета Кровавая, впрочем, мнения Сережи не разделяла. Она запричитала что-то непонятное на смешном языке с кучей шипящих, прижимая голову, как младенца, к впалой груди, и Сережа вдруг понял, что по стенам подземелья стелятся не только призраки, но и иней. Так стало холодно из-за огорчения Эржбеты. Получается, она всерьез считала утопистов своим детьми. Другие фашисты незаметно протолкались вглубь подземелья, и теперь Аркадий кидал им головы, как физрук мячи, а они уже перебрасывались оторванными башками между собой, как исправные ученики. Какой-то консерватор попытался подпрыгнуть и перехватить одну из летавших голов, но князь устыдил его и велел прекратить подыгрывать нехристям и беспардонникам. Так и велел. Дословно.
  Спикер раскачивался с пятки на носок и щебетал так быстро, что переводчик за ним не поспевал, только виновато разводил руками и получал методичные тычки от Эржбеты. Если присмотреться, то можно было заметить, что место на теле вампира, к которому она прикасалась, уже кровоточило. Так вот почему, значит, кровавая. Мешок Аркадия тем временем все-таки опустел, и вампир зашелся радостным смехом.
  - Узнаете, псы? Узнаете дружочков своих ненаглядных? Все здесь, все, кто давеча был в кабаке вшивом, песьим англичанишкой на землюшке русской открытом, все, кто мнил, что избегнет кары нашей великой!
  То есть за день фашисты выследили всех, кого вчера эвакуировали из 'Жатвы' благодаря самопожертвованию Кристины? Вот ведь больные! Вот ведь маньяки! Одна из голов пролетела прямо над Сережей, и, судя по тому, что в распахнутом в предсмертном крике рту не было клыков, эта-то явно принадлежала человеку. Так они не только вампиров выследили? Маньяки! Психи! Куда Путин смотрит?!
  - Брат, - выступил вперед какой-то величавый консерватор в относительно новом сюртуке. - Постыдился бы ты, брат.
  - Саввушка! Здравствуй, родимый! Сколько ж лет, сколько зим жду я тебя дома...
  Но Саввушка, или Савва или кто он там был, не спешил в распахнутые братские объятия, а вернее, спешил, но не в объятия, а сшибить братика с ног. Со схватки Саввы и Аркадия началась такая большая заварушка, которой Сережа никогда в жизни не видел. Фашисты и призраки врезались в толпу, как ножики в торт, повсюду стали кричать и шипеть и щелкать клыками оглушительно громко, а потом начала трещать разрываемая плоть. Эржбета взмыла на самый-самый верх и закружилась так, что саван чуть ли не до коленок задрался, видимо, хотела сделать что-то масштабное. Какой-то из ботанов фашистов прорвался к спикеру и теперь заставлял бросившуюся на выручку Горгону методично колотиться головой о надгробие. Сережа уже видел, как торчит в ране сколотая кость. Единственный оставшийся фрик либералов подпрыгивал на месте, пел во все горло что-то неуместно веселое на испанском или португальском, попутно разрывая жемчужные бусы. Тесная кучка консерваторов уже выводила своего князя через заднюю дверь, не обращая внимания на то, что идущих последними телохранителей уже душили призраки. Фашисты, конечно, были в меньшинстве и скорее всего камикадзе, но подготовились они основательно и собирались утащить за собой на тот свет столько нормальных вампиров, сколько бы смогли.
  Всю битву Сережа обозревал из объятий англичанки, которая все еще не собиралась его отпускать. Боярина, к счастью, занял с десяток призраков, приведенных фашистами, и пока подвластная ему мара не спешила спасать хозяина. Так ему и надо было! Остальные вампиры были слишком увлечены собой и фашистами, чтобы обращать внимание на двух перепуганных людей. Сережа даже начал думать, что можно было бы попытаться под шумок улизнуть вслед за князем консерваторов, но тут же их с Викторией Владимировной схватили и оторвали от земли.
  - Тише, тише, тише, Сережа, - зашептала англичанка, - это Реджинальд! Он нас выведет!
  Телепатически они что ли общались? Или муж и жена настолько одна сатана? Последним, что Сережа увидел перед тем, как мир расплылся из-за сверхскорости движений Реджика, был кругленький спикер либералов, разрывающий пополам фашистского ботана вдвое выше себя. А потом все завертелось и поплыло, остались только звуки, крики, рычание, шипение, заклинания, приказы и ругательства на разных языках. А потом тишина. Подземелье, превратившееся в безумную бойню, осталось позади, а впереди был маленький тесный коридорчик, какому только в фильмах исторических о побегах из темниц бы мелькать. Присмотревшись, Сережа даже заметил что-то вроде кандалов вдоль стен, а кое-где темнели провалы, камеры наверное. Реджик отпустил Сережу с англичанкой на землю, Сережу подтолкнул в спину, а англичанку отрывисто обнял.
  - Иди, Сереженька, вперед иди, - зашептала англичанка. - Я сейчас догоню.
  - Прости, Сергей, - счел своим долгом наконец сказать Реджик. - Я действительно ошибался в тебя.
  - В тебе, - сказал Сережа. А потом рванул вперед, здраво рассудив, что обниматься с вампиром у него нет ни малейшего желания. Судя по влажным звукам, Реджик с англичанкой там плакали и целовались, и хорошо, если только целовались. От одной этой мысли Сережа почувствовал, как у него начинают пылать щеки, и понесся еще быстрее, и тут же за поворотом врезался в какого-то вампира. Нет, не в какого-то. Сережа сшиб с ног князя консерваторов.
  - Блин, извиняюсь!
  - Батюшки, молодежь! Прокладываете себе путь к свободе, не считаясь со стариками, юноша?
  - Я это... извиняюсь же. Э... Можно пройти?
  Князь разлегся на полу, заняв собой весь коридор. В подземелье он был слишком далеко, чтобы разглядывать его, но зато сейчас Сережа видел, какие у князя обвисшие бульдожьи щеки, какое брюшко и какой он вообще рыхлый и старый.
  - Безобразие, - сказал князь. - Юноша, помогите же мне подняться!
  Даже заботанить не попытался. Просто попросил. От такой вежливости Сережа опешил и стал пытаться помогать. Князь, правда, был тяжелый и какой-то очень неустойчивый, так просто поднять его не получалось. К счастью, на помощь подоспели Реджик и англичанка.
  - О-хо-хонечки, - бормотал князь, пока Реджик его поднимал и отряхивал. - Тоже ретируетесь с поля боя, Реджинальд Иоаннович? Не похоже это на вас, не похоже, хотя я понимаю, вы человек семейный теперь...
  - Я возвращаюсь. Я своих в бою не бросаю, - нахмурился Реджик. - Мне просто нужно было вывести жену и ребенка.
  - Ради которых вы слово отобрали? - подмигнул князь. Чем-то он был ужасно доволен, а чем - Сережа не знал. И что примечательно, знать не хотел.
  - Ладно, ладно, полноте вам, Реджинальд, не дуйтесь, простите старика, силушка у меня уже не та. Думаете, сам бы я не хотел побыть снова в бою?
  Князь поправил усы, призадумался и сам себе ответил:
  - Нет, не хотел бы. Навоевался уже. Пусть теперь Триин Паулевна за меня повоюет, раз уж такие деньги я ей плачу. Ну да ладно же, я вас больше не задерживаю, Реджинальд Иоаннович. Вы меня не проводите до выхода, юноша?
  И пришлось Сереже вместо того, чтобы нестись со всех ног и подальше от вампирских разборок, выводить князя консерваторов за локоть и передавать с рук на руки водителю. Англичанка все это время шла рядом, молча и пялясь в пространство невидящим взглядом. Пару раз она спотыкалась и шаталась, и приходилось отпускать князя и ловить ее. Отделавшись наконец от пыхтевшего и жаловавшегося на возраст вампира, Сережа схватил за руку англичанку и потащил к ее машине.
  - Нет, нет, нет, Сереженька, не туда.
  Глаза у Виктории Владимировны сделались огромные-огромные с булавочными точками зрачков, это был какой-то симптом, слушай бы Сережа внимательнее на уроках биологии, то знал бы, чего.
  - Нужно на метро. Нельзя на машине. Найдут! Бежим скорее на метро!
  Блин, и чего она раньше не сказала? Попросили бы князя консерваторов подкинуть их до Новокосино, все равно ведь старикашка на лимузине катался, куда бы влезло еще десять таких Сереж и Викторий Владимировн. Сережа хотел возразить, что метро наверняка уже закрыто, потому что разборки были такие долгие, но оказалось, что было только начало десятого. Надо же, как все быстро произошло. Уже на бегу к 'Семеновской' Сережа сообразил, что он до сих пор не бился в истерике и не умер вообще от страха только потому, что у него просто времени не было задумываться над каждым событием, сменявшим друг друга. Пропуская Викторию Владимировну по школьному проездному, Сережа едва-едва осознавал, что пережил теракт вампиров-фашистов. Вполне может быть, что завтра о событиях съезда расскажут в новостях, вполне может быть, что Мстислава сегодня прикончат. Сережа выронил проездной и начал смеяться, и остановиться уже не мог.
  Выжил! Выжил! Выжил! А боярин - не факт что! И Эржбета не факт! И все остальные! Может, даже Реджику кранты! И уж точно фашисты сегодня не досчитаются всех участников теракта!
  - Сереженька, что с тобой?
  Виктория Владимировна была так занята собой и своими страданиями, что только на платформе заметила, что Сережа все это время проржал.
  - Ни-ни... ничего! Выжил же я!
  Но стоило только сказать это вслух, как смех тут же перешел во всхлипывания. Надолго ли? Всех ли утопистов сегодня привела на съезд Эржбета? И всех ли их прикончили фашики? Очень вряд ли.
  - Сегодня, по крайней мере, - шмыгнул носом Сережа, а потом вдруг как заорал на англичанку: - Вы же меня умирать привели?! Знали, да, знали, что меня сегодня ваш муженек убить собирался?!
  К счастью, тут пригрохотал поезд, и половина Сережиного вопля утонула в шуме. Англичанка осторожно, как парализованного какого-нибудь, ввела Сережу внутрь вагона, заставила сесть, а только потом ответила.
  - Я не знаю, Сереженька. Реджинальд клялся, что ты останешься в живых, что консерваторы тебя защитят, что это будет провокация для них и проверка утопистов, проверка их лояльности, это вообще спикер придумал, а не он.
  - А тогда, когда нас со Станей боярин в подвал к себе утащил? Это что было?
  - Сереженька, все не так пошло. Мстислав дал слово, что вас только напугает, а если бы ты был действительно сосуд мастера, служащего консерваторам, то твой мастер должен был тебя спасти. Мстислав просто перестарался...
  - Просто перестарался?!
  В вагоне было пару человек, но никто не слушал Сережиных криков, никому не было дела до того, что Сереже было пятнадцать, и он был по самые уши в вампирских разборках.
  - Вы же видели укусы! Так можно перестараться?!
  - Я же не знала, не знала, не знала!
  Англичанка снова разревелась.
  - Чего ты от меня хочешь, Сережа?! Я никогда из-за тебя не увижу больше Реджинальда, мне, скорее всего, придется уехать из Москвы, а может, даже из страны, я снова буду совсем одна... я...
  Стыдно Сереже не было. Англичанке, в отличие от него, было хотя бы куда уезжать.
  - Я же его так люблю, - выдохнула англичанка, как будто это все меняло. И все оправдывало. Сережа вдруг почувствовал ужасное и невероятно сильное желание дать англичанке пощечину. Но она только плакала, а потом стала рассказывать то, чего Сережа совсем слышать не хотел.
  - Мне было двадцать всего, когда мы познакомились. Родители вырвали для меня эту стажировку, не в Лондоне даже, в Нотингеме, но в две тысячи пятом уехать из России куда угодно - уже дорогого стоило. Они всю жизнь свою только для меня жили, копили эти деньги, гроши, во всем себе отказывали, чтобы только дать мне шанс. И, о Господи, какой же это был шанс. Он пришел к нам с воркшопом по программе защиты прав кадавров, такой взрослый, такой обаятельный, такой умный, ни за что не скажешь, что мертвый. Я думала, он на меня даже и не глянет, я же была мамина Вика и папина Вика, тише воды ниже травы, глаза в пол, тени своей боялась. А потом я стала его Вика. И никогда, никогда, никогда не была своя собственная... С
  лушать все это было стыдно и неловко, как будто бы англичанка не сама все рассказывала, а Сережа подслушивал. Он был уверен, что Виктория Владимировна в любой другой раз не стала бы ему вот так вот исповедоваться, и что через час она уже пожалеет обо всем сказанном. Так что Сережа молчал, и старался не прислушиваться.
  - Он даже ждать согласился, пока мне двадцать один не исполнится! Ездил с родителями знакомиться, предложение сделал сразу же. Я его так люблю, так люблю, что же я теперь буду делать?
  Англичанка молчала, ожидая, видимо, что Сережа ей должен подсказать ответ. Ну Сережа и ответил:
  - 'Курская'. Пошлите на пересадку.
  Это если ей в две тысячи пятом было двадцать, то, выходит, сейчас ей все двадцать семь. Старая какая!
  Англичанка все молчала и смотрела на Сережу этими круглыми-прекруглыми глазищами, так что пришлось еще пробурчать:
  - Ну, к родителям поезжайте, я не знаю.
  Англичанка издала странный звук, средний между фырканьем и стоном:
  - Нет у меня родителей больше, Сережа. Ты не знал разве? На Лубянке погибли оба, пока я в Англии была. Реджинальд приехал знакомиться, а знакомиться уже не с кем было.
  Вот тогда-то Сереже стало стыдно, но не так уж чтобы прямо сильно, скорее, жалко ее, несчастную и действительно одинокую англичанку.
  - Вам, значит, в квартиру вашу сегодня нельзя, да? - спросил Сережа. Англичанка помотала головой, и выглядела она так бестолково, как будто ей тоже разом стало пятнадцать.
  - Короче, я вас сейчас к Гордееву отведу. У него много всякой защиты дома, переночуете там, а потом будете решать, как вам, короче, жить дальше.
  А заодно, если к рассвету за ней придут вампы, будет Гордееву месть. Англичанка, впрочем, ничего не подозревала о коварных Сережиных планах и позволила провести себя до самого подъезда эксперта. Внутрь Сережа заходить не стал, не хотелось ссориться и что-то Гордееву объяснять, а еще видеть его квартиру без Кисули. На прощанье англичанка решила чмокнуть Сережу в щеку, и еще вчера даже Сережа бы за такое полжизни отдал, но теперь просто убежал. У него были слишком свежие воспоминания о случайно подслушанных в коридоре влажных звуках. Нет уж, хватит с Сережи вампиров и вампирских женщин.
  Дома Сережу ждали взволнованные родители и скандал. Мама кричала, что он совсем сошел с ума, приходить домой после комендантского часа, отец кричал, потому что ему позвонили из школы рассказать о прогулах Сережи во время важного совещания. И только Сережа не мог закричать, что чудом выжил сегодня. Он просто прорвался с боем в свою комнату, заперся и рухнул спать. Было у Сережи отличное предложение проспать так пару лет, пока не улягутся все вампирские терки, но выполнить его не удалось. Стоило только Сереже заснуть, как кто-то затрезвонил в дверь. Часы были, конечно, другого мнения, показывали начало пятого, было уже почти утро, а трезвонить так мог только Станя. В коридоре Сережа уже слышал родительские крики и Станино бурчание, так что просто схватил сумку, ботинки и куртку и выбежал за дверь тоже.
  - Что ты творишь, Станислав?! - кричала мама. - Ты можешь оставить Сережу в покое? Ты можешь хотя бы это сделать?
  Отец молчал, стоял в проходе и, кажется, выпускать Сережу не собирался.
  - Ты куда это еще собрался, герой?
  - К Стане.
  - Ну-ну. Домой иди, быстро.
  И тогда Сережа сделал кое-что куда как более смелое, чем все его поступки во время вампирских разборок. Он оттолкнул отца с прохода, и они со Станей побежали. Вниз, вниз, вниз, хотя если бы родители вызвали лифт, то легко бы их догнали.
  - Станя, что случилось? Что за треш? - спросил Сережа уже на улице, впихивая себя в одежду и стряхивая с себя остатки сна.
  - Реджика положили. За то, что он отобрал данное вампиру слово ради человека. Либералы все за это проголосовали. Новые либералы, в смысле, с утопистами вместе. Триин его прямо там, в погребе, блин, и положила. Только что.
  - В каком погребе? Брат, что ты несешь?
  Или погреб это у Стани подземелье было?
  - Стоп, Станя, а ты-то откуда все это знаешь?
  Даже в предрассветной темноте было видно, какой у Станьки испуганный и больной был вид.
  - Ты думаешь, баран, я тебя бы пустил туда одного?
  Станя разжал кулак, там красовался кулончик в виде рыбьего скелета, и Сережа не сразу вспомнил, что это же амулет с желанием, который Гордеев купил для Лапши на Горбушке. Пластмасса местами погнулась, так сильно Станя его сжимал, а на ладони остались наливающиеся темным отпечатки скелетика. Наверное, синяки будут завтра.
  - Я эту хрень украл у Лапши еще давно. Ну и загадал, чтобы ни один участник партийного съезда меня не заметил сегодня, а я мог все досмотреть до конца. Ну и молодец я. Зря я это все смотрел.
  - Так это ты чегокал там, когда фашики пришли?
  - Я, я, не вампы ж. А теперь подумай своей головой. Твоего Реджика положили. Что делать будем, брат?
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"