Утром мне открылся чудесный вид, которым я вынужден был любоваться один. Сергей, не восприимчивый к прекрасному, занимался завтраком и сборами. Внизу алел рассвет. В дымке носились стада антилоп. Зоопарк с высоты птичьего полета.
--
Вчера не добрали десяти километров, - прервал мое любование Сергей. - Мы должны уже были быть вот здесь.
Сергей показал, где я должен был уже быть. Я молчаливо кивнул.
Целью нашего короткого утреннего перехода служила красноватого оттенка острая гора. По слухам, распускаемым Сергеем, c существующим за ней каньоном - границей с вожделенной мирной Ботсваной, спуститься, в который нужно было успеть дотемна. Иначе, по мнению Сергея, я сломаю себе шею.
Раздав нехитрую снедь - дары готтентотов, и выждав три минуты, отпущенные на усваивание человеком африканской пищи, Сергей, приказал выдвигаться.
Сергею везде мерещились минные поля. Обманывая их, он отчаянно петлял, взбирался на самые невероятные кручи и падал с них в захватывающие дух долины. Я был везде вынужден следовать за ним, хотя мог запросто подождать его внизу.
Наконец Сергей объявил выход к исходному рубежу. Мы стояли на границе разделе очередных сред. С виду обе среды выглядели одинаково - горными полупустынями, но разделенные глубокой пропастью - знаменитой грабеной, о глубине которой можно было догадываться, визуально она не определялась. Не хватало человеческого глаза.
--
Мародеры рекомендовали эту, - сказал Сергей, опутывая меня веревками.
Я практически не сопротивлялся.
- Значит так. Руками ничего не трогать. Ни о чем не спрашивать. Не кричать. В случае малейшей неосторожности я перерезаю вот этот фал. - Сергей показал разноцветную капроновую веревку, пропущенную через карабин на моем поясе замысловатой петлей. - Я не буду объяснять, что это за веревка, это слишком долго. Скажу только, что без нее нас больше не будет ничего связывать.
Весь остаток дня мы спускались в грабену.
Грабена бесконечно глубока, потому что со всех сторон окружена горстами. В этом ее идея. Я свисал, словно кокон, спеленатый веревками, и уже ничего не боялся. Как можно было бояться, когда не видно куда падать, когда дно заменяет чернеющая щель.
"Ах война, что ты подлая сделал", - удивлялся я разрушениям вокруг. Африканская пропасть - яркий пример истерзанной незаживающими ранами земли. Об этом я поспешил поделиться с Сергеем:
--
Сергей, смотри, что они наделали.
Сергей занимался ерундой - вбивал крючья. В желтую сыпучую породу, верное свойство Капских гор.
Отложив на время занятие, Сергей долго и нудно принялся выдумывать про размывание мягких пород притоками бассейна реки Конго. За это время два крюка успели со звоном выскочить. Сергей наспех закрепил, халатно. Я сделал ему замечание, чтобы он был внимательнее.
Нас проводило несколько бессмысленных очередей замешкавшихся пограничников. Глупцы, разве можно остановить безумцев какими-то пулями. Пули, понимали это, не смотря на то, что дуры, и красиво взбив фонтанчики, с ровным гуденьем рикошетом уходили в пропасть. Сергей оттолкнулся от стены, взлетев, скрылся за выступом. Теперь мы окончательно ушли. Исчезли с лица земли. Теперь нас не было в списке живущих на ней, потому что место, в которое мы спускались, нельзя было назвать землей. Это был другой мир. Тартар, не меньше.
Мы спускались сантиметр за сантиметром. Воздух был настолько прозрачен, что не скрывал мельчайшие трещинки в стене и даже отдельные песчинки, проносящиеся мимо моего носа. Но они не радовали. За границей все красиво, но чужое. Дома все родное, но убогое. Куда податься?
Я, покачиваясь на веревках, отчаянно скучал. Сергей нарочно подолгу возился с каждым крючком. Набивал цену. Но напрасно. Страшно не было совсем.
Однажды он чуть не сорвался, даже немного полетел, но к моему разочарованию, чудом схватился за последний крюк.
--
Эй, поосторожней, - предупредил его я.
Сергей делано побледнел и, закрепившись новым крюком, выругался.
Совсем не искренне. Я ни на минуту не сомневался, что в его рюкзаке запрятан парашют и вся это возня с медленным спуском, с показательными срывами не более, чем очередная демонстрация его мужества и ловкости. В конце концов я задремал.
Выспавшись, я заметил, что небо над головой стало уже. Краски глубже. Вскоре мои ноги коснулись чего-то твердого. Это было дно капской грабены. Вопреки предсказаниям ничего страшного не произошло. Сергей собрал свои железки, отцепил меня от веревок и приказал осмотреться. В моем понимании - полюбоваться.
Надо сказать, было на что. Стенки каньона имели чистый ровный глубокий окрас насыщенной охры, неожиданно контрастировали с лазурными водами подземной реки. Пейзаж представлялся нереальным, за счет чистоты цветов, отсутствия оттенков. Охра с изумрудами. Идеальная чистота, предмет недоступный смертному. Только порода и только вода. Два цвета. Ни мусора, ни соринки. Воздух стоял как вкопанный, на такой глубине не могло быть ветра. Абсолютный полюс тепла.
Стало понятно, почему очевидцы немногословны о грабенах, почему их нужно после долго лечить, и почему они никогда спешат обратно. Спуск в Великий Ботсванский разлом подобен первой близости с женщиной. Человек, переживший близость с женщиной, никогда не рискнет ее повторить, чтобы не испортить впечатление.
Я как был, позевывая и разминаясь, полез в воду. Плескаясь на мелководии, я узнал реку, судя по описаниям - Стикс, которую мы переходили недавно, незадолго до встречи с берберами. Очень похожая вода.
- Как мы могли дважды войти в одну и туже реку? - Я поделился сомнениями с Сергеем.
--
Ничего удивительного, - сказал Сергей. - Приток бассейна Конго.
--
Хорошо, полезли быстрее отсюда, - я перешел речку и потрогал на предмет твердости берег Ботсваны.
Вот она свобода. Где царят мир и справедливость и уважение человеческого достоинства и человеческих прав. Где я, наконец, смогу разделаться с Сергеем.
Сергей молча, изображая Харона, извлек из-под клапана рюкзака сложенную в несколько раз зеленую клеенку с приделанным сбоку к ней кольцом. Дернув кольцо, выбросил сверток вперед. Через секунду на свет с шипением народилось зеленое корытце.
--
Что это? - спросил я. - Мы приехали на рыбалку?
Сергей в знак серьезности намерений объявил корытце спасательным плотом.
--
Спасательный плот должен быть оранжевого цвета, - сказал я. - Чтобы его лучше было видно с неба.
--
А этот зеленого. Здесь нет неба. Спустимся до этих порогов. - Сергей нарисовал фломастером на карте пороги. - Здесь значительно положе.
Свобода отодвигалась на неопределенный срок. Я был уверен, что никаких порогов до этого на карте и в помине не было.
--
Не буду, - твердо сказал я.
--
Что ты не будешь? - спросил Сергей, закрепляя рюкзак на груди поперечными ремнями. По совместительству рюкзак Сергея служил ему спасательным жилетом.
--
За пороги нарисованные не буду платить.
--
Я тебе уже сказал, что лишнего не возьму. Я бы даже кому-нибудь приплатил. Ха-ха-ха. Не бойся. Только себестоимость. - Сергей хлопнул меня по плечу. - Садись.
--
Жилет, - потребовал я. - Сигнальную ракету и свисток.
--
Дорого, - предупредил Сергей.
Было жарко и мне не хотелось торговаться. Я показал ему дулю.
Сергей в ответ повел себя некорректно. Снял с плеча автомат и вместо традиционного запугивания, размашисто приложился прикладом. Я едва успел упасть. Боль и обида разлилась по моему телу. Вне себя я бросился защищаться. В короткой схватке, в которой у Сергея не было ни малейшего шанса оставить меня в живых, я многого не понял. Например, зачем нужно было меня бросать с такой высоты? Я же не Воин года. Свешивая ноги в легкие воды Стикса, я никак не мог найти ответа. Одно радовало, в потасовке Сергей лишился звезды героя. Я ловко сломал ее пополам.
--
К счастью, - сказал Сергей, выбрасывая трофей за борт.
Приклад автомата у Сергея был чудной работы. Раньше я на него не обращал внимания. Обтянутый мягким пластиком, ладный и искусный. Трудно удержаться, чтобы им не врезать. Я понимал Сергея. И зла не таил. Я давно его простил. До поры до времени. Придет время, когда Сергею придется за многое ответить. Патрон был все еще со мной. Но не время заталкивать его в ствол верного "Калашникова". Сейчас польза от Сергея перевешивала справедливость.
Сергей перехватил мой взгляд. Погладил приклад.
--
С регулятором, - с гордостью объяснил он. - Три уровня напряжения.
--
Чего? - остановил я бред Сергея.
--
Электрошока. Для буйных.
--
Это правильно, - одобрил я. - Держи наготове. Тут таких полно.
Мысли текли также неспешно, как оставляемые по бортам ярко-желтые берега. Недаром это место лишало разума его очевидцев. Тишина. Двуцветный раскаленный мир заметно контрастировал со всем видимым, изведанным и вообразимым. Еще пару часов и, по-моему, хана рассудку. Это не было ужасом в привычном смысле этого слова. Ничего страшного из-за поворотов реки не появлялась, те же отвесные ровные стены, непонятно, как по ним Сергей спустился, хотя это его дела, непонятно как я спустился. И не просто ультрамариновая, а гиперрмариновая вода действовали на психику. Сколько спрашивается можно еще появляться из-за поворота? Вот еще и еще. Боже, это никогда не кончится, хотя бы какой-нибудь еще цвет, какая-нибудь новая деталь. Мультфильм какой-то. На самом деле навалившаяся депрессия объяснялась поселившимся здесь затхлым старым воздухом. Ему было не менее трех миллионов лет, именно столько этой грабене. Встречались грабены и постарше. Некоторый утверждали, что видели таблички с указанием возраста, равного семи и даже одиннадцати миллионам лет.
Сергей, как обычно мешал думать, орудовал веслом. Депрессия ему не мешала. Он никогда из нее не выходил. Чуть меньше, чуть больше. Мрачный тип, только и знающий, что что-то делать.
Со временем берега становились положе, воздух свежее, движение быстрее, очевидно Сергей вышел из спячки и погреб активнее. Гладкая прежде вода покрылась мелкими неровностями. Сергей подрулил к Ботсванскому берегу.
--
Высаживаемся.
Мы вытащили боевое судно на берег.
В природе произошли неуловимые изменения. Было по-прежнему абсолютно тихо, но с каким-то неясным гуденьем. Я приложился ухом к речному, желтому галечнику. Ничего интересного, кроме ровного подрагивания почвы.
--
Где научился? - С неподдельным уважением спросил Сергей.
- Неуч. Книжки читать надо. Фенимора Купера. Там все написано. - Я хмуро отдернул ухо со знанием дела. - По-моему, сюда едет поезд.
--
Да, - согласился Сергей. Он как всегда меня не слышал. - Котловина озера Ньяса. Прежде, чем слиться в озеро, реки всех отрогов и грабен собираются в один мощный поток. Через пару километров начнутся пороги и водопады.
--
Ниагарские? - спросил я. Я тоже кое-что знал.
Сергей сделал неопределенный жест у своей головы.
--
Это хорошо, а нам-то, что делать? - спросил я, оценивая высоту складчатого образования - препятствия свободы.
--
Здесь наверх я тебя не вытащу. Придется проехать еще вперед.
--
Ну как-то ведь спустил.
--
Это не я, это сила тяжести, - вздохнул Сергей.
Ему было обидно, что он не всесилен.
--
Может быть по бережку? - осторожно спросил я.
--
Посмотрим. Все зависит от уровня воды. За поворотом сходятся три грабены - три притока. Бережка в это время года может и не быть. Завтра с утра начнем.
Сергей не соврал, на спуск в ущелье ушел целый день, который вопреки всяким пророчествам, пролетел совсем незаметно. Сколько бы не было мало солнца на дне этого Эдема, но вскоре и его стало не хватать.
Лагерь разбили тут же, у утлого челна. Опустили свои тела на песчаник. Сергей порывался послать меня в разведку. Я сходил до ветру, до поворота.
В расселине в черном небе висела Африканская ранняя луна. Она освещала перекресток трех золотых отрогов. Я поскреб под ногами и набрал щепотку, поднес к глазам. Песок сверкнул блеском, по сравнению с которым вспышки сварочного аппарата - выцветшее бумажное конфетти. По богатству ощущению и мощности воздействия картина уступала разве только Сережиному танку.
--
Красиво, - доложил я, возвращаясь. - Ни хрена не видно.
Я тер глаза, которые ничего не видели кроме белых пятен по сторонам.
--
Контраст. - Догадался Сергей в темных очках, сидя над своими приборами. - На луну никто не смотрит вдоль воды, сквозь воздух без пыли. Основание Африки, а мы на нем, имеет кристаллическую структуру, - уговаривал меня Сергей, как ребенка, - отражательная способность - девяносто процентов. Больно?