Аннотация: Опубликован в журнале "Странник" N 4, 2016 год.
"Люба, Любушка, Любушка-голубушка, сердцу любо Любушку любить..." - напевала про себя симпатичная женщина средних лет, стоя у плиты над туркой с закипающим кофе. Тёмные локоны в беспорядке спускались по плечам на спину, прикрытую небрежно наброшенной мужской рубашкой. Люба слегка пританцовывала, переступая босыми ногами по прохладным плиткам пола, и удивлялась привязчивости мелодии. Внутренний слух включил запись, надёжно сохранённую в звуковой памяти, и воспроизводил точно, до мельчайших деталей, вместе с низкими будоражащими нотами голоса - его голоса. Чарующие интонации действовали всегда одинаково: растворялась, возбуждалась, отдавалась.
Мимолётное воспоминание о произошедшем четверть часа назад вызвало волну знобящего наслаждения, пробежавшую между лопаток, заставило вздрогнуть и улыбнуться довольной улыбкой возлюбленной - женщины, только что получившей сумасшедшее, неистовое подтверждение тому, что она любима. Лю-би-ма. И любит. Как никогда раньше. Как никогда. И это несмотря на то, что они вместе уже несколько лет. Вместе и не вместе. Встречаются. Может быть, именно эта незавершённость, недосказанность, неокончательность придаёт остроту отношениям и не даёт наскучить друг другу?..
Виктор. Высокий, худощавый, сильный. Очень сильный и властный. Чёрные густые волосы, щёточка аккуратно подстриженных усов. Взгляд глубоко посаженных карих, почти чёрных глаз, казалось, пронзает насквозь и видит самую суть. Его гордый профиль напоминает суровую красоту Гойко Митича, исполнителя ролей индейцев в старых фильмах производства ГДР. Может быть, потому девчонки с работы за глаза называют его Чингачгуком, по имени одного из персонажей. "Индейский вождь" ворвался в жизнь Любы как ураган, смерч, торнадо. Закружил, увлёк, заставил забыть обо всём и обо всех. В одночасье изменил и жизнь, и всё её существо, её "я", которое уже не могло стать прежним - таким, как было до него.
"Виктор" означает "победитель". Он без труда победил и взял в плен её, Любу, Любовь. Когда они оставались наедине, время исчезало. Краски окружающего мира меркли, мужчину и женщину неумолимо захватывало буйство неведомой стихии. Их тела быстро приспособились друг к другу. Каждый неистово хотел лишь одного - доставить радость другому, заставить нетерпеливо умолять: давай вместе, пожалуйста, сейчас, сию секунду... Два сплетённых воедино человеческих существа одновременно дрожали от запредельного наслаждения, взлетев над реальностью, воспарив в звёздную высь. Оба были изобретательны и неутомимы. Страсть поднималась из тёмных глубин мощным потоком и заставляла проделывать такие вещи, о которых в иные минуты даже подумать было неловко. Но нет ничего запретного и постыдного в любви. Особенно в такой любви... Люба была счастлива непрекращающимся счастьем, перетекающим изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Счастливейшая из смертных. Любовь. Любящая и любимая.
Запах кофе заполнил светлую кухню и просочился в спальню. Люба вошла тихонько, чтобы не потревожить сон любимого. Он после суток дежурства, пусть выспится. Увидела на стуле рядом с джинсами мобильник. Соблазн слишком велик. Не устояла, сграбастала телефон и юркнула на кухню. Что посмотреть? СМС, конечно. Список отправленных. Ну-ка, ну-ка. Открыла первое сообщение: "Милая, ласковая, нежная, я тебя очень люблю". Прелесть, как мило! Люба улыбнулась. Странно, что не получила. Опять, наверное, глюки у "Билайна". Так-так, назад в меню, смотрим, кому отправлено... Какой-то "Ан". Почему "Ан"? Под ложечкой кольнуло. Перебрала список адресатов. Вот же она, "Люба"! Открыла ещё раз список отправленных СМС, пробежалась. Ну да, вот оно: "Жди к 10, порежь лимон, будет коньяк". Адресат - "Люба". А кто это - "Ан"? Почему он называет эту Ан милой? И... Любит?..
Внутри всё оборвалось вниз, в пропасть. Сердце заколотилось гулко, к горлу подступил комок. Люба стала задыхаться. Вспомнила все свои мимолётные подозрения, от которых отмахивалась, как от назойливых мух. Ускользающий взгляд, ранние уходы, долгие отлучки, участившиеся авралы на работе и командировки. Неужели это крах? Конец всему? Конец любви? И ей, Любови, тоже наступил конец?..
Дрожащими руками вытащила из сумки блокнот, ручку и записала номер таинственной "Ан". А заодно и других зашифрованных абонентов. Перебрала все СМС. Больше ничего похожего. Тихонько положила телефон на место. Ушла на кухню. Села на стул возле окна. Закурила и уставилась невидящим взглядом на детскую площадку во дворе, на газон с тощими кустиками каких-то декоративных растений. Старалась дышать глубоко и ровно, но успокоиться не получалось. Способность хладнокровно и логично мыслить никак не возвращалась.
Что делать? Лучше всего - ничего. Любое действие приведёт к разрушению того, чем Люба жила долгие годы. Ведь он не ушёл от неё. Им по-прежнему хорошо вместе. Всё та же страсть, всё та же нежная забота. Или только видимость?.. В любом случае, если он всё ещё здесь, с ней, значит, Люба нужна Виктору. Но зачем? Зачем это всё, если он признаётся в любви другой? И что делать? Скоро он проснётся. И придётся как-то смотреть ему в глаза. Надо успокоиться.
Услышала скрип кровати. Проснулся. И вдруг вскипело, забурлило внутри грозовое, чёрное, выплеснулось слепящей волной ярости. Вошла в спальню, сорвала с себя его рубашку и швырнула в лицо: "Милая, ласковая, нежная, я тебя очень люблю"? Расслабленное лицо Виктора мгновенно заледенело, стало жёстким и чужим.
- Ну, раз ты всё знаешь, тем лучше. Я ухожу.
- Нет! - крик вырвался изнутри сам собой, независимо от воли Любы.
Он невесело ухмыльнулся.
- Неужели ты думаешь, что всё может оставаться, как раньше? Теперь не только тызнаешь. Теперь и я знаю, что ты знаешь.
- Может! Конечно, может! - Люба не узнавала свой голос, ставший вдруг постыдно заискивающим, умоляющим. - Сделаем вид, что ничего не было. Ведь ты любишь меня?.. Ну, хоть чуть-чуть...
Виктор не отвечал. Он поспешно оделся, положил ключи от Любиной квартиры на полку в коридоре и вышел, захлопнув дверь. У Любы подкосились ноги, она рухнула на кровать и зарыдала.
***
Чёрная, вязкая, тягучая обида проникала из тёмных углов души и всё больше завладевала Любой. Она уже не могла рыдать в голос - силы кончились. Только судорожно всхлипывала. А то и просто сидела, молча, раскачиваясь из стороны в сторону и стараясь унять боль в груди, ставшую постоянной и невыносимой. За что? За что он так со мной? Что я ему плохого сделала? Я ли не старалась быть для него самой лучшей, самой желанной, самой заботливой? И чем он отплатил? Чёрной неблагодарностью? Сволочь!
Волна безысходности сменялась волной страха. Как я буду теперь, без него? Как жить, ходить по улицам, готовить еду? Что я скажу на работе? Подружки будут жалеть, а за спиной - злорадствовать. Начнут неприкрыто флиртовать с Виктором. Раньше было нельзя, ведь раньше он был моим. Теперь всё можно. А то я не видела, как Танька на него смотрит. Как кошка мартовская. Конечно, мужик видный, давно разведённый, обеспеченный, руки золотые. Завидная партия, любая ум и совесть потеряет, чтобы заполучить... Заполучить? Но ведь и я могу! Я могу его вернуть! Мне проще, у меня больше шансов, ведь я знаю его, как облупленного!.. Или нет? Я знаю не настоящего Виктора. Не того, который пишет любовные послания другим бабам. Я знаю только такого, каким он хотел казаться... Блин, тупик! Или нет?
Люба ткнула очередной окурок в полную пепельницу. Всё, хватит метаться. За любовь стоит бороться. Тем более, за такую любовь. Значит, буду бороться.
Набрала номер Виктора. Наверное, в сотый раз. Всё то же: длинные гудки или "абонент временно недоступен". Он не хочет разговаривать. Не хочет. Сволочь!.. Слёзы снова прорвались и побежали по щекам. Жалость к себе, брошенной и неприкаянной, тесно сплелась с обидой на него, предателя и лжеца. Гада. Ненаглядного. Любимого. Единственного мужчину в мире, который нужен ей... Острые и болезненные, противоречивые чувства ворочались в груди, как клубок змей, жаля беззащитное окровавленное сердце и раздирая его на части. Внутренним зрением Люба видела, как кровь толчками вытекает из страшных зияющих ран и застывает ледяной чёрной коркой.
Нет, так невозможно. Так она угаснет во цвете лет, не за хрен собачий. Фиг вам! Как сказал классик марксизма-ленинизма, мы пойдём другим путём.
Где блокнот? Как нарочно, в нужный момент не найдёшь. Люба вытрясла на стол содержимое сумочки. Чего тут только нет. А, вот он. Нетерпеливо пролистала страницы, нашла нужную, схватила телефон. Стоп. Что она скажет? Что она вообще может сказать счастливой сопернице?.. О, идея! Надо позвонить Сане. Саня - друг Виктора. Ну, как бы друг. Не всё между ними гладко. Люба знает, что Санька к ней неровно дышит. Очень давно знает. Женщина всегда чувствует такое.
- Саня? Привет! Узнал?
- Да, Любавушка. Как ты?
- Уже знаешь?
- ... Знаю. Он идиот. Сочувствую тебе.
- Спасибо. Саня, ты мне друг?
- Спрашиваешь. Для тебя, Любавушка, звезду с неба достану, если попросишь.
- Звезду не надо. Лучше расскажи мне, кто она такая.
- Что рассказать?.. Зовут Анжела. Молодая, симпатичная. Замужем, но с мужем, вроде, не живёт. Точнее, живут под одной крышей, но в разных комнатах. Так Витька говорит. А вообще-то у них с Витькой типа совместный бизнес.
- Вот как? Любовь с интересом? - Люба горько усмехнулась.
- Что-то вроде того. Он её давно окучивал. В койку пролез, оттуда и в бизнес. Денег вложили оба. Правда, она всё-таки больше. Потому и управляет всем она, Витька на подхвате... Да, случилась у них неприятность недавно. Помнишь, пару недель назад у него настроение было ужасное?
- А как же, такое не забудешь.
- Он деньги потерял. Крупную сумму. Тупее не бывает: оставил барсетку с выручкой в супермаркете, возле кассы. Спохватился минут через двадцать, вернулся. Куда там, как корова языком слизала. И, конечно, никто ничего не видел.
- И что... Анжела?
- В бешенстве. Он до сих пор к ней подлизывается. Клянётся, что отработает и вернёт всё. Вроде, дамочка начала оттаивать.
- Санька, хоть ты и гад...
- Это почему?
- Не сказал мне, не предупредил.
- Ну как я мог, Любавушка? Ты так счастлива была с ним, я же видел... К тому же это ваши дела, вам и разбираться.
- Ладно, спасибо тебе. Не боись, Витьке не выдам. Звони, если что.
Пока она разговаривала, в голове зрел дерзкий план. Или пан, или пропал. Но она попытается. Должна попытаться. Любовь - слишком большая ценность, чтобы ей вот так просто разбрасываться. За любовь стоит побороться. Она долго и тщательно продумывала, что скажет. Так, посчитаем. Ага, сегодня Виктор на дежурстве. Собралась с духом, набрала номер.
- Слушаю вас. - Да, голосок приятный, ничего не скажешь.
- Анжела?
- Да. А кто это?
- Люба. Слышала про такую?
- Ммм... Да. И что вы хотите? - Интонации окрасились эмоциями. Насмешливость и превосходство. Ну, ничего. Я тебя приведу к общему знаменателю. Стерва.
- Да так, ничего особенного. Желаю сообщить, что можешь забирать своего драгоценного Витеньку. Мне он больше не нужен.
- И что так?
- Да хватит. Надоело. Столько лет на него потратила...
- Неужели? И что же случилось? Столько лет устраивал, и с чего вдруг перестал? - в голосе слышится любопытство.
- Да сколько можно лечиться. Он же не любит презервативы. Вот и таскает без конца грязь от своих шлюх.
- Вот как? - появились нотки тревоги.
- Да, именно так. Кроме того, он ведь у нас затейник. Любит, например, весьма разнообразный секс.
- ...
- Опять же, без презерватива. Потому, когда в следующий раз будешь с ним трахаться...
Дальше Люба чётко расставила в сознании соперницы целый ряд ярких и мощных "якорей". Теперь Анжелочку, с большой долей вероятности, в самые интимные минуты будет подташнивать.
- И ещё один момент. Важный. Побереги свои деньги.
- Что?
- Он не рассказывал, как мы пытались открыть своё дело?
- Н-нет...
- Хватило ровно на полгода. От вложений остались одни воспоминания. У Виктора удивительный талант терять чужие деньги. - Здесь Люба не врала. Ну, почти не врала. Всего лишь приукрасила и по-другому расставила акценты.
- Да, и ещё одно. Как думаешь, когда у нас был последний секс?
- Ну... Вроде, полгода назад.
Люба искренне расхохоталась.
- Полчаса, как ушёл. И был весьма пылок. Но не волнуйся, теперь он весь твой. Конечно, в перерывах между шлюхами.
Люба нажала на "отбой". Сердце бешено колотилось. В заведомо проигрышной ситуации она использовала все шансы, чтобы свести партию вничью.
Через полчаса раздался звонок. Виктор. Люба выдержала тридцать секунд, потом взяла трубку.
- Да, дорогой.
- С-сука! Тварь! Ты мне весь бизнес поломала!.. Не смей больше мне звонить! Никогда!
- Милый, ты, наверное, не знаешь. Дело в том, что членом бизнес не делают. - И Люба отключила телефон.
Этот раунд она выиграла. Накопившуюся ненависть к сопернице удалось выпустить. Боль в груди утратила остроту, стала тупой, ноющей. Терпимой.
Но что будет дальше? Сработает ли хитрый план? Приведёт ли умело созданная трещина в отношениях Виктора с Анжелой к цели - его возвращению? Должна, не может не привести! О другом исходе Люба запретила себе думать. Да, Виктор вспыльчив, но отходчив. Остынет и пожалеет о резких словах. А вот Анжела вряд ли захочет иметь с ним дело. И куда же ему, бедному, податься, как не к своей Любушке-голубушке?..
И она впервые после разрыва с Виктором уснула спокойным крепким сном.
***
Победа оказалась мнимой. Виктор не возвращался. Шли дни, недели, месяцы, превратившиеся в непрерывный кошмар. На работе Люба действовала, как робот - выполняла заданную программу. Мозг работал, ворочался, а боль в груди не отступала, не утихала ни на минуту. Музыка в голове больше не звучала. Люба слышала внутренним слухом только тяжёлую, гнетущую тишину.
Хуже всего было по вечерам и в выходные. Она не знала, куда себя деть, как перемочь этот выматывающий болевой фон. Стук дверцы машины за окном, шаги в подъезде - любой звук заставлял встрепенуться и на секунду дать место крохотному всплеску надежды. Но ожидание чуда оказывалось тщетным, и волна боли накатывала с новой силой.
Обида, страх, ненависть, толкнувшие Любу на отчаянный шаг, оказались плохими советчиками. Всё стало только хуже. Со временем Люба поняла, что своим опрометчивым поступком разрушила в отношениях с Виктором то, что ещё можно было сохранить, что могло дать надежду на возвращение счастья. Но что толку сожалеть о том, что уже сделано? Ничего не поправить. Или всё не так? Ведь говорят же, что всё в этом мире поправимо. Кроме смерти.
О смерти как избавлении Люба тоже думала. Она никогда не была истовой христианкой, хоть и крестилась в зрелом возрасте. Церковь не посещала, к её таинствам не приобщалась. Потому мысль о добровольном уходе из жизни приходила к ней без суеверного ужаса перед непростительным грехом. Но она понимала, что самоубийство не доблесть. Скорее, трусость. И нежелание нести свой крест до конца. Ведь каждому даётся по силам его, Люба это знала.
Внутри неё будто раскачивался маятник. Он двигался в непонятном рваном ритме, то резко застывая, то набирая амплитуду, отклоняясь на угрожающую высоту, будто намереваясь окончательно перевернуть мир Любы вверх тормашками. Сегодня к солнцу, завтра к тьме, и снова к солнцу. Периоды тьмы становились всё весомее, всё тяжелее.
В редкие солнечные мгновения Люба погружалась с головой в воспоминания, которые всплывали многоцветными картинами, полными щекочущих и дразнящих отзвуков потерянного счастья. Виктор снова смотрел на неё жадным взглядом, полным обожания и обещания грядущего блаженства, которое вот-вот наступит. Даже не сама любовь, а краткое предвкушение окатывало Любу волной острого желания, побуждало самые потаённые уголки тела потянуться навстречу его объятиям и ринуться в них отчаянно, как в медовый омут... Нет, не может быть, чтобы всё это вдруг исчезло, оказалось выброшенным на пыльные задворки судьбы!.. Конечно, Виктор любит её, любит как прежде. А произошедшая неприятность - блажь, мужской зигзаг, временное недоразумение. Всё наносное высохнет, скукожится и облупится, обнажая истинное: его любовь к ней, к Любе. Он обязательно поймёт, что заблуждался, что только с ней может снова и снова испытывать настоящее чувство близости, телесной и душевной. Полное единение.
Мысли плавно перетекали в картины будущего, наполненного тихой радостью и теплом. Она позволяла себе помечтать о том, как они вдвоём поселятся в уютном домике на берегу реки. Виктор будет колдовать в своей мастерской, ходить на рыбалку, а Люба - варить ему борщи, печь пироги в русской печке. По вечерам они, обнявшись, станут любоваться небосклоном, окрашенным волшебной палитрой заката...
Предвкушая скорое возвращение счастья, Люба набирала заветный номер. Он по-прежнему не отвечал или сбрасывал её звонки. Она хитрила - звонила ему с рабочих номеров, даже купила другую сим-карту, но как только Виктор слышал её голос - бросал трубку. Всё было бесполезно. И тогда маятник нырял в глубину тьмы, утаскивая Любу за собой.
Наутро Люба просыпалась, будто с тяжёлого похмелья. Свинцовые мысли вяло закипали, наполняли душу смрадными клубами ярости. Люба вспоминала всю боль, что причинил ей Виктор, вытаскивая из памяти мимолётные подозрения, которые тут же обрастали отвратительными подробностями. Картины, где Виктор миловался с развязными бабами, цеплялись одна за другую, сплетались в цепи и узлы, тянущие ко дну, не дающие дышать. Боль острым лезвием кроила сердце на бесформенные лоскуты, и Люба искала спасения в ненависти. Подонок, мразь, вероломная тварь! Какими только эпитетами не награждала бывшего любимого разъярённая Люба! В ход шёл весь небогатый запас обсценной лексики, расцвечиваясь и раскрашиваясь самыми дикими и омерзительными сочетаниями. Наполнившись ненавистью до краёв, Люба будто выплёвывала, исторгала из себя в пульсирующем спазме: "Всё! Никогда больше! Даже не подумаю о тебе!.."
Закон маятника неумолим: он снова двигался в обратную сторону, наполняя сердце Любы несбыточными надеждами. Она настолько вымотала себя эмоциональной раскачкой, что стала слабеть и всё хуже переносить душевную боль. Боль была та же, но страданий приносила больше.
Однажды вечером, когда терпеть стало совсем невмоготу, Люба неожиданно для себя заговорила со своей прабабушкой, умершей много лет назад. Потом и с родителями, ушедшими в иной мир не так давно. Удивительно, но эти разговоры стали приносить облегчение. Люба почувствовала, что она снова не одна. Постепенно круг её собеседников стал расширяться, и она теперь обращалась уже ко всему своему Роду - и к тем предкам, которых не помнила и не знала. Ей стали сниться сны, в которых она чувствовала себя невероятно счастливой. Это был другой мир. Там её любили, там она знала, в чём её предназначение, где её место, что она должна делать. Она просыпалась с ликованием, с острым желанием жить. Пока снова не накатывали боль и тоска по ушедшей любви.
Иногда она звонила Сане. Или он звонил сам. От него Люба узнала, что у Виктора новая пассия - Галя. И с ней тоже совместный бизнес. Но и тут его постигла неудача: хотел быстро прокрутить деньги и сорвать джекпот, взял крeдит у серьёзных людей, а вернуть не смог - куш сорвался. За долги пришлось отдать квартиру. Виктор уволился с работы, стал много пить. Живёт с новой подружкой у неё на даче. Она совсем юная, лет на пятнадцать моложе. У её мамаши криминальное прошлое, полжизни на зоне провела. Похоже, дочурка недалеко ушла от матери. Люба была в ужасе от подобных новостей. Переживала за любимого, ждала, готова была отдать всё, что имела...
Как-то раз погожим вечером к Любе в гости пришли друзья. Позвонил Виктор, сказал, что он рядом и попросил разрешения зайти. Робко заглядывал в глаза. С нежностью держал Любу за руку. Она таяла от счастья. Виктор остался на ночь. И снова всё было как прежде. А утром... Люба взглянула на него и не узнала. Что-то случилось, как будто его подменили. Снова бегающий взгляд и неловкость. Почувствовала его нарастающее желание уйти. Не стала удерживать.
Разговоры с Родом стали частью жизни Любы. Она придумала длинную молитву, в которой просила просветить, вразумить и научить её, как жить, как понять, где её истинное место в жизни. Больше она не просила ни о чём: знала, что нельзя. Просить у высших сил можно только ума и знаний. Всё другое слишком дорого стоит. Как в той сказке: отдай то, чего дома не знаешь. А дома ребёнок родился. Цена исполнения земных сиюминутных желаний непомерна.
Люба стала молиться подолгу. Молитва приводила её в состояние покоя и умиротворения. И главное - утихала боль, ослабляла на время жёсткую хватку. Люба научилась находить в словах ритм, своеобразную мелодию, раскачивалась ей в такт, произносила молитву десятки, сотни раз подряд. И однажды, закрыв глаза, она внутренним зрением увидела светящийся жгут, протянувшийся в небо из её головы, и тут же ощутила мощный поток, прокатившийся ознобом по спине. И она поверила. Нет, не так: уверовала в то, что её слышат, что ей помогут, что не оставят в одиночестве. В это мгновение изменилось всё. Люба освободилась от страха, она больше не боялась остаться одна. Без любви...
***
Какая-то странная инерция, как будто движение по глубокой колее, из которой так просто не выбраться, тянула её к Виктору. Она всё с тем же болезненным интересом узнавала у Сани, что происходит в жизни любимого. Ничего хорошего не происходило. Затяжные запои, неудачные попытки выбраться из финансового клинча. И всё та же Галя. Скандалили они часто, но всё равно держались вместе.
Люба молилась, думая о Викторе, молилась часто и помногу. И внутри себя потихоньку отпускала свою любовь.
Прошло полгода. Он позвонил и попросил разрешения прийти. Конечно, она согласилась. Волновалась ужасно, всё из рук валилось. Села, подышала: на четыре удара сердца вдох, на четыре - выдох. Успокоилась, взяла себя в руки. Приготовила на обед всё самое лучшее, самое вкусненькое, что Виктор любил. Привела себя в порядок. В назначенный час сердце колотилось так, будто готовилось выпрыгнуть. Люба придирчиво взглянула на себя в зеркало, поправляя волосы. Да, осунулась, похудела, но глаза блестят, как у восторженной школьницы, и румянец во все щёки.
Он появился. Виноватый. Жалкий. Грязный. Одетый неряшливо. Отмыла, накормила, постирала и перегладила одежду. Побрился, стал похож на прежнего Виктора. Но что-то неуловимо изменилось. Что именно, Люба понять не могла. Как будто в нём что-то надломилось. Он больше не походил на гордого Чингачгука.
Они много говорили. Его будто прорвало. Он раскаивался, целовал руки, на коленях просил прощения за ту боль, что причинил ей. Любе было приятно, но неловко, что он так унижается. Не похоже это на прежнего Виктора. Он попросил разрешения остаться. Люба без колебаний согласилась.
Через три дня у него забегали глаза. Он вышел на кухню с телефоном и с кем-то разговаривал. Когда Люба вошла, резко прервал разговор. Потом сказал, что ему нужно срочно съездить на часок по делам.
Он не вернулся ни через час, ни через сутки. Люба не звонила. Ждала, с каждым часом всё отчётливее понимая, что происходит там. Она будто стала провидицей. Телефонный звонок с мелодией, от которой сердце привычно замирало, не застал врасплох: она уже знала, что услышит. Он просит простить его, но бросить Галю не может. И разорваться между ними тоже. Потому он останется с ней, с Галей. Люба нажала на "отбой". Всё было кончено.
Прошло ещё четыре месяца, наступила зима. Всё это время Люба жила как во сне. Она потеряла чувствительность. Душа онемела, как отсиженная нога. Но внутри неё шла работа. Трудная, но очень нужная.
Он пришёл снова. На этот раз она не сказала ему "здравствуй". Она сказала: "Хочу, чтобы ты знал и запомнил: не хочу тебя больше видеть. Никогда". И закрыла дверь.
***
Бывает, что судьба посмеивается над нами. То, чего так истово желала Люба, сбылось через пять лет после рокового дня, когда прозвучали слова "Я знаю, что ты знаешь"... Тот, кого она то призывала страстно, то с ненавистью отталкивала, кто виделся ей то отвратительным лживым подонком, то благородным рыцарем в сияющих доспехах, поселился с ней вместе в уютном домике на берегу реки. Всё случилось, как мечталось, разве что, закаты оказались ещё красивее, чем в давних грёзах.
Всё те же Люба и Виктор. Совсем другие люди. За плечами у каждого осталось своё. И очень мало общего. Почти ничего. Люба наняла Виктора, чтобы привести в порядок и обустроить недавно купленный деревенский дом. Обсудили объём работы, сговорились за стол, кров и умеренную плату в конце летнего сезона. Спившийся, опустившийся, бездомный и никому не нужный, Виктор всё ещё многое умел: золотые руки остались последним, что не было пропито. Этим и решила воспользоваться Люба. Жёсткое условие поставила Виктору: ни капли спиртного.
Три месяца прошли замечательно. Дом преображался на глазах, заново обшитая банька с новой печкой радовала глаз, в огороде кудрявилась сочная зелень. Виктор заметно поздоровел, загорел, стал весёлым, с удовольствием, по-хозяйски обустраивал деревенский быт. Люба ловила себя на том, что всё чаще думает и говорит "мы"... Посетила вполне закономерная мысль: а не предложить ли Виктору остаться на зиму? Посмотреть, как получится жить под одной крышей. А вдруг?.. Тем более, он тоже намекал, что совсем не против. Правда, спали они врозь. И ни разу не возникло у Любы желания сблизиться. Слишком изменился бывший возлюбленный, слишком мало осталось в нём от того, прежнего Чингачгука, которого любила до дрожи в коленях. Люба освободилась от наваждения и теперь смотрела на него другим взглядом: трезвым, оценивающим.
Всё было прекрасно, дни шли чередой, один лучше другого. Возможность жизни вместе с Виктором закреплялась в сознании Любы... Пока он не сорвался. Напившись с соседом самогонки, Виктор стал злым и страшным. Сначала признался, что по-прежнему любит её. А потом попытался ударить. Люба увернулась и заперлась в доме, дрожащими руками набрала номер милиции, пока Виктор крушил дверь топором.
Его забрали на сутки. Узнав от проспавшегося Виктора, что он с заявительницей "ранее состоял в интимной связи", отпустили восвояси: дело, мол, семейное, сами разбирайтесь. Он снова напился и стал требовать денег. Люба понимала: даст денег - он не уедет никогда и превратит её жизнь в кошмар. Возможно, короткий кошмар - подумала Люба, вспомнив про топор в руках и остекленевшие, налитые яростью глаза бывшего возлюбленного... Выход только один: придётся отвезти туда, где взяла. Вряд ли вернётся, увезённый за полтыщи километров.
Пока собирались, Люба случайно услышала во дворе тихий голос Виктора: "Галчонок, я соскучился. Ждёшь меня, родная? Скоро буду". Вот как? Всё та же Галя? Или другая? Впрочем, не всё ли равно... Тошнота подкатила к горлу. И вдруг ожгло: вспомнилась давняя мечта о тихом счастье в деревенском домике. Вместе с ним. "Бойся мечтать", - горько усмехнулась Люба, - "Ибо мечты имеют свойство сбываться..."
С огромным трудом и плохо скрываемым отвращением Люба вытерпела дорогу в город. Виктор, словно потоком зловонной грязи, поливал её всеми мерзкими словами, какими только можно обозвать и оскорбить женщину. Сцепив зубы, Люба молча вела машину. И вот он, долгожданный поворот. Высадила, отдала причитающуюся сумму. Устало сказала, что зла не держит. Но и видеть больше не хочет. Слово "никогда" пропустила. На всякий случай. Чтобы не сглазить.
***
Много воды с тех пор унесла быстрая река. Люба постепенно оправилась от потрясений. В какой-то момент пришло спокойное понимание: теперь она свободна. Окончательно свободна. Закончился прекрасный и страшный отрезок жизни, расцвеченный полным спектром красок: от ослепительно белой до непроглядно чёрной.
Что ей осталось? Осталась надежда. Будут ещё в палитре её жизни нежные, тёплые, пастельные тона. И будет ещё любовь спокойная и необходимая, как размеренное дыхание. Как ровное биение сердца в безмятежном сне.
И однажды только для неё, единственной во всей Вселенной, прозвучит незнакомый, но самый родной на свете голос : "Я знаю, что ты знаешь: люблю тебя и буду любить, пока дышу".
