Аннотация: Это снова не наш мир, хотя некоторое сходство есть. Не было иудаизма и соответственно христианства с мусульманством. Только свято место пусто не бывает.А люди все те же.
Чистилище для неудачника
Лернер Марик
Пролог.
Люди стали собираться на площади задолго до нужного часа. Сначала, как водится, прибежали вездесущие мальчишки, крайне довольные предстоящим зрелищем. Впрочем, среди них были хмуро поглядывающие на основную компанию. Пару раз дошло до словесных оскорблений, а однажды и разбитого носа. К счастью для всех они еще не в том возрасте, когда ходят с ножами, но отношение к будущей казни и разделение было заметно. Когда появились взрослые это стало еще отчетливее. Большинство ремесленников и немногие находящиеся в городе крестьяне смотрели хмуро и настороженно. Купцы и паны, напротив, возбуждены и обсуждали окончание судебного процесса с удовлетворением.
Толпа была настроена очень по-разному и причины тому имелись серьезные. Это когда вешают убийцу или вора, все единодушны и одобряют. Любой, трудившийся тяжело знает, каково лишиться имущества. По нынешним временам практически каждого коснулась печать ночи. Однако очень многие не видели причин ненавидеть осужденного. Он был непонятен, да. И все ж справедлив. Полковник, ишпан , пошел против своих, возглавив восстание. Нет, изначальная причина ясна и даже благородные не отрицали права кровной мести. Вырубить весь род князя Зарецкого или Ковалевских - это не то чтоб одобрялось, но принималось. А вот дальше он повел себя странным образом. Возглавить мужиков и сжигать замки панов, раздавать землю бедным, сжигать налоговые записи и сажать с собой за стол бывших смердов. То есть, они по-прежнему ими и оставались, ведь освобождал без права на то. А в городах менял совет, изгоняя из него потомственный нобилитет и сажая на их места голытьбу. Воистину, удивительно себя вел. Про него рассказывали ужасы и называли святым. В зависимости от кого слушаешь.
Первыми появились ратники нового властителя Зарецкого, окружив помост плотным кольцом. Прежнего осужденный казнил публично и никто по тому не заплакал. Уж больно давил из народа деньги. Свято место пусто не бывает, нашелся дальний родич на место. Правда он уловил куда дует ветер и частично снизил прежние налоги, опасаясь очередной вспышки мятежа. Уже неплохо. Кому обязаны облегчением жизни многие прекрасно понимали.
Затем примчалась городская стража, причем местные в отряде не присутствовали, сплошь наемники. Рожи, как на подбор разбойничьи, им человека зарезать, что иному плюнуть. И лишь после растворились тяжелые ворота башни-тюрьмы и оттуда выехала процессия. Впереди на могучем вороном жеребце следовал комендант. Следом, запряженная матерым волом телега везла сидящего узника, скованного железом. Вокруг повозки тоже конная охрана. Даже теперь, в лояльном Серадзе, после подавления мятежа, паны боялись попытки отбить бывшего главаря восстания.
Толпа загудела, обсуждая происходящее, но обычного кидания камнями и протухшими остатками еды не произошло. И разглядеть за спинами ратников не особо получится, и общее неодобрение ощущалось. Даже благородные не кричали ругательства. Он был враг, но честный и справедливый человек, в чем сходились авторитетные люди. В каком-то смысле не запятнал честь, следуя обычаям. Пошел против панов-братьев? Да, но прежде выслужил звание и не по знакомству. Буен? Кто из них не мог назвать таких же, если не хуже из собственного окружения. За содеянное заслуживал казни, но не поношения. Не случайно его не станут вешать. Все ж ишпан и звания никто лишить не имел права.
На помост человека почти внесли. Идти нормально он не мог. Пытали. Но смотрел без страха. Многие увидели его сейчас впервые. Помещение суда не слишком большое, мечтающих присутствовать полно, да семьи кормить надо. Не до болтовни, продолжавшейся три дня. Теперь можно было спокойно смотреть. Молодой, не старше тридцати. С широкими плечами, крепкими руками. Можно сказать красив, даже шрам на щеке не портил внешний вид. Такие украшают мужчину и показывают, что бился неоднократно в бою. Собственно это и так заметно. Разодранная рубаха не скрывала еще парочку следов. Знатоки с умным видом обсуждали какая от пули, а где стрела вошла.
Мобед подошел и быстрой скороговоркой отпустил грехи во имя Света. Даже самому жуткому убийце давали последнее благословение. В рай или ад ему идти будут решать не на земле. Здесь лишь подводят итог его жизни на основании закона. Священник не спрашивал, раскаивается или нет. Все равно ответ не прозвучит. Рот перед казнью закрыли кляпом с повязкой, не дающей выплюнуть деревянную чурку. Все в курсе, проклятия несправедливо пострадавших обязательно сбываются и ему не дали возможность произнести последнее слово. Когда на площади это поняли, толпа взорвалась криками. Даже власть признает, что в казни присутствует нечто неправедное, раз не позволяет говорить перед смертью.
Человек понял и четко поклонился, а потом с трудом поднял руку и сделал всем знакомый благословляющий жест. Толпа ахнула. Он не держит зла! Всем прощает!
- Заканчивайте уже, - в внезапно наставшей тишине сказал раздраженный голос судьи. - Достаточно.
Человек очень выразительно показал, как плюет в его сторону, под смешки зрителей и медленно опустился на колени, положив голову на колоду. Палач, в маске, хотя весь город знал кто он и где живет, терпеливо дожидавшийся своей минуты, замахнулся и опустил топор...
Часть 1. Шляхтич.
Глава 1.
Вернуться в прошлое.
Я рванулся и резко сел, хрипя и кашляя. Голова тяжелая, как мельничный жернов и во рту хорошо знакомый вкус крови. Кроме тупого удивления обстановка не вызвала никаких эмоций. Обычная, смутно знакомая комната, с небольшим окном. Створка распахнута и цветных стекол-витражей, собираемых из маленьких кусочков, больших делать не умеют, не видно, хотя отсвет в углу синий. На стене развешано не менее знакомое оружие, а сижу на топчане, который протирал много лет боками и спиной. И все б хорошо, но комнаты этой, как и самого дома не существует лет пять.
Дверь распахнулась и вошел Савва, держа в руках приличных размеров кувшин.
- Уже иду, - сообщил неизвестно кому, - протягивая мне сосуд.
Желания завизжать и кинуть в него чем тяжелым почему-то не возникло. Ну, покойник. Мало что ли я их навидался? Они не кусаются и не опасны. Даже если ходят и разговаривают. Уж не Савва - точно. Скорее поверю, что загрызет моих врагов, как положено 'дядьке'. Зато нечто хлебнуть определено мне было крайне необходимо и почти вырвав кувшин жадно присосался, вливая в себя живительную влагу.
- Уф, - сказал с чувством, практически полностью выпив содержимое.
- Не вино, - явно неправильно поняв, сердито заявил Савва, - куда ж тебе дальше наливаться. И так вид совсем непотребный.
В отличии от большинства слуг он мог себе позволить говорить в лицо неприятные вещи. Причем иногда это доводило до жуткого раздражения, но сроду не поднял на него руку и не поставил на место. Признавал за ним такое право. И не важно, что холоп. Его ко мне приставила мать во младенчестве. А кого еще, как не собственного молочного брата? У ее матушки молока не было и пришлось брать кормилицу с недавно родившимся ребенком. Я ту бабу толком не помнил, умерла давно, а вот Савва остался. Так всю жизнь при матери и состоял в слугах, но доверенных пуще любого родича. Ему и клятв давать не требовалось. Он считал своей обязанностью ей служить. И когда вручила меня, с наказом беречь, так и занимался этим до сих пор. Не отец мной занимался, вечно отсутствующий, а 'дядька'.
Савва меня учил, воспитывал, даже давал первые уроки обращения с оружием. Госпожу положено охранять, а значит его в свое время неплохо натаскали. Науку это он на пару с Миколой, нашим комендантом замка, передали ученику в моем лице. И хотя со временем выяснилось, что я далеко не первый фехтовальщик или стрелок даже в округе, потом их тренировки ох как пригодились.
О, Стужа проклятых, о чем я думаю?! У меня руки и ноги на месте, да и голова тоже! Я сошел с ума или лежу в бреду? Всучиваю Савве назад кувшин, привычно не замечая его нудных причитаний, что так пить нельзя, недолго с коня упасть, да головушку разбить и подхожу к небольшому мутному зеркальцу на стене. Помнится, гордился такой деталью роскоши в личных покоях. Какую-то несусветную сумму отдал. Теперь-то вижу насколько предмет не лучшего качества и мал размером.
Отражение исправно показывало меня: ишпана Радослава Воронецкого. Владельца замка Вылча и трех деревень. Если уж совсем честно, по-настоящему только Блищановка и Михайловка могут так называться. Шатава не больше чем хутор, правда там пасека и дает неплохой доход. Когда-то наш род владел чуть не всей Олтенией, но с тех пор прошло лет триста и Воронецкие изрядно захудели, мало что сохранив от прежнего могущества, помимо доброго имени и длинной родословной.
Однако все гораздо страньше, чем представлялось, хотя куда уж хуже. На роже отсутствовал шрам, оставленный сильно шустрым противником в обычной глупой стычке. Даже не знаю, как к этому отнестись. Рубец имел вид не слишком приятный, зато при одном взгляде на меня у большинства людей попадало желание связываться. Сразу видно, тот еще головорез. Уж больно морда страхолюдная и не от занятия вышиванием. Прическа не изменилась, да и с чего. Воинская моде не подвластна. Виски и затылок выбриты, только на макушке волосы стрелкой. Надо сказать, очень даже симпатичный мальчик. Не удивительно, что когда-то девки сами на шею вешались. Стоп! Мальчик?! Да, я точно сильно моложе, чем во время казни. Лезу в расстегнутый ворот рубахи и оттягивая ткань, заглядываю на собственное тело. Угу и эти следы исчезли. Пулевой, от стрелы и ножом заросли. Их нет. Кожа гладкая. Так не бывает!
О, Святовит, вразуми убого разумом! Это точно не рай, за что меня туда? Но и не ад. Ни Стужи, ни вечного голода. Чистилище, где ждут перерождения недостойные подняться вверх и не низвергнутые в Стужу на вечный лед? Но мобед не так повествовал и Святые писания прекрасно помню. Какой к дэвам замок...
- Мы где, Савва? - спрашиваю растерянно.
- Разве ж можно так много пить? - говорит он возмущенно, - чтоб не помнить, как домой попал. Твои приятели-шалопаи приволокли совсем в непотребном виде, пускающего слюни.
- А день сейчас какой?
- Пророка Власа-мученика, - сказал, как о чем-то обыденном. - Год, тоже забыл с устатка?
Я понял, что можно не уточнять, ничего толкового не скажет и прошел к окну, благо один шаг и требовался. Это, действительно, замок Вылча. Когда я видел его в последний раз здесь были закопченные развалины и скелеты, разбросанные по двору. Если кто и уцелел - ушел. А сейчас жизнь кипела. Куча пристроек и домов в которых что-то происходит. На псарне гавкают, в склад мужики тащат мешки с телеги. Из кузницы раздается стук молота, возле облицованного камнем колодца во дворе болтали женщины с ведрами. Бегали детишки по своим делам, мало кто из них не был занят трудом. Максимум лет до пяти могли играть беззаботно и то не всегда.
Куры бродят по двору, нечто выискивая в катышках, оставленных стадом, которое погнали на выпас. У низких ворот, человек верхом непременно должен был нагнуться проезжая, торчал Микола, нечто выговаривая стражнику. Вобще-то они у нас с утра до вечера нараспашку, но пяток ратников содержим. Нельзя сказать грозная сила, однако по размерам хозяйства более чем достаточно.
Откуда-то из-за угла выскочила сестра Бася. Естественно это домашнее имя. На самом деле она Барбара. Еще не успела открыть рот, а все дружно зашевелились еще быстрее, старательно изображая труды праведные. Даже куры поспешно разбегались с ее дороги. Бася у нас девица целеустремленная и может запросто растоптать. Вот мать ходит медленно, вальяжно. А сейчас ей еще и трудно стало долго на ногах находиться и потому ее редко видно. Бася у нее вместо пса, гонять нерадивых.
Короче, нормальная, повседневная жизнь. Если не считать, что они все мертвые, как и я. Невольно застонал сквозь зубы от дикости обстановки.
- Так сильно голова болит? - забеспокоился Савва, прервав выступление про дурной образ жизни.
Я тупо уставился на него, не очень соображая.
- Ага, - буркнул. - Слава огню, есть чему болеть.
- Шутить изволишь, - покачал он головой недовольно.
- Какие уж тут шутки, - бурчу, - так недолго и спятить.
В этом он прав. Срываю с себя портки с рубахой. Они потные, мятные и ко всему в каких-то пятнах. Не иначе сам о себя руки вытирал. Ополаскиваю лицо, причем он поливает из заранее приготовленного кувшина над тазиком. Культурненько жую смолку, чтоб отбить запах изо рта и харчу подсунутый Саввой пирог с капустой. Откуда взял так и не заметил, но очень своевременно. Потом наряжаюсь в свежее. Жупан сейчас без надобности, не в гости собираюсь, а на улице тепло. А, нет. Лучше надеть. Ветер сильный по деревьям заметно. Интересно, так всегда в этом месте?
Машинально завязываю привычным узлом пояс истинно верующего. Можно ходить в лохмотьях, однако сразу обратят внимание, если появишься без него. Бывают простые, но все стремятся заполучить богато разукрашенный. Это еще и статус. Красная нить для сословия, платящего кровью, а не налогами. Заодно и саблю с ножом цепляю. Без них я никуда. Пусть холопы ходят без оружия. Это делается без всякой мысли, настолько привычно, что и не замечается.
Очередное причитание пропускаю мимо ушей. Уже понял, толку от беседы с Саввой не будет. Не ясно только это дэв вместо него кривляется или он и есть, натуральный, ничего не помнящий. Конечно, настоящий Савва гораздо приятней, он хоть не притворяется неизвестно зачем.
Сам не особо понимая смысл действий медленно пересекаю двор, кивая на приветствия встречных. Кое кого уже и не упомню, как кличут, столько лет прошло. С взрослыми проще, но нет настроения общаться. Мало ли о чем говорил с человеком тогда. Он-то все прекрасно знаетт, для него это было вчера или на днях. Обратится, а ты на манер барана зёнки лупишь. Нет, Марту, старательно поклонившуюся, не забыл. Все ж первая моя женщина. И нынешним взглядом вижу, что она не только в воспоминаниях хороша. Лет ей сейчас не больше двадцати пяти, в самом соку баба. А муж ледащий попался. Бестолковый, зато крепко пьющий и при случае поучающий супругу кулаком. Задним числом я понял зачем мальчика, меня то есть, было тогда пятнадцать лет, соблазнила. И месть своему мужику и возможность через меня слегка поправить дела. Нисколько не обиделся.
Двое детей при таком муже не шутка. А уж найти причину гонять его подальше от замка оказалось совсем не сложно. Вечно он в разъездах, пока Марту пользовал со всем прилежанием. Что интересно, не смотря на интенсивность нашей дружбы не забеременела. Никогда не спрашивал, пьет чего-то или не получалось. Тогда просто в голову не приходило. А она вполне могла зелье сварить. Имя то не случайно не здешнее. Три семьи из Баварии пригнал отец давно, после очередной войны. Ее мать у нас неплохо приспособилась. Травницей была, а такие люди всегда полезны и уважаемы. Если в нашу веру переходят, всегда из смерда в холопы переводят, а это уже другое положение. Не раб, а зависимый. Иногда такие не хуже однодворцев-панов живут, а то и лучше. Впрочем, согласно Третьему Пророку через десять лет и без смены религии освобождается. Мы, Воронецкие, заповеди чтим. Репутация важнее денег.
Девочка старательно училась важной науки и в замке заменила после ее смерти. У нее даже книга имелась 'Лекарственные растения' с изумительными рисунками. Марта крайне не любила кому-то в руки давать, да у нас никто б не сумел прочитать иностранные слова. Грамотная, причем сразу и по ихнему, и по нашему. Счастья ей это не принесло. А баба видная. Все, как полагается. Роскошная грудь, широкие бедра гладкое лицо, без малейших признаков оспин. Сейчас коса спрятана под платком, но и волосы изумительные. Тяжелые, блестящие и когда она голая с распустившейся гривой, так и хочется парсуну на память и продавать с нее оттиски. Народ будет брать, не сомневаюсь.
От таких мыслей невольно накатило возбуждение. Она точно уловила и как-то очень по-женски вздохнула, слегка повернувшись и наклонившись за наполненным ведром. Рубаха при этом очень выразительно обтянула заметную грудь, а юбка задницу. На что угодно готов забиться, сознательно все проделала. А когда распрямилась, еле заметная улыбка была крайне многообещающей. О, она вовсе не навязывается, но намек крайне выразительный.
Кстати, ничего про нее не знаю. Скорее всего, погибла при взятии замка, как остальные. И все ж всегда хочется надеется на лучшее.
Со стороны, наверное, смотрится, как обход хозяином своих владений. Иду по периметру стен с внутренней стороны, глядя наметанным взглядом профессионала-ратника, а не молодого парня с пропитыми мозгами. Когда-то здешний замок был неплох по части защиты. Холм невысокий, однако с двух сторон с частично срезанным подъемом, с третьей река. Атака возможно лишь с одного направления, где ворота. Стены сложены из больших камней. Но время течет и лучше не становится. Обветренные и плохо скрепленные. Ступеньки наверх с выбоинами и иногда шатаются. Встанешь неосторожно и свалиться недолго с неприятными последствиями.
Вход без барбакана, отсутствуют выступающие вперед бойницы, то есть вынести створки - раз плюнуть при приличной подготовке. Пушек всего одна и та не сильно грозная. Скорее пищаль большого размера. Ядром из нее по наступающим один смех выйдет. Картечью, правда, получше выйдет. И то, при условии, что успели подготовиться. Ни пороха, ни даже ядер на стене не имеется. Настоящей артиллерийской учебы на моей памяти тоже не происходило. Наверняка в дуле птицы гнезда свили и как бы не разорвало при выстреле от такого отношения. Да и сами стены не мешало бы местами подлатать.
Мысли текут как-то лениво. Во-первых, какой смысл этим заниматься? Отбиться от Серецких все равно не удастся. Во-вторых, денег на перестройку и покупку парочки пушек тоже не имеется. В-третьих, пока не разберусь, чего от меня добиваются, не стану суетится. Пусть дэвы смеются сколько угодно, мне чхать. Я верю, что Высший Суд все ж состоится и пройду сквозь Очищающее Пламя. Да - убивал. И что? Кто этого не делал?! Не для удовольствия, долг. Разве последние годы могут быть поставлены в вину. Но идти против власти, если она не выполняет прямых обязанностей не грех. У любого пана есть право на мятеж, когда другие способы решения исчерпаны. Это в 'Привилеях' прямо записано. Там же, где запрет на прямые налоги, пытки и многое другое для благородного сословия.
- О, Рад! - кричит смутно знакомый голос, - а мы думали тебя потеряли!
Оборачиваюсь и обнаруживаю целую компанию. И приветствовал меня никто иной, как Войтек Ковалевский. Вот уж кого с удовольствием бы прибил. С него-то мои злоключения и начались. Маленький, с крысиной мордочкой, но весь из себя обаятельный подлец.
Впрочем, остальные тоже не лучшие представители не то что панства, а просто человечества. И ладно, Федор Добровланский просто спился и замерз в канаве. Роман Гошовский по надменности и тупости завел почти сотню ратников в засаду, наплевав на предупреждение нижестоящего. Их всех вырубили по его дурости и нежеланию признать совет из спеси. Ян Волович на его фоне почти ангел. Трижды переходил на другую сторону, но это как бы не в обиду. Многие баловались такими штучками. Он еще умудрился прославится сжиганием храмов. Как говорил: 'Святой огонь разберется кто там, наш или враг'. Хорошие у меня приятели были.
- Где пропадал? - кричит Йован.
Странно, про Пробича ничего не помню. Или погиб быстро или ничем не прославился. Не мог не воевать, но не пришлось сталкиваться. Я все ж полковник был и в здешних местах собирал под знамена бандеру. Непременно б объявился по старому знакомству. В отличии от меня никогда не стеснялся быть нахлебником и пить-жрать за чужой счет. Правда трусом не был, насколько помню. С удовольствием в хлебало мог занести не только смерду, но и пану, нечто неприятное сказавшему.
- Ну, мы едем, - требует Войтек. Вопроса в его словах нет. Утверждение. Знать бы куда и зачем.
- Голова болит после вчерашнего, - говорю чистую истину, собираясь отмазаться.
Зачем мне эти прогулки, когда не понимаю где и почему.
- Лучшая возможность получить облегчение не микстурки пить, - убежденно произносит Роман, - а проветриться.
- И ведь прав, - бодро до изумления, а ведь пили мы вчера не иначе вместе, восклицает Войтек. - Когда он прав, разве ж возражаю?
Все дружно ржут в голос, над хорошо известной шуткой, которую я прочно забыл и не улавливаю в чем соль.
- Едем! - уже другим тоном говорит Ковалевский, - мы ж для тебя старались, - и тащит в сторону конюшни.
Совершенно не представляю, о чем речь и меньше всего хочется с ним вместе куда отправляться, но даже любопытно, а чего дальше. Может во всем этом какой-то смысл, которого не вижу?
Кому обрадовался, так Околотеню. Мой старый друг и настоящий боевой жеребец. Он тоже погиб в бою, но до того неоднократно доказывал преданность и присущую правильно воспитанному жеребцу ярость. Кличку заработал жеребенком не случайно. Он непослушный и даже меня вечно проверял на прочность. А любому другому мог приложить запросто копытом или откусить неосторожно подставленные пальцы. Конюхи его боялись, но так и должно быть. Настоящий боевой конь это вам не меланхоличная кобыла, которую подсовывают детям и женщинам для безопасности. Натуральный зверь, готовый идти на острия копий. За ним хозяину приходится ухаживать, поскольку никому не позволит на себя сесть.
Околотень посмотрел на меня с недоумением и возмущенно дернул головой. Почему пришел без угощения?
- Извини, - бормочу виновато, - в другой раз двойную порцию, лады?
Он фыркнул недовольно, но позволил оседлать себя без обычных фокусов.
Ничего нового за воротами я не обнаружил. По обе стороны пыльной дороги, петляющей между холмами тянулись хорошо знакомые квадратики полей и виноградников. Лишь иногда попадались рощицы. Зато не так далеко виднелись горы и насколько мог видеть глаз они поросли мощными лесами. Отсюда не разобрать, но я хорошо знал окружающий мир. Степь, давно и прочно распаханная и возделанная, чуть выше сменялась буковыми лесами и дубравами, где пасли скот. Свиньи обожают тамошние желуди и кормятся практически без присмотра. Еще выше начинались хвойные деревья, сменяющиеся лугами. Мы не куманы, однако отары овец регулярно туда отправляют на откорм. Перегонщики по большей части из холопов, но корпорация не просто уважаемая, а неплохо зарабатывающая. К тому же нельзя отвечать за животных и не иметь возможности отогнать волка, медведя или даже человека. Поэтому они имеют оружие и неплохо с ним обращаются. Не только с луком и дубиной. Как раз из подобных частенько набираются на службу в качестве 'панских детей'. Говорят, среди таковых, реально попадаются бастарды, но обычно все ж обычные мужики. Зато занимают промежуточное положение между холопами и шляхтичами, частенько служа конкретным семьям из поколения в поколение. Уж точно не предадут, как наемники, если нет чем расплатиться.
Когда-то в тех горах добывали и золото с серебром, но сейчас остались лишь соляные разработки. Как раз Ковалевским и принадлежат. В отличие от меня в деньгах он никогда не нуждался и охотно подкармливал Йована и Федора. Сегодня я понимаю, почему они так себя повели. Тогда это было сильнейшее потрясение и в голове не укладывалось, как можно поступиться честью. Правда, понимать, не означает простить.
Я ехал, мельком глядя на пейзаж, практически не замечая встречных, ломающих шапки. На самом деле нравы здесь достаточно патриархальные и обычно даже незнакомые не стесняются обратиться. Но компания вроде нашей достаточно опасна своей непредсказуемостью. Чисто из гонора молодые паны могут отстегать плетью за недостаточное уважение. Не здесь, но были случаи и убийств. Без особых последствий. За чужого смерда или холопа до 30 гривен вира. Не так, чтоб сильно много. За обычного ездеца, если он не по названию всадник, а благородный, платить 480. А за меня и вовсе 960, как за ишпана, на две ступеньки стоящего выше. Такое не каждый пан потянет, не то что зажиточный сельчанин. Лучше низко поклониться, чем без причины нарваться или сопротивляясь, ранить/убить благородного.
Паничи перебрасывались репликами, поминая наших общих знакомых. Ну, то есть, конечно, знал о ком речь, но за давностью напрочь забыл эти мелкие свары с интригами провинциального уровня, тем более лично меня эти сплетни мало касались и вряд ли волновали даже тогда. Сейчас не интересно абсолютно кто кому чего сказал и по какой причине. Меня все не оставляла мысль, кругом иллюзия и все это не имеет ни малейшего значения. Они все покойники, включая мою собственную персону. Я решил подождать и посмотреть. Куда, в конце-концов, торопиться.
- Голова болит пан-брат? - спросил Ковалевский с сочувствием.
Похоже он нечто почувствовал или веду себя необычно. Вероятно, прежде подключался к подобным разговорам. Молча киваю, хотя утренняя тяжесть оставила. Достаточно молод, чтоб с утра опохмелятся. Само на свежем воздухе выветрилось и стало заметно легче, хотя где-то в затылке все еще отзывается, стоит сделать излишне резкое движение.
- Уже подъезжаем.
Еще б понять куда, пусть и плевать, в принципе. И тут, при виде трактира на перекрестке, меня пробило. Уже не требовалось спрашивать куда это мы заехали. Белевичи! Полагал давно выветрилось из памяти, а оно вон как... Навсегда запомнил.
Въезжаем во двор с гиканьем, пугая несчастного мальчишку, выскочившего принять лошадей.
Деревня не из бедных, но в трактир местные практически не ходят. Роман чуть не снес ребенка, наезжая конем, еле тот успел отскочить. И проделано это сознательно. С гамом и шуточками спешиваются.
- Смотри, - сказал Войтек, - кидая повод слуге, - плохо обиходишь, уши отрежу.
Мальчишка судорожно сглотнул. Кажется, поверил. И положа руку на сердце, совершенно справедливо. Ковалевский та еще тварь, способен и не на такое. Не так давно не угодившей девице все лицо порезал ножом. Тогда я нашел это дурной шуткой, а не злодейством, тем более проститутка, однако кто сказал, что не совершил позже еще чего похуже? Мне с ним переведаться не довелось. Узнав о возвращении, поспешно отбыл аж в Моравию по делам семьи. Прекрасно сознавал, встретимся - зарежу.
Они вваливаются всей компанией в трактир в голос разговаривая. Я все так же тупо плетусь сзади. Роман демонстративно зажимает нос платком, изображая вонь от посетителей. Деревня здесь не из бедных, но сюда местные ходят в редчайших случаях. Гнать брагу можно и дома, а уж перекусить, тем более. Зачем отдавать полновесное серебро, которого и так не много. Трактир живет за счет проезжих. Он достаточно удобно расположен возле перекрестка дорог. Оба ближайших города на расстоянии крайне удачном. То есть проедешь мимо, даже если станешь гнать, с повозкой до темноты не успеешь. Кто в курсе, всегда останавливаются переночевать и уже с рассветом, после молитвы, двигаются дальше. Большинство ночует на улице, возле своих товаров. Лишь более зажиточные отправляются на второй этаж. А здесь можно неплохо, реально кухарка удачная, отужинать и позавтракать. Да и выпить тоже.
Садимся у крепкого, грубо сколоченного стола на лавки. Достаточно удобно и не тесно, но при этом отдельно от соседей, что и к лучшему.
- Слухаю уважливо, - с поклоном говорит подлетевший крепкий мужичок лет сорока, на лехитском наречии, - цо паны хце?
- Молодого поросенка, - демонстративно отвечает Войтек на словенском. Он бы при всем желании не сумел родить правильную фразу на другом языке. У нас только фамилии остались от прежнего, а так никакого отношения к северу не имеем. - И лучшего вина из того, что у тебя есть.
Народу в зале было всего ничего, но из одного стола уже поднялись на выход, а проходя мимо второго он нечто быстро сказал.
- Эдак нам даже подраться не удастся, - сказал недовольно Федор.
- Чем меньше свидетелей, тем лучше, - говорит ухмыляясь Войтек.
Меня буквально накрывает ненавистью, аж в глазах красно. Я ведь все замечательно помню. И что он мне бросил в лицо после суда, когда с недоумением спросил почему соврал под присягой, это ж кроме всего грех величайший, тоже.
- Ты идиот, - прошипел. - Я тебя всегда ненавидел, а ты даже не видел, настолько тупой. Мне с детства приходится всем подряд доказывать, что я сильнее, хитрее, умнее. Я учился лучше всех, для чего сидел ночами над книгами и все равно на меня смотрели свысока ты и такие как ты. Что у тебя за душой кроме древности рода? Ничего. Ты даже пальцем ленишься шевельнуть лишний раз и ничего помимо охоты и выпивки знать не желаешь. За что тебе досталась такая внешность и память, когда один раз глянешь и запоминаешь? Почему на тебя смотрит Зося. Смазливая морда еще не все! Ты никто и больше не будет у тебя ничего! Я своего добился. Ты думаешь, чего полез на бабу? Есть такой порошочек, сильно возбуждающий.
Право же и после суда настолько был ошарашен откровением, что не прибил на месте исключительно от растерянности. Уж точно на ту Зосю никаких видов не строил. Да и зачем она мне? Я с детства помолвлен с Даной Тубич. Она достаточно симпатична, чтоб не вздрагивал в страхе и неплохое приданное обещали, просто пока мала, всего четырнадцатый пошел. Года через два свадьба ожидалась. А чисто плотски хватало Марты с парочкой девиц попроще, чем с дочкой прапора любиться. Испортить благородную девицу - это не пейзанам плетью врезать. Там папаша сущий вепрь, да трое взрослых сыновей. В жизни б не стал связываться, без расчета на женитьбу, себе дороже. И такому шалопаю, как я, понятно было, насколько опасно.
- Не вздумай даже подойти близко, - поставил в нашем знакомстве точку на прощанье, из-за спин толпы родичей. - Скажу слугам, чтоб высекли.
Вино на стол принес лично хозяин, в очередной раз поклонившись и извинившись за задержку.
- И где твоя жена? - спросил Войтек, даже не изображая желание выпить, а наливая мне.
Я так и не понял уже подсунул отраву или нет, хотя и внимательно смотрел.
- Занята, - односложно ответил хозяин.
- Тебя посылать, - произнес Ковалевский все с той же гадостной ухмылкой, - так спрячешь бабу.
Он глянул на приятелей и те сноровисто вскочили. Трактирщик дернулся и Войтек двинул его кулаком прямо в 'солнышко'. Роман равнодушно перешагнул через упавшее тело и вместе с Федором направился на кухню, откуда раздался женский крик. Сидевшие за вторым столом любоваться на происходящее не стали. Все трое моментально выскочили наружу.
- На, - сказал Войтек, - протягивая мне кружку с вином. - Выпей.
Йован двинул ногой зашевелившегося трактирщика и прошел к дверям, задвинуть тяжелый засов, а в зал влетел Роман, волоча за шиворот женщину. Сзади шел, похохатывая Федор.
- Ты ведь ее хотел? - вкрадчиво сказал Войтек, когда ее поставили на ноги перед нашим столом. Сарафан был сверху разорван и спелые груди вываливались наружу во всей красе. Бабе лет тридцать, но смотрелась недурно. - Помнишь, говорил?
А ведь верно, что-то такое брякнул. Правда отнюдь не с такой целью. При всем моем дурном характере сроду девок даже у смердов не насильничал. Если честно, потому что не требовалось. Ковалевский был прав. Я не богатырь из баллады, однако сложен хорошо и морда приятная. Подарки, да делал. А платить тоже никогда.
Роман кинул женщину на стол, задирая юбку под жалобный вопль. Попа у нее на удивление белая и на ощупь, наверняка, хороша. С трудом отвожу взгляд.
- Бери, - щедро сказал Войтек. - Ты, Рад, первый.
- Ну, - поднимаясь, сухо произношу, - хватит. Не благородно для настоящего шляхтича и нехорошо для верующего так себя вести.
- На, - он опять сунул кружку. - Легче пойдет.
Я молча взял и вылил ему на голову.
- Так понятнее? - спрашиваю с иронией. - А так? - и отвешиваю смачную оплеуху в недоумевающую морду с огромным удовольствием, так что отлетает в сторону.
- Убью, - знакомо шипит Войтек, вставая и извлекая саблю.
- С этого и надо было начинать, - довольно говорю. - Как еще выяснить кто из панов-братов прав, как не на честной дуэли.
Это я уж для остальных. Если вчетвером набросятся не отмахаться. Потому и сидел, да помалкивал, хотя прекрасно знал к чему идет. А так сразу входим в определенные рамки и никто не станет возражать. Ведь не скажешь, нам Войтек другое обещал.
- Ты посмел...
Ковалевский резко замолчал, до него дошло.
- Мне обозвать, как заслуживаешь или сразу бить, как смерда плетью? - равнодушно спрашиваю. - Во двор!
Он повернулся и пошел куда сказано. Трусом Войтек отнюдь не был, да и брал уроки у учителя фехтования. На самом деле, он сильнее меня по этой части. Не зря зубрилой родился. Тренировался и тренировался. Но это было тогда. А сейчас у меня за спиной другая школа. Настоящая. Когда не говорят длинные речи и куртуазно отступают, давая противнику возможность поднять выбитый клинок. Я учился убивать, не давая подняться. Если понадобится и в спину врагу ударю.
Когда мы вывалились из трактира парочка возчиков и не так давно удравшие из помещения гости, подались было назад, но достаточно быстро сообразили, что происходит. А это уже совсем другое дело! Посмотреть на кровавое зрелище всегда найдутся желающие. А уж полюбоваться, как один благородный дурак второму кишки выпустит - это ж не только тема для разговоров, еще и удовольствие.
Я сбросил жупан, оставшись в одной рубахе и встал в классическую стойку. Сабля на уровне глаз, направлена в сторону противника. Кто первый начинает, сильно рискует. Войтек повторил зеркально.
- До первой крови, - нервно сказал Роман.
Похоже, ему единственному не по душе случившееся. Остальные с горящими очами ждут.
Ковалевский двинулся в бок, по кругу. Знакомый прием. Хочет, чтоб солнце мне мешало. Дожидаться этого было глупо и атакую. Он уверено отбивает и в свою очередь делает выпад. Убирая выставленную ногу назад и разворачиваю корпус на второй, пропуская его вперед. Неловкое на первый взгляд движение, по инерции и самым кончиком клинка достаю по горлу, вскрывая до самых шейных позвонков. Лезвие настолько острое, что в первый момент Войтек не ощутил боли, разворачиваясь ко мне и замахиваясь. Но кровь в таких случаях льется потоком и в лице на короткий миг мелькнуло понимание и ужас. Он уронил саблю и схватился рукой за рану, падая на колени.
Роман с Йованом кинулись к нему, а остальные зрители разочаровано зашумели. Они никак не ожидали такого быстрого окончания поединка. Три удара и покойник. А где звон клинков и фехтование? Один Волович посмотрел на меня с глубокой задумчивостью, поверх дергающегося в агонии тела. Попытки остановить кровь здесь бесполезны. Минута максимум. Похоже он нечто учуял. Плевать. Мне удар ставили специально и со стороны он смотрится случайностью. Но даже если нет, дуэль дело непредсказуемое. Войтек, к примеру, точно знал, что один на один меня сделает. Мы ж вместе много раз сходились в учебных поединках. Восемь из десяти его победы. Не надо недооценивать противника.
- Паны-браты, - говорю, вытирая клинок и убирая его в ножны. - Раз уж такое дело, по чести, доставьте тело родным, расскажите про случившееся, а его имущество себе оставьте.
Федор расплылся в довольной улыбке, а Роман моментально полез к висящему на поясе кошелю. У Войтека водились денежки и есть что делить. По обычаю, все что на теле, оружие и коня получает победитель. Поэтому, когда бьются не до смерти, заранее оговаривают правила, чтоб не остаться без порток. Но мы-то сразу начали, значит все по нормально. Могу забрать, но отдаю уже свое. Им приятно, а мне удобно. Теперь всем расскажут, как произошло и отсутствие виноватых. А то ведь придется вернуть уже свои монеты. Жеребец, кстати, немало стоит. Он хвастался в десять гривен обошелся. Может и правда. Тогда продать и поделить 2,5 гривны на нос. Два года работы мастерового. У нас, благородных, запросы повыше, но кому и когда монеты лишние были?
- Что здесь происходит? - потребовал начальственный голос.
А вот и Ладягин собственной персоной прибыл, в сопровождении пятерых ратников. Я ведь подозревал связь его с Войтеком, но как докажешь? Мимо случайно проезжал, ага. Дьюле, государеву чиновнику, больше делать нечего, как по дороге в сопровождении стражи кататься. А еще как удачно завернул. Молодые люди на государевой земле устроили легкий погром. Жену трактирщика подвергли бесчестью, его самого зарезали. Кстати, так и не узнал, кто это сделал. Все дружно показали на меня, но они и главным буяном называли, хотя устроил Войтек. А вот стражника я собственноручно зарубил. Какое он имел право хватать ишпана? Сам дурак. Я, в смысле. Сам себе хуже сделал. Извиняет частично лишь выпитая отрава. Мозги явно не на месте были. В итоге пошел служить в государев полк простым юнаком, а не как положено шляхтичу древнего рода, командиром хотя б десятки. Басю выдал быстренько замуж, чтоб хоть не продавать имение. Корич старик, зато при деньгах и дал неплохо. Ее чувства в тот момент не волновали совсем.
- Честная дуэль здесь случилась, - говорю спокойно.
- Будем разбираться, - заявляет он, глядя свысока и подтверждая подозрения о сговоре с Ковалевским.
- Сколько угодно, - отвечаю равнодушно. - К вашим услугам, пан.
Глава 2.
Сделай лучше.
Когда разбирательство закончилось окончательно и дьюла позволил уехать, солнце уже катилось к закату. Он оказался на удивление въедлив и не просто допрашивал, но по отдельности. К его чести, даже если там и присутствовало нечто вроде сговора, пережимать не стал и вел себя правильно. Ситуация кардинально отличалась от прошлой и подставляться явно не собирался. Тем не менее, подозрения на его счет у меня серьезные. Знать неподсудна низшим судебным инстанциям. Максимум нас бы вызвали в суд задним числом. А здесь полный набор по заказу: государева земля, высший судебный чиновник, назначенный из Старграда и сильно буйный ишпан, за которого некому заступиться, а подельники дружно топят. К тому же помню, что одну из моих деревень кто получил по дешевке. Правильно - Ладягин.
Положа руку на сердце, был он не лучше и не хуже прочих государевых людей, управляющих от имени монарха. Достаточно справедлив, в меру брал взятки. Все упиралось в желание Брячеслава реализовать свои высшие права более жестко и последовательно. Он вмешивался в старые панские счеты, выступая арбитром и потихоньку заставлял не выяснять отношения оружием, а идти в суд, где принимало решение назначенное им юридическое лицо. Власть государя, даже не на его землях, становилась все более жесткой и централизованной. Правда это происходило медленно и для многих практически незаметно. Не удивительно, он правил добрых тридцать лет и я вырос при новом порядке. Закономерно, что как только власть дала слабину, магнаты захотели вернуть прежнюю жизнь, никому не подконтрольную.
Околотень вел себя на удивление спокойно. Двигался шагом, лишь иногда переходя на легкую рысь и послушно снова замедлялся, стоило дать понять. Конь всегда прекрасно чувствовал настроение хозяина и, хотя любил иной раз показать своеволие, однако никогда не переходил черту непослушания.
Хорошо знакомый путь успокаивал привычностью. На людей и телеги не обращал внимания, думая о своем и не отвлекаясь на прохожих и проезжих. Никто из них по собственной инициативе не заговорит с высокородным. Глаз зацепился за сидевшего чуть в стороне от дороги человека в серой рясе с семицветным поясом. Такие отнюдь не всем подряд полагались. Ученость его признана высокой коллегией священнослужителей. Обычно они по дорогам пешком не шляются, а руководят большими приходами.
Какое-то мгновенье я колебался, но почти сразу выкинул сомнения из головы и остановился.
- Света ясного, - спешиваясь, - 'образец'.
- Счастье тому, кто желает другим, - ответил уже пожилой мужчина с морщинистым лицом и ясными глазами. - Не называй меня так, - после легкой паузы. Увы, из меня пример неподходящий. В паломничество иду, к шести склепам, грехи замаливать.
Говорить, что это стандартное обращение к ученому мобеду не имело смысла. Он это не хуже меня знает.
- Меня зовут ишпан Радослав Воронецкий. Правда за спиной частенько кличут Басалаем.
То есть грубиян и невежда.
- Я Збар, - ответно представился, не называя ни должности, ни звания.
Вряд ли это от скрытности. Он не случайно подчеркнул про паломничество. К гробницам пророков идут обязательно пешком и не чинясь происхождением. Хотя обычно и не скрывают. Но все шесть подряд посещают достаточно редко. Это дорога года на два, в самом лучшем случае.
- Такое прозвище не просто заслужить, - еле заметно в бороду улыбнулся священник.
- Есть за что, - согласно киваю. - Порой веду себя не лучшим образом. Бывает и родных обижал, не только простолюдинов. А сегодня убил старого приятеля. Он, прости, Святовит, брыдлый был. Мерзкий человек и завистливый, но считал его товарищем. И вот я сознательно спровоцировал на дуэль и зарубил.
- Хочешь исповедоваться? - спросил мобед совсем другим тоном.
- Я не раскаиваюсь. Если б не сделал это, он вся моя семья пострадала, да и заслужил, подлюка. Но, да. Хотел бы рассказать кое о чем и услышать совет. Полагаю, это нельзя назвать настоящей исповедью, поскольку сожаления не испытываю и о прощении не забочусь.
- Сядь, Радослав, - показал он на землю возле себя. - Поговорим.
- Мой замок недалеко, часа два. Может отправимся туда? Мы род старинный, пусть и небогатый, однако доброго гостя всегда накормим и найдем постель.
- Спасибо за предложение, однако - нет. Обет.
Каждый сходит с ума по-своему и нет смысла выяснять что именно он обещал Лучезарному.
- Пасись пока Околотень, - сказал жеребцу, похлопав его по шее.
Тот покосился недовольно и отошел на пару шагов, лениво изучая травку. Моя скотина привыкла хорошо питаться и больше для удовольствия употребляет свежую зелень, предпочитая овес, морковку и почему-то сушенную рыбу. За последнюю, душу продаст. Извращенец натуральный.
- Если честно, - говорю, усевшись, - была у меня мысль податься в Серадзь к тамошнему достуру, но он хоть и глава мобедов, но человек излишне жадный. Все гребет под себя, не считаясь с честью. Кого угодно продаст и купит. Не хочется мне перед ним стоять и говорить о таком.
- Откуда знать лучше ли я?
- Ты ученый человек Збар, знаешь, что такое раскаяние, раз идешь долгим путем и к тому же, прямо и грубо говорю, мало шансов на вторичную встречу.
- Это настолько неприятно? Хуже убийства товарища?
- Ну, если в подробностях, то слишком много всякого...
Он поднял бровь вопросительно. Прекрасно понимаю, о чем подумал. Что я такого мог натворить в моем возрасте, раз убийство не считаю грехом.
- Все сложнее, - невольно вздохнув, говорю. - Вчера я напился до состояния чурбана. Абсолютно не помню, как попал домой. Но это не в первый раз, ничего особенного.
Он кивнул понимающе. Висящий на шее тяжелый золотой диск с глазом и крыльями, вывалился из ворота наружу. Ох, непростой мобед мне встретился в пути. Может так пожелали свыше. Не дэв - точно. Они этого символа не выносят.
- А вот сон, который видел, - меня невольно передернуло. - Уж не знаю кто мне послал его Крачун или Белобог, - оба мы автоматически при упоминании Цернебога сделали защитный жест, как положено, левой рукой, скрещивая пальцы, - и чего от меня добивались, но я прожил одиннадцать лет... во сне. И это были страшные годы. Меня, небеспристрастно, однако по закону справедливо, лишили большей части земли и я пошел служить, поскольку семью кормить надо. И наша держава горела, а кровь лилась рекой. И воевал то за одних, то за других. Пока замок мой не сожгли вместе с матерью. Тут то я уже поднял руку на саму власть. И повел за собой крестьян убивать боляр. Я помню все это, - резко сказал, глядя в глаза мобеду, - и смерть свою тоже помню. До самого последнего момента, когда упал топор. Я потомственный воин, но за то, что творил, меня приговорили к четвертованию. Правда, как благородному, сначала голову отрубили, лишь затем остальное. По приговору возили руки и ноги с головой по городам, которые уцелели после моих ухарей, но этого, по понятным причинам, уже не видел.
Я помолчал, собираясь с мыслями.
- И знаешь, Збар. Почти ни о чем не жалею. Я проиграл не потому что был плох, а по совсем другим причинам. Слишком был прям и честен. Не мог бросить доверившихся. Они шли за мной и я делал подчас то, что вовсе не собирался изначально. Долг превыше всего, - сухо рассмеялся. - А надо было вырезать Серецких и, добившись своего, бросить своих людей. Мне предлагали предательство и возможность снова стать ишпаном. Тогда б не погиб, а жил себе и дальше, кушал если не на золоте, так серебре. Но я не смог переступить через себя, запятнать честь. Кровь лить - сколько угодно, но продать воевавших плечом к плечу - нет! Догадываешься что случилось?
- Кто-то из близких изменил?
- В точку! Не все такие идиоты, как я.
Невольно выругался, употребляя конструкции известные разве старым наемникам, но никак не подобающие для ушей священника.
- Прости, Збар, - опомнившись, бормочу.
- Мне приходилось слышать неоднократно нечто подобное, - спокойно сказал он. - Продолжай.
- Хуже всего, - говорю, помолчав, - не то что, смотрю на человека и знаю, как и когда он умер. Мертвец ходит, смеется, нечто говорит и кушает, а он давно в могиле гниет. И это в лучшем случае, а то многих кости раскиданы по полям и дорогам неубранные. К тому же точно знаю, вот эта тварь завела свою сотню в засаду даже не сознательно, а по глупости. И что с того? Он давно погиб и они тоже. Есть ли смысл прикончить, пока не совершил свой поступок? Гораздо неприятнее другое. Я не могу понять, спал ли я или прожил эту жизнь до конца. Может вокруг сейчас вовсе не мир светлый, а чистилище или ад. Уж точно не рай. Здесь люди, а не души и они по-прежнему норовят жить ради себя. Я не виню их. Это нормально, но чего от меня добивается Светлый? Или это Темный явил свою власть?
- Я многое слышал прежде и иногда страшное, - сказал мобед после длинной паузы. - Такое впервые. Но ответ прост до безобразия. Радослав, ты верующий?
- Конечно, - я даже обиделся. - Верую в победу света над тьмой и всегда готов биться с почитателями Стужи и идолопоклонниками.
Откровенно говоря, вторые, в отличие от первых, частенько приличные парни. Мне со многими пришлось как рубиться, так и общаться. Ничего против них не имею, но это стандартная формула.
- Во имя Солнца во веки веков!
- Тогда в чем проблема? Даже если все вокруг иллюзия, чистилище или ад, ты обязан стремится нести добро и мешать приверженцам Цернебога творить зло.
- Мое добро нередко становилось злом для других, - говорю нехотя.
- Ты же не философ, правда?
- Вот уж чего за мной не водится, - невольно хохотнул.
- Тогда должен понимать, дело воина сражаться за то, что он считает правым делом. А чего больше совершил дурного или славного решать не нам. Каждый в ответе за то, что совершил или, напротив, не сделал. Промолчать и отвести глаза...
- Восьмой грех, - говорю автоматически.
Истинно верующий знает их десять.
Не почитать идолов, не лгать, не лжесвидетельствовать, не убивать, не предавать, не красть, не стяжательствовать, не бездействовать, когда видишь зло, не быть лодырем и нерадивым в труде.
Второй возможен лишь для мобеда, четвертый иногда простителен. Зависит от ситуации. Защита жизни и слабых допустима. Комментарии к разным случаям для сословия воинов учатся в раннем детстве.
- Испытания посылаются нам, чтоб увидеть кто настоящий друг и враг. Союзы заключаются на время, а честь одна навсегда. Если это твое чистилище, то смысл в том, что сделать лучше прежнего. Не мстить врагам и предавшим, а улучшить ситуацию! Исправить прежние ошибки!
Я невольно подался вперед, глядя ему в глаза.
- И для этого не обязательно поступиться принципами. Надо лишь помнить, каждый несет ответственность за свои поступки. Не здесь, так после смерти.
Он помолчал.
- Даже несчастная любовь дает человеку нечто. Опыт. У тебя тоже имеется негативный. Так поступай по-умному. Прежде чем нечто сделать, сядь и подумай, как правильно для окружающих. Идеальных людей нет, все мы греховны, но для того и дана свобода воли свыше, что выбирать правильный путь. Счастье тому, кто желает другим, - повторил он хорошо знакомую формулу из речений первого пророка.
- Спасибо, - говорю искренне. - Это хороший совет.
Даже при том, что настоящее счастье, когда тебя любят и уважают не за дела, а за то, что ты есть. Вот такой, со всеми недостатками. И нельзя быть хорошим для всех. Всегда найдутся недовольные. Тем более, расплата чаще всего приходит не за деяние, а за то, как тебя поняли.
- Хотя это и не исповедь официально, - сказал мобед, благословляя круговым движением, олицетворяющим бег Солнца, - но никому не расскажу о нашем разговоре. Если не сложно, - практически без паузы, -объясни одну вещь. Ты сказал вся земля горела...
- Государь наш Брячеслав скоро помрет от болезни, - говорю без особых раздумий.
Какой смысл скрывать. Ничего изменить нельзя, при всем желании. Кто ж меня слушать бы стал, прибеги с такими словами. Дыбой бы закончилось поношение имени и подозрение в попытке наложить проклятье. Если все ж слух пойдет, может нечто сдвинется. По крайней мере зря болтать и делится откуда получил сведения, он точно не станет.
- Подробностей не знаю, не тот уровень, чтоб делились. Наследник будет не то отравлен, не то зарезан прямо перед этим. Разное говорили. Вероятно, потому и скончался Брячеслав скоропостижно. Переживал. Ходили слухи в вине Корчевских, но кто его знает, где правда. Кого еще обвинять, как не прежнюю государиню Василису и ее братьев.
Первая жена прожила с ним двадцать лет и родила дюжину детей, но на общую беду девочки были крепкими и здоровыми, а мальчики один за другим помирали. Причем возраст в два года не пересек ни один. Обычно женились лишь один раз, но в случае проблем с детьми разрешалось взять вторую супругу. С согласия предыдущей или без - это дело скользкое. Бывало по-разному. Брячеслав женился дважды. И новая супруга дала ему мальчика, которому сейчас четыре.
- Да и останься наследник целым после смерти отца, долго б не протянул. Слишком много нашлось желающих сесть на трон.
Прямых родственников больше нет. Мужья дочерей, а власть по женской линии не передается и двоюродные братья. У всех претензии на власть, причем сомнительные по любым законам.
- Править будет право силы и полыхнет по всей нашей державе пламенем, которое станут заливать кровью.
Зал, в принципе, мог вместить больше четырех десятков гостей. Не случайно в нем стоял огромный стол в виде египетского креста 'Т'. Но те времена давно прошли. Больших собраний здесь не проходило. Как и на самом замке лежала невидимая, но отчетливая печать упадка. Скатерть не стелили давно и, если не считать 'перекладины', где в прежние времена сидел хозяин, давно по-настоящему не чистили. Впрочем, и оружие, развешанное на стенах, никто не полировал. Это, все больше трофеи и ими пользоваться не собираются. Хотя коллекция внушительная. Предки у меня много врагов накромсали.
Между прочим, резной стул, на котором нынче восседаю по полному праву, крайне неудобен и без специальной подушки из-за жесткости. Но я когда-то по дурости отказался, неизвестно кому демонстрируя стойкость и вернуть все взад было неудобно. Сказать бы ничего не сказали в лицо, но за спиной непременно бы посмеялись все, и слуги, и домашние. Не настолько глуп, чтоб не понимать. Жутко бесило положение, куда сам себя загнал, однако ничего не хотел делать, чтоб не упал и так не особо высокий хозяйский авторитет. Вот и полирую задницей себе назло.
К вечерней молитве успел вовремя. Не из горячего желания, а просто удачно совпало. Конечно, правильно с рассветом встать на заутреню, а в праздник молебен дополнительный, но далеко не все способны согласно канону исполнять полностью. Особенно женщины. Понимая необходимость забот по хозяйству это и не требовалось. Достаточно сказать символ веры: 'К тебе уповаю Всемилостивый и Всеблагий Свет. На Суд твой отдаю дела свои праведные и злые. Да горит вечно Огонь!'.
Но мы то люди не простые и всегда действуем согласно правилам.
Ну а после положено ужинать. Компания обычная: мать, сестра да Савва. С прислугой у нас туго, как и со все прочим. Одна кухарка на все про все, с помощью кухонного мальчишки, да 'дядька' лично таскает на стол приготовленное. При нашем количестве особо не перетруждается. Кстати никто его это делать изначально не заставлял. Он всегда не прочь пожрать, отчего и брюшко заметное, а заодно якобы следит, чтоб нам враги чего не подсунули, пробуя. То есть у боляр и государя специальные отведователи имеются, но нам и яду то некому подсыпать. По крайней мере, до вчерашнего дня.
Еда, между прочим, как обычно, выше всяких похвал. Феодора готовить умеет замечательно. Хлеб у нее вкуснейший выходит и на моей памяти ни разу не сгорел. Пироги отменные, с любой начинкой. Сейчас, например, из зайчатины. На днях лично парочку подстрелил. Ну и обычная каша, с маслом, подливкой мясной, в которой неизвестно какие травки и специи, придающие совсем новый вкус. Как ей это удается выше моего понимания. Ведь давно все рецепты должны были пройти по множеству раз, однако находит чем удивить. Притом, что пряности у нас особо не употребляются. Дорого и лишь немного лежит в загашнике на случай появления гостей.
Вино в кувшине на этот раз хлебать не стал. И не по причине местного производства, хотя с южными и привозными через Негостеприимное море не сравнить. Неохота после вчерашнего, да и голову желательно иметь ясную. Хлебаю потихоньку малиновый морс, старательно не замечая довольную улыбку Саввы. Нет, он, правда, решил на меня нотации внезапно подействовали?
В руку ткнулся холодный нос. Это прибежали мои собачки. В замке два вида псов. Пастушьи, охраняющие стадо и способные загрызть волка и охотничьи, гораздо меньшего размера, натасканные на дичь. Медведи в наших краях повывелись, а вот лисы, барсуки, зайцы и прочая подобная дичь попадается. Благородному человеку как без такого развлечения, как охота? Не поймут. Это тоже не настоящие породистые звери. Местный помет от скрещивания. Вид у них неказистый, зато понятливые. И любят меня не за куски со стола, хотя сроду не отказывались.
- Устала я чего-то, - сказала мать, дождавшись пока все доедят, отодвигая пустую тарелку. - Пойду отдохну.
В последнее время у нее ноги опухать стали и отдышка.
Мы с сестрой автоматически вскочили. Этикет, вбитый с младенчества. И пусть я официально хозяин и тот еще шалопай, но уважение к старшей в роду остается.
- Савва, - говорю сквозь зубы, - проводи!
На лестнице у нас темно, а идти, хватаясь за стену и одновременно светить лампой ей не удобно. Обычно я про такое не вспоминаю, он сам делает, без приказа.
- Останься, Бася, - говорю, когда сестра дернулась на выход. - Разговор есть.
Быстрый подозрительный взгляд и послушно села, уставясь в стол. Раньше мне казалось от боязни, теперь подозреваю, чтоб не увидел презрения.
- Ты, действительно, последний год ведешь хозяйство самостоятельно?
Я это и так знаю, мать давно следила спустя рукава за семейной собственностью, но надо с чего-то начинать.
- Да, - односложно отвечает, по-прежнему не поднимая голову.
- Насколько все плохо?
- Если б ты поменьше гулял, - сказала с отчетливой злостью, - могли б выкрутится нормально. Город под боком, есть куда продавать. Но в прошлом году засуха была, если не забыл. Запасов больше нет. Случись ранние заморозки или еще какая беда, сидеть даже нам впроголодь, не говоря о мужиках.
Допустим, не только наши, все пейзане те еще хитрецы и страшно не любят отдавать даже положенное, включая обязательную барщину на поле. Они тоже не прочь продать чего горожанам и спрятать денежку, плача о нищете и проблемах. Следить за ними надо и время от времени не стесняться в морду давать. Особенно, поймав на горячем. Главное палку не перегибать и без явной вины не придираться. А такое они очень хорошо понимают. Нарушил древние соглашения - получи. Только говорить сейчас об этом неуместно. Выйдет, как с Саввой. Бася тоже пропустит мимо ушей, как я его нудности. Она ж лучше знает.
- Я не могу на них сильней давить! Только не сейчас!
Кажется, она решила, что я денег хочу.
- Представь себе, Бася, что я внезапно поумнел и решил больше не гулять. Из меня управляющий, как из дерьма пуля, - хмыкаю, - в твои распоряжения вмешиваться не собираюсь, однако, чтоб иметь представление, как жить дальше, неплохо бы иметь понятие о размере ямы, в которой сидим.
Она молча кивнула, прервавшись на полуслове и впервые подняла голову, посмотрев в лицо.
- Во-первых, напиши роспись, - говорю, пока не начала меня невесть в чем обвинять. - Сколько мы получили за прошлый год, заплатили и долгов имеем. Дня три хватит?
- За день сделаю.
Похоже основные прикидки у нее и так имеются. Значит не ошибся.
- Еще лучше. Во-вторых, прикинь, есть ли смысл отпустить холопов на денежный оброк, вместо барщины. Или совместить, я уж не знаю. Многие сейчас так делают, а ты у нас специалист не книжный, а практик.
- Это насмешка?
- Комплимент, дура!
- Ну хоть похож на себя стал, а то уж показалось подменили.
Прямо в 'яблочко'.
- Я поумнел. Внезапно и резко. Дело в том, что внезапно обнаружил, как мой лучший друг Войтек Ковалевский...
- Болдырь, - прошипела Барбара еле слышно. То есть по-простонародному чванливый и надутый.
Наше воспитание не блещет. И без того небогатое владение не позволяло отцу отправить нас куда-то учиться. В основном получали необходимые знания прямо в этом замке. Нет, домашние преподаватели были, но по большому счету я был изрядный лентяй и бездельник. Отнюдь не стремился учить уроки, предпочитая истинно благородному положенные: фехтование, скачки, охоту и, из песни слов не выкинуть, выпивку, а также карты с девками. Последнее уже после его смерти, в основном. Но и прежде у нас по части образования не особо складывалось.
Род Воронецкий древний, но с изъяном. Угасающий. Мало того, нет близких родичей, лишь дальние, так мужчина родился лишь однажды. Три старшие сестры и младшая. Причем после последней, Барбары, у матери какие-то проблемы по женской части. Со мной это не обсуждали, но кое-что слышал в детстве и задним числом сообразил. Больше она не беременела и обоих родителей это сильно нервировало. Потому и тряслись надо мной постоянно, а после смерти отца мог делать что угодно. Ну и сестрам-то приданное положено приличное, потому мы вечно копили на замужество, чтоб не ударить лицом в грязь и денег в доме не было.
- Сознательно пытался спровоцировать на погром собственности государя. В смысле трактира, - уточнил. - Причем желательно с пусканием крови тамошнему хозяину и насилием над его женой. А прямо по-соседству абсолютно случайно находился дьюла Ладягин. Дальше объяснять надо?
- Будет суд? - судорожно сглотнув, спросила Бася.
- Я сказал 'пытался'. Пришлось хм... вызвать на дуэль за неподобающее поведение. Я его убил. Дьюла рассмотрел произошедшее и признал случившееся не нарушающим законов и приличий. Дело в том, со стороны смотрелось случайностью, но тебе прямо говорю - хотел и сделал. Враг не может быть предателем. Он враг и от него ждешь подлости. Только друг. И за это нужно платить. Кровью.
- Он никогда не был тебе другом, - как-то странно глядя, сказала она. Видать в голове не укладывается. Я вечно шел на поводу Войтека.
- Возможно. И все же я так думал. А когда ехал домой, внезапно задумался. А так ли плохи наши владенья? Ведь сделай я чего они хотели, этот судебный крючок повесил бы на нас жирный штраф и отнял парочку деревень себе на пользу. Наверняка ведь и управляющий уже имелся на примете. Или тому же роду Ковалевских ушли бы. Значит есть смысл?