Она шла. Шла так, будто под пальцами ног рассыпаны стекла, но танец ее шагов смеялся над острыми краями.
Почему женщины не носят тех платьев, что летают вокруг бедер светлыми бабочками? Может быть потому, что такое платье подразумевает и предполагает полную обнаженность тела под ним? Когда тело - самая лучшая и самая дорогая одежда. Такое тело есть не у многих. Подбородок и шея, тонкие ключицы и то место над грудью, куда хочется просто положить ладонь, без всякого пока что желания скользнуть ниже. Подойти сзади, когда она остановится рядом со старым торговцем газетами и, заведя руки поверх ее плеч, положить одну ладонь на грудь под ключицами и повести к себе плавно-плавно, прижимая, другой рукой придерживая за плечо под шершавой тканью с выпуклым рисунком.
И прочитать на лице торговца, кося на него одним глазом, потому что нос зарыт в темные гладкие пряди, - отражение того, что написано на ее лице.
Он подмигнет. Значит, все хорошо.
Но это понятно и так. По зыбкости тела, плывущего под моими руками, без напряжения. Будто кости ее стали мягче и исчезли вовсе.
Напряжение будет потом, когда в поту слипнутся волосы, раскиданные по простыням и когда, кажется, никаких сил уже нет, но они все приходят и приходят, потому что ее подбородок вот так запрокинут вверх и шея открыта вся - всё мне, всё до самого донышка - силы приходят. Тогда, волнами, множество раз, после мгновений усталости, она снова и снова станет звонкой и твердой, как дека скрипки, позволяя играть на себе. И, перемежая легкую твердость с таянием теплого мороженого, будет идти вместе со мной, вздох ко вздоху - к тому крику, после которого - сладкая двойная смерть.
А потом - разговоры...
И утром, когда в маленьком кафе, она будет сидеть с чашкой кофе, со щеками сонного ребенка, я снова отправлю ее за газетой.
Чтобы через минуту встать и пойти следом. Потому что она просто идет, ступая по вылощенным временем круглым спинам камней подошвами плетеных римских сандалий. И каждый шаг ее, каждый промельк коричневого колена среди бьющейся в утреннем бризе светлой ткани платья, - из тех, что не носят, - напомнит мне о ночи прошедшей и пообещает следующую.