Мой сын развернул какой-то газетный свёрток, а там оказался маленький вяленый щурёнок.
-Откуда это? - удивилась я.
- Когда я вчера уже стоял на пороге, Серёжа бросился в кухню. "Подожди, - говорит, - у меня для тебя есть подарок". Он там долго чем-то шелестел, потом вынес мне этот свёрток.
Я смотрела на сморщенную рыбку и думала о двенадцатилетнем мальчике, который каждое утро, когда гонят коров, когда так хочется спать, шёл по деревне с удочкой. В деревне нет ни речки, ни озера. Есть только самодельный водоём - карьер. Его вырыли прошлым летом - песок добывали, - и там каким-то чудом завелись мальки. Серёжа просиживал на карьере целыми днями и иногда, действительно, приносил улов, то есть несколько мелких рыбёшек, которых чаще всего отдавал коту.
- Он меня даже предупредил: "Только не разворачивай, пока не приедешь домой - это сюрприз". Я, честно говоря, забыл вчера посмотреть, что там такое.
Потом мне позвонила сестра и рассказала, как Серёжа весь вечер волновался и всё спрашивал: "Как ты думаешь: он уже доехал? Он уже увидел? Как ты думаешь: ему понравится подарок?" Выяснилось, что Серёжа поймал всего только две приличные рыбёшки. Он их сам вялил и одну из них подарил маме, а другую - старшему брату. Двоюродному.
29. 12. 2002 г.
Санкт-Петербург.
II ЖИЗНЬ КАРАСЕЙ
В дальнем углу двора, под огромными вербами, наклонившимися из-за забора, вырыли пруд. Туда Серёжа и выпустил из пол-литровой банки маленьких карасиков.
-Я, тётушка, рыбу буду разводить, - сообщил он мне, - по-настоящему.
Я одобрила этот проект, похвалила племянника за хозяйственную деятельность, но на другой же день увидела, что Серёжа сидит над прудом с удочкой.
-Серёжа! Ты что - уже передумал? Решил выловить всех карасей?
-Да нет... Я их половлю, а потом снова выпущу, - неохотно объяснил Серёжа.
-Зачем?! - не поняла я.
-На карьер идти неохота, жарко. Да и своя рыба в пруду есть.
-Слушай, - не унималась я, - так карасям-то как? Когда их цепляют крючком за губу просто так, без всякой надобности? Только потому, что тебе на карьер лень идти.
-Ты, тётушка, что-то слабонервная стала, - заметил Серёжа, но было понятно, что и Серёжу этот вопрос мучил. В результате он молча вытащил удочку и ушёл.
В конце августа Серёжа уехал в город, а караси остались подрастать и размножаться в пруду. Лето было жаркое, засушливое, наступивший сентябрь мало чем отличался от июля. Колодец обмелел, пруд стал стремительно высыхать. Туда всё чаще наведывались матёрый сиамский кот Степан и легкомысленный щенок Кузя. Пока кот неподвижно сидел на мостках в позе "коробки" и не отводил глаз от воды, Кузя носился вокруг пруда, пробовал спуститься на дно, где тревожно передвигались обречённые караси.
Серёжина бабушка не выдержала и принялась носить вёдрами воду из огромного общественного водоёма. Она выливала её в свой пересохший пруд, дабы спасти карасям жизнь. И всё-таки Кузя до них добрался. Его застукали среди бела дня стоящим в пруду и шурующим по дну носом. Кузя нехотя вылез и поскорее убрался подальше, когда бабушка с возмущением погнала его из пруда. Но это оказалось уже лишним: карасей там больше не было.
29. 12. 2002 г.
Санкт-Петербург.
III. СОЧИНЕНИЕ.
"Татьяна Толстая, я Вас боюсь", - вот так я при случае сказала бы знаменитой писательнице. Не в том смысле я её боюсь, что боюсь, а в том, что писать - трудно. Тычешься карандашом в бумагу, а оттуда жуть какая-то вылезает. "Прости, Господи, - думаешь, - я этого не хотела!"
-Да брось ты! - говорит мне одна приятельница. - Ты что, самая умная?
- Не самая, - отвечаю. - Вот ты же, например, не бросаешь курить.
- Я - наслаждаюсь, а ты - мучаешься. И потом. Придёт, ну, например, Татьяна Толстая и скажет тебе: "А ну, брысь!" И правильно сделает: нечего тут загромождать русскую литературу.
В общем, всё в таком духе. Но вот мой племянник Серёжа недавно посоветовал:
- А ты, тётушка, бери пример с меня. Я тут одно сочинение написал, такое, что Анна Ивановна испугалась, когда я его вслух в классе читал. Даже не дослушала. " Я, - говорит, - боюсь!". А я ей всё равно его сдал.
Оказалось, что надо было описать какое-нибудь действие. Любое. Серёжа не стал мелочиться и расписывать, как он пылесосит ковёр или в теннис играет. Он подробно рассказал про то, как режут поросёнка. Серёжа был уверен, что вряд ли кто-нибудь в классе, включая и Анну Ивановну, видел такое. А он - участвовал! Случайно, правда. Они с Ванькой зашли за Димкой, чтобы вместе сходить на пруд и проверить, не замёрз ли тот и не пора ли открывать зимнюю рыбалку.
-Стойте там! - крикнул им кто-то, когда они вошли в калитку. Захваченные врасплох, они наблюдали за поросёнком, совершившим только что бегство из сарая и носившимся сначала по периметру двора, а потом зигзагом по огороду. Несколько раз он проскочил мимо Серёжи с Ванькой, оставив за собой снежную пыль. Скоро его поймали и куда-то поволокли.
Серёжа поплёлся вслед за другом и подавил страх, когда увидел красное пятно, которое быстро расползалось по снегу.
-Ну, как? - толкнул его в бок Ванька.
-Круто! - ответил Серёжа.
-Мужики, помогайте! - обернулся к ним Димкин отец, и Ванька тут же с готовностью к нему подскочил.
И они помогали. Что-то подавали, таскали туда-сюда.
- Поросёнок оказался мальчиком, - сообщил мне Серёжа. - Димкин брат вырезал у него и бросил нам под ноги. "Берите, - сказал, - запасной. Пригодится!"
"А в конце нам с Ванькой дали за работу поросячье ухо, которое мы съели сырым с солью. И ещё горсть кишок для собаки", - так заканчивалось Серёжино сочинение.
-Я, тётушка, наверное, стану писателем, - размышлял Серёжа.
-Почему?! - оторопела я.
-Потому что, когда что-нибудь напишешь, это такое чувство... такое чувство... как будто поймал огромную рыбу.