Директор института, кандидат технических наук, господин Симаков Игорь Геннадьевич по паспорту (Иосиф Герцелевич, в быту), пятидесяти двух лет от роду, коренной москвич в пяти поколениях, приложил огромные усилия, чтобы получить директорский пост, дотянуть до нормального состояния докторскую диссертацию и стать, в конце концов, обладателем вожделенного звания "Доктор технических наук". Денег просто купить её, как делали нынче большинство соискателей, он не имел. В столицах кандидату наук стать директором института невозможно, тут и членкоры стоят в очередь за должностями замов по науке. Скрипя зубами, ругаясь с женой, детьми, тёщей, расставшись с любовницей, пришлось ехать в глубокую провинцию, как он надеялся на три-четыре года, не более.
Насколько Симакову нравился его кабинет, настолько же было неуютно в институте. Город вообще не выдерживал никакой критики. Прежде всего, здесь были свои доморощенные пять докторов наук и три членкора. Молодые, талантливые, с мировыми именами, с корнями в регионе, друзьями и однокашниками в администрациях всех уровней и деловых кругах. Они имели собственные кормушки в виде мелких ООО и ЧП, через которые вполне успешно реализовывали свои разработки, как в России, так и за рубежом. Был даже один свежеиспечённый академик, который сейчас должен был его посетить.
Существовала и своя очередь на защиты диссертаций, выход публикаций в России и за границей, свой учёный совет. Взаимодействие разных подразделений на горизонтальном, неформальном уровне было хорошо отлажено, работало само на себя и практически не зависело ни от Москвы, ни от его родовых связей там. Наверное, затормозить продвижение кого-то одного, конкретного человека он мог, но не влиять на систему в целом. Продвинуть же в научном или финансовом плане нужного ему сотрудника вообще не представлялось возможным. Не были включены в список очередников и его собственные труды, предстояло договариваться обо всём с подчиненными. Когда через полгода он разобрался в специфике и положении вещей, потерял всяческие иллюзии на счёт своего директорства. Кроме старой служебной "Волги", на которую постоянно претендовала бухгалтерия, никаких плюсов это самое директорство не давало. А воевать с аборигенами, кому-то что-то доказывать он категорически не хотел. Для сохранения достойного уровня жизни к пенсии ему необходима докторская диссертация. Всё, больше ничего! Амбиции великого администратора у него отсутствовали совершенно.
К своему изумлению, через месяц после прибытия он узнал, что его кандидатура на пост директора была десятой. Первые девять человек, которым это место предлагали, были местными светилами науки, членкоры и доктора, и даже один кандидат наук. Когда они все отказались, так как и без директорства очень неплохо жили и получать дополнительный воз административных проблем, по сути, задаром не желали, замену ушедшему на покой предыдущему руководителю стали запрашивать в Москве. Аборигенам в провинции был необходим не хозяин и руководитель, а гонец в столицу, клянчить деньги, и командир уборщиц и дворников.
В институте сложилось своеобразная ситуация. Его предшественник, одновременно сильный конструктор и изобретатель, доктор технических наук Юрий Кучер, был демократом да спинного мозга и отличным администратором. Он не позволил выделить экспериментальную производственную базу института в отдельное, независимое от института предприятие. В итоге, сохранил и то, и другое. В рамках института сначала сам создал кооператив, потом помог и другим зарегистрировать десяток частных предприятий, которые позднее переродились в ООО. За предоставленные площади и ресурсы он ничего не требовал, кроме одного - содержать производственную базу, что вынудило учёных начать внедрение своих разработок. Главное, он не мешал тем, кто творил и внедрял. Будучи связанным тесными семейными узами с местным губернатором, имел возможность давать по рукам желающим откусить кусок от института. Фактически перевёл хозяйство на самоокупаемость, при минимальном датировании из столицы, отказ от которой бросился бы в глаза. Полтора десятка отделов, лабораторий и их сотрудников жили очень даже хорошо. А это примерно треть списочного состава.
В Москве учреждение в глухой провинции с мизерным бюджетом было также никому не нужно. Выживают на то, что им перепадает с барского стола, не бегут, не увольняются, защищаются, публикуются, дают какие-то справки о внедрениях, ну и хорошо. Нам лишняя галочка в отчёты. Деньги просят тихонько, скромно, изредка подкинешь им 10% от запрошенных средств, они и благодарны.
Были в институте и те, кто жил на бюджетную зарплату. Они составляли оставшиеся две трети сотрудников, которые, в свою очередь, делились на две примерно равные части. Первая - жёны, любовницы и дети нужных людей. Они получали символическую зарплату в пять тысяч рублей, им шёл стаж, делались необходимые отчисления во все фонды. Такие МНС и лаборантки, референты и инженеры приезжали на работу по свободному графику в собственных "Крузаках" и "Мерседесах", "Ауди" и "Паджеро" из пригородных коттеджей. Вроде были при деле и никому не мешали.
Оставшаяся треть действительно жила тяжело, как вся наука в России, и была крайне недовольна жизнью. Но ничего полезного, приносящего доход, делать не могла или не хотела. Привыкнув к нищенскому существованию в общежитиях и коммуналках, эти люди не представляли, как смогут сменить привычную среду обитания. Люто ненавидели всех, кому сопутствовал успех, но ничего не предпринимали для его достижения.
Прежнее руководство немало сделало и для решения жилищного вопроса. Ещё в начале перестройки создало ЖСК, выделив от своих щедрот землю под строительство стоквартирного дома. Почему-то начало стройки всё время откладывали и приступили только в этом году, за пару месяцев до приезда нового директора. Параллельно с домом, используя связи в администрации, пять лет назад получили от региона 200 участков под индивидуальную застройку в пригороде. Большая часть домов сегодня была готова, некоторые, кто не справился со строительством, участки продали и купили жильё на вторичном рынке.
Симакову подобное развитие событий нравилось мало. До него только сейчас дошло, почему все местные кадры отказались от директорства. У него совершенно не было рычагов управления коллективом, который в принципе не желал, что бы им управляли. Ни зарплаты, ни жилья, ни публикаций, ни защит, ни денег на командировки, ни своей перспективной научной или конструкторской идеи, которую можно, разработав, конвертировать в деньги, уважение и должности, директор не имел.
Иосиф Герцелевич ждал гостей. Инициативу проявили аборигены, о встрече договорились через зама по общим вопросам, едва ли ни единственного человека, открыто поддержавшего нового руководителя. Остальные были не то, что бы против его назначения, не то, чтобы за, их этот вопрос мало интересовал. С подачи зама он начал разыгрывать интригу по устранению Костина с места председателя ЖСК, не особо веря в успех. Сегодня проявилась реакция, с ним захотели встретиться.
Пришли пятеро, хозяин роскошного кабинета одновременно с любопытством и раздражение смотрел на вошедших к нему людей, ожидая прессинга и давления. Заместитель по общим вопросам, через которого, согласовывалась встреча, подготовил ему краткую справку о некоторых из гостей.
Среди гостей он знал только одного. Академика, дважды доктора наук по молекулярной физике и органической химии, члена несметного количества иностранных обществ и академий, Эдуарда Костина. Попутно он был председателем ЖСК "Наука Амура". Учёный с мировым именем, который и при советской власти позволял себе такое, за что любого другого сгноили бы на Колыме. Будучи начальником отдела, профессором, отказался от вступления в партию, публично на собрании заявил, когда предложили написать заявление о приме, что опоздали с идеей, накануне он дерьмо, уже вляпался еле башмаки отмыл, больше не хочет. Все похихикали и проглотили, ещё говорят, рады были, что заявление на выезд на историческую родину на стол не положил. Остался выездным из-за границ не выразил. И это при его моральном облике! Каждые десять лет менял и продолжает менять жен. Оставляя им неизменный набор ребёнка, квартиру, машину и как минимум кандидатскую диссертацию бывшей жене. Вследствие, чего постоянно нуждался в улучшении жилищных условий. Сосчитать всех его любовниц, не могли даже профессиональные сплетницы из бухгалтерии. Сейчас он проживал с очередной гражданской супругой лет на сорок его моложе в комнате общежития. На встречу пришёл в джинсах, кроссовках и сером пуловере ручной вязки, говорят, его последняя пассия вязкой увлекается. Костин в свободной позе развалился на диване у дальней стены.
Начальник управления профессионального образования Пётр Петрович Корнеев, с ним он не знаком. Лет под шестьдесят, но выглядит моложаво, худощав, очень дорогой костюм и туфли, идя на официальную встречу в рубашке, как здесь называют, мокрого шёлка, при галстуке. Что делает в пришедшей компании, этот чиновник было не ясно.
Третий гость, родич Корнеева, некто Рюмин. Как о нём презрительно отозвался зам по общим вопросам, его специальность - "нужничок" - быть всем нужным. Человек знающий всех и обо всём в городе. Лет за сорок, одет в костюм тройку. Взгляд тяжёлый вроде как гипнотизирующий, впечатление, что он всё время что-то считает и просчитывает. Сел в удобное кресло рядом с родственником. По тому же докладу, этот человек вообще ни чего не решает. Но хотя держится уверенно и спокойно.
По справке, лежащей в столе четвёртый визитёр - аферист, Евгений Вишневецкий. Кличка "Бешенный бегемот", когда-то он работал в его институте. С тех времён водит дружбу с Костиным и минимум половиной сотрудников. За сорок. Его имя связывают и с бандитами, и спортсменами, и военными и милицией, с виду не скажешь, выглядит интеллигентно, одет хорошо. Ни каких пудовых цепей, крестов и перстней и то хорошо. Сел на стул у длинной приставки, в блокноте рисует чёртиков. Расслаблен, по внешним признакам мало интересуется происходящим, он отвечает за строительство.
Лысый с тонкой полоской седых волос на затылке, мужчина не высокого роста, склонный к полноте был представлен как Олег Долженко. Очень дорогой кремового цвета костюм, в тон крокодиловые туфли и портфель, светло жёлтая рубашка и такой же галстук. Золотой Паркер в кармане пиджака, на руке Ролликс, значёк Ротери клуба. Устроился в кресле у журнального столика, похоже, что он пришёл слушать. На визитке говорилось, что он член советов директоров и правлений. Во множественном числе и без уточнения, каких. Лицо было смутно знакомым, кажется, мелькало на телевизионном экране.
Хозяин предложил чай, кофе, что покрепче, пригласил секретаршу Марину оставшуюся ему в наследство от предшественника, молодую очень пикантную блондинку. Услышал разные пожелания, пока девушка их выполняла, возникла пауза, Симаков гадал: "За чем они пришли, объявить ультиматум, войну или что другое". Марина принесла напитки, в великолепных фарфоровых чашках, и выплыла на длиннющих ногах из шеи. Костин, смакуя великолепный кофе и рассматривая посуду, похлопав рукой по удобному дивану, вдруг изрёк.
-Молодёц Юрка всегда умел обставить себя красивыми вещами, - было неясно это комплимент в адрес, бывшего директора относится, дивану, фарфору, кофе, секретарше. Или ко всему сразу.
-Согласен Юрий Сергеевич, был отличным руководителем. Господа, чем обязан вашему визиту?
-У нас всех возник ряд взаимосвязанных проблем, которые как нам кажется разумным обсудить всем вместе и выработать на основе взаимных уступок некоторые совместные решения, - начал Корнеев.
-Всегда за разумные компромиссы,- мгновенно прореагировал Симаков. - Но уважаемый Пётр Петрович не припоминаю, что интересы наших ведомств хоть в чём-то пересекались.
-Вы правы, разумеется, правы! У ведомств точек соприкосновения нет. Вот личные интересы могут пересечься к взаимному удовольствию. Где именно сейчас поясню. И у вас, и у меня на балансе есть по одному ЖСК с очень неоднородным и склочным составом. Мы оба стремимся эти структуры разогнать и взять процессы строительства под свой личный контроль. Присутствующие здесь господа могут и согласны нам, помочь в этом.
-М-да!- хозяин заёрзал на стуле. Он не ожидал такого откровенного начала разговора. В комнате повисла тишина, которая начала затягиваться.
- Иосиф Герцелевич, - заговорил Вишневецкий, выводя на бумаге замысловатые фигуры. - Мы долго обсуждали тактику и стратегию беседы, и пришли к выводу, что в данном случае лучше всего говорить предельно прямо и честно, мы - что хотим получить и чем готовы пожертвовать. Вы, в свою очередь, или принимаете наше предложение, или отклоняете его. Но тогда мы будем действовать в намеченном русле, без учёта ваших интересов. Вот и всё.
-Слушаю вас.
Корнеев удовлетворённо кивнул и продолжал:
-Свой интерес я обозначил. Что ещё я буду с этого иметь, не задевает присутствующих Господин Костин желает получить то, за что заплатил, то есть квартиры в новом доме, и избавиться от должности председателя кооператива. Евгений - вернуть свои вложения и завязать со стройкой. Интерес господина Долженко проявится, вероятно, несколько позже. Мой племянник Василий разработал комбинацию, свёл нас в дружеской обстановке и будет иметь малую долю от всех нас.
-Если так, то, в принципе, я за, но хотелось бы услышать детали,- прямота гостей изумляла, но с другой стороны, они правы, так легче договориться.
-Комбинация будет состоять из семи этапов, очень чётко разделенных по времени, - заговорил Пустой Барабан. Это был его звёздный час, четверть века он бегал в роли шута горохового по городу. Зато теперь его мозги, кажется, оценили. Он подробно изложил свой план действий, отпил кофе и замолчал, ожидая вопросов, комментариев, возражений.
Хозяин кабинета встал, прошёл до двери, выглянул в приемную, кивнул Марине, чтоб она ещё раз принесла гостям закончившиеся напитки. Он мог связаться по селектору, но решил, что будет лучше, если пройдётся, заодно проверит, что их не подслушивают. Глупость, конечно, но возникло такое желание, больно необычные, очень уж скользкие предложения ему поступили. Правда, одновременно и очень щедрые, выгодные и интересные. Подошёл к окну, глянул на улицу. Почти центр города. Администрация института расположилась в старинном кирпичном здании, к которому пристроены современные корпуса, проекта семидесятых. Лабораторные, экспериментальные, огромный хозяйственный двор. Там дальше, жаль из окон кабинета не видно, стройка, о которой идут переговоры. Вернулся за стол.
Осмотрел ещё раз кабинет. Почти сто пятьдесят метров при потолке пять пятьдесят. Мебель красного дерева выполнена в одном стиле,. Кресла и диваны обтянуты натуральной кожей, деревянные детали украшены резными узорами ручной работы. Массивные шкафы с книгами Библиотека составлялась из опубликованных трудов сотрудников института. Одну из стен занимали ровные ряды патентов и авторских свидетельств, другую - подборки фотографий ведущих сотрудников с "сильными мира сего" из десятков стран. Присутствующий здесь Костин занимал в этой галерее не последнее место. Огромный ковёр накрывал центр комнаты. Паркет, уложен большими квадратами, изготовлен в тон мебели - из красного дерева из Индокитая и чёрного, скорее всего, из Африки. Двери, рамы и подоконники в приёмной и комнате отдыха подобраны в цвет обстановке - из древесины, вывезенной из Вьетнама. "Интересно, сколько эта роскошь стоит, она явно приобретена не на казённые деньги. Да в одном этом кабинете, этак, 5-6 годовых бюджетов института. Сколько же имеет Юрий Сергеевич, если не потрудился вывезти всё это, купленное на собственные деньги, перед уходом. И продолжает иметь, так как его фирмы и отдел работают и сейчас.
Секретарша повторно принесла напитки. "Молодец девчонка, не ошиблась, кому что давать" заметил про себя руководитель. О деле совершенно не думал, понял, деться некуда, предложение он примет. Если откажется, эта компания все равно осуществит то, что задумала, но без него. Он же останется при бубновом интересе. Вот и всё. Он, дурак, полагал, что ему будут угрожать, давить, запугивать. А всё оказалось проще и до слёз обидней, ему предложили долю в его же песочнице. Надо попробовать поторговаться.
-Всё это замечательно, но суета, максимум, за полсотни квартир на всех, это раз. Второе, у института нет денег на стройку, я не смогу заплатить Евгению Александровичу, и отчисленным дольщикам. При этом продолжая строительство. В Москве, наверное, выбить деньги возможно, но это в лучше случае через год, а то и полтора.
-Если вас устраивает схема и вы согласны в её рамках сотрудничать с нами, - не отрывая глаз от выведения очередной спирали, как бы между прочим сказал Вишневецкий. - Денег будет столько, сколько надо. Не через год, а суток через сорок пять.
-Мне надо подумать, такого развития разговора я не ожидал. Господин Костин, вы с этим планом согласны?
-В принципе да, я, как председатель кооператива, неугоден членам. Мне дали это понять. Что ж, ухожу, и получаю то, за что я заплатил как дольщик. Ну, это вопрос касается только нас с господином Вишневецким. Мнение масс надо уважать. Исполняем все, нами намеченное, и в отставку после нового года. - ответил Костин
-Всё жду, когда вы потребуете головы зачинщиков мятежа,- вдруг сказал Симаков.
-Зачем? Лишний предмет для торга, усиливающий вашу позицию. Ваш коллектив - ваши проблемы. Толпа кроликов нам неинтересна, как вам не знаем, хотите, терпите их, хотите, проводите чистку,- опять заговорил Вишневецкий. - Вы человек разумный, сами в своём огороде разберётесь. Более того, мы благодарны им.
-Интересно за что?
-Вы по умолчанию определённая величина, руководитель градообразующего предприятия, на котором замкнуты интересы многих серьёзных людей. Кому-то вы нравитесь, кому-то нет, кому-то безразличны, - медленно сказал Костин.- Ваше врастание в среду может занять пару лет, с неизбежными ошибками, непониманием, бросанием в крайности, а может пройти плавно, но быстро, как мы вам предлагаем. Сегодня именно вы - неизбежная данность, не будет вас, сядет кто-то другой. Мы заинтересованы максимально облегчить процесс срастания. Это выгодно всем. Хочется надеяться на многолетнее плодотворное сотрудничество при учёте интересов сторон. В том числе ваших притязаний на докторство и, надеюсь, членкорство РАН.
-Спасибо за откровенность, но я не рассчитываю оставаться в вашем очень своеобразном городе более пяти лет, - слегка опешивший от напора академика, ответил директор.
-Разумеется, решать вам,- опять взял слово Вишневецкий.- Но разрешите привести высказывание несомненно выдающегося человека, Гая Юлия Цезаря - "Лучше быть в провинции первым, чем в Риме вторым". Напоминаю, что заняв это кресло, вы не обидели и не задвинули на второй план никого из местных жителей. Претензий к вам ни у кого нет. Ситуация позволяет прекрасно адаптироваться.
Ему только что предложили карт-бланш на публикации, на учебные зарубежные пособия, словом, на внедрение любой глупости.
-Спасибо, мы с супругой обдумаем точку зрения Цезаря. Евгений Александрович, можно уточнить, почему вы сказали, что денег будет с избытком?
-Вы присоединяетесь к нашему альянсу? - спросил Рюмин.
-Да!- твёрдо сказал Симаков, брать время на раздумья и тянуть с ответом он не видел смысла.
-Дело в том, что этажей в доме будет не девять, как по проекту, а двадцать, с соответствующим увеличением площадей. Через полтора месяца изменения этажности и проекта будут утверждены, - пояснил Пустой Барабан.- Значит, на кону не 50 квартир, а почти двести.
-Понятно, понятно! Почему тогда вы выходите из дела? - повторно спросил Симаков у Вишневецкого.
-Девять или двенадцать этажей я б и сам осилил. Но на двадцать ресурсов не хватает. Я не выхожу, моя роль несколько меняется,- ответил Вишневецкий. Ему хотелось крикнуть: "Потому что за полгода такого количества дерьма, как на вашей стройке, я и за пятилетку не видал, начиная с этой схемы. Любая моя криминальная самая крутая афера и рядом не стояла с вашей строительной кашей. То, что делаю я, детские забавы, по сравнению с играми в недвижимость. Купаться же в том, что ждёт вас к завершению строительства, я и вовсе не хочу!", но промолчал.
-Насчёт денег, - заговорил Долженко. - Их готовы дать три банка, в советах директоров которых я председательствую и участвую как ведущий акционер. Условия - это переговорный процесс.
-Речь идёт о кредитах институту или о долевом участии в строительстве? - уточнил Иосиф Герцелевич.
-В сложившихся обстоятельствах, я думаю, разумно говорить о долевом участии через дочерние фирмы, - ответил банкир.
13.
-Девочки, все действительно очень плохо! Не смейтесь! - Нырова была на грани истерики после беседы с заведующим отделом Степановым. Подруги без должного энтузиазма отнеслись к её проблемам. Это было легко объяснимо, так как почти все присутствовавшие на чаепитии столкнулись в последнее время с аналогичными осложнениями в жизни. - Мне намекнули на уход по собственному желанию. Этот слизняк явно действует с подачи директора. Эта жидовская морда решила перехватить инициативу у Эдика. Нас всех разогнать!
-Что ты предлагаешь делать? - спокойно спросила Анна Раевская. - Мы все под боем в равно неприятном положении.
Дамы собрались на обычные ежедневные посиделки после обеда на складе химической посуды. Здесь царила Эмма Игоревна Рачкова. Семь женщин - шесть основных участниц и организаторов "избиения" Костина. Нырова, Сопчук, Анна Раевская, жена Виктора Сухого Анна и Валентина Протасова. Заведующая складом в кооперативе не состояла, что не мешало ей быть в первых рядах заговорщиц. Она ухитрялась принимать самое активное участие во всех склоках и интригах, имевших место быть в институте за последние четверть века. Уже немолодая, гиперактивная женщина всегда стремилась быть на виду и в центре событий. Седьмая лаборантка на складе Роза, двадцати лет от роду, с восхищением смотревшая на старших подруг своей начальницы, исполняла функции официантки при их женском чайном клубе.
-Надо всё же попробовать избавиться от Эдика и успеть избрать своего председателя кооператива до того, как Герцелевич, подомнёт всё под себя, - предложила Валентина. - Если быстро его добить, наш план, возможно, удастся осуществить.
-Но как?- озвучила висевший в воздух вопрос Юлия.
-Давайте действовать через его новую девку. Она не работник института, не его жена, не прописана в общежитии...- начала Сопчук.
-Да у нас таких половина проживает, ну и что? Сейчас не то, что было при совке! Да и тогда на аморальное поведение Костина смотрели сквозь пальцы, - возразила Раевская.
-Ничего нельзя сделать, пока эта особа не начнёт пьянствовать, торговать наркотиками, воровать деньги и золотишко, или просто дебоширить и драться, - продолжала гнуть свое Галина.- На неё надо организовать коллективную жалобу, и всё такое.
-Ну, ты и навыдумывала! Тут на всех нас вместе взятых хватит! - заметила Анна.
-Это я к примеру. Выбрать что-то одно и подставить соплячку. Эдику говорим - или она в тюрьму идёт, или ты из председателей уходишь.
-Лучше всего наркотики, сейчас с этим строго, - поддержала идею Эмма Игоревна.
-Где их взять?- спросила Нырова.
-У меня конопля есть, немного, для себя,- призналась лаборантка Роза.
-Надо что-то посерьёзней, лучше всего героин, - предложила Протасова. - Если делать, то наверняка.
-Купить всё можно, деньги нужны, - заметила Эмма Игоревна
-Ради такого дела деньги найдутся, - твёрдо произнесла Татьяна. - Но где купить? Вот в чём вопрос. Я таких мест не знаю.
-С этим Розочка поможет, я надеюсь,- с нажимом в голосе сказала Протасова, обращаясь к лаборантке.
Все женщины уставились на лаборантку в ожидании ответа. Та застеснялась, покраснела и кивнула головой.
-Достану, - тихо пообещала она. Девушка не могла отказать старшим подругам, на равных её принявшим, и посвящавших в великие тайны института.
-Решено! Героин. Как подбрасывать будем? Кто органы проинформирует? - планировала Нырова.
-У меня от его комнаты ключик запасной остался со старых времён, на днях проверяла, подходит,- призналась Сопчук. - Потом анонимку в милицию напишем - спасите наших детей от наркотиков.
- Нет, так не пойдёт! Вы что, девочки, думаете подбросили в сумку пакетик с чем-то белым, позвонили 02, и в комнату к академику и лауреату ворвётся ОМОН? Иначе дело делать надо! - возразила Юлия Сухая.
-Предлагай, если такая умная! - раздраженно бросила Татьяна.
-Или кто-то из нас сообщит, что покупали у его сучки наркотик, а лучше двое-трое. Или задерживаем её, когда она попытается наших детей кормить отравой, и сдаём милиции. В кармане героин. Иначе никак!- твердо сказала Юлия.
Женщины задумались. Сделать подлость, подставить, оклеветать человека, пустить слух или грязную сплетню собравшиеся были всегда готовы. На это они совершенно бескорыстно тратили две трети рабочего времени. Когда же речь идёт о жилье, то вообще никаких сомнений, делать или нет, не возникало. Но только тихо. Выступить открыто, официально дать показания, а потом еще и отвечать за них никто не хотел.
Рачкова решила снять напряжение, возникшее в коллективе, и кивнула Розочке совершенно определенным образом. Девушка бросилась исполнять безмолвную команду начальницы. Перед подругами появились небольшие рюмки. Эмма Игоревна достала литровую бутыль фирменной настойки на травах и ягодах. Этот продукт она изготавливала сама уже четверть века по одной её ведомой рецептуре. Наливка у неё получалась отменная, почти чёрная, тягучая, в меру сладкая, градусов двадцать крепостью, без ярко выраженного вкуса какого-то одного отдельно взятого компонента, и с невероятно богатым букетом, где угадывались ароматы десятков целебных растений Дальнего Востока. Роза шустро обошла всех гостей, наполняя рюмки. Выпили за удачу. Женщины с удовольствием смаковали напиток.
-Эмма Игоревна, ты сама-то что думаешь, на этот счёт, - спросила Нырова заведующую складом, продолжая прерванный наливкой разговор.
-Я пас, - твёрдо сказала Эмма Игоревна. Ей, как всем присутствующим, хотелось сподличать потихоньку. Публичный скандал был не нужен.
-Я тоже, - отрезала Валентина, прикинув реакцию мужа, если выяснится, что она участвовала ещё и в этом заговоре.
Остальные тоже не горели желанием совершать подлость публично. Роза разлила чай по кружкам, открыла новую коробку печенья. Она надеялась, что на этом идея с покупкой героина умрёт сама собой, ей страшно не хотелось в это ввязываться. К Костину она неплохо относилась поле пары встреч в интимной обстановке в прошлом году. Ольге слегка завидовала, но не более того.
-У меня есть одноклассник, он сейчас в милиции работает. Начальник средней руки, но парень с пониманием. Я у него проконсультируюсь, как такие дела делают, - предложила компромисс Раевская.
-Как, как? Продажные опера задерживают нужного человека на улице, суют ему наркотик в карман и волокут в отделение. Все дела, вопрос только в деньгах, - твёрдо заявила Татьяна Нырова. - Сбросимся по пятьсот баксов, должно хватить.
-Это мне больше нравится, - поддержала подругу Сопчук.
-Но дороже!- заметила Анна.
-Давайте так, прикупаем отраву, консультируемся со специалистом, а тогда и решим, как Эдику яйца прищемить! - подвела итог посиделкам Татьяна Нырова.
-Ещё одно, девчата, что б наши мужики про это ни чего не знали! Слабоваты они духом. Интеллигенция, одним словом, - предложила Протасова, с чем её подруги согласились безоговорочно.
На чём дамы и разошлись по рабочим местам со своего послеобеденного чая и обеденного перерыва.
14.
После задержания, когда Галимова по горячим следам на первом же допросе расколоть не смогли, его отправили на три дня в отдел Кировского района, где для милицейских были оборудованы нужд камеры с подсадкой провокаторов.* (В крупных городах, где отделений милиции, теперь полиции, несколько. В одном из них организуется мини КПЗ - камеры для содержания до ареста и перевода в настоящие КПЗ или СИЗО. Эти доморощенные КПЗ используются в оперативных целях для подсадки к задержанным провокаторов. Явление широко распространенное, но незаконное). Официально информацию о его задержании в сводку по городу не дали. Ещё три дня о нём молчали, только на седьмой день, при переводе из отдела в настоящее КПЗ, при оформлении в СИЗО, когда нанятые адвокаты все-таки установили, где он находится, обозначили фамилию в сводке, как арестованного. Очень надеялись милиционеры, что друзья и коллеги станут искать прапорщика и при этом засветятся. Не найдя в сводках милиции, решат что он сбежал и где-то прячется. Вся городская сеть стукачей и информаторы неделю ловили любой слух о поисках исчезнувшего человека. Результат - ноль.
Прапорщика, может быть, и выпустили бы, установив слежку, если бы ни несколько странностей в деле, которые очень обеспокоили милицейское начальство и банкиров. Скрывшийся неизвестный, открывая счёт компании в банке, предъявил паспорт, выданный в Казани человеку с его внешностью, год назад. Татария подтвердила выдачу паспорта, но такого человека в природе не существовало. Второй факт обеспокоил банкиров, на предъявленных в банк для вскрытия аккредитива бумагах стояли подлинные, как установила экспертиза, отметки РКЦ, Казначейства и подписи работников этих организаций, которые хором клялись, что видят эти документы впервые. Третьими забили тревогу железнодорожники, в их документах нашлись отметки о прохождении несуществующих вагонов по всему маршруту следования. Преступники не додумали, не учли одну деталь в работе транспортников, на которой и попались при проверке документов. Зато теперь им известно, где ошиблись, и МПС открыто для потенциальных грабителей, пока не поменяет всю систему документооборота, а это займёт несколько месяцев. Исходя из особой опасности преступной группы, перед следствием поставили задачу любой ценой найти даже не скрывшихся исполнителей, а разработчиков аферы.
На седьмые сутки с момента задержания Малыша перевели из городского КПЗ в СИЗО. В этот же день он прошёл по всем сводкам и на пороге дознавателя нарисовался самый известный и дорогой адвокат города. Он сходу задал массу неприятных вопросов о многих процессуальных нарушения в деле его клиента. Главный, почему факт задержания скрывался, почему его не допустили к Галимову, почему оперативники неделю пытались проводить допросы его клиента при его отказе работать без защитника. Почему, если милиционеры, как они говорят, не могли связаться с ним, прапорщику не был предоставлен бесплатный защитник? Каким образом без адвоката в суде дали санкцию на арест? На следующий день после задержания он, по-закону, должен был встретиться с клиентом. И вообще, что ему предъявляют? Почему он ещё не на свободе?!
Капитан Соколов запаниковал. С задержанным прапорщиком были большие проблемы. За прошедшую неделю оперативники не смогли добыть вообще никакой информации, кроме адреса пустой квартиры. Тут ещё нарисовался адвокат, не из последних людей в городе и области. Доказательная база - ноль.
Что крепыш прикрывал отход мошенника, и следствию, и прокуратуре, и оперативникам понятно. Только совместное давление на суд и прокуратуру железнодорожного начальства, руководства регионального отделения ЦБ и милиции позволило получить санкцию на арест. Связать бежавшего мошенника и арестованного воедино не получалось. Оставался единственный выход - выбить показания в СИЗО. Уже в конце дня Соколов примчался к коллегам, договорился на вечерок посадить Галимова в прессхату. Это был последний шанс получить от него нужные показания до встречи с защитником.
Что произошло в прессхате, до конца выяснить не удалось, участники конфликта молчали. Когда часа через три после поселения новичка так и не стали доноситься крики и вопли, опера забеспокоились, заглянули в камеру. Новичок возлежал на шконке смотрящего в свободной позе, сложив кроссовки на его подушку, и рассеянно листал какую-то книгу. Сам смотрящий, как потом выяснилось, с тяжкими телесными повреждениями внутренних органов отходил под шконкой, пускал кровавые пузыри, два других активиста с множественными травмами и переломами лежали, тихо постанывая, на своих местах. Самостоятельно двигаться они не могли. Двое отсиживались на пальме*(Верхний ярус кроватей в камере.) с побоями средней тяжести. Самый тупой и здоровый помощник кума, на совести которого был не один сломленный и опущенный подследственный, с мойкой*(Станок для бритья), в лучших традициях советской армии, чистил паршу.
Потом у Соколова были неприятности, опера из СИЗО написали на него рапорт, что он, дескать, не предупредил о специальной подготовке новичка. Три лучших активиста в итоге попали на больничку на месяц, а авторитет кума понёс непоправимый урон. Собственно, что он мог сказать о сидельце, только то, что он бывший прапорщик советской, позднее российской, армии. Это коллегам он сообщил. Ответ из министерства обороны, подтверждающий его слова, пришёл ещё через месяц с уточнением, что характер обязанностей бывшего прапорщика, является государственной тайной, и список правительственных наград, в основном боевых. Вот и всё.
Профессиональная гордость оперов была задета и из прессхаты его перевели в хитрую хату 77-го белого корпуса, где трое из двух десятков сидельцев круглосуточно приглядывали за ним и вели доверительные беседы. По очереди, под предлогом вызова на допрос, писали подробнейшие отчёты о полученной от него информации. Кое-какие интересные сведения проскакивали, если не считать похожие на фантастику рассказы о боевых буднях прапорщика. Но тут возникло две проблемы. Рассказы о войнах начинали очень походить на правду, если примерить их к коллекции орденов рассказчика. А распространение, тиражирование, сбор оперативным путём подобных сведений в свою очередь подпадал под категорию - разглашение государственной тайны, чего бравым милиционерам и даром не было нужно, своих проблем хватало. Как отделить в этом случаи зёрна от плевел они не знали. Очень их стало беспокоить то, что, как они вычислили, напарником Галимова в банке был его бывший коллега.
Следователь, проанализировав и сравнив характер травм, полученных охранниками банка, с травмами, нанесенными Галимовым сокамерникам в тюрьме, посоветовавшись с операми и специалистами, пришла к логичному выводу, что оба фигуранта прошли одинаковую боевую подготовку и, соответственно, служили вместе. В кадры МО полетёл очередной запрос, подкрепленный не очень чёткими снимками камер слежения банка. На этот раз ответ пришёл странно быстро, был чёток и категоричен. Лицо с указанными приметами, изображенное на фотографии, службу в вооружённых силах СССР и РФ не походило. Скорость ответа и его однозначность вызывала подозрения, что армейские темнят, что-то скрывают.
Самым пикантным являлось то, что ответ был абсолютной правдой. Капитан Гусаров был офицером Погранвойск Федеральной Службы Безопасности и в кадрах МО не значился.
Вторая проблема была в том, что всё, о чём он проговаривался, касалось других регионов страны. Проверка информации требовала выезда на место и, соответственно, времени, и отвлечения сил от расследования омского эпизода. Его у милиционеров не было, как и свободных работников.
Тут, как показалось следствию, им улыбнулась удача, однокурсница и старая подружка Соколова из прокуратуры перешла работать защитником в коллегию адвокатов, которая пользовала Галимова. Она слила оперу информацию в обмен на послабления её клиентам о том, что в Омск прибыл руководитель прапорщика, не дядя, от имени которого наняли их контору, а именно шеф. Он ежедневно бывает в коллегии и подолгу работает с председателем, который лично представляет интересы арестованного.
Личность шефа Галимова установили быстро, он проживал в самой дорогой гостинице города в люксе, под своим именем, и даже не думал скрываться. Легально владел наградным именным Макаровым, который ему вручил лично министр обороны в эпоху СССР. Был настоящим полковником, командиром танкового батальона, а при выходе на пенсию - отдельной танковой бригады морской пехоты. На запрос в министерство обороны вразумительного ответа не получили. Как и по прапорщику. По неофициальным каналам собрали сведения, что он, якобы, принимал участие в реальных боевых действиях, с высадкой в составе танковых десантов на территорию минимум десятка стран Азии и Африки. О большинстве каких-либо событий в этих государствах с участием вооруженных сил СССР и РФ даже хорошо подкованный в подобных вопросах бывший замполит управления ничего не слышал. По дружбе порекомендовал в эту сторону не рыть. Всё это напоминало рассказы Галимова из собственной биографии.
По собранным с огромным трудом из неофициальных каналов сведениям, пути полковника и прапорщика пересекались однажды в Африке. Полковник тогда сражался на стороне законного правителя социалистической Эфиопии Менгисту Хайле Мариама во имя идеалов социализма, а Галимов, по поручению той же партии и правительства, не жалел живота своего, проливая кровь на стороне Эретрийских сепаратистов, пытавшихся откусить кусок от социалистической Эфиопии, так же ради торжества идей Маркса и Ленина.
За полковником пустили наружное наблюдение. Две недели его пасли, затем "наружку" сняли. Ещё две недели полковника водил сам Соколов, когда получалось, его подменяли коллеги. Наблюдение нарисовало любопытную картину: в восемь подъём, час физической подготовки в фитнес-центре, душ, подъём в номер, переодевание из фирменного Адидаса в отлично сшитый костюм-тройку, спуск в ресторан - кофе с круассанами, повидлом, чтением свежей прессы. На это обычно уходило часа два. Прогулка по набережной или центру. Именно прогулка.
Во время этих променадов по городу, его дважды, под предлогом проверки документов, останавливали наряды ППС. На вежливый вопрос: "Что гражданин делает в городе?" следовал спокойный ответ: "Я -пенсионер, езжу по Родине, любуюсь красотами". На вопрос: "Как долго пробудете у нас?" отвечал: "Не знаю. Пока мне не надоест, город очень хорош!"
Обычно на обед он не ходил. В 13-30 на такси ездил в коллегию адвокатов, находился там от десяти минут до двух часов, в зависимости от того, был у Галимова защитник накануне или нет. Затем опять час - полтора гулял по городу. Не спеша, пешком возвращался в гостиницу. Шёл в бизнес-центр отеля, работал там от пяти минут до часа. Занимался написанием отчёта и отправкой его Вишневецкому, дяде Галимова. Поздний обед или ранний ужин с 0.7 литра водки. Очень хорошей водки "Смирнофф" или "Абсолют". Отдых в номере пара часов. К девяти - вызов проститутки. Не позднее ноля часов - отбой.
Слежку он обнаружил если не сразу, то на второй день точно. Ни разу не пытался от неё уйти. Если филёр его случайно терял в толпе, то фигурант выходил на открытое пространство и со снисходительной улыбкой ждал, пока его заметят сопровождающие. Продолжал прогулку, обязательно вежливо кивнув топтуну. Эта нарочитая любезность бесила Соколова и наружку более всего. Словом, вел в Омске образ жизни не нищего советского пенсионера, замашки не наши. Но кто его знает, где он нахватался таких манер, борясь за победу коммунизма во всём мире.
Вызывать для беседы, а тем более задерживать полковника оснований не было. Вести разговоры под протокол при такой манере поведения так же не имело смысла, особенно, если к этому добавить, что за его спиной тут же выстроится толпа адвокатов. Через месяц слежки упрямый Соколов был вынужден признать, что они бессмысленно потеряли время, разрабатывая умышленно подставленного им человека.
