Аннотация: Рассказ занял 12 место в конкурсе "Про/За-3", попал в список фаворитов, за что особая благодарность одному из преноминаторов. Счастье опять было где-то рядом, но в руки не далось. С финалом не сложилось, но было весело. :-))))))))))))))
Наконец он наступил, долгожданный день.
Вста-ан-нь!.. Колебания виброзвонка раскачали сновидение. Мила с усилием оторвала голову от подушки, напряглась в попытке понять происходящее и со стоном уронила себя назад, в постель. Из глубины грез ей навстречу мчался локомотив, украшенный ленточками и свадебными куклами. Это Василь торопится материализоваться на Курском вокзале, догадалась она. Досада улетучилась, сердце наполнилось предчувствием праздника: поезд, согласно расписанию, прибудет в начале десятого утра, терпеть осталось меньше пяти часов. Всего-то!
Мила нащупала телефон, привычным движением нажала кнопку, выключающую будильник, открыла глаза. Пространство вокруг пребывало во тьме и покое - погруженные в собственные проблемы товарки давно научились ради выживания пропускать мимо ушей треньканье посторонних звонков, ропот чужих страданий и прочую звуковую суету. Спустив ноги с кровати, Мила взяла заготовленную с вечера одежду, продела ступни в шлепанцы и, подсвечивая себе мобильником, точно фонарем, отправилась в путь. В полушаге от нее, неудобно скорчившись на подстилке из одеял, лежала Карина. Опять будет жаловаться на боли в спине! Мила растолкала армянку и отправила досыпать в комфортабельную здравницу своего покинутого ложа.
Теперь предстояло по возможности безаварийно и скоро выбраться из комнаты. Науку красться, не задевая предметы, Мила освоила еще в пору младенчества Петруши: сын отличался беспокойной манерой сна, а вернее - дремы. При любом движении воздуха пробуждался и ревел. На какие только ухищрения ни приходилось идти, чтобы ускользнуть от маленького деспота и заняться хозяйством! Если бы не эта суровая школа, тусклый свет мобильника мало помог бы в борьбе с непреодолимыми препятствиями на пути...
Собственное спальное место осталось за спиной, вторую кровать с раскладушкой Мила обошла слева. Не потоптать бы Карининых одеял! Носится с ними, как с писаной торбой... А вот и тетя Зина с Таней, валетом расположившиеся на старом хозяйском ковре. Перебраться через их грузные тела сложно, но - где наша не пропадала! По-кошачьи ловко протискиваясь между обвешанными вещами стульями и перепрыгивая через ноги подруг, Мила прорвалась, наконец, на кухню, включила электрочайник и заперлась в ванной.
Неужели это я? Ой, мамочка! Из зеркала над умывальником на нее взглянула физиономия... Какая кикимора похищает по ночам женскую юность?! Откуда взялись эти опухшие веки, впалые щеки с намеком на сеточку морщин, унылые контуры губ? Ей недавно исполнилось тридцать семь. Душа ее жаждет любви и счастья, а как начнешь себя рассматривать... Не успела пожить, и уже старуха!
"Остынь, глупая! - одернула она себя. - Все решает судьба: и красавицы остаются на бобах, и дурнушки влюбляют в себя принцев. Здесь слабая лампочка, зеркало тонет в паутине теней: отражение не похоже на тебя настоящую. Уродина в мутной дымке - это гостья из будущего... Господи, как испуганно она смотрит!.. Когда-нибудь ты, возможно, уподобишься ей. Но не скоро, не сейчас... Сегодня ты симпатичная. За тобой ухаживает замначальника ДЭЗа. И жилец из пятнадцатого дома подбивает клинья... Василь обязан тебя обожать. Пусть попробует не прийти в восторг при встрече! Глаза ему выцарапаю!"
Тяжело вздохнув, Мила открыла кран и умылась. Густо смазала лицо жирным кремом. Выпила на ходу чаю. Натянула теплые рейтузы, на них брюки, облачилась в латы шерстяного свитера. Накинула рабочую куртку и выскочила за дверь.
На улице опять было слишком морозно, пришлось до самых бровей обмотаться платком. Как там, в родном краю, неужели тоже холодно? Не воспалились ли у Петруши гланды? Надо купить ему красивый длинный шарф, как у сына Веры Николаевны. По секрету шепнем, что это последний писк московской моды, - точно будет носить... А Миле от мороза ничего не сделается, ей все нипочем! Она здоровая и сильная. Через полчаса распакует лицо, завяжет платок как положено - чтобы только волосы прикрывал, а, может, и вообще его снимет. Когда чистишь двор ото льда кайлом, быстро разогреваешься, и лишние утеплители раздражают...
Наледь... До чего же мерзкая! У теперешней погоды изменчивый нрав -- похожа на подростка в гормональной истерике. Утром сыпет снег, образуя пласт, днем пласт тает и растекается, ночью костенеет коржом. А тебе вставать в темноте и биться до посинения с шедеврами этого стихийного творчества...
Ожесточенно собирая и отбрасывая лопатой неровные куски колотого льда, Мила размышляла о сегодняшнем сне. Ночные миражи, грунтовыми водами просачивающиеся из глубин на поверхность яви, не казались ей пустыми химерами. Они были важными подсказками о недодуманном в часы бодрствования. К чему себя готовить? К удаче, к неудаче? Если сон не забывается, беспокоит, раз за разом воспроизводится памятью, - значит, в нем заложен непонятый смысл. Его надо разгадать. Не разобравшись, разве сумеешь настроиться на грядущее? Не будешь готова - упустишь удачу или не выберешься из беды.
Локомотив означает радостную встречу, а украшения к чему? Ленты - к деньгам, куклы - к соблазнам. Собирать знаки слагаемыми в сумму -- пустая трата сил: истолковать внятно все равно не получится. Необходимо соотнести сон с реальностью. Что ей известно? Сегодня они с Василем свидятся. Желая провести с мужем как можно больше времени, она отказалась от выгодного предложения вымыть окна -- потеряла заработок. День обещает огромные траты, и никакой тебе прибыли. Может, к тому и сон?..
В Милиной жизни случилось только одно сновидение, с которым ей не удалось сладить. Поэтому, наверное, память о нем не поблекла, не выцвела. Посланием на незнакомом языке осталось оно запечатленным на сетчатке глаз.
Странный сон посетил Милу, когда ей было лет двенадцать и она в порыве детского правдоискательства переживала жестокий школьный конфликт. Из-за чего конфликт разгорелся? Учительница гневалась на злую ребячью проказу: не заметила разлитую клейкую жидкость на преподавательском стуле и испортила юбку. Вину свою никто не признал. Она выбрала двух козлов отпущения - мальчишек, известных озорством и отсутствием прилежания, - поставила их в разных углах кабинета лицом к стене и обещала после урока отвести к директору.
Это было несправедливо. Мила знала, что наказанные к жидкости не имеют отношения, - сомнительные химические эксперименты были слабостью отличника, школьного баловня Вити Красюка. На перемене она подошла к учительнице и, не сдавая Витю, засвидетельствовала невиновность репрессированных. Учительница отреагировала на объяснения враждебно. Она решила, будто Мила -- зачинщица беспорядков, и на следующем уроке устроила разборку. Под ее напором класс Милу и ее подзащитных осудил. Педсовет чуть не поставил ей двойку по поведению в третьей четверти.
Мила чувствовала себя преданной и оболганной. Она отказалась ходить на занятия и общаться с бывшими друзьями. Папа предложил перевести ее в соседнюю школу, мама посоветовала смириться и перетерпеть: ситуация сама собой рассосется. Мила в ответ молчала, не вышла гулять на улицу и отказалась есть. Ночь она провела без сна и только под утро по-настоящему забылась.
Сновидение началось кошмаром - Мила и сейчас содрогается, когда память касается его. Она блуждала в липком тумане - не могла найти дорогу. Туман был холодным, плотным, вот-вот вытянет из тела душу и, чавкая, поглотит. Мила выставила вперед руки -- не идти же вслепую! - и дотронулась до чего-то склизкого. Она напрягла зрение, слух и больше почувствовала, чем увидела: вокруг нее мертвый лес, гниющий без света и движения воздуха. Она ощутила, что деревья заразны и она обречена: потеряется в тумане, переполнится ядовитой влагой и превратится в такой же гниющий ствол... Миле стало страшно, она закричала. Крик поглотил туман, оставив ее без голоса...
Вдруг кто-то добрый и сильный подхватил ее, дернул вверх и приподнял над туманом. И вот она снова счастлива - парит птицей, ощущая безбрежность и свободу чувств... На душе привольно и празднично, липкий холод капля за каплей вытекает из груди...
Над парящим телом изогнутыми сводами храма высится звездное небо. На нем фреской проступает таинственный силуэт.
"Свет в ночи", - удивляется Мила.
- Возьми меня к себе, - просит она. - Не возвращай в туман и гниение...
- А если это и есть путь человека? - будто бы слышит она в ответ.
- Но я не хочу, - умоляет Мила, - жить в темноте, ужасе, без любви...
- Причем тут любовь? - и видение растворяется в кружении звезд.
Проснувшись, Мила ощутила себя здоровой. Исчезли обида на учителей с одноклассниками и гадкий, рвотный привкус беспомощности перед могуществом большинства. Дальнейшие события сложились, как предвидела мама: Мила смирилась, перетерпела, и вскоре история поросла быльем. Дружба с одноклассниками обрела второе дыхание. Немного поверхностное, но кому оно нужно, глубокое, не наперегонки ведь бегать с собою прежнею, доверчивой до глупости и уверенной в безусловной порядочности людей?
После поступления в институт Мила почти осознанно перестала общаться со школьными товарищами, но о сне не забыла, продолжала размышлять.
Времени до прихода поезда осталось, как кот наплакал. Мила влетела в квартиру, скинула рабочую одежду и побежала под душ.
- Подруга, ты чего вытворяешь?- возмутилась Карина, завтракавшая на кухне. - Простынешь и заболеешь!
- Ничего, волосы феном просушу, - отмахнулась она. - Не переживай, я привычная.
Выйдя из душа, Мила Карину уже не застала. Неужели одна-одинешенька? Ура! Квартира в полном распоряжении - редкая удача! Напевая и пританцовывая в такт, Мила уложила волосы, перебрала хранящийся на стуле и в чемодане гардероб. Высмотрела вишневую водолазку, к ней - коричневую праздничную юбку, отгладила, одела. Теперь оставалось подкрасить глаза -- и вперед, к мужу!
Как они оказались так далеко друг от друга? Что за волна ее подхватила и унесла в Москву? Ей так и не дано было это понять. События сложились неожиданно и быстро. Они будто протекли сквозь Милу, не оставив о себе воспоминаний.
В те дни беспомощный и капризный после травмы Василь раненым зверем метался по дому. Долги росли: деньги уходили на врачей и продукты. Неужели придется продавать квартиру, единственное их достояние? Она, воспитательница школьной продленки, получает копейки. Подруги сидят по домам без надежды куда-то устроиться -- рабочих мест в городе все меньше.
Приятельница, полгода назад перебравшаяся в Москву, приехав в отпуск, поведала, какие там открываются возможности. Предложила Миле присоединиться к ней, стать напарницей. Мила нервничала, колебалась. Василь принял решение: "Ты справишься. Надо ехать! А я поправлюсь и присоединюсь". Она, подгоняемая его волей и верой в будущее, собралась и отбыла.
Через три месяца напарница нашла себе мужчину и свалила в Воскресенск, оставив ее выживать в одиночестве...
Перрон встретил Милу бездушной казенной серостью, которую она ненавидела и боялась: обезличенность, проникая через глаза, завладевает душой, и краски внутреннего мира начинают тускнеть. Надежды скукоживаются, обвисают сдутыми шариками, будто и не были никогда ничем, кроме радужных иллюзорных пузырей. Горькая пустота! Первые полгода своего гастарбайтерства Мила почти постоянно существовала в ней. Не помогали ни разговоры с мужем по телефону, ни валерьянка и пустырник на ночь. Больной Василь в своем мучительном, надорванном состоянии сумел все-таки найти выход: подбил маму завалиться к ней с Петрушей и прожить в Москве три недели. Короткие вечерние посиделки и сон втроем на полутораспальной кровати помогли снова обрести цель и душевное равновесие.
В московской жизни на птичьих правах было не много нового. Когда они с Василем поженились, Мила перебралась к нему в общежитие с кухней на двадцать человек. В двери постоянно кто-то стучал, обременял просьбами, разговорами, незваным присутствием. Но рядом был муж и, главное, в общежитии царила особая, похожая на студенческую атмосфера -- существовали беззаботно, по-молодому раскованно: от таборного бытия устаешь, но и обретаешь свободу.
Через год Мила забеременела, и к рождению малыша Василь добился вселения в служебную квартиру на две семьи. Он совершил настоящее чудо: такого ордера другие работники ждали по пять -- десять лет. Но Василь был начальником цеха, удачно рационализировал процесс на сложном участке, перевыполнил план и, главное, сумел правильно поговорить с директором.
Он и тогда, и сейчас отрицает существование нерешаемых проблем.
Почему так долго нет поезда? Опаздывает? Что-то она сегодня слишком нервничает, не расплакаться бы ни с того, ни с сего...
Мила принялась разглядывать людей на платформе. Недалеко от нее двое простецких мужичков громко костерили проводника, по вине которого не досчитались сала в посылке. Рядом кудахтала курицей, разве что крыльями не хлопала, представительная дама в шубке из стриженой норки. Предмет ее забот - обернутая полиэтиленом огромная коробка предназначалась для передачи счастливцам из какого-то украинского захолустья.
Чуть поодаль молодая мать с мальчиком лет пяти висели друг на друге, грызли семечки и весело хохотали. Когда-то, бывало, и Мила с сынулей проказничали так, ни на кого не обращая внимания. Счастливое, оказывается, выпало ей тогда время!
Жить в коммуналке было намного легче, чем в общежитии, но все равно неуютно: малыши соседей криками будили Петрушу, шерсть их собаки обнаруживалась в супе, из холодильника то и дело пропадали продукты. Устав до предела, в выходной Мила оставляла младенца на маму и гуляла по парку с Василем. Они глядели с моста на подвижную рябь воды, провожали взглядами птиц и неспешно беседовали о будущей жизни...
События усложнялись и становились жестче. Кончился отпуск по уходу за сыном, и Мила, чтобы не оставлять его без присмотра на чужих людей, уволилась с работы. Устроилась нянечкой в Петрушин детский сад, а через полтора года стала воспитательницей. Василь день и ночь проводил на заводе, зарабатывая и выбивая отдельное жилье.
Но тут завод прекратил производство. Сотрудникам перестали платить зарплату, успокаивая обещаниями восстановить выпуск продукции. Василь, один из немногих, не стал ждать сложа руки, чем закончатся бодания между старым руководством и новыми собственниками. Сначала он бомбил на "жигулях" Милиного отца, потом прибился к бригаде шабашников и отправился колесить по городам и весям. Соседи, уже привычно жившие на картошке, кашах и макаронах, откровенно завидовали достатку и превратили Милину жизнь в ад. Сотрудницы детского сада, наоборот, сочувствовали ее одиночеству: оставшиеся при мужьях, одни спасались дачными участками, другие родней в деревне. Дети подкармливались с грядок, - с точки зрения подруг, этого было достаточно...
Вдруг Василю необыкновенно подфартило с заказом: в очередной приезд он привез сумму, на которую, взяв еще и долг, они купили крохотную неремонтированную "хрущобу".
- Бог с нею, со служебной квартирой! Справимся без их милостей, - возбужденно говорил Василь. - Поеду опять в Россию. Далековато, но связи наработались. За годик расплатимся с долгами и начнем приводить квартиру в порядок. Заживем по-барски. Бизнес организую -- присмотрелся, как другие вертятся...
Мила была счастлива от одной квартиры: кончились очереди в туалет по утрам, скандалы на кухне... Еще пару лет -- и они выбьются в люди...
Следующая поездка Василя завершилась переломом правого плеча и рваными ранами на голове и руках.
По-гусиному недовольно шипя на встречающих и скрипя колесами, точно зубами, прибыл поезд. Проскрежетав напоследок нечто брюзгливое, встал и затих стреноженным конем.
"Мы с тобою одной крови, - посочувствовала ему Мила. - Я тоже терпеть не могу перронов!"
Из вагона вывалился муж, встрепанный, точно драчливый воробей. Черное, чуть великоватое пальто расстегнуто, из-под него виднеются видавший виды коричневый пиджак (выбирали вместе на вещевом рынке), джинсы (привезла в новый год из Москвы), синяя водолазка (купила по случаю в магазине). На ногах тяжелые ботинки (не помню их, наверное, новые). Любимая лыжная шапочка яркой подпалиной метит карман на боку. В здоровой руке Василя клетчатая кошелка Милиной мамы. Чуб, как всегда, висит до глаз. Такой забавный и родной львенок... Соскучилась!
Мила рванулась к мужу и с головой нырнула в его объятия. Василь огромный, сильный, настоящий богатырь, она маленькая, хрупкая...
- Мама тебе пирожков передала, - баритон мужа от блаженства стал бархатисто-сахарным. - Ешь прямо сейчас, а то с лица спала. Не разболейся у меня с недокорма!
- Да сыта я, сыта! - промурлыкала она в лад и ткнулась носом в углубление под его подбородком. - Ни в чем себе не отказываю!
- Вруша-ласточка!
От Василя пахло поездом, многолюдьем плацкартного вагона. Но чужие неприятные запахи вдруг перешиб ласковый дух ремонтируемого дома: сыроватый миазм цементного раствора... строительная пыль... штукатурка... а это... тонким следом... боже мой!.. точно молоко пролилось на медовый пирог... мальчик мой, Петруша...
- Как дела у сыночки? - спросила она вдруг осевшим голосом.
- Чего ему сделается? Хулиганит! - засмеялся Василь, не размыкая рук. - Каждую неделю бит!
- Ты чего! - всполошилась Мила, попыталась отодвинуться подальше, но не тут-то было. - Он же маленький! Зашибешь!
- Ничего себе маленький, десятый год! - возмутился муж. - Да не дрожи ты так, дурочка: шучу я, шучу! Ремнем пугаю, конечно. Пару недель назад они с друганом соседского полкана во дворе поймали, насос приладили и надули несчастного. Пробку в зад сунули, чтоб воздух обратно не шел...
Во времена служебной коммуналки, вспомнилось вдруг Миле, большой соседский пес, кусавший всех подряд, включая хозяев, был бит двухлетним Петрушей, вооруженным отцовским тапком. Соседские мальчишки с тех пор малыша уважали и брали с собой гулять в скверик: считали прирожденным бойцом.
- Бедная животина минут двадцать по двору моталась, пока пробка не вылетела, - продолжал Василь. - Степан и Настасья теперь со мною не здороваются. А нашему биологу хоть бы что: так и не уяснил, чего ругаюсь, - никто ведь не заболел! Экспериментатор! Но я его и пальцем не тронул, клянусь!
Наконец, они оторвались друг от друга и, взявшись за руки, спустились в тоннель перехода, сумрачным бетонным насосом перекачивающий людской поток. Мила старалась не замечать толпу и убогость окружающего пространства.
- Деньги с собой? - спросил муж на ходу.
- Восемь тысяч с копейками. Хватит?
- Надеюсь, ласточка. Иначе придется другой раз на рынок сходить.
- Поезд без двадцати восемь. Когда же? У нас с тобой... - она начала считать.
- Девять часов, - опередил муж. - Уйма времени!
"И вправду, - подумала Мила, - много. Умеет Василь сказать слово, от которого легче становится. Повезло с мужиком..."
Отношения ее с Василем начались не влюбленностью или непреодолимой страстью. Он возник, когда она, двадцатипятилетняя, ощущала себя разочарованной неудачницей, бесцельно бредущей по пустыне существования. Личная жизнь -- не праздник, которого от нее ожидаешь, а нескончаемые терпение и труд, следовало из ее опыта. Но судьба есть судьба. Вопреки сопротивлению новый знакомец добился ее внимания и, поднатужившись по-богатырски, развернул жизнь в противоположную сторону от наметившегося, по ее мнению, течения. Она ушла от супруга, за которого выскочила девчонкой, потому что он ее добивался: в двадцать пять Милу ничего с ним не связывало, кроме страха скандала и глухого чувства вины. Она обрела свободу не ради любви Василя, а заразившись его оптимизмом. Мила не собиралась втягиваться в орбиту чувств. Новый друг казался настолько самодостаточным, сильным, что она не представляла себя рядом. Зачем красавцу, умнице, работяге женщина с раной в сердце? Но через год Василь сделал предложение, и она согласилась.
- Почему? - не раз спрашивала она себя потом и, прислушавшись к внутреннему собеседнику, отвечала: - Разве такому отказывают?
Людской поток хлынул в метро, завертелся водоворотом и, замедлившись, растекся ручейками. Мгновенное противоборство с турникетом, и они попали в самое чрево городского механического монстра - ступили на вибрирующую спину металлической змеи, ощутили ступнями, как она выгибается в ступеньки...
Стояли рядом, обнявшись. Но место не располагало. Спешащие вниз по эскалатору толкались на ходу, и Василю пришлось отступить вниз. Теперь он казался ненамного выше Милы. Она обняла его за шею и шепнула на ухо: "Пушистик!" Он расплылся в довольной улыбке и поцеловал ее в нос: "Ласточка..."
Ездить в метро не слишком приятно: давит потолок, не хватает свежего воздуха... Но когда рядом Василь, этого почти не замечаешь. Удивительно хорошо!
Мила долго не подозревала, что по-настоящему полюбила. Василь воспринимался надежным другом, не более. А что поженились - так то судьба, подчинение выбору свыше. Но однажды ей пришлось все-таки понять себя. Незадолго до рождения Петра они отдыхали под Алуштой, и муж, несмотря на шторм, решил сделать заплыв. Сначала она видела его голову вдалеке, потом точка головы потерялась. Мила еще не начала бояться. Просто ждала. И вдруг представила, как придет одна в съемную халупу: вокруг его вещи, а его самого нет. Перед глазами почернело, и даже малыш под сердцем перестал быть необходимым. Стало очевидным: если Василь не вернется, она пойдет в глубину за ним...
- Рассказывай, как живешь, - теребил муж. - Какие новости?
- Теперь нас в квартире шестеро, - вернулась она в сегодняшний день. - Взяли двух продавщиц с оптового рынка - слишком дорого выходило жилье.
- Разве тебе в домоуправлении не обещали комнату консьержки? Надули москали?
- Обещанного три года ждут.
Они загрузились в вагон и надолго замолчали. Не замечали толпящийся народ, чувствовали себя наедине. Вышли на Павелецкой, пересели на радиальную.
- Знаю я тебя. Терпишь и терпишь, - продолжил прерванный разговор Василь. - Без комнаты консьержки на фига тебе подъезды их грязные почти задаром мыть и во дворах надрываться? Лучше по частникам. Выгоднее.
- А документы? Без визы да без крыши - куда?- и подумав, добавила: - Частники-то и кормят. Изо дня в день по разным домам -- комплект "Неделька". Помнишь, покупала такой? В упаковке семь трусиков. Фасон один, расцветка разная...
Вышли из метро, а ощущение - будто не выходили. Серое небо висит потолком подземелья. Убогость роботизированного города сейчас бросилась в глаза так явно... Василь своим солнечным, ярким присутствием вернул чувство гармонии, и оно взбунтовалось. Не хочу существовать закатанной под асфальт травой!
Загрузились в маршрутку. Мила повертелась на сидении, нашла удобную позу, полуобняла Василя и положила голову ему на грудь. Несколько минут сидели молча, чувствуя друг друга. Вдруг он тихо охнул.
- Плечо? - спросила она, отодвигаясь.
- Ерунда, неудачно поворотился. Иди ближе... Вот сюда... Удобно?
- Мммм... - довольно мурлыкнула Мила и закрыла глаза.
- На погоду тянет, подлюга, а так ничего... - делился Василь. - Локоть почти полностью разгибается. С кистью хуже. Наловчился работать левой рукой - правой фиксирую и придерживаю. Медленнее получается, но трубы почти все сменил. К сантехнике присматриваюсь. Не хочу абы что по дешевке... Ванна австрийская дюже понравилась. Плитка испанская хороша, да очень уж дорогая, чертяка! Сейчас на рынке посмотрю, как в Москве...
Голос мужа баюкал, словно бабушкина сказка. В конце добро обязательно победит зло, трудности кончатся, и будут они жить-поживать да добра наживать... Василь потихоньку обретает работоспособность. Долги почти отданы. Ремонт начат. Скоро квартира станет красивой, как на картинке. Можно будет выспаться... Муж найдет компаньонов, заведет бизнес... Петруша, поняв, что в жизни главное, станет учиться на одни пятерки... Мила родит ему сестричку, а мужу дочечку... Продержаться в гастарбайтерах надо еще три зимы, не больше!
- Сейчас у меня краны в планах, - журчал голос Василя, - за рубли кое-что куплю по списку... Из тех двух тысяч, что ты насобирала... у тебя уже в баксах?.. полторы Николе пойдут: мы у него четыре брали, одну отдали... Пятьсот думаю придержать на стеклопакеты - полную цену придется платить, самому никак... Следующий раз в евро переводи: Марина на днях заходила...
Мила, не открывая глаз, подтвердила свое согласие.
- Никитич дежурства обещал суточные -- с Петрушей батька твой согласен ночевать. Иногда пострел и один может... Коли достаточно велик, чтобы полканов громадных надувать, значит, и тарелку супа согреет, и на ночь двери запрет... Плитку сам уложу... В комнатах старые обои снял, начал ровнять стены... Петр, хоть и мал, помогает, у него глаз хороший, иногда советуюсь с ним...
И опять они в толпе, на этот раз посетителей строительного рынка. Мечутся по лавчонкам вдоль бесконечных рядов. У Милы с непривычки от цветастого многообразия товаров закружилась голова, Василю же любопытно, что здесь почем и какого оно качества. Договорились: Мила подождет его в большом торговом зале с макетами ванных комнат и образцами плитки.
- Отдышись и пирожок съешь, - велел муж, убегая. - И еще вот... - достал из внутреннего кармана пальто и дал в руки письма от сына и матери.
Мамин конверт Мила сразу спрятала в сумку -- оставим на вечер, когда Василь уедет. Петрушин листок она удивленно вертела в руках -- на нем сыновней рукой был нарисован кораблик с алым парусом.
"Откуда? Неужели читал Грина? Вряд ли в школе проходят... - дивилась Мила. - Видел, наверное, в каком-нибудь пиратском мультике..."
Ничего она о нем не знает! Когда приезжала домой в последний раз, мальчик ее дичился, отказывался целоваться. Отвык, или возрастное?.. Если так дальше пойдет, время наступит -- не узнает ее на улице...
"Здравствуй, дорогая мамочка! - писал Петруша. - По украинскому за две последние контрольные четверки. Бабушка говорит: русскую грамоту хуже знаю. Она мне письмо разрисовала красными чернилами и заставила набело переписывать. А я не хочу! Ты же все одно прочтешь, к чему мучиться? Ты мне лучше комп купи. Он сам ошибки исправляет, в нем еще игры есть и интернет. Еще по скайпу можно за бесплатно поговорить. Теперь без нета нельзя. Вот Людка - девчонка, а про сайты учителям рассказывает. Ей повезло, у нее папашка продвинутый! Не то, что мой, отсталый. О чем ни проси - денег нет. Подарите ноут на день рождения -- другого ничего не хочу. Что физрук на меня взъелся, то я не виноват. Он матом ругается, а нам не велит. Разве это справедливо? По математике я двойку обязательно исправлю -- ты не плачь, если бабушка на меня понесется. Она любит мух в слонов превращать. Скажи папане, чтобы взял меня в Москву на выходные, - ноут или комп купим".
Вот так. Только компьютером теперь его и заманишь! Маленький был комочек, умещался в ладони у Василя... И хвостик мамин был -- не отходил ни на шаг, под дверью туалета стоял, чтобы побыстрее увидеть... Чего ты расстроилась, дурочка? У мальчика своя жизнь. Радовалась бы, если бы тосковал по тебе? Не дай Бог! Учится в украинской школе, так сейчас все русские дети там учатся. Мечтает о компьютере? Сегодня молодежь на нем свернута, без него ни профессию получить, ни развлечься... А что ты далеко, так сыночка не виноват! Быстро успокаивайся, а то Василь поймет, из-за чего плачешь, и в следующий раз письма не привезет...
После рынка отправились в центр, к Веронике Львовне. От метро неспешно шли дворами. Василь здоровой рукой нес покупки и кошелку-путешественницу с дарами из дома, Миле позволил взять небольшую коробку с чем-то легким. С любопытством рассматривал здания и веселил репликами:
- Видишь карниз -- трещина опасная... в капитальный ремонт его, а то скорая не поможет -- крышу потеряет дедушка... А этот, желтенький, ничего, не по годам крепок, точь-в-точь соседка твоих родителей из квартиры напротив, - простоит еще лет пятьдесят...
- Моя Вероника Львовна тоже старенькая, - отозвалась Мила. - Замечательная она. Нежная, как божий одуванчик... Ты особо с ней не шути, ладно? Не пугай. Я у нее по средам убираюсь... Разрешила в книжном шкафу под альбомами деньги хранить. У нее, кроме сына, гостей не бывает, а у меня проходной двор: девки кого только ни таскают, да и самих еще не знаю хорошо. Был недавно скандал из-за Карининого шмотья -- пропало одеяло, кажется...
Настоящее чудо ее Василь! Улыбнется - и никакой неловкости. Будто не расставались на месяцы, изо дня в день болтали о мелочах. Ему все интересно: какими болезнями переболело деревце в кадке, как им с Вероникой Львовной удалось его вылечить... Про удобрения спрашивает, про мошкару...
Потом они беседовали втроем: угощали хозяйку мамиными пирожками, пили чай с жасмином, сравнивали российские и украинские пенсии. Перед уходом Василь обследовал арку, отделяющую кухню от столовой. Согласился с Милой, что к их квартире такая подойдет. Взяли из-под альбомов деньги, поблагодарили. Вероника Львовна попросила Милу прийти вместо среды во вторник -- день занят, сын записал к окулисту. Может, придется вставлять искусственный хрусталик...
Мила обещала поменять дни с другой хозяйкой.
На кухне заплаканная Рита вытирала лицо куском туалетной бумаги. Мила расстроилась: у девушки, похоже, случилась беда. И за себя обидно: она так надеялась на пару часов наедине с мужем...
- Что с тобой, дивчина? - спросил Василь.
- Опять погнали с работы, - ответила Рита и разрыдалась с новой силой. - Терла пол шваброй, нечаянно ручкой в зеркало въехала, оно и разбейся...
Рита славилась неуклюжестью и невезучестью, но человеком была безобидным. Надо помочь. Как?.. Времени до отъезда Василя становилось все меньше.
- Накрой на стол, львенок, - сказала она мужу, - я тут с подружкой языком почешу...
Оставив его на кухне, они вошли в комнату, сели на Милину кровать.
- На еду хоть есть деньги?
Рита отрицательно покачала головой.
- Ладно, завтра спрошу у начальства. Может, на временную работу удастся устроить -- перекантуешься, там видно будет. А сегодня сделай одолжение -- помой за меня подъезд. Вот шестьсот рублей -- сама за копейки мою. Считай братской помощью - на продукты...
- Пятнадцатый номер? - Рита радостно схватила деньги и побежала из квартиры.
- Только до семи не возвращайся! - крикнула Мила вслед.
Заперла входную дверь на один замок, потом на другой. Для верности подперла ее стулом.
В кухне на столе уже лежали пирожки, колбаса и горилка из отцовских запасов. Василь намыл картошки и поставил варить. Мила торопливо расстелила постель, приняла душ и сияющая радостью обняла мужа. Впереди было целых два с половиной часа настоящего семейного счастья.
Перрон, как и утром, встретил бездушной казенщиной - теперь Милины глаза долго будут отмечать серость. На прощание постояли, обнявшись, чинно расцеловались.
- Вот и свиделись, ласточка, - сказал Василь. - Не кисни. Знаешь ведь, по-другому никак... Майских всего два месяца ждать. Приедешь, а у тебя дома дворец с новыми трубами, стеклопакетами и австрийской ванной... Чем черт не шутит? Вдруг клад найду или банк ограблю?
Он подхватил здоровой рукой коробки и набитую подарками клетчатую сумку. Встал на ступеньку вагона, похлопал свободной ладонью себя по груди -- не волнуйся, мол, деньги в безопасности. Махнул Миле и скрылся.
Она смотрела вслед уходящему поезду и ничего не чувствовала. Внутри осталась пустота: будто она елочная игрушка, которую вытащили из набитой ватой коробки, дали покрасоваться на веселом празднике, а теперь крышка снова закрывается...
Мила убралась в магазине и вернулась домой в половине двенадцатого. Тетя Зина с Таней ужинали на кухне. Варя стирала в ванной. Карина еще не приходила. Рита была в постели, но не спала.
- Блестит твой подъезд, аки хрустальная ваза, - сказала она тихо. - Что муж, не подкачал?
Мила через силу кивнула, разделась и легла. Глаза не желали ни на кого смотреть: боялись потерять из виду ласковое лицо Василя. Львенок, как же мне пережить два с лишним месяца до новой встречи?..
Около трех часов она проснулась. В памяти всплывало то одно, то другое. События длинного минувшего дня кружились хороводом, сводя с ума и завораживая бесконечностью пляски ощущений. Вдруг вспомнила, что еще не читала маминого письма. Покопалась в сумке, нашла и вскрыла конверт.
"Здравствуй, дорогая доченька! - писала мама. - У меня для тебя плохие новости. В понедельник ложусь в больницу: доктора нашли опухоль в желудке. Придется вырезать. Похоже, долго не смогу помогать с Петром. Отец говорит, справится, но я сомневаюсь - сама буду ему нагрузкой. Думаю теперь: что же вы ради ремонта так убиваетесь? Мы вот сколько лет с треснутой раковиной да пятнами на потолке живем. Счастья от того не прибыло и не убыло. На долги не обращай внимания. Когда-нибудь отдадите. Сейчас никто не отдает -- не убьют ведь за них друзья! Возвращайся домой! Одних мужиков оставлять не след. Ты там горбатишься, здоровье теряешь, а муж твой другую себе найдет. Знаешь, сколько охотниц на мужиков, да еще с квартирами? Кидай Московию. Пусть Василь зарабатывает, как от Бога положено. Руки у него золотые, здоровье поправляется... Сына будешь воспитывать да себя холить: по своей жизни скажу, только ухоженные удачливы и бывают. Мои дни позади, а ты головой думай! Не сердись, если не понравятся тебе мои слова. Добра хочу и не знаю, чем в больнице кончится".
Вот тебе и локомотив с лентами и свадебными куклами! Искушение деньгами или искушение потерять деньги? Невозможный выбор!
"Я свечи в церкви ставлю, молюсь, добро делаю... За что? - Мила чувствовала, как душа переполняется обидой. - Трудом зарабатываю, не убиваю, не краду... А в семье беда... "
Мила поняла, что завтра не откроет глаз. Ее переклинило, точно машину, попавшую колесом в глубокую выбоину. Как истолковать знаки? На что надеяться? У кого искать помощи? Разве у нее хватит ума поступить правильно?
Не было ужаса, что Василя уведет другая, -- тело хранило тепло его рук и помнило: ее без обмана любят. Это мама со страха каркает... Отец ей изменял или изменяет? Никогда не делилась... Как ей тяжело там, вдалеке, бороться с судьбой!.. Не спит, волнуется, сосет валидол...
Вернуться? А долги? Квартира? Василь надеется на нее. Подвести?
В деньгах искушение или в маминой болезни? Как выбрать, что важнее, когда и там, и там интересы дорогих людей?
Надо принимать решение, но Мила никогда не отваживалась выбирать. Жизнь решала сама... Позвонить завтра Василю, что он скажет? И каково ему будет становиться между нею и матерью или сдавать друзей, которые помогли в тяжелый час?
Похоже, на этот раз ей не выкарабкаться...
Под утро она задремала и опять оказалась в липком тумане. Туман был холодным, плотным, вот-вот вытянет из тела душу и, чавкая, поглотит. Мир ее детского сна за прошедшие годы не изменился, но сейчас Мила чувствовала себя в нем иначе. Она выставила вперед руки, дотронулась до ствола мертвого дерева и поняла, как ему больно быть неживым...
- Ты меня слышишь? Мне нужно научиться принимать решения! - сказала она дереву. - Я должна сама делать выбор и сама отвечать. Тогда и ты сможешь на меня рассчитывать...
На этот раз она почти не боялась, что лес заразен, что она обречена потеряться в тумане и тоже стать чем-то гниющим и мерзким... И все-таки она закричала, зовя на помощь. Крик поглотил туман, оставив ее без голоса...
В этот безнадежный момент кто-то добрый и сильный, как и много лет назад, вырвал ее из гниющей тьмы, и она оказалась под сводами звездного неба.
- Спасибо! - сказала Мила, сама не зная кому. - Я принимаю решение. Даже если оно ошибка...
- Это и есть путь человека, - согласилось небо. - Только вы, люди, всячески стараетесь уклониться. Что же вы с собою делаете?..
И слезы, прозрачные, теплые, низверглись дождинками откуда-то с невообразимой высоты, пролились в липкий туман, заставив его поредеть, очиститься и пропустить Милу к месту, где боролось за жизнь и ждало цветения дерево ее любви...