Сегодня на Гревской площади было установлено сразу несколько колёс. Неудивительно, ведь в этот день казнили разбойников из леса Шантильи, что не один год держали в страхе путников и добропорядочных жителей окрестностей. Графиня, которая с компаньонкой Луизой Брильи и сама стала жертвой их нападения, изъявила желание присутствовать на казни. Конечно, ей пришлось немало заплатить за то, чтобы её пребывание в плену у негодяев не получило огласки. Но после всего пережитого ей казалось важным увидеть их смерть лично. Что касается несчастной Луизы, она после того случая вовсе повредилась разумом. Когда Лилиан довелось её видеть последний раз, она сидела растрепанная с безумным взглядом и выкрикивала непристойности. Те самые, что говорили разбойники, в момент, когда всем скопом насиловали бедняжку. Графиня от вида своей подруги в столь ужасном состоянии, едва не лишилась чувств.
Её новая компаньонка, юная Лукреция, всячески отговаривала Лилиан от идеи присутствовать на казни, да ещё столь жестокой. Но графиня была непреклонна.
- Если не хочешь, оставайся дома - сказала она, ласково поглаживая обнаженную грудь Лукреции, - а я пойду. Это очень важно для меня.
- Нет... - нежно прошелестела Лулу, - куда ты, туда и я...
- Ах, моя любимая - растрогалась графиня и впилась в губы любовницы жарким поцелуем.
И вот они в специальной ложе, в здании ратуши, скрытые от глаз толпы зевак. Им компанию изъявил составить князь фон Гайстен, бывший покровитель Лукреции, который не так давно её проиграл в карты графине. Они сидели втроем, глядя с балкона на эшафот. Лукреция со страхом, князь с рассеянным любопытством, будто в театре, и графиня с жадностью, словно перед ней открылось самое захватывающее зрелище в мире.
Сейчас казнили главарей банды. Чернобородого Доминика Делье, толстяка Луи-Мишеля и худого Ансельма. Был ещё четвертый, кажется, его называли Дворянчик, но ему удалось улизнуть в момент, когда банду накрыл отряд солдат и егерей. Над разбойниками, что были распяты на колесах лицом к небу, работало одновременно три палача. Они синхронно, будто по команде наносили удары по конечностям, ломая их. Преступники вопили и призывали Господа. Толпа довольно гудела, словно рой ос, что облепил кусок сырого мяса. Бедная Лукреция от вида мучений, побледнела и прикрыла рот батистовым платочком, чтобы сдержать тошноту.
- Это ещё ничего... - усмехнулся фон Гайстен, - вот у нас, в Альпах...
- Прошу Вас, Манфред, оставьте эти подробности - прервала его графиня, сжав руку Лукреции. Сама Лилиан в этот момент испытывала странные смешанные чувства. С одной стороны страх и отвращение, с другой она вспоминала этих людей во время оргии, что они устроили в пещере. Она, видя, как изогнулась в мучении тело толстяка Луи-Мишеля, вспоминала, как он содомировал её, изливал семя ей в зад. И удовольствие в душе графини одерживало победу над страхом и отвращением. Она немного подготовилась к этому зрелищу, причем об этом не знала даже Лулу. Перед выходом из дома, Лилиан поместила в себя два связанных шелковой нитью шарика, известные как "яблоки любви". Она любила с ними играть, особенно первые годы брака, когда у неё ещё не было любовника. И вот теперь вновь настал их звездный час. Она, глядя на мучения разбойников, сжимала ноги, ощущая, как шарики касаются стенок её укромной пещерки. И это вызывало волнение во всем теле. Она сжимала руку Лукреции, а сама чувствовала, как упруго пульсируют в ней шары. Как они трутся там внутри, как теплые лучистые волны разливаются по телу. Глаза Лилиан покрылись легкой паволокой. Мрачная Гревская площадь, на которой происходили ужасные вещи, сейчас ей казалась прекрасным пасторальным лугом. Движения бедрами стали быстрее и ритмичнее. Когда палачи нанесли по последнему удару, перед тем как оставить казенных мучиться в агонии, Лилиан вспомнила, как разбойники насадили её сразу на два члена. Она с силой сжала руку Лукреции, крепко зажала "яблоки любви" и едва не вскрикнула в момент короткого, но очень яркого оргазма. Впрочем, Лукреция ни о чем не догадалась, полагая, что графиня испытывает ужас от вида казни. Она нежно погладила Лилиан по руке и стала тихо плакать.
Но Гайстен на это лишь слегка фыркнул, словно кот.
- Моя дорогая графиня - тихо промурлыкал он ей в ухо, - мне кажется, Вы ищите нечто особенное, но пока не можете найти...
- О чем Вы, милый Манфред? - так же тихо проворковала довольная и расслабленная Лилиан.
- Ваша Лулу прекрасна... Я и сам это знаю. Но она не способна утолить Вашу жажду в полной мере - шепнул ей князь.
- С чего Вы так решили?
- Я слишком долго живу на этом свете и понимаю смертных с одного полувзгляда.
- И что же Вам открыл мой взгляд?
- То, что Вы недавно открыли для себя новое удовольствие... Скорее, старое доброе. Но скажем так, его новую, неизведанную грань... И с тех пор это подобно розовому шипу засело в Вас... Вы прокручиваете в голове некие события, вспоминаете, фантазируете, хотите повторить...
Лилиан вздрогнула и почувствовала, как у неё похолодело внутри, а во рту пересохло. Откуда он знает? Неужели кто-то все же не сдержал языка? Но с другой стороны, откуда ему известны её мысли? Их она точно никому не доверяла. Даже Лулу или старой подруге Линетт... Гайстен же видя смятение на лице графини, усмехнулся и тихо продолжил:
- Вы хотите повторить это... И попробовать нечто большее...
Лилиан сглотнула комок и кивнула. Лукреция, что, не слышала их перешептывания, с тревогой посмотрела на князя и графиню.
- Я могу дать Вам то, что вы ищете... Мы давно наблюдаем за Вами.
У графини часто забилось сердце и пересохли губы:
- Мы?
- Наше общество... Мы собираемся вместе, чтобы предаться разного рода развлечениям... Которые и Вам наверняка придутся по вкусу.
- Кажется, до меня доходили слухи...
- Не сомневаюсь... Так вот, дорогая моя графиня... Если желаете присоединиться к нам, то не вижу никаких препятствий. Я с радостью порекомендую Вас Высшему Совету...
- Спасибо, князь. Я... подумаю.
- Разумеется. Но что-то подсказывает мне, что в скором времени Вы станете одной из нас.
Не прошло и нескольких дней, когда Лилиан послала Пьера с письмом к князю. Там было всего одно слово "Согласна". Ответом было более пространное письмо князя, где он сообщал, что намерен поговорить с Высшим Советом, и в случае благоприятного исхода, в чем он не сомневается, он заедет за ней на следующий вечер. Ей надлежит одеться в скромную одежду и отправиться с ним без слуг и компаньонки. Всякий новичок проходит особый обряд посвящения. Но князь уверен, что графиня легко с ними справится.
И действительно утром пришло ещё одно письмо, где князь сообщал о благоприятном исходе его встречи. Графиня ходила из угла в угол, не находя себе места. Она не могла дождаться вечера. То самое тайное общество, о котором она была столь наслышана в Париже, готово принять и её тоже. Говорят, в нем состоит сам король, не говоря уж о высшей знати всей Европы. О них ходили самые невероятные слухи. Но многие аристократы мечтали получить заветное приглашение. Тут не помогали ни богатства, ни связи. Предложение Гайстена привлекало её, но в то же время и пугало. Она испытывала похожие чувства, как тогда на Гревской площади.
Лукреция, видя смятение Лилиан, ласкаясь, пыталась выяснить причину. Но графиня в этот раз была непреклонна. Она каждый раз отшучивалась, а когда пришло время собираться, сказала, что её ждет одно неотложное и важное дело.
- Куда ты, туда и я... - обиженно ответила Лукреция.
Графиня засмеялась и ответила:
- Не в этот раз, милая Лулу...
И потом ласково потрепала девушку по щеке. Та нахмурилась, но не посмела перечить.
Когда прибыла карета князя, Лилиан уже была полностью готова. Что было нетипично, обычно она любила заставлять мужчин ждать. Она дала распоряжения Пьеру и вышла через заднюю дверь. В карете был один князь и никого более. Он был одет в темную неприметную одежду, лицо закрыто черной полумаской. Лилиан никогда не видела Манфреда таким, серьезным и притом будто одухотворенным. Не князь-вертопрах, а аббат во время чтения Евангелия. Это настроение передалось и графине. Они молча сидели друг напротив друга, пока карета под дробный стук копыт неслась куда-то по узким улочкам Парижа. Окна были занавешены, и графиня понятия не имела, куда её вез князь. И в этой неизвестности тоже было что-то притягательное.
Карета остановилась. Князь вынул черную повязку и завязал вокруг глаз Лилиан.
- Ничего не бойтесь, моя дорогая - шептал фон Гайстен, - Я дам Вам несколько подсказок... Ничему не удивляйтесь. Ничего не бойтесь. Не называйте ни себя, ни титула, не при каких обстоятельствах... Не показывайте истинных чувств. Ваше лицо будет голым, но оно сегодня должно стать маской. Бесстрастной и таинственной...
Лилиан пробил холодный пот. Происходящее нравилось ей все меньше и меньше. Князь нежно взял её за руку и сказал:
- И главное, ничего не бойтесь. Я буду рядом.
Лилиан в ответ только сжала руку друга, которого больше не видела из-за плотной повязки. Он помог ей выйти из кареты. Они прошли по усыпанной мелкими камешками дорожке и вошли в дом. Как только тяжелая дверь захлопнулась, князь осторожно остановил Лилиан. После она почувствовала, как Манфред снимает с неё туфли. А затем стал осторожно развязывать подвязки, удерживающие чулки. Лилиан хотела гневно вскрикнуть, но вспомнила слова князя. Ничему не удивляться. В конце концов, это же обряд посвящения. Говорят, у масонов вовсе нужно верхом на козе проехать. Но туда к счастью, принимают только мужчин. Гайстен, словно прочитав её мысли, довольно фыркнул. Он спустил с неё чулки, Лилиан босыми ступнями чувствовала холодный каменный пол.
Затем он молча взял её за руку и они пошли по коридору. Это было удивительно. Лилиан не ходила вот так босой по дому, со времени детства, когда она пыталась тайком сбежать из дома. Со скрипом открылась ещё одна большая дверь, Лилиан пробрал сквозняк. Судя по всему, они вошли в большой зал. Кто-то снял с Лилиан повязку. Она внутренне вздрогнула, но не подала вида. Лилиан стояла в темной комнате, освещенной свечами. Её окружали зловещие силуэты. Человеческие фигуры с головами животных. Козёл, волк, свинья, петух, сова, ворон...
Они торжественно расступились, уступая место широкоплечей фигуре с головой оленя.
- Садись... - глухим голосом сказал оленеголовый.
Лилиан послушно села в высокое кресло, похожее на трон. Довольно удобное, но по бедрам и между ног протянул сквозняк. На месте сидения было отверстие, словно это был клозет в средневековом замке.
- Кто ты есть? - спросил человек-олень.
- ... Не называйте ни себя, ни титула, не при каких обстоятельствах... - вспомнила Лилиан слова князя. Но если не называть имени и титула, то кто она? Как назвать себя без них? Это было непривычно и пугающе, словно она предстала перед жуткими незнакомцами голой.
- Я... женщина - сказала Лилиан.
- Как тебя зовут, женщина? - спросил олень.
Что же ему ответить? Какое имя назвать? На мгновение Лилиан вспомнила свою первую брачную ночь, и шепот графа "Ах, моя пастушка". Странно, почему именно это? Нелепее не придумать. Но силуэты ждали ответа на вопрос.
- Пастушка Лили - ответила Лилиан. И в следующий момент едва не вскрикнула. Чья-то рука коснулась её снизу через отверстие в кресле. Чьи-то холодные руки беззастенчиво гладили её зад.
- Что ты ищешь, Пастушка Лили?
- Я ищу... свою лужайку... - ответила Лилиан и подавила вздох. Руки в отверстии становились все смелее. Пальцы гладили половые губы графини, массировали задний проход. Лилиан постаралась оставаться бесстрастной. Её лицо - маска, как подсказывал Манфред. Интересно, где он? Чью маску сейчас надел?
- Что ты будешь делать, когда найдешь её?
Графиня застыла, в момент вопроса в её задний проход проник палец. Второй палец, судя по всему, большой, нежно гладил её вульву. Лилиан чувствовала, как в ней растёт возбуждение.
- Я... встречу там веселых фавнов... - сказала она, стараясь сохранить твердость голоса.
Палец, быстро двигаясь вверх-вниз, трахал её задницу, большой все смелей раздвигал её пухлые нижние губы.
- Чем ты будешь с ними заниматься, Пастушка Лили? - спросил оленеголовый.
Графиня сжала пальчики на ногах от удовольствия, что доставляли ей озорные пальцы.
- Они будут играть на дудочках, а я... - Лилиан едва не выдала себя стоном. Её мучитель начал засовывать ей вместо пальца в задний проход некий предмет. Не особенно большой, но все же требующий некоторых усилий. Что-то вроде пробки для флакона духов.
- ... а я буду... кружиться, танцевать вокруг них...
Пробка преодолела сопротивление сфинктера и оказалась в заднем проходе графини. Она слегка сжала её, словно это были "яблоки любви". По телу прошла сладкая судорога.
- Что они сделают потом?
Пальцы теперь полностью переключились на вагину. Они, то гладили клитор, то осторожно проникали внутрь, раскрывали её, словно зев.
- Потом они окружат меня со всех сторон... А я буду сидеть между ними, поджав под себя ноги.
- Продолжай. Что будет дальше?
А дальше графиня почувствовала, как чужие пальцы уступают место горячей и налившейся силой упругой головке. Член неизвестного ей мужчины, яростно вздыбленный, сейчас стучался в её заветную дверь, намереваясь войти без лишних церемоний. И её пещерка, судя по всему, была совсем не против столь неожиданного визита. У неё не было ни одного соития с мужчиной, с тех пор, как она попалась разбойникам.
- А потом я начну играть на их дудочках... - сказала Пастушка Лили, сильно сжав подлокотники трона, когда жилистый гость ворвался внутрь. Пробка в её заднице, и большой член, что вошел в неё, давали приятное чувство полноты. Почти так же, как тогда в убежище разбойников.
- И какую мелодию ты на них сыграешь? - спросил олень ещё более приглушенно, с нотками похоти в голосе.
- О... - ответила Лили, все больше входя в роль и распаляясь от своей фантазии, - это будет мелодия моего собственного сочинения...
Член вошел на всю длину и остановился. Он замер, твердый, пружинистый внутри Лилиан. Это дарило необычные ощущения. Но хотелось дальнейших действий. А он остановился, словно чего-то ожидая от графини.
- Как она будет называться? - спросил оленеголовый, медленно приближаясь к графине.
- Pia desideria - почти простонала Лилиан, мышцами влагалища сжав член. Она начинала понимать, что он от неё ждал. Не зря она баловалась "яблоками любви". Говорят, в гаремах султана такими шариками наложницы тренируют мышцы, чтобы потом доставлять удовольствие своему повелителю, вообще не шевелясь, неподвижно сидя на его животе.
- Ты сыграешь её нам, Пастушка Лили? - спросил человек-олень, приблизившись к графине почти вплотную. Остальные тоже подошли ближе, окружили Лилиан со всех сторон.
- Да! - почти крикнула она, судорожно сжимая, обхватывая собой невыносимо приятного гостя внутри себя. Получалось у неё не хуже, чем у турецкой наложницы. По крайней мере, члену очень нравилось то, что с ним делали. Он стал ещё больше, тверже, горячее.
Олень, ворон и козёл достали члены из-под одежды. У оленя небольшой и толстенький, у ворона подлине, у козла самый крупный и узловатый, похожий на дубинку.
- Это соло... - сказала Лили, - с двойным аккомпанементом.
Она лизнула член оленя, по членам ворона и козла мягко заскользили её ладони. Когда толстенькая головка оказалась у неё во рту, Лилиан удовлетворенно вздохнула. Наконец-то все её дырочки были заполнены. Пробка в заднице, один член между ног, второй во рту. И ещё два жаждущих ласки в её руках. Господи, как это прекрасно!
Она начала играть мелодию, все больше отдаваясь вдохновению. Удивительно, но стоило закрыть глаза, как он отчетливо видела нарисованную ей картину. Она на полянке, обнаженная, окруженная со всех сторон фавнами. Она играла на их дудочках, и мелодия, что получалась, отчетливо слышалась в её голове. И не было музыки более пронзительной и чарующей. Ни на одном концерте ей не доводилось слышать ничего подобного.
Она играла не просто руками и ногами, как это принято на органе, сейчас она задействовала все своё тело. Вагина страстно играла нижнюю партию, рот по очереди брал ноты разной высоты с трех членов перед её лицом. Силуэты в масках не могли больше сдерживаться, они кряхтели, сопели, стонали. И эти звуки, отражаясь от высоких сводов зала, порождали особую гармонию. Нижний её любовник тоже уже не мог сдерживаться, она подхватил её под ягодицы и начал быстро двигать тазом, вгоняя член снизу так, что Лилиан чувствовала, как о пышные ягодицы стукаются его яйца. Лили буквально чувствовала его наслаждение. Но помня даже сейчас слова Гайстена, не позволяла себе полностью расслабиться, снять с себя маску Пастушки Лили. Она не издала ни звука, даже когда упругая плоть особенно приятно бороздила её естество, так что пробка в анусе норовила вылезти обратно. С такой силой и напором долбили её снизу. Лилиан спокойно и сосредоточенно проглатывала до самого основания то один, то другой, то третий член. И даже не кашляла, когда самый большой и узловатый доходил до самого горла, не давая дышать. Её мелодия перешла на forte по громкости, allegro по скорости и неминуемо приближалась к crescendo.
Первая кульминация произошла внизу, неизвестный любовник, что долбил её через отверстие в кресле, извергся, словно Везувий. Следующими почти одновременно выстрелили ворон с козлом, сжатые в ладонях и наконец самая долгая и мощная кульминация случилась у оленя, который не сдерживая себя, с криками, наполнил рот Лилиан до краев, надул обе щеки. Одна тонкая капелька даже сорвалась с уголка губ. Семя было густое и сладковатое. Чем-то похоже на соус "Бланшатр". Только тот с более острыми и пряными нотками. Графиня проглотила всю порцию. Затем спокойно провела ладонью по щеке, собирая то, что попало на неё от ворона и козла и начала слизывать семя языком, словно кошка.
- Что же, Пастушка Лили - сказал олень, тяжело дыша, - нам весьма пришлась по вкусу твоя музыка. Мы желаем и в дальнейшем видеть тебя... на наших концертах.