Развитие еврейской литературы в Европе шло нехожеными тропами. Известно, что никакие конференции о языке идиш, сколько бы раз они ни объявляли идиш одним из национальных языков еврейского народа, ничего не могли изменить в умах этого самого народа, пока отсутствовали школы и театры на идиш, пока не набрала достаточную силу идишская литература. Но и сам литературный идиш в те годы находился еще в стадии становления.
Путь, который избрала виленская еврейская интеллигенция, можно назвать компромиссным. Поскольку на создание собственной еврейской литературы необходимо было время, виленские еврейские издатели обратились к литературным переводам. Таким нехитрым способом велось, с одной стороны, приобщение еврейского населения к сокровищам европейской культуры, с другой стороны, на богатейшем материале совершенствовался идиш, а вместе с ним шло развитие идишской литературы.
Вильно не зря называли Литовским Иерусалимом. В многочисленных виленских газетах, журналах и книгах художественная литература сочеталась с научной, религиозная с секулярной, а переводная не мешала развитию оригинальной еврейской. И все это издавалось как на еврейском языке (идиш), так и на древнееврейском (иврит).
Ко времени появления в Вильно (это могло быть не раньше 1912 и не позднее 1915 года) Давид Ройхель в совершенстве знал оба языка, что позволило ему в дальнейшем заняться анализом употребления в идише компонентов древнееврейского языка, и внести свой вклад в теорию перевода на идиш.
Приверженность Давида еврейской литературе была непонятна его сионистски настроенным двоюродным братьям и сестрам. Точно так же, как и его не занимали пропагандируемые ими идеи сионизма. Душу молодого виленского литератора не затронули также и проблемы российских социалистов всех мастей. Революционный 1917 год отличался у Давида от остальных лет только рождением сразу двух его первенцев. В феврале 1917 года в Вильно родилась дочь Рут. В том же году увидела свет серия книг из "Иллюстрированной детской библиотеки Ройхеля". Не думаю, чтобы это было случайным совпадением. Как видно, дедушка Давид серьезно готовился к роли отца. И, может быть, решил подарить своему ребенку то, чего был лишен в детстве сам - лучшие сказки и истории для детей на идиш.
Для самых маленьких читателей молодой отец перевел русские народные сказки "Колобок", "Репку", позднее "Ханушкины сказки" Мамина-Сибиряка (изменив на еврейский манер имя дочери писателя Алёнушки, для которой эти сказки писались). В детскую библиотечку вошли его переводы "Дюймовочки" Андерсена, "Суд царя Соломона" Куприна. И еще один Соломон... Вот только я не поняла, его "Царь Соломон. Асмодей" - это перевод с иврита истории, написанной Бяликом, или это собственная обработка в доступной для детей форме известных танахических сюжетов. То, что Давид Ройхель делал собственные переложения по мотивам известных произведений, я узнала, обнаружив в интернете ссылки на "Сказки" Давида Ройхеля. Названия переведенных дедушкой сказок вызвали во мне смутные воспоминания о некой книге... Впрочем, об этой книге я расскажу чуть позже. А сейчас речь не обо мне, а о девочке Рут, чье рождение было отмечено упомянутым литературным событием.
Читала ли она эти книги, когда подросла? Или они безвозвратно пропали в нагрянувшей вслед за 1917-м годом и надолго затянувшейся военной неразберихе, мне неизвестно. Если мама что-то и рассказывала о книгах своего отца, то так давно и так мимоходом, что ни у меня, ни у брата в памяти эти рассказы не сохранились. Зато мы оба помним историю о газетном оповещении, в котором писателя Давида Ройхеля поздравляли с рождением дочери его друзья и сотрудники. Поскольку сама виновница поздравления никак не могла помнить подробности этого события, остается предположить, что она не раз слышала эту историю дома.
И в дальнейшем мамин день рождения отмечался более бурно, и подарки дарились более дорогие - по утверждению ее младшей сестры Фирочки. Одним из таких подарков была привезенная из Германии фарфоровая кукла с закрывающимися глазами. Для того времени вещь фантастическая. К тому же величина куклы не уступала размерам настоящего младенца. Мама с восторгом рассказывала, как пугались впервые заходившие в дом люди, замечавшие оставленного без присмотра "младенца" где-нибудь на стуле. Я даже думаю, что мама специально оставляла куклу в самых неожиданных местах, чтобы напугать взрослых. Увы, проделки девочки закончились маленькой трагедией. Один из гостей сел на стул, не заметив лежавшую там куклу. Чудо техники тех времен так и не удалось починить. Горевали и девочка, и неуклюжий гость.
Младшая сестренка, Фирочка, родилась десятью годами позже и не застала ни чудо-куклы, ни дома, где толклась шумная литературная братия, ни отца. Она родилась в провинциальном Кременце, далеком от литературной жизни и крупных издательств. Инициатором возвращения в Кременец была жена Давида Мирьям.
Кто мог тогда предвидеть, что государственная граница, проведенная русско-польской войной между Вильно и Кременцом, будет недолгой. Что надо только немного переждать, и Вильно, как и Кременец, отойдет к Польше. Напуганная перспективой оказаться отрезанной от родительского дома, Мирьям уговорила мужа вернуться в родной им обоим Кременец.
За нелегальный переход границы по лесной тропе родители Рут расплачивались банками сгущенки. Как всегда в лихие годы деньги уступали место натуральным продуктам. Когда в 1991 году уезжала из России наша семья, я расплачивалась бутылками водки, которые накопила, исправно отоваривая введенные в семейный продуктовый паёк водочные талоны.