Аннотация: История вторая: легендарный период ушами живого свидетеля.
КРЫША
Таверна располагалась в удачном месте: у берега тёплого моря, близ широкого пляжа и большой дороги из Данаевки в Боспоровку. Держал заведение старый Приам с сыновьями Гектором и Парисом. На вывеске над воротами они были изображены все вместе: лысый, брюнет и блондин - и в обиходе таверну так и называли: "Трое". Сообразим на троих, - говаривали, бывало, данайские мужики на своём архаичном диалекте, и топали к Приаму закупаться красненьким. Добавляла трактиру привлекательности бойкая Ленка, толстомясая и белорукая, бросившая в родной Данаевке мужа с дочкой ради красавчика Париса, но и прочих посетителей не обделявшая вниманием.
Народец в округе жил всё больше ушлый и на руку нечистый, а посему по периметру таверну окружал крепкий частокол. На смотровой площадке над воротами торчал Парис, грыз яблоко и расслабленно озирал окрестности: не виден ли клиент. Клиенты появляться не торопились: ярмарка в Боспоровке две недели как кончилась, так что денег на пропой у местных не осталось, а на дороге почти не было путников, только вдоль берега медленно ковылял бродячий слепой сказитель-рапсод с кифарой под мышкой. Ничто не предвещало хорошей выручки.
В морской дали мелькнуло пятнышко. Парис замер, как охотничий пёс, почуявший перепёлку: мимо плыли деньги. Вскоре, однако, пятнышек стало несколько, и Парис насторожился, а потом "несколько" разом превратилось в "много".
- Байдарочники! - завопил Парис и кинулся в дом. - Байдарочники!
Главной проблемой в байдарочниках была непредсказуемость. Буйные компании этих бородатых ребят в разнообразных шлемах часто возникали из ниоткуда, проносились по рекам и проливам как сокрушительный ураган и так же внезапно растворялись: сняв латы или кожаную куртку с черепами и спрятав байдарку в чехол, вчерашний волк водных путей тут же преображался в мирного землепашца, торговца или обычного портового грузчика - до следующего общего сбора. Для одиноко стоящего трактира пришествие байдарочников могло обернуться как сказочной выручкой, ибо байдарочников-трезвенников в природе не существовало, так и полным разгромом.
- Ворота закрыть. Вино открыть. Выручку закопать! - распорядился Приам. Мрачный Гектор на всякий случай точил топор, оптимистичный Парис устанавливал на пляже торговые лотки, а Ленка с истинно женской последовательностью мучительно выбирала между "нарядиться и накраситься" и "схорониться в погребе", но определиться не смогла и решила совместить.
К моменту, когда на песок пляжа выскочили с разлёта первые байдарки, на берегу уже светил углями мангал, пенилось разлитое по стаканам вино и жалобно тренькал на кифаре приблудный сказитель. Там и тут забелели палатки, задымили костры, запахло едой. Колоритные бородачи в шлемах и наколках толпились в очереди к лотку, с которого шустрый Парис продавал сосиски, и особенно - к бочке с краником под управлением Приама. Сказителю хлопали и кидали монетки.
- Дедуля, тебе налить? - байдарочник с лисьей физиономией продувной бестии, в бандане с надписью "Итака", был само дружелюбие.
- Гомер меня звать! - невпопад ответил сказитель, который вдобавок к слепоте был несколько глуховат.
- Вино, говорю, будешь? - переспросил итакиец и для верности поводил перед носом артиста полным стаканом. Нюх у старика был отменный, так что отказа не последовало.
Байдарочник устроился рядом на большом нагретом солнцем камне и громко, играя на публику, стал вещать:
- Жаль, что ты слеп, старик. Сколь прекрасен мир: это небо, это море... эти огромные корабли - тысяча сто восемьдесят шесть чернобоких пенителей морей...
На голос рассказчика начали подтягиваться сотоварищи: самые догадливые тихо прыскали в кулак, другие недоуменно оглядывались на четыре десятка своих байдарок.
- В каждом по сотне бойцов несравненных, - продолжал хитроумный итакиец. - Пред нами же мощные стены из камня... гордого города Трои...
Тут уже дошло до всех: даже случившийся неподалёку Приам неслышно хихикал, посматривая на бревенчатый тын вокруг невзрачной приземистой таверны под серо-зелёной черепичной крышей. Рассказчик, тем временем, завершил живописание пейзажа и перешел на личности.
- Вот перед нами владыка мужей Агамемнон, - театрально указал он на самого старшего из присутствующих, в бороде которого пробивались седые пряди, - нас он ведёт сквозь моря от победы к победе!
Агамемнон, в обычной жизни - торговец скотом, ныне - временный предводитель байдарочного клуба, польщённо раскланялся. Слепец кивал в такт, впитывая слова и вино, и чуть слышно подбирал на кифаре мелодию.
- Это Аякс благородный, чудовищной силы, - продолжил итакиец, поглядывая на самого крупного байдарочника, грузчика саламинского порта, - тот, что трёх воинов разом пронзает ударом. Рядом - Ахилл, что Аяксу ни в чём не уступит.
Публика заржала. Ахилл - непропорциональный карлик с телом взрослого мужчины и тоненькими кривыми ножками, в кожаной куртке, густо усаженной декоративными шипами, рядом с гигантом Аяксом смотрелся как ёжик возле танка.
- Самый же мудрый из всех и возвышенный духом... - рассказчик сделал драматическую паузу и оглядел слушателей с хитрым прищуром, - что по разумности равен Зевсу и прочим богам (если взять их всех вместе), гордой Итаки посол - Одиссеем зовётся.
- Ничего ты себя выхваляешь, Одиссей, - пробасил Менелай, невеликого ума и достатка русобородый деревенский мужик, принятый в клуб исключительно по протекции и на средства своего сводного брата Агамемнона, - а ну-ка про меня скажи!
- Вот Менелай... - начал итакиец и запнулся, пытаясь поизящнее срифмовать "Менелай", "сарай" и "запоминай".
С этого момента всё пошло наперекосяк.
Поскучав в подполе и не услышав звуков погрома, нарядная и накрашенная Ленка откинула крышку и по плечи высунулась из люка. На кухне возился Мемнон, хромой эфиоп, помогавший по хозяйству.
- Ну как там? - спросила Ленка.
- Вроде мирные, - успокоил её Мемнон, - палатки поставили.
- Тогда я пошла, - обрадовалась женщина, вылезая окончательно, - зря что ли красилась.
Покрутив юбками возле очереди за вином, игриво потрепав по щеке занятого сосисками Париса и одарив воздушными поцелуями добрую дюжину бородачей, она достигла берега, где стояли тесным кружком люди, слышалась музыка и было особенно весело. Из-за спин ничего невозможно было разглядеть, и Ленка заработала локтями. Протолкавшись к центру, она увидела уже знакомых нам слепого рапсода и бойкого на язык Одиссея с Итаки... и глаза в глаза столкнулась со своим вероломно брошенным мужем Менелаем.
Пока Менелай оценивал ситуацию, поглядывая попеременно то на свои кулаки, то на белокурого Париса и постепенно багровея, сообразительная ветреница подхватила юбки выше колен и стартовала в направлении таверны. Ничего не понимающего Париса она успела ухватить за руку и увлечь за собой прежде, чем рычащий от ярости Менелай двинулся с места.
- Юбкой взмахнувши, раздор меж мужчинами сеет, - прокомментировал Одиссей происходящее сказителю, устраиваясь поудобнее на своём камне и наливая новый стаканчик. Другие байдарочники, кто ещё не прилёг в палатках или просто под кустами после принятого красненького, новому развлечению обрадовались. Следом за Менелаем, громыхавшим кулаками в поспешно запертые ворота, выдвинулись его ближайшие приятели Аякс и Ахилл; остальные, во главе с Агамемноном, образовали сочувствующую аудиторию. Застигнутого врасплох Приама, из уважения к его летам и лысине, Менелай со товарищи пропустили с миром, но запас сосисок и бочку с краником пришлось оставить, так что сочувствующим было чем заняться.
- Изменщица! - кричал Менелай, пиная дубовые доски, - Дочку бы хоть пожалела! Пусть твой белобрысый выйдет - я ему ноги-то повыдёргиваю!
Над тыном появилась голова Приама.
- Не ломай калитку, сынок, - посоветовал трактирщик, - не ты её ставил. Может, договоримся?
- Сначала шею ему сверну, - упрямо набычился Менелай, - потом договоримся. Пусть выходит!
"Рати данайские смерть и убийство готовят троянцам", - продиктовал Гомеру лукавый итакиец, - запоминай хорошенько. Потом правнукам будешь рассказывать.
На стене объявился Парис и метко кинул в Менелая яблочным огрызком:
- Готовься!
Менелай удовлетворённо отошел от ворот, одёргивая кожаную куртку. Ахилл подал ему гребнистый шлем, а Аякс протянул кленовое весло и напутствовал:
Ворота заскрипели, отворяясь, однако вместо субтильного Париса в проём шагнул чернобородый атлет Гектор с толстым сосновым дрыном в руках, плотницким топором за поясом и в кухонном котелке вместо шлема.
"Был у троянцев вождем шлемоблещущий Гектор великий", - выдал Одиссей, предварительно уточнив имя чернобородого у байдарочника из местных, дабы не осквернить вымыслом историческую правду. "Шлемоблещущий...", - просмаковал трудное слово рапсод.
- Ах так! - гневно выдохнул Аякс, слывший правдолюбцем и не терпевший всякого рода передёргиваний. - Ну-ка, Менелаша, отойди!
Почти насильно отодвинув Менелая, гигант забрал у него весло и широкими шагами направился навстречу Гектору.
"Богорожденный Аякс размахнулся огромною пикой", - невнятно сказал Одиссей, прожевывая сосиску. Аякс с силой взмахнул своей импровизированной дубиной, но Гектор и не думал уклоняться: гулко стукнув в котелок, весло переломилось, оцарапав шею Гектора щепкой. Через мгновение в шлем Аякса с сухим треском врезалась сосновая палка.
Постояв немного оглушенным, Аякс отступил назад, с усилием выдернул из земли тяжелый камень и двумя руками из-за головы метнул в Гектора. Гектор опрокинулся навзничь, но дрына не выронил. Под аплодисменты публики он эффектно поднялся на ноги без помощи рук, одним движением мощного торса ("воздвигся", по выражению Одиссея), всем своим видом являя готовность продолжать бой. Аякс, однако, смотрел на соперника уважительно и драться больше не собирался.
"Но разлучились они, примиренные дружбой взаимной", - удовлетворённо подытожил Одиссей, отлучаясь по нужде в имевшиеся поблизости деревянные пляжные удобства. - Без меня не продолжайте!
- Слабаки, - презрительно выкрикнул Ахилл, обходя Аякса и гордо задрав голову, чтобы встретиться глазами с Гектором, не подпрыгивая. - Смотрите, как надо!
Сильно заблуждались и болезненно расплачивались за свои заблуждения люди, судившие об Ахилле по росту. Болезненно вспыльчивый, с самого детства он лез в каждую драку, вне зависимости от численности и весовой категории противников, как терьер, готовый вцепиться в нос догу - и из большинства выходил победителем. В родной Фтии каждый знал Ахилла как отчаянного задиру и беспощадного уличного бойца, и размер в данном случае не имел значения: напротив, как ехидно говаривал сам Ахилл, снизу в уязвимые места попадать сподручнее.
Быстро-быстро перебирая своими коротенькими ножками, стремительным неуловимым зигзагом Ахилл промчался через площадку, и прежде, чем громадный Гектор успел хотя бы понять, что происходит, коротышка уже выдернул у него из-за пояса топор и звонко впечатал обухом по котелку. Глаза Гектора стали бессмысленными, и он медленно завалился набок.
- Что тут было? - спросил запыхавшийся Одиссей, оправляя на себе хитон.
- Меднодоспешные бьются гоплиты под стенами Трои, - сообщил слепой, оттопыривая ладонью ухо, чтобы сподручнее было прислушиваться.
Прихватив трофейный топор, Ахилл вальяжной походкой победителя направился к воротам. Менелай бросился следом, Аякс же, осыпаемый насмешками публики, остался на месте, медленно осознавая происшедшее.
Казалось, оборона пала. Приам с Мемноном утащили безвольно обвисшего Гектора в таверну, откачивать. На площадке над воротами оставался ещё Парис, но его всерьёз не принимали. Похититель чужих жен, бежавший от лотка с грилем, мог только бессильно ругаться и кидаться со стены подручными предметами - по большей части, репой из брошенного Мемноном мешка с овощами. Будем справедливы: кидал Парис метко. Шмяк - репа ударила Ахилла в плечо. Бац - одежда Менелая запачкалась свёклой. Менелай выругался и припустил бегом, обгоняя демонстративно не торопящегося Ахилла.
"Стрелы Париса врагов без пощады разили", - хотел уже было пошутить ехидный Одиссей, но в это мгновение пущенная Парисом луковица угодила Менелаю в острый гребень шлема, раскололась на множество частей и обильно оросила своими внутренностями физиономию Ахилла.
- Мама! - вскричал Ахилл, хватаясь за лицо. - Воды! У меня на лук аллергия!
Лицо карлика мгновенно пошло волдырями, глаза заплыли. Толпа взволнованно зашумела, Одиссей сорвался с места и вскочил на камень, чтобы лучше разглядеть происходящее.
- Что там? - спросил слепец, трогая Одиссея за край одежды. - Скажи мне, добрый человек!
"Славный Ахилл поражен был стрелою Париса", - понимающе кивнул рапсод.
С помощью подскочившего Менелая Ахилл смог устоять на ногах и даже идти - но уже обратно к палаткам. Штурм, таким образом, был отложен: помимо Менелая, из активных деятелей на ногах остался один Аякс, однако он явно не собирался ничего предпринимать, ухмыляясь вслед пострадавшему не без толики злорадства.
Какое-то время казалось, что Менелай угомонился, и рассудительный Агамемнон уже готовился к переговорам о возобновлении мирного товарообмена, однако спокойствие оказалось обманчивым и развеялось в один миг от чьих-то нечеловеческих воплей. Как выяснилось, пара сагитированных Менелаем байдарочников попробовала перелезть через частокол с противоположной от лагеря стороны, где, однако, как раз на такой случай дежурил бдительный Мемнон с полным котелком кипятка. Теперь о примирении не могло быть и речи. "Наших бьют!" - пронеслось над лагерем, и участь трактира была предрешена. Прямой штурм, впрочем, не планировался: кипятка за шиворот не хотелось никому. За идеями, как обычно, следовало прибегнуть к Одиссею как к признанному мудрецу: по профессии хитрый итакиец был издателем свитков, и многое из своего товара помнил наизусть.
- Мировая военная мысль знает много способов взятия крепостей, - назидательно говорил Одиссей, заложив одну руку за спину, а вторую за отворот кожанки, и прохаживаясь взад и вперёд перед почтительно внимающими слушателями.
- Погромче! - попросил рапсод. - Для истории!
- Не перебивай, - отмахнулся Одиссей, но громкости прибавил. - Неплохо бы сделать осадные орудия. Простейшую катапульту можно сконструировать из обычной доски и бревна. Другой новейший способ заключается в поджоге вражеского города посредством голубей, к лапкам коих привязан горящий трут. Сложность тут только в получении голубей из нужного города, чтобы будучи выпущенными, они возвратились с огнём обратно. Наконец, можно построить для воинов передвижное укрытие вроде башни с колёсами, влекомое в нём же спрятанными конями, и под его надёжной защитой придвинуться к стенам.
- Бревно есть. Коней нет. Голубей нет, - сказал Менелай, задумчиво почёсывая затылок.
- Сгодится и прочая живая тварь, - успокоил его Одиссей, и сочтя свою функцию военного советника исполненной, удалился в палатку подремать после обеда.
К пробуждению славного итакийца семена его мудрости не только дали всходы, но и вовсю плодоносили.
- Молодцы! Люблю идиотов активных и творческих, - сказал Одиссей, вновь удобно устроившись на плоском камне рядом со слепцом.
Похвала относилась к Менелаю с группой товарищей, которые не только успели соорудить катапульту, но и отыскали-таки подходящее животное: на стартовую площадку катапульты устанавливалась свинья. Хрюкающее сырьё для шашлыков, брошенное Парисом при поспешном бегстве за ограду, в десантно-штурмовой модификации было дополнено поясом шахида из холстины, пропитанной горючим маслом и обвязанной пучками прутьев.
Штурмовая башня в виде выдранного из земли дощатого сортира, из-под низа которого торчали ноги Аякса, а на дверке кто-то глумливо нарисовал углём конскую задницу, тоже была готова.
"Хитростью стены берёт Одиссей богоравный", - продиктовал итакиец нетерпеливо ожидавшему Гомеру, заинтригованному свинским визгом и стуком дерева об дерево, - "С войском внутри им построен был конь деревянный..."
- Запускай! - заорал Менелай, размахивая факелом.
Прочертив в воздухе дымный след, несчастное животное блистательно исполнило роль голубя, врезавшись прямиком в крышу таверны.
Крыша вздрогнула и начала разворачиваться. Через мгновение на здании сидел сонно моргающий серо-зелёный дракон, свесив шипастый хвост и рефлекторно помахивая крыльями, чтобы не свалиться.
Опешившие байдарочники замерли, за исключением Аякса, который из своего деревянного укрытия ничего не видел и строго придерживался намеченного плана. Разогнавшись насколько хватило сил, всем весом импровизированной штурмовой башни он обрушился на ворота и со смачным треском сорвал их с петель. Дощатая будочка раскрылась тюльпаном и рассыпалась лепестками.
"Пали могучие стены", - машинально заметил Одиссей, не сводя глаз с дракона.
- Что происходит? - спросил дракон. - Где Приам?
- Здесь я, - из дверей таверны показался Приам, вытирающий руки фартуком. За ним вышел Гектор, прижимая к здоровенной шишке на лбу медный ковшик с ледяной родниковой водой, и поздоровался:
- Привет, Аполлон. Извини, что разбудили.
- Война? - осведомился дракон.
- Да нет, - Приам оглянулся на стремительно оставляющих территорию байдарочников. - Так, ребятки маленько пошалили.
- Сокровища в деле, заведение в прибыли, твой вклад преумножился на тридцать процентов. Нет оснований беспокоиться.
- Ладно, - сладко потянулся дракон, - так есть точно никого не надо? Огнём палить?
- Не надо, - заверил его Приам, - нечего клиентов переводить. Быка тебе пригоним, внеочередного, в связи с пробуждением, и отдыхай дальше. Будут проблемы - покличем.
На этом история в общем-то и завершается, просто и буднично. Компания байдарочников рассыпалась - по большей части, по домам. Одиссей, которому не хватило, ушел в загул по афинским кабакам, для создания алиби перед женой прихватив с собой слепого Гомера, коему исправно скармливал всякие байки про сирен, Сцилл и Харибд. Гомер сочинил несколько поэм. Ленка вернулась к мужу, благо Менелай после явления дракона напрочь бросил пить, перестал гонять на байдарке и сделался солидным сельским старостой. Аполлон - дракон-новатор, первым сообразивший вытащить сокровища из пещеры, вложить их в дело и стать ему крышей - опубликовал две монографии по экономике и четыре брошюры по эффективному менеджменту.
Таверна процветает и по сию пору, обзаведясь в дополнение небольшой гостиницей и автозаправкой. Уединённое расположение между морем и дорогой делает её весьма любимой байкерами и дальнобойщиками, и единственная дань времени в её нынешнем облике - спутниковая тарелка над неизменной серо-зелёной черепичной крышей.