Однажды, за тридевять земель, жили были... Нет, стойте, какие "тридевять земель"? Почему "однажды"? Не однажды, а буквально этой зимой. И не за тридевять земель, а в отдельно взятой московской квартире, жила-была канарейка. Она была желтенькая, маленькая, пушистенькая - прелесть, что за канарейка! Условия проживания у нее были тоже прелестные: отдельная клетка, личная хозяйка, вид с высоты шкафа на всю команду, трехразовое питание и уборка два раза в неделю. Не жизнь - малина!
Канарейка это прекрасно понимала и старалась почаще помалкивать и лишний раз не беспокоить своих заботливых хозяев. Так продолжалось примерно месяц, как вдруг однажды... фу ты, пару недель назад, в этой отдельно взятой московской квартире не появился еще один питомец - зеленый волнистый попугайчик. Его клетку поставили аккурат рядом с клеткой канарейки.
Канарейка сначала не придала этому значения, ведь она прелесть, что за канарейка. Но старалась на всякий случай вести себя потише. Попугайчику тоже не было до нее дела: с первых минут он начал трещать, свистеть и чирикать не переставая. Тогда канарейка только фыркнула и подумала: "С таким шумом он не продержится и до вечера", - и терпеливо стала ждать, когда непрошеного гостя вернут туда, откуда взяли.
Но попугайчика не вернули ни сегодня, ни завтра, ни через неделю. Он продолжать трещать часами напролёт, на ночь его накрывали платком, и тогда он замолкал. При этом канарейка сразу заметила, что условия его проживания были ничуть не хуже, чем у неё: отдельная клетка, корм три раза в день, такой же вид и уборка два раза в неделю. В таких странных обстоятельствах канарейка стала молчать с утроенной силой. А еще через пару дней ее клетку сняли со шкафа, унесли из комнаты и поставили в темном углу под телевизором, который давно не работал и стоял для красоты.
"За что? - думала канарейка, чуть не плача. - За что?". От обиды она запела так громко как только могла. И вот, что странно, через минуту вокруг ее клетки собрались все обитатели отдельно взятой московской квартиры. Они прикладывали ладони к круги, переглядывались и улыбались. А канарейка, зная, какая участь ее теперь ждет за то, что посмела так громко петь, чирикала изо всех сил как в последний раз.
И снова произошло необъяснимое: ее клетку взяли со стола, принесли обратно в комнату, поставили на шкаф, продолжая так же улыбаться, качать головами и прикладывать ладони к груди. Канарейка прекрасно понимала, что именно сейчас ей нужно замолчать и быть тихо благодарной, но, увы, остановиться он уже не могла.
Она прочирикала без умолку три дня подряд. В это время ее так же, как попугайчика, стали накрывать платком на ночь, и только тогда она могла успокоиться и немного передохнуть. Еще за эти дни она с удивлением обнаружила, что обслуживание ее клетки не ухудшилось, а даже наоборот: ко всему прочему добавилась ежедневная протирка прутьев влажной тканью. А в конце третьего дня клетка с попугайчиком исчезла. И тогда ей в голову пришла очень странная мысль: может быть меня ценят не за мою скромность и покладистость, а за то, какая я есть, с моим звонким чириканьем и громкими песнями?
С тех пор канарейка больше не старалась вести себя тихо. Она пела в своё удовольствие тогда, когда ей этого хотелось, не боясь лишиться своих отличных условий проживания. А ещё с тех пор под ее клеткой иногда собирались обитатели отдельно взятой московской квартиры и так же, как в тот памятный для неё день, прикладывали руки к груди, качали головами и улыбались.