Не знаю как вы, а я всегда любил ездить в троллейбусах. Есть какая-то странная, возможно, мне одному понятная романтика в неспешной поездке по улицам, которые ты знаешь наизусть, до последней трещины в асфальте, с людьми, которых ты, порой, видишь насквозь до последней их мысли, едва тлеющей в поддернутых мутной дымкой глазах.
И эти постоянно грязные окна, и монотонный скрип старых ржавых рессор на колёсах, и кондуктор, талдычащий каждые полминуты: "Оплачиваем проезд!". Причём он говорил это таким тоном, будто являлся наместником Бога на земле и собирать дань с простых смертных его прямая обязанность. И эти постоянно уставшие, почему-то, уже с самого утра, пассажиры, вся жизнь которых, кажется, сводилась к этой монотонной маятниковой миграции. Ну, и какая же поездка в троллейбусе без его облигатных паразитов - старых зловредных пенсионерок, большинство из которых, пользуясь своим правом на бесплатный проезд, целыми днями бесцельно катаются по городу. Они получали воистину сакральное удовольствие от того, что стаей могли создавать страшные толкучки в транспорте и на остановках в час пик, пропихиваясь сквозь прохожих и пассажиров со своими необъятными и неподъемными сумками со скоростью света, при этом громко ругаясь, лишь бы успеть занять свободное место.
Простому обывателю все эти странные особенности общественного транспорта могут показаться крайне неудобными, но для меня эти поездки были не меньшим удовольствием, чем для самой заядлой старушки-человеконенавистницы. Воистину, нужно иметь недюжинное самообладание и своеобразное чувство юмора, что бы, улыбаясь во все тридцать два зуба, уступать место такой вот старой кошёлке, и всю оставшуюся дорогу нагло смеяться над её ужимками и бормотаниями.
Но, самый страшный и, одновременно, развесёлый аттракцион, на мой взгляд, это жаркая дискуссия между двумя-тремя, а то и больше, пенсионерками, которые были едва знакомы, но перемывали кости всем и вся так мастерски, словно они не один десяток лет просидели вместе на одной лавочке у подъезда многоэтажного дома, поливая грязью любимых соседей и жуя семечки.
Даже самые стойкие пассажиры могли ломаться под натиском их бурных речей, когда разговор касался таких тем как: пенсия, цены на продукты и лекарства, их сомнительное качество, фамильных рецептов консервации абрикосового варенья, медицины и всех их болячек, политики, распутной молодёжи и многих прочих. Тогда этот профузный словесный поток могла оборвать лишь остановка, на которой одна или несколько яростных ораторш были вынуждены покинуть салон. В такие моменты большинство пассажиров вздыхали с облегчением, и дрожащими руками вытрали пот со своего взмокшего и вымученного лица. Дальше поездка продолжалась относительно спокойно, если не считать редких реплик той участницы диспута, которая ещё осталась в салоне. Иногда её речи пробуждали демона словоблудия у очередной соплеменницы - и тогда всё повторялось в точности до последнего аргумента и довода, а бедным пассажирам оставалось лишь покорно ждать своей остановки.
Самыми прекрасными выдавались вечерние поездки, которые были менее насыщенны вышеперечисленными прозаичными деталями. Какое же это удовольствие - выйти на конечную остановку, сесть на последний маршрут, следующий в совершенно другой конец города, и на целых полчаса забыть о всех тревогах и печалях, беззаботно подставив лицо ветру, проскальзывающему в открытые настежь окна троллейбуса, чей салон только-только стал остывать после изнуряющего летнего зноя, насквозь пропитавшего тяжёлый воздух. Тогда, когда солнце уже почти скрылось за горизонтом, едва-едва проклёвываясь своим раскаленным огненным диском из-за крыш домов, и окрашивая облака в нежно-оранжевый оттенок, казалось, что ангелы спускаются с небес в вечерние сумерки. Они стремились на берег моря, что бы под дуновениями солёного бриза и мягким шумом зелёных волн, гулять босиком по влажному песку, камням и ракушкам, распевая псалмы. И ты, улавливая далекие отзвуки их песен, жаждал присоединится к ним, услышать ту же музыку, льющуюся с небес, ощутить тот же свет, который мог бы спасти твою душу, прикоснуться к завесе бытия, и отвергнуть своё жалкое, больное, искалеченное цивилизацией и его благами тело, чтобы стать подобно им - крылатым вестником лучших времён...
Затем солнце садится, облака тихо догорают, а город зажигает свои огни, возвращая тебя к земной реальности, в которой все улочки уже заполнены тьмой, скрывающей в себе твои страхи и сомнения, а люди, как мотыльки, летят к освещённым местам, которые спасут их от собственного подсознания - убогого и страшного в своей пустоте. Шумные весёлые компании не дадут им попасть в плен тревожных размышлений, нагоняющих тоску. Ты же, обещаешь себе идти во тьме, что бы узнать насколько же далеко распространилось твоё личное безумие.
Ритмичные покачивания троллейбуса, гудение проводов и шипение старого радио в кабине водителя - всё это заставляет твой мозг генерировать всё новые и новые мысли. Иногда, кажется, что ты смотришь на мир через призму этого замызганного, потрескавшегося стекла, и тебе открываются тайны, которые раньше были недоступны твоему скудному умишку, а твоими устами готова говорить Истина. Но, в то же время, ты ощущаешь нереальность этих мыслей, их ничтожность и хрупкость. Несомненно, если бы ты попытался поделиться ими с кем-либо здесь и сейчас, то они были бы беспощадно раздавлены твёрдыми и практичными размышлениями твоего собеседника, чей ум всецело был заточен под практичность материального бытия, нетерпящего излишних мечтаний. Ты, все твои мысли, все твои чувства - пыль на ветрах времени. Ты не знаешь даже что из того, о чём ты когда-либо думал можно назвать твоим, а что - наследие других, кто был до тебя, кто окружает тебя, и кто часто бесцеремонно вторгается в твой маленький мирок. Твой удел - созидание. Всё, что ты можешь ощутить, так это лёгкий привкус истин, которыми был одержим, оставшийся на твоих губах после поцелуя Жизни, и тихий шёпот Больших Надежд, которыми грезил, в твоих ушах.
Когда троллейбус доезжал до конечной остановки, ты всегда был вынужден покидать его салон, который, на протяжении минувшего получаса служил тебе храмом. После того, как ты соскакивал с последней ступеньки на тротуар, в душе образовывалась пустота, словно там, внутри механического зверя, осталась часть тебя, не завершившая какое-то очень важное дело. Но, через несколько минут, забываешь об этом ощущении, погружаясь в атмосферу того кусочка города, куда тебя занесло. Твоё сознание пытается охватить этот обломок мира, который обязательно должен быть им завоёван, но, как бы ты ни старался, твоя внутренняя вселенная останется всего лишь крошечным мыльным пузырём, неспособным объять величие Космоса. Осознание подобной мысли будет терзать тебя снова и снова, заставляя бросаться хотя бы в такие жалкие подобия путешествия, за неимением денег на что-то большее, лишь бы избавиться от невыносимого ощущения того, что границы твоего "пузыря" давят на тебя.
Как просто было раньше. Казалось, ты можешь взобраться на эти горы, переправиться через эти реки, пробраться через эти лесные чащи, но всегда что-то становилось между этими желаниями и возможностями их осуществить. Ты мог строить грандиозные планы, но все они рассыпались в прах, стоило лишь Богу рассмеяться над ними. Мы всегда оказываемся во власти серых будних, бренных обязанностей, и законов этого мира, но всё это лишь иллюзорная преграда, которую мы сами возводим в своём сознании, не видя правды - мы безвольные и слабые. Мы больше всего страшимся одного: "А что, Если?". Именно этот вопрос может в одно мгновение оборвать все самые смелые и благородные порывы нашей души. Именно этот вопрос пробуждает в нас миллионы фобий, и ставит в тупик самые искушенные умы.
И ты сдался. Но, это только сегодня. Пусть, этим вечером ты и не убежал из этого проклятого города, не убежал от своей нестерпимой жизни, но в тебе ещё осталось что-то, заставляющее продолжать дышать. А, если ты дышишь, значит, ты ещё многое можешь. И вот бесконечная вереница улиц и переулков снова приводит тебя к началу твоего пути. Ты знаешь, что завтра всё начнётся сначала и ни что не будет ново. Но, сама мысль об этом коротком побеге от себя, будет греть твоё сердце весь день. О том коротком, но таком необходимом побеге, который придаст тебе решительности для свершения чего-то большего, что ты должен сделать в своей жизни. Ведь должна же она иметь какой-нибудь смысл...
И, до тех пор, пока ты не решишься бросить всё, что изнуряет тебя день за днем, полностью лишая моральных и физических сил, ты будешь неспешно ехать в стареньком громыхающем троллейбусе по этому знакомому до боли городу, по улицам, которые ты знаешь наизусть до последней трещины в асфальте, с людьми, которых ты порой видишь насквозь до последней их мысли, в поисках этого самого смысла...