Когда у нас родился Мишка, наш первенец, мне уже было под сорок, а жене... Впрочем, буду скромным: скромность - это у меня наследственное.
Два слова о себе. С детства у меня все складывалось не как у людей: я болел - остальные выздоравливали; людям было холодно - мне жарко; товарищам запутанно - мне все понятно; им грустно - мне смешно. Весь порядок вещей, строго запланированный природой для каждого человека, стал у меня нарушаться в два года, когда я овладел азбукой; научился пользоваться бензиновой зажигалкой и сам потушил костер, о чем красноречиво свидетельствовали обугленные пятна на синтетическом ковре. И мне было не страшно - мне было весело! Так же весело я терял молочные зубы: из десен хлестала кровь, но я ее не боялся, и со слезами на глазах хохотал, когда видел болтавшийся на веревочке уродливый зуб.
В семь лет нашему Мишке выбили на улице передний молочный зуб. Вид крови, как известно, меня не пугал, но увидев ее на мишкиных губах, мне стало плохо: ноги подкосились, и я стал падать. Молоденькое, с детскую руку толщиной, деревце, за которое мне пришлось уцепиться, не спасло: под моим весом оно предательски хрустнуло, и я рухнул в грязь. Тут все вышло не как у людей: Мишка помог мне подняться, и не я вел его домой за руку, а он тащил меня всю дорогу.
Когда мы шли по родной улице я вспомнил, как в пять лет хотелось автомат за десять рублей, и мне пришлось выцыганить всю пенсию у своей бабки. Теперь желания сменились другими: отремонтировать квартиру, привести в порядок машину... Хотя, чего скрывать: мне по-прежнему хочется автомат.
Жена увидела нас обоих, когда мы вошли в квартиру: я бледный, с дрожащими руками, а Мишка - в крови, и улыбается. Ритка зачем-то стала бегать по квартире, наверное, искала бинты, или носовые платки. Пока она их искала, я повел Мишку в ванную и проследил, как он смоет свою кровь. Мишка же проконтролировал, как я сделаю себе контрастное умывание горячей и холодной водой, чтобы придать своему лицу здоровый вид - сегодня школьное собрание и настала моя очередь туда идти.
На собрание я пришел ровно в семь вечера - врожденная пунктуальность. У меня много чего врожденного, например, чувство стыда - когда я подходил к средней школе номер тринадцать, то слегка покраснел, так как мною вдруг овладело беспокойство: они, родители других учеников, все молодые, им, наверное, и тридцати нет, а мне... Как появлюсь в дверях сыновнего класса без стыда? Как реагировать, когда молодая учительница назовет мишкину фамилию?
Началось собрание. Разбирали каждого ученика. Когда очередь дошла до Мишки и громким бодрым голосом назвали его фамилию, я встал и сразу покраснел: все молодые мамы и папы с удивлением смотрели на меня, и, наверное, подумали, что пришел мишкин дедушка, а настоящий папа где-то шляется. Но папой был я сам и нигде не шлялся - все жестоко обманулись.
Учительница в хронологическом порядке перечислила все мишкины проступки, и начала меня отчитывать, что, мол, плохо смотрю за сыном, хотя и лучше, чем некоторые из сидящих тут родителей, но все равно, это не поднимает меня в ее глазах; и что Мишка трудно поддается воспитанию. Дальше не хочу говорить, так как со мною вместе покраснели все остальные. По-моему, на этом собрании я и был настоящим Мишкой, а 'настоящий' папа сидел сейчас дома и делал уроки.
С мишкиными уроками тоже выходило не как у людей. Например, когда у него не получалось с математикой, он непременно обращался ко мне. Но с этим хитрым предметом у меня всегда было туго, и Мишка, прекрасно зная об этом, будто нарочно, хотел посадить меня в лужу, потому что, как только я подходил к его письменному столу, родной мой сын становился вдруг задумчивым, хмурил брови, бубнил что-то себе под нос, и вдруг вскрикивал: 'А-а, понял!' Я хотел ему сказать однажды: 'Молодец, сынок, сам нашел решение!', но передумал - зачем перехваливать ребенка - это непедагогично. Пусть лучше он сам меня похвалит, когда я снова робко подойду к его столу, и скажет короткую фразу: 'Папа - ты гений!', а я при этом даже карандаша не трону. Вот она - магия гения, сила мысли на расстоянии, мощь разума без напряжения мозга! 'Чудо', вы скажете? Не знаю, пусть лучше об этом Мишка напишет в своей диссертации, когда будет учиться на... На кого же он будет учиться? Вот это вопрос! У меня-то никогда этой проблемы не стояло - я нигде не хотел учиться, особенно в первом классе. Это уж потом надумал стать врачом, военным, историком, художником. Да мало ли кем хочется быть в старших классах! Но Мишка все время меня удивлял, и с каждым годом это удивление усиливалось. Примеров масса. Однажды, он в двух словах объяснил мне, как работает фотоаппарат, и я все понял. Мишка объяснял просто, буквально на пальцах, без специальных терминов. Потом он рассказал, как работают двигатель внутреннего сгорания и компьютер. Откуда он все знает - ума не приложу: специальных книжек у него я не видел; журналов, кроме 'Крестьянки', 'Вокруг света' и 'Мурзилки' мы с женой не выписываем? Может, он 'хватает' эти знания на улице? Вряд ли: на улице учат совсем другому. В общем, я был приятно удивлен сыном. Однажды я подумал, что, может быть, Мишка узнал это от своей матери, то есть, моей жены? Сомневаюсь (сомнение - это у меня генетическое): чему может научить женщина, которая работает программистом, сама водит машину и иногда, как обыкновенный любитель, фотографирует? Да, много вопросов накопилось. И вот один из них неделю не дает мне покоя: что я лучше всего сделал в жизни? Покопавшись в своем прошлом, и не найдя ответа, меня лишь сегодня озарило: я умело сделал Мишку!