Аннотация: И если и узнал неблагодарный русский царь страшный секрет армянских диванов, то только благодаря варжапету Кикосу
Юрий Лопотецкий.
Профессионал.
Мой дом - моя крепость.
(Английская поговорка)
Чёрт меня дёрнул нанять этого профессионала. И что ведь обидно, я давно уже не верю объявлениям типа "Опытный профессионал решит все Ваши проблемы". Так что пригласил я этого кадра по совету хороших знакомых. "Опытный, очень опытный специалист,- причмокивали знакомые, расхваливая его,- масти-и-итый такой мастерюга, такой солидный, знаешь ли, обстоятельный мужичище! Мужичи-и-нище! Таких сейчас уже не делают. Профессор в своём деле. Обстоятельный такой, неторопливый, каждое движение отмеряно, каждое действие продумано. Словом, профессионал".
Говорили, что этот мастер творит с мебелью чудеса. И пока он в прихожей вытряхивал из дорожных сумок инструмент, вся моя семья сбежалась на него посмотреть.
- Слышь, мужик, звать-то тебя как?
- Вазген Багдасарович.
"Ничего себе,- думаю, - какой Багдасарович мой диван теперь мастерить будет. Эге. Это тебе не шпиндель к хрюнделю присобачивать".
- А товарищ твой?
- Узбек армянину не товарищ. Ещё. Вы приглашали уважаемого мастера-профессионала в свой дом, Вы называли уважаемого мастера "ты".
- Понял, извините. Так как звать Вашего э...
- Узбека?
- Да. Вы что, националист?
- Бог видел - нет. Он, - Багдасарыч отвёрткой показал на своего товарища, - типа ученик. Ученик не имеет имени. Не заслужил. Потому просто узбек. Для Вас.
В этот момент ученик преданными собачьими глазами смотрел на мастера. Преданные собачьи глаза были полны одновременно суеверным ужасом и раболепием, купленным за кусок хлеба, который по воле хозяина мог исчезнуть в любой момент. Преданные собачьи глаза, раскосо выглядывающие из-под двух кустистых бровей, по-узбекски сросшихся на переносице в нечто единое целое, с щенячьей радостью ловили каждое слово, намекающее на кусок хлеба в будущем. И с животным страхом агонизировали при малейшем намёке на позорное изгнание из элитного мастер-класса Вазгена Багдасаровича.
- И как же Вы его зовёте?
- Мы его зовём "Ты".
- Понятно, диван - в той комнате. Проходите.
- Ещё. Кушать буду редиску-помидорку. Овощ. Мясу не предлагайте.
- Одна-а-а-ко... - удивился такой бесцеремонности я.
- Зачем, однако? Доктор мне мясу не разрешал.
- Простите, я не совсем "въехал". Какой доктор? Вы, кажется, пришли мне диван делать, или что?
- Въехал-приехал-заехал! Вы что, думал такая работа тфу-плюнуть делается? Еще. Бог видел ...
Дальше Вазген Багдасарович пустился в пространные рассуждения о невероятной сложности ремонтно-восстановительных работ при реставрации диванов. Об ответственности каждой технологической операции, выполняемой в этом, безусловно, уникальном производстве. А также о законах гостеприимства в отношении авторитетного профессионала, постигавшего потом и кровью вершины мастерства на склонах легендарной горы Арарат, как завещали ему деды и прадеды, по наследству от отца к сыну передававшие утраченные ныне секреты.
- Ладно, я понял. Организуем. Кстати, диван в той комнате.
- Ещё. С этому комната, кому я работаю, унести другую лишнюю мебель.
- Ага. А для ученика сбегать за лагманом? Если я кумыс не достану, коровье молоко его устроит?
- Это ... типа шютка? Ещё ученик до узбека не отрос. Э, так, сайгак молодой пока. К нему хотелки-желалки никто не смотрит пока.
Тут наш сайгак, услышав из уст Багдасарыча магическое слово "ученик", несколько приободрился - слово намекало на дальнейший кусок хлеба. Он только что хвостом не завилял от счастья. Впрочем, я не уверен, что у сайгаков бывают хвосты. Не знаю. Не видел.
- Проходите в комнату. Обсудим цену.
- Э, что цену? Тьфу-плюнуть. Бог видел, когда отцы и деды...
Далее последовала вторая серия саги об исходе Вазгена Багдасаровича с легендарных предгорий седого Арарата, дабы поведать нам, немытым саратовским лапотникам, о великом и благородном искусстве творения диванов. И, понимая всю серость хамоватого Саратова, совершенно недостойно расположившегося по божьему недосмотру на берегах, несомненно, великой реки, он прощает мне моё неуважение к законам гостеприимства и постарается сделать вид, что не заметил "гастрита", как он выразился, в моих речах.
- Простите, Вазген Багдасарович, я всё понял. Диван, если не возражаете - в той комнате.
***
Пока Вазген Багдасарович в промасленной спецовке вольготно сидел на моём новом тридцатитысячерублёвом угловом диване, обтянутым штатовским флоком, я молча таскал мебель, дабы освободить ему место для ремонта старого дивана.
"Нет, конечно, мужик с претензиями, в чём-то даже немного нагловат, - думал я, выволакивая из зала швейную машину, - но с другой стороны, если человек - Мастер с большой буквы, то он, несомненно, имеет некоторое право диктовать свои условия". За швейной машинкой последовала тумбочка от телевизора, да и сам телевизор. "Мастерство вообще всегда начинается с уважения к самому себе", - продолжал размышлять я, скатывая ковёр на полу, который чем-то Багдасарычу тоже не угодил.
Возможно, таким мастерам даже позволительна некоторая эксцентричность в поведении. Например, то, что он без разрешения закурил в комнате свои дурно пахнущие дешёвые сигареты. Надо заметить, что никто в моей семье не курит, да и не курил никогда. Тем более в комнате. "Даже друзья, - рассуждал я, выталкивая в коридор постельную тумбу, - зная мою нетерпимость к табачному дыму, выходят курить на лестничную клетку". Но с другой стороны? Такие мастера- профессионалы цену себе знают. Мне ли на него обижаться?
Я раскрыл дверь на балкон, чтобы слегка проветрить комнату от табачного дыма, деликатно улучшив момент, пока Вазген Багдасарович самовольно воспользовался услугами моего унитаза. "Несомненно, и капризы его понятны, - успокаивал себя я, - заработал на такой работе гастрит, вот и указывает мне, чем его кормить. Конечно, чтобы пройти в туалет он мог бы и разрешение спросить, но с другой стороны, может, ему так сильно туда приспичило?"
Из туалета Багдасарыч степенно проследовал в ванную комнату, неторопливо вымыл руки и тщательно утёрся моим личным полотенцем. Затем, с выражением аристократической брезгливости на лице, он отправился бродить по квартире, заглядывая во все углы и изрекая ценные советы. Всё это время ученик сидел на корточках возле моего компьютера, где дочка набивала текст какого-то очередного реферата. Лицо ученика светилось тихой улыбкой счастливого полудурка, увидевшего полёт небесной колесницы. Инструмент, который ему было приказано протереть и разложить перед работой, был беспорядочно разбросан на моём свеженастеленном линолеуме, и, судя по всему, был забыт окончательно.
- Что, нравится? Машина у меня довольно мощная!
- У-у-у, шайтан! - восхищенно промычал ученик, тут же почесав у себя под левой подмышкой. Почему-то левой же рукой.
Эту трогательную идиллию нарушил Вазген Багдасарович, который очень некстати вернулся с балкона. На балконе он изволил обозревать наши окрестности, а также оказывал мне честь в оценке качества сварных работ фирмы "Торекс", остеклившей его не так давно.
- Ты! Инстурумент - хлэб твой! Инстурумент - жизнь твой!
- Клал, э-э-э...
- Бог видел, маму-папу забудь, халва-чурек не кушай, инстурумент нюхай - пиль сдувай! Понял, чурка?
- Понял, э-э-э...
- Ты! Давай!
Пока ученик судорожными движениями выкладывал инструмент ровными рядами по порядку от большого гаечного ключа к маленькому, Багдасарыч уютно расположился на моём новом диване, затем, немного поёрзав, закурил вторую сигарету.
- Рэбёнок ещё, - вполголоса сказал он, и я впервые услышал в его голосе отеческую теплоту.
- Да, молодой узбек, совсем молодой.
- Что видел? Что слышал в своём пустыне? С баранами в кошаре спал. Воды нормальный не мечтал. Пьют дрянь, потом живот болеет. Э! Ему кищлак - половина братья-сёстры рахит поймали.
- Да-а. Тяжело. Он что, никогда компьютера не видел?
Ученик, закусив от усердия губу, довольно шустро закончил фигурную раскладку инструмента, совершенно логично украсив стройные ряды крестовых и плоских отверток ножовкой по металлу. Завершая эту экибану, он с какой-то особенной гордостью возложил рядом с ножовкой ох-х-херительные хромированные пассатижи с ядовито-жёлтой изоляцией на изогнутых ручках.
- Не скажите. Какой к нему кампутер-мапутер? Когда лампочку в первый раз смотрел, думал шайтан хулиганил. - Багдасарыч, заметив некоторую дисгармонию в инструментальном натюрморте, неторопливо встал с дивана и, мстительно пнув криво лежащий рашпиль, отрывисто приказал ученику устранить беспорядок. - Дик-к-кий народ... Бог видел, какой дик-к-кий...
- Ну, так что там с диваном?
- Ещё. Дверь с балкона закрывать будем.
- Как это?
- Узбек спину простудится. На полу сидит, э?
Вот это номер! Узбек значит, спину застудит, а мы тут, вся семья фактически, и жена и две дочери, всякой дрянью дышать будем. Но возражать было поздно, так как Багдасарыч, крякнув, и пригладив свои рыжие волосы, встал с дивана и, степенно подойдя к балкону, тщательно законопатил дверь на оба шпингалета.
- Ладно, это всё хорошо. А если бы у меня стола не было? - я вновь попытался показать зубы.
- Типа шютка? Из кухня стоял стол. Девичка! - обратился он к моей дочери. Идите с папой стол приносите.
- Сидеть! - скомандовал я. - Ты, - пнул я ученика, - дёргай за мной на кухню. Стол потащим.
- Ещё. Ученик брал с моих рук хлэб не чтобы носить стол. Ученик учит инстурумент, учит мой бесценний опыт. С каждому минута своего врэмени, ученик берёт через новый знания, через новый тайна.
Я вновь прослушал увлекательную легенду о неувядаемом подвиге дедов и прадедов, гонимых кровожадными турками Зариф-паши, но донесших ценой своей крови славные секреты мастерства до гостеприимных южных рубежей Российской империи. И если и узнал неблагодарный русский царь страшный секрет армянских диванов, то только благодаря варжапету Кикосу, варжапету Мартиросу и варжапету Бабкену. Эти святые предки Вазгена Багдасаровича, тоже взошли на свою Голгофу, но под пытками не открыли турецкому султану своей тайны, благодаря чему турки, козлы, до сих пор сидят на ковриках...
- Вазген Багдасарович, это всё хорошо, но моей девочке я тяжести таскать не позволяю. Девочкам, когда они вырастают, вообще-то приходится детишек рожать. А тяжести могут сказаться...
- Ещё. Никому не имел права приказать моему ученику. Только учитель. Лично!
Пока я, совершенно озверев от такой бесцеремонности, вместе с супругой пёр стол из кухни в комнату, Вазген Багдасарович неугомонной Шахерезадой вновь разродился очередной сказкой о преемственности мастерства, пронесённого сквозь огненные годы. И о том, как его героический дедушка Аристакес в смутном 1920 году, во время разборок между турецкими войсками и 11-й Красной Армией, закапывал на каменистых берегах легендарного озера Севан какие-то специальные хитрожопые диванные гвоздики, дабы не достались они вероломным захватчикам. И если хреново сиделось-ёрзалось кровожадному Сталину на Тегеранской конференции, то только благодаря папе Багдасару Аристакесовичу и дяде Вардгесу Аристакесовичу, не выдавших севанского тайника даже под пытками бериевских зубодёров.
***
О, чудо! Наконец-то свершилось! Вазген Багдасарович приступил к операции первичной диагностики дивана! Ассистировал ему ученик. Лично. Ну и я. Так, сбоку. Пока он дирижировал карандашом и записной книжкой, мы с сайгаком лихо закинули диван на кухонный стол, затем по его отмашке так же лихо перевернули ножками вверх.
Я стоял, и мне почему-то казалось, что я попал в какой-то театр абсурда. Я уже не понимал, что я тут делаю и кто в этом доме хозяин. Вот уже полчаса по всей квартире раздавались крики учителя и ученика. Это напоминало до боли знакомую сцену из кинофильма про Петра I, учинившего экзамен по рангоуту молодым российским офицерам, только что вернувшимся из шкиперских школ Европы.
Но чем увереннее отвечал ученик, тем азартнее терзал его учитель. Наконец, вполне удовлетворившись намертво, без единого зазора, вбитой в ученические мозги наукой, Вазген Багдасарович приступил к следующему акту моей трагедии. Проще говоря, он наконец-то занялся ремонтом. Пока я в полушоковом состоянии стоял перед ним навытяжку, Багдасарыч шуровал в потрохах вскрытого дивана как хирург в операционной, командным голосом выкрикивая: "Скальпель, зажим, салфетка!" Ученик же со скоростью торпеды метался от операционного стола к инструменту, подавая ланцеты и скальпели прямо в руки великого мастера.
Их крики загнали в спальню всех моих домочадцев, потому что Багдасарыч своей бешеной энергией парализовал все наши семейные дела. Дело в том, что молодой сайгак не просто подавал ему инструмент, он обязан был ещё и дублировать все команды, как, например, во время торпедной атаки на вражеский конвой.
- Щило!
- Есть щило, мастер!
- Ключ 17 на 19!
- Есть кулуч 17 на 19, мастер!
- Пяссатижжжьи!
- Есть пссатиж, мастер!
- Что дал, животный! Это бокурезы!
- Э... - ученик беспомощно посмотрел на мастера, почесав у себя под правой подмышкой. Почему-то правой рукой.
- Пяссатижжжьи - это с жёлтым ручкой, чурка!
- Есть пссатиж, мастер!
От их воплей не было спасения даже в спальне, потому что если не хватало инструмента, он гнал мальчишку спрашивать инструмент у меня. Сайгак говорил по-русски несколько неуверенно, и, пока добегал до спальни, некоторые термины забывал. Я, к тому моменту уже порядком озлобленный, если даже и догадывался, что этому профессионалу надо, мстительно делал вид, что понятия не имею, о чём мычит его ученик. И немилосердно отсылал его обратно в зал узнавать название повторно. "Вообще-то, странный он какой-то профессионал, - в некоторых сомнениях размышлял я, - что это за мастер, если у него нет ни молотка, ни рулетки. Даже шурупы, и те - мои выклянчил. А как же тогда хитрые гвоздики с берегов Севана?"
К этому моменту Багдасарыч вообще вошёл в какой-то педагогический экстаз. По мере дальнейшего раздраконивания дивана, он гонял сайгака и в хвост и в гриву по типам раскладывающих диванных механизмов, видам крепежа, породам дерева, режимам сушки столярных изделий... Он драл его за уши, если тот подавал не тот инструмент:
- Как это назвал, сын осла?
- Пссатиж, мастер!
- Не "пссатиж", а "пяссатижжжьи", чурка, повтори!
- Пяссатиж... жь... жь...и, мастер!
- Тьфу-плюнуть такой ученик! Лично! Бог видел...
С другой стороны, когда же ученику учиться, как не на вызове у клиента?
***
- Хозяин! Ко мне приходите!
- Да, я Вас слушаю, - вернулся я в прокуренную комнату из спальни. К этому моменту я желал только одного - банально дать Багдасарычу в морду.
- Что случилось? - я нехотя глянул в развороченные внутренности.
- Обивку я удалял. Осмотр говорит: этот балка дал продольный трещину. Плохо.
- Ну и что?
- Балка заменить будем. Через него весь диван держался.
- Ну, так меняйте, чём же дело!!!
- Я спросил 150 рублей за работу? Теперь хочу 200. Лично! Пока балка делать, пока туда-сюда носить, взад-назад вставить-прибивать...
- Да и хрен бы с ним, двести так двести. Из-за этой херни Вы меня сюда звали?
- Каком херни, Зачем выражались?
- Слушай сюда, мужик! Я тебя, твою мать, за ким хером нанял? Диван делать или что?
- Диван... - губы мастера затряслись от обиды.
- Ну, так делай, и не фрезеруй мне мозги! Вообще, сказочник хренов, не дёргай меня, не дёргай, говорю, меня каждые три минуты из-за всякой ерунды. Доступно я выражаюсь? Делай всё тихо, - тут я перешёл на зловещий шёпот от еле сдерживаемого бешенства, - тихо, как мышка в норке. Чтобы тебя - ни слышно, ни видно! Чтобы ты со своим узбеком не шатался по всей квартире! У нас, родной, свои планы на сегодня были. У нас, родной, своих дел выше крыши. И мы не договаривались, чтобы мне полквартиры на уши ставили. Понял, ты, Макаренко непризнанный? И заруби себе на носу: я не нанимался тебе бегать за минеральной водой в магазин. И инструмент тебе подавать я тоже не нанимался. А курить вообще вон отсюда на лестничную клетку.
- Извините, зачем Вы с таким тоном сердился?
- Чего-чего?
- Когда уважаемый мастер, с таким тоном не кричатся...
- Уважаемый мастер не клянчит у хозяина рулетку, шурупы, штангенциркуль и электроотвёртку. Он работает тихо и быстро, не доставая хозяев своими анекдотами. Сигарету, я сказал, затушил быстр-р-р-ро!
Однако мужик попался на редкость крепкий и настырный. Можно даже сказать волевой. Несмотря на то, что сигарета в руках у него задрожала, он всё же взял себя в руки. Затем уверенно и твёрдо сказал:
- Если Вы меня работать приглашал, то для меня надо делать приемлемый условию. Мои условия такой. Когда если я работаю, я думаю-размышляю, как лучше, а как худше давать ремонт. За это мне надо сильно много курить-дымить, когда я размышлялся.
- Какие ещё условия? - Я прямо-таки задохнулся от возмущения. - Вы пришли в чужой дом! Здесь все условия ставит хозяин.
Багдасарыч с олимпийским спокойствием сделал ещё одну затяжку, неторопливо прошёл в сторону балкона, и принялся открывать шпингалет.
- Что Вы делаете?
- Я иду курить из балкона. Ещё. Я удивлялся, что Вы так относился с гостями. Куда я через гость в доме пришел, могу делать, как хочу.
- Вы не будете курить на балконе, потому что он застеклён, потому что весь дым будет в квартире, потому что порядочный человек вообще-то спрашивает у хозяев разрешения закурить.
Багдасарыч невозмутимо прошёл на балкон и принялся открывать фрамугу остекления.
- Если Вы так сердился, я даю открывать окно. Не надо так нервничаться. Ещё. Первый раз с жизни я слушал, что надо делать разрешение. Наши горы такому не спрашивают. Лично!
- Здесь Вам не горы. Затушите сигарету, Вы что, не поняли?
- Здесь тоже никто не сказал.
- Видимо, до сих пор Вы не на тех нападали. Я сказал, затушите!
- Ай, джян! Как тушить? Э? Ара, как я работать буду?
- Бля, да ты урод или кто? Мозгов нет что ли? Вон на лестницу!!!
Что-то в нём в этот момент сломалось. Он как-то сразу съёжился, ссутулился, губы его затряслись. Мне в общем-то и самому было не по себе. Он был лет на 20 старше меня, фактически в отцы годился. Весь его вид являл собой какое-то внутреннее достоинство, глаза светились опытом и интеллектом. Я привык уважать таких людей, особенно, когда они старше меня. Я вообще таким людям обычно уступаю в мелочах, причём уступаю хотя бы только из врождённого уважения младшего к старшему. Можете представить, как неприятно было мне повышать на него голос? Но он просто-напросто довёл меня до точки!
А знаете, что меня поразило в нём больше всего? Искренняя обида! Искренняя обида какого-то непонимания. В тот момент меня вывернуло от возмущения так, что я только фиксировал его реакцию на мои слова, но не придавал им значения. Понимание пришло позже, на следующий день, когда я анализировал эти совершенно странные события. Мне вообще в жизни везло на встречи с неординарными или экзотическими людьми. Но впервые я увидел такую искреннюю обиду. Этот человек, безусловно, далеко не стеснительный, НА САМОМ ДЕЛЕ СВЯТО ВЕРИЛ, что имеет право вести себя именно так, как вёл. Он был просто-напросто шокирован, когда ему объяснили, что он не прав. И, разумеется, мои действия он воспринял как агрессию и неуважение к себе.
Дрожащими руками Вазген Багдасарович пригладил свои рыжие, но уже побежавшие первой сединой волосы, потёр тыльной стороной мозолистой ладони висок, и как-то быстро и незаметно просочился на лестничную клетку. На ученика он даже не посмотрел, стыдливо отвернувшись, а только тяжело вздохнул, проходя мимо меня, и уже откуда-то из прихожей произнёс слегка надтреснутым голосом:
- Бог видел... Как мальчишка... На лестнице...
***
Вернувшись, он без единого слова принялся с каким-то ожесточением вывинчивать раскладывающий механизм. Работал, молча, поджав от обиды губы, с остервенением терзая шурупы в непривычной тишине. Печать смертельной обиды была во всём его облике. Инструмент брал сам, ученик сидел, забившись в угол испуганной обезьянкой, глаза мальчишки были полны вселенской тоски. В воздухе разлилась какая-то вязкая, гнетущая тишина, и только гаечные ключи предательски звякали, нарушая её всепоглощающее, гипнотическое господство.
Ну и, слава богу.
***
- Давайте спокойно узнаём...
Я вздрогнул от неожиданности, чуть не выронив из рук толстенный справочник. Передо мной стоял Багдасарыч, глаза его светились дружелюбием и желанием искать компромиссы.
- Давайте спокойно узнаём, какой на меня было неприятный претензия. Мне все давали уважений, за тому, что я - мастер. Профессия - не халва-чурек. Я старший, чем Вы. На уважаемый мастер нельзя сказать: "Не кури, не говори". Стыдно... - он покачал головой.
- Слушайте, уважаемый... Это уже какой-то беспредел... Да откуда Вы такой чудной взялись-то? Что у Вас в руках?
- Пяссатижжжьи.
- Зачем они Вам?
- Работу работать.
- Ну, так вот и работайте! Диван - в той комнате!
- Вы меня приглашали помочь делать диван, за это...
- Помочь? Помочь, - это что-то новенькое! Да не помочь, а сделать; не пригласил, а нанял! На-н-я-л! Молча, тихо, незаметно делать, а не помогать. И не заниматься демагогией.
- Нельзя...
- Так. У меня к Вам последняя и убедительная просьба. Давайте закончим все дискуссии. И начнём работать. Пожалуйста.
- Ещё. Балка треснулся. Сегодня иду, вечером делаю новый. Завтра иду к Вам обратно ставить. В 10 утра.
- В смысле? Вы что ещё и завтра к нам собираетесь?
- Завтра.
- Родной мой, Вы хоть меня спросили, могу ли завтра быть дома? Что Вы уже всё за меня решили?
- Э. Решили-разрешили. Начал делать, надо делать совсем до конца.
Меня это поставило в тупик. Второго такого дня я не вынесу.
- Давайте так. Спасибо, что Вы пришли. На этом Ваша работа окончена.
- Зачем? Дайте мне рулетку. Мерить балку с рулеткой будем.
- Ёлки-палки. У Вас даже рулетки нет?
Когда они ворочали остатки многострадального дивана, выполняя метрологические изыскания, выступающий из боковины шуруп порвал мой новый линолеум.
- Так всё. До свидания.
- Зачем до свидания?
- Мужик, знаешь, как ты меня достал? Прямые убытки от тебя превысили стоимость нового дивана. Мне легче купить новый, чем терпеть ваше присутствие. Ты прокурил всю квартиру. Ты загадил мне унитаз. Ты порвал мне линолеум. Твой узбек потаскал у меня половину моего инструмента. Кстати, ты, гордый сын пустыни, верни рулетку быстро! Я не нуждаюсь в твоих услугах. А это что?
- Это? Штучка. С кухня брал штучку складывать болтики-шурупики.
- Охренеть! Эта штучка - миска для моего кота, купленная в специальном магазине по цене 150 рублей! И кот мой теперь жрать из неё не будет. Уходите.
- А диван?
- Да срать мне на диван. Я его сейчас с балкона по частям вышвырну. Работа окончена.
- Это противоречился с чести профессионала.
- Ты не профессионал. Ты детский сказочник. Иди, купи себе рулетку.
- Я...
- Вот тебе 50 рублей за беспокойство и проваливай. И постарайся сделать так, чтобы я по тебе соскучился.
Он стал обиженно складывать инструмент, и наконец-то ушел.
***
- Может быть, не стоило с ним так? - спросила меня супруга.
- Знаешь, ещё немного, и он лёг бы отдыхать в нашу постель. Я знаю такой сорт людей, поверь мне. Это - Кавказ. Там уважают только силу. Вежливость - признак слабости. Диалог - трусость.
И всё же на душе скребли кошки. И почему-то было мне больно и противно. Я выгнал человека, который годился мне в отцы...