Мрожек С.. Пешком

Славомир Мрожек

ПЕШКОМ

сцены

перевод с польского

Юрия Лоттина

Премьера в России: 26.11. 2011 г.,

БДТ им. Г.Товстоногова, С.-Петербург

Санкт-Петербург

2006 г.

Попутчики:

(в порядке появления)

ОТЕЦ

СЫН

СУПЕРИЙ

ДАМА

БАБА

ДЕВУШКА

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ

ДЫЛДА

УЧИТЕЛЬ

МУЗЫКАНТ

КЛЕОПАТРА - БАЯДЕРКА

Все костюмы и реквизит относятся к 1939-1945 годам.

Направления "направо", "налево" -

относительно зрительного зала.

АКТ I

Сцена представляет собой небосклон, горизонт и поле. Пусто, только многочисленные артиллерийские гильзы среднего и малого калибра разбросаны вокруг.

ОТЕЦ, сорокалетний мужчина, в потертом пальто и старой шляпе, стоит посередине сцены. Шляпа и пальто, бывшие когда-то "на выход", теперь деградировали до повседневной одежды. Самодельный, серый полотняный рюкзак. Грязные ботинки.

СЦЕНА 1

ОТЕЦ. Наказание господнее с тобой. Где это видано - только ссать

и ссать!

С правой стороны торопливо входит четырнадцатилетний СЫН. На нем - темно-синий плащ, тесный для него, из которого он давно уже вырос. Лыжная шапочка и рюкзак, похожий на отцовский. СЫН, торопясь, стыдливо застегивает штаны.

ОТЕЦ. Это, наверное, от страха. Что, боишься?

СЫН. Нет.

ОТЕЦ. Труднее всего перейти через шоссе. По шоссе идут автоколонны. Могут бомбить.

СЫН. А что, обязательно переходить?

ОТЕЦ. Иначе не получится. (Пауза.) А вдруг мины? Сейчас везде полно мин. Все заминировано.

СЫН. Подождем до ночи.

ОТЕЦ. У тебя что, голова соломой набита? Ночью еще хуже - бандиты.

СЫН идет налево.

ОТЕЦ. Погоди, куда ты так спешишь. (Идет в правую сторону.) Подожди меня здесь.

ОТЕЦ выходит направо. СЫН беспокойно оглядывается; увидев на земле артиллерийскую гильзу, приседает и разглядывает ее. Берет гильзу в руку, встает, отходит от места находки и продолжает ее рассматривать. Возвращается ОТЕЦ, на ходу застегивая штаны.

ОТЕЦ. Брось это!

СЫН послушно размахивается, чтобы бросить гильзу.

ОТЕЦ. Не бросай! Может быть, это неразорвавшаяся!

СЫН. Так что же мне делать?..

ОТЕЦ. Говорю, положи осторожно обратно. Слышишь? Хочешь остаться без руки или без ноги?

СЫН испуганно рассматривает гильзу.

ОТЕЦ. Верни ее на место.

СЫН наклоняется, чтобы положить гильзу на землю.

ОТЕЦ. Она здесь лежала?

СЫН. Нет, там. (Указывает на место, где нашел гильзу.)

ОТЕЦ. Говорю тебе, положи на место. Осторожно, осторожно...

СЫН кладет гильзу на то место, которое указывал раньше. Слышится далекий взрыв и эхо. Оба прислушиваются.

ОТЕЦ. Слышал?

СЫН. Слышал, папа.

ОТЕЦ. Черт возьми! (Пауза.) Ну, и что скажешь?

СЫН. Стреляют.

ОТЕЦ. Черт побери! Дома сидеть нужно было!

СЫН. Это они или наши?

ОТЕЦ. Наши. (Пауза.) Или они... (Пауза.) Ладно, пойдем.

Идут налево. Затемнение. Нарастающая далекая стрельба.

СЦЕНА 2

Справа входят СУПЕРИЙ и ДАМА. СУПЕРИЙ - пятидесяти с лишним лет, высокий, статный, с незаурядным лицом. Взгляд - "гипнотизирующий". Полушубок с бобровым воротником, саквояж. Одна нога обута в элегантный, желтый, шнурованный до колена ботинок (в таких европейцы отправлялись в Африку или участвовали в автомобильных гонках в 20-е годы), другая - в обмотках. СУПЕРИЙ опирается на плечо ДАМЫ.

ДАМА - миниатюрная женщина между тридцатью и сорока годами. Одета в плащ с пушистой рыжей лисой на шее. Резиновые ботинки. Кроме того, что поддерживает СУПЕРИЯ, она еще несет небольшой чемоданчик и несессер. Двойная роль - няньки и носильщика - ей явно не по силам, однако, она стоически ее исполняет.

ДАМА. Уже недалеко.

СУПЕРИЙ (останавливается, тем самым задерживая свою попутчицу). Куда? (Пауза.) Куда, собственно, недалеко? Можешь ли ты мне это сказать?

ДАМА. Может, отдохнешь?

СУПЕРИЙ. Это предложение или предположение?

ДАМА опускает чемодан на землю.

ДАМА. Присядь. Болит?

СУПЕРИЙ садится на чемодан, вытягивает вперед обмотанную тряпками ногу и смотрит на нее с отвращением.

СУПЕРИЙ. Сколько может весить эта падаль?

ДАМА. Не обращай внимания.

СУПЕРИЙ. Задумывалась ли ты когда-нибудь, сколько весит человеческая нога? Сама по себе, отдельно. Пять, шесть, десять килограмм? Почему ты никогда этим не интересовалась?

ДАМА (устало, механически). Может, съешь чего-нибудь?

СУПЕРИЙ. Я тоже этим не интересовался. Теперь жалею. А ведь имел возможность. Столько их было везде - лежали в окопах, между окопами... Руки, головы, ноги - отдельно... Мог собирать конечности и взвешивать. Как офицер, имел право. А может, и обязанность. Почему я этого не делал? Видно, молод был, без царя в голове... Брежу в горячке, да?

ДАМА. Нет.

СУПЕРИЙ (с раздражением ипохондрика). Хм, как это нет? Откуда ты

знаешь, как я себя чувствую? Говорю тебе, у меня горячка.

ДАМА. Ну, может, чуть-чуть.

СУПЕРИЙ. Не легкая, а очень сильная горячка. Чудесная, необыкновенная горячка. Горячка времен Ренессанса. Раннего Ренессанса.

ДАМА. Да, у тебя ренессансная горячка.

СУПЕРИЙ. Думаешь, я сумасшедший?

Слышен взрыв и эхо.

ДАМА. Может, все-таки пойдем.

СУПЕРИЙ. Так я здоров или нет?

Слышен второй взрыв.

ДАМА. Пойдем же.

СУПЕРИЙ. Ну ладно, пойдем. (Встает, поддерживаемый ДАМОЙ.)

Слышен третий взрыв. ДАМА берет чемодан.

Они идут налево.

СУПЕРИЙ. Килограмм десять, как минимум...

Затемнение. Вой сирены.

СЦЕНА 3

Посреди сцены, спиной к публике, сидит человек с бритой головой - как у рекрутов или заключенных - в шинели без знаков различия, буро-бежевой, запыленной и потертой. Воротник поднят. С правой стороны входят ОТЕЦ

и СЫН.

ОТЕЦ. ...а я ему отвечаю: "Вы мне здесь не рассказывайте, вы же не знаете, кто я".

СЫН. А он?

ОТЕЦ. Начал извиняться, а я молчу. Говорю ему: "Покажите удостоверение. Без удостоверения и говорить нечего. Предъявить удостоверение! Я хочу убедиться"... Да ладно, хватит об этом!

ОТЕЦ распаляется все сильнее и жестикулирует. Увидев сидящего, застывает.

СЫН (почти шепотом). Кто это?

ОТЕЦ. Тихо, чего орешь.

СЫН (еще тише). Что он тут делает?

ОТЕЦ. Черт его знает.

СЫН. Вооружен?

ОТЕЦ. Возможно.

СЫН. Русский?

ОТЕЦ. Не известно.

СЫН. Немец?

ОТЕЦ. Не известно.

СЫН. Бандит?

ОТЕЦ. А я откуда знаю?..

Пауза.

СЫН. Он нас не видит.

ОТЕЦ. Может, притворяется.

СЫН. Не двигается.

ОТЕЦ. Ну и что?

СЫН. Что будем делать?

ОТЕЦ. Уходим.

ОТЕЦ осеняет себя крестным знамением* и идет первым, СЫН за ним. Отойдя от сидящего на безопасное расстояние, ОТЕЦ останавливается.

ОТЕЦ (СЫНУ). Если что-то спросит - ты ничего не знаешь.

СЫН согласно кивает головой. Они проходят за спиной сидящего. Миновав его, СЫН задерживается.

СЫН (шепотом). Папа...

ОТЕЦ (останавливается и поворачивается, шепотом). Чего тебе?

СЫН. Он ни о чем не спрашивает.

ОТЕЦ. Совсем?

СЫН. Ни слова.

ОТЕЦ. Может, лучше самому заговорить с ним?

СЫН. А нужно?

ОТЕЦ. Еще подумает, что мы убегаем.

СЫН. Что же делать?

ОТЕЦ. Лучше все-таки заговорить. Если подумает, что убегаем, начнет стрелять.

СЫН. А что ему сказать?

ОТЕЦ. Ты молчи. Я сам все скажу.

ОТЕЦ приближается к сидящему.

ОТЕЦ. Позвольте спросить...

СЫН. Может, по-немецки?

ОТЕЦ. А если это русский? Подумает, что мы немцы и начнет стрелять.

СЫН. Тогда по-русски.

ОТЕЦ. Глупости! Это может быть немец. Извините...

Сидящий и дальше не реагирует. ОТЕЦ вынимает портсигар, открывает его и протягивает сидящему.

ОТЕЦ. Может, папироску?

Пауза.

ОТЕЦ (заискивающе). Как насчет папироски, а?

Трогает за плечо сидящего, тот медленно заваливается на спину. Его лицо багровое от крови, черты неразличимы. ОТЕЦ пятится, продолжая протягивать открытый портсигар. СЫН замер, уставившись на труп.

ОТЕЦ останавливается, закрывает портсигар и прячет его в карман. Поворачивается и идет в левую сторону. Останавливается и оглядывается на СЫНА, который продолжает стоять без движения, рассматривая лежащего.

ОТЕЦ. Пойдем.

СЫН неотрывно, как загипнотизированный, смотрит на труп. ОТЕЦ подходит к нему, и, обняв за плечи, уводит со сцены. Затемнение. Слышен плач младенца.

СЦЕНА 4

Справа вкатывается детская коляска, подталкиваемая БАБОЙ. Коляска наполнена товаром, но неизвестно каким, поскольку накрыта брезентом. БАБА - сельская баба, крепкая и простая, не старая; голова и плечи укутаны платком, в юбке и солдатских ботинках. За спиной - узел.

Следом за ней идет ДЕВУШКА, также с узелком за спиной. ДЕВУШКА беременна, это слишком заметно, чтобы оставаться тайной.

БАБА. Господи Иисусе! Говорила же - не брать марки. Марки сейчас cтоят столько же, как и довоенные деньги. А военные - тоже, не дороже навоза. Говорила, бери салом.

ДЕВУШКА. Салом не хотел.

БАБА. Тогда надо было взять махоркой.

ДЕВУШКА. И махоркой не хотел.

БАБА. Не хотел, не хотел, а самогон хотел?.. Ты совсем дура! Зачем я тебя послала, зачем я тебя только родила, Иисусе Назаретский! Зачем мне это все, зачем мне эта мука? Боже всемогущий, ты видишь это и даже не гремишь...

Слышен взрыв и эхо. БАБА замирает.

БАБА. Помилуй нас, грешных. Пойдем через БСрэк?

ДЕВУШКА. БСрэк сожгли.

БАБА. Ну, тогда... через ЛучкСво.

ДЕВУШКА. Такой путь!

БАБА. Не ной, не ной, а то я сейчас тебя как поною!

ДЕВУШКА. Ладно, иду, иду...

БАБА (показывая на ее живот). С таким товаром?

ДЕВУШКА. Что вы от меня хотите, мама?

БАБА. Кто тебе купил вот "это"?

ДЕВУШКА. Даром досталось.

БАБА. От военной фирмы?

Затемнение. Слышен нарастающий топот конницы.

СЦЕНА 5

Посреди сцены маленькая придорожная часовенка.

Входят ОТЕЦ и СЫН.

ОТЕЦ. В двадцатом году мы шли на штыки. Я налетел на парня ростом метра два, вижу - не справлюсь. Бежать нельзя. Уж должен был меня убить, но только в морду дал и повалил на землю, вспоминая при этом мою мать. Был я тогда совсем ребенком, немногим старше тебя, но пошел добровольцем.

СЫН. А как было после войны?

ОТЕЦ. После войны тяжело было.

ОТЕЦ останавливается и вынимает из-за пазухи уже начатую бутылку-четвертушку.

ОТЕЦ. Что так смотришь? Кости ломит... А это хорошо разогревает. Лекарство, понимаешь? (Делает глоток, кривится, вытирая губы рукавом.) Ну и противное... Брр-р... Но это необходимо. Да и для храбрости... не помешает. (Прикладывает руку к боку.) Здесь у меня что-то колет. (Поворачивается спиной к СЫНУ и опять делает глоток.) О-о-о... мне уже лучше. Думаешь, я это люблю? (Закрывает бутылку и прячет за пазуху.) После этой войны будет иначе, вот увидишь. Нами Америка займется.

СЫН. И я пойду в гимназию?

ОТЕЦ. Еще как! Это будет первоклассная гимназия - только одни сыновья докторов, адвокатов, инженеров... Помнишь доктора Узе?мбло?

СЫН. Нет.

ОТЕЦ. Франт. Всегда элегантно одет, а отец его был из деревни.

СЫН. И вода будет?

ОТЕЦ. Какая вода?

СЫН. Ну, в ванне, чтобы не носить из колодца, теплая, чтоб не нужно было греть. Ведь у нас будет ванна?

ОТЕЦ. Разумеется, сынок. И по улицам будешь ходить, как захочешь. Никакой тебе полиции, жандармерии, никаких постов, облав. Ни на работы тебе, ни в лагеря. Выходишь на улицу и идешь себе, как ни в чем не бывало. Хочешь - пройдешься, а хочешь - вернешься. А если что-то не понравится,

то сразу говоришь громко, так, чтобы другие слышали. И никто тебе за это ничего не сделает. Никто не подслушивает, никто не доносит...

СЫН. И все можно будет купить?

ОТЕЦ. Абсолютно!

СЫН. И в футбол можно будет играть?

ОТЕЦ. Клубы разрешат. Все виды спорта. Также и театр.

СЫН. Пойдем в театр?

ОТЕЦ. Если будешь хорошо учиться - почему и не сходить? По воскресеньям, или в праздники... И я пойду. Оденемся элегантно - и пойдем! Я уже был раз в театре.

СЫН. В театре с артистами?

ОТЕЦ. Да, одни артисты и артистки...

СЫН. А что еще будет после войны?

ОТЕЦ. После войны будет хорошо.

ГОЛОС. Halt!?

ОТЕЦ и СЫН останавливаются и поворачиваются.

Из-за часовенки выходит молодой мужчина с короткими светлыми усиками. Он строен и красив простецкой красотой. Одет в короткий тулуп с поясом, зеленые бриджи и высокие ботинки; на голове зеленая фуражка. На поясе - пистолет в кобуре. Подзывает пальцем ОТЦА с СЫНОМ. Те медленно подходят и замирают. Мужчина опять зовёт их тем же жестом. Они подходят ближе.

МОЛОДОЙ МУЖЧИНА. Я поручик Зелинский, а вы кто?

ОТЕЦ. Свои.

МОЛОДОЙ МУЖЧИНА, или ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Не знаете поручика Зелинского?

ОТЕЦ. Нет.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ свистит. Из-за часовенки выходит ДЫЛДА, в просторном мундирном плаще вермахта, без пояса и знаков различия. Он высокий и худой, на голове гражданская кепка, в руках топорик.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Эй, каланча, они не знают поручика Зелинского!

ДЫЛДА. Не может быть!

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Сам спроси.

ДЫЛДА. Не знаете поручика Зелинского?

ОТЕЦ. Н... нет.

ДЫЛДА. А они кто?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Говорят - свои.

ДЫЛДА. И не знают поручика Зелинского?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Вот именно.

ДЫЛДА. Вот это и есть поручик Зелинский. Что, не знаете его?

ОТЕЦ. Уже узнали.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Нет, вы меня еще не знаете.

ДЫЛДА. Познакомить их?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ, обходя вокруг ОТЦА и СЫНА, внимательно их разглядывает.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Я всё-таки их откуда-то знаю.

Сделав круг, в центре которого замерли ОТЕЦ и СЫН, ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ возвращается на прежнее место.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Мы их откуда-то знаем, да?

ДЫЛДА. Что-то... будто бы...

ОТЕЦ. Мы ведь...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ (прерывая его). Вольно!

ОТЕЦ и СЫН идут налево.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Halt!

ОТЕЦ и СЫН останавливаются.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. А вы не евреи?

ОТЕЦ. Что?.. Мы?!

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Может быть, вы евреи.

ОТЕЦ. Господин поручик!

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Потому, что если вы евреи...

ОТЕЦ. Господин поручик... Что вы, господин поручик... Господин поручик, своих не узнаете?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Ну, можете уходить. Только смотрите мне. Потому, что если бы вы были...

ОТЕЦ и СЫН уходят в левую сторону. ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ и ДЫЛДА смотрят им вслед. Затемнение. Слышны отголоски проезжающей бронетехники, то нарастающие, то затихающие...

СЦЕНА 6

В глубине сцены по всей ее ширине - железнодорожное полотно на равнине, без насыпи. Оборванные провода свисают между телеграфными столбами. Ближе к авансцене, левее от середины, скамейка, на которой свободно могут сесть четыре человека, а пять - с трудом. Справа стоит жестяная бочка из-под бензина. Вокруг в беспорядке разбросаны еще две-три подобные бочки или емкости поменьше (канистры, гнутые и дырявые),разбитые деревянные ящики от амуниции, куски досок, консервные банки. Середина сцены покрыта соломой, сеном, старыми тряпками и бумагами, то есть - армейской подстилкой.

На скамейке, один за другим, лицом к залу, сидят: ДЕВУШКА, БАБА и УЧИТЕЛЬ, мужчина около сорока лет, в жалком плаще, шляпе с вязаными отворотами- наушниками. Его чемоданчик стоит рядом. Между БАБОЙ и ДЕВУШКОЙ на скамейке постелена газета, на ней - начатая буханка хлеба и кусок сала. БАБА ножиком режет хлеб и сало - подкрепляется. Между БАБОЙ и УЧИТЕЛЕМ - узел Бабы. Узелок Девушки -

на земле, сбоку от скамейки. Детская коляска, содержимое которой прикрыто брезентом, - ближе к авансцене. На бочке, спиной к скамейке, сидит СУПЕРИЙ с обнаженной головой. ДАМА, стоящая перед ним, намыливает лицо его кисточкой для бритья, держа в другой руке мисочку с мыльной пеной. На земле - раскрытый дорожный несессер.

СУПЕРИЙ. Я должен искупаться.

ДАМА. В холодной воде?

СУПЕРИЙ. Я весь покрыт бактериями. Они путешествуют по мне во всех направлениях.

ДАМА. Мы могли бы разжечь костер. Мы могли бы...

СУПЕРИЙ (перебивая ее). "Мы, мы, мы!.." Ты забываешь, что мы не супруги. Моя личность существует отдельно. Причем, у меня впечатление, что ты - вся вшивая.

ДАМА. Не выдумывай. У тебя слишком богатое воображение.

СУПЕРИЙ. Воображение - это вход в трансценденцию. Не скажу, что это ценность an sich*, но как...

БАБА. Два литра за три кило. Сколько это будет за кило? (Задумывается.) Полтора кило за литр... один литр полтора кило... за одно кило...

(ДЕВУШКЕ.) Не знаешь?

ДЕВУШКА не отвечает. Пауза.

БАБА. Конечно, не знаешь. Совсем глупая... Значит так: даю три кило за два литра... Сколько это выйдет за килограмм?

УЧИТЕЛЬ. Ноль целых, шесть миллионов шестьсот шестьдесят шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть десятимиллионных. Придется остановиться на восьмизначном результате, потому что счет уходит в бесконечность.

_______________________

* как она есть (нем.)

Пауза. БАБА смотрит на УЧИТЕЛЯ, открыв рот

от удивления.

БАБА (подозрительно). А вы откуда знаете?

УЧИТЕЛЬ. Перед войной был учителем.

БАБА. Вы что, не местный?

УЧИТЕЛЬ. Был депортирован. Сейчас возвращаюсь.

БАБА. Сейчас все возвращаются.

Тем временем ДАМА, закончив намыливать лицо СУПЕРИЯ, вынимает из дорожного несессера бритву.

СУПЕРИЙ. Она не острая. Наточи!

ДАМА. Вечно ты меня заставляешь точить эту бритву. Зачем?

СУПЕРИЙ. Чтобы исчезла бритва и осталась сама остротА.

ДАМА. Я иногда перестаю тебя понимать.

СУПЕРИЙ. Ты никогда и не начинала.

ДАМА откладывает бритву и садится на чемодан, отвернувшись от СУПЕРИЯ. Пауза. СУПЕРИЙ кладет руку ей на плечо.

СУПЕРИЙ. Ты ведь знаешь, что у меня нет никого на свете, кроме тебя.

ДАМА. Тогда почему ты так со мной обращаешься?

СУПЕРИЙ. Именно поэтому. К кому же мне еще обращаться, если кроме тебя у меня никого нет?

ДАМА встает и начинает точить бритву.

БАБА. Какие-нибудь новости знаете?

УЧИТЕЛЬ. С достоверной информацией сейчас туго. Все происходит быстро, все дезорганизовано. Повсюду царит замешательство, как обычно, когда движется фронт.

БАБА. Говорят, что Черчилль спустился на парашюте, чтобы посмотреть, что у нас тут происходит. (Оглядывается, понизив голос.) Может он даже где-то здесь... сидит в кустах.

УЧИТЕЛЬ. Я сомневаюсь.

СЦЕНА 7

Справа входят ОТЕЦ и СЫН.

СЫН. А поезда уже ходят?

ОТЕЦ. Даже если еще не ходят, то, может, скоро пойдут.

СЫН (заметив собравшихся на полустанке). Люди...

ОТЕЦ. Ждут поезда.

СЫН. Будет давка.

ОТЕЦ. Лучше давка, чем идти пешком. У тебя ноги не болят?

СЫН. Х-м... Нет.

ОТЕЦ. В меня пошел.

СЫН. Ну... немного болят.

ОТЕЦ. У меня никогда не болят ноги.

ОТЕЦ и СЫН приближаются к группе на скамейке.

ОТЕЦ. Слава Иисусу!

БАБА. Во веки веков!

ОТЕЦ. Можно присесть?

БАБА. Нету места.

УЧИТЕЛЬ. Милости прошу, мы можем и подвинуться.

УЧИТЕЛЬ подвигается на край скамейки. БАБА неохотно снимает со скамейки узел.

ОТЕЦ (приподнимая шляпу). Благодарствую. Идем со вчерашнего дня. Ноги отваливаются.

ОТЕЦ садится между БАБОЙ и УЧИТЕЛЕМ на то место, где был ее узел. СЫН садится между ОТЦОМ и УЧИТЕЛЕМ.

БАБА (примирительно). Куда вас Бог ведет?

ОТЕЦ. К жене. Она была в госпитале с Нового года, но фронт переместился, и больных куда-то вывезли. Так мы вот... ее ищем. Мы с сыном.

А вы?

БАБА. А я приторговываю в пути.

ОТЕЦ (показывает на СУПЕРИЯ и ДАМУ). А они?

БАБА. Не знаю... Какие-то господа.

Тем временем ДАМА закончила точить бритву и принимается брить СУПЕРИЯ.

СУПЕРИЙ. Помнишь ли ты, когда мы покинули дом?

ДАМА. Скоро месяц.

СУПЕРИЙ. В каком веке? У меня впечатление, что мы бежим вечно.

ДАМА. Начали бежать еще осенью.

СУПЕРИЙ. Которой осенью? Впрочем, это не важно. Все осени уже миновали, с этой точки зрения последняя осень ничем не отличается от первой. Но откуда и куда бежим? С запада на восток и с востока на запад. Но ведь направления взаимоуничтожаются? Даже наше бегство - одна иллюзия...

ДАМА. Не вертись.

СУПЕРИЙ. Когда началось это недоразумение?.. Есть ли еще где-то чернолесская липа, под ней скамейка и недопитое пиво? Куда и почему ушёл чернолесский Ян? Почему не допил пиво?

ДАМА (поскольку СУПЕРИЙ сидит беспокойно, это затрудняет ей бритьё). Не двигайся.

СУПЕРИЙ. Не двигаться? Ты права... Это, наверное, единственный оставшийся выход. Просто существовать. Достичь полной неподвижности. Неподвижность ближе всего к абсолюту, поскольку каждое движение - кажущееся.

ДАМА. О Боже!

СУПЕРИЙ касается пальцем своей щеки, потом рассматривает его.

СУПЕРИЙ. Кровь...

ДАМА. Я не виновата. Говорила же, не вертись.

СУПЕРИЙ. Ты пролила мою кровь?

ДАМА. Что же делать...

СУПЕРИЙ. Йодом смазать!

ДАМА перебирает содержимое несессера.

ДАМА (в панике). У нас нет йода!

СУПЕРИЙ. Продезинфицировать одеколоном. (Продолжает разглядывать пятнышко крови на своём пальце.) Кровь светлая, хотя порез глубокий.

ДАМА продолжает перетряхивать содержимое чемоданчика.

CУПЕРИЙ. Колористически и метафизически. Даже одна капля крови может быть бездонной.

ДАМА. Одеколона уже нет.

СУПЕРИЙ. Что?

ДАМА. Одеколон закончился.

СУПЕРИЙ. Я это не принимаю к сведению.

ДАМА. Говорила же, чтоб экономил, но ты не хотел меня слушать. Никогда еще не видела, чтобы кто-то тратил столько одеколона.

СУПЕРИЙ. Отметаю все аргументы. Слышишь? Протестую и не соглашаюсь. Окончательно и бесповоротно. Делай что хочешь, но я должен быть продезинфицирован!

ДАМА беспомощно оглядывается, потом приближается к группе на скамейке.

СУПЕРИЙ. Все, что угодно, кроме бактерий.

ДАМА. Прошу прощения, кто-нибудь может одолжить немного одеколона?

БАБА. Чего?

УЧИТЕЛЬ. К сожалению, не располагаю.

ОТЕЦ. Мой тоже закончился. Был просто первоклассный! (проводит ладонью по заросшей щеке.)

СУПЕРИЙ. Долго там еще?

БАБА. А самогон сгодится?

ДАМА. Самогон?..

СУПЕРИЙ. Однако, я истекаю кровью!

БАБА встаёт и вытягивает из-под брезента, которым прикрыта коляска, литровую бутылку, заткнутую импровизированной пробкой из скрученной старой газеты.

УЧИТЕЛЬ. Самогон, или алкоголь домашнего производства.

ДАМА. Это тоже дезинфицирует?

ОТЕЦ. О, еще как!

ДАМА. Сколько это стоит?

БАБА. Торопить не стоит.

БАБА подходит к СУПЕРИЮ. Не обращая на него внимания, приседает около несессера с туалетными приборами; щупает его, исследуя качество кожи.

БАБА (со знанием дела). Козлиная. (Щупает чемодан.) Свиная... (Щупает мех на полушубке СУПЕРИЯ, ничуть не смущаясь, будто под полушубком никого нет.) Бобровый. (Обращаясь к ДАМЕ.) Я с вас возьму только в долларах.

ДАМА. У нас нет долларов.

БАБА. Тогда в рублях, но только в золотых.

ДАМА. Рублей тоже нет.

БАБА. Ну тогда само золото, на вес.

ДАМА. У нас нет никакого золота.

БАБА. У таких господ и нет золота? Ха-а...

ДАМА. Мы же не графья, мы беженцы.

СУПЕРИЙ. Напротив. Я - Prince de TenebrХs?...

ДАМА. Перестань, сейчас не время.

СУПЕРИЙ ...и владею несметными сокровищами.

БАБА. А что, разве я не говорила?!

СУПЕРИЙ ... духовными. Сокровища опыта, бриллианты интеллекта. Например, могу с Вами поделиться очень интересной беседой, которую ваш

покорный слуга вёл с любовницей лорда Рассела.

БАБА. Как?..

СУПЕРИЙ. Или представить вам мою личную интерпретацию теории Эйнштейна? Пальчики оближешь.

БАБА. Он что, больной?

ДАМА. Проявите же понимание.

СУПЕРИЙ. Могу всё это и ещё столько же. Однако, истекаю кровью,

как обычная скотина.

БАБА. Дам литр за лису.

ДАМА снимает лисий мех с плеч и вручает его БАБЕ, получая взамен бутылку самогона.

БАБА (украшая себя лисой). Себе в убыток.

СУПЕРИЙ (кричит). Как скотина, понимаешь?!

ДАМА. Уже, уже... (подбегает к нему).

БАБА возвращется к скамейке.

ОТЕЦ (встаёт). А-а-а-а, что это за очаровательная особа!

БАБА. А разве нет?

ОТЕЦ. Сразу и не признал. Словно какая-то госпожа докторша.

БАБА (гладя лисий мех). Довоенный.

ОТЕЦ. Королева красоты, просто. Это стоит обмыть, правда, господин магистр?

УЧИТЕЛЬ. За победу!

ОТЕЦ. За победу и за красоту! Мне кажется, есть чем...

ОТЕЦ приближается к коляске. БАБА энергично протестует, перетягивая коляску подальше от энтузиастов тоста.

БАБА. Нет, нет! Ничего нет! Кончилось!

В это время ДАМА дезинфицирует рану на щеке СУПЕРИЯ.

ДАМА. Печёт?

СУПЕРИЙ. Смердит. Польшей... L'eau de Pologne.

УЧИТЕЛЬ встаёт со скамейки и приближается к СУПЕРИЮ.

УЧИТЕЛЬ. Вы считаете это остроумным?

СУПЕРИЙ. А-а, узнаю! "Не осквернять Святыни"!

УЧИТЕЛЬ. Вы ошибаетесь. Осквернение ли, почитание ли - это жесты и эмоции. Жестов и эмоций у нас в избытке. Сейчас речь идёт о мысли.

СУПЕРИЙ. Какой?

УЧИТЕЛЬ. У нас всегда одно и то же: лишь бы покуражиться.

Чем-нибудь и перед кем-нибудь, а лучше всего - перед самими собой. ОстрСтой легче всего.

СУПЕРИЙ. Если это остроты на свой счёт...

УЧИТЕЛЬ. Дешевые остроты стоят слишком дорого.

СУПЕРИЙ. Мне по карману.

УЧИТЕЛЬ. А вы все о том же.

СУПЕРИЙ. Вы предлагаете мне мыслить? Мне? У меня мыслей достаточно, даже слишком. Они мне уже опротивели.

УЧИТЕЛЬ. В это трудно поверить.

СУПЕРИЙ. А знаете, почему? Потому, что ни одна не является окончательной, абсолютной супер-мыслью. Ничего, кроме хлама мыслей! Одна порождает другую, следующая затмевает предыдущую, и все стоят друг друга, ни больше - ни меньше. Иерархия мыслей - это еще одно заблуждение, еще один самообман.

УЧИТЕЛЬ. Вам, очевидно, не хватает последовательности в мышлении, метода.

СУПЕРИЙ. А вы имеете в виду, наверное, какую-то конструктивистско-позитивистскую, народническую. А может и социо-общественную, геофизически-политическую и экономическую, муравьиную мысль. Знаете ли вы, что такое ненасытное желание супермысли? Какая это мука - осознание невозможности окончательной мысли? Финальной формулы? Бесформенность и поэтому - жажда абсолюта? О, какой голод!

УЧИТЕЛЬ. Вы метафизик?

СУПЕРИЙ. А вы никудышний классификатор. Сначала вы думали,

что я весельчак и шут, а потом, что я - метафизик. Кто еще? Слов и понятий вам хватает, вы прекрасно себя чувствуете в этом магазине презервативов. У вас все они разложены по полочкам.

УЧИТЕЛЬ. Учтивым вас не назовёшь.

СУПЕРИЙ. О, вы, бюрократы магистратской логики, ростовщики аксиом, рантье лексикона. О, вы, интеллектуальные выскочки. Вы взобрались на холмик примитивной абстракции и уже так запыхались, что провозгласили эту горку Гималаями. На большее вы не способны, бедолаги.

УЧИТЕЛЬ. Вы меня оскорбляете!

СУПЕРИЙ. Стало быть, вы можете вызвать меня на дуэль. Как лицо

с высшим образованием, вы должны разбираться в делах, касающихся чести

и достоинства.

УЧИТЕЛЬ. Вы не метафизик. Вы фигляр и паяц.

СУПЕРИЙ. Если абсолют невозможен, а мысли навевают тоску, остается только шутить. Напрасно, должен признать.

УЧИТЕЛЬ. Но шутками вы дела не решите.

СУПЕРИЙ. Я и не собираюсь.

УЧИТЕЛЬ. Однако же...

СУПЕРИЙ (поднимаясь). Откуда вы знаете, как и чем я собираюсь решить дело? Дело вообще, а не только эти ваши национальные дилеммы. Откуда вам это знать?

Слышна гармошка и пение на два голоса.

ГОЛОСА. Убьет меня ктосик

Или я когосик.

Эх, мою чупринку

Ветерок разносит.

С правой стороны входят ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ и ДЫЛДА, распевая и пританцовывая. ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ обнимает ДЫЛДУ, играющего на гармошке, потом бросает его и проходит вперед.

СЦЕНА 8

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Привет, земляки. Смирно, вольно, лечь, встать... Привет тебе, заря свободы! Сдать деньги и драгоценности в фонд освобождения отчизны, aber schnell?. По моему приказу все в ряд, руки вверх, вывернуть карманы! Кто не отдаст, того за измену - бац, и все!

Р-р-равнение напра-а-аво! Я поручик Зелинский, черт меня подери.

СУПЕРИЙ, прихрамывая на больную ногу, приближается вплотную к ПОРУЧИКУ ЗЕЛИНСКОМУ.

СУПЕРИЙ. А я генерал Розпор-Румба-Трепишевский.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Я такого генерала...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ свистит. ДЫЛДА вынимает топор из-под плаща (ему это сделать непросто,

так как гармошка держится на ремне через плечо).

СУПЕРИЙ. Что? Несубординация?!

Пауза. ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ встает по стойке смирно и отдает честь.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Так точно, господин генерал!

ДЫЛДА отворачивается, прячет топор обратно

за пояс.

СУПЕРИЙ. Я сгною вас в тюрьме Синг-Синг, я сделаю вам аутодафе,

я сошлю вас на галеры, вы карточный шулер!

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Так точно, господин генерал!

СУПЕРИЙ. Я и не таких сажал на кол под Горным Персеполем Галицийским, станция Нижняя Шренява! Вы, неудавшийся пряничный рыцарь, вы, кретиноподобный осколок кретиноидальной кретинократии, вы, скретинившая креветка.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Как прикажете, господин генерал.

СУПЕРИЙ. Как прикажу?

СУПЕРИЙ поворачивается и отходит в сторону, останавливается, спиной к ПОРУЧИКУ ЗЕЛИНСКОМУ.

СУПЕРИЙ (про себя). Что прикажу...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ все время стоит смирно. Все ожидают решения СУПЕРИЯ-"генерала".

СУПЕРИЙ (поворачиваясь). Водки! Водки для всех! Объявляю поминки, свадьбу и крестины.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ (отдавая честь). Согласно приказу!

БАБА (падает на колени около коляски, заслоняя ее). О, Иисусе, будут конфисковывать!

АКТ II

То же железнодорожное полотно и равнина. Ночь светлая и тихая, видна линия горизонта. Телеграфные столбы и провода четко вырисовываются на фоне светло-синего неба и не очень темной равнины. Луны не видно, но пространство насыщено светом далеких галактик.

СЦЕНА 1

Посреди сцены импровизированная печь-буржуйка, сделанная из половинки жестяной бочки, в которой горит настоящий огонь, разожженный из разбитых ящиков и досок. Скамейка сдвинута и стоит сейчас на середине сцены, у костра. На ней сидят: посредине - СУПЕРИЙ, слева - ДАМА, справа - УЧИТЕЛЬ. Справа от костра, на канистрах или других предметах - ОТЕЦ , СЫН, БАБА и ДЕВУШКА. Все обращены лицом к огню. Багаж находится рядом с хозяевами. ДЫЛДА здесь же - стоит с гармошкой.

С левой стороны - коляска, где в первом акте находились бутылки с самогоном; сейчас в ней лежит ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Его ноги в ботинках с голенищами торчат в разные стороны, руки тоже. Брезентовая попона лежит невдалеке, а многочисленные бутылки расставлены (если полные) или разбросаны (если пустые) среди сидящих.

ДЫЛДА играет на гармошке, все поют пьяным хором, за исключением СУПЕРИЯ и СЫНА. Одна рука ПОРУЧИКА ЗЕЛИНСКОГО бессильно свисает, в другой он держит бутылку, которой дирижирует, размахивая в такт музыке.

ВСЕ. Как быстро проходят мгновенья,

Как быстро проходят года,

За день, за год, за час

Уходим и мы навсегда.

И наши лета молодые

Уносятся временем вдаль,

И в сердце всегда остается

Тоска, сожаленье, печаль.

Песня закончилась. ОТЕЦ хлопает в ладоши и кричит: "Браво, браво!" ДЫЛДА исполняет на гармошке напыщенный и финальный пассаж. БАБА возбужденно хохочет. УЧИТЕЛЬ рыдает, закрыв лицо руками.

ОТЕЦ. Господин магистр, что с вами?!

УЧИТЕЛЬ. Не знаю. Сам не знаю. Я очень извиняюсь. Так меня за душу взяло.

СУПЕРИЙ. Известное дело. Душа рационалиста не выдержала напора таинственных сил. Его окостенелое сознание наступает ему на пятки, преследуемое упырями подсознания. Нашего профессора одолела тоска или, скорее, хандра. Вам бы лучше еще выпить, господин профессор. Если уж пить, так пить!

УЧИТЕЛЬ (всхлипывая). Жаль... Как мне жаль, как жаль...

ОТЕЦ. И чего вам жаль, господин магистр? Ведь война заканчивается, все возвращаются домой.

УЧИТЕЛЬ (перестает плакать, говорит сердито, даже вызывающе). Какой там еще дом! Меня жена бросила... сбежала с артистом.

СУПЕРИЙ. А если бы и не бросила...

ОТЕЦ. Что вы говорите, нарушила священный супружеский обет? Ладно бы еще с инженером, или доктором...

ДАМА. Давно?

УЧИТЕЛЬ. Тогда, в тридцать девятом. Первого сентября. Утром.

БАБА. Тоже денек выбрала.

УЧИТЕЛЬ. За полчаса до войны оставила мне на столе записку: "Ухожу в новую жизнь". А потом началась бомбардировка.

ОТЕЦ. Не смогла предвидеть.

БАБА (вздыхая). Вот, вот, во всем виноват этот Гитлер.

ДАМА. А вы ее еще любите?

УЧИТЕЛЬ. Я? Нисколько.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Тогда почему ревете, черт бы вас подрал!?

УЧИТЕЛЬ. Да так... воспоминания нахлынули.

ОТЕЦ. Э, что там! Засватаем вас по-новому.

БАБА. Ведь вы порядочный человек. Я за вас даже родную дочь бы отдала.

ОТЕЦ. Вот, вот. Хотите новую невесту?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ (пьяным голосом). Ну, правда, она не совсем уж и новая.

БАБА. Не нравится вам?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Почему же? Невеста с ребенком даже лучше! (К УЧИТЕЛЮ.) Придете на все готовое - ни хлопот, ни забот.

БАБА. Что он сказал?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. То, что видите.

ОТЕЦ. Ваша дочь, ясное дело, в благословенном положении.

БАБА. Это наказание господнее, а не благословение!

ОТЕЦ. Почему? Ведь ребенок - это радость и потеха. Крестины будут...

БАБА. Но свадьбы-то не было.

ОТЕЦ. Могу ли я спросить, кто является счастливым отцом?

БАБА. А кто его знает. Сначала ее немец-жандарм изнасиловал,

а потом всякие разные приходили. Вроде бы враждовали, а тут вдруг такое согласие. Чтобы могила их всех забрала!

СУПЕРИЙ. A propos!?

ОТЕЦ. Значит, дитя войны. Да вы не огорчайтесь, родится-то оно уже после войны.

Слышен отдаленный крик, не то человеческий, не то звериный. Нечленораздельный, приглушенный, но в тихую ночь - слышен четко.

БАБА. А это что?

ОТЕЦ. А черт его знает.

БАБА. Ой, не поминайте их в ночной час. Здесь вокруг полно покойников лежит.

ОТЕЦ. Но мы-то живые?

БАБА (крестится). Господи, спаси! (Испуганно вскрикивает.) А-а-а!

С правой стороны приближается человек

в солдатской шинели, длинной, до самой земли; воротник поднят, голова обнажена. Это тот самый мужчина, которого мы видели в первом акте, та самая неузнаваемая физиономия, но в этот раз без пятен крови. Он в темных круглых очках, какие носят слепые. В одной руке белая трость, которой он простукивает себе дорогу. Подмышкой зажата скрипка.

СЦЕНА 2

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Стой, кто идет!

Пытается подняться из коляски, но так как слишком пьян, падает обратно. ДЫЛДА снимает с плеча гармошку и подходит к человеку со скрипкой, освещая его карманным фонариком.

ДЫЛДА. Все в порядке, господин поручик. Это какой-то слепой. (Гасит фонарик.)

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Чего нада?

МУЗЫКАНТ. Шел вот на свадьбу... Услышал пение. Я всегда хожу по свадьбам и играю.

СУПЕРИЙ поднимается со скамейки. МУЗЫКАНТ садится на земле возле огня, спиной к залу.

МУЗЫКАНТ. Играю на крестинах, но могу и на поминках. Каждому свое...

Опять слышен отдаленный крик.

ОТЕЦ. Вы с дороги? Может, расскажете, что там происходит.

МУЗЫКАНТ. А, это? Режут одного.

СУПЕРИЙ. Кого?

МУЗЫКАНТ. Того... которого поймали.

БАБА. О, Иисусе, неужто человека?

МУЗЫКАНТ. Немецкого жандарма. Сбежал в гражданском, но его узнали. Вот под мостом с ним и забавляются.

Слышен крик. ДЫЛДА подходит к ПОРУЧИКУ ЗЕЛИНСКОМУ, наклоняется над ним и шепчет.

ДЫЛДА. Господин поручик, если это уже они, то нам лучше уйти.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ пытается встать, но не может. Падает обратно в коляску и, отчаявшись, машет рукой. СУПЕРИЙ отходит от группы вглубь сцены, откуда доносится крик.

МУЗЫКАНТ. Видать, ножики у них тупые. Мучаются. Не то, что бритвой.

СУПЕРИЙ оборачивается, смотрит на МУЗЫКАНТА, потом снова вдаль. ДЕВУШКА встает и идет в ту сторону, откуда доносятся крики.

БАБА. Ты куда идешь?

ДЕВУШКА движется дальше, вперед. БАБА вскакивает, догоняет ее и возвращает к костру, усаживает возле себя, держа за руку. Слышен новый крик.

БАБА. Ты не слушай.

МУЗЫКАНТ. А почему нет? Жених зовет - невеста идет. (Играет на скрипке народную свадебную мелодию и поет.)

В потолок смотри скорей,

Коль дарю я ласки,

Чтобы у твоих детей

Были кари глазки.

ОТЕЦ встает и подходит к МУЗЫКАНТУ.

ОТЕЦ. Шел бы ты отсюда, а?

МУЗЫКАНТ не обращает на него внимания

и продолжает играть свадебную песню.

Слышен крик, который внезапно обрывается.

МУЗЫКАНТ. Вот и закончили. (Прекращает играть.)

БАБА. Свети, Боже, над его душой.

ДАМА начинает истерически хохотать, затем внезапно умолкает. Подходит к МУЗЫКАНТУ, говорит тихо, с пафосом, даже страстно.

ДАМА. Вы мне не сыграете о любви?

ОТЕЦ. Не при ребенке.

МУЗЫКАНТ (к СУПЕРИЮ). Вы позволите?

Все смотрят на СУПЕРИЯ. Он поворачивается, возвращается к костру.

СУПЕРИЙ. По поводу этого дельца мне больше нечего сказать. Но если ты меня спрашиваешь... Другие мелодии знаешь?

МУЗЫКАНТ. На все свое время.

СУПЕРИЙ берет несессер с прибором для бритья и садится на деревянном ящике. Вынимает бритву и начинает ее точить.

ОТЕЦ. А я не согласен!

УЧИТЕЛЬ. А что вам не нравится?

ОТЕЦ. Милая госпожа, мой отец, покойник, делал нас только зимой, и то, как говорится, только для сугреву, потому что весной, летом и осенью был занят, а после уборки урожая и молотьбы вообще не имел сил. Какая уж тут любовь, сударыня?

УЧИТЕЛЬ. Говорите по существу.

ОТЕЦ. Я выбился в люди без чьей-либо помощи. Потом женился. Ну, как же иначе - без жены, без детей?.. Ну, какая любовь, сударыня?

УЧИТЕЛЬ. Вы абстрагируете.

ОТЕЦ. В кино как-то видел, но я туда ходил редко и только

с женой. Но чтобы у меня в доме? Этого только не хватало. Никакой любви, сударыня! И потом, при ребенке... я не позволю.

ДАМА. Вы совсем не нашего круга.

Под влиянием неопровержимого аргумента ОТЕЦ отходит в сторону. Выждав минуту и убедившись в своем явном превосходстве, ДАМА отворачивается от сокрушенного ОТЦА и обращается к МУЗЫКАНТУ.

ДАМА. О любви, пожалуйста!

МУЗЫКАНТ играет популярную в довоенные годы и позже мелодию "La Paloma"?

ДАМА (к УЧИТЕЛЮ). Приглашаю вас на танец.

ДАМА и УЧИТЕЛЬ танцуют.

ОТЕЦ (беспомощно оглядывается). Не вашего круга... подумаешь! Мы не графья. (Пауза.) А ведь у меня все по-божески было! И кушать было, и жена порядок поддерживала... И все моими трудами. Мой сын подтвердит. (К СЫНУ.) Что, не так было? Иди, расскажи господам.

СЫН. Вы больше не пейте, батя.

ОТЕЦ. Иди, иди... (Вытаскивает СЫНА на середину сцены.) Покажись, скажи людям, как отец старался. Был когда-нибудь голоден?

СЫН. Нет, отец.

ОТЕЦ. В школу ходил?

СЫН. Ходил.

ОТЕЦ (торжествующе). Вот видите, в школу ходил! (К СЫНУ.) Всегда в тепле жил?

СЫН. Да перестаньте же, отец! (Вырывается из рук ОТЦА.)

ОТЕЦ. Что, не хочешь? (Некоторое время стоит, как будто

не веря своим ушам и глазам. Затем, расставляя всех по кругу, как свидетелей, жалобно бормочет.) Видите, господа, какую я имею благодарность за мои старания, за мои труды, за лишения... Я никогда для себя, только для семьи... И что я имею за это... (к СЫНУ). Вот как ты меня благодаришь?!

Подходит к СЫНУ и замахивается на него, но СЫН закрывается руками, отворачивается и убегает. ОТЕЦ слишком пьян и полон жалости к себе, чтобы его догонять.

ДАМА. Теперь мне кажется, что я плыву в золотой ладье. Как Клеопатра...

УЧИТЕЛЬ. Золото не годится для строительства лодок.

ДАМА. Прошу вас, не говорите ничего. Пожалуйста, закройте глаза.

УЧИТЕЛЬ. Боюсь споткнуться.

ДАМА. Только плыть бы, да плыть...

ОТЕЦ. Да, за мою напрасную жизнь...

ДЫЛДА подходит к нему с бутылкой, утешительно похлопывает по плечу, предлагая выпить. Они опохмеляются, потом подходят к ПОРУЧИКУ ЗЕЛИНСКОМУ и угощают его. Пьют втроем. Полное согласие.

СЦЕНА 3

СЫН подходит к СУПЕРИЮ.

СЫН. Извините...

СУПЕРИЙ (перестает точить бритву). А, это ты, будущее человечества!.. Чего тебе?

СЫН. Я боюсь.

СУПЕРИЙ. Чего?

СЫН (показывает на МУЗЫКАНТА). Его. И отца.

СУПЕРИЙ. Подожди еще немного. Скоро отец начнет тебя бояться.

СЫН. Когда?

СУПЕРИЙ. Когда родишь кого-нибудь. Или еще лучше - если кого-то убьешь. Не повезло тебе с этой войной - рановато родился, бедняга. Никакой тебе от нее пользы.

СЫН. Я не понимаю, о чем вы мне говорите.

СУПЕРИЙ. Неважно. Уж пусть лучше меня не поймут вообще, чем поймут превратно. Я всегда произносил только монологи. Не огорчайся, придет и твоя очередь, устроишь себе собственную войнушку. (Прячет бритву в несессер.)

ОТЕЦ. Я с вами господа! Была не была, теперь наши сверху. Что мне семья, я поеду с вами, запишусь добровольцем!

ОТЕЦ, ДЫЛДА, ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ поют хором.

Луг зеленый, луг зеленый!

Будет кто тебя косить?

Ухожу я, луг зеленый,

Саблю острую носить.

СУПЕРИЙ. Знаешь мои поэмы?

СЫН. Нет, не знаю.

СУПЕРИЙ. А мои повести?

СЫН. Нет, господин. Но прочитаю, после войны я все прочитаю. Ведь война кончается?

СУПЕРИЙ. Война и все остальное.

СЫН. Все остальное только сейчас начинается.

СУПЕРИЙ. О, это не мои иллюзии...

ОТЕЦ и ДЫЛДА помогают ПОРУЧИКУ ЗЕЛИНСКОМУ подняться из коляски. Втроем, обнявшись и пошатываясь, ковыляют на середину сцены.

ОТЕЦ, ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ, ДЫЛДА (поют).

Пойдем, хлопцы,

Лес валить.

Нету денег

На что пить.

Эх, не будет больше ворон

На дубе зеленом

Гнездо вить!

УЧИТЕЛЬ (к ДАМЕ). Вы мне кого-то напоминаете.

ДАМА. Кого?

УЧИТЕЛЬ. Клеопатру. В золотой ладье...

СЦЕНА 4

ДЫЛДА свистит на пальцах и орет.

ДЫЛДА. Эй! А теперь для нас сыграй!

МУЗЫКАНТ обрывает игру. ДАМА

и УЧИТЕЛЬ прекращают танцевать.

МУЗЫКАНТ. Чего желаете?

ДЫЛДА. Давай нашу!

МУЗЫКАНТ начинает играть польку. ОТЕЦ бросает "компанию", снимает плащ.

ОТЕЦ. А сейчас я!

ОТЕЦ тащит БАБУ на танец.

БАБА (жеманно). О, вы опять за свое...

ОТЕЦ. Живем только раз!

ДЫЛДА. Ю-уу-ху-у!

ОТЕЦ и БАБА начинают танцевать на сельско-пригородный манер. СЫН подходит к танцующим, соблюдая дистанцию.

СЫН (робко). Отец...

ОТЕЦ. Знать тебя не хочу, ссыкун. Не видишь, мое время пришло?

СЫН возвращается к СУПЕРИЮ.

СЫН. Скажите им, чтобы перестали.

СУПЕРИЙ (с пафосом). "И потом Ной пил вино, и, упившись, обнажался в шатре своем. А Хам, увидев наготу отца своего..." Знаешь это?

СЫН. Это вы написали?

СУПЕРИЙ. Нет, это он (показывает на небо). И во всей этой истории обо мне и не вспомнили. Знаешь, что это значит?

СЫН. Нет.

СУПЕРИЙ. Это означает, что я не должен вмешиваться.

СЫН. Но это же мой отец!

СУПЕРИЙ. Именно, поэтому. Это дело должно разрешиться между вами. Между Ноем и его сыновьями посредника ведь не было.

СЫН. Ведь он...

СУПЕРИЙ. Можешь поступить как Хам, или как Сим и Яфет. На выбор. Но ты должен быть сам.

СЫН. Я сам не смогу.

СУПЕРИЙ. Жаль мне тебя, но я ничем помочь тебе не могу. Нельзя мне.

СЫН. Когда он... когда он в таком состоянии...

СУПЕРИЙ. Твой отец напоследок пользуется последним моментом свободы.

СЫН. Я... я не знаю... Прошу вас.

СУПЕРИЙ. Разъясню тебе. Только война дает посредственным людям свободу. Перестают быть, кем они были, или, собственно, кем они не были.

В зависимости от происходящего. Твой отец принадлежит к первой категории. Видишь, как празднуют. Но только до завтра.

СЫН. А вы?

СУПЕРИЙ. Я никогда не был посредственностью. Мне война совсем не нужна. Наоборот, я теперь гнию, как обычная падаль.

БАБА. Ну, вы и кавалер!

ОТЕЦ. Потому что от вас жар... как от печки!

ОТЕЦ кладет руку на задницу БАБЕ.

ДЫЛДА. Бабуха-ебуха!

СУПЕРИЙ. Гнию, вот, посредственно. Тоже не понимаешь?

СЫН. Это значит, как все?

СУПЕРИЙ (кладя ему руку на голову). А ты понятливый. Теперь мне тебя и в самом деле жаль.

СУПЕРИЙ прячет бритву в несессер.

ОТЕЦ. Кру-у-гом!

БАБА. Кру-у-гом и в серединочку!

ДЫЛДА. Я-а-а-ха!

ДЫЛДА берет гармошку и присоединяется к скрипке.

ОТЕЦ (напевает). Говорила мне Марыся,

что боится очень

солдатика в карауле,

что стоит там ночью.

ДЫЛДА. Ю-у-у-ху!

БАБА (напевает). Дала бы тебе, дала,

Если бы имела.

Но моя гусыня

куда-то улетела.

ДЫЛДА. И-и-и-и-их!

СУПЕРИЙ прикрывает лицо руками, СЫН отходит от него. Музыканты ускоряют темп. ДЫЛДА, ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ, ДАМА и УЧИТЕЛЬ создают "публику" вокруг разошедшейся танцующей пары, которую ДЫЛДА подначивает еще криком и посвистыванием. Музыканты постоянно ускоряют темп, пока ОТЕЦ, не потеряв равновесие, падает и тянет за собой БАБУ; однако не выпускает ее из своих объятий. БАБА, валяясь на земле, визжит и пытается высвободиться. Смех и аплодисменты "публики". Внезапно БАБА перестает вырываться и визжать, лежащая на земле пара замирает. Одновременно замирают и музыканты, а "публика" перестает аплодировать и смеяться.

СЦЕНА 5

Теперь все происходит во внезапно измененном, замедленном темпе, как будто бы все насторожились и затаились. В абсолютной тишине (слышно только дыхание ОТЦА) все сосредоточились вокруг лежащей на земле пары, окружив ее. ОТЕЦ медленно поднимает БАБЕ юбку. ДЫЛДА откладывает гармошку и освещает пару электрическим фонариком. СЫН подбегает к ДЫЛДЕ.

Опять смена темпа на быстрый, стремительный. СЫН пытается вырвать из рук ДЫЛДЫ фонарик. После непродолжительной возни, когда бледный луч фонарика мечется во всех направлениях, ДЫЛДА отталкивает СЫНА. Тот падает, приподнимается, становится на четвереньки. ДЫЛДА освещает его фонариком, потом пинает его под зад. СЫН опять падает. ОТЕЦ поднимется с БАБЫ.

Опять изменение, т.е. замедление темпа.

ОТЕЦ (к ДЫЛДЕ, тихо, но отчетливо). Ты на сына?..

ДЫЛДА поворачивается и опять освещает ОТЦА фонариком; светит ему прямо в глаза, ослепляя его. ОТЕЦ, тем не менее, уверенно приближается к ДЫЛДЕ.

ОТЕЦ. Ты на ребенка, сукин сын?!

ДЫЛДА достает из-под плаща топор. ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ, за спиной ОТЦА, тянется к кобуре за пистолетом. ОТЕЦ продолжает приближаться к ДЫЛДЕ, заносит руку, сжав ее в кулак, для удара. Издалека доносится и медленно нарастает неторопливый, размеренный стук колес приближающегося поезда.

БАБА. Едет!

Этот крик снимает напряжение. Изменение темпа, т.е. ускорение. ДЫЛДА гасит фонарик и прячет топор под плащ, ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ возвращает пистолет в кобуру, СЫН встает с земли. БАБА бросается к багажу, подгоняет ДЕВУШКУ. СЫН поднимает плащ и помогает ОТЦУ одеться. ДАМА подбегает к СУПЕРИЮ и, прерывая одиночество мужчины, начинает собирать его в дорогу. Все суетятся, собирают вещи, после чего выстраиваются в глубине сцены, вдоль рельсов, спиной к зрителям. Только МУЗЫКАНТ сидит неподвижно.

СЦЕНА 6

Судя по звуку, поезд уже должен быть перед ними, но его не видно; это поезд-невидимка. Медленно, раскачиваясь, тяжело груженые товарные вагоны стучат колесами по рельсам - медленно, размеренно, монотонно. МУЗЫКАНТ начинает очень тихо играть "Городок Бэлз".

Собравшиеся неподвижно стоят вдоль рельсов, застыв в ожидании. Поезд удаляется, но стук колес ещё долго слышен. Когда он затихает, смолкает и музыка.

СЦЕНА 7

Все медленно и сонно расходятся. Начинают разговаривать вполголоса, словно обезличенно.

БАБА. Это не наш.

ДЫЛДА. Наш бы мы увидели.

ДАМА. Это не мы.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Мы ехали, а их везли.

УЧИТЕЛЬ (деловито). Товарняк.

Так же, медленно и сонно, все собираются на ночлег вокруг костра. Только СЫН стоит среди них неподвижно. Когда они садятся или ложатся, разговаривают еще тише.

БАБА. Ничего не едет...

ДЫЛДА. Ничего не слышно.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Показалось.

УЧИТЕЛЬ. Так, мираж...

СУПЕРИЙ приподнимается на локте.

СУПЕРИЙ. Мираж?

ДАМА. Спи, любимый. (Укладывает его обратно рядом с собой, укутывая меховым воротником.)

Все ложатся и засыпают. СЫН продолжает стоять неподвижно среди лежащих, а МУЗЫКАНТ сидит, как и сидел на протяжении всех сцен, возле костра, спиной к зрителям, и теперь, когда перестал играть, тоже замер. Костер начинает гаснуть.

Спустя минуту, МУЗЫКАНТ встает и, уже не простукивая дорогу тростью, ведет себя как вполне зрячий; подходит к тому месту, где возле ДАМЫ отдыхает СУПЕРИЙ.

МУЗЫКАНТ (наклонившись над СУПЕРИЕМ, вполголоса). Пора уже?

МУЗЫКАНТ ожидает в молчании. СУПЕРИЙ осторожно встает, чтоб не разбудить спящей подруги. МУЗЫКАНТ направляется в правую сторону, СУПЕРИЙ берет несессер, в котором находится бритва, и идет за МУЗЫКАНТОМ. Останавливается, оборачивается и смотрит на СЫНА, который является свидетелем всего происходящего. Мгновение СЫН и СУПЕРИЙ смотрят друг на друга, затем СУПЕРИЙ поворачивается и молча выходит направо, вслед за МУЗЫКАНТОМ.

Когда СУПЕРИЙ вышел, СЫН подходит к тому месту, где спит беременная ДЕВУШКА; ложится рядом с ней, но не как мужчина, а как ребенок. Прижимается по-детски к ее плечу, как к матери. ДЕВУШКА просыпается и, оценив ситуацию, так же естественно, по-матерински, заботливо гладит его по голове.

СЫН (по-детски, жалобно). Я не хочу, не хочу...

Затемнение. Слышна только мелодия "Интернационала", исполняемая на скрипке...

ЭПИЛОГ

СЦЕНА 1

Ясный, солнечный день. Сцена пуста. С правой стороны входят ОТЕЦ и СЫН, как в начале первого акта. СЫН прихрамывает.

ОТЕЦ. Тяжелое похмелье было у меня вчера. До сих пор голова трещит. А ты как себя чувствуешь?

СЫН. Нормально.

ОТЕЦ. Совсем ничего?..

СЫН. Нет.

ОТЕЦ. Надо же, одного так прихватит, а другому хоть бы что. Это, наверное, оттого, что ты молод. Молодого болячки обходят стороной. Черт побери, опять пешком надо идти!

СЫН. Далеко еще, батя?

ОТЕЦ. Дальше, чем ближе, не бывает. Говорил же тебе, что поезда еще не ходят. Столько времени впустую! (Смотрит искоса на СЫНА, неуверенно и виновато.) И голова эта еще...

СЫН. Не переживай, отец.

ОТЕЦ (вздыхает с облегчением, но он не совсем уверен, что все уладилось). Конечно, всякое бывает...

Некоторое время идут молча.

ОТЕЦ. Что это с тобой - хромаешь?

СЫН. Я? Совсем нет, отец.

ОТЕЦ. Однако, я вижу.

СЫН. Да ничего, отец, идем.

ОТЕЦ. Ничего, ничего, а хромаешь. Наверное, ботинок ногу натер. Они на тебя уже малы.

СЫН. Нет, нормальные.

ОТЕЦ. Какие там нормальные. Растешь, вырос уже... Нужно купить новые.

СЫН. Не нужно, отец.

ОТЕЦ. Я знаю, что говорю. Купим тебе солидные, довоенные.

СЫН. Как это довоенные, когда война уже закончилась?

ОТЕЦ. После войны, но довоенные... Не стану же я тебе покупать что попало.

Идут. ОТЕЦ посматривает на СЫНА, который явно хромает, хотя и пытается это скрыть.

ОТЕЦ (останавливается). Садись.

СЫН. Так ведь нужно идти.

ОТЕЦ. Садись, когда тебе говорят. Не будешь тащиться с болью. Нужно как-то помочь.

СЫН послушно садится.

ОТЕЦ. Снимай!

СЫН снимает ботинок. ОТЕЦ садится рядом и тоже начинает снимать ботинки.

ОТЕЦ. Снимай второй.

СЫН снимает второй ботинок. ОТЕЦ подает ему свои ботинки.

ОТЕЦ. Примерь мои.

СЫН обувает отцовские ботинки.

ОТЕЦ. А теперь встань и пройдись.

СЫН встает и делает несколько шагов вперед.

ОТЕЦ. Не жмут? Подойди сюда.

СЫН подходит к ОТЦУ и встает перед ним, ОТЕЦ ощупывает носки ботинок.

ОТЕЦ. Как влитые! (Надевает ботинки СЫНА.) Смотри, как вырос - уже мой размер подходит. (Возится с ботинками СЫНА, которые ему явно малы.)

ОТЕЦ. Удивительно. Твои мне тоже подошли.

СЫН. Должны быть малы.

ОТЕЦ. Откуда! Пальцы распрямить не могу, что ли?.. Мои уже были мне велики. (Заканчивает зашнуровывать ботинки, встает и притопывает, морщась от неудобства.)

СЫН. В самый раз! Вот, увидишь, все будет хорошо.

С левой стороны входят ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ и ДЫЛДА.

СЦЕНА 2

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ в том самом коротком полушубке, что и раньше, но уже без ремня и оружия. Вместо фуражки на голове у него "гражданская" шляпа. У ДЫЛДЫ - тот же, просторный форменный плащ Вермахта, без знаков различия, та же гражданская кепка с козырьком; на плече - гармошка.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. О, кого я вижу!

ОТЕЦ поднимает с земли камень и, прикрывая собой СЫНА, ожидает подходящих.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ (приподнимая шляпу). Мое почтеньице!.. Как же так, не узнаете меня?

ОТЕЦ. Я же поручика Зелинского...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Какого поручика! Гражданина Зелинского.

(К ДЫЛДЕ.) Ты знаешь какого-то поручика Зелинского?

ДЫЛДА отрицательно мотает головой.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Вот видите.

ОТЕЦ. Так вы уже не поручик?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Какой поручик! (К ДЫЛДЕ.) Разве я был когда-нибудь каким-то поручиком?

ДЫЛДА. Господин поручик? Никогда!

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ (грозно). Какой господин поручик?

ДЫЛДА. Я хотел сказать, гражданин поручик...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Какой гражданин поручик?

ДЫЛДА. Господин Зелинский...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Какой господин Зелинский?

ДЫЛДА. Гражданин Зелинский.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Вот!

ДЫЛДА (делает стойку "смирно"). Так точно!

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Вот видите. Ну, так как - пойдете с нами?

ОТЕЦ. В армию?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. В какую армию? Теперь другие времена. На Запад.

ОТЕЦ. Далеко?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Чем дальше, тем лучше!

ОТЕЦ. А зачем?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. За новой жизнью. (К ДЫЛДЕ.) Разве не так?

ДЫЛДА кивает, поддакивая.

ОТЕЦ. А что будет со старой?

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ красноречиво протягивает пальцем по горлу.

ОТЕЦ. Когда я с сыном...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Ничего вы здесь уже не высидите. По старой дружбе советую вам, здесь уже не до игр...

ОТЕЦ. Но я ведь к жене...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Не хотите, значит, новой жизни?

Слышен монотонный гул самолетов, пролетающих на большой высоте. ОТЕЦ, СЫН, ДЫЛДА и ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ смотрят в небо.

ОТЕЦ. Летят...

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Это уже последние.

Пауза.

ОТЕЦ. Ну и высоко...

Смотрят в небо, пока слышен гул, потом все, кроме ОТЦА, опускают головы.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Ну, так что, идете?

ОТЕЦ не отвечает, продолжая всматриваться в небо.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ (к ОТЦУ). Вы что, глухой?

ОТЕЦ переводит взгляд на ПОРУЧИКА ЗЕЛИНСКОГО.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Так вы идете с нами или нет? Последний раз спрашиваю.

ОТЕЦ. Я возвращаюсь домой.

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ. Ну, как хотите. Это не мое дело. (К ДЫЛДЕ.) Вперед, пионеры... на Запад!

ПОРУЧИК ЗЕЛИНСКИЙ и ДЫЛДА уходят.

СЫН. Они уже не вернутся?

ОТЕЦ (грубо). Не говори глупостей!

Идут направо. Слева входят ДАМА и УЧИТЕЛЬ.

СЦЕНА 3

УЧИТЕЛЬ. А-а, старые знакомые!

ОТЕЦ приподнимает шляпу.

УЧИТЕЛЬ. Вам в какую сторону? А мы вот - в столицу.

ОТЕЦ. Разве не домой?

УЧИТЕЛЬ. Нет возврата к старому мусору. Развеял его ветер истории.

ОТЕЦ. Как это? И дом развеял?

УЧИТЕЛЬ. Я говорю метафорически.

ДАМА. Они, наверное, не знают, что такое метафора. Знаете?

ОТЕЦ. Вроде, как...

ДАМА. Ничего, научитесь. У нас есть колоссальная программа воспитания, перевоспитания и сотрудничества. ( СЫНУ.) Особенно мы рассчитываем на молодое поколение.

УЧИТЕЛЬ. Программа строительства, восстановления и надстройки. Огромная задача! Вы ведь из народа?

ОТЕЦ. Я?.. Того... как бы это выразиться...

УЧИТЕЛЬ (с усердием пожимает руку отца). Мне очень приятно. Мы скоро начнем засыпать вековую пропасть между простым людом и образованными... Ни минуты промедления!

ДАМА. Вы должны знать, добрый человек, что являетесь двигателем истории. Господин учитель вам все объяснит.

ОТЕЦ. Мы должны поторопиться...

УЧИТЕЛЬ. Вот именно. Наступило время колоссального ускорения! Мы, интеллигенция, необходимы в деле утверждения и укрепления...

ДАМА. И подъема...

УЧИТЕЛЬ. А я что говорю?.. В деле подъема, распространения

и утверждения. Нас, интеллигенцию, недооценило общество, построенное

на выгоде, купле и продаже. Мы были отодвинуты на обочину обществом вульгарной материи, мы, естественной стихией которых является мир идей. Но этому пришел конец.

ДАМА. Навсегда!

УЧИТЕЛЬ (потирая руки). Мы еще сыграем роль, сыграем роль...

ДАМА. Историческую!

СУПЕРИЙ (входя слева, за спинами ДАМЫ и УЧИТЕЛЯ). Все именно так.

СЦЕНА 4

СУПЕРИЙ одет по-прежнему, каким мы его видели в последний раз. Никаких признаков больной ноги не видно. Под руку с ним идет красивая ЖЕНЩИНА, которая одета в ниспадающие, прозрачные одежды, украшенные цехинами и драгоценностями; она вся как будто из сна театрального художника оперетки о Ближнем Востоке.

УЧИТЕЛЬ. Вы опять здесь?

СУПЕРИЙ. Не насовсем. И ненадолго. У меня другие дела. Хотел только показать моей подруге места моего детства, мои околицы, образно говоря, мой background?. Она никогда здесь не была; для нее все это - экзотика. И, заодно, хочется посмотреть, что здесь происходит в последнее время. (Обращаясь к БАЯДЕРКЕ.) Видишь, любимая? Все именно так, как я и предвидел: окончательный и бесповоротный триумф посредственности.

БАЯДЕРКА утвердительно кивает головой. УЧИТЕЛЬ смотрит на ДАМУ, а та - на БАЯДЕРКУ.

СУПЕРИЙ. Я был прав, когда решил покинуть вас. Решил в последний момент.

ДАМА. Кто эта выдра?

СУПЕРИЙ. Что с тобой, Мушка? Ты ревнуешь? Теперь, когда... (смотрит многозначительно на УЧИТЕЛЯ.)

УЧИТЕЛЬ. Вот именно, Мушечка, не забывай, что это он тебя бросил. А потом - мы должны исполнить историческую миссию.

СУПЕРИЙ. Я надеялся, что ты меня извинила. Ушел для твоего же блага, потому что, как оказалось, мы не были подходящей парой. По моей вине, признаю. Не сумел тебя любить так, как ты того заслуживала. Был вечным должником твоей любви.

ДАМА. Какой любви?..

СУПЕРИЙ. Твоей ко мне.

ДАМА. Ха-ха, тот эгоизм ты называешь любовью?

СУПЕРИЙ. Эгоизм был моим, а любовь - твоей.

ДАМА. Это преувеличенное внимание к одной особе, в полной изоляции от общества и его жгучих проблем?

УЧИТЕЛЬ. Мушка, а ты не преувеличиваешь?

ДАМА. Тот мелочный субъективизм? Это была не любовь. Это было типичное отражение продуктивных отношений, при которых общественные средства производства остаются в руках частников.

УЧИТЕЛЬ. Однако, Мушечка...

ДАМА (к УЧИТЕЛЮ). Молчи! (К СУПЕРИЮ.) Если тебе казалось, что я тебя любила, так знай - никогда!

СУПЕРИЙ. Без проблем, Мушка... Без проблем.

ДАМА. Это были не чувства. Я только теперь полюбила!

СУПЕРИЙ (к УЧИТЕЛЮ). Я вас поздравляю!

ДАМА. Я люблю человечество, а особенно - массы! (Обнимает ОТЦА.)

ОТЕЦ (отстраняясь). Не нужно, не нужно...

ДАМА. Вот это настоящая любовь. Правдивая. Только теперь я чувствую, что создана для настоящей любви. До этого ничего не было... (внезапно меняет интонацию с патетической на искреннюю, переходя на крик). Кто эта выдра!?

СУПЕРИЙ. Ты ведешь себя неподобающе. (К БАЯДЕРКЕ.) Не обращай внимания, Клео, сама понимаешь...

УЧИТЕЛЬ. А вы не местная?

СУПЕРИЙ. Кто, Клеопатра? Разумеется, нет. Мы встретились сразу же после моего выступления во времени-пространстве, и с первого взгляда пришлись друг другу по вкусу. Это и есть изначальное достоинство небытия: можно самому себе выбирать общество.

УЧИТЕЛЬ (кланяясь КЛЕОПАТРЕ). Целую ручки. Так вы аж из Египта?

ДАМА (грозно, предостерегающе). Владик!

СУПЕРИЙ. География и история не имеют никакого значения за пределами временно-пространственной системы. Брать во внимание нужно только свойства характеров и темпераментов, общий уровень, то есть, одним словом, обоюдополое притяжение на основе сходства личностей. Правда, Клео?

КЛЕОПАТРА прижимается к СУПЕРИЮ, который ее обнимает.

УЧИТЕЛЬ. Вы позволите представиться.

ДАМА. Владик, хватит! Идем домой!

ОТЕЦ. А-а-а, так уже не в столицу?

ДАМА хватает УЧИТЕЛЯ за руку и энергично тянет его обратно, в том направлении, откуда они пришли. УЧИТЕЛЬ устремившись за ДАМОЙ, продолжает оглядываться в сторону КЛЕОПАТРЫ и СУПЕРИЯ. Прежде чем скрыться за кулисами, он вежливо приподнимает шляпу; СУПЕРИЙ отвечает на поклон, приподняв свой саквояж. ДАМА и УЧИТЕЛЬ удаляются. Короткая пауза.

СУПЕРИЙ. Вот и нам нужно возвращаться. Зашли ведь только на минутку. (Приподнимает шляпу, кланяется ОТЦУ.) Желаю удачи!

ОТЕЦ отвечает поклоном, СЫН делает движение ногой, как этому учили когда-то мальчиков в школе. СУПЕРИЙ и КЛЕОПАТРА, держась под руки, идут направо.

СЫН. Извините, господин...

СУПЕРИЙ (останавливаясь). Да, слушаю?

СЫН указывает влево.

СУПЕРИЙ. Благодарю тебя, мой мальчик, но в нашей ситуации направления совсем ничего не значат.

КЛЕОПАТРА улыбается парню и на прощание машет ему рукой, уходя с СУПЕРИЕМ в правую сторону.

СЦЕНА 5

ОТЕЦ (глядя им вслед). Вежливый господин...

СЫН. А дама какая красивая...

ОТЕЦ (вздыхая). Чего только не бывает на этом свете.

СЫН. О чем они говорили?

ОТЕЦ. Это не для наших умов.

СЫН. А я хотел бы знать.

ОТЕЦ. Что знать?

СЫН. Все.

ОТЕЦ. Это не так просто. Поймаешь за один конец - другой ускользнет. Побежишь за другим - с первым не справишься. И так со всем в этой жизни.

СЫН. Так что же делать, отец?

ОТЕЦ. Нужно брать за средину.

СЫН. Это как?

ОТЕЦ. Человек должен быть порядочным и все тут. Понимаешь?

СЫН. Кажется, да.

ОТЕЦ. Никаких "кажется". Это или понимаешь, или нет! (Пауза.) Понимаешь?

СЫН. Понимаю.

ОТЕЦ. Точно?

СЫН подходит к ОТЦУ, касается его руки. Пауза.

СЫН. Да, отец, теперь точно понимаю.

ОТЕЦ, помолчав, достает большой носовой платок, громко сморкается и прячет платок обратно

в карман.

ОТЕЦ. Ну что, теперь идем?

Они уходят. ОТЕЦ идет впереди, прихрамывая в тесных ботинках СЫНА; сделав несколько шагов, он останавливается, поднимает голову и смотрит в небо.

СЫН тоже останавливается и также смотрит в небо, словно хочет увидеть то, что видит там ОТЕЦ.

ОТЕЦ (поднимает руку и говорит, указывая пальцем в небо). Этим уж точно хорошо.

ОТЕЦ опускает голову и руку, и идет дальше;

СЫН следует за ним.

ОТЕЦ. А мы должны пешком...

Затемнение.

Контактныe телефоны:

8 (812) 404 61 96 - дом.

8 911.835 6496 - моб.

e-mail: [email protected]

ЮРИЙ

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ВОЙНЫ..?

(разгадывая Мрожека)

Славомир Мрожек давно и хорошо известен в России, можно даже сказать - "популярен". Пожалуй, больше всех остальных польских драматургов ХХ века. Не исключено, что и в ущерб другим. К примеру, своему несколько старшему коллеге Т. Ружевичу. В первую половину века, к Виткевичу или Гомбровичу, мы удаляться не станем.

О всемирной славе Мрожека, о постановках его пьес по всему миру (включая обе Америки, Японию, Австралию и многие другие страны), говорить излишне, как и о его бесчисленных литературных премиях. Это всем хорошо известно. Например, в течение шести лет, на рубеже 80-90 годов, в Европе состоялось три Международных театральных фестиваля (Амстердам, Краков, Стокгольм), представлявших спектакли исключительно по его пьесам. Кто из ныне живущих драматургов может похвалиться подобным?..

Знаменитый варшавский журнал "Диалог" уже более полувека, не покладая рук, "раскапывая" все лучшее на полях мировой и своей, польской, драматургии, опубликовал, начиная с 1958 года, 26(!) пьес "начинающего", "известного", "зрелого", а теперь - "знаменитого европейского писателя". Больших, маленьких, очень маленьких... и даже "радио". "Современная драматургия", можно сказать, младшая сестра своего легендарного заграничного брата, за двадцать лет напечатала 8, а с нынешней - 9 больших пьес! Согласитесь, не такой уж и плохой результат для "младшей сестры"?.. (Это при том, заметьте, что их взрослые "папы", из большой политики, без конца мутузят друг друга, как дети в песочнице. Сколько лет? Да с малолетства. Годы покоя долго не длятся...)

Если прибавить к этому еще 20 пьес, которые мы прочли благодаря стараниям переводчиков "Иностранной литературы", "Театра" и канувшего в небытие ВААПа (да, не забудьте еще "Молодую гвардию" и лично А.Базилевского с "Вахазаром"!), так можно быть уверенным, что никто в Европе так хорошо не знает нашего знаменитого соседа, как мы. Просто - на короткой ноге!.. (Правда, этой осенью наш вечный эмигрант опять покинул Польшу; на этот раз, видимо, навсегда?..)

"Пешком", неизвестная в России пьеса, хорошо знакома полякам и любима польским театром. Об этом говорит лишь тот факт, что одними из первых её постановщиков были такие замечательные режиссеры, как Ежи Яроцкий и Кристиан Люпа! Е.Яроцкий ставил её даже дважды: в 1981 г. в варшавском театре "Драматычны", а позже - со своими студентами в краковской Высшей театральной школе. За первые десять лет во всех крупных городах Польши состоялось 11 премьер "Пешком" и 9 за рубежом - во Франции, в Голландии, в тогдашней Югославии и даже две в ФРГ! Пьеса продолжает ставиться на польских сценах и по сегодняшний день. Хотя она, бесспорно, не так популярна, как другие, более политически окрашенные пьесы; интерес к такому театру у поляков не иссякает, в отличие от нашего театрального зрителя (особенно - двух столиц), с очень короткой, как оказалось, исторической памятью.

Последняя по времени премьера, состоявшаяся в прошлом году, была двадцатой по счету в польской биографии пьесы. Учитывая масштабы страны и количество театров (с оглядкой на Россию, например), цифра эта довольно внушительная. Заметим попутно, что если несколько лет тому польский театр выпускал в сезон примерно по пять спектаклей по Мрожеку, Гомбровичу и молодому М. Вальчаку (иногда их превосходил Т. Ружевич, к примеру, с десятью постановками в сезоне 2006/07гг.), так в последнем сезоне 2008/09 гг. появилось, кроме "Пешком", еще семь мрожековских премьер. В Польше это почти рекордное число; не забывайте все-таки о количестве театров в стране!

"Пешком" стоит особняком в творчестве писателя, она совсем не похожа на то, что мы читали или видели раньше. Особенно - видели! "Пешком" совсем не принадлежит драматургу, которого называют корифеем и наследником театра абсурда. (Ведь у нас в театральном быту-бытие Мрожек, через запятую, всегда следовал за Беккетом и Ионеско; иногда, правда, вспоминали еще об Аррабале и Жарри.) В этой пьесе вы не найдете привычного сатирика и парадоксалиста, здесь нет знакомых следов гротеска, фарса или буффонады. Нет здесь и свойственной Мрожеку, как и драматургам-абсурдистам, схематичности персонажей и умозрительности архитектуры сюжета. В этой пьесе вы не найдете Мрожека-политического обличителя, страстного апологета демократии, непримиримого критика социалистической действительности или коммунистической идеологии.

Одним словом - она не укладывается в давно привычный для нас образ Мрожека-"бесстрастно-интеллектуального" драматурга, как в устоявшийся стереотип его стиля, его почерка, так и в круг его излюбленных тем. Не исключено, что "Пешком" может разочаровать давних поклонников драматурга. Очень уж она "скромна", т.е. - проста, прозрачна, как музыкальный этюд, как акварельный эскиз... далека от "Танго", "В открытом море", "Полиции", "Бойни", "Стрип-тиза" и прочих знаменитых пьес, ставших классикой ХХ века. Но пьеса эта, бесспорно, приобретет новых поклонников, тех, кто отчетливой репризно-эстрадной ясности его гротескно-абсурдного текста, предпочитает Моне, Тёрнера, Борисова-Мусатова... Может статься, что не только новых, но еще и молодых?..

"Пешком" Мрожек написал в Париже в 1980 году, и тут же пьеса была опубликована на родине. Почему в Париже, вдруг, о польской реальности 1945 года? "Сквозь мастера смотри на мастерство" - помнится, советовал один знаменитый англичанин...

Книга воспоминаний "Валтасар. Автобиография", вышедшая в 2006 году (спустя два года она появилась у нас в издательстве "НЛО"), проливает свет на истоки рождения этой пьесы. Действительный эпизод из жизни Мрожека, которому зимой-весной 1945 (время действия пьесы) едва исполнилось четырнадцать лет, лег в основу сюжета "Пешком". После отступления немцев Славомир с отцом отправились из одной деревни, невдалеке от Кракова, на поиски матери, что находилась где-то в другой, дальней деревне. "Путешествие неожиданно оказалось долгим и опасным... после ухода немцев страна превратилась в пустыню без всяких средств связи. Все боялись темноты, бандитов..." - вспоминает Мрожек в "Валтасаре". Они с отцом вышли рано и осторожно продвигались пешком весь день через поля, леса и овраги. Брошенные ящики, солома, котелки и канистры на земле, железная дорога без поездов (по которой еще недавно перевозили военнопленных, а на станциях гестаповцы проверяли документы и гоняли спекулянтов), открытое шоссе с движущимися автоколоннами, которое необходимо незаметно пересечь - все, что находим в пьесе - все это из реальной зимы-весны сорок пятого года. Это было время, когда в лесу из-за дерева в любой момент мог выйти немец, русский или власовец, переодетый в немецкий мундир. Кто угодно. И было совершенно не понятно, чем для тебя закончится эта встреча.

Но это лишь внешняя канва сюжета, пьеса Мрожека не исчерпывается только этим "пейзажем после битвы", она не ограничивается одним календарным днем сорок пятого года. Магнит притягательности и обаяние пьесы совершенно в другом... Самое удивительное в ней - Сын, четырнадцатилетний подросток, который бесспорно является героем "Пешком", не смотря на то, что на это место вправе претендовать половина мрожековских персонажей. Один среди взрослых - очень разных, очень странных, а порой и страшных! - среди взрывов, грохота канонад, воя самолетов, далеких ночных автоматных очередей. В открытом поле или темном лесу он с любопытством и страхом всматривается в окружающий новый для него мир. (Так же он смотрит и на собственного отца.) Война заканчивается, и он должен с общей дороги свернуть на свою, собственную. В "Валтасаре" Мрожек пишет: "Начало и конец войны определили границы самого важного для меня периода". В одном из немногочисленных интервью писателя, данном полутора десятками лет раньше, находим расшифровку этого позднего признания: "Мне было девять лет, когда бесконечно взрывающейся бомбой грянула вторая мировая война. Мир моего детства разрушился. Я очутился в бездонной пропасти, существовал в состоянии непрерывного тупого шока. Последние месяцы войны совпали с моим возмужанием. Словно со стороны посмотрел я на мир детства... И стал осознавать собственную индивидуальность и то, что существует другой мир. Мои взгляды и стремления перестали совпадать с мировоззрением окружающих."

Бесспорно, все происходящее в пьесе мы видим глазами четырнадцатилетнего подростка. Внешне всё очень просто: идут отец с сыном, неизвестно откуда и куда, встречая по дороге различных людей, становясь свидетелями различных событий и разговоров... Познание мира взрослых и мира

вообще - кажется это было очень важно для Мрожека в 1980 году (да и в 2006, когда он, вспоминая свое отрочество, писал "Валтасара"). Ах, эта юношеская слепота, сладкое неведение будущего, будущей "мирной" жизни в новой стране после 1945 года! Это очень пронзительная, видимо, для автора тема. И очень сегодняшняя... Поэтому так запоминается короткая сцена ночного разговора Сына (сына без отца) с другим явным героем пьесы Суперием среди общего пьяного веселья во втором акте.

Вообще по всей пьесе рассыпано, будто с разорвавшейся нитки жемчуга, много удивительных сцен. Пьеса действительно импрессионистична: что-то проступает очень ярко, что-то в дымке, то ли прошлого, то ли будущего... В ней скрыто много тайн, каждый маленький поворот сюжета таит в себе бесчисленное количество новых загадок... и еще больше вопросов! Кому-то она напомнит "И корабль плывет" Ф.Феллини, а кому-то "В ожидании Годо". Она немногословна, как всегда у Мрожека, будто шифр, который требует разгадки. Каждый волен разгадывать шифр Мрожека по-своему. У каждого родятся свои ассоциации, параллели... и ответы. Текст не главное в этой пьесе; суть в ситуации и как в ней проявляются характеры, в "вечности" очень конкретно-календарного сюжета...

Но Мрожек не был бы Мрожеком: в финале он не удержался и сочинил фантасмагорический эпилог. Здесь он опять вернулся к своему привычному языку гротеска, ибо "новая" социалистическая действительность уже весной 45 года начала проявлять свои будущие абсурдные черты и без фарсовых красок, как оказалось, здесь никак! Эпилог - мощный пародийный финальный аккорд, факсимиле великого мастера, автограф, полный иронии и горечи, совершенно не разрушает основную ткань пьесы, а просто напоминает нам на минуту чью пьесу мы читаем. (Заметим в скобках, что прототипом Суперия в Польше многие считают С.И.Виткевича, неординарную художественную личность, знаменитого художника и писателя межвоенной поры. В первые дни сентября 1939 года он уходит из Варшавы на Восток, вглубь страны. А через две недели заканчивает жизнь самоубийством в лесу у какой-то восточной деревушки, предчувствуя неизбежную встречу с приближающейся русской армией. Заметьте: в лесу, и также - "пешком"...) И ещё: вскоре после премьеры польская критика назвала пьесу Мрожека анти-"Пеплом и алмазом". Рамки предисловия не позволяют нам удалиться в эту сторону, так что будущие режиссеры, которых заинтересует пьеса, видимо разберутся в этом любопытном факте сами.

Почему, вдруг, "Пешком" в конце сезона 2008/09 гг. с успехом поставлена А.Августинович в Гданьске, а незадолго перед этим К.Кутцем - в знаметитом краковском "Старом театре"?.. И уж совсем удивительно: в 2008 году состоялась премьера в национальном театре Ирана!.. Это лишний раз говорит не только о популярности Мрожека, но, что более значимо сейчас для нас, еще о чем-то... очень важном, что сокрыто в этой пьесе. Чем же так ценна пьеса, написанная тридцать лет тому? Почему приходится так "впору" сегодня?.. Может быть одна из тайн пьесы в том, что Мрожек и в 1980 году, и в 2006 в "Валтасаре", и в 2009, навсегда покидая Польшу (вспомним ещё и о спектакле в Тегеране), прекрасно понимал: война еще не закончилась... Она продолжается и по сей день. Пьеса Мрожека оказалась очень пророческой - в ней запечатлен не только будущий распад польского общества, но даже и дезинтеграция нашего нынешнего (!). Панорама польской действительности 45-го года ничем не отличается от нашей родной сегодняшней реальности образца 2010 года... В этом величие этой "очень простой истории" и... гений драматурга! Выйдете ночью на улицы Москвы - и вы переживете все то же, что и герои Мрожека... С точно такой же неизвестностью в финале.

Хочется думать, что "Пешком" приживется на русской сцене. Своим реалистично-психологическим обликом она близка "Эмигрантам", в последнее десятилетие, пожалуй, самой популярной пьесе драматурга в наших широтах. "Пешком" слишком далека от Беккета и Ионеско, пьеса эта очень славянская. По тонкой психологической проработке характеров, по интенсивной и непрерывной внутренней жизни персонажей можно предположить, что она вообще - русская...

Остается только порадоваться, что эта, одна из лучших пьес Мрожека, почему-то не замечаемая нашими переводчиками раньше (?), стала, наконец, доступной русскому читателю и дополнит отечественную "коллекцию" Мрожека-драматурга, без которой она явно была бы неполной. Вспомнилось давнее интервью писателя: "Я всегда мечтал о советской публике и очень рад, что мои пьесы, наконец, достигли её - признавался писатель в1988 году М.Зониной в Париже. - Ваша публика совершенно особая, иной и сам дух восприятия. Это мне кажется по-настоящему "моя" публика. Да и сам я "оттуда", так что понятно, почему мне так приятно слышать всё, что вы говорите о моем успехе в вашей стране. Опыт и традиции культуры у нас общие, и этот зритель мне гораздо ближе, чем западный, - и связь и понимание гораздо глубже".

И последнее. Как всегда, с приближением очередной юбилейной даты Победы в Отечественной войне, театры по давней российской привычке, вдруг активизируются и начинают искать, "что бы поставить" к дате? И как всегда, увы, все заканчивается одним и тем же десятком всем известных произведений. Они почти неизменны на протяжении десятилетий; девяносто девять процентов пьес, романов, повестей только меняются местами и городами. Новые названия появляются крайне редко. Почему-то режиссеры и завлиты (там, где они еще остались) с завидным упорством забывают о зарубежной драматургии. Ведь о второй мировой войне много писали в европейских странах; об угрозе фашизма беспокоились даже американцы. Ведь и "Опять они поют" М.Фриша, и "Затворники Альтоны" Ж-П.Сартра, и "Это случилось в Виши" А. Миллера - признанные шедевры театра ХХ века. Есть много достойных пьес о второй мировой войне и в восточноевропейских странах... Теперь в этом ряду стало на одну хорошую пьесу больше!

Бесспорно, на афише будущего спектакля "Пешком" легко представить надпись в правом верхнем углу: "окончанию Второй мировой войны - посвящается". Ведь никто же не напишет: "окончанию Второй мировой войны, которая еще идет"?..

ЮРИЙ КОБЕЦ

"Современная драматургия",

N 2 - 2010 г.

* по католическому обряду (здесь и далее - прим. переводчика)

* Стой! Кто идёт? (нем.)

? Князь Тьмы (франц.)

здесь игра слов: от французского "L'eau de Pologne" (Кёльнская вода, т.е. - одеколон.)

? Живо! (нем.)

? Кстати (лат.)

? "Голубка" (исп.)

? Здесь - "детская площадка у дома" (англ.)

Оставить комментарий © Copyright Мрожек С. (lottin55@gmail.com) Размещен: 15/07/2017, изменен: 15/07/2017. 110k. Статистика. Пьеса; сценарий: Драматургия Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Перевод с польского Юрия Лоттина.

Мрожек С. : другие произведения.

Пешком