Мы спустились вниз, чтобы мамочка снова могла навестить Матё и спеть ему колыбельную. Она пела, я сидел на скамье у окна и смотрел вверх на узкое окно под потолком, похожее на цель почтового ящика. Снаружи шел дождь, на стекло с той стороны налипали крошки земли из лужи. Однако мамочка бы огорчилась и долго плакала потом, если бы я просидел так все время. Чтобы я тоже мог подходить к Матё, для меня сделали раскрашенную восковую копию, а мамочка подходила к настоящему Матё. Он успел стать мумией до того, как начались дожди. Мамочка клала руки на неровную коричневую голову и принималась петь. Мои руки в этом подземном помещении всегда оставались холодными, поэтому я без опасения клал их на восковую голову, но не пел.
В этот раз, перестав петь, она спросила у меня:
- Как думаешь, хорошо?
Я ответил:
- Хорошо.
- Врачи тоже говорили, что все хорошо, - сказала мамочка с горькой усмешкой, и я понял, что снова ответил невпопад. Когда-то я обожал эту женщину и ее синеватые прожилки под глазами, теперь же только старался сделать так, чтобы она раздражалась и плакала не из-за меня.
- Я принесла ему супу, - сказала мамочка и стала освобождать кастрюлю из пакета с твердым дном. Под крышкой был нарядный светло-зеленый суп из щавеля с желтой пленочкой жира. - Как ты считаешь, сколько ему оставить?
- Не знаю... Наверное, чашку, - ответил я.
- Что ты! - мамочка махнула рукой. - Чашка - это несерьезно. Нужно хотя бы литра четыре. Давай я отолью немного нам, а все это оставим ему.
- Хорошо, - тут же согласился я.
Потом она вспомнила, что принесла вязаные носочки или варежки - что-то совсем крохотное. Она присела на скамейку подле окна и стала рыться в своей пузатой витаччиевской сумке. Вещицы, которые она вязала накануне всю ночь, должно быть, завалились на самое дно, под зонт, косметичку, кошелек.
Я смотрел на мамочку, казавшуюся сейчас тонкой и молодой, когда услышал костяной стук. Мумия взмахнула руками и стала ударять себя по костлявым бокам, издавая отвратительные звуки. Мне стало страшно, что мамочка обрадуется, вскочит, подбежит и прижмет рассыпающееся тельце к груди, представил кусочки мумии на ее свитере, но нет - она не подняла голову. Усилием воли я остановил время. Чтобы только не слышать мерзкого мерного сухого стука. Мамочка с матовыми глазами замерла над своей сумкой, вытянутые капли дождя повисли в воздухе, но стук не прекратился. Мумия все равно размахивала руками, все равно.