Смит Кларк Эштон : другие произведения.

Кларк Эштон Смит. Дух места (Genius Loci)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.28*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ написан Смитом в 1932 году (опубликован в журнале Weird Tales в 1933), спустя три года после начала своего профессионального сочинительства. Г.Ф. Лавкрафт высоко оценивал этот рассказ Смита, и даже отправил несколько его рисунков Роберту Блоху, будущему автору "Психо", который на тот момент был шестнадцатилетним юношей.
   - Там очень странное место, - сказал Амбервиль, - но я даже не знаю, как передать то впечатление, которое оно произвело на меня. Любое описание прозвучит слишком просто и обыденно. Там просто луг, поросший осокой. С трех сторон поляна окружена склонами с растущей на них желтой сосной. С четвертой стороны в болотистую низину спускается мелкий ручей. Течение его все замедляется и замедляется, пока не образует замшелую заводь, которой старательно избегает даже болезненного вида ольха, чей ствол отшатнулся назад, словно не желая приближаться близко. Над водой склонилась сухая ива, а отражение мёртвого острова дерева можно увидеть на поверхности водоема, всего покрытого зеленой тиной. В этом месте не встретишь ни дроздов, ни крикливых зуйков, ни даже вездесущих стрекоз. Там же - крайне безмолвно и пустынно. Но на этом лугу царит какое-то зло, нечто настолько богохульное, что я просто не в состоянии это описать. Что-то заставило меня сделать рисунок этого места, практически помимо моей воли, ведь рисовать что-то настолько outré [Outré - франц. эксцентричный (прим. перев.)] совсем не в моем стиле. Я сделал даже два рисунка. Если хочешь, я сейчас покажу.
  
  И не дожидаясь моего ответа, художник полез в портфель. Поскольку я высоко ценил творческие способности Амбервиля, и почитал его одним из самых выдающихся пейзажистов своего поколения, то, разумеется, и так очень хотел оценить его работы. Когда он доставал две упомянутые акварели, то выражение его лица и движения рук производили впечатление странного сочетания отвращения и импульсивного порыва.
  
  
  Надо сказать, что я совсем не узнавал местность, изображенную на рисунках. Вероятно, я туда ещё не добирался, бесцельно блуждая по холмам у небольшой деревушки Боуман, в которой пару лет тому назад я купил необработанный участок земли, чтобы пожить в таком необходимом для писателя уединении.
  
  Внимательно рассмотрев оба рисунка, я нашел, что они весьма недурны. Пейзажи были написаны в характерном энергичном стиле Амбервиля. Но, вместе с тем, даже с первого взгляда стало ясно, что эти рисунки во многом чужды самому духу его творчества. Он изобразил именно то место, которое он описал. На одном рисунке была написана заболоченная заводь, наполовину поросшая водорослями. Увядший тальник склонился над ней, почти касаясь стоячей воды под таким замысловатым углом, будто нечто внезапно остановило его прямо в падении. За мертвым деревом вздымала свои узловатые корни ольха, словно в бесплодной попытке закрыться от воды.
  
  На втором рисунке водоем был уже на переднем плане, а рядом с ним находился сухой остов дерева, склонившийся на сторону. Камыши на дальнем плане, казалось, шептались между собой, слегка покачиваясь на ветру. Круто уходящий ввысь склон с соснами на самой границе луга был нарисован как сплошная стена темной зелени, а в верхней части картины оставалось немного места для куска бледного осеннего неба.
  
  Как и заметил художник, во всем этом не было ничего уж такого необычного. Но я сразу же был поражен тем непостижимым ужасом, который таился в этих казалось бы простых элементах. Нечто кошмарное скрывалось именно в этих простых составляющих, как в злобно искаженных чертах лица бесноватого. На обоих рисунках эта зловещая личность проявлялась настолько явно, как если бы одно лицо было изображено в фас и профиль.
  
  
  Трудно было выделить отдельные детали, производившие такое впечатление, но когда бы я не взглянул на рисунок в целом, оттуда на меня злобно смотрело ненавидящим взглядом порождение странной злобы, дух ненависти, отчаяния и одиночества. Само это место и являлось мрачной и сатанинской гримасой. Я ощущал, что оно может даже заговорить, произнести проклятие устами демона, или же взвиться тысячью птиц в дурном предзнаменовании. Зло, живущее здесь, было более древним, чем само человечество. Фантастическим образом луг стал походить на древнего и гнусного вурдалака. Было ясно, что он таится в засаде, поджидая ту жертву, которая может удовлетворить его голод больше, чем вялые струйки поившего его ручья.
  
   - Где же это место? - Спросил я спустя несколько минут. Невероятно, как нечто подобное может существовать в реальности, и столь же невероятно, что натуры, отличающиеся здравым рассудком, как Амбервиль, настолько могут быть настолько чувствительны к его свойствам.
  
   - Оно чуть ниже той заброшенной фермы, меньше мили по тропе в сторону Бэр-Ривер, - ответил тот. - Вы, должно быть, знаете это место. Там наверху стоит небольшой заросший сад с домом, а в безлюдной долине расположен тот самый луг.
  
   - Должно быть, это ферма старика Чапмана, - решил я. - Никаких других домов, подходящих под это описание, вдоль этой дороги нет.
  
   - Ну, кому бы не принадлежали эти земли, тот луг - самое ужасное место, с каким я когда-либо сталкивался. Я видел много пейзажей, в которых было что-то неправильное, но ничего подобного не припомню.
  
   - Возможно, там водятся привидения, - сказал я, полушутя. - Судя по всему, именно на этой поляне однажды утром старого Чапмана нашла мертвым его младшая дочь. Это случилось через несколько месяцев после того, как я сюда приехал. Предполагали, что причиной смерти стала сердечная недостаточность. Его окоченевшее тело пролежало там всю ночь, так как семья хватилась его только за ужином следующего дня. Я плохо его помню, но старик был известен своими странностями. Незадолго до его смерти, многие стали говорить, что он сошёл с ума. Точно не помню, но вроде бы его жена и дети покинули эти места сразу после происшествия, и с тех самых пор и сад, и ферма стоят заброшенными. Обычная такая сельская история.
  
   - Я не очень верю в призраков, - заметил Амбервиль, который, казалось, воспринял мои слова в буквальном смысле. - Если что-то там и есть, то это явно не человеческого происхождения. Пока я рисовал, у меня было какое-то глупое ощущение, что за мной наблюдают. Я об этом почти забыл, пока ты не напомнил про привидения. Казалось, я видел его боковым зрением, почти на краю той части местности, которую я рисовал. Это был неопрятный старикан с грязной седой бородой, угрюмого вида. Странно, что я получил подробное представление о нем, практически не видя его непосредственно. Я подумал, что это какой-то бродяга, случайно забредший на эту поляну. Но когда я повернулся к нему, то он просто исчез. Словно растворился в болоте и камышах.
  
   - Это похоже на то, как выглядел Чапман, - сказал я, - Помню, что он носил бороду, и она была практически седой, за исключением коричневой от табака слюны. Видавший виды старик, и весьма нелюбезный. Перед самой кончиной у него появился тот странный взгляд, из-за которого его и прозвали чокнутым. Я сейчас вспомнил, что о нем говорили разные вещи. Например, что он совсем забросил свой фруктовый сад, и что его часто видели на лугу в долине, где старик стоял, опустив руки и уставившись на пруд и окружающие деревья. Возможно, говорили они, этот луг и послужил причиной его сумасшествия. Однако я не припомню чтобы про это место рассказывали что-то странное, ни до, ни после его смерти. Кроме того, это достаточно уединенное место, и я сомневаюсь, чтобы кто-то туда забрел.
  
   - Я наткнулся на это место совершенно случайно, - подтвердил Амбервиль. - Густый сосновый лес закрывает его со стороны дороги... Но там было еще что-то странное. Я вышел сегодня утром с четким ощущением, что найду что-то интересное. Получилось так, что я пошел кратчайшим путем прямо в ту сторону. И надо признать, что интуиция меня не подвела.
  
   - Этот луг отпугивает меня, но настолько же и притягивает. Я должен раскрыть его тайну, если она, конечно, существует, - добавил он поспешно, - Я вернусь туда завтра утром, с красками, и начну работать над большой картиной.
  
  Я был удивлен, зная что Амбервиль предпочитает более красочную и яркую натуру для своих картин, что делало его работы похожими на работы Сорольи [Хоаки́н Сорóлья-и-Басти́да (1863 - 1923) - испанский живописец, импрессионист (прим. перев.)].
  
   - По-моему работа получится совсем не характерной для тебя, - прокомментировал я, - Вот что, мне хочется взглянуть на это место самому. Думаю, оно и правда должно быть более в моем вкусе, нежели в твоем. Если оно так заинтересовало тебя, то возможно, я найду там что-нибудь для своего страшного рассказа.
  
  Прошло несколько дней. Я был погружен в кропотливую и сложную работу над заключительными главами нового романа, а потому отложил визит на обнаруженное Амбервилем место. Мой друг, со своей стороны, был явно поглощен своей новой картиной. Каждое утро он уходил, взяв мольберт и краски, и возвращался довольно поздно, пропуская обед, на который ранее обычно являлся. На третий день он вернулся только поздно вечером. Вопреки обыкновению, он не показывал мне свои наброски, как делал раньше. Его ответы о ходе работы над картиной были довольно уклончивыми.
  
  По какой-то причине он не желал говорить об этом. Кроме того, он был явно не склонен обсуждать посещаемый им луг, и в ответ на прямые вопросы, просто повторял снова и снова примерно то же описание, что и в первый день после своей находки. Его отношение явным образом изменилось, но как - я не мог пока понять.
  
  Произошли и другие изменения. Он, казалось, потерял свою привычную жизнерадостность. Часто я ловил его на том, как он, сосредоточенно хмурился, меня удивляли тени двусмысленности в его обычно откровенных глазах. Появилась переменчивость настроения, болезненность, которые, насколько мне позволяла судить наша пятилетняя дружба, были совершенно новыми чертами его характера. Возможно, если бы я не был так занят своими проблемами, я бы смог точнее определить причину его подавленности, которую тогда отнес за счет формальных трудностей, с которыми он столкнулся при написании очередной картины. Он все меньше и меньше походил на того Амбервиля, которого я знал. На четвертый день, когда он пришел домой еще позже, я ощутил истинную мрачность, совершенно ему не свойственную.
  
   - Что-то случилось? - спросил я, улучив момент. - Ты напоролся на корягу, или это луг Чапмана с его призраками так влияет на тебя?
  
  На этот раз он, казалось, сделал над собой усилие, и постарался преодолеть свою мрачную неразговорчивость и дурное настроение.
  
   - Там кроется какая-то дьявольская тайна, - заявил он, - И я просто обязан разгадать ее, так или иначе. Я бы сказал, что это место является самостоятельным организмом, что там пребывает некая сущность. Что-то похожее на душу, которая находится в теле человека. Но у меня не получается увидеть ее, или как-то вычленить ее из остального пейзажа. Знаешь, я не суеверен, но, с другой стороны, меня нельзя назвать и упертым материалистом. Я повидал много странных вещей на своем веку. У этого луга есть свой дух или гений места, гениус лоци, как говорили древние. И раньше я подозревал, что в определенных местах можно отыскать такого духа. Но сейчас впервые понял, что эти духи обладают злой и враждебной природой. До того, когда я ощущал присутствие неких сил, то знал, что одни из них были милосердны, пускай в неясном и безликом виде, а другие - полностью равнодушны к человеческому существованию, и, возможно, даже не замечали его. Но здесь я вижу недремлющее зло, и этот луг - или воплощенные в нем силы - постоянно наблюдают за мной. Словно бы в том месте обитает голодный упырь, только и ждущий момента, чтобы сожрать меня. Это как ловушка для беспечных душ, которые могут быть пойманы и поглощены им. Но скажу тебе, Мюррей, я просто не могу обойти это место стороной.
  
  Я был поражен тем странным и даже напуганным тоном, которым было высказано его последнее предложение и сказал:
  
   - Кажется, это место тебя околдовало.
  
  Он ничего не ответил на мое замечание, видимо, не расслышав.
  
   - Есть еще кое-что, - продолжал он говорить, с лихорадочным возбуждением в голосе. - Помнишь, я упоминал о старике, который прятался где-то на заднем плане и следил за мной во время моего первого визита. Я видел его снова, и не один раз, краешком глаза. А за последние два дня старик появлялся все более непосредственно, хотя и все еще смутно. Например, когда я внимательно смотрю на сухой тальник, то между ветвей вдруг начинаю видеть злобное лицо с грязной бородой. Или иногда сквозь муть пруда появляются узловатые руки и изодранная одежда, как будто на поверхность всплывает утопленник. В то же самое время или мгновением спустя какая-то часть старика может показаться между зарослями ольхи или в камышах. Эти его проявления непродолжительны по времени, и, стоит мне пристально посмотреть в ту сторону, как морок исчезает прямо на глазах. Но я уверен, что этот старик - кем бы или чем бы он не был - просто обитатель того луга. Он не менее отталкивающий, чем все остальное на этом месте, но я чувствую, что старик не является главным источником всей мерзости.
  
   - Боже мой, - воскликнул я, - Так ты точно что-то видел. Если не возражаешь, завтра днем я присоединюсь к тебе ненадолго . Эта тайна начинает меня увлекать.
  
   - Ну конечно, не возражаю, пошли.
  
  И тут внезапно безо всякой видимой причины вернулась неестественность молчаливость последних дней. Я поймал его взгляд, брошенный исподтишка, который был весьма угрюмым и почти враждебен мне. Словно непонятная преграда, которая вроде начала падать, снова возникла между нами. Мой друг заметно помрачнел, и все мои попытки продолжить разговор потерпели неудачу - я получал лишь односложные и формальные ответы. Ощущая возрастающее беспокойство, более, чем обиду, я обратил внимание на неестественную бледность его лица, на яркий и болезненный блеск глаз, на затуманенный взгляд. В нем были видны следы болезни, словно что-то из его кипучей жизненной силы ушло из него, оставив вместо себя чужеродную энергию, весьма сомнительной и нездоровой природы. Я решил оставить любые попытки вернуть его из того сумеречного состояния, в которое он был погружен. Остаток вечера я делал вид, что читаю книгу, в то время, как Амбервиль был погружен в свое странное безмолвие. Ломая голову над тем, что произошло, я твердо решил, что обязательно схожу на луг Чапмана. Я не верил в сверхъестественные силы, но было очевидно, что это место оказывает пагубное влияние на моего друга.
  
  Проснувшись на следующее утро, я узнал от моего слуги-китайца, что Амбервиль уже позавтракал и ушел без меня, вооружившись красками и мольбертом. Еще одно доказательство его наваждения встревожило меня, но я строго следовал своему правилу работать над книгой до полудня.
  
  Сразу после обеда я проехал по шоссе, затем свернул на узкую грунтовку, которая поворачивала на Бэр-Ривер, и остановил свой автомобиль на холме у дома старого Чапмана. Хотя я не был на этом лугу, но уже имел точное представление, где он находится. Не сворачивая на еле видную тропинку в верхней части фермы, я спустился через лес в карстовую долину, которую не один раз видел с другого склона, и где находился заброшенный сад с яблоками и грушами, а также полуразрушенные строения, некогда принадлежавшие Чапманам.
  
  На дворе стояли теплые октябрьские дни, и безмятежное уединение в лесу, осенний воздух и свет, казалось, делали невозможным что-либо злобное или нечестивое. И когда я спустился на луг, то был готов рассмеяться над страхами Амбервиля, а само место показалось мне донельзя скучным и унылым. Все соответствовало его описаниям, однако я не видел никакого таинственного зла ни в пруду, ни в ветках тальника, ни в ольхе или камышах.
  
  Мой друг сидел спиной ко мне на складном табурете перед мольбертом, который он установил на участке темно-зеленой травы прямо напротив водоема. Мне показалось, что он не работает, а пристально смотрит на что-то, зажав кисть в поникшей руке. Осока заглушила мои шаги и Амбервиль не услышал, как я подошел.
  
  С огромным любопытством я заглянул ему через плечо и посмотрел на холст, с которым он работал. Насколько можно судить, картина уже была доведена до высшей степени технического совершенства. Я увидел почти фотографическое изображение пенистой воды, белесый скелет ивы, болезненного вида ольху, почти вырванную с корнем, а также группу поникших камышей. Но именно в картине я увидел тот зловещий и демонический дух - казалось, что луг затаился и смотрит на меня, словно чье-то искаженное злобой лицо. Посреди осеннего леса лежал источник злобы и отчаяния, рассадник заразы, навечно проклятый и одинокий.
  
  Снова я оглянулся чтобы увидеть это место именно таким, каким его нарисовал Амбервиль. Я видел гримасу безумного вурдалака, осторожного и полного ненависти. В то же время меня неприятно поразила неестественная тишина. Не слышно было ни птиц, ни насекомых, как и говорил мой друг, и казалось, что в эту долину проникает лишь уставший и стихнувший ветер. Тонкий ручеек, который превращался в этой долине в болото, представлялся мне душой, спустившейся сюда на свою погибель. Он тоже был частью этой загадки, так как я не мог припомнить, чтобы видел его русло на обратной стороне холма.
  
  Напряженная поза Амбервиля, положение его головы и шеи были похожи на человека, подвергшегося гипнозу. Я уже собирался окликнуть его, как вдруг осознал, что на лугу мы не одни. Самым краем глаза я увидел фигуру, смотрящую на нас обоих. Я обернулся, но никого не было. А когда Амбервиль закричал, то я увидел, что он таращится на меня с ужасом.
  
   - Господи, - воскликнул он. - Я думал, что это старик!
  
  Я не помню точно, говорили ли мы о чем-либо еще, однако такое впечатление, что между нами была полная тишина. После своего возгласа Амбервиль словно забыл обо мне, как только разглядел. Со своей стороны я тоже чувствовать непреодолимую скованность. Эта жутковатое место действовало мне на нервы. Казалось, что болотистое дно пруда пытается каким-то непостижимым образом засосать меня в свою пучину. Ветви больного ольшняка манили меня. Водоем с царствующей над ним костлявой вербой домогался меня с помощью своих застойных вод. Но более чем зловещая атмосфера пейзажа меня беспокоили прогрессирующие изменения в Амбервиле. Знакомый мне жизнерадостный и веселый характер окончательно уступал место болезненному состоянию последних дней. Его поглощало какое-то безумие, и это ужасало меня.
  
  Очень медленно, как лунатик, не удостоив меня еще одним взглядом, мой друг продолжил работу над картиной, а я смотрел на него, не зная, что предпринять. Бывало, что на несколько минут он прерывал работу и замирал, рассматривая какую-то деталь ландшафта. Тогда мне приходила в голову странная идея о растущей таинственной связи, родстве между Амбервилем и лугом. Неким неосязаемым путем он передал что-то, какую-то частицу души от себя этому ландшафту - и взял его частицу взамен. Он стал как бы проводником участника нечестивого таинства, того, кто являлся послушником нечеловеческого знания. Во внезапном озарении я увидел, что Амбервиль был как бы добровольной жертвой вурдалака.
  
  Не знаю, сколько времени продолжалось это наваждение. В конце-концов и подошел к нему и положил руку на плечо.
  Ты слишком много работаешь. Я советовал бы тебе отложить картину на пару дней и отдохнуть.
  Он ошеломленно повернулся ко мне, как будто бы я вырвал его из наркотического сна. Но затем он со злобой в голосе крикнул:
  
   - Да иди ты к черту! Разве не видишь, как я занят?
  
  Делать нечего, и мне пришлось уйти. Безумная и призрачная природа того, что я видел,заставили меня сомневаться в своем собственном разуме. Мои впечатления от этого места - а также от Амбервиля - были настолько связаны с угрожающим нам ужасом, который я никогда ранее не испытывал в моей сознательной жизни.
  
  
  В нижней части покрытого соснами склона я не смог побороть свое болезненное любопытство и посмотрел назад. Художник не шевелился, он по-прежнему походил на птицу-жертву, зачарованную взглядом хищной рептилии. Еще я испытал нечто вроде оптической иллюзии, однако в тот момент я явственно видел бледное дьявольское свечение, которое охватило весь луг, словно призрачный двойник пруда, деревьев и кустарников, и, удлиняясь, это сияние тянуло свои призрачные руки прямо к Амбервилю. Свечение было очень слабым, и, вероятно, был не более, чем миражом, но я бросился под прикрытие высоких и доброжелательных сосен.
  
  
  Остаток дня и весь вечер были пропитаны воспоминаниями о том призрачном ужасе, что я наблюдал на лугу Чапмана. Кажется, что я спорил сам с собой, пытаясь убедить себя в совершенной невозможности увиденного. Так и не придя ни к какому выводу, решил только, что психическое здоровье Амбервиля находится под угрозой из-за той необъяснимой штуки на лугу. Злобная личина того места, непостижимый ужас, его прелесть и тайна словно опутали мой мозг своими паутинками, так, что я никак не мог от них избавиться.
  
  Тем не менее, я пришел к двум заключениям. Во-первых, следует немедленно отправить письмо невесте Амбервиля, мисс Авис Олкотт, и пригласить ее в гости в Боуман. Я предполагал, что ее влияние поможет противодействовать тому, что так губительно для моего друга. Я хорошо знал девушку, и был уверен, что она примет мое приглашение. Поскольку я возлагал определенные надежды и на элемент неожиданности, Амбервилю об этом я пока решил не сообщать.
  
  Во-вторых вторично идти на этот луг я решил лишь в случае крайней необходимости. Следует также исподволь - поскольку я знал, что бесполезно бороться с одержимостью открыто - отбить у Амбервиля интерес к посещению этого места, и привлечь его к другим маршрутам и занятиям, которые надо срочно придумать, с минимальным отрывом от моей собственной работы.
  
  Туманный осенний вечер застали меня за подобными размышлениями, а Амбервиль все не возвращался. В ожидании его возвращения меня начали мучать неопределенные, тревожные предчувствия. Тьма за окном сгустилась, ужин на столе остыл. Наконец около девяти часов, когда я уже собирался идти искать его, мой друг вернулся. Он был бледен, растрепан, в глазах стоял ужас, как будто нечто пугало его до невозможности.
  
  Он не извинился за свое опоздание, и ни словом не заикнулся о моем дневном визите. По всей видимости, он не помнил ни мое посещение, ни свою неучтивость по отношению ко мне.
  
   - Ну все! - вскричал он, - Я туда больше не пойду. В темноте это место намного более инфернальное, чем днем. Не мог описать, что я видел и чувствовал - мне надо постараться поскорее выкинуть это из головы. Там обитает нечто, что скрыто от дневного света, но прекрасно себя чувствует после захода солнца. Оно искушало меня, манило остаться там сегодня ночью, и почти преуспело в этом... Господи, я не верил, что такое возможно, это гнусное обиталище для...
  
  Он не закончил предложение, и я увидел, как зрачки его расширились, словно он вспомнил нечто слишком ужасное, не поддающееся описанию. В тот миг мне вспомнились бешеные глаза старого Чапмана, когда мне случалось встретиться с ним в деревне. Он никогда особо не интересовал меня, я считал его обычным сельским увальнем, только с некоторыми неприятными отклонениями. Теперь же, когда я увидел нечто подобное в глазах художника, я задался вопросом, что если Чапман тоже что-то знал о том, что происходит на том лугу. Возможно ли, что он стал жертвой того зла, что обитало там? Его нашли мертвым на том самом месте, но его смерть не была какой-то уж загадочной. Однако после того, что пережили там мы с Амбервилем, ни за что нельзя было поручиться.
  
   - Скажи мне, что ты видел! - Осмелился я спросить.
  
  Но после своего вопроса почувствовал, как между нами возникла неосязаемая, но не менее пугающая стена. Он мрачно покачал головой и не ответил. Он больше не чувствовал того кошмара, который возможно на время превратил его обратно, в привычного мне Амбервиля. Теперь на его лицо пала тень чего-то непостижимого и нездешнего, которая была хуже, чем страх. Я внезапно почувствовал холод, который исходил, скорее от его духа, нежели от плоти, и снова мне пришла в голову мысль о его родстве с той омерзительной поляной. Рядом со мной, в ярко-освещенной комнате, под маской человека скрывалось до поры до времени нечто не совсем человеческое.
  
  Нет смысла подробно описывать тот фантасмагорический кошмар, в котором мы прожили следующие несколько дней, и который стал для нас обыденным.
  
  
  Я тотчас же написал мисс Олкотт свою просьбу приехать, и, намекнул в письме на некоторые обстоятельства, которые заставляют меня беспокоиться и требуют ее участия. Одновременно, в ожидании известий от нее, я пытался отвлечь своего друга, предлагая ему съездить осмотреть достопримечательности в окрестностях нашей деревушки. Эти предложения он неизменно отвергал, но, скорее, холодно, чем с гневом или раздражением. Фактически он игнорировал мое существование, и более того, даже посоветовал вернуться к своим делам. Отчаявшись, я и решил последовать его совету, коротая время в ожидании мисс Олкотт. Как обычно Амбервиль каждое утро уходил из дому, вооружившись кистями и красками, и возвращался на закате или чуть позже. Я не решился спрашивать его, где он был, и сам он также не распространялся об этом.
  
  Мисс Олкотт приехала вечером на третий день после моего письма. Она была юной, изящной и крайне женственной особой, до глубины души преданной Амбервилю.Она почти благоговела перед ним. Насколько мог, я предупредил ее о возможных изменениях в поведении ее fiancé, которые я постарался списать на нервозность, вызванную переутомлением. Я не смог заставить себя поведать про луг Чапмана - слишком уж невероятным и фантастическим все это выглядело бы в глазах современной девушки. Она слушала мой рассказ с такой смесью тревоги и недоумения, что я начал сожалеть о ее абсолютной преданности моему другу, ей бы не помешало бы обладать более сильным и самостоятельным нравом для того, чтобы оказать ему помощь. Более сильная женщина могла бы его спасти, и я по правде говоря я уже начал сомневаться, сможет ли бедняжка Авис помочь в борьбе с тем невидимым злом, поглотившим Амбервиля.
  
  Когда мой друг возвратился, в сумерках уже показался кроваво-красный серп луны. К моей радости, присутствие Авис возымело свое благотворное действие. В ее присутствии, я не заметил ни следа от того помрачения, которое так пугало меня. Амбервиль почти вернулся к своему привычному поведению. Возможно, это была игра и притворство, но тогда мне не пришло такое в голову. Я уже мысленно поздравлял себя с тем, как верно подобрал лекарство. Явно успокоилась и девушка, хотя я замечал, как она бросала на него внимательные взгляды, когда он на короткие мгновения впадал в мрачную рассеянность и словно бы забывал о ее присутствии.
  
  Тем не менее, если брать в целом, то, учитывая недавнее настроение Амбервиля, произошедшие перемены были просто чудесны. Выждав приличное время, я удалился, оставив их одних.
  
  Наутро, встав с постели позднее, чем обычно, я узнал, что Амбервиль ушел на прогулку вместе с Авис, взяв с собой завтрак, приготовленный моим слугой-китайцем. Почему-то мне даже не пришло в голову, что он мог взять ее на луг Чапмана. Было очевидно, что они отправились в одну из художественных экспедиций Амбервиля, что я счел хорошим предзнаменованием. Я искренне радовался тому, что все благополучно разрешилось, и, впервые за неделю, мог вернуться к завершению своего романа.
  
  Наутро, встав с постели позднее, чем обычно, я узнал, что Амбервиль ушел на прогулку вместе с Авис, взяв с собой завтрак, приготовленный моим слугой-китайцем. Почему-то мне даже не пришло в голову, что он мог взять ее на луг Чапмана. Было очевидно, что они отправились в одну из художественных экспедиций Амбервиля, что я счел хорошим предзнаменованием. Я искренне радовался тому, что все благополучно разрешилось, и, впервые за неделю, мог вернуться к завершению своего романа.
  
  
  Парочка вернулась домой в сумерках, и я сразу же понял, насколько ошибался. Амбервиль вновь ушел в свое мрачное безмолвие, девушка же выглядела растерянной, испуганной и показалась мне совсем маленькой, стоя рядом с его могучей фигурой. У меня было ощущение, что она столкнулась с чем-то непостижимым, и против чего она была бессильна.
  
  Оба они были пребывали в молчании. Они не сказали о том, где были, но это было ясно без слов. Амбервиль пребывал в том же угрюмом состоянии, которому я уже был свидетелем. Что касается Авис, то она как будто была под двойным ограничением - помимо того ужаса, который она испытала, ей словно было кем-то запрещено говорить о том, что она видела и пережила за день. Я точно знал, что они ходили на тот луг, но не был уверен, ощущала ли там девушка присутствие страшной сущности, или лишь находилась под сильным влиянием со стороны своего возлюбленного. Видя насколько она сильно от него зависит, я уже начал проклинать себя за то, что по-глупости пригласил ее в Боуман. Хотя истинную горечь сожалений мне предстояло пережить позднее.
  
  Каждый день на протяжение недели живописец со своей невестой выходили на прогулку. И ежедневно я наблюдал ту же угрюмую замкнутость Амбервиля и та же испуганная растерянность девушки. Я не представлял, чем это все может закончится, но опасался необратимых изменений в психике моего друга, который отклонял все мои предложения об организации увеселительной прогулки по окрестностям. Авис тоже отвечала на мои вопросы уклончиво и наполовину враждебно, из чего я сделал вывод, что Амбервиль все же посвятил ее в тайну места и, возможно, исказил мое к нему отношение.
  
   - Ты ничего не понимаешь, он просто очень темпераментный, - повторяла она.
  
  Хотя я так и не смог проникнуть в их тайну, мне все больше стало казаться, что девушка вольно или невольно составляет часть той паутины, что опутала душу художника.
  
  Я полагал, что Амбервиль закончил несколько новых рисунков, но он не показывал их мне и даже не упоминал. Мои собственные воспоминания о том странном месте несколько потухли, и воспринимались почти как галлюцинация. Невероятная мысль о том, что там обитает некая зловещая сила или вампирские эманации, помимо моего желания перестала быть такой уж однозначной. Образ этого места продолжал преследовать меня, слово призрак, пугая, но одновременно и возбуждая интерес. Я чувствовал нездоровое любопытство, и решил, что должен сходить туда еще раз, и снова попытаться проникнуть в загадку этого места. Часто я размышлял о том, что Амбервиль назвал духом места, а также о фигуре человека, которая появляется и исчезает на том лугу. Кроме того, меня не оставляла мысль о том, что же такое видел художник, когда вернулся домой позже обычного, трясясь от страха. Несмотря на его очевидную одержимость этим местом, он, видимо, так и не решился повторить свой эксперимент.
  
  
  Развязка наступила внезапно и когда никто не ждал. Однажды я на целый день уехал по делам в город и вернулся только поздно вечером. Полная луна освещала темный сосновый лес на холме. Я рассчитывал найти Авис вместе с художником в гостиной, но их там не было. Мой верный слуга Ли Син сообщил, что пара вернулась домой в обед. Час спустя Амбервиль тихо вышел, пока девушка была в своей комнате. Спустившись через несколько минут и не обнаружив там художника, Авис сильно разволновалась, и также покинула дом, вероятно, последовав за своим женихом, ничего не сказав моему слуге. Все это случилось три часа назад, и с тех пор ни один из них не вернулся.
  
  Черные предчувствия охватили мою душу после такого рассказа. Я понял, что Амбервиль не смог устоять перед искушением снова посетить нечестивый луг после захода солнца. Сатанинские чары помогли ему забыть о том ужасе, который он некогда испытал. Авис же, опасаясь за любимого, последовала за ним. Я все больше опасался, что им обоим угрожает опасность от каких-то тайных и неназываемых сил, которые, возможно, уже одержали над ним победу.
  
  
  Памятуя все свои прежние ошибки, я решил не терять ни минуты. Через несколько минут автомобильной езды на предельной скорости я достиг соснового леса на границе владений Чапмана. Как и прежде, я оставил там машину и бросился напрямую через тенистый лес вниз по склону. Уже когда я был внизу в долине, то услышал пронзительный и резко оборвавшийся крик ужаса, похожий на голос Авис. Я прислушался, но больше крик не повторился.
  
  
  Бросившись на помощь, я выбежал на луг, но не увидел ни Амбервиля, ни девушки. Я произвел осмотр места, и увидел, что место наполнено таинственно вьющимися и движущимися испарениями.
  
  
  Тела Авис и Амбервиля лежали в пруду, наполовину покрытые болотной ряской. Художник крепко сжимал тело своей невесты, как будто он затащил ее в заводь вопреки ее желанию. Лицо девушки было покрыто отвратительной зеленоватой грязью, а лица художника я не разглядел, так как оно было повернуто к ее плечу. Казалось, что еще недавно между ними происходила борьба, однако сейчас они оба затихли и покорились судьбе.
  
  Однако не только эта сцена привела меня в то состояние безумного ужаса, когда я очертя голову бросился бежать с этой поляны, и не сделал даже робкой попытки извлечь тела из воды. Истинный кошмар был заключен в том, что ранее я принял за клочья обволакивающего местность тумана. Это не был ни туман, ни испарения, ни вообще ничего из того, что можно допустить, а злобная светящаяся эманация, объявшая весь ландшафт словно смутное и колеблющееся продолжение его очертаний - призрачная проекция тусклой и мертвенной ивы, умирающей ольхи, камыша, болотной заводи и ее самоубийственных жертв. Через эти эманации весь пейзаж был видел словно через пленку, и казалось, что в местах особенной активности кошмарных и устрашающих сил эта пленка сгущается. И именно там я увидел как из сгустившейся пелены появляются, словно сотканные из тумана, три человеческих лица. Одно лицо, казалось, вытекало из ствола призрачного тальника, два других вздымались из фантомного двойника водоема, своими телами обволакивая хрупкие ветви дерева. Это были лица старика Чапмана, Френсиса Амбервиля и Авис Олкотт.
  
  За этой своей жуткой и призрачной проекцией само это место словно оскалилось в той же вампирической ухмылке. Но теперь было видно, что пейзаж перестал быть статичным - там кипела зловещая и тайная жизнь, что его гнилые воды тянутся в мою сторону своими костлявыми ветвями-пальцами, а три человеческих лика находятся на острие этой смертельной ловушки.
  
  
  На миг даже сам ужас замер во мне. Я просто стоял и смотрел, как нечестивая белесая пелена вздымалась все выше и выше над лугом. Еще больше сгущаясь туманные человеческие лица начали сближаться. Медленно, невыносимо медленно они сблизились, и, слившись в одно огромное лицо, которое не было ни мужским, ни женским, ни молодым и ни старым, растаяло наконец среди ивовых ветвей, древесных рук самой смерти, которая протянула их, чтобы обнять меня. Не выдержав дальнейшего зрелища, я бросился бежать.
  
  
  Мало что можно добавить к тому, что я уже рассказал, но и ничто из этого способно хоть в малой мере раскрыть эту омерзительную тайну. Эта поляна - или нечто, обитающее там, - уже забрала три человеческие жизни, и порой мне интересно, кто станет четвертой. По всей видимости, я единственный из живущих, кто видит связь между смертью Чапмана и смертями Амбервиля с Авис. И, видимо, никто кроме меня не чувствует зловещий дух этого места. Я не был там с того утра, когда тела моего друга и его невесты вытащили из воды... и я так и не принял решение уничтожить, или каким-либо образом избавиться от работ Амбервиля - четыре картины маслом и два акварельных рисунка -- на которых был запечатлен этот зловещий луг. Возможно, несмотря на все то, что меня удерживает, мне придется пойти туда снова...
  
Оценка: 7.28*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"