Гуля-Вера замужем за лилипутом!
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Гуля-Вера замужем за лилипутом!
Верка лежала под роскошным верблюжьим одеялом и всё равно тряслась.
Вовсе не от такого холода, как в детдоме весной и осенью, когда зуб на зуб не попадал.
В этот раз холод шёл не снаружи, а изнутри. Будто бы смерть угнездилась в Верке и по частям стала вытеснять тепло из тела.
Помирать не хотелось, потому что до сегодняшней ночи Верке здорово везло. Так не везло даже героине сказки, которая вкалывала на семью мачехи и пряталась от чувака, который хотел взять её во дворец.
Началось всё с худа, которое поначалу обернулось добром...
***
Сначала Верке предъявили кражу у воспитателей, совершённую во время какого-то осеннего праздника.
Но Верка-то ни при чём! Когда воспитатели увлеклись чаем, физрук слинял из-за стола. Он выцепил Верку с уборки территории и угостил её самогоном. Верке такое бухло не пошло, и она облевала комнатушку в спортзале. А потом пришлось всё убирать. Ну и давать - расчёт за самогон никто не отменял. Понятно, что она не могла рассказать об этом ментам.
Прошерстили карманы и сумки воспитателей Ленка и её хахаль со стороны. Они хотели уехать в Крым насовсем. Эх, ни одна птичка не гадит там, где живёт... Но не сдавать же лохов ментам! На Ленку сразу повесят все кражи района. Вот и детдомовских от семи до семнадцати лет прессанули. Саму Верку пообещали сдать в Центр содержания несовершеннолетних правонарушителей. Спасибо, ей такого не нужно. Бывала, знает. И она встала на лыжи, то есть сбежала.
Верка отсиживалась в заброшке-санатории, клянчила мелочь и сигареты где придётся. Подзаработать отказывалась. Красть не научилась, да и внешность её слишком заметная для воровского промысла: громадный рост, рыжие кудри и чёрные глаза. За такой вид одна училка назвала Верку двойным именем: смотрите, мол, на Гулю-Веру среди ребят! Верке это очень понравилось, и она везде так и представлялась - Гуля-Вера.
И вот судьба подогнала счастливый случай. Однажды на улице кто-то вцепился ей в локоть. Верка отскочила: гибкость и ловкость у неё были замечательные.
- Зовут как? - спросила её маленькая, чуть ли не по пояс Верке, бомжиха.
Верка присмотрелась: уж очень подозрительными были здоровые ровные зубы этой тётки. Да и глазки, узкие и раскосые, глядели серьёзно и оценивающе. Но жратвы и сигарет не было уже два дня, и Верка решила быть повежливее:
- Гуля-Вера... А с какой целью интересуетесь?
- Нужна ты мне... - проворчала тётка и пошла восвояси, но обернулась:
- На кладбище лучше подают. Бухла вдоволь. Да и спать можно в старой сторожке.
Верка дождалась темноты и потрусила на кладбище.
А кого бояться? У покойников стояка не бывает, смирные они. А с живыми Верка справится. Или договорится. Силищи ей не занимать.
На погосте её будто ждали, сразу пригласили в сторожку, где тусовались нахлебники похоронного бизнеса - бомжи, городские пьянчужки и кочевой люд злачных мест. Верка не пошла: можно подумать, она нанимается на работу. Ей бы перекантоваться, пока дело не закроют, а там пора за учебники - девятый класс нужно закончить. Она побрела по сырым следам на земле к свежей могиле: выпить да закусить, а после этого любой ночлег хорош.
А вот обломись, Верка! Могилку уж обнесли: поминальное прибрали и свежие цветы уволокли на перепродажу. Ну что за невезуха! И зачем она эту тётку послушалась, попёрлась через весь город менять вшу в кармане на блоху на аркане.
- Погоди реветь! - сказала ей давешняя бомжиха и вышла из-за раскидистого клёна.
Верка обернулась и приготовилась обложить её матом, но засмущалась. Рядом стояла очень красиво и дорого одетая пара - молодойка лет тридцати китайской наружности и русский мужик. Верка бы сразу с ним легла, но такие ею не интересовались.
Китаянка утёрла платочком слезу и сказала:
- Петюне такие девочки нравятся. Игорь, поговори с ней...
Верка малость прифигела. Кто бы ни был этот Петюня, пусть хоть крокодил на самокате, сейчас она готова ему нравиться, насколько его хватит. Лишь бы накормил. А Игорь сгодился бы не только на разговоры, но это уже как угодно упакованной паре.
Ну и местечко они для знакомств выбрали - кладбище! Хотя если у них есть деньги, на всё право имеют. Оделись же во всё белое, как молодожёны... А вдруг они и есть молодожёны? Тогда при чём Петюня? А-а-а... Про такие фишки Верка тоже наслышана. Не одобряет, но кто её спрашивал?
Игорь сдвинул отворот красивой шляпки, поцеловал белянку-китаянку в висок, сделал шаг к Верке и, чуть отвернувшись, спросил:
- Мы можем пригласить вас на ужин к себе домой? Уверяю, вам нечего бояться.
Верка бросила взгляд на бомжиху и белянку и едва не икнула от удивления: они стояли чуть ли не обнявшись, как лучшие подруги.
- Вы согласны? - настаивал Игорь.
Верка решила облегчить ему жизнь и кивнула. Хотя и осталась немного обиженной: конечно, если две недели не мывшись скитаться, запах будет ещё тот. Ну и знакомился бы с девицами на проспекте, они вкусно пахнут. А уж коли ему нужна Верка, так нечего рыло воротить.
- Тогда следуйте за нами, - пригласил Игорь Верку, взял под руку свою китаянку и зашагал к аллее.
Ого! Там уже стояла машина, похожая на катафалк или маленький автобус серого цвета, с шофёром, который быстренько выпрыгнул и открыл перед всеми двери.
Верка удивилась: неужто бомжиха поедет с ними?
Но тут китаянка взвыла белугой, бросилась на шею бомжихе и крикнула Игорю:
- Жди меня в салоне. Я на минутку, только на минутку...
- Ира... - начал было Игорь, но белянка завопила дай боже оркестру печальных инструментов, выступление которого Верка видела по телевизору:
- Игорь! Я шагу не сделаю, пока не скажу ему хотя бы пару слов!
Бомжиха облапила белую чокнутую Иру и куда-то увела.
Совсем рядом раздался отчаянный плач.
А Верка с удовольствием нырнула в открытую дверь машины.
Игорь уселся за её спиной и стал расспрашивать:
- Как вас зовут, если не секрет?
- Не секрет. Гуля-Вера, - ответила Верка.
- А почему?.. - начал Игорь, но Верка веско прервала:
- Потому!
Игорь фыркнул и вышел из салона, а через некоторое время помог сесть заплаканной Ире, махнул бомжихе, и машина тронулась.
Он ещё долго ворковал что-то на ухо своей китаянке, а Верка стала засыпать. Хоть и голодна был, как зверь, но тепло разнежило её до невозможности.
Ехали долго, стояли в пробках, но сидеть в тёплом душистом салоне - это не мёрзнуть на ветру или трястись в выстуженном здании.
Громадные кованые ворота впечатлили, а величественный дом чуть не выдавил слезу: Верка не думала, что ей когда-нибудь повезёт быть приглашённой на ужин в таком дворце. А дальше начались чудеса.
Хозяин оказался русским, громадного роста, седобородым и сухощавым. Хозяйка с виду - копия дочери, очень словоохотливая. Она сразу же сказала, что унаследовала громадное состояние обрусевших китайцев, вышла замуж по горячей любви, пристроила дочь и теперь подыскивает невесту сыну.
Его портрет чуть ли не во всю пятиметровую стену украшал гостиную. Китаец был недурён, как все полукровки. Его большие тёмные глаза смотрели из-под припухлых век серьёзно и внимательно, но на щеках красовались ямочки, того и гляди, засмеётся.
Траурной ленточки в углу фотопортрета не было, и Верка расслабилась. Придурков-то на свете хватает, вот выдадут замуж за погибшего и плати потом, Верка, всю жизнь чужие кредиты. Точь-в-точь, как случилось с Ленкиной сестрой. Она потеряла мужа - прирезали в драке, а после явились коллекторы и долги мёртвого повесили на вдову с тремя ребятами.
Не иначе обе семейные пары (мать с отцом тоже красовались в белом) были колдунами и умели привораживать: через час вечно настороженная Верка поняла, что уплетает за обе щеки вкуснейший ужин и треплется с хозяевами обо всём. А они доброжелательно смотрят на неё и не делают никаких замечаний, хотя Верка устряпала всё вокруг от салфеток до пола. Никто её не учил пользоваться китайскими палочками. Но, может, ещё научат?
И тут ей будто штырь в желудок воткнули.
Верка вспомнила жуткую историю, как мужик издевался над женой, а она из него приготовила плов и накормила его же родителей. Было совсем не похоже, что хозяева способны угостить её человечиной, тем более подать обожаемого сынка на стол... но аппетит пропал.
Умница Ирина рассказала, что едят они исключительно морепродукты и фрукты, приготовленные самым лучшим поваром.
Верка разулыбалась: тогда не страшно. Ну какая же она дура, позволила сомневаться в самых лучших людях, которые ей помогли. Ладно, не помогли, наоборот, она должна помочь им и выйти замуж за их сына. Но смысл-то один: скоро она станет частью этой семьи.
И тут прозвучал страшный вопрос:
- Сколько вам лет, Гуля-Вера?
Верка не смогла сдержать слёз, но ответила честно, так как негоже врать будущим родственникам.
- Шестнадцать... - прохныкала она.
Добрые люди были неприятно удивлены. Верка их понимала. Связь с малолеткой грозила сроком. Но только бы не прогнали, она готова залететь по-быстрому, или дождаться совершеннолетия, окончив школу и училище, или жить с этим Петюней просто так, как полстраны живёт, без всякой регистрации.
Но будущие родственники почему-то разволновались. Особенно мама Лиза. Зять Игорь вскинул ладони и обратился к ней:
- Вот скажите, мама, на родине ваших родителей важен возраст или готовность к выполнению гражданских обязанностей? Количество лет или зрелость тела?
Мама Лиза поморгала и успокоилась.
Верка не дождалась окончания спора и заснула за столом. Свинство, конечно, если кругом люди непонимающие. Ну а этом доме они другие.
Очнулась Верка утром в отдельной красивой комнате, в шикарной постели и с самым лучшим за все её шестнадцать настроением. Оно оставалось таким же всю неделю, за которую Верка успела належаться в душистых ваннах, наплаваться в бассейне, поездить по магазинам с Ирой, наесться самых причудливых кушаний и насидеться с игровой приставкой.
Всё было бы хорошо, если бы не странные приступы тоски у мамы Лизы и Иры. Верка снова стала опасаться, что женишок Петюня отдал Богу душу. Иначе чего бы ему не приехать с каникул, которые он проводит в Австралии и не познакомиться с невестой?..
***
Этой же ночью она проснулась от ощущения мороза.
Ледяные порывы гуляли по комнате и колыхали портьеры, в прорези которых подглядывала синюшная рожа луны.
От сквозняка тени казались живыми и шевелились, подбираясь к Верке.
Она чувствовала себя точно так же, как в те времена, когда физрук собирался трахнуть её в какой-нибудь новой позе: страшно, противно и неотвратимо.
Верку затрясло, потом бросило в пот: то ли запах её собственного пота был таким отвратным, то ли в комнате действительно находилась пропастина, которую только сейчас разворошил сквознячок.
Запах кислятины сменился тяжёлым жирным душком разложения.
От этих могильных ароматов стало выворачивать нутро.
- А вот возьму и засну, - сказала себе Верка.
Такое не раз бывало в детдоме, она могла отключиться в любой момент. И не раз спасала себя от сумасшествия. Ибо детдомовцы не знали удержу и соперников в том, как можно жестоко напугать человека. Столько раз она, проснувшись ночью, видела перед собой нарисованные пастой черепа, лежавших у неё на груди дохлых змей и скелетов кошек, что привыкла продолжать сон по команде. И сама высыпалась, и шутникам не давала насладиться визгом жертвы.
Однако в тёмном углу послышался отчётливый звук - то ли кто-то зажал нос и подавил чихание, то ли пуфик сам по себе подвинулся и зацепил что-то на полу.
А вот это серьёзно. От этого действительно пробирает холодком.
Там, в самой гуще теней, кто-то был.
Верка набрала в грудь воздуху, чтобы заорать погромче.
Но голос застрял в пересохшей глотке: тени отступили, и перед ней нарисовался мужской силуэт.
А это ещё серьёзнее. Комната в конце коридора, перед нею бильярдная и библиотека - не самые людные по ночам помещения. Пришьют и не пикнешь.
Настоящий, живой, а не призрачный мужчина шагнул к ней. Раздалось предупреждающее: "Тсс!"
Уж лучше бы какое-нибудь привидение. Пусть бы шипело себе сколько захочется. Верке на привидения плевать. А тут здоровенный мужик, да ещё так скверно вонявший.
Смрад усилился, и Верка перешла от боязни в режим сопротивления. Она крикнула:
- Вали давай отсюда! А то комнату после тебя не проветришь. Покатался по падали, как собачонка?
- Не ори, - откликнулся мужчина. - Не ори, как потерпевшая, и привыкай. Тебе с падалью-то ещё в одной постели лежать.
Тут всё в Веркиной голове встало на свои места. Права она была в подозрениях: Петюня окочурился, то-то по нему мать и сестра убивались, но должен на ней жениться. С какого перепугу? Или он этот... как их... которые "зловещие мертвецы"?
- Поговорить нужно, - сказал "зловещий" и уселся на край её постели. Веркино горло дёрнулось, и десерт из орехов и засахаренных цветов оказался на одеяле.
"Зловещий" подскочил с тихим воплем:
- Тьфу, засранка! А ну быстро убрала блевотину!
Верка схватила полотенце, стала вытирать липкую лужицу на одеяле. Ох и насвинячила она... Как же неудобно-то!
Потом её движения стали медленней. Какого чёрта этот "зловещий" тут командует? Сам смердит не меньше. Веркой помыкает. А кто он такой, чтобы приказывать?
И тут ею овладел припадок, хорошо известный в детдоме как воспитанникам, так и взрослым. Во время него Верке лучше было под руку не попадать.
Она схватила "зловещего" за ворот, развернула, пнула коленом в поясницу и потащила к окну - вышвыривать вон. Про то, что её комната была на третьем этаже, а дверь в нескольких метрах справа, Верка и не вспомнила.
И лететь бы "зловещему мертвецу" с высоты, кабы не решётка. Но что-то длинное, завернутое в марлю, оказалось у Верки в руках после того, как она резко бросила противника на хитрое плетение звеньев. Вот этот-то свёрток и обрушился вниз, прямо на красивую плитку.
Это... Не рука ли это была? Что же получается: она покалечила мертвеца, за которого должна была выйти замуж?
Верка обнюхала свои пальцы. Ага, покалечила. Её изгонят из сказочного великолепия. Она останется без своего принца, пусть и тухлого по самое не могу. Такая её доля.
Верка прикинула путь отступления: сбежать, пока все спят. Охранники, поди, тоже люди. Однако шансов на то, что отступление состоится, было мало. Вокруг дома по ночам бегала свора доберманов, безжалостных молчаливых убийц.
И тут её снова затрясло. Гнева хозяев, с их-то деньгами и возможностями, Верка испугалась больше доберманов - так, что не почувствовала под собою ног.
- Дура, - устало и презрительно сказал "зловещий".
"Может, подлизаться по-быстренькому? Если у мужика всё шевелится: руки, ноги, язык, - то, поди..." - подумала Верка, сделала к нему шаг, но тут же отскочила. Вонь от "зловещего" вышибала слезу.
- Непроходимая дура, - продолжил обзывать её мужик. - Садись в кресло, смотри и слушай.
Следующие полчаса Верка то холодела от омерзения, то забывала дышать от познавательного интереса, то плевалась, то размышляла и соглашалась с Егоркой. Так звали не "зловещего мертвеца", а секретаря хозяина. И Егор, к Веркиной радости, был вполне жив и не собирался её убивать.
При помощи фильма, который рассказывал о похоронных обычаях Китая, Егор объяснил, что мёртвые для китайцев в сто раз дороже, чем живые. Нельзя хоронить неженатых и незамужних, нужно им обязательно найти пару, соединить узами брака, и только потом отпустить в странствие по миру мёртвых.
- А что после свадебных похорон делает живой? - спросила практичная Верка.
- На его или её усмотрение, - охотно откликнулся Егор. - Может развестись и снова вступить в брак. А может остаться в доме свёкров или тестей.
- Классно! - завопила Верка.
Кому как, а ей никакие разводы не нужны, она готова ещё сто лет прожить в этой милой семье.
- Я понял, что Фефеловы тебе очень понравились. Так? - спросил Егор. - И роль невесты, а потом и вдовы тебя устроила бы. Однако есть кое-какие сложности, Гуля-Вера. Петюня всегда поступал по-своему, не глядя на традиции и правила родни по материнской линии. И подставил отца и мать. Скончался там, где невозможно сделать могилу. Или точнее - там не бывает могил. А для китайцев это ужас ужасный. Они готовы полжизни работать на приличное захоронение. Петюня умер неженатым, что обрекает род на страшные мучения ещё на этом свете. Про тот и говорить не стоит.
- Тогда зачем им я? - спросила Верка, стараясь не пропустить ни слова, чтобы не быть кинутой.
- Для спектакля родственникам, дорогая, не надейся на большее, - ответил гадкий Егорка. - Ты будешь играть роль традиционной невесты мёртвого. А я - скончавшегося жениха. В ролике, который ты видела, нет кадров, показывавших вырытые из земли трупы, которые присутствуют на собственной свадьбе. Но такое случается в Китае сплошь да рядом. Вот мы с тобой и будем изображать бракосочетание мертвеца и живой женщины.
Но Верка была тёртым детдомовским калачом. Ишь ты, изображать он будет! Пусть в другом месте изображает. А ей подайте натурального Петюню!
- А тебе-то это зачем? - подозрительно прищурилась она.
- Господи, ну до чего ты твердолобая! Я человек подневольный, на зарплату живу. Говорил же, что Петюня умер год назад там, где могилу не выкопаешь. И достать его оттуда, соответственно, нельзя. Да что это я тут перед тобой объясняюсь? Короче, я буду изображать извлечённый из могилы труп. Естественно, что благоухать он будет не розами, а кадаврином. Вот я и таскаю с собой тухлый карбонад, чтобы привыкнуть. Это не так уж трудно. Поверь: первую неделю я блевал струёй, а теперь запаха не замечаю. Но натренировался только на гнилую свинину, а не на твою рвоту. Чтобы без обид.
- Да нафига это нужно?! - от всей души завопила Верка. - Чокнутые тут все!
- Тётя Лиза - родственница главы теневой китайско-русской торговли. У него очень своеобразные представления о традициях. И он скоро приедет на свадьбу Петюни. Сначала он завещал свой капитал и дело ему, а после смерти Петюни наследниками могут стать тётя Лиза и Ира. Но только если будут соблюдены все традиции, - внушительно покачивая пальцем, проговорил Егор.
- А хо-хо не хо-хо?! - выкрикнула Верка, словно она находилась в детдоме. - Если мой Петюня помер, наследница - я!
- Нет, - сказал как отрезал Егор. - Для того, чтобы быть наследницей, нужно иметь вот такие глаза и вот такой нос.
Тут он обидно и карикатурно изобразил внешность тёти Лизы и Иры, вполне симпатичных женщин.
- А ещё нужно иметь кровную связь с человеком, которому наследуешь, - вполне серьёзно закончил он. - Так что готовься, дорогая. Я буду лежать и вонять. А ты - сидеть рядом. Наутро нас придут поздравлять, поэтому должны найти тебя рядом со мной. Тренируйся. Со дня начала тренировок ты будешь получать зарплату. После оформления бумаг приобретёшь свободу. Дуй в столицы и живи счастливо. По рукам?
- Пока да, - так же серьёзно ответила Верка. - А как быть с разрешением на брак? Я же несовершеннолетняя... И документы в детдоме.
- Не беспокойся, - холодно ответил Егор. - Как ни странно, это избавляет от многих хлопот.
Верка почему-то запомнила эту фразу. Была в ней какая-то гнильца, тухлость, хотя всё это дело с наследством и так плохо пахло.
Утро ей показалось праздником, и подозрения улетучились. Весь дом был завален букетами белых цветов. Среди них блестели весёленькие золотистые фонарики, а в каждой комнате высились фотопортреты Петюни и Верки, которые были сняты в разных странах от Аляски до Австралии.
- Фотошоп, - догадалась Верка, хотя ей сроду не приходилось им пользоваться. - А портретики-то ничего, почти сексуальные.
Верка польстила фотографу. Уж очень его понимание сексуальности отличалось от представлений шестнадцатилетней детдомовки.
Несколько раз в течение дня она бросала взгляды на застеклённую ложь, дарившую ощущение полной правды. Рослая красавица обнимала возлюбленного, который был ей по плечо, смотрела на него с обожанием. А худощавый китаец взирал на мир с чувством собственного превосходства и затаённой усмешкой. И лишь только нежное прикосновение к рыжеволосой красотке выдавало, какую часть этого мира он принимает к сердцу более всего.
Верка знала о сексе многое: как расслабиться, как не забеременеть, как угодить. Но она представления не имела о тех чувствах, которыми были поглощены герои портретов. И решила: кровь из носу, но она чему-то научится.
А дом полнился гостями, которые приносили белые глянцевые конверты, тихо сидели в гостиной возле Веркиного кресла, закрытого от всех красивой сеткой. Им дела не было до Петюниной невесты. А ей - до них всех. Верка думала о красоте и сложности человеческих чувств, которые она увидела на портретах.
Так длилось четыре дня.
А на пятый в доме везде зажгли толстенные свечи белого и золотого цвета. Они испускали волны тяжёлого аромата. Кувшинчики с тягучей коричневой жидкостью фонтанировали запахами хвойных деревьев. Из-под мебели, кадушек с цветами тянулись едва заметные языки белого тумана, разбавлявшими всё это великолепие химикалиями.
Гости и хозяева оставили свои перешёптывания и пребывали в напряжённом молчании. Какая-то молодая женщина вскрикнула и повалилась на плечо спутника. Её грубовато подняли охранники и вынесли.
В воздухе вместе с сильными, терпкими запахами стала витать близкая опасность. Словно бы все находились у открытой могилы, и в любую минуту могли раздаться выстрелы. А потом тела свалятся в яму. Да, да - именно запах свежевскопанной земли не могли перебить многочисленные благовония.
Егорка ещё позавчера предупредил Верку: что бы ни увидела, только не ори. А вчера мама Лиза и Ира просили сохранять достоинство, которое должна соблюдать невеста их обожаемого Петюни. Верка исключила из рациона всё, что могло легко найти дорогу обратно, пила в основном минералку.
И вот освещение наполовину угасло. Словно бы собравшихся покрыл слой земли. Послышались тоненькие завывания мамы Лизы.
У Верки сердце ухнуло в живот, хотя она знала, что рядом с ней в соседнем кресле окажется не Петюня, а секретарь свёкра. И вонять будет не Егоркиной разлагавшейся плотью, а тухлым карбонадом.
Но почему группа рослых людей стоит перед креслом Верки? Они держат - да, именно держат на весу кого-то, кто явно ниже Егора, суше, его лицо темнее... А запах!.. Такой же был, когда детдомовцы стали перезахоранивать сдохшую собаку повара. Уж очень было неудобно навещать любимицу за территорией детдома. То ли дело - на большой клумбе у центрального входа.
Сердце Верки словно прокатилось на американских горках и подпёрло к самому горлу. Не в силах сдержаться, она раскрыла у рта белую лаковую сумочку с атласным подкладом. Но рвота не вышла и не освободила Верку, она точно разошлась по телу и отравила каждую его клеточку.
Чья-то рука просунулась под сетку, обтёрла Веркино лицо пахучей влажной салфеткой, нежно потрепала по щеке: держись, мол, мы с тобой.
И Верка словно окаменела. Тащите сюда хоть половину кладбища, она всё выдержит. Ради семьи выдержит. Ради вот этой, впервые ею испытанной семейной нежности и заботы.
Верка не увидела, куда подевались люди, которые только что стояли перед ней. Кресло рядом уже не было свободным.
Потом впервые за несколько дней гостей позвали за стол. Среди приглашённых на свадьбу случились приступы истерики - немного, три или четыре пары были без всякого почтения выставлены вон.
Верка хотела было встать, но ноги оторвались от пола, и она вместе с сиденьем заколыхалась в воздухе. Словно два закрытых сеткой сидячих изваяния, невеста и жених поплыли к столу.
Их поставили близко друг к другу. Какие-то люди потчевали по отдельности Верку и лже-Петюню. Хорошо, что Верке только подносили еду и напитки к лицу, есть и пить никто её не принуждал. Так было и за общим столом - все сидели, не притрагиваясь к блюдам.
Затем началась мучительная процедура пожеланий. После каждого жених должен был целовать невесту или говорить ей комплимент. На этом торжестве ограничились тем, что невесту нахваливали изо всех сил члены семьи.
Верке всё надоело, и она стала размышлять: а где же этот чёртов дядюшка, ради которого и затевался маскарад? Но любитель традиций и богатей, по ходу, где-то подзадержался.
Кресла снова подняли и понесли к лифту.
Верка бросила прощальный взгляд на зал, то ли пытаясь запомнить место своей свадьбы, то ли в немой просьбе пространству запомнить её саму.
В лифте церемонии и бережное обращение закончились: кресла толчками, кое-как сдвинули вместе. Лже-труп лже-Петюни завалился Верке на плечо. На сетке расплылось тёмное пятно. Понятно, скальп покидал макушку жениха, а из уха вытекала кровь и жидкость тканевого распада. Всё это Верка прочла в интернете, старательно готовясь исполнить свою "роль".
Но Егорка раздражал маскарадом - чего это он так вошёл в роль? Специально, чтобы изгваздать Веркин свадебный наряд? Показать, что она на свадьбе никто, унизить?
Нет, хорошего помаленьку.
Верку нельзя было сердить. Она запросто могла взвалить на плечо "мужа" и бросить под ноги гостям - а забирайте-ка своё сокровище! И Егорка это прекрасно знал. И всё же пытался досадить.
И тут, пока их везли до спальни, вытаскивали из кресел, укладывали поверх одеял, до Верки дошло: Егорка был холоден, как баранья туша из морозильника. Чуток согрелся за столом и потёк.
Слуги чуть ли не бегом, расталкивая друг друга, бросились вон.
Верка хотела крикнуть, чтобы не тушили свет.
Он, конечно, потух.
Детдомовке ли, пережившей несколько "тёмных", видавшей людскую подлость и низость, бояться трупака? Тьфу.
Гораздо серьёзнее и страшнее вопрос: кто и почему расправился с Егоркой-муженьком и не ждёт ли такая же участь саму Верку? И ещё... Недаром она пошарила в сети. Не должен был Егорка за два дня, пока она его не видела, стухнуть до такой степени. Что-то тут не так.
Верка поднялась, щёлкнула выключателем.
Свет не вспыхнул.
Попробовала пультом, который почему-то лежал на подоконнике, -- то же самое.
Не работали ни ночник на тумбочке, ни освещение в смежных ванной и гардеробной.
Фонари на улице и вдоль дорожек в саду давали возможность двигаться, не собирая лбом углы мебели, но важно было осмотреть муженька. А без света никак.
Верка вспомнила: Егорка был курящим, стало быть, при нём должна быть зажигалка. Она сначала не могла прикоснуться к влажному и липкому костюму, но потом решилась на всё.
Мелкими толчками, неровно, билось сердце, глаза заливал холодный пот, а сама Верка дрожала в ожидании: а вдруг да холодная рука коснётся её спины или шеи?
К счастью, секретарь свёкра оказался смирным покойником, и обыск был проведён не зря.
В Веркиных руках оказалась бензиновая зажигалка, которой Егор очень дорожил.
Изготовлением светильников детдомовка владела в совершенстве - сколько их было сделано за годы, пока малышню оставляли без света, пока садили подростков в сушилку в качестве наказания. Очень скоро одно из изделий запылало в толстостенном бокале.
И тут Верка ойкнула: комната осветилась, и она увидела, что в нише у окна стоял гроб.
Может, это, как говорят умные люди, логично: если в комнате труп, то должен быть и гроб.
А ещё может быть, что этот гроб вовсе не для Егора. Вообще-то он великоват, как раз под рост Верки. И широковат - не одного трупака уместить можно. Ну что ж, если у кого-то планы похоронить её, то ему придётся нелегко.
А если затолкать туда Егорку, чтобы не мешался? Ведь по этой чёртовой традиции ей нужно неделю провести вместе с "мужем", который развалился на кровати посреди спальни.
Сказано - сделано. Верка на покрывале стащила Егорку с кровати, приволокла к гробу, замотала в вышитый атлас и с трудом, но поместила "мужа" в трупоящик. В гробу ещё что-то было, какой-то свёрток, но Верка решила не любопытничать попусту. Пошла снова к кровати, чтобы стянуть ещё и простыню, и наволочку, а возможно, что и подушку забрать - уничтожить по возможности все источники запаха.
И тут увидела то, на что должна была сразу обратить внимание!
Отсутствие света оказалось вовсе не заговором. Просто от невесты требовалась сообразительность: вместо светильников нужно воспользоваться толстыми свечами в золотой обёртке. Коротенькие, пузатенькие, похожие на шкатулочки, из-за чего Верка и не смогла в них распознать средство освещения, они стояли на тумбочке в коробке с её стороны постели, а рядом лежала лучина и коробок со спичками.
Верка зажгла их, чихнула от резкого, но приятного запаха, потом расчихалась так, что не удержалась на ногах и присела на край кровати. И тут же потеряла власть над своим телом.
Свечи порождали длинные тени и блики на потолке. Хотелось смотреть на них не отрываясь, бесконечно. К тому же возникла едва слышная странная музыка. Для Верки все инструменты делились на печальные (скрипки), весёлые (ударные), благородные (фортепиано) и никакущие вроде ложек и трещоток, которые ей в детдоме иногда доверяла учительница музыки, сетуя, что такой соловьиный слух достался бегемоту. Так вот, никакой слух не помог Верке определить, что это за инструмент играет. И она решила, что звенит в ушах.
Уши - ерунда, музыка вызывала ещё зуд во всём теле. Впервые чувствовалось, что Верка - женщина, и с зудом справится только он, мужчина, муж. Каждый сантиметр тела просил прикосновения, поглаживания, покусывания... Острых ощущений, пусть даже боли. Да-да, именно боль резким воспламеняющим движением рванёт по мускулам, и вспыхнет ещё более сильное влечение.
Верка, если бы не была детдомовкой, которую лишили девственности прямо на гимнастических матах в холоднющем спортзале, уже давно бы валялась распластанной на постели, подвывая от страсти и оглаживая себя руками. Но она прогнала чуждые ей ощущения.
Именно настороженность помогла ей заметить движения возле гроба. Похоже, что покойничка тоже достал свечной запах и дым, и он поднялся со своего ложа. Точно, направился прямо к Верке. Ни фига себе!.. Вот это стояк! А если пнуть?
Но мысли смешались, представление о том, где она находится, исчезли из Веркиной головы.
Всё вернулось только утром. Егорка вонял у себя в гробу, Верка валялась на полу, и ей было худо как никогда. Похоже, её поимели во все отверстия, и не единыжды. А это можно и нужно предъявить.
В гневе, пошатываясь и запинаясь, Верка подобралась к гробу.
Увы, Егорка не годился в ответчики. Он просто тёк, жидкость шипела с тихим лопаньем пузырьков, лилась на пол, растекалась по ковру. Значит, кто-то пробрался в супружескую спальню и изнасиловал Верку.
Она бросилась к двери - увы, заперто. На окнах решётки. Крики остались без ответа.
Ну ладно, сами напрашивались. Верка схватила мраморную статую и задумалась, что крушить сначала: стёкла или дверь. По всему выходило, что дверь.
Мускулы Верки заработали, как части парового механизма. Но вот же гадство: под тонким слоем дерева обнаружилась сталь.
Верка расплакалась.
Следующим шагом были окна. Можно просто разбить, но ведь есть Егорка в гробу! Отчего бы ему не послужить для их скорейшего освобождения? Свёкор работал не выходя из дома, к крыльцу не иссякая тёк ручеёк посетителей.
Верка с трудом расколотила толстенное стекло. Приставила к одному окну гроб, пустив по ветру части декора. К другому встал Егорка. Брюки были расстёгнуты и спущены (и вовсе не Веркой), обе вздутые руки помещены в разбитые отверстия. Пришлось подпереть "муженька" крышкой гроба, ибо он не держал форму. Свёрток, который она нашла ночью, Верка положила рядом с крышкой. Она чужим не интересуется.
Верка увидела, что солидные мужчины, видимо, компаньоны господина Фефелова, которые шествовали к входной двери, заметив, как модно сейчас говорить, инсталляцию, бросились в дом.
А она им кричала сверху:
- Помогите, мертвецы заперли и изнасиловали!
Пробежали охранники и наверняка услышали то же самое.
Через некоторое время дверь открыли.
На пороге стояла Ира и, зло сверкая узкими глазами, пыталась ругаться. Все вчера так утомились, что с ног свалились. А сегодня утром разбудили деловые партнёры отца, которые подняли крик о трупе в окне. Пришлось...
Верка высказала сожаления, что солидным господам уже не увидеть белый свет. Но ведь кто в этом виноват? Кто убил Егорку? Кто надругался над ней?
- Егор убит? - Ирины глаза утратили обвинительный прищур. - Не может быть!..
- Сама посмотри! - взвилась в негодующем вопле Верка.
Ирина подошла к окну, отодвинула крышку гроба и шлёпнулась на ковёр под весом разлагавшегося тела. Когда она выбралась, "не может быть!" уже говорить не стала.
Влетела мама Лиза и превзошла дочь и Верку в визге. Но по крайней мере объяснила "изнасилование": ей, как дорогой новобрачной, была оказана честь высокой наградой - применением особых благовоний, которые могут вызывать самые странные ощущения. По-русски говоря, эта китайская смесь мёртвого поднимет, а уж живой наизнанку вывернется. В Китае такие благовония под запретом.
И гроб был нужен чисто для вида, а вовсе не для Верки.
Мама Лиза не учла одного: Верке было с чем сравнить ощущения после чумовой ночки, поэтому она ничуть не сомневалась в том, что стала жертвой преступления. Но если маме нужно, Верка сделает вид, что поверила.
Пришёл свёкор, огладил бороду, кивнул жене и тут же ушёл.
Мама Лиза вызвала уборщиц, и с дочерью и невесткой отправилась к себе - мыться и отдыхать.
Верка не могла сдержать чувство острой жалости к этой женщине, которая потеряла сына и ради чего-то должна была устраивать такие маскарады. Но вся жизнь огромной девицы Гули-Веры была подобна движению паровоза, который при разгоне не остановишь. Тормозные пути случались, но очень редко. Поэтому она стала задавать вопросы.
Первый был адресован Ире:
- А к чьей могиле вы подходили на кладбище? Кому сказали несколько слов?
Мама Лиза укоризненно покачала головой, а Ира прослезилась:
- У меня была собака, чау-чау Цзыли. Мой верный друг. К сожалению, эта порода считается съедобной. Однажды Цзыли не вернулась домой после прогулки вокруг дома. А утром я нашла окровавленный мешок. Гурманом оказался кто-то из домашних. Папа лично занялся этим делом, но никого не нашёл. В отместку людям-злодеям я похоронила его на кладбище, директор, моя подруга, помогла. Жду, когда судьба примет мои жертвы и вернёт Цзыли в мои объятия.
Верка не верила в загробные штучки и поэтому пожалела и Иру, которая сразу же ушла мыться и позабыла после ванны зайти к матери. А Верка спросила, о чём считала подлым спрашивать:
- А как погиб мой дорогой муж Петюня? Почему у него нет могилы?
Но мама Лиза, казалось, обрадовалась вопросу. Верка почувствовала, что ей в своё время не дали поговорить вволю о сыне, запретили от души его оплакать. Ещё один укол острой жалости прошил Верку от макушки до пяток.
- Петюня посвятил свою жизнь спорту, спускался с аквалангом в самые глубокие и труднодоступные места океана. Кто-то старается взобраться на вершины гор, а кто-то наоборот, погружается в водную бездну. Однажды он не вернулся с глубины... Теперь ты понимаешь, что мы должны были выполнить невыполнимое - предоставить тело Петюни и женить его на тебе. Многие бы обрадовались, если бы свадьбы не было. Возможно, что потухший свет и запертую дверь тоже кто-то подстроил. И этот человек у нас дома, - после рассказа мама Лиза расплакалась.
- Этот человек просто не знал, на кого нарвался, - со знанием дела сказала Верка, и мама Лиза подняла на неё недоумевающий взгляд. Потом выражение глаз мамы прояснело. И по ходу, она в первый раз о чём-то задумалась.
- Ты иди купаться в мой бассейн, а я приму ванну, - сказала она.
Кто ж знал, что свекровь приготовила ей сюрприз. И нечаянно получит в ответ такой же.
Верке не нужно было дважды напоминать о воде. Купаться она любила с детства, хоть в реке или даже глубокой луже, хоть под дождём - словом, везде, где пришлось оказаться безродной девчонке.
Мамин Лизин бассейн как раз напомнил глубокую лужу, но и росточка свекровь была самого скверного. Про таких говорят: метр с кепкой.
Верка выстелилась на дне у самой глубокой части чаши, принялась отмокать и тренировать дыхание, то всплывая, то вновь опускаясь. У детдомовских это было самым любимым развлечением на воде: либо задерживать вдох, либо не давать вынырнуть и набрать воздуха другим.
Привычка всегда быть начеку спасла ей жизнь. Она уловила изменение давления воды и появление течения, как рыба; как морпеховец, приготовилась к битве; как анаконда, скользнула к пловцу, который показался из люка в стене.
Ему не повезло: он был намного мельче Верки и менее зол. Перед ним стояла задача притопить или вовсе утопить наглую невестку. А Верка сражалась за идею: надрать всем задницы, чтобы мама Лиза больше не плакала и чтобы муж Петюня без проблем нырял в океаны загробного мира. Какой-нибудь злой человек сказал бы, что дядюшкино наследство тоже было одной из идей. Верка не стала бы возражать. Но главное, конечно же, семья.
Верке поначалу в голову не пришло, что уже мёртвый пловец мог оказаться как раз членом этой семьи, к примеру, тем же Петюней, если ей всё наврали. Но когда она вытащила его на бортик и сорвала маску, то с облегчением выдохнула: не Петюня. Один из тех китайцев, которые, словно семечки в громадном подсолнухе, густо торчали в любом месте дома.
А потом не повезло самой Верке: она отвлеклась и не засекла момент, когда на затылок опустился потолок и вырубил зрение и чувства.
***
Сначала Веркины глаза различили свет. Он падал со звёздного неба, а каждая из звёзд была как прожектор на заборе пивзавода, который граничил с детдомом. Луна же вообще была размером с бассейн мамы Лизы. На ней гнездились ужасные твари с клювами, на четырёх когтистых лапах, с пернатыми хвостами и глазами, в которых была видны преступные склонности. Твари пугали по-настоящему, и Верка впервые поняла педагогов, которые её недолюбливали как раз из-за этих склонностей.
Сама она лежала на мягчайшем чёрном песке. Голая, конечно. И многое подсказывало, что список Веркиных предъяв значительно вырос.
Громадное пространство, скорее всего, чудовищных размеров подвал, завибрировало. Раздался голос:
- Приветствую тебя, Лотосовый След на лепестках розы, что растут только у Киоко. Приветствую, благородная моя жена, чьи глаза блещут, как светила; а сияние кожи напоминает Огонь Серебряной Луны...
Верка ещё раз глянула на эту луну и помрачнела. Она что, посинела за время купания?
- ... и ликом превосходящую красоту и благородство Фениксов!
Верка подняла голову, ткнула пальцем в долбаных тварей на луне и беззвучно разинула рот. Однако тот, кто говорил, её понял. Послышалось лёгкое покашливание, а потом вполне человеческое объяснение:
- Да, это Фениксы, прекраснейшие создания, которые осеняют мир своим изяществом и защищают его от всего недостойного.
Голос, довольно приятный и звучный, что-то ещё пробормотал, но Верка внезапно подскочила и стала медленно поворачиваться, чтобы засечь болтуна.
И засекла!
Лучше бы она этого не делала.
У совершенно бесконечной стены стояла красивая коробка для куклы. А в ней под пластиком, на котором сверкали камушки, находился лилипут! Верка видела таких в цирке, куда её водили только в пятом классе. В другие годы она была отлучена от радостей мира за плохое поведение. Так вот, лилипут был словно слепленный из корней, которые застряли в земле, корявый, с неподвижными глазами, прикрытыми веками без ресниц. И стоял по колено в чёрном песке. Таком же, каким был завален пол в зале. Его член, толщиной с руку, калачом свернулся на песчаной горке.
- Петюня? - робко спросила Верка.
Какой-никакой, а муж. Если не вылезет из своей коробки, то вытерпеть его можно. Но боль в кое-каких частях тела, говорила об обратном: ещё как вылезет!
Верка отвлеклась на разглядывание курившихся кубышек с благовониями, которых здесь была прорва, и присела от неожиданности, когда голос рявкнул:
- Нет! Петюня на дне океана и, надеюсь, над ним два-три метра донных отложений.
- Но муж... - проблеяла Верка.
- Я твой муж! - прогремел голос лилипута из губ, которые не шевелились.
Фениксы на луне открыли клювы и выпустили струи огня.
- Я много веков живу тайной жизнью высшего существа, женюсь трижды в столетие, но только ты открыла мне радость обладания женщиной!..
- Дядюшка! - как полоумная, в запоздалом озарении заорала Верка.