Надя смотрела на потолок. Беда всегда появлялась из-под ободка люстры. Шелестящей тенью скользила по стене. Противно шурша брюшком по ковру, подбиралась к детскому диванчику. Если входила мама, то с треском лопалась под её тапками. Лапки дёргались и застывали узорами на ковре. Или, извернувшись, убегала и карабкалась на обои, прячась среди рисунка. Но мама носила на шее свет, он обнимал её шею, как шарф, и стекал на грудь. От этого света беда бесследно таяла. Когда мама не приходила, она заползала под плед. А потом начинала болеть голова. У беды было длинное медицинское название, Надя его не помнила. Мама в беду не верила и ругалась с соседями, кричала им, чтоб лечили свою голову. Соседи не лечились и не разрешали детям играть с Надей. Как только она появлялась у подъезда, тётя Оля хватала в охапку Юльку. Мама часто вырывала из рук Нади немытые фрукты. И дочка думала, что Юлька - такой же немытый фрукт.
Пока Надя рассуждала, беда незаметно подобралась к ней и исчезла в постели. Прочь покрывало и плед. Прочь простыню. Может, она в подушке? В ушах еле слышно звучал назойливый гул, в слепящей белизне тонуло всё, что находилось в детской. Надя на ощупь нашла тумбочку. В ней альбом и фломастеры. Конечно, альбом не поможет. Мама и папа там нарисованные, Надя это понимает. Гул становился всё громче. Это беда хозяйничала в голове. Надя сжала в кулаке фломастеры. Что если с силой воткнуть их в уши? Чтоб лопнула засевшая в голове беда? Как надувной мяч, который испортил сын соседей? Боль залила мир чернотой. Больше Надя ничего не помнила.
Надежда сидела в самом уютном уголке своей спальни - между кроватью и шкафом. Длинные бледные пальцы плотно прижаты к ушам. Под ними словно взбесился рой комаров. Как же так? Надежда всю неделю береглась: на ночь не вынимала наушники, днём повязывала плотный шарф. Даже тяжёлые серьги с изумрудами отдала Вере. Зачем? Уж очень пристально она всегда смотрела на тёмно-зелёные огоньки. А взгляды людей причиняют боль. Надя с детства закрывала длинными распущенными волосами свои многострадальные уши. Пока Влад, новый муж, не заявил: лохмы надоели, а короткая стрижка молодит. Теперь многолетняя защита лежит в ящике комода под грудой кружевного разноцветного белья. На покупки Влад не жалел ни денег, ни времени. Уже не комары, а визг пилы рвался из-под затёкших рук. Неужели беда? Таким детским словом Надежда заменяла название своего недуга. А плохо ей стало ещё в салоне, когда обнажились из-под срезанных прядей шея и уши. И стилисты, и клиенты смотрели на надин профиль, словно выточенный из алебастра. Их взгляды буравили нежную кожу. Светильники вдруг ощетинились копьями лучей. Кривляющееся зеркало ловило их в своей глубине и бросало в лицо. Изумруды пошло перемигивались со своим отражением. Когда в руках мастера взвыл фен, Надежда соскочила с кресла и бросилась к выходу. Пришла в себя только в машине. У мужа сердито шевелились губы, но Надежда не слышала слов и радовалась тишине.
Как же остановить беду? Надежда стала с силой откидывать голову назад, а потом резко прижимать подбородок к груди. Такие движения всегда отгоняли гул в ушах и слепящий свет. Вот и сейчас помогло. Она с трудом оторвала ладони от ушей. Тишина. Открыла зажмуренные глаза. Ничего страшного - всего лишь уютный полумрак спальни. С облегчением вздохнула. Зря. В комнате что-то изменилось. Вещи издевательски глядели на хозяйку. Скабрёзно ухмылялся выдвинутым ящиком комод. С картины надменно хихикали высокомерные жёлтые ирисы. На ящике трельяжа водили игривый хоровод флаконы, баночки и коробочки. На них непристойно наступали аэрозольные баллончики дезодорантов и пенок. Надежда вспомнила кое-что из ночных забав мужа, и рот наполнился раздражающе-горькой желчью. Сиреневые кружева пеньюара украсили коричневые разводы рвоты. Хохот наплывал из полутёмных углов и словно припечатывал Надежду к стене. Ещё секунда, и он проникнет в её голову. Нет, вытряхнуть все звуки, сильнее стукнуться о стенку затылком. Ещё раз, ещё сильнее... ещё. Во рту появился солоноватый привкус, что-то тёплое хлынуло из носа. С последним гулким ударом о стену перед глазами вспыхнул фейерверк, и темнота скрыла все краски и звуки.
Вера, путая ключи, наконец открыла двойную дверь. По-хозяйски непринуждённо вошла в просторную прихожую. Изящно отразилась в громадной зеркальной панели. А теперь заглянуть в гостиную. Просто полюбоваться на богатый интерьер. Она бы сменила драпировку на более светлую, выбросила ужасные растения с толстым мохнатым стволом. Глянула на дагестанский ковёр и почувствовала, как кровь прилила к щекам и сбилось дыхание. Приятной тяжестью налился низ живота. Влад, оказывается такой затейник. Но и она не в сугробе деланная. На горячей печке в просторной избе родителей, в которой верещали, толкались, пускали сопли и тянули друг у друга кусок изо рта двенадцать ребятишек. Вот и Вера в своих родителей... любвеобильная. Но нескоро она покажет Владу, на что способна. Постепенно будет открывать карту за картой, пока не выложит козырную - свою беременность. К тому времени вопрос с Надькой должен быть решён. Хотя жалко её, что и говорить. Вера прогнала ненужные мысли и прошла широким коридором к спальне. Тихо сегодня. Спит? Вера жалостливо сморщила губы, потом расслабилась. Беззвучно похихикала и снова нацепила сочувствие и доброту на хорошенькое личико. Толкнула дверь. Мама дорогая! Только этого не хватало. На стене багровеют кровавые разводы. Надька вытянулась ногами к двери, алый подбородок уткнулся в грудь. Откуда запах мочи? Верина мордашка быстро серела от носа к щекам. В груди гулко застучало сердце. Убежать? Дура, ещё и размышляет. Быстренько отсюда. А как же Надька? Может, жива. Да что это за запах? Он влез в ноздри вместе с воспоминаниями. Так пахло в избе родителей, когда в ночной тёплой тишине Вера подходила с бутылочкой к ворочающемуся братику, в очередной раз занявшему насквозь проссанную детскую кроватку. Так пахло из зашторенного угла, когда мать не успела в больницу и соседка приняла на руки последыша Олега, любимца Веры. Одиннадцать братьев у неё. А сестры никогда не было. Все бабы суки - с таким убеждением Вера и выросла. Только вот Надька... чёрт, да она родней сестры будет. Накормит, тряпками поделится. В лакированной балетке, подаренной на день рождения, серьги с изумрудами, дорогая бижутерия. Пачка купюр. Вера тогда пришла с работы заплаканная, а Надька её в подъезде встретила. Что случилось, солнышко? Пойдём, зая, я тебя чайком напою. Ну не скажет же зая, что с напарницей чуть не подралась. Вот и пришлось выдумать про больную маму. Надька деньги сразу притащила. Что с того, что Надька сумасшедшая? Будь все такими, и Вера другая была бы. Она перешагнула через пропасть, куда рухнули мечты о жизни с Владом и роли хозяйки в шикарной квартире, и вошла в спальню. Бережно вытерла кровь с подбородка Надежды, потрогала рукой лоб. Тёплый. Еле уловимое дыхание выдуло маленький кровавый пузырёк изо рта. Дыши, сестрёнка, дыши. Сейчас врача вызову.
За тысячу километров в квартире Любы раздался звонок. Прямо посреди любимого сериала звонила подруга дочери. Выбрала же время! Всё хорошо. Просто осеннее обострение. Влад - самый чудесный муж на свете. После моего Игоря,конечно. Сиделку нанял. Да нет, всё под контролем. А вот снам плохим верить не надо. Встретимся на юбилее Румянцевых. Всё, целую. Спасибо, что помнишь мою Надьку.
Люба нырнула под руку мужа, который уже начал всхрапывать. Она была счастлива: молодой муж горячо дышит ей в ухо. Дочь за Владом как за каменной стеной. Ещё бы с десяток лет тишины, любви и покоя.