Веселиться, похоже, уже всем надоело. В пустых бутылках на столе бликует свет маленькой лампочки, стыдливо мерцающей на потолке четырёхметровой высоты. Он грозит обрушиться от рёва нашей любимой музыки. В голове плещутся приливы Соляриса, в желудке - содержимое бутылок с наклейкой ... какое-то "Игристое". При попытке выпрямиться рой мошкары рванул из живота и, не найдя выхода, со всей дури саданул в нёбо. Очередной прилив Соляриса взбултыхнул мозг. Мошкара бесится во рту, и я, зажав его какой-то чужой рукой, пытаюсь загнать отрыжку обратно. Над ухом раздаётся гулкий звук, это староста нашей группы проявляет участие:
- Ой, прсти-те... Мы напились...
Музыка замолкает, и звучит ломкий, робкий голос руководителя фольклорной практики, которая старше нас лет на семь:
- Девочки, пора спать.
Спать ? Как бы не так! Сегодня был такой день! Во-первых, мы нашли клад. Настоящий. Пошли погулять в реденький лесок, и вот такая удача. Первой обнаружила клад староста Наталья. На радостный вопль прибежала вся группа. На весёленькой поляне стояло чёрное мёртвое дерево. Оно будто побывало в руках мастера-безумца, вырезавшего на нём какие-то полоски и зигзаги. Множество ленточек шевелил лёгкий ветерок. Были среди них яркие, но большинство -- выцветшие и обтрёпанные, как венки на заброшенной могиле. Тряпки, платки, россыпь бусинок. Расклёванный птицами хлеб, заржавевшие неоткрытые консервные банки. И - вот радость-то - полтинники с рублями, да столько много! Мы набрали пригоршни монет, а Наталья методично выковыряла из травы все последние. И тут нам пришла в голову мысль о вечеринке. Кажется, всем одновременно. С визгом и хохотом мы понестись в поселковый магазин. Там вообще-то покупать было нечего. Мы набрали конфет и пряников, на которые дома и смотреть бы не стали. Но мы с Сонькой ломаем зубы о твердокаменные кругляши из серого теста, потому что голодны. В местной столовой столько мух, жирных, с зелёным отливом, с чёрной щетиной, что пропадает аппетит. А ещё мы купили вино в бутылках, которые остряки из народа называют противотанковыми. Расплатились найденными полтинниками и рублями. Продавец на нас так странно посмотрела, когда перед ней возникла приличная горка монет. Потом была вечеринка. Может, не вся, но половина группы точно напилась первый раз в жизни. А во-вторых, мы встретились с удивительным человеком.
Меня и Соньку руководитель направила в дом к учительнице географии для того, чтобы она рассказала о легендах этого края. Мы были страшно довольны темой: всё же намного интереснее, чем варианты песенных текстов. Сданный экзамен по научному атеизму (был и такой предмет) интересу не мешал. А учительница ,по слухам, была непростая. Она закончила столичный вуз и специализировалась по этнографии, защитила диссертацию. Однако ни с того ни с сего бросила мужа, перспективную работу и прикатила к своему деду в эту глушь. Замуж не выходила, жила одна и учила детей в школе-интернате. Была она со странностями: каждый сезон пропадала на целую неделю вместе со своей собакой, которую в посёлке знали все и с давних времён. Выходило, что собака была старше самой учительницы, а ей было, на наш взгляд, лет сорок. После приезда внучки дед куда-то исчез, и о нём никто не вспоминал. Цирена, так её звали, не только учила, но и лечила. Причём не всех. Как-то она сама выбирала тех, кому помочь. Однажды русский мальчик с семейского двора попал под мотоцикл, на котором пьяный шофёр из местных выписывал зигзаги по узенькой улице. Ребёнок страшно кричал, колёса-то проехали прямо по ногам, а Цирена бесстрастно смотрела на него чёрными глазами из-под тяжёлых век.
Посмотрела и дальше по своим делам пошла. Зато горе-мотоциклист потом на время пропал, его целый день не могли найти. Обнаружили в деревянном, заброшенном из-за полнейшей загаженности нужнике. Он был по шею погружён в нечистоты, а голова торчала из отверстия в досках. На голове -- кепка. Чтобы его вытащить, пришлось нужник разобрать. Как он туда попал, долго не гадали. В тех местах ещё и не такое случается. Потерявший речь мужчина с ожогами был доставлен в больницу, а его семья уехала.
И еще был случай, когда Цирене пришлось встать на пути нового директора интерната. Тот уволил глухонемую кухработницу-бурятку, жившую с такой же ущербной дочерью в комнате при интернате, под предлогом воровства. Женщина действительно брала из столовой хлеб, который оставался после ребятишек. Все на это смотрели сквозь пальцы. Суровый народ не был расположен помогать ближнему, но если хлеб из столовой интерната, то почему бы и нет. . И остались мать с дочерью без жилья и без копеечной зарплаты. В комнату вселили дворника, молодого парня, скрывающегося от армии в глухомани. Видимо, он был родственником или знакомым директора. Бывшая кухработница и её дочь ещё три дня приходили к интернату и чего-то ждали. Под вечер им выносили какой-нибудь еды, и здоровенная, выше и шире матери слабоумная деваха с жадностью ела, пуская слюни. А её мать неотрывно смотрела на окно своего бывшего жилища. За эти дни она совсем высохла и почернела, отчего казалась ещё безумней дочери. Потом они приходить перестали. Говорили, что дочь живёт в каком-то интернате для слабоумных в Улан-Удэ, но кто проверял-то. Цирены как раз две недели не было, Она появилась утром и сразу направилась в кабинет к директору, хотя знать о событиях не могла, с соседями она практически не общалась, да и с коллегами тоже. Ох, и орал же директор! Увольнением грозил, уголовным кодексом. Голоса Цирены никто не слышал. Когда она вышла, то была спокойна, тёмные омуты глаз скрывались за веками. Никто и не рискнул полюбопытствовать. А ночью случилась беда. С директором. То ли он напился, то ли давно душевнобольным был, неизвестно. Но бежал с перекошенным от ужаса лицом по улице и орал: "Белая коза! Козу уберите!" После этого случая всё директорское семейство с молодым дворником спешно из посёлка уехало.
И вот мы в избе Цирены. Очень чисто, обстановка спартанская. Бытовая техника на месте. Но в комнатах витает какой-то странный запах, и воздух кажется очень густым. Я никогда не страдала аллергией, но тут закашлялась так, что дыхание перехватило. Сонька морщит свой огромный нос, так она делает, когда болит голова. Цирена благожелательно нам улыбается, а ещё через минуту мы забываем обо всём и смотрим прямо в необыкновенные затягивающие глаза. Цирена - бурятка, и я никогда не видела бурят с синими глазами. Но всего удивительнее её речи. Так интересно никто ещё нам не рассказывал о посёлке, о крае, о природе, о людях и их обычаях. Голос мягкий, но с железной преподавательской ноткой в особо важных моментах. Сколько времени мы просидели, непонятно. Даже шевелиться не хотелось. А ведь у нас вопросы о быличках! Практичная Сонька склонила умную голову к плечу и молчит. Чего молчит--то? Сейчас спрошу! И я спрашиваю... о белой козе, которую испугался бывший директор. Сонька шипит: "Дура!". Вот тебе раз! Умная нашлась. Цирена раздвигает в улыбке безгубый рот и сообщает о том, что всё это пустословие, для дурачков, и не имеет отношения к фольклору. Сонька опять молчит, а я пытаюсь доказать обратное. Цирена качает головой и переводит агатовые глаза на ходики. Чудеса да и только! Я же видела - глаза были темно-синие.. Сонька поднимается и толкает меня со стула. На прощание Цирена произносит слова, которые я буду помнить долго: "Да, девушки, вы в наших краях впервые, вы в гостях, - она делает акцент на последнем слове. - Если вы увидите что-то совсем необычное, не вздумайте трогать! Даже подходить нельзя!
Ах, это она о черепах коров и лошадей, щедро рассыпанных вдоль дороги. Да кто ж их трогать-то будет. Мы вежливо прощаемся и уходим,
Как тут заснуть! Однако мы обречённо идём к своим матрацам и ложимся. Спали мы в мастерской интерната, где нас на время разместили, на полу. Сна нет ни в одном глазу, настроение прекрасное. Омрачает только трезвость Соньки. Сегодня не пили двое -- она и руководитель практики. Врушка Сонька сказала, что у неё гастрит. Да она сроду ничем не болела! Ведь проболтается или специально скажет своей бабке, та -- моей, и всё... прощай, летняя свобода. Мои родители -- великие мастера портить дочери жизнь. Сна я так и не дождалась и в привычном бодром состоянии готовлю для подружки развлечение. Сейчас как бы во сне развернусь и хлопну её рукой, а потом сделаю изумлённое лицо и скажу: "Соня, извини, я со сна..." Я совершаю задуманное, но... удар приходится по пустому месту: Соньки на матраце нет. И тут раздаётся истошный визг. Мне совсем не любопытно, а отчего-то страшно. Через открытую дверь комнаты я вижу ....белую козу, которая неторопливо шествует но коридору. Вот тут я поняла смысл выражения "волосы дыбом от страха встали". Это действительно так. У меня мелькает мысль, чуднАя мысль: "Только бы она на меня не посмотрела". А сволочная коза замедляет шаг... Ой, мамочки, не надо, не надо! Меня всю затрясло, но коза глядеть по сторонам раздумала и пошла себе дальше. И что вы думаете? Сонька появилась через минуты три. Она по нужде к ведру в другой конец мастерских ходила. Ну почему все ужасы этой жизни сыплются на меня?
Вот это была ночь! Мы плакали, смеялись, я пять раз рассказывала о визите к Цирене, потом потоком хлынули страшилки. Наша руководитель тоже сидела вместе с нами. Утром проверили: всё было заперто, замки целы. И откуда взялась в помещении коза? Руководитель звонила в Иркутск, и практику сократили. Не знаю, что уж она наговорила, но мы отправились домой раньше срока. Вот такая история. Только кажется мне сейчас, что нас выпроводили из посёлка так же искусно, как и другой ненужный этому краю люд. За дело, между прочим, выпроводили.