Львова Лариса Анатольевна : другие произведения.

Снежная

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (C) 2024 Лариса Львова Рассказ написан для конкурса Моран Джурич на Пикабу. Любое использование текста будет считаться нарушением авторских прав.


   Снежная
   Мистическая история по мотивам реальных событий в Сохондинском заповеднике тысяча девятьсот восемьдесят первого года, названных "Забайкальским перевалом Дятлова". Имена персонажей, локации изменены.
   Там, где скалы обрываются ущельем, сумрачно и тихо. Человеческое ухо еле-еле может уловить звуки, с которыми фирн, многолетний снег, становится льдом. Или это дышит Снежная? Так называют духа, который спит в ледниках. Незнающий человек скажет: не может неживое дышать, не способен дух спать. А бывалый, тот, кто хоть раз подходил к ледниковым языкам высоко в горах, вспомнит ощущение близкой смерти. Вот опытный-то поверит во всемогущую Снежную, которой иногда пугают людей, чтобы не лезли куда попало. Чтобы поберегли свои разум и жизнь. Но всякое случается... Иной раз разбудят Снежную на погибель себе и потомкам.
   Однажды треск выстрелов разодрал холодный покой ущелья.
   Раненый тэк, горный козёл, три раза валился от пуль, которые не попадали в шею, впивались в массивный череп. Тэк взбивал снег копытами, поднимался всё выше. Скалы не любят громких звуков, вот и самец, который яростно ревел только во время гона, готовился молча принять свою судьбу. Но продолжил бороться за жизнь, прыгать на голые уступы, где копыта не увязнут в снегу и не заскользят по льду.
   Но желтоватые глаза тэка затянули кровавые прожилки, неверные ноги дрогнули, и он сорвался.
   Причудливая узорчатая корка, покрывающая лёд, подтаяла от крови. Снежная во сне вдохнула пряный запах. Дрогнул нижний мутно-голубой монолит, коротким гулом ответил на животное тепло и солоноватый вкус. С поверхности со звоном поднялась вверх взвесь крохотных кристалликов, искрящихся на солнце, образовала облако. Это очнулась Снежная. Она оседлала ветер и полетела, оставляя за собой смерть всех, кто встретился ей на пути. Угомонилась только в скалистых складках горы, там, куда не проникают солнечные лучи. Съёжилась до небольшого скопления снега...
   ***
   В восьмидесятом году прошлого века Геннадий Шульгин обосновался в Кыре, забайкальском селе. Он оставил прошлую жизнь, родной город, детей и внуков, привязал себя к краю, где бесследно пропала его жена. Её пригласила в гости студенческая подруга - посмотреть на Сохондинский заповедник, покататься на лыжах. Жена поддалась на уговоры - как-никак в годы учёбы не раз была победительницей лыжных гонок - и пришла в больницу к мужу с блестевшими от затаённой мечты глазами. Геннадий после первых же её слов сразу понял: его домохозяйку Ирку, заботливую жену, мать и бабку, из глубины прожитых лет позвала спортивная молодость. Поманила бодрящим морозом, скрипом снега под лыжами, ветром в лицо, ощущением силы и азарта. Ему самому ещё долго валяться на больничной койке при Институте профзаболеваний. А жена пусть съездит и отвлечётся от семейной беды - интерстициальной пневмонии, заработанной Геннадием на вредном производстве. Пришлось почти прогнать её в поездку. "Как ты мне надоела! Хуже болезни!" - сказал он. Иринка не обиделась. Они ещё не то друг другу говорили, но, несмотря ни на что, были вместе вот уже тридцать четыре года.
   Однако Геннадий принялся считать дни до Нового года и её возвращения. Особенно тяжкими показались ночи, когда метель заплёвывала окна снегом. После одной такой ночи Геннадий ощутил холодную пустоту в груди и почуял: случилось непоправимое. Он промучился неделю, а потом велел сыну и дочкам звонить в Кыру. Дети, пряча глаза, отговорились нарушениями телефонной связи из-за небывалых буранов, потом соврали, что всё хорошо, и мать скоро вернётся. Тогда он потребовал срочной выписки. Врач только пожал плечами: всё равно больного Шульгина нужно переводить в интенсивную терапию. Очень хорошо, если он отправится туда не из клиники.
   Болезнь немного отступила от Геннадия, когда он вытряс правду из детей. "Почему ты ещё здесь, а не в этой Кыре?" - спросил он сына. Не стал слушать оправданий, что невестка вот-вот родит, что ему самому требуется уход и помощь, что поиски пропавших и так ведутся и силами сельчан, и ближней воинской части, и лесничества. Просто однажды ночью, когда его оставила в покое орда бесполезных родственников, поднялся с постели, нашарил в стенке тайничок с накоплениями на чёрный день, оделся, как пришлось, и вышел.
   Одолел лестницу в подъезде, заснеженный двор, выбрался к проспекту. Долго стоял, покачиваясь на дрожавших ногах, поднимая руку навстречу машинам. Наверное, его принимали за пьяного. Наконец остановился жигулёнок-"копейка". Водитель, молодой мужик, всмотрелся в его лицо и испуганно спросил: "Тебе плохо, отец? Давай отвезу к станции скорой помощи?" Геннадий только покачал головой. Пока добрый час добирались до вокзала, наслушался от водителя нравоучений, мол, здоровье прежде всего, а дела подождут. Геннадию показалось невежливым молчать, и он ответил еле слышно, потому что для полного голоса не хватало воздуха: "У меня жена пропала... возле Сохондинского заповедника". Водитель ни разу даже не слышал о таком.
   На вокзалах и автостанциях хватало всякого народа: бичей, или бывших интеллигентных людей, как тогда говорили; попрошаек, воришек. Какая-то сила оберегла Геннадия от неприятностей. Даже появился на посту дежурный милиционер, который проводил его к кассам и постучал в пустое освещённое окошко: "Тина!.. Тин, подойди. Тут мужчина из больницы. Срочно до Читы нужно". А в шесть часов утра к нему, сидящему на жёстком пластиковом диване, подошла уборщица со стаканом горячего сладкого чая.
   Геннадий добрался до Читы в полубеспамятстве. Его почему-то все поили чаем: и в поезде, и на читинской автостанции, и в кыринском опорном пункте милиции. Так что сломать болезнь помогли горе и "чайная диета".
   Дети и не думали его искать. Сын сразу догадался, куда направился отец. Правда, остался вопрос: а доберётся ли?.. Но и в этом он положился на милицию. На третий день после того, как Геннадий снял угол в избе механика Тушина, к нему явился уже знакомый участковый, сообщил, что родственники беспокоятся и требуют его срочного возвращения. Пришлось рассказать о планах: он не вернётся, пока не найдёт жену или её останки. И участковый счёл его более вменяемым и дееспособным, чем взволнованную родню.
   На другой конец Кыры, к дому Иринкиной подруги, его под руку проводил Василий Тушин, который сразу привязался к квартиранту. Так Геннадий подумал поначалу, а потом понял, что весь народ в селе такой отзывчивый: ты им уважительное внимание, а они тебе - всю душу.
   Престарелая Ленкина мать вышла на крыльцо и бросилась на грудь к Геннадию, точно к кому-то из родни. С плачем и причитаниям она огладила его плечи трясшимися артритными руками, смочила слезами толстый мохеровый шарф.
   В доме было холодно и не прибрано, поэтому Василий сразу занялся печкой. Старуха не рассказала почти ничего вразумительного и нового для Геннадия. Но её можно было понять: осталась совсем одна, пропали единственная дочь и семнадцатилетняя внучка, учительница химии и воспитательница детсада, студентка-заочница читинского педа, как раз из-за бабки не пожелавшая учиться очно.
   ТётьМаша, как обращался к ней Василий, голосила без остановки, кляла себя и хлестала платком по лицу: из-за неё, никчемной инвалидки, дочка застряла в селе, не увидела ничего на свете, кроме одиночества, своей работы и чёрного крестьянского труда. Даже Анжелку родила, когда дети сверстниц закончили девятилетку.
   А Гена заметил в открытой нараспашку дверце деревенского кустарного �гардероба� Иринкину дублёнку. И это так вдарило по мозгам, что он не возразил тётьМаше: только благодаря тому, что она моталась в лососёвую путину на Шикотан, хваталась за любую работу, удалось выучить дочку. Ценой своего здоровья.
   Василий, который набрал дров про запас и сложил их в сенях, почуял, что квартирант и Ленкина мать застряли каждый в своём горе, и подтолкнул беседу в нужном направлении:
   - ТётьМаш, а кто в последнее время к Елене Фёдоровне заходил? Или к Анжелке?
   Старуха, ответила, утирая платком глаза:
   - Спрашивали уже... Никто не заходил.
   - А кто мог знать, что они в пятницу с утра на лыжню выйдут? - уточнил Василий.
   - И это спрашивали. Все из школы могли знать: в пятницу у дочки уроков не было. И Анжелочка во вторую смену, с обеда... Вот утром и собрались...
   - А из вещей ничего не пропало? - пристал с вопросами Гена.
   - Да что же вы из меня душу-то тянете? - снова разрыдалась тётьМаша. - Уже сто раз говорила: ничего не пропало! Фотографии мне показывали. Вся одёжа на снегу, даже бельишко, лыжи, палки... рюкзачок новый, который Ирка внучке подарила. Только их, моих кровиночек, нет...
   Старухин плач стал невмоготу Василию, он подошёл к окну, отдёрнул занавески и добавил:
   - Гурьянов Федька, который одёжу нашёл, говорил, что и следов вокруг не было.
   - Вознеслись мои страдалицы... На небушко... - вымолвила тётьМаша и уткнулась лицом в платок.
   - Ну вот, тётьМаш, у тебя, как у моей мамки покойной, всё время то воскресение, то успение, то вознесение. А тут слушать нужно бывалых людей, - возразил Василий и пояснил Геннадию: - Оно и правда, наши места как проклятые. Сколько охотников-промысловиков и браконьеров погибло, не сосчитать. Бывалые ведь что говорят? В позапрошлом веке, когда на месте Кыры был казачий караул да несколько изб, почти всех людей смерть выкосила. Вроде бы разгневался на них дух, который жил на сопке с древности. Вот с тех пор и повелось: если кто-то не понравится духу - сразу помрёт. Однако и тут вышло странно. Весна, лето, осень - умерших средь леса без всякой причины нет. А зимой начинается... В прошлом году даже кого-то из учёных заповедника нашли в снегу. Раздетого и красного, как из бани. И будто бы он от кого-то руками закрылся, так и застыл-закоченел на морозе. Списали на несчастный случай.
   - Не мог какой-то дух тронуть моих девонек! Не нашли их, значит, вознеслись! - взвыла старуха.
   - Вот прямо взяли и взлетели втроём. Чудо случилось, - азартно заспорил Василий. - Только чудеса-то такие повторяются. Ты, тётьМаша, почему-то забыла, что у нас всякое случалось: и замёрзших находили, и просто люди исчезали. Ну-ка, припомни, что случилось с Коршуновыми, когда твоя Ленка ещё в читинском педучилище училась?
   - Так их вроде ограбили и замерзать бросили...
   - Ну да! - торжествующе воскликнул Василий. - Так хорошо ограбили, что деньги россыпью валялись возле �уазика�! Всё на месте нашли: вещи, документы. А самих хозяев нет!
   Геннадий схватился руками за голову, и Василий решил закончить спор словами:
   - Помяните моё слово, без духов тут дело не обошлось. Шамана нужно искать, чтобы дело раскрыть. Да только они вне закона, шаманы-то... - и без всякого перехода обратился к Ленкиной матери: - К тебе кого-то из сельсовета приставили для помощи?
   - Нет... В дом престарелых повезут... - прошептала тётьМаша. - Только мне уж всё равно, где правды дожидаться, в богадельне или на том свете...
   - Без правды ни того, ни этого света нет! - оптимистично брякнул Василий, но на секунду-другую прикрыл глаза ладонью, помолчал, а потом добавил чуть в нос: - В Кыре стариков не бросали со времён казацкого караула. И тебя никуда не отпустим.
   С этого дня Геннадий превратился в дядьГену, �информаторы� и советчики протоптали тропы через огород и двор Василия. Постучав в окно или дверь, кричали жене Василия: "Ритка! Ребята! ДядьГен дома?" Василий, по его словам, хорошенько �оттянул� соседок Ленкиной матери при людях в очереди за завезённым в сельмаг рисом: "Я им так и сказал - чтоб вам в старости возле холодных печей и в грязи сидеть!" И у старушки, опять же по его словам, всё было хорошо.
   Геннадию приходилось тяжко от такого пристального внимания к его горю. Он привык к обособленной городской жизни, к покою и полной независимости. В избе, где все гости суют нос в чужую кастрюлю, где каждый чих и взгляд становятся достоянием множества людей, он ощущал себя в другой вселенной. С одной стороны, вот так, за чаем с пирогами или лапшой с зайцем, оживал старинный принцип соборности, когда твоя беда - это печаль для всех, и на помощь поднимутся все до единого. А с другой стороны, от дыма трубочного табака, от многолюдия, пустопорожних бесконечных разговоров его просто мутило. Подаст Рита на стол маринованные парниковые помидорчики - обязательно затянется беседа о помидорах, �пустой� и требующей много забот �овощи�, о том, что капуста лучше; придёт отпрыск Василия с порванным рукавом пальто - не утихнут споры о преимуществах старых методов воспитания. Раньше бы за порчу �одёжи� выпороли. А уж если заходила речь об охоте и рыбалке, тут мужичков было не остановить. Их очень возмущали ограничения - ну как так, мы на своей земле, в своих лесах, а добывать зверя нужно по срокам в документах?!
   От разных баек о замёрзших и пропавших снились плохие сны. Геннадий просыпался и представлял, как четыре дня искали тела с помощью вертолётов, как бродили по окрестностям Кыры лыжники. Но ведь каждый участок бескрайних лесов не осмотришь. Может, он ошибся, приехав сюда? Не лучше ли было требовать продолжения поисков, писать жалобы, да хоть в Москву звонить... У директора его завода крепкие связи в столице... И почему-то всё больше верил в то, что поступил правильно.
   А сейчас главное - побороть собственную немощь. И Геннадий попытался встать на лыжи. И пусть ветер поначалу не только сбил дыхание, но и чуть не повалил его, дядьГена не отступил. Его не смутили жалостливые взгляды Риты, насмешки ребятишек. В охотничьей Кыре даже малышня прекрасно бегала на лыжах.
   В середине января умерла Ленкина мать. Геннадий не пошёл на похороны, и правильно сделал. Оборотной стороной �соборности�, как он для себя назвал непременное участие кыринцев в жизни друг друга, было пьянство. Оно вообще не считалось за порок или грех, наоборот, люди сочувственно говорили: �Загулял мужик�. Василий �не просыхал� неделю. Зато потом, прикладывая к опухшей роже снег из тазика, обмолвился:
   - ДядьГен, мне хороший человек дал наводку на шамана. В Былыру поедем к бобылю Яше. Ему от отца и деда дар перешёл. Яша, говорят, многое умеет: лечить раны и другие хвори, звериные тропы заговаривать, покойников призывать. А ещё он всех духов по имени называет, беседует с ними.
   - Ты, Васька допился до ручки, - подала голос от печи Рита. - Какая Былыра больному человеку? Пусть бы дожидался в тёплой избе вестей от следствия. А ты его сманиваешь в село, где даже фельдшера нет. Вдруг что-нибудь случится?
   - Вот и полечится заодно, - буркнул Василий.
   - Знаю я это лечение! - крикнула Рита и начала скандалить.
   Впрочем, Геннадий привык к скоропалительным, но коротким стычкам супругов.
   Несмотря на то, что шаманство было под запретом, в Былыру они поехали на милицейском газике вместе с участковым Сергеем. Конечно, восьмидесятые годы - не сталинские времена, и запрет был �бумажным�, скорее, в рамках пропаганды атеизма. Но Геннадий догадался, кто навёл Василия на этого Яшу. У Сергея в крохотном селе проживала двоюродная тётка, которой потребовался новый радиоприёмник. Нужды родственников в Забайкалье считались важнее собственных.
   Сначала они подъехали к Яшиной избе, которая стояла на отшибе, вдалеке от короткой цепочки изб по левую сторону дороги. Справа щетинилась торосами неширокая речка. Увы, в кособоком, почти заброшенном, чёрном от времени жилище никого не оказалось. Добрались до Серёгиной тётки. Она-то и сообщила, что Яша в последнее время совсем чокнулся, ушёл на кордон. Геннадий уже знал, что так здесь называют обычное охотничье зимовье.
   Шустрая старушка, для которой �радиво� на батарейках было единственной отрадой, побежала по соседям - просить лыжи. Принесла две пары - необычно коротких, подбитых вытертым почти до мездры мехом. Их можно было надеть прямо на валенки. Палок не полагалось, только шест. �Тута недалеко, - сказала тётка Сергея. - Лесом по лыжне на бугор, а с него влево. Четыре часа ходу�. Городского дядьГену поражало, что расстояния измерялись не в километрах, а �часах ходу�, которые, конечно, были разными для только что оклемавшегося от болезни человека и охотника. Городской гость должен был отправиться налегке, Василий навесил на плечо своё ружьишко, надел объёмистый импортный рюкзак из синей синтетики, который Геннадий приобрёл по распределению среди заводчан.
   Первый час Геннадий вытерпел, хотя заболели икры от непривычно тяжёлых, норовистых лыж. Ходьба на них требовала наклона туловища, широких замахов рук. Василий крикнул ему: �Да выброси ты шест! Нужно будет, другой срублю�. Геннадий даже не успевал оглядеться по сторонам, лишь изредка поднимал голову от лыжни - посмотреть, как далеко отстал от Василия. Странно, что такая �физкультура� показалось хоть и тяжкой, но приятной. Дыхание не клокотало, как прежде, а вырывалось парком на лёгком, не более пятнадцати градусов, морозце. Геннадий почувствовал, как по спине скользнули капельки пота. К чёрту дыхательную гимнастику, которой его изнуряли в клинике профзаболеваний!
   Он посмотрел на часы: прошло уже два часа, как они вышли из Былыры. Геннадий остановился, выпрямился, перевёл дух. Поглядел вперёд и замер... Он не увидел Василия с дефицитным рюкзаком на спине. Вообще ничего не увидел. Только белую искрящуюся мглу. Крохотные вспышки медленно потекли к нему. В ушах зазвенело.
   �Добегался на лыжах! Сердечный приступ!..� - мелькнуло в голове. Геннадий хотел позвать Василия, но крик застрял в глотке. Меж тем мгла уплотнилась, стала похожей на снежную лавину. Золотистые искорки исчезли. �Умираю...� - подумал неудачливый дядьГена. Пространство налилось мглой, и тут раздалось знакомое: �Догоняй!� Звонкий Иринкин голосок... Ах, вот и сама она - лыжница поправила крепления, взмахнула палками и понеслась вперёд. �Возьму и догоню!� - радостно подумал он и пустился следом, не чувствуя своего тела, наслаждаясь воздушной лёгкостью и пьянящей силой. И ведь почти настиг свою чемпионку!.. Она обернулась...
   - ДядьГен! Ты чего? ДядьГен, что с тобой? - прогрохотало из тьмы.
   Геннадий открыл глаза. Над ним склонился перепуганный Василий. Эх, лучше бы уж помереть... Пусть бы он догнал Иринку в том месте, где нельзя быть живому, чем остался на земле, в заснеженном лесу, одиноким и слабым...
   - Давай-ка помогу встать. - Василий перекинул его руку за свою шею и резко потянул.
   Ох, ну и силища же в этом кряжистом невысоком мужике! Геннадий, еле справляясь со слабостью в ногах, поднялся.
   - ДядьГен, а чего ты валенки-то скинул? - спросил Василий.
   Геннадий посмотрел: и вправду, он стоял в стороне от лыжни, утопая в снегу. Поодаль - разбросанные лыжи с торчавшими из креплений валенками. И это очень странно, потому что ремни жёстко сжимали ступню, от валенок так просто невозможно было освободиться...
   - Идти-то сможешь? - спросил Василий. - А то я до Яшкиного кордона сгоняю за помощью, уже почти добрались. Или волокушу сделать? Я быстро, только обую тебя.
   - Не надо за помощью или волокушу, - почти твёрдо сказал Геннадий. - Ходу-то четыре часа... а мы всего лишь два идём...
   - Да что с тобой, дядьГен? Сомлел что ль? Я ж говорю: почти добрались. Какие два часа? На пятый уже перевалило.
   Геннадий освободился от захвата Василия, который не хотел его отпускать, поглядел на часы. Стрелки остановились.
   Путники медленно двинулись вперёд. Взмахи рук разогнали кровь, и Геннадий почувствовал, как с каждым шагом к нему возвращаются силы.
   Действительно, скоро показался кордон - маленькое зимовье с небольшим навесом для дров. Василий потянул носом воздух и сказал с досадой: �Не топил Яшка сегодня. Поленился или вчера за зверем побегал. Сейчас спит без задних ног�.
   Геннадий удивился:
   - Откуда ты знаешь?
   Василий усмехнулся с гордецой:
   - ДядьГен, у настоящего охотника и чуйка, и слух, и глаза, как у зверя. А Яшка точно дома - на двери нет замка, ставни открыты.
   Потом он постучал в раму крохотного оконца, в дверь и вошёл в избушку без сеней.
   Геннадий представлял себе шаманов иначе - в маске, звериных шкурах, с бубном и колотушкой. А перед ним сидел за столом тщедушный бурят с копной нечёсаных сальных волос. Его широкоскулое лицо казалось распаренным, отёчные веки скрывали глаза, уставленные на грязноватую белую тряпицу на столе. В нетопленой зимовьюшке было холодно, а Яша не только не дрожал в одном нательном белье, до невозможности грязном, но ещё и потел так, что с носа на стол капало.
   - Здрав будь, дядьЯша, - радостно пробасил Василий.
   Не смущаясь тем, что хозяин кордона не отреагировал на появление гостей, �напарник�, как Геннадий давно называл в мыслях Василия, протопал к столу и стал выкладывать гостинцы: чай, сахар, карамельки и банки с килькой в томате.
   Геннадия осенило: а ведь Василий-то не особо жалует этого человека, которого все считают шаманом! Иначе бы он на выданные ему деньги закупился в сельмаге продуктами подороже копеечной кильки. Как ни радушны забайкальцы, а счёт всему ведут: и денежкам, и поступкам человека. И своё отношение показать умеют. А вдруг шаман обидится из-за дешёвых гостинцев?
   - Привет тебе от тётьКати, от Серёги...
   Василий закончил перечислять всех общих знакомых, счёл обряд приветствия завершённым и уселся на другой табурет.
   Яша оторвал взгляд от тряпицы, и Геннадий вздрогнул: один глаз шамана закрывало бело-жёлтое бельмо. На нём словно пульсировали красные прожилки.
   - Зачем пришёл? Ты всё видел, - сказал Яша, обращаясь именно к нему, а не Василию. - Дальше не суйся, сдохнешь.
   И Геннадий каким-то образом понял: во время внезапной немощи ему приоткрылась некая тайна, связанная с Иринкой. Умереть и узнать причину исчезновения жены не удалось. Значит, ему предстоит либо �догонять� её в ином мире, либо вернуться в Кыру, потом в родной город и горевать до конца своих дней. И ещё он увидел что-то в тот момент, когда призрачная Иринка обернулось к нему. Но вот что?.. Не вовремя он потерял сознание. Пусть этот человек, похожий на обычного бича, лопочет всё, что вздумается, пугает, грозит, Геннадий не отступит.
   Василий сердито хэкнул, поднялся, силком усадил квартиранта на своё место и занялся хозяйством. Он явно обиделся за человека, которого уже почитал, как старшего брата. Знакомя Геннадия с сельчанами, хлопал его по плечу и хвалился успехами: приехал в чём только душа держится, а сейчас гляньте - на лыжах бегает, дрова рубит.
   А Геннадий не смог оторвать взгляда от Яшиного бельма. Ему показалось, что через него смотрит сама смерть. В какую-то секунду на него навалились образы: вечная тьма, лютый холод, чужое тепло, гулкие звуки пальбы в лесу, пряный запах крови, свет и бесконечный полёт. Геннадий моргнул, и странные ощущения прекратились.
   Яша не сказал, а точно прокаркал какое-то длинное слово на непонятном языке. Василий резко встал, уронив полешко, которое хотел сунуть в топку печки-каменки:
   - Снежная? ДядьЯш, ты сказал - Снежная?! Ведь так по-русски этого духа называют?
   Василий набил топку дровами, махнул Геннадию - пересядь, мол, на нары, и подтолкнул табурет к погрузившемуся в молчание шаману.
   - ДядьЯш, ты думаешь, что во всём виновата Снежная, так? А можешь сказать, найдут ли тела? Помочь можешь? Эх...
   Шаман вдруг стал совсем другим. Он затрясся, обхватив себя за плечи, словно замёрз только сейчас, заулыбался, показав чёрные пеньки выкрошившихся зубов, пробормотал приветствие и жадно оглядел подарки. Василий поднялся с табурета и, покачивая головой, поставил на печку одну из двух закопчённых кастрюль - вскипятить воду на чай.
   Геннадий обратился к Яше, который и в самом деле выглядел чокнутым:
   - А кто такая Снежная? Чем она знаменита?
   Но шаман, или просто сумасшедший, его не услышал, забормотал �спасибо, спасибо�, перекладывая пакеты с места на место.
   - Не лезь ты к нему вопросами, бесполезно. Он скажет только то, что хочет. И когда захочет, - посоветовал от печки Василий.
   - Ты-то, однако, за корешком от нутряной боли пришёл? - спросил Яша не поворачиваясь.
   Теперь он явно обратился к Василию.
   - Ну... так... - сказал угрюмо Василий. - Ритке моей летом отвар помог. Не мается больше животом. Я бы про запас взял.
   - Так бери, - разрешил Яша и посмотрел на полку с грудой бумажных и матерчатых кульков.
   Василий быстро шагнул к полке и спросил:
   - А что брать-то?
   - К чему рука потянется, - ответил Яша.
   Василий постучал по лбу указательным пальцем, на минуту задумался, выбрал ситцевый кулёк, который топорщился от корешков, спрятал его за пазуху лыжной куртки.
   Больше так называемый шаман не сказал ни слова за этот вечер. И вообще больше ни слова не сказал.
   Потому что утром, ещё по темноте, гости проснулись и разглядели его скорчившуюся фигуру над столом с всё той же белой тряпицей.
   Василий потянул носом, чертыхнулся. Геннадий тоже учуял смрад. Причём воняло в избе всё, даже рука Геннадия, которой он попытался прикрыть глаза. Напарник вскочил с нар и тронул Яшу за плечо. Шаман завалился набок, а потом и вовсе упал на пол. Напарник зажёг керосиновую лампу, поднёс к лицу шамана. Он точно умер не меньше трёх-четырёх дней назад, потому что всё его лицо покрылось фиолетовыми трупными пятнами, которые слились в чудовищную маску.
   Василий громко затопал ногами, как он всегда делал в минуты ссор с Риткой, заматерился и приказал Геннадию: �Быстро собирайся. Да смотри, не забудь здесь ни одной своей вещи�.
   - Ты думаешь, нас будут подозревать в его смерти? - спросил Геннадий, в голове которого никак не укладывалось всё, что произошло после его припадка на лыжне.
   - Ещё чего! - возмутился Василий. - Даже не думай. Просто нельзя оставлять своё там, где Яша помер. Может, потом к тебе приходить будет, может, за собой утянет.
   Он вытащил было кулёк из внутреннего кармана куртки, но подумал и сунул обратно, пробормотав: �Яшка сам разрешил взять, значит, можно. А вот продукты забирать нельзя - он их руками трогал�.
   Обратный путь показался Геннадию намного легче. Сильно потеплело, ветер совсем угомонился. Но напарнику отчего-то не понравилось потемневшее низкое небо. Он несколько раз втянул носом влажный и приятный, со смолистой ноткой воздух и сказал: �Снегом пахнет�. Геннадий удивился: а чем должно пахнуть, если кругом снег? Увы, он ещё не знал, о чём именно идёт речь.
   Они не прошли ещё и получаса, как небо обрушилось на них �ливневым снегопадом�, как говорили синоптики на родине Геннадия. Идти вперёд стало невозможно: вокруг бродила такая же плотная муть, как во время сердечного приступа на лыжне. Только она теперь залепляла глаза хлопьями. Василий скомандовал: �Скидывай лыжи�. Пока Геннадий расстёгивал ремни, на его загривке вырос маленький сугроб.
   Напарник потащил его в сторону от лыжни, заставил усесться возле пригорка. Сказал:
   - Лыжи поставь торчком рядом с собой. Голову закрой руками, лицо вниз.
   И Василий притянул к себе Геннадия.
   - Зачем? - удивился он. - Снегопад не лавина. Вот мой друг рассказывал, как однажды...
   Напарник, отплёвываясь, грубовато прервал его:
   - Лавин у нас не бывает. А вот валить с неба может сутки-двое. Застряли мы здесь. А ты молчи, не болтай.
   Так они и просидели, пока их хоронило под снегом. Он уже ощутимо давил на шапку и плечи. А ещё Геннадий почувствовал, что ему трудно дышать. Совсем как раньше: каждая клеточка тела просит воздуха, лёгкие работают, как кузнечные мехи, а кислорода всё меньше и меньше. Да и холод стал пробирать.
   Василий первым ощутил конец снегопада по каким-то признакам. Он схватил лыжи и стал разрушать сугроб. Геннадий с трудом выпрямился, морщась от боли в пояснице. И тут...
   Над их головами раздались голоса!
   - Ничего себе чертомелило! Свету белого не видать. У забора снега по грудь. Дверь в стайку тоже замело.
   - Кажись, лет десять такого не видали...
   - Нет, ты чего: последний раз нас занесло в тот год, когда летом пожар был, киоск ещё сгорел, помнишь? Это пять лет назад.
   - Не помню. Сейчас тебя разроем, потом меня, потом бабку Шустову.
   Геннадий стянул залубеневшую шапку и смахнул ею талую воду с лица. Напротив него был не лес вдоль лыжни, а занесённая до волнистых снежных холмов речка. А они жались к её обрывистому берегу. Поверху только что прошли сельчане, ведя разговор о том, чтобы помочь друг другу разбросать снег с дворов.
   Василий выругался. Но он снова первым понял, что они каким-то чудом оказались не в лесу, а перед Былырой, обвинил во всём несчастного мертвеца.
   - Яшка на прощание светопреставление устроил! - уверенно сказал он.
   Геннадий смолчал, пока карабкался следом за ним наверх, но потом возразил:
   - Бедняга ни при чём. Ни одному человеку не под силу такое - устроить бурю, изменить ход времени. И перенести людей с одного места в другое. Может, это мираж какой-то...
   И чуть не скатился с берега, словно кто-то саданул его под колени.
   Василий подал ему руку и с ненавистью сказал:
   - Это Яшка-то человек? Тот, кто в Нижний мир сигает и тянет за собой мертвецов и всякую подземную нечисть, не может быть человеком! А вот бурю напустить может. И ещё кое-что... Слушай, обо всём - никому ни слова. Так нужно. Пришли, в зимовье пусто, переночевали и назад подались. Гостинцы выложили на стол, потому что подумали: Яшка скоро вернётся.
   - Не по закону это, - заупрямился Геннадий. - И бесчеловечно - мёртвого бросать. Вдруг его нескоро найдут? Нужно сообщить хотя бы Сергею.
   Василий покраснел от возмущения, видимо, захотел заорать, но оглянулся кругом и сказал тихо:
   - А как ты объяснишь ночёвку с этим мертвецом? Да и не мёртвый Яшка - такие, как он, не помирают. Стухнет до костей в одном мире - в Нижнем окажется живым.
   Увы, Геннадий, химик с университетским образованием, не знал ничего о каком-то Нижнем мире. Природных явлений, которых пока ничем не объяснить, хватает. Вот только почему напарник сказал, что на Яшу его навёл участковый? Он же сам к шаману раньше обращался. Яша давал ему корешки от Ритиной хвори. И сейчас у него за пазухой дар от мертвеца. Что-то здесь нечисто.
   Всё выяснилось за обедом. Главный механик в Кыре был партийным, идейным по самое �не могу�, дружил с председателем сельсовета, метил перебраться в город. Держал в мастерской Василия, не имевшего спецобразования, только за золотые руки. Однако напарник немало нагрешил по пьяному делу, заработал выговоры, получил предупреждения. И очень боялся провиниться в очередной раз. Поэтому Геннадию нужно молчать, где он был и что видел. Серёге-то хорошо, он просто навещал тётку. Но и ему достанется, если в ОВД узнают, что возил людей к какому-то шаману.
   Геннадий был неприятно удивлён таким отступничеством. У него на заводе нормально относились к верующим, которые ходили в церковь. Правда, их было то - раз-два и обчёлся. Но продвижение по службе, конечно, им не светило.
   ТётьКатины гости наелись до отвала тушёной капусты с гусятиной. После всех приключений и мозгодробительных загадок Геннадия потянуло в сон. Но тут во дворе раздался грохот. Сергей метнулся из избы, вернулся через минуту и сообщил:
   - Поленница посыпалась.
   ТётьКатя ойкнула и прижала к губам платок. Сергей попытался её успокоить:
   - Да ладно тебе хныкать. Соседям скажи спасибо, что плохо сложили. Ну?.. ТётьКатя, не бойся, никто не помрёт. Вон Вася с дядьГеной сейчас всё приберут, пока я машину грею. Всё будет нормально.
   Геннадий слышал о деревенском суеверии - мол, поленница разваливается к смерти кого-то из семьи, но даже глазом не моргнул. И без поленницы всяких чудес хватило. Василий же буркнул: �Ну вот, началось�.
   Выдвинулись в дорогу, как и планировали, после четырёх часов дня. Сергей прихватил тёткину деревянную лопату для борьбы с заносами, а домкрат, компрессор и стропы у него были в багажнике постоянно - в этом краю без них не обойдёшься. По центральной улице до ларька и сельсовета уже проехался трактор. А вот дальше гостям пришлось поработать лопатой. Геннадий даже не поверил поначалу, что им удастся вырваться из плена заснеженной Былыры. Но Сергей оказался водителем-асом: он снизил давление в шинах, с разгона �толкал� снег, отъезжал и снова наезжал на занос. А потом на понижающей передаче плавно, без ускорения и торможения, вёл машину.
   К их удивлению, дорога на Кыру оказалась почти чистой от завалов. Это встревожило Василия. Он попросил Сергея остановиться, хотя уже подступили зимние сумерки с их голубоватым светом и словно наглотавшимися чернил тенями. Вышел из �уазика�, повертел головой, высморкался и сказал: �Мхом пахнет. Тем, что на сопках растёт. И буря стороной прошла. Не бывает такого�.
   Сергей усмехнулся:
   - Да ладно тебе, дядьВась. Может, с сопок наносит ветром. Ну, пусть пахнет мхом, нам-то что?
   Василий, которого вообще стало не узнать после бегства из зимовья, вызверился на участкового:
   - Молод ещё перечить бывалому человеку. Давай поворачивай в Былыру.
   - Мне завтра на дежурство, - спокойно ответил Сергей, хотя было видно, что и он рассердился. - Да и тебе на работу. Кончай принюхиваться, садись в машину и поехали.
   - Ну ты... Ладно бы такое дядьГена сказанул... Ты-то понимаешь, что такие ветра с сопок не к добру? Со Снежной захотел встретиться? Да ради бога, только без меня. Разворачивайся, короче.
   Сергей зло хохотнул и заявил:
   - Мне что эта твоя Снежная, что дедушка Мазай и его зайцы. Полезай в машину или топай своим ходом в Былыру, здесь недалеко.
   Василий подумал-подумал и вернулся на своё место. Потом заговорил:
   - Снежная здесь... про неё недавно сказал один... человек. Только теперь его нет. А он точно зря не стал бы болтать.
   - ДядьВась, я в приметы и обычаи верю. В шаманов тоже. А знаешь почему? Сам почти всё на себе проверил и лично убедился, что такие, как Яша, многое могут. А в сказочки вроде Снежной - нет, не верю. К тому же про неё болтать начали недавно. Вроде до войны о ней никто не слышал. А как начались исчезновения и непонятные смерти, так сразу придумали им объяснение - мол, злобный дух Снежная пошаливает. Кстати, как там дядьЯша-то? Всё хотел спросить, да забывал, - весело сказал Сергей.
   Он был явно рад, что Василий не психанул и не ушёл в Былыру. Стало быть, не нужно за ним ехать с уговорами не дурить.
   - Раньше про неё не говорили, потому что она как раз в войну-то и появилась. Чужой это дух. С великих и опасных гор. Оседлала ветра и прилетела сюда... На кровь, - заговорил изменившимся голосом Василий.
   Геннадий подумал, что напарник старается увести участкового от разговоров о Яше.
   - Чего-чего? - рассмеялся Сергей. - Со времён Чингисхана до войны ждала крови? Терпеливая, однако. Да тут в Гражданскую столько полегло народу!
   - Зубоскалишь? Ну-ну... А я, может, кое-что сейчас понял. Но тебе не скажу, - отрезал Василий.
   Сергей, улыбаясь, наддал газу. А потом вдруг серьёзно спросил:
   - А какой тебе человек сказал? И почему его уже нет, дядьВася? Куда он делся? Умер что ли? Так у нас последней мать Елены Фёдоровны, пропавшей химички, померла. В Былыре все живы, тётьКатя сказала, что с осени никто на погост не переселялся.
   Но напарник Геннадия погрузился в молчание. Так и просидел, насупившись, до самой Кыры, которая встретила их цепочками тусклых огней в ночной вьюжной мгле.
   Дома хмурый Василий быстро выполнил отцовские обязанности: выключил чёрно-белый телевизор и подзатыльником проводил сына спать. Потом прогнал с кухни соскучившуюся за два дня жену. И сказал Геннадию:
   - Поговорить нужно. Я тут... короче, все ниточки воедино свёл.
   Геннадий после дороги и лыжных переходов почувствовал себя как никогда плохо, но не подал виду и присел к столу.
   Напарник начал издалека:
   - Вот послушай, дядьГена, край у нас разбойный и вольный. После Октябрьской революции против власти было несколько восстаний. Кроме похождений барона Унгерна и атамана Семёнова, буйствовали казачество и анархисты. Брат резал брата... Гражданская война, одним словом. В коллективизацию буряты из улуса близ Алтана сбежали в тайгу. Их называли �Алтанским братством�. Его нашёл только в сорок первом Мангутский погранотряд. Догадываешься, что произошло?
   Геннадий кивнул.
   - Да, положили почти всех очередями из ППШ-41. А у бурятов и припасов к старым ружьишкам почти не осталось. Где уж им было отбиться... Догадываешься, в каком месяце это случилось?
   Геннадий покачал головой, а потом предположил:
   - В декабре?..
   - Точно! - рявкнул Василий. - В декабре! Меня мамка только что родила. А отец из лесу двух бурятёнков привёл, сказал, что в снегу нашёл почти окоченевших. Он их еле растёр у костра, чаем отпоил и к жизни вернул. Они рассказали, как всё было. Так и остались у нас до сорок седьмого года. Потом за ними дальняя родня явилась и забрала. Мамка, помню, голосила по ним, как по покойникам. Привязалась очень. Буряты добра не забыли и очень нашей семье помогли, когда отец погиб. Да и сейчас, что хорошего у меня есть - мотоцикл, телевизор да холодильник, два ковра - всё подарки моих бурятских дядьёв. Сам-то я никудышным вырос. Неудачник, да ещё и пьяница.
   - Василий... - начал было утешать Геннадий, но напарник остановил его взмахом руки.
   - Не перебивай, - предупредил он. - Перехожу к главному. Люди пропадали только в декабре. На моей памяти исчезли семья Коршуновых с детьми, муж и жена Токаревы, сёстры Меньшиковы. Твоя жена, Ленка и Анжелка. Замёрзших больше в лесу находят. Иногда не сразу, иногда вообще одни кости. Видишь в этом... ну, вроде систему?
   Геннадий кивнул.
   - А какую? - полюбопытствовал Василий.
   Геннадия раздражало сыщицкое рвение напарника, ведь глупо рассуждать без конкретных данных, которые есть только у следователей. Но он ответил серьёзно:
   - Во-первых, заметны два метода. Будто действуют два серийных преступника. Во-вторых, все жертвы, которых нашли, раздеты частично или полностью. Похоже на то, что серийники умеют гипнотически воздействовать на людей. В-третьих, преступления совершены не ради наживы и похожи на месть за декабрьский расстрел братства, о котором ты рассказал.
   Василий нахмурился и сердито сказал:
   - Всё неверно. Но, если судить по-твоему, есть ещё и �в-четвёртых�.
   Геннадий через силу улыбнулся:
   - И что же это?
   Василий так громко высказался, что в кухню заглянула Рита:
   - Всё это не могли сотворить люди! Человек всегда оставляет в лесу след. Да откуда тебе знать это? Ты ж городской... И людям всегда что-то нужно.
   - То есть, ты считаешь, что людей убивают и похищают какие-то духи? - устало спросил Геннадий и стал нащупывать в кармане штанов валидол.
   Сердце защемило, как будто он оказался на похоронах. Ведь всё, что случилось с ним сегодня: сердечный приступ на лыжне, ночёвка рядом с мёртвым шаманом, странное перемещение от Яшиного кордона до Былыры - и было похоронами надежды найти тело Иринки. А этот разговор словно бы завершал печальную церемонию.
   Василий же заявил:
   - Я всегда так думал. Ты же слышал рассказы мужичков: окрест гольцов Сохондо, Быркыхтын-Янг и на подъёме к ним, причём в разных местах, людям становится плохо в любой сезон, не только зимой. Слышал и морщился, не верил. Вот и наши милиционеры знают, что охотники капают на землю молоко, водку, свою кровь, откупаются от духа. Может, даже сами так же поступают. Но не верят. Ведь в книжках сказано, что духов нет.
   �Если бы только в книжках...� - подумал Геннадий.
   Напарник продолжил:
   - Когда мы возвращались в Кыру... ДядьГен, не считай меня чокнутым, хорошо?.. Так вот, на обратной дороге меня накрыло мыслями. Заметь - не моими. Они словно вонзились в голову. И я заговорил... Хорошо, что вовремя остановился. Серёжке ничего не сказал, а тебе скажу: древний дух Горы, как его предки называли, защищает своё: и леса, и горы, и человека. Чтобы защитить, уводит добычу из-под носа у кровожадной Снежной. Как думаешь, что происходит с людьми, которых он скрывает от Снежной?
   Геннадий тихо и медленно произнёс:
   - Они... исчезают...
   - Правильно! - горячо воскликнул Василий. - Исчезают! А вот Снежная, которая прилетела сюда на кровь в сорок первом, так и продолжает кружить над краем. Возвращается в декабре, чтобы получить свою пищу. Ну? Ты согласен, что я по полочкам всё разложил?
   Но Геннадий не поддержал напарника, спросил, еле шевеля губами, о другом:
   - А почему тогда, на дороге, пахло мхом?
   Василий чуть улыбнулся:
   - Так на гольцах полно этого мха. В детстве однажды с голодухи нажевался его, потом блевал полдня. С тех пор запах и запомнил. Только я думал, что он принёс нам зло, бурю там, аварию или ещё чего. А на самом деле нет! Дух мог нас защитить!
   Перед глазами Геннадия всё поплыло. Он осознал, что валится со стула, царапнул ногтями столешницу, но не удержался. Удара о пол не почувствовал. Но в сознании ещё несколько секунд продержалась мысль: забрать людей из этого мира - такая себе защита...
   Он полностью пришёл в себя только через пять дней, как ему позже сказали. В своём закутке без окна, похожим на чулан, в который вмешались только кровать и стул. В дверном проёме, отодвинув занавеску, стояла заплаканная Рита и жалостливо на него смотрела.
   Сердце Геннадия сжалось от плохого предчувствия. Он спросил:
   - Яшу нашли?
   Рита кивнула и залилась слезами.
   - Послушай, Рита, мы ни при чём! - Геннадий попытался присесть.
   Тело ему легко подчинилось, будто и не было почти недели болезни. Только руки-ноги тряслись, но это мелочи.
   Рита утёрла слёзы и махнула рукой со словами:
   - Ясен день, что ни при чём. Вас никто и не подозревал.
   - Василий где?
   - В кутузке! - взрыднула Рита, высморкалась и рассказала, что случилось: - К нам опер незнакомый, не из местных, приходил. Показания взять. А мой-то выпивши был... В сарае прибирался... Я только и услышала - бу-бу-бу... Потом гляжу в окно: Вася из сарая с молотком выбежал и прямиком на улицу. А следом этот опер вышел пошатываясь, голова в крови. Вот и арестовали моего Васеньку.
   Геннадий спустил ноги с кровати, поднялся - вроде ничего, держат. Сказал:
   - Да, дела... Нападение на сотрудника при исполнении - это серьёзно. Но ничего, Рита, попробуем что-то сделать.
   Рима замотала головой:
   - Пока Васю искали, Аньку Кокоурову далеко за фермами нашли. Двенадцать лет девке было. Замёрзла в снегу, вся раздетая...
   Геннадий ощутил внезапную слабость, но сказал твёрдо:
   - Вот уж точно Василий здесь ни при чём.
   Рита крикнула:
   - Конечно, ни при чём! Он у Лутковых сидел, водкой шары заливал! Но его всё равно взяли!
   Геннадий стал одеваться.
   - Куда ты собрался, дядьГен? - спросила Рита сквозь слёзы. - Васю в Читу увезли.
   - Зачем?!
   - Для засвидетельствования... или освидетельствования. Мол, с ума сошёл. Когда узнал про Аньку, она же родня ему по двоюродной сестре, наговорил много того, что не следовало. Сулил ещё больше смертей. Орал, что нужно шаманов со всех мест собирать, чтобы обряд провели и какого-то духа отправили в те места, откуда он появился. А ещё драться лез, называл следаков пособниками. Вчетвером его еле скрутили.
   Василия так освидетельствовали, что он должен был провести в закрытом лечебном учреждении один год и три месяца.
   ***
   Геннадий больше не увиделся с ним. Под влиянием всех чудес, которых он насмотрелся, прежнее мировоззрение не рассыпалось на части, наоборот, оно окрепло. Ему даже стало стыдно за то, что в какой-то миг он похоронил надежду найти Иринку. Всякие видения можно было объяснить галлюцинациями, бредовым состоянием. Болезненная слабость, помноженная на горе и тревогу, напрасные ожидания могли передаться и Василию. А уж он своими фантазиями помог увидеть небывалое. Однако Геннадию передалась одержимость бывшего напарника. Появились тесная связь с природой края, терпеливая настойчивость охотника в погоне за тайной, скрывающей исчезновение жены. Он купил короткие лыжи и ружьё, охотничьи припасы и блокнот, где ежедневно делал записи о об исследованном квадрате леса. А ещё стал развивать ту �чуйку�, о которой говорил Василий. К весне дядьГена уже мог, застыв и почти не дыша, слышать, как вдалеке, ломая тонкие веточки, пробирается в снегу косуля. Не глядя, по шуму крыльев, мог сказать, какая птица взлетела с ближних кустов.
   А ещё помогал Рите по хозяйству, делал уроки с вертлявым и ленивым Васькой-младшим. Пацанёнок поначалу не слушался, огрызался. Но потом получил �леща� от Геннадия и зауважал его. Весной, как только сошёл снег, дядьГена по новой обошёл исследованные участки, у каждого овражка или ложбинки унимая сердцебиение от надежды найти тела погибших и одновременно страшась увидеть вытаявшие трупы.
   - Да ничего ты не найдёшь. Не терзай себя понапрасну, - сказала ему Рита.
   И Геннадий решил, что для него есть только один путь - встреча с духами, правящими этим краем. Главной целью, конечно, стали гольцы Сохондо и Быркыхтын-Янг. Ему хотелось пережить всё, что испытывали охотники в их окрестностях, вернуть утраченную без Василия связь с нереальным, тайным. Ведь только тогда он, наверное, сможет вспомнить, что увидел зимой, когда Иринка обернулась к нему. И тогда ему откроется тайна её гибели. А он всё расскажет детям.
   Участковый Сергей посоветовал перебраться в Алтан, поближе к горам. Даже передал ему ключи от замков дома, оставленные ему двоюродным братом, который подался с семьёй на Камчатку. В небольшом селе не было работы: колхоз благополучно рассыпался, люди жили своими хозяйствами и таёжными промыслами.
   Народ в Алтане оказался ещё проще, чем в Кыре. Геннадий, войдя в калитку, с изумлением увидел тропинку к большому столу во дворе, а рядом - две лавки. Видимо, здесь отмечались праздники, пока хозяева были в отъезде. В огороде паслись чужие козы. Они даже не отвлеклись на появление чужого человека, объедая кусты. Как только он вышел из-за сараев, в заборную дыру скользнула бурятка средних лет в халате, трико и калошах. В её руках неприязненно, то одним глазом, то другим, косилась на мир здоровенная пёстрая курица.
   - В гости или хозяйствовать? - спросила бурятка.
   Геннадий пустился в объяснения, почему он оказался в этом дворе, но женщина прервала его:
   - Да знаю уже. Только интересно, на время или надолго. Держи!
   И протянула ему курицу.
   Геннадий оторопел. На что ему домашняя птица? Бурятка продолжила знакомство:
   - Я соседка слева, Донирма. Дорой зови. А справа соседей нет, пустырь, там наши овцы пасутся и две коровки. Брат мой в этом году на летник скот не погнал, заболел.
   Геннадий растерянно обернулся на огород. Он ещё никогда не чувствовал себя так глупо - на чужом дворе, с курицей в руках.
   - А в твоём огороде наши иманухи. Хочешь - себе возьми. Толку с них нет, только зимой сено переводят, - сказала Дора.
   - Я очень тронут, конечно, - пробормотал Геннадий. - Только мне нечем её кормить.
   И протянул курицу Доре.
   - А ты у меня мешок зерна купи, - быстро ответила она. - Двадцать пять рублей.
   По её хитровато блеснувшим глазам Геннадий понял, что она безбожно завысила цену. Но рассердиться не смог: он знал, что чем дальше от Кыры, тем беднее живёт народ.
   - Иманухам сена накосишь. Не хочешь, так с моим Юркой сговоришься, он недорого возьмёт, - продолжила Дора.
   - Нет, коз мне не нужно, - решительно отказался Геннадий.
   - Старик Омолоев овцу может продать. - Дора, по-видимому, не отказалась от мысли соблазнить нового соседа хозяйством.
   - Нет-нет.
   - Ты чего встал-то средь двора? Делай что-нибудь. Курятник проверь, вроде целым был, - насела на него Дора.
   - Я хотел сначала в доме прибраться... - почти сдался Геннадий.
   Дора хмыкнула и завопила:
   - Галька-Любка!
   Тотчас в заборную дыру просочились хорошенькие, голенастые, худые до невозможности девчонки.
   - Дом приберите, - распорядилась Дора и направилась к калитке.
   Геннадий усмехнулся: а как же, нужно распространить новости по всему селу.
   Застенчивые, не в мать, Галька-Любка засновали по двору. За полчаса была наполнена бочка для воды, в комнатах стало душно от поднявшейся в воздух пыли, половики повисли на заборе. Девчонки принялись мыть окна.
   - Чаю с конфетами хотите? - спросил их Геннадий.
   Сестрёнки опустили головы и не ответили. Вообще-то можно было и не спрашивать. Пришлось хозяину идти в сельмаг, который встретил его пустыми прилавками. Но продавщица сказала:
   - Только для новосёла! И достала из-под прилавка блюдо с раскисшими конфетами без фантиков.
   В другой, городской жизни Геннадий любил такой сорт, не очень сладкий, под названием �Кавказские�. Но в городе они стоили рубль восемьдесят за килограмм. А здесь - пять пятьдесят.
   Он ещё поговорил с продавщицей, узнал о проблемах снабжения, о ценах, разжился для вечеринки с соседями бутылкой водки, вездесущей килькой в томате, белым хлебом и сушками. Выложил за всё это сумму, почти равную половине стоимости мешка зерна. Зато продавщица сказала на прощание:
   - Заходите на той неделе. Будет завоз.
   В своём дворе Геннадий не удержался от возгласа изумления. На железной печке, невесть откуда взявшейся, уже булькал чайник, а за столом сидели шесть девчушек разного возраста. На непокрытых досках разместились разномастные чашки. Одна из сестрёнок вынесла заварник и вопросительно посмотрела на нового соседа. Он быстро зашёл в дом, вынул из рюкзака пачку чая, отдал распорядительнице. Ребятишки молча и серьёзно наблюдали за приготовлениями. Зато, когда Геннадий развернул бумажный кулёк с конфетами, раздалось первое �здравствуйте�. И так поочерёдно шесть раз. Сначала он ответил, а потом стал только с улыбкой кивать головой.
   Старшая девочка прикрикнула на малышню неожиданно басовитым, с хрипотцой, голосом:
   - Не хапайте всё! Взяли по две, и хватит. На вечер оставить надо.
   Ребятишки напились обжигающего чаю и повеселели, стали толкаться и хихикать. Повинуясь старшей, сказали �спасибо� и умчались.
   Геннадий спросил её:
   - Это твои сестрёнки?
   Девочка сверкнула тёмными, как ночь, глазами:
   - Ещё чего не хватало! У нас двое братьев. Маленькие, два и четыре года.
   И посмотрела исподлобья на конфеты.
   Геннадий оторвал угол кулька и сложил на него слипшиеся коричневые прямоугольнички, протянул ей со словами:
   - Так ты кто: Галя или Люба?
   - Галя, - ответила старшая. - Но правильное имя - Гайжит. А она - Лайжит. Только нам всё равно. У нас папка русский.
   - Ты, наверное, в пятый или шестой класс перешла? - поинтересовался Геннадий.
   - Не знаю. Или снова в четвёртый пойду, или в пятый.
   - Как так? - оторопел Геннадий.
   - Мальцы чем-то целый год болели, я с ними сидела. А мамка гостила у сестры в Кыре. Ей операцию сделали, ходить за ней нужно было. Полон дом детей, а мужик её - иман безрогий, только может водку хлестать и спать, - выдала Галя и сурово велела сестре: - Ты окна домывай, я домой сбегаю. А потом половики на реку пойдём полоскать. Все в земле.
   К вечерним посиделкам дом засверкал чистотой. Девочки постарались на славу. Геннадий вспомнил, сколько сил и нервов тратила Иринка на дочерей, чтобы приучить их к порядку, и помрачнел. Они так и остались весёлыми неряхами - его синеглазые, белокурые, в мать, дочушки... А теперь у него уже три внучки. И неизвестно, увидит ли он последнюю, родившуюся в его отсутствие.
   Соседка взялась руководить встречей сельчан с новосёлом. Видимо, она всё узнала о нём ещё в Кыре и рассказала всем, готовым слушать. Поэтому явились только человек десять, считавшихся трезвенниками, выпили по сто граммов, закусили Дориным пирогом и откланялись, сказав в разных вариантах: �Ну это... заходи... не стесняйся. Поможем по хозяйству�. Разбитная Донирма тут же этим воспользовалась. И не только в интересах Геннадия. А когда он попытался противиться, выдвинула аргумент: �Как зимовать будешь, а?�
   Через неделю, когда он уже закончил ремонт в доме и во дворе, вдруг заявился соскучившийся Васька-младший. Рита поехала навестить мужа, и шкодливый пацан тут же распорядился свободой по своему усмотрению.
   - А как же коровы? - спросил Геннадий.
   - Нет уже коров, продали. Прорву денег нужно на папку, - сообщил малец.
   Он тут же поссорился с Дориными девочками из-за коз в огороде и места для игр во дворе. Наверное, так он заявил свои права на Геннадия. Но когда узнал от них, что иманухи теперь всё равно что соседские, а родители их держат для маленьких и вообще �хонинов�, то есть овец, разводят, сразу замирился и толково побеседовал. Прибежал к Геннадию с новыми сведениями:
   - ДядьГен, тут за кладбищем, на подходе к гольцам, живёт бабка-нелюдимка. Ей, наверное, лет сто. Она много чего знает и умеет. Давай сходим?
   Геннадий посмотрел на парнишку, и его сердце зашлось от боли. К чему приведёт такой интерес ко всяким чудесам, как у его отца? В заблестевших Васькиных глазах он увидел ту же тягу к приключениям, готовность помочь, какую-то авантюрную бесшабашность. Нет уж, он сходит сам. И строго-настрого запретил Ваське выходить на улицу дальше двора. А пацан вроде даже не расстроился. Всё ясно: убежит следом. Тогда он обратился к Доре с просьбой присмотреть за своим чрезмерно шустрым гостем. Соседка чуть позже спросила мальчишку:
   - С конём управляться умеешь?
   - Вроде умею, - ответил Васька.
   - Тогда с Юркой, моим мужем, поедешь покосы смотреть. Солнце так и жарит, может, трава вылезла из земли да выгорела. Тогда нужно заранее договариваться с людьми о сене, а то зимой с голодухи помрём.
   Васька хихикнул. Он прекрасно понял, что имела в виду Дора: нет сена - нет и скота, сдачей которого жило всё село. Но не упустил возможности посмеяться над взрослым человеком.
   Он вприпрыжку помчался на соседский двор, а Геннадий вздохнул с облегчением: теперь можно спокойно, в одиночку, сходить к бабке-нелюдимке и к вечеру вернуться. За обед и ужин для Васьки в Алтане не стоит беспокоиться, здесь голодных детей не бывает. Геннадий вспомнил чаепитие в своём дворе и улыбнулся.
   Кладбище оказалось очень просторным, неогороженным. Могилки стояли то кучно, то рассыпались по небольшим возвышенностям. Однако ноги то и дело спотыкались о невидные из-за зарослей богородской травы холмики, проваливались в зыбкие ямы. Геннадий понял: он шагает прямо по местам упокоения тех, кто полтора века в разное время жил в этих местах. Ему стало жутковато и неприятно, хотя его вины перед усопшими не было. Однако он подобрал палку, которая вполне годилась вместо шеста и стал ворошить невысокую ползучую травку, раскинувшую усы дикую клубнику, всю в белых мелких цветах.
   И вдруг взгляд упёрся в свежую могилу. Шея одеревенела, по спине потекли холодные ручейки пота. Потому что с деревянной пирамидки на него смотрел Яша, а надпись гласила: �Омолоев Яков 1902 - январь 1981�. На фотографии не было бельма, значит, её сделали с какого-то документа, когда шаман был молод. Хотя при встрече ему нельзя было дать без году восемьдесят лет.
   Стало быть, Яша был уроженцем Алтана. Возможно, дальним родственником расстрелянных погранотрядом. Геннадий и не вспоминал о мёртвом шамане из-за беды с Василием. Нельзя сказать, что выбросил его из головы, как и всё, что случилось с ним на лыжне и в зимовье. Просто отложил на время. И вовсе не из-за материализма, а просто потому, что у него свой путь, особый: понять, что случилось с женой, вернуться домой и рассказать правду детям. И пусть эта правда с двумя дверями, одна из которых - от закрытых из-за недостаточности улик дел, а другая - от мир легенд и обычаев. Геннадий готов стучаться в любую.
   Он перевёл взгляд на фотографию и вздрогнул: на ней ярко блеснуло бельмо. Был ли это солнечный блик? Скопление влаги под стеклом не дало бы такого эффекта. Геннадий сделал несколько шагов к могиле. И ощутил, что его затягивает сероватая муть, разрастающаяся от бельма. Он больше не различал окружающего мира, только видел мрачное гигантское пятно, а нём красноватые жилки. Такие же он наблюдал зимой на больном глазу шамана. И сейчас они шевелились, словно змеи.
   Геннадий уловил отдалённый тонкий крик, в серой мути замелькала тень, похожая на широкую дощечку, которая колошматила мглу, хлестала, разгоняла... В чьих-то выкриках можно было различить бранные слова, мат. Но их ярость оказалась равной силе этой мути, и наконец она сдалась, поредела, а спустя мгновение исчезла.
   Когда Геннадий пришёл в себя, то увидел рядом... Ваську. Он отдувался, обтирал рукавом рубашки пот, как после трудной работы. У ног парнишки лежала отодранная перекладина с креста на чьей-то могиле.
   - Ты почему здесь?.. - спросил Геннадий, стараясь придать голосу строгость.
   - А потому, что тебя одного отпускать нельзя, - сердито ответил Васька. - Так папка говорил. Дай попить.
   Геннадий напоил ребёнка из термоса, который он купил в Кыре, вылил в пересохший рот остатки. Спросил, терзаясь угрызениями совести оттого, что его пришлось защищать мальцу:
   - Так ты следишь за мной что ли?
   - А то! - ответил Васька. - Ну, пошагали, куда ты направлялся. Здесь какое-то поганое место.
   Геннадию ничего не осталось делать, как смириться с присутствием наблюдателя. Они вышли к узенькой тропе, которая, наверное, вела к жилищу бабки-нелюдимки.
   - Вася, а ты с чем воевал-то? - спросил Геннадий.
   Пацан важно, с видом победителя, ответил:
   - Не с чем, а с кем. Тебя хотел сожрать какой-то плотный туман, что ли. Но он был живым, шипел по-змеиному... А потом я как махнул доской, раз, два, сто раз! И он в землю ушёл.
   - Точно хотел сожрать? - улыбнулся Геннадий.
   - Точно! У него вроде башка была... с зубами!
   И чем дальше они поднимались по тропе, тем больше в Васькиной болтовне серая муть, которую Геннадий ясно видел и даже ощущал как разъедающие капельки на коже, превращалась в чудище - гигантскую змею, дракона, какого-то персонажа бурятского устного народного творчества. Мальчонка трещал без умолку, был вполне доволен и ни капельки не испуган. �Детские неврозы и страхи явно не для сынка Василия�, - подумал Геннадий.
   Когда лес сделался гуще, а тропа - ещё круче, Васька изменился. Перестал фантазировать, шаг его стал бесшумным и плавным. Он явно к чему-то прислушивался, а взглядом, казалось, хотел раздвинуть ветки.
   Василий понимающе улыбнулся:
   - Зверя боишься?
   - Вот ещё! - возмутился герой. - Просто папка говорил: лес слушает тебя, а ты должен слушать его. Тогда с тобой ничего не случится. Но ты, дядьГен, не бойся: мишки на восточном склоне ягоду жрут, волки выше в леса ушли - молодняк косуль резать. Летом все сыты. Зимой, правда, волки могут к сёлам спуститься из-за голодухи.
   Так, беседуя, они добрались до низкой, вросшей в землю избушки. �Ещё бы куриные лапы, получилось бы жилище Бабы-Яги�, - подумал Геннадий. Но сказочную картину подпортил густой дух супа из дичи, а вовсе не человечины, и лай громадного чёрного пса.
   Дверь скрипнула, высунулась кудлатая голова. Хозяйка даже не глянула в сторону гостей, сказала псу: �Чего орешь, Череня? Гости это. Их чуть в силки не поймали, в котле не сварили. Они у тебя косточку не заберут, может, наоборот, поесть дадут, когда меня не станет�.
   Пёс тут же улёгся у поленницы, ничем не прикрытой, положил тяжёлую голову на мощные лапы и закрыл глаза. Хозяйка, она же бабка-нелюдимка, махнула гостям рукой - заходите, мол. На пороге они отпрянули из-за острой вони мокрых шкур, сушёных трав, сырой земли. Но на столе были уже готовы две глубокие миски и пара ложек из красноватого дерева. �Ешьте!� - приказала бабка, и непреодолимая сила потянула мужчину и ребёнка к столу. Геннадий опомнился, когда заскрёб из миски остатки гущи.
   А старуха топтала в углу сухую траву и что-то бормотала. Геннадий признал чертополох, будылья лопуха. Колючки оставляли мелкие ранки на ногах сумасшедшей. А вот ступням ничего не угрожало, потому что они были покрыты страшными роговыми наростами. �С такими натоптышами, наверное, не страшно и по огню ходить�, - подумал Геннадий. Через миг хозяйка выкрикнула, словно каркнула: �Да!� И было непонятно, то ли это ответ на мысль гостя, то ли что-то другое. Васька разрумянился от еды, но осилить миску похлёбки не сумел. Видимо, он не испытывал никакого смущения и неудобства, потому что спросил: �Бабушка, а можно остатки Черене отдать?� Старуха махнула рукой, а Геннадий хотел остановить мальчонку. Громадный пёс, живущий в лесу, показался ему опасным. �Да!� - гаркнула бабка, а Васька выскользнул из двери.
   - Думаешь, я сумасшедшая? - напустилась на Геннадия хозяйка. - Ну и думай, раз мозгов только на это хватает. Череня мой поумнее многих будет. Вот, сегодня с утра глухаря принёс. Я сразу поняла, что гости будут. А уж когда он завыл, ясно стало, что им сытная еда будет надобна. Не каждый с выходцем из-под земли справится.
   �Это она о Яше, - подумал Геннадий. - Только откуда ей знать о том, что произошло на кладбище?�
   В избу ворвался Васька. Из громадной корзины в углу раздались утробные звуки �баууу�.
   - Там у тебя котик? - спросил бабку непосредственный мальчуган.
   - Котик, - ответила старуха. - На-ко, отдай ему птичку.
   Взяла с полки рябчика, понюхала и протянула Ваське.
   Он схватил неощипанную птицу и открыл крышку корзины. Высунулась немаленькая башка с прижатыми ушами, ощерила клыкастую пасть и зашипела.
   Васька ойкнул и отскочил, а бабка пристально на него посмотрела. Пацан решился, подошёл как можно ближе и бросил тушку. �Котик� поймал угощение и скрылся в корзине. Тут же из неё раздалось басовитое урчание.
   - Малыш без матери остался, с конца зимы у меня живёт, - нежно сказала старуха, перевела взгляд на Ваську и предупредила: - Другой раз к зверю так близко не подходи. Без пальцев останешься.
   Только тут Геннадий понял, что он сидит с открытым ртом и слова вымолвить не может. Похоже, всеми здесь управляла эта старуха. Надо бы расспросить её и уносить ноги восвояси.
   - Сама всё скажу, а ты запоминай. Убивать можно зверю, а не человеку. Настоящий обряд от сердца идёт, а не от того, что тебе скажут. Искать легко, труднее жить. Где родился, там и пригодился. Всё, уходите. Только траву для зелий захватите, в конце лета на скот хвороба нападёт, - громко и чётко выговорила каждое слово бабка.
   Сказать, что Геннадий растерялся от того, что ничего не понял, значило вообще ничего не сказать. Он просто обалдел. Даже Васька захлопал глазами. Минуту длилось молчание, пока в избушке не начало стремительно темнеть. Геннадий предположил, что таким образом старуха выпроваживала их вон. Тогда он набрался сил или наглости и спросил:
   - Это правда, что на гольцах один дух отнимает жизнь у людей, а другой их защищает?
   Бабка расхохоталась громовым смехом и сказала:
   - Дух, дух, старик пёрнул и опух.
   Тут же избушка затряслась, и гости сорвались с места, пулей вылетели вон. Понеслись вниз так, что ветер в ушах засвистел. А может, он просто подгонял их в спину. Геннадий уже далеко внизу ощутил в руках ношу. Это был узелок из мешковины. Трава для зелий.
   Кладбище они миновали в лёгких и светлых сумерках. Геннадий оглянулся на Яшину могилку без страха и печали.
   А вот когда подошли к магазину, возникла проблема в лице продавщицы Таньки. Она, раскрашенная, как индеец на тропе войны - ярко-синие тени на веках, жуткий свекольного цвета румянец, малиновые губы и чёрные брови от переносицы до висков - сидела на лавочке среди сельчанок и вроде была занята беседой. Геннадий поздоровался и хотел идти дальше. Но женщина игриво остановила его:
   - Эй, Генка, почему мимо идешь? Запнёшься ведь.
   И Геннадий споткнулся! Женщины захохотали. Продавщица поднялась, подошла к нему и спросила:
   - Почему не зашёл? Сегодня привоз был. Я кой-чего тебе оставила. Сейчас магазин открою.
   - У меня денег с собой нет, - попытался отговориться Геннадий.
   - Завтра отдашь, - заявила Танька, мёртвой хваткой вцепляясь ему в руку. - Я не тороплю.
   И она потянула его к двери с амбарным замком. Открывая, попыталась прижаться к Геннадию сдобным боком. Выручил Васька, втиснулся между парочкой и косяком двери, прошёл внутрь и разразился критикой в адрес помещения, прилавков и нищенского ассортимента товаров. Танька тут же отлипла от Геннадия и стала крыть тех, кто приезжает из другой деревни и показывает норов, будто в самой Чите живёт. Она вынесла из подсобки и швырнула на прилавок несколько банок свиной тушёнки, которую Геннадий сроду не ел из-за количества сала, печенье в пакете, пачку грузинского чая величиной с кирпич и - о чудо! - мармелад �Лимонные дольки�. С водкой обошлась почтительно, только чуть стукнув донышками о дерево. Пощёлкала счётами и буркнула: �Двадцать пять рублей�. Васька нахмурил брови и принялся подсчитывать в уме стоимость покупок. А с математикой у него было хуже, чем с другими предметами. Геннадий так обрадовался мармеладкам, которые и в его городе нечасто появлялись в магазинах, что сказал, улыбаясь:
   - Танечка, я вам очень благодарен! Вы даже представить не можете как. Знаете что? Какие у вас есть самые лучшие духи для женщин? Приплюсуйте к моей задолженности. Это мой подарок за прекрасное обслуживание!
   Васька возмущённо выпучил глаза, а Танька зарделась от удовольствия. Геннадий понял это по её шее, которая не была покрыта толстым слоем светлого тонального крема. К Васькиной радости, духов не оказалось, потому что к празднику Восьмое марта завезли какую-то �Елену�, которую пришлось отправить назад целиком. Может, и хороший товар, но цена у него оказалась плохой - двадцать рублей. Геннадий отметил для себя, что эти духи столько же стоили и в городе. Он сам покупал их Иринке.
   Ох, Иринка... Геннадий попытался скрыть свои чувства, хотя Танькино поведение потребовало экстренных мер. Женщина явно выпила, дожидаясь его. Снова выручил Васька. Он с показной доверчивостью рассказал, что пришлось победить какую-то погань на кладбище, и за это бабка-нелюдимка накормила их похлёбкой.
   Упоминание о сумасшедшей уничтожило Танькин пыл. А когда узнала, что они принесли от бабки траву, показала рукой на дверь магазина: уходите побыстрее, не задерживайте занятую женщину.
   Точно такую же реакцию выдала и Дора, узнав, что соседушка с ребёнком навестил нелюдимку. Однако траву взяла, завернув её в два слоя тряпок. Потом одумалась и пригласила к столу: �Нажарила лепёшек со шкварками. Чего не жрамши, на пустой желудок, спать ложиться?� Желудок пустым не был, но Геннадий согласился разделить с семьёй Доры ужин. Конечно, он захотел побольше узнать о сумасшедшей от взрослого человека.
   Когда пришла пора чая и разговоров, Васька с девчонками выскользнул из-за стола. Геннадий понимающе усмехнулся: у героя был такой важный вид, словно ему предстояло получить медаль за отвагу. Через пять минут он сунул ушлую мордочку в приоткрытую дверь и поставил дядьГену в известность:
   - Я к девкам на сеновал.
   Дора тут же объяснила:
   - Старое сено осталось, не жалко. Пусть играют.
   Пришёл её супруг Юра Забелин, и разбитная, напористая женщина сразу превратилась в покладистую тень мужа. Так здесь было принято: кто денежку в дом несёт, тот и главный, того и слушается семейство. А Юрка работал в колхозе ветеринаром, получал разовые выплаты за труд по договору в Сохондинском заповеднике. Кроме денег, тащил в дом дичь, мясо, подношения сельчан, и Доре не нужно было ломаться по уходу за скотом: двадцать голов овец, две коровки, два коня - это же ерунда, детский сад, а не работа. Юрин отец в годы коллективизации и выселения казаков спрятался в бурятском улусе, прошёл войну и упокоился с миром на Алтанском кладбище. Сыну оставил хорошее наследство и печальные рассказы о прошлом.
   Поэтому Юра сразу сказал: бабка-нелюдимка просто отшельница из белоказаков Ширшовых, изведённых под корень советской властью. Живёт без паспорта, имени-фамилии, электричества, ходит без обуви с ранней весны до жёстких морозов в сорок градусов. Никого не признаёт, помощи не просит, знает лес лучше всяких кандидатов наук из заповедника. Сама не охотится и рыбу не ловит, всё это делает её пёс. Ненавидит шаманов, сама много чудес сотворить может. Знает, как вылечить людей и скот, но помогает, если только захочет. Вот его, Юрку, опекает, потому что они оба - последние из Ширшовых и Забелиных, двух самых сильных и богатых родов казачества бывшего Алтанского караула. Рассердилась на него только раз, когда на бурятке женился. Юра очень долго не мог найти её избушку, чтобы навестить. Сама ему в лесу явилась, когда парнишки народились. Женщин терпеть не могла. А они боялись только одного только упоминания о ней. И если уж отшельница накормила Геннадия и Ваську, то теперь им как родня, всегда выручит.
   - Оставайся, Генка, в Алтане. Ты хороший мужик. Только не суйся в эти тайны, не ищи прах жены. Новую жизнь начни, - сказал ему муж Доры.
   - Вот и бабка-нелюдимка мне сказал: искать проще, чем жить, - разоткровенничался Геннадий.
   - Она зря болтать не станет, - подтвердил Юра.
   Но Геннадий припомнил и другой совет: где родился, там и пригодился. Уезжать ему нужно. Дети, внучки... есть ради кого прожить остаток дней. И всё же он решил провести здесь ещё несколько месяцев, помянуть жену в день годовщины гибели. И посрамить смерть, которую ему предрекли врачи, восхождением на Сохондо и Быркыхтын-Янг.
   Дома он долго сидел без света, пытаясь собрать воедино всё, что относилось к тайнам Забайкалья. Во-первых, здесь противоборствуют свой и чужой дух. Во-вторых, не ладят люди, причастные к миру этих тайн: умерший шаман и потомственная казачка-отшельница. И каждый из них способен насолить и противнику, и человеку. Получается, не будь этого раздора, не было бы исчезновений и гибели несчастных? Что говорил Василий? Нужно собирать шаманов и обряд проводить, гнать чужую Снежную. А бабка-нелюдимка захотела прогнать Геннадия... Да и Яша не хотел вмешательства чужака. Есть ли у него силы не подчиниться и продолжить поиски правды? И он подумал, что найдутся.
   А если всё же вернуться от всякой мистики к реальности? Геннадий ещё раньше расспросил Юрку о замёрзшем учёном из заповедника. Сосед, который был там своим, рассказал ему о выводах следствия: человек попал в зону, подобную воздушным ямам. Минусовая температура и изменения в плотности воздуха вызывали гипоксию, или кислородное голодание, и одновременно побудили раздеться. Такое парадоксальное поведение не раз было зафиксировано ранее. Отсюда и покраснение кожи, и странная поза в снегу.
   Но как быть с исчезновениями? Какая сила воздействует на перемещение тел неизвестно куда?
   Явился расстроенный Васька с каким-то мужичком. Оказывается, любимца соседских девок нагло сняли с сеновала, потому что мужичок из Кыры привёз родителям сахар, а Ваське - материнский приказ срочно вернуться домой. Просто в доме Геннадия не было света, и мужичок отправился к соседям. Завтра утром он должен доставить беглеца в Кыру.
   Только мужичок ушёл, Васька залился слезами, сказал, что домой не вернётся ни за что и никогда. И тут Геннадия осенило. Он спросил:
   - Тебя ребятишки в школе донимают? Из-за отца?
   Васька кивнул. На его веснушчатом носу повисла громадная капля.
   - И матери достаётся?
   Васька разрыдался в голос.
   - Так поезжай домой и защити её! Будь поддержкой! - сурово ответил он, хотя от боли зашлось сердце.
   Ну что это за народ такой? За одним столом сидят, об одном говорят, в одно верят... А доведись человеку встать поперёк мнения начальства, идеологии - сразу начнут травить. И кого - женщину и мальчонку, а не мужика-силача, с которым только четверо милиционеров справились. Все бы они так на чужую беду откликались, как Василий, - с полной самоотдачей и мужеством, глядишь, и преступлений стало бы меньше.
   Они договорились, что Васька будет приезжать с разрешения матери на выходные или каникулы. Геннадий положил ему в рюкзак гостинцы: свиную тушёнку, печенье и чай. Пострелёнок передал ему девчачьи байки об отшельнице. Оказывается, она одним взглядом может испортить здоровье женщин, отнять у них хорошую судьбу. Так не раз случалось, когда она встречала в лесу ягодниц. А ещё пёс Череня когда-то был человеком. Тот кот, который в корзине сидел, наверное, бывший охотник. Она умеет превращать человека в животное. Или даже в камень.
   - Ну что ты говоришь, Вася? Этот кот - ирбис. Ты разве не слышал, что в стране два года назад появилась Красная книга? Ирбис теперь в ней, потому что находится под угрозой уничтожения из-за браконьеров. Котёнок вполне мог остаться без матери, - возразил Геннадий. - Бабка-нелюдимка хорошо поступила, выходила детёныша.
   - У нас сроду таких котов не было, - стал противоречить Васька. - Это бывший охотник, который бабке не понравился.
   Геннадий ещё раз попытался достучаться до Васькиного сознания:
   - Животные мигрируют, переходят с места на место, спасаются от браконьеров, ищут новые места добычи. Самка ирбиса могла добраться сюда из Монголии. И её убили ради меха. Ты же знаешь, чем занимаются учёные в Сохондинском заповеднике? Они изучают жизнь зверей и растений, заботятся об их сохранении. Значит, бабка-нелюдимка им помогает.
   Васька разъярился и чуть ли не выкрикнул в лицо Геннадию:
   - Они землю захватили, которая раньше всехняя была! Кордонов понаставили! Порядки свои завели!
   Понятно, ребёнок всего лишь повторил слова взрослых.
   Распри помогли сделать прощание безболезненным. Васька скинул руку Геннадия, который хотел обнять его, и даже не обернулся, садясь в коляску мотоцикла.
   Так захлопнулась вторая, мистическая, дверь к правде, связанная с двумя Василиями, отцом и сыном.
   Геннадий за лето вдоволь находился по окрестностям Алтана и лесам, два раза вместе с Юрой Забелиным поднимался на голец к зимовью Быркыхта, спускался к кордону Ингода. Познакомился с учёными заповедника, лесниками, наслушался претензий к лесничеству, рассказов о наглости браконьеров, проникся энтузиазмом сотрудников, подивился тому, что молодые люди могли связать жизнь с таким глухим углом. Он сдружился с выпускником Горьковского университета Соколовым Вадимом, который не только провёл в заповеднике два года, но и сумел увлечь двух однокурсников. Теперь они работали вместе. И вот с ним-то Геннадий поделился своей болью.
   Вадим серьёзно воспринял байки о двух противоборствующих духах, о столкновении двух видов магии в этих краях. Конечно, он не поверил в сказки и попытался дать своё обоснование бесследной пропаже людей:
   - Геннадий, а ты ведь слышал, что кое-кто из местных плохо относится к тому, что восемь лет назад здесь был создан заповедник? Нет, в целом-то народ доволен: поголовье промысловых видов животных возросло, порядка стало больше, есть возможность для подработки... Но знаешь, вот эта местечковая спесь... Старая вольница - творю что хочу... Они-то и приводят к скрытому протесту: запугать и прогнать. А для этого - убить. Ещё до меня исчезли два лесника и один разнорабочий. Думаю, это дело рук браконьеров. Убили человека в одном месте, прошли до другого, разбрасывая одежду. А потом по своим же следам вернулись. И ведь мразей не найдёшь: здесь каждый браконьерствует, каждого подозревать можно. Чёрная людская душа всему виной, а не какой-то дух.
   - Но ведь женщины погибли! И дети... - воскликнул Геннадий, держась за сердце. - Не работники заповедника...
   - Ты же жизнь прожил, друг. Когда это преступников останавливали пол и возраст жертв?
   - Не верю я в желание прогнать... Отзывчивее и гостеприимнее народа не видал... - сказал, еле шевеля губами, Геннадий.
   Подступала уже знакомая дурнота, туманила голову, заставляла мелко и часто биться сердце.
   - В целом, согласен, - ответил Вадим. - Но в любой народности могут быть отщепенцы. И ведь их не сразу разглядишь! А сами они молчат, скрываются за спинами других. К примеру, мне только один раз удалось увидеть настоящее отношение людей к нашей работе. На общем собрании наш директор сказал о будущем развитии заповедника через туризм. Это дополнительные деньги для всего Забайкалья. Я в президиуме сидел и видел, что не все довольны, даже самые ответственные работники из местных. Отчего так? Чужаков в своём краю видеть не хотят?
   Геннадий потёр виски, разогнал дурнотную мглу в голове и еле произнёс:
   - Я сам видел...
   Что-то помешало ему договорить, но Вадим не заметил, потому что перебил Геннадия:
   - А сказки да байки... Сочини хоть сотню и скажи, что от стариков слышал. Вот тебе было плохо на гольцах? Молоко или водку капал?
   Геннадий отрицательно качнул головой. Плохо ему стало именно сейчас, во время разговора.
   - Я тебе, Геннадий, от всей души сочувствую. Понимаю, что шансы отыскать останки твоей жены равны нулю. Восхищаюсь твоими чувствами и стойкостью. Но нужно уметь быть хозяином своей жизни. Не хочешь возвращаться домой - иди работать к нам в заповедник. Химик для лаборатории не помешает. С директором я договорюсь.
   Кое в чём Вадим ошибся. Но в тот момент убедил Геннадия.
   И всё же он ожидал с тягостным чувством приближения декабря. Вот помянет Иринку в годовщину смерти, попрощается с ней и уедет домой. Возьмёт на руки почти годовалую внучку, которая, судя по присланной сыном фотографии, вылитая бабка. С таким же неугомонным темпераментом и настойчивостью. И жизнь продолжится, пусть и без любимой жены. Он вылечился от смертельной хвори и сможет быть полезным своей семье и людям.
   Но отчего же так щемило сердце метельными вечерами?
   В начале декабря Дора потребовала от мужа привезти копну сена с покоса. И Геннадий с Юрой отремонтировали длинную телегу, общую на несколько дворов, запрягли в неё самую смирную лошадь, отправились по заметённой дороге к подножию гольца. Во время обратного пути начался медленный, ленивый снегопад.
   Лошадка шла шагом, Юра на неё покрикивал для порядка. А Геннадий, вжавшись в бок копны, дышал запахом лета, ловил на рукавицу не снежинки, не хлопья, а настоящие комочки небесной ваты. Вдруг без всякого понукания лошадь перешла на рысь. Геннадий поднял взгляд: возле стены леса стояла высокая фигура. Рядом - чёрный пёс. Геннадий оглянулся, но бабка-нелюдимка со своим охранником и охотником уже скрылись в метельной круговерти, которая помчалась вслед телеге.
   Лошадка остановилась только у дома Забелиных. Юрка показался донельзя опечаленным.
   - Ты видел? - только и спросил его Геннадий.
   Любимчик отшельницы кивнул и вытер глаза. Открылся соседу только тогда, когда сметали привезённое сено под самую крышу сеновала и сели ужинать:
   - Померла бабка-то... Она никогда с горы не спускалась. И говорила: если внизу меня увидишь, значит, теперь я вместе со своими... Жалко-то как её...
   - И нам с Васькой она говорила... То есть не нам, а своему Черене: может, люди тебе поесть дадут, когда меня не станет, - добавил Геннадий.
   - Череня к людям не придёт. Будет охотиться, пока сможет. А потом сгинет, как любой зверь, чей век к концу подошёл, - печально закончил беседу Юрка.
   - Давай поднимемся к бабкиной избушке, - предложил Геннадий. - Проверим, на самом ли деле она померла. В милицию заявим, если что. Похороним по-человечески.
   - Э-э... - протянул Юрка. - Теперь избушку и не найдёшь. Точно говорю. Да и не хотела бы старуха быть в землю зарытой.
   Всю эту ночь голосил ветер. А Геннадию слышался в нём вой покинутой собаки. Наутро он еле открыл входную дверь, потому что крыльцо превратилось в сугроб. �А ещё говорят, что здесь малоснежные зимы�, - с раздражением думал Геннадий, пока расчищал двор. Он видел, что к Забелиным трижды приходили люди, видимо, с вызовом. Но Юрка не показывался, а Дора громко, на всю улицу, орала, что приболел хозяин и не пошли бы подальше те, кто свою скотину ценит больше её мужа.
   Геннадий после обеда приготовился сбегать на лыжах к подъёму на гору, посмотреть, нет ли собачьих следов на спуске, покричать Череню снизу. Просто выполнить пожелание старухи - дать осиротевшему псу косточку.
   Он осторожно прошёл по рыхлому снегу кладбища, высоко поднимая ноги, чтобы случайно не зацепить поваленный крест. И не смог миновать могилу шамана. Фотографию уже было не различить из-за плохой рамки, которая пропускала осенние дожди. Геннадий минуту постоял, опустив голову. Собрался было идти дальше, но увидел за памятной дощечкой ямищу с уже обледенелой кромкой и далее - взрытый, развороченный снег. Следы не то побоища, не то шествия тех, кто выбрался из-под земли. И эти следы вели прямо к подъёму на гору. Сразу вспомнились слова Василия: �Стухнет в этом мире - в Нижнем живым окажется... Потянет за собой нечисть...� Не здесь ли началась трагичная битва, которая завершилась гибелью отшельницы из казачьего рода Ширшовых?
   Геннадий втянул носом влажный воздух. В нём ясно ощущалась неприятная нотка. Мхом пахнет? Тем, который растёт на гольцах...
   И он счёл нужным повернуть назад. Шёл, каждую минуту ожидая нападения кого-то невидимого, но опасного. Укорял себя: ну что ж ты обратный ход дал? Ведь хотел же встретиться лицом к лицу с тем неизвестным духом, который унёс жизнь Иринки! Ведь смерть привела бы лишь к тому, что они будут всегда вместе... Трус, трус, трус...
   Всю неделю он был подавленным, никуда не выходил, думал о своём малодушии. Из вновь приоткрывшейся двери в мир нереального потянуло ледяным холодом.
   А потом случился скандал у Забелиных. Дора из жены-тихони превратилась в фурию. Она хотела подкинуть деньжат на Новый год кыринским племянникам. А Юрка отнёсся к нуждам Дориной родни без всякого уважения: отказался идти с группой работников заповедника, которые вели подсчёт лесных животных по следам, наблюдали за их жизнью. Это означало минус восемьдесят рублей из семейного бюджета. Дора орала, била посуду, расшвыривала по двору утварь. Но муж остался непреклонным. Да ещё и наглым вором: стащил у жены новогодний запас спиртного, заперся в чулане и нажрался досиня.
   Геннадий понимал соседа, как никто другой: видение на дороге было предостережением им обоим. Но рассказать другим нельзя. Дора набросилась на него с оскорблениями, когда он попытался предложить ей деньги, только бы перестала изводить мужа. Потянулись пустые, смутные, совсем не предпраздничные дни. Он готовился к отъезду в Кыру, ждал автобуса, который совершал рейс раз в неделю.
   Продавщица Танька сообщала новости: подростки обнаружили на обрывистом подъёме в гору поваленные деревья; чёрный пёс напугал до усрачки двоих браконьеров, отправившихся бить белку и куницу; в заповеднике снова кто-то замёрз насмерть. Геннадий хотел было уточнить о замёрзших, но не стал: решение принято, он уезжает. Да и каждое лишнее слово в общении с Танькой чревато новыми попытками сблизиться с ним.
   За два дня до отъезда, когда в доме уже были заколочены ставни, ранним утром возле двора Забелиных остановился �уазик�. Геннадий видел, как к соседям прошли техник и водитель из заповедника, с которыми он был знаком. А через пять минут к нему постучалась Дора, крикнула: �Скорее к нам!� И помчалась на свой двор. Оказалось, пока Алтан готовился встречать Новый год, произошли поистине ужасные события.
   От кордона Ингода вышли с промежутком в два дня группы учёных. Они должны были собрать данные для учёта животных. Первая поднялась на голец Быркыхтын-Янг, переночевала в зимовье, продолжила путь дальше до Агуцы. Там стала дожидаться вторую. Но она так и не появилась в назначенном месте. Раций на кордонах не было. Двое учёных, успешно прошедших по маршруту, бросились на поиски. Они нашли троих товарищей. Все были мертвы. Полураздетые тела лежали с поднятой рукой, будто перед смертью закрывались от кого-то ужасного. Кожа на лице выглядела распаренной, словно люди только что из бани. Часы на их руках остановились с промежутком в несколько минут. Вокруг - разбросанные одежда и обувь. На груди - рассыпанные спички. Тело четвёртого члена группы не нашли. Геннадий с ужасом узнал, что пропавшим оказался Вадим Соколов.
   Юра Забелин хватал стакан с водкой, снова ставил его со стуком на стол и всё повторял: �Я... я должен был там быть... Вместо меня погиб другой... Как теперь людям в глаза смотреть?�
   Рассудительный техник, уписывая Дорину домашнюю колбасу, повторял: �Ну что ж, так вышло. Значит, у тебя судьба другая. Она и виновата, а не ты. Сберегла тебя для чего-то другого. Чуть не каждый год люди то гибнут, то пропадают. А Охотсоюз даже раций не даёт. Был бы порядок во всём, никто бы не пострадал�.
   Трезвый водитель с обидой глядел на полные бутылки и ругал погибшую группу: �По маршруту нужно уметь ходить. Видать, в полосу снегопада попали. Тут правило такое: не шевелись и пережди. А их понесло аж на край гольца. А Вадька-то Соколов... Он же третий год здесь. Мог бы у бывалых научиться. Говорили, что он вроде оставил товарищей и пошёл разведать, как и что. Вещи раскидывал, чтобы другим путь обозначить. Хороший мужик был. И где он теперь, Вадька?.. Четвёртый день ищут...
   Техник с водителем яростно заспорили о том, почему на груди у погибших оказались спички. А Геннадий, не слыша их голосов, произнёс только одно слово: �Снежная...�. Водитель, который был из местных, сразу умолк. Юра поднял на Геннадия больной взгляд. Техник выкрикнул ещё несколько фраз, замолчал и стал недоуменно всматриваться в лица собеседников. Дора вышла из-за печки, где пряталась, пока мужчины спорили, и встала за спиной мужа.
   - Что ты сказал? - переспросил водитель. - Ты хоть знаешь, что про неё нельзя упоминать? Вот только назови - и на всех беду накличешь. Молчи уж.
   Геннадий давно понял, что в разных местах края были свои легенды. Но сейчас решил уточнить:
   - Это почему же нельзя упоминать? У меня друг есть... Он наоборот хотел всех предупредить и сделать что-то для того, чтобы люди не гибли.
   Водитель усмехнулся:
   - Ну и что, предупредил твой друг? Перестали люди гибнуть? Поднимайся, Сашка. Нам нужно в Кыру к начальнику ОВД успеть. Пусть поиск организует. А то мы в этом заповеднике всё сами: сами дохнем, сами ищем.
   Гости прихватили с собой колбасы и ушли.
   Дора двинулась на мужа со словами: �Не пойдёшь никуда! Даже не выпущу со двора! О детях подумай!�
   Юра сказал:
   - Сгинь, Дорка. Соколова нужно искать. Может, жив ещё. Пока в Кыре милиционеры раскачаются, пока людей соберут... Да не вой ты, ничего со мной не случится. Кроме того, что уже случилось: трус я подлый перед людьми, - он пристально посмотрел на Геннадия и добавил: - А ведь она нас предупредить хотела... там, на дороге... Не о том, чтобы по домам сидели, а чтобы людей искать начали.
   - Кто это она? - завопила во весь голос Дора.
   Юркина супруга ещё долго кричала, но на неё уже никто не обращал внимания. Геннадий тоже ушёл собираться. Ко всем вещам, нужным для двух-трёхдневного пребывания в лесу, он взял два мешка, вложил один в другой и посадил туда подаренную курицу.
   Спросил у Юры, который уже дожидался его во дворе:
   - Курица-то не замёрзнет?
   Юра округлил глаза на враз состарившемся, измождённом лице:
   - Эй, соседушка, с тобой всё нормально? Какая, к чертям, курица?
   Далее последовал странный диалог, но Юра и Геннадий поняли друг с друга с полуслова.
   - Юра... Понимаешь, два человека говорили об обряде: мой товарищ и твоя благодетельница бабка-нелюдимка. Нужно отправить чужого духа туда, откуда он взялся. Обрядов без жертв силам этого мира не бывает. Курица - ключ ко второй двери, за которой скрыта правда, - сказал Геннадий.
   Юра недолго удивлялся, спросил:
   - А что за первая дверь? Ну и ключ к ней...
   - Первая дверь - то, что есть на самом деле. Не шаман, не бабка-ведьма, не какие-то хреновы Нижние миры. Простая реальность. А ключи к ней - ты да я. Пойдём искать Вадима, живого или мёртвого.
   Юра быстро сориентировался:
   - Брось ты эту курицу. Тоже мне, нашёл жертву. Санки возьму и барана. Пойдём, поможешь отловить.
   Голец Быркыхтын-Янг пологим склоном издали напоминал детскую горку. Точно такой же был и с другой стороны, от Ингоды. Его �подпирал� съезд на Агуцу. По �бокам� - крутейшие обрывы. Однако Геннадий знал, что пологий склон больше выматывает, чем крутой. Буквально выжигает силу и дыхание, делает человека вялым и безразличным, превращает мускулы в желе. Он испытал это на себе ещё летом. Но сейчас ему было нельзя сосредотачиваться на ощущениях.
   Они поднялись чуть выше столба - отметки о двух тысячах метров. Высота давала знать о себе частыми точками сердца и головокружением. До зимовья Быркыхта оставалось минут двадцать ходу. Но вдруг от камня, сверкающего ледяной макушкой, отделилась тень.
   Бледное солнце поливало голец неласковым светом, играло в воздухе блёстками снежной пыли. Огромный пёс, как сгусток мрака, неподвижно сидел и наблюдал за людьми янтарными глазами.
   Юра воскликнул:
   - Череня! Пришёл, да? А я и косточки не захватил...
   Потом Юра горячечно зачастил:
   - Генка, я чую: здесь нужно барана резать. Сейчас... Буряты так делают: сначала кровь пустят, потом кишки вынут. На уголья их раскидают. Но костёр здесь не разведёшь. На снег потроха бросим.
   И он склонился над рогожами на санках.
   Пространство вокруг них заиграло радужными кольцами. Геннадию показалось, что на миг всё смешалось: и анемичное солнце, и неяркая синева небес, и покрытые траурной зеленью холмы внизу, и режущий глаза лёд на скалистых уступах. Смешалось, закружилось, придавило. Он упал на колени, постарался справиться с головокружением.
   - Генка!.. Ну чего ты? Помогай!.. - донеслось откуда-то издалека.
   А в голове ожил голос отшельницы: �Убивать можно зверю, а не человеку. Настоящий обряд от сердца идёт, а не от того, что тебе скажут�. Геннадий хотел крикнуть Юре, что не этого ждала от них нелюдимка, что он ошибся, но глотка оказалась забитой снегом. Слепящий мир дохнул жаром, захотелось скинуть одежду. Геннадий пополз к Юре, а потом понял, что наоборот движется назад. Под ногой не оказалось тверди, и он сполз на брюхе вниз.
   �Расшибусь!� - мелькнула мысль. Но она оказалась совсем не нужной, не подтолкнула к тому, чтобы сопротивляться. Расшибётся, знать, такая судьба.
   - Генка! - Рядом раздались рокочущие звуки.
   И он очнулся. Залепленные снегом глаза ничего не увидели. Но Геннадий понял, что падение со скал ему не грозит, он всего лишь съехал в какую-то ложбинку на самом подъёме. А этот чёртов обряд ни к чему. Нужно просто поискать здесь. Возможно, Вадька Соколов хотел спуститься в Алтан за помощью. И Геннадий пополз вверх. Нашарил одной рукой камень, подтянулся. Потом ещё и ещё раз. А в третий раз рука нащупала что-то другое... Он уткнулся лицом в колкий снег и растопил его слезами.
   Юра спустился к нему, и они руками откопали тело. Вадим лежал в так называемой позе зябнущего человека: на боку, обняв себя руками и согнув ноги. Его не похищал дух Горы, он просто замёрз. Веки на одном глазу были приоткрыты, из-под них блестели кристаллики льда.
   - Тащи санки, - распорядился Юра.
   - Нельзя... - тихо откликнулся Геннадий. - Нужно милицию звать. Пойдём в Алтан, сообщим всем. Может, у кого-нибудь фотоаппарат найдётся. Как умники из заповедника не догадались осмотреть другой склон гольца?
   - А если зверь?
   Геннадий ничего не ответил, посмотрел вверх. Пёс по-прежнему был рядом.
   - Ну тогда пошли уж скорее, - сказал Юра.
   Отыскались лыжи Соколова, и они сделали из них метки на случай внезапного бурана. Барана и санки бросили там же. Ошиблась отшельница. Всё же я сгодился там, где не родился, - подумал Геннадий. - Хоть одну дверь к правде открыл. А сколько ещё таких дверей есть в этом краю?�
   Баран каким-то чудом пришёл к селу на следующий день, его опознали по кожаной бирке на ухе. Мальчишки заметили в селе громадного чёрного пса, который не лаял. Приехали следователи, спустили Вадима с гольца, увезли в Кыру. Вскрытие показало, что все люди погибли от замерзания. Уголовное дело об их гибели завели только весной.
   Ближе к лету Геннадий вернулся в Алтан. Он не смог остаться в городе. В больнице по какой-то случайной причине умер Василий-старший. И теперь нужно помочь Рите вырастить Ваську. �Прости, папа, - сказал умный сын Геннадия. - Ты снова совершаешь ошибку, потому что не сможешь ничего изменить. А он промолчал. Зачем слова тому, кто знает и делает? А он точно знал, что на лыжной тропе у кордона шамана к нему обернулась не его незабвенная Иринка. Он увидел свою новую жизнь в том краю, где точно сгодится.
   ***
   Над землёй на ветрах мечется Снежная. Ей не известны силы, привязавшие её к горам. Она не видит и не понимает, что творится внизу, ищет всего лишь тьмы, холода и покоя - таких, которые были там, наверху, когда боги создавали миры. Она не знает, что сеет смерть, тайны, распри, страхи, легенды. Потому что всё это про неё выдумали люди.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"