Мацкевич Людмила Васильевна : другие произведения.

Супермаркет ч. 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.96*5  Ваша оценка:

   Пока я не любил, я тоже отлично знал,
   что такое любовь...
   А. П. Чехов
  
  
  
   Часть 1. Четвертая жизнь
   Рабочий день подходил к концу. Егоров потер уставшие глаза и посмотрел на часы. Шел восьмой час вечера. Уборщицы не было. Это был непорядок, и Егоров недовольно сжал губы. Здесь он был вторым лицом, и заведенные им правила выполнялись всеми неукоснительно. Так оно и было до сегодняшнего дня: ровно в семь на пороге появлялась уборщица, а он выходил из кабинета и спускался в торговый зал.
   В четверть восьмого он позвонил секретарю и попросил выяснить, почему кабинет никто не убирает. Через пару минут раздался стук в дверь, и на пороге появилась Эмма Петровна, дородная дама лет пятидесяти.
   - Игорь Васильевич, - заговорила она, как всегда, кратко и по делу, - она новенькая, не знала, что нужно заходить, у дверей ждала, когда кабинет освободится.
   - Хорошо, - проговорил он и пошевелил пальцами руки в знак того, что секретарь свободна.
  Эмма Петровна вышла, а в кабинет зашла и робко остановилась у двери невысокая худенькая девушка в рабочем халате и с косынкой на голове.
   - Здравствуйте, - проговорила она тихим голосом, - я первый день работаю на этом этаже, мне говорили о правилах, но я, наверно, что-то не так поняла. Пожалуйста, не увольняйте меня...
   Егоров хмыкнул. Хорошее же мнение о нем в коллективе! А может это Эмма Петровна ее так запугала? Пауза затянулась. Егоров любил делать такие паузы во время внушения и наблюдать за реакцией виновного.
   - Хорошо, - проговорил он, наконец. - Я вернусь через тридцать-сорок минут.
   Девушка кивнула.
   Егоров шел, как всегда, медленно, нигде не останавливаясь, но каждый из сотрудников знал, что он видит все и ни один недочет пропущен не будет. К нему никто не подходил и не обращался с вопросами: о делах он предпочитал говорить в кабинете. Остановку Егоров делал лишь у кафе в конце зала. Столик у окна к этому времени был всегда свободен. Он садился, выпивал чашку зеленого чая, кивал официанту и спускался в подсобные помещения.
   Здесь командовал Марат, друг хозяина супермаркета. Что за дружба их связывала, никто не знал, а Егоров не любил лезть в чужие дела и никогда этим не интересовался. Марата он ценил прежде всего за деловую хватку, а так же за то, что этот сложный участок был в надежных руках.
  - Все нормально? - спросил Егоров после крепкого рукопожатия.
  - Нормально, - ответил Марат, растягивая в улыбке губы. - Жду. Сын должен вот-вот родиться. Думал, что сегодня, но нет... Третий сын, а? Жена девочку хотела. Придется еще рожать. Желание жены - закон.
   Он громко засмеялся, а Егоров лишь покивал головой в ответ. Он давно был одинок, привык к этому и менять в своей жизни ничего не хотел.
  - Возьмешь свободных дней столько, сколько надо. Только чтобы здесь порядок был. Уже решил, кого за себя оставишь?
  - Будет порядок, Игорь Васильевич, не беспокойся.
   Потом они немного поговорили об ухудшающемся здоровье хозяина супермаркета. Беспокоиться было о чем.
   В кабинет Егоров вернулся в плохом настроении. В последнее время он работал много, поэтому к вечеру уставал, а ночью часто не мог уснуть. Приходилось прибегать к снотворному. Сейчас же он никак не мог решить, ехать ли домой и попытаться выспаться или поехать к Вике и остаться там до утра. Хотелось думать, что она понимает его проблемы, но Егоров все равно чувствовал себя немного виноватым. Она, в конце концов, молодая красивая женщина, которой нужно уделять больше внимания, все-таки они были вместе уже давно.
   Он вошел в кабинет и почти столкнулся с новой работницей. Уборка была закончена. Девушка, видимо, торопилась домой, потому что в руке держала аккуратно свернутый рабочий халат. Такой он ее и увидел по-настоящему: невысокой, тоненькой, в простеньких джинсах, футболке, едва прикрывающей пупок, и... с лежащей на груди толстой косой. Коса была самая, что ни на есть, настоящая. Как в книгах на картинке. Русая и ниже пояса. Да откуда ж красота такая? И глаза голубые... Кто бы сомневался...
   Видимо, он довольно долго и пристально разглядывал девушку, потому что она, смутившись от такого откровенного внимания, опустила глаза и начала медленно краснеть. Егоров видел, как вспыхнуло румянцем ее лицо, как сжались в кулачки пальцы, как дрогнули губы, как она несколько раз прерывисто вздохнула, прежде чем сказать:
  - Я закончила.
  Вышло тихо и как-то не очень разборчиво.
  - Вижу, - ответил он тоже тихо, но не сдвинулся с места.
  Она опять несколько раз вздохнула, потом спросила уже окрепшим голосом:
  - Можно идти?
  Он с удивлением посмотрел на девушку, потом, видимо, понял, что от него требуется, пожал плечами и пошел к своему столу.
  - До свидания, - прошелестело за спиной.
   Он ничего не ответил.
   В девятом часу Егоров закончил все, что было намечено на день, и стал собираться домой. Осталось позвонить Вике, но делать это почему-то совершенно расхотелось. Завтра он купит ей цветы или попросит Эмму Петровну подобрать какой-нибудь подарок. Завтра. А сейчас домой и спать...
   Перед тем, как выйти, Егоров окинул взглядом кабинет, задержавшись на том месте, где стояла девушка.
  - Напугал бедную, - пробормотал он и недовольно хмыкнул.
  Нет, какой молодец! Уставился на ее косу. Такую он точно никогда не видел, он бы помнил. Хорошо, хоть руку не протянул, чтобы потрогать. Сейчас все торопятся жить, поэтому и прически такие: пару раз расческой провел - и порядок. А она точно испугалась, подумала, наверно, что он на ее грудь пялится, даже покраснела. И что, извиняться теперь? Он еще раз хмыкнул и отправился домой.
   С тех пор, как Виктор Иванович Резников, хозяин супермаркета, был выписан из больницы, утро каждого дня для Егорова начиналось одинаково: с восьми до десяти он находился в комнате больного. Они с незапамятных времен дружили, даже имели квартиры в одном доме, правда, в разных подъездах. Резников давно и тяжело болел, поэтому вся работа легла на плечи Егорова. Если больной чувствовал себя неплохо, то они говорили о работе, о которой можно было говорить бесконечно, а иногда могли и в шахматы сыграть. Но бывали дни, когда Резникову становилось хуже, и он молча лежал, словно к чему-то прислушиваясь, прикрыв глаза и расслабившись после укола. Во время таких посещений Егоров хмурился больше обычного, потому что ничем не мог помочь другу. Помочь ему уже не мог никто.
   Однажды Егоров все же решился нарушить тягостное молчание и спросил почему-то очень тихо, словно боялся, что их подслушают:
  - О чем ты думаешь?
  Ответа долго не было, и он было решил, что Резников не услышал вопроса, но вот губы больного дрогнули в слабой улыбке, и, наконец-то, послышалось:
  - Ни о чем. Я качаюсь на волнах.
   Егоров сначала не понял сказанного. Ну как можно ни о чем не думать, ведь мысли всегда, как пчелы, роятся в голове? Однако вдруг вспомнил, как много лет тому назад, после свадьбы, они с молодой женой рванули на две недели к морю. Крым был прекрасен, море великолепно, и он, как-то заплыв далеко от берега, широко раскинув руки, тоже качался на волнах, всматриваясь в голубое безоблачное небо. Мыслей никаких не было, осталось только ощущение полной отстраненности от суеты жизни, безмерного покоя и ничем не замутненного счастья. Тогда он, без памяти влюбленный и только что женившийся молодой мужчина, не смог оценить этих минут. Он еще не знал им цену.
   Это была счастливая поездка! Пьянило все: ощущение свободы, потому что институт был уже позади; прикосновения юной жены, от которых кипела кровь; молодое вино, кружащее голову и делающее еще более сладкими губы любимой женщины; ночная прохлада на берегу, когда все казалось нереальным и таинственным в тусклом свете луны... Да мало ли еще что...
   В последний вечер они, тесно прижавшись друг к другу, сидели на берегу моря и наблюдали за закатом солнца. Эти две недели чувство восторга от обретения друг друга не покидало их, они были безмерно счастливы.
  - Люблю тебя, - нежно сказала жена, легко поцеловав его в губы.
  - И я тебя люблю, - немедленно отозвался он, вернув поцелуй.
  - Навсегда?
  - Глупая, конечно, навсегда. До самой смерти в один день.
  Они засмеялись. Кто в молодости всерьез воспринимает смерть? Никто.
   Может и Резников вспомнил что-то такое, что его еще держит на этом свете? Егорову стало не по себе, словно он невольно вторгся в какое-то тайное и тщательно охраняемое пространство, о котором другому не позволительно даже догадываться. Он по своему опыту знал, что у каждого в душе есть такие потаенные закоулки, о существовании коих не подозревает никто: ни лучший друг, ни любимая женщина. Да и сам человек иной раз крепко подумает, прежде чем заглянуть туда, чтобы ненароком не разбудить связанные с этим не всегда приятные и крайне болезненные воспоминания. Конечно, не стоило задавать такие вопросы. Больше в особенно тяжелые дни он друга не тревожил, а просто просиживал два часа в мягком удобном кресле, думая обо всем и ни о чем.
   От Резникова он отправлялся на работу, в два ехал домой, где и обедал иногда один, иногда - с Викой, которую до поры до времени устраивала такая жизнь на два дома. Возвращался не раньше девяти вечера. Каждый новый день сейчас был абсолютно похож на предыдущий.
   Резников серьезно болел уже лет пять, за последний год перенес две операции, но ни одна не дала ожидаемого результата. Теперь же он угасал, врачи говорили о паре недель. Резников, конечно, об этом знал, но о скорой смерти говорить с Егоровым не желал, никаких разговоров о судьбе своего супермаркета не заводил, словно тот и не был его любимым детищем, словно его дальнейшая судьба умирающего нисколько не волновала.
   Егоров же и под угрозой расстрела не начал бы такой разговор первым, потому что был совершенно уверен в благоразумии друга. Значит, так надо. Ему же, Егорову, до конца жизни быть обязанным и благодарным Резникову за то, что тот его на свет Божий из дерьма вытащил, человеком сделал. А супермаркет... Наследники, конечно, найдутся, они всегда в таких случаях достаточно быстро находятся. Возможно, он потеряет работу. И что? Теперь его с ног не сбить. Как Резников ни поступит, он всегда будет прав и останется другом единственным, верным.
   Надо сказать, что из-за болезни хозяина часы работы изменились не только у Игоря. У главного бухгалтера тоже. Софья приходила на работу раньше, чем обычно, но в четыре уезжала к Резникову, где и проводила все вечера. В это время больной не отвечал на звонки, не звонил сам. Это было странно. Егоров точно знал, что между этими двумя никогда не было никаких отношений, хотя, кажется, одно время Софья хозяину очень нравилась. В том не было ничего удивительного: Резников был влюбчив, но остывал так же быстро, как и влюблялся. Видимо, поэтому он смолоду не женился, а потом начались проблемы со здоровьем, и мысли о женитьбе отошли на самый дальний план.
   Все трое давно работали вместе, считали, что хорошо знают друг друга, но не в их привычках было интересоваться чужой личной жизнью. Игорь был очень замкнутым человеком, посторонним никогда и ничего о себе не рассказывал. О Софье было известно только, что она не так давно развелась с мужем, известным в городе красавцем - хирургом и не менее известным бабником. Их сын почему-то принял сторону отца и сейчас жил у дедушки в Москве. Резников же, вернувшийся в родные места в девяностые, неожиданно для всех знакомых стал владельцем большого магазина, который под его началом совершенно преобразился, расширился и стал гордо называться супермаркетом.
   - Здравствуй, - поприветствовала Игоря Софья, заходя к нему в кабинет. - Вот принесла на подпись.
  Она положила папку на край стола и улыбнулась.
  - Сегодня услышала, как тебя за глаза называют. Ахнула. Не в бровь, а в глаз.
  - И как?
  Игорь подвинул к себе папку, раскрыл и стал просматривать бумаги.
  - Генералом! - сказала Софья и засмеялась. - А ведь похож... В последние годы ты заматерел, я как-то и не заметила. А помнишь, каким был? Кожа да кости. Каланча двухметровая.
  - Сто девяносто три, - пробормотал Игорь, не отрывая голову от бумаг.
  - Что? - не расслышав, переспросила Софья.
  - До двух метров, говорю, не хватает.
  - Все равно... Чем ни генерал: высокий, здоровенный и довольно красивый.
  - Стареющий, седеющий, толстеющий, но пока еще не лысеющий, - в тон ей мрачно ответил Игорь. - Оставь документы, до завтра посмотрю.
   На обед приехала Вика. Игорь, целуя девушку и протягивая букет, постарался заговорить первым, чтобы не сразу выслушивать упреки по поводу нечастых встреч. У нее была странная манера разговора: никогда не говорить напрямую о том, чем была в данный момент недовольна, поэтому ему часто приходилось догадываться о чем-то по ее осторожным, а порой и не очень, намекам. Это раздражало. Но в остальном Вика его вполне устраивала.
   Ей было немного за тридцать, после развода жила одна, детей не было. Работала в картинной галерее. Конечно, там денег много не заработаешь, но у нее был небедный папа, которому эта галерея и принадлежала. Он любил дочь и ни в чем ей не отказывал. Да и Игорь часто делал дорогие подарки. Она никогда не жеманилась, принимая их. Отношения были ровными, скорее дружескими, как у людей, много лет проживших вместе.
   После тридцати лет, говорят, женщина не флиртует, она фильтрует. Егоров же был тем самым тщательно отфильтрованным, с кем она, после длительного и вдумчивого изучения интересующего объекта, надеялась связать свою судьбу. Второй раз осечки допустить было нельзя.
  - Как спектакль? - спросил он, зная, что вчера Вика была на премьере.
  - Встретила много знакомых. Спрашивали о тебе. Я всем говорю, что ты занят на работе, - ответила она ровным голосом.
  - Так и есть, - подтвердил Егоров, пододвигая миску с салатом.
  - Татьяна знакомила всех со своим женихом. От радости даже светилась.
   Вика сделала паузу, как бы раздумывая, стоит ли продолжать. Но все-таки решилась.
  - Сказала, что приглашения на свадьбу вышлет нам по почте. Как думаешь, ты найдешь время?
   Татьяна была ее подругой. Наверно, в этих словах не было ничего особенного, но не сейчас об этом говорить, не сейчас, когда Резникову становилось все хуже и хуже... Это был явный перебор. На этот раз Вика, видимо, обиделась серьезно. Стараясь подавить в себе раздражение, Игорь отложил вилку и заставил себя улыбнуться. Он знал, что в игре, где участвуют двое, главное - терпение.
  - Все, дорогая, хватит. Хватит говорить о других, давай о нас. Я все понял, я исправлюсь. Хочешь в ресторан? Будь готова к семи, нет, к восьми, я заеду. А потом приедем сюда, и я постараюсь тебя удивить. Подарок уже куплен.
   Вика опустила ресницы и успокаивающе погладила его по руке. Какой он милый, добрый и вполне управляемый! Как дорожит их отношениями! Хорошо, на этот раз пусть будет ресторан. Пока только ресторан, но она терпеливая, она своего дождется. И это будет гораздо больше, чем пара ночей в неделю, проведенных вместе. Она слегка улыбнулась и еще раз отметила про себя, что ее выбор был абсолютно правильным и Егоров вполне подходил на роль второго мужа: не молод, но и не стар, серьезен, хорошо обеспечен. Правда, он всегда много работает, но это после свадьбы не будет иметь никакого значения, пусть хоть сутками торчит в своем супермаркете. Скоро все решится. Говорят, Резников совсем плох.
   У Игоря почему-то испортилось настроение. Попрощавшись с Викой до вечера, он вздохнул с облегчением и отправился на работу. Ровно в семь часов пришла уборщица, и он был раздосадован тем, что волосы оказались спрятанными под косынку и что он не увидел ее косу. С раздражением кивнув в ответ на тихое приветствие, отправился в торговый зал, а когда вернулся, девушки не было. Это хозяину кабинета совершенно не понравилось, и на следующий день он возвратился с ежедневного обхода раньше обычного. Сказав, чтоб она не беспокоилась, что он подождет, Игорь добрых пятнадцать минут наблюдал за ее работой. По несколько нервным движениям было очевидно, что девушку беспокоит его взгляд, но ничего он поделать с собой не мог. Стоял и смотрел.
   Вечером, лежа в кровати и вспоминая об этой сцене, Игорь назвал себя старым дураком и решил прекратить глупые мальчишечьи выходки. Но как его злило, что девушка ни разу на него даже глаз не подняла! Как злило, что она старалась работать быстрее, чтобы поскорее покинуть кабинет! Желая окончательно убедить себя, что никаких глупостей им больше допущено не будет, позвонил Вике. Она была явно удивлена и обрадована поздним звонком. Говорить, правда, особенно было не о чем, и он просто пожелал ей доброй ночи. И только когда отложил телефон, вспомнил, что не сказал ей обычного: "Целую!"
   В один из вечеров у Игоря разболелась голова. Ночью он почти не спал, поэтому утром встал с трудом. Две чашки кофе помогли мало. Было время идти к Резникову. Доктор, с которым он столкнулся в дверях, рассказал, что больному под утро стало хуже, но сейчас все уже в относительном порядке, и после укола пациент заснул. Поскольку у Игоря с сиделками была твердая договоренность, что в таких случаях ему немедленно позвонят, то он едва сдержался, чтобы хорошенько не выругаться.
  - Почему, - с едва сдерживаемым возмущением выговаривал он пожилой женщине, которую нашел спокойно завтракающей на кухне, - почему я узнаю об этом только сейчас? Вас что, зарплата не устраивает? Из-за Вашей дурости я мог не успеть проститься с единственным родным человеком! Я на Вас надеялся! Сегодня же уволю...
   Сиделка что-то пыталась сказать, но он не хотел ее слушать и продолжал сыпать гневными словами, пока не увидел, что женщина плачет. Игорь растерянно замолчал и наконец-то услышал то, что она пыталась сказать.
  - Софья не разрешила. Сказала, что Вы и так плохо спите. А доктор сказал, что еще не сегодня...
   Софья здесь провела ночь? Или проводит здесь ночи? Откуда она знает о его бессоннице? Он об этом ей не говорил никогда.
   Немного успокоившись и извинившись за резкость, набрал номер Софьи.
  - Хочу спросить, почему не позвонили мне?
  - Игорь Васильевич, не сердись, - в ее голосе слышались усталость и слезы, - приступ удалось купировать. Если бы я видела, что ... я бы сама позвонила.
  - Не взваливай все на себя одну, ведь я рядом, - сказал он как можно мягче.
  - У меня ничего в жизни не осталось кроме этой лавочки и вас двоих. Я это только недавно поняла...
  Было слышно, как Софья заплакала. Разговор закончился.
   Тяжело ступая, Игорь вошел в комнату больного и сел. Резников лежал на спине и дышал так тихо, почти неслышно, что пришлось прислушаться. Все было печально, безнадежно. Игорь откинул на спинку кресла голову и закрыл глаза, пытаясь окончательно успокоиться, да так и просидел до конца отведенного ему времени.
   Таблетки, которые принесла Эмма Петровна, немного улучшили его состояние, и он смог не отменять намеченных встреч. К вечеру, однако, стало хуже. Можно было, конечно, уехать домой, но не хотелось уходить раньше семи. Не хотелось и все. В семь часов открылась дверь, и он услышал робкое:
  - Здравствуйте!
   Игорь по привычке хотел кивнуть головой, но чуть не застонал от боли и еще сильнее сжал виски руками.
  - Голова болит? - послышался тихий голос.
  Он уже не рискнул кивнуть, поэтому ответил хриплым шепотом:
  - Да, и сильно.
  - Я могу помочь, хотите?
  Он только что-то промычал в ответ, видимо, это должно было означать согласие.
   Вскоре Игорь сидел на стуле без пиджака, узел галстука был ослаблен, рубашка расстегнута, туфли тоже сняты. Он хотел было спросить, зачем надо было снимать обувь, но тут же забыл об этом.
  - Думайте о том, как будет хорошо, когда боль уйдет.
  Голос был успокаивающим, и он ощутил теплое дыхание на своей щеке. Игорь устало закрыл глаза, когда прохладные ладони коснулись его кожи. Она работала молча, только когда пальцы с шеи сдвинулись ниже, к плечам, он услышал:
  - Вы очень напряжены. От этого и боль. О здоровье надо хоть иногда думать.
   Боль понемногу уходила, таяла, а когда девушка стала нажимать на определенные точки пальцев рук, а потом ног, ушла совсем. Игорь с облегчением несколько раз глубоко вздохнул. Ему очень хотелось сказать ей что-нибудь доброе, хорошее, но ничего кроме простого спасибо отчего-то не приходило на ум.
  - Ну, вот и все.
  Девушка опять близко наклонилась к нему, пытаясь заглянуть в глаза.
  - Как Вы себя чувствуете?
   Игорь, словно опасаясь, что боль может вернуться, осторожно приподнял веки. Теплое дыхание и на этот раз коснулось его щеки, а голубые обеспокоенные глаза были так близко, что он в один момент осознал всю тщетность попыток не думать о ней, не желать сделать нечто такое, что дало бы возможность быть вместе. Все обещания не совершать необдуманных поступков, когда-то данные самому себе, вмиг исчезли, и он сделал то, что давно хотел - крепко обнял худенькое тело и привлек к себе. Следующие мгновения выпали из памяти, он очнулся, когда девушка уже сидела на его коленях, а он целовал, целовал ее и не мог остановиться.
  - Стар я для тебя, милая, - с сожалением прошептал он, с трудом отрываясь от ее припухших губ.
   Она покачала головой, потом слегка прикусила его губу и тут же отпустила, проведя по ней языком.
  - Никогда так не говори.
  Еще раз провела языком по его губе, коротко поцеловала и повторила:
  - Никогда.
   Игорь еще крепче прижал девушку к себе, сердце билось неровно и сильно. Наверно, в данный момент нужны были какие-то другие слова, но он был уверен, совершенно уверен в том, что она чувствует то же самое, что и он, поэтому спросил только:
  - Едем ко мне?
  - Да.
   Она не раздумывала ни минуты, потому что в одно мгновение напрочь забыла о страхе и неуверенности. Они уступили место острому желанию быть рядом с этим человеком. Стало спокойно от того, что все, связанное с ним и с недавних пор поселившееся в ее сердце, душе, наконец-то получило название.
   Можно было считать удачей, что машину не остановили: Игорь все время пытался ехать быстрее. Она успокаивающе положила руку ему на колено, но молчала, когда он сквозь зубы ругал зазевавшихся водителей. В квартире Игорь, не включая свет, провел ее сразу в спальню. Руки дрожали, когда он вытаскивал шпильки, освобождая косу, потом все же уронил их на ковер, но даже не заметил этого. Он вздрагивал от прикосновений к груди ее пальцев, когда девушка расстегивала ему рубашку, но просто стоять и ждать было так трудно, что он сделал это сам, быстро и ловко. Они стояли друг против друга, ночник слабо освещал комнату, но все равно Игорь видел, как она хрупка, как напряжена в ожидании того, что произойдет, и понял, что весь путь, который он должен пройти, он хочет пройти именно с ней.
   Наконец Маша медленно подняла руку и осторожно положила туда, где неровно билось его сердце.
  - Никогда никуда не отпущу, - были последними словами Игоря перед тем, как он ее обнял.
   А затем... затем он пытался напоминать себе, что должен быть нежным и неторопливым, но тут же забывал об этом, потому что тело жило какой-то отдельной жизнью и совершенно не подчинялось разуму. Наконец она коротко вскрикнула и забилась в его руках, отчего он окончательно растворился в ее нежности и долго парил где-то в невесомости, расцвеченной яркими сполохами. Не выпуская девушку из объятий, лег рядом и попытался отдышаться, потом взял ее руку и поцеловал теплую ладонь.
  - Не пожалеешь?
   Видимо, какая-то толика страха, что это не больше, чем мираж, все же жила в нем, ведь он даже и представить не мог, что еще способен на такие чувства. Он так много желал от этих едва начавшихся отношений, что становилось страшно. Игорь замер в ожидании ответа и расслабился, только услышав тихое:
  - Нет, никогда, но все это очень странно.
  Он не стал уточнять, что странно, хотя мог бы. Но эта тема не для сегодняшней ночи.
  - Наверно, - задумчиво протянул он и снова поцеловал маленькую ладонь. - А расплету-ка я твою косу, давно хотел.
   В шалаше из ее волос они чувствовали себя одинокими, как на острове, затерянном в океане. Чувство насыщения никак не приходило, и Игорь ощущал себя молодым и счастливым.
  - Поживем пока здесь, - говорил он, - рисуя пальцем узоры на ее груди, - а потом будет видно. Работать не торопись, отдохни. Ближе к осени поедем в отпуск. Куда-нибудь далеко-далеко, где народу поменьше. А потом делай, что хочешь, учись или работай. Или ничего не делай. Только, пожалуйста, будь рядом.
  - Хорошо, - покорно, отвечала она, прижимаясь к нему горячим телом и нежно целуя впадинку между плечом и шеей, - все будет, как ты хочешь. Лишь бы вместе...
   Он чувствовал, что она улыбалась. От нежности щемило сердце, и Игорь мысленно благодарил Бога за то, что тот дал ему еще один шанс быть по-настоящему счастливым. Он уж на это и не надеялся. Все хотят любви сердцем, мечтают о ней, без устали пытаются найти, раз за разом ошибаясь, снова ищут, набивая синяки и шишки, а иногда и расшибая лоб. Часто людям кажется, что поиски оказались успешными, однако со временем приходит осознание, что в какой-то момент просто испугались признаться себе в досадной ошибке, найдя лишь любовь телом.
   Наверно, кому-то этого вполне достаточно, а кто-то безмерно рад иметь хотя бы это. Что ж, в том нет ничего дурного. Каждый согласится, что кроме любви есть много других прекрасных чувств, но Игорь точно знал, что существует и нечто иное, редкое, найти которое так же трудно, как поймать золотую рыбку.
   Под утро она уснула, а он долго лежал, слушая легкое дыхание и ощущая тепло доверчиво прильнувшего к нему тела, мечтательно улыбался и думал, как счастливо изменится его жизнь. Так и не сумев заснуть, в начале восьмого Игорь осторожно, чтобы не разбудить Машу, встал и сразу же позвонил Эмме Петровне. Извинившись за ранний звонок, сказал вполголоса:
  - С сегодняшнего дня новая уборщица не работает.
   Секретарь, ответила так, как отвечала всегда:
  - Хорошо.
   Затем позвонил домработнице и попросил не приходить раньше полудня, потому что его гостья встанет поздно. Женщина молча удивилась: Вике ее присутствие никогда не мешало, а других в этой квартире давно не было. Третий звонок был Вике, но она не ответила, видимо, принимала душ. Придется позвонить позже.
   Он не думал, как и что скажет. Это было неважно. Важным было поставить в известность, что его больше нет в Викиной жизни, потому что он женится. Наверно, жестоко, но ей он ничего не обещал. Кроме всего прочего, Игорь всегда знал, что любви между ними нет, никогда и не было, следовательно, и переживать долго Вика не будет. Просто двое взрослых людей познакомились, понравились друг другу и в какой-то момент поняли, что вместе быть им удобно, приятно и, что самое главное, необременительно.
   То, что Вика имела в отношении него определенные планы, он, разумеется, понимал. Было бы странно, если бы таких планов не существовало, но точно так же он понимал, что не всем планам в этом мире суждено сбыться. О женитьбе они еще не говорили, да он и не поддержал бы подобного разговора из-за несвоевременности, связанной с тяжелой болезнью Резникова. Вика же, видимо, была в Игоре абсолютно уверена и поэтому не торопилась, просто дожидаясь удобного момента. Его такое положение дел полностью устраивало: никакого особого желания сделать кого-то своей женой он не испытывал. Все шло как шло. Хотя, надо признаться, что если бы желание все-таки возникло, Вика была бы первой, о ком он подумал. Но это было в прошлом. Сейчас же все изменилось, и прошлое перестало что-либо значить: в его жизни появилась любовь.
   Телефон зазвонил, когда Игорь собрался писать записку Маше. Софья плакала и просила срочно прийти. Он рванулся к двери.
   Маша проснулась поздно и в футболке Игоря, которую, после некоторого раздумья, взяла с полки шкафа, вышла из комнаты. В квартире было тихо. Маша заглянула еще в две комнаты, потом на кухню. Нигде никакой записки не обнаружила и поэтому подумала, что Игорь вышел ненадолго и скоро вернется. Хотелось кофе, но она не решилась хозяйничать в пустой квартире, поэтому взяла какую-то книгу и села в кресло. Не читалось... Вспомнился вчерашний вечер.
   Она до дрожи в ногах каждый раз боялась заходить в кабинет, потому что было абсолютно неизвестно, откуда взялось то напряжение, которое не отпускало ее с первого дня работы здесь. Хозяин кабинета был хмур и неприветлив, темные глаза следили за ней иногда с такой неприязнью, что, казалось, он вот-вот топнет ногой и закричит: "Вон отсюда!" А когда проходил мимо, то Маше казалось, будто от него пышет жаром. Прямо нечистая сила! Большой, темный, красивый...
   Но ее почему-то тянуло к нему, хотелось положить руку на голову, провести кончиками пальцев по волосам, заглянуть в глаза и увидеть то доброе, что так старательно пряталось от других, а потом смотреть, как губы этого неулыбчивого человека медленно растянутся в улыбке. Она отчаянно завидовала той, которая, несомненно, была в его жизни, могла это сделать, и которой он улыбался.
   Дни шли. Маша, вконец запутавшись в своих мыслях и испугавшись того непонятного, что так бесцеремонно вторглось в ее жизнь, решилась попросить другой участок работы. И пусть он окажется хуже, зато она перестанет встречаться с этим странным человеком и постоянно думать о нем. Ей обещали, только надо было доработать здесь до конца недели. Но вышло все по-иному.
   В замке повернулся ключ, и Маша замерла от страха. Ну, почему он ушел и оставил ее одну? Она могла бы утром по его глазам понять, насколько правдивыми были слова и обещания, прозвучавшие ночью. Может, он уже забыл о них? Или они изначально не значили ничего? Вот появится сейчас, посмотрит на нее холодными темными глазами, потом спросит, не торопится ли она домой. И почему она не ушла раньше? Наверно, надо было все же уйти, он ведь даже записки не оставил...
   Кто-то прошел на кухню, и Маша, набравшись храбрости, осторожно заглянула в открытую дверь. К сожалению, это был не Игорь.
  - Здравствуй, деточка, - улыбаясь, приветливо заговорила с ней пожилая женщина, - вижу, ты уже проснулась. Зови меня Семеновной, я домработница. Хозяин предупредил, что у него гостья.
  - Здравствуйте, - ответила Маша и, вспомнив, что на ней только футболка Игоря, покраснела, закусив губу.
  - Да не смущайся ты, мне обсуждать хозяина не положено. Хочешь - отдыхай, а нет - приходи на кухню, будем обед готовить.
   Маша согласно кивнула головой. Разговора, правда, не получилось, обе молчали, но обед вскоре был готов. Семеновна заторопилась домой, сообщив, что хозяин обедает в два. Маша снова осталась наедине со своими невеселыми мыслями и сомнениями. Но вот прозвенел звонок, и она, совершенно измученная ожиданием, поспешила открыть дверь.
   Однако вместо Игоря в квартиру, как хозяйка, вошла девушка. Высокая и красивая, уверенная в себе. Она небрежно скинула с ног модные босоножки, взяла из шкафа тапочки и только потом спросила замершую от дурного предчувствия Машу:
  - Хозяин еще не приходил? Ты из фирмы? Окна моешь? Мой лучше, я проверю.
  - Нет, не из фирмы, - едва прошелестело в ответ.
  - Тогда кто?
  Девушка внимательно оглядела Машу и задержала взгляд на футболке Игоря. Видно было, что та ей хорошо знакома.
   - Правильно я поняла, что ты провела здесь ночь?
   Она с удивлением и даже какой-то брезгливостью продолжала разглядывать Машу. В глазах не было ни гнева, ни негодования. Так смотрят на таракана, неожиданно обнаруженного на сияющей чистотой кухне. Маша невольно поежилась, но ничего не ответила. А девушка, подождав минуту, продолжила:
  - И где Игорь тебя такую подобрал? Через две недели у нас свадьба, а он все никак не угомонится. Да не смотри на меня так, живу я здесь, а сегодня у мамы ночевала. А ты думала, что такой красавец - мужик бесхозным ходит? И не вздумай зареветь...
   Она еще говорила что-то ужасное, презрительно кривя ярко накрашенные губы, но Маша уже не могла этого слушать: зажав уши ладонями, кинулась в спальню. Когда она, переодевшись, вышла в коридор, то увидела, что невеста стоит на том же месте. Смерив Машу презрительным взглядом, она насмешливо спросила:
  - Надеюсь, ничего не украла?
  А потом вытащила из сумочки несколько купюр и, не считая, протянула их девушке.
  - Вот, возьми, он, наверно, заплатить забыл.
   Маша оттолкнула руку и выскочила из квартиры. Слезы катились по щекам, но она не замечала этого, потому что чувствовала себя вывалянной в липкой грязи. Спустя несколько минут из подъезда вышла и Вика.
   Резников умирал. Черты его лица, обострившиеся после тяжелой болезни, словно сглаживались, стирая следы земной жизни, и оно постепенно становилось отстраненно-спокойным, незнакомым. Но он продолжал дышать. Игорь и Софья стояли в стороне, чтобы не мешать доктору, который не отходил от умирающего. Софья, в каком-то легкомысленно-ярком и поэтому совершенно неуместном здесь халатике, с заплаканным и враз постаревшим лицом, тихо всхлипывала. Ей хотелось подойти поближе, чтобы взять Резникова за руку, но она не смела. Игорь хмурился и стискивал кулаки, стараясь сдержать невольную дрожь.
   Это продолжалось довольно долго, но постепенно дыхание умирающего становилось все более редким и легким и, наконец, стихло совсем. Доктор, ни на кого не глядя, молча посмотрел на часы и вышел. Софья закричала и бросилась к телу. Голова Игоря взорвалась болью, он выскочил из комнаты, быстрыми шагами прошел в кабинет Резникова, повернул ключ в двери, лег на диван лицом к стене и замер. Сил не было...
   Почему так случается, что родные люди часто остаются родными лишь по крови, но совершенно чужими по сути, а чужой человек становится таким родным, что утрата его остается невосполнимой? Игорь не знал ответа на этот вопрос, потому что имел родного брата и не хотел иметь с ним ничего общего, а Резников же был для него чужим, но более близкого человека не существовало.
   Из прошлого.
   Жил на свете мальчик Игорь Егоров. Отца он не помнил, потому что тот ушел из семьи, когда Игорю не было и года. Зато у него была лучшая на свете мама и лучший на свете старший брат. Все было, как у всех: не очень сытное детство, раннее взросление. Но они были дружны, поэтому все у них получалось. Старший брат женился рано, еще студентом, после окончания института работал на заводе, быстро получил квартиру.
   Игорь тоже поступил в институт. Он был веселым, незлобливым, этаким всеобщим любимцем. Девушки заглядывались на него, но он ни с кем не заводил серьезных отношений, потому что хотел встретить такую, которую можно было полюбить по-настоящему. Один раз. На всю жизнь.
   И он встретил. И полюбил. Ухаживания длились недолго: сразу после окончания института они поженились. Для свадебного путешествия молодожены выбрали Крым. По возвращении стали жить отдельно от мамы, так как жена, по счастливой случайности, оказалась обладательницей двухкомнатной квартиры, оставленной бабушкой. Игорь нашел неплохую работу и, по примеру старшего брата, начал помогать маме деньгами.
   Все было прекрасно. Вот только мама скучала по своим сыновьям. Ей больше не о ком было заботиться, а жить только для себя женщина не умела. После года одинокой жизни она, смущаясь и теребя платочек, призналась детям, что познакомилась в парке с очень милым человеком, и он настаивает, чтобы они жили вместе. Сыновья, конечно же, не могли противиться счастью матери. В тот же день избранник оставил собственную квартиру семье дочери и прочно обосновался на новом месте.
   И опять все было прекрасно. Только недолго. Оказалось, что этот милый человек любил выпить, а во хмелю становился буйным. Зато когда трезвел, каялся и плакал, обещая, что это было в последний раз. И добрая мама его прощала, а от сыновей постыдное поведение милого человека скрывала, потому что такое случалось нечасто.
   Сыновья дружили семьями и все праздники обычно проводили вместе, но однажды Игорь с удивлением заметил, что старший брат уделяет больше внимания его жене, чем своей. Жена брата, скорее всего, заметила это тоже, и совместные посиделки постепенно сошли на нет. Однако братья не перестали встречаться, потому что старший всегда находил причины, чтобы хоть раз в неделю навестить семью младшего, и вел себя настолько безупречно, что Игорь начисто отмел возникшие когда-то подозрения.
   Время шло. Казалось, все у них было хорошо, но стала на здоровье жаловаться мама. Игорь старался чаще ее навещать, видя, как она радуется каждому его приходу. Однажды, решив заскочить к ней на минутку после работы, он нашел дверь квартиры приоткрытой. Осторожно пройдя через зал, удивленный Игорь заглянул в спальню, где и застал маму лежащей на кровати с мокрым полотенцем на голове. Под глазами расцветали синяки. Игорь в бешенстве выскочил из комнаты.
   Милого человека он нашел на кухне. На столе стояла недопитая бутылка водки.
  - Что ж ты, скотина, делаешь? - закричал Игорь.
  Тот недоуменно уставился на нежданного гостя, а когда узнал, пьяная улыбка растеклась по опухшему лицу.
  - А, родственник, - заговорил он заплетающимся языком, - садись, выпьем. Да ты не злись, баб учить надо. Вот я и поучил немного. И ты свою учи. Шелковая будет...
  - Если еще раз посмеешь...
  - А ты в чужую семью не лезь, - закричал вдруг милый человек каким-то визгливым голосом и ударил по столу ладонью.
   Он с трудом поднялся со стула и нетвердой походкой направился к Игорю. Лицо его побагровело еще больше и уже ничем не напоминало прежнее, услужливое и нарочито доброжелательное.
   - Ты отсюда выписался, ты здесь никто, - продолжал кричать он, размахивая руками перед лицом Игоря. - Я здесь хозяин. Пошел вон!
  Игорь содрогнулся от омерзения. Позднее он, сколько ни старался, не мог вспомнить, как оттолкнул это потерявшее человеческий облик существо . Милый человек упал, ударившись головой о батарею. Милицию Игорь вызвал сам. А дальше все закрутилось, как в кино.
   На суд мать не пришла. Она тяжело заболела. Жена сидела рядом со старшим братом и старалась не встречаться с Игорем глазами. От нее впоследствии он получил лишь одно письмо. В нем сообщалось, что документы на развод поданы, что она не героиня романа и ждать его столько времени не будет, что планирует уехать к родственникам за границу. Она желала ему всего хорошего, как будто там, где он сейчас находился, это было хоть чуточку возможным. Весточки от брата Игорь так и не дождался. Лишь после освобождения узнал, что он развелся и женился на его бывшей, после чего они благополучно отбыли в другую страну. Мать хоронили соседи.
   Настоящее.
   В комнату постучали.
  - Игорь Васильевич, - услышал он голос Софьи, - Игорь Васильевич, ты здесь?
  Он с трудом поднялся, сел и провел ладонями по лицу. Они оказались мокрыми, и Игорь с удивлением посмотрел на них. Снова раздался осторожный стук, и ему пришлось открыть дверь. Заплаканная Софья стояла в коридоре все в том же нелепом халате.
  - Все ушли. Я подумала, что ты захочешь побыть с ним, - сказала она каким-то неживым голосом.
  Игорь, ни минуты не сомневаясь, отрицательно покачал головой и пробормотал, отворачивая от нее лицо и злясь от того, что его не могут оставить в покое:
  - Нет, это уже не он. Не имеет смысла.
  - Нам надо поговорить о похоронах, - Софья несколько раз вздохнула, будто собираясь опять заплакать, и лицо ее некрасиво сморщилось.
  - Хорошо, - покорно согласился Игорь, решив, что разговора все равно не избежать, - позже. А сейчас закрой зеркала и приведи себя в порядок. Я буду ждать здесь.
   Проводив женщину взглядом, Игорь вернулся в кабинет, в котором прожил целый год после освобождения, снова лег на диван лицом к стене и замер.
   После разговора с Софьей было решено, что все вопросы с похоронами он берет на себя. Ее же просил следить за порядком здесь и по любому вопросу обращаться к нему. Когда все было обговорено, Софья протянула Игорю конверт.
  - Что это? - спросил он. - Если деньги, то не надо, у меня есть.
  - Молчи. Он так хотел.
  Игорь покорно протянул руку.
   Первый звонок был сделан Эмме Петровне.
  - Резников умер, - сообщил он ровным голосом, - сделайте на работе все, что нужно. По всем вопросам ко мне, если что-то не сможете решить сами. Софью до похорон не трогать. Все.
  Звонков было еще несколько. Игорь чувствовал себя совершенно опустошенным, хотелось только одного, поскорее оказаться дома и обнять Машу, а потом лежать с ней в комнате с задернутыми шторами и рассказывать о себе и Резникове. Она бы поняла, потому что она... его Маша.
   Дома он прошел по всем комнатам. Маши не было. Все выглядело так, словно ее не было никогда. Это было больно, очень больно. Игорь прижал пальцы к разрывающимся от боли вискам и со стоном упал на кровать.
   В дни похорон Вика несколько раз звонила, пытаясь встретиться. Игорь коротко отвечал, что занят, и отключался. На кладбище она, разумеется, пришла, старалась держаться рядом с Софьей и Игорем, но так и не дождалась ни малейшего знака внимания с его стороны. Вика сделала паузу в три дня и без предупреждения явилась к нему на работу.
  - Игорь, - начала она разговор, привычно поцеловав его в щеку, - я все отлично понимаю, искренне сочувствую, но ведь есть еще и мы. Почему ты не хочешь даже поговорить?
   Она аккуратно, чтобы не помять юбку, села на стул и закинула ногу на ногу. Как всегда, все в ее наряде было продумано до мелочей. Нарочитая небрежность прически, легкий макияж, модный в этом сезоне тон помады - все было идеально, а он являлся еще одной маленькой, но совершенно необходимой деталью, предназначение которой - поддержка ее имиджа. Даже на лице отражалось сочувствия ровно столько, сколько требовалось для этого момента. Игорь неторопливо отложил бумаги, потом внимательно посмотрел на девушку и откинулся на спинку кресла.
  - Ну, почему же не хочу? Хочу! Хочу сказать, что нам пора перестать морочить друг другу голову. Больше никаких встреч не будет.
  Он немного подумал, покрутил в пальцах ручку и добавил:
   - Разумеется, во все виноват я, извини. Общим знакомым можешь сказать, что это ты меня оставила.
   Вика на миг растерялась. Куда делся тот покладистый человек, которого она считала почти своим? Пришлось сделать еще одну попытку.
  - Игорь, я ничего не поняла из того, что ты сказал. Я знаю, тебе нелегко, потому что умер друг, но я могу подождать...
  - Все, Вика, все, - перебил он ее, - это лишнее. Прощай.
   Девушка не могла поверить услышанному. Получается, два года ее усилий пропали даром? Ну, не мог же он из-за ничем не примечательной простушки, находившейся в его квартире в день смерти Резникова, разорвать такие прочные и долгие отношения? Или мог? Подумаешь, велика важность - переспал с кем-то! Если это нужно для их общего спокойствия, то Вика согласна и виду не подать, что знает о его ночном приключении.
  - Я не представляю, в чем перед тобой виновата, но готова извиниться. Может, нам надо все обсудить, чтобы устранить недоразумение?
   Она пыталась казаться спокойной, уверенной в себе, и ей это вполне удавалось. Умение Вики владеть собой в различных ситуациях, успешно дозировать любые отражаемые на лице эмоции было Игорю хорошо известно. Когда-то именно это в характере подруги ему очень нравилось, но сейчас вызвало только глухое раздражение. Во всем сказанном и намека не было на чувства и искренность, вместо них Вика смогла предложить лишь банальное обсуждение.
   В ее поведении все было так знакомо, предсказуемо, логично... Игорь даже удивился, что до последнего времени не задумывался об этом и не испытывал никакого сомнения в правильности и разумности того, что между ними происходило. Он устало вздохнул, наконец-то перестал крутить в пальцах ручку и положил ее на стопку бумаг, потом попытался придать голосу хоть какую-то мягкость.
  - Ты ни в чем не виновата, Вика. Извинения и обсуждения не нужны. Просто многое изменилось.
  Он не захотел ничего добавить к сказанному и опять уткнулся в свои бумаги, а Вике ничего не осталось, как молча покинуть кабинет.
   В коридоре девушку встретила Эмма Петровна и сообщила, что сумку с вещами желательно забрать сейчас.
  - Можете их выбросить, - не останавливаясь, сквозь зубы процедила Вика и бросилась прочь.
  - Хорошо, - как всегда коротко ответила секретарь.
   Эмма Петровна почему-то в душе никогда не одобряла последнего романа Игоря Васильевича и недолюбливала эту холодную, безупречную во всем дамочку.
   Игорь, до крайности раздраженный неприятным разговором, остался, наконец, в кабинете один. Какое-то время он сидел неподвижно, пытаясь успокоиться, но затем, зло чертыхнувшись, встал из-за стола и подошел к окну. Недовольство собой нарастало. Ему не хотелось так обходиться с Викой, которая, собственно, не сделала ему ничего плохого, но иного выхода не было. После встречи с Машей он и думать не мог о продолжении прежних отношений. Разрыв был неизбежен.
   На следующий день Эмма Петровна была вызвана в кабинет, но даже бровью не повела от удивления, услышав, что шефу срочно понадобился адрес уволенной уборщицы. Уже через полчаса она докладывала:
  - Чернецова Мария Сергеевна, прописана в другом городе, здесь адрес неизвестен, снимала квартиру. За расчетом не явилась. Если кто-то из обслуживающего персонала знает ее адрес, то он будет известен завтра, потому что утренняя смена уже ушла, а вечерняя придет позже.
  На стол легла папка с документами. Игорь улыбнулся.
  - Эмма Петровна, Вы, надеюсь, знаете, как я Вас безмерно уважаю и ценю? Жалко, что Вы не курите и не пьете пиво.
  Старательно подкрашенные ресницы секретарши стремительно взлетели вверх, хотя выражение лица осталось прежним.
  - Почему жалко?
  - Мы оба одиноки и могли бы иногда наслаждаться этим вместе. Могли бы даже, если очень захочется, напиться, - Игорь опять улыбнулся и потянулся за сигаретами.
  Искренняя улыбка, да еще и шутка... Это было настолько не похоже на постоянно угрюмого начальника, что Эмма Петровна даже забеспокоилась.
   Завещание должны были вскрыть завтра. Вечером Софья пришла к Игорю в кабинет и сказала, что хочет поговорить перед тем, как оно будет оглашено. Игорь только пожал плечами. Он уже давно решил, что пусть все идет своим чередом.
  - От этого разговора зависит многое. Я хочу только одного, чтобы ты меня понял.
  - Я постараюсь, - успокоил он Софью.
  - Мне наплевать, что подумают другие, - нервно начала она, крепко сцепив пальцы, - меня интересует, как к этому отнесешься ты. Завтра всем станет известно, что не так давно мы с Резниковым расписались. Я не знаю, что в завещании, но если он что-то оставил мне, не считай, что с моей стороны брак был заключен для выгоды. Я не хотела наживаться на его смерти и что-то забирать у тебя. Все знают: ты - единственный наследник. Я ничего не просила. Значит, так решил Резников.
  - Мне не хотелось бы говорить об этом, - медленно, словно взвешивая каждое слово, сказал Игорь. - Как хотел Резников, так и будет. Обсуждению это не подлежит.
  - Игорь Васильевич, я не об этом... Мне не хочется, чтобы наши отношения испортились, - заторопилась Софья.
  - Иди, Софья, иди, они не испортятся.
  - Жалко, что ты ничего не хочешь понять...
  В ее голосе явно слышалось сожаление. Он не ответил и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен. Было обидно, что Резников не захотел с ним поделиться этим событием, но, видимо, на то были причины.
   На следующий день Игорь узнал, что место проживания в этом городе гражданки Чернецовой Марии Сергеевны никому не известно. Завещание было прочитано. Игорь становился единственным владельцем супермаркета и не так давно купленного помещения под второй, кроме этого унаследовал загородный дом. Жене Софье достались квартира и немалая сумма денег. Игорю так же было вручено письмо, которое он, спрятав в карман, решил внимательно прочитать дома.
   Из прошлого. Он освободился весной. Было уже тепло, хотя ночью иногда подмораживало. Два дня проболтавшись на вокзале, Игорь познакомился с местными алкоголиками, и один из них согласился взять квартиранта. Домик на окраине состоял из маленькой комнаты и кухни с большой печью, за которой прятался топчан. Игорь был безмерно рад, когда хозяин указал ему на это место.
  - Будешь, как таракан, в тепле. Про оплату не забыл?
  - Не беспокойся, дед. Где я еще такие хоромы найду?
   За три дня Игорь привел жилье в порядок: выбросил два мешка мусора, смел со стен паутину, побелил печь, отдраил стол, вымыл посуду, окна и пол. Шторы были старенькие, но теперь, чистые, делали жилье уютным. Перестирал даже дедово постельное белье, заставив того предварительно истопить баню и вымыться. Одежду старика рассортировал: добрую половину старья выбросил, а годное для носки привел в порядок, и теперь оно висело, проветриваясь, в чисто выметенном дворе.
   Кончилось все довольно плачевно: дед, не вынеся таких перемен, достал припрятанную на всякий непредвиденный случай бутылку водки, выпил стакан и половину ночи плакал, вспоминая умершую жену и рассказывая, что при ней дома было так же чисто и хорошо.
  - Каким же я дураком был, - бормотал он, размазывая по щекам слезы, - все счастья ждал. А оно тут было... с Марьюшкой. Скорей бы Бог прибрал, да, видно, и ему я такой не нужен.
   Дед угомонился только после того, как Игорь, уставший от его причитаний и слез, сказал:
  - Побреешься завтра, к парикмахеру сходим, а потом в церкви твоей Марьюшке свечку поставим.
  - Так денег нет, - снова заволновался дед.
  - Найдем деньги, не переживай.
  Игорь выключил свет и отправился на свой топчан. Завтра надо было начинать поиски работы.
   С работой ему не везло: как только узнавали о судимости, переставали даже разговаривать. Неожиданно помог дед, рассказав о магазине, где часто требовались грузчики. Игорю там иногда удавалось заработать. На еду кое-как хватало, но была другая беда: он совершенно обносился. Деньги, которые потихоньку откладывал, пришлось потратить на дрова. Однако до весны их было не растянуть, придется покупать еще. Кроме этого срочно нужны были куртка, брюки, хотя бы пара рубашек, зимние сапоги. Игорь попробовал подыскать что-нибудь у торговцев поношенными вещами, но с его ростом и размером ноги это было довольно трудно. Утешало, что продавщица, почему-то пожалевшая его, записала размеры и пообещала, если что появится, отложить.
   Дед давно перестал требовать с квартиранта деньги за проживание. Игорь за это хозяина кормил, содержал дом в чистоте, и его это вполне устраивало. Как-то во дворе появились двое из местной братвы, поинтересовались, не хочет ли он присоединиться к ним. Игорь ответил, что он убийца, а не вор. Профиль не тот. Сразу отстали, но предложили заходить, если что.
   Несмотря на все невзгоды, Игорь пытался не опуститься. Постоянно брился, часто стирал старенькие футболки, следил за речью, не пил. Продавщица сдержала слово и нашла ему рубашку, спортивные штаны, немного вытянутые на коленях, и куртку. Куртка была легкой, не по сезону, но он был рад и этому. Стоили поношенные вещи недорого, однако деньги были последними. О сапогах, как и о лишнем куске хлеба, можно было только мечтать.
   В этот день не предстояло ничего такого, что стоило ждать с радостью. С утра он отправился к магазину в надежде заработать. Близились ноябрьские праздники, машин под разгрузку должно было быть больше. Ему повезло. В обед пришли сразу две, и Игоря позвали. Всем заправлял Марат, а у него не посачкуешь. Работать приходилось быстро. Когда работа уже подходила к концу, земля неожиданно ушла из-под ног Игоря, и он потерял сознание.
   Очнулся на складе и понял, что лежит на каких-то мешках, однако глаз не открыл, потому что Марат и хозяин магазина, которого все почему-то называли только по фамилии, стояли недалеко и говорили о нем.
  - Что с ним случилось? - спросил озабоченно Резников.
  - Не знаю, Виктор Иванович, - довольно равнодушно ответил Марат и пожал плечами, - с голоду, наверно. Видишь, как одет. Да и худой, кожа да кости.
  - Давно он сюда ходит? Ворует? Что о нем известно?
  - Да все лето приходил. Не ворует. Пьяным тоже не видел. Говорят, местной братве убийцей представился.
  - А если с голоду, то ты куда смотрел? - продолжал напирать Резников.
  - Так ведь он молчит, ничего не просит, откуда ж я знал? - пытался оправдаться Марат.
  - А подойти и спросить не мог? Боишься, корона свалится?
  Пристыженный Марат лишь молча развел руками.
   Наконец Резников заметил, что Игорь пришел в себя, и подошел к нему.
  - Слушай, у меня сегодня памятный день, а выпить не с кем. Марат - мусульманин, Аллах не велит. А нам можно. Идти сможешь?
  Игорь кивнул, поднялся и побрел, еле передвигая ноги от слабости, к машине Резникова.
   Настоящее.
   Вечером письмо было вскрыто и несколько раз прочитано. Резников писал: Зная тебя неплохо, думаю, что ты обиделся, потому что не от меня узнал о женитьбе. Хочу все объяснить. Не думал, что выживу после второй операции. Когда немного пришел в себя, увидел Софью. Ей разрешили зайти на несколько минут. Я был еще слаб и, наверно, жалок, не мог говорить, но видеть-то мог, как она вытирала слезы. И мне так захотелось, чтобы, когда меня не станет, по мне заплакали жена и дети. За оставшееся время родить детей я, конечно, не смогу, а вот жениться... Софья мне всегда нравилась, ты знаешь. Если я и мог в данной ситуации стать чьим-то супругом, то только ее. Какой из меня сейчас муж? Сам все понимаешь... Но я счастлив, что она согласилась. Не хочу даже думать, что только из жалости. Пусть это будет коротко, пусть так нелепо, но будет. Надеюсь, ты понял. Это мое решение. Оно слишком личное. Извини, друг. И прощай.
   Из прошлого.
   Ужин с Виктором Ивановичем затянулся. Игорь давно не ел такой вкусной домашней еды, поэтому наслаждался не только теплом и уютом, но и каждым проглоченным куском. Он очень старался есть медленно, тщательно пережевывая пищу, но все равно тарелка быстро пустела, и это приводило его в легкое замешательство. Хозяин квартиры немного рассказал о себе, и Игорь, как мог, поддерживал беседу. От тепла, еды и двух выпитых рюмок водки его разморило и слегка клонило в сон, однако он старался заранее не думать о том, как выйдет на улицу в своей не по сезону легкой куртке и такой же обуви.
   За окном к тому времени совсем стемнело. Пора было уходить. Игорь поблагодарил хозяина и стал прощаться, хотя покидать такой гостеприимный дом не хотелось. И правда, когда еще доведется посидеть не на кухне в стареньком домишке, из окна которого можно было видеть лишь заросший бурьяном огород и покосившийся туалет, а в столовой за прекрасно сервированным столом с белой скатертью? Наверно, подобные мысли каким-то образом отразились на его лице, потому что Резников, ссылаясь на довольно поздний час, предложил остаться. Сил у Игоря хватило лишь на то, чтобы кивнуть головой.
   Ему было постелено в кабинете. Диван оказался достаточно широким и длинным, поэтому Игорю не пришлось поджимать ноги, как приходилось делать, укладываясь спать на топчане деда. Он с удовольствием вытянулся во весь свой не маленький рост, ощущая кожей приятную мягкость и свежесть постельного белья, и застонал от блаженства. Может, не надо было отказываться от предложенной Резниковым помощи? Нет, он все сделал правильно, потому что никогда ничего ни у кого не просил и не собирается делать подобного впредь. Немного терпения, у него обязательно получится из этого болота выбраться и встать на ноги самому. Для осуществления задуманного даже имелись кое-какие задумки.
   Однако планам Игоря не суждено было сбыться: утром он не смог подняться из-за высокой температуры и провалялся на этом диване почти месяц. Тяжелое воспаление легких быстро не лечится. Когда немного поправился, рассказал о себе все честно и без прикрас. А еще попросил навестить деда и узнать, как у него дела. Просьбу Резников выполнил на следующий же день. Все оказалось очень плохо. Не хотелось приносить Игорю горькую весть о кончине деда, но и скрывать не хотелось тоже. Игорь пролежал до глубокой ночи, отвернувшись к стене и укрывшись одеялом с головой. Никто его не тревожил.
   Почти каждый вечер после работы Резников навещал больного. Иногда они молча играли в шахматы, а чаще хозяин расспрашивал о том, что его интересовало в жизни Игоря.
  - А к друзьям за помощью не захотел обратиться? - спросил он как-то. - Гордый ты, однако.
  - Какая гордость, - махнул рукой Игорь, - когда женился, всех друзей растерял. Зачем я им сейчас такой?
  - Жену очень любил? - продолжал допытываться Резников, потягивая из бокала красное вино.
  - Да. Очень.
  - А сейчас разлюбил?
  - И сейчас только хорошее помню.
  - А любовь?
  - Любовь - любовью, а жизнь - жизнью. Она все правильно сделала. Поступила честно.
  - Ты что, всепрощенец? - удивленно хмыкнул Резников.
  - Я реалист.
  - Отдыхай, реалист. Пора и мне на покой.
   Такие беседы происходили часто. Резникову, казалось, было интересно все, а Игорь, истосковавшись по человеческому участию и непринужденному общению, был этому только рад.
  - И что ж ты собирался делать, как исправлять ситуацию? - спросил хозяин в другой раз.
  -Пока не знаю, - пожал плечами Игорь, но ответил честно, - вариантов несколько, но ни одного хорошего.
  - Ясно, - задумчиво протянул Резников.
   Один из разговоров, с трудом решившись на это, начал Игорь.
  - Хочу спросить, зачем ты со мной возишься, я ведь тебе никто?
  Спрошено вроде было небрежно, как бы между прочим, но в ожидании ответа он напрягся.
  - Долг отдаю, - ни минуты не задумываясь, ответил Резников. - Мне в жизни очень помог один человек, я тебе о Федоре рассказывал, теперь моя очередь. Так что не тушуйся: придет время, и ты кому-нибудь поможешь. На том свет стоит.
  - Да уж, свет очень добрый, я заметил, - губы Игоря скривились в усмешке.
  - Свет такой, какой есть. В нем всего много. Сам не оплошай. Я дам тебе шанс, а там как знаешь. Захочешь - выплывешь, нет - братки ждут. И не тушуйся, скоро на работу.
   В магазин за вещами для Игоря ездили вместе. Всем распоряжался Резников. Заплаченная сумма Игоря ужаснула, и он старался не думать, как долго будет ее возвращать.
  - Только есть одна проблема: нашего дела ты не знаешь, значит, за прилавок я тебя поставить не могу. После болезни ты еще слаб, а на складе работа тяжелая. Ничего лучшего, чем приставить тебя к Никодимычу, это мой зам, я придумать не смог. Он тебя введет в курс дела. Месяц - два поработаешь, будет видно, на что годен и куда тебя следует определить. В грузчики или куда повыше. Тут уж не обессудь, разговор будет коротким, - лихо выруливая со стоянки, сказал Резников.
  - Я, наверно, еще несколько дней буду квартиру искать, - хмуро сказал Игорь. - С первой же получки начну рассчитываться.
  - Жить пока будешь у меня, - словно не слыша его, продолжил Резников. - Ты от современной жизни отстал, осмотришься, тогда и уйдешь. Да и моя домработница за тебя очень просила. Не подумаешь, что ей под шестьдесят. Прямо влюбилась. Признайся, она тебе глазки строила? А, может, ты ей?
  Он громко засмеялся своей шутке, потом серьезно добавил:
  - А о расчетах потом, я ведь говорил, что свой долг отдаю.
   Игорь зажмурил глаза и крепко сжал зубы, чтобы не заплакать, после болезни и смерти деда он очень ослаб. Остальной путь до дома ехали в полной тишине. Говорят, когда Бог закрывает одну дверь, то открывает другую. Игорю ничего не оставалось, как поверить в это.
   Никодимыч оказался настолько въедливым и желчным человеком, что Игорь по несколько раз в день размышлял, а не попроситься ли ему в грузчики. Однако через полгода, уходя на пенсию, он дал Игорю самую лучшую характеристику, и тот занял его кабинет. А еще через полгода Резников помог получить новому заму кредит и купить хорошую квартиру в этом же доме.
   Уже в то время он часто чувствовал недомогание, и однажды, уезжая на обследование в Москву и оставляя Игоря за себя, тихо сказал:
  - Впрягайся в работу всерьез. Я же сказал, что отработаешь.
  - Не беспокойся, - только и сумел выдавить из себя Игорь.
  Они крепко обнялись.
   Настоящее.
   Поиски Маши Игорь решил начать с поездки в ее родной город. Ехать можно было на машине, дорога займет часа три. Вечером, делая ежедневный обход, сказал Марату:
  - Уезжаю на день или два. Не знаю, как получится. Все оставляю на тебя и Софью.
  - За Машей едешь?
  - Вы что, всем коллективом меня обсуждаете? - взорвался Игорь. - Интересную тему нашли?
  - Слушай, Игорь Васильевич, - заговорил Марат, стараясь изобразить на лице смущение и заглянуть начальнику в глаза, - зачем обижаешь? Кто много говорит, тут надолго не задерживается. Никто лишний не знает. Только свои.
  - А кто у нас тут свои? - не унимался Игорь.
  - Плохо, что не знаешь. Свои всегда есть свои. Я помочь хотел, - голос Марата был полон укоризны и обиды.
   Игорь вздохнул. "Своих" он, конечно, знал, их знали все. Это были кадры Резникова, которыми он очень дорожил, безоговорочно им доверяя. Их было человек пять - шесть, они работали с Резниковым с самого начала. Находить таких людей он умел. Все были мастерами в своем деле, держались друг за друга, и микроклимат внутри коллектива полностью зависел от них. Игорь стал одним из своих, человеком Резникова, когда сел в кресло зама.
   Он еще раз вздохнул. Еще не хватало Марата обидеть из-за пустяка. Смешно, если б он не знал о странном приказе уволить сотрудницу, а потом о попытке ее найти.
  - Ладно, извини. В чем помощь?
  - Понимаешь, в том городе у меня брат живет. Я попрошу, он завтра все узнает. Если она там, поедешь - заберешь.
  Игорь немного подумал, потом кивнул головой.
  - Хорошо, звони. Только все должно быть тихо, никакого шума.
  - Я тебя учу, да? И ты не учи, - так, чтобы не услышал Игорь, проворчал Марат, набирая номер.
   Игорь уже минут десять переминался с ноги на ногу, ожидая, когда же разговор пойдет о Маше. Но, видимо, у Марата так дела не делались, и он долго о чем-то спрашивал, внимательно выслушивая ответы, потом говорил сам. Разговор шел не на русском, и Игорь уже стал терять терпение. Наконец Марат по-русски сказал:
  - Слушай, брат, дело есть. Узнай, в городе ли хозяйка квартиры... Только осторожно, а то клиент больно нервный.
  Он насмешливо покосился на Игоря, на что тот только покачал головой.
  - Завтра после обеда все узнаешь, - это было уже сказано начальнику нормальным голосом.
   В кабинете Игорь вспомнил, что не называл ни имени девушки, ни адреса. Звонивший их знал.
   После оглашения завещания все пошло своим чередом, только Софья старалась лишний раз не показываться Игорю на глаза. Ему это было неприятно, и, когда документы на подпись принесла не она, как это было заведено, его терпение кончилось. Он позвонил в бухгалтерию.
  - Все хочу спросить, перемывают тебе кости из-за наследства?
   Разговор намеренно был начат без предисловия. В голосе звучали нотки участия и озабоченности. Ответа долго не было, Игорь уже было решил, что и не будет. Наконец услышал тихое:
  - Шепчутся!
  - Наплюй, - сказал он решительно, - я с тобой и за тебя, что бы ты себе не придумала. И будь добра, впредь приходи с документами сама.
   Марат сообщил, что квартира сдана на полгода и хозяйка после отъезда не появлялась. Поиски зашли в тупик. Дни шли за днями, но тоска по Маше не утихала, становилась все сильнее. Игорь, казалось, помрачнел еще больше, все боялись попасть ему под горячую руку.
   В один из дней Эмма Петровна зашла к нему в кабинет без приглашения, хотя Игорь подобного терпеть не мог, и сообщила адрес, по которому в этом городе проживала Маша. Оказывается, ее привела на работу сотрудница, которая долго болела и только сегодня появилась на работе. Маша была ее соседкой.
   Игорь, забыв поблагодарить Эмму Петровну, молча оделся и вышел. Не верилось, что через какое-то время он сможет увидеть ту, по которой так тосковал. Дверь открыл молодой парень. Из одежды на нем были только серые спортивные штаны, и Игорь не мог не оценить его молодости, привлекательности и накаченности мышц. Наверно, он и Маша составляли прекрасную пару. Отогнав от себя непрошенные мысли, Игорь попросил позвать Чернецову.
  - А Вы кто? - хмуро поинтересовался молодой человек.
  - С работы, - ответ, видимо, прозвучал довольно убедительно. - Она не получила расчет. Где ее можно найти?
  - Хотел бы я знать, - несколько расслабившись, задумчиво произнес парень, - пришел с работы, а на столе записка, что уехала.
  - И до этой поры не появлялась? - спросил, холодея, Игорь.
  - Сам ничего не понимаю. Мы ведь собирались пожениться. Даже не поругались ни разу, - казалось, парень и вправду был удручен случившимся.
  - Но есть же место, куда она могла поехать? - продолжал расспрашивать Игорь, стараясь, однако, не показать особой заинтересованности.
  Парень раздраженно пожал плечами.
  - Был я в ее квартире, она там не появлялась, - буркнул он и отвернулся, всем своим видом заверяя, что разговаривать больше не о чем..
  Игорю осталось только вежливо откланяться.
   Он не знал, что делать: радоваться ли, что она не с женихом, огорчаться ли, что и эта ниточка оборвалась. Одно оставалось ясным: без нее было очень плохо, без нее было невозможно, и поиск надо продолжать.
   Прошли девять дней после смерти Резникова, шел сороковой. В бухгалтерии был накрыт стол, и все желающие могли зайти на минуту и помянуть бывшего хозяина. Было грустно: Резникова любили все. Зашел и Игорь. Поникшая Софья сидела во главе стола, больше стульев не было, и ему пришлось подождать, когда принесут. Кто-то налил рюмку водки, и он молча выпил.
  - Сижу целыми вечерами в квартире одна, - неожиданно заговорила Софья, - так с ума сойти недолго. Ты мог бы иногда заходить, ведь при нем часто приходил.
  - Ну, это вряд ли, - почему-то растягивая слова, сказал Игорь и поднялся, чтобы уйти, - я занят.
   Софья еще ниже опустила голову, ей стало ясно, что квартира Резникова стала для Игоря пустым местом. Стало ясно и то, что для нее еще раз очерчивался круг их общения, за который ей никогда не выйти: работа.
   В один из унылых вечеров тишина в квартире стала совершенно невыносимой. Желание найти Машу разрывало Егорову сердце, оно изматывало. " Уехать бы куда", - с тоской подумал он и вдруг неожиданно для себя понял, что должен сделать. Надо просто поехать в родной город Маши и попытаться во всем разобраться самому.
   Он тут же позвонил Эмме Петровне и предупредил, что завтра его не будет. Второй звонок был Марату.
  - Я все понял, Игорь Васильевич, - сказал тот, нисколько не удивляясь решению начальника, - все будет в порядке. Ты во сколько выезжаешь?
  - В семь.
  - На въезде в город есть кафе для дальнобойщиков. Остановись там. Тебя встретят, помогут. Верь им, как мне.
  - Спасибо, друг.
  - Да ладно... - смущенно сказал Марат, потому что таких слов от Игоря никогда не слышал. - Давай. Счастливо.
   До городка Егоров доехал без происшествий. У кафе остановился, и к машине тут же подошел молодой парень.
  - Игорь Васильевич? - спросил он вместо приветствия.
  - Да.
  - А я Арсен. Марат - мой дядя. Я сам поведу машину, так быстрее будет.
  Игорь пересел на пассажирское сидение и проворчал:
  - Только учти, я лихачей не люблю.
  - А я их просто ненавижу, - сверкнул белозубой улыбкой парень и рассмеялся.
   Ехали они недолго, и вскоре машина остановилась у ничем не примечательной пятиэтажки.
  - Первый подъезд, второй этаж, квартира пять, окна во двор, - отрапортовал парень. - Я в машине подожду.
   На звонок отозвались довольно быстро: дверь открыла молодая женщина.
  - Здравствуйте! - сделав доброжелательное лицо, произнес Игорь. - Я ищу Машу.
  - А Вы ей кто? - полюбопытствовала она.
  И тут Игорь сказал то, что, видимо, подкупило женщину и помогло ему:
  - Друг. Я ее люблю.
  - Значит, от жениха сбежала, а до тебя не добежала? Заходи, если любишь. Эх, пользуется наша Маша успехом! Твое счастье, что моего мужа дома нет, уже двоих развернул. Да он и не знает ничего, а я знаю.
   Она провела Игоря на кухню и указала на стул.
  - Садись. Чаю хочешь?
  Он помотал головой. Что, он похож на того, кто приехал сюда чаи распивать?
  - Ну, нет, так нет, - легко согласилась женщина. - Я бы тоже ради такого красавчика от жениха сбежала. Ладно, не хмурься, шучу я. В городе твоя Маша. Я ее из окна видела. Наверху живет Нина Николаевна, подруга матери. Вот к ней она и приходила, больше не к кому. У нее и спроси.
   Игорь поднялся на этаж выше и позвонил в нужную квартиру. Ему повезло второй раз: Нина Николаевна оказалась дома.
  - Нет, нет и нет, - говорила старушка, - не велено мне ничего никому говорить. Даже и не проси.
  - Правильно, - согласился Игорь, - ничего и не говорите, раз не велено. Я только хотел деньги передать, она уехала и не получила расчет. Так и сделаем: я Вам деньги отдам, а Вы передадите Чернецовой. Я тут проездом, некогда мне ее разыскивать.
  Игорь сунул в руку растерявшейся Нине Николаевне несколько купюр и вышел на улицу.
  - Порядок? - спросил Арсен, делая музыку в салоне тише.
  Ответ был уклончивым:
  - Подождем.
   Ждать пришлось недолго: старушка вышла из подъезда и засеменила куда-то вглубь домов.
  - Кажется, повезло в третий раз, - сказал севшим голосом Игорь и прокашлялся. - Арсен, проследи-ка за этой старушкой.
  - Не вопрос.
   Заскучавший от безделья парень с удовольствием выбрался из машины и вскоре скрылся за поворотом. Время тянулось медленно, от сигарет уже было горько во рту. Игорь попробовал слушать радио, но из этого ничего не вышло: он никак не мог сосредоточиться на услышанном. Наконец появился Арсен, и Игорь с надеждой посмотрел на него.
  - Старушка уже домой возвращается. Сейчас подъедем, тут недалеко.
   Это действительно оказалось близко. Игорь стоял у нужной двери и медлил, потому что совершенно не представлял, что делать дальше, если той, которую он так долго искал, здесь не окажется. Наконец решился и нажал на кнопку звонка. Дверь открыла Маша. В простеньком халатике, домашних тапочках она показалась ему такой родной, что от нежности к ней защемило сердце.
   Унылыми вечерами, сидя в темноте у окна, он часто представлял будущую встречу и придумал добрый десяток вариантов того, как и что скажет, чтобы убедить девушку вернуться. Сейчас же не помнил не одного.
  - Маша, что ж ты творишь? - наконец спросил он и тут же испуганно замолчал, видя, как она побледнела.
   Он ласково обнял ее и привлек к себе, чувствуя, что напряжение последних месяцев начинает медленно спадать. Значит, не зря искал, мучился, и отныне и навсегда его место рядом с ней. Какое же это счастье, после долгой разлуки обнять родного человека, вдохнуть его запах!
  - Собирайся, мы уезжаем, - проговорил, наконец, он, отстраняясь. - Во всем разберемся потом, дома.
  - Значит, ты не женился?
  Вопрос был таким неожиданным, что Игорь замер.
  - А должен был? - осторожно спросил он. - Тебя ведь не было...
  - Не шути. Она сказала, что через две недели у вас свадьба.
  - Кто? - встревожился Игорь.
  - Твоя невеста.
  - Но у меня нет никакой невесты.
  Маша укоризненно покачала головой.
  - Неправда, в доме были ее вещи, я видела. И еще, она хотела дать мне денег, сказала, что ты иногда забываешь расплатиться.
   Игорь замер: такого от Вики он не ожидал. Бедная Маша, что ей пришлось пережить! А он жалел себя и считал, что произошло какое-то легкоразрешимое недоразумение! Игорь осторожно, с опаской, вновь привлек девушку к себе, и был рад, что она не оттолкнула его рук.
  - Прости, - покаянным голосом сказал он, прижимаясь лицом к ее волосам, - этого не должно было случиться. В тот день умер Резников, и я должен был быть там. Я не собирался жениться, я никого не обманывал. Ты просто мне верь, всегда верь.
   Он еще долго и торопливо о чем-то рассказывал, просил, как мог успокаивал, пока не услышал тихое:
  - Хорошо, буду всегда верить.
   Чтобы добраться до дому засветло, пора было ехать, и он напомнил об этом Маше. Но оказалось, что все не так просто: надо было договориться о срочной подмене.
  - Отдохни в гостинице. Я не знаю, сколько придется ждать, - убеждала девушка Игоря, но он только отмахивался.
  - Подожду в машине, не хочу быть от тебя далеко.
   Выйдя на улицу, Игорь поблагодарил Арсена и распрощался с ним. Маша с небольшой сумкой в руке появилась только часа через три. Все это время Игорь, как и хотел, был рядом.
   Разговор в машине то возникал, то затухал, но и молчание не было тяжелым.
  - Знаешь, я был женат, - неожиданно для себя сказал Игорь, - но это было давно, в первой жизни.
   Он собирался рассказать ей обо всем, но хотел сделать это позднее, когда оба будут готовы узнать тайны друг друга, однако почему-то заговорил сейчас.
  - А что было во второй?
  - Вторая еще менее интересная. Я убил человека и был осужден. Я этого не хотел, так получилось.
   Он замер, боясь увидеть осуждение на ее лице, но Маша лишь ласково провела рукой по его плечу и спокойно сказала:
  - Что бы ты ни сделал, я всегда буду рядом. В этом даже не сомневайся.
  Игорь, ободренный ее словами, продолжил, потому что хотел быстрее покончить со своей исповедью. Резников был единственным человеком, которого он впустил в свою жизнь. Откровенничать с другими до сегодняшнего дня даже не приходило ему в голову.
  - А в третьей меня нашел Резников, очень помог, и я старался ответить добром на добро. Когда-нибудь я тебе о нем расскажу. Есть и четвертая жизнь. В ней я встретил тебя.
   Игорь и не предполагал, что помнит те слова, которые говорят, обычно в молодости. Но он их помнил и говорил! Вряд ли кто из знакомых узнал бы сейчас в нем постоянно мрачного неразговорчивого человека. И для таких перемен нужно было всего-то полюбить!
   В дороге пришлось сделать остановку, потому что Маша неожиданно почувствовала себя плохо.
  - Умойся, и тебе станет легче, - голос Игоря звучал озабоченно, - тебя, наверно, укачало.
  Она коснулась теплыми пальцами его щеки и мягко улыбнулась.
  - Нет, просто наш ребенок решил, что папе пора о нем узнать.
   Двое стояли на обочине у машины. Он обнимал ее, оба молчали. Да и зачем говорить, когда можно понимать друг друга без слов? Счастье двоих - оно ведь тихое.
  
  
  
  
   Часть вторая. Дыши глубже, Маша!
  
   Андрея Маша знала всю жизнь: они жили в одном доме, в одном подъезде, их квартиры были рядом. Даже первый раз в школу шли вместе. Нарядная Маша, с двумя огромными белыми бантами на голове, держала за руки бабушку и маму. А за ними шел Андрей и тоже держал за руки своих родителей. Бабушка по такому случаю была в новом синем платье с затейливой вышивкой на воротничке, а мама пусть и не в новом, но тоже очень красивом. У бабушки в другой руке был букет белых астр, а у мамы - дочкин ранец.
   Все первоклассники выстроились у крыльца, потом что-то недолго говорил громким голосом директор, затем детей разделили по классам и учителя повели их в школу. Но тут случилось то, чего родные Маши и Андрея не ожидали: дети оказались в разных классах.
   Андрей, насупившись, остался стоять у крыльца и на вопросы встревоженных родителей заявил, что без Маши учиться не будет. Скоро на крыльцо вывели и заплаканную Машу, а потом всех вместе пригласили к директору.
  - Что за бунт в первый же день? - улыбаясь, спросил он детей.
  - Мы хотим в один класс, - сказал, насупившись, мальчик.
  - И сидеть за одной партой, - добавила, шмыгая носом, девочка.
  - А иначе никак?
   Было видно, что директор сдерживается из последних сил, чтобы не рассмеяться. Родители тоже стояли с серьезными лицами.
  - Никак, - ответил Андрей за них двоих и крепко взял девочку за руку.
  Действительно, они с Машей уже давно договорились об этом и сейчас не понимали, почему должно быть по-другому.
  - Хорошо, - директор побарабанил пальцами по столу, - я согласен, но только с одним условием. Условие таково: вы должны учиться очень хорошо.
  К радости родителей, обещание тут же было дано, в детстве они бездумно раздаются направо и налево, и неожиданно возникший конфликт счастливо разрешился.
   Так и получилось, что до окончания школы они сидели за одной партой, а в школу и из школы почти десять лет ходили вместе. Одноклассники к этому привыкли, над ними никто не смеялся еще и потому, что Андрей, защищая Машу, мог и поколотить. При всей своей доброте он был вспыльчивым и импульсивным.
   Уроки ребята тоже всегда готовили вместе, сидя за столом в квартире Маши, так как у Андрея был еще постоянно всем надоедающий младший брат. Мальчик учился хуже Маши, но не расстраивался, потому что считал, что для будущей жизни оценки - не самое главное. Занятия спортом отнимали у него много времени, и девочке приходилось подтягивать друга по многим предметам. Бабушка по этому поводу постоянно шутила.
  - Андрей, - говорила она, ловко орудуя спицами, - тебе пора Машеньку по имени-отчеству называть. Она тебя учит - учит, а ты все тройки получаешь.
  - А я ей с первой получки коробку конфет куплю, а Вам - новые спицы за то, что меня терпите, - отшучивался, нисколько не обижаясь, Андрей.
   Его невозможно было смутить, у него на все был ответ, с ним было легко и просто. Родители Андрея радовались этой дружбе: Маша хорошо влияла на их довольно легкомысленного ребенка.
   В девятом классе Андрей вытянулся, стал уделять много внимания своему внешнему виду, а занятиям - еще меньше. Спорт не бросил и почти каждый вечер проводил, как он говорил, на тренировках. Десятый класс ничем необычным не запомнился, кроме одного: где-то в середине учебного года Маша почувствовала шушуканье за своей спиной.
  - Андрей, - спросила она друга, потому что ничего подобного раньше не замечала, - ты не знаешь, почему за моей спиной идут какие-то разговоры? Может, что-то случилось?
  - Не бери в голову, ерунда все это, - буркнул он, покраснев, - просто я перестал встречаться с Синицыной и сейчас встречаюсь с Сонькой Бекер.
   Маша обмерла. Обе девочки были из их класса. От Андрея можно было ожидать любой глупости, но это... это просто не могло прийти ей в голову. Все о том, конечно, давно знали и, видимо, с интересом ожидали последствий. Вот и объяснение его постоянного отсутствия по вечерам! Все оказалось так просто.
  - А почему ты ничего не рассказывал мне? - слова, как и спокойствие, дались Маше с трудом.
  - Думал, ругать будешь, что я опять уроки запустил. Уж лучше думай, что я на тренировках.
   Больше до самого дома они не разговаривали, молча разошлись по своим квартирам, а через два часа он, как ни в чем не бывало, пришел заниматься. На следующий день и во все последующие Маша и виду не показала одноклассникам, что ее задевают похождения друга. Так и повелось: все, что касалось школы, они проживали вместе, домой чаще всего шли порознь, а все вечера принадлежали только ему. Мать Андрея с сочувствием смотрела на девушку, но молчала. Мать Маши тоже долго молчала, со вздохами поглядывая на похудевшую дочку, пока однажды не сказала:
  - Бабушка без мужа жизнь прожила, я тоже, да и ты, смотрю, невесело свой женский век начинаешь. Учись держать себя в руках, жизнь на этом не кончается.
  - Хорошо, - только и смогла ответить Маша.
   Дожили до выпускного вечера. Маше на него идти совершенно не хотелось, но мама настояла, потому что такое событие бывает раз в жизни. После окончания торжественной части начались танцы, но и это не подняло девушке настроения. Она постояла еще немного в полутемном зале, где веселились нарядные ребята. Многие уже были слегка навеселе. Маша поискала глазами Андрея. Она всегда безошибочно находила его взглядом в любой толпе, увидела и сейчас. Он, конечно же, тоже танцевал, нескромно прижимая к себе кого-то из одноклассниц. Ей стало грустно. Вот почему так? Ей не интересен никто кроме него, а ему интересны все, но не она.
   Маша поднялась по лестнице на второй этаж, зашла в кабинет и, не включая света, направилась к своему столу. Сегодня был последний день, когда она могла видеть Андрея так часто. Как потом жить без него? Забыть не получалось, как ни старалась. Однажды зимой ее даже проводил с олимпиады знакомый мальчик из другой школы, но все, о чем он говорил, казалось скучным, неинтересным, и она, распрощавшись с ним у подъезда, с облегчением вздохнула. С Андреем же можно было и молчать, ей было уже достаточно того, что он рядом. Больше попыток с кем-то подружиться она не предпринимала, стараясь держаться от всех в стороне.
   В коридоре раздались шаги, и вскоре в кабинет зашел Андрей.
  - Так и знал, что ты здесь, - сказал он, усаживаясь рядом. - Давай поговорим?
  - Давай, - лаконично отозвалась она.
  - Маш, я выпил немного. Не сердись. Давно надо было поговорить, но все что-то мешало, а вот сегодня решился.
  Девушка молчала, и Андрей продолжил:
  - Маша, так получилось, что я - не Дубровский.
   Ох, зря он припомнил старую шутку, относящуюся к тем временам, когда они были вместе. Она, однако, даже не улыбнулась, потому что понимала, что этот разговор будет последним и поставит окончательную точку в их отношениях.
  - Все было бы намного хуже, - спокойно продолжил Андрей, - если б мы остались вместе. Ну, переспали бы с тобой, а к тому все и шло, а что потом? Жениться? Маша, я хочу поездить, свет увидеть, на ноги встать, нагуляться вдоволь, а уж все остальное потом. Что, нужно было в десятом классе из тебя женщину делать? С другими просто: переспал, расстался, трагедий нет. А ты не такая, у тебя все серьезно. Как бы ты пережила, если б я тебя после всего бросил?
   Он взял ее руку и крепко сжал. Маша руки не отняла. Так они сидели долго.
  - Я понимаю, что ты хочешь сказать, - задумчиво сказала девушка, - правда, понимаю.
  - Ты мой лучший друг до самой смерти, - торопливо заговорил Андрей, - я для тебя все сделаю. Хочешь, отдам почку или печень? Прикинь, подруга, я уже давно сгнию в могиле, а ты будешь жить вечно, потому что у тебя будет две печени и три почки.
  Он весело засмеялся и ждал того же от нее. Это могло бы стать отличным концом нелегкого разговора.
  - Мне пора, - сказала Маша, вставая. - Все, о чем ты говорил, так и не так. Просто детство прошло, и ты понял, что тебе без меня лучше. И еще, Андрей, ты ни в чем передо мной не виноват.
   Едва переставляя ноги от вдруг навалившейся усталости, она брела домой по темным улицам и размышляла, что же делать с ненужной ему любовью, которая, по всей вероятности, и не собиралась ее покидать.
   В институт Маша решила не поступать: хотелось поскорее начать зарабатывать. Жить на маленькую зарплату матери было трудно. Она окончила училище и стала работать сестрой в больнице. Через год осилила курсы массажа и начала подрабатывать на дому в свободное время. Мама к тому времени ушла на пенсию и, как будто только и ждала этого часа, начала часто болеть. Все заботы о здоровье матери и ведении хозяйства легли на плечи девушки.
   В это время дочь и мать очень сблизились, часто и подолгу разговаривали. Маша удивлялась, что не делала этого раньше, хотя удивляться было нечему: все свободное время отдавалось только мыслям об одном человеке, Андрее.
   Из разговоров Маша узнала много о бабушке и маме. Говорят, что у энергичных мам бесхарактерные дети. Бабушка была человеком деятельным, а вот дочь ее была тихоней. Она всю жизнь проработала бухгалтером на птицефабрике. И Маша даже подозревала, что все это время мама просидела в одном и том же углу, за одним и тем же столом, на одном и том же стуле. Она была незаметной серой мышью, ни с кем не конфликтовала, не умела ничего попросить или потребовать для себя.
   С замужеством у нее, как и у бабушки в свое время, не заладилось. Однако после тридцати лет появилось большое желание родить ребенка. Бабушка против не была, лишь сказала коротко:
  - Рожай, вырастим. Ничего не бойся.
  Так появилась на свет Маша.
   Классе в седьмом девочке захотелось узнать хоть что-то о своем отце, и она спросила у мамы. Маша не услышала слезливого рассказа о папе - испытателе или папе - подводнике, не услышала и истории о неземной любви. Почему мама не захотела поделиться тайной? Весь ответ уместился в несколько слов.
  - Он о тебе знает, он тебя любит, но у него другая семья.
  Вот и все, что, по мнению мамы, нужно было знать. Этого было мало, очень мало, и дочь настойчиво продолжила допытываться:
  - Но ты его любила?
  Мама лишь грустно улыбнулась и прижала Машу к себе.
  - Очень. И он меня любил и хотел, чтоб ты родилась.
  Было это правдой или не было, девочка никогда не узнала, потому что отец так и не удосужился объявиться, однако, не особо по этому поводу расстраивалась, так как мама и бабушка любовью ее не обделили.
   Андрей в институт поступал, но, завалив первый же экзамен, ушел в армию. После службы домой не вернулся, остался в чужом городе, женился, и у него родился ребенок.
   Надеяться на что-то было бессмысленно, давно уже настала пора перевернуть эту страницу. Маша и перевернула. Андрея вспоминала редко и с легкой грустью, но в новой жизни почему-то ничего не складывалось. И не потому, что не хотела, а потому что не нашелся человек, который бы затронул ее сердце так, как это сделал Андрей. Молодые люди, не видевшие от нее никакой заинтересованности, быстро исчезали с горизонта. Зачем напрягаться, если каждой весной все новые девушки, юные и красивые, появлялись, словно первые цветы из-под снега?
   Маше исполнилось двадцать четыре, когда мама слегла.
  - Машенька, я все время переживаю, что оставляю тебя одну. Если бы ты нашла человека по душе, это стало бы моим последним утешением, - все чаще и чаще слышала дочь.
  - Мама, - сердилась она, - все потом. Главное сейчас - твое здоровье.
  Но мать было не остановить.
  - Не в добрый час я тебя родила, доченька. Будешь век одна доживать, - слезы катились по ее измученному болезнью лицу.
   И Маша решилась. Уже на другой день она подошла, чтобы исполнить задуманное, к знакомому парню. Он работал охранников в магазине, в котором она часто делала покупки. Он ей давно и явно симпатизировал, даже свидания назначал, но девушка отказывалась, ссылаясь на нехватку времени из-за болезни матери. Сейчас же она просила его помочь.
  - Иван, это ненадолго. Раза три - четыре придешь, чаю попьем. Можешь ничего не говорить, я сама все скажу. Пусть мама думает, что ты мой жених. Пусть успокоится. Я заплачу.
   Иван, конечно, необычной просьбе удивился, но согласился сразу. На следующий же день он явился в строгом костюме, в руках был обычный набор новоиспеченного жениха: букет цветов, вино и коробка конфет. Мать опять плакала, но уже от радости, когда он, представившись, сказал:
  - Как только Вы немного поправитесь, мы с Машей распишемся. Вы дадите согласие?
  - Конечно, конечно! Благодарю тебя, Господи, дождалась!
   Маша и не думала, что ей будет так стыдно за обман. Она старалась не встречаться глазами с матерью, боясь открыть правду, но все же не смогла удержать рыданий. Ситуацию спас Иван, ласково прижав девушку к себе и поцеловав в соленые от слез губы.
   И началась странная дружба между умирающей женщиной и новоявленным женихом. Иван проводил здесь все свободное время. Краны были подтянуты и не дребезжали, выключатели заменены, петли дверей смазаны... Обо всем, что делал, он подробно, не торопясь, рассказывал матери, и они вели длинные беседы за чашкой чая. Он помыл окна, когда ему показалось, что после дождя на стеклах остались разводы. Он пытался мыть и полы, но этому решительно воспротивилась Маша. Иван обсуждал с матерью, что ей хотелось бы съесть на обед, бежал в магазин за продуктами и сам становился к плите. Казалось, больной стало лучше.
  - Ну, ты и артист! - как-то шепотом сказала ему Маша. - Мама верит.
  - Отчего ей не верить? Я ж все делаю от души, - ответил он и скрылся на кухне.
   Мама умерла, как и жила, тихо, никого не потревожив. Похоронами занимался Иван. После скромных поминок, которые прошли в доме, он отправил Машу отдыхать, а сам навел порядок и вымыл полы. Было уже поздно, когда Иван зашел к ней в комнату. Бледная и несчастная, с припухшими от слез глазами, она лежала на кровати и бездумно смотрела в окно.
  - Маша, - позвал он ее, присаживаясь рядом, - Маша, ты не одна, я тебя никогда не оставлю, никогда...
  Она села, положила руки ему на плечи и посмотрела в глаза. Они были добрыми и все понимающими.
  - Спасибо тебе!
  - Ну, что ты, - он погладил ее, как маленькую, по волосам, - что ты... Нет ничего, что я не сделал бы для тебя.
  - Хочешь остаться? - спросила его Маша.
  Он только кивнул головой.
   Они еще долго сидели, обнявшись, потом он помог ей раздеться и укрыл одеялом, а сам в нерешительности остался стоять рядом.
  - Ложись, - прошептала Маша.
  - Я сейчас, - тоже шепотом ответил Иван, расстегивая рубашку.
  Потом лег поверх одеяла, осторожно обнял и спросил о том, что его волновало:
  - Когда мы поженимся, Маша?
  - Через год.
  - Я буду хорошим мужем.
  Она ничего не ответила. Они долго лежали без сна, думая каждый о своем. Он, что нашел ту, которую полюбил. Она, что живут люди без любви, и она проживет, и все у них будет хорошо.
   За несколько дней до смерти матери Машу неожиданно встретил после работы Андрей. Его родители уже давно переехали на другую квартиру, и она о старом друге несколько лет ничего не слышала.
  - Вот, приехал родителей навестить, давно не был, - сказал он, поцеловав ее в щеку. - Похорошела, тебя не узнать, только коса все та же.
   Он изменился тоже: раздался в плечах, волосы несколько потемнели, черты лица стали суше и резче.
  - И ты изменился, - Маша не отказала себе в удовольствии провести пальцем по небольшому шраму на его подбородке. - Это откуда?
  - Ерунда, - Андрей улыбнулся и стал похож на себя прежнего, - дела бурной молодости.
   Они пошли по улице, и Маше казалось, что стук ее сердца слышат все.
  - Расскажи о себе.
  Он не стал ничего скрывать.
  - Работаю на заводе, женат во второй раз, жена сейчас в положении, от первого брака есть ребенок.
  Маша удивленно посмотрела на него.
  - Когда-то ты был более осмотрительным!
  - Поверь, я не ищу неприятностей, они сами находят меня, - отшутился он.
  - Брак - это неприятность?
  Андрей лишь пожал плечами.
  - А ты?
  - У меня все хорошо, скоро выхожу замуж.
   Неожиданно она оказалась в его объятьях.
  - Я за тебя рад, - заговорил Андрей торопливо, - понимаешь, я все время чувствовал вину перед тобой. Я так рад...
  - Ты никогда ни в чем не был виноват, - тихо сказала Маша, осторожно освобождаясь от его рук и делая шаг назад, - просто я не знала, как жить и дышать без тебя. Ты ведь был в моей жизни всегда. Не умела, - поправилась она, - но жизнь научила.
  - Зато у нас было прекрасное детство, правда? - попытался исправить ситуацию Андрей.
  - Правда, - легко согласилась Маша, - самое лучшее.
   Ей вдруг захотелось домой, к Ивану, и, по правде говоря, она совсем не была рада встрече. Зачем бередить прошлое и вспоминать то, что хотелось навсегда забыть? В том, что она и сейчас иногда тосковала по нему, винить было некого. Андрей хотел еще что-то сказать, но Маша его опередила.
  - Мне пора, - торопливо сказала она, делая еще шаг назад, - рада была тебя повидать, может, еще и увидимся.
   Печально, но всему на этом свете приходит конец: и дружбе, и любви, и жизни. Девушка развернулась и быстро пошла по дороге, ведущей к дому, а он стоял и с непонятной грустью смотрел вслед, пока она не скрылась за поворотом.
   Жизнь с Иваном была легкой, необременительной. Он старался помогать Маше во всем, угадывая ее желания. Это было днем, но ночью...
  - Милая, - говорил он, и в его голосе сквозила обида, - ну неужели ты не можешь даже обнять меня? Тебе это неприятно или ты стесняешься? Могла хотя бы положить руку так или так.
  Он брал руку Маши и проводил ей по своему телу.
  - Когда я от тебя хоть какой-то ласки дождусь?
   Он был прав, абсолютно прав, нельзя так себя вести. Но что делать, если она не чувствует к нему ничего? Если ее тело никак не откликается на его нежность?
  - Прости, - говорила она и порывисто обнимала Ивана за шею, - я ничего не умею, я научусь, вот увидишь. И, конечно, я еще немного стесняюсь, но я привыкну.
  Затем она принималась убеждать его, что для нее он самый главный на свете. С этим Иван был согласен, потому что и вправду был единственным близким ей человеком. Опасный разговор заканчивался, и Маша старательно, как ученица, пыталась сделать его счастливым.
   Месяца через два совместной жизни Иван завел разговор о том, что друзья приглашают его на работу в Екатеринбург. Фирма занималась ремонтом квартир, зарплата у работников была высокой.
  - Может, поедем, Маш? Хочется чего-то нового, а тут все одно и то же. У тебя дом - больница, у меня дом - магазин. Так вся жизнь пройдет, не заметишь. А там накопим денег, добавим к тем, что есть, и купим квартиру.
  Машу все это несколько страшило, но Иван был прав, что-то поменять в своей жизни было давно пора, поэтому она неожиданно быстро согласилась.
  - Хорошо, с тобой хоть на край света.
   Иван был доволен. Все у них в жизни начинало складываться. Вскоре квартира Маши была сдана квартирантам, а в Екатеринбурге - снята, и новая жизнь началась. Иван приступил к работе сразу, все ему нравилось. Правда, иногда объект находился далеко от дома, приходилось там оставаться на ночь, но его не смущало, потому что деньги платили хорошие. Маше так не повезло, и, чтобы не терять времени в поисках работы, она устроилась уборщицей в супермаркет. Туда ее привела соседка.
   Работа была вечерней. Весь день оставался свободным, что давало возможность искать постоянное место. Начальство оказалось придирчивым, но в меру. В общем, все было хорошо до той минуты, пока через пару недель ее не перевели на этаж, где находилась администрация, и она не вошла в кабинет Егорова. О нем она, конечно, слышала, но видела издали только однажды.
   Первый рабочий день на новом месте начался неудачно. Пришлось выслушать выговор от Эммы Петровны, которую здесь боялись не меньше, чем Егорова. Она, неодобрительно глядя на девушку, сердито отчитала ее за опоздание:
  - Сюрпризы с самого начала! В семь надо заходить, а не прохлаждаться в коридоре. Другого рабочего дня может и не быть.
  Маша хотела все объяснить, но слушать ее, видимо, секретарь не собиралась.
  - Я буду стараться, - пробормотала девушка удрученно в удаляющуюся неестественно прямую спину.
   Перед Егоровым пришлось извиниться тоже. Ответа не последовало, и это было странно. Маша решилась осторожно приподнять голову. Хозяин кабинета, видимо, собрался уходить, поэтому стоял посреди комнаты. Сначала она увидела безупречно начищенные туфли, затем отглаженную стрелку на брюках, ремень был, безусловно, недешев, расстегнутый пиджак позволил увидеть светло-серую рубашку, темный в полоску галстук завершал все это великолепие.
   Как из модного журнала, подумала Маша и подняла глаза выше. Мало того, что мужчина был высок, он был еще очень привлекателен. Общую картину портили лишь недовольно сдвинутые брови, а глаза... холодные темные глаза ничего не выражали.
  - Хорошо, - проговорил он, наконец, спокойным безразличным голосом. - Я вернусь через тридцать - сорок минут.
  Егоров, не торопясь, вышел, а Маша долго не могла сдвинуться с места. Наконец, она удивленно прошептала:
  - И что это было?
   Кабинет не был большим, и уборку девушка закончила вовремя. С удовольствием скинула рабочий халат, а затем освободила из-под косынки волосы. У двери остановилась и еще раз окинула взглядом проделанную работу. Вроде бы все в порядке. Попасть впросак второй раз не хотелось.
   Однако выйти Маша не успела. Дверь открылась, и на пороге она увидела Егорова. Он остановился и окинул ее взглядом. На какую-то секунду в его темных спокойных глазах промелькнуло удивление, потом оно исчезло, но он по-прежнему не отводил цепкого внимательного взгляда. Маша уже давно привыкла, что на ее косу обращают внимание, но не так же, не так откровенно. В какой-то момент показалось, что он протянет руку и коснется ее. Однако ничего такого не случилось. Егоров просто стоял и смотрел.
   Маше никогда не нравилась ее способность краснеть, но ничего не поделаешь, у людей со светлой кожей это встречается довольно часто. Чувствуя, как кровь приливает к щекам, девушка несколько раз вздохнула, пытаясь успокоиться, но поняла, что это удается довольно плохо.
  - Я закончила, - наконец, тихо сказала она, потому что голос неожиданно куда-то пропал.
  - Вижу, - отозвался он тоже неожиданно тихо, но с места не сдвинулся.
  Маша еще несколько раз вздохнула и спросила уже окрепшим голосом:
  - Можно идти?
  В глазах Егорова опять промелькнуло удивление, он неторопливо отвел взгляд, слегка пожал плечами и пошел к своему столу.
  - До свидания, - уже совершенно спокойно попрощалась Маша, но ответа не услышала.
   Домой девушка возвращалась с соседкой, и, воспользовавшись этим, долго расспрашивала о Егорове. Узнала, однако, немного. Работал он здесь давно, был другом хозяина супермаркета. Тяжелый человек: постоянно хмур и чем-то недоволен. Ни на кого не кричит, однако недочетов в работе не прощает. Не женат. Женщин, но не из коллектива, любит, и постоянно у него кто-то есть. Правда, в последнее время его видят только с одной. Поговаривают еще, что дорогие подарки для его дам частенько покупает Эмма Петровна. От таких мужиков, как Егоров, лучше держаться подальше: перешагнет и не заметит.
   Дома Маша была рассеянна, все падало из рук. Уже лежа в кровати, она закрыла глаза и тут же вспомнила глаза Егорова. Темные и холодные.
  - Не бойся, Маша, - сказала она себе, - на твой век работы хватит. В конце концов, тебе двадцать пять, у тебя есть Иван. А что касается Егорова... Ему, разумеется, нет дела до простой уборщицы, а тебе - до него. Забудь!
   Успокоенная, она улеглась удобнее, немного подумала об Иване, ночевавшем где-то на объекте, и заснула.
   Отношения с Иваном в последнее время вошли какую-то новую колею, выбраться из которой не могли ни он, ни она. Упреки в ее холодности больше не звучали, потому что она по-прежнему старательно пыталась соответствовать его ожиданиям. Но, видимо, в этих попытках Иван так и не увидел ни желания, ни искренности, и все это кончилось тем, чем и должно было кончиться: он сорвался.
   Это случилось неожиданно для них обоих. Коса Маши оказалась вдруг намотанной на его руку, голова запрокинулась, открывая шею для поцелуев-укусов. Маше было больно и тяжело, она задыхалась, но увернуться от сильных рук и беспощадных губ не могла. Ей вдруг показалось, что Иван ее за что-то люто ненавидит и поэтому наказывает. Стало страшно, и слезы полились из глаз.
  - Никогда не бросай меня! - навалившись на нее, хрипел он. - Я знаю, ты меня не любишь.
  Возразить ему она не могла, да это было и не нужно, потому что он ее вряд ли бы услышал. Все это тянулось, как показалось Маше, бесконечно долго, а закончилось так же неожиданно, как и началось.
   Что это было, Маша не знала, но уж больно все смахивало на банальное изнасилование, а повторения подобного она не желала. Иван же выглядел удрученным и просил прощения, боясь взглянуть на ее кожу, расцвеченную его руками и губами. Разумеется, им нужно было обсудить произошедшее, но дальше его торопливых извинений в тот вечер дело не продвинулось. Видимо, он и сам был напуган случившимся. Откладывать разговор в долгий ящик Маша не решилась.
  - Иван, - начала она следующим вечером, осторожно прижимаясь к его теплому телу, - я не хочу тебя терять, но ты должен понять, что я такая, какая есть. Другой, наверно, не стану, хотя очень стараюсь. Понимаю, что ты ожидал от нашей совместной жизни чего-то большего, поэтому не держу тебя. Захочешь - уйдешь, но мне будет очень больно, потому что ты - лучший.
   Он, несколько успокоенный ее доброжелательным тоном, попытался объяснить, что же произошло, но, кажется, сам до конца не понимал или не хотел понять.
  - Не знаю, что во мне не так и почему ты откровенно не хочешь меня; не знаю, о чем постоянно думаешь и чего хочешь. Ждал, когда это изменится но, видимо, зря,- с горечью в голосе, наконец, сказал он.
   Маша даже не попыталась его переубедить, потому что все сказанное, к сожалению, было правдой. Если бы она знала раньше, что ничего не стерпится и не слюбится! Но, с другой стороны, роднее и ближе Ивана не было никого в целом свете, поэтому она и хваталась за него, как за соломинку, не желая повторения судьбы мамы и бабушки. Кроме того, Маша была абсолютно уверена в присущей ей некой душевной черствости, этаком дефекте, иначе почему после расставания с Андреем ей никто не мог даже просто понравиться?
  - И что теперь?- осторожно спросила она.
  - А ничего. По мне лучше так, чем никак. Хочу быть с тобой.
  - И я.
  Иван, глубоко вздохнув, обнял Машу и прижал к себе, и она, впервые проявив подобную инициативу, начала покрывать его шею легкими поцелуями.
   Больше к этому разговору они не возвращались. Казалось, что между ними стало все ясно и честно, что они принимают друг друга такими, какими были. Но, как говорят, оказалось, что это только казалось: через некоторое время Иван заговорил о детях.
  - Спрашиваешь, чего я хочу? Быстрей накопить денег на первый взнос, расписаться с тобой и родить троих детей. Маша, а давай родим сейчас?
   Сказано было вроде бы в шутку, да Маша и отшутилась, но разговор этот стал повторяться с завидной регулярностью.
  - Иван, ну какие сейчас дети? Мы только начали жить. Успокойся...
  - Родишь, тогда успокоюсь, - угрюмо прерывал он ее.
  И Маше пришлось пообещать, что, как только найдется нормальная постоянная работа, они вернутся к этому разговору.
   На другой день она начала уборку вовремя. Еще с вечера решила навести порядок быстрее и уйти до возвращения хозяина кабинета. Егоров, конечно же, ответил на ее приветствие лишь кивком головы и вышел. Глаз даже не поднял и казался еще мрачнее, чем раньше. Маша могла бы поклясться, что чувствовала исходящий от него жар, когда он прошел мимо. Прямо чертовщина какая-то!
   Наказана за своеволие она была уже на следующий день: он вернулся со своего обхода минут на пятнадцать раньше, буркнул, что подождет, и простоял это время у стены, молча наблюдая за ее работой. Маша не помнила, как закончила уборку, как попрощалась. Уже в коридоре, остановившись у окна и прижавшись лбом к прохладному стеклу, немного успокоилась. Да что же это такое? Он ведь не делает ничего особенного, но, кажется, в его присутствии все наполняется каким-то доселе ей неизвестным смыслом.
   Урок, который преподал Егоров, Маша усвоила с первого раза. Всего-то и надо было прийти вовремя, поздороваться, удостоиться кивка головы, заняться уборкой, а потом дождаться его, попрощаться и выйти. Хорошо! Так и будет!
   Все так и было, но спокойствия от этого не прибавилось. Она до дрожи волновалась, заходя в кабинет, хотя Егоров по-прежнему не обращал на нее никакого внимания, а выходя, радовалась, что может вздохнуть полной грудью. Она думала о Егорове постоянно и ничего не могла с этим поделать. Было стыдно, лежа в постели с одним мужчиной, мечтать о другом.
   В детстве у Маши был будильник, который нужно было заводить каждый вечер. Чувствуя, как натягивается пружина, она делала это очень осторожно, потому что ее легко можно было сломать. Сейчас девушка ощущала себя той самой пружиной. Закрученной до предела.
   Однако время шло, и постепенно Маша стала воспринимать Егорова иначе. На место страха, раздражения и непонимания пришли иные чувства и желания: хотелось положить ему руку на голову, провести по волосам, а потом заглянуть в глаза и понять, что же произошло в его жизни, почему он стал таким, каким теперь его знали все. А еще хотелось увидеть, как он улыбается. Какими же счастливыми были женщины, которым было позволено все это!
   От таких мыслей можно было сойти с ума. Пора было остановиться. Нечто подобное у Маши уже было: несбыточные желания и ожидание счастья. И чем это закончилось? Ничего мало-мальски схожего она больше не допустит. Надо было что-то менять. И срочно. Немного подумав, она сделала то единственное, что могла: попросила перевести на другой участок. Согласие было получено. Требовалось только доработать на прежнем месте до конца недели.
   Вот и настал этот последний день! Больше с Егоровым сталкиваться не придется, и все забудется, как забываются страшные сны в детстве. Маша вошла в кабинет. Егоров сидел за столом, лицо его было бледным. На приветствие он не ответил, только потер виски руками, скривившись от боли.
  - Голова болит?
  - Да, и сильно.
   Голос был тих, совсем не похож на тот, который она слышала раньше. Все напряжение последних дней схлынуло, будто его и не было, осталась только жалость к нему, такому большому и беспомощному.
  - Я могу помочь, хотите?
   Кажется, он что-то сказал, но Маше было некогда слушать: она спешила вымыть руки. Могла ли она даже предположить, что на самом деле сможет стоять так близко и касаться его? А теперь вот ее руки помогли пересесть Егорову из кресла на стул, снять пиджак, ослабить узел галстука, расстегнуть рубашку, обнажая грудь и плечи, снять обувь. Он молча подчинялся.
   Пальцы девушки все помнили и двигались автоматически, хотя от запаха его волос, кожи и парфюма, а так же от волнения, вызванного близостью и прикосновениями к так давно и безнадежно желаемому мужчине, кружилась голова, и было трудно дышать. Но вот пальцы от лица спустились по шее к плечам и на минутку замерли.
   Наверно, боль уходила, потому что Маша почувствовала, как он стал расслабляться. Ее пальцы легли на руки Егорова. Какие они красивые, большие, настоящие мужские руки! Интересно, знает ли он, как привлекателен? Наверно, знает. Маша на миг подняла глаза. Егоров по-прежнему сидел, не поднимая век, но страдальческое выражение уже исчезло с его лица. Нажимая на пальцы ног, она сожалела, что время массажа заканчивается и ей уже никогда не быть так близко от него.
   - Ну, вот и все. Как Вы себя чувствуете?
   Девушка снова близко наклонилась к нему, пытаясь заглянуть в глаза. На этот раз они были открыты, но теперь в них не было ни мрачности, ни безразличия. В них были изумление и желание. Потом руки Егорова обняли ее и привлекли к себе. Он ее целовал, и все было именно так, как она хотела. Она тоже целовала его, а ее пальцы, лежащие на его плечах, дрожали.
  - Стар я для тебя, милая, - с сожалением произнес он, с трудом отрываясь от ее губ.
   Ну, зачем он говорит о возрасте? Какое это имеет значение? Главное, что он рядом, что целует ее, что сердце замирает от любви и нежности. Маша хотела обо всем этом сказать, но оказалось, что не так просто подобрать слова, поэтому она лишь попросила:
  - Никогда так не говори.
  Он ничего не ответил, только объятия стали крепче, а поцелуи еще ненасытнее. Она чувствовала, как тяжело и неровно бьется его сердце.
  - Едем ко мне?
  - Да, - ответила она, одним махом отметая прошлое, потому что все, происходившее до встречи с ним, перестало иметь хоть какое-то значение. Важно было лишь то, что происходило между двумя здесь и сейчас.
   Счастье, что их не остановили. Он гнал машину и ругался вполголоса, если приходилось притормаживать. Она не обращала на это внимания, главное, что он был рядом, а ее рука успокаивающе лежала на его колене. Ехать было совсем близко. Он держал ее за руку, когда они поднимались на лифте, и не отпустил потом, когда, не включая света, провел в спальню. Ночник слабо освещал комнату, а они стояли и вглядывались в лица друг друга, словно стараясь найти подтверждение серьезности и значимости происходящего. Наконец она подняла руку и положила ее туда, где сильно и взволнованно билось его сердце.
  - Никогда никуда не отпущу, - медленно и раздельно произнес он, и это было самое лучшее из того, что Маша когда-либо слышала.
   Интересно, чему она собиралась научиться и к чему привыкнуть? Ее руки, ее губы знали, что делать. Она только сейчас поняла, что тело само решает, кого желать и любить, и никакими доводами этого не изменить. Все, что она раньше испытывала, не шло ни в какое сравнение с тем, что она чувствовала сейчас. Такой она себя не знала. И это ей безумно нравилось.
  - Не пожалеешь?
  Неужели ему нужно подтверждение того, что он и так знал, не мог не знать? Она улыбнулась.
  - Нет, никогда не пожалею, но это все так странно.
  - Наверное, так, - протянул он. - А расплету-ка я тебе косу, давно хотел.
  Она была совершенно счастлива, закрывшись с ним от целого света этой массой волос.
   Когда начинается счастье? Знать бы... И еще хорошо бы знать, почему счастливые минуты летят быстро, а горестные еле-еле тянутся.
  - Маша, Машенька... Какое красивое имя! - говорил он с нежностью в голосе. - Почему ты еще ни разу не назвала меня по имени? Скажи!
  - Не знаю, - Маша была озадачена. - Ты был таким ... Егоровым.
  - Игорь я, Игорь, - засмеялся он, - запомни крепко, утром проверю.
   Потом он говорил, что жить они пока будут здесь, она вольна делать то, что хочет, или совсем ничего не делать.
  - Хорошо, - отвечала Маша, прижимаясь к нему всем телом и целуя в шею, - все будет, как ты хочешь.
   Для нее эта ночь стала ночью открытий: она наконец-то поняла, какое счастье могут дарить друг другу мужчина и женщина. Поняла, как до боли, до головокружения можно желать другого человека. Поняла, что простое прикосновение любимого способно вызвать целую лавину чувств. Поняла, что счастье не только в том, чтобы брать, но и в том, чтобы давать любовь. И еще много чего важного поняла Маша о себе и Игоре.
   Но ночь заканчивалась. Она, наконец, заснула, так и не выпустив из пальцев тяжелой мужской руки, а проснувшись, не увидела его рядом. Она еще немного полежала, прислушиваясь, но в квартире было тихо. Наверно, не лучшим вариантом было остаться их первым утром в одиночестве. Записки тоже не было найдено, и Маша решила, что Игорь вот-вот должен вернуться. Достав из шкафа его футболку, примерила, покрутившись перед зеркалом, и осталась довольной: она вполне могла сойти за короткое платье.
   Стало смешно, потому что это выглядело совсем, как в зарубежных фильмах, где главная героиня после ночи пылкой любви обязательно облачалась в одежду ею осчастливленного молодого человека. Затем Маша, не торопясь, прошла по комнатам, но они ничего не рассказали ей о хозяине: все было по-мужски строго и безлико. Душ не поднял настроения, и, еще немного покружив по квартире, она села в кресло с какой-то книгой. Не читалось...
   Откуда-то пришел страх. Липкий, тяжелый. Ночью все казалось таким простым, понятным и естественным, наполненным чувственностью и страстью, но вот наступил день, и неизвестно было, что он принесет. Будь Игорь дома, Маша бы могла заглянуть ему в глаза и все понять, но его не было. Может, он уже жалеет о сделанном и сказанном, поэтому и дает ей время уйти? Послышался звук открываемой двери, и она замерла, прислушиваясь. Нет, это был явно не Игорь.
   Чтоб как-то скоротать время, Маша помогла домработнице готовить обед. Разговора не получилось, и она была этому рада. Оставшись снова в одиночестве, села в кресло и устало закрыла глаза. Вспомнились слова соседки, что от таких, как Егоров, надо держаться подальше, они перешагнут и не заметят.
   Раздался звонок, и она, отбросив все страхи, поторопилась открыть дверь. На пороге стояла незнакомая девушка, и Маша честно отметила, что она хороша. Девушка, как хозяйка, вошла в квартиру, небрежно скинула с ног дорогие босоножки и взяла из шкафа нарядные домашние тапочки.
  - Хозяин не приходил? - спросила она, не глядя на Машу. - Ты из фирмы? Окна моешь? Мой лучше, я проверю.
  Маша замерла от ужасного предчувствия, однако сумела спокойно ответить:
  - Нет, не из фирмы.
  - Тогда кто?
  Только сейчас незнакомка внимательно посмотрела на Машу и усмехнулась, узнав футболку Игоря.
  - Правильно я поняла, что ты провела здесь ночь?
   Маша в ужасе замерла и не могла отвести глаз от что-то говорящей и говорящей девушки. Она с большим трудом разбирала отдельные слова, однако поняла, что перед ней невеста Игоря, что она живет здесь, что скоро у них свадьба, а жених, затейник этакий, любит иногда развлечься, устраивая такие спектакли с участием провинциальных дурочек.
   Все это никак не могло быть правдой, но, видимо, было. Боль от жгучей обиды и стыда стала совершенно невыносимой, и Маша, зажав руками уши, кинулась в спальню, чтобы переодеться. Когда вернулась, увидела, что невеста стоит на прежнем месте, в ее глазах плескалось презрение, а ярко накрашенные губы кривились в брезгливой усмешке. Она вновь заговорила, а потом протянула руку. На ладони невесты лежало несколько купюр. Маша выбежала из квартиры. Слезы никак не хотели останавливаться, а боль в сердце - прекращаться.
   До остановки автобуса было недалеко, и через некоторое время она уже ехала домой. Мысли были только об Игоре. Большего унижения в своей жизни Маша не испытывала никогда. Как же она могла забыть старую истину, которую благодаря Андрею на твердую пятерку усвоила еще в школе? Истина была простой: нельзя, никогда нельзя играть в чужие игры, и тогда никто не сможет над тобой посмеяться.
   Дома Ивана не было: эту ночь он провел на объекте, и до его возвращения у нее еще было время. Хотелось плакать, но слезы почему-то больше не приходили, казалось, все внутри заледенело. Маша устало села возле кухонного стола и задумалась о том, что же делать дальше. Выбора, собственно, никакого не было.
   Все ее вещи уместились в дорожной сумке, а в кармане лежала небольшая сумма денег, которой должно было хватить на месяц. Эти деньги она взяла из тех, которые они откладывали на квартиру. Осталось оставить записку.
   "Иван, - писала она, - ты лучший из тех, кого я знаю, от таких не уходят. Но я не могу ничего изменить. Спасибо за все и прости меня. Маша." Утром первым же автобусом она уехала в родной город.
   Все, что произошло с ней за последнее время, а так же бессонная ночь, проведенная на вокзале, дали о себе знать: в автобусе она потеряла сознание. Очнулась от того, что кто-то брызгал в лицо водой и настойчиво спрашивал имя.
  - Маша, - прошептала она непослушными губами.
  - Дыши глубже, Маша!
  И она дышала.
   Нина Николаевна, подруга матери Маши, встретила девушку радушно, предложила пожить у нее, пока кончится год, на который была сдана квартира. По поводу расставания с Иваном сказала коротко:
  - И правильно, если ничего не складывается. Зачем тянуть кота за хвост?
   Уже на следующий день Маша отправилась устраиваться на работу. Вакансий не было: в маленьком городке с работой оказалось очень плохо. Маша едва не плакала: одним массажем она много не заработает, да и приглашать желающих в чужую квартиру было нельзя. Главврач участливо посмотрел на девушку.
  - Есть еще один вариант, но он не для молодых. Нужна сиделка для тяжелого больного. Находиться с ним нужно круглосуточно. Платят хорошо.
  - Я согласна, - ни минуты не раздумывая, выдохнула с облегчением Маша.
   Дни, безрадостные и одинаковые, тянулись чередой и не были так страшны, как ночи. Завтра и вчера оказались лишь другими названиями сегодня. Она плохо спала, постоянно возвращаясь мыслями к тому, что случилось. Странно, но Егорова она не винила, хотя и не понимала любви к подобным играм. Он такой, какой есть, пусть и со своими тараканами в голове, однако, за руку ее не тянул и ни к чему не принуждал.
   А вот она хороша! В двадцать пять лет безоглядно влюбиться в человека, от которого и десяти слов не услышала! Это надо было суметь. Как будто, дожив до таких лет, не знала, что есть жизнь, а есть любовь. И они часто не пересекаются. А Иван... как легко она отказалась от того, кому по-настоящему была нужна и дорога! В итоге потеряла то немногое, что имела, хотя абсолютно не жалела об этом.
   Это в кино все красиво и просто. Главной героине надо всего лишь поплакать немного, красиво заламывая руки, попрощаться с прежней жизнью и любовью, потом на нее неожиданно свалятся престижная работа и обеспеченный красавец, который, оказывается, всю жизнь только и мечтал вытирать ей сопли и слезы. Прежняя любовь тут же забыта, да здравствует новая! Конечно, такая героиня не будет по часам переворачивать больного, чтобы не было пролежней, мыть его, видя беспомощную и некрасивую старость, заботиться о смене памперсов. Здесь была жизнь, а не кино.
  - Дыши глубже, Маша, - говорила она себе каждое утро, - жизнь не кончилась.
   Однако вскоре произошло событие, заставившее ее по-новому взглянуть на все происходящее. Она поняла, что беременна, и это неожиданно для нее самой принесло успокоение душе. Как оказалось все просто: она, как в свое время и бабушка, и мама, родит и будет воспитывать ребенка. И останется только любовь к нему, найденному стержню жизни, а все остальное неважно. Теперь каждое утро она начинала фразой:
  - Дыши глубже, Маша, ты не одна.
   Об Игоре она честно пыталась забыть, но, как ни старалась, не смогла. Воспоминания были окутаны грустью. Какая же она странная, эта жизнь! То, что для одного было лишь щекотанием нервов, этакой необычной потребностью, игрой, пусть и жестокой, для другого оказалось полным крахом надежд и мечтаний. Как, наверно, он потом смеялся, вспоминая о наивной и верящей в сказки дурочке, таращившейся на него влюбленными глазами! Так и хотелось, отдавая дань его незаурядному таланту, похлопать в ладоши и воскликнуть:
  - Браво! Браво, Игорь Васильевич!
   В один из дней на пороге квартиры неожиданно появился Егоров. В глазах не было той спокойной властности, о которой помнила Маша, они были грустными и бесконечно усталыми. Он стоял, смотрел на нее и молчал.
  - Маша, что же ты творишь? - наконец услышала она.
  От звука его голоса закружилась голова, она побледнела. Игорь осторожно обнял ее, и Маша почувствовала, что ничего не забыла, не смогла забыть. Так они стояли долго, не в силах разомкнуть объятья.
  - Собирайся, мы уезжаем. Во всем разберемся потом, дома, - тихо сказал он, отстраняясь.
  Дома? А как же свадьба? Маша ничего не понимала: ведь не приснились ей его невеста и эти трижды проклятые розовые с бантиками тапочки!
  - Значит, ты не женился?
   Он смотрел на нее такими честными и удивленными глазами, что пришлось рассказать обо всем: о появившейся невесте, о ее тапочках в шкафу, о его забывчивости и попытке невесты расплатиться за проведенную с ним ночь, о его любви к странным играм с провинциальными дурочками. По ходу ее рассказа лицо Игоря мрачнело все больше и становилось таким, каким она привыкла видеть его в кабинете, замкнутым и мрачным. Он замер, а когда заговорил, то Маша уловила в голосе горечь и раскаяние:
  - Прости, я виноват. Этого не должно было случиться.
   Он рассказал о смерти Резникова в тот злосчастный день, о том, что никогда не собирался жениться, а потом просил Машу верить ему, всегда верить. Он вновь обнял ее, и она, прижавшись к нему, единственному и желанному, ощутив прилив успокоения и счастья, поняла, что для нее нет ничего лучшего на земле. А он никак не мог успокоиться, то что-то начиная объяснять, то принимаясь уговаривать вернуться, и умолк, лишь услышав ее согласие.
   Выехать удалось только часа через три. Разговор в машине то затухал, то начинался вновь. Неожиданно Игорь стал рассказывать о себе, о своих трех жизнях и начале четвертой. Маша понимала, что такому человеку, как он, трудно говорить о прошлом, поэтому поспешила его успокоить. Она ласково провела рукой по его плечу.
  - Что бы ты ни сделал, я всегда буду рядом. В этом даже не сомневайся.
   Они опять надолго замолчали. Потом, собравшись духом, Маша начала рассказ о себе.
  - В моей жизни нет ничего необычного: родилась, училась. Дружила с мальчиком, которого знала с пеленок. Когда пришло время, его выбрал пал не на меня. А я совсем растерялась, потому что не умела без него жить. Потом окончила училище и пошла работать. Заболела мама. Очень переживала, что оставляет меня одну. Сыграть роль жениха я попросила одного знакомого. Мама умерла спокойной. Он захотел жениться на мне, я согласилась, думала, что смогу...
   Маша замолчала.
  - И? - поторопил ее Игорь.
  - В итоге обидела хорошего человека.
  Маша замолчала, но потом все-таки добавила:
  - Он ждал от меня того, что я не могла дать.
  Игорь ничего не захотел уточнять: все было неважно. Начинается новая жизнь, прошлое остается позади.
   Маша прикрыла глаза, и он подумал, что она задремала.
  - Знаешь, я все это время жалела только об одном, - сказала вдруг она, не глядя на Игоря, и, ничего не пояснив, снова замолчала.
  - О чем? - наконец не выдержал он и протянул руку, чтобы погладить ее пальцы.
  Они не были теплыми, и он осторожно сжал их, чтобы согреть.
  - Жалела, что жизнь может так и пройти без нас.
  Он усмехнулся и крепче сжал ее пальцы.
  - Я бы никогда этого не допустил. Все плохое прошло, Маша, все прошло.
   Тысячи машин бегут по дорогам, наверное, во многих из них сидят влюбленные. О чем они говорят? Скорее всего, разными словами, но об одном. О любви. И разве не является проявлением любви известие о скором рождении их ребенка?
   Дыши глубже, Маша! Ты не одна, жизнь продолжается!
  
  
  
  
  
   Часть третья. Долги наши
  
   Виктор Иванович Резников, а тогда его называли просто Витюшей, родился в ничем не примечательной рабочей семье. Родители, уже смирившиеся с тем, что детей у них не будет и разговоров об этом не заводившие, были бесконечно рады появлению сына. Он был недоношенный, слабенький, долго не говорил и не ходил, только тихо сидел, обложенный подушками, и внимательно смотрел на мир большими голубыми глазами.
   К двум годам Витюша начал осторожно ходить, держась за руку матери, и сказал первые слова. Мать была бесконечно счастлива, тайком бегала в церковь и ставила свечки за здоровье сына. Отец к этому времени совсем ослаб. Тяжелые ранения и контузия давали о себе знать, он часто болел. Витюше едва исполнилось три, когда отца не стало.
  - Как жить? - сокрушалась на скромных поминках мать. - Витюша - слабенький ребенок, в садик ему нельзя, а няньке платить надо.
  - Не реви, - утешал ее сосед, безногий инвалид Федор, - справимся. Я пригляжу.
  Мать заплакала еще громче.
  - Весь век буду тебе благодарна и сыну накажу.
  - Бабы!
  Федор покрутил головой и скрылся в своей комнатке.
   Жили они в то время в деревянном бараке. Вход с улицы вел в довольно просторную кухню с большой печью, которая отапливала две небольшие комнатки. В одной жили Резниковы, в другой - безногий Федор. Он был человеком деятельным, знал сапожное дело и шил туфли на заказ. Получение незаконного дохода сурово каралось властями, поэтому дверь во время работы закрывалась от непрошенных гостей на толстый крючок, а Витюша знал, что это тайна, и помалкивал.
   Федор оказался способным воспитателем и учил мальчика всему, что знал и умел сам.
  - Сегодня уборка, - говорил он, и Витюша безропотно принимался за работу.
  Работы было много: смахнуть пыль с подоконника и старого темного комода, подмести пол, полить два цветка, мокрой тряпкой несколько раз провести по кухонному столу. Когда дела были окончены и Витюша забирался на кровать в комнате Федора, начиналось самое интересное. Федор был прекрасным рассказчиком, и его истории о войне никогда не кончались. Все русские солдаты были храбры и смекалисты, а фашисты... они и были фашисты.
  - Сидим мы в засаде на берегу, - таинственным голосом начинал рассказ Федор. - А на другом берегу немцы. Хотели они вброд реку перейти. Осмотрелись, никого нет, и решили одежду не мочить. Разделись догола и идут, руки у всех подняты - одежду держат. Дошли до середины, а мы как начали стрелять! Они все побросали и с голым задом назад побежали.
  - С голым задом! - захлебывался от восторга и смеха Витюша. - А вы их всех поубивали?
  - Знамо, всех, - сурово говорил Федор, - пускай по нашей земле с голым задом не бегают!
  И они громко смеялись уже вдвоем.
   Шло время, Витюша отправился в школу. Деньги на форму, портфель и новые туфли дал Федор. Мать опять заплакала и начала было его благодарить, но он прервал ее словами:
  - Да что ж ты глупая такая? Он же мне вместо сына!
  - Глупая, да не совсем... Я ведь знаю, что ты мог и жениться, а не сидеть здесь с чужим дитем. Вон сколько одиноких баб в подушку плачут!
  - Уймись! - сердито прикрикнул на разговорившуюся женщину Федор и, стуча деревяшками, покатился в свою комнату.
   Учиться было весело! Витюша приходил со школы, быстро обедал и начинал готовить уроки. Все, о чем он узнал, пересказывал Федору.
  - Это сколько же на свете всего интересного! - говорил тот и качал головой. - А я еле четыре класса окончил, больше не захотел учиться, да и работы по хозяйству в деревне было хоть отбавляй.
  И они заучивали вместе стихи, решали задачи, зубрили правила.
   Начальную школу Витюша закончил на отлично. Если бы Федор сдавал экзамены, его оценки были бы не ниже. Жарким летом, когда семь классов были позади, Федор умер. В последнее время ему нездоровилось, большую часть дня он лежал на кровати, укрывшись до подбородка толстым ватным одеялом, но все же постоянно мерз.
  - Витюша, - сказал он как-то незадолго до смерти после обтирания мокрым полотенцем, что заменяло умывание по утрам, - под матрацем деньги на похороны. Остальные отложи, купишь костюм, как школу закончишь. Орден и медали сохрани, пусть останутся обо мне на память. Держись хороших людей, плохих сторонись.
   На похоронах Витюша плакал, не стесняясь слез: они с матерью осиротели второй раз.
  - Теперь на тебе долг, сын, - сказала ему, как взрослому, мама, - встретишь хорошего человека, попавшего в беду, помоги ему. В память о Федоре.
   Политехнический институт Витюша закончил, как того хотел Федор, и обосновался на малюсенькой должности в управлении. Теперь его называли Виктором Ивановичем, и на работу он ходил в костюме с галстуком, но в душе оставался веселым и добрым Витюшей. Здоровье по-прежнему не было крепким, он часто простужался и болел.
   Студенческую пору не зря называют незабываемой. Все свободное время он проводил у однокурсников в общежитии, где впервые познал юношеские радости жизни: закурил, выпил сто граммов, проснулся в кровати с девушкой. Были приключения и серьезнее. Однажды, когда все общежитие гудело, отмечая счастливое окончание летней сессии и готовясь разъехаться по домам, один из друзей, сидевших за столом, задумчиво разглядывал пустую бутылку.
  - Что ж они так быстро заканчиваются? - задал он вполне философский вопрос.
  - Выкини ее и дело с концом, сейчас за другой сгоняем.
   Было бы предложено! Выброшенная в окно бутылка на асфальте разлетелась на мелкие осколки со звуком разорвавшейся гранаты. Раздался чей-то испуганный крик.
   Витюша, сидевший у окна, выглянул, стараясь разглядеть кричащего, но быстро отпрянул, увидев институтского комсомольского вожака, которого за глаза все называли Быком. Злополучная бутылка приземлилась недалеко от него.
  - Ребята, бежим, Быка едва не убили! - прошептал он в ужасе.
  Уровень опасности компанией был оценен моментально: водка допита, стол приведен в порядок. Друзья, прихватив пустые бутылки, скрылись в других комнатах.
   Быков, белый от пережитого испуга и злости, бегал по этажу и искал Резникова, которого знал по комсомольской работе. Все, к кому он обращался, в один голос заявляли:
   -Уже неделю не показывался. А что случилось?
  Быков вкратце рассказывал и заканчивал повествование так:
  - Увидите, передайте! Убью гаденыша!
  Зашел он и в комнату, где жили его сокурсники. Там, выслушав его историю, предложили отметить событие.
  - Счастливо отделался!
  - Брось, Бык! Не убили же!
  - Ты не фриц, такого с первой гранаты не положишь!
  - Посмотри, Бык, на это дело с другой стороны. Счастье, что живой остался, а счастье не пропьешь.
  Хороший аргумент - сильная штука! Быков немного подумал, почесал в затылке и согласился.
   Поздно ночью друзья вернулись в комнату и стали укладываться спать. Витюша домой не поехал, потому что предпочитал не показываться выпившим на глаза матери. Спать валетом на одной кровати было не очень удобно, но что поделаешь... Зашел разговор о том, что все могло бы окончиться иначе.
  - Хоть у Быка башка и крепкая, но вряд ли бы выдержала.
  - И все бы мы загремели.
  - Не все, если бы живым остался, то указал на Витюшу.
  - Его в тюрьму, а нас из института.
  - Так не я же бутылку бросил! - пытался оправдаться тот.
  - Не надо быть таким любопытным и высовывать свой нос, - услышал Витюша в ответ.
  Спорить с этим было трудно.
   Наконец сошлись на том, что в следующий раз надо быть умнее и закрывать не только двери, но и окно. Все уже спали, только Витюша лежал и думал о том, как слепой случай может в одну секунду изменить судьбу человека.
   Девушки Витюшу любили, но в качестве будущего мужа не рассматривали. Ему было хорошо поплакаться, если бросал парень, или попросить о чем-нибудь. Он рад был выслушать и помочь. И часто случалось, что успокаивать сокурсницу Витюша продолжал в ее комнате за закрытой на ключ дверью. Сам он был влюбчив, но через неделю - другую искренне удивлялся, что отдал предпочтение этой, а не другой.
   На последнем курсе, когда чаще всего студенты женятся, Витюше было не до этого: болела мама. К тому времени из барака они переехали в новую квартиру, правда, маленькую и с проходными комнатами, но все равно это было счастьем. Витюша, с детства приученный Федором к домашней работе, легко справлялся со всеми делами. Мама успела порадоваться и диплому, и первой зарплате сына.
  - Как хорошо, что у тебя два отца было, - часто говорила она, - разве бы я одна сумела такого сына вырастить!
  В голосе ее слышалась гордость.
   Мамы уже не стало, когда у Виктора впервые появились длительные отношения с женщиной. Ее звали Ирочкой, и работала она здесь же машинисткой. Он был очарован робкой улыбкой, которая так красила ее лицо, тонкими пальчиками, ловко порхающими над пишущей машинкой. Беда была лишь в одном: Ирочка имела мужа. Он работал снабженцем на большом заводе, часто ездил в командировки, и это позволяло любовникам регулярно встречаться на квартире Виктора.
  - Ты самый - самый любимый, - пылко шептала молодая женщина. - Такой красивый, такой интеллигентный, так умеешь ухаживать! Почему же до сих пор не женат?
  Виктор пожимал плечами и отшучивался:
  - Такую, как ты, не встретил.
   Проведенные вместе ночи вызывали у Витюши не только радость, но и горькое чувство ревности. Он не хотел делить Ирочку с мужем, по ее словам, черствым, неотесанным мужиком. В одну из таких ночей, когда молодая женщина от переизбытка чувств вдруг зарыдала и прижалась к его груди мокрым от слез лицом, он понял, что пора делать предложение. На подготовку ушла почти неделя: все должно было быть торжественно и незабываемо.
   Ирочка появилась на пороге квартиры раньше назначенного времени. Виктор очень обрадовался незапланированной встрече и хотел было обнять любимую, но она неожиданно резко оттолкнула его руки и направилась в комнату.
  - Нам надо поговорить.
  Какое-то время Ирочка сидела, опустив голову, а когда подняла, то Виктор увидел на лице злость и растерянность.
  - Как ты мог? Что теперь делать?
  - В чем дело? - испугался Виктор.
  - Я беременна, понимаешь, бе-ре-мен-на, - повторила она по слогам, - а мой муж не может иметь детей.
  - Ирочка, не волнуйся, - он бросился к ней, - ты разведешься, мы поженимся, и все будет хорошо!
  - Нет! - она оттолкнула его. - Нет!
  - Но почему? Я же люблю тебя!
  Он был удивлен и искренне не понимал, что значит ее отказ.
  - У меня есть муж, я люблю его!
  - Тогда зачем все это? - он указал рукой на диван.
  - Зачем? А что мне делать, если его все время нет дома, а я еще молода?
  Она вдруг испуганно замолчала, увидев изменившееся до неузнаваемости лицо Виктора.
  - Уйди, а то я тебя ударю, - его голос был до странности спокойным.
  Через неделю Ирочка подошла к Виктору и сказала, что договорилась об аборте, а он в тот же день написал заявление об уходе.
   Изредка Виктор встречался с институтскими друзьями. Все уже были женаты, обзавелись детьми. То, что он по-прежнему оставался холостым, служило поводом для бесконечных шуток. Чаще всего собирались на квартире у того, чьей жены не было дома. Однажды Виктор неожиданно для себя рассказал друзьям об Ирочке и тут же получил множество советов.
  - Верной дорогой идешь, Витюша! Загс уже виден.
  - Не горюй, что тобой попользовались, жив остался!
  - Повторение - мать учения! Помни!
  - В паспорт заглядывай перед тем, как в кровать ложиться, а не только под юбку!
  Но запомнились ему задумчиво произнесенные слова любителя кидать бутылки из окна, которые как бы подытожили все сказанное.
  - Да, голых задниц можно найти много, а вот настоящую женщину редко встретишь.
  С этим согласились все.
   Ему было уже за тридцать, когда в стране начались перемены. Наверху - борьба за место у корыта, внизу - злость и отчаяние вконец разоренного народа. Однако жизнь продолжалась.
   Однажды поздней осенью Виктор возвращался от друзей на такси. Было часа три ночи, фонари едва освещали безлюдную улицу. Он расплатился с шофером и уже стал выходить из машины, как вдруг увидел нечто странное: из-за угла выбежала девочка. Она была совершенно голой и бежала молча, тяжело, придерживая одной рукой другую. Вскоре показались двое парней, которые, весело улюлюкая, ее неторопливо преследовали. Девочка тоже заметила машину и Виктора, поэтому повернула к ним. Добежав, попыталась отдышаться и что-то сказать, но не смогла. Ей было лет тринадцать, всклоченные волосы в беспорядке рассыпались по худеньким угловатым плечикам, полубезумные от страха глаза почему-то казались огромными, на пол-лица.
  - В машину! - быстро оценив ситуацию, закричал Виктор и втолкнул ее в салон.
  Девочка упала на заднее сидение и громко застонала, видимо, ударившись больной рукой.
  - Гони! - закричал он уже шоферу и попытался сесть рядом с ним, но не успел этого сделать.
   В следующую минуту голова Виктора взорвалась болью, его чем-то ударили сзади. Шофер наконец-то отреагировал на происходящее должным образом, машина резко тронулась, увозя девочку, а двое, поначалу опешив от такого финала, начали с остервенением избивать лежащего на асфальте без сознания Виктора.
  - Влипли мы, - сказал один из них озабоченно, когда они оторвались от своего занятия, чтобы передохнуть, - нам хозяин за нее голову оторвет.
  - Да уж, влипли... - согласился другой. - А с этим что делать?
  - Ты упустил девчонку, вот и доводи дело до конца.
  - За этим дело не станет.
  Парень, привычным движением вытащив из внутреннего кармана пистолет и не особо прицеливаясь, выстрелил в неподвижное тело.
   Случай есть случай. Не по своей воле Виктор попал в эту историю, не по своей воле остался жив. Проезжавший вскоре полицейский патруль его заметил и вызвал скорую помощь. Время, к счастью, не было упущено.
   Виктор очнулся в палате. Сиделка, заметив это, сразу позвала врача. Он казался таким молодым, что, если бы не белый халат, трудно было признать это не розыгрышем.
  - Не пытайся говорить, у тебя сломаны челюсть, рука и два ребра. Пулю из легкого вытащили. Сильное сотрясение мозга. Остальное - ерунда. Я очень старался тебя подлатать, а ты старайся выжить.
   Первое время под действием лекарств Виктор почти постоянно спал. Часто сквозь сон слышал голоса сиделки и доктора, но проснуться не мог. Время шло, и однажды во время краткого бодрствования он почувствовал, что в состоянии сесть. Боль была терпимой. Снотворное перестали колоть, и появилось время, чтобы вспомнить о случившемся и подумать о дальнейшем. Во всем происходящем были некие странности: в палате он лежал один, выходить в коридор не разрешалось, подходить к окну - тоже, сменяющиеся охранники, как и сиделка, были молчаливы.
   К концу четвертой недели после снятия шин доктор остался доволен его челюстью, но требовался еще восстановительный курс.
  - Как долго мне еще лежать? - спросил его Виктор во время обхода.
  - Пару дней, потом тебя забирают.
  - Кто? У меня нет родных.
  - Не знаю. Видимо, тот, кто платит за палату, лекарства, сиделку, охрану.
   Виктор был удивлен. Это кто ж его так облагодетельствовал? Он открыл было рот, чтобы разузнать об этом больше, но доктор опередил:
  - Я на самом деле не знаю, но если бы и знал, то не сказал. Мне хорошо платят за молчание.
  Оставалось только ждать.
   И действительно, на третью ночь он в сопровождении охранников покинул больницу. Ехали довольно долго. Не доезжая до какого-то поселка, шофер погасил огни, и машина в полной темноте осторожно поползла по неровной дороге. Наконец, въехав в кем-то заранее открытые высокие ворота, она остановилась. Вскоре Виктор оказался в просторной комнате с плотно закрытыми шторами. Полный немолодой человек поднялся из-за стола ему навстречу.
  - Ну, здравствуй, Виктор Резников. Как себя чувствуешь?
  - Спасибо, нормально. Вы кто, и где я?
  - Хорошо, что добрались без приключений, - хозяин дома словно и не слышал вопросов. - Комната готова. Отдыхай, поговорим завтра.
   На следующий день Виктор проснулся поздно и вскоре был приглашен на обед. За столом сидели двое: хозяин дома и один из тех, кто был в машине.
  - Садись, - кивнул ему хозяин, - поедим и поговорим. Меня зовут Константином, а это Сергей, он будет тебе во всем помогать.
  - Почему я здесь?
  - Ты спас дочь моего друга, в благодарность он позаботился о тебе.
  - Кто он?
  - Узнаешь, это не секрет. Его семья покинула страну.
  - Когда я смогу отсюда уехать?
  - Думаю, через месяц. Отдохнешь здесь, пока все не уляжется. Да и долечиться не мешает.
  - Что все? - не унимался Виктор.
  - Как ты думаешь, те отморозки должны быть наказаны? - задумчиво глядя на гостя, спросил хозяин.
  - Конечно, - Виктор ни минуты в этом не сомневался.
  - Они уже наказаны, но есть те, кто стоял за ними. С этими оказалось сложнее, но скоро все закончится.
  Сергей во время разговора не произнес ни слова, как показало время, он всегда был немногословным.
   Все три недели, которые Виктор провел в доме, он томился от одиночества. Хозяин постоянно отсутствовал, Сергей постоянно молчал, а еще двое парней, живших тут же, упорно делали вид, что не слышат вопросов. Оставались телевизор и книги. Их было немного, но они помогали коротать время. Однажды хозяин приехал поздно вечером и сразу же зашел в комнату Виктора.
  - Завтра едешь домой. Сергей отвезет и введет в курс дела.
  Они выехали еще до завтрака. Хозяин, прощаясь, молча пожал ему руку и скрылся в доме.
   Город жил своей жизнью. Виктор вдруг почувствовал, как теплеет на душе от знакомых с детства картин. Они остановились у одного из новых домов, выстроенных в последние годы вблизи центра. Квартиры в них были не по карману простому инженеру, их покупали новые русские. Консьерж с пришедшими почтительно поздоровался, а Сергей лишь кивнул ему головой.
   Квартира находилась на третьем этаже. Их встретила приятная пожилая женщина.
  - Это твоя домработница. Кандидатура не обсуждается. Потом познакомитесь поближе. Переоденься во что-нибудь приличное, мы уезжаем, нас ждут.
  Сергей провел Виктора в одну из четырех комнат, которая оказалась просторной спальней. В шкафу нашлась его одежда, и вскоре Виктор был готов.
  - А как же моя квартира?
  - Продана. Теперь будешь жить здесь. Домработница передаст документы.
  Виктор только вздохнул.
   Ехали недолго. Машина остановилась возле одного из крупнейших магазинов города.
  - Выходим, - скомандовал Сергей.
  Они вышли и направились в ту часть помещения, где находилась администрация.
  - Эмма Петровна, - обратился он к секретарю, - это ваш новый хозяин, Виктор Иванович Резников. Пригласите Никодимыча.
   Они вошли в кабинет. Ошарашенный всем происходящим, Виктор не мог и рта открыть.
  - Проходи, садись, - Сергей подтолкнул его к креслу. - Кандидатура секретаря не обсуждается, Никодимыча - тоже. Он - твой заместитель, я - начальник охраны. Мы все - доверенные люди бывшего хозяина и твоя опора. Он просил помочь тебе.
  Виктор растерянно молчал.
  - Аркадий Никодимович, - Сергей уже обращался к вошедшему в кабинет заму, - это Резников Виктор Иванович, введи его в курс дела, передай печать и документы на магазин. Ну, ты и так все знаешь, работай.
   Сергей, явно уставший, потому что пришлось говорить сразу так много слов, поспешил покинуть кабинет, но у двери остановился.
  - Чуть не забыл, - пробормотал он, возвращаясь и вытаскивая из кармана ключи от машины. - Виктор Иванович, это ключи от Вашей машины, документы и права в бардачке.
   Вечером, после ужина, домработница постучала в комнату, оборудованную под кабинет, где Виктор, сидя на широком кожаном диване, приходил в себя от того, что произошло с ним за день.
  - Вот документы на квартиру, - женщина протянула папку, - а это от Верочки, я ведь у них в семье раньше служила. Хозяин был богатым человеком, да с бандитами делиться не захотел, вот они Верочку и выкрали.
  В темно-синей бархатной коробочке лежал золотой крестик на цепочке, а под ним квадратик бумаги со словами: "Спасибо! Никогда не забуду".
  - Освященный, из самого Иерусалима, - уважительно сказала домработница и тихо вышла из кабинета.
  - Чудны дела твои, Господи! Чудны дела... - иных слов Виктор не нашел.
   Резников неожиданно для себя быстро втянулся в работу. Первое время сидел в одном кабинете с Никодимычем, и тот учил его всему, что знал сам, сводил с нужными людьми. Сергей познакомил его еще с тремя работниками, которые были доверенными людьми прежнего хозяина. Они работали на основных должностях, и благодаря этому в работе магазина не было никаких сбоев. Поначалу Виктор боялся, что они будут фамильярничать с ним, но этого не произошло. Все были предельно уважительны, и Резников платил им тем же.
   Изменилась жизнь Виктора, изменился и он сам. Стал рассудительным и осторожным, требовательным к себе и подчиненным. В дело вкладывал всю душу, вскоре магазин расширился, приобретя дополнительные площади, совершенно преобразился и стал называться супермаркетом. Внешность нового хозяина тоже претерпела изменения: достаток во всем сказался и на ней.
   Виктор всегда любил женщин, умел им нравиться. Сейчас же, оказавшись в роли завидного жениха, ему и не требовалось прилагать каких-то особых усилий для знакомств. Однако история с Ирочкой сделала его осторожным, и он не стремился с кем-то сблизиться надолго. Так, раз или два поход в театр или еще куда-нибудь с понравившейся дамой. Поздний ужин с тихой музыкой и приглушенным светом, интересный разговор - вот что нравилось ему. Он никогда не настаивал на близости, дама могла и уйти, и он провожал ее без какого-либо раздражения. Молодых да ранних, глупых, охотниц за деньгами не терпел: с ними не о чем было разговаривать, а для него общение значило много.
   В первый же день Никодимыч провел Резникова по всему магазину, знакомя с сотрудниками. В бухгалтерии он сразу заприметил молодую девушку, чей стол стоял в углу. Она внимательно посмотрела на Резникова, потом вдруг несмело улыбнулась и, словно чего-то испугавшись, торопливо прикрыла губы ладошкой. Так и повелось, если ему приходилось бывать в бухгалтерии, он останавливал взгляд на девушке, и ему была приятна ее легкая улыбка.
   Время шло. Однажды он был приглашен в кафе, где главный бухгалтер отмечал день рождения. Резников не любил присутствовать на таких мероприятиях, поэтому приходил лишь на полчаса - час. Было весело, все танцевали. Резников уже прощался с именинником, когда объявили дамский танец.
  - Можно Вас пригласить, Виктор Иванович? - перед ним стояла та самая улыбчивая сотрудница.
   Отказываться было неудобно, и он, предложив девушке руку, повел ее в центр зала. Танцевали молча, но когда музыка закончилась, Резников неожиданно для себя сказал:
  - Поступайте на заочное по специальности.
  Она внимательно посмотрела на него своими необыкновенными серо-зелеными глазами и медленно наклонила голову.
  - Хорошо.
   Когда главный бухгалтер ушел на пенсию, на его место была назначена так понравившаяся когда-то Резникову смешливая девушка. Ее звали Софьей, и она к тому времени уже закончила учебу. После предварительной беседы в его кабинете и полученного согласия, Резников проводил молодую женщину до двери, еще раз поздравил с повышением и, неожиданно наклонившись к ней, легко поцеловал в уголок нежного рта.
  - Зачем это? - она, мягко отстранившись, удивленно посмотрела на него.
  Резников сделал шаг назад, улыбнулся и постарался ответить как можно беспечней:
  - Извините, как-то само вышло. Больше этого не повторится.
  Он развернулся и пошел к столу, а когда посмотрел на нее вновь, то лицо не выражало ничего кроме усталости.
  - Идите, у меня много работы. Приказ будет подписан завтра.
  Софья молча вышла.
   Резников не был жадным человеком, однако бессмысленные траты не любил. Он занимался благотворительностью, но понимал, что весь мир не обогреешь. Слова матери о долге он помнил и надеялся, что представится случай, когда он сможет выполнить наказ. Случай и представился.
   Однажды в складских помещениях, где командовал Марат, он увидел потерявшего сознание грузчика. Он не был в штате, Резников бы знал. Парень был хорош: с красивым открытым лицом, высокий, с развитой мускулатурой. Однако худоба, бледность, а так же старая, хоть и чистая, но явно не по сезону одежда говорили о том, что он испытывает не лучшие времена. Надо было поговорить с ним и дать денег, но парень ему так понравился, что Резников, ни минуты не колеблясь, решил сделать иначе.
  - Слушай, - обратился он к нему, когда тот немного пришел в себя, - у меня сегодня памятный день, а выпить не с кем. Марат - мусульманин. Аллах не велит. А нам можно. Идти сможешь?
  Парень кивнул, поднялся и побрел, еле передвигая ноги, к машине Резникова.
   День и правда был памятным. День рождения Федора. С утра в храме за него была поставлена свеча, оставлено щедрое пожертвование, а на ухоженной могиле лежал букет цветов. Домработница в этот день пекла пирог, который походил на выпечку мамы, ставила на стол бутылку водки. Этот вечер Резников проводил дома. Он молча выпивал рюмку, а потом долго сидел и смотрел в окно на сгущавшуюся темноту.
   В нынешний вечер за столом он был не один и радовался этому. Парень оказался с характером: несмотря на отличный аппетит, сдерживался и ел медленно, умело пользуясь ножом и вилкой, от третьей рюмки твердо отказался. Резников, не любивший откровенничать с незнакомыми людьми за бутылкой водки, как-то легко рассказал ему о Федоре и был доволен, когда парень выпил за него не торопясь, не лихо опрокидывая рюмку в рот, а медленными, почти осторожными глотками.
  - В этот день я всегда стараюсь кому-то помочь, сделать доброе дело.
  - И сегодня помог?
  - Да, дал денег на ремонт храма.
   Момент был подходящим, и Игорь, так звали парня, мог бы попросить о помощи, но он молчал.
  - Может, тебе помощь нужна? - спросил, не выдержав, Виктор.
  - Обойдусь, - не раздумывая, ответил гость и пожал плечами, - кому она не нужна? Спроси любого, каждый в чем-то нуждается. Все не так и плохо: угол у меня есть, дед хоть и пьяница, но тихий, и работа со временем найдется. Зиму переживем, а весной легче будет. Огород посадим, деду на новые зубы накоплю...
   От тепла и вкусной еды парня разморило: стали слипаться глаза. Уже не в силах бороться со сном, он устало потер переносицу пальцем и сказал:
  - Спасибо, что пригласил. Я пойду...
  - Куда же ты? Поздно уже, оставайся, я тебе в кабинете на диване постелю.
  Уходить из теплого гостеприимного дома не хотелось. Игорь молча кивнул головой.
   На этом диване он провалялся почти месяц: воспаление легких при ослабленном организме протекало очень тяжело. Как только Игорь немного пришел в себя, то честно и без прикрас рассказал о себе хозяину все.
  - И еще, есть у меня просьба. Не мог бы ты навестить деда?
  - Хорошо, - ответил Резников, решив сделать это на следующий же день.
   Домик на окраине он нашел быстро, только вот окна и двери оказались заколочены. В соседнем доме из трубы шел дымок, значит, там топили печь. Резников постучал в калитку. Вышел молодой парень.
  - Я хотел узнать о деде. Куда он делся?
  Парень усмехнулся.
  - А куда деваются, когда жить не хотят? На кладбище. А Вам какой интерес? Может, наследник?
  - Нет, не наследник. О нем просил узнать Игорь, который жил здесь.
  - Нормальный был постоялец, - сказал уважительно парень, - порядок навел, за дедом присматривал. Тот и пить вроде стал меньше. А где Игорь теперь?
  - Заболел. Как дед умер?
  - Истопил баню, помылся, оделся во все чистое, лег на кровать... Только на четвертый день заметили, что печь не топится.
  - Зачем он так?
  - Кто знает! - парень пожал плечами. - Бабка моя говорит, что жена к себе на тот свет позвала, надоело ей смотреть, как он здесь один мается.
  - Ну, бывай, - сказал Резников и пошел к машине.
  Вечером он, ничего не утаивая, рассказал обо всем Игорю. Тот молча отвернулся к стене и укрылся с головой одеялом.
   Резников навещал Игоря довольно часто, и они проводили время за игрой в шахматы или разговорами. Иногда, правда, хозяин предупреждал, что вечером придет гостья, и шутливо просил без порток по коридору в туалет, сели приспичит, не шастать, дабы случайно не испугать невинное создание. В такие вечера Игорь, прислушиваясь к тихо звучащей музыке, чувствовал себя особенно тоскливо, потому что был молод и тоже не отказался бы провести романтическую ночь с красивой и желанной женщиной. Вот только когда этому суждено будет сбыться, он не знал.
   Мысли о том, почему Виктор Иванович заботится о нем, не оставляли Игоря, и однажды он решился на разговор.
  - Хочу спросить, зачем ты со мной возишься, я ведь тебе никто?
  Спрошено было вроде небрежно, как бы между делом, но в ожидании ответа он напрягся.
  - Долг отдаю, - ни минуты не задумываясь, ответил Резников. - Мне в жизни очень помог один человек, я тебе о Федоре рассказывал, теперь моя очередь. Так что не тушуйся, придет время, и ты кому-нибудь поможешь. На том свет стоит.
  Игорь кивнул головой в знак того, что понял, хотя был с этим утверждением абсолютно не согласен: о доброте мира у него было несколько иное мнение.
   Так постепенно они узнавали друг друга, и вскоре Резников безоговорочно уверовал в то, что для исполнения наказа матери это был самый подходящий человек.
  - Я дам тебе шанс, а там как знаешь, - сказал он однажды.
  Игорь отказываться не стал: полоса невезения очень уж затянулась.
  - Согласен? Вот и правильно. Каждый человек думает, что впереди у него есть вечность, но это не так. Надо торопиться жить.
  - А ты торопишься? - спросил Игорь.
  - Да, - просто ответил Резников. - В молодости думал, что все обязательно будет, случится само собой, ничем особенно не дорожил, но вот молодость прошла, а я так много не успел сделать.
  - Например, жениться?
  - И это тоже. Что теперь говорить? Уж поздно.
  - Жениться никогда не поздно, - засмеялся Игорь. - В твоем возрасте еще детей рожают!
  - Ты думаешь? - задумчиво протянул Резников.
   Что подразумевал хозяин квартиры под словом поздно, Игорь понял, когда врач разрешил ему ужинать в столовой. Возле прибора Резникова стояли маленькая тарелочка с несколькими таблетками и стакан воды. Увидев предупреждающий взгляд домработницы, Игорь ни о чем не спросил, а Резников ничего не объяснил. Случалось, что Игорь ужинал один, тогда ему сообщалось, что Виктор Иванович устал и отдыхает, что беспокоить его не надо.
   Наконец, выздоровление наступило, и Игорю пора было приниматься за работу, но сначала надо было привести его в божеский вид. В магазине, куда они приехали за вещами, Резников не скупился.
  - Примерь еще вот этот костюм, - говорил он, - завтра у тебя настоящие смотрины, коллектив-то у нас женский, в грязь лицом ударить нельзя.
   Игорю было стыдно вот так принимать щедрую помощь. Там, где прошли последние годы, доброта была не в чести, поэтому он сообщил, что с первой же получки начнет рассчитываться и будет подыскивать квартиру. Однако Резников хотел, чтобы Игорь остался у него, пока немного не привыкнет к новой жизни. Предложение, после непродолжительного колебания, было приято.
   - Слушай, а нас за очень близких приятелей не приняли? - подъехав к дому и открывая дверцу машины, спросил Резников, стараясь нехитрой шуткой поднять настроение приунывшему приятелю. - Что-то кассир на меня смотрела с подозрением.
  - Ах, дорогой, ты это серьезно? Как это, однако, мило! - тут же жеманно откликнулся Игорь, поворачиваясь к нему лицом, при этом старательно растягивая в улыбке губы и взмахивая ресницами.
  Они посмотрели друг на друга и, не обращая никакого внимания на прохожих, захохотали во все горло. Возникшая неловкость куда-то исчезла. Вечер того же дня был посвящен посещению парикмахерской, где мастер, постоянно обслуживающий Резникова, сначала долго приглядывался к новому клиенту, а потом, даже не спросив о пожеланиях, подстриг его так, что сам на минуту залюбовался творением своих рук. Смотрины прошли на ура.
   Отправленный к Никодимычу Игорь не без труда постигал азы их дела. Резников внимательно следил за его успехами и просил не давать никаких поблажек. Никодимыч только усмехался:
  - Не волнуйся, Виктор Иванович! Не забыл, как на его месте сидел? Парень, вроде, толковый, поставлю я ему мозги на место. Уйду и буду за вас спокоен.
  - Ни на один день раньше не отпущу! - сердился Резников. - Обещал еще полгода поработать, работай. И день рождения отметим, и на пенсию проводим! А хочешь, оставайся еще.
  - Так мне уж семьдесят исполнится, - ворчал Никодимыч, - помирать пора, а я на пенсии не отдохнул.
  Но тем, что Виктор Иванович его так ценил, был доволен и наказ выполнял: драл с Игоря три шкуры.
   Чем больше Виктор и Игорь проводили времени вместе, тем сильнее крепла их дружба. Проводили на пенсию Никодимыча, и на его место был назначен Игорь. А когда Резников помог другу взять кредит в банке и купить квартиру, то расставаться жаль было обоим. Хотя о каком расставании могла идти речь, если квартира по счастливой случайности была куплена в соседнем подъезде?
   Всегда не особо хорошее здоровье Резникова в последнее время стало ухудшаться. Он часто консультировался у лучших врачей, но те ничего серьезного не находили, говорили о плохой наследственности, перенесенных травмах, режиме дня, диете. Словом, обо всем, что говорят в таких случаях. Посоветовали также обратиться в столичную клинику. Резников, уезжая, со спокойной душой оставил все дела на Игоря.
   Из Москвы он приехал подлечившимся и снова впрягся в работу. Так и повелось, периоды относительного здоровья сменялись поездками в московскую клинику, но это никак не отражалось на жизнелюбии Резникова. Он не позволял себе расслабляться.
   Приближалась памятная круглая дата: день открытия когда-то магазина, а теперь супермаркета. Ответственным за мероприятие был Игорь, но все было перепоручено Эмме Петровне. Она была мастером в этом деле и развила такую бурную деятельность, что даже Резников, зная о ее недюжинных способностях, казался удивленным. Любому работнику, если он участвовал в концерте или оформлении зала, вручался пригласительный на два лица. Конечно, и оформителей и артистов можно было пригласить со стороны, но, как громко и категорично заявила Эмма Петровна, тупо напиться и похлопать в ладоши можно и в ресторане, а здесь не тот случай. За бесталанного работника мог выступить второй приглашенный по билету.
   Концерт удался на славу. Сотрудников было не узнать. Кассир со своим мужем пели так, что их долго не хотели отпускать. Девчонки - продавщицы лихо отплясывали. Всегда казавшийся неповоротливым грузчик легко крутил тяжелую гирю, а его жена еще долго бросала на других дам горделивые взгляды.
   Танцевал Марат, а потом и его жена лебедью поплыла перед мужем. Резников спел под гитару, и, хотя голос был небольшим, ему громко аплодировали. Игорь показал несколько карточных фокусов, которым научился в уже далекие времена. Удивила Эмма Петровна. В вечернем темном платье, с оголенными плечами и скрипкой в руках она была неотразима, и от нее весь вечер ни на шаг не отходил галантный седовласый кавалер.
   После концерта начались танцы. Игорь с Резниковым за столом развлекали гостей, в основном это были поставщики, но были и просто нужные люди. Резников дважды танцевал с Софьей, и все обратили внимание, как она ласково ему улыбалась.
   Вечер подходил к концу, приглашенные разошлись, остались только сотрудники. Резников, попросив Марата остаться за старшего, заторопился домой. Он очень устал.
  - Мне показалось, что Софья к тебе неравнодушна? - спросил Игорь, когда они сели в такси.
  - Это я к ней давно неравнодушен, - ответил со вздохом Резников, - а она просто выпила лишнюю рюмку.
  - Почему не проводил ее? Я видел, она была бы не против.
  - Видел он... Это мы уже проходили: однажды поцеловал ее, так она посмотрела на меня с таким удивлением, словно я ей в карман плюнул.
  - Тяжелый случай, - пробормотал Игорь, и оба замолчали.
  Уже перед домом Резников сказал:
  - Переночуй сегодня у меня, как-то мне не по себе.
  Игорь, соглашаясь, кивнул головой.
   Вскоре Резников лег в столичную клинику, где ему была сделана операция. Какое-то время заняла реабилитация, но почти сразу стало ясно, что операция не дала нужного результата. В Москву за Резниковым прилетел Игорь, чем друг остался недоволен. Он хотел, чтобы все, что касалось болезни и лечения, было только его делом и никого не обременяло.
   Об очередном отъезде в Москву Игорь был уведомлен в последний день. На вопрос, когда же следует ждать возвращения, Резников лишь пожал плечами. О повторной операции Игорь узнал уже после того, как она была сделана. Врач, с которым втайне от Резникова общался Игорь, ничего обнадеживающего сказать не смог. Результаты вновь оказались неутешительными. В Москву, взяв неделю отпуска и лишь поставив в известность Игоря, неожиданно улетела Софья.
   Резников вернулся домой очень слабым, ему был предписан домашний режим. Он и сам о работе больше не помышлял, собираясь, если будет хуже, лечь в частную клинику. Все знали, что жить ему осталось недолго.
   Игорь навещал друга каждое утро, после четырех приходила Софья. Такой порядок Резников установил сам. Если с Игорем велись разговоры о работе, то с Софьей время проводилось по-другому. Иногда они слушали музыку, иногда смотрели какой-нибудь старый фильм из тех, которые оба любили, а иногда Софья читала принесенный из дома длинный и скучный, по не озвученному мнению Виктора, роман о любви. Он не вникал в суть слов, достаточно было слышать ее неторопливый голос и видеть склоненную над книгой голову с довольно легкомысленными кудряшками.
  - Софья, - задумчиво сказал он однажды, - а ведь так могло быть давно.
  - Как? - она, оторвавшись от книги, вопросительно посмотрела на него.
  - Так, ты и я, вдвоем. Ты ведь знала, что всегда нравилась мне?
  Софья растерянно кивнула головой.
  - Тогда почему?
  - Не знаю.
  - И все же?
  - Я всегда любила только одного человека, своего мужа. Знала, что он не был верен мне никогда, даже в медовый месяц, но ничего не могла с собой поделать. А когда развелись, долго не могла прийти в себя.
  - Жаль, что у нас ничего не получилось.
  - И мне.
   Софья встала с кресла и подошла к кровати, чтобы поправить подушки. Он взял ее руку и поцеловал прохладные пальцы.
  - Иди ближе, - послышался тихий голос.
   Она легла рядом и прижалась к плечу Виктора.
  - Сонечка, - прошептал он, осторожно поворачиваясь на бок и обнимая ее, - я понимаю, что это, наверно, смешно, но не могла бы ты выйти за меня замуж?
  - Замуж? - переспросила она растерянно.
  - Да, - с готовностью подтвердил он, - если ты сказала правду, то давай поженимся, тогда между нами будут не только сожаления, но и наша жизнь. Пусть и короткая.
   В эту минуту Виктор почувствовал щемящую жалость от осознания того, что жизнь прошла, а им так много упущено. И пусть его женитьба будет короткой, да и муж из него, прямо скажем, сейчас никакой, но ведь любовь ни времени, ни места не выбирает. Виктор вздохнул с облегчением, когда услышал ее согласие. На следующий день, не ставя никого в известность, они расписались дома.
   В эти дни оба особо остро ощутили истину, что время не ждет человека. Вчерашнее - уже хорошая или плохая, но история, завтрашнее - не знает и не узнает никто, зато сегодняшнее - подарок человеку от Бога и вечности.
  - Софья, - просил Виктор, - занимайся макияжем здесь, мне хочется видеть, как ты это делаешь. И где твой домашний халатик?
   Она, нежно улыбаясь, делала так, как хотел он. И Виктор с радостью окунулся в незатейливое домашнее счастье, которое смогла предложить ему Софья. Оно состояло из приятных мелочей совместного проживания, из того, о чем он, оказывается, не имел ни малейшего представления. Все было наполнено каким-то новым смыслом, до сих пор ему совершенно не знакомым: будь то быстрый поцелуй жены перед уходом на работу, незатейливая ласка в виде поглаживания ее теплой руки, едва уловимый запах духов на подушке - все вызывало в нем тихую нежность. Виктор был счастлив, насколько можно было быть счастливым в его состоянии. Счастливой казалась и Софья.
   Сколько не жди чего-нибудь, оно все равно случится неожиданно. Ухудшение наступило, и врачи говорили о нескольких днях жизни. Сейчас большую часть времени больной под воздействием лекарств находился в какой-то полудреме, не чувствуя ни боли, ни уходящего времени. Однажды утром он потерял сознание. Срочно вызвали доктора, но все было бесполезно: Виктор умирал.
   Игорь и Софья стояли обок и мысленно прощались с ним. Она плакала. Было горько, что жизнь только приоткрыла ей дверь в другой мир и показала, что все могло быть иначе: без ревности, лжи, запретных тем для разговоров, ощущения себя лишь наблюдателем на чужом празднике жизни. И как бы ни сложилась в дальнейшем судьба, ей уже не забыть его обожающих глаз, ласковых рук и нежных слов. Всего того, что он успел ей дать. И поди разберись, много это или мало. Да и не в том суть, главное, что это у нее было.
   Игорь же прощался с единственным родным человеком. И не важно, что они не были родными по крови, он считал Виктора братом.
   На похоронах присутствовала никому не известная женщина. Многие обратили внимание на нее и двоих спортивного вида молодых парней, не отходивших от женщины ни на шаг и внимательно поглядывавших на собравшихся. Она прижимала одну руку к губам, стараясь не разрыдаться, в другой держала бордовые розы на длинных стеблях. Женщина стояла несколько в стороне и терпеливо ожидала, когда все желающие попрощаются с умершим.
   Наконец, выбрав время, она подошла ближе, положила цветы, постояла минуту, с затаенной грустью вглядываясь в лицо человека, который когда-то давно подарил ей жизнь, осторожно провела рукой по краю гроба и тихо сказала:
  - Спасибо! Никогда не забуду.
  Она хотела еще что-то добавить, но долго сдерживаемые слезы хлынули из глаз. Женщина смахнула их платком, который услужливо подал один из сопровождавших, потом повернулась и тихо пошла к воротам, где ее ждала машина. Охранники молча последовали за ней.
   Из набежавшей тучки неожиданно посыпались редкие капли холодного дождя.
  
  
  
  
   Часть четвертая. Двое
  
   В выпускном классе Софья влюбилась. На школьную перекличку в последний день каникул их класс явился в полном составе. Все весело галдели, рассказывая друг другу о проведенных каникулах. Классная руководительница Татьяна Устиновна, которую за глаза называли медузой Горгоной за любовь к неестественно высоким прическам, подошла к ребятам и, поздоровавшись, представила им двух новеньких. Один был невысоким, довольно плотным, видимо, занимался спортом.
  - Женя, - сказал он, улыбаясь и поправляя прядь волос, упавших на глаза. - Я в ваш район переехал, живу рядом.
  - Веня, - представился стоящий рядом высокий светловолосый парень, шутливо при этом раскланиваясь.
   Женя - Веня... Все засмеялись. Сообщив расписание уроков на ближайшие два дня и посоветовав девочкам утром подальше спрятать косметички, чтобы больше походить на школьниц, Татьяна Устиновна, бережно неся очередной замысловатый шедевр на голове, удалилась. Стали расходиться и ребята.
  - Послушай, - обратился Веня к стоящей рядом девочке, - как у вас тут? Введи в курс дела. Кстати, я в той стороне живу, может, нам по пути? - он махнул рукой, показывая направление.
   Соня подняла на него удивленные глаза. Он был гораздо выше ее, тонкий, как тростиночка, с серыми недобрыми глазами и аккуратной, волосок к волоску, прической. Она отметила его привлекательность и оглянулась на девчонок. Так и есть, некоторые уже смотрели на них с интересом, недоумевая, почему новичок обратился к ней, а не к Лариске, например, которая по праву считалась первой красавицей школы. Кроме всего прочего, Лариска славилась подлым характером, а если Веня ей понравился, то Соне несдобровать.
  - Эй, - новенький помахал рукой перед лицом Сони, - ты где? Идем.
   Он легонько подтолкнул ее, и она послушно засеменила рядом.
  - А я летом у деда в деревне жил, - начал разговор довольно непринужденно новенький. - Оказалось, что в деревенской жизни не понимаю ничего, даже хорошие грибы от ядовитых отличить не мог.
  - А сейчас научился?
  - Пришлось, а то дед подозревать стал, что я неполносправный.
  - Какой? - засмеялась Соня.
  - Это дед так меня называет, если я где-нибудь напортачу.
   Неловкость скоро исчезла, и Соня начала рассказывать об одноклассниках, учителях, некоторых копируя довольно смешно, и вскоре почувствовала себя так раскованно, словно знала Веню с первого класса. Оказалось, что он живет с мамой и бабушкой, любит кататься на велосипеде, и у него есть старый пес, которого зовут Шошей. Бабушка еще работает, преподает в музыкальной школе, поэтому Веня тоже немного играет на пианино. Мама трудится в городском архиве.
  - Веня, а почему ты из своей школы перевелся? - спросила Соня и сразу поняла, что сделала это зря.
  Он даже замедлил шаг, и девушка смутилась:
  - Извини, что спросила. Если не хочешь, не отвечай.
  - Нет, почему же, я отвечу. Только не думал, что придется говорить об этом в первый день.
  Веня остановился и внимательно посмотрел на одноклассницу.
  - Тебе правду сказать или соврать?
  - Правду, - растерянно ответила она, видя, как изменилось лицо нового знакомого.
  - Тебе - скажу, а больше ни перед кем отчитываться не буду, - сказал Веня почти зло, делая ударение на первое слово. - Я переспал с одноклассницей, но встречаться с ней не захотел, и она отравилась.
  - Совсем? - испуганно спросила Соня.
  - Нет, откачали, но директор посоветовал мне уйти из школы.
  Соня не могла оторвать взгляда от его, ставших вмиг злыми, глаз.
  - Тебе ее не жалко? - спросила она, наконец.
  - Нет, - отрубил новенький. - Это был ее выбор. Я никого ни к чему не принуждал и ничего не обещал.
  - А мне все равно жалко, - пролепетала Соня, представив мучения незнакомой девочки. - Скажи, зачем ты мне об этом рассказал?
  - Захотел - и рассказал, - Веня осторожно провел пальцем по ее щеке.- А меня тебе жалко? Думаешь, я совсем без сердца?
  Он с любопытством заглянул Соне в глаза, торопя с ответом.
  - И тебя.
  - Забудь, - уже спокойным ровным голосом сказал Веня и еще раз провел пальцем по ее щеке. - К нам это не имеет никакого отношения.
   Они подошли к автобусной остановке. Ему надо было ехать дальше, а ей - свернуть во двор дома.
  - Соня, ты рада, что мы познакомились?
  Она согласно кивнула головой.
  - Я тоже рад. Завтра домой идем вместе?
  Она опять кивнула и тотчас подумала, что почему-то во всем соглашается с ним. Может быть, это не совсем хорошо? Она не знала.
   Весь вечер Соня задумчиво слонялась по квартире, пытаясь понять, что же ее так взволновало. Может то, что до той поры никто из мальчиков на нее особого внимания не обращал? А может то, что он провел пальцем по ее щеке? Такого с ней тоже никогда не происходило. Или то, что Лариска и другие красивые девочки не произвели на Веню никакого впечатления, и он отдал предпочтение ей? Успокоилась лишь, решив, что, осмотревшись, со временем Веня найдет другой объект для общения, а ей, такой обычной и совсем не привлекательной, рядом с ним места нет.
   Однако дни шли за днями, а Веня продолжал довольствоваться ее обществом и всем своим поведением показывал, что ничего менять не собирается. Соня немного успокоилась и начала постепенно привыкать к тому, что он рядом. Вот только больше никаких прикосновений, даже случайных, не было, хотя Соня была бы не против поцелуев в щеку при встрече и расставании, как делали многие в их классе. Но, увы... этого так и не случалось.
   Веня учился хорошо, учителя не уставали его хвалить. И еще он обладал редким даром: в двух словах мог объяснить самые сложные вещи. Этим иногда пользовалась Соня, прося растолковать очередную тему из нелюбимой химии. С ребятами в классе он нашел общий язык, но держался особняком, ни с кем, кроме Сони, не сближаясь.
   В последний день октября у Ларисы был день рождения, и она, как всегда, пригласила своих подруг и некоторых из ребят. Отец девочки был не только большим затейником, но и богатым человеком, поэтому каждый год празднование проводилось на широкую ногу с большим количеством конкурсов и подарков. Многие мечтали быть приглашенными, а те, которым посчастливилось, еще долго делились впечатлениями от растянутого на два дня торжества. В этом году все планировалось провести за городом на даче, поэтому разговоры о новых нарядах и подарках не смолкали. Соня в число подруг Ларисы никогда не входила и приглашения не ждала.
   Только что кончился первый урок. В классе стоял обычный шум, но многие замолчали, когда к Вене, стоящему у окна и обсуждавшему что-то с ребятами, подошла Лариса.
  - Слушай, - обратилась она к нему, улыбаясь и вскидывая длинные густо накрашенные ресницы, - пора тебе к нормальной компании примкнуть. Приглашаю на день рождения. Придешь?
   Она стояла и ждала ответа, совершенно уверенная в том, что отказа не последует. Веня посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Соню, которая, уткнувшись в учебник, старательно делала вид, что все происходящее ее совершенно не интересует.
  - Извини, не могу, - он чуть смущенно улыбнулся, - мы с Соней в кино собрались.
   Соня замерла. Во-первых, ни о каком кино они не договаривались, во-вторых, она была рада его отказу, в-третьих, удивлена той легкостью, с которой он солгал.
  - Как знаешь, - сухо обронила обиженная Лариса и вышла в коридор.
  В этот день Соня несколько раз ловила на себе ее злые взгляды, и кое-кто начал заключать пари, что все это добром не кончится.
   - Не мог бы ты, - спросила Соня приятеля, когда они возвращались домой, - зайти ко мне? Мама нас накормит обедом, а потом поможешь мне домашку по химии сделать. Соглашайся, а?
  Веня уже был в этом гостеприимном доме и очень понравился родителям, а после того, как стал помогать однокласснице с химией, стал и вовсе желанным гостем.
   Обед был съеден, домашняя работа сделана. Веня стал собираться домой.
  - А почему ты на день рождения не захотел идти? - спросила вдруг Соня, хотя и дала себе слово не напоминать об этом. - Лариска красивая, и отец у нее чего-то там директор, к ней все в друзья набиваются.
   Веня, улыбнувшись, встал с места, медленно подошел к Соне, взял ее за руку и подвел к большому зеркалу, висевшему на стене.
  - Смотри внимательно. Видишь, какие у тебя необыкновенные глаза? Серо-зеленые, они нечасто встречаются. Посмотри на брови, у них красивая форма, хотя ты для этого ничего не делаешь. Нос тоже ровный, не картошкой. Цвет лица очень хорош: среди твоих предков, наверно, был кто-то с востока. А губы...
  Он стоял позади Сони, его дыхание касалось девичьей раскрасневшейся щеки, а руки, лежащие на ее плечах, вдруг стали тяжелыми и горячими.
  - Что губы? - прошептала она севшим голосом.
  - Нецелованные, - тоже тихо ответил он, осторожно поворачивая девушку к себе. - Сонечка, можно тебя поцеловать?
   Она не стала отвечать и сама потянулась к нему. Поцелуй был нежным и легким. Веня не испугал и не разочаровал ее.
  - Ох, Соня, - шутливо сказал он, отодвигаясь, - лишил я тебя сегодня невинности - поцеловал.
  Она дотронулась пальцами до своих губ и улыбнулась.
  - Скажешь тоже...
   Когда девушка, смущенная первым поцелуем, решилась поднять глаза, то увидела на его спокойном лице лишь легкую улыбку.
  - Помни, что ты никого не хуже, и глаз никогда не опускай. Никогда, - как маленькому глупому ребенку сказал он и убрал руки с ее плеч.
  Она лишь растерянно кивнула головой.
   После дня рождения Ларисы прошла неделя, а разговоры об этом не утихали. Соня, хорошо знавшая характер одноклассницы, не сомневалась, что кара за отказ Вени ее настигнет обязательно. Чтобы насолить ему, Лариса будет долго ждать подходящего момента, а вот с Соней церемониться не станет. Так и получилось.
   Сначала пакости были мелкими: оказалась разорванной тетрадь, пропал из сумки учебник. Потом кто-то положил в карман ее куртки яйцо и раздавил его, а колготки после урока физкультуры оказались мокрыми. Жаловаться кому-либо было бесполезно, и Соня решила перетерпеть. А от Вени то, что происходило, тщательно скрывала. Можно было, разумеется, пойти к Ларисе на поклон и попросить остановиться, но что та потребует взамен, догадаться не составляло труда. Конечно же, перестать встречаться с Веней. А Соня согласиться на это не могла.
   Долго ли это могло продолжаться - неизвестно, если бы не вмешался случай. Во время игры в баскетбол кто-то настолько сильно толкнул Соню, что она упала и повредила ногу. Скорая увезла девушку в больницу, потому что потребовалось сделать снимок. Перелома, к счастью, не обнаружили, было лишь сильное растяжение. Все это время рядом с тихо плачущей от боли Соней находился Веня. Вскоре приехал отец, и юноша впервые увидел, как у взрослого человека от испуга за своего ребенка могут дрожать руки и пропадать голос. С его-то отцом было все в порядке, когда он три года назад оставил семью и уехал из города.
   Девушка пролежала дома пару недель. Веня приходил каждый день и помогал ей с уроками. Класс был выпускной, запускать материал было нельзя. В один из дней, когда обед был съеден, все уроки сделаны, а Соня начала расспрашивать о классных новостях, Веня вдруг неожиданно спросил:
  - И когда же ты собиралась рассказать о художествах Ларисы? Я сегодня случайно узнал обо всем.
  - Никогда, - не задумываясь, честно ответила Соня, - зачем тебя в это впутывать?
  Лицо юноши стало отстраненным и чужим. Он пожал плечами, но голос прозвучал даже несколько мягче, чем всегда.
  - Если так, то считай, что сегодня я приходил последний раз.
  Уверенность Сони в правильности своего поступка сразу куда-то исчезла, и на глаза навернулись слезы.
  - Не говори так, не говори, - прошептала она.
  - Ты хоть понимаешь, что сделала? Ты усомнилась во мне, в том, что я смогу тебя защитить. Получается, что я - слабак, пустое место. Зачем я тебе такой, Соня?
  Голос по-прежнему был обманчиво мягок, и это еще больше страшило девушку.
  - Прости, я не хотела тебя обидеть, - не поднимая головы, сквозь слезы снова зашептала она. - Ты мне очень нужен.
  - Если все так, то ты должна уяснить, что я - главный и решаю все твои и свои проблемы, а ты - добрая умная Сонечка. Согласна?
   Она поспешила кивнуть головой, потому что поняла, что он не шутит и только на таких условиях все может остаться по-прежнему. Веня обнял ее и легко прижал к себе.
  - Вот так-то лучше, а теперь поцелуй меня.
   Это был их второй поцелуй. Девушка часто мечтала о нем, поэтому и потянулась послушно к губам юноши. Поцелуй оказался слишком старательным, неумелым, и она это почувствовала сразу. Веня же, необидно рассмеявшись, лишь сказал:
  - Не так, Сонечка, не так.
  Его поцелуй был совсем другим: жадным, глубоким, наполненный тайными желаниями. У Сони тут же закружилась голова. Веня медленно отстранился: он казался довольным собой.
   Во время перемен в классе всегда было шумно. Лариса, окруженная подругами, о чем-то увлеченно рассказывала, кто-то готовился к следующему уроку, а те, кто выходил покурить, уже вернулись. Все были в сборе. Вот- вот должен был прозвенеть звонок. Пора осуществить задуманное наступила, и Веня так, чтобы слышали все, окликнул Ларису.
  - Слушай, - улыбаясь, громко сказал он, - я вчера в гостях у Седого был. Он просил передать привет, хочет увидеться. Рассказывал, как летом вы классно оттянулись.
   При упоминании о Седом все замолчали. Он был настоящим отморозком и личностью в их районе хорошо известной: недавно вышел из заключения и теперь старательно зарабатывал новый срок. Лариса, вмиг утратившая свой гонор, с испугом смотрела на Веню, а он, сделав паузу, продолжил:
  - Я с женским полом, Лариса, не воюю, но если ты еще раз хоть словом обидишь Соню, я сразу забуду об этом. Мне продолжить о Седом?
   Лицо девушки покрылось красными пятнами, и она, опустив глаза, с трудом выдавила из себя:
  - Не надо. Я поняла.
  Зазвенел звонок, и все стали рассаживаться по своим местам. Лариса, схватив сумку, выбежала из класса.
   Время шло, и все привыкли к тому, что сложилась новая пара. Лариса, казалось, успокоилась и больше детскими выходками не докучала. Новый год Соня встретила в семье Вени, познакомившись, наконец-то, с бабушкой и мамой. Девушка очень волновалась, но, как оказалось, совершенно напрасно: она им определенно понравилась, как и маленькие подарки, которые были куплены после долгих походов по магазинам и консультаций с мамой. Ей же двумя женщинами был подарен чудесный и явно дорогой набор для ухода за руками, а свой подарок Веня почему-то просил не раскрывать и посмотреть дома.
   В час ночи, как и было обещано родителям, Соня вернулась домой на такси. Они почему-то не вызвали лифт и стали медленно подниматься на четвертый этаж. На третьем оказалось неожиданно темно, видимо, перегорела лампочка, и Веня на прощание коротко поцеловал ее, а потом сделал то, чего не делал раньше: расстегнув свою, потом Сонину куртку, крепко прижал девушку к себе. Он никогда не был так близко, и это ее волновало, очень волновало.
  - Сонечка, - услышала она, - я не знаю, как получилось, но мне с тобой легко и просто, и я не хочу, чтобы это закончилось. Скажи, если какой-нибудь человек постарается убедить тебя, что я не очень хороший человек, ты поверишь и бросишь меня?
  - Ты можешь меня обидеть? - уточнила Соня.
  - Нет, никогда.
  - Тогда все остальное неважно, я тебя не оставлю.
  - Слово?
  - Слово!
   Они еще немного постояли возле двери квартиры, и он второй раз посмотрел на часы.
  - Устал? - в ее голосе было сочувствие.
  - Спать хочу, - согласился он. - Пойду домой.
   Подарок Вени оказался со смыслом, и это было очень приятно. На гладкой черной поверхности подставки лежал светлый слепок женской ладони, а на ней - сердце. Соня задумчиво погладила его пальцами, а потом поцеловала. Подарок после недолгих размышлений был спрятан в письменном столе: не хотелось волновать излишне впечатлительную маму.
   Уже лежа в кровати, Соня неожиданно подумала, что сонным и усталым при прощании Веня не выглядел. Скорее всего, решил заглянуть к друзьям, о существовании которых она знала, хотя никогда их не видела. Ну и что, подумала она, засыпая, главное, что он обещал позвонить завтра.
   Потом, много лет спустя, она часто вспоминала этот разговор и удивлялась тому, как легко он подводил ее к нужным ему обещаниям и как легко эти обещания она давала. Он всегда был великим манипулятором, а она еще много лет оставалась доброй милой простушкой, верящей каждому сказанному им слову.
   После зимних каникул учителя совсем потеряли чувство меры: задавали много и ни на день не давали расслабиться. Как и прежде, Веня редко приглашал девушку куда-нибудь, предпочитая заходить к ней после уроков и проводить вместе за учебниками пару - тройку часов. Где он пропадал вечерами, Соня не знала, но в том, что не сидел дома, почему-то была уверена. Однако это было неважно, потому что он всегда возвращался к ней.
   В то время девушку больше волновало другое: он редко целовал ее, так же редко прикасался и не говорил нежных слов. Судя по книгам и фильмам, влюбленные себя вели иначе. Или Веня не влюблен? Но она... Изъяви он желание, она бы бросилась ему на шею и согласилась на все. Такие мысли пугали, но поговорить об этом мамой было стыдно. Оставалось страдать молча.
   Как-то весной произошел случай, заставивший ее задуматься. Веня пришел на уроки явно не выспавшимся и злым. Воротник свитера закрывал шею почти до подбородка.
  - Была температура, плохо спал, - коротко объяснил он Соне свое состояние.
   Она подняла руку, чтобы коснуться его лба, и удивилась последовавшей реакции. Он резко отшатнулся и даже сделал шаг назад.
  - Не надо, еще заразишься... Я, наверно, домой раньше уйду.
  И, действительно, ушел со второго урока, сдав первым контрольную работу. У двери остановился и махнул, прощаясь, Соне рукой.
  - Наверно, Сонька вчера ему шею в припадке большой любви разрисовала, - услышала она шепот за спиной.
  - А то без нее некому! Он каждую неделю девок меняет.
   Соня замерла. О чем-то подобном она догадывалась давно. Теперь знала. Надо было что-то сделать. Только что? Он ей в любви не клялся, верности не обещал. Вечером несколько раз раздавались звонки, но она запретила родителям поднимать трубку, а еще через день отключила телефон совсем. Его не было в школе три дня. Потом прошли суббота и воскресенье. В понедельник утром Веня дождался ее на школьной лестнице и, схватив за руку, потащил в закуток в конце коридора, где бы можно было спокойно поговорить.
  - Соня, что происходит? - в его серых глазах плескались злость и непонимание.
  - Не знаю, - ответила она честно, однако так и не подняла глаз, - но так больше не хочу.
  - Не хочешь чего?
  - Не хочу, чтобы шептались за моей спиной. Не хочу знать, чем ты занимаешься, когда не со мной.
  - Глупая, глупая Соня! С первым я ничего поделать не смогу. Пусть шепчутся. Они просто завидуют тебе. А о втором... так ты ничего и не знаешь. Это все не для тебя, - голос его вновь стал спокойным и уверенным.
  - Скажи, чему они могут завидовать? Ты целуешь-то меня не каждый месяц и встречаешься с другими, - с горечью в голосе спросила Соня.
  - Завидуют тому, что я сын богатого человека и что очень дорожу тобой. Гораздо больше, чем ты думаешь.
  - Тогда почему... - вырвалось у нее, но она тут же прикусила язык.
  Он тихо засмеялся и взял ее за руку.
  - Сонечка, с поцелуями мы все уладим, тебе не надо об этом беспокоиться. Только вот скажи, ты действительно хотела меня оставить? Ты ведь обещала...
  - Нет, нет, - испугалась Соня, - я даже не думала об этом. Я просто была зла.
  Он опять улыбнулся и ласково погладил ее по щеке.
  - А о чем же ты думала?
  Она сердито насупила брови.
  - Ты мне совсем заморочил голову. Я хотела большей ясности.
  - Хорошо, будет тебе ясность, обещаю.
   Давно уже прозвенел звонок. В коридоре было тихо. Соня уже и забыла, из-за чего началась размолвка, потому что он целовал ее так, как она давно хотела. На второй урок они явились вместе, и Соня не смогла скрыть счастливых глаз. Даже то, что она получила неприятную записку, не расстроило ее. В ней было только одно предложение: "Ну и дура же ты, Сонька!"
   В мае случилось два события: день рождения Вени и обострение болезни мамы. Ему исполнялось восемнадцать. Он пошел в школу на год позже, потому что в детстве часто простужался и белел, поэтому сейчас, в выпускном классе, оказался старше всех.
   День рождения Веня решил отметить в своей квартире, о существовании которой Соня и не догадывалась. Отец, живший теперь в столице, оставил квартиру и дачу семье. Мама Вени, однако, там жить не захотела и вместе с сыном перебралась к матери, квартира же пока оставалась пустой. Предполагалось, что Соня познакомится с близкими друзьями Вени и иногда будет проводить с ними время.
   От какой-либо помощи Веня отказался, попросив лишь не опаздывать. Родители девушки, помня о репетиторстве, выделили на подарок достаточно большую сумму, и она купила так понравившийся ей набор кожаных ремней, к которым именинник был явно неравнодушен. Остаток денег потратила на умопомрачительное, как ей казалось, белье, скрыв покупку от мамы. Платье было тоже куплено новое. Короткое, яркое и легкомысленное, с достаточно низким вырезом. Соня в нем казалась себе старше и стройнее, а ее небольшая грудь в новом бюстгальтере обрела такую форму, что девушка похвалила себя за мудрое решение прикупить это чудо в магазине. Свою гордость, длинные волосы, она, отказавшись от косы, лишь скрепила заколкой.
   Когда Соня очутилась на пороге квартиры, гостей еще не было. Веня, ошарашенный новым и совершенно не знакомым обликом подруги, оставив на столике в коридоре подарок, схватил ее за руку и потянул в ближайшую комнату. Это, видимо, был кабинет отца. Он сел на диван и посадил Соню на колени.
  - Может, никого не пустим? Останемся вдвоем? - обнимая, прошептал он.
   Она засмеялась новым, совершенно не знакомым ему, счастливым смехом, а он, коротко застонав, жадно поцеловал девушку в губы. Каким-то образом его рука оказалась на ее груди. Это было очень приятно, но явно не достаточно ни ей, ни ему. Оба давно желали большего.
  - Останься сегодня, - попросил он, с трудом отстраняясь.
  - Да, - прошептала она, не убирая рук с его плеч.
  - Тогда давай приведем себя в порядок. Скоро гости придут.
  Соня согласно кивнула головой, однако никто из них и не подумал сдвинуться с места. Прошло еще какое-то время, прежде чем она нехотя отправилась в ванную, чтобы привести в порядок прическу, а он отошел к окну, поправляя одежду и пытаясь успокоиться.
   Скоро появились гости, их было человек двенадцать. Сразу стало шумно и весело. Веня, представляя свою подругу, держал ее за руку и весь вечер старался не оставлять одну. Соне его друзья понравились: раскованные, остроумные, нарядные... Они с улыбками вспоминали смешные случаи из детства, рассказывали, куда поедут летом на отдых, подшучивали друг над другом. На Соню никто не обращал внимания, и ей это нравилось.
   Часа через три все были навеселе. Веня следил, чтобы бокал девушки был полон, время от времени подливая шампанское. Сам же он старался не пить. Голова Сони была легкой и приятно кружилась. Она улыбалась, слушая разговоры, поэтому не сразу заметила, что пары иногда надолго исчезали из-за стола.
  - Куда они ходят? - прошептала она, поворачиваясь к Вене.
  Он лишь улыбнулся и шутливо чмокнул ее в щеку.
  - Не обращай внимания, потом поговорим.
   - Прямо голубки! - засмеялся парень, сидящий напротив.
  Он достаточно много выпил и сейчас, развалясь на стуле, забавлялся тем, что складывал из салфеток разные фигурки.
  - Где ты всегда таких красоток находишь? Позвони, когда разбежитесь, от нее я точно не откажусь.
   Улыбка медленно сошла с лица Сони, она побледнела, а потом удивленно и растерянно посмотрела на замершего Веню. Однако он даже не повернул к ней головы и недобрыми глазами уставился на друга. И хотя внешне казался спокойным, но девушка чувствовала, как закипает в нем злость.
  - Я, кажется, просил... Миша, извинись!
  Это прозвучало достаточно резко и громко. Парень выпрямился на стуле и растерянно посмотрел на них.
  - Ну, что я сказал? Ну, извините, чего спьяну не брякнешь? - забормотал он.
  - Мишка пьяный! Ему больше не наливать! - засмеялась одна из девушек.
  Все сразу о чем-то заговорили, и маленькая неловкость, казалось, была забыта. Вот только Веня время от времени бросал на друга недовольные взгляды.
   Настроение Сони испортилось, и она, чтобы не сидеть истуканом, опять взяла бокал с шампанским, однако Веня забрал его и, встав, потянул девушку за руку.
  - Идем.
  Они подошли к уже знакомому ей кабинету, но тот оказался кем-то занят. Чертыхнувшись, Веня вытащил из кармана ключ и открыл соседнюю дверь.
  - Заходи. Это моя комната.
  Он не стал включать свет и не дал ей осмотреться, а сразу потянул к креслу у окна и усадил к себе на колени. Голос его был тих и ласков.
  - Сонечка, мы не можем испортить сегодняшний вечер. Улыбнись!
  Ее голова опять закружилась, и она удобно устроила ее на плече друга. Не хотелось ни разговоров, ни выяснений, ни оправданий. Желание было одно: вот так сидеть и сидеть вместе.
  - Соня, их родители - богатые люди, мы вместе росли, дружим до сих пор. Мы такие, какие есть, ничем не лучше и не хуже других. Я все знаю о них, они - обо мне. Есть в моей жизни много такого, чем не гордятся. Ну, не был я никогда милым и послушным ребенком. Это никак тебя не задевало и не заденет. Я обещаю. И ты обещала...
  - Замолчи, - сказала она и прижала ладошку к его губам, - мне все равно, что было. Только почему ты так много и громко говоришь?
  Веня засмеялся.
  - Э, мать, да ты пьяненькая. Только этого нам не хватало. Ты когда-нибудь спиртное пила?
  - Да, с тобой на Новый год. Шампанское. Почти полный бокал, - охотно подтвердила Соня.
  - О. Боже! - шутливо воскликнул Веня и поцеловал ее в макушку. - Остались же такие девочки на белом свете! Ложись, поспи немного, а я постараюсь их выпроводить.
  Соня легла на диван и почувствовала, как он укрывает ее пледом. Стены начали тихо покачиваться.
   Проснулась она, когда за окном было уже темно. Вышла из комнаты и отправилась искать Веню. Нашла его, занимающегося уборкой, на кухне. Он вытер мокрые руки полотенцем и, улыбнувшись, спросил:
  - Отдохнула? Голова не болит?
  Соня отрицательно покачала головой и села у стола.
  - Кофе хочешь? Я быстро приготовлю.
  Она смущенно улыбнулась.
  - Я очень голодная.
   Через несколько минут тарелка с бутербродами и кружки с кофе стояли на столе.
  - Я позвонил к тебе домой и сказал, что ты уснула. Тамара Андреевна разрешила не будить. А еще спросила, понравился ли мне твой подарок. Я сказал, что да.
  - А ты не знаешь, который мой, - понимающе усмехнулась Софья.
  - Я когда тебя в этом платье увидел, обо всем забыл, - шутливо попытался он оправдаться.
  - Очень по-мужски: всегда девушки виноваты, - улыбнулась она. - А пойдем подарки смотреть.
  - Посмотрим, только утром. А теперь пора в постель, уже поздно. Ты хочешь принять душ?
  Она кивнула головой.
  - Тогда принесу халат.
   В ванную комнату Веня зашел вместе с ней и, кажется, уходить не собирался. Она, мучительно покраснев, вопросительно подняла на него глаза.
  - Соня, - сказал он совсем тихо и подошел ближе, - из сегодняшней ночи мы не будем терять ничего. Все могло случиться раньше, но я не хотел торопиться до окончания школы. И это было не так легко.
   Замок платья медленно разошелся под его пальцами. Соня закрыла глаза и откинула назад голову.
  - Только не вздумай стесняться, ты очень красивая, - опять услышала она голос теперь уже за спиной и почувствовала на шее теплые губы.
   Поцелуи были нежными, почти невесомыми, и девушке показалось, что сердце ее вот-вот остановится. Его руки медленно скользили по плечам, груди, животу, и в этих прикосновениях были только ласка, только обожание.
  - Приходи скорей, - шепнул он, наконец, и вышел.
   Понедельник и вправду оказался для Сони трудным днем. Не было желания слушать учителей, не было желания на чем- либо сосредотачиваться. Хотелось только одного: оказаться с Веней там, где они будут одни. Видимо, и он чувствовал то же самое. На переменах их, как магнитом, тянуло друг к другу, и они отходили в сторону от ребят лишь для того, чтобы просто постоять рядом.
  - Соня, ты ресницы иногда опускай. Смотришь на меня так, что каждый обо всем сразу догадается, - засмеялся Веня и взял ее за руку.
  - На самом деле? - голос Сони был испуганным.
  - Я и сам на тебя так смотрю, - успокоил он. - А до остальных нам дела нет, правда?
  - Правда, - подтвердила Соня, успокаиваясь.
   Действительно, ни ей, ни ему до остальных не было никакого дела. И когда на последнем уроке в учебнике обнаружилась очередная записка, она, прочитав написанное, лишь улыбнулась и бросила ее в сумку. Записка гласила: "Сонька, ты еще большая дура, чем я думал".
   Неделя кое-как закончилась, а в субботу Веня предложил поехать с ночевкой на дачу. Она принадлежала родителям Вени, но мама, после ухода из семьи мужа, там бывать отказывалась, зато бабушка с удовольствием провела на даче прошлое лето и собиралась то же самое сделать нынешним. Им нужно было лишь проверить, все ли в порядке после зимы.
   Родителям пришлось второй раз сказать неправду: никакой одноклассницы, пригласившей отпраздновать свой день рождения на даче, в природе не существовало. Отец с легкостью отпустил, решив, что дочери полезно отдохнуть и подышать свежим воздухом перед экзаменами, а мама, как всегда, промолчала.
   Дом был большой, двухэтажный, с несколькими спальнями. В нем можно было жить и зимой. Веня включил отопление, чтобы прогрелись стены, и предложил перед обедом погулять. Выбор был: слева, скрытый деревьями, находился небольшой пруд, а справа виднелась березовая роща. Решили дойти до рощи, а на обратной дороге зайти в магазин за продуктами.
  - У вас ведь есть машина. Почему не ездишь? Тебе же исполнилось восемнадцать.
  Машина в гараже действительно стояла.
  - Дал слово отцу, что до девятнадцати за руль не сяду, - после некоторого раздумья нехотя ответил он.
  - Он так боится за тебя? Мои родители такие же. За каждый шаг надо было отчитываться.
  - Да уж, - пробормотал Веня.
  Он был рад, что разговор свернул в сторону и не пришлось ничего объяснять. Соне совсем ни к чему было знать о некоторых моментах его жизни, в которых он выглядел, прямо скажем, отнюдь не героем.
   Незадолго до ухода отца из дома Веня был приглашен на день рождения. Соседи по даче праздновали семнадцатилетие сына. Для старших стол был накрыт в доме, для молодых - в беседке. Гостям именинника было по семнадцать - восемнадцать лет. Веня среди них был самым младшим, и оказался, видимо, здесь только потому, что его родители были среди приглашенных. Конечно, не обошлось без спиртного. Родители время от времени заглядывали к ним, но ничего крамольного не заметили. Да и как было заметить, если спиртное добавлялось в сок? Уже стемнело, когда кто-то предложил поехать искупаться. Идея многим понравилась, да и до озера было недалеко. Разместились в трех машинах. Именинник сел за руль отцовского старенького внедорожника, на котором хозяин любил ездить на охоту. Было весело, и ничто не предвещало беды. На довольно большой скорости одна из машин не вписалась в поворот и врезалась в дерево.
   Именинник погиб. У Вени оказалась сломанной рука, остальные были не в лучшем состоянии. После того, как на руку наложили гипс, отец впервые в жизни влепил сыну пощечину за безрассудство, потом, стуча зубами о край стакана, пил какие-то капли и вытирал платком катившиеся из глаз сына слезы. В ту ночь Веня и дал отцу слово до девятнадцати лет не садиться за руль.
   Два дня пролетели так быстро, что пара учебников, взятых для подготовки к экзаменам, так и остались нераскрытыми. В электричке Соня положила голову Вене на плечо и устало закрыла глаза.
  - Хочу, чтобы нам всегда было так хорошо вместе.
  - Мне хочется этого не меньше, чем тебе, - услышала она в ответ, и теплая рука сжала ее запястье.
   Через несколько дней произошел разговор, который во многом определил их дальнейшую жизнь. Веня рассказал, что отец зовет его в Москву, обещает оплачивать квартиру на время учебы и, разумеется, продолжать помогать материально. Он хотел поступать в медицинский, потому что бизнес отца был с этим связан. Будущее сына было давно определено.
   В том, что Соня поедет с ним, Веня не сомневался, но хотел заручиться согласием ее родителей.
  - Поговори с ними, узнай их мнение. Если надо - уговори. В Москву мы можем уехать сразу после экзаменов. А хочешь, поедем куда-нибудь отдыхать. Отец постоянно высылает нам деньги. Мама их не тратит, переводит на мой счет. Так что нам с тобой хватит на все.
  Они сидели на диване в его комнате. Соня лениво листала какой-то учебник, а он бездумно смотрел то в окно, то на нее. Она была очень похожа на мать: те же тонкие черты лица, тот же смелый разлет бровей, тот же цвет густых волос. Только глаза были отцовскими, серо-зелеными.
   Мать Сони вела домашнее хозяйство, но Вене иногда казалось, что это ее тяготило. Она была красива, и даже болезненная худоба не могла этого скрыть. Выразительность темных восточных глаз подчеркивали серебряные серьги, сделанные под старину, и такие же браслеты на обеих руках. Казалось, что женщина постоянно думает о чем-то или к чему-то прислушивается.
   - Сегодня же и поговорю, - пообещала Соня, - хотя папа будет, наверно, недоволен. Мама долго болела, за ней и сейчас иногда нужно присматривать. Правда, в последний год почти все было хорошо. Может, и упрашивать не придется.
  - С Тамарой Андреевной случилось что-то серьезное?
  - Да, - с неохотой призналась Соня. - Но давай об этом не говорить.
  - Хорошо, не будем. Соня, а ты со мной ехать передумаешь?
  Девушка удивленно посмотрела на него. Разве она может отказаться от такого счастья? И представить страшно: Москва, институт, отдельная квартира и он, Веня.
  - Как ты думаешь, твой отец не будет против, если мы поселимся вместе?
  - Глупая, - засмеялся он и погладил ее руку, - папаша будет просто счастлив. Ты же за мной, балбесом, приглядишь.
   Соня посмотрела на часы и горестно вздохнула. Пора было расставаться. После дня рождения она домой только ночевать и приходила. Родители уже высказали недовольство: впереди экзамены.
  - Вечером позвони, и я расскажу, как прошли переговоры, - сказала она, вставая.
  Однако далеко не ушла: он потянул ее за руку и усадил рядом.
  - Не так быстро, не так быстро, - услышала она шепот и почувствовала на шее его губы. Она, вспыхнув, тут же потянулась к нему всем телом.
   Отец задерживался на работе, и Соня, в его ожидании бесцельно слонявшаяся по квартире, решила сначала поговорить о поступлении в столичный вуз с мамой. Они сидели на кухне и пили чай. Соня рассказала о своем желании и терпеливо стала ждать ответа. Мама сегодня выглядела усталой и была еще более задумчивой, чем всегда.
  - Ты едешь с Веней? - услышала Соня, наконец.
  - Конечно, - осторожно подтвердила она, отпивая из кружки.
  Скрывать что-то не имело никакого смысла.
  - Он все время напоминает мне одного человека, - мама опустила руки на колени и стала похожа на прилежную ученицу. - Его семья живет в нашем районе?
  - Нет, Веня ездит из центра.
  - Как его фамилия?
  Соня удивилась вопросу, но ответила:
  - Рубцов.
   Глаза мамы наполнились болью и страхом, отчего стали казаться еще темнее и больше. Несколько минут она сидела, молча глядя в стену перед собой, потом встала и шаркающей старушечьей походкой медленно вышла из кухни. Вскоре послышался щелчок закрываемого замка. Испуганная Соня кинулась к спальне родителей. Дверь оказалась закрытой. Видимо, мама каким-то образом нашла ключи, которые были тщательно спрятаны из-за ее болезни. Соня как можно спокойнее несколько раз окликнула ее, но все было бесполезно: за дверью стояла тишина.
   Девушка от страха заплакала и кинулась звонить отцу, а потом набрала номер Вени.
  - Я ничего не понимаю, я ни в чем не виновата, - говорила она, захлебываясь слезами, - а маме опять стало плохо. Она как-то нашла ключ, закрылась и молчит.
  - Соня, Соня, не плачь, - пытался он успокоить ее. - Хочешь, я приеду?
  - Нет, не надо. Папа приедет и поможет.
  - Так что же все-таки случилось?
  - Не знаю. Мама сказала, что ты ей все время кого-то напоминаешь, потом захотела узнать фамилию.
  - И ты назвала?
  - Конечно, что тут такого? - удивилась она.
  - Совершенно ничего, - произнес он изменившимся вдруг голосом. - Соня, у вас с мамой одинаковые фамилии?
  - Нет, она Никицкая. А что?
  - Тамара Никицкая твоя мама? - спросил он тихо, и в его голосе прозвучала обреченность.
  - Веня! Что все это значит? - закричала испуганно Соня, но телефон молчал.
   Приехавший отец взломал замок. Мама, обхватив голову руками, сидела в углу за шторой, глаза ее были совершенно пусты, она ни на что не реагировала. Приехавший врач настоял на госпитализации.
   - Соня, расскажи мне очень подробно, что случилось, - попросил отец.
  Он вернулся из больницы, и они уже некоторое время молча сидели в гостиной. Соня начала рассказывать, стараясь не упустить ни малейшей детали. Когда была названа фамилия Вени, отец встал и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Девушка осталась одна. Однако хотелось все же объясниться, покончить с тем, что от нее постоянно что-то скрывали. Соня встала и решительно направилась в спальню родителей.
   Отец, осунувшийся и постаревший, ссутулившись, сидел на кровати. И Соня неожиданно увидела то, что почему-то не замечала раньше: густо посеребренные виски, мелкие морщинки на серой дряблой коже лица и шеи, набрякшие мешки под глазами. От жалости к родителям и себе хотелось заплакать. В другой раз она бы так и сделала, но сегодня ей очень хотелось покончить с тайнами, тем более, что это как-то касалось и семьи Вени.
  - Папа, - сказала она, остановившись в дверях, - если я в чем-то виновата, скажи. Или просто объясни, что происходит. Я уже взрослая, я пойму
   Отец поднял глаза и грустно улыбнулся: дочь выросла и стала так похожа на маму до ее болезни. Он хорошо помнил, как замирало его сердце в день их знакомства от восторга и предвкушения чего-то необыкновенного и прекрасного. Как он пытался понять хоть что-то из ее слов, но слышал только нежный голос, и был безмерно счастлив лишь от того, что она обращалась к нему. Разве мог он предположить, чем закончится их любовь? Как об этом рассказать дочери?
   - Проходи, садись сюда,- наконец, сказал он и указал на банкетку. - Может и вправду пора тебе обо всем знать.
  Соня села и приготовилась слушать.
   Рассказ отца был горек. Почти четыре года назад в жизни мамы появился Николай Рубцов, отец Вени. Человек богатый и не привыкший ни в чем себе отказывать. Он преследовал и задаривал подарками понравившуюся женщину до тех пор, пока не добился своего. Казалось бы, потешил самолюбие и успокоился, но нет, разорвать отношения с Тамарой не смог. Полюбил, как любят один раз в жизни, забыв обо всем.
   И Тамара полюбила его тоже. Она недолго скрывала правду от мужа, который тут же ушел из дома, предоставив жене полную свободу. Дочери было сказано, что отец уехал в командировку. Однако через пару недель Тамара позвонила мужу на работу и попросила вернуться домой, к дочери. Сама же до развода и переезда в Москву обосновалась с Рубцовым на его даче. Дочь в дальнейшем должна была жить с матерью. Муж вернулся на следующий же день. Теперь уже якобы уезжала Тамара, чтобы навестить бабушку, живущую в Новгороде. Родители согласовали дату развода и решили Соню пока не волновать.
   Рубцов в это время разрывался между неотложными делами, бракоразводным процессом и новой любовью. С продажей бизнеса все оказалось не так просто, зато развод, вопреки ожиданиям, обещал не занять много времени, потому что жена Рубцова не захотела от бывшего мужа ничего. Все, что ей причиталось, передавалось сыну по достижении им двадцати лет. Кроме того, она потребовала, чтобы интересы сына были максимально учтены и четко прописаны. Николай не был против: ущемлять в чем-то своего ребенка он и не намеревался, видя в нем своего преемника.
   Свой бизнес Рубцов начинал с нуля, и около него, человека жесткого и быстрого на решения, всегда крутились самые разные люди. Были и личности довольно темные, от которых он по прошествии некоторого времени старался держаться подальше, хотя это не всегда получалось.
   Вот однажды и явились к нему на дачу двое из тех, кого он хотел бы видеть как можно реже. Николай с Тамарой только отужинали. Вечер обещал быть тихим, спокойным. Она сидела в кресле и читала какую-то книгу, а он просматривал принесенные домой документы. Увидев незваных гостей, Тамара поставила на стол вазу с фруктами, бокалы, вино и, извинившись, собралась уходить, потому что развлекать уже довольно пьяных гостей ей не хотелось. Однако остановилась, услышав голос одного из них.
  - Вино пускай дамы пьют, а нам бы, хозяйка, водочки.
   Говоривший смотрел на нее так, как, наверно, раньше смотрели на базаре на понравившуюся лошадь. Тамара молча выполнила просьбу, стараясь не показать раздражения.
  - А теперь посиди с нами, - неприятно улыбаясь, предложил второй, и она почувствовала его руку на своем бедре.
  Даже сквозь ткань платья Тамара почувствовала, что она была горячей и потной. Стало неприятно и тревожно. Однако она спокойно отошла, сделав вид, что ничего не заметила.
  - Коля, - обратилась она к будущему мужу, - долго не задерживайся, у тебя завтра много дел.
   Попрощавшись с гостями и уже поднимаясь по лестнице, она услышала срывающийся от злости голос Николая.
  - Руки бы тебе оборвать, паршивцу.
  - Брось, - хохотнул гость, - это ведь не жена, жену я знаю. При ней бы и рот не открыл.
  - Бабу пожалел! Раньше таким жадным не был, - поддержал его второй.
  - Заткнитесь оба и о женщине моей забудьте. Говорите, зачем пришли, - голос Николая был по-прежнему злым.
   Дальше Тамара слушать не стала и поднялась в маленькую комнатку под самой крышей. Она понравилась ей с первого дня, хотя места в ней было действительно немного: вмещались лишь диван, небольшой шкаф, стол и пара стульев. Однако окно было от пола до скоса потолка, поэтому днем комнату заливал свет, а ночью звезды, казалось, находились совсем рядом.
   Проснулась Тамара от того, что кто-то, тяжело навалившись на нее, зажимал рот ладонью. Она пыталась закричать, но не сумела, зато, увернувшись, смогла укусить руку насильника.
  - Вот сука, - сказал он спокойно, вытирая о подушку выступившую кровь, а затем коротко, не размахиваясь, ударил женщину кулаком в лицо.
   Удар был настолько сильным, что Тамара потеряла сознание и очнулась лишь, когда к ней подошел второй и, как какую-то куклу, стал укладывать удобнее.
  - Не надо, - простонала она разбитыми губами.
  - Не понравилось? - глумливо спросил он пьяным голосом. - Сейчас понравится больше. И молчи, убью.
  Он сжал ей горло, и она опять провалилась в небытие. Когда он, наконец, отвалившись от нее, стоял и, покачиваясь, поправлял одежду, Тамара пришла в себя и судорожно закашлялась. Немного отдышавшись, с трудом поднялась на ноги, оказавшись возле окна.
  - О чем задумалась, красавица? - услышала она его смешок. - Прыгай!
   Окно на ночь из-за духоты, как она любила, было приоткрыто. И Тамара прыгнула.
   А Николай спал. Почему так случилось, он не знал ни тогда, ни сейчас. Причин могло быть много. Во-первых, он очень устал за последние дни; во-вторых, мог быстро опьянеть из-за жары; в-третьих, возможно, ему что-то подсыпали в питье. А, может, просто закрыл на минутку глаза и провалился в глубокий сон, как это иногда бывает. Но факт остался фактом: он спал.
   Тамару спасло то, что, уезжая, двое отморозков все-таки разбудили Николая. Они сказали, что его женщина почему-то лежит возле дома. Кажется, и не дышит. После чего спокойно уехали.
   Скорая помощь приехала довольно быстро. Николай не мог даже предположить, что же случилось с Тамарой, пока один из врачей не пригласил его в кабинет. У нее был сломан нос, обе ноги, несколько ребер. О наличии внутренних повреждений говорить было еще рано. А кроме всего прочего, она была изнасилована и избита. Николай закрыл лицо руками и, не стесняясь врача, заплакал.
   К утру состояние Тамары стабилизировалось. Около двенадцати дня приехал муж. Ему сообщили из милиции, что с женой произошло несчастье. Он, оглушенный услышанным, находился в коридоре, когда к нему подошел Николай и сел рядом.
  - Послушай, нам надо поговорить. Пойдем, покурим?
  Они вышли и сели на какую-то скамеечку.
  - Мне оправдания нет, - начал Николай. - Если надо, я за все отвечу, юлить не буду. Но дело не в этом. Тамара не хочет меня видеть. Да и я не знаю, как смотреть ей в глаза. Не смог уберечь. Я предлагаю тебе любые деньги на лечение, любых врачей, которые будут нужны, только помоги спасти ее. Врач говорит, что она замкнулась и молчит.
   Николай с силой сжал кулаки. Он не знал, что еще мог сделать или сказать, чтобы помочь любимой женщине. Муж Тамары молчал. Как бы он ни был обижен на свою жену, но такого пожелать ей не мог. Он любил ее, она была ему нужна несмотря ни на что, поэтому и сказал, так и не подняв глаза на Николая:
  - Хорошо. У тебя большие связи, сделай так, чтобы изнасилование и избиение не фигурировали в деле. Пусть это будет несчастный случай. Мы заявление писать не будем. Я думаю, она согласится. Условие одно: уезжай и никогда не появляйся в нашей жизни.
   И они разошлись, чтобы больше никогда не встретиться друг с другом. Николай в семью так и не вернулся. До самого отъезда жил в гостинице. Двое гостей исчезли, как будто их и не было на этом свете. Тамара долго лежала в больнице. Когда стало известно, что она беременна, решила избавиться от ребенка. После операции вскрыла себе вены, но осталась жива и была помещена уже в другое отделение. Соне сказали, что мама попала в аварию и из-за травмы головы не может быть такой, как прежде.
   Домой вернулась уже совершенно другая женщина: исхудавшая и словно не живая, с потухшими глазами. Она часто о чем-то задумывалась, могла подолгу сидеть, глядя в одну точку. Казалось, ее ничто не интересовало. Муж и Соня были терпеливы, и постепенно Тамара оттаяла: стала выполнять кое-какую работу по дому, общаться, но по-прежнему боялась выходить на улицу и принимать хоть какие-то решения. Известие, что Веня - сын Николая Рубцова, спровоцировало возвращение болезни.
   Через три дня после случившегося состоялся первый экзамен. Все это время Соня просидела дома, не отвечая на телефонные звонки. Она постоянно вспоминала дачу Вени, где им было так хорошо, а мама едва не погибла. Там Сонина первая любовь горела так ярко, что сердцу становилось тесно в груди, а мамина горькая - умерла.
   Все эти дни Веня звонил и звонил. Соня понимала, что он ни в чем не виноват, но сил для разговора не было. Надо было осознать и принять все, что произошло, а трудный разговор отложить до лучших времен.
   Она уже подходила к крыльцу школы, когда увидела Веню. Он шел ей навстречу. Очевидно, хотел серьезно поговорить. Они остановились. На крыльце в ожидании начала экзамена толпились ребята и волнующиеся за своих чад родители.
  - Соня, - начал он тихо, - что мне сделать, чтобы ты поговорила со мной?
  Она лишь покачала головой и отступила на шаг назад.
  - Ничего.
  - Соня, послушай, - продолжил он терпеливо, - пусть они сами судят друг друга, а мы ни в чем не виноваты и не должны страдать от их любви.
   Она удивленно вскинула брови. Подобное не приходило ей в голову.
  - Может быть и так, но только твой отец живет и здравствует, а моя бедная мать дожидается смерти. Они заплатили за любовь по-разному, не находишь?
  Глаза Вени стали колючими. Он не желал говорить о родителях, главными были они, он и Соня.
  - Мне искренне жаль твою маму, я не оправдываю своего отца, но это их история, а не наша. И мы ничего не можем изменить. Скажи лучше, что сделать мне? - он сделал ударение на последнее слово. - Что сделать, чтобы между нами все осталось по-прежнему? Может встать на колени? Хочешь?
   Соня лишь молча пожала плечами и сделала шаг в сторону, намереваясь продолжить свой путь. И тогда он действительно это сделал, встал на колени. На крыльце кто-то изумленно присвистнул, раздались возгласы и хлопки, а Соня в одну секунду представила, как все это выглядит со стороны.
  - Вставай, - зашептала она, наклонившись и схватив Веню за руку, - я говорить пока не могу об этом, но расстаться с тобой меня никто не заставит.
  Так, взявшись за руки, они направились за угол школы, где, молча обнявшись, и простояли, пока не услышали звонок, приглашающий на экзамен.
   Дома было тихо, печально. Отец старался задерживаться на работе, и Соня была дни и вечера предоставлена самой себе. Она не могла забыть последние слова отца.
  - Всем будет лучше, если вы прекратите встречи. Я надеюсь на твое благоразумие. И еще: больше в этом доме фамилия Рубцов не произносится и твой, надеюсь, бывший друг не появляется.
   Все было правильно, и она обещала. Однако странно, но именно положение, в котором они оказались, еще больше сблизило их. Теперь все свободное время они проводили в квартире Вени. Экзамены наконец-то закончились, но выпускной вечер прошел без них: настроение не было радостным. Здоровье Тамары Андреевны улучшалось медленно, а отцу было хорошо везде, но только не в опустевшей квартире.
   - Соня, - как-то осторожно начал разговор Веня, - надо что-то решать с поступлением. Ты не можешь уехать в Москву и оставить мать, я не могу оставить тебя. Вчера говорил с отцом, и он знает о ситуации, поэтому хочет меня видеть. Надо лететь.
  Они лежали на диване, и Соня, свернувшись калачиком, удобно устроилась на его руке.
  - Когда? - спросила она и подняла голову.
  - Да хоть завтра. Быстрее улечу - быстрее вернусь.
  - Мне надо начинать беспокоиться?
  - Сонечка... - предостерегающе протянул он.
  - Помню, помню, - тихо засмеялась девушка, - ты - главный, ты все решишь.
   Действительно, о чем было беспокоиться, если он все равно сделает так, как хочет? Она может иногда думать иначе, если не видит и не слышит его, но если Веня рядом... Он найдет способ заставить ее сделать так, как ему надо, а для этого и на колени грохнуться на глазах у всех - сущий пустяк.
   Веня улетел утром следующего дня, а до квартиры отца добрался лишь к вечеру.
  - Садись, выпьешь? - спросил отец после того, как они обнялись.
  Сын отрицательно покачал головой. Начало ему совершенно не нравилось.
  - Я думал, мы поговорим, а ты с бутылкой время проводишь, - сказал он с укоризной.
  Отец сел в кресло и устало потер виски руками. Он был печален и хмур.
  - Поговорим, конечно. У меня душа плачет. Как узнал, что Тамаре стало хуже, так и пью, - он поднял покрасневшие глаза на Веню, и тот увидел в них такую зеленую тоску, что стало не по себе.
  Отец помолчал, потом сжал кулаки и тяжело опустил их на стол.
   - Знаешь, как я ее любил? Ночью проснусь и слушаю, как дышит. Однажды она простыла, поднялась температура. Небольшая совсем, но я не мог налить в стакан воды, чтоб ей дать, так руки тряслись от страха. Иногда думал, что будет, если в старости она умрет первой? Казалось, что не пережил бы. И вот после всего живу же, скотина, живу. И баб домой привожу. А она даже фамилии моей слышать не может!
   Лицо отца неприятно скривилось, и по щекам потекли слезы. Он вытер их ладонью и потянулся за бутылкой.
  - Вернулся б ты в семью, - сочувственно сказал Веня, - что одному маяться?
  - Зачем? - усмешка отца была недоброй. - Рассказывать твоей матери, что до смерти буду любить другую женщину? А баб привожу, так это чтоб на луну не завыть. Никто кроме Тамары мне не нужен. Не отпускает она меня, да я и сам, пока жив, держаться буду за нее двумя руками.
   Отец налил рюмку и выпил, потом внимательно посмотрел на Веню. Казалось, что он хочет о чем-то спросить, но не решается. Молчание затянулось, но сын терпеливо ждал. Впервые отец разговаривал с ним, как со взрослым, достойным доверия, и юноше это нравилось. Кроме того, хотелось знать больше об отношениях родителя с Тамарой Никицкой и о том, что же случилось с ней на их даче. Мать и бабушка об этом никогда при Вене не говорили, скорее всего, они и сами знали немного. Соня обмолвилась о разговоре со своим отцом, но и она отказалась сообщить хоть какие-то подробности.
   Наконец отец решился.
  - Ты был у Тамары в доме. Скажи, какая она сейчас?
  - Ну, - на минуту задумался Веня, - красивая, очень худая, говорит мало, не улыбается, всегда уставшая. Соня говорит, из дома не может выходить.
  Лицо отца стало напряженным и совершенно чужим.
  - Когда отморозков убивали, - заговорил он медленно каким-то неживым голосом, - я стоял рядом и смотрел. Думал, сделают это, и мне станет легче, но не стало.
   Он опять надолго замолчал, задумчиво крутя в руке рюмку.
  - А с Соней я не успел познакомиться. Она должна была жить с нами, - отец тяжело вздохнул. - Дочь похожа на мать?
  - Да, очень, только у нее глаза отцовские.
  - Когда узнал обо всем, почему не оставил?
  Веня лишь развел руками. Зачем об этом спрашивать? Мог бы - оставил и ушел от греха подальше. Поэтому он и ответил коротко и предельно честно:
  - Не смог.
  Ответ отца явно не удовлетворил.
  - А если ей судьбу сломаешь? Я не прощу, она мне как дочь. Лучше сейчас отойди в сторону.
  - Сказал же, не могу, - начал раздражаться Веня.
   Отец понимающе кивнул, потом по-стариковски ссутулился и опустил голову. Веня с жалостью посмотрел на него. Перед ним сидел не тот самоуверенный и деятельный человек, которого он знал и любил, а другой: постаревший, измученный и бесконечно несчастный. Оставаться здесь дольше не хотелось. Сын встал, подошел к отцу и тронул его за плечо.
  - Папа, я пойду отдыхать.
  Отец медленно поднял голову и, не глядя на него, снова потянулся к бутылке. Однако последние слова были обнадеживающими.
  - Поговорим завтра. У меня есть, что тебе предложить.
   Утром сын увидел отца хоть и бледным, но гладко выбритым и абсолютно трезвым. Завтрак прошел в полном молчании. Веня был терпелив, ему не хотелось торопить и этим лишний раз раздражать отца. Наконец кофе был допит. Рубцов закурил и кивком позвал сына в кабинет.
   В комнате было довольно прохладно, видимо, окно простояло открытым всю ночь. Они сели. Отец выглядел спокойным и сосредоточенным, как и прежде, если предстоял серьезный разговор.
  - Извини за вчерашнее. Итак, ты хочешь нарушить нашу договоренность о том, чтобы учиться здесь. Я не буду настаивать, можешь учиться, где хочешь. Ты остаешься моим наследником, а я намерен и дальше тебя поддерживать материально. После окончания института помогу начать бизнес, если не захочешь работать у меня. Хорошо подумай, прежде чем принять решение. Оцени, предложение очень хорошее.
  - Папа, - улыбнулся Веня, - говори яснее. Выглядит все так, словно ты собрался что-то потребовать взамен.
  Отец согласно кивнул головой.
  - А я и собираюсь. Ты получишь все обещанное, если выполнишь мое условие. В противном случае тебе достанется только доля матери.
  - Становится все интересней, - удивленно пробормотал Веня. - Что за условие?
   И действительно, все выглядело довольно странно. Ведь совсем не об этом собирался говорить Веня, когда ехал к отцу.
  - Я ничего не могу сделать для Тамары, - продолжил отец, - но могу сделать много для нашего с ней внука или внучки. И ты мне в этом поможешь.
  - Ты хочешь, чтобы у нас с Соней родился ребенок? - удивление от слов отца было настолько велико, что Веня решил, будто ослышался.
  - Я очень хотел ребенка от Тамары, она обещала. Жалко, что не сбылось. Поэтому, как только Соне исполнится восемнадцать, сделай так, чтобы она забеременела, и женись.
  - О чем ты говоришь? - едва не закричал сын. - Какие дети в восемнадцать лет? Мы о женитьбе даже не задумывались. А как же ее учеба?
   Веня возмутился по-настоящему, однако отца смутить было трудно. Скорее всего, он давно все решил и спланировал, а теперь старался добиться от сына согласия.
  - Это еще не все. До окончания школы ребенок будет жить с вами, потом учиться здесь и жить со мной. Это мое последнее слово.
  - Как такое могло прийти тебе в голову? Как я объясню это Соне?
   Нет, не то чтобы он не хотел остаться с Соней, напротив, он желал находиться с ней рядом как можно дольше, может быть, как говорят, и до последнего часа, однако они были еще так молоды, и кто знает, что ждало их впереди. Да и не часто случается, чтобы первая любовь стала последней. Вот и отец, наверно, когда-то любил свою жену, а потом встретил другую женщину, и прошлое в одно мгновение перестало существовать. А женитьба, дети...
   Наверно, когда-нибудь Веня этого захочет, но не сейчас, да и решения такого рода он желал принимать сам.
  - А зачем ей что-то объяснять? - услышал он голос отца. - Дети родятся не от объяснений.
  Сын едва не застонал от отчаяния. Какие там доводы, он и слушать ничего не хочет!
  - Папа, почему ты так торопишь с ребенком, женитьбой?
  Отец горько улыбнулся.
  - Потому что я не молодею. К тому времени, когда мой внук или внучка переедет ко мне, я буду еще не стар и многое успею.
  Веня сделал последнюю попытку как-то повлиять на решение отца.
  - Не могу поверить в то, что слышу это от тебя! Что за странные планы? Ты понимаешь, что за такой долгий срок произойти может все что угодно, и тогда конец всем твоим мечтаниям?
  - Может, - легко согласился отец, - но ты сделай так, чтобы не произошло, а я выполню свои обещания.
   Сидя в самолете, Веня долго размышлял над словами отца. Ну, как он может так обойтись с родным сыном и дочерью любимой женщины? Это было неправильно, это было нечестно, это было обидно, в конце концов. Так ничего и не решив, Веня дал себе слово, что об этом Соня не узнает никогда.
   Закончились вступительные экзамены. Соня, как и хотела, поступила в вуз на экономический факультет, а Веня - в медицинский институт. Состояние Тамары Андреевны улучшилось, и теперь она жила дома под присмотром приехавшей бабушки, которую отец уговорил пожить с ними до весны. Незаметно наступила осень. Встречи с Веней не были частыми, потому что Соне редко удавалось среди недели вырваться из дома: надо было заниматься и помогать бабушке. Зато выходные они проводили вместе. Иногда шли в театр, кино, на выставки, но чаще оставались в квартире Вени, словно торопились наговориться и насытиться друг другом на неделю вперед. К друзьям Веня ее больше не звал, хотя Соня почему-то была уверена, что он встречался с ними чаще, чем с ней.
   Новый год они встретили вдвоем. Соня сказала родителям, что идет в общежитие к друзьям и проведет с ними два дня. Отец, услышав об этом, только грустно сказал:
  - Как знаешь. Ты уже большая.
  Соня понимала, что отец догадывается о ее встречах с Веней и по-прежнему не одобряет этого. От былых доверительных отношений между ними не осталось и следа. Зато она подружилась с бабушкой, доброй и ласковой, и даже рассказала ей по секрету, что уже давно влюблена в хорошего мальчика. Бабушка попросила пригласить его в дом и познакомить с родителями, но внучка просьбу решительно отклонила, сославшись на то, что хочет узнать молодого человека лучше.
   Пятого января у Сони был день рождения. Из-за болезни матери последние годы гостей не приглашали, тихо отмечали его втроем, а подарок еще с детства дочь привыкла находить под все еще стоящей в доме елкой. Так было и на этот раз. Соня расцеловала родителей за немалую сумму денег, а бабушку - еще и за пирог. Деньги вместо подарка ей дарились в первый раз, мама объяснила это тем, что дочь выросла и лучше знает, что ей нужно купить. Соня не возражала.
   С Веней они отпраздновали ее совершеннолетие в первую же субботнюю встречу. На вечер он приготовил для нее сюрприз, а днем пригласил пройти по магазинам и, казалось, готов был скупить все, на чем она останавливала свой взгляд. Софья от подарков не отказывалась, во-первых, потому, что было неожиданно приятно почувствовать себя взрослой, во-вторых, потому, что ждала от этого вечера чего-то необыкновенного.
   Они вернулись домой, перекусили на кухне, и Веня уговорил ее остаться на ночь. Пришлось позвонить домой и сказать отцу, что остается у подруг в общежитии. В ответ донеслось лишь сухое:
  - Хорошо. Веселись: восемнадцать бывает раз в жизни.
  - А девятнадцать? - спросила Соня и рассмеялась, но ответа не услышала - отец уже положил трубку.
   Потом Веня попросил ее еще раз примерить покупки, и она с удовольствием крутилась перед зеркалом в новых нарядах.
  - Останься вот в этом, фиолетовом, - попросил Веня, любуясь девушкой, - оно тебе так идет!
  Действительно, Соня за последний год очень изменилась. Довольно высокая, стройная, со смелым разлетом бровей над зеленоватыми глазами, густыми темными волосами, собранными в низкий тяжелый узел, она и вправду была красива. Веня тоже переоделся, и теперь они выглядели так, как могут выглядеть влюбленные, собравшиеся на какое-то торжество.
  - Мы с тобой прекрасная пара, - тихо сказал он, обнимая Соню. - Надеюсь, так будет всегда.
  - Я тоже надеюсь быть всегда рядом, - так же тихо ответила она.
  - Не рядом, Соня, а вместе, - поправил он ее.
   Действительно, она как-то с горечью сказала, что все их будущее - тайные встречи, потому что и ее, и его родители никогда не одобрят этих отношений. И Веня не мог ее винить за эти мысли. Каждая девушка задумывается о будущем, ожидания же Сони ограничивались стенами этой квартиры. Он тогда долго пытался успокоить ее, горько плачущую, и давал обещания что-либо придумать, но, видимо, переубедить так и не смог.
  - Прости, прости, - заторопилась она, спохватившись, - я ни за что не испорчу этот вечер.
  - Просто поцелуй меня, - попросил он, подходя к Соне,- я так люблю, когда ты это делаешь.
   Она засмеялась и потянулась к его губам.
   Неожиданно раздался звонок. Веня отстранился, удивленно пожал плечами, показывая, что не знает, кто бы это мог быть, и отправился открывать дверь. Вернулся со своими друзьями. Смущенная Соня выслушивала поздравления и принимала подарки, а Веня стаял рядом и казался очень довольным собой. Девушки тут же начали накрывать на стол, парни завели какой-то разговор, а Соня с подозрительно блестевшими глазами так и осталась стоять посреди комнаты, пока Веня легонько не подтолкнул ее в сторону кухни.
   За столом было много тостов и смеха. Девушка старалась всем приветливо улыбаться, хотя и понимала, что все это затеял для нее Веня, а на самом деле она никому из пришедших не интересна. Кроме того, Соня иногда ловила на себе непонятные взгляды, поэтому подозревала, что история, произошедшая с ее матерью и отцом Вени, всем известна, и это ее смущало. Настроение немного поправили приглашенные Веней клоуны, которые с порога попытались выяснить, где же прячется восьмилетняя Сонечка, которую они пришли поздравить с днем рождения. Когда же все прояснилось, повеселились от души не только собравшиеся, но и сами клоуны.
   Было уже довольно поздно. Гости разошлись, и они остались одни.
  - Давай немного отдохнем, - предложил Веня, усаживаясь на диван.
  Он, как всегда, почти не пил, а Соня за целый вечер едва осилила бокал шампанского, помня о своей способности быстро пьянеть. Она устроилась рядом.
  - Тебе все понравилось? - спросил он, обнимая ее за плечи.
  - Веня, я так тебе благодарна! Дома все стараются делать вид, что все в порядке, и это так грустно... Я с тобой словно сил набираюсь на всю неделю.
  - Ты могла бы переехать ко мне. О деньгах беспокоиться не надо: отец присылает достаточно. Нам было бы хорошо вместе.
  - Не могу... Как я маму брошу? Да и отцу обещала с тобой не встречаться, - с горечью отозвалась Соня.
  - Ты думаешь, он не знает?
  - Конечно, знает, - в этом девушка даже не сомневалась.
  - Хорошо, оставим все пока так, как есть. Но у меня к тебе просьба...
  - Да все, что хочешь.
  - Сонечка, - сказал он ласково, крепче прижимая ее к себе, - не ставь на мне крест. Думай о нас и в будущем времени.
  Соня тяжело вздохнула.
  - Я думаю, что тебе все это скоро надоест. У меня так много дел по дому, учеба, все вечера заняты. Думала, бабушка приедет - будет легче. Но она старенькая, только и может, что за мамой ухаживать, все остальное на мне. А в голове каждую минуту мысли о тебе. Где ты, чем занимаешься, когда меня нет.
   Наверно, не надо было говорить об этом сегодня. Соня уже жалела, что не сдержалась, но сказанного не воротишь. Ответ Вени был таким, как она и ожидала.
  - Родная моя, - услышала она его спокойный голос, - пусть тебя это не волнует. В моей жизни нет ничего такого, что смогло бы отодвинуть тебя на второй план. А остальное - сущие пустяки.
  Соня послушно кивнула головой, хотя сомнения никуда не делись, и все осталось таким, как прежде.
   Прошел январь, незаметно пролетел и февраль, а в первых числах марта бабушка начала собираться домой. В Новгороде у нее была небольшая квартира, в которой она проживала вместе с двумя старыми котами. За ними сейчас ухаживала сердобольная соседка, и бабушка часто расспрашивала ее по телефону о здоровье своих любимцев. Тамара Андреевна чувствовала себя хорошо и обещала ближе к лету выйти из дома и посетить парикмахерскую. Вот в эти весенние солнечные дни Соня окончательно поверила в свою беременность. Первые подозрения возникли гораздо раньше, но она запретила себе об этом даже думать, потому что прекрасно помнила, как Веня просил ее никогда не волноваться по этому поводу. Он и вправду всегда серьезно относился к этой стороне их отношений.
   Но случившегося изменить было нельзя. Сначала она хотела рассказать обо всем Вене, но потом решила этого не делать. И, правда, зачем ему знать о ребенке, если они не могут пожениться? Огорошить таким сообщением родителей тоже было невозможно из-за здоровья мамы. Об аборте не хотелось и думать. Вот и выходило, что с последствиями своего легкомысленного поведения она должна разобраться сама и как можно скорее, а если для этого надо расстаться с Веней, то она это сделает.
   Они встретились, как всегда, в субботу, и к этой встрече она была готова.
  - Соня, ты сегодня такая бледная! Все в порядке? - озабоченно спросил Веня, открыв ей дверь.
  - Обычный весенний авитаминоз, - беспечно махнула она рукой, - да и накануне легла позже.
  - Может, сейчас немного отдохнешь, а потом погуляем?
   На улице было по-весеннему радостно, и прогулка по парку обещала быть увлекательной, но в последнее время ее постоянно клонило в сон, поэтому Соня с радостью согласилась прилечь. Спала она довольно долго, а проснувшись, нашла Веню в кабинете. Он занимался. Соня остановилась на пороге и снова зевнула, прикрыв ладошкой губы. Веня, обернувшись, засмеялся и, вскочив с места, обнял ее.
  - Ты так хорошо спала, засоня, что жалко было будить.
   В его словах было столько нежности, что у Сони сжалось сердце.
  - Веня, мы счастливы? - спросила она и медленно провела пальцами по его бровям.
  - Ты меня пугаешь, - он состроил смешную гримасу, - то спишь целый день, то задаешь странные вопросы. С тобой действительно все в порядке?
  - Нет, ты ответь, это важно, - заупрямилась она.
  - Конечно, счастливы. Что же все-таки случилось? Почему ты спрашиваешь? - в голосе Вени звучала озабоченность.
  - Ах, я не о том... Мне сейчас было так спокойно, потому что я чувствовала тебя рядом. Когда-нибудь ты будешь не со мной, а я еще долго буду вспоминать об этом.
  - Не с тобой? А с кем?
  - Ну, мало ли... - ответила она уклончиво. - Может с друзьями, а может с мамой и бабушкой или отцом.
  - Милая, - засмеялся Веня, - тебя спросонья куда-то не туда занесло.
  - Ты, как всегда, прав, - быстро согласилась она и снова осторожно провела пальцами по его бровям, - совершенно не туда.
  А потом добавила жалобным голосом:
  - Умираю от голода. Покорми меня.
   В этот вечер она была какой-то новой: необыкновенно нежной и раскованной, желающей больше дать, нежели взять. Позднее он удивлялся, что это его нисколько не насторожило. Хотя чему тут удивляться? Соня всегда была самым настоящим чудом. Прощаясь, они договорились встретиться восьмого марта.
   За два дня до встречи Соня наконец-то решила приступить к выполнению задуманного. Бабушка с радостью согласилась погулять, и они направились в находившийся неподалеку сквер. День был солнечным, гуляющих оказалось много, поэтому свободная скамейка нашлась не сразу.
  - Бабуля, - начала Соня тяжелый разговор, - я хочу просить о помощи. Можно мне пожить у тебя какое-то время?
  - Деточка, да что случилось? - старушка испугалась не на шутку.
  Скрывать что-то было глупо, и Соня решилась.
  - У меня будет ребенок. Дома я оставаться больше не могу, скоро будет заметно, и кто знает, как это повлияет на маму.
  - А кавалер-то твой? Неужто бросил? Или женатый оказался?
  - Ах, бабуля, что толку об этом говорить? Не могу я за него замуж выйти, поэтому и о ребенке говорить не хочу.
  Бабушка только всплеснула руками и тихо заплакала. Соня, глядя на нее, заплакала тоже.
  - Бабулечка, я не хочу делать аборт, - наконец, с трудом сказала она.
  Старушка вытерла мокрые щеки и с укором посмотрела на внучку.
  - Ничего не надо делать, Сонечка. Вырастим. Живи у меня, сколько хочешь. Может, и меня досмотришь. Я два века жить не буду.
  - Ты не думай, - заторопилась Соня, - я сразу работу начну искать. Бабулечка, ты не пожалеешь, что разрешила нам жить с тобой.
  Она в первый раз словом объединила себя с ребенком и положила руку на живот, словно успокаивая дитя и успокаиваясь сама.
   Разговор с отцом был тоже не из легких. Соня позвала его в свою комнату и, прикрыв дверь, сказала тихо, чтобы не услышала мама:
  - Папа, я уезжаю с бабушкой.
  Отец внимательно посмотрел на дочь и так же тихо спросил:
  - Это совершенно необходимо?
  - Да, - кивнула головой Соня.
  - Это как-то связано с тем молодым человеком? Ты решила с ним все-таки расстаться?
  Отец даже не захотел назвать Веню по имени, и Соня еще раз убедилась в правильности своего решения. Ее ответ был таким же кратким.
  - Да.
  - Что с учебой?
  - Переведусь на заочное.
  - Соня, если уж ты решилась, то не возвращайся к нему ни за что, - в печальном голосе отца прозвучали просящие нотки. - Он такой, как отец, они не способны никому дать счастья. Вы не можете быть вместе, не забывай, что случилось с мамой.
  - Папочка, не суди меня строго, я все помню, я решила, но это так трудно. И, пожалуйста, как-нибудь объясни мой отъезд маме. Мы с бабушкой уезжаем восьмого утром.
  Отец согласно кивнул головой, а потом попросил звонить чаще и пообещал каждый месяц присылать деньги.
  - Только до тех пор, пока я не устроюсь на работу, - уточнила Соня, и они, как когда-то прежде, обнялись.
   Как-то так получилось, что Соня никогда не звонила Вене, всегда это делал он. Может, так сложилось потому, что, по его словам, он постоянно жил с матерью и бабушкой и говорить было не всегда удобно. Как бы то ни было, звонил он почти каждый день. Соня уже давно перенесла телефон в свою комнату, чтобы никто не мешал их длинным разговорам, и теперь сидела, гипнотизируя его мрачным взглядом.
   Эта ночь была последней перед отъездом, и она надеялась услышать голос Вени еще хотя бы раз. Шел уже двенадцатый час ночи, когда отчаявшаяся Соня, сама не зная почему, набрала номер его квартиры. Правда, Веня всегда убеждал подругу в том, что без нее туда не приходит, но Соня была в этом совсем не уверена.
   Женский голос ответил сразу.
  - Пожалуйста, позовите Веню.
  Губы девушки одеревенели и совершенно не хотели слушаться.
  - Венчик, милый, тебя к телефону, - прокричала куда-то в глубину квартиры незнакомка, а потом обратилась к Соне. - Подожди немного, он в ванной.
   Надо было положить трубку, но Соня не смогла этого сделать. Сидела и прижимала ее к уху.
  - Идиотка, - услышала она злой голос приближающегося Вени, - я же запретил тебе даже подходить к телефону!
   Соня сбросила звонок. В глазах потемнело, дышать стало трудно, и она медленно и осторожно откинулась на спинку кресла. Вот и конец истории. Старой, как мир, и поэтому совершенно не интересной. Девушка всегда догадывалась о другой стороне жизни Вени, но боялась в это верить, потому что слишком страшно было потерять ощущение избранности и единственности. Сейчас вот потеряла окончательно. Но что это меняло? В сущности, ничего.
   Восьмого марта Соня на свидание не пришла, не отвечала на звонки. Веня попытался перехватить ее возле подъезда, но вскоре понял, что она не живет дома. В институте он узнал, что заявление о переводе на заочное отделение приносил отец, однако нового адреса Сони не оставил. Сначала Веня разозлился. Куда и зачем ей надо было уезжать, не поговорив с ним?
   Он уже давно догадывался о ее беременности, но ждал, когда она скажет об этом сама. Просто, так было правильно. Да, он пошел на поводу у отца, правда. Что в этом нет ничего особенного, Веня убедил себя уже давно и в своей правоте не сомневался. И что с того, что ребенок родится раньше, чем хотелось бы Соне? Можно подумать, что это всегда происходит у людей по обоюдному согласию и после долгих размышлений! Нет, конечно. А жениться он был готов хоть завтра.
   Но время шло, и злость сменилась отчаянием. Он все больше склонялся к мысли, что Соня уехала еще и потому, что узнала о его неверности. В этом не было ничего хорошего, Веня это понимал, но всегда надеялся, что его похождения останутся для нее тайной. Он ни с кем не завязывал длительных отношений. Так, ничего не значащие интрижки. Да он и не искал специально никого, все получалось как-то само собой. В конце концов, все его друзья жили так, весело и свободно, а он не хотел быть среди них белой вороной. К тому же, а в этом он был убежден твердо, это никак не отражалось на его отношениях с Соней. Она была его миром, родным и теплым, желанным. И расставаться с ним он не собирался, как, впрочем, и с другими привычными радостями жизни тоже.
   Отца Сони Веня дождался у подъезда их дома.
  - Прошу Вас, поговорите со мной. Я хочу узнать адрес Сони.
  Тон его слов не был просительным, он хотел разговора на равных. Мужчина, на минуту остановившись, равнодушно скользнул по юноше взглядом и молча шагнул в сторону, намереваясь обойти.
  - Она не сказала, почему уехала? - продолжил Веня, загораживая ему дорогу. - Так я Вам скажу. Дело в том, что Соня беременна и очень боялась огорчить Вас и Тамару Андреевну.
  - Продолжай, - глухо сказал отец, поворачиваясь к юноше.
   На его лице отразилось столько боли, что Вене стало жаль этого большого доброго человека, на долю которого стараниями его непутевого папаши выпало столько несчастий.
  - Мы любим друг друга и должны пожениться, - тихо сказал он. - Я никогда и ни за что не откажусь от Сони и ребенка.
  - Знаем мы про вашу любовь, - пробормотал отец.
  - Так получилось, - стараясь придать твердость и убедительность голосу, сказал Веня, - да и не должны мы отвечать за родителей.
   Они некоторое время постояли молча. Мужчина упорно не поднимал головы и смотрел на носки своих ботинок, словно там можно было найти какое-то решение. Веня его не торопил: хорошо было уже то, что отец Сони не ушел, а остался стоять рядом.
  - Ну что же... - мужчина устало вздохнул и потер висок рукой. - Если так, то делайте, как считаете нужным, лишь бы Тамара не узнала. И вот еще что... Дочь у меня одна, и если ты с ней что-нибудь сотворишь по примеру своего папаши, тебе не жить.
  Веня хотел было на прощанье протянуть отцу Сони руку, но не решился. Вроде бы он все сделал так, как надо, но на душе почему-то было гадко.
   Поездку Веня откладывать не стал и уже утром сел на поезд. Часы, проведенные в дороге, показались ему невыносимо длинными. Юноша сидел и смотрел в окно, думая о том, что начинается новая жизнь для него и Сони, а уж он постарается, чтобы все в ней было тихо и спокойно. Вечером перед отъездом он рассказал бабушке и маме о своем решении жениться на Соне и о скором рождении ребенка. Ночью Веня слышал приглушенные голоса за стеной и плач мамы, потом кто-то на кухне наливал в стакан воду, чтобы, видимо, запить таблетку. Наверно, надо было встать и успокоить маму и бабушку, но он этого не сделал, потому что не был виноват, равно как и Соня, в их слезах. Было жаль, что они этого не понимали.
   Серая пятиэтажка, которую Веня разыскал довольно быстро, стояла в ряду таких же унылых домов. Дверь нужного подъезда казалась пестрой из-за наклеенных и частично сорванных объявлений, но сам подъезд был на удивление чистым. Веня остановился перед нужной квартирой, пригладил рукой волосы, хотя знал, что прическа, как всегда, в идеальном порядке, поправил воротник рубашки и лишь после этого нажал на звонок. За дверью было тихо, и он позвонил еще раз.
  - Кто? - услышал он, наконец, голос Сони и сразу же успокоился.
  - Это я, Веня.
  За дверью долго молчали, потом раздалось тихое:
  - Уезжай, так будет лучше для всех.
  - Сонечка, - он говорил спокойно и ласково, как говорят с больным ребенком, - я не уеду, пока не поговорим.
  На этот раз она ответила сразу же:
  - Не хочу никаких разговоров.
  - Хорошо, - без какого-либо раздражения сказал Веня, - я сяду на лестнице и подожду, пока захочешь.
   Он и вправду уселся на ступеньку и прислонился плечом к прохладной стене, намереваясь ждать столько, сколько потребуется. Соня выдержала два часа. Когда она, наконец, тихо открыла дверь и осторожно присела рядом, он не сделал даже попытки обнять, просто повернулся к ней и улыбнулся.
  - Сонечка, я нисколько не сержусь. Я понимаю: это все гормоны.
   Она словно замерла от этих слов, и Веня на миг испугался, что девушка может молча встать и уйти. Этого, однако, не произошло. Соня подняла на него свои необыкновенные зеленоватые глаза и удивленно спросила:
  - Ты знал?
  Скрывать что-то было незачем, и Веня опять ласково улыбнулся.
  - Конечно, как я мог чего-то не знать о любимой Сонечке? - в голосе, как он и желал, звучала легкая укоризна. - Вот только мне хотелось услышать об этом от тебя. Даже поторопился подарок приготовить.
   Но Соня, казалось, и не слышала его последних слов. Ее в этот момент интересовало совсем иное.
  - Зачем ты это сделал?
  Она просто не могла не задать этот вопрос, так как была совершенно уверена, что произошедшее не было случайностью. Ну, не был Веня тем человеком, который подобную оплошность смог допустить.
  - Сонечка, так получилось, - его голос был по-прежнему спокойным и доброжелательным. - Извини, это, конечно, моя вина. Но ведь не все бывает по плану. Конечно, немного рано нам становиться родителями, но мы ведь справимся?
  - И что дальше? - голос был так тих, что он едва расслышал сказанное.
  - А вот это правильный вопрос, - Веня одобрительно кивнул головой. - Похоже, ты просто забыла, кто решает все наши проблемы, поэтому испугалась и уехала. А надо было только рассказать мне обо всем и готовиться к свадьбе.
  - Мы не можем, родители никогда на это не согласятся, - прошептала она и беззвучно заплакала.
   Вене очень хотелось обнять девушку и успокоить, но он этого не сделал, потому что разговор на том бы и закончился. Он же хотел обсудить все, чтобы больше к этой теме не возвращаться.
  - Ты обещала, что никогда не бросишь меня, так не бросай, держи слово, - юноша протянул подруге платок и подождал, пока она вытрет слезы. - Своим о женитьбе я уже сказал, твой отец тоже согласен. Условие одно: лишь бы не узнала Тамара Андреевна.
   Соня опустила голову. Ей стало стыдно за необдуманность поступка, а так же за то, что обидела недоверием любимого человека. Действительно, надо было сразу поговорить с Веней, и не было бы этих мучительных последних недель.
  - Ты вправду не сердишься? - осторожно спросила она, и в голосе прозвучало искреннее раскаяние.
  - Соня, я соскучился, - вместо ответа сказал он, - и так хочу тебя поцеловать! А ты, ты скучала?
   Зачем было отвечать на глупые вопросы? Да он и не ждал ответа, потому что сделал то, что так давно хотел: прижал ее к себе. В этот момент она была счастлива и искренне верила, что это их последняя размолвка.
   Уже поздно вечером в вагоне поезда Соня вдруг вспомнила о телефонном звонке. Обида опять комком подступила к горлу.
  - Веня, я больше не хочу делить тебя ни с кем, - сказала она, с горечью осознавая, что эти слова для него - просто сотрясение воздуха.
  Так и получилось. Брови Вени удивленно поползни вверх, а во взгляде засквозила легкая укоризна.
  - Ты никогда и не делила меня ни с кем, - слишком уверенно и спокойно произнес он, - а если говоришь о том телефонном звонке, так мне просто надо было встретиться с приятелем. Я не виноват, что он пришел с подружкой.
   Как должна была отреагировать Соня? Видимо, кивнуть головой, что она, вздохнув, и сделала. Не хотелось даже думать о том, что нынешнее примирение - всего лишь возвращение к мучительным сомнениям прошлого, наверно, надо было просто научиться во всем доверять Вене, на чем он, впрочем, всегда и настаивал.
   Домой она больше не вернулась. Раз в неделю звонила родителям. Чаще всего трубку брал отец и разговаривал преувеличенно бодрым голосом, видимо, для того, чтобы мама ничего не заподозрила. Веня сразу же нанял домработницу, желая освободить Соню от всех домашних дел. Отныне она должна была внимательно следить за своим здоровьем и думать о малыше.
   Через две недели они поженились. Свадьбу сыграли в ресторане, и друзья Вени веселились от души. Родителей ни с той, ни с другой стороны не было, но отсутствия самых близких родственников, казалось, никто не замечал, хотя Соня чувствовала, что за их спиной это будет обсуждаться еще долго. Как бы то ни было, но она стала женой любимого человека и была безмерно счастлива.
   Первые пару месяцев свободное время они проводили дома, но потом все чаще и чаще Веня стал приглашать ее то в театр, то на очередную выставку, то просто на ужин в ресторан. Она охотно соглашалась, хотя просидеть где-либо два - три часа становилось все труднее и труднее.
  - Соня, - как-то начал разговор Веня, - ты не желаешь встречаться с моими друзьями, тебе с ними скучно, но мне не хочется их терять. Может быть, хоть изредка я мог бы с ними проводить вечер?
   И действительно, нельзя же было запретить ему это? Вот так и получилось, что раз, а иногда и два раза в неделю он отправлялся к друзьям. К двенадцати ночи обязательно был дома, чужими духами от него вроде бы не пахло, и Соня запретила себе волноваться по этому поводу. В конце концов, решила она, если кто-то захочет уйти, его не удержать никакими запретами. Друзья Вени по-прежнему изредка названивали ей и приглашали на какое-нибудь торжество, но она благодарила и отказывалась, ссылаясь на свое положение. Веня поначалу тоже не оставлял попыток зазвать ее, но потом отступился. Так и протекала их жизнь, спокойная и размеренная, устроенная по его сценарию, и сначала она устраивала обоих.
   Мальчик родился здоровым и в срок. Веня вел себя так, как ведут обычно счастливые мужья: подолгу простаивал под окном, писал смешные записки, каждый день дарил букеты. Цветы и продукты Соня отдавала нянечкам, все это не имело ни малейшего отношения к тому счастью, которое она впервые ощутила, прижав к себе нежное тельце ребенка. Она подолгу всматривалась в его бледное личико, обрамленное светлыми волосиками, рассматривала крохотные сжатые кулачки с прозрачными ноготками и была абсолютно уверена, что это самый красивый ребенок на свете. А его запах! Соня была безмерно счастлива.
   Они с Веней были ранними пташками, просыпались задолго до звонка будильника и ценили эти минуты, проведенные вместе, минуты спокойствия и расслабленности перед долгим рабочим днем. Соня ближе придвинулась к мужу и удобно устроилась, положив голову ему на плечо. Разговор шел о том, как они отметят пятнадцатилетие свадьбы.
  - До этого дня еще месяц, а я уже несколько подарков приготовил, - сказал Веня и легонько потерся щекой о ее волосы, - о каких-то расскажу сейчас, а какие-то подождут.
  - А у меня только один, и целый месяц я скрывать не смогу, расскажу сегодня, но начинай ты.
  - Заинтриговала, - улыбнулся Веня. - Хорошо, слушай. Во-первых, мы берем отпуска и уезжаем на пару недель куда-нибудь далеко-далеко. В кабинете на столе лежат проспекты, выберешь сама. И определись, пожалуйста, с датой. Во-вторых, ты хотела дом за городом, и я соглашаюсь. Мы себе это можем позволить. Об остальных подарках пока помолчу, пусть ждут своего часа. И еще... Знаю, что ты не очень любишь сборища, но с друзьями эту дату придется отметить, закажу ресторан.
  - Надо так надо, - согласилась Соня, - делай, как знаешь. Дом - это прекрасно, а вот с поездкой далеко-далеко...
  - А что не так? - удивился Веня. - Начальство не отпустит?
  - Начальство тут ни при чем, дело во мне.
  - Тааак, - удивленно протянул он, - выкладывай, что случилось.
  - Случилось, милый муж, случилось...
   Соня перевела дыхание, улыбнулась и осторожно положила его руку на свой живот. Все-таки с ожиданием уже любимого ребенка не сравнится ничто! Неожиданно вспомнилось, как после рождения сына Веня, видя вконец измученную бессонными ночами жену, целый год настаивал на приглашении няни. Соня так же упорно отказывалась, потому что просто не могла представить, как чужие руки будут касаться ее ребенка. И только когда сыну исполнилось полтора года, в доме появилась добрая пожилая женщина.
  - Это и есть мой подарок. Скоро получишь девочку с бантиками, как и хотел.
   Да, он действительно хотел второго ребенка, часто заводил об этом разговор, но жена постоянно просила еще немного подождать. Чего ждать, Веня не знал, но сильно давить на жену не хотел, так как догадывался о причине ее нежелания. А причина была: Соня никогда до конца не верила в его верность. И хотя он всегда очень старался скрывать свои похождения, но, видимо, она как-то догадывалась о них или слухи делали свое дело. Маленькие шалости, по его мнению, не имели никакого значения, никак не влияли на его отношение к семье, но не будешь же с женой это обсуждать! Вот такой он, и ничего с этим не поделаешь.
  - Сонечка! - Веня обнял ее и крепко прижал к себе. - Спасибо! Этот ребенок как объяснение в любви! Знаю, что я не самый лучший муж, но все будет хорошо. Мы любим друг друга - это главное.
   Он был действительно рад, и в эти минуты она нисколько не сомневалась в его любви. Но ведь были и другие минуты, горькие минуты отчаяния и уверенности в том, что он снова проводит время в чужой постели. Откуда приходило знание, она не понимала, но это не умаляло его правдивости. Сейчас же Соня легко отбросила ненужные мысли, как уже давно научилась это делать, и осторожно высвободилась из его объятий.
  - Подожди, - прошептала она, стараясь поймать взгляд мужа, - подожди. Я хочу сказать, что все дело действительно в любви. Я поняла, что вряд ли смогу когда-то изменить свое отношение к тебе.
   Конечно, он понял смысл ее слов, понял, что она окончательно смирилась с его, мягко скажем, недостатками. В конце концов, так живут многие, почему бы не жить и им?
  - Родная моя, спасибо! Люблю до конца жизни! - прошептал он, не отводя благодарного взгляда, и снова потянулся к ней.
   Три последующие недели были лучшими в их жизни. Сын готовился к отъезду в Москву: начиная с первого класса, два месяца летних каникул он проводил с дедом. Соня, сначала не одобрявшая такого длительного отсутствия ребенка, в конце концов смирилась с этим и довольствовалась разговорами с ним по телефону.
   Дед внуку скучать не давал: день мальчика был расписан по минутам. Здесь нашлось место для занятий футболом, плаванием, английским языком, для посещения театра и многого другого. Соне иногда казалось, что составлением расписания для любимого внука старший Рубцов начинал заниматься сразу же после Нового года.
  - Мне кажется, он видит во внуке своего сына, - как-то сказала Соня мужу. - Да и как не видеть? Вы так похожи!
  Веня даже вздрогнул, поразившись правдивости ее догадки. Ему стало не по себе.
  - Может быть, может быть, - пробормотал он и, пожав плечами, перевел разговор на что-то другое.
  Соня, как всегда, все поняла правильно и больше разговоров на эту тему не заводила.
   Сын и вправду походил на Веню: такие же светлые, как у отца, волосы, холодные глаза и легкая улыбка, изредка кривившая губы. Как и отец, он был умен, серьезен и ироничен, старался быть во всем первым. Казалось, что мальчик давно расписал по годам свою жизнь и живет согласно составленному расписанию. Соня видела в этом влияние деда.
   Да, на протяжении всех этих лет старший Рубцов был незримым членом семьи с правом голоса. До школы Веня летал с сыном в Москву три-четыре раза в год, чтобы дед мог проводить с внуком хоть какое-то время. Отказать, разумеется, было нельзя: все эти годы отец высылал достаточно денег, чтобы семья сына могла жить безбедно. Кроме этого, после окончания учебы отец, как и обещал, помог Вене открыть частную клинику. Правда, главного бухгалтера привел сам, и первые три года без его одобрения не был подписан ни один значимый документ. Веня подчинился, потому что таково было условие. Сейчас же он являлся полновластным хозяином своего бизнеса. Дела шли неплохо, все были довольны.
   Соня с горечью видела, как год от года тает ее влияние на сына. Взрослея, он и разговаривать с ней стал каким-то вежливо-снисходительным тоном, никогда не вступая в споры и пререкания. Просто молча выслушивал наставления матери и часто делал по-своему.
   Как-то за ужином Соня завела о том, что недалеко от дома открылась математическая школа, и, возможно, сын захотел бы там учиться. Веня поддержал разговор и попросил его подумать над этим.
  - Хорошо, - ответил мальчик, - я посоветуюсь с дедушкой.
  - Думаю, тебе стоило бы быть более самостоятельным в своих решениях, - несколько раздраженно сказала Соня.
  - Я приму решение сам, - медленно сказал сын, поднимая на мать холодные серые глаза. - Хочу лишь сказать, что дедушка - член нашей семьи, и меня интересует его мнение. Он всегда говорит, что для дела хорошо знать мнение многих, но решать самому.
  - И мама, и дедушка правы, - поспешил высказаться Веня.
  - Я понимаю, - мальчик слегка наклонил голову в знак согласия, - но дедушка советуется со мной в вопросах бизнеса, поэтому и я должен советоваться с ним.
  - Дедушка советуется с тобой? - удивленно переспросила Софья.
  - Что в этом особенного? В последнее лето я по три часа работал в его офисе. Дедушка меня хвалил.
  Родители переглянулись.
  - Ты будешь работать и в этом году? - продолжила допытываться Соня.
  - Конечно, - сын снова вскинул на нее холодные глаза и сказал тем вежливо-снисходительным тоном, который она так ненавидела, - ведь когда-то эта фирма будет моей.
   До конца ужина никто не проронил ни слова. Когда мальчик, сухо поблагодарив за еду, вышел из комнаты, Соня подняла на мужа полные слез глаза и сказала с горечью:
  - Это уже не наш ребенок.
  - Не сгущай краски, - тихо попросил Веня и поторопился закончить ужин.
   И все-таки эти три недели были лучшими в их жизни! Веня старался возвращаться домой пораньше и каждый вечер радовать чем-либо жену. Им казалось, что возвратилась острота чувств молодости, когда каждый взгляд, каждое прикосновение казались такими важными и наполненными одним им ведомым смыслом. Они уже посмотрели пару домов, выставленных на продажу, но решили не торопиться с покупкой, поискать что-то лучшее. Оба понимали, что этот дом может стать их последним пристанищем.
   Однажды, придя с работы, Веня застал жену в спальне плачущей. Полный самых дурных предчувствий, он бросился к ней и обнял, желая защитить ее от всех и каждого.
  - Что случилось? Что? - спросил он, замирая от страха, когда жена немного успокоилась.
  - Я так счастлива, - выговорила она, наконец, - я думала, что вот так состарюсь и умру.
  - Как так? - тоже успокаиваясь, осторожно спросил он.
  - Так, - упрямо повторила она явно понравившееся слово, - так, не испытав еще хоть раз того, что было у нас в самом начале.
  - Сонечка, это гормоны. Но все же... Что у нас было в самом начале? Что ты боялась не испытать?
  - Какой же ты глупый!
  Соня ладошками вытерла мокрые щеки и неожиданно улыбнулась.
  - Какой же ты глупый! - с нежностью повторила она. - Тогда у меня пела душа, и я свято верила, что буду единственной для тебя. Сегодня у меня тоже пела душа. Я так хочу, чтобы наша девочка родилась поскорее.
   Веня, от страха вновь затаивший дыхание, с облегчением выдохнул: хорошо, что ее мысли свернули куда-то в сторону. Одному Богу известно, куда могли завести ее эти воспоминания, и чем это могло закончиться.
   Каждый мужчина должен уметь успокаивать любимую женщину. Веня это умел. Вскоре он целовал ее так, как целовал когда-то давным-давно, теряя голову и забывая обо всем.
  - Соня, - прошептал он, - когда придет сын?
  - Позвонил, что через два часа, - ответила она прерывающимся голосом.
  Длинные волосы упали ей на лицо, и он, осторожно откинув их, увидел ее пьяные от страсти глаза.
  - Милая, я так счастлив с тобой, - снова прошептал он.
  - Я тоже, - она потянулась к его губам, а потом засмеялась тем счастливым смехом, которого он не слышал уже давно.
   Ресторан был заказан на следующую субботу, пригласительные открытки разосланы, новое платье куплено. Осталось одно маленькое дело. В эту субботу они были приглашены на день рождения к одному из врачей клиники. Зная о нелюбви жены к подобным мероприятиям, Веня клятвенно пообещал, что они пробудут там только час. Соня, пребывавшая в последнее время в приподнятом настроении, согласилась.
   Они приехали, когда веселье было в самом разгаре. Кого-то из коллектива мужа Соня знала, кого-то нет, но старалась улыбаться всем одинаково приветливо. В комнате было довольно душно, и она, посидев какое-то время за столом, решила выйти на балкон. Веня собрался было пойти за женой, но она лишь покачала головой, пообещав скоро вернуться. Выход на балкон был из кухни, и хозяйка любезно ее проводила.
   Какое-то время Соня, удобно устроившись в кресле, разглядывала светящиеся окна стоящего напротив дома, но вскоре вечерний холод заставил ее подняться. Соня подошла к двери, ведущей в зал, и остановилась за спинами стоящих там двух мужчин. Они за кем-то внимательно наблюдали. Соня хотела попросить их уступить дорогу, но услышав злой голос мужа, невежливо оттолкнула одного из них и встала так, чтобы можно было видеть происходящее.
   Муж, стоявший у окна, был по-настоящему зол. Он пытался освободиться от блондинки, намертво вцепившейся в лацканы его пиджака. Девушка, видимо, выпила лишнего, поэтому вела себя так, словно рядом никого не было.
  - Оставь меня в покое, - раздраженно говорил он, стараясь разжать ее пальцы.
  - Ты уже неделю не приходил, - возражала она, - я устала ждать.
  - Завтра поговорим, - пообещал он и в этот момент увидел жену.
  Лицо Вени стало растерянным, и он в отчаянии опустил руки. Девушка, приняв это за добрый знак, еще теснее прижалась к любовнику, уткнувшись лицом в его грудь.
   У Сони на миг закружилась голова, но она тут же взяла себя в руки и грустно улыбнулась. Она узнала нечто новое? Нет. Надо было что-то сделать, вот только что? В зале стояла мертвая тишина, когда она подошла к ним и дотронулась до руки блондинки.
  - Девушка, послушайте меня...
  Удивительно, но та подняла голову и посмотрела на Соню. И глаза ее не были глазами пьяной женщины.
  - Послушайте меня, - повторила Соня и снова слабо улыбнулась, - я думаю, он сдержит слово, и вы обязательно поговорите завтра. А сейчас отпустите моего мужа, сегодня очередь жены.
   Блондинка разжала руки, и ее кто-то тут же оттащил в сторону.
  - Нам пора, - сказала Соня, обращаясь к имениннику и его жене, - я не очень хорошо себя чувствую, поэтому мы заехали ненадолго. Спасибо за все.
  Она совершенно не хотела этого, но последняя фраза прозвучала довольно двусмысленно, однако исправить сказанное было совершенно невозможно. Уже возле двери Соню схватила за руку хозяйка, ее глаза были полны слез.
  - Простите нас... Кто же знал, что так получится, - бормотала она, стараясь поймать взгляд уходящей гостьи.
  Хозяин молча стоял рядом, опустив голову.
  - Не расстраивайтесь, для меня это не новость, - успокоила женщину Соня и вышла в коридор. Веня, так и не сказавший за это время ни одного слова, проследовал за ней.
   Такси ждали недолго. Ни в машине, ни дома он и не пытался начать разговор, давая жене время успокоиться и боясь сделать еще хуже. Она же испытывала какое-то странное облегчение, словно долго несла неудобную тяжелую ношу и только сейчас, освободившись от нее, вздохнула полной грудью.
   Веня сразу же скрылся в кабинете, а Соня вошла в спальню и повернула ключ в замке. Простыни были прохладными, и она, по привычке свернувшись калачиком на своей половине кровати, с удовольствием ощутила прилив радости от того, что все наконец-то встало на свои места, и больше не будет необходимости думать о собственной ущербности, из-за которой муж постоянно ей изменял. В чем была ее ущербность, она так и не узнала, но теперь это не имело никакого значения. Потом с удивлением подумала, что никогда особенно не винила Веню, хотя, наверно, нужно было об этом поразмышлять давно.
   Раздался осторожный стук в дверь, а затем приглушенный голос мужа.
  - Соня, мы могли бы сейчас поговорить?
  - Нет, - тут же откликнулась она, - я уже засыпаю. Давай отложим разговор на утро.
   В воскресные дни Соня любила поваляться в постели подольше, но сегодня встала рано и приготовила завтрак. Сын, устававший за неделю, появлялся из своей комнаты лишь после девяти, поэтому обычно муж и жена завтракали вдвоем. Веня, выглядевший так, словно вчера ничего не случилось, появился в столовой вовремя и ровным голосом пожелал доброго утра. Ответив, Соня поставила перед ним тарелку с кашей и кофе. Ели молча. Наконец завтрак был закончен. Соня вымыла посуду и, сев на прежнее место напротив Вени, спокойно спросила:
  - Ты готов меня выслушать?
  - Соня, - заторопился муж, - я знаю все, что ты скажешь. И будешь права. Я только прошу простить меня и поверить, что этого никогда не повторится. Не превращай нашу жизнь в руины. У нас сын, мы ждем второго ребенка. В конце концов, я не был самым плохим мужем, все годы ты жила в достатке и спокойствии.
  - Остановись, - прервала его Соня, - я тоже знаю все, что ты скажешь, поэтому не надо лишних слов. Во-первых, в нашем достатке не твоя заслуга, а твоего отца. Во-вторых, я понимаю, что теряю, но больше так жить не хочу. Ты был для меня всем, и это я остаюсь на руинах. Отец уехал из города и явно не горит желанием со мной общаться после того, как мама повесилась. Иногда мне кажется, что она это сделала, потому что узнала о нас и ребенке. Сыну я уже сейчас не нужна: у него есть отец и дед. И последнее, все эти годы милая глупая Соня в твоих изменах винила себя, потому что ты не нашел в ней то, что тебе было необходимо. Это о моем спокойствии. Вот поэтому я за два дня все обдумаю и сообщу о своем решении.
   Соня встала, намереваясь выйти из столовой, но ее остановил резкий голос Вени.
  - На развод даже не надейся, я никогда не соглашусь.
  - Держи себя в руках и не забудь отменить ресторан, - не оборачиваясь, проронила Соня и вышла.
   Стрелки часов, казалось, остановились на месте. Она открыла книгу, попробовала читать, но поймала себя на том, что не помнит прочитанного. Пробовала уснуть, но сон не шел, а все мысли крутились вокруг понедельника, на который уже было намечено множество дел. Однако до следующего дня требовалось еще дожить. Надо было бы срочно найти какое-то дело, чтобы отвлечься от грустных мыслей, но и делать ничего не хотелось. Подруг, к которым можно было пойти и поплакать, у Сони отродясь не было: семья заменила ей все.
   Раздался стук в дверь, и на пороге появился сын. На его лице не было уже ставшего привычным отстраненного спокойствия, сейчас оно выражало крайнюю степень растерянности.
  - Что случилось, сын? - спросила Соня, поднимаясь с кресла и направляясь к нему.
  - Папа сказал, что ты хочешь нас оставить...
   Губы мальчика дрогнули, а на лице появилось такое страдальческое выражение, будто он собирается заплакать. И Соня вдруг увидела, какой он в сущности еще ребенок. Мальчик, который изо всех сил старается казаться взрослым. В груди стало горячо, и захотелось зарыдать горько, навзрыд.
   Она взяла сына за руку и потянула к кровати. Он, не поднимая повлажневших глаз, уселся на краешек.
  - Послушай, так у взрослых случается, но тебя я не бросаю и никогда не брошу, надеюсь, ты будешь жить со мной.
  - Ты полюбила другого мужчину, - упавшим голосом высказал предположение мальчик и еще ниже опустил голову.
  - Нет, - улыбнулась Соня и отрицательно покачала головой, - я всегда любила и люблю только твоего отца.
  - Значит, папа полюбил другую женщину?
   Сын был настойчив, видимо, во что бы то ни стало решил докопаться до истины.
  - Что ты все о любви да о любви? Никто никого не полюбил и не разлюбил.
  - Тогда я совсем ничего не понимаю, - вздохнул мальчик и с укором посмотрел на мать.
  - Это потому, что ты еще маленький, - Соня взяла его руку и легонько сжала теплые пальцы. - Это дела взрослых.
  - Но я живу с вами и вижу, что папа ни в чем не виноват!
  Сказано это было так, что у Сони не осталось сомнения в том, что сын безоговорочно на стороне отца. Славно же постарался Веня!
  - Ты считаешь, что виновата я? - мягко спросила она.
  Мальчик долго молчал, потом медленно покачал головой и вновь опустил глаза.
  - Ты не изменишь решения?
  Голос его был едва слышен.
  - Нет, - твердо ответила Соня, - но я хочу, чтобы ты жил со мной. Подумай об этом.
   После ухода сына захотелось выйти на свежий воздух. Надо было куда-то пойти, вот только куда? Ну, не в кино же, чтобы посидеть на первом ряду! И тут Соня вспомнила о письме, которое пришло пару недель назад и теперь лежало в прихожей на полке. Их приглашали на встречу одноклассников. Письмо было перечитано еще раз. Да, так и есть. Их класс собирается сегодня в кафе. Такие встречи происходили ежегодно, но ни Соня, ни Веня желания встречаться с кем-либо из прошлого не испытывали, поэтому на них и не появлялись. Но сегодня приглашение оказалось кстати.
   Соня уже минут пятнадцать стояла у кафе, старательно делая вид, что кого-то ждет, и не решалась войти. Она уже хотела было вернуться домой, когда перед ней остановился молодой человек.
  - Девушка, Вы не меня ждете? - спросил он, широко улыбаясь.
  - Нет, - буркнула Соня, отворачиваясь, - я уже ухожу.
  - Вот так всегда: как красивая, так не моя, - шутливо сказал он.
   Соня, ничего не ответив, торопливо направилась к остановке. Она уже жалела, что приехала сюда. Однако молодой человек вновь оказался перед ней.
  - Извини за глупую шутку, - сказал он покаянно. - Ты меня правда не узнала?
  Соня остановилась, коротко взглянула на незнакомца и покачала головой.
  - А помнишь выпускной класс? Новенькие Женя и Веня. Кстати, где твой благоверный? Ты его ждала?
  - Нет, - сказала Соня, - не его. Я просто раздумывала, стоит ли заходить. А тебя, Женя, я, конечно, помню. Ты был великим спортсменом.
  - Был да сплыл. Теперь от спорта далек, - сказал он и довольно рассмеялся. - А ведь и правда помнишь.
  - Рада была тебя повидать, прекрасно выглядишь, - в ответ улыбнулась Соня. - Поеду-ка я домой.
  - Не сбегай... Пожалуйста... Давай зайдем ненадолго, а потом я тебя провожу. Не стоит одной по вечерам ходить.
   Наверно, надо было отказаться, но возвращаться домой не хотелось. Что ее там ждет? Очередной ненужный разговор с мужем и бесконечно длинная ночь в закрытой на ключ спальне?
  - Хорошо, - наконец, решилась она, - только позвоню сыну.
   Разговор был коротким: Соня предупредила, что может задержаться в гостях и просила ее не дожидаться.
   В кафе собралось человек пятнадцать.
  - Ребята, посмотрите, кого я привел, - радостно заявил Женя, подталкивая Соню вперед.- Правда, она стала настоящей красавицей?
   Все были уже изрядно навеселе и радостно загалдели. Соне пришлось рассказать о себе: замужем за Веней, растет сын, окончила институт, работает бухгалтером. Женя потянул ее за руку, и они сели на краю стола.
  - Мне немного вина, - попросила Соня и принялась разглядывать одноклассников. Женя кратко рассказывал о каждом. Лариса, конечно же, была здесь, и, как всегда, в центре внимания. Оказывается, это она организовывала ежегодные встречи, а кроме того успешно продвигалась по карьерной лестнице и уже имела за плечами два неудачных брака.
   В последний раз Соня встретила ее случайно в универмаге. До родов оставалось два месяца, и будущая мама потихоньку запасалась одеждой для малыша. Почти столкнувшись с Ларисой, она в последний момент успела отойти за прилавок и какое-то время старательно делала вид, что занята разглядыванием этикеток. Однако уловка оказалась напрасной: одноклассница сама подошла к ней.
  - Быстро вы, - она глазами показала на живот Сони.
  Пришлось пожать плечами и улыбнуться.
  - Так получилось, но мы рады.
   - Поздравляю, - сказала Лариса, язвительно улыбнувшись в ответ. - Но ты особо нос-то не задирай, что Веня тебе достался. Хорош он, конечно, в постели, хаять не буду, но видали мы и лучше. А ты, дурочка беспросветная, продолжай хлебать счастье большой ложкой.
  Убедившись, что ее слова поняты правильно, Лариса дурашливо помахала на прощание ладошкой и спокойно удалилась.
   Соня толком и не помнила, как добралась до дома, как дождалась мужа и со слезами на глазах рассказала ему о происшедшем. Выслушав жену, Веня весело рассмеялся.
  - Она тебе всегда завидовала, вот и решила отомстить таким образом, а ты, конечно, поверила. Даже говорить об этом не хочу. Забудь.
   Кому из двоих Соня должна была поверить? Конечно, мужу, хотя уже тогда понимала, что незачем было Ларисе на себя наговаривать.
   Народ веселился, а они сидели рядом и тихо разговаривали. Женя рассказал о себе: лет пять назад женился, но брак оказался неудачным, сейчас живет один.
  - А как у тебя? Ты, наверно, из класса самая счастливая, у вас же с Веней такая любовь была.
  Соня пожала плечами, но промолчала, хотя очень хотелось с кем-то поделиться своими бедами, а может, и поплакать.
  - У тебя что-то случилось, - утвердительно сказал Женя, - иначе бы ты не пришла.
  - Да, - нехотя призналась Соня, - случилось.
  - Можем поговорить об этом. Я - могила, - он на минуту прижал пальцы к губам. - Дело, конечно, в муже?
  - Знаешь, - вместо прямого ответа задумчиво произнесла Соня, - как-то в интернете мне попалось стихотворение. Хочешь послушать?
  Женя кивнул. Он помнил со школы, что она любила стихи и знала их множество.
  - Тогда слушай. Кто автор, правда, забыла.
   Она на минуту замолчала, потом, глядя Жене в глаза, нараспев прочла:
  Ну да, конечно же, ну да,
  От буквы первой и до я
  Тебя придумала сама.
  Какая долгая зима...
   Придумала руки тепло,
   Твое надежное плечо,
   В шкафу пиджак, еще лосьон
   И с твоим фото медальон.
  И множество других вещей
  Придумала в тиши ночей.
  Теперь сама уж не пойму,
  Во сне ты был иль наяву.
   А ждать тебя или не ждать
   Не могут карты подсказать.
   Ну да, конечно же, ну да,
   Такая странная игра...
  Она замолчала, молчал и Женя.
  - Пойдем отсюда, - сказал он, наконец, вставая и подавая ей руку. - Посидим где-нибудь в другом месте, тут очень шумно.
   Ни с кем не прощаясь, сопровождаемые удивленными взглядами, они вышли в прохладу вечера.
  - Правильно я понимаю, что домой возвращаться не хочется, а мое общество тебя вполне устраивает?
  Вопрос был задан, надо было отвечать, но Соня колебалась. Конечно, завтра она оставит мужа, но вот сейчас не в омут же с головой? Да и не нужны ей никакие приключения, не до того. Видимо, Женя все понял по ее лицу и улыбнулся.
  - Нет у меня никаких грязных мыслей, честное слово. Просто скажи, хочешь сейчас вернуться домой или нет.
  - Не хочу, - ответила она и тряхнула головой, словно отгоняя сомнения.
  - Вот и хорошо. Доверься мне и не бойся, я одноклассниц не обижаю, - подытожил он и махнул рукой, подзывая такси.
  Она и не боялась...
   Они подъехали к его дому и поднялись на лифте на нужный этаж.
  - Проходи.
  Он открыл дверь, пропуская Соню вперед. Она без колебания вошла.
   Пока Женя, отказавшись от ее помощи, готовил на кухне чай, она сидела на диване, бездумно смотрела на экран телевизора и думала, что, наверно, зря пришла в квартиру к человеку, с которым когда-то давно просидела год в одном классе. Только и всего. Что она знала о нем тогда? Ничего. Что знает о нем сейчас? Тоже ничего. Они даже не разговаривали никогда. Так почему сейчас ведут себя словно старые знакомые? Нелепый день, нелепый вечер, нелепая встреча!
   Соня встала с намерением зайти на кухню, извиниться и отправиться домой. Она уже сделала несколько шагов, когда увидела Женю. Маленький с оборочками фартучек казался таким нелепым на его большом теле, что она невольно заулыбалась.
  - Забыл снять, - проворчал он, ставя на стол поднос.
  - Ничего страшного, обещаю, что никому не расскажу. Буду бережно, как лучшее воспоминание, хранить в своей памяти, - все же засмеялась Соня, видя, как он торопливо избавляется от легкомысленного клочка материи.
  - Извини, пригласил в гости, а угостить нечем, - повинился он, пододвигая ей чашку. - Если хочешь, я быстро сбегаю в магазин.
  - На ночь есть вредно, - менторским тоном, явно кого-то передразнивая, заявила Соня, однако пару бутербродов съела с аппетитом.
  - Хочешь вина? - спросил с удовольствием наблюдающий за ней Женя и, не дожидаясь ответа, наполнил бокал.
  - Ну вот, - он отпил глоток и откинулся на спинку кресла, - накормил, напоил, можно и разговоры разговаривать. Так что у тебя случилось? Помощь нужна?
  - Боюсь, что покажусь тебе глупой, но так получилось, что подруг не завела, отец в другом городе. Вот поговорить и не с кем. Так и живу: дом, работа, дом. Все свободное время для семьи.
  - Не покажешься, - успокоил ее Женя. - Тебя обидел муж?
  - Нет, он, наверно, лучший семьянин, - Соня покачала головой. - В этом смысле он меня не обижает. Ты вот скажи, зачем мужчине любовницы, если он любит жену? А если не любит, то зачем ему жена?
  Она немного помолчала, а потом с горечью добавила:
  - И так пятнадцать лет.
  - Значит, он свои паскудные привычки не изменил, - после долгого молчания утвердительно сказал Женя и снова поднес бокал к губам. - Неужели ты до свадьбы этого не почувствовала?
  - Когда влюбишься, сразу и не заметишь, как по капельке пьют твою кровь, - Соня опустила голову. - На его отношении к сыну, ко мне это не отражалось, и я молчала. А потом в какой-то момент поняла, что смогу закончить, как мама.
   Глаза Сони стали влажными, и она горестно вздохнула.
  - А что случилось с мамой? - осторожно спросил Женя.
  - Я никогда ни с кем об этом не говорила, - прошептала Соня и блестящими от слез глазами пытливо посмотрела на него, - ты не обманешь мое доверие?
  - Никогда, - с готовностью тут же заверил он и повторил, - никогда.
   Когда она, опуская подробности, рассказала об отце Вени и своей матери, ее страшной смерти, они опять надолго замолчали.
  - И что ты намерена делать?
  - Уйти и развестись.
   Ее ответ прозвучал достаточно твердо, и он удовлетворенно кивнул головой.
  - Ты можешь жить здесь сколько хочешь, а я переберусь к брату.
  Соня отрицательно покачала головой.
  - Спасибо, но отец оставил мне квартиру, она свободна.
  - Помощь нужна? - прозвучал следующий вопрос.
  - Справлюсь сама. Ты вот лучше скажи, что со мной не так, зачем ему другие женщины?
  Соне действительно хотелось услышать ответ.
  - Выбрось глупости из головы, - похоже было, что Женя рассердился. - Ты умница и очень красивая женщина. Я когда тебя увидел, дар речи потерял.
  - Помню твое красноречивое молчание, - она невесело улыбнулась.
  Он, так и не ответив на вопрос, легко улыбнулся и подвинул ей бокал.
  - Пей вино.
  Лицо Сони стало виноватым, и она пробормотала:
  - Я сегодня не обедала, и я в полном восторге от твоих бутербродов!
  - Ну, этого добра сколько хочешь!
   Он ринулся на кухню, а когда вернулся, то увидел, что одноклассница, по-детски свернувшись калачиком и подложив под голову руку, спит. Вздохнув, Женя на цыпочках пошел за пледом.
   Соня, как всегда, проснулась в шесть; как всегда, не открывая глаз, лениво откинула рукой упавшие на лицо пряди и замерла: что-то было не так. Она осторожно открыла глаза и обнаружила себя лежащей на диване в чужой комнате. К нему вплотную было подвинуто кресло, а в нем сидел Женя и внимательно следил за ее пробуждением. Соня испуганно зажмурилась и замерла. Господи, пронеслось в ее голове, господи, сделай, пожалуйста, так, чтобы это мне снилось.
  - Доброе утро, - послышался звук отодвигаемого кресла, - в ванной чистое полотенце и халат, а я пока приготовлю завтрак.
  Он вышел из комнаты, а ей ничего не оставалось, как только последовать данному Женей указанию.
   Когда Соня, закутанная в его халат, зашла на кухню, завтрак уже ее ждал. Пряча от неловкости глаза, она осторожно села и, как примерная ученица, сложила перед собой руки.
  - Мне так неудобно, - смущенно заговорила она. - Я не знаю, что на меня вчера нашло. Ничего подобного раньше не случалось. Ни разу в жизни я ни с кем, кроме Вени, не откровенничала, не ходила в гости к малознакомым мужчинам, пусть даже и одноклассникам, не пила с ними вино, не просыпалась на чужом диване и, просыпаясь, не видела так близко чужое лицо. Я понимаю, тебе было неудобно меня разбудить и выпроводить. Прости!
   Когда она подняла лицо и провела ладошкой по горевшим от растерянности щекам, он положил перед ней салфетку и улыбнулся.
  - Хочешь, я научу тебя правильно начинать день? - и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Надо встать у окна и порадоваться дню новому. Потом найти позитив в дне прошедшем. Это примерно так: как хорошо, что вчера я встретила одноклассника, и он пригласил меня к себе. Я впервые за много лет рассказала о своих проблемах другому человеку. После этого мне стало легче настолько, что я смогла спокойно заснуть. Как хорошо, что есть на белом свете такие замечательные люди, как Женя, умеющий внимательно слушать и отлично готовить геркулесовую кашу. Я спокойна и готова к новому дню, мне все сегодня по плечу.
   Соня выслушала это наставление внимательно, не сводя с Жени все еще встревоженных глаз.
  - Спасибо, я попробую, - поблагодарила она и пододвинула ближе тарелку. - Скажи, а я не храпела?
  Она замерла в ожидании ответа, Жене же захотелось рассмеяться и сжать ее в объятьях так, чтобы у обоих перехватило дыхание, и чтобы уже было не разобрать, где она, а где он.
  - Ты спишь, как ангел, - сообщил он со всей серьезностью, на которую в тот момент был способен, - если только они вообще спят.
  Она, удовлетворенная ответом, кивнула головой и занялась кашей.
   Пока Соня приводила в порядок свою одежду, Женя слонялся без дела по квартире, то и дело поглядывая на часы. Он был зол, потому что с большим удовольствием провел бы с ней остаток времени перед работой, но гостья просила не мешать, и он просто не посмел возразить. Наконец его окликнули. Уже сменившая халат на платье, Соня стояла перед большим зеркалом в коридоре и заканчивала сооружение какого-то сложного узла из ухоженных длинных волос. Женя встал позади нее и тоже посмотрел в зеркало. От того, что он увидел, сразу перехватило дыхание и окатило жаром. Соня, с годами превратившаяся в очень красивую молодую женщину, и он, большой и сильный... Рядом они смотрелись великолепно.
  - Если бы тогда в школе, - сказал он вдруг охрипшим голосом, - к тебе подошел первым я, а не Веня, мы были бы сейчас вместе. И я бы тебя очень любил...
   Соня быстро вскинула глаза, и он увидел в них настороженность и удивление. Женя, мысленно назвав себя кретином, поспешно сделал шаг в сторону.
  - Отомри, одноклассница, - сказал он с деланным спокойствием, - я только хотел сказать, что ты стала очень красивой.
  - Спасибо.
  Она смущенно улыбнулась, а он облегченно вздохнул.
   Соня решила не заезжать домой, а отправиться сразу на работу. Надо было написать заявление на недельный отпуск, а уж потом решать все остальные дела. Ехали молча. Но вот машина остановилась. Осталось только попрощаться и выйти, однако она сидела и молчала. Молчал и Женя.
  - Ну, я пойду, - сказала она тихо, так и не найдя более подходящих слов, - спасибо за все.
  - Подожди пару минут, - попросил он, торопливо поворачиваясь к ней,- хотел сказать, что, если понадобится хоть какая-то помощь, вспомни обо мне. Я могу быть жилеткой для слез, другом, любовником, мужем, кем захочешь. Лучше, конечно, мужем. Понимаю, что сейчас не время говорить о таком, но другого случая может не представиться. Ночью смотрел на тебя, спящую, и не верил, что нахожусь рядом. Думал, что прошлое забыто, что успокоился, но вот нечаянная встреча, и все нахлынуло вновь, словно не уходило. Выпускной класс, первая любовь... Я отчаянно ревновал тогда и писал глупые записки. Помнишь?
  Соня кивнула головой. Конечно, она помнила их, но до того ли ей тогда было?
   Женя внимательно смотрел на нее, словно раздумывая, нужно ли было рассказывать об этом, ворошить прошлое, но все же продолжил:
  - Я специально сел так, чтобы постоянно тебя видеть. И мне все время хотелось погладить пальцами твою шейку. Она была такой тонкой, нежной и трогательной. Я понимал, что у меня нет ни малейшего шанса, но ничего не мог с собой поделать. Пообещай позвонить, если понадоблюсь. Я буду очень ждать.
   Он вытащил из бардачка визитку и протянул Соне. Она молча взяла ее и положила в сумку. Надо было что-то ответить, скорее всего, перевести услышанное в шутку, но делать так почему-то не захотелось. Она лишь кивнула головой и уже намеревалась выйти, но потом, словно подчиняясь какому-то импульсу, решительно повернулась к Жене, положила руки ему на плечи и прижалась губами к щеке. Он, словно все еще не веря происходящему, осторожно обнял ее и замер.
  - Спасибо, - прошептала Соня, - я рада, что мы встретились. Только почему-то хочется плакать.
  - Не надо слез,- тоже тихо ответил он и легонько провел пальцами по ее шее, - у тебя все будет хорошо.
   Прикосновение было нежным и почти невесомым, однако эта немудреная ласка оказалась удивительно приятной. Соня еще раз прикоснулась губами к его щеке, медленно разомкнула руки и отодвинулась. Он ее не удерживал.
   Егоров, как всегда, казался чем-то недовольным, когда Соня переступила порог его кабинета. Прочитав заявление на недельный отпуск, отложил его в сторону и побарабанил пальцами по столу, что являлось признаком сильного раздражения.
  - Не вовремя, - буркнул он, - а если уж так необходимо, то можно было предупредить заранее.
  - Так получилось, - в голосе Сони звучали покаянные нотки, - пожалуйста, отпусти.
  - Случилось что-то?
   Егоров прекрасно понимал, что она не станет оставлять работу из-за пустяковой причины. За проработанные вместе годы он в этом убедился. Однако когда услышал о разводе, то, от изумления вскинув брови, смог только спросить:
  - А что, сейчас уже и с такими разводятся? Что же он сделал?
   Хирурга - красавчика Егоров видел ни единожды, был с ним хоть и не близко, но знаком и, зная Соню много лет, считал их брак довольно успешным, несмотря на упорные слухи о любовных похождениях мужа за спиной жены. Скорее всего, Соня знала об этом и мирилась с таким положением дел, пока супруг не переступил какую - то известную только им грань.
  - За пятнадцать лет много чего, - неопределенно ответила она. - Еще хотела попросить грузчика и какую-нибудь машину, чтобы вещи перевезти. Ничего особенного, несколько коробок с одеждой.
  Соня вздохнула и с горечью добавила:
  - Как-то так получилось, что кроме начальника и попросить некого. Жила - жила, а друзей не нажила.
   Егоров участливо покачал головой, потом протянул лист бумаги.
  - Пиши адрес и время. И в следующий понедельник на работу без опозданий.
   Поскольку, отправившись на встречу одноклассников, она оставила свою машину возле дома, то назад пришлось добираться автобусом. Соня надеялась, что ко времени ее появления муж будет на работе, а сын - в школе.
   Однако ожидания не оправдались: Веня сидел за столом на кухне и явно ее дожидался. Соня кивнула головой в знак приветствия и направилась в спальню, но остановилась, услышав голос мужа.
  - Это что-то новенькое в наших отношениях, - сказал он, с трудом сдерживая сильное раздражение. - Если не ночуешь дома, то могла бы предупредить.
  - Я говорила, что могу задержаться.
   Это прозвучало как оправдание, хотя оправдываться Соня совершенно не желала. Она уже хотела продолжить свой путь, но муж снова остановил ее. Он явно был настроен на продолжение разговора.
  - Могу спросить, где ты провела ночь?
  Он уже взял себя в руки, и голос его звучал буднично и спокойно, словно вопрос касался какого-то пустяка. Скорее всего, Веня еще надеялся все решить миром.
  - Спросить можешь, - Соня улыбнулась, - хотя я никогда не интересовалась, где задерживаешься ты. Просто всегда это знала точно. А ночь я провела у Жени. Помнишь, был такой в нашем классе?
   Соня хотела добавить еще что-то язвительное, но увидела, как резко изменился муж. Он растерянно смотрел на что-то, что находилось за ее спиной. Она обернулась и увидела стоящего в дверях сына. Его лицо было бледным и спокойно-отрешенным, словно мальчик давно все для себя решил. В том, что он слышал разговор родителей, сомнений не было.
   Хлопнула входная дверь. Поднялся и Веня.
  - Надеюсь, что к вечеру ты успокоишься, и мы обо всем забудем, - мягко сказал он, останавливаясь возле замершей от ужаса Сони. - Я виноват, но все исправлю, обещаю. И пожалуйста, не наговаривай на себя больше, я ведь знаю, что на подобное ты просто не способна.
   Он ушел, а Соня без сил опустилась в кресло. Как вернуть доверие и уважение сына, она совершенно не представляла.
   Вечер понедельника она посвятила обустройству на квартире родителей. Каждая вещь таила в себе массу воспоминаний, и Соня не раз принималась плакать, размышляя о том времени, когда родители и она были еще счастливы. Из квартиры Вени она забрала только свои вещи. Украшения, купленные мужем, вместе с обручальным кольцом оставила в спальне. В записке сообщала, что подаст на развод сама и просила ничего не усложнять.
   Сыну тоже была написана записка, в которой Соня просила дать ей возможность объяснить все, что происходит. Кроме того, просила его переехать к ней, потому что навсегда останется его матерью, а он - ее любимым единственным ребенком.
   Утро вторника было хлопотным: надо было закупить продукты и приготовить хоть какую-то еду на несколько дней. Соня порадовалась, что забрала машину, хотя сначала решила ее оставить. Все-таки не надо было ездить на общественном транспорте и таскать в руках тяжелые сумки. Во второй половине дня она отправилась в парикмахерскую, где попросила сделать короткую стрижку и изменить цвет волос.
   Всем своим видом показывая, что не одобряет такого решения, мастер все же исполнила желание клиентки. Соня даже не взглянула на длинные пряди волос, которые когда-то так нравились Вене. Теперь они лежали на полу безжизненным спутанным комом. Было бы что жалеть! То, что она теряла, и сопоставить нельзя с этой смешной потерей.
  - Хотите, чтобы муж не узнал? - неловко пошутила женщина, накладывая краску на короткие пряди.
  - Чтобы сама себя не узнала, - поправила мастера Соня.
   Вечером раздался телефонный звонок, звонил сын. Она обрадовалась и попросила его поскорее подняться в квартиру, но неожиданно услышала отказ. Озадаченная, Соня вышла из подъезда и увидела спешащего навстречу своего горячо любимого мальчика. Он не вывернулся из ее объятий, как это частенько бывало в последнее время, а напротив, прижался к ней, и она была счастлива.
  - Мама, а ты стала еще красивее! - прошептал он.
   В душе Сони затеплилась маленькая надежда, что сын останется с ней, что она нужна ему.
  - Ты принял решение? Мы будем жить вместе? - гладя его худенькие, еще совсем детские плечики, спросила она.
  Мальчик помедлил с ответом, и сразу стало ясно, что надеждам матери не суждено сбыться.
  - Нет, я хотел только попрощаться. За мной прилетел дед, я буду жить у него, пока вы не помиритесь.
   Милый добрый ребенок! Он и мысли не допускал, что родители могут расстаться навсегда.
  - Дедушка здесь, - добавил сын, - он просит разрешения с тобой поговорить.
  - Ну что ж, - с грустью сказала Соня, целуя сына, - ты уже большой, и я не буду тебя принуждать, поэтому давай прощаться. Чаще звони папе и мне, мы тебя очень любим.
  - А что сказать дедушке?
   Действительно, надо было что-то ответить. Соня так ни разу и не видела отца Вени, хотя знала, что иногда он бывает в городе. Приезжал, когда хоронили маму, и, как рассказывал муж, до самой ночи просидел возле ее могилы. Приезжал на дни рождения внука. Приезжал, чтобы помочь сыну начать свой бизнес. Желания познакомиться с женой сына у него никогда, видимо, не возникало. Так что ж теперь?
  - А дедушке скажи, что у меня ничего больше отнять нельзя. Я все потеряла. Скажи точно так, слово в слово.
  Сын послушно кивнул головой и, торопливо поцеловав мать в щеку, направился к стоящей у соседнего подъезда машине. В этот вечер Соня опять долго плакала.
   Среда стала днем тяжелым. Решение было принято, и утром в одной из частых клиник она сдала анализы. Страх, что кому-то придет в голову мысль о ее родстве с Вениамином Рубцовым, известным в этой среде человеком, не давал покоя, но, кажется, все обошлось. Если кто-то и видел ее раньше с мужем, то после посещения парикмахерской вряд ли бы узнал.
   Во второй половине дня Соня наняла юриста для ведения в суде ее дела о разводе. Она отказывалась от любых материальных претензий и давала согласие на то, чтобы сын выбрал сам, с кем из родителей он будет проживать. Воевать с собственным ребенком она не желала. В том, что в итоге он останется с дедом, сомнений не было.
   В четверг Соня разорвала последнюю нить, связывающую ее Веней: прервала беременность. Знала, что совершает страшный грех, который никогда не сможет отмолить, что еще не раз пожалеет об этом, но все же решилась. Крохотной светловолосой девочке в голубом платьице, а именно такой ее видела в мечтах Соня, не нашлось места на большой земле.
   В понедельник она вышла на работу, дав сотрудникам своим новым видом пищу для разговоров и домыслов на несколько дней. Но еще никто не догадывался, что перед ними другой человек. Лучше или хуже - покажет жизнь, но прежней милой улыбчивой Сонечки больше не существовало.
   Телефонный звонок раздался, когда Женя уже засыпал. День был тяжелый, донимала не спавшая даже к ночи духота. Он устал, а кроме того не переставая ныло когда-то давно травмированное колено, которым он день назад случайно ударился о борт машины. Однако в эту командировку Женя напросился сам, так что винить было некого. Он долго вздыхал и крутился на сиротском матрасе, стараясь устроиться удобнее, пока наконец-то не стал проваливаться в спасительный сон. А тут этот звонок...
   Женя, зло помянув черта и всю его родню, потянулся за телефоном. Номер был незнакомым. Сон слетел окончательно, когда он услышал тихий нерешительный голос.
  - Ты сказал, что я могу позвонить, если понадобится помощь. Ничего страшного не произошло, просто хотела встретиться и поговорить.
  - Где ты?
  Он спросил слишком торопливо. Так было нельзя: пора уже смириться с тем, что Соне он не нужен, и держать себя в руках.
  - В квартире родителей?
  Этот вопрос прозвучал гораздо спокойнее, и он мог бы собой гордиться.
  - Да.
   Голос был по-прежнему тихим и бесцветным, и Женя вдруг ясно представил ее сидящей в кресле с телефоном в руке. Тяжелый узел волос оттягивал голову назад и открывал нежную беззащитную шею. Когда-то давным-давно он погладил ее кончиками пальцев.
  - Соня, я не могу сейчас приехать.
   Он и правда не мог: командировка кончалась лишь через два дня. Кто бы его отпустил только потому, что какой-то женщине захотелось встретиться и поговорить?
  - Ясно, - сказала она упавшим голосом и заторопилась, - я понимаю, что год не звонила, а сейчас уже поздно. Извини за звонок. Ничего не надо. Извини, пожалуйста.
   Она отключилась, а он устало откинулся на подушку. Ну и что это было? Год она не звонила! Даже посчитать не удосужилась. Не год, а гораздо больше. Первые полгода Женя еще на что-то надеялся, а потом надежда начала таять. Он был человеком военным и поэтому хорошо понимал, что слово "нет" вариантов не предусматривает. А теперь этот звонок...
   Он еще немного полежал, бездумно вглядываясь в темный провал окна, потом тяжело вздохнул и потянулся к одежде. Через какое-то время, отягощенный новыми обширными знаниями о себе и своих мозгах, Женя отправился собирать вещи.
   Командира он знал давно, с далеких лет учебы, поэтому особенно неприятно было выслушивать резкие слова как в свой адрес, так и в адрес тех самых семейных обстоятельств, подробности о которых подчиненный сообщить отказался.
  - Я уже знаю о травме. Боль в ноге не уменьшается? - спросил командир вдруг уже совершенно другим тоном, словно и не было предыдущих резких слов.
  - Нет.
  - А с этого начать разговор не мог? Глядишь, и поговорили бы по-другому.
  - Не мог. Это не причина.
  Он и вправду собирался терпеть боль до конца командировки, благо осталось совсем немного.
  - Значит так: уедешь утром. Хватит глотать обезболивающие. По приезде сразу же обратишься в госпиталь.
   Женя, прихрамывая, уже выходил из кабинета, когда услышал брошенные вслед слова:
  - А она хоть того стоит?
  - Последняя попытка всегда того стоит, - ответил он честно, надеясь, что начальник его поймет, потому что о последней попытке каждый из них знал немало.
   До Сони он добрался лишь к концу второго дня.
  - Был в командировке, - сказал Женя вместо приветствия, когда она открыла дверь, - встретимся завтра после обеда, если время терпит. А сейчас домой, в душ и спать.
   Самое время было развернуться и уйти, но он продолжал стоять и смотреть на ту, от которой так долго ждал хоть какой-то весточки. С последней их встречи она изменилась: похудела, остригла свои прекрасные волосы. Теперь лицо обрамляли лишь короткие рваные пряди, подчеркивающие высокие скулы и длинную шею. Да и цвет волос стал другим. А глаза... Глаза невеселые, словно смертельно уставшие, и между бровями наметилась тоненькая морщинка.
  - Совсем плохо? - спросил он участливо.
   Она, словно не слыша вопроса, отступила в сторону, приглашая войти. Женя тут же забыл о своих намерениях и шагнул в темноту коридора.
  - Дверь в ванную налево. Полотенца в шкафу. А вот халат мой тебе не подойдет.
  Она сказала это так обыденно, будто он каждый день приходил сюда помыться.
  - Обойдусь без халата, - буркнул он, слегка раздосадованный этой простотой. Было обидно. Он так торопился, могла бы хоть улыбнуться.
  - Не сердись, - словно подслушав эти мысли, попросила Соня и коснулась прохладными пальцами его руки, - это от неожиданности. Я думала, ты никогда не придешь.
   Она стояла так близко, что стоило только протянуть руки, чтобы обнять ее, а потом будь что будет. Однако он сдержался, очень уж хотелось увидеть хоть каплю женской заинтересованности именно в нем, Жене. Простой обычной заинтересованности женщины к давно влюбленному в нее мужчине, этакой искорки, которая в один момент может преобразить все. Поэтому и решил, что первый шаг должна сделать Соня.
  - Куда ж я денусь... - вместо ответа пробормотал он. - Где ванная?
  Соня наконец-то улыбнулась и махнула рукой вглубь коридора.
  - Тебе туда, потом найдешь меня на кухне.
   Когда Женя появился на пороге, она уже дожидалась его, сидя за столом. Он остановился в дверях, большой, широкоплечий, гладко выбритый и благоухающий туалетной водой. Спортивные штаны, белая футболка, подчеркивающая мускулы, босиком. Она слишком долго и внимательно рассматривала его, и Женя с удовольствием отметил, что увиденное ей понравилось. Ничего странного, конечно, в этом не было, они ведь по-настоящему никогда и не знали друг друга.
  - У меня нет тапочек твоего размера, - произнесла она медленно, все еще не отводя взгляда, - то есть, никаких мужских нет.
  - Я люблю ходить дома босиком, - он сделал вид, что не заметил ее уточнения, потому что, по его мнению, было еще не время начинать серьезный разговор, и направился к столу.
   Еды было негусто: пяток вареных яиц, вермишель и сосиски, да еще аккуратно порезанный помидор.
  - Все, что есть, - смущенно развела она руками.
  - Ничего, - успокоил он Соню когда-то ей же сказанными словами, - на ночь есть вредно.
  Она, вспомнив это, рассмеялась, и Женя с радостью подумал, что, кажется, лед тронулся.
   Он, стараясь не торопиться, ел, а она сидела напротив и мелкими глотками прихлебывала чай из большой синей кружки. Было тихо, тепло и уютно, поэтому оба вздрогнули, когда раздался звонок. Женя посмотрел на часы, они показывали начало одиннадцатого, а потом перевел удивленный взгляд на хозяйку.
  - Я никого не жду, - в голосе слышалась растерянность. - Ты ешь, я быстро.
   То, что пришел мужчина, и он был зол, Женя понял сразу, поэтому отложил вилку в сторону и насторожился. Пришедший, не очень-то подбирая слова, говорил медленно и весомо, словно вколачивал гвозди:
  - Телефон отключила, с квартиры съехала, думала, не найду. Воспользовалась, что меня в пятницу на работе не было, и сбежала! Я впервые за последние сто лет решил отдохнуть, за город выехал, Эмме запретил звонить, вернулся, а здесь подарочек! Ты знаешь, что я с твоей бумажкой сделаю? И хватит нюни распускать, все останется по-прежнему, я тебя не отпускаю!
   Соня что-то тихо ответила, но это не успокоило позднего гостя, и он продолжил с прежним напором.
  - Ладно бы единственный подарочек! Но этого тебе показалось мало, ты еще и против воли Резникова решила пойти! А меня спросила? Мне это надо? Когда выходила за него замуж, понимала, чем все кончится, не маленькая. Так что ж теперь?
   Мужчина еще что-то говорил, но Женя уже не слушал, потому что никак не мог поставить рядом два слова: Соня и замужество. Однако то, что она якобы натворила, произошло в пятницу, потом был звонок ему, а уж после этого телефон оказался отключенным. Ладно, с этим он разберется позднее, а сейчас... Женя встал и вышел в коридор.
   Пришедший был высок и крепок, такого своими мускулами не испугаешь. Но не он интересовал Женю, а Соня, которая, опустив голову, хоть и смотрела куда-то в сторону, но явно не выглядела испуганной и виноватой.
  - Нужна помощь? - спросил он ее и выразительно передернул плечами.
   Мужчина появлению нового лица нисколько не удивился, на красноречивый жест никак не отреагировал, но тут же живо повернулся к Жене и уже более спокойным голосом произнес:
  - Это мне помощь нужна. Представь, пока меня не было, написала заявление об уходе да еще решила отказаться от наследства в мою пользу. Вот и помоги, вправь ей мозги!
  А потом, укоризненно глядя с высоты своего роста на макушку Сони, добавил уже примирительно:
  - Извините, что заявился так поздно и без приглашения. Софья, завтра жду звонка. Все решаемо.
   Он ушел, а они остались стоять в коридоре.
  - Теперь ты все знаешь, - сказала она обреченно, - и объяснять ничего не надо.
   Жене стало грустно и больно. Вот, даже не начавшись, все и закончилось. Теперь уж не нужно, ложась в кровать, желать ей спокойной ночи, не нужно придумывать причины, из-за которых она якобы не может позвонить. Ничего не нужно.
  - Я, наверно, пойду. Поздно уже.
   Он подхватил сумку, оставленную в коридоре, и, стараясь не хромать, заторопился в ванную, чтобы переодеться. А когда вышел, застал Соню там же, у двери.
  - Останься, мы ведь еще не поговорили, - попросила она, стараясь поймать его взгляд.
  - Не могу, - голос был ровным, а глаза старательно изучали узор коврика, лежащего на полу, - засыпаю на ходу, не спал две ночи.
   Да что же это такое? Он предлагал ей себя в безраздельное пользование в любом качестве, а Соне, как оказалось, на это было наплевать. А теперь-то что от него надо? Ну, не дура же она, его одноклассница, чтобы не понимать, что он ждал от нее совсем другого?
  - Не уходи, - еще раз попросила она. - Ты обещал.
   Он и не смотрел на Соню, но в какую-то секунду вдруг почувствовал, как беззвучно катятся слезы по ее лицу. Женя замер, и его решимость куда-то испарилась. Вот уж этого он не хотел, и да, действительно, обещал свою помощь. Ладно, он останется, если ей так хочется. Даже хорошо: не придется ночью домой тащиться. А утром уйдет и обо всем забудет, потому что давно не мальчик и понимает, что ходьба по кругу ничего не дает.
   По-прежнему не глядя на Соню, Женя бросил сумку в угол.
  - Показывай, куда идти, не в коридоре же мне спать.
  В голосе сквозило явное раздражение, но она не обратила на это ровно никакого внимания и быстро пошла вперед, показывая дорогу.
   Женя по привычке проснулся рано, но не стал вставать сразу, а позволил себе немного расслабиться. Он, вопреки своим опасениям, отлично выспался, поэтому и был в благодушном настроении. О том, что произошло вчера, думать не хотелось. Что можно поделать с тем, что не все желания осуществимы? Ничего... Только вот как договориться с сердцем, которое не хотело никого, кроме бывшей одноклассницы, он не знал.
   Встречались на его пути разные женщины, бывали среди них умные и красивые, но ни в одной из них он не смог найти того, что было в Соне. А что в ней было особенного? Ответа на этот вопрос он и сам не знал, но ведь что-то же заставляло его не давать тем, другим, даже малого шанса? Женя уже давно понял, что желание тела и желание сердца не всегда то же самое. Соединить их в одно у него, как выяснилось, не получалось.
   Сегодня он отправится в госпиталь, может и полежит там какое-то время, ногу подлечит, а потом снова на службу. И все войдет в свою колею, словно и не было этого странного года, когда он вновь чувствовал себя влюбленным мальчишкой. Разница была лишь в том, что в школе он мечтал быть Соней хотя бы замеченным, а в последний год в мысленных разговорах с ней перед сном просил вспомнить о нем и позвонить. Когда-то мама говорила, что на свете бывает ВСЕ, и это ВСЕ происходит с людьми. Вот с ним и произошла любовь, жаль только, что финал оказался не таким, на который он надеялся.
   Раздался негромкий стук, и на пороге комнаты появилась Соня.
  - Доброе утро, - осторожно усаживаясь на банкетку, стоящую рядом с кроватью, тихо произнесла она. - Ты только не перебивай. Я все расскажу, а ты поступай, как знаешь.
   Ну и что было делать? Вскочить и бежать сломя голову из этого дома? В конце концов, пусть выговорится, если есть желание.
  - Сначала не звонила, потому что хотела развестись и успокоиться. Я не могла быть с тобой, а думать о другом.
   Начало было прекрасным, наверно, надо было как-то отреагировать на эти слова, но хотелось сразу добраться до сути, потому что обида нестерпимо жгла, как ни старался он убедить себя в обратном.
   - Подожди, - остановил ее Женя, - я хочу знать только о твоем замужестве. Ты его любила?
  Соня вздохнула и развела руками.
  - Любила, не любила... Не об этом речь! Разве можно все объяснить этими тремя словами? Ему было страшно и больно умирать, мне - страшно и больно жить. Мы спасали друг друга, так каждому из нас было легче.
  - Но почему именно ты?
  Она долго обдумывала ответ, но потом лишь сказала:
  - Так получилось.
   Она и вправду не знала, как доходчиво объяснить то, что произошло. Ну не смогла она бросить умирающего человека, и на этом все. Сделанный ранее шаг, казавшийся абсолютно правильным и логичным, сейчас таковым уже не казался.
  - И после этого тебе понадобился я?
   В голосе Жени было столько горести и непонимании, что Соне стало не по себе. Да и как было не согласиться с тем, что со стороны это выглядело не очень-то прилично? Прав Женя, абсолютно прав в своей обиде. Стало стыдно и за свой эгоизм, и за излишнюю настойчивость вечером, и за то, что обидела хорошего человека.
  - Извини, я сейчас понимаю, что нельзя было звонить.
  - А раньше, значит, не понимала? - продолжал он допытываться.
  Соня знала, что второго разговора не будет. Скрывать что-то не имело смысла: Женя ждал честных ответов.
  - Понимаю, как выгляжу в твоих глазах, но все это так и не так, - Соня опустила голову и сжала пальцы рук, лежащих на коленях.
  Она помолчала, а потом тихо добавила:
  - Я не забывала о тебе...
   Даже эти слова не принесли ему облегчения. Слова - они слова и есть. Можно сколько угодно убеждать в чем-либо и себя, и других, но сотрясение воздуха когда-нибудь да закончится, и останется лишь не замутненное ничем лишним осознание сделанного. И никуда от этой зарубки на памяти не деться, она всегда с тобой.
  - Вот и хорошо, вот и поговорили. Пора вставать. У меня с утра дела в госпитале, - сказал он и поморщился от резкости сказанного.
  Соня молча встала и, стараясь держать спину прямо и не расплакаться, вышла из комнаты.
   Получив развод, Веня долго не верил, что это все же произошло. Иногда казалось, что стоит только встретиться с Соней, сказать ей какие-то особенные слова, и она согласится простить и вернуться. Но время шло, и ни звонки, ни просьбы о встрече, ни напоминания о счастливых минутах прошлого так и не заставили ее изменить решение. Он перестал напоминать о себе, только когда она сообщила о новом замужестве.
   Незадолго до этого между ними произошел странный разговор.
  - Если честно, - сказала Соня, - я всегда буду жалеть, что у нас ничего не получилось. Но надо жить дальше. Каждый из нас получил то, что хотел. Твой отец - нашего ребенка. Я - возможность начать жизнь безо лжи. Ты - полную свободу во всем.
  - Свободу? - переспросил он. - А что мне с ней делать? Вместо коврика у двери постелить? Все потеряло смысл, моя дорогая жена, все потеряло смысл.
   Об этом разговоре Соня и вспомнила, когда сидела на кухне, дожидаясь ухода Жени. Теперь и она, как бывший муж, не знала, что делать со своей свободой. Все потеряло смысл.
   Женя собрался довольно быстро, и Соня встала, чтобы закрыть за ним дверь.
  - Прощай, одноклассница! - услышала она спокойный голос.
  Рука Жени потянулся к замку. Не стоило смотреть еще и на это, чтобы потом раз за разом не вытаскивать из памяти и нелепую встречу, и такое же нелепое расставание. Соня опустила голову.
  - Прощай! И извини за звонок.
   Осталась самая малость: услышать, как откроется, а потом закроется дверь. Но Женя почему-то медлил, и она удивленно подняла глаза. На его лице уже не было показного безразличия, оно казалось растерянным.
  - Соня, я подумал, что сейчас выйду, и все, конец. На самом деле конец всему. Я этого не хочу, знаю, и ты не хочешь. И приехал я не для того, чтобы судить, что правильно, а что нет. Вчера у меня просто крышу снесло от ревности. Прости меня! Уж лучше я напишу еще в одной записке, что ты дура круглая.
  - Простить? За что?
   Соня растерялась. Она и вправду не понимала, в чем его вина. Уж если кто и виноват, то только она со своей бестолковой жизнью. Слишком уж упивалась свалившимися на голову несчастьями, слишком уж старалась поделить свою жизнь на до и после.
  - Не спрашивай, просто прости и скажи, что очень ждала меня и я тебе нужен.
  - Очень ждала, и ты мне нужен, - послушно повторила она, по-прежнему не отводя глаз.
   И он увидел в них столько ожидания, столько нежности, что стало трудно дышать. А потом пришло осознание того, что с этого взгляда начинается их жизнь. Ни с последней встречи, ни с его запоздавшего на много лет признания в детской любви, а именно с этого взгляда, после которого уже нельзя было оглядываться назад.
   Стрелки часов неумолимо отсчитывали минуты, часы. Пора было вставать, но не было сил отвести руки от той, о которой он бесконечно долго мечтал. И сердце начинало сильнее биться, когда он думал, что так будет и завтра, и послезавтра, и всегда.
  - Сонечка, мне действительно нужно показаться в госпитале.
  Он обнимал ее, а ей было удобно и спокойно в его крепких руках. Да и сам он казался таким большим и надежным.
   - Почему госпиталь? - спросила она лениво и потерлась щекой о его плечо.
   Не хотелось ни вставать, ни говорить, а только вот так лежать на плече человека, который обещал ей все то, что она искала и не смогла найти в браке с Веней.
  - Я служу.
   Ответив, Женя вдруг подумал, как много им предстоит узнать друг о друге. Вот и то, чем он занимается, ей неизвестно, но это дело легкопоправимое. Соня прерывисто вздохнула, когда пальцы его руки, легко коснувшись щеки, медленно заскользили по шее. Он прижался губами к ее макушке, потом смешно наморщил нос и произнес дурашливым тоном:
  - Вот увидишь, в форме я просто неотразим, и, думаю, буду тебе очень даже к лицу.
  Соня легко засмеялась и еще сильнее прижалась к его горячему телу, с удовольствием вдыхая тревожащий запах волос и кожи.
   Они были счастливы коротких четыре дня. На пятый день утром раздался звонок из больницы. Ей сообщили, что она значится в телефоне пострадавшего как жена, что Вениамин Рубцов доставлен в больницу после тяжелой аварии, и просили срочно приехать.
  - Я ему нужна, - пробормотала Соня, торопливо собираясь и пряча глаза, - мне надо...
   Он ничего не ответил, а после ее ухода сел на диван и стал ждать. Стрелки часов отсчитывали час за часом, но он упрямо сидел, курил и ждал. Закончился день, наступила ночь. И лишь когда тьма за окном стала едва заметно рассеиваться, он встал и решительным шагом вышел из квартиры. Светало...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  -
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.96*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"