Нока шел в юрту хатуни неохотно. Он мало представлял, что из себя человек эта женщина и зачем она его позвала, но она была женой господина, а женщин в Монголии уважали и ценили и прислушивались к ним. Он особенно не опасался её. Едва ли она знала, что-либо о его делишках в последнее время и о том, что его сундуки набиты добром не чуть не хуже, а, пожалуй, и лучше, чем у нойона. Он не особенно ценил женский ум. Для него они все были недалекими и жадными. Так что, направляясь к госпоже, он явно предполагал, что ему придется расстаться с какой-нибудь безделушкой из своего богатства. Это было неприятно, но настолько было в ходу в обществе, что считалось уже само собой разумеющимся. Когда он вошел в юрту, то Ану сидела перед низким столом и пила чай заправленный молоком с маслом. Нока сел перед госпожой. Она налила ему чай, он сам добавил молоко, масло и соль. Они долго молчали. Хозяйка внимательно смотрела на него, не опуская глаз. Нока был умным человеком. Он довольно скоро стал понимать, что простыми подарками ему теперь не отделаться. Он долгие годы был правой рукой Маметкула, так что поднаторел в тонкостях обращения с сильными мира сего, хоть и местного значения. Так что то, что таится за этим молчанием, ему было понятно и без слов. То, что эта маленькая некрасивая хатуни с него будет снимать шкуру, хорошо, если не в прямом смысле, ему стало ясно сразу. Чувство опасности в нём было развито превосходно, недаром его отец был сотником, а сам был даже некоторое время нукером в его сотне, но позднее его приблизил Маметкул, так как среди монголов грамотных было очень мало, а его отец, человек умный и дальновидный, выкупил пленного китайца и приставил его к сыну, что тот и сделал, пусть и не очень хорошо, поскольку сам не был учителем, но учил старательно, боясь монголов.
- И много ты наложил в свои короба, украденного у своего нойона? - наконец проговорила Ану, буровя его зелеными властными глазами.
Нока ждал этого вопроса. При Маметкуле бы он не решился утаить от хозяина самую бездель, поскольку тот был не только умен, но имел до самой смерти прекрасную и цепкую память.
Нока прекрасно знал не только Маметкула, но и его сына. Первое время он присматривался к тем порядкам, что тот установит новый нойон, но скоро убедился, что тот просто выпустил вожжи из рук. На освободившееся место правителя претендовало два человека: Нока, через руки которого шли все доходы нойона, и Хадан, тысячник, - который руководил нукерами. У Хадана были нукера, но Нока содержал этих нукеров. Так что, как обернется карта, в дальнейшем было мало кому понятно. Кроме того, по старому монгольскому обычаю, нукера были преданы своему господину, а не командиру. Станут ли они убивать своего господина, было, ещё не ясно, а чтобы устранить нойона и стать им, нужно было убрать соперника.
То, что Нока стал подгребать под себя не только то, что плохо лежит, она слышала давно, ещё будучи даже не невестой, кроме того Хадан, решив свалить соперника, сообщил ей это почти сразу после свадьбы. У него, видимо, чесались руки, чтобы удавить соперника, может быть своими руками. Он, как и Нока, мало представлял, с кем имеет дело. По его понятьям, женщина, узнав, что ее мужа грабят, должна наказать грабителя и жестоко наказать. Вот только он не знал, что она прекрасно представляла ситуацию, когда она останется одна против грозного начальника стражи, при глупом муже. Переживет ли Доржа-нойон первую же пирушку или охоту, после этого, было ей не ясно, а собственная судьба ей рисовалась в довольно мрачных тонах.
- Моя госпожа, я не положил в свои короба ни то что куска материи, даже битого черепка, - начал оправдываться Нока, он уже почувствовал себя увереннее, но.. Но из-за занавески появился Хадан, по едва заметному движению хатуни. Тот явно был приглашен Ану специально, для этого разговора.
- А вот Хадан утверждает, что к твоим грязным рукам слишком много прилипло? Не так ли?
Хадан, лицо которого не выразило никаких эмоций, молча кивнул, хотя его распирала радость.
- Это наговор, он хочет занять не только место начальника стражи, но и ближайшего советника при нойоне! - Нока был опытный царедворец и не терял головы в само сложной обстановке, предпочитая нападение обороне. Лучше обвинить противника, тем уменьшить его в глазах правителя, чем оправдываться, отбиваясь от его нападок, предоставив тому это делать.
- Не о нем речь, - отрезала Ану, - речь идет не о нем, а о тебе. Это говорит не один Хадан, но знают многие. Позовите Ли.
Это было таким властным тоном, что все находящиеся в юрте поняли, что в улусе появился новый хозяин и что дальнейшие планы или мечты всех живущих в нём будут напрямую зависеть от этой маленькой, умной и властной женщины.
Ли появился через мгновение. Было ясно, что он стоял тут же и, вероятно, всё слышал. Он тоже был перепуган. Старый торгаш понял, что лучше защищать себя и свои интересы, чем интересы бывшего могучего Нока.
- Ты давал Нока для нашего нойона дорогие вещи? - спросила Ану, не спуская с купца своих зеленых глаз, которые, казалось, готовы просверлить торговца насквозь. Страх в душе Ли вырос до предельного размера и уже был готов вырваться наружу. Он упал на колени и испуганно залепетал.
- Давал, давал! Он прятал их к себе в сундуки, но говорил, что передаст Доржи-нойону! - С Ли такое происходило первый раз. Обычно находчивый и в меру храбрый, каким может и должен быть купец, который кочует между враждующими лагерями и в любой момент может попасть в опалу, но здесь было что-то другое. Он просто панически боялся этого магического взгляда зеленоглазой колдовки.
- Ты узнаешь эти вещи?
- Узнаю, - с готовностью закивал головой китаец.
- Едем, - приказала Ану.
Все вышли. У входа к ним присоединились двое нукеров, которые поскакали рядом с Нока, не спуская с него глаз. Сзади скакал Хадан. Ли ехал за ними. Пусть он и умел ездить верхом, но по сравнению с монголами в седле держался не столь красиво и ловко, так что ему все время приходилось подгонять лошадь, чтобы не отстать от женщины. К процессии присоединилось несколько всадников из окружения Ану и ещё трое нукеров. Они довольно скоро добрались до юрт Нока. Огромные беленые короба из войлока стояли перед входом в юрту хозяина и его жен. Короба были полны вещей, многие из которых узнал китаец, как вещи, которые он преподносил в дар нойону. Одна из жен, что была старше других, бросилась защищать свое богатство, но нукера не пустили её даже близко к коробам. Нока приказал ей уйти в юрту, что она сделала неохотно, где продолжала рыдать и нарочито громко причитать.
Все, что опознал китаец, как подношения и уплату за торговлю нойону, погрузили на две повозки и повезли к юрте нойона. Доржи-нойон спал долго и только проснулся к тому времени, когда вся процессия остановилась у входа в его юрты. Он не подозревал, что творится в его улусе. Едва ли бы он дал согласие на то, что стали обыскивать Нока, которого он считал честным человеком, и его отец ценил его, но когда он увидел две повозки, груженные доверху дорогими вещами, которые принадлежали ему, то жадность возобладала над чувствами. Теперь он был готов разорвать этого грамотея на части и разорвать собственноручно. Доржи-нойон заорал, словно его резали.
- Я убью его, где он!
К нему подвели Нока, уже связанного. Нойон не сдержался и со всей силы врезал кулаком по лицу своего бывшего казначея. Но удар не был силен, поскольку Доржа-нойон не только не был богатырем, но и был ещё и слаб от природы, так что Нока устоял на ногах и даже не пошатнулся. Тогда Доржа выхватил плеть у стоящего рядом нукера и принялся наотмашь хлестать вора, правда и здесь его на долго не хватило. Истратив всю злость, и несколько успокоившись, он решил показать свою власть и вспомнить древний закон монголов Яссу.
- Удавить его! - приказал он. Поскольку Нока был не рядовым монголом, то его должны были казнить без пролития крови, по обычаю предков, но вмешалась Ану.
- Отдай ты мне его, - сказала она, сверля дырки в душе трусоватого нойона своими зелеными властными глазами. Доржи-нойон боялся своей жены и не мог отказать ей.
- Забирай, - не очень уверено сказал он, - но зачем тебе вор? Если человек предал один раз, то предаст и второй. Все его родичи должны ответить за это.
- Отбери все у Нока, но кровь лить в улусе не.., - Ану замялась, она хотела сказать не смей, но смягчила свою формулировку, - не лей. А мне нужен Нока, поскольку больше в улусе монголов, знающих китайскую грамоту, нет. Ты отдай мне его в рабы. Пусть он будет моим боголом.
- Хорошо, - неохотно согласился нойон, но он не мог ничего поделать с собой, а тем более отказать этой женщине. Она имела тайную власть над ним. Кроме того она вернула ему богатства, о которых он не подозревал. Вспомнив о богатстве, он добавил. - Пусть заберут все у Нока. Юрту его хорошую тоже. Рядом с моей поставьте.
Хадан и бывшие с ними нукера поскакали обратно, следом покатили повозки.
- Чего это маленькая ведьмачка пожалела этого Нока? Не понимаю. Я бы его удавил собственными руками. Ох бы, он у меня извивался и мучился, но ещё придет время. Я сниму шкуру с живого, и он будет молить всех богов и духов, чтоб послали за ним смерть! - сказал Хадан ехавшему рядом нукеру. - Эта зеленоглазая пожалеет ещё.
Он был недоволен решением нойона. Обычно он был осторожным, особенно в речах, но простодушный и доверчивый, как и все монголы, он на этот раз не сдержался. Тем более произошло то, что он хотел. Ему, вроде бы удалось устранить своего врага, но тот оставался живым. Старый вояка не особенно был силен в политики и, особенно, в политики весов и противовесов. Он рвался к власти и готов был идти к ней по головам. Маленькая женщина по имени Ану его не интересовала. Она была всего на всего женой нойона, хотя женщины в Монголии издревле были уважаемы и играли далеко не последнюю скрипку в делах управления и власти. Хадан даже не придал значения словам, что вылетели из его кипевшей и бурлившей души. Вот только нукер был рядом. Пусть и не к нему относилось всё сказанное, просто он оказался в ненужное для Хадана, а нужное для других время и подобном месте. Слова были сказаны. Нукер был должник Нока. Не просто должник, но и обязан тому не только своим положением, но и самой жизнью. Нукер не был ни мот, ни транжира и бабник. Он был хороший сын непутевого отца, у которого постоянно дох скот и шаталось и падало хозяйство, как старая арба. Нукер уже трижды брал в долг и поднимал хозяйства отца и его младшего брата, который был копией отца, но отдавать ему было нечем. Ему грозила смерть, но Нока зная его верность и преданность, погасил его долги и спас тем самым от смерти и позора. А долги чести, а так же честь в степи ещё не потеряли исконного смысла, хоть империя Чингисхана и пала, разбившись на осколки, но хоть как осколки зеркала, они порой сверкали прежней силой. Осколки были крепче целого зеркала, крепче прежней необъятной империи.