Аннотация: Невнятное время - где-то в прошлых столетиях. Что можно увидеть за фасадом старинного заброшенного особняка? В глазах его владелиц? Другой мир, но какой... /Рассказ пока не завершён./
"Крошки шоколадного печенья"
Розалин считала чёрные точки на толстом, запылённом стекле окна. Маленькие и вовсе неприметные, они непонятно откуда и когда появились здесь. Проведя по ним пальцем и соединив таким образом их в одну изогнутую линию, девушка вздохнула, обвила тонкой бледной рукой колени, бросила взгляд на улицу.
Окно, у которого сидела Розалин, выходило на залитую ярким дневным солнцем лужайку; трава под его лучами казалась совсем золотой.
- Это всё неправда, - сказала девушка сама себе. - Это только кажется золотом. На самом деле, солнце уничтожает траву, и к осени она выгорит вся.
По той же причине она сама не могла сейчас быть на этой манящей теплом и светом лужайке, а сидела в полутёмной прохладе дома: палящее солнце с лёгкостью уничтожило бы и её слишком бледную кожу тоже.
Чьи-то холодные пальцы коснулись её плеча. Розалин обернулась - на неё смотрело её полное зеркальное отражение, может, только без маленькой складочки меж нахмуренных бровок, но с сияющей улыбкой на худеньком личике, точно таком же, идентичном её собственному.
- Вайолетт...
- Рози, пойдём поиграем на рояле в четыре руки?
Розалин улыбнулась, складка меж бровей разгладилась, будто и не была вовсе.
- Да, давай, конечно!
Вскоре по дому уже звенели, разливаясь волнами, звуки музыки, однако, ни ноты не вырвалось наружу. На улице, на солнечной лужайке мерно и лениво стрекотали, жужжали насекомые, дом же казался огромной, безмолвной махиной. Лишь неровное сердечко, выведенное чьим-то пальчиком на оконном стекле, напоминало о том, что там ещё кто-то живёт...
* * *
Ближе к вечеру, около пяти часов, когда дневной жар уже немного спал, сёстры смогли наконец выйти из плена дома. Вайолетт, в обнимку с игрушечным медведем с печальными пуговичными глазами, села на стоявшие посреди двора круглые качели, Розалин, раскрутив их достаточно для долгого плавного вращения, вспрыгнула следом. Старая, проржавевшая от дождей конструкция скрипела на каждом круге, но всё же этот звук был отличен от звука скрипнувшей калитки.
По дорожке из потрескавшихся плиток к дому, осторожно ступая, шла девочка; в сером плаще, с растрёпанными короткими волосами и испуганными глазами, она сжимала в руках цветастую коробку из дешёвого картона. Сёстры не обратили никакого внимания на незванную гостью.
Подойдя совсем близко к качелям, девочка смущённо остановилась. Потопталась. Тихонько спросила:
- Извините, а вы не хотели бы купить печенье?
Скрип, скрип железного круга, неспешно плывущие силуэты девушек; взгляд девочки сбивается и упирается в землю.
- Зря ты это, - флегматично произнесла Вайолетт.
- Что - зря? - опешила девчушка.
- Пришла сюда, - договаривает за сестру Розалин, но шевеление её губ практически неприметно, и слова появляются будто неоткуда, непонятно кем сказанные.
- Я просто продаю печенье... Его пекла моя мама, и будет очень жаль, если вы его даже не попробуете! - чем дальше говорила девочка, тем больше в её голосе слышалось уверенных ноток; во взглядах близняшек, брошенных на неё, впервые мелькнул интерес.
Качели остановились, белоснежная рука протянулась к коробке, открыла её и взяла маленький кругляшок с шоколадными вкраплениями. Глядя, как сёстры делят его пополам, девочка изумлённо протянула:
- Вы можете взять ещё...
- Вот плата, - Розалин опустила в ладонь юной торговки пару медных монет. - Нам понравилось твоё печенье, ты можешь приходить ещё.
Девочка удивлённо посмотрела на деньги, что ей дали: этого с лихвой хватало на пять таких упаковок. Она осторожно поставила коробку на качели.
- До свидания...
И, не дождавшись ответа, ушла.
Тихие сумерки, неспешные шаги до дома, еле слышный шорох платьев.
- Неплохое печенье...
- А мне девочка больше понравилось...
* * *
- Офелия, ты? Почему так поздно? Иди скорей есть!
- Да, мам, уже иду...
Юная продавщица печенья только успела закрыть дверь, а ей в нос уже проник знакомый, родной запах: новых, свежеиспечённых бисквитов для следующей продажи и капустного супа, который обычно подавался на ужин в их доме. Вздохнув, девочка стянула с ног стоптанные башмачки и прошла на кухню. Услышав её шаги, мать обернулась: худощавая, молодая ещё женщина, но с вечно бледным и уставшим лицом, растрёпанными волосами - такой её и привыкла видеть Офелия. Однако, для дочери у неё всегда находилась в запасе улыбка, пара тёплых слов и лишнее печеньице на скромный десерт. Вот и сейчас - вытерла руки о цветастый передник, оставив на нём два мучных следа, и улыбнулась.
- Давай, иди мой руки, скоро ужинать будем. А печенье? Неужто всё продала?
- Да, мам, - девочка подошла к ней и протянула вырученные деньги. Мать удивлённо охнула.
- Кто же так много заплатил? - родительские пальцы ещё раз пересчитали монеты.
Офелия в первый раз замялась, опустив глаза.
- В особняке на окраине с Пустырём...
Женщина упёрла руки в бока, нахмурив брови.
- Я же говорила тебе не ходить туда!
- Но почему? Да, те близняшки немного странные, но они ничего мне не сделали и сказали, что печенье понравилось и чтобы я ещё приходила!
- Ну не знаю... Их дом, он вообще слишком странный... И их родителей я ни разу не видела, как и их самих... Но...
Но печенье продавалось всё хуже и хуже, работа в местной библиотеке почти не приносила доходов, и они с трудом сводили концы с концами. А тут такие деньги... Поэтому...
- Хорошо, можешь ходить к ним. Я сегодня ещё испекла, отнесёшь завтра после школы.
Мать отвернулась к окну, поджав губы - сердясь на себя за то, что бедственное положение семьи заставляет её отправлять дочь на потенциальную опасность.
В этот день Офелия ела суп очень долго, до тех пор, пока он практически не остыл: она почему-то всё время возвращалась мыслями к непонятным обитательницам особняка. К тому, как они общались с ней - приветливо для тех, кто одарён привилегией родиться аристократом. К тому, как они смотрели на неё - и это было пугающе неприятным - как дикий зверь на будущую добычу... А может - показалось?
Офелия навестила хозяек особняка на следующий день, и на день после того дня, и в конце концов её визиты стали постоянными. Они приносили деньги семье, а самой девочке - стали казаться уже не обязанностью, но чем-то, напоминающим удовольствие. Близняшки, оставаясь за незримым туманом тайны, уже не пугали, ведь даже будучи рядом с самым невероятным, привыкаешь к этому, а небольшая странность и вовсе перестаёт быть заметной.
Обычно их встречи происходили так: Офелия, прибегая домой после приходской школы, хватала новую коробочку с печеньем и стремглав бежала по знакомой пыльной дороге к особняку. Не задумываясь, распахивала калитку дома, где её прихода ждали. И Вайолетт, и Розалин к тому времени уже были во дворе, по обыкновению на качелях, и при виде гостьи их лица озарялись улыбками; Офелия тешила себя мылью, что, неприступные и холодные на первый взгляд, девушки на самом деле слишком долго пробыли в одиночестве, и потому эти улыбки были в радость ей. Она садилась напротив них в старое кресло-качалку (дерево, из которого оно было когда-то сделано, размокло, набухло и потрескалось в некоторых местах от осадков, ведь его, кажется, никогда не забирали с улицы), подбирала под себя ноги и рассказывала. Обычно про свою жизнь, про события в школе, про маму... Сёстры слушали, внимательно, иногда уточняя вроде бы всем понятные вещи, однако - ничего не говорили про себя. Офелия не требовала, и это видимо их успокаивало. Для себя девочка уяснила несколько вещей - к примеру, что они живут без родителей и не исповедуют католичество - но матери об этом говорить не спешила, чтобы не потерять новых знакомых из-за мнительности родительницы. И, тем не менее, уже давно обдумывала одну мысль... Слишком уж одинокими и оторванными от мира казались ей близняшки. И вот, как-то раз...
- А вы знаете, - однажды сказала она, когда очередная повесть о событиях дна подошла к концу, и представилась возможность поделиться идеей, которую она давно рассматривала со всех возможных сторон в темноте вечеров, - я ведь каждый день у вас бываю, а вы у меня никогда! Да, конечно, наш дом гораздо менее богат, но всё же... я надеюсь, это не так важно... Я вас с мамой познакомлю, она будет рада!
Офелия слукавила целых два раза: во-первых, бывала она у них только во дворе, а вот в дом они её никогда не приглашали и только выносили из него книги, которые давали ей почитать; книги были интересными, о давно прошедших временах, и правда иногда только грешили против Бога своим смыслом. А во-вторых, девочка никак не могла быть уверена в том, что мать примет визетёрш благодушно и могла лишь надеяться на природную её доброту.
Услышав предложение, Розалин, чуть сдвинув брови, серьёзно посмотрела на Вайолетт, и та ответила ей таким же непонятно-встревоженным взглядом. Всякий раз, когда так происходило, у Офелии возникало чувство, что они с этим зрительным контактом уходят в какой-то другой, только им доступный мир, а уж в их мысленном меж собой общении она была уверена как ни в чём другом, столь же нематериальном. В этот раз, усиленное необычайной тревогой, это производило ещё более внеземное впечатление. В итоге, видимо, что-то решив, они повернулись к девочке.
- Хорошо, мы сходим к тебе в гости.
У Офелии отлегло от сердца. Ведя их к своему скромному жилищу, она старалась выбрать наиболее короткий и, в то же время, приспособленный для ходьбы путь, ведь, явные дочери высоких господ, они вряд ли привыкли долго и много ходить по земле, да только кареты видно не было. Когда они добрались до домишки, где обитали Офелия со своей матерью, уже вечерело, и даже первые звёздочки пробивались сквозь густую пелену тёмно-фиолетового неба. Девочка провела сестёр через небольшой дворик и открыла тихо скрипнувшую дверь.
- Офелия, ты сегодня поздно! - раздался голос с кухни.
- Мама, всё в порядке! Я привела гостей, - радостно оповестила дочь и поспешила пройти к матери, приглашая жестом близняшек следовать за собой. - Вот, мам, познакомься!
Женщина обернулась, отчего-то нахмурилась, отвела рукой в муке с глаз мешающуюся прядь волос и недовольно спросила:
- С кем это?
Офелия огляделась, чтобы удостовериться, что и Розалин, и Вайолетт стоят рядом с ней и никуда не ушли.
- Как это с кем? Вот, это же те сёстры, о которых я тебе рассказывала!
Мать только вздохнула.
- А я-то надеялась, что ты уже вышла из возраста, когда дети придумывают себе невидимых друзей! Хочется верить, что печенье ты настоящим покупателям продавала... - и она отвернулась, устало покачав головой.
Офелия, опешив, вгляделась в лица сестёр, на которых теперь растянулись жутковатые усмешки, превращая их в то таинственное и неправильное, что девочка день за днём так старательно игнорировала.
- Ну что ж, это было ожидаемо - она нас не видит. Жаль. Ладно, Рози, пошли, нам пора... - и, обращаясь к Офелии, в чьих глазах так явно плескался праведный ужас и изумление: - Нам было очень приятно с тобой пообщаться! Мы будем скучать по шоколадному печенью...
Дверь даже не скрипнула, когда две хрупкие фигурки в белом покинули дом.
Офелия в ту ночь так и не уснула.
* * *
- Как ты думаешь, она больше не придёт?
- Не знаю, Рози, не знаю...
- Наверно, зря мы это затеяли... Глупо
- Ты заметила, у неё в глазах кроме страха маленькая, робкая горела искорка любопытства? Не запирай калитку... Всё ещё будет.
* * *
Привычные уроки, занудный голос пастора, потом домой, за печеньем - всё привычно, но уже и непривычно без визитов в особняк, от воспоминаний о котором бросало в дрожь... и только ли? Прошла неделя, началась другая, а Офелия всё чаще ловила себя на мысли, что будто бы она что-то не доделала. Недоузнала, недопоняла...
'Кто они? Кто они? Кто они?' - один и тот же вопрос, не останавливаясь, как назойливая муха кружил в голове, досаждая и требуя ответа, и, в конце концов, Офелия сдалась. Ругая себя за любопытство, девочка выбрала день, наиболее свободный для неё, и после школы свернула, как в прежние времена, на дорогу, уходящую к поместью. Там было всё так же: чуть погнутый забор, скрипучая калитка, кресло-качалка и железный круг качелей, неспешно вращающийся под дуновениями ветра... Всё так же, всё там же, но не было сестёр. Почему? Офелия подняла голову к небу и только раздосадовано охнула: конечно, солнце было ещё в самом зените, она пришла слишком рано! Так торопилась, так ушла в свои мысли, что забыла про печенье, а значит, придётся ещё заходить домой, чтобы потом отправиться к другим покупателям. И сестёр она дождаться не сможет...
Девочка, приложив руку ко лбу козырьком, всмотрелась в тёмные окна дома, надеясь заприметить там близняшек, уловить взглядом медный всполох их волос или хотя бы промелькнувший призрак белого платья. Но нет, всё было тихо. Только вот... Офелия опустила глаза ниже и присмотрелась: так и есть! На качелях, прижатый камнем, трепыхался на ветру желтоватый листок. Подбежав, она откинула булыжник и жадно схватила послание. Витиеватым почерком, сильно кренившимся вправо, там было выведено:
"Приходи в ночь с четверга на пятницу. Тебя будут ждать.
P.S. Возьми с собой печенье."
Без условий, без вопросов или предложений. Ей. Офелия не знала, почему, но этот листок, возможно, несущий с собой беду, стал ей самым важным на свете; близняшки ли, дух ли этого места, действовали на неё как наркотик.
Ей стоило большого труда дождаться назначенного срока, её тянуло к особняку как магнитом. Накануне, в день четверга, Офелия заранее припрятала у себя под кроватью лишнюю коробку печенья и принесла туфли из прихожей в свою комнатушку. И вот... долгожданная ночь. Сначала, будто насмехаясь, она неторопливо вступала в свои права, то и дело давая солнцу бросить последние лучи на засыпающую землю, но потом, став уже, наконец, полновесной владычицей, накинула на мир полог столь тёмный, что нельзя было различить ничего в двух шагах от себя. Лишь только припозднившаяся полная луна, выйдя на небосклон, мягко осветила, словно разредила чёрное марево ночи. Настала пора отправляться...