Аннотация: Первая часть нового романа "Бергер". Продолжение следует... Чем больше просмотров, тем скорее оно выйдет
13.01.2020 -
МАКС РОУД
Бергер
Часть 1.
Глава 1. Старик.
Март 1975 года, Австрия, госпиталь при Венском медицинском университете, палата 19, поздний вечер. В палате стоит почти полная тишина, разбавляемая лишь легким шелестом электрических часов, висевших на стене напротив окна, да еще изредка, где-то за дверью, в коридоре, что-то попискивало на пульте дежурной сестры. Основное освещение погашено, и только маленький ночной светильник разбавляет окружающую темноту, наполняя палату неясным, почти мистическим светом. В другой обстановке его приглушенный свет можно было бы назвать уютным, тем более что в палате было тихо, тепло, а воздух, недавно очищавшийся кварцевой лампой, был легок и свеж. В другой обстановке... А сейчас, на широкой кровати, застеленной ослепительно белым бельем, медленно умирал пожилой человек. Сознание не оставляло его, разум был незамутнен, но тело почти перестало повиноваться своему владельцу. Слабость, всеобщая слабость, буквально приковала его к больничной койке, как всегда и бывает при подобном диагнозе. Cancer шутить не любит, и шансов почти не оставляет.
Приходивший с утренним обходом врач лукавить и изворачиваться не стал - на вопрос старика о том, сколько ему осталось, он честно ответил, что в лучшем случае дня два или три. Три дня! Впрочем, услышав подобный ответ, старик не был ни удивлен, ни даже, как это ни странно звучит для обычного человека, не был особо раздосадован. Напротив, теперь, когда он всё знал, он даже успокоился, а успокоившись, начал думать. Вспоминать. При его диагнозе точный срок можно определить лишь в самом конце, когда становится ясно, что речь уже не идет о месяцах или неделях, а актуальными остаются только дни или даже часы.
О чем он вспоминал? Да как и все - о своей жизни, о любви и упущенных возможностях. Ничего нового, в его ситуации мысли у всех одинаковы. Любовь, секс, жены, мужья, любовники и любовницы, лучшие приятные моменты, трипы, молодость, любимые животные, дети, иногда работа. Да-да, старик даже нашел в себе силы удивиться - никаких воспоминаний о работе. Что-то было, но где-то далеко, словно не с ним, совершенно безразлично. А ведь именно работа определяла всю его жизнь, заставляла двигаться вперед, подниматься по карьерной лестнице, зажимать соперников, много кого ненавидеть. Где это всё? Ничего не осталось в памяти, которая, как известно, сама стирает ненужную или неприятную информацию.
Когда человек бодр, находится в социуме, активно задействован в нем, это одно. С пенсионерами та же история, только по-другому оформленная. Пенсионер еще находит в себе силы и желание барахтаться в океане окружающей жизни. Конечно, есть зависть к молодости других, недовольство своей долей, желание и требования к другим о помощи и повышенном внимании, многократно выросшие фобии, но все же и пенсионер живет больше настоящим, нежели прошлым. А вот предсмертные, околосмертные переживания - это совсем другое. Всё ненужное отметено, результат жизни ясен, от обид и лишений не осталось и следа, будущего уже нет, остается лишь прошлое - самые яркие его моменты.
На протяжении почти сорока лет Карл Бергер, а именно так звали старика, был судьей. Сначала в родном Зальцбурге, затем в Линце, а потом, на высшей точки карьеры, в самой Вене. И не простым судьей в каком-нибудь из двадцати трех городских районов, а заместителем председателя земельного суда города. Большая должность, большой человек, большие возможности, большая ответственность. А как следствие - множество завистников, лизоблюдов, недовольных и ненавистников. Да не простых, а лютых. Что поделать - такая работа. За все время своей деятельности Карл Бергер отправил за решетку сотни человек. Была бы возможность, он, как и всякий судья, мнящий себя последней инстанцией, посылал бы преступников и на смертную казнь, рука бы не дрогнула, но смертной казни в Австрии давно не было. Впрочем, большие тюремные сроки никто не отменял, и господин Бергер частенько не упускал возможность вкатить какому-нибудь очередному прохиндею срок на пару лет больше, чем тот, возможно, заслуживал.
Что касается личной жизни, то Карл Бергер был вполне счастливо женат. Женат уже почти пятьдесят лет на одной женщине, от которой имел двоих детей - сына Дитриха и дочь Хильду. Сыну сейчас было сорок пять лет, дочери всего тридцать один. Поздний ребенок, любимый. У Хильды были дети - Адам и Магда, внук и внучка. У Дитриха тоже был сын, но недавно он женился во второй раз, на молодой девушке, так что у него все еще было впереди.
Еще совсем недавно Клара, Хильда и Дитрих, в складчину подарили ему на семидесятилетний юбилей шикарную картину неизвестного голландского мастера 17 века. Картины - это его слабость. Как он был рад, получая из рук детей столь раритетный подарок, да и вообще жизнь буквально бурлила в этом еще крепком мужчине. Выйдя на пенсию по предельному возрасту для судей, Карл продолжал консультировать молодых коллег, они с женой отдохнули полтора месяца на Гавайях, вынашивали планы об открытии на паях небольшого отеля в Альпах, как вдруг в канун рождества он узнал свой страшный диагноз. В тот вечер выпитый бокал шампанского неожиданно буквально согнул его пополам дикой болью, а через сутки он уже знал, что ему осталось всего несколько месяцев. Поджелудочная железа, рак, четвертая стадия, метастазы в печень. Всё.
Восемьдесят три дня - это много или мало? Да-да, именно столько прошло с того злополучного рождества до того вечера, с которого началось это повествование. Вначале было потрясение, потом надежда, потом борьба с недугом. Если для ребенка три месяца это огромный срок, для взрослого человека уже меньше, но тоже немало, то для человека в ситуации Карла Бергера эти дни пролетели как одна неделя. Сначала он не желал ничему верить, затем, когда начал резко худеть, начал впадать в бессильную ярость, затем, когда подкралась слабость, успокоился. Просто не осталось сил на эмоции. Впрочем, однажды, еще продолжая жалеть себя, он швырнул в помойку библию и распятие, висевшее на стене. С малых лет он ежедневно читал эту старую библию, доставшуюся еще от бабушки, она, как ему казалось, наполняла его разумом и мудростью, но теперь все обращения к высшим силам оказались бесполезны. Он решил, что бог покинул его. Его, такого верного приспешника и апологета. Как можно?! За что? В общем, Карл обиделся и решил покончить с этим одним махом. А раз решено, то сразу сделано - так у него было всегда, и так он поступил на этот раз. Даже нашлись силы дойти до мусорного бака, пока жена возилась на кухне и ничего не заметила.
Через неделю после этого старика положили в клинику. Умирать. Да, ему делали уколы, позволяющие избавляться от боли, но организм уже отказывался работать. Не было сил, не было аппетита, не было желаний. При этом, несмотря на общее состояние, мозг еще работал довольно четко. В этом кроется великая тайна - когда все тело уже лишь простое сочленение плоти, кожи и костей, когда оно ничего не может и ни к чему не пригодно, разум продолжает работать. Продолжает, даже если человек уже не может говорить. Из этого следует только один вывод - сознание существует отдельно. Мозг лишь генерирует приходящий из эфира сигнал. В свои последние дни Карл Бергер, как человек весьма неглупый, четко осознал это. Но что толку? Что дает человеку оставшаяся возможность мыслить, если он уже десятый день ходит только под себя? Оставались лишь воспоминания о прошлом и жалость. Жалость к себе и об упущенных возможностях...
Эх! Да если бы заранее знать, как оно всё будет! Думая о том, что он мог бы сделать, старик даже нашел в себе силы иронически усмехнуться. Да он бы с самой юности не пропустил бы ни одной юбки. Действовал бы нагло, прямо и уверенно. В половине случаев он бы своего добился. Деньги? Надо было уходить с работы, когда ему предлагали должность в одной крупной машиностроительной компании. Тогда он отказался. А как же - принципы! Да шли бы они, эти принципы! Денег было бы в три раза больше, это уж точно, а учитывая перспективы, и подавно. Был бы миллионером. Нет, ему нравилось шагать по карьерной лестнице именно на судейском поприще. Нравилась власть над судьбами людей, он упивался ею, как и любой законник. Взятки не брал - какие в Австрии взятки? За пару десятков тысяч шиллингов можно лишиться всего. Репутации, семьи, да и тех же денег. Ну и свободы, конечно. Европа почти изжила коррупцию, тем и процветает. Мы не латиносы, не арабы, ни черные, ни прочая шушера, мы - цивилизация! Карл очень любил это слово. Частенько, вынося приговор, он повторял, что нельзя в цивилизованном обществе делать такие-то вещи.
Цивилизация - прежде всего! Цивилизация - это высокий уровень жизни - это развитие технологий, это уверенность в завтрашнем дне. Он был на ее стороне и жестко карал всех, кто вносил разлад в течение цивилизованной жизни его страны. Убийц, взяточников, коррупционеров, хулиганов и мошенников всех статей. Закон есть закон! Там, где его нет, там угнетение одних людей другими, там нет уважения к человеку, там коррупция, там узурпация власти одним кланом, там повальная бедность, серость, зависть и лень. Карл не променял деньги на убеждения и был тем вполне счастлив. Всю жизнь, кроме этих последних дней...
Глава 2. Михаэль.
На следующее утро, едва забрезжил рассвет, старик проснулся. Опять поднималась боль, и пора было вызывать медсестру для очередного укола, но он решил еще немного подождать. Ничего, в восемь утра она придет сама. Старик повернул голову к окну - как жаль, что он не может сейчас встать, отдернуть шторы, открыть окно и вдохнуть полной грудью свежий утренний воздух. Не мог послушать, как в городе уже шумят машины, как грохочет по рельсам трамвай на соседней улице, как шумит ветер в голых ветках деревьев, не мог почувствовать, как вокруг уже запахло весной. Жизнь, бурлящая за стенами госпиталя, была уже не для него. Его собственная жизнь становилась все меньше, все тоньше и вот-вот была готова исчезнуть навсегда.
По стариковской щеке, на которой уже успела отрасти щетина, скатилась одинокая слеза. Как жаль. Как жаль! Скоро его исхудавшее, почти невесомое, тело, положат в гроб, родственники и бывшие сослуживцы скажут последние слова, а затем топка крематория сотрет Карла Бергера из физического мира. Душа помчится наверх, ничем не сковываемая, а что будет потом, неизвестно. Да и будет ли? И есть ли она, эта душа? А если есть, то что дальше? Если нет, то понятно, а если...
Поток его мыслей, ринувшийся было в эту скользкую и неясную тему, которая обычно приводит в тупик, но не имеет конца, был прерван открывшийся дверью. В проеме появилась медсестра, за ней виднелся какой-то неизвестный мужчина.
- Доброе утро, герр Бергер, - медсестра подошла к кровати, в то время как мужчина остался за дверью. - Как ваше самочувствие?
- Благодарю, - ответил старик и даже удивился своему голосу. Оказывается, он еще мог говорить! - Самочувствие нормальное.
- К вам пришел ваш старый друг, вы можете поговорить с ним?
- Друг? - старик попытался рассмотреть человека, стоявшего в дверях, но не смог - от слабости и медикаментов взгляд уже отказывался фокусироваться.
- Это я, Карл, - мужчина сделал уверенный шаг навстречу. - Это я, Михаэль.
- Кто? - тихо переспросил старик. - Как вы сказали?
- Он очень плох, - шепнула медсестра, оборачиваясь к мужчине, уже подошедшему к кровати. - Врач говорит, что сегодня-завтра... Словом, всё.
- Да-да. - тот кивнул. - Потому я так спешил. Будьте добры, оставьте нас одних. Мне очень дорог этот человек, я посижу с ним немного, а потом я вас позову.
- Хорошо, только недолго.
- Да-да, конечно.
- Для вызова нажмите вот эту кнопку. Только без меня из палаты не выходите, пожалуйста.
- Хорошо, будьте спокойны. Даже если у нас не получится разговора, я просто посмотрю в последний раз на моего старого товарища.
Поправив у старика подушку, девушка вышла из палаты. Карл лежал молча - слова отнимали последние силы, а кто этот человек, назвавшийся его другом, ему было совсем неинтересно. Какая разница? Мало ли с кем он встречался в жизни. Теперь ничто не имеет значения.
Между тем незнакомец неторопливо взял стул, стоявший у окна, поставил его рядом с кроватью умирающего и сел, резко закинув ногу на ногу.
- Тяжело? - спросил он после некоторого молчания.
- Что? - шепотом спросил старик.
- Плохое у вас положение. Правда, бывает и хуже, но редко. Часики тик-так, тик так, но скоро остановятся.
- Кто вы? Что вы хотите? - Карл с усилием повернул голову, но снова не смог рассмотреть посетителя.
- Да, так у нас разговора не получится! - мужчина покачал головой. - Я пришел действительно вовремя. А давайте-ка вот так! - он вынул из кармана пиджака небольшой рулон пластыря, оторвал кусочек и быстрым движением приклеил к руке старика. - Подождем минутку!
Старик толком не понимал происходящего, он даже не почувствовал, как на его руке оказался посторонний предмет, но вскоре резкое жжение заставило его содрогнуться. Казалось, что к нему приложили раскаленный металл и вскоре вот-вот должно запахнуть поджаренной плотью. Старик уже готовился закричать (на один вопль силы бы еще нашлись), как вдруг жжение прекратилось так же резко, как и возникло. Тело его свела жестокая судорога, а вместе с ней разлилось неожиданное ощущение тепла и спокойствия. Глаза его прояснились, ушла тяжесть в голове и если бы не прежняя слабость, то он мог бы поклясться, что не чувствовал себя так уже несколько месяцев. Он вообще уже успел забыть, что это такое - чувствовать себя хорошо.
- Меня зовут Михаэль, - незнакомец заговорил так спокойно, словно продолжал ненадолго прерванный задушевный разговор. Видимо, действие пластыря было ему хорошо знакомо, и он был в нем уверен. - Вас зовут Карл Бергер. Пока этого достаточно. Обо мне ничего не расспрашивать, разговор пойдет о вас.
- Кто вы? Я вас не знаю... кажется.
Теперь старик мог рассмотреть посетителя. Лет сорока пяти, среднего роста, круглое широкое лицо, узкий нос, волосы с проседью, внимательные глаза, уверенный взгляд. Одет он был в великолепный темно-серый костюм, рубашка сияла белизной, а ботинки, носок одного из которых даже касался простыни, поражали начищенным зеркальным блеском.
- Я ваш друг, - незнакомец, представившийся посмотрел на часы. У нас есть полчаса. После этого действие моего лекарства закончится. Второй раз повторить такой фокус нельзя, сразу предупреждаю. Это убьет и гораздо более сильного человека. Итак, время пошло!
- Что вы хотите? - Карл уже настолько пришел в себя, что мысли могли сфокусироваться.
- Я? - мужчина улыбнулся. - Сам я много чего хочу. Но разговор о вас. Вот вы, Карл, вы хотите жить?
- Да, - старик горько усмехнулся. - А вы что, хотите меня лечить?
Незнакомец внимательно посмотрел ему в глаза:
- Завтра вы сможете уйти отсюда на собственных ногах.
- Вы серьезно? А знаете мой диагноз?
- Я серьезно.
- Допустим, - Карл немного нахмурился, не в силах понять происходящее. - Вы хотите провести на мне какой-то опыт, зная, что мне нечего терять?
- А если даже так? - его собеседник широко улыбнулся. - Вам ведь действительно нечего терять.
- Вы врач?
- Нет.
- Послушайте, а как вы сюда прошли? Раннее утро - госпиталь закрыт.
Незнакомец пожал плечами.
- Я дал денег медсестрам. Они не так много получают. Я сказал им, что я ваш ученик, раньше мы работали вместе, я многим вам обязан и не могу позволить себе не проститься с моим учителем. В Вене я проездом, через два часа у меня самолет.
- Так просто?
- А что вас удивляет? Деньги решают всё.
Карл бросил на собеседника острый взгляд, который раньше знали очень многие.
- Разве?
- Важна только сумма. Но давайте к делу, Карл. Часики тикают. Двадцать шесть минут.
- Вы хотите узнать, согласен ли я? Вы, Михаль, пришли вовремя.
- Еще бы! - тот усмехнулся. - Но я должен поставить вас в известность, Карл, что начиная с момента вашего выздоровления вы перестаете принадлежать самому себе.
- Что это значит, поясните?
- На протяжении некоторого времени вы будете выполнять, поступающие вам от определенных лиц, указания.
- Ха-ха! Что за чушь? Я старик, я уже давно ни на что не гожусь.
- И от стариков бывает польза.
- Допустим. Но я все равно ничего не понимаю. Юридической практикой я уже не занимаюсь, ничем посодействовать не смогу. А так? Что бы я мог такого делать, чтобы расплачиваться по обязательствам? Моя жизнь важна только мне... или я чего-то не знаю.
- Не только вам, - Михаэль хитро подмигнул. - Вы способны на очень многое, иначе меня тут не было бы.
- И вы уверены в том, что ваше лечение поможет?
- Нет сомнений.
- Конечно, в любой другой момент я бы не поверил, но..., - старик сделал попытку лечь повыше на подушку и ему это удалось. - Я забыл, когда я чувствовал себя так хорошо.
- Двадцать две минуты! - Михаэль предостерегающе поднял вверх указательный палец.
- Хорошо, я согласен стать вашим подопытным кроликом, - решительно сказал Карл. - Что нужно для этого.
- Ваше согласие.
- Оно уже почти есть.
- Не торопитесь. Сначала я должен объявить условия.
Карл с готовностью кивнул:
- Я слушаю!
- Так вот, то, что вы перестаете принадлежать самому себе - это первое, - мужчина загнул один палец. - Вы выполняете все, что вам прикажут, без раздумий и вопросов - это второе. За попытку уклониться вас ждет жуткая смерть, но перед этим также будет уничтожено всё, что вам дорого. На ваших глазах. Это третье.
- Я понимаю, что жизнь стоит дорого, - старик задумчиво посмотрел на собеседника. - Но ведь есть же еще мораль, обязательства перед людьми, какая-то ответственность. Какого характера будут эти просьбы?
- Любого, мой друг. Но можете быть уверены, что все, что будет требоваться, будет вам по силам. По физическим силам. В моральном плане могут быть сложности, но вам будет что терять.
- Бред какой-то! - старик вздохнул. - Я все равно ничего не понимаю, что и зачем, Какой от меня прок? Я стар и слаб.
- Это поправимо, - Михаэль лукаво подмигнул. - Также вы будете получать деньги за услуги и на расходы, причем немало. Бедные в этом деле не нужны. Бедный человек злой, бедный не хочет работать над собой и развиваться.
В ответ Карл даже рассмеялся:
- Ну что вы несёте? Старость поправима? Вы думаете, что надо мной можно издеваться, раз я в таком положении? Или можно сыграть на безнадежном положении умирающего. Это что, какое-то шоу? В чем подвох? А вы, Михаэль, случайно, не идиот? Может быть, вы свихнувшийся профессор? Вы дали мне какой-то наркотик, заставивший ненадолго забыть о болезни, и играете в какую-то игру? Может быть, вас это возбуждает? Я видел много извращенцев и знаю, о чем говорю.
- Восемнадцать минут, - человек, назвавшийся Михаэлем, оставался невозмутим. - То, что вы говорите, Карл, мне вполне понятно. Мало того, я слышал подобные речи десятки раз. Но сейчас для вас важно одно - вы соглашаетесь или нет.
- А для вас это важно, Михаэль?
- Для меня? - тот пожал плечами. - С одной стороны, мне все равно, но если вы согласитесь, то это будет означать, что я справился со своей задачей. А это неплохо. Это бонус в мой актив. Но если откажетесь, то для меня ничего не изменится. Скорее, даже наоборот. Это будет означать, что к делу не привлечен лишний человек. Согласие должно быть однозначным, без колебаний и задних мыслей.
- И сколько будет длиться мое подчиненное положение? Я стар, еще раз повторяю. Для выполнения поручений можно ведь найти кого-то помоложе.
- Это не нам решать, Карл, - Михаэль только развел руками. - Вы понимаете, что я лишь посредник? Но насчет "помоложе", я вам отвечу. В делах, которые вам предстоят, нужен жизненный опыт. Причем, весьма немалый. У вас он есть в достаточной мере - вы прошли через многое. Даже у пятидесятилетних этого еще нет.
- От лица кого вы говорите, Михаэль?
- Об этом потом. Я же сказал, что никаких вопросов. Четырнадцать минут.
- Так сколько лет, Михаэль?
- Вы сильно удивитесь, - тот лукаво улыбнулся. - В тот-то все и дело, что долго. Быстро не отделаетесь. А потом, глядишь, вам и самому понравится. Вы же всегда служили закону. Что, много удалось сделать за время службы? Вы были свободны?
- Так сколько? Говорите уже!
- Пятьдесят лет.
Старику показалось, что он ослышался. Он мог предполагать все, что угодно, но только не подобный ответ. Мысли, сотни, тысячи мыслей, вихрем закружились у него в голове, перегоняя друг друга, наползая одна на другую, запутываясь, в конечном итоге, в невероятный клубок. Пятьдесят лет! Он думал, что речь идет о годе, ну, может быть, трех...
- Пять - десять? - тихо переспросил он, всё еще думая, что ослышался.
- Нет, пятьдесят, Карл! Полсотни лет и десять минут.
- Это невозможно!
- А вылечить вашу болезнь возможно? Вы мыслите слишком узкими категориями.
- Я проживу еще пятьдесят лет?
Михаэль утвердительно кивнул:
- И даже больше. Если, конечно, не наделаете ошибок.
- Мне терять нечего, но если принять то, что вы говорите, то максимум лет через десять я буду в любом случае стар и немощен. Какой от этого вам толк?
В ответ мужчина вновь подмигнул:
- Как и все, с кем мне приходилось общаться в подобных ситуациях, вы недооцениваете могущество тех, кто через меня делает вам это предложение. Да, старики никому не нужны, но их жизненный опыт, основанный на богатом жизненном пути, очень важен. Вам предстоит жить дальше, не старея, Карл. Больше того, с каждым годом вы будете становиться моложе и моложе, и так на протяжении следующей половины столетия. По истечении этого срока вы освобождаетесь от своих обязательств и дальше живете обычной жизнью, вновь начиная набирать возраст, как и все.
- Я вновь буду молодым? - тихо спросил старик, чувствуя, что у него начинает кружиться голова. Теперь он чувствовал, что все прежние ощущения возвращаются вновь и понял, что боится и не желает этого.
- Да, - Михаэль только пожал плечами.- Почему бы и нет? Ну что, вы согласны? Если да, то с этого момента вы приняты на службу и пути назад нет. Если нет, то я немедленно прощаюсь. Действие препарата заканчивается.
- Конечно же - ДА! - старик даже закашлялся, уже через силу выдавливая из себя слова. Но еще вопрос... я знаю, мы успеем.
- Слушаю вас.
- Скажите, а кто-нибудь отказывался от вашего предложения?
Михаэль усмехнулся:
- Обычно я умею уговаривать. Впрочем, врать не буду - было два таких случая. Ну а теперь всё, Карл. Времени осталась минута. Слушайте внимательно! Сейчас я вам сделаю укол, и вы на время уснете. Затем вы проснетесь в прежнем состоянии, но уже к вечеру начнется улучшение. На следующий день вы почувствуете значительное облегчение, после чего через пару дней возвращайтесь домой. Приходите в себя, а потом мы с вами свяжемся для дальнейших инструкций. Все поняли?
Михаэль встал, вынул из кармана продолговатую металлическую коробочку, достал оттуда шприц, наполненный ярко-оранжевой жидкостью, откинул в сторону одеяло, накрывавшее старика и, не раздумывая, сделал ему укол прямо в живот. Затем он еще немного постоял, наблюдая, как старик медленно закатывает глаза, с некоторым скепсисом осмотрел худое желтое тело, а затем, вновь набросив на старика одеяло, направился к двери.
Подозвав к себе медсестру, находившуюся неподалеку, он сунул ей в руку еще пятьсот шиллингов и поблагодарив за понимание, направился к выходу. На улице он сел в припаркованный неподалеку красный Форд Таунус, и не спеша поехал в сторону набережной Хандельскай.
Глава 3. Родственники.
Когда к Карлу с утренним обходом пришел врач, он спал. Врач измерил больному давление, внимательно осмотрел глазницы и, поморщившись от запаха, исходившего от старика, обернулся к медсестре, наготове стоявшей немного позади:
- Мария, вызывайте его родственников. Скоро начнется агония, пусть они попрощаются. Думаю, время до вечера у них есть, а дальше... Вероятно, следующего заката ему уже не увидеть. Покажите-ка мне журнал.
Взяв книгу записей, он отметил в ней время осмотра и результат, а затем поставил отрывистую подпись.
- От пациента дурно пахнет, Мария. Джулия ничего не говорила вам, передавая дежурство?
- Да, герр Раухе. Она сказала, что с вечера дважды меняла ему подкладки.
- Понятно. Я же говорю, что речь видимо уже идет о часах... Ладно, приступайте к своим обязанностям. Если я понадоблюсь, то ищите меня на третьем этаже. Там еще двое тяжелых.
- Хорошо, герр Раухе.
Врач ушел. Медсестра, стараясь не вдыхать воздух носом, ловко поменяла под стариком пеленку, поморщилась, протирая ему промежность толстым куском марли, смоченным в спиртовом растворе, поправила подушку и тоже ушла.
Около двух часов дня старик проснулся. Состояние было ужасным, но несмотря на это он отчетливо осознавал происходящее. Все тело горело, словно подогреваемое изнутри разгорающимся пламенем, перед глазами стояла пелена. Он попробовал поднять руку, но не смог. В эту минуту, делая еще одно усилие, старик вдруг вспомнил о своем посетителе. Когда это было? Сколько сейчас времени? А было ли это вообще?
Подумав о том, что все произошедшее вполне могло оказаться бредом, Карл почувствовал, как смертная тоска наполнила все его естество. А ведь какая была надежда! Но нет, все это произошло, конечно, во сне. Или в бреду... Еще бы, разве подобное могло случиться наяву? Кому он нужен - полуживой немощный старик? Ну что же делать, ладно... придется умирать...
Почти каждый, находящийся при смерти, но не потерявший при этом рассудка, остро чувствует приход последних часов жизни. Организм не обманешь. Осознание скорой смерти идет откуда-то извне, оно четкое и ясное. Сил бороться уже нет, остается только ждать, зачастую желая, чтобы конец наступил как можно скорее. Надежды нет.
Старик почувствовал, как у него вдруг задергался левый глаз. Слеза? Опять?! Откуда она? Он же не боится. Сама, она появилась сама! Это не он! Он не будет плакать. Пусть по нему плачут другие. А впрочем... они, наверное, тоже не будут. А смерть... ну а что смерть? Это ведь все равно, что заснуть. Правда, осознавая, что уже не проснешься. Страшна не смерть, а чувство обреченности. Сложно согласиться с тем, что ты не увидишь больше следующего дня, не увидишь близких людей, да и вообще Никогда более не будет того, к чему привык.
В этот момент дверь в палату приоткрылась и вновь появилась медсестра. Она подошла к кровати, пощупала лоб больного и уже собиралась поставить ему градусник, как он открыл глаза.
- Кто вы?
- Ой! - девушка от неожиданности отпрянула, приложив руку к сердцу. - Испугали вы меня... извините. Как вы себя чувствуете, герр Бергер? Вы меня не помните? Меня зовут Мария, мы позавчера с вами общались. Я медсестра.
- Мария? А, да. Я вас помню. Извините, я плохо вижу.
- Да уж какие тут извинения, герр Бергер. Сегодня к вам придет жена и сын. Они хотят повидаться с вами.
- Когда?
- Сказали, что около шести вечера.
- Хорошо. Знаете, Мария, мне сейчас даже странно, что у меня есть жена, дети... мне кажется, что я один. Впрочем, скоро я действительно стану один. Мария, вы сделаете мне укол?
- Да, конечно. Вы не хотите есть? (Глупый вопрос к умирающему, но девушка задала его машинально). Так, чтобы просто не молчать.
- Нет. Сделайте укол... пожалуйста.
Сделав инъекцию, медсестра поправила у старика подушки, дала ему немного попить воды из специальной трубки и удалилась. Боль, навязчивая и монотонная, вскоре улеглась и старик вновь заснул.
Проснулся он, когда на улице начало темнеть. Сколько сейчас времени? Карл с трудом разлепил горячие глаза и попытался сфокусироваться на противоположной стене, где висели часы. Четыре или пять? Вечер или утро? Стрелки раздваивались, но он сумел сделать усилие... Пять. И пять минут шестого. Да, вероятно, это вечер. К нему же собиралась прийти жена с сыном. Раз их не было, значит точно вечер. А если утро? Нет, он бы не дожил до утра. Старик мысленно даже улыбнулся. Как интересно думать так про самого себя! Не про кого-то абстрактного еще, а именно про себя.
Полежав еще какое-то время не двигаясь, старик почувствовал, что сильно хочет по-маленькому. Немного напрягшись, он ощутил, как в промежности стало горячо и сыро. Ну что же, дело сделано. Теперь надо ждать жену. Эх, еще бы пришла медсестра и поменяла под ним эти мокрые пеленки! Надо бы позвать ее, но как? У него уже давно не было сил, чтобы дотянуться до кнопки вызова. Но и лежать так ему было совсем неудобно.
Озабоченный столь деликатной проблемой, старик даже не осознавал, что еще совсем недавно ему было уже не до таких мелочей. Он уже ни на что не обращал внимания, а теперь... Нет, определенно что-то надо было сделать! Придет жена, сын, а он лежит весь обделанный. Решив, во что бы то ни стало, решить этот вопрос, Карл весь напрягся и медленно, скрипя всеми членами, перевернулся набок. Вот она кнопка! Совсем рядом. Надо сделать еще одно усилие!
Увидев загоревшуюся на пульте маленькую красную лампочку, медсестра поморщилась. Вероятно, пациент уже корчился в агонии и задел кнопку рукой. Как она не любила эти моменты! Потом на целые сутки обеспечено плохое настроение. Хайнц, ее парень, не понимая происходящего в душе своей подруги, даже обижался, когда она отказывала ему в близости в такие дни, но Мария не могла ничего с собой поделать. Смерть человека, происходящая на ее глазах, производила слишком сильное впечатление.
Сделав над собой усилие, Мария пошла по коридору. Подойдя к палате, она прислушалась. Тишина. Толкнув дверь, заглянула внутрь.
- Сестра! - голос старика был неожиданно громок. - Спасибо, что вы пришли!
- Как вы, герр Бергер? - Мария с облегчением шумно выдохнула. - Что случилось?
- Пожалуйста, не могли бы вы поменять мне простыни?
- Да, конечно... хорошо. Правда, я только недавно меняла...
- Простите, - в голосе старика послышались нотки извинения, - я не смог удержаться. Как ни странно, я даже уже привык к этому, но ведь ко мне должны прийти родственники.
Медсестра подошла к кровати и потрогала лоб больного:
- А как вы себя чувствуете?
- Плохо, дорогая, плохо, но не настолько, чтобы я совсем ничего не соображал.
Процедура не заняла много времени. Мария заправила новые простыни, спросила, не нужно ли что-нибудь еще и, получив отрицательный ответ, покинула палату. Впрочем, едва она подошла к пульту, как на нем раздался телефонный звонок и из приемного отделения сообщили, что к Карлу пришли жена и сын. Пришлось вновь возвращаться, но теперь, когда она увидела, что до агонии еще дело не дошло, ей было гораздо легче.
Через несколько минут в коридоре появились пожилая женщина и мужчина средних лет в сопровождении доктора Раухе.
- Как он? - остановившись перед дверью, женщина вопросительно посмотрела на врача и медсестру. - Мой муж может говорить? Он меня узнает?
- Я совсем недавно была у него, - ответила Мария, переглянувшись с доктором. - Герр Бергер очень плох, но со мной он разговаривал вполне нормально.
- Пожалуйста, проходите, - доктор Раухе сам открыл дверь и посторонился, пропуская посетителей.
На улице к этому времени уже стемнело, и в палате царил полумрак. Медсестра включила освещение, и они подошли к кровати. Услышав движение, старик медленно повернул голову и открыл глаза, жмурясь от электрического света.
Доктор наклонился к уху фрау Бергер:
- Подойдите ближе. Он плохо слышит.
- Как ты, дорогой? - ее тихий мягкий голос, наполненный искренним состраданием, казалось, благотворно подействовал на больного, потому что тот даже нашел в себе силы изобразить на изможденном лице подобие улыбки.
- Привет Клара. Как хорошо, что ты пришла. А где Дитрих?
- Я здесь, папа, - сын, державшийся чуть поодаль, вышел вперед. - Как ты?
- Бывало и лучше.
- А мы, вот, пришли....
- Молодцы. Как у вас дела?
- Нормально, - ответила жена. - Груди очень грустит без тебя.
- Да? Я тоже по ней скучаю, - при мысли о любимой собаке Карл еле сдержался, чтобы не пустить слезу. С возрастом, да еще на фоне душевных или физических переживаний, человек становится сентиментальнее.
- Нам сказали, - фрау Бергер бросила на врача быстрый взгляд, - нам сказали, что... Карл, мне очень тяжело, но...
- Что? Что со мной пора прощаться? Да не надо юлить, Клара, всем все понятно. Давай будем честными... я умираю.
- Мам, ну не надо, - сын положил руку на плечо матери, которая приложила к глазам платок. - Папа сильный, он же всегда таким был.
- Правильно, сынок, - Карл даже попытался ободряюще подмигнуть. - Не надо противиться неизбежному. В любом случае, я уйду, осознавая, что хорошо прожил свою жизнь, вырастил хороших детей, что у меня была самая лучшая жена на свете.
- Мария, подойдите ко мне, - доктор Раухе, наблюдавший всю эту картину с видимым удивлением, сделал шаг назад. - Скажите, - он наклонился к самому уху подошедшей медсестры, - когда вы давали больному лекарство?
- В четырнадцать тридцать, как положено.
- И как он себя чувствовал?
- Очень плохо. Но сейчас, мне кажется, ему полегче.
- Вам кажется, Мария? Нет, ему действительно легче и, признаюсь, на моей практике такое в первый раз. Больной в терминальной стадии уже не испытывает улучшения. Но здесь... удивительный случай.
Между тем, жена и сын Карла подошли вплотную к кровати, Клара взяла мужа за руку и они продолжали вести тихий разговор. Карл спрашивал о домашних новостях, о дочери, которая жила в Италии, но сейчас приехала к родителям, и вообще, проявлял весьма живой интерес ко всему, что было несвойственно умирающим.
- Мы принесли тебе вот эту фотографию, - Клара достала из сумочки их общий семейный портрет. - Я поставлю его здесь, на тумбочку. Будешь смотреть, и, может быть, тебе будет от этого облегчение.
- Спасибо, дорогая. Поставь на тумбочку. А знаешь, я почувствовал облегчение, стоило вам только войти. Я очень скучаю.
- Ну и замечательно, дорогой! - фрау Бергер снова выразительно посмотрела на доктора. - Ты действительно выглядишь гораздо бодрее.
- Здесь очень хороший персонал и грамотные врачи. Доктор Раухе, а вы верите в чудеса?
Тот пожал плечами:
- В общем-то я материалист, герр Бергер, но еще в чудеса верю, хотя ни разу с ними не встречался. Без этой веры жить гораздо сложнее.
- А я вот не верю, несмотря на то, что они, кажется, все же существуют.
- Что ты имеешь в виду, дорогой? - спросила Клара.
- Я не могу тебе сказать. И вам, доктор, тоже. Не сочтите мои слова за бред, но я сам не могу понять, что хочу сказать. Если происходит чудо, то это просто волшебство, а если я обманываюсь, то не хотелось бы быстро разочароваться.
Слушая его, Мария шепнула доктору Раухе:
- Что он несет? Это же и есть настоящий бред!
- Пап, может быть, ты хочешь что-нибудь у нас попросить? Хочешь, завтра принесем тебе штрудель? - спросил Дитрих. - Ты хочешь лечь повыше? Давай, я поправлю подушку.
- Спасибо, сынок. А наклонись-ка ко мне... ближе, ближе. Вот так!
Никто не слышал, что Карл сказал сыну, приблизив губы к самому его уху, но изумление, отразившееся на лице Дитриха, было видно невооруженным взглядом.
- Ты уверен, пап? - переспросил он.
- Пусть это будет между нами.
- Ну хорошо, как скажешь, - Дитрих только развел руками. - Попробую.
- Что у вас за секреты такие? - спросила Клара, недоуменно переводя взгляд с одного на другого.
- Это наше, мужское, - ответил старик, лукаво прикрыв один глаз. - Я же еще не умер, а значит, имею право на свои маленькие тайны.
- Ну зачем ты так говоришь!
- Потому что так и есть. Доктор, - Карл посмотрел на Раухе, который с немалым удивлением наблюдал за своим пациентом, явно не напоминающим того несчастного, которого он видел еще утром, - скажите, доктор, как вы считаете, у меня ведь еще есть время?
Тот пожал плечами:
- По-видимому, вы преодолели определенный пик, но когда начнется рецессия, я вам сказать не могу.
- А она начнется?
- Врать не буду, мы же с вами со всеми так договаривались. Скорее всего, да, и довольно скоро.
- Ну, все что есть, все равно мое, - старик вытянулся на кровати. - Да и не боюсь я ничего. Вы тоже за меня не бойтесь. Клара... отойди немного от окна, я плохо тебя вижу... знай, что я тебя люблю и всегда буду рядом, на этом и на том свете.
- Милый...
- Не надо, - Карл покачал головой, видя, как на глаза жены навернулись слезы. - Все, что с нами происходит, это и есть жизнь. И даже смерть является ее частью. А плакать будешь потом, не сейчас. Еще рано. Лучше испеки мне штрудель из красных яблок и принеси его завтра. Хорошо? Ну такой, как мы любим, с корицей.
Она коротко кивнула и улыбнулась, сглатывая слезу:
- Конечно, милый. Я приду завтра к десяти, как только откроют посещение.
- Отлично. А ты, - Карл перевел взгляд на сына, - не забудь, о чем мы договорились.
- Хорошо, папа.
Бергер подмигнул сыну и со вздохом прикрыл глаза.
- В общем, приходите завтра, а сейчас я что-то устал, извините. Я хочу спать.
- Конечно, конечно! - родственники переглянулись, посмотрели на врача, который лишь пожал плечами, попрощались с больным и вышли из палаты.
- Что с ним происходит, доктор? - спросила Клара, когда они вышли в коридор. - Завтра нам стоит приходить с утра, или... или уже все равно?
- Я не могу вам обещать ничего определенного. У таких больных на этой стадии крайне редко бывают моменты улучшения самочувствия, но все же подобные случаи известны. К сожалению, это не может продолжаться долго и к завтрашнему дню, боюсь, наступит конец. Впрочем, конечно, приходите. Если больной будет в сознании, ему будет приятен ваш визит, а вы лишний раз увидите дорогого человека.
Клара улыбнулась сквозь вновь проступившие слезы;
- И мне действительно стоит испечь пирог?
- Почему бы и нет?
Глава 4. Следующий день.
На другое утро, около шести, Карл проснулся. В палате еще было темно, но он знал, что это именно утро, а не вечер. События минувшего дня перемешались в голове, реальность его вызывала сомнения. Может быть, это был только сон? Впрочем, не это сейчас тревожило больного. Он очень сильно хотел в туалет. В последние дни он ходил под себя, но сейчас что-то не давало ему поступить так же. Что именно? Да он и не собирался с этим разбираться.
Подняв голову с подушки, он отбросил одеяло в сторону, а затем сел на кровати, свесив ноги вниз. Голова немного кружилась, но все же не настолько, чтобы старик не смог встать и неверной походкой дойти до туалета. Сделав дела, он подошел к зеркалу, висевшему над раковиной, и посмотрел на себя. Впервые за неделю или больше. Смотревшее на него оттуда изможденное желтое лицо настолько не походило на его собственное, что Карл несколько раз провел рукой вниз ото лба, чтобы удостовериться в увиденном. Да, жалкое зрелище. Именно с таким лицом и умирают, когда кожа теряет блеск , западают глаза, а нос удлиняется.
Посмотрев на себя еще пару секунд, Карл открыл воду и осторожно умылся, словно забыл как это делается или боялся, что вода смоет последние черты живого человека. Вытерся полотенцем и поморщился - лицо небритое. Где же взять бритву? Надо дождаться медсестру. Ничего, можно подождать. Кажется, время еще есть.
Выйдя из санузла, Бергер собирался было снова лечь в койку, но вместо этого подошел к окну, отдернул в сторону штору и невольно застыл, привлеченный открывшимся видом. Нет, ничего особенного за окном не происходило, но там была жизнь, которой он уже давно не интересовался, которая происходила для других. Застывшие голые деревья, пустая больничная территория, огни в соседнем корпусе и редкий свет от проезжающих где-то за забором автомобилей. Ничего интересного, но не для человека, который совсем недавно уже попрощался с этим светом и одной ногой стоял в могиле.
Не менее десяти минут старик стоял у окна, словно впитывая открывшуюся жизнь, и только немного устав, сел на кровать. Да, ему было о чем подумать. Вспоминая слова незнакомца, назвавшегося Михаэлем, и анализируя прогресс своего состояния, нельзя было отрицать, что действительно произошли перемены. Бергер несколько раз ощупал все тело - ничего нигде не болит. Он чувствовал себя лучше, чем даже за год до выявления болезни. Хочется есть - такого тоже давно не бывало. Голова светлая, мысли четкие, хотя и сумбурные. Он понимал, что за все придется платить, но думать об этом не хотелось, тем более платить было за что. Если все правда, то он вернется к полноценной жизни и увидит еще столько, сколько и надеяться никогда не мог. Такие перспективы, что захватывает дух.
Через полчаса в палату зашла медсестра. Хельга. Увидев, что старик сидит на стуле около приоткрытого окна, она на некоторое время замерла, буквально не веря своим глазам - еще два дня назад, в прошлую ее смену, он не мог голову поднять от подушки, да и диагноз больного был ей хорошо известен.
- Доброе утро, - видя, что женщина молчит, Бергер начал первым. - Сегодня замечательное утро.... как вас зовут?
- Хельга, - ответила та.
- Хельга? Извините, но я так плохо себя чувствовал прошлые дни, что ваше имя где-то потерялось. А я вот уже встал... когда у вас завтрак?